Версальский утопленник [Жан-Франсуа Паро] (fb2) читать постранично

Жан-Франсуа Паро «Версальский утопленник»

Посвящается Жаклин Корве

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Николя Ле Флок — комиссар полиции Шатле

Луи де Ранрей — его сын, паж большой конюшни

Эме де Ноблекур — прокурор в отставке

Марион — его кухарка

Пуатвен — его лакей

Катрина Госс — кухарка

Пьер Бурдо — инспектор полиции

Папаша Мари — привратник в Шатле

Сортирнос — осведомитель

Рабуин — осведомитель

Гийом Семакгюс — корабельный хирург

Ава — его домоправительница

Шарль Анри Сансон — парижский палач

Полетта — содержательница борделя

Граф Прованский — брат короля

Герцог Шартрский — кузен короля

Ламор — его лакей

Сартин — Государственный секретарь, министр морского флота

Ленуар — начальник полиции Парижа

Д’Арране — адмирал

Эме д’Арране — его дочь

Триборт — его дворецкий

Лаборд — генеральный откупщик, бывший первый служитель королевской опочивальни

Тьерри де Виль д’Аврэ — его преемник на посту первого служителя королевской опочивальни

Бальбастр — музыкант и композитор

Жанна Кампан — придворная дама королевы

Эмманюэль де Риву — морской офицер

Пьер Ренар — инспектор полиции

Жанна Ренар — кастелянша королевы

Доктор Антон Месмер — эмпирист

Ратино — печатник

Винченцо Бальбо — певчий Королевской капеллы

Франческо Барбекано — бывший певчий Королевской капеллы

Жак Госсе — королевский водонос

Этьенетта Данкур — прислуга на кухне

Жак Саном, прозываемый д'Асси — проститут

Ретиф де ла Бретон по прозвищу Филин — писатель

Батист Гремийон — сержант караульной роты

Вдова Менье — хозяйка гостиницы

ПРОЛОГ

О, фортуна! Кто из богов терзает нас ужаснее, чем ты? Всегда любила ты играть судьбами несчастных смертных!

Гораций

26 февраля 1778 года, Жирный четверг. Бал в Парижской Опере.

Н-да, действительно, уж лучше запах конюшни! Над полом клубилась пыль, выбиваемая каблуками из старых досок, угарный свечной чад смешивался с тяжелым запахом потных, давно не мытых тел и резкими ароматами духов и румян. От смрада к горлу подступала тошнота. Вонь мешала внимать чудесным звукам музыки. Большой зал, отделанный золотом и пурпуром, гудел, словно пчелиный рой. Расставленные вдоль стен скамьи, светильники и жирандоли оставляли место для небольшого буфета. Ложи, напоминавшие ячейки сот, довершали сходство с ульем.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Николя разглядывал пестрые костюмы танцующих. Тут маски взялись за руки, образовав длинную, словно гусеница, цепочку, и в веселом танце заскакали по залу. Косолапый медведь держал за руку веселого полишинеля, сжимавшего руку закутанной в блестящие шелка султанши. Прямо на комиссара надвигался призрак в саване, с набеленным, мертвенно-бледным лицом, на котором карбункулами сверкали глаза. Подмигнув Николя, призрак показал ему зеленый язык. Венецианские маски с застывшими выражениями безглазых лиц вносили диссонанс в атмосферу всеобщего оживления. Карнавальные костюмы не позволяли различить, где мужчина, а где женщина, и эта неопределенность придавала веселью еще большую пикантность. Устроившись в уголке своей ложи, он оперся подбородком на серебряный набалдашник трости. Трость с секретом преподнес ему на Новый год инспектор Бурдо. При помощи кольца и пружины набалдашник отделялся, обнажая скрытый в трости клинок. Английская пуля разбила рукоятку и снесла боек маленькому пистолету Николя^[1], всегда сопровождавшему его в опасных предприятиях, и его верный помощник сказал, что, пока ему делают новый пистолет, с этой тростью он может чувствовать себя уверенно.

Сегодня вечером Николя обеспечивал безопасность королевы: дождавшись, пока король, сломленный усталостью, заработанной днем на охоте, отправится спать, она в компании близких друзей в очередной раз незаметно ускользнула из Версаля. Подобные эскапады королевы не могли не волновать начальника парижской полиции Ленуара, и тот поручил Николя осуществлять наблюдение. Королева не терпела, когда ей надоедали излишними, по ее мнению, предосторожностями. Право следовать за ней тенью она признавала только за своим верным Компьеньским кавалером, с которым ее связывали как услуги, оказанные лично ей, так и немало услуг, оказанных им королевской семье.

По мнению Николя, балы в Опере не таили в себе особых опасностей. На эти собрания — по крайней мере, когда они начинались в царствование покойного короля, — допускалась только избранная публика, там играли самые лучшие оркестры. Сезон открывался в день святого Мартина, продолжался до Рождества, возобновлялся в день