Будь моим врагом [Йен Макдональд] (fb2) читать онлайн

Йен Макдональд БУДЬ МОИМ ВРАГОМ

1

Автомобиль возник словно из ниоткуда. «Кажется, черный», — в последнюю долю секунды мелькнула мысль. Черный, дорогой и огромный, наверняка немецкий. Тонированные стекла, маслянистые капли дождя на полированной поверхности.

На Рождество школа закрывалась. Утром была игра; косой дождь со снегом чертил футбольное поле. Иногда дождь припускал с такой силой, что приходилось щуриться, чтобы разглядеть ворота противника.

Дождь выстудил его изнутри. Он в одиночестве коротал время на линии ворот, стуча перчатками и время от времени подпрыгивая на месте, чтобы прогнать из костей холод. Футбольная площадка напоминала пашню; заляпанные с головы до пят грязью, Алые и Золотые почти не отличались друг от друга. Мяч не пересекал его половину поля целых десять минут, а сам он вступил в игру лишь на двадцать пятой минуте.

Крики, свисток, вскинутые руки. Он прищурился сквозь дождь. Гол. Вратарь соперника вынул мяч из сетки и запустил на другую половину поля, но голкиперша Алых не слишком старалась — ветер подхватил мяч и унес за пределы площадки. Мистер Армстронг трижды дунул в свисток. Команды Алых и Золотых — впрочем, сейчас обе с равным успехом могли именоваться командой Грязных — побрели в раздевалку. Сегодняшняя победа со счетом три: ноль над единственными серьезными соперниками в кубке Лиги Бон-грин стала решающей, но он устал и хотел одного — побыстрее добраться домой. И кому только пришло в голову устроить матч в последний день перед каникулами?.. Но больше всего донимал холод, холод, холод. Не помогал даже горячий душ. Согреть не могли даже праздничные огни Рождества, Дивали и Хануки.

В душном актовом зале, где директриса, миссис Абрахамс, собрала учеников для поздравлений, его трясло от холода. Он успел забыть, как бывает тепло.

Он вжал голову в плечи и побежал по аллее, прозванной Собачьей радостью, то и дело перепрыгивая через кучки свежего дерьма — и не только собачьего. Свернул на кладбище Эбни-Парк. Викторианские надгробия влажно блестели под дождем. На шеях ангелов топорщились кружевные воротнички инея. Качались ветки, темные тучи бежали по низкому небу.

Остался еще один рождественский подарок, самый трудный. Девчонкам не понять; ни один из его школьных приятелей толком не знал, что дарить матерям на Рождество. Наибольшим успехом пользовались подарочные сертификаты: натуральная косметика, средства для ванны… Матери обожают такие вещицы. Бездумные дары. На это Рождество ему придется выбрать для Лоры что-то особенное, выбрать терпеливо и тщательно. В последний раз, когда они с Колеттой ели в городе суши, он приметил магазинчик, торгующий товарами для йоги. В витрине были выставлены коврики, резиновые мячи, оздоровительные чаи и светлые эластичные топы из хлопка. Тогда он не думал о рождественских подарках. Тогда он вообще ни о чем не думал. Когда человек, вокруг которого крутилась твоя жизнь, погибает, ты не способен думать, а лишь мучительно пытаешься с этим свыкнуться.

Велосипед обошелся в четыре тысячи фунтов. Подарок на сорок первый день рождения. Теджендра подробно расписал ему все технические характеристики: легчайшая карбоновая рама, классический переключатель скоростей Кампаньолы, алюминиевый руль… И все равно, на эти деньги велосипед не выглядел. Услыхав цену, Лора расширила глаза — дело было на отдыхе в Турции, — но Теджендра заверил ее, что купил самый дешевый велосипед в своем классе — цены на модели с карбоновой рамой доходили до восьми тысяч. Ее глаза стали еще шире, когда Лора увидела мужа на шоссе в трико и жилете с отражающими полосками. Мужчина средних лет в флуоресцентной лайкре.

— Ты собираешься так ездить в колледж? — спросила она.

— И даже из колледжа.

Пять месяцев, весну и лето, он держал обещание; Лоре пришлось признать, что муж стал стройнее, энергичнее и лучше спит. Теджендра заявил, что подумывает об участии в стомильной велогонке — физический факультет собирает небольшую команду.

За три дня до соревнований Теджендра встал на светофоре рядом с грузовиком. И попал под колеса. Грузовик поворачивал налево, а Теджендра оказался в том участке обзора, где водитель не мог его видеть. Физик забыл простейшее правило физики, за что и поплатился.

— Я его не заметил, — покаянно твердил водитель грузовика. — Я просто не мог его заметить!

Карбоновую раму раздробило, словно кость. Теджендра умер на месте, в шлеме, жилете и велосипедном трико. «Скорой» потребовалось полчаса, чтобы добраться до места происшествия по утренним пробкам. Даже Луна оказалась бессильна. Там, наверху, они посылали зонды к далеким планетам, открывали ворота в параллельные миры, но не умели оживлять мертвых. А возможно, им просто не было дела до людей.

— Там, наверху, ты будешь перешагивать из одной вселенной в другую, — говорил Теджендра. — Думаю, физику есть чем заняться там, наверху.

Из одной вселенной в другую. От мира — к миру. Из живого — в мертвое. Миры разделял только шаг. Ни предупреждения, ни объяснения. И полная бессмысленность протеста. Был отец — и вот отца не стало.

Его направили к школьному психологу, миссис Пэкхем. На сеансах он валял дурака: прикидывался то мрачным, то тихим, то угрюмым, то буйным. Он не обольщался — психолог немедленно раскусила его уловку, — но изображать из себя бедного сиротку отказывался. Правда — то, что он ощущал в глубине души, невозможность принять случившееся, медленное осознание факта, что ничего не исправить — оскорбляла все, чему учил отец: вселенная есть рациональное, упорядоченное место, подчиняющееся незыблемым законам.

Оставались разговоры с Колеттой, коллегой отца и другом семьи. С неофициальной старшей сестрой или тетушкой. Колетта слушала молча, не предлагая ни советов, ни объяснений, только угощала его хорошими суши и японским чаем — таким горячим, что обжигал вкусовые сосочки на языке.

Отец погиб три месяца назад. Лето закончилось, начался новый учебный год, и вот уже впереди, словно громадная сверкающая люстра, маячило Рождество. После Нового года они начнут жизнь сначала. Длинными вечерами после коротких зимних дней двинутся дальше.

Итак, подарок, только хороший. Сквозь кладбищенские ворота он заметил нахохлившихся людей на автобусной остановке, вынул телефон: семьдесят третий будет через тридцать восемь секунд. Дождь размывал картинку на экране. Он стряхнул капли. На появившейся карте анимированный автобус неспешно катил по Норсуолд-роуд: новенький, двухэтажный, лавирует между юркими легковушками и белыми фургонами. С тех пор, как емкие батареи с Луны вошли в обиход и дешевый электрический транспорт оказался незаменимым, на дорогах стало гораздо тише. Некогда ревущая Стоук-ньюингтон-хай-стрит теперь нежно урчала.

Он отпрянул, давая дорогу прогулочной коляске с близнецами, и чуть не упал. Приземистая молодая женщина с черными гладкими волосами вскинула глаза.

— Извините, пожалуйста.

В кои-то веки на остановке не было припаркованных в обход правил машин, и автобус уверенно приближался к цели. А теперь бегом. Главное, не выбиться из графика, упустишь этот автобус — прощай, магазины. До пешеходного перехода метров сто, но в потоке машин виден разрыв. Теперь правильно рассчитать относительную скорость. Как в футболе: мяч, линия ворот, корпус. Машины пришли в движение, он бросился между припаркованным «Ситроеном» и старым фургончиком.

И так и не заметил автомобиля, который возник словно ниоткуда. А когда заметил — черный, капли дождя на полированном капоте, — было слишком поздно. Его ударило сильнее, чем когда-либо в жизни, ударило и подбросило в воздух. Автомобиль не остановился, и, падая, он стукнулся о капот, еще сильнее, чем в прошлый раз. Удар отшиб все, кроме зрения и сознания. А потом он упал на дорогу, и этот третий, последний удар вышиб из тела остатки жизни. Черный автомобиль, черный дождь. Чернота.

От черного — к белому. Чистая прохладная белизна. Он рванулся в белизну, словно пловец к поверхности воды…

Он лежал на белой кровати, в белой комнате, на белых простынях, глядя в белый потолок. Задыхаясь, сел. С тех пор, как погиб отец, он постоянно просыпался среди ночи, не соображая, где он, кто он, чей это дом, комната, постель, чье тело. Впрочем, спустя мгновение разум нагонял чувства. Я в безопасности, я дома. Сегодня все было иначе. Даже если он снова заснет, то уже не проснется в своей постели на Роудинг-роуд. Настоящее реально.

Он поежился, обнял себя руками. Холодно. Мороз пробирал до костей.

Напротив кровати располагалось окно во всю стену. Черное, с проблесками огней, словно стоишь ночью у окна небоскреба и смотришь на другой небоскреб, заполнивший весь обзор. Казалось, что небоскреб загибается внутрь по краям. Какой-то сияющий белый объект промелькнул мимо окна, слишком быстро, чтобы разум осознал его движение. Объект походил на насекомое из пластика и железа, с окнами внутри. Огромными окнами, размером не меньше «Боинга».

Он встрепенулся. Рывок подбросил его вверх, медленно протащил в воздухе и швырнул в стеклянную стену. Он мягко осел на гладкие белые плитки пола. Память возвращалась, от белизны — в черноту, от гладкого пола — на твердый тротуар, от странной летающей машины — к жесткому капоту черного автомобиля.

— Где я?

Он встал. Резкое движение протащило его вперед на полметра. Итак, рассмотрим случившееся с научной точки зрения. На нем были трусы и футболка, белые, как все в этой комнате. Стащив футболку, он смял ее, вытянул руку и разжал ладонь. Футболка, легкая, словно перышко, плавно опустилась на пол.

— Низкая гравитация, ясно.

Подойдя к окну, он прижал ладони к стеклу. Голова закружилась. Никакой это не небоскреб. Комната находилась внутри громадного черного цилиндра. Окно загибалось по краям. На вид цилиндр казался примерно с километр в диаметре. Окна поднимались пролет за пролетом. В самом верху маячил черный диск.

— Бездонная бездна, — прошептал он. — Нет, так не бывает. Невозможно с точки зрения логики. Это инженерное сооружение.

И, кажется, он знал, кто или что творец этого сооружения. Вторая белая насекомоподобная машина взмыла из глубины.

— Я на…

Его пронзил холод. Колени подогнулись. Чтобы не упасть, он оперся ладонями о стекло. И тут его руки и кисти открылись. Квадратные заплатки на тыльной стороне ладоней поднялись на пластиковых распорках. Узкие люки распахнулись в верхней и нижней частях предплечий, что-то вылезло из суставов больших пальцев. Там, внутри него, было нечто, и оно двигалось. Нечто не вполне живое, но и не механическое. Оно раздвигалось, удлинялось, меняло форму. Он видел внутри себя темные полые пространства, заполненные чужаками, которые высовывали из его тела клешни, зажимы, манипуляторы и сканеры.

Он заорал.

— Тихо.

Посередине комнаты стояла маленькая пожилая женщина. Она сжала правую руку в кулак, и заплатки на его коже закрылись. Не осталось ни шва, ни шрама.

— Извини, — сказала женщина.

Он не заметил, откуда она появилась. Никто бы не заметил. У женщины было круглое лицо и гладкие волосы, на затылке стянутые в пучок. Морщинки в углах глаз и губ изображали улыбку. Однако она не улыбалась. Ее бледно-серая кожа отливала жемчужным блеском. На женщине было простое платье и очень удобные туфли. Одна рука прикрывала другую, словно в новоизобретенном молитвенном жесте. Внешне женщина напоминала бебе Сингх, но на самом деле была самой знаменитой старушкой в мире. Олицетворением Разума Трина, Воплощением Благожелательного Собеседника Разумных Существ, Наделенных Общностью Взглядов, известной под именем мадам Луны.

— Приветствую тебя, Эверетт Л Сингх, — произнесла она с отчетливым певучим выговором, раздражающе знакомым. — Сегодня восьмой день Рождества, и ты находишься на темной стороне Луны.

2

Пухлый херувимчик по-ковбойски оседлал дракона: одна рука поднята вверх, другая крепко вцепилась в гриву. Дракон был китайский, гибкий, как горностай. Он беззаботно резвился в небе над городом хрустальных небоскребов. Щекастое личико херувима лучилось радостью. Карта, вращаясь и переворачиваясь, кружила в гулком, размером с собор, внутреннем пространстве дирижабля «Эвернесс», словно одинокая снежинка.

Эверетт Сингх сидел сгорбившись над «Доктором Квантумом», но краем глаза уловил движение и, потянувшись, схватил карту. Круглолицый ангел и дракон — предвестник удачи.

Джубилео.

— Что это значит? — крикнул он в потолок, в пространство между шарами с газом.

— Джубилео?

Что-то отлепилось от серых конструкций из карбоволокна и рванулось к нему Сен Сиксмит нырнула вниз головой с верхнего мостика: подбородок задран вверх, руки раскинуты, словно крылья сокола. На шкивах завизжала веревка. Меньше всего Сен походила на ангела. В метре от головы Эверетта она притормозила.

— Джубилео. Джубили! Джубила! Джубилейшн! Ликование!

Из ее рта шел пар.

— Ты не замерзла?

На Сен, висящей вниз головой, был обтягивающий серый вязаный топ, полосатое трико, светлый меховой жилет и полусапожки. Казалось, она совершенно не замечает холода. Окоченевший и плохо соображающий Эверетт в двух футболках, шортах поверх двух пар трико, двух парах носков и старой полушинели, присвоенной Макхинлитом со времен службы на дирижабле Его величества «Королевский дуб», не находил себе места от холода. Чтобы не снимать вязаных перчаток, Эверетт отрезал кончики пальцев, но холод сочился с ледяного экрана «Доктора Квантума». После часа работы каждый удар по клавиатуре давался с трудом. Эверетт попадал мимо клавиш и отчаянно боялся, что стужа, проникающая сквозь обшивку дирижабля, так выстудила ему мозги, что он просто не заметит ляпа.

— Я? Я никогда не замерзаю. Просто не сижу на месте — не даю холоду шанса. А вот сидячая умственная работа… Кровь приливает к голове. Общеизвестный факт. От сидения сиднем Эверетт тупеет. И коченеет. Джубилео! А ну-ка поддай жару!

Эверетт поднял карту. Недолго думая, Сен выхватила карту у него из рук, перевернула и одной рукой воткнула в колоду. Ее ловкость изумляла Эверетта. Он умел думать в нескольких измерениях, а Сен умудрялась в них двигаться. Голкиперу полагается быть по-кошачьи стремительным, но Сен была быстрей ветра и молнии. Когда-нибудь она научит его управляться с системой веревок, канатов и блоков дирижабля. Когда-нибудь, когда от его нынешних трудов не будет зависеть судьба «Эвернесс» и ее команды.

Сен грациозно изогнулась в воздухе и легко приземлилась на стол. Ловкое движение пальцев — и карта угодила под погон одолженной Эверетту шинели.

Карты были еще одним языком Сен, вдобавок к английскому и диалекту палари — языку аэриш, сообщества Воздухоплавателей.

Некоторые вещи знала только колода «Таро Эвернесс». Сен говорила с ней и через нее. В громадном пустом воздушном корабле Эверетт слышал, как она шепчется с картами. Тут хватало места, чтобы вообразить себя в полном одиночестве. Он даже видел, как она целует карты: порой пылко, порой — с затаенной нежностью, словно лучших друзей. Карты были ее сестрами и братьями, ее Фейсбуком волков и странников, ангелов и королев, херувимов и драконов. А еще Странников между мирами.

Сен нарисовала карту для него: мальчик, жонглируя мирами, шагает в ворота. Она рисовала новые карты, если чувствовала, что их требует колода. Однако она не стала смешивать его карту с остальными. Карта принадлежала Эверетту, чтобы в случае нужды он мог ею воспользоваться. Карта сама подскажет когда.

— Ты бы отдохнул.

— Я вас втравил. Мне и вытаскивать вас отсюда.

— Интересно, как ты собираешься нас вытаскивать, если эти бижу буковки двоятся у тебя в глазах?

Приходилось признать, что Сен права. Эверетт поднялся задолго до того, как рассвет окрасил льды алым, даже до ранней пташки Макхинлита, корабельного механика, и отнес капитану Анастасии Сиксмит завтрак прямо в ее лэтти. Кутаясь в три кофты, хмурая и заспанная, Анастасия в кои-то веки не выказала бурной радости при виде его стряпни. Пусть он Странник между мирами, выдающийся программер и единственное средство побега из этой случайной параллельной вселенной — но он также состоял корабельным поваром. А воздухоплаватели, как не уставала напоминать капитан Анастасия, никогда не откажутся хорошенько подзакусить.

— Макхинлит починил кромсалки. Варда?

Эверетту страшно хотелось взглянуть на дроны. Когда он нажал на курок украденного прыгольвера, перенеся «Эвернесс» в случайный параллельный мир, подальше от Шарлотты Вильерс и Королевского военно-воздушного флота, все оказавшееся внутри Гейзенбергова поля перенеслось туда вместе с дирижаблем. Включая парочку навороченных военных беспилотников с дистанционным управлением, соединенных тончайшей, но невероятно прочной нитью из карбоволокна. С ее помощью дронам ничего не стоило отхватить хвостовое оперение дирижабля или искромсать «Эвернесс» вдоль и поперек, словно рождественского гуся. Отрезанные от базы, беспилотники автоматически перешли в режим свободного полета. Первые два дня в новом мире команде «Эвернесс» было недосуг разглядеть малышек, переместившихся вместе с дирижаблем.

— Не хватало еще оставить эти отличные образцы передовой военно-воздушной технологии снаружи, на милость тем, кто бродит вокруг, — заявил Макхинлит.

До сих пор мысль о том, что снаружи может быть кто-то живой, никому в голову не приходила.

И вместе со старшим помощником Шарки они ринулись в бушующую стихию. Холод там был такой, что пальцы Макхинлита примерзали к железу. Спустя шесть дней корабельный механик разделил беспилотники и переделал их на свой лад.

Сен была уже на середине пролета.

— Ты идешь, оми? — обернулась она через плечо.

«Эвернесс» задрожала. Сен схватилась за перила. Эверетт подтолкнул планшетник к безопасному краю стола. Глубокая дрожь сотрясла дирижабль и всех, кто в нем находился.

Время от времени, хотя «Эвернесс» была надежно пришвартована, дирижабль сильно трясло. Дрожь шла откуда-то снизу, из-подо льда.

— Что это? — спросила Сен.

— Откуда мне знать? — ответил Эверетт.

— Ты ж ученый!

— Да, но… — Эверетт вздохнул. Спорить с Сен себе дороже. — Пошли лучше.

— Держу пари, там внизу засело ледяное чудовище, — сказала Сен.

Эверетт хотел было пуститься в рассуждения о научной несостоятельности идеи о существовании гигантского монстра подо льдом, но передумал. Все равно ей ничего не докажешь. Может быть, в тесной уютной норе Макхинлита, где темно и пахнет электричеством, хоть немного теплее?

В Великих льдах (в другом мире — Северное море), в двадцати воздушных милях от Верхней Дойчландии, стоял восьмой день Рождества. В том варианте известной рождественской песенки, которую пели аэриш, поклонник присылал своей милой на восьмой день Рождества восемь ветров. Ветер, ледяной, пронизывающий, студеный, не переставал бесноваться с того мгновения, как Эверетт перенес дирижабль в этот белоснежный мир.

Ветер, словно скребком, царапал корпус. Ветер извлекал из тросов протяжные, будто песни чужеземных китов, стоны. Он терзал все твердые и выступающие части дирижабля, а ледяные пальцы без устали искали, во что вцепиться, что оторвать и разбросать по льду. Ветер трепал «Эвернесс», как собака крысу, пока капитан Анастасия отводила дирижабль на безопасное расстояние. Если теория Эверетта верна, любой прыжок между мирами оставлял след, а ее вовсе не радовала возможная встреча с диверсантами Ордена. Устройство портала Гейзенберга на Земле-3 позволяло не только отследить их перемещение, но и открыть портал прямо на центральном мостике «Эвернесс».

Эверетт готовил на кухне праздничный ужин. Кастрюльки и миски дребезжали, пока он разделывал фазана и заводил тесто для лепешек наан.

Корабль висел в нескольких метрах над ледяной пустыней. Швартовочные тросы, впившиеся в тридцатитысячелетний лед, удерживали дирижабль под напором титанических воздушных масс с севера. «Эвернесс» скрипела и дрожала на своих якорях.

— А сейчас, — провозгласила капитан Анастасия, — за еду.

Крохотный столик на кухне застелили красно-золотыми и зелеными сари, купленными на Ридли-роуд-маркет в Большом порту Хакни, в пустых кружках зажгли свечи. Шарки разразился внушающей трепет молитвой на грозном наречии Ветхого Завета. Затем Эверетт подал ужин: макни из фазана, рис с шафраном и лепешки наан, которые для пущего эффекта надул, держа на конце вилки над горелкой. Завершали трапезу праздничная халва — любимое блюдо капитана Анастасии — и горячий шоколад со щепоткой перца чили.

Однако пряным ароматам пенджабской кухни было не под силу развеять уныние команды. Упираясь в друг друга коленями и локтями, они молча ели, вскидывая глаза при каждом скрипе оснастки.

За иллюминатором валил снег. Эверетт смотрел в заиндевевшее окно и думал: «Мой отец не здесь». Теджендра оттолкнул сына из-под дула прыгольвера Шарлотты Вильерс, и выстрел зашвырнул его в случайную параллельную вселенную. Выстрел Эверетта, уводившего «Эвернесс» из-под прицела истребителей Королевского военно-воздушного флота, также был случаен. Теоретически они могли совершить прыжок в один и тот же мир. Подобная вероятность существовала. Эверетт просчитывал варианты. Подбрось карандаш вверх: какова вероятность того, что он воткнется острием в стол? Крохотная. А теперь проделай эксперимент сотни раз подряд, и тогда, возможно, отец и сын окажутся в одной вселенной. Но даже если шанс есть, все равно шансов нет. Снаружи никому не выжить. В последний раз, когда Эверетт видел отца, на нем были спортивные брюки и футболка. И все же он где-то там… Гони мысль о том, что Теджендра находился на сорок втором этаже Тайрон-тауэр, когда Шарлотта Вильерс выбросила его в такую же точку другой вселенной.

Мир полон чудес — вот первое, чему научил его отец. Они ночевали в палатке на юго-западе Франции, в Дордони, и однажды Теджендра среди ночи поднял с постели заспанного сына и вывел в темноту.

— На что смотреть? — спросил Эверетт, которому не исполнилось и шести.

Отец просто показал рукой вверх. Вдали от городов и дорог небо сияло звездами. Такого количества огней Эверетт не видел ни разу в жизни. Звезды восхищали и пугали. Эверетт смотрел в вечность. Звезды звали, манили, пробуждая в нем что-то, изменяя его изнутри.

— Я хотел, чтобы ты это увидел, — сказал Теджендра. — Когда мне было столько, сколько сейчас тебе, мы часто смотрели на звезды в Батвале. Не опускай глаз, всегда смотри вверх. Суть науки в изумлении.

Сейчас Теджендра не с ним. Его во что бы то ни стало надо отыскать. Во всех мирах наступило Рождество.

Эверетт смотрел, как снег, снежинка за снежинкой, заметает стекло.

Инженерный отсек озаряли синие электрические молнии. Сен постучала по стене.

— А это безопасно?

— Мое мастерство механика держит твою диш в воздухе, а ты боишься каких-то жалких искр? — прорычал Макхинлит с сильным акцентом уроженца Глазго. — Заходи, но трогать ничего не смей, провода под током.

Как и надеялся Эверетт, в каморке было тепло. Пахло перегретой присадкой для сварки и Макхинлитом. Особенно Макхинлитом. Капитан Анастасия перекрыла воду в трубах, отчасти чтобы они не замерзли, отчасти ради сохранения тающих запасов энергии. На восьмой день во льдах команда завоняла. Маскируя запах, Сен сильней, чем обычно, поливала себя фирменными мускусно-сладкими духами.

Макхинлит сдвинул очки на смуглый лоб и хмуро посмотрел на Эверетта.

— Разве ты не должен вызволять отсюда наши жалкие диш?

— Оми нужен отдых, — вступилась Сен. — Одна-единственная ошибка — и от нас останется пшик, мокрое место. И осколков не соберешь.

Ты не представляешь, насколько права, подумал Эверетт. Пугающе права. Чем глубже он зарывался в Инфундибулум — карту Паноплии, — тем сложнее и изощреннее она оказывалась. Его отец трудился в невероятной области математики, утонченной и замысловатой. Чем дальше вглубь продвигался Эверетт, тем шире становилось пространство изнутри. Такое впечатление, что размахиваешь кувалдой посреди сверкающих стен тщательно выписанных кодов. Одна ошибка, неверное преобразование — и следующий Гейзенбергов скачок перенесет каждый атом «Эвернесс» и его команды в иную, обособленную вселенную. Умрешь так быстро, что даже не заметишь.

— А ты до сих пор не разобрался с зарядкой? — огрызнулся Эверетт.

Идея была проста. Простота — основной принцип физики. Чем проще, тем вернее, однажды сказал Теджендра. Прыгольвер — карманный портал Гейзенберга — и Инфундибулум — механизм управления — требовалось соединить в программируемое универсальное устройство. Эверетту не стоило труда взломать операционную систему планшетника, чтобы подсоединить его к прыгольверу — Макхинлит уж подыскал нужные кабели и переходники, — но прыгольвер использовал язык, отличный от всех известных Эверетту. В его основе лежал универсальный набор нулей и единиц, однако заставить оба языка понять друг друга означало переписать каждую строку кода, цифру за цифрой. Строчка за строчкой Эверетт превращал «Доктора Квантума» в транслятор между двумя компьютерными языками, столь отличными, что они вполне могли происходить из чуждых миров. Эверетт подозревал, что так оно и есть, а значит, его ждал упорный, кропотливый труд, когда холод будет просачиваться сквозь обшивку в кожу пальцев, в кости и мозг.

— Да все давно в ажуре, — осклабился Макхинлит. — Осталось только дать ток. Лучше скажи, что ты думаешь об этих красотках?

Дроны свисали с решетчатого потолка, раскачиваясь от колебаний терзаемого ветром дирижабля. Белые механические букашки с четырьмя лопастями, расправленными, словно крылья стрекозы, над крепко сбитым корпусом. Внутри корпуса находились датчики, средства связи и питание. Макхинлит продел под каждым дроном страховочные ремни и приварил к стойкам лопастей длинные рули. Оставалось пристегнуться, положить руки на руль — и лети куда глаза глядят.

— Понимаю, о чем вы думаете, мистер Сингх. Маленько грубовато и халтурно. Осталось приварить капельку чугуна, и дело сделано. Не успеете пикнуть, как красотка будет парить в воздухе. Просто. Безопасно.

— Бонару, — Сен провела пальцами по запотевшему металлу. — А мне можно?

— Не трожь! Если у нас не хватает энергии для душевых, то уж на то, чтобы тебе погулять в небе, ее и подавно не найдется, палоне.

Поначалу Сен решила надуться, затем передумала, сообразив, что этим корабельного механика не проймешь.

— А они шустрые? — живо спросила она.

— Пришлось учесть весовой коэффициент, — ответил Макхинлит. — Вообще-то они не предназначены для того, чтобы таскать твою диш.

Я спросил бы, насколько хватит заряда батарей, подумал Эверетт. До чего же они с Сен разные.

— Назовем их пчелками, — предложила Сен.

Макхинлит в ужасе уставился на нее.

— Лучше кузнечиками, — сказал Эверетт.

Ляпнул, не думая, название просто слетело с языка. И село идеально. Макхинлит кивнул, про себя примеряя название. В яблочко. Впрочем, этим же выстрелом Эверетт ранил Сен. Она бросила на него яростный взгляд.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что моя диш тут лишняя? — выпалила она, выдернув карту из-под погона его шинели.

Двухсотметровое пространство дирижабля заполнил рев сирены. Макхинлит отбросил сварочный аппарат и выскочил из мастерской. Сен не отставала.

— Что это? — крикнул Эверетт в мерцании аварийных лампочек.

— Общий сбор! — бросила Сен через плечо. — Бегом!

— Только одно может заставить Шарки так трезвонить! — проорал Макхинлит. — Что-то проникло через портал!

3

Сплошная бесконечная белизна. Ни резких углов, ни видимых соединений между полом и стенами, стенами и потолком. Свет струился отовсюду. Ему казалось, что светится даже его одежда — простая мягкая футболка и мешковатые спортивные штаны. Он поднял руку. На фоне белого сияния кожа выглядела очень смуглой. Видны ли швы там, где его собрали заново? Боли не было. Только холод, холод, затаившийся внутри. Отныне холод его не отпустит.

Мадам Луна заметила движение и обернулась. Она молчала и улыбалась. Ее чувства не поддавались прочтению. Кроме его смуглой кожи, сероватой кожи мадам Луны и вертикального черного круга посередине, все вокруг было белым. Из-за белизны размер комнаты угадывался с трудом. Интересно, до ближайшей стены можно дотянуться рукой или до нее несколько километров? Впрочем, черный круг не так уж мал, наверняка выше человеческого роста.

Центр круга ослепительно вспыхнул, и оттуда вышли двое мужчин в темных пиджаках. У первого были резкие черты лица и вьющиеся белокурые волосы. Во втором Эверетт Л узнал премьер-министра. Шаг, начатый в другом мире, благодаря низкой лунной гравитации протащил их вперед. Премьер запнулся, но тут же с достоинством выпрямился. Мадам Луна шагнула навстречу гостям, кивком головы дав понять Эверетту Л, что он должен последовать за ней. Он уже научился ходить так, чтобы при каждом шаге его не подбрасывало в воздух. Походка напоминала шарканье. Не слишком изящно, зато чувствуешь опору под ногами. Белокурый мужчина ловко управлялся со здешней гравитацией, премьеру, напротив, этот способ передвижения был в диковинку, и при каждом шаге он ненадолго зависал в воздухе.

Белокурый поклонился мадам Луне. Она сложила ладони в жесте, напоминавшем молитву и индийское приветствие намаете одновременно. Затем незнакомец пожал руку Эверетту Л.

— Мистер Сингх, я пленипотенциар Земли-4 в Пленитуде. Меня зовут Шарль Вильерс.

— Рад знакомству.

Затем пришел черед премьера. Его рукопожатие было твердым, взгляд прямым.

— Приятно познакомиться, Эверетт.

— Взаимно, мистер Портилло.

— Премьер-министр хочет поговорить с вами наедине, — сказал Шарль Вильерс.

Мадам Луна опустила голову. Легчайшее движение руки — и в белизне открылась дверь. За ней оказалась маленькая комната для переговоров с мягкой белой скамьей во всю длину помещения. Вслед за премьером Эверетт Л вошел внутрь, и у него захватило дух. Потолком комнаты служил круглый прозрачный купол. За стеклом расстилалась чернота, а в центре, громадная и совсем близкая — протяни руку и сорвешь, — лежала невероятно, непостижимо голубая Земля. Премьер долго разглядывал это сияющее великолепие.

— Разум бунтует, — заметил он. — Мы перестали доверять глазам. Сваливаем все на фотошоп и спецэффекты. Разум бунтует, но тело верит. Тело ощущает лунную гравитацию, и я доверяю своим ощущениям. Тело не лжет. — Он снова поднял глаза. — Говорят, что те, кто смотрел на Землю отсюда — такую маленькую, что можно прикрыть рукой, — никогда уже не видят ее прежней. Они начинают понимать, как мала, как прекрасна и как хрупка наша планета.

Премьер устроился на скамье напротив Эверетта.

— До сих пор не верится. Автомобиль привез меня к Осколку, на лифте я поднялся на шестьдесят пятый этаж, в посольство Пленитуды. Оттуда открывается вид на сорок миль вокруг: Лондонский мост и вокзал, галерея Тэйт и собор Святого Павла. А потом шагнул в ворота — и оказался на Луне и теперь смотрю на Землю с высоты в двести пятьдесят тысяч миль. Мы привыкли к чуду. Вы из поколения, которое с этим выросло, Эверетт. Вы с рождения знали о женщине с Луны. А мне было десять, когда это случилось.

Ничего подобного, думал Эверетт Л. Я из поколения, которое никогда не задавалось вопросом: «Чем ты занимался, когда?..»

Его мама вечно твердила, что если бы он устроился у нее внутри с меньшим комфортом и не был бы так ленив, то родился бы в день гибели принцессы Дианы. Однако Эверетт Л дождался похорон, и Лора получила возможность несколько дней подряд наблюдать за нескончаемой национальной скорбью. Когда выпуск новостей прервался экстренным сообщением, что немецкий автомобиль разбился в парижском тоннеле и королева сердец мертва, роженицы сгрудились перед экраном в вестибюле, хотя в каждой палате был телевизор с платными каналами. Такие события принято переживать сообща. Чем ты занимался, когда?..

Чем занималась Лора Сингх, когда хоронили принцессу Диану? Тобой, Эверетт Л.

Вопрос: «Чем ты занимался, когда?..» был уместен до Трина. Что ты делал, когда убили президента Кеннеди? Когда высадились на Луну? Когда застрелили Джона Леннона?

Чем ты занимался во время аварии на атомной станции «Три-майл-айленд»? Или когда боевики Ирландской республиканской армии взорвали Маргарет Тэтчер? Или когда Генеральный секретарь ООН объявил, что Земля вступила в контакт с инопланетным разумом, и признал, что это случилось не сейчас, а двадцать лет назад? Когда оказалось, что инопланетяне не в тысячах световых лет, а за соседней дверью, на Луне, и НАСА посылает туда астронавтов, чтобы впервые в истории вступить с пришельцами в контакт. И что пришельцы прибыли в Солнечную систему в далеком тысяча девятьсот шестьдесят третьем, за три месяца до убийства президента Кеннеди.

То, что первый контакт двадцать лет оставался засекреченным, изрядно смущало людей старшего поколения, привыкшим задавать себе пресловутый вопрос. Кто способен в точности вспомнить, что делал двадцать седьмого августа шестьдесят третьего года? Что в тот день случилось особенного? День рождения, первое свидание, банковский праздник, последний погожий денек перед новым учебным годом? А если инопланетяне появились в совершенно непримечательный день, один из многих? Ты сидел за партой, конторским столом, шел за покупками, когда на темной стороне Луны тринский корабль вышел из сна после путешествия длиной в тридцать тысяч лет и обратил внимание на голубую планету внизу.

Жестянка из-под кофе. Тринский зонд размером и формой напоминал жестянку из-под кофе — это все, что было известно. Кофе давно не продают в жестянках, и сейчас уже многие знают, что тринский корабль вовсе не походил на жестянку. Маловато для космического корабля пришельцев, но ровно столько, сколько нужно, ибо сам корабль и был пришельцем. Задолго до того, как зонд отправился в путь, Трин перешел от биологического интеллекта к машинному. Звезда, с которой стартовал зонд, Эпсилон Эридана, даже не была родной планетой Трина. У них больше не было родины. Зонды стали спорами, перелетающими между мирами, подобно семянам одуванчиков. И каждый содержал все необходимое, чтобы построить новый Трин. Некоторые попадали в плодородные миры, пускали корни, давали всходы и прорастали цивилизациями. Иным было суждено вечно блуждать между звезд, так и не познав тяги гравитации, которая разбудила бы их. Споры были дешевы и многочисленны. Однажды проснувшись в Солнечной системе и потянувшись в поисках материала для воспроизведения, Разум Трина обнаружил нечто новое, доселе не виданное. Разум Трина соприкоснулся с иным, чуждым разумом.

Мир тысяча девятьсот шестьдесят третьего года был миром соперничающих сверхдержав, наполовину вытащивших кинжалы из ножен. Америка и Советский Союз следили друг за другом с помощью спутников, самолетов-шпионов и радаров дальнего обнаружения. Одного нажатия на кнопку хватило бы, чтобы расплавить поверхность планеты. Зонд с Трина заметили как советские, так и американские радары. Обе стороны решили, что соперник нанес удар. Паника нарастала. Пальцы в Кремле и Белом доме дрожали над ядерными кнопками. Мир стоял на грани войны. Но вскоре обе стороны поняли — как несколько раньше понял Трин, — что имеют дело с чем-то доселе не виданным.

Разум Трина осознал, что находится под прицелом, и призадумался. Раздумья были тяжкими и долгими — для машинного интеллекта. По человеческим меркам они заняли три минуты. После чего Трин заговорил.

Мир тысяча девятьсот шестьдесят третьего года был миром нервным и угрюмым — по сути, подростковым. Все изменилось после знакомства с инопланетным интеллектом. Америка, Советский Союз и остальные постоянные члены Совета Безопасности заключили договор с Разумом Трина. Когда шесть лет спустя Нил Армстронг и Базз Олдрин ступили на поверхность Луны, камера не показала маленькую фигурку пожилой женщины с добрыми глазами и сероватой кожей, которая ждала их. На ней не было скафандра, ее не пугало безвоздушное пространство. Мадам Луна, конструкт Разума Трина, благосклонно взирала, как астронавты втыкают в лунный грунт звездно-полосатый флаг. Луна уже не принадлежала людям. За шесть лет после подписания договора жестянка из-под кофе обросла репликаторами, фабрикаторами и конструкторами и глубоко зарылась в лунные скалы, раскинув по поверхности щупальца своих технологий. Солнечные коллекторы, словно шампиньоны осенним утром, вылезли из лунного грунта по всему Бассейну Южного полюса — Эйткена — самого глубокого лунного кратера. К тысяча девятьсот восемьдесят третьему году, когда договор предполагалось рассекретить, Разум Трина превратил темную сторону Луны во вселяющий ужас кроличий садок: везде торчали шпили, зияли провалы, все окутывали коммуникации. Отчасти это напоминало декорации научно-фантастического фильма, отчасти мертвый коралловый риф; тому, что предстало перед глазами землян, точного аналога не было. И так на всем пути вниз, к холодному лунному ядру.

Когда споры Трина пробудились, Лора и Теджендра еще не родились. В 1983-м девятилетняя Лора ходила в школу на Ректори-роуд и писала фломастером на пенале «Дюран Дюран» и «Шпандау балет». Теджендра сдавал экзамен повышенной сложности для поступления в Оксфорд, а родители умоляли его подумать о лондонском Имперском колледже — им до смерти не хотелось отпускать сына из дома. Двадцать седьмое августа 1983 года, спустя двадцать лет после того, как Разум Трина едва не развязал ядерную войну. Чем ты занимался, когда?..

Открылся величайший обман. По миру прокатилась волна протестов и возмущений, но вскоре, как водится, заглохла. Люди быстро поняли, что инопланетян, поселившихся на темной стороне Луны, им не видать как своих ушей, и со временем про них забыли. С глаз долой — из сердца вон. Только редкие образцы тринских технологий, доходившие до Земли, порой заставляли их задирать голову вверх и смотреть на полную Луну другими глазами. История остановилась. Вопрос: «Чем ты занимался, когда?..» утратил актуальность.

Все так, думал Эверетт Л. Исторических событий, объединяющих людей, не осталось, но мелкие, частные события еще случались. Что ты делал, когда твой отец погиб в глупой и бессмысленной аварии?

— Я с вами согласен, сэр, — сказал Эверетт Л.

— Не называйте меня «сэр», — ответил премьер-министр. Он замолчал, шевеля губами, словно предварительно проговаривал то, что собирался сказать. Видимо, на вкус слова горчили. — Вам совсем не больно?

— Мне все время холодно.

— Мадам Луна на славу потрудилась.

— Она сказала, что иначе я бы умер. Меня восстановили. — Эверетт обернулся к сияющему шару. От него шел холод. — Мистер Портилло, почему они не спасли моего отца?

— Я знаю о вашем горе, Эверетт. Технологии Трина способны творить удивительные вещи, но чудеса им неподвластны. Они не умеют воскрешать мертвых. — Премьер снова пожевал губами. — Эверетт, тот человек, что пришел со мной, весьма примечателен. Вам известно, кто такой пленипотенциар?

— Посол нашего мира в Пленитуде.

— Правильно. Он гораздо могущественнее меня, но не позволяйте ему так думать. Он попросит вас об одной услуге. Только вы способны справиться с его поручением. Эверетт, я хочу, чтобы вы сделали то, о чем он попросит. Мы нуждаемся в вас. Вас удивят мои слова, но вы — наша единственная надежда. Учтите, Эверетт, правительство вас поддерживает. Мы не оставим вашу мать и сестру, позаботимся о семье вашего отца. Мистер Вильерс предложит вам стать героем. Не только ради блага страны и мира, но и ради блага всех известных миров. Вы согласитесь, Эверетт? Вы сделаете это для нас?

Затылком Эверетт Л ощутил дуновение. Оглянувшись, он увидел, что дверь в комнату, где находился портал, открыта. Мадам Луна и Шарль Вильерс стояли на пороге плечом к плечу. Они ждали. Премьер-министр Портилло потрепал Эверетта Л по плечу и первым вышел из комнаты.

— Умница, — прошептал он. — Я знал, что на вас можно положиться.

— Мир — не один, — сказал Шарль Вильерс.

— …миров много, я знаю, — кивнул Эверетт Л.

Они стояли на балконе, глядя на огромный провал, который, проснувшись на Луне, Эверетт Л впервые увидел из окна. Мадам Луна открыла еще одну из дверей, по ее воле появляющихся в самых неожиданных местах, и они вышли на высокий выступ.

У Шарля Вильерс были мягкие черты лица, мягкая кожа и мягкий голос, но Эверетт не собирался принимать эту мягкость за чистую монету.

— Я пленипотенциар нашего мира на Земле-3, с которой недавно установлен контакт. Вы о ней слышали? — спросил Шарль Вильерс.

— Это область исследований, в которой работал мой отец.

— Разумеется, простите. Тогда вы знаете, что Земля-3 весьма схожа с нашим миром, за исключением Разума Трина.

— Я в курсе.

Эверетт Л смотрел на мадам Луну, стоявшую у стены с неизменной улыбкой на лице. Неужели это она сорок два года назад приветствовала на Луне Армстронга и Олдрина, хрупкая женщина, которой нипочем вакуум и радиация? Да полно. Та ли женщина появилась в комнате, где Эверетт проснулся и закричал от ужаса, когда его тело начало открываться? Возможно, Разум Трина создает и уничтожает свои Олицетворения по мере надобности?

— Им не откажешь в способностях, — продолжал Шарль Вильерс. — Они открыли технологию портала без вмешательства Разума Трина. Возможно, мы тоже дошли бы до этого своим умом, но они продвинулись дальше. Им удалось создать то, что оказалось не под силу никому в Пленитуде. Рабочую карту Паноплии. Вы знаете о Паноплии?

— Это все существующие миры, не только те, о которых нам известно.

Именно над этим проектом работал его отец. Впрочем, вряд ли это можно назвать работой. В языке должно быть слово для невероятно тяжелого и одновременно приносящего ни с чем не сравнимое удовольствие труда.

Труда, заставляющего проявить все лучшее, что в вас есть, труда, подводящего вас к самым пределам ваших возможностей. Труда, так захватившего вас, что все остальное кажется незначительным. Труда изматывающего, но безмерно любимого.

Именно так работал Теджендра прошлым летом. Его велосипедные эскапады были лишь одним из проявлений кипучей энергии. В конце летнего семестра, в затишье, наступившем после того, как студентов распустили на каникулы, ему удалось подобраться к решению проблемы. А потом произошла встреча с грузовиком, свернувшим на светофоре налево…

Что-то в словах Шарля Вильерса заставило Эверетта Л вспомнить прошлое лето, когда отец был еще жив и сголовой погружен в математику.

— Вы сказали, рабочую карту?

Шарль Вильерс улыбнулся. Мягкость черт, кожи и голоса этого элегантного, хорошо одетого и ухоженного господина не выдерживала сравнения с мягкостью его улыбки. От этой улыбки Эверетта Л бросало в дрожь.

— Миров много… — начал Эверетт Л.

Шарль Вильерс не продолжил фразу.

«Вы не один…»

— Вас много, — сказал Шарль Вильерс. — Видите ли, Эверетт, на Земле-3 ваш отец завершил свои исследования. Создал рабочую карту Паноплии. С ней и с помощью портала легко переместиться в любой из миров. Не говоря уже о перемещениях внутри одного мира, как попали сюда мы с мистером Портилло.

— Вы говорите о других Теджендрах Сингхах, — промолвил Эверетт Л, — но ни словом не упоминаете о других Эвереттах Л Сингхах!

Шарль Вильерс отпрянул, пораженный гневом, прорвавшимся в его голосе.

— Есть опасность, что карта — Инфундибулум — попадет в плохие руки.

Эверетт Л дрожал от холода, который поднимался из глубины провала. Он был бос, легко одет и ничего не соображал. Отец говорил, что, если чего-то не понимаешь, нужно спрашивать. Откуда взялась на Луне десятикилометровая пропасть? Зачем здесь окна, балконы, самый воздух? Разве мадам Луне, Олицетворению Разума Трина, нужен воздух для дыхания? Или все вокруг — лишь декорации, компьютерная графика, спроецированная в его мозг? Но если Разум Трина способен…

— Попросите Разум Трина дать вам другую карту, — сказал Эверетт Л. — Они ведь опережают нас на тысячи лет. Зачем вы притащили меня сюда? Или создать карту им не по зубам?

Шарль Вильерс встретил его речь мягкими аплодисментами.

— А вы весьма умны, юноша, — заметил он и кивнул в сторону мадам Луны. Она стояла, сложив руки в приветственном благословляющем жесте. — Люди изучают Разум Трина без малого полвека. Их технологии опережают наши не на тысячи лет, а, возможно, на четыреста-пятьсот. Не хочу обидеть мадам Луну, но Трин неравнозначен Разуму Трина. Как бы объяснить…

— Не трудитесь, — сказал Эверетт Л. — Кажется, я понял. Их технологии позволили создать машину, способную воспроизвести их цивилизацию. После чего дальнейшее совершенствование стало бессмысленным. Поэтому они остановились в развитии.

— Умница, Эверетт. Разум Трина не есть разум в привычном нам понимании — у него нет личности. И не должно быть. Его назначение — выполнить поставленную задачу. Поначалу мы думали, что за Трином стоит могучий интеллект, но это предположение оказалось далеким от истины. Трин выстраивает себя бездумно, действуя на основе простых инструкций. Разум Трина больше похож на огромное высокотехнологическое производство — цветок, дерево, — чем на то, что мы называем цивилизацией. Каждый новый Трин — клон самого себя. Он снова и снова самовоспроизводится, не допуская ошибок. И в этом наше преимущество перед ним. Ибо все наши величайшие открытия основаны на ошибочных посылках. Эволюция Трина завершена, а человечество продолжает развитие. Поэтому когда-нибудь мы превзойдем их.

Эверетт Л всматривался в мадам Луну, в ее скрещенные руки, изучал доброе спокойное лицо, глаза, которые теперь — когда он узнал, что стоит за ними — казались ему мертвей мертвого.

— Мы хотим, чтобы вы стали нашим агентом, Эверетт, — сказал Шарль Вильерс. — Секретным агентом. Юным Джеймсом Бондом.

— Кто «мы», мистер Вильерс?

— Пленитуда. Этот мир — наш с вами. Есть силы за пределами известных миров, более могущественные и опасные, чем вы можете себе вообразить. Силы, по сравнению с которым Трин покажется ничтожеством. Но внутри Пленитуды есть и другие силы. Впрочем, я и так сказал больше, чем следовало. Если они захватят контроль над Инфундибулумом, нам не поздоровится. Всем: вашей семье, друзьям, знакомым… Вы нужны нам, Эверетт. Вы — наша последняя надежда.

Он попался. Один, в руках самого могущественного человека в мире, перед которым склонял голову сам премьер-министр. Человека, знающего, что у Эверетта Л есть близкие, знающего, как их найти. Последний аргумент школьных хулиганов: «Только пикни, мы знаем, где ты живешь».

— Что я должен делать?

Шарль Вильерс улыбнулся своей пугающе-мягкой улыбкой.

— Просто будьте собой, Эверетт. Но прежде мадам Луна произведет некоторые… усовершенствования.

Эверетт хотел закричать, однако вокруг него обвилась рука мадам Луны, и он провалился в мягкую серую бесконечность.

4

Ветер швырял в лицо ледяную крошку. Сен закуталась в шарф до самых бровей, иначе острая крупа содрала бы кожу до кости. Похоже, ветер не собирался с этим мириться: так и норовил найти лазейку, упрямо лез под очки, оттягивал капюшон, рвал шарф. Вдохни этот смертоносный воздух — и в легкие устремятся тысячи крохотных кинжалов. Ветер обрушивался на Сен Сиксмит со всех сторон. Не уступая ему в ярости, Сен направила маленькую летучую машинку вниз, к бесконечной снежной равнине.

Белизна внизу и наверху, спереди и сзади. В непромокаемом защитном костюме с отражающими полосками Сен была единственным цветным пятном посреди нескончаемой белизны. Единственным проблеском жизни. В мифологии аэриш, в колоде «Таро Эвернесс», которую Сен частично унаследовала, частично дорисовывала по мере необходимости, белый был цветом смерти.

— Эге-ге-гей! — прокричала она жалящему ветру и дернула трос привода. Лопасти кузнечика швырнули ее навстречу ветру. Макхинлит обещал при следующей починке сделать механизм отзывчивее, но когда радар Шарки посреди снежной пустыни что-то засек, полетные испытания пришлось проводить в боевом режиме. Машинки прекрасно справлялись, правда, поначалу Сен чуть не врезалась в переборки грузового отсека, а после чуть не сломала шею, когда очередной подледный толчок сотряс дирижабль и ее рука соскользнула с руля. Рычаги отзывались мгновенно и резко, норовя сбросить ее, словно взбесившийся жеребец. Эта резвость не шла ни в какое сравнение с медлительной мягкостью дирижабля. Оседлай дрон и лети хоть на край света. Только не забудь, что в белизне совершенно теряются ориентиры и ничего не стоит, зазевавшись, на полном ходу врезаться в лед.

Сен ощущала себя маленькой и большой одновременно. Она подняла глаза: другой дрон почти терялся на фоне белизны. Легко вообразить, что летишь одна-одинешенька над снежной пустыней. Ошеломляющее чувство обособленности, сродни безумному скольжению надо льдом.

В дирижабле ты отделена от людей, но никогда не бываешь одна. Дирижабль был семьей Сен, ее домом, ее миром. Она часто размышляла, каково это: не чувствовать со всех сторон закругляющейся оболочки, присутствия Макхинлита, Шарки, мамы. Просто быть Сен; не Сен Сиксмит, не Сен с «Эвернесс». Должно быть, ощущение сродни полету надо льдом: быстро, весело, захватывает дух. Яркая точка в центре пустоты. Живо представив себе эту точку, несущуюся в снежном буране, Сен внезапно осознала, что значит остаться одной, без семьи, друзей, дома, мира, как это случилось с Эвереттом. Ничего веселого, ничего захватывающего, просто ужасно! Ни единой родной души вокруг!.. Нет, поправилась Сен, у тебя есть я. От этой мысли ее бросило в жар.

Яркая оранжевая точка перемещалась по краю зрения. Разумеется, Сен не одна. В этих местах одиночество означало неминуемую гибель. Сен посмотрела направо. Пилот второго дрона снял руку в толстой перчатке с рычага и знаком велел ей притормозить. Сен недоуменно вскинула ладонь. И снова рука в перчатке велела ей снизиться, поберечь заряд батарей. Макхинлит сомневался, надолго ли их хватит при таком морозе.

— Цифры пляшут, — пожаловался он. — Показывают значения от пяти часов до пяти минут. Мне бы математика…

— Эверетту не до того, — сказала капитан Анастасия.

— А не одолжишь маленько энергии?

Капитан Анастасия расширила глаза. Ни у кого из членов команды не должно возникать сомнений, кто тут главный. Положение с энергией было критическим. Даже пришвартованному дирижаблю требовалось электричество, чтобы противостоять напору ветра. И неизвестно, сколько его понадобится, когда Эверетт откроет портал Гейзенберга. И сколько он провозится, пытаясь заставить прыгольвер и дилли-долли компутатор заговорить на одном языке. Именно поэтому капитан Анастасия глаз не сводила с ваттметра, пока Макхинлит заряжал батареи дронов.

— А ну-ка снижайся, — затрещало в наушнике.

— Ну, мам!

Шутить с Анни было себе дороже. Наушник замолчал. Даже разговоры съедают заряд. Что толку болтать попусту, когда в самый ответственный момент энергии для переговоров может не хватить. Сен слегка отжала руль и заняла место рядом с капитаном Анастасией. Ледяная пустыня ушла из-под ног и слилась с небом.

Впереди их поджидала полная неизвестность. Радар Шарки не определил ни форму, ни конструкцию объекта; с уверенностью можно было утверждать одно: эта штука огромна, движется очень быстро и в считаные часы окажется под дирижаблем.

— Бывают порталы Эйнш… Гейзенберга таким большим? — спросила капитан Анастасия, когда команда сгрудилась у радара, а свет от монитора через увеличительное стекло окрасил лица зеленым.

— У вас… то есть у нас нет, — ответил Эверетт.

— Эта штука из другой вселенной, — произнес Макхинлит, и тут «Эвернесс» вздрогнул, как опавший лист, и, словно умирающий кит, застонал всеми крепежными тросами.

— Чудовище, — прошептала Сен одними губами.

— Глупости, — бросила капитан Анастасия, снимая напряжение. — Мистер Макхинлит, где ваши летучие козявки? Я намерена варда снаружи. Все лучше, чем сходить с ума тут. Сен, летишь со мной. Мистер Шарки, приглядите за Дирижаблем. Мистер Сингх, займитесь вашими уравнениями.

По крайней мере, теперь капитан была при деле. Взламывать коды, чинить оборудование, следить за радаром — с этим команда прекрасно справлялась без нее. Сен видела, что капитан томится бездельем. Их капитан не любила ни от кого зависеть. Обычно другие зависели от нее.

Они неслись над ледяной пустыней, присоединенные к дронам ненадежными стропами, только вдвоем, она и мама, снова делая работу, с которой никто, кроме них, не справится. Сен покосилась на Анастасию, та кивнула в ответ. Иногда, подумала Сен, мы больше похожи на сестер, чем на мать с дочерью.

Постепенно Сен теряла мать — свою настоящую мать. Первым ушел голос. Она помнила слова, но не интонации. Затем ушла память о руках, о том, какой высокой была Корри, о цвете ее волос. Теперь память стирала лицо. Остались лишь глаза, улыбка и крошечная бриллиантовая пуссета в носу.

Мелочь за мелочью, воспоминание за воспоминанием настоящая мать Сен уходила в небытие. А когда-нибудь исчезнет полностью, обратится пеплом, словно сгоревший в небе «Фейрчайлд».

Глаза защипало. Сен смахнула слезинку. Что-то промелькнуло сбоку. Темная, еле видимая прожилка посреди белизны, двигавшаяся вровень с ней. До объекта могло быть несколько метров или несколько километров. Внезапно внимание Сен привлек другой объект прямо по курсу, там, где ледяная пустыня сливалась с небом. Белое на белом. Объект походил на сверкающий смерч. Белизна вокруг уничтожала расстояние, лишала ориентиров. Чтобы привлечь внимание капитана, Сен махнула рукой и показала вперед. Анастасия подняла большой палец. Они синхронно скользнули выше. Анастасия ткнула перчаткой в Сен, та кивнула, сняла руку с руля и сунула пальцы в носок. Вязаные перчатки делали пальцы неуклюжими. Сен с трудом нашарила то, что искала. Предмет скользил, словно стеклянный.

— Давай же, — прошипела Сен толстым перчаткам, негнущимся пальцам и ревущему ветру. — Ну наконец-то!

Она вытащила из носка телефон Эверетта. Ей уже приходилось иметь с ним дело во время вылазки в Тайрон-тауэр. Бонару штуковина с Земли-10 и их единственная мобильная камера. Эверетт научил Сен, как ею пользоваться. Тут нажать, чтобы сделать фотографию, тут — чтобы снять видео, а вот зум, ближе, дальше. Автоматическая фокусировка, все просто.

Просто для тебя, Эверетт Сингх. А попробуй-ка сделать пару снимков, болтаясь в воздухе над ледяной пустыней, когда обжигающий ветер дует в лицо, одна рука — на руле, другая, непослушная, словно замороженная треска, жмет на кнопку. Посмотрела бы я на тебя, Эверетт Сингх!

Смерч приближался. Сен разглядела в центре что-то темное. Вот это скорость!

Капитан Анастасия ладонью описала в воздухе круг и ткнула в его центр. Вперед! Зажав в ладони телефон, Сен ринулась вниз.

Внутри вихря что-то пугающе темнело. Судно на воздушной подушке. Сен видела похожие на Темзе — вибрирующие кораблики переправляли на другой берег несчастных, вынужденных просиживать дни напролет в офисах и конторах. Это судно ничуть не напоминало тех малюток. Сто пятьдесят футов вооруженной до зубов смерти на подушке из воздуха и ледяной крошки. Танк, делающий девяносто миль в час. Боевой линкор бескрайнего ледяного океана. У него было не одна, а целых три оружейных башни: две смотрели вперед, третья прикрывала тылы. Пока Сен сражалась с зумом, в верхней бронированной части открылись люки, оттуда вылезли дула орудий и завращались, ловя Сен в прицел. Клик-клик-клик-клик-клик. Под воздействием турбулентности от огромных лопастей дрон опасно закачался в воздухе. Телефон выскользнул, Сен вскрикнула, но в последнюю секунду успела его подхватить.

Капитан Анастасия укоризненно покачала головой и провела ладонью по горлу. Снимай и удирай. Сен кивнула, выровняла дрон и зашла на второй вираж. Палец в перчатке танцевал на крохотной кнопке. Видео, видео, где же оно? Нашла. Снять махину сзади, теперь приблизить огромную башню. Дула орудий следили за Сен, а она щелкала и щелкала. Скользя между винтами, которым ничего не стоило превратить ее в кровавые брызги на снегу, Сен взвизгивала от удовольствия, радуясь собственной ловкости и находчивости. Сен Сиксмит вам не по зубам!

Напоследок Сен пролетела вдоль командного мостика, задев подошвами антенны, нырнула вниз и, опасно повиснув на стропах, накренилась вбок и щелкнула лица за стеклом. Экипаж был облачен в щеголеватые сюртуки и плотно повязанные тюрбаны. А теперь вверх и не забыть показать неприличный жест, бывший в ходу у аэриш.

— Закончила? — проскрипел в ушах голос Анастасии.

— Еще чуть-чуть.

— А я говорю, закончила. Быстро на корабль. На земле эта штука искромсает нас как немецкую сардельку. Дилли-долли. И где только Шарлотта Вильерс раздобыла эту игрушку? Надо связаться с Шарки, путь готовится к взлету.

— Мам! — взвизгнула Сен.

Что-то промелькнуло по краю зрения. Капитан Анастасия среагировала с быстротой и ловкостью рожденной в Бристоле и воспитанной в Большом порту Хакни воздушной крысы, резким уверенным движением руки направив дрон в сторону от стремительного объекта, возникшего прямо перед ней словно из ниоткуда. На мгновение объект завис в воздухе, а потом с невероятной быстротой устремился на Сен. Она до упора отжала рычаги. Вращающиеся лопасти несущего винта просвистели прямо под ней, чуть не затянув ее защитный костюм. Чтобы выровнять дрон, Сен отпустила рычаги, посылая дрон в свободный полет, и испуганно оглянулась. Он все еще здесь, в сотне ярдов под нею! Летающий объект напоминал поставленный на попа медный гроб. Верхняя часть представляла собой купол из выступающих ребер. Внутри сидел пилот в кожаном шлеме с микрофоном у рта. В воздухе его держали два пропеллера, справа и слева. Двигатель и топливный бак располагались внизу. Медная кабина была выкрашена в темно-зеленый, цифры и буквы походили на арабскую вязь. Два полумесяца соединялись выгнутыми частями. Внизу боевой линкор на воздушной подушке упрямо продвигался вперед сквозь поднятую им ледяную пургу.

— Удирай! — крикнула капитан Анастасия.

Сен не требовалось повторять дважды. Она что есть силы дернула трос привода и, опасно раскачиваясь на стропах, бросила дрон вперед. Капитан Анастасия пристроилась рядом. Ее голос прогремел в ушах Сен, перекрывая свист ветра, завывание винтов и громыхание гирокоптера внизу.

— Шарки. Пусть взлетает.

Не мистер Шарки. Не дирижабль. Куда девался всегдашний капитанский лоск? Только сейчас Сен по-настоящему испугалась.

— Он летит за нами! — крикнула она, оглянувшись.

Пилот развернул кабину, изменив положение лопастей, и теперь несся за ними на устрашающей скорости. Сен не могла оторвать глаз от бешено вращающихся смертоносных винтов.

— По моей команде! — скомандовала капитан Анастасия. — Раз, два, три!

Сен резко вильнула вправо, капитан Анастасия — влево, и гирокоптер, ревя двигателем и гремя лопастями, промчался между ними. Сен посмотрела вверх, посмотрела на капитана. Гирокоптер перешел в свободный полет и снова встал на попа. Из пазов в боках кабины выдвинулись механические кронштейны с иглами на концах.

— О боже, — прошептала Сен.

— Сен, послушай меня, — сказала капитан Анастасия. Ее голос, чистый, словно ледяной клинок, перекрывал и страх, и громыхание гирокоптера. — Отдай снимки Эверетту. Никуда не сворачивай. Шарки сам тебя найдет.

Она взмыла вверх, и Сен догадалась: капитан Анастасия избрала тактику птицы, отвлекающей ястреба от гнезда.

— У него бензиновый двигатель. Он дождется, пока сядут наши батареи. А я выиграю для тебя время.

— Нет, мам!

— Я приказываю, мисс Сиксмит. Смотри не сбейся с курса.

Вскоре капитан Анастасия осталась оранжевой точкой сзади. Сен сверилась с маленьким компасом, который Макхинлит прилепил на боку дрона. Вот и вся навигация. От тряски стрелка дрожала, но уверенно показывала на север. Сен оглянулась. На высшей точке подъема дрон капитана Анастасии застыл, а воздух вокруг него словно заледенел.

— Все будет бона, любовь моя, — протрещало в наушниках Сен. — Никакому ползучему гаду с Земли-2 не перелетать Анастасию Сиксмит.

Затем безумная маленькая машинка ринулась вниз, прямо на гирокоптер. И тот принял бой. Из его боков, словно жвала насекомого, вылезли когтистые отростки и штыри.

— Мама! — крикнула Сен.

Пилот с Земли-2 неплохо разбирался в своем деле. В последнюю секунду гирокоптер нырнул под дрон, чиркнув днищем по льду, выровнялся и снова изготовился атаковать.

Капитан Анастасия оглянулась через плечо и что было силы дернула трос. Гирокоптер развернулся и погнался за ней. У хрупкого самолетика, усовершенствованного Макхинлитом при помощи сварочного аппарата и пистолета для склеивания, не было шансов против превосходного образчика технологий Земли-2, словно предназначенного для погони. К тому же дрон работал от батареи, а гирокоптер был заправлен бензином.

Сен смотрела, как он уменьшается в размерах на фоне бескрайней белизны. Так вот что значит остаться одной! Как Эверетт. Компас указывал путь в одну сторону, сердце тянуло в другую. Взгляд Сен задержался на красной, размером с кулак, выпуклости на корпусе дрона, рядом с компасом. Леска из карбоволокна, смертоносное оружие дронов, работающих в паре!

— Мам!

— Береги энергию, — отозвалась Анастасия.

— Мам, послушай, у нас есть оружие!

— Немедленно возвращайся к «Эвернесс»!

— Мам, я нашла леску! Против нее никто не выстоит!

На мгновение стало тихо. Молчание нарушал лишь вой ветра и свист метели.

— Жди, сейчас буду.

Им предстоял бой с превосходящим по силе и скорости врагом, но, как это ни глупо, сердце встрепенулось у Сен в груди, а по телу разлилось тепло.

Наконец на границе льдов и неба возникла знакомая оранжевая точка. Ее неотступно преследовал гирокоптер. В одиночку Анастасии ни за что его не одолеть!.. Сен привстала на стропах, дернула рычаг влево и рванулась на подмогу.

— Напополам! — вопила она в шарф, забитый ледяными катышками. — Чтоб ты сдох, подонок, разрежу напополам!

Сен успела рассмотреть только очки и шлем пилота, но уже ненавидела его всей душой. За то, что был быстрее, мощнее и больше. За то, что не остановится и не свернет. За то, что ему нет дела до Сен и ее приемной матери. За то, что для него они — добыча. Затянуть потуже и дернуть! Увидеть, как на лед рухнут его кровавые ошметки!

— Ненавижу тебя!

Анастасия стремительно приближалась. Сен потянула на себя красную катушку, успев ощутить ее тяжесть, и уверенно взяла курс на второй дрон. В запасе был только один бросок.

Щурясь сквозь очки, Сен подняла рукоятку. Ближе, еще ближе. Бросай! Она швырнула рукоятку, Анастасия резко подалась вперед.

Сен едва успела подогнуть колени. Дрон ушел вверх, а ее подошвы едва не задели несущий винт гирокоптера. Нить со скрежетом разматывала катушку. Анастасия крепко сжимала рукоятку. Сен медленно развернулась в воздухе. Анастасия повторила ее маневр. Они больше не были добычей, теперь они сами были охотниками.

Сен понимала, как опасно их грозное оружие: одно неверное движение — и леска из карбоволокна с легкостью перережет и жертву, и охотника. Поэтому дроны какое-то время выравнивали строй на расстоянии в сто ярдов друг от друга. Гирокоптер упрямо висел в воздухе перед ними.

Издав яростный визг, Сен рванулась навстречу врагу, намереваясь перерезать кабину посередине.

— Сен, выше, — прохрипело в наушниках.

Не обращая внимания на предупреждение, Сен рванула трос. Чтоб ты сдох! Ей было все равно, кто он. У врага не было имени и лица, он был лишь винтиком в механизме гирокоптера. Но он хотел убить Сен, и теперь Сен убьет его, а он даже не поймет, что случилось, не успеет осознать, какого дурака свалял, и как умница Сен его переиграла!

— Сен, я сказала, выше. Целься в лопасти.

Гирокоптер приближался. Недавно их разделяло пол неба, и вот они смотрят друг другу глаза в глаза.

— Сен!

Она отлично видела пилота и ясно представила, как его тело медленно распадается на две половины, брызжет кровь, кости и кишки вываливаются на лед. Сен увидела, как убивает человека.

— Нет! — вскрикнула она и резко отвела рычаги.

Кузнечик прыгнул вверх, и натянутая леска аккуратно отхватила несущий винт. Двигатель гирокоптера взвыл. Смертоносный, словно ракета, осколок лопасти со свистом пронесся рядом с Сен. Она успела заметить расширившиеся от ужаса глаза пилота и помахала ему рукой. Затем передняя панель кабины отошла в сторону, пилота выбросило вверх, и над ним раскрылся парашют. Гирокоптер рухнул на лед, полыхнув оранжевым пламенем. Ветер подхватил парашют и отнес в сторону.

— Сматывай катушку, Сен, — приказала Анастасия. — Летим домой, на «Эвернесс».

5

Ворота светились сине-зеленым неоновым светом. Нырнуть в них — и он на свободе; последний враг рухнул на пол, и между ним и светящимся кругом — никого. Эверетт Л не сознавал, каким чувством заметил противника сзади; слух и зрение были точно ни при чем. Он перекатился по полу и поймал врага в прицел. Пейнтбольный шарик просвистел рядом с ухом и, словно большое зеленое насекомое, шмякнулся о стену лабиринта. Дротик вонзился противнику между глаз, и тот рухнул навзничь. Эверетт Л дважды обвел дулом лабиринт. Никого. Теперь вперед и наружу.

Шарль Вильерс встретил его аплодисментами. Громадное белое пространство съедало слабые сухие хлопки. Рядом стояла женщина, почти неотличимая копия пленипотенциара. Близнецы? Почему-то Эверетт Л решил, что их связывают более близкие отношения. Женщина была одета по моде сороковых годов: узкая юбка, чулки в сеточку, приталенный жакет с широкими плечами и элегантная шляпка с вуалью. Вуаль спадала на глаза, ярко алели губы. Она была с Земли-3 — странной параллельной вселенной, не знающей нефти.

— Мое другое воплощение, Шарлотта Вильерс, — галантно представил ее Шарль Вильерс.

Двойники пугали Эверетта Л до дрожи. Премьер-министр Портилло остерегался даже упоминать о них. Иногда двойники были одного пола, иногда, как в случае с Шарлем и Шарлоттой, разного.

Эверетт Л наслышался городских страшилок про двойников: что двойники из разных вселенных способны разделять мысли друг друга, что множество знаменитостей были похищены и заменены двойниками из других миров, что двойникам не суждено встретиться, ибо при встрече они тут же аннигилируют, а взрыв уничтожит все живое в диаметре десяти километров.

Шарлотта Вильерс протянула руку в перчатке. Эверетт Л со щелчком втянул оружие внутрь — люки опустились, не оставив на коже ни шва, ни рубца — и пожал протянутые пальцы. У женщины было крепкое рукопожатие, но теперь, после того, как его тело усовершенствовали при помощи тринских технологий, Эверетту Л ничего не стоило раздавить ее ладонь, словно бумажного журавлика. Любую ладонь, не только изящную женскую.

Эверетт Л не ощущал чужеродности оружия, которое мадам Луна вживила в его ладони и предплечья, не задумывался о ловкости и подвижности, которую она придала его пальцам. Его не смущали ни быстрота ног, ни острота зрения и слуха, далеко превосходящие обычные параметры, ни странное ощущение, больше всего напоминающее радар в голове. Новые способности стали такими же привычными, как внутренности, сердце и мозг, с которыми он родился. Впрочем, теперь Эверетт Л не доверял даже внутренностям. Если он не мог видеть себя насквозь, это не означало, что мадам Луна не похозяйничала у него внутри. Очевидно, что ни одна часть его тела не осталась неизменной.

— Я потрясена, мистер Сингх, — сказала Шарлотта Вильерс. — Это стало вашей второй натурой. Никакого зазора между мыслью и действием. Скоро вы будете готовы к тому, что вам предстоит.

— Не понимаю, о чем вы, мэм.

Эверетт Л старался не грубить пленипотенциарам. Жал руки, кланялся, обращался «сэр» и «мэм», но в глубине души не доверял Шарлю Вильерсу, не говоря уже о его холодной и надменной женской ипостаси.

— Пейнтбольные шарики, мистер Сингх, какой в них прок? Укол и пятно, которое легко смыть. В реальном мире стреляют свинцом. Готовы ли вы к стрельбе на поражение, мистер Сингх? Никакой краски, никаких холостых патронов. Свинец, горячий свинец. Подходящее испытание для ваших новых способностей.

— Непростая задача, миссис Вильерс.

Даже сквозь вуаль глаза Шарлотты Вильерс смотрели прямо и вызывающе, чего никогда не позволял себе Шарль. Однако Эверетт Л упрямо не отводил взгляда.

— Я не стала бы предлагать такое испытание, если бы не собиралась пройти его вместе с вами. Марш-бросок, мистер Сингх. Выигрывает тот, кто первым доберется до ворот. Никакой страховки. Вы готовы?

— Миссис Вильерс, не хочу вас обидеть, но мои способности были усовершенствованы при помощи тринских технологий.

Шарлотта Вильерс щелкнула замком, извлекая на свет из сумочки маленький револьвер, больше похожий на драгоценную безделушку: ручка из слоновой кости, цветочный орнамент на стволе.

— Чемпионка школы святого Ксаверия 1996 года, победительница чемпионатов Кембриджа по стрельбе из спортивного револьвера среди девушек 1997, 1998 и 1999 годов и всеанглийского женского чемпионата 2000 года, золотая медалистка Имперских игр 2001 года. Шарль, будьте любезны, задайте параметры для двоих.

— Мисс Вильерс, вряд ли…

— Шарль, я не отступлюсь.

Шарль Вильерс подошел к панели управления — черному овалу на белом цилиндре, единственному яркому пятну в белой, как снег, комнате. Белое на белом — цветовая гамма Трина, но, судя по высокой гравитации, учебный комплекс находился не на Луне. Эверетт Л понятия не имел, где именно. Не успел он ступить на порог, как кости потяжелели раз в шесть.

Рука Шарля Вильерса зависла над сенсорной панелью, однако двойник окатила его презрительным взглядом, и пальцы неохотно заплясали над светящимися символами.

За белой стеной, в которой располагался вход в лабиринт, раздалось слабое металлическое жужжание. Пол завибрировал. Эверетт Л уже имел некоторое представление о тринских технологиях: все самое важное скрывалось от глаз под безукоризненно ровными поверхностями.

— Спасибо, дорогой.

Глаза Эверетта Л расширились от удивления, когда Шарлотта Вильерс расстегнула молнию и переступила через упавшую юбку, затем скинула с плеч жакет. Под костюмом оказалось трико и чулки в сеточку. Пленипотенциар была тоща и жилиста, словно гончая.

Сменив лодочки на балетки, которые она вытащила из сумочки, Шарлотта Вильерс отцепила вуаль и передала шляпку двойнику. Затем стянула перчатки, тряхнула белокурыми кудряшками и снова метнула грозный взгляд на панель.

— Шарль, я же велела отключить безопасный режим.

Палец коснулся панели. Зажегся красный свет. С двух сторон от входа открылись ворота — черные провалы на белом фоне.

Шарлотта шагнула к правому. Она двигалась словно хищница на охоте, уверенной рукой сжимая револьвер.

— Сыграем, мистер Сингх?

Эверетт Л коротко поклонился и занял позицию перед левыми воротами.

— Как вам будет угодно.

Шарлотта Вильерс улыбнулась.

— Начинайте отсчет, Шарль.

Над воротами зажглись часы: тридцать секунд до начала миссии. Эверетт Л заглянул в себя, ощутил мощь тринской технологии, мысленно коснулся ее, пробуждая к жизни. Сила, быстрота, ловкость. Никаких дротиков с транквилизаторами, никаких защитных полей. Огонь на поражение с обеих сторон.

«Наноснаряды и лазеры к бою», — подумал он и почувствовал, как внутри завибрировало оружие.

Двадцать, десять, пять секунд до старта. Взвыли сирены. Ворота распахнулись. Эверетт Л нырнул внутрь. Шарлотта Вильерс рванулась с места, словно кошка в прыжке.

Когда первый солдат выскочил прямо перед ним в двух шагах от входа, Эверетт Л уже знал: лабиринт изменился. Пригнувшись, он дал очередь из пальцев. Луч разрезал манекен на две дымящиеся половины. Закапал расплавленный пластик, верхняя половина зашаталась и рухнула на пол. Противник даже не успел вытащить оружие.

Эверетт Л упрямо продвигался вперед. Лазеры в пальцах питались энергией тела, и после каждого выстрела холод все глубже забирался под кожу.

Коридор изгибался резким зигзагом. Отличное место для засады: противник мог контролировать подход. Беготня по лабиринту научила Эверетта Л обращать внимание на трещины в металлическом полу — края люков, откуда появлялись солдаты. Он осторожно обогнул угол. Нет, рисковать не стоит, сенсоры засекут его раньше, чем он добежит до укрытия, и на сей раз противник будет стрелять не пейнтбольными шариками.

Из соседнего лабиринта донеслись приглушенные выстрелы. Наверняка стрелял не пластмассовый манекен. На стене зарябил экран размером с телевизор, на нем возникла Шарлотта Вильерс. Она вжималась в стену такого же лабиринта, держа револьвер у щеки и выглядывая следующую цель. Эверетт Л не сомневался, что Шарлотта тоже его видит.

Но ты не видишь того, что вижу я, подумал Эверетт Л. Его новые способности позволяли проникнуть в крохотную металлическую щель в полу, почувствовать механизмы — и скрытые, и те, что на виду — и оценить, как они связаны между собой. Глубоко вдохнув, он послал заряд в пальцы и развернулся навстречу врагу. Двое, с разных концов коридора. Он снес им головы одним махом, использовав оба лазера. Не прекращая движения и прислушиваясь к выстрелам из-за стены, Эверетт Л пригнулся, уворачиваясь от пуль третьего солдата, стрелявшего из дальнего конца коридора. Не давая врагу возможности прицелиться, Эверетт силой мысли открыл люк в предплечье и выпустил наноснаряд. Оглушительная вспышка сотрясла коридоры лабиринта смерти. Его улучшенный Трином слух приглушил звук.

Ты слышала, Шарлотта Вильерс?

Следующий уровень. Экран на стене тоже был тринским изобретением и перемещался по стене вслед за Эвереттом. Было видно, как Шарлотта Вильерс расправилась с солдатами, потратив на каждого по выстрелу, и теперь по-кошачьи кралась по коридору, умело перезаряжая револьвер.

Следующий отрезок лабиринта представлял собой длинный прямой коридор. Явная ловушка. Эверетт Л просканировал его своим новым органом чувств; теперь он нашел ему имя: дальнозоркость. Ничего. Выходит, эта ловушка не по зубам его дальнозоркости. Или обман — в отсутствии обмана. Ты будешь красться по коридору, каждую секунду ожидая нападения, а когда устанешь ждать, тут-то и угодишь в западню. Эверетт Л перезарядил, выставил дула и двинулся вперед. Экран следовал за ним по стене: Шарлотта Вильерс зеркально повторяла его шаги. Его злой двойник.

Коридор внезапно расширился. Именно здесь ждал подвох. Эверетт Л направил всю силу в ноги. Осторожность и огневая мощь хороши, но скорость — это жизнь. И в то же мгновение стены, пол и потолок ощерились дулами. Очередь из левого лазера уложила сразу троих, прицельный выстрел правого разнес оружейные дула в полу, пока Эверетт летел вперед, уворачиваясь от выстрелов. Наноснаряд, выпущенный из предплечья, уничтожил орудия на потолке.

Эверетт Л не любил использовать наноснаряды, их запас был ограничен, однако выхода не было: противник напирал. Эверетт свернул в следующий коридор, оставив за спиной полыхающее месиво расплавленного пластика и проводки.

Он задыхался и трясся от холода, истратив на лазеры слишком большое количество энергии, а лабиринт все не кончался. Эверетт Л так увлекся стрельбой, что какое-то время не смотрел на плывущий экран. Наконец он поднял глаза: Шарлотта Вильерс спокойно перезаряжала револьвер, на щеке блестела крохотная капля пота.

Часть стены отошла в сторону, открывая еще один коридор. Эверетт упрямо двинулся вперед, сжимая кулаки и чувствуя, как его энергия заряжает лазеры, сконструированные на основе биотехнологий. Туннели пересекались, то и дело меняли направление, и каждый такой туннель охраняли солдаты. Стеновые панели лабиринта произвольно разъезжались и съезжались, открывая то фальшивый коридор, то целую оружейную батарею. Или пол под ногами внезапно разверзался, и оружейные дула выбрасывали смертоносные железные побеги. И всякий раз, когда он поднимал глаза на экран, Шарлотта Вильерс была рядом, хладнокровная, элегантная и непреклонная. Из ее идеальной прически не выбилось ни одной белокурой пряди.

За собой Эверетт Л оставлял дымящиеся развалины и обгоревший пластик. Его трясло от холода и мутило от голода. Лазеры убивали его так же верно, как могла убить пуля. Они изнутри высасывали тепло, отдавая тело во власть гипотермии с ее коварным шепотом: приляг, отдохни, поспи немного. Но он продолжал закачивать энергию в лазеры, приберегая наноснаряды на крайний случай. Адреналин гнал его вперед, не давая затупиться смертоносным тринским навыкам.

Казалось, прошли часы. Возможно, лабиринт перестраивал себя сам, заставляя петлять, по многу раз проходить одни и те же участки, но всякий раз изменяя их до неузнаваемости. Возможно, учебный полигон и находился на Земле, но сама технология не принадлежала человеческому разуму.

Вдали что-то замерцало. Выход. Эверетт Л остановился, фиксируя тринское зрение на воротах, и тут же вокруг него сомкнулось кольцо врагов. Пришло время наноснарядов. Эверетт Л скрестил руки на груди и заорал. Ураганный огонь разорвал врагов в клочья. Направив силу в ноги, Эверетт Л рванулся к сияющему неоновому кругу, успевая отстреливать солдат, то и дело преграждавших путь, не дожидаясь, пока их фигуры окончательно материализуются.

Шарлотта Вильерс отставала на три шага. Тринские технологии превратили природные задатки Эверетта Л, слывшего хорошим вратарем, в суперспособности, но Шарлота Вильерс двигалась, как истинная спортсменка. Никакого зазора между ощущением, мыслью и действием, природная интуиция, минимум затрат для достижения максимального результата. Ее крошечный револьвер никогда не давал промашки.

Между Эвереттом Л и воротами не осталось никого, последний бросок — и победа в кармане. Тут что-то подсказало ему: оглянись. Он успел в последнюю секунду — наноснаряд превратил солдата, поднявшегося с пола, в осколки пластика и металла. Эверетт Л поднял глаза на экран — Шарлотта Вильерс со всех ног неслась к мерцающему выходу. За ее спиной с пола вставал солдат, и она его не видела.

Никакого зазора между мыслью и действием. Эверетт Л зафиксировал взгляд на противнике в соседнем лабиринте, навел прицел и выпустил последний наноснаряд. Снаряд вылетел из ворот и, повинуясь мысленному приказу, развернулся и влетел в соседние ворота. Эверетт Л успел заметить на экране расширившиеся от ужаса глаза Шарлотты Вильерс, затем она бросилась на пол. Решила, что я целился в тебя? Ты узнаешь правду через три, две, одну секунду… Взрыв отразился от стен. Шарлотта оглянулась. Ей хватило беглого взгляда, чтобы понять. Она вскочила и бросилась к воротам своего лабиринта, Эверетт Л устремился к своим, но последнее усилие истощило его, и, опередив его на два шага, Шарлотта первой выскочила наружу.

Она стояла рядом со своим двойником, переводя дыхание. Ее чувства с легкостью читались на лице. На нем не было радости, только ненависть. Я спас тебе жизнь, подумал Эверетт Л. Теперь ты у меня в долгу, а ты не любишь быть в долгу. А заодно и меня.

Он мысленно отключил лазеры и закрыл оружейные отверстия, вживленные в тело мадам Луной. Теперь у него был враг.

6

Серебристый иней лежал на шпангоуте и опалубке из карбоволокна. Изо рта, замерзая на лету, шел пар. Эверетт аккуратно стер ледяные кристаллы с экрана «Доктора Квантума». Одно неверное движение, и прощай, код. Дни кропотливой работы, когда с каждым часом температура падала все ниже — прижимистый Макхинлит пытался сберечь последние крохи энергии, — пойдут насмарку. А ведь он даже не поручится, что код верен, что непослушные пальцы не подвели. Однажды в школе учителю физкультуры пришла в голову мысль устроить футбольный матч в последний учебный день перед рождественскими каникулами. Мокрый снег, принесенный гренландским циклоном, валил почти горизонтально. Через десять минут пальцы так занемели, что Эверетт перестал ощущать ладонями мяч. Подача с ноги или кулаком, бросок корпусом в глубину ворот — все, на что он был способен. Наконец физкультурник смилостивился и дал финальный свисток. Дома под душем Эверетт едва сдерживал слезы, пытаясь разогнуть пальцы под горячими струями воды.

Сейчас было гораздо хуже.

Эверетт подышал на пальцы правой руки, возвращая им подвижность. Наконец-то. Изматывающая, нудная работа, лишенная страстей и озарений, которые примирили бы его с переутомлением и голодом, завершена. Ничего похожего на ту ночь — от нее Эверетта отделяли две вселенные, — когда он превратил Инфундибулум в карту. Теперь он просто преобразовал один код в другой, чтобы заставить Инфундибулум заговорить с прыгольвером. Для настройки нужен еще день или хотя бы несколько часов. У Эверетта было двадцать минут — фора, отделявшая Сен и Анастасию от того, что гналось за ними, чем бы оно ни было. Радар Шарки засек три объекта: два маленьких, один большой и очень быстрый.

Эверетт не верил в бога, поэтому обошелся без молитвы, и верил в удачу — он понимал, что люди обманывают себя, ища скрытый смысл в повседневных мелочах. Поэтому обошелся обычной присказкой бывалого гика.

— Ну, поехали, — буркнул он и нажал на клавишу.

Экран заполнили цифры. Строки сменяли друг друга бесконечно. Неужели зациклилось? Эверетт уже приготовился отменить действие, но внезапно экран почернел, и на нем открылись рабочий стол и диалоговое окно. Установить. Загорелась зеленая кнопка. Эверетт затаил дыхание. Экран снова почернел. Затем Инфундибулум открылся. И вместе с ним открылся его собственный код: контроллер прыжка. Эверетт записал по памяти код на панели управления портала Гейзенберга в своем мире, где портал был спрятан под меловыми отложениями туннеля под Ла-Маншем. Осталось только перетащить его на панель «пункт назначения» и нажать на большую кнопку «прыжок». Интерфейс загрузит код в прыгольвер, который откроет вокруг «Эвернесс» максимальной широкий портал, мгновение — и их здесь не будет.

Лишь с третьей попытки Эверетту удалось перенести код на панель. Кнопка «прыжок» из серой стала зеленой. Он зачарованно смотрел на длинный ряд цифр. Путь домой. Код точки на карте, географически совпадающей с тем местом, где он находился сейчас, только в его мире. Ему не хотелось вопить от радости, не хотелось молотить кулаками по воздуху. Работа выполнена, только и всего. Закутав «Доктора Квантума» в несколько слоев ткани для тепла, он по скользким ступенькам бросился в рубку.

Шарки оторвался от переговорного устройства и заглянул через плечо Эверетту, колдующему над кабелями. Макхинлит оборудовал для Эверетта рабочее место за пультом управления, протянул кабели и установил прыгольвер на опору — оружие, способное выстреливать людей в другие миры.

Эверетт подсоединил «Доктора Квантума», пустил ток и провел рукой по экрану: на нем заскользили сияющие прозрачные полотнища, измерения внутри измерений Инфундибулума.

— «Исчисляет количество звезд; всех их называет именами их», — тихо промолвил Шарки.

Эверетту не нравилось, что старший помощник стоит так близко. С памятного бегства к границам Верхней Дойчландии, когда их преследовали сторожевые корабли и истребители Королевского военно-воздушного флота, Эверетт не доверял Шарки. Тогда Шарки предложил капитану Анастасии выдать его Шарлотте Вильерс. Пожертвовать Инфундибулумом ради спасения дирижабля. Библию ты цитируешь наизусть, думал Эверетт, но живешь ли ты по ее заповедям?

Шарки поднял голову, подошел к большому обзорному окну, отвел от вмонтированного в потолок монитора увеличительное стекло на кронштейне, приблизил его к окну и, притянув микрофон, сказал:

— Мистер Макхинлит, наши транжирки вернулись.

Дрожь прошила дирижабль, палубу, подошвы ног. За то недолгое время, что Эверетт успел побыть безбилетником, поваром, странником между мирами, а теперь навигатором в путешествиях по вселенным, он научился различать рывки и содрогания «Эвернесс». Этот низкий гул означал, что открыт грузовой люк. Приземления дронов он слышать не мог — слишком легки и проворны были малышки, зато ощутил, как завибрировал мостик под двумя парами быстрых ног. Эверетт, не поднимая глаз, методично подсоединял «Доктора Квантума» к прыгольверу.

— Мистер Шарки! Мистер Макхинлит! — Всегда и везде первое слово оставалось за капитаном Анастасией. Она влетела в рубку, на ходу стягивая перчатки из овчины. — Вверх и подальше от этой штуки!

Тон, которым она отдавала команды, всякий раз заставлял Эверетта подпрыгивать. Он недолюбливал начальство, будь то ненормальные физкультурники, заставлявшие футболистов выходить на поле под проливным дождем, или капитаны грузовых дирижаблей из порта Большой Хакни с Земли-3. Эверетт отвернулся, чтобы капитан не заметила выражения его лица, на котором просияли облегчение и затаенное обожание.

Эверетт с гордостью поглядывал на капитана Анастасию Сиксмит, стоявшую у большого обзорного окна, заложив руки за спину. Сен стянула летный шлем итряхнула светлой африканской гривой. Ледышки со звоном попадали на пол. По пути к пульту управления она ущипнула Эверетта.

— Я вернулась, Эверетт Сингх. Или ты мне не рад, оми?

Эверетт смутился. Сен была прямолинейной, бестактной и напористой. Она пугала Эверетта из Стоук-ньюингтона и восхищала пенджабского Эверетта. Выбравшись из оранжевого комбинезона, Сен первым делом вытащила из-за пазухи колоду «Таро Эвернесс» и, чмокнув карты, положила их на приборную панель.

— Мистер Сингх! — Капитан Анастасия подошла к Эверетту со смартфоном в руке. На экране застыло расплывчатое изображение адской машины, до зубов вооруженного бронированного судна на воздушной подушке, расписанного сверху донизу полумесяцами Аль-Бурак — аналога Британии на Земле-2. — Вы когда-нибудь видели такое?

— Никогда, мэм.

— И я никогда. Я хочу услышать ваше профессиональное мнение: мы выстоим?

— Нет, мэм, ни единого шанса.

— Согласна. Эта штука будет здесь через десять минут. Благодарю, мистер Сингх. Портал работает?

— Наверное.

Эверетт заметил, что Шарки закатил глаза.

— Мистер Шарки! — воскликнула капитан Анастасия, не отрывая бездонных глаз от Эверетта. — Бросайте все, резак в зубы и живо наружу! Отвяжите нас.

— Но, мэм…

— Я сказала, живо!

Не промолвив ни слова больше, Шарки вышел, однако Эверетт заметил его косой взгляд, опущенные плечи и то, с каким недовольным видом он вытащил резак, с помощью которого аэриш чинили обшивку из карбоволокна.

Притянув микрофон, капитан нажала кнопку переговорного устройства:

— Мистер Макхинлит, у меня два вопроса. Первый: сможем ли мы взлететь? Второй: способны ли мы совершить прыжок?

В напряженной атмосфере рубки акцент уроженца Глазго прозвучал грубо, как лопата.

— Сможем, способны, но не одновременно.

— Меня такой расклад не устраивает, мистер Макхинлит.

— Где я возьму столько энергии? А если бы взял, гондолы двигателей замерзли. Да еще балласт: десять тонн твердого льда. Я вам не волшебник.

— Значит, придется стать им, мистер Макхинлит. — Капитан Анастасия обернулась к Эверетту. — Мистер Сингх, теперь вы. Чем отличается «наверное» от «наверняка»?

— «Наверное» означает, что соединение может не сработать. Мы выстрелим из прыгольвера, но никуда не прыгнем. Или программа не запустится — с тем же результатом. Или станем системным багом и переместимся сразу во все миры. Все атомы — в разные стороны. Бабах! И пикнуть не успеем.

— Второй вопрос: расстояние от «наверное» до «наверняка»?

— Десять, пятнадцать минут.

— Эта махина будет тут через пять. Нам уже повезло, рассчитывать на удачу еще раз было бы самонадеянно. Сен, приготовиться к взлету. Мистер Сингх, поторопитесь.

— Слушаюсь, мэм.

Стоило капитану Анастасии отвернуться к обзорному окну, как Сен вытянула из колоды карту. Заметив взгляд Эверетта, продемонстрировала карту. Ему эта карта еще не встречалась, но он уже не удивлялся, давно заподозрив, что у Сен гораздо больше карт, чем требуется для гадания. Рисунок, выполненный тушью, изображал стайку увенчанных коронами бабочек или мотыльков. Касаясь друг друга концами крылышек, они поднимались к смеющейся Луне. Надпись, выполненная старомодным почерком с завитушками, гласила: «Пыльца на крыльях».

— Что это значит? — спросил Эверетт одними губами.

— Они отправляются в дальнее путешествие, но есть ли у них надежда, про то никому неведомо, — прошептала Сен.

Эверетт успел заметить, что голос Сен, а также ее тон и строение фраз меняются, когда она толкует карты. Интересно, кто научил ее с ними разговаривать?

— Или так: они хотят взлететь, да только не судьба. У карт всегда два значения.

Сен сунула карту в колоду и отвернулась, но по ее напряженной спине и плечам он понял, что Сен встревожена, хотя никогда в этом не признается. По крайней мере, ему — ведь он не аэриш. Сен бывала вздорной и развязной, храброй и проницательной, однако до конца никогда не раскрывалась. Страхи и сомнения она доверяла картам, которые хранила у сердца. Вынужденные жить бок о бок, аэриш выстраивали вокруг своего личного пространства тонкие, но прочные стены.

Эверетту стало грустно. Когда капитан Анастасия спросила его профессиональное мнение, Эверетта переполнила гордость. Его уважали, с его мнением считались. Он был членом команды. Теперь, когда Сен отвернулась от него с видом недотроги, Эверетт понял, что никогда не станет для аэриш по-настоящему своим.

На пульте загорелась зеленая лампочка. Ствол и дуло прыгольвера тоже засветились. Красный стал оранжевым, затем желтым и снова красным. Эверетт понятия не имел, что это значит, но, когда он дотронулся до ствола, тот был теплым и производил впечатление работающего механизма, готового к бою.

Эверетт перетащил адрес в окно контроллера. Кнопка «прыжок» осталась серой. Он чертыхнулся сквозь зубы, заметив уголком глаза в окне, рядом с которым стояла капитан Анастасия, какой-то вихрь.

Дирижабль сильно тряхнуло. Задребезжали разболтавшиеся детали, с потолка посыпалась пыль и высохшие пауки. Все, кто был в рубке, вперились в окно. «Ничего себе громадина», — подумал Эверетт. Он посмотрел на Сен.

— Это не обман зрения, я видела эту штуку вблизи, — прошептала она одними губами.

Капитан Анастасия спросила в переговорную трубу:

— Мистер Шарки, как продвигается работа?

Голос Шарки прорвался сквозь завывания ветра:

— Еще два, капитан. «Бросает град Свой кусками; перед морозом Его кто устоит».

— Ваши цитаты сейчас ни к месту, мистер Шарки. Немедленно возвращайтесь.

— Их только…

— Продырявьте обшивку, если потребуется, но сейчас же назад, Шарки.

Внутри стремительно несущегося на «Эвернесс» снежного вихря виднелось темное пятно. По мере приближения его контуры становились более четкими, темное пятно превращалось в ощетинившийся лопастями и дулами орудий боевой механизм. Одного лишь не передавала фотография — размеров. Линкор на воздушной подушке. Машина смерти.

Эверетт снова нажал на кнопку. Ничего. Он вернулся в меню начальной установки.

Дирижабль весьма ощутимо тряхнуло.

— Мистер Макхинлит, мне понадобится вся имеющаяся энергия, — бросила в трубку капитан Анастасия и отключила микрофон, чтобы не слушать стенаний корабельного механика. Эверетт успел изучить манеру Макхинлита: тот в ответ на любой приказ принимался ныть и юлить, выдвигая тысячу обоснований его невыполнимости, нелогичности и неразумности, но, в конце концов, делал, как велено.

— Сен, а теперь строго вверх.

— Бона, мэм.

Сен перевела рули в вертикальное положение и до предела сдвинула рычаги.

— Энергия на преде…

— Я в курсе, мисс Сиксмит.

«Эвернесс», криво задирая нос вверх, начала подниматься. Два швартовочных каната крепко держали корму. Эверетт вцепился в планшетник, поехавший по столу. Каждый сантиметр двухсотметрового дирижабля стонал и скрипел.

— Я не могу так работать! — прокричал Эверетт.

Дирижабль снова тряхнула неведомая сила. Внезапно палуба резко накренилась влево, и все, кто был в рубке, повалились на пол. Судя по всему, лопнул правый швартовочный канат. Теперь дирижабль удерживал левый, последний. Вскочив на ноги, Сен бросилась к рулям, пытаясь выровнять дирижабль.

— Половине пропеллеров крышка, а балласт промерз насквозь, — прошипела Сен.

Эверетт осторожно принял горизонтальное положение.

— Давай же, палоне! — воскликнула Сен, орудуя рычагами, как будто играла на музыкальном инструменте.

«Эвернесс» рвался на свободу, словно зверь, попавший в капкан. Включилось главное переговорное устройство.

— Внимание, дирижабль! — произнес голос с акцентом.

Английский для обитателей Земли-2 неродной, вспомнил Эверетт. Там вообще нет английского языка, как нет и англичан. В их жилах течет кровь испанцев и мавров. Пленипотенциар Ибрим Хой Керрим, которого Эверетт считал союзником, выучил английский с помощью импланта, вживленного в мозг. Людям, обладающим подобными технологиями, ничего не стоило разобраться с каким-то дирижаблем.

— Немедленно приземляйтесь! Вы находитесь под прицелом многочисленных и мощных орудий!

Вы не станете их использовать, подумал Эверетт. Не захотите повредить Инфундибулум. Враги понимали это не хуже него, а значит, их пушки — для отвода глаз, и для «Эвернесс» у них заготовлено что-то еще.

— Мы по-прежнему здесь, мистер Сингх? — спросила капитан Анастасия.

В центре экрана загорелась надпись: «Требуется перезагрузка».

— Я перезагружаю систему.

Мой звездный час, уныло подумал Эверетт. Экран стал черным. Еще один толчок: лопнул последний канат, и «Эвернесс» резко рванулась вверх. Сен взвизгнула. Ее руки порхали над пультом управления, выравнивая и придавая остойчивость корпусу.

— Дирижабль с Земли-3, немедленно снижайтесь!

Капитан Анастасия стояла у обзорного окна и молча смотрела вниз.

— Нам от них не уйти, — сказала Сен.

— Они меня беспокоят меньше всего, — ответила капитан.

Грохот был так ужасен, что перекрыл шум лопастей и скрип корпуса. Казалось, что земля под ними разверзлась. Или миллионы миль стекла разбились в одночасье. Эверетт и Сен кинулись к окну. Дирижабль висел прямо над боевым линкором, а прямо под ним поверхность льдины расходилась извилистыми трещинами.

Эверетт затаил дыхание. Лед с оглушительным грохотом разошелся. Сверху он видел то, чего не мог видеть экипаж линкора: глубокий черный провал, по форме напоминающий молнию и расширявшийся на глазах. Наконец экипаж заметил опасность, но было поздно. Узкая расщелина обратилась пропастью, пропасть — ледяным каньоном. Линкор закачался на самом краю и рухнул вниз.

— О нет, — пробормотала капитан Анастасия, — бедные, бедные люди!

На дне пропасти что-то темнело. А еще оно двигалось!

— Мам, утром я видела… — начала Сен.

— Я тоже, — перебила ее капитан Анастасия.

Никогда раньше Эверетт не слышал у капитана такого голоса. И надеялся, что никогда не услышит впредь.

— Все по местам!

Эверетт усилием воли взял себя в руки. Чем бы ни было древнее зло, разбуженное вибрациями линкора, — оно двигалось.

— Мистер Сингх?

— Я запускаю контроллер.

— Мистер Макхинлит! — проорала капитан Анастасия в переговорное устройство. — Приготовиться к перемещению. Сен, стоп машина. Мистер Сингх, мы в вашей власти.

Инфундибулум открылся. Путь в Мультиверсум.

Координаты дирижабля, которые Эверетт ввел заранее, изменились, когда они поднялись наверх, и даже сейчас «Эвернесс» медленно сносило ветром. Чтобы совершить прыжок, Эверетт должен был привязать их нынешние координаты к координатам места назначения в другом мире, но их местоположение в этом менялось на глазах.

— За Данди, Атланту и святого Пио, — выдохнула Сен. Боевой клич Шарки. В ее голосе не было ни гнева, ни ярости, лишь безграничное изумление. Эверетт поднял глаза от монитора.

Изо льда, куда выше «Эвернесса», взметнулось нечто — глотатель боевых линкоров, разрушитель миров. Червь? Дракон? Ледяной монстр? Чудище было сделано из металла и сморщенной, сожженной солнцем плоти. Тупая морда раскачивалась в небе, с помощью неведомых органов чувств ища и находя добычу. Наконец голова чудовища, покрытая медными иллюминаторами, повернулась к «Эвернесс», раскрылась, словно цветок, усеянный изнутри зубьями и клыками, и замерла. Эверетт узнал в ледяном монстре бурильную установку, землеройную машину, похожую на ту, какими рыли лондонское метро.

— Мистер Сингх… — проговорила капитан Анастасия.

Эверетт перетащил код в контроллер, открыл окно «пункт назначения» и вставил туда код места назначения. Кнопка осталась серой. Нет, не может быть! Серый означал неминуемую гибель. Эверетт посмотрел вверх. Ужасная пасть опускалась все ниже, собираясь поглотить «Эвернесс». Он перевел взгляд на монитор и заметил то, чего не замечал раньше: новое диалоговое окно.

Подтвердить назначение? Принять или отказаться.

Принять.

Сен прокричала что-то на неизвестном ему языке. Капитан Анастасия темной тенью высилась на фоне зубьев, клыков и вращающихся лопастей. Кнопка стала зеленой. Эверетт нажал. Мир вокруг побелел.

— Где мы? — раздался в белизне голос Сен.

Затем белизна сменилась синевой, и в синеве плыли облака, а не торчали железные зубья. Облака не собирались проглатывать их со всеми потрохами. Они были самыми обычными, белыми и пушистыми. Высоко в небе солнечный луч отразился от крыльев самолета.

— Дома, — ответил Эверетт.

7

Из белизны он попал в непроглядную темень и не сразу вспомнил, что с некоторого времени темнота для него не помеха. С тех пор, как он вернулся с Луны, для Эверетта Л не существовало помех. Воспоминание привело в действие систему улучшения зрения, которую мадам Луна вживила в мозг. Каждую минуту он находил у себя все более невероятные способности. Новые ощущения пугали — все равно, что неожиданно обнаружить себя стоящим на самом краю высоченного небоскреба. Разум Трина открыл двери во все уголки его тела и мозга. Дома на кухне, рядом с фотографией диджея «Radio 2» Криса Эванса и наивной мазней Розы, висел рождественский календарь: двадцать открытых и пять закрытых окошек, за каждым окошком — картинка с сюрпризом. Теперь он и сам был как тот календарь, только за ставнями прятались не заснеженные пейзажи, снегири и волхвы, а суперспособности и инопланетное оружие.

Сумрак рассеялся. Эверетт стоял на металлической решетке в промозглой сырой камере. Портал Гейзенберга со всех сторон окружали компьютеры. По каменному потолку, усеянному лампочками, тянулись провода. Напротив застыли солдаты в черном, мягкие фуражки и твердая сталь. Дула были направлены на него. Интересно, чего они боятся? Эверетт Л ступил на пандус. Дула дрогнули, но не опустились.

Слепящий белый свет озарил лица. Портал Гейзенберга открылся. Эверетт Л быстро понял: покажи им, что ты умеешь, и они никогда об этом не забудут. Система улучшения зрения довела освещение до комфортного уровня. Шарлотта Вильерс вышла из ворот, и свет погас.

— Вольно, — приказала она. Солдаты опустили оружие. Из-за их спин выступил плешивый неряшливый тип в мятом плаще с криво повязанным галстуком.

— Добро пожаловать на Землю-3, Эверетт. — Незнакомец протянул руку, но не спешил жать ладонь. — Глазам не верю, кто бы мог подумать…

— Ради всего святого, Пол, это всего лишь двойник, — бросила Шарлотта Вильерс.

— Да-да, конечно, — засуетился плешивый. — Просто… Простите, Эверетт, я был знаком с вашим отцом, я знал… знаю вашего двойника с пеленок. Я был… близким другом вашей семьи, практически вашим дядюшкой.

— Я вижу вас первый раз в жизни, — сказал Эверетт Л. — Может, в моем мире вы и не работали с отцом и вообще не из университета. Может, там вас и вовсе нет.

Плешивый не стал настаивать.

— Пол Маккейб, — пробормотал он и вяло пожал ему руку. Эверетту Л показалось, что рука дрожит.

За спинами военных Эверетт Л заметил еще одно гражданское лицо, и тут пришла его очередь дрогнуть.

— Колетта?

При звуке его голоса она поморщилась, подняла глаза, и во взгляде Эверетт Л прочел множество взаимоисключающих эмоций. Узнавание и смущение. Воспоминания и нежелание вспоминать. Приязнь и ужас.

— Значит, я должен найти его? — спросил он, стоя у портала еще в своем мире.

— Нет, Эверетт, — покачал головой Шарль Вильерс, — вы должны стать им.

— Идемте, Эверетт, — скомандовала Шарлотта Вильерс, каблуки зацокали по металлу, — хватит пялиться.

Солдаты расступились, Пол Маккейб испуганно отпрянул, давая дорогу. Эверетт Л последовал за Шарлоттой Вильерс. За дверью оказался длинный, вырубленный в скале туннель, лампочки на потолке тревожно мигали. Ничего похожего на белоснежную комнату, откуда совершались перемещения в его мире.

— Где мы?

— Ворота миров номер один, — ответил Пол Маккейб.

Судя по акценту, ты из Северной Ирландии, подумал Эверетт Л, и ты никогда не забудешь моих слов, что в моем мире ты никто.

— Мы ухлопали кучу денег на пиарщиков, которые придумали это название. Глупо, да? Вы находитесь во вспомогательной штольне, ее пробурили в семидесятых годах прошлого века. В вашем мире есть туннель под Ла-Маншем?

— Три, — ответил Эверетт Л, — и все три на магнитной подвеске.

«Хватит изображать доброго дядюшку», — рассердился Эверетт Л и оглянулся через плечо. Колетта шагала сзади. Он поймал ее взгляд — в нем читалась ненависть. Ты не меня ненавидишь, думал Эверетт Л, тот Эверетт дорог тебе, а значит, и я тоже. Ты ненавидишь ее, Шарлотту, и его, Пола Маккейба, а то, что они заставляют тебя делать, ты ненавидишь больше всего на свете.

В конце туннеля, у массивной металлической двери, ждала черная машина, сверкая в флуоресцентном свете, словно ее окатили водой. Эверетт Л помнил этот маслянистый блеск, помнил полированный капот другой машины за мгновение до того, как она выбросила его в другую жизнь. Эверетт прежний и Эверетт нынешний были непохожи, словно два разных человека. Он вздрогнул.

— Замерзли? — спросил Пол Маккейб.

— Теперь я всегда мерзну.

Шарлотта Вильерс уселась рядом с ним на заднее сиденье. Пол Маккейб устроился на переднем. За рулем восседал бритоголовый шофер, настоящий громила из боевика. Теперь я сделаю тебя одной левой, подумал Эверетт Л. Колетта осталась в туннеле. Она не обмолвилась с ним ни словом, но ему показалось, что ее чувства изменились: отвращение и подозрительность уступили место сочувствию и пониманию. В этом мире у него появился союзник.

Горизонт над Саут-Даунс вмиг очистился, словно громадная нетерпеливая рука смахнула с неба снег с дождем. Низкое зимнее солнце обратило мокрую дорогу в сверкающий клинок. Черный автомобиль скользил мимо грузовиков, ждущих у входа в туннель. Все вокруг было таким знакомым — и таким незнакомым.

— Нам нужен агент в его мире, — сказала Шарлотта Вильерс под слепящими лампами учебного полигона Пленитуды. — Кто-то, кто внедрится в его круг, в его семью.

— И этот кто-то — я.

— Мы уже позволили себе слишком много, — вступил в разговор Шарль Вильерс. — Мы не спрашивали вашего согласия, Эверетт, но такой шанс нельзя было упустить.

— Хотите, чтобы я сказал вам спасибо за то, что превратили меня в Робоэверетта?

— Зачем же так цинично, Эверетт? Мы спасли вам жизнь.

А теперь я должен отдавать долги, думал Эверетт Л, пока автомобиль вползал в нескончаемый поток машин на окружной дороге, и вспоминал тот разговор.

— Вы должны стать им, Эверетт. Мы внедрим вас в его мир. Мы сочинили легенду, достаточно правдоподобную. Составили досье на его одноклассников, друзей и родных. Разумеется, в нем есть пробелы. Досье поместили в имплант, но, во избежание случайностей, по легенде вы страдаете диссоциативной фугой, избирательной потерей памяти. История с исчезновением отца нанесла непоправимый урон вашей психике.

— Мой отец умер, — сказал Эверетт Л.

— Да-да, извините, Эверетт. Отец вашего двойника. Легенда такова: у вас случилось помрачение рассудка, вы пустились в бега, но отдел по розыску пропавших нашел вас. Вы до сих пор страдаете расстройством памяти. Ваша мать — его мать — в курсе, что полиция везет вас домой.

Эверетт Л молча смотрел в окно. Где-то в районе Эшворда Пол Маккейб прекратил попытки втянуть его в разговор. Шарлотта Вильерс помалкивала. Сидя с прямой спиной, она лишь время от времени смотрелась в зеркальце, поправляя макияж. Тем временем Эверетт Л изучал мир, в который его выпихнули против воли. Разница заключалась в мелочах. Автомобили выглядели похоже, но использовали в качестве топлива продукты нефтепереработки. То же с электростанцией в Дартфорде: клубы дыма означали углеводороды вместо привычного в его мире экологически чистого водорода. Однако эти люди без посторонней помощи изобрели перемещения между мирами и — единственные в Пленитуде — придумали Инфундибулум. Нет, не они. Отец его двойника.

И он, двойник сына, непременно вернется домой. К своим, маме и сестренке.

— Лоре и Розе, — произнес он тогда.

— Роуз, — поправил Шарль Вильерс. — В этом мире вашу сестру зовут Виктори-Роуз. Когда он вернется, вы должны быть там.

— И что я должен делать?

— Как что? Забрать Инфундибулум! — Шарль Вильерс изумился его непонятливости.

— Так вот для чего тринское оружие внутри меня!

— Он связался с настоящими пиратами. Эти злодеи перережут глотку любому, кто встанет у них на пути…

— Хватит, Шарль, — впервые за время разговора вмешалась Шарлотта Вильерс, — у нас не увеселительная прогулка. Эверетт, запомните, он ваш враг, хотя и не подозревает об этом. Он понятия не имеет, какой вред способен принести. Ради нашего общего блага — вашей матери и сестры, его матери и сестры — мы должны забрать у него Инфундибулум. Есть силы, угрожающие всем. Если они доберутся до Инфундибулума раньше нас, всему придет конец. Всей Пленитуде.

Сейчас, вспоминая ее слова, Эверетт Л рассматривал Шарлотту Вильерс, ее тонкие вампирски-алые губы под вуалью. Ты говоришь про силы, угрожающие всей Пленитуде, но не уточняешь, какие именно силы. Зато я знаю, что угрожает маме и Виктори-Розе. Ты и есть настоящая угроза.

За окном мелькали знакомые ландшафты. Труба мусоросжигательного завода в Ливэллей, олимпийский стадион, Уайт-харт-лейн, польский супермаркет «Конок», Стамфорд-хилл, ворота кладбища. Здесь все и случилось. Даже автобусная остановка была на том же месте.

— Стоп.

Пол Маккейб испуганно обернулся на голос молчавшей всю дорогу Шарлотты Вильерс. Машина остановилась. Громила почтительно открыл дверцу, Шарлотта Вильерс шагнула на тротуар.

— Осторожно, Эверетт, хватит и одного раза.

— Зачем вы привезли меня сюда? — спросил он.

Улицу заливал жесткий свет январского заката. Его трясло от холода. Шарлотта Вильерс вынула из сумочки круглые очки от солнца и на миг приподняла вуаль.

— Я хочу рассказать вам о вашем враге, Эверетт. Он умнее вас, гораздо умнее. Его отец изобрел Инфундибулум, но именно сыну удалось превратить Инфундибулум в карту. А вы, Эверетт, всего лишь сырье, подвернувшееся под руку.

Вовсе не ваша неосторожность или судьба толкнула вас под колеса в вашем Хакни. Несчастный случай устроили мы. Нам требовалось разобрать вас на части, чтобы мадам Луна собрала вас снова. Аварию организовать проще, чем похищение. Похищение ребенка привлечет лишнее внимание. Устроить аварию куда менее хлопотно.

Только не зазнавайтесь, Эверетт. Все эти хлопоты не из-за вас, а из-за него. Из-за него с вами случилось то, что случилось. Из-за него мы вживили в ваше тело тринские механизмы. Из-за него вы здесь. Не из-за себя — из-за него. Помните об этом, когда его встретите.

Шарлотта Вильерс подняла руку в перчатке. Шофер открыл дверцу. Эверетт Л стоял, ослепленный закатным зимним солнцем. Ему казалось, что черный автомобиль снова вышиб из него все: дом, семью, друзей, его внутренний мир, его «я», подростковое осознание своей исключительности — все разлетелось вдребезги и валялось на обочине. Тринские механизмы рванулись наружу. Шарлотта Вильерс спокойно сняла очки и сунула их в сумочку.

«Я спас тебе жизнь, — подумал Эверетт, — а тебе все равно. Все во мне тебе безразлично. За исключением того, что я — его двойник. Я просто тело, внутри которого вживили тринское оружие. Я — аватар».

Ужас и гнев, независимо от его воли, перевели оружие в боевой режим. Эверетту Л захотелось пальнуть по машине из лазера, потом из пушек, обращая покореженный металл в горящий шлак. Но он был здесь, в этом чужом мире, а его мать и сестренка — в другом, и между ними стояли люди Шарлотты Вильерс. Эверетт Л сжал кулаки, мешая ладоням раскрыться.

— Поехали, Эверетт, — сказала Шарлотта Вильерс. — Как же меня раздражает этот отвратительный мирок!

Первого полицейского — сержанта уголовной полиции — звали Миллиган, и он носил усы. Сержант Ус, отметил про себя Эверетт Л. Женщину, инспектора по делам несовершеннолетних, звали Ли, Леанна или Леона. Значит, будешь Ли-Ли, решил Эверетт Л. У него была привычка придумывать имена вещам и людям.

Неважно, что вы совершили; если вы едете в полицейской машине, вы неизбежно ощущаете себя преступником. Автомобиль назывался «Шкода», Эверетт Л никогда не слышал о такой марке. А еще он впервые сидел в автомобиле, заправленном бензином. Пахло странно: едко и страшновато. Немного кружилась голова, испарения застревали в горле. Люди здесь вообще постоянно откашливаются. И как они не задохнутся в этом зловонии?

Первый поворот на Носволд-роуд, второй — на Роудинг-роуд. В нужном месте «Шкода» свернула налево. В животе у Эверетта Л екнуло, но тринские технологии были ни при чем. Те же дома, выкрашенные яркой краской, те же антенны, спутниковые тарелки и свернутые батуты на задних дворах, те же кипарисы и мощеные дворики. Только автомобили другие. А вот и дом, его дом. Дверь открыта. Его мама, Лора, стоит на пороге, всматриваясь в дорогу. Она не моя мама, твердил про себя Эверетт Л, не моя. Но на этой Лоре был тот же свитер и леггинсы, те же бусы из крупных круглых бусин и те же браслеты, а на лице застыла тревога. А еще она машинально пристукивала по полу левой пяткой, как делала его настоящая мама, когда волновалась. Внезапно до Эверетта Л дошло: подделкой, пришельцем был он сам. Его замутило. Захотелось выдрать из тела все инопланетные механизмы.

Лора увидела полицейскую машину и поднесла руку ко рту, затем сорвалась с места и побежала. Эверетт Л знал, чего от него ждут, хотя отдал бы все на свете, чтобы этого не делать. Впрочем, выбора не было.

— Остановитесь! — крикнул он.

Сержант Ус удивился, но послушался. Эверетт Л выскочил из машины, не дожидаясь полной остановки машины, и бросился навстречу бегущей женщине. Она радостно и с облегчением махала руками, а он не чувствовал ни радости, ни облегчения. Лора бросилась к нему, обнимая руками, запахами, волосами, теплом тела. Он узнавал ее руки, запах, волосы и тепло. Сердце не лгало: это его мать. Нет, не его.

— Эверетт, мальчик мой! — причитала Лора. Соседи все до одного высыпали на улицу, улыбаясь, аплодируя, поднося платочки к глазам. Эверетт Л знал их всех. Каждого.

— Прости меня, — произнес он фразу из сценария.

Сержант Ус и Ли-Ли вышли из машины. Ли-Ли задирала нос. Сержант Ус явно намеревался произнести что-то официальное, по ситуации, но потом решил повременить.

— Ой, все на нас смотрят, а я даже губы не подкрасила, — засуетилась Лора. — Пошли, Эверетт, пошли в дом.

Все плоские поверхности, не занятые подсвечниками, были уставлены рождественскими открытками. Тут даже пахло, как дома: кофе и чесноком, сквозь которые пробивался вездесущий аромат туалетного освежителя воздуха. Диван и кресла в гостиной стояли на тех же местах — парадная комната, не какая-нибудь захламленная берлога, куда сгружают старые кожаные диваны, книги, телевизоры и игровые приставки. Здесь тоже висел тот неуловимый запах, который дома навевал мысль о только что выключенном пылесосе. Елка стояла в нише окна, на том же месте, что и в его мире, и выглядела странно голой без привычных новогодних украшений. Дома его мама — его настоящая мама — даже не стала вынимать елку из чулана.

— Зачем, дорогой? — спросила она.

— Потому что он ее ставил. Физик, а не мог заметить сгоревшую лампочку в гирлянде.

Эверетт Л гадал, почему елку не нарядили в этом мире.

— Я прибралась, как могла, — сказала Лора. — И подарки сохранила — те, что остались.

— Мам, ты не против? — Ему хотелось побыстрее добраться до своей комнаты.

— Что? А, извини…

— Это ты меня извини.

Поднявшись по лестнице, он спросил:

— А где Вики… Виктори-Роуз?

— У бебе Аджит. Они придут вечером, когда все уляжется. Вики так рада, что ты вернулся.

«Она радуется всему на свете, — подумал Эверетт Л, — если хоть капельку похожа на мою Вики-Розу. Пакету, застрявшему в ветках дерева, почтальону в шортах, собачьей морде в окне автомобиля».

Он открыл дверь. Со всех стен на него глядели игроки «Тоттенхэм Хотспур». Любимые группы: «Delphic», «Enter Shikari». Меган Фокс в шортах. Маркус Феникс из «Gear of War». Снимки с телескопа Хаббл. Те же самые, на тех же местах. Книги, комиксы, игры — все, что он любил. Эверетт Л откинул крышку ноутбука, система попросила ввести пароль. Эверетт Л ввел свой: сложную комбинацию букв и цифр в верхнем и нижнем регистрах. Сработало. Должно же быть хоть что-то, в чем мы различны! Что-то, что делает его гением, за которым гоняется вся Пленитуда, а меня — его ничтожной копией.

Пароль к почтовому ящику, пароль на Фейсбуке — все совпадало. Новых записей не было — как и у меня, подумал Эверетт Л. Некоторые комментарии отличались, но кого волнует пустая болтовня. Рюн Спинетти. Знакомое имя, играл в футбольной команде, неплохой нападающий, хотя забивал ему только с пенальти. Он давно переехал — родители развелись или что-то вроде. Они с Рюном никогда не были близки и уж точно не считались лучшими друзьями.

Эверетт Л открыл шкаф. Футболки налево, брюки направо, обувь внизу. Эверетт Л поднял бутсу, взвесил ее на ладони. Бутсу почистили — кто бы сомневался, — однако в этом мире к шипам на подошве прилипло немного грязи и травы. Несуществующий друг и грязная бутса — вот и вся разница.

Эверетт Л зашвырнул бутсой в Гарета Бейла. Шипы продырявили лицо. Эверетт Л рванул плакат со стены, прямо поперек глупой ухмылки высокого нападающего «Хотспур». Та же участь постигла Романа Павлюченко и Денни Роуза. Музыкальные группы, игры, кинозвезды, фотоснимки — все в мелкие клочки. Он не мог их видеть. Музыканты были для него близкими друзьями, он так любил их музыку, так ее понимал, а теперь оказалось, что тот, другой, испытывал к ней такие же чувства. Они предали его, все вместе и каждый в отдельности. Он пинал комиксы ногами, и они разлетались по комнате, словно сухие листья. Затем опрокинул полку с книгами, вывалив на ковер яркие корешки, и принялся давить их ногами, будто ломал хребты умирающим чайкам. Покончив с книгами, взялся за ноутбук и стал яростно молотить им о край стола, пока не превратил в месиво из разноцветных проводов и покореженных плат.

Когда ярость утихла, он обнаружил, что стоит по щиколотку посреди обломков того, что было жизнью того, другого Эверетта. Обломков важных, нужных, любимых вещей, которым никогда уже не стать прежними. Вещей, которые любил тот Эверетт.

Когда-то отец рассказывал ему об энтропии. Разбитое яйцо никогда не станет целым. Сожженной книге не дано вновь обратиться бумагой, покрытой типографской краской. Разодранное в клочья бумажное лицо Гарета Бейла не прыгнет обратно на стену. Но именно невозможность дать задний ход и заставляет вселенную развиваться: вода течет сверху вниз — и никогда наоборот; жар обращается холодом — и никогда иначе; Вселенная замедляет свой бег, уверенно, но медленно, словно часы. В конце не будет ни верха, ни низа, ни жара, ни холода — исчезнет то, что заставляет вещи перетекать друг в друга, и наступит равновесие. Затем время остановится, ведь больше не будет разницы между вчера и завтра. Физики называют это энтропией. Великая и страшная правда физики: энтропия способствует развитию, но именно благодаря ей все когда-нибудь завершится. Каждую вселенную, известную и неизвестную, ждет один конец. И поскольку между ними не будет разницы, все миры станут одним.

В дверях появилась Лора.

— Эверетт?

Лора выглядела испуганной. Он не хотел ее пугать. Она этого не заслужила.

— Прости.

— Все нормально, Эверетт, все образуется.

— Я ужасно замерз.

8

— Париж?

— Около сорока миль к северо-северо-западу, — отозвался Шарки. — Вместит ли помост петушиный Франции поля? ^[1]

— Вы вроде бы говорили, что не цитируете Шекспира, — заметил Эверетт.

В прошлой четверти, когда они проходили «Генриха Пятого», весь класс повели на экскурсию в театр «Глобус». Девчонки были в восторге и на обратном пути в метро и электричке выпендривались и задирали носы, а Эверетту не понравилось смотреть спектакль при дневном свете без крыши над головой.

— Вы меня неправильно поняли, сэр, — ответствовал Шарки. — Я лишь сказал, что Шекспира цитируют одни придурки, фрики и психопаты — выбирайте, кто из них я.

Команда «Эвернесс» обступила зеленый экран радара под линзой-увеличителем. Розовато-желтые снежные облака неслись под порывами северного ветра. Почти обесточенный «Эвернесс» сносило вместе с ними, энергии хватало лишь для того, чтобы удерживать дирижабль на лету.

— Можно посмотреть карту? — спросил Эверетт.

Капитан Анастасия дернула щекой: выполняйте. Карты хранились в вертикальных тубах. Шарки потянул за цепь, размотал рулон и расправил карту на специальном столе, прижав края медными держателями.

— Где мы находимся?

Шарки показал пальцем. Названия городов были те же, но рельеф изменился. На карте кольцо электростанций опоясывало Париж, такое же окружало Лондон. За стеной дымовых труб и охлаждающих башен, печей и паровых турбин, за железнодорожными путями и транспортерными лентами с углем равнину от Парижа до Бельгии, местность — Верхнюю Дойчландию — испещряли карьеры размером с города. Холмы превратились в ямы, леса — в кратеры цвета пепла. Ради угля землю обглодали до кости. Эверетт мысленно пытался сопоставить увиденное на карте с воспоминаниями о давней семейной поездке в парижский Диснейленд. Они ехали на автомобиле через Евротуннель. Тогда Теджендра с Лорой поссорились еще до терминала в Сангатте, а нежелание выяснять отношения посреди дороги, да еще при детях, привело к тому, что большую часть времени они хмуро молчали.

— Я думаю, мы посредине воздушного коридора на пути к АШДГ, — сказал Эверетт.

— Акроним собственного сочинения, мистер Сингх? — спросила капитан Анастасия.

— Аэропорт имени Шарля де Голля — второй по величине в Европе, связывает Париж, Амстердам и Франкфурт. Это самая загруженная европейская авиалиния. И если ветер не сменит направления, мы зависнем прямо над его главной взлетно-посадочной полосой.

— Откуда ты знаешь? — спросила Сен.

— Я этим увлекаюсь.

— Ты увлекаешься движением воздушных судов?

Сен слегка наклонила голову с выражением, которое свидетельствовало о крайней степени удивления. Словно у нее на глазах, из-под толстого-претолстого слоя ила, со дна глубокого озера на берег вылезло неведомое чудище.

— Спорим, нас уже засекли все радары до самого Берлина, — сказал Эверетт.

Капитан Анастасия расширила глаза.

— Мистер Шарки!

Тот оказался у монитора прежде, чем отзвучал последний слог его имени.

— Небо кишит металлом, — изумленно промолвил Шарки. — Это похоже на ураган из летающих жестянок.

Нестройный хор голосов заполнил пространство «Эвернесс». Эверетт не был силен во французском, но различил гнев и раздражение авиадиспетчеров.

— Парируйте, мистер Шарки, — скомандовала капитан Анастасия. — Судя по всему, они не стесняются в выражениях. — Подтянув к себе микрофон, она обратилась к механику: — Мистер Макхинлит, как дела с энергией?

— Энергии не хватит, чтобы согреть чайку, не то, чтобы шляться по небу, — последовал ответ. — Прыжок разрядил батареи. При таком ветре нам повезет, если мы не зароемся в землю носом.

— Похоже, ответ отрицательный.

«Вот я дурак, — подумал Эверетт, — забыл, что дирижабль не стоит на месте. Проложил курс без учета времени. Я ведь должен был это предусмотреть, должен был рассчитать точнее!»

— Ты вытащил нас оттуда, — просто сказала Сен. — Без тебя мы бы погибли.

«Опять ты читаешь мои мысли», — изумился Эверетт. Не в первый раз Сен озвучивала то, что было у него на душе. Эверетт верил в рациональную и упорядоченную вселенную. Сен с ее предсказаниями, неожиданными оценками и картами, говорящими с ней на своем языке, сильно подрывала эту веру.

— Французские авиадиспетчеры просят нас назваться, — сказал Шарки.

— Скажите им, что мы цирковой рекламный дирижабль. Оборвались швартовочные тросы, и нас унесло ветром. Пусть оповестят воздушные суда об опасности столкновения.

— «Цирк дю солейль», — сказал Эверетт. — Такой есть в моем мире.

Капитан Анастасия кивнула: выполняйте. Шарки затараторил по-французски с похвальной беглостью и хорошим произношением. Натаскался ли он французскому в дальних странствиях или получил в наследство от той ветви семейства, которая именовалась Лафайеттами? Эверетт меньше чем когда-либо был склонен доверять Шарки и его россказням.

— Снова авиадиспетчеры, — сообщил Шарки. — Номер не прошел. Они связались с вашим «Цирком дю солейль», или как там его. Цирк на гастролях, никакого дирижабля они не теряли, и скоро здесь будут военные истребители.

— Вот черт, — тихо ругнулась капитан Анастасия. — Должен же быть выход!

Внезапно Эверетта озарило. Решение пришло мгновенно, законченное, не требующее проверок и дополнительных вычислений, как в ту ночь, когда он увидел Инфундибулум, парящий в семимерном пространстве, и ему осталось лишь придать физическую форму тому, что уже сложилось в голове.

— Мэм, я кое-что придумал.

— Как в прошлый раз? — спросил Шарки.

— Хватит, мистер Шарки, — отрезала капитан Анастасия.

— «Мудрые наследуют славу, а глупые — бесславие», — пробормотал старший помощник.

— Мы спрячемся прямо у них под носом! — выпалил Эверетт. «Выслушайте меня, — хотелось ему крикнуть, — это так просто и так здорово!» — Только придется снова переместиться.

— Обратно во льды я не хочу, — насупилась Сен.

— Нам не обязательно перемещаться в другой мир! Если можно совершить прыжок между мирами, почему бы не переместиться внутри одного мира?

Капитан Анастасия подняла бровь.

— Множественные контакты, — произнес Шарки. — Прямо по курсу.

— Продолжайте, мистер Сингх.

— Мы прыгнем туда, где никто и не подумает нас искать.

— За неимением других вариантов… — начала капитан Анастасия.

— Не хотелось бы мешать всеобщему веселью, но, по-моему, вы оглохли, — прогремел в динамиках голос Макхинлита. — Повторяю, у нас не хватит энергии. Меня хорошо слышно? Энергия на нуле!

— Как бы то ни было, мистер Макхинлит, нам пора уносить ноги.

Эверетт лихорадочно соображал. Идеи с ураганной скоростью проносились в голове. Ураган. Капитан Анастасия рассказала ему, как стала приемной матерью Сен. Это тоже случилось в ненастье, когда, пытаясь укротить молнию, объятый пламенем дирижабль «Фэйрчайлд» рухнул с небес, словно падший ангел.

В ту поездку в Диснейленд, из соображений экономии, семейство Сингх ночевало в палатке. Ночью небеса разверзлись, и за полчаса на северо-западные парижские предместья вылилась месячная норма осадков. Когда мутный поток внес в палатку складные стулья, Теджендра, подхватив спальные мешки, резиновые коврики и Роуз, запихнул все добро в машину. Оставляя лужи на ковре, команда Сингх сняла последнюю свободную комнату в гостинице «Шайенн». Это случилось в августе, сейчас стоял январь, неподходящее время для гроз. Соображай, Эверетт! Если не молнии, то что? Конечно! Линии электропередачи! Как же он сразу не додумался! Эх, не хватает карты… Но ведь у него есть карта! Она есть у него с тех пор, как он вернулся в свой мир: изображения со спутников, любая информация на кончиках пальцев.

Эверетт включил смартфон. Экран зажегся, на нем появились иконки: сеть, Интернет, 3G, входящее сообщение: «Вы в сети СФР. Вы находитесь в роуминге. Ваш лимит пять мегабайт в день».

Эверетт вошел в приложения, открыл гугл-карты и принялся пальцами растягивать экран. Быстрее, еще быстрее! Париж: кольцо угрюмых пригородов, своим унынием затмевающих дымный круг угольных электростанций, окружавший столицу Франции в другой вселенной. Теперь определить свое местоположение. Эверетт включил джи-пи-эс, представляя, как сигнал летит к кольцу спутников и обратно. На экране загорелся значок. Родной мир Эверетта отыскал его в рубке залетного дирижабля из другой вселенной. А если он проведет пальцем по экрану, то увидит дом на Роуден-роуд, синий батут на заднем дворе, стулья на веранде, мангал, барбекю… С тех пор, как ясным августовским полднем спутник сделал этот снимок, дом ничуть не изменился. Счастливые времена, когда не было ни Паноплий, ни Пленитуд. Ни странников между мирами. Ни Инфундибулума, ни Ордена.

Неожиданная мысль иглой вонзилась в сердце: позвонить домой. Номер есть в записной книжке.

Палец завис над экраном. Звонки наверняка отслеживают. Из-за минутной слабости весь его план пойдет насмарку. Эверетт пролистнул страницу, ощущая физическую боль. Надо позвонить! Сказать, что он жив и здоров. Колетта. Эверетт верил ей, как верил, что элегантный и хрупкий Ибрим Хой Керрим — враг Шарлотты Вильерс и Ордена. Но Колетта слишком близко к Полу Маккейбу и его шайке. Однажды она уже спасла Эверетта, когда Шарлотта Вильерс чуть не помешала ему переместиться на Землю-3. Наверное, с Колетты глаз не спускают. Если она еще в проекте, в колледже, если она еще жива. Рюн. Рюн Спинетти. Лучший друг. Он ведь видел другой мир — на карте памяти, которую Колетта дала Эверетту в тот вечер в японском ресторане. Отправить ему сообщение? Эверетт задумался. Сколько информации можно вместить в сто шестьдесят символов?

Передай маме: я в порядке. Отец в порядке. Разве это неправда? Технически, теоретически, где-то в случайной вселенной. До связи. Что еще?

— Опять французы, — сообщил Шарки. — Диспетчер аэропорта Шарля де Голля предостерегает нас от вторжения в его воздушное пространство.

— Мистер Сингх?

Отправить. Телефон издал слабый сигнал. К добру или к худу, сообщение ушло. Затем Эверетт снова вызвал на экране карту, приблизил звездочку, обозначавшую его местоположение, и прокрутил вперед, куда их сносило ветром.

— Есть!

Все головы повернулись к нему. Эверетт шагнул к большому обзорному окну и настроил увеличитель. Капитан Анастасия встала у него за спиной. Он подвел увеличитель к ней. Темные стекла очков скрывали глаза, но губы капитана Анастасии слегка раздвинулись, и Эверетт услышал легкий вздох — слабое подобие его «есть».

— Мистер Сингх, кажется, вы вновь нас спасаете.

Зафиксировав координаты, капитан Анастасия сняла линзы с кронштейна, отнесла к приборной панели и вбила данные в компутатор Сен.

— Давай туда, Сен.

— А что там, ма?

— Электричество.

— Скажи ей, пусть сдвинется маленько вперед, да потише, не то задену провода! — голос Макхинлита пробивался сквозь вой ветра в тросах. — Боюсь, что в жареном виде я жестковат.

Корабельный механик, словно живой маятник, висел на конце кабеля сразъемом для зарядки. Пятьюдесятью метрами выше Эверетт смотрел на него через отверстие люка. Под Макхинлитом тянулись провода напряжением в четыре тысячи вольт, а в пятидесяти метрах под ними расстилалась жесткая равнина северной Франции.

Эверетт оторвал левую руку от опоры и взял переговорное устройство. Правая ладонь сжимала рычаг лебедки. Ветер врывался в люк, норовя забраться под одежду. «Только вниз не смотри», — велела ему Сен, когда они удирали по крышам в Большом порту Хакни. Но что делать, если ты должен смотреть вниз? Держись, парень! Вспомни, как перепрыгнул с поверженного «Артура П.» на посадочный трап «Эвернесс», вспомни, как утер нос этим Бромли! К тому же, при таком ненастье внизу почти ничего не видать. Считай, что никакой земли там нет.

— Сен, вперед, только не гони.

— Бонару.

Сен нежно коснулась рычагов, но рывок чуть не выбросил Эверетта наружу. Он едва не выпустил рычаг лебедки. Макхинлит закачался в небе совсем близко от линии. Если кабель коснется сразу двух проводов, случится короткое замыкание. Двадцать пять киловольт обратят тебя в пепел, даже охнуть не успеешь. Но и позволить Сен протащить Макхинлита дальше нужного места тоже нельзя.

— Полная остановка, Сен.

У воздушных кораблей нет тормозов. Сен могла удерживать дирижабль на месте, давая задний ход, а это требовало времени и пространства, но с ними Эверетт умел управляться, ведь время и пространство относительны.

Бешеные раскачивания Макхинлита затихали. Эверетт помнил про гармоническое колебание. Период колебания маятника всегда занимает одинаковый период времени: размах длинный и быстрый вначале, короткий и медленный в конце. Простой фундаментальный принцип — Теджендра рассказывал ему, что в шестнадцатом веке Галилей, наблюдая в Пизанском соборе за качающейся на цепи лампой, измерил период колебания с помощью ударов собственного пульса. Но мог ли Эверетт вообразить, что когда-нибудь будет наблюдать, как живой человек, раскачивающийся на конце провода, свисающего из трюма постстимпанковского дирижабля на электрической тяге, продемонстрирует ему действие этого принципа?

Макхинлит поднял голову и подмигнул. Оранжевая перчатка поднялась и снова опустилась. Ниже. Не отрывая глаз от механика, Эверетт включил рычаг.

Макхинлит не касался основного кабеля напрямую, оседлав соединенный с ним трос. Подключив конвертор к линии, он должен был подняться наверх и собственноручно завершить операцию. Задача Эверетта состояла в том, чтобы опустить Макхинлита на расстояние вытянутой руки от проводов.

Оранжевая перчатка похлопывала воздух: ниже, еще ниже. Предательский резкий ветер то относил Макхинлита, то снова швырял его на провода. Ниже. Перчатка замерла. Стоп. Эверетт с силой надавил на кнопку. Макхинлит с трудом отстегнул от пояса стержень в виде крюка. Пальцы в изолирующих перчатках не слушались. Стоит уронить крюк — горячий штырь, как говорили аэриш, — и Макхинлит замкнет цепь собой, получив ощутимый удар током. Эверетт знал физику. По-настоящему цепь замкнется только тогда, когда кабель коснется земли, но и в линиях электропередачи, и в самой «Эвернесс» накопилось достаточно статического электричества. Его заряды различны; когда Макхинлит подсоединит дирижабль к линии, они уравняются. Еще как уравняются.

Макхинлит бросил крюк. Недолет. Снова бросил, и снова промах. Третья попытка — и крошечная молния пробежала между крюком и линией электропередачи.

— О нет! — раздался возглас Сен в наушниках. — Он горит, Эверетт, спасай его!

В рубке капитан Анастасия, Сен и Шарки разрывались между трюмом и радаром. Поднятые по тревоге истребители могли показаться каждую секунду.

— Не волнуйся, — сказал Эверетт в переговорное устройство. — Так и должно быть.

Зацепившись за провод, Макхинлит подтянулся, пристегнувшись карабином к силовой линии в четыре сотни киловольт.

Эверетт понимал страхи Сен. Однажды она уже потеряла дом и семью, когда капитану обреченного дирижабля «Фэйрчайлд» пришло в голову зарядить батареи от неортодоксального источника энергии.

Тем временем Макхинлит продолжал сражаться с разъемом, пытаясь зажать клеммы. Подумать только, полмиллиона вольт, рассуждал Эверетт, но ни механику, ни команде ничего не грозит. Как не грозит птицам, присевшим на провода.

В наушниках раздался голос капитана Анастасии:

— Готовы к зарядке? На радаре Шарки появились аэропланы. На мой вкус, слишком близко.

Эверетт услышал низкое гудение истребителей и бросил взгляд в бездну. Макхинлит поднял два пальца. Эверетт запустил механизм лебедки. Макхинлит отбросил разъем, присосавшийся к проводу, словно медная пиявка, в мгновение ока взлетел наверх, вынырнул из крошечного люка и лихо отстегнул страховочные ремни, одной ногой продолжая висеть над крохотным прямоугольником неба. Неверное движение — и он камнем рухнет вниз. Эверетт был отличным вратарем, умел думать в нескольких измерениях, однако для того, чтобы обрести эту повадку аэриш, привыкших в нескольких измерениях жить, ему потребовались бы годы.

Он не собирался тратить на это годы.

— Настоятельно рекомендую, — подмигнул Макхинлит. — Близкое соседство с линиями электропередачи придает жизни небывалую остроту. У меня до сих пор по всему телу мурашки. Ладно, побежали!

Он поманил Эверетта за собой. Вжав головы в плечи, они протиснулись между рядов батарей, загромождавших грузовой отсек. Дирижабль был на волосок от гибели, и Сен тратила последние ватты, чтобы удерживать его над линией электропередачи. В противоположном углу трюма располагался еще один люк. Здесь хранился второй кабель. В Большом порту Хакни «Эвернесс» просто подключалась к сети с помощью кабелей, становясь огромной розеткой. Заземляющий кабель висел прямо над головами Эверетта и Макхинлита.

— Прежде, чем я нажму на кнопку, скажи, ты уверен? — спросил Макхинлит.

— Во Франции стандартное напряжение в высоковольтных проводах составляет четыреста киловольт. Я смотрел в сети.

Такого выражения в мире Макхинлита не было.

— То есть в Интервебе. Остальное — элементарные расчеты.

— Как раз твои элементарные расчеты меня и смущают.

— Ты же сам говорил, что понижающий трансформатор справится.

— Дилли-долли. И если нас разнесет в щепки, словно колесо Екатерины, винить мне будет некого, кроме себя.

Эверетт хотел было возразить, что с математикой спорить бесполезно, а результат всегда будет верным, если верны исходные данные, но вой истребителей мешал говорить и дышать, заполняя все окружающее пространство. Эверетту еще не доводилось находиться так близко к работающему турбореактивному двигателю. Звук распорол небо от края до края, вонзившись в самое сердце «Эвернесс».

— Ладно, деваться некуда! — проорал Макхинлит, когда вой моторов французских истребителей стал удаляться, и нажал на кнопку.

Люк открылся, кабель упал вниз. Макхинлит и Эверетт не сводили глаз с квадратного отверстия под ногами.

— Смотри в оба, — сказал Макхинлит, — зрелище будет то еще.

Кабель со скрежетом разматывал катушку, пока не исчез в ослепительной вспышке. Грохот сотряс дирижабль. Оснастка, тросы, каждый сантиметр металла и карбоволокна вспыхнули призрачными огоньками. «Огни святого Эльма», — вспомнил Эверетт. Электрическая дуга выгнулась в пустоте между падающим кабелем и землей. Ток шел, батареи заряжались!

— А теперь дуй в рубку, шпарь свою дилли-долли магию! — рявкнул Макхинлит, натягивая очки.

Сквозь лабиринт батарей Эверетт бросился наверх. Казалось, аккумуляторные ящики гудят и светятся. Кожу покалывало, словно по ней бегали крохотные электрические паучки. В воздухе потянуло озоном — запах, вызывающий в памяти летние ярмарки. Все вокруг ожило, «Эвернесс» словно расправляла плечи после долгого сна.

— Мы обесточили почти весь северо-запад Парижа, — изумленно промолвил Шарки, когда Эверетт вбежал в рубку.

Капитан Анастасия не обернулась.

— Может быть, на сей раз мы уйдем, не хлопая дверью, мистер Сингх? — спросила она.

Эверетт открыл планшетник и запустил Инфундибулум. Сен коротко кивнула ему, сосредоточенно удерживая дирижабль на месте. Ее пальцы бегали по пульту с проворством музыкантши, взгляд скользил от монитора к монитору. Над губой Сен блестела капелька пота. Эверетту захотелось стереть ее подушечкой пальца. Усилием воли он выбросил из головы эту мысль.

— Нужно кое-что посчитать. Это не простое перемещение из точки в точку. Придется совместить координаты в двух разных мирах.

Он не стал говорить, насколько сложны вычисления, включавшие преобразование Фурье. Его школьный учитель математики даже не слыхал о таком. Эта операция сопоставляла функции вещественной переменной с другой функцией вещественной переменной.

— Они возвращаются, — доложил Шарки.

Эверетт поднял глаза от экрана, где запустил программу «Матика», с помощью которой проводил вычисления с Инфундибулумом, и успел заметить, как в небе промелькнули серебристые крылья истребителей, идущих на второй заход.

— Нас взяли на мушку.

— У меня все под контролем, — сказал Эверетт. Преобразование Фурье в неэвклидовом пространстве… Он ввел координаты «Эвернесс» в этом мире. Результат выскочил мгновенно, но требовалось сопоставить нынешние координаты с координатами цели, причем учесть такие параметры, как кривизна земной поверхности. Ошибешься в одну сторону — и дирижабль окажется выше расчетной высоты и взорвется от перегрузки. Ошибешься в другую… Впрочем, что толку об этом думать? Ты же сам сказал Макхинлиту, что с математикой спорить бесполезно.

Снова вызвав Инфундибулум, Эверетт ввел результат преобразования. Коды Паноплии кружились и вращались. Есть! Эверетт выделил код и скопировал его в окошко контроллера. Приборная панель загорелась зеленым.

— Все готово к прыжку.

— «Он избавляет и спасает, и совершает чудеса и знамения на небе и на земле», — пробормотал Шарки.

Капитан Анастасия спросила в переговорное устройство:

— Вы готовы, мистер Макхинлит?

— И к полету, и к прыжку.

— Мистер Сингх…

— Минуточку! — проорал Макхинлит. — Мне бы вернуть назад кабели!

Капитан Анастасия выругалась про себя.

— Сколько?

— Две минуты.

— Выполняйте. Сен, стоим на месте. Мистер Сингх, по моей команде. Мистер Шарки, как далеко от нас аэропланы?

— Они уже здесь, — промолвил Шарки, и корпус дирижабля вздрогнул, когда три сверкающих истребителя вынырнули из ниоткуда и пронеслись прямо над ними, злобно завывая моторами. Эверетт невольно пригнулся. Капитан Анастасия осталась стоять у обзорного окна.

— Ах, хороши, — прошептала она.

— Снова диспетчерская, — сказал Шарки. — Либо мы немедленно приземляемся, либо они нас сбивают.

— Кабели на месте, — отрапортовал Макхинлит. — Можем трогаться.

— Эверетт, все в ваших руках.

Он нажал на кнопку.

Не хватает звука, подумал Эверетт. Шума двигателей, как в «Вавилоне-5», когда космический корабль выходит из гиперпространства, или жалобного рыка динозавра, как в «Докторе Кто», когда Тардис дематериализуется. Одна белизна… и вот ты уже в другом мире.

— Ты что-то сказал, Эверетт Сингх? — спросила Сен.

— Нет.

— Странно, я отчетливо слышала.

— Я ничего не говорил.

— Может, и не говорил, но какой-то звук издал.

— Звук?

— Похоже на вууум.

— Что?

— Вум. Только долгий. Вууум.

— Никакого вууума я не издавал.

— Нет, издавал, издавал, издавал!

— Прыжок повредил твой слух. — Эверетту пришлось покривить душой. Он издал звук. Вууууум. Звук, с которым дирижабль перемещается в другой мир через портал Гейзенберга. И хотя Сен надулась, Эверетт заметил, что капитан Анастасия улыбается.

Вууум, прошептал он одними губами.

Снег засыпал город. Поначалу Эверетт не узнал свой Лондон, свой Тоттэнхем, затем тени, очертания и снежная каша сложились в знакомый силуэт. Вот Нортумберленд-роуд, а вот грузовики и платформы Энджел-роуд-стейшн. Мертвое водяное око — Локвудский резервуар, а это площадь справа от Хай-роуд. По субботам они с отцом часто гуляли по Хай-роуд.

Эверетт притянул монитор и кликнул на камеры фюзеляжа. Прямо под ними расстилались засыпанные снегом трибуны и квадрат зеленого газона.

— Есть! — прошептал Эверетт. Математика не подвела, «Эвернесс» зависла прямо над стадионом.

— Где мы? — спросила Сен.

— Уайт-харт-лейн. — Эверетт ощущал себя могущественным и непобедимым, словно только что заколотил мяч между столбиками ворот внизу.

Сен смотрела вопросительно, и он пояснил:

— «Тоттенхэм хотспур». Единственное место в городе, где никто в нашу сторону и не взглянет. Рекламный дирижабль все время висит над стадионом. Спрячемся на самом виду. А когда они сообразят, нас и след простынет.

— А зачем мы здесь, мистер Сингх? — спросила капитан Анастасия.

— Здесь моя семья, — ответил Эверетт, — я прилетел за ними.

9

Должно быть такое правило: если в первый день четверти идет снег, занятия отменяются. Нет, значит, нет, не повезло, но если да — законный выходной, еще один день каникул.

Эверетт Л проснулся задолго до того, как странный свет — верный признак того, что снаружи белым-бело — пробился сквозь шторы. Ему не спалось в чужой кровати, где все ямки и выпуклости были теми же, что и в его собственной, но не имели к нему никакого отношения. Мысль о том, что в поисках местечка поудобнее тот Эверетт повернулся бы так же, как сейчас ворочается он, не давала покоя. Поэтому Эверетт Л просто лежал на спине, то уставившись в потолок, то разглядывая светящийся дисплей радиоприемника, пока шторы не превратились в желтовато-серое полотно. Так бывает, когда свет, отразившийся от земли, ярче того, что падает с неба.

Он подошел к окну. Сад, изгородь и крыши покрывал плотный ковер нетронутой белизны. Пока Эверетт Л лежал в чужой постели, в чужом мире, снег, невидимый и неслышный, засыпал землю.

Когда он вышел на улицу, белизна утратила нетронутость: от дверей к калиткам вели следы ботинок, автомобильные колеса оставили на дороге серые ледяные колеи. Снег делал все тайное явным. На Стоук-ньюингтон-хай-стрит внедорожники с запотевшими стеклами, отчаянно газуя, сражались с заносами, превращая снег в черное месиво. Цепочка следов, ведущая через кладбище Эбни-Парк, оканчивалась алым пятном и пучком перьев. Снег соорудил короны и плащи на волосах и плечах каменных ангелов.

Снежки настигли его, когда он пересекал Собачью радость. Два — в спину, один — в голову. Эверетт резко обернулся. Злость пробудила тринские технологии внутри. Появился жар — заряжаясь, вибрировали лазеры. На тыльной стороне подушечек пальцев образовались складки. Он силой мысли заставил их разгладиться.

Как все подростки, Эверетт Л мечтал стать супергероем. Школьным хулиганам не жить, а от ухмыляющихся взрослых мокрого места не останется. Но на свете нет ни суперспособностей, ни супергероев.

Эверетт Л воображал, как подцепит пригоршню снега и сожмет в ладони так сильно, что снежок обратится в лед. Воображал, как бросится в погоню за обидчиками. Они кинутся врассыпную, но им не уйти от его гнева. Начнут кидаться снежками, но его лазеры испарят снег в мгновение ока. Пых-пых-пых. А когда он догонит их, то влепит ледяным снежком промеж глаз. Пусть знают, что связываться с Эвереттом Л Сингхом себе дороже. О нем будет говорить вся школа. Помните того тихоню-компьютерщика, футбольного вратаря? Слыхали, что он устроил?

Нет. Ничего подобного не будет. Первое правило супергероев: скрывать свою истинную сущность.

Из-за кустов раздались крики и смешки.

— Привет, Эверетт, как ты?

— Где пропадал на Рождество?

— Уж точно не здесь, не в этой дыре.

— Все нормально, — прокричал он в сторону кустов.

Никто не ответил. Впрочем, ответа и не требовалось.

Его признали за своего. Здесь, в этом мире, у тебя нет врагов.

Все утро Эверетт Л старался его избегать. После того, как миссис Абрахамс — тот же актовый зал, та же директриса — объявила о начале новой четверти, а известие, что школе хватит топлива, чтобы пережить трехнедельный снегопад, было встречено громкими стонами, он юркнул в толпу и поспешил в класс. Используя новые способности, он сделал так, чтобы между ними оказалось как можно больше людей, и долго не подходил к своему шкафчику. Перемену просидел в библиотеке, попутно выяснив, чем этот мир, в котором Луна была просто Луной, отличается от его родного мира. Премьером оказался не мистер Портилло, а мистер Кэмерон. В экономике наблюдался спад. «Спурс» были в таблице на три позиции ниже. В телешоу «Фактор X» выиграл тот же жуткий конкурсант. Ни в одной из газет Эверетт Л не встретил ни упоминания о Пленитуде, ни предположения, что этот мир — один из множества параллельных миров.

Раздался звонок. С помощью новых чувств он исследовал школьные коридоры.

Но никакие суперспособности не спасли Эверетта Л на большой перемене. Ежась от холода, он вышел в занесенный снегом школьный двор. Черный на белом, словно восклицательный знак на странице: теперь не уйти. Рюн Спинетти кинулся к нему прямо по снегу.

— Как ты?

— Нормально.

— Хорошо.

Они стояли, засунув руки в карманы, не глядя друг на друга.

— Значит, все позади?

— Кое-чего я до сих пор не помню.

— Постой, то есть как?

— Почем мне знать?

— А, ну да, конечно.

Ложь далась ему легко. Он вспомнил черную машину, которую Шарлотта Вильерс использовала, чтобы превратить его в свое орудие. То, что он сказал Рюну, не слишком отличалось от правды.

— Какой-то ты не такой.

Сердце Эверетта Л забилось.

— Говорю же, я кое-что забыл. Давай после поговорим?

— Как скажешь. Ты заскочишь?

— Что? Куда?

Первый раз в жизни Эверетт Л с нетерпением ждал звонка к началу следующего урока.

— Ко мне. Мама беспокоится. С чего-то взяла, что ты поможешь ей отыскать какую-то вещицу, кажется, кольцо. Ты получил мою эсэмэску?

— Я потерял телефон.

Рюн нахмурился.

— Я отослал ее сегодня утром.

— Не знаю, где я его оставил, но прошло уже несколько дней.

— Я ведь ответил на твое сообщение!

— Что?

Сердце заколотилось в груди.

Рюн вытащил свой «блэкберри» и вошел в папку сообщений: «Передай маме: я в порядке. Отец в порядке».

— Не помню, чтобы я это посылал.

— Твой номер!

— Я же говорил, что потерял телефон.

— Но число сегодняшнее!

Солги. Быстро придумай что-нибудь. Лучшую ложь в твоей жизни. Солги так убедительно, как не лгал никогда.

— Порой сообщения доходят не сразу.

— Ну, бывает. — Судя по тону Рюна, версия не показалась ему убедительной. — Так что это значит: «Передай маме: я в порядке. Отец в порядке»?

— Да почем мне знать! — Если не прикрикнуть на него, он не отстанет. — Я не помню и не хочу больше об этом говорить!

От неожиданности Рюн отпрянул.

— Прости, пожалуйста! Больше не буду. Так ты придешь?

— Пока.

Прозвенел звонок. Темные фигуры на белом снегу потянулись к дверям.

— Придешь?

— Мне нужно в туалет, — сказал Эверетт Л. — Я тебя догоню.

В кабинке висел табачный дым. В этом мире миссис Абрахам тоже установила в туалетах дымосигнализаторы, а ее воспитанники с не меньшим удовольствием вывели их из строя. Он вытащил телефон, один из тех, что дала ему Шарлотта Вильерс. Палец медлил над кнопкой вызова. Нет, он не в силах слушать гнусавый северо-ирландский акцент Поля Маккейба. Хватит с него и сообщения.

«Он здесь».

Отправить.

Вирусное видео распространилось по школе, когда классы опустели. Ролик перескакивал от телефона к телефону, от планшетника к нетбуку, от нетбука — к айпэду.

«Жесть! Всем смотреть!»

В воротах школы ученики слышали сигнал или чувствовали вибрацию и открывали эсэмэски: «Чумовое видео! Глазам не поверишь!» Девочки-харадзюки сгрудились над маленьким экраном. Эверетт Л поежился, глядя на их коротенькие юбочки и голые ляжки над гольфами по колено. Он поднял воротник. Закатное небо — темно-синее с желтизной — обещало затяжные холода.

— Эверетт, давай сюда!

Его утренние обидчики прилипли к экрану «блэкберри».

— Это?..

— Что это?

— По-твоему, это по-настоящему?

— Все по-настоящему.

— Не умничай. Я про видео.

— Какое?

— Ты еще не?..

— Я потерял телефон, — буркнул Эверетт Л.

Изображение дергалось, звук прерывался. Над футбольным полем Уайт-харт-лейн нависал дирижабль. Эверетту Л доводилось видеть рекламные дирижабли, но куда им было до этой махины! Дирижабль был длиннее футбольного поля! Пестрые рекламные дирижабли обычно выглядят мешковатыми и потрепанными, а дирижабль-пришелец отличался акульей стройностью. Его единственным украшением был огромный герб, нарисованный на зловещей узкой пасти. К тому же рекламные дирижабли привязывают, а у этого был двигатель. Настоящий воздушный корабль. Эверетт Л знал, что это за дирижабль и откуда он прилетел.

— А я говорю, компьютерная графика, — заявил Аббас, владелец телефона. — Какой-то чувак решил заполучить работу в компании, производящей спецэффекты.

— Ной клянется, что видел собственными глазами, — возразил Уэйн. — Да он до сих пор там висит!

— Какая-то реклама, — замотал головой третий из компании, Нилеш Вирди. — Пусть не «Спурс», может быть, «Найк». Никакого проходу от этой Олимпиады.

Все трое посмотрели на Эверетта Л.

— Что тут думать, — сказал он. — Коммерческий грузовой дирижабль из параллельного мира. В параллельных вселенных дирижабли — обычное дело, а этот взял и проскользнул в щель между мирами. У них там для дирижаблей строят доки.

Аббас, Уэйн и Нилеш смотрели на него, разинув рот.

— Тебе случаем не настучали по башке? — заботливо поинтересовался Аббас.

— Хотите верьте, хотите нет, а я не вру. Оставив приятелей пялиться в экран, Эверетт Л побрел восвояси: «Я сказал правду, но она так неправдоподобна, что вы не поверили. Тот, другой, спрятал дирижабль у всех под носом в расчете на ту же логику: никто не поверит. А ты умен, Эверетт».

У входа в парк, вдали от тех, кому он лгал, Эверетт Л вытащил мобильный.

При воспоминании о заискивающем тоне Пола Маккейба его передернуло, но на этот раз сообщением не обойтись.

— Привет, Пол. Эверетт Сингх, он вернулся, он здесь.

— Эверетт, не торопись, я запишу.

— Я сам разберусь. — Он отключился и закончил в молчащую трубку: — У нас с ним личные счеты.

10

В Вулидже, где река поворачивает к морю, Эверетт заложил вираж. Внизу белел занесенный снегом купол Арены 02. Они с отцом слушали здесь «Лед зеппелин». В день продаж Теджендра встал ни свет ни заря и обновлял, обновлял, обновлял страницу, пока не добился своего, а потом, в ожидании события, слушал старые альбомы. Эверетту понравился концерт, понравилось смотреть на постаревших меломанов, забывшихся в рок-экстазе. А запах травки сбивал с ног, совсем как на той памятной вечеринке у Аббаса, куда однажды вломилась куча незваного народу и разнесла все вдребезги, причинив ущерб в три тысячи фунтов.

Тогда огромный купол произвел на него странное впечатление; сегодня, в косых лучах январского солнца он выглядел еще чуднее. Снег добавляет таинственности обычным предметам. Снег — новая кожа на костях города.

Впрочем, когда Эверетт пересекал Темзу в направлении Собачьего острова, город казался ему чужим не только из-за снега. Под новой кожей, под костями привычного Лондона Эверетт видел другой, дымный, искрящийся электричеством Лондон Сен, город дирижаблей и каменных ангелов. В том, другом Лондоне, та же Темза цвета графита на фоне белого снега текла в том же направлении и поворачивала под тем же углом. Некоторые улицы и дома повторялись, большинство — нет. А под Лондоном Сен скрывался еще один Лондон, в который Эверетт успел заглянуть на флешке Колетты, — Лондон Ибрим Хой Керрима. В нем Собачий остров не заполонили башни из стекла и металла — в арабском Лондоне на острове раскинулись парки и дворцы, сады и водоемы. Еще был затопленный Лондон, мир, который Эверетт открыл случайно, чуть не залив секретный туннель под Ла-Маншем. А под ними — Лондоны Пленитуды и мириады, мириады, мириады Лондонов Паноплии. Его отец был в одном из этих миров. Пролетая над Блэкуолл-бэзин, Эверетт подумал, что, если хорошенько приглядеться, можно увидеть сквозь множество Лондонов — словно они были из стекла — тот единственный Лондон, куда отправился отец.

«Я приду. Я обещал».

Эверетт оглянулся. Сен в летных очках и отороченной мехом парке, закутавшись в шарф, летела справа. Он поднял руку в перчатке, поманил ее и с силой дернул трос, направляя кузнечика к трем башням Кэнэри-Уорф. За спиной раздался радостный визг Сен, устремившейся вниз вслед за ним. Сердце Эверетта забилось чаще.

Когда они высадились на священное для каждого болельщика поле Уайт-харт-лейн, Сен зажмурилась от яркого солнца, втянула ноздрями воздух и удивленно расширила глаза. Затем вдохнула еще раз, глубже.

— Оми, как вы умудряетесь этим дышать? Куда делся воздух? Его словно нет!

Зато в твоем мире горло дерет при каждом вдохе, усмехнулся про себя Эверетт.

— Что за миизи шум?

Эверетт понял ее не сразу. Полицейская сирена, сирена «Скорой помощи», вой идущего на посадку самолета? Ни то, ни другое, ни третье, а все сразу, и даже больше: скрежет тормозов, гудки автомобилей, автобусов, мотоциклов, грузовиков. Сен слушала дыхание и сердцебиение Лондона, не затихавшего ни днем ни ночью. В ее мире автомобили скользили на мягких шинах, управляемые бесшумным электричеством. Здесь рычание миллионов бензиновых и дизельных двигателей, миллиарды крохотных взрывов углеводорода в цилиндрах сливались в один неумолкающий грохот.

— Летим, я тебе кое-что покажу, — сказал Эверетт, пристегиваясь. На маленьком табло замерли цифры — два часа полетного времени. Поначалу он решил, никуда не сворачивая, отправиться прямо домой и, оставив дронов на кладбище Эбни-Парк, забрать маму и Виктори-Роуз, а потом вызвать «Эвернесс». Капитан Анастасия не позволила взять прыгольвер и «Доктора Квантума», но у него был верный смартфон. Затем Эверетту пришло в голову, что неплохо бы показать Сен свой Лондон.

Эверетт вспомнил непередаваемое ощущение где-то в области солнечного сплетения, когда он осознал, что никто из его мира не забирался так далеко. Все равно, что смотреть на бездонную пропасть под ногами и слушать внутренний голос, который уговаривает сделать шаг вперед. Возбуждение, почти равное восторгу, а еще странное чувство, для которого он не знал имени, но воображал, что оно похоже на секс.

Эверетту хотелось, чтобы Сен испытала то, что когда-то испытал он. Виктории-Роуз, должно быть, у бебе Аджит, мама — на работе. Есть время, чтобы показать Сен его Лондон.

— За мной, — сказал Эверетт Сингх, впервые звавший кого-то за собой, — до сих пор он лишь шел за кем-то.

Он опустил дрон до уровня крыш и ринулся в просвет между небоскребами. Зимнее солнце отражалось в окнах башен, розовато-белые площади испещряли черные дорожки следов, темнела вода в старых доках. Эверетт с любопытством косился на окна. Интересно, заметили или нет? Удивляются? Спрашивают друг у друга: птица или аэроплан? Нет, ни за что не угадаете — странник между мирами.

А теперь за реку, в сердце города! Справа Лаймхаус и Уоппинг, где пиратов приковывали цепями к причалу и оставляли умирать в волнах прилива. Слева — безобразные башни Рохерита и Бермондси. Прямо под ногами пароходик везет туристов в Гринвич. Эверетт направил кузнечика вниз, почти коснувшись подошвами стеклянной крыши. Несколько смелых туристов, обрадовавшись неожиданному развлечению, высыпали на палубу и показывали на летунов пальцами. Какая-то девочка помахала им рукой. Должно быть, туристы решили, что присутствуют при киносъемке.

Эверетт набрал высоту и теперь шел строго вверх по течению. Полицейский катер оставлял за собой пенистый след, похожий на седые усы. Неповоротливый лихтер тянул груз в сторону моря. Впереди возвышался Тауэрский мост — ворота Лондона. Эверетт оглянулся. Сен летела справа, чуть выше его. Эверетт показал рукой вниз: слабо под мостом? Сен ухмыльнулась и подняла вверх большой палец. Эверетт нырнул в прямоугольник между проезжей частью и пешеходной галереей. Под ногами ревел поток машин, обращая снег в грязное месиво. Теперь город принадлежал ему. Справа, на крышах и башнях Тауэра, громоздились снежные шапки, слева возвышалось стеклянное яйцо Сити-холла. Вдали виднелись радиомачты крейсера «Белфаст»; серые переборки и орудийные стволы скрылись под снегом.

Поезда пересекали реку, январский вечер зажигал окна в домах по Кэнон-стрит. Висячие сады на крыше Кэнон-стрит-стрейшн были засыпаны снегом. Постепенно включалось уличное освещение: от набережных до острого шпиля небоскреба Осколок на южном берегу.

Вперед, за Саутворкский мост, вдоль ленты пешеходного моста Миллениум. Спортсмены, простые пешеходы и любители живописи, выходящие из галереи Тейт, останавливались, следя за полетом невероятных летучих машинок, со свистом рассекавших воздух у них над головой.

— Эге-ге-гей! — завопила Сен.

Эверетт поднял руку, приветствуя людей на мосту, и свернул направо, к железнодорожной и автомобильной веткам моста Блекфрайрз. Сен вскинула руки в удивленном жесте: куда мы летим? Эверетт показал пальцем. Впереди сиял купол собора Святого Павла.

Дроны взмыли вверх, обходя эстакаду на Куин-Виктория-стрит. Город, засыпанный снегом, казался молчаливее, чем обычно; слякоть заглушала рев моторов и скрежет тормозов. Ребра купола собора Святого Павла с подветренной стороны занесло снегом, у оснований колонн высились сугробы, снег шапками лежал на перилах и балюстрадах.

Эверетт облетел купол, словно чайка, ищущая корма, и легкий, как мысль, приземлился на притолоку верхнего фонаря. Теперь над ним возвышался только громадный золотой крест, а у его ног лежал Лондон.

Взгляд скользил вниз по Ладгейт-хилл, по Флит-стрит, туда, где Лондон становится Вестминстером, затем по Стренду, на запад. Вечер опускался на улицы, крест на куполе вспыхивал в лучах заходящего солнца. Кроме Эверетта, на этой высоте обитала лишь бронзовая богиня Правосудия на куполе Олд-Бейли. Последние закатные лучи золотили ее меч и весы, но слепой статуе было не дано видеть то, что видел Эверетт Сингх с жердочки на куполе.

Лондон был городом огней. Они вспыхивали на растаявшем и снова подмерзшем снегу. Южный берег охраняла башня галереи Тейт-модерн, подсвеченная в самом верху, словно Око Саурона. Поезда, ленты текучего света, пересекали мосты. На юго-западе свет заливал здание Парламента, на другом берегу Темзы сияла огнями карусель.

На востоке торчали мрачная башня банка «НэтВест» и хаос небоскребов банка «Ллойдс». Словно ракета, готовая стартовать к Марсу, взмывал ввысь небоскреб Корнишон. За ним, на другом берегу реки, строительные краны отмечали площадку, где тянулся к небу небоскреб Осколок. А прямо под ногами Эверетта лежал величайший из лондонских соборов — собор Святого Павла.

Неужели никто из тысяч пешеходов не замечает под куполом ничего странного? Эверетт хотел верить, что такой человек есть. Что на краткий миг ему удастся вселить в душу продрогшего незнакомца, готового нырнуть в автобусную духоту или вонь электрички, надежду на чудо. На то, что этот город еще не растерял своего волшебства.

— Фантабулоза, — раздался шепот из-за спины. Эверетт не видел, как приземлилась Сен. Вцепившись в каменный выступ, она стояла на притолоке над соседним оконным проемом.

— Я хотел сказать спасибо за то, что ты показала мне свой Лондон.

— Тогда мы просто удирали от Иддлера и его прихвостней.

— Нет, не в тот раз. Когда штурмовали Тайрон-тауэр.

Эверетт посмотрел на запад, на столб Телеком-тауэр где-то в Блумсберри. В мире Сен это место занимала штаб-квартира Пленитуды — настоящая Темная башня со спрятанным внутри порталом Гейзенберга.

— Бонару! Было классно! — Сен осеклась. — Прости, Эверетт Сингх.

— За что?

— Твой отец…

— Я найду отца.

У его ног лежал не один Лондон — все Лондоны, все миры. И он был их господином. Его враги многочисленны и коварны, влиятельны и умны, Эверетт не представлял себе и сотой доли их могущества, зато у странника между мирами было то, чего не было у них. Инфундибулум. Теперь Эверетт понял, почему его тянуло на купол собора Святого Павла. Конечно, хотелось порадовать Сен, хотелось доказать себе, что он преодолел страх высоты, но главное: продемонстрировать всем мирам, что он обладает властью. Показать им свою власть.

— Мы заберем маму и Виктори-Роуз.

Это так просто.

— Помнишь, как они нашли нас во льдах? Каждый раз, когда кто-то открывает портал и перемещается, остается след. Нас выследили и послали вдогонку судно на воздушной подушке. Когда Шарлотта Вильерс выстрелила в отца, след тоже остался. Я не знаю, каков принцип действия прыгольвера, но его создатели должны знать. Я разыщу след, разыщу отца, и мы снова будем вместе.

— А что потом?

— Мы переместимся туда, куда Орден не дотянется, забудем об Инфундибулуме и Гейзенберге, Пленитуде и Паноплии и будем жить долго и счастливо в одном-единственном мире.

— А что будет с нами, Эверетт Сингх? С «Эвернесс», Макхинлитом и Шарки, Анни и мною? Куда денемся мы?

Сияние померкло. Щеки Эверетта вспыхнули, но не от холода, а от смущения.

— Я… я не знаю.

— Прости, что вмешиваюсь, однако в твоем плане есть один бижусенький недостаток. Если каждый прыжок оставляет след, то куда бы ты ни переместился, они последуют за тобой.

Разумеется, Сен права. Она отыскала в плане изъян и не оставила от него камня на камне.

Солнце спряталось за верхней крестовиной, на город опустились сумерки. Эверетт почувствовал, что замерз.

— Но я в тебя верю, Эверетт Сингх, — улыбнулась Сен, словно пытаясь загладить невольную обиду, — верю, что ты справишься.

Ее простые слова утешили Эверетта. То, что он принял за уверенность в себе, было обыкновенной самонадеянностью. Врагов нельзя недооценивать, за ними стоят силы одиннадцати миров. Впрочем, у него есть преимущество: таинственному Ордену никогда его не догнать. Эверетт чувствовал себя вратарем, которому заранее известна траектория полета мяча.

— Тебе понравился мой Лондон? — спросил Эверетт.

— Он волшебный, Эверетт Сингх.

— Сен, я… помнишь, ты дала мне карту?

Сен заволновалась.

— Что ты с ней сделал? Потерял? Если ты ее потерял…

— Да нет же! — Эверетт похлопал себя по груди. — Она тут.

— У сердца. Дилли-долли.

— Так вот, я тут кое-что записал… для тебя. Держи.

Сен нахмурилась, но наушники взяла.

— Небольшая подборка. Я не мог вручить подарок раньше, наши технологии несовместимы…

Он коснулся кнопки.

Эверетт много дней корпел над плейлистом — отличный способ рассеяться, отвлечься от расшифровки кода. Он знал, что за восприятие математики и музыки отвечают одни и те же части мозга. Физик Ричард Фейнман, кумир Эверетта, был классным бонго-барабанщиком. Составление плейлиста для Сен позволяло держать мозг в тонусе в редкие минуты отдыха. Прислушавшись к тому, что доносилось из пабов воздухоплавателей и гремело из лэтти Сен (энергии расходуется мало-мало, убеждала она остальных, а без музыки ей не жить), Эверетт выбрал восьмидесятые, электро и танцевальный вайб. Электронная музыка, но не техно. Заводные гитарные переборы. Слэп и басовый синтезатор, духовая секция без саксофонных соло, заставлявших Эверетта морщиться, когда он слушал богатейшую отцовскую коллекцию восьмидесятых. Четкие ритмы, но никакого бумс-бумс-бумс. А еще никакого бита, вроде хипхопа, трипхопа, драм-энд-бейса или грайма. Очень белая музыка. Похожая играла в его плеере. С каждым днем — температура падала все ниже, а цифры кода свивались в клубок, словно змеи — он все больше дорожил теми минутами, когда отбирал треки для Сен.

Стоя на куполе собора Святого Павла, хозяин Лондона Эверетт Сингх смотрел, как Сен улыбается и кивает в такт музыке. Неожиданно она нахмурилась и сняла наушники. В глазах заблестели слезы.

— Я дослушаю потом.

— Я надеялся, тебе понравится…

— Мне понравилось, Эверетт Сингх! Очень-очень! Именно поэтому я не могу! Это так похоже на дом, но это не дом, савви? Этот город, это волшебство, твой Лондон — не мой дом. Видеть эту красоту, слушать музыку и понимать, что назад пути нет! Что с нами случилось, Эверетт Сингх? Смогу ли я когда-нибудь вновь стать счастливой?

День погас, оставив над горизонтом лишь узкую алую полоску. Эверетт стоял в центре паутины из огней, улиц и рельсов. Здания отступили, обнажив светящиеся кости города, — и теперь Лондон походил на любую столицу, в любом из миров. Этот Лондон больше не был его домом. Они оба, он и Сен, стали изгнанниками. Внутри у Эверетта все перевернулось.

Он подтянул кузнечика, парившего в воздухе вместе с чайками и дерзкими голубями, и пристегнулся.

— Прости меня, Сен.

— Послушай, твоя музыка тут ни при чем…

— Я знаю. Прости за все.

— Не за что извиняться! — выпалила Сен. — Как-нибудь переживу. Это наш путь. Мы принимаем то, что нам дается, и стараемся жить, сохраняя достоинство. Так говорит Анни.

Вслед за ним Сен оседлала свой дрон.

— Вперед, Эверетт Сингх! Я буду рядом.

Эверетт шагнул в холодный ночной воздух.

11

Они тихо опустились из темно-синих сумерек на тропинку между викторианскими надгробиями. Эверетт дважды облетел место посадки, чтобы убедиться, что на пути нет собачников. Люди с поводками в руках никогда не смотрят вверх.

Он мягко приземлился на утоптанный снег, Сен села рядом. Вокруг стояли каменные ангелы со снежными нимбами: склоненные головки, руки прижаты к груди.

— Давай спрячем их.

Дроны оттащили за часовню. Снег усеивали презервативы, окурки и шприцы, которых всегда хватает на задних дворах заброшенных викторианских строений. Кто-то слепил улыбающегося снеговика, в его руке торчала пустая пивная жестянка.

— Ладно, план такой: я забираю маму и Виктори-Роуз, вызываю дирижабль. К моему возвращению он будет в зоне эвакуации.

Эверетт позаимствовал выражение из шутера «Call of Duty: Modern Warfare».

— Капитан Анастасия подберет нас, а я перенесу в другой мир. Они опомниться не успеют, а нас и след простыл.

— В твоем плане кое-чего недостает.

— Чего?

— Ты сказал «я заберу».

— Сказал.

— А что буду делать я?

— Останешься тут и присмотришь за дронами.

— Я тебе пригожусь.

Эверетт подавил раздражение.

— Это Хакни.

— Твой Хакни.

— А в моем Хакни сопрут все, что плохо лежит, не успеешь оглянуться!

Сен насупилась.

— Не нравится мне это, — проворчала она, — но будь по-твоему.

Неожиданно Сен обвила руками его плечи и крепко поцеловала в губы. Для этого ей пришлось встать на цыпочки. Прежде чем Эверетт осознал, что случилось, она отпустила его.

— На удачу. И в знак любви.

Сен, маленькая и одинокая, казалась серым пятнышком на снегу, словно сама была созданием зимы. Когда Эверетт шел по дорожке под голыми сучьями, его губы еще хранили запах Сен: мед, абрикосы и ее фирменный мускусный аромат.

Родной дом буквально притягивал. Эверетт ускорил шаг, затем бросился бежать, не боясь поскользнуться на обманчиво гладком снегу. Он знал здесь каждый камешек и выбоину. И кладбище не пугало. Призраки, вампиры и восставшие мертвецы? Слишком глупо. Благонамеренные викторианцы спокойно спали в своих могилах.

В главные ворота, через Хай-стрит, по железнодорожному мосту, вдоль Коммон и на Роудинг-роуд. Он мог добежать до самого дома без передышки. Одна из карт Сен — путешественник, спешащий в ночи. Картинка изображала решительно настроенного мужчину в панталонах и шляпе по моде восемнадцатого века. Он шел по дороге, терявшейся за краем рисунка. Путешественник спешил, долгий путь отнял столько сил, что трудно вообразить, но дом был рядом, только руку протянуть. Он уже видел себя в конце Роудинг-роуд, видел себя внутри. Позвонить или обогнуть дом и войти через заднюю дверь, как всегда? Просто открыть дверь и войти? Мама подпевает радио, коверкая слова песни, Виктори-Роуз обедает. Что он им скажет? Бросайте все и идите за мной. Возьмите пальто и мелкие ценные вещи, которые можно продать. Ни паспорт, ни телефон, ни деньги не понадобятся. Скорее, вы в огромной опасности.

Поверят ли ему?

Поверят. Просто потому, что он вернулся. Этого достаточно. Если вы пойдете со мной, я все вам объясню.

Пар от его дыхания висел в воздухе. Эверетт бежал по центральной аллее между занесенными снегом надгробьями. Заметив перед воротами, выходящими на Стоук-ньюингтон-хай-стрит, силуэт на фоне желтых уличных фонарей, он остановился. Его одежда, осанка — все выглядело угрожающе. Фигура выступила на свет прожектора, которые в целях безопасности установил муниципальный совет Хакни, и Эверетт сразу все понял.

— Нет, — прошептал он, развернулся и побежал.

Внезапно боль пронзила левое плечо. Что-то ужалило его, словно шершень. Запахло паленой тканью и кожей. Не останавливаясь, Эверетт повернул голову. Другой он, его враг, анти-Эверетт спокойно шел по тропинке, наставив на него палец, словно револьвер. Повинуясь инстинкту, Эверетт упал и перекатился по снегу. Приземление вышло не слишком мягким. Он вскрикнул, больно ударившись ребром об острый могильный камень. В темноте блеснул красный огонек. Сыну физика достаточно, чтобы узнать лазерный луч. Мгновение луч колебался, потом рубанул по нему, словно клинок. Эверетт перекатился за постамент с викторианским ангелом. Сучья осыпали тропинку.

Лазерный луч не проходит сквозь камень. Впрочем, лучше не экспериментировать. Эверетт шарил руками по снегу, пытаясь найти опору, чтобы встать. Бок болел. Синяк будет здоровенный, и хорошо, если обойдется синяком. Уноси ноги и не высовывайся, иначе останешься без головы.

— Я вижу тебя!

Его собственный голос дразнил и мучил. В каком из миров они разыскали другого Эверетта? Что ему сказали? Что обещали? Что с ним сделали?

Вспоротый воздух взорвался над головой, Эверетт пригнулся. Что-то просвистело прямо над ним, затем яркая белая вспышка оглушила его и швырнула на снег. Каменные осколки пропороли бок куртки. На месте, где когда-то стоял ангел, дымились обломки. От скульптуры остались лишь каменные ступни.

Вставай и уноси ноги!

Лазер шарил по небу. Сучья и ветки каскадом сыпались вокруг Эверетта на снег. Он вскочил и побежал, закрывая голову рукой.

— Я не оставлю от этого места камня на камне!

Думай, думай! Он — это я. Все, что знаю я, знает он. И наоборот. Это твое преимущество, пустьи небольшое. Тебе не одолеть врага в открытом бою. Нужно вывести его на открытое пространство, на людную улицу, где ты легко затеряешься в толпе.

Эверетт крался между деревьями, перебегал от могилы к могиле, кружным путем пробираясь к главным воротам и огням Стоук-ньюингтон-хай-стрит.

Со свистом пролетел снаряд. Эверетт, спрятавшись за каменным мавзолеем, успел заметить яркую вспышку. Деревья пылали, надгробия складывались, словно кости домино.

— Тебе не уйти! — прокричал анти-Эверетт.

Враг приближался. Он думает, как ты. Что ему нужно? Инфундибулум. А значит, убивать он не станет. Не захочет повредить «Доктор Квантум». Откуда ему знать, что планшетник на дирижабле? Еще одно преимущество. А есть и другое. Враг не подозревает, что он не один.

Услыхав грохот, Сен вскрикнула. Красный луч заскользил по верхушкам деревьев, сбивая ветки и сучья. Сен не находила себе места от волнения. Она ясно слышала голос Эверетта. Почему он кричит? Когда деревья озарила вспышка и клубы дыма поднялись в небо, она не выдержала и оседлала дрон. Ваттметр стоял на двадцати процентах. Хватит и для полета, и для сражения. Перед тем, как завести машинку, Сен расстегнула куртку и одной рукой ловко перевернула верхнюю карту. Два рыцаря, один в черных доспехах, другой — в белых, со щитами и пиками. Будь моим врагом.

Самый главный, самый большой твой враг — ты сам.

Она поднялась над шпилем часовни из красного кирпича, чтобы оценить направление. Темнота, плотно растущие деревья и зазубренные каменные плиты. Ерунда, ей приходилось сажать двухсотметровую громадину в условиях похуже. Лазерный луч чертил небо. Сен направила дрон в самую гущу боя.

— Эверетт! Что случилось?

Он стоял на пересечении тропинок. Сен отправила дрон в бреющий полет.

Почему он не прячется? Почему вокруг не видно разрушений? Где он взял эту одежду? И зачем посреди зимы снял куртку и закатал рукава?

Неожиданно правое предплечье Эверетта открылось. Сен потянула рычаги на себя, схватила катушку с леской. Бери оружие и убирайся! Мгновенно оценив ситуацию, Сен отпустила трос и спрыгнула в снежное месиво за секунду до того, как дрон полыхнул пламенем.

Она жестко приземлилась, ударившись о каменный постамент. Уноси ноги! Снаряд снес левые лопасти дрона. Эверетт, другой Эверетт, белый рыцарь, который противостоял черному рыцарю — ее Эверетту, — наблюдал, как горящий дрон рухнул на могильные плиты. Стиснув зубы от боли в боку, Сен размотала леску и хлестнула ей по воздуху, словно бичом.

Другой Эверетт обернулся на звук. Ветки, перерезанные нитью из карбоволокна, дождем осыпались вокруг. Не давая ему возможности опомниться, Сен еще раз полоснула бичом по воздуху. Аккуратная поросль молодых березок вдоль тропинки рухнула в снег, перерезанная нитью в двух метрах от земли. Телеграфный столб переломился надвое, его меньшая, верхняя часть повисла на проводах. Сен подтянула нить к себе и раскрутила над головой.

Другой Эверетт пригнулся, целясь в нее из пальца. Сен нырнула за надгробие. Лазер с шипением чиркнул по снегу. Сен вновь раскрутила нить над головой. Она действовала ловко и быстро, как ее Эверетт, ее черный рыцарь. Предплечье не-Эверетта открылось, Сен огляделась в поисках укрытия, и тут снаряд разнес надгробие в каменные щепки.

— Эверетт Сингх! — заорала она. — Эверетт Сингх, а ну говори, что ты ел на Рождество?

Эверетт видел, как дрон взмыл над деревьями, словно белый каменный ангел с надгробия. Затем последовала короткая вспышка — и взрыв. Он видел, как обломки дрона вращались в воздухе, прежде чем рухнуть на могилы. Он чуть не заорал, чуть не бросился на помощь, однако заставил себя пригнуть голову. Заставил на время забыть об ужасе, пронзившем сердце, раздиравшем глотку. Оставайся на месте. За секунду до взрыва что-то отделилось от дрона. Сен успела спрыгнуть, не может быть, чтобы с ней случилась беда!.. Обмирая, Эверетт пытался разглядеть что-нибудь сквозь решетку мавзолея.

С деревьев посыпались ветки, поросль молодых берез рухнула в снег как подкошенная, телеграфный столб повис на проводах. Он видел вспышки лазера, слышал взрывы. Эверетт пытался вычислить, сколько снарядов осталось у анти-Эверетта. Затем кто-то дважды выкрикнул его имя. И вопрос: что ты ел на Рождество?

Когда он решил, что Сен погибла, Эверетт не заплакал. Он плакал сейчас. Вытерев слезы обшлагом, он дважды сглотнул, прежде чем ответить. Не хватало еще испугать ее.

— Фазана!

Голос дрогнул. Какая же ты умница, Сен! Один-единственный вопрос — и сразу три ответа: он жив, это точно он, он прячется.

— Макни из фазана, шафрановый рис и лепешки наан!

Эверетт пригнулся и побежал. Снаряд вонзился в мавзолей, за которым он только что стоял. Минус один.

— У меня есть оружие! — крикнула Сен.

За треском сучьев раздался вой снаряда. Минус два. Эверетт принялся швырять еще горячие камни, прожегшие дыры в снегу, в сторону врага. Лазерные лучи подстригали кустарник. Юный падуб занялся пламенем. Эверетт упал ничком за надгробием викторианского сахарного магната. В ушах стоял визг бича, рассекающего морозный воздух. Сен успела спасти леску! Страшное оружие, но Сен не впервой с ним управляться.

Лазер стрелял без остановки, однако Сен не давала анти-Эверетту разогнуться и прицелиться. Силы были равны, но долго это не продлится. Рано или поздно полиция заинтересуется тем, что творится на кладбище. Возможно, они уже в пути. Их появление на руку анти-Эверетту. Шарлотта Вильерс задействует свои связи. Им с Сен пора убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.

Внезапно, в снегу по щиколотку, Эверетт понял, что нужно делать. Решение было простым и блестящим. Правда, потребуются дополнительные расчеты.

Эверетт достал телефон. Сигнал на максимуме. Когда Теджендра подарил ему планшетник, вторым делом он синхронизировал его с телефоном. Первым — притащил планшетник к Рюну, чтобы похвастаться.

— Теперь я могу управлять им дистанционно, — заявил он другу.

— Ты приперся сюда, чтобы развлечься со своей мобилкой? — спросил Рюн. — Нашел чем удивить собрата-гика!

Подожди, Рюн Спинетти. Пять касаний экрана — и он сможет управлять «Доктором Квантумом», который находится в рубке дирижабля, висящего над Уайт-харт-лейн. Ту же технологию Эверетт использовал, когда дал Сен прослушать плейлист. Теперь перед ним стояла задачка посложнее. Предстояло войти в базу Инфундибулума по медленной, дорогой и ненадежной телефонной линии. Нынешние координаты дирижабля еще хранились в памяти контроллера. Оставалось рассчитать свои собственные. Эверетт включил джи-пи-эс. Батарейка телефона почти разрядилась.

Любой портал открывается в обе стороны. Когда он открыл портал на Земле-2, ветер занес внутрь обрывок газеты. Вода хлынула сквозь портал из затопленного Лондона на Земле-8. Двух человек портал переместит без проблем, но тут нужна точность — портал не должен зависнуть в воздухе в десяти метрах над землей или открыться под нею, по соседству с мертвыми викторианцами. А делать расчеты придется под прицелом вооруженного лазером и пушкой двойника-киборга из параллельной вселенной.

Эверетт поднял голову. Тишина. Подозрительная тишина, как говорят киногерои. Из чего не следовало, что в жизни бывает иначе.

Он едва успел отпрянуть — помогли вратарские навыки. Прямо перед ним выросла темная фигура. Лазерный луч прочертил по щеке полосу. Эверетт рухнул за могильный камень, прижимая снег к обожженной коже.

То же вратарское чутье спасло анти-Эверетта. А возможно, он просто услышал звук, с которым нить рассекала воздух, или ощутил на коже холодок. Он кинулся в снег. Нить просвистела рядом, отрубив каменному изваянию руку и половину крыла. За ними, словно в замедленной съемке, от шеи ангела отделилась голова.

Сен вновь взмахнула бичом, снеся сантиметров десять плиты, за которую нырнул анти-Эверетт. Эверетт заметил, как фигурка в оранжевом летном комбинезоне метнулась к новому укрытию за мгновение до того, как из-под плиты высунулась рука и превратила крошку херувима в каменную пыль.

— Сен!

— Эверетт Сингх!

— Прикрой меня!

— Сейчас я прикрою его лилли диш, Эверетт Сингх!

Привалившись спиной к холодному камню, Эверетт занялся телефоном. Щека невыносимо горела. Никогда еще ему не было так больно. На щеке наверняка останется шрам, ожог от настоящего лазера, не подделка, которую однажды в шутку прилепил на щеку Теджендра. Теперь никто не перепутает Эверетта с его двойником.

Он слышал, как свистел бич и взрывались снаряды. За каждым взрывом следовал свист. Эверетт боялся думать, что в следующий раз не услышит свиста лески. Хватит забивать голову дурацкими мыслями! Делай то, что должен. То, на что способен только ты.

Он запустил приложение «Матика», загрузил координаты джи-пи-эс. Сигнал появился и снова затух.

Лазерный луч превратил сук над его головой в щепки. Эверетт выставил локоть, закрываясь от ливня дымящихся веток. Сигнал снова появился. Эверетт загрузил координаты точки назначения, вышел из «Матики». Медленно, слишком медленно! Диаметр отверстия. Три метра. Продолжительность… Эверетт заколебался. Как далеко от него Сен?

— Сен!

— Оми!

Вспышка осветила ночь. Такими темпами от кладбища скоро не останется мокрого места. Зато теперь ясно, где она. Эверетт выставил десять секунд.

— Сен, белый свет!

— Что?

Эверетт нажал на кнопку. Белый свет залил херувимов, ангелов и скорбных младенцев Эбни-Парк. Слепящий белый диск возник между разрушенным кенотафом и мавзолеем. Сен проявилась оранжевой вспышкой, еле различимой на фоне белого сияния. Успела? Времени в обрез! Эверетт бросился к порталу. Краем глаза он заметил врага, который выпрямился за искалеченным ангелом и целил в него из пальца. Эверетт нырнул в белое сияние.

И рухнул на палубу «Эвернесс». Лазерный луч прочертил дугу на дальней стене, затем портал Гейзенберга закрылся. Шарки уже был на ногах, направляя огнетушитель на дыру, которую лазер анти-Эверетта прожег в обшивке. Лазерный луч перерубил кронштейн монитора; тот болтался в воздухе и искрил.

— «Дом освящения нашего и славы нашей, где отцы наши прославляли Тебя, сожжен огнем», — промолвил Шарки, поливая пеной пламя.

Капитан Анастасия опустилась на колени перед Эвереттом. Ее сильные нежные руки знали, где болит.

— Сен, аптечку.

— Нет времени! — поморщился Эверетт. Болели ребра, грудь, щека. Но Сен жива, и это главное. — Нас могут догнать!

Капитан Анастасия нахмурилась.

— Каждое перемещение оставляет след, — настаивал Эверетт. — Мы прыгнули сюда прямо из Эбни-Парка.

Понимают ли они всю серьезность положения? Или не могут прийти в себя от неожиданности?

— Нужно удирать, пока не поздно!

Белый слепящий свет заполнил капитанский мостик. В футе от пола, прямо напротив большого обзорного окна, возник светящийся диск. Шарки отбросил огнетушитель и схватил дробовик.

— Сен! — скомандовала капитан Анастасия. — Полный назад!

Сен заняла место у пульта управления.

Туман рассеялся, и внутри диска возникла темная комната с каменными стенами. Портал окружали столы, мониторы испускали голубоватое свечение. У металлического пандуса ждали солдаты в черном. За ними маячили фигуры в штатском, слишком хорошо знакомые всем в рубке: неряшливый Пол Маккейб в мешковатом пиджаке и Шарлотта Вильерс в костюме с иголочки и смертоносном макияже.

— Давай, моя доркас! — взвизгнула Сен, всем весом навалившись на рычаги. — Давай, дилли-долли палоне!

Медленно, очень медленно «Эвернесс» тронулась с места. Двумстам метрам обшивки из углеродных нанотрубок, трюмам, батареям и балласту не так-то легко преодолеть инерцию. Медленно, очень медленно портал начал дрейфовать к обзорному окну. Впечатление было обманчивым: портал оставался на месте, двигался дирижабль.

Шарлотта Вильерс поняла, что происходит. Эверетт слышал, как она выкрикивает команды, но солдаты мешкали. Портал выплыл в окно и завис в воздухе. Командир, блондинка, которую Эверетт запомнил, подтолкнула пандус к краю, собираясь прыгнуть, но не успела. Сен давила на рычаги, с каждым дюймом уводя «Эвернесс» от светящегося диска. Теперь солдаты висели между небом и землей, заключенные в кольцо слепящего света.

— Перемещаемся! — воскликнул Эверетт.

— Вам нужна медицинская помощь, — возразила капитан Анастасия.

— Вы не понимаете! — вспылил Эверетт и осекся, вспомнив ее тон и выражение глаз, когда он в прошлый попытался оспорить авторитет капитана. — Мэм, со всем почтением, нам необходимо прыгнуть. Они приставили к моей маме и сестренке своего агента.

— Это он, — сказала Сен. — Он, Эверетт. Из другого мира. Только… джуш. Со стрелялками внутри.

— Пора убираться отсюда.

Капитан Анастасия положила руку ему на грудь.

— Куда вы собираетесь перенести мой корабль, мистер Сингх?

Эверетт едва сдержался, чтобы не сбросить с себя руку. Капитан Анастасия почувствовала, как напряглись его мышцы. По словам Макхинлита, она изучала французские боевые искусства в Марселе. В его мире не было французских боевых искусств.

— Помните, как нас заманили в ловушку между Шарлоттой Вильерс и королевскими военно-воздушными силами? — спросил Эверетт.

В ста метрах от носа «Эвернесс» портал Гейзенберга обратился в белый твердый диск и, сверкнув в вечернем воздухе, исчез.

— Если Шарлотта Вильерс сумела выследить нас и открыть портал прямо на мостике «Эвернесс», то, возможно, прыгольвер оставляет такой же след? Что, если он обладает памятью обо всех открытых порталах? Возможно, он знает, где мой отец?

Эверетт с трудом встал на ноги. Никогда в жизни ему не было так больно, даже когда игроки другой команды исподтишка мутузили вратаря, пользуясь тем, что судья смотрел в другую сторону. Он казался себе солдатом на войне. Впрочем, так оно и было. Он на войне, и война продолжается. Теперь ему, и всем, кого он любил, всех, с кем сведет его жизнь, предстоит война до победы. Пятнадцать дней прошло с тех пор, как пропал Теджендра, всего пятнадцать дней, а он уже так устал.

— Я не владею этой технологией, Макхинлит не владеет. Мы должны вернуть прыгольвер туда, где его изготовили.

— Куда, мистер Сингх?

— В один из девяти миров Пленитуды.

Капитан Анастасия кивнула.

— Я не уверен…

Капитан Анастасия подняла бровь.

— Я думаю… мне кажется… я убежден, что прыгольвер изобрели в мире, который вы называете Земля-1.

Никто не вскрикнул, не отпрянул в ужасе, не вскинул рук. Шок ощущался в воздухе, словно электричество, словно перемена погоды.

— Земля-1 на карантине, — сказала капитан Анастасия. — Неотменяемом.

— Мы должны туда попасть!

— От чумы, от мора, глада нас спаси и сохрани, — пробормотала Сен. Сжав колоду в ладони, она приложила ее к сердцу.

— «И пошлю на вас голод и лютых зверей, и обесчадят тебя; и язва и кровь пройдет по тебе, и меч наведу на тебя», — отозвался Шарки.

— Все перемещения между остальными мирами и Землей-1 приостановлены пятнадцать лет назад, — сказала капитан Анастасия. — Портал Гейзенберга запечатан. Никто не знает почему. Вероятно, опасность и впрямь велика, если они держат на карантине целый мир. А вы предлагаете отправить туда мой корабль, мою команду и мою дочь?

— Да, — ответил Эверетт Сингх.

Больше вопросов не последовало.

Он и так уже потребовал слишком многого от капитана и ее команды, а конца испытаниям не предвиделось. Эверетт понимал, что в глубине души капитан Анастасия его поддерживает: единственный способ покончить с этим — пройти весь путь до конца.

— В любом случае, здесь оставаться больше нельзя, — сказала капитан Анастасия. — Мистер Сингх, уберите нас отсюда. Мистер Макхинлит, — обратилась она к механику в неповрежденный микрон, — готовьтесь к перемещению. Мистер Сингх, все в ваших руках.

Эверетт открыл Инфундибулум. Найти ту же точку на Земле-1 — футбольный стадион Уайт-харт-лейн — было нетрудно. Он перетащил координаты в контроллер. Панель загорелась зеленым. Эверетт нажал на кнопку и сказал:

— Вууум.

12

На улицах Лондона стояла тишина. Тишина висела над Клэптон-коммон и Парк-мэнор, прерываемая лишь вороньей перебранкой.

Вопль сцепившихся котов со стороны Уингейт-эстейт оглушал, словно выстрел. Ворковали голуби, где-то совсем по-волчьи завывали псы. Ни уханья басов из кабин тюнингованных тачек на Стерлинг-вэй, ни рева реактивных самолетов, взлетающих из Хитроу или Сильвертауна. Закатное небо отливало январской синевой. Ни следа от реактивного самолета, ни единого движения ни на небе, ни на земле.

Сен крутила латунный трэкболл, направляя уцелевший дрон к Стэмфорд-хилл. Буддлея заполонила канавы и плоские крыши — лес высохших веток и порыжевшие сиреневые метелки. Буйные травы пробивались сквозь трещины в асфальте, корни деревьев корежили камни мостовой. Обломки усеивали тротуар; осколки вывесок; груды битого стекла. Витрины напоминали пустые глазницы скелета. Окна припаркованных машин покрывали мелкие трещины, обивка кресел позеленела.

Сен коротко вскрикнула и пустила дрон в свободный полет. Ее внимание привлек странный отблеск. Посреди улицы, нелепо выгнув руку, словно жертва убийцы, лежала кукла. От дождей ее синтетические волосы спутались, но хуже всего были глаза. В них застыла черная пустота.

«И тебя когда-то любили», — подумал Эверетт.

Из одной проекции в другую, из одного мира — в другой, из точки в точку. Географически «Эвернесс» возникла в тех же координатах другого мира: в ста метрах над Уайт-харт-лейн, но как же отличались эти два стадиона! Здесь крыша над трибунами просела, а местами провалилась. Один из прожекторов рухнул. На поле буйно разрослись травы и кусты всепроникающей буддлеи, среди зелени кое-где еще мелькала разметка. Сетка ворот порвалась, на перекладинах сидели вороны. Мертвый стадион в мертвом городе.

— Вызываю Лондон, вызываю Лондон, — повторял Шарки снова и снова. — «И сказал я: надолго ли, Господи? Он сказал: доколе не опустеют города, и останутся без жителей, и домы без людей, и доколе земля эта совсем не опустеет».

Капитан Анастасия отошла к большому обзорному окну и долго стояла, сцепив руки за спиной. Пустые улицы, пустые автомобили, пустые дома. Пустой город.

— Завтра, — наконец, решила она. — Никто не станет искать нас здесь, так что мы можем позволить себе выспаться. Всем марш в лэтти. Оставим загадки на утро.

Эверетт долго висел в гамаке без сна. Слишком много на него свалилось: миров, приключений, сражений. Другой он, Доппельгенгер, двойник. Кукушонок в чужом гнезде. Из всего, что сделала Шарлотта Вильерс, это было худшим. Эверетт верил, что найдет отца, в какой бы из миров Паноплии его ни занесло. Но взять двойника и превратить… во что? В киборга? Невыносимо было думать, что киборг спит в его кровати, живет рядом с мамой и Виктори-Роуз.

За ночь никто из команды так и не сомкнул глаз. Молчание звучало громче, чем рокот моторов или раскаты грома.

На завтрак Эверетт разболтал последние яйца. Команда молча поглощала яичницу, выглядывая признаки жизни в мертвом городе за окном и гадая, что его погубило.

— Капитан… — Тон Шарки заставил Эверетта оторвать глаза от окна. — Камеры в хвостовом отсеке.

Шарки переключил изображение на мониторы. Эверетту показалось, что ледяной ужас сковал его изнутри. Никогда еще ему не доводилось видеть ничего страшнее и невероятнее.

«Эвернесс» висел над стадионом, словно компас, носом к северу, хвостом к югу. На юге лежал район Лейтон, за ним — Собачий остров. В мире Эверетта это был настоящий город в городе, мир небоскребов, конференц-центров и офисов. Недавно он пролетал над ним вместе с Сен. Там был дом Эверетта.

Посреди Собачьего острова возвышался шпиль, черный, как нефть. Эверетт видел снимки небоскреба Бурдж-Халиф, но этот шпиль — скорее спираль, чем башня — был в пять, в шесть раз выше. На конце шпиль заострялся, словно нож, вонзенный в сердце доков. На максимальном разрешении экрана казалось, что его поверхность движется, словно какая-то текучая субстанция. Вокруг шпиля клубился темный нимб. Все в этом уродливом сооружении вызывало протест: размер, заостренность, сама его геометрия. Очевидно, что шпиль и был причиной царящего вокруг запустения.

— Разворот, Сен.

Сен медленно развернула «Эвернесс» вокруг центра тяжести.

— Мистер Макхинлит, готовьте дрон.

Камера скользнула прочь от куклы. Сен направила дрон над заросшими дымоходами опустевшего Хакни-даунс и мертвого Далстона. Мой дом внизу, думал Эверетт. Разросшиеся кусты и голуби на чердаке, разбитые окна и пропитанные дождевой водой ковры. Он вспомнил, как однажды вернулся домой, а дверь стоит нараспашку.

Дрон летел прямо к башне. Эверетт научился замечать маленькие различия, которые делали другие миры непохожими на его мир. Здесь остовы автомобилей отличались обтекаемой формой, изяществом и низкой посадкой. А еще этот мир не знал линий электропередачи и антенн сотовой связи. Чем ближе дрон подлетал к району доков, тем больше попадалось современных домов в форме облаков или странных, прозрачных созданий, что водятся на дне моря. Встречались дома в виде цветов и семян, сотканные из паутины и стекла. Как и обычные дома из кирпича, бетона и стали, они были покинуты своими жителями; стекла разбились, обнажив прекрасные скелеты. Под запустением Эверетт видел мир высоких технологий. И все же что-то его разрушило.

— Куда делись люди? — спросила Сен.

Дрон начал снижаться над доками Собачьего острова. Ни строений, ни дорог, ни гостиниц, ни ресторанов, ни яхт-клубов — всю поверхность острова покрывала черная вязкая жижа, напоминавшая лаву. Как и лава, субстанция пребывала в постоянном движении. Языки расползались и сливались, образуя новые формы и вновь распадаясь. Пузыри, горные хребты, кубы, изящные трехмерные фигуры и орнаменты пейсли, водовороты и спирали, цветы и механизмы, миниатюрные города. Сен нажала на зум, и Эверетт увидел, что поверхность жидкости движется, что большие фигуры образованы мелкими, и все вместе кишит, словно рой насекомых. Фракталы, Множество Мандельброта, бесконечная бездна математики, в которую Эверетт падал в страшных снах.

Тогда он думал, что боится. Оказалось, до сегодняшнего дня он не ведал настоящего страха.

Сен заставила дрон взмыть вверх и лететь прямо к темной башне. Стало видно, что туманный нимб вокруг нее образуют черные птицы. Они врезались друг в друга, распадались на дюжину мелких птичек, сливались в странных крылатых существ, меньше всего напоминавших птиц. Птицы с числом крыльев больше двух или вовсе без крыльев — на их месте вращались лопасти вертолета. Птицы, умеющие делать то, чего не делают настоящие птицы. Словно скворцы, они хищно вились вокруг дрона, осторожно летевшего сквозь стаю.

Наконец в фокусе возникла поверхность башни. Лица. Башня состояла из лиц. Мужчины, женщины, старые и молодые, дети, младенцы, миллионы и миллионы. Искаженные ужасом рты, застывшие в бесконечном вопле. Слышимый даже через слабые микрофоны дрона, вопль заполнил рубку «Эвернесс», проникая в душу.

— Теперь понятно, куда все делись, — сказал Эверетт.

Капитан Анастасия рванулась к пульту Шарки и вырубила звук, но Эверетт знал, что крик, летящий над мертвым Лондоном, отныне будет вечно стоять у него в ушах.

— «А сыны царства будут извержены во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов», — тихо промолвил Шарки. Его низкий голос трепетал от страха перед Божьим гневом. Или тем, что страшнее Божьего гнева.

— Мисс Сиксмит, отзовите дрон и заводите двигатели, — скомандовала капитан Анастасия. — Я хочу немедленно убраться из этого жуткого места.

13

Он проснулся с криком. Ему снились огонь, снаряды, лазерные лучи. Могилы взрывались, кости взлетали в воздух. Ангелы падали вниз на горящих крыльях.

Это было явью.

— Эверетт?

Его разбудил стук в дверь.

— Минутку.

Эверетт Л с трудом отделил сон от яви. Сражение на кладбище. Грязь под ногтями, кладбищенская грязь. Посреди могил, деревьев и скорбящих викторианских ангелов он дал бой своему врагу, своему двойнику, Эверетту Сингху. Теперь он вспомнил все. Они удрали, проделав хитрый трюк с порталом Гейзенберга. Господи, как холодно! Неужели бросили топить? Эверетт Л коснулся радиатора и тут же отдернул руку. Батареи жарили вовсю, а он замерзал и умирал с голоду. После сражения на кладбище Эверетт Л запихнул в себя почти целую коробку хлопьев, но голод не отступал, а горячий душ, смывший грязь, дым, ошметки листьев и кровь из царапин, так и не смог растопить ледяную корку, сковавшую сердце.

В дверях показалась голова Лоры.

— Эверетт, к тебе пришли.

— Если это Рюн, пусть подождет.

— Это не Рюн.

— Я не настроен болтать с полицейскими в такую рань. Мне все равно, верят они мне или нет.

— Это не полиция. Вставай, она ждет уже двадцать минут.

Она. Эверетт Л живо вынырнул из постели, натянул шорты, свежую футболку и вьетнамки. Перед тем, как войти в гостиную, небрежно провел рукой по волосам.

Шарлотта Вильерс с удобством расположилась в кресле Теджендры. Лора сверлила ее неприязненным взглядом, до которого гостье в элегантных кружевных перчатках и маленькой шляпке с вуалью, казалось, не было дела. Она сидела, скрестив ноги в лодыжках; ее сумочка в точности повторяла цвет красных туфель на высоком каблуке.

— Боснийцы говорят, что, если ставить сумку на землю, денег не будет, — заметил Эверетт Л.

В девяносто втором отец Алии Ведича бежал от резни в Сараево, пополнив диаспору югославских беженцев Стоук-ньюингтона. Здесь он женился, произвел на свет дочерей и Алию — лучшего друга Эверетта Л. Впрочем, так было в его мире. Здесь, на Земле-10, Алия Ведич прошел мимо него на перемене, даже не взглянув в его сторону.

Шарлотта Вильерс улыбнулась, но сумку не подняла.

— Как насчет чая, миссис Сингх? Что за утро без чашки хорошего чая?

— Брейден, миссис Брейден, — поправила Лора.

— «Дарджилинг», — проронила Шарлотта Вильерс в закрывающуюся дверь и улыбнулась Эверетту. — Ну и светопреставление вы учинили на кладбище! Нам повезло, что теперь все можно свалить на недовольную молодежь из предместий. Вы разочаровали нас, Эверетт. Весьма разочаровали.

Она наклонилась к сумочке, вынула пудреницу, обозрела свой макияж и, кажется, осталась Довольна.

— Сядьте! Вы не на уроке. — Громко защелкнув пудреницу, гостья убрала ее в сумочку.

Эверетт Л только сейчас заметил, что стоит, и послушно присел на край дивана. В обществе Шарлотты Вильерс ни о каком комфорте не могло быть и речи.

— Как вы представились ей?

— Сказала, что я — социальный работник.

— Социальные работники так не одеваются.

— А зря. Вот в чем основная проблема этого грязного маленького мирка. Отсутствие классов. Вы позволили им бежать, Эверетт. Инфундибулум снова ускользнул от нас.

— Он открыл портал и юркнул туда, словно крыса в канализацию.

— Это нам известно. Мы бросились в погоню, и успей мы на двадцать секунд раньше, схватили бы их тепленькими.

Эверетт Л вспомнил любительское видео: дирижабль, зависший над Уайт-харт-лейн.

— Они все еще там?

— Конечно, нет. Они сразу переместились.

— Куда? Вы говорили, что можете отследить их.

— На Землю-1.

Сидя в уютной натопленной гостиной дома сорок три по Роудинг-роуд, Эверетт Л ощутил, как по позвоночнику прошла дрожь. Земля-1: мир призраков, проклятая планета, где обитают демоны и чудища. Мир, подвергнутый карантину на веки веков. Единственным, что долетало оттуда, были слухи. Эверетт слышал их все до одного. Правды не знал никто.

— Но…

— Мне надоели расспросы. Неужели вы еще не поняли, что наши запреты ничто для этих злодеев? Они летят, куда хотят. Ваш двойник умен, очень умен.

Эверетт Л почувствовал, как напряглась нижняя челюсть. Не стесняйся, напомни мне еще раз, что я полное ничтожество.

— У вашего двойника есть прыгольвер, мой прыгольвер, и он догадался, где я его взяла, — сказала Шарлотта Вильерс.

— Вы были на Земле-1?

Пришел черед Шарлотте Вильерс напрячь челюсть. Не в бровь, а в глаз? Погоди, я еще достану тебя глупыми вопросами.

— Как бы то ни было, прыгольвер оказался в моих руках, — ответила Шарлотта Вильерс уклончиво. — А для вас есть новая работа. Сложная, возможно, опасная, но, по правде говоря, Эверетт, вы пока никак себя не проявили.

— Вы посылаете меня на Землю-1.

— Да.

— На Землю-1?

— Да.

— Навстречу ордам обезумевших нанороботов-убийц?

— Эверетт, какие бы слухи ни разносили по коридорам школы одолеваемые гормонами юнцы, уверяю вас, они далеки от истины. Мы все устроим. Я заберу вас на обследование. Мы не уверены, что вы оправились от психической травмы. Это займет пару дней. У меня на руках все необходимые документы.

— Кто вы? Вы не из Пленитуды.

Дверь гостиной отворилась. В одной руке Лора держала кружку, в другой — тарелку с тостами.

— «Дарджилинга» нет, Шарлотта.

— Мисс Вильерс.

— Надеюсь, «Эрл грей» сойдет.

При виде кружки с эмблемой «Тоттенхем Хотспурс» Шарлотта скривила губы.

— Тосты? Или, может быть, хлопья?

Шарлотта Вильерс посмотрела на тарелку с таким видом, словно ей предложили тосты с собачьим дерьмом.

— Набивать желудок с утра отвратительно, — сказала она. — Благодарю вас, миссис Брейден.

— Как ты, Эверетт? — спросила Лора в дверях.

— Благодарю вас, миссис Брейден, — повторила Шарлотта Вильерс.

— Все в порядке, мам, — сказал Эверетт Л. Во второй раз слово «мам» далось ему с меньшим трудом. — Можно мне тост?

Эверетта Л мучил голод. Лора поставила тарелку на подлокотник дивана и вышла. Шарлотта Вильерс опустила кружку с чаем на кофейный столик.

— Поверьте, Эверетт, я из Пленитуды. Я — пленипотенциар Земли-3 в этом мире.

— Как вы посмели… — Эверетт с трудом подбирал слова. От мысли, что его тело перекроили по чужой воле, его трясло. — То, что случилось со мной… Это был приказ Пленитуды?

Шарлотта Вильерс вздохнула.

— Во всех мирах политики одинаковы, Эверетт. Вокруг теорий, идей формируются группы — я не называю их партиями, скорее, это группы, объединенные общими интересами. И целями. Назовем их клубами, сообществами. Я и мой двойник Шарль — члены такого сообщества, или ордена, как и многие другие, в разных, во всех известных мирах. И мы ищем сторонников наших идей в этом мире, хотя официально он не принадлежит к Пленитуде. Поэтому моя деятельность, а равно ваша миссия и ваше присутствие здесь, до некоторой степени тайна. Такова печальная необходимость. Мы заботимся о безопасности Пленитуды и жизнях семидесяти миллиардов.

— Ваш двойник сказал, что за пределами известных миров есть силы, по сравнению с которыми мощь Трина покажется ничтожной.

— У нас есть свидетельства их присутствия в Паноплии, и если Инфундибулум попадет к ним в руки, речь пойдет о выживании человеческого рода. Вы должны понять всю важность вопроса, Эверетт. Я — математик. Удивлены? Магистресса математики и алгоритмики из Кэбот-колледж Кембриджа. Целый класс многомерных алгебраических групп носит мое имя. Ваш двойник оценил бы. Мое имя уже вписано в историю науки, но, чтобы присоединиться к сонму богов от математики, мне не хватило целеустремленности. Возможно, нужен мужской склад ума, возможно, мне хотелось от жизни большего, чем до конца дней преследовать пыльные теоремы по длинным коридорам абстракций. Вы можете не верить, что я служу Пленитуде, но поверьте мне, как ученый ученому: открыть путь в Паноплию — меньшее, на что способен Инфундибулум. Он угрожает самой реальности.

Тосты уже не казались Эверетту такими аппетитными.

— Я не знаю, чему верить, — сказал он.

Шарлотта Вильерс улыбнулась. Эверетт Л думал, что замерзал, когда лазеры высасывали из него энергию, но это было ничто по сравнению с абсолютным нулем ее улыбки.

— Тогда мы поладим. Потому что за нами правда. А если наши методы сейчас кажутся вам жесткими, то лишь потому, что еще не пришло ваше время стать одним из нас.

Шарлотта Вильерс опустила глаза на элегантные дорогие часики, игнорируя электронные часы в корпусе телевизора.

— Суть вашей миссии, Эверетт. Я понимаю, мы хотим от вас слишком многого, а вы молоды и неопытны. Итак, вы должны будете прикрепить к корпусу дирижабля устройство слежения. Всякий раз, когда ваш двойник перемещается, он оставляет след в квантовом поле. Мы знаем, куда он прыгнул, но не знаем, куда отправится после прыжка. Дирижабли очень мобильны. Вам предстоит вернуться на Землю-4, где Шарль передаст вам устройство. Это сведет на нет феномен квантовой запутанности, и мы сможем найти вашего двойника в любом мире Паноплии. Вам нужно лишь прикрепить устройство к корпусу. Мой двойник также позаботится о том, чтобы снабдить вас новым оборудованием от мадам Луны. Раз уж вы отправляетесь на Землю-1, вашему телу не помешают некоторые… усовершенствования.

Шарлотта Вильерс встала, опустила вуаль и поправила шляпку перед каминным зеркалом.

— Полицейские заберут вас ровно в пять. Они постараются убедить миссис Брейден, что вам ничего не угрожает. Вы вернетесь, как только завершите миссию. Пожалуйста, поблагодарите миссис Брейден за гостеприимство и посоветуйте ей держать дома «Дарджилинг», на всякий случай. Счастливо оставаться, Эверетт, и не подводите нас больше.

14

Он резко подскочил на месте, ничего не соображая со сна. Что, где? Где: в его собственном гамаке, который мерно раскачивался в такт колебаниям «Эвернесс». Что: крик. Тихое хныканье перешло в полный ужаса вопль. В первое мгновение Эверетт решил, что вопль исходит из его глотки. Он ошибался, прерывистое бормотание доносилось из соседней лэтти. Эверетт закутался в одеяло и постучал.

— Сен.

— Что?

— Как ты?

— Уходи.

— Не спишь?

— Все нормально.

— Мне показалось…

— Повторяю, все нормально.

Эверетт стоял, прижавшись лбом к карбоволокну. Дверь не была заперта.

— Ничего не нормально.

Сен сидела, закутавшись в одеяло, и выглядела очень маленькой при тусклом ночном освещении. В ее расширившихся глазах застыл ужас. В лэтти царил привычный беспорядок: груды мятой одежды вперемешку с проводами и бумажными клочками — набросками новых карт. Сен, словно тисками, сжимала в ладонях колоду. Ее любимцы — голые до пояса игроки в регби — хмуро смотрели с плакатов, кое-как прилепленных к стене. Пахло девичьим потом, застиранными простынями и мускусом — фирменным ароматом Сен.

— Что случилось?

Она казалась такой крошечной, что Эверетту захотелось обхватить ее руками за плечи, но он не решился.

— Мне приснился сон, понял? Миизи. — Сен вздрогнула, но виной тому был не холод, просочившийся из гулкого пространства дирижабля в теплую маленькую лэтти. — Я не хочу туда снова. Ни за что. Побудь со мной, Эверетт Сингх, чтобы я не заснула.

Эверетт заскочил к себе, прихватил одеяло и последний бумажный кулек манной халвы. Вместе с его фирменным горячим шоколадом халва безотказно поднимала моральный дух капитана Анастасии. Не мешало проверить, падка ли на халву ее приемная дочь.

Сен повела его в грузовой отсек. Изо рта Эверетта шел пар. Со шпангоутов капал конденсат. Сен повернула циферблат на запястье. Платформа под ними накренилась и мягко поехала вниз. От холода у Эверетта захватило дух. Снаружи было темно, хоть глаз коли. Пока Эверетт опускался, ему казалось, что звезды вокруг него сияют, словно нимб. Сен остановила снижение.

— Садись. — Закутавшись в простыни и одеяла, она уселась на самом краю, болтая ногами в пустоте. — У тебя есть свое место, Эверетт Сингх?

— Место?

Сен похлопала ладонью рядом с собой. Эверетт сел и с опаской вытянул ноги над бездной. Звезды потрясали. Никогда раньше, даже в Пенджабе, когда они с Теджендрой гостили у родственников, он не видел таких темных небес.

— Твое место.

— Есть, но не здесь.

Горло сдавило. Душ — под льющейся сверху теплой водой в голову приходили самые светлые идеи; угол в саду, на самом солнцепеке, где можно было весь день болтаться в одних шортах с газировкой в руке; письменный стол напротив окна, откуда видна улица напротив… Ничего не осталось. Все отнял тот, кто выглядел как он, говорил как он, пах как он. А еще любил то, что любил он, смеялся над тем, над чем смеялся он, знал то, что знает он. И все-таки это был не он.

— Дом.

— Ясно…

Эверетту хотелось, чтобы его ответ прозвучал равнодушно, но нельзя потерять дом и семью, потерять целый мир, и унять дрожь в голосе, отвечая на такой вопрос.

— А это мое место, — сказала Сен, болтая ногами в воздухе. — Мне нравится, когда внизу пустота. Нравится чувствовать себя ничем не связанной, свободной от гравитации. Тут хорошо думать. Я слышала их, Эверетт Сингх. Тех людей в башне. Прямо в моей комнате, они звали меня по имени, и был один голос, один из многих, и… я поняла, откуда они знают мое имя.

— Они далеко, Сен, между нами много миль.

Капитан Анастасия не меняла курса, пока черная башня не осталась далеко за горизонтом. И даже тогда она упрямо гнала корабль над безлюдной равниной. Они остановились, только когда Макхинлит потребовал, чтобы капитан пришвартовалась там, где можно стянуть немного энергии. Земля, что простиралась внизу, звалась Оксфордширом.

— Я была внутри, Эверетт. Поэтому они знают мое имя. Помнишь, ты сказал, что в других мирах есть мои двойники. А я стала спорить, что все это выдумки и я такая одна. Теперь я знаю, что ошибалась. Я слышала ее, Эверетт. Она там, внутри, она не может оттуда выбраться. И поэтому хочет умереть. Но и умереть она не может.

— Это был сон, Сен.

— Никакой это не сон! Ты видел лица, слышал голоса! Она там. Она — это я.

Сен закусила губу.

Эверетт выпростал из-под одеяла кулек с халвой.

— На, возьми, сам делал. Фисташки и кардамон.

Он зашуршал бумагой. Шуршание бумаги — самый дурацкий звук во вселенной. На мгновение темнота и безумие отодвинулись дальше.

— Эвереттова халва…

Сен отломила кусочек, но есть не стала.

— Я слышала еще кое-что. Тебя, Эверетт.

Он вздрогнул, и виной тому был не холод зимней ночи.

— Вот почему они закрыли этот мир на карантин, — промолвила Сен. — Как думаешь, тут кто-нибудь остался? Я боюсь, что если мы задержимся здесь, то рано или поздно окажемся внутри башни, и я буду так же кричать рядом с той, другой я!

— Не говори так.

— Зачем ты притащил нас сюда? — гнев зазвенел в голосе Сен, словно плеть. Эверетт знал, что никогда не привыкнет к резким стенам ее настроения. — Я ненавижу этот мир и боюсь его. Что мы здесь делаем?

— Я обещаю, надолго мы не задержимся.

— Того, что ты ищешь, здесь нет! Здесь нет ничего.

Как обычно, Сен озвучила страхи, терзавшие самого Эверетта.

— Есть. Должно быть.

— Как бы не так, Эверетт Сингх. — Сен откусила кусочек халвы, пожевала и скорчила гримасу. — Вкус не тот.

— Я всегда делаю халву одинаково.

— Ошибаешься. Вкус, он как оми со всем, что намешано в его голове. Так и ты намешал сюда того, чего боишься и что не можешь изменить. Намешал того, что горчит.

Сен подбросила остатки халвы в воздух.

— Прости, Эверетт.

— Он с моей семьей. С мамой и Виктори-Роуз.

Сен молчала. Конденсат на платформе начал замерзать.

— Он — это я, — сказал Эверетт. — Они что-то с ним сделали, обратив в моего злейшего врага. Что они сказали ему, как убедили? Нигде в Пленитуде люди не бывают такими от рождения. А моя мама, Виктори-Роуз, мои родные и друзья думают, что это я. Они считают, что я вернулся. А он просто пришел и отобрал мою жизнь. Всю без остатка. А кроме того, там, на кладбище, он победил нас.

— Вот еще! Это ты его обдурил. Бона трюк! Кто бы мог подумать, что ты откроешь портал прямо в рубке! Фантабулоза.

— И все-таки он победил, Сен. Я пришел за мамой и сестрой. Он знал, что я приду. Откуда? Потому что он — это я. Он поступил бы так же. Я пришел за ними, а ушел с пустыми руками. И теперь они не дадут маме и Виктори-Роуз жить спокойно. А знаешь, Сен, он не особенно старался. Ему ничего не стоит стереть с лица земли весь Стоуки. Он сделает нас одной левой.

Эверетт ощущал тепло и тяжесть Сен, ее волосы щекотали лицо.

— Я никогда об этом не думала. Не думала, что значит быть тобой. Странником между мирами. Раз — и в дамках, невероятно круто и все такое, но у меня всегда был корабль, мама, команда. Семья.

— Я верну их, — голос Эверетта окреп. — Всех. Маму, папу, всех. Ты спрашиваешь, зачем я вас сюда притащил? Потому что здесь все началось. Хватит убегать, хватит прятаться от дирижаблей, истребителей, Шарлотты Вильерс и моего двойника-убийцы. Мы найдем то, что я ищу, и больше никогда не будем ни от кого убегать. Мы дадим им отпор.

— Больше нет халвы, Эверетт Сингх? — спросила Сен.

Он протянул ей кулек. Сен откусила и одобрительно кивнула.

— Видно, попался плохой кусок, зато этот бона. — Она встала и запахнула одеяло. — На твоем месте, Эверетт Сингх, я бы не рассиживалась, если не хочешь оставить на платформе свои дилли-долли ножки.

Люк начал закрываться. Эверетт подтянул ноги. Громкий лязг — и ночь, звезды и холод остались снаружи.

— Ты идешь? — окликнул ее Эверетт с винтовой лестницы.

— Ты иди, я скоро, — отозвалась Сен снизу.

— Сен, это был всего лишь сон.

— Нет, не сон. И я не хочу, чтобы он снова мне приснился. Иногда я остаюсь в трюме на ночь. Просыпаешься в Амексике, а щека нагрелась от обшивки, пахнет зеленью и океаном. Останься со мной, Эверетт Сингх.

— Что?

— Ты не думай, я не стану к тебе приставать. Просто ляжем рядом. Не хочу возвращаться к себе. Не хочу оставаться одна.

Сен свернулась калачиком на полу, словно котенок.

— Я замерзла, Эверетт Сингх.

Эверетт осторожно опустился рядом и накинул на нее свое одеяло. Сен была права: вдвоем теплей и уютней. Он прижался к ней, гадая, правильно ли поступает, и что вообще правильно внутри «Эвернесс», одинокого дирижабля, затерянного на чужой враждебной территории. Но мир «Эвенесс» был единственным, доступным ему здесь и сейчас, и его правила лежали прямо перед ним. Он обвил рукой плечи Сен.

— Эверетт Сингх?

— Что? — Эверетт отдернул руку, словно его укусила змея.

— Когда ты постучался…

— Да.

— Когда ты услышал…

— Да, ты…

— Заткнись, Эверетт Сингх, и запомни: ты больше никогда этого не услышишь. Никогда и ни за что.

15

После ночи на жестком полу тело онемело. Проснувшись, Эверетт сначала не мог вспомнить, где находится, потом — как сюда попал. Затем вспомнил все разом: Сен болтает ногами над бездной, кусочек халвы падает во тьму; Сен кричит посреди ночи, Сенсвернулась у него под боком, словно котенок.

Она ушла, и Эверетт продрог. Он вскочил на ноги — суставы скрипели, голова болела. У него еще ни разу в жизни не болела голова. Прогоняя остатки сна, Эверетт протер глаза и заметил Макхинлита, который удивленно разглядывал его поверх кружки с чаем. Механик налил вторую кружку и кивнул Эверетту.

— Давно ты здесь? — спросил Эверетт.

Крепкий чай обжигал нёбо. Эверетт сжал окоченевшими ладонями кружку с «Тоттенхем троджнс».

— Порядочно, — ответил Макхинлит.

— Ей приснился дурной сон. Она не хотела оставаться одна, боялась возвращаться в лэтти.

— Мне-то не рассказывай! Эта палоне чуток многовато о себе мнит, потому что мы команда, а не семья. Все ей кажется, будто она старше, чем на самом деле. Думает, будто сама со всем справится. Как бы не так! Вот мы все за ней и приглядываем. Саби, мистер Сингх?

Порывшись в одеяле, Макхинлит швырнул через верстак гаечный ключ.

— Раз уж забрел сюда, не поможешь маленько с электричеством? Может, на что сгодишься.

Однако клевавшему носом Эверетту никак не удавалось продемонстрировать свою полезность. Скорее наоборот. День выдался солнечный, а он был хмур, небо сияло чистотой, а его голова гудела, легкий морозец бодрил, а Эверетт засыпал на ходу. Когда он в третий раз уронил ключ, Макхинлит не выдержал:

— Ну и дырявые у тебя руки, малый! А ну-ка клади ключ на место и валяй, проветрись, походи по твердой земельке. Проку от тебя сегодня все равно ноль.

Еще одна фигура мелькнула в отверстии загрузочного люка, взметнулись полы длинного плаща, качнулось перо на шляпе: Майлз О'Рейли Лафайет Шарки собственной персоной.

— Принеси на обед чего-нибудь посытнее, — крикнул ему вслед Макхинлит, — а то подустал я маленько от сааг чанна, не в обиду кой-кому будет сказано.

Шарки легко спрыгнул на землю, отбросил трос, одним движением выхватил дробовик и бросил Эверетту.

— Не впервой с таким управляться?

Эверетт ловко поймал дробовик — разве мог он допустить, чтобы Шарки держал его за растяпу? — заправски передернул затвор и изящно разместил на сгибе руки, словно какой-нибудь Винни Джонс из фильма «Карты, деньги, два ствола».

Шарки коснулся края шляпы.

— Ваша расторопность на кухне выше всяких похвал, сэр. Ибо сказано: «И дочерей ваших возьмет, чтобы они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы». Однако мои воззрения на этот предмет таковы: не называйте себя настоящим поваром, пока не приготовите то, что убили своими руками. Мужскую еду. А теперь на охоту!

Вдоль хребта в ряд высились ветряки. Кучки известняка белели посреди дерна рядом с кроличьими норами. Тощие овцы разбегались при виде Шарки. Ветер, за которым охотились лопасти ветряков, разогнал дрему. День выдался погожий, местность просматривалась на мили вперед. Длинный хребет переходил в поросшую кустарником равнину. На юг тянулись параллельные гряды холмов, на север простирались фермерские земли — или то, что от них осталось. Очертания полей еще просматривались, однако изгороди заросли дерном, а открытые пространства покрывал слой прошлогодней жухлой травы. Над заброшенными садами возвышались трубы и крыши. Некоторые крыши провалились, являя взгляду бревна перекрытий, словно ребра гниющего скелета. Вокруг стояла мертвая тишина: ни рева моторов с шоссе, что вилось вдоль холмов, ни пыхтения тракторов, ни мычания коров, лишь над головой свистел ветер в лопастях ветряков да каркали вороны.

— Кролик, — сказал Эверетт. Ярдах в двадцати кроличий дозорный потягивал носом воздух под бетонной опорой ветряка.

— Моя душа жаждет чего-нибудь более изысканного, — молвил Шарки. — Сюда.

По овечьей тропе они спустился в узкую долину. Шагах в двадцати обзор загораживали старые кусты и побеги сикомор. Их сучья торчали на фоне ясного январского неба. Шарки поднял руку, и Эверетт замер. Американец знаком велел ему оставаться на месте. В спутанных ветках мастер-весовщик заметил что-то, чего Эверетт не видел, как ни всматривался. Шарки поднял короткостволку и шагнул вперед. Что-то рванулось вверх у него из-под ног и закружилось над головой. Шарки дважды выстрелил, и на Эверетта обрушился душ из перьев. Шарки осклабился. Дымок еще вился над стволами.

— Вот такая манджарри мне по вкусу, — заметил Шарки. — Принесите, мистер Сингх.

Эверетт нашел птицу в кустах, где пышная зелень влажной низины уступала место тощей растительности холмов. Грудку фазана разнесло дробью, тельце обвисло, но еще хранило тепло и сочилось кровью. Перед тем, как засунуть птицу в карман своего необъятного плаща, Шарки внимательно осмотрел ее и остался доволен.

— У моего отца была одна теория, скорее, философия, или жизненное правило. Когда мы росли, мы ели только то, что отец убил собственными руками. А когда стали взрослыми — лишь то, что убивали сами. Все Лафайет Шарки рождались с удочками в руках, а как только переставали ходить под стол пешком, начинали охотиться. Добывали и готовили все, что летало, кралось или плыло. Отец верил, что, забирая жизнь живого существа ради его мяса, ты должен быть готов отдать свою. А если ту покупаешь мясо в лавке, это не просто позор для бессловесного создания, чью жизнь отобрали, чтобы ты набил свою утробу, а элементарная трусость.

— Мы часто готовили вместе с отцом, — сказал Эверетт.

— Мужчина должен уметь прокормить себя и друзей.

— Я готовил мидии. Мелко режешь и слегка припускаешь в сливочном масле лук-шалот, добавляешь чеснок и вино, опускаешь мидии, а они только что не пищат. Когда створки откроются, блюдо готово.

— Вы схватили суть, мистер Сингх, — улыбнулся Шарки.

— Еще я думаю, что, если ты что-то убил, ты обязан это съесть. Еще позорнее убивать ради убийства.

— Немало живых существ убивают ради убийства, — заметил Шарки и перезарядил дробовик.

Солнце стояло в зените зимнего дня. Шарки и Эверетт спускались в долину. Трижды Шарки останавливался и поднимал руку, ощущая чье-то присутствие в кустах, но больше не выстрелил.

— Шарки, тогда в Германии вы и впрямь были готовы сдать меня кьяппам?

— Да, мистер Сингх. Полагаю, мне давно следовало объясниться. Я — нехороший человек. Никогда не был хорошим, никогда им не стану, несмотря на слово Господа на моих устах и в сердце моем. Я творил дурные дела, мистер Сингх. Бесстыдные, ужасные. Майлз О'Рейли Лафайет Шарки, мастер-весовщик, солдат удачи, авантюрист и джентльмен. В каждой из этих ипостасей я грешил и предавал. Моя душа проклята, а сам я принужден бродить по свету, без надежды и дома. «Блуждающие звезды, для кого сберегли эту тьму, этот мрак».

— Я слышал, вы убили своего отца, потому что он ударил вашу мать.

— Где слышали?

— Сен сказала.

— Половине из того, о чем болтает эта палоне, не стоит доверять. «Которых уста говорят суетное, и которых десница — десница лжи». Главное понять, какой именно половине. Нет, мистер Сингх, есть немало грехов, которые могут отвадить от родного очага. Я слишком долго бродил по свету, и мне уже поздно возвращаться домой. Капитан Сиксмит подобрала меня на улицах древнего Стамбула — солдата удачи, свободного художника, жадного до денег — и дала мне дом и надежду. Этот летучий корабль — лучшее, что уготовано для меня под небесами. За неимением остального я верен ему и никому не позволю его погубить. Я пойду на все, лишь бы он, как прежде, свободно парил в вышине. Это мой долг, моя амрийя, как говорят эти люди. Так что без обид, мистер Сингх.

— Без обид, мистер Шарки.

«Ты без колебаний предашь меня снова, — подумал Эверетт. — Сейчас я могу расслабиться, потому что опасность угрожает всей команде, но если придется выбирать между мной и дирижаблем, ты легко мной пожертвуешь. Без всякой личной неприязни. Просто поступишь в соответствии с твоим представлением о южной чести».

— Ш-ш-ш, — Шарки поднял руку.

Они вышли на дорогу, из-за разросшихся деревьев напоминавшую туннель. Шарки перемахнул через покосившуюся изгородь.

— Заяц.

— Где? — прошептал Эверетт.

— Здесь.

Эверетт проследил взглядом за пальцем Шарки. И впрямь заяц. Косой стоял на задних лапах, с подозрением вглядываясь в пришельцев, на дальнем краю поля.

— Отсюда из дробовика не достать, — заметил Эверетт.

— «Как утренняя заря — явление его».

Убрав дробовик, Шарки вытащил из потайного кармана изящный револьвер, отделанный серебром. Из другого кармана он достал длинный металлический штырь, который прикрутил к стволу. Коробка из-под сигар пряталась в браконьерском кармане, где раньше скрылся фазан. Один поворот — и коробка обратилась ружейным ложем. Шарки со щелчком соединил части, и у него в руках оказалось бижу ружьецо.

— Работа Эйзенбаха из Мюнхена. Лучший ружейный мастер в мире, да что там, во всех известных мирах.

Шарки, не торопясь, прицелился. Раздался выстрел. Заяц замертво рухнул в траву. «Оружейная пуля летит быстрей звука», — подумал Эверетт. Заяц не успел услышать звук выстрела, который убил его. Эверетт подобрал мертвого зверька. Мгновение прошло между жизнью и смертью. Эверетт увидел это мгновение, крохотное содрогание, последний рывок жизни, которую точный выстрел Шарки вышиб из заячьей головы. Бедняга просто не успел ничего понять. Смерть нельзя понять. Смерть — это отсутствие, пустота. Был — и нету.

Тушка еще хранила тепло, мех ласкал пальцы, кровь стекала на ладони. Отец Шарки прав. В его философии таился глубокий смысл: ешь только то, что готов убить собственными руками.

— Никогда не готовил зайца, — сказал Эверетт.

Тишина внушала ужас. Его голос прозвучал громко и фальшиво, будто оскорбляя каждое растение, облако и живое существо в округе. Двумя ловкими движениям ножа Шарки мастерски разделал тушку.

— Повисит пару дней и будет самое бона.

Шарки двинулся дальше, к заброшенному фермерскому дому, скрытому в непроходимых зарослях.

— Неплохо бы разжиться какой-нибудь дичью. У нас на Юге любят курятину.

Тихий низкий звук летел над покинутой Англией: лопасти ветряков со свистом рубили воздух. Эверетт поднял глаза. На миг ему показалось, что под брюхом «Эвернесс» что-то движется. Он помахал рукой, хотя Макхинлит вряд ли увидит его на таком расстоянии. Дирижабль нависал над холмами подобно дождевой туче.

— Не отставайте, мистер Сингх.

Коттедж был из тех, что сдаются на лето. В высокой траве пряталась мертвая «Ауди». Ветер поначалу робко отрывал от крыши куски черепицы, потом разошелся и за несколько зим довершил задуманное. Казалось, что на чердаке идет ремонт: со стен свисали обои, на столы и кресла осыпалась штукатурка. Стекла в окнах давно вылетели, и выцветшие занавески шевелил ветер. Пахло плесенью и гниющей шерстью ковров. Лужайки превратились в непроходимые джунгли. Что-то синее, раздувшееся и очень-очень мертвое плавало в заваленном листьями бассейне.

— Непохоже, чтобы тут водились куры, — заметил Шарки.

Они двигались резко. Они двигались быстро. Они неожиданно выскочили из-за угла. Эверетт заметил три темных, низко скользящих над землей тени, и тут же рядом прогремел выстрел Шарки. Дальше Эверетт действовал, не рассуждая. Передернуть затвор, снять с предохранителя, прицелиться, нажать на курок. Отдача едва не сшибла его с ног, но дробь отбросила нападавшего назад. Оставшиеся двое приближались. Эверетт замешкался. Шарки выхватил дробовик. Два резких хлопка подняли с деревьев стаи птиц.

— Как дела, мистер Сингх?

— Нормально.

Он стрелял, он убил. Убил, не задумываясь.

— Хороший выстрел, сэр.

Эверетт приблизился, чтобы рассмотреть, кого он убил. На близкой дистанции дробовик — устрашающее оружие, поэтому тела были сильно изувечены, но, по крайней мере, принадлежали существам из плоти и крови. Собакам, жилистым, оборванным и голодным. Лисья морда одной напоминала терьера, уши другой выдавали овчарку. Третья, крупнее прочих, судя по кучерявой шерсти и висячим ушам, при жизни была пуделем. Впрочем, все трое гораздо больше походили на своих предков — волков.

Черная жидкость, сочившаяся из глаз, ушей и ноздрей терьера, образовала лужицу. Лужица двигалась, бурлила, словно рой насекомых, на глазах меняя форму. Это была не кровь. Эверетт отступил назад. Теперь жидкость вытекала из-других собак, очень осмысленно сливаясь в один поток. Вскоре озерцо кипящей черноты окружило труп терьера.

— Назад, мистер Сингх, — сказал Шарки. Эверетт отступил от копошащейся черной массы. — Сможете перезарядить?

— Смогу, сэр.

— Так не медлите!

Эверетт вставил патроны в патронник. Шарки держал оружие наготове в обеих руках. Теперь поверхность озерца бурлила, образуя объемные формы: крохотные ладошки, лисьи головы, птичьи крылья, открытые пасти. Жидкость, задрожав, приняла форму собачьей морды — и снова растеклась по земле. И снова приняла форму: волк, пес из ада, черный, громадный, готовый пожрать все на своем пути.

— «И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным».

Шарки выстрелил, Эверетт замешкался лишь на мгновение. Пес взорвался фонтаном брызг. Теперь чернота капала с веток, пятнала фасад дома, стекала ручьями с брошенной «Ауди».

— «И очистит сынов Левия, и переплавит их как золото, и как серебро».

Капли сливались в ручьи, ручьи — в потоки, потоки устремлялись к мертвому терьеру. Поверхность лужи пузырилась, по ней пробегали волны, затем чернота вздрогнула и вытолкнула из себя адского пса.

— Отходи, Эверетт, я прикрою, — сказал Шарки. — Следи, чтобы я оставался между тобой и этой мерзостью. И не спускай с нее глаз.

Адский пес выпрямился. Шерсть встала дыбом, с черных клыков капала черная жидкость. Его рычание походило на треск разрываемой мертвой плоти.

— Не делайте резких движений, мистер Сингх. Убить я его не убью, но спокойно разгуливать не дам. Сколько у вас патронов?

— Четыре.

— У меня столько же, плюс то, что осталось в револьвере.

Немного, подумал Эверетт. Адский пес припал к земле, лапы напряглись перед прыжком.

— По моей команде беги. Беги, словно за твоей душой гонятся черти всех девяти миров!

— Но, Шарки…

— Только ты вытащишь дирижабль из этого проклятого места!

Адский пес прыгнул. Казалось, он заполнил собой все небо. Прыгнул и завис в воздухе. Эверетт знал, что Шарки обречен, и сам он обречен, и их погибель хуже смерти. Чернота поглотит и переварит их в своей утробе, как тех собак.

Резкий скрежет заставил его рухнуть на колени и прижать ладони к ушам. Адский пес взорвался и ливнем обрушился на плитки, двора.

Воздух сгустился, из него выступили фигуры в шлемах и медно-красных боевых скафандрах. Шестеро солдат окружили Шарки и Эверетта. Шарки отшвырнул дробовик и револьвер и поднял руки, кивком головы призывая Эверетта последовать своему примеру.

Двое солдат обследовали черные пятна. Один держал в руке какой-то прибор, другой целился в черную лужу из странного оружия, подобного которому Эверетту видеть не доводилось.

— Нулевая активность, мэм, — отрапортовал солдат со сканером. — Мертв, и надолго.

Второй солдат перекинул странное оружие на ремне через плечо.

Стоявший ближе всех солдат коснулся ворота, и шлем раскрылся, словно ротовой аппарат насекомого. Женщина, слегка за тридцать, широкое лицо, светлые волосы, черные у корней. Такую ожидаешь встретить у ворот начальной школы, на парковке супермаркета, но никак не в полном боевом снаряжении на заднем дворе деревенского дома. Особенно, если перед этим она разнесла на мелкие кусочки зловещую черную субстанцию, поглощающую души.

— Лейтенант Елена Кастинидис, двадцать седьмой отряд Эгистрии, округ Оксфорд, — произнесла крашеная блондинка. — Вы арестованы.

16

Эверетт сидел на каменном подоконнике средневекового окна и смотрел вниз на четырехугольник двора. Вечер протянул длинные тени от массивных стволов Феллоуз-гарденс через аккуратно постриженную лужайку и ровные дорожки. Последний солнечный луч коснулся шпиля и башен там, где колледж выходил на церковь Сен-Джайлз. В сумерках стало виднее защитное поле, полыхающее, словно северное сияние.

— Привет, пап, — прошептал Эверетт. — Вот я и в Оксфорде.

Церемониться с арестованными лейтенант Елена Кастинидис не собиралась.

— Раздевайтесь, — приказала она.

— Что? — удивился Эверетт.

— Раздевайтесь.

Ее тон не оставлял сомнений: больше лейтенант повторять не станет. Солдаты окружали Эверетта со всех сторон, ему оставалось лишь отвернуться от их командира. Шарки уже снял шляпу и приготовился скинуть плащ.

— «Блажен бедствующий и хранящий одежду свою, чтобы не ходить ему нагим, и чтобы не увидели срамоты его», — процитировал старший помощник.

Куртка, рубашка, шорты, злодейские сапоги из «Бона шмотка», леггинсы. Эверетт стоял в трусах, дрожа на пронизывающем ветру.

— Догола, — сказала лейтенант.

— Это называется совращением малолетних.

Солдаты загоготали.

— Снимайте по-хорошему, или придется вам помочь.

Лейтенант Кастинидис выдернула из-под пояса нож военного образца. Эверетт просунул большие пальцы под резинку, стащил трусы вниз и шагнул вперед. Он стоял голый и беззащитный, испытывая знакомый по школьной раздевалке ужас. Буйные сверстники, которые не стеснялись разгуливать нагишом, стегать друг друга полотенцами, с гиканьем запрыгивать на плечи, валить на пол и возиться там, утробно хохоча и норовя дернуть приятеля за сосок. Душевые кабинки, где лучше стоять лицом к кафелю, чтобы то, чего стыдишься, не заметил сосед. Стоять и мучительно гадать, куда они спрятали твою одежду.

— Руки за голову.

Эверетт сцепил ладони на затылке. Солдат медленно и сосредоточенно водил сканером вдоль его тела, от мизинцев ног до макушки. Все это время второй держал свое странное оружие в двадцати сантиметрах от его носа. Эверетт старательно избегал взгляда за стеклом шлема. Затем сканер тщательно исследовал его одежду и обувь. Эверетт стоял, почти не дыша.

— Чисто. Никаких Нано.

Солдат опустил оружие и со щелчком закрепил в держателе на спине. Что за «нано»? Наан? Как пенджабский хлеб?

— Можете одеваться, — сказала лейтенант.

Эверетта не пришлось долго упрашивать. Он рывком натянул одежду, затем, прыгая на одной ноге, с трудом втиснул окоченевшие ноги в сапоги. Когда он расправлял бахрому на шикарной, напоминающей драгунский мундир куртке, руки дрожали. Оглянувшись на Шарки, Эверетт увидел, что тот уже облачается в плащ. Двое других солдат продолжали держать их обоих на мушке. Шарки надел шляпу, тщательно и неторопливо расправил перо и подтянул манжеты. К нему вернулось прежнее достоинство. Всегда сохранять невозмутимость под огнем неприятеля. Эверетт позавидовал такому хладнокровию — его самого душили стыд и гнев. Натянув на голову капюшон, он набросился на лейтенанта Кастинидис:

— Что это значит? Кто вы такие, черт побери?

Гнев Эверетта произвел на лейтенанта не большее впечатление, чем февральская морось.

— Вопросы тут задаю я, сынок. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Грузовой дирижабль восемьдесят восьмого класса с Земли-3 над Астон-хилл.

— Видите ли…

— Наши радары засекли вас, как только вы сунулись на северо-восток Лондона. Мне нужно поговорить с вашим капитаном. Дайте ему знать.

— Ей, — поправил Шарки. — Капитану Анастасии Сиксмит.

Слова Шарки не произвели на лейтенанта никакого впечатления.

— Уходим.

Черные пятна на мощеных плитках двора солдаты осторожно обходили. Эверетт заметил, что Шарки оставил зайца и фазана на капоте брошенной машины. Добыча уже не внушала желания попробовать ее на вкус.

Капитан Анастасия была буквально в ярости. Она злилась на Шарки за то, что он позволил захватить себя в плен. Злилась на Шарки и Эверетта — за то, что привели на корабль кьяппов. Злилась на вооруженных незнакомцев, которые держали на мушке ее команду и ее дочь. Злилась, что кто-то смеет командовать на ее собственном капитанском мостике. Но больше всего капитана Анастасию злило, что этот кто-то — женщина.

— Туда! — Лейтенант Елена Кастинидис коснулась открытого стекла шлема, и цифры сбежали вдоль пальцев в ладонь. Ничего себе, подумал Эверетт.

— Выполняй, — буркнула капитан Анастасия. Сен не двигалась с места. — Выполняй! — рявкнула капитан.

Сен налегла на рычаги. «Эвернесс» задрожала.

Лейтенант Кастинидис склонилась над рабочим столом Эверетта.

— Эту штуку я знаю, — она постучала по прыгольверу. — А вот эту вижу впервые. — Лейтенант ткнула в планшетник.

— Не трогайте, это мое! — вспылил Эверетт и тут же об этом пожалел.

«Лейтенант с первого взгляда узнала прыгольвер! Инстинкт не обманул меня, — подумал Эверетт. — Инстинкт никогда меня не обманывал».

— Я трогаю то, что считаю нужным, сынок.

Наверное, дело в униформе. Ли-Леанна-Леона и Усатый Миллиган так же вызывающе вели себя на кухне его матери. Нет, униформа ни при чем. Все кьяппы одинаковы. Эверетт поймал себя на том, что начинает думать, как настоящий аэриш.

— Не стесняйтесь, ошибетесь клавишей, и окажемся где-нибудь на просторах Паноплии.

Наглая ложь. Портал открывался с пульта управления, доступ защищал пароль, но откуда было знать об этом лейтенанту Кастинидис? Женщина отпрянула от стола и раздраженно уставилась на Эверетта.

— А вы кто такой?

— Эверетт Сингх, навигатор.

Он вспомнил, с какой гордостью Сен представилась пилотом «Эвернесс». Теперь Эверетт понимал ее чувства. Хоть какая-то компенсация за унижение во дворе заброшенной фермы. Сен бросила на него лукавый взгляд поверх рычагов. Бона оми.

Лейтенант Кастинидис подошла к большому обзорному окну и встала, сцепив руки за спиной. Эверетт заметил, как Шарки передернуло. Это место принадлежало капитану и хозяйке «Эвернесс». Дирижабль летел низко, в двухстах метрах над разоренной землей. Шоссе, заводы, деревни и поместья были отданы во власть природы. В мертвых окнах отражалось солнце.

У Эверетта захватило дух. На горизонте, словно северное сияние, переливался тусклый занавес. Он походил на бледную молнию, что протянулась через все небо, образовав сияющие столбы, почти незаметные на фоне заката.

— Что это?

— Оксфордское защитное поле, — ответила лейтенант Кастинидис. — До сих пор Нано не удалось проникнуть внутрь. С последней массовой атаки прошло больше года.

— Нано. Я уже слышал это слово.

— И еще не раз услышишь, сынок.

Лейтенант Кастинидис коснулась панели на грудной пластине.

— Двадцать седьмой отряд вызывает защитное поле. Мы подлетаем. Видите нас на радарах? — Пауза. — Да, дирижабль.

Теперь Эверетт разглядел за переливающимся занавесом город: низкое солнце освещало башни и шпили, крытые галереи и парки, отражаясь в реках, текущих навстречу друг другу.

— Малый вперед! — скомандовала капитан Анастасия, словно напоминая, кто здесь хозяйка.

Сен потянула рычаги на себя. «Эвернесс» медленно поплыла над безлюдными пригородами и ветшающими домами, приближаясь к городу с юго-востока, со стороны Темзы и лугов вокруг Крайсчерч-колледж. Впереди, словно жирная пленка на воде, переливалось защитное поле. Снаружи поля дома торчали, словно стиснутые гнилые зубы, осколки черепов и костей. Внутри кипела жизнь; над деревьями возвышались ветряки, у их опор поедали скудную зимнюю растительность коровы; мелькали автомобили, пешеходы, велосипедисты; в окнах зажигали огни. С внешней стороны поле окружало черное кольцо замороженной жидкости. Эверетт уже видел сегодня такие же застывшие брызги на плитках во дворе фермы.

— ЭМП, — произнес Эверетт.

— Объясните, мистер Сингх, — потребовала капитан Анастасия. «Эвернесс» подплыла совсем близко к переливающемуся занавесу.

— Электромагнитное поле уничтожает данные компью… компутаторов. Оно может повредить… — Эверетт прикусил язык.

— Что повредить, сынок? — спросила лейтенант Кастинидис. Кивком головы она велела одному из солдат встать между Эвереттом и «Доктором Квантумом». Другой ловко выдернул Инфундибулум из розетки.

— Нет! — воскликнул Эверетт.

Шарки вскочил с места. Клик-клик-клик. Оружие к бою. Лейтенант Кастинидис вертела в руках планшетник и говорила в тыльную сторону запястья:

— Мы на месте, выключайте поле.

Стена мягкого света вспыхнула и погасла. Взглянув вниз, Эверетт увидел, как солдаты в боевом снаряжении выстроились вдоль границы, обозначенной черными кляксами. «Эвернесс» мягко заскользила над колледжами Оксфорда. Этот город всегда казался Эверетту доской для некоей сложной интеллектуальной игры; квадратные дворики, галереи, стены колледжей. Здешняя архитектура мало отличалась от архитектуры Оксфорда в его мире, но расположение колледжей было иным, а некоторых в его мире и вовсе не было. Сен вела дирижабль над куполом Рэдклифф-камеры, вдоль Броуд-стрит и тихих садиков к месту стоянки на Музейной улице.

— Готово, — сказал Шарки.

Лейтенант Кастинидис коснулась тыльной стороны ладони. Защитное поле за кормой дирижабля вновь ожило, призрачная стена перерезала пастбища и голые деревья напополам.

Эверетт подошел к мониторам, дал максимальное увеличение и пристально всмотрелся в черноту, прилипшую к защитной решетке, словно зимняя слякоть. Зона брызг; адский пес, обращенный в черную жижу странным оружием, вероятно, сфокусированной версией защитного поля; бурлящая масса, стянутая злобной волной к ужасной черной башне. Одно к одному.

— Нано, — прошептал он. — Ну конечно! Нанотехнологии.

Солнце село. Навигационные огни «Эвернесс» вспыхивали над крышей часовни на фоне мерцающего защитного поля. Темнеющее небо за башнями, шпилями и крышами колледжей зажглось холодным огнем. И все же этот пустой, охваченный злобой мир, этот университетский город были прекрасны, словно последний отсвет молнии в грозу или одинокий голос, поющий во тьме.

Кембридж славится научными достижениями, но Теджендру отправили в Оксфорд. Он был гордостью семейства. Вы знаете, наш сын учится в лучшем университете мира! Сингх, мальчишка из пенджабской деревни, физик в Оксфорде! Неважно, что они не понимали, чем парень там занимался; важно где. И хотя впоследствии пути Теджендры и Оксфорда разошлись, для бебе Аджит и ее сестер учеба любимого сына и племянника в Оксфорде оставалась предметом гордости, а разочарование, что Теджендра не стал тамошним профессором, со временем сменилось надеждой, что сын пойдет дальше отца. Два Сингха в Оксфорде! Эту новость кумушки из пенджабской общины Тоттенхема готовы были обсуждать до скончанья века.

И вот он здесь, второй Сингх. Смотрит из окна средневековой комнаты колледжа на прямоугольник двора. Вот только двор и колледж — не те, где учился Теджендра, а дверь закрыта на ключ.

Эверетт подошел к двери и потряс ее. Древний дуб, укрепленный снаружи. Посидите тут, пока у префекта не дойдут до вас руки, сказала на прощание Елена Кастинидис. Старинная комната, очень уютная, правда, немного похожа на учебную аудиторию. Эверетт со всей дури заехал по двери ногой, но силы были неравны: пятисотлетний дуб мог причинить ему куда больший ущерб.

За спиной раздался стук, и Эверетт резко обернулся. В окне, обрамленном двойной аркой, вниз головой висела Сен, сжимая ногами веревку. Эверетт изобразил на лице удивление: откуда ты взялась — и беспомощность: не видишь, заперто? Сен ухмыльнулась, вытащила из-за пазухи тонкую пластину в палец длиной и толщиной в лепесток и просунула ее между рамой и замком. Эверетту не потребовалось долго объяснять. Он встал у окна и аккуратно протолкнул пластину обратно. В этом средневековом мраке леска была почти незаметна. Чуть зазеваешься — и пальца как не бывало. Сен взялась за ручку и резко дернула. Нить из карбоволокна рассекла замок точно посередине. Эверетт распахнул створки. Изящный кульбит — и Сен приземлилась рядом с ним.

— Фантабулоза, разве нет, Эверетт Сингх?

— Ты стянула отмычку Макхинлита?

— Стянула? — оскорбилась Сен. — Скажешь тоже! Аэриш никогда не крадут друг у друга. Позаимствовала, так будет вернее. От каждого по способности, каждому по потребности.

— Это Маркс, — сказал Эверетт.

— Нет, Макхинлит, — не расслышала Сен. — Или ты мне не рад? Пошли, Эверетт Сингх.

Сен взялась рукой за трос.

— Куда?

— Наверх и прочь отсюда. Кьяппы повели ма и Шарки через сад. Не рассиживайся, не то нас хватятся.

Сен коснулась приборчика на запястье и пулей взлетела ввысь. Эверетт еле успел просунуть руку в петлю и шагнуть с подоконника, прежде чем трос протащил его на два этажа вверх. Сен обмотала трос вокруг старинного каменного дымохода и зафиксировала блок за железный ламповый кронштейн. Как ей удалось проделать это в первый раз? От крыши до верхнего ряда окон, украшенных причудливым выступом, было добрых четыре метра. Сматывая трос, Сен наблюдала, как Эверетт озадаченно прикидывает высоту и рассматривает ненадежный водосточный желоб.

— Просто влезла, — гордо сообщила она. — Куда тебе, Эверетт Сингх, хотя, надо признать, сложен ты хорошо. Вперед!

И она понеслась вперед, почти не касаясь подошвами крыши, словно серебристый призрак или эльф на фоне мерцающего защитного занавеса. В его неверном свете крутые скаты выглядели устрашающе. Эверетт подошвами ощущал, как черепица разъезжается под ногами. Сен успела добежать до следующей крыши, а он все медлил. Сен оглянулась — одна нога на откосе, другая на подоконнике слухового окна — и нетерпеливо притопнула. Вперед, Эверетт Сингх, доверься своему телу! Где твой хваленый вратарский инстинкт? Это не трудней, чем стоять на воротах. Только вниз не смотри.

Эверетт глубоко вдохнул. Помни слова Сен: вниз не смотри.

Он взглянул на Сен, которая стояла, уперев руки в боки, и побежал, всем телом ощущая покатый скользкий склон. Все равно, что играть в «Assassin's Creed», только в жизни.

Сен улыбнулась и побежала. Эверетт не отставал. Она остановилась у башенки девятнадцатого века, возведенной на крыше веком старше.

— Их повели сюда.

Сен ухватилась за выступ над слуховым окном и откинулась назад, пытаясь рассмотреть фасад.

— Там внизу балкон. Только не вздумай за мной прыгать, Эверетт Сингх.

Не успел он возразить, как Сен уже преодолела половину расстояния до балкона, ловкая и стремительная, словно бледный паучок. Викторианская готика щедра на выступы и вмятины, но Эверетт извелся, наблюдая, как Сен подтягивается на кончиках пальцев, чтобы встать на карниз, такой узкий, что места на нем хватило бы только для мизинчиков ее крохотных ног.

— Почему вверх? — шепотом спросил Эверетт, когда Сен поднялась на каменную балюстраду, что опоясывала башенку. Она подмигнула ему и махнула рукой. Теперь он разгадал ее задумку. Сен привязала веревку к балюстраде и, продев ступни и ладони в петли, аккуратно опустилась на каменный балкончик.

— А для чего…

Привязав торбу к концу веревки, Сен раскрутила ее и швырнула конец Эверетту. Поймав веревку, он просунул ноги и руки в петли и прыгнул. Угол башни приближался с пугающей быстротой. Едва не задев его, Эверетт пролетел над успевшей пригнуться Сен, качнулся назад и снова вперед, пока Сен нажатием на запястный приборчик не остановила качание троса; Эверетт приземлился на балкон прямо у ее ног.

— Не уверен, что так было проще, — заметил он.

— Зато прикольнее. Смотри сюда.

Стены и балкон украшал пышный готический орнамент. Окно располагалось в верхней части огромного зала, отражавшего викторианское представление о средних веках: деревянные балки, гербы и портреты студентов, прославивших университет. Через стекло Эверетт увидел стол на помосте, напротив стола сидели двое. Эта черная стриженая макушка могла принадлежать только капитану Анастасии, а хозяином шляпы, лежавшей на боковом столике, был, вне всяких сомнений, Майлз О'Рейли Лафайет Шарки.

— Береги пальцы, — сказала Сен, вытаскивая отмычку Макхинлита и просовывая ее в щель между рамами.

— Как тебе удалось вынести все это из дирижабля? — спросил Эверетт.

Как раньше с ним и Шарки, лейтенант Кастинидис не стала церемониться с командой «Эвернесс». Раздеться догола, сплошное сканирование от макушки до пяток. Теперь Эверетт знал, что они искали.

— Нам, аэриш, обвести кьяппов вокруг пальца — раз плюнуть, — фыркнула Сен, вытянув нить. Раздался мелодичный звон расколотого металла. — Как и сухопутных крыс. Без обид, Эверетт Сингх.

Они осторожно открыли окно. Внутри вдоль стены шла узкая галерея, построенная, казалось, с единственной целью — заставить псевдо-средневековый интерьер выглядеть еще нелепее. Пол галереи покрывал толстый слой пыли, испещренный высохшими трупиками мух. Нога человека не ступала сюда с основания колледжа. Сен и Эверетт подползли к деревянным перилам. С левого края стола сидела лейтенант Кастинидис, без боевого снаряжения, но в плотно подогнанном комбинезоне. Камуфляжный рисунок переливался волнами. Казалось, лейтенант то появляется, то снова исчезает, растворяясь в воздухе. Там, на ферме, солдаты возникли, словно из ниоткуда, вспомнил Эверетт. Свет вспыхивал у нее на руках, лодыжках, шее и груди. Так вот что было под теми медно-красными скафандрами.

Рядом с лейтенантом сидел мужчина: резкие черты лица, редеющие волосы и худые, даже костлявые руки. На нем был зауженный в талии мундир военного образца и брюки с аккуратными стрелками. Наряд незнакомца показался Эверетту старомодным и одновременно футуристическим. Под плечевой ремень был подсунут берет. Бляха на берете и нашивки на груди воспроизводили один символ: три звезды и корона над ними.

Эверетт плохо разбирался в воинских знаках отличия, однако по манере держаться — мужчина сидел очень прямо, сцепив костлявые руки — и по короне на бляхе он уверенно определил его в старшие чины.

Рядом с мужчиной сидела женщина средних лет в шелковой мантии с высоким воротом, пышными рукавами и широким поясом. Она походила на персонаж фэнтези, могущественную императрицу, но выглядела смертельно усталой. Все взгляды были обращены к ней. Четвертого человека за столом Эверетт не разглядел. В поле зрения попадали лишь смуглые руки. Эверетт сдвинулся вбок.

— О нет, — выдохнул он.

За столом сидел Теджендра.

17

— Шесть миллиардов, капитан Сиксмит.

Голос женщины в мантии звучал слабо и неуверенно в громадном пространстве зала, но ее слова ужасали, не оставляя надежды.

— Восемьдесят процентов населения… нет, не мертвы. Гораздо хуже. Трансформированы. Стали больше, чем люди, как говорят Нано, когда изволят с нами говорить. Превратились в нечто иное. Потеряны для человечества.

Мы достигли невероятных высот. Нашей культуре и технологиям завидовали все девять миров. Даже Земля-4, потому что и она была нашим созданием. Вероятно, нас погубила заносчивость, ибо многообразие миров, к которым открыли доступ порталы Гейзенберга, вскружило нам голову. Возможно, наше высокомерие оправдывает то, что мы были первыми, первым миром, изобретшим портал, — именно здесь, в этом колледже, капитан Сиксмит. И кстати, именно мы основали Пленитуду. Или все дело в том, что, осознав, как обширна Паноплия, мы осознали, что до скончания века нам не исследовать все миры. За каждым новым миром скрывался следующий, и так до бесконечности. И тогда от неизмеримо больших величин мы обратились к безмерно малым.

— К нанотехнологиям, — прошептал Эверетт в ухо Сен. Они затаились у самого края балкона. — Манипулирование на уровне одиночных атомов, крошечных молекул, механизмов, меньше, чем мельчайшие вирусы…

— Эверетт…

— Репликатор, наноразновидность машины фон Неймана. Короче говоря, репликатор это наномашина, которая воспроизводит себя, копии воспроизводят копии, и так без конца. Совсем скоро количество копии переваливает за миллиарды, квинтильоны, они делятся каждую секунду. Поначалу медленно, затем все быстрее. Они способны пожрать целую планету. Экспоненциальный рост. Степени двойки — довольно страшная математика для реального мира…

— Заткнись, Эверетт, я не слышу дону.

— Мы создали опытный образец репликатора, — продолжала императрица, — причем на основе самых продуктивных естественных репликаторов, вирусов. Вам незачем знать подробности. Достаточно сказать, что успех репликатора превзошел наши ожидания, и мы утратили над ним контроль. Он обратился против нас, бросил нам вызов. Нет, не так. Вызов предполагает сознательное действие, злую волю. Репликатор лишь стремился создавать новые репликаторы. А поскольку в его основе лежал вирус, в поисках материала для воспроизведения он обратился к органической материи. К нам, капитан Сиксмит. Мы потеряли шесть миллиардов. Вы видели темную башню? Это все, что осталось от населения Лондона. Париж, Нью-Йорк, Пекин, Лагос, Каир — всех постигла та же участь.

— Видели, — промолвила капитан Анастасия.

— Ничего вы не видели! — неожиданно вспылила лейтенант Кастинидис. — Вы всматривались в лица? У нас у всех там есть близкие. Почти все, кого мы любили, о ком заботились. Мне было четырнадцать, когда пришли Нано. Там мои мама, папа, старшая сестра… Ничего вы не видели! Ничего!

— Благодарю вас, лейтенант, — вмешался худой военный. «Капитан Кожа-да-кости», — отметил про себя Эверетт, вечно придумывавший прозвища.

— Мы стояли на грани вымирания. Но мы сражались, капитан Сиксмит. Сражались с врагом, которого невозможно разглядеть. С врагом, которого, словно пыль, разносит ветер. Который поселяется внутри живого человека и выедает его изнутри. Этот враг способен принимать любое обличье. Мы придумывали все новое, все более совершенное оружие. И мы добились бы успеха, но нас осталось мало! Мы разрознены, разделены, нас загнали на острова, в глухие, труднодоступные места, где нам легче себя защитить. Оксфорд — наш передовой отряд. Здесь мы подобрались к врагу на максимально близкое расстояние, отсюда мы наблюдаем за ним, пытаемся разгадать его планы.

— Понятно, — прошептал Эверетт, — все эти люди, весь их опыт, все знания, теперь они принадлежат Нано. Система не может бесконечно усложняться, в какой-то момент — бабах!

— Я гляжу, тебя это заводит, цыпленочек, — прошептала Сен.

— Однажды мы говорили с Нано. Вернее, Нано говорили с нами, единственный раз транслируя свои мысли выжившим. «Это говорит Нано. Мы — будущее планеты. То, что придет после нас. Время человечества истекло. Мы признаем, что являемся последним поколением вымирающего вида. Грядет эра Нано, и она будет длиться вечно. Мы признаем это с радостью, ибо сыграли свою роль в ее приходе. Цель Нано — распространить себя здесь и во всех прочих мирах, вобрать в себя все живое, стать конечным разумом». Шестьдесят слов. Двадцать секунд. А дальше только молчание — и медленное поглощение всех биологических форм.

— Что вы слышали о нас, капитан Сиксмит? Какие легенды ходят о нас в вашем мире? Чума, фатальное загрязнение среды, атомный взрыв, восстание машин, нашествие зомби?

Нано — все это вместе взятое, и еще хуже. Теперь вы понимаете, почему наш мир закрыли на карантин? Нельзя позволить Нано проникнуть в другие миры. Их не вместят не только девять известных, но все вселенные Паноплии.

— Именно поэтому грузовой дирижабль с Земли-3, материализовавшийся из чистого воздуха в районе Хакни, вызывает наше беспокойство, — вступил в разговор капитан Кожа-да-кости.

— Получается, ваши запреты можно обойти, — сказала капитан Анастасия с усмешкой.

Ее слова упали, словно камни в воду. Все глаза обратились к ней, а молчание, воцарившееся за столом, могло устрашить даже такую смелую женщину, как капитан Сиксмит.

— Мы не просто запечатали ворота, — сказал капитан Кожа-да-кости. — Мы выбрали полную изоляцию, перекодировав порталы Гейзенберга. Любой, кто попытается проникнуть наружу — или внутрь, — вместо точки назначения отправится в зону конвекции Солнца. Нашего Солнца, в другой вселенной. Пять миллионов градусов справятся с любыми Нано. И не только с ними, — последние слова военный произнес с нажимом. — Итак, капитан, теперь я готов выслушать, почему вы не превратились в горстку пепла на поверхности Солнца.

Шарки скосил глаза на капитана Анастасию. Она еле заметно кивнула, что означало: «верь мне, я капитан». Верь мне, как верил тогда, когда я бросила вызов мамаше Бромли над Гудвиновыми песками.

— Мы украли прыгольвер, — просто сказала она.

— Этот? — Капитан Кожа-да-кости вытащил оружие из потайного ящика стола и положил на покрытую трещинами дубовую столешницу.

— Вам прекрасно известно, что этот, — ответила капитан Анастасия.

— Украли?

— Украла, сэр. У пленипотенцира Пленитуды десяти известных миров.

Удивленный ропот прошелся по рядам военных и штатских.

— Почему ты не соврала? — прошипела Сен так громко, что Эверетт испугался.

— Какая разница? Им и так все известно, — прошептал он в ответ.

— Разница есть, так принято у аэриш. Земляные крысы не заслуживают правды.

И все-таки она соврала, подумал Эверетт. Прыгольвер украла не капитан Анастасия, это сделал он, Эверетт Сингх.

— Так что вопрос в другом, сэр: как сюда проник пленипотенциар? — мягко спросила капитан Анастасия. — У Пленитуды должны быть веские основания, чтобы позволять дипломатам разгуливать с таким оружием за пазухой.

— Для капитана коммерческого дирижабля вы весьма искушены в высокой политике, — заметил капитан Кожа-да-кости.

— Образованность весьма ценится среди моего народа.

— Мадам, вы сейчас не в том положении, чтобы шутить! — рявкнул капитан.

Императрица подняла руку.

— Довольно, генерал.

«Вот как, — подумал Эверетт, — значит, генерал Кожа-да-кости».

— Вы сказали, десяти известных миров? — спросила императрица.

Эверетт не видел лица капитана Анастасии, однако готов был поклясться, что она улыбнулась. Сен сжала кулачок: хоть тут мы их сделали!

— Земля-10 установила контакты с Землей-2 в начале этого года, — ответила капитан. — Пленитуда прислала на Землю-10 дипломатическую миссию.

За столом прозвучал новый голос. У Эверетта защемило сердце.

— Теперь понятно, откуда этот прибор.

Эверетт подтянулся к краю балкона, боясь, что скрип сапог или голубиное перо, упавшее сверху, его выдаст. Говоривший поставил на стол «Доктора Квантума». На Теджендре был простой темный пиджак и рубашка без воротника.

— Объясните, доктор Сингх.

— Это мобильный компьютер, немного усовершенствованный согласно стандартам девяти… простите, десяти миров, но ему далеко до наших технологий.

— Не могу понять, как… — раздраженно начал генерал Кожа-да-кости. Эверетту показалось, что его отцу — нет, не отцу, доктору Сингху — нравилось раздражать этогосолдафона. Его отцу точно понравилось бы.

— Проблема прыгольверов в том, — перебил доктор Сингх, — что они выбрасывают вас в случайную вселенную.

У него был мягкий голос, мягче, чем у отца, а тон более мирный.

— Случайное попадание в наш мир математически настолько ничтожно, что его можно признать бессмысленным.

— Тогда как они попали сюда? — рявкнул генерал.

При резком, словно удар бича, звуке его голоса доктор Сингх поморщился.

— Направленным прыжком.

— Они использовали это… устройство?

И снова женщина подняла руку, и генерал замолчал.

— Выходит, они решили проблему навигации?

— Полагаю, что да, эгистер. Их язык программирования отличается от наших языков, но интерфейс весьма прост. Это семипространственное топологическое многообразие квантово-полевых матриц для нескольких миллиардов связанных параллельных миров.

Женщина повернулась к доктору Сингху и подняла бровь.

— По-вашему, кто-то… — генерал раздраженно жевал верхнюю губу.

— Пусть доктор Сингх закончит, генерал.

— Как скажете, эгистер, — процедил генерал Кожа-да-кости.

— Мне кажется… У меня нет экспериментальных данных, но мне кажется, что этот прибор, соответствующим образом настроенный, способен открыть портал Гейзенберга в любом месте, необязательно там, где есть другой портал. В любом месте любой параллельной вселенной. Во всей Паноплии, а не только в девяти… простите, десяти мирах Пленитуды.

— Всевышний, — прошептала лейтенант Кастинидис.

— «И поведу слепых дорогою, которой они не знают, неизвестными путями буду вести их; мрак сделаю светом пред ними, и кривые пути — прямыми», — промолвил Шарки.

— Капитан, это правда? — спросила эгистер капитана Анастасию.

— Да, мэм, — просто ответила та; одна женщина, облеченная властью, — другой.

— Как вы получили прибор?

Эверетт затаил дыхание: «Солжет? Осмелится сказать правду?»

— У моего народа есть понятие: гафферийя. Традиция давать кров беглецам и бедным странникам. Впрочем, иногда мы ее… нарушаем. Один юноша обратился к нам за помощью. Целый мир преследовал его, и все из-за прибора, который вы держите в руках, доктор Сингх. — Ничто в голосе капитана Анастасии не выдавало, что она узнала двойника Теджендры. На лице Шарки — Эверетт видел его профиль — застыло такое же каменное выражение. — Он был одинок, далеко от дома, в странном мире, где не знал ни единой живой души. У меня просто не оставалось выбора.

— Сейчас заплачу, Эверетт Сингх, — прошептала Сен.

— Сен.

— Что?

— Заткнись.

Генерал был готов вспылить, но эгистер снова подняла руку.

— Ваш… уникальный гость. Мы должны допросить его.

— Не забывайте, ему всего четырнадцать.

— Вы хотите, чтобы я поверила, будто единственная рабочая карта Паноплии находится в руках четырнадцатилетнего мальчишки? Помилуй нас Всевышний.

— Я даю вам слово, мэм. А верить мне или нет, зависит от того, насколько в вашем мире доверяют слову аэриш.

— Ваша история слишком фантастична.

Генерал больше не мог сдерживаться.

— Эгистер, прошу меня извинить, но обсуждать дальнейшее при посторонних опасно.

— Генерал…

— Я считаю, что необходимо применить Протокол безопасности номер четыре.

— Что это? — прошептала Сен.

— Почем мне знать? — прошептал Эверетт в ответ.

Он заметил, как доктор Сингх вздрогнул и выпрямился в кресле, словно что-то холодное коснулось затылка.

Лейтенант Кастинидис бросила тревожный взгляд на своего командира.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Лейтенант, проводите капитана и старшего помощника к их судну.

Ножки тяжелых кресел заскрипели по средневековым деревянным половицам. Сен выудила из-за пазухи колоду «Таро Эвернесс», выдернула карту, крутанула между пальцами и очень, очень осторожно просунула в щель в полу галереи. Карта вращалась и вращалась, казалось, ее полет будет длиться вечно, наконец, она коснулась пола, и спустя мгновение на нее наступил сапог Шарки. Мастер-весовщик остановился, неуловимым движением подхватил карту и сунул в рукав своего объемистого плаща, затем посмотрел вверх и прищурился.

— Вы тоже идите, доктор Сингх, — сказал генерал.

Теджендра бросил тревожный взгляд на женщину в мантии. Она кивнула.

— Оставьте устройство, — буркнул генерал.

— Сен, — прошептал Эверетт, — одолжи мне датчик. Я пойду за па… за доктором Сингхом.

Эверетт выглянул из окна. За то время, пока они с Сен шпионили, лежа на полу галереи, погода успела измениться, и теперь с неба сыпал мелкий снежок. Капитан и старший помощник вместе с военным эскортом скрылись за лестницей. Двойник Теджендры, подняв воротник, пересекал двор колледжа. Сен ловко закрепила прибор на запястье Эверетта.

— Поосторожнее с ним, оми. А я останусь. Нельзя выпускать компутатор из виду. Что-то не доверяю я этому тощему кьяппу.

18

Эверетт шел за доктором Сингхом через голый, продуваемый ветром сад колледжа, а вокруг кружился снег. Оксфордское защитное поле мерцало над острыми крышами и башнями колледжа Каиафы.

— Доктор Сингх!

Ученый остановился в темной арке перед лестницей.

— Да?

Он всматривался сквозь снег в фигуру незнакомца.

— А вы моложе, чем я думал. Вы с дирижабля, верно? С Земли-3.

— Нет, — ответил Эверетт. — Не с Земли-3.

Двойник Теджендры вышел из тени каменной лестницы на свет, падавший от настенного фонаря. Теперь Эверетт мог его разглядеть. Теджендра Сингх из другого мира каждой черточкой напоминал отца, и в то же время это был не отец. Груз прожитых лет по-другому лег на плечи, жизнь прочертила на лице другие морщины, добавила седины в волосы, бороду и усы.

Доктор Теджендра Сингх прищурился, всматриваясь в юношу. В полосе света от фонаря мельтешила снежная крупа. Наконец Теджендра понял, кто перед ним стоит.

— О господи! — Его рука метнулась ко рту в жесте изумления и ужаса, словно при виде призрака. Почему бы нет, подумал Эверетт. Возможно, то, что мы называем призраками, и есть видения из параллельных миров.

— Я — Эверетт Сингх.

— Мальчик мой, конечно, это ты, — заволновался доктор Сингх. — Это невозможно, этого не может быть… Ты не мой… Ты мой…

— Мой отец — доктор Теджендра Сингх из…

— Отделения физики множественных вселенных Имперского университета, Лондон, — закончил ученый.

— Физического факультета Имперского колледжа, Лондон.

Вокруг кружился снег.

— Заходите, — неожиданно предложил доктор Сингх. — Я хочу… У меня есть вопросы. Заходите, вы замерзли.

Он шагнул под лестницу и открыл тяжелую деревянную дверь.

— Я не должен здесь находиться. Они думают, что я сижу под замком.

Теджендра Сингх улыбнулся, и сердце Эверетта оборвалось. Улыбка была настоящая, отцовская. Отец редко улыбался, но в такие минуты его лицо преображалось.

— Военные ведут себя так, словно они тут хозяева, — сказал ученый. — Разве могу я упустить случай насолить им?

Комната походила на ту, в которой заперли Эверетта: неровный пол, холод, сочащийся от каменных подоконников, деревянные панели на стенах, низкий потолок из шершавых деревянных балок. В глубине комнаты горел камин, почерневший от времени. Напротив камина стояли два кресла с высокими спинками. На небольшом приставном столике светился монитор, но нигде не было видно ни компьютера, ни ноутбука.

— Голография, — пояснил доктор Сингх, проследив за взглядом гостя. — Присаживайтесь.

Эверетт осторожно опустился в кресло. Кожа скрипнула. Неожиданно он почувствовал себя очень взрослым. Именно таким его воспитывал отец — образованным разумным человеком.

Доктор Сингх пристально на него посмотрел, затем отвел взгляд.

— Простите, это очень тяжело… вы так похожи… так похожи на нее. Сколько вам лет?

— Четырнадцать. В мае будет пятнадцать.

Доктор Сингх закрыл глаза. Эверетт видел, что глубокая рана не затянулась.

— В мае. Помню май тысяча девятьсот девяносто седьмого. Я был в последнем эшелоне, среди тех, кого власти пытались вывезти из Бирмингема до того, как город захватят Нано. Остальные были обречены. Нано были повсюду: в канализации, в небе… Они захватили Лондон так стремительно, потому что начали с крыс и голубей. Стоило им ассимилировать крыс и голубей, как канализация, метро и энергосистема оказались в их руках. Если ты находишься в десяти футах от крысы, ты находишься в десяти футах от Нано. Под землей и под небом. После резни на Нельсон-сквер мы осознали, что война проиграна. Сражаться с птицами и мышами? Мы называем это резней, но вообразите резню, в которой никого не убили. Однако они все равно умерли — все те люди, что пришли поглазеть на львов, поболтать ногами в фонтанах, сфотографироваться на фоне памятника, покормить голубей. Голубей, инфицированных Нано. Люди, которые перестали быть людьми. Это и есть смерть.

Доктор Сингх замолчал, затем прямо посмотрел на Эверетта.

— Откуда вам знать? Вас здесь не было, вы еще не родились. Здесь вы никогда не рождались. После Нельсон-сквер они напали на лондонскую подземку. Все, кто спустился в метро в тот день, просто исчезли, ассимилированные Нано и утянутые в туннели. Все вокруг, на многие километры, было в черной слизи — все, что осталось от людей. Тогда такое количество жертв не укладывалось в голове, потом стало статистической погрешностью. Правительство начало строить планы эвакуации Лондона, а на Собачьем острове выросла башня.

Однажды в детстве Эверетт смотрел по телевизору фильм Дэвида Аттенборо о жизни живой природы. В фильме рассказывалось про тропический лес, инфицированный грибком. Зрелище оказалось слишком тяжелым для впечатлительного девятилетнего мальчика.

Грибок проник в мозг муравья, обратил его в зомби и, загнав муравья на самый верх травинки, нанизал его челюсть на стебель. Тут-то и началось самое страшное. Щиток насекомого съежился и осел, выеденный грибком изнутри, затем голова муравья раскололась надвое, и оттуда показался усик. Он рос и удлинялся, пока не стал в десять раз длиннее муравьиного тела. Хребет, шпиль. В конце концов, он взорвался, разбрасывая вокруг новые споры, повисшие в воздухе, словно дымок, заражая новых муравьев.

В тот миг девятилетний Эверетт узнал о мироздании одну важную вещь. Мироздание не было добрым, оно не ведало жалости и морали, в нем не было ничего человеческого. А затем Эверетт увидел другой хребет, другой шпиль, вознесенный над тем, что в его мире называлось доками, и этот грибок выедал изнутри тела лондонцев.

— Увидев башню, мы поняли: на сборы времени нет. Немедленная эвакуация. Восемь миллионов. И тогда начался хаос. Дороги встали, метро не работало — никто не осмеливался спуститься под землю. Полиция бездействовала, военные пытались организовать эвакуацию. Но у них ничего не получалось, и не могло получиться. Нам пришлось смириться с потерей целого города. Я был в списках тех, кого эвакуировали в первую очередь. Власти послали вертолет, чтобы забрать Лору и переправить в Бирмингем. Там собирали ученых и их семьи.

— Лора, — произнес Эверетт, — моя мама.

— Твоя мама. Моя жена. Мы с коллегами дневали и ночевали в колледже, спали прямо на столах, пытались найти способ победить Нано. А Лора оставалась в Стоук-ньюингтон.

— На Роудинг-роуд, — кивнул Эверетт.

— Номер сорок три. Мы только что купили дом, ввязались в ипотеку. Полиция отбирала тех, кто был в списке, и отвозила на эвакуационный пункт в Финсбери-парк. Эвакопункт. Проведи какое-то время с людьми в погонах и начнешь говорить, как они. Позже, один из солдат, бывших там, рассказал мне, как все случилось.

Пробки протянулись от Гайд-парка до Хакни-уик. Ничего не двигалось, ничего не могло сдвинуться с места. Автомобильные сирены были слышны даже в Империале. На обочинах высились горы скарба, вещи скидывали с крыш, запихивали в салоны: никто не хотел бросать свое имущество. Вы думаете, выбор между сохранением жизни и спасением барахла очевиден? Как бы не так. Ваши вещи и есть ваша жизнь. Тот военный говорил, что никогда не видел такого столпотворения, машины подпирали двери магазинов. Когда я понял, что творится в центре Лондона, я попытался позвонить Лоре, сказать ей, чтобы лезла на крышу, куда-то, откуда ее быстрей увидят. Эвакуируемые по списку носили желтое, чтобы их было легче подобрать. Но Лора не отвечала, сеть была перегружена. Вертолет летел к эвакопункту, когда солдат заметил стаю скворцов. Она простиралась от горизонта до горизонта, словно облако. Не может быть, подумал он. Столько скворцов нет во всей Англии, не говоря уж о Лондоне.

Это были Нано. Они больше не нуждались в крысах и голубях. Нано впитали в себя все, чему могли научиться, и отбросили их, как ненужный хлам, как отработанное топливо.

— Мы видели скворцов рядом с башней, — сказал Эверетт. — И тогда мы решили бежать.

— Скворцы были последним, что видели многие. Трепетание черных крыльев. Они набрасывались на все, что двигалось. Падали с неба, словно черный снег. Солдаты видели, как Нано забирают людей. Глаза — последнее, что остается. Так говорят. Человеческие глаза сдаются последними. У солдат были допотопные экземпляры ЭМП-ружей, они могли расчистить себе путь. Им удалось спастись. Лоре — нет. Она была беременна, на втором месяце.

За окнами падал снег, снежинка за снежинкой.

— Беременна мною, — сказал Эверетт.

— Да.

«Твои страхи были ложными, Сен. Тебя там не было. Там, в черной башне, был я. Ты никогда не рождалась в этом мире. Наверное, ты не зря считаешь себя особенной. Единственная и неповторимая Сен Сиксмит. Одна-одинешенька во всех мирах».

Сен распласталась на деревянном полу галереи, прижавшись к перилам. Возможно, говоривших смущал размер помещения, возможно, оставшись наедине, два высоких чина вспомнили о секретности; так или иначе, генерал и глава колледжа Каиафы понизили голоса, и Сен пришлось затаить дыхание, чтобы не пропустить ни слова.

— Вы знаете, кто этот мальчишка? — Генерал стоял напротив эгистера, уперев руки в стол и угрожающе нависнув над собеседницей. Впрочем, ее, кажется, не так-то просто было испугать.

— Сын доктора Сингха, — продолжил генерал, которому не требовался ответ.

— Ах! — Сен зажала рот обеими руками.

— Сын доктора Сингха никогда не…

— Не рождался здесь, в этом мире. — Генерал коснулся запястья. На столешнице возникло световое окно. Как ни вытягивала шею Сен, ей не удавалось ничего рассмотреть, однако по выражению на лице женщины она поняла, что та читает отчет лейтенанта Кастинидис.

— Чертовы кьяппы, — прошептала Сен и от злости вцепилась зубами в кулачок. Не смей визжать, палоне!

— Он даже внешне похож. Это Эверетт Сингх.

— Значит, двойник доктора Сингха решил задачу, — сказала женщина. — Наш доктор Сингх знает?

— Нет. И пока пусть остается в неведении.

А вот и нет! Он узнает, узнает, узнает!

— Мастер, вам не кажется неправдоподобным, что ключ к Мультиверсуму, который мы искали больше сорока лет, попал в наш мир на торговом дирижабле с Земли-3?

— А что вас смущает, генерал?

— Именно это, мастер. Если устройство настоящее, небо давно заполонили бы летающие объекты из параллельных миров. Иными словами, ключ существует в единственном экземпляре.

— Инфундибулум, он назвал его Инфундибулум.

— И этот Инфундибулум повсюду таскает с собой четырнадцатилетний сын двойника доктора Теджендры Сингха. Капитан дирижабля темнит. Без серьезных оснований никто не стал бы доверять самый ценный предмет в Пленитуде подростку.

— Вероятно, двойник доктора Сингха не хотел, чтобы он достался кому-то еще.

— Значит, ему угрожали. Возможно, он погиб. Юный мистер Сингх владеет единственным экземпляром устройства и находится в бегах. Очевидно, мальчишку преследуют те же силы, что охотятся за его отцом.

Лицо эгистера омрачилось.

— Конечно, мы отрезаны от Пленитуды пятнадцать лет, но кто бы мог подумать, что все изменится так радикально!

— Простите, эгистер, именно это и случилось.

— Что вы имеете в виду, генерал?

— Мы больше не отрезаны от Пленитуды, не отрезаны даже от Паноплии. Мы можем обойти карантин. Можем проскользнуть сквозь портал Гейзенберга и не сгореть на Солнце. Этому миру приходит конец, эгистер. Мы не способны победить Нано — они слишком умны, их слишком много. А нас осталось мало, и мы разобщены. Цепляемся за свои островки, суетимся в своих пузырях, надуваем щеки, рассуждая, как когда-нибудь отвоюем свой мир. Пора смириться с тем, что этого не будет. Нано не расправились с нами до сих пор только потому, что это не входит в их планы. Они уверены, что мы — последнее поколение людей на планете. Нас ждет вырождение. Мы установили карантин, чтобы спасти Пленитуду от Нано, но на самом деле заперли себя в клетке с тигром. А теперь у нас есть ключ от клетки, эгистер.

— Мы не имеем права рисковать, генерал. Если хотя бы один репликатор…

— Вы полагаете, я не понимаю, как мы рискуем? — Генерал склонился над эгистером. Сен затаила дыхание. — Я живу с этим чувством каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Я встаю с ним и с ним засыпаю, если, конечно, мне удается заснуть. Глядя на возвращающийся патруль, я всякий раз думаю, что увижу в глазах солдат, когда они снимут шлемы.

— Да-да, — пробормотала Сен. — Нано прячутся в глазах!

— Мелькнет в переулке лисий хвост, а я уже спрашиваю себя: не лазутчик ли Нано проник сквозь барьер, не захлестнет ли нас вскоре черная волна? Смотрю на птичку, сидящую на проводе, и гадаю: не шпионит ли она? А по утрам меня будит страх, что единственный репликатор — частичка пыли, перенесенная ветром — способна уничтожить миры.

Знаете, почему я не могу избавиться от этих видений, мастер? Я постоянно вижу перед собой глаза. Глаза жены. Вы видели, как Нано поглощают человека? Как чернота застилает живые глаза? Глаза — последнее, что остается, последнее, что хранит память о том, кем ты был, и ужас перед тем, кем тебе предстоит стать. Глаза моей жены, мастер.

— Все мы теряли близких, — хмуро промолвила эгистер.

— Спаси детей — последнее, что она мне сказала. Она принесла себя в жертву, чтобы спасти детей. Но я не в силах исполнить ее последнюю волю. Однажды Нано проникнут внутрь, и Оксфорд станет таким же, как Лондон, как Бирмингем, как все города в мире. Мы отгородились от Нано защитным полем и воображаем, будто способны уберечь наших детей. Однако придет день, и небо снова почернеет, и с него снова повалит черный снег. Так давайте спасем наших детей, эгистер! Это наш долг.

— Мы говорим лишь о спасении Оксфорда.

— О нашем спасении. Щит защитил нас от заражения. Мы можем покинуть этот мир, не нарушив карантин.

— Нам придется укрыться за пределами Пленитуды, — задумчиво промолвила эгистер. — Если Президиум узнает, нас будут искать по всем мирам. Нам нужен собственный мир.

— В шестьдесят девятом году университет Империал насчитал сотни миров.

— Их тысячи. Зонд пробыл в каждом не более пяти минут перед следующим произвольным прыжком.

— Прыжком? — пробормотала Сен. — А, ясно, прыжок, прыгольвер…

— Нам хватит и одного мира, эгистер. В архивах наверняка сохранились данные.

— Когда мы оставили Империал, то утратили почти все, что знали о портале Гейзенберга.

«Ничего, ты что-нибудь придумаешь», — подумала Сен, прижимая лицо к деревянной решетке и пристально всматриваясь в лицо пожилой женщины. На нем читались разочарование, гнев, смирение и безнадежность. Сен попыталась представить, каково жить в мире, в котором у тебя нет ничего, кроме горстки пепла.

— Я знаю, — прошептала она. Сен снова была в спасательной капсуле, планирующей вниз под ударами шторма. В ее памяти навечно запечатлелась картина: горящий дирижабль на глазах обращается в пепел, и пепел уносит ветер. Руки капитана Анастасии обнимают ее… — О, дона, уж я-то знаю.

— Если вы раздобудете данные из архивов, я позабочусь об устройстве, — сказал генерал. — С точки зрения безопасности, оставлять устройство в руках нынешнего владельца — безумие. Если Нано до него доберутся…

— Вы хотите конфисковать Инфундибулум?

— Ах ты, миизи… — пискнула Сен.

Генерал так долго молчал, перед тем, как ответить, что Сен испугалась: вдруг он услышал ее возглас?

— Они не смогут нам помешать. К тому же они гражданские. Мы должны немедленно устранить угрозу.

— Мне ненавистна мысль о насилии, — поморщилась эгистер.

— Иногда без него не обойтись, — твердо промолвил генерал.

Сен слышала достаточно. Шарки знает, что она шпионила — он подобрал ее карту, — но нужно немедленно рассказать обо всем Анни. Капитан придумает, что делать. Сен подползла к окну и осторожно отворила его. Конец троса свернулся в снегу у подножия башни. От него вели следы, которые медленно засыпал снег. Сен с легкостью спустилась бы вниз по стене, только чего ради морозить руки? Она порылась за пазухой, вытащила контроллер и пристегнула к запястью. Одно касание — и веревка расправилась.

— Хорошо быть запасливой, — со злобным удовлетворением пробормотала Сен, продевая руки и ноги в петли. — Я тебе покажу клетку с тигром.

— Инфундибулум, — произнес доктор Сингх. Он вертел слово на языке, взвешивая и проверяя на вкус. Ин. Фун. Диб. Бьюлум. Для отца английский был вторым языком, и его до сих пор забавляли некоторые слова. Англичане так привыкли к ним, что не замечают порой, как смешно они звучат. Слова на «ер»: свитер, клипер, рэпер. Слова на «ип»: клип, стрип.

На лице доктора Сингха играла знакомая Эверетту улыбка.

— Хорошее слово. Внутри больше, чем снаружи. Что это, карта семи измерений?

— Я сделал семимерную карту.

— Сделали?..

Эверетт едва не прикусил язык. Этот человек — не твой отец. Его тоже зовут Теджендра Сингх, но это другой Теджендра. Ты доверяешь его лицу, его голосу, улыбке, с которой он смакует английские слова. Возможно, он тоже болеет за «Тоттенхем хотспур», но где теперь «Тоттенхем хотспур»? Там же, где его жена, друзья и коллеги. Он пережил такое, чего не пожелаешь и врагу. Что, если годы, проведенные под властью Нано, изменили его?

Нет, я должен ему довериться, решил Эверетт. То, что я расскажу этому Теджендре Сингху, поможет найти настоящего Теджендру.

Настоящего? Они оба настоящие.

— Да, сделал.

На кухонном столе в доме лучшего друга, в ночь перед Рождеством, попивая грейпфрутовый сок из холодильника, чтобы не заснуть. С тех пор прошли века. Он стал другим. Казалось, новый Эверетт Сингх всю жизнь провел среди шаров с газом, мостков, кают и потайных лестниц «Эвернесс».

— Если вы это сделали, вы были бы…

— Величайшим физиком своего поколения.

Доктор Сингх уставился на него, не веря своим глазам.

— Вы не первый, кто произносит эту фразу. Если вы поймете теорию множественности миров, вы будете величайшим физиком во всех поколениях.

— Это был… — доктор Сингх помедлил, — … я?

— Нет, не вы.

— Это я и хотел сказать. Я посвятил жизнь поискам ключа, вашего Инфундибулума. Я был ребенком в Батвале, когда открыли первый портал Гейзенберга — даже там мы слышали об этом, хоть и не понимали важности открытия. Иные миры, параллельные вселенные. Мне было пять, и я понял лишь одно: где-то есть другой я, ближе, чем кожа, и дальше, чем самые дальние звезды. Странное, но восхитительное чувство! Я думал о том, другом Теджендре: похож ли он на меня? Сидя в школе, гадал, в какой школе учится он. Ложась спать, размышлял, в какую постель ложится он. Чувствует ли он то же, что чувствую я? Я даже завел для воображаемого друга аккаунт в Насвязи.

— Это что-то вроде социальной сети?

— Да.

— У нас эта штука называется Фейсбуком, только она существует с 2004 года.

— Фейсбук, — повторил доктор Сингх, пробуя новое слово на вкус. — Отвратительно.

— Мой отец застал времена, когда о персональных компьютерах никто слыхом не слыхивал.

— Теперь я вижу, где наши пути разошлись. В нашем мире первым действующим универсальным компьютером была аналитическая вычислительная машина Бэббиджа-Бозе в 1850 году.

У Эверетта закружилась голова.

— Мы так ее и не построили. Есть только наброски. Бэббидж не смог выбить деньги из правительства.

Несколько месяцев они с Рюном играли в онлайновую стимпанковскую альтернативку: выслеживали оборотней, сражались с вампирами, распутывали заговоры и, разумеется, летали на неправдоподобных дирижаблях над викторианским Лондоном, а мистер Бэббидж — искусственный интеллект, помещенный внутрь паровой аналитической вычислительной машины — помогал им бороться с преступниками всех мастей. Впрочем, Эверетт вскоре остыл, обнаружив, что гораздо больше, чем компьютерные теории или игры с историей, остальных занимают очки авиаторов. А теперь перед Эвереттом открылся настоящий альтернативный девятнадцатый век с компьютерами.

— Вашему мистеру Бэббиджу следовало уехать в Бенгалию, — продолжил Теджендра. — Колката в те времена считалась центром исследований в области вычислений. Наваб Сирадж уд-Даула внедрил жаккардовый ткацкий станок в текстильном производстве, а от картонок, надетых на призму, было недалеко до компьютерных перфокарт.

— В моем мире британцы стерли бенгальское текстильное производство с лица земли, — сказал Эверетт. — Рай построили на костях бенгальских ткачей. Так говорил отец.

Эверетт, хоть родился и вырос на севере Лондона, никогда не забывал, откуда он родом.

— У нас Ист-Индская компания проиграла битву при Палаши, а расправившись с англичанами, наваб вытеснил и бывших французских союзников. Сто лет Колката была процветающим центром науки и коммерции.

— Доктор Сингх, помните, вы говорили о странном, но восхитительном чувстве? Я испытываю его сейчас.

Чудеса параллельного мира наконец-то сломали лед, заставив Эверетта перейти к главным вопросам.

— Хотите, я расскажу вам о другом Теджендре? По-моему, я должен вам рассказать. Он вырос в Батвале, как и вы. Его семья иммигрировала в семьдесят четвертом. Родственники верили, что ему уготовано великое будущее.

Доктор Сингх улыбнулся. Пенджабские родственники, пенджабские дедушки и бабушки, кто бы сомневался.

— Как и вы, он пошел в науку, в квантовую физику, хотя родители предпочли бы видеть сына хирургом. Не знаю, почему он выбрал эту область физики. Возможно, потому, что она задает самые главные вопросы. Возможно, потому, что ответы, которые она дает, заставляют задуматься. Может быть, стены между мирами не так уж прочны и иногда между ними возникают течи? Может быть, мечты и видения — всего лишь встречи с двойниками? Как бывает, гладишь кошку — и вдруг чувствуешь и видишь статическое электричество. Такие встречи словно статика между мирами. Порой мне кажется, что понять другого человека невозможно. Меня назвали в честь Хью Эверетта — человека, который предложил многомировую интерпретацию квантовой теории. Разумеется, в нашем мире.

— Я тоже хотел назвать сына Эвереттом, — сказал доктор Сингх. — И хочу извиниться за моего двойника.

— Так вот, есть я, есть моя сестренка Виктори-Роуз. Думаю, она была не запланирована, так получилось… ну, вы знаете, как бывает. В прошлом году мои родители разошлись. Мне не в чем их упрекнуть. Я остался с мамой, но часто вижусь с отцом. И сейчас мне гораздо легче с ним общаться, чем когда он жил вместе с нами.

— Мне очень жаль, что так вышло с вашими родителями, Эверетт, — сказал Теджендра.

Представляю, о чем ты думаешь. Если бы твоя Лора осталась жить, могли бы ваши отношения закончиться разводом?

— За десять дней до Рождества отца похитили прямо напротив Букингемского дворца. Похитительницу зовут Шарлотта Вильерс, она пленипотенциар Земли-3 в моем мире.

— Пленитуда похитила вашего отца?

— Мне кажется… я полагаю, внутри Пленитуды есть тайное общество, которое хочет захватить контроль над десятью мирами.

— А если Инфундибулум попадет к ним в руки…

— Они смогут управлять всеми мирами.

— Или защищать их.

— Шарлотта Вильерс говорила, что на свете есть силы, угрожающие всей Паноплии, каждому из миров.

Теджендра глубоко вздохнул.

— Паноплия гораздо больше, чем вы думаете, Эверетт.

— Я знаю. Она у меня в «Докторе Квантуме».

Теджендра улыбнулся тому, как Эверетт назвал свой планшетник, но тут же посерьезнел.

— Нет, Эверетт, не знаете. У вас есть шифр, вы нашли способ открывать двери в любой из миров. Но вы и представить себе не можете, что ждет вас там. Когда мы строили первый портал, мы шутили, что теперь нужно искать того, кто построит второй, — а спустя три года установили контакт с Землей-2. До этого мы много раз запускали исследовательские зонды в случайные миры. Им нет конца, Эверетт. Миры, где нет законов физики. Миры, где не знают различия между добром и злом. Миры, где нет людей, миры, где место людей заняли другие виды. Миры, откуда наши зонды так и не вернулись. И чем больше информации мы собирали, тем яснее понимали, как рискуем. Когда-нибудь наш зонд отследят — и двери откроются с той стороны.

— Доктор Сингх…

— Пожалуйста, зовите меня Теджендра.

— Доктор Сингх, вы слышали о прыгольвере?

— Я знаю, что технология случайного перемещения была использована при разработке оружия. Некоторые люди способны все на свете обратить в оружие. Ничего опасного, уверяют они, ведь это оружие — дело рук человека. Никого не убивает, просто отсылает далеко-далеко.

— Мой отец, ваш двойник, был отправлен далеко-далеко при помощи этого человечного оружия. В него стреляла Шарлотта Вильерс. Она целилась в нас обоих, но отец оттолкнул меня. Мне удалось украсть прыгольвер, и я соединил его с Инфундибулумом. А теперь, Теджендра, я хочу знать, смогу ли я вернуть моего отца?

Некоторое время доктор Сингх смотрел на огонь. Эверетт видел, что он размышляет, прикидывает варианты.

— Если вы найдете его, то, несомненно, вытащите оттуда. Проблема в том, чтобы…

— Найти его. Он может оказаться в любом из десяти в восьмой степени миров.

— Исследования случайных перемещений проводились Имперским университетом задолго до того, как я пришел туда, но мне известно, что они применяли устройство, работающее на основе явления квантовой сцепленности. Его использовали для поиска потерявшихся зондов.

Сердце Эверетта внезапно дало сбой. Он выпрямился в кресле у камина, джентльмен напротив джентльмена.

— Устройство до сих пор существует?

— Его много лет не использовали. Но оно по-прежнему там, в университете. Нас эвакуировали в страшной спешке.

Глаза доктора Сингха встретились с глазами Эверетта.

— Нет!

— Я должен.

— Пожалуйста, не ходи!

— Это единственный способ найти отца.

— Прошу тебя, сын.

Стук, царапанье по стеклу. В тихой, натопленной комнате звук прозвучал, словно выстрел. И снова. Тук-тук-тук. Эверетт оглянулся. Личико Сен прижалось к высокому узкому окну. Она поманила Эверетта. Он покачал головой. Сен коснулась запястья, постучала по веревке и дернула подбородком, изображая стремительный подъем. Выходи. Срочно. Наверх. Очень важно.

Эверетт встал с кресла.

— Мне пора, Теджендра.

У двери он оглянулся. Теджендра оторвал глаза от огня. В них застыл ужас, словно он наблюдал, как его второй сын погружается в бесконечную черноту. Глаза — последнее, что остается.

19

Внутри «Эвернесс» хранилось немало секретов. Дверь в конце спиральной лестницы, соединяющей палубы, вела в широкую просторную комнату. Восемь вращающихся стульев окружали длинный стол; из большого панорамного окна открывался потрясающий вид на нос дирижабля. Эверетт неожиданно осознал, что никогда еще не смотрел на дирижабль сверху, только снизу. Зато теперь мог сколько угодно любоваться на герб с единорогами, присыпанный мелким снежком. Комната сияла чистотой — ни единой наночастички пыли, как и везде на корабле Анастасии Сиксмит. Пахло чем-то неуловимо знакомым и невероятно банальным.

— Мебельная полировка? — спросил Эверетт.

— Почему бы нет? — ответил Макхинлит.

— Дивано в верхней кают-компании, — раздался голос капитана Анастасии в громкоговорителях.

— Карбоволокно зуши бона, если добавить маленько полироли. Все для клиента.

Команда собралась на совет. Пока они рассаживались, Сен успела шепнуть Эверетту, что это второй дивано на ее памяти. Первый созывался, когда голосовали за предложение Иддлера провезти контрабандный груз в Верхнюю Дойчландию.

— Бона решение, — кивнул Макхинлит.

Эверетту велели сварить два кофейника кофе, чтобы поддержать силы команды во время многочасовых обсуждений. Горячий кофе сырым снежным утром.

— Смогут ли они без вас разобраться с Инфундибулумом? — спросила Эверетта капитан Анастасия.

Настроение у всех было мрачное. Тихо тикали часы. К рассвету, когда Оксфордский форпост проснется, им нужен четкий план действий.

— Со временем они взломают мой пароль, — ответил Эверетт. — Я не облегчил им задачу, так что через миллиард лет справятся. Впрочем, если учесть, что они освоили компутаторы еще в девятнадцатом веке, могут успеть и за миллион.

— А еще скорее кьяппы просто направят оружие тебе прямо в оцил, — заметила Сен. — Или мне.

Эверетт вспыхнул. Он совершенно упустил из виду этот вариант. Легко быть очень умным. Или слишком умным, а это все равно, что глупым. В школе его вечно донимали подобными остротами. Была одна девчонка, Дана Макклог, острая на язычок любительница найти бревно в чужом глазу. «Ты о себе слишком много воображаешь, Эверетт Сингх», — фыркала она.

— А как мы их остановим? Что наши бумкеры супротив их чудного оружия? — сказал Макхинлит.

— У нас найдется и кое-что посерьезней, — произнес Шарки, глядя исподлобья.

— А прыгольвер есть прыгольвер, — добавил Эверетт.

— Чтобы я больше ни слова не слышала про оружие, — оборвала капитан Анастасия. — Мы всегда побеждали врагов не числом, а умением. Наше оружие — мозги.

— «Ты идешь против меня с мечом и копьем и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа», — промолвил Шарки, отхлебнув кофе. Зеленый отсвет скринсейвера падал ему на лицо. Эверетт внимательно всматривался в американца, пытаясь угадать, о чем тот думает. Настал ли день, когда ради благополучия «Эвернесс» можно пожертвовать благополучием Эверетта Сингха?

— Одно я знаю точно, — отрезал Макхинлит, — без того компутатора мы отсюда не выберемся. А мне не терпится унести диш из этой чертовой дыры.

— Мистер Сингх, ваш оте… доктор Сингх уверен, что следящее устройство осталось в Лондоне?

— Уверен, мэм.

— Просто офонареть, — сказал Макхинлит. — Без кьяппов шансов добраться до Лондона и найти это чертово устройство — знать бы еще, на что оно похоже! — раз-два и обчелся. А потом придется драпать со всех ног, пока нано-чудища не выели тебе мозг изнутри. Ну, спасибо, оми, удружил, снова втравил нас черт знает во что.

Макхинлит прав, прав во всем. У них не будет козырей: ни знакомых крыш, ни тросов, ни возможности улизнуть в другую вселенную под носом у врага. Сен одной рукой потихоньку тасовала колоду. Вытащив карту, она мельком взглянула на нее, заметила взгляд Эверетта и сунула карту обратно.

— Я только знаю, что должен это сделать, — сказал Эверетт.

— Фантабулоза кофе, мистер Сингх, — кивнула капитан Анастасия, отхлебнув глоток. — Как вам удается?

— Все дело в пропорциях, — ответил Эверетт.

Капитан Анастасия, прикрыв веки, наслаждалась ароматом. Наконец она открыла глаза. К решимости и азарту в ее взгляде примешивалась изрядная доля хитринки.

— У нас есть то, что нужно им, у них — то, в чем нуждаемся мы. Поступим как истинные аэриш — заключим сделку.

Капитан Анастасия встала. Совет был завершен.

— Мистер Сингх, сегодня ночью спрячьте прыгольвер в лэтти и не сводите с него глаз. Мистер Макхинлит, мистер Шарки, удвоить внимание. Только имейте в виду, мистер Шарки, завтра утром вы должны быть на высоте — мне потребуются ваши феноменальные торгашеские способности. Придется оправдываться за деток-шпионов, которые успели наломать дров, и убедить кьяппов доверить нам Инфундибулум.

— «Кроткостию склоняется к милости вельможа, и мягкий язык переламывает кость», — промолвил Шарки.

— Никаких переломанных костей, — покачала головой капитан Анастасия. — Мы — торговцы, наше дело — барыш.

В сопровождении ароматов полироли капитан покинула кают-компанию.

— Ничего нового, — шепнула Сен Эверетту. — Даром, что в прошлый раз сотрясали воздух несколько часов, а она опять все сделала по-своему.

Капитан Анастасия обернулась на каблуках и бросила грозный взгляд на приемную дочь.

— Мисс Сиксмит, а ну-ка марш в лэтти и спать. Завтра летим в Лондон. Мы должны утереть нос этим военным. Покажем им истинный аэриш-шик.

Над восточным Лондоном возник круг света, яркий, словно новое светило на фоне вечереющего неба. Птицы и нечто, похожее на птиц, попав в круг чужеродного света, вспорхнули с насиженных мест. Две фигуры показались из дыры в небе: Эверетт Л на белом дроне и вслед за ним маленькая пожилая дама, вся в сером, кутающая руки в рукавах длинного платья. Она летела на втором, восстановленном дроне.

— Эге-ге-гей! — беззвучно крикнул Эверетт Л. Он летел на юго-восток к мертвым и прекрасным башням мертвого Лондона. Порыв ветра проник под очки, увлажняя глаза. На миг Эверетт ощутил радость от полета, на миг забыл, что все эти тысячи стеклянных окон — мертвы, что за ними никого нет.

— Умные малышки, — похвалил Шарль Вильерс, когда дроны — один рабочий, другой, расколотый снарядом пополам — внесли через портал. Полиция обнаружила второй, неповрежденный дрон, за часовней на кладбище. Шарлотте Вильерс пришлось снова повторять привычную ложь: секретная операция, вопрос национальной безопасности. Сержант Ус и Ли-Ли сомневались.

— Что это? — настаивали они.

— Экспериментальные военные дроны, — ответила Шарлотта Вильерс.

— На кладбище?

Хотя тогда ледяная улыбка Шарлотты Вильерс заткнула им рот, в следующий раз ей так легко не отделаться.

Обратно в туннель под Ла-Маншем, через слепящий свет портала — в еще более яркое сияние и низкую гравитацию Луны.

— Попробуем починить, — сказал Шарль Вильерс, рассматривая покореженный дрон. — Как думаете?

— Ничего сложного, — ответила мадам Луна.

Как всегда, Эверетт Л не видел, откуда она появилась. Неужели всякий раз она создает собственный портал?

Эверетт Л оглянулся на женщину, летевшую сзади. Она сидела ровно, скрестив руки, словно ангел. Подол длинного платья развевался на лету.

— Это мой личный охранник? — спросил Эверетт Л Шарля Вильерса, когда через дверь-которая-была-больше-чем-дверь тот завел его в новую, белую, как смерть, комнату, неотличимую от прочих. Судя по эху от шагов, комната была огромна. В ней стояла еще одна маленькая дама в сером с неизменной мягкой улыбкой на лице. — Она не даст Нано выесть меня изнутри?

— Что мой двойник рассказывала вам о месте, куда вы отправляетесь? — спросил Шарль Вильерс, когда они с новой мадам Луной — несмотря на сходство, ее невозможно было спутать со старой — сопровождали Эверетта Л от портала Гейзенберга.

— По ее словам, какие бы слухи ни разносили по коридорам школы одолеваемые гормонами юнцы, они далеки от истины, — ответил Эверетт Л.

— Так и есть, — согласился Шарль Вильерс, — истина много хуже.

И рассказал ему все.

В похожей на пещеру белой комнате глубоко под поверхностью обратной стороны Луны дама в сером показала Эверетту Л, что тринские технологии способны противопоставить Нано.

— Направьте туда ее, — предложил Эверетт Л.

— Я ведь говорил, что Трин не есть разум в привычном для нас понимании. Разуму Трина неведомы желания, он лишен честолюбия. Ему нет ни до чего дела. Инфундибулум безразличен ему, как результат футбольного матча. Людей мотивировать легче. У них есть чувство долга. За то, что Пленитуда сделала для вас, она потребует платы.

— Пленитуда? — переспросил Эверетт Л. — Или Орден?

Даже опустевший и заброшенный, этот Лондон поражал воображение. В мире Эверетта Л башни — следствие влияния Тринской архитектуры — были выше, но смелость и полет воображения здешних строителей выдавали культуру, уверенную в собственном совершенстве. Вершины башен разворачивались цветочными бутонами, взлетали птичьими стаями; крыши парили в воздухе; дворики изгибались, словно морские раковины; дома испуганными ангелами нависали над улицами. Ничто не казалось прочным и окостеневшим, все жило, двигалось, все переполняла энергия. Город походил на застывшее балетное па. Собор Святого Павла окружал почетный караул небоскребов, утонченных и изящных, словно турецкие клинки, замершие в приветственном салюте. Флит-стрит напоминала карнавал: фантастические строения в форме рыб, облаков, тропических деревьев, редких минералов и загадочных головоломок нависали над старинными домами, не заслоняя их. Некоторые улицы казались Эверетту Л знакомыми, однако большинство поражали новизной: этот виадук в его мире никогда не пересекал Стрэнд, этот терминал на вокзале Чаринг-кросс — весь стеклянный, на изящных железных ребрах — никогда не был построен. Откуда взялся грандиозный оперный театр восемнадцатого века? А крытый рынок на Риджент-стрит? А изящные георгианские полумесяцы и круги из домов? Этот Лондон сочетал в себе изящество, гармонию и заботу о нуждах горожан.

Но стоило опуститься ниже, и в глаза бросались ржавеющие остовы автомобилей, груды скарба, обращенного непогодой в гниющий хлам, заросли кустарника и трава, пробивающаяся сквозь асфальт. Пустота за каждым окном, пустота везде и всюду. Молчание ужасало. Лишь гудели моторчики дронов да ветер шелестел между мертвыми зданиями.

Темная башня возвышалась на фоне горизонта, словно нож, воткнутый в сердце Лондона. Эверетт Л летел в другую сторону, однако башня притягивала, поражая взор, заставляя сердце болезненно сжиматься. По спине бежали мурашки, мошонку стянуло от ужаса.

Он летел над дымоходами и балконами Мей-фэр, а перед ним простирался Гайд-парк. Озеро Серпантин превратилось в топкое болото, заросло камышом, прихваченные морозом водяные лилии почернели. Там, где в мире Эверетта Л тянулись подстриженные газоны, здесь бушевали ежевика, буддлея и вербейник. Эверетт кружил над парком, ища место для посадки. Следовало заправиться перед долгим полетом в Оксфорд. Дополнительный блок питания везла мадам Луна — где она его прятала и как подзаряжала, было непостижимой загадкой тринских технологий. Открытые пространства Гайд-парка хорошо подходили для посадки и заправки.

— Почему в Оксфорд? — спросил Эверетт Л Шарля Вильерса.

— Эгистрия создала тамсвой форпост. Посмотрим, сколько им удастся продержаться.

— Вы можете просто переместить меня через портал.

— Они запечатали порталы.

— Так распечатайте, вы же Орден.

Долгий тяжелый взгляд Шарля Вильерса мог заморозить даже ледяное сердце Эверетта Л.

— Кое-что и Ордену не под силу. Порталы Гейзенберга на Земле-1 отправят вас прямо на Солнце.

Пришла очередь Эверетта Л погрузиться в холодное молчание.

— Тогда пусть будет Тоттенхем.

— Так-то лучше. А теперь давайте испытаем новое оборудование.

20

Эверетт Л легко, словно во сне, коснулся земли, снял очки, отстегнул стропы и привязал дрон к фонарному столбу, заросшему травой. Со всех сторон высились здания, а он стоял среди них один-одинешенек. Эверетт Л вытянул руки и крутанулся на пятках. Из горла вырвался крик: «Я здесь! Один посреди мертвого города! Я, Эверетт Сингх!»

Птицы вспорхнули с веток. Пар от его дыхания повис в морозном воздухе.

Мадам Луна приземлилась рядом, даже не задев травы. Она никак не отозвалась на крик Эверетта Л. Она вообще ни на что не отзывалась.

Над ним кружили птицы, усаживаясь на ветки. Если, конечно, это птицы. Нано могли принимать любые обличия, они забирались внутрь тел и носили их, как пиджаки. В этом мире ничему нельзя доверять. Вильерсы были правы: действительность оказалась куда страшней слухов.

Поверхность темной башни состояла из лиц. Эверетту Л хватило одного взгляда — теперь эта башня будет сниться ему по ночам. Только что он ощущал себя господином Лондона; внезапно на него накатил страх.

— Блок питания при вас? Давайте.

Мадам Луна не двинулась с места. Эверетт Л хотел повторить вопрос, но тут голова мадам Луны по-птичьи дернулась.

— Они близко.

Внезапно Эверетт Л ощутил себя маленьким и очень одиноким.

— Кто? Что?

— Дирижабль. Я вижу их на сканере дальнего действия. Странно. Какие-то помехи. Между мной и дирижаблем словно облако. И оно движется. Нет, это не облако, похоже на снег. Частицы. Насекомые, нет, это не насекомые. Эверетт Сингх! Защищайся! Нано идут!

Хотя слов было не разобрать, до мостика отчетливо долетали два рассерженных голоса. Один женский, визгливый, но твердый. Другой мужской, низкий, с сильным акцентом уроженца Глазго. Макхинлит.

Эверетт поспешил вниз, наступая на пятки капитану Анастасии. Сен следовала за ним.

— Бона! Ссорятся! — воскликнула Сен.

— В моем мире сказали бы, что Макхинлиту не мешает полечить нервы, — заметил Эверетт.

— В моем тоже, — согласилась Сен.

На грузовой палубе, окруженные солдатами, стояли двое. Один из спорщиков был облачен в отлично подогнанную военную форму Эгистрии; камуфляжный рисунок переливался на свету. На другом была кожаная летная куртка поверх оранжевого рабочего комбинезона. Они стояли лицом к лицу, глаза в глаза, на расстоянии, когда чувствуешь дыхание оппонента. Вены бугрились на шее и лбу Макхинлита. Елена Кастинидис выпрямилась, словно статуя изо льда, не отрывая глаз от механика и крепко сжав кулаки.

Заслышав стук каблуков по лестнице, все подняли головы.

— Макхинлит, что происходит?

Солдаты расступились, давая дорогу капитану Анастасии. Ее каблуки цокали, словно выстрелы. Эверетту уже случалось видеть, как грозно могут сверкать ее глаза. Капитан Анастасия подошла к спорщикам вплотную. Пар от дыхания клубился в воздухе. Макхинлит не сводил взгляда с лейтенанта Кастинидис.

— Эта девчонка маленько тырит нашу энергию.

— Мэм, прошу прощения, член вашего экипажа вдвое снизил подачу энергии к боевым костюмам.

— Во-первых, девонька, я не член экипажа, а механик. Механик первого класса, служил на дирижабле Его величества «Королевский дуб». Во-вторых, я — член экипажа, а вы — пассажиры на моем корабле.

Кто-то постучал Эверетту по плечу. Он оглянулся. За его спиной стоял Шарки.

— Вы кое-что забыли. — Шарки вытянул из-за пазухи «Доктор Квантума». — «Ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью». Не для того я его украл, чтобы вы бросали его без присмотра.

— Не волнуйтесь, мой оте…

— Он не ваш отец. Не хватало еще, чтобы они учинили на борту диверсию.

— Все равно у них нет пароля.

— Уверен, этим джентльменам не составит труда забраться внутрь и отследить пароль, — хмуро промолвил Шарки.

— Они смогут?

— Я смогу.

Эверетт выхватил планшетник из рук Шарки и прижал к себе.

— Капитан! — прогремел с верхнего мостика командный голос генерала. — У меня двадцать солдат, их защитным костюмам нужна подзарядка перед схваткой с Нано.

— Терпеть не могу этого оми, — прошипела Сен. — Так бы и пырнула ножичком.

Истая, беспримесная ненависть в голосе Сен свидетельствовала о серьезности ее намерений. Иногда горячность Сен пугала Эверетта. Для него, выросшего в добропорядочной образованной семье Сингх-Брейден, подобная несдержанность была в новинку. Он вспомнил, с каким кровожадным восторгом Сен наблюдала за кулачным боем у паба «Небесные рыцари», где Макхинлит и Шарки выясняли отношения с Бромли.

— Подзарядка, как же, за наш счет, — пробурчал Макхинлит. — А мне как прикажете управляться с дирижаблем?

— Вы получили энергию от нас, — заметила лейтенант.

— Вы сами нам ее предложили. Одной рукой даете — другой отнимаете.

Эверетт не видел лица капитана Анастасии, но мог вообразить, какая ярость бушует за стиснутой челюстью, раздувающимися ноздрями и напряженной спиной. Однажды ему уже пришлось наблюдать отблеск этой ярости, когда он посмел перечить капитану на пути к Гудвиновым пескам. Ее заставляли краснеть на собственном капитанском мостике!

— А теперь послушайте меня, мистер Макхинлит, — промолвила капитан Анастасия. — Этот корабль принадлежит мне. Вам здесь рады, лейтенант Кастинидис, как и вашему отряду. Будьте как дома, мой главный механик окажет вам всяческое содействие. Аэриш никогда не отказывают в гостеприимстве чужестранцам и нуждающимся.

Эверетт усмехнулся. Капитан Анастасия не преминула отпустить шпильку в адрес уважаемых гостей. У двадцать седьмого отряда хватало оружия, сканеров и защитных костюмов, но не было способа передвигаться по воздуху. Сейчас они представляли собой всего лишь груз. Эгистрия цеплялась за остатки могущественных технологий, приспосабливая их к своим нуждам, однако фундамент этих технологий был разрушен Нано. Людей осталось слишком мало. Не хватало новых идей. Сияющие самурайские доспехи цвета бронзы пестрели заплатами и сварными швами. Доктора Сингха эвакуировали на вертолете, но, чтобы поддерживать машины в рабочем состоянии, требовались инженеры, техники и жидкое топливо. Люди были рассеяны и доведены до отчаяния.

Истинной причиной ссоры была не жадность Макхинлита, не самоуправство лейтенанта Кастинидис, а страх. Солдаты были напуганы. Макхинлит был напуган. Эверетт был напуган. Даже капитан Анастасия испытывала страх. С каждой секундой «Эвернесс» приближалась к сердцу захваченного Нано Лондона.

Мгновение Макхинлит и лейтенант еще пожирали друг друга глазами, затем отступили, сжимая челюсти и шумно дыша.

— Мистер Макхинлит, за мной, — приказала капитан Анастасия. — Верхняя кают-компания. Дивано.

Эверетт Л замер, парализованный идущим изнутри холодом. Он не мог сдвинуться с места, мышцы онемели, тело перестало слушаться. Нано идут.

Ему послышалось или в голосе мадам Луны прозвучал страх?

«Не замерзай, встряхнись. Поддашься холоду — и твое лицо будет беззвучно взывать с поверхности темной башни. Делай то, чему тебя учили».

Эверетт Л сбросил на снег перчатки, летную куртку, теплые штаны и летные ботинки, за ними последовали шапка и очки. Остался он в тонком трико, которое обтягивало, словно вторая кожа, а покрывающие его схемы выглядели, словно татуировки.

— Я такого не ношу, — возмутился он перед отлетом.

На этот раз Шарль Вильерс с трудом сдержался.

— Ради всего святого, хватит ломаться.

Трико было похоже на подзаряжаемый костюм из «Evangelion: Neon Genesis». Под пронизывающим ветром и снегом в нем было на удивление тепло — Разум Трина равно искушен как в производстве тканей, так и в остальных технологиях.

— Помогите мне, мадам Луна.

Мадам Луна раскололась надвое.

От макушки до нижней точки торса, вдоль ног и внутренней поверхности рук возникли черные трещины. Изнутри пробился свет. Мадам Луна дернулась. Черты смазались и растеклись, из лица пожилой женщины превратившись в маску боевого робота. Тринские механизмы освобождали внутри мадам Луны пространство, достаточное для одного человека. Для Эверетта Л. Вместо мадам Луны на припорошенной снегом траве Гайд-парка стоял боевой доспех, белый на белом, раскрытый, словно раковина моллюска. Доспех засветился. Схемы на теле Эверетта Л мигнули в ответ. В последний момент Эверетт Л замешкался, не желая отдаваться на милость чуждой технологии. На темной стороне Луны было так клево воображать себя героем манги. Здесь, лицом к лицу с инопланетным разумом, стоял подросток. Мадам Луна использовала те же принципы, что и Нано. Никакие другие технологии не заставили бы механизмы перемещаться по воздуху, словно вода, изменять форму и назначение, перестраивать себя из маленькой пожилой дамы в боевого робота. Когда его голова окажется внутри шлема, не превратится ли он в такого же пленника, как те люди в башне?

Ему твердили, что Разум Трина не собирается выедать его изнутри, что тринские технологии безопасны. Но так ли это? Кроме него и мадам Луны, здесь нет никого с Земли-4. Кто может поручиться, что проник в тайну Трина. Все знают, что Разум Трина хранит свои секреты на темной стороне Луны, что внедрение инопланетных технологий перевернуло жизнь землян. А если все это время Трин лгал? Если идея, что Трин — лишь совершенный механизм без мозгов, — порождение его коварного Разума?

Шарль Вильерс нашпиговал тринскими механизмами все его тело. Может быть, теперь и мысли Эверетта Л ему не принадлежат? Его убедили, что он выберется из скафандра, когда пожелает. Но если шлем захлопнется, а он случайно забудет кодовое слово? Сумеет ли он снять его?

Контакт с Нано через три минуты.

Нано надвигались с северо-запада, словно грозовой шторм. Эверетт Л остался один на один с грозными наноубийцами, а его единственным союзником был инопланетный боевой робот.

Оказалось, что принять решение совсем нетрудно.

Более не мешкая, Эверетт Л шагнул внутрь мадам Луны. Доспех неслышно захлопнулся. Однажды, увидев на уроке биологии венерину мухоловку, он, как любой мальчишка, был заворожен медленными и неумолимыми движениями цветка. С такой же неумолимостью вобрал его в себя тринский доспех. Ступни, икры, бедра. Эверетт Л вскрикнул от резкой боли, когда доспех соединился с его имплантами. Кончики пальцев удлинились, слившись с перчатками. Теперь скафандр был внутри него. Скафандр был им.

Шлем впечатался в лицо, словно инопланетный монстр в «Чужом». На миг Эверетт Л оглох и ослеп, однако спустя пару секунд видел и слышал не хуже прежнего. В мышцах и нервах пульсировала энергия. Захочу — и деревья вокруг превратятся в пеньки, захочу — сровняю с землей Парк-лейн.

Его ступни промокли.

Небо почернело от летящих Нано. Не требовалось настраивать усовершенствованное Трином зрение, чтобы различить птиц и то, что на глазах превращалось в тварей, которые не могли, не должны были существовать. Эверетт Л выбросил руку навстречу ревущей наногрозе.

— Получите!

— Дважды в день, — пошутил Эверетт, заняв стул, который уже считал своим, за столом для совещаний. — Идем на рекорд.

Эверетт осекся. Хмурые лица команды отбили у него желание продолжать в том же духе. Он не имел права смеяться над корабельной историей и традициями. Эверетт уже не был пассажиром, он был полноправным членом команды, но не до конца. Возможно, ему никогда не удастся стать здесь своим.

— Сен, карты, — приказала капитан Анастасия.

Так вот для чего созвали дивано. Ритуал не предназначался для посторонних глаз. Для глаз оксфордских умников, недоверчивых и рациональных, способных посмеяться над варварскими предрассудками.

Сен медленно вытащила колоду из потайного места под сердцем, поцеловала и, что-то пробормотав, одной рукой перетасовала. Затем аккуратно положила на стол перед капитаном Анастасией. Та, тряхнув головой, одним движением разложила колоду через стол, еще пахнущий мебельной полировкой.

Внезапно Эверетт испугался. Он не мог заставить себя дотронуться до карт, ведь он и сам был из умников, недоверчивых и рациональных. Он не верил в магию, он верил в силу.

Несмотря на страх, в глубине души Эверетт гордился собой. Ему доверяют; хотя он не аэриш, но и не земляная крыса, не трюмный балласт. Он принадлежал двум мирам. Он был странником. Не таким, как все. А еще он знал правила. Три раза перетасовать, разложить крестом верхние шесть карт рубашкой вверх, последнюю — поперек той, что в центре.

— Это не магия, — сказала Сен в их первую встречу в вагоне электрички, когда задумала выманить у него «Доктор Квантум». Ни то ни се, за гранью здравого смысла. Видеть истинную природу вещей.

Затаив дыхание, Эверетт перевернул первую карту.

Мужчина, засыпанный камнями, из последних сих карабкался вверх. Сколько осталось до поверхности: мили, миллиметры? Мужчина не знал.

— Пузыри земли, — сказала Сен. — Враги наседают, шансы победить туманны. Что-то рождается или перерождается. Пустая надежда. Следующая.

Небоскреб в классическом манхэттенском стиле, ступенчатый купол завершал острый шпиль. На нем — помещенный в треугольник зрачок, окруженный кольцом огня. Вылитый глаз Саурона.

— Высоты Андромеды, — сказала Сен и умолкла. Воспоминания о темной башне из лиц, башне, испускающей неумолчный, нескончаемый вой, были еще свежи в памяти.

Эверетт уже видел эти карты, уже переворачивал их в грязном вагоне электрички. Он видел, с каким мастерством Сен тасует колоду. Неужели она мухлюет? Манипулирует колодой — и сознанием членов команды, — добавляя в расклад свои надежды и страхи. Возможно, это не магия, а заклинание?

Следующая карта. Такой Эверетт еще не встречал. Мужчина сидит на крыше поезда и ухмыляется. В одной руке зажат бокал с вином, в другой — целый свиной окорок. Подозревает ли он, что поезд вот-вот нырнет в глубокий туннель за его спиной?

— Гуляка, — объявила Сен. — Бона времена не могут длиться вечно, впрочем, как и мииз. Знаешь ли ты, что ждет тебя впереди? Следующая, Эверетт Сингх.

Младенцы в коконах свисают с веток фруктовых деревьев, женщины в платьях по моде восемнадцатого века собирают их в корзинки за спиной. Всмотревшись в карту, Эверетт заметил, что коконы сплетены из паутины, а у младенцев глаза насекомых и крохотные коготки.

Сен ойкнула.

— Паучьи детки. Кому доверять? Любовь меняет обличье. Бижу семена прорастают странными всходами.

Остались две последние карты, крест-накрест посередине стола.

Штормовое море и чайка на гребне волны, ее лапки касаются воды, поднимая брызги. Слепящий луч белого света из-за горизонта словно прожигает рисунок насквозь. Источника света не видно: маяк, сигнальный огонь, солнечный луч? Но птица упрямо летит к дому.

— Сияющая тропа. Дорога открыта, однако конца ей не видно. Знаешь ли ты, куда держишь путь? Солнце ослепляет идущих.

Эверетт перевернул последнюю карту.

Время волка.

Эверетта охватило искушение перевернуть карту обратно. Капитан Анастасия удержала его руку.

Солнце и планеты в волчьей пасти. Пожиратель миров. Время тьмы, время торжества злых сил. Такую карту капитан Анастасия перевернула перед схваткой над Гудвиновыми песками. Злые силы — это не Бромли. Настоящее зло — Шарлотта Вильерс и Орден, это они выбросили Теджендру в случайную вселенную, они обрекли Эверетта и команду «Эвернесс» на бесконечные скитания между мирами. Тьма до сих пор правит бал. Но господству злых сил придет конец, иные времена не за горами. Сияющая тропа укажет путь к свету. Птичка над гребнем волны похожа на «Эвернесс». Свет укажет им путь домой.

А ведь Сен никогда не толкует карты, внезапно понял Эверетт. Она лишь называет их. Карты — слова, но Сен никогда не строит из них предложения. Это делаем мы. Каждый из сидящих за столом домысливает сам.

А что думаешь ты, Эверетт Сингх? Каков твой расклад?

Лучше не пробовать. Это похоже на волну, которая смывает замок, построенный на песке. Хотя то, что я думаю о реальности, не есть сам песок. Наши мысли испытывают реальность на прочность, и там, где тонко, там, где ты можешь дать слабину, ты можешь, напротив, стать сильнее. Вселенная рациональна, даже если порой тебя охватывают сомнения. Да, существуют правила. Но, кроме правил, есть люди, и они не подчиняются правилам. И будущее, которое пророчат карты, может устремиться по другому руслу.

«Ты видишь то, что хочешь видеть. Удача — дело наших рук», — сказала капитан Анастасия перед дуэлью с Бромли.

Пузыри земли. Высоты Андромеды. Гуляка. Паучьи детки. Сияющая тропа. Время волков.

Эверетт собрал карты и протянул колоду Сен, которая сунула ее за пазуху.

— Под нами восточный Лондон, — сказала капитан Анастасия. — Всем занять свои места. Полная готовность.

— Капитан.

Капитан Анастасия, выходившая последней, остановилась в дверях.

— Хочу кое о чем спросить.

— Спрашивай, о чем хочешь, Эверетт.

Он прижал лоб и ладони к холодному стеклу. От дыхания на нем образовался конденсат. Окраины мертвого Лондона простирались внизу, засыпаемые легким снежком. В черно-белом цвете линии, проведенные людьми на земле, выделялись особенно четко: дороги, железнодорожные пути, кварталы, заброшенные сады, обратившиеся в непроходимые чащи. Глядя на Лондон сверху, можно было решить, что он до сих пор обитаем.

— Капитан, когда вы бросили вызов Ма Бромли…

— Право на личную сатисфакцию.

Капитан Анастасия никогда ни словом не обмолвилась о том, что произошло после того, как она в одиночку шагнула на мостик «Артура П.» навстречу превосходящим силам врага. Синяки пожелтели и исчезли, разорванное ухо зажило — недостаток сережек в одном ухе капитан с лихвой компенсировала избытком в другом.

— Когда вы остались одни, лицом к лицу с этими Бромли… вы испугались?

— Конечно, испугалась, — не медля, ответила капитан Анастасия. — Не за себя. За корабль, за всех вас. За то, что может случиться с тобой.

Эверетт смотрел на черно-белый городской ландшафт, исчезающий под брюхом дирижабля.

— Я должен идти.

— Не ходи, Эверетт.

— Мне нужно.

— Твой оте… доктор Сингх знает, что искать.

— Я должен увидеть, совместимо ли устройство с Инфундибулумом. Я пойму, если совместимо. Он не справится, потому что не знает Инфундибулума. Я должен быть там.

Лейтенант Кастинидис объяснила команде, что ждет их, когда они ступят на территорию Имперского университета. Нано непременно появятся.

— Когда мы бились с Бромли, я не боялся, честно. Наоборот, это было классно! А потом Шарлотта Вильерс выстрелила в отца, но все случилось так быстро, что я просто не успел испугаться. На кладбище, сражаясь с тем, другим Эвереттом, я думал, что играю в футбол. Смотри в оба, угадывай замысел противника, когда тут пугаться! Но теперь, всю дорогу от Оксфорда… и уже нельзя повернуть назад, и я знаю, что они придут… Доктор Сингх рассказывал мне о них. Глаза — последнее, что остается. И мне кажется, что я вижу, как это случится. Иногда лучше не думать. Когда начинаешь задумываться, тогда и приходит страх. И теперь я боюсь, капитан.

— Не боятся только дураки. Никогда не испытывать страха — разве в этом состоит храбрость? Быть храбрым — значит научиться бороться со страхом. А вот об этом неплохо задуматься. Иногда задумываться не так уж страшно. Это единственный способ победить страх.

— Спасибо, я буду стараться, капитан.

— Анни. Ты поймешь, когда ко мне следует обращаться так.

Капитан Анастасия открыла дверь.

— Займите ваш пост, мистер Сингх. Сегодня «Эвернесс» нуждается в каждом из нас.

— Есть, мэм.

Нано бушевали прямо над ним. Они перекатывались через голые ветки, словно черные волны, закручиваясь водоворотом визжащих крылатых тварей.

Эверетт Л привел скафандр в боевую готовность. Скафандр стал одним целым с его телом. В предплечьях возникли дыры, оттуда выползли дула. В каждом стволе по десять наноснарядов.

— Пли, — прошептал Эверетт Л.

От мощной отдачи его качнуло. Снаряды сами знали, куда лететь. Он смотрел, как они врезаются в гущу ревущей черной массы.

Давай.

Эверетт Л хлопнул в ладоши.

На мгновение электромагнитный импульс ослепил его. В наушниках так затрещало, что ему показалось, будто из ушей потекла кровь.

Обычные снаряды бессильны против Нано, говорила Шарлотта Вильерс. Они просто преобразуют их в себя, зато электромагнитный импульс уничтожит софт.

А как же сам скафандр? Как насчет его программного обеспечения?

«Мы доверяем мадам Луне», — ответил Шарль Вильерс.

Скафандр стоял на кромке засыпанной снегом поляны. Снег усеивали черные точки. Черный снег. Нано широкой полосой рухнули с неба там, где их настиг электромагнитный импульс. Небо очистилось. Эверетт Л не оплошал. Он нагнулся, чтобы оторвать липкую массу, добравшуюся до ног скафандра: безголовую тварь с четырьмя крыльями и двумя крошечными детскими ручонками.

Перед глазами возникли круги. Эверетт Л предпочитал не задумываться, что сделала мадам Луна с его глазными яблоками, но шлемные индикаторы представляли собой вращающиеся круги, как в стрелялках или футбольных стимуляторах. Пять контактов, низко и близко.

Лазеры в пальцах, получив мысленный приказ, пришли в боевую готовность. Кончики пальцев Эверетта Л стали одним целым с перчатками скафандра. Ему не хотелось думать, каким образом они срослись.

Пять адских псов, черных, как нефть, со смертоносными белыми зубами и слишком большим количеством лап. Пять вспышек, пять тварей, разлетевшихся на куски. Ни крови, ни костей, ни спекшихся микросхем. А наносборщики уже трудились, собирая растекшуюся массу.

Шарль Вильерс предупреждал его и об этом. Эверетт Л выставил вперед ладони, на них появились круглые отверстия. Чтобы перезарядиться, потребовалось не более двух секунд. Внешне ничего не произошло, не было даже звукового эффекта, как в компьютерных играх; он просто наставил ладони на черную массу, на глазах становящуюся жутким псом с оскаленной мордой, и электромагнитный импульс заставил ее взорваться черными брызгами.

Эверетт Л сжал кулаки, закрывая порты, чтобы перезарядиться. Железный человек Тони Старк, миллиардер и исследователь космоса, чья ракета потерпела аварию на Луне. Тринские технологии превратили его в супергероя, сражающего со злом. Тони Старк — это я. Я — Железный человек. Впрочем, вряд ли Тони Старку приходилось жрать собственное переработанное дерьмо.

Множественные контакты. Нано окружали. Двигаться в скафандре было легко, словно в собственной коже. Эверетт Л крутанулся на пятках, выпуская из пальцев два лазерных луча. Дымящиеся куски собачьей наноплоти промелькнули в воздухе. Раздался звуковой сигнал — генераторы перезаряжены. Смертоносное боевое искусство: поворачиваешься, прицеливаешься, стреляешь, а другая рука уже ищет на утоптанном снегу новую цель. Эверетт Л стоял в центре черного круга, словно кто-то разбрызгал чернила на белой бумаге.

Контакты. Еще и еще. Круги на снегу расширялись. Сколько же их? Первая волна захлебнулась в урагане лазерных вспышек и электромагнитных импульсов. На подходе была вторая. Звуковой сигнал: генераторы к бою. Но за второй волной накатывала третья. Нано не останавливались, шестиногие твари упрямо продвигались вперед по останкам передовых отрядов.

Первая, третья, пятая. С каждым разом все ближе и ближе. Двух тварей Эверетт Л снял прямо в полете, после чего генераторы временно отключились. Еще одна, сзади. Дьявол, за ними не уследишь! Эверетт Л развернулся. Пес прыгнул. Слишком близко для лазера. Ужасные челюсти сомкнулись на лицевой панели скафандра, обратились жидкостью и растеклись по корпусу, ища мельчайшее отверстие, чтобы проникнуть внутрь. Эверетт Л отодрал тварь от груди — она тут же обвилась вокруг руки, — стряхнул и отшвырнул. Тварь прямо в воздухе попыталась принять прежнее обличье. Он выставил вперед ладонь, электромагнитным импульсом обращая ее в черную слякоть.

Новые контакты. Нано. Дюжины.

«Дирижабль появится через сорок минут». Сообщение от скафандра каким-то образом поступало прямо в мозг. Эверетту Л это не понравилось. Что ж, по крайней мере, он больше не слышал тихого, сводящего с ума своей ровностью голоса мадам Луны.

Наверное, в небе будет легче. Он затеряется среди крыш, дымоходов, антенн и кондиционеров, тихо подлетит к дирижаблю и вцепится в него, словно муха в слона, а потом прикрепит устройство слежения. И тогда Шарль Вильерс откроет портал Гейзенберга и вытащит его из этого жуткого мира.

До привязанного к фонарному столбу дрона было два десятка шагов.

Что-то потянуло за правую ногу, и Эверетт Л опустил глаза. Черное щупальце обвилось вокруг ботинка. Эверетт приподнял ногу — щупальце не поддавалось. Тогда он с силой тряхнул ногой — щупальце упало в снег и тут же растворилось в чернильной жиже.

Теперь что-то тянуло его за левую ногу. Черные лоснящиеся усики ползли вверх по икре, а из земли вырастали новые щупальца, подбираясь к колену. И вот они уже обнимают бедро. Эверетт шагнул вперед. Усики растягивались, рвались. Семнадцать шагов. Щупальца ползли по ноге, словно змеи. Эверетт Л выставил ладони вперед, запуская генератор. Адские псы приближались. Щупальца вновь вцепились в правую ногу. Эверетт Л попытался шагнуть вперед — щупальца не отпускали. И тут земля взорвалась. В мгновение ока щупальца обвили Эверетта Л до пояса. Дрон маячил у столба в семнадцати шагах. Которые ему уже не пройти.

Генераторы заряжены, сообщила приборная панель шлема. Эверетт Л прицелился в ноги. Горите в огне, чертовы щупальца. Нет, слишком близко, импульс может повредить скафандр. Эверетт Л зачерпнул пригоршню черной жижи. Щупальца все теснее сжимали бедра. Из-за деревьев показались адские псы. Они неслись сплошной черной стеной. Первых Эверетт Л снес электромагнитным импульсом. Вторая волна тварей обрушилась на него. Трех он обратил в дымящуюся жижу лазерами, двух отбил кулаками. Генераторы зарядились. Эверетт Л снова прицелился в ноги. Он во что бы то ни стало должен пройти эти семнадцать шагов. Что-то с силой ударило в спину.

«Удар Нано», — сообщил скафандр.

Щупальца все крепче сжимали за талию. Псы шли в атаку. Лазеры прожигали воздух, электромагнитные импульсы разбрасывали Нано по снегу. Но их было слишком много, за ними не успеть. Зубы щелкали у самого шлема, покрывая стекло черными потеками слюны. Усики ползли все выше: от бедра к поясу, от пояса к груди, черным плетями обвивали руки. Руки уже не повиновались ему, он больше не мог целиться. Вскоре стекло перестало пропускать свет, и Эверетт Л оказался в полной темноте: ослепший, оглохший, парализованный.

«Датчики отказывают», — сообщил скафандр.

Стоя в полной темноте, Эверетт Л чувствовал мягкие шлепки Нано.

«Мы внутри наносубстрата».

Погребен внутри Нано. Должно быть, снаружи он напоминает египетскую мумию из Британского музея, шарообразный гроб. Гроб из сверкающего черного материала. А Нано продолжали его облеплять.

«Программное обеспечение не повреждено», — сообщил скафандр.

— Зачем мне оно?

«Скафандр способен поддерживать автономное существование».

— Сколько?

«Пока не сядут батареи».

— Сколько?

«В нынешнем состоянии семь месяцев».

Эверетт Л заорал, громко, отчаянно, во все горло. Чернота вобрала в себя крик, оставив его без ответа. Он попробовал шевельнуть хотя бы мизинцем. Попробовал при помощи мышц воздействовать на тринские технологии, вживленные внутри, пока не почувствовал, что сухожилия сейчас оторвутся от костей. Бесполезно. Он не мог сдвинуться с места и ничего не видел. Остался лишь голос скафандра в голове, дыхание и стук сердца в груди. Заживо похоронен внутри мадам Луны. В пластмассово-металлическом гробу.

— Эверетт?

Голос не принадлежал скафандру. Это был его собственный голос, но исходил голос не от него.

— Что это?

—  Я получаю вибрации через наноматериал и обращаю их в звуковые сигналы.

— Похоже на голос. Мой голос.

—  Твой, Эверетт Л Сингх.

Темнота рассеялась.

«Наносубстрат очистил забрало шлема», — сообщил скафандр.

Эверетт стоял и моргал. Между ним и светом маячил какой-то силуэт. Он занимал собой почти весь обзор, заслоняя тусклые зимние сумерки. Наконец точки и вспышки в глазах угасли. На него смотрело лицо.

Его лицо.

—  Привет, Эверетт, — сказало лицо.

21

Он. Это был он. Стоял в снегу, среди мертвых Нано, в таком же скафандре, как у Эверетта Л. Его рост, вес, тело, руки и ноги. Лицо и глаза. А вот здесь Нано просчитался: глаза были не его. Они состояли из множества крохотных черных ячеек, словно у стрекозы, и преломляли свет.

— Меня слышно снаружи? — спросил Эверетт Л.

—  Да, слышно.

— Кто ты?

Его двойник смущенно улыбнулся и отвел глаза, совсем как Эверетт Л. Когда это Нано успел так его изучить?

—  В некотором смысле я и есть ты. Возможно, тебе неловко разговаривать с самим собой, поэтому я не претендую на имя Эверетт.

— Но я уже встречал своего двойника и не испытал неловкости. Я был холоден и спокоен. Ты об этом не подозреваешь, и это мое преимущество.

—  Лучше называй меня Нано.

— Ты похож на меня.

—  Не просто похож, Эверетт. Я и есть ты. В нашей базе была твоя ДНК, поэтому мы создали твой аватар. Мы решили, что тебе будет легче привыкнуть к тому, что выглядит, действует и звучит похоже. У нас есть твоя ДНК, к тому же ты был тут до нас.

— Сними с меня эту липкую гадость, — мысленно обратился Эверетт Л к скафандру. Тринские технологии ожили, однако ничего не произошло.

—  Нет, Эверетт. Я видел, на что способно твое оружие. Я его почувствовал. Я чувствую все, что делается с любой моей частью. Ты можешь представить, как это больно? Словно тебя рвут на куски. Снова и снова.

— Что тебе нужно от меня?

Нано пожал плечами.

—  Ты удивил нас. Твои технологии оказались нам не по зубам. Мы не способны тебя ассимилировать. Мы впервые столкнулись с подобным. Кто ты? Откуда?

И снова преимущество. Нано не подозревает о Разуме Трина, о Земле-4. Ему невдомек, что я не отсюда. Нано будет выжидать, изучать меня, пока я не умру с голода. Придется рискнуть.

— Я Эверетт Л Сингх. Я не из этого мира, я с Земли-4.

Двойник дважды моргнул стрекозиными глазами.

—  Я передаю информацию Сознанию Нано. Да, мы слышали о Земле-4. Мы обладаем коллективной памятью шестью миллиардов. Ах да, параллельные миры. Минутку…

Двойник наклонил голову, словно прислушивался к разговору в шумной комнате.

—  Разум Трина. Технологии, основанные не на человеческой биологии. Поэтому мы не можем тебя ассимилировать.

«Попробуй ассимилируй, — подумал Эверетт Л, — смешай меня с шестью миллиардами, преврати в чудовище со стрекозиными глазами. И это мое третье преимущество: я из другого мира».

Нано не сводил с него изучающего взгляда. В ответ Эверетт Л бесстрашно разглядывал своего двойника, отмечая различия. Прежде всего, глаза, но не только. Скафандр не слишком плотно облегал тело двойника, материал внизу потемнел сильнее, чем должен был потемнеть от растаявшего снега. Волосы, как в фильмах с компьютерной графикой, шевелились неестественно, словно под водой. Должно быть, Нано также сканировал его вдоль и поперек. Эверетт Л снова попытался привести в боевую готовность тринские технологии. И снова неудача. Откуда у Нано его ДНК? Если только…

Эверетт Л едва удержался от крика, внезапно осознав одну важную вещь. Храбрости нужна публика. Храбрость — это для других. Когда ты один, в чужом мире, и тебе противостоит коллективный разум шести миллиардов — когда-то бывших людьми, когда-то, в некотором смысле, бывших тобой, — о храбрости речи нет. Речь о выживании и о том, как перехитрить противника. А страх? Страху тоже нужна публика. Если ты остался один, тебе нечего бояться.

«Десять минут до прибытия дирижабля», — сообщил скафандр.

—  Если хочешь знать, я только что рассчитал, сколько времени нам потребуется, чтобы ассимилировать тринскую технологию. Порядка шести месяцев.

— Есть идея получше.

—  Говори.

— Мне нужна твоя помощь, чтобы освободиться от скафандра.

И снова Нано-Эверетт Л склонил голову набок, словно любознательная птичка.

—  Сознание Нано…

— Вас шесть миллиардов, а я один!

Наноклон дважды моргнул, и внезапно давление на плечи Эверетта Л ослабло. Он посмотрел вниз и увидел, как наномасса стекает с него черными ручьями. Торс, бедра, ноги. Эверетт Л свободно стоял посреди утоптанного круга из снега и травы.

«Передвижение не ограничено», — сообщил скафандр.

— Уф, — выдохнул Эверетт Л и обратился к скафандру: — Предоставь мне выделенную линию.

«Мы на выделенной линии, — прошептал скафандр. — Семь минут до прилета дирижабля».

— Успею, — сказал Эверетт Л. — Синий. Лямбда. Серна. Лютик.

Четыре кодовых слова. Шарль Вильерс вбивал их Эверетту Л в голову до самого портала, откуда они с мадам Луной/боевым скафандром отправились на Землю-1.

Скафандр треснул от макушки до паха, панели разошлись. Эверетт Л выступил наружу, одинокий и беззащитный посреди поля битвы, усеянного мертвыми Нано, заглянул в ячеистые глаза своего двойника и произнес:

— Предлагаю заключить сделку.

Сен на тихом ходу вела «Эвернесс» над Гайд-парком и развалинами Альберт-Холла в сторону мертвых аудиторий, лабораторий и библиотек Имперского университета, к колокольне в сердце кампуса.

Эверетту казалось, что Земля-1 — его собственный мир, в котором увеличили громкость. Величественные здания мертвого Лондона были выше и мощнее, колледжи оксфордской крепости выглядели ниже и старше, дворики — сумрачнее, горгульи — злее.

Колокольня этого Имперского колледжа — университета, поправился Эверетт — поражала мощью. Она была выше Биг-Бена в его Лондоне. Зато здесь не было ни четырех каменных львов у основания, ни ангелов, держащих символы знаний: книгу, треугольник, телескоп и весы — там, где колокольню венчал купол. Да и сам купол был меньше, а нога каменного ангела с расправленными крыльями никогда не опиралась о его вершину. Похоже — и в то же время непохоже. Совершенно непохоже.

— Не если, а когда, — сказала лейтенант Кастинидис. Ее отряд в полностью заряженных защитных костюмах приготовился к бою. Генерал занял место на командном мостике. Он собирался руководить операцией на расстоянии.

— А еще командир, — пробормотал Шарки, пока Сен выравнивала дирижабль, пытаясь одолеть порывы ветра.

— Дистанция высадки, — скомандовала капитан Анастасия.

Легкое касание рычагов — и громадина дирижабля замерла рядом с колокольней.

— Полная остановка.

«Эвернесс» неподвижно зависла над руинами великого университета. Эгистер колледжа Каиафы одобрительно кивнула. Ради ее статуса, но больше из-за искреннего восхищения дирижаблем и его командой, капитан Анастасия уступила пожилой женщине почетное место у большого обзорного окна.

— Мистер Макхинлит, опустите трап.

Ожили механизмы трюма, мостик под ногами.

Эверетта завибрировал.

— Вы готовы, доктор Сингх? — спросила эгистер.

Теджендра кивнул. Эверетт увидел в его глазах страх, но не только страх, еще смирение и хладнокровие. Теджендра Сингх никогда не сомневался, что ему еще предстоит встретиться с Нано лицом к лицу.

— И вы, мистер Сингх? — спросила капитан Анастасия.

Эверетт глубоко вдохнул.

— Бона.

— Еще одну чертову минуту. — Звучный голос Шарки зазвучал над мостиком. — «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох — они успокоивают меня».

Взметнулись полы длинного плаща, и Шарки бросил Эверетту дробовик.

— Всех нас в конце ожидает двадцать второй псалом. А вот и сухие патроны.

Эверетт поймал дробовик и боезапас. Он надел старый комбинезон с флуоресцентной подсветкой. Лишнее освещение не помешает в обесточенных коридорах университета. Теперь Эверетт был полностью готов.

— Вперед, вперед, с надеждой в сердце, и никогда не будешь одинок, — произнес Эверетт.

— Не помню такого стиха, сэр, а я знаток слова Всевышнего, как Ветхого, так и Нового Заветов.

— В моем мире это гимн болельщиков футбольного клуба «Ливерпуль».

— Порой в безыскусных строках простой песни заключена мудрость, — промолвил Шарки, дулом дробовика поправил шляпу, отсалютовал генералу и покинул мостик. Смотрите все, Лафайет-Шарки бесстрашно отправляется в долину смертной тени в сопровождении верных друзей.

— Бона пути, мистер Сингх, — сказала капитан Анастасия.

— Капитан, позвольте Сен на пару слов.

— Только поторопитесь, мистер Сингх.

У подножия лестницы было пусто. Каждый на свой лад готовился к тому, что ему предстояло. Сен бросилась к Эверетту, словно обезумевшее животное, чуть не опрокинув его через перила. Ее голова прижалась к его груди. Ее странный мускусный запах усилился, разрывая Эверетту сердце.

— Эверетт Сингх, Эверетт Сингх, не уходи, не уходи, — колотилась Сен головой ему в грудь.

— Я должен, только я пойму, совместимо ли устройство.

— Эверетт Сингх, ну почему, почему?! Сен спасет твою диш, Эверетт Сингх, снова и снова, снова и снова. Ты всегда будешь в бегах, и Сен всегда будет с тобой, ты пилот Сен, ты капитан Сен. Не уходи, не уходи от Сен, там я не смогу тебя защитить.

Сен цеплялась за него, словно собачонка, но в ее объятии была сила стального каната. В этом Сен походила на «Эвернесс»: легкая, но способная выдержать любую бурю.

— Сен, осторожнее, дробовик заряжен.

— Давай помогу.

Ее тонкие пальчики в мгновение ока освободили Эверетта от дробовика, как когда-то едва не освободили от «Доктора Квантума» в вагоне электрички, идущей в порт Хакни. Сопротивляться было бесполезно.

Сен целовала его, целовала так, как в прошлый раз, когда ему предстояла битва с двойником из параллельного мира. Целовала отчаянно, привстав на цыпочки, совсем не по-детски, вся страсть и натиск. Дробовик выпал из ее пальцев.

— Сен, парламо палари.

— Конечно, оми.

— Эти мииз кьяппы…

— Особенно тот тип в ужасных кьяпппских шмотках…

— Он не глухой, но не парламо палари. Сен, если я не вернусь из этой барни…

— Нанте парламо, Эверетт Сингх, нанте.

— Сен, я прошу о благ.

— Все, что хочешь, Эверетт Сингх.

— Я говорю об амрийе.

— Амрийе? Ох, Эверетт Сингх, ничего себе благ!

— Да нет же, совсем бижу! Компутатор. Я зуши код. Если я не вернусь, введешь его и окажешься дома. Помнишь, ты рассказывала мне о шикарной палоне, подрядившейся перевезти для Иддлера торбу в Дойчландию, а тут откуда ни возьмись нагрянули лилли? И ей ничего не оставалось, как пустить торбу вплавь, а самой дать деру? Саби?

— Саби, Эверетт Сингх.

— Компутатор не должен достаться никому. Без него доне Вильерс нет резона тебя преследовать. Вплавь, Сен, саби?

Сен подняла правую руку Эверетта к своим губам и поцеловала костяшки пальцев.

— Обещаю, Эверетт Сингх. Я принимаю твою амрийю.

— Бонару, Сен. Фантабулоза.

Он был на полпути к выходу, когда Сен окликнула:

— Эй, ружьишко не забыл?

Она бросила ему дробовик. Эверетт поймал его и перекинул через плечо.

— Эверетт Сингх! Аламо!

Эверетт Л вышел из скафандра и взглянул прямо в ячеистые глаза Нано.

—  Что ты можешь нам предложить?

— Выход отсюда.

Его нанодвойник молчал так долго, что зябкий сырой воздух успел проникнуть в холодное сердце Эверетта Л. Ветер продувал тонкое трико. Эверетт Л вздрогнул и поежился. В последний раз он так продрог после футбольного матча в школе. В то утро, когда все изменилось.

—  Сознание Нано готово выслушать тебя.

Его двойник не чувствовал холода. Он ничего не чувствовал.

— У меня есть задание, — сказал Эверетт Л. — Я работаю на Пленитуду.

—  Так называемое Правительство известных миров. Нам известно о нем. Оно нуждается в реформировании путем ассимиляции.

— Скоро сюда прилетит дирижабль.

—  Нам и это известно.

«Четыре минуты», — шепнул скафандр в ухо Эверетта.

—  Дирижабль летит из Оксфорда. Там расположен аванпост Эгистрии. Мы следим за ним, в свое время он тоже будет ассимилирован.

— Я должен прикрепить к корпусу дирижабля жучок. Таково мое задание. А потом откроется портал, и меня заберут.

—  Все квантовые выходы запечатаны. Любой, кто захочет воспользоваться этим способом перемещения, окажется на Солнце. Весьма эффективный карантин.

«Бубнит, как школьная математичка», — подумал Эверетт Л и чуть не прыснул со смеху.

— Я же здесь?

—  Не стану отрицать, Эверетт.

— Поговорим о сделке. Я — ваш способ выбраться отсюда. Вы помогаете мне установить жучок, я вызываю портал и беру вас с собой. Крошечную частицу, чтобы никто не заметил. Тринские технологии сделали меня неуязвимым, но вы найдете материал… где-нибудь еще.

И снова Нано-Эверетт надолго замолчал. Эверетт Л уже видел дирижабль, приближавшийся с северо-востока. Вот так громадина! Он и не думал, что дирижабль такой большой, словно облако, ураган или гора. А Эверетт представлял собой отличную мишень посреди кольца из мертвых Нано. «Давай же, не тяни! Или тебе нужно согласие всех шести миллиардов, которых ты ассимилировал?»

—  Ты нас не проведешь. Думаешь, в своем мире ты сможешь нас уничтожить? Любая попытка избавиться от нас нанесет тебе непоправимый вред.

— Что мешает вам найти кого-нибудь еще?

—  Ничего.

— Тогда по рукам?

Эверетт Л поднял глаза. Дирижабль совершал маневр над Кенсингтон-гарденс. «Ты там, внутри, но ты не подозреваешь, где я», — мысленно обратился он к своему двойнику. У Эверетта Л оставались считаные секунды, чтобы заключить сделку. Ужасную сделку. Позволить Нано затеряться на просторах Пленитуды. Выпустить наружу страшнейший из вирусов. Вирус, который собирался завладеть всеми мирами. Совершал ли кто-нибудь худшее деяние? Какая разница, на кону была его жизнь.

—  По рукам.

Нано-Эверетт поднял указательный палец. С пальца вспорхнула крохотная черная бабочка.

—  Будет немного больно.

— Я не…

У бабочки было множество крыльев. Она спланировала ему на лицо и переползла на шею. Эверетт Л ощутил резкуюболь в затылке, потрогал место рукой. Ничего. Значит, эта штука внутри. Ему не нужны были тринские сверхспособности, чтобы понять, где именно. Он чувствовал ее, крошечный шарик зла, свернувшийся рядом с позвоночником. «Что же я натворил? Ты сделал то, что должен был сделать. Заключил сделку ради того, чтобы выжить».

Дирижабль завис над Альберт-холлом, носом к колокольне Имперского университета. В этом мире Башня Королевы была массивнее и архаичнее, чем в мире Эверетта Л. Однако это была та же Башня, тот же колледж, и в одном из миров здесь работал Теджендра Сингх, который изобрел то, ради чего люди готовы носиться как угорелые по параллельным мирам.

Одни и те же люди, места, перекликающиеся во вселенных. Его насильно сделали частью этой головоломки. Эверетт Л, гик и ботан, отличный голкипер, способный взять с игры почти любой мяч. Другие люди из других миров вовлекли его в свои заговоры, заставили принять ужасное решение: предать человечество в обмен на спасение собственной жизни.

Он почувствовал, как внутри него Нано прогрызает путь к позвоночнику. Его затошнило.

— Оно во мне.

Нано-Эверетт не ответил. Его лицо расплылось, словно тающее мороженое, глаза, рот, нос и щеки провалились. Еще мгновение лицо сохраняло память о чертах настоящего Эверетта Л, затем утратило форму, и все тело превратилось в черную жижу, смешавшись с наномассой на снегу. Словно тающий снег на прогалине, наномасса мгновенно впиталась в землю. Он снова был один.

У Эверетта Л остался рюкзак и одежда, дрон по-прежнему ждал у фонарного столба. Не забыть бы, что Нано-Эверетт обещал со временем взломать тринские технологии.

— Ты еще слышишь меня? — обратился Эверетт Л к скафандру.

«Я принимаю твои сигналы».

У портала Шарль Вильерс сообщил ему еще один код: код саморазрушения.

— Молись, чтобы не пришлось им воспользоваться, — сказал Шарль на прощание.

— Установи таймер на один час, — обратился Эверетт Л к скафандру. — Сапсан, фонарный столб, ультрамарин, арфа.

«Есть, Эверетт Сингх».

Эверетту Л казалось, что он предает боевого товарища. Ему было бы гораздо труднее произнести слова кода, оставайся скафандр в прежнем обличии мадам Луны.

Эверетт Л подтянул к себе дрон, оставив второй болтаться в воздухе, пока не сядут батарейки. Сначала он решил одеться потеплее, но не хотелось возиться с рюкзаком. А вот очки пригодятся, без них никак. Эверетт Л пристегнул стропы. Рычаги обжигали пальцы холодом. Лопасти дрона завращались, шаг, еще шаг, и Эверетт Л взмыл в небо, унося измену на спине, рядом с позвоночником.

22

От мощного пинка лейтенантского сапога подгнившая дверь распахнулась. Солдаты Эгистрии выстроились в ряд вдоль узкого прохода. Между громоздких воинов в бронированных доспехах и каменным парапетов Эверетт прошел к своей позиции. Порядок передвижения продумали заранее: отряд прикрывал гражданских полем своих скафандров, но радиус его действия был невелик. Оторвись от солдат дальше, чем на три метра, и привлечешь Нано. Впрочем, скафандры давно устарели, к тому же люди не знали в точности, с помощью каких органов чувств Нано обнаруживают биологический материал. Никто не поручился бы, что помехи, создаваемые полем, способны обмануть врага. Люди все время меняли частоту оксфордской защитной решетки, однако Нано не отставали, постоянно изобретая новые способы добраться до бесценной человеческой плоти.

Заиндевевшее дерево предательски скользило под ногами. Эверетт неловко спрыгнул с трапа, схватился за парапет и вскрикнул, когда приличный кусок известняка обрушился под его рукой на лужайку. На дирижабле он никогда не боялся высоты, но здесь, на вершине колокольни, все выглядело таким ветхим, трухлявым и ненадежным… Впрочем, если дерево выдержит отряд в тяжелом снаряжении, то уж его и подавно.

— Позвольте дать вам совет, сэр, — обратился к нему Шарки, когда Эверетт протискивался мимо. — Убивайте только по необходимости.

— Вашим оружием Нано не убить, — отозвалась лейтенант Кастинидис от головы колонны.

Динамики скафандра делали ее голос неотличимым от голосов других солдат, однако внешне лейтенанта можно было распознать по нашивке с именем на плечах, двум звездам на груди и голове Медузы на шлеме. «А ведь ты сама перевела рисунок, — догадался Эверетт. — В память о родителях или родной Греции. Взгляд Медузы способен обратить человека в камень. Взгляд Нано еще страшнее. Взгляд, глаза. Глаза — последнее, что остается. Лучше не думать. Не рисовать в воображении страшных картин».

— Согласен, мэм, но слегка охладить пыл этих мерзостей можно, — ответил Шарки. — И причинить боль — надеюсь, сильную.

Отряд приготовился к штурму. Двое солдат впереди, за ними Теджендра и Эверетт, лейтенант Кастинидис посередине, еще двое солдат, Шарки и замыкающая двойка.

Сегодня Теджендра казался Эверетту особенно хрупким и уязвимым. Ему захотелось подбодрить доктора Сингха, поделиться тем, что придаст ему уверенности. Не оружием, оружие не делает тебя сильнее. Оружие — последний аргумент, когда других не осталось.

— Спускаемся, — скомандовала лейтенант Кастинидис. — Гражданские должны помнить, что своим присутствием только привлекают Нано. Беспрекословное повиновение! Слушать приказы, лишних вопросов не задавать.

Эверетт заметил, как Теджендра ухмыльнулся в спину лейтенанту Кастинидис. Он узнал эту гримасу: свойственное пенджабцам презрение к власти. Тупые вояки.

Узкая лестница лепилась к стенам колокольни. С тяжелой деревянной рамы в центре свисали колокола. Ступеньки угрожающе потрескивали под весом тяжеловооруженных солдат. Эверетт не стал прикасаться к перилам — одного раза достаточно.

— Смотрите, тут летучие мыши, — донесся сверху искаженный шлемом голос.

Тушки, обернутые в кожистые черные крылья, словно сухие листья, свисали с балок, ряд за рядом, ряд за рядом. Эверетт всмотрелся. Что-то не так, эти твари не похожи на млекопитающих.

Солдат слева прицелился и зарядил свое странное оружие. Электромагнитный импульс болезненно отозвался в теле Эверетта.

— Берегите заряды, — сказала лейтенант Кастинидис. — Как только мы применим оружие, нас обнаружат. Рядовой Уинкельман, сканируйте.

Самый нижний солдат — вторая женщина в отряде, Эверетт успел разглядеть ее до того, как солдаты натянули шлемы — подняла сканер и методично обвела внутреннее пространство башни.

— Пассивны, — доложила Уинкельман.

— Не мертвы.

— Но и не живы.

— Вперед, — приказала лейтенант Кастинидис.

Ни живы ни мертвы. Эверетт невольно затаил дыхание, спускаясь мимо дремлющих тварей. Неужели это все, что осталось от преподавателей и студентов, за которыми спасатели не прилетели? Он вспомнил Колетту Харт, которая была ему почти как сестра. Интересно, здесь она тоже работала вместе с Теджендрой? Была ли она в списке гениев, эвакуируемых в первую очередь, или то, что когда-то звалось Колеттой, свисает сейчас с балок в виде дохлых наномышей?

Спуск занял немало времени. Еще один мощный пинок лейтенантской ступни, и сумрак башни пронзил луч света. Солдаты выскочили во внутренний дворик, бронзовые скафандры на белом. Над ними, почти заслоняя небо, висела «Эвернесс», подавляя размерами лекционные залы и исследовательские лаборатории.

Рядовой Уинкельман подняла сканер и обвела небо по окружности. Эверетт застыл.

— Регистрирую наноактивность.

Внутри у Эверетта все сжалось от страха.

— Активность вблизи близка к нулевой, почти на уровне помех. Опасаться нечего. Зато к северо-востоку, в районе Гайд-парка, большое скопление Нано.

— Включить поле, — скомандовала лейтенант Кастинидис. — Код триста восемьдесят семь.

Солдаты одновременно дотронулись до перчаток на левой руке. Силуэты в скафандрах сразу стали размытыми.

— Я бы отлично обошлась без этой громадины в небе, — сказала лейтенант Кастинидис и махнула рукой. — Мощность на максимум. Сияем, как рождественская елка.

Отпечатки следов на снегу.

Камеры. Не забудь про камеры. Камеры следят за тобой. В машине Шарлотта Вильерс прочла ему лекцию об устройстве дирижабля с Земли-3. Камеры по всему днищу, множество камер. Устройство дирижабля, управление дроном и тринским боевым скафандром номер сто один, секретные коды, краткий курс истории Земли-1 — упустишь хоть что-то, и никто не поручится за твою жизнь.

По словам Шарлотты Вильерс, камерами была утыкана нижняя часть и бока дирижабля. Они использовались при швартовке, заходе в доки и погрузочно-разгрузочных работах. Воздухоплавателям гораздо чаще приходится смотреть вниз, чем вверх. Там, наверху, столько камер не нужно, а за верхним хвостовым стабилизатором есть участок, который с камер не просматривается. Мертвая зона.

— Главное, точная посадка, — наставляла его Шарлотта Вильерс. — Будем надеяться, в нужный момент что-нибудь отвлечет их от мониторов.

Эверетт Л взмыл вверх и какое-то время кружил над Марбл-арч и Паддингтоном. Ветер швырял в лицо острую крошку, но после зараженной земли дышалось на удивление легко. Над Бейсуотер он развернулся и взял курс на громадные хвостовые стабилизаторы дирижабля. Интересно, что они здесь забыли? Какая разница, надо сесть, прикрепить устройство, вызвать портал и дать деру. Дрон снизился над Кенсингтон-гарденс. При помощи усовершенствованного Трином зрения Эверетт Л сфокусировал взгляд на стабилизаторе. Цифры и чертежи пробегали по глазному яблоку. Пять-шесть минут — и все будет кончено. Он навсегда уберется из этого ужасного места.

«Эверетт Сингх, я пришел за тобой».

Человек, захлопнувший дверь Хаксли-билдинг перед бушующим роем, успел защелкнуть замок. Впрочем, проникнуть внутрь для двадцать седьмого отряда Эгистрии оказалось не сложнее, чем для Нано. Один удар — и стекло разлетелось вдребезги. Солдаты рассредоточились по вестибюлю, прикрывая гражданских защитным полем.

— Доктор Сингх?

Теджендра разглядывал указатели, автоматы с напитками, доску объявлений, мониторы, кожаные диваны, низкие столики и журналы пятнадцатилетней давности. Пыль толстым слоем покрывала все вокруг, паутина висела в углах, между перилами лестницы и дизайнерской люстрой. Люстра, когда-то сиявшая световым водопадом, сейчас посерела. Никакой содранной краски, рассохшихся половиц, разбитых окон и вездесущей растительности мертвых городов. Словно дверь открыли после летних каникул, а не после пятнадцати лет забвения и наноапокалипсиса.

Запах. Именно он заставил Эверетта застыть на месте. Запах не был отталкивающим или затхлым — напротив, пахло свежо и сильно. Пахло Хаксли, только в сотни раз сильней, чем обычно.

Эверетт знал, что каждому зданию присущ собственный запах: по-особому пахло в школьной раздевалке, на кухне у Рюна, у самого Эверетта в доме. Когда ты возвращался в Хаксли после каникул, запах накатывал и сбивал с ног. Память о запахах недолговечна, но очень сильна. Электричество, оберточная фольга, чернила для принтера, книги, сбежавший кофе, бумажные стаканчики, хвойный освежитель воздуха для туалетов. Мысли. Мысли тоже пахнут, вроде электричества, только тревожней. Так пахнет перед грозой, погожим летним утром, так пахнет первым снегом. Многократно усиленный запах, долгие годы запертый внутри Хаксли-билдинг, мгновенно перенес Эверетта в родной Имперский колледж. Колетт Харт размешивает в чашке низкокалорийный подсластитель для кофе. Пол Маккейб бубнит что-то с сильным северо-ирландским акцентом. Отец.

— Ничего не изменилось, — прошептал Эверетт.

— Что? — не расслышал Теджендра.

— Куда идти, доктор Сингх? — спросила лейтенант Кастинидис.

— Я присоединился к проекту на стадии завершения… Закончил университет, помогал обрабатывать массивы данных. Когда финансирование урезали, вернулся к собственным исследованиям.

— Доктор Сингх, вы знаете, где устройство? — спросила лейтенант Кастинидис.

— Мне кажется, в хранилище. В подвале.

Эверетт расслышал, как Шарки недовольно буркнул: «кажется ему».

— В моем мире первый портал Гейзенберга был тоже построен в подвале, — заметил Эверетт.

— В моем тоже, — улыбнулся Теджендра.

— Вперед, доктор Сингх, — приказала лейтенант Кастинидис. — А мы за вами. Далеко не отрывайтесь.

— Нужно придумать ему имя, — сказал Эверетт, идя за Теджендрой по мрачному центральному коридору, еще пахнущему средством для натирки полов. — Мы с папой всегда придумывали вещам собственные имена.

— У него есть имя — резонатор квантовой сцепленности.

— Я говорю об имени, не о названии. Вроде Инфундибулума.

Теджендра замешкался на пороге пожарной двери.

— Доктор Сингх! — Лейтенант Кастинидис теряла терпение. — Надо спуститься вниз, взять прибор, и обратно. В словесные игры будете играть, когда вернетесь на дирижабль.

«Знает ли она, зачем вообще нужен этот прибор без имени», — гадал Эверетт.

— Сюда и вниз по служебной лестнице, — сказал Теджендра. — Странно, все вокруг кажется меньше, чем я помню.

Рядовой Уинкельман снова включила сканер.

— Что-то происходит. Похоже на информационный поток со стороны Гайд-парка к темной башне, — доложила она.

— Ваша оценка?

— Понятия не имею. Никогда раньше с подобным не сталкивалась.

— «Поспеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой», — пробормотал Шарки.

— Ладно, спускаемся, — решила лейтенант. — Дайте свет.

По обеим сторонам шлемов загорелись лампочки. Эверетт вспомнил старое ютубовское видео: концерт «Орбитал» в Гластонберри, братья Хартнолл с фонариками на голове. Глупая, банальная мысль. Такие приходят в голову, когда до смерти перепуган.

Первый солдат ногой распахнул дверь. Где-то в подвале вздохнул ветер. Лампочки на шлемах отбрасывали двойные озерца света на стены и лестницу. В компьютерных играх Эверетт никогда не любил красться в мрачных подземельях, каждую минуту ожидая, что фонарь выхватит из темноты что-нибудь ужасное.

Свет на шлемах пробивал путь в сплошной тьме, пока отряд методично прочесывал комнату за комнатой. Везде царил беспорядок: полки опрокинуты, бумаги разбросаны, пластиковые коробки перевернуты. Все, что могло пригодиться в войне с Нано, давно вынесли. Комната за комнатой, хранилище за хранилищем.

— Нано, мэм.

Все лучи сошлись в одной точке. Шарки вскинул дробовик. С потолка свисали сталактиты черной жижи. На полу бугрились лужицы замерзшей наномассы.

— Пассивны, — доложила рядовой Уинкельман.

— Что вы здесь хранили? — спросила лейтенант.

— И кто уничтожил этих тварей, хотелось бы знать, — пробормотал Шарки.

В следующем хранилище свет лампочек отразился от толстого металлического диска трех метров в диаметре, покрытого охлаждающими насосами и теплообменниками. Провода уходили в темноту. В центре диска была дыра размером с ладонь Эверетта. Он уже видел этот диск, эту дыру. На компьютере Рюна Спинетти. А настоящий диск был спрятан глубоко под Имперским колледжем, как этот был спрятан здесь, под Имперским университетом.

— Первый портал Гейзенберга.

— Лейтенант, — Шарки возвысил голос. — Слушайте, говорит джентльмен и конфедерат.

— Хватит с меня археологии, уходим, — буркнула лейтенант Кастинидис.

— Лейтенант. — Зычный голос американца отражался от темных пыльных стен. — Они не возьмут вас с собой.

— У нас мало времени.

— Генерал и эгистер. Они вас обманывают.

— Хватит, мистер Шарки.

По тревожному шороху скафандров Эверетт понял, что Шарки удалось заронить сомнения в души солдат. Звук не ускользнул и от ушей Шарки.

— Знаете, что они сделают, когда устройство попадет к ним в руки? Откроют портал и уберутся отсюда к чертовой матери.

— Невозможно. На Солнце…

— Но мы ведь здесь! Они заключили с нами сделку. Вы помогаете нам найти устройство, мы предоставляем им возможность побега. Что-то не припомню, чтобы они упоминали о вас.

— Вы лжете.

— «Господь да будет между нами свидетелем верным и истинным», — промолвил Шарки. — Тогда скажите, зачем они увязались за нами? С генералом понятно, а эгистер? Уважаемая дона — женщина многочисленных талантов, но среди них не числится талант военачальника.

— Еще одно слово, и я застрелю вас. Я не шучу, сэр.

Свет мельтешил и дрожал, однако Эверетту показалось, что на губах Шарки мелькнула улыбка. Больше слов не потребуется, сказано достаточно. Семена упали в благодатную почву.

— Мы должны выполнить задание и убраться отсюда. Где ваше устройство, доктор Сингх?

«Я недооценил вас, Майлз О'Рейли Лафайет Шарки, — подумал Эверетт. — Выбор не всегда стоит между мной и дирижаблем. Сейчас вы пытаетесь спасти обоих».

Комната в самом конце коридора представляла собой зловещий музей мертвых технологий. Дюжина списанных порталов, старомодных пыльных ворот в никуда. Свет лампочки выхватил в углу белые крылья какого-то гигантского насекомого, Эверетт успел испугаться, пока не сообразил, что перед ним дрон. С мотора и изящных крыльев свисала паутина. Эверетт уже видел такой в подвале под Имперским колледжем после фантастического полета над куполами и минаретами Лондона. Такой же, но не такой.

— Посмотрите на эти пылесборники, — сказал Теджендра. — Королева наук в одночасье стала золушкой. Когда-то нанотехнологии ценили, в них вкладывали деньги. Никто не вкладывал денег в исследования множественных миров.

Свет лампочек плясал на железных перекладинах. Аккуратно расставленные кубы, коробки, прямоугольники, на взгляд Эверетта, выглядели одинаковыми, но Теджендра уверенно двигался вдоль полок, тщательно рассматривая содержимое каждой емкости. Наконец он взял в руки коробку, формой и размером напоминавшую старомодную книгу в бумажной обложке.

— Кажется, он…

— Похоже на дисковод, — заметил Эверетт.

— Квантовый дисковод. Нужно подключить, проверить, работает ли.

У Эверетта сердце ушло в пятки. Ему не приходило в голову, что Паноптикон может не работать. Если ты нуждаешься в чем-то больше жизни, невозможно поверить в неудачу.

Лейтенант Кастинидис выступила вперед.

— Покажите мне.

Она повертела устройство в руке.

— Похоже, разъем стандартный. За последние пятнадцать лет мы не слишком продвинулись в технике.

— Нисколько не продвинулись, — подтвердил Теджендра.

Лейтенант открыла панель на левом запястье и вытащила кабель.

— Надеюсь, эта штука жрет не слишком много энергии. У нас на счету каждый ватт.

Теджендра подключил прибор и нажал на верхнюю панель. Внутри устройства загорелась крохотная синяя точка, и комнату заполнили звезды. Они медленно вращались, словно величественные колеса галактик возрастом в миллиарды лет.

— Ничего себе! — прошептал Эверетт в изумлении.

— Паноптикон, — произнес Теджендра. — Хорошее имя, не правда ли? Устройство, способное видеть везде. Нужно его подстроить.

Теджендра провел пальцем по металлической поверхности прибора, и голографическое изображение сжалось до размеров стола.

— Да, узнаю… — В свете Паноптикона Эверетт видел, что Теджендра улыбается. — Все звезды, все когда-либо открытые порталы.

— Это оно, — прошептал Эверетт.

— Лейтенант, активность Нано усиливается, — доложила рядовой Уинкельман. — Всплеск энергии в центре Гайд-парка. Очевидно, Нано направляются сюда.

— Нужно завершить проверку, — сказал Эверетт. — Возможно, недостает какого-то интерфейса. Не хочется за ним возвращаться.

— Я попробую добраться до системных файлов. — Теджендра склонился над Паноптиконом.

Внезапно их ослепила яркая вспышка. Когда к Эверетту вернулось зрение, в голографическом созвездии сияла новая звезда.

— Что, черт подери, происходит? — спросила лейтенант Кастинидис.

— Понятия не имею, — пожал плечами Теджендра. — Я ничего не трогал…

— Я знаю, — сказал Эверетт. — Открылся портал Гейзенберга. Здесь и сейчас.

— Что бы это ни было, теперь Нано в курсе, где мы, — сообщила рядовой Уинкельман. — Их активность зашкаливает.

— Мистер Сингх, проверка подождет. — Лейтенант Кастинидис выдернула провод. Звезды погасли. Упала темнота, полная и непроглядная. — Уходим. Гражданские в центре. Вперед!

Эверетт схватил устройство и бросился к двери. Чья-то рука в темноте успокаивающе легла на плечо.

— Не волнуйся, сынок, у тебя все получится, — сказал Теджендра.

Эверетт сунул Паноптикон во внутренний карман. Подсветка комбинезона сияла в темноте: слишком мало света, чтобы видеть самому; достаточно, чтобы быть увиденным.

— Нано прямо над нами, — доложила рядовой Уинкельман.

Эверетт Л отстегнул стропы. Приземление вышло жестким. Впрочем, едва ли он ожидал, что поверхность дирижабля спружинит под ним, словно батут. Отпустив трос, Эверетт Л смотрел, как дрон планирует к горизонту в свободном полете. Он упадет, когда сядет батарея, нет смысла его возвращать.

Размеры дирижабля потрясали. Корпус, слегка припорошенный снегом, изящно закруглялся. Если не знать, что дирижабль в полете, никогда и не подумаешь, что ты в воздухе. Единственное, что выдавало работу мощного механизма внутри, была легкая вибрация, которую Эверетт Л ощущал подошвами: дирижабль тихо гудел в такт пульсации моторов.

Хвостовой стабилизатор был размером с дом. Стараясь держаться подальше от движущихся частей, Эверетт Л присел и вытащил из рюкзака устройство слежения. Белое, как все тринские механизмы, запечатанное в пластиковый пакет. Эверетт Л зубами надорвал край пакета. На вид устройство напоминало компьютерную мышь. Впрочем, какая разница? Всего-то и нужно, что оторвать ленточку от клейкого основания и приложить прибор к корпусу. Негнущимися пальцами Эверетт Л расчистил снег. Пара секунд — и дело было сделано.

Так вот ради чего ему пришлось пройти через ужасы и страдания, через смерть и холод. Чтобы приклеить пластиковую коробочку к корпусу дирижабля. Эверетт Л чуть не расхохотался. А если бы расхохотался, то не смог бы остановиться. Смех на грани рыданий выплеснул бы все напряжение и животный ужас, которые прятались внутри. Когда-нибудь этот ужас вырвется наружу — и тогда он будет хохотать до упаду.

Оставалось нажать единственную кнопку на корпусе устройства. Она запустит механизм и передаст координаты Эверетта Л на Землю-4. Им останется только открыть портал.

Портал. Открыть портал Гейзенберга.

А зачем?

Нет, они не могут так с ним поступить! Они слишком много в него вложили, все эти дорогущие тринские технологии. Он слишком ценен. Его не бросят здесь одного. Не бросят? Вспомнились алые напомаженные губы Шарлотты Вильерс под вуалью шляпки, тонкие и холодные. Эта бросит. Эта на все способна.

Крошечная точка возникла в воздухе рядом с ним и в мгновение ока превратилась в белый диск. Слепящее белое сияние перешло в тусклый лунный свет.

— Ненавижу! — крикнул Эверетт Л, подхватил рюкзак, сдвинул очки на лоб и нырнул внутрь диска.

Эверетт побежал. Коридор казался длиннее, а пол ненадежнее, чем на пути сюда. Сероватый прямоугольник лестничного пролета никак не хотел приближаться. И комнаты, столько комнат!.. Лампочки на шлемах тревожно метались. Рядовой Уинкельман резко остановилась, подняла руку и провела сканером перед собой. Отраженный свет плясал на забрале шлема. Эверетт увидел, как шлем недоверчиво качнулся.

— Нано!

— Где?

— Везде!

Солдат, бежавший впереди, бросился закрывать двери, пока отряд отступал к лестнице. Хранилища, забитые утраченными знаниями и историей, теперь населял ползучий ужас. Что-то черней самой черноты вздымалось между поваленных полок и мертвых системных блоков. Черное, словно жидкая ночь. А еще у него были ноги. Много ног, слишком много.

Раздались выстрелы, стены озарили вспышки.

— Чисто!

— Не оглядывайся, — прошептал Шарки за спиной у Эверетта.

Эверетт не послушался и оглянулся. Черная волна гналась за ними по коридору, вдоль стен и потолка, словно мерзкая блевотина. Лица. Внутри. Десять метров до лестницы, пять. Ступеньки. Вверх или вниз? Свет на площадке ослеплял. Эверетт замешкался.

— Вверх, вверх, вверх! — заорал солдат.

Эверетт запрыгал через две ступеньки, на последней споткнулся и едва не упал ничком. Лейтенант Кастинидис железной рукой в перчатке схватила его за шиворот и поставила на ноги.

Отряд уже выбегал из разбитых дверей Хаксли-билдинг, когда из лестничного проема вырос черный столб наномассы. Он возвышался, словно дерево, по стволу извивались змеи. Вершина распустилась лицами, словно многоголовый бог индусов, накренилась и рухнула на пол вестибюля. Не дожидаясь, пока масса начнет вздыбливаться, двое солдат отцепили от пояса гранаты и швырнули их в бурлящее месиво.

— Что это? — крикнул Эверетт на бегу.

— Гранаты с электромагнитным импульсом, — прокричал в ответ солдат.

Эверетт прижал к груди Паноптикон. Не то чтобы это помогло — электромагнитные волны прошли сквозь Эверетта, словно рентгеновские лучи, — но если гранаты могли навредить Нано, они могли сжечь и Паноптикон. Оставалось надеяться, что у прибора внутри стоит хорошая защита.

Гранаты взорвались с негромким хлопком, словно в игре «Halo». Оглянувшись, Эверетт увидел, как маслянистая волна наномассы застряла в дверях, а искаженные страданием лица навечно застыли в неумолчном крике.

«Эвернесс» нависала прямо над ним, однако наномасса была повсюду: она вытекала из водосточных желобов, капала с фальшивых викторианских горгулий, принимая их облик и взмывая в небо. Нанодемоны обрушивались на отряд с воздуха, солдаты отстреливались. При попадании импульса демоны взрывались, превращаясь в странные, похожие на воздушных змеев прямоугольники, которые, падая, разбивались, словно стеклянные.

— Запас мощности — сорок процентов, — доложила рядовой Уинкельман.

Елена Кастинидис бросила взгляд на запястье и посмотрела вверх. Удар ее кулака сшиб Эверетта на землю. Лейтенант прицелилась и выстрелила. Осколки мертвых Нано со звоном посыпались вниз. Эверетт принялся с отвращением отряхиваться, а Шарки уже тянул его за собой. Елена Кастинидис замешкалась, чтобы прочесть информацию на запястье, и дважды нажала на табло. Эверетту показалось, что она чертыхнулась.

Они выбежали на лужайку. Подняв глаза, Эверетт заметил Сен у большого обзорного окна. Она стояла, приложив руки к стеклу, на лице застыли страх и беспомощность. Спуститься бы вниз, метким выстрелом из бумкера отправить в отключку плохих парней и молнией взмыть в небо, забрав с собой всех!..

Между ними бесновались черные крылья оживших нанотехнологий, но вид Сен, такой далекой, такой слабой и такой сильной, придал его ногам крепости, духу — стойкости, сердцу — огня. Без меня ты не сможешь вернуться домой. А значит, я иду к тебе.

И вот они у подножия башни. Долой дверь!

— Сюда, быстро, все внутрь! — Лейтенант Кастинидис втолкнула гражданских в башню.

Едва Эверетт успел протиснуться мимо нее, как с неба обрушилась чернота. Лейтенант прикрылась локтем, и тварь вцепилась ей в руку. У чудища было лицо двухлетнего ребенка. Свободной рукой Елена оторвала его от себя, подбросила в воздух и выпустила заряд генератора. Тварь разлетелась на куски.

— Отличный бросок, — похвалил Эверетт. Ступеньки все не кончались. Выше и выше, круг за кругом. Затем глаза привыкли к темноте, и Эверетт увидел то, о чем успел забыть. Со стропил и балок, словно гирлянды, свисали тысячи Нано.

— Просто считай ступеньки! — крикнул Шарки.

Поворот, еще один. Икры сводило. Даже Шарки дышал с трудом. Но хуже всего приходилось Теджендре: он отдувался и закатывал глаза, из последних сил превозмогая боль.

— Я подстрахую! — крикнула лейтенант Кастинидис. — Я его не брошу!

Где-то наверху ударил колокол. Тихий высокий звук, пришедший из ниоткуда.

— О нет, — пробормотал Эверетт.

Деревянные стропила взорвались Нано. Колокола жалобно звонили, а вокруг них бушевал ураган.

— Отстреливайся! — заорал Шарки.

Эверетт скинул с плеча дробовик, о котором успел забыть.

— Гражданским держаться солдат! — крикнула лейтенант. — Мистер Шарки, помните мои слова? Не если, а когда!

Перестроившись на манер греческой фаланги, отряд пробивал себе путь наверх. Разлетающиеся от электромагнитных импульсов осколки Нано ударялись в колокола, раскачивая их. Лица, вокруг мелькали лица. Это походило на затянувшийся кошмарный сон. Ступенька за ступенькой, пролет за пролетом.

— Осталось мало энергии! — прокричала рядовой Уинкельман.

Что-то обрушилось прямо на голову Эверетта. Лейтенант Кастинидис прицелилась. Тварь с лицом старой женщины развернулась и бросилась на нее. Недолго думая, Эверетт вскинул дробовик и выстрелил. Наномасса разлетелась на осколки и тут же начала перестраиваться. На перчатке лейтенанта Кастинидис зажегся светодиод. Кончалась энергия.

— Отличный выстрел, мистер Сингх! — похвалила лейтенант Кастинидис. — Я почти на нуле. Переключиться на резервное питание и вперед! — скомандовала она отряду и подняла забрало. — По крайней мере, буду видеть, что под ногами. Доктор Сингх, как вы?

Теджендра остановился и согнулся напополам, с трудом переводя дыхание.

— О боже… я не могу…

— «И стал я на песке морском и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные». — В голосе Шарки сквозил благоговейный ужас.

Эверетт обернулся. Летучие мыши были уничтожены, но снизу, по ступеням, стенам и вдоль перекладин, тянулись извивающиеся черные щупальца.

— Убираемся отсюда к чертовой матери! — крикнула лейтенант Кастинидис.

Эверетт побежал. Дыхание перехватывало, кровь глухо стучала в висках. Быстрее, еще быстрее!.. От балконной двери исходил свет. Свет — спасение, свет — надежда. Свет олицетворял «Эвернесс» и Сен. Тридцать шагов. Двадцать. Десять. Белый свет ослепил, в лицо ударил холодный ветер. Солдаты уже взбегали по трапу. Дирижабль готовился взлететь в любую секунду.

— Давай сюда, Эверетт! — крикнул Шарки. Одной рукой он схватился за парапет, другой придерживал щегольскую шляпу.

— Я должен… — Эверетт оглянулся.

Теджендра упал. Лейтенант Кастинидис пыталась обвить его руками свои громоздкие плечи в защитном костюме. За спиной Теджендры извивались щупальца, разделяясь на мелкие усики.

— Сюда! — крикнул Эверетт.

Теджендра слабо улыбнулся.

— О, — пробормотал он еле слышно. На лице ученого появилось удивленное выражение. Затем на его груди возникла черная точка и, раскрываясь, словно оригами, начала расползаться в ширину. Жидкая маслянистая чернота Нано.

— Нет! — Лейтенант Кастинидис перерубила щупальца, пронзившие Теджендру насквозь, но из обрубков лезли новые завитки. — У меня кончилась энергия!

— Как странно, — промолвил Теджендра. Щупальца уже расползались по его шее. — Мне совсем не больно.

— Я ничего не могу сделать, — пробормотала лейтенант Кастинидис с изменившимся, смертельно бледным лицом.

— Эверетт… — взмолился Теджендра.

Эверетт понял сразу. Страшней этой просьбы не было ничего на свете. Он вспомнил слова Шарки: «Ешь мясо только убитых тобой зверей. Убивай только по необходимости».

Чья-то рука схватила его дробовик. Шарки выдернул короткостволку из пальцев Эверетта.

— На корабль, мистер Сингх.

— Теджендра…

— Эверетт, на корабль!

Он смотрел, как смуглое лицо Теджендры поглощает густая маслянистая чернота. Он смотрел в его глаза. Глаза говорили: я все понимаю. Эверетт обернулся и шагнул к свету. Он не услышал привычного: «За Данди, Атланту и святого Пио!» Шарки лишь тихо промолвил:

— «Да благословит тебя Господь и сохранит тебя. Да призрит на тебя Господь светлым лицем Своим и помилует тебя».

Раздались два выстрела.

С лицом мрачней тучи Шарки последним ступил на борт, и за ним втянули трап. Он не смотрел ни на Эверетта, ни на лейтенанта Кастинидис, ни на солдат. Американец прямиком направился на мостик, где молча занял место за своим монитором. Остальные последовали за ним.

Сен уже отводила дирижабль от колокольни. Черные щупальца вылезали из дверей, из световых люков на куполе, обвивались вокруг башни, словно змеи.

— Вы принесли его? — спросила эгистер колледжа Каиафы.

— Да, — ответил Эверетт.

— А где доктор Сингх?

Лейтенант Кастинидис покачала головой.

— Полный вперед, Сен, — ледяным тоном промолвила капитан Анастасия. — Уводи мой корабль из этого кошмара.

Тяжелые осколки каменной кладки дождем осыпали лужайку. Щупальца свивались друг с другом и стремились ввысь. Чернота поглощала башню, как недавно поглотила Теджендру. Ни жизнь, ни смерть. Эверетт ненавидел эту мерзость всеми фибрами души. Его руки дрожали от бессильного гнева.

Убивай только по необходимости. Карты не ошибались. Им не было дела до того, верил ли Эверетт Сингх в их предсказания. Пузыри Земли. Враги наседают, шансы победить туманны. Острый шпиль Высот Андромеды. Темный туннель, готовый поглотить беспечного Гуляку. Отвратительные младенцы-пауки — Паучьи Детки. Тьма, поглощающая мир. Время Волка. Птичка над бушующим морем, летящая к недостижимому свету. Сияющая тропа.

Сияющая тропа. Луч света, пронзающий тьму. Свет, бьющий из-за горизонта. Свет, солнце.

Солнце.

Эверетт приблизил микрофон к губам.

— Мистер Макхинлит, у нас хватит энергии для прыжка?

Теперь башня напоминала готовый лопнуть дьявольский бутон. Щупальца уже дотянулись до «Эвернесс», они делились и извивались, выпуская все новые побеги.

Сен навалилась на рычаги. Медленно, очень медленно громадный корабль набирал скорость.

— Серединка на половинку, но если ты решил валить из этого ужасного места, я только «за»!

— Нет, мистер Макхинлит, напротив.

Наконец Эверетт понял. Он понял, почему тот, другой, Эверетт хотел его смерти. Понял, что чувствуешь, когда чужой отбирает твою жизнь и ломает ее по своему усмотрению. Теперь он знал цену ненависти. Горячими углями ненависть пылала в его груди. Чаще всего ненависть заставляет людей лишь бессильно сжимать кулаки, но если ты обладаешь властью, чтобы выплеснуть ненависть наружу, ты становишься опасен. Эверетт обладал властью. Абсолютной и беспредельной.

Он схватил Инфундибулум. На экране медленно вращались сияющие прозрачные полотнища. Нашел нужные координаты. Ничего сложного. Произвел вычисления. Проще простого. Точка отправления, точка прибытия. Ширина окна, период его открытия. Инфундибулум выдал готовое решение. Эверетту оставалось ввести код в контроллер.

Усики раскрылись, словно челюсти. Их верхушки, плоские, как щупальца кальмара, обратились вихрем крылатых тварей. «Эвернесс» удирала на всех парах: Королевский колледж музыки, Альберт-холл, Альберт-мемориал, белизна Кенсингтон-гарденс, прерываемая редкими посадками, проносились под корпусом дирижабля. «Эвернесс» преследовало наноторнадо.

Панель загорелась зеленым.

— Закройте глаза! — крикнул Эверетт. — Отвернитесь! Не смотрите на свет!

Он нажал на кнопку. Портал открылся в двадцати метрах над башней. С другой стороны портала сияло беспощадное светило. Место, куда любой, кто хотел покинуть этот мир или проникнуть в него, отправлялся, чтобы сплясать мгновенный обжигающий танец на поверхности Солнца. Эверетт обратил это свойство портала в оружие.

Такой яркой вспышки ему видеть не доводилось. Эверетт бросился на пол, прижав руки к лицу. Сквозь закрытые веки он видел кости своих ладоней. Запахло паленой кожей и волосами. Он перекатился по полу, спиной к большому обзорному окну.

Пять миллионов градусов жара ударило по Имперскому университету из отверстия диаметром в сто метров. Университет не просто взорвался — он расплавился, превратился в клубок плазмы. Перестал существовать. Ничто не могло выжить в сердце светила. Пять секунд Эверетт Сингх обстреливал наномассу, затем портал закрылся. Исчезли башни, лужайки, корпуса и лаборатории; на их месте бурлила лава. Ни единого Нано, ни единого атома. Музеи, концертные залы, памятники — вся величественная викторианская архитектура Южного Кенсингтона была уничтожена. Пылающие автомобили кружили в воздухе, словно опавшие листья. От музеев Естественной истории, Виктории и Альберта, Музея науки остались лишь дымящиеся остовы. Альберт-холл напоминал раздробленный череп. Повсюду носились огненные торнадо. Над зоной взрыва поднималось облако-гриб из перегретого газа и дыма, внутри облака сверкали молнии. Две тысячи, три тысячи, четыре тысячи метров. Затем взрывная волна подбросила «Эвернесс», словно детскую игрушку, и швырнула в небо. Эверетт прилип к пульту управления; Шарки так сжал кресло руками, что костяшки пальцев побелели. Генерал и эгистер покатились по полу. Защитный костюм лейтенанта Кастинидис, используя последние крохи энергии, удерживал ее вертикально. Сен вцепилась в рычаги. В окне мелькали обугленные пни, заснеженный Гайд-парк, стена огня, продвигающаяся по Южному Кенсингтону.

Сен заметалась. Нельзя допустить, чтобы «Эвернесс» перевернуло вверх дном, но стоит переусердствовать с рычагами — и гондолы двигателей не выдержат нагрузки и оторвутся. Скелет из карбоволокна выстоит, однако кувырок на сто восемьдесят градусов может переломить дирижаблю хребет.

— Я не знаю, что делать!

Капитан Анастасия взвилась с пола и бросилась к рычагам. Шпангоуты «Эвернесс» стонали от напряжения.

— Надо использовать взрывную волну! — прокричала капитан Анастасия! — Придется развернуться!

— Мы упадем! — воскликнула Сен.

Словно удары мощных кулаков сотрясали дирижабль.

— Верь мне! — проорала капитан, заглушая стоны умирающего корабля. — По моей команде полный вперед! Дождемся затишья.

«Эвернесс» визжала, словно живое существо, но капитан Анастасия, вцепившись в пульт управления, прислушивалась к ветру, к бушевавшей снаружи солнечной буре. Она словно прощупывала небо. Наконец в самом сердце урагана ее сенсоры что-то уловили.

— Право руля! — приказала капитан. — Левому борту приготовиться к развороту. Двигатели на полную мощность!

Сен орудовала рычагами, до предела отводя одни и подтягивая другие. Моторы взвыли. Вибрация сотрясла Эверетта до корней зубов. Капитан Анастасия отжала ручку управления. Эверетт почувствовал, что палуба под ним накренилась: «Эвернесс» разворачивалась боком к взрывной волне. Двадцать процентов крена, тридцать процентов… выдержит ли дирижабль поворот на триста шестьдесят градусов? «Эвернесс» трясло, «Эвернесс» качало, но массивный воздушный корабль медленно повернулся вокруг своей оси.

— Давай, милая!

На шее капитана Анастасии, сражающейся с ручкой управления, вздулись жилы. Затем ураган подхватил «Эвернесс», развернул хвостом к бушевавшей стихии, и дирижабль плавно заскользил по небу, подгоняемый адским ветром.

Позади остались Найтсбридж и пылающий Южный Кенсингтон. Языки пламени взмывали в небо на сотню метров. Гайд-парк был выжжен дотла, снег испарился, дымящиеся пни отмечали эпицентр взрыва. Облако-гриб поднялось выше темных туч, внутри по-прежнему сверкали молнии. С неба падала копоть, на лету обращаясь черными снежинками.

— Принимаю управление кораблем, мисс Сиксмит, — сказала капитан Анастасия в микрофон. — Доложите о состоянии дел, мистер Макхинлит.

— Хвала небесам, с виду мы все еще напоминаем дирижабль, хотя, черт побери, это более чем странно! Скажите мистеру Сингху, что он сжег все передние камеры и герб на носу. Но мы живы, а эти нечестивые твари нет, так что, в общем и целом, счет в нашу пользу. А еще я бы посоветовал убираться отсюда подобру-поздорову, мы и так подхватили изрядную долю радиации — это для тех, кто еще имеет планы на свои половые железы.

— В Оксфорд, — скомандовала капитан Анастасия, выравнивая рычаги. — Мисс Сиксмит, помогите мистеру Сингху.

Эверетт стоял, крепко сжимая кулаки. Грудь сдавило, в голове было пусто. Он ощущал себя чуждым всему. Он управлял Солнцем, он уничтожил Нано. Губы сами прошептали строку из Бхагавад-гиты: «Теперь я стал смертью, разрушителем миров».

Оппенгеймер, создатель атомной бомбы, произнес эти слова после первого испытания своего детища. Эверетт призвал силы гораздо более могущественные, чем расщепленные атомы: квантовую природу самой реальности, и использовал их, чтобы открыть путь к сердцу светила в другой галактике. Другой образ из Бхагавад-гиты: Кришна в сиянии тысячи солнц.

Подбежала Сен. Эверетт отвернулся, выставив руку.

— Сен, оставь его, — сказал Шарки.

— Отец, — прошептал Эверетт.

— Весьма впечатляюще, мистер Сингх, но, к сожалению, наш договор аннулирован, — заявил генерал. — Я забираю Инфундибулум.

— Когда-нибудь это закончится? Что еще вам от меня надо? — крикнул Эверетт.

— Лейтенант Кастинидис, конфискуйте Инфундибулум.

Лейтенант подняла правую руку, оттуда показалось оружие, но лицо Елены оставалось бесстрастным. Всем своим видом она показывала, что действует только по приказу. Команда «Эвернесс» вскочила.

— Мы заключили сделку! — прогремела капитан Анастасия.

— Вы торговцы, мы солдаты, — ответил генерал. — Никаких сделок на войне.

Эверетт схватил «Доктор Квантум» с подставки и прижал к груди.

— Сами возьмите.

— Лейтенант, уважьте юнца.

— Эверетт, не глупи, — сказала лейтенант Кастинидис. — У меня оружие.

— И у меня. — Пальцы Эверетта заплясали по экрану. — Мне стоит только открыть портал в Оксфорде.

— Энергии не хватит, — сказал генерал. — Заберите у него прибор. Сломайте столько пальцев, сколько потребуется.

— Думаете, справитесь? Уверены? — спросил Эверетт.

— Эверетт Сингх, нет, — промолвила Сен. — Если ты это сделаешь, он победит. Тот, другой Эверетт. Анти-Эверетт. Ты становишься им. Твоим врагом.

Неожиданно генерал рванулся вперед и вцепился в планшетник, выворачивая Эверетту руку. Эверетт вскрикнул от боли и выпустил «Доктор Квантум».

— Не тебе со мной тягаться, сынок. — Генерал опустил взгляд на экран. — Надо же, и впрямь в Оксфорд собрался. Ах ты, засранец.

Генерал размахнулся и со всей силы ударил Эверетта в живот кулаком. Эверетт задохнулся и рухнул на палубу. Сен пронзительно вскрикнула и упала на колени рядом с ним. Эверетта вырвало. Мысли путались.

Его ударили. Его бил другой человек.

— Нужно убрать это, — генерал провел пальцами по экрану, стирая код.

— Если ты еще раз его ударишь, я вырву тебе сердце! — вскрикнула Сен.

— Ну, хватит, — буркнул генерал.

Лейтенант Кастинидис по-прежнему целилась в планшетник.

— Лейтенант? — удивленно промолвил генерал.

— Вы собирались взять с собой всех или только старшихофицеров и начальство?

— Лейтенант…

— Я про ваш план спасения. Путь в обход карантина, бегство в глубины Паноплии. Собирались ли вы взять с собой в новый мир остальных?

— Лейтенант Кастинидис, откуда у вас такая информация?

— Я подсказал, сэр, — Шарки учтиво коснулся края шляпы.

Хотя Эверетт обрел способность двигаться, все кости и мышцы болели. Во время матчей ему приходилось получать болезненные удары от нападающих, но впервые его ударили намеренно. Боль была ни при чем. Он впервые столкнулся с насилием.

— «И познаете истину, и истина сделает вас свободными», — промолвил Шарки.

— Это мятеж, лейтенант.

— Это не мятеж, она выполняет приказ, — сказала эгистер. — Генерал, верните прибор законному владельцу.

— Вы не имеете права отдавать приказы! У нас действует протокол номер четыре, — сказал генерал.

— Кто-нибудь из присутствующих слышал о таком протоколе?

Елена Кастинидис перевела оружие на генерала.

— Предательница! — выпалил тот, обращаясь к эгистеру. — Мы же обо всем договорились! Вы согласились с каждым моим словом!

— Я не намерена отрицать. Да, лейтенант Кастинидис, я заключила сделку с командой дирижабля. Резонатор в обмен на беспрепятственный путь отсюда. Но мне хватило смелости изменить принятое решение.

— Смелости? Вы называете предательство смелостью? — фыркнул генерал.

— Смелостью, генерал. Отступиться от того, что неправильно.

— Теперь вы обвиняете меня в трусости? — неожиданно разъярился генерал.

— Этот мир — мой дом, и я предпочту сражение позорному бегству. Нам нужен был шанс… — эгистер помедлила. — И мы его получили. Оружие. Мальчик нам его показал. Небольшие конструктивные изменения в оставшихся порталах — и мы зададим им жару. Начнем с того, что уничтожим их основные скопления. Верните прибор.

На мостике, словно электричество, повисло напряжение. Генерал не сводил глаз с лейтенанта Кастинидис. Она в упор смотрела на него.

— Да, лейтенант, я верю, вы исполните приказ.

Генерал резким движением сунул планшетник в руки Эверетту. Сен обнажила зубы и зашипела. Затем генерал аккуратно вытащил пистолет из кобуры и передал Елене Кастинидис. Лейтенант Кастинидис опустила руку, оружие втянулось внутрь скафандра.

— Капитан, есть ли на корабле запираемые помещения? — спросила эгистер.

— Ближе всех моя лэтти, мэм, — ответила капитан Анастасия. — Но у нас не принято запираться.

— С вашего разрешения, капитан.

Капитан Анастасия кивнула.

— Лейтенант, проводите генерала в его каюту.

Лейтенант Кастинидис пристроилась за генералом на почтительном расстоянии. Он кивнул эгистеру и, не промолвив больше ни слова, удалился с прямой спиной и высоко поднятой головой, сохраняя последние крохи достоинства.

— Капитан Сиксмит, будем считать наш договор расторгнутым, — сказала эгистер. У подножия лестницы она обернулась к Эверетту: — Я желаю вам отыскать отца, но помните: Паноплия огромна.

Капитан Анастасия поправила пояс и манжеты.

— Кто-нибудь скажет мне, что за чертовщина тут творилась? — раздалось из микрофонов хриплое карканье Макхинлита.

— Мы победили, — ответила капитан. — По крайней мере, не проиграли. Всем занять свои места. Мистер Сингх, можете отдохнуть в своей лэтти.

— Нет, мэм.

Живот по-прежнему болел. Генерал ударил его со всей силы, как взрослый взрослого. Эверетта сжигал стыд. Другой человек совершил над ним насилие. Впервые в жизни. Но я отплатил тебе, думал он, победил не силой, а умом.

— Очень хорошо, мистер Сингх. Принимайте управление кораблем, мисс Сиксмит. Я хочу поскорее убраться из этого ужасного места. Мистер Сингх, нет ли чего перекусить?

23

Они танцевали на Луне — Шарлотта Вильерс и Шарль, ее двойник. Комната представляла собой унылое, неотличимое от прочих тринских комнат белое пространство, но из-за низкой гравитации танцоры парили в воздухе, словно ангелы. На Шарле был строгий фрак, на Шарлотте — длинные перчатки, драгоценности и бальное платье. Она скользила посреди нетронутой белизны, а черно-белый шифон трепетал за спиной, словно крылья бабочки. Танец был поставлен специально для Луны, однако, по сути, оставался старомодным бальным танцем под тихую печальную мелодию. Никогда еще Эверетт Л не видел ничего красивее и одновременно уродливее.

Шарлотта Вильерс заметила его и мадам Луну на середине сложного па. Она легко освободилась из объятий партнера, вспорхнула в воздух и приземлилась прямо перед Эвереттом Л, легкая, словно пушинка. Над губой блестела капелька пота, прическа и макияж оставались безупречными. Шифоновые оборки медленно опустились на пол.

— Мистер Сингх.

— Я справился.

Неужели на алых губах промелькнула тень улыбки?

— Прекрасно. Вы доказали, что заслуживаете доверия. Ордену еще пригодятся ваши таланты, а теперь отдыхайте и восстанавливаетесь. Заслужили. Извините, мне нужно переодеться.

Шарлотта Вильерс мельком взглянула на своего партнера, который расправил фалды фрака и отвесил ей строгий поклон.

— Куда вы? — спросил Эверетт.

— Я отвезу вас обратно. Если помните, я изображаю социального работника.

— Я не вернусь домой?

— Нет, Эверетт. Необходима осторожность. Пока вы здесь, ваша семья может спать спокойно, не опасаясь вашего двойника. Вы прекрасно акклиматизировались, это нас радует. Юношам так мало нужно для счастья.

Шарлотта Вильерс отплыла от него в вихре шифона и вуали.

— А что будет с моими близкими здесь? — крикнул Эверетт Л. — Я хочу знать, как мама, как сестра?

Посреди белизны возникла черная дыра. Шарлотта Вильерс шагнула внутрь.

— Они знают, что я жив?

Дыра захлопнулась.

Шарль Вильерс смерил неприязненным взглядом грязное и изодранное трико Эверетта Л.

— Мистер Сингх, — окликнул его издали двойник Шарлотты, — где скафандр?

— Уничтожен, — ответила мадам Луна. — Наши силы оказались равны. Самоуничтожение было самой разумной стратегией.

Мадам Луна ждала Эверетта с этой стороны портала. Скрещенные руки, серые лицо и глаза не выражали никаких эмоций, но Эверетт Л чувствовал, что за ним наблюдают, наблюдают напряженно при помощи чувств, не имеющих ничего общего со зрением. Заметила ли мадам Луна, что внутри него притаился Нано? Знает ли о сделке, которую он заключил с врагом? Трин един — что, если для всех его составляющих не существует расстояний и границ между мирами? А если Трин знает, возможно, ему просто нет дела? Белый Трин, черные Нано — есть ли между ними разница? А мадам Луна и вовсе серого цвета… Возможно ли, что за те шестьдесят лет, что люди живут бок о бок с чужаками, Трин открыл им лишь то, что хотел открыть?

— Добро пожаловать на Землю-4, — провозгласила мадам Луна. — Прошу вас за мной. Пленипотенциар танцует.

Шарль Вильерс подошел к ним, на ходу стягивая белые бальные перчатки.

— Это было опасно?

— Нет. Трин и Нано несовместимы, — мягко ответила мадам Луна.

— Молодец, Эверетт. — Шарль легонько стукнул Эверетта Л перчаткой по руке. — Мой двойник ждет вас у портала.

Тук-тук. Царап-царап.

Нет ответа.

Теперь громче. Тук-тук-тук.

— Кто там?

В его тоне отчетливо слышалось: «я занят». Не «оми валяет дурака» — Сен знала, как это звучит, — а «оми занят делом».

— Можно войти?

— Если хочешь.

Сен прошмыгнула в дверь и удивленно разинула рот.

— Сколько звезд!

Тусклые синие звездочки медленно, словно пух от чертополоха летним вечером, плыли по воздуху. Их свет заливал лицо и руки Эверетта. Он управлял звездами, как дирижер управляет оркестром, мановением руки заставляя кружиться целые галактики. Эверетт нажал на коробочку, что стояла на складном столе, и звезды втянулись внутрь.

— Нет, верни, они такие красивые!

Одно нажатие на крышку устройства — Паноптикона, вспомнила Сен, язык сломать можно! — и звезды снова заполнили собой крошечную кабину. Сен примостилась тощей задницей на складном стуле у двери.

— Лучшая рождественская иллюминация во вселенной!

Эверетт двигал звезды, а Сен смотрела, как танцуют его руки. «Для земляной крысы у тебя неплохая координация, — думала Сен. — Тебе нет дела, как ты выглядишь со стороны, ты занят своими звездами. Любого оми нужно оценивать в деле. Парням не идет бездельничать. Все проблемы от парней, которым нечем себя занять. Во всех мирах», — решила Сен.

— Что это?

— Миры, куда прыгольвер выбрасывал людей.

— Миры…

Сен до сих пор не могла с этим свыкнуться. Для нее вселенная была звездами и лунами, за которыми наблюдаешь, задрав голову, когда летишь над облаками в ночную вахту. Вселенная — это то, что вне. Для Эверетта Сингха миры — всего лишь бусины, нанизанные на шнурок. Не вне, а над. Близко, как собственное дыхание.

— Значит, он работает.

— В общем и целом.

— О, Эверетт Сингх…

— Я вычислил все координаты. Вот, — Эверетт щелкнул пальцами, и вокруг них закружились звезды. — В одном из этих миров мой отец. Только я не знаю, в каком именно.

— Но ты говорил, что Папоп… ну, эта коробка… ты подключишь ее к прыгольверу и найдешь квантовое эхо.

Сен старательно подбирала слова. Пусть знает, она не какая-нибудь тупоголовая девица. Эти квантовые штуки были еще хуже миллионов, миллиардов новых миров и никак не хотели запоминаться. Должно быть, Эверетту приходится несладко — попробуй удержать в голове такие юркие словечки!

— Не выстраивается временная последовательность. — И снова Эверетт закрутил звезды, схватил одну и потянул, развернув звенья кода. — Вот прыжок из моего мира на Землю-1, — я могу это утверждать только потому что помню код. В остальных случаях мне неизвестно, когда был совершен прыжок, только куда.

Легким ударом он отправил звезды вращаться.

— Но он там?

— Да, он там.

— Значит, тебе придется всего-навсего обойти все эти синие точки. Проблема решена. Бона! А если по дороге мы заскочим куда-нибудь, где есть клевые шмотки…

— Я боюсь, Сен.

Она встала со стула, шагнула прямо в вертящиеся звезды и уселась рядом с Эвереттом на краешек гамака. Ткань прогнулась, заставив их прижаться друг к другу. Эверетт был большим, теплым и жестким. «А ведь ты и впрямь сжался от страха, оми», — подумала Сен.

— Я чувствую, что он жив и за ним есть кому присмотреть, однако утверждать наверняка… Эгистер сказала, что Паноплия огромна. Раньше я об этом не задумывался. Мы видели, как ужасен мир Нано, а ведь, вероятно, есть миры и похуже.

Сен взяла руку Эверетта в свою. Замерз. Столько времени просидеть сиднем, в одиночестве! В Оксфорде было холодно, но не так, как тогда, над ледяной пустыней.

«Эвернесс» пришвартовали на старом месте, дирижабль питала энергия ветряков. Эгистер пригласила Анни и Шарки на обед. По такому случаю американец прихватил с собой оба дробовика. Разве можно доверять этим эгистерам? Сен гадала, как скоро они вернутся. Она не знала, чем закончилась история с генералом, но подозревала, что ничем хорошим.

Главный механик пьянствовал где-то в городе с солдатами. Сен надеялась, что на сей раз обойдется без драки. Сейчас «Эвернесс» принадлежала им двоим, а Эверетт не нашел ничего лучше, чем забиться в дыру и играть со звездами и галактиками. А палоне, между прочим, успела заскучать.

— Но ведь есть миры и получше, Эверетт Сингх! Миров так много, что среди них непременно найдутся бона и даже фантабулоза, и много-много мииз.

— Ты только что заново открыла принцип заурядности, — сказал Эверетт.

— Эй, ты считаешь меня заурядной?

Сен почувствовала, как Эверетт сжал ее руку.

— Это такой важный научный принцип. Мне рассказал о нем отец. Суть в том, что в нашей Земле, в нашей Солнечной системе, в нас нет ничего особенного. Мы не занимаем во вселенной почетного места, мы — не центр мироздания.

— За тебя не скажу, Эверетт Сингх, а вот я так очень особенная. И ты тоже ничего.

Сен показалось, что Эверетт всхлипнул.

— Я видел его глаза, Сен. Он хотел, чтобы я положил этому конец. Я не смог. Он не был моим отцом, но…

— Хотя меня там не было, я видела такое раньше. У нас в Хакни был один оми, стивидор, работал в четвертом Далстонском доке. Он не мог летать — какая-то проблема с ушами, полный мешигенер. Нельзя летать, если не умеешь держать равновесие. Зато дочка его — а он любил ее больше жизни — та летала на «Английской розе» помощником механика. Потом она погибла, несчастный случай с зарядным рукавом. Это произошло у всех на глазах — сначала она вроде как пустилась в пляс, а потом вспыхнула, только кучка пепла и осталась. Ты бы видел, Эверетт Сингх!.. Так вот, этот оми, его будто подменили. Ему стало не для чего жить. А однажды он поднялся в тот док, где дочка сгорела — все ему кричали, куда ты лезешь, дурак, — а он взял да и прыгнул с высоты. И тоже погиб. Но все знали, что он умер уже давно — когда умерла дочка. Смерть была в его глазах. Я тоже заглядывала ему в глаза, Эверетт Сингх. Я разбираюсь в таких вещах. Ты говорил, что из-за этой черной дряни доктор Сингх потерял жену. Та смерть убила его внутри. Он умер тогда, вместе с женой. И потом просто ждал удобного случая, чтобы прыгнуть с высоты. Ты тут ни при чем, не вини себя.

Сен обвила Эверетта руками. Он не отозвался на ласку. Порой Эверетт был таким упрямым. Никакого воспитания!

— Я должен был сделать это сам.

— Нет, не должен. Сколько тебе лет? Четырнадцать. Шарки поступил правильно.

Гамак тихо качался в такт качанию дирижабля под порывами ветра. Северо-восточного. Сен доверяла своему погодному чутью. Скоро пойдет снег.

— Эверетт Сингх…

— Почему ты зовешь меня так? Эверетт Сингх, а не просто Эверетт.

— Понятия не имею. Некоторым людям нужно два имени, чтобы поставить их на якорь. А теперь серьезно, Эверетт Сингх, эта штука, солнцежар…

— Что?

— Штука, которой ты сжег Лондон.

— Солнцежар?

— А что? Уж получше кузнечика. Да ладно, шутка… — Сен ткнула его пальцем под ребра и тут же спохватилась, вспомнив про синяк: — Ох, прости, Эверетт Сингх, совсем забыла. Я хочу спросить, когда ты направил его на Оксфорд, ты действительно собирался…

— Собирался что?

— Ну, ты был такой нафф… Ты применил бы оружие? Не оставил бы от Оксфорда мокрого места?

— Генерал был прав. Мне не хватило бы энергии.

В бледном синем свете Сен видела, что Эверетт смотрит прямо перед собой. А еще он притоптывал ногой — явный признак вранья.

— А если бы хватило…

— Да. Потому что я ненавидел всей душой: генерала, Нано, этот мир, Инфундибулум, все на свете. Я никогда не просил о такой участи. Я показал бы им всем, что такое ненависть. Она пылает так ярко, что можно ослепнуть. У меня не хватило духу выполнить просьбу Теджендры, но я хотел показать им: смотрите, четырнадцатилетний слабак одним нажатием кнопки отправит вас жариться на Солнце! Ты сказала тогда, что если я это сделаю, то стану им. Другим Эвереттом. Так вот, Сен, я уже им стал. Я — это он, а он — это я. Поэтому я не смог победить его тогда, на кладбище. Поэтому он не смог победить меня. И ненависть, что живет в нем, она живет и во мне. Я видел эту зеленую панель, ощущал ненависть и внезапно понял, что не хочу быть таким, как он.

Сен крепче прижала его к себе.

— Аламо, Эверетт.

— Сен.

— Что?

— Я соврал.

— Вот удивил! Да я только и делаю, что вру.

Сен с удобством оперлась ему на грудь, болтая ногой в воздухе. До нее не сразу дошло, что Эверетт не имеет в виду кодекс чести аэриш: всегда лгать одним, но никогда — другим.

— Эверетт, ты же понимаешь, смотря кому врать…

— Я чуть не поддался искушению, Сен. Когда в твоих руках столько власти… Когда панель загорелась зеленым… Я соврал тебе. Хотел, чтобы ты думала, будто мне не пришлось выбирать. Нет, я колебался. Я почти поддался. Выбор был неочевиден.

— Ты выбрал правильно, Эверетт!

— Да, но теперь я боюсь, что в следующий раз не устою. — Он поднял глаза на Сен. — А ты назвала меня Эвереттом. Причем трижды.

— Три, три, три, — пропела Сен. — Магическое число. Постучи по дереву три раза. Да, я и забыла, зачем пришла! Хочу кое-что тебе показать.

Сен вытащила из-за пазухи карту и положила прямо на прибор. Звезды погасли.

— Только что сделала. Как тебе? Бонару?

Карта изображала дирижабль, но не проворную воздушную акулу, на манер «Эвернесс», а громадину старого типа, вроде тех, что показывают в Кардингтонском музее. Этот дирижабль походил на большую серебряную сардельку. Он вылетал из-за края карты, направив нос вверх. Яркие солнечные лучи били ему в хвост. Лучи Сен нашла в старом журнале, который они купили по случаю в свой последний прилет в Атланту. Там водились такие ретрофутуристические вещицы. Дирижабль Сен вырезала из учебника по истории. Сундук под ее гамаком был завален просроченной косметикой и старыми, искромсанными книгами и журналами.

— Красиво, — похвалил Эверетт. — Мне нравится Солнце.

Сен замотала головой.

— Нет, это не Солнце, это портал. Портал Эйншт… Гейзенберга.

— Ух ты! — В глазах Эверетта зажегся огонек. Давно бы так. — Как ты ее назвала?

— Сейчас, я еще не доделала. — Сен вытащила ручку из кармана и, аккуратно выводя каждую букву, вывела серебристыми чернилами название. Затем поднесла карту к губам, подула — звезды снова заполнили крохотную лэтти — и положила на место. Звезды погасли.

«Эвернесс».

— Правда, я умею придумывать названия?

Эверетт потянулся за картой. Сен стукнула его по руке.

— Это не твое, она принадлежит мне.

Сен прижала карту к губам — та пахла чернилами, невысохшим клеем, старой типографской краской и неведомым будущим.

— Что она означает? — спросил Эверетт.

— Еще не знаю, — пожала плечами Сен. — Увидим.

Вытащив из-за пазухи колоду, она вложила в нее новую карту. Каюту снова заполнили звезды: не настоящие звезды, а точки надежды посреди Паноплии.

— Эверетт, можно?

— Что?

— Подвигать звезды.

Он улыбнулся. Эверетт был из тех оми, что улыбаются редко, но если улыбаются, их улыбка согревает комнаты, души и сердца.

Сен протянула руку. Влево, вправо, к себе, от себя. Ее глаза расширились от восторга, а вокруг кружили мягкие, словно пух, шарики света.

— Куда ты решил нас забросить на этот раз?

— Как ты говоришь, еще не знаю. Один мир не хуже другого. Выбирай.

— Я?

— Почему бы нет? — В стылом ходе каюты пар выбивался у него изо рта. — Выбери мир. Любой.

Автомобиль был черный, полированный, сияющий маслянистым блеском. «Мерседес» представительского класса. Эверетт Л читал про эту модель. Модификация S65 AMG, двигатель мощностью шестьсот четыре лошадиных силы с двумя турбокомпрессорами. Прожорливый мотор, тот еще загрязнитель среды, но на больших скоростях ты нутром ощущал его мощь. Черный, маслянистый, сверкающий. Как Нано.

Они промчались по автостраде от портала в Фолкстоне в мгновение ока, зато теперь завязли в пробках, продираясь через Эдмонтон и Тоттенхем. За те два дня, что Эверетт Л провел в других мирах, здесь потеплело. Из-под колес «Мерседеса» летели черные брызги. Горы посеревшего снега высились по обочинам дорог, пешеходы с опаской ступали на заледеневшие утоптанные колеи. Добро пожаловать на планету Хакни.

Стэмфорд-хилл заливали огни, кричащие магазинные вывески зазывали покупателей, из окна автобуса валил пар. Женщина с пятью собаками на поводках выходила с кладбища Эбни-парк, одной рукой из последних сил удерживая питомцев, тянувших в разные стороны, другой вцепившись в круглую шапочку. Именно из этих ворот, но в другом мире, Эверетт Л выскочил и припустил к остановке, пытаясь успеть на семьдесят третий автобус. Именно здесь его сбил такой же «Мерседес». Женщина, что сейчас сидела рядом с ним, тогда занимала его место на заднем сиденье, скромно сложив руки на коленях. Мужчина за рулем, вероятно, управлял и тем «Мерседесом».

Когда автомобиль поравнялся с воротами кладбища, Эверетт Л ощутил на затылке легкое покалывание. Зуд становился все сильнее. До смерти хотелось почесаться. Он заерзал на сиденье — не помогло. Не выдержав, запустил пальцы под воротник школьного пиджака и принялся скрести кожу ногтями, пока ему не начало казаться, что она вот-вот треснет.

Автомобиль миновал ворота и женщину с пятью собаками, и Эверетт Л почувствовал, как что-то скользнуло в ладонь.

Шарлотта Вильерс неодобрительно на него покосилась. В «Мерседесе» представительского класса и натуральной шубке тебе будет трудно убедить Роудинг-роуд, что ты социальный работник. Эверетт Л дождался, пока она отвернется к окну, и разжал ладонь. Вон он, крошечный захватчик.

Долю секунды Эверетт Л преодолевал искушение хлопнуть ладонью по тыльной стороне Шарлоттиной руки. Между рукавом и перчаткой виднелся участок обнаженной кожи. Эверетт Л предвкушал удивление в глазах пленипотенциара, когда она почувствует, как что-то скользнуло под кожу. Увидеть бы, как эти холодные глаза затянет чернота, потому что Нано выест ее изнутри… Нет, Шарлотта Вильерс еще нужна. С ее помощью ему предстоит выбраться из этого мира и вернуться к своим. Голый затылок шофера между форменным пиджаком и фуражкой также выглядел удобной мишенью. Впрочем, не стоит. Двух аварий на одном месте многовато. Надо выждать. Этот мир принадлежал ему.

Когда черный автомобиль свернул на Носволд-роуд, Эверетт сжал кулак. Теперь налево, на Роудинг-роуд, мимо ярких домиков, но снежной каше, сжимая в руке нанопаучка. Ему никак не удавалось согреться. Теперь этот холод навсегда.

ГЛОССАРИЙ:

аламо: влюблен, влюблена

амрийя: персональная клятва или обет, которые невозможно нарушить (из цыганского языка)

барни: бой, драка

бижу: маленький (от французского bijoux— «драгоценность»; в версии Сен — бижусенький)

благ: просить об одолжении, получать бесплатно

бона: хороший

бона ночи: спокойной ночи (от итальянского buona notte)

бонару: чудесный, замечательный

варда: смотреть, видеть (диалектное итальянское: vardare = guardare— смотреть)

дивано: собрание экипажа дирижабля у аэриш

дилли-долли: миленький, хорошенький

динари: деньги (вероятно, от итальянского denaro)

диш: задница

дона: уважительное обращение к женщине (итал. donna, лингва франка — dona)

доркас: нежное обращение, «тот, кому ты небезразличен» ( The Dorcas Society: благотворительное общество дам в XIX в., занимавшихся шитьем одежды для бедных)

зо: быть частью сообщества аэриш («Как по-твоему, он зо?»)

зуши: стильный, нарядный (цыганское: zhouzho— аккуратный, чистый)

крис: поединок чести у народа аэриш (из цыганского языка)

кьяпп: полицейский (от итальянского chiappare— ловить)

лакодди: тело

лалли: ноги

лилли: полиция

лэтти: комната или каюта на дирижабле

манджарри: еда (итал. mangiare— есть, лингва франка mangiaria)

метцы: деньги (итал. mezzi— средства)

мешигенер: дурацкий, безумный, сумасшедший (из идиш)

миизи: грубый, ужасный, презренный (из идиш)

нанте: нет (итал. niente)

нафф: страшный, тупой, бестактный

огли: глаза

оми: мужчина, мальчик

оми-палоне: женоподобный мужчина или гей

оцил: лицо (слово-перевертыш)

палоне: женщина, девочка (мн.ч. палонес)

рыльце: лицо

саби/савви: знать/знаешь? (от лингва франка sabir)

торба: сумка или рюкзак

фантабулоза: сказочно прекрасный, потрясающий

фрутти, фрутти-бой: в порту Большой Хакни слово имеет пренебрежительное значение

цыпленочек: молодой человек, мальчик

Примечания

1

Пер. Е. Бируковой.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

ГЛОССАРИЙ:

*** Примечания ***