Три мгновения [Nata Malfoy] (fb2) читать онлайн

- Три мгновения (а.с. Проект «Поттер-Фанфикшн») 830 Кб, 257с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Nata Malfoy

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Название: Три мгновения

Автор: Nata Malfoy

Бета: нет

Пейринг: ГП/ДМ

Рейтинг: NC-17

Категория: слэш

Жанр: драма, ангст, роман

Размер: макси

Статус: закончен

Отказ: все права у Роулинг (и Джуд!..), мои только Любовь и стихи...)

Саммари: Шестой курс, переоценка ценностей. История о Любви и Судьбе. Можно ли изменить будущее?..

Предупреждение: изнасилование, вуайеризм, dark и флафф (похоже, умудрилась сочетать несочетаемое), hurt/comfort, смерть героя.

От автора: Огромная благодарность Настеньке за французский)))

В последней части фанфика использованы тексты песен Зверей («Дельфины»), Jеm («24») и БИ-2 («Держаться за воздух»).

Пролог (1)

Взгляд.

Кажется, прожигающий насквозь, так, что даже немного больно в груди.

Гарри обернулся, пытаясь найти человека, который ТАК смотрел на него...

...и встретился с серыми глазами Драко Малфоя.

* * *

Начала этого учебного года Гарри ждал с таким нетерпением, как, наверное, никогда раньше.

Четыре года назад, перед вторым курсом, у него было подобное состояние - мальчик боялся, что все это ему приснилось, и нет никакой Школы Чародейства и Волшебства. Друзья будто забыли его - за все лето не пришло ни единого письма; Гарри ловил себя на мысли, что был бы рад даже посланию от Драко Малфоя, своего школьного врага, - просто чтоб убедиться, что Хогвартс существует.

Сейчас все было по-другому. Письма приходили несколько раз в неделю, совы, которые их приносили, выводили из себя Дурслей, но Гарри часто даже не сразу открывал шелестящие конверты. После смерти Сириуса он будто впал в душевное оцепенение, даже Рон и Гермиона не могли заполнить эту пустоту. Сириус был его единственным родным человеком, так неожиданно обретенным, спасенным от дементоров - только для того, чтобы снова быть потерянным - уже навсегда. Друзья утешали, жалели, а Гарри не знал, куда скрыться от этой жалости - от нее становилось только хуже, мальчик чувствовал себя таким слабым и уязвимым, что удивлялся, как Волдеморт до сих пор не убил его.

И снова, словно по какой-то необъяснимой иронии судьбы, Гарри хотел бы получить письмо скорее от Малфоя, чем от Рона или Гермионы - слизеринец уж точно не стал бы жалеть его и, вместе с тем, дал бы возможность хоть на ком-то выместить гнев. Ведь в смерти Сириуса был косвенно виноват и Люциус Малфой (которому, кстати, снова удалось избежать наказания).

Кроме этого, Гарри не могло не беспокоить пророчество, о котором он узнал в конце учебного года, и теперь для него существовало два варианта: он должен умереть или стать убийцей. Умирать не хотелось; в то же время, мальчик осознавал, что Волдеморт давно уже перестал быть человеком, что, убив его, можно избавить мир от величайшего зла, спасти сотни и тысячи людей от страданий, но Гарри не был готов к этому. Он даже не представлял себе, как можно убить человека - даже самого ненавистного, как, например, Беллатриса Лестрейндж или Драко Малфой.

Малфой... Этим летом Гарри много думал о нем. Поставленный перед ужасным выбором, и неожиданно осознавший, что не смог бы убить его, несмотря ни на что, Гарри задумался, что, наверное, и в Малфое есть хоть что-то хорошее. И, может быть, внешние обстоятельства слишком сильно повлияли на него, сделав таким. Да, каждый человек выбирает свой путь, но ведь во многом он зависит и от условий воспитания, семьи, окружения... Гарри вспомнил, как относился к Драко отец - с таким же холодным безразличием, как и к остальным, ничего не значащим для аристократа, людям. Драко был для него скорее не сыном, а просто представителем рода Малфоев, обязанным непременно соответствовать имени, которое носит. О, это Гарри пережил - когда все ждут от тебя чего-то необыкновенного, не давая возможности быть самим собой. Может быть, Люциус и Нарцисса любили сына, но совсем не так, как должно любить детей - Драко, избалованный подарками, никогда не знал настоящего тепла и внимания.

А потом мальчик попал в Хогвартс. Школа могла бы изменить его, развивать те хорошие качества, что в нем были заложены, как и в любом другом человеке. Но Малфоя распределили в Слизерин - «факультет, принесший миру больше всего темных магов», выходцев из которого считали потенциальными Пожирателями Смерти. Гарри никогда раньше не задумывался, почему слизеринцы такие замкнутые и озлобленные на весь мир. Нелюбимые дети в семье, они и в школе не находили понимания - ученики от них шарахались, учителя открыто недолюбливали. У Драко не было друзей - не считать же его вечную «свиту» - Крэбба и Гойла. От природы неглупый и, если смотреть правде в глаза, очень даже талантливый в зельевареньи и Защите от Темных Искусств, Драко не имел достойного собеседника, который понимал бы его и был достаточно интересен. Если бы Шляпа все-таки отправила Гарри в Слизерин - еще не известно, как все повернулось бы для него самого. И на долю секунды Гарри пожалел, что тогда, в поезде, не подал руку Малфою - быть может, знай он Драко лучше, он смог бы... «Перевоспитать его?» - тут же рассмеялся внутренний голос, и Поттер сам будто очнулся.

Это же Малфой! Мальчишка, который не понравился Гарри с первой встречи - в магазине мадам Малкин - он бесконечно хвастался, и сказал что-то неприятное о Хагриде, что стало для Гарри последней каплей. Потом Малфой пришел знакомиться - уж точно не просто так: ему нужно было завязать дружбу «со знаменитым Гарри Поттером» - и оскорбил Рона. Гарри, конечно, не захотел с ним связываться. А в школе слизеринец стал занозой номер один; постоянно и целенаправленно издевался над друзьями Поттера, и добился того, чего, видимо, хотел - Гарри возненавидел его.

И теперь гриффиндорец мысленно хмыкнул, поймав себя на оправдательной речи для Малфоя.

...И все же, добравшись на платформу 9 и ¾, Гарри совершенно случайно тут же отыскал в толпе светловолосую голову.

* * *

- Отец, ты звал меня? - Драко Малфой стоял на пороге кабинета в темных тонах.

- Входи, - величественным жестом Люциус указал на кресло.

Сын послушно сел, скрестив в замок пальцы. Он любил отца, восхищался им как тонким дипломатом и знатоком человеческой души, - да, Люциус по праву мог называться таковым - лучше его Легилименцией владел, разве что, Темный Лорд. Но в присутствии отца Драко всегда чувствовал неловкость и легкий страх, будоражащий кровь - он хорошо помнил малфоевские методы воспитания.

- Я хочу поговорить о твоей дальнейшей жизни. Пришло время выбирать, Драко, на чьей ты стороне.

Юноша невольно вздрогнул.

- Я думал... все решено?..

Люциус немного высокомерно взглянул на него.

- Я вижу, ты много думал по этому поводу и, кстати, тебе неплохо бы заняться Окклюменцией.

- Да, отец, - уже тверже.

- Я хочу, чтобы в этом году ты тщательнее изучал Защиту от Темных Искусств и, может быть, это в некоторой степени повлияет на твой выбор.

- Отец, - возразил Драко, - но я был уверен, ты... будешь против, - было видно, что юноша долго подбирал эти слова, - если я не стану Пожирателем Смерти!

На лице Малфоя-старшего лишь на секунду мелькнула какая-то тень эмоций, а затем оно снова стало непроницаемым.

- Я сказал все, что было необходимо. Выбор за тобой, - проговорил Люциус и, поднявшись с кресла, вышел, оставив Драко в некотором замешательстве.

Прежде всего его беспокоил вопрос: а не связано ли сегодняшнее поведение отца с пророчеством, данным Драко много лет назад, и о существовании которого парень узнал только вчера, и то случайно.

Отец с матерью шепотом переговаривались в гостиной, когда он спустился туда за очередным ингредиентом для зелий. Услышав взволнованный голос, Драко остановился перед дверью как вкопанный - Люциус никогда не выходил из себя в его присутствии.

- Мы должны что-то решать, Нарцисса! - говорил отец, слегка повысив тон. - Темный Лорд в гневе, и после проваленной мной операции в Отделе Тайн он уже не настолько доверяет нам.

- Но Белла говорит... - начала было мать, когда отец перебил ее:

- Твоя сестра фанатичка, и она говорит и делает только то, что придет в ее голову в данный момент - чего стоит один ее последний мыслеслив! Лорд требовал Драко прямо сейчас, он хотел поручить нашему сыну какое-то задание, мне удалось убедить его пока отложить посвящение, но это неминуемо должно произойти.

- Драко еще ребенок, Люциус! - воскликнула Нарцисса. - Неужели ты хочешь, чтобы с ним случилось то же, что с тем несчастным мальчиком?.. - в ее голосе звучали слезы.

- Нарцисса! - гневно оборвал ее Люциус. - Настоящий мужчина должен уметь защищаться, и Драко не попадет в такую ситуацию!

- Люциус, если у него отберут палочку, как у Малкольма, и наложат обездвиживающее заклятие, он ничего не сможет...

- Arrête! (Прекрати!) - воскликнул глава семьи. Драко невольно вздрогнул: когда отец переходил на французский, это обозначало высшую степень раздражения. - А что, ты предпочитаешь, чтоб он объединился с Поттером? «Лев и Змея», кажется, так звучит пророчество?

- Я не знаю, Люциус, но... дай ему время. Пусть наш мальчик сам решит, ты и так всегда был излишне строг с ним.

Люциус не ответил, и юному слизеринцу пришлось поспешно отскочить за портьеру, потому что отец неожиданно выскочил из гостиной и большими шагами ушел в свой кабинет.

...Несколько дней Драко пытался разобраться в сложившейся ситуации, и не мог понять ровным счетом ничего. Как выяснилось, существовало какое-то пророчество, объединявшее его с Поттером. С Поттером, которого он ненавидел с самого первого курса.

«Ненавидел?..»

«Да, ненавидел!» - Драко не хотел, не мог допустить мысли, почему бы он испытывал к Поттеру что-то другое, а не ненависть.

Он думал о гриффиндорце постоянно. Даже сейчас, когда решалась его судьба, он думал прежде всего о Поттере. Но, конечно, никогда не хотел, в отличие от последнего, чтобы тот написал ему письмо - это повергло бы Малфоя в шок.

А ведь он так часто мечтал, с самой первой встречи, стать другом этому чертову задаваке; и он даже не догадывался, что потерял этот шанс еще в магазине мадам Малкин. Одиннадцатилетний Драко всеми силами пытался привлечь внимание немного странного, но чем-то заинтриговавшего его зеленоглазого мальчика, но все попытки приводили к совершенно обратному результату. Будущий слизеринец хотел показаться значимым - мальчишка счел его хвастуном; Драко завел речь о квиддиче - ну кого оставит равнодушным эта тема! - тот еще больше насупился и не захотел разговаривать; Драко рассказал ему о Хагриде - мальчишка обиделся и ушел, не попрощавшись.

Позже Малфой узнал, что он разговаривал с тем самым Гарри Поттером, и немедленно захотел завязать с ним дружбу - то ли из-за его знаменитости, то ли, в чем было гораздо сложнее признаться, потому что мальчик чисто по-человечески понравился ему. Но - снова не успел. Войдя в купе Гарри, Драко увидел его в обществе Уизли - предателя чистокровных, представителя семейства, о котором отец отзывался очень нелестно. Люциус всегда был авторитетом для сына, и блондин тут же повторил все утверждения отца, глядя в глаза Уизли, а потом предложил свою дружбу Гарри. Но тот по непонятным причинам отверг ее, выставив Драко идиотом на глазах у его приятелей. С Малфоем случилось то, чего он боялся больше всего - он был СМЕШОН. Гордый мальчишка не мог простить такого позора никому, даже Гарри Поттеру, и с той самой минуты объявил ему войну.

Время шло. Но слизеринец, злопамятный от природы, почему-то так и не научился издеваться над Поттером. Уизли, Грейнджер, даже Невилл Лонгботтом - все, кто был дорог и близок Гарри - попадали под его мстительную руку или, вернее, на острый язычок. Но Драко упорно не замечал, что никогда не оскорбляет самого Поттера - Малфой срывал зло на тех, на чьем месте ему так хотелось быть.

Он не мог быть для Поттера никем. Гарри не принял его как друга - он стал врагом. Кем угодно, лишь бы только такой же гордый, как и он сам, гриффиндорец замечал его, обращал на него внимание.

Но Драко никогда не признался бы в этом даже себе. Да, для него не существовало никого, кроме Гарри - но это только потому, что он ненавидел его. Один лишь Поттер был достойным противником, был равным, - но это только для того, чтобы Драко убил его, едва представится возможность.

...И только поэтому на платформе 9 и ¾ он выхватил взглядом из толпы вечно лохматую черноволосую голову.

* * *

Первая неделя учебы прошла замечательно: Гарри хотя бы на время занятий удавалось забыть о событиях прошлого года. Рон с Гермионой все так же поддерживали его, иногда выводя из себя излишней предупредительностью и все той же жалостью до такой степени, что хотелось сбежать куда угодно, лишь бы не здесь. Но в целом все было хорошо, даже Драко Малфой будто бы забыл о его существовании: слизеринец ходил по школе задумчивый и, кажется, не обращал внимания ни на кого. Гарри и в голову не приходило, что Малфой делает сейчас один из самых сложных выборов в своей жизни.

Драко перестал язвить и оскорблять окружающих не потому, что в нем «проснулось благородство», как однажды выразилась Грейнджер, а он случайно услышал. «Пусть не надеются», - тут же подумал парень, сразу выбиваясь из уравновешенного состояния. Да, на некоторое время он забыл называть ее грязнокровкой, но это только из-за того, что в голове постоянно звучали слова отца: «Пришло время выбирать, Драко, на чьей ты стороне» и, к тому же, он узнал текст своего пророчества.

Взбешенный словами ни о чем не подозревавшей Гермионы, Малфой пришел на Защиту от Темных Искусств в очень дурном расположении духа. Профессор Люпин, снова преподававший ЗоТИ в этом году (проклятие с должности наконец удалось снять), что-то рассказывал о специфике дуэлей волшебников, но Драко не слушал его, а смотрел на Поттера так, будто тот был причиной всех его несчастий. Гарри пару раз обернулся в его сторону, а потом продолжал внимательно слушать оборотня.

Драко очнулся, только когда Люпин начал разделять учеников на пары, чтобы провести показательные дуэли. Противником Драко, как и на втором курсе, оказался Поттер.

Зло усмехаясь и поигрывая своей волшебной палочкой, слизеринец поднялся на ноги и шагнул к гриффиндорцу.

- Надеюсь, ты назовешь заклинания правильно, Поттер. А то, знаешь ли, мне не хотелось бы отправляться в больничное крыло в спичечном коробке. Шучу, - ухмылка словно стерлась с лица, - тебе не удастся даже прикоснуться ко мне, ты проиграешь прежде, чем успеешь открыть рот.

- А я и не горю желанием к тебе прикасаться, Малфой. В словесных перепалках тебе нет равных, может, не струсишь, и хоть раз сразишься со мной по-настоящему? - ответил Гарри, и в глубине его зеленых глаз сверкнули искры. Сегодня он не ограничится Экспеллиармусом!

Малфой будто взорвался.

- Импедимента! - заклятие, направленное прямо в грудь Гарри, было такой силы, что даже щит, который успел поставить гриффиндорец, не отразил удар полностью. Гарри покачнулся и упал, но тут же вскочил и выкрикнул:

- Инкарцеро!

В ту же секунду тело Малфоя опутали веревки, стягивавшиеся все сильнее, пытаясь задушить его.

- Фините Инкантатем! - прохрипел он и, едва освободившись от веревок, направил палочку на Гарри.

Мальчику хватило секунды, пока он смотрел, как слизеринец избавляется от связывающего проклятия, чтобы понять, какое заклинание будет следующим. Серпенсортиа - любимое заклятие Малфоя, в результате которого на Гарри накинется змея. Избавиться от нее он не сумеет, потому что то ли от ярости, то ли от какого-то необъяснимого волнения бывший учитель Отряда Дамблдора забыл нужное заклинание; а снова пугать однокурсников тем, что он говорит на серпентарго Гарри не хотел. Поэтому прежде, чем Малфой успел открыть рот, Гарри закричал:

- Петрификус Тоталус!

Заклятие должно было только обездвижить противника, но Гарри, наверное, был очень рассержен, потому что оно подхватило слизеринца и, как тряпичную куклу, бросило о стену. Роскошные светлые волосы растрепались, Драко сполз по стене вниз, из его приоткрытого рта потекла струйка крови... кажется, он потерял сознание.

Гарри стоял на месте, словно на него самого наложили заклятие оцепенения, и смотрел, как Люпин поднимает Малфоя, приводит его в чувство, что-то говорит. Гриффиндорец вдруг ощутил, как больно, наверное, Драко, и на секунду даже почувствовал что-то, похожее на угрызения совести. Но разве Малфой поступил бы иначе? От удара о стену самого Поттера спасла только мгновенная реакция, с которой он поставил щит, когда слизеринец метнул в него заклятие. И все же Гарри понял, что сейчас переживает его враг - раздавленный, униженный на глазах у всего класса, Слизеринский Принц ни за что не простит этого.

И действительно, проходя мимо Гарри в конце урока, Малфой зацепил его плечом и, приостановившись на минуту, прошептал:

- Думаешь, тебе удалось проделать это безнаказанно? Ну уж нет, Поттер. Сегодня, в двенадцать, в пустом коридоре на восьмом этаже. Сам понимаешь, секунданты нам не нужны. Да, и не опаздывай, я не люблю ждать, - толкнув гриффиндорца, Драко ушел.

Гарри хмыкнул и пробурчал:

- Надеюсь только, на этот раз никто не побежит ябедничать профессору МакГонагалл.

Драко его даже не услышал.

* * *

Гарри осторожно прокрался на восьмой этаж, избежав попадания на глаза миссис Норрис, и не удержался, чтобы не позлорадствовать: у Малфоя нет мантии-невидимки, и он запросто может встретить Филча. «Не опаздывай, я не люблю ждать». Гарри снова хмыкнул: слизеринец будто на свидание приглашал.

Немного волнуясь - неизвестно, чего можно ожидать от Малфоя, а он даже не предупредил Рона и Гермиону - Гарри вошел в темный коридор. Он пришел даже раньше, но Малфой уже был там.

- Что, Поттер, соскучился? - раздался насмешливый голос блондина, и он собственной персоной вышел из темноты. Что-то странное, завораживающее было в игре бликов света в платиновых волосах, что-то, от чего резкий ответ застыл у Гарри на языке, и он некстати подумал: «Двенадцать часов - время превращений». Неужели Малфой превратится в прекрасного принца?.. Улыбнувшись этой нелепости, Гарри сказал:

- Может быть, начнем?

- А тебе не терпится? - Драко подошел к нему вплотную. Определенно, слизеринец был сегодня какой-то странный - даже в голосе проскальзывали незнакомые интонации, а глаза... Гарри отогнал неясные даже для него самого мысли, и сказал, не сообразив сразу, как можно истолковать его слова:

- Может, ты сразишься со мной с помощью волшебной палочки, а не своего языка?

Зато Драко уловил второй смысл мгновенно.

- С помощью языка?.. Ммм... вот, о чем ты думаешь?

Сначала он играл словами, и это доставляло какое-то удовольствие, потому что «святой» Поттер так смущался... Но Малфой не почувствовал, как заигрался сам.

Огромные часы на башне начали бить.

Блестящие светлые глаза были всего в нескольких дюймах от глаз Гарри, и мальчик готов был поклясться, что рука блондина едва ощутимо коснулась его бедра. От Драко волнами разливалось напряжение и что-то еще, чему Гарри не мог или не смел дать названия.

Драко, не отрываясь, смотрел в зеленые глаза. Впервые при взгляде на него в глазах Гарри не было ни презрения, ни отвращения, ни даже ненависти. И сам Драко неожиданно почувствовал, что теряет свое обычное хладнокровие, и в нем вскипает кровь вейлы, переданная по материнской линии. Разум отказывался контролировать действия, а в груди, разрывая ее, билось одно-единственное желание - обнять стоявшего перед ним мальчика, принесшего ему столько страданий, прижать к себе как можно крепче, и больше не отпускать, как бы он не сопротивлялся. Рука, повинуясь велению захлестнувшего Драко безотчетного влечения, прикоснулась к Гарри, и Малфой почувствовал, как вздрогнул гриффиндорец. С последним ударом часов воцарилась тишина - такая, что Драко отчетливо услышал, как бешено бьется его сердце... и сердце Гарри. В одном ритме.

И Гарри оттолкнул его.

Что-то заставило мальчика это сделать, скорее всего, внезапная волна возбуждения, рожденная в груди и пронесшаяся вниз. Он испугался горящих странным блеском глаз Драко, а еще больше - своих собственных ощущений, о природе которых не желал даже задумываться.

Драко отскочил в сторону, словно приходя в себя. Совершенно машинально он наложил на вход в коридор заглушающее заклятие, и повернулся к гриффиндорцу. Перед ним, сверкая глазами за стеклами очков, стоял его враг.

В груди Драко вдруг закипела такая ненависть к этому мальчишке, такому доброму - ко всем, кроме него, - такому идеальному, такому непохожему на него самого.

«Сволочь! Как же я ненавижу тебя!..». Малфой размахнулся и первый метнул в Гарри какое-то проклятие.

...Они сражались уже четверть часа, но ни один не уступал другому. Оба уворачивались от заклятий, ставили щиты и нападали со все большей яростью. Она будто затопила все вокруг, заменила воздух, наполняя легкие ядом.

Глядя в ненавистные зеленые глаза, Драко вдруг выкрикнул:

- Как же я хотел бы убить тебя!

И Гарри не знал, что вдруг на него нашло: никогда в жизни он не совершал более безрассудного поступка. Отбросив свою волшебную палочку, он выпрямился и, глядя прямо в глаза обезумевшему от злости Малфою, сказал:

- Убивай.

За ту секунду, пока слизеринец одним прыжком оказался возле него, Гарри успел подумать о многом. Например, о том, что предает родителей, которые отдали свои жизни, лишь бы он остался в живых; о друзьях, которые не простили бы его, узнай они об этом глупейшем поступке; о Дамблдоре и волшебниках, возлагающих на него большие надежды... Только о своей непрожитой жизни он не подумал: ну и что ж, если Малфой убьет его - по крайней мере, может, одна мечта исполнится, и эти глаза больше никогда не будут наполнены такой ненавистью...

Тяжело дыша, Драко приставил волшебную палочку к горлу мальчика, потом провел ею по пульсирующей венке на шее, до груди, нашел сердце - сердце, которое только для других может быть таким горячим и биться так сильно, для него же - никогда. Ярость и боль ослепляли Драко: как же он хотел навсегда покончить с этим выскочкой, непонятно по какой причине занимавшим все его помыслы. «Ненавижу!..» - шептали губы, а сердце разрывалось в крике, пытаясь пробиться через защитную оболочку сознания и донести своему обладателю совсем другое слово... Да только он ничего не хотел слышать...

- Ну что же, Драко, ты ведь знаешь убивающее заклинание, - раздался тихий голос. Сейчас никто из них двоих не помнил, не осознавал, что Непростительное заклятие - прямая путевка в Азкабан. Была только обоюдная... ненависть?.. - заполнявшая их души.

«Знаю, - подумал Малфой, не в силах отвести взгляд от зеленых даже в темноте глаз, - а еще знаю - мне отец рассказывал - что вспышка от него такого же зеленого цвета. Как твои глаза. Тебе, например, не нужна Авада Кедавра, чтоб убить... меня».

Малфой опустил палочку и быстрыми шагами пошел прочь.

Ни один из них не знал, как объяснить то, что случилось сегодня ночью. Это было похоже на внезапный ток, одновременно пронзивший их сердца, ток, о котором оба поклялись себе забыть.

Только Гарри все еще будто видел глаза Малфоя, когда тот опустил палочку, а Драко думал: «Он впервые назвал меня по имени!..», и не замечал, что улыбается.

Пролог (2)

Забыть оказалось непросто. Скорее, даже невозможно.

Драко почти перестал издеваться над Грейнджер и Уизли - он не мог больше досаждать Поттеру. Малфой наконец признался себе в том, что, если бы так ненавидел Гарри, то непременно убил бы его - возможность представилась - или хотя бы причинил ему боль. Но он этого не сделал, он не сделал ничего, когда Гарри оказался в его руках абсолютно безоружный. И это все - учитывая то, что такой шанс больше никогда не выпадет, и что сам Драко был в тот момент в ярости, и оторвал бы голову любому, а гриффиндорца и пальцем не тронул. Обманывать себя и дальше было бесполезно.

Драко понял и другое - он не сможет просто так убивать ни в чем не повинных людей (даже если это магглы и грязнокровки), как это делали Пожиратели Смерти, и его желание вступить в их ряды быстро поубавилось. А мысль, что ему пришлось бы убить Гарри, заставила слизеринца внутренне содрогнуться. Да, он привык быть с Поттером по разные стороны баррикад, и сейчас не собирался объединяться с ним только из-за пророчества, но теперь Драко убедился, что совсем не хотел бы причинить гриффиндорцу боль. Поттер, конечно, никогда об этом не узнает, но именно благодаря ему Пожиратели потеряют еще одного приспешника в лице младшего Малфоя.

Гарри тоже не мог понять, почему, но его отношение к Малфою немного изменилось. Ведь слизеринец не убил его, и не сделал ничего плохого, хотя был, как говорят магглы, в состоянии аффекта, и прекрасно знал с дюжину заклинаний, от которых Гарри не поздоровилось бы. Гриффиндорец не хотел думать о нем, потому что с каждым часом убеждался, что больше не испытывает к Малфою отвращения, и в тоже время, был по-прежнему уверен, что от того - добра не жди. Невольно в голову лезли мысли, что поначалу его мать тоже терпеть не могла отца, а Джеймс, напротив, становился невыносимым хвастуном, стараясь обратить на себя внимание Лили. Чем это окончилось, Гарри прекрасно знал, и немного переживал, что, может, Малфой таким, казалось бы, неправильным образом пытается заполучить его дружбу. С одной стороны, это было просто смешно, а с другой... Гарри иногда и сам думал о том, что отдал бы многое, чтобы хоть на какой-то час заглянуть под злобную маску Малфоя - просто чтобы узнать, а есть ли вообще что-нибудь там, внутри.

От таких глупых мыслей его отвлекали Рон с Гермионой, ни на минуту не оставлявшие одного, или Дамблдор, который с завидным постоянством присылал ему письма с датой очередной встречи. Директор с начала года готовил его к борьбе с Волдемортом.

А еще с наступлением холодов - уже был ноябрь - Гарри все чаще стал бывать в Астрономической башне. И дело совсем не в том, что он однажды встретил там Драко Малфоя - просто иногда очень хотелось побыть одному.

В тот раз это произошло случайно. Гарри прекрасно знал, что Астрономическая башня - место встреч всех влюбленных пар Хогвартса. Но только он нашел, благодаря карте Мародеров, укромное местечко, о котором, как ему казалось, больше никто и не подозревал. В пасмурные вечера Гарри приходил сюда и, усевшись на окно, смотрел в небо, словно пытаясь найти между клубящихся облаков проблеск света.

В тот вечер он, как обычно, тихо отворил дверь, и еще не успел сбросить мантию-невидимку, как застыл на пороге: на его любимом окне сидел кто-то другой, чей темный силуэт был словно вырезан на фоне ночного неба. Гарри не пришлось долго гадать, кто это: выглянувшая из-за облаков луна коснулась потоком серебристого света таких же серебристых волос незнакомца. Волосы подобного цвета были только у одного человека в этой школе, и Гарри не мог перепутать.

Первым его желанием было уйти, чтобы не раскрыть свою тайну - тем более, ему, но затем природное любопытство взяло верх. Осторожно ступая, чтобы камешки под ногами не выдали его присутствия, Гарри подошел к окну и стал напротив Малфоя. Он ужасно хотел узнать, что здесь делает слизеринец, уж не замышляет ли он какую-нибудь очередную подлость. Но Малфой просто сидел на окне и смотрел на звезды.

Гарри сам не мог понять, почему, но ему вдруг стало интересно наблюдать за тем, как ветер играет серебристыми волосами, как неуловимо меняется выражение лица Драко, созвучно его мыслям, как блистают в темноте светлые, почти прозрачные, глаза.

Прядь волос, подхваченная нахальным ветром, растрепавшись, упала на лицо блондина. Она мешала Гарри, не давая спокойно смотреть, и мальчик, не сообразив, что делает, аккуратно поправил ее. Волосы Драко оказались такими мягкими, совсем не как упрямые завитушки у Гермионы и жесткие, непослушные волосы Рона.

Слизеринец вздрогнул, как от удара, словно его застали за чем-то запрещенным. Хотя, может, для представителей «змей» и является запрещенным вот так сидеть на окнах, и улыбаться не потому, что удалась очередная пакость, а просто так.

- Кто здесь? - прошептал он побелевшими губами, пряча улыбку, как что-то глубоко личное.

- Поттер, это ты? - ну вот, чуть что, сразу - «Поттер», улыбнулся Гарри. Видимо, до сих пор не может забыть голову, «парившую» возле Визжащей хижины в Хогсмиде.

Не получив ответа, и немного испуганно глянув по сторонам, Драко вышел из комнатки, и Гарри невольно пожалел, что поступил так неосмотрительно - ему нравилось просто стоять здесь и смотреть на Драко. А еще так хотелось снова увидеть на лице слизеринца это чудо - настоящую, искреннюю улыбку... Интересно, о чем он в этот момент думал...

Много раз, приходя сюда, Гарри в глубине души надеялся, что опять встретит здесь того, неизвестного ему Драко, но Малфой больше не приходил.

* * *

Блейз Забини восхищался Серебряным Принцем с самого первого курса.

Темноволосый, черноглазый юноша с длиннющими черными ресницами и мягкими губами, за которым бегали не только девчонки, но и парни, ненавидел свою внешность. Потому что он был так непохож на избранного кумира - Драко Малфоя. Блейз обожал его всего: легкую походку, плавные движения рук, зачаровывающий голос и невозможные жемчужные глаза...

Забини ненавидел свой характер: эту вспыльчивость, неумение подчас контролировать эмоции, столь нехарактерное для слизеринца. Драко же был идеальным Наследником Слизерина: хладнокровный, уравновешенный, спокойный. Холодный - иногда настолько, что, казалось, окружающий мир может замерзнуть от одного его взгляда. Но Блейз знал, что серые глаза могут быть и другими. Так редко, но они все же бывали теплыми, когда взгляд обволакивал всех этим теплом и ощущением счастья. И, как ни странно, часто такое случалось после совместных уроков с Гриффиндором. Никто, да и, похоже, сам Драко, не замечал этого - никто, только не Блейз: он видел малейшие проблески эмоций на лице Малфоя; он мог бы провести всю жизнь, просто наблюдая за тем, как ветер ласкает серебристые волны волос.

Но он не готов был стать комнатной собачкой Драко или телохранителем, какими для Малфоя были Крэбб и Гойл. Находясь будто бы на расстоянии, Блейз видел, когда что-то радовало или печалило его принца. Вот и сейчас Драко был чем-то обеспокоен.

Забини медленно поднялся с уютного кресла и неспеша подошел к Малфою. Менее всего он хотел показаться навязчивым, но смотреть на расстроенное лицо Драко было выше его сил.

- Ты сегодня такой задумчивый, - сказал Блейз, усаживаясь рядом с Драко. Он многое отдал бы лишь за то, чтобы сейчас прикоснуться к бледному лицу, разглаживая хмурую складочку на высоком лбу, но не смел сделать этого.

Драко повернулся к Забини, и на его языке уже вертелся ответ: «А тебе какое дело?», но, встретившись взглядом с темными глазами, он почему-то передумал и, вместо этого, неожиданно произнес:

- Я не знаю, что со мной происходит.

- Ты можешь рассказать мне, - тихо сказал Блейз.

Взгляд Драко проскользил по лицу однокурсника, словно желая уловить малейшие мимолетные эмоции, которые на нем выражались, а затем проник, казалось, в самую глубину глаз. У Блейза появилось впечатление, что этот взгляд пронизывает его насквозь. Драко, по-видимому, удовлетворило то, что он прочитал по лицу и глазам Забини, потому что блондин глубоко вдохнул и проговорил:

- Хорошо, я скажу тебе. Я все время думаю об одном человеке, который...

- Нравится тебе? - подсказал Блейз, потому что Малфой запнулся.

Лицо Драко искривила гримаса, то ли презрительная, то ли страдальческая.

- Я... - он уже не мог сказать, что ненавидит, потому что признался себе, что это не так. - Je ne peux pas l'aimer il est mon ennemi, mais... Je me sens bien avec lui... Bien que nous si rarement passоns du temps ensemble... ou plutôt, pas même ensemble... mais je me suis si calme ... (Я не могу его любить, он мой враг, но... Мне хорошо рядом с ним... Хоть мы так редко бываем вместе... вернее, даже не вместе... но мне так спокойно...) - от волнения Драко перешел на французский - так казалось легче - но все равно было заметно, с каким трудом ему дались эти слова, как внезапно аристократ растерял все свое красноречие... Но он поклялся себе быть откровенным хоть раз. Юноша сам не понимал, зачем ему это, но было жизненно необходимо хоть на несколько минут снять свою маску невозмутимости, открыться кому-то, иначе непонятные, клубящиеся в его душе мысли разорвали бы его. Кажется, Блейзу можно было доверять... «Что за чушь? - улыбнулся Малфой своим мыслям. - Слышал бы меня сейчас отец! Малфои не должны доверять никому, ни к кому привязываться. А я одновременно нарушаю оба правила».

Блейз восторженно смотрел на Слизеринского Принца, и в его глазах сверкали какие-то искорки. Парень никогда не видел своего кумира таким, он и не подозревал, что Малфой способен чувствовать настолько глубоко. Нет, он знал, что Драко просто тщательно скрывает свои эмоции, но удивительно было наблюдать, как гордый чистокровка раскрыл - пусть не душу - но свое настоящее лицо, хотя бы лишь на один миг. Наверное, права была бабушка Забини, когда-то сказавшая: «Малфои будут продолжать по-королевски прямо держать спину и царственно улыбаться, даже если сердце при этом будет обливаться кровью. Насколько все плохо, узнаешь только тогда, когда они без сил упадут в обморок прямо к тебе в руки». Блейз почувствовал тепло, родившееся где-то в груди и светлыми лучиками распространившееся по телу - от того, что Драко доверился именно ему, только ему... И он не удержался - едва ощутимо коснулся руки Малфоя, готовый в любую секунду отдернуть руку. Серебряный Принц оказался не холодным, как думали однокурсники, его кожа не была ледяной - от нее исходило тепло, даже сквозь плотную материю свитера. Блейз ожидал, что Драко оттолкнет его, но этого не произошло: блондин только задумчиво посмотрел на однокурсника.

- Нет ничего страшного в том, что ты чувствуешь, - позволил себе заметить Блейз.

- Но я не хочу этого! - с отчаянием воскликнул Драко, сжав руки в кулаки. - Мне хотелось бы, чтобы все было как раньше...

«Как раньше уже не будет... - подумал Блейз. - Прежний Драко ни за что не выказал бы свои истинные чувства, тот Драко отличался невероятной выдержкой и... чудовищным бессердечием. А этот - теплый...» - Блейз не смог сдержать улыбку, и легонько провел рукой по руке Малфоя, погладил сжатый кулак.

Драко будто немного расслабился, но в его душе царил хаос. Он впервые в жизни доверился человеку, а не бумаге, которая все терпит, - и не мог по-другому. Иначе чудовище, поселившееся внутри и разрывавшее своими когтями сердце, убило бы его. Но еще труднее было принять то, что он способен испытывать какие-то теплые чувства, и к кому - к своему врагу! Слишком много тепла, как для Малфоя.

Наконец он нашел в себе силы встать и сказать Блейзу слова, которые никогда не произнес бы прежний Драко:

- Спасибо за поддержку.

Потом, уже уходя, обернулся и, поймав восхищенно-удивленный взгляд Забини, добавил:

- Забудь об этом, - и вышел.

А второй слизеринец еще долго сидел, глядя перед собой и будто видя Малфоя, застывшего в дверях, и до мельчайших подробностей пытался запечатлеть в памяти эту картинку. Сегодня он увидел другого Драко. И тот был прекрасен.

* * *

Шли дни. Погода на улице стояла безоблачная, хотя был уже конец осени. Дожди, безжалостно поливавшие в это время Лондон, даже не добирались до Хогвартса. Ученики с радостью высыпали на улицу в очередной погожий денек, словно всеми силами пытаясь напрочь забыть о войне, которая вот-вот могла начаться... Даже принципиально недоверчивые слизеринцы сейчас полагались на магическую силу Дамблдора, способного защитить школу от внезапного вторжения.

- Гарри, пойдем с нами к Хагриду, - то и дело приглашали Рон и Гермиона, но мальчик под разными предлогами отказывался. Гораздо больше ему нравилось сидеть на все том же окне Астрономической башни, вздрагивая не то в страхе, не то в надежде всякий раз, когда отворялась дверь в комнатку. Мысли Гарри то и дело возвращались к загадочному блондину, но ни тот, ни он сам не говорили ни с кем об этом - если не считать единственного случая у Драко с Блейзом.

Малфой же страдал от неприятия своих новых - или хорошо скрытых старых?.. - чувств и прежнего отношения к Поттеру. Ведь поначалу он так завидовал гриффиндорцу - у того было все, чего не хватало Драко: то, что в квиддиче Малфой достигал упорным трудом и утомительными тренировками - Поттер брал талантом, уводя победу прямо из-под носа слизеринца; Золотому Мальчику все сходило с рук, в то время как «змеиный факультет» защищал только профессор Снейп; Гарри, как казалось Малфою, незаслуженно был всеобщим любимчиком, занимал то место, которое по праву должно было принадлежать неотразимому Серебряному Принцу. Этот выскочка опережал Малфоя во всем, но слизеринец простил бы ему это, как равному, если бы Поттер не оттолкнул его, - и теперь не вызывал других чувств, кроме ярости и черной зависти...

Именно такие эмоции боролись за первенство в сердце белокурого мальчишки-второгодки. Но время шло, и ненависть к Гарри начала переплетаться с неизвестно когда пустившим корни в душе Драко восхищением. Малфой исподволь наблюдал за гриффиндорцем, но никому не признался бы, что хочет быть похожим на него, что примеряет все свои действия соответственно поведению Поттера, - и в конце концов, видя, что тот все равно не оценил, - делает совершенно противоположное.

И только после смерти Седрика Диггори Драко осознает, что быть на месте Гарри не так уж приятно - и в нем опять просыпается жгучее желание стать если не другом Поттеру, то хотя бы поддержкой. И снова Малфой совершает ту же ошибку, что и на первом курсе: пытаясь заполучить расположение Гарри, он хочет избавиться от конкурентов - друзей гриффиндорца, унижая их в его присутствии... и добиваясь в результате того, что вся компания теряет терпение и награждает его, Крэбба и Гойла «букетом» цветистых несочетаемых проклятий...

Гарри ничего не понимал и, видимо, считал, что из лексикона Малфоя можно смело исключить такие слова как «дружба» и «любовь», потому что «хорек» не знает их значения...

Горечь обиды постепенно переплавилась в постоянную тягучую тоску, разрушающую душу Малфоя, заставляющую его провоцировать Гарри уже не просто на словесные перепалки - на драки. Это стало единственным способом напомнить о своем существовании. Как ему нравилось выводить гриффиндорца из равновесия настолько, что тот, такой «святой» и правильный, уже не отличался от самого Драко - может, и правда, что Распределяющая Шляпа чуть не отправила мальчишку в Слизерин?.. И только в такие моменты внимание Гарри всецело принадлежало ему одному, пусть даже лицо Поттера было перекошено от гнева, а глаза метали молнии - это были чистые, неподдельные эмоции, словно плата после долгого игнорирования.

И вот, наконец, на полуночной дуэли Малфой увидел в этих глазах то, о чем мечтал так давно - новое свечение, никогда не предназначавшееся ему прежде. И растерялся...

Погруженный в свои мысли, Драко не заметил, что его черный филин уже несколько секунд кружится над столом, пока птица наконец не уселась рядом со стаканом тыквенного сока, не зацепив его (это же не сова Уизли!), и не ухватила хозяина за палец (ЭТО ХУЖЕ СОВЫ УИЗЛИ!!!). Драко вскрикнул.

- Невоспитанное создание! Что это у тебя?

К лапке возмущенно ухающего филина был привязан довольно объемистый конверт с печатью дома Малфоев. Слизеринец удивился: родители никогда не отправляли ему писем. Присылали подарки, сладости, новые книги, но писем не писали никогда. А маленькому Драко так хотелось услышать похвалу отца или прочитать от матери пожелание приятных праздников - но это было слабостью, недостойной Малфоев, и мальчик быстро привык, что никогда не увидит адресованного ему листка бумаги, исписанного каллиграфическим почерком отца или миниатюрными буковками матери.

Сейчас же, впервые за шесть лет, он с нетерпением распечатывал конверт, стараясь унять легкую дрожь в пальцах. Он всегда знал, что родители любят его, правда, не так, как ему хотелось бы... но эта мысль была тоже недостойна наследника Люциуса.

Писала мать. Он всегда называл ее именно так, или - Нарцисса, никак иначе. Такое обращение предписывали правила этикета, Драко привык и к этому. Тем более, Нарцисса никогда не была ему «мамой» - той, кто заботился бы о нем в детстве, играл бы в саду, читал сказки на ночь. Это все делали няньки, которых постоянно меняли, чтобы мальчик запомнил самое важное правило - не привязываться ни к кому, а тем более, к прислуге. Драко был внимательным, и хорошо усвоил этот урок: с тех пор от него плакали не только няньки и домовые эльфы, но и все, кого он считал ниже себя по положению, а это были приблизительно две трети волшебников.

«Дорогой сын! Еще летом я хотела о многом с тобой поговорить, но Люциус не разрешал. Но теперь мне есть, что тебе показать. В конверт вкладываю мыслеслив. Там воспоминания твоей тети Беллы. Прошу тебя, будь осторожен - больше никому не следует это видеть - и, как только посмотришь - пришли его обратно, это одно из любимых в ее коллекции, я его незаметно унесла. Мальчик мой, надеюсь, это поможет тебе сделать правильный выбор».

Драко был, по меньшей мере, поражен. Нарцисса писала ему без ведома отца и, к тому же, выкрала один из мыслесливов тетки Беллатрисы, за что - Драко был уверен - Круциатусом не ограничилось бы. Что во флакончике - Малфой догадывался, зная страсть Пожирательницы к пыткам, но почему мать хотела, чтобы он увидел это - понять не мог. Неразгаданная тайна не давала ему покоя, и он даже не обратил внимания, как Поттер ушел из Большого Зала в самый разгар обеда. Правда, Малфой заметил, когда он вернулся уже всопровождении Дамблдора, продолжавшего что-то шептать ему на ухо. Гриффиндорец выглядел странно напряженным, Драко не видел его таким с прошлого года. Гарри сел за стол, рассеяно скользнув взглядом по ученикам и по слизеринцу, но тут же отвел глаза, будто не заметив, как тот смотрит на него.

Малфой пообещал себе разобраться с тем, что волнует Поттера, даже если для этого придется воспользоваться Оборотным зельем - на благо, у Снейпа его вдоволь, а любимому ученику ничего не стоит добыть одну порцию. Это будет в половину не так сложно, как Поттеру на втором курсе - а в том, что это был именно он с Уизли, Драко не сомневался, едва выслушав рассказ запертых в чулане Крэбба и Гойла. Кому же еще хватило бы безрассудства рисковать своим обучением в школе ради того, чтобы расспросить Малфоя о Тайной Комнате? Хотя, надо отдать должное гриффиндорцам, подготовились они хорошо: одно то, что Грейнджер (а это несомненно была она) сварила сложнейшее зелье - заслуживало особой похвалы...

Приняв решение заняться Гарри позже, Драко раньше всех покинул Большой Зал и ушел в свою комнату - у старосты, все же, были привилегии - захватив мыслеслив. Покрутив в пальцах флакончик, он вылил содержимое в Омут Памяти, подаренный отцом на пятнадцатилетие «для сохранения наиболее интересных интимных моментов, о которых не стоит догадываться преподавателям, часто несанкционированно применяющим к студентам Легилименцию». Знал бы Люциус, как сын собирается использовать Омут! Воспоминания растворились причудливыми узорами и струйками дыма, и Драко наклонился над чашей...

Он находился в просторном зале с каменными стенами и факелами, освещавшими мрачное зрелище. Человек десять в черных плащах и серебристых масках стояли вокруг какого-то мужчины, а двое крепко держали его под руки. Драко отметил, что ни отца, ни Снейпа среди них не было.

- Бэддок, как я рад тебя видеть! - раздался хрипловатый голос, принадлежавший Темному Лорду. - А рад ли ты настолько же? - Волдеморт подошел к человеку, как только Пожиратели расступились в стороны, пропуская его.

- Да, мой Господин, - едва слышно проговорил мужчина, бывший, без сомнения, отцом Малкольма - симпатичного мальчишки из Слизерина, который всегда нравился Драко, хотя в этом году Малфой его не видел.

- А я почему-то не думаю, что ты счастлив находиться здесь, - медленно продолжал Волдеморт, наслаждаясь страхом, мелькнувшим в синих глазах. - Разве не ты сорвал последнюю операцию по уничтожению магглов?

Бэддок дернулся, словно пытаясь вырваться. Волдеморт только ухмыльнулся.

- Не переживай, я не сожалею о неверных слугах, тем более, когда их есть кому заменить. У тебя ведь сын?

Мужчина вздрогнул и посмотрел в глаза Темного Лорда, стараясь не показать, насколько волнуется.

- Не трогайте Малкольма. Я совершил ошибку, мне и отвечать!

Волдеморт снова усмехнулся.

- Никто не будет наказывать его за твои ошибки. Он просто займет твое место. Приведите мальчика, - махнул рукой маг, и двое Пожирателей тут же ввели в зал Малкольма. Четырнадцатилетний слизеринец был явно напуган, но ничем не выказывал этого: его выдавала лишь неестественная, восковая бледность лица. Драко с гордостью подумал, что выдержке мальчика позавидовал бы любой гриффиндорец - видно, не просто так Гарри Поттер четыре года назад проводил Бэддока, садящегося за слизеринский стол, немного грустным взглядом.

- Отец! - крикнул мальчик, вырываясь из рук Пожирателей и расталкивая толпу.

- Не так быстро, - преградил ему дорогу Волдеморт. - Для начала объясню тебе правила игры. Прежде всего, скажи, готов ли ты занять место своего отца среди Пожирателей смерти?

- Да, - сказал слизеринец, не раздумывая, хотя голос его дрожал. Но в глазах Малкольма не было подобострастного трепета перед могуществом Темного Лорда. Мальчик просто хотел спасти отца во что бы то ни стало.

- Ты уверен? - глаза Волдеморта недобро сверкнули, а Бэддок-страший попытался что-то сказать сыну, но на него тут же наложили Силенцио и загородили, чтобы он не мог подать знак.

- Да, - повторил Малкольм. - Я готов.

Волдеморт ухмыльнулся.

- А известно ли тебе, как проходит посвящение? Видишь ли, Метка - еще не все. Каждый посвященный должен пройти крещение кровью, иными словами - подтвердить свое прозвище, убив человека.

Малкольм задрожал, но все же кивнул: слишком велико было желание спасти отца.

- Отлично, - сказал Волдеморт, схватив руку Бэддока и, взмахнув волшебной палочкой, вдавил кончик в предплечье мальчика.

Прямо на глазах Драко на нежно-розовой коже стала проступать уродливая черная Метка. Это было ужасно, потому что Малкольма пришлось держать двоим, а он все равно пытался вырваться и кричал от невыносимой боли.

- Ну вот и все, первый этап пройден, - сказал Волдеморт, наконец отпуская руку мальчика, из глаз которого катились слезы. Тот тяжело дышал, зажимая ладонью рот, словно чтобы снова не закричать.

- Теперь пришло время убить, - продолжал Лорд. - Видишь ли, среди нас появился недостойный предатель, которого следует наказать. И, как вновь избранный Пожиратель Смерти, это сделаешь ты. Убей его! - приказал Волдеморт, указывая на отца Малкольма.

- Нет... - чуть не задохнувшись, прошептал мальчик.

- Ты смеешь ослушаться, слуга? - воскликнул маг, толкнув его к Пожирателям. - Ты заслуживаешь смерти, но я милосерден и, к тому же, люблю своих подданных, а они заработали вознаграждение. Удовлетвори их - и ты будешь прощен.

Волдеморт снова взмахнул рукой, и к Малкольму бросились черные фигуры. Мальчик забился в их руках, но у него тут же выхватили волшебную палочку и начали срывать одежду. Он вскрикнул, когда его потащили к столу, напоминавшему жертвенный...

Драко в ужасе отпрянул. Его сердце разрывалось на части: одна половина хотела освободить отца Малкольма, другая - убить мерзавца, стоявшего в стороне и со спокойным лицом наблюдавшего эту сцену. Но он не мог сделать ни того, ни другого! Он не мог даже уйти из воспоминания - без посторонней помощи это было невозможно, нужно было только смотреть до конца. Малфой был не в силах глядеть на это: он зажмурил глаза, но до ушей доносились страшные крики мальчика, которому он не мог ничем помочь...

Мужчины и женщины в черных мантиях склонялись над распростертым телом, заслоняя его от глаз слизеринца. Конечно, и безумная Беллатриса участвовала в этой оргии, и большинство криков Малкольма вознаграждало именно ее усилия. Драко был на грани от ужаса, он даже боялся предположить, что сейчас делают с Бэддоком, но услужливое воображение, подкрепляемое звуками, исходившими от стола - мученик уже не кричал: будто потерял голос, слышались только стоны и какие-то хрипы, - рисовало ему ужасные картины. «Господи, когда же это закончится?..» - думал парень, желая Малкольму смерти - как избавления. Слизеринец не знал, сколько времени он уже провел здесь: счет часам пропал с первым вскриком жертвы Пожирателей.

Внезапно все прекратилось. Малфой сделал шаг к группе магов в черном, изо всех сил надеясь, что мальчик только потерял сознание, и сейчас придет неожиданное спасение. Но Волдеморт думал иначе.

- Что еще произошло? - поинтересовался он, подходя к извергам, окружавшим стол.

Беллатриса закричала:

- Снова Фенрир! Всех лишил удовольствия!

Оборотень стоял чуть в стороне. Вся его одежда была в крови, а в руках он держал что-то красное и пульсирующее. Драко не понял, что это и, преодолевая страх и отвращение, подошел ближе.

Лучше бы он этого не делал.

На раскрытой темной ладони лежало алое, все еще бьющееся сердце Малкольма.

* * *

Драко судорожно перебирал флакончики с зельями в своем шкафу. «Господи, вот оно...». Успокоительное, из тех, что помогают забыться. Жаль только, забыться - не значит забыть: здесь не поможет никакой Обливиэйт. Малфой никогда не забудет растерзанное кровавое месиво, так недавно бывшее красивым мальчиком с васильковыми глазами... Живым... Который мог дышать, смеяться, любить... Драко уже никогда не почувствует живым себя, после того, что увидел... Как не забудет и взгляд старшего Бэддока... Отец сошел с ума, когда на его глазах истязали сына.

- Боже, Боже... - шептал Драко. - За что?..

И когда в комнату, словно почувствовав его состояние, заглянул Снейп, Малфой просто бросился ему на шею и разрыдался. Единственное, чего он хотел, о чем без слов умолял - не помнить.

И Снейп, превосходно владеющий Заклятием Памяти, не спрашивая ни о чем, дал ему это.

* * *

Гарри был абсолютно готов к сегодняшнему дню. Все должно решиться раз и навсегда: он с Дамблдором проникнет в убежище Волдеморта. Директор уже неделю готовил мальчика к этому, но, хоть и убеждал, что все пройдет хорошо, Гарри не был настолько в этом уверен. Поэтому, сидя за столом в Большом Зале, он немного нервничал, отчаянно пытаясь запомнить все: горящие весельем глаза Гермионы, смущенную улыбку Рона, радостные по случаю субботнего похода в Хогсмид лица гриффиндорцев. Мальчик словно боялся не успеть сказать друзьям что-то важное, не запечатлеть в памяти каждое мгновение, проведенное с ними. Он не хотел умирать, не желал даже думать об этом, но, здраво оценивая свои возможности, понимал, что этот день может стать для него последним. И Гарри будто впитывал в себя каждое движение, каждый звук...

...когда почувствовал это взгляд.

Кажется, прожигающий насквозь, так, что даже немного больно в груди.

Гарри обернулся, отыскивая глазами человека, который бросил на него ТАКОЙ взгляд.

Мальчик не слышал, как Дамблдор настойчиво что-то говорит, положив руку ему на плечо. Кажется, «пора идти, Гарри». Сейчас почему-то самым важным было не дать разорвать эту связь, похожую на нить недосказанных слов, соединяющих его глаза с глазами светло-серого оттенка. Было жизненно необходимо понять, что хочет сказать ему собеседник. Словно какое-то наваждение... и пусть весь мир подождет.

Время будто остановилось, и огромная Вселенная с мириадами звезд сейчас вся заключалась в серебристых глазах Драко Малфоя.

Первое мгновение. Самоубийца (1)

Ты мир перевернул касаньем рук,

Я - лед, но вдруг в дыхании согрелся.

Но раньше я не знал подобных мук,

Не трепетало каменное сердце.

Я за тебя и Ад переживу,

И не страшусь я смерти раскаленной,

Боюсь тепла - во сне и наяву,

И - глаз твоих той глубины зеленой.

Боюсь заснуть, ведь мне приснишься ты,

Боюсь проснуться - вновь тебя я встречу.

Я каждый раз лечу как с высоты,

Когда твой взгляд оброненный замечу.

А мне нельзя в глаза твои смотреть -

Зеленый в них горит огонь Авады.

Но я готов и трижды умереть,

Лишь только бы с тобой встречаться взглядом.

Меня ломаешь словом каждый раз,

Хоть верил я в свои стальные нервы.

Но подари мне свет глубоких глаз,

Прошу, не отворачивайся первым.

Ты мучаешь меня, не зная сам,

Но нравится мне это почему-то.

Ты душу пьешь мою, не по часам -

По быстрым, как мгновения, минутам.

Ты сердце разрываешь на куски,

И разбиваешь хрупкое сознанье,

Заставив задыхаться от тоски,

Лишь воскресив одно воспоминанье.

Ты не хотел убить, но ты убьешь -

Тебе во всем сопутствует удача.

Ты видишь? Может быть, теперь поймешь?

Смотри: я сильный. Но сейчас я плачу.

Смотри в глаза! Ты этого хотел?

Я гордый, я не встану на колени.

Один лишь шаг - и вниз я полетел,

Чтоб раствориться в пустоте Вселенной...

Снейп ворвался в комнату, рывком распахивая дверь.

- Что случилось, профессор?

Дамблдор склонялся над юношей, неподвижно лежащим на диване. Большой зеленый диван казался невероятно огромным по сравнению с худеньким телом.

- Помогите мне, Северус, - директор торопливо шептал слова неизвестного зельевару заклинания, а декан Слизерина тем временем нащупывал у мальчика пульс.

- Что с ним? - тихо спросил Снейп, голос которого слегка дрожал, несмотря на попытки придать лицу безразличное выражение.

- Волдеморт бросил в него убивающее проклятие, но мне, кажется, удалось воспрепятствовать осуществлению его замыслов.

- Вы отразили Непростительное заклинание? - в глазах Снейпа мелькнули удивление и недоверие.

- Нет, - возразил Дамблдор. - Ты же знаешь, это никому не под силу. Моим заклинанием было Приори Инкантатем.

- Но... чем оно поможет ему? - недоумевал учитель.

- Это единственное, что я мог сделать, - заметил Дамблдор, - хоть и не знаю точного результата взаимодействия этих двух заклятий. Видишь ли, я направил заклинание не на палочку, а на волшебника. И я надеюсь его спасти, если ты мне поможешь.

- Что я должен делать? - спросил зельевар, усаживаясь на диван рядом с мальчиком, и встревожено глядя на неподвижное лицо. Менее всего Снейпу хотелось, чтобы внутреннее волнение отразилось на лице.

- Обеспечьте ему полный покой на три дня, - сказал директор.

* * *

Драко Малфой сидел, обняв тонкие колени, на подоконнике низкого огромного окна Астрономической башни, и смотрел вдаль. В начале учебного года с ним произошло что-то необъяснимое. В его душе проснулось неконтролируемое чувство, с каждым днем наполнявшее его все больше, теплыми лучами распространяясь от солнечного сплетения по телу, а потом собираясь в тугой комочек возле сердца. Это было какое-то неодолимое желание обнять весь мир. То, что Малфой последние пять лет скрывал под маской равнодушия, грозило вот-вот вырваться наружу, пробив защитную оболочку высокомерия и хладнокровия. Отец, которого мальчик выбрал за безусловный образец для подражания, с детства учил его скрывать сильные чувства, но с каждым днем для Драко это делалось все сложнее. Труднее становилось «надевать» на лицо хмурую гримасу с кривляющимися губами, особенно, когда так хотелось улыбнуться навстречу солнцу; труднее было закрываться от окружающих, когда сердце рвалось верить каждому; но, к ужасу Малфоя, труднее всего оказалось продолжать язвить Гарри Поттеру и ссориться с ним. Рядом с Поттером слизеринец неожиданно стал утрачивать способность говорить гадости. А вместо того, чтобы с торжеством направить на своего врага волшебную палочку, Малфою снова и снова хотелось, как на первом курсе, протянуть ему руку, только чтобы на этот раз Гарри пожал ее… Все теплые чувства, переполнявшие душу Драко, словно обострялись рядом с гриффиндорцем, а мир безо всяких причин вдруг делался светлым и счастливым. Началось ли это с той памятной дуэли, или позже, или раньше - еще тогда, когда Малфой впервые увидел нескладного, но такого милого мальчишку, - он не знал. Старался найти этому хоть какое-то логическое пояснение, но как можно было объяснить симпатию к своему врагу? Попытался избавиться от такого ощущения - как будто бы на время получилось. Малфой стал игнорировать Поттера и старательно избегал встреч с ним. Но, все же, первым, кого юноша искал, входя в Большой Зал, был гриффиндорец. Драко позволял себе один только этот первый взгляд в обмен на целый день полного «не замечания». Все бы хорошо, если бы Поттер еще и не снился ему все чаще... Это было и странно, и пугающе, и главное - с каждым днем нравилось Малфою больше и больше: если сначала из-за этого он боялся засыпать, то теперь с нетерпением ждал своего ночного видения.

Его вполне устраивало такое положение дел, но только до позавчерашнего утра. Когда Драко спустился в Зал, Гарри там не было. Около двух часов слизеринец тщетно искал среди толпы гриффиндорцев глаза цвета весны, а потом начал замечать, как от волнения не находят себе места друзья Поттера. Но Малфой посчитал, что не будет так глуп - ведь Чертов Золотой Мальчик постоянно пропадал куда-то, но всегда выходил сухим из воды.

Серьезно забеспокоился Драко только вчера, когда уже все преподаватели заметили отсутствие Гарри на занятиях. Ночь оказалась пыткой для Малфоя. Он никогда не мог даже предположить, что способен так переживать из-за кого-то, а тем более, из-за Поттера. Проворочавшись до утра в постели, изо всех сил пытаясь отогнать из головы ненужные мысли, днем Драко дошел до того, что мог бы бегать и спрашивать у всех подряд, включая преподавателей, где Гарри. Но никто ничего не знал. Измотавшись за день, вечером Малфой пришел сюда и зачем-то смотрел из окна, словно надеясь увидеть знакомую фигурку сквозь туман…

«Снова Волдеморт! Ну почему именно Поттер? Пусть бы это был кто угодно другой!». Драко застывшими глазами смотрел вниз, незаметно для себя самого свесившись из окна, будто хотел пронзить взглядом эту толщу густого, вязкого, как его мысли, тумана, и выхватить один-единственный образ…

Но туман только клубился, становясь все темнее и насыщеннее, как боль в сердце слизеринца.

* * *

Гарри вернулся через три дня.

В замке царила праздничная атмосфера подготовки к рождественскому балу, если не считать того, что преподаватели сбились с ног, разыскивая его.

Едва мальчик вошел в гриффиндорскую гостиную, как на него в своей манере набросилась с расспросами Гермиона:

- Гарри! Где ты пропадал? Мы уже не знали, что и думать!

Гарри осторожно освободился от ее объятий.

- Все нормально. Я был с Дамблдором. Извини, но я все расскажу потом, хорошо? - и он пошел наверх, оставив подругу в недоумении.

Но, стоило ему войти в спальню, как с кровати подскочил взлохмаченный Рон, и закричал:

- Ты где был? У тебя вообще совесть есть? Гермиона извелась вся! А еще друг, называется!

Гарри вздохнул и, повернувшись к нему, сказал:

- Рон, Дамблдор тоже не предупреждал меня заранее, что мы едем так надолго. А сейчас я слишком устал, чтобы все объяснять. И очень хочу спать. Давай потом, ладно? - и мальчик тяжело опустился на кровать. Глаза и правда закрывались, к тому же ныли растянутые мышцы рук и ног.

Рон, видя, что товарищ засыпает буквально на ходу, пробурчал что-то вроде:

- Ну ладно… - а потом, словно требуя благодарности за оказанную милость, заявил:

- Но только до вечера! Пойдешь с нами в Хогсмид, там решил собраться почти весь шестой курс, - и, увидев движение Гарри, быстро добавил:

- Возражения не принимаются! Ну, у тебя будет до этого возможность выспаться, - и, не успел его друг и рта открыть, как Рон уже прикрыл дверь в спальню с другой стороны.

Гарри вздохнул, улыбнулся и, откинувшись на подушку, как был - одетый, потому что раздеться физически не хватило сил - моментально заснул, успев только подумать: «Рон неисправим…»

* * *

Проснулся он от того, что в голове пульсировала какая-то настойчивая мысль. Причем Гарри никак не мог вспомнить, что именно ему снилось, и не мог понять, что это за мысль - она словно обозначала необходимость что-то сделать. Одного взгляда в окно хватило, чтобы понять: он проспал весь день. Мальчик приподнялся на кровати, держась за голову, которая раскалывалась от боли. Медленно соображая, что нужно делать, подошел к тут же отразившему его помятый вид зеркалу - чтобы хоть как-то привести себя в порядок. Гарри знал, лучше отлежаться хотя бы сегодня, но что-то неудержимо тянуло его в Хогсмид.

Минут через десять заглянул Рон.

- О, ты наконец-то встал! Отлично! Давай быстрее, мы уже скоро выходим, - и дверь снова захлопнулась, оставив Гарри наедине с неотвязной мыслью, что ему чего-то не хватает. Он попытался отмахнуться от нее, списав на тот факт, что сейчас один, а стоит оказаться в веселой компании - и от этой ерунды в голове и следа не останется.

Но и через час, в Хогсмиде, в обществе гриффиндорцев и пуффендуйцев, легче не стало. Взгляд Гарри безостановочно метался от мадам Розмерты по лицам окружающих, и обратно, пока Симус не прошептал, наклонившись к нему:

- Я вижу, Гарри, тебе тоже тут скучно. Предлагаю сходить в одно более веселое местечко. Правда, там могут оказаться слизеринцы, но оно стоит того, чтобы забыть даже об их существовании хоть на один вечер, - и мальчишка заговорщически подмигнул.

При слове «слизеринцы» сердце Гарри неожиданно вздрогнуло, но он не захотел задумываться над этим фактом, а просто встал и пошел за Симусом.

Всю недолгую дорогу до паба, расписанного Финниганом, как «самое классное место Хогсмида, с самыми лучшими напитками и самой зажигательной музыкой», Гарри ощущал только все увеличивающееся чувство тревоги и еще чего-то. И только когда он вслед за Симусом вошел в паб - мучающая мысль будто пронзила его своей остротой. Он понял, что искал, чего ему не хватало. А вернее, кого.

Из всех посетителей Гарри выбрал единственного. И этот человек тоже видел лишь его. Из десятков лиц взгляд притягивало одно - бледное и напряженное лицо парня, обернувшегося в ту самую секунду, что Гарри переступил порог. Взметнулись платиновые пряди волос, так картинно оттененные черным шелком мантии, и Драко Малфой замер с бокалом усладэля в руках, глядя на гриффиндорца, как завороженный. Или… словно пытаясь очаровать?

Сверкнувший, как отточенный клинок, взгляд серебристых глаз встретился со взглядом зеленых, спрятанных за стеклами очков, и отразился, как в гранях изумруда.

«Зря стараешься, змей», - подумал Гарри, но где-то глубоко в подсознании промелькнула шальная мысль, которую он не успел проконтролировать: «Да, зря… Потому что я уже околдован тобой…»

* * *

«Почему ты мучаешь меня, Поттер?» - думал Малфой на утро, когда узнал, что Гарри вернулся. Драко слегка успокоился, но в душе неистово желал прикоснуться к гриффиндорцу, чтобы понять, действительно ли все нормально.

«А что, ему не за что тебя мучить? - отвечал слизеринец сам себе. - Ты ему мало сделал зла?»

«Но я же не хотел…»

«Хотел, еще как хотел! Да ты же только от своих издевательств над Поттером мог получить стопроцентное удовлетворение!»

«Я стал бы ему другом, гораздо лучшим, чем этот Уизли, если бы он не оттолкнул меня!»

«А ты когда-нибудь задумался, почему он это сделал? Здесь не играет роли то, что Уизли - нищий, а Грейнджер - грязнокровка, как не играет роли и твое происхождение. Просто ты недостоин».

Недостоин… А ведь это была правда. Что хорошего сделал он за свою жизнь? Как мало по сравнению с тем, сколько раз перечеркнул это отвратительными поступками.

«Зачем ты живешь, Драко Малфой? Ответь себе честно: кому ты нужен на этой земле? У тебя никогда не было друзей, ты никого не любишь, никому не веришь, тебя никто не любит, да и не полюбит, наверное, никогда…»

Вчера, встав в полный рост в окне Астрономической башни, Драко был готов спокойно проститься со своей бесполезной и бессмысленной жизнью, понимая, что ни о чем жалеть не будет. Кроме, может, о том, что еще раз не увидел Гарри?.. но в этом он не признался бы даже себе.

А потом в тумане блеснуло белое крыло. Такая белоснежная сова была только у Поттера. Драко видел, как она постучала клювом в окно гриффиндорской башни, как ее впустили, и на пол комнаты опустился листок бумаги. Это письмо было не от Поттера и адресовано было не слизеринцу, но душа внезапно согрелась, словно в пламени огня гриффиндорской гостиной, от взявшейся из ниоткуда уверенности: Гарри жив.

И вот теперь Малфой стоял перед зеркалом и приглаживал волосы, покорно ложившиеся под умелыми руками. Он не хотел идти в Хогсмид, но его притягивала туда возможность увидеть Поттера. Юноше было жизненно важно самому убедиться в том, что с Гарри все в порядке, хотя больше всего на свете хотелось, чтобы тот навсегда исчез из его жизни.

А вечером Драко сидел в пабе, куда его затащили слизеринцы (кроме этого места они нигде в Хогсмиде не показывались), и тревожно вздрагивал каждый раз, когда колокольчик на двери оповещал о приходе нового посетителя.

В ту секунду, что вошел Гарри, Драко как раз доходчиво объяснял Блейзу Забини, который явно выпил лишнего, и с завидной настойчивостью уже в третий раз пытался его поцеловать, что тому надо пойти проветриться и остыть. Вдруг блондин вздрогнул, будто почувствовав то, что должно было произойти. Колокольчик еще не успел прозвенеть, как глаза Драко впились в приотворившуюся дверь. И в следующий миг встретили взволнованный и какой-то странный взгляд Поттера.

Пару секунд они просто смотрели друг на друга, не смея, да и не желая отвести взгляд. Время будто не двигалось, заставив застыть все безликие силуэты вокруг, и Драко поймал себя на мысли, что хочет, как Фауст у Гете, прошептать - да нет, прокричать: «Остановись, мгновение! Ты прекрасно!..»

…Чего только не было в этих дымчато-серых глазах, по которым неосознанно скучал Гарри все три нескончаемых дня. И боль, и радость, и невыразимые чувства… Неужели это могло быть правдой? Малфой хотел его видеть? Но вот страдальческое выражение лица Драко сменилось презрительным, и он первым разбил контакт глаз.

Гарри глубоко вздохнул, а потом вскинул голову. А чего, собственно, он ожидал от Малфоя? Мысленно посмеявшись над собой, Гарри пошел вслед за тянувшим его за рукав Симусом.

Драко сильно стукнул кулаком по столу. «Ну в чем дело? Опять этот Поттер!». Малфой чувствовал, что ему срочно нужно подойти к Гарри и дотронуться до него, посмотреть, не вздрогнет ли он от боли под прикосновением, оттого что, может быть, под одеждой скрывает свежие раны?.. Так хотелось положить руку на руку Гарри, обнять за теплые плечи и нежно прижать к себе…

Может быть, из-за выпитого усладэля, а может, потому что он три дня сходил с ума, но юноша не мог сдержаться. Вскочил и легкой быстрой походкой направился к гриффиндорцам, а в пьяной голове неудержимо билась мысль: «...дотронуться… только дотронуться до него…»

Хотелось спросить: «С тобой точно все хорошо?» - как друга, как близкого человека. Но в таких ситуациях, боясь насмешек или того, что его оттолкнут, Малфой никогда не давал волю чувствам. Когда он не знал, что делать - скрывал свою слишком уязвимую душу под едкими фразами и саркастическим смехом.

- Решил повеселиться, Поттер? - раздался ехидный голос за спиной Гарри. - А как это ты отважился на столь смелую вылазку без Уизли? Или его заперли в колдозоопарке, перепутав с представителем подвида пещерных троллей?

Гарри медленно повернулся. Ну конечно, перед ним стоял Малфой, собственной персоной, и выжидающе смотрел, пытаясь предугадать реакцию. В другой раз Гарри вскипел бы, но сейчас, на фоне пережитого, реплики слизеринца вызывали лишь улыбку. Не удержавшись, Поттер хмыкнул, заметив, как серебристые глаза удивленно расширились, и на секунду в них мелькнуло недоумение. Но только на секунду, в следующий момент красивые губы Малфоя искривились в ухмылке:

- О, да я смотрю, ты дар речи потерял? Или он у тебя периодически пропадает, когда рядом нет этой всезнайки?

Почему-то сегодня Драко не смог назвать Гермиону «грязнокровкой», как обычно. Это его бесило, а еще выводило из равновесия то, что Поттер продолжал игнорировать его выпады и улыбался, будто смотрел на шалости ребенка. И Малфой почти физически чувствовал, как из головы испаряются все пакостные мыслишки, бывшие постоянным и неизменным атрибутом их стычек. Но Драко был упрям и сделал еще одну попытку:

- А как тебя пустили сюда? Разве маленьким золотым мальчикам не пора спать в кроватках? Хотя, я знаю, ты пришел в мантии-невидимке, чтобы тебя не застукал Дамблдор, правда? Ну, где она? Здесь? - и Драко резко дернул Гарри за руку, словно пытаясь сорвать несуществующую ткань. В ту же секунду Гарри вскрикнул и, сжавшись в комочек, наверное, упал бы, если бы его не подхватил Малфой. «Мерлин! - пронеслось в голове Драко. - С ним все хуже, чем я мог предположить!» - поддерживая Гарри, блондин одной рукой попытался закатать рукав его свитера, чувствуя сквозь ткань что-то теплое и мокрое.

- Гарри! Что с тобой? - бросился к ним Симус, и даже стоявшие поодаль слизеринцы подошли ближе.

- Ничего, все в порядке! - но, не смотря на отчаянные попытки сопротивления со стороны Поттера, Малфой все-таки освободил от свитера его руку, и все увидели страшную рану, которую уже не прикрывала сбившаяся повязка, и кровь, пульсируя, лилась без остановки. Драко ахнул.

- Героя из себя строишь, придурок? Или я так надоел тебе, что предпочитаешь умереть у меня на глазах?

- Ты о себе слишком высокого мнения, Малфой, - простонал Гарри, пытаясь подняться, и вынужденно опираясь на предплечье своего врага в зеленом свитере.

- Я отведу этого идиота к мадам Помфри, - заявил Малфой столпившимся вокруг ученикам. И, как бы объясняя свое странное решение, добавил:

- Ну, раз уж я стал причиной того, что он чуть не грохнулся в обморок.

«Не заметив», как Гарри сверкнул глазами, а изумленные свидетели этой сцены открыли рты, Драко потянул Поттера к выходу, прежде чем Симус успел опомниться и заорать, что драгоценность Гриффиндора нельзя отдавать в скользкие лапы «этого змееныша».

* * *

Выходя, если так можно было назвать висение на плечах Малфоя, из паба, Гарри еще сохранял спокойное выражение лица. Но, стоило двери захлопнуться за ними, он едва слышно прошептал:

- Подожди… немного… я не смогу идти…

Малфой, осторожно опустив его на землю, присел рядом.

- Нет, ну я всегда говорил, что ты, мягко говоря, неумный, а теперь убеждаюсь, что поставил неправильный диагноз. Ты просто конкретный, хронический дурак. Знаешь, Поттер, это такая форма дебилизма, которая не лечится.

- Да, спасибо, Малфой, я знаю… - сейчас Гарри был неспособен даже вести разговор. Все заклятия, которые он наложил с таким трудом на свое тело, рассыпались, стоило слизеринцу только дернуть его за руку.

- Ну объясни, какого боггарта надо было припереться сюда в таком состоянии? И как мне теперь переправить тебя к мадам Помфри? Любое заклинание еще больше растревожит рану! - судя по выразительным интонациям, слизеринец заметно нервничал. - Дай руку.

Поттер послушался и закусил губу, когда Драко осторожно попытался перевязать его предплечье куском ткани, за минуту до этого оторванным от белоснежной шелковой рубашки.

«Спасая этого недоумка, ты замерзнешь насмерть, - нашептывал здравый смысл, когда Драко снял пальто и отрывал лоскут от своей рубашки. - Представляешь, кому-то рождественский подарочек - на завтра здесь будет два хладных трупика». Малфой улыбнулся: он еще не утратил способность шутить, значит, все будет нормально. Но через пару минут юноша стал чувствовать, что не может унять дрожь, прекрасно понимая, что это не от холода, а от того, что он очень нежно сжимает руку Гарри в своей.

- Пойдем, Гарри… - нерешительно сказал Драко, поразившись тому, что он впервые назвал своего недруга по имени, и тому, как странно звучит почему-то его собственный голос.

Но черноволосый мальчик прошептал:

- Еще чуть-чуть, пожалуйста…

Блондин почувствовал неладное:

- Ты что-то скрываешь от меня? Что такое?

Не получив ответа, Малфой легонько потянул гриффиндорца за плечо, и это вызвало новый стон.

- Гарри… что?.. - Драко поперхнулся, увидев слезы в глазах за стеклами очков, и вдруг его словно озарила догадка. Мгновенно, но стараясь как можно аккуратнее, парень стащил с Поттера свитер. И замер.

* * *

«Наверное, эта рубашка была когда-то белой», - думал Малфой, неся Гарри на руках. Это не было так легко, как казалось поначалу: Поттер определенно не походил на пушинку, особенно, если эту «пушинку» не опускать с рук уже в течение получаса. Но почему-то это было необъяснимо приятно. Гриффиндорец, обмотанный пальто Драко, обнимал бывшего недруга за шею и, похоже, время от времени терял сознание, потому что руки сползали, а потом, приходя в себя, Гарри снова сцеплял их на затылке блондина. Голова Поттера лежала у Драко на груди, а черные волосы трепал холодный ветер. На неестественно бледном лице почти не выделялись когда-то красные, а сейчас совершенно белые, бескровные губы. Обратив внимание, что они приобретают едва заметный голубоватый оттенок, Малфой ускорил шаг, пытаясь сохранять спокойствие и не впадать в панику, несмотря на то, что из полуоткрытых губ Гарри дыхание вырывалось все слабее и слабее. Драко на чем свет стоит продолжал про себя ругать Поттера, лишь бы не дать прорваться крику и непрошенным слезам. И снова в голове звенела одна-единственная мысль: «Только не умирай!..». И Драко ни на мгновение не задумывался над тем, чтоб оправдать хотя бы в собственных глазах свое нежелание видеть Поттера не только мертвым, но и даже страдающим.

Когда он снял с Гарри свитер, кто-то будто выключил вокруг все звуки. Остался только вздох Гарри и вскрик самого Малфоя. Он в первые мгновения не сообразил, почему рубашка Поттера покрыта какими-то странными разводами. В голове еще мелькнула мысль: «Откуда он мог ее взять?». Даже прикоснувшись и почувствовав под пальцами что-то горячее и мокрое, юноша все еще ничего не понял. Только поднеся руку к лицу и с удивлением рассматривая свои пальцы, вымазанные чем-то красным, Драко осознал, что он принял за замысловатый рисунок. Рубашка Поттера вся была пропитана кровью.

- Т… твою мать! - только и смог произнести Малфой, видя, как Гарри, превозмогая боль, делает тщетные попытки улыбнуться ему. Слава Мерлину, и сейчас слизеринского принца не подвело обычное хладнокровие. Простонав: «Поттер, ну неужели ты не мог сразу применить самолечащее заклинание?! Или обязательно было ждать, пока из тебя вытечет вся кровь, до последней капли?», Малфой стянул с себя рубашку и, порвав ее на бинты, легкими прикосновениями попытался остановить кровь, хлеставшую из ран на груди Гарри.

- Против заклятия, которое на меня наложили, не действует почти ничего… - прошептал Поттер, - но я сделал кое-что, чтобы раны не раскрывались, а Снейп через неделю даст мне зелье. Но, наверное, этого недостаточно - как видишь, тебе все же не стоило меня трогать… - Гарри снова старался улыбнуться, но у него вышло лишь подобие улыбки, и мальчик опустил голову, надеясь спрятать катившиеся по лицу слезы. Но Драко все равно увидел и, удивляясь своим действиям, протянул руку и осторожно стер их с щек гриффиндорца. Гарри изумленно поднял голову, и Малфой снова на мгновение потерялся под взглядом лучистых глаз. А потом, словно очнувшись, отдернул руку, и язвительно сказал:

- Я сейчас ничего не буду говорить об уровне твоего интеллекта, - и чуть мягче:

- Только скажи, ты сможешь идти?

Гарри попытался подняться, но не смог.

- Ты не обязан этого делать, Малфой. Позови кого-нибудь из гриффиндорцев, они вон там, - и он кивнул на светящий вдали окнами дом.

«Ну уж нет, - подумал Драко. - Знаю я твоих гриффиндорцев: они сначала делают, а только потом до них доходит, что надо было сперва подумать. Вон Уизли первым же по пьяни применит какое-нибудь заклятие, после которого вообще на ноги не встанешь», - и Малфой, молча обмотав Гарри сначала его курткой, а потом укрыв своим пальто, осторожно поднял мальчика на руки. Гриффиндорец вздрогнул, напрягся, но потом нерешительно обнял Драко за плечи, и так и замер.

* * *

Всю дорогу к больничному крылу Драко переполняло какое-то странное чувство. «Может, такое появляется, когда спасаешь кого-то? - думал парень. - Может, именно из-за него Поттер и стал Героем-Избавителем?». Да, наверное. Но гораздо в большей мере это чувство вызывали пока еще теплые, но с каждой минутой холодеющие пальчики Гарри на шее Драко. У Малфоя появилось ощущение, что он несет на руках ребенка, которого нужно защищать и оберегать ото всех бед.

Почти осязаемое тепло распространялось от тела Гарри и передавалось Малфою, согревая его так, словно и не было этого пронизывающего ветра и мороза на улице, а на Драко была одета не одна только тонкая майка - свой свитер он тоже отдал этому ходячему несчастью.

В палате так не хотелось отпускать Гарри, что мадам Помфри даже поторопила Драко:

- Быстрее, мистер Малфой, ему срочно нужна помощь, бедный мальчик потерял слишком много крови. Спасибо, что доставили его сюда. Еще пару часов промедления - и его уже невозможно было бы спасти.

Не слушая причитаний колдомедика по поводу того, «...как только директор позволил мальчику подняться!», Драко опустил Гарри на кровать, но все еще не выпускал его руки из своих.

- Простите, мистер Малфой, но вам придется уйти, - мягким, но не терпящим возражений тоном сказала мадам Помфри.

- Да, да… - проговорил Малфой, а потом наклонился к Гарри и шепнул, собственно, сомневаясь даже, что гриффиндорец его слышит:

- А ты все-таки полный дурак, Поттер. И это еще не все, что я хотел бы тебе сказать!

Веки мальчика дрогнули и, приоткрыв глаза, он прошептал:

- Да, я знаю, я дурак. Потому что пошел в Хогсмид из-за тебя, Малфой…

- Мистер Малфой! Уходите немедленно, или я вынуждена буду забыть о вашем благородном поступке и попросить увести вас отсюда насильно!

* * *

До самого вечера Драко не мог выкинуть из головы то, что сказал Гарри, а ночью слизеринцу стало плохо. Почувствовав внезапную слабость, он буквально упал на кровать. Заснуть так и не удалось, хотя глаза и закрывались. Ужасно болела голова, настолько, что больно было даже смотреть. Несмотря на теплое одеяло, юноша никак не мог согреться. Он и не понял, что у него жар, что, видимо, сказывалось хождение на морозе в одной майке.

На утро, прометавшись без сна всю ночь, Драко не смог дойти до душа - покачнулся и упал, не сделав и двух шагов.

Постучав в дверь и не получив ответа, в комнату заглянул Винсент Крэбб, и замер, увидев своего товарища лежащим на полу.

- Драко… - нерешительно позвал он, но тот не ответил.

Крэбб тихонько вошел и прикрыл за собой дверь. Подошел и наклонился над блондином, пытаясь понять, что с ним, потом присел рядом и легонько провел рукой от груди до бедра Драко. Находясь все время рядом с Малфоем, слизеринец никогда не мог позволить себе такого: приятель, как его называл Крэбб, всегда оставался недосягаемым Серебряным Принцем. Им можно было только любоваться, а ведь столько раз Винсент просыпался среди ночи оттого, что ему снился Драко - не тот недоступный, холодный аристократ, а другой - нежный, тающий под жаркими ласками…

Видения, как картинки, мелькали в подсознании Крэбба, и он не способен был оторвать взгляд от распростертой перед ним беззащитной фигуры.

Винс не услышал, как отворилась дверь за его спиной, хотя, наверное, не услышал бы и грохот от Бамбарды Максима. Он заметил присутствие другого человека, только когда Грегори Гойл опустился на колени с другой стороны от лежащего Малфоя. В глазах Гойла Винсент увидел будто отражение собственных чувств, мыслей и желаний, кипевших в его душе.

- Я закрыл двери заклинанием, - прошептал Грегори. - Потом применим к нему Обливиэйт…

…Словно боясь не успеть, Грегори и Винсент торопливыми движениями раздевали Драко, не обращая внимания на то, что он даже не оказывал сопротивления, находясь в полуобморочном состоянии. Его тело горело, и это еще больше подстегивало их. Он был для слизеринцев всего лишь очень красивой игрушкой, в которой им так долго отказывали, вещью, которую можно было использовать и выкинуть.

Гойл поддерживал блондина, а Крэбб без особой подготовки, лишь воспользовавшись соответствующим заклинанием, овладел безчуственным телом. Внутри Драко оказалось так безумно тесно и горячо, что Крэбб закричал. Юноша под ним метался, как в бреду, но не открывал глаз. Это было так сладко… Винсент и не думал, что получит настолько сильное удовольствие, которое заставило мир вокруг потемнеть и поплыть перед глазами блестящими радужными точками…

Когда Крэбб пришел в себя, они с Гойлом поменялись. Но Грегори, похоже, недостаточно было чувствовать под собой послушное тело.

- Я хочу, чтоб этот высокомерный тип видел, как я трахаю его! - злобно прошипел Гойл и сильно ударил Малфоя по щеке. Драко застонал, но не открыл глаза, а его мучителям даже и в голову не приходило, что он почти без сознания.

- Ах так! Ну хорошо же! Я быстро заставлю тебя это сделать! - и Гойл с помощью Крэбба притащил Драко в ванную комнату и швырнул на холодный кафель. Этого ему показалось мало, и он обдал блондина ледяным душем.

Драко задрожал и открыл глаза. Едва он пришел в себя, как почувствовал новую, неведомую раньше, жгучую боль между ног.

- Где… я? Что… такое? - прошептал он, пытаясь понять, почему спине так холодно, будто к ней приложили заледеневшее железо, и почему ему так больно. Он даже не обратил внимания на расхлябанный вид Крэбба и хищный взгляд Гойла.

- А ты не догадываешься? - с мерзкой ухмылкой проговорил Грегори, и что-то заставило Драко испугаться своего однокурсника. - Так я тебе сейчас объясню! - и со звериной жестокостью Гойл набросился на Малфоя, руки которого над головой держал Крэбб.

Боль была невыносимой. Пытаясь вырваться из железной хватки, Драко метался на полу и, вместо того, чтобы расслабить мышцы, сжимался сильнее, доставляя своему мучителю большее наслаждение, а себе - дополнительные страдания. Он не знал, что делать, как освободиться, и адская боль затопила сознание, почти вырывая его из реальности. «И вот это - мой «первый раз», - промелькнуло в воспаленном мозгу. - Лучше б это был Поттер...»

Но это не был гриффиндорец, с его нежными губами, ласковыми руками и вечным благородством. В Гойле не было ни капли сострадания или внимательности. Мокрые пряди волос, блестевшее, в мелких капельках, тело жертвы заводило насильника еще больше.

- Кричи, сволочь чистокровная, ну что же ты?!

Но Малфой не кричал. Из глаз катились слезы, он до крови закусил губу, но не издавал ни звука. Хотел не думать об этом, отвлечься, но в голове крутилась мысль: «Неужели Грег все этовремя так меня ненавидел? За что?..». А Гойл словно задался целью сделать Малфою как можно больнее. Он терзал и будто растаптывал это прекрасное тело, не замечая крови, которая смешивалась с разлитой водой и превращалась в мутные розоватые потеки.

Когда эта пытка наконец кончилась, Драко уже не чувствовал от холода рук и ног. А тело, между тем, пылало, и кровь, должно быть, прилила к голове, потому что в ушах сильно шумело, и он с трудом разобрал слова, что говорил Гойл:

- А теперь ты, шлюха, возьмешь у меня в рот!

Что-то происходило вокруг. Что - Драко уже не понимал. Только увидел, как Крэбб, почему-то вдруг дотронувшийся до его лба, вскричал:

- Да у него жар! - и растворился в пелене, застелившей глаза.

* * *

Несколько раз Малфой приходил в себя. Один раз он услышал, как мадам Помфри благодарила Блейза Забини, который переправил его в больничное крыло, и говорила что-то о воспалении легких.

Во второй раз Драко стал безмолвным свидетелем разговора медсестры со Снейпом. Женщина взволнованно что-то говорила профессору, что именно - Малфой не смог разобрать. Снейп тоже сначала пробурчал что-то невразумительное, а потом вдруг взорвался, и со словами: «Ничтожества! Я найду виновников и, будьте уверены, разберусь с ними!», хлопнув дверью, выскочил из палаты.

Придя в себя следующий раз, слизеринец услышал голос Забини, почему-то оправдывающегося:

- Драко, клянусь, это не я! Ты нравишься мне и я хочу тебя, но это сделал не я!..

Малфой так и не понял, о чем он, и снова впал в забытье.

Еще несколько раз он слышал, как миссис Помфри разговаривала с кем-то, чей голос был до боли знаком. Но, так и не вспомнив, кому он принадлежал, слизеринец впадал в дрему, прекратив тщетные попытки открыть глаза. Ни пошевелиться, ни, тем более, сказать что-то у Малфоя просто не было сил.

А однажды его пробуждение оказалось, по меньшей мере, странным. Драко почувствовал, как чьи-то нежные губы целуют его глаза, щеки, подбородок, а ласковые пальцы гладят волосы. Взволнованный голос в перерывах между поцелуями шептал:

- Маленький мой… котенок… выздоравливай быстрее!.. Я так скучаю по тебе! Я обязательно вернусь. Милый, солнышко мое!..

Драко услышал звук открывающейся двери, торопливые шаги и настойчивый голос мадам Помфри:

- Простите, мистер Поттер, но вам придется уйти.

«Это уже было… - подумал Малфой. - Deja Vu? Только… что-то не так. ЧТО ОНА СКАЗАЛА? Мистер Поттер?!». Это Поттер только что целовал его и сказал, что скучает?

Изумлению Драко не было границ. И вдруг завеса приоткрылась. Он начал вспоминать.

Первое мгновение. Самоубийца (2)

Он вспомнил все. Хогсмид, Поттера, то, как спасал гриффиндорца (это же хватило ума идти в десятиградусный мороз в одной майке!), Крэбба с Гойлом (наверное, потерял сознание прежде, чем они наложили Обливиэйт, поэтому заклинание и не подействовало). Затем смутно выплыл Блейз Забини, который с дико округлившимися глазами что-то кричал, а потом поднял его и перенес сюда. А сейчас снова был Поттер - Поттер, называвший его своим солнышком… «Мерлин, да что же это? Мне еще Поттера не хватало!..». Драко попробовал переключиться на планы мести своим насильникам, но его мысли неуклонно возвращались к Гарри…

Ужасное непонимание происходящего измучило Малфоя, который еще не настолько пришел в себя, чтобы сделать какие-либо разумные выводы. В конце концов, он снова заснул, теперь уже глубоким, спокойным сном.

На следующее утро Драко чувствовал себя настолько хорошо, что мог даже вставать, хотя мадам Помфри категорически запретила ему это делать. Еще Малфою удалось убедить себя в том, что сцена с Гарри - всего лишь плод его больного воображения. Разве мало подобных фантазий блуждало в его голове, пока он бредил?..

Через два дня к нему уже пускали проведывающих.

Первым пришел, конечно же, Забини. Блейз, настороженно вглядываясь в дымчатые глаза, пытался прочитать, о чем же думает Малфой. Драко успокаивающе дотронулся до его руки.

- Я все помню, Блейз. Спасибо тебе большое.

- О, Драко… - прошептал юноша. - Я знал, что ты поймешь…

У Блейза слегка дрожали руки, которые Драко продолжал держать в своих. Малфою захотелось отблагодарить парня, который оказался настоящим другом, не поддавшимся искушению. Блондин прошептал:

- Иди ко мне… - и привлек Блейза за руку, поцеловал его в губы.

- Я люблю тебя… - прошептал Забини, когда снова обрел способность дышать. - Люблю…

Драко вздохнул, но твердо сказал - на французском, как ему было легче:

- Je suis désolé, mais je ne peux pas te donner ce que tu veux. Et Je ne te peux pas tourment en vain, parce que tu mérites le bonheur. Mais je veux d'être ton ami. Si tu n'as pas l'esprit... (Прости, я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Не могу и напрасно мучить тебя, потому что ты заслуживаешь счастья. Но я хочу быть твоим другом. Если ты, конечно, не против…)

- Mon... ami?.. Veux-tu vraiment d'être mon ami?.. (Моим… другом?.. Ты правда хочешь стать моим другом?..) - Драко мысленно улыбнулся, видя, как тот рад даже этому. Хотя, быть другом - наверное, даже больше, чем быть любовником, не чувствуя страсти.

* * *

Приходили однокурсники, даже пару человек из Пуффендуя. Очевидно, Гарри всем рассказал о Знаменитом Спасении (Драко не мог не иронизировать по этому поводу, особенно, после того, как изъявить ему благодарность пришли Грейнджер и Уизли). Рыжий гриффиндорец неловко топтался на месте, и выдавил из себя пару слов только, наверное, потому что подруга смотрела на него с осуждением. Драко же едва сдерживался от смеха, наблюдая за его потугами. Вместо этого слизеринец сделал понимающее выражение лица и проговорил самым сердечным тоном:

- Не стоит благодарности, каждый посчитал бы за честь поступить так на моем месте, - и ему пришлось очень постараться, чтобы не добавить: «Ну ты, конечно, нет. После твоих заклинаний Гарри наверняка попал бы в больницу Святого Мунго».

Заглянул даже профессор Снейп: справиться о здоровье и выяснить, кто виновники произошедшего. Драко не стал скрывать.

Только Поттер не приходил.

* * *

У мадам Помфри и правда, как любят говорить магглы, были золотые руки. Используя зелья Снейпа, она поставила Гарри на ноги буквально за пару дней. И была теперь гораздо больше обеспокоена состоянием его спасителя. Гарри не находил себе места от гнева и волнения. Мальчик почти физически чувствовал боль Драко, и готов был применить Легилименцию ко всем учениками Слизерина, чтобы найти виновных. Мадам Помфри сказала, Малфой мог умереть если не от воспаления легких, то от того, сколько пролежал на ледяном полу в холодной воде.

Гарри все-таки нашел их. И эти мерзавцы должны быть всю жизнь благодарны и обязаны Снейпу, который очень вовремя появился в коридоре. Крэбба с Гойлом, конечно, исключили и, наверное, только это не сделало Гарри Поттера Мальчиком-Который-Стал-Дважды-Убийцей.

А потом он каждый день, несмотря на запреты колдомедика, навещал Драко. Любовался им, таким трогательным и уязвимым, так не похожим на прежнего слизеринского мерзавца. Мог часами просто сидеть рядом, держать в руках холодные тонкие руки, словно пытаясь согреть; или скользить пальцами по синеватым венам, стараясь уловить едва ощутимый пульс. Потом Гарри медленно переходил на виски Малфоя, проводил по мягким губам и подбородку, задерживал пальцы на голубоватой жилке на шее, и долго не мог оторвать их. Он изучал слизеринца, и чувствовал, что с каждой минутой, проведенной в палате, привыкает к нему все больше. Для Гарри перестало существовать все, что не связано с Драко - уроки, квиддич, даже друзья отошли на второй план. Волна нежности и привязанности к бывшему непримиримому врагу неумолимо накрывала его, не давая возможности задуматься над причиной. Мальчик не заметил, как без памяти влюбился в это совершенное существо с внешностью ангела и характером шести чертей. Во всем теле, через кровь, будто распространялся неодолимый яд, циркулируя по венам, разъедая сердце и пропитывая душу. У этой отравы было имя.

Имя, которое обжигало губы, когда его произносишь.

Имя, которое звучало у Гарри в ушах, и было прекрасней самой мелодичной музыки.

Имя, которое каждую секунду выстукивало его сердце, все ускоряя ритм.

Имя, которое во сне он выкрикивал в порыве безумной страсти.

Имя, которое шептал наяву, боясь признаться даже самому себе, что любит его обладателя.

Самый сладостный звук, когда-либо существовавший на земле. Имя Драко.

Мальчика сейчас не интересовало ничего, кроме бледного лица и прохладных рук слизеринца.

Здесь, рядом с Драко, Гарри забывал обо всем. О том, что он - последняя надежда магического мира; о том, что Дамблдор так долго внушал ему - он Избранный, единственный, кто способен убить Волдеморта. Ничего не имело значения, кроме того, когда же наконец откроются эти светлые глаза, и что Гарри в них увидит - надежду на счастье или свою смерть.

Но директор не позволил ему забыть.

После очередного учебного дня Гарри, как обычно, бежал в больничное крыло, и на полдороги его перехватил Дамблдор.

- Гарри, мальчик мой, мы опять должны с тобой уехать, и на этот раз надолго.

Мальчик вздрогнул и поднял на Альбуса свои волшебные глаза. В них мелькнуло - нет, не страх, как сначала подумал директор, который не забыл, что пришлось пережить любимому ученику в прошлый раз, - нет, это было какое-то невероятное сожаление.

- Предупреди друзей, чтобы не мучались от неизвестности, - сказал Дамблдор и, взглядом отпустив мальчика, слегка удивился, увидев, как он побежал в сторону, совершенно противоположную гриффиндорской гостиной.

Гарри повезло - мадам Помфри в палате не оказалось. Не в силах больше сдерживаться, он стал осыпать лицо Драко поцелуями и шептать, что не выдержит без него. Гарри знал, что может больше никогда его не увидеть. Но об этом так не хотелось думать, это было не так важно - главное, чтобы Драко выздоровел, чтобы снова дрогнули длинные серебристые ресницы, а бледные губы ожили в улыбке.

- Я обязательно вернусь… - шептал Гарри, нежно касаясь губами бархатистых щек. - Милый, солнышко мое!..

Он так хотел отдать Драко без остатка всю нежность и теплоту, которую так долго хранил в своем сердце. И не важно, что, когда Малфой придет в себя, его губы не будут улыбаться Гарри, а сложатся в презрительную ухмылку; не важно, что для «чертова Поттера» взгляд этих глаз всегда будет холодным, как лед и острым, как клинок кинжала; Гарри хотел запомнить Серебряного Принца таким - трогательным, беззащитным, светлым, как ангел.

Он не услышал, как вошла мадам Помфри, не понял, что она сказала - очнулся только, когда колдомедик подергала его за плечо. В последний раз взглянув на Драко, запечатлевая в памяти его образ, Гарри выскочил из палаты.

А ровно через два дня, несмотря на предосторожности Дамблдора, Мальчик-Который-Выжил попал в руки Темного Лорда.

* * *

…Он стоял, прижатый спиной к каменной стене, и думал, что еще секунда такой боли - и голова разорвется на тысячу кусочков. Ситуация напоминала ту, на кладбище Реддлов, куда перебросил его вместе с Седриком Диггори кубок-портал. Только теперь Гарри был прикован к стене тяжелыми цепями, и в руках не было волшебной палочки, которую на этот раз предусмотрительно забрал Волдеморт.

Сам же темный маг ходил по комнате перед мальчиком, перебирая какие-то сосуды на полках, и говорил:

- Ты, наверное, думаешь, мне так нужна твоя жизнь, что я устраиваю за тобой такую охоту? Вовсе нет. Я расскажу тебе.

Два года назад я не знал до конца, правильно ли поступаю, совершая обряд, но у меня не было выбора - я должен был вернуться в свое тело. Оказалось, я ошибался: я наконец смог принять человеческий облик, но не возвратил себе прежнюю магическую силу. Да, я не хуже любого волшебника, но, сам понимаешь, это лишь жалкие крохи для того, кто привык править миром. Мне нужна твоя кровь, но я не должен брать ее насильно. Отдай мне ее добровольно. Всего пару капель, Гарри, - глаза Волдеморта сверкнули красным огнем, - и я дам тебе все, что захочешь!

- Я лучше умру, чем буду помогать тебе! - воскликнул гриффиндорец.

Темный Лорд усмехнулся.

- Все мы когда-нибудь и так умрем. Каждый наш очередной ничтожный глоток воздуха - шаг к смерти. Она неотвратима, вся наша жизнь - ни что иное, как медленное умирание. А хочешь жить вечно? Вдвоем мы смогли бы найти эликсир жизни, Гарри! Вместе мы сможем стать величайшими волшебниками, весь мир будет у наших ног. А разве нет людей, которых ты хотел бы поставить на колени? Разве у тебя нет обидчиков, которые заслужили наказания? Драко Малфой, например, разве нет?

Гарри вздрогнул при имени Драко, но тут же закричал:

- Мой враг - ты, Волдеморт. И кто, если не ты, должен ответить за свои преступления? Как ты смеешь предлагать мне эту сделку, убийца моих родителей?

Волдеморт, будто собираясь сдаваться, как маггловские преступники, поднял руки вверх.

- Да, я совершил эту ошибку. Пойми, Гарри, жизнь - это сражение, иногда приходится жертвовать некоторым, чтобы не потерять все. Разве я не достаточно наказан за это четырнадцатью годами ужаснейшего, жалкого существования, даже не имея телесной оболочки? Но я был на войне, а такие, как Малфой и в мирное время продолжают портить жизнь окружающим только своим присутствием. Ведь должен же ты, такой добрый и непримиримый к несправедливости, ненавидеть его? - и Волдеморт самодовольно улыбнулся, словно подчеркивая, что не один он так злобен.

Может, виной тому была дикая боль, пронизывающая голову через шрам и не дающая контролировать мысли, но в каком-то порыве Гарри выкрикнул:

- Я не ненавижу Малфоя! - и тут же попытался сгладить слишком сильный всплеск эмоций:

- Я… Он не настолько мерзавец, чтоб его ненавидеть.

Но минутное смущение не укрылось от мага. Впившись внимательным взглядом в лицо Гарри, он прошипел:

- Да тебе небезразличен наш юный друг! Ничего себе, какой невероятный поворот событий!

Гарри молчал, не решаясь ответить - голос мог выдать его. Наконец он нашел в себе силы и твердо сказал:

- Что бы ты ни предложил мне, я НИКОГДА не буду помогать тебе.

Глаза Волдеморта недобро сверкнули.

- Поверь, я умею убеждать. А ты сам только что дал мне прекрасную возможность. Мне вот только интересно, насколько далеко зашла твоя симпатия к Малфою, и на что ты ради него способен. Легилименс! - выкрикнул Волдеморт, направляя на Гарри волшебную палочку.

«Протего!» - мысленно произнес мальчик, но разве мог он, измученный ужасной головной болью от одного только присутствия Темного Лорда, противостоять магу, не имея даже в руках волшебной палочки? И вот картинками перед глазами замелькали воспоминания - Хогсмид, странный взгляд Драко, дорога в больничное крыло, палата слизеринца, его нежные губы, собственный горячий шепот: «Маленький мой… милый… солнышко…»; сквозь все это в сознание проникал насмешливый голос Волдеморта:

- Какие нежности! Не ожидал! А Малфой! Какой благородный поступок! Я думал, он недалекий мальчишка, только и способный, что подражать своему отцу, да исподтишка делать гнусности.

Гарри глубоко вздохнул, когда волшебник опустил палочку, а Волдеморт, между тем, продолжал:

- Однако, твоему обаянию поддаются все, даже такие люди, как Малфой. Когда я был молод, передо мной тоже преклонялись, мной восхищались, за мной пошли самые могущественные маги… Гарри, посмотри, мы же похожи! Разве у тебя никогда не возникает желания доказать всем этим ничтожествам свое неоспоримое превосходство? Я предлагаю тебе власть, силу, - слова лились и словно застывали в воздухе, переливаясь великолепной огранкой, а Темный Лорд вдруг перешел на шепот:

- Ведь есть то, чего ты желаешь больше всего на свете? Я могу дать тебе это.

«Есть», - подумал Гарри. Раньше это была неосуществимая мечта вернуть родителей, а теперь…

А голос нашептывал:

- Я могу отдать тебе Малфоя, сделать его твоим рабом… Он будет принадлежать только тебе, хочешь?..

«Хочу!» - закричала страсть, свернувшаяся змеей в клубок вокруг сердца. Но даже сквозь ее крик был слышен другой голос, который так походил на голос матери: «Чего ты жаждешь больше всего, Гарри?». Мальчик задумался лишь на мгновение, но ему не было смысла лгать самому себе: «Чтобы Драко был счастлив». - «А разве может быть счастлив раб? Пленник вечно ищет волю: даже тогда, когда она уже не важна, когда зависимость становится желанной. Но человеку свойственно стремиться к тому, чего у него нет. И даже полюбив своего господина, раб продолжает желать свободы. Его душа рвется навстречу ветру, и собственная любовь кажется ловушкой, клеткой, из которой не выбраться... И, не сумев принять это противоречие, человек ломается и погибает: медленно, с каждой новой секундой, умирает частичка его свободной души. Поэтому счастливыми могут быть только двое равных!».

«Да и кого из своих близких я сделал счастливыми? Рядом со мной только боль и смерть. Мама с папой, Сириус, теперь чуть не погиб Дамблдор - я не хочу такой судьбы для Драко», - и Гарри, отметая прочь соблазнительные видения, где Малфой принадлежит только ему, сказал:

- Нет. Я не хочу.

Волдеморт расхохотался.

- Я предвидел это. Такой волшебник, как я, обязан наперед просчитывать ходы. Что ж, мой юный враг, ты не оставил мне выбора, - и он взмахнул палочкой, призывая своих слуг.

- Мой Господин… - Беллатриса Лестрейндж остановилась на почтительном расстоянии, преданными и совершенно сумасшедшими глазами глядя на своего повелителя. Тот кивнул и произнес, медленно растягивая слова:

- Иди и приведи ко мне Драко Малфоя.

Черные глаза колдуньи сверкнули и она, прошептав: «О… сладкий мальчик…», аппарировала.

Маг повернулся к Гарри.

- Можешь не сомневаться в ее способностях. Для меня Белла взорвет весь мир, но выполнит поручение.

И, словно читая мысли мальчика, Волдеморт продолжал:

- В идеальной защите Дамблдора тоже есть слабые места и, уж поверь мне, она их найдет. А Люциус Малфой ничего не узнает, и не придет за своим сыном. У тебя есть время подумать, пока здесь еще нет младшего Малфоя, а потом я буду действовать другими методами.

* * *

О Мерлин… Почему он вздрагивает каждый раз, как открывается дверь?

Почему так ждет хоть кого-то из гриффиндорцев?

Почему всматривается в лицо Грейнджер, которая стала часто приходить его навещать (и, кстати, оказалась интересным собеседником, если ей не язвить)?

Почему не решается спросить у нее, почему…

…ПОЧЕМУ не приходит чертов Поттер?!

* * *

С каждым днем он хотел увидеть Гарри все больше. Настолько, что нетерпеливо вскакивал всякий раз, как мадам Помфри заходила в палату. Драко мерещился за ее спиной знакомый силуэт, но, когда это снова оказывался кто-то - кто угодно, только не Гарри - Малфой, сцепив зубы, сжимал волю в кулак, чтобы не заорать: «Ну, где же ты?!»

Его не интересовало ничего, что происходило в школе, и о чем так увлеченно рассказывали однокурсники: «Паркинсон встречается с Дином Томасом, Невилл Долгопупс на трансфигурации превратил свою жабу в сгусток вонючей грязи с лапками, а Снейп, кажется, помыл голову».

Единственно, на Драко произвело впечатление известие о нападении на школу. Блондин напрягся и слегка дрогнувшим голосом спросил у Забини:

- Никто… не пострадал?

- Нет. Похоже, Пожиратели не нашли того, кого искали.

«Гарри успел защититься», - мелькнула мысль, от которой сразу стало спокойнее на душе, но не уменьшилось желание увидеть Поттера.

Через две недели его выписали. За это время произошло еще несколько нападений, причем с совершенно неожиданных сторон. Ученики, до этого времени уверенные, что Хогвартс - неприступная крепость, поняли, что полагаться стоит не только на магическую защиту Дамблдора, но и на собственные силы. К тому же, директор надолго пропадал, а вернулся совершенно расстроенным и будто потерянным.

И главное, нигде - ни в Большом Зале, ни в коридорах замка, ни на сдвоенных уроках с гриффиндорцами - Драко не встречал Поттера. Но не мог переступить через свою гордость и спросить у друзей Гарри, где он. Правда, уже через пару дней Малфой посмотрел на Гермиону таким умоляющим взглядом, что девушка не выдержала, и сама подошла к нему после урока.

- Пойдем, Драко, мне нужно сказать тебе кое-что, - в ее обращении было что-то такое, что заставило слизеринца вздрогнуть. Он кивнул и молча пошел за девушкой, пытаясь не поддаться чувству, что слова, которые она сказала, несут гораздо большее, чем они обозначали.

Они нашли пустой коридор, и Гермиона опустилась прямо на ступеньки, закрыв лицо руками.

- Что… что случилось? - Драко присел рядом и, не удержавшись от внезапного порыва, обнял девушку. Ее худенькие плечи задрожали.

- Гарри… Он спас Дамблдора и оказался у Волдеморта, - и, обвив руками Драко, Грейнджер сделала то, что еще месяц назад было совершенно невозможно - заплакала, спрятав лицо у него на груди.

Откуда она узнала, что Драко небезразличен ее друг? Парень не задумывался над этим, он вообще с трудом улавливал суть происходящего, просто сидел и машинально гладил девушку по спине, приговаривая: «Все будет хорошо… вот увидишь… все будет хорошо…»

Гермиона, наверное, почувствовала что-то необычное в его поведении, потому что подняла голову и, отстранившись от Драко, взглянула ему в лицо. Глаза цвета расплавленного свинца застыли, направив взгляд в одну точку. В них не было ни слез, ни безумного отчаяния - просто жуткое оцепенение. «Такой взгляд, наверное, у мертвеца», - подумала девушка и, ужаснувшись своей мысли, встряхнула блондина за плечи. Он вздрогнул и непонимающе уставился на нее.

- Драко… Мы придумаем что-нибудь, мы найдем его, я обещаю тебе! - горячо зашептала она, поглаживая его руку своей.

- Их не найдет никто! - раздалось из-за выступа стены, а затем, прежде чем ученики успели опомниться, тот же голос произнес:

- Остолбеней! Экспеллиармус! - и Гермиона, отлетев, ударилась о стену с такой силой, что из каменной кладки вылетело пару камешков; у Драко же из пальцев выскользнула волшебная палочка. Через секунду Беллатриса Лестрейндж оказалась рядом со слизеринцем и схватила его за руку.

* * *

Незримый для Драко портал перенес их из Хогвартса в какое-то подземелье. Каменные стены, будто поглощающие свет черных свечей, ни одного окна, чтобы пропустить хоть несколько лучей солнца, расхаживающий из угла в угол темный маг в длинной развевающейся мантии и… Гарри.

«Мерлин мой, что с ним сделали!..»

Голова склонилась вниз, черные волосы растрепались еще больше, чем обычно, одежда порвана, руки прикованы к стене… он, кажется, даже не видит, что происходит вокруг. Хочется закричать, подбежать, но ноги не слушаются, а голос неожиданно пропал куда-то, словно горло сжал спазм. Лишь в глубине души крохотной птичкой бьется радость, что они с Гарри - вместе…

Чтобы вывести Поттера из состояния оцепенения, Волдеморту понадобилось произнести только несколько слов:

- Малфой уже здесь.

Гриффиндорец вскинул голову, и в ту же секунду встретился взглядом с серыми глазами, в которых бился невыразимый страх. И почему-то Гарри понял, что боится Драко не за собственную судьбу.

- Ну, так что же? - Лорд саркастически улыбнулся. - Ты согласишься на мои условия или я поговорю с Малфоем?

Гарри молчал, пытаясь сделать вид, что его совершенно не интересует участь слизеринца. Волдеморт только ухмыльнулся и, подойдя к Драко, произнес, растягивая слова, словно затем, чтобы усилить их эффект:

- Что ж, тогда начнем представление. Оно обещает быть интересным, судя по внешности нашего пленника, - маг приподнял подбородок Драко, и легонько провел пальцем по его губам. Блондин вздрогнул и отдернулся, а стальные глаза теперь смотрели с выражением непередаваемого презрения и отвращения.

- Не беспокойся, мой милый, я не причиню тебе боли, - глаза Волдеморта сверкнули красным огнем, и он закончил:

- Я лучше посмотрю, как это сделают другие. Беллатриса! - он обернулся к волшебнице, стоявшей в нескольких шагах от Малфоя. - Позови сюда Нотта. Насколько я помню, ему всегда нравились красивые мальчики.

Волдеморт снова повернулся к Драко.

- Теперь все зависит только от твоего врага или… - кровавые глаза снова сверкнули, - любовника? Мне не доставляет удовольствия портить твое хорошенькое личико, но у меня нет выбора, - Лорд развел руками. - Можешь попросить Поттера, только он в силах остановить это.

Драко отступил к стене, но не проронил ни слова, когда к нему шагнул высокий мужчина, который смотрел глазами вампира, почуявшего свежую кровь.

- Нотт, можешь делать с этим мальчишкой все, что тебе угодно. Одно условие: он должен кричать, - сказал Волдеморт и обернулся к Гарри:

- Мне кажется, это заставит нашего героя-спасителя передумать, - он ухмыльнулся гриффиндорцу и добавил:

- Да, и побольше крови, Нотт.

Гарри закрыл глаза и попытался сосредоточиться на мысли о том, что НЕ МОЖЕТ предать волшебный мир. А ведь если он сейчас согласится на эту ужасную сделку с Волдемортом, то сделает бесполезными смерти стольких волшебников. Своих друзей. Своих родителей.

Он мгновенно широко распахнул глаза, услышав, как Драко вскрикнул.

Блондин отступал к стене до тех пор, пока Нотт не прижал его к ней. В ту же секунду на запястьях защелкнулись наручники, приковывая его к стене так, как Гарри. Мелькнула и обожгла мысль: «Что же пришлось пережить Поттеру?..»

В это время Нотт разорвал на нем рубашку, оставив царапины от ногтей на нежной коже груди. От неожиданности Драко вскрикнул, и перед его мысленным взором невольно промелькнула будто забытая, отодвинутая на задворки сознания картина, где вот так же на ком-то рвали одежду. На Малкольме?..

Поттер поднял голову, и теперь смотрел на Драко затуманенными глазами, которые были до краев наполнены болью. И Малфой, точно так же, как Гарри чуть раньше, понял, что эта боль вызвана не физическими муками, а невозможностью спасти его, Драко.

Пока Пожиратель срывал с него последнюю одежду, Малфой смотрел на гриффиндорца. Поттер тоже не сводил с него глаз, и на щеках у него выступил румянец, когда Драко оказался совершенно обнаженным.

Нотт глухо зарычал - видимо, ему тоже пришлось по вкусу тело Малфоя. Наклонившись, Пожиратель прошипел:

- В прошлый раз такой красивый мальчик умер прежде, чем я успел насладиться. Но в этот раз Фенрира здесь нет, и ты - мой!..

Драко с тихим стоном выдохнул, когда на его шее сомкнулись зубы, вырвав кусочек снежно-белой кожи. «Не хочу, не хочу!» - надрывалось сердце, а в памяти одно за другим всплывали воспоминания о Малкольме, которые тщетно было пытаться забыть - такой сильный ужас не стирается даже Заклятием Памяти. Малфой сжимал кулаки все крепче, изо всех сил стараясь не закричать, когда изверг расцарапывал его тело.

Нотт терзал его, рвал зубами белую нежную кожу на шее, груди, животе, Драко был напряжен до предела, но не издавал ни звука. Он видел, Гарри порывается что-то сказать Волдеморту, и одними губами шептал, хоть знал, что Гарри не услышит: «Не смей этого делать!»

Пожиратель смерти увидел это, схватил пленника за плечи и ударил головой о стену, вырвав у него едва различимый стон. Снова притянув блондина к себе, Нотт злобно прошептал:

- Сейчас ты будешь у меня кричать! Никакая боль не бывает сильнее этой! - и он поднял лежавшую рядом тонкую трость, наконечник которой был усыпан мелкими острыми шипами. Потом провел ею по телу Драко, словно проверяя остроту шипов и остался удовлетворенным, увидев красные дорожки крови на груди юноши.

Драко вздрогнул от мысли, зачем бы его мучителю понадобилась эта трость, и дернулся, безуспешно пытаясь вырваться. Нотт только гнусно рассмеялся и развел ноги Малфоя в стороны. В следующее мгновение наконечник трости оказался у Драко внутри.

* * *

…Он не будет кричать... Он не должен позволить Гарри согласиться на это. Поттер может не понять, что происходит, ведь его очки свалились на пол, а Драко заслонил Нотт. Главное - не упасть в обморок: гриффиндорец не сможет не заметить, как тело Драко повиснет на цепях…

Это не было похоже даже на изнасилование. Закусив губу, и почти теряя сознание от боли, Малфой подумал, что, если переживет это, то не будет больше ничего чувствовать. Он подозревал, что его ноги все в крови, и молил Бога о том, чтобы Волдеморт забыл, что без очков Гарри ничего не видит. Драко и сам уже видел все в тумане от невыносимой боли и слез, которые стояли в глазах и стекали по щекам, капали на грудь и смешивались с кровью.

Острые, как иглы, шипы разрывали изнутри его тело, а Нотт стал поворачивать трость… В глазах Драко окружающий мир заволокся багровым туманом, внутри, казалось, все пожирал огонь, но блондин молчал. Сил не хватало даже на крик…

Тогда его мучитель резко дернул на себя и вверх.

У Драко перехватило дыхание. А Нотт, увидев еще больше побелевшее лицо Малфоя, сделал так еще раз.

Страшный крик разорвал застывшую тишину подземелья, отразившись от стен, и несдерживаемой волной хлынул к Гарри…

* * *

Гарри заставлял себя не смотреть на то, что происходило у противоположной стены. Без очков он различал только силуэты, но не в меру услужливое воображение рисовало такие картинки, от которых сердце готово было остановиться. Но Драко молчал, и мальчик заставлял себя думать, что слизеринца пока только пугают. Гарри понимал, что сейчас совершенно не время мечтать и размышлять об этом, но какое тело было у Драко!.. Все, что не видел Поттер, живо дополняло его воображение. И мальчик со стыдом почувствовал, как его лицо заливает жаркая краска.

Наблюдая, как Нотт рвет на Драко тонкую шелковую рубашку, Гарри не мог удержаться от мыслей, как он сам раздевал бы слизеринца - медленно, едва касаясь, слегка лаская нежную кожу пальцами…. Мальчик и не представлял себе, какую боль ему может причинить только то, что с Малфоя так грубо срывают одежду.

Гарри убеждал себя, что жизни слишком многих людей поставлены на карту, и это перевешивает жизнь Драко…

Но вдруг блондин закричал так, что сердце гриффиндорца чуть не оборвалось. Он рванулся вперед, забыв о том, что прикован к стене. От страха за Малфоя он не мог произнести ни слова.

Тут же рядом оказался Волдеморт.

- О, Гарри! - воскликнул он. - Какое чудовищное упущение! Я забыл о твоих очках! - маг поднял их и, произнеся: «Окулюс репарум!», надел на Гарри.

- Как тебе эта картина? - поинтересовался Волдеморт, указывая кивком головы на Малфоя и Нотта. - Теодор, повтори еще раз то, что ты сделал только что. Специально для Гарри.

- Нет! - закричал Гарри, еще до конца не осознавший, почему пол с той стороны такой красный.

- Non... - застонал Драко, задыхавшийся от боли, но стыдившийся признаться в своей слабости перед Поттером. - Je... ne peux pas plus... (Нет… Я… не могу больше…)

- Ну что, Гарри? - спросил Волдеморт, поворачиваясь к гриффиндорцу. - Ты уже передумал или будем дальше проверять степень выносливости мистера Малфоя? А надо отдать должное, он долго держался, - с неким удивлением и даже уважением заметил Темный Лорд, обернувшись и взглянув на светловолосую голову, почти безжизненно упавшую на плечо.

- Я согласен на все твои условия, - хрипло сказал Гарри, не желая думать о Дамблдоре, учениках Хогвартса и других волшебниках, большинство из которых теперь ждала смерть. Сейчас для него из всего мира существовал только Драко, такой прекрасный и такой измученный…

- Теодор, оставь его, - приказал Волдеморт, и Нотт неохотно отошел от своей жертвы.

- Только пообещай, что отпустишь его в Хогвартс! - твердо потребовал Гарри. Глупо было брать обещания с Волдеморта, но у мальчика не было выхода, и он надеялся на то, что у мага еще осталось представление о чести волшебника.

- Отпустишь НАС в Хогвартс, - произнес тихий голос, выделив слово «нас». - Ты понял, Волдеморт? - освобожденный, и уже успевший, насколько это было возможно, залечить раны Малфой сидел на полу возле стены и держал в руках свою волшебную палочку, которую Беллатриса неосмотрительно бросила.

Волдеморт даже не удостоил его взгляда.

- Неужели ты думаешь, у тебя хватит магической силы убить меня? - и он расхохотался.

- Нет, - глаза Драко сверкнули. - Но ее будет достаточно, чтобы убить себя, и тебе нечем будет шантажировать Поттера, - и блондин поднес палочку к своему горлу. - Я жду ответа.

- Хорошо, - было заметно, какого труда стоило Волдеморту сказать это слово. - Гарри, теперь твоя очередь.

Лорд взмахнул палочкой и цепи соскользнули с рук Гарри. Гриффиндорец, пошатываясь, шагнул вперед и протянул руку.

- Бери, сколько тебе нужно.

Волдеморт подвел его к столу и, придерживая руку мальчика над серебряной чашей, сделал надрез на предплечье. Гарри только вздрогнул, когда холодный металл глубоко вонзился в его кожу. Кровь быстро наполнила сосуд до краев, и Темный Лорд залечил рану.

- Это портключ, - Волдеморт вложил в руку Гарри маленькую вещицу. - Иди, забирай своего Малфоя.

Поттеру не пришлось повторять дважды. Он бросился к стене, поднял Драко на ноги, прижал к себе и активировал ключ. Оба в тот же миг исчезли, а Волдеморт ухмыльнулся и произнес:

- Недолго он пробудет твоим Малфоем!..

Первое мгновение. Самоубийца (3)

Портключ перенес мальчиков в Запретный лес. Похоже, это было первое место, которое пришло в голову Гарри. Упавший на заснеженную землю Драко тут же застонал:

- Поттер, ну что, так трудно было переместиться хотя бы к избушке этого твоего великана?

Гарри пробормотал:

- Извини, сейчас попробую.

Как и следовало ожидать, повторно портал не активировался.

- Прости, я не хотел… - начал было Гарри, но, взглянув на Драко, резко замолчал и сглотнул.

- Поттер, ну что ты на меня уставился? Что, впервые видишь?.. - начал Малфой, который еще замечательно держался, для мученика, и вдруг, взглянув на себя, понял, что, пожалуй, в таком облике Гарри действительно еще никогда его не видел.

- Черт, Поттер, ты знаешь хоть одно заклинание, которое делает одежду?.. - нерешительно произнес блондин.

- Н… нет… - Гарри медленно приходил в себя. - Ну… можно, наверное, трансфигурировать, например, это растение в плащ…

Драко подозрительно взглянул на куст, о котором говорил гриффиндорец, и подумал, каким же на ощупь будет плащ, если у этого милого растеньица пятисантиметровые колючки.

- Ну уж нет, Поттер. Что-то эта перспектива мне не улыбается… - Драко посмотрел на Гарри и успел уловить чуть заметную улыбку на его лице. - Поттер?..

- Извини, Малфой, в таком случае ничем не могу тебе помочь… - как-то подозрительно весело произнес Гарри. - Если только…

- Если только что? Договаривай, Поттер, пока я не закоченел окончательно! - Драко начал раздражать тон его… - врага? друга? спасителя?.. - и в то же время он почувствовал, что Гарри ведет какую-то игру.

- Если только не вот это, - произнес тот совершенно другим голосом, заставившим сердце Драко биться в два раза быстрее.

Гарри наклонился над ним. «Он здесь, он живой!..», - билась в голове единственная мысль, заслоняющая собой все остальные, нарушающая привычный ход вещей, рождающая желание обнять, согреть, укрыть поцелуями... Мальчик никогда не отважился бы на подобное, если бы не ужасное потрясение. Он был слишком взволнован после пережитого, слишком счастлив тем, что Малфой спасен - Гарри просто не мог сейчас себя контролировать.

Темно-зеленые глаза приближались, пока не закрыли все небо. Драко невыносимо захотелось окунуться в них, а через секунду он понял, что уже тонет в их пучине. По телу прошла легкая дрожь, едва ощутимо стало покалывать где-то внизу живота. Малфой подсознательно ждал чего-то подобного так давно, хотя не смел об этом и мечтать.

Драко охватили необъяснимые чувства. Сначала ему хотелось спросить, что Гарри делает, но он боялся спугнуть это непередаваемое ощущение, а потом все перестало иметь значение… Все, кроме глубоких глаз и теплых рук, незаметно проскользнувших за спину и прижимающих его к себе…

- Гарри… - прошептал Драко, только сейчас заметив, что на Поттере уже нет очков.

На губы Драко лег палец и тихий, как дуновение летнего ветра, голос проговорил:

- Молчи…

Тонкий пальчик, едва касаясь, провел по губам и подбородку; потом рука Гарри зарылась в белые, казавшиеся серебристыми при ярком свете месяца волосы, и он, притянув Драко к себе, прошептал:

- О Мерлин!.. Я схожу с ума…

Эти волосы… струящиеся сквозь пальцы, как лунный свет…

Эти глаза… всегда острые и холодные, как кристаллики льда, но сейчас такие теплые, как расплавленный жемчуг…

Это тело… сотканное, кажется, из снега и лучиков света…

Тонкий профиль, длинные ресницы, нежные полуоткрытые губы, белоснежная шея, изящные руки…

Гарри терял голову, глядя в глаза с серебряными искрами, и наклонялся все ниже, пока Драко не оказался под ним на земле. Необъяснимая сила притяжения влекла мальчика еще ближе к Слизеринскому Принцу. Когда-то зеленые, а теперь уже почти черные, из-за огромных зрачков, глаза были совершенно сумасшедшими, когда Гарри прошептал:

- Прости… Я больше не могу… - и стал покрывать лицо Драко горячими мгновенными поцелуями.

- Гарри… - выдохнул Драко прямо в алые губы, прикоснувшиеся к его собственным.

- Милый… милый… - шептал Гарри, не в силах оторвать взгляд от этих сверкающих глаз и мягких, как лепестки цветка, губ. Он никогда не целовал Драко в губы. Даже тогда, в больничном крыле, он словно боялся прикоснуться к этому совершенству. И сейчас мальчик застыл, зачарованно глядя на Малфоя, который всегда казался ему каким-то божеством, не от мира сего; ангелом, спустившимся на землю - ангелом, которого земля превратила в злобную тварь. Сколько раз Гарри задумывался, как в таком прекрасном теле может жить злая, испорченная душа. И все равно не смел поцеловать свой идеал: отгонял странные желания, возникавшие сначала в мыслях, а затем и наяву.

И он никогда не ожидал от Драко того, что произошло в следующий момент.

Ресницы дрогнули, и блондин, запутав руку в черных волосах, прошептал:

- Поцелуй меня…

Драко уже не контролировал себя - да и как это возможно, когда ТАК смотрят полубезумные черно-зеленые глаза?.. Малфой не успел подумать, как с его губ слетели слова, выразившие именно то, чего он хотел в этот момент.

Гарри медленно наклонился еще ниже, словно совершая священнодействие, и сначала едва прикоснулся к бледно-розовым губам. Потом легонько провел по ним языком, будто пробуя на вкус, и вызвал у Драко вздох. Остановился, чтобы посмотреть в серебристые глаза, и увидел, что его принц закрыл их. Это словно придало Гарри смелости, и он припал к губам Драко сначала в нежном, а потом в страстном поцелуе.

«Люблю!..» - кричало, разрываясь от переполнявших чувств, сердце мальчика; тепло и жар от этого слова разливались по всему телу, растворялись в каждой клеточке, заставляя в полную силу ощутить себя живым. Хотелось кричать на весь мир о своей любви, но сначала - сказать ему…

Но Гарри знал, что никогда этого не сделает. Ведь для Драко он останется врагом или, в лучшем случае, никем - просто Чертовым Поттером. Не смотря ни на что. И от понимания этой горькой правды глаза почему-то стали мокрыми, и на щеку Драко упала соленая капля, заставив слизеринца открыть глаза и прошептать:

- Гарри… что?..

- Нет-нет, ничего… - ответил мальчик и взял себя в руки. - Ничего.

Он опять смотрел в любимые лучистые глаза, и пытался отгадать, что скрывается на их дне. Не получалось, потому что они были словно подернуты дымкой.

Но сейчас Драко просил поцеловать его, и Гарри не должен думать о том, что случится после. Пусть это будет только одна ночь, но он ее запомнит на всю жизнь.

Черные волосы смешивались, переплетались с белыми, Гарри исступленно целовал Драко: глаза, виски, нос, щеки, губы; переходил на шею, заставляя блондина запрокидывать голову; оставлял свои метки по всему его телу, слегка прикусывая и лаская языком…

… Тонкие ключицы, нежная кожа груди, розовые соски, затвердевшие под его пальцами и губами… когда Гарри коснулся живота, а следом за тем его язык скользнул чуть ниже, Драко задрожал:

- Гарри… Не надо…

- Не бойся ничего, я не сделаю тебе больно, - пообещал Гарри, и вдруг неожиданно оторвался от него, и осторожным движением развел ноги Малфоя в стороны.

- Нет… Я прошу тебя… - прошептал Драко. Он еще не пришел в себя после пыток Нотта, но почему-то не мог найти в себе силы, чтобы оттолкнуть Гарри.

А тот мягко поцеловал его и произнес:

- Тихо, милый… Все будет хорошо. Закрой глаза.

И Драко впервые в жизни доверился чужим - а может, самым родным?.. - рукам и, вздохнув, послушно закрыл глаза.

Гарри наклонился над Драко, в ужасе от того, что сделал Нотт. Слизеринцу, конечно, удалось убрать и остановить кровь, но залечить все раны магическим способом было невозможно.

Драко подсознательно все же ожидал боли, потому что все чужие прикосновения там не принесли ничего, кроме нее. И вдруг он почувствовал легкие касания языка Гарри.

- Что… что ты делаешь?.. - выдохнул он, не в силах осознать то, что Гарри может делать такое. Гриффиндорец не отвечал, только продолжал этот своеобразный поцелуй, который привел к тому, что Драко не мог больше говорить и только стонал.

Там, где быликровоточащие раны, тело сейчас ласкали нежные, мягкие, сладкие губы, и внутрь проникал острый теплый язычок, вызывая волну никогда раньше не испытанных ощущений. Драко поймал себя на очень неприличном желании, хотя, после того, что уже сделал Поттер, разве могло что-то еще называться более неприличным?..

Язык Гарри проникал в него как можно глубже, словно залечивая порезы.

Потом губы Гарри переместились выше, и Драко совершенно потерял контроль над собой, притянув его еще ближе. Хотелось до конца почувствовать этот теплый рот, а Гарри время от времени отклонялся назад, прикасаясь только дразнящими движениями языка.

Немного времени потребовалось, чтобы в голове Драко не осталось ни единой мало-мальски здравой мысли…

Доведя Малфоя до пика наслаждения, Гарри нежно поправил мокрую, прилипшую ко лбу белую челку, успокаивающе поцеловал его в губы, и тихо сказал:

- Если можешь - забудь об этом навсегда, - и совсем не слышно, одним движением губ, добавил:

- Я не смогу.

«Я не забуду. Я ловил каждый твой вздох, чтобы потом, длинными холодными ночами, вспоминать... Ты сказал бы, я чересчур сентиментален. И, быть может, оказался бы прав...»

Резко поднялся с места, снял рубашку и накинул ее на Драко.

Потом поднял и одел валявшиеся тут же на земле очки, выкрикнул в темноту:

- Экспекто Патронум! - и между деревьями помчался, не цепляя их рогами, серебристый олень.

- Зачем это? - немного придя в себя, хрипло спросил Драко.

- Послал известие Дамблдору, - пожал плечами Гарри, и уже совсем безразличным тоном договорил:

- Сейчас нас найдут и переправят в замок. И тебе больше не придется терпеть мое общество.

- Мне не мешает твое общество, - живо среагировал Драко. Он хотел сказать: «Мне с тобой так тепло и уютно», а вместо этого с ухмылочкой произнес:

- С тобой время проходит интереснее, чем с кем-нибудь другим, - и тут же упрекнул себя за черствость.

Но Гарри, похоже, ничего иного и не ожидал, потому что только снова пожал плечами и отвернулся. Слизеринец проклял себя за ехидный язык.

- Поттер… Я не то хотел сказать…

- Да брось, все то ты сказал, Малфой! Именно то, что хотел! - гриффиндорец вдруг вскочил и раздраженно повернулся к нему:

- Я же сказал, забудь. Мы просто сильно перенервничали, на меня что-то нашло, и… - Гарри неожиданно махнул рукой и, отвернувшись, пошел прочь.

Драко пару минут сидел, будто в оцепенении, а потом тоже вскочил и бросился за ним следом.

Мальчика он нашел сидевшим за толстым деревом, неудобно прижавшимся к шершавой коре боком. Малфой подошел сзади, опустился рядом и положил руку гриффиндорцу на плечо. Гарри вздрогнул и нетерпеливым тоном сказал, не поворачивая головы:

- Ну что еще?

- Ничего, просто… - Драко обнял его за плечи, прижимая к себе.

И тут неподалеку послышались шаги: к ним спешили волшебники.

- Ничего… - прошептал Драко, отпуская Гарри.

* * *

Прошел месяц. За это время для Драко не произошло ничего. Ничего, хоть сколько-нибудь связанного с Гарри. Между ними витала какая-то неопределенность, напряженная тишина, и оба чувствовали, ее может взорвать любое неосторожное слово или движение, любой порыв.

Как часто серые глаза ловили взгляд зеленых и изо всех сил пытались удержать его!.. но их обладатель отворачивался, и в школьных коридорах словно шарахался от Драко.

Малфой долго доказывал самому себе, что между ними двоими абсолютно ничего не было. Но получалось почему-то неубедительно, и больше всего возражало сердце.

«Тебе ведь было так хорошо!..»

«Да, но это обыкновенная физическая реакция организма…»

«Не обманывай сам себя. Приятно было не только телу, тепло стало твоей душе…»

И Драко Малфой, славившийся своей холодностью, начал чувствовать, как сильно ему не хватает такого живого тепла. Лед как будто был растоплен, когда Гарри открыл ему, что он тоже может быть горячим. И теперь пути назад не было. Капля за каплей, Драко таял. Но некому было заметить это, поддержать его.

Потому что единственный, кто мог согреть его, обнять своим теплом - старательно и неуклонно избегал встреч.

* * *

У Гарри было слишком много свободного времени, за которое он успевал двадцать раз передумать, как глупо поступил в лесу. Но, снова и снова прокручивая в голове воспоминания, как слайды черно-белого фильма, он не жалел о случившемся. Понимал, правда, что эту часть жизни придется забыть - для своего же блага. Но не мог, как и сказал тогда Малфою. Как ни старался мальчик оставить это воспоминание, стереть, закрыть другими - не получалось. Тогда он стал бережно хранить этот фрагмент в памяти, но не позволял себе думать о нем в другое время, кроме ночи. Ночь принадлежала ему и его мечтам целиком и полностью.

А днем Поттер не разрешал своим глазам смотреть на Драко, но каким-то немыслимым образом все же ухитрялся замечать малейшие изменения в его облике. Гарри видел каждую складочку на одежде, каждую линию прически, каждое движение лица, даже светлую волосинку, приставшую к рукаву мантии. Но не встречался с притягивающими серыми глазами больше, чем на секунду.

* * *

Этот день начался так же, как и все предыдущие. Гарри встал, механически умылся, привел себя в порядок, машинально поправил очки и пошел на урок. Занятия тоже не принесли ничего нового, кроме настойчивых взглядов Малфоя, прожигавших дыру на спине и затылке. А после уроков, направляясь в гриффиндорскую гостиную, и на всем ходу вылетая из-за поворота коридора, Гарри чуть не врезался в человека с зеленым шарфом на шее.

Слизеринский Принц был неестественно бледен, и Гарри, резко затормозив, не мог оторвать взгляда от его сухих, немного потрескавшихся губ. Больше всего на свете сейчас хотелось провести пальцами по этим шелковистым губам, чтобы почувствовать, как под прикосновениями они становятся мягкими; или просто коснуться рукой виска Драко, чтобы поймать пульс.

Но вместо этого Гарри, словно окаменев, молча смотрел в глубокие, прозрачные, как родниковая вода, глаза. Каждой клеточкой своего тела мальчик будто впитывал желания Драко, настолько они были сильные.

Несколькими секундами позже, придя в себя, Гарри, как обычно, шарахнулся в сторону. Но не успел он сделать и шага, как Малфой перехватил его за руку и, моментально прижав к стене, тихо сказал:

- Ты намерен так бегать от меня всю жизнь? Мне нужно с тобой поговорить.

Гарри, которому путь к отступлению отрезали руки слизеринца по обе стороны плеч, молча и напряженно смотрел на него. Драко увидел, как в зеленых глазах разлился если не испуг, то сильнейшее желание сбежать. Сердце парня невольно сжалось: «Ну почему ты так меня боишься?.. Неужели же я не могу сделать ничего, кроме зла?..» - и Драко, подавив вздох, прошептал:

- Ну почему?.. Я не хочу причинить тебе боль! Ну что мне сделать, чтобы ты поверил?..

Гарри вдруг резко поднял голову и внимательно посмотрел ему в глаза.

- Скажи правду. Зачем тебе это?

Губы Драко вздрогнули, но он так ничего и не произнес, опустив глаза.

- Не можешь? - колючими иглами льда прозвучал голос Гарри. Малфою показалось, гриффиндорец сейчас оттолкнет его и уйдет, не оглядываясь. Но что-то все еще удерживало Поттера на месте. Драко понял, что это его последний шанс: или сейчас, или никогда.

- Я… Мне плохо без тебя, - прошептал он, подсознательно замечая, как щеки Гарри приобретают розоватый оттенок, и теперь уже он теряет свою холодность, словно оттаивая. От него больше не веяло настороженностью и страхом. Ясные зеленые глаза спрашивали: «Это все, что ты хочешь мне сказать?..» - «Нет, не все, - виновато отвечали потеплевшие серые, - но я не могу… я не знаю, как…»

Драко опустил руки, шестым чувством понимая, что Гарри не уйдет.

- Если бы ты знал, как это сложно - видеть тебя каждый день, совсем рядом и осознавать, как ты далеко… - прошептал он тихо-тихо, почти прикасаясь губами к губам Поттера. И у Гарри тут же перехватило дыхание, необъяснимая, невероятно огромная сила потянула его к блондину, хотя он так старался не поддаться ей.

Губы Драко осторожно, едва касаясь, накрыли его собственные, заставляя раствориться во всеобъемлющей нежности…

«Я отдам тебе все свое тепло, только не отталкивай, я…»

«…люблю… люблю тебя, а ты и не знаешь…»

«Я не понимаю, что со мной, но уже не могу жить без тебя…»

«Не хочу думать о том, что ты никогда не полюбишь меня…»

«Я просто хочу быть рядом с тобой…»

…Просто стоять так целую вечность, не разжимая объятий, и чувствовать, как в твоих руках маленьким комочком бьется, как птица в клетке, чье-то сердце…

* * *

Да, Гарри никогда в жизни не нравились мальчики.

Но влюблен он уже был: сначала неудачный опыт с Чжоу Чанг, закончившийся ссорой и слезами, чему Гарри в душе был несказанно рад, потому что ему уже крепко надоели ее истерики на свиданиях.

Потом была Джинни - поначалу такая недоступная, потому что Она-Была-Сестрой-Рона, а в конце концов подарившая ему, наверное, самые счастливые моменты в жизни (хотя, нет, теперь это было уже не самое счастливое воспоминание…). Она многому научила его, тогда совсем еще неопытного в науке естества, за что мальчик был очень благодарен, даже тогда, когда стал заглядываться на Драко. В то время, когда Гарри не смел и посмотреть в сторону Джинни, а если и смотрел - видел ее с другими, то ему казалось, главное - просто быть с ней рядом, не важно, каким способом и в качестве кого. Несмотря на то, если даже ее парнем будет другой.

Но, видимо, жизнь и испытания изменили его взгляды. Гарри восхищался Малфоем, постепенно сходил с ума, но не хотел быть с ним вместе в роли игрушки. Мальчик неожиданно понял: так еще больнее, и решил, пусть лучше Серебряный Принц остается для него недосягаемым совершенством. Правда, после ночи в лесу это было почти невозможно, но волшебник знал, что, если позволит слизеринцу разбить его, Гарри, сердце, то кусочки, на которые оно разлетится, будут настолько мелкими, что их не соберет ни один даже самый великий маг. А те, что останутся Малфой, подойдя, растопчет в пыль своими ногами.

…Так больно было это осознавать, особенно, когда только от поцелуев съезжала крыша, и перед глазами все плыло. Гарри чувствовал, что еще пару таких минут - и он кончит от одних только прикосновений этих мягких бледных губ.

- Не надо, Драко… - простонал он, и хотел легонько оттолкнуть Малфоя, но тот сам отпрянул назад.

В темно-серых, как дождевые облака, глазах плескалась такая невыносимая боль, что сердце Гарри словно застыло, а он сам погрузился в пропасть отчаяния. Появилось ощущение, что он только что совершил неисправимую, чудовищную ошибку.

- Драко… - прошептал мальчик, протянув руку и взяв слизеринца за рукав мантии.

- Отвали, Поттер, - как-то очень тихо и слишком спокойно проговорил тот, вырывая руку. Прежде, чем Малфой развернулся и ушел, перед глазами Гарри мелькнуло совершенно белое лицо с прикушенной нижней губой и… влажными глазами.

- Малфой?.. - снова нерешительно окликнул его Гарри, но черная мантия, взметнувшись, исчезла в конце коридора.

* * *

Драко бежал по коридорам замка, не обращая внимания на портреты, как-то странно на него смотревшие, на то и дело мелькавших в воздухе призраков... Нет, он не плакал. Он просто не мог. Другому человеку стало бы легче, только не Малфою. От непролитых слез заболела голова, в глаза будто насыпали песка - и все же они были сухими, как хотелось думать слизеринцу.

Он проклинал. Себя, свою мерзкую натуру, жуткий характер, чистую кровь и свою одержимость гриффиндорцем. Малфой не злился на Поттера, потому что знал - заслужил такое отношение сполна. Он сам во всем виноват. И все же так больно! Так, что жить не хочется...

Да, Драко осознавал, куда сейчас бежит. Он хотел умереть.

Это не было желанием сбежать ото всех проблем - Малфой, несмотря ни на что, не являлся трусом. Сейчас в его душе не осталось ни ярости, чтобы бороться, ни страха, чтобы затаиться и подождать - только горькая, всепоглощающая пустота. Просто Драко понял, что даже самый благородный человек, который ему безумно нравится - не верит ему, и не поверит никогда. Стоило ли жить дальше с таким знанием?..

Да, это было отчаянием безответно влюбленного и навечно потерявшегося в пустыне одиночества человека... Но это было и последней каплей для того, кто так долго тщетно искал тепла и доверия. Не нашел.

Малфой не сломался и сейчас. Просто для него лучшим выходом казалась смерть, чем жизнь - в унижении, в бесконечном ожидании ласкового взгляда и доброго слова. Драко попытался все изменить - и потерпел сокрушительное поражение. Нет, он не сдался. Он просто больше не мог.

Некому было остановить слизеринца, и сказать, что его грехи еще можно искупить, стоит только хоть ненадолго забыть вечную гордость и поддаться велению своего сердца. Выбор он должен был сделать сам.

...Это был крик его души - оттаявшей и израненной осколками расколовшегося льда... Крик, который никто не услышал.

* * *

В подавленном настроении Гарри вернулся в гриффиндорскую гостиную. Друзья тут же заметили его состояние, но не стали приставать с расспросами.

Мальчик зашел в спальню и упал на кровать, запрятав лицо в подушку. Что он сделал не так? Малфой, конечно, сволочь, но сегодня он был, кажется, искренен. И не он ли, спасая Гарри тогда, нес его на руках из Хогсмида?

Гарри чувствовал себя бессердечным мерзавцем, хотя не видел, где он ошибся, сделал неправильный шаг. Но, похоже, он оттолкнул Малфоя, когда тот, может, единственный раз в жизни был честным и не хотел сделать зла.

Несколько часов Поттер пролежал в кровати в полном одиночестве, мучаясь от собственных мыслей. А потом тихонько отворилась дверь и впустила Гермиону. Девушка подошла, села на краешек кровати и, положив руку ему на плечо, успокаивающе погладила.

Гарри повернулся и поднял голову, забыв о том, что подруга увидит его красные глаза и припухшие веки.

- Если можешь - расскажи мне, что произошло, станет легче.

Гарри вздохнул и проговорил:

- Прости, я не могу.

Гермиона понимающе взглянула на него.

- Гарри, не обязательно рассказывать все, скажи только, что тебя волнует. Хочешь, не называй имен, просто обрисуй ситуацию. Мне кажется, я смогу помочь.

Гарри внимательно посмотрел ей в глаза, и вдруг сбивчиво, останавливаясь и словно забывая слова, стал рассказывать.

- Понимаешь, я, кажется, люблю человека, который точно этого не стоит. Но… я не могу ничего сделать, понимаешь?.. Это… как наваждение какое-то… ни о чем думать не могу… Боюсь, что он будет просто использовать меня… И я, по-моему, обидел его…

- Что ты сделал? - взволнованно воскликнула Гермиона, глаза ее сверкали. - Что ты сказал ему?

- Я сказал: «Оставь меня, не надо…», вроде бы… - прошептал Гарри, невольно поражаясь тому, как прореагировала Гермиона.

Девушка гневно воскликнула:

- А в твою голову не приходило, что он тоже человек, и может чувствовать?! Что он переживает за тебя, прости, Гарри, идиота! Ты всю сознательную жизнь считал себя благородным гриффиндорцем, а чем ты отличаешься от него? Он доверился, может, впервые в жизни, - тебе, а ты!..

Гарри ошарашено смотрел на нее.

- Ты… знаешь, кто это?

- Догадываюсь! - язвительно ответила Гермиона. - А еще догадываюсь, что он сейчас может чувствовать! Иди и найди его немедленно! - и девушка дернула его за плечо.

Повторять дважды не пришлось: Гарри вскочил и, схватив свою мантию-невидимку, сломя голову кинулся из комнаты.

Он толком и не понял, как попал в слизеринскую гостиную - наверное, просто повезло: кто-то выходил. Как ни странно, спальня мальчиков была расположена не в подземелье, а гораздо выше - пришлось преодолеть длинную винтовую лестницу, похожую на ту, что вела в кабинет Дамблдора. Сейчас мальчик проклинал все ступеньки на свете, особенно те, что бесконечной чередой мелькали у него под ногами. Чуть не столкнувшись на последних ступенях с Блейзом Забини, Гарри влетел в спальню.

Но Малфоя там не оказалось. Зато Поттер обнаружил в углу комнаты дверь и, подбежав, толкнул ее.

Он очутился в спальне в темно-зеленых тонах. Все здесь напоминало о Малфое, но его самого нигде не было. Гриффиндорец невольно поежился: ледяной ветер продувал насквозь. В комнате было невыносимо холодно - то ли из-за открытого настежь окна, то ли по другой причине, - а в воздухе витал какой-то горьковатый вкус. И Гарри вдруг понял, это боль Драко. Сердце сжалось, мальчик почувствовал неладное. Ему необходимо было найти слизеринца, немедленно; какое-то шестое чувство подсказывало ему, что Драко здесь. Но где? И почему-то Поттер знал, что не стоит его звать.

Гарри попытался сосредоточиться на своих ощущениях, и медленно, как во сне, сделал шаг к открытому окну - один, второй… не думая, что делает, остановился у самого подоконника, и резко широко распахнул глаза. Ужасная мысль, как отравленная стрела, пронзила его, и он окаменел у окна, боясь взглянуть вниз, на землю.

«Нет, Драко не мог… только не это…»

Зажмурившись, Гарри высунулся из окна и заставил себя открыть глаза. Внизу никого не было, только нетронутый, девственно-чистый снег. Мальчик судорожно вздохнул, и вдруг услышал шорох справа от себя. Повернув голову, он снова замер.

Раскинув руки в стороны, как птица, собравшаяся взлететь, Драко стоял на кирпичном выступе стены между окнами. Светлые волосы и шелковую рубашку трепал ветер; взгляд льдистых глаз застыл, словно он смотрел на что-то, невидимое для Гарри. Малфой... Высокомерный, циничный, гордый, и всегда сильный. И вдруг!..

- Драко, - едва слышно позвал Гарри.

Малфой обернулся к нему, и Поттер невольно ахнул. Он никогда не видел, чтобы у слизеринца были ТАКИЕ глаза: словно вместе со слезами из них вытекла вся жизнь, а осталась одна только серая, почти бесцветная, пустота.

- Уходи, - только и произнес Драко, а Гарри будто прочитал его мысли: «Ну что тебе нужно, Поттер? Оставь меня в покое хоть сейчас!..»

- Нет, - твердо ответил мальчик. - Никуда я не пойду. Дай мне руку.

Сейчас важнее всего на свете было то, чтобы Малфой согласился... А из глубины сознания выплыло бледное личико немного капризного светловолосого мальчишки, точно так же с надеждой в немой мольбе протягивавшего руку... «А ты? Что сделал ты, когда он просил тебя об этом?!». И ужасное понимание - оттолкнул. «Мерлин, только бы не дать ему поступить так же!..»

Драко покачал головой.

- Ты можешь не лезть ко мне со своим гриффиндорским благородством? Или тебе просто некого спасать? Уйди, - в его голосе не было ни желчи, как обычно, ни насмешки, ни злости - только горечь. Гарри пожелал бы сейчас услышать лучше знакомые надменные нотки, но обрадовался хотя бы тому, что в этом голосе не звучит, по крайней мере, та ужасающая пустота, стоящая в светлых глазах. Если Малфой чувствует хоть что-то, значит, не все потеряно.

- Драко, прости меня, я не хотел… - проговорил Гарри, влезая на подоконник, - я не хотел обидеть тебя…

- Обидеть? - от Драко, как волной, плеснуло болью. Красиво очерченные губы задрожали, а потом он резко отвернулся. - Да какая тебе разница? Ты же и сейчас просишь прощения только из жалости. Уходи, я прошу тебя, просто уходи…

Но мальчик, вместо того, чтоб уйти, подошел к краю подоконника и осторожно прикоснулся к руке Драко. Блондин рывком отдернул ее, и от этого движения покачнулся, теряя равновесие.

- Поттер, ты хочешь посмотреть на это, или что? Я же попросил тебя уйти! - Малфой вдруг повернулся, и уже со злобой в голосе продолжал:

- И мне плевать, что ты скажешь, так поступают только слабые, мне плевать, слышишь? Мне терять нечего! - в его голосе уже билась истерика. - Убирайся!

Гарри смотрел на него полубезумными глазами, пытаясь подавить неудержимо рвущийся наружу липкий страх, сковывающий мысли и действия. Он как бы не до конца осознавал то, что может произойти, пока Малфой, сделав неловкое движение, не забалансировал на самом краешке выступа.

- Драко, - горячо зашептал мальчик, крепко хватая его за руку, - не делай этого, я умоляю тебя! - Гарри едва сдерживал слезы, готовые брызнуть на щеки, понимая, что не успеет даже вытащить волшебную палочку, если Драко вдруг все же попытается прыгнуть.

- Ну почему же, Поттер? - теперь это была еле прикрытая ярость. - Разве не этого ты хотел всегда? Никто не будет больше мешать тебе, портить жизнь! Ты же меня ненавидишь! - с невыносимой горечью выкрикнул Малфой.

- Я… - голос Гарри задрожал, а мальчик еще крепче сжал тонкую руку, одновременно незаметно вытаскивая волшебную палочку. - Драко, я люблю тебя!

Платиновая голова вскинулась, а по напряженному телу прошла дрожь, словно от удара током.

- Ты лжешь? - задыхаясь, прошептал Драко, впившись в Гарри сумасшедшим взглядом широко распахнутых глаз.

«Нет…» - ответили ему ярко-зеленые и слегка затуманившиеся от переполнявших чувств глаза, и их черноволосый обладатель едва слышно, но так, что Драко уловил тончайший оттенок, интонацию, произнес:

- Я люблю тебя, люблю, Драко!.. - и Гарри осторожно потянул к себе Малфоя.

Драко сделал несколько шагов, не отрывая взгляда от чистых, глубоких глаз, и вдруг поскользнулся и, вскрикнув, сорвался вниз.

Второе мгновение. Потерянный Рай (1)

...Вселенная с тобою не пуста:

Ты населил ее теплом и светом.

Твоя любовь прекрасна и чиста,

Моя теперь уже не безответна.

Видение не сбудется мое:

От бурь тебя спасу, от смерти - спрячу,

Я знаю, верю: мы пока вдвоем -

Во всем нас ждет безумная удача!

Ты подарил мне крылья - я взлетел,

Не разжимая трепетных объятий,

А ведь всегда боялся острых стрел,

Кинжалов в спину, боли и проклятий.

Увы, меня не сзади ждал удар,

Не от врагов. Твоей рукою - в сердце.

Измен, обманов-пыток череда...

Сгорел я в пламени, в котором грелся.

Ты с наслажденьем в грудь мне нож вонзил,

И в ране повернул его с улыбкой,

И все - чем я с тобой дышал и жил -

Назвал ты самой страшною ошибкой.

...И небо разлетелось на куски,

И мириады звезд моих взорвались,

И кровь стучала бешено в виски,

И с губ моих проклятия срывались,

А сердце все молило о любви...

Тебе я верил, но меня ты предал.

Наверное, ты вспомнил: мы враги -

И праздновал сейчас свою победу.

...Туман кровавый застилал глаза,

Своей рукой я смерть тебе готовил,

И бушевала за окном гроза.

...Но я не знал, что был ты невиновен.

А ты простил меня за море слез.

Я вышел на секунду, чтоб вернуться...

Ты выпил яд, который я принес.

Глоток - и ты заснул, чтоб не проснуться.

- Почему именно такое время? - спросил зельевар, меривший шагами комнату вдоль и поперек.

- Я ни в чем не уверен, Северус, - напомнил Дамблдор, взглянув на распростертое на диване тело. - Если все пойдет, как надо, он очнется уже скоро.

- А если нет? - отрывисто сказал Снейп, глядя куда-то в краешек лепного узора, украшавшего камин.

- Северус... - Дамблдор запнулся, словно не решаясь продолжать. - Я знаю, что он дорог для тебя. Поверь, я люблю его не меньше, но...

- Я не люблю его, и вам это прекрасно известно, - отрезал Снейп, посмотрев директору в глаза. Этот взгляд он хорошо натренировал - ничего не дрогнуло на бледном лице, глаза не бегали по сторонам, а со стальным блеском впивались в собеседника, словно заставляя признать правоту говорившего.

Но Дамблдор не оценил его усилий.

- Как знаешь, - только и сказал он, и учитель мог бы поклясться, что длинная седая борода скрыла легкую усмешку.

* * *

- Вингардиум Левиоса! - в ту же долю секунды, когда Драко соскользнул с парапета, закричал Гарри, которому непонятным образом удалось сохранить самообладание.

Перенеся их обоих в комнату и применив Либеракорпус, он все еще сжимал запястье слизеринца.

Драко приземлился на пол, а Гарри упал на него сверху, невольно прижав обе руки блондина к ковру. Ненужные очки улетели куда-то в сторону, но никто даже не заметил.

- С…скажи это еще раз, - прошептал Драко, глядя на него из-под опущенных ресниц.

- Я люблю тебя, - повторил Гарри, нежно целуя его послушные губы, несмело приоткрывшиеся навстречу. - Люблю, больше всего на свете…

- Этого… не может… быть… - выдохнул Драко, но поцелуи Поттера доказывали обратное.

- Люблю!.. люблю… - шептал Гарри, прикасаясь губами к холодным от мороза вискам Драко, целуя подбородок, шею, расстегивая несколько явно лишних пуговичек на рубашке… Потом настойчивые губы заскользили вдоль горла, а теплый острый язычок прочертил линию по тоненькой венке, и Драко застонал, отдаваясь этим ласковым рукам и губам.

Такого с Малфоем не делал еще никто. Пальцы Гарри даже сквозь одежду обжигали не хуже огня в камине, губы сводили с ума, затрагивая каждую открытую клеточку тела, а язык оставлял на коже мокрые пылающие следы.

- Еще… - молил он, хотя Поттер и не думал останавливаться.

Гарри снова потянулся к бледно-розовым губам, и Драко страстно отвечал на поцелуй, пока не начал задыхаться. Тогда гриффиндорец отпустил губы и прикоснулся к шее. От этого касания в груди Драко, и вниз пошли горячие волны. Жаркое дыхание не просто согревало - оно обжигало его нежную кожу, мягкие черные волосы Гарри упали блондину на щеку, а по телу заскользили теплые сильные руки. Драко схватил правую руку Гарри и прижал к своему сердцу в нелепой надежде хоть чуть-чуть унять слишком быстрый бег. Получилось с точностью до наоборот - в руке Гарри оно затрепетало и забилось еще сильнее.

- Тише… тише, сладкий мой… - прошептал черноволосый мальчик, успокаивающе целуя Драко в уголок губ, и не отнимая руки от его груди, не в силах прервать это волшебное ощущение, когда чье-то доверчиво бьющееся сердце принадлежит только тебе.

Переживая, что сердце Драко, в последнее время перенесшее слишком много, может просто не выдержать такого сумасшедшего напора, Гарри дал любимому несколько минут передохнуть, а потом снова припал к его беззащитной шее, к бешено бьющейся голубоватой жилке, с трудом сдерживаясь, чтобы не прокусить ее.

Драко запрокинул голову и прикрыл глаза, из его полуоткрытых и слегка припухших от поцелуев губ теперь уже безостановочно вырывались стоны.

- О Боже… Гарри… ты такой… - блондин не смог говорить, потому что нога Гарри, раздвинув его ноги, оказалась между них, и колено двинулось вперед-назад… У Драко потемнело в глазах и, почти теряя сознание, он успел только крикнуть:

- Гарри, я люблю тебя! - и мир вокруг, пошатнувшись, взорвался тысячами сверкающих звезд. Последнее, что увидел Малфой - это темно-зеленые глаза, смотревшие на него с невыразимой, теплой, как горячий песок, любовью.

* * *

Когда Драко проснулся на следующее утро, его первым ощущением было чье-то теплое дыхание на щеке. Приоткрыв глаза, и еще не понимая, что происходит, он увидел свою комнату, кровать и… Поттера, положившего голову ему на плечо.

Первым желанием было оттолкнуть от себя гриффиндорца, но почему-то так не хотелось терять его тепло. События вчерашнего вечера стали постепенно приобретать ясность, и Драко ужаснулся, вспомнив, как вел себя под ласками Поттера. Ему стало невыносимо стыдно, и жаркая краска залила лицо. В голове всплывали яркие картинки вчерашней ночи и немного размытое ее завершение - Гарри, кажется, взял его, обессиленного, на руки, и отнес на кровать, а засыпая, Драко слышал его тихий голос, нашептывавший что-то такое хорошее и доброе.

«О Мерлин, что я наделал! - надрывалась тревожная мысль в голове слизеринца. - Как теперь все это исправить?!»

Драко посмотрел на то, что собирался исправлять. Это недоразумение не спало, как вначале подумал Малфой, а ласково поглаживало его грудь. Как ни странно, без своих дурацких очков Поттер был еще красивее - хотя, казалось бы, куда уж красивее! Драко поймал себя на мысли, что рассуждает в точности, как девчонка, но все это перестало иметь значение, когда он не смог унять дрожь, увидев, что рука Гарри как раз там, куда он сам ее вчера положил - на его, Малфоя, сердце. От этой мысли оно учащенно забилось, и Гарри тут же почувствовал это и поднял голову.

- Доброе утро, Драко, - прошептал он, и легонько прикоснулся губами чуть ниже подбородка блондина, наблюдая за его реакцией.

В серых глазах, сменяя друг друга, мелькали испуг, стыд, замешательство и даже страх. Но в одно мгновение, стоило Гарри поцеловать Малфоя, эта гамма чувств заменилась одним-единственным - нежностью.

Гарри улыбнулся: Драко, наверное, не знал, что по его глазам можно читать, как по раскрытой книге. Хотя, может быть, эта книга открывалась только избранным. «Может, никому, кроме меня», - со счастливой улыбкой на лице подумал Гарри.

«Ну что ты ухмыляешься, как кот, извалявшийся в сметане?» - думал Драко, поглядывая на это черноволосое лохматое чудо. Потом потянулся к нему и, не сдержавшись, вернул поцелуй, пробурчав: «Доброе утро», чем привел Поттера в еще более веселое состояние.

- Ты всегда с утра такой? - смеясь, поинтересовался Гарри.

- Какой? - все еще сохраняя насупленную физиономию, спросил Драко.

- Такой… - выражение лица Гарри изменилось, когда он провел пальцами по плечу Драко и, видимо, гриффиндорец сказал совсем не то, что собирался сначала, - такой теплый…

Драко увидел, как затуманиваются глаза цвета драгоценного камня, и почувствовал, что стоит на самом краешке над бездной безумия.

Дыхание Гарри стало глубоким, и он, склонившись над Малфоем, начал нежными и прерывистыми движениями поглаживать грудь блондина. Стук сердца Драко отдавался в висках, как раз там, где Поттер только что провел пальцами. Одна рука Гарри оказалась в платиновых волосах, а тонкие пальцы второй переместились на подбородок, коснулись губ… потом прочертили линию по шее Драко, приостановились на ключицах, и снова скользнули к груди. Драко замер, растворяясь в ощущениях, на мгновение закрыл глаза, но потом, словно под действием какой-то неведомой силы, распахнул их - и уже не смог закрыть снова, потому что встретился взглядом с изумрудами. Это был его любимый цвет - зеленый, по краям смешанный с темно-синим. У Драко промелькнула мысль, что это - произведение искусства: глаза почти цвета морской волны, окаймленные длинными чернильными ресницами. Он не мог оторвать взгляда, как завороженный... Почему-то вспомнилось, что Гарри умеет говорить со змеями. Может, потому что у него такая же гипнотическая сила взгляда, как у них?..

И вот эти чарующие глаза оказались совсем близко, Гарри наклонил голову, и поцеловал Малфоя. По телу разлилась теплая, сладкая истома. Поцелуй был сначала мягкий, осторожный, будто спрашивавший разрешения, а потом, словно получив его, стал страстным и глубоким, затягивающим в свою пучину. Драко приподнялся навстречу, притянул Гарри еще ближе к себе, обняв за шею. Между тем, нежные смуглые руки ласкали белоснежную кожу на его груди. Было все жарче, и Драко задыхался. На лице слизеринца проступил яркий румянец, когда он осознал, что, кроме одеяла, на нем только боксеры. И когда это Поттер успел раздеть его?.. Это было не столь важно...

Все настойчивее становились пальцы, и требовательнее - поцелуи. Гарри опустился ниже и начал прикусывать кожу Драко, вырывая у блондина стоны. Когда язык черноволосого мальчика стал обводить кружочки вокруг его сосков, а затем останавливаться в центре этих кружочков, Драко уже не мог сдерживать вздохи и вскрики. Из-под опущенных ресниц он все еще смотрел в глаза своего любимого, и видел, как они меняются, когда Гарри бросал короткий взгляд на его лицо. Чистейшие изумруды будто подергиваются дымкой, а черные зрачки расширяются.

Прекрасно понимая, что сейчас для этого не самое подходящее время, Гарри уже не мог остановиться - под его ласками дрожало, таяло это совершенное тело, закрывались от наслаждения светлые, блестящие глаза, а нежно-розовые губы шептали:

- О Гарри… еще… Любимый…

Но нужно было вставать, сюда могли прийти, и тогда, если кто-нибудь узнает, самое прекрасное в мире счастье закончится, едва начавшись.

- Драко… любимый мой… милый, - прошептал Гарри, оторвавшись от этих зовущих губ, - солнышко мое, котенок… Как же я люблю тебя!..

Драко вздохнул, медленно успокаиваясь и приходя в себя, и тихо проговорил:

- Мне никто больше не нужен, только ты люби! Всегда, слышишь?.. - его губы дрогнули и страдальчески изогнулись, а в глазах заблестели слезы. - Скажи, что никогда не бросишь меня! - просил он, целуя руки Гарри и прижимая их к груди. - Посмотри, что ты со мной сделал! «Я, Малфой, плачу из-за тебя!» - недоговорил Драко, отворачиваясь, потому что меньше всего ему хотелось, чтобы Поттер видел его слезы. Но Гарри ласково взял его за подбородок и, притянув к себе, бережно их вытер.

- Тише, хороший мой… Я обещаю, что никогда тебя не оставлю!.. Никогда, - повторил он, поглаживая всегда бледные, а теперь горевшие розовым румянцем щеки Малфоя. Драко закрыл глаза, словно ему так было легче говорить, и сказал:

- Ты будешь презирать меня, я знаю. Я не достоин тебя, я такая сволочь, а теперь еще и плачу… Но я не могу без тебя жить, понимаешь ты, чертов Поттер? - Драко вдруг резко раскрыл глаза и будто попытался прочитать мысли своего любимого.

Гарри обнял Малфоя, потянул к себе, и крепко-крепко прижал к своей груди. И Драко понял, что иногда слова не нужны - когда чувства слишком сильны, чтобы описать их; и почувствовал, что навсегда запомнит эту минуту, когда Гарри ТАК обнимал его. Он не променял бы этот миг даже на бессмертие.

- Я никому тебя не отдам! - прошептал юноша, зная, что эти слова тоже навсегда сохранятся в его памяти.

* * *

Раздавшийся настойчивый стук в дверь разрушил волшебство момента.

- Эй, Малфой! - прозвучал раздраженный голос Панси Паркинсон. - Ты собираешься сегодня вставать? Ты проспал уже все, что только можно было!

- Да, - дрогнувшим голосом ответил Драко, даже не вспомнив о своем незаменимом: «Забыл отчитаться, что и когда мне делать», и с горечью посмотрел на Гарри. - Не хочу уходить.

Гарри наклонился и поцеловал его в щеку, потому что от губ не сумел бы оторваться. Потом улыбнулся и сказал:

- Я вернусь. Вечером.

Драко посмотрел в чудные зеленые глаза и поверил.

Он еще не знал, что теперь каждое утро Гарри будет говорить ему эти слова, и он всегда будет верить, а его впервые в жизни не будут обманывать.

* * *

Прошло несколько недель. Драко все еще не переставал удивляться, как это он умудрился ТАК влюбиться в Поттера. «Мой... Ты совсем-совсем мой...», - думал Малфой, незаметно разглядывая гриффиндорца, и не обращая внимания на то, как по-детски это звучит. Каждый день приносил что-то новое в их чувства. Во время занятий они избегали смотреть друг на друга, предпочитая глядеть на то, как на улице сыпется и поблескивает в лучах зимнего солнца снег, но вот после… Целые ночи напролет мальчишки не спали, сидя в обнимку на окне и разговаривая, или лежа перед камином, наблюдая за игрой переплетающихся огненных струек. Больше никогда Драко не испытывал жуткого, пробирающего до костей холода по ночам, когда даже теплое одеяло согревало далеко не сразу. Влюбленным было так тепло и уютно - наверное, от жара пламени камина... Странно только, что эти теплые волны разливались не снаружи, а изнутри, от сердца...

Их безоблачное счастье не было замутнено ничем, и Драко, который сначала боялся, что это все слишком хрупко и рухнет, как карточный домик, понемногу привык к тому, что Гарри всегда рядом и держит свои обещания.

Они оба изменились до неузнаваемости: не внешне, а в душе. Гарри сиял так, будто каждый пережитый день был днем празднования победы над Волдемортом, а Драко, хоть и не утратил своей аристократической надменности, но довольно спокойно стал относиться к магглокровкам и оборотням, в частности - к Люпину. Рон по началу не понимал причин Гарриной метаморфозы, но был искренне рад за друга, а Гермиона загадочно улыбалась и однажды даже подарила Гарри книжку, от называния которой у него покраснели уши. Подруга же в ответ мило усмехнулась и сказала, что там много действительно полезных советов.

У Драко друзей не было, поэтому некому было изумляться его перемене. Правда, Блейз Забини как-то многозначительно улыбался, а Снейп заметил однажды своему лучшему ученику:

- Мистер Малфой, некоторые чувства губительны, - и добавил уже мягче:

- Драко, мне не хотелось бы, чтобы ваше сердце было разбито. Поэтому постарайтесь убедиться, что предмет вашего увлечения достоин любви.

- О да, профессор, - с горящими глазами заверил его Драко, который как раз спешил в свою комнату, где Гарри уже должен был его дожидаться, - он достоин!

- «Он»… - пробормотал зельевар, когда его лучший ученик скрылся в конце коридора. Что это - простая оговорка, случайность, или?.. Или его любимый Драко интересуется мальчиками? Снейп не смог не поморщиться, подумав о том, не пассивную ли роль играл казавшийся слишком хрупким блондин в этих отношениях. Но тут же пресек нездоровое любопытство и странные мысли - в конце концов, все это могло оказаться лишь его домыслами и, к тому же, каждый человек волен быть таким, каким ему угодно. Даже Драко, а может быть, особенно Драко. Слишком уж любил зельевар этого мальчишку, такого талантливого и высокомерного, самого популярного парня слизеринского факультета - и при этом такого же одинокого, как сам Северус. Снейп, в любом случае, примет его таким, какой он есть. И все же на языке так и вертелся вопрос: «А может, это действительно он?»

* * *

Этим вечером исполнялся ровно месяц с момента спасения юного самоубийцы Драко, и ровно два месяца - с памятных событий в Запретном лесу. «И это определенно нужно отметить», - думал Драко, летя, как на крыльях, в слизеринскую гостиную. В его голове крутились картинки недавнего прошлого, их с Гарри посиделки при луне, пикировки - теперь уже дружеские, маленькие «секреты», которые, конечно же, нельзя рассказать «никому, кроме тебя!». Например, их недавний разговор, когда бессовестный Поттер, усевшись в носках на собственную (и идеально чистую!!!) кровать слизеринского старосты, вещал:

- Знаешь, что у нас говорили о Слизерине? Это уже почти как легенда: будто все вы - темные маги, и потому у вас вместо крови жидкий лед.

Драко только и смог, что улыбнуться - у него от такой детской непосредственности напрочь отпало желание воспитывать неряху, и он ответил:

- Ага, так и есть. Даже если разобраться: ваш «жидкий лед» - это ни что иное, как вода, а вода - мало того, что стихия Слизерина, так еще и течет в теле каждого человека, да будет тебе известно!

Гарри на это насупился, и пробормотал что-то из оперы «и без водянистых знаю», на что «водянистые» нисколько не обиделись и, забравшись ему на колени, повалили на кровать. Потом им показалось этого мало, и скоро над постельным побоищем летал белый пух. Как выяснилось впоследствии, в тот вечер не одна подушка пала смертью храбрых...

До сих пор парни не позволяли себе ничего «лишнего» - то ли из боязни причинить боль, то ли еще почему. Их сексуальные отношения не зашли пока дальше того, что позволил себе Поттер в Запретном Лесу. Гриффиндорец, у которого был хоть какой-то опыт, постепенно обучал всему и Драко. Малфою всегда казалось мало, но он не смел просить о большем, боясь нарушить и то хрупкое счастье, что воцарилось между ним и Гарри. Но сегодня, в честь столь значимого «юбилея», слизеринец имел право подумать о более взрослых отношениях. Он сжимал в руках тонкий, из воздушной ткани, шарфик и, почти закрыв глаза, мечтал о том, что сегодня будет делать с Гарри при помощи этого самого шарфика… И чуть не налетел на Блейза Забини, который выходил из общей спальни.

- Драко, постой, - Блейз придержал его за руку, - ты знаешь новость про ЗоТИ?

- Какую еще новость? - Малфой нетерпеливо постукивал каблуком, и Забини, заметив это, сказал:

- Ну… Это не настолько, наверное, важно, чтобы отвлекать тебя, - Блейз улыбнулся немного грустно, и отпустил Малфоя. - Иди, иди, я же вижу, ты спешишь.

- Спасибо, что понял, - искренне сказал Драко и, пожав руку Забини, скрылся за дверью своей комнаты.

- Пожалуйста, - тихо проговорил Блейз, все еще чувствуя жар, будто от ожога там, где руки коснулась рука его белокурой мечты, и пытаясь проглотить горький комок в горле.

* * *

Драко влетел в комнату, захлопнул дверь, и… замер: несмотря на то, что на улице было еще не слишком сумеречно, внутри царила темнота.

- Гарри… - слегка волнуясь, позвал Драко, и в ту же секунду перед его глазами возникла картинка, плавно превратившаяся в видение.

Гарри, закрыв глаза, стоит, прижавшись к стене, и его страстно целует какой-то мужчина. Незнакомец повернулся спиной к Драко, поэтому не видно лица. Зато вот лицо Поттера видно прекрасно: приподняв голову, он отвечает на поцелуи с таким удовольствием, как, кажется, никогда не отвечал на поцелуи Малфоя.

А потом эту сменила следующая картинка: Гарри лежит на столе в луже собственной крови, а его нежное тело - одна сплошная рана, будто какое-то чудовище разорвало мальчика зубами и когтями. Непонятно, как, но он все еще жив. Драко даже отчетливо видит, как дрожат мокрые от слез черные ресницы, и Поттер застывшим взглядом смотрит на того самого незнакомца, что целовал его, а теперь держит в руке меч. Апотом вдруг тот пропал, и Драко увидел на его месте себя, глядящего на Гарри сверху вниз. И, словно в замедленной съемке, наблюдал, как его собственные руки поднимают меч и изо всех сил ударяют гриффиндорца прямо в грудь так, что острый наконечник пронзает его сердце. А глаза… глаза Гарри все равно смотрят на него с любовью, когда мальчик последний раз резко выдыхает и умирает…

Потом все заволокла темная пелена, и Драко будто очнулся.

- Гарри! - закричал он, еще не придя в себя от только что пережитого ужаса.

В ту же минуту (может быть, по мановению волшебной палочки), зажглись свечи. Глазам Малфоя предстала прекрасная картина: свечи были рассеяны в воздухе так, что образовывали сердце; черный бархат ковра был усеян красными и белыми лепестками роз, длинный темно-зеленый полог кровати доставал до пола. А на полу, согнув одну ногу в колене и обхватив ее рукой, немного откинув голову назад, в полурасстегнутой рубашке сидел Гарри, и улыбался, слегка щурясь без очков. Кажется, он хотел устроить атмосферу романтики, и перечитал девчоночьих книг... Но сейчас это волновало Малфоя меньше всего.

Драко кинулся к Поттеру и, покрывая его лицо поцелуями, горячо зашептал:

- Гарри, любимый… Хороший мой, родной… - не замечая даже, что из глаз катятся слезы. Гарри, наверное, тоже хотел сделать ему сюрприз, но Драко сейчас будто не видел окружавшей его красоты. Для него было важно только одно: крепко держать в руках свое счастье, своего черноволосого любимого. Прижать к груди так сильно, как только возможно, и никогда, никому не отдавать…

- Тише, тише, что с тобой? - успокаивающе заговорил Гарри, еще ближе притягивая Малфоя к себе.

Драко перевел дыхание, услышав стук сердца любимого, и спрятал лицо в темных волнистых волосах.

- Не оставляй меня, никогда… Прошу тебя… - говорил Драко, гладя мягкий шелк темных волос.

- Не смогу, - улыбнулся Гарри, стараясь говорить весело, чтоб успокоить Малфоя. - Мне же это самому невыгодно!

Драко немного отклонился назад, чтобы посмотреть в зеленые глаза, на поверхности которых сияла искорка веселья, а где-то в глубине затаилось напряжение, вызванное, наверное, неожиданной взволнованностью Малфоя. Драко не хотел расстраивать Гарри, и тем более, заставлять его волноваться, поэтому блондин заставил себя сосредоточиться на нежных губах гриффиндорца. И очень скоро все остальное перестало иметь значение…

Драко провел пальцем по алым приоткрытым губам, по точеной шее, к груди. Подняв голову, и снова утонув в бездонных глазах, произнес:

- Я хочу тебя.

- Я твой… - прошептал Гарри, позволяя целовать себя и отдаваясь жарким губам без остатка…

- Милый мой… хороший… - не останавливаясь, говорил Драко. Прильнул к обнаженной груди Гарри, прошелся языком к соску, лизнул, вырвав у любовника стон, стянул рубашку с Гарриных плеч, не забывая покрывать их поцелуями.

- Какой же ты… сладкий…. - прошептал в ухо, чуть прикусив мочку, - люблю… - как будто учился говорить это слово, такое незнакомое раньше, - люблю…

Быстрыми, легкими поцелуями касался лица, повторяя:

- Если бы ты только знал, как я тебя люблю! Я не могу дышать без тебя, не могу жить… - снова ресницы слипаются от слез. - Не оставляй меня, Гарри, никогда, прошу!.. Я не вынесу этого!.. - Драко гладил щеки, скулы, плечи мальчика, и всматривался в зеленые глаза.

- Никогда! - отвечал Гарри, снова и снова перехватывая бледные губы своими.

- Нежный мой… - руки заскользили по груди, животу, к бедрам, лаская чувствительную кожу. Драко подхватил упавший на кровать шарф и лукаво улыбнулся, небрежным движением незаметно смахнув слезы.

- Что ты собираешься делать? - произнес Поттер, впрочем, не пытаясь сопротивляться, когда Драко обхватил его.

- Просто доверься мне, - шепнул ему Драко, поднял, как ребенка, и легко бросил на кровать, вызвав у Гарри удивленный вздох. Потом завел руки мальчика за голову и привязал шарфом к кровати. На красивом бледном лице мелькнула тень ухмылки, когда Малфой властно накрыл губы гриффиндорца своими и, оторвавшись от них после страстного поцелуя, сказал:

- Теперь ты полностью в моих руках, и я могу делать с тобой, что хочу.

- А чего же ты хочешь? - улыбаясь, заговорщически поинтересовался Гарри.

Драко молчал, и только, учащенно дыша и чуть приоткрыв губы, смотрел на него. А потом словно с ума сошел: начал исступленно, не прерываясь ни на секунду, целовать. Как можно остановиться, когда хочешь кого-то безумно, до дрожи в кончиках пальцев, до предела, за которым уже нет разума?.. Наконец Драко оставил губы Гарри и перешел на шею, впиваясь в нее долгими вампирскими поцелуями. Забывшись, Малфой прокусил тонкую кожу, и только вскрик Гарри привел его в чувство.

- О Боже! - расширившимися глазами Драко смотрел, как по шее мальчика стекает ярко-красная капля крови. - Прости меня, пожалуйста, я совсем с ума схожу… Тебе больно? - спрашивал слизеринец, целуя черные ресницы.

- Нет… продолжай… - отвечал Гарри, через секунду чувствуя, как губы Драко снова смыкаются на его шее. Малфой осторожно слизнул алую каплю, приласкал ранку язычком, и прошептал:

- Теперь я знаю на вкус тебя всего, даже твою кровь… Но я еще кое-чего не знаю, - и медленно, заставляя Гарри вздрагивать при каждом прикосновении, Драко стал опускаться вниз.

Пряжка Гарриного брючного ремня была благополучно оторвана, потому что у Малфоя слишком дрожали руки, когда он пытался ее расстегнуть. Брюки полетели на пол, за ними - боксеры, и тишину прорезал томительный стон.

- Драко… что ты… аах…

Эти руки, губы, язык творили что-то невообразимое с его телом, а Гарри не мог даже пошевелиться. Хотелось зарыться руками в серебристые волосы, но запястья были крепко стянуты шарфом.

А Драко чередовал движения: быстрее - медленнее - снова быстрее - замер. Его язык вытворял такое, от чего Гарри хотелось кричать, и он забывал, что это все - неправильно, не должно быть, что надменный Малфой просто НЕ МОЖЕТ этого делать, и только вскрикивал:

- О Боже… Драко… быстрее…

Но слизеринец никуда не торопился. Ему доставляло удовольствие смотреть на лицо Поттера, улавливая мельчайшие оттенки его чувств. Темные волосы разметались по белоснежной подушке, а смуглое тело составляло великолепный контраст с темно-зеленой тканью полога кровати, который каким-то образом оказался под Гарри. Гриффиндорец не переставал стонать и метаться по постели, - да разве возможно было это прекратить, когда Малфой снова и снова обволакивал его своими губами, ласкал языком, словно сладкую конфету?..

Драко неожиданно почувствовал, что дороже этого мальчика у него никогда никого не будет, что он сделает все, лишь бы Гарри был счастлив.

«Это чудо… Он даже не подозревает, насколько красив… как прекрасна и чиста его душа!.. За что мне это счастье, чем я заслужил его?..» - задавал себе вопрос Драко, глядя на лицо любимого, на котором уже минуту выражалось бесконечное блаженство. Малфой не удивлялся даже собственной сентиментальности - когда дело касалось Гарри, он просто терял голову.

«Как он может любить меня? За что?» - повторял Драко, склоняясь над Поттером и заглядывая в огромные глаза. И в ответ получал улыбку, красноречиво говорившую без слов: «За все, и ни за что. Просто люблю».

- Просто люби… - шептал Драко, чувствуя легкое пощипывание в глазах, безостановочно целуя податливые алые губы, сжимая в объятиях только ему покорное тело, задыхаясь от страсти и нежности, волнами накрывающих его, ощущая под пальцами трепетную дрожь. Его руки снова исследовали каждый дюйм Гарриной кожи, находя все новые и новые источники наслаждения. Он не мог, не умел выразить словами то, как сильно любит Гарри, и хотел подарить своему мальчику райское блаженство, чтобы показать это...

Одним только поцелуем в губы Драко довел Поттера почти до изнеможения, а затем снова начал скользить по его телу губами. Пробравшись руками под спину мальчика, блондин приподнял его над кроватью так, что черноволосая голова запрокинулась, - и приник губами к смуглой груди. От разгоряченного тела Гарри исходил жар, Драко, как мог, боролся с желанием разукрасить это совершенство своими метками: глубокими, до крови, укусами и засосами... Слизеринец никогда еще не хотел никого НАСТОЛЬКО сильно, не подозревал, что внутри него живет зверь, способный подчинять себе непреклонную волю, выжигать здравый рассудок, оставляя одно только кипящее, разливающееся по венам, как лава, желание... Господи, но он же не может так! Не хочет причинить боль любимому! Драко заставил себя глубоко вдохнуть и представить, будто на него вылили ушат ледяной воды. Для него, считавшего себя таким хладнокровным, стало настоящим шоком то, что он чувствовал к Поттеру...

Гарри смотрел на своего Серебряного Принца, не в силах вымолвить ни слова. Сейчас одна за другой сбывались самые смелые, невозможные мечты гриффиндорца: он протянул руки и стащил уже давно расстегнутую рубашку Драко с мраморно белых плеч, любуясь совершенным телом блондина, сквозь тонкую полупрозрачную кожу которого просвечивали голубоватые паутинки вен. Любимый белокурый ангел склонялся над ним так низко, что даже в темноте Гарри мог разглядеть, как затуманиваются светлые глаза, как расширяются зрачки, делая их почти черными... Дыханье Драко сбилось, он то и дело пытался набрать больше воздуха в легкие - и не мог: не мог остановиться, целовал снова и снова... Гарри никогда не видел Малфоя таким, мальчик снова, как тогда, в лесу, старался запомнить каждый вздох любимого - как самое дорогое, самое огромное на свете Счастье... Вот его принц остановился, вероятно, боясь сделать больно.

- Драко, ну ты же хочешь этого? Ну так делай, прошу тебя... - прошептал Гарри, которого сводила с ума эта внезапная нерешительность.

Малфоя не пришлось долго уговаривать: судорожно вздохнув, он прильнул к твердой бусинке соска, обхватил ее губами и слегка потянул на себя, прикусил, снова нежно поцеловал, лизнул острым язычком... Гарри застонал и выгнулся под ним, приглашая не прерывать такое занятие ни на секунду. Но слизеринец, как всегда, поступил по-своему: оставив в покое сосок, он подул на него, а затем занялся вторым...

Драко не стоило особого труда опять заставить Гарри задыхаться и вздрагивать от любого прикосновения... Спускаясь все ниже по телу любовника, Малфой наблюдал за тем, как тот реагирует на очередное его действие, и с каждым разом медленнее повторял то, что вызывало особенно чувственные стоны. Тонкие, легкие пальцы слизеринца летали где-то внизу живота черноволосого мальчика, раз за разом затрагивая самые чувствительные точки, о чем оповещали все более несдержанные вскрики. Отвлекая своего любимого жгучим поцелуем, Драко начал осторожно кружить пальцами около его входа, слегка надавливая, готовый в любую минуту прекратить это, если Гарри будет против. Гриффиндорец же потерял способность говорить, когда тонкие пальчики стали ласкать нежную кожу. По всему телу будто побежали электрические разряды, и оно, казалось, горело там, где притрагивался Драко; безумно захотелось почувствовать эти пальцы внутри себя, но Гарри не смел просить о таком. Но Малфою и не нужно было говорить: прошептав какое-то заклятие, от чего его пальцы сделались влажными и скользкими, он проник одним в Гарри. Не дав мальчику опомниться, Драко начал внутри медленные движения. Поттер широко раскрыл глаза от удивления, и застонал:

- О… что ты делаешь?..

«Неужели ты это делаешь со мной?..»

- Тебе разве не нравится? - ухмыльнулся блондин, прибавляя еще один палец и, склонившись к гриффиндорцу, провел, едва касаясь, языком по губам, затем, властно открывая их, скользнул внутрь. Гарри потерялся в ощущениях. Нежные прикосновения пальцев Драко внутри него соединялись с обжигающими поцелуями, и от этих диких контрастов он терял рассудок.

- Сильнее... любимый, глубже... еще... - стонал мальчик, но вскоре осознал, что этого не хватает, недостаточно, слишком мало...

- Драко… возьми меня… - прошептал он, не думая о том, что говорит, просто утонув в сумасшедшем желании слиться с любимым до конца.

Блондин замер на мгновение, впившись в глаза Гарри странным взглядом, а потом тихо промолвил в полуоткрытые губы:

- Прости… я сделаю тебе больно… Ты правда этого хочешь?

- Да… - выдохнул мальчик, не отрывая взгляда от темно-серых теперь глаз, - да, я хочу тебя…

- О Боже, Гарри… - простонал Драко. - Ты не ведаешь, что творишь…

Сколько времени он держал себя в руках из последних сил, сходил с ума от близости Гарриного горячего тела и страха причинить ему боль!.. Но сейчас его любимый сам просил об этом, и Драко уже не мог остановиться.

- Ненаглядный мой, ты только что подписал контракт с дьяволом, - прошептал слизеринец и резко выдернул пальцы. Мгновение - и, продемонстрировав чудеса гибкости, Малфой снял черные брюки вместе с плавками, причем оба предмета гардероба моментально улетели куда-то в неопределенном направлении. В ту же секунду Гарри оказался крепко прижатым к кровати, и Драко медленно вошел в него.

Относительную тишину ночи прорезал крик, и Малфой накрыл губы мальчика своими, давая небольшую передышку, и зашептал:

- Котеночек мой… ласковый… хороший… счастье мое… потерпи... сейчас...

Как ему удавалось удержаться - он не знал. Внутри Гарри было настолько горячо, и невыносимо узко, что Драко держал себя в руках, наверное, только из боязни разорвать, растерзать это тело, поддавшись безумному желанию.

- Драко, любимый, не останавливайся, - сквозь слезы проговорил гриффиндорец. Блондин прикрыл глаза и возобновил ритм, чуть сменив угол, и наблюдая, как лицо Гарри меняется, выражая теперь, когда Драко задел чувствительную точку внутри, уже не боль, а неописуемое наслаждение.

Одной рукой Драко нашел конец шарфа, все еще связывавшего руки Гарри, и освободил мальчика, который обнял его и приподнялся навстречу. Прохладные - от них отлила кровь, за время, пока они были связаны, - руки заскользили по спине, обхватили бедра, притягивая Малфоя еще ближе, так близко, что становилось больно.

Как последний глоток воздуха, Драко ловил каждый стон, каждый вздох любимого, продолжая всматриваться в бесконечную глубину его глаз, вслушиваться в прерывистый шепот, в то, как Гарри снова и снова повторял его имя:

- О Драко!.. еще… Драко... Драко... Дра-а-ко!..

Чувствовать под губами это теплое, сладкое тело, сливаясь с любимым каждой клеточкой, переплетая руки, объединяя в одном порыве души…

Темноволосая голова запрокинулась назад, и губы блондина тут же оказались на шее Гарри, сводя мальчика с ума.

- Я люблю тебя! - выкрикнул Гарри, прижимая к себе тонкое сильное тело любовника, и Драко, падая вместе с ним в омут наслаждения, закричал и выдохнул в открытые губы:

- Я никому тебя не отдам!

* * *

Этим утром Драко проснулся очень рано. Осторожно, чтобы не разбудить Гарри, вытащил руку у него из-под головы и, бережно уложив мальчика на подушки, склонился над ним.

Гарри улыбнулся во сне и неосознанно провел рукой по руке Малфоя, который не мог оторваться от созерцания этого чуда. Не в силах сдержать улыбку, Драко рассматривал темные длиннющие ресницы, губы - такие мягкие, он это знал точно, - бархатистые щеки, каждый завиток взлохмаченных волос… И вдруг отчетливо понял, что его счастье закончилось. Сегодня. В эту самую минуту.

Второе мгновение. Потерянный Рай (2)

Когда Гарри открыл глаза, Драко рядом не было. Остывшая постель лучше всяких слов говорила о том, что он ушел давно. У Гарри невольно сжалось сердце: Малфой никогда не оставлял его утром одного.

Пропажа нашлась, стоило мальчику посмотреть на окно. Блондин сидел на подоконнике, согнув ноги в коленях и обхватив их руками, челка упала вниз и закрывала его лицо.

- Драко… - прошептал Гарри, подойдя к нему, обняв за плечи и уткнувшись лицом в шею любимого.

Малфой аккуратно снял его руки со своих плеч и, соскользнув с подоконника, притянул мальчика к себе.

- Что, Драко? - немного взволнованно проговорил Гарри.

Тот молчал, только еще сильнее прижал к себе возлюбленного.

Гарри решил стоять, не шелохнувшись, пока Драко сам не отпустит его. А лучше бы простоять так целую вечность.

Но вдруг что-то стукнулось о стекло. Подняв голову, Гарри увидел сову, которая безуспешно пыталась влететь в комнату, зажав в лапке письмо.

- Драко… Надо впустить ее, - прошептал Гарри на ухо слизеринцу, тихонько разжимая его объятия.

Драко поднял голову и горячо зашептал:

- Нет, не надо. Гарри, послушай меня, не надо.

Мальчик недоуменно посмотрел на него и улыбнулся:

- Драко, это всего лишь сова. Подожди, я сейчас, - и, освободившись от рук Малфоя, Гарри впустил птицу и распечатал письмо, поднося его ближе к глазам, чтобы прочитать.

- Меня хочет видеть Дамблдор, - немного удивленно сказал он. - Прямо сейчас, - и, подняв глаза на Драко, быстро добавил:

- Я уверен, это ненадолго, я сразу вернусь.

Гарри обнял Драко, нетребовательно поцеловал в губы, быстро оделся, нацепил чудом найденные под ворохом вещей очки и, еще раз взглянув на него, накинул мантию-невидимку.

Скрипнула приоткрывающаяся, и затем закрывшаяся дверь, и Драко опустился на пол.

«Он не вернется», - застыла мысль. Кто-то уже вынес приговор, окончательный и бесповоротный. Эту мысль бесполезно было отгонять, потому что Малфой откуда-то точно знал: это правда.

* * *

Выскользнув из слизеринской гостиной, пробегая по коридору, даже поднимаясь в кабинет Дамблдора, Гарри не мог отогнать навязчивую картинку: Драко, смотрящий на него совершенно сухими глазами, в то время как Гарри отчетливо ощущал, что душа слизеринца разрывается от сжатой в тугой комок невыносимой боли.

* * *

- Почему? - вопрошал Гарри у директора в который раз, упрямо не соглашаясь с тем, что услышал.

- Гарри, мальчик мой, - Дамблдор ободряюще положил руку ему на плечо, - я для тебя сейчас не могу сделать ничего, кроме этого.

- Но профессор! Гораздо безопаснее, по-моему, было бы оставаться в Хогвартсе…

- Нет, Гарри. Надежные люди из Ордена сообщили, что Волдеморт готовит какую-то операцию.

- И вы отправляете меня в безопасное место, в то время как мои друзья будут сражаться с Пожирателями! - не удержался мальчик.

Дамблдор прошелся по кабинету, словно что-то обдумывая, а потом сказал:

- Дело в том, что это не будет атака. Наш разведчик передал, что Волдеморт занят составлением стратегии, не имеющей ничего общего с нападением. И целью являешься ты.

Гарри хмыкнул.

- Профессор, я уже привык.

Директор улыбнулся.

- И все же в этот раз тебе придется уехать, причем прямо сейчас. Не переживай, твои друзья не пострадают, - пресек Дамблдор незаданный вопрос. - Прости, Гарри, - добавил он, всматриваясь в лицо мальчика и, кажется, видя не только то, что было на поверхности, - но это необходимо. Верь мне.

Гарри кивнул и опустил голову. Затем вдруг резко поднял взгляд на директора.

- Профессор, Драко… Драко Малфой… Волдеморт может охотиться и за ним тоже, - и, словно набравшись духу, Гарри выпалил:

- Может, он поедет со мной?

Дамблдор с грустью посмотрел в эти ярко-зеленые, чистые глаза.

«Совсем как я когда-то… Но не могу же я рассказать этому мальчику, что относительно Драко есть два пророчества, одно из которых…»

И директор, заставив себя улыбнуться, сказал:

- Гарри, он не может поехать с тобой, потому что его отец - Пожиратель смерти. Используя кровную связь, он может найти Драко, и тем самым мы не только потеряем штаб-квартиру, но и вас обоих. Но я обещаю тебе, с младшим Малфоем все будет хорошо, - скрепя сердце, закончил директор.

Гарри послушно склонил голову.

- Когда я должен уехать, сэр?

- Прямо сейчас, Гарри, - вздохнул Дамблдор, указывая на камин. - С помощью летучего пороха, в дом на площади Гриммо, 12. Вещи и Букля прибудут чуть позже. Прошу.

- Даже не попрощавшись с друзьями? - взволнованно произнес Гарри.

- Об этом не должен знать никто. Так надо, Гарри.

От мальчика хлынула волна такого безысходного отчаяния, что директор даже испугался.

«Что любовь делает с сердцами?.. А может, так даже лучше, это все же легче, чем то, что ему доведется пережить, если он и дальше будет любить Драко».

С Малфоем-младшим ничего не будет хорошо, как директор заверял Гарри. Дамблдор снова внутренне содрогнулся, вспомнив пророчество, которое неделю назад получил о Драко. Ему ужасно захотелось повернуть время вспять, чтобы, возможно, избежать такого известия… но был ли он вправе? И Дамблдор мысленно попытался простить себя за то, что обманул Гарри.

- Я верю вам, профессор, - сказал мальчик и шагнул в камин.

«Так надо, - убеждал себя директор, расхаживая по кабинету, - так надо».

И почему-то вдруг почувствовал себя тысячелетним стариком, когда сердце екнуло: «А лучше бы он не поверил. Один-единственный раз».

* * *

Безуспешно отыскивая Гарри в школе на протяжении дня, вечером Драко столкнулся с Роном Уизли, который, потоптавшись немного на месте, выдавил:

- Это… Гермиона сказала передать тебе, что с Гарри все нормально, его просто не будет некоторое время, - Рон поднял глаза и закончил:

- Правда, не понимаю, тебе до этого какое дело?

- Я и не надеялся, что ты способен понять, - процедил Малфой совершенно автоматически, и тут только до него дошла первая часть сказанного Роном:

- Что? Откуда она знает?

Уизли явно был поражен резкой переменой тона, потому что его лицо представляло собой живописную картину неизвестного, но весьма талантливого художника «Не понял?»

Драко пришлось встряхнуть его за плечи, чтобы привести в чувство.

- Уизли. Я. Спросил. Откуда. Она. Знает.

- Дамблдор сказал… А тебе-то что? - наконец разозлился Рон.

Словно не слыша его, Малфой смотрел в одну точку и часто-часто дышал.

- Надолго? - такой надменный голос прозвучал хрипло, сдавленно, словно его обладателю кто-то сжимал горло.

- Не знаю… - почему-то перешел на шепот Рон, удивленно смотря на извечного врага.

Малфой вдруг сорвался с места, моментально пересек коридор и скрылся в другом конце.

Повинуясь какому-то безотчетному побуждению, Рон побежал следом.

Малфоя он нашел в заброшенном коридоре, сидящим на полу у стены, запрятавшим голову в коленях. И почему-то откуда-то пришло необъяснимо сильное желание подойти, сесть рядом и обнять этого человека, которого еще так недавно Рон считал самым большим гаденышем школы, и который сейчас не вызывал ничего, кроме жалости.

Испугавшись неожиданного порыва, Уизли сбежал, по пути опрокинув стоявший тут же инвентарь Филча, учинив сильный грохот.

Малфой не поднял головы и даже не вздрогнул.

* * *

- Друзья мои! - вещал Дамблдор c трибуны Большого зала на следующий день. - В связи с новыми обстоятельствами в нашей школе введены специальные меры предосторожности. С завтрашнего дня вам будут читать расширенный и углубленный курс Защиты от Темных Искусств. Позвольте представить нового преподавателя - Альфреда Эними, он прибыл к нам из Бельстека, - директор взмахнул рукой, указывая на поднявшегося из-за преподавательского стола молодого человека с темными, стянутыми атласной лентой длинными волосами. Француз слегка наклонил голову в приветствии, и пара прядей отделилась от прически, упав на лицо, а секундой позже тонкие белые пальцы подхватили волосы и заправили обратно.

По залу пронесся шепоток: за движениями нового профессора наблюдали все, а три четверти учеников, вне зависимости от пола и возраста - с нескрываемым любопытством, переходящим в молчаливое восхищение. Драко справедливо можно было бы отнести к последним: юноша с детства увлекался красивыми вещами и людьми. Но сейчас этот интерес был чисто механическим, оценочным. Драко машинально про себя отметил тонкие, правильные черты лица брюнета, черные, горделивой дугой изогнутые брови и яркие, кажется, синие, под цвет ленте на волосах, глаза. Но буквально через минуту слизеринец снова погрузился в созерцание своей пустой тарелки, выводя что-то по ней ножом, не обращая никакого внимания на неприятный скрежет, и напрочь забыл и о ЗоТИ, и о красавце-преподавателе, да и обо всем окружающем мире.

«Гарри, где же ты? С тобой все в порядке?»

Как же наивно, по-детски задавать в пустоту подобные вопросы! Но Драко не мог вынести отчаяния и страха, холодными пальцами сжимавших сердце. Хоть немного приободряло то, что не исчез Дамблдор, да и лицо его не выражало печали, только легкую тревогу, которую при желании (а таковое было) Драко мог списать на переживание за судьбу учеников в такое время. И все равно что-то было не так.

- Здесь занято?

Раздавшийся над ухом негромкий голос выдернул Малфоя из пучины холода, пробиравшего его изнутри.

- А… нет, пожалуйста, - Драко отодвинул свою сумку и поднял голову.

- Спасибо, - произнесла черноволосая девушка лет семнадцати, которую Драко раньше здесь не видел. Сев рядом с ним, она улыбнулась:

- Камелия Крам, - и совсем не жеманно протянула ему руку.

Малфой, как и подобает выходцу из аристократического рода, поднес ее ручку к губам, и проговорил:

- У тебя очень красивое, необычное имя! Приятно познакомиться. Я Драко Малфой, - в свою очередь блондин слегка наклонил голову, а поднимая глаза, успел заметить заинтригованный взгляд глаз цвета черного кофе. Это польстило ему, и даже вызвало слабую улыбку, но она была вовсе не радостной, а какой-то вымученной.

Новая знакомая, между тем, не собиралась оставлять его наедине с грустными мыслями. Ухватив что-то со стола, она сказала Драко:

- Закрой глаза.

- Зачем? - в недоумении спросил он.

- Ты меня боишься? - Камелия надула губки.

- Вот еще! - фыркнул Драко, улыбнулся и зажмурился.

- Открой рот, - последовал приказ.

- Ну, если не положишь туда таракана… - задумчиво протянул Драко. Парень и сам не понимал, почему подыгрывает этой девице, но она ему сразу чем-то понравилась. Может, тем, что ей одной удалось хоть на пару минут отвлечь его от беспокойных мыслей о Гарри.

- Теперь я уверен, что это был не таракан, - улыбнулся Малфой, съев конфету и открывая один глаз. Камелия сидела напротив и смеялась.

- Видел бы ты себя!

- А что? - Драко вытянул зеркало и затрясся от хохота. Из стекла на него взирало существо, у которого вместо рта был фантик от конфеты, шевелившийся при каждом слове. К тому же ЗЕЛЕНЫЙ!

- Это что? - прошелестел зеленый фантик. - Из магазина Уизли?

- Ага, - закивала Камелия, со слезящимися от смеха глазами. - Это первое место, куда меня повели, как только я приехала к вам. Держи, - она протянула Малфою еще одну конфету, - сейчас губы станут нормальными.

Через две секунды:

- А сто, селеный - эсо сеперь нормальный цвет губ? И посему я сепелявлю?!

Взрыв хохота за слизеринским столом и снисходительное разрешение:

- Ладно. Вот эта должна помочь. Ну… если я не перепутала ее с той, от которой вырастают ослиные уши царя Траяна…

Уши у Драко не выросли, но он пробурчал:

- Когда ты сказала, что твоя фамилия Крам, я подумал, уж не сестра ли ты Виктора. Но теперь понимаю, что нет. Я разгадал твою страшную тайну - ты внебрачная дочь Уизли!.. Или… - и он сделал заговорщическую физиономию, - или хуже. Ты - один из близнецов под оборотным зельем!

- Но у меня нет бутылочки, как у лже-Грюма, - улыбнулась Камелия.

- Откуда ты знаешь про Грюма? - удивился Малфой.

- Мне рассказывали, - пожала плечами девушка, - я много чего знаю. И про Хорька, помнишь такого?

- Все-все, хватит, - остановил ее Драко, совсем не горевший желанием вспоминать в деталях, как все тот же «профессор Грюм» превратил его на четвертом курсе в хорька. «А все Поттер!» - совсем без злобы подумал Драко, и улыбнулся своим мыслям.

* * *

Медленно, как обтачивает море острые камни, тянулись серые дни.

Гарри мог часами сидеть в библиотеке Сириуса, лишь бы не вспоминать, в чьем доме он сейчас находится, и где сейчас этот человек. Еще не хотелось думать о том, что происходит в школе. А там что-то было не так - он знал, чувствовал.

Время от времени к нему аппарировал профессор Люпин, приносил разные сладости из Хогсмида, и всячески пытался поднять настроение.

- Гарри, твои друзья, конечно, соскучились по тебе, но они мужественно переносят временную разлуку.

«А не-друзья?» - хотелось спросить Гарри, но Люпин аккуратно обходил эту тему, а мальчик стеснялся на что-то такое намекнуть.

Пару раз через каминную сеть заглядывал Дамблдор, так же, как и Люпин, сообщал, что в школе все хорошо, обнадеживающе улыбался перед уходом и заговорщически подмигивал.

А однажды пришел Снейп. Своим не поддающимся идентификации взглядом посмотрел на Гарри и проговорил:

- Как живете, Поттер? Чем занимаетесь?

- Читаю, профессор, - Гарри указал на стопку книг за столом, правда, большую часть из которых он просто вытащил, и когда будет читать - понятия не имел.

- Что ж, хорошо, - проговорил Снейп, беглым взглядом окинув обложки фолиантов и небрежно положив книги обратно, - смею надеяться, ваши успехи в зельеварении будут более впечатляющими после прочтения этих книг.

«Лучше б он этого не говорил», - подумал Гарри, и тут же поклялся себе не прикасаться к книжкам, которые, как ему теперь казалось, должны быть еще скучнее профессора Снейпа.

- Очень редкое явление - лицезреть вас, мистер Поттер, читающим книги, - продолжал Снейп. - Но, наверное, здесь вам просто некуда сунуть любопытный нос, кроме книжного шкафа.

Гарри ждал чего-то, потому как уж очень сильно сомневался, что профессор пришел, только чтобы доставить себе удовольствие лишний раз поиздеваться над нелюбимым учеником. И дождался.

Задав еще несколько ничего не значащих вопросов, Снейп наконец выдал то, что берег с начала беседы. Причем выдал как бы между прочим:

- Да, мистер Поттер, и позвольте вам пожелать забыть о существовании такого ученика моего факультета, как Драко Малфой, ему ведь не потребовалось много времени, чтобы забыть о вашем. До свидания, - закончил зельевар свою тираду и, развернувшись, пошел к камину.

Гарри сорвался с места и бросился за ним:

- Стойте, профессор! Что вы сказали?

Снейп обернулся.

- Поттер, я сказал только то, что вы слышали. И ни словом больше, - и, шагнув в камин, исчез вместе с зеленым пламенем.

…Гарри большими шагами мерил комнату. Лжет ли профессор, или говорит правду - было совершенно неизвестно. В голову лезли всякие мысли, вплоть до того, что Северус Снейп - шпион, которому приказано заманить Поттера в Хогвартс любыми способами. И тогда Гарри окажется полным дураком, если позволит себе поддаться провокации. Но мальчик тут же отметал эти бредовые предположения. Но если все хорошо, что же тогда значат недомолвки Люпина или многообещающая, но ровным счетом ничего не гарантирующая улыбка Дамблдора?

Голова раскалывалась, совершенно не желая соображать. И после часа таких нравственных мучений Гарри поймал себя на том, что ему уже совершенно безразлично, что волшебники заботятся о нем, ограждая от неприятностей, как безразлично и то, что на самом деле они скрывают. Занимала только одна мысль, имя которой было - Драко. Неужели Драко мог так быстро забыть все? Неужели все это время только притворялся? Зачем? Чем Гарри заслужил такую чудовищную ложь? Или это Гарри сейчас все равно что предает Драко, когда сомневается в нем?

- Нет, - вслух твердо сказал гриффиндорец, - я сойду с ума, если буду все время задавать себе эти вопросы и не находить на них ответа. Мне нужно, просто необходимо попасть в Хогвартс и разобраться во всем самому.

Гарри не хотел думать о том, как ему жить дальше, если Драко все-таки его предал.

Теперь нужно было найти способ, как выбраться отсюда - мальчик был уверен, что добровольно его никто не отпустит.

Летучего пороха у него не было. Просто так выйти в дверь тоже не представлялось возможным. Оставалось одно - аппарировать.

Этому их должны были учить в конце полугодия, не раньше, если не под конец года, и Гарри еще ни разу самостоятельно этого не делал. Но зато сколько раз ему приходилось аппарировать вместе со взрослыми волшебниками! Занятие не из приятных, но выхода нет. Принцип действия он знает: нужно сосредоточиться, хорошо представить себе место, куда хочешь перенестись, и скомандовать себе переместиться туда. Гарри мысленно поблагодарил Гермиону за то, что она не поленилась двадцать раз повторить им с Роном, что на территорию Хогвартса аппарировать нельзя. Сейчас было бы более, чем неприятно зависнуть где-то в пространстве, не сумев приземлиться на территории школы. Но ведь преспокойно можно было перенестись в Хогсмид, откуда Гарри знал достаточно тайных ходов в замок.

Мальчик закрыл глаза и сосредоточился, представив себе тот самый паб, где впервые увидел другого, настоящего Драко.

* * *

Снежно-белые деньки мелькали в обществе Камелии Крам так быстро, что и несколько недель прошло вполне терпимо. Драко уже начал забывать, какой может быть боль от отсутствия Гарри Поттера в Большом Зале. Только иногда, как миссис Норрис из-за поворота, на него набрасывалась жуткая тоска, но ее тут же заглушал голосок вездесущей Камелии:

- Драко, ты сейчас уснешь носом в тарелке!

И Малфой улыбался ей, как лучшему другу. Именно Камелия скрашивала давно не посещавшее, и вдруг внезапно настигшее его чувство одиночества. Вместе они сидели на занятиях, вместе делали уроки, вместе обсуждали учителей.

- Как тебе наш новый по ЗоТИ? Не хуже Люпина, правда? - загадочно подмигивая, спрашивала Камелия.

- Ммм… - неопределенно отвечал Драко, невольно представляя себе, чем профессор Эними не хуже, а даже лучше оборотня, и задумываясь, что, если бы не было Поттера… Но Поттер был, и для Малфоя не существовало никого, кроме этого странного, но такого милого и любимого очкарика.

Профессор же Эними оказался не только первым красавцем школы, но и весьма умным и образованным волшебником. То, что рассказывал ученикам француз, не знал или не смел поведать ни один другой преподаватель.

Он не боялся посвящать достойных учеников в тайны черной магии.

- Вы не сможете научиться защите от темных сил, если не будете знакомы с ними достаточно близко, - говорил он о магии, как о чем-то живом и вполне осязаемом. Он напоминал Снейпа, практически влюбленного в Темные Искусства, но, в отличие от зельевара, не хранил свои знания лишь для избранных - готов был поведать каждому, кто хотел услышать.

- Недостаточно только знать по книгам - вы должны хоть раз столкнуться с противником на практике, чтобы потом, в реальной жизни, не растеряться и сконцентрироваться, быть способными дать отпор, - повторял он, ставя показательные дуэли и заставляя учеников сражаться с разными злобными сущностями. «Он похож на лже-Грюма, - замечала Гермиона и, улыбаясь, добавляла, - только бы закончил не так».

- И наконец, вы должны знать врага в лицо, - шептал учитель в наступавшей тишине. - Не бойтесь спрашивать о черных магах, не бойтесь имени Волдеморта. Чем больше вы узнаете о нем, тем лучше будете защищены.

И в этом он поступал как Дамблдор, рассказывавший Гарри о детстве Волдеморта, о его пути в жизни - это Драко знал от Поттера.

Но, чью бы манеру преподавания не наследовал Альфред Эними, он давал всем учителям сто очков вперед - и по красоте, и по незаурядному интеллекту, просматривавшемуся в каждой фразе.

Но это все не имело значения, потому что на свете существовал Поттер.

А Камелия становилась все нужнее Драко. За такое короткое время он разучился обходиться без нее. С одной стороны, это было как-то странно, а с другой - юноша объяснял это тем, что у него давно, а если хорошо подумать, никогда не было друзей. Девушка оказалась единственным человеком, кроме Гарри, который понял его. Но Поттера рядом не было, и уже скоро слизеринцы пророчили Камелию Малфою в невесты.

Они оба посмеивались и нисколько не принимали это во внимание, хотя даже Снейп однажды подошел к Драко и проговорил:

- Мисс Крам - не лучшая кандидатура. Обдумайте то, что я сказал.

- Профессор, но я не… - начал было Драко, а Снейп оборвал его по обыкновению мрачным взглядом:

- Подумайте.

- Да, профессор, - пробормотал Драко, слегка улыбнулся и пошел в гостиную, где, развалившись в кресле, его ждала Камелия. Юноша тут же, смеясь, рассказал ей про «подозрения» Снейпа, и снова оба покатились от хохота.

Драко продолжал появляться везде не иначе, как в обществе новой подруги, и скоро это перестало удивлять всех, кроме все того же Снейпа.

- Я вижу, вы не подумали о том, что я вам сказал, Драко.

Слизеринец пожал плечами.

- Профессор, о чем тут думать? Мы с мисс Крам - друзья, и что такого, даже если нас связывало бы что-то большее? - воззрился Малфой на декана, словно спрашивая: «А ваше какое дело?»

- Вы правы, никакого, - Снейп будто слово в слово прочитал его мысли. - Абсолютно никакого, мистер Малфой, - и с совершенно каменным лицом зельевар двинулся в сторону учительской, и полы его мантии, как обычно, развевались, как крылья большой летучей мыши...

* * *

- Аай-й-й…

«Это наименьшая потеря, - подумал Гарри, стоя напротив знакомого паба и перематывая палец, ноготь от которого только что потерял. - Хорошо, хоть сам жив остался», - он вспомнил, как тренировались в аппарировании старшие товарищи, терявшие бровь, ухо - что угодно, и это при том, что они долго слушали учителя и тщательно повторяли его действия.

Обмотав наконец злополучный палец, Гарри что было сил побежал к Визжащей хижине - это был самый короткий путь. Утопая по колено в снегу, он пробирался по голубоватым сугробам все вперед и вперед - там был его Драко.

Очутившись в Хогвартсе, Гарри спустился к слизеринской гостиной, безуспешно попытался войти со старым паролем, и спрятался за статуей в надежде, что в этот поздний час будет возвращаться кто-то загулявший.

Судьба благоволила к нему - во всяком случае, сейчас так могло показаться, - потому что ждать ему пришлось недолго. В коридоре послышались легкие шаги, и у двери остановилась незнакомая волшебница с длинными волнистыми черными волосами. Слегка запыханным голосом она прошептала:

- Ох, только бы успеть!.. - мельком глянула вокруг, глаза ее сверкнули и, четко назвав новый пароль, девушка скользнула внутрь.

Гарри переждал пару минут, в душе очень надеясь, что слизеринская гостиная уже пуста, потому что быть застигнутым здесь без мантии-невидимки ему совсем не хотелось, а затем назвал пароль и вошел.

Внутри и вправду оказалось пусто, да и не мудрено - большие часы при тусклом свете подвешенных факелов показывали ровно два ночи.

Гарри на цыпочках поднялся к спальне мальчиков, прислушался, замерев на секундочку, и тихо зашел. Кажется, все спали.

Без труда найдя дверь в комнату Драко, Гарри потянулся к ручке, как вдруг его чуткий слух уловил едва различимый шепот по ту сторону.

- Драко… любовь моя… какой ты страстный… О Боже… ты прекрасен!..

Гарри забыл, как дышать. Прижавшись к стене, мальчик смотрел перед собой полубезумным взглядом. Ему казалось, он видит их - Малфоя и его любовницу, слышит нежный вздох блондина, ее стон…

Неслышно, не в силах преодолеть это побуждение, Гарри открыл дверь.

Первым, что он увидел, была бледная рука с хрупкими тонкими пальцами, свесившаяся вниз. Такая знакомая рука, которая не раз запутывалась в его волосах, или скользила по груди, или переплеталась с его собственной…

Взгляд медленно поднимался по запястью вверх. Расстегнутая белая рубашка, светлым пятном выделявшаяся на темно-зеленом бархате, ночью казавшемся почти черным - Драко всегда любил контрасты. Запрокинутая на подушку растрепанная светловолосая голова, закрытые в блаженстве глаза с темно-русыми, но в то же время слегка отливающими серебром острыми ресницами, пылающие розовые щеки, губы, шепчущие:

- Люблю… люблю тебя…

Как когда-то, еще, кажется, так недавно, шептали ему…

«Дежа вю…» - некстати подумалось Гарри. Словно нарушая прекрасное видение, над белокурым юношей склонилась та самая черноволосая незнакомка, сбросив вниз мантию и оставшись в темно-зеленом с черным белье, так идеально оттенявшем белизну ее плеч.

Длинные стрелки ресниц шелохнулись, и Драко прошептал:

- Камелия… Камелия…

* * *

«Что тебе еще нужно? Ты все так же будешь оправдывать его?» - думал Гарри, мчась по коридору куда глаза глядят. Какая-то неведомая сила словно откинула мальчика от двери любимого, когда тот назвал по имени склонившуюся над ним девушку. Гарри почти физически почувствовал удар в грудь и, не помня себя от пережитого, выскочил из слизеринского подземелья. Меньше всего на свете его сейчас волновали Филч или учителя, которые могли здесь застать и наложить взыскание. Лучше уж сотня взысканий, чем то, что он увидел.

«Драко не мог так поступить!»

«Но поступил же! Я сам видел».

«Это приворотное зелье».

«Приворотное зелье? Да что ты говоришь! Ты прекрасно знаешь, как оно действует!»

В начале учебного года Гарри пыталась приворожить Ромильда Вэйн, но присланные ею конфеты случайно попали к Рону. Гарри хорошо помнил симптомы. И с тем, что он увидел в спальне Драко,они не совпадали.

«Только мне он говорил «люблю» таким голосом, с таким выражением лица. Это не приворотное зелье», - с отчаянием вынужден был признать Гарри.

«А теперь он буде говорить это ей. Камелии».

«Но я же верил ему! Неужели нельзя было хотя бы дождаться меня и все объяснить?»

«А кто тебе сказал, что он не хочет так и сделать? Он же не ожидал, что ты вломишься среди ночи, и все это увидишь».

«Я не смогу теперь даже ненавидеть его. Я узнал, каким он может быть. Он останется для меня таким навсегда».

«Навсегда. Но теперь он любит другую. Забудь о нем».

Едва сдерживая слезы, Гарри вылетел из проема в стене и очутился в чьих-то теплых, добрых объятиях.

- Тихо, тихо, все хорошо, все пройдет, - нашептывал кто-то, прижимая его к себе и ласково гладя по голове.

Несколько минут мальчик простоял так, словно боясь разрушить такой хрупкий, едва собранный по кусочкам мир. Потом медленно поднял голову и встретился взглядом с ясными, ярко-синими глазами.

- Простите… - прошептал Гарри, отстраняясь от незнакомца.

Тот словно нехотя разжал руки, будто побоявшись быть навязчивым, и сказал:

- Нет, ничего. Давайте, я угощу вас горячим чаем.

Махнув на все рукой, Гарри послушался успокаивающего, приятного голоса, и пошел за незнакомцем.

Скоро они оказались в небольшой аккуратной комнате, и синеглазый мужчина, предложив Гарри располагаться, налил крепкого чая и сел напротив, не задавая никаких вопросов и давая гриффиндорцу время прийти в себя. Неяркий свет подыгрывал Гарри, прекрасно скрывая еще не высохшие слезы на щеках, и в то же время, давал возможность рассмотреть сидевшего перед Поттером человека, который представился как Альфред Эними, преподаватель расширенного курса ЗоТИ.

Высокий лоб, тонкие правильные черты лица, нос с легкой горбинкой, длинные темные волосы, собранные в хвост на затылке, красивая фигура - тут же отметил Гарри, но как бы машинально. Взгляд притягивали глаза. Опушенные длинными, слегка закрученными ресницами, они придавали лицу мягкость. Завораживал и необычный цвет глаз - это был не тот темно-голубой цвет, который мы привыкли именовать синим. Это был глубокий, насыщенный почти до ненатуральности синий цвет, при отблесках света даже отливавший фиолетовым. Эти глаза играли красками, как хамелеон, и в то же время не выглядели фарфоровыми, как у куклы - настолько они были живыми. И Гарри готов был поклясться, что где-то уже видел этот взгляд.

- А что будет теперь преподавать профессор Люпин? - наконец нарушил молчание Гарри.

Новый знакомый улыбнулся и сказал:

- Ремус по-прежнему читает защиту, а я только помогаю ему: провожу углубленную подготовку - для тех, кто хочет быть во всеоружии.

- Простите еще раз за беспокойство, профессор... я, пожалуй, пойду, - пробормотал Гарри минут через пять.

Но молодой профессор с какой-то даже поспешностью несильно схватил его за руку и прошептал, глядя в глаза странным, зачаровывающим взглядом:

- Останьтесь хоть ненадолго, Гарри.

- Вы знаете мое имя, сэр? - вскинул брови мальчик. - Но… я думал, вы так недавно в школе…

- Мальчик мой, - ласково сказал мужчина, отводя волосы со лба Гарри, - вы, видимо, забыли, что вас не так-то просто с кем-то перепутать.

- Да, профессор… - невольно улыбнулся гриффиндорец.

- Гарри, - еще мягче произнес учитель, чуть склонившись к нему и все еще держа его руку в своих, - не могли бы мы перейти на «ты»?

- Но, профессор, - смутился мальчик, прекрасно понявший, чего хочет учитель, несмотря на то, что «ты» и «вы» звучало одинаково, - я не знаю, как же это будет выглядеть…

Эними сверкнул глазами и сказал:

- А какая кому разница, как это будет выглядеть? В жизни я не намного старше тебя, и мне так хотелось бы иметь друга! Просто так сложилось, что на моей предыдущей работе у меня со всеми были отношения начальника с подчиненными. И в итоге оказалось, ни одного не то, что друга - даже хорошего приятеля не осталось.

Он рассказывал это не так, будто жаловался. Он просто рассказал, и Гарри не мог понять, почему у такого человека - профессор начал нравиться ему с первой секунды - не было друзей. Подумал, что обстоятельства бывают разные, и сейчас еще не время выспрашивать что-то, и сказал:

- Я согласен, профессор.

- Меня зовут Альфред, - улыбнулся в ответ Эними, - и мне было бы приятно, если бы ты называл меня по имени.

- Хорошо… Альфред, - произнес Гарри и слегка пожал руку француза.

За чаем и разговорами они просидели до раннего утра, когда у Гарри некстати стали слипаться глаза.

- Я думаю, тебе стоит сегодня пропустить занятия, - сказал Альфред мягким, но не терпящим возражений тоном, - я приготовлю тебе постель здесь, чтобы однокурсники не поднимали.

И, пресекая Гаррин вопрос, добавил:

- С учителями я поговорю, узнаю задания, и думаю, мы легко справимся с твоей домашней работой.

- Но ты совсем не поспишь, - виновато улыбнулся Гарри.

Профессор пожал плечами.

- Ну и что? Зато я, кажется, нашел друга.

- И я… - прошептал Гарри, закутываясь в предложенное одеяло и почти моментально засыпая.

Альфред поправил подушку, снял с мальчика очки, на минутку склонился над ним, вглядываясь в спокойные черты лица, и вышел, тихо притворив дверь.

Уже погружаясь в сон, Гарри осознал, что за всю ночь с профессором едва ли не забыл об измене Драко.

Второе мгновение. Потерянный Рай (3)

Днем раньше, в очередной раз не обратив внимания на инсинуации Снейпа, Драко снова, смеясь, влетел в слизеринскую гостиную и, увидев сидящую на диване Камелию, плюхнулся рядом с ней.

- Представь, сегодня Снейп превзошел сам себя! Был таким строгим, словно он - мой отец! Не пойму, за что он тебя так невзлюбил? Вроде бы на уроках не придирается, как к этому Лонгботтому.

Драко заливался смехом, изображая очередную стычку Невилла и Снейпа, во время которой Невиллова жаба, непонятно зачем притащенная на Зелья, каким-то немыслимым образом оказалась в волосах преподавателя.

Камелия улыбалась и строила предположения.

- Может быть, он узнал, что у меня бабушка из магглов? Или он ревнует?

- Так он же сам полукровка! - не унимался Драко. - А ревновать... Я же ему не любовник! Как это все понимать?

- Я не знаю, - поджала губки Камелия, - я еще не посвящена во все ваши интриги.

- Но, так или иначе, а Снейпа я таким еще не видел, - продолжал Драко, - и, наверное, тебе стоит хорошо подготовиться к следующему уроку.

Девушка побледнела, кивнула и куда-то умчалась.

- Испугалась, что ли? - недобро усмехнулся подошедший Блейз Забини. - Ты знаешь, Драко, - продолжал юноша, присаживаясь рядом с блондином, - я почему-то не доверяю ей, и тебе бы не советовал.

- Может, ты тоже ревнуешь? - ухмыльнулся Драко и притянул к себе Блейза за подбородок.

- Ревную, - невозмутимым голосом отвечал тот, в то время как в глубине черных глаз, окаймленных бархатными ресницами, Малфой увидел бушующую бурю.

- А ты не дразни меня, - прошептал Забини, внезапно обнимая Драко за талию. - Я уступил тебя Поттеру, потому что он стоит того, но ей ни за что тебя не отдам!

- Ты забыл, я не кукла, и не ты распоряжаешься моей судьбой! - резко сказал Драко, отталкивая от себя Блейза.

- Так и не веди себя, как шлюха! - закричал тот. - Сегодня ты с одним, завтра с другой! Ты сам своим поведением наталкиваешь на подобные мысли!

Драко никогда не видел Забини в таком гневе. «Да что они все ко мне привязались?» - подумал он и едко произнес:

- Тебя забыл спросить, что мне делать и с кем трахаться!

Блейз обернулся, посмотрел на него долгим взглядом и сказал:

- Я помочь тебе хочу, я же люблю тебя! Потому что ты будто идешь с закрытыми глазами. А когда откроешь - окажешься над пропастью, и уже будет поздно.

- Долго учил такую пафосную речь? Я не заставлял тебя любить меня! - в порыве безудержной злости воскликнул Драко. - И помощи твоей не просил!

Забини только еще раз внимательно взглянул на него и, махнув рукой, ушел. Малфой смотрел ему вслед, пока он не скрылся за дверью, и всем сердцем ощущал, что только что совершил ошибку. Хотелось сорваться с места, догнать друга и сказать, что он, Драко, неправ, но чертова малфоевская гордость не давала пошевелиться, словно навалившись всей тяжестью. «Ну и дементор с ним! - подумал Драко. - В конце концов, ведь я же ничего такого не сделал! Я и не думал спать с ней, но это не их дело!» Насупившись, как ребенок, слизеринец просидел в гостиной еще около часа, и отправился в свою спальню.

Два часа провалявшись с какой-то книгой в руках, и так и не прочитав ни слова, Драко зашвырнул ее куда-то за шкаф: мысли то и дело возвращались к Гарри. Ну где же он? Почему ни весточки не подаст?

Драко не сиделось в спальне, и он выскочил в гостиную, надеясь не застать там Блейза, прекрасно понимая, что гордость полетит ко всем чертям, если он увидит огорченное лицо друга. Забини там не было, и юноша вылетел в коридор, по пути отпустив колкое замечание Панси Паркинсон по поводу цвета ее лица, и пошел куда глаза глядят.

Остановили его голоса, доносившиеся из-за приоткрытой двери одного из кабинетов. Взволнованный женский голос говорил, переходя на шепот:

- Он расскажет ему, как вы не понимаете! Он все нам испортит!

Второй, мужской, спокойно и властно отвечал:

- Успокойся. Ты что, смеешь сомневаться в моем могуществе? Что он знает? Это всего лишь его собственные домыслы! К тому же, он ненавидит мальчишку так же, как ненавидел его отца! Он просто воспользуется очередной возможностью поиздеваться.

- А если тот примчится сюда? - воскликнул женский голос, и ненадолго зависла пауза. А потом мужчина сказал:

- А пускай. Я знаю, чем его встретить. Все, что происходит, нужно использовать во благо себе и во вред врагам. Иди сюда, я научу тебя, что делать.

Дальше они заговорили слишком тихо, и Драко захотелось узнать, кто они, и о чем говорят. Это было действительно интересно, учитывая, что оба голоса казались ему смутно знакомыми, несмотря на то, что эти двое говорили шепотом. Он почувствовал себя человеком, держащим в руках нити огромной интриги. Забыв о том, что подслушивать не в его стиле, юноша хотел было еще чуть-чуть приоткрыть дверь, как вдруг его окликнул неожиданно подошедший Блейз Забини, и Драко напрочь забыл о заговорщиках.

Дверь, к которой он секунду назад прикасался, сама по себе, как могло показаться со стороны, закрылась, и стоявший по другую ее сторону человек сказал, злобно ухмыляясь, своей собеседнице:

- Знаешь, а ведь один только что был здесь. Он даже слышал кое-что из того, что ты тут шептала в расстроенных чувствах, и конечно, ровным счетом ничего не понял. Ручаюсь, он решил, что нашел одну из ниточек-паутинок большой интриги. Но, что самое интересное - он и не подозревает, что сам уже запутался в ней и увяз по самые уши!

Блейз и Драко, стоявшие недалеко, услышали отголоски демонического хохота, еще долго раздававшегося под сводами кабинета.

* * *

- Драко, я… я пришел извиниться и сказать, что это действительно не моего ума дело, и… это твоя личная жизнь… - начал было Забини, отводя однокурсника подальше от странного кабинета.

- Нет, Блейз, - остановил его Драко, - ты ни в чем не виноват. Это просто я - не более, чем никчемный эгоист.

- Драко, не говори так, - возразил тот, не сводя глаз с друга и любимого. - Я точно знаю, ты не такой.

- А какой я, Блейз? - горько рассмеялся Малфой. - Я - сплошное ходячее несчастье. Ну кому я сделал что-то хорошее за всю свою жизнь?

- Ну, хотя бы мне, когда назвал меня другом, - проговорил Забини. - Для меня это очень много значит. И еще Поттеру.

- Alors, où est-il cette Potter? (Ну и где он, этот Поттер?) - чуть ли не со слезами на глазах воскликнул Драко. - Он уехал, даже не предупредив меня и не попрощавшись!

- Значит, не мог, - мягко сказал Блейз и обнял Драко, одновременно поглаживая по голове и по плечам. - Он любит тебя и обязательно вернется!

- Merci pour ce que je t'ai (Спасибо тебе за то, что ты у меня есть), - прошептал Драко, оторвавшись от его плеча и погладив по щеке. Потом Малфой улыбнулся, и уже с совершенно сухими глазами чмокнул Блейза в губы и убежал.

- Eh bien, je t'ai demandé de ne pas taquiner! (Ну я же просил не дразнить!) - возмущенно и вместе с тем жалобно пробормотал слизеринец. Но Драко его уже не слышал.

Прибежав в свою спальню на этот раз, Малфой уже придумал себе занятие: он стал писать письмо Гарри, прекрасно понимая, что не отправит - не потому, что не хочет, а потому, что некуда. Сова, может быть, найдет дом, где сейчас Поттер, но не сможет попасть внутрь - не пустят защитные заклинания. Но когда Драко писал, ему становилось легче, появлялась какая-то призрачная уверенность, что Гарри жив, и с ним все в порядке. Может, сказывалось то, что слизеринец до сих пор верил в сказку, рассказанную матерью в раннем детстве, что, когда адресуешь письмо умершему человеку, чернила краснеют и строчки сливаются в большие капли крови. С письмами, которые он писал любимому, ничего подобного не происходило, и Драко на подсознательном уровне, не требуя даже фактов, успокаивался.

Сегодня он засиделся до двенадцати ночи. Хотя и обычно Драко ложился спать поздно (как и вставал утром с постели, если на занятия нужно было идти не слишком рано), сохраняя аристократические привычки; но этот день вымотал его, и юноша, закончив письмо, без сил упал на кровать.

Сон пришел не сразу: перед глазами Драко стоял образ Гарри, и глубокие зеленые омуты не давали уснуть. Наконец юноша забылся, но и здесь наваждение не оставило его. Сменяя друг друга, ему снились красочные сны, в которых он и Гарри так страстно и сладко любили друг друга.

- Люблю… люблю тебя… - шептал Драко, обнимая во сне своего милого, чувствуя на своей щеке горячие губы.

А потом все закончилось. Словно от какого-то толчка Драко проснулся и открыл глаза. Увидев над собой чью-то склоненную фигуру, в первые мгновения юноша не мог понять, кто это. Потом узнал.

- Камелия… Камелия… - прошептал он, не представляя себе, что подруга может сейчас делать в его спальне. Малфой просто растерялся, когда она наклонилась и стала целовать его.

В серебристом свете луны было видно, что на ней нет ничего, кроме кружевного белья, и Драко какое-то время не мог отвести взгляд от искорок, то и дело вспыхивавших в ее волосах. Он не услышал, как тихо затворилась дверь, секунду назад пропускавшая полоску лунного света. Наконец он пришел в себя.

- Что ты делаешь здесь? - проговорил блондин, немного отстраняясь от девушки.

- А ты не видишь? - улыбнулась она. - Я целую тебя.

С этими словами черноволосая волшебница вновь прикоснулась губами к его губам, но Драко почти резко оттолкнул ее и сел на кровати.

- Подожди, Камелия, - заговорил он, пытаясь найти нужные слова.

- Я недостаточно красива для тебя? - с вызовом спросила девушка.

Драко улыбнулся.

- Ты очень красива, даже слишком. Но… Прости, я люблю другого человека.

- Вот как? Этот человек случайно не Блейз Забини? - едко сказала она.

- Нет, совсем не Блейз, - возразил Драко и, опустив глаза, продолжал, - прости, я не подумал, ты могла неправильно понять наши отношения, все эти интриги и намеки вокруг нас…

Драко взял девушку за руку и из-под ресниц осторожно взглянул на нее. Он действительно чувствовал себя неловко: то, что он воспринимал как шутку, она могла понять совсем по-другому.

Камелия внимательно и все еще слегка разгневанно посмотрела ему в глаза, а потом, вздохнув, спокойно сказала:

- Я не собираюсь устраивать тебе сцены ревности или нравоучения - у меня на это нет ни права, ни желания. Это ты прости меня, я повела себя несколько легкомысленно, но я так хотела бы остаться тебе подругой!..

Не говоря ни слова, Драко обнял ее и крепко прижал к себе. Мир был заключен.

* * *

Гарри проснулся днем от ощущения, что случилось что-то непоправимое. Снова раскалывалась голова, и перед глазами все расплывалось. «Где я?» - подумал он, надев очки и рассматривая незнакомую обстановку комнаты. И все вспомнил.

Сцепив зубы, гриффиндорец сполз с кровати и, пошатываясь, двинулся было к двери, как вдруг та отворилась, и вошел Альфред Эними.

- Добрый день, Гарри! - воскликнул он, и от громкого голоса у Гарри закружилась голова, и он схватился за стену, чтобы не упасть. И все же опустился на пол: от боли застилало глаза, и ноги не держали.

Глаза профессора расширились и он, упав рядом с Гарри на колени, зашептал:

- О Мерлин… Мальчик мой, что с тобою? - Альфред осторожно прикоснулся пальцами к вискам ученика. В ту же секунду Гарри закричал - его пронзила острая, ужасная боль, сравнимая лишь с той, что он пережил в конце четвертого курса, на кладбище Реддлов, или с той, когда уже в этом году до него дотронулся Темный Лорд.

Альфред быстро сказал что-то, и боль отступила совершенно, давая возможность вздохнуть.

- И часто у тебя такое? - переведя дыхание, спросил Эними.

Гарри поднял голову и взглянул на профессора, словно задумавшись, стоит ли ему безоговорочно доверять. Темные пряди волос Альфреда растрепались, выбившись из аккуратной прически, бледный лоб прорезала морщинка, а огромные, казавшиеся сейчас темно-фиолетовыми глаза были влажными. Гарри непроизвольно протянул руку и поправил волосы мужчины, и этот невинный жест заставил того потупить глаза.

- Со мной это бывает иногда, - наконец сказал Гарри. - Когда Волдеморт готовит очередное преступление. Я даже изредка вижу самые страшные из них и… и не могу помочь жертвам, потому что это - не предвидение. Я вижу происходящее его глазами, в тот самый момент, когда оно совершается.

- О Господи, - вздохнул Альфред, не спуская глаз с мальчика, - неужели никак нельзя разрушить эту связь между вами?

- Профессор Снейп учил меня окклюменции, но… - Гарри улыбнулся, - видимо, он всегда был прав, и я оказался некудышним учеником.

- А может, ему просто не хватило терпения? - тактично заметил Альфред. - Ничего, я научу тебя. Если захочешь.

- Профессор… то есть, Альфред… Можно, я задам тебе один вопрос? - Гарри вопросительно взглянул на Эними.

Тот кивнул и улыбнулся.

- Конечно, Гарри. Я не хочу, чтоб у меня от тебя были секреты.

Внутренне удивляясь, какой загадочной личностью оказался новый профессор, Гарри сказал:

- Никому никогда не удавалось вылечить мою головную боль, а ты смог. Как? Это черная магия?

Альфред прикрыл глаза, словно ему тяжело было сказать что-то, глядя в глаза Гарри, и заговорил:

- Да, это черная магия. Знаешь, Гарри, я должен кое-что рассказать тебе. До назначения на эту должность я был колдомедиком. У меня была семья: любимая жена и дочь. Однажды моя малышка сильно заболела. Я понял, что это проклятие, спасти от которого может только черная магия. Меня всегда интересовали и - чего греха таить - привлекали темные искусства, и я решил попробовать последнее средство. Понимаешь, Гарри, - профессор поднял глаза, - я никогда не желал причинить вред, я просто хотел спасти свою дочь. Я почти провел ритуал, но мне помешали авроры. Моя девочка погибла, я год пробыл в Азкабане, а когда вышел - мне сказали, что через несколько месяцев после случившегося от горя умерла моя жена, - мужчина и не заметил, как по щеке скатилась слеза. Видимо, раны в его душе были слишком свежими…

- Я не держу зла на авроров, - продолжал он, глубоко вдохнув, - но хочу, чтобы ты знал, что не сама по себе черная магия несет смерть, а то, как ее используют. Ведь это как яд - в маленькой дозе он служит лекарством, а стоит только чуть-чуть увеличить ее - и это приведет к ужасным последствиям.

Альфред снова вздохнул, машинально провел рукой по волосам и закончил:

- Теперь ты знаешь мою историю, и тебе стало ясно, почему никто не хотел иметь дела со мной. Ты можешь понять меня или отвернуться. Я приму любое твое решение, и не буду настаивать на общении, если ты не захочешь, - и он опустил голову.

Гарри робко сжал руку профессора, а потом, словно решившись, потянулся к нему, обнял и проговорил:

- Ты - удивительный человек, и не виноват, что на твою долю выпало столько испытаний. Ты очень нравишься мне, и я не отвернусь.

Альфред поднял на него полные слез глаза.

- Я не ошибся, - тихо сказал он. - Ты - единственный, кто не бросил меня, узнав мою историю.

Так странно было видеть взрослого мужчину, который плакал, не скрывая своих слез. Гарри ласково провел рукой по его лицу, стирая их. Эними едва ощутимо вздрогнул, перехватил руку мальчика, поднес к губам и поцеловал. Гарри не отдернул руку.

- Ты знаешь, - тихо, но горячо зашептал Альфред, прижимая к груди обе руки Гарри, - я не понимаю, что это, что со мной, но я все время думаю о тебе. Это странно, но сегодня я даже не мог сосредоточиться на том, о чем говорил ученикам. Перед глазами все время стоишь ты.

Гарри молчал, и напряженно смотрел в глаза мужчины, не представляя себе, как вчерашний незнакомец за сутки смог превратиться в человека, который уже очень много значил для него. Даже слишком много. И, кажется, сам Гарри тоже стал больше, чем просто учеником для профессора. А может, и больше, чем другом.

Неожиданно Эними прервал контакт глаз, и резко встал с пола.

- Извини, я, кажется, наговорил лишнего, - побормотал он, проводя ладонью по глазам, словно отгоняя навязчивые мысли. Потом он снова повернулся к Гарри и сказал:

- Я поговорил с директором о тебе. Я не хочу, и знаю, что и ты не хочешь, но тебе придется вернуться туда, откуда ты сбежал.

Гарри покачал головой.

- Я не вернусь.

Альфред склонился к нему.

- Ты сейчас ведешь себя, как маленький ребенок, обиженный на весь мир, и забываешь, что здесь никто не желает тебе зла.

Гарри повернул голову и встретился взглядом с синими глазами.

- Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь, откуда я сбежал и почему, и почему не хочу туда возвращаться!

- Да, я не знаю, - мягко сказал Альфред, - но только потому, что ты не рассказал мне.

- Мне больно говорить об этом, - прошептал Гарри, и профессор снова опустился рядом с ним.

- Но ты можешь попытаться отпустить эту боль. Я помогу тебе, просто доверься мне. Расскажи мне о себе, о том, что тебя печалит, - Альфред обнял мальчика за плечи, своими руками словно ограждая его от всех бед и несчастий.

И Гарри рассказал ему все, что помнил из своей жизни - с самого детства у Дурслей, то, как он потерял Сириуса, и все в его квартире напоминает о крестном. Не сказал Поттер только о Драко. Не из-за того, что не доверял, а потому, что было слишком трудно говорить о любимом.

Но Альфред и сам все понял.

- Все пройдет, как проходит время, как течет вода, - сказал он, смотря куда-то вдаль. - Когда я потерял семью, мне казалось, на этом закончится моя жизнь. Но я счастлив, что заблуждался. Всегда есть кто-то, ради кого стоит жить, - улыбнулся Альфред и провел рукой по темным Гарриным волосам. - Ты мужественный мальчик, я знаю, ты выдержишь все и найдешь свое счастье, хотя сейчас тебе сложно в это поверить.

Гарри только грустно улыбнулся.

- Теперь я понимаю, - продолжал Альфред, - почему ты не хочешь возвращаться в ту квартиру. Но мне в голову пришла одна неплохая мысль, - молодой профессор загадочно улыбнулся, - а что, если тебе остаться у меня?

- У тебя? А… ты? - смутился Гарри.

- А я что-нибудь придумаю, - махнул рукой Альфред.

- Я был бы рад проводить с тобой больше времени, - искренне сказал Гарри, - если это, конечно, не будет сильно мешать тебе.

- Напротив! - воскликнул Альфред, и уже тише добавил:

- Но ни одна живая душа - ни одна, Гарри! - не должна знать, что ты здесь. Обещаешь?

- Да, - твердо сказал гриффиндорец. - Спасибо, Альфред.

Эними глянул на часы и вскрикнул:

- О Мерлин, у меня же дополнительные занятия! Прости, мне надо бежать, все на столе. Если захочешь чего-нибудь покрепче, - подмигнул он Гарри, - то вино в шкафчике. Но лучше не злоупотребляй, дождись меня! - смеясь, профессор умчался, оставив Гарри с мыслью, что он снова почти забыл о Драко в присутствии Альфреда.

* * *

- Нет, мне определенно нравятся его уроки! - Драко шел по коридору и оживленно спорил с Камелией, которая уже четвертый раз упрямо повторяла:

- А я уже давно от него не в восторге! Он никудышний преподаватель, и всего лишь хвастунишка, которому в жизни не приходилось использовать и десятой доли тех заклинаний, о которых он так самозабвенно рассказывает!

Предметом столь интересного спора был новый преподаватель расширенного курса ЗоТИ - Альфред Эними, с которым парочка чуть не столкнулась, когда он выходил из своего кабинета.

- Здравствуйте! - сказал учитель и ушел, оставив Драко с Камелией, которые как-то незаметно оказались у самой его двери и задержались там.

- А что у тебя с Блейзом? - неожиданно тихонько поинтересовалась девушка. Драко же, напротив, не сменил тон и рассмеялся:

- Да ничего, мы же говорили уже с тобой о нем. Если хочет - я не против дружбы, но не люблю я его! И вряд ли любил когда-нибудь, - Драко развел руками.

- Я знаю, ты любишь меня-а-а! - засмеялась Камелия и в шутку обвила шею блондина руками.

- Тише, задушишь! - попытался он освободиться, не переставая улыбаться. - Люблю, люблю!

- А ты скажи ему, что не любишь, а то мне кажется, он нас поссорит! - уже серьезно заявила девушка.

- Ну хорошо, я с ним объяснюсь, как только увижу, раз уж ты так настаиваешь! Но он чуткий и благородный, и не подумал бы нас ссорить, - сказал Драко, громко чмокнул Камелию в щеку и она, смеясь, увлекла его дальше по коридору.

А за дверью, от которой они только что отошли, кто-то тихо опустился на пол, закрыв лицо руками. Этот кто-то только что проводил профессора Эними на урок, и все прекрасно слышал, как ему показалось.

Да и не могло быть по-другому. Гарри, конечно, не разобрал того, что тихо спросила Камелия - спросила о Блейзе, - оказавшись возле двери. Зато он отчетливо слышал каждое слово Малфоя, которое выстукивало где-то в висках. Драко больше не любит его и скажет ему об этом, как только увидит.

«Не нужно. Я избавлю его от этой необходимости», - Гарри твердо решил не показываться Малфою на глаза, а потом, когда придется вернуться на занятия - не подходить к нему и ни словом, ни жестом не напоминать о том, что между ними было.

«Ты же знал с самого начала, что так все кончится. Знал. Но так не хотел признавать!»

«Плевать на то, что я знал. Я не смогу жить без него».

«Сможешь. Повтори еще раз: все пройдет. Как проходит время, как течет вода…»

Как сказал Альфред. Нужно забыть.

И все же как невыносимо больно!

* * *

Через несколько дней очередная учебная неделя закончилась. Потом еще одна. Для Драко каждый прожитый день становился пыткой: Гарри все не возвращался. Живое воображение слизеринца рисовало ужасные картины, на которых его любимый или умирал, или целовал другого. Драко вполне серьезно ощущал, как сходит с ума. Но знал, что пока он еще это понимает - не все потеряно, и пытался отвлечься от постоянных мыслей о Гарри любыми способами. Юноша старался сделать так, чтобы ничего не напоминало ему о Поттере на время его отсутствия; у него более-менее это получалось. Но в одном Драко не смог себе отказать: он по-прежнему писал Гарри письма и складывал их в верхний ящик стола.

Но, как слизеринец ни старался, ему все сложнее становилось держать себя в руках. Он перессорился с однокурсниками, с которыми, правда, и раньше особо не дружил, но которые за последнее время словно ополчились против него; испортил отношения, наверное, со всеми преподавателями, потому что они, как ему казалось, необъективны к нему; обидел и спровоцировал Блейза, который после того, как Драко ему нагрубил и в жестких выражениях посоветовал убираться подальше - и правда ушел, хлопнув дверью. А ведь Малфой и не собирался оскорблять бывшего друга, но тот снова начал говорить очень неприятные вещи в адрес Камелии. Девушка была единственным товарищем, который поддерживал Драко и не давал ему уйти в себя и в безысходные мысли о Поттере.

А Гарри остался жить у профессора Эними, который заглядывал к нему каждое утро перед уроками и днем - после них. Он приносил домашние задания от преподавателей и помогал Гарри с ними справиться. А потом еще несколько часов, до позднего вечера, они сидели и разговаривали, и гриффиндорец не замечал, как с каждым разом ему все меньше хочется, чтобы его новый друг ушел. Но Альфред всегда уходил, когда часы били полночь, и Гарри даже шутил по этому поводу:

- Что, Ал, карета рассыплется, и ты из прекрасного принца превратишься в Золушку?

Тот смеялся, но все же оставлял мальчика одного, и Гарри впадал в немое оцепенение, когда перед глазами снова и снова прокручивались кадры: лежащий в постели Драко и целующая его Камелия.

Однажды Гарри услышал в коридоре громкие голоса. Профессор МакГонагалл будто ругала кого-то:

- Нет, ну я понимаю, что это ваше личное дело, но так продолжаться больше не может!

Ей что-то возражал тихий голос, и по знакомым ноткам Гарри узнал в нем голос профессора Эними.

- Я не позволю, Альфред, чтобы вы отдыхали в подобных условиях! Это же надо было додуматься - спать в чулане со швабрами! И как вас Филч еще не выгнал?

- Я договорился с ним, что уберусь там, - мягко заметил Эними.

- Нет, либо вы спите как положено, либо я сообщу Дамблдору. Вы как маленький ребенок, профессор.

Альфред фыркнул:

- Спасибо.

- Да не за что, - возмущенно сказала МакГонагалл и, уходя, добавила:

- Чтоб я сегодня же вас там не видела!

Эними вздохнул и тихонько, словно надеясь на то, что Гарри абсолютно ничего не слышал, приоткрыл дверь в свой кабинет. И тут же был втянут туда за руку рассерженным гриффиндорцем:

- Это такой ты придумал выход из положения, да?

- Гарри, я… - начал было Альфред, но Поттер перебил его и четко, раздельно сказал:

- Я. Ничего. Не хочу. Слушать. С этого дня ты спишь здесь. Кровать большая, и мы спокойно поместимся.

Щеки профессора залил легкий румянец.

- Нет, Гарри, я не могу…

- Все ты сможешь. Возражения не принимаются, - рассержено сверкая глазами, заявил тот. - Или ты хочешь, чтоб ушел я? И нарушил вашу с Дамблдором Великую Военную тайну? - Гарри прекрасно понимал, что блефует: он ни за что не позволил бы себе поступить так с людьми, понадеявшимися на него, только из прихоти, но его слова возымели действие на Эними.

- Нет, не уходи! - воскликнул он и покорно склонил голову. - Я остаюсь.

Гарри победоносно улыбнулся.

Как всегда, до двенадцати ночи они разговаривали, и Гарри упорно «не замечал» скованных жестов и словно немного виноватых взглядов учителя, а потом Альфред вдруг вскочил и, сказав: «Извини, Гарри, мне нужно выйти», скрылся за дверью. Мальчик крикнул ему вдогонку:

- Ты обещал! Я тебя жду! - и сел на кровать, задумавшись.

Он не мог не замечать, как относится к нему молодой профессор. Эними, взрослый и рассудительный мужчина, в присутствии Гарри трогательно смущался, становился по-детски несдержанно откровенным, и от этого казавшемся уязвимым. Кажется, всю ту любовь, что когда-то предназначалась жене и дочери, и которую больше никто не пожелал брать, он перенес на единственного человека, способного его понять. И, видимо, это была не только дружеская привязанность: Альфред любил Гарри по-другому. Как тогда, в какой-то прошлой, невозможно, нереально счастливой жизни гриффиндорца любил Драко. Но человека, которого зовут Драко Малфой, больше не существует. Для Гарри он хуже, чем умер, хотя до сих пор это имя и вызывает боль и множество ненужных воспоминаний. Но есть человек, который любит Поттера так, как он сам любил Драко, человек, который действительно достоин любви и заслуживает счастья. «Зачем же он страдает? - думал Гарри. - Он и так столько пережил, а я смог бы сделать его счастливым…»

Эта ночь должна была стать пыткой для Альфреда, но она не будет такой.

…Дверь тихо отворилась, и вошел Эними. Он не смотрел на Гарри, который уже успел раздеться и залезть в постель, но мальчик даже без очков заметил - нет, скорее, почувствовал - и покрасневшие глаза профессора, и дрожащие руки, и слегка растрепанные волосы.

- Альфред, - тихо позвал Гарри, и он поднял голову, и хриплым голосом проговорил:

- Я посижу тут при настольной лампе немного, хорошо?.. Мне… надо кое-что доделать…

- Нет, - улыбаясь, но твердо сказал Гарри, - ты ляжешь в постель.

- Но… - начал было Эними, но посмотрел на ученика, взгляд которого красноречиво говорил, что он не примет возражений.

Сняв мантию и свитер, Альфред остался в тонкой белой рубашке, прекрасно облегавшей мускулистое тело, и брюках, и так и лег в кровать, отвернувшись к стенке. Гарри увидел, как вздрагивают его плечи, и услышал тихий вздох.

- Ты всегда спишь одетым? - поинтересовался Гарри, склоняясь над ним.

- Всегда, - пробормотал француз в подушку, и замер, когда легкие пальцы скользнули по его плечу вниз, к груди, и одну за другой стали расстегивать пуговицы.

- Что ты делаешь? - прошептал Альфред, ловя руки гриффиндорца и отводя их.

- Я думаю, сегодня тебе придется раздеться, - невозмутимо отвечал Гарри, - повернись ко мне.

Эними послушно лег на спину, позволяя мальчику расстегивать пуговицы. Но едва пальцы Гарри коснулись обнаженной кожи на груди и напряженных мышц пресса, мужчина резко оттолкнул его.

- Не надо, я прошу тебя!..

Несколько секунд Гарри смотрел, как Альфред, закрыв глаза и прикусив губу, сжимает ткань простыни, словно пытаясь удержаться, а потом положил руки на плечи профессора и прошептал, как когда-то Драко шептал ему:

- Поцелуй меня.

Альфред широко распахнул глаза и встретился взглядом с сияющими изумрудными глазами Гарри. Притянул мальчика к себе, обнял, перевернулся с ним вместе так, что тот оказался крепко прижатым к кровати, и с каким-то отчаянием, с безумной жадностью впился в ярко-красные губы своими.

Гарри закрыл глаза, невольно представляя, что это Драко, и стал отвечать на поцелуи. Альфред словно не мог оторваться от его губ, пока наконец Гарри не стал задыхаться.

- Прости… прости, - зашептал Эними, пытаясь перевести дыхание, - я с ума схожу уже неделю… Если бы ты знал, чего мне это стоит - видеть тебя каждый день и… я не мог позволить себе… прости… - он гладил виски мальчика, щеки, подбородок, губы, потом снова и снова целовал, как будто боялся, что любимый неожиданно оттолкнет его.

- Я знаю, ты еще не любишь меня, - продолжал Альфред, - но я сделаю все, чтобы полюбил. Мальчик мой… Как же я так влюбился?..

Гарри грустно улыбнулся.

- Часто это происходит против нашей воли.

Подняв руку, мальчик провел ладонью по скулам мужчины, заправил ему за ухо гладкую длинную прядь темно-каштановых волос и проговорил:

- Не останавливайся. Я хочу полюбить тебя.

- Ты - моя мечта, Гарри, - прошептал Эними. - Я всегда, всегда знал, что встречу тебя!..

Сильные руки пробрались под спину Гарри, приподняли его так, что голова мальчика запрокинулась назад; нежные нетерпеливые губы оказались на шее гриффиндорца, потом быстрыми, легкими поцелуями пробежали по ключицам, язык скользнул в ямочку между ними, и Гарри резко выдохнул. Альфред на мгновение отстранился от него, а затем стал целовать плечи, грудь, живот… От его жарких ласк у мальчика слегка кружилась голова, и он уже плохо понимал, что происходит. Наверное, Альфред был прекрасным любовником, но Гарри почему-то хотелось, чтоб это все быстрее закончилось. У Эними тоже, видимо, не хватало терпения - его сводил с ума буквально каждый вздох любимого. Гарри закричал, когда Альфред овладел им, но под горячими губами этот крик перешел в стон…

Любовник был очень нежным, каждое его движение - осторожным, чтобы не сделать больно. Но боль затопила Гарри в своей пучине: не физическая - у него разрывалась душа. Потому что, стоило лишь на миг закрыть глаза, как в голове возникала ужасающе четкая картинка: склонившийся над ним сероглазый блондин с расстрепаными волосами и закушенной губой; а в ушах звучали эти же слова, только повторял их другой голос: «Гарри… Я люблю тебя!..»

Второе мгновение. Потерянный Рай (4)

Медленно, день за днем, прошла еще неделя. Альфред был замечательным другом и удивительно чутким любовником, но Гарри все чаще ловил себя на мыслях о Драко.

«Да зачем он тебе нужен? Ты же поклялся себе, что никогда больше и не подойдешь к нему!»

«Я сойду с ума, если не увижу его!»

«Рядом с тобой любящий человек, готовый отдать все ради твоего счастья».

«Я буду с ним. Мне только нужно увидеть Драко».

Увидеть Драко. Эта мысль постепенно превратилась в навязчивую идею, и Гарри выжидал время, когда ее можно будет воплотить в жизнь.

И наконец такой день настал. Утром Альфред сказал, что вернется поздно и, поцеловав на прощанье любимого, ушел.

Гарри внутренне порадовался, что Эними настолько доверяет ему, что не закрывает дверь снаружи с помощью особого пароля, а только, чтобы никто не вошел, запечатывает заклинанием, которое Гарри без труда мог снять. В глубине души шевельнулась гриффиндорская совесть: ведь он обманывал своего друга, но желание видеть Драко перевесило.

И вот, только чуть-чуть не попавшись на глаза троим однокурсникам и профессору Флитвику, в последний момент успев ускользнуть и трижды пожалев, что у него нет с собой мантии-невидимки, Гарри стоял за колонной и смотрел на толпу учеников, направлявшихся на урок.

В самом конце, словно для того, чтоб им не мешали остальные, шли, смеясь и обнимаясь, та самая Камелия и Драко, а кто-то из пуффендуйцев во всеуслышание называл их «главной парочкой Хогвартса»…

Пришедший вечером Эними застал своего любимого сидящим на окне с засохшими на щеках дорожками слез, но не стал приставать с расспросами, а только сказал:

- Не знаю, порадует ли тебя это или нет, но Дамблдор решил, что опасность миновала, и с завтрашнего дня ты можешь идти на занятия.

Гарри спрыгнул с подоконника и, ничего не ответив, обнял Альфреда, спрятав лицо у него на груди, точно так же, как это сделал Драко в их последнее утро вдвоем.

* * *

Драко не мог заснуть всю ночь, словно в каком-то предчувствии. Перед утром ему наконец удалось задремать, но через два часа он вскочил на постели от страшного видения, на этот раз пришедшего во сне. Он снова видел Гарри в крови на полу, но теперь рассмотрел стоявшего над ним волшебника. Это был не Волдеморт, а профессор Эними.

Утром, едва Малфой вошел в Большой Зал, его чуть не сбила с ног сияющая улыбкой Гермиона.

- Гарри вернулся!

Драко вскинул голову: напротив, у другого конца длинного стола, стоял Поттер и смотрел на него. Но, как только их взгляды встретились, зеленые глаза переметнулись в другую сторону.

Драко еле смог сдержаться, чтобы не закричать от счастья на весь Зал. Стараясь сохранять спокойствие, он пошел к Гарри, а подходя ближе, все больше ускорял шаг. Подошел, стал напротив и… не смог сказать ничего, кроме:

- Поттер, ну у тебя совесть есть?! Где можно столько пропадать?

Гарри повернулся к нему, будто только увидел. Губы у него задрожали, словно он сейчас расплачется, но вместо этого Поттер твердо сказал:

- Не тебе рассуждать о совести. Шел бы ты отсюда!

Слова, как клинок, разрезали тишину, и она рваными клочьями повисла над ними.

Драко стоял как вкопанный, и не мог сказать ни слова, потому что в Большом Зале стало резко не хватать воздуха. Наконец он смог вдохнуть, и произнес:

- Что… что случилось, Гарри?

- Ты еще у меня спрашиваешь, что случилось? - закричал Гарри, и вдруг глубоко вздохнул, его лицо превратилось в каменную маску, и он совершенно нейтральным голосом поговорил:

- Уходи. И больше никогда не подходи ко мне.

Слова били не хуже пощечин. Но Драко не мог уйти, не объяснившись. Ведь этот человек перед ним - не ненавистный когда-то Поттер, а его любимый Гарри, который никогда не причинял боль даже словами.

- Гарри… Я хочу поговорить… Что произошло?

- Абсолютно ничего, - ровным голосом ответил Гарри, смотревший каким-то стеклянным взглядом куда-то мимо Драко. - Малфой, уходи, и забудь все, что было… представь, что это просто приснилось тебе. Забудь навсегда.

- Нет… Подожди, Гарри… Объясни, почему, - Драко очень боялся произнести это, и все же тихо, едва слышно произнес:

- Ты… больше не любишь меня?

Гарри подошел к нему вплотную, словно в последний раз вглядываясь в его черты, и вдруг отрывисто сказал, выделяя каждое слово:

- Я. Не. Люблю. Тебя. Я. Тебя. Ненавижу, - и, развернувшись, пошел прочь из Большого Зала, оставив Драко в осколках его разрушенного мира.

* * *

«Как? - спрашивал себя Драко, наверное, в сотый раз. - За что он так со мной? В чем я виноват, что сделал не так?». Сердце будто сжали, и не отпускают...

Никто не мог дать ответы на эти вопросы: Гермиона пожимала плечами и говорила, что пыталась образумить Гарри, но это бесполезно, Рон странно посматривал на слизеринца и шарахался в сторону, а сам Поттер делал вид, что Малфоя не существует.

Драко не раз перехватывал его в коридорах, пытаясь понять, как Гарри мог за такое короткое время разлюбить его, но гриффиндорец молчал и в упор не замечал его. Наконец в слизеринце проснулась малфоевская гордость, и он пересталбегать за Поттером, а вместо этого заперся в своей спальне, и не выходил несколько дней. К себе он подпускал только Камелию, которая по-прежнему понимала его и утешала.

Однажды девушка пришла сама не своя. Она всячески пыталась это скрыть, но Драко заметил, как она наливает кофе дрожащими руками.

- Что случилось? - взволнованно вскочил он с постели.

- Н…ничего, - Камелия отвернулась, будто боясь посмотреть ему в глаза. Малфой тут же вскочил и, схватив ее за руку, чуть не выбив чашечку обжигающего кофе, повернул девушку к себе.

- Рассказывай, что произошло. Я не хочу, чтоб еще между нами были недомолвки.

- Это все… Поттер… - прошептала она, пряча глаза.

- Что Поттер? - воскликнул Драко. - Он обидел тебя? Что ты молчишь?

- Нет-нет, - сказала девушка, просто я его видела с… Не нужно было тебе этого рассказывать…

- С кем ты его видела? - вскричал Драко так, что Камелия даже вздрогнула.

- Только что… с профессором Эними… они целовались за колонной в коридоре недалеко от нас… - пролепетала девушка.

Драко даже немного резко оттолкнул ее и бросился к двери. Конечно, маловероятно, что они все еще там, но он должен был убедиться или увидеть их собственными глазами.

Как сумасшедший, бежал он по коридорам, и чуть не выдал себя, наткнувшись на них. Точно так, как ему снилось, профессор прижал Гарри к стене и целовал, а гриффиндорец отвечал на поцелуи, как думалось Драко, так же страстно. Малфою показалось, что на лице мальчика застыло блаженство, и именно поэтому закрыты его глаза.

Потом до слуха Драко донесся шепот: «Я люблю тебя…». Как смел Эними говорить это его любимому? Как он смел целовать эти губы, как смел гладить эти волосы? В голову слизеринца ударила горячая волна и он выхватил волшебную палочку, направил на профессора и, наверное, выкрикнул бы непростительное заклинание, если бы кто-то не схватил его за плечи и сильно не дернул назад.

Драко повернулся, и несколько секунд совершенно сумасшедшими глазами смотрел на Камелию, будто раздумывая, что сделать с девушкой. Потом, уловив в ее глазах страх, опустил палочку, и вдруг разрыдался. Сегодня он окончательно понял, что потерял свой Рай. Навсегда. Словно прорвалась плотина, так долго сдерживавшая слезы: Малфои не плачут, тем более, из-за Поттера. Но стало немного легче, правда, только на пару минут, пока Камелия уводила его в спальню, чтобы никто не видел Принца в таком состоянии.

- Я убью его! - выкрикивал Драко, измеряя периметр комнаты быстрыми шагами. Как казалось слизеринцу, ему снова удалось справиться с нервами: голос не дрожал, и глаза были совершенно сухими.

Камелия сидела на кровати и в отчаянии заламывала руки. Наконец она заговорила взволнованным, но рассудительным голосом:

- Драко, ты знаешь, как я отношусь к профессору Эними, но то, что он не устраивает меня как преподаватель, никак не может помешать здраво оценить ситуацию. Пойми, Эними не виноват. Ведь он же не знает - я уверена - ничего о вас с Поттером. Если тебе и стоит на кого-то злиться, так это на своего бывшего любовника, который бросил тебя без объяснений и тут же ушел к другому. Но это не значит, - испуганно добавила она, - что ты должен убивать его!

- Убить Гарри? - прошептал Драко, и в глазах снова подозрительно защипало. - Он заслужил это, но… я не могу…

- Конечно, не можешь, - успокаивающе погладила его по спине Камелия. - Ты просто должен изменить свое к нему отношение, и тогда тебя перестанет мучить ревность.

- Я не ревную, - задыхаясь от бешенства, крикнул Драко, и тут же осознал нелепость своих слов.

- Я ужасно ревную, я ненавижу Поттера, ненавижу этого профессора Эними! О, Камелия! Если бы ты не остановила меня, я бы убил его! Зачем ты это сделала?

Девушка не отвечала, она подошла к Малфою со стаканом в руке.

- Возьми это, Драко, и тебе станет легче, поверь мне.

Блондин схватил стакан с темно-вишневой жидкостью, выпил залпом, и тяжело опустился на кровать.

- Что это? - тихо прошептал он, чувствуя, как теряет силы. - Если это яд - благодарю.

- Это не яд, глупенький, - грустно улыбнулась Камелия. - Это успокоительное, всегда с собой ношу, на всякий случай. Прости, что так с тобой поступаю, но это для твоей же пользы.

Подойдя к камину, она зажгла свечу и поставила на стол.

-Когда свеча догорит, ты уснешь. А пока тебе надо побыть одному. Я тебя оставлю, приду завтра.

И девушка тихонько вышла, затворив за собой дверь.

Драко лежал в постели, не имея сил даже пошевелиться. Зато голова работала, кажется, превосходно.

«Я был готов убить этого профессора. И сейчас сделал бы то же самое…»

«Но ведь Камелия права, виноват Поттер…»

«Нет, он не может быть виноват, только не он! Мой милый Гарри… Эними околдовал его… Да, это не Гарри… Я люблю его, я никогда не смогу сделать ему больно…»

«А он? Разве не он сводит тебя с ума своим молчанием? Разве не он растоптал вашу любовь? Ты должен ненавидеть его!»

«Должен ненавидеть, но я люблю!..»

«Но разве ты не хочешь убить его? Тебе его жаль? А он пожалел тебя? Он убивает тебя каждую секунду!..»

«Но я люблю его… А если он действительно счастлив? Я должен уйти, и оставить их обоих в покое...»

«Счастлив?! Но он говорил, что счастлив с тобой, не могло же все так быстро измениться! Если бы это было так, он хотя бы объяснился! Нет, он просто лгал, глядя тебе в глаза! Он нашел твою слабость, использовал тебя, и бросил, как бросают тряпку, ненужную вещь!..»

Драко стиснул зубы, и так сильно сжал руками одеяло, что побелели костяшки пальцев, а из-под ногтей выступила кровь. Виной тому была ярость, или зелье, выпитое слизеринцем, но он словно сошел с ума, в голове пульсировала лишь одна мысль, отражавшая его собственные слова: «Я никому его не отдам!». Свеча догорела, но Драко не уснул, как обещала Камелия. Непонятно, откуда взялись силы, и он вскочил с постели и с горящими глазами побежал к Снейпу, оттолкнув пытавшегося остановить его Блейза.

Все складывалось так, как хотел Драко. Лаборатория оказалась закрыта с помощью известного Малфою пароля, а зельевара внутри не было. Дрожащими руками Драко открыл шкафчик с ядами, и вытащил знакомый флакончик с черной жидкостью. Напиток Живой Смерти. Он сам его делал, и никак не мог подозревать, для чего ему это может пригодиться. «Одной капли достаточно, чтоб отравить нас всех», - всплыли в памяти слова профессора.

Перед глазами стоял какой-то странный туман, когда Драко открыл бутылку усладэля, кем-то услужливо тут же поставленную и, зачерпнув серебряной снейповской ложечкой, налил в напиток яд. Словно в беспамятстве, он выбросил ложку и, расставив все по местам, прихватил бутылку и вышел. Сейчас он даже напрочь забыл о своем видении, в котором собственными руками убивал Гарри, и не был способен понять, что это - предостережение. Оценить по достоинству его взгляд мог лишь Колин Криви, который через фотокамеру видел взгляд василиска.

Малфой не знал, где разыскивать бывшего любовника. В голове все перемешалось, и сейчас Драко не мог бы с уверенностью сказать, где Подземелья Слизерина или как зовут его декана. Но словно какой-то голос вел его по коридорам и этажам Хогвартса туда, где он мог найти Поттера. И этим местом оказалась вовсе не Гриффиндорская Башня, а пустой кабинет прорицания. Слегка пошатываясь, но решительно открыв дверь, Драко увидел Гарри.

* * *

- Зачем вам это? - спрашивал женский голос.

- Что именно? - судя по тону, на лице мужчины расцвела недобрая усмешка.

- Зачем вам разводить их?

- А ты хочешь знать? - рассмеялся мужчина.

- Да, хочу, - упрямо заявила девушка. - Мне надоело чувствовать себя пешкой в чужой игре. Я абсолютно не понимаю ваших замыслов и действий.

- А не многого ли ты хочешь? - почти прошипел мужчина, как если бы разговаривал со змеей. - Ладно, теперь все подходит к логическому завершению, поэтому я могу рассказать тебе.

Все дело в пророчестве. Много лет назад наша многоуважаемая прорицательница Трелони, пребывая в трансе, сообщила кое-что для меня весьма интересное.

- Если вы собираетесь посвящать меня в тайны пророчества о Гарри Поттере, - перебил женский голос, - то не нужно. Эта история мне известна.

- Девочка моя, - казалось бы, ласково, но с какими-то настораживающими нотками произнес мужской голос, - если хочешь узнать все - не мешай. Конечно, я говорю не об этом пророчестве - о нем, наверное, знает добрая половина магического сообщества. Но мало кому известно, что милейшая госпожа Трелони в тот вечер выдала еще одно - относительно нашего с тобой общего друга. Звучит оно так.

«Настанет день, когда появится Лев, которому под силу будет совладать с Великим Наследником Слизерина... Врагом Льва будет Змея, и пока между ними будет вражда, Великий может не беспокоиться за свою судьбу, ибо Змея будет выпивать все могущество Льва... но если придет время, когда Змея и Лев объединяться, тогда сильнейший из них способен будет убить Наследника... если же разорвать их узы, Великому ничего не будет угрожать, ибо один из них погибнет».

Теперь тебе ясно?

- Да, мой Господин.

- Вот так-то лучше, потому что мне надоело иметь дело с истеричной девчонкой, которой к тому же не привили уважения к старшим.

Девушка невольно хмыкнула. Мужской голос добавил уже более дружелюбно:

- Ну ладно, я преувеличиваю. В данном случае не к старшим, но сильнейшим.

Раздались шаги, будто кто-то прошелся из угла в угол, и рассказчик продолжил:

- Все это идеально вписывалось в мой первоначальный план: я хотел погубить его любимого ученика под самым носом старика Дамблдора. Если бы не моя страсть к интригам, и... да, я понял, почему даже холодный, как Снежная Королева сквиба Андерсена, Малфой-младший полюбил этого мальчишку, и мне не хотелось убивать его самому... то я так и поступил бы. Но в процессе происходящего я кое-что пересмотрел, и решил не рисковать, справедливо полагая, что грязную работу сделают за меня, чему ты нимало поспособствовала, умница моя, - рассмеялся мужчина. - Зелье чудное, оно сведет его с ума в буквальном смысле этого слова. А теперь нам предстоит лицезреть последний акт моей великолепной постановки. На этот случай я прихватил чудесную вещь, когда-то принадлежавшую незабвенному Джеймсу Поттеру, и доставившую мне в свое время достаточно хлопот. Подойди сюда, пора идти.

Хохот, потом что-то зашелестело, дверь кабинета открылась, выпустив кого-то, и легкие шаги направились в сторону пустовавшего с начала года кабинета профессора Трелони.

* * *

За окном бушевала гроза. Бешено выл ветер, сгоняя тучи над самой высокой башней Хогвартса, хлестая стены замка холодными струями дождя и снега, словно задавшись целью пробить в них брешь и ворваться вовнутрь, чтобы разметать, разрушить, разорвать в клочья все, что еще осталось нетронутым. Раз за разом клубящиеся и ворочающиеся огромным зверем черные тучи разрывала стальная вспышка молнии - отточенная до блеска, как кинжал. Она словно метила в небольшое стрельчатое окно под самой крышей одной из башен, за которым в кабинете, склонив голову к коленям, сидела маленькая фигурка.

Снова и снова Гарри прокручивал в голове события того дня, когда расстался с Малфоем.

Кажется, Драко был рад его видеть. Неужели действительно рад? Слизеринец не шел - летел через Большой Зал, разве что только не кричал от счастья. А потом Гарри оттолкнул его, как еще тогда, на первом курсе, отверг его дружбу. Да, гриффиндорец и в этот раз поступил правильно, но почему же так плохо? Словно отрезали полсердца...

А потом, сегодня - темный коридор, Альфред, не сумевший сдержаться и набросившийся на него с поцелуями... И Гарри снова представил себе, что его целует Малфой. А через несколько минут тишину коридора прорезали безутешные рыдания, и мальчик не увидел - почувствовал - что это Драко. Драко, который никогда не плакал.

Ноги сами привели Гарри в заброшенный кабинет прорицания - в этом году предмет изучали в одной из комнат Астрономической башни. Неодолимая сила привлекла его сюда, и теперь он сидел на парте, словно ожидая чего-то, что могло решить его судьбу. Все помыслы были заняты одним человеком, когда распахнулась дверь, и этот самый человек оказался на пороге.

- Малфой? - немой вопрос застыл на лице Гарри.

Слизеринец не ответил. Он стоял в дверях, пошатываясь, с бутылкой усладэля в руке, в расстегнутой рубашке, без мантии, и со странным блуждающим взглядом. Гарри показалось, что Драко пьян. Наконец, будто преодолев себя, Малфой зашел и закрыл дверь заклинанием.

«Что тебе нужно?» - хотел спросить Гарри, но не мог оторвать взгляда от глаз любимого, не мог произнести ни слова. Сердце разрывала бесконечная тоска от того, что эти глаза больше не будут смотреть с нежностью, эти губы не будут целовать его и шептать: «Я люблю тебя!». Гарри вздохнул, пытаясь избавиться от подступившего к горлу комка и сдерживая слезы, готовые покатиться по щекам.

Драко поставил бутылку на парту, и шагнул к нему, не отрывая взгляда от зеленых глаз. Подошел так близко, что, когда он за плечи поднял Гарри с парты, их разделяло всего несколько дюймов.

Гарри, не отрываясь, смотрел в серые тучи-глаза, и пытался увидеть, что скрывается за непроницаемой полосой дождя. Но глаза Драко застилал туман и только изредка в них сверкали молнии, наверное, преломившиеся и отразившиеся через тонкое стекло окна. Слизеринец поднял руку и легонько, кончиками пальцев, коснулся виска Гарри. Мальчик вздрогнул от этого прикосновения, как от электрического разряда, и чуть прикрыл глаза.

Драко насмешливо и вместе с тем грустно улыбнулся. Медленно, то на мгновение отдергивая руку, то вновь прикасаясь, провел пальцами по скулам Гарри, к шее. Каждое прикосновение заставляло Поттера вздрагивать. Он закрыл глаза, вспоминая, как нежно ласкали его эти руки, что могли делать длинные красивые пальцы.

Тонкая рука скользнула к груди, и Гарри вдруг стало трудно дышать. Драко чувствовал, как дрожит под его руками тело мальчика, и сердце стучит так сильно, что, кажется, разорвет нежную кожу.

- Ты боишься меня, Поттер? - тихо спросил Драко и, не дождавшись ответа, сказал это сам:

- Нет, ты меня хочешь. Ты безумно меня хочешь.

Гарри молчал, а Малфой, словно издеваясь, прикоснулся губами к бешено бьющейся жилке на шее мальчика. Гарри застонал и медленно опустился на парту. Драко подхватил его и, прижав к себе, зашептал на ухо:

- Что, профессор не может дать тебе того, что я? Из него плохой любовник?

Гарри хотел оттолкнуть его, но не мог. Руки были словно скованы, а тело без участия разума отзывалось на каждое прикосновение слизеринца. А тот продолжал:

- Ну, Поттер, скажи, что ты шлюха. Давай, это же правда!

Гарри собрал волю в кулак и вырвался из объятий Малфоя. Но тот перехватил его запястья, и с силой сжал, потом толкнул гриффиндорца обратно к столу, несколькими ловкими движениями стянул с него мантию, свитер, и расстегнул пару пуговиц на рубашке. Не успел Гарри среагировать, как Драко обхватил его за плечи, и нежно лизнул, а затем начал целовать грудь.

- Оставь меня... - выдохнул Гарри, гордость которого все еще сопротивлялась, а Драко зло усмехнулся и сказал:

- Зачем ты просишь о том, чего не хочешь? Я знаю, чего ты хочешь. Этого, - блондин запутал пальцы в смоляных волосах и резко, но не больно дернул вниз так, что голова мальчика запрокинулась, - этого, - и он пробежал легкими поцелуями по лицу и шее Гарри, - вот этого, - долгий, страстный поцелуй в губы, словно Малфой задался целью выпить его душу. - А еще ты мечтаешь, чтоб я трахнул тебя, так? Отвечай, моя маленькая шлюшка!

Гарри дернулся, из последних сил пытаясь разорвать эти дьявольские цепи, но Драко резко ударил его по лицу, сорвал очки, оцарапав острыми дужками висок Поттера, и швырнул гриффиндорца на парту.

- Что такое? Тебе не нравится, когда я называю вещи своими именами? Зато ты получишь то, что хочешь!

Дерзкими, нетерпеливыми движениями Драко раздел мальчика, не обращая внимания на его сопротивление.

- Ну давай, изобрази оскорбленную невинность! Так даже интересней!

- Драко, что ты делаешь? Отпусти, мне больно, - прошептал Гарри, когда Малфой заломил ему руки за спину, и снова ударил. - Что я тебе сделал?..

- Что ты мне сделал? Ах, тебе больно? - зашипел Драко, у которого перед глазами все почему-то стало ярко-красного цвета, точно как губы Гарри, которые еще сегодня днем целовал Эними. - А мне не больно?.. - простонал он, глядя в лицо бывшего любовника. - Я ненавижу тебя, ненавижу! - повторял он, как в бреду, и целовал Гарри. Целовал не как раньше, а сильнее, глубже, подчиняя себе, забывая о тепле и нежности, что еще так недавно чувствовал к этому мальчику. Тот, кого Драко боготворил, оказался предателем, только и ожидавшим подходящего момента, чтобы ударить в самое сердце. Это слизеринцев называют змеями? Нет, Змей - перед ним: этот черноволосый мальчик, у которого зачаровывающий взгляд аспида; которого нельзя разучиться любить, даже если ненавидишь - его яд проникает глубоко под кожу, в самые вены, смешивается с кровью, впитывается в сердце... Заполняет собой весь окружающий мир, с каждым глотком воздуха проникает в легкие и отравляет жизнь... Только, в отличие от укуса аспида, его укус не погружает медленно в сон - он просто так же медленно сводит с ума...

Поцелуи сменялись ударами, и Драко даже не замечал, что Поттер будто не сопротивляется, и это красное, тонкими струйками стекающее от виска к черным волосам - ни что иное, как кровь.

- Инкарцеро! - выкрикнул Малфой, почувствовав, что гриффиндорец пытается освободиться от его хватки. Волшебная палочка Гарри лежала в нескольких шагах, на ближайшей парте, и слизеринец в душе рассмеялся над глупостью своего бывшего - врага? любовника? - теперь это уже не имело значения. Только Поттер, за которым каждый год охотился Темный Лорд, мог так неосмотрительно бросать свое оружие где попало - подходите, мол, берите меня голыми руками, я к вашим услугам. Теперь вот он полностью во власти врага... Эта мысль заставила Драко хищно усмехнуться. Он стоял, наклонившись над партой, и наблюдал за тем, как глупый мальчишка отчаянно старается вырваться из цепких веревок, связавших его по рукам и ногам. Они почти душили его, не давая сделать даже маленький глоток воздуха - Гарри судорожно пытался вдохнуть, но грудную клетку стягивали веревки; он был похож на рыбку, которую выбросили на сушу, лишив даже малейшего шанса на спасение... Заметив, что мальчик теряет сознание от недостатка воздуха, Малфой слегка ослабил заклинание, снова ухмыльнувшись: «Ну не живодер же я!», а затем опять прильнул к сладким губам. Гарри дернулся, и больно укусил его.

- Ах так? Не нравится, русалочка моя? Ладно, Поттер, будем по-другому!

Мальчик вздрогнул, широко раскрытыми глазами глядя на застывшую в полете волшебную палочку из боярышника, зажатую в тонких аристократических пальцах. Малфой даже замер на несколько секунд, не понимая, отчего гриффиндорец так смотрит на него. «Он, что - боится?» - мелькнула мысль, и тут же утонула в бушующем пламени ярости.

Да, Гарри боялся. Не заклинания, которое вот-вот могло выскользнуть из этой палочки - а возмездия, ожидающего Малфоя, если он произнесет это. Слишком отчетливо в голове звучали слова лже-Грюма, предупреждавшего: «Использовать его - то же самое, что купить себе билет до Азкабана в один конец!»... Гарри хотелось закричать, умолять Драко остановиться, но он понимал, что этим еще больше разозлит слизеринца, и просто смотрел на него, пытаясь вложить в этот взгляд все, что разрывало его сердце.

Но тот ничего не видел. Бледные губы тронула ядовитая усмешка, которую даже при большом желании нельзя было назвать улыбкой, и Малфой прошипел:

- Думаешь, я настолько глуп, чтобы подписать себе приговор, произнеся непростительное заклятие? На это надеялся?! Ну уж нет! Сектумсемпра!

Из тонкой палочки вырвался луч. Какого цвета - Драко почему-то не мог сказать. Наверное, во всем виноват был багряный туман, застилавший глаза. Страшный луч будто острием меча рассек тело Гарри в нескольких местах: грудь, живот, руки, ноги... Длинные глубокие порезы чередовались с рваными ранами. Мальчик не закричал - боль была такой, что он не мог даже кричать или стонать - только беззвучно всхлипнул, закрывая глаза, чтобы не видеть лица своего любимого, все еще любимого... Рассекающее заклятие освободило гриффиндорца от сковывающих веревок, но он даже не почувствовал. Гарри понял, что умирает, но это было бы так хорошо, если бы не так больно...

Малфой молча взирал на дело рук своих. Он, конечно, видел, как Снейп использует это заклятие на листе бумаги, но даже не подозревал, КАК оно подействует на человека. Гарри лежал на столе в луже собственной крови, а его нежное тело превратилось в одну сплошную рану, будто какое-то чудовище разорвало мальчика зубами и когтями. Непонятно, как, но он все еще был жив. Кровь с жутким булькающим звуком толчками вытекала из глубоких ран - не капля за каплей, а тонкими струйками, окрашивая деревянную парту в бордовые тона. Как и тогда, в видении, которое ужасно напугало Драко, слизеринец смотрел, как дрожат длинные черные ресницы, как закрываются глаза, наполненные слезами, а он - Мальчик-Который-Выжил - все еще дышит... «У него кровь такая же алая, как знамя Гриффиндора», - отстраненно подумал Малфой. Он не чувствовал ни жалости, ни сострадания - ничего, присущего разумному существу, только - безотчетное, пугающе сильное желание причинить этому мальчику как можно больше страданий и боли.

- Больно? - прошептал блондин, и его губы тронула полубезумная улыбка. - А будет еще больнее.

Одним движением расстегнув брючный ремень и избавившись от одежды, Драко без подготовки грубо овладел почти безчуственным телом своего любимого. «Никто бы не додумался использовать в качестве смазки кровь», - мелькнул отрывок мысли в затуманенной голове, вызвав у мучителя легкую усмешку. Гарри вскрикнул и глухо застонал. Его растерзанное тело, к которому нельзя было прикоснуться, не вызвав стона, теперь разрывали еще и изнутри - это было немыслимо больно... но несравненно больней - осознание того, кто с ним это делал. Ноги мальчика окрасились новым потоком крови, кровь текла из прокушенной слизеринцем - в отместку - губы, из раны над виском, хлестала из груди, капала на пол из будто разрезанных бритвой запястий, струилась вниз по ногам... А Малфой ничего не замечал, только чувствовал, как бьется сердце Поттера - как сумасшедшее. Его собственное сердце стучало еще быстрее - то ли от возбуждения, то ли от осознания стопроцентной власти над своей жертвой. Дыхание его пленника, и без того прерывистое, стало рваным, перемежающимся хриплыми вздохами - полноценно вдохнуть хоть глоток воздуха в поврежденные легкие Гарри уже не мог. Тело мальчика судорожно вздрагивало от каждого толчка, посылая импульсы к сердцу, и позволяя вытекать новой порции крови. Гриффиндорец пытался зажмурить глаза, но даже на это не хватало сил, и он распахивал их в немом крике, когда Малфой делал особо грубое движение. Рот Гарри был приоткрыт, и Драко снова и снова впивался в мягкие губы - этого хотелось безумно, несмотря на то, что Поттер не отвечал на жгучие поцелуи-укусы своего мучителя. Блондину хватило нескольких минут, чтобы кончить - настолько сильным было возбуждение. Слизеринец не понимал чудовищности происходящего: он только что изнасиловал своего умирающего любимого. Словно в беспамятстве, Драко глядел на красные потоки, залившие парту и сорванную с Гарри белую рубашку, и глубоко внутри слышал какой-то голос, заклинающий остановиться, но не мог этого сделать. Едва придя в себя после сильнейшего оргазма, начал снова терзать и целовать губы и шею Поттера, одновременно расцарапывая пальцами раны на груди мальчика. Белые руки Слизеринского Принца были уже не в фигуральном смысле по локоть в крови, а ему все было мало. Малфой не отдавал себе отчета в происходящем - он никогда не был способен на подобную жестокость, но сейчас его разумом овладело безумие... Он видел, как вместе с кровью бывший любимый теряет жизненные силы, становится все слабее и слабее... Хотел, чтобы Гарри кричал, но из груди мальчика вырывались лишь стоны. И Драко взглянул в его глаза.

И тут только увидел его. С глаз будто спала пелена, мысли стали медленно проясняться. Драко замер.

Да, он добился своего: Гарри было очень больно, так больно, что он не мог произнести ни слова... По бледному, как мел, лицу катились слезы, а все еще ослепительно сиявшие глаза смотрели с такой невыразимой мукой, что сердце Драко готово было разорваться. Слизеринец не понимал, что твориться в его собственной душе. Ему казалось, он ненавидит Гарри, и если бы Драко сейчас имел способность размышлять, то ему стало бы ясно, что это - лишь внешнее проявление, что на самом деле его сердце разрывает любовь. Но зелье, которое дала ему Камелия, смешало чувства, стерло мысли и сделало его безумным.

- Господи!.. - прошептал Драко, стараясь собрать разбегающиеся мысли, и стирая поцелуями слезы и кровь с Гарриного лица, не отпуская его взгляда. Мальчик умирал, не в силах вытерпеть такие муки, но в его глазах не было ни злости, ни страха, ни отчаяния - только боль и... любовь. Любовь, несмотря ни на что. Прерывисто вздохнув, Гарри прошептал:

- Теперь... ты... доволен?.. - и потерял сознание.

Доволен? К Драко медленно пришло осознание, что же он натворил.

- Гарри!.. Гарри, очнись!.. Любимый... О Мерлин, что же я наделал... Гарри! Фините Инкантатем! - закричал Драко, прекрасно понимая, что заклинание не исцелит умирающего любимого, только продлит его мучения. Слизеринец лишь сейчас осознал, что не знает, или не помнит заклятия, которым Снейп обычно соединял разрезанные Сектумсемпрой кусочки бумаги. Драко безуспешно пытался привести мальчика в чувство, используя все известные ему заклинания. Кровь удалось остановить, но Гарри не приходил в себя. Все было бесполезно. По щекам Малфоя текли слезы, застилая все мутной пеленой...

И вдруг Поттер открыл глаза.

- Любимый... - зашептал Драко, не обращая внимания на слезы, капавшие из глаз на грудь Гарри. - Прости меня... умоляю... нет, как я посмел просить у тебя прощения, когда чуть не убил... я сошел с ума... ты никогда не простишь меня... Господи... Гарри, милый, я не хотел... забудь меня... прости...

Его остановил голос Гарри, такой тихий, что Драко скорее читал по губам, чем слышал слова:

- Я прощаю тебе все... потому что люблю тебя!..

- Браво! - раздался негромкий голос в нескольких метрах от них - они не услышали, хотя сейчас не услышали бы, наверное, и грохот барабана.

- Мой Господин, и что теперь? - недоумевала девушка под мантией-неведимкой.

- Не спеши, Камелия, - прошептал тот, кого она называла Господином. - Я люблю хорошо поставленные спектакли, давай досмотрим до конца. Они ведь все еще играют.

* * *

- Ты... ты любишь меня? После этого... ты все еще любишь меня?..

- Драко, я буду любить тебя всегда... счастье мое...

- Но... ты и профессор Эними...

Гарри вздохнул.

- Он очень любит меня, и... Когда я увидел тебя с Камелией...

- Но Гарри, - взволнованно перебил его Драко. - Она не девушка мне, только друг! Она сначала думала по-другому, но я все объяснил...

- Объяснил? Я видел вас! - воскликнул Гарри. - Как ты можешь?..

- Клянусь тебе, Гарри, я и не прикасался к ней! - испуганно прошептал Драко, и опустил глаза. - Мне снился ты...

На Гарри будто нашло озарение.

- Любимый мой... прости... это я во всем виноват... - Поттер потянулся к нему, пытаясь привстать, но без сил упал назад.

- Господи, Гарри... Я сейчас возьму что-нибудь у Снейпа, и приведу его, подожди немного, - Драко вскочил, накинул мантию гриффиндорца и выбежал из кабинета, не обратив внимания на то, что дверь оказалась открытой, в то время как он закрывал ее.

Гарри прикрыл глаза, не смея поверить в свое счастье: Драко не предавал его, он по-прежнему любит...

- Гарри, - нарушил тишину негромкий голос.

Мальчик поднял голову. Перед ним стоял Альфред и грустно улыбался.

- Гарри, прости, но я шел мимо и случайно услышал ваш разговор... К тому же меня чуть не сбил с ног мистер Малфой...

- Альфред!.. - воскликнул Гарри, но Эними жестом остановил его:

- Не надо, мальчик мой. Я все понимаю, и... - он вздохнул, - я рад за вас.

Гарри увидел, как в глазах профессора сверкнули слезы. Эними шагнул к нему, наклонился и, прикоснувшись к Гарриному лицу, а затем проведя рукой по телу, зашептал одному ему известные заживляющие заклинания. Страшные раны одна за другой затянулись, от них остались только едва заметные шрамы. Потом француз нежно поцеловал гриффиндорца в губы, и сказал, пресекая невольное движение мальчика, который хотел его обнять:

- Ты не должен жалеть меня, Гарри. Поверь, я буду счастлив, зная, что счастлив ты. Я уеду, чтобы не напоминать вам о произошедших событиях своим присутствием.

Взгляд профессора упал на бутылку усладэля, и он материализовал два бокала, откупорил крышку, и наполнил их.

- Я хочу выпить за то, что рано или поздно наши мечты сбываются, Гарри, - и он, улыбаясь, протянул бокал гриффиндорцу. Слегка дрожащими руками мальчик взял напиток и, взглянув на профессора невозможно чистыми зелеными глазами и улыбнувшись, сказал:

- За тебя, Альфред!

Эними не успел поднести напиток к губам, когда Гарри уже отпил глоток, и вдруг, выронив бокал, покачнулся и безвольно откинулся назад. Он не успел увидеть, как бросился к нему бывший учитель, и услышать страшный крик вбежавшего в кабинет Драко: сердце Гарри остановилось в ту самую секунду, как он сделал первый глоток Напитка Живой Смерти.

Третье мгновение. Последний глоток (1)

Я все за жизнь твою готов отдать -

Судьбу свою, и магию, и душу,

И с темной силой сделку завязать,

Законы света и людей нарушив...

И ты вернулся - только для меня -

Из царства сна и вечного покоя.

И я решил, от Зла тебя храня,

Навеки рядом быть теперь с тобою.

Успел я сделать счастья лишь глоток -

И вот уже пришла за грех расплата.

Я смерти не боюсь, и к ней готов,

Но уберечь тебя от Тьмы мне надо.

У рока я отсрочку попросил,

Три дня - три века сказочного счастья.

Я б вечность на руках тебя носил,

Но было не дано мне этой власти.

Я лишь мечтал смотреть с далеких звезд

На ангела, оставленного мною...

Прости, я столько зла тебе принес,

Хотя слезы одной твоей не стою.

Я стал убийцей, чтобы ты мог жить,

И больше никого не ненавидеть.

Мне было больно, страшно уходить,

И я мечтал последний раз увидеть

Твои глаза. Увидеть этот свет,

У ног Твоих упасть, перед Тобою,

Последний раз, на вечность долгих лет

Запомнить взгляд, наполненный любовью.

Я не страшился холода и тьмы,

Хоть лед мне душу сковывал цепями.

Я верил: если любишь - вместе мы,

И смерти нет, пока любовь есть с нами.

Но я не знал, что боли нет сильней,

Чем та, что замораживает воздух,

Когда, остановив свой взор на мне,

Твои глаза так с ненавистью смотрят...

- Альбус... Скажи, а можно ли изменить судьбу? Быть может, спастись от смерти? - вопрос будто завис в воздухе, делая его насыщенным настолько, что становилось трудно дышать.

Дамблдор поднял голову.

- Я ждал, когда ты спросишь. Почему так долго не решался?

- Я думал, - огрызнулся Снейп, сидевший на диване и державший за руку неподвижного юношу - словно только затем, чтобы в который раз нащупать пульс. На самом деле зельевар даже не замечал, как поглаживает доверчиво раскрытую ладонь, тонкие пальцы - такие же хрупкие, - изящное запястье... Наконец он словно одернул себя, и не менее едко продолжил:

- А у тебя, что, на все готовы ответы?

Дамблдор пожал плечами.

- Я могу ответить, потому что в свое время мне пришлось выбирать. Это очень опасно и возможно только в самом крайнем случае, изменения совсем незначительны, потому что, как бы мы не старались, судьба гораздо выше наших желаний. Ее невозможно узнать заранее, можно лишь пытаться предугадать, наблюдая за знаками, которые она дает. Каждый наш шаг, каждое решение в определенной мере влияют на судьбу, но не изменяют ее кардинально. И все же так хочется верить в возможность пойти наперекор своему року... наверное, потому мой ответ - да.

* * *

- Гарри! Гарри!.. Боже, только не умирай!.. Счастье мое!.. - Драко упал на колени рядом с партой, на которой лежал его любимый, приложил ухо к его груди в тщетной надежде услышать стук сердца. Оно не билось, но Драко уже не понимал этого: глотая слезы, он что-то бессвязно шептал, обнимая и прижимая к себе Гарри, словно пытаясь передать ему все тепло и самую свою жизнь.

Рядом с ними раздался холодный насмешливый голос:

- Это бесполезно. Снейп прав, и вы действительно блестящий ученик - не каждому под силу приготовить такую совершенную Живую Смерть.

Драко поднял покрасневшие глаза на профессора Эними, стоявшего над ним и ядовито усмехавшегося.

- Это вы убили его! - вскрикнул юноша, выхватывая волшебную палочку.

Эними без слов взмахнул своей - и палочка Малфоя вырвалась из руки, взмыла вверх и отлетела на несколько метров.

- Зачем так, мой мальчик? Вы все равно не сможете ею воспользоваться: вы раздавлены, уничтожены, в таком состоянии волшебнику не под силу ни одно более-менее сложное заклинание, - тем же спокойным тоном сказал Эними. - Мало того, посмотрите правде в глаза: это вы, а не я, приготовили зелье, принесли его сюда и, я уверен, намеревались им воспользоваться. Я всего лишь помог вам, разве нет? - расхохотался он. - Драко, позвольте вас поздравить: вы собственными руками исполнили то, о чем я так давно мечтал. Убийца, именно вы погубили своего любимого.

Лицо Драко было таким же белым, как валявшаяся на полу рубашка. Он оперся на парту и едва ли не терял сознание.

- Кто вы? - произнес он совершенно не своим голосом, глядя на Эними обезумевшими от горя глазами.

Профессор улыбнулся.

- Всему свое время. Сейчас мой выход, и вам придется послушать историю от начала до конца.

Однажды вы уже помогли мне добиться того, чего я хотел. Благодаря своей сердечной привязанности к вам Гарри Поттер добровольно отдал кровь небезызвестному вам волшебнику. Кровь этого мальчика творила чудеса, и Темный Лорд открыл в себе новые силы и возможности. Но этого было недостаточно. Вам, конечно, известно пророчество о Льве и Змее, о котором и не догадывался Гарри? - Альфред взглянул на Драко, и тот опустил глаза. Эними продолжал:

- Вижу, что известно. Поэтому понимаете, что Лорд не мог отпустить вас с миром, хотя в тот момент вы оба были настолько наивны, что полагали, он так и сделает. Волдеморт отдал вам портключ не потому, что испугался ничего не значащего шантажа, когда вы угрожали убить себя - после того, как кровь Поттера была бы в руках Темного Лорда, это было уже неактуально, и он запросто мог и не сдержать слова. Что для него значит это глупое понятие - честь волшебника? Всего лишь канон, нелепая традиция, которую волен нарушить власть имеющий. Но Лорд отпустил вас именно потому, что умел властвовать, управлять, играть... людьми, их судьбами и жизнями. Это был всего лишь ход Большой игры, за которым следовали другие...

Я проник в школу, а Дамблдор даже не заподозрил ничего, хотя я так старался себя выдать, - учитель ухмыльнулся, - шутки ради я выбрал фамилию «Эними», что дословно обозначает «враг». Но даже это не навело старика на мысль, что опасность может подстерегать Гарри здесь, в Хогвартсе. Мне очень помогла Камелия, дочь Беллатрисы Лестрейндж... Выходи, деточка моя, - сказал черный маг и, сбросив Гаррин плащ-невидимку, девушка вышла из тени, наблюдая за тем, как Драко меняется в лице.

- Она хотела воспользоваться вейлочарами, но, так как в тебе самом течет кровь вейлы, это на тебя не подействовало. Тогда Камелия дала тебе производное приворотного зелья, от которого ты и почувствовал мгновенно вспыхнувшую симпатию к ней, но был так расстроен отсутствием Поттера, что у тебя это даже не вызвало подозрений. Тогда она устроила все так, что и однокурсники, и учителя стали считать вас парой, - продолжал Эними. - Нам чуть не помешал Снейп, рассказавший об этом Гарри, когда еще не все было готово. Но в конце концов все сложилось удачно, Гарри видел только то, что было нужно нам, и Камелия вовремя осторожно отстранила его от вашей, Драко, двери, на тот случай, если бы он сам не ушел. Но бедный мальчик был шокирован настолько, - профессор развел руками, - что даже не почувствовал магического воздействия, и бежал оттуда что было сил. Прямо мне в объятия. Он, конечно, мог обо всем догадаться - по «реакции» своего шрама на мое присутствие, например, или узнать меня по глазам - слишком уж пристально присматривался. Чтобы расположить Гарри к себе и вывести из равновесия вас, мне пришлось рассказать ему трагическую историю и даже стать его любовником, и не скажу, что это оказалось ужасно неприятно. Малыш был таким сладким в постели, - ухмыльнулся Альфред, одновременно наблюдая, как скривилась Камелия и, вспыхнув, сжал кулаки Драко.

- Спокойнее, мой мальчик, я еще не закончил, тем более, что теперь нам делить уже некого, - Эними пожал плечами и махнул рукой в сторону Гарри. - Вместе с полным доверием Гарри я получил много полезной информации - например, узнал о квартире Блэка - штабе Ордена Феникса. Правда, тут надо отдать должное старику Дамблдору - как выяснилось, ее охраняло Заклятие Доверия, и Хранителем был не Поттер. Но и без этого я достиг важнейшей цели - разрушил вашу связь. Как понимаешь, ни одно «совпадение», когда Гарри заставал вас с «любовницей», не было случайным. Он видел и слышал только то, что я планировал ему показать. А сегодня ночью Камелия дала вам зелье, из-за которого, как вы, может, заметили, на время теряешь разум. Его действия чуть-чуть не хватило, потому что вместо того, чтобы сразу убить Поттера, вы решили напоследок заняться с ним любовью, кстати, проявив при этом свою латентную жестокость. На это я не рассчитывал, но это уже было несущественно. Как видите, я успешно завершил начатое вами.

Да, я забыл сказать, - взглянув на часы, усмехнулся Эними, будто на самом деле приберегал эту новость напоследок, - кровь Поттера и впрямь творит чудеса. С ее помощью Оборотное зелье действует не час, а двенадцать часов. Мне все рано приходилось принимать его в полночь и днем, а Гарри еще шутил по этому поводу - над моими исчезновениями ровно в двенадцать. Вот и сейчас пришло время пить зелье, но я не буду, чтобы ответить на ваш главный вопрос - кто я.

Альфред замолчал, и почти сразу же в гулкой тишине часы пробили полночь, и на глазах Драко красавец-профессор превратился в хохочущего Темного Лорда. Если бы Драко был способен думать, он не смог бы не вспомнить о тыкве и карете. Лорд Волдеморт не спускал глаз с Драко, словно призывая оценить столь эффектный выход. Малфой дернулся, намереваясь добраться до своей волшебной палочки, но маг воскликнул:

- Петрификус Тоталус!

Драко оцепенел, а Волдеморт рассмеялся:

- Ну я же говорил, Драко, что никто не в силах убить меня, тем более вы - сейчас. Но я не злопамятен. Без Поттера вы мне больше не угроза, поэтому я дарю вам жизнь. Может быть, вы не захотите жить после этого, - ухмыльнулся Лорд, взглянув на распростертого на парте Гарри и продолжал:

- Но это уже вам решать. Если пожелаете - усладэль к вашим услугам, - и, развернувшись, они с Камелией ушли, оставив Драко под действием заклятия.

* * *

Он не мог остановить их, не мог даже пошевелиться или глубоко вздохнуть. Только смотрел на Гарри, и ему казалось, что вот сейчас дрогнут черные ресницы, с приоткрытых губ слетят слова, а рука, расслабленно - как если бы мальчик спал - свесившаяся вниз, поправит волосы... Но Гарри лежал неподвижно, как будто неизвестный великий скульптор так мастерски вылепил его чудную фигуру и оставил здесь.

Утром, едва тонкие предрассветные лучи солнца коснулись стен замка, в кабинет прорицания зачем-то заглянула профессор МакГонагалл, и на минуту замерла в дверях, увидев ужасающую, но прекрасную картину. На парте, раскинувшись, лежал Гарри Поттер, и на губах его, казалось, застыла странная улыбка, а рядом с мальчиком, не двигаясь и не отрывая от него взгляда, сидел Драко Малфой, по бледным щекам которого без остановки текли слезы.

* * *

- Мистер Малфой, вас хочет видеть директор, - негромко произнесла МакГонагалл, наклонившись к блондину, который и через несколько часов, когда с него сняли заклинание, все так же неподвижно сидел рядом с Гарри, теперь уже в больничном крыле. Когда гриффиндорца принесли туда, мадам Помфри вскрикнула, всплеснула руками и попыталась нащупать пульс, но вошедший Снейп сказал:

- Не утруждайтесь. Он мертв, - и, повернувшись к Драко, мрачно добавил:

- Мистер Малфой слишком способный ученик.

- Профессор! - бросился на колени Драко. - Я умоляю вас!.. Неужели ничего нельзя сделать?

Снейп выдернул мантию из рук юноши, оттолкнул его и прошипел:

- Вам прекрасно известно, что у Живой Смерти нет противоядия, - и, бросив на любимого ученика уничижающий и, вместе с тем, какой-то полынно-горький взгляд, зельевар вышел за дверь.

Драко, не отвечая ни на какие вопросы, сидел у кровати Гарри уже несколько часов, вглядываясь в такие дорогие черты лица, гладя всегда теплые, а сейчас холодные руки, и не в силах признать и поверить в то, что больше никогда, разве что только во сне, не увидит глаза цвета весны. Он уже не мог плакать, и поэтому боль сдавила сердце еще сильнее. Сейчас ему казалисьничтожно мелкими все прежние несчастья и печали; Драко отдал бы все, чтобы зачеркнуть последние несколько часов своей жизни, и неважно, что любимый остался бы с другим, ничего не важно, просто он был бы жив...

Драко очнулся, только когда МакГонагалл легонько потрясла его за плечо, и уже в третий раз повторила:

- Мистер Малфой... Директор ждет вас!

Слизеринец поднял ничего не понимающие глаза и, кивнув, послушно встал и пошел за ней.

Войдя в кабинет директора, Драко прислонился к стене и почему-то не мог услышать слов Дамблдора и МакГонагалл, хотя профессора были рядом и он видел, что они о чем-то говорят. В глазах вдруг потемнело, и Малфой собрал все силы, чтобы не потерять сознание. Драко принял решение: от Дамблдора он пойдет в кабинет прорицания и найдет там забытую всеми бутылку усладэля.

- Он даже не слышит нас, Минерва, - тихо сказал Дамблдор, глянув на Драко. - Этот парень слишком много перенес...

- Но он сам... Он убил Гарри, Альбус! - воскликнула МакГонагалл.

- Нет, Минерва, его околдовали или напоили зельем. Я могу только догадываться, что это, но оно значительно сильнее Империуса и, кажется, имеет немного другие последствия. Я знаю похожее зелье, которое на несколько часов лишает человека рассудка, и очень боюсь, что Драко находился именно под его влиянием.

- Но он останется жив? - спросила МакГонагалл.

- Да, - грустно ответил Дамблдор. - Но если это то, о чем я думаю, он сойдет с ума.

- Альбус, - прошептала профессор, - неужели ничего нельзя сделать?

Дамблдор грустно покачал головой.

- Я, конечно, поговорю с ним, но у меня нет никакой надежды, учитывая его состояние и то, что сейчас происходит в его душе. Но все же пока не сообщайте родителям. В данный момент моя цель - поговорить с Драко и выяснить, что произошло, пока он еще помнит что-то и может рассказать. Это все, что я могу сделать, Минерва, хотя бы чтоб защитить других учеников.

МакГонагалл всхлипнула и, взглянув последний раз на Драко, вышла, поднося к глазам платок. Альбус только с состраданием посмотрел ей вслед, подумав, что она еще не знает о пророчестве, что предрекает Малфою «то, что не смерть, но хуже смерти»...

Дамблдор достал из шкафа какой-то флакончик, налил из него в стакан и протянул Малфою. Тот безразлично взял зелье и выпил. Темнота перед глазами отступила, мир постепенно обрел резкость и привычные очертания, вернулись ощущения, и Драко взглянул на директора.

- Присаживайся, наш разговор будет долгим, - сказал Дамблдор, указывая на уютное кресло. «Зеленое», - неосознанно подумал Драко и сел. Оно тоже зеленое. Но слизеринец отчетливо понимал, что уже НИКОГДА не увидит тот самый зеленый цвет...

Директор расположился напротив и проговорил:

- Драко, сейчас ты должен сосредоточиться и рассказать мне все.

Драко кивнул и постарался не думать о Гарри, и ничего не упустить. Но как можно было не думать о Гарри, если, казалось, вся жизнь была связана только с ним?..

Закончив рассказ, Драко взглянул на директора. Лицо Дамблдора не выражало ничего, но стоило ему поднять глаза, как в них расплескалась палитра чувств: боль, сострадание, любовь, гнев и милосердие.

- Драко, я должен кое-что сказать тебе, - начал директор, глубоко вздохнув. - Если ты не забудешь сейчас все, что произошло, то, может быть, уже завтра сойдешь с ума.

- Мне все равно, - пожал плечами тот. - Кажется, сумасшедшие видят то, чего не существует? В таком случае я буду видеть Гарри. Живым... - чуть тише прибавил он.

Директор взял юношу за руку и, наклонившись к нему, тихо сказал:

- Драко, есть только один способ вернуть к жизни Гарри.

Слизеринец вздрогнул и, вскинув голову, впился в лицо директора горящими глазами.

- Как? - воскликнул он. - Господи, это возможно? Скажите, профессор, я сделаю все!

- Это немыслимо сложно, Драко. Это черная магия...

- Некромантия? - перебил его Малфой. - Но вы же понимаете, это уже будет не Гарри...

- Нет, - остановил его Дамблдор. - Ритуал возвратит нам Гарри таким, каким он ушел от нас. Но чтобы провести его, нужен еще один очень сильный маг. Я знаю только одного человека - кроме Тома Реддла - способного на это, и он сейчас в тюрьме, куда более далекой и укрепленной, чем Азкабан. Даже если нам удастся устроить ему побег, нас ожидает множество препятствий, не говоря уже о том, что мы отпустим на свободу величайшего темного мага, уступающего только Волдеморту.

- О Мерлин... - прошептал Драко. - Но зачем вы рассказываете мне, если это неосуществимо?

- Я этого не говорил, - заметил Дамблдор. - Я лишь хочу, чтобы ты знал, на что идешь.

- Я пойду на все, чтобы спасти Гарри! - горячо воскликнул Драко.

- И все же дослушай меня, - спокойно проговорил директор. - Гарри дорог мне не меньше, чем тебе, но ты должен знать. Этот ритуал - «душа за душу». Все в мире, Драко, находится в равновесии, и Вечность не захочет возвращать Гарри безвозмездно. Волшебник, спасающий его, должен будет отдать взамен свою душу.

И еще, Драко. Ты знаешь, как преследуется черная магия, но этот ритуал - даже не путевка в Азкабан. Это - «Поцелуй».

Драко вздрогнул, но твердо произнес:

- Ну вот и отлично, профессор. Если дементоры выпьют мою душу - все будет устроено, и Гарри вернется.

Дамблдор покачал головой.

- Я не хочу, чтобы это был ты, Драко. Я уже стар, прожил и сделал достаточно...

- Нет, - прервал его Малфой, - ни в коем случае. Вы нужны школе! Это я фактически убил Гарри, мне его и спасать. К тому же, вы сказали, я все равно схожу с ума.

- Я надеюсь остановить это. Я берусь за это дело, и все будет так, как решил я, - мягким, но не допускающим возражений тоном сказал Дамблдор и закончил:

- Отправляемся завтра на рассвете, будь готов.

Драко кивнул и вышел, и директор не заметил, как в темноте сверкнули стальные глаза и по губам юноши скользнула легкая грустная, но непокорная усмешка.

* * *

...Они летели на гиппогрифах много часов, и Драко стало казаться, что это и есть настоящая реальность - взмахи широких крыльев, свист ветра в ушах, влажный туман вокруг, а все остальное ему только приснилось. Но наконец огромные полуптицы стали снижаться, внизу проплыли горы, на вершине одной из которых стоял замок с высокими пиками на башнях. Малфой догадался, что это Дурмштранг.

Потом снова бесконечная череда скал, все ближе и ближе к которым спускались гиппогрифы. И вдруг, словно вынырнув из тумана, прямо на них, казалось, поплыл замок, очень похожий на крепость, стоявший на самой высокой и совершенно голой скале, по которой невозможно было забраться даже самому опытному маггловскому альпинисту.

Когда они подлетели ближе, уже спустились сумерки. Сквозь волнистые облака начинал пробиваться свет луны, но лучше видно не стало. «Это нам только на руку», - подумал Драко, памятуя, зачем они сюда прилетели и, следовательно, то, что им не мешало бы остаться незамеченными. Однако Дамблдор предусмотрел и это: маг взмахнул волшебной палочкой и вокруг них возник серебристый шар.

- Это сделает нас невидимыми, - объяснил директор.

- Что это за место? - спросил Драко, рассматривая все яснее проступавшие в тумане очертания крепости. Высокие башни с зарешеченными окнами, бойницы, стены невероятной толщины, надпись на кованых железных воротах «Ради общего блага», и едва заметное зеленоватое свечение вокруг всего замка - видимо, магическая защита.

- Это тюрьма Нурменгард, - каким-то странным голосом отвечал директор. - Здесь заточен один-единственный человек, темный маг Грин-де-Вальд.

Драко невольно вздрогнул.

- Так это он и есть?

- Да, мой мальчик, - все тем же голосом отвечал Дамблдор.

- Но как мы разобьем эту защиту? - спросил Драко, у которого от невероятной силы защитной магии уже кружилась голова.

- Я сам ставил ее, - пояснил волшебник, - и знаю, как ее снять. Но боюсь, гораздо больше времени мы потратим, уговаривая пленника покинуть свою темницу.

- Уговаривая? - изумленно переспросил слизеринец. - Но неужели Грин-де-Вальд не мечтает оттуда выйти?

- Не думаю, - тихо ответил Дамблдор. - Много лет назад, когда я победил его, он сел сюда. Он сам построил эту тюрьму, правда, для своих противников, но Грин-де-Вальд такой волшебник, что ему не нужна палочка, чтобы сбежать. Он не сделал этого только потому, что не захотел.

- Как же вы теперь заставите его пойти с нами? - спросил Драко.

Дамблдор вздохнул и ответил:

- Я попрошу его.

Они облетели замок и зависли в воздухе возле одного из зарешеченных окон. Дамблдор зашептал слова заклинаний, неизвестных Драко, и решетка будто растворилась. В тот же миг директор что-то сказал, и их плавно затянуло в окно. Едва ноги коснулись пола, Драко боковым зрением увидел, как восстановилась решетка.

Они оказались в небольшой темной камере, куда свет пробивался только через окно. Стена, на которую Драко оперся рукой, была такой холодной, будто северные ветры, бушевавшие над скалами, пронизывали ее насквозь.

В углу камеры на кровати сидел человек и смотрел на них. В темноте было не разглядеть черты лица, виднелась лишь светлая борода и горящие, как у двадцатилетнего юноши, глаза.

- Я знал, что ты придешь, - раздался тихий хриплый голос, такой, будто человек снова учился говорить.

- Да, Геллерт, это я, - так же тихо ответил Дамблдор и чуть-чуть, ровно на один шаг, будто ему что-то мешало, приблизился к пленнику. - Здравствуй.

- Здравствуй, - проговорил заключенный и повторил:

- Я чувствовал и ждал тебя.

- Я пришел не один, - сказал Дамблдор, глазами указав на Драко, - это мой ученик, и только ты можешь нам помочь.

- Вам? - бесстрастно произнес хриплый голос. - Чем же?

- Мне нужен партнер, чтобы провести ритуал Возвращения. Я прошу тебя о помощи.

- Это все, что ты хочешь сказать мне? - в голосе Грин-де-Вальда появились странные нотки.

- Нет, - помедлив, проговорил Дамблдор, как будто на самом деле хотел сказать очень много и вместе с тем понимал, что оно не поместиться в словах, оно слишком огромно, чтобы можно было его передать. Вместо этого он подошел к пленнику и тихо произнес:

- Я простил тебя.

«Я простил тебя так давно, ибо не мог по-другому...»

Пленник вскочил с места и, воскликнув: «Альбус!..», крепко обнял Дамблдора. Полоска света из окна озарила волшебников, и в лучах луны Драко на мгновение увидел яркую картину. Вместо стариков с длинными серебристыми бородами стояли, обнявшись, два красивых юноши. Они склонили головы друг к другу, смешивая золотые волосы с темно-русыми и, не отрываясь, глядели друг другу в глаза. Драко показалось, с их губ вот-вот слетят слова - такие знакомые и, наверное, затертые и, вместе с тем, так много значащие.

Через секунду все вернулось на свои места, директор, разжав объятия и повернувшись, улыбнулся Драко, а Грин-де-Вальд сказал:

- Я согласен.

* * *

Дорога назад не показалась Драко такой долгой, и он не терял больше ощущения реальности происходящего, если не брать в счет, что время от времени в ушах звучали голоса, которые он определенно не мог слышать - вокруг было одно лишь пустынное небо, а Грин-де-Вальд и Дамблдор молчали. Малфою казалось, что маги понимают друг друга с полувзгляда, а может быть, оно так и было.

Но они прилетели не в Хогвартс, как первоначально думал Драко, а опустились в одно из ущелий в горах.

Все трое слезли с гиппогрифов, и Грин-де-Вальд устремился к тропинке, которую Малфой сначала не заметил. И не мудрено - она заросла высокой травой, которая каким-то образом выжила в этом забытом солнцем ущелье. Но оба волшебника уверенно пошли через заросли, и Драко последовал за ними.

Их путь оказался недолгим: уже через несколько минут они остановились на краю глубокой воронки, дно которой юноша даже не видел.

Грин-де-Вальд оторвал от нее взгляд и вопросительно посмотрел на Дамблдора.

- Ради кого ты все это делаешь?

- Ради Гарри. Ты знаешь о нем, неправда ли? - сказал Дамблдор, и Драко удивился, откуда человек, много лет заключенный в темнице, мог бы знать о Поттере.

- Да, знаю, - кивнул волшебник и глянул на Драко все теми же блестящими, юными и какими-то веселыми глазами. - А он?..

- Он друг Гарри, - ответил Дамблдор, и в глазах Геллерта мелькнули озорные искорки, а губы на мгновение тронула лукавая улыбка. Но уже в следующий момент его лицо стало серьезным и волшебник обернулся к Дамблдору:

- Моя волшебная палочка?..

Директор протянул ее.

- Только не переусердствуй.

- Хорошо, - ответил Грин-де-Вальд и, взмахнув палочкой, зашептал одновременно с Дамблдором слова заклинания.

Над ущельем сгустился туман. Драко казалось, с каждым сказанным нараспев словом тьма подступает все ближе, закрадываясь в уголочки сознания, вытесняя здравый смысл и принося с собой пелену безумия... В глазах юноши снова замелькали какие-то странные образы, и он уже не мог различить, породило ли их его воображение, подкрепленное прогрессирующим сумасшествием, или же все это - действие заклятий. Малфой впал в своего рода оцепенение: он не мог ни двигаться, ни говорить, даже дышалось с трудом - темная, вязкая магия обволакивала тело, впитывалась в самую душу. Драко сопротивлялся этому, как мог - ему казалось, сила стихии поглотит самую его суть, а он ведь еще не завершил свою миссию. Он не должен был умереть, раствориться в магии сейчас. Не должен! И, словно услышав этот крик, шедший из глубины сердца Малфоя, тьма отступила. Драко, конечно, могло показаться, но он отчетливо расслышал в вое ветра эти слова: «Не ты!..»

В тот же миг земля под ногами слизеринца дрогнула, и раздался необъяснимый, но все нарастающий грохот, словно рушились скалы.

- Драко, возьми волшебную палочку и подойди сюда! - крикнул Дамблдор, склонившись над воронкой.

Драко, с которого окончательно спали темные чары, послушался и подбежал.

- Теперь скажи, чего ты хочешь! - закричал маг, пытаясь перекрыть шум падающих камней.

- Я хочу, чтобы Гарри Поттер был жив! - что было сил крикнул Драко и взмахнул палочкой. С нее сорвался целый сноп золотистых искр.

Сначала ничего не происходило, словно кто-то раздумывал над словами юноши, а потом из глубины воронки стал подниматься вихрь. Он вырвался вверх, и в черных потоках ветра Драко увидел маленькое светлое облачко, и из ниоткуда пришло понимание, что это - душа Гарри.

«Неужели получилось?» - подумал Драко, все еще не веря в происходящее.

И тут вдруг случилось что-то незапланированное. Грин-де-Вальд вырвал палочку из рук Дамблдора и оттолкнул директора от края воронки.

- Что ты делаешь, Геллерт? - закричал волшебник, а Малфоя будто парализовала магия, настолько сильным был пленник Нурменгарда.

- А на что ты рассчитывал, Альбус? - рассмеялся Грин-де-Вальд. - Что я позволю сделать это тебе? Нет уж, увольте, ты нужнее миру, а без меня многие смогут наконец вздохнуть спокойно.

- Но ты ничего не спросил у меня, я думал, ты не понял...

- Не смеши меня, Альбус, - ответил маг, - зачем спрашивать? Я никогда не поверил бы, что ты пошлешь на смерть мальчишку. Прощай, я... ты знаешь, - махнув рукой, крикнул Грин-де-Вальд, бросил волшебную палочку Дамблдора и шагнул в вихрь.

В ту же секунду все исчезло и воцарилась тишина.

- Профессор... - прошептал Драко. - Я не хотел... это я должен был...

Директор не отвечал, он все так же застывшим взглядом смотрел туда, где только что стоял Грин-де-Вальд. А потом тихо рассмеялся.

- Ничего, Геллерт, тебе не удастся и на этот раз скрыться от меня, скоро мы встретимся.

Поднявшись с земли, Дамблдор подал руку Драко и сказал, усмехнувшись:

- В этот самый момент Гарри родился второй раз и, я уверен, первым человеком, кого он позовет, будешь ты. Так что пойдем, Драко.

Слизеринец слабо улыбнулся. Он слишком долго этого ждал и слишком боялся, что оно не случится, и сейчас даже не мог радоваться. Время будто остановилось, он не понимал, происходит ли это на самом деле, или все приснилось. В течение последних дней случилось очень много такого, во что было трудно поверить, но теперь в душе осталось только одно ощущение: покоя.

И лишь когда они сели на гиппогрифов, чтобы вернуться в Хогвартс, Драко задал интересующий его вопрос:

- Профессор, это личное, но... вы любили его?

Дамблдор посмотрел куда-то вдаль, потом на ученика и ничего не ответил, но Драко показалось, он едва заметно кивнул.

* * *

Как только они добрались до Хогвартса, Драко буквально взлетел к мадам Помфри. Но Гарри там уже не оказалось, а колдомедик, на которую вошедший Дамблдор наложил Обливиэйт, начисто забыла этот эпизод своей жизни.

Драко на полной скорости полетел в гриффиндорскую башню в уверенности, что Поттер там. Но внутри Малфой наткнулся на Гермиону и Рона, которые не видели Гарри со вчерашнего вечера и тоже немного волновались. Когда Драко смотрел на них, в его глазах мелькнула картинка: Гермиона в подвенечном платье и Рон, надевающий ей на палец кольцо. Это была их свадьба, молодых окружало множество людей, но ни себя, ни Гарри Малфой там не увидел. Улыбнувшись, скрывая свое волнение, и сказав, что с их героем все нормально, Драко выбежал из гриффиндорской гостиной и нос к носу столкнулся с Блейзом.

Тот загадочно улыбался.

- Тебе стоит заглянуть к себе, Драко, - многозначительно сказал он и тут же ушел.

Драко влетел в свою комнату и остановился, не в силах вымолвить ни слова, только глядя на стоявшего перед ним Гарри, - живого Гарри! - и словно пытаясь вложить в этот взгляд все, что никогда не смог бы передать словами.

Наконец оба одновременно сорвались с места и кинулись друг к другу. Нужно было слышать каждый вдох и выдох, видеть один за другим взмахи ресниц, ощущать в объятиях тепло живого тела, чувствовать стук сердца другого почти в своей груди, и смотреть, смотреть в эти самые дорогие в мире глаза... Снять старенькие очки, бросить на пол - он и без них все видит - и открыть эти зеленые глубины, теперь уже не защищенные ничем, и опять - смотреть, как плещется в них, словно в океане зеленовато-синяя вода, любовь...

Потом - поцелуи: текучие, как мед, легкие, как прикосновения крыльев бабочки, быстрые, как порывы летнего ветра, нежные, как лепестки роз, обжигающие, как заледеневшая сталь, трепетные, как первые лучи солнца...

Драко зарывался в чудные мягкие кудри, глотая слезы и не стесняясь этого, снова и снова заглядывал в зеленые глаза, а Гарри гладил его плечи, руки, стирал слезы с темно-русых ресниц, и шептал:

- Почему ты плачешь, ненаглядный мой?

- Потому, что люблю тебя... Господи, как же я тебя люблю!..

Снова поцелуи - такие осторожные, чтобы не спугнуть неожиданное счастье... Легкие, едва ощутимые движения - и белый шелк рубашек соскальзывает на пол. Больше жизни нужно коснуться обнаженной кожи, прижаться друг к другу так тесно, чтобы нельзя было поместить посередине даже тонкий листок бумаги. И замереть так, но невозможно: хочется целовать любимое лицо, ласкать красивое тело, вдыхать запах волос, утонуть в этой страсти и нежности...

Гарри крепко-крепко обнимал Драко, прижимал к себе, словно боясь отпустить даже на единую секундочку... Он уже терял, и знал, что это значит... Он потерял Драко в первый раз, когда увидел его с девушкой - думал, что потерял. И второй раз - когда умер. Гриффиндорцу не должно было быть страшно покидать этот мир - но он боялся. Когда комната поплыла перед его взором, когда он еще видел огромные от ужаса прозрачно-серые глаза, когда вокруг все поглотила темнота, а затем засиял свет - будто лунная дорожка - он не чувствовал боли. Но в тот момент, как его ноги коснулись серебристого свечения, и он сделал первый шаг туда - в это мгновение Гарри охватил ужас: он понял, что может НИКОГДА не найти Драко там. Где нет лиц, нет больше имен - только одинокие души, потерявшие друг друга... Безликие тени, они могли никогда не встретиться, растворяясь в Вечности, проходя совсем рядом - и не узнавая, не зная...

- Гарри, что с тобой? Мы же вместе, забудь обо всем!..

Но он не мог забыть. Слезы катились из глаз, не переставая - он никогда раньше так не плакал. «Драко, ты не знаешь!.. Какое же счастье, что ты не знаешь!..». Малфой не знал о том, как его любимый все-таки нашел в себе силы идти вперед, как свет перед глазами гриффиндорца медленно сменился прозрачно-белым туманом, охватывающим с ног до головы, заставляющим забыть все земное... и как сердце Гарри все равно не желала покидать боль от того, что им двоим никогда больше не встретиться... Если бы Драко спросил Гарри, что там, мальчик ответил бы: «Пустота». Не потому, что в Вечности нет ни жизни, ни времени, а чувства медленно стираются, оттесняемые ложным покоем. Там, откуда он пришел, не было ничего - оттого, что там не было Малфоя...

Да, Драко не догадывался об этом. Но теперь он знал другое: ответ на вопрос, что такое Счастье. «Наверное, счастье - очень драгоценная субстанция, - нередко иронизировал он, когда они говорили об этом с Гарри, - раз людям она выделяется в столь малых количествах. Это - что-то сродни Феликс Фелицис - оно слишком ценно, чтобы расходовать его на каждого. Но, наверное, так и положено. Как не понимали бы мы, что такое Добро, если бы не было Зла, так не знали бы и счастья, если бы наша жизнь была заполнена только им. Мы уже просто не ощущали бы разницы в своем состоянии. Из чего делаю вывод, что самое величайшее Счастье найдет человек, на долю которого выпало больше всего испытаний. И его счастье будет донельзя простым, непонятным окружающим людям - глоток воздуха ранней весной, наполненный ароматом цветов вишни... И больше ничего не надо...». Гарри тогда слушал эту тираду, раскрыв рот, чем нимало позабавил Малфоя. Но Драко и не знал, насколько окажется прав.

Человеку и впрямь всегда чего-то не хватает до ощущения того самого непостижимого и недостижимого «полного счастья», и это «что-то» у каждого свое. Теперь Драко точно знал, чего именно не хватало ему. «Самое огромное, самое светлое Счастье - это просто целовать твои руки, держать их в своих... И все равно, что будет завтра...»

Но Драко не знал, что всем желаниям рано или поздно свойственно сбываться...

Третье мгновение. Последний глоток (2)

Снег за окном все падал и падал, легкими хлопьями ложась на выступ под окном Слизеринского Принца - тот самый выступ, по которому несколько месяцев назад навстречу своей любви неуверенно делал шаги владелец комнаты, - а Драко с Гарри ничего уже не замечали... Торопливыми, страстными движениями Малфой ласкал плечи любимого, то и дело стискивая и прижимая его к себе, словно боясь потерять или не успеть насладиться тем, что они оба наконец вместе.

- Подожди, - прошептал Гарри, мягко отстраняя Драко, - я придумал кое-что.

Драко ничего не спросил, когда Поттер вытащил брючный ремень и, заведя руки блондина ему за спину, привязал к одной из подпорок, державших полог кровати.

Потом Гарри обнял его, завладел нежно-розовыми губами и одновременно начал гладить плечи, руки, грудь, живот... Драко, слегка дрожа, без остатка отдавался его поцелуям, когда внезапно мальчик отстранился от него. Глядя слизеринцу в глаза, Гарри медленно провел рукой в нескольких дюймах от его обнаженного тела - так, что тепло руки обжигало Драко, как адское пламя. Он потянулся навстречу, но Поттер отступил назад, словно дразня. Затем снова подошел и стал покрывать поцелуями плечи и грудь любовника. Поцелуи были слишком короткими, как горячие прикосновения, которые так хотелось продлить... Но Гарри останавливался лишь на секунды и переходил на новое место, а там, где только что были его губы, кожа горела и, казалось, не остывала. Увидев, что каждое прикосновение заставляет Драко вздрагивать и с полуоткрытых губ слетают вздохи, Гарри на минутку прекратил целовать его, а потом продолжил эту сладкую пытку: положил на грудь блондина горячую ладонь.

Драко закрыл глаза, пытаясь расслабиться, но по телу тут же начали разливаться обжигающие волны, словно это был ток. Жар распространялся с сумасшедшей скоростью, кожа под рукой горела так, что Драко не удивился бы, если бы там уже был ожог.

- Гарри... - прошептал Малфой, и его губы приоткрылись, словно приглашая поцеловать.

Но Гарри не спешил. Его глаза были чуть-чуть прикрыты, и он с удовлетворением смотрел на мучения любовника. Блондин дрожал, и в его потемневших глазах была мольба. Сердце Драко билось так сильно, что Гарри казалось, рука приподнимается от его стука; а с губ слизеринца срывались стоны.

- О Гарри... - прошептал Драко, не в силах больше терпеть. - О, пожалуйста...

Гарри увидел: еще минута, и Малфой сойдет с ума от страсти - и стал медленно водить рукой по его груди, описывая концентрические круги. У Драко во всем теле теперь покалывало, как будто через него действительно пропустили электрический заряд. Слизеринец дернулся, пытаясь вырваться, и тогда Гарри наконец развязал ему руки и, не давая времени прийти в себя, обнял сзади, прижал к себе и стал покрывать поцелуями шею и спину. Потом, осторожно погладив живот любимого, расстегнул его брюки и опустил руки ниже, не переставая целовать и ласкать губами нежную кожу на шее Малфоя. Светловолосая голова легла на плечо Поттера; Драко теперь стонал от каждого прикосновения, а Гарри продолжал свои движения до тех пор, пока блондин забился в его руках, его тело наконец расслабилось и он, откинувшись на грудь гриффиндорца, выдохнул, подобно стону:

- Спасибо!..

Гарри стал нежно поглаживать грудь любимого и легонько подул на висок, в растрепанные светлые волосы, словно успокаивая. Сердце Драко все еще учащенно билось, но дыхание постепенно приходило в норму.

Подняв голову, Малфой неожиданно быстро освободился от объятий Гарри и, схватив мальчика за плечи, прижал к стене, прошептав:

- Теперь моя очередь.

Поттер резко выдохнул, когда блондин опустился перед ним на колени и, легко сжимая бедра, расстегнул его брюки. Прикосновение губ Драко вызвало громкий стон.

- О, Драко... милый... еще... нежный мой... аах...

Слишком мягкие губы, слишком горячий рот, слишком дерзкий язык... Перед глазами Гарри потемнел, поплыл мир, и он запустил руки в волосы цвета платины, притягивая Драко еще ближе к себе. Возбуждение было таким сильным, что ноги подкашивались и, если бы не руки Малфоя на бедрах, крепко прижимающие мальчика к стене - он бы уже упал.

Внутри что-то взорвалось, и Гарри только почувствовал, как Драко подхватил его. Через пару секунд мальчик открыл глаза и увидел Малфоя.

Слизеринец совершенно бесстыдно облизнул припухшие губы, поднялся на ноги и, глядя на Гарри затуманенными глазами, прошептал в его полуоткрытые губы:

- Я понимаю, что ты устал, но я хочу еще! - и Драко властно проник языком в теплый рот любимого.

Гарри легонько толкнул Малфоя к кровати и сел ему на колени, не прерывая поцелуя. Драко оперся на руку, и тут же вскрикнул, отрывая ее. В ладонь впивались стекла - видимо, того бокала, который давала ему Камелия.

Гарри осторожно взял окровавленную руку слизеринца и стал аккуратно вытаскивать осколки. Драко зашипел и сцепил зубы, а гриффиндорец прошептал:

- Потерпи, милый, сейчас не будет так больно.

Он легкими движениями вытянул оставшиеся кусочки и, поднеся руку любимого к губам, поцеловал, слизнул кровь и применил исцеляющее заклятие.

Драко улыбнулся и сказал:

- Ты пил мою кровь.

Гарри взглянул на него пьяным взглядом и проговорил:

- Хочешь выпить мою? Пей, - и он, взяв осколок стекла, провел им по своей нижней губе, а Малфой не успел остановить это безумие.

- Ты сумасшедший! - прошептал Драко, заворожено наблюдая, как глубокая ранка наполняется ярко-красной кровью, как кровь начинает стекать по подбородку, в ямочку.

- Так и будешь смотреть? - на губах Гарри блуждала странная улыбка.

Драко не удержался и слизнул капельку. А потом, заглянув в зеленые глаза, припал к губам Поттера. Во рту чувствовался сладкий вкус губ гриффиндорца и соленый - его крови...

Утопая в нежности, Гарри подумал: «Наверное, поцелуи вампира такие же сладкие...». Его персональный вампир на секунду откинулся назад, приоткрыв ярко-алые губы и сверкая глазами. Светлые волосы слегка растрепались, делая своего обладателя еще сексуальнее.

Драко осыпал Гарри поцелуями, вперемешку нежными и страстными, заглядывая в его непостижимые глаза снова и снова, шепча:

- Счастье мое... любимый... волшебник ты мой!..

Целовал губы, подбородок, виски своего любовника, прятал лицо в шелковистых волосах, непослушно торчавших в разные стороны, больше всего на свете хотел, чтобы вокруг не существовало ничего и никого, только они - вдвоем.

- Какой же ты горячий!.. - прошептал Драко, опрокидывая Гарри на кровать и проводя рукой по смуглому телу. Мальчик улыбнулся, а Малфой продолжал, одновременно легонько целуя его:

- Сейчас попытаюсь хоть чуть-чуть погасить этот огонь, иначе ты сожжешь меня, любовь моя! - и, ненадолго оторвавшись от Гарри, Драко наколдовал стакан со льдом. Зеленые глаза заинтригованно блеснули.

- И что ты будешь с этим делать?

Драко сверху вниз посмотрел на распростертого на постели мальчика, и взгляд его из лукавого сделался демоническим. Чуть-чуть охрипшим голосом Малфой произнес:

- Пожар буду тушить... - и, вытащив кубик льда, немного подержал его в ладони. Лед не таял. Тогда Драко склонился над Гарри и мягко провел этим кусочком по алым губам гриффиндорца, которые тут же заблестели. Этот чарующий блеск сводил блондина с ума, но он, стараясь быть хладнокровным, осторожно продолжил линию по подбородку и шее Гарри, что вызвало вздох и тихий стон, когда рука Драко скользнула к груди. Он обвел ледышкой красные, как вишни, соски Гарри и на мгновение задержался на вершине каждого, с упоением вслушиваясь в тихие стоны любимого.

Потом рука Малфоя спустилась к животу и ниже, под ней напряглись мышцы и задрожало тело, а Гарри выгнулся навстречу. Кусочек льда обжигал мальчика точно так же, как державшие его руки, и Гарри уже не мог различить, дрожит ли он от холода или от невыносимого жара под тонкими, казавшимися теперь почти прозрачными, пальцами. Судорожно вцепляясь руками в простыни, гриффиндорец безмолвно умолял своего любимого наконец сделать это.

- Драко, я хочу тебя!.. - выдохнул он, когда лед коснулся самого чувствительного места. В темноте над ним серые глаза блеснули и в тот же миг маленький кусочек, оставшийся от кубика льда, оказался у Гарри внутри.

- О Боже! - вскрикнул мальчик, как от ожога, но не успел ни о чем подумать, как Драко овладел им.

...Между поцелуями прорывались стоны и крики, и Блейз Забини, единственный из комнаты слизеринцев не спавший в эту ночь, уже не сдерживая слезы, зарывался лицом в подушку, закусывая руку, чтобы не закричать от боли. Человек, ради которого он был готов вынести самые страшные пытки и даже умереть, сейчас задыхался от наслаждения в объятиях другого. У Блейза было слишком хорошее воображение, игравшее с ним злые шутки...

...но даже он не мог представить того, что сейчас происходило в спальне Слизеринского Принца.

...Теперь по подушке разметались уже светлые пряди, а темноволосый мальчик склонился сверху и шептал:

- Я не сожгу тебя, я растоплю твой лед... - и игра началась снова.

Гарри взял в руки свечу и, сидя на бедрах Драко, смотрел, как тает воск, а потом чуть-чуть наклонил ее, и маленькая капля расплавленного воска упала на грудь блондина, заставив его вскрикнуть, и застыла.

- Гарри... ах... мне же больно... нет... продолжай...

Драко вздрагивал каждый раз, когда белой кожи касались капли. Он не знал, что пробудило в Гарри эту страсть, граничившую с жестокостью, но сопротивляться не собирался, хотя осознавал, что на коже обязательно останутся красные воспаленные следы. Юноша подсознательно понимал, что таким странным образом Гарри пытается отвлечься от того, что им пришлось перенести. Но Поттер был настолько притягателен, сексуален и желанен - именно сейчас, именно такой, с полубезумной улыбкой на устах... Драко таял под прикосновениями Гарри, как еще недавно таял лед в его собственных руках, плавился, как серебристая сталь, горел, как мотылек в пламени свечи - и как же ему это нравилось!..

- Ааа... Бо-же... - простонал Малфой, когда гриффиндорец, подождав, пока насобирается больше, вылил на его живот тоненькую струйку раскаленного воска. - Ты убьешь... меня...

Гарри усмехнулся, затушил свечу, наклонился над Драко и спросил:

- А ты против?

Драко несколько секунд смотрел в глубокие сверкающие глаза, и ответил:

- Нет.

В ту же минуту Гарри накрыл его губы своими, а потом, оторвавшись, прошептал:

- Можно... сегодня я?.. - и замолчал, словно боясь договорить.

Драко всегда ждал этого момента, ждал со страхом, потому что все его предыдущие «опыты» заканчивались долгой пульсирующей болью... Но сегодня он не мог сказать «нет», и едва заметно кивнул.

С этого самого мгновения для него перевернулись земля и небо, как когда-то сменили друг друга ненависть и любовь.

Гарри не смел поверить в это. Его мечта, это белокурое совершенство, Серебряный Принц, принадлежал теперь только ему, отдаваясь до конца.

- Ангел мой... - шептал Гарри, нежно целуя открытые губы и пытаясь причинить как можно меньше боли, но сходя с ума от собственных ощущений и вскриков блондина.

Драко не чувствовал боли, которой так боялся. Его тело отзывалось на нежные прикосновения, губы отвечали на Гаррины поцелуи, но душа была словно не здесь. Как будто действительно растворившись в темно-зеленых глазах, Драко перенесся куда-то в другое место. Он снова, как давным-давно, сидел на окне Астрономической башни, свесив ноги вниз, и смотрел вперед. А впереди - облака, ясное голубое небо, и ярко-оранжевый закат, и зеленовато-синие верхушки деревьев, и сапфировая гладь воды - но он ничего этого не видел. Рядом с ним, обнимая, сидел Гарри, но Драко не слышал, что он шепчет, и не чувствовал обхвативших теплых рук...

А потом мир вокруг покачнулся и расплылся и, открыв глаза, Драко увидел своего любимого, который нежно поцеловал его, почувствовал ласковые руки, обнимающие его и услышал тихий шепот - те самые слова, что говорят столько раз, но от этого их смысл не стирается, а наоборот, каждый раз в нем появляется что-то новое, понятное только двоим:

- Я люблю тебя!

* * *

...Волдеморт будто смотрел прямо на него. И вдруг вздрогнул, и закричал голосом, от которого задрожали стены замка:

- Гарри Поттер жив! Но я снова убью его! - и вихрем сорвался с места...

Драко вскочил с постели с безумными глазами, чуть не задев Гарри, на губах которого во сне сияла та самая солнечная улыбка, которую так любил Малфой.

Тихо одевшись, слизеринец выскользнул из спальни и по темным коридорам направился к Дамблдору, не заметив, что вместе с ним из подземелий вышел еще один человек - с заплаканными глазами, но очень твердым взглядом.

Драко шел по замку, оборачиваясь по сторонам, и всякий раз, когда его взгляд падал на окно или стену - перед глазами вспыхивали картины битвы, где слуги Волдеморта убивали его учителей и однокурсников...

- Мерлин, только бы успеть!.. - твердил Драко, называя чудом отложившийся в памяти с прошлого раза пароль горгулье и врываясь в кабинет Дамблдора. Слизеринец не понимал природы своих видений, но чувствовал, что они правдивы.

- Профессор! - закричал Малфой, едва переступив порог его кабинета. Дамблдор вышел сразу, словно ожидал.

- Драко, мальчик мой, почему тебе не спится? - улыбаясь, спросил он, но от прирожденного слизеринца, который прекрасно скрывал свои собственные эмоции, сложно было утаить что-то, и по дрожанию губ Малфой уловил, что директор волнуется.

- Волдеморт готовит нападение на Хогвартс! - воскликнул Драко и рассказал Дамблдору все, что видел.

- Я не знаю, что с тобой, - задумчиво сказал тот, но Малфой, взглянув на опущенные глаза, тихо, но решительно проговорил:

- Скажите мне правду, профессор. Я схожу с ума?

Дамблдор поднял голову.

- Ты всегда был умным, мой мальчик, и сейчас все понял. Твои видения правдивы, но да, ты сходишь с ума.

Драко не сказал ни слова, и слезы не засверкали в его глазах, только заскрипели подлокотники кресла, в которые он вцепился руками. Потом, словно набрав воздуха, он произнес:

- Глупо спрашивать, можете ли вы что-то с этим сделать. Если бы могли, то не допустили бы такого.

Дамблдор кивнул и закрыл глаза рукой.

- Поэтому, - продолжал Драко, - скажите мне, пожалуйста, на какое время я могу рассчитывать?

- Три дня, - тихо прошептал Дамблдор, - отсчет начался с того момента, когда ты выпил зелье мисс Крам.

- Значит, у меня остался один, - сглотнув, но все так же хладнокровно сказал Драко. - А теперь у меня еще один вопрос к вам, профессор.

Дамблдор молчал.

- Мои видения, как вы уже поняли, о будущем. Можно ли его изменить?

Директор немного подумал и проговорил так, будто когда-то ему уже приходилось отвечать на этот вопрос:

- Да.

- Это все, что мне было нужно! - сказал Драко и вскочил с кресла.

- Драко, что ты собираешься предпринять? - воскликнул Дамблдор.

- Я успею убить Волдеморта! - сверкая глазами, сказал юноша. - Я смогу это сделать! - и Драко рванулся к двери, как вдруг она сама распахнулась и вошел Корнелиус Фадж.

Его лицо было белее снега, когда он подошел к Дамблдору и сказал осипшим голосом:

- Альбус, вы арестованы.

- За что? - вскричал Драко.

- Черная магия, - тихо, будто боясь даже самих этих слов, сказал Фадж.

- О Мерлин... - прошептал Драко, сразу вспоминая все, что говорил ему Дамблдор перед путешествием, все, что он уже успел забыть в объятиях Гарри. - Но это же...

- Это «Поцелуй», - закончил все такой же бледный министр магии.

Дамблдор спокойно поднялся с места, но слизеринец перегородил ему путь.

- С чего вы вообще все это взяли, господин министр? - спросил Малфой, слегка растягивая слова. Если бы его сейчас слышал Гарри, он понял бы, что Драко очень волнуется, но Гарри крепко спал в теплой кровати, а стороннему наблюдателю было неизвестно, что слизеринец всегда говорил таким голосом, когда пытался скрыть свои эмоции.

- Министерство зафиксировало ужаснейший ритуал черной магии, - пробормотал Фадж.

- А исходя из чего был сделан вывод, что в этом замешан профессор Дамблдор? - продолжал Драко, не обращая внимания на попытки директора остановить его, и только слегка дернув волшебную палочку и прошептав одно-единственное слово. Он очень хотел, поэтому должно было сработать.

- Но совершить ритуал могли двое поистине великих волшебников, - продолжал Фадж, - один из которых в ту ночь сбежал из Нурменгарда, а второй...

- Вторым был я, - раздельно произнес Малфой, бесстрашно глядя в глаза министру. Как часто в своей жизни Драко лгал, но никогда - для таких целей.

- Но позвольте, мистер...

- Малфой.

- ... мистер Малфой, вы же еще мальчик, - возразил Фадж.

«А вы - марионетка».

Драко надменно улыбнулся и, незаметно вытянув волшебную палочку, почти беззвучно произнес: «Конфундус!»

И министр магии сказал:

- Да, это действительно могли быть вы, благодаря древней магии вашего рода. Тогда «Поцелуй» дементора ожидает вас.

- Да, я знаю, - спокойно ответил Драко. - Но я прошу вас об одолжении: подарите мне один день, и по прошествии его я буду к вашим услугам, и сам явлюсь в Азкабан.

Фадж некоторое время смотрел на него, а потом, словно сжалившись, сказал:

- Хорошо. Дайте Непреложный Обет.

Драко кивнул и сделал все, что от него требовали.

Дамблдор встряхнул головой как только министр магии скрылся за дверью. Империуса, наложенного Драко на могущественного волшебника, хватило лишь на минуту, но Малфою оказалось достаточно и ее.

- Простите, профессор, - прошептал истинный слизеринец и скрылся за дверью.

* * *

Драко быстро шел по коридорам замка, словно боясь передумать. А передумывать уже было поздно - только что, в кабинете Дамблдора, он подписал себе смертный приговор.

Директор не верит в то, что Малфой сможет победить Волдеморта? Драко невесело усмехнулся. Ну конечно, и сейчас Дамблдор считает, что именно его Золотой Мальчик на это способен. Но ему не приходит в голову, что у Поттера просто не хватит моральных сил на это, хотя будет достаточно магических? Директор знает Гарри и в половину не так хорошо, как изучил своего любимого Драко. Мальчик настолько гриффиндорец, что ему противна самая мысль об убийстве, даже если его непримиримый враг - такой злодей, как Волдеморт; Гарри намного легче было бы принести себя в жертву, чем лишить жизни кого-то - жизни, которой он не давал. А если под давлением обстоятельств и собственного отчаянного желания защитить магический мир он все же стал бы убийцей - его чистая душа раскололась бы. Драко не хотел этого допустить.

И, похоже, профессор просто не знает о втором пророчестве Трелони, которое услышал вернувшийся и в ту ночь еще служивший Темному Лорду Снейп.

«Значит, и Волдеморт об этом знает, - подумал Драко, - но не считает, наверное, что его противником могу стать я».

«А как же тогда пророчество о Гарри?» - спросил бы Дамблдор.

Драко мысленно повторил давно знакомые слова:

«Грядет то, у кого хватит могущества победить Темного Лорда... рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца... И Темный Лорд отметит его какравного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могущественен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца...»

Да, оно о Поттере, а никак не о Драко. Но ведь Гарри погиб от руки Волдеморта, когда тот в обличье профессора Эними протянул ему яд. Пророчество исполнилось, но ведь есть же еще одно, данное Малфою.

Драко спустился в подземелья и тихо вошел в свою спальню. Гарри все так же спал в его кровати, свесив руку вниз. Темные волосы упали на лоб, губы приоткрылись, делая своего обладателя еще более милым и привлекательным.

«Он же совсем ребенок, - подумал Драко, - а сколько уже пришлось пережить этому ребенку!». Да, маги взрослеют быстрее, чем дети магглов - в колдовском мире условия жизни слишком напряженные. Постоянная угроза войны, в возможность которой сначала не веришь, но с каждой секундой все больше убеждаешься, что сражений и потерь не избежать… Но даже по меркам волшебников, на долю Мальчика-Который-Выжил выпало слишком много испытаний. Смерть родителей, жизнь у магглов, которые, кажется, ненавидели его и всячески унижали. Гарри не любил говорить об этом, но Драко живо представлял себе темный чулан, в котором впору было сойти с ума от одиночества и давящего замкнутого пространства, и комнату с решетками на окнах... И все это - в то время как пленник был в десятки раз сильнее жалких, ничтожных людишек, и мог бы за себя постоять. Но он был слишком хорошим, чтобы сделать это... Поттер уже тогда был гриффиндорцем.

Потом его ждала школа - маленький Гарри был безумно счастлив, когда вырвался из привычной серой и безрадостной реальности... но счастлив недолго. Каждый год Волдеморт через своих приспешников начинал на него охоту, и если поначалу это могло показаться мальчишке веселым и интересным приключением, то со временем Гарри уже не знал, что ему сделать, чтобы наконец почувствовать себя свободным, нормальным человеком. Но, где бы он ни был - его преследовали ужасы волшебного мира, о существовании которых мальчик даже не подозревал: чудовищный паук Хагрида, огромный Цербер, Волдеморт в обличье тени или другого человека... А ведь тогда, на первом курсе в Запретном лесу Малфой не знал, почему «чертов Поттер» не побежал с ним вместе от страшной черной тени. Драко и в голову не пришло, что гриффиндорца не просто парализовал страх - Гарри не может сдвинуться с места из-за жуткой боли в шраме... А что довелось пережить двенадцатилетнему ребенку при встрече с василиском? Как страшно ему было одному идти по темному тоннелю, где каждый шорох заставляет вздрагивать и судорожно оборачиваться, где даже тишина таит в себе угрозу и неизбывный ужас? Но он не сбежал, как поступил бы Малфой, он шел: снова - спасать, всю жизнь - спасать кого-то...

Третий курс... Смешная и казавшаяся совершенно безобидной шутка с «дементорами» чуть не довела Поттера до срыва, а Малфою было и невдомек, почему. Драко тоже боялся этих тварей, но в его жизни тогда еще не случилось ничего поистине страшного, заставляющего при одном только их приближении дрожать и зажимать уши руками в тщетной надежде не слышать предсмертных криков своих родных людей... А Гарри с этим жил, и - научился бороться, сопротивляться своему страху, несмотря на боль и глупые насмешки слизеринцев. Весь год гриффиндорец должен был скрываться от безумного маньяка, каким считали Блэка. Но наконец Гарри нашел Сириуса. Чего стоило Поттеру спасти своего крестного? Да, теперь Драко знал, но тогда ему и в голову не приходило, что вечно лохматый мальчишка в очках далеко не так счастлив, как могло показаться со стороны.

Турнир Трех Волшебников... В то время, как от «задаваки Поттера» отвернулись все, даже самые близкие друзья, считая его выскочкой и чуть ли не предателем, Гарри не находил себе места от переживаний. Он боялся сделать что-то не так - и опозорить факультет; понимал, что по магической силе не может соперничать с остальными чемпионами; безумно хотел жить, зная, что может погибнуть: драконы - это только первое испытание... И гриффиндорец все-таки преодолел все трудности - только для того, чтобы попасться в ловушку лже-Грюма, человека, которому он доверял. Гарри снова видел смерть. Она прошла совсем рядом с ним, забрав Седрика - и, может быть, Поттер не раз жалел, что - не его. Что он чувствовал, блуждая по бесконечным переходам лабиринта? Какую нечеловеческую боль вынес, попав в руки Пожирателей - Драко мог лишь догадываться, что такое Круциатус Волдеморта!.. И каково Гарри было жить, зная, что он стал причиной смерти невиновного человека, и - причиной возрождения Темного Лорда, того самого зла, против которого он так боролся? А Поттеру ведь не верили, мало того - за глаза называли убийцей Диггори...

А потом - ночь в Министерстве, когда Гарри узнал пророчество, обрекавшее его убить или умереть... и потерял все, что у него было - своего единственного родного человека. Как после этого мальчик смог принять Драко? Ведь отец Малфоя сыграл не последнюю роль в смерти Блэка!.. Но Поттер сумел простить и это, простить сыну грех отца. А ведь «гораздо легче погасить в себе свет, чем осветить всю тьму вокруг» - кажется, такую фразу Драко как-то раз слышал от магглов?.. И все же Гарри остался самим собой, не сдался и не начал сражаться с обидчиками их методами - у гриффиндорца не хватило ненависти даже на то, чтобы применить Круциатус к Беллатрисе, которая у него на глазах убила Сириуса. Поттер совсем не был слабым, напротив, - прав был Дамблдор - у мальчишки была сила: эта самая любовь. Слишком много ее было в Гарри - так много, что он не мог бороться с врагами их оружием. Он был чистым...

А Малфой... Все эти годы своими глупыми выходками он ничуть не помогал Поттеру. Но гриффиндорец понял его, и сказал, что Драко вечными насмешками не давал ему окончательно сломаться, опустить руки, учил всегда быть настороже, быть готовым дать отпор в любую минуту. Что ж, слизеринец сделал хоть что-то стоящее... Но он все равно был безмерно виноват перед Гарри, но теперь уже знал, чем сможет искупить свою вину.

- Я не позволю тебе больше страдать, ты наконец станешь свободным, - тихо прошептал Драко, опустившись рядом с кроватью и глядя на черные ресницы, закрывавшие эти чудные глаза.

«Как жаль, я не увижу твоих глаз. А так хотелось бы... Наверное, в последний раз. А может, так и лучше. Может, по-другому я и не смог бы уйти...»

Хотелось взять теплую руку в свои, и гладить, целовать эти тонкие пальчики...

«Я бы все отдал, чтобы только всю жизнь стоять перед тобой на коленях и целовать твои руки... А ты и не знаешь... Ты и не ведаешь, как сильно я тебя люблю... И поэтому последний раз в жизни я должен сделать тебе больно. Милый, если бы ты знал, как я не хочу!.. Но я должен. Как с самого рождения что-то всем был должен ты. Но я не желаю, чтобы ты снова сражался с ним - зачем? Я обречен, у меня нет другого выхода. А у тебя вся жизнь впереди: не зря же мы ее спасали... Прощай, мое солнышко, мой свет, мое счастье!.. и прости меня, если сможешь...»

Ни одной слезинки. Драко поднялся на ноги и пошел собираться. Он должен успеть, пока голова еще соображает, и он не окончательно сошел с ума. Малфою снова слышались какие-то голоса. Кажется, голос Гарри, в чем-то настаивающий, и еще чей-то, с грустью соглашающийся, словно у его обладателя нет другого выхода... В глазах мелькали тени...

Драко отмахнулся от них и быстро начал собирать зелья. Слизеринец еще не знал, понадобятся ли они ему, но с ними определенно чувствовал себя спокойнее. Потом он присел к столу и написал:

«Поттер, я уезжаю. Мне безразлично, будешь ты меня винить, или нет, я не люблю тебя. Мне показалось, что я влюбился, но извини, это было только физическое влечение. Надо отдать должное, ты прекрасен в постели, особенно некоторые части твоего тела. Понимаешь, сознаюсь: я не мог победить тебя на дуэли и придумал другой способ. Согласись, влюбить в себя только затем, чтобы потом бросить - не многим лучше, чем просто изнасиловать, а мне удалось и то, и другое. Я великолепный актер, и ты, конечно же, поверил в мой спектакль с самоубийством. А теперь я получил все, что хотел, поэтому нам вместе больше делать нечего. Я думал о том, чтобы отравить тебя за измену, но Дамблдор снова тебя спас - еще бы, его любимый Золотой Мальчик! Я не жалею, потому что после этого ты отдавался еще лучше.

Прощай.

Малфой.

P.S. Хочешь совет? Найди, под кого еще лечь, из тебя замечательная подстилка!»

Сгорая от отвращения к самому себе, Драко положил письмо не туда, где все еще хранились настоящие письма, так и не отправленные Гарри, а на пол рядом с кроватью.

Потом, склонившись к Гарри, слизеринец несколько минут вглядывался в любимые черты лица, прощаясь навек и пытаясь запечатлеть их в своей памяти. Пускай он постепенно будет сходить с ума, но последним, что мелькнет у него перед глазами, будет лицо Гарри.

Не удержавшись, Драко едва ощутимо прикоснулся к губам мальчика. Бросить все, и целовать, целовать его до последнего вздоха; этот оставшийся день провести с ним... Но он не может. Уходя, он должен быть уверен, что навсегда защитил Гарри от Волдеморта. И так, наверное, будет менее жестоко - Поттер снова возненавидит его и забудет.

...Сердце разрывалось, а Драко не в силах был оторваться от нежных губ, прекратить... Он не заметил, как Гарри стал отвечать на поцелуй, и пришел в себя только тогда, когда мальчик обхватил его шею руками и притянул к себе.

Драко резко оттолкнул его и вскочил.

- Драко, что с тобой? - эти испуганные зеленые глаза, впивающиеся в его собственные взглядом, который будто проникает сквозь защитную оболочку в сознание, все глубже и глубже.

«Легилименция, - мелькнуло в голове Драко понимание. - Ну уж нет, ты не увидишь моих мыслей!»

И, словно повторяя пройденную сцену, только поменяв роли, Малфой сказал, вложив в эти слова всю свою боль и ненависть к Волдеморту:

- Я. Не. Люблю тебя. Я. Тебя. Ненавижу! - и, развернувшись, выскочил из комнаты.

Третье мгновение. Последний глоток (3)

Медленными шагами наступал рассвет. Небо делалось сероватым, рассеивая нависший туман, но солнце, похоже, так и не собиралось выходить.

Драко шагал прочь из Хогвартса, к Запретному лесу, где можно было аппарировать - хорошо, он научился этому уже месяц назад. Чувство, охватившее его, было подобно тому, как если бы он выпил Феликс Фелицис: слизеринец четко знал, куда ему идти и что делать, чтобы достичь цели. Может быть, это разум, прежде, чем покинуть его, давал самые ценные в жизни советы - Малфой не знал, да и задумываться не хотел. В глазах немного двоилось, и все же он буквально кожей ощутил, что кто-то идет за ним следом.

Резко обернувшись, Драко увидел за деревьями Блейза Забини.

- Блейз? Что тебе здесь нужно?

Юноша подошел ближе и сказал:

- Я знаю, Драко, что ты задумал, и тоже иду.

- Ах, это ты так решил? - вспылил Малфой. - А если я тебя не зову?

Блейз пожал плечами.

- Я все равно пойду с тобой.

Драко, увидев, что криком ничего не изменишь, подошел к Забини и мягко положил руку ему на плечо.

- Блейз, тебе не нужно идти со мной, правда. Ты мой друг и я не хочу рисковать твоей жизнью.

Забини перехватил руку Драко, прижал к своей груди. В глазах его была невыносимая боль, как будто ему пришлось ответить за все грехи мира.

- Драко, я слышал ваш разговор с Дамблдором, я все знаю. Нет, не говори ничего! - он приложил палец к губам Драко. - Но неужели ты думаешь, я оставлю тебя сейчас? - он грустно улыбнулся. - Наверное, это будет звучать слишком сентиментально, но мое сердце бьется для тебя. Зачем я живу, если не для того, чтобы помочь тебе в трудную минуту? Нет, я не уйду, Драко, и не надейся!

Драко несколько секунд просто смотрел в темные, искрящиеся болью и любовью глаза, а потом порывисто обнял друга, притянул к себе, и оба на минуту замерли. Когда Блейз поднял глаза, они странно блестели.

- Ты плачешь? - тихо спросил Малфой, пытаясь поймать ускользающий взгляд черных глаз, скрытых за длинными ресницами. - Слизеринцу плакать не положено.

- Да-да, я знаю, - Забини резко поднял голову, его глаза были уже почти сухими. И вдруг юноша уткнулся лицом в шею Малфоя и зашептал:

- Господи, Драко, мы не должны плакать, но как... Как мне пережить это?.. Я не хочу, не хочу потерять тебя!..

Драко стал гладить его по голове и, осторожно отстранив от себя, начал целовать его лицо, приговаривая, как ребенку:

- Все будет хорошо, мы справимся.

Блейз только покачал головой.

- Что будет хорошо, Драко? Даже если тебя не убьет Волдеморт - дементоры выпьют твою душу, неужели ты не понимаешь? Ты умрешь! Что после этого будет хорошо?.. Мерлин, за что?..

Слезы текли, не переставая, по бледным щекам, а Драко гладил эти щеки и целовал снова и снова. Наконец он, едва касаясь, дотронулся до нежно-розовых губ. Блейз робко ответил на поцелуй, а Малфой, оторвавшись на миг, прошептал:

- Забудь обо всем, сейчас есть только ты и я, - он должен был успокоить друга, и лучшего выхода не было.

Снова трепетное прикосновение - и Блейз потерял контроль над своим телом. Теперь он знал, что значит утонуть, раствориться в поцелуе - Драко показал ему.

- Боже мой!.. - выдохнул он, когда в легких закончился воздух, и пришлось оборвать поцелуй.

Заплетающимися пальцами он расстегнул мантию Драко, затем рубашку, и нежно, осторожно, словно боясь спугнуть момент, начал целовать шею блондина. Весна еще не вступила в свои права, но почему-то им двоим не было холодно.

Малфой обнял любимого друга, вслушиваясь в робкие движения, прижал к себе... и вдруг, как вспышка, перед глазами возникла картина: умирающий Блейз лежит у него на коленях. Побелевшие губы что-то шепчут и, кажется, юноша пытается улыбнуться, а тоска в его глазах медленно сменяется успокоением...

Острая боль пронзила Драко с головы до ног, и тот же вопрос, что задавал Блейз, пришел ему в голову. Ну что сделал этот мальчик, чтобы ТАК его наказывать? Хотелось закричать во Вселенную: «За что?!!». Вдруг она услышит...

Приподняв к себе за подбородок голову Забини, и снова заглянув в темные и уже чуть помутневшие глаза, Драко прошептал, словно был Властелином мира:

- Скажи, чего ты хочешь? Какое твое самое заветное желание?

Блейз, не выдержав взгляда, опустил глаза.

- Lorsque tu n'as toujours pas aimé Potter, j'ai voulu...d'être le tien (Когда ты еще не любил Поттера, я хотел... быть твоим).

- Aujourd'hui, tu seras à moi (Сегодня ты будешь моим), - тихо сказал Драко, и сам начал ласково целовать глаза, щеки, губы юноши.

«А ведь я мог полюбить его... если бы не было Поттера. Вечно Поттер!» Сколько лет непримиримой вражды и, кажется, несколько мгновений счастья - но каких мгновений!..

Из груди Блейза вырвался нежный вздох, когда Драко немного настойчиво надавил на его плечи, принуждая опуститься, а потом лечь на землю, и неторопливыми движениями стал ласкать его грудь. Глаза Блейза сверкали, как по ночам янтарь, что иногда выносит на берег море, и парень все еще не в силах был поверить в происходящее.

- Fermez les yeux (Закрой глаза), - прошептал Драко, прикасаясь к его векам и скользя губами по ресницам.

- Нет, - ответил Забини, - я хочу видеть тебя, я хочу запомнить все.

Каждый проблеск в серых, затянутых тучами, глазах, каждую прядь серебристых волос, спадавшую на лицо от легкого порыва ветра, каждое движение губ...

Малфой раздел его, едва ощутимо касаясь и, наклонившись вниз, оставил дорожку поцелуев от шеи до живота. Блейз снял с друга рубашку, и теперь гладил плечи, руки, грудь, наслаждаясь ощущением бархатистой кожи под пальцами, словно не веря, что это не сон, а реальность, и желая убедиться. Драко улыбнулся и легкими прикосновениями самых кончиков пальцев пробежался по беззащитной шее Забини, приостановился на ключицах и спустился ниже; а потом тот же путь повторил его язык, с той только разницей, что остановился он во впадинке пупка, заставив Блейза застонать.

- Драко, возьми меня!.. - прошептал Блейз, с покорностью отдаваясь этим рукам и губам. Блондин прикрыл на секунду глаза в знак согласия. Затем Малфой осторожно согнул ноги лежащего под ним юноши в коленях, подготовил его, и, прошептав давно известное заклинание, попытался выполнить просьбу друга как можно безболезненнее. Блейз все равно вскрикнул от внезапно пронзившей его боли, но в ту же секунду Драко впился в его рот поцелуем. И Забини сам захотел этой боли.

- Не жалей меня... я хочу... чтоб остались следы... Драко, прошу тебя!..

Малфой покачал головой:

- Ты не встанешь после этого!..

Но Блейз, будто понявший, что сегодня Драко будет слушать только его, непреклонно сказал, не отрываясь, глядя в туманные глаза:

- Я так хочу.

...Лес стоял вокруг, боясь нарушить уединение двоих; каждый шорох веток заглушал стоны и вскрики; шепот оставшейся на некоторых деревьях листвы перекликался с тихим звучанием слов; шелест крыльев проснувшихся птиц сливался с шуршанием одежды, на которой лежали неожиданные гости. Ни один зверь не посмел потревожить их покой и недолгий сон на рассвете, и только первый луч солнца, пробравшись через защитные бастионы леса, разбудил их.

* * *

...Казалось, они летели на гиппогрифах целую вечность, а солнце в небе говорило, что прошло всего пару часов.

- Откуда ты знаешь, куда лететь? - уже в который раз спрашивал Блейз, но Драко упорно пожимал плечами.

- Я не знаю, - наконец сказал он. - Но я чувствую, что мы на верном пути.

Они пролетали над скалами уже в третий раз, когда Драко скомандовал снижаться. Послушные гиппогрифы спикировали к берегу огромного черного озера, находящегося прямо в скале. Быть может, это когда-то было жерло вулкана - иногда в них возникают водоемы. Но когда юноши слезли с полуптиц и, подойдя к озеру, прикоснулись к поверхности - оказалось, это не вода, а странная масса темного цвета.

- Что это? - спросил Блейз, рассматривая вязкое, тягучее вещество, покрывавшее его пальцы.

- Я не знаю, - проговорил Драко. - Но нам придется зайти туда.

- Ты прав, - произнес голос рядом с Малфоем. Он вздрогнул и обернулся.

Позади него, словно выйдя из скалы, материализовался человек. Это был старый волшебник, до боли знакомый Драко, но тот никак не мог вспомнить, кто это, потому что маг не выходил на свет. Все, что сумел разглядеть слизеринец сквозь сероватую дымку, окутывающую мужчину - это длинную золотистую бороду и светлую одежду. Драко сморгнул: ему показалось, сквозь волшебника просвечивают скалы.

Блейз недоуменно тронул друга за плечо.

- На что ты смотришь, Драко?

Малфой молчал, продолжая неотрывно глядеть на волшебника. Откуда у него взялась уверенность, что этот мужчина - волшебник, Драко не знал.

- Твой друг не может видеть меня, - объяснил тот, - а ты, в силу некоторых изменений в сознании - можешь.

- Кто вы? - наконец произнес Драко.

- Ты знаешь меня, - улыбнулся знакомый незнакомец, - и ты вспомнишь, сам же я не могу сказать. Мне и находиться здесь нельзя, но я хочу предупредить вас. Ты выбрал очень сложную миссию, но тебе удастся ее осуществить, только если вы выполните некоторые условия.

- Какие? Вы знаете, как попасть к Волдеморту? - воскликнул Драко, не обращая внимания на Блейза, который наконец прекратил свои попытки в который раз что-то ему сказать.

- Я знаю, но не могу говорить. Но я дам тебе три условия - надеюсь, это поможет, - и волшебник, обернувшись к скале, возле которой стоял, протянул руку. На серой поверхности стали появляться блестящие серебристые буквы, сложившиеся в надпись:

«Тот, кто хочет победить Темного Лорда, должен

умереть, чтобы жить;

убить, чтобы воскресить;

потерять самое дорогое, чтобы найти».

- Но как это возможно? - воскликнул Блейз, который тоже увидел надпись. Драко выжидающе посмотрел на старика.

Но тот молчал, а грустные, но какие-то искрящиеся глаза его говорили без слов: «Я поведал все, что мог». Потом волшебник подошел к скале и стал будто растворяться в огромных камнях. И, кажется, в последний момент обернулся к Драко и прошептал совсем другим голосом:

- Скажешь ему, я тоже.

- Что? - не понял слизеринец, но маг уже бесследно исчез.

Драко еще несколько секунд смотрел на светящиеся буквы, а потом и они растаяли, как тот, кто их написал.

Блейз легонько потянул его за руку.

- Драко, я не знаю, что ты видел, но, наверное, ты понимаешь, что нам делать. Надо спешить, солнце почти в зените...

- Да, - словно стряхнув какие-то мысли, произнес тот, - я не знаю, что делать, но... «умереть, чтобы жить»... Как это можно понять?

- Сосредоточься, - потребовал Забини. - Может быть, правильный ответ придет сам.

Драко послушно закрыл глаза. Но все, что он видел - это как они с Блейзом заходят в черное озеро.

- Блейз, нам нужно войти в эту... воду.

Забини с некоторой опаской посмотрел на жижу, которую только с большой натяжкой можно было назвать водой, но, пересилив отвращение, шагнул в нее. Драко тоже сделал шаг, второй, а потом взял Блейза за руку и уже более уверенно они пошли вперед.

Когда «вода» доставала уже по грудь, Драко внезапно почувствовал, что его ноги обвивают какие-то щупальца. Юношу бросило в жар, и он сильнее сжал руку друга, одновременно пытаясь освободиться, но ничего не удавалось.

Лицо Блейза было белым, как мел. Расширившимися от ужаса глазами он посмотрел на любимого, а потом сделал резкий рывок и обнял его.

- Драко...

Юноши почувствовали, как ЭТО обвивает ноги, опутывает тело, и как они ни старались вырваться, их все глубже утягивало под воду. Волшебные палочки словно потеряли силу: на кончиках даже не появлялись искры, ни одно заклинание не помогало.

- Блейз, - прошептал Драко, прижимая его к себе, - «умереть, чтобы жить», ты готов?

- Да, - ответил тот, еще крепче смыкая объятия, - помни, я всегда любил тебя!..

Короткий поцелуй - и они, едва успев схватить последний глоток воздуха, оказались под водой.

...Переплетающиеся волосы, пальцы, вцепившиеся в плечи, руки, обхватившие талию, мутные пятна глаз - и тяжесть, разрывающая грудь, не дающая дышать... а потом все растворилось в черной тьме.

* * *

Драко очнулся в давящей на глаза темноте, глубоко вдохнул и попытался осмотреться. События недавнего времени быстро восстанавливались у него в голове, и он позвал Блейза.

Ему никто не ответил. Драко осторожно поднялся на ноги. Он все еще не мог понять, каким образом оказался в этом незнакомом месте, и сколько времени прошло, но твердо знал, что надо идти вперед. Малфой нащупал рукой стену и сделал пару осторожных шагов, опасаясь скрытых ловушек.

И вдруг в нескольких шагах от него открылась дверь. В проеме вырисовался силуэт человека, дороже которого для Драко не было на свете.

- Гарри! - воскликнул парень, забыв об осторожности и бросившись к нему.

Тот отступил на несколько шагов.

«Господи, как он здесь оказался? Что мне теперь делать? Как спасти его?» - мысли проносились с лихорадочной скоростью, но сейчас для Драко важнее всего было не дать любимому уйти.

- Подожди! Не уходи! Гарри, я прошу тебя!

Но мальчик только покачал головой, отвернулся и зашагал прочь. Да, после того, что сделал ему Малфой, у него были все основания так поступать. Но Драко необходимо было его остановить, и он, уже не глядя под ноги, бросился за гриффиндорцем.

Казалось, Гарри шел медленно, но Драко все никак не мог его догнать. Один темный коридор сменялся другим, пока наконец мальчик не вышел в небольшую комнату, куда за ним вбежал Малфой.

Тут же его ослепили острые, как лезвия, лучи серебристого света. Щурясь, слизеринец огляделся. Он стоял в совершенно пустой комнате, стены, пол и потолок которой были зеркальными. Десятки собственных отражений смотрели на него со всех сторон со смесью страха и отчаяния на лицах - видимо, именно такое выражение застыло сейчас на его лице. Подсознательно Драко отметил, что Гарри не отражается в зеркалах.

- Что происходит? - воскликнул Малфой, и звук его голоса, звякнув серебром, отразился от стекла и невыносимо больно ударил, кажется, в самое сознание.

Гарри молчал и только грустно смотрел на него, а когда Драко сделал пару шагов и почти дотянулся до его плеча - между ними будто из ниоткуда возникло стекло, такое прозрачное, но настолько прочное, что его было не разрушить и мощнейшим потоком магической энергии, если она и существовала бы здесь. Драко будто попал в худший из своих кошмаров, который все длился и длился... Юноша с ужасом подумал, что, может быть, это непроницаемое стекло было между ним и Гарри всегда, просто он, Малфой, предпочитал не замечать этого...

«Ты просто не хотел обращать внимания эту стену непонимания между нами, - голос Гарри, казалось, лился прямо в душу Малфоя. - Ты предпочитал не видеть то, насколько мы разные. Скажешь, не так? Ты не слышал, что я говорил тебе, и мои слова отбивались будто об такое вот стекло».

«Но я любил тебя, и люблю!» - в глазах Драко застыла отчаянная мольба.

Губы Гарри тронула легкая улыбка.

«Любил? Как падший ангел может любить ангела света? Посмотри на себя!» - голос был настолько громким, что Драко думал, его сердце разорвется.

Он оглянулся по сторонам, вглядываясь в зеркала. Теперь они уже не отражали его, а показывали - вот он с издевательской ухмылкой на губах, вот эти прищуренные глаза, вот надменный взгляд и высокомерная поза.

«Мерлин, я схожу с ума!» - подумал Драко, когда его «отражения» стали хохотать, показывая на него пальцами, выкрикивая злобные насмешки. Вдруг они сорвались с мест, оставив зеркала, как пустые стекла, и перед юношей возник яркий образ Драко Малфоя.

Вот он - истинный слизеринец. Одет с иголочки: такой тяжелой мантии насыщенно-черного цвета, без единой складки, нет ни у кого. Зеленый, идеально завязанный галстук. Гладко зачесанные назад светлые волосы - заметно, что над прической трудились не один час. Приподнятые изогнутые брови, вздернутый нос и слегка искривленные в презрительной гримасе губы, только едва выделяющиеся на бледном, как сметана, лице. И глаза: серые, холодные, безжизненные, под искрой злобы в которых - пустота.

Маска, которую Драко Малфой не снимал пятнадцать лет.

Скользкая, изворотливая, ядовитая змея.

«Вот ты. Чем ты лучше Волдеморта?» - прошелестел голос Гарри где-то внутри, как дуновение ветра.

«Но ты же любил меня!» - стараясь удержать остатки разума, воскликнул Драко.

«Не тебя, - возразил голос, - образ, который я сам себе нарисовал. Но я ошибся...» - голос пропал, растворившись в воздухе, как и его обладатель.

Драко немигающими глазами смотрел на свое «отражение», уже понимая, что это была ловушка, а Гарри - лишь плод его больного воображения. А двойник слизеринца расхохотался, протянул руки и, коснувшись ледяными пальцами, начал будто вытягивать силы. Все вокруг Малфоя закружилось в черном вихре, и последним, что он увидел, были его собственные бесцветные глаза...

* * *

В другом месте, в кромешной темноте пришел в себя еще один человек. Так же, как и Драко Малфой, он двинулся на ощупь, и перед ним раскрылась дверь. Длинный коридор привел его в огромный зал без единого окна, освещенный только черными свечами, парившими у стен.

Юноша вздрогнул, когда в противоположной стене открылась дверь и выпустила человека в черной развевающейся мантии.

- Драко! - закричал Блейз, бросившись ему навстречу.

Но Серебряный Принц смерил его презрительным взглядом, словно пригвоздив к месту. Никогда еще слизеринец не был так дьявольски хорош. Черный бархат мантии оттенял светлые волосы, гладкими прядями спадавшие на лицо, серебристо-стальные зеркала глаз метали молнии, бледные, идеально очерченные капризные губы были изогнуты в чуть заметной усмешке. Его красота была какой-то демонической, слишком совершенной для человека. Это было воплощение порочности и сексуальности.

Блейз зачарованно смотрел, пока Драко медленно подошел к нему и, проведя рукой по подбородку, неожиданно резко толкнул к стене. Потом блондин впился в губы Забини долгим поцелуем, словно подчиняя его себе. Доведя Блейза до грани - бросил, и больно ударил по щеке.

- Я - твой Господин, ты принадлежишь только мне, и с этого дня будешь делать все, что я тебе скажу. Встань на колени, - властно потребовал Драко.

Блейз подчинился, с ужасом осознавая, что это не тот человек, который предлагал ему дружбу, не тот, вместе с которым они пошли бороться с Волдемортом.

- Но... Драко, ты же любил меня... как друга... - проговорил юноша.

- Что? - расхохотался светловолосый демон. - Я? Любил? Тебя? Да ты - ничтожество, вещь, принадлежащая своему хозяину! Когда захочу, тогда и выкину!

- Нет, Драко. Отойди от меня, - твердо сказал Блейз, пытаясь не смотреть на это сексуальное божество.

- О! Ты смеешь мне перечить? - удар, еще один - и Забини снова падает на пол.

Блейз поднял глаза, намереваясь пересилить этот чарующий взгляд, но блондин наклонился к нему, нежно коснулся пальцами щеки, губ, потом поцеловал. Так, что юноша почувствовал, как из головы выветриваются последние остатки здравого смысла.

Затем Малфой снова ударил его наотмашь и, усмехаясь, заявил:

- Ты - всего лишь моя игрушка.

«Это не Драко», - пронеслось в голове Блейза.

«Почему? Ведь ты лучше других знаешь, что Драко Малфой может быть и таким!»

«Но у него есть и другие качества! Он добрый, искренний, нежный... Он готов отдать жизнь ради близких людей! Он смелый, самоотверженный... Он умеет любить, он умеет улыбаться!..»

«Прямо оправдательная речь! А этот так красив!..»

«Зло притягательно. Это вторая половинка души Драко, темная. Но ведь есть еще и светлая - ты знаешь. Убей в нем зло, чтобы освободить его душу! Убей, чтобы воскресить. Или оно поглотит его, раздавит и те искорки добра, что в нем есть. Зло хитро и безжалостно - не поддавайся на его уловки!»

Но как он сможет убить Драко? Пусть это и темная часть его души, но он настолько прекрасен!..

Драко-демон стоял напротив и улыбался, играя откуда-то взявшейся шпагой: то вгоняя острие в пол, то рассекая им воздух в дюйме от глаз Блейза. Забини встал и, сделав шаг к двойнику любимого, произнес:

- Я вызываю тебя на дуэль. Волшебные палочки здесь не действуют, поэтому драться будем на шпагах.

Белокурый совратитель кивнул, и в ту же секунду шпага оказалась в руках второго слизеринца. Соблюдая все правила дуэли, за исключением секундантов, противники отошли друг от друга, а затем начали сходиться.

Малфой сделал выпад, Блейз блокировал его. Снова удар - Забини увернулся и перешел в наступление. Но двойник Драко и не думал отступать. Он использовал приемы один хитрее другого, а сам оставался неуязвим. Шпаги сталкивались в воздухе, отражая выпады, скрещивались над головами дуэлянтов, вышибая стальные искры, проносились в миллиметре от тела, рвали ткань рубашек, чуть задевая кожу, сверкали при свете черных свеч как две серебристые молнии.

И вот - неудачный выпад, и Драко раскрылся, подставляя под шпагу Блейза беззащитную грудь. Забини чуть подался вперед, и острие его шпаги оказалось у Драко в ямочке между ключицами.

...Тонкая шея, сверкающие глаза, приоткрытые губы... Блейз чувствовал, что скорее умрет сам, чем причинит боль ему.

- Ну что же ты медлишь? Или ты все еще хочешь меня?

Разве зло может быть ТАК прекрасно?..

«Не поддавайся на его уловки!»

Медленно, словно с трудом преодолевая каждый дюйм обнаженной кожи, шпага скользила к груди.

- Поцелуй меня, - как выдох, сорвалось с нежно-розовых губ.

Блейз стал нерешительно опускать шпагу, и одновременно потянулся к влажным устам, как вдруг на долю секунды вместо белокурого соблазнителя увидел перед собой змею, которая зачаровывала взглядом, чтобы потом наброситься на свою жертву.

«Убей - и воскресишь».

Блейз еще раз взглянул на зовущие нежные губы, ядовитые, как цианистый калий, и резко вонзил шпагу в сердце блондина.

Тишину разорвал страшный крик, и на глазах у Блейза прекрасные черты дьявола исказились, открывая его настоящее лицо.

- Господи! - только и воскликнул Блейз, глядя, как чудовище вспыхнуло и рассыпалось черным пеплом.

В ту же минуту двери зала отворились и вбежавший Драко кинулся другу на шею. Выронив шпагу, Блейз обнял его так крепко, как только мог и, пытаясь перевести дыхание и скрыть слезы, зашептал на ухо:

- Боже, ты жив!..

- За «Боже» - отдельное спасибо! - рассмеялся Драко, и добавил:

- Я тут уже думал, что сойду с ума раньше, чем положено!

Блейз понимающе взглянул на друга, и не стал рассказывать, что тот умер бы, если бы Забини не убил двойника, который, материализовавшись, вытягивал из Драко все жизненные силы.

Только через несколько минут слизеринцы вспомнили о времени.

- Быстрее, нам пора! - воскликнул Блейз, и потянул Малфоя прочь из зала, стараясь не смотреть на то место, где еще пару минут назад видел истинное обличье дьявола.

* * *

- Я совершенно не знаю, который час, - убивался Драко, когда они бежали по темным тоннелям все вперед и вперед. Не было никакой возможности определить время - ни одного окна, которое пропускало бы солнечный свет. Блейз трижды отругал себя за то, что отказался от часов, которые ему хотели подарить на день рождения.

Слизеринцы даже не задумывались о том, как будут выбираться из подземелья - сейчас главной целью был Лорд Волдеморт.

Очередной коридор вывел их к огромной двери, по обе стороны которой стояли две чаши, судя по цвету и запаху, с вином.

Волшебные палочки по-прежнему не реагировали на приказы хозяев. После нескольких безуспешных попыток открыть дверь Блейз наконец вздохнул:

- Почему-то мне кажется, надо вылить или выпить это вино - не зря же оно тут стоит.

- Это может быть опасно, - возразил Драко, поднимая чашу и рассматривая содержимое.

- У нас нет выбора, - пожал плечами Блейз.

- Да, ты прав, - согласился Малфой. - Знаешь, это напоминает мне одну легенду времен Мерлина... Перед путниками две чаши: в одной вода, в другой - яд. Каждый должен выпить из своей. А кто умрет - определит рок, - Драко поднял глаза на Забини:

- И почему мне кажется, что здесь - то же самое, только в нашем случае это вино?.. - и блондин поднес было свою чашу к губам, как вдруг Блейз остановил его:

- Подожди, Драко, что это? - юноша указывал на что-то позади Малфоя. Слизеринец на мгновение отвернулся, пытаясь рассмотреть, что показывал друг.

Блейзу было достаточно этого мгновения. «Потеряй самое дорогое, чтобы найти». Юноша быстро схватил чашу Драко, вылил содержимое в свою, наполнив ее до краев, и залпом все выпил. Яд, если он и был в какой-то из чаш, весь достался ему. В ту же секунду его ноги подкосились, и Забини упал на пол.

- Что ты наделал?! - воскликнул Драко, падая на колени рядом с ним. - О Мерлин, что же ты...

Блейз слабо улыбнулся. Яд был смертельный, но не мгновенный. У него еще оставалось пару минут.

- Теперь тебе нужно только поднести свою чашу к губам, чтобы завершить ритуал. Ты должен выжить - ты убьешь Волдеморта, не я. А я... любил тебя... Ты не забудешь?

Драко покачал головой, едва сдерживая слезы и крик, рвавшийся из груди. Он знал, что так случится, видел это будущее - и все равно не мог принять.

- Ты всегда предостерегал меня, стараясь защитить, мой ангел-хранитель... Ты всегда был рядом, что бы ни случалось, как бы я ни был виноват перед тобой... а теперь вот умираешь вместо меня. Зачем?..

- «Ангел-хранитель»?.. - прошептал его друг необычайно серьезно, а затем вдруг снова улыбнулся самыми уголками губ. - Ты... всегда был романтиком, Драко... Драко... Я пытался уберечь тебя, но, знаешь... и ангелу неподвластна судьба. Выбор остается за тобой...

- «Потеряй самое дорогое...» Блейз, ты отдал за меня жизнь, что может быть дороже?.. А что нашел взамен?

Забини попытался улыбнуться.

- Нет, Драко... Самое дорогое - не сама жизнь, а то, ради чего ты живешь. Без этого... жизнь теряет смысл, превращаясь в бесполезное существование... понимаешь? - шептал Блейз, приподнимая руку и изо всех сил стараясь дотянуться до лица склонившегося над ним Драко, но уже не мог... Малфой схватил тонкую холодеющую руку своими, словно в тщетной попытке отогреть.

- Я никогда не забуду тебя, я буду любить тебя и помнить... вечно, слышишь? - прошептал Драко, поднося руки Блейза к губам, согревая своим дыханием.

Блейз улыбнулся одними уголками губ - на большее не хватало сил - и едва слышно прошептал:

- Самое дорогое - ты... твоя любовь, расположение, дружба... я умираю... и теряю все это... но нахожу, потому что ты пообещал помнить... всегда... и любить...

Драко наклонился и поцеловал уже холодные губы того, чью душу разглядел слишком поздно.

* * *

...Драко поднес к губам свою пустую чашу и сделал движение, будто пьет - нужно было завершить начатое Блейзом. И он найдет Волдеморта...

Скрипнув, тяжелые двери отворились, и наследник Малфоев шагнул вперед.

- Твоему бесстрашию и безрассудству позавидовал бы любой гриффиндорец! - иронично произнес человек в черном, стоявший в другом конце зала. - Я знал, что ты придешь, - человек обернулся, капюшон упал, и красные, как кровь или вино, глаза встретились взглядом со сталью серых.

Драко, не отвечая, приблизился к Волдеморту.

- Может быть, ты объяснишь мне, зачем пришел? Впрочем, я уже и сам догадался о твоей безумной затее, но так хочется услышать этот бред от тебя, - Лорд ухмыльнулся, - да-да, слово «бред» тут явно не лишнее - ты же у нас теперь сумасшедший!

- Я пришел убить тебя, Волдеморт, - сказал Драко, не обратив внимания на насмешку, и глядя прямо в глаза Темного Лорда.

Тот расхохотался.

- Ну я так и ожидал. Видимо, голову тебе заморочило предсказание относительно вас с Поттером. Но, если ты помнишь, там говорилось, что, разорвав ваши узы, я тем самым погублю кого-то из вас. Ваша связь была мною успешно разорвана, и тебе не удастся убить меня.

- Ошибаешься, - не дрогнувшим голосом произнес Драко. - Наши узы не были разорваны, мы любили друг друга, несмотря ни на что. И сейчас ничего не изменилось...

- Кроме того, что Гарри Поттер наконец мертв, - перебил Волдеморт, бросив эти слова прямо в глаза Малфою, словно заранее зная реакцию. Он ожидал увидеть страх, боль, презрение - но никак ни то, что отразилось на лице слизеринца. Из серых глаз бушующими волнами била сумасшедшая радость.

«Он жив!» - кричали, смеялись глаза Драко.

Волдеморт смотрел прямо на него. И вдруг вздрогнул, и закричал голосом, от которого задрожали стены замка:

- Гарри Поттер жив! Но я снова убью его! - и вихрем сорвался с места.

- Остановись! - гул, подобный шуму начинающегося камнепада перекрылся звонким юношеским голосом.

- Что? - развернулся к нему Волдеморт. - Ты пытаешься остановить меня? Да ты - ничтожество, ничего не значащее без своего отца! Как еще Поттер только взглянул в твою сторону?! Авада Кедавра!

Зеленый луч метнулся к Драко в тот самый момент, когда он, как когда-то Гарри, воскликнул:

- Экспеллиармус!

Красный и зеленый лучи схлестнулись. «Странно, - мелькнуло в голове Драко, это даже красиво. Красный и зеленый, Гриффиндор и Слизерин, Гарри и я...»

Странно было и то, что Малфою было совершенно не трудно отражать заклинание. Наоборот, его тело наполнила необъяснимая легкость, и он даже улыбнулся, вспоминая, как когда-то раньше больше всего на свете боялся гнева Темного Лорда. Слизеринский Принц не знал названия внезапно охватившей его силы, но чувствовал: она идет из его собственного сердца...

Драко увидел, как судорожно Волдеморт сжимает свою палочку, и красные щели глаз наполняются ненавистью, постепенно сменяющейся страхом. Лорд ожидал, что ему удастся убить мальчишку так же просто, как он прежде убивал десятки более сильных волшебников.

Медленно, но верно зеленый луч становился все короче, а красный - наоборот, удлинялся, причем Драко все так же прилагал минимум усилий, легко удерживая заклятие.

Волдеморт злобно закричал:

- Но ты не сможешь убить меня! Не ты сильнейший из вас двоих!

- И снова ошибаешься! - усмехнулся Драко. - Да, я тоже долго сомневался в этом, но теперь я знаю свое предназначение. Гарри слишком гриффиндорец, чтоб убить тебя. Он смелый, мужественный, но чересчур благородный, чего не скажешь обо мне, - снова ухмыльнулся слизеринец. - Мой отец, Пожиратель смерти, воспитал меня в других традициях, и моя совесть не будет возражать, когда я убью тебя. Ты все еще сомневаешься, что я - сильнейший? - спросил Драко, когда красный луч почти до конца приблизился к палочке темного мага.

- Но это не спасет тебя, ты все равно навсегда сойдешь с ума! Камелия дала тебе яд!

- Пускай! - даже не моргнул глазом Малфой. - В моей жизни благодаря Гарри было много чудесных моментов, и мне не жаль расставаться с ней, потому что так я спасу любимого. И умру отмщенным!

Драко заставил себя сконцентрироваться. За последние несколько дней он потерял и нашел слишком много; и сердце, и рассудок уже с трудом выдерживали. Боль захлестывала Драко, когда перед глазами снова и снова вспыхивал образ Блейза, умирающего у него на руках...

Но он должен был собраться, не позволить отчаянию заполнить себя. Это походило на сопротивление дементорам, только сейчас вместо ужасных существ, выпивающих радость, противостоять нужно было самому себе.

Глубоко вздохнув, Драко представил себе самое лучшее, что унего когда-либо было: Гарри, который его обнимает; Гарри, лежащий на их постели; Гарри, любящий его...

...Шелковистая кремовая кожа, такая нежная на шее и груди, теплые руки, алые губы, зовущие к поцелую, черные, как смоль, волосы, растрепанными кудрями выделяющиеся на белоснежной подушке, и эти глаза...

...невероятные, чарующие, завораживающие... такой цвет невозможно найти в природе... Вот темные ресницы медленно приподнимаются, и Драко уже не понимает, где его мечты, а где реальность - он словно опять тонет в бездонном омуте ярко-зеленых глаз...

В то самое мгновение, когда в памяти Драко мелькнул воспоминанием ярко-зеленый всплеск, палочка Волдеморта, не выдержав давления магии Малфоя, внезапно вырвалась и нацелилась на своего бывшего хозяина.

Мгновение - и вспышка, такого же цвета, как глаза Гарри, осветила мрачный зал. Волшебная палочка Темного Лорда обратила его заклинание против него самого.

* * *

Когда связь заклятий разорвалась, Драко упал на пол и машинально поднес руку к голове: она кружилась, и тело поверженного Волдеморта двоилось в глазах.

«Ну вот и все», - вздохнул слизеринец, убедившись, что Темный маг столетия наконец мертв.

Что-то еще нужно было сделать... Драко забыл, что: мысли смешивались и с сумасшедшей скоростью сменяли друг друга. Взгляд Малфоя упал на огромные стенные часы, показывавшие шесть вечера.

Драко вспомнил, и тихо застонал. Фадж, дементоры, «Поцелуй»... Юноша закрыл лицо руками и зарыдал. Всю свою жизнь он хотел быть сильным, тщательно скрывая свои слабости под фальшивыми улыбками и едкими фразами. Боль, переполнявшая его, не находила выхода и подтачивала душу день за днем, отступая только тогда, когда рядом был Гарри. А сейчас она выплеснулась наружу, сотрясая хрупкое тело в приступе истерики - Драко просто не выдерживал больше.

«Слизеринцу плакать не положено...»

Да, не положено. Но теперь не от чего и не от кого было скрываться, ничего больше не имело значения.

Он, победитель Волдеморта, вдруг почувствовал себя абсолютно беспомощным перед лицом грозящей смерти. Он сделал все, что мог, что должен был; у него было, что вспомнить перед казнью, но как же он не хотел умирать!.. Жизнь, казалось, едва только начавшись, должна была оборваться. И как!.. Дементоры выпьют его душу, и он станет ни живым, ни мертвым - будет существовать как растение, не слыша, не видя, не чувствуя... И хоть бы Поттеру хватило гордости не искать его, иначе этот гриффиндорец, у которого в жилах вместо крови течет пламенно-красное благородство, решит остаться с ним. Из жалости. О нет, не жалости хотел Малфой!.. Как он мечтал умереть если не от старости, то хотя бы на поле боя - не так уж важно было когда-то, на чьей стороне. А теперь он твердо выбрал сторону, и должен был погибнуть, как преступник, от рук своих союзников. За что?.. О Мерлин... он не знал ответа.

Рыдания эхом разносились по залу, и будто впитывались в равнодушные каменные стены. Сколько слез уже видели эти камни, эти черные свечи и маг, который сейчас лежал на полу темным пятном?.. Но даже они никогда не знали такой бездны отчаяния, которое исходило от тоненькой фигурки, сжавшейся в комочек посередине зала.

Драко мог не идти. Его все равно убило бы невыполнение Непреложного Обета, и Фадж остался бы доволен. Но для юноши не были пустым звуком слова «честь Малфоя», и он заставил себя встать, вытереть слезы и поднять тела Волдеморта и Блейза Забини.

Чары подземелий рухнули вместе со смертью их владельца, теперь отсюда можно было аппарировать.

У Драко оставалось еще шесть часов.

Третье мгновение. Последний глоток (4)

Малфой приземлился на опушку Запретного леса и, оглянувшись, невольно улыбнулся - здесь, кажется, все начиналось, и здесь же он стоит теперь, с телом того, кто клялся погубить его любимого.

Хотя нет... Началось все намного раньше. Даже не в Хогсмиде, когда Драко впервые почувствовал необъяснимую дрожь в пальцах, прикоснувшись к израненному Гарри; и даже не тогда, когда он сидел, обняв колени, в окне Астрономической башни, и думал, почему его так неудержимо и странно тянет к Поттеру. Это началось в маленьком магазинчике мадам Малкин, когда он впервые увидел и взлохмаченные черные кудри, и разбитые очки, и немного сумасшедшие зеленые глаза...

- Экспекто Патронум! - выкрикнул Драко, и маленькая серебристая змейка - почти как живая, разве что не шуршащая опавшей листвой, выскользнувшая из его волшебной палочки, заскользила в сторону Хогвартса.

Через пару минут рядом со слизеринцем раздался легкий хлопок, и Дамблдор бросился к нему.

- Мальчик мой! - воскликнул старый волшебник, прижимая к своей груди светловолосую голову. - Как тебе это удалось?

Буквально в двух предложениях юноша рассказал обо всем директору, потому что понимал, Дамблдор имеет право знать; но при этом Драко очень спешил.

- Тебе помог незнакомец, - задумчиво произнес директор. - Кто бы это мог быть?.. Знаешь, Драко, в трудную минуту мне всегда приходили на помощь светлые воспоминания об одном человеке... Может, и у тебя было что-то подобное?.. Того человека я любил, но до сих пор не знаю, взаимно ли...

Драко хлопнул себя по лбу и вдруг улыбнулся: как же ему раньше это не пришло в голову?

- Я вспомнил, профессор, - и, загадочно подмигнув, слизеринец сказал:

- Он просил передать и вам только одно: «Я тоже».

- Это был... Геллерт? - прошептал Дамблдор. Драко кивнул и сказал:

- Простите, но теперь мне нужен портключ и шесть часов абсолютного покоя.

Дамблдор склонил голову, то ли соглашаясь, то ли пытаясь спрятать что-то в глазах, чтоб ученик этого не увидел.

Дамблдор снял с шеи цепочку с портключом, и передал Драко. Потом крепко обнял юношу, прижал к себе и тихо шепнул:

- Твоя жизнь недолгая, но самая яркая из всех, что я видел. Как у Гарри.

Драко поднял на него странно блестевшие глаза.

- Я должен оставить его... Почему?

Дамблдор ласково погладил его по шелковистым светлым волосам, и сказал:

- Не бойся, ты его не бросаешь. Ты за полгода дал ему больше, чем я - за шесть лет. Именно ты, а не кто-то другой подарил ему веру в счастье, научил любить жизнь в любых ее проявлениях.

- Но я не дал ему ни этого счастья, ни жизни - такой, какой он хотел, какой заслуживает.

Дамблдор улыбнулся грустной и вместе с тем светлой улыбкой.

- Когда человек уходит, что-то остается после него. И я думаю, это - не достижения, не особые заслуги. Это - неизгладимый след в душах людей. И ты оставил его у всех... и у Гарри, - мягко закончил он, и в ту же секунду Драко сжал в руке портключ.

* * *

Ключ перебросил его именно туда, куда он хотел - в кабинет прорицания. Драко почему-то точно знал: Гарри здесь.

Гриффиндорец ушел из общей гостиной, но и в спальне друзья не оставляли его одного, пытаясь помочь. Но как можно помочь человеку, который слушает каждого, неотрывно глядя в глаза, но уже не слышит и не видит никого?.. И в конце концов он ушел в кабинет прорицания - может быть, потому что прошлый раз, когда, казалось, все было потеряно, Малфой нашел его здесь и вернул все обратно. Сюда мальчика привела тщетная надежда, что снова произойдет чудо. Он чувствовал, что происходит за многие мили от замка: такой крепкой была связь, соединявшая его с Волдемортом... или с Драко. Гарри не мог не ощутить, как погиб величайший маг столетия - этот выброс мощнейшей энергии... Гриффиндорцу не нужно было говорить, где сейчас его любимый - сердце безошибочно указывало, в какой он опасности. Теперь для Гарри существовал лишь один вопрос: вернется ли Драко. Смысл жизни заключался в невероятно сильном желании просто увидеть, забыть обо всем хотя бы на несколько часов, просто любить...

...Черноволосый мальчик сидел на парте спиной к двери и, не отрываясь, смотрел в окно. Он даже не вздрогнул, когда Малфой открыл дверь и неслышно вошел.

- Гарри... - тихо прошептал Драко, стараясь сдержать непрошенные слезы и сумасшедший стук сердца, которое уже скоро навсегда перестанет биться так быстро.

Темные волосы взметнулись, и Гарри обернулся. Несколько секунд он просто смотрел на Драко, стоявшего неподвижно, и то, что плескалось через край в огромных зеленых глазах, невозможно было описать никакими словами. А потом мальчик сорвался с места, птицей метнулся к Малфою и, упав к его ногам, обнял его колени, тихо шепча:

- Ты вернулся!..

В этом голосе не было ни упрека, ни злости - он был таким, будто на его обладателя обрушилось все счастье мира после нескольких веков невыносимой муки... Как вздрагивали тонкие плечи, как крепко и нежно обнимали теплые руки!..

- Боже... - простонал Драко, пытаясь поднять любимого, но тот еще сильнее прижался к нему и горячо зашептал:

- Драко, не отталкивай меня!.. Прошу, разреши мне просто быть с тобой, просто произносить твое имя... Пожалуйста, я умоляю тебя!.. Драко, я люблю тебя!..

- Господи, Гарри, встань, - Драко хотел разжать руки гриффиндорца, но потерял дар речи, когда Гарри, закатив его брюки, стал целовать ноги...

- Делай со мной, что хочешь, только не уходи, прошу тебя!.. - шептал Гарри между поцелуями, и по его щекам катились слезы. Не было больше понятия «гриффиндорская гордость»; впервые в жизни для Гарри ничего не имело значения, кроме одного человека - Драко. Существовали только его желания, его радости, его счастье. И Гарри отдал бы жизнь, не задумываясь, чтобы не дать упасть ни одной его слезинке.

Сердце Малфоя разрывалось от любви. Осторожно освободившись от рук Поттера, он опустился на пол и, обхватив черноволосую голову ладонями, притянул к себе. Драко смотрел, не мигая, в глубокие, влажные от слез темно-зеленые озера, видел каждую черточку, каждую ресничку, каждый неповторимый оттенок этих невозможно прекрасных глаз.

«И это сокровище принадлежит только мне, - не веря до конца, думал он. - Мою душу не получат дементоры. Я отдам все ее тепло тебе...

Если бы ты знал, как я люблю тебя! Но я никогда не смогу это передать, понимаешь?..»

Огромные восхитительные глаза не отрывались от его собственных.

«Понимаешь,- улыбнулся Драко своим мыслям. - И как у тебя хватает сил прощать?.. В тебе нет ненависти, только любовь. Ты достоин другой судьбы, я не смог бы дать тебе все то, чего ты заслуживаешь. Но сегодня я буду с тобой».

Драко погладил черные волосы и мягко поцеловал любимого в губы. Уже не было вопросов: «Интересно, как я это умудрился ТАК влюбиться в Поттера?» Теперь юноша твердо знал: все предопределено заранее, и каждый шаг человека имеет огромное значение. Гарри не просто стал его любовником - он открыл Драко новый мир, о существовании которого слизеринец и не подозревал. Это был мир, где есть место искренности, верной дружбе, мужеству, благородству, самопожертвованию и любви. Все, что случилось - должно было произойти, и ход событий неподвластен даже самому могущественному волшебнику.

Но на самом дне сердца Драко еще теплилась надежда, что судьбу можно изменить. Хотя бы совсем чуть-чуть!.. Но он слишком хорошо знал, что даже в их магическом мире не бывает таких чудес.

У него еще есть пять часов.

Драко сейчас отдал бы все за возможность вернуться хоть на час назад - это означало бы, что он будет рядом Гарри на целых шестьдесят минут больше. Но все Маховики времени были разбиты учениками и Пожирателями смерти в Министерстве магии год назад.

Слизеринец знал замечательное место и хотел показать его Гарри. Крепко обняв мальчика и попросив: «Закрой глаза», Драко снова активировал портключ.

Через пару секунд Гарри услышал шум воды и тихий веселый голос Малфоя:

- Можешь открывать.

- Мерлин!.. Это что, рай? - расширившиеся от удивления зеленые глаза обежали этот островок счастья.

Вокруг, сколько охватывал взгляд, все утопало в зелени листвы. На деревьях с причудливо изогнутыми ветвями расцветали, переплетаясь стеблями, разноцветные, как крылья бабочек, цветы, распространяя тонкий, свежий, волнующий аромат. Под ногами, казалось, стелился шелк - трава просто не могла быть такой мягкой, обволакивающей ноги теплом. Ужасно захотелось разуться, что Гарри неосознанно и сделал, а Малфой с улыбкой последовал за ним. Тишину не нарушало ничего, кроме отдаленного шума воды и едва ощутимого, но глубокого дыхания Драко.

В двух шагах от любовников разлилось небольшое озеро с такой прозрачной водой, что, будь оно и десяти метров в глубину - можно было бы увидеть песчаное дно. Прямо посреди озера возвышались ярко-серебряные скалы, из-за которых и доносился необычный шум.

А над головой куполом раскинулся еще светлый небосвод в розовато-золотистых лучах заходящего солнца.

Гарри не сдержал восторженный возглас, и, все еще не до конца веря в происходящее, прошептал:

- Где мы, Драко?

Слизеринец улыбнулся.

- Я нашел это место в детстве, когда учился пользоваться портключами, и меня случайно, благодаря воображению, занесло сюда. Видишь ли, я захотел увидеть самое прекрасное место в мире, - Драко замолчал на мгновение, понимая, что теперь для него самое прекрасное место - там, где рядом с ним находится Гарри. Затем, отогнав грустные мысли прочь, Малфой продолжал:

- Сколько себя помню, я всегда мечтал показать это одному-единственному человеку, которого буду любить безгранично. Так что - поздравляю, Поттер, - ты теперь в качестве того самого антикварного человека! - с пафосом произнес Драко и, хохоча, забежал в озеро, подняв целый фонтан брызг, заляпав Гарри с головы до ног. Мокрая одежда местами прилипла к телу гриффиндорца, и Драко замер на несколько секунд, любуясь тем, как прозрачная капля падает с красиво очерченного подбородка Поттера, медленно скользит по его шее и, пробежав в ямочке между ключицами, исчезает под рубашкой. Малфою сразу же невыносимо захотелось, чтобы тот же путь проделали его собственные губы.

- Иди сюда, - позвал он Гарри враз охрипшим голосом и протянул руку.

Гарри лукаво и соблазнительно улыбнулся, взялся за предложенную руку и зашел в воду, которая оказалась на удивление теплой, даже для весны, которая, видимо, царила в этом уголке. Драко тут же притянул мальчика к себе и, обхватив за талию, начал целовать.

Глаза Гарри стали затуманиваться, взгляд расфокусировался, а губы приоткрылись и сделались ярко-красными. Драко уже хорошо знал, что это означает. Он улыбнулся и, стараясь сохранить спокойствие, снял с Поттера очки и левитировал их на берег. Но как, к дьяволу, можно держать себя в руках, когда на тебя вот так смотрят эти невозможные глаза?.. Когда, куда бы ни упал твой собственный взгляд: на теплые, блестящие от воды и поцелуев, губы; на тонкую, нежную шею, кожа которой - ты знаешь - такая сладкая на вкус, что хочется на несколько часов превратиться в вампира, чтобы засасывать ее; на гибкое сильное тело, обтянутое намокшей от воды одеждой - ты теряешь голову. На несколько часов твой разум отключается: ты гладишь, целуешь, ласкаешь - и не можешь насытиться...

- Нет, Гарри, подожди чуть-чуть, - Драко сделал глубокий вдох и, обняв гриффиндорца, стал уводить дальше в озеро. Вода достала им до подбородков, а они не могли разомкнуть объятий, чтобы поплыть.

- Любимый, - улыбаясь, проговорил Драко, - нам нужно доплыть вон до той скалы, но когда ты так смотришь на меня, я не могу отпустить тебя...

Гарри улыбнулся в ответ.

- Так не отпускай, - и еще ближе прижался к Малфою.

- Нет, так дело не пойдет, - покачал головой Драко, - становись сзади и обними меня за плечи.

Гарри послушно исполнил это, стараясь не замечать, к каким идеальным выпуклостям прижимаются его бедра.

Драко возвел глаза к небу, почувствовав возбуждение любовника и, переведя дух, оттолкнулся от песчаного дна и поплыл.

Гарри весело болтал ногами, и таким способом они обогнули скалу, и глазам гриффиндорца предстал источник шума - небольшой водопад. Лазурно-серебристые струи падали вниз всего с высоты четырех футов, но это было безумно красиво.

Драко подплыл к водопаду так близко, что брызги воды долетали до них и застывали на лицах и волосах. Блондин повернул голову и улыбнулся: большая капля висела у Гарри на носу, а волосы были словно усеяны блестящими жемчужинками.

- Ты прекрасен! - прошептал Малфой, целуя Гарри в нос. Потом добавил:

- А сейчас нам предстоит душ, - и, набрав побольше воздуха в легкие, Драко нырнул прямо в водопад.

Вода будто расступилась, пропуская их - через секунду оба, мокрые и смеющиеся, оказались с другой стороны, в небольшой нише в скале. Под ногами была земля, но уже не трава, а какой-то очень яркий ковер. Наклонившись, Гарри понял, что это цветы.

Как будто умелый садовод сделал это чудо. Пол был устелен ярко-красными цветами, цвета страсти и гриффиндорской отваги. Красные цветы языками пламени поднимались вверх по стенам, сменяясь на оранжевые, розовые, сиреневые и, наконец, вверху, под сводом ниши, становились нежно-голубыми, как чистое весеннее небо. Гарри подумалось, каким образом здесь, в темноте, почти без доступа солнца, могли выжить такие растения, но довольная улыбка Драко дала ответ на незаданный вопрос.

Это было чудное место. Сквозь тонкие струи воды просвечивал зеленый берег, бирюзовая гладь озера и оранжево-красный закат солнца. Его лучи все же немного пробирались и сюда, освещая нишу призрачным, таинственным светом. Лучи играли в черных волосах Гарри и переплетались с платиновыми прядями Драко.

Зачарованно глядя на любимого, гриффиндорец подошел к нему и, бережно обхватив ладонями бледные щеки, поцеловал в губы.

- Спасибо тебе, милый мой, хороший... - повторял он, продолжая целовать глаза, брови, щеки, нос, подбородок, - чудо мое... Как же я люблю тебя!

Драко обнимал Гарри и очень нежно, медленно отвечал на поцелуи. Сегодня он не будет спешить, он позволит Гарри делать все, что тот только пожелает.

- Ты такой... если бы ты только знал... - Гарри ласково перебирал мягкие пряди светлых волос, сдувая с них капельки воды, а она продолжала струиться вниз, заставляя рубашку и брюки прилипать к телу, обтягивая все до мельчайших подробностей. Гарри медленно, одну за другой, расстегнул пуговицы и стянул рубашку Драко с прохладных плеч. Вслед за ней отправились и брюки с бельем. Мальчик заворожено смотрел на молочно-белую кожу блондина, словно впервые видел его обнаженным. «Ты так прекрасен, так непохож на меня!». Пальцы Гарри, словно жившие собственной жизнью, стали трепетно гладить и ласкать нежное тело Драко, скользя от мраморно-бледных плеч по груди, к животу. Гриффиндорец взял руки Малфоя в свои, поцеловал тонкие ладони, провел губами по запястьям, повторил языком рисунок каждой венки на предплечье. Сердце львенка билось в два раза быстрее от мысли, что только он может так вот целовать Серебряного Принца, и не просто целовать - обладать этим идеалом надменности и красоты, заставлять хладнокровного слизеринца дрожать и стонать под его ласками...

- Ты - совершенство... - прошептал Гарри, склоняя голову и припадая поцелуем к груди Малфоя. Драко, глубоко вдохнув, чтоб успокоиться, воспользовавшись моментом, раздел Гарри, но теперь едва держался на ногах под его жаркими поцелуями.

- Может... нам стоит лечь?.. - задыхаясь, прошептал блондин.

- Нетерпеливый. Подожди чуть-чуть, - улыбнулся Гарри, увлекая его к водопаду.

...Драко как будто не замечал раньше плоского камня, лежавшего почти как раз под водопадом, так, что на половину его лилась вода, а другая половина была сухой, если не считать тоненьких струек, сбегавших то тут, то там. Камень был идеально ровным и... теплым. Драко подозревал, что здесь не обошлось без помощи магии, но сказать ничего не успел - через пару секунд он уже лежал на камне, а Поттер, сидя сверху, осыпал его поцелуями.

...Гарри терял голову. Капельки воды, скользящие по телу Малфоя, сводили его с ума. Мальчик пробегал губами следом за одной, но вот уже другая оставляла мокрую дорожку. Гарри слизывал капли с потемневших ресниц, с уже порозовевших щек; его язычок исследовал каждый изгиб тела Драко, заставляя блондина стонать.

- Ангел... - шептал Гарри, вычерчивая языком линии вдоль ребер Малфоя, и время от времени касаясь сосков. - Любовь моя, счастье мое, мой Дракон...

...Снова бесконечные, текучие поцелуи, с каждым последующим - все более страстные и жгучие; безумные жаркие ласки, от которых исчезает ощущение реальности; обволакивающее, как солнечные лучи, тепло, исходящее от любимого, сильного тела... Драко растворялся в ощущениях, уже не понимая, что происходит вокруг, потому что в мире нет никого - только он и Гарри.

Гриффиндорец наклонялся все ниже, зарываясь руками в белые волосы, наматывая их на пальцы, и оттягивая голову любовника назад, чтобы еще больше открыть шею. Прикасался губами к каждому бугорку мышц на груди и животе слизеринца: сначала мягко, а потом, не в силах сдержаться - прикусывая зубами тонкую кожу. На шее и груди Драко уже не осталось живого места, а мальчику все было мало: он оставлял засосы, укусы - и тут же зализывал их, не давая проступить крови. Драко теперь стонал почти безостановочно, а Гарри смотрел на запрокинутую голову, и опускался все ниже, время от времени прерываясь и целуя слизеринца в губы. Малфой страстно отвечал на поцелуи, оставляя, однако, Поттеру право доминировать. Сегодня все должно было происходить только так, как хотел Гарри. Он мог самостоятельно подарить Драко минуты неописуемого блаженства, каждую из которых слизеринец ловил, как дар небес, потому что ему оставалось так недолго наслаждаться близостью своего черноволосого возлюбленного... А Гарри и не подозревал, что это их последний день.

...Алые припухшие губы прошлись по животу Малфоя, по внутренней стороне бедер, и Драко вскрикнул, когда влажный игривый язычок лизнул напряженное колечко мышц. Это восхитительно, так сладко, что невозможно лежать спокойно, и блондин судорожно дернулся навстречу ласкающим губам. Его любовник только улыбнулся, хотя сам уже едва сдерживался. Но Гарри, конечно, не мог понять, что все его ласки дарят наслаждение, смешанное с самой жгучей болью на свете...

Расфокусированные глаза малахитового цвета мелькнули перед самым лицом Драко, а секунду спустя мокрый от воды Гаррин пальчик оказался у блондина внутри. Гриффиндорец сам не смог подавить стон, увидев, как изменилось выражение лица Малфоя, как он часто-часто задышал, хватая ртом воздух, которого все равно было слишком мало, чтобы наполнить легкие в разгоряченном теле. Поттер склонился над любимым, прильнул к губам в долгом поцелуе, забирая остатки живительного воздуха, и в эту же минуту осторожно добавил второй палец, затем - третий. Его ангел всего лишь несколько раз был в такой роли, поэтому могло быть больно.

- Быстрее... нежный мой... сладкий... быстрее... - Драко уже не в состоянии был выдерживать это, и Гарри, осторожно вытянув пальцы и прошептав нужное заклятие, вошел в него.

Малфой вскрикнул, из его глаз брызнули слезы, и Поттер, пытаясь сдержать слишком быстрый темп, зашептал:

- Тебе больно?.. Прости, любимый...

- Нет... - прошептал Драко. - Продолжай, быстрее... не останавливайся, Гарри... милый...

Боль сменилась наслаждением, и к этому примешивалось чувство удовлетворения и почти счастья от того, что Драко видел, какое удовольствие доставляет Гарри.

- Чудо мое... ты такой красивый... - шептал мальчик, заставляя Малфоя стонать уже от блаженства, теплыми волнами накрывающего их обоих... Вскрик - и финальные слова утонули, растворились в поцелуе...

Драко в изнеможении откинулся назад на камень. Глаза закрывались, но стоило только, повернув голову, увидеть лежащего рядом возлюбленного - сон как рукой сняло.

Гарри тоже, не отрываясь, смотрел на любимого. Сейчас Драко как никогда был похож на ангела: уже высохшие растрепавшиеся волосы, светлые блистающие глаза, бледное лицо, совершенное тело - какая-то неземная, слишком завершенная, идеальная красота. Гарри в который раз задал себе вопрос: как он мог понравиться этому божеству?..

Драко повернул голову и тихо сказал:

- Как ты мог полюбить меня?

Провел по щеке своего львенка самыми кончиками пальцев, словно боясь прикасаться, испортить, запятнать красоту или сделать больно...

Гарри перехватил его руку и поднес к губам, провел ими по каждому пальчику и жарко зашептал:

- Люби меня, Драко... Я не могу без тебя... Я умираю каждую секунду, когда тебя нет рядом... Прошу тебя, не оставляй меня никогда!.. - руки запутались в платиновых волосах, и Гарри притянул Малфоя к себе.

«Ты так прекрасен, тебе не нужны дополнения. Ты идеален. А я без тебя только существую, не чувствуя вкуса жизни. Я не могу без тебя дышать, потому что ты - мой воздух... Я хочу тонуть в тебе без остатка, растворяться, как в необъятном небе...»

«Я хочу всегда быть с тобой... Без тебя я замерзаю, живу только когда ты рядом, потому что ты - моя жизнь... Я умру, но если ты жив - я счастлив. Что же ты сделал со мной? Но я не жалею. Я только хочу любить тебя - до беспамятства, до шага в неизвестность, до последнего мгновения...»

«У меня нет никаких прав на тебя... Ты слишком хорош для меня, я не заслужил такого... Меня нет без тебя...»

«Я без тебя - никто. Ты сделал бы счастливым любого, а я меньше всего этого заслуживаю... Ты - мое сокровище, таких, как ты - больше нет. Я мог бы дать тебе больше, но бездарно потратил пять лет жизни, что мы могли быть вместе, а теперь вот - не успеваю... Я ни о чем не жалею, только хочу, чтобы кто-то другой, кто будет лучше меня, сделал тебя счастливым. Я уйду, а ты будешь и дальше дарить людям свет...»

«Я так люблю тебя, а ты даже не догадываешься, насколько. Иногда я не понимаю, как могу хоть немного нравиться тебе?..»

«Я знаю, знаю, что ты любишь меня, но никогда не сумею выразить, как сильно я тебя люблю!..»

- Гарри... - словно в который раз пробуя на вкус это имя, прошептал Драко. Закрыл глаза и зарылся лицом в мягкие темные волосы, будто пытаясь запомнить их душистый запах, вздохнуть - и не выдыхать...

- Драко... - промолвил Гарри, притягивая его еще ближе к себе и едва касаясь губами открывшейся для него шеи.

«Драко... Люблю тебя, как жизнь!..»

«Гарри... Люблю тебя больше жизни!..»

...Еще три часа, которые он может провести с любимым... Последний раз.

* * *

...Нежные пальчики рук, которые можно целовать и гладить до бесконечности... Главное - не сжимать запястье, чтобы рука не напрягалась, а немного безвольно, расслабленно лежала в твоих собственных руках. Провести языком по подушечке каждого пальчика, притронуться к тонкой и такой нежной коже между ними, лизнуть гладкий светлый ноготок... На мгновение оторваться и поцеловать доверчиво раскрытую, беззащитную ладошку, проследить каждую линию на ней - вот, кажется, линия жизни, - не поверить тому, что его жизнь такая короткая, забыть обо всех идиотских приметах... обхватить губами безымянный пальчик и втянуть его в рот, замереть на несколько секунд, а потом легонько вытолкнуть языком. Снова всосать, почти до конца, и слушать тихие стоны любимого...

Драко скользит губами по ладони, предплечью Гарри, и застывает на мгновение, дойдя до чувствительного места на сгибе локтя. Прорисовать языком каждую венку, повторить этот восхитительный узор, и - слушать, слушать... Как же это нравится любимому!.. Темно-шоколадные пряди волос прилипли к вискам, тело такое влажное и горячее, словно согревающее Гарри изнутри пламя рвется наружу... Малфой смотрит на своего мальчика, не в силах оторвать взгляда от пленительных ярко-вишневых губ, с которых срываются тихие вздохи. Какой же он обольстительный, Гарри сам и не подозревает об этом. «Боже, Поттер, КАК я мог не видеть этого раньше?!». Глубокие вдохи-выдохи приподнимают грудную клетку, и гриффиндорец вздрагивает и закрывает глаза всякий раз, как Драко дотрагивается до него. Ласковые прикосновения губ: одно, другое - и вот уже Гарри тихонько застонал, откидывая голову назад. Кремовая, отливающая перламутром кожа на шее так манит, Драко хотел бы целовать и ласкать его всего - не хватает рук и губ...

Губы пробегают выше, останавливаются на плече, язык изучает его округлость, дразнящими прикосновениями проскальзывает по ключицам, но не спускается к груди, а плавно переходит на другую руку...

- Драко... - как выдох.

Блондин поднимает голову, но не отрывается от зажатого между его рукой и губами запястья Гарри. Коварно улыбается, а потом вдруг неожиданно целует напряженные мышцы пресса Поттера. Гарри вздрагивает, как от ожога.

- Боже... как горячо...

«О Господи... где ты так научился?..»

Им не нужны слова. Они будто чувствуют мысли друг друга.

«Ты удивляешься?.. Ты же сам научил меня... Разве можно по-другому, когда держишь в объятиях тебя?..»

Несколько неторопливых поцелуев в живот - и Гарри начинает задыхаться...

- Драко... Дра-а-ко...

Как приятно произносить это имя снова и снова, пытаясь вложить в него всю существующую на земле теплоту, всю свою любовь... «Кому только в голову пришло такое нежное сочетание звуков?..» - «Только в твоих устах мое имя звучит так красиво!..»

Дыхание Гарри становится рваным, теплые, мягкие, как после сна, щечки загораются нежным румянцем, когда Малфой тихо рассказывает мальчику на ушко, как он, Драко, хочет его. Слизеринец не перестает удивляться тому, как смущается Поттер от этих откровенных признаний: так, будто для него каждый раз - как первый. И это не наигранно, это - по-настоящему... Гарри все еще невинен в душе, а Малфой чувствует себя опытным искусителем, нашептывая такие слова, от которых гриффиндорец заливается краской, немыслимо возбуждается и едва слышно шепчет:

- Аах, что ты делаешь со мной?.. Когда ты говоришь так, я хочу отдаваться тебе... быть для тебя кем угодно... твоей шлюхой - хочешь?.. Боже, что ты со мной творишь, Дра-а-ко...

- Хочу... Я всегда хочу тебя, Гар-ри... Ты только мой...

«Сегодня - только мой...».

Язык Драко вырисовывает по телу мальчика немыслимые узоры, выписывает одну за другой буквы обожаемого имени... Блондин внезапно отрывается от выемки пупка Гарри и захватывает его губы, одновременно запутывая левую руку в смоляных волосах, а правой лаская грудь гриффиндорца. Гаррины губы, подвластные воле одного лишь Драко, раскрываются навстречу, впуская его, как распускается полевой цветок с бархатистыми лепестками... цветок, который не сорвали, а бережно хранили и лелеяли. Поцелуй - нежный, затягивающий, на который способны только два действительно любящих сердца. Любовь - глубокая, как тысяча океанов, возвышенная, как седьмое небо, чистая, как родниковая вода...

«Скажи... что любишь... меня... Нет, можешь не говорить... я знаю...»

- Я люблю тебя, Гарри, солнышко, радость моя... - в перерывах между поцелуями. - Родной мой, хороший мой, нежный, ты знаешь это... Ты - моя жизнь, Гарри...

«...и ты - моя смерть... Персональная, ядовитая, мучительная... Я боюсь не дементоров, я боюсь пустоты, которая наступит, в которой уже не будет тебя, любимый... любимый...»

- Драко, что с тобой? - Гарри из-под ресниц смотрит в любимые глаза, наполненные слезами, и сжимает теплыми руками прохладное лицо блондина. Драко улыбается, а слезы капают и капают...

- Это не слезы, это только брызги водопада... Я так люблю тебя!.. Je ne veux pas mourir (Не хочу умирать!..) - последние слова запутываются в волосах Гарри.

- Что?.. - переспрашивает мальчик.

- Нет, ничего... - Драко прячет глаза, потому что не может еще раз обмануть его, глядя в эти изумрудные, глубокие омуты, и тихо шепчет на ушко:

- Маленький мой, я не сказал ничего нового... я просто сказал, что очень люблю тебя...

Губы касаются мочки, обхватывают ее, и Гарри забывает обо всем на свете...

* * *

...Быстро темнеет, становится все прохладнее, с неба равнодушно взирают острые, колючие звезды.

А внизу, на земле, два сердца бьются в одном ритме, словно для того, чтобы, если остановиться - то только вместе...

Белокурый юноша на мгновение поднимает голову и смотрит в ночное небо. Ему так хочется верить, что души людей не канут в Лету, а поселяются на этих, кажущихся такими далекими, мерцающих звездах. Тогда он мог бы хоть издали видеть своего любимого...

Зеленые глаза смотрят с обожанием, тихий голос спрашивает:

- О чем ты думаешь?..

Нельзя прочитать выражение серых глаз - они только безумно ярко блестят в темноте.

- О Тебе. Я всегда думал только о Тебе. Даже если я ставил другие цели, смыслом моей жизни всегда был Ты.

Губы черноволосого мальчика прикасаются ко лбу, вискам, глазам блондина, и неожиданно ловят выкатившуюся из-под ресниц блестящую, будто алмазную, только расплавленную, каплю.

- Любимый, что с тобой? Почему ты плачешь?..

Снова улыбка, грустная и нежная, как у ангела.

- Помнишь, я говорил когда-то: «Потому что люблю тебя!» Мой ответ не изменился, - тонкие пальцы Драко скользят по лицу Гарри, а улыбка становится еще более печальной. - Это так просто... и так невозможно... - и, не давая гриффиндорцу опомниться, Малфой крепко целует его. Потом скользит по ресницам, бровям, носу, щекам, обнимая мальчика.

- Тебе холодно, солнышко мое?.. Я согрею тебя!.. - берет мальчика на руки и, прижимая к себе, несет в цветочную нишу. Приходится снова пройти через водопад, но слизеринец прекрасно знает высушивающее заклинание. Он держит Гарри на руках и чувствует, как тонкие пальчики обхватывают его шею. Такое знакомое ощущение. Впервые он почувствовал это так давно - кажется, вечность назад - когда нес израненного Гарри из Хогсмида. Но тогда Драко не понимал, что означают странное покалывание в груди и дрожь под прикосновениями этих самых пальчиков.

Теперь он знает.

Тогда Гарри умирал у него на руках, с каждой минутой теряя жизненные силы, а Малфой не понимал, как помочь.

Теперь Драко сделал все, чтоб он был жив.

И - тогда эти изумрудно-зеленые омуты глаз были закрыты...

...а теперь они смотрят на него с любовью, а не с ненавистью.

...В сумраке будто вспыхнули сотни мелких огоньков, заставив Гарри восхищенно ахнуть.

- Светлячки, - пояснил Драко, наконец опуская любимого на благоухающий цветочный ковер. Невыносимая нежность охватила его, и он снова потянулся к мальчику, лаская легкими касаниями пальцев.

- Котеночек мой, нежный... любимый, ласковый... Львенок мой маленький...

Гарри тихо стонал, ощущая мягкие теплые губы на груди. Влажный язык скользит по соскам, губы захватывают их по очереди - то слегка, то более страстно, то Драко чуть прикусит... Вот он обхватил губами маленькую заалевшую бусинку и втянул в рот, как еще недавно делал с Гарриными пальчиками. Это было уже немножко больно, но по-прежнему приятно... Особенно, если помнить, кто это делает. Любимый враг...

Малфой провел влажную дорожку ниже и приник к соблазнительной бархатистой коже живота своего мальчика. «Как жаль, что у нас не может быть детей», - подумал Драко, поглаживая нежное тело любимого, снова и снова вызывая сладкую дрожь.

- Какой же ты восхитительный!.. Боже, Гарри, какой ты красивый!.. Ненаглядный мой, светлый, родной... любимый, любимый, любимый!..

«Любимый...».

Поттер слушал эти слова, широко распахнув глаза и слегка приоткрыв рот - словно все его существо впитывало каждый нежный звук, произнесенный Малфоем. Гарри никогда так не любили, никто другой не говорил ему такого, не согревал в своих объятиях - казалось, хрупких, но надежных. Только с Драко можно было забыть обо всем и стать хоть на несколько мгновений самим собой...

А Малфой заговорщически улыбался и легонько щекотал Гарри за ушком. Гриффиндорец не смог сдержать улыбку, а в следующий момент уже восхищенно ахнул - нетерпеливый язычок Драко проскользнул в ушную раковину, а потом несколько раз лизнул мочку. Руки коварного слизеринца словно жили своей жизнью и блуждали по телу мальчика, затрагивая потаенные точки, принося невероятное наслаждение...

- Мерлин... - шептал Гарри, хватая Малфоя за руки. - Драко, я хочу тебя... Драко, прошу тебя...

Но блондин продолжал издеваться, будто не понимая, о чем просит любовник, даже ухмыляясь, хотя сам уже был на грани. Опустился ниже и принялся целовать бедра Поттера, время от времени затрагивая самое чувствительное место. Потом развел ноги Гарри и стал нежно вылизывать его дырочку. Обводил подрагивающую плоть языком, проникал внутрь самым его кончиком, резко отклонялся назад, прерывая контакт - и снова прикасался к нежной покрасневшей коже, скользил язычком в желанное тело, медленно раздвигая стеночки прохода... Гарри раз за разом резко выдыхал, несдержанные стоны то и дело вырывались из самой его груди, казалось, разрывая горло. Стоны перешли во вскрики, когда на месте языка Драко оказался сначала один палец, затем два... Малфой медленно согнул их, чуть не заставив Гарри кончить, но вовремя остановил это.

Черноволосая голова металась из стороны в сторону, с губ Гарри слетали слова:

- Что... ты делаешь?.. Не мучай... возьми меня...

Драко наконец сжалился и выполнил его просьбу.

- Так... не больно... - шептал он, лежа на Гарри и одновременно лаская его, почти не прерывая поцелуя.

- Нет... быстрее... еще... вот так...

Стоны, крики, слова - непередаваемые: грязные и чистые, и взгляды - в самую глубину глаз, чтобы увидеть самую душу... Каждое движение, каждое прикосновение, каждый взгляд дышали невыразимой любовью...

Гарри приподнял голову, чтобы снова слиться в поцелуе со своим любимым; сжал пальцами тонкие плечи, затем - сильные руки. Драко еще больше прижался к нему, как будто хотел в прямом смысле слова соединиться с любимым до конца. Малфой проскользнул рукой под спину Гарри, приподнимая его и слегка царапая нежную кожу, потом прошелся вниз и сжал пальцы, продолжая ловить стоны Поттера ртом, не давая им выхода, так, что они разрывали грудь мальчика.

- Драко... - выдохнул Гарри, на минуту оторвавшись от губ блондина. Но не успел он перевести дыхание, как рука Драко оказалась внизу живота и слизеринец начал ритмичные движения, доводящие гриффиндорца до безумия. Увидев, что его мальчик вот-вот не выдержит, Драко освободил из плена его губы.

Из глубины, кажется, из самого Гарриного сердца вырвался крик: «Люблю тебя, Драко!..», слился со стоном Малфоя и растворился в сладком воздухе, как будто впитываясь в лепестки цветов...

Третье мгновение. Последний глоток (5)

...А звезды все также безразлично глядели с неба, когда белокурый юноша осторожно приподнял темноволосую голову любовника со своей груди и, высвободившись из объятий теплых - будто детских - рук, поднялся. Его любимый не проснулся, только яркие губы приоткрылись, и он словно что-то прошептал во сне.

Черные волосы упали на лоб Гарри, закрывая шрам, а Драко склонился над ним и, осторожно отведя непослушные пряди, поцеловал в лоб. Потом, не в силах оторвать взгляда от алеющих даже в темноте губ, буквально заставил себя отступить на шаг... и отвернуться.

Одевшись, Малфой сквозь водопад выплыл наружу. Все равно, что он промок, и вода теперь ручьями стекала с него - он залез на камень, где еще пару часов назад лежал его Гарри.

Блестящими, как у снежного барса, глазами Драко обвел остров, медленно погружавшийся в темноту. Теперь здесь уже не было тихо: звенели цикады, шуршали, будто переговариваюсь, листья деревьев, все также милозвучно пела вода. Наступала ночь, но мир вокруг продолжал жить, жить в полную силу.

Было холодно: тепло Гарри больше не согревало слизеринца, и Малфой обхватил плечи руками, стремясь унять дрожь. Он не хотел уходить отсюда даже несмотря на ветер, - казалось бы, легкий, но сейчас пронизывающий до костей. Драко нужно было попрощаться с этим миром, этим праздником бурлящей жизни. Его собственная жизнь заканчивалась сегодня. Драко так и не нашел ответа на свой вопрос - за что ему это. Наверное, его любовь была слишком порочной и запретной... «Господи, я достаточно искупил свой грех?..» - подумал Малфой, вглядываясь в темную синеву неба. Оно молчало.

Странно, но сейчас он думал о чем угодно, только не о своей так и не прожитой жизни. Драко вспоминал, какие проблемы интересовали их с Гарри не так давно, и понимал, насколько мелкими и ничтожными они были... Как Гарри поначалу волновался о взаимоотношениях с друзьями, боялся себе представить, как Рон и Гермиона воспримут новость о том, что загадочная «возлюбленная», к которой каждую ночь бегал Поттер - ни кто иной, как слизеринский хорек. Тогда это казалось самым важным вопросом - Гарри даже на время забыл об угрозе со стороны Волдеморта.

Все волнения мальчика оказались почти неоправданными. Гермиона приняла это необычное известие спокойно, только заметила: «А мне давно казалось, что вся ваша Великая Вражда имеет несколько другие основы. Знаешь, Гарри, я даже не удивлена, что тебе нравится парень - слишком уж неуютно тебе было с девушками, правда?». Драко не сомневался, что бархатистые щечки его любимого тогда тронул нежный румянец.

Намного сложнее получилось с Роном. Гарри долго не знал, как сказать об этом Уизли - если Грейнджер почти догадалась сама, то рыжий явно не обладал подобной проницательностью. Поттер все оттягивал и оттягивал этот момент, а Уизли каждое утро становился все настойчивее, и обижался на то, что Гарри не доверяет ему. Но однажды Рон не поленился свериться с картой Мародеров, чтоб узнать местонахождение друга... Пару дней после этого рыжий с ним не разговаривал - привыкал к мысли, что его товарищ - не только нетрадиционной ориентации, но и выбрал себе в парни ни кого иного, как гаденыша Малфоя. Видимо, Рон так и не понял ничего, раз ему было не ясно, почему Драко так волнуется за Гарри. Может быть, Уизли думал, что Малфой только играет чувствами Гарри? Теперь это уже не имело значения...

Но все это было до- гораздо раньше - когда Драко с Гарри еще не запутались в интригах, еще не избегали друг друга и не причиняли, не зная, самую жуткую боль... Драко вспоминал, как ему надоедала нерешительность любимого, который никак не мог рассказать об их отношениях друзьям, и Малфой строил планы, как бы тактичнее сообщить обо всем Уизли самостоятельно. Например, можно было, сохраняя ледяное спокойствие, уговорить Рона подождать в пустом классе, а потом прийти туда, держась за руки с ни о чем не подозревающим Поттером. Проверить, только ли Ступефай приводит к полнейшему оцепенению. Уизли, да и Гарри стопроцентно потеряли бы дар речи, а Драко весьма хладнокровно разъяснил бы рыжему суть дела. Потом, конечно, закрыл бы уши в ответ на бурную реакцию Рона - так то, вопли: «Гарри!!! Скажи, что это неправда!»... У дальновидного Малфоя даже была приготовлена на этот случай жутко сентиментальная и не менее пафосная речь о том, что, если Рон в действительности друг Гарри, то не отвернется от гриффиндорца из-за его предпочтений. В противном случае... нет, Драко вовсе не собирался каким-то образом мстить Уизли - он просто забыл бы о рыжем, и помог забыть о нем и Гарри. И никогда больше не позволил бы Рону не то, что причинить боль - даже просто подойти к Поттеру.

Сейчас все это казалось Драко смешным, детским и чересчур наивным... Он даже не смог сдержать улыбку: как гладко все было распланировано, и как, должно быть, ухмылялась злодейка-судьба, переплетая события их с Гарри жизни, перемешивая все, путая карты... А может, Рон в какой-то степени был прав, когда не понимал «этого противоестественного влечения»? Неужели Драко глубоко ошибался, принимая страшный грех за светлое чувство?.. Но, чем бы оно ни было - оно согревало его, дарило ни с чем не сравнимое ощущение Жизни. Гарри был единственным светом в мире Малфоя. Могло ли быть порочным то, что было таким чистым?..

Может быть, кому-то показалось бы странным то, что он сидел вот так, и думал о ничего сейчас не значащих вещах, вместо того, чтобы провести свои последние минуты с Гарри. Может, так оно и было. Но Драко всегда не хватало времени о чем-то задуматься: он спешил сделать одно, другое - и потому совершил столько ошибок. А теперь вот у него совсем не оставалось этого времени - и он впервые взглянул на жизнь по-другому. Сейчас все почему-то представало совершенно в новом свете. Может быть, так было всегда, просто Драко увидел это только теперь?.. Многие вещи на поверку оказались не такими однозначными, какими их всегда представлял себе Малфой. Например, он понял, что Невилл Лонгботтом был Невиллом Лонгботтомом только потому, что его некому было понять и поддержать. И неизвестно еще, как бы этот неудачник поступил, окажись его друзья в действительно опасной ситуации. Драко почему-то подумал, что гриффиндорец вспомнил бы и сумел приготовить зелье любой сложности. А Хагрид, которого Малфой так долго незаслуженно презирал - разве мало довелось пережить ему? Стать оклеветанным, изгнанным с позором из Хогвартса, и не быть полностью оправданным даже по прошествии многих лет - это ли не испытание? А заносчивые слизеринцы во главе с самим Малфоем изводили учителя своими насмешками, словно они действительно были «выше» его. Да никто из них не сделал и пятой доли того, что лесничий! Драко хотел бы вечно благодарить его только за то, что именно он спас Гарри, когда тот еще был младенцем. Раньше Драко упорно не замечал того, что было совершенно очевидным. А теперь казавшееся когда-то главным неожиданно стало второстепенным, и наоборот. Неизменно важным оставалась только любовь к Гарри - наверное, это была единственное настоящее в жизни Малфоя...

В голову неожиданно пришли тихая мелодия и слова какой-то маггловской песни, слышанной летом и почему-то запомнившейся.

Мне было дано двадцать четыре часа,

Чтобы довести все дела до конца,

Загладить вину....

Его глаза сказали все...

Я начал падать,

И тишина стала оглушать...

Голова идет кругом,

Нет времени сидеть сложа руки,

Хочется просто бежать без оглядки...

Все говорили, будь осторожен,

Не надейся, что все уладится само собой...

И теперь у меня только один день...

И я не могу поверить,

Что так убивал свое время...

Через двадцать четыре часа

Они будут класть цветы

На мою могилу,

Все закончится сегодня...

Я не валяю дурака, нет -

Мне просто нужно твое благословение...

Ты обещал жить свободно -

Так сделай это для меня!..

Есть ли Рай или Ад,

И вернусь ли я когда-нибудь -

Кто может мне ответить?

Теперь я вижу, что для меня важнее всего -

Все кристально ясно:

Везде, где я был,

Все кого я видел,

Планы, что я строил -

Все это начинает блекнуть...

Солнце заходит...

Думал, что я повзрослею,

Но этому не суждено случиться...

И я не могу поверить,

Что так бездарно тратил время...

Уже через восемнадцать часов

Положат цветы

На мою могилу.

Моя жизнь закончится сегодня вечером,

Но я не бездельничаю -

Нет, мне просто нужно твое благословение,

Ведь ты обещал жить свободно -

Пожалуйста, сделай это для меня!..

Через тринадцать часов

Они положат цветы

На мою могилу...

Нет, я не бездействую -

Я жду твоих благословений...

И ты обещал свободно жить -

Сделай так для меня!..

Я не один... Я чувствую это... Я чувствую...

Все, что я сказал... я знал это... я знал это...

Поверить не могу,

Что я так разбрасывался своим временем...

Через восемь часов

Сложат цветы на мою могилу.

Все закончится ночью.

Я не бездельничаю, нет -

Мне нужно твое благословение

Обещал жить свободно -

Исполни это для меня...

Еще час - и они сложат цветы

На могилу моей жизни -

Она закончится через час...

Я не бездействую, нет -

Я жду твоего благословения.

Ты обещал стать свободным -

Сделай это для меня, пожалуйста...

Губы Малфоя тронула легкая горькая усмешка. Эта странная песня была о нем. Как же мы не ценим время, когда у нас его так много - и как судорожно отсчитываем каждую секунду потом... Оно обычно идет, не спеша, или даже тянется, как уставший путник по пыльной дороге - когда нам скучно, когда нет цели идти дальше. Но стоит обрести эту цель - и оно полетит, помчится галопом, как непокорный скакун, стремящийся сбросить слишком дерзкого седока. И сбросит ведь, обязательно сбросит. Именно тогда понимаешь, что отдал бы все - множество ненужных, томительно длинных, пустых лет - всего за три мгновения этой безумной скачки...

А еще неожиданно пришли в память слова, вычитанные когда-то в жутко романтической книжке. Драко помнил, что из всей книги ему понравилось только это выражение - остального он, тогда лишенный любви, не понимающий ее, просто не мог принять. «Вы когда-нибудь смотрели на солнце в луже? Дотронешься - рассыплется на сотни маленьких осколков-солнышек, а потом снова соберется в одно. Так и любовь: когда одна большая уходит - она не исчезает бесследно, но дает жизнь тысяче новых, быть может, хоть одна из которых будет такой же сильной». Ему тогда понравились красивые слова. А сейчас юноша так надеялся, что они еще и правдивы, и Гарри найдет новую любовь, которая сможет согреть его по-настоящему...

Посидев еще немного, вслушиваясь в неумолчный шепот Жизни, Драко соскользнул с камня и, притянув с берега Гаррины очки, вернулся к любимому. Осторожно, стараясь не разбудить, поднял его и снова воспользовался портключом Дамблдора, перенеся их обоих в свою спальню.

Гарри и на этот раз не проснулся - такими нежными были объятия слизеринца, - дрогнули черные ресницы, и мальчик улыбнулся своему сну.

«Может быть, сейчас Тебе снюсь я?..» - подумал Драко, укладывая Поттера на кровать. Безумно хотелось поцеловать его, но Малфой помнил свою ошибку: он может потерять контроль, и тогда разбудит гриффиндорца.

Драко отошел от манящей фигуры и присел за стол. На часах застыло время: без четверти двенадцать. День, отведенный ему, заканчивался. Что ж, он прожил его не зря.

Рука сама потянулась к перу и чернильнице, слова стали ложиться на бумагу. Это было очередное письмо, которое никогда не получит адресат...

Дописав последние строки, Драко снова взглянул на часы. Оставалось десять минут. Вскочив и машинально засунув письмо во все тот же ящик стола, Драко бросился к Гарри.

- Я люблю Тебя... - прошептал он и бережно обнял своего мальчика, прижимая к себе и целуя любимые алые губы.

Гарри вздохнул и открыл глаза.

- Драко... - тонкие руки с золотисто-кремовой кожей провели по груди блондина и обняли за плечи. - Милый, ты опять плачешь...

- Я не плачу, Гарри, жизнь моя... - Драко снова улыбался. - Я счастлив, потому что Ты подарил мне такие мгновения, которые стоили вечности... Спасибо Тебе за все, что Ты сделал для меня...

- Господи, Драко, не говори так, ты как будто прощаешься!..

- А я и прощаюсь, Гарри... - едва различимый шепот, слишком тихий, чтобы гриффиндорец его услышал... но слишком горький, чтоб он не почувствовал.

- Драко, объясни же ты, наконец, что с тобой?..

«Ничего».

...Последний раз глубоко вдохнуть в легкие запах родных волос, запомнить его навечно...

...Последний раз почувствовать трепет нежных сильных рук, сладость мягких губ, легкое дыхание на своей щеке...

...Последний раз взглянуть в эти любимые волшебно-зеленые глаза...

Сделать последний глоток счастья.

«Прости меня, Гарри».

Волшебная палочка взлетает вверх и в ту самую секунду, как Гарри отрывается от губ любимого, Драко выкрикивает: «Обливиэйт!»

«Как жаль, что этим заклинанием не перечеркнуть все, что между нами было... Жаль, что я не владею заклятием Забвения... Эх, пригодился бы профессор Локонс... А теперь Ты будешь помнить все до того момента, как я бросил Тебя...»

Глаза Гарри секунду ничего не выражали, а потом в них расплескалась такая боль, что впору было умереть только от этого. Память мальчика перенесла его в ранее утро сегодняшнего дня, когда ушел Малфой.

Гриффиндорец молчал, не в силах произнести ни слова, и Драко понял, что если не уйдет сейчас - его сердце разорвется.

Но он должен убедить Поттера, чтобы тот никогда, никогда не искал своего бывшего любовника.

«Как же ты можешь так?..» - думал Гарри, глядя в сверкавшие неприязнью глаза. Они будто горели от непередаваемой злобы.

- Я ненавижу тебя! - почти сцепив зубы, прошипел Малфой и исчез, сжав портключ.

Да, его глаза сверкали. Не от ненависти - от слез, застилавших их сплошной прозрачно-горькой пеленой.

* * *

Дамблдор уже в который раз мерил шагами свой кабинет. Перед глазами стоял его белокурый ученик - больше, чем просто ученик - со слизеринского факультета, того самого, о котором говорили, что из него выходят одни лгуны и подлецы. Снова ошибочность общепринятого мнения... Да и не в этом сейчас дело, какая разница - просто нужно было как-то исправить ситуацию. Но это был один из тех очень редких случаев, когда даже «всемогущий» директор Хогвартса не знал, что делать, чувствовал себя абсолютно беспомощным перед лицом этого горя.

А ведь он с самого начала подозревал, что профессор Эними имеет какое-то отношение к Пожирателям смерти, хотя, конечно, не мог предугадать плана Волдеморта. Директор тогда решил подождать, посмотреть, как учитель себя проявит, не допустит ли каких-либо ошибок, которые можно будет использовать на благо Ордену. Дамблдор всегда стремился защитить и обезопасить Гарри - не только потому, что любил мальчика, но и потому, что считал именно его спасителем от Волдеморта. Альбус никогда не думал в таком ключе о Драко - тот был обречен и, в глазах старого мага, не мог никак повлиять на судьбу волшебного мира. Но в тот день, когда в школу заявился Фадж - Дамблдор позволил Драко «заколдовать» его, Альбуса, потому что решил, Малфою все равно невозможно помочь, а так оставался шанс, хоть и ничтожный, что слизеринцу удастся убить Волдеморта. Директор мог, как год назад, эффектно исчезнуть прямо из-под носа у министра Магии, но в такое время совсем не хотел оставлять школу - атаки Пожирателей становились все более частым явлением, и кто-то должен был защищать учеников. «Как же я ошибался!..»

В бесплодных попытках найти выход Дамблдор с утра не замечал ничего и никого вокруг. Он не отвечал МакГонагалл, которая спрашивала: «Почему Гарри Поттера не было на завтраке, и на учебе, и за обедом... и он целый день просидел в спальне, запечатав дверь, глядя в одну точку и не желая никого слушать... а теперь и вовсе куда-то исчез?». До слуха Альбуса долетали отрывки из рассказа Минервы, и ему хотелось сказать ей, что не о гриффиндорце сейчас надо беспокоиться, но он понимал, что этим расстроит ее еще больше. А ему доставало и Снейпа, расхаживавшего сначала в его кабинете, и ругавшего на чем свет стоит всех Поттеров до седьмого колена, а заодно и своего лучшего ученика, который «как умудрился дать Непреложный Обет?!», а потом, когда директор попросил его уйти - вышел и стал ходить взад-вперед перед горгульей, раздражая бедное создание.

Дамблдор действительно не знал, как разрешить ситуацию. Слишком уж хорошим учеником оказался Драко Малфой: без единого недочета он использовал несколько сложнейших заклинаний, и все же добился того, что ему было нужно. А теперь никто не в силах был разрушить его Непреложный Обет. Этот мальчик мог бы совершить очень великие дела, понял директор, который почувствовал, как кто-то убил самого великого мага волшебного мира - Волдеморта. Дамблдор прибыл в лес, откуда Драко выслал Патронуса, и исполнил фактически последнее желание Малфоя - отдал ему портключ. Затем вернулся в замок, чтобы вновь начать мучиться размышлениями.

Даже если бы ему удалось каким-то немыслимым способом вырвать Драко из лап дементоров (что было в принципе невозможно), оставалось самое необратимое - парень сходил с ума прямо на глазах...

Снейп все так же мерил шагами пустой коридор перед горгульей, действуя ей на нервы, и у него в голове неотвязно вертелась фраза: «Любовь сводит с ума, любовь сводит с ума...»

«Чертов Поттер!».

Это из-за него Драко попал в эту ситуацию, пошел на такое, и теперь погибнет.

«Гриффиндорский идиот!».

Он даже и не подозревает, несчастный эгоист, зацикленный на своих страданиях, почему Драко так поступил.

«Любовь сводит с ума...».

Этот мальчишка свел с ума его лучшего ученика, которого он любил как своего собственного сына, может быть, даже больше, чем любил его Люциус, помешанный на этикете и продолжении рода чистокровных волшебников.

...Любовь сводит с ума... Так может, ненависть вернет рассудок?

- Директор! - Снейп ворвался в кабинет. - Я знаю, как спасти Драко!

* * *

Били часы. Гарри все так же неподвижно сидел, обхватив руками колени, на кровати Драко, и не думал считать удары. Он их даже не слышал - только чувствовал, глубоко сердцем, как те, что впервые отразились в его груди, когда их с Малфоем словно толкнуло друг к другу на полуночной дуэли. Мальчик будто отсутствовал здесь - не слышал ничего, не видел, что происходит вокруг, не чувствовал, как чьи-то руки неожиданно обняли его. Он уже не понимал, что случилось, и как давно - просто в душе была невыносимая пустота, как если бы из груди вырвали сердце.

Было очень темно, наверное, около двенадцати ночи, но Гарри и не думал ложиться. Он, кажется, забыл, что такое сон, забыл, что такое жизнь. Поэтому когда руки, обнимавшие его, сжали еще крепче, он даже никак не отреагировал. Только где-то в подсознании отметил сверкнувшую в комнате зеленую вспышку.

* * *

Профессор Снейп, в отличие от Драко, превосходно владел заклятием Забвения.

Буквально в двух словах, потому что времени было в обрез, он изложил Дамблдору свой план.

- Директор, как только Малфой-младший явится к Фаджу - он исполнит свой Непреложный Обет, не так ли? А затем уже наша с вами задача вырвать его у дементоров.

- Но Северус... - начал было волшебник, но Снейп перебил его.

- Я знаю, что вы хотите сказать. Но он не сойдет с ума. Подумайте сами: это все происходит только потому, что он полюбил Гарри Поттера, и мальчик ответил ему взаимностью. Если бы не эта любовь, Драко смог бы преодолеть действие зелья Волдеморта. А если мы вернем чувства Поттера, которые он испытывал год назад? Мы не можем повернуть время вспять, но попытаемся «стереть» этот отрезок из памяти Поттера, а затем спровоцируем острую ненависть к Малфою, и позволим ей выплеснуться наружу. И если это не убьет Драко - значит, спасет.

- Да, - произнес Дамблдор, - душевное потрясение такой силы может как излечить, так и погубить.

- Но у нас нет выхода, и мы будем надеяться на лучшее. Скорее, Альбус!

В мгновение ока, воспользовавшись на этот раз портключом Снейпа, волшебники перенеслись в комнату Драко и зельевар использовал Заклятие Памяти.

* * *

- Где я, профессор?.. - растерянно спросил Гарри, увидев себя, сидящего на незнакомой кровати в комнате в темно-зеленых тонах, рядом с Дамблдором и Снейпом.

- Мистер Поттер! - немного язвительно, впрочем, как всегда, сказал преподаватель зельеваренья. - Вы в комнате моего ученика, Драко Малфоя.

При звуке этого имени на лице Гарри появилось выражение непередаваемого отвращения, а профессора удовлетворенно переглянулись.

Дамблдор продолжил речь Снейпа:

- Гарри, не переживай, но Драко только что хотел превратить Гермиону в статую и, видимо, что-то перепутал, потому что очень поранил девочку... - пусть это звучало слишком наивно, словно они разыгрывали ребенка, но для гриффиндорца сейчас не нужно было большего.

- Где она?- перебил Гарри. Его голос дрожал от волнения, глаза сверкали гневом, а рука непроизвольно потянулась за волшебной палочке при мысли о белобрысом мерзавце.

- Она сейчас в больничном крыле, в очень тяжелом состоянии, и мадам Помфри не пускает туда даже меня, - развел руками Дамблдор.

- Где... он? - выдавил Гарри, сжимая волшебную палочку, из которой уже сыпались искры.

- Малфой ушел куда-то, предварительно заперев вас здесь, видимо, с целью поиздеваться, - сказал Снейп, - чему я, наверное, не препятствовал бы... - Дамблдор одернул его, и слизеринский декан продолжал:

- Но, видя, что он сделал с мисс Грейнджер, я счел целесообразным спасти вас и найти мистера Малфоя.

- Директор! - наконец взорвался Гарри, кипевший от злости настолько, что исходившая от него и уже неконтролируемая магия заполняла комнату, заставляя дрожать предметы. - Где он?!

- Я подозреваю, где он может быть, - сказал Дамблдор и внимательно посмотрел на Гарри.

- Только обещай мне, никаких непростительных проклятий, Гарри.

Мальчик заставил себя кивнуть.

Тогда Дамблдор протянул руки ему и Снейпу, и все трое с легким хлопком аппарировали.

* * *

...Глаза. Изумрудно-зеленые, настолько чистые, что кажется невероятным, как у человека, на долю которого выпали такие испытания, душа осталась незапятнанной, невинной, как у ангела. Сколько боли Ему пришлось вытерпеть, и все равно Он не сломался, Он верит людям. Он смотрит на мир невозможно прекрасными, чистыми глазами.

- Мистер Малфой?.. Вы явились?.. Я уже не думал, что дождусь вас...

Фадж?.. Улыбается?.. Он, что, не знает, что точность - вежливость королей? А он, Малфой, - почти король. Он пришел секунда в секунду...

...Зачем он думает об этом?.. Это не больно. Ничего, что он видел те кошмарные картины у Снейпа, где дементоры выпивали души людей, заставляя кричать от ужасной муки...

Нет, это совсем не больно. Больнее, если бы изумрудные глаза смотрели с ненавистью, как раньше...

- Мистер Малфой, с вами все в порядке?..

...Все в порядке?.. Как трогательно. Странный вопрос, для палача, ведущего на смерть. Да, с ним все в порядке. А как иначе? Он же Малфой.

- Мистер Малфой, у вас есть десять минут...

...Ему что-то говорят?..

Голос Фаджа растворяется, так и не достигая слуха.

...Слова... зачем они?.. Ничего не имеет значения, кроме этих глаз.

Вот они - протяни руку, и коснешься Его.

...Он сходит с ума? Ну и что? Какая разница. Главное, он все еще видит эти глаза.

- Мистер Малфой, пора.

...Нужно куда-то идти. Он идет.

...Это не больно, умирать совсем не больно.

...Серые стены... А он и не знал, что серый цвет может быть таким - темным, страшным, холодным. Ах, это все дементоры!..

...Почему так холодно?.. Ничего, ему ведь всегда было холодно. Всегда. Пока эти глаза...

...согрели его.

...но теперь почему-то холодно...

...так... холодно... Господи, разве может быть ТАК больно?..

- Остановитесь! Он невиновен!

Он все еще жив, еще чувствует боль и жуткий холод от присутствия дементоров вокруг - совсем рядом, они окружили его плотным кольцом, только один просвет, - и понимает, что на этот раз не бредит. Вот они. Изумрудные глаза. Но почему они - словно фальшивые зеленые стекла?.. В них... ненависть.

Умирать не больно. Больно, когда эти глаза...

...смотрят с ненавистью.

Третье мгновение. Последний глоток (6)

- Гарри, кого ты ищешь?

- А? Что? - черноволосый мальчик поворачивается к подруге и растерянно пытается понять, о чем же она только что говорила.

- Гарри! - Гермиона немного обиженно смотрит на него. - Ты меня совсем не слушаешь!

- Извини, Герм, я задумался...

Девушка уже гневно ударяет рукой по столу.

- Ты что, совсем все забыл?! Я ненавижу, когда меня так называют!

- Гермиона, прости, - Гарри задумчиво глядит в темно-карие глаза лучшей подруги. - Но иногда мне кажется, что я и впрямь забыл что-то очень важное... Оно здесь, внутри, у меня в сердце, я чувствую...

Гермиона слегка обеспокоено смотрит на него, потом ласково гладит по плечу.

- Ну что ты! Ничего особенного ты не забыл! Ты же помнишь, что Волдеморт наконец мертв? Ну никто же не виноват, что у профессора Локонса остались последователи, обладающие заклятием Забвения. Тем более, мальчишку, заколдовавшего тебя, исключили...

- Да-да, Дамблдор говорил, я знаю, но не в этом дело, - обрывает ее Гарри. - Мне просто кажется, я пропустил что-то очень важное, и... и вы чего-то не хотите мне говорить... - напряжено вглядывается в глаза подруги.

В темных глазах мелькает сочувствие, понимание, жалость и... страх.

- Что? - спрашивает Гарри. - Что вы боитесь мне сказать?

- Нет-нет, ничего, Гарри. Тебе показалось, - улыбается девушка. - Или ты «покинул пределы разума, чтобы увидеть будущее»?

...Рон тоже ничего ему не говорит. Только как-то странно посматривает в сторону слизеринского стола. Почему, интересно?

Он должен знать!

И чего-то не хватает...

Насмешек. Надменности. Высокомерия. Голоса, манерно растягивающего слова.

Малфоя.

Кстати, где он?

* * *

Еще неделя. Жжение в груди становится почти физическим. Что происходит? Будто вдохнул, а выдохнуть не можешь.

- Рон, что со мной? - хватает друга за руку, заглядывает в глаза. Ну не применять же, в самом деле, Легилименцию!

- Гарри, ты... Прости, я не могу сказать.

Что ж, спасибо и на этом. Рон всегда был менее искусным дипломатом.

Дамблдор тоже не хочет помогать.

Отворачивается, будто Гарри не видит, что он прячет слезы.

- Профессор, это что-то плохое? - но что может быть хуже смерти родителей?

- Да, мой мальчик, тебе лучше об этом не помнить.

Плохое? Но почему так... так хорошо, так тепло в груди, когда он пытается вспомнить?..

* * *

Месяц с тех пор, как он ЗАБЫЛ.

Гарри просыпается от того, что сидит внутри него и не дает жить, пока он не вспомнит.

Что-то большое, теплое, светлое, как солнце. Слишком огромное, чтобы оно могло уместиться в груди, и слишком важное, чтобы подчиниться заклятию Забвения.

И почему нигде нет Малфоя? Куда делся этот хорек?

Гарри улыбается: как странно, даже мысли о хорьке вовсе не огорчают его... И у того такие красивые, жемчужно-серые глаза...

Он подойдет к слизеринцам и все выяснит! Уж они-то точно не будут ничего утаивать.

- Панси, а где Малфой? - глупо. И почему он начал именно с этого вопроса?

Паркинсон резко поворачивается, и долгим взглядом смотрит ему в глаза, будто хочет сказать, но что-то ее удерживает. Какое-то странное выражение лица... ПАНСИ ПАРКИНСОН УМЕЕТ ПЛАКАТЬ?!

Другие тоже молчат. Почему?

Немного растерянный, Гарри уходит.

* * *

...Фууух!..

Это еще что такое?!

Гарри с непониманием смотрит на липкую, вязкую, кремового цвета жидкость, пятно от которой на его простыни.

Нет, он прекрасно знает, что это. Но почему?! Ему ведь снилось... снился...

...Малфой?! Что все это значит?..

...Светлые, слегка растрепанные волосы, расширенные серые глаза с длинными острыми ресницами, нежные бледные губы...

...Почему Малфой?

- Драко, - тихо произносит Гарри. Ведь его зовут Драко.

Тепло разливается по всему телу, охватывает душу, заставляет сердце биться чаще.

Гарри никак не может поймать. Хватается за воспоминание, как за ниточку. Он уже понимает, что сейчас не время спрашивать, «почему?», нужно просто чувствовать - и он вспомнит...

- Дра-а-ко, - снова и снова нараспев произносит Гарри, вслушиваясь в свои ощущения.

И вспоминает.

* * *

Северус Снейп сидел в своем кабинете и смотрел на пламя в камине. У зельевара всегда, - наверное, с самого детства - было непреодолимое, безотчетное желание согреться. Вот и сейчас ему холодно. Нет, не из-за сырых каменных стен подземелья - к этому ощущению холода профессор давно привык. Может быть, причиной всему был безразлично-белый снег и корочка льда на подоконнике по ту сторону стекла? Но почему тогда не спасает ни одно заклятие, ни одно зелье?.. Вечный холод пронизывал до костей, тек глубоко под кожей... И наверное, именно поэтому Северус так часто тщетно взирал на огонь, который не мог дать живительного тепла, согревающего не снаружи, а внутри. В жизни слизеринского декана было всего два человека, один из которых когда-то мог бы обогреть душу одиночки - но не пожелал, а другой на протяжении уже нескольких лет раз за разом заставлял Северуса чувствовать себя живым, распаляя замерзшее сердце.

Странно, но Снейпа притягивали огненные изгибы, танец языков пламени, вспыхивающих и разлетающихся искр... Они - как человеческие жизни.

Вот одна упадет, ярко сверкнет один раз - и растает.

А некоторые затухают медленно, еще долго, будто тлеют... как и люди.

Как его Драко.

Да, теперь он имеет полное право называть Драко своим.

Северус все так же смотрит на бьющееся в камине пламя, но уже не видит его: перед глазами стоят другие картины.

...Вот холодные каменные застенки Азкабана. Тюремный дворик, куда они с Дамблдором и Поттером аппарировали, светлая фигура - надо же, эти мерзавцы все же не смогли поставить Малфоя на колени, - черные, скользящие тени, распространяющие вокруг невыносимый холод, от которого сжимается душа...

А дальше все, как в замедленной съемке.

Остолбеневший Поттер, все так же сжимающий свою палочку, и с ненавистью смотрящий на Драко; Дамблдор, бросившийся вперед, посылающий Патронуса, и не успевающий, не успевающий... Голос, какой-то чужой, который Снейп слышит будто со стороны, хотя это кричит он сам:

- Остановитесь! Он невиновен! - но разве можно остановить дементоров?.. «Они не ведают пощады, не умеют прощать...». Весь план, продуманный до мелочей, не имеет сейчас никакого значения - не более, чем размышления сумасшедшего.

...И последний взгляд Драко, адресованный не ему - Поттеру. И боль, невыносимая боль в светлых глазах, когда гордый слизеринец все же упал на колени под выжигающим душу взглядом зеленых, прежде чем закрылись его собственные серебристые глаза...

...Поттер что-то говорит, его глаза уже не горят ненавистью, и он бросается к Драко - вечное гриффиндорское благородство! Они с Дамблдором, кажется, еще пытаются помочь.

А Снейп чувствует, как что-то влажное скользит по его щеке вниз, и аппарирует. Куда угодно, лишь бы не видеть выражение серых глаз, когда они откроются.

Но он все же увидит это. Потом.

...Снова Заклятие Памяти - и Поттер все забудет. Губы Снейпа кривятся в подобии усмешки - мальчишка опять отделается легче всех: он просто не будет помнить. Хотя профессор тут же обрывает себя: даже мощнейшему заклинанию иногда бывает не под силу перечеркнуть все пережитое - заклятие не властно над чувствами, и остается лишь надеяться, что память сама блокирует ужасные воспоминания.

...Разговор с Малфоями, которым, как парламентерам, позволили безнаказанно явиться в Хогвартс, хотя Люциус уже давно был объявлен вне закона. Нарцисса рыдает и выбегает из кабинета - ее тошнит от вида ЭТОГО. Люциус несколько секунд молча смотрит, а затем выдавливает:

- Мы не сможем забрать его: моя жена этого не перенесет. Это уже не Драко, а всего лишь оболочка без души. Я думаю, его надо сдать в больницу Святого Мунго. Там, кажется, присматривают за такими - особое отделение... - видно, как тяжело ему даются эти слова, но он все же произносит их.

Снейп сжимает кулаки. Как он может, ведь это же его сын! Хотя, вспоминая, как именно Люциус «воспитывал» Драко, Северус не может не усомниться в том, а был ли старший Малфой хоть когда-нибудь отцом?..

...Потом - бессонные ночи, и единственная за эти пятнадцать лет просьба у Дамблдора:

- Я хочу, чтоб он остался у меня.

Директор кивает и отворачивается.

«Совсем расклеился старик, чувствует, что тут и его вина», - думает Снейп, продолжая упорно не замечать, как начинают дрожать его собственные руки.

И вот - результат. Он сидит сейчас на кресле и смотрит вникуда своими большими, некогда красивыми глазами. Снейп предпочитает не сталкиваться с ними взглядом - они не выражают НИЧЕГО. Это пытка. Каждый день, каждый час, минуту, секунду. Но он никогда не отпустит Драко - он все еще, повинуясь какой-то старческой сентиментальности, не иначе, продолжает называть это Драко.

Он сам выбрал это.

И когда ночью в его дверь ворвался Поттер, Северус был на грани того, чтобы вскочить и загородить его собой, лишь бы гриффиндорец не отобрал его хоть сейчас.

Но Поттер застыл на пороге. У Снейпа мелькнула нелепая надежда: «Он не нужен ему такой, мальчишка отречется от него...»

«Ты виноват в этом!» - хотелось крикнуть зельевару, когда он увидел замершего Поттера, - но это было бы слишком жестоко.

Несколько секунд Гарри смотрел на него и наконец, глядя в глаза Снейпу, проговорил совершенно твердым голосом:

- Отдайте его мне.

И Северус не смог отказать...

* * *

- Хороший мой, я принес тебе кофе в постель! - Гарри ласково улыбается, осторожно вкладывая чашечку в тонкую бледную, почти прозрачную, руку и помогая поднести ее к губам. - Видишь, я помню, тебе нравится черный, без сахара. А хочешь печенье? Я знаю, ты не любишь, но оно очень вкусное, честно! - зеленые глаза смотрят так, словно их обладатель ожидает возражений.

- Вот и хорошо. А теперь мы пойдем гулять, ты же не против? Я знаю, что нет. Раньше тебе нравились прогулки при луне. Ты любил смотреть на звезды, а я всегда удивлялся, чем же они так тебя привлекают? Они такие холодные, безжизненные, и совсем не похожи на твои глаза!.. Были... непохожи... Подожди, я сейчас!

Гарри оставляет Драко и выбегает из комнаты, чтобы сделать глоток воздуха...

Он жил так уже около месяца. Директор возражал против этого, но он настоял. Да, Дамблдор был прав, лучше было бы навсегда забыть. Но это чувство не умещалось в груди мальчика, оно было неподвластно даже сильнейшему Заклятию Памяти, поэтому он все вспомнил.

Драко научил его многому, а главное - любить жизнь, какой бы она ни была. Только не научил, как жить без него.

На плечи Гарри с детства было возложено слишком много совсем недетских проблем, и только в объятиях Драко он хоть ненадолго мог почувствовать себя слабым, защищенным, словно впервые смог вдохнуть полной грудью. В волшебном мире он был Мальчиком-Который-Выжил-Чтобы-Победить-Темного-Лорда-Или-Умереть. У Гарри не было своей собственной жизни: все чего-то от него ждали - великолепной успеваемости в школе, немыслимых подвигов, невероятных удач в бою. Гриффиндорец часто думал о том, кто он, собственно, без этих ожиданий, «вне» их. А оставался маленький мальчик, ничего толком не умевший и не блиставший глубокими знаниями по тем же зельям - Гарри не был склонен преувеличивать свои заслуги - и никому, по большому счету, не нужный. Он никогда не считал себя красивым: что могло украсить его - шрам или очки? Только рядом с Драко Гарри чувствовал в себе силы, ощущал себя нужным. Не потому что он «спаситель мира», а просто потому, что его любят - таким, какой он есть.

А Драко, напротив, будто повзрослел за время их отношений: из тщеславного, хвастливого, экзальтированного подростка постепенно превратился в гордого, мужественного парня, который готов был скорее умереть сам, чем позволить причинить боль любимому. И насмешкою судьбы стало то, что не Гарри, а именно он стал победителем Волдеморта. Слизеринец оберегал Поттера от всего - но не сберег от самого страшного: мальчик настолько сильно полюбил Драко, что самую мучительную боль ему приносили страдания слизеринца. Малфой показал ему, что такое Рай, но забыл предупредить, что за все приходится платить...

А теперь Гарри познакомился с Адом на земле. Каждый день он смотрел в будто замерзшие, стеклянные глаза в тщетной надежде увидеть в них хоть искру жизни. Но ее не было.

Гарри помнил, что Драко бросал его дважды, сказав, что просто использовал, что ненавидит, - помнил и не верил. Слишком искренне несколько месяцев назад звучали слова о любви из этих уст, слишком сильно дрожали тонкие руки, когда слизеринец прикасался к его лицу, гладил по волосам... Слишком быстро билось сердце Драко, когда Гарри обнимал его и прижимал к своей груди. Как же можно было забыть это? Гриффиндорец не мог понять, как умудрился тогда поверить Малфою, кричавшему, что ненавидит его, в то время как в серых глазах сверкали слезы.

И вот однажды он нашел письма Драко. Письма, адресованные ему, Гарри Поттеру... Это, видимо, была очередная немного детская прихоть аристократа. Каждая строчка словно отрывалась от пергамента, буквы расплывались перед глазами, зато мальчик будто слышал голос любимого.

«Гарри, где же ты?.. Я так скучаю по твоим глазам...»

«Поттер, к нам приехал новый профессор по ЗоТИ, он очень красивый и даст тебе сто очков вперед...»

«Гарри, прости, я хотел, чтобы ты ревновал. На самом деле мне никто, кроме тебя, не нужен...»

«Когда ты приедешь - познакомлю с новой подругой. Ее зовут Камелия, и она такая...»

«Гарри, Мерлин, я с ума схожу, с тобой все в порядке?..»

Гарри перелистывал письмо за письмом, словно чувствуя, что это не все. И вот он нашел то, что искал.

«Гарри... Ты спишь и даже не подозреваешь, что еще чуть-чуть - и Твоя жизнь снова перевернется. Я так не хотел бы причинять Тебе боль, но у меня снова нет выбора. Я убил Волдеморта, и теперь Ты можешь жить спокойно.

А я... не хочу умирать. Если бы Ты знал, как я не хочу! Нет, я не боюсь смерти - я боюсь потерять Тебя, потому что она отнимет Тебя у меня. Я чуть не стал самоубийцей из-за того, что Ты отверг меня - Ты был прав, я слишком слабый... Но теперь у меня хватит сил, клянусь!

Прошу об одном: не жалей меня, просто помни, и знай: я всего лишь хотел, чтобы Ты был счастлив.

Драко, который любил Тебя...

и, наверное, иногда, как сейчас,

был слишком сентиментален...»

Гарри сидел, обхватив голову руками. Малфой и в последние минуты оставался таким же: сильным, ироничным, он снова пытался спрятать свою слишком уязвимую душу...

«Господи, какой же ты глупый, Драко!.. Разве я смогу забыть тебя? Боже, я ведь чувствовал... ты что-то скрывал от меня. Ты знал, заранее знал, что должен умереть, и ничего мне не сказал!..».

- Почему? - выкрикнул Гарри, стукнув руками по столу и вглядываясь в бесчувственное, как маска, лицо. - За что мне это, Драко?.. - долгие, безутешные рыдания. Гарри снова обнимает любимого и шепчет:

- Ты считал меня ангелом... нет, я всего лишь человек, наверное, слишком грешный, если Бог так меня наказывает! Это ты - ангел... Твои волосы... - провел рукой по светлым прядям, теперь уже не уложенным в прическу, а свободно рассыпавшимся по плечам, - они так сияют, когда на них попадают лучи солнца... Твоя кожа... такая белоснежная, тонкая, ты как будто соткан из света... Твои глаза... они были такими... такими... - по щекам Гарри снова катятся слезы, когда он поднимает голову и смотрит в застывшие пустые глаза. - Господи, ЗА ЧТО?.. - слова тонут в рыданиях, очки слетают на пол, а Гарри обнимает колени Драко и прячет свое лицо в тонких белых руках полупризрака.

А виновник его слез неподвижно сидит на кровати, все так же глядя бездушными глазами куда-то вдаль...

* * *

- Ох, тебе бы не понравилось, как я тебя расчесал... Ну прости, я не умею... ДА ПОСМОТРИ ЖЕ ТЫ НА МЕНЯ! - расческа улетает к окну и со скрежетом проезжает по стеклу, чуть не разбив его.

Светловолосый юноша, стоящий возле большого зеркала, вздрагивает.

- Прости, прости, - со слезами на глазах Гарри бросается к Драко и обнимает его. - Прости, ты же испугался!..

- Гарри... - дверь комнаты приоткрывается, и в нее заглядывает Рон. - Гарри, ну оставь ты его!.. - в голосе друга нет презрения по отношению к тому, что осталось от гордого Малфоя, лишь жалость и боль.

- Драко, милый, не пугайся, это только Рон, - говорит черноволосый мальчик, успокаивающе обнимая за плечи блондина. - Он сейчас уйдет, и не будет нам мешать.

- Гарри... - немного испуганно говорит Рон, - нам надо поговорить...

- Ты же видишь, я занят... Драко, а как тебе этот галстук? Я знаю, ты любишь зеленый цвет, я специально выбирал. Нравится?

- Гарри! Оставь его, он же даже не слышит тебя! Он уже не человек!

Поттер резко поворачивается к гриффиндорцу, непроизвольно сжимая руки в кулаки.

- Не смей так говорить! Уходи, я не хочу никого видеть!

Гарри снова оборачивается к светловолосому юноше и, будто ужаснувшись собственной вспышки, шепчет:

- Драко, не бойся, все хорошо, я с тобой! Я никому тебя не отдам!.. - прижимает его к груди так крепко, как только может.

Рон несколько секунд смотрит на них, и исчезает за дверью.

* * *

- Профессор, вы должны что-то сделать! - Гермиона Грейнджер в который раз пытается добиться от директора хоть какого-то ответа. - Он сходит с ума, мы не можем этого допустить и просто наблюдать! - руки девушки дрожат, когда она подносит их к глазам. Рон Уизли обнимает ее, и что-то тихонечко шепчет, видимо, пытаясь утешить.

Альбус оборачивается к ним, не в силах выдержать взгляды пары глаз любимых учеников. Они верят в его могущество, верят, как в Бога, но он - не Бог...

Он не может дать им то, что они просят. Гермиона читает это в его глазах, и тихо говорит:

- Сэр, я понимаю, что это жестоко, но у нас нет другого выхода. Мы должны увести от него... Драко, - видно, с какой болью и напряжением ей удается произнести это имя. Рон кивает: он беспрекословно согласен с мнением подруги.

Альбус молча смотрит на них.

Дети... Если бы все было так просто, то неужели бы он не сделал?.. Но это не так - на Гарри не действует даже Заклятие Памяти.

Слишком крепким было то, что их связывало, слишком... огромным. Это не просто увлечение, или юношеская влюбленность - это было полноценное, невероятно сильное чувство, формировавшееся годами, перетекшее из того, что оба мальчишки принимали за ненависть в настоящую, самую искреннюю и чистую любовь. Когда Альбус сам терял Геллерта, это было так... но в половину менее больно, чем сейчас Гарри.

Директор слишком хорошо знает, чем это закончится, и это чудовищное знание не дает ему дышать. Он видел смерть много раз, но ни разу это не было настолько невыносимо, как сейчас. Когда на твоих глазах тает, плавится, как воск свечи, любимый и почти родной человек... Дамблдор знал, что его сердце не выдержит этого.

Он знал, что во всем виноват только он.

Только он мог разорвать это в самом начале, только он знал второе пророчество о Малфое, предрекавшее Драко «то, что не смерть, но хуже смерти»: адские муки при жизни, сумасшествие и, наконец, гибель Драко как личности - гибель души.

Он приложил все силы, чтобы спасти мальчика, хоть и понимал, что это бесполезно.

Он мог разлучить их в самом начале, но не сделал этого. На что надеялся? Директор давно уже не верил в сказки, но не ожидал, что провидение окажется таким жестоким к этим детям. За что? Неужели только за то, что они слишком сильно любили друг друга?..

...Только он виноват в том, что случилось. И что теперь может сказать этим двоим, которые так ждут ответа?..

* * *

Лучшая ученица Гриффиндора бежала по коридору, схватившись за руку Рона, как утопающий за спасательный круг. Глаза ее сверкали, а в голове уже совершенно точно вырисовывался четкий план действий. Рон пытался возражать чему-то, что она говорила:

- Гермиона, а если это убьет его? Ты же видела, какими глазами он на него смотрит!

- Да, аеще я вижу, что он сходит с ума! Или ты предпочитаешь не замечать этого?!

Гермиона глубоко вздохнула - насколько это было возможно при таком быстром беге - и уже более спокойно продолжала:

- Я уже договорилась с сотрудниками особого отдела больницы Св. Мунго, они заберут его сегодня вечером.

- Гермиона, но даже Дамблдор отказался в этом участвовать!

- Да, - девушка остановилась и упрямо взглянула на друга. - Но я не могу просто смотреть на это сложа руки! Пойми, Рон, Гарри не оставил нам выбора! И если не это, то уже ничто не спасет его!

- Да, наверное, ты, как всегда, права... - согласился парень и посмотрел на часы.

- Гермиона, уже вечер. Когда они приедут?

- Вот-вот, - отвечала девушка. - Нам надо спешить.

* * *

- Любимый, ты веришь мне? Я знаю, что да, ты всегда так говорил. Поверь мне в последний раз, я не сделаю тебе плохо... не хуже, чем нам сейчас. Мы просто пойдем на прогулку.

Тихий шелест одежды. Гарри дрожащими пальцами застегивает пуговицы на белой рубашке светловолосого юноши. Он любил эту рубашку, он помнит.

...А кожа такая холодная, будто дотрагиваешься до змеи. Ну да. Змея - символ Слизерина. Но он не похож на змею, он теплый - внутри. Был. Теперь там пустота.

...Не плакать. Что это, зачем слезы? Он уже давно не мальчик. Но эти глаза... как можно не плакать, глядя в них?..

Не плакать! «Малфои не плачут». Поттеры тоже. Только если из-за Малфоев...

...«Драко, как же я люблю тебя!..». Люблю... что значит это слово? Разве так обозначается пустота, которая внутри? И боль? Нет, это что-то другое, он не знает, что значит это слово...

- Ты же любил закат, и звезды. Помнишь?.. А я помню. Ну так вот, мы сегодня идем туда, откуда их видно лучше всего.

...Что? Как будто рука дрогнула, когда ее коснулись...

- Ты слышишь меня? Я знаю, слышишь! Ты... вздрогнул? Нет, только не смотри на меня так!

...Не смотри на меня так.

...В эти глаза смотреть невозможно.

...Не нужно смотреть.

- Гермиона с Роном хотят забрать тебя у меня, но я не отдам. Я никому не отдам тебя!.. Мы просто идем гулять. Помнишь Астрономическую башню? Ты рассказывал, что когда-то часто ходил туда, из-за меня. И я ходил, в надежде встретить тебя, но мы так ни разу и не столкнулись. А теперь нас не может разделить уже ничто - ни ненависть, ни война, ни Волдеморт - и мы все равно никогда не будем вместе...

Тихие шаги, кто-то садится на подоконник.

- Иди сюда, садись. Вот так. Посмотри, как это красиво!.. Посмотри на меня, как раньше!.. Драко, я прошу, только один раз!.. - глухие рыдания.

И снова, как давным-давно, Драко сидит на окне Астрономической башни, свесив ноги вниз, и смотрит вперед. А впереди - облака, ясное голубое небо, и ярко-оранжевый закат, и зеленовато-синие верхушки деревьев, и сапфировая гладь воды - но он ничего этого не видит... Рядом с ним, обнимая и шепча что-то сквозь слезы, сидит Гарри, но Драко не слышит, что он шепчет, и не чувствует обхвативших теплых рук...

- Помнишь, я спросил тебя однажды, был бы ты против того, чтоб я убил тебя? Ты ответил, нет. Прости меня, Драко... Это не ты, это я слабый... я не могу так больше... - тихо шепчет черноволосый мальчик, поднимаясь на ноги в оконном проеме, и поднимая второго. - Прости... Я всегда любил тебя!.. - мягкий поцелуй в безжизненные губы.

...«Я всего лишь хотел, чтобы ты был счастлив...»

...Не смотри, не смотри на меня так!

Сердце мальчика все еще с надеждой бьется в груди пойманной птицей, когда он последний раз смотрит в серые глаза, пытаясь найти в них хоть отблеск Жизни.

Не находит.

В его собственных глазах нет ни безумия, ни страха, ни отчаяния - только боль и... любовь. Любовь, несмотря ни на что.

И, крепко обняв любимого, сделав свой последний глоток воздуха, Гарри вместе с Драко шагает из окна Астрономической башни вперед, туда, где - он верит - они навсегда останутся только вдвоем.

...Сердце шкалит просто,

Два прыжка - и звезды,

Но жалеть не стоит нас, не нужно.

Мы с тобой сегодня

Навсегда свободны,

Навсегда вдвоем мы, потому что...

Эпилог

В окнах гаснет свет,

Как будто навсегда

Уходит из-под ног

Чужая планета...

Полцарства за билет,

Оплачено сполна...

Из тысячи дорог

Я выбираю эту:

Держаться за воздух,

За острые звезды,

Огромного неба

Коснуться рукой.

Держаться за воздух,

За острые звезды,

И там, над землей,

Дышать им с тобой...

Мой зеркальный враг

Мне верен до конца,

И на ветру дрожат

Воздушные своды...

Как трудно сделать шаг,

Еще сложнее - два...

Дорога наугад...

Я выбрал свободу:

Держаться за воздух,

За острые звезды,

Огромного неба

Коснуться рукой.

Держаться за воздух,

За острые звезды,

И там, над землей,

Дышать им с тобой...

...Свобода. Полная, абсолютная свобода. Нет никаких цепей, связывающих твою душу. Все, что ты чувствуешь - это резкий, но совсем не острый ветер, и чуть прохладное тело, которое ты обхватил руками. Воздух словно слишком глубоко проникает в твои легкие, так глубоко, что ты уже не можешь вздохнуть. Это не сравнимо даже с тем, что ощущаешь на квиддиче - это во много раз быстрее, и... легче. Перед глазами мелькают цветные картинки твоей жизни, но это все уже не принадлежит тебе, не несет ни боли, ни радости. Больше не страшно - там ты не останешься один: слишком крепко держишь его за руку. Вам остается только успокоение. Ты наконец добился того, чего хотел так давно - вы свободны: только ты и твой любимый враг. Вдвоем.

И - резкая боль в груди. Это не удар, это, кажется, похоже на то, как если бы перекрыли доступ воздуха. Просто не дышать. Это так легко...

В глазах минуту назад была темнота, а теперь засиял свет. И по дороге туда, вперед, вы тоже пойдете ВМЕСТЕ.

* * *

- Он приходит в себя, директор! - воскликнул Снейп, склоняясь над юношей на диване, не в силах скрыть свою радость.

- Подожди, нет. Не трогай его, ему нужно еще несколько минут, - Дамблдор ненавязчиво отстранил учителя и сам начал тревожно вглядываться в неподвижное лицо, на котором сейчас стали проявляться краски.

- Может быть, ты наконец расскажешь мне, что происходит? Я имею право знать! - проговорил Снейп, по голосу которого можно было легко различить степень негодования его обладателя.

- Успокойся, - как ни в чем ни бывало сказал директор, взглянув на него. - Прости, я не мог точно объяснить тебе, пока не был уверен, что все пойдет так, как надо.

- Но я ничего не понял из твоих рассказов. Как можно узнать будущее за три дня?

- Эти три дня, что он провел здесь, для него - всего лишь три мгновения, - заговорил Дамблдор, - очень длинных мгновения, в которых он увидел всю свою жизнь. Я знаю, что мало таких, кто пожелал бы знать точный день и час своей смерти. Но у меня не было выхода - только так я мог попытаться спасти его.

- О Мерлин... Я никому не пожелал бы такой участи, - прошептал Снейп, но потом, взяв себя в руки, добавил:

- Хотя, быть может, то, что он там увидел - это слава, знаменитость, куча сопливых детей и смерть от несварения желудка лет этак в сто двадцать.

- Боюсь, это не так, Северус... - проговорил Дамблдор, неотрывно глядя на мальчика, начавшего метаться по дивану, будто в бреду. - А ты, кстати, приготовь заживляющие зелья - теперь мы наконец сможем лечить его.

Директор хотел еще что-то сказать, повернувшись и глядя в глаза зельевару, когда тот прервал его, вскрикнув:

- Он открыл глаза!

* * *

Гарри глубоко вздохнул и открыл глаза. Странно, но он снова мог дышать, видеть, слышать, чувствовать. И он сразу же ощутил, что больше не держит в своих руках руки другого, своего любимого.

- Где... он? - прошептал мальчик, как только к нему возвратился голос.

- Гарри, как ты? - на край дивана присел Дамблдор и успокаивающе погладил руку ученика, вцепившуюся в ткань покрывала. Тот немного расслабился и попытался оценить обстановку.

- Объясните, что происходит, директор, я ничего не понимаю.

- Гарри, если ты помнишь, мы отправились к Волдеморту, и он попытался убить тебя...

- Да, но... Это сейчас не важно, - перебил гриффиндорец, и его глаза как-то подозрительно заблестели. - Скажите, что с Драко?

- С Драко Малфоем? - немного удивился Дамблдор. - Все в порядке, не переживай...

- Он... жив? Господи, - Гарри закрыл лицо руками, - разве это «в порядке»? Его душа... - мальчик не смог продолжать, слезы застилали глаза, и он зарыдал.

Северус молча наблюдал за этой сценой, не зная, что предпринять. Что же мог увидеть Поттер, если даже он не может контролировать себя?

Дамблдор обнял судорожно вздрагивающее тело ученика, и зашептал:

- Гарри, ты должен успокоиться и выслушать меня. То, что происходило после первого раза, когда мы отправились к Волдеморту - это Сон. Не совсем обычный, да, все же только сон.

Гарри еще раз всхлипнул и, подняв глаза на директора, ухватился за его руку:

- Продолжайте, профессор! Значит... с Драко действительно все в порядке?

- Да, мягко повторил Дамблдор, - он сейчас в своей спальне, ведь уже поздно, и совершенно нет повода волноваться за него.

Гарри заметно успокоился, вновь доверчиво глядя в синие глаза волшебника.

- Я продолжу, Гарри?

Мальчик кивнул, и Дамблдор заговорил:

- В тот раз заклятие Волдеморта ударило в тебя одновременно с моим, и поэтому не убило, но погрузило в Сон. Прости, что подверг тебя такому испытанию, но у меня не было другого выхода. То, что ты видел - это... твое будущее, Гарри.

Гриффиндорец сжался на диване, и чуть слышно прошептал:

- Я не хочу такого будущего, профессор, - в его голосе звучала невыносимая боль и жгучий страх - не за себя, но за близкого человека.

- Мальчик мой, это сложная тема, но я все же считаю, хоть наша судьба и записана на небесах, мы можем изменить ее, - директор оставил без внимания обжегший его взгляд Снейпа, и продолжал, - да, я думаю, у человека есть выбор. И если ты отчаянно не хочешь того, что увидел - наверное, сможешь хоть немного изменить. Но это очень опасно и трудно... действительно ли оно того стоит?

- Да, - прошептал Поттер.

- Тогда, Гарри, чтоб я мог тебе помочь, ты должен доверить мне то, что видел.

- О... - мальчик смутился и опустил глаза, - профессор, я...

- Я понимаю, многие слишком личные моменты ты не хотел бы показывать мне. Но это необходимо - к сожалению, я не смогу ничего исправить, если не буду знать досконально.

- Да, профессор, - Гарри покраснел и опустил голову.

- Поттер, не смущайтесь так сильно, - не удержался Снейп, - уверен, мы не увидим ничего нового.

Но у Гарри, видимо, на этот счет было другое мнение - он покраснел еще сильнее, и тихо сказал:

- Я не хотел бы, чтобы это видели, но если так нужно ради спасения Драко - я согласен, - и мальчик прикоснулся волшебной палочкой к виску, вытягивая серебристую нить воспоминаний и бросая в предложенный Дамблдором Омут Памяти.

Снейп подумал, почему это Поттер все время упоминает его ученика и так произносит имя Малфоя, словно... словно они...

- Северус, - прервал его размышления голос директора, - иди сюда и смотри. Для нас это недолго - всего лишь три мгновения.

И зельевар, не задавая больше вопросов, погрузился в зеленовато-черную дымку воспоминаний.

А Гарри поднялся на ноги и выскользнул из кабинета быстрее, чем оба волшебника успели вернуться. Этот Сон был странным - несмотря на то, что мальчик выпустил все мысли о нем в Омут Памяти, он все так же помнил. Его должно было удивлять то, что каким-то немыслимым образом он ощущал во Сне и чувства Драко, и чувства Рона, Гермионы, Дамблдора, Волдеморта, Снейпа, Блейза... Это было за гранью понимания, за гранью доступного волшебства. Слишком мощные заклинания нарушили что-то в ходе вещей, но Гарри сейчас совершенно не думал об этом, как и о том, что был изранен после стычки с Волдемортом и Пожирателями Смерти.

Единственное, что было по-настоящему важно - это убедиться, что с Драко действительно все в порядке.

* * *

- Но разве у него нет выбора? Ведь если Поттер изменит одно из сопутствующих событий - он автоматически изменит дальнейший ход истории, - Снейп смотрел в глаза директора так, словно от ответа зависела, как минимум, его собственная жизнь.

«А ты все-таки любишь... - мысленно улыбнулся Дамблдор, - причем не только Драко, как тебе кажется. Ты напрочь забыл о возможности освободить мир от Волдеморта, пусть даже такой высокой ценой. Но я вынужден помнить...». Затем он серьезно посмотрел на зельевара и ответил:

- Я должен огорчить тебя, Северус. Но это не тот случай. Боюсь, у Гарри есть только два выхода: разрешить Малфою любить его - и тем самым позволить сценарию повториться, - или навсегда оттолкнуть Драко, так, чтоб это чувство никогда не проявилось в полную силу... а это почти невозможно, учитывая то, что мы видели. Теперь Гарри знает, что такое любовь, а Драко, не сомневаюсь, уже любит его, даже если еще не отдает себе в этом отчета - такие чувства, какие были у них, из ниоткуда не появляются. И то, что будет с ними дальше - во власти только Господа Бога.

Снейп тихо скрипнул зубами.

- Надо совершенно оградить Драко от Поттера. Я поговорю с Люциусом, и мальчик будет доучиваться в Бельстеке, он прекрасно знает французский, - сказав это, слизеринский декан быстро вышел, громко захлопнув дверь.

- Ах, Северус, Северус... Разве ты не знаешь, что расстояния только укрепляют настоящую любовь? Даже неизмеримые расстояния, длиной в вечность... - тихо проговорил Дамблдор, хотя и знал, что зельевар уже его не слышит. - А иначе разве ты до сих пор любил бы Лили?..

* * *

Гарри легко проник в слизеринскую гостиную - снова на выручку пришло его невероятное везение и заблудившийся в коридорах школы первокурсник, назвавший пароль.

Дальше гриффиндорец мог идти хоть с завязанными глазами.

- Драко, - прошептал он, склоняясь над кроватью Серебряного Принца. - Ты жив...

Да, вот он - долгожданный, казалось бы, навеки потерянный, вечный враг. Любимый. Легкий поцелуй в полуоткрытые губы, скольжение руки по волосам цвета лунного перламутра, - а пальцы не выдерживают, запутываются, наматывают на себя тонкие, словно светящиеся, нити...

«Жаль, что ты не откроешь глаза - ты слишком крепко спишь... Но лучше так, чем заснуть вечным сном...».

- Драко, завтра я уйду из школы. Я не пойду в Хогсмид вместе с вами, и уберегу тебя от цепочки этих событий. А Снейп не позволит Крэббу и Гойлу обидеть тебя... и Блейз останется жив. Он добрый, и я буду счастлив, если ты полюбишь его. Наверное, нам не стоит больше встречаться никогда. Прощай, родной мой.

Гарри не сдержался и крепко-крепко прижал к себе любимого, немного приподнимая Драко над постелью, и пряча лицо в струящихся по его тонким плечам светлых волосах.

- Гарри... - во сне прошептал Малфой, неосознанно обнимая его в ответ. Вот уже которую ночь ему снился Поттер, и он мог только в сновидениях не стыдиться своих чувств. Но Гарри не знал этого...

Гриффиндорец разжал руки и испуганно отпрянул, отпуская Драко. Тот только снова что-то прошептал, а потом перевернулся на бок, его дыхание выровнялось, и он улыбнулся.

«Может быть, тебе сейчас снюсь я...» - подумал Гарри, невольно повторяя мысли Драко в их последнюю ночь вместе во Сне. И, так же, как Малфой, он отступил подальше, боясь поддаться соблазну зовущих нежных губ и, взглянув на свое спящее счастье в последний раз, выскочил из комнаты.

* * *

Он должен собраться раньше, чем ученики пойдут в Большой Зал - там он рискует встретить Драко.

Гарри быстро складывал чемодан, пытаясь не стонать - раны слишком остро давали о себе знать, а он ведь даже не взял зелья у Снейпа. Профессор позаботится о Малфое, гриффиндорец не сомневался - во Сне он увидел зельевара с другой стороны. И пускай Снейп терпеть не может его самого, но он любит Драко.

«Все будет хорошо», - успокаивал себя Гарри. И действительно, рано утром ему удалось незамеченным выскользнуть из гриффиндорской гостиной, пройти по школе, не наткнувшись на Филча или кого-то из преподавателей (хоть на нем и была мантия-невидимка, мальчик все же немного волновался по этому поводу). Он жалел, что не попрощался с друзьями, но успокаивал себя тем, что пройдет немного времени, и с некоторыми из них вполне сможет увидеться. Главное для него - нигде и никогда не встретить Малфоя.

Неосторожное движение - и нога подвернулась, а Гарри, вскрикнув от неожиданности, упал на пол.

Судорожно оглянувшись, не увидев никого и не услышав ничего подозрительного, мальчик осторожно поднялся на ноги. Стоять было практически невозможно - кажется, он сильно вывихнул ногу. Голова кружилась, в глазах поминутно темнело, к тому же, по ощущениям, раскрылись раны, но Гарри мужественно сделал несколько шагов. Он чувствовал себя беглецом, но у него не было другого выхода. Нужно добраться до Хогсмида, а оттуда по каминной сети - в Лондон. Дальше Гарри не представлял себе свой путь, но понимал, что на некоторое время придется остановиться в какой-нибудь гостинице и вылечить раны. Нужно скрыться от глаз хотя бы на время - поможет Оборотное зелье: за хорошие деньги в Лютном переулке продают что угодно. А потом, хотя бы через полгода, можно появиться - когда Драко уже ничего не будет угрожать. Во всяком случае, Гарри надеялся, что не будет. Главное, просто никогда больше не сталкиваться с Малфоем. Никогда. От понимания этого на глаза наворачивались слезы, но мальчик держался из последних сил - «Драко же смог, выдержал, значит, и я смогу». И его меньше всего сейчас интересовал Волдеморт и то, как, должно быть, рассердится Дамблдор, узнав о побеге «Избранного».

Гарри даже не почувствовал, как мантия-невидимка соскользнула с него, когда он упал. Спустившись в Большой зал, он не мог видеть, как кто-то, привлеченный, наверное, его вскриком, выйдя из темноты, поднял мантию, а потом быстрыми шагами, почти бегом, бросился за ним по лестнице.

- Далеко собрался, Поттер?

Гарри замер напротив двери из Зала. Этот голос он узнал бы не из тысячи - из миллиона голосов, - и теперь в том не сквозила ни насмешка, ни открытая ненависть. Особенно вот сейчас, когда он тихо произнес:

- Гарри...

И Гарри обернулся. Он больше не мог выдерживать этот взгляд. Кажется, прожигающий насквозь, так, что даже немного больно в груди. В серых глазах застыли невысказанные слова - нет, больше, чем слова. Время будто остановилось, и огромная Вселенная с мириадами звезд сейчас вся заключалась в серебристых глазах Драко Малфоя.

И больше всего на свете Гарри хотелось сдаться, забыть обо всем, броситься к нему, обнять, прижать к себе - но нельзя. Сейчас Гарри должен был уйти. Навсегда. Мальчик понимал, вместе они могут быть только в смерти, а ему так хотелось, чтобы любимый был жив!.. Глаза Драко умоляли его только об одном: остаться, но Гарри не мог дать самому дорогому человеку даже этого, хотя с легкостью отдал бы жизнь за один лишь такой взгляд.