Сенатский гламур [Кристин Гор] (fb2) читать онлайн

Кристин Гор Сенатский гламур

Моей семье

Кто рано встает

Вечеринка закрутилась по-настоящему, когда Вилли Нельсон и Нефертити начали разливать выпивку. Я опрокинула в себя порцию, и в желудке немедленно разгорелся большой алкогольный костер; пламя обожгло мне грудь, его языки лизали горло. Вилли наклонился и прошептал, что Винни-Пух меня хочет. Офигеть! Мне нравится этот парень. Когда я смотрела, как Винни сходит с танцпола, бросая в мою сторону томные взгляды мишки Пуха, я вдруг поняла, что лечу. Размахивая руками, я поднималась все выше и выше. Скоро я очутилась на высоте тридцати тысяч футов и слегка продрогла. Я отщипнула краешек облака и обернула его вокруг плеч, соорудив подобие шали из кучевых облаков. В своем модном прикиде я озирала расстилавшийся внизу пейзаж — горные цепи, океанские просторы, крошечные города и…

«…особенно длинные очереди на бензоколонках. Конгрессмен Фрэнсис, ожидаете ли вы введения каких-либо срочных мер для спасения «Экссон»^[1]?»

Утренний выпуск НГР^[2] вломился в мое сознание, бесцеремонно напомнив: я не порхающая по танцулькам чародейка, я работаю на Капитолийском холме, и у меня всего двадцать минут, чтобы добраться до работы.

Ха! Если я не пила с Вилли Нельсоном и Нефертити, какого же черта у меня похмелье? Быстрый осмотр кухни освежил мою память. Точно, бутылка вина из магазина «Все по девяносто девять центов». Когда-то это казалось очень выгодной покупкой.

Итак, двадцать минут. Учитывая, что медитировать я собиралась полчаса, отложим это на потом. Равно как и пятнадцать минут упражнений для пресса, маникюр и новое слово из словаря. Я пообещала себе, что сделаю все потом, но знала, что лгу. На деле я приползу с работы очень поздно, слишком уставшая, чтобы заниматься чем-нибудь еще. Ну разве что попробую какую-нибудь текилу за девяносто девять центов.

Впрочем, для подобного цинизма еще слишком рано. Как говорил мой папа, утром возможно все.

Я никогда не была жаворонком.

Я взглянула на часы. Семнадцать минут, отсчет продолжается. Накормив Шеклтона, я бросилась на поиски чистой одежды и подумала: как сложно было бы делать все эти простые вещи без правой руки! Что, если я внезапно потеряю ее в результате несчастного случая вроде поломки эскалатора или побега голодного льва из зоопарка? Смешно, но я живу в каких-то нескольких милях от зоопарка. Поэтому я улучила минутку и занялась тем, что делаю всегда, когда меня обуревают подобные терзания. Я вытянула из кучи лекарств повязку, намотала ее на правую руку и продолжила обычные утренние занятия, уверенная, что буду смеяться последней, когда мне пригодится столь нелепая подготовка к жизни без правой руки.

— Потрясающе, — скажут все, — и как ей удалось так быстро привыкнуть? Да она же управляется не менее ловко, чем раньше! А может, и более!

И благодаря моей блестящей предусмотрительности это будет правдой. Я лишь кивну, улыбнусь и продолжу жить хорошо подготовленным одноруким гением.

Я очнулась от грез наяву и сосредоточилась на исключительно сложном действии — открывании йогурта одной левой. А потом, когда я собирала рабочие папки, догадавшись ногой поднять портфель на стол, я заметила белый налет на жабрах Шеклтона. Только не это! Белый налет — смертный приговор.

За последние одиннадцать месяцев я умудрилась непредумышленно убить восемь японских бойцовых рыбок. Я вовсе не собиралась их убивать. Честное слово, я делала все в точности как написано, но они тем не менее умирали. Мистер Ли, владелец зоомагазина, уверял, что я нигде не напортачила. Я втайне подозревала, что он скрывает от меня какие-то важные сведения по уходу или препарат для очистки воды — ради своей выгоды, чтобы я приходила и покупала все новых рыбок. Тем не менее он строил из себя знатока, и, если верить ему, японские бойцовые рыбки иногда просто теряют волю к жизни после ничтожного изменения окружающей среды и совершают своего рода рыбье харакири. Три рыбки зачахли, две непомерно раздулись, а Жак, Моби и Баллард покрылись белым налетом.

Я с грустью смотрела на свою девятую и дольше всех протянувшую рыбку, шестимесячного трудягу, который, как я полагала, повернул удачу ко мне лицом. Шеклтон, получивший имя в честь того, что чудом пережил прискорбное зимнее отключение электроэнергии, превратившее его аквариум в ледяную пустыню^[3], в ответ храбро посмотрел на меня. Поразительно, что он перенес разморозку. Я сочла это знаком того, что он — некая рыба-мессия, могущественный духовный лидер рыбьего царства. Но мне следовало знать, что даже самая могущественная из рыб недолго протянет в моих убийственных тисках.

Я усомнилась, что когда-нибудь стану матерью, раз у меня даже крошечные рыбки не живут дольше нескольких месяцев. И в этот миг случайно бросила взгляд на часы. Двенадцать минут. Я схватила несколько журналов и выскочила за дверь, чуть не забыв снять повязку.

Чем особенно приятна работа у сенатора — я верю, что каждый день меняю мир к лучшему. Плохо же то, что работы ужасно много: я заметила, что надела разные туфли, лишь когда села в метро.

А хуже всего то, что я так и не обратила бы на это внимание, если бы не поймала насмешливые взгляды двух холеных пажей^[4] и не посмотрела бы вниз, чтобы понять соль шутки.

Я думаю, что перепутать обувь одного фасона, но чуть разных оттенков, скажем, темно-синие и черные форменные туфли — не самая большая глупость. Немного стыдно, конечно, но вполне объяснимо, особенно если у тебя нет правой руки, чтобы включить свет в шкафу, одновременно копаясь в нем единственной рукой. Но бежевая сандалия и красный кроссовок? Я совершенно уверена, что человек, способный на такое, слегка не в своем уме. Ну или он — это я.

Я решила сделать вид, будто так и надо, и бросила на девочек-пажей полный сострадания взгляд — взгляд, который говорил о том, как мне жаль, что они так аккуратны, прилизаны и, разумеется, ничего не слышали о новейшем прикиде для поездок в подземке. А я, хоть и развлекаюсь по дороге на работу чтением журнала «Экономист», — поскольку чрезвычайно умна и мне ужасно интересно, что там написано, — нахожусь к тому же на самом гребне моды. Как это печально для них, мурлыкала я всем своим видом. Какая же я изумительная.

Дочитав журнал, я вышла на станции Юнион и направилась по Первой улице к Рассел-билдинг, высоко подняв голову и матерясь про себя, что не успеваю забежать в обувной магазин и купить хоть что-нибудь, в чем буду меньше смахивать на безнадежную идиотку. Но, размышляла я, даже будь у меня время, не все можно купить.

Когда я вошла в офис, на меня посмотрела Жанет, сверхкомпетентный личный помощник сенатора, дама средних лет. Она говорила по сотовому в микрофон с наушниками, одной рукой скрепляла кучу сводок, другой исправляла что-то в расписании (задача непростая даже для человека с двумя здоровыми руками) и к тому же умудрилась улыбнуться мне.

— Р.Г. будет в пять. Сводка комитета нужна ему прямо сейчас, — произнесла она самым приятным, но непреклонным тоном.

— Она уже готова, — улыбнулась я в ответ, стараясь излучать уверенность и профессионализм — немалый подвиг, учитывая, что я еще не выпила ни одной чашки кофе.

Р.Г. — так мы называем Роберта Гэри, младшего сенатора из моего родного штата Огайо. Сводка нужна к утреннему слушанию в сенатском комитете по здравоохранению, где будет обсуждаться вопрос о рецептурных лекарствах для пожилых. А я отвечаю за сводку и пасу избирателя, выступающего свидетелем, поскольку являюсь советником сенатора Гэри по внутренней политике.

До сих пор удивляюсь, как в двадцать шесть лет умудрилась стать советником по здравоохранению сенатора Соединенных Штатов. Я жила в вечной тревоге, что до кого-нибудь наконец дойдет, насколько глупо было доверить мне это дело, и меня мигом выставят за дверь.

Я родилась и выросла в Огайо и своей страстью к политике обязана матери, профессору политологии, которая, вполне естественно, привила мне интерес к службе на благо общества. Я с самого начала училась с большим воодушевлением. И, что важнее, была единственной маминой круглосуточной ученицей.

Благодаря маме я рано узнала, что главное — это участие и что приложенные усилия могут немедленно принести плоды. Мы вместе рисовали плакаты для местных выборов, раздавали избирателям регистрационные формы и призывали соседей участвовать в кампаниях, которые считали правильными. По утрам перед школой мама помогала мне прочитать газету и отвечала на мои вопросы. По вечерам исправляла орфографические ошибки в моих письмах к президенту. Мне никогда не приходило в голову, что так и свихнуться недолго. Мне это нравилось.

Я начала политическую карьеру в начальной школе. Я пыталась защитить тропические леса, очистить от мусора скоростные магистрали, остановить испытания на животных, отправить канцелярские принадлежности нищим детям Гаити и вообще спасти мир на средства от одной благотворительной распродажи домашней выпечки.

В средней школе я помешалась на свободе слова, громила цензуру и подбивала школьную газету выступить против нее. Я писала пылкие статьи о том, как свобода и сопротивление олицетворяют пульсирующее сердце демократии. Я не гнушалась взывать к ним, чтобы свергнуть тиранию школьной формы и комендантского часа.

Время от времени я баллотировалась на выборные должности, но в основном посвящала себя глобальным политическим вопросам. Только в колледже, в Университете Цинциннати, я занялась более узкой темой — вопросами здравоохранения. Все началось с удивительно интересного семинара первокурсников, посвященного инфекционным заболеваниям, который пробудил во мне как страсть к реформе здравоохранения, так и страх перед уязвимостью и грязью человеческого тела. После него больное горло навсегда перестало быть просто больным горлом — оно превратилось в начальную стадию заражения вирусом Эболы, рахита или чахотки. С тех пор я, как могла, готовилась к несчастьям, которые, несомненно, поразят мой относительно беззащитный организм.

Я также начала изучать сложную и порочную систему здравоохранения США. Ее несовершенство и несправедливость оскорбили и потрясли меня. Я не понимала, как может правительство позволять сорока миллионам американцев, в том числе и детям, оставаться незастрахованными. Я с ужасом наблюдала беспрестанное вздувание цен и жертвы, на которые приходилось идти семьям низкого и среднего достатка. И, как дочь своей матери, решила сделать все возможное, чтобы изменить это.

Я корпела над своими тезисами и встречалась с девятнадцатью членами Палаты представителей от штата Огайо и обоими сенаторами. Сенатор Роберт Гэри был на голову выше остальных, он поразил меня глубоким пониманием вопросов здравоохранения и заботой о будущем. Когда он ответил на мои вопросы и рассказал о своих планах реформы, я испытала смесь благоговейного трепета и вдохновения.

Я послала Гэри копию тезисов и сразу после окончания колледжа присоединилась добровольцем к его перевыборной кампании. Мне было и лестно, и страшно, когда он вспомнил меня, похвалил тезисы и попросил помочь команде по внутренней политике осветить вопросы здравоохранения. Я с головой ушла в работу, написала несколько неплохих сводок, и, после убедительной победы Гэри на выборах, меня пригласили в Вашингтон. Так я неожиданно заняла влиятельную должность. Жуть, зато чистая правда.

У меня едва хватило времени включить «Блэкберри»^[5] и проверить электронную почту, как позвонила Жанет.

— Пришел Р.Г. У него скоро встреча с учительским профсоюзом, у тебя десять минут, чтобы срочно подготовить его к слушанию. Вперед.

Влетев к нему в кабинет, я задумалась, смогу ли изложить суть дела за десять минут, если лишусь языка? Наверное, смогу, вооружившись маркерами, плакатами и талантом мима, но это будет непросто. Хотя, говорят, У меня очень выразительные глаза, так что можно с их помощью… ох, без языка и глаз совсем ничего не получится. Как же мне начать…

— Вам помочь?

Саркастичное замечание сенатора Гэри прервало мои фантазии, напомнив, что уже добрых десять секунд я стою в его кабинете, словно дура под гипнозом. Быстро подсчитав, сколько у меня осталось времени, я решила не объяснять, что размышляла о жизни без языка и глаз, и просто перешла к делу.

— Я пришла помочь вам подготовиться к слушанию, сэр. Я не опоздала?

Он коротко взглянул на меня, потом кивнул. Наверняка жутко устал. Интересный мужчина, и проседь в темных волосах добавляет ему элегантности, но резкие морщины на лбу и мешки под глазами придают измученный вид. Он трудоголик, и дома у него годовалые близнецы, это кое-что объясняет, но у меня всегда возникало чувство, будто его тревожит нечто глубже и серьезнее.

Синий костюм, белая рубашка, официальный красный галстук были, как всегда, накрахмалены и выглажены, но я заметила желтоватое пятно на воротничке рубашки. И пообещала себе, что осторожно спрошу об этом, когда мы закончим со сводкой. Он будет благодарен, но не смутится. Я прямо-таки слышала, как говорю это.

— Итак, сэр, сегодня комитет заслушает свидетельские показания Альфреда Джекмена, жителя вашего родного округа. Ему восемьдесят три года, у него больные почки, из-за которых он все время ужасно мучается. Ему необходимы лекарства, которые он не может себе позволить на средства от социального обеспечения и пенсионных выплат, поэтому он часто ездит в Канаду за более дешевыми аналогами.

— А страхования здоровья престарелых для его нужд недостаточно, верно?

— Совсем недостаточно, сэр.

— И канадский контроль за уровнем цен позволяет ему экономить на лекарствах от сорока до шестидесяти процентов?

— В среднем ему удается сберечь пятьдесят пять процентов, сэр.

Р.Г. кивал, и я вновь поняла, как мне повезло, что я работаю на человека, который действительно понимает, о чем ему говорят. Одним из главных потрясений за двадцать шесть лет моей жизни стало то, что куча людей, стоящих у руля нашей демократии, — просто равнодушные пустышки. Но не Р.Г. Ему на самом деле не все равно.

— Это все? Все, что у вас есть? Если да — это катастрофа.

И только то, что ему не все равно, помогает смириться со смехотворными результатами его деятельности.

— Нет, сэр, у меня есть для вас список подходящих вопросов, а еще я набросала замечания, необходимые для того, чтобы показания мистера Джекмена заняли должное место в общей картине той пародии, в которую превратилась национальная система здравоохранения.

— Я бы не хотел произносить слово «пародия», Саманта. Мы не можем просто указывать на проблемы. Людям это не нравится. Замечания включают в себя планы на будущее?

Мне нравилась эта фраза. Я сразу чувствовала себя архитектором, которым хотела быть в третьем классе. Я даже разработала несколько проектов. Самым сложным была деревня, старательно склеенная из обувных коробок — для белок, живших у нас во дворе. Я трепетно взгромоздила деревню на дуб, который рос под окном моей спальни, но белки гнусно ее избегали. Я считала, что им же хуже: Рибоквилль был настоящей страной чудес для грызунов, с чудесными подвесными лесенками и даже с пожарным шестом, спускавшимся от бассейна к Желудевой гостиной.

— Разумеется, сэр. Ваша обычная речь об этапах пути к универсальной системе с единственным плательщиком.

— Хорошо. Все должно получиться. «Си-СПАН»^[6] организует прямой эфир.

— Вы будете на высоте, сэр.

— Я не за себя беспокоюсь. Насколько надежен этот человек, Джекмен?

Я провела примерно сто тридцать шесть часов, беседуя по телефону с Альфредом Джекменом, его докторами, канадскими аптеками и бог знает с кем еще. Я знала историю болезни Джекмена лучше, чем свою собственную. Например, я помнила, что у него двойной сустав в большом пальце, который ноет перед дождем, хотя не была уверена, есть ли у меня аденоиды. Удалили мне их в шесть лет или нет? Мама утверждала, что всего лишь вырезали миндалины, но почему тогда я нарекла куклу, купленную в тот год, Аденоидой? Вряд ли это совпадение, слишком уж прелестное имя.

— Полагаю, мистер Джекмен даст потрясающие показания, сэр.

— Потрясающие? Правда? Смогут они потрясти всех и каждого?

Р.Г. способен в мгновение ока перейти от нетерпеливого раздражения к игривой шутливости. Однако это хороший знак: раз он меня дразнит, наверное, доволен сводкой.

— Нам еще надо обсудить вечерний прием, поскольку там будут два…

Я замолчала, увидев, что Р.Г. просматривает электронную почту, не обращая на меня внимания. Через несколько секунд он поднял взгляд.

— Вы еще здесь?

В дверь заглянула Жанет.

— Учителя прибыли, сенатор, — сообщила она, вопросительно посмотрев на меня.

— Проведите их ко мне, но через десять минут сообщите про важный звонок.

— Конечно.

Пора уходить. Говорить про пятно на воротнике надо сейчас или никогда. Я уже не успевала взять безукоризненный тон, как собиралась. Не отказаться ли мне от миссии? Возможно, пятно на воротнике сделает его «ближе к народу»? А возможно, я ужасная трусиха.

— М-м-м, сэр…

Р.Г. раздраженно посмотрел на меня.

— Просто… ну… у вас что-то на рубашке, сэр. Что-то желтое. Не белое, как остальная рубашка.

Я любезно показала на воротник. Он опустил взгляд и заметил пятно.

— Молочная смесь. Понятно.

Не так уж плохо. Он даже улыбнулся. Улыбка вышла несколько натянутой, но я уже научилась довольствоваться тем, что предлагают. Я направилась к двери.

— Спасибо за советы по одежде, Саманта. Я вижу, что могу многому научиться у вас.

Он многозначительно посмотрел на мои туфли. Обалдеть.

Я что-то промычала о новой моде, но он уже приветствовал учителей, которые протискивались мимо меня за своими десятью минутами.

Когда я вернулась, у меня оказалось пять голосовых сообщений от полиции Капитолийского холма. Например: «Мисс Джойс, у нас здесь Альфред Джекмен. На него сработал металлоискатель, но он отказывается снять куртку или ботинки, пока не поговорит с вами. Пожалуйста, перезвоните нам, как только получите сообщение».

Как, уже девять утра? Часы на компьютере показывали, что на самом деле сейчас четверть десятого. Укоризненно зазвонил телефон.

— Иду! — прокричала я, направляясь к двери.

Ральф был на посту, когда я, задыхаясь, сбежала по трем пролетам к пропускному пункту на первом этаже. Ральф всегда напоминал мне бассета, которому сделали подтяжку век. Ленивый и печальный, с постоянным наигранным удивлением на лице. Много месяцев назад мы встретились вечером в подземке, и он рассказал, что его новая работа в подметки не годится предыдущей, гораздо более интересной — работе водителя Сосисмобиля «Оскара Майера» на Молле^[7]. Но ему пришлось уступить требованиям подружки и предпочесть хот-догам степенную и респектабельную должность охранника на Капитолийском холме.

— Привет, Сэмми, — протянул он, — а мы тут твоего дружка задержали.

Он ткнул большим пальцем в сторону будки охранника, где за плексигласом и проволочной решеткой я обнаружила Альфреда Джекмена, пялящегося в потолок.

— Он что-то натворил?

По расписанию Альфред Джекмен должен был выступать перед комитетом через тринадцать минут. Почему они донимают безобидного сморщенного старика восьмидесяти трех лет и с больными почками? Я начала опасно крениться в сторону гнева, но поборола себя и вернулась к вежливости.

— Вряд ли он угрожает национальной безопасности. Я улыбнулась, но Ральфа не убедила.

— Он вел себя крайне непочтительно. Он гражданин США?

О боже. Не веди себя как Эшкрофт^[8], Ральфи. Только не сегодня.

— Ну конечно. Послушай, это я виновата. Я должна была встретить его внизу. Он просто очень старый, понимаешь?

Сжалься над нами, мысленно приказала я ему. В миллионный раз мне захотелось быть джедаем и уметь убеждать с помощью Силы. И в миллионный раз мне пришлось удовлетвориться скрещенными пальцами.

— Он заявил, что приехал на заседание комитета, — с сомнением произнес Ральф.

Я сухо кивнула.

— Он очень болен. Прошел через многое, чтобы сегодня попасть сюда.

Если бы вы искали «профессиональный, но угрожающий» в словаре оттенков голоса, то мое имя стояло бы рядом со званием «мастер».

— Не сомневаюсь, — засмеялся Ральф.

Издевайся, издевайся, ты, глухой бассет, накачанный ботоксом. Только не изгадь мое слушание.

— Ну же, Ральф. Он мне в самом деле необходим. Ты что, не можешь его отпустить? Да что он такого натворил?!

Ральф качал головой. Он что, насмехается надо мной? И мне придется связаться с Американским союзом защиты гражданских свобод? Интересно, там есть отделение Американской ассоциации пенсионеров? Я посмотрела на часы, и на меня, словно цунами, обрушилась паника. Я схватила Ральфа за руку и проникновенно посмотрела ему в глаза.

— Ральф, судьба национальной системы здравоохранения в твоих руках. Если тебе небезразличны бедные, незастрахованные дети, если тебе небезразличны страдающие пожилые граждане, если тебе небезразлична справедливость… тогда, думаю, ты знаешь, как поступить.

Я почти слышала за кадром далекие аккорды «Боевого гимна Республики»^[9], пока умоляюще смотрела в глаза Ральфу, внушая ему сделать правильный выбор.

И он ответил на призыв долга взрывом истерического хохота.

— У меня просто нет сил, — выдавил он из себя между приступами смеха. — Как же я вас, новичков, люблю.

Я холодно улыбнулась:

— Могу я теперь проводить мистера Джекмена в зал комитета?

Ральф едва мог дышать.

— Бедные, незастрахованные дети… — Он захихикал, как девчонка. — Да, забирай его, — Ральф махнул рукой. — Удачи.

Я повернулась к веселящемуся охраннику спиной и поспешила к Альфреду Джекмену. Я влетела в будку, надеясь, что Ральф не слишком запугал нашего звездного свидетеля.

— Прошу извинить меня за недоразумение, мистер Джекмен. Пойдемте со мной…

Я резко остановилась, учуяв знакомый запах. Боже правый, неужели охранники курили здесь траву? Неужели причина паранойи и безудержного хихиканья Ральфа именно в этом? Господи, может, мне об этом сообщить? Агент по борьбе с наркотиками из меня никакой. Я решила притвориться, что простудилась. Или потеряла нюх после трагически завершившегося химического эксперимента. Такое вполне могло случиться. И все еще может. Чтобы попрактиковаться, не буду ни к чему принюхиваться, особенно к отчетливому запашку марихуаны в одной из будок полиции Капитолийского холма.

— Надеюсь, вам не причинили особого беспокойства, — я сделала вид, будто ничего не заметила.

Альфред Джекмен поднял налитые кровью глаза и странно уставился на меня.

— Ты смотри, какая красотка. — Он глупо ухмыльнулся. — Тебе когда-нибудь хотелось просто сидеть и смотреть на обои, день за днем? Они такие красивые.

Даже увидев у него в кармане пузырек глазных капель, я не желала замечать очевидного. Но он продолжал говорить:

— А на слушании будут острые чипсы? Я тут кое-что принял от нервов, но на меня вдруг напал жор.

И тут я прозрела. Восьмидесятитрехлетний пациент с больными почками, которого я выбрала, чтобы протолкнуть через комитет по здравоохранению предложения сенатора Гэри по рецептурным лекарствам, этот маленький седой дедок двенадцати внуков, сидит передо мной, вусмерть обдолбанный.

Июльский улет

Спокойствие, только спокойствие, твердила я себе. Проблему надо решать хладнокровно.

— Меня не предупредили, что вы курите, — умудрилась прохрипеть я.

— Только не сигареты, я не прикасаюсь к сигаретам. Они убивают.

Ну да.

— Но ганджубас — другое дело!

Вот оно.

— А ты любишь ганджубас? — Сквозь звон в ушах донесся вопрос Альфреда Джекмена.

Возьми себя в руки. Ты справишься. Или надо сбежать. Ральф стоял рядом с металлоискателем и все еще смеялся, показывая мне большой палец.

— Нет, мистер Джекмен, я не люблю ганджубас, — произнесла я звенящим от напряжения голосом. Хотя так ли это?

— Жаль. У меня отличная трава из Канады. Попробуй, детка.

Ужасно хотелось сесть. И несколько месяцев не вставать.

— Я думала, вы ездите в Канаду за «Липитором», «Нексиумом» и другими необходимыми вам лекарствами, — набросилась я на него. — Вот что вы мне сказали. Вот на что я подписалась.

Он выглядел слегка обиженным, как настоящий наркоман.

— Ну да, — ответил он. — Но трава там тоже очень дешевая. И она помогает унять боль.

Я собрала остатки жалости. Старик постоянно мучается от боли. Это главное. А то, что в стране не хватает лекарств для престарелых, превращает его последние дни в непрерывный кошмар. Что страшного в том, что он отыскал немного любви и заботы в косяке? Я решила взглянуть на этот казус свежим, менее мстительным взглядом.

— Сойдет и попкорн, если у вас нет чипсов, — заявил Джекмен.

«Блэкберри» пытался провертеть дыру в моем бедре, и я, даже не глядя на часы, поняла, что уже больше половины десятого. Слушание началось. Надо что-то делать. Как только журналисты подошли к пропускному пункту, я взяла мистера Укурка под локоть и твердо повела его к комнате, где заседал комитет. Когда мы проходили мимо двойных дверей зала заседаний, я увидела, что председатель уже прочел половину вступительной речи. Комната была битком набита людьми и камерами; остальные сенаторы стояли по бокам от Р.Г., выстроившись властной дугой одинаковых темных костюмов и хмурых лиц. Не успели мы проскользнуть, как Р.Г. посмотрел прямо на меня. Я отметила озабоченное выражение его глаз и поняла, что иду ко дну. Я собрала все силы, чтобы изобразить уверенную улыбку, но, кажется, это его не успокоило. Что неудивительно, ведь, судя по множеству фотоулик, попытки улыбнуться делают меня похожей на пьяную жертву инсульта. То есть свидетель из меня вышел бы не намного лучше, чем из Альфреда Джекмена.

Мы подошли к дверям соседнего кабинета. Я повернулась к древнему наркоману и снова поразилась резкому запаху марихуаны, который, казалось, исходил изо всех его пор. Только сейчас до меня дошло, что положение отчаянное. Он не сможет давать показания, и неважно, насколько душещипательна его история. Вместо большой победы Р.Г. ждет полная катастрофа. Ну что за черт!

Я не пустила Джекмена в кабинет, а повела его дальше по коридору в уединенную комнату для отдыха. Будь он менее обдолбан, удивился бы, куда я его веду. Но он, похоже, полностью покорился действию коктейля из анаши и лекарств. Счастливый, он шаркал рядом со мной, тыкая пальцем в фиолетовые точки, которые, по его словам, наполняли коридор, словно теплые, сияющие пузыри.

— Одна сидит у тебя прямо на носу, словно большая фиолетовая родинка, — сказал он, легко касаясь моего лица своим восьмидесятитрехлетним, насквозь прокуренным пальцем.

— Спасибо, я обязательно схожу к дерматологу, — ответила я, сражаясь с большим окном комнаты для отдыха. Наконец оно сдалось и открылось достаточно широко, чтобы через него могли пролезть напичканный наркотиками старик и советник по здравоохранению, которого вот-вот уволят.

«Пожалуйста, пошли нам такси, пожалуйста, пошли нам такси», — молилась я Богу Такси, помогая Альфреду Джекмену приземлиться на тротуар. В сложной ситуации я часто обращаюсь к пантеону весьма своеобразных божеств, в надежде, что они услышат мои искренние молитвы. Интересно, люди часто молятся Богу Такси? Я рассчитывала, что он вознаградит меня за внимание скромной милостью.

Как только мы вылезли в окно, к остановке напротив подъехало такси, словно манна небесная. Я помогла Альфреду Джекмену забраться на заднее сиденье и увидела в зеркале, что водитель морщится.

— Он очень старый и плохо себя чувствует, — любезно объяснила я. — Не могли бы вы отвезти его обратно в «Хиатт Редженси» на перекрестке Нью-Джерси и Конституция-авеню?

Водитель на редкость равнодушно пожал плечами. Альфред Джекмен повернулся ко мне.

— Мы едем на слушание? — спросил он, отмахиваясь от воображаемых узоров, которые обнаружил в салоне такси.

— Слушание перенесли на завтра. Я загляну к вам в отель сегодня днем, чтобы зачитать новое расписание, хорошо? — Я широко улыбнулась.

Он погладил меня по руке.

— Конечно, конечно. Знаешь, и от меня может быть толк, детка.

Нет уж, ты и так слишком много сделал.

Я протянула водителю последние десять баксов — последние до тех пор, пока не обналичу еженедельный чек (немногим более десяти долларов, старая добрая правительственная зарплата), и отправила обоих красавцев в путь.

У Ральфа не было времени — он проверял группу туристов и только удивленно посмотрел на меня, когда я через несколько секунд возникла в дверях. Сомневаюсь, что он стал бы расспрашивать, даже если бы не был занят. Несмотря на связавшую нас подземку, в сущности, я всего лишь одна из легиона юных сотрудниц, что проходят мимо него год за годом. Пока не срабатывают охранные устройства, Ральфу нет особого дела до того, почему я вошла в здание, хотя вроде бы не выходила.

Я влетела в зал заседаний в тот момент, когда председатель произнес:

— Возможно, мы не будем заслушивать сегодня показания мистера Альфреда Джекмена. В последний раз спрашиваю, здесь ли мистер Джекмен или кто-нибудь из его представителей?

Я чувствовала, что Р.Г. впился в меня ястребиным взглядом, но не смогла посмотреть на него. Вдохнув побольше спертого воздуха, я подошла к микрофону на столе перед группой сенаторов. Даже на трезвую голову ужасно странно понимать, что все эти видные политики и журналисты смотрят только на меня.

— Мистер Джекмен заболел, — проскрипела я тонким, ломким голосом. Вовсе не тем четким, плавным, уверенным тоном, который готовила для подобных минут. Более того, я еще и дрожала. Потрясающе.

— Прискорбно, — пророкотал председатель.

Я вцепилась ногтями в ногу, чтобы перестать дрожать прежде, чем решат, будто я тоже больна.

— Да, — услышала я свой голос, — мистер Джекмен приехал, чтобы дать показания, но неожиданно сказались пагубные побочные эффекты от лекарства, которое он принял для облегчения своего состояния.

Отлично, пока ни слова лжи. Я молила Бога Убедительных Объяснений улыбнуться мне.

— Как комитету, возможно, известно, мистеру Джекмену приходится ездить в Канаду, чтобы покупать лекарства, которые ему крайне необходимы для борьбы с ужасной болью. Ему восемьдесят три года, и подобный стресс легко может привести к изнеможению. Несмотря на это, он с нетерпением ожидал сегодняшнего дня, дабы рассказать о себе комитету, в надежде сыграть скромную роль в улучшении качества жизни миллионов пожилых граждан, которые умоляют своих представителей в Вашингтоне разработать для них полный план льготного обеспечения рецептурными лекарствами.

Краем глаза я заметила, как некоторые репортеры что-то строчат в блокнотах. Может, я и вправду сумею выпутаться?

— Однако, несмотря на самые благие намерения, мистер Джекмен оказался не в состоянии выступать сегодня утром.

Это уж точно.

— Учитывая обстоятельства, он понадеялся, что сможет отложить свое выступление на завтра.

Я замолчала и задержала дыхание. Наверное, лучше было дышать, но я слишком нервничала. В пятом классе я победила в чемпионате по задержке дыхания за обеденным столом, поэтому не сомневалась, что дождусь ответа, не рухнув в обморок. Председатель поправил очки и прочистил горло. Я еще не посинела? Давненько же я не тренировалась.

— Комитет надеется, что мистер Джекмен почувствует себя лучше, и собирается заслушать его свидетельские показания завтра утром, — пропел председатель.

Дыхание, милое дыхание. Уфф — спертый, спертый воздух. Я совсем об этом забыла. Но самое важное и невероятное — несчастье удалось аккуратно предотвратить. Я кивнула сенаторам и попятилась от микрофона, мысленно отплясывая победный танец.

Наверное, стоило подождать с ликованием, потому что на обратном пути я была так рассеянна, что зацепилась за шнур от камеры и рухнула прямо на сидящих журналистов. Очень полный, средних лет журналист из «Ассошиэйтед Пресс» в целом смягчил мое падение, но, отчаянно размахивая руками, я умудрилась заехать в челюсть его юному соседу из «Вашингтон Пост».

Я услышала, как Р.Г. быстро задает председателю какой-то вопрос по программе заседания, и молча поблагодарила его, что он отвлек внимание от места крушения.

— Простите, ради бога, — прошептала я своим жертвам, когда восстановила контроль над вывернутыми конечностями и отношения с силой тяжести.

— Все нормально, я даже не заметил, — подмигнул мне пухлый репортер.

Я ему поверила. Но его соседу повезло меньше. Лицо, которое при других обстоятельствах можно было бы назвать красивым, украшала здоровенная царапина, очки валялись где-то под стулом. Он с таким несчастным видом шарил вслепую руками, что стало ясно — без них он ничего не видит. Я поспешила на помощь, сильно наступив при этом ему на ногу. И не мягкой ярко-красной кроссовкой, нет, но неумолимой бежевой сандалией на остром каблуке. Он завизжал от боли и треснул меня, стараясь защититься от неведомого безумного врага, решившего его покалечить. Конечно, именно так все и выглядело, но я же действительно старалась искупить свою вину. Я нашарила очки в черной оправе и ласково вложила их ему в ладонь.

— Простите, простите, пожалуйста, — снова извинилась я.

Он надел очки, повернулся ко мне, и тут выяснилось, что он ужасно похож на Кларка Кента^[10]. Когда наши глаза встретились, сердце у меня заколотилось, и пришлось напомнить себе, что сходство сходством, но я вовсе не нахожусь в обществе переодетого супергероя. Или нахожусь? Хорошо, что он журналист, — иначе я сочла бы его слишком привлекательным. Но журналисты не в моем вкусе.

— Ничего, не беспокойтесь, — неубедительно произнес он.

— О нет, я вас поранила, — ответила я, заметив, что царапина начала кровоточить.

Ну вот, я пустила ему кровь. Жуть. Я осуждающе посмотрела на свои ногти. Не лучший способ обращаться с Кларком Кентом.

— Ничего, ничего, — бормотал он, лишь бы избавиться от меня, одновременно листая блокнот и роясь в кармане куртки в поисках другой ручки.

Он вернулся к слушанию, а я беспомощно таращилась на его ошалевший, поцарапанный профиль, в то время как за моей спиной сенатор Роллингс с тягучим южным акцентом произносил обличительную речь против «систе-емы страхова-ания». Кларк Кент что-то записывал, и мне до чертиков захотелось прикоснуться к царапине на его лице. У меня есть носовой платок. Может, просто вытереть кровь? Возможно, даже не спрашивая разрешения.

— Может, вам хотя бы дать пластырь или еще что-нибудь? — прошептала я ему на ухо.

— Мне нужно слушать, — с явным раздражением ответил он.

О боже, он меня ненавидит.

— Ну хорошо. Что ж, еще раз простите, — запинаясь, пробормотала я ему в спину. — До свидания.

Спасаясь бегством, я почувствовала, что краснею. По крайней мере, я выгляжу в тон одному из своих предметов обуви.

К половине шестого, когда пора было сопровождать Р.Г. в «Вашингтон Хилтон» на прием Американского фонда исследований СПИДа, я еще толком не пришла в себя. Навестив днем Альфреда Джекмена, я обнаружила его в отключке, среди оберток от содержимого мини-бара. Я еле убедила его временно (до окончания слушаний) передать мне остатки наркоты, поклявшись, что лично отвечаю за их сохранность. Радость победы была недолгой — ее сменил парализующий страх, когда я поняла, что добровольно вступила во владение здоровенным полиэтиленовым пакетом, полным превосходной канадской анаши.

Я семенила за Р.Г. к седану с тонированными стеклами, так и чувствуя пакет на самом дне сумки, которую наивная бабушка подарила мне на Рождество. Клянусь, я слышала шелест листьев и шуршание пластика, и мне казалось, что все вокруг тоже слышат его и вот-вот опознают. Я словно стала взволнованной героиней осовремененного «Сердца-обличителя» Эдгара По^[11]. В этой версии, переделанной для ленивой толпы, сумка контрабандной травы шуршала достаточно громко, чтобы свести меня с ума и раскрыть мое преступление. Когда я села в машину рядом с Р.Г., на меня накатил приступ тошноты.

— Как себя чувствует мистер Джекмен? — спросил сенатор, приподняв бровь. Автомобиль выехал со стоянки Рассел-билдинг и влился в поток машин. Р.Г. знал — что-то стряслось, но детали его не интересовали. Мне это было только на руку, учитывая, какие именно детали.

— К завтрашнему дню он поправится, сэр. Не беспокойтесь. Я очень сожалею о задержке.

— Хорошо, — коротко ответил он. Р.Г. не собирался развивать тему, у него хватало дел вне моей скромной области компетенции. Он требовал сообразительности и результативности, и, если честно, обычно я была на высоте. До сих пор. Сегодня я немного не справилась.

Я достала папку АМФИС^[12].

— У меня есть список гостей, в нем маркером помечены люди, к которым следует проявить чуть больше внимания. Например, Ник Саймон чувствует, что им пренебрегают. Он намекал, будто у нас слова расходятся с делом, и я заверила его…

Р.Г. перебил меня.

— Саманта…

Я подняла глаза от бумаг.

— Да, сэр?

— Вы хорошо себя чувствуете? — грубовато спросил он.

О боже, он показывает на мою сумку. Он знает. Он опознал шуршание? Альфред Джекмен настучал на меня? Ну вот, это произошло. Я уволена.

— Сэр, я понимаю, это нехорошо, но хочу, чтобы вы знали: я курила марихуану всего пять раз в жизни, последний из них восемь лет назад, и она никогда мне не нравилась, потому что на следующий день я не могла вспомнить даже самые простые вещи, вроде своего телефона. И я никогда не принимала других наркотиков, не считая алкоголя в очень умеренных дозах.

Р.Г. смотрел на меня, крайне смущенный.

— У вас скверный синяк.

Я посмотрела, куда он указывает — на желтоватые следы у меня на руке, прямо под ремешком сумки. Я знала, что это отметина от пряжки ремня Кларка Кента.

— Ах, это. Все нормально. Эта царапина не связана с наркотиками. — Я попыталась улыбнуться.

Несколько секунд Р.Г. тяжело смотрел на меня, потом покачал головой и принялся листать бумаги из папки АМФИС. Я сидела и смотрела в окно, переживая из-за своего звездного выступления. Я старалась думать о том, что Р.Г. размышляет над вопросами национальной политики, поэтому есть вероятность, что более важные вещи заставят его забыть мою случайную наркоманскую исповедь.

Какая же я дура.

Мое низвержение в водоворот ненависти к себе прервал звонок — сработало напоминание в календаре «Блэкберри»: сегодня Бруклинскому мосту исполнился сто двадцать один год. Я выключила звонок и мысленно отметила праздник, пока Р.Г. продолжал читать.

В средней школе меня заинтересовала «Большая книга праздников», которую методист хранил за конторкой. Все началось с необычного решения отмечать малоизвестные праздники, вроде Весеннего праздника древонасаждения или Дня признательности дворникам, и постепенно переросло в увлечение загадочными годовщинами. Как только я выбрала хобби, мой календарь быстро заполнился, и, что забавно, каждый день стал праздником. Я скромно отмечала их, иногда только вспоминая, иногда — не только. Например, чтобы отметить четырнадцатую годовщину публикации первой книги Дипака Чопры и рождение его империи самосовершенствования, я сводила себя в новый индийский ресторан на Дюпон-серкл. Что же делать с Бруклинским мостом? Может, лечь спать в ночнушке с надписью «Я люблю Нью-Йорк»?

Я смотрела на размытые от скорости посольства на Массачусетс-авеню, потом мы свернули на Коннектикут-авеню и затормозили перед толпой камер, журналистов и СПИД-активистов.

Р.Г. отложил папку, закрыл глаза, а когда открыл, они были ясными и внимательными.

— Пора за работу, — на удивление бодро сказал он. Минимум, что я могу сделать — ответить в том же духе.

— Совершенно верно, сэр. Это ваш народ.

Р.Г. взялся за ручку двери и покрутил головой, чтобы размять шею.

— Вы хорошо поработали над темами, — добавил он.

Я кивнула. Я знала, что они хороши. Два часа на них потратила.

— И еще, Саманта… — продолжил он.

— Да, сэр?

Он посмотрел прямо на меня, уголки его губ поползли вверх.

— Вам стоит почаще выходить в люди.

И ушел. Сотни рукопожатий и столько же обещаний. Я на секунду задержалась, чтобы собраться с мыслями, но постепенно убедилась, что это невозможно. Наконец я взяла «Блэкберри», бумаги, пакет анаши и последовала за сенатором Гэри в толпу.

Крутой поворот

До сих пор не понимаю, как Лиза уговорила меня составить ей компанию во время «счастливого часа» в ирландском пабе. Лиза — моя лучшая подруга. Она убедила меня отметить двадцать четыре часа воздержания Альфреда Джекмена, но уходить с работы в половине седьмого слишком рано, даже в пятницу. Неважно, что Р.Г. уже улетел на выходные в Огайо, а Жанет отправилась домой пораньше, на ужин в честь дня рожденья сына, я все равно была в ответе перед собой и горой неоконченных дел. И нас было непросто сдвинуть с места.

Мы сошлись на том, что я выпью пару кружек пива за Лизу и Альфреда, после чего вернусь на работу, чтобы слегка под хмельком составить сводку. Так будет хорошо для всех.

— Так, значит, слушание прошло удачно! — радостно заверещала Лиза, обнимая меня у барной стойки.

— О да, еще как, мистер Джекмен справился. — Я все еще не могла в это поверить.

— Хочешь сказать, ты справилась, — преданно настаивала она. Лиза была единственной болельщицей в моей жизни, и ее совсем не напрягала эта неблагодарная, а зачастую и бессмысленная роль. Еще она обожала документальные фильмы о раскаявшихся садомазохистах и болела за «Ред Сокс»^[13], поэтому мне не раз приходило в голову, что она просто мазохистка. Она была высокой и угловатой, искусственно стильной и естественно яркой. Мы познакомились на благотворительной акции в Цинциннати — Р.Г. нужно было чем-то покормить, когда он выскочил за дверь после тусовки, и Лиза мне помогла. Через несколько месяцев она перебралась в Вашингтон, работать в отеле «Мэйфлауэр», и мы подружились.

Лиза из тех, кому то завидуешь, то сочувствуешь. Эта добрая и неотразимо привлекательная девушка постоянно влипала в дурацкие истории, в основном из-за сердечных увлечений. Или — довольно часто — исключительно телесных. Она западала на инфантильных жуликоватых бабников. В Вашингтоне таких хватало,особенно на ее долю. Последний как раз лечил колено, которое травмировал, играя в регби на Молле. Он упрямо надевал коленный бандаж перед сексом, а потом и вовсе бросил Лизу ради физиотерапевта — маленькой рыжеволосой женщины, искусной в обращении с повязками и ремнями. Лиза сочла себя неумехой и все еще переживала из-за разрыва. Я же была просто счастлива избавиться от него и его манеры обсуждать со мной преимущества ресторанов «Хутерс»^[14] и мужских загородных клубов.

— За Сэмми Джойс и Альфреда Джекмена, сегодняшних звезд Сената! — Лиза чокнулась со мной бутылкой «Будвайзера» и хорошенько приложилась к ней в честь праздника.

Я согласилась. Альфред Джекмен и правда отлично поработал. Он был мрачен из-за ломки, но все решили, что его раздражает система здравоохранения, поэтому список разрешенных наркотиков, необходимых в его состоянии, и их грандиозные цены произвели солидное впечатление на комитет. Сенатор Гэри прочитал небольшую речь, и Альфред Джекмен благополучно отправился восвояси, поэтому пиво пошло хорошо. Точнее, шло — до тех пор, пока Лиза не ткнула меня локтем в бок, так что получился мини-прием Хаймлиха^[15].

— Чего тебе? — прошипела я.

Она едва заметно качнула головой куда-то вправо. Я специально обернулась посмотреть, чем вызвала еще одну локтевую атаку.

— Ой! Да прекрати уже.

Хотя я видела, из-за чего весь сыр-бор. Через стул от нас заказывал выпивку парень, потрясающий не только по вашингтонским меркам, но и по всем мировым стандартам. Поймав мой взгляд, он вопросительно улыбнулся. Я немедленно отвернулась.

Лиза глазела на меня.

— Ты когда-нибудь научишься правильно смотреть?

— Нет, — честно ответила я.

Лиза вздохнула. Она была утонченной и невозмутимой. А я принесла с собой дух чего-то другого. Неутонченного и возмутимого, если хотите.

— Больше не буду, — пообещала я. — Но он все равно не в твоем вкусе. Мне казалось, козлиные бородки давно в черном списке.

Лиза встречалась с тремя козлобородыми, и с ее чувствительной кожи только сошло раздражение. В последнее время она очень красноречиво высказывалась в поддержку своей новой антикозлиной платформы, и я с ней соглашалась, поскольку всегда считала растительность на лице негигиеничной. Однако меня тревожило, что фасон бородки нового соседа наводит на грязные мысли.

— Не этот, — прошептала Лиза. — Этот.

Теперь ее призрачный кивок безошибочно указал на нового бармена, который, наверное, только что заступил на смену. Да, это больше похоже на правду. Он тоже был чертовски хорош, но более мускулист и порочен. Как раз по Лизиной части.

Я уже начала раздумывать, не превратился ли наш «счастливый час» в «час, когда только мужчина может сделать меня счастливой», но Лиза вновь посмотрела на меня.

— На них у нас еще будет время. Расскажи, как прошел день, — улыбнулась она.

И это еще одна прекрасная черта Лизы. Она женственна ровно настолько, насколько необходимо: обращает внимание на парней, но не сходит по ним с ума. У меня есть подруги, которые делают вид, будто хотят вечерком со мной посплетничать, а сами при малейшем намеке на запах мужского лосьона после бритья начинают безудержно хихикать и жеманиться. Они отпускают дурацкие шуточки, размахивают руками, в общем, из кожи вон лезут, лишь бы повысить свою привлекательность, остроумие или размер груди в глазах ночного роя барных самцов. Но Лиза не такая. Она верная и искренняя. Не агрессивная девица, а благоразумная женщина, знающая себе цену.

Целый час мы болтали и смеялись, подогретые еще несколькими кружками пива, и мешало нам только мое мелочное чувство вины из-за того, что я до сих пор не на работе. Ничего страшного, сказала я себе. Заканчивать рабочую неделю куда как веселее, кутаясь в горячительный жар пива. В конце концов, счастливый работник — хороший работник. И, к счастью, пьяный работник не может быть уволен, если его начальство уже уехало домой на выходные.

Едва я убедила Лизу, что мне на самом деле пора обратно, но я непременно встречусь с ней потом, как на глаза мне попался мужчина в инвалидной коляске, который пытался проехать в дверь. Ему мешала ножка стола рядом с дверным проемом — переднее колесо наезжало на нее, как он ни старался. Казалось, никто не замечал его борьбы, и уж точно никто не предлагал помочь. Его мрачная решимость чем-то напомнила трезвого Альфреда Джекмена, я невольно вскочила и поспешила на помощь, пока Лиза пыталась закадрить красавчика-бармена под предлогом заказа еще одного пива.

Я подошла к владельцам стола преткновения — юная нервная парочка, похоже, на первом свидании, — и с вежливой улыбкой обратилась к ним.

— Ребята, мне надо на секунду вас передвинуть, не шевелитесь, — выдохнула я, ухватившись за стол.

Не дожидаясь ответа, я рванула стол и оттащила его с пути инвалидной коляски, опрокинув при этом полный кувшин пива, которое они только что заказали, прямо на облаченную в белую шелковую блузку грудь перепуганной девушки.

Секунду я беспомощно стояла, внося последние события на свой кармический счет. Компенсирует ли помощь инвалиду обливание дешевым пивом невинной женщины?

— Ты че, рехнулась? — вопросил мужчина в коляске.

Интересно. Я ожидала благодарности от него и ярости от парочки. Но он совсем выбил меня из колеи.

— Я просто хотела помочь, — слабо объяснила я. — Чтобы вы могли проехать в дверь.

— Я сам могу о себе позаботиться. Мне не нужна помощь неуклюжей дуры, — рявкнул он на весь бар.

Хорошо. Ну ладно, возможно, промокшая парочка тоже удивит меня, но приятно. Я с надеждой обратила на них смущенный взор. Девушка тихо плакала, пытаясь тонкой салфеткой прикрыть облепленную мокрой блузкой грудь, но ничего не получалось. Ее спутник был смущен и озабочен.

Хм. Итак, я оскорбила калеку и довела до слез хорошо одетую женщину. Без сомнений, карму я себе испортила.

Глаза угрожающе защипало, когда на меня обратились неодобрительные взгляды окружающих. К несчастью, три выпитые кружки пива размягчили мою обычно толстую кожу, и теперь возмущенным незнакомцам легко довести меня до слез.

— Простите ради бога, — просипела я парочке. Мой голос явно унесла волна острого смущения.

Я уже собиралась удрать к Лизе (кстати, где она? Спокойно смотрит, как я страдаю?), когда чья-то сильная рука коснулась моей.

— Ну, слава богу, хоть кто-то раскочегарил эту ночь, — протянул голос надо мной.

Я подняла голову и второй раз за вечер встретилась глазами с потрясным даже по мировым стандартам мужчиной.

— Привет, — прошептала я и задумалась, не взял ли мой голос длительный отпуск. Парень улыбнулся, и на моей шее внезапно вспыхнула сыпь.

У меня крайне необычные физические признаки тревоги — безудержная дрожь стеснения перед представителями власти, истерический смех в присутствии опасных животных и аллергическая сыпь на шее при виде невероятно привлекательного мужчины, которому я хочу понравиться.

Сначала шею заливала густая краска, которая затем быстро рассыпалась на множество маленьких красных пятнышек, от груди до ушей. Это случалось редко — парень должен по-настоящему мне нравиться, — и всегда выглядело просто кошмарно.

На случай подобных аварий я держала в сумочке модный шарф, мамин подарок, но сумочка осталась на стуле. Пришлось обхватить шею руками. Немного похоже на эксцентрический жест, но куда больше — на эксцентричное самоудушение. Может, ему понравится?

Он отвел взгляд и тепло посмотрел на дрожащую парочку.

— Накиньте ей пиджак на плечи, — посоветовал он юноше. Тот послушался, и пиджак оказался куда лучшим прикрытием, нежели крошечная салфетка. — И закажите себе еще пива за мой счет, — галантно продолжал он. — Ну, то есть когда бармен закончит клеиться к вашей подруге. — Он снова улыбнулся мне.

Я повернулась и увидела, что бармен и вправду о чем-то шепчется с Лизой, которая, похоже, пишет свой телефон на картонной подставке для пива. Досада на нее сменилась неземной благодарностью за то, что она ничего не заметила и обеспечила мне приятное спасение.

— Меня зовут Аарон, — любезно сообщил он, протягивая руку.

— Сэмми.

— Приятно познакомиться, Сэмми. Очень мило с вашей стороны прийти на помощь инвалиду. К сожалению, он всего лишь сварливый пьяница, который околачивается здесь каждую ночь. Вы просто не знали, во что ввязываетесь.

Конечно, не знала.

— А теперь можно заказать что-нибудь вам?

Конечно, можно. Он смотрел на меня, и каждый удар сердца, гулко отзывавшийся в ушах, делал его все прекраснее. Прекраснее и… нетерпеливее. Ох, надо ответить ему вслух.

— Да, конечно. Давай же, я жду.

Давай же, я жду? Давай же, я жду?! Откуда только это всплыло? Разве это не старая фраза из «Лаф-ин»^[16]? — Что меня дернуло за язык? И произнесла я это совсем не игриво, что могло бы меня спасти, но хрипло, а значит, грубо и требовательно. Это не в моем стиле! Что за дух-бунтарь родом из семидесятых вещал моими устами с той стороны? Я решила позже отомстить ему с помощью спиритической доски, а сейчас надо срочно спасать положение.

— Сейчас подумаю… у них есть «Дурацкий мартини»? — спросила я куда более соблазнительным тоном (по крайней мере, я молилась, чтобы это было так). — Это моя любимая выпивка.

— Боюсь, что нет. Но наверняка у них можно дернуть «Доброй самаритянки» и запить ее «Грубой ошибкой», — засмеялся Аарон.

— Звучит неплохо.

Мы вернулись на свои места, как раз когда Лиза оторвалась от мускулистого бармена. Она взглянула на мою шею и быстро сунула мне в руки шарф.

— Лиза, это Аарон. Аарон, это Лиза.

Пока они обменивались рукопожатием, я намотала шарф на шею.

— А это — Райан, — Лиза указала на бармена.

Райан определенно был красавчиком и в данный момент украдкой оглядывал меня с головы до ног. О нет, Лиза, нет. Куда мне еще один?

— Райан собирается показать мне блендеры в подсобке. Я как раз искала для «Мэйфлауэр» сделку повыгоднее. — Лиза скользнула за Райаном в дверь позади барной стойки, улыбнувшись мне напоследок.

— Что ж, замечательно. Теперь я не рискую показаться грубым, разговаривая только с тобой, — произнес Аарон.

Не вижу ничего грубого. И даже если эти слова попахивают мачизмом, в его устах они звучат сексуально. Что это за акцент? Похоже, южный. Может, это юг рая?

Я мысленно запрезирала себя за падение в пучину пошлости. Утешает одно — никто никогда не узнает, что у меня в голове появились такие мысли. Но я-то знала. Пора взять себя в руки. Не так уж он мне и нравится.

— Ты работаешь на сенатора Гэри, да? — продолжал Аарон. — Я видел тебя там.

Он видел? Когда? Где? Получается, что за мной наблюдают? Делала ли я что-нибудь постыдное? Вероятность этого мучительно высока.

— Да, я советник сенатора Гэри по внутренней политике. — Я широко улыбнулась, стараясь ослепить если не свежеотбеленными зубами, то относительно громким названием должности.

— Ух ты, здорово! Просто обалдеть!

Полоски для отбеливания чертовски неудобно приклеивать, но действуют они отлично.

— А ты чем занимаешься? — спросила я, чувствуя себя увереннее.

Наверное, он тоже работает на Холме. Я на это надеялась. Хорошо бы встречаться с кем-то, кого интересует то же, что и меня. Ох, а если он стоит у самого подножия карьерной лестницы? Мне это не важно, но вдруг его напугает мой успех? Я надеялась, что не кастрировала его своим признанием — не лучшее начало для серьезных отношений, несомненно, предназначенных нам судьбой.

— Я — старший спичрайтер сенатора Брэмена, — ответил он.

Джон Брэмен. Старший сенатор из Нью-Джерси, высокопоставленный член наиболее могущественного комитета в Сенате, грядущий лидер в президентской гонке, настоящий тяжеловес во всех смыслах. Болван по мнению большинства, но чертовски удачливый болван. Осталось всего пятнадцать коротеньких месяцев до дня, когда мы, вполне возможно, выберем Брэмена президентом. Да, похоже, я не слишком контузила самолюбие Аарона.

— Боже, у тебя наверняка куча дел.

Может, еще подсластить голос? Но опасно бросать вызов самой себе.

— Работы много, но она того стоит. Чтобы расслабиться, я пропускаю порой стаканчик по вечерам. — Он застенчиво улыбнулся.

Скажу ли я нашим детям, что сначала влюбилась в его улыбку? Если, конечно, смогу ввернуть словечко между страстными поцелуями, которыми их отец будет осыпать меня всю оставшуюся жизнь.

Аарон посмотрел на часы. О нет, плохой знак. «Скажи что-нибудь остроумное, — прикрикнула я на себя. — Будь соблазнительной, черт побери!» Сыпь под удушающей хваткой шарфа горела все сильнее.

— Честно говоря, Брэмен выступает сегодня в «20/20»^[17], я должен посмотреть, — произнес Аарон.

Ну вот и оно. Я получила от ворот поворот через каких-то десять минут. Печально, это даже не личный рекорд. А я так старалась. Полный отстой.

— Но я предпочел бы остаться и поговорить с тобой, — продолжал он.

Что, правда?

— К тому же ради безопасности одежды остальных посетителей не хотелось бы оставлять тебя без присмотра, — прибавил он. — Ты не возражаешь, если я отойду на секунду, позвонить?

Я немедленно влюбилась в него по уши. В знак разрешения я глупо улыбнулась, и он отправился звонить по мобильному. Надо бы вернуться на работу, но вдруг этот парень окажется любовью всей моей жизни? Если смотреть на вещи шире, что важнее: гробить себя, лишь бы сделать карьеру, или найти родственную душу? Меня лишало мужества то, что на данном жизненном этапе это было почти одно и то же.

Я решила использовать телефонную паузу, чтобы продумать темы для беседы и подготовить несколько баек для поддержания разговора. Я знала, что история про аквапарки меня не подведет, но как к ней перейти? Может, начать с баек про мобильные телефоны? Их у меня целая куча, получится вполне естественно. Но иногда, когда я изображала статические помехи, очень важные в подобных историях, то нечаянно начинала сильно брызгать слюной, а это не слишком привлекательно. Мне просто нужно, чтобы он побыстрее напился, вот и все.

— Кажется, у меня трагедия.

Аарон вернулся. Оказалось, что хмурится он не менее потрясающе, чем улыбается. Теперь он выглядел сердито-сексуальным.

— Я не смог найти никого, кто записал бы мне шоу, а в «ТиВо»^[18] не дозвониться, поэтому, к сожалению, должен идти. Я бы пригласил тебя, но знаю, что такая леди, как ты, не позволит перейти на стадию Барбары Уолтерс, до того как мы сходим на первое свидание.

— Нет, конечно, не позволит. Барбара — вторым пунктом.

— Совершенно верно, нам нужна более интимная обстановка. Возможно, следует разогреться добрым старым «60 минут»^[19].

— Как приятно встретить настоящего джентльмена.

Он со смехом склонился к моей руке и поцеловал ее.

— Тогда до встречи, — Аарон последний раз очаровательно улыбнулся.

Дома я всю ночь прокручивала в памяти разговор с Аароном, безжалостно казнясь за то, что не придумала ответов поостроумнее, которые теперь казались такими очевидными. Пока я лежала и мучилась, сонмы запоздалых фраз резвились перед моим взглядом.

Еще меня терзало смутное любопытство: как сенатор Брэмен справился с шоу? Наверное, очень хорошо, ведь он такой элегантный и компетентный. Один из самых вопиющих его недостатков — как раз понимание собственной элегантности и компетентности. Чудо, что он раньше не пытался стать президентом, учитывая, на какой недосягаемой высоте парит его мнение о себе. Сама я с Брэменом не общалась, но слышала массу сплетен о нем с тех пор, как переехала в Вашингтон.

Хотя Брэмена и Р.Г. выбрали в Конгресс в одном и том же году, Брэмен последние десять лет посвятил популизму и саморекламе. Со дня присяги откровенное честолюбие и агрессивные маневры толкали его вперед — к неизбежной президентской гонке. Говорят, что те, кто хорошо знает Брэмена, не верят в его искреннее стремление улучшить жизнь сограждан. Наоборот, они прекрасно понимают, что он борется за собственное благополучие.

На мой взгляд, это делало Брэмена полной противоположностью Р.Г., если говорить об искренности и образе жизни. По-моему, хуже всего в нем те качества, которые позволили ему приобрести огромное влияние на Холме. Он сосредоточил в своих руках намного больше власти, чем Р.Г., каким бы несправедливым мне это ни казалось.

Мне было интересно, насколько хорошо Аарон знает Брэмена. Известны ли ему серьезные недостатки шефа? Я надеялась, что нет, ведь тогда мне будет сложно встречаться с человеком, который охотно работает на такого грязного дельца. Возможно, неведение Аарона объясняется вполне уважительными причинами, спорила я с собой. Возможно, он совсем недавно в команде. Он слишком красивый.

До проведения дальнейшего расследования я решила истолковать сомнение в пользу Аарона, поскольку вероятность, что он просто не знает правды, весьма велика. Может, мне суждено открыть ему глаза! Однажды Аарон безумно влюбится в меня, и я смогу убедить его отвергнуть Брэмена и перейти работать к Р.Г., и тогда моя личная жизнь сольется в гармонии с профессиональной — цель, которой я месяцами пыталась достигнуть с помощью фэншуй. Я посмотрела на потолок, который украшали фосфоресцирующие созвездия, представила, что все мои звезды наконец выстроились в ряд, и уснула.

Понедельник наступил намного раньше, чем я была к нему готова. В субботу я несколько часов провела на работе, после чего почти все воскресенье каталась с Лизой на роликах по набережной Потомака. Правда, я не очень хорошо держусь на роликах, и Лизе приходилось постоянно оборачиваться, чтобы меня подбодрить. По-моему, не слишком благоразумно для меня привязывать к ногам колеса, но Лиза уверяет, что это полезно для фигуры — ну и, заодно, неплохой повод упасть. Кроме того, было очень забавно надевать наколенники, налокотники и шлем. В них я чувствовала себя ужасно важной и, закрывая глаза, воображала, будто участвую в чем-то опасном и рискованном. И это чистая правда, учитывая, что у меня были закрыты глаза.

Я выползла из кровати почти больная, а я этого терпеть не могу. Я ждала, пока нагреется душевая кабина, и вспоминала прочитанную когда-то статью о людях, у которых от рождения нет нервных окончаний, из-за чего они не чувствуют боль. Не знаю, можно ли добиться этого искусственно; но если можно, я совершенно уверена, что не готова. Как бы то ни было, после краткой внутренней борьбы я решила, что такие важные дела не стоит начинать утром в понедельник. Вместо этого я предпочла стоять под душем, обдумывая, как себя вести при нападении различных животных.

В детстве я разбросала по всему дому мягкие игрушки, чтобы тренироваться. И установила правило — вести себя, как обычно, а встречаясь глазами с игрушечным зверем, тут же спасаться. Получалось весьма забавно: например, однажды ночью по пути в туалет я наступила на плюшевого аллигатора, и мне пришлось мчаться зигзагами (аллигаторы быстро бегают только по прямой, и чтобы спастись, нужно все время петлять). Или после ужина, моя посуду, я видела на буфете мишку и немедленно падала на пол, сворачиваясь в тугой неприступный клубок. Родителей эти странности навели на мысли о синдроме Туретта^[20], проявившемся в относительно юном возрасте, и они забеспокоились. Но когда я объяснила им свои действия, мама подписала меня на «Нэшнл Джиографик», а папа предложил проводить больше времени на свежем воздухе.

Я закончила одеваться и мысленно повторяла правила выживания при нападении акулы, когда поймала взгляд Шеклтона. Он скорбно смотрел на меня из аквариума, слишком вялый, чтобы ловить корм. Его жабры за выходные побелели еще сильнее, хотя в субботу мистер Ли в очередной раз уверил меня, что я все делаю правильно. Я еще больше усомнилась в правдивости мистера Ли. Почему до меня раньше не дошло, что ему нельзя доверять, — и как меня угораздило поверить, что человек по имени мистер Ли, в магазине которого играет песня пятидесятых «Мистер Ли», интересует хоть что-то, кроме прибыли?

Бедный Шеклтон. Я задумалась, может ли у него быть японско-бойцово-рыбья разновидность синдрома отсутствия нервных окончаний, благодаря которой он избавлен от предсмертных мучений. Я послала Шеклтону воздушный поцелуй и пристроила за аквариумом самый красивый японский веер, чтобы создать ему домашний уют. Шеклтон благодарно колыхнул хвостом.

«Блэкберри» зудел — пришло срочное сообщение от Жанет, нужно срочно бежать на работу. Нет времени спокойно позавтракать. К счастью, сегодня восемьдесят первая годовщина изобретения «Клондайк-бар»^[21], и я на выходных купила целую коробку, чтобы отпраздновать. Я схватила брикет из морозилки и вылетела за дверь.

Когда я вбежала в офис, Жанет посмотрела на мои влажные волосы с видом санинспектора, берущего на заметку ресторан, который не соответствует букве закона. На миг я смутилась (хотя мокрая прическа — обычное для меня дело). Затем она кивнула на кабинет Р. Г.

— Сегодня он пришел рано. Попросил прислать тебя, — сообщила она и вернулась к звонящему телефону.

Я вошла и обнаружила Р.Г. за столом. Он читал и заканчивал завтрак, состоявший из половинки грейпфрута и пригоршни витаминов, — этот завтрак и в подметки не годился моему шоколадному мороженому, так что я пожалела Р.Г.

Пока не вспомнила, что он — влиятельный сенатор Соединенных Штатов, а я — его скромный помощник, которого собираются… что? Проверить? Отругать? Повысить? Нет, последнее можно исключить.

— Вчера вечером мне позвонил Джон Брэмен, — произнес Р.Г. через две минуты, безмолвно дочитав газету.

Правда? Какое совпадение. Господи, не иначе уже пошли слухи, что мы с Аароном скоро будем вместе. Не может быть.

— Ему понравилось, как в пятницу прошло слушание, и он хочет официально сотрудничать с нами, — продолжал Р.Г.

— Он хочет поддержать законопроект? — спросила я.

— Именно. Поэтому мне нужно, чтобы вы заставили его сотрудников побыстрее вникнуть во все тонкости.

Ух ты. Мы искали известного соавтора, чтобы придать законопроекту необходимое ускорение, но Брэмен — это сюрприз. Его имени даже не было в списке. Хотя если он хочет взять под опеку понравившийся проект, не вижу ничего плохого в том, чтобы принять помощь для совершения доброго дела.

— Это прекрасно, сэр. Правда?

Р.Г. взглянул на меня поверх очков.

— Возможно, это хорошо для законопроекта. Насколько это хорошо в целом — увидим.

Я смотрела, как Р.Г., стиснув зубы, листает газеты, и волновалась. Хотя я быстро поняла, что сенаторам часто приходится работать с партнерами, которые им не очень подходят, поведение Р.Г. говорило, что они с Брэменом не просто не подходят друг другу. Втайне они искренне друг друга не выносили.

— Что вы имеете в виду, сэр? — уточнила я.

Р.Г. вздохнул.

— Понимаете, я вынужден принять предложение Брэмена ради блага законопроекта, хотя жалею, что нам придется с ним работать, потому что ему нельзя доверять. Как и его сотрудникам. Вам придется быть начеку.

Вот те на. Так, значит, содействие Брэмена — отнюдь не хорошая новость. И, хуже того, Р.Г. недвусмысленно предостерегает меня против сотрудников Брэмена через два дня после того, как я по уши влюбилась в одного из них. Фэншуйские мечты о гармоничном слиянии личной и профессиональной жизни скоропостижно скончались. Но я еще не была готова отказаться от своих грез.

— Хорошо. Но вы действительно думаете, что любой сотрудник Брэмена неблагонадежен? — услышала я свой вопрос. — Все без исключения? То есть разве не может кто-нибудь из них быть честным? Ну, например, если недавно начал на него работать или был введен в заблуждение?

Недоуменный взгляд Р.Г. вернул меня к теме разговора.

— Не обращайте внимания, сэр, — быстро продолжила я. — Я просто, э-э-э… собиралась с мыслями.

Что я твердо решила впредь делать молча. Как бы ни хотелось мне оправдать свои гипотетические отношения, я понимала, что это не повод нести бред перед начальником. Да и вообще хоть что-нибудь перед ним нести. Р.Г. сурово смотрел на меня.

— Вы справитесь с этим, Саманта? — спросил он с оттенком тревоги.

Конечно, справлюсь. Я сделаю все возможное, чтобы этот законопроект прошел. В том числе докажу, что я более компетентна, чем показал мой последний спектакль.

— Конечно, сэр. Можете на меня рассчитывать.

Р.Г. удовлетворенно кивнул.

— Прекрасно. Значит, так: не давайте людям Брэмена стреножить вас болтовней о группах влияния. И особенно тщательно следите за попытками навязать нам страховочную ерунду. Это фирменный почерк Брэмена — он давно сговорился с фармацевтами, но вы должны защитить законопроект от этого дерьма. Дайте мне знать, если возникнут сложности.

С этими словами он вернулся к чтению и, казалось, забыл обо мне — привычный знак, что разговор окончен.

Жанет подробно проинструктировала меня насчет встречи с людьми Брэмена во второй половине дня, после чего я вернулась к себе и обнаружила, что моя любимая кофейная кружка со стереограммой Снаффлопагуса^[22] украдена.

Я задохнулась от ужаса. Я любила эту кружку. Я выиграла ее на ярмарке в Огайо, когда утопила в стеклянном бокале с узким горлышком три шарика для пинг-понга — наконец-то мое студенческое умение играть в «Пинг-бульк»^[23] окупилось сторицей.

Эта кружка — одна из самых ценных моих вещей. Втайне я верила, что это могущественный талисман, приносящий удачу, поэтому и взяла ее на первое место работы. Она благополучно прожила на моем столе семь месяцев. А теперь, как гром среди ясного неба, меня ограбили? Какой злодей совершил столь гнусное преступление?

Вскоре я получила ответ на этот вопрос. Марк Герберт, новоиспеченный пресс-секретарь Р.Г., перегнувшись через ксерокс, беседовал с каким-то невидимым заговорщиком и сжимал в своей грязной преступной лапе мою кружку со Снаффлопагусом. Он поступил на работу с превосходными рекомендациями, но с самого начала вел себя странно и надменно. А теперь оказалось, что он вор! Я знала, что зря винила себя в неприязни с первого взгляда.

Марк не нравился мне в основном из-за того, что много жестикулировал, иллюстрируя свои высказывания, но это неважно, ведь я оказалась права. Должна ли я предупредить Р.Г., что он нанял на работу преступника?

Я приближалась к беспечному Марку сзади; в голове мстительно гремела музыка из фильма «Челюсти». Глупый Марк Герберт, пришел и взял мою вещь. Даже если он всего лишь «одолжил» ее, он все равно плохо кончит. Придурок.

На середине его фразы я кашлянула.

— Послушай, Марк, я знаю, ты новичок и, разумеется, не в курсе, но у тебя моя кружка, будь добр, верни ее. Спасибо.

Ну вот, я удачно погасила закипавшее во мне раздражение и умудрилась произнести свою тираду весьма вежливо, как мне казалось. Увенчав ее фальшивой (и оттого кривой) улыбкой.

Он удивился.

Не думал, что я так быстро поймаю тебя, да?

Похоже, он даже не успел отхлебнуть из кружки.

Так-то, сосунок, вот я какая быстрая. Будешь знать, как со мной связываться.

— Сегодня утром Марк готовит всем кофе.

Его невидимый приятель-интриган теперь был виден и оказался диспетчером Моной, которая невозмутимо прихлебывала кофе из своей чашки «Пи Фи»^[24].

— Я как раз собирался отнести вам кофе. — Марк повернулся ко мне. — Вы любите побольше сахара, да? — Он сделал вид, будто кладет в кружку несколько ложек сахара.

Вряд ли этого сахара хватит, чтобы перебить горький вкус моего поражения.

— Спасибо, — вяло поблагодарила я. — Извини, я вовсе не думала, будто ты…

Затухнув, я задумалась, почему он смутился. Нужно ли закончить фразу? Вероятно, нет, я и так наломала дров, не стоило озвучивать скоропалительные подозрения.

— Мне надо к телефону. Я договариваюсь насчет статьи на обложку в «Харперс», — быстро произнес Марк, протянул мне невредимого Снаффлопагуса и, прежде чем убежать, поднес руку к голове, словно телефонную трубку.

Мона оценивающе уставилась на меня.

Я хотела отделаться небрежным кивком и отступить в коридор, но не успела.

— Знаешь, он к тебе неровно дышит.

Что?

Мона спокойно кивала, пока я мотала головой.

— Это правда, — припечатала она. — Я сначала подумала, что сама ему нравлюсь, но потом поняла, что он разговаривает со мной, только чтобы разузнать о тебе.

Похоже, это открытие не слишком обрадовало Мону. Как Марк мог положить глаз на меня? Мы почти не общались за три недели, что работаем вместе, не считая двух коротких разговоров, которые выявили его склонность к языку жестов. Впрочем, возможно, в этом-то и дело. Он не нашел никого получше.

— Что ты, вряд ли, — попыталась возразить я. — Возможно, ему просто интересно, как я умудрилась до сих пор не вылететь с работы.

Я засмеялась, как бы сама над собой. Мона глубоко задумалась, и это напрягало.

— Может быть. А тебе он нравится? Он симпатичный.

Да нет, никакой Марк не симпатичный. Но то, что Мона думала, будто он симпатичный, заставило меня еще сильнее желать, чтобы он перенес свою сомнительную привязанность на нее. Она была грубовата и вспыльчива, но в целом довольно мила. И она так много работала, составляя расписание для Р.Г., что вряд ли успевала заняться собой. Роман ей не повредит. Я отхлебнула кофе.

— Вкусно.

Мона спокойно смотрела на меня, подняв кустистую бровь.

— Я начала встречаться с одним человеком, поэтому нам даже не о чем спорить, — продолжала я, молясь, чтобы Бог Лжи во Благо поговорил с Богом Классных Парней и как можно скорее превратил эту скромную выдумку в чистую правду. Для этого есть веская причина.

У Моны явно полегчало на душе.

— Я постараюсь помягче сообщить об этом Марку, — пообещала она. — Я его знаю?

Знает ли она Аарона? Или какую-нибудь ценную закулисную информацию? Вряд ли, да и поздно наводить справки, если я предположительно с ним уже встречаюсь.

— Скорее всего, нет. У нас все прекрасно, но еще слишком рано, и я не хочу сглазить. Я ужасно суеверна.

По крайней мере, последнее — чистая правда. К счастью, жужжание «Блэкберри» вернуло меня к работе, и я отправилась к себе за стол, улыбнувшись на прощание Моне.

Благополучно вернув Снаффлопагуса на законное место, я просмотрела картотеку по предложению Р.Г. о рецептурных лекарствах и вытащила отрывки, которые, на мой взгляд, пригодятся команде сенатора Брэмена. Предложение хорошее, но смелое и потому вызовет ожесточенные споры при обсуждении. Брэмен даст знать всем и каждому, что к нам следует отнестись серьезно. Несмотря на его пороки, он нужен нашему законопроекту. Комитет должен в следующем месяце одобрить проект, а затем его выставят на обсуждение и голосование всего Сената.

Я старалась не мечтать о том, что случится, если законопроект примут, ведь на его пути так много препятствий, но все равно ликовала при виде открывающейся перспективы. За то недолгое время, что я провела в Вашингтоне, я поняла, как непросто изменить что-либо к лучшему. Но работа на Р.Г. также возродила мою веру в прогресс, и я хотела ее материального подтверждения, на которое могла бы указать, зная, что оно улучшило жизни людей. Я твердо верила, что план по рецептурным лекарствам поможет миллионам американцев, которые не могут позволить себе дорогое лечение.

Я подготовила материалы для команды Брэмена и задумалась над советом Р.Г. по поводу общения с ними. Он упомянул, чтобы я остерегалась «болтовни о группах влияния», и подчеркнул, что у Брэмена хорошие отношения со страховым лобби. До сих пор подобные слухи не слишком меня волновали. Позицию Р.Г. по вопросам здравоохранения я знала назубок, но в отношении остальных девяноста девяти сенаторов мне еще работать и работать.

Поскольку Р.Г. был слишком занят, я обратилась за помощью к «Гуглю». Отец Брэмена разбогател на медицинском страховании, и Джон Брэмен-младший продолжал холить и лелеять отцовские связи, несмотря на то, что иногда это лишало доступного медицинского обслуживания его избирателей из низов и среднего класса. Из прочитанных статей явствовало, что Брэмен — лицемер: на словах борется за предоставление медицинской помощи по разумной цене, но при этом постоянно заключает сделки с разными страховыми компаниями, которые сходятся в одном — взвинчивании цен до небес. В свою очередь, именно эти фирмы поддерживали и финансировали его избирательные кампании.

Судя по результатам поиска, соратники Брэмена не слишком осуждали его за эти связи, в основном потому, что он отлично прятал концы.

Уф. Как только я размотала запутанный клубок весьма неприятной информации, у меня заболел живот. Он болел все сильнее, и я задумалась, не связано ли это с мороженым на завтрак.

Пошарив на столе, я обнаружила несколько пробников «Тамс»^[25], которые гинеколог прописал мне, чтобы поднять уровень кальция. Может, получится одновременно предупредить остеопороз и утихомирить желудок. Великолепный двойной удар!

Как только я набила рот таблетками, зазвонил телефон.

— Ауоу? — героически выдала я.

— Привет, это Натали Рейнолдс из офиса сенатора Брэмена. Я говорю с Самантой Джойс?

— Ммм-хммф.

— Что, простите?

Я сделала большой глоток кофе.

— Прошу прощения, да, это Саманта. Чем могу служить?

Натали заговорила о встрече во второй половине дня, и я подумала, что четкой дикцией она напоминает бойкую телепродавщицу, — такое впечатление, будто читает по бумажке.

Я нежно люблю телепродавцов и с нетерпением жду их звонков. Само их существование наполняет меня безграничным восхищением. Кто они? Любят ли они свою работу? Сколько раз их уже послали в тот день, когда они позвонили мне, и ценят ли они, что я встретила их с распростертыми объятиями?

Раз уж они звонят мне и выбиваются из сил, лишь бы удержать мое внимание и заинтересовать своими предложениями, я вправе задать им уйму личных вопросов. Ужасно интересно приходить домой и прослушивать их сообщения на автоответчике, и я часто перезваниваю, просто чтобы поболтать. Я почти никогда ничего не покупаю, но мне нравится с ними общаться.

Со временем у меня появились любимчики. Например, Зельда из телефонной компании. Я внесла ее номер в быстрый набор и время от времени звоню узнать, как идут дела. Она живет в Дейтоне, штат Флорида, с мужем и двумя маленькими сыновьями, и шестьдесят часов в неделю висит на телефоне, чтобы скопить денег на образование детям. Сама она добралась до предпоследнего класса средней школы, а муж отучился два года в колледже, и оба они мечтали о лучшей судьбе для своих сыновей.

Когда «Голос телепродавщицы» Рейнолдс закончила говорить, я согласилась отослать ей по электронной почте большую часть своих материалов и встретиться в офисе сенатора Брэмена в Харт-билдинг в два пополудни. Там я мило поприветствую команду Брэмена и защищу неприкосновенность законопроекта. И нечего так волноваться. Все пойдет хорошо, если я буду на высоте, — а я буду. Я мысленно пообещала себе раздобыть еще «Тамс».

За обеденный час («час» — эвфемизм для двадцати минут) я собиралась навести марафет на случай, если встречу Аарона, хотя понимала: мои планы на совместное будущее могут рухнуть, если выяснится, что он в курсе преступлений своего босса. Впрочем, хорошо выглядеть все равно не повредит. Как именно я буду прихорашиваться, покажет время и содержимое сумочки. Обычно в ней можно найти как минимум губную помаду и расческу, но не стоит на это уповать. Сейчас некогда — надо разгрести кучу работы. Я допила кофе и принялась за дело.

В двадцать минут второго я наконец пробралась в туалет, чтобы проверить, как выгляжу. Плачевное зрелище. Да, я определенно одета не для свидания, разве что со стиральной машиной, поджидающей меня дома. Мятая, жаль, что не модно мятая, юбка до колен, шелковая майка с большим пятном от соевого соуса. Я с ужасом обнаружила, что укороченный кардиган, который я выудила со дна шкафа, чтобы прикрыть пятно, усыпан по вырезу стразами. Откуда он только взялся? Как я не заметила стразы? Неприятно было обнаружить и то, что я забыла расческу дома, а волосы мои превратились в зализанный ирокез. Но самое страшное — на кончике носа успел вскочить уродливый прыщ. Я предчувствовала его появление с самого утра, но упрямо отрицала очевидное. К сожалению, зеркало не льстило мне. Как прыщ сумел вырасти так быстро? У меня нет ни спирта, ни времени с ним воевать — пора идти к Брэмену.

Когда я спускалась по лестнице, мобильный заиграл инструментальную версию «Как девственница» Мадонны — прилипчивую мелодию, которую Лиза зачем-то настроила на свой номер. Музыка гремела на полную, и люди таращились на меня, пока я нащупывала телефон. Я улыбнулась, словно прекрасно знала, что делаю — уверенно, как и подобает материальной девушке^[26].

— Послушай, я не могу сейчас говорить. Я перезвоню, ладно?

— Ох, жаль, а я как раз рядом с тобой — мы с Райаном устроили пикник в окрестностях Капитолия.

Бармен Райан уже пригласил ее на пикник? Я отстаю. Хотя вряд ли сподвигну Аарона пригласить меня на свидание — в таком-то виде.

— Постой, Лиза, ты что, совсем рядом?

— Да, выходи! Прервись!

— У меня нет времени на перерыв, но мне нужна твоя помощь. У тебя три минуты, чтобы сделать из меня человека с помощью всего, что у тебя в сумочке. Буду через тридцать секунд.

Я захлопнула телефон, в ушах звенел радостный вопль Лизы. Она обожает соревноваться — в детстве этим пользовались ее старшие братья, заставляя выполнять их часть работы по дому, например, выносить мусор или выгуливать собаку, всего лишь сообщив ей, что засекают время. Хотя я стараюсь не пользоваться этой слабостью Лизы, должна признать, иногда она весьма кстати.

Когда я проходила мимо охраны, Ральф проверял большую группу моряков. Они удивили меня поразительным единодушием стриженной под «ежик» мужественности — все, как по команде, повернули головы, провожая меня взглядами. Я смутилась, но решила взять себя в руки и помахала Ральфу. Я еще не простила ему гнусные насмешки во время инцидента с Альфредом Джекменом, но знала, что в будущем мне понадобится его помощь, поэтому решила мысленно объявить перемирие и возобновить дружеские отношения. Ральф оторвался от служебных обязанностей и помахал в ответ.

— Выдави его, — любезно посоветовал он, дотрагиваясь до кончика своего носа.

Перемирие закончено. Привлечь внимание к прыщу на женском носу перед эскадрой юных храбрых моряков — это нарушение прав человека.

Выскакивая за дверь в ослепительный солнечный свет, я услышала, как кто-то из них хихикает.

Был один из тех поздних июльских дней, которые не позволяют забыть, что Вашингтон построен на болоте, — от влажности воздух сделался тягучим и плотным, мой ирокез моментально прилип к потной шее.

— Я здесь! — крикнула Лиза из очень скромной тени ближайшего дерева.

Я смотрела на часы, пока сбегала по лестнице. Десять минут, чтобы добраться в офис Брэмена. Слава богу, Харт-билдинг совсем рядом, но мне еще надо пройти через пост охраны и преодолеть коридоры.

— У меня встреча, на которой я должна хорошо выглядеть. Возможно, там будет Аарон.

— Я готова, — уверенно ответила Лиза.

Она просто прелесть.

За три минуты она превратила клочок тротуара в неотложный салон красоты. Конечно, у нее в сумочке оказалась не одна, а целых три расчески, а также разные муссы для придания объема, и гели, которые она искусно нанесла на мои безжизненные волосы. Она прекрасно разбирается в этих препаратах, в то время как мне они кажутся слишком таинственными и страшными, чтобы знать, с какой стороны к ним приближаться. Пробираясь между стеллажами в аптеках, я смотрю на них, словно пришелец, который только что вылез из космического корабля, — с любопытством, но крайним, крайним недоумением.

Этот недостаток заставляет меня еще больше ценить мастерство Лизы во всем, что касается косметики. Она закончила с волосами, довольно кивнула и отступила на шаг, чтобы окинуть взглядом всю картину.

— Я утром не заметила стразы, — оправдывалась я.

— Надень лучше это, — Лиза протянула мне свой шикарный пиджак и выхватила тональный крем, чтобы сразиться с мерзким прыщом. — Хм… сейчас довольно опасно его давить, — обеспокоенно произнесла она.

— Я знаю. Если его потревожить, может пойти кровь.

— Вот именно. Пожалуй, просто закрашу. И шею тоже — на всякий случай, вдруг появится сыпь. Стой спокойно.

Лиза сделала, что смогла, и наносила последние легкие штрихи румян, когда я открыла глаза и увидела, что прямо у нее за спиной стоит Аарон и, снисходительно улыбаясь, наблюдает за нами.

— Можно мне тоже чуть-чуть? — попросил он. — Что-то у меня с утра скулы расплылись.

Он закатал рукава рубашки, а пиджак перекинул через плечо. Борясь со страстью, я заметила, что галстук оттеняет глубокую зелень его глаз. Мне показалось, что у желудка выросли крылышки и он взлетел куда-то к горлу. Как бы не стошнило.

— Привет, — сказала я с наигранным безразличием.

— Ой, мне пора бежать, — воскликнула Лиза, убедительно изобразив беспокойный взгляд на часы. — Спасибо, что дала потренироваться на себе, дорогая. Позвоню тебе потом. Рада была видеть, — она помахала Аарону и убежала.

— Она что, визажист? — спросил Аарон.

— Можно и так сказать, — ответила я, делая вид, словно на самом деле просто оказала Лизе услугу. — Куда ты идешь?

Он огляделся.

— Я должен вернуться в офис, но можешь уговорить меня съесть по пути мороженое, если составишь компанию. Как тебе эта мысль?

— Честно говоря, я бы с огромным удовольствием, но мне тоже надо к вам в офис.

— Да?

Он послал мне взглядом строчку вопросительных знаков. Его глаза смотрели испытующе, а брови хоть и не поднялись, но каким-то образом дали понять, что вполне могут, если постараться.

— Да. Сенатор Гэри послал меня встретиться с Натали, поскольку сенатор Брэмен согласился стать соавтором законопроекта о пособиях на рецептурные лекарства. И, если честно, — я посмотрела на часы, — я опаздываю уже на две минуты.

— О ужас, будь готова предстать перед разгневанной Натали.

Аарон проводил меня до Харт-билдинг.

— Запомни, она кусается, но не лает. Хотя, судя по твоему виду, ты с ней справишься.

Я не очень представляла себе, как выгляжу, — не успела посмотреть в зеркальце и оценить Лизины труды, поскольку Аарон застал нас врасплох. Я чувствовала, как на шее горит сыпь, а на носу зловеще пульсирует прыщ, и могла лишь надеяться, что тональный крем справится с бедой. Я шла рядом сАароном и старалась определить, что мне в нем не нравится. Удалось придумать только слишком маленькие ступни, но больше я ничего не заметила. Может, у него перепонки на ногах или еще что-нибудь. Правда, если подумать, это довольно забавно.

Он оставил меня у дверей офиса Брэмена, насмешливо отдав честь. Повод вспомнить о предательстве Ральфа, но я удачно отвлеклась на то, чтобы не упасть к ногам Аарона. Он улыбнулся и пошел по вестибюлю к отдельному входу.

Когда я вошла в офис, секретарь отложил телефонную трубку.

— Здравствуйте, Натали давно вас ждет. Секундочку.

Давно? Я опоздала на семь минут. Не так уж и давно.

Я возмутилась.

Из противоположного коридора гордо выплыла Натали — все ее четыре фута восемь дюймов. Она была такой же изысканной и холеной, как ее голос, — дорогой костюм, наманикюренные ногти, мелированные волосы, закрученные в безупречную французскую косу. Да, кстати, неужели подобные женщины сами все это сооружают, используя общедоступные технологии? С трудом верится. Она выглядела так, словно была пластиковой.

Натали быстро заморгала и протянула мне руку. Ее прикосновение было прохладным и стерильным.

— Наконец-то, я уже беспокоилась, что вы заблудились, — сладко произнесла она.

— Нет-нет, никаких блужданий, всего лишь старое доброе опоздание! — сердечно улыбнулась я.

Она коротко хохотнула, как будто у нее не было времени на смех.

— Ну, давайте начнем. Проходите.

Я последовала за ней по коридору в комнату для персонала, разделенную перегородками на множество отсеков. Похоже на офис Р.Г., но более шикарно.

— Присаживайтесь. — Она указала на стул рядом со своим столом, где царил безукоризненный порядок.

Натали повернулась к компьютеру и несколько долгих секунд молчала, что возымело предсказуемый эффект — я невольно начала лепетать. Я ужасно боюсь неловких пауз в разговоре, даже воображаемых или необходимых, поэтому бросаюсь заполнять их, пока они не стали совсем невыносимыми.

— Место чудесное. Море света. Вы можете держать здесь живые растения? Я у себя не могу, — выпалила я.

— Спасибо, — отрубила она, явно решив ответить лишь на первый комплимент и пропустить мимо ушей остальные.

Она снова посмотрела в монитор, потом встрепенулась.

— Ах да, вы хотели узнать о растениях? — Она рассеянно оторвала взгляд от экрана.

Я кивнула, чувствуя себя круглой дурой.

— Да, они живые. Кто-то о них заботится.

Она махнула рукой и вернулась к работе.

Еще через десять секунд тишины я сделала вторую попытку, как надеялась, более уместную.

— Мы рады видеть сенатора Брэмена у нас на корабле, — радостно сказала я.

— М-м-м, — ответила Натали. — Будем надеяться, что он не пойдет ко дну вместе с сенатором.

— Что, простите?

— Законопроект в целом неплохой, — продолжала она, — но местами слишком откровенный. Чтобы получить необходимую поддержку, надо сделать его более обтекаемым.

Нет, нет и нет. Этот законопроект должен принести реальные изменения. Не очередная пустая попытка, которая, в конце концов, загнется от собственной бесполезности. Люди Брэмена должны это понять. Вспышка досады растопила остатки страха.

— На самом деле я считаю, что именно дерзость делает его привлекательным. Совершенно очевидно, что это одна из его целей, — заявила я.

— Именно это людям и не понравится. Не волнуйтесь, я слышала, вы у нас новичок. Есть вещи, которые вам еще предстоит узнать.

Я пялилась на нее, пока она прокладывала мышью путь среди каких-то файлов. Ей, наверное, тридцать два. Максимум — тридцать четыре. На мой взгляд, недостаточно для такого цинизма и покровительственного тона. Шерсть у меня на загривке встала дыбом.

— Возможно, его откровенность станет для людей глотком свежего воздуха. — Я старалась говорить спокойно, будто предлагала тему для обсуждения.

Натали фыркнула. В отличие от загадочно короткого смешка, фырканье прозвучало естественно.

— Вообще-то я серьезно! — уточнила я.

Теперь я злилась уже в открытую.

Натали одарила меня снисходительной улыбкой.

— Успокойтесь, все будет хорошо. Вы прекрасно поработали, просто немного грубовато. Мы отполируем ваш законопроект, прежде чем Брэмен сможет начать его продавать.

Я сопротивлялась страстному желанию повернуться и посмотреть на младенца, к которому она, должно быть, обращается. Неужели она говорит со мной?

О боже, да. Я начинала подозревать, что мы с Натали вряд ли подружимся. Несколько минут я обдумывала возможность того, что на самом деле она — злобный бабаробот или какой-то другой гнусный фантастический механизм, посланный, чтобы чинить помехи человеческой доброте. Пока она занималась компьютером, я разглядывала ее кабинет в поисках подтверждений своей теории.

Кроме нескольких отретушированных фотографий в безупречных рамках и новехонького плюшевого мишки в футболке с надписью «Не падай духом!» (встретившись с ним глазами, я мысленно упала и свернулась в тугой клубок) на столе у нее почти не было личных вещей. Если она все-таки человек, то, несомненно, из тех женщин, которые содержат рабочее место в чистоте и строгости — в отличие от меня.

Я напомнила себе, что она работает на сенатора, который вроде на нашей стороне, и что пока в опасности только формулировка, а не суть проекта, но меня все равно трясло от мерзости, сочившейся из Натали, даже когда она просто сидела и печатала.

— Ты уже замерзла? Похоже, я опоздал.

Голос Аарона немного успокоил меня. Я подняла глаза и увидела, что он протягивает мне трубочку шоколадного мороженого.

— Только попробуй сказать, что не мечтала о нем весь день. Не лишай меня чести утолить твой голод.

Даже сидя спиной к столу и лицом к Аарону, я почувствовала, как воздух вокруг Натали раскалился. Но я лишь обрадовалась возможности отвлечься.

Я улыбнулась и решила не говорить, что позавтракала «Клондайк-баром», и ему пришлось бы явиться ко мне домой в семь утра, чтобы накормить меня первым мороженым за день. Я покраснела, сообразив, как именно он мог оказаться в моей квартире в семь утра.

Раздраженный вздох Натали развеял мои грезы.

— Аарон, мы работаем.

Аарон подмигнул мне и повернулся к Натали.

— Я бы принес и тебе, но у них не было обезжиренного йогурта, а я знаю, что ничего другого ты не ешь.

Натали наверняка услышала это, но даже не шелохнулась, словно прикованная к монитору.

— Так держать, девушки, — Аарон махнул рукой и исчез в коридоре.

Натали, похоже, злилась. Я не против обезжиренных йогуртов; наоборот, я бы с радостью их полюбила. К тому же меня бесит, когда парни, палец о палец не ударяющие ради отличной фигуры, отпускают шуточки по поводу наших диет, но это особый случай. Аарон, возможно, станет моим женихом, а Натали мне совсем не нравится.

— Могу я чем-то помочь? — спросила я, облизывая мороженое.

Кажется, она вздрогнула.

— Знаете, может, я поработаю одна и потом отправлю вам черновик по электронной почте.

Это был не вопрос.

Я вернулась в Рассел-билдинг, обуреваемая самыми разными эмоциями. Когда я, задрав нос, шла мимо Ральфа к лифту, то уже решила, как поступить с Натали. Я подожду, пока она внесет свои изменения, а потом просто получу от Р.Г. разрешение отклонить их. Проблема решена.

Встреча с Аароном принесла мне куда больше счастья. Я помнила, что надо быть осторожной, но все равно весь день ухмылялась. А в шесть вечера получила от него электронное письмо с предложением повеселиться.

Я колебалась, но недолго. Глупо отвергать его лишь потому, что он работает на Брэмена. Неважно, что говорит Р.Г., я не позволю его паранойе диктовать мне, с кем можно встречаться, а с кем — нет. Я сама принимаю решения — и дам Аарону шанс. Я согласилась встретиться с ним в четверг вечером, поблагодарила всех своих богов и задумалась, можно ли за три дня обрести формы супермодели.

Полный вперед

Я встала на час раньше, чем обычно, чтобы сделать одно очень важное упражнение. Поскольку сегодня — тридцатая годовщина окончания съемок «Изгоняющего дьявола», я решила смотаться на угол Проспект и М-стрит и побегать по крутой внешней лестнице, прославившейся благодаря этому фильму. Сама я никогда не смотрела «Изгоняющего дьявола» и не собираюсь смотреть, потому что фильмы ужасов — не для меня и мои попытки закалить дух всегда заканчивались плачевно.

Когда соседки по комнате в колледже уговорили меня посмотреть «Сияние», я продержалась пятнадцать минут. К тому же мне пришлось распрощаться со свободой, потому что следующие три месяца я просто не могла оставаться одна. Намного позже до меня дошло, — а не в этом ли заключался их план?

Но я понимала, какое влияние на мировую культуру оказал «Изгоняющий дьявола», и считала, что годовщину его съемок нужно отметить. Кроме того, я надеялась, что, если несколько раз пробегу вверх-вниз по лестнице, это компенсирует недели далеко не здорового образа жизни и моментально вернет мне стройность.

Семьдесят пять ступенек — это очень много. По какой-то дьявольской причине, потея на лестнице, я вспоминала свои предыдущие романы. Большинство — неудачные. Серьезных было не так уж и много — только три продлились больше двух месяцев. Слава богу, что они все закончились, но меня мучила масса нерешенных вопросов.

Равно как и кошмарных мгновений. Во время второго захода на лестницу я со стыдом вспоминала телефонную охоту на Джейсона Шэмберса, симпатичного консультанта, с которым меня познакомила подруга матери, когда я только переехала в Вашингтон. Мы пообедали и договорились сходить на выходных в кино; воздух был полон любовных флюидов. Я не могла поверить в удачу: едва переехав в Вашингтон и никого в нем не зная, уже собираюсь на свидание с чертовски сексуальным аборигеном.

Он сказал, что позвонит в субботу утром. Но так и не позвонил. К шести вечера я решила, что единственно разумный план действий — начать звонить ему и бросать трубку, когда включится автоответчик. Когда он наконец позвонил в десять утра на следующий день, то сказал, что на его определителе — шестьдесят два звонка с моего номера, и спросил, все ли хорошо.

Нет, конечно, нет. Я сделала вид, что страшно удивилась и несколько ужасных минут размышляла вслух, в чем причина столь странного явления — возможно, дело в каком-нибудь замыкании? Я призналась, что звонила один раз, прежде чем выйти из дома, уточнить насчет кино, не более того. И уж никак не шестьдесят два раза — боже, он, наверное, подумал, что я рехнулась! Но теперь он знает, что свихнулась не я, а телефон, и… о ужас, вы посмотрите, сколько времени, мне правда пора бежать.

Он вежливо подыграл мне, и мы договорились сходить в кино в другой раз. Но он предложил мне самой позвонить ему, а я так задыхалась от стыда, что не нашла в себе сил хоть попытаться снова разжечь его интерес.

Почему распространенность определителей номера оказалась для меня такой неожиданностью? Этот вопрос терзал меня до сих пор.

Я очень старалась забыть этот случай. К несчастью, первые три цифры его телефона (который я, разумеется, запомнила в тот роковой вечер) совпадали с домашним номером Лизы, потому я все время боялась случайно позвонить ему и напомнить о себе.

Я пыхтела, прыгая по ступенькам, мучительно вспоминала этот постыдный эпизод и перебирала длинный список оплошностей на свиданиях и любовных промахов, отчего они еще ярче и сильнее пламенели в моей памяти.

Наконец, после кошмарного четвертого захода, я внезапно сообразила, что последние полчаса изгоняла своих дьяволов. Странная ирония судьбы, учитывая, где я нахожусь. Задыхаясь, я потащилась домой, чувствуя себя так, словно упустила счастливую возможность.

В офисе, три кружки кофе спустя, я решила, что жестокое прошлое было лишь прологом к удивительным отношениям, которые вот-вот начнутся у нас с Аароном. Ошибки сделали меня сильнее и мудрее, и я, разумеется, никогда их не повторю. Я во многом стала другим человеком — уверенным, серьезным и решительным. Во всяком случае, по сравнению с той Сэмми, которая только-только переехала в Вашингтон.

Может, помог разбор полетов, а может — огромное количество кофеина в крови, но день оказался на редкость продуктивным. В основном я готовила открытые заседания, которые Р.Г. проведет по всему Огайо в конце августа, во время сенатских каникул.

Открытые заседания — это большие регламентированные собрания, площадки для диалога между Р.Г. и его избирателями. Кто угодно может прийти и задать вопрос или высказать свое мнение. Р.Г. часами разговаривает с людьми.

Я люблю открытые заседания, и не только потому, что Р.Г. на них особенно хорош. Для меня это праздники ответственности и общения (пусть иногда скучные и утомительные). Главная связь представительной демократии — связь между избираемым и избирателями, и странно, что большинство сенаторов не проводят подобных заседаний.

В августовском турне Р.Г. собирался в основном сосредоточиться на вопросах здравоохранения, поэтому я отправлюсь с ним. Конечно, я хотела, чтобы все прошло гладко, поэтому с головой погрузилась в планирование. Надо было выбрать места, арендовать транспорт, собрать информацию, кратко перевести законы на человеческий язык, и много чего еще.

Среда прошла в таком же лихорадочном тумане, а четверг настал раньше, чем я о нем вспомнила. В половине шестого утра меня разбудила мама: она позвонила узнать, все ли хорошо, потому что ей сейчас приснилось, будто меня раздавила гигантская скрепка для бумаг.

Обычно мама не придает большого значения снам, поэтому ее звонок меня удивил. Пока она расписывала, как скрепка свалилась с предрассветного неба, я слушала в трубке «Желтую подводную лодку» и размышляла, поставила она компакт-диск на повтор, как обычно, или нет. В шестидесятых, в Беркли, мама была не только студентом-политологом, но и фанаткой английских рок-групп. Она с радостью раскрыла объятия британскому вторжению и особенно полюбила «Битлз», «Роллинг Стоунз» и «Ху». По ее мнению, музыка, рожденная на туманном Альбионе, превосходит все, что могли выдавить из себя Штаты. Когда ей было чуть за двадцать, она организовала ряд фан-клубов, уговорила папу отрастить волосы и придала британский акцент своему среднезападному выговору.

Закончив аспирантуру, мама отказалась от работы в Стэнфорде и поселилась с моим отцом в Огайо, где он модернизировал молочную ферму, которая уже много поколений принадлежала его семье. На этой процветающей новой ферме мать привила мне особую любовь к служению обществу, хотя сама с удовольствием преподавала в местном колледже.

И время от времени напоминала, что она не только профессор политологии, но и хроническая англофилка. Например, часами смотрела «Би-би-си» или сообщала, что кто-то «ходил на бровях», и это означало, что он был скорее пьян, чем зол. Хотя, как правило, имели место оба варианта.

Когда она поведала мне свой тревожный сон до конца, я заверила ее, что меня не раздавило, и пообещала перезвонить. А затем решила использовать неожиданно свалившийся лишний час, чтобы стать неотразимой, поскольку была уверена, что встречу Аарона сразу после работы.

Встав под душ и закрыв глаза, я отчетливо представила, как на меня сваливается гигантская скрепка. Спасибо, мамочка. Я немного испугалась, что она могла испытать классическое материнское предчувствие моей неминуемой гибели под тяжестью непомерно больших канцелярских принадлежностей. Я твердо решила быть сегодня предельно осторожной.

Бросив критический взгляд в зеркало ванной, я с разочарованием обнаружила, что не превратилась в супермодель, как собиралась. Я сказала себе, что выгляжу все-таки неплохо. Кроме того, якобы скромные модели обычно говорят (и это меня безумно раздражает), что настоящая красота не снаружи, а внутри. К счастью, еще не поздно достичь душевного покоя и целостности. Сначала помедитирую, а потом поеду на работу.

На китайский Новый год я приняла решение ежедневно медитировать, но в первую неделю справилась лишь с «ежедневностью». Мне было не трудно полчаса сидеть неподвижно — напротив, я опасалась, что замаскированная под духовность лень будет одолевать меня постоянно, но оказалось очень сложно очистить сознание. Даже если единственная мысль — «ну, давай», выбросить ее из головы так сложно, что у меня ничего не получалось.

— Прошло уже три недели с последней медитации, — призналась я маленькому деревянному Будде, которого поставила рядом для вдохновения. Я закрыла глаза и принялась отметать прочь мысли, страстно мечтая о безмятежности духовного просветления.

Через час пятнадцать я вздрогнула и проснулась от громоподобного грохота мусоровоза на улице. Сбитая с толку, я вытерла слюни и огляделась. Часы омерзительно ухмыльнулись в ответ. Наверное, они надо мной издеваются. Медитация промелькнула как один миг, и теперь я опаздываю — у меня всего семь минут, чтобы собраться. Внутренний покой отменяется.

Я прибежала на работу взмокшая и усталая, весь остаток утра меня трясло. В лифте я ехала с Марком Гербертом, который, похоже, перепугался, оказавшись со мной в замкнутом пространстве. Он все время смотрел себе под ноги, а я была слишком расстроена, чтобы нарушить неловкую тишину, и поэтому притворилась, будто по уши поглощена своим «Блэкберри».

На столе меня ждала свежая распечатка «Горячей линии»^[27]. Я просмотрела список заголовков, больших и маленьких, останавливаясь, чтобы запомнить ключевые цитаты законодателей и журналистов. Вкупе с «Заметкой», ежедневной сводкой политических новостей, доступной на ABCnews.com, «Горячая линия» была главной колонкой сплетен Капитолийского холма.

Я с трудом удержалась, чтобы не открыть сразу раздел юмора с лучшими политическими шутками прошлого вечера от Джона Стюарта, Конана, Леттермана и Лено^[28], и терпеливо просматривала заметки по порядку, то радуясь новостям, то возмущаясь.

«Конгрессмен Харрис сравнил гомосексуализм со страстью своей жены к спонтанным покупкам: «ужасная болезнь, с которой необходимо бороться милосердно, но твердо»». Прекрасно. Какое счастье, что такие умные и прогрессивные лидеры проводят национальную политику.

За те полгода, что они живут в Вашингтоне, Лора Харрис накупила дизайнерской одежды больше чем на четыреста тысяч долларов. После того, как ей заблокировали третью кредитную карту, болтливый продавец позвонил в «Вашингтон Пост».

Эта сенсация оскорбила жителей Нью-Мехико — родного округа Харриса. Еще бы, ведь Нью-Мехико — один из беднейших штатов, а в последние шесть лет и вовсе страдает от затяжного кризиса. Озлобленные избиратели и редакторы газет потребовали объяснений.

Сначала конгрессмен отшутился, что не так-то просто держать в узде хрупкую леди, ведь она такая красавица, но, к его удивлению, возмущение не улеглось. После он растрогался до слез, беседуя с Дианой Сойер^[29] о «проблеме» своей жены, а сейчас, похоже, щеголял значком «Любите меня, я — гомофоб», чтобы вернуть симпатии своих избирателей.

Поскольку конгрессмен Харрис — один из главных сборщиков средств для последних перевыборов президента, заявление президента Пайла о том, что он «пристально посмотрел в глаза Джебу Харрису и готов заявить всем и каждому, что тот — отличный малый», неизбежно. Жаль, что подобного бреда не избежать.

Став президентом, Пайл превратился в ходячее несчастье. Его администрация за последние семь лет устроила жуткий бардак, и все соглашались, что его правление стало настоящей катастрофой. Его экономическая, социальная и экологическая политика, вернее, их отсутствие, погрузили нацию в жестокий кризис и отбросили Америку на десять лет назад, если не больше. Международное сообщество привыкло качать головой при виде злоключений Америки и старается лишь не дать администрации Пайла распространить свою фирменную самоуверенную бездарность за пределы Штатов.

Печальная картина. Даже соратники Пайла по партии понимали, как плохо идут дела, и большинство лезло из кожи вон, чтобы держаться на расстоянии от администрации. Вице-президент Дэн Линки даже не пытался начать собственную кампанию. Опозоренный многочисленными скандалами, он мечтал об одном: избежать суда.

Хорошо лишь, что после кошмарных лет правления Пайла страна жаждет нового руководства, которое возродит ее из пепла. Учитывая это, я провела несколько минут, изучая свежие материалы о новорожденной президентской кампании. За пятнадцать месяцев до выборов она уже занимает солидную часть новостей.

Кроме Брэмена, еще шесть членов его партии боролись за право стать кандидатом. Хотя достойными соперниками казались пока только двое. Мелани Спирам была сенатором из Иллинойса и единственной женщиной, участвующей в гонке. Меня заинтриговали ее холодный профессионализм и честолюбие, и стало любопытно, сможет ли она дойти до конца. Я никогда с ней не общалась, но с интересом наблюдала издали. Согласно «Горячей линии», Мелани любили в Нью-Хэмпшире, да и внимания прессы ей хватало.

Конечно, женщина-кандидат — это необычно, но Уилсон Рексфорд, второй ведущий кандидат в первой тройке, казался мне более соблазнительным. Этот тридцатисемилетний конгрессмен из Сиэтла был самым молодым из участников кампании. По-моему, от него исходили флюиды страсти, чего я пока не заметила у других кандидатов. Рексфорд был сыном всеми любимого и рано умершего губернатора и словно боялся упустить время. Похоже, он был готов на все, чтобы оставить след в истории, даже призвать на помощь яростную риторику, которой избегали его более степенные конкуренты. Мне всегда нравилось читать о нем, и я подозревала, что он способен на великие дела.

Изучение новостей кампании прервала Лиза, позвонившая, чтобы пожаловаться на коллегу, который громко хрустит суставами.

— Нет-нет, вовсе не глупо, это на самом деле ужасно, — посочувствовала я. — Ты что-нибудь ему сказала?

Нет, не сказала.

— Но самое мерзкое он вытворяет с шеей. Сначала разогревается, хрустит по очереди руками и ногами. А под конец крутит головой так, что от щелчков и потрескиваний не продохнуть.

— Ладно, хватит, а то меня стошнит.

— Я знаю! Это отвратительно. Я просто слышать не могу это тихое бульканье, словно у него вены рвутся или еще что-то, и…

— Лиза, я серьезно.

— А, извини.

Слишком поздно, у меня уже руки и ноги стали ватными.

Для специалиста по здравоохранению, помешанного на скрытых заболеваниях, я на удивление тяжело переношу разговоры о шеях, запястьях или ахилловых сухожилиях. Такая вот странная призовая тройка фобий, о которой я стараюсь не говорить никому, кроме близких друзей. В колледже моя соседка по комнате, будущий психолог, сказала, что для людей вполне нормально тревожиться из-за этих частей тела, потому что они являются самыми уязвимыми, но мне пока не встречалось таких двинутых, как я.

Каждый раз, вспоминая об одной из этих частей тела, я тратила пять минут, чтобы успокоиться. Если же я своими глазами видела, как им причиняют какой-то ущерб, все могло быть намного страшнее. Во многих фильмах показывают самоубийц с перерезанными венами, и не раз меня выводили из кинозала и вручали бумажный пакет, чтобы я в него дышала.

В общем, напрасно Лиза это сказала.

— Ты еще можешь шевелить руками? — виновато спросила она.

— Все будет хорошо, — храбро прошептала я.

Десять минут спустя я инструктировала Р.Г. перед вечерним совещанием с группой больничных администраторов, но все еще испытывала легкую слабость.

Он снова был бледным и встревоженным, хотя, казалось, усвоил все, чем я его загрузила. Пока я говорила, он вертел в руках часы.

— Хорошо, звучит неплохо. Вы подготовите совещание? — спросил он.

— Да, сэр. Я немного задержусь и все доделаю.

Он кивнул и подавил зевок. Интересно, сколько он сегодня спал? Возможно, ему пошла бы на пользу короткая медитация.

Р.Г. в последний раз посмотрел на часы и вдруг просветлел.

— Дженни с мальчиками заглянут к нам по пути из музея, — сообщил он. Похоже, он очень рад.

Что мне еще нравится в Р.Г., так это его чистая, мальчишеская радость в минуты счастья, а по-настоящему счастлив он рядом с женой и детьми. Это так здорово, особенно учитывая, что для многих домочадцы — лишь реквизит, который лишь изредка надо доставать на свет, а остальное время избегать.

— Вот здорово, буду рада с ними встретиться. Мальчики, наверное, уже совсем большие.

Было странно разговаривать с Р.Г. о чем-то, кроме работы, особенно так неформально и дружески. Хотя я только подыграла ему, но все же волновалась, не нарушаю ли субординацию.

Но мне было очень любопытно посмотреть на мальчиков. Джек и Джеффри Гэри родились в ту неделю, когда я начала работать в вашингтонском офисе Р.Г. Поэтому казалось, будто моя карьера неким образом переплетается с их развитием. Это несомненно, ведь мы связаны с одним и тем же сенатором.

Я задумалась о том, как у нас с близнецами в последнее время резались зубки — в прямом и переносном смысле, после чего снова настроилась на Р.Г. Черт, похоже, он что-то сказал, а я не услышала.

— Прошу прощения, сэр?

— Я спросил, — четко произнес он, — что вы тут до сих пор делаете. Разве мы не закончили?

Понятно, дружеское время вышло.

Я поспешила к себе, чтобы заняться подготовкой совещания, но отвлеклась на электронное письмо от Аарона.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: Самое прекрасное свидание на свете

Сэмми, наши планы на вечер не изменились? Не мучай меня, скажи, что нет. Может, встретимся в «Овальном кабинете» (в баре, не настоящем, разве что ты проведешь нас туда, если сможешь, — оторвемся на всю катушку) около восьми? Думаю, можно сперва немного побрызгать на людей пивом, а потом заскочить куда-нибудь поужинать. Пиши.

Я секунду помедлила. Отказаться так легко. Но я знала, что не хочу.

Кому: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

От: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

Тема: Re: Самое прекрасное свидание на свете

Хорошо, увидимся в восемь. Ищи леди, которую надо спасти от разъяренной банды.

Вернуться к работе оказалось немного сложнее, чем обычно, но я сумела подготовить совещание без особых затруднений. Через несколько часов, проходя мимо кабинета Р.Г., я услышала детский смех. Очевидно, приехала Дженни с близнецами.

— Саманта, подойдите и разберитесь с этим, — позвал меня Р.Г.

Разобраться с чем? Я что, должна решить спор? Выбрать между шефом и его женой? Это похоже на безвыигрышную ситуацию.

— Конечно, сэр, — пробормотала я.

Я вошла в кабинет, Джек и Джеффри ползали по дивану.

— Что вам угодно, сэр? — спросила я, профессионально спрятав страх в голосе.

— Мы с Дженни хотим еще немного покидать мяч, но близнецы уже проснулись. Вас не затруднит минуту присмотреть за ними?

Дженни держала в руке мяч для домашнего баскетбола. Кольцо висело на двери туалета. Обычно его там не было, Р.Г. приносил его по особым случаям.

Дженни укоризненно смотрела на Р.Г. Ей исполнился сорок один год. Мягкая и симпатичная, она несла свои пышноватые пять футов четыре дюйма с легкостью, говорящей о живом и остром уме. Я плохо ее знала, но кое-что слышала от коллег. Насколько мне известно, они с Р.Г. полюбили друг друга в аспирантуре, и пока муж трудился в Конгрессе, она работала на полставки, отчаянно пытаясь забеременеть. Потребовалось десять лет, уйма врачей и процедур, но, в конце концов, все получилось. Когда год назад родились близнецы, Дженни посвятила себя материнству и, несмотря на усталость, сияла так, словно выиграла в лотерею. Однако сейчас ее лицо выражало неодобрение.

— Роберт, нехорошо просить ее об этом.

Р.Г. опять повернулся ко мне.

— Послушайте, я знаю, что незаконно просить вас о помощи, как моего сотрудника, поэтому не окажете ли вы мне просто дружескую услугу? Вы можете уйти с работы на десять минут раньше или как-то еще вознаградить себя за труды.

— Конечно. Можете начинать, — ответила я.

Джек и Джеффри были очаровательны, как на картинке, — сплошные ямочки и большие голубые глаза. Проснувшись, они пытливо выглядывали из груды диванных подушек и старались впитать как можно больше образов и звуков. Я посмотрела на них в ответ, вновь изумляясь, насколько они похожи. На самом деле, различить их можно было только по разноцветным комбинезончикам. Джек был в голубом, а Джеффри — в зеленом. Или наоборот?

Тот, который в зеленом, заплакал. Чета Гэри немедленно обернулась.

— Не волнуйтесь, — уверенно сказала я, осторожно усадив его на колени.

— Не бойся, Джеффри, — успокоила ребенка Дженни и вернулась к игре.

Это и правда оказался Джеффри, я по-матерински ворковала над ним, покачивая на коленях. Джек перестал ползать и уставился на меня — судя по его лицу, он и не предполагал, что я способна издавать такие звуки. Вечно меня недооценивают.

Джеффри перестал плакать. Я разнообразила воркование хрюканьем и мычанием, чтобы поддержать интерес Джека. Внезапно я вспомнила грязную статью из журнала, где пишут только о том, как сохранить интерес мужчины к отдельно взятому стройному женскому телу. Статья предлагала попробовать новые штучки в постели, например, ролевые игры. Она гласила: «Даже если зоофилия не по вашей части, притворитесь животным, и вы увидите, как это заведет вашего парня».

Даже если зоофилия не по вашей части? Это подразумевало, что быть зоофилом — обычное дело. Я заглянула в журнал, чтобы узнать, как за десять минут накачать крепкие, словно камень, ягодицы, а мне предлагают скрытое одобрение секса с животными. Меня это потрясло, и вспоминать статью до сих пор было неприятно, особенно когда за мной внимательно наблюдали двое годовалых детишек. Я понадеялась, что на мне не написано содержание противной статьи и невинные ауры малышей в безопасности.

Так оно и есть. Оба счастливо улыбались мне. Такие милые. По-матерински глядя на них, я испытала незнакомое теплое чувство.

Через секунду я обнаружила его источник: Джеффри радостно писал сквозь пеленку на мою замшевую юбку.

Потом я решила сохранять спокойствие. Но сперва, до того как поняла, что это лучший план действий, я заорала в изгаженно-замшевом смятении.

Гэри бросились ко мне и схватили мальчиков на руки, озабоченно спрашивая, что с ними случилось, что произошло?

Я заверила их, что все нормально, указала на лужицу и извинилась за слишком бурную реакцию.

— О боже, замша, — сочувственно произнесла миссис Гэри.

— Это плохо? — спросил Р.Г.

Думаю, свойства ткани вряд ли входят в длинный список вещей, о которых Р.Г. знает все. Честно говоря, они едва попали в список вещей, о которых я знаю хоть что-нибудь. Когда мама на день рожденья подарила мне замшевую юбку — неожиданно модный подарок, — она упомянула, что не стоит проливать на нее жидкость, заставила меня пообещать, что я не надену юбку в дождь. Язвительный тон означал: она уверена, если не предупредить, я брошусь переодеваться в эту юбку при первых же признаках грозы. Я надела ее на свидание с Аароном, поскольку думала, что выгляжу в ней более стильно, чем на самом деле.

— Простите, Саманта. Мы, разумеется, заплатим за химчистку, — говорила Дженни Гэри.

Есть ли поблизости экспресс-химчистка, в которой не станут возмущаться, что я сижу в нижнем белье и жду? Даже если есть, вряд ли это респектабельное заведение.

— Да нет, не беспокойтесь, ничего страшного, — настаивала я, отступая к двери.

Я парировала еще несколько извинений и сбежала в туалет, где превратила небольшое пятно мочи в гигантское водяное пятно, после чего вернулась за свой стол, наголову разгромленная.

Я должна встретиться с Аароном через сорок пять минут, а мне еще надо обзвонить кугу народу и написать сводку по новейшим исследованиям Национальных институтов здоровья. К тому же меня тошнило от волнения, по крайней мере, сейчас. Сбегать домой переодеться я не успею. Можно, конечно, надеть спортивный костюм, который я оптимистично, но напрасно держу в сумке под столом.

В общем, или он полюбит меня в грязной юбке, или ему хуже.

Когда через сорок минут я шла в «Овальный кабинет», то размышляла, не является ли мое свежеприобретенное хладнокровие признаком недавно подхваченной болезни, изменяющей сознание? Могла я как-то заразиться менингитом? Стоило мне подумать об этом, как шея одеревенела, а в голове застучало. Если мои страхи подтвердятся, я ничего не смогу изменить, разве что сделать одну из последних ночей в жизни незабываемой.

Поэтому я выпила текилы, пока ждала Аарона. Всего один стаканчик, чтобы настроиться на нужный лад, и мятная пастилка, чтобы сохранить репутацию.

Аарон опоздал на пятнадцать минут, зато принес набор конфет в коробке в форме цветка.

Цветы и конфеты, два в одном. Сильный ход.

Я сразу показала пятно, а то вдруг подумает, что я о нем не знаю. Он посмеялся над моим рассказом, и мокрый эпизод обрел смысл.

Аарон провел меня к маленькому столику в углу и заказал вино. Я села напротив, вспыхнула и лишилась дара речи, поскольку знакомые волны паники затопили мою нервную систему. Очевидно, мое свежеприобретенное хладнокровие улетучилось. Что ж, по крайней мере, можно больше не бояться менингита.

Аарон спросил, что я думаю о Вашингтоне, нравится ли мне здесь. Спросил о семье и жизни в Огайо. Но в основном говорил он, а я радостно внимала.

Слушать его, такого остроумного и красноречивого, было восхитительно. Ему оказалось двадцать девять лет, он вырос во Флориде, но родители его родом из Алабамы, что объясняло акцент. Он окончил Юридическую школу в Тулане, но юристом решил не становиться. Вообще подобные вещи кажутся мне напрасной тратой времени, но в данном случае это признак сильного характера. Он всегда хотел стать учителем английского, но создал столько обзоров судебной практики, что постепенно привык писать речи. Похоже, его жизнь полна событий и соблазнов. Он явно готов разделить ее с кем-нибудь. Он такой сильный и страстный, и мне ужасно хочется заинтересовать его.

После второго бокала вина он взял меня за руку, и мне показалось, что мое сердце благодарно кивнуло.

— Как насчет китайского ресторана? — тихо спросил он.

Я бы хотела ответить на беглом мандаринском диалекте, но смогла лишь невыразительно кивнуть.

Он осторожно приобнял меня, когда мы покинули бар. Я шла за ним и чувствовала себя в полной безопасности. И хотела, чтобы он прикасался ко мне снова и снова.

За свининой с грибами му-шу и цыпленком кунг-пао мы говорили о работе. Нет, не о скучных деталях — о необычных случаях, которые время от времени напоминали нам, что мы живем в уникальном мире. Я решила рассказать об Альфреде Джекмене потом, когда мы узнаем друг друга получше, а пока поведала о некоторых других пенсионерах-избирателях, вдохновлявших и воодушевлявших меня. О тех, которые не совали мне пакеты с марихуаной всего неделю назад.

Я рассказала о Флоре Хендерсон, семидесятишестилетней вдове, которая на днях позвонила и поинтересовалась, как ей выбрать между двумя лекарствами, — нужны оба, но денег хватает лишь на одно, а врачи отказались дать ей совет. Она голосовала за сенатора Гэри и считала, что он «очень умный человек, который по-настоящему заботится о людях», поэтому спросила, может ли получить совет от него. Я разговаривала с ней сорок пять минут и сделала все, что в моих силах, чтобы помочь. Даже когда я положила трубку, голос Флоры продолжал звучать у меня в голове. Тем вечером я задержалась на работе дольше обычного, чтобы поработать над законопроектом, который, надеюсь, поможет ей.

Когда я закончила рассказ, Аарон устремил на меня долгий взгляд, провоцирующий шейную сыпь.

— Ты необычная, — просто сказал он.

«Необычная» — в смысле, «хорошая», или это эвфемизм для «странная»? По его сдержанному, отстраненному лицу я не могла определить это. О чем он думает? Через мгновение он оживился и пылко уставился на меня.

— Ты действительно говоришь то, что думаешь. И держишься за то чистое, что есть в нашей работе. Большинство здешних девушек пресыщены или разочарованы, но в тебе есть искра, — закончил он.

Я смутилась, но была польщена.

— Еще не вечер, — легкомысленно сообщила я.

— Нет, я серьезно. На тебя пописали, но ты не побежала домой переодеваться, а продолжила работать. Ты необычная, поверь.

Неужели я и вправду сумела его заинтересовать? Спасибо, Флора.

Я скромно улыбнулась и пригубила вино.

— Ну, можешь не беспокоиться, сейчас меня туда не тянет, — улыбнулась я. — Работа — это прекрасно, но здесь тоже неплохо.

Аарон обаятельно засмеялся.

— Рад, если я хотя бы на втором месте, — сказал он. — Постараюсь вырваться вперед к концу вечера.

Я как раз думала, что это будет несложно, когда вспомнила, что собиралась быть благоразумной. Я не должна им увлекаться. Я почти ничего о нем не знаю.

— Кстати, как тебе работается с Брэменом? — спросила я, надеясь, что из ответа Аарона станет ясно: он знает, что его босс не очень хороший человек, или же работает на него недавно и ничего о нем не знает.

— Прекрасно, — ответил Аарон.

Хм… я надеялась на другой ответ.

— Говорят, он немного… чересчур занят собой, — осторожно заметила я. — Как, по-твоему, это правда?

— Разве иначе его выбрали бы в Сенат? — усмехнулся Аарон.

Ну да, верно. Я бы с радостью успокоилась на этом, но Аарон мне не позволил.

— Понимаешь, Брэмен честолюбивый, — продолжал он. — У него есть все, чтобы пробиться выше. И я могу пробиться вместе с ним. Не думай, что я так уж предан ему или вроде того. Я моментально брошу его, если мне предложат работенку получше. Но что может быть лучше, чем писать речи для будущего президента?

Я секунду смотрела на него. На что возразить в первую очередь? Я не хотела пререкаться ради детей, которые у нас еще могут родиться, но во мне уже закипал протест.

— Брэмен пока даже не кандидат, — произнесла я. — Им может стать кто угодно.

Аарон покачал головой.

— Спирам и Рексфорд могут немного подгадить, это правда, но троим остальным вообще ничего не светит, — уверенно заявил он.

Остальные — это Эллис Конрад, Хэнк Кэндл и Макс Уай. И у всех троих, на мой взгляд, еще полно времени, чтобы вступить в игру.

Конрад был четырехкратным сенатором от Мичигана и единственным афроамериканским кандидатом в президенты. На мой взгляд, он четко и убедительно выражал свои мысли, и я заметила, что его коллеги всегда внимательно слушают, когда он говорит.

Хэнк Кэндл, менее блестящий оратор, был конгрессменом от Род-Айленда. А также кристально честным исследователем вопросов этики и борцом за права человека. На фотографиях он походил на эльфа Киблера^[30], хотя вряд ли нарочно старался этого добиться.

Макс Уай был губернатором Луизианы и единственным кандидатом не из высшего света. Многие восхищались его умом и удивительным талантом ладить с людьми, но пока Уай не смог привлечь особого внимания национальной прессы. Поэтому я знала о нем слишком мало. Но разве можно сбрасывать кого-либо со счетов так рано?

— Ты действительно считаешь, что у них нет шансов? — вызывающе спросила я.

Аарон пожал плечами.

— Ни один из них не способен нарыть денег, — просто сказал он.

Он казался таким уверенным в себе и в мире политики. Может, заразился чванством Брэмена? Или он всегда был тщеславен? Так или иначе, мне внезапно захотелось поругаться с ним.

— Мне не нравится Брэмен, — выпалила я.

Обычно я помалкиваю о своей неприязни к людям, по крайней мере, до личного знакомства, а после не говорю о ней тем, кто с ними работает, но я была ужасно возмущена.

— Да, я догадался, — ответил Аарон. — Почему?

— Потому что он надменный скользкий тип, которого заботит только собственная карьера, а не помощь людям.

Что, съел? Я надеялась, что здорово взгрела Аарона. Но он явно сдерживал улыбку.

— Что? Что тут смешного?

Он накрыл мою руку своей.

— Ты такая пылкая идеалистка. И так недавно в Вашингтоне…

— Хочешь сказать, что я наивная? — перебила я.

Ненавижу, когда меня называют наивной.

— Нет, не наивная, — ответил Аарон. — Просто… юная. В хорошем смысле. И очень красивая.

Он смотрел мне в глаза. Кошмар, я моментально забыла все едкие ответы, которые вертелись на кончике языка. Черт подери! Я изо всех сил старалась их припомнить.

— Я понимаю, что ты не любишь Брэмена, — мягко сказал он. — Но мы же взрослые люди. Не обязательно соглашаться во всем. Знаешь, ты мне очень нравишься, правда.

Несколько секунд я молчала. Аарон все еще держал меня за руку, и я чувствовала, как пылает сыпь под тугим воротом маскировочной безрукавки. Нравится мне или нет, но меня к нему тянет. Может, пока оставить споры?

— Хорошо, — наконец сказала я. — За взрослость, — и подняла бокал.

— Пока она забавна, — с улыбкой уточнил Аарон.

— Пока она забавна.

Мы выпили еще немного и переключились на более безопасные темы, пока не вернулись на твердую почву флирта. Аарон был обворожителен. Может, я зря так беспокоилась из-за Брэмена? Какое он, в конце концов, имеет значение?

Когда нам принесли чек, мы разломили печенья и вслух прочитали предсказания. Мое гласило, что мне повезет. Я раскритиковала его как туманное и слишком общее, но втайне посчитала прекрасным знаком для нашего романа.

Предсказание Аарона гласило, что у него необыкновенно умелые руки. Вообще-то я терпеть не могу, когда в печеньях счастья пишут о настоящем, а не о будущем, но это мне пришлось вполне по душе.

Аарон протянул мне руки для изучения.

— Как, по-твоему? Это инструменты гения? — спросил он.

— Никаких сомнений, — уверенно кивнула я.

— Хм, — задумался он. — Пока они не сделали ничего выдающегося, но, возможно, просто ждут свою музу? — И он отвел прядь волос с моих глаз, задержав ладонь на щеке.

Может, дело было в трех бокалах вина, а может, в глютамате натрия, но я поняла, что влюбляюсь. Когда мы вышли из ресторана в слегка пьяную ночь, он обнял меня за плечи.

— Ты когда-нибудь бывала ночью у памятников?

Никогда. Мне и в голову не приходило, что это интересно и, уж во всяком случае, небезопасно. Но внезапно эта мысль мне очень понравилась.

— Ну… Сегодня мне повезет? — Я искренне желала, чтобы именно так и оказалось.

— В квартале от моего дома сейчас строят башню, и с моего балкона, если прищуриться, она очень похожа на памятник Вашингтону, — сообщил Аарон.

— Надо бы проверить, так ли это, — сказала я.

И мы отправились к нему.

Аарон снимал квартиру вместе со своим другом Майком (того, к счастью, не было в городе). Мы открыли бутылкушампанского и отправились на балкон любоваться окрестностями.

— Если честно, это больше похоже на Эйфелеву башню, — произнесла я, сильно сощурившись.

Он ответил по-французски, я не поняла, но фраза показалась мне ужасно сексуальной.

У меня всегда были трудности с языками. Я спотыкалась даже на иностранных словах, давно ставших английскими. Например, я не могла произнести «круассан», как положено, не мямля и заикаясь, а выражений вроде «се ля ви» и «тет-а-тет» вовсе избегала.

— Пардон? — спросила я с мягким американским акцентом.

— Я сказал, что если закрыть глаза, то можно представить, что угодно.

Так я и сделала. Только я хотела сказать что-нибудь остроумное с точки зрения моего нашампаненного мозга, как Аарон приник к моему рту теплыми губами.

Прошлый опыт предупреждал меня, что не стоит особо рассчитывать на хороший первый поцелуй. Но это был именно хороший первый поцелуй.

Все мысли улетучились, а вскоре за ними последовали разные предметы одежды.

Петляя, мы вернулись в квартиру, на диван, где я пролила на юбку остатки шампанского.

— Зря сегодня надела эту юбку, — задыхаясь проговорила я, пока Аарон освобождал меня от лифчика.

— Совершенно с тобой согласен, — ответил он и провел рукой по моей спине сверху вниз. — Давай-ка ее с тебя снимем.

Да, давай.

Игры на пороге

Я проснулась в его постели в шесть утра; в голове клубился радужный туман. Аарон ровно дышал рядом, я любовалась его взъерошенными волосами и мускулистым обнаженным торсом, пытаясь во всем разобраться.

Да, я переспала с ним, несмотря на свое давнее правило никогда ни с кем не спать на первом свидании.

Что в этом хорошего: я сразу же узнала, что у него нет извращенных сексуальных привычек, из-за которых нам потом пришлось бы расстаться. Спонтанный секс выявляет все странности, а значит, его можно считать мудрой исследовательской стратегией. И, разумеется, мы предохранялись.

Что в этом плохого: Р.Г. недавно посоветовал мне остерегаться всех сотрудников Брэмена. А я лежу голая в постели с одним из них, и значит, моя бдительность ослабла.

Неужели я только что переспала с врагом? Интересно, Джеймс Карвил и Мэри Маталин^[31] чувствовали то же самое после первой ночи? Даже если так, им определенно удалось построить отношения. Нам с Аароном должно быть проще, ведь мы работаем на людей, которые — по крайней мере, предположительно — союзники. Я решила не портить себе настроение неприятными мыслями. А ночка и вправду выдалась славная.

К тому же мне повезло (старые добрые печенья счастья, как всегда, точны) проснуться раньше его, потому что проснуться первой — единственный надежный способ убедиться, что он не видел, как я неизящно храплю. И еще я успею придумать, что сказать ему утром, если, конечно, голова заработает.

О боже, что будет, когда он проснется? Неужели в трезвом свете дня мы станем неловкими незнакомцами? Долго ли я здесь пробуду? Во сколько он встает, чтобы идти на работу? Не воняет ли у меня изо рта? Смогу ли я проскользнуть в ванную, найти полоскание для рта, вернуться в постель, принять соблазнительную позу — и все это не потревожив его?

Я выполнила две трети намеченного плана, но по пути к кровати наступила на что-то острое. Я завизжала и поджала ногу, изучая нанесенный ущерб — гнутая скрепка, торчащая из ковра, проткнула тонкую кожу моей левой ступни.

Я вытащила скрепку и попыталась осмотреть царапину, но потеряла равновесие и свалилась прямо на кучку белья, которое не было ни мягким, ни особо ароматным.

Может, Аарона разбудил мой вопль, а может, падение обнаженного тела, но так или иначе, вскоре он стоял надо мной в полотенце, обмотанном вокруг талии.

— Ты жива? — спросил он.

Он был одновременно удивленным и встревоженным.

— Все отлично. На меня просто напала злобная скрепка, — радостно объяснила я, показывая преступный кусочек металла.

Я чуть не задохнулась, осознав, что моя мама — провидица. Слава богу, скрепка не гигантская, но, возможно, любая опасность, грозящая здоровью единственного ребенка, принимает в подсознании матери чудовищные размеры. Важно, что на меня напала скрепка, как и было предсказано. Я должна при первой возможности позвонить маме и рассказать про ее чудесный талант.

— О господи, извини, — сказал Аарон. — Надо было мне получше пропылесосить.

Он помог мне подняться, и, стоя рядом с ним, я размышляла, удастся ли моему свежему дыханию заставить его забыть, что первый раз после секса он увидел меня распластанной на полу в обнимку с его грязным бельем, а не соблазнительно обмотанной простыней и ангельски дремлющей, как было задумано.

Он целовал меня, значит, надежда есть.

Может, мы неспешно позавтракаем и даже вместе поедем на работу? Хотя я понимала, что наверняка все заметят мою потрепанную юбку. Но, может, мы еще чуть-чуть полежим в постели и он еще чуть-чуть поиграет с моими волосами?

— К сожалению, мне пора на работу, — скорбно сообщил он, вежливо задушив мои фантазии в зародыше.

— О да, мне тоже, — решительно подтвердила я.

Аарон помог мне собрать одежду и вызвал такси. Он попытался всучить мне денег на проезд, но я их отвергла. Не хотелось после секса на первом свидании казаться себе хоть немного продажной женщиной. Он не настаивал, но сказал, что позвонит, и подарил мне на прощание томительно долгий поцелуй.

Через пятнадцать минут я вошла к себе домой, слегка взъерошенная и похмельная, и обнаружила, что Шеклтон плавает в аквариуме кверху брюхом.

Я тут же разрыдалась. Моя бедная отважная рыбка умерла в одиночестве, в ту единственную за всю нашу совместную жизнь ночь, что я не провела рядом с ней. Неужели на него так сильно подействовало мое ночное отсутствие? Неужели я каким-то неведомым способом поддерживала в нем волю к жизни, но бездумно пренебрегла своей обязанностью? Мои плечи поникли под тяжестью вины.

Конечно, он выжил в суровых условиях и протянул намного дольше, чем все его предшественники, но все равно жизнь его была трагически коротка, и я в ответе за это. Оставив на автоответчике мистера Ли слезливое и несколько обличительное сообщение, я подошла к аквариуму, чтобы выудить Шеклтона сачком.

Как только сачок коснулся его, он слегка встрепенулся, перевернулся и уплыл на дно. Я так удивилась, что даже заорала, второй раз за утро. А я вообще-то не из нервных. Что за чертовщина тут происходит?

Налет все еще покрывал жабры Шеклтона, и плавал он с явным трудом, но определенно был жив. Я никогда раньше не видела, чтобы он спал кверху брюхом, и хотя ужасно обрадовалась его второму воскрешению из мертвых, у меня возникло неприятное подозрение, будто он примеряет позу смерти, готовясь к неизбежному. Как те люди, которые планируют собственные похороны вплоть до того, что проверяют, как им лежится в разных гробах.

Я бросила в аквариум немного корма и вытерла слезы. Шеклтон еще поживет и поплавает. У меня гора с плеч свалилась, но я устала, и голова кружилась из-за того, что настроение все утро каталось на американских горках.

Собираясь на работу, я постаралась вернуть утреннее блаженство, подумав о том, как хорошо мы с Аароном подходим друг другу. Конечно, нам еще надо разобраться с верностью начальству, но все остальное просто чудесно.

Его руки оказались неожиданно сильными — неожиданно потому, что рукава рубашки даже не намекали, какое физическое совершенство скрыто под ними. Такими руками очень удобно будет забрасывать сумки на багажник нашего элегантного, но практичного семейного автомобиля, когда мы повезем троих детей на каникулы в прелестный прибрежный городок, где наш скромный, но удобный летний домик будет ждать, пока мы наполним его счастливым смехом.

Но я забегаю вперед. Сначала надо распланировать свадьбу.

Я поняла, что воображаю, как говорю «согласна» кому-то, кроме Стива Мартина^[32], о свадьбе с которым мечтала с двенадцати лет, когда постоянно смотрела «Придурка», «Роксанну» и «Трех амиго», и устыдилась. Никто из моих приятелей не мог сравниться с ним — в моих глазах он был совершенством. Узнав, что он не только актер, я прониклась к нему еще более зрелой страстью. Это из-за него я стала время от времени покупать «Нью-Йоркер». Еще я купила компакт-диск с записями его игры на банджо в группе Эрла Скраггса^[33], несколько его книг, а также номер журнала «Пипл», в котором он совершенно справедливо был назван одним из пятидесяти самых красивых мужчин.

Я сомневалась, что когда-нибудь встречу Стива Мартина, а тем более выйду за него замуж. Даже если бы мы встретились, как влюбить его в себя? Ненадолго меня обнадежили сведения, что он несколько лет встречался с Энн Хеч^[34] — быть может, теперь он созрел для отношений с, так сказать, более традиционными женщинами. Может, у меня бы все-таки получилось.

Но сейчас мне двадцать шесть, и я встретила Аарона. Я не хотела их сравнивать, но, может, пора рассмотреть другие возможности? Готова ли я?

Я остановилась на варианте нашей свадьбы с Аароном, в которой Стив Мартин все же принимал участие. Не в качестве жениха, нет, но в роли священника! Блестяще! Если я не могу стать женой Стива Мартина, пусть он хотя бы выдаст меня замуж.

Да и кто лучше его с этим справится? Он умный, забавный, набожный, когда нужно, — я знала, что Аарону он понравится. Я не уверена, посвящен ли Стив Мартин в сан, но в наши дни кто угодно может через Интернет получить лицензию на совершение бракосочетаний. У нас с Аароном будет самая прекрасная свадьба на свете!

Собрав нашу романтическую триаду, я переключилась на платье, еду и цветы. Я только начала обдумывать, как лучше прибыть — на воздушном шаре или электроскутерах, и понимать, что, скорее всего, ни то ни другое не годится, когда зазвонил телефон. Может, Аарон хочет проверить, как я добралась домой? Кажется, я не давала ему домашний номер, но точно уверена, что он есть в справочнике. Куда бы я ни переезжала, я сразу искала свое имя в телефонной книге, чтобы телепродавцы легко могли меня найти. Я также подписывалась на кучу интернет-рассылок и везде оставляла домашний телефон, из тех же соображений.

Звонила мама.

— Солнышко, ты сможешь приехать на мой день рожденья? — спросила она.

Мамин день рожденья был через три недели, он попадал на турне с Р.Г. по Огайо, но по расписанию в этот день мы должны были находиться в каком-то другом месте.

— Я бы с удовольствием, мам, но у меня работа. Прости, — ответила я.

— А, ну хорошо, — разочарованно протянула она. — Тогда мы отметим его попозже.

— Наверняка папа готовит для тебя сюрприз, — ответила я в надежде поднять ей настроение. — Как обычно.

— Да, обычно, — вздохнула она. — Но на ферме в этом месяце настоящий кавардак. Ты знаешь, я восхищаюсь твоим папой, но когда он так занят, он не способен организовать даже попойку на пивоварне.

Несколько секунд я пыталась осмыслить мамины слова. За годы жизни с ней я кое-что узнала о британском сленге и поэтому определила, что «попойка на пивоварне» означает распитие пива в баре или каком-то другом месте, где его варят и подают на стол. Она хотела сказать, что папа иногда слишком занят, чтобы организовать даже самые простые и очевидные вещи. Интересно. Иногда беседы с мамой напоминали занятия по лингвистике.

— Да, кстати, мам! — заорала я, радуясь, что могу отвлечь ее потрясающими новостями.

— Что, милая? — спросила она, слегка встревоженная моим криком.

— Помнишь свой сон, где я поранилась канцелярской скрепкой?

— Тебя раздавило, а скрепка была гигантской, — поправила она.

Я торжествующе поведала ей о своем приключении со скрепкой, утаив опасные подробности того, где я была и с кем только что переспала.

— Ты записалась к врачу, чтобы сделать укол от столбняка? — спросила она.

Что?

Вы уже в курсе моего отношения к фильмам ужасов и тошноты от всего, связанного с запястьями, шеей и лодыжками, и наверняка догадываетесь, что я не люблю уколы. Я чуть не падаю в обморок, даже когда мне всего лишь прокалывают палец для анализа крови. Даже дети ведут себя храбрее в кабинете врача, и мне ничуть не стыдно поедать после укола предназначенные для них леденцы, когда я с трагическим видом бреду по приемной, горестно взирая по сторонам.

Невыносима даже мысль об уколе, если только без него я не умру от ужасной болезни. Поэтому я никогда не ездила за границу — вряд ли я выдержала бы все эти прививки.

— Вообще-то я уверена, что предыдущая прививка еще действует, — отнюдь не уверенно произнесла я.

— Если ты не уверена, лучше сходи, — приказала мама.

Конечно, мне не нужен укол. Теперь история со скрепкой вогнала меня в тоску. Я повесила трубку и изучила ранку. Мне кажется или кожа по краям слегка позеленела? Боже правый, я почти чувствовала, как по ноге расползается гангрена.

Медсестра в приемной врача сказала, что новая прививка понадобится не раньше, чем через два года, но почему тогда у меня немеет нога?

Медсестра заверила меня, что все хорошо. Я повесила трубку, чувствуя себя как угодно, но только не хорошо. Если это не столбняк, какую ужасную болезнь я подцепила? Я наложила на ступню толстый слой антибактериального крема, замотала ее бинтом и провела остаток утра на костылях, готовясь к жизни без левой ноги, на случай, если обработала ее слишком поздно. Я стану отважной противоположностью персонажу оскароносного Дэниэла Дэй-Льюиса^[35] — он мог двигать только левой ступней, а у меня действовало все, кроме одной конечности. Немного потренироваться, и я буду готова к своей роли.

Позже, на работе, я рассеянно почесывала натертые костылями подмышки и просматривала в Интернете «Горячую линию» и «Заметку». Нажав ссылку, ведущую на статью в «Вашингтон Пост», я вспомнила журналиста, на которого упала во время слушания. Зажила ли его царапина? Не попала ли в нее инфекция? Не останется ли шрам? Я читала и думала о нем.

Ознакомившись с последним кофепитием в Нью-Хэмпшире, где были Брэмен, Спирам, Рексфорд, Конрад, Кэндл и Уай (список претендентов от партии напоминал название юридической фирмы, в которой слишком много партнеров), я улучила минутку и помолилась, чтобы один из них смог вовремя собраться с духом и выиграть. Господь знает, как нам необходима смена курса.

Хотя страна, казалось, мечтала вышвырнуть Пайла из кабинета, правящая партия надеялась избежать подобной участи и яростно искала способ представить себя в более выгодном свете, пока президентская кампания набирала обороты. Непопулярность режима Пайла ограничивала их выбор, у них было заявлено лишь три кандидата. На данный момент атаку возглавлял Уилл Франд, второй сенатор из Нью-Джерси (первым был Брэмен — нынешний лидер большинства в Сенате) и надежный партнер администрации. Франд, похоже, понимал, что ему предстоит разорвать связь с властями, чтобы завоевать поддержку Америки.

Перед Кеном Пайлом, губернатором Небраски и младшим братом президента, стояла еще более сложная задача. Несмотря на непопулярную фамилию, он, похоже, был одержим тем, что твердо почитал своим долгом, и не гнушался никакими средствами. Часто казалось, что демократия лишь мешает клану Пайлов. Им куда больше подходила аристократическая форма правления, и за время своего подозрительно долгого нахождения у власти они сделали все, чтобы подтолкнуть страну в эту сторону.

Из трех кандидатов только губернатор Джорджии Кейн Брэнси не был связан с администрацией. Он много раз сражался с кабинетом Пайла и теперь пожинал богатые плоды. Но если власть достанется ему, изменит ли он курс?

Составив сводку кампании, я обнаружила, что сильно прикусила губу. Как много опасностей таят в себе грядущие выборы; хотя до них еще слишком далеко, чтобы оправдать мою нервозность и повышенное давление. Я быстро просмотрела раздел шуток «Горячей линии», чтобы успокоиться и больше не терзаться.

Вскоре пришло письмо от Аарона, и мое настроение скакнуло вверх.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: Re: Самое прекрасное свидание на свете

Тема вчерашнего письма не была преувеличением. Ты изумительная. Раз уж я все равно сегодня думаю о тебе, подбрось мне тему для размышлений: что означает «Р» в твоем адресе?

P.S. Я выпил четыре таблетки аспирина, и все равно меня будто переехала цистерна спиртного.

Я мысленно поздравила себя с тем, что не переспала с мужчиной, который избегает тебя в первые дни после секса. Аарон был внимательным. Я пообещала себе, что Стив Мартин по достоинству оценит всю глубину чувствительности Аарона и построит свою проповедь так, чтобы должным образом отметить эту важную черту его характера. Думаю, она будет одним из краеугольных камней нашего брака. Мой ответ:

Кому: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

От: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

Тема: Re: Самое прекрасное свидание на свете

Самое лучше в похмелье — это опохмел. Я уже выпила два сауэра^[36] с виски, и жизнь стала веселее. Спасибо за чудесную ночь. Да, «Р» значит «Рили», это мое второе имя. А что значит «Е» в твоем?

Я осталась довольна письмом. Дружеское, но короткое, говорящее о том, что у меня есть собственная жизнь, я не собираюсь становиться его новой надоедливой подружкой. И я умолчала о том, что «Рили» — это имя, которое я выбрала для своей первой дочери (нашей дочери), — тонкий дипломатический ход. Чтобы не показаться слишком сдержанной, я закончила письмо вопросом, поощряя дальнейшую переписку.

Наверное, я могла бы вести курс внимательного чтения и литературного анализа электронных писем. Я провела остаток утра, разгребая горы работы, а к обеду передо мной красовался ответ:

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: Прелестной леди Рили

Я обожаю имя «Рили». «Е» значит Ем-и-нем, это моя рэперская кличка. Я очень популярен во Франции.

За день мы еще несколько раз обменялись посланиями, и я настолько уверилась в нашей вечерней встрече, что не пошла на новый фильм Уилла Смита, а это для меня настоящий подвиг. Но любовь стоит жертв. Я сказала Лизе, что пойду с ней завтра на дневной сеанс, если мы с Аароном не проспим.

Поэтому представьте мое удивление, когда в семь пятнадцать (я как раз заканчивала готовить для Р.Г. кое-какие темы на мероприятия по здравоохранению), пришло вот что:

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: Думаю, «зарядник» должен быть в толковом словаре

Мне пора на встречу. В моем «Блэкберри» кончается бензин, поэтому выключу его, пока не доберусь до зарядника. Желаю приятно провести вечер. До скорого свидания, Рили.

Что-что? Мы сегодня никуда не пойдем? Я за рекордное время проделала путь от удивления до раздражения и от раздражения до неуверенности. Не в силах избавиться от ощущения, будто меня только что обманули, я позвонила Лизе, желая дать задний ход. Она была в пабе «Время по-ирландски», развлекалась с Райаном, пока тот работал. Лиза настойчиво звала меня туда, но я, честно говоря, была не в настроении. Она заверила меня, что Аарон с удовольствием пошел бы куда-нибудь со мной, но, возможно, не хотел показаться напористым и меня отпугнуть.

И правда, Аарон знает, что я — женщина деловая и независимая, которая не хочет, чтобы на нее давили, поэтому объяснение похоже на правду. Закончив говорить с Лизой, я целых полминуты чувствовала себя намного лучше, после чего подумала, что его «встреча» может быть свиданием с другой женщиной. Формально он вправе, но это ж рехнуться можно!

О ужас. Я не хотела пристально всматриваться в эту мрачную возможность, но обнаружила, что не могу отвести глаз. Я должна была знать. Я просмотрела «Перекличку», газету Капитолийского холма, и всю электронную почту в поисках очевидного события, которое должен был украсить своим присутствием Аарон. Хм, трудно сказать. Сегодня был ужин, посвященный проблемам контроля за личным огнестрельным оружием, образовательное мероприятие и еще целая куча мест, которые Брэмен мог бы посетить. Почему я до сих пор не раздобыла копию его расписания? Она мне нужна как можно быстрее.

Я уже звонила в офис Брэмена и настраивала фальшивый польский акцент, чтобы попытаться выудить информацию из секретаря, но внезапно вспомнила историю с автоответчиком Джейсона Шэмберса. Я положила трубку и вздохнула. Не надо психовать. Те дни давно прошли, ошибки сделаны. Я готова к зрелому, уверенному, взрослому подходу к отношениям.

Который, как выяснилось, иногда означает, что вечером пятницы кто-то должен сидеть дома в гордом одиночестве и изливать сердце телепродавщице из Дейтоны, штат Флорида.

Я надеялась, что Зельда сможет объяснить мне поведение Аарона, будучи с ним из одного штата. До сих пор с Флоридой у меня были связаны не самые приятные воспоминания. Я сильно отравилась в «Диснейленде», весной получила на пляже ожог третьей степени и, что хуже всего, подцепила вшей в шляпном магазине на Палм-Бич. Но я свято верила, что Аарон изменит все к лучшему.

В прошлом Зельда давала мне отличные советы обо всем на свете — от далеких планов на будущее до того, где сделать татуировку, чтобы не было мучительно больно (обычное любопытство), поэтому я могла на нее положиться. Вдруг она сумеет пролить свет на то, как управляться с флоридскими мужчинами.

Зельда сказала, что с Аароном могут быть сложности, и посоветовала мне держаться начеку.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я. — Почему ты так говоришь?

— Ну, ты ведь сказала, что он работает на негодяя, Брэмена, — ответила Зельда. — И что это нам дает? Вот ты стала бы работать на какого-нибудь козла, если бы тебя не заставляли? Нет. Потому что ты слишком брезгливая. Но полно людей, которые не столь брезгливы, и поверь мне, я знаю, чего от них ждать. Или твой Аарон сам козел, или ему все равно, что он работает на козла, что, в сущности, одно и то же.

Я вздрогнула. Всего лишь двумя фразами она умудрилась выразить все мои сомнения и тревоги. Те самые, о которых я недавно решила не думать.

— Но я говорила об этом с Аароном, — запротестовала я. — Да, мне хотелось бы, чтобы он работал на кого-то другого, но это не так уж и важно. Аарону не нравится Брэмен, но он восхищается его успехами. Работать спичрайтером у Брэмена очень престижно. Поэтому, понимаешь, я должна ко всему относиться по-взрослому.

Должна и могу. Я всегда была идеалисткой, но не стоит требовать от людей невозможного. А жаль.

— При чем тут твоя взрослость? — спросила Зельда. — Если он тебе не подходит, какая разница, сколько тебе лет? Обещай хотя бы притормозить.

Поздно уже тормозить. Зельда начинала меня раздражать.

— Да, хорошо, конечно, — бросила я.

Я повесила трубку и с разочарованием легла спать. Я привыкла, что мной командуют на работе, но с личной жизнью разберусь сама. Не стоило звонить Зельде.

Я не могла заснуть — мне казалось, что-то не так. Если не с моей личной жизнью, то с чем-то еще.

В такие минуты меня очень беспокоит алиби. Что, если мое странное чувство — это интуиция (сейчас, когда я знаю о телепатических способностях матери, это еще правдоподобнее), и я предчувствую, что в этот самый миг, когда я одна дома, без свидетелей, кто-то фабрикует против меня обвинение в ужасном преступлении?

Больше всего на свете я боялась ложного ареста. Каждый раз, читая о человеке, отсидевшем девятнадцать лет за преступление, которого он не совершал, и вышедшем на свободу благодаря новым тестам ДНК, меня пробирал озноб. Какая страшная и напрасная трата времени. И хотя заключенный всю дорогу настаивал на своей невиновности, система все равно швырнула его за решетку. Я всегда содрогалась при мысли, что если это случилось с ним, то может случиться и со мной.

От такого кошмарного поворота судьбы меня защищал лишь «Поляроид», который я хранила в углу квартиры. Я назвала это место «уголок фотоалиби», кроме камеры там еще был стул и часы на стене на уровне глаз.

Захватив по пути «Вашингтон Пост», я направилась в угол, чтобы успокоиться. Только сделав автопортрет, я вздохнула свободнее. Я помахала снимком и принялась наблюдать, как медленно проявляется мое спасение.

Неплохо. На фотографии получились все важные детали: время на часах за моим правым плечом и дата на газете, которую я держала на уровне груди, были четко видны. Отлично.

Оставалось только послать ее себе заказным письмом. И пусть попытаются меня засудить; есть неопровержимое доказательство, что девятого августа в десять часов двадцать две минуты вечера я была дома, а не совершала преступление, которое мне приписывают.

Проклиная почтовое отделение, закрытое ночью, я успокоила себя тем, что сделала все возможное. Утешившись, я засунула снимок в заранее подготовленный конверт и отправилась спать.

Наутро, когда мы покупали билеты в кино, Лиза напомнила, что всегда готова предоставить мне алиби. Слишком долго объяснять ей, почему это невозможно и неудобно. Например, потому, что пока я буду гнить в камере, меня загрызет совесть за то, что Лиза тоже где-то гниет из-за своего дружеского лжесвидетельства. Но я только кивнула и поблагодарила ее. Такие порывы надо ценить.

Если верить Лизе, у них с Райаном все хорошо. За последнюю неделю они виделись четыре раза, каждую ночь разговаривали и шесть раз поссорились. По ее представлениям, это невероятно удачный роман. Ссоры для Лизы были своего рода прелюдией и оттого важной частью романтических отношений. Если она не сможет непрерывно ссориться со своим парнем, у них просто ничего не получится.

Я поздравила ее, но задумалась, как скоро она поймает его на ком-то еще. Надо быть психом, чтобы изменять Лизе, но у нее талант выбирать самых чокнутых.

Свет погас, и на экране замелькала реклама лихого боевика с Борденом Дентом. В зале раздались смешки. Борден Дент был мультимиллионером и голливудской звездой; недавно он заявил, что собирается баллотироваться в президенты. В «Энтертейнмент Уикли» он осудил обе партии и объяснил, что предлагает иной путь, но не уточнил, куда этот путь ведет. Из интервью было ясно одно: его самолюбию мало регулярных поглаживаний на премьерах и церемониях награждения. Борден Дент жаждал большего и надеялся, что Америка полюбит его в новой роли. Я покачала головой и вознаградила себя шоколадной карамелькой.

Сотовый и «Блэкберри» на время фильма я поставила на виброзвонок, вдруг Аарон захочет связаться со мной. К сожалению, он не захотел, зато Уилл Смит, как обычно, рассмешил меня. После фильма мы с Лизой посидели за чашечкой кофе, обсуждая, счастливый у них с Джадой^[37] брак или нет. Я настаивала, что счастливый, но Лиза сомневалась, отчего я еще больше уверилась в правильности своего мнения.

Чтобы встряхнуться, мы перешли к менее романтическим темам и обсудили события на Ближнем Востоке, но лишь расстроились и поняли, что это мы зря. Все дело в новостях. От них только хуже становится.

Я поднималась на крыльцо, когда Аарон наконец написал мне. Письмо гласило:

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: О, где же ты?

Прелестная леди Рили, что поделываешь? Если ты поблизости, позвони мне на сотовый.

Интересно, каково быть женщиной, которая, получив такое письмо, спокойно войдет в квартиру, уютно устроится в кресле и только потом позвонит? Оставив бесплодные размышления, я плюхнулась на ступеньки, доставая мобильный одной рукой и перепроверяя номер Аарона другой.

— Привет, — сказала я, когда через семь секунд Аарон взял трубку.

— Ух ты, как быстро, — ответил он.

Об этом я не подумала. Проклятье.

— Я выхватываю пистолет быстрее всех в Вашингтоне. Странно, что ты не слышал.

Слава богу, Аарон засмеялся.

— Ну, я не в обиде. Я люблю быстрые удовольствия, как и все парни.

Он что, назвал меня шлюхой? Надеюсь, нет. А то свадьбе не бывать.

— Послушай, я хотел узнать, что ты делаешь сегодня вечером, — продолжил он.

Да, да, да! Он хочет снова побыть со мной.

Я постаралась говорить небрежно.

— Я еще толком не решила. А что? Ты бросаешь мне вызов?

Отлично. То, что надо.

— У нас мальчишник неподалеку от тебя, но я хочу слинять, когда дело дойдет до стриптизерш, и надеюсь, что смогу нанести тебе визит.

Вот как. Непростой выбор. Если я соглашусь, то мне придется весь вечер сидеть дома и ждать его? Нет, так нельзя.

— Хорошо, давай. Я точно не знаю, где буду, но позвони, и если получится, устроим рандеву, — предложила я.

— Вот и прекрасно. Надеюсь, до встречи, — ответил он.

Как только мы разъединились, я запаниковала. Вдруг я была слишком сдержанной? Или слишком уступчивой? Не развел ли он меня только что на потрахаться? Это плохо?

Я была уверена лишь в слове «рандеву». Во-первых, оно французское, и произнесла я его безупречно. Но главным образом меня радовало то, что это придало мне загадочности. Я никогда не перерасту детскую мечту стать шпионкой.

Она расцвела пышным цветом после краха Рибоквиля — курорта для белок, когда я забросила архитектурные чертежи и принялась искать другую профессию.

Голубь нагадил мне на плечо и вернул к действительности. Хоть и говорят, что это на счастье, но такому верят лишь люди, которые не знают, что птичий помет полон зловредных микробов и грибков. Увы, я знала, поэтому плечо следовало хорошенько потереть губкой с сильным дезинфицирующим средством.

Я встала, поднялась к себе и обнаружила, что Шеклтон вяло лежит на дне аквариума. Он все еще был жив, но выглядел чертовски плохо. Меня ужасно беспокоили его тренировочные смерти, но что я могла поделать? Шесть уже пробило, а значит, мистер Ли закрыл магазин. Кроме того, насколько известно мистеру Ли, никакого Шеклтона больше нет, если верить моему драматическому посланию о его гибели. Он, наверное, уже поднял цены на оставшихся японских бойцовых рыбок, предвкушая мой неминуемый визит. Шеклтон должен жить. Мы должны нарушить традицию.

— Не сдавайся этим ублюдкам, — попросила я.

Тусклый ответный взгляд, похоже, сообщал, что уже сдался.

Простерилизовав плечо, я собиралась принять душ, навести марафет и выбраться в город, но неожиданно пробило девять, а я так ничего и не сделала. Возможно, сегодня стоит заняться самосовершенствованием? Я просмотрела список вещей, которые хотела узнать за лето. Было слишком жарко, чтобы учиться вязать или изучать азбуку Морзе. Просматривая список и вычеркивая один пункт за другим, я подумала, что, возможно, причина моего раздражения кроется в пониженном содержании сахара в крови. К счастью, в списке значилось «научиться готовить», второй пункт снизу.

Похоже, у холодильника были другие планы. В нем нашлась бутылка соевого соуса, литр корневого пива^[38] и открытая банка пикулей. Морозилка выплюнула упаковку «Сливочного бриза» и бутылку водки.

Я съела ложку «Прохлады», чтобы немного повысить сахар, и принялась изучать упаковку. Ее оборотная сторона убеждала меня позвонить по телефону 1—800, если у меня есть какие-либо вопросы или затруднения. Заманчиво.

Немного спокойной музыки, и мне ответила женщина по имени Беверли. Она спросила, чем может помочь.

— Приятно познакомиться, Беверли. Меня зовут Саманта. И я только что попробовала один из ваших продуктов, «Сливочный бриз», — начала я.

— «Сливочный бриз» — прекрасный продукт, мы очень рады, что он вам понравился, — ответила Беверли примерно то же самое. — Вы знаете, что он универсален? — продолжала она. — С помощью этих сливок можно приготовить несколько очень вкусных блюд.

— Правда? У меня есть пикули и соевый соус. Из этого что-нибудь получится? — Я решила не упоминать о водке и корневом пиве. Не стоит упрощать. Беверли, похоже, смутилась.

— А у вас точно нет нашей «Нежности» или чего-то вроде? — отчаянно спросила она после нескольких секунд молчания.

Ну, вообще-то я покупала «Нежность» прошлой зимой на случай туберкулеза. Но оказалось, что у меня всего лишь простуда и можно есть нормальную еду, а не больничную. Я проверила буфет. Действительно, там лежала маленькая картонная упаковка малинового желе, покрытая пылью.

— Есть! — победоносно заявила я. — С малиновым вкусом.

— Чудесно, — с явным облегчением произнесла Беверли.

Объяснив, как сделать восхитительное слоеное парфе^[39] из сливок и «Нежности», она спросила, на сколько персон я собираюсь готовить. Это привело к долгому разговору об Аароне, наших зарождающихся отношениях и звонке насчет мальчишника. Я горячо объяснила, что он — джентльмен, поэтому если и заскочит ко мне, то это будет простой визит вежливости. Это ни в коем случае не развод на потрахаться, потому что мы с ним не из таких. Возможно, стоит предложить ему угощение из «Сливочного бриза», раз уж он докажет свою любовь, покинув друзей ради меня.

Беверли скептически закудахтала.

— Спорим на упаковку обезжиренных сливок, что он заявится в стельку пьяный где-то после полуночи? — умудренно предложила она. — Если я права, ты купишь упаковку сама, если нет — пошлю тебе призовую.

Они что, знакомы с Зельдой? Непохоже, но обе совсем не в восторге от Аарона. Не верят в него ни на йоту!

— Спорим. — Я согласилась перезвонить ей завтра, чтобы сообщить, как она в пух и прах продулась.

— Посмотрим, — спокойно ответила она. — Приятного аппетита!

Но после разговора с Беверли готовить мне расхотелось. Я съела немного пикулей и вернулась в кровать со «Сливочным бризом» и ложкой.

Когда в пятнадцать минут второго я закончила смотреть «Гарольд и Мод»^[40], Аарон прислал сообщение, что сидит у меня на пороге.

Две минуты спустя он уже развалился на диване, мертвецки пьяный, одна нога свисала на пол, пока он бессвязно разглагольствовал о блестящей идее — открыть пончиковую для водителей.

У меня скрутило живот. Гадкая всезнайка Беверли. Сливки у меня в животе свернулись.

Ну хотя бы пришел, спорила я сама с собой.

— Как прошла вечеринка? — вопросила я с кресла напротив.

Аарон смутился и долго моргал.

— Змчательно, прет змчательно. Скоро пйду обратно, — промычал он.

Вот черт.

Он действительно пьян, как сапожник. Я прислушалась к своим чувствам. Я в ужасе, несмотря на предупреждение леди «Сливочный бриз». А также расстроена, что он не готов к поцелуям, потому что даже потный и сонный он очень хорош собой. Я разрывалась на части — радовалась, что желание увидеть меня преодолело алкогольный туман, и беспокоилась, что он не старается вести себя прилично в моем обществе. Возможно, завтра он пожалеет об этом.

— Сприм, я мгу скзать «А» дольше, чем ты? А ну-ка, ппробуем… Ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа-аааааааааааааааааааааааааааааааааа…

Да, завтра он определенно пожалеет.

— Эй, ты не грила! — оскорбленно произнес он.

— Да, я как-то не в настроении, — ответила я.

— А.

Похоже, он слегка обиделся.

— Я прсто пршел псмотреть, как ты, птмушта ты моя девшка, — объяснил он.

Если честно, это даже мило.

Аарон с трудом поднялся на ноги.

— Я должен врнуться, — пояснил он и, шатаясь, направился к двери.

Когда я смотрела, как Аарон сражается со ступеньками, спускаясь вниз, он обернулся и одарил меня похотливой улыбкой.

— Кжись, я лблютбя, — выдал он и продолжил путь.

Я расшифровала его заявление, когда мой пьяный Дэвид Кэссиди^[41] уже нетвердо свернул за угол и исчез в направлении какого-то сомнительного стрип-клуба.

Ему кажется, что он любит меня?! Вот это да! Конечно, он был немного не в себе, но как насчет «in vino veritas», единственного знакомого мне латинского выражения? Слава богу, что он напился! Могли пройти месяцы, прежде чем он рассказал бы мне о своей любви, — я внезапно прониклась теплыми чувствами к тому парню, который решил жениться и пригласил Аарона на мальчишник. Я поблагодарю их на нашей свадьбе. Гип-гип, ура!

Я посмотрела на часы. Два часа воскресной ночи. Я заглянула в календарь и с легким удивлением обнаружила, что уже почти наступила двадцать девятая годовщина показа последней серии «Семьи Патридж». Это не может быть совпадением, нет, это своего рода подтверждение, что настоящая любовь знает все. Слишком поздно, чтобы звонить кому-нибудь и сообщать хорошие новости, поэтому я отметила это событие одна, закусывая водку желе, после чего погрузилась в пьяные сны о том, как мы с Аароном весело играем в чудесной стране «Сливочного бриза».

Первые тревоги

Он позвонил в три часа дня.

— Говорят, вчера в меня вселился злой дух, возможно, он обидел тебя. Скажи, если он вел себя очень плохо: я разыщу его и как следует надеру ему задницу, — сказал Аарон, когда я сняла трубку.

— Я уверена, что с него хватит и похмелья, — ответила я. — Но спасибо за предложение: ночные пьяные визиты — штука очень интересная. Кстати, он собирался продавать свежие пончики водителям.

— Ой. Знаешь, говорят, этот парень однажды добьется успеха.

— Вообще-то подобные заведения уже есть. «С пылу, с жару», например, — добавила я.

— Я не знал. Впрочем, сомневаюсь, что его это беспокоит. Эта хрень пойдет нарасхват, — сказал он.

Аарон явно был смущен, и это обнадеживало. Накануне он вел себя не так уж плохо, к тому же спьяну заверил меня в «лбви», поэтому я хотела спустить объяснения на тормозах.

Он поинтересовался моими планами на неделю, мы договорились пообедать во вторник, а в четверг вечером заняться кое-чем посерьезнее, если работа позволит. Комитет Р.Г. собирался голосовать по предложению о рецептурных лекарствах в среду, поэтому я сомневалась, что на неделе у меня найдется время на общественную жизнь, но очень надеялась отметить что-нибудь в ее конце.

Остаток дня я наверстывала упущенное, листая пухлую книгу с описаниями рецептурных препаратов и ценами на них. Я старалась запомнить побольше важных лекарств, но, кажется, мне плохо удалось. Разбита в пух и прах, как при попытках почитать словарь. Я способна выучить только связный рассказ. Ну почему Роберт Ладлэм^[42] не написал триллер о лекарствах? Может, это и бред, но он бы здорово мне помог.

Когда я ложилась спать, позвонила Зельда и извинилась за поверхностные суждения. Она сказала, что просто желала мне добра, но теперь беспокоится, не вышла ли за рамки. Я любезно заверила ее, что беспокоиться не о чем, и предложила вернуть все на круги своя. Конечно, я не собиралась бросать Аарона по ее совету, но и с ней тоже не хотела ссориться. Она была моим любимым телепродавцом. И хорошей подругой.

В понедельник пришло электронное письмо от Натали с черновиком проекта, который, по ее словам, Брэмен сможет «продать». Натали сказала, что он дал добро и они готовы размножить «новый, более прагматичный подход». Как я и опасалась, на поверку новая версия оказалась водянистой и предательской. Из нее убрали многие прогрессивные меры, чтобы заткнуть рот оппозиции. После правки проект фактически предлагал поднять наценки на рецептурные лекарства — до двадцати пяти процентов для традиционных клиентов системы страхования здоровья престарелых. Вопрос об импорте дешевых лекарств из Канады и Европы даже не поднимался. Это неприемлемо. Закон должен изменить систему к лучшему, а не идти на компромиссы, пока не станет совсем бесполезным.

Когда я закончила читать, сердце у меня колотилось как бешеное. Хотя сначала я собиралась получить разрешение Р.Г. на то, чтобы выбросить исправления Натали, сейчас мне ужасно хотелось ответить немедленно, а Р.Г. был до вечера загружен встречами. Я не могла пойти к Джо Нуну, начальнику штаба Р.Г., потому что он еще не вернулся из долгой деловой поездки в Россию. Мне оставалось только взять дело в свои руки.

Я грозно потопала в Харт-билдинг, по пути сердито посмотрев на Ральфа. Похоже, он не заметил угрожающего взгляда, что еще больше меня разгневало. Когда я вышла из дверей, в голове у меня созрели две хорошие реплики (я собиралась выдать «бездарное бегство» и «прагматичный подхалимаж», поскольку питала слабость к аллитерации), и готова была встретиться с полированной броней Натали.

И слава богу, потому что заметила ее на улице вместе с каким-то пожилым мужчиной. Я не собиралась произносить обвинительную речь перед посторонними, но, встретившись глазами с Натали, была вынуждена вступить в бой.

— А, привет, — вяло сказала она и повернулась к своему спутнику. — Папа, мы с ней вместе работаем. Это… м-м-м…

Она не помнила моего имени, и это ее совсем не смущало.

— Саманта. — Я протянула руку отцу Натали.

— Доктор Рейнолдс, — ответил он.

Его рука была такой же холеной, как у дочери.

— Саманта работает с Робертом Гэри, — продолжала Натали. — Младшим сенатором из Огайо. Сенатор Брэмен собирается помочь ему провести пакет предложений по страховым пособиям на рецептурные лекарства.

Фу, какая она мерзкая.

— Да, кстати, я читала ваши исправления и хочу сказать, что вы выкинули из проекта самое главное. Вряд ли сенатору Гэри это понравится, — произнесла я, как мне казалось, идеально ровным тоном.

— Правда? — ответила Натали. — А я думала, что Гэри хочет провести этот закон. Но для этого надо быть чуть менее наглым и чуть более практичным.

— Думаю, сенатор Гэри согласится со мной, что прагматичный подхалимаж принесет делу куда больше вреда, чем пользы, — торжествующе парировала я.

Натали только моргнула от удара аллитерацией.

— Прости, папа, я не ожидала, что меня при тебе втянут в уличные дебаты, — омерзительно сладким голоском пропела она. — Саманта, давайте обсудим это немного позже.

— Не надо ничего откладывать из-за меня, — возразил тот. — Мне все равно пора на работу. — Он достал сотовый и отошел в сторону.

Отец Натали, похоже, из тех, кто любит поспорить. Сама же Натали явно не хотела разбираться с моими претензиями здесь и сейчас. Она глубоко вздохнула и смерила меня своим механическим взглядом.

— Саманта, я знаю, вы не верите мне, но ваш вариант проекта никогда не примут. Президент Пайл ничего не подпишет, администрация уничтожит проект прежде, чем он появится на президентском столе. Новую версию могут поддержать обе партии, и Пайлу будет сложнее от нас отделаться. В этом вопросе надо продвигаться маленькими шажками, и уверяю вас, что в ваших интересах придерживаться нашей линии поведения. Когда следующей осенью Брэмена изберут президентом, мы первым делом примем более полный закон. Но до тех пор мыдолжны постараться дать американцам распробовать, на что им стоит надеяться.

Она секунду терпеливо смотрела на меня, словно ждала, пока до меня дойдет. Но я прекрасно ее поняла. Поддержка в отдаленном будущем — это приманка, чтобы мы с радостью включились в рискованную игру Брэмена.

— Вы сказали, что не думаете, будто Гэри понравится наша версия. Это значит, что точно вы не знаете, — продолжала она. — Есть вероятность, что он прозорливее вас. Переговорите с ним, и мы вернемся к этому разговору чуть позже.

Договорив, она приняла мученический вид, словно объясняла мне прописные истины ради вящего блага кампании Брэмена. Я дерзко посмотрела на нее.

— Я так и сделаю, но сенатор Гэри прозорлив. Не сомневайтесь, страдающие пенсионеры волнуют его больше, чем собственные успехи на фракционных собраниях.

Что, съела, циничная ведьма?

Она снисходительно улыбнулась.

— Что ж, возможно, Гэри сумеет сдержать профессиональную зависть, чтобы мы смогли работать.

Ну, это уж слишком. Р.Г. не завидует Брэмену. Или завидует? Неважно, он не должен. Подобное предположение со стороны сотрудника Брэмена оскорбительно.

— Чему, по-вашему, сенатор Гэри может завидовать? — услышала я свой голос. — Бесстыдному популизму Брэмена? Или тому, что он получает взятки от индустрии медицинского страхования? Поверьте, я счастлива, что сенатор Гэри работает по-другому. И надеюсь, что мы никогда не станем такими, как вы.

Я не хотела заходить так далеко, но в меня словно вселился демон, сотканный из неповиновения и возмущения, и заговорил моими устами.

Натали ядовито поджала губы.

— Ну, это вряд ли, — прошипела она.

Внезапно я оглушительно чихнула, даже не успев прикрыть рукой нос. Что это было? Может, мой организм обнаружил, что у него аллергия на Натали?

Она отскочила и направилась к отцу, высокие каблуки ритмично выстукивали сигнал к отступлению.

Я привела себя в порядок и составила список последних достижений.

Потеряла лицо и самоконтроль, непроизвольно начав скандал.

Раз.

Разругалась с человеком, которого мой шеф назвал главным союзником.

Два.

Прибегла к гнусному и ребяческому переходу на личности, а также воздушно-капельной атаке, вместо того чтобы спокойно поговорить, как взрослые люди.

Три, четыре, пять и шесть.

Да уж. Ничего себе списочек. Но хотя мое поведение оставляло желать лучшего, я была права. Я сражалась за цельность законопроекта Р.Г. И за него самого. Это чего-то да стоит.

— У него есть пять минут? — спросила я Жанет, вернувшись в офис.

На вторую половину дня у нас был намечен инструктаж, но мне казалось, Р.Г. должен как можно раньше узнать о выяснении отношений с Натали. На лице Жанет отразилось сомнение.

— Я позвоню, если будет, — пессимистично ответила она.

Я вернулась за стол, чтобы составить план открытого заседания Р.Г. в Кливленде, но отвлеклась, получив письмо от Аарона.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: кукушка-бегун или уайл и. койот^[43]

на кого ты больше похожа? хочу убедиться, что мы подходим друг другу.

В другое время я бы обрадовалась письму, но сейчас оно только напомнило мне, что Аарон работает в одной команде с противной Натали — команде, которая пытается испортить наш закон. Я написала злобный ответ, сообщив, что мы не можем больше встречаться, пока он работает на таких ужасных людей, и уже почти отправила письмо, когда вспомнила просьбу Аарона «быть взрослыми». Я помедлила. Не перегибаю ли я палку? Разве не по-детски винить его за преступления Натали? Я удалила письмо и написала более сдержанный ответ.

Кому: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

От: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

Тема: Re: кукушка-бегун или уайл и. койот

безусловно уайл и. кукушка-бегун меня бесит, хочу, чтоб ее сожрали, кстати, если ты не в курсе, твоя коллега натали пытается напортить нам с законопроектом и заменить его обычным дерьмом, ты работаешь с кошмарными людьми, думаю, она злобный бабаробот, а не человек. согласен?

Я отослала письмо и вернулась к работе. Заказала аудиторию для заседания Р.Г. в Кливленде в конце августа и предупредила местные профсоюзы. Они всегда обеспечивали толпу. Я закончила беседовать со сварливым брандмайором, который хотел убедиться, что на встрече будут кормить, и тут мой «Блэкберри» зажужжал. Пришел ответ Аарона.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: Re: кукушка-бегун или уайл и. койот

кукушконенавистничество, как интересно. очень сексуально, извини за развлекуху с проектом. пойми, я ничего не могу сделать. что до нат, присяжные еще заседают. видел, как она воткнула себя в розетку, чтобы подзарядиться, и пила диетическое машинное масло. улика годится?

Хм. Забавно и поднимает настроение, но я пока не готова оставить Аарона в покое. И тут позвонила Жанет.

— Можешь заглянуть к Р.Г., но через пятнадцать минут ему надо уходить, поняла?

Я заверила ее, что поняла. Я вошла в кабинет Р.Г., увидела, как он водит маркером по газете, и подождала, пока он закончит.

— Вы знаете, что мне скоро уходить? — спросил он, не поднимая глаз.

— Да, сэр. Я не хотела вам мешать, — ответила я.

— О чем вы хотели поговорить, Саманта? Если у меня не хватит мозгов одновременно чиркать по куску бумаги и слушать вас, я скажу об этом.

Для моих новостей хотелось бы настроение получше. Ну ладно.

— Возможно, у вас не было времени прочитать исправленную версию законопроекта, которую прислал офис Брэмена. Я переслала ее вам сегодня утром, но знаю, что вы были очень заняты…

— Я прочел, — перебил меня Р.Г.

Правда? Когда он успел? Жанет как-то сказала, что он — быстрый чтец, но я никогда в них не верила. Может, пора сменить веру?

— Хорошо, значит, вы уже все знаете. Они фактически уничтожили его. Советник Брэмена по внутренней политике, похоже, считает, что эти изменения повысят шансы законопроекта, но я, конечно, сказала ей, что это полностью противоречит…

— Я собираюсь принять изменения.

Что?

— Простите, сэр?

— У этой версии больше шансов на успех, — сухо произнес он.

Может, он читал слишком быстро? Наверное, по небрежности пропустил ту часть, где они одобрили запрет на импорт лекарств из Канады и подняли наценки на лекарства для самых больных и старых американцев. Я так и знала, что скорочтение напрасно превозносят.

— Я понимаю, что они подняли наценки и изменили планы по импорту, но это все равно огромный шаг в нужном направлении.

Погодите, так он прочитал эту часть?

— Но, сэр, разве не стоит бороться за лучший закон? — тревожно запротестовала я.

Р.Г. отложил маркер. Кажется, я переступила черту. О чем, черт побери, я думала, интересуясь мнением Р.Г.? Даже если я с ним не согласна, бросать ему вызов вслух было полным идиотизмом. Я обрекла себя на неизбежную головомойку.

— Я знаю, что вы разочарованы, Саманта, но это еще не конец. Мы проведем этот закон, а позже постараемся сделать больше, — ответил он очень спокойно и даже доброжелательно.

Я не знала, что сказать. Хорошо, что Р.Г. не набросился на меня за нарушение субординации, но, похоже, идеологическая опора выбита у меня из-под ног. Р.Г. велел быть начеку, чтобы такого не случилось. А теперь он уступает?

— Я знал, что сотрудничество с Брэменом закончится «сделкой с дьяволом», — продолжал Р.Г. — Он преследует свои мелочные цели и использует этот закон как политический рычаг на выборах кандидата от партии. Но, если честно, я думал, что его исправления будут намного хуже. Его команда убрала из проекта много хорошего, но добавила куда меньше дерьма, чем я ожидал. Поэтому мы пойдем на компромисс, пусть и несовершенный, ради успеха дела. Мы все равно поможем людям. Хорошо?

— Хорошо, — почти прошептала я, тупо глядя на свои руки.

— Надеюсь, вы не слишком во мне разочаровались, — добавил Р.Г., но лишь наполовину в шутку.

Я тоже на это надеялась. Подняв глаза, я увидела, что он испытующе смотрит на меня.

— Конечно, нет, сэр. Я только… удивилась, — запинаясь, пробормотала я. — Так мне передать Натали, что вы дали добро? — При этом комок сопротивления в горле вырос до устрашающих размеров. Возможно, я просто физически не смогу этого сделать.

— Нет, я сам позвоню Джону, — ответил Р.Г.

Что ж, хоть это мило с его стороны. Я вышла из кабинета Р.Г. и прокралась обратно за стол, раздавленная своим поражением. Я почитала новости в Интернете и попробовала успокоиться. Заголовок статьи о новом фильме — «Восстание машин» — напомнил мне о мерзком успехе Брэмена. В конце концов, Натали оказалась права. Неужели хитрость и расчетливость делают ее лучшим советником по внутренней политике? Неужели я обречена на карьеру, полную разочарований и утраченных иллюзий? Я никогда не думала, что Р.Г. ради легкого пути уклонится от боя, что он выберет ровную и гладкую дорогу, не сделав серьезных оговорок. Неужели я настолько наивна? Что вообще происходит?

Рецензия на фильм намекала, что в конце люди все равно восторжествуют, так, может, есть надежда? Вообще, статья была пафосная, возносила хвалы «титаническому труду» актеров и режиссера. Вполне естественно, ведь новостной сайт, где она размещалась, принадлежал той же компании, что и киностудия. Я уже привыкла к подобной скрытой рекламе, но все равно чувствовала себя неловко. У меня мурашки бегали по коже, когда на том же сайте я читала хвалебную статью об одном политике. Неужели политик тоже принадлежит этой компании? Как знать, как знать.

Ох, как же мне хотелось принять душ и смыть грязь этого дня.

Ощущение грязи преследовало меня всю неделю, хотя я нещадно терла себя скрабами. Я была сбита с толку и как-то по-новому, очень неприятно не уверена в себе. Вспоминая компромисс Р.Г., я каждый раз заново переживала утрату иллюзий.

Комитет Р.Г. проголосовал за передачу исправленного законопроекта на рассмотрение Сената. Я молча отметила триумф. Устраивать дикую вакханалию победы, которую я наметила на этот вечер, если все выйдет по-нашему, больше не хотелось. Заранее купленный топ с блестками пылился в нижнем ящике стола, и к карнавальным бусам я тоже охладела. Люди, похоже, понимали, что я не в духе, и избегали меня, что лишь добавляло горечи.

Только Аарон пытался меня ободрить, но был наказан за свою храбрость. Я отменила свидание, отказалась видеться с ним и несколько дней не отвечала на письма и звонки. Плевать, что это по-детски. Ну не могла я простить его за то, что он работает с Брэменом и Натали.

Надо признать, он был настойчив. Он оставлял сообщения на автоответчике и завел привычку писать в начале каждого часа. Все его послания были невероятно милыми и забавными. Я с трудом сопротивлялась его обаянию.

В среду он поклялся, что будет есть только печенья счастья, пока я не соглашусь увидеться с ним. В письмах стали появляться коротенькие приписки о вреде, который это наносит его телу, а также свежие предсказания и толкование их в свете нашего скорого воссоединения. Последнее гласило: «Вы преодолеете преграды и добьетесь успеха». Он сообщил, что даже не добавил «в постели», как обычно делают, чтобы внести сексуальную нотку. Хотел, чтобы я знала: он джентльмен. Медленно умирающий от голода джентльмен.

Наконец я сдалась и согласилась встретиться с ним в пятницу вечером. С ним мне сразу стало легче. Он был обаятельным, веселым и очень внимательным. К концу ужина я согласилась временно простить его за связь с Брэменом, если он признает, что Брэмен — нечистая сила.

— Но ведь это Гэри тебя расстроил, — напомнил мне Аарон.

Я одарила его нехорошим взглядом.

— Неважно. Ладно, Брэмен — сам сатана. Вне всяких сомнений. Давай выпьем за это? — быстро сказал Аарон и с обезоруживающей улыбкой поднял бокал.

В общем, выходные мы провели вместе.

На следующей неделе Сенат ушел на августовские каникулы. Сессия закончилась, не нужно было торчать в Вашингтоне и присутствовать на голосованиях. Но многие сенаторы задержались, чтобы поработать над отдельными проектами. Другие поехали отдыхать с семьями или вернулись в родные штаты, выступить перед избирателями и напомнить о себе. Р.Г. решил совместить все. Несколько дней он провел в Вашингтоне, потом отдохнул с Дженни и мальчиками, а остаток времени ездил по Огайо.

В последний день перед каникулами Р.Г. я проснулась с чувством облегчения. После «предательства» я держалась с ним вежливо, но безучастно (по-моему, он этого не заметил). Мелодраматическое решение избегать контактов начинало меня тяготить. Без него все станет намного проще.

Я также ухитрилась общаться с Натали только по электронной почте. Трусиха. Виртуально мы были взаимно вежливы, и хотя я знала, что рано или поздно мне придется встретиться с ней лицом к лицу, старалась оттянуть этот неприятный момент с помощью Интернета.

Воссоединившись с Аароном на выходных, мы продолжали спать вместе каждую ночь. Сейчас он лежал в моей постели, и я с тревогой прислушивалась к его необычно медленному дыханию. Доктор сказала мне, что, как и замедленный пульс, это признак очень крепкого здоровья. Она оставила без комментариев то, что я незнакома с таким явлением, из-за чего и позвонила ей в отчаянии и панике. Я оценила ее тактичность и порадовалась, что сплю с таким здоровым жеребцом. Она согласилась, что меня есть с чем поздравить.

А вот мое сердце отчаянно билось, пока, не открывая глаз, я спешила насладиться миром и покоем до того, как звонок будильника начнет мой день. В последнее время был еще один повод подольше спать — Шеклтон упорно изображал смерть, и я была уверена, что скоро он умрет по-настоящему.

Как всегда, специально держать глаза закрытыми было ужасно трудно. Я почему-то боялась, что чем это сложнее, тем больше вероятность, что Шеклтон умер. Поэтому я отважно сражалась, жестоко скривив лицо в искаженной гримасе решимости. Аарон тихо хихикнул.

— Не бойся, он еще жив. — Он поцеловал меня в кончик сморщенного носа.

Ох. Я расслабилась и медленно открыла глаза. Аарон уже одевался, а Шеклтон несомненно пребывал среди живых, но среди покрытых белым налетом и еле плавающих живых, а это совершенно отдельный и обреченный на гибель подвид.

— Мне пора бежать, детка. — Аарон грациозно двинулся к двери (он в отличной форме!). — Я позвоню.

Он улыбнулся и закрыл дверь. Я счастливо вздохнула, радуясь новому распорядку. Я еще не закончила одеваться, когда Аарон напомнил по почте, что сегодня первый день забастовки в метро. Я совсем об этом забыла, поэтому не продумала заранее, как добраться на работу. Наверное, он этого ожидал, потому что в письме был номер службы вызова такси и предупреждение, что сегодня утром машины, скорее всего, нарасхват. Я успокоилась и порадовалась, что обо мне есть кому позаботиться, но тут же вспомнила, что у меня нет наличных.

Я с надеждой полезла в ящик для четвертаков на прачечную, но оттуда на меня взглянули одинокие десять центов, такие нелепые и бесполезные. Надо же, у меня и правда нет денег. Я во многом растяпа, но не из тех, кто может наткнуться на забытую мелочь в карманах куртки или брюк, поэтому даже не пыталась отыскать неожиданные заначки. Неожиданно мне попадались только неоплаченные счета, засунутые куда-нибудь не туда.

Я быстро подсчитала в уме. За двадцать минут надо добраться до офиса. Пешком не успею. Не успею даже бегом. Скутера, велосипеда или чего-то вроде у меня нет. Нет, погодите, у меня же есть ролики.

Через пятнадцать минут, в наколенниках, налокотниках, перчатках и шлеме, я зигзагами рассекала по Массачусетс-авеню, портфель висел за плечами, как рюкзак. Стояла влажная жара градусов под сорок, и я быстро взмокла. Я сосредоточилась на дороге, ведь мне достаточно крошечной трещинки, чтобы шлепнуться. Виляя мимо стройплощадки, я сделала вид, что не расслышала свист, не столько восхищенный, сколько насмешливый. Но у меня не было ни времени, ни равновесия, чтобы ответить, и я продолжала катиться вперед.

Шатаясь, я ехала по тротуару к Рассел-билдинг, и тут дорогу перебежала белка, чтобы спасти свою драгоценную жизнь на соседнем дереве. Я свернула, чтобы не наехать на нее, из-за чего меня сбил курьер на велосипеде. Я тяжело упала на бок, одно из немногих незащищенных мест. Налокотники проскрипели по бетону, я покатилась и замерла клубком рук и ног в липкой луже растаявшего мороженого. Я уже умерла? Я посмотрела на кучку прохожих, быстро собравшихся надо мной. Хочу ли я умереть?

Курьер остановился поодаль, выправил колесо и рванул прочь. Я была всего лишь очередной помехой на пути его лихорадочной деятельности.

— Вам помочь? — спросила женщина, глядя на пейджер.

— Нет, спасибо, я справлюсь сама.

Она кивнула, не отрывая глаз от экрана, и ушла. Как только сладкая лужа начала просачиваться сквозь ткань юбки, мне показалось, что на краю расходящейся толпы мелькнуло знакомое лицо. Это, часом, не Кларк Кент? Трудно сказать, когда в глаза лезут волосы. Я понимала, что большинство прохожих несколько разочарованы тем, что не случилось ничего страшного, о чем можно авторитетно рассказать у аппарата с питьевой водой. Но журналист, похожий на Кларка Кента, тот, на которого я напала во время слушания, был скорее смущен и озабочен. О боже, он решит, что я самая неуклюжая на свете. То есть настоящая угроза общественной безопасности. Как бы то ни было, сейчас он удалялся вместе со всеми.

Морщась, я собрала себя из обломков. Почистилась, как могла, переобулась в рабочие туфли и похромала в здание. Ральфа явно встревожил мой избитый вид.

— Тебя что, ограбили? — спросил он, хватаясь за кобуру и озираясь в поисках бандитов.

Он действительно беспокоится обо мне или просто застоялся без дела? У меня не было сил разбираться, поэтому я просто покачала головой и продралась через турникет.

— Ты в курсе, что выглядишь как жертва ограбления? — крикнул Ральф мне вслед.

Я пропустила его слова мимо ушей. Когда я добралась до стола, меня ждал Марк Герберт с пузырьком аспирина.

— Я видел, как ты на улице… — Он повертел руками и хлопнул в ладоши, чтобы изобразить эффектную катастрофу. — И подумал, что тебе может понадобиться это. — Он помахал баночкой аспирина и уставился в пол. — У тебя все хорошо?

— Спасибо, Марк, ты очень милый. Все хорошо.

— Тогда ладно. Ну, дай мне знать, если тебе понадобится лед или еще что-нибудь, — смущенно предложил он и удалился.

Выглянув в коридор, я увидела, как Мона спасается бегством под стол — она явно подслушивала.

Позвонил Аарон, узнать, как я добралась. Я ответила, что на роликах, опустив ненужные подробности. Он назвал меня авантюристкой и пообещал, что помассирует мне ноющие мышцы. Хорошо бы опухоль на боку немного спала к тому времени.

Р.Г. ближе к вечеру прислал мне письмо, в котором спрашивал, где копии предварительных сводок его открытых заседаний. Видимо, хотел взять их с собой на отдых. Беда в том, что я их не подготовила. Я была уверена, что он не собирается работать на выходных; глупо, конечно. Я думала напечатать их за неделю без него. Поборов приступ паники, я бросилась за советом к Жанет.

— Ну, он улетит завтра утром, не раньше одиннадцати… — скептически начала она.

— То есть если я успею, то смогу их ему послать? — закончила я за нее.

— Думаю, да. Технически. Если он не станет возражать.

Я не сомневалась, что она не будет спрашивать вместо меня. И постучалась.

— Да, — растерянно произнес Р.Г., когда я сунула голову в дверь. — А, вы принесли мне сводки?

Я страстно желала, чтобы так все и было, но толку-то?

— Если честно, сэр, я бы хотела внести в них кое-какие изменения. Могу я принести их вам завтра утром, первым делом?

Мне показалось, что Р.Г. слегка раздосадован. Потом он кивнул.

— Хорошо, хорошо.

— Прекрасно.

Я начала разворачиваться.

— Подождите, чуть не забыл, — остановил он меня. — У меня для вас кое-что есть.

Он порылся в портфеле.

— Я нашел ее дома и подумал, что вам понравится. У нас с Дженни есть вторая.

Он протянул мне пластинку «Блюзы плохого настроения Слепого Блейка»^[44] с фотографией печального блюзмена на обложке.

Возможно, моя хандра не так уж незаметна. Когда я перевела взгляд на Р.Г., он улыбался.

— В прошлом Слепой Блейк помогал мне побеждать кризисы веры, и я решил, что он пригодится и вам.

Не совсем извинение, но Р.Г. определенно сознает, как сильно меня расстроил. Мудро, но отстраненно сострадает, словно понимает мою боль, но находит ее неизбежной, а может, даже необходимой и поучительной.

— Спасибо, сэр, — с неподдельной благодарностью выдавила я. — Простите, что была не в духе последнее время.

— Просто выполняйте свою работу, Саманта. Я нанял вас, потому что мы единомышленники. Останетесь со мной — получите возможность изменить мир к лучшему. Я не собираюсь всю жизнь провести младшим сенатором от штата Огайо. У нас со Слепым Блейком есть и другие планы. Понимаете?

Я думала, что понимаю. Р.Г. подавал надежды с самого переезда в Вашингтон. Конечно, не так серьезно, как Брэмен, но все же его потенциал не остался незамеченным. В последний год его именем жонглировали на воскресных ток-шоу, посвященных возможным кандидатам в президенты. Почти все считали, что он пропустит этот цикл, поскольку Брэмен казался несокрушимым. Он планировал эту гонку все десять лет, пока Р.Г. боролся за права своих избирателей. Завидовал ли Р.Г. тому, что сам не заложил такой же фундамент для вящей славы? Я надеялась, что нет.

— Да, сэр. Для меня честь работать с вами, сэр.

— Прекрасно. До встречи в Кливленде.

Я отнесла Слепого Блейка к себе, и мне здорово полегчало. Я все еще сердилась из-за компромисса по законопроекту, но верила в доброту Р.Г. и его готовность служить нации. Он единственный из моих знакомых, для кого честолюбие и жертвенность — одно и то же, как и должно быть у настоящего слуги народа. Р.Г. не был честолюбив ради себя самого, но вообще — был. И ради общего блага я надеялась, что он далеко пойдет.

Когда я сообразила, что впереди минимум семь часов напряженного труда, а рабочий день подошел к концу, все вернулось на круги своя.

— Уф, — довольно вздохнула я, жадно поглощая кофе, — в моем мире снова все правильно.

В половине девятого, закончив одну шестую сводок для Р.Г., я получила письмо от Аарона.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: секси сеньорита

наконец-то закончил, собираюсь запивать чипсы маргаритами. как насчет повеселиться к югу от границы? но сначала предлагаю сходить в мексиканский ресторан

Я густо покраснела, выругалась из-за того, что не могу присоединиться к Аарону, и позвонила ему, чтобы сообщить о своей печальной судьбе.

— Ты собираешься торчать там всю ночь? — недоверчиво переспросил он.

— Большую часть, — печально ответила я.

— Н-да. Хорошо, зайду в другой раз. Да, Сэмми…

— Что?

— Натали сказала, ты здорово упала сегодня утром. Наверное, она все видела. У тебя все нормально?

Вполне, если не считать жгучей ненависти к Натали.

— О да. Так, несколько царапин и синяков. С ними я похожа на бандитку.

— Ладно, секс-бомбочка ты моя. До встречи.

«До встречи», так мы в последнее время прощались. Не считая пьяного раза после мальчишника, Аарон никогда не признавался мне в «лбви», но я была уверена, что рано или поздно он это сделает. Возможно, даже в трезвом свете дня.

К десяти вечера в офисе никого не осталось. К одиннадцати меня начало трясти от бесконечных доз кофеина. К полуночи я для вдохновения послушала Джона Бон Джови. В час съела энергетический батончик и немного побоксировала с тенью. В два сорок пять осталось минут на двадцать работы, и тут пришел Аарон. От него пахло текилой, а в руках он держал большую коробку из спортивного магазина.

— Это мне? — спросила я.

— Если честно, мне. Но к тебе тоже относится. Ты почти закончила? — пьяно и радостно произнес он.

Он раздувался от гордости. Пока я заканчивала, он взялся за сверток. Все ясно: шатаясь по ночному городу под парами текилы, он купил ролики и, похоже, в восторге от них. Я готовила сводки к утренней отправке и краем глаза наблюдала, как он пытается нацепить новую обувь.

— Ты умеешь кататься на роликах? — спросила я. — Вообще-то это довольно сложно.

— Я надеялся, что ты научишь.

Он убедил меня надеть ролики, заявив: «Если упадешь с лошади, всегда сможешь опять забраться», и повел к двери.

— Мне надо взять свои вещи, — запротестовала я.

— Нет, не надо. Мы разомнемся прямо здесь, — ответил он.

Что, в Рассел-билдинг? Он серьезно?

Оказалось — серьезно. Следующий час мы гоняли по длинным мраморным коридорам вдоль и поперек всего здания, мягко стрекоча колесами роликов. Я почти год ходила по этим коридорам, но тихая темнота раннего субботнего утра превратила их в соблазнительное, неведомое место. Свободные от людей, идеально отполированные полы были скользкими и манящими. Мы ускорились, в ушах засвистел ветер, и Аарон откинул мне волосы с глаз. Я была быстрой и чуточку буйной; интересно, насколько ему нужна моя помощь? Или он занимался этим раньше, или одарен от природы.

Мы решили хранить тишину, чтобы нас не заметила охрана, которая располагалась тремя этажами ниже. Все звуки громким эхом отражались в пустых коридорах, и в тишине мы внимали сонным скрипам здания и шепоту труб. Мне казалось, что, рассекая на роликах по этому зданию, я лучше его узнаю. Оно такое громадное и безликое — огромная машина, равнодушная к моей должности или скорости. Но сейчас я впервые почувствовала, что быстрее его — словно я могу проехать и выведать его секреты раньше, чем оно услышит мое жужжание и прихлопнет меня как муху своей самодовольной тяжестью. Вдруг это здание все-таки можно победить? Вдруг я изучу его, всего лишь прислушиваясь?

Мы с Аароном вернулись в офис Р.Г. и рухнули на диван в приемной. Я ужасно хотела поделиться с ним новым, возбуждающим чувством скорости, но прежде чем смогла облечь его в слова, Аарон уже забрался на меня и начал целовать в шею.

— Не здесь, — прошептала я, пока он меня лапал.

— Почему? Тут же нет камер.

— Это неправильно, — попробовала объяснить я.

— Ну, давай, это очень круто — заниматься сексом на работе. Поверь мне.

Сложно было придумать что-то более убийственное для желания переспать с ним в ближайшее время. Почему мужчины всегда, всегда считают, что это очень умно — намекать на прошлые сексуальные приключения с другими женщинами? Случайно или нет, но глупость неимоверная. Неприкрытое оскорбление. Почти так же плохо, как когда сокурсник предложил мне брать уроки минета у своей бывшей подружки и тем самым подогреть наш недолгий роман. Что с ними со всеми?

Я сердито уставилась на Аарона в темноте. То ли он ничего не понял, то ли понял, но ему было все равно, но он засунул язык мне в ухо. Я оттолкнула его.

— Что? Что не так? — спросил он в наивном смущении.

— Я не хочу знать сексуальные подробности твоих прежних романов. И уж точно не хочу воссоздавать нежно хранимые воспоминания, ясно? — угрожающе прошипела я.

— Стоп, стоп, стоп. Остынь, детка. Извини, я сказал, не подумав. Ты все не так поняла.

— А как я должна была понять?

Пока он сидел и настаивал на невинности своих намерений, у меня перед глазами промелькнула вереница неприятных кадров. Аарон с другой женщиной. Он снимает с нее одежду. Я не могу остановить кассету. Самое ужасное, что героиня моей мысленной пытки невероятно красива. А еще я подсознательно догадываюсь, что она его бросила и Аарон до сих пор по ней тоскует. Хочет ли она его вернуть? Звонит ли ему хоть изредка? Живет или работает по соседству?

Я не хотела разбираться во всем этом, но и говорить было не о чем. Ну почему мои мозги ко мне не прислушиваются?

— Ладно, хорошо, — перебила я. — Давай просто пойдем домой.

Я собрала вещи, и мы куда менее романтично поехали обратно. Из-за плохого настроения мы едва тащились на роликах.

Я собиралась плюнуть на все, отправиться домой и провести ночь одна, но боялась, что Аарон позвонит той ужасной женщине и возродит их отношения, поэтому осталась у него, ужасно усталая и обиженная. Аарон казался слегка напуганным — понятно, но не слишком сексуально. Мы поздоровались с Майком, его соседом, который смотрел «Совершенно секретно» и строил пирамиду из пивных банок, и быстро легли спать.

Утром я встала пораньше, желая убедиться, что Р.Г. получил сводки. Когда я возвращалась в постель, Аарон крикнул, что его неожиданно сорвали в поездку с Брэменом в Нью-Хэмпшир. Я еще не простила ему былые связи, но все же расстроилась из-за неминуемой разлуки. Он сказал, что позвонит с дороги.

Дома меня встретила дюжина роз. Записка гласила: «Сэмми, никто не сравнится с тобой. С любовью, Аарон». Она произвела два замечательных эффекта. Во-первых, Шинейд О'Коннор^[45] весь день пела у меня в голове безо всяких наушников и плееров. А во-вторых, я получила еще одно доказательство, что Аарон меня любит, и неважно, решится он выразить свои чувства вслух или нет.

Вечером, когда Шинейд наконец-то заткнулась, я достала из-под кровати пыльный проигрыватель распечатала «Блюзы плохого настроения Слепого Блейка». Это оказалась серьезная музыка, ни на что не похожая. Голос Блейка струился неподдельной болью разочарований; аккорды, казалось, исходили из бездонных глубин. Я последовала за ним, закрыла глаза и уснула с мыслью, что, в конце концов, дела идут не так уж и плохо.

Шоу на дороге

Следующую неделю я помню смутно — только то, что готовилась к путешествию и все глубже погружалась в роман с Аароном. Мы проводили вдвоем почти все свободное время, что было, в общем-то, здорово, поскольку моя любовь к нему по-прежнему цвела пышным цветом. Однако когда он посетовал на мой скорый отъезд с Р.Г., и я напомнила, что он сам недавно ездил в Нью-Хэмпшир с Брэменом, Аарон предположил, что поездки Брэмена важнее. Разумеется, мы поругались. Аарон пошел на попятный, поклялся, что на самом деле ничего такого не думал, а просто расстроился из-за моего отъезда. Мы помирились, но прежнее блаженство было нарушено.

Хорошо еще, что Сенат на каникулах. В спокойной обстановке проще подготовить четыре лучших за всю карьеру Р.Г. открытых заседания. Они состоятся в Кливленде, Толидо, Коламбусе и Цинциннати, именно в таком порядке. Р.Г. хотел путешествовать в основном на поезде, а не на машине, отчего я и радовалась, и волновалась. Я знала, что по статистике люди гораздо чаще гибнут в автокатастрофах, чем при крушениях поезда, но мне было как-то проще, если за рулем сидела я сама или хотя бы знакомый водитель. Возможно, для вящего спокойствия стоит знакомиться с машинистами в начале каждого переезда.

Вечером, перед встречей с Р.Г. в Кливленде, мы с Лизой, Райаном и Аароном отправились в Адамс-Морган^[46], я обожала этот район. Лиза убедила меня нацепить шпильки, от которых у меня разболелись ноги, и я едва могла сделать в них два шага. Я превратилась в инвалида. Она заверила меня, что я очень сексуальный инвалид. Райан сообщил, что его любимый порнофильм — «Шлюшки из больничной палаты». Интересно, долго мне его терпеть?

Через тридцать секунд после начала танцев я сбросила туфли, и мне сразу полегчало. Я, ветеран множества танцевальных вечеров (дома, соло), в толпе чувствовала себя неловко и в основном пародировала кого-нибудь. Особенно хорошо у меня получался «бегущий человек» и некоторые фигуры высшего пилотажа, например, шаги а-ля «Эм-Си Хаммер^[47] в парашютных штанах». Аарон привык к более светским танцам и не всегда за мной поспевал. Нет, приятно, конечно, быть с человеком, который может уверенно и властно вертеть и наклонять партнершу, но я не любительница танцевальной культуры. С возрастом мне надоело жеманничать и строить из себя невесть кого, и плевать, что снобы сочтут мой стиль вульгарным и незрелым. Но Аарона это, похоже, не волновало, он даже одобрительно засмеялся, когда я изобразила весь видеоклип Мадонны «Вог».

Лиза и Райан весь вечер танцевали ламбаду — под любую музыку. Когда в три часа ночи мы наконец свалили, потому что заведение закрывалось, то были одновременно потными, усталыми и возбужденными. Мне ужасно не хотелось снова совать в тюрьму шпилек свои довольные ступни, поэтому Аарон отнес меня в такси на закорках.

Когда мы остановились, чтобы высадить Лизу и Райана, Райан положил руку мне на колено и предложил провести ночь вчетвером. Лиза пришла в ужас. Аарона, похоже, это насмешило. Я постаралась исправить положение, засмеялась и сказала, что протусоваться всю ночь — это прикольно, но мне, увы, позарез надо выспаться перед поездкой. Райан запретил мне просиживать за работой зад, который «чертовски хорош», и вылез из машины. Лиза последовала за ним, молча, с потухшим взглядом, и закрыла дверцу такси, даже не попрощавшись. Вот черт. Когда мы добрались домой, я не знала, звонить ей немедленно, чтобы выяснить, все ли хорошо, или сделать вид, будто ничего не произошло. Бесчувственный Аарон утверждал, что Лиза уже большая девочка и может сама о себе позаботиться. К счастью, он обольстительно добавил, что не хочет ни с кем делить мое внимание, поскольку никак не может мною насытиться. Я решила позвонить Лизе утром.

Я проснулась, возбужденная грядущей поездкой, но расстроенная предстоящей разлукой. Пока я заканчивала паковать вещи, Аарон одевался. Он в самом деле будет по мне скучать? Я действительно собираюсь взять с собой крекеры с отрубями и банку алтейного суфле? Перекус в дорогу — это хорошо, но, может, взять то, что легче приготовить? С другой стороны, суфле ужасно вкусное.

— Не забудь зарядник. — Аарон кинул его мне. — Я свой всегда забываю.

Он хочет, чтобы мы всегда были на связи? Необычно для мужчины, если верить моему опыту. Но вдруг он не такой, как все?

— Ну… так что ты собираешься делать на этой неделе? — нарочито легкомысленно спросила я.

Я знала, что у него полно работы, но больше всего меня интересовало, как он намерен проводить ночи без меня.

— Да так, то да се. Может, однокашник завалится на пару дней.

«Однокашник» — это, конечно, парень? Жаль, нельзя спросить прямо, еще решит, что у меня паранойя. Хотя, конечно, у меня паранойя. Господи, неужели я всегда была такой ревнивой? Что-то не припоминаю. Ужасно, что Аарон так на меня влияет. Он такой замечательный, несмотря на все свои недостатки, что мне ужасно хочется вцепиться в него мертвой хваткой, и приходится изо всех сил бороться с этим желанием, — ради нашего общего блага.

Он помог мне донести сумку до метро (забастовка, слава богу, продолжалась всего два дня) и развернул меня к себе.

— Пусть Огайо даже и не пытается тебя украсть. — Он поцеловал меня на прощанье. — Не то я ему покажу.

Я улыбнулась и целовала его так долго, что проезжавший мимо роллер заорал: «Валите в мотель!»

Через полчаса я листала дорогущие журналы в киоске аэропорта «Нэшнл» и ждала посадки на самолет. Мне почему-то до сих пор не прислали последний номер «Экономиста», но на обложке был анонс статьи о точке зрения Европы на американскую систему здравоохранения, а значит, я должна его просмотреть. Я купила журнал, а заодно прихватила «Ю-Эс Уикли».

До Кливленда всего час лета — слишком мало, чтобы толком прочитать статью в «Экономисте», но вполне достаточно, чтобы ознакомиться с последними голливудскими сплетнями. Меня усадили между двумя бизнесменами в темных костюмах — один яростно колотил по клавишам ноутбука, другой с важным видом просматривал большой, вероятно финансовый, манускрипт. Я стыдливо спрятала «Ю-Эс Уикли» внутри «Экономиста», надеясь выглядеть более профессионально.

Но не успела я начать разглядывать звезд, как меня вовлекли в молчаливую борьбу за подлокотники кресла. Я твердо верила — тот, кто сидит посередине, имеет право на оба узких подлокотника, ограничивающих его жалкое пространство, просто потому, что это самое неудобное место. Но соседи определенно считали по-другому, и битва была жестокой. Краем глаза я взглянула на соперников. Верх нахальства — они еще и простужены. Я мысленно выругалась.

Наконец я заняла стратегически выгодную позицию — ухватилась за переднюю часть подлокотников, чтобы медленно продвигаться назад, зная, что врагам будет некуда девать локти. Довольная, я принялась изображать, будто читаю очень серьезные политические статьи, а не тайно поглощаю последние сплетни о звездах.

Через час пятнадцать, пробираясь по аэропорту Кливленда, я заметила небольшой переполох около соседней стойки. Несколько человек яростно объясняли несчастной служащей, что им совершенно необходимо попасть именно на этот самолет, несмотря на то, что все билеты проданы и мест больше нет.

— Я должна быть в Де-Мойне через два часа. Спросите, может, кто-нибудь согласится уступить мне место?

Едва женщина заговорила, я узнала ее голос и из любопытства притормозила. Несомненно, это Мелани Спирам, сенатор от Иллинойса и кандидат в президенты. Обрадовавшись нежданной удаче, я встала как вкопанная, чтобы поглазеть на нее. Все считали, что она — первая женщина в истории Америки, которая может стать лидером свободного мира. Хотя свору кандидатов возглавлял Брэмен, Спирам дышала ему в спину и, согласно результатам опросов, набирала все больше голосов.

Но сейчас она явно расклеилась и была на грани срыва — редкое зрелище, по крайней мере перед камерами. Впрочем, рядом никого не было, и она собиралась закатить полноценную истерику.

Интересно, почему она вообще летает коммерческими рейсами, ведь ее муж — невероятно удачливый бизнесмен из Чикаго, у которого полный ангар самолетов. Ходили мерзкие слухи, что место в Сенате ей обеспечили связи мужа — говорили даже, что неисправимый донжуан сделал это, чтобы она хоть немного от него отвязалась.

Я всегда считала, что это на девяносто процентов грязная клевета женоненавистников, но чем дольше слушала, как Мелани спокойно оскорбляет перепуганную девушку, тем сильнее казалось, что в этой клевете может быть зерно истины.

— Вы понимаете, что поставлено на кон? — ледяным тоном в пятый раз вопросила сенатор Спирам. Сотрудница аэропорта куда-то звонила за помощью.

В отеле меня ждал свой собственный кризис. Зак Глоберман, старший сотрудник кливлендского офиса Р.Г., непроницаемо улыбался, пока я вылезала из такси. Он был на десять лет старше и не верил, будто я что-то могу или умею. А еще этот гнусный ханжа говорил, что достойные государственные служащие благородно сидят в Огайо, а не лезут в Вашингтон. Он часто называл меня «столичной штучкой», С.Ш., чем доводил до белого каления.

— У нас неприятности, — сказал он вместо «привет». — Ронкин нашел парней, которым не по вкусу история с Канадой, и они поднимают большую бучу.

Вот дерьмо.

Дон Ронкин — острый на язык радиоболтун, который ненавидит Р.Г. и в каждом шоу старается на него наехать. Его любят в основном потому, что злюки смешные. В нем столько ярости, что невольно представляешь себе дикаря, с пеной на губах изрыгающего ругательства. Разве это не забавно? Конечно, многим это не нравится, но шоу все равно популярно. Я слышала, как Р.Г. говорил кому-то, что каждый, кто паразитирует на примитивных страхах и людской слабости, непременно найдет своего зрителя, нравится вам это или нет. Я не хотела ему верить, но доказательства уже появлялись.

Ронкин недавно вцепился в предложение Р.Г. о рецептурных лекарствах, особенно в его намерение разрешить импорт дешевых лекарств из Канады и Европы. Хотя эту часть проекта уничтожили в процессе заключения компромисса с Брэменом, Ронкин не мог простить Р.Г., что тот вообще об этом заговорил.

Я постоянно скачивала из Интернета распечатки шоу Ронкина (оно шло только в Огайо, поэтому я не могла слушать его в Вашингтоне), просто чтобы знать, о чем он говорил. Для проекта Р.Г. он яду не пожалел.

— Фактически кретин Роберт Гэри собирается отнять рабочие места у трудолюбивых американцев и наводнить страну опасными дешевыми заграничными лекарствами. Как, по-вашему, хорошая мысль? Разумеется, нет. Позвоните в студию и поделитесь своим мнением.

Ронкин стремился использовать естественный патриотизм людей в собственных гнусных целях. К сожалению, ему это прекрасно удавалось. А теперь Зак говорит, что завтрашнее открытое заседание, наше большое кливлендское начало, вот-вот утонет в трясине взаимонепонимания.

Марк отлично поработал с местными телеканалами, многие из них покажут заседание в записи или в прямом эфире, поэтому его увидят даже те, кто не сможет прийти. И бог с ней, с хорошей прессой, главное — чтобы как много больше людей узнали, что могут встретиться со своим представителем.

Сценариев открытых заседаний не существовало, поэтому нельзя гарантировать, что все пройдет гладко — на деле все зависело от того, как Р.Г. справится с вопросами. Обычно люди относились к нему уважительно, а если и спорили с чем-то, то вежливо. Но я слишком хорошо знала, что толпа Ронкина не станет соблюдать эти неписаные светские правила. У нас и правда неприятности.

Зак был напуган.

— Они орут одно и то же весь день. Кто они такие? Как они могут повторять такую чушь?

— Могут, когда за ними стоит Ронкин, — угрюмо ответила я. — Как, по-твоему, они останутся снаружи или пойдут накручивать толпу?

— Не представляю! Я только час назад обо всем узнал. Они попытались завербовать в свои ряды Кару, хотя, конечно, понятия не имели, кто она такая.

Кара училась в колледже и последние два лета работала в кливлендском офисе Р.Г. Умная и верная девушка; я всегда надеялась, что именно она ответит по телефону. Мы хорошо с ней ладили, не будь она такой общительной и собранной, была бы похожа на меня в ее возрасте.

— Она здесь? — спросила я.

— Да, наверху, готовит комнату для Р.Г.

Прекрасно. Я предпочитала услышать плохие новости от нее, а не от Зака, поэтому решила уточнить подробности позже.

— Хорошо, успокойся. Нам надо с этим разобраться, вот и все. Дай мне подумать.

— Уж придумай что-нибудь, С.Ш.

Отвратный тип. Но он прав.

Кара настраивала Интернет и факс в комнате Р.Г. Увидев меня, она улыбнулась.

— Слава богу, вы приехали. А я прикидывала, как подсыпать валиум в диетический оранжад Зака, — добродушно сказала она.

— Он что, так ничего другого и не пьет?

— Нет, иногда балуется соком папайи, если он достаточно холодный. Поэтому в офисном холодильнике — просто кошмар. Я зову Зака Зет-Гло, чтобы не так скучно было на него вкалывать.

Я засмеялась, хотяслышала, что Джей-Ло^[48] совсем не такая капризная примадонна, как о ней говорят. Мне, в общем, все равно, и так понятно, что не любой статье можно верить. Что не мешает мне все это читать.

— Ну, что скажешь о банде Ронкина? — Усилием воли я вернулась от Джей-Ло к еще большей заднице — той, в которой мы оказались.

— Конечно, их наняли. Они пытаются завербовать всех прохожих. Они вопили, что если я люблю своих дедушек и бабушек, то любой ценой должна помешать Роберту Гэри их отравить.

Да уж, неотразимый аргумент.

— А ты любишь своих дедушек и бабушек? — Я сразу перешла к сути вопроса.

— Бабуля ноет из-за моего двойного пирсинга, но… да, люблю, — ответила Кара. — Мне совсем не хочется, чтобы их отравили.

Что ж, неплохая приманка.

— В общем, я там немного побродила и поговорила с ними, — продолжала Кара. — Сделала вид, будто согласна. Пусть лучше думают, что я на их стороне.

Кара умница. Зак устроил бы грандиозный скандал и пригрозил полицией. А я, наверное, попыталась бы переубедить — веско и очень занудно.

— Что еще ты узнала?

— Они прекрасно организованы, у них куча броских плакатов, да еще какое-то ряженое пугало планируется. Правда, еще не решили, кто это будет — гигантская ласка или палач, и что у него должно быть на голове — берет или тюрбан.

— Какая щепетильная толпа, — усмехнулась я.

— Да. Один из аргументов — то, что импорт дешевых лекарств из Канады и Европы принесет много денег другим правительствам, которые отдадут американские доллары террористам.

Верно. Про Канаду такое говорят.

— Ладно, есть идеи, что делать с этими гениями? Как, по-твоему, стоит им предложить сесть с Р. Г. за стол переговоров?

Я знала, что, скорее всего, не стоит, но обдумать-то надо. Если их действительно интересует внимание прессы, им может понравиться, что жертва воспринимает их всерьез, и тогда они в ответ слегка смягчат тон.

— У меня мало опыта, чтобы это оценить, — ответила Кара. — Но они не показались мне благоразумными.

Я помогала Каре с мобильным офисом и обдумывала ситуацию. Вскоре приехал Р.Г., чтобы поработать над речью для завтрашнего открытого собрания. Я решила прямо сказать ему о возникших затруднениях.

Только выясню сначала, в каком он настроении.

— Как отдохнули, сэр?

Он определенно загорел и посвежел.

— Хорошо, спасибо. Что здесь происходит?

Светская беседа об отдыхе отменяется, придется начать с главного. Когда Р.Г. настроен работать, его ничем не отвлечь.

— Дон Ронкин организовал группу, которая завтра на открытом заседании закидает вас грязью, сэр. Менять место уже поздно, но я изучаю план здания, надеюсь, нам удастся перекрыть часть входов и выходов.

Р.Г. одарил меня вопросительным взглядом.

— Я провожу открытые заседания не только для сторонников, Саманта, — спокойно произнес он.

Я это знала. Некоторые из самых ярких выступлений Р.Г. были как раз дискуссиями с кем-то, кто не разделял его позицию. Он был красноречив и убедителен и неизменно завоевывал уважение, а то и согласие оппонента.

— Я знаю, сэр, но толпа, похоже, настроена только на разрушение.

Р.Г. кивнул.

— Хорошо. Сделайте все, что сможете, а я займусь остальным. Спасибо за предупреждение.

Я оставила его работать и отправилась вместе с Карой осматривать место событий.

Р.Г. на пять вечера запланировал круглый стол с журналистами в конференц-зале отеля и попросил меня присутствовать. Я сидела с блокнотом и ручкой в глубине зала, готовая записывать все, с чем потом надо будет разобраться. На столе перед Р.Г. уже лежал диктофон — нам нужны собственные записи, поскольку опыт показывает, что некоторые журналисты любят высасывать цитаты из пальца.

Через двадцать пять минут я немного заскучала. Р.Г. отвечал на восьмой по счету вопрос об этиловом спирте, и хотя я знала, что это очень серьезная проблема, особенно для жителей Огайо, меня она не интересовала. Я тайком выудила из сумки «Экономист» и только собралась ознакомиться с едким европейским порицанием американской системы здравоохранения, как журналист безжалостно сменил тему разговора.

— Сенатор Гэри, многих пенсионеров смущает и раздражает система страхования здоровья престарелых. Каким образом ваше предложение поможет сделать ее проще и удобнее? — спросил немолодой журналист из «Откровенного человека», крупнейшей газеты Огайо.

Это название всегда приводило меня в восторг. По-моему, газеты плохо справляются с номенклатурой. Слишком много развелось разных «Пост», «Газетт», «Таймс» и так далее. Мне нравились нестандартные названия. Второй моей любимицей была новоорлеанская «Грошовая таймс». «Грошовая» более чем извиняла скучное «Тайме». То, что газету назвали словом, означавшим «что-то дешевое, пустяковое, мелкое, презренное или ничтожное», казалось мне ужасно забавным и очень самокритичным.

Пока Р.Г. отвечал, до меня дошло, что некоторые из вопросов — хорошая тренировка перед завтрашним открытым заседанием. Я задумалась, как ответила бы сама, и в итоге размечталась, что я — президент Вселенной (я вовсе не стремлюсь к этому, но как-то, знаете, слово за слово…), и вдруг услышала, что Р.Г. произносит мое имя, а я понятия не имею, почему.

— Вы не могли бы, Саманта… — говорил он.

Не могла бы что? Я решила, что не могла бы быть президентом Вселенной (слишком много ответственности, слишком мало свободного времени), но вряд ли он имел в виду это.

— Не могли бы дать мне его на секунду? — нетерпеливо спросил Р.Г.

Надо было провести с ним вечность, чтобы расслышать нотки раздражения в его голосе. О чем он? Я проследила за его взглядом. Он хотел «Экономист». Ну конечно — я вроде бы слышала, как он упоминает статью о здравоохранении, пока решала, какая планета достойна стать королевским лыжным курортом. Возможно, какая-нибудь холодная, вроде Плутона.

— Разумеется, сэр. Сию секунду.

Под прицелами глаз я вскочила и понесла журнал Р.Г. Жаль, я еще не прочла статью и не знала, на какой пример он хочет сослаться. А, ладно, просто попрошу потом вернуть мне журнал. Он же вернет, правда? Все-таки журнал обошелся в четыре бакса.

Возвращаясь на место, я слушала, как Р.Г. восхищается одной из особенностей шведской системы здравоохранения. Видимо, в статье была полезная диаграмма, которая кратко суммировала данные, и он хотел проверить, правильно ли запомнил детали, прежде чем продолжить говорить.

— Секунду, пожалуйста, я только открою и… хм. — Р.Г. замолчал.

Зал взорвался от хохота, и я вытянула шею, чтобы выяснить, из-за чего сыр-бор.

О боже.

Пытаясь открыть статью, Р.Г. развернул середину «Ю-Эс Уикли», все еще спрятанной внутри. А именно — крупный план гигантских сисек Лил Ким^[49] с едва прикрытыми леопардовым бикини сосками.

Не уверена, что все журналисты знакомы с ярким стилем мелких рэперш и в курсе, что это просто часть имиджа, а не тупая порнография, — но Р.Г. точно не знает. Вряд ли он часто читает журналы с рубриками вроде «О чем она только думала?».

Я густо покраснела. Р.Г. прокашлялся.

— Что ж, надеюсь, теперь все проснулись, — сказал он.

Журналисты засмеялись. Он убрал «Ю-Эс Уикли» и открыл куда более степенную статью по здравоохранению. Я изо всех сил пыталась слиться со стеной.

Когда все закончилось, кое-кто из журналистов, выходя из зала, похотливо ухмыльнулся мне. Я подошла к Р.Г., чтобы помочь ему собрать вещи.

— Ради бога, простите, сэр. Понятия не имею, как этот журнал там оказался, — солгала я.

Р.Г., похоже, знал, что я не совсем искренна.

— Саманта… — сурово начал он. — Вы не могли бы ответить на один вопрос?

— Да, сэр? — Меня трясло.

Неужели на сей раз я вывела его из себя? Похоже, он здорово разозлился.

— Я хотел бы знать… — Он помолчал. — Так о чем же она все-таки думала?

Через секунду я поняла, что Р.Г. имеет в виду заголовок рубрики с фотографией Лил Ким, и что он шутит. Мне сразу полегчало. Слава богу, что у Р.Г. есть чувство юмора.

— До завтра, — ухмыльнулся он, протянул мне оба журнала и ушел.

К восьми вечера я подготовила абсолютно все, что могла, и скучала у себя в номере, когда вспомнила, что не позвонила Лизе и не выяснила, чем закончилось непристойное предложение Райана.

Она еще была на работе, поскольку «Мэйфлауэр» принимал конференцию телепродавцов (я уже прокляла свою злую судьбу за то, что из-за поездки ее пропущу), но сразу ответила по сотовому.

— Привет, как дела? — бодро спросила я.

— Хорошо, все хорошо, — отмахнулась она.

Для Лизы определенно не произошло ничего сверхъестественного.

— Послушай, — продолжала она. — Райан сильно, очень сильно надрался той ночью. Мы выпили несколько «Старых егерей»^[50], пока вы с Аароном танцевали.

Ах, это егерское оправдание. Знаю, знаю.

— А, да, конечно, — великодушно согласилась я. — Мы все здорово наклюкались. Хотя это было забавно.

— В общем, извини, если он повел себя как идиот, — закончила она.

Конечно, идиот. Но «Старый егерь» тут ни при чем.

— Да ладно, оставь, — сказала я. — С тобой все хорошо, а остальное меня не волнует.

Надеюсь, Лиза начинает понимать, что Райан — не ее Прекрасный Принц. Обычно между пониманием и первыми жалобами проходит три дня, затем еще две недели — и разрыв. Она искренне верит, будто все эти уроды в глубине души настоящие рыцари, но наступает миг, когда она больше не может отрицать их природную омерзительность, — поистине ключевой миг. Каждый раз я пытаюсь поторопить это прозрение, но она упрямо придерживается раз и навсегда заданной скорости.

— Все прекрасно, — заверила меня Лиза. — Знаешь, он такой забавный. Думаю, он далеко пойдет.

Ага, значит, Райан продержится еще как минимум месяц. Ну ладно.

Я повесила трубку лишь после того, как заставила Лизу пообещать, что она уделит больше внимания телепродавцам и предоставит мне исчерпывающий и удовлетворительный отчет. Я оставила Аарону голосовое сообщение и послала электронное письмо, но ответа пока не было. Я не стала заказывать ужин в номер, слишком дорого. Вместо этого слопала крекеры и суфле и нашла на информационном стенде кратчайший путь спасения при пожаре. Он показался мне несколько запутанным, и я решила для верности потренироваться. Возвращаясь в номер после успешного пробного спасения, я встретила в коридоре Кару.

— Привет, не хочешь выпить в баре? — спросила она.

Возможно, ей тоже скучно, хотя она здесь живет. Надеюсь, что так. Мне нужен соучастник.

— С удовольствием, — благодарно ответила я.

После двух стаканов вина Кара рассказала, что болтается здесь, поскольку ее парень работает неподалеку и она ждет его, чтобы поехать к нему домой.

— Чем он занимается? — поинтересовалась я, надеясь, что в ответ она спросит о моем потрясающем новом парне. Обычно я не рвусь говорить о себе и умею слушать, но мне хотелось, чтобы Кара поняла: со мной происходит нечто необычное и волшебное — вдруг я все-таки служу ей образцом для подражания. Смелое предположение, согласна.

— Ну, вообще-то он актер, — неожиданно ответила она.

— Правда? — заинтересовалась я. — Я могла видеть его в театре?

— Вряд ли. Нам еще год учиться в колледже, поэтому из Кливленда он ни ногой, но недавно ему дали две роли в рекламе. Одну из них он исполняет как раз сегодня, для «Радиорубки».

Я любила «Радиорубку», в основном из-за названия. Они явно не старались выпендриться, и мне это нравилось.

— Чудесно, — восхитилась я.

Она была влюблена по уши. Рассказала мне все. Похоже, он действительно веселый и классный, но Кара совсем забыла, что целью этой беседы было перевести разговор на меня.

Наконец она спросила про Аарона, и я тут же начала трещать, какой он замечательный и как обалденно нам вместе. Я решила не говорить о сложностях в наших отношениях, поскольку ими особо не похвастаешь. Кара слушала, и я на секунду представила, что мы сестры. Я прикинула размер ее ноги, чтобы понять, имеет ли смысл рыться в ее шкафу, подумала о драках из-за того, что я буду брать ее вещи без спросу, и, наконец, представила слезливый тост на моей свадьбе, в котором она признает, что, несмотря на глупые ссоры и серьезные жизненные трудности, мы одни по-настоящему понимали друг друга, и что так будет всегда. Когда я закончила, Кара и вправду подняла бокал за меня.

— За наших мужчин — чтобы они поняли, какое немереное счастье им привалило, — улыбнулась она.

Мы выпили за это.

Пришел парень Кары, и я вернулась в номер. Пока я облачалась в халат, зажужжал «Блэкберри».

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: Re: думаю, не побегать ли от тоски голой по Кливленду.

привет, конфетка, рад, что ты нормально добралась, мой сотовый сел, утром позвоню, удачи завтра, скучаю.

Хорошо. Положительные моменты письма: 1) обращение «конфетка» — неплохое начало. Не слишком точное, зато милое и смешное; 2) желает мне удачи на работе — проявляет заботу обо всех сторонах моей жизни и не боится, что я сделаю карьеру, — это самое главное; и 3) скучает по мне — это всегда важно. Степень накала эмоций не указана, но можно предположить, что она велика.

Теперь отрицательные моменты: 1) его сотовый сел? Ничего удивительного; странно, что других телефонов рядом нет. Почему он может звонить только по сотовому? Он что, на каком-то мероприятии с Брэменом и вернется домой слишком поздно, чтобы позвонить мне? Хорошо, но если так, я хотела бы знать об этом больше; 2) продолжим тему севшего телефона — похоже, он тот еще раздолбай. Если он забывает зарядить сотовый, не забудет ли он, к примеру, забрать нашу дочь Рили из детского сада? Это недопустимо. За этим надо проследить и по возможности искоренить; и 3) мелочь, но он не обратил внимания на заголовок и текст моего письма. Немного неприятно, но розы все исправят.

Покончив с анализом, я еще раз просмотрела расписание на завтра, сообщила, когда меня разбудить, задумалась, не умирал ли кто-нибудь в моем номере, включила на всякий случай свет в ванной и наконец скользнула в сон.

Во сне мы с Аароном танцевали на рейве в Атлантиде. Вспышки света выхватывали из темноты волшебных существ, и мы не могли понять, то ли приняли случайно какой-то наркотик, то ли в Атлантиде полно сверхъестественных тварей, которые то и дело меняют форму. Точного ответа мы так и не получили, хотя премило поболтали с единорогом, сыпавшим жаргонными словечками.

Я проснулась и, как обычно бывает в отелях, не сразу сообразила, где нахожусь. Осторожно открыла глаза и с трепетом посмотрела на аквариум Шеклтона. Но вместо него увидела висящую на незнакомой бежевой стене дешевую подделку под Джорджию О'Киф^[51]. Мой мозг лихорадочно заскрипел. Где я? Меня похитили? Но кто? И достаточно ли большой выкуп за меня потребовали? Неожиданно в голове щелкнуло, я переключилась на настоящее время, и все поняла. Кливленд. Поездка с Р.Г. Открытое заседание. Я быстро оглядела себя. Так, все конечности на месте, основные жизненные показатели в норме. Я облегченно вздохнула.

Пронзительно зазвонил телефон, и я снова забеспокоилась. Слава богу, это был Аарон.

— Привет, малышка, как спалось? — спросил он.

Как мило, он зовет меня малышкой. Вообще-то я терпеть этого не могу, но в его устах «малышка» звучит скорее любяще, чем снисходительно.

— М-м-м… вроде неплохо. Ты мне снился, — ответила я.

В моих словах не было ничего неприличного, но именно так Аарон все и воспринял — неудивительно, он же мужчина.

— Расскажи мне свой сон, — потребовал он с любопытством.

Я так и сделала, но мне пришлось дважды повторить, что «единорог» — не эвфемизм. Похоже, он был разочарован.

— Ну ладно, удачи сегодня. Я позвоню тебе позже, детка.

Я положила трубку, и тут до меня дошло, что Аарон не дал мне спросить, как он провел ночь. Вскоре пришла Кара с полной коробкой пончиков «С пылу, с жару» и чашкой кофе.

— Я как будто соревнуюсь с другими штабами. Хочу, чтобы Кливленд был лучшей остановкой на вашем пути, вот и пустила в ход тяжелую артиллерию, — объяснила она.

Господи, обожаю пончики.

Мы сидели, поедали пончики, просматривали расписание, и я мечтала, чтобы после колледжа Кара переехала в Вашингтон. Может, я смогу осторожно подтолкнуть ее в этом направлении — как бы вдохновить собственным опытом?

— Ты уже думала, что будешь делать после колледжа? Ты здорово пригодилась бы нам на Холме, — сказала я самым любезным и поощряющим тоном. Я стану обалденным наставником.

— У тебя шоколадная глазурь на ухе, — сообщила Кара.

И правда.

Открытое заседание Р.Г. началось через два часа в битком набитой аудитории. Люди Ронкина заорали на нас, когда мы приехали, а их талисман — они остановились на ласке в берете — насмешливо заплясал вокруг, но Р.Г. лишь улыбнулся, помахал рукой и невозмутимо продолжил путь.

Зал был полон и вонял потом — неприятно, но когда много народу, всегда так. В последний момент мы с Карой принесли несколько коробок пончиков и бутылок воды, которые имели огромный успех. Сперва я не собиралась никого кормить на открытых собраниях, у нас на это не было денег, но все так радостно завопили при виде пончиков, что я не пожалела о потраченных на благо поездки собственных средствах. Жадный брандмайор, с которым я недавно разговаривала по телефону, громогласно принимал благодарности, объясняя соседям, что он «кое-что вколотил мне в голову». Я только улыбнулась и поблагодарила его за то, что он поддерживает Р.Г.

Сам Р.Г. потел в тесной духоте, но был спокоен и целенаправлен. Он начал с общих слов о том, как здорово вернуться в Кливленд, как здорово, что мы собрались здесь поговорить, и как страстно он желает всех выслушать.

Пожилой мужчина в комбинезоне встал и поинтересовался субсидиями для фермеров. Женщина подняла вопрос о переполнении школ. Молодой полицейский спросил о последствиях дефицита бюджета. Старушка рассказала, как неприятно, когда сосед наваливает тебе под забор кучу компоста, и попросила Р.Г. позвонить ему и приказать все убрать.

Р.Г. внимательно выслушивал вопросы и подробно отвечал на каждый. К большому сожалению старой леди, он отказался звонить владельцу компостной кучи, но другие, похоже, остались довольны. Потом он изложил суть проекта о рецептурных лекарствах, который сейчас рассматривается в Конгрессе. И объяснил, почему с его принятием все станет лучше. Это вызвало град уточняющих вопросов. Здесь не то, что на Капитолии, язык проще, никаких риторических завитушек и технических терминов. Граждане Кливленда хотели знать, как закон поможет лично им, и спрашивали об этом прямо и точно. Я должна была ловить тех, кому нужны более подробные объяснения, поэтому в основном бегала по залу с блокнотом и распечатками речи Р.Г., аккуратно разбитой на пункты.

Через два с половиной часа практически все поговорили с Р.Г., а я отловила больше двух десятков людей, записала их имена и телефоны и пообещала держать в курсе дела. В данный момент я выслушивала подробный рассказ Сандры О'Мэлли о том, как она мучительно борется с кошмарным запахом изо рта. Сандру интересовало, попадет ли она под программу страхования здоровья престарелых, если примут предложения Р.Г. А я пыталась разговаривать с ней и по возможности не дышать носом. Из рта у нее воняло просто ужасно. Мне было жаль ее, но меня уже мутило, к тому же надо было поговорить еще кое с кем до того, как люди разойдутся.

— Поэтому я каждый день извожу два-три флакона полоскания для рта, но вы же чувствуете, что результатов нет. — Она угрожающе выдохнула на меня.

Конечно, чувствую. Жуть. Я мечтала о небольшом землетрясении, которое отвлечет Сандру и вырвет меня из ее удушающих объятий, когда на меня налетела Кара.

— Боюсь, вы нужны нам снаружи, — очень профессионально произнесла она.

Я извинилась перед миссис О'Мэлли и только собралась тихонько поблагодарить Кару, как вдруг поняла, что она ничего не придумала ради моего спасения. Я и вправду была им нужна снаружи. Ласка в берете конфисковала мегафон и привлекла внимание прессы.

— Мы сделали свою колоду главных врагов штата Огайо. Как видите, Роберт Гэри в ней туз пик, — кричала ласка, потрясая картой с неудачным снимком Р.Г. в пририсованном берете.

Хм, колода карт. Оригинально.

К несчастью, ласка устроилась напротив машины Р.Г. Это привлекло внимание прессы, так что все попадет в газеты. Р.Г. придется столкнуться с противником лоб в лоб, и камеры запечатлеют каждую реплику. Как бы удачно ни прошло открытое заседание, в вечерние новости попадет только скандальная хроника, ведь именно на ней в наши дни паразитируют СМИ. Зак Глоберман стоял рядом с лаской, схватившись за голову. Он являл собой воплощение безысходного отчаяния — своего рода павший духом коллега роденовского «Мыслителя». Я повернулась к Каре:

— Нам надо вывести его другим путем.

Кара кивнула.

— Я на всякий случай оставила машину у черного входа, — она протянула мне ключи. — Есть еще боковой вход, но задний самый укромный. Выводи Р.Г. через него и вези на вокзал. Можешь бросить машину на станции, ключи оставь под рулем. Потом я ее заберу, — она говорила очень уверенно.

— Но они нас не пропустят, — ответила я, указывая на беснующуюся толпу, перекрывшую подъезд к муниципалитету. — Если у тебя не тонированные стекла, они увидят Р.Г. и заорут, что он пытается сбежать, а это нам совсем не нужно.

Кара покачала головой.

— Предоставь это мне, я расчищу вам путь. Не забывай, они думают, что я на их стороне. Просто позвони мне, когда заберетесь в машину. Хорошо?

Я нерешительно кивнула. Я хотела ей верить, но не понимала, как она собирается все провернуть. Я послушала, как ласка кричит о коммунистическом прошлом Р.Г., и поспешила обратно.

Р.Г. в чем-то убеждал юношу в военно-морской форме. Когда я подошла к ним, он перевел взгляд на меня.

— Саманта, не могли бы вы записать телефон этого человека и проследить, чтобы проверили состояние пенсионных чеков его отца? Они не приходят, и мы должны разобраться, в чем дело.

— Разумеется, сэр. — Я выхватила блокнот.

Юноша благодарно пожал Р.Г. руку и объяснил мне, как с ним связаться. Когда мы закончили, Р.Г. уже увяз в беседе с пожилым мужчиной, который был ужасно озабочен вторженцами. Он сказал, что не понимает, почему за охрану их здоровья должны платить порядочные налогоплательщики. Я слушала, как Р.Г. терпеливо излагает свою точку зрения, а именно: Америка — страна иммигрантов, и мы должны радоваться приезжим. Конечно, легальная иммиграция намного лучше, но нельзя отказывать в основной медицинской помощи тем, кто заболел или получил травму в штате Огайо.

Мужчине, похоже, слова Р.Г. пришлись не по вкусу, и чем спокойнее тот говорил, тем больше он волновался.

— Но если мы встретим их с распростертыми объятиями, что удержит их от полного уничтожения человечества? — вызывающе вопросил он.

Чего?

Р.Г., кажется, был озадачен не меньше моего.

— Почему вы думаете, что они на это способны? — спросил Р.Г. — Они такие же люди, как мы.

Неужели этот тип демонизировал иностранцев до такой степени, что даже не считал их людьми? Это ксенофобия, доведенная до абсурда.

— Да ладно, что вы, телевизор не смотрите? — настаивал старик. — С ними нельзя договориться. Они похищают людей, ставят на них опыты, разрушают города, и если мы не дадим им бой, у нас не останется ни малейшего шанса. При первом же виде космического корабля мы должны взорвать их ко всем чертям.

Мы с Р.Г. одновременно поняли, с кем имеем дело.

— Они уже скрываются среди нас, знаете ли, — продолжал мужчина. — Ситуация критическая.

— Спасибо, что уделили нам внимание, — вымученно, но спокойно произнесла я. — Я хотела бы еще поговорить с вами, но, боюсь, мне пора сопроводить сенатора Гэри к месту его следующей встречи.

Пришельцененавистник явно обиделся.

— Ну ладно, — неохотно проворчал он. — Но запомните мои слова. Так думают миллионы.

Да неужели? Мы с Р.Г. извинились и приготовились идти. Я быстро поведала ему о ласочьей засаде и, хотя видела, что Р.Г. хочет встретить ее лицом к лицу, была ужасно благодарна ему за то, что он согласился с моим планом. Наверное, беседа о вторженцах напомнила ему, что бывают ситуации, которых лучше избегать.

Мы выскользнули через черный вход, сели в машину Кары, и я позвонила ей на мобильник.

— Мы на месте, — сообщила я, молясь, чтобы ее план сработал.

— Отлично, вы как раз вовремя. Приманка только что отъехала. Подожди секундочку.

Судя по звуку, она положила телефон в карман. И побежала.

— Эй, Ронни, — возбужденно выпалила она. — Я только что видела, как этот сопляк Роберт Гэри выскочил в боковую дверь и свалил в фургоне!

— Что? Куда они поехали?

— Вон туда! Мы легко поймаем их, если побежим!

— Эй, все! Дуйте за Карой!

Я услышала, как ласка орет в мегафон:

— Все за Карой! Гэри пытается сбежать!

Топот бегущей толпы эхом прорвался через статические помехи, я завела машину и осторожно подала вперед. Действительно, дорожка была пуста, все камеры и крикуны облепили несчастный фургон, остановившийся у ближайшего светофора. Разворачиваясь, я увидела раскрасневшуюся Кару во главе толпы рядом с лаской, она что-то кричала и молотила по фургону. Неподалеку стоял Зак и ошарашенно за ней наблюдал. Я улыбнулась и поехала к станции, где нас ждал поезд.

Пресвятые боги

В поезде к нам подошел машинист и пожал Р.Г. руку. После этого он превратился в знакомого, и поездка сразу показалась мне куда приятнее. Знакомый человек никогда не пустит поезд под откос. Все будет хорошо.

Большую часть времени Р.Г. говорил по телефону — сначала с Дженни, собиравшейся встретить нас в Цинциннати, потом с какими-то важными чиновниками из Толидо, с которыми давно не общался. Краем глаза я видела, как он подглядывает в шпаргалку по Толидо, я написала ее, чтобы он не запутался в именах супруг и детей, здоровьем которых следует поинтересоваться.

— Как Лидия и дети? — спросил он кого-то из них.

Это важно. Я много раз видела, что когда Р.Г. спрашивает человека о домочадцах, тот сразу чувствует себя значимее и нужнее. К тому же Р.Г. действительно интересуют их семьи, он ведь сам человек семейный — просто за всеми не уследишь без шпаргалки.

Два часа пролетели как один миг, и мы приехали в Толидо раньше, чем я успела прожечь взглядом дыру в бумагах. Я выглянула в окно и увидела телекамеру, готовую заснять прибытие Р.Г.

— Сэр, снаружи пресса. Вас будут снимать в дверях вагона, — сообщила я.

Р.Г. запустил пальцы в шевелюру.

— Как я выгляжу? — спросил он.

Немного усталый, но в целом неплохо.

— Великолепно, — ответила я.

— Мне надеть галстук?

Он снял его, как и пиджак, поудобнее устраиваясь в кресле во время телефонных переговоров. Без них он выглядит лучше — спокойнее и проще.

— По-моему, не стоит, сэр. Мне кажется, без галстука вы ближе к людям.

Р.Г. вопросительно посмотрел на меня.

— Вы уверены?

Вопросы стиля и внешнего вида — единственное, что ему не давалось. Он не уделял особого внимания своему имиджу. Я знала, что большую часть одежды ему подбирает Дженни, и гадала, доверяет ли он кому-нибудь хотя бы в этом.

Я была счастлива, что он спросил у меня совета, хотя не слишком разбиралась в моде. Но у меня все равно есть четкое мнение, и я могу авторитетно его высказать. Особенно если это поможет Р.Г. расслабиться.

— Уверена. Пиджак и галстук не нужны, сэр.

Похоже, он оценил мою помощь. Мне показалось, что наши отношения изменились. Возможно, если он почувствует, что может положиться на меня в вопросах гардероба и внешнего вида, то больше доверится в целом. Как знать, вдруг я стану для него совершенно необходимой.

— Я не согласен, — решительно заявил он, надел галстук, раскатал рукава рубашки и потянулся за пиджаком.

А может, и не стану.

— Сенатор Гэри, как вам возвращение в Толидо? — выкрикнул журналист, и камера нацелилась на Р.Г., выходящего из поезда.

— Чудесно, просто чудесно. Отсюда всегда очень трудно уезжать. — Он улыбнулся и помахал.

Я высмотрела нашу машину и указала Р.Г. на нее. Пассажиры и сотрудники железной дороги подходили, чтобы пожать ему руку.

Через час, уже в номере, я мучилась сомнениями — вздремнуть или нет. Все равно через двадцать минут идти на круглый стол с сотрудниками Ассоциации Голубого креста и Голубого щита^[52]. И тут пришло письмо от Аарона.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: мне тебя не хватает

красавица моя, я должен ехать в айову с дб на слет дальнобойщиков, изучаю все дороги, ведущие в огайо, чтобы повидаться с тобой. как дела? мне не хватает тебя, как пустыне не хватает дождя.

Я оценила романтический дебют Аарона, пусть это и наглый плагиат из песни «Не хватает» группы «Всё, кроме девушки». Хотя я поспорила бы с тем, что пустыне и вправду не хватает дождя, потому что совершенно уверена, это ошибка. Пустыня не будет пустыней, если ее регулярно поливать дождем. Поэтому хотеть дождя — все равно что желать полного перерождения личности; вряд ли Аарон хотел сказать именно это.

Но главное, он по мне скучает, и я почти простила его за то, что в разлуке мы так мало общаемся. Я напомнила себе, что у него полно работы, он — главный спичрайтер важного сенатора, претендента на президентский пост. Но тут же снова разозлилась из-за того, что он пашет на Брэмена. По-моему, он должен вечно замаливать этот грех. И все-таки я тоже скучала по нему.

Кому: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

От: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

Тема: Re: мне не хватает тебя

я сейчас в толидо. едва спаслась от брызгающей ядовитой слюной ласки — потом расскажу. не считая ласки, которая по-своему адски сексуальный грызун, твоим чувствам никто не угрожает. мне тоже тебя не хватает. Как десертам не хватает взбитых сливок. во бред.

Я нажала «Отослать», и тут позвонил Р.Г.

— Где моя сводка для встречи с «Голубым крестом и Голубым щитом»? — обвиняюще рявкнул он.

Где положил, там и лежит, она железно была в его папке.

— Она должна быть в вашей папке, сэр.

— Но ее там нет, — лязгнул он. — Через десять минут мне надо быть на месте, а я понятия не имею, о чем должен говорить. Ради всего святого, куда вы ее задевали?

— Э-э-э… она должна быть… — неуверенно заглохла я.

Я уже сказала ему, где она должна быть, но это не сработало. Он раздраженно вздохнул. Обычно с Р.Г. очень приятно работать, но сильный стресс иногда отшибает ему мозги. Я лихорадочно обдумала свои действия. Быстренько извиниться и сбегать в бизнес-центр распечатать вторую копию, или пусть еще поорет? Р.Г. прочистил горло и злобно зашуршал бумагами. Лучше пусть еще поорет.

— А, вот она. Не беспокойтесь, — неожиданно произнес он.

В его голосе было куда меньше раскаяния, чем я ожидала, но спасибо уже за то, что буря миновала.

Круглый стол прошел удачно, за ним последовало открытое собрание. Народу было много, Р.Г. опять блистал. Я пообщалась с супругами, которые просили отозвать сына с военной службы за границей, чтобы тот навестил умирающую сестру; директрисой, которая хотела запустить у себя в школе программу «Хорошее начало»^[53]; и вздорным дядькой, который требовал у правительства ссуду на ремонт кузова пикапа. Я обнаружила, что в моей работе бок о бок существуют серьезные вопросы и полнейший абсурд. Приходилось быть начеку, и к вечеру каждого долгого, долгого дня я была измотана и горда собой.

Когда открытое заседание наконец завершилось, мы вернулись в отель.

— Спокойной ночи, Саманта, — мрачно сказал Р.Г. и добавил: — Вы прекрасно поработали.

— Спокойной ночи, сэр, — любезно ответила я.

Если бы кто-то другой устраивал мне такие контрастные ванны, я бы давно его бросила. Но работа с Р.Г. стоила высоких требований, переменчивого настроения и оскорбительных выговоров. Я не должна об этом забывать.

Утром в мамин день рожденья рассвет оказался серым и дождливым, необычным для конца августа. Может, это осень напоминает о себе? После завтрака с пожарными Толидо мы с Р.Г. сели на поезд до Коламбуса. Я подождала, пока он поглубже закопается в политическую сводку, и позвонила маме.

— С днем рожденья! — прошептала я, когда она взяла трубку. — Я в поезде, поэтому перезвоню через несколько часов, просто хотела тебя поздравить.

— А петь ты будешь? — спросила она.

Я покосилась на Р.Г. и встала, чтобы выйти, но стоящие пассажиры загораживали проход. Когда мы сели на поезд, многие узнали Р.Г., наверняка кое-кто из этих тормозов попросту хочет послушать, что он скажет.

— М-м-м, сейчас не смогу, — ответила я матери и улыбнулась людям, которые уставились на освобожденное мной сиденье.

Я вернулась на место.

— Ну спой, солнышко. С тех пор как тебе исполнилось два годика, ты всегда пела мне в день рожденья. Мне не нужно никаких подарков, только услышать твой милый нежный голосок.

Она солгала дважды. Во-первых, ей определенно нужны подарки. Она всегда утверждала, что нет, или просила подарить «какую-нибудь безделицу», но если утро не приносило груды подарков — как минимум две трети из них должны быть наимоднейшими, — она устраивала грандиозный скандал. А во-вторых, может, я и разговариваю «милым нежным голоском», но уж пою точно не им. Когда мне было девять, руководитель церковного хора попросил меня только открывать рот в такт музыке. Визжащие орангутанги — и те мелодичнее меня. То ли маму оглушила материнская любовь, то ли ей нравится потешаться надо мной в свой день рожденья.

— Мам, я правда не могу… — заныла я, глядя на Р.Г. Он сидел совсем рядом у окна и читал сводку. Мы должны были сидеть через два ряда друг от друга, чтобы ему было просторно, но в поезде оказалась давка.

— Пожалуйста! — умоляла мама. — Ты мое единственное дитя. Раз уж ты не приедешь ко мне в день рожденья, хотя бы спой.

Боже всемогущий. Ну ладно, ладно. Я повернулась к Р.Г. спиной и как можно ниже свесилась с кресла. Голову я опустила к полу, прикрыла трубку ладонью и начала петь придушенную и крайне неблагозвучную версию «С днем рожденья тебя».

Хотя я пела как можно тише и быстрее, это тянулось мучительно долго. Кое-кто из стоящих пассажиров отодвинулся или мне показалось? Я продиралась через «милая ма-ма», когда меня похлопали по плечу. Я выпалила последнюю строчку, обернулась и увидела протянутую руку Р.Г.

— Да, сэр? — сконфуженно сказала я.

— Вы не одолжите мне телефон на секунду?

Не успев попрощаться с мамой и нажать отбой, я протянула Р.Г. трубку. К моему удивлению, он поднес телефон к уху.

— Здравствуйте, миссис Джойс, это Роберт Гэри. Я просто хотел поздравить вас с днем рожденья и сказать, что ваша дочь — прекрасный работник.

Ух ты. Какой подарок для мамы. Куда лучше мини-сада камней, который я впопыхах купила ей в Толидо. Я почти слышала, как она гордо и возбужденно трещит что-то в трубке, прижатой к уху Р.Г. Она определенно что-то говорила — лицо Р.Г. стянулось в привычную маску слушателя.

— Ну, я не очень хорошо разбираюсь в подобных вещах, миссис Джойс, но, по-моему, она выглядит вполне здоровой, — ответил Р.Г.

Боже, что она там говорит? Я непроизвольно попыталась выхватить у него телефон. Р.Г. улыбнулся уголками губ.

— Я так и сделаю, миссис Джойс. Всего доброго.

Р.Г. нажал отбой и вернул мне трубку.

— Спасибо, сэр. Очень любезно с вашей стороны. Уверена, мама теперь весь день будет счастлива.

— Ничего особенного, — ответил он и вернулся к чтению.

О чем она его спросила? Я предвидела, что лучше не выяснять, но все же не удержалась.

— Сэр, мне просто любопытно, не спросила ли вас мама о чем-то неприличном или неуместном?

Р.Г. улыбнулся.

— Как посмотреть. Она спросила, нет ли у вас на коже сыпи. Сказала, что это бывает редко, но если бывает, то обычно из-за того, что вы пьете слишком мало воды.

Я в ужасе заморгала.

— Понятно. Спасибо, что ответили. Простите, что подвергла вас этому испытанию, сэр, — выдавила я.

— Я же сказал, ничего особенного.

Я вжалась в сиденье, мечтая исчезнуть. Интересно, моя гениальная мама знает, что сыпь появляется еще и от стресса? В этом случае ответственность за каждое пятнышко, которое появится в ближайшее время, ляжет на нее.

Мероприятия в Коламбусе прошли в каком-то тумане, утро настало внезапно, и мы отправились на симпозиум по здравоохранению в мою альма-матер, Университет Цинциннати. Дженни с мальчиками встретили нас в зале ожидания. Мои родители этим утром сорвались в романтическое путешествие в отель системы «завтрак и постель» (сюрприз маме на день рожденья), иначе, конечно, тоже пришли бы.

Мне нравилось, когда Дженни и мальчики вертелись у нас на работе, потому что Р.Г. никогда не ругал меня при них и вообще радовался жизни и легче ко всему относился. И работал лучше, отдых всегда шел ему на пользу. Хорошо бы, он никогда не расставался с семьей.

Когда Р.Г. уверенно открыл симпозиум словами о необходимости продвигаться вперед, к универсальной системе здравоохранения с одним плательщиком (я была с ним всецело согласна, хотя ни за что не смогла бы выразить это так четко), я ностальгически огляделась. Заседание проходило в том же зале, где принимали выпускные экзамены, и я поймала себя на том, что боюсь не успеть ответить на все вопросы и невольно поглядываю на часы. Подобное состояние не было редкостью, и это здорово, ведь оно заставляло меня учиться дальше. Единственный неприятный момент — периодические нервные колики, часто ошибочно принимаемые за аппендицит.

После вступительной речи Р.Г., когда нудный ведущий монотонно забубнил что-то, имевшее весьма отдаленное отношение к обсуждаемой теме, сквозь мутную пелену прорвалось сообщение от Аарона.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: Взбитые сливки

вернулся в вашингтон. дальнобойщики прошли нормально. ты еще собираешься домой? прости, что мало писал — у брэмена совершенно безумное расписание, я скучаю по тебе больше, чем могу выразить словами, и надеюсь, что поездка прошла прекрасно, жду не дождусь встречи. мы так давно, ужасно давно не виделись. ты еще не забыла, как я выгляжу? рад, что ты первая подняла вопрос о взбитых сливках. предлагаю обсудить его подробнее, когда вернешься. веди себя хорошо, АД.

Интересно. Только я задумалась, не разозлиться ли на него за то, что он почти не общался со мной всю неделю, как он прислал такое нежное и необычно эмоциональное письмо. Может, из колючего и самодовольного он наконец-то станет веселым и ласковым? Прежде чем я успела набросать черновик ответа в соответствии с новой линией поведения, пришло второе письмо.

Кому: Список АД

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: FW: Сенат установит дополнительные камеры

Приложение: Пресс-релиз. doc (50 Кб)

О-хо-хо. Большой Брат любит следить за тобой! АД

В приложении оказалась коротенькая заметка об усилении охраны зданий Сената и установке камер в фойе всех офисов. Кое-кто жаловался на нарушение личного пространства, но установка продолжалась.

Я как раз перечитывала ту часть ответа, в которой предлагала «обнаженный саммит со взбитыми сливками», когда за моим плечом возникла Дженни. Я быстро закрыла письмо и густо покраснела.

— Мне очень неудобно просить вас об этом, но не могли бы вы подержать Джека, пока я переодену Джеффри? — сконфуженно прошептала она.

— Конечно, — кивнула я, сунула «Блэкберри» в сумку и взяла сонный сверток, который она мне протянула.

Когда она ушла, у меня зачесался нос, «Блэкберри» беспрестанно жужжал от новых сообщений, но я не могла прочитать их, поскольку руки были заняты Джеком. Он очаровательно пускал слюни мне на блузку, а веки его подергивались от каких-то детских снов. Ну надо же, у меня затекли руки. И как только Дженни выдерживает это целый день? «Чувствуешь, как жжется? — мысленно утешала я себя. — Представь, что ты в спортзале». Вообще-то не очень помогало, поскольку занятие в спортзале я бы отметила в ежедневнике, но профилонила. Или явилась бы, но изобразила слабость и судороги при первых признаках тяжелого задания. Так что напряженные мышцы как раз мешали представить, будто я нахожусь в спортзале.

Только я начала воображать нечто более реальное, а именно — что меня пытают по обвинению в ереси на каком-нибудь средневековом приспособлении, как Дженни вернулась.

— Огромное спасибо, — выдохнула она и легко сгребла Джека одной рукой, второй придерживая на бедре Джеффри.

Такая сверхчеловеческая сила объясняется лишь стероидами. Я попыталась разглядеть у нее предательские усы, но Дженни уже отвернулась и направилась к своему месту в первом ряду.

Я немного послушала, как Р.Г. говорит о необходимости защитить систему страхования здоровья престарелых от приватизации, и кое-что записала. Вскоре кто-то начал излагать печальную историю болезни и медицинской помощи. Нудный ведущий перебил его и задал несколько нудных вопросов. Я снова вытащила «Блэкберри», чтобы дописать блестящий ответ Аарону.

У меня оказалось несколько новых сообщений. Первое пришло от Аарона. Ух ты, целых три сообщения подряд, а я ни на одно не ответила. Может, он и правда по мне скучает. Я радостно открыла письмо.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: Re: FW: Сенат установит дополнительные камеры

ты нажала «ответить всем». думаю, лучше, чтобы ты сначала услышала это от меня. я позвоню попозже.

О чем это он? Я же еще ничего не послала. Я зашла в папку «Отправленные», чтобы проверить.

Вот дерьмо.

Кому: Список АД

От: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

Тема: Re: FW: Сенат установит дополнительные камеры

привет, сладкий, спасибо за предупреждение. кстати, я тоже с нетерпением жду встречи. вернусь в воскресенье — учитывая новые камеры, не лучше ли провести обнаженный саммит со взбитыми сливками у кого-нибудь из нас, будет хоть какой-то контроль над записью. я все устрою. сэмми

Черт, черт, черт.

Как это меня угораздило? Я быстро перемотала память назад. Наверное, когда я быстро закрыла сообщение в момент неожиданного появления Дженни, то нажала не ту кнопку и попала в мир, полный кошмаров. Боже правый, кто в «Списке АД»? Я послала Аарону паническое сообщение с этим вопросом, прежде чем просмотреть остальные письма, погружаясь в трясину неизбывного ужаса.

Христос всемогущий.

Кому: Список АД

От: Джон Брэмен [jfbramen@bramen.senate.gov]

Тема: Re: FW:Сенат установит дополнительные камеры

Уберите меня из этого списка рассылки, чей бы он ни был. Спасибо.

Кому: Список АД

От: Клэр Ярдли [clare.yardley@nbcnews.com]

Тема: Re: FW: Сенат установит дополнительные камеры

Что это за чертовщина? АД, тебя что, наконец-то уволили, и ты завел сайт с мягким порно?

Было еще несколько писем. Аарон даже не попытался убедить меня, что это все не так унизительно. Он ответил, что в списке около двухсот человек — убойная смесь друзей, влиятельных политиков и знаменитых журналистов, многие из которых также считались «друзьями», как бы невероятно это ни выглядело. И я написала всем.

Я постаралась дышать ровнее и посмотрела на Р.Г., который произносил заключительную речь. Ничего другого мне не оставалось — я должна отвезти семью Гэри из кампуса на следующее мероприятие. Я все отдам за то, чтобы по пути наткнуться на машину времени, которая вернет меня туда, где я еще не вырыла яму для своего позорного падения. Слышит ли меня Богиня Поворота Времени Вспять? Сомневаюсь. По крайней мере, раньше никогда не слышала.

Остаток утра я провела словно в тумане: меня трясло от жгучего сожаления и безудержного отчаяния. У Р.Г. было очень плотное расписание, и, чтобы не напортачить еще больше, я изо всех сил старалась заниматься делом. Сопровождая чету Гэри на многочисленные встречи, я тщетно искала светлые стороны во всей этой путанице. Не нашла ни одной.

Я втянула Аарона в неприятности? Почти наверняка. О боже, он, наверное, теперь меня ненавидит. О последствиях для своей карьеры я даже думать боялась. Да и времени на это сейчас нет. Нам еще предстоял обед с местным филиалом профсоюза сиделок, университетский митинг, посвященный прожиточному минимуму техперсонала, открытое заседание в здании муниципалитета и встреча с представителями школ округа.

Через несколько часов, когда я наконец плюхнулась в постель, полностью истощенная, радиобудильник сообщил, что уже одиннадцать вечера. Впервые за всю эту поездку Аарон ответил на звонок.

— Надеюсь, ты не передумала устраивать саммит со взбитыми сливками, потому что идея весьма неплоха, — беззаботно произнес он.

Возможно, он не собирается бросать меня из-за того, что я технически безграмотная идиотка.

— Разве ты меня не ненавидишь? — удивленно спросила я.

— Конечно, нет. Я подумываю, что людям надо выдавать лицензии на пользование «Блэкберри», но я тебя не ненавижу, — ответил он.

Значит, немножко ненавидит. Хорошо, я с этим разберусь.

— Послушай, мне ужасно, ужасно жаль. Я чувствую себя круглой дурой. Как думаешь, все твои друзья считают меня дурой?

Боже, пусть не все его друзья считают меня дурой.

— Скорее нимфоманкой, а не дурой, — отозвался он.

— Ну, одно другого не исключает, — вздохнула я.

Аарон засмеялся.

— Послушай, ситуация неприятная, — глубокомысленно заметил он. — Ничего не попишешь. Но не думаю, что она насыплет нам перца под хвост.

Насыплет перца под хвост? Он имеет в виду наши отношения? В нормальном состоянии я бы сочла его слова вульгарными, возможно, даже рассердилась, но сейчас у меня не осталось сил спорить. Я в нокауте.

— А. Хорошо. Ну ладно, — вот и все, что я сумела выдавить.

— Какое-то время будет неприятно, но все пройдет. В мире происходят тысячи других вещей, которые волнуют людей гораздо больше, чем ошибка какого-то сотрудника довольно неприметного сенатора, — произнес Аарон.

Если он хотел меня утешить, у него определенно не получилось.

— Я имею в виду, если бы это сделал кто-нибудь из сотрудников Брэмена, то совсем другое дело, — продолжил он. — А так люди скоро забудут.

О нет.

— Но я встречаюсь кое с кем, кто работает на Брэмена, — возразила я. — Разве это не опасно?

Аарон не расслышал издевки.

— Да, ты права. Но, думаю, все обойдется. Не волнуйся об этом, детка.

— Хотелось бы, — ответила я.

Если бы не я сама устроила этот кавардак, то обязательно поссорилась бы с Аароном. Но сейчас я нуждалась в любой помощи.

— Послушай, а можно убедить людей, что это просто шутка? — спросила я.

— Попробуй, но в Вашингтоне обычно шуток не понимают.

Он прав. Я недолго жила в Вашингтоне, но уже много раз наблюдала вопиющее отсутствие чувства юмора у людей. На ура шли только самые избитые остроты. Любой, кто пытался выдать что-нибудь посложнее, был обречен на непонимание.

— Ну ладно, — пораженчески согласилась я. — Думаю, мне надо просто переждать. Как, по-твоему, мне рассказать сенатору Гэри?

Пожалуйста, скажи, что нет, ну, пожалуйста.

— Обязательно. Это даже не вопрос, ты должна ему рассказать.

Хм. Да уж, не выкрутишься.

— Ну ладно, — вздохнула я.

— Все будет хорошо, Сэмми. Я по-прежнему очень жду встречи.

Как мило с его стороны. Надо быстрее бросать трубку, пока не ляпнула что-нибудь дерзкое.

— Да, я тоже, — коротко сказала я.

С новым, пока неясным чувством я повесила трубку. Кроме унижения из-за этой истории, мне казалось, что в наших с Аароном отношениях что-то еще не так. То, как он ко всему отнесся, не слишком сочетается с чувствительным, любящим, всегда готовым помочь идеалом, который я себе рисовала. Но, может, он просто на нервах из-за тяжелой работы на своего ужасного, высокомерного босса. Я снова начала заводиться, на что у меня сейчас не было сил.

Я просмотрела уйму писем, полученных за день. Среди ответов от важных и, не исключено, оскорбленных незнакомцев были два от известных радиожурналистов, два от начальников штаба председателей Сената, одно от секретаря Верховного суда и одно от ведущего политического консультанта. Оно, возможно, было самым забавным.

Кому: Список АД

От: Боб Эспин [bespin@kstreetgroup.com]

Тема: Re: FW: Сенат установит дополнительные камеры

советую снимать на цифру, на 8 мм взбитые сливки выходят нечеткими и расплывчатыми.

Я сохранила письмо, чтобы посмеяться над ним в очень отдаленном будущем, когда у меня хватит сил вспомнить об этом ужасе.

Позорное издание

После утреннего собрания я набралась смелости, чтобы рассказать Р.Г. о своем последнем промахе. Я ужасно боялась. Мы поднимались на лифте в его номер, где должны были досмотреть расписание, пока Дженни соберет мальчиков. Я надеялась на чудо, надеялась, что семья удержит его от расправы.

— М-м-м, сэр… — нервно промычала я.

— Что? — Он оторвался от сводок.

— В моей личной жизни случилось нечто, о чем вам стоит знать, на случай, если это как-либо повредит вашей команде, — начала я.

— Да?

В его голосе звучало легкое опасение. Он знал, что я способна на невообразимо чудовищные поступки. Я глубоко вздохнула.

— Я отправила другу сомнительную шутку по электронной почте — просто шутку, — но при этом случайно отослала ее двум сотням незнакомцев. Большинство из них — важные персоны на Холме. Например, Джон Брэмен. Должна сказать, что этот мой друг, к сожалению, работает на Брэмена, но я пытаюсь убедить его найти другую работу… ну, в общем, он работает на него. Я идиотка и пойму, если вы решите меня уволить.

Я отвела взгляд и затаила дыхание, ожидая ответа.

— Насколько сомнительную? — спросил Р.Г., задумчиво помолчав.

— М-м-м, там упоминались кондитерские изделия и видеооборудование, — тихо ответила я.

— Интересно. Это была шутка?

— Да, сэр.

В общем, так и было. Мои попытки обольщения обычно смешны.

Я посмотрела на него как раз вовремя, чтобы увидеть кивок.

— Хорошо, думаю, это меня не касается, но все же спасибо, что сообщили.

С удивлением и облегчением я поняла, что разговор окончен. Я столько мучилась, а Р.Г. все равно. Даже то, что касается Брэмена.

— Вы отправили на список рассылки письмо, в котором объяснили, что пошутили? — спросил он.

Какого черта я этого не сделала?

— Нет, сэр, прекрасная идея. Я немедленно этим займусь.

Он снова кивнул, двери лифта открылись. Мы вышли в коридор и провели остаток дня так, словно ничего не случилось.

Через несколько часов, ожидая обратного рейса в Вашингтон, я написала и отправила объяснительное письмо.

Кому: Список АД

От: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

Тема: Луддиты всех стран, соединяйтесь

Добрый день, вчера вы получили сообщение, которое а) было шуткой, и б) предназначалось только одному человеку, но случайно попало ко многим. Я хочу извиниться за свою ошибку и заверить вас, что после этого случая буду держаться подальше от «Блэкберри», пока не овладею основными техническими навыками. Еще раз простите и желаю хорошего дня. С уважением,

Саманта Джойс

Вернувшись домой, я увидела Шеклтона, который бодро нарезал круги по аквариуму, все следы налета на жабрах исчезли. Я просила Лизу, у которой был запасной ключ, последить за ним, пока я в отъезде, и была уверена — она просто ждет окончания поездки, чтобы с прискорбием сообщить о его кончине. Поэтому его преображение потрясло меня. Я позвонила Лизе, чтобы выведать секрет возрождения рыб. Но она заявила, что ничего не знает.

— Клянусь, я только делала все, как ты сказала, — запротестовала она после допроса с пристрастием.

Ну ладно. Я куплю скрытую камеру и включу ее, когда в следующий раз уеду. Я докопаюсь до сути. Ей меня не провести.

Следующие пятнадцать минут я посвящала Лизу в конфуз с электронной почтой (ее вздохи и стоны не слишком обнадеживали), а потом выслушивала, как она подменяла меня на этой неделе, в том числе раздавала мои визитки на конференции телепродавцов, как я просила. Она настоящий друг.

Только я запрыгнула в душ, чтобы подготовиться к воссоединению с Аароном, как зазвонил телефон. Я схватила полотенце и сняла трубку за долю секунды до того, как сработал автоответчик.

— …ивет, — сказала я, слегка задыхаясь.

— Это Саманта Джойс? — спросил незнакомый мужской голос.

А, новый телепродавец! Чудесно. Я потуже завернулась в полотенце и, счастливая, уселась на край кровати.

— Да, это я, — радостно ответила я.

— Я — Чарли Лотон из «Вашингтон Пост», — представился он.

Я ведь уже подписана. Может, он позвонил узнать, все ли меня устраивает? Или это рекламная акция?

— Ага. Я подписчик, — подбодрила его я.

— Вы работаете на сенатора Роберта Гэри, верно?

Откуда он узнал? А, он, наверное, один из тех, кому Лиза дала мою карточку на конференции.

— Да, верно.

— Я хотел бы спросить о письме, отправленном вами вчера. Я как раз пишу статью об ошибках электронной почты на Холме, и ваше мне переслала уйма людей.

— Ох, — ответила я, сникнув.

Похоже, беседа будет не из приятных.

— Вы можете сейчас говорить? — дружелюбно спросил он.

С не-телепродавцом, который хочет втянуть меня в неприятную беседу? Вряд ли.

— Честно говоря, мне пора бежать.

— На саммит со взбитыми сливками? — уточнил он.

Умник нашелся. Я это так не оставлю.

— Нет, — сухо ответила я. — И знаете что? Боюсь, я вообще не смогу вам помочь.

— Простите, мне не следовало так шутить. Да ладно вам, это всего лишь маленькая статья. Я даю вам возможность изложить свою точку зрения.

Разумно. Если он хочет помочь восстановить мою репутацию и выпутаться из этой истории, может, мне и впрямь стоит пообщаться с ним? С другой стороны, если историю напечатают, о ней узнает еще больше народу. Я бы лучше ограничилась скромными двумя сотнями.

— История в любом случае войдет в статью. — Он словно читал мои мысли. — Но я бы хотел поговорить с вами, чтобы владеть всей информацией до того, как она отправится в печать. Хватит одного-двух предложений. Обещаю, больно не будет.

Я не сомневалась, что на обезболивание можно не рассчитывать. Но если он собирается напечатать историю независимо от того, стану я с ним разговаривать или нет…

— Ну ладно, давайте поговорим, — вздохнула я.

— Прекрасно, у вас найдется время сегодня вечером?

Нет, если все будет хорошо.

— Боюсь, что нет.

— Вообще-то статью собираются напечатать завтра. Может, все-таки выкроите минут пятнадцать?

Через полтора часа я собиралась поужинать с Аароном в ресторане на Дюпон-серкл. И согласилась через час встретиться с Чарли в соседнем кафе. Он сказал, что можно поговорить по телефону, но я хотела увидеться с ним лично, чтобы он понял, как я страдаю, и сжалился надо мной в своей статье.

Быстро обдумав наряд (соблазн для Аарона, скромность и призыв о помощи для журналиста), я остановилась на компромиссе — джинсы, сандалии и облегающая футболка под строгим жакетом, который я собиралась снять на ту часть вечера, что предназначалась Аарону. Я побрызгалась какими-то духами, которые взяла у Лизы, и направилась в книжный кафе-клуб «Эпилог», рядом с Дюпон-серкл. Мы договорились встретиться в юмористическом отделе. Там никого не оказалось, поэтому я открыла книгу Гэри Ларсона, чтобы убить время. Начав просматривать серию «Калвин и Гоббс» и сборник «Дунсбери»^[54], я понадеялась, что Чарли опоздает, но напомнила себе, что всегда могу вернуться.

Я смеялась над особенно забавной страницей, когда кто-то подошел ко мне.

— Саманта? — спросил уже чуть более знакомый мужской голос.

Я посмотрела в голубые глаза Кларка Кента за стеклами очков.

— Так это вы, — удивленно выдохнула я.

Тот самый журналист, которого я изувечила на слушании дела Альфреда Джекмена. То самый, который, возможно, видел мои кульбиты. Я сразу его узнала. Он на секунду смутился, но потом вспомнил меня. И бросил взгляд на мои туфли. Нет, на сей раз они одинаковые. И колес на них нет. Но теоретически они могут оказаться не менее смертоносными.

— Официально мы не представлены. — Он протянул мне руку и улыбнулся.

И, кажется, улыбнулся испуганно. Да, называется, вызвала сочувствие. В его глазах я уже была сумасшедшим вражеским воином. Ну и ладно. Я пожала ему руку.

— Саманта Джойс.

— Чарли Лотон.

— Простите, что напала на вас тогда, Чарли. Я не хотела, — извинилась я.

— Правый хук у вас просто отменный, — печально улыбнулся он.

— Ну, знаете, вы тоже меня поранили. — Я с упреком указала на пряжку его ремня. — От этой штуки у меня остался синяк.

Мать с двумя сыновьями, выбиравшая книги, возмущенно посмотрела на меня и быстро увела детей. Что? Что я такого сказала? Чарли тоже смутился. О боже.

— Я имела виду пряжку ремня. — Я густо покраснела. — От нее синяк. А не от вашего…

Я решила, что лучше не заканчивать фразу.

— Ну хорошо. Может, присядем? — предложил Чарли, направляясь к столику.

Почему нет? Присесть было очень кстати.

Мы устроились в углу. Официантка спросила, что мы будем пить. Чарли удивился, когда я заказала «Маргариту». Хотя я бы выпила и чего-нибудь покрепче, если б могла. Он взял травяной чай.

— Горю на работе, — объяснил он, хотя чего тут объяснять, учитывая, что травяной чай куда лучше подходит для воскресного вечера.

Я понимала, что битва будет тяжелой, но все же надеялась, что смогу очаровать его. Я улыбнулась как можно слаще и быстро-быстро захлопала ресницами.

— Вам что-то попало в глаз? — участливо поинтересовался он.

Нет, не попало.

— Ну и как вам работается в «Пост»? — поинтересовалась я.

— О, просто замечательно. Я там новичок, обычный служащий. А теперь расскажите, быстро ли вы поняли, что отправили письмо двумстам адресатам?

Ясно, светская беседа закончена.

— Довольно быстро. Мой пар… мой друг сразу написал мне об этом.

— Аарон Драйвер — ваш парень? — Чарли оторвал взгляд от блокнота.

— Ну, наверное, — заволновалась я. — Мы встречаемся около месяца. Сколько свиданий требуется, чтобы считать человека своим парнем?

Чарли что-то карябал в блокноте. Господи, а считает ли себя моим парнем Аарон? Мы как-то не обсуждали термины.

— То есть, может, у нас это несерьезно. Лучше назвать его просто хорошим другом, — тщетно предложила я.

— Итак, поскольку Аарон — ваш парень, на самом деле это не шутка, — сказал Чарли. — Скорее это… «любовная записка», которая попала не в те руки.

Я не собиралась отказываться от выбранной линии защиты.

— Нет, шутка, — твердо сказала я. — Разве вы не шутите со своей девушкой?

Чарли сделал вид, что не расслышал.

— Или с парнем, или с кем-то еще?

Он упорно смотрел в блокнот. Кажется, я ляпнула что-то не в ту степь.

— И что вы почувствовали, когда поняли, что ваша любовная записка попала огромному количеству незнакомцев? — спросил он.

— Это была не любовная записка! — резко возразила я.

— Ну да. И какого рода ответы на сексуальное послание вы получили от этих людей?

Я попыталась взять себя в руки. У меня есть возможность защитить свое доброе имя. Сенатор Брэмен, журналистка Клэр Ярдли, секретарь Верховного суда и все остальные прочтут эту статью и поймут, что я просто милая шутница, павшая жертвой невинного промаха пальца. Надо этим воспользоваться. Я должна вернуть беседу в нужное русло. Правда, это предполагает, что она уже текла в нужном русле, а это не совсем так, но, впрочем, какая разница?

— Послушайте, это просто неудачная шутка. Я нажала не ту клавишу на «Блэкберри». Это целиком моя вина. Я хочу призвать всех владельцев «Блэкберри» перепроверять письма, прежде чем отсылать, неважно, насколько сильно они заняты. Так они смогут избежать ошибок.

— То есть этого не случилось бы, если бы вы не послали письмо в середине тяжелого трудового дня?

Наконец-то до него начало доходить.

— Именно, — подтвердила я. — Я сопровождала сенатора Гэри в поездке. У нас было очень плотное расписание. Я так заработалась, что отправила письмо, не глядя.

Чарли кивал.

— Ясно. Хорошо, этого вполне достаточно. Хотите добавить еще что-нибудь?

Да, конечно. Все, что поможет перетянуть его на мою сторону. Хотя это будет крайне сложно.

— Наверное, только то, что я очень огорчилась и хотела бы повернуть время вспять. Да, и еще: приятно было с вами познакомиться.

Чарли улыбнулся.

— Вам когда-нибудь говорили, что вы похожи на Кларка Кента? — спросила я.

Он поправил очки и убрал блокнот.

— Нет, никогда.

Поверить не могу.

— Да, последний вопрос, — продолжил он. — Как отреагировал ваш парень?

Надо ли выкладывать всю правду? Я решила, что лучшая тактика — уклониться от ответа.

— Я бы не хотела впутывать его. Понимаете, я даже не уверена, что он мой парень, — засмеялась я.

— Что ж, держите меня в курсе, — ответил он.

В смысле? Держать его в курсе того, как Аарон со мной обращается, или держать его в курсе, свободна я или нет? Вместо того чтобы прояснить этот вопрос, Чарли пожал мне руку, оставил на столике несколько купюр и ушел. Я смотрела, как он выходит из дверей и сворачивает за угол. Я не понимала, удачно ли прошло интервью и что он на самом деле обо мне думает. Видимо, утром узнаю. Я допила «Маргариту», чтобы в голове прояснилось.

Аарон, как обычно, опоздал на пятнадцать минут, но конфет на этот раз не принес. Как только я увидела его в дверях ресторана, он лукаво улыбнулся, и шея у меня тут же зачесалась, напоминая, как много он для меня значит. На самом деле влечение даже усилилось, несмотря на некоторую напряженность в наших отношениях. А может, благодаря ей. Он поцеловал меня, но держался прохладно, как если бы я вынудила его отдалиться. Чужой, он казался еще более желанным, словно мне предстояло заново завоевать его. Внутренний голос твердил, что это несправедливо, что Аарон должен больше сочувствовать и поддерживать меня, хотя бы из великодушия, если не из любви ко мне, такой слабой и беззащитной. Я заглушила голос виски с колой и принялась заново очаровывать Аарона.

На середине операции «Повторное завоевание» официантка принесла нам мороженое со взбитыми сливками, сообщив, что оно от тайного почитателя. Аарон оглянулся и увидел в глубине бара какого-то знакомого, который насмешливо отсалютовал ему.

— Кто это? — спросила я.

— Джордан Блейк, заместитель секретаря Смиттона, — ответил он.

— Секретаря Министерства обороны? — удивленно переспросила я.

— Да, мы с Джорданом вместе учились в школе, но я давно его не видел.

Неужели все знают о письме? Я отправила его лишь вчера, и выходные еще не кончились. Будь проклят Интернет, это оружие массового распространения.

— Вкусное мороженое, — весело сказала я.

Аарон криво улыбнулся.

Остаток вечера прошел примерно так же. Аарон, похоже, рад был меня видеть, но беспокоился, что его видят со мной. Эту проблему мы решили, поехав к нему домой и выключив свет.

Утром я проснулась, мечтая, чтобы не надо было бежать домой, а потом на работу. Но это с лихвой перекрывала радость от пробуждения в руках Аарона. Точнее, на руках Аарона, которые я ночью как-то умудрилась подсунуть под себя, отчего они затекли. Он помахал руками, словно вялыми резиновыми цыплятами, чтобы восстановить кровообращение. Я изо всех сил старалась ему помочь.

Выходя из квартиры, я поняла, что в моих интересах стащить его номер «Вашингтон Пост», поскольку хорошо бы прочитать статью первой и подготовиться к его реакции. Если мне повезет, мое честное имя будет спасено, и Аарон не порвет со мной.

Заголовок на первой странице гласил, что Брэмен получил поддержку шести губернаторов. С каждым днем он становится все неудержимее.

Я пролистала газету до рубрики «Стиль», пропустив статьи о новом вестерне Кевина Костнера (кажется, он навел спокойствие и порядок, отважно играя на банджо), и увидела довольно большую заметку в самой середине раздела.

Телефонные беды: советник по здравоохранению массово рассылает грязные письма

В минувшие выходные двести членов политической и журналистской элиты Вашингтона получили возбуждающее послание от Саманты Джойс, советника сенатора Роберта Гэри из Огайо по внутренней политике. Письмо, предназначенное для ее молодого человека, спичрайтера подающего надежды кандидата в президенты Джона Брэмена, гласило:

Кому: Список АД

От: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

Тема: Re: FW: Сенат установит дополнительные камеры

привет, сладкий, спасибо за предупреждение. кстати, я тоже с нетерпением жду встречи. вернусь в воскресенье — учитывая новые камеры, не лучше ли провести обнаженный саммит со взбитыми сливками у кого-нибудь из нас, будет хоть какой-то контроль над записью. я все устрою. сэмми

Мисс Джойс думала, что отвечала напрямую мистеру Драйверу, но на самом деле нечаянно отправила письмо обширному списку друзей и знакомых мистера Драйвера. Мисс Джойс выразила глубокое сожаление и объяснила, что этого никогда не произошло бы, не будь она столь занята работой. Офис сенатора Гэри вынужден был подтвердить, что оплачивает счета своих сотрудников за Интернет и телефон, а значит, непристойная ошибка мисс Джойс финансировалась из кармана налогоплательщиков. Возможно, в будущем она воздержится от использования служебных устройств в личных сексуальных целях и уделит все внимание нуждам трудолюбивых американцев, которые избрали ее работодателя. А может, и нет.

Чарльз Лотон

Ноги у меня стали ватными, и я рухнула на бордюр возле дома Аарона. Ах, если бы на слушании мне удалось изувечить Чарли Лотона так, чтобы он никогда больше не смог писать такую паскудную ложь! Гнусный маленький червяк, не заслуживающий сходства с альтер-эго Супермена. Я сидела, мечтая о мести, пока наконец не заставила себя встать. Я хотела пойти домой, но затем развернулась и двинулась к двери Аарона с мужественной и, несомненно, недолговечной решимостью.

— Забыла что-то? — удивленно спросил он, открыв дверь.

Какой же он классный сразу после душа и в костюме. Я протянула ему статью.

— Чарльза Лотона надо изувечить, — заявила я.

Аарон наморщил прекрасный лоб и быстро просмотрел газету.

— Ты сказала ему, что работала, когда отправила письмо? — Он осуждающе нахмурился. — И назвала меня своим молодым человеком?

Глаза у меня и так уже горели от обиды. Холодный фронт ответа вызвал конденсацию. Осадки выпали немедленно.

— Ну что ты, не надо плакать, — встревожился Аарон.

Слишком поздно. Я не просто плакала, как поступила бы на моем месте нежная и женственная леди, нет, я вовсю рыдала, а также икала и хватала ртом воздух. Сквозь соленую пелену слез и соплей я увидела, что Аарон смущен и обеспокоен. Похоже, его потрясло, что я способна на Ниагару слез, и он не знал, как ее остановить. Он обнял меня за плечи, слегка отодвинув от пиджака. В знак протеста я прижалась еще сильнее, пусть он в прямом смысле впитает часть моей боли. Он смирился с ролью утешителя и начал поглаживать меня по спине и волосам, сначала довольно неуклюже, но потом все лучше и лучше.

— Ну что ты, что ты, — бессвязно бормотал он. — Все не настолько плохо.

— Фсе профто уфафно! — злобно пробубнила я из мягкого костюмного укрытия.

Он молча гладил меня по волосам, пока я не успокоилась, обессиленная яростной вспышкой. Это сойдет за тренировку?

— Извини, — промямлила я, вытирая глаза его галстуком. — Я так устала в поездке.

— Да ладно, все нормально, — ответил он. — Хочешь, отвезу тебя домой?

Я помотала головой. Лучше поскорее закончить представление. Я плеснула водой на свое пятнистое лицо и второй раз направилась к двери.

— Эй, красотка. — Вранье, конечно.

Я повернулась к нему, чувствуя, как под глазами наливаются отеки.

— Да? — жалким, разбитым голосом произнесла я.

Аарон обнял меня за плечи и заставил посмотреть вверх.

— Знаешь, какой я везучий? — Он сверлил меня зелеными глазами. — Думаешь, много мужчин получает подобные письма от такой клевой малышки? Да каждый, кто читает эту статью, втайне завидует мне. И знаешь что? Правильно делает.

Он утешил меня долгим поцелуем.

— А теперь мне надо переодеться, — прошептал он мне на ухо и провел ладонью по моей груди. — Хочешь остаться и помочь мне выбрать костюм?

Через сорок пять минут я отправилась домой совсем в другом настроении. Конечно, Чарли Лотона все равно нужно покарать, но моя жизнь на этом не кончится, напротив, все станет еще лучше благодаря страстному роману с Аароном. Я выходила из худших передряг — выдержу и эту. Я прыгала через ступеньки, а в голове у меня звучала музыкальная тема из «Рокки».

Когда я сошла на станции Юнион, зажужжал «Блэкберри» — пришло сообщение от Р.Г.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Роберт Гэри [rgary@gary.senate.gov]

Тема: ВП

Саманта, не переживайте из-за статьи. Увидимся на работе.

Я шла к Рассел-билдинг и чувствовала, что на моей стороне хорошие люди. Это здорово помогло, когда пришлось иметь дело с Ральфом и его охранным постом.

Вечное удивление на его лице удвоилось, когда он увидел меня. Размахивая ручкой, он ткнул в меня «Стилем».

— Позвольте ваш автограф!

— Очень смешно, Ральф. Но я тороплюсь, — поморщилась я.

— Не знал, что ты такая похабная, — продолжал он.

Это расценивается как сексуальное домогательство? Я в настроении подать иск.

Ральф махнул рукой, и я хмуро прошла через турникет.

— Тебе можно писать на халяву или это вроде платного девятизначного номера? — захихикал он мне в спину.

У лифта собрались зеваки, так что я передумала и отправилась по лестнице пешком. На второй площадке в сумке затрубила «Как девственница». Забавно, как никогда. Я схватила телефон и поднесла его к уху.

— У тебя все нормально? — спросила Лиза, когда я сняла трубку.

— В общем, да, — вздохнула я. — Хотя нет, полный отстой.

— У тебя есть телефон этого Чарли Придурка? Хочу сказать ему все, что о нем думаю.

Жаль, что нет, потому что Лиза так бы и сделала.

— Как-нибудь мы его отловим, — пообещала я.

— О да, несомненно, — зловеще согласилась Лиза.

Мы договорились вместе пообедать, и я вошла в офис. Жанет оторвалась от телефона и криво улыбнулась мне.

— У нас полно звонков от журналистов, вам с Марком надо с ними разобраться. Кроме того, на завтра или на сегодня Р.Г. хочет назначить собрание по разработке стратегии. Он попросил, чтобы вы разузнали у людей Брэмена, когда им будет удобно.

Не дожидаясь ответа, она продолжила управляться с входящими звонками. Я отметилась у своего стола и отправилась на поиски Марка. Он болтался возле кабинки Моны. Оба одновременно посмотрели на меня.

— Привет, — сердечно поздоровалась Мона.

Марк отвел взгляд. Я смело улыбнулась в ответ.

— Ребята, вы наверняка читали статью в «Пост», — сказала я.

— А то, — согласилась Мона. — Аарон Драйвер — тот парень, о котором ты мне говорила?

Марк внимательно изучал свои ботинки.

— Ну да.

— Хм, — задумчиво ответила она.

Это подогрело мое любопытство. Неужели она расскажет мне всю подноготную Аарона?

— А что, ты его знаешь? — равнодушно спросила я.

— В общем-то, нет. Так, подруга кое-что рассказала.

Я чувствовала, что нам есть о чем поговорить, но Марк нервно прочистил горло.

— В общем, мне звонили несколько раз насчет статьи, — быстро сказал он и тут же изобразил, как отвечает по телефону. — И я ответил, что офис не дает никаких комментариев.

Он подчеркнул это, решительно взмахнув руками и покачав головой. Я понимала, что «без комментариев» — лучшая политика, но нельзя ли чуть меньше пафоса и чуть больше поддержки?

— Да, спасибо, — ответила я, стараясь не выдавать смятение.

— Скоро все пройдет, — добавил он. — Вы с Аароном все еще вместе?

Он хотел сделать вид, будто наводит справки, как и положено толковому пресс-секретарю, но не получилось. Я слегка покраснела, когда Мона резко вздернула подбородок, а Марк вернулся к изучению ботинок.

— Да, мы вместе.

Если бы я сказала, что вопрос неуместен, было бы еще хуже. Разговор пополз дальше.

— Замечательно, — неубедительно произнес Марк. — Да, еще звонили насчет поездки. Отличные статьи в Огайо, — не сдавался он. — И лестный отзыв в «Таймс».

Наконец-то мне полегчало. Я напряженно работала во время поездки, и хотя знала, что открытые заседания и прочие мероприятия прошли хорошо, приятно, когда тебя хвалят официально. Конечно, львиная доля комплиментов принадлежала Р.Г., ведь он заварил всю кашу, но я тоже сыграла важную роль и теперь гордилась собой.

— Ну, наконец-то хорошие новости, — ответила я.

Ни Мона, ни Марк ничего на это не сказали. Мона, похоже, все еще злилась, что Марк поинтересовался, как поживает мой роман, и я решила вернуться за стол.

Вернувшись, я обнаружила голосовое сообщение от Чарли Лотона с просьбой позвонить ему в офис. Черта с два. Я углубилась в работу, надеясь забыть о статье.

Хотя меня волновала стратегия предстоящей битвы в Сенате, я боялась говорить с Натали, особенно в свете последней своей выходки. Но ничего не поделаешь. Она сразу же ответила на звонок ровным механическим голосом.

— А, привет, Саманта. Чем могу помочь на этот раз?

Ну почему я ей просто не написала? Я рассказала, в чем дело, как можно спокойнее и короче.

— Мне надо проверить расписание сенатора Брэмена, — уклончиво ответила она. — Вы же понимаете, что он очень занят. У него куда больше забот, чем у Гэри. Но все же попробуем согласовать.

Боже, как я ее ненавижу. Все сотрудники Брэмена страдают от жестокого комплекса полноценности.

— Отлично, — слегка придушенно выдавила я.

— Ничего, если я напишу вам попозже? — продолжала она. — Это не причинит вам неудобств?

Она намекает, что я теперь должна бояться электронной почты? Возможно. Но даже если так, я отказываюсь выслушивать от нее подобные инсинуации.

— Буду ждать! — радостно заявила я.

Повесив трубку, я внимательно прочитала несколько писем, внимательно следя, какие клавиши нажимаю. Смогу ли я когда-нибудь снова спокойно работать с электронными устройствами?

Остаток утра я занималась проблемами людей, с которыми Р.Г. общался в Огайо. Я написала Каре, чтобы перепроверить контактные данные юноши, чей отец не получает пенсионные чеки. Она позвонила и подтвердила, что все правильно.

— Как дела? — сухо спросила она.

Кара знает о статье? Она что, подписана в Кливленде на «Вашингтон Пост»? Она так старается быть в курсе дел, что не исключено.

— В общем, нормально, — осторожно ответила я.

Я не хотела врать Каре, просто все еще надеялась быть для нее примером. Эта мечта не умрет, несмотря на многочисленные удары судьбы.

— Ласка теперь постоянно выступает в шоу Ронкина, — сообщила Кара. — У нее даже есть свой сайт.

— Мы можем его взломать? — полушутя спросила я.

— Я над этим работаю, — ответила она.

Я ей верила.

— Только чтобы никаких Ласкогейтов^[55] не вышло, — предупредила я.

— О, не беспокойся, — заверила она меня. — Я аккуратно.

И в это я тоже верила.

— Послушай, я читала статью в «Пост». Знаешь, по-моему, твое письмо ужасно забавное. Только идиоты не понимают, что это была шутка. Плохо, конечно, что ты отправила его всем, но это придает жизни пикантность, верно?

Разумно. Я унижена, на меня все глазеют, зато я живу полной жизнью. В этом месяце я не скольжу серой тенью, на которую большой мир не обращает внимания. Ведь это здорово! Я здесь. Я на этой земле. И ей придется иметь дело со мной, хочет она или нет.

— Странно, но мне полегчало, — ответила я.

— Вот и хорошо, — сказала она. — На следующей неделе я возвращаюсь в колледж, но ты обязательно звони, если в этом году я смогу помочь в организации поездок или в чем-то еще.

Мне будет не хватать наших бесед. Я попрощалась и позвонила в администрацию соцобеспечения, чтобы выяснить, что там с чеками. После того как меня семь раз перенаправили, мне все-таки повезло, и я попала на земляка Р.Г., который его поддерживал. Наконец-то дело пошло на лад. Через час я уже звонила юноше, сообщить, что запоздавшие чеки его отца прибудут завтра с курьерской почтой. Его неподдельное удивление и благодарность заставили меня ощутить себя феей с волшебной палочкой, творящей добро во имя Р.Г. Ужасно приятное чувство, поэтому я намертво вцепилась в него, радостно печатая для Р.Г. отчет. Я знала, он будет доволен.

После обеда я позвонила домой проверить автоответчик. К моему удивлению, одно сообщение было от Беверли, леди «Сливочный бриз». Она сказала, что решила позвонить, когда прочитала в Интернете историю о моем письме и взбитых сливках, и поняла, что говорила с той самой скандальной Сэмми Джойс. В ее голосе звучала обида: мол, почему я не предложила именно «Сливочно-бризовый» саммит? С ума сойти. Новость и правда ушла в народ. Печально, к тому же я и правда виновата перед Беверли. Просто «взбитые сливки» — короче. Я люблю «Сливочный бриз» и с радостью устроила бы им бесплатную рекламу, но кто мог предвидеть, что все так обернется? Я позвоню Беверли попозже и объясню.

Вскоре после того, как я вернулась за стол, Натали написала, что сенатор Брэмен согласился втиснуть Р.Г. в свой распорядок дня завтра, во время обеда. Прежде чем переслать сообщение Моне — пусть разбирается с расписанием, — я показала монитору язык. Потом включила «Си-СПАН», чтобы посмотреть, как дела с подписанием законопроекта в Белом доме.

Президент Пайл изо всех сил старался выглядеть солидным и исторически значимым. Не получалось. Вокруг него стояла группа законодателей, у самого локтя — конгрессмен Харрис, и Пайл произнес несколько слов о святости брака и о спасении наших детей от тлетворного влияния «переизбытка информации». Законодатели, сплошь белые, торжественно закивали. Какое это имеет отношение к законопроекту о снижении ограничений на вырубку вековых лесов, оставалось загадкой.

Семь лет я наблюдала за президентом Пайлом, и все семь лет он не переставал меня удивлять. На его лице застыло тупое выражение, какое бывает у оленя, ослепленного фарами, и ни доверия, ни почтения это лицо не вызывало. Он сделал карьеру без сучка и задоринки, но, выступив в роли лидера свободного мира, он, видать, истощил свою удачу, некогда гигантскую. Он, запинаясь, выдавил еще несколько обрывков фраз, выпятил челюсть и витиевато подписал законопроект. Что ж, по крайней мере, это доказывает, что он умеет читать и писать. Не хочу быть жестокой, но дерьмовый президент — именно то, что я принимаю близко к сердцу.

Остаток дня я продолжала возиться с группами и избирателями, с которыми Р.Г. общался на открытых заседаниях, обновляла таблицу отношения конгрессменов к вопросу о рецептурных лекарствах и отвечала на звонки о статье в «Пост». К восьми я выбилась из сил. Возле кофейного автомата я увидела Марка Герберта. Он быстро отвел глаза, но потом сделал усилие и смущенно посмотрел на меня. Не ожидала такого прогресса.

— Э-э-э… послушай… — смущенно начал он. — Извини, что спросил о твоем парне. Это было нетактично. — Марк перевел дыхание. — Надеюсь, ты счастлива и… мне приятно с тобой работать.

Он же зарабатывает на жизнь общением с журналистами. Неужели говорить со мной настолько труднее? Он так перенервничал, что даже не размахивал руками. Потом он слегка расслабился и облегченно вздохнул.

— Спасибо, Марк, не переживай, — ответила я. — Давай подружимся и будем рассказывать друг другу о личной жизни.

Он так обрадовался, что я всерьез решила вычесть стоимость своих слов из налоговой декларации как благотворительный взнос.

— Итак, я встречаюсь с Аароном. А у тебя кто-нибудь есть?

Я знала ответ, но из вежливости решила спросить, раз уж мы собираемся подружиться. К тому же я собиралась перевести этот разговор на другую тему. Надо с чего-то начинать.

— Ну… нет. Я… в общем, нет. Короче говоря, нет.

— С удовольствием выслушаю развернутый ответ, — подбодрила я.

— Ну, честно говоря, развернутый ответ — тоже «нет». В последнее время я ни с кем не встречаюсь.

Явно не уверен в себе и немного смущен.

— Ну, пока есть верные друзья и веселые тусовки, кому нужны отношения? — весело сказала я.

Я знала, что лгу, и он тоже знал.

— Тебе нравится работать здесь? — напирала я.

Я знала, что Марк хорош в своем деле, но понятия не имела, нравится ли ему работа.

— Да, очень. Сенатор Гэри очень вдохновляет, — ответил он.

Чистая правда. Я рада, что он это понял и работает не только ради послужного списка. Нам нужны люди, которым можно доверять.

— У нас подобралась хорошая команда, — начала я. — Мона просто прелесть.

Я выдерживала весьма легкомысленный тон. Правда-правда. Я очень гордилась собой.

— Да, она такая забавная, — согласился Марк.

Неужели? Вот уж не подумала бы. Впрочем, хорошо, что ему так кажется.

— О да, я очень ее люблю, — продолжила я. — В смысле, я знаю ее меньше, чем хотелось бы. Из всех сотрудников я только с ней по-настоящему хотела бы познакомиться ближе. По-моему, у нее богатый внутренний мир.

Марк определенно задумался. Шарман. Не слишком ли бесстыдно я лгу? Я что, подумала «шарман»? Странно.

— Ладно, я пойду работать, — закончила я.

— До встречи, — усмехнулся Марк.

Я вернулась за стол с полной чашкой кофе и радостью от обретения нового друга. Надо почаще так делать. Или даже лучше, начну карьеру свахи, удачливой и утонченной. Я придумала такой проникновенный тост для свадьбы Марка и Моны, что прослезилась. Я порепетировала, каким скромным ангелом предстану, — на свадьбе очень важно выглядеть именно так, когда все внимательно смотрят на тебя. Как будут благодарны мне их родственники и знакомые! С ума сойти. «Ну что вы, я почти ничего не сделала». Смогу я сказать это убедительно? Они полюбят меня.

Через два дня Брэмен намеревался произнести важную речь, а значит, все это время Аарон будет занят ее написанием. Р.Г., как ни странно, сам писал большинство речей, по крайней мере, наиболее важные, но Брэмен обычно лишь руководил подготовкой, что означало «вся работа ложится на плечи Аарона». Когда я позвонила ему, он заявил, что уйдет с работы не раньше полуночи. Меня это взбесило, но я успела прикусить язык прежде, чем поинтересовалась, стоит ли работать допоздна, если твой начальник такой негодяй.

Я позвонила Лизе, узнать, свободна ли она, но у них с Райаном уже были свои планы. Она пригласила меня пойти с ними, но это показалось мне не слишком разумным. Мне вообще не хотелось двигаться — устала за день и все еще не пришла в себя после поездки. Я отправилась домой, заказала китайскую еду, посмотрела первую часть нового шоу «Кто хочет выйти замуж за стоматолога?», решила, что никогда больше не буду это смотреть без новокаина и в десять вечера заснула.

Короткое замыкание

Теперь, после Дня труда^[56], все, казалось, были готовы к работе. Кандидаты в президенты официально объявили о своих намерениях и отправились в тематические турне по стране. Брэмен озаглавил свой автобусный тур «Назад к истокам», Спирам снарядила «Караван бесед», Рексфорд ездил верхом на «Энергичных мотоциклах», Уай спустил с привязи «Каджунский экспресс». Я читала о них и представляла автомобильную гонку, в которой решается, кто станет официальным кандидатом от партии. На какой-нибудь продуваемой всеми ветрами равнине, где можно оторваться на всю катушку. Может, в Канзасе. И хотя Конрад и Кэндл не слишком серьезные соперники, они тоже примут участие, потому что у нас, в конце концов, демократия. Гонка, несомненно, ускорит предварительные выборы и добавит им перцу. Возможно, даже заманит синих воротничков обратно в партийный загон.

Эти чертовы синие воротнички сейчас поддерживают правящую партию. Брэнси продолжает набирать обороты и по опросам сильно опережает президентского брата и лидера сенатского большинства. Чтобы ни один из потенциальных соперников на дополнительных выборах не обошел его, Брэнси только что пустился в «Полет свободы». Интересно, его занесет в Канзас? Вдруг он пролетит над гонками? Потащит он за собой какой-нибудь язвительный транспарант? Начертит белым следом гадость? Да, воображение здорово оживило утренние новости.

На Холме люди тоже готовы были вернуться к делам. За лето избирателям осточертела черепашья скорость Конгресса, и они вполне могли выразить свое разочарование с помощью избирательной урны. В ответ критикуемые законодатели вернулись в Вашингтон, одержимые жаждой деятельности. Их готовность вкалывать сулила успех и нашему законопроекту — я надеялась, что он оседлает волну до того, как она разобьется об идеологические отмели и растечется по стоячим партийным лужицам. Главное — правильно выбрать время.

Кроме того, надо провести наш проект через Палату представителей. Если представителям удастся принять свою версию в ту же неделю, что и Сенату, они смогут быстро собрать комиссию по обмену мнениями, которая сгладит все противоречия. После этого согласованный законопроект снова отправится в Палату и Сенат, и толькопотом в Овальный кабинет, где президент Пайл уже активно под него копает.

Пайл больше не заикался о вето, даже он понимал, что это политически опрометчиво. Но его администрация за кулисами делала все, чтобы ее сторонники в Конгрессе быстро затоптали проект. Мы работали не менее яростно, чтобы превратить проект в закон прежде, чем Конгресс распустят на год. У нас оставалось чуть больше двух месяцев. Вызов подхлестнул меня. И пусть сначала я ожидала большего, но все равно верила, что наш законопроект — это шаг в нужном направлении. Как здорово быть двигателем прогресса!

Однако шайка Брэмена продолжала испытывать мое терпение. Они были все такими же высокомерными и заносчивыми, и мне все меньше нравились общие собрания по выработке стратегии. Аарона это не касалось, но я по-прежнему винила его за связь с такими ужасными людьми. И, на мой взгляд, его бесконечные шпильки доказывают, что он такой же высокомерный, как они. Он клялся, что я неправильно его понимаю, но я чувствовала свою правоту. Аарон выслушивал мои жалобы, повторял, как глубоко уважает мою работу, и почти каждое утро готовил мне завтрак в качестве расплаты за то, что работает на Брэмена. Ему повезло, за блинчики я могу простить что угодно. Но я предупредила — если мы останемся вместе, ему придется сменить работу. Он кивнул и тем утром добавил в тесто шоколадную стружку.

На работе я легко втянулась в новый распорядок лоббирования и разработки стратегии. Каждый день мы обновляли большую таблицу, в которой писали, как важные законодатели собираются голосовать по законопроекту. Любая информация шла в дело. На второй неделе сентября на нас свалилась неожиданная рекламная поддержка. Два уважаемых института независимо друг от друга опубликовали результаты исследований, в которых говорилось, что государственная система здравоохранения, такая как в Канаде, сохранит бюджету США два миллиарда долларов год. Этого более чем достаточно, чтобы покрыть расходы по оказанию медицинской помощи сорока четырем миллионам американцев, которые на данный момент не имеют страховки. В обеих статьях наше предложение упоминалось как попытка Америки приблизиться к такой прогрессивной системе.

Изучая хорошие новости, я на секунду отвлеклась на отвратительно льстивую историю о Бордене Денте, актере, включившемся в президентскую гонку. Дент бегал в ковбойских сапогах от «Прада» с одной пресс-конференции на другую, раздавал автографы и сиял фирменной улыбкой. Он дважды играл президента в кино и часто говорил, что эти роли — отличная подготовка к должности. Еще он играл психованного инопланетянина, гигантскую обезьяну и дебила с ужасным южным акцентом, но почему-то никогда не утверждал, что набрался в этих ролях жизненного опыта. Впрочем, еще не поздно.

Я закрыла статью о Бордене Денте и вернулась к законопроекту, когда услышала нечто невероятное: из-за веерного отключения Кливленд и Толидо только что остались без электричества. Я поспешила к телевизору, чтобы посмотреть репортаж. Орды растерянных жителей пригорода бесцельно бродили по улицам, потому что светофоры вышли из строя, и никто не знал, что делать. Куда деваются правила, когда выключают электричество? Определенно, их поглощает некий примитивный общественный разум. Он заполняет пустоту, оставшуюся после внезапного исчезновения искусственной мощи, на которую мы привыкли полагаться. Репортер предупредил, что в сумерках может начаться мародерство. До тех пор, похоже, в городе будет царить сумятица.

Сообразительный диспетчер электросети явно вовремя предотвратил отключение света на Восточном побережье и тем самым избавил миллионы людей от стресса и разочарования, терзающих сейчас жителей Огайо. По предварительным отчетам, дело не в халатности какого-нибудь сотрудника компании, а в устаревшем оборудовании. Р.Г. когда-то об этом предупреждал. Я быстро поняла, что Р.Г. дальновиднее многих, и за это его иногда высмеивают те, кто делает карьеру на более мелких и безопасных политических вопросах. Р.Г. не Кассандра — у него всегда наготове план, как предотвратить беду, — но клеветники называли его пессимистом и говорили, что он преувеличивает опасность. Они упорно не желали понимать и принимать тот факт, что каждый раз он оказывается прав.

Р.Г. немедленно позвонил и попросил протоколы заседаний, после чего сел в самолет и отправился на водоочистительные станции, в больницы и общественные центры Огайо, чтобы предложить поддержку и помощь. До конца дня я обновляла таблицу и помогала отвечать на сотни звонков, затопивших телефонные линии. К ужину я еле дышала от разговоров с кучей людей, переживавших из-за близких, от которых нет вестей. Голова у меня кружилась и звенела — первые признаки паники. У некоторых людей бывают симпатические боли^[57]. А у меня — симпатические тревоги.

Слава богу, ночью, прежде чем начался разгул, в северном Огайо врубили электричество. Р.Г. вернулся на Холм. До конца недели в кофеиновом угаре мы ликвидировали последствия отключения и лоббировали законопроект. Из-за внезапного кризиса у нас было вдвое больше работы, но на этой должности я научилась ожидать неожиданного и просто подправила расписание.

В субботу, собираясь на войну с горами бумаг, я заметила, что сегодня — шестьдесят пятая годовщина победы Морского Бисквита над Военным Адмиралом при Пимлико^[58]. Я решила отметить, нырнула в магазин на углу и купила билет моментальной лотереи с лошадками, по которому выиграла бесплатный фруктовый лед. Я выбрала вишневый и поспешила на работу. Меня переполняла энергия от поглощенного сахара. В офисе сидел Марк, явно взволнованный.

— Привет. А ты что здесь делаешь? — спросила я.

— Р.Г. завтра выступает у Рассерта^[59]. — Он отчаянно взмахнул руками.

Интересно. Это здорово, хоть и неожиданно. Брэмен заграбастал все внимание прессы, оставив Р.Г. менее видную, но куда более важную задачу лоббирования. Я смотрела вслед уходящему Марку и думала, что за последние несколько недель почти не видела его. Странно, ведь наш офис не так уж велик. Раньше он использовал любой предлог, чтобы застенчиво пройтись мимо моего стола, но теперь, похоже, избегает меня.

Через два часа он вернулся.

— Послушай, Сэмми… — начал он. — Я хочу спросить кое о чем, если у тебя есть время.

— Конечно, Марк, давай.

— Ну, знаешь, как бывает… Когда ты хочешь о чем-то спросить, но уверен, что другой человек не желает этого слышать. Именно с этим я и борюсь, — вымученно продолжил Марк.

О боже, о чем это он? Я заметила, что он, вопреки обыкновению, держит руки по швам.

— Да-да, — заботливо произнесла я.

— Думаю, я уже знаю ответ, но… вы с Аароном по-прежнему вместе? Я не просто так спрашиваю.

О нет. Я знала, почему он спрашивает, но неужели нам обязательно об этом говорить? Разве мы уже не разобрались? Что делать, если он произнесет это вслух? Я всегда знала, как Марк ко мне относится. Ну ладно, не всегда, а с тех пор, как Мона сказала мне об этом. Разве Марк не знает, что ему не на что надеяться? Я сама так много страдала от неразделенной любви, что не собиралась пудрить кому-то мозги. Мне нравился Марк, жаль, что теперь между нами навсегда поселится неловкость. Я глубоко вздохнула. Надо мягко, но решительно положить этому конец.

— Да, мы вместе, Марк. Послушай, мне нравится работать с тобой, ты классный, но оставь это. Многие женщины умерли бы от счастья, предложи ты им встречаться. Я знаю одну или двух прямо у нас в офисе. Но не я. Я встречаюсь с Аароном. Давай закроем тему, хорошо?

Где-то на середине тирады я невольно зажмурилась, словно не хотела видеть, чем все закончится. Гораздо проще говорить, не глядя в лицо Марку. Открыв глаза, я увидела, что он густо покраснел. Лучше бы я не смотрела.

— Это не то, что я… что я собирался… неважно, — запинаясь, произнес он. — Забудь, что я вообще хотел что-то сказать. Напрасно я… — И Марк поспешил прочь.

Ладно, это было неприятно, но необходимо. Надо избавить Марка от романтических иллюзий. Надеюсь, мы останемся друзьями, но даже если нет, между нами теперь все кристально ясно. Я вернулась к работе.

Домой я пришла к четырем. Так меньше чувствуется, что я проработала весь выходной. Время до семи вечера считалось за неполный день. Когда я вошла в квартиру, Шеклтон висел в аквариуме по диагонали и смотрел вниз. Его жабры лениво шевелились, показывая, что он еще жив, но с меня хватит. Я достала из криминального уголка «Поляроид», сфотографировала свежую позу смерти и отправилась в зоомагазин мистера Ли предъявлять доказательство.

— Вы что, до сих пор не смыли его в унитаз? — в ужасе спросил мистер Ли, когда я показала ему фото.

О черт. Он же считает, что Шеклтон умер несколько месяцев назад. Нет, я не храню его, как Норман Бэйтс^[60]. Я поморщилась при одной мысли о запахе.

— Нет, он еще жив, но ему очень плохо, — прояснила я ситуацию. — Да, я сообщила вам, что он умер, но это не так. Он только притворяется мертвым. Все время. Это очень сбивает с толку. Мне нужно как-то ему помочь.

Мистер Ли на несколько секунд старательно задумался.

— Все, успокойтесь, я кое-что придумал! — просияв, закричал он. — Идем, идем!

Я последовала за ним в аквариумный отдел, где с горечью увидела стайку крепких и здоровых японских бойцовых рыбок. Шеклтон когда-то был таким же. Мистер Ли указал в угол аквариума, на ярко-пурпурную водоросль.

— Вот оно! — воскликнул он. — Вы должны попробовать. Все будет иначе!

— Сколько стоит-то? — подозрительно спросила я.

— Для вас? Для моей любимой покупательницы? Специальная цена.

Я вернулась домой, обеднев на двадцать баксов, вычистила аквариум Шеклтона и наполнила его заново, посадив лечебную водоросль. Но когда я вернула его на место, он отправился на дно и улегся на камни, не обращая внимания на добавку. Может, ему просто нужно время, чтобы заметить ее? Я еще не собираюсь сдаваться.

Вечером я надеялась встретиться с Аароном, когда он закончит наброски речи для выступления Брэмена на съезде Американской федерации труда и Конгресса производственных профсоюзов — АФТ/КПП. С утра он работал в особняке Брэмена в Джорджтауне, но должен был освободиться к ужину, поскольку сенатор с женой собирались на симфонический концерт.

Хотя мне самой пришлось работать в субботу, я обиделась, что мерзкая работа Аарона продолжает вмешиваться в нашу личную жизнь. Ладно бы он делал доброе дело, но ведь это не так. К тому же теперь он так много ездит, что наши отношения стали напоминать командировочный роман. Одно хорошо в таком напряженном расписании — я начала по-настоящему ценить вечера, которые нам удавалось провести наедине. Я где-то читала, что удачные браки часто результат подобных «вечерних свиданий», так что будем считать это тренировкой на будущее. Я приняла горячий душ и долго прихорашивалась в радостном ожидании предстоящего вечера. Наконец около восьми Аарон написал.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: ну почему тебя здесь нет прямо сейчас?

прелестная леди рили, мы в катакомбах, присоединишься?

«Катакомбы» — это настоящий джорджтаунский бар в Джорджтауне. Другими словами, очень студенческий бар. Но там ничего, когда народу не слишком много, а «халапеньо попперс»^[61], к которым я пристрастилась в Вашингтоне, просто душераздирающие. Меня слегка смутило слово «мы» и то, что он болтается в баре, тогда как я уже несколько часов убиваю время и жду звонка, но я решила просто подкрасить губы и ринуться в бой. Скоро все прояснится.

Я еще не дошла до бара, а меня уже облевали — надо было сообразить, что вечер грядет не из приятных. Все произошло, когда я приблизилась к крутому спуску в «Катакомбы». Два молодых парня подпирали третьего и, шатаясь, выбирались на улицу. Я заметила их зеленоватые пьяные лица как раз в тот миг, когда его измученные глаза встретились с моими и он ровным жидким слоем излил душу мне на грудь. Рвоты было не так уж и много, учитывая, что этот блеватель последние несколько часов потреблял только литры алкоголя, вылившиеся исключительно в жидкую атаку. Но все равно не слишком весело.

Я стояла и обтекала, пока мой противник печально глядел на меня, всем видом умоляя о прощении, прежде чем, спотыкаясь, удалиться к общежитию. Водитель такси, который, высадив меня, пересчитывал чаевые, быстро умчался вниз по улице, чтобы я не отправилась домой переодеваться. Мои облеванные деньги ему явно больше не нравились.

Я прикинула варианты. Подозвать другое такси, съездить домой, переодеться и вернуться — все это займет не меньше часа, учитывая пробки субботнего вечера и размышления перед гардеробом. Метро не годится, потому что гады-планировщики города не предусмотрели станцию в Джорджтауне. И дело не в недосмотре — говорят, им пришлось подчиниться каким-то богатым аристократам, не желавшим якшаться с простонародьем. Наиболее элитные районы столицы демократии наименее доступны. Сейчас я находила эту иронию судьбы ужасно горькой.

Я позвонила Лизе, чтобы посоветоваться.

— Езжай домой. Это отвратительно, Сэмми.

— Но я так долго добиралась сюда и всего лишь хочу…

— Сэмми.

Лиза редко использует этот безжалостный тон. Она бережет его, чтобы предотвратить тяжелые преступления против этикета.

— Ну ладно, хорошо. Я перезвоню.

Я повесила трубку и смирилась с тем, что надо тащиться по М-Стрит и ловить такси. Но Аарон прислал мне сообщение сорок пять минут назад, должна же я хотя бы заскочить и рассказать, что произошло. Он наверняка волнуется.

С другой стороны, как подчеркнула Лиза, я покрыта толстым слоем рвоты и выгляжу не слишком соблазнительно. Наверное, лучше просто написать.

Кому: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

От: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

Тема: Re: ну почему тебя здесь нет прямо сейчас?

сижу перед катакомбами, но попала в несчастный случай, я тут ни при чем, клянусь. надо вернуться домой переодеться, хочешь составить компанию? — сэмми

Я сидела на ступеньках и ждала, уверенная, что Аарон сразу выйдет ко мне. Через десять минут, после того как три разных человека спросили своих друзей: «Как, по-твоему, что это с ней?», ответа все еще не было. Что он там делает? Он получил письмо? Кто или что может быть важнее немедленного ответа? Я скатилась по ступенькам, забежала в туалет, чтобы немного почиститься, и сердито направилась в бар.

Где обнаружила, что Аарон пьет текилу в веселой компании. Я узнала нескольких сотрудников Брэмена. Мало того, что Аарон работает с этими паразитами, он еще и охотно общается с ними? Я нахмурилась.

— Сэмми! — воскликнул он, когда я дернула его за локоть, и крикнул бармену: — Еще порцию!

— Нет, спасибо. — Я стиснула зубы.

Хватит с меня выпивки на сегодня. Он что, не заметил, что мне нужна безалкогольная помощь?

— Ты получил мое сообщение? — настаивала я, и плевать на окружающих. Все равно они мне не нравятся.

— Ась? — Он наклонился, чтобы расслышать. Явно нажрался.

В баре было полно народу, полный отстой. В студенческие годы я любила безумный потный дух университетских баров, но сейчас он меня напрягал.

— Эй, что с тобой стряслось? — спросил Аарон, наконец-то изволив меня рассмотреть.

— Один тип блеванул на меня, — мрачно выдала я.

— Фу. — Аарон помолчал, чтобы до меня дошло. — Но я о том, где тебя носило. Мы здесь торчим с половины четвертого, — пояснил он, не обращая внимания на мои слова.

С половины четвертого? Дня? Но я тогда еще была на работе. И думала, что он тоже. Так, дыши ровно. Спокойствие, только спокойствие.

— Ты написал мне в восемь. Так что меня тут не было, потому что я не знала, что ты здесь, — ответила я как можно мягче.

— Ась? А… извини, я думал, что написал тебе раньше. Наверное, где-то застряло.

Да уж.

Он никак не мог сосредоточиться. Даже в подпитии он сексуален, но надо ж было так нажраться. Я ревновала к людям, с которыми Аарон провел это время, меня бесило, что он не позвонил раньше. Почему он не хотел пойти развлечься со мной? Разве я не суперская? Что во мне несуперского? Ну ладно, может, сейчас во мне и есть кое-что несуперское, но я все могу объяснить.

— Ну ладно, рада, что хорошо проводите время, ребята. — По голосу было понятно, что я ничуть этому не рада. — Терпеть не могу ломать кайф, но мне пора домой. Ты со мной?

Я тут же поняла, что фатально ошиблась. Веселись я с друзьями, разве бросила бы их, чтобы усмирить облеванную гарпию, которая с первой минуты своего появления только и делала, что вопила? Вероятно, нет. Но, спорила я сама с собой, что, если облеванная гарпия — это кто-то важный, кто-то, о ком я очень забочусь? Может, даже люблю? Разве это не меняет все? Я решила не задумываться над вопросом, с какой стати вообще стану встречаться с облеванной гарпией.

Я все еще пыталась разобраться в своих чувствах, когда Аарон хлопнул меня по руке.

— Дладно, не злись. Останься и пвеселись с нами. — Он умоляюще улыбнулся. — Я найду тебе новые шмотки. Эй, ты! — крикнул он парню в футболке «Хойас»^[62], который шел мимо нас, стараясь не уронить два кувшина пива и пирамиду кружек. — Двадцать баксов за твою фтболку. — Аарон полез за бумажником.

— Аарон, я ухожу, — многозначительно подчеркнула я.

— Погоди, детка, ща я зберу у него это, чтоб тебе не пришлось ехать дмой и переодеваться, — объяснил он, дергая незнакомца за рукав.

— Отвали, придурок, — рявкнул парень, вырвал руку и толкнул Аарона за стол.

— Че за дела? — заорал ему вслед Аарон.

Потом он посмотрел на меня и засмеялся.

— Прости, детка. Погодь, я попрошу кого-нить еще.

Когда он направился к толстяку в потной майке, я схватила его за руку. На мой взгляд, эта майка ничем не лучше того, во что я сейчас одета. И уж точно не стоит двадцати баксов. Или мордобоя.

— Аарон, прекрати, — потребовала я. — Забудь об этом. Мне не нужна чужая рубашка.

Он озадаченно посмотрел на меня. Конечно, сейчас он ничего не поймет. Лучше приберегу возмущение для более благоприятного случая.

— Можешь остаться, если хочешь, — горько предложила я.

— Хорошая мысль. Пока, детка, — быстро, слишком быстро согласился Аарон.

Я ошарашенно смотрела, как он возвращается к брэменской компании у стойки. Два его дружка поглядывали через плечо. Я сделала вид, что ничего не заметила, вздернула подбородок и, источая миазмы, прошествовала сквозь орды пьяных студентов на выход.

В поисках такси я прошла мимо дома Изгоняющего дьявола и задумалась над совпадением: меня облевали так близко от памятного места кинематографической рвоты. Что, если напавший на меня был во власти Сатаны? Я не заметила, чтобы тот высунул голову, но кто знает, что сейчас происходит в общежитии?

Я уже добралась до М-Стрит, все больше злясь на поведение Аарона, когда меня окликнули. Я обернулась, столкнулась с Чарли Лотоном, вражьей мордой, и с омерзением отшатнулась. Наверное, в сочетании с мокрой вонючей одеждой это произвело на него неизгладимое впечатление. Он определенно забеспокоился.

— Подожди секунду, — крикнул он парню на другой стороне улицы. Видимо, перешел, чтобы остановить меня. — С вами все хорошо?

Мог бы и не спрашивать. И так видно, что нет. И вряд ли станет лучше оттого, что я на него наткнулась. От его фальшивой заботы меня тошнило.

— Можно подумать, вам не все равно, — выкрикнула я. — У вас выключен диктофон или я должна соврать, что все просто здорово?

Хм. Наверное, надо было дождаться, пока он ответит насчет диктофона, прежде чем язвить. Если он включен, то я уже выдала себя. Я пообещала себе, что в будущем стану держаться подальше от журналистов. Похоже, я застала его врасплох.

— Послушайте, я уверен, что вы расстроены из-за статьи. Я хотел поговорить с вами, чтобы…

— Чтобы напечатать, уволена я или нет? — Я замахала руками, подзывая такси. — Я все еще работаю, но не благодаря вам. Знаете, вы придурок.

Я не могла разглядеть его лицо, потому что волосы в беспорядке падали мне на глаза. Но изо всех сил надеялась, что он опозорен и подавлен.

— Помочь вам поймать такси? — мягко спросил он.

— Нет! Мне не нужно такси! — заорала я, по-прежнему голосуя на дороге. — Идите к черту!

Я опустила руку и решительно потопала прочь. В зеркальной двери ресторана я увидела, как он спокойно смотрит мне вслед. Скатертью дорожка.

Я натерла ноги и жутко замерзла к тому времени, когда наконец отошла достаточно далеко, чтобы снова ловить такси. Поездка вышла быстрой и тряской, и я заплакала, еще не войдя в квартиру. Я включила свет и сквозь слезы увидела, что Шеклтон запутался в водорослях. Он не шевелился в своем висельном коконе, но я была слишком расстроена, чтобы посмотреть поближе. Я предпочла забраться в ванну и рыдать.

Я вновь и вновь пережевывала случившееся. Мне казалось, что на меня непрерывно блевали весь вечер. Я не хочу быть сварливой собственницей и орать на потенциального жениха, когда он просто выпускает пар. Когда работаешь на невыносимого болвана, выпускать пар очень полезно. Но Аарон вместе с паром выпустил наши планы на вечер, которого я ожидала с нетерпением и готовилась целый час. Он плохо со мной обошелся. Или нет? Может, я слишком обидчива? Кто его знает. Я так устала от догадок.

Что до Чарли Лотона, надеюсь, я выглядела не слишком изможденной и пахла не слишком омерзительно, когда послала его к черту. Он, несомненно, заслуживал злобного презрения, и я не жалела, что набросилась на него. Если я хоть немного задела его, значит, день прожит не зря.

Состояние Шеклтона я проверю утром. Я оставила сообщение Зельде, но не стала звонить Лизе, которая, как я знала, сейчас с Райаном на какой-то кошмарной встрече выпускников. Я решила помедитировать, чтобы расслабиться, но тут же уснула мертвецким сном. Не знаю, где именно я остановилась на пути к нирване.

Нашлась управа

Дебаты по окончательной версии законопроекта и в Палате представителей, и в Сенате начались в понедельник днем. Хотя отдельные версии проскочили быстро и просто, вскоре стало понятно, что политическая ситуация изменилась. Теперь, за год до выборов, когда опросы показывали, что Брэмен возглавляет президентскую гонку, кое-кто попытался лишить его важных законодательных побед, каковые лишь упрочили бы его положение. Несколько сенаторов, преданных лидеру большинства Франду, неожиданно принялись оттягивать принятие закона. Время явно работало против нас.

Дух партнерства быстро испарился, на смену ему в холодном воздухе сгустились бесконечные споры. И хотя сенаторы во время дебатов продолжали обращаться друг к другу согласно этикету — «глубокоуважаемые коллеги» и «старшие сенаторы» — пустая вежливость все хуже прикрывала таившиеся под ней запасы едких насмешек и неприязни. Я боялась за проект.

Я все еще переживала из-за чудовищного спектакля, устроенного Аароном в баре. Наутро он позвонил и пригласил послушать музыку, как будто ничего не случилось. Я приготовилась к серьезному разговору об уважении и общении, но, когда заикнулась об этом, Аарон поцеловал меня в лоб и попросил отложить «выяснение отношений» до лучших времен.

— Я хочу сегодня вечером повеселиться со своей девушкой, вот и все, — протянул он.

— Будешь вести себя как вчера вечером — ищи себе другую девушку.

Он удивился, потом расстроился. Взял меня за руку и заговорил серьезно, а ведь я только этого и ждала.

— Прости, Сэмми. Боюсь, я мало что помню, и это чертовски неудобно. Брэмен окончательно меня вымотал, я всего лишь хотел чуть-чуть развеяться, но не до такой степени. Мне очень стыдно. Умоляю, прости меня.

Я увидела искреннее раскаяние в его глубоких зеленых глазах и слегка оттаяла.

— Не хочу быть стервой, — пояснила я, — просто…

— Ты не стерва, — перебил он. — Ты чудесная. А я ужасно себя вел. Обещаю, что больше не буду. — Для пущей выразительности он сжал мне руку. — Я не хочу тебя потерять.

Я кивнула, размышляя, не собирается ли он в очередную деловую поездку. Я не хотела с ним расставаться. Возможно, Аарон разглядел это в моих глазах и понял, что опасность миновала. Как бы то ни было, он расслабился.

— Ты не даешь мне спуску, — поддразнил он. — Но я не возражаю.

Он поцеловал мне руку, отдал честь и попросил разрешения искупить свою вину в постели. И все вернулось на круги своя. Я была счастлива, потому что обожала заниматься с ним любовью, но беспокоилась, что ухабистый ритм наших отношений рано или поздно растеряет свою привлекательность.

Я слушала, как на второй день дебатов по законопроекту Брэмен произносит в Сенате речь Аарона. Веские слова убеждали членов Конгресса забыть о себе и принять закон о пособиях на рецептурные лекарства ради общего блага. Мне тяжело было смотреть на Брэмена, но я гордилась талантом Аарона. К несчастью, именно его талант еще больше распалил оппозицию. Сенаторы выстроились в очередь, чтобы произнести длинные скучные речи об ужасных изъянах законопроекта. Я старалась не принимать это слишком близко к сердцу.

К четвергу, хотя споры были жесткими и не вполне вежливыми, нам еще хватало голосов для проведения проекта. Палата представителей со скрипом утвердила его утром, подняв и без того высокий уровень адреналина в нашей крови. К вечеру все шло к тому, что Франда заставят объявить голосование и законопроект наконец-то пройдет. И тут сенатор Роллингс начал тянуть резину.

Старшему сенатору Роллингсу от штата Миссисипи было восемьдесят три года. Он говорил о страховании здоровья престарелых как человек, имеющий на это полное право. Со своей выигрышной позиции он жаловался на федерализацию здравоохранения и опасность ползучего социализма^[63]. Словно устроил против нас крестовый поход. Он не желал вмешательства в фармацевтическую промышленность и хотел одного: чтобы правительство оставило людей в покое. Роллингс был болен и устал от попыток все запутать. И он чувствовал свою силу.

Через четыре часа он закончил излагать свои переживания и вытащил стопку телефонных книг. Я смотрела на него по «Си-СПАН», а он смотрел прямо на меня. По-видимому, он любил этот зал настолько, что знал, в каких местах установлены камеры.

— Этот закон — катастрофа для хороших людей, — прогрохотал он и открыл первую телефонную книгу. — Например, для мистера Честера Дж. Аббингтона, — он вел пальцем по странице, — и точно так же губителен для миссис Альфред А. Абсон.

И так далее.

К десяти вечера этот невероятный тормоз добрался только до «Д». Я смотрела на него из-за стола, не в силах отправиться домой, в то время как законопроект, который я породила на свет, медленно задыхался в тягучем произношении. Пошел снег. Ноябрь только наступил, и Вашингтон едва отошел от летней жары, но я уже привыкла к непредсказуемой погоде.

В детстве я устраивала дикие пляски в честь Бога Грядущей Бури — искренне и благочестиво молясь о том, чтобы погода, при которой зимой закрывают школы, держалась как можно дольше. Надо было танцевать изо всех сил, чтобы уговорить божество исполнить мое желание и добавить к летним каникулам зимние. Хотя эта мечта ни разу не сбылась полностью, в третьем классе я три недели не ходила в школу благодаря ужасному бурану. Вот была радость. В первый вечер непогоды я добавила к танцу важное движение: недавно разученное колесо с поворотом на девяносто градусов. Учитывая эффект, я включила колесо во все снежные танцы в честь Бога Грядущей Бури. Лишь благодаря им я сохранила гибкость.

Но танцевать не хотелось, когда снежинки закружились за большим окном кабинета. Я от души порадовалась первому снегу, но радость быстро сменило мрачное предчувствие. А снегопад усиливался. Слишком метет, думала я, очередные сложности для законопроекта. Впервые в жизни снегопад казался мне неудобством. Боже правый, неужели я повзрослела?

Я до утра сидела на работе, слушала, как сенатор Роллингс бубнит и бубнит (ночь напролет, а ведь ему уже восемьдесят три), и мучительно искала способ остановить это безобразие. Конечно, умнее было отправиться спать и прийти на работу с утра пораньше. Но я решила сбегать домой около шести или семи утра, принять душ, переодеться и вернуться в офис, чтобы на литрах кофе протянуть еще день.

Этот план накрылся, когда я очнулась в шесть утра от короткого, как предполагалось, сна и посмотрела на мир, измененный грядущей бурей. Наверное, кто-то другой чертовски задорно исполнил снежный танец. На улице горбились здоровенные сугробы, в очертаниях которых можно было смутно угадать погребенные автомобили, пожарные гидранты и фонарные столбы. Мы все вдруг словно попали на необитаемый остров.

Я посмотрела на свою одежду. Я категорически не готова к подобной перемене погоды. Короткая юбка совсем не греет, над туфлями снег только посмеется. Эх, надо было забрать один из двух комбинезонов, висящих дома в шкафу. Ведь я держу здесь спортивную сумку на случай фитнес-кризиса, который пока не наступил, — вполне могла бы также предусмотреть суровую погоду.

Но что толку винить себя. Я решила заказать спасение и, невзирая на ранний час, позвонила Аарону. Ему уже почти пора вставать. Он будет счастлив услышать мой голос.

Я звонила четыре раза, но он не ответил. Возможно, телефонные линии вышли из строя. Его мобильный был выключен. Я отправила ему письмо, но не знала, прошло ли оно. Спасение перестало казаться неизбежным.

Ну ладно. Я находчивая. Я справлюсь. Я рассмотрела варианты и решила отправиться на боковую. Когда через полчаса я опять проснулась, снег все еще падал, густо, как буквы в заставке «Матрицы». Я часто приезжала в офис рано утром, и к семи здание всегда гудело, словно улей. Но когда я выглянула в коридор, там было пусто и темно. Неужели снег задержал даже Жанет? Неслыханно.

Я вернулась за стол и включила телевизор. Сенатор Роллингс продолжал тянуть время. Похоже, он закончил читать телефонную книгу, но рядом лежала еще куча. Конечно, он не мог сам продолжать в том же духе. Выработана ли у них командная стратегия? Ждут ли его на флангах сменщики-обструкционисты?

Вид Роллингса, изо всех сил топчущего мой законопроект, заставил меня забыть о желании сгонять домой. У меня есть работа. Если остальные бросят вызов погоде и проберутся в офис — прекрасно. Если нет, сама справлюсь, конечно, я помята за долгую ночь, но готова к бою. Я приготовила две кружки кофе, изгадив при этом кружку под кофе без кофеина, и отрыла в недрах мини-холодильника черствую булочку с корицей. Слегка подкрепившись, я устроила мозговой штурм.

От обструкции практически невозможно защититься, когда ее устраивает опытный и решительный противник. Но я обязана отыскать способ. Роллингс и верная банда прихлебателей Франда не должны помешать принятию нашего полезного закона. Нужна макиавеллиевская стратегия. К сожалению, я плохо разбираюсь в окольных путях.

— Этот законопроект станет катастрофой для Сэнфорда Б. Зайнса, — утверждал с импровизированной трибуны сенатор Роллингс.

Мне всегда нравилось имя Сэнфорд. В первую очередь, конечно, из-за шоу «Сэнфорд и сын»^[64], но еще и потому, что Сэнфордом звали нашего школьного полицейского. Это был седой коренастый мужчина, который рисовал рожицы на желудях и раздавал их детям. В начальной школе я собрала четыреста двадцать семь желудевых человечков, сделанных мистером Сэнфордом. Часть из них украшала злосчастную беличью деревню, остальные валялись дома в ящике стола. Мама не раз пыталась выбросить их под предлогом, что они пахнут гнилью, но я устроила независимое расследование, запаха не обнаружила и вынесла приговор: оставить человечков в покое.

Мистер Сэнфорд умер год назад от старости и отказа почек, и я собиралась в следующем году отнести ему на могилу несколько свежих желудей. Если повезет, со временем он будет покоиться под сенью дуба, и запас маленьких твердых семян, которые он превращал в человечков на радость школьникам, станет поистине безграничен.

Воспоминания о мистере Сэнфорде навели меня на блестящую мысль. Началось все с того, что я задумалась, имеет ли Сэнфорд, упомянутый сенатором Роллингсом, какое-то отношение к моему мистеру Сэнфорду. Хотя у первого — это имя, а у второго — фамилия, они вполне могут быть родственниками. Например, мое второе имя, Рили, — это девичья фамилия бабушки по материнской линии, имя, которое могло исчезнуть, поскольку у нее не было братьев. Однако оно жило как мое второе имя и будет жить дальше как первое имя нашей с Аароном пока не рожденной дочери. Возможно, имя Сэнфорд пережило нечто подобное.

От этих весьма отвлеченных рассуждений я перешла к тому, что покойный мистер Сэнфорд наверняка согласился бы по вопросу о рецептурных лекарствах со мной, а не с сенатором Роллингсом. Конечно, не только из патриотизма, но и потому, что его самого можно было бы спасти, имейся тогда закон вроде нашего.

Это, в свою очередь, заставило меня подумать, а не станет ли Сэнфорд Б. Зайнс, упомянутый Роллингсом, тоже поддерживать законопроект, неважно, связан он родственными узами с мистером Сэнфордом или нет. Если станет, наверное, ему не понравится, что сенатор Роллингс бесцеремонно использовал его имя в своей обструкции.

Я посмотрела на стопку телефонных книг рядом с Роллингсом. На книге было написано «Джексон, Миссисипи». Мне нужна такая же.

Через два часа я увлеченно читала телефонную книгу. Параллельно я звонила всем тем, чьи имена зачитывал сенатор Роллингс, и выясняла, насколько их это злит. Оказалось непросто. Десятки людей ошибочно принимали меня за телепродавца — приятно, конечно, но сущее наказание для дела, поскольку многие из них тут же грубо обрывали разговор.

Из тех, кто все же меня выслушивал, девяносто пять процентов понятия не имели, что сейчас в Сенате обсуждают какой-то законопроект по рецептурным лекарствам. Сначала я пыталась вдаваться в подробности, но скоро поняла, что надо быть проще, а то потеряю рассудок и надежду чего-либо добиться. Для начала я спрашивала, нравится ли им Роллингс. Если они его поддерживали, я бросала трубку. Если нет — развивала тему. Ко второй половине дня у меня набралось десять человек, готовых публично подтвердить, что сенатор Роллингс неправильно выразил их мнение и сделал это без разрешения.

К этому времени офис наполнился людьми, сумевшими побороть бурю и добраться на работу, но я едва замечала их присутствие. Я должна была делать свое дело.

Разумеется, сенатор Роллингс закончил свою речь длиной в тридцать один час, передав микрофон близкому другу и коллеге сенатору Ладжейн, которая продолжила тянуть резину. Остальные готовы были принять эстафету, когда Ладжейн устанет.

К вечеру я закончила первую телефонную книгу сенатора Роллингса и поведала Р.Г. о своем плане. Он внимательно слушал, и по мере моего рассказа его лицо светлело.

— Вы поговорили со всеми этими людьми? — медленно спросил он. Список, который я ему дала, вырос почти до двух сотен. Я попала в точку.

— Да, сэр, — ответила я. — Уверена, их станет больше, если мы задействуем других сотрудников.

Он закивал.

— Хорошо, позовите сюда Марка. Нам нужен журналист, которому можно доверять. Кто-нибудь из этих людей хочет приехать?

Он проследил за моим взглядом, направленным в окно. Снегопад не прекращался.

— Ладно, все равно получится, — произнес Р.Г., не дожидаясь ответа. — Мы сами приедем к ним.

В Миссисипи снега не было. Более того, многие новостные передачи штата мечтали сыграть важную роль в истории страны. К моей оглушительной радости, мистер Сэнфорд Б. Зайнс одним из первых жителей Джексона связался с Томом Брокау^[65] через спутник. Я сентиментально поставила его во главе списка, врученного Р.Г., хотя остальные имена выстроились по алфавиту.

— Мистер Зайнс, вы утверждаете, что сенатор Роллингс не имел права использовать ваше имя в своем выступлении? Возможно, сенатор Роллингс искренне считает, что законопроект, против которого он борется, действительно негативно повлияет на вашу жизнь?

Я смотрела, как мистер Зайнс неловко потряс наушником и смущенно уставился в камеру. Давай, Сэнфорд, не тушуйся. Он прочистил горло.

— Эрнест Роллингс прекрасно знает, что людям не по вкусу, когда правительство лезет в чужие дела. Я так думаю, что от этого закона мне выйдет польза. А Роллингс пусть посвистит в кожаный свисток.

Сильный ход. Мы выяснили по телефону все способы, какими наш закон сможет помочь Сэнфорду Б. Зайнсу победить хронический артрит, но загадочные идиоматические выражения не обсуждали. Меня восхитила его виртуозность. Я заметила, как уголок рта Тома Брокау слегка изогнулся кверху.

— Спасибо, что уделили нам время, мистер Зайнс.

Остальные были столь же непосредственны. В результате мы записали несколько ярких выступлений, обвиняющих сенатора Роллингса в нечестной тактике. Брэмен созвал пресс-конференцию, чтобы заставить тех, кто стоит за обструкционистом, прекратить «цинично препятствовать воле народа». «Си-СПАН» показывала ее в прямом эфире.

— Их претензии продемонстрировали свою несостоятельность. Американцы устали от того, что их используют как пешек в политических играх. Давайте покончим с этой бессмыслицей и вернемся к работе на благо людей, которые доверили нам свое процветание. Остановите обструкцию. Давайте приступим к голосованию.

Хорошо, что пресса продолжала следить за развитием событий. Роллингс, Ладжейн и другие лидеры оппозиции не могли повернуть ситуацию в свою пользу. Напротив, люди, чьи имена прозвучали, начали звонить нам. К середине субботы обструкция закончилась, и назначили голосование.

Хотя снег наконец перестал падать, город беспомощно лежал в его пышных объятиях. Сенаторы медленно прибывали в Капитолий, с трудом продираясь сквозь сугробы. Я не была дома с утра четверга. Аарон ответил на мои мольбы о помощи, когда его телефоны снова заработали, и привез кое-что из одежды, чистое, но несочетаемое. Интересно, кто подбирает ему костюмы? Ведь он никогда не выглядит так плохо, как должен бы, судя по его вкусу. К счастью, со всем этим весельем у меня не было времени беспокоиться, как я выгляжу. Я дрожала от возбуждения и кофеина, наблюдая по телевизору за поименным голосованием.

Все сенаторы были на местах и проголосовали. Законопроект приняли с перевесом в пятьдесят три голоса против сорока трех.

Дав несколько интервью в коридоре, Р.Г. вернулся в офис и неуклюже обнял меня за плечи. Непривычно по-дружески.

— Прекрасная работа, Саманта, — похвалил он, пока Жанет и Марк пялились на нас.

Я улыбнулась и покраснела. Я наслаждалась каждым мигом — никто не удивлялся, как это меня до сих пор не выгнали. Я привыкла гордиться Р.Г. и его достижениями. Обратное куда необычнее.

— Поздравляю с принятием законопроекта, сэр. Он поможет людям.

Р.Г. усмехнулся.

— Ну, где отметим? — неожиданно спросил он.

Ничего себе! И точно, где?

— Сейчас подумаю, сэр, — быстро ответила я.

— У меня в холодильнике есть немного шампанского, — предложила Жанет.

Что, правда?

— Тащите, — радостно согласился Р.Г.

Я плюхнулась за стол и позвонила Аарону.

— Привет, малышка, ты еще на работе? — спросил он.

— Да, и мне нужна помощь. Р.Г. хочет отметить. Куда мне его отвести? Думай быстрее, он редко бывает на людях!

— Хорошо, не волнуйся. Подожди секунду.

Я услышала в трубке приглушенные голоса. Это что, Натали? Бред. Аарон снова заговорил.

— Наша банда идет в лаунж-бар^[66] «Капитолий». Брэмен возьмет на буксир нескольких журналистов и тоже заглянет пропустить с нами стаканчик. Хотите присоединиться?

Вообще-то нет, но разве есть варианты лучше? Я старалась вести себя по-взрослому. Мы работали над законопроектом вместе с людьми Брэмена, значит, можем вместе повеселиться и отметить победу. Иначе у нас получатся две разные вечеринки, что несколько странно. Так я хотя бы удостоверюсь, что их вечеринка не лучше нашей. По крайней мере, я буду не одна, а со своей бандой. Возможно, мы даже устроим разборку. Я откинулась на спинку кресла и бросила взгляд в коридор, на Марка, Жанет и Р.Г., пьющих шампанское, в голове у меня звучала музыка из «Вестсайдской истории».

— Хорошо, встретимся на месте, — сказала я в трубку.

— Прекрасно. Жду не дождусь встречи. Да, кстати, Сэмми…

— Что?

— Поздравляю.

Я улыбнулась так широко, что щеки чуть не треснули. Мой мужчина тоже гордится мной. Какой чудесный день.

— До встречи, — промурлыкала я как можно сексуальнее.

Я бросила трубку и выбежала в коридор. К скромной компании присоединилась Мона, но немного шампанского еще оставалось. Оно легко скользнуло в желудок и устроило в нем маленькую теплую джакузи.

— За нашу команду, — сердечно сказал Р.Г., поднимая бокал. — Без вас, ребята, я бы не справился.

Мой бокал уже опустел. Я украдкой взглянула на бокалы остальных. Хм… у них еще осталось. Я обхватила бокал ладонью, чтобы спрятать пустоту. Ну вот. Теперь похоже, что там еще есть несколько глотков.

— Ну, за нас, — произнесла Жанет.

Мы чокнулись и нежно улыбнулись друг другу. Здесь были не все — лишь несколько человек, отчего обстановка была совсем дружеская. Притворяясь, будто пью, я глотала пахнущий шампанским воздух, довольная и счастливая.

— Если выпить слишком много воздуха, может вспучить живот, — прошептал рядом Р.Г.

И смущенная. Значит, все просто отлично.

Жестокая расправа

Через полчаса наша веселая компания радостно потопала через сугробы в «Капитолий». Это напоминало путешествие, и я, словно отважный исследователь, преодолевала снежные преграды. Мне понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить, как правильно ходить по снегу. К счастью, в кошмарной куче, которую принес Аарон, оказались зимние сапоги, поэтому я, по крайней мере, нормально обулась.

Пока остальные весело щебетали, я немного отстала, чтобы оценить последствия раннего снегопада. Город был неестественно тих, и я вообразила, что земля застыла от ужаса под снегом и льдом. Не останавливаясь, я на секунду закрыла глаза и прислушалась к мертвенному молчанию стылого воздуха. Когда я вновь огляделась, то еще раз удивилась, как все искрится серебристо-голубым.

Внутри «Капитолия», уютного, мерцающего праздничными гирляндами, люди Брэмена зарезервировали для нашей вечеринки отдельную секцию. Я заказала эггног^[67], частично из-за погоды, но в основном в честь триста девяносто шестой годовщины первогодокументально зафиксированного распития эггнога в Америке (согласно моим исследованиям, это произошло во время заселения Джеймстауна, судя по записям капитана Джона Смита^[68]). Я прихлебывала сладкий напиток, размышляла, нравился ли он Покахонтас так же, как мне, и смотрела, как в углу Р.Г. разговаривает с Марком. Здорово, что он выбрался отдохнуть вместе с сотрудниками. Обычно сразу после работы он мчится домой и ни с кем не общается ни на корпоративных, ни на рождественских вечеринках.

Когда я покончила с эггногом и заказала второй, в зал ворвался Аарон с коллегами. Некоторых я помнила по приключению в «Катакомбах» и вскипела, но тут же постаралась остыть, потому что сегодня вечером собиралась быть счастливой. Подошел улыбающийся Аарон и положил руку мне на спину. Его щеки горели от мороза, в волосах застряли шаловливые снежинки. У меня на шее, под шарфом, вспыхнула сыпь.

— Как поживает моя девочка? — спросил он.

Я извернулась и поцеловала его.

— Ух ты, детка, давай лучше оставим это на потом. — Он огляделся.

Вообще-то стоило сказать — пусть радуется, что я вообще его поцеловала, но ничего не попишешь, он прав. Вокруг полно коллег, публичное проявление привязанности — не слишком профессионально. Я попала под влияние момента. Или рома.

— Извини, просто рада тебя видеть, — объяснила я.

— Я тоже, я тоже, — заверил он. — Я еще вернусь, только быстренько позвоню кое-куда. Ты уже знакома с Мэтью? — Он развернул меня к одному из своих коллег и смылся.

Я уже познакомилась с Мэтью, но вскользь, на одной благотворительной акции. Я собиралась напомнить ему об этом, когда он потряс головой.

— Нет, боюсь, не имел удовольствия, — произнес Мэтью.

Ну ладно, хорошо. Я решила не переживать из-за этого, хотя меня злило, когда люди забывали, что знакомы со мной. Терпеть не могу чувствовать себя ничтожеством, хотя в последнее время почти привыкла к этому из-за того, как со мной обращались сотрудники Брэмена. Мэтью выжидающе улыбался, в его беспокойных глазах не было и тени узнавания.

— Приятно познакомиться, — любезно произнесла я.

Появление Брэмена со свитой журналистов прервало нашу светскую беседу. Они расположились у барной стойки. Я подошла поближе, чтобы наполнить стакан, и с ужасом увидела среди них Чарли Лотона. Я не хотела, чтобы этот гнусный маленький червяк болтался поблизости в тот вечер, когда я веселюсь. Я все еще не покарала его за ту мерзкую статью. Я сердито смотрела на него и гадала, где Аарон. Он должен защитить мою честь.

Прежде чем я успела отомстить, Брэмен начал спектакль и позвал Р.Г.

— Этот человек — настоящий боец, — проникновенно сказал Брэмен. Я обернулась и увидела, что Р.Г. улыбается, но тонкая морщинка на правом виске обозначилась сильнее, значит, он раздосадован. Больше никаких признаков, но я сама часто переступала эту тонкую черту.

Его раздражение вполне естественно. Болван Брэмен, помимо прочего, печально известен тем, что ради положительных отзывов в прессе готов предать собственных соратников, лишь бы самому быть на коне. Обычно он говорил по душам с кем-нибудь из земляков-журналистов, которому скармливал нужную историю, предварительно убедившись — тот никогда даже не намекнет, что непосредственным и единственным источником информации был Брэмен.

Самое странное в выходках Брэмена — то, как он отчаянно и постоянно рекламирует себя, даже по мелочам. Он, не колеблясь, порвет с самым близким другом в этой безжалостной борьбе. Прошедшие годы принесли Брэмену кучу анекдотов и неприязнь многих коллег по Сенату.

Я смотрела, как Р.Г. отклоняет фальшивую похвалу Брэмена и вырывается из тисков журналистов. Когда Р.Г. ушел, что-то в лице Брэмена насторожило меня, и я придвинулась поближе, когда сенатор снова повернулся к репортерам. Я притворилась, будто ищу салфетку, и прислушалась.

— Он не много наработал для проекта, но все же стоит время от времени хвалить этих мелких людишек, — произнес Брэмен так тихо, что его расслышали только я и журналисты. — Даже если тебе пришлось все делать самому.

Он пожал плечами и хлопнул Чарли по спине.

— Не для протокола, конечно. Может, еще по стаканчику?

Я была потрясена, но ничем не выдала этого. Вместо того чтобы размахивать кулаками, я схватила салфетку и ретировалась в дальний угол. Чувствуя, что вот-вот взорвусь, я опрокинула в себя эггног и принялась обдумывать планы мести. Рассказать обо всем Р.Г.? Где этот чертов Аарон? Но сначала надо найти Р.Г.

Похоже, мой рассказ его не удивил. Он только вздохнул и кивнул.

— Да, это похоже на Джона.

— Но разве ничего нельзя сделать? Идите и расскажите им правду, — шипела я.

Р.Г. устало улыбнулся.

— Просто радуйтесь насчет законопроекта, Саманта, и не волнуйтесь об остальном. Если обращать внимание на это дерьмо, мы его только увековечим, а у нас полно дел поважнее.

Я медленно кивнула. Я смотрела, как народ лезет к Р.Г. с поздравлениями, и потихоньку остывала. Он прав. Мы выше дурацких игр Брэмена. Надеюсь, когда-нибудь его выведут на чистую воду, но сама я больше не хочу тратить на него силы.

Чуть позже, поздравляя себя с этим решением, я заметила, как Аарон смеется и разговаривает с Брэменом, выводком репортеров и Натали. Я снова разозлилась, но могла лишь яростно сверкать глазами в их сторону. Никто не замечал меня, пока Чарли не поднял голову и не встретился со мной взглядом. Остальные журналисты продолжали царапать в блокнотах. Он долго и спокойно смотрел на меня, и я забеспокоилась. Наконец Аарон осознал, что Чарли не слушает, и обернулся посмотреть, кто его отвлекает. Заметив меня, он извинился и подошел.

— Развлекаешься? — ледяным тоном спросила я.

— Ладно тебе, не будем сегодня ссориться, детка, — ответил Аарон.

— Ты знаешь, что сделал сейчас Брэмен? — вопросила я.

— Сэмми… — жалобно и раздраженно начал Аарон.

— Он заявил, что принятие закона — только его заслуга. Я все слышала. Знаешь, кто он после этого? Лжец. Гнусный лжец. Поверить не могу, что ты работаешь на него. И еще ты говорил с этими журналистами. Ты в курсе, что вон тот — Чарли Лотон? Какого черта ты общаешься со всеми этими сволочами?

Аарон призадумался.

— Так вот это кто, — пробормотал он.

Кажется, я сейчас закричу. Аарон, видимо, почувствовал, что я на грани, и снова принялся меня успокаивать.

— Детка, прости. Я не знал, что это Чарли как его там. И не знал, что сделал Брэмен. Хочешь, я выбью дух из них обоих?

Правда? Заманчиво, но насилием ничего не решить.

— Я на все для тебя готов, — продолжал он. — Мне нравится твоя пылкость. Нравится, что тебе не все равно. Знаешь, настоящая героиня дня — это ты, — нежно произнес он и взял меня за руку. — Ты здорово поработала, это надо отметить. Так что давай отмечать, ладно?

Повисло молчание. В голове у меня еще звучало эхо слов Р.Г. Наверное, они оба правы. Я глубоко вздохнула и решила успокоиться и веселиться дальше. Я действительно хорошо поработала. И закон прошел!

— Хорошо, — кивнула я, к явному облегчению Аарона.

— Отлично. Посиди, отдохни, а я принесу тебе выпить.

На мою беду, как только он удалился, подошел Чарли Лотон.

— Саманта, не могли бы вы уделить мне минутку? — спросил он, отложив ручку и блокнот.

Я решительно покачала головой:

— Нет. Нет, не могу.

Прежде чем Чарли успел ответить, вернулся Аарон.

— Чем могу помочь? — многозначительно спросил он.

Может, разборка все-таки состоится? Будет пикантно.

— Ничем, я уже закончил, — ровно ответил Чарли.

И ушел. Аарон сел рядом.

— Ты жива, красавица? — спросил он.

Я кивнула. Все нормально. Аарон протянул мне бокал И взял за руку.

Через три часа, когда Р.Г., Брэмен и большая часть толпы давно разошлись, мы все еще сидели в баре и пьяно флиртовали друг с другом. Я презирала его начальника, но обожала самого Аарона, и вообще, я замечательно поработала. Какая разница, что Брэмен — слизняк? В конце концов, законопроект принят. Аарон намотал на палец мой локон, я посмотрела через плечо и радостно обнаружила, что Марк с Моной уединились и, похоже, разговаривают о чем-то личном. Они хихикали, а Мона робко касалась руки Марка и придвигалась к нему все ближе. Я потянула Аарона к ним.

— Не хотите перекусить с нами, ребята? — тепло спросила я.

Двойное свидание — прекрасный способ отметить успех моих попыток сватовства. Марк и Мона переглянулись.

— Ну, вообще-то мы с Моной собирались сходить в кино. — Марк изобразил старомодный кинопроектор.

Сомневаюсь, что они найдут такой.

— Молодцы. — Я радостно улыбнулась.

Неважно, ведь они наконец-то сближаются, и это главное.

— А что за фильм? — дружелюбно поинтересовалась я.

— Ну, мы еще не решили, — быстро ответила Мона.

Сквозь приятную дымку семи эггногов до меня дошло, что лучше оставить их наедине.

— Приятного просмотра, — вмешался Аарон. — До встречи.

Марк с Моной, смеясь, махали нам вслед. Я оглянулась и увидела, как они наклонились друг к другу и о чем-то заговорщицки шепчутся. Не о нас ли с Аароном? Я споткнулась о половицу, прежде чем успела хорошенько об этом подумать.

— Пойдем домой, — засмеялся Аарон, поддерживая меня.

Прекрасная мысль.

Утром я проснулась с приятным чувством, будто произошло нечто чудесное. Как только мозг заработал на всю катушку, я вспомнила о принятии законопроекта и довольно улыбнулась тому, что это случилось наяву, а не во сне. Я выпрыгнула из постели, чтобы почитать новости в Интернете, оставив Аарона завернутым в одеяло, которое он узурпировал почти всю довольно промозглую ночь. Заново переживая события двух последних дней, я с беззаботной радостью скользнула к двери, и тут рука будто примерзла к дверной ручке.

Я медленно пошла обратно. Затаив дыхание, я вернулась по своим следам и замерла возле аквариума. Шеклтон плавал кверху брюхом, обмотанный волшебной водорослью, которую мне всучил мистер Ли. Я уже видела его в такой позе, но на этот раз кое-что отличалось. В аквариуме царило новое безмолвие, словно молекулы воды превратились во что-то другое из-за некоего серьезного события.

Еще не потыкав сачком его бездыханное тело, я знала, что на этот раз он умер по-настоящему. Я села на пол, чтобы поразмыслить. Странно, хоть я и привыкла к вечным крикам Шеклтона «Я умер!», меня охватило отчаяние, когда я навсегда потеряла его. Я так часто оплакивала Шеклтона, что слезы казались знакомыми, точно уже проложили тропинки на моих щеках. Я сидела на полу и старалась не рыдать по обычной рыбке, но никак не могла взять себя в руки.

— Что случилось? — пробормотал Аарон с постели.

— Ничего, — неубедительно всхлипнула я и пояснила: — Шеклтон умер.

— Малышка, он постоянно умирает, — ответил Аарон. — Возвращайся в постель.

Я снизу вверх смотрела на ножки кровати.

— Нет, на этот раз он правда умер. У него получилось.

— Не может быть. Ты серьезно?

Этого хватило, чтобы окончательно разбудить Аарона. Он подошел и осмотрел аквариум. Даже сам потыкал Шеклтона, что показалось мне осквернением. Я выхватила у него сачок.

— Надо же, и правда умер, — согласился Аарон. Он повернулся ко мне и крепко обнял. — Мне очень жаль, детка; хочешь, я сам его смою?

Видимо, он считал это рыцарским жестом. Я отказалась и вывернулась из его рук.

— Нет, не хочу, — горько ответила я.

Внезапно я начала винить его в смерти Шеклтона. Может, мне просто хотелось на кого-то наброситься, или я выплескивала злость за все те случаи, которые слишком легко сошли Аарону с рук. А может, он действительно был виновен. В конце концов, он последний общался с Шеклтоном, — я попросила Аарона позаботиться о рыбке, когда он собирался заскочить ко мне за зимними вещами.

— Ты покормил его, как я тебя просила? — бросила я ему в лицо.

Аарон растерялся.

— Кого? Шеклтона? — Похоже, он тянул время. — Ну да, конечно, детка. Послушай, я знаю, что ты расстроена. Мне очень жаль…

У него виноватый голос или мне кажется? Уверена, Аарон его не покормил, лишив Шеклтона пищи, столь необходимой для постоянной битвы со смертью. Он забыл, так же, как постоянно забывает зарядить свой сотовый, так же, как будет забывать забрать нашу дочурку Рили из детского сада. Это невыносимо.

— Мне надо побыть одной, — нелогично произнесла я, вытирая глаза.

Аарон, похоже, здорово удивился.

— Ладно, конечно, — ответил он. — Сейчас, оденусь только.

Он ушел, и я тут же об этом пожалела. Неужели я выгнала его? Надеюсь, он не решит, что это навсегда. Что я натворила? Теперь передо мной расстилалось долгое, снежное, похмельное воскресенье, и мне оставалось лишь в гордом одиночестве пялиться на дохлую рыбку, пока мой парень где-то шляется в поисках других развлечений. Ужасный поворот событий, и я сама во всем виновата. К тому же от выпитых эггногов болел желудок — очередное доказательство, что у меня, возможно, развивается лактозная непереносимость.

Все закончилось краткой и простой церемонией спуска Шеклтона в унитаз в благочестивом сопровождении «Сада осьминога» «Битлз». Глядя, как Шеклтон по спирали навсегда уносится из моей жизни, я искренне молилась и размышляла о рыбьем рае. Каким бы он ни был, надеюсь, моему маленькому стойкому исследователю понравится новое путешествие.

Потом я уселась за компьютер и принялась искать новости о поражении обструкционистов и принятии законопроекта. Я ужасно переживала из-за смерти Шеклтона, но смогла вновь радоваться и гордиться нашими последними достижениями и очень хотела почитать об этих самых достижениях. Но мое самодовольство быстро прокисло. Практически все статьи хвалили Брэмена. Очевидно, его комментарии «не для протокола» оказали желаемое действие. Ему удалось обмануть журналистов и внушить им, что главной движущей силой был он.

Что еще хуже, большинство статей включали отвратительные слова анонимного сотрудника Брэмена, рассказавшего, что во время битвы за проект «Р.Г. и его работнички мертвым грузом висели у Брэмена на шее. Они дилетанты, и нам пришлось потратить массу времени, убирая за ними».

Какая мерзость! Я так и знала, что надо было встрять и рассказать правду. Брэмен ничего не говорил прямо, но сотрудники его — определенно говорили. Эти слова попахивали Натали. Да как она посмела?! Редкостная низость, даже для злобного бабаробота. Аарону повезло, что он ушел, иначе я вылила бы всю подогретую ярость на него. Я миллион раз спрашивала, как он может работать с такими законченными сволочами. Ее злобные и тупые слова — настоящая подлость, не говоря уже о том, что они лживы. Мы работали вместе, и законопроект приняли, какого же черта Натали поливает нас грязной клеветой и отравляет вкус победы? Неужели надо играть по таким правилам? Если да, то я требую изменения правил. И возмещения морального ущерба, пожалуйста.

Лишь одна статья не превозносила Брэмена и не включала омерзительную цитату — статья Чарли Лотона в «Вашингтон Пост». Я удивилась. Для меня Лотон был связан с самыми неприятными и непорядочными вещами, поэтому я была уверена, что он окажется среди преступных элементов. Возможно, он собирается начать жизнь заново. Но хотя я ценила, что он написал более справедливую статью, чем остальные, это не оправдывало его былых преступлений. Я по-прежнему ненавидела его. О боже, как я погрязла в ненависти за эти дни! Вряд ли это полезно для здоровья. Я посмотрела на аквариум Шеклтона, и меня захлестнуло непереносимое чувство утраты.

Лиза вытащила меня из дома. Я согласилась сходить с ней в Национальный музей естественной истории. Это было бескорыстное предложение — она знала, что я обожаю этот музей. В качестве ответной услуги я решила отвлечься от собственных проблем и во время экскурсии сосредоточиться на ней.

— Кстати, как Райан? — спросила я, когда Лиза задрала голову и уставилась на африканского слона в главном зале музея.

Слон мне нравился, но по-настоящему меня тянуло в зал динозавров — разглядывать загадочные названия видов. Моим любимым был Albertosaurus.

— Если честно, я начала в нем сомневаться, — ответила она.

Правда? Хорошая новость. Это долгожданное разоблачение?

— Вот как? — небрежно переспросила я. — Почему?

Она неуверенно поморщилась.

— Ну, мне поднадоела его ненадежность. В смысле, он любит пофлиртовать, поэтому я не должна воспринимать все слишком серьезно, но он клеится к другим бабам, даже когда я с ним, — обиженно пояснила Лиза. — Ну, то есть не всерьез, — бросилась оправдываться она. — Если бы они знали, что он шутит, но они ведь не знают, поэтому странно на меня смотрят. Или, может, я просто параноик.

Уверена, что нет.

— Ты не должна так жить, — попробовала я.

— Да, я знаю, — вздохнула она. — Аарон так делает?

— Нет, — осторожно ответила я. — Но у всех свои недостатки. Аарон тоже не идеален.

— Это уж точно, — фыркнула Лиза.

— В смысле? — удивилась я.

Мне всегда казалось, что Лизе нравится Аарон.

— Нет-нет, ничего, — быстро произнесла она.

Я ей не поверила. И действительно, она глубоко вдохнула, откашлялась и уточнила:

— Ну, просто… он не очень тебе подходит. — И тут же добавила: — А может, и подходит. Но, может, и нет.

Она не смотрела на меня, и я знала, что ей приходится бороться с собой, чтобы сказать это. Признаки борьбы помогли мне держать свою ярость в узде. Лиза моя лучшая подруга. Странно, конечно, что беседа так быстро перешла с вопросов о ее любовнике на вопросы о моем. Я никак не могла отделаться от чувства, будто Лиза что-то знает.

Недавно я поняла, что стараюсь поменьше думать о нашем с Аароном будущем, потому что оно кажется мне туманным и неопределенным. Это значит, что я встречаюсь не с тем человеком? Или что надо ловить момент, наслаждаться юностью и веселиться? Последнее нравилось мне больше. Я знала, что Аарон не идеален, но идеальных людей не бывает. И разве не логично, что любовь на Холме, как и все остальное, включает в себя взаимные уступки? Это место переполнено компромиссами, неудивительно, что их дух прокрался и в наши отношения.

— Да, может, и нет, — ответила я наконец. — Пока рано говорить. Но что ты собираешься делать с Райаном?

Лиза пожала плечами и помотала головой.

— Попробую посмотреть на него непредвзято.

Похоже, это лучшее, что каждая из нас может сделать на данный момент. Когда мы дошли до выставки Брайля в зале открытий, Лиза все же взглянула на меня. В ее глазах таилась боль.

— Я всегда выбираю ужасных мужчин? — жалобно спросила она.

Я радовалась, что мы вернулись к разговору о ней, но мне было тяжело видеть ее неподдельное горе.

— Конечно, нет, — соврала я. — Просто трудно найти мужчину, который по-настоящему заслуживал бы такое сокровище, как ты.

Последнее было правдой. Лиза умела выбирать совершенно несносных парней, но это вовсе не означало, что она их заслуживает. Я не знала, как ей помочь, — оставалось только молиться, что хороший человек появится на ее пути до того, как она слишком привяжется к одному из своих недоразумений.

— Спасибо, — благодарно вздохнула она.

Наступило утро понедельника, и я радовалась возвращению привычного распорядка. Я видела, что коллеги смотрят на меня по-другому. Даже Жанет словно стала относиться ко мне серьезнее. Я старалась не увлекаться и не представлять, будто я — новая местная рок-звезда, но это оказалось непросто. Я всегда хотела быть рок-звездой. Они с совершенно серьезными лицами могут называть себя Слэш или Эдж^[69].

Сенат принял бюджет и отправился на каникулы до следующего года, что утихомирило бурю, с начала сентября бушевавшую на Холме. Мы продолжали работать, но в воздухе витал дух отдыха и праздника. Я и не заметила, как до Дня благодарения осталось двадцать четыре часа.

У нас с Аароном снова все было хорошо. После того, как я вышвырнула его из квартиры, он купил мне цветы и в память о Шеклтоне сделал небольшой взнос в Общество Кусто. Но самое главное, он позвонил, чтобы выразить возмущение словами Натали.

— Я собираюсь поговорить с Натали. И с Брэменом. Я знаю, ты его не любишь, но его можно уговорить. Подобные вещи нельзя оставлять безнаказанными. Ложь Натали бросает тень на всех нас. Но главное, я никогда не прощу, что она оскорбила тебя. Ей это с рук не сойдет. Я не позволю.

Он искренне негодовал. Достойная поддержка и защита. Позже он описал мне свою ссору с Натали и то, как Брэмен согласился поднять этот вопрос на собрании. Конечно, я сама могу за себя постоять, но оценила, что Аарон вступился за меня. Как хорошо снова быть в его объятиях и чувствовать, что обо мне заботятся. Я прижалась к нему, мечтая лишь о том, чтобы не надо было уезжать.

— Ты будешь по мне скучать? — спросила я.

— Конечно. Без тебя здесь все не так, — ответил он, помогая мне собирать вещи, которые я сподобилась разбросать по всей его комнате.

Это случилось по пути в аэропорт. Оставалось проехать две остановки, я мирно дремала у него на плече в навеваемой подземкой сонной дымке. Аарон уткнулся носом мне в волосы.

— Милая, ты не спишь? — спросил он.

Я невольно дернулась и выпрямилась. Он только что назвал меня «милая»? Раньше он всегда называл меня по имени, «деткой» или «малышкой». Что означают эти новые нежности? Возможно, их надо обсудить?

— Как ты меня назвал? — недоверчиво спросила я.

Аарон выглядел неуверенно. Я слишком поздно поняла, что не стоило делать из мухи слона.

— Никак, — промямлил он.

Прекрасно, теперь я его смутила. Надо было не обращать внимания.

— По-моему, ты назвал меня «милая», и мне это очень понравилось, — сказала я мягко, поощряя его.

Он явно расслабился. Не стоило устраивать представление, но «милая» выбила меня из колеи. Это совсем не похоже на Аарона, поэтому я хотела убедиться, что правильно расслышала. Он нежно поцеловал меня и заверил, что правильно.

Мы слишком быстро доехали до пересадочной станции. Я неохотно оставила Аарона и принялась сражаться с толпой, пробираясь домой, в Цинциннати, и смутно радуясь, что я чья-то милая.

Поблекла слава

Родители встречали меня в аэропорту вдвоем, отчего мне показалось, что они действительно постарели. Обычно только у пожилых пар, оставивших позади бесконечные повседневные споры, хватает времени и терпения вместе посещать аэропорты. Поэтому я немного расстроилась, хотя рада была их видеть.

Когда мы выехали на автостраду, направляясь к ферме в пятидесяти милях от Цинциннати, я, единственное их дитя, уютно устроилась на заднем сиденье. Мама обернулась, чтобы полностью сосредоточиться на моей особе.

— Ты когда-нибудь ела индуцыпку? — взволнованно спросила она.

— Кого-кого? — недоверчиво переспросила я.

— Индуцыпку, — терпеливо повторила мама. — Это индюшка, начиненная уткой, начиненной цыпленком. Индуцыпка.

На секунду я представила, как мама участвует в состязании на дикцию. У нее очень четкое произношение.

— Вроде никогда об этом не слышала, — ответила я.

На самом деле я была совершенно уверена, что не слышала. Индуцыпка. Звучит как самый страшный параноидальный ночной кошмар члена общества защиты животных.

— Твоя мать решила приготовить ее завтра вместо обычной, старой, скучной индюшки, — объяснил отец, улыбаясь мне в зеркало заднего вида.

— Интересно, — заметила я. — Но, мам, ты ведь, кажется, вегетарианка?

Она упоминала об этом недели две назад. Я решила, что она тряхнула стариной — пошла по стопам Пола Маккартни. В последнее время о нем много пишут.

— Да, я попыталась, — кивнула мама. — И несколько дней действительно была вегетарианкой. Но потом я увидела по Историческому каналу, что вегетарианцем был Гитлер, и это показалось мне путем зла.

Я кивнула, и мама продолжила:

— Поэтому будь готова к индуцыпке, — предупредила она. — С ней придется немного повозиться.

Да уж, могу представить. Меня слегка замутило, когда я вообразила, как это готовят; хорошо бы родители взяли на себя самое сложное. А я за это приготовлю картофельное пюре и украшу дом.

Позже, разбирая у себя в комнате сумки, я обнаружила, что забыла зарядник для «Блэкберри». Учитывая, что родительская ферма слишком далеко от цивилизации — здесь даже сотовый не ловит, — я недолго огорчалась. К счастью, я еще помнила, как посылать электронные письма с обычного компьютера. К несчастью, родители разорвали контракт с провайдером, который я подарила им на годовщину свадьбы, решив, что это слишком дорого.

— Но ведь это я за него плачу, — возразила я.

— Мы знаем и ценим это, дорогая, — сказала мама. — Но мы пользуемся Интернетом не так часто, чтобы оправдать затраты. Ты не похожа на миллионершу.

Это правда, спору нет, но я-то эгоистично хотела, чтобы дома всегда был Интернет, на случай, если я нагряну. Однако сейчас его явно не было.

Похоже, я оказалась в электронном вакууме. Я подавила краткий приступ паники. Я не в ловушке, говорила я себе, а на отдыхе, черт побери.

— Ну хоть телефон у нас еще остался? — спросила я с притворным спокойствием.

Или они вернулись к более дешевым почтовым голубям?

— Конечно, золотко, — кивнула мама. — Неужели тебе есть кому звонить на выходных?

Я помедлила. Рассказать им про Аарона? Они обрадуются или заботливо закудахтают? Заранее не угадаешь, как все повернется. Родителям всегда прекрасно удавалось сажать моих парней в калошу, хотя к этому неизменному итогу вели разные пути. Мама начинала отчаянно трещать, словно торговка моими прелестями, отец держался холодно и осуждающе. Понятно теперь, почему мужчины часто обвиняют меня в неоднозначном поведении. Родители вырастили меня. Они просочились в мою кровь.

Впрочем, мне уже двадцать шесть, и если Аарон отречется от своего шефа и еще кое-что изменит, возможно, со временем он станет их зятем. Вероятно, пора сообщить о нем родителям.

— Ну, я встречаюсь с одним мужчиной, — начала я.

— Чудесно! — взвизгнула мама.

— Он что, один из этих вашингтонских придурков? — довольно резко спросил отец.

Ну вот, началось.

— Его зовут Аарон, он родом не из Вашингтона, но работает там уже четыре года. Он главный спичрайтер сенатора Брэмена, — спокойно сообщила я, подавив рвотный позыв при имени Брэмена.

Мне казалось, что я делаю доклад в школе. Не считая того, что я рассказывала о своем парне, а не о «Битлз». Британский рок, благодаря матери, стал первой и единственной музыкой моего детства. Мне нравились все группы, особенно «Битлз», в которых я влюбилась сразу и безоговорочно. В начальной школе это переросло почти в одержимость, так что все мои школьные доклады вплоть до седьмого класса были посвящены «Битлз». Напрасно учителя писали родителям записки с просьбами расширить круг моих интересов. Я спокойно выслушивала очередной выговор и начинала старательно готовить очередной устный доклад о ливерпульской четверке, и плевать хотела на родительское красноречие.

Пока я не узнала о Стиве Мартине, мир моих фантазий крутился вокруг Джона Леннона, Джорджа Харрисона, Ринго Старра и Пола Маккартни. Я до сих пор могла подпевать любой их песне, не пропуская ни одного слова, ни одного аккорда на воображаемой гитаре, но с возрастом — вероятно, к большому облегчению моих родителей и учителей — у меня появились и другие интересы.

— Мне не нравится Брэмен, — сварливо сказал отец. — Он какой-то скользкий.

Полностью согласна, но интересно, связана ли отцовская неприязнь с тем, что Аарон работает на Брэмена?

— Он выглядит так, словно только и делает, что причесывается, — продолжал отец. Ну да, у Брэмена довольно пышная шевелюра.

— Волосы — не самое страшное, — присоединилась мама. — Он всегда говорит с людьми свысока. Он несколько туповат.

Истинная правда. Я была согласна со всей этой критикой, но надеялась, что они не станут переносить неприязнь к Брэмену на моего потенциального мужа. Мне и самой это нелегко давалось.

— Да, Брэмен и правда ужасен, но Аарон очень даже ничего, — мягко сказала я.

— Я уверена, что он замечателен, солнышко, — ответила мама. — Расскажи мне о нем!

Отец вернулся к разгадыванию кроссворда, но я не сомневалась, что он прислушивается.

— Ну хорошо, попробую. Он красивый, умный, очаровательный и…

— Насколько красивый? — перебила мама. — У тебя от него прыщи на шее?

— Сыпь, мама, — раздраженно ответила я. — Да.

Мама кивала.

— Ты когда-нибудь говорила с дерматологом? — спросила она. — Ведь должен быть какой-нибудь крем.

Я уставилась на нее.

— Что? — невинно спросила она. — Ах да, извини, продолжай. Значит, он очень красивый…

— Да. Еще он честолюбивый, веселый и…

— Сколько ему лет? — спросил папа, доказав тем самым, что не так уж поглощен кроссвордом.

— Двадцать девять, — ответила я.

— Достаточно, чтобы поостеречься работать на такого человека, как Брэмен.

Интересная мысль. Пожалуй, пора сворачивать разговор об Аароне.

— Да, мы с ним расходимся в этом вопросе, но ведь в любви всегда приходится идти на компромисс, правда? Ладно, может, вы когда-нибудь с ним увидитесь и сами решите.

Папа всем своим видом выражал неодобрение, мама — ликование. Я надеялась, что раз мои отношения с Аароном отличаются от отношений с предыдущими возлюбленными, то разговор о нем свернет с накатанной колеи. Как бы не так. Очевидно, приезд домой по-прежнему означал возвращение к ролям, которые мы играли в нашей бесконечной семейной пьесе. Видимо, родители не сочли, что Аарон заслуживает переписывания сценария — что он не такой, как все, что отец может не злиться и не ругать его, а мать — не смущать меня расспросами. А сама я верю, что Аарон достоин таких жертв? Надо не пропустить момент, когда начнется второй акт.

Вечером, звоня Аарону, я прислушалась, не дышит ли в трубке мама. Она редко подслушивала, но время от времени не могла совладать с любопытством. Я решила, что дневные откровения о новом парне могут привести к подобному результату, поэтому была настороже. Мама никогда не умела подслушивать. По ее отношению к Интернету видно, что она не особо разбирается в современных технологиях. Вместо того чтобы выключить звук, она просто снимала вторую трубку и пыталась слушать очень тихо. Старательно храня молчание, она дышала все громче и громче, пока наконец не затыкала микрофон подушкой или одеялом. Я же невозмутимо разговаривала по телефону, и мой натренированный слух легко улавливал малейшие изменения.

Сразу я не услышала ее, но это и неважно, потому что Аарон по сотовому не отвечал. Я терпеть не могла, когда не получалось с ним связаться. Мое беспокойство усиливалось — и неприятно, и неуместно. Но я ничего не могла поделать. Я хотела знать, где он и почему не отвечает. А единственный способ это выяснить — дождаться его звонка и услышать ответ. Все это ужасно меня злило.

А еще я ненавидела функцию «Пропущенные звонки» в сотовых телефонах. После того кошмарного случая с автоответчиком в самом начале моей вашингтонской карьеры я страшно боялась, что техника выдаст мою манию. Каждый раз, когда телефон Аарона переключался в режим голосовой почты, я знала, что он записывает еще один пропущенный звонок с номера моих родителей, и поэтому старалась звонить не более шести раз.

Однако на законный шестой раз его телефон сразу переключился на голосовую почту, без всяких гудков. Это значило, что он выключил телефон или кто-то звонит ему одновременно со мной. В любом случае, хорошего мало. Если он выключил телефон, значит, увидел пропущенные звонки и понял, что я пытаюсь дозвониться. Конечно, он должен перезвонить. Я оставила сообщение, где разрешала позвонить мне на номер родителей. Если кто-то еще позвонил ему в то же время, то кто это был, и смог ли он дозвониться? Я решила, что могу нарушить правило и позвонить в седьмой раз, чтобы получить ответы на эти вопросы.

Сразу на голосовую почту. Хм, думаю, кто-то может продолжать названивать ему одновременно со мной. На восьмой раз — то же самое. Ладно, похоже, Аарон и в самом деле выключил телефон. Через двадцать мучительных минут я заставила себя больше не думать, почему он так поступил, вместо того чтобы прослушать мое сообщение и перезвонить. Я решила списать все на позднее время, утром разберусь, в чем тут дело.

Когда я вошла в комнату, на моей постели по-хозяйски развалилась Киса. Киса — это наша семнадцатилетняя кошка. Честное слово, это не я так ее назвала. Вообще-то, я всегда любила животных, но кошки ставили меня в тупик. Даже когда я в детстве часами шаталась по зоопарку, обдумывая план спасения всех лишенных свободы существ, я никогда не соглашалась включить в него львов, тигров и пантер. Они пугали меня больше всего на свете.

Возможно, Киса почувствовала мой страх перед кошачьими, поскольку с самого начала относилась ко мне со смесью жалости и презрения. Она терпела мое присутствие, но не желала иметь со мной никаких дел. Много раз я ловила на себе ее злобный взгляд, словно она обдумывала, как избавиться от назойливой помехи на пути к неограниченной кормежке и любви моих родителей. В общем, больше всего это походило на детскую ревность, которой я никогда не испытывала.

Пока я осматривала комнату, Киса презрительно разглядывала меня из-под полуприкрытых век. Несмотря на преклонный возраст, она не разучилась накалять обстановку. Ее поза выражала скрытый вызов. Я решила, что могу его принять, и жестко произнесла:

— Все правильно, я снова здесь.

Киса не шелохнулась.

— Я знаю, ты не хочешь спать со мной в одной комнате, поэтому тебе придется уйти, — продолжила я.

Она моргнула и зевнула во всю пасть.

— Я ложусь спать. Честно, — предупредила я.

Я села на кровать и осторожно откинула покрывало. Когда я скользнула под одеяло, Киса цапнула меня левой лапой, оставив длинную неглубокую царапину, и спрыгнула на пол. Ой. Я изучала рану, припоминая симптомы лихорадки кошачьих царапин^[70]. Вдоль царапины шла цепочка капелек крови. Я вспомнила, что основные признаки лихорадки — опухшие лимфатические узлы в подмышках, на шее или в паху. Наверное, надо подождать несколько часов, чтобы проверить, хотя шея уже болит.

Справочник болезней на прикроватном столике сообщил, что еще надо проследить за такими симптомами, как невысокая температура, потеря аппетита, общая усталость и головные боли. Сказать ли родителям о своем состоянии? Что, если ночью я потеряю сознание и впаду в кому, вызванную кошачьей царапиной? Никто, кроме Кисы, не будет знать, что со мной произошло, а уж она точно никому не скажет.

Я посмотрела на часы. Родители уже спят, и я сомневалась, что стоит будить их и сообщать печальную новость о своем здоровье. Но как же угроза комы? Я решила написать записку. Закончив черновик, в котором осторожно, но внятно объяснила родителям, что именно произошло и кто виноват, я помазала ранку антибиотиком и вернулась в постель. На всякий случай я завела будильник на середину ночи. Если я проснусь, значит, буду не в коме, что определенно меня порадует.

В три часа ночи я подскочила в постели — звучала песня «Хэнсонов»^[71]. Мир медленно просочился в мое сознание. Я дома, Киса — мой кровный враг, и я не в коме, насколько можно судить. Я попыталась нащупать опухшие лимфатические узлы, но измерить их величину было сложно, поскольку моя рука уснула. Я закрыла глаза и вскоре последовала за ней.

Утро мы посвятили обсуждению индуцыпки. Она оказалась ужасно вкусной, хотя наша трапеза походила на научный эксперимент. После еды мы провели несколько раундов алкогольной игры «Задница». Я научила родителей играть в нее во время очень долгих и одиноких зимних каникул после первого семестра колледжа. На самом деле это была игра не для трех человек, равно как и не милая семейная игра, но, как единственный ребенок, я давно привыкла перекраивать групповые игры под небольшую компанию, а также пить с родителями. К счастью, ханжами они не были, зато оказались неожиданно приятными собутыльниками. Они сразу полюбили «Задницу», приняв оскорбительное название за часть ее грубого шарма. Папа до сих пор запинался, когда по игре должен был обратиться ко мне или к маме «задница», но мама никогда не смущалась. Она сразу проникалась духом соперничества и становилась даже немного агрессивной, когда достигала должности «президента».

— Пей, задница! — рявкнула она на меня.

И я немедленно отхлебнула пива из бутылки. Я привыкла играть в эту игру и не удивлялась, что мать заставляет меня пить.

— А ты, вице-задница, пойди и нарежь нам еще лаймов, — крикнула она отцу.

Он отложил карты и пошел на кухню, по пути переглянувшись со мной, чтобы договориться. В следующем раунде мы должны ее победить. Неважно, кто из нас преуспеет. Я кивнула, подтвердив, что мы напарники.

На самом деле понадобилось три раунда, чтобы мама наконец упала в звании до задницы. После этого игра ей тут же надоела. Спорить мы не стали, а отправились на задний двор и битый час играли в мяч, после чего состязались в поедании тыквенного пирога. К ночи я так устала и наелась, что мне даже поплохело.

Родители пошли спать. Я тоже вернулась к себе в комнату, где принялась листать школьный альбом и думать о Рике Хагене, моем бывшем парне. Мы встречались с десятого по двенадцатый класс, и я бы осталась с ним, но через неделю после выпуска он бросил меня ради восьмиклассницы из группы поддержки. Сейчас я понимаю, что это было к лучшему, но тогда считала иначе. Рик разыскал меня на первом курсе колледжа, извинился и предложил остаться друзьями. Я милостиво согласилась. С тех пор мы виделись только случайно, всегда в Цинциннати. Я не собиралась ни возрождать наши отношения, ни мстить — мне просто нравилось с ним общаться. Я закрыла альбом и позвонила Рику.

Мы выпили в «Темном жеребце» — местном баре, который я помнила с детства. Мне всегда нравилась вывеска-домик над дверью, и я часто просила родителей взять меня туда. Мама позволила мне зайти только раз, когда мне было двенадцать. Забавно наконец по праву обосноваться в его темном, потертом нутре.

Рик остался таким же красавчиком, каким я его помнила. Мы пригласили на встречу еще нескольких друзей и коротали время до их прихода за угловым столиком, смеясь и вспоминая школьные приключения. После двух стаканчиков я даже смогла изобразить взрослую женщину.

— Ну как, еще встречаешься с Мисти? — небрежно спросила я. Так звали девчонку из группы поддержки, она была бойкой, гибкой и совсем не походила на меня.

— Нет, — покачал головой Рик.

Я обрадовалась. Я, конечно, заявляла, что не желаю ей зла, но втайне надеялась, что Мисти превратилась в скучающую неудачницу и живет в каком-нибудь гнусном месте. Я знала, что это жестоко и по-детски. Поэтому никому и не говорила.

— Я слышал, она работает моделью в Италии, — добавил Рик. Хм. Ну, может, она скучающая модель-неудачница, живущая в самом захолустье Италии. Надежда умирает последней. Я увела разговор от Мисти и спросила Рика про отца, которого год назад разбил паралич. Рик недавно переехал обратно, чтобы позаботиться о родителях и ферме. С виду он не слишком переживал из-за этого, и я всегда подозревала, что здесь он и окончит свои дни. В моих воспоминаниях он принадлежит местам, где прошло мое детство, вполне естественно, что он до сих пор здесь околачивается.

К половине двенадцатого стало ясно, что больше никто не придет. Пиво и дружеская беседа согрели и размягчили меня. Когда я вернулась из туалета — вскоре после того, как бармен объявил «последний заказ», — Рик посмотрел на меня снизу вверх; его ладони расслабленно лежали на коленях. Мне всегда очень нравились его колени.

— Слушай… — улыбнулся он.

— В чем дело? — улыбнулась я в ответ.

Интересно было снова оказаться рядом с ним. Былая страсть еще витала между нами, но со сладковатым, несвежим душком.

— Так здорово снова встретить тебя, Сэмми. Ты классно выглядишь. Просто прелесть.

Рик никогда не был болтлив, и я отнеслась к его комплиментам серьезно.

— Спасибо, — поблагодарила я.

Я заглянула ему в глаза и поняла, что мне пора домой. Он не согласился.

— Может, посидим еще немного? — попросил он и взял меня за руку. — Хочешь, я покажу тебе дом? Ты уже столько лет не была у меня.

Это правда. Я любила его дом. Это был прекрасный дом, а теперь моя первая любовь снова зовет меня к себе. Я подумала, не согласиться ли, отчасти ради старых добрых времен, отчасти потому, что последние девять лет говорили мне о том же. Но нет, лучше не стоит.

— Я не могу, — ответила я с грустью. — Знаешь, если честно, у меня есть парень.

Рик кивнул.

— Я так и думал. — Он потупился.

Я обрадовалась, что он не отпустил мою руку. Еще лучше стало, когда он снова посмотрел мне в глаза.

— Надеюсь, ты счастлива с ним, Сэмми. Надеюсь, он хорошо с тобой обращается и никогда не повторит мою ошибку.

Приятно, конечно, но когда Рик отвез меня домой и поцеловал на прощание в щеку (мы пообещали друг другу не пропадать), я еще долго вспоминала его слова, задавая себе все новые и новые неприятные вопросы. Счастлива ли я с Аароном? Хорошо ли он со мной обращается? Аарон не раз ошибался — стоят ли того все мои компромиссы? Я позвонила ему в надежде получить немного заверений в любви.

Вместо этого я обнаружила, что его сотовый опять выключен. Я оставила сообщение и села на постель, пылая от выпивки и тревоги. В голове роились сомнения. Я нерешительно гнала их прочь.

Я помотала головой, глубоко вздохнула и попыталась рассуждать здраво. Конечно, иногда Аарон недоступен по телефону или «Блэкберри», и много ночей мы проводим врозь. Но все это легко объяснить напряженной и важной работой. Играя в той же пьесе, пусть и не такую видную роль, я прекрасно знала, как легко Капитолийский холм может украсть у человека личную жизнь.

Кроме того, я проводила с ним достаточно времени, чтобы определить, что он искренне заботится обо мне, и неважно, обменялись мы в трезвом виде признаниями в любви или нет. Скажу лишь, что он гордится своим положением и, думаю, руководствуется самыми высокими принципами. Не считая того, что часто напивается. Этот неоспоримый факт вступил в противоречие с мыслью о высоких принципах. Равно как и то, что Аарон работает на Брэмена. Способен ли он на измену? Если он еще не изменил мне, есть ли вероятность, что это произойдет в будущем? Я не могла не думать о том, что это самое ненадежное в наших отношениях. Мне еще предстоит понять, в чем дело — в моих комплексах или в том, как Аарон со мной обращается. Но что-то мне определенно не нравится.

Пока я размышляла, меня охватило жгучее желание проверить эту мысль. Чтобы что-то решить, нужны новые факты. Лучше проверить, а не мучиться сомнениями. Но каксобрать необходимые улики? Что сделать, чтобы узнать чуточку больше?

Взгляд на бесполезный сотовый породил блестящую идею. Пусть я не могу поймать сеть, зато могу позвонить на сотовый со стационарного телефона и прочитать сообщения. Проще всего (проще, чем вспомнить специальный номер голосовой почты) позвонить на свой собственный номер и, когда он перейдет в режим автоответчика, нажать звездочку. После этого у меня запросят пароль, я введу его и получу доступ ко всем сообщениям. Думаю, можно проделать то же самое с телефоном Аарона. Все, что мне нужно, это его пароль.

Сомневаюсь, что осмелилась бы на этот полночный следственный эксперимент, не будь я под хмельком. Но стоило только начать, и меня охватил азарт. Я должна узнать этот код, черт побери. Я отказывалась признать поражение от противного механического голоса, который раз за разом объявлял, что я ошиблась. Я снова и снова набирала номер Аарона. Когда сразу включался автоответчик, я нажимала звездочку и пыталась угадать пароль. И снова и снова получала отказ. Я испробовала все, что смогла вспомнить об Аароне. Я вбила имя его первого любимца, хомячка Вонючки (кстати, порнокличка^[72] Аарона — Вонючка Фанкер), джерсийский номер Дерека Джетера^[73] в сочетании с кодом родного города Аарона, дату рождения Аарона (он — Рак, астрологическое значение этого мне еще предстоит выяснить), а также случайные комбинации цифр, которые, как мне казалось, могли ему нравиться. Но ничего не сработало. Через час я сдалась, разочарованная и пристыженная.

Утром я твердо решила никогда больше не вести себя так гадко. Во что я превращаюсь? Я никогда никому не признаюсь, чем занималась ночью. Разве что Лизе. И то не просто так, а исключительно под мартини.

В середине дня наконец позвонил Аарон.

— Где ты был? — выпалила я.

Я не хотела навязываться, но мы ведь несколько дней не разговаривали.

— С семьей. Я думал, ты так же занята с родными, и не хотел тебе докучать, — ответил он.

Похоже, моя реакция удивила его. Сама невинность. Возможно, я слишком эмоциональна?

— Я без конца звонила тебе на сотовый, — произнесла я как можно спокойнее. — Я правда хотела поговорить с тобой.

— О господи, извини. Я потерял зарядник и не успел купить новый. Вокруг столько народу.

Ну хорошо. Вроде бы.

— Ты должен был позвонить, — просто сказала я.

— Извини, детка, — повинился он. — Родственники не оставили мне ни минутки свободной. Но я чертовски по тебе скучал. Как прошел День благодарения?

Он говорил так спокойно и рассудительно, что я решила последовать его примеру. Наверное, я чересчур прилипчива. Классные, уверенные в себе девчонки не начинают вопить, лишь на секунду выпустив приятелей из виду. Притворюсь, что я такая.

— М-м-м, прекрасно. У нас была индуцыпка, — сообщила я, убедив голос стать небрежным.

— Правда? Я об этом слышал. Целая куча птиц, — отозвался Аарон.

— Да, я так толком и не разобралась в способе ее приготовления. Не в курсе, концепция индуцыпки распространяется и на других животных?

— В смысле, что-то вроде коросвинорыбы?

Рыба внутри свиньи внутри коровы, расшифровала я.

— Это что, деликатес, о котором я не знаю? Никогда раньше не слышала про индуцыпку. Я начинаю думать, что плохо разбираюсь в кулинарии, — заключила я.

— Да, над этим надо поработать. Я и сам не специалист, но здесь можно напасть на золотую жилу. Мы можем придумывать новые блюда, засовывая одних животных в других.

Любопытная тема для беседы, но меня начало подташнивать. Я решила сменить тему.

— Хорошо повеселился с родными? — спросила я.

— Да, здорово было увидеться. Я умудрился еще и нескольких старых друзей встретить. А ты как? Виделась с кем-нибудь, кроме родителей?

Я вкратце рассказала ему про вечер, извинилась за общение с Риком и остановилась как раз вовремя, чтобы утаить попытки взлома голосовой почты.

— Интересно. Вы с Риком раньше встречались? — небрежно спросил он.

— Да, если честно, в школе, но уже почти десять лет мы только друзья, — ответила я.

— Так-так, ясненько, — слишком быстро проговорил Аарон. — Он к тебе клеился?

Вот дилемма. Должна ли я сказать правду? Я быстренько прикинула в уме все «за» и «против». Конечно, я хотела, чтобы он говорил правду мне, поэтому остановилась на варианте «поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой», пусть и осторожно.

— Странно, что ты спросил. Ну да, немножко. Но ничего серьезного. В любом случае у него не вышло.

— Что он сказал? — поинтересовался Аарон. — Он приглашал тебя к себе домой?

Внезапно в его голосе прорезались нотки прокурора, на которого он учился. Он что, ревнует? Надеюсь, что да. По крайней мере, в этом я буду не одинока.

— Да, приглашал. Я отказалась, и он не настаивал.

— Ладно. Ты еще собираешься видеться с ним до отъезда? — продолжил Аарон.

Точно, ревнует.

— Нет, не собираюсь. Послушай, я ужасно по тебе скучаю, — закинула удочку я.

— Я тоже. Прости за допрос. Мне просто не нравится, когда к тебе клеятся старые приятели, — извиняющимся тоном ответил он.

— Да, мне тоже, — солгала я. — Что будешь делать вечером?

— Не знаю. Придумаю что-нибудь, — туманно сказал он.

— Послушай, у тебя есть счастливое число или вроде того? — спросила я и немедленно пожалела, что не придумала чего-нибудь получше.

— Пардон?

— Ну, я просто говорила с родителями насчет счастливых чисел и цветов. Я знаю, ты не любишь оранжевый. Любимое мамино число — три. Ну так как, у тебя есть?

Я говорила как четырехлетка под «риталином»^[74]. Надеюсь, ему понравится.

— Хм… — Аарон смутился и неуверенно протянул: — Ну, наверное, пятьдесят семь.

— Как соус «Хайнц 57»?

— Нет, просто пятьдесят семь. А у меня обязательно должно быть счастливое число?

— Это может помочь, — сухо сказала я.

— Хорошо. Пусть будет пятьдесят семь. Или девять.

С этим ценным сырым материалом стоит поработать. Но минутку, я же обещала никогда впредь не пытаться угадать его пароль. Ладно, узнать о нем больше все равно не помешает.

— Ты поедешь завтра домой? — спросил он.

— Да, как и планировала. Выберемся куда-нибудь?

— Скорей бы уж, — откровенно вздохнул он.

Я с нетерпением ждала встречи.

— И скажи Рику, чтобы держался от тебя подальше, — немного угрожающе добавил Аарон.

Ого! Оказывается, я чертовски мудрая и рассудительная по сравнению с ним. Но все равно здорово, что он меня пасет. Торжествуя, я повесила трубку.

Когда я вошла на кухню, родители мыли посуду.

— Ну, как там Аарон? — спросила мама, словно они были старыми друзьями.

Когда он звонил, она сняла трубку, представилась, спросила, какая в Вашингтоне погода, и только потом уступила телефон мне.

— Нормально, — уклончиво ответила я.

— Он такой же скользкий тип, как Брэмен? — угрюмо спросил отец.

— Не знаю, папа, — вздохнула я. — По-моему, нет.

— М-м-м-хм, — неодобрительно промычал отец.

Внезапно я устала от внутрисемейных течений. Словно по команде, в комнату прошествовала Киса и положила мне на ногу дохлую мышь. Да, определенно пора уезжать.

На следующий день родители отвезли меня в аэропорт. Когда я обнимала их на прощание, отец сунул мне конверт.

— Это тебе, чтоб отметить хорошую работу, — подмигнул он. — Купи себе что-нибудь приятное. Мы ужасно гордимся тобой, Сэмми.

Это немедленно стерло все неприятные эмоции. Не сами деньги, нет — надеюсь, я не настолько корыстна, — но этот жест напомнил мне о заботе и поддержке, которую родители всегда мне оказывали. Конечно, они немного бесили меня, но я никогда не сомневалась, что меня горячо любят. С возрастом я все больше понимала, как редки подобные чувства, и моя благодарность родителям росла. И я знала: неважно, что меня ждет, у меня всегда есть опора — моя маленькая, крепко сбитая домашняя команда.

— Счастливого пути, задница! — крикнула мама, когда я исчезла за автоматическими дверьми.

Давняя измена

Декабрь не заставил себя ждать. Внезапно город превратился в огромную аэродинамическую трубу, ветер в которой дул с какой-то новой, холодной решимостью. Я не исключала возможность случайной оттепели, учитывая, что перемены погоды у нас напоминают американские горки, но в воздухе разлился новый, более устойчивый аромат холода и ранней темноты, который пробуждал во мне уверенность, что тепло вернется очень не скоро.

Обстановка на работе тоже изменилась. После успеха законопроекта Р.Г. все будто приобрело новое значение. Пайл был вынужден подписать проект, что он проделал отнюдь не под фанфары и, несомненно, с мрачной гримасой на надутом лице. По всей стране пенсионеры и адвокаты по охране здоровья встречали новый закон улыбками и приветственными криками. Пресса посвятила ему изрядное количество чернил, и, несмотря на все усилия Брэмена (а также новые бесчисленные цитаты из «анонимных источников»), интерес к Р.Г. возрос, что добавило счастья и бодрости его команде. После того как Конгресс распустили до конца года, Р.Г. проводил большую часть времени в Огайо, но работа не останавливалась.

Расписание Аарона стало еще безумнее, поскольку Брэмен воспользовался каникулами, чтобы пустить кампанию вскачь. В результате Аарон без конца путешествовал, возвращаясь в Вашингтон всего на два дня в неделю. Наши отношения стали не только более натянутыми, но и более страстными — мы так редко спали вместе, что все досадные мелочи тонули в сильнейшем сексуальном влечении. Если отношения состоят из компромиссов, то именно их поисками мы в последнее время занимались. Я не жаловалась. И хотя наши отношения не были ни ровными, ни спокойными, они оставались волнующими, а этого хватало, чтобы держать меня на крючке.

Между тем во вторую неделю декабря вокруг Капитолийского холма начал вовсю нарезать круги грипп. Я горстями ела аскорбинку и размышляла, не покажется ли странным, если заявиться в хирургической маске. Наверное, покажется.

В тот четверг мы с Моной сопровождали Р.Г. в Нью-Йорк, где он должен был замещать Брэмена на съезде Американской ассоциации пенсионеров. Брэмен отказался в последний момент, чтобы посетить очень важное барбекю в Де-Мойне, а Р.Г. согласился подменить его. И попросил нас с Моной составить ему компанию.

Когда мы приехали, мне с трудом удалось взять себя в руки при виде толп — неотъемлемой черты Нью-Йорка. Это место и вдохновляло, и подавляло меня. Я должна была привыкнуть к этому мегаполису и радовалась, что мне выпала возможность потренироваться.

На месте проведения съезда мы наткнулись на группу политически активных пенсионеров, которые устроили Р.Г. торжественный прием. Он произнес пламенную речь, час работал в зале, а к восьми вернулся в отель. Чтобы оправдать ночевку, Мона устроила благотворительный завтрак и круглый стол с городскими экспертами по общественному здоровью. Мы с ней выпили немного вина и подготовили для Р.Г. сборник сводок на завтра.

— Значит, у вас с Марком все хорошо, — бодро сказала я, когда мы потягивали вино и разбирали бумаги.

Они не афишировали свой роман, но он был очевиден, стоило присмотреться. Каждый день они вместе обедали и приклеивали друг другу на компьютеры пикантные шифрованные записки. Я не знала, благодарны они мне за свою любовь или нет, но радовалась, что отлично поработала.

— Да, хорошо. Он замечательный, — улыбнулась она.

Мона явно была уверена в их отношениях. Учитывая, что она знала о былой влюбленности Марка в меня, я беспокоилась, не злится ли она на меня теперь, когда они вместе. Но, похоже, мои опасения напрасны, и слава богу, хотя это довольно неожиданно. Сомневаюсь, что на ее месте вела бы себя столь же мудро.

— Вы с Аароном до сих пор встречаетесь? — помолчав, спросила Мона.

— Ну да, — я со вздохом кивнула. — Он сейчас много ездит.

— С Брэменом?

Она осуждает его? Или я слишком чувствительна?

— Да. Меня бесит, что он работает на Брэмена, но вообще — это хорошая работа, — ответила я.

Мона кивнула. Похоже, она хотела сказать что-то еще, но промолчала и снова отпила из бокала. Мне было неловко, я сделала большой глоток вина и начала болтать о жертвах, которые надо приносить на алтарь отношений. К счастью, когда мы закончили со сводками, наша беседа свернула в спокойное русло. А когда мы прикончили по второму бокалу, Мона пригласила меня на мероприятие, которое собиралась посетить вечером со своей подругой Джейн.

— Отец Джейн — Трей Гэндон, специалист по связям с общественностью, устраивает вечеринку для журнала «Мир связей», — объяснила она.

«Мир связей» — это новый ежемесячник о политике и культуре, его только-только начали выпускать. А я и не знала, что Мона знается с нью-йоркской тусовкой.

— Мы с Джейн вместе выросли в Чикаго, — объяснила она. — Трей Гэндон — старый друг моих родителей. Его покойная жена была лучшей маминой подругой в школе. В общем, назад в прошлое.

Я совсем забыла о чикагских корнях Моны. Я считала, что все сотрудники Р.Г. родились и выросли в Огайо, как я, однако встречались исключения. Мона закончила Университет Западного резервного района в Кливленде и вскоре перебралась в Вашингтон.

Мы отправились в центр города на вечеринку и встретили Джейн у двери. Фотовспышки в зале выхватывали множество знаменитостей.

— А Стив Мартин придет? — с надеждой спросила я Джейн.

— Я просмотрела список гостей, но его имени не заметила, — ответила она.

Ничего страшного. Я все равно не настолько хорошо выгляжу. Я же не знала, что попаду на шикарную вечеринку, поэтому не захватила ничего сногсшибательного. Свободная блузка из струящейся неожиданно превратилась в бесформенную и безжизненно повисла поверх черных брюк, туфли тоже не слишком элегантны. Да уж, одета я определенно безвкусно. Единственное утешение — Мона щеголяла в свитере с оленями, а уж она-то знала, что предстоит.

— Это мой папа. — Джейн указала на красивого мужчину за сорок. — Пойду обниму его, я знаю, он хочет поздороваться. — И убежала.

Добравшись до бокала шампанского, я увидела сенатора Спирам в модном брючном костюме. Интересно, Р.Г. здесь понравилось бы? Мона его пригласила?

— Он отказался, — ответила Мона, когда я задала ей этот вопрос. Разумно. Наверняка он куда счастливее в гостиничном номере, с книгами и бумагами. Джейн вернулась с отцом, который крепко обнял Мону.

— Я так рад, что ты пришла, — тепло сказал он. — Как раз днем разговаривал с твоим папой.

Трей Гэндон сразу мне понравился. Он поболтал с нами несколько минут, но быстро откланялся и вскоре позвал Джейн поздороваться с сенатором Спирам. Поворачиваясь к Моне, я заметила, что ее глаза сузились, а брови встопорщились больше обычного.

— Что случилось? — поинтересовалась я.

Мона смотрела на меня и моргала.

— Ты умеешь хранить секреты? — спросила она, допив шампанское.

Конечно, умею. Надеюсь, это хороший секрет.

— Разумеется, — произнесла я самым убедительным тоном.

— Ладно. — Мона тихо вздохнула и огляделась, желая убедиться, что никто не подслушивает. — Трей никогда снова не женится, но знаешь, с кем он встречается? С Мелани Спирам.

У меня отвисла челюсть. У него роман с сенатором Спирам? Но сенатор Спирам замужем! Конечно, Трей — записной дамский угодник, но все же. Поверить не могу, что она способна на такое во время избирательной кампании. Она же столько лет готовилась! Ради чего она рискует?

— Не может быть. Правда?

Мона кивнула.

— Они вместе уже с полгода. Трей винит себя за это, но ты же знаешь Джеффа Спирама. Трей разрушил не настоящий брак.

— Спирам собирается бросить мужа ради него?

Мона пожала плечами:

— Понятия не имею. Предполагается, что я и об этом-то не знаю. Трей рассказал моему отцу, а Джейн доверилась мне, но никто не знает. Они очень осторожны.

— А Трею, то есть мистеру Гэндону, действительно нравится Спирам? — недоверчиво переспросила я.

— Да, он здорово ею увлекся. Хотя, думаю, сложностей хватает. Она жутко ревнива, — ответила Мона.

Ну надо же. Невероятно. Кто бы знал, что Мона — источник такой радиоактивной сплетни.

— Обалдеть, — заключила я.

Мы наблюдали, как сенатор Спирам покидает мистера Гэндона и Джейн ради других гостей. Она оглянулась, но больше ничем не выдала своих чувств. С моей точки зрения, они прекрасно скрывали свою связь.

— Схожу за водой. Тебе принести? — спросила Мона.

Нет, я хотела еще шампанского. Но кивком согласилась на воду и, пока ждала Мону, сделала вид, будто проверяю «Блэкберри», чтобы не выглядеть совсем уж потерянной и одинокой. Через несколько секунд притворства я почувствовала, что на меня смотрят. Я быстро подняла глаза и увидела, что с противоположного конца комнаты меня сверлит взглядом сенатор Спирам. Неужели она поняла, что мы говорим о ней? Конечно, нет. Я обернулась, чтобы узнать, на кого же она все-таки смотрит, но там никого не было. Когда я повернулась обратно, она уже отвела взгляд, оставив меня в недоумении, не сыграло ли воображение со мной шутку.

Я еще немного посмотрела на Спирам, представляя, каково это — быть ею. Еще до того, как я узнала подробности ее личной жизни, она казалась мне обворожительной и профессиональной. Всю жизнь она готовилась стать первой женщиной-президентом Соединенных Штатов. И теперь близка к цели.

Брэмен по-прежнему лидировал в опросах, но Спирам шла сразу за ним, ожидая, когда он оступится. Несколько месяцев в тройку лидеров входили Брэмен, Спирам и Рексфорд. По общему мнению, Спирам просто ждала, пока у Рексфорда кончатся деньги, чтобы заграбастать его сторонников, обойти Брэмена и стать кандидатом от партии. Гарантий, что этот трюк ей удастся, не было, но я видела, что она хладнокровна и уверена в себе. Она работала на толпу как профессионал, каковым и являлась.

Ко мне робко подошла длинноволосая девушка в коротком красном платье, похожая на модель.

— Вы близки с Гэндонами? — очаровательно спросила она.

Я не сразу поняла, что она обращается ко мне.

— Что? А, нет, я познакомилась с ними только сегодня. А вы?

— Нет, я здесь по делу.

Она заглянула мне в глаза.

— Так между вами и Треем Гэндоном ничего нет? — уточнила она.

Что? Как странно.

— По крайней мере, я ничего такого не знаю, — медленно ответила я. — Простите, как вас зовут?

— Кристи, — улыбнулась она и собралась уходить. — До встречи. — Она проскользнула между двумя гостями и скрылась в толпе, оставив меня в растерянности. О чем она, черт побери, говорила? И почему у всех моих знакомых моделей имена кончаются на «исти»? Я заподозрила тайный сговор между ней и Мисти.

Я обошла комнату, чтобы прийти в себя после странного разговора, и попалась в руки пожилой женщине, которая попросила меня помочь ей опознать снующих вокруг знаменитостей — их тут было не меньше, чем закусок на подносах. Трудно сказать, что привело ее в больший восторг — Мерил Стрип или креветочный кебаб. Через двадцать минут я умудрилась сбежать, заявив, что мне надо найти дамскую комнату, что к этому времени было уже чистой правдой.

Терпеть не могу, когда в пижонских местах хитро прячут туалеты. Так и вышло, я совершенно испортила себе настроение, пока пробиралась сквозь пышный растительный лабиринт, скрывавший фальшивую деревянную стену, которая, как заверил официант, распахнется, явив за собой дамский туалет, если нажать в нужном месте. Я вошла, сердито качая головой. Разумеется, внутри никого не было. Сомневаюсь, что кто-нибудь другой смог бы найти его без подробной карты.

Первым признаком того, что кто-то все-таки смог, стало приглушенное рыдание, которое донеслось до меня, когда я мыла руки. Все массивные двери в дубовые кабинки были приоткрыты, но в самой дальней явно кто-то сидел.

— Эй! — крикнула я. — С вами все нормально?

Из-за двери выглянула Кристи.

— А, это вы, — слабо произнесла она и снова разрыдалась.

Я огляделась в поисках подмоги, но никого не нашла. Что мне делать? Оставить ее одну? Неправильно оставлять отчаявшуюся модель на полу кошмарно расположенного дамского туалета, который, возможно, никто никогда не найдет. Что, если она лишится сил от горя? Она ведь может умереть от голода. Похоже, она уже умирает.

— Не плачьте, — беспомощно попросила я.

— Я не должна была соглашаться на эту работу. — Кристи высморкалась. — Я чувствую себя шлюхой. А я не шлюха, я модель и актриса, — подчеркнула она.

Хорошо, что она еще помнит, в чем разница.

— Вот и прекрасно, — подтвердила я. — Просто замечательно.

— Не очень, когда не можешь найти другую работу, кроме наживки, — горько сказала она и снова ударилась в слезы.

О чем она говорит? Я решила держать рот на замке, сочувственно смотреть и ждать, пока она созреет до рассказа.

— В общем, я выставила себя дурой за пять сотен баксов, — задыхаясь, призналась Кристи. — Бросилась на шею чудесному мужчине на глазах у его дочери — и все из-за того, что эта женщина уверена, будто он ей изменяет. Я чувствовала себя идиоткой. Я совсем не такая. Это унизительно, он так смотрел на меня. — Она вздрогнула.

— Вы говорите о Трее Гэндоне? — удивленно переспросила я.

В конце концов, именно о Трее Гэндоне она меня расспрашивала.

— Да, — всхлипнула Кристи. — Простите, что приставала к вам, но выяснить, не связан ли он с кем-то еще, входило в мой гонорар. Эта женщина просто психичка.

— Вы о Мелани Спирам? — быстро спросила я. Ерунда какая-то. Неужели Спирам настолько ревнива? Кристи помедлила. Сомнение затуманило ее влажные и пустые глаза.

— Нет, я не знаю, как ее зовут, — неубедительно произнесла она. Я не сомневалась, что это ложь. Я сама совсем не умею лгать и легко угадываю в других этот порок. Внезапно я захотела выяснить правду.

— Конечно, Спирам. Я все об этом знаю, — властно заявила я, а затем сочувственно добавила: — Боже, как жаль, что вам пришлось иметь с ней дело.

Последний маленький штрих сработал. Кристи снова зарыдала.

— Сначала она казалась такой милой, — бесхитростно сообщила она. — Объяснила, что Трей — муж ее сестры и нужны неоспоримые доказательства его неверности. Я сижу без денег, а работа казалась простой, но я не подозревала, как буду себя чувствовать, — жалко продолжала Кристи. — Дело не только в том, что он не захотел меня… все это…

Кристи согнулась, и ее вырвало в унитаз. Она начала мне нравиться. Конечно, она не та жестокая стерва, которую вынуждена играть. Ей в прямом смысле стало плохо от собственных действий. Мелани Спирам прекрасно выбрала наживку.

— Успокойтесь. — Я осторожно поглаживала ее по спине.

— Я хочу извиниться перед мистером Гэндоном, — тихо всхлипнула Кристи. — Плевала я на деньги. Она даже не поверила, что он мне отказал. Заявила, мол, я его выгораживаю, потому что сама на него запала.

С ума сойти, у Спирам действительно паранойя.

— Но он отказал мне. Он так… испугался. — Она сглотнула. — Как вы думаете, я должна ему все объяснить? Чтобы он знал, что я совсем не такая?

Растерянная и беспомощная, она взирала на меня, ожидая совета, и это немного пугало. Должна ли она рассказать Трею Гэндону? Учитывая его отношения с Мелани Спирам, трудно предвидеть его реакцию, но он мне нравился, и я считала, что будет честно, если он узнает характер женщины, в которую влюблен. На самом деле, мне было жаль всех участников этой истории. Даже Спирам, которая действовала так опрометчиво и неразумно, заслуживала сочувствия. Она много лет была замужем за повесой, который, как все считали, подменял любовь властью, и вот что из этого вышло. Она разучилась доверять. Но все же, учитывая ее политические стремления, подобное безрассудство изумляло. Кристи хлюпала носом.

— Вам стоит с ним поговорить, — выпалила я. — Если можете исправить впечатление о себе, сделайте это. Возможно, вам полегчает.

— Правда? Вы так считаете? — горячо воскликнула она.

Через десять минут я нашла сонную Мону со стаканом воды.

— Пошли, посмотришь, я все потом объясню. — Я потащила ее за толстую колонну.

Мы смотрели, как на противоположной стороне комнаты мистер Гэндон и Джейн разговаривают с другой парой. Когда они закончили и повернулись к нам, Кристи устремилась к ним. Джейн взяла отца за руку, словно пытаясь защитить. Кристи подняла руку, чтобы успокоить их.

Мы ничего не слышали, зато видели, как на лицах мистера Гэндона и Джейн опасение постепенно превращается в недоверие, а недоверие — в ужас. Мистер Гэндон утешающе обнял Кристи за плечи и быстро осмотрел комнату. Интересно, он поверил Кристи или принял ее за сумасшедшую? Я проследила за его взглядом и увидела Мелани Спирам, беседующую с фотографом и репортером светской хроники. В тот же миг она посмотрела на него и резко оборвала разговор. Журналист и фотограф обернулись, высматривая, что ее отвлекло.

— Что происходит? — спросила Мона.

Она явно проснулась.

— Спирам наняла девушку в красном платье соблазнить мистера Гэндона, чтобы доказать его неверность, — шепнула я.

— Что? — недоверчиво переспросила Мона.

Согласна, звучит престранно. Но и новость об их романе поначалу казалась неправдоподобной.

— А теперь эта девушка обо всем рассказывает мистеру Гэндону. Кстати, ее зовут Кристи. Она очень милая. Не слишком умная, но хорошая и ужасно переживает.

Мона таращилась на меня.

— Ты все придумала, да?

— Нет, честное слово. Она исповедалась мне в женском туалете. О боже, что делает Спирам?

Спирам шагала туда, где все еще стояли Гэндоны и Кристи. Фотограф следовал за ней, несомненно, он почуял, что запахло жареным. Даже отсюда было видно, как исказилось приятное лицо Спирам.

— Ее норов всем известен, — тихо сказала Мона.

Ну да, как и то, что она невероятно умна и политик до мозга костей. Конечно, она не устроит сцену, которая выставит напоказ их роман. Здесь кишмя кишат журналисты, причем двое из них истекают слюной у нее на хвосте.

— Я знала, что ты такой же, как Джефф! — завизжала Спирам достаточно громко, чтобы мы ее услышали.

А может, и устроит.

Перед нами разразилась буря, от которой нельзя было отвести глаз, несмотря на то, что время от времени хотелось. Я могла только смотреть, вздрагивать и поражаться тому, как кто-то, так долго прокладывавший себе дорогу наверх, в один миг теряет все из-за любовной горячки. Мелани Спирам никогда не переживала из-за интрижек мужа, о которых все шептались, карьера была для нее важнее. Почему же она так опрометчиво повела себя из-за воображаемой интрижки любовника?

— Так вот кто тебе нужен! Эта сопливая шлюха! Ты говорил, что любишь меня! — орала она, пока фотографы быстро снимали эту некрасивую сцену.

Трей Гэндон изо всех сил пытался успокоить ее и взять ситуацию под контроль, но Спирам уже вылетела в другую реальность. Унять ее было невозможно. Мы с Моной невольно подобрались ближе.

— Я же говорила, что он мне отказал, — запротестовала Кристи.

Спирам глянула на нее и снова набросилась на Гэндона.

— Сколько их тут еще? — выплюнула она.

— Мелани, успокойся, — убедительно произнес Гэндон.

— Это ты, блин, успокойся! — заорала она и влепила ему пощечину.

Что-то подсказало мне, что этот избитый жест ей не в новинку. Все смотрели, как она шествует прочь, вспышки фотокамер освещали расстроенные лица трех ее сотрудников.

Трея Гэндона тут же обступили.

— У вас был роман с сенатором Спирам?

— Как долго продолжался этот роман?

— Кто эта девушка?

— Как, по-вашему, это повлияет на президентскую кампанию?

— Вы надеетесь стать первым джентльменом?

Шикарная вечеринка обернулась против своего творца. Журналисты и любопытные гости толпились, алкая крови. Я увидела, как Гэндон поднимает руку, стараясь сохранить самообладание, неважно, позволят ему это сделать или нет.

— Спасибо всем, что пришли. Говорить больше не о чем. Полагаю, сенатор Спирам не слишком хорошо себя чувствует. Я искренне надеюсь, что она не отравилась. Спокойной ночи.

Он повел Джейн и Кристи к служебному помещению, не обращая внимания на вопросы, которые по-прежнему выкрикивали из толпы. Мы проводили их взглядом и еще с полминуты после того, как они исчезли за дверью, стояли молча.

Неужели мне не привиделось? Не может быть. Я повернулась к Моне, так и не закрывшей рот.

— Ничего себе, — выдохнула я.

— Надо выпить, — решительно сказала Мона.

Да уж, после такого любой захочет чего-нибудь покрепче. Мы пропустили по стаканчику, заверили друг друга, что нам не показалось, и вернулись в отель.

— Может, проверим, не спит ли Р.Г.? — спросила я.

Мона засомневалась.

— Давай лучше напишем ему, — предложила она.

Я отправила сообщение, в котором говорилось, что у нас есть интересные новости, но они могут подождать и до завтра. Он ответил, что еще не спит, читает и хочет узнать, что стряслось. Мы с Моной отправились к нему в номер. Первый раз в жизни я сплетничала с Р.Г.

— Быть не может, — произнес Р.Г., когда мы закончили рассказ. — Она действительно так забылась?

Мы подтвердили, что да.

— Бедная Мелани. Мы никогда не ладили, но, похоже, ее ждут тяжелые времена. Она, наверное, унижена. — Он печально покачал головой.

Я слышала, как в личной беседе Р.Г. сравнивал Спирам и Брэмена и говорил, что она слишком азартна и либо использует людей, либо боится их. Поэтому меня удивило, что Р.Г. жалеет ее. Хотя я должна была это предвидеть. Я всегда восхищалась его великодушием, но сомневалась, что сама смогу достичь подобных высот духа. Злорадство куда соблазнительнее.

— Как, по-вашему, ее кампания провалилась? — спросила я.

— Думаю, да, — ответил Р.Г. — Хотя не знаю, она все-таки настоящий боец. В ближайшие несколько дней увидим, как она справится.

Он недоверчиво покачал головой.

— Обычно она профессиональна во всем. Правда, я догадывался, что если она сломается, то именно сейчас, в такой напряженный момент кампании. Это бремя в прошлом погубило множество кандидатов. Возможно, она просто набралась. Возможно, этот человек действительно был ей дорог.

Ирония в том, что Трей Гэндон был верен Мелани Спирам, по словам Моны, которая добавила, что Спирам сошла с ума, раз не понимает, какой он замечательный.

— Ну, она ядовитая особа, — заключил Р.Г.

Похоже, в конце концов, она сама себя отравила. Несколько дней пресса бушевала, и это указывало на то, что противоядия нет. Спирам заявила о «недопонимании» и подтвердила, что сильно привязана к мужу, назвав предположения о романе «непристойной ложью». Однако фотографии, где она кричала на Гэндона, рассказы возмущенных зрителей и интервью экономки Гэндона, поведавшей журналистам о том, как часто сенатор гостила у них, быстро заглушили возражения Спирам.

Гэндон отказался давать интервью, но назвал себя «сторонником» сенатора Спирам, который желает ей всего наилучшего. Не считая этого, в кольце осады на все вопросы он отвечал «без комментариев». У него была репутация хорошего специалиста, но, похоже, он не готов правильно вести самое личное из своих дел.

Кристи не скрывала своей роли в драме. Я надеялась, что она хотела полностью обелить себя, а не цинично заниматься саморекламой, но как бы то ни было, она шла нарасхват.

Аарон поверить не мог, что я на самом деле видела все с начала и до конца, из первых рук, и сосредоточенно внимал мне, пока я угощала его обширным авторским репортажем о скандальных событиях. Я чувствовала себя военным корреспондентом, вернувшимся с фронта, и с удовольствием впитывала его внимание. Мою радость омрачали лишь возбужденные предсказания, что ошибка Спирам обернется нежданной удачей для Брэмена. Когда я напомнила Аарону, что считаю подобное развитие событий ужасным, он перестал в открытую заявлять об этом, но было уже поздно.

Спирам не слишком мне нравилась, но ее падение немного огорчило меня. При виде ее хороших рейтингов я гордилась, что страна наконец-то готова принять женщину-президента, хотя многие считают, что это случится не на нашем веку. Поэтому я расстроилась — важный эксперимент, похоже, на время приостановлен. Кроме того, меня бесило, что ее погубило не что-нибудь, а сексуальный скандал. Меня тошнило от этого.

Между тем невероятное совместное приключение сблизило нас с Моной. Мы разговаривали теперь каждый день, и она рассказывала, как дела у Джейн — та была немного выбита из колеи, но, в общем, жива-здорова. Мона как раз пересказывала их последний разговор, когда по «Си-эн-эн» сообщили, что Спирам официально выбывает из президентской гонки.

— Погоди секундочку. — Я прибавила громкость.

— Сообщение сенатора Спирам поступило всего через несколько часов после того, как включенный микрофон случайно ретранслировал разговор ее мужа на деловой конференции, — нараспев произнес диктор.

Ну что еще?

На экране появилась картинка: Джефф Спирам разговаривает с каким-то мужчиной. Судя по позе, он уверен, что это личная беседа. По кадру видно, что съемка ведется издалека. Мужчины смеются. Звук трещит, но вполне различим.

— Как там девчонку зовут — Синди или вроде того? Она сейчас везде, — произнес мужчина.

— Да, я за ней слежу, — ответил Джефф Спирам. — Черт, жалко, Мелани потратила ее на Трея, уж я бы трахнул эту наживку.

Его собеседник загоготал.

— Джефф Спирам определенно не подозревал, что его слова могут быть услышаны, — продолжал диктор.

Думаю, теперь он прекрасно об этом осведомлен.

Иголка в стоге сена

С середины декабря валом повалили праздничные мероприятия. Р.Г. провел ежегодную вечеринку для персонала в небольшом кегельбане, который мы получили случайно. Я взяла с собой Аарона, наелась куриных крылышек, напилась пива, выбила три страйка и восемь раз послала мяч за пределы желоба. Стабильность никогда не была моим талантом. Чета Гэри выглядела прекрасно, с ними было интересно общаться, хотя они все время отвлекались на близнецов, которые деловито исследовали вещи, оставленные на полу без присмотра. Например, дамские сумочки. Я как раз беседовала с Дженни Гэри, когда мы заметили, что Джеффри красит себя в черный цвет тушью для ресниц. Дженни бросилась разбираться, а я принялась напевать под нос «Раскрась в черное» «Роллинг Стоунз».

— О боже. Хорошо, что это моя тушь, — воскликнула она, пытаясь отнять у малыша косметичку.

Я стала помогать отчищать ребенка и поразилась, как много он успел сделать за столь короткое время. Узоры на животе показались мне особенно вдохновенными. Я поздравила Дженни с художественным талантом сына.

— Вы говорите совсем как Роберт, — рассмеялась она.

— Кто говорит? — услышала я за спиной голос Р.Г.

Они с Аароном явно только что подошли.

— Сэмми считает, что из Джеффри получится гениальный художник, — сообщила мужу Дженни.

Р.Г. широко улыбнулся.

— Она просто подлизывается, — подколол меня Аарон.

Я уставилась на него, но Р.Г. только хихикнул.

— Похоже, вы еще плохо знаете Сэмми, — сказал он Аарону.

— Да нет, сэр, я просто пошутил, — ответил тот.

Я с удивлением заметила, как у Р.Г. прорезалась тонкая морщинка между правым глазом и ухом — предательский признак раздражения. О нет, ему что, не нравится Аарон? Сначала я беспокоилась насчет их встречи, особенно учитывая омерзительную работу Аарона, но потом напомнила себе, что Р.Г. обычно не относится к людям предвзято. И если Р.Г. сердится, значит, Аарон ему не нравится как человек. Но, может, я просто навоображала всякого? Или Р.Г. злится потому, что Джек стянул с себя памперс и напрудил в шар для боулинга?

— Джексон Уэйд Гэри, что это вы делаете? — рявкнул он.

Джек посмотрел на него, словно понимал, что поступает неправильно. Р.Г. отвел его в угол, поговорить. Дженни повернулась к нам и пожала плечами.

— Вот так всегда, — бодро произнесла она. — Как давно вы вместе?

Я повернулась к Аарону — мне было интересно, что он ответит, к тому же меня смутно беспокоил полный детской мочи шар для боулинга, легкомысленно оставленный на полу. Аарон улыбнулся мне.

— Слишком недавно, — ответил он.

Сойдет за ответ. Кажется, Дженни тоже так подумала.

— Как мило, — сказала она. — Ой, Джеффри уронил леденец. Извините.

— И правда, мило, — заметила я, когда Дженни поспешила прочь.

— Вот именно. — Аарон наклонился и одарил меня целомудренным поцелуем.

Он пах, как пивной крем для бритья.

На следующий день в шикарном особняке в Джорджтауне прошла вечеринка для сотрудников Брэмена. Я неохотно согласилась составить Аарону компанию, когда он пообещал защитить меня от Натали и пораньше уйти. Похоже, он понимал, что я иду на очень щедрую уступку, и был благодарен за это.

Когда мы вошли, я сразу заметила смехотворно огромную елку. Или тут поработали профессиональные декораторы, или семья Брэмена ужасно педантична. Рядом с елкой стояла большая менора. Рядом с менорой — еще один семисвечник, кинара, с разноцветными свечами Кванзаа. А рядом с кинарой, как крайнее проявление политкорректности, в центре композиции сияла надпись «Счастливого Эйда», чтобы все мусульмане чувствовали себя как дома^[75].

— По-моему, мои религиозные чувства — наполовину индуистки, наполовину буддистки — оскорблены, — шепнула я Аарону, когда мы шли по громадной прихожей.

— Расслабься, — попросил он.

— Да ладно, я просто шучу. Наверное, это неплохая попытка. — Я взяла его за руку, твердо решив вести себя спокойно и уверенно. Да, я презираю Брэмена и почти всех его сотрудников, но могу быть вежливой ради Аарона. Надеюсь, это потребует не слишком много усилий.

— Это прекрасная попытка, — ответил Аарон. — Нежирные куриные крылышки и не вопящие младенцы, но тоже сойдет.

Что, извините?! Я отпустила его руку. Он правда считает, что воротить нос от вечеринки Р.Г. — мудрый ход? Может забыть о моем спокойствии и уверенности. Я открыла рот, чтобы перечислить все пункты, по которым вечеринка Р.Г. была забавнее и приятнее этого занудного кошмара, но Аарон заговорил с коллегой, который шел за нами. Прекрасно, я зачитаю список, как только он освободится. Он может убежать, но не спрятаться. Я глянула на него, взяла с подноса лепешку и принялась озираться по сторонам.

Брэмен с женой фланировали по комнате, изящно обставленной дорогой мебелью. Я почувствовала, что Аарон готов втянуть меня в разговор, и быстро присела — погладить пробегавшего мимо кокер-спаниеля с невероятно длинными и шелковистыми ушами. Интересно, удобно ли слушать такими ушами? А это у нас что, катаракта? Бедная собачка, наверное, глухая и слепая. Я жалостливо погладила пса и повернула медальон на ошейнике, чтобы прочитать имя. Собаку звали Андромеда.

— Какое необычное имя, — прошептала я.

Андромеда в ответ слопала мою лепешку, прежде чем я успела ей помешать. Для больной она слишком быстро жрет.

— Ради бога, дорогая, не кормите собаку, — услышала я рядом повелительный голос.

Я посмотрела на брезгливо загнутые ресницы Памелы Брэмен. Тяжелые от туши, они скрывали ее суровые глаза.

— Простите, я не собиралась ее кормить. Она выхватила лепешку прямо из руки, — объяснила я, вставая.

Миссис Брэмен улыбнулась так, словно не поверила мне.

— У Андромеды небольшие проблемы с весом. Мы просто не можем позволить гостям ее кормить, — твердо сказала она.

— Я не…

Но она уже отправилась давать указания подвернувшемуся поставщику. Я подошла к окну и уставилась во двор, делая вид, что любуюсь электрогирляндами, натянутыми между деревьями. «Пожалуйста, не заставляй меня больше ни с кем говорить, пожалуйста, отправь нас поскорее домой», — тихонько молилась я Богу Кошмарных Вечеринок. Интересно, смогу ли я незаметно смыться? Я услышала голос Памелы Брэмен.

— Аарон, дорогой, как поживаешь? — соловьем заливалась она.

— Добрый вечер, миссис Брэмен, чудесно выглядите, — ответил он.

Я глянула через плечо и увидела, что Аарон, миссис Брэмен и мерзкая Натали болтают неподалеку. Вот черт. Да как он может с ними разговаривать? Один вид Натали приводил меня в бешенство. После принятия закона появилось еще несколько цитат из «анонимного источника». Все они критиковали Р.Г. и его команду и восхваляли Брэмена и его сотрудников. Но хотя сперва Аарон привлек Натали к ответу за подлое поведение, сейчас он снова был с ней вежлив. Мне это не нравилось. Он поймал мой взгляд как раз в тот момент, когда миссис Брэмен начала восхищаться платьем Натали, и состроил вполне убедительную гримасу «спаси, я в ловушке». Но я не улыбнулась.

— Ну что, когда вы наконец помиритесь? — громко и ободряюще спросила миссис Брэмен у Натали. — Вы были самой прелестной парой, — продолжала она, положив руку на плечо Аарона.

Он пристально смотрел на меня. Не знаю, что отразилось в моих глазах, но в его глазах я определенно заметила страх. Аарон повернулся и посмотрел на миссис Брэмен.

— Миссис Брэмен, я хочу познакомить вас со своей девушкой, — подчеркнул он.

— О, простите, я не поняла, что она придет. Джон сказал…

— Она совсем рядом, — довольно грубо перебил ее Аарон.

Миссис Брэмен удивленно повернулась ко мне.

— Здравствуйте. — Она протянула руку. — Нас не представили.

Да, не представили. Но мне совсем не казалось, что это моя вина. Пока я трясла руку миссис Брэмен, к нам присоединился сенатор Брэмен.

— Сенатор и миссис Брэмен, это Саманта Джойс. Сэмми, это сенатор и миссис Брэмен, — произнес Аарон с едва уловимой яростью в голосе.

В другой раз я уделила бы ритуалу приветствия гораздо больше внимания. Но я растерялась. Аарон встречался с Натали? Долго? И как давно это было? Почему он мне не сказал?

— Мне знакомо ваше имя, — говорил тем временем сенатор Брэмен.

Конечно, знакомо — по эротическому письму, которое я послала вам несколько месяцев назад, мысленно ответила я. Почему Аарон назвал мою фамилию? Почему он встречался с Натали? Я не встречала более неприятного человека, чем она.

— Я — сотрудник сенатора Гэри, — ответила я. — Много работала над законом о рецептурных лекарствах. — И молча добавила: «Законом, который вы испортили, а потом присвоили себе всю славу».

— А, прекрасно, — отозвался Брэмен, намекая, что я запомнилась ему совсем не этим. — Что ж, надеюсь, вам нравится наша скромная вечеринка.

— Благодарю за приглашение, — глухо ответила я.

Натали благоразумно ушла сразу после Брэменов. Аарон виновато повернулся ко мне.

— Прости, что она заговорила об этом. Давняя история. Ничего серьезного, — заверил он меня. — Ты расстроилась?

Я глубоко вздохнула. Здесь полно народу, напомнила я себе. Не лучшее место для скандала. Спирам меня в этом убедила.

— Не очень, —осторожно ответила я. — Не понимаю, почему ты не сказал мне, что встречался с одним из худших моих врагов, но давай пока об этом забудем.

— Ладно, хорошо, — с облегчением произнес Аарон.

— Но все же, почему ты мне не сказал? — тут же спросила я. — Разве тебе не кажется, что я имею право знать о подобных вещах? Из всех женщин ты встречался с Натали! Поверить не могу. Ты спал с ней?

— Сэмми, прекрати…

Значит, спал. Господи, возможно, она — та самая офисная победа, из-за которой мы поругались несколько месяцев назад. Меня замутило.

— Как долго это продолжалось? — сухо спросила я.

— Четыре или пять месяцев. Совсем мало.

— Мы с тобой встречаемся пять месяцев, Аарон.

— Верно, — защищался он. — Но между нами что-то есть. Нечто особенное. Я ни к кому не испытывал таких чувств, как к тебе. — Он взял меня за руку. — Какие у тебя холодные руки.

— Наверное, вы с Натали были прекрасной парой. Памела Брэмен явно разочарована вашим разрывом. — Я выдернула руку из его тисков.

— Лично я — нет. А считается только мое мнение. Ты встречаешься со мной, а не с Памелой Брэмен.

— Только потому, что Джон Брэмен первый до нее добрался, — сказала я.

Вообще-то я была не в настроении шутить. Само как-то вырвалось. Аарон засмеялся. Но по моему лицу понял, что не стоит прикидываться, будто ничего не случилось. Он все испортил тем, что не рассказал мне про Натали. Он должен был предупредить меня, например, чтобы избежать подобной неловкости. Но я понимала, что мужчины иначе относятся к таким вещам, и не хотела тратить время на ревность и злобу в тот день, когда мы вместе выбрались на вечеринку. Даже на столь убогую, как эта. Очень важно сохранять лицо, и я была полна решимости сохранить его уверенным и спокойным, даже если придется притворяться.

По дороге домой, в такси, Аарон сплел пальцы с моими.

— Ты должна знать, что прежние отношения ничего для меня не значат. Мне вообще не стоило связываться с Натали, наш роман был ужасной ошибкой. И уж конечно, сейчас мы не ладим. Я хотел бы встретить тебя раньше, но, наверное, должен был несколько раз ошибиться, прежде чем выиграть приз. Прости, если причинил тебе боль. Я никогда этого не хотел, поверь.

Я вздохнула.

— Ладно. Но будь добр, впредь рассказывай о таком, хорошо? Хватит того, что ты работаешь на Брэмена. Я больше не хочу неприятных сюрпризов. Ты мне доверяешь?

— Целиком и полностью, — ответил он.

Звучит искренне. Ночью, в постели, когда мы уже проваливались в сон, Аарон повернул меня лицом к себе.

— Сэмми, я хочу кое-что сказать, — прошептал он.

Ну и с кем он еще встречался? С Сатаной?

— Что? — нерешительно протянула я.

— Я уже давно собирался это сделать, просто не знал, как начать, — продолжал он.

— Что случилось?

Он совершил что-то ужасное. Возможно, какое-нибудь преступление. Я это знала. Я должна была доверять интуиции. История со скрепкой и предсказанием доказала, что мама — великий телепат. Несомненно, часть ее силы передалась мне.

— Я влюбился в тебя, — сказал он.

Ничего страшного. Слава богу. Наконец-то он произнес слова, которых я от него ждала, и он совсем не так уж пьян. Он действительно только что это сказал и не может взять их назад. Или может? Я медленно вдохнула.

— Это случилось уже давно, и я хотел признаться тебе раньше, но не было случая. По-моему, ты чудо. Я люблю тебя.

На три с половиной месяца позже положенного. Он смотрел на меня с обожанием, и я почувствовала, как радость разливается по моему телу и гонит прочь сон. И я проснулась.

— Я тоже тебя люблю, — непроизвольно выпалила я.

— Ты не обязана это говорить, — ответил он.

Но я уже сказала. Я любила только однажды, хотя влюблялась довольно часто. Но это чувство — совсем другое, оно не похоже ни на одно из прежних. Может, это новая, взрослая любовь? Или более зрелая влюбленность? Я не уверена. Аарон начал целовать меня, прежде чем я толком во всем разобралась.

— Ты на него подсела, — сказала Лиза, когда я утром позвонила ей и поведала потрясающую новость.

— Что-что?

— Подсела. Это зависимость. Он для тебя как наркотик, — подчеркнула она.

— Не понимаю, о чем ты.

Но стоило мне хорошенько обдумать ее слова, и я согласилась. Я на него подсела. Именно это чувство я никак не могла опознать.

— Я знаю, ты никогда раньше ни на что не подсаживалась, — говорила Лиза. — Поэтому не можешь сразу понять…

— А как же «халапеньо попперс»? — перебила я. — И та песня Длинноволосого профессора^[76]?

Не знаю, с чего я вдруг решила доказать, будто подсаживалась на некоторые вещи и раньше. Песня была особенно веским аргументом. Ужасно навязчивая.

— Может, тебе стоит об этом подумать, — бесхитростно сказала Лиза.

Да я уже думала.

— Пожалуй, ты права.

— Быстро ты согласилась, — удивилась она.

— Ну, твои слова звучат разумно. Иногда из-за Аарона я делаю очень странные вещи, причем словно смотрю на себя со стороны и не верю, что я это делаю, но остановиться не могу. — Я вспомнила случай с паролем голосовой почты.

— Например? — спросила Лиза.

Я помедлила.

— Мартини будешь?

Я предполагала, что расскажу Лизе о том, как низко пала в День благодарения, а также предвидела, что буду делать это под мартини.

— Почему бы нет? Уже почти пора обедать, — ответила она.

Через двадцать минут я сидела напротив нее в ресторане «Суть вещей», перед нами стоял мартини, тарелка тако была на подходе. Лиза выглядела немного усталой, но, как обычно, готовой помочь.

— Так что, зависимость всегда во вред? В смысле, вредно, что я подсела на Аарона?

Похоже, неизбежная черная аура окружает саму концепцию зависимости. А если кто-то подсел на добрые дела? Это не может быть вредно, правда?

— Да, зависимость обычно вредна, — ответила Лиза.

Черт.

— В смысле, если хочешь держать себя в руках, — продолжала она. — Впрочем, забудь на секунду об аспекте зависимости. Важно другое: вреден ли тебе Аарон?

Она с надеждой ждала ответа. Я собралась с мыслями.

— Вроде нет, — неуверенно сказала я. — То есть некоторые вещи выводят меня из себя — вещи, которые я хотела бы изменить. Мне ужасно не нравится, что он работает на Брэмена, из-за этого мы вечно спорим. В общем, похоже, это само не пройдет. Но в остальном он классный, я от него в восторге. К тому же он умный, тактичный и…

— Тактичный? — недоверчиво перебила Лиза.

— Ну, он любит меня. Это очень тактично.

Мне не слишком-то нравилось, что теперь Лиза начала задавать непростые вопросы о моих любовниках, но она наконец-то бросила Райана, и я не могла сменить тему.

— Я не собираюсь с тобой спорить, — продолжала Лиза. — Просто хочу убедиться, что ты счастлива.

— Знаю. И вот еще что. Да, у Аарона есть несколько серьезных недостатков. Но у меня тоже. Если он может терпеть мои недостатки, значит, я должна научиться терпеть его. Это и есть компромисс. К тому же, когда дело доходит до недостатков, жить становится веселее. Поэтому я ни за что его не оставлю, — подытожила я.

Лиза секунду смотрела на меня, затем кивнула.

— Значит, пока тебе удобно зависеть от него. Но ты сказала, что не уверена, любишь ли его, — напомнила она.

Верно. Я не уверена. Почему я не уверена?

— Может, я еще только влюбляюсь в него?

— Ты меня спрашиваешь? — удивилась Лиза.

— Нет, думаю, так и есть. Я наверняка еще влюбляюсь в него. Но уже здорово на него подсела.

Лиза указала на свой пустой бокал.

— Я готова выслушать твои скандальные признания.

Да, точно. Я допила мартини и поведала ей сокращенную версию «ночи попыток угадать пароль». Лиза непрерывно кивала.

— Вполне объяснимое поведение, — заметила она, когда я закончила.

Вот что я люблю в Лизе. Она прекрасно умеет убеждать, когда мне это особенно необходимо.

— Тебе не кажется, что я схожу с ума?

Она яростно замотала головой:

— Нет. Он сам виноват. Он вел себя нетактично, совсем не как любящий мужчина, когда вы были в разлуке. Все логично.

Она словно вынесла приговор. Ее поддержка поможет мне вернуться к нормальной жизни, хотя я по-прежнему не уверена в своих чувствах к Аарону. Я поблагодарила Лизу, пообещала позвонить ей и вернулась на работу.

Я как раз пыталась отвязаться от женщины из Экрона, которая интересовалась по телефону, попадают ли ее кошечки под новую программу страхования здоровья престарелых, когда внезапно глянула на календарь. Сегодня исполнилось двадцать лет с того дня, как родители купили мне куклу «Капустная Грядка»^[77] (Аннабет Сью, мой первый приемыш), но дело не в этом, а в том, что через четыре дня я улетаю домой на Рождество. То есть осталось меньше четырех дней на покупку подарков. Я даже покраснела от удивления.

После каждого кошмарного, маниакального Рождества я обещала себе, что начну готовить подарки заранее, чтобы больше не мучиться. Но все впустую. Обычно где-то за неделю до Рождества я пыталась научиться какому-нибудь рукоделию, чтобы наделать оригинальных подарков. В прошлом году это было вязание крючком. Разумеется, у меня ни разу не получилось что-нибудь приличное, но попыток я не оставляла. Я смотрела на календарь и думала, где бы найти гончарную мастерскую, чтобы поработать в ней дня два.

Несколько не слишком приятных звонков в местные художественные лавки — и я оставила мысль о гончарной мастерской. Но вечером умудрилась слепить вполне съедобных имбирных человечков — великое достижение. В последний рабочий день я раздала их друзьям и коллегам, а одного даже вручила Ральфу в приливе рождественского всепрощения. Он был очень тронут и моментально его сожрал.

Перед самолетом я вспомнила, что добровольно ныряю в информационную черную дыру, где не работает ни «Блэкберри», ни сотовый, ни, что самое ужасное, Интернет. Чего мне будет не хватать? Я час читала «Горячую линию» и «Заметку», смакуя новости о кампании, пока еще могу позволить себе такую роскошь.

Громкий скандал со Спирам изрядно перетряхнул гонку, его эхо еще звучало. После того как она отозвала свою кандидатуру, коллеги-кандидаты наговорили о ней много хорошего и заявили, что поддерживают ее. А сами тем временем устроили бешеную драку за ее старших сотрудников и основной электорат. Руководитель кампании подписал контракт с командой Брэмена, директор службы коммуникаций влился в ряды Рексфорда, а опытный политический консультант подключился к Уаю. Однако основные сборщики средств для Спирам, а также добровольцы и толпы сторонников пока скромничали, если верить новостям. Думаю, они не специально разыгрывали застенчивость; наверное, просто до сих пор не оправились от потрясения.

Ждут ли нас новые сюрпризы? До первых фракционных совещаний и предварительных выборов остался всего месяц. Я решила смотреть дома «Си-эн-эн», чтобы, насколько возможно, оставаться в курсе событий. И на мгновение позавидовала Аарону: его родственники сами приехали в Вашингтон, да еще всего на три дня. И как людям удается так все устроить? Надо взять несколько уроков. Я тут же устыдилась. Я радовалась, что увижу родителей, хорошо, что они всегда ждут меня дома, даже когда это не слишком удобно. Мне нравилось, что я кому-то нужна.

В качестве рождественского подарка Аарон прокатился со мной до аэропорта.

— Обещаю больше не теряться, — сказал он, когда мы остановились у поста охраны. — На всякий случай я купил запасной зарядник. Ты же знаешь, что между Рождеством и Новым годом я должен буду поехать в Нью-Хэмпшир?

Да, я знала. Я добывала копии расписания Брэмена, чтобы заранее готовиться к отлучкам Аарона. Я кивнула.

— Удачи, — нежно сказала я. — Тебе, а не Брэмену. Надеюсь, ему не повезет.

Аарон не обиделся на мою враждебность.

— Отважна, как всегда, — улыбнулся он и поцеловал меня на прощание. — Увидимся в новом году, детка.

Я вернула ему поцелуй и подумала, что он ни разу больше не называл меня «милой», после того как я подняла из-за этого шум. С тех пор он прочно остановился на «детке» или «малышке». Ну ладно, зато в других областях прогресс.

— Я люблю тебя, Сэмми, — сказал он, наклонившись близко-близко ко мне.

— Я на тебя подсела, — ответила я.

Судя по его лицу, он нашел мои слова очень романтичными и подходящими. Прекрасно — значит, сработало. Мне не пришлось лгать. Он не расстроился. Как только мы разошлись и я осталась одна у терминала, эта самая зависимость скрутила меня. Раньше я не начинала скучать по кому-нибудь так быстро. Надо отвлечься.

Я стояла у газетного стенда и изучала содержание зимнего сборника прозы журнала «Нью-Йоркер». Я обнаружила имя парня, с которым вместе училась в колледже, и вспомнила, что он занимался литературой. Ну надо же. Его рассказ назывался «Леди с бумажным пакетом». Похоже, это дебют. Как интересно. Мой кошелек почти опустел после набега на магазины, но несколько купюр наверняка завалялось.

Около кассы выяснилось, что мне не хватает семидесяти пяти центов.

— Боже, простите, кажется, у меня не хватает, — сказала я хмурой женщине, обшарив сумку в поисках заблудившейся мелочи.

Я кожей чувствовала нетерпение очереди, которая выстроилась за мной, и очень не хотела оборачиваться. А еще я вспомнила о маленьком потайном кармашке, в котором может скрываться мелочь.

— Погодите секунду, еще один кармашек, — улыбнулась я продавщице. — Знаете, иногда делают такие маленькие потайные кармашки. Однажды я решила, что потеряла ключ, и нашла его через восемь месяцев в потайном кармашке сумки. Другой сумки, не этой…

— Мне надо успеть на самолет, — едко заметила женщина из конца очереди.

— Все-таки не хватает, — робко произнесла я.

— Вот семьдесят пять центов, — раздался знакомый голос, и спасительная рука уронила мелочь в ладонь продавщицы.

— Слава богу, — сказала женщина у меня за спиной.

Я вышла из разъяренной очереди и повернулась к Чарли Лотону. Он стоял передо мной, не улыбался, но смотрел доброжелательно.

— Поздравляю с праздниками, — сказал он. — Хороший сборник.

И пошел прочь.

— Постойте, — окликнула я, не зная, что делать.

Он обернулся.

— Спасибо, — поблагодарила я.

Возможно, меня осенил дух Рождества, или я просто перенервничала из-за лихорадочных поисков мелочи, но привычной волны отвращения к нему не было. Я научилась прощать? Мой учитель из воскресной школы гордился бы мной.

Чарли начал что-то говорить.

— Заканчивается посадка на рейс двести семьдесят три до Бостона, — прервал его холеный голос из репродуктора.

— Это мой, — сказал он. — Мне пора. До встречи.

— До встречи, — ответила я, и он быстро ушел.

Я ждала, пока самолет тронется с места, жалела, что опять сижу на среднем сиденье, и размышляла о новом отношении к Чарли Лотону. Если подумать хорошенько, я все еще ненавижу его, но почему-то эта ненависть стала далекой и полузабытой. Может, с тех пор я поняла, что могло быть и хуже, а может, так довольна жизнью, что это предательство больше не задевает меня. Или, чтобы купить мое прощение, нужен был всего лишь зимний сборник прозы. Не знаю. Я не успела толком запутаться в этой загадке, потому что зажужжал «Блэкберри». Я проверила его тайком — уже пора было выключить все электронные устройства.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: Re: Самое прекрасное свидание на свете

было с тобой полгода назад, пришел домой и нашел твой волос на подушке. я скучаю по тебе, люблю тебя, желаю тебе приятного и безопасного полета, твой а.

Я начала печатать ответ на это неожиданно сентиментальное и приятное послание, но меня заметила стюардесса.

— Пожалуйста, уберите это, мэм, — проворчала она.

Я вспомнила Памелу Брэмен.

— Извините. Господи, неужели оно действительно мешает всяким диспетчерским сигналам? — спросила я с улыбкой раскаяния.

— Да, — резко ответила она.

Ну ладно. Отвечу Аарону позже, ничего страшного. Я устроилась поудобнее, чтобы почитать книгу. Я приобрела ее дорогой ценой — ценой примирения с Чарли Лотоном. Надеюсь, она того стоит.

Мой сокурсник Стив Хипистед написал прекрасную историю. Я не совсем ее поняла, отчего окончательно уверилась, что это замечательный рассказ. Всю дорогу я размышляла, не могла ли нечаянно вдохновить его на одну из работ. Если не на эту, может, на какую-нибудь другую, например, ту, которую ему еще предстоит написать. Мы не были особо близки, но вдруг он обратил внимание на какую-то мелочь в моем поведении и это послужило завязкой сюжета. Помнится, я часто носила завтраки в коричневом бумажном пакете. Может, я стала прообразом «Леди с бумажным пакетом»? Было бы забавно анонимно прославиться.

Я пролистала сборник до конца и попросила имбирный эль у стюардессы, которая сделала мне замечание. Она налила мне только полстаканчика, вероятно, в качестве наказания. Мне было с чем сравнивать, потому что женщина у окна тоже заказала имбирный эль, и ее стаканчик наполнили до краев. Я подумала, не возмутиться ли, но поняла, что стюардесса может заявить, будто я нарушаю общественное спокойствие, а там и до суда недалеко. Риск слишком велик. Поэтому я решила считать свой стаканчик наполовину полным и залпом выпила имбирный эль, отчего мой пищевод запротестовал болезненной воздушной ямой.

Дни ползли тепло и лениво. Я много шаталась по пабам, изредка играла в «Задницу», часто воевала с Кисой — как и положено на зимних каникулах.

Рождественским утром я пообщалась с Аароном, но у него была куча семейных дел, ничего удивительного. Он прошептал, что любит меня, и пообещал перезвонить. Я сказала, что не расслышала, но, уловив в его голосе раздражение, призналась, что пошутила.

Через три дня, вечером, когда родители отправились спать, я позвонила ему на сотовый. Прежде чем набрать номер, я нажала звездочку и шестьдесят семь. Шестьдесят семь блокирует определение номера, так что у собеседника высветится лишь «неизвестный абонент». Этому научила меня Лиза, когда я рассказала ей о том кошмаре на День благодарения. Я поклялась, что буду применять этот способ всякий раз, когда придется много и навязчиво звонить на один и тот же номер. Забавно было использовать технические приемы для защиты своей репутации, хотя до сих пор Аарон честно оставался на связи и не выключал сотовый.

— Счастливого Рождества! — ответил незнакомый женский голос.

Интересно. Семья Аарона уже уехала, сам он в поездке с Брэменом, значит, это точно не мама или сестра. До сих пор на звонки отвечал только сам Аарон. Но бывают люди, которые отвечают по чужим мобильникам. Наверное, какая-нибудь нетерпеливая нью-хэмпширская сотрудница. Аарон обычно берет телефон с собой, но я помню случаи, когда он забывал его на столе.

— О, привет, — сказала я по возможности ровным голосом. — Аарон здесь?

— Нет, он в душе. Я Мила, а ты Джиллиан? Ужасно хочу с тобой познакомиться. — Она радостно хихикнула.

В груди похолодело. Это случилось со мною впервые. Я всегда думала, что это просто фигура речи, под которой нет никакой физиологической основы, но теперь знала правду. Сердце действительно заледенело в груди, словно кровь мгновенно замерзла в жилах.

Джиллиан — это сестра Аарона. Он много о ней рассказывал, но я никогда ее не видела. А Мила? Что ж, она явно хочет познакомиться с семьей Аарона и отвечает, когда ему звонят на мобильник (на что я никогда не решалась), пока он плещется в душе.

— Нет, не Джиллиан, — выдавила я из себя, хотя у меня перехватывало дыхание.

— Ой… — Мила, похоже, смутилась. — Что ему передать? Мы не ляжем спать еще часа два, так что он вам перезвонит.

Мне словно врезали в живот, а значит, еще одно клише оказалось истинной правдой. Я ухитрилась что-то пробормотать, повесила трубку и села на кровать, пытаясь осмыслить новости.

Секунду я соображала, нельзя ли истолковать слова этой странной женщины как-нибудь безобидно. Возможно, это просто коллега, с которой его поселили в отеле, чтобы сэкономить средства кампании. А то, что она молода, хороша собой и смешлива — всего лишь случайность. Нет, я не могла придумать достойного оправдания. Что за чертовщина творится?

Внезапно память услужливо подсунула мне картинку. Мы с Аароном едем в метро. Он уткнулся носом мне в волосы.

— Милая, ты не спишь? — рассеянно спрашивает он.

Как странно и неожиданно.

— Как ты меня назвал? — недоверчиво переспрашиваю я.

Аарон мнется. Я помнила это.

— Никак, — мямлит он.

И я бросаюсь его спасать, заверяя, что мне очень понравилось, как он назвал меня «милой», по обыкновению растягивая слова. Я только сейчас поняла, что он вовсе не называл меня милой. Он по ошибке назвал меня «Мила» и испугался, но я сама замела за ним следы.

Во мне клокотали ужас, недоверие и ярость. Кто такая Мила? И, если на то пошло, кто такой Аарон? Явно не любящий жених, каким я его воображала. Он мне изменяет?! Как он посмел так со мной поступить? И что теперь делать?

Я схватила телефон, чтобы перезвонить Аарону и потребовать объяснений, но остановилась. У меня не было плана, и я не хотела вести себя как истеричка. Надо сначала разобраться во всем, а не орать. Мне нужны улики.

Я несколько раз глубоко вдохнула. Кем может быть Мила? Она должна жить в Нью-Хэмпшире — ведь Аарон не может встречаться с двумя девушками в Вашингтоне! Стоит ли просить помощи у его друзей, кому из них можно настолько довериться? Я вспомнила его соседа, Майка. Мы несколько раз поболтали о том, что он любит делать скульптуры из пивных банок и останавливать видеофильмы на самом интересном месте. Эти стоп-кадры он считал своеобразным искусством. В остальном наши отношения продвинулись не слишком далеко. Кроме того, Аарон упоминал, что Майка нет в городе, он сейчас в Седоне, созерцает энергетические вихри^[78].

Я подумала об их пустой квартире, и мне захотелось ее обыскать. Как бы это сделать, не выходя из дома? Будто прямой ответ на мои молитвы Богу Обнаружения Измен, тихий голосок напомнил, что у Аарона есть домашний телефон. Сначала я не поняла всей важности сообщения. Голосок терпеливо ждал, пока до меня дойдет. Конечно, я знала, что делать. Я набрала номер.

Когда телефон переключился на голосовую почту, я нажала звездочку, и механический голос спросил пароль. Я попробовала «пятьдесят семь пятьдесят семь», памятуя о недавнем разговоре с Аароном о счастливых числах. Пароль подошел, к моему немалому удивлению и благодарности.

— У вас… семь… сохраненных сообщений, — произнес механический голос, делая неестественные паузы. — Чтобы прослушать сообщения, нажмите «один».

Я нажала «один».

— Получено… двадцать девятого сентября в… двадцать два часа тридцать минут.

«Привет, сладкий, это я, — раздался, как я теперь знала, голос Милы. — Звоню пожелать доброй ночи. Я думала о тебе весь день. А ты думал обо мне? Жду не дождусь, когда снова тебя обниму на следующей неделе. Сладких снов, милый. Пока».

— Если вы хотите сохранить это сообщение, нажмите «два». Чтобы удалить его, нажмите «три». Чтобы узнать, что еще можно сделать, нажмите «четыре».

Я машинально нажала «два», хватаясь за живот, который скрутила мучительная судорога. Двадцать девятое сентября? Три месяца назад.

— Следующее сообщение, получено… четвертого октября в… девятнадцать часов пять минут.

«Привет, котик, это я. Спасибо за цветы. Звоню сказать, как сильно я тебя хочу».

Остальные были в том же духе. Все от Милы, все за последние три месяца, все сохранены Аароном, несомненно, из сентиментальных соображений. Стало понятно, что у них бурные сексуальные отношения и видятся они довольно часто. Шестая запись вручила мне путеводную нить.

— Получено… двадцатого декабря в… одиннадцать часов.

«Привет, солнце, ты сейчас, наверное, едешь домой. А мы заправляем самолет и летим обратно в Трентон, но через несколько дней увидимся. Кстати, спасибо, что заправил меня. Я люблю тебя, котик».

Двадцатого декабря я как раз была в Нью-Йорке, Аарон же — в Айове на барбекю. Я достала копию расписания Брэмена. Действительно, напротив двадцатого декабря стояло: «Возвращение из Де-Мойна. Ночь в Вашингтоне».

Я проверила другие даты звонков Милы. Все сообщения поступали после того, как Аарон возвращался из поездок с Брэменом. Многие поездки были в Нью-Хэмпшир, но не все. Однако все перелеты совершались заказным рейсом. Возможно, Мила — пилот. У меня было много газетных фотографий, где Брэмен выходит из самолета, а на заднем плане виден Аарон. Я часто закрашивала лицо Брэмена черным или пририсовывала ему рожки. Теперь я знала, что с Аароном надо было делать то же самое. Я достала папку с вырезками.

На первой Брэмен в Айове, спускается по трапу за Аароном. В кабине виден один из пилотов, но это мужчина.

Так, вот они на другом снимке — Аарон явно сердится. Я не могла разглядеть пилота, но Аарон определенно разговаривал с кем-то, кто остался в кабине.

А вот общий план. За Аароном по трапу спускается стюардесса. Вот она снова. И снова. И снова.

Я внимательно присмотрелась к ней. Моего возраста, может, младше. Синяя мини-юбка и облегающий жакет. Очень аккуратная, подтянутая, и на семи из пятнадцати фотографий стоит слишком близко к Аарону. Я хотела убить обоих.

Я никогда раньше ее не замечала. Почему? Во всех самолетах есть пилоты и стюардессы, и она ничем не выделялась. Я никогда не видела ее. И не подозревала, что она существует. А она спала с моим любовником как минимум последние три месяца, а скорее всего, и дольше.

Я изводила себя, представляя, что в этот момент происходит в номере Аарона. Интересно, Мила хотя бы упомянула о звонке? Или они страстно набросились друг на друга в тот же миг, когда Аарон вышел из душа, свежий и готовый к бою? И если упомянула, что именно сказала? Прежде чем бросить трубку, я умудрилась выдавить «я потом позвоню ему на работу». Не знаю, почему я это произнесла — слова просто вылились из меня — мертвые, бесстрастные, монотонные. Они не были продуманной частью генерального плана. Интересно, смогу ли я ими воспользоваться?

Я решила рассуждать стратегически. Аарон не знает, что я звонила. Если Мила сообщила ему, то наверняка сказала о чьем-то звонке «с работы», учитывая, что я ей наплела. Думаю, Аарон проверил список вызовов и, благодаря моему фокусу со звездочкой и цифрой шестьдесят семь, обнаружил, что номер не определился. Значит, он может надеяться, что Мила говорила не со мной. Но, скорее всего, подумал, что подобный кошмар вполне возможен. Теперь он, видимо, удвоит меры предосторожности.

Я еще не составила окончательный план, но подумала, что стоит потянуть время. Я объявлю Аарону войну, и месть моя будет страшна. Лучше всего перезвонить ему и вести себя как ни в чем не бывало, словно это мой первый и единственный звонок за вечер. Получится ли у меня? Это будет непросто.

Через несколько минут глубоких вдохов и выдохов я успокоилась и решилась. Я набрала номер, на этот раз не шифруясь, но это не имело значения, поскольку сразу включился режим голосовой почты. Разумеется, он выключил телефон. Я еще раз глубоко вдохнула, подбодрила себя и принялась ждать гудка.

— Привет, Аарон, это Сэмми. Хочу пожелать доброй ночи. Надеюсь, в Нью-Хэмпшире все хорошо. Скорей бы уже увидеться! Я люблю тебя. Пока.

Мой голос звучал почти нормально. Я облегченно выдохнула. Теперь он решит, что беспокоиться не о чем, Мила разговаривала не со мной. Я хотела, чтобы он чувствовал себя в безопасности. А еще я хотела, чтобы он страдал. Эту часть плана еще предстояло обдумать.

Я ужасно устала, но заснуть не могла. Пришлось пойти на компромисс — я выключила свет и легла в постель, но продолжала лихорадочно работать мозгами. Интересно, Мила считает, что она единственная девушка Аарона? Весьма вероятно, поскольку я считала именно так. Интересно, что она подумает, обнаружив измену? Какая она? Вдруг ей будет все равно?

Я решила провести небольшое исследование. Села, включила свет и заново просмотрела вырезки. Самолет принадлежал компании «Небесные радости». Позвоню туда утром.

Все продумав, я немного успокоилась, снова погасила свет, закрыла глаза и позволила эмоциям захлестнуть меня. Не помню, когда рыдания затихли и я забылась сном.

Омерзительная сцена

— Компания «Небесные радости», чем могу помочь? — поздоровался со мной веселый голос в телефонной трубке.

— Добрый день, я работаю на сенатора Брэмена, он просил узнать, где полетный лист завтрашнего возвращения из Манчестера, — очень профессионально сказала я.

— Хорошо, мэм, подождите секунду.

Пока я ждала ответа, сердце у меня гулко билось.

— Мэм, в компьютере записано, что вчера лист отправили по факсу. Хотите, чтобы я послала его повторно?

Нет, это не поможет. Я не могу дать им телефон в Огайо без правдоподобного объяснения. Кроме того, не уверена, что у родителей вообще есть факс.

— Боже, наверное, его куда-то засунули. Не беспокойтесь. Экипаж тот же самый, верно?

— Да, мэм.

«Небесные радости» ничего не подозревают. Чудесно.

— Отлично. Мила Смит на борту? — спросила я и затаила дыхание. Короткое молчание.

— Стюардессу зовут Мила Темплтон, мэм.

— Ах, да. Я всегда путаю. Я училась в колледже с Милой Смит. Конечно, Темплтон, — немного поспешно извинилась я. — Хорошо, прекрасно, большое спасибо.

— Не стоит благодарности, мэм. А с кем я говорю?

Я быстро повесила трубку. К счастью, я набрала звездочку и шестьдесят семь на случай, если у них есть определитель; надеюсь, девушка из «Небесных радостей» быстро забудет о вспышке подозрительности.

Мила Темплтон. Как же мне не хватает «Гугля». Но пока я не воссоединюсь со скоростным Интернетом, придется положиться на старую добрую слежку. Будь я Милой Темплтон, где бы я жила? Задав себе этот вопрос, я вздрогнула. Мне совершенно не хотелось отождествлять себя с Милой Темплтон — у нас и так уже была одно крайне неприятное сходство. Я решила перефразировать вопрос: «Где, вероятнее всего, может жить шлюха Мила Темплтон?» — и начала составлять список вариантов. Первым шел Трентон, штат Нью-Джерси, — родной город Брэмена, куда он часто летал.

В справочной мне сказали, что такая в Трентоне не проживает. Они нашли девять других Темплтонов. Может, конечно, она до сих пор живет с родителями или другими родственниками, но все же проверю еще несколько вариантов.

Я звонила в офис «Небесных радостей» в Ньюарке, Нью-Джерси, поэтому набрала ньюаркскую справочную. Опять целая куча Темплтонов, но ни одной Милы. Некая М. Темплтон на поверку оказалась сердитым мужчиной по имени Марк, которому не нравилось, когда его беспокоят во время отбеливания зубов. Могу его понять. Опыт общения с полосками для отбеливания зубов научил меня, что этот процесс требует сосредоточенности. Я рассыпалась в извинениях, но он не смягчился.

Мне повезло в справочной Манхэттена. Они нашли шестнадцать М. Темплтон, из которых три были Милами. Несомненно, одна из них — нужная. Я записала номера телефонов и поблагодарила неожиданно приятную девушку из справочной. Может, перезвоню ей когда-нибудь.

Первая Мила была очень болтлива, но определенно не та, кого я искала. Она объяснила, что раньше была Майклом Темплтоном, пока на прошлой неделе не сменила пол, и что я первая позвонила ей после того, как внесли изменения в базу данных. Имя Мишель ей не нравилось, но она хотела по-прежнему именоваться на «М».

— В конце концов, у меня теперь мощные сиськи! — сияла она.

Я понимала ее восторг, но у меня не было времени на разговоры. Очень жаль — похоже, она способна поведать много интересного.

Вторая Мила недавно переехала в Сан-Франциско, и Гилберта, нового жильца, бесило, что ей все еще звонят. Я набрала номер третьей Милы, думая: неужели Манхэттен — пустышка? Через шесть гудков телефон перешел в режим автоответчика. «Пожалуйста, хоть бы она сама наговорила эту запись», — молила я Бога Расследования Обнаруженных Измен. Сейчас неподходящее время, чтобы выслушивать механическое «нажмите два, один, два…» и так далее. Удача снова мне улыбнулась.

— Привет, вы позвонили Миле. Меня сейчас нет дома, но я с нетерпением жду, что вы перезвоните!

Я сразу узнала этот искрящийся голос. Я ее нашла.

Согласно расписанию Брэмена, они с Аароном вернутся в Вашингтон во второй половине дня. Думаю, сразу после этого Мила отправится домой, потому что я должна лететь в Вашингтон тридцать первого, а раньше мы, насколько могу судить, никогда не пересекались. И как Аарон отмазался от встречи Нового года с Милой? Возможно, у нее есть другие дела, как были у меня на Рождество. Ну и сволочь же он.

Аарон позвонил мне в середине дня, но я попросила папу сказать, что сплю. Прежде чем сделать это, отец бросил на меня быстрый взгляд и мягко ответил:

— Конечно.

Мы больше не говорили об этом, но я понимала: он чувствует — что-то не в порядке. Наутро я набралась храбрости и снова позвонила Миле. На этот раз ответила она сама.

— Привет! — Как всегда, оживленно.

— Здравствуйте, Мила, меня зовут Сэмми Джойс. Мы с Аароном друзья, — медленно произнесла я.

Я не хотела начинать разговор, представившись его девушкой и перепугав Милу до полусмерти. Сначала нужно ее подготовить.

— О, его сейчас нет. Он вернулся в Вашингтон, на работу, — ответила она.

Сейчас нет? Я знала, что его нет, но фраза предполагала, что он часто бывал там.

— Попробуйте позвонить ему домой. У вас есть его номер? У него есть сотовый, но Аарон пользуется им только по работе.

Очень бойкая, любезная. Не подозрительна, ее ничуть не смущает, что незнакомая девица звонит ее парню. Совсем не такая, как я. Я глубоко задышала, чтобы успокоиться.

— На самом деле я звоню не для того, чтобы поговорить с Аароном. Я звоню, чтобы поговорить об Аароне. Понимаете, мы с ним встречаемся уже пять месяцев, — медленно произнесла я.

— Что, простите?

Мила несколько увяла. Мне стало плохо, но я должна была во всем разобраться.

— Да. И я обнаружила, что вы тоже встречаетесь с ним, не знаю, давно ли. Я подумала, может, стоит обсудить тот факт, что мы обе встречаемся с ним, но не знаем друг о друге.

Краткое молчание.

— Это шутка? — спросила она.

— К сожалению, нет, — устало ответила я.

— Мы с Аароном вместе с июня. Мы не просто встречаемся. У нас серьезные отношения. Думаю, вы ошиблись, — спокойно, но уже не так уверенно сказала Мила.

С июля? Плохо. У нее преимущество в два месяца. Но, по крайней мере, он оторвался от нее, чтобы закрутить со мной. Это считается? Возможно, но на подобной мелочи не стоит заострять внимание.

— Ну, а мы вместе с августа. И я тоже последние несколько месяцев считала, что это серьезные, особенные отношения. Боюсь, он обманывает нас обеих.

— Я не понимаю, — произнесла Мила.

Мне стало жаль ее. Не слишком приятно узнать такое. Я подумала, не послать ли ей статью из «Пост» о случае со взбитыми сливками, чтобы подтвердить свои притязания. Я вспомнила, как Аарон расстроился, что я назвала его своим «молодым человеком». Наверное, Мила не читает «Пост».

— Как часто вы видитесь? — мягко спросила она.

Возможно, до нее начинает доходить.

— Ну, мы живем в одном городе, поэтому…

— Вы живете в Вашингтоне? — перебила она.

— Да, поэтому почти все время, за исключением поездок с сенатором Брэменом, он проводит со мной.

Долгое молчание.

— Он не со мной, только когда находится в Вашингтоне, — наконец отозвалась Мила.

Мы подсчитали, что в последние, самые занятые, месяцы он делил свое время между нами примерно поровну. Мила сказала, что у нее работа тоже связана с разъездами и она прекрасно знает, как напряженно трудится Аарон. Поэтому согласилась на нерегулярные встречи.

— Мы много времени проводим врозь, но когда мы вместе, это так ярко, — говорила она.

Ее слова вонзались в меня, подобно копьям. Время с Аароном было ярким. Это одна из самых притягательных его черт.

— Вы любите его? — спросила я.

— Конечно, — ответила она.

Я услышала приглушенный всхлип.

— А вы? — прошептала она.

Объяснить насчет любви и зависимости? Лучше не стоит.

— Больше нет, — честно ответила я.

— Как он мог так поступить? — страдальчески вопросила она.

— Не знаю. Он подлый лжец, предатель и негодяй, — заключила я.

Я сама с трудом в это верила. Но это правда. Мужчина, с которым я мечтала провести остаток своих дней, мужчина, на которого я впервые в жизни по-настоящему подсела, оказался лживым козлом. Прости, Стив Мартин, я не должна была тебе изменять.

— Я собираюсь повесить трубку и позвонить ему, — сказала Мила.

— Нет, нет, подожди, — удержала я.

Лучше сделать… что? Я задумалась.

— Я не хочу, чтобы это сошло ему с рук, — продолжала я.

— Я тоже. Поэтому и собираюсь ему позвонить. Ему придется многое объяснить, — согласилась Мила.

— Верно, но поскольку ему удалось сохранить свою тайну до сих пор, так просто он не сдастся. Он очень хитрый. Спорим, он попытается натравить нас друг на друга? Ну не знаю, например, заявит, что я сумасшедшая.

— А ты сумасшедшая? — В голосе Милы подозрительно зазвенела надежда.

— Нет, — заверила я.

По крайней мере, не с медицинской точки зрения.

— Ну ладно, что нам тогда делать? — спросила Мила.

Хороший вопрос. У меня есть наполовину готовый план. Осталось уломать ее.

— Надо подстроить нашу встречу, чтобы мы обе услышали его объяснения, — просто предложила я.

— Как? — спросила она.

— Завтра я возвращаюсь в Вашингтон. Аарон заедет за мной, и мы вместе отправимся на новогоднюю вечеринку…

Мила снова начала тихо всхлипывать.

— Прости, — сказала я. — Мне тоже больно думать, что вы вместе.

— Он сказал, что должен встретить Новый год с другом, который разводится с женой, — прохныкала она. — Мы собирались увидеться на следующей неделе, поэтому я даже не задумалась над его словами.

Вот негодяй. Оправдаться так, чтобы к тому же выставить себя заботливым и внимательным другом. Как подло.

— У тебя есть планы на Новый год? — спросила я.

— Так, посидеть в баре с подружками. Ничего особенного, — ответила она.

— Ясно. Давай ты вместо этого прилетишь в Вашингтон. Приходи на новогоднюю вечеринку. Мы вместе бросим ему вызов.

— Ну не знаю, — неуверенно протянула Мила.

— А ты предпочитаешь провести эту ночь вдали, зная, что он со мной? — жестоко спросила я.

И немного неискренне. Вряд ли отныне Аарон может рассчитывать на романтические отношения со мной. Однако уловка сработала.

— Я приеду, — решительно произнесла она.

Мы обменялись номерами мобильных и договорились, что до завтрашнего вечера не будем звонить Аарону. Надеюсь, ей можно доверять.

— Если не секрет, что ты делаешь в Вашингтоне? — спросила она, когда мы прощались.

— Работаю на другого сенатора. Занимаюсь вопросами здравоохранения.

Она ненадолго замолчала, а я задумалась над своими словами. У меня очень важная работа, и мне она нравится. Вот о чем я должна думать в первую очередь. Я должна забыть Аарона. Если смогу.

— Понятно теперь, почему ты такая умная. Аарон, наверное, в восторге, — тоскливо вздохнула Мила.

О боже, я не хотела, чтобы она переживала еще больше. К тому же, получается, из-за своих комплексов она решила, будто Аарон любит меня за ум. Это значит, что ее он любит за тело? За сексуальные подвиги? Не слишком приятная мысль.

— Не забывай, что он козел, — напомнила я. — И не тот человек, за которого мы его принимали, поэтому какая разница, от чего он в восторге?

— Да, наверное, — тихо произнесла она.

Мне нужен заговорщик с более твердым характером.

— Но он же сказал, что любит меня, — горестно продолжала она.

Я вспомнила фиаско Мелани Спирам. Она крикнула что-то подобное, прежде чем влепить пощечину Трею Гэндону. Я много раз недоверчиво качала головой, вспоминая эту безумную сцену. Но, может, Мелани Спирам была права? Если бы я давным-давно наняла «наживку», то смогла бы уберечься от этой боли.

— Ну да, мне он тоже сказал, что любит, — произнесла я не без эгоистичного удовольствия.

В конце концов, это недавняя победа.

— Я убью его, — откликнулась Мила.

Именно этого я и добивалась. Она жаждет крови. Отлично. Я положила трубку, мечтая о мести. В глубине души я знала, что когда ярость истощится, меня захлестнут куда более близкие к отчаянию эмоции, поэтому крепко держалась за нее, словно испуганный ребенок за свое одеяльце.

— Точно ничего не случилось, золотко? — спросила мама на следующий день по пути в аэропорт.

В последние часы выходных я изо всех сил старалась вести себя как ни в чем не бывало. Дохлый номер.

— Ничего особенного, — ответила я. — Мой парень спал с другой девушкой как до, так и после встречи со мной, но это пустяки. Я лечу домой, чтобы вместе с этой девушкой устроить ему ловушку. В остальном все прекрасно.

Большая редкость — мама не знала, что сказать. Папа неотрывно смотрел на дорогу.

— Да, кстати, ее зовут Мила. Забавно, потому что как-то раз он случайно назвал меня ее именем, а я подумала, что он говорит «милая». Не знаю, смеяться мне или плакать.

Я продолжала болтать. Наконец мама перебила меня.

— Если хочешь, у меня есть валиум, — просто сказала она.

Пожалуй, не стоит добавлять валиум в опасный коктейль эмоций. Я поблагодарила, но отказалась.

Когда я обнимала их на прощание, папа не сразу отпустил меня.

— Не грусти, Сэмми, — сказал он. — Ты заслуживаешь большего, и у тебя оно будет.

Как мило, учитывая, что он с самого начала был против Аарона. Я думала, просто из вредности, но, может, это была отцовская интуиция?

— Спасибо, папа.

Мама попыталась всунуть мне в руку таблетки.

— Нет-нет, спасибо, все хорошо, — отказалась я.

— Да это просто аспирин, — возразила она, усиленно подмигивая.

Похоже, она думала, что я хочу сохранить лицо. Но это уже пройденный этап. Вместо того чтобы спорить, я положила таблетки в карман и поцеловала ее.

Ожидая посадки, я просмотрела письма на ожившем «Блэкберри». Слава богу, погода была хорошей, и самолеты летели по расписанию. Мы с Аароном собирались встретиться у меня в шесть вечера, обменяться подарками и сходить поужинать, а потом отправиться на вечеринку, но я знала, что не смогу так долго притворяться. Я нажала на «Блэкберри» кнопку «Новое письмо».

Кому: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

От: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

Тема: возвращение домой

привет, извини, что не звонила два дня, — я подцепила послерождественский вирус и проспала сорок восемь часов, но уже выздоровела и с нетерпением жду встречи. правда, рейс перенесли и я прилетаю позже — почему бы нам просто не встретиться на вечеринке? ядоберусь туда к девяти. с.

Перед отправкой я перечитала письмо. Не слишком теплое и уж точно не забавное; но оно должно произвести нужное действие. На большее меня не хватило. Надеюсь, он не заметит. Но он заметил.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

От: Аарон Драйвер [aedriver@bramen.senate.gov]

Тема: Re: возвращение домой

что случилось? совсем на себя не похожа. как жаль, что ты болела. я не могу дождаться встречи — все время думаю о тебе. во сколько ты прилетаешь? хочу увидеть тебя поскорее, люблю, а.

Я решила одолжить один из его методов и при встрече заявить, что не получила это письмо. Какая же я дура, что верила его басням о неисправных «Блэкберри» и забытых зарядниках! Все это было частью чудовищного обмана. Я наивно полагала, что дело в обычной безответственности, но правда оказалась намного хуже. Теперь я холодна и разочарована.

Дома меня больно кольнуло отсутствие Шеклтона. Затхлая темнота спешно покинутого места показалась болезненно одинокой. И после этой ночи я боялась, что буду проводить в такой темноте куда больше времени. Я начала впадать в оцепенение.

К счастью, Лиза оказалась в городе и немедленно приехала. Я рассказала ей все, и моя ярость запылала с прежней силой. Когда она решила сопровождать меня на вечеринку, я уже была готова закатить грандиозный скандал.

Конечно, поведение Аарона удивило Лизу, но не слишком, что, в свою очередь, удивило меня. Она объяснила, что чувствовала в нем какую-то гнильцу. Харизма и обаяние — это прекрасно, но впечатления серьезного, честного человека он не производил.

— Почему ты мне сразу не сказала? — обвиняюще вопросила я.

— Я пыталась! — ответила она.

Это правда. А я не слушала ее. Как и Зельду. И совет Р.Г. остерегаться всех сотрудников Брэмена тоже пропустила мимо ушей. Если бы я восприняла их всерьез, то смогла бы избежать этого кошмара. Интересно, кто еще сомневался в Аароне?

Целый час Лиза наводила на меня лоск, готовя к битве. За это время Аарон позвонил семь раз. Я была рада, что он отчаянно меня преследовал, и довольна, что успешно играла с ним в прятки. За весь наш роман я ни разу не скрывалась от него. Я бросалась к трубке даже из туалета, лишь бы не пропустить его звонок. Я впервые избегала его. Необычная свобода.

После короткого бодрящего разговора с Лизой я позвонила Миле. Она еще находилась в поезде, в часе от Вашингтона. Я рассказала, как попасть на вечеринку, и попросила позвонить мне, когда она подъедет, чтобы подготовить атаку. Она согласилась и заверила меня, что не общалась с Аароном. Я с радостью услышала непривычную жесткость в ее обычно оживленном голосе. Раньше она сомневалась, но теперь на нее можно положиться.

Я уже собралась надеть камуфляж и нанести боевую раскраску, но Лиза настояла, что явиться в облегающем черном вечернем платье гораздо умнее. Мы немного выпили, поели пиццы и приготовились к выходу.

— Честное слово, меня по-прежнему очень интересует твоя жизнь, и я хочу о ней поговорить, — сказала я, прежде чем мы выскользнули за дверь.

Мне было неловко находиться в центре внимания.

— У нас еще будет время, — отмахнулась Лиза. — А сейчас мы занимаемся тобой и операцией «Освобождение».

Можно было придумать название и пошикарнее, но я решила не заострять на этом внимание. Когда дело доходило до названий «операций», я становилась придирчивой. Меня обычно забавляло, как часто власти предержащие умудряются изобретать неподходящие названия для военных действий. Вот, например, недавняя операция «Правое дело»^[79]. Каждый раз, когда я о ней слышала, у меня в голове звучал диалог. «Почему мы вторгаемся в эту страну?» — говорил один голос. «Имеем право», — отвечали ему, словно пожимая плечами. Ежу понятно, что надо было придумать название получше. Это относилось и к случаю с Лизой, но она, по крайней мере, уловила милитаристский дух нашей миссии.

— Готова? — ласково спросила она.

— Готова, — бодро ответила я.

Добрались мы быстро, несмотря на предновогодние пробки. Друзья Аарона арендовали бар с плоской крышей в районе Адамс-Морган; подъезжая на такси, мы видели, как на улице приплясывают разгоряченные выпивохи. Крутой подъем в пять пролетов — и мы на крыше, где нас встречает классическая картина вечеринки. Светские беседы веселых гостей, ровный гул голосов отражается от решетчатых стен, украшенных электрическими гирляндами и конфетти. Лес высоких обогревателей создает теплую и мерцающую атмосферу.

Я подавила желание разглядывать толпу и вместо этого направилась к бару. Лиза шла за мной. Она оказалась наблюдательнее, что меня не удивило.

— Он здесь, но тебя пока не увидел. Не оборачивайся, — приказала она.

После ее слов я, разумеется, тут же захотела обернуться, но Лиза это предвидела и сильно ткнула меня в спину. Наверное, из нее получился бы хороший дрессировщик.

— Так-то лучше. А теперь давай выпьем, — велела она.

Я еще больше зауважала Лизу. Она ничем себя не выдает.

Мы заказали по бокалу дорогого шампанского и записали их на счет Аарона.

— Ага, теперь он тебя заметил, — прошептала Лиза. — Идет сюда.

Я собралась с силами, но продолжала смотреть прямо перед собой.

— Вот ты где! — Аарон запечатлел поцелуй у меня на затылке. — Я тебе звонил.

— Правда? — сказала я, оборачиваясь и равнодушно возвращая объятие.

— Привет, Лиза, как дела? — спросил он через мое плечо. — Не хочу быть грубым, но мне надо немного полагать свою девушку.

— Не сомневаюсь, — отрезала Лиза.

У меня зазвонил сотовый.

— Так он все-таки работает, — недоуменно посмотрел на него Аарон.

— Только что включила, — ответила я, глядя на номер. Это Мила. — Извини, мне надо разобраться. Сейчас вернусь.

Я выбежала на лестницу. Надеюсь, Лиза займет его ненадолго.

— Привет, — произнесла я в трубку, жалея, что мы с Милой не договорились заранее о кодовых именах.

Необходимости в этом не было, просто так забавнее.

— Привет. Я здесь, — ответила Мила устало и покорно.

— Хорошо, когда закончим разговор, подожди пять минут и поднимайся. Как выйдешь на крышу, поверни налево. Мы будем прямо перед баром. Я сделаю так, что он будет стоять к тебе спиной.

Я вернулась к Аарону и Лизе, которая извинилась и направилась в дамскую комнату. Мы с Аароном остались одни.

— Все хорошо? — спросил он.

— Да, извини, — улыбнулась я. — Просто друг позвонил.

— Тот парень, Рик? Твой старый приятель, который клеится к тебе всякий раз, когда ты ездишь к родителям?

Ревность в голосе Аарона едва не заставила меня рассмеяться.

— Нет, не он. Иди сюда, я хочу с тобой поговорить.

Я подвела его к бару и развернула спиной к двери.

— Ты виделась с ним на Рождество? — спросил Аарон.

— Нет, — честно ответила я. — А ты виделся с кем-нибудь, к кому мне стоит ревновать?

— Конечно, нет, что за глупости, — очень убедительно произнес Аарон. — Ты у меня одна, малышка, и прекрасно это знаешь. Я думаю только о тебе.

Ну да.

— Значит, ты по мне скучал?

Я умудрилась произнести это кокетливо. Даже подержала его за руку. Неискренне улыбаясь, я краем глаза следила, как Мила направляется к нам. Настоящая красавица. Зернистые газетные фотографии были несправедливы к ней. Я не могла понять, рада ли оказаться в такой компании, или ее красота еще больше расстроила меня. Я сосредоточилась на своей задаче. С чувствами разберусь потом.

— Смеешься? — спросил Аарон, а Мила подошла и встала у него за спиной. — Я чуть не рехнулся без тебя. Это было ужасно. Давай слиняем отсюда пораньше, я так хочу тебя всю, и поскорее.

Когда он наклонился, чтобы поцеловать меня, я отвернулась, и в ту же секунду Мила тихо прокашлялась.

— Что случилось, детка? — озабоченно спросил он.

Я посмотрела ему в глаза и спокойно ответила:

— Думаю, ради Милы мы не должны больше встречаться.

— Что? Какой еще Милы? О ком, черт побери, ты говоришь?

Я видела, что он пытается выкрутиться, но уже слишком поздно.

— Мила — это я, — сказала Мила, подходя еще ближе. — Ты меня помнишь?

Аарон был ошеломлен.

— Что ты здесь делаешь? — запинаясь, спросил он.

— Привет, Мила, я — Сэмми. — Я протянула ей руку. — Приятно наконец-то познакомиться. Жаль, что в таких обстоятельствах.

Мила пожала мне руку, не спуская глаз с Аарона, который явно не успевал придумать отмазку.

— Я тебя ненавижу, — тихо произнесла Мила.

Аарон, похоже, обиделся.

— Не говори так, детка, — взмолился он, прежде чем вспомнил, что я стою рядом.

— Так вот как ты умудрялся обманывать нас все это время? Называл обеих «детками»? Очень умно, — одобрила я.

За сарказмом скрывалась мучительная боль — к ней он обращался так же, как ко мне. Но я загнала эту боль поглубже. Сейчас я не могу позволить себе быть слабой. Аарон повернулся ко мне.

— Нет, Сэмми, погоди. Послушай, я все объясню, — попытался он убедить меня. — Дай мне минутку побыть с Милой, и я все тебе объясню.

— Нет, — произнесли мы с Милой хором.

— Если хочешь что-то объяснять — объясняй нам обеим. Нам очень интересно, что ты скажешь, — продолжала я, придвигаясь к Миле. — Ну, давай.

Она была ниже и стройнее меня, и я почувствовала себя башней. Величественной? Или падающей? Я старалась об этом не думать. От нее пахло жасмином — знакомый запах, мама три года пыталась вырастить жасминовые шпалеры. Она часами работала в саду, и я обижалась, что она тратит на это время, которое могла провести со мной. Невзирая на тяжелый труд, шпалеры так толком и не получились. Но запах жасмина сразу ассоциировался с соперником за столь желанные время и внимание, которых я заслуживаю.

Аарон переводил взгляд с Милы на меня и обратно.

— Вы все неправильно поняли, — наконец произнес он.

Мила недоверчиво смотрела на него широко посаженными зелеными глазами.

— Наверное, ты прав, — откликнулась я. — Я неправильно поняла, когда ты клялся, что любишь меня, что я у тебя одна. Не поняла, что на самом деле ты — лживый подлый козел. Ты можешь избежать дальнейшего непонимания, если покатишься к черту.

Обиженный Аарон испуганно схватил меня за руку.

— Сэмми, поверь мне. Мила — моя бывшая девушка, сейчас она ничего для меня не значит. — Он понизил голос и добавил: — Она немного того, понятно? У нее и раньше так бывало.

Аарон говорил тихо, но Мила прекрасно расслышала клевету на свое душевное здоровье.

— Ты подлец. — У нее перехватило дыхание. — Чтобы я больше никогда тебя не видела!

Она бросилась к двери. Аарон смотрел ей вслед с болезненной миной мужчины, которого вынуждают сделать сложный выбор. Он повернулся ко мне и доверительно сообщил:

— Мила просто дурочка. У нее бзик на мне, но клянусь, между нами ничего не было с тех пор, как я встретил тебя.

Это прозвучало искренне, но я не поверила ни одному слову. Конечно, в пылу битвы он выбрал меня. И обвинение в психическом отклонении, к которому я была готова, досталось ей, а не мне. Но это ничуть не утешало. Я думала только об одном — вот он каков без маски. Он больше не казался красивым и обаятельным — теперь я видела уродство, которое прежде скрывали мои иллюзии. Захотелось отвернуться.

— Я тебе не верю, — спокойно сказала я. — И больше никогда не поверю. Прощай.

— Сэмми, подожди, — взмолился он, пытаясь меня удержать.

Жаль, за спиной Аарона не было зеркала и я не видела, каким взглядом его хлестнула. Наверняка незнакомым — ведь никогда мне не было до такой степени мерзко. Но, судя по реакции Аарона, взгляд был убийственный.

Он отпустил мою руку, и в его глазах вместо обычной самоуверенности появился неподдельный страх. Казалось, у него нет слов, — тоже необычное дело.

— Не прикасайся ко мне, — закончила я.

И ушла. Я вся горела, в голове было пусто. Лиза ждала меня на лестнице. Пока мы спускались, она держала меня за руку.

— Когда ты уходила, он был подавленным, — отчиталась она. — Как ты себя чувствуешь?

Хороший вопрос. Конечно, я ощущала себя свободной и сильной, но понимала, что глубоко внутри под этой шелухой наверняка киснут боль и смятение.

— Просто чудесно, — жизнерадостно ответила я.

Лиза сжала мою руку. На улице мы заметили Милу — она стояла на углу и ловила такси. На лице блестели дорожки слез. Я на секунду забыла о себе и пожалела ее. Куда она собирается? Обратно в Нью-Йорк? Может, ей сейчас надо с кем-то поговорить?

— Мила, — позвала я. — Это моя подруга Лиза. Не хочешь прогуляться с нами?

По-моему, чрезвычайно неожиданное и милосердное предложение с моей стороны. На лице Милы отразилась сперва неуверенность, потом усталая благодарность. Она кивнула.

— Есть хочешь? — спросила я.

Она снова кивнула.

Сквозь буйную толпу мы протиснулись к ближайшей закусочной. За кофе и пирогом мы с Милой препарировали наши чувства к Аарону. Хотя Мила любила его так же сильно, как я, из разговора стало ясно, что в остальном между нами мало общего. Тяжело устраивать девичник, если вам не о чем говорить. Не то чтобы она была плохой, просто совсем на меня непохожей. Поэтому быстро начала меня раздражать. Наверное, это неизбежно, учитывая обстоятельства нашего знакомства. Я не винила ее во всем, как Аарона, но и любить ее было не за что. Слушая ее рыдания, что теперь она не получит на двадцать второй день рожденья колечко, я еле сдерживалась, чтобы не наступить под столом Лизе на ногу. Я знала — это лишнее, наверняка Лиза страдает не меньше моего.

— Я правда думала, что он — тот самый, — закончила Мила после двух неприятных часов.

Знакомое чувство.

— И я так хотела бросить работу, чтобы готовить ему, стирать носки, любить его, понимаешь? — продолжала она.

А вот это уже незнакомо. Да, мы совершенно не похожи. Я вполне могу общаться с девушкой на пять лет моложе — Кару удочерю хоть сейчас. Просто мы с Милой не совпадаем. Как мог Аарон встречаться с нами обеими, хотя мы настолько разные? Может, в этом-то и дело? Я посмотрела на часы.

— А знаете что? Настал в буквальном смысле новый день и новый год.

Мы излишне бурно попрощались, и Мила отправилась на вокзал и в новую жизнь без Аарона. Вернувшись домой, я кое-что изменила: выбросила некоторые фотографии, конфетную коробку в форме цветка и зеленое светящееся кольцо, которое Аарон выиграл для меня в игровом автомате, после чего передвинула кровать к окну, потянув при этом спину. Я выпила обезболивающее, надеясь, что перестановка мебели вытряхнет из меня воспоминания о бесчисленных ночах, проведенных с Аароном.

С этой новой высоты я обозрела грядущий год. Все переменится. У меня больше нет любовника, зато есть работа, на которую я могу наброситься с утроенной силой. Еще у меня куча болезней, к которым надо готовиться и проводить профилактику, и множество идей самосовершенствования. Обычно я оставляла все решения до китайского Нового года, но сейчас улучила минутку, чтобы напомнить себе, как же мне повезло. В моей жизни есть мужчины, которые не являются тупыми, лживыми изменщиками. Р.Г. — солидный семейный человек, как и мой отец. Полно доказательств, что они в этом не одиноки.

Аарон соблазнил, обманул и предал меня. Я была наивной, когда встретила его, теперь же я просто окоченела. Я надеялась в будущем извлечь урок из этого тяжелого опыта. Но сейчас я устала. Все силы ушли на компромиссы. Я была истощена.

Я вздохнула и посмотрела в окно. Снега не было, но морозный воздух белесо мерцал. Я приблизила губы к стеклу и состроила ночи рожицу. На запотевшем от горячего дыхания овале я пальцем нарисовала улыбающуюся мордочку. У нее был застенчивый вид, словно она знала, что не соответствует действительности. Я печально улыбнулась ей. Значит, я все-таки не чья-то милая. Ничего, переживу. Главное — что я не чья-то Мила. Я опустила голову на подушку и приказала себе уснуть, надеясь, что утром мне полегчает.

Дитя погублено невежей

На следующей неделе я вернулась на работу, поскольку Сенат собрался после зимних каникул. Я оцепенело сидела за столом, стараясь затеряться в многочисленных заданиях и притворяясь, что со мной все хорошо. Как обычно, я работала лихорадочно, но словно в какой-то серой пелене. После яростной новогодней стычки злость сменилась вялой апатией. К тому же сейчас зима, а значит, дни короткие и, чаще всего, холодные и пасмурные. Но даже когда я сидела в теплых и веселых местах, то осознавала, что цвета кажутся мне более тусклыми, чем есть на самом деле.

Не помогало и то, что все случившееся казалось чудовищным фарсом, хотя боль была настоящей. Я пережила предательство и разрыв, но ведь подобное происходит каждый день. Иногда с людьми, чьи романы намного старше нескольких месяцев. Я чувствовала себя полной дурой, поэтому замкнулась и притворялась, будто все хорошо. Я думала, что, пока все идет своим чередом, никто не поймет, как я слаба и печальна.

Странно, но жизнь, равнодушная к моему горю, ничуть не изменилась. Все в мире политики и за его пределами продолжало гудеть. Первое официальное голосование президентской гонки состоится через три недели в Айове, потом в Нью-Хэмпшире, и Холм напряженно готовился к этому. На праздниках конгрессмен Кэндл сошел с дистанции из-за нехватки средств, и новый опрос «Тайм» и «Си-эн-эн» показал, что лидерство Брэмена в обоих штатах слегка пошатнулось из-за того, что Рекс-форд и Уай набрали обороты. Тут же начались бесконечные разговоры; все спешили высказать свое мнение насчет того, как все закончится. Я отвлеклась от своих несчастий, настроилась на общую волну и искренне интересовалась результатом.

Как-то вечером, во время кандидатских дебатов, меня неожиданно вызвали в кабинет Р.Г., где я обнаружила его перед телевизором.

— Ради бога, Джон, не виляй, — разочарованно говорил он, когда сенатор Брэмен отвечал на вопрос ведущего.

Я заметила, что морщинка между правым глазом и ухом Р.Г. бешено пульсирует.

— Говорит так, словно обдумывает каждое слово, правда? — Р.Г. повернулся ко мне. — Но его так легко сбить с толку. Он всю жизнь готовился к этой гонке, мог бы быть и посмелее.

Р.Г. недовольно покачал головой. Я увидела, как Брэмен достает шпаргалку, написанную, конечно, Аароном, и вспылила. Неожиданно для самой себя я заговорила.

— Настоящее преступление, что Брэмен по-прежнему лидер, — выплюнула я. — Терпеть не могу его и его команду. Все они — свора лживых ублюдков.

Р.Г. явно удивил мой взрыв, впрочем, меня тоже.

— Ну, это чересчур. — Он поднял бровь. — Но они могли бы и получше проводить кампанию.

Я кивнула, сжав губы, чтобы больше ничего не ляпнуть. Зря я это, но приятно испытывать хоть что-то, кроме тоскливого уныния. И, к счастью, Р.Г. мои слова не слишком потрясли.

— Жутко напыщенная кампания, — продолжал он раздраженно. — Джон ведет себя так, словно ему обязаны с поклоном поднести звание кандидата. Это оскорбительно. Между тем Макс Уай похож на человека, который отрежет себе ногу, если это хоть как-то поможет американцам.

Я согласилась. И я отчаянно хотела, чтобы Уай, Рексфорд или Конрад накрутил себе рейтинг и стал кандидатом. Кто угодно, только не Брэмен.

— Вам нравится Уай? — спросила я. — Хотите, чтобы он выиграл?

Р.Г. не отрывал взгляд от экрана.

— Если вам кто-то нравится, это еще не значит, что из этого человека получится хороший президент, — ответил он.

Что ж, разумно. Вам может нравиться слабоумный, но от этого он не становится дееспособным.

— Но Уай подошел бы лучше, — продолжал Р.Г. — Не потому, что он нравится мне больше Брэмена, а потому, что его, похоже, волнует не только собственная карьера. Мне кажется, ему действительно не все равно. Я могу ошибаться — мы не так много общались. Но я провел достаточно времени с Брэменом, чтобы убедиться: ему нельзя доверять. Он принимает трусливые решения, часто лишь для того, чтобы не потерять лицо. Это не лучший способ управлять нашей страной, — заключил Р.Г. — Что касается других, то Рексфорд слишком неопытен, а Конрад попросту тугодум. Так что, полагаю, Уай — лучший выбор.

Интересно, не жалеет ли Р.Г., что не бросил перчатку на этот раз? У него были бы неплохие шансы. Да наверняка, судя по борьбе и промахам имеющихся кандидатов. Сомневается ли Р.Г. в правильности своего решения? Хотел бы он побороться с Брэменом? Хватит ли у меня мужества спросить его об этом?

Я прокашлялась. Нет, храбрости не хватает. Надеюсь, он ни о чем не жалеет. Мне нравится верить в то, что его интуиция относительно безошибочна.

Р.Г. оторвался от телевизора и вернулся к бумагам на своем столе. Мы уже закончили смотреть дебаты? Похоже, он вызвал меня лишь для этого, что очень лестно. К тому же после разговора с Р.Г. серая дымка вроде бы стала тоньше. Я не хотела возвращаться к себе, где она снова разрастется в плотную завесу. Я напряглась, чтобы сказать что-нибудь интересное и подольше побыть здесь.

— Мне нравится, как Уай наклоняется вперед, когда пытается что-то доказать, — выпалила я. — Как будто может в любой момент выскочить из телевизора, отчего кажется доступнее. И немного чокнутым, что мне тоже нравится. В хорошем смысле чокнутым, а не в плохом, — уточнила я.

Р.Г. невозмутимо моргнул, оторвавшись от чтения. Да, я все испортила. Теперь придется возвращаться в свой отсек, где никто со мной не советуется и не придает мне значения. Я быстро соскользнула обратно в мрачное отчаяние, из которого тщетно пыталась выбраться.

— Кстати, Саманта, — остановил меня Р.Г., когда я побрела к двери. — Совсем забыл, зачем позвал вас.

Ну конечно, он позвал меня не просто поболтать. Какая я дура.

— Я собираюсь устроить несколько обедов с людьми, которые ищут лекарство от болезней Альцгеймера, Паркинсона и так далее. — Р.Г. указал на бумаги. — Я изучил текущее финансирование, и оно мне показалось недостаточным. Меня интересуют серьезные дискуссии, а не шоу, — добавил он.

— Да, сэр, — ответила я.

— Вы можете принести наброски с утра пораньше? — Он повернулся к телевизору, показывая этим, что вопрос был риторический.

Я кивнула его профилю и направилась к кофейному автомату. Было уже девять вечера. Мне нужен кофеин.

Мимо прошла Мона, она собиралась домой.

— Работаешь ночью? — Она посмотрела на две чашки, которые я только что налила.

Я кивнула. После поездки в Нью-Йорк мы стали ближе и радовались этому. Но последнюю неделю я ни с кем не хотела общаться.

— Послушай, я в курсе насчет вас с Аароном, — продолжала она. — Понимаю, тебе неприятно об этом говорить, но, по-моему, ты должна знать, что это только к лучшему. Он плохой человек.

И снова показалось, будто она что-то знает о прошлом Аарона. Она прагматик и не станет делать выводы о чьем-то характере, если нет веских доказательств.

— Спасибо, но хотелось бы знать, почему ты так считаешь? — спросила я. — У тебя есть причина?

Мона уставилась в пол. Определенно есть.

— Вообще-то да.

Ее пристыженный вид раздразнил мое любопытство.

— Ну? — подбодрила я.

Мона помедлила еще секунду и разразилась потоком слов.

— Я знала, что Аарон тебе изменяет. Он был с младшей сестрой моей соседки по общежитию в колледже, когда познакомился с Милой, и встречался с обеими одновременно, а может, и еще с кем-то, пока сестра моей подруги обо всем не узнала. К тому же месяца два назад, когда у вас все уже было довольно серьезно, Марк встретил Аарона с Милой в Нью-Йорке. Они обжимались в баре. Он пытался тебе рассказать, но ты решила, что он просто клеится, — закончила она, по-прежнему глядя в пол.

Что?! Ничего себе. Так вот что Марк хотел сказать, когда так странно топтался вокруг меня и спрашивал, по-прежнему ли мы с Аароном вместе. Ну почему он не мог быть чуть откровеннее? Хотя я быстро его отшила, заявив, что у него нет шансов. Почему я до сих пор не научилась вовремя затыкаться и слушать, что мне говорят?

— Ох, — вот и все, что я смогла произнести.

— Прости, — продолжала Мона. — Я должна была тебе рассказать.

— А почему раньше не сказала? — спросила я.

У нее была масса возможностей. Я бы на ее месте все выложила. Нехорошо было скрывать от меня правду.

— Я не хотела, чтобы Марк опять обратил на тебя внимание, — тихо объяснила она. — Я боялась, если ты будешь свободна, его чувства оживут. Понимаешь, я думала, что, даже если это не будет взаимно, он все равно может снова начать думать о тебе, а не обо мне.

О господи. Когда мы с Моной были в Нью-Йорке, казалось, что она ничуть не сомневается в Марке. Но теперь я поняла, что она могла чувствовать себя в безопасности лишь до тех пор, пока у меня другой мужчина.

— Ах, Мона, — вздохнула я со смесью недоверия и жалости. — Ежу понятно, что Марку нужна только ты.

Я видела, как Марк смотрит на Мону, и знала, что он не бросит ее ради меня. Он любит ее. Возможно, сначала я мешала ему понять это, но все давно прошло.

— Так или иначе, я поступила ужасно, не рассказав тебе об Аароне, — с сожалением произнесла Мона. — Прости меня. И я очень рада, что вы с ним разошлись.

Я тоже. Какая же я непроходимая дура.

Наутро я занесла Р.Г. заметки насчет обедов и погрузилась в работу, чтобы ни о чем больше не думать. Весь день я занималась группой английских ученых — они недавно открыли белок, который можно использовать для лечения неврологических заболеваний. Хотя белок не был панацеей от болезней Альцгеймера, Паркинсона, Хантингтона и других, он замедлял разрушительный процесс. К концу недели я связалась с учеными и уговорила представить свои открытия на первом обеде. В процессе международных переговоров я слегка влюбилась в акценты всех этих англичан. Я долго была неуязвима для материнской англофилии и вдруг внезапно пала жертвой мягкой ее формы.

Ученые обещали приехать, Р.Г. понравилось мое предложение, поэтому к концу недели я гордилась проделанной работой — первое приятное чувство за последнее время. Надежда расправила крылья. Неужели я наконец готова избавиться от прошлого и воспрянуть духом? Наутро я решила отправиться к мистеру Ли, чтобы закрепить свое исцеление. Я думала поискать другой зоомагазин, но, учитывая недавнюю суматоху, мне в жизни нужно хоть что-то постоянное. Даже если это постоянная уверенность в том, что меня грабят.

— Мы по вам скучали! — воскликнул мистер Ли. — Что желаете? Японскую бойцовую рыбку? У меня есть несколько красавцев!

Да уж. Не сомневаюсь.

— Хочу сперва немного осмотреться, — уклончиво ответила я.

— Ну конечно. Сколько угодно, сколько угодно, — разрешил он.

Мистер Ли ушел за прилавок, но я нутром чуяла, что он следит за каждым моим шагом. Я немного поразглядывала змей, размышляя, как вообще можно завести такого питомца. Рыбки — и те не слишком-то привлекательны, ну а змеи вовсе нелепы. Я не видела повода покупать их, разве что владельцам просто нравится наблюдать, как те жрут замерших от ужаса мышей, крыс и лягушек. Но разве со временем это не наскучит? И все, что у них останется, — здоровенный скучный питон. Что в нем хорошего?

Я кое-что читала о питонах: например, во Флориде один сбежал из клетки и просочился в канализацию. Он выполз из унитаза в квартире ничего не подозревающей женщины, которая чистила зубы. Вспомнив об этом, я вздрогнула. Хуже всего, это была не первая статья о таком происшествии. Это была девятая или десятая, так что вполне возможно, ползающие по водопроводным трубам питоны — обычное дело. В результате я не могла сесть на унитаз, предварительно не заглянув внутрь. Я чувствовала себя неприятно уязвимой, хотя там никого не было. Учитывая, что мне часто приходилось посещать туалет (не чаще среднего, но все-таки регулярно), я здорово нервничала из-за питонов.

Я прошла дальше, к японским бойцовым рыбкам.

— Думаю, возьму вот эту, — решительно показала я на средних размеров рыбку с оранжевым пятном, в которую влюбилась, едва заглянув ей в глаза. — Они по-прежнему стоят три доллара за штуку?

Указательным и большим пальцем мистер Ли изобразил, что «чуточку больше».

Я пожала плечами. Сама цена рыбки, хотя мистер Ли постоянно ее задирал, составляла малую часть затрат. Зато прорва денег уходила на аквариум, гальку, корм, экзотические водоросли и маленькие подводные крепости, в необходимости которых он убеждал. И хотя все это у меня уже было, я задумалась, не заражены ли они трупным ядом, поэтому решила купить новые, немного другие наборы. Мистер Ли протянул мне в пластиковом пакете моего нового подопечного. Интересно, его стоимость вычтут из налогов? В конце концов, у меня появился новый член семьи.

Через час я вернулась в квартиру, нагруженная новыми прибамбасами для свежеприобретенного питомца. Когда я внимательно следила за температурой воды и готовилась осторожно перенести своего нового кавалера в его роскошное жилище, позвонила Лиза.

— На этот раз я купила оранжевую гальку, которая подходит к его пятнышку, — сообщила я. — И пиратский сундук, чтобы он прятался. Больше никаких крепостей. По-моему, та крепость была слишком большой.

— Чудесно, — произнесла Лиза, явно намекая, что позвонила не за тем, чтобы выслушивать мои излияния насчет обустройства аквариума.

После истории с Аароном она стала очень заботлива, но я поняла, что у нее появились новости. Вот и прекрасно, как хорошо, что наши разговоры вернутся в привычное русло.

— Что случилось? — любезно спросила я, хотя на самом деле собиралась поинтересоваться, как, по ее мнению, стоит назвать моего нового жильца.

Я разрывалась между Доктором Цинциннати, Маятником и другими именами, которые еще не придумала. Ничего страшного. Я обычно провожу обряд крещения через неделю после покупки рыбки, так что время еще есть. За неделю я успеваю изучить их характер, или, как в случае с Шеклтоном, вырубается электричество и превращает аквариум в ледяную пустыню.

— Забавно, что ты спросила, — ответила Лиза.

Теперь она намекала, чтобы я села и приготовилась к тому, что она готова мне открыть. Думаю, что-то о футболисте, с которым она недавно начала встречаться. Его звали Скутер, и он был тормозным задним бегущим^[80] «Вашингтонских краснокожих». Этот навязчивый, самоуверенный тип все время говорил о тематическом ресторане, который собирается открыть вместе с коллегами по команде. Он пытался уговорить «Краснокожих красоток», или «Подруг краснокожих», или как там называются группы поддержки, пойти к нему официантками. Он не показался мне «родственной душой» Лизы, но я решила не выступать. Надо беречь силы, чтобы самой не выбрать лживого и вероломного горе-жениха. Пусть тот, кто ни разу не обнаруживал (посредством грубого взлома голосовой почты), что суженый ему изменяет, первым бросит в меня камень. Я же промолчу.

— Что происходит? — спросила я, готовясь к потрясению.

— Ну, знаешь, мне очень нравится твоя теория о проверке мужчин в постели. А то мало ли, вдруг они извращенцы? Чем раньше это обнаружишь, тем лучше, — начала она. — Конечно, нужно заранее узнать, с кем имеешь дело, прежде чем хорошенько в него втрескаешься. Но тебе когда-нибудь приходилось на самом деле отсеивать их по этому параметру? В смысле, если оказывалось, что такие привычки у них есть? Как ты определяла, насколько это серьезно, и можно ли все-таки взять его на поруки?

Эта теория родилась у меня после первого и единственного раза, когда я переспала с кем-то на первом свидании. Этим «кем-то» был Аарон, поэтому теория страдала существенным изъяном, хотя тогда я этого не знала. Я помнила, что Лиза намного доступнее меня, но указывать на это или осуждать не хотела, поэтому вряд ли могла ответить на ее вопросы.

— Что именно произошло? — вместо этого спросила я.

— У него есть специальная тетрадка, — смирившись, пояснила Лиза. — Ему нравится рисовать в ней схему секса и внимательно изучать ее, прежде чем лечь в постель. А когда мы занимаемся любовью, периодически он сам себе назначает пенальти.

— Ох, Лиза…

— Я знаю, — ответила она.

— Ты хотя бы наколенники надеваешь? — поинтересовалась я.

— Не смешно, — проворчала она.

А по-моему, довольно смешно.

— За что он назначает пенальти? За фальстарты?

Лиза и это пропустила мимо ушей.

— Недавно он заговорил о видеокамере, — мрачно сообщила она. — Боюсь, он хочет записать нас на кассету и устроить потом разбор полетов.

— Ты должна его бросить, — печально, но правда.

— Знаю, — вздохнула она. — Я просто хотела сначала об этом поговорить.

Когда мы прощались, ее голос звенел решимостью — честно говоря, я была рада, что теперь мы сможем больше времени проводить вместе. Жаль только, что она не познакомит меня с разведенным полузащитником, как собиралась. Но, думаю, я это переживу.

Остаток дня я украшала квартиру, как могла, и делала все, чтобы рыбка чувствовала себя как дома. Когда я поставила песню из «Русалочки», позвонила Зельда.

— Решила проверить, как у тебя дела. Я немного беспокоюсь, — сказала она.

После Нового года я не отвечала на ее сообщения. Это совсем на меня не похоже.

— Извини, что так долго не выходила на связь. Ты была права насчет Аарона. Мне стоило быть осторожнее. Я не должна была доверять ему. Я должна была слушать тебя.

Зельда помолчала.

— Если бы ты меня послушала, то ничему не научилась бы, — доброжелательно ответила она. — Мне жаль, что он сделал тебе больно. Хотелось бы отомстить ему.

Возможно ли это? Есть ли особые телепродавцы-мстители? На всякий случай я продиктовала ей телефоны Аарона. Чтобы повеселить меня, она их записала, сказала, чтобы я не переживала, и пообещала вскоре перезвонить.

Приближался китайский Новый год, настроение мое улучшалось, и я принялась обдумывать очередные судьбоносные решения. Мне нравилось принимать их в этот необычный праздник, поскольку так у меня появлялось дополнительное время на размышления. Я смотрела, как люди забивают на решения, принятые в традиционный Новый год, и понимала, какие обещания на самом деле можно сдержать. По моим наблюдениям, хуже всего пытаться вести здоровый образ жизни или выучить новый язык. Такие обещания первыми идут ко дну.

Учитывая мои романтические горести, я склонялась к тому, чтобы ограничить круг решений работой. Но как это повлияет на Доктора Цинциннати? Если я не найду новую любовь, то лишу его отцовского влияния. Чтобы смягчить последствия, я решила понижать голос до баса, разговаривая вслух.

Решение окончательно посвятить себя работе чудесным образом совпало с новым законопроектом Р.Г. Мы собирались использовать внимание к циклу обедов, который стартовал с оглушительным успехом благодаря британским ученым и их фантастическому произношению. Закон поднимет финансирование Национальных институтов здоровья, точнее, программ исследования неврологических заболеваний, поскольку Р.Г. считал, что своевременная законодательная и материальная поддержка в сочетании с последними научными прорывами поможет найти лекарства от болезней Паркинсона, Альцгеймера и Хантингтона намного раньше, чем предполагалось. Я согласилась с ним и принялась энергично и целеустремленно писать черновик законопроекта.

К концу января Лиза наконец убедила меня выйти в люди. Она долго обхаживала меня и уговорила составить ей компанию на открытии ресторана Скутера. Она сказала, что это «самая крутая вечеринка года», сообщила, что там будет полгорода, и заявила, что это великолепная возможность для триумфального возвращения. В последнюю минуту я попыталась сбежать, притворившись, будто у меня приступ аллергии, но она принесла димедрол и засунула меня в такси.

Пока мы стояли у гардероба в битком набитом фойе, я робко осмотрелась. Народу и вправду было море.

— Как мило, что Скутер пригласил тебя, несмотря на ваш разрыв, — отметила я.

— Ага, — весело сказала Лиза.

Постой-ка, я знаю этот тон.

— Ты же бросила его, правда? — подозрительно спросила я.

Лиза смотрела куда-то в сторону. О боже.

— Я пыталась, — ответила она. — Но он начал рыдать и умолять, чтобы я дала ему еще одну попытку, а потом поклялся, что изменится и… ну… может, у него и получится. Ты же понимаешь, сложности только с сексом, — оправдывалась Лиза. — Во всяком случае, я должна с ним поздороваться, но после этого буду заниматься только тобой. Сегодня вечером мы классно повеселимся. Я хочу, чтобы ты снова радовалась.

Когда она упорхнула, я улыбнулась и покачала головой.

— Сейчас вернусь! — крикнула она через плечо.

Пока я сдавала наши пальто, вошел Чарли Лотон. Я так толком и не поблагодарила его за то, что он спас меня от возмущенной очереди у газетного стенда в аэропорту. Это обошлось ему в семьдесят пять центов. К тому же он впервые показался мне довольно интересным. Раньше я всегда была слишком сконфужена, взволнована или зла, чтобы обратить на это внимание. И хотя Аквамен^[81] всегда нравился мне больше Супермена, а значит, и Артур Керри казался симпатичнее Кларка Кента, я вполне могла отдать должное привлекательности обоих. Никакого снобизма по отношению к супергероям.

— Чарли, — окликнула я.

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

— Привет, — поздоровался он.

Действительно, симпатичный. Теперь я это вижу. О нет, неужели у меня опять начинается сыпь? Хоть бы димедрол подавил все признаки сексуального возбуждения. К тому же, посмотрев Чарли в глаза, я вспомнила мерзкую, гнусную статью, которую он написал обо мне.

Зря я окликнула его. Нельзя с ним любезничать. Улыбка испарилась с моего лица.

— Спасибо, что помог мне в аэропорту, — быстро сказала я. — Ладно, мне пора.

— Подожди секунду, — он твердо остановил меня.

Против воли я снова встретила его взгляд.

— Мне надо кое-что объяснить, хотя ты можешь мне не верить, — продолжил он. — Статья о тебе, подписанная моим именем, — это не та статья, которую написал я. Редакторы добавили кусок про злоупотребление деньгами налогоплательщиков. Они хотели что-нибудь злободневное. Прости, что не смог предотвратить. Хочу, чтобы ты знала.

Пока он говорил, я смотрела на его рот, на удивительный изгиб его губ. Я впитала каждое его слово и безоговорочно ему поверила. В его поведении была какая-то спокойная искренность, словно он надеялся — люди поймут, что он говорит правду, но не собирался ради этого орать и пинать их.

— Хорошо, — ответила я.

— Я пытался сказать тебе раньше, но ты не хотела со мной разговаривать. А потом, в аэропорту, мне пришлось бежать на самолет. Ну что, теперь между нами все ясно? — Он протянул руку.

— Да, — застенчиво ответила я и вложила пальцы в его ладонь, слишком поздно вспомнив, что она все еще липкая из-за двухстороннего скотча.

Похоже, липкость его не смутила. Его кожа была такой теплой. Я не хотела, чтобы он отпускал меня, но и так уже слишком долго держала его за руку. Я смущенно отдернула ладонь и уставилась в пол. Почему я не отвечала на его звонки? Почему не выслушала его той ночью в Джорджтауне, вместо того чтобы вопить? Или в баре, когда мы отмечали победу? Давно бы уже все выяснили. Интересно, что-нибудь изменилось бы?

— Прости, что опоздала, — услышала я голос, принадлежавший не Чарли.

Я подняла глаза и увидела незнакомую женщину. Похоже, она пришла достаточно рано, чтобы застукать нас. Чарли переводил взгляд с нее на меня.

— Привет, — сказал он, а она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы.

Она с любопытством смотрела на меня.

— Саманта, это Вероника Додд. Вероника, это Саманта Джойс.

Чарли невозмутимо представил нас друг другу. Я вымученно улыбнулась и сказала «привет», зная, что выгляжу при этом так, словно некоторые части моего лица парализованы (косметические инъекции ботокса тут ни при чем), и пробормотала, что мне надо проверить «Блэкберри».

Я достала его и, надеясь, что Чарли с Вероникой уйдут, сделала вид, будто читаю важное сообщение. И тут вернулась Лиза.

— Что ты делаешь? Никакой электронной почты сегодня, — заявила она.

— Да, ведь вы не умеете с ней обращаться, не так ли? — с лукавой улыбкой заметила Вероника.

Чарли предупреждающе посмотрел на нее, но она все равно пялилась на меня. Она пошутила? Это определенно был намек на мой прокол с электронной почтой. Она уже тогда встречалась с Чарли? Это имеет значение? Она мне не нравится.

— Что вы хотите сказать? — вызывающе спросила Лиза.

Я знала, что могу на нее положиться.

— О, простите. Я не хотела наступать на больную мозоль, — неубедительно извинилась Вероника. — Я работаю в «Пост» вместе с Чарли. Меня зовут Вероника. — Она протянула руку Лизе.

— Лиза, — ответила Лиза. — А вы — Чарли Лотон?

Чарли кивнул и довольно сконфуженно пожал ей руку. Как будто знал, что Лиза повесила его куклу-вуду на потолочном вентиляторе. Надо поскорее рассказать ей, как все было на самом деле.

— Ну что, работаете над еще какими-нибудь несправедливыми статьями? — спросила Лиза.

Не успела.

— Послушай, нет, оказалось, мы просто не поняли друг друга, — перебила я, хватая Лизу за рукав. — Это редакторы Чарли добавили. Он только что мне рассказал.

Лиза оценивающе посмотрела на Чарли.

— Вы что, не могли их остановить? — скептически спросила она.

— Я пытался, — искренне произнес Чарли.

Лиза еще секунду смотрела на него, потом кивнула.

— А вы чем занимаетесь? — обратилась к Лизе Вероника. — Не считая того, что безосновательно оскорбляете людей?

— Кто-нибудь хочет выпить? — громко спросила я.

— Минеральную воду, — приказала Вероника, не сводя взгляда с Лизы.

Хм. Не ожидала, что мне придется выполнять ее заказ. Ну да ладно.

— Я принесу, — вмешался Чарли.

Я пытливо смотрела на Лизу. Безопасно ли оставлять ее с Вероникой? Кажется, нет. Для Вероники.

— Тебе как обычно? — спросила я.

Лиза кивнула. Мы с Чарли отправились в бар.

— Мы трусливо бежим с поля битвы? — спросила я.

— Да, — улыбнулся он.

Ладно, девочки сами за себя постоят. А я с удовольствием еще немного поболтаю с Чарли, поскольку больше не жажду возмездия.

— Что «как обычно»? — поинтересовался он.

— Ванильная водка с тоником и капелькой апельсинового сока, — ответила я.

— Серьезно? Никогда о таком не слышал, — удивился он.

— Знаю. Я сама придумала. На самом деле в рецепт входит ванильная водка и секретный ингредиент, но в подобных местах никогда не бывает секретного ингредиента, поэтому я заменяю его тоником, — уточнила я. — Он не так хорош, но тоже годится.

— Что за секретный ингредиент? — полюбопытствовал он.

— Я скажу, но сначала придется тебя напоить, — ответила я.

Чарли улыбнулся:

— Так ты изобретательница.

Я гордо кивнула, радуясь, что мое достижение оценили по достоинству. С тех пор как я в четвертом классе прочитала биографию Бенджамина Франклина, я то и дело пыталась что-нибудь изобрести, нобез особого успеха. Не считая вкусного коктейля, единственной толковой вещью был ручной вентилятор-пульверизатор для жаркой погоды. Я обалдела, когда узнала, что в последние годы такую штуку продают на бейсбольных матчах. С одной стороны, приятно, что массы оценили мое блестящее изобретение. С другой — у меня украли миллионы. Надо было все-таки запатентовать.

Мы подошли к бару. Пока я давала указания бармену, Чарли заказал минералку.

— И еще то же самое, что даме, — добавил он.

Я просияла. Мое творение пользуется спросом.

— Знаешь, к разговору об изобретениях, сегодня — семьдесят первая годовщина изобретения филадельфийского сырного сэндвича^[82], — сообщила я.

Мне впервые захотелось с кем-то поделиться таким фактом. Похоже, Чарли было интересно.

— Что ж, это событие стоит отметить, — предложил он.

Я улыбнулась. Мало кто это понимает.

— Я уже отметила за обедом, — похвасталась я, поглаживая живот, и доверительно пояснила: — На самом деле сыр добавили только в сороковых. Но я немножко смухлевала и съела сырные.

Как приятно честно во всем признаться.

— Я никому не скажу. — Чарли понизил голос.

— Я это ценю, — улыбнулась я.

Мы забрали напитки и оставили чаевые. Прежде чем покинуть безопасную орбиту бара, Чарли повернулся ко мне.

— Прости, что Вероника оскорбила тебя. Она довольно бесцеремонна, но это в ней говорит журналист. На самом деле она очень умная.

На мой взгляд, начал он неплохо, но под конец пошел ко дну. Хорошо, что он в курсе хамского поведения своей подружки, но зачем портить все похвалами в ее адрес? Я натянуто улыбнулась.

— Ничего страшного.

— Хотя ее поведение непростительно, — закончил он.

Я смягчилась. Когда мы медленно возвращались к Лизе и Веронике, Чарли искоса взглянул на меня.

— Послушай, может, как-нибудь… что случилось?

Несомненно, на моем лице отразился сковавший меня ужас. Я не могла ему ответить. Я могла только смотреть на дверь, в которую вошли Аарон с Милой. Встретить Аарона само по себе несладко, я этого очень боялась. Но увидеть его с Милой? Такого я не ожидала. Мы же вместе его бросили. Правда ведь? Я смотрела, как Аарон помогает Миле снять короткое стильное пальто. Он наклонился и нежно поцеловал ее в шею. Она улыбнулась и прижала ладонь к его щеке. Они еще не заметили меня — слишком были заняты тем, что влюбленно смотрели друг другу в глаза. Меня затошнило, я была оглушена и не могла двигаться. О боже, вдруг они оторвутся друг от друга и увидят, что я на них глазею? Почему я не могу пошевелиться? У меня скрутило живот.

Чарли взял меня за локоть.

— Идем, — мягко сказал он и повел меня обратно в наш укромный уголок. — Тебе плохо? — нежно спросил он.

Аарон и Мила снова вместе? Нет, нет, нет, нет. Я мотала головой.

— Саманта…

Я перестала мотать головой и уставилась на Чарли. Он такой заботливый.

— Нет, все нормально. Лучше не бывает, — преувеличенно громко ответила я, прикончила коктейль, поставила бокал на стол и взяла Лизин.

Надо собраться с мыслями. И валить отсюда.

— Точно?

Даже заботясь обо мне, Чарли умудрялся выглядеть беспристрастным наблюдателем. Я чувствовала, что одновременно безоговорочно доверяю ему и боюсь его осуждения. Он явно изучал меня.

— Извини. Не представляю, что ты думаешь обо мне, — сказала я, и меня окатила волна смущения.

Хотелось рыдать. Чарли положил руку мне на плечо.

— Думаю, ты просто немного выбита из колеи.

Он застал меня врасплох. Я не ожидала, что он ответит. Это был риторический вопрос. Но теперь я получила подтверждение, что он изучает меня, а тут еще потрясение от появления Аарона в компании с Милой. Да за кого Чарли себя принимает? Я не нуждаюсь в снисхождении.

— Да неужели? — игриво спросила я.

Я собиралась заявить ему, что нечего так важничать, или даже высмеять за то, что он встречается с такой мегерой, как Вероника, но тут внезапно появилась Лиза.

— Ты знаешь, сколько уже времени? — выразительно спросила она. — Нам пора бежать. Пока, ребята. — Она повернулась, чтобы помахать Веронике, кивнула Чарли и потащила меня прочь.

Я даже махать не стала. Лиза увела меня куда-то вбок, не глядя по сторонам. Я знала, зачем.

— Я их уже видела, — сказала я.

— Вот дерьмо, — выругалась она и вздохнула. — А я надеялась быстренько увести тебя под фальшивым предлогом, а уж потом осторожно сообщить новость. Ты как, хочешь с ними встретиться? — И угрожающе добавила: — Лично у меня точно есть что им сказать.

Честно говоря, я была не в состоянии это сделать. Наверное, она все прочитала на моем лице.

— В боковую дверь, — решительно сказала она.

Вот вам и возвращение.

Начало февраля выдалось и пасмурным, и солнечным, отчего меня охватило смутное беспокойство. Я не могла избавиться от ощущения, что начинается месяц, которому нельзя доверять. Особенно меня ранило то, что я так погорела в январе, когда с боями прорвалась сквозь серую дымку, возродилась и осмелилась думать, будто худшее позади, — и все для того, чтобы меня злобно утащили обратно в пучину. Будет ли февраль столь же жесток?

Одно хорошо: в нем меньше дней. Хотя работа отвлекала от печальных мыслей, политические новости все только испортили. Как и ожидалось, Брэмен победил на предварительных выборах, но так и не научился скромности.

— Это победа всех американцев! — орал он со сцены в Де-Мойне. — Чемпион Америки на коне!

Я не сомневалась, что «чемпион Америки» — не его выдумка. Интересно, не Аарон ли изобрел этот титул? Характерная для него наглость. Интересно, он прочитал его Миле, как раньше — мне? Кошмар.

На следующей неделе Уай поразил всех, выиграв предварительные выборы в Нью-Хэмпшире, но Брэмен быстро вернул утраченные позиции, объяснив, что его кампания и не должна была апеллировать к чувствам «невзрачной группки людей, которые захватили слишком много власти благодаря устаревшим правилам». Это что-то новенькое для президентской кампании, но даже я понимала, что поливать грязью целый штат довольно глупо.

Однако он не пошатнулся, и это раздражало. Третьего числа провели целую кучу выборов, и Брэмен выиграл большинство. На февраль оставалось не меньше десяти, а потом еще тринадцать в один день, второго марта. Знающие люди утверждали, что кандидат от партии станет известен именно в этот день, до которого оставалось меньше месяца, и что им будет Брэмен. По-моему, на редкость печальная новость. Если не случится чудо, Брэмена скоро миропомажут.

С другой стороны баррикад Брэнси пока побеждал на всех предварительных выборах, но ни Франд, ни Пайл не сдавались. Оба сделали ставку на выступления на Юге, где Пайл, по слухам, подпольно развернул обширную грязную кампанию против Брэнси. Если повезет, грязная тактика Пайла погубит его самого.

Просматривая дождливым утром сайты новостей, я старалась не думать о мрачной перспективе жизни в стране, которой управляет президент Брэмен или, боже упаси, еще один Пайл. Меня в прямом смысле чуть не выворачивало при одной мысли об этом.

Я достала «Тайм» и увидела, что мимо моего стола, уткнувшись в папку, проходит Мона. Она оделась наряднее, чем обычно. Я внимательно оглядела ее и с любопытством спросила:

— Мона, а что у тебя на пальце?

— Это? — Она покраснела, неохотно показывая новенькое кольцо, и застенчиво призналась: — Марк сделал мне предложение.

Они встречаются всего два месяца! Неужели можно объявить о помолвке так быстро?

— Поздравляю, — выдавила я в изумлении.

По крайней мере, теперь очевидно, что Марк не питает ко мне даже следов страсти. Он сделал ей предложение, хотя я сейчас одна и сижу рядом, через коридор. Едва ли ей нужны еще какие-то доказательства его преданности.

— Да, мы шустрые, — засмеялась она. — Хотя признание в любви на первом же свидании здорово ускоряет дело.

Неужели бывают пары, у которых это случается без гибельных последствий? Здорово. Я ощутила себя Джейн Гудол^[83], изучающей вид, столь близкий и в то же время столь далекий от моего собственного.

— Ого, — только и произнесла я.

Я видела Джейн Гудол по телевизору и знала, что она куда красноречивее.

— Вы уже назначили дату? — спросила я.

Судя по их скорости, это должно случиться недель через шесть.

— Мы думаем пожениться в августе, на каникулах, — ответила она. — Так не придется пропускать ни работу, ни еще что.

По-моему, свадьба и медовый месяц — прекрасный повод пропустить работу. Каждый раз, воображая венчание со Стивом Мартином, я размышляла, куда бы нам отправиться и надолго ли я смогу вырваться с работы. Конечно, работа важна для меня, но стоит потратить время, чтобы заложить прочный фундамент на всю нашу со Стивом жизнь. Ведь любовь пронесет нас через трудные времена.

— Сама свадьба, наверное, будет очень скромной, — добавила Мона.

Это намек, что приглашения можно не ждать?

— Скромно — это хорошо, — осторожно сказала я.

Неужели меня не позовут на свадьбу? Ну и ладно, что хорошего в августе в Чикаго? Тепловой удар я легко заработаю и в другом месте. Я натянуто улыбнулась Моне и сделала вид, что вернулась к работе.

Когда я не работала, то сидела дома. Гнусная история с рестораном на время отвратила меня от попыток вернуться в свет. Лизе пришлось смириться с моим затворничеством. Она проводила много времени со Скутером, который семимильными шагами двигался к выздоровлению. Он уже назначал гораздо меньше пенальти во время секса, и почти все они были бесспорными.

Предоставленные самим себе, мы с Доктором Цинциннати почти каждую ночь перед сном слушали Слепого Блейка. Хорошо бы купить какой-нибудь музыкальный инструмент. Моя жизнь — сплошной блюз, так почему его не сыграть? Если примирение с болью выявит во мне скрытый талант, то страдание того стоило. Может быть.

Я зашла в ломбард, увидела блестящую, хоть и не новую губную гармошку, не удержалась и купила. Три дня я дезинфицировала гармошку, чтобы убить всех микробов, насколько позволяют достижения химической промышленности, затем скачала из Интернета несколько инструкций, налила вина и взялась за дело. Отвратительно. Я убеждала себя, что сначала у всех плохо получается, но какой смысл лгать себе? Я решила признать печальный факт: чтобы стать блюзменшей или открыть в себе иные таланты, депрессии недостаточно.

Оказалось, что я прекрасно умею выбирать китайскую еду. Возвращаясь с удачно выполненной миссии, я заметила Чарли и Веронику. Они стояли перед витриной магазина, и Вероника на что-то указывала. Чарли внимательно смотрел. Он обнимал ее за талию, в руке она держала розу — видимо, его подарок. Типичная романтическая сценка. Я оцепенела. Как только они ушли, я бросилась к витрине, которую рассматривала Вероника. Это оказался магазин канцтоваров, а в витрине были выставлены образцы свадебных приглашений. Мое сердце сжалось от страха. О боже, неужели Вероника и Чарли собираются пожениться? Кошмар.

Странно, что я так распереживалась. С какой стати мне волноваться, поженятся они или нет? Это не мое дело. Я даже никого из них толком не знаю, говорила я себе, стараясь не хмуриться.

Нет, все не так. Вероника была ужасна, и пусть я плохо знала Чарли, мне очень понравилось разговаривать с ним на открытии ресторана. По крайней мере, пока мы не заметили Аарона с Милой. После этого Чарли снисходительно поставил мне диагноз: «выбита из колеи». Кстати, может, он все-таки высокомерный и ехидный? Но не уверена.

Дома я съела цыпленка му-шу и задумалась об отношениях. Сейчас мне казалось, что они есть у всех, кроме меня. И многие — неправильные. На мой взгляд, Вероника не подходит Чарли, Скутер не подходит Лизе, а Брэмен не подходит Америке. И я даже думать не хотела об Аароне и Миле. Как печально, что все эти отношения цветут и пахнут, несмотря на то, что в корне неправильны. И как печально то, что я ничего не могу с этим поделать. Я утешилась тем, что хуже быть уже не может.

На следующий день, однако, выяснилось, что может.

В офисе я увидела интервью. Брэмен расчетливо старался выставить себя центристом. Он набросился на законопроект Р.Г. по усиленному финансированию национальных институтов здравоохранения. Тот самый законопроект, черновик которого я написала и который стабильно набирал голоса. Многие верили, что очень скоро он станет законом. В смятении и недоумении я смотрела, как Брэмен поливает грязью это грядущее превращение.

Почти все эксперты считали, что Брэмен — без двух минут кандидат и ему пора сосредоточиться на дополнительных выборах, взывать к массам и сражаться с имиджем политического пустозвона, преданного исключительно интересам собственной партии. Брэмен явно принял этот совет близко к сердцу. По его лицу было видно, что он кажется себе прекрасным и удивительным.

— Кстати, пора бы кое-кому из моих соратников по партии прекратить разбрасываться деньгами американцев, которые те заработали потом и кровью. Можно подумать, эти люди ни перед кем не должны отчитываться, — грохотал Брэмен. — Я не меньше других хотел бы найти лекарство от неизлечимых болезней, но мы должны подойти к делу строго и с умом. Нельзя больше тратить налоги без верной стратегии.

Репортер «Си-эн-эн», похоже, удивился не меньше моего.

— Но, сенатор Брэмен, вместе с сенатором Гэри вы дали жизнь новому закону о пособиях на рецептурные лекарства, который, несомненно, потребует денег налогоплательщиков. Вы сожалеете, что приняли в этом участие? — спросил он.

— Разумеется, нет, — насмешливо произнес Брэмен. — Между законопроектом сенатора Гэри о НИЗ, который являет собой лишь неразумную нагрузку на бюджет, и моим законом о рецептурных лекарствах, который наконец облегчит страдания миллионов американцев, огромная разница.

— Но разве не сенатор Гэри первым предложил законопроект о рецептурных лекарствах? — спросил журналист.

— Еще как предложил! — заорала я в экран.

Но ни Брэмен, ни репортер меня не услышали. Брэмен махнул рукой, словно отбивая вопрос.

— Сенатор Гэри предложил сырую идею, которую нам пришлось доводить до ума, — ответил он. — Сказать, будто он придумал закон, — все равно что сказать, будто «Нестле» придумало пирожное с шоколадной стружкой. Рецепт изобрели уже давно. А вот готовить пришлось мне.

Когда я подошла к столу Марка, стало ясно, что он меня ждал.

— Я знаю, видел, — сказал он, прежде чем я разразилась гневной тирадой.

— В жизни не слышала настолько кошмарной развернутой кондитерской метафоры, — процедила я сквозь зубы. — Кто-нибудь уже рассказал Р.Г.?

— Он тоже видел, — ответил Марк.

— И что? — поинтересовалась я.

— Он вне себя.

Хорошо. Но в прошлый раз он тоже был вне себя и предпочел отмолчаться. Обычно меня радовало, что Р.Г. широко смотрит на вещи и старается быть выше мелочей, но на этот раз я жаждала крови. Мне надоело выбирать возвышенный путь и позволять кусать себя на каждом повороте. У Марка зазвонил телефон.

— Началось, — решительно вздохнул он, взял трубку и произнес: — Марк Герберт.

Как профессионально. Я взяла на заметку, что надо и мне так же отвечать на звонки. Пока Марк экспромтом беседовал с журналистами, к нам подошла Мона.

— Невероятно, — заявила она, качая головой. — Я только что смотрела повтор по «Си-эн-эн». На «Драдж Репорт» уже пустили анонс о том, как Брэмен унижает Р.Г.

— Не понимаю, почему он так поступил, — ответила я.

Я действительно не понимала. Я знала, что Брэмен — осел, но подобное поведение совершенно неразумно. На Холме полно легкомысленных законов, против которых можно выступить. Зачем выбирать тот, который на самом деле может помочь людям? Он что-то имеет против Р.Г.? Эти новые комментарии «для протокола» вкупе с месяцами анонимной критики говорили, что имеет. Но мне всегда казалось, что этот козел за «равные возможности».

— Все знают, что он придурок, — согласилась Мона. — Но он особенно боится Р.Г., потому что их выбрали в Конгресс в одном и том же году. Р.Г. не так откровенно честолюбив, но его искренне уважают все, кто с ним работает, и это бесит Брэмена.

Интересно. Я думала, что Брэмен смотрит на Р.Г. свысока из-за своей надменности; мне и в голову не приходило, что причиной враждебности может быть зависть.

Размышляя об этом, я вернулась на свое место, и мне тут же позвонила Жанет.

— Он хочет с тобой поговорить, — резко сообщила она.

— Сейчас? — недоверчиво переспросила я.

— Сейчас.

Я рванула в кабинет Р.Г. Когда я вошла, он задумчиво сидел за столом.

— Добрый день, Саманта, — поздоровался он.

— Добрый день, сэр.

Он помедлил секунду, прежде чем серьезно посмотреть на меня. И словно одним быстрым движением натянул маску решимости. Это выражение было мне знакомо. Р.Г. принял важное решение.

— Вы видели Брэмена? — спросил он.

Я кивнула.

— Это невероятно, сэр. Он даже не…

Р.Г. поднял руку. Я замолчала, будто меня ударили. Наверное, лицо у меня вытянулось, поскольку Р.Г. немного смягчился.

— Я знаю, — продолжил он уже дружелюбнее. — Мне только что звонил Джеймс Сэтчел.

Сэтчел был сенатором от Калифорнии, возглавлял комитет Р.Г. по здравоохранению. Тот самый, который я на днях убедила устроить слушание по вопросу увеличения дотаций на исследование болезней Паркинсона, Хантингтона и Альцгеймера.

— Джеймс думает, что у комитета сейчас слишком плотное расписание, и откладывает слушание на неопределенный срок, — закончил он.

Я открыла рот.

— Что?

Мы собирались начать слушание на следующей неделе. Люди беспрерывно звонили нам и предлагали помощь.

— Видимо, Брэмен надавил на Сэтчела, — добавил Р.Г.

Сэтчел с самого начала поддерживал Брэмена и возглавил его кампанию на Западном побережье. Я читала, что в Принстонском университете они посещали один Клуб едоков^[84]. Но все же он был председателем основного комитета. И он сказал Р.Г., что считает принятие нашего закона очень важным. Видимо, менее важным, чем сбор политических векселей в год выборов.

— Но… — запротестовала я.

— Никаких «но», Сэмми. Законопроект мертв, — спокойно произнес Р.Г. — Правда в том, что Брэмен на короткой ноге со страховщиками. Те компании, с которыми он связан, никогда не станут исследовать нейро-дегенеративные заболевания, разве что им пообещают мгновенную прибыль. Они найдут другое применение деньгам. Они хотели, чтобы наш законопроект умер, и Брэмен его для них убил. Это коррупция. Конец.

В его голосе почти не было горечи. Он просто подводил итог. Я не знала, что ответить.

— Но… — запнулась я.

— Как я уже сказал, никаких «но» нет, — перебил Р.Г. — Такова жизнь. Однако есть «и». Грязные делишки Брэмена погубили наш законопроект. И с нас хватит.

Передо мной забрезжил луч надежды. Даже одежда словно стала ярче.

— Я хочу, чтобы вы знали, поскольку очень много и хорошо поработали над проектом. Мы не сдаемся. Мы только задерживаемся, — сказал он.

Я почти слышала звуки бравурного марша.

— Да, сэр, — ответила я.

Я была уверена, что сейчас он отправит меня восвояси.

— Что вы собираетесь делать с Брэменом, сэр? — услышала я собственный голос.

— Я собираюсь поддержать Макса Уая на следующей неделе в Кливленде. До тех пор ни слова об этом, пожалуйста.

Кратко, веско, вдохновляюще. Блестяще! Конечно, все считают, что победа у Брэмена в кармане. Но я верю в интуицию Р.Г. К тому же предварительные выборы в Огайо пройдут второго марта, как и во многих других штатах. Если кто-то и может чего-то добиться от Огайо, так это Р.Г. Ему уже давно настойчиво предлагают поддержать того или иного кандидата. Немного удачи — и Р.Г. присоединится к победителям. И заодно отомстит.

— Прекрасная мысль, сэр.

— Мне с самого начала нравился Уай. Я не вмешивался в гонку из уважения к коллегам, которые в ней участвуют, но мне кажется, что Джон Брэмен больше не заслуживает уважения. Осталось только объясниться с Конрадом и Рексфордом, и я вступлю в бой.

— Могу я чем-нибудь помочь, сэр?

— Да. На фракционном совещании мне понадобятся материалы по здравоохранению. Посмотрим, что вы сможете состряпать.

С удовольствием. Я вернулась за стол, словно выжав тяжелую штангу. Да, в моей личной жизни далеко не все гладко, но какая разница? Лучше никаких отношений, чем неправильные. Зато я получаю море удовольствия от работы. Я участвую в хорошей драке и делаю свое дело, чтобы изменить мир к лучшему.

Нужно только выбрать верное направление. Вряд ли я смогу разлучить Чарли с Вероникой или Лизу со Скутером. И хотя я думала, что Мила бросила Аарона, они быстро сошлись вновь. Возможно, от меня будет больше проку, если я помогу спасти Америку от Брэмена. Дело, конечно, рискованное, но стоящее. Брэмен и его команда не должны выиграть гонку и баллотироваться в президенты, поэтому я помогу наделать колдобин на их пути. Ставки были высоки, зато серая пелена спала, мир засиял новыми красками. В отражении на мониторе я увидела, как мое лицо расплывается в неудержимой улыбке.

Дышите глубже, воздух свежий

Мои дни были наполнены стремлением к тайной цели. Я беспокоилась, что слишком увлеклась местью. Мне не нравилось, как она возбуждала меня, — я всегда надеялась, что моими поступками будут двигать более чистые и добрые побуждения, но не могла отрицать волнения, которое поднималось во мне при мысли об отмщении. Неужели в глубине души я плохой человек? Я решила пойти добровольцем на какую-нибудь общественную работу, чтобы искупить свой грех.

В пятницу утром я сопроводила Р.Г. в Кливленд, где отвезла его в частный аэропорт, чтобы встретить самолет Макса Уая. Я много раз видела Уая по телевизору, но лично с ним не встречалась. Он оказался ниже, чем я представляла. Он шагал по бетонированной дорожке и смотрел на Р.Г. снизу вверх, как и я. Р.Г. протянул Уаю руку, как только тот подошел поближе.

— Здравствуйте, губернатор, — сказал Р.Г. дружелюбным тоном, который берег только для тех, кого уважал.

У него были другие дружелюбные голоса для людей, которых он не знал или которыми не слишком восхищался, но за время работы с ним я научилась узнавать этот особый дружелюбный тон и обращать внимание на тех, кому он предназначался. У меня и так уже были основания хорошо отнестись к губернатору Уаю. Теперь у меня не осталось сомнений.

— Рад вас видеть, сенатор, — отозвался Макс Уай.

Они обменялись рукопожатием.

— Это Саманта Джойс, мой гуру по вопросам здравоохранения, — представил меня Р.Г.

Конечно, Р.Г. забавлялся, но меня никогда раньше не называли гуру, ни в шутку, ни всерьез. Какие обязанности налагает звание гуру? Должна ли я надевать мантию?

— Приятно познакомиться, Саманта, — губернатор Уай пожал мне руку. — Мне давно нравятся позиции вашего шефа по вопросам здравоохранения, так что считайте меня своим последователем.

Я улыбнулась и попыталась открыть рот, но тщетно. Уай, похоже, понял, что я не смогу выдавить в ответ ничего членораздельного. Они с Р.Г. оставили меня и сели в ожидавшую их машину.

— Рада была познакомиться, — сказала я закрывающейся двери.

Я произнесла это слишком тихо, и вряд ли меня бы услышали, даже заговори я раньше.

Для демонстрации поддержки я организовала поездку Р.Г. и Уая в местную больницу, которая регулярно проводила клинические испытания методов лечения нейродегенеративных заболеваний. К тому же администрация больницы поддерживала законопроект Р.Г. о пособиях на рецептурные лекарства, поэтому мы дружили. Я забралась в фургон для сотрудников, который стоял между автомобилями Уая и Р.Г., и улыбнулась всем, кого не знала. Люди Уая казались суровыми и важными. Улучив минутку, я отправила сообщение Каре, которая на время забросила работу над дипломом, чтобы помочь нам с организацией.

Кому: Кара Линден [klinden@csuohio.edu]

От: Саманта Джойс [srjoyce@gary.senate.gov]

Тема: Мы уже едем

Все идет по плану?

Я послала сообщение раньше, чем вспомнила, что у Кары нет «Блэкберри». Черт, надо было просто позвонить ей на сотовый, как в старые добрые времена. Мне нравились молчаливость и неприметность «Блэкберри», к которым я уже привыкла. Я набрала номер Кары, чувствуя себя неловко.

— Привет, Сэмми, — ответила она. Голос не слишком встревоженный. Просто озабоченный.

— Привет, мы уже едем. У вас все по плану?

— Да, хотя у меня нелады с передовой командой Уая, — добродушно пожаловалась она.

Я убавила громкость мобильника и украдкой огляделась. Больше никто в фургоне ее не слышал, надеюсь?

— Серьезно? А что там? — туманно спросила я.

«Передовые» команды ездили в авангарде свиты кандидатов, чтобы готовить мероприятия и гарантировать, что все пройдет гладко. Вообще-то они должны помогать, а не мешать.

— Ну, понимаешь, проверяют все по два раза, — ответила Кара. — Приказывают местным сотрудникам. Они деятельны и профессиональны, но не настолько обаятельны, чтобы люди из штанов выпрыгивали. Я, как могу, слежу, чтобы они особо не напортачили. Не волнуйся, все будет хорошо.

— Да я и не волнуюсь, — довольно поспешно ответила я. — Хочешь, позвоню, когда мы будем поближе.

— О, у нас и так полно информаторов, — засмеялась она. — Тим — это лидер передовой команды — названивает кому-то и спрашивает, не «браво» ли они. Не в курсе, что это значит?

— Думаю, так говорят, когда находятся в десяти минутах езды, — неуверенно протянула я. — Или в пяти. Надо подумать.

Я сомневалась. Разве не говорят еще «альфа»? В этот миг женщина за моей спиной начала гавкать в сотовый телефон:

— Роджер, Тим, мы браво от вашей позиции.

— Слышала? — прошептала я в трубку.

— Да, — ответила Кара. — Что бы это ни значило, мы скоро увидимся.

— Чудесно.

Я немного завидовала мастерству команды Уая в подборе необычных кодовых слов. Особой необходимости в них нет — сказать «мы браво от вашей позиции» не быстрее, чем «мы в пяти минутах от вас». Даже чуть-чуть длиннее. На целых два слога. Это напомнило мне юмористическую сценку о больничном жаргоне, которую я видела несколько лет назад. Комик шутил над термином «ОПРБП», аббревиатурой для «огнестрельное проникающее ранение брюшной полости». Он говорил, что «О-Пэ-Эр-Бэ-Пэ» произнести куда сложнее, чем просто «пуля в живот». Вся эта история с «браво» казалась мне такой же бессмысленной. Но звучит круто, а значит, оправдывает неэффективность.

Когда я закончила размышлять о «браво» и ОПРБП, мы уже подъехали к больнице. Кара ждала нас у дверей вместе с высоким сутулым молодым человеком в наушниках. Возможно, это Тим. Он явно агрессивно решал какую-то проблему. Интересно, наушники у него работают или это так, для виду? А мне такие дадут? Прикольно смотрится.

Едва фургон остановился, все сразу выпрыгнули наружу. Соседи не обращали на меня внимания, верещали в электронные устройства и вообще создавали ореол значимости вокруг автомобиля с Уаем и Р.Г. Я пробралась к Каре и быстро и непрофессионально ее обняла.

— Ужасно рада тебя видеть, — искренне призналась я.

— Я тоже. — Она улыбнулась в ответ.

Мы повернулись и уставились на открывающиеся дверцы машины. Как только Уай и Р.Г. вылезли, на них набросилась стайка журналистов. Их вопросы еще больше накалили и без того напряженную обстановку.

— Сенатор Гэри, вы собираетесь сегодня поддержать губернатора Уая? — громче других поинтересовался один из журналистов.

Р.Г. с Уаем улыбнулись, помахали руками и направились в здание. Я до сих пор не привыкла, что подобные выкрики принято пропускать мимо ушей. Но эта форма политически санкционированной невежливости вполне приемлема.

Пока Р.Г. и Уай осматривали клинику, мы с Карой заскочили в кафетерий, чтобы проверить, все ли готово для пресс-конференции, которая состоится здесь в конце их визита. Зак лопал пончики в глубине комнаты. Мы же с Карой уставились на передний край, где команда Уая деловито переставляла стулья. Кара закатила глаза.

— Они с раннего утра озабочены рассадкой, — объяснила она. — Тим сначала настаивал на особом стуле для Уая. Я никак не могла понять, почему, пока не увидела этот стул и не заметила, что он на несколько дюймов выше остальных. Не знаю, комплексует ли Уай насчет своего роста, но его сотрудники точно комплексуют.

Правда? Так им для этого нужны наушники?

— Не такой уж он и маленький, — возразила я.

Кара пожала плечами.

— Это только цветочки. Но я пощажу твои чувства и не стану рассказывать про другие их запросы.

Хм, оказывается, не так уж и просто быть целиком и полностью за Уая. У него что, замашки примадонны? Какой отстой.

— Жаль, что тебе пришлось с этим возиться, — извинилась я.

— А мне не жаль, — ответила она. — Интересный и поучительный опыт. К тому же я начинаю больше ценить Р.Г.

Это точно. Работать с Р.Г. не всегда весело, зато в нем нет ничего поверхностного. Он ко всему относится серьезно, в том числе и к боли, но даже в мучительные моменты ясно, что главное для него — дело, а не собственное «я». Чем дольше я общалась с другими политиками, тем больше понимала, насколько это редкое качество.

В тот момент, когда я заметила, что Зак случайно брызнул шоколадным кремом себе на галстук, у меня зазвонил сотовый.

— Алло? — сказала я, хотя собиралась очень профессионально произнести «Сэмми Джойс». Совсем забыла попробовать. Ладно, в другой раз.

Это была Жанет.

— Саманта, тут сенатор Брэмен позвонил. Р.Г. попросил меня переключить его на твой сотовый. Он сказал, вы будете вместе.

Ой!

— Секундочку, — заверещала я и бросилась к лифту.

Вокруг него собралась толпа. Я побежала к лестнице и, прыгая через ступеньку, взлетела на три пролета. Мои легкие разрывались. Я ворвалась в коридор и увидела, как Р.Г. и Уай выходят из палаты вместе с кучкой администраторов. В этот момент раздался голос Брэмена.

— Роберт? — спросил он.

Секунду я размышляла, не изобразить ли голос Р.Г., но, слава богу, выбрала другой вариант.

— Простите, сейчас я позову сенатора Гэри, — хватая ртом воздух, ответила я.

Насколько профессионально прозвучал мой задыхающийся голос? Я пошла к Р.Г., яростно махая руками и прикрывая телефон ладонью.

— Прошу прощения, сэр.

Р.Г. и Уай одновременно посмотрели на меня. Не так-то просто разобраться в «сэрах», когда вокруг больше одного сановника.

— Вас к телефону по важному делу, сенатор, — обратилась я непосредственно к Р.Г.

Он извинился и быстро прошел за мной в пустую комнату.

— Это Брэмен, — мелодраматично прошептала я.

Р.Г. кивнул и взял трубку.

— Привет, Джон, спасибо, что перезвонил, — спокойно сказал он. — Хотел сообщить тебе, что решил поддержать губернатора Уая.

Последовало недолгое молчание. Я затаила дыхание. Интересно, что происходит в голове у Брэмена? Стоит ли Аарон рядом с ним? Думает ли он обо мне?

— Не хотел тебя огорчать, — невозмутимо продолжал Р.Г. — Но если моя поддержка так мало значит, тебе не стоит расстраиваться из-за того, что ты ее потерял.

Я покраснела от злости при мысли о том, что должен был сказать Брэмен, чтобы получить подобный ответ. Я страстно ненавидела его. И всех, кто на него работал.

— До свидания, Джон, — попрощался Р.Г. и нажал отбой. Скатертью дорожка! Р.Г. покачал головой и посмотрел на меня. — Пора начинать пресс-конференцию, — решительно проговорил он, возвращая сотовый.

А заодно попытался вернуть мне и свой «Блэкберри», и это было единственным свидетельством того, что он взволнован. Хотя мне было бы любопытно пролистать чужой наладонник, вместо этого я осторожно кашлянула.

— По-моему, это ваш, сэр, — благородно указала я.

— Да, точно, — рассеянно согласился Р.Г. — Спасибо.

Мы вернулись к Уаю и остальным и направились в кафетерий. Когда мы вошли в зал, я увидела, что Кара хлопает Тима по плечу. Он схватился за наушник и поднял палец, прося ее минутку подождать. Ему что, сообщают о нашем прибытии? Чтобы узнать об этом, достаточно просто поднять взгляд. Кара выразительно закатила глаза.

К счастью, все прошло гладко. Администраторы больницы сияли, когда Р.Г. хвалил их за проявленные усилия и достижения. Р.Г. горячо поддержал Уая, слова его восприняли благосклонно. Он рассказал, что темпы роста популярности Уая в народе поразили его.

— За свою карьеру я видел много политиков, — подчеркнул Р.Г., — но очень мало лидеров. Макс Уай — настоящий лидер, у которого слова не расходятся с делом. Я поддерживаю его не просто так. Я совершенно уверен, что губернатор Уай станет следующим президентом Америки и принесет ей важные и чудесные перемены. Я горжусь тем, что помогаю ему в этом и призываю всех жителей Огайо присоединиться к нашей команде.

Толпа за спинами журналистов бурно зааплодировала. Меня окатило теплой волной гордости. Я привыкла, что Р.Г. — хороший оратор, но на этот раз его речь была неожиданно проникновенна. В воздухе что-то витало — некие возможности, которые я раньше не принимала в расчет. В этот миг, наслаждаясь теплом, я поняла, что мы, быть может, стоим на пороге чего-то поистине нового. Это вдохновило меня.

Уай произнес короткую речь, потом они с Р.Г. несколько минут отвечали на вопросы журналистов, пока Тим откуда-то сбоку не проорал: «Последний вопрос!» Неужели репортеры его послушаются? Кто вообще придумал эти правила?

— Губернатор Уай, если бы вы заседали в Сенате, вы бы проголосовали за проект сенатора Гэри о пособиях на рецептурные лекарства?

Я удивилась, что кто-то задал такой «софтбольный»^[85] вопрос. Впрочем, в юности мне как-то раз залепили в лицо мячом для софтбола, и я по опыту знала, что это выражение в корне неверно. Я все равно его использовала, но всегда добавляла это уточнение, отчего мои фразы становились намного длиннее. Наверное, было бы проще и быстрее, ограничься я такими прилагательными, как «легкий» или «несложный».

Губернатор Уай воспользовался возможностью превознести усилия Р.Г. в связи с законопроектом и повторить, что всячески его поддерживает.

— Я хотел бы добавить, — продолжал Уай, — что Джон Брэмен поступил непорядочно, выступив против предложенного сенатором Гэри законопроекта о финансировании НИЗ. Это превосходный законопроект; он позволил бы поддержать исследования, в которые вовлечены и удивительные люди, работающие в этой больнице. Это очень разумный проект, полный сострадания, и если мне доверят судьбу страны, я намерен претворить его в жизнь.

Когда он закончил, я просияла. Как благородно с его стороны открыто похвалить законопроект, который пал смертью храбрых всего два дня назад из-за пренебрежения сенатора. Я радовалась, что Уай пролил свет на ситуацию и вывел Брэмена на чистую воду.

На этом пресс-конференция закончилась, и мы поехали обратно в аэропорт. Я устала, но была довольна. И мечтала поскорее вернуться в Вашингтон и рухнуть в постель, но у Р.Г. с губернатором явно были другие планы.

— Я решил присоединиться к губернатору Уаю в его турне по Огайо на этих выходных, — сообщил мне Р.Г., когда мы вышли из машин. — Вы можете составить мне компанию?

Я задумалась. Конечно, у меня не было никаких планов, которые пришлось бы нарушить. А обязательства были только перед Доктором Цинциннати, но я всегда могла попросить Лизу присмотреть за ним, ведь она просто волшебница. Поездка с Уаем — заманчивая идея. К тому же разве у меня есть выбор?

— Разумеется, — ответила я.

— Отлично, — кивнул Р.Г. — Джо сейчас проверяет, все ли чисто. Мы отправляемся через десять минут.

Что ж, времени не так уж много. Интересно, меня не распнут за то, что я полечу с Уаем укреплять его пропрезидентские позиции, хотя формально мне платят за то, чтобы я занималась исключительно делами Сената? Думаю, Джо Нун быстро разберется и постарается предупредить возможные неприятности. Он очень толковый начальник штаба.

В общем, скоро мы загрузились в губернаторский улей и полетели к Толидо. Пока Р.Г. и Уай беседовали в отдельном салоне, я попробовала наладить отношения с кем-нибудь из его сотрудников, сидевших рядом со мной, но они, видимо, были слишком заняты, чтобы ответить на мои дружелюбные попытки. Как обычно, я нашла прибежище в «Блэкберри».

— От этих штук легко ослепнуть, если не следить за глазами, — произнес голос у меня за спиной.

Я выпрямилась, оторвала нос от экрана и увидела симпатичного мужчину старше меня, который улыбался, словно размышляя, начать беседу или нет. Ему, наверное, далеко за тридцать или слегка под сорок; глаза удивительно умные. Я даже не заметила, какого они цвета: их оттенок скрывался за интеллектом.

— О, артрит я заработаю гораздо раньше, — ответила я.

Он позволил полуулыбке превратиться в почти улыбку, скользнул на сиденье рядом со мной и протянул руку.

— Боб Эспин, — представился он.

Так это Боб Эспин! Бывший политконсультант-вундеркинд, превратившийся в слегка повзрослевшего суперполитконсультанта-вундеркинда. Он был одним из основателей «Кей-Стрит Груп», весьма прибыльной консалтинговой фирмы Вашингтона. Спирам пользовалась его услугами, пока не сломалась, после чего он занялся кампанией Уая и времени даром не терял. Судя по тому, что я читала, потрясающим всплеском популярности Уай во многом обязан именно Бобу Эспину. В общем, я слышала о нем, но никогда не видела. Хотя нечаянно написала ему письмо, потому что он был в том самом «Списке АД», которому я сдуру разослала сообщение насчет видеокамер и взбитых сливок. В тот раз только Боб Эспин написал ответ, который меня не унизил. Это он предложил использовать цифровую камеру вместо восьмимиллиметровой пленки, чтобы полностью отдать должное взбитым сливкам.

— Сэмми Джойс, — представилась я и пожала протянутую руку.

— Я знаю, кто вы, — ответил он.

Замечательно. А я надеялась, что он не вспомнит мое имя.

— Сенатор Гэри явно полагается на вас.

О. Ну, это хорошо. Я покраснела. Боже, неужели опять шейная сыпь?

— А еще я помню ваши инновационные идеи в отношении десерта, — продолжил он.

Я улыбнулась, хотя довольно сконфуженно. Мне показалось, что он не хотел меня смутить, к тому же его тон был хоть и неуместен, но приятно неуместен.

— Давайте не будем об этом, — небрежно бросила я.

Боб кивнул.

— Так, значит, вы несколько дней будете на борту? — спросил он.

— Да, наверное, — ответила я, хватаясь за горло.

Я притворилась, что разминаю шею, и прикрыла ее руками. Почему я не могу избавиться от сыпи? Почему не могу просто решить, что Боб Эспин не нравится мне? Он слишком стар для меня. Я исподтишка взглянула на его руки. Обручального кольца нет. Значит, он либо не носит его, либо одинок. Хотя подружка у него, конечно, есть. У него должна быть подружка. Он слишком красивый и умный, чтобы ее не было. Ни одна из этих мыслей не избавила меня от сыпи.

— Все решилось в последний момент, — объяснила я. — На самом деле я думала, что мы возвращаемся в Вашингтон.

— Что ж, придется проследить, чтобы вы остались довольны. — Он включил улыбку на полную мощность.

Я захлопнула рот, чтобы не ляпнуть чего-нибудь глупого или наивного. Я никогда раньше не флиртовала с таким взрослым мужчиной. Боб сразу мне понравился, но я, наверное, кажусь ему ребенком. Я выпрямилась. Лиза говорила, что очень важно принять правильную позу, если хочешь показаться искушенной.

К нам направилась стюардесса, и Боб поднялся.

— Мисс Джойс, вас зовет сенатор Гэри, — сообщила она.

— Я и сам туда собираюсь, — произнес Боб.

Я вскочила и пошла за ним в носовую часть самолета. В маленьком отдельном салоне справа что-то увлеченно обсуждали Р.Г. и Уай. Они посмотрели на нас, и Р.Г. указал мне на соседнее кресло.

— Еще раз здравствуйте, — сказал Уай.

— Здравствуйте, сэр, — ответила я.

— Мы с губернатором как раз обсуждали ту историю с обструкцией, — пояснил Р.Г.

— Конечно, я следил за новостями, — перебил его Уай. — Но ваш шеф рассказал мне, как все было на самом деле. Вы очень быстро придумали тот ход.

Все уставились на меня, но особенно жгучим был взгляд Боба Эспина.

— Сэнфорд Б. Зайнс — ваша идея? — тихо спросил Боб. — Гениально.

Я взволнованно увидела в его глазах проблеск восхищения.

— Спасибо, — смущенно пробормотала я.

— Никто не знал, что это придумала Саманта, потому что Брэмен присвоил себе все заслуги, — продолжал Р.Г. — Но без нее закона не было бы.

— Поразительно, — согласился Уай.

Что тут вообще происходит? Конечно, я ценю водопад похвал, обрушенный на меня могущественными людьми, но не понимаю его смысла и готова от смущения рухнуть в обморок. Неужели они пригласили меня в салон как наглядное пособие по борьбе с обструкцией? Похоже на то.

— Нам очень повезло, что все получилось, — произнесла я.

Могу я теперь уйти? С одной стороны, неприлично уходить без официального разрешения. С другой, мы не в королевском суде, и я действительно не понимаю, зачем меня вызвали.

— Ну, думаю, я должна вас оставить. — Я поднялась.

— Саманта, не могли бы вы сначала кое-что нам прояснить? — спросил губернатор Уай.

Ой, оказывается, надо было подождать разрешения. Я снова села.

— Да, сэр?

— Ваш шеф пытается меня убедить, что законопроекта, за который вы все так бились, недостаточно, — начал Уай. — Он настаивает, что мы должны смотреть правде в глаза: Канада предлагает рецептурные лекарства с большими скидками. Я же думаю, что ваш добротный законопроект делает все, что возможно в нашей стране на сегодня. Но сенатор уверяет меня, что вы владеете информацией и сможете объяснить мне, что я не прав.

Я посмотрела на Р.Г.

— Начните со статистики, — посоветовал он.

Только сейчас я поняла, что, возможно, Р.Г. очень ценит меня. Он знал свои политические позиции лучше большинства обитателей Холма, но во всем, что касалось мелких деталей, полагался на людей вроде меня. Он часто поражал окружающих глубокими познаниями, однако конкретные вопросы здравоохранения я знала гораздо лучше. Конечно, дело в том, что я занималась только ими, а у него было много других забот. Но все же удивительное открытие!

Я прокашлялась. Не представляю, с чего начать, у меня в голове была каша из фактов. Я решила просто нырнуть и надеяться, что не разобью голову о бортик.

— Что ж, начнем, и простите, если буду говорить известные вам вещи. Благодаря ценовому контролю, в Канаде можно купить лекарства вдвое дешевле, чем в Соединенных Штатах.

Все слушали со скучающим видом. Я продолжала:

— Законодательство США только производителям разрешает импортировать рецептурные лекарства. Однако правоохранительные органы давно закрывают глаза на американцев, возвращающихся из Канады с запасами таких лекарств, которые они приобрели там вдвоедешевле. За последние годы несколько независимых бизнесменов открыли рецептурные аптеки в Интернете, торговых центрах и маленьких городках по всей Америке, чтобы заказывать лекарства из Канады по почте. Пожилой человек может прийти в одну из этих аптек с рецептом, который по электронной почте или по факсу отправят в канадскую аптеку, а она, в свою очередь, вышлет ему лекарства. Подобный бизнес стал очень популярным и очень доходным.

— Вы говорите, «вдвое дешевле», — перебил меня губернатор Уай. — Но что это на самом деле значит для обычного пожилого человека?

— Конечно, бывает по-всякому, — ответила я. — Но большинство людей, с которыми я разговаривала, получают стандартную пенсию по старости, и канадский вариант экономит им на лекарствах длительного применения до четырех тысяч в год. Немало и таких, кто экономит до десяти тысяч.

— Отличный пример — мужчина, который выступал перед моим комитетом прошлой осенью, — вставил Р.Г.

Старина Альфред Джекмен. Думаю, он сейчас где-то к северу от нас и наверняка изрядно под кайфом.

— У мистера Джекмена не было доступа к этим почтовым аптекам. Он просто садился на автобус до Канады, чтобы купить лекарства по своим рецептам. Для него, как и для большинства пожилых людей, несколько тысяч долларов — большие деньги, — продолжала я. — Многим из них раньше приходилось снижать дозировки лекарств, продавать имущество, чтобы оплатить лечение, и даже просить друзей завещать им остатки лекарств. Канадский вариант стал для них в этой тяжелой ситуации благословением свыше. Поэтому теперь, когда Министерство юстиции и Управление по контролю за продуктами и лекарствами закрывают рецептурные аптеки, пожилые люди приходят в ужас.

— Управление утверждает, что поскольку оно не проверяет эти лекарства, то не может гарантировать их безопасность, — добавил Уай.

— Верно, — кивнула я. — Но нет оснований считать, что канадский контроль качества менее строг. Однако люди вроде Дона Ронкина орут по радио, будто правительство хочет отравить ваших бабушек, и вообще мутят воду.

Уай кивнул.

— И какая же линия поведения кажется вам наиболее разумной для решения этой проблемы? — спросил он.

Он обращался ко мне. Я глубоко вдохнула.

— Должна признать, что ужасно завидую тому, чего добились канадцы своим контролем за ценами. Думаю, их ситуация со здравоохранением намного лучше, чем у нас. Закон о пособиях на рецептурные лекарства, который был принят осенью, поможет пожилым людям снизить расходы, но я полагаю, что еще мы должны настоять на одобрении импорта лекарств. По крайней мере, пока не решим давнюю проблему с запредельными ценами в нашей стране. Управление может работать с канадскими фармацевтическими компаниями, устроить проверку, чтобы убедиться, являются ли импортируемые лекарства именно тем, что на них написано. Я не думаю, что это будет так уж сложно, особенно если Конгресс займется этим вопросом. Камнем преткновения на данный момент является то, что очень многие избирательные кампании получают финансовую подпитку от фармацевтов.

— Например, кампания Джона Брэмена, — добавил Р.Г. — Он согласился поддержать наш законопроект только при условии, что мы уберем из него предложение об импорте лекарств.

Уай кивнул.

— Но вы сказали, что на данный момент аптеки, которые выросли в Интернете и других местах как грибы после дождя, нарушают закон? — поинтересовался он.

— Да, — признала я. — Но, по-моему, они нарушают плохой закон. Существующее положение напрямую конфликтует с антимонопольным законодательством и принципами свободного рынка. Разве мы не должны исправить плохие законы, если они нарушают хорошие законы и губительны для миллионов американцев?

Губернатор Уай секунду смотрел мне в глаза.

— А Управление по контролю за продуктами и лекарствами и Министерство юстиции пока занимаются только поставщиками, верно?

— Да, пока они не преследуют пожилых людей, покупающих «нелегальные» лекарства, а пытаются только перекрыть поставки. Вторая в мире по величине фармацевтическая компания уже грозится прекратить продажу лекарств канадским аптекам, которые замешаны в почтовых махинациях. Если эту лавочку прикроют, старикам придется и дальше из последних сил ездить в Канаду за лекарствами. Но многие из них живут слишком далеко или слишком больны, чтобы это делать. Конечно, наша страна могла бы предложить своим гражданам что-нибудь получше.

Мне казалось, что я говорю слишком долго. Мой голос стал умоляющим и жалобным. Я знала, что Р.Г. уже на моей стороне, это была одна из причин, по которым мне нравилось на него работать. Но я понимала, как важно убедить Уая, потому что он может поднять этот вопрос в своей избирательной кампании.

— Что ж, очень веские доводы, — улыбнулся Уай.

— Ни одному кандидату пока не хватило смелости заявить об этом, — снова заговорил Р.Г. — Все ограничиваются крошечными шажками, что, конечно, безопасно, но не слишком-то храбро. Нам нужен настоящий герой.

Уай повернулся к Бобу Эспину, который читал записку, только что принесенную стюардессой.

— Что скажете? — спросил его Уай.

Боб, похоже, вообще меня не слушал. Возможно, он давно все обдумал.

— Это встряхнет пожилых, что здорово поможет нам в Аризоне и Флориде, и вам до самых выборов не придется вдаваться в детали. Конечно, нападки неизбежны, но слезливых историй про маленьких старых леди, которым приходится выбирать между едой и лекарствами, вполне достаточно, чтобы снять несколько отличных рекламных роликов. Это смело, а людям нравятся смелые поступки. Думаю, вы должны согласиться.

Хм, не самый благородный аргумент, но Бобу не платили бы бешеные деньги, притворяйся он, будто его интересует что-то, кроме политики.

— Да, и, разумеется, я думаю, что это будет хорошо для американцев, — добавил он и улыбнулся мне. — А теперь извините, мне надо позвонить. — Боб помахал запиской и вышел из салона.

— Что ж, сенатор, — Уай повернулся к Р.Г., — вам очень повезло, что на вас работают такие люди, как Саманта. Вы были очень красноречивы, — кивнул он мне. — Я собираюсь хорошенько над этим подумать.

— Спасибо, сэр, — ответила я.

В этот момент в салон ворвался Боб и включил стоящий в углу телевизор. На экране появился логотип «Си-эн-эн».

— Брэмен, похоже, психанул сегодня на собрании по здравоохранению, — сообщил Боб.

Мы все уставились на экран, где ведущий ток-шоу беседовал с приглашенными знаменитостями.

— На прошлой неделе сенатор Брэмен оскорбил жителей Нью-Хэмпшира. Сегодня он умудрился задеть чувства людей с избыточным весом. Что происходит? Это намеренное действие или случайная ошибка?

После того как знаменитости принялись обсуждать его слова, «Си-эн-эн» повторило видеоролик, чтобы ввести в курс дела тех, кто только переключился на канал. Брэмен стоял на возвышении посреди огромного зала. Я машинально оглядела толпу в поисках Аарона, но его нигде не было видно. Женский голос спросил Брэмена, что он думает о планах Управления по контролю за продуктами и лекарствами сделать более внятной информацию о калорийности на упаковках. Брэмен прочистил горло.

— Чтение не поможет толстякам сбросить вес, — ответил он с хмурым видом, который, вероятно, считал президентским. — Буду резок на благо страны. Этим людям давно пора перестать набивать пузо, оторвать жирные задницы от диванов и маленько поработать. Прежде чем тратить деньги налогоплательщиков на то, чтобы нянчиться с лентяями, мы должны призвать их хоть немного пошевелиться.

У меня отвисла челюсть. Предполагается, что эта новая грубость сделает Брэмена привлекательнее? По-моему, выйдет совсем наоборот.

Боб хихикал.

— Спасибо, Джон Брэмен, — сказал он.

Р.Г. качал головой. Уай поджал губы.

— Когда мы приземлимся, я сделаю заявление, — решительно обратился он к Бобу. — Осужу Брэмена, заверю в своем уважении американцев, страдающих ожирением, подчеркну, что руководству страны должно быть не чуждо сострадание, и так далее. Нам надо быстро шевелиться.

Боб кивнул, все еще продолжая хихикать себе под нос. Я удивленно моргала.

— Брэмен ужасно зол, — отметила я, не думая, что кто-то услышит.

Р.Г. посмотрел на меня.

— И станет еще злее, — сказал он.

Я ему верила. Я оставила их работать, а сама вернулась на место — готовиться к посадке и восхищаться развитием событий. Пилоты пошли на снижение; я закрыла глаза и вцепилась в пристегнутый ремень. И даже когда самолет полностью остановился, я словно продолжала лететь вперед.

Посреди ералаша

Чем дальше, тем быстрее мы продвигались. Благодаря помощи Р.Г. и бесконечным промахам Брэмена, второго марта губернатор Уай выиграл предварительные выборы в Огайо. Кроме того, Уай победил в восьми из двенадцати штатов, намного обогнав Брэмена, который погубил себя политическими ошибками. Я наслаждалась таким поворотом событий, смакуя сладость мести. Я даже размышляла, не послать ли злорадное письмо Аарону, но передумала. Не стоит перебарщивать.

Конгрессмен Рексфорд и сенатор Конрад сошли с дистанции через несколько дней. Рексфорд заявил, что уходит из политики и собирается издавать политический журнал. Он отказался официально поддержать другого кандидата. Конрад, уходя, произнес трогательную речь и призвал своих сторонников направить взоры на губернатора Уая, сказав, что это «человек, который может сделать много добра, а не мне вам говорить, что наша страна нуждается в добре».

Брэмен держался еще недели две, лихорадочно пытаясь вернуть утраченные позиции. Я была рада, что он потерпел крах, но все же поразительно, как быстро его кампания посыпалась из-за ошибок. Шпилька в адрес полных людей получила широкую огласку и принесла самые печальные плоды. Брэмен явно забыл, насколько тучна и мстительна Америка. То, что он отказался извиниться и яростно набрасывался на всякого, кто предлагал это сделать, тоже не пошло ему на пользу.

К тому же за неделю до второго марта в «Вашингтон Пост» появилась разгромная статья Чарли Лотона, в которой впервые открыто говорилось о тесных связях Брэмена с индустрией страхования. Для Брэмена статья появилась совсем не вовремя — его как раз собиралась поддержать Американская ассоциация пенсионеров. Статья особенно отмечала противоречие между деловыми связями и обещаниями предоставить качественную и дешевую медицинскую помощь пожилым американцам. Лотон утверждал, что Брэмен предпочитает своих друзей из индустрии здравоохранения простым труженикам.

В статье было множество примеров, упоминался также доктор Рейнолдс. Я поняла, что это злобный отец Натали — мужчина, которого я повстречала на улице в день битвы за проект. Доктор Рейнолдс явно дружил с Брэменом и много лет финансировал его в обмен на законодательную поддержку своих интересов.

Еще в статье Чарли был замечательный абзац о том, как Брэмен агрессивно пытался присвоить себе в глазах прессы все заслуги по принятию законопроекта.

«Брэмен часто скармливает репортерам ложную информацию, но еще он полагается на верных сотрудников, которые разыскивают журналистов и предлагают «конфиденциальные сведения», выставляющие сенатора в выгодном свете. Так, прошлой осенью к вашему покорному слуге обратился Аарон Драйвер, спичрайтер сенатора Брэмена, и предложил «рассказать все о бездарности шайки Гэри». Законопроект о рецептурных лекарствах был только что принят, и мистер Драйвер позвонил, желая сообщить, что «Р.Г. и его работнички мертвым грузом висели у Брэмена на шее. Они дилетанты, и нам пришлось потратить массу времени, убирая за ними». Ваш покорный слуга не нашел подтверждений жалобам мистера Драйвера и отказался включить их в статью. Однако мистер Драйвер убедил другие издания напечатать эту «информацию».

Дочитав абзац, я несколько секунд не могла прийти в себя. Анонимный источник — Аарон? Двуличная тварь! Впервые прочитав эти слова, я решила, что они принадлежат Натали. Аарон, находясь рядом со мной, изобразил гнев и заверил, что я права. Впоследствии появилось еще несколько подобных фраз, и я продолжала винить Натали, но теперь поняла, что их автором был Аарон. Эти слова принесли немало вреда, не только мне, но и Р.Г. Мало Аарону любовной измены, он решил уничтожить меня еще и политически? Лучше ему не попадаться мне на глаза!

Как обычно, Брэмен не смог должным образом опровергнуть выдвинутые обвинения. Его преступления были пагубны сами по себе. Но то, что он не умел держать марку, вредило ему еще больше. Он умирал от собственного меча, от политических ран, нанесенных бестактностью и злобой. Я сочла это неожиданным и полезным примером того, как быстро меняется ветер в мире политики. Брэмен долгие месяцы возглавлял гонку, но несколько неприятных недель — и с ним все кончено. Так неожиданно. Я подозревала, что в падении Брэмена сыграла роль карма, наконец-то давшая ему отпор.

Брэмен окончательно сошел с дистанции в середине марта, после того как уступил губернатору в Миссисипи, Иллинойсе, Флориде и Луизиане. Я смотрела его прощальное выступление по «Си-эн-эн». Он был весьма красноречив, но вел себя так, словно его ограбили. Он не поддержал губернатора Уая, но намекнул, что Уай выиграет, если воспользуется многочисленными талантами Брэмена. Странный способ бороться за место вице-президента, но типичный для Брэмена: унижать того человека, которого он якобы поддерживает. Большинство экспертов утверждали, что Брэмен глубоко уязвлен, но изо всех сил будет стараться выплыть.

Я выключила «Си-эн-эн» и глубоко вздохнула. Вот, значит, как. Интуиция не подвела Р.Г. Уай добился небывалого успеха, и теперь он — официальный кандидат от партии. Какое счастье, просто камень с души свалился.

По другую сторону баррикад номинацию отхватил губернатор Кейн Брэнси. Ничего удивительного, хотя в руках его соперников — брата президента и лидера сенатского большинства — были все административные ресурсы. Текущая власть, ее политика и тактика слишком непопулярны. Брэнси воспользовался этим, не оставив соперникам ни единого шанса.

Что до Бордена Дента, официально он не сходил с дистанции, просто уехал на съемки в Марокко, что многие сочли отказом от дальнейшей борьбы.

Итак, нас ждут семь с половиной месяцев схватки между Уаем и Брэнси. Предварительные опросы и подсчеты пророчили ничью. Хотя людям не терпелось поскорее избавиться от банды Пайла, они понимали, что Брэнси — другое дело. Он набирал популярность и, похоже, был способен привести многих разочарованных овечек обратно в партийный загон. А значит, он станет опасным конкурентом.

На Капитолийском холме царило лихорадочное предчувствие гонки. Листки календаря быстро мелькали перед глазами, недели пролетали в мгновение сверхперегруженного делами ока. Прежде чем я смогла привыкнуть к новой скорости, настала середина мая, и Холм гудел от слухов о потенциальных вице-президентах. Уай подогрел эти слухи, намекнув, что сделает выбор раньше, чем ожидается, поскольку хочет собрать команду как можно скорее. Обычно кандидаты тянули с выбором партнеров по гонке до середины лета. Но Уай уже доказал, что он — не такой, как все; и это шло ему на пользу.

Р.Г. считали лидером гонки за место вице-президента в списке Уая, и я, пожалуй, удивлялась этому больше, чем следует. В конце концов, с тех пор как Р.Г. поддержал Уая, они много времени проводили вместе, и нашли общий язык. Но пока я толком не обдумала последствия их дружбы. Неужели Уай действительно предпочтет Р.Г.? Я, конечно, была уверена, что это лучший выбор, но считает ли так Уай? Я гадала вместе со всей страной или, по крайней мере, со всем ее политически двинутым меньшинством.

В новостях, обсуждая плюсы и минусы кандидатуры Р.Г., повадились использовать заголовок «Макс и Роберт — максимальное родство». Я быстро устала от игры слов. Все сотрудники Р.Г. были на взводе. К тому же нам пришлось познакомиться с кошмарным и назойливым процессом, известным как «проверка». В основном отборочная команда Уая копалась в том, что касалось самого Р.Г., полная решимости вскрыть все нелицеприятные факты, способные повлиять на его судьбу. Я считала, что они не найдут ничего плохого, поскольку свято верила — Р.Г. всегда вел образцовую жизнь и делал образцовую карьеру. Зато в конце мая, во второй половине субботнего дня, я сама попала под каток.

Я чистила аквариум Доктора Цинциннати и слушала старый альбом Джонни Кэша^[86], когда позвонили в дверь. Лиза со Скутером уехали на выходные, и, не считая Боба Эспина, с которым я продолжала флиртовать, ни один мужчина мной не интересовался, так что я очень удивилась. Я осторожно подошла к двери, сжимая в руке перцовый баллончик. Я жила в спокойном районе, и солнце светило вовсю, но я видела (меня заставили) слишком много фильмов ужасов, поэтому тут же придумала душераздирающую историю. Так что сердце у меня колотилось от страха.

Двое мужчин за дверью представились бывшими агентами Секретной службы, работающими на охранную фирму, которую сенатор Уай нанял для проверки. Спросив, могу ли я с ними поговорить, они предъявили документы, которые я долго разглядывала (интересно, сложно ли такие подделать?), после чего впустила их в квартиру.

Они уселись напротив меня на диване и дружелюбно улыбнулись. Но меня не обманешь.

— Как вы знаете, сенатор Гэри обещал нам полное содействие во время проверки и заверил, что вы — очень надежный сотрудник, — начал агент Дэвис.

Неужели? Как мило. Может, спросить, сказал ли он обо мне еще что-нибудь приятное? Особенно насчет законопроекта по экологии, над которым я сейчас работаю. В последнее время он слишком занят, чтобы встречаться с нами, как раньше. Возможно, эти агенты — хороший способ получить обратную связь.

Я заметила пистолеты у них под пиджаками и решила, что лучше не отклоняться от темы и позволить им вести разговор. Конечно, я привыкла к охране на Холме и много раз видела секретных агентов, но ни с кем из них еще не общалась так тесно. Я взмокла при мысли о необычности происходящего. И еще переживала из-за бардака в квартире. Включат ли они это в мое досье? Почему они не пришли часа на два позже! По крайней мере, я собиралась к тому времени закончить уборку. Интересно, могут они определить, что у меня вечно нелады с расписаниями, по манере моргать глазами? Я тут же до смерти перепугалась, что агенты смогут узнать обо мне самые страшные вещи, ведь их специально этому учат.

— Мы всего лишь хотим задать вам несколько вопросов о личной жизни, — продолжал агент Дэвис.

Разрешения он не спрашивал, но я на всякий случай кивнула. И быстро-быстро заморгала. Ничего не могу поделать. Боже, у меня что, тик начинается? Как не вовремя.

— Чудесно, — весело произнесла я. — Огонь!

И тут же пожалела, что сказала это. Моя ослепительная улыбка померкла. К счастью, они просматривали бумаги.

— Это ваша рыбка? — спросил второй агент, Озолс.

— Да, — бросилась я оказывать полное содействие. — Его зовут Доктор Цинциннати. Он японская бойцовая рыбка.

Что еще о нем рассказать? Я собиралась померить его, чтобы следить за ростом, но руки так и не дошли.

— Почему вы назвали его Доктором Цинциннати? — настаивал агент Озолс.

— Потому что я из Цинциннати. Ну, не совсем из Цинциннати, а рядом, и в школу ходила в Цинциннати. Я люблю рыбок и работаю в области здравоохранения, а это маленькое оранжевое пятнышко похоже на стетоскоп, если прищуриться, поэтому… честно говоря, не знаю, я просто не смогла придумать имя получше.

Агент что-то записал. Мне показалось, что я справляюсь хуже, чем должна бы.

— У вас всегда жили рыбки? — перебил агент Дэвис.

Так обычно и ведут допрос?

— Хм… в детстве у меня была золотая рыбка. Ее звали Золотце Златовласка — это к вопросу о неудачных именах. А потом у меня было девять японских бойцовых рыбок, не считая Доктора Цинциннати.

— За какой период времени?

Что, неужели обязательно вдаваться в подробности? Я поставила рекорд по умерщвлению рыбок, но гордиться тут нечем. Это чернит мою репутацию, хотя клянусь, я делала все, что в человеческих силах, чтобы сохранить им жизнь.

— За последние два года, — призналась я. — Вообще-то чуть меньше.

Агенты, похоже, заинтересовались.

— Так это ваша десятая рыбка меньше чем за два года? — уточнил агент Дэвис. — Вы покупали их в одном и том же магазине?

— Да, хотя какое-то время подозревала, что там продают больных рыбок. Но это меня не отпугнуло, я решила принять вызов.

— Значит, один и тот же человек продал вам всех этих рыбок? — продолжал агент Дэвис.

Это мой шанс подставить мистера Ли? Его вызовут на допрос? Возможно, месть близка! Хотя готова поспорить, что у Секретной службы есть дела поважнее, чем запугивать жуликов из зоомагазинов.

— Да, его зовут мистер Ли.

— И давно вы знакомы с мистером Ли?

— С тех пор как переехала сюда. Почти два года.

— Во время ваших визитов в магазин мистера Ли вы обсуждали с ним что-нибудь, кроме рыбок?

Что происходит?

— Ну, мы беседовали о водорослях. О разноцветных камушках для аквариумов. О маленьких игрушечных сундуках с сокровищами и всяком таком.

— Ясно.

Агент Дэвис продолжал что-то писать, а агент Озолс, к моему удивлению, протянул мне фотографию мистера Ли.

— Это тот мистер Ли, о котором вы говорите? — спросил он.

Я смущенно кивнула. Они и правда очень тщательно подошли к проверке.

— И вы познакомились с этим человеком, только когда переехали в Вашингтон и начали работать на сенатора Гэри?

Я снова кивнула.

— И вы утверждаете, что разговаривали с ним только о рыбках?

— Японских бойцовых рыбках, — поправила я. — И сопутствующих товарах. И выживаемости рыбок.

— Значит, вы удивитесь, когда узнаете, что человек, известный вам как мистер Ли, на самом деле — Сунг Ванг Кох, северокорейский агент?

Вряд ли я могла бы выглядеть более оглушенной даже после месяца репетиций.

— Д-да, — заикаясь, выдавила я. — Очень удивлюсь.

Мистер Ли? Прочь из нашего города! Понятно теперь, почему он не разбирается в рыбках. О боже, они считают, что у нас были какие-то отношения кроме покупок подпорченного морского товара? Нет, нет и нет. Меня обвели вокруг пальца. Я подозревала, что он аферист, но у меня и мысли не было, что он шпион! С ума сойти.

Они внимательно следили за мной. Вне всяких сомнений, ждали, что я проколюсь.

— Итак, вы отрицаете, что под предлогом покупки множества рыбок, для чего требовались постоянные визиты в магазин мистера Ли, вы продавали ему государственные секреты?

То есть они считают, что я шпионка? Несмотря на страх и удивление, я была польщена, словно достигла цели всей своей жизни. Не считая того, что я не была шпионкой и стремилась сохранить свою не шпионскую работу.

— Конечно, отрицаю, — решительно сказала я. — Это неправда. Я понятия не имела о мистере Ли.

Агент Дэвис что-то записал. Хотела бы я знать, что он пишет.

— А как насчет Ким Ли Джун? — Агент Озолс протянул мне еще одну фотографию.

На ней была женщина. Смутно знакомая женщина. Рядом с ней я различила что-то похожее на арбуз. Так вот это кто! Хозяйка фруктовой лавки рядом с зоомагазином. Я иногда покупала у нее груши и яблоки по пути домой, потому что мне это нравилось. Покупать фрукты у нее было интереснее, чем в супермаркете. Очевидно, я была дурой.

— Она работает во фруктовой лавке, — нервно ответила я. — Я покупала у нее фрукты. Она что, тоже секретный агент?

— Да, — подтвердил агент Озолс. — Так вы хотите, чтобы мы поверили, что вы наносили визиты этим двум независимым северокорейским агентам совершенно случайно и по делам, не имеющим ничего общего с правительственными?

Вообще-то да. Звучит странно, учитывая, какие удивительные вещи мне только что рассказали, но это правда.

— Клянусь, я понятия о них не имела. Я действительно всего лишь покупала у них рыбок и фрукты. Мы никогда ни о чем другом не говорили.

— Возможно, они старались с ней подружиться, но завербовать не успели, — сказал агент Дэвис агенту Озолсу.

Ужасно непрофессионально было говорить это при мне, но мое сердце подпрыгнуло при мысли о том, что они открыты для диалога и могут признать, что я говорю правду. Надо перестать кивать. Я же не хочу их отпугнуть.

— Похоже, она здорово натерпелась с этими рыбками. — Глядя на меня, агент Озолс качал головой.

Кто бы говорил. Это я страдаю от комплекса ангела смерти.

— Не знаю, как еще вас убедить, — довольно уныло произнесла я. — Могу лишь поклясться, что говорю правду.

Агент Дэвис окинул меня долгим взглядом.

— И вы никогда не обсуждали ваши визиты к любому из агентов с сенатором Гэри? — спросил он.

— Нет, — твердо ответила я.

Я была совершенно уверена, что никогда не говорила о таких пустяках с Р.Г. Агенты спрашивали и переспрашивали меня еще пятнадцать минут, после чего поблагодарили за то, что уделила им время, и ушли.

Я отправилась на кухню и налила себе «как обычно». Едва я приложилась к бокалу, зазвонил телефон. Это была Зельда.

— Ты тоже секретный агент Северной Кореи? — упрекнула я.

— Нет, — ответила она. — Но стану, если хорошо заплатят. Вакансия еще открыта?

Я оценила шутку, но тут же сжалась от страха при мысли о том, что Секретная служба может прослушивать мой телефон. Они подумают, что я занимаюсь вербовкой? Я быстро положила трубку, пообещав Зельде перезвонить. Потом включила погромче «Блюз Фолсомской тюрьмы» и медленно выпила коктейль, гадая, чего еще не знаю о собственной жизни.

В понедельник утром в офисе я набралась храбрости и попросила Жанет устроить мне встречу с Р.Г. Я должна предупредить его о проверке. И, возможно, поискать себе адвоката. Я ждала ответа Жанет, пила третью чашку кофе и безуспешно пыталась унять дрожь в коленках, когда в «Си-эн-эн» снова вернулись к вопросу о том, кого Уай выберет напарником. Источники из его лагеря сообщали, что он очень близок к решению, и страсти вокруг Р.Г. достигли апогея. Меня, конечно, очень волновали обвинения в шпионаже, но я тоже нетерпеливо замерла в предвкушении. Пока я смотрела на экран, передачу прервали для сообщения, что, согласно источнику, близкому к губернатору Уаю, он только что назначил Р.Г. вице-президентом.

Я стукнула кружкой по столу, пролив кофе, и вскочила со стула. Это правда? Я не погубила Р.Г. своими случайными шпионскими связями? И он на самом деле, честно-честно, выиграл? Я огляделась в поисках кого-нибудь, кто подтвердит, что это не сон. «Си-эн-эн» иногда ошибается.

По коридору бежала Мона.

— Ты видела? — задыхаясь, спросила она.

Я кивнула.

— Это правда? — добивалась я.

— Да. Жанет сказала, что губернатор Уай заказал разговор с Р.Г. около двадцати минут назад, — сообщила она.

Здорово! Не стоило так удивляться: я уже несколько недель знала, что он в числе претендентов, но все же старалась не слишком надеяться, что выберут именно его.

Через час Р.Г. собрал всех сотрудников. Его ждали тысячи запросов от прессы и самолет, на который надо было успеть, чтобы попасть в Луизиану, где они с Уаем сделают официальное заявление. Но он нашел десять минут, чтобы поговорить со всеми нами у себя в кабинете. Он выглядел очень спокойным, но я чувствовала, что он взволнован.

Он поблагодарил нас за прекрасную работу и за то, что мы согласились на неприятную проверку. Я смущенно смотрела в пол. Он в курсе? Р.Г. продолжал говорить. Он сказал, что всем нам предстоит очень важное и захватывающее приключение, и пообещал сделать все возможное, чтобы мы им гордились. После этого нас отпустили.

Я вернулась за стол как раз вовремя, чтобы получить письмо от Жанет, которая звала меня обратно в кабинет Р.Г. Я в ужасе поспешила туда. Сейчас мне будут рубить голову. Мона, Марк и Карен — тихий советник по вопросам экологии, которая ни с кем не разговаривала, — уже собрались. В углу затаился Джо Нун, начальник штаба. Хотят полюбоваться, как меня уволят? Или у них тоже обнаружились неосторожные связи с иностранным подпольем?

Р.Г. закрыл за мной дверь.

— Спасибо, что вернулись, — улыбнулся он. Джо Нун сидел в глубине комнаты и смотрел на нас. — Я позвал вас сюда, потому что хочу пригласить перейти в избирательный штаб и переехать на штаб-квартиру в Луизиану к ноябрю. Конечно, у нас нет времени подбирать персонал, но, если вы четверо согласитесь составить мне компанию, я буду во всеоружии.

Я посмотрела на остальных. Все обрадовались, но никто не удивился так, как я. Серьезно? Он позвал нас для этого?

— Сэр, вы в курсе, что Секретная служба считает меня потенциальной северокорейской шпионкой? — немедленно спросила я.

Теперь обалдели Мона, Марк и Карен. Я чувствовала их взгляды. Но Р.Г., как ни странно, рассмеялся.

— Я слышал об этом, но у меня хорошая новость: вы вне подозрений, — сообщил он. — Я только не советую вам больше ходить в этот зоомагазин.

Я облегченно вздохнула. Ну конечно, подозрения сняты. И Р.Г. на меня не злится. На самом деле ситуация его скорее забавляет. Хотя обидно, что он так уверен в моей невиновности. Он считает меня недостаточно хитрой? Я вполне могла провернуть это дельце. Может, я всех обманула, продала государственные секреты за миллионы долларов и собираюсь в любой момент свалить в Пхеньян.

Я наступила самолюбию на горло. Надо радоваться, что меня больше не подозревают. И Р.Г. попросил меня присоединиться к избирательному штабу! Это точно повышение! Правда ведь?

Вопрос прояснился на следующий день, в самолете, летящем в Луизиану, когда Р.Г. отвел меня в сторонку.

— Я хотел сообщить вам, что вы все-таки не переедете в Луизиану, — сказал он.

У меня упало сердце. Ну конечно, он передумал. Есть куча более компетентных людей, на которых он может положиться. Я постаралась не выказать разочарования.

— Вместо этого я распорядился, чтобы вы все время ездили с нами.

Вот это да. Не может быть.

— С-спасибо, сэр, — запинаясь, проговорила я. — Я буду стараться изо всех сил.

— Не сомневаюсь, — он слегка улыбнулся. — Два месяца назад вы помогли мне убедить Уая пересмотреть взгляды на здравоохранение. В ходе кампании мне нужны такие героические люди.

Он отошел прежде, чем я успела ответить. Через час я думала о похвалах и смотрела из-за открытой сцены, как Р.Г., Дженни, Джек и Джеффри присоединились к губернатору Уаю с женой и детьми на церемонии объявления вице-президента перед ревущей толпой сторонников и национальной прессой. Взлет не только польстил мне, но и ужаснул. Я почти видела, как вокруг меня из земли выскакивают колья. Пожалуйста, не дайте мне все испортить, молилась я всем богам, какие могли услышать. Интересно, какова вероятность, что я буду на высоте?

А еще интересно, как Гэри умудрились не выглядеть грязными и потными, когда на улице тридцать пять градусов и солнце. Губернатор Уай произнес забавную и искреннюю речь, в которой объяснил, почему выбрал Р.Г., а Р.Г., в свою очередь, просто, но убедительно рассказал, какая честь для него — участвовать в этом важнейшем событии. Джек и Джеффри широко открытыми глазами таращились на разноцветное море людей. Им уже почти два года. Понимают ли они, что происходит? Чувствуют пронизывающую воздух энергию? Я точно чувствую.

Мне велели не брать много вещей, но рассчитывать как минимум на неделю. Я бросила в чемодан две пары темных брюк, две юбки, шесть симпатичных блузок, один пиджак и туфли, которые были скорее удобными, чем модными. И темно-красное платье для коктейлей, которое я схватила в последнюю секунду и которое только занимало место. Теперь, когда нас официально подхватывает вихрь Уая, уникальная вселенная кампании становится и нашей. Это вселенная длинных автоколонн, самолетов, Секретной службы и неуклонно растущей свиты. Я старалась разглядеть все сумасшедшие детали этого странного нового мира, но сил хватало, только чтобы выдерживать безумную гонку.

Я завидовала команде Уая лишь потому, что они уже знали, как выдержать этот лихорадочный ритм. Жаль, нет самоучителя по этому делу, я бы с удовольствием пролистала его. Но я должна мчаться со всеми, несмотря на неопытность.

Мимо, разговаривая по сотовому, проскользнул Боб Эспин. Я сделала вид, что не обиделась. Когда я просматривала расписание на экране «Блэкберри», желая убедиться, что знаю его достаточно хорошо и смогу поспеть за следующим шагом (выражение не мое, но, к моему наивному изумлению, часто произносимое), я почувствовала, что он стоит у меня за спиной. Я подняла глаза и увидела, что он прикрывает трубку рукой.

— С меня стаканчик, — улыбнулся Боб.

— Надеюсь, чего-то приличного? — поинтересовалась я.

Он подмигнул, вернулся к разговору и пошел дальше.

За долгий, выматывающий день официального объявления списка кандидатов от партии мы успели побывать в Огайо, Калифорнии и вернуться к вечеру в Новый Орлеан. Я тащила свой не слишком компактный чемодан по вестибюлю отеля и гадала, скоро ли я приспособлюсь к этому безумному ритму жизни. На Холме я привыкла к сверхурочной работе, ночным бдениям и стрессу, но понимала, что пора переходить на новый уровень. Я — одна из многих, кто должен много работать и до смешного мало спать. И никаких ошибок, невзирая на невероятное давление, ведь любая ошибка повлияет на судьбы страны. Вполне достаточно, чтобы меня парализовало от тревоги, но паралич — не выход. Прежде всего, в основе новой жизни — движение. Стоять на месте — все равно что просить оставить тебя позади.

Я только-только доползла до номера, который должна была разделить с неизвестной сотрудницей Уая, рухнула, не раздеваясь, на кровать и постаралась собраться с силами, чтобы попросить телефонистку разбудить меня в половине шестого, когда раздался телефонный звонок.

— Алло? — пробормотала я.

— О, хорошо, они не ошиблись номером. Мы внизу, в баре. Давай к нам.

Боб. Несмотря на сильную усталость, меня охватило легкое возбуждение. Может, отказаться от приглашения, чтобы сохранить телесное и духовное здоровье? Вдруг он решит, что я пустышка?

— Спущусь через минуту, — ответила я.

Через несколько секунд я уже изучала себя в зеркале лифта. Усталая и помятая. Чтобы проснуться, я подрыгала руками и ногами, как марионетка, в результате чего треснулась локтем об аварийный телефон. Надеюсь, в баре темно и у кого-нибудь есть аспирин.

Боб сидел в углу с тремя людьми. Он улыбнулся и встал, когда увидел, что я иду к нему. Подойдя поближе, я узнала его соседей: Гейб Рэмпер, менеджер кампании Уая, Лана Мартинес, директор службы коммуникаций Уая, и Уолт Пэттон, пресс-секретарь Уая. Старший персонал. Я видела их в самолете и последние два месяца читала о них в «Заметке» и «Горячей линии», но официально нас не представляли. После ритуала знакомства Боб спросил, что я буду пить.

Что утешит растрепанную женщину с больным локтем, которая чувствует себя не в своей тарелке? Я остановилась на «Маргарите». Боб подозвал официантку, а я задумалась, как побороть страх. Принимая приглашение, я не думала, что придется общаться с такими важными шишками. Лана улыбнулась.

— Как справляетесь? — спросила она.

— Слишком устала, чтобы точно сказать, — честно ответила я. — Но работа удивительно интересная.

— Нам тоже нравится видеть Гэри в своих рядах, — произнес Уолт.

Они отнеслись ко мне лучше, чем я ожидала. Возможно, потому, что меня пригласил Боб.

— Мы будем нанимать еще людей, когда закончим с объявлениями? — спросил Уолт у Гейба.

— Да, — кивнул тот.

Я встрепенулась, мне пришла в голову блестящая мысль.

— Если вам нужны сотрудники для передовой команды, могу порекомендовать кое-кого, — выпалила я.

Гейб слегка удивленно посмотрел на меня.

— Хорошо. Нам всегда нужны толковые люди.

Конечно. Причем толковее, чем уже есть, если знакомый мне Тим не исключение, а правило.

— Кара Линден много и плодотворно работала на сенатора Гэри, — сказала я. — Она помогла организовать поддержку, я знаю, она прекрасно справится.

Никто не умеет устраивать мероприятия и проверять, все ли гладко, лучше ее. Передовая команда — самое место для Кары, которая всегда на шаг впереди тех, с кем имеет дело. К тому же она всегда будет в первую очередь думать об интересах Р.Г.

— Как ее зовут, говорите? — спросил Гейб, набирая имя в «Блэкберри».

Я повторила и объяснила, как с ней связаться.

— Уже освоилась? — поддразнил меня Боб.

Действительно, немного нагло с моей стороны. Но я с радостью ухватилась бы за любую возможность помочь дополнить их команду умными, трудолюбивыми людьми, которые к тому же случайно оказались моими хорошими друзьями. Неужели я зашла слишком далеко? Гейб раздосадован? Прежде чем я по-настоящему испугалась, Боб увел разговор от политики и рассказал забавную историю о своей первой работе — приеме заказов в цветочной лавке. Я потягивала «Маргариту» и наслаждалась его голосом.

Через два часа он проводил меня в номер. К этому времени я повеселела, хотя уверяла себя, что эта радость — всего лишь способ избежать мысли о жалких четырех часах сна. Когда я проверяла номер комнаты на ключе, Боб легонько обнял меня за плечи. Туда ли я пришла?

— Рад, что ты с нами. — Он улыбнулся и развернул меня за плечи. Боже, какой он красивый. Он притянул меня к себе. Мы флиртовали почти четыре месяца, и кульминацией стал поцелуй. То ли Боб всегда умел целоваться, то ли натренировался за много лет — в любом случае я попала в руки мастера. Сердце по мере нарастания страсти билось все сильней.

Но внезапно я вспомнила, где мы и с кем. Р.Г. и Уай с семьями устроились двумя этажами выше, там же разместилось и большинство секретных агентов, но я подозревала, что они бродят и по другим этажам. К тому же как знать, не услышал ли нас кто-нибудь и не подсматривает ли теперь в замочную скважину? И что подумает моя соседка по комнате, если я сегодня не приду ночевать? Конечно, ничего плохого тут нет, но спешка может погубить мою репутации. Я неохотно отстранилась.

— Мне надо было об этом подумать, — сказала я, имея в виду ключ от комнаты. Боб улыбнулся. Мне показалось, что он привык к быстрым победам — и у него были основания считать, что на сей раз он тоже одержит верх.

— Спокойной ночи. — Он поцеловал меня еще раз.

Когда я вошла в комнату, у меня от счастья кружилась голова. Какой потрясающий поворот судьбы! Я коснулась губ, вспоминая поцелуй. Может ли Боб Эспин оказаться моим суженым? Судя по поцелую, вероятность велика. Улыбка не сходила с моего лица, пока я тихо открывала дверь и на цыпочках пробиралась к постели, стараясь не разбудить девушку, спавшую на другой кровати. В комнате царила кромешная тьма. Я осторожно нашаривала путь и молилась, чтобы не перепутать кровать. Слава богу, мне это удалось, я закрыла глаза и позволила мозгу бурлить от волнения, текилы и поцелуев. Я хотела, чтобы все оставалось таким, как эти первые, свежие часы нового захватывающего приключения.

Переполненная чаша

Через неделю переездов, борьбы и бессонных ночей я на сутки вернулась в Вашингтон отдохнуть. За последние шесть дней мы побывали в Луизиане, Огайо, Калифорнии, Аризоне, Нью-Мексико, Неваде, Миннесоте, Алабаме и Арканзасе. Я выбилась из сил. Лиза навестила меня, когда я решала, постирать вещи сейчас или оставить на потом, а пока собрать чистую одежду. Я слишком устала и вспотела, чтобы сделать правильный выбор. Неделю назад, прежде чем уехать в Луизиану, я выключила кондиционер. Квартира пропиталась июньской жарой и продолжала греться. Мой маленький верный кондиционер тарахтел, стараясь прогнать духоту, но я почти слышала, как горячие молекулы воздуха смеются над его жалкими попытками.

— Что-то случилось? — спросила Лиза, увидев, что я давлюсь слезами.

— Тут ужасно жарко, — пожаловалась я.

Конечно, я скорее имела в виду, что устала и вспотела в переносном смысле. Я искренне радовалась новой жизни, но когда тебя тонким слоем размазывают по асфальту, приходится нелегко.

— Все будет хорошо, — заверила меня Лиза. — Давай на час-другой сходим куда-нибудь, где прохладно, пока кондиционер не справится со своими обязанностями?

Я уставилась на нее. Она понимает, что час или два — редкая и драгоценная роскошь? Мне очень много надо впихнуть в эти украденные минутки. Может, теперь мы слишком разные, чтобы общаться? Она-то живет в старой вселенной.

— Ну хорошо, давай просто посидим здесь. — Она словно прочитала мои мысли. — Я принесу тебе воды со льдом.

Я отказалась целых пять минут сидеть на кровати и пить воду. На этот раз Лиза подарила мне горестный взгляд.

— К сожалению, у меня плохие новости, — медленно сказала она.

Что такое? Они со Скутером разбежались? По-моему, это не трагедия. Я давно этого ждала. Или что-то насчет Аарона? Но он на самом деле больше меня не волнует. Я теперь с Бобом и работаю в избирательном штабе, а Аарон — здесь, мучается с неудачником Брэменом. Так что новости могут быть только хорошими.

— Доктор Цинциннати скончался сегодня утром.

Нет, это не хорошая новость. Он умер? Но он был совсем здоров! Я попросила Лизу присмотреть за ним, пока меня нет, и она перевезла его к себе, чтобы не бегать ко мне только для того, чтобы покормить рыбку. Он испугался нового окружения? Это значит, что Лиза убила его? Я разразилась слезами.

— Прости, — беспомощно сказала Лиза. — Это случилось неожиданно. Он был таким живым и веселым, а потом бац — и утром плавает кверху брюхом.

— Ты проверила, не притворяется ли он? — спросила я.

Она поклялась, что проверила. Доктор Цинциннати — не то что Шеклтон. Во многих отношениях, а не только в этом. Хотя я и начала привязываться к нему, у нас никогда не было таких близких отношений, как с его предшественником. Моя реакция на его гибель лишь на треть была искренней; на две трети это была усталость.

— Ничего страшного, правда. — Я всхлипывала. — Я тебя не виню.

Лиза отнеслась к моим рыданиям спокойно. Она вытерла мне слезы, помогла собраться и пообещала, что купит новую рыбку, на этот раз в приличном заведении. Однако я решила, что мне стоит немного отдохнуть от животных.

— Ладно… ну, что мы отметим сегодня? — спросила она, желая меня подбодрить.

Мы посмотрели на календарь. «Блэкберри» уже сообщил, что двадцать семь лет назад Роя К. Салливана^[87] в седьмой раз ударила молния, если, конечно, верить статье о выживших после удара молнии. К счастью, семь ударов растянулись на тридцать пять лет, но все-таки это непревзойденный рекорд. Кто сказал, что молния не бьет дважды в одно и то же место? Уж точно не Рой К. Салливан.

У меня не было ни времени, ни сил, чтобы толком отметить достижение Роя, как и другие годовщины прошлой недели. Яначала объяснять это Лизе.

— Ты перегоришь, если не будешь отдыхать, предсказала она.

Я знала, что она права. Мне надо собраться. Уже конец июня. Съезд через шесть недель, а потом — трехмесячный рывок до дня выборов. Я знала, что время пролетит быстро. Я справлюсь. Я должна во всем участвовать.

— Я справлюсь, — решительно сказала я.

Остаток дня мы приводили меня в чувство. Я даже до смешного рано отправилась в постель, чтобы немного отоспаться. Я знала, что скоро израсходую запас сна.

На следующий день, когда мы с Р.Г. и Уаем неслись на автобусе по Миссури, Лиза позвонила, чтобы узнать, как дела.

— Я собираюсь сегодня смыть Доктора Цинциннати в унитаз, — мрачно сообщила она.

Она тянула с этим на случай, если я захочу участвовать в церемонии. Но вчера я была не в состоянии дотащиться до ее квартиры, поэтому мы решили, что я сделаю это по сотовому.

— Хочешь что-нибудь сказать ему на прощание? — спросила она.

Конечно, хочу. Я попросила ее повторять за мной.

— Наму амида буцу.

Мне пришлось повторить трижды, пока она произнесла правильно. Или, по крайней мере, так, как мне казалось правильным.

На третий раз я заметила, что агент Робертс пристально смотрит на меня. Я подумала, что проверочная команда сообщила ему и остальным агентам о моих связях с северокорейскими шпионами, и прикрыла сотовый ладонью.

— Это по-японски, а не по-корейски, — заверила я агента.

Ну как, полегчало? Интересно, насколько сильна японская шпионская сеть в США? По крайней мере, в последнее время их страна настроена к нам лояльнее, чем Северная Корея.

— Это часть погребальной церемонии моей рыбки, — добавила я.

Не похоже, что его подозрения улеглись. Он продолжал настороженно смотреть на меня. Я пожала плечами и вернулась к Лизе.

— Что это значит? — спросила она.

— Это японская буддийская молитва, которую я нашла в Интернете, — объяснила я. — На сайте говорилось, что если произнести ее с верой, то покойник возродится в Западном Раю. Не знаю, придерживался ли Доктор Цинциннати буддизма, синтоизма или какой-то другой традиционной религии, но, уверена, он оценил бы заботу.

Лиза согласилась. По моей команде она включила «Сад осьминога» и спустила воду в туалете. Я прошептала «прощай», положила трубку и продолжила колесить по Америке.

Днем, выходя из автобуса — у нас намечалось мероприятие в Сент-Луисе, — я наткнулась на Кару.

— Я тебя искала! — воскликнула она. — Хотела поблагодарить за то, что ты устроила меня на эту работу! Они позвонили как раз вовремя: я только защитилась и раздумывала, как помочь кампании. Я собиралась стать добровольцем, но работать в передовой команде намного лучше!

Я просияла — все вышло, как я хотела. Редкий случай.

— Чудесно, — искренне сказала я.

Куда меньше меня обрадовали следующие слова Кары: она осторожно сообщила, что Аарон будет на мероприятии, поскольку недавно присоединился к команде спичрайтеров Уая. Этого не должно было случиться. Аарон должен был навсегда исчезнуть из моей жизни. А теперь он появляется, как ни в чем не бывало? Охотно вступает в наши ряды после всего, что сделал? Люди Уая, наверное, не знают, что именно он был автором нескольких фраз, навредивших Р.Г. Конечно, они бы его не наняли, если б знали. Или наняли бы? Почему они не спросили меня? Гадство. Ужасно и противно.

— Забудь о нем, — посоветовала Кара. — Народу работает много. Ты сможешь его избегать.

Надеюсь, она права. Я постаралась успокоиться. Сейчас Р.Г. и Уай много ездят вместе по стране, но в конце лета наверняка разделятся, чтобы охватить побольше городов. А до тех пор мне придется смириться с присутствием Аарона, каким бы неприятным и незаслуженным оно ни было. Хорошо, что Боб на моей стороне; по крайней мере, сейчас. Интересно, Аарон до сих пор с Милой?

— Полный отстой, — заключила я.

— Прости, — посочувствовала Кара. — Аарон — мерзавец и заслуживает наказания. Не сомневайся, те из наших, кто отвечает за размещение в отелях и тому подобное, об этом позаботятся, — лукаво добавила она.

Я улыбнулась. Хорошо иметь на своей стороне такого союзника. У Кары затрещала рация.

— Сейчас буду, — проговорила она в микрофон.

Она закатила глаза, извиняясь за неожиданный официоз, и скрылась в толпе. Интересно, скоро она начнет щеголять наушниками? Впрочем, неважно, каким оборудованием она обзаведется — все равно никогда не будет похожа на Тима.

Мероприятие прошло гладко, и хотя при виде Аарона у меня упало сердце, я умудрилась отвлечься и сохранить безопасную дистанцию. Он должен был знать, что я поблизости и что для него лучше избегать встречи. Его присутствие добавило напряжения, но я ничего не могла поделать. Что бы ни случилось, я твердо решила делать вид, будто его нет, не позволять ему причинить мне боль и направить все силы на дело, которое важнее любого из нас.

Наутро, когда мы отправились в здание суда маленького городка с населением около двух тысяч человек, у меня скрутило живот. Боб проходил мимо, когда накатила первая волна боли. Он сел рядом со мной.

— Что случилось? — спросил он очень заботливо. По крайней мере, мне так показалось.

Я попыталась соблазнительно улыбнуться, но получившаяся гримаса мне не шла.

— Что-то с желудком, — сообщила я.

— Может, останешься в автобусе? — любезно предложил он.

Я кивнула. Мне все равно надо немного поработать в тишине над здравоохранительной частью программы съезда, оправдывалась я перед собой.

— Попробую найти пептобисмол или что-нибудь еще, — предложил Боб.

У него зажужжал «Блэкберри». Он поцеловал мне руку и поднялся.

— Проведаю тебя позже, — пообещал он.

Он на ходу читал письмо. Хотя мне нравилось с ним общаться, я не позволяла нашим отношениям зайти слишком далеко. Я не понимала, заинтриговало его мое сопротивление или, напротив, разочаровало. Он мне нравился; я просто хотела убедиться, что он надежен, прежде чем влюбиться по уши. Но ни сам он, ни наши отношения надежными не казались.

Когда все вышли из автобуса, я закрыла глаза и попробовала с помощью медитации расслабить живот. Не получилось. И, несмотря на благие намерения, мне было слишком плохо, чтобы я могла заниматься программой съезда. Я выглянула в окно, чтобы отвлечься от режущей боли в кишках. Я увидела здание суда, сцену перед ним и огромную толпу. На другой стороне улицы виднелась россыпь маленьких магазинчиков. Я заметила аптеку и с трудом поднялась на ноги. Я знала, что во время мероприятия Боб должен быть с Уаем и Р.Г., а мне надо облегчить боль как можно скорее, поэтому придется взять дело в свои руки.

Я прошла мимо кучки журналистов. Всегда находились любители стоять по периметру толпы и задавать вопросы «простым гражданам», пришедшим на мероприятие. Им нравилось приправлять статьи местным колоритом, поэтому они выискивали подходящие детали. Обычно недостатка в таковых не было.

Несколько журналистов с любопытством посмотрели на меня. Меня шатало. Интересно, они думают, что я напилась к девяти утра? Пикантная была бы новость. Но мне было слишком плохо, чтобы их разубеждать.

Добравшись до аптеки, я схватилась за живот. Но прежде чем я коснулась двери, она распахнулась сама и явила Чарли Лотона с банкой газировки в руке. Боже правый, что происходит? Мой мир внезапно стал таким тесным, хотя недавно казалось, что он разбух до масштабов страны. Прежде чем я хорошенько обдумала этот феномен, меня скрутил особенно сильный спазм, и я осела на землю.

— Саманта! — услышала я голос подхватившего меня Чарли.

Видимо, я постаралась забыть о боли, потому что очнулась уже в крошечной больничной палате, которая, судя по приглушенному реву толпы, находилась примерно в полумиле от здания суда. Чарли сидел рядом и разговаривал с врачом лет шестидесяти. Врач, обладатель пивного живота, с виду был довольно компетентным. Его явно удивило наше появление, но он был к нему вполне готов. Медсестра уколола меня в руку, пока я не смотрела.

— Ой! — вскрикнула я.

— Всего лишь обезболивающее, дорогуша, — успокоила она меня.

Чарли и доктор повернулись ко мне. Доктор был спокоен. А вот Чарли явно волновался: то ли из-за меня, то ли потому, что пропустил действо у здания суда.

— На что жалуемся? — спросил врач, показав на мой живот.

Я, как могла, описала внезапный приступ болезненных судорог и спазмов. Доктор кивнул.

— Встаньте на секунду, милочка, — попросил он.

Я знала, к чему он клонит. Сейчас он заставит меня резко опустить пятки, чтобы посмотреть на результат. Это стандартная проверка на аппендицит, о которой я читала. Но когда пятки коснулись пола, боль не усилилась. Вряд ли она вообще могла усилиться.

— Хм… — промычал доктор. — Есть ли вероятность того, что вы беременны?

Ну уж нет, слава богу. Но вопросы становятся слишком личными, а Чарли стоит рядом.

— М-м-м, нет, — приглушенно ответила я и смущенно взглянула на Чарли, который с искренней заботой смотрел на меня сквозь очки.

Доктор глубоко задумался.

— Надо сделать ультразвук, проверить, не киста ли это или язва. Пойду покопаюсь в оборудовании.

Я кивнула. Согласно моим обширным исследованиям, обусловленным ипохондрией, это походило на верный курс действий. Доктор вышел из комнаты.

— Позвонить кому-нибудь? — спросил Чарли.

Я протянула ему «Блэкберри». Мне было слишком плохо, чтобы шутить насчет вручения вредоносного устройства человеку, который причинил этот самый вред.

— Телефон родителей записан как «Джойс». Просто скажи, что я в больнице и перезвоню, — с усилием произнесла я. — И еще я должна к десяти утра послать в штаб-квартиру кампании записку, она в черновиках. Адрес: Фельдман-собака-уай-гэри-точка…

Я замолчала, заметив гримасу Чарли. О чем я только думала? Он — журналист, который должен освещать гонку. Он должен быть непредвзятым. И уж точно не должен выполнять никаких официальных поручений.

— Забудь об этом, — отрезала я. — Позвони родителям, пожалуйста. Потом возвращайся к автобусам, они уедут через час.

Я знала расписание. До заката мы должны посетить еще пять городков. Попросить его сообщить о моем состоянии Бобу? Или Р.Г.? Но никто из них не может остаться со мной.

— Я сообщу сенатору Гэри, — предложил Чарли.

Я вздрогнула от боли и благодарности.

— Все будет хорошо, — пообещал он и погладил меня по голове.

Довольно личный жест для двух относительно малознакомых людей. Будь я здорова, непременно покрылась бы сыпью. Я оценила попытки Чарли успокоить меня, но могла думать лишь о жгучей боли в кишках. Наверное, я застонала, потому что Чарли внезапно начал оглядываться в поисках медсестры. Я схватила его за руку, прежде чем он успел ее отдернуть. Он перестал озираться и снова повернулся ко мне. Очередная волна боли с грохотом прокатилась по моему телу, и я сжала его пальцы чересчур сильно.

— Все обязательно будет хорошо, — уверенно сказал он.

Я закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании, стараясь делать это очень осторожно, чтобы не беспокоить протестующее тело. Чарли ушел, зато вернулся врач и провел ультразвуковое исследование, которое не выявило ничего необычного. Доктор задумался еще глубже.

— Я дам вам кое-что от боли, и вы можете ненадолго отключиться, — сообщил он. — У меня есть предположение о том, с чем мы имеем дело, но его надо перепроверить.

Я хотела задать ему несколько вопросов, но была не в состоянии говорить. Надо полностью сосредоточиться на противостоянии изнурительным спазмам. Вернулась медсестра и сделала мне еще один укол. Я закрыла глаза в ожидании забвения.

Очнулась я посреди ночи. Хватило минуты, чтобы полностью проснуться и вспомнить, где я. Желудок до сих пор болел, но уже не так сильно. В горле пересохло. Кто-нибудь услышит меня?

— Эй! — прошептала я.

В кресле кто-то пошевелился.

— Сэмми, — ответил знакомый голос.

— Боб? Аарон?

Кто это? Мне казалось, что я знаю ответ, но мозги еле ворочались и не спешили его выдавать.

— Это Чарли. — Голос прозвучал ближе. Ну конечно, Чарли Лотон. Он был в аптеке. Он принес меня сюда.

— Тебе что-нибудь нужно? — Он стоял надо мной.

Чарли был без очков и выглядел слегка помятым. Принеся воды, он рассказал, что сообщил о случившемся моим родителям, Р.Г. и остальным сотрудникам. Автобусы уехали, все ночуют в Джефферсон-Сити, но очень озабочены моим здоровьем.

— Почему ты не уехал со всеми? — удивленно спросила я.

Я была рада, что он остался, но это безумие. У него нет передо мной никаких обязательств. И что важнее — у него есть работа в другом месте.

— Я обещал твоей матери, — ответил он.

Все ясно. По телефону мама представляет собой нешуточную угрозу. Но я не хотела, чтобы Чарли из-за меня рисковал работой.

— Что ж, ты больше ничего ей не должен, — сказала я. — Тебе надо идти.

— Я предпочел бы остаться, если ты не против.

— Что ты наплел в «Пост»? — бросила я.

— Что работаю над очень интересной статьей. Кстати, это правда. В любом случае к Уаю прикреплен сотрудник постарше, который осветит все совместные выступления в ближайшие три дня. Но никто не работает над полновесной статьей о том влиянии, которое сенатор Гэри приобретает на направление политики здравоохранения губернатора.

Он намерен использовать меня, пока я под наркотиком? Не слишком благородно с его стороны.

— Не думаю, что готова стать твоим осведомителем.

— Не страшно, у меня есть другие источники, — улыбнулся он. — Мне просто нужна передышка. И ты мне ее предоставила.

Значит, на самом деле он не обо мне заботится? Ну и ладно, раз ему так хочется. Только я решила, что не буду разговаривать с ним до утра, как мне на лоб легла прохладная ладонь.

— Все еще болит? — спросил он. — Потерпи секунду, я позову медсестру.

Я не хотела, чтобы он убирал руку, но промолчала и позволила ему уйти.

Наутро доктор сообщил, что у меня синдром раздраженной кишки, вызванный тяжелым стрессом. Я знала все о синдроме раздраженной кишки и часто молилась, чтобы никогда им не заболеть, в основном из-за названия. Он и так-то весьма неприятен, но врачи добавили к боли еще и неприличное название. Какая бессмысленная жестокость! Лучше бы Чарли не было в комнате и он не слышал бы диагноз.

— К сожалению, лекарства от синдрома раздраженной кишки нет, — продолжал доктор. — Вы просто должны уменьшить количество стрессов, поскольку они — основная причина синдрома раздраженной кишки. Главное в синдроме раздраженной кишки…

— Нельзя ли называть это по-другому? — нервно перебила я. Доктор удивился. Чарли улыбнулся. — В смысле, я слышала, как его называют СРК, — продолжала я. — Это намного короче.

Чистая правда, кстати. Это сокращение действительно сокращало.

— Хорошо, — кивнул доктор. — Итак, у вас СРК, и ваша толстая кишка крайне возбуждена. Я предложил бы вам начать принимать спазмолитик и остаться еще на одну ночь, чтобы проверить, как он подействует. Я могу выписать вас хоть завтра, если пообещаете не волноваться.

— Это безопасно — отпустить ее так скоро? — спросил Чарли.

Так скоро? Да я целых две ночи проведу в больнице. Что, Чарли надо еще немного в тишине поработать над статьей? Или он искренне переживает?

Доктор заверил его, что это безопасно. Остаток дня и ночь мы провели в той же комнате; я то погружалась в беспокойный сон, то выпадала из него. Чарли приносил мне воду, следил, не слишком ли мне больно, но большую часть времени проводил за ноутбуком в кресле, стоявшем в углу у окна. На какой-то миг я забеспокоилась, прилично ли выгляжу, но тут же снова задремала, так и не попытавшись добраться до зеркала в ванной. Через пелену медикаментозного сна я слышала, как Чарли и медсестра говорят, что сон для меня — самое лучшее.

Следующий день прошел в том же духе, хотя время бодрствования постепенно перевесило время сна. И, слава богу, спазмолитик начал действовать. Так что к шести вечера меня выписали, и мы с Чарли рванули на арендованной машине в Канзас-Сити, чтобы нагнать группу. Дорога заняла пять часов, хотя караван автобусов петлял, кружил и растянул ее на два дня. Мы срезали путь и, рассекая по магистрали, со свистом пропустили все маленькие городки, наверстывая упущенное время и расстояние под звуки лучших хитов «Лед Зеппелин». Наверное, Чарли всегда брал с собой кассету.

Через два часа после Канзас-Сити я выскользнула из беспокойного сна и уставилась в разлитую за окном темноту. Впервые за тридцать пять часов, самых долгих в моей жизни, мне захотелось проверить «Блэкберри» и телефон. Выключенный мобильник я нашла в сумке.

— Мой «Блэкберри» еще у тебя? — спросила я Чарли.

Он достал наладонник из кармана пиджака и протянул мне.

— Он пахнет апельсинами.

Неужели? Я принюхалась. Действительно, к запаху пластика примешивался тонкий аромат апельсина. Сначала я удивилась, но потом вспомнила, что два дня назад в автобусе положила в сумку апельсин. Думаю, он уже начал портиться.

Я выпрямила руку с «Блэкберри» и еще раз втянула воздух. Ничего не чувствую. Чарли мог уловить запах апельсина, только если ткнулся носом в экран. Довольно странно, не так ли? Зачем он это сделал? Хотел узнать, как я пахну вблизи, и поддался соблазну провести небольшое детективное расследование? Когда он уловил аромат апельсинов, то подумал, что мой природный запах сладкий и экзотический — запах леди из апельсиновой рощи?

Или он пытался без очков прочитать мои письма, поэтому держал «Блэкберри» у самого лица? Я бросила на него обвиняющий взгляд, но он словно ничего не заметил.

— Ты читал мои письма? — подозрительно спросила я.

В конце концов, он журналист. У меня полно писем, которые очень заинтересуют журналиста, освещающего кампанию.

— Ты всерьез считаешь, что я на это способен? — спросил он.

Он не столько обиделся, сколько удивился. Достаточно, чтобы пристыдить меня и заставить рассыпаться в извинениях.

— Прости, наверное, из-за лекарств я стала параноиком.

Он улыбнулся, и мне полегчало.

Следующие полчаса я занималась только «Блэкберри». Писем было около трех десятков. Многие из них касались моего последнего приключения. Четыре письма от Боба описывали общую тенденцию.

Первое:

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@wye-gary.com]

От: Боб Эспин [bespin@kstreetgroup.com]

Тема: где ты?

нашел пептобисмол. автобус отходит. ты скоро? я могу задержать его ненадолго. позвони мне.

Потом:

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@wye-gary.com]

От: Боб Эспин [bespin@kstreetgroup.com]

Тема: Re: где ты?

не могу больше задерживать. ты жива?

Примерно через сорок минут:

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@wye-gary.com]

От: Боб Эспин [bespin@kstreetgroup.com]

Тема: Re: где ты?

говорят, ты в больнице?!?!?!! с репортером из пост? что происходит? в этом городе вообще есть врач? не разрешай им забрать у тебя органы.

И наконец:

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@wye-gary.com]

От: Боб Эспин [bespin@kstreetgroup.com]

Тема: поднимите руку, у кого раздраженная кишка

печальные новости. дай знать, если надо будет тебя спасать. напиши, когда сможешь. мы все будем ждать тебя. Б.

Письма от Марка, Моны и Кары были чуть сердечнее, но примерно такие же. Забавно было читать их подряд. Как будто рассказ о последних двух днях с разных точек зрения. Жаль, конечно, что все знают о моем диагнозе, но приятно, когда о тебе заботятся. Одно короткое, теплое письмо от Р.Г. И даже одно от агента Робертса, который спрашивал, не нужна ли мне помощь, чтобы догнать караван. Возможно, он наконец-то мне поверил. А может, просто нервничал из-за того, что я не была у него под носом и он не мог за мной следить.

Я очень хотела вернуться в команду. Мне и в голову не пришло отдохнуть чуть больше необходимого, что бы там ни говорил доктор. Не волноваться невозможно. Я буду принимать лекарства и постараюсь сохранять спокойствие, но работу не брошу. Надо еще так много сделать.

— Как ты? — спросил Чарли.

— Хорошо, — твердо ответила я. — Хотя немного расстроена из-за неспособности справляться со стрессом.

— Я так не думаю, — ответил он. — Ты попала в экстремальные условия. Ты явно подавила стресс, а это вредно для здоровья. Но выплескивать его, крича на окружающих, как делают многие твои коллеги, тоже неправильно. Ты слишком добрая.

— И спазмы в толстой кишке лишь подтверждают это, — ответила я.

Чарли улыбнулся. Я откинулась на спинку сиденья и смотрела, как он ведет машину. У него даже за рулем была своя, необычная манера держаться — он внимательно смотрел на дорогу, но интересовался и другими автомобилями. Он наблюдал — постоянно, осознанно и поглощенно. Интересно, о чем он думает?

— Тебе нравится работать в газете? — спросила я.

Он на секунду задумался, и это замечательно. Я не любила заготовленные заранее, отточенные ответы, даже когда задавала вопрос, на который человек отвечал уже миллион раз. Всегда приятно чувствовать, что кто-то делится с тобой сокровенными мыслями. И Чарли это удавалось.

— Не нравится, но это полезно, — ответил он. — Мне нравится находить истории, расследовать их, писать о них статьи. Нравится докапываться до сути. Но я слишком хорошо думал о своем начальстве: верил, что их единственная цель — донести читателям истину. Я ошибался. Знаю, это было наивно. Но их подлинные цели меня беспокоят.

Я мысленно повторила его слова.

— Ты предпочел бы работать в другом месте?

— Нет, — ответил он. — Я предпочел бы изменить то, что делаю, без отрыва от производства. Как, по-твоему, это разумно?

По-моему, да. Это значит, что он по-прежнему идеалист, как и я. Я уважала его попытки сделать мир лучше. И его слова заставили меня понять, что наши профессии, в конце концов, не такие уж разные.

Наш разговор стал беззаботнее, но невысказанное висело в воздухе между нами. Мне очень нравилось говорить с Чарли. Он оказался обворожительной смесью родственной души и загадочного незнакомца; его слова одновременно интриговали и эхом отзывались в моей голове. Обычно было либо одно, либо другое. Я привыкла к компромиссу. Как здорово хоть раз получить не меньше, чем хочется, даже всего на несколько часов громыхания на арендованном «Форде Таурус» по темным шоссе Миссури.

Около одиннадцати мы подъехали к отелю. Журналисты и персонал жили на разных этажах, поэтому в лифте наши пути разошлись.

— Еще раз спасибо, — искренне поблагодарила я, когда двери открылись на этаже Чарли.

— Всегда пожалуйста, — улыбнулся он.

— Надеюсь, это был первый и последний раз. — Я схватилась за живот.

Он засмеялся. Двери закрылись, последнее, что я услышала, было «увидимся», и всю дорогу до своего номера жалела, что не успела ничего сказать в ответ.

Боб ждал меня. Он выбил мне отдельный номер — щедрое исключение из строгих правил, коим следовали казначеи кампании.

— Все хорошо, крошка? — спросил он, нежно обнимая меня.

Когда Боб впервые назвал меня так, я поморщилась, поскольку а) я совсем не маленькая и б) «крошка» — не короче «Сэмми» (если вспомнить историю с ОПРБП/ «браво от вашей позиции»). Боб заметил мое недовольство и спросил, слышала ли я за последние несколько лет какой-нибудь рэп или хип-хоп. После этого я заткнулась и решила смириться, чтобы не выглядеть отсталой. Может, так я буду казаться моложе. Впрочем, сейчас мне это нравилось. Боб умеет убеждать.

— Да, хорошо, спасибо, — ответила я. — Как чудесно вернуться.

Он лег рядом на кровать и поцеловал меня.

— Мы все рады, что ты вернулась.

Я закрыла глаза и не стала его прогонять. Он остался до утра, просто спал рядом. В отличие от него, я уснуть не могла. У меня не получалось, после того как я поняла, что предпочла бы остаться с Чарли в машине. Или в больничной палате. В общем, с Чарли, где бы он ни был. Я похоронила эту мысль, когда Боб во сне взял меня за руку. Я встречаюсь с Бобом. Я счастлива, что встречаюсь с Бобом. Я повторяла это, пока не уснула, а к рассвету списала тоску по Чарли на последствия болезни, и все вернулось на свои места.

И правильно, поскольку время не ждет. Автобусный тур по стране продолжился, мы неслись через сотни городов и городков, мимо торговых центров, пастбищ и выкрикивающих лозунги толп, по пустынным лентам гудрона и асфальта. Караван мчался на всех парах, в дождь, жару, ветер, а во время экологического митинга в Сент-Мэри, Монтана, рядом с тающими горными ледниками Национального парка «Глейшер», нас даже побило градом. Один усталый и ловкий журналист написал репортаж о митинге в военных терминах, намекая на ракетные установки «Град».

Даже когда автобусы останавливались, движение не прекращалось. Мы откололись от Уая, воссоединились, снова откололись, снова воссоединились — со стороны это казалось танцем, поставленным в последний момент. Р.Г. за три дня побывал в Калифорнии, Орегоне, Вашингтоне, Айдахо, Иллинойсе и Флориде. Чистая одежда, выспавшиеся глаза и внутренний покой стали пережитками столь отдаленного прошлого, что его не было заметно даже в зеркале заднего вида. Но цель не приближалась.

Я мчалась вместе со всеми — притворялась, будто Аарон мне безразличен, напряженно работала на автопилоте, полная решимости выбиться из сил, но не останавливаться, лишь бы достигнуть результата. Разговоров о компромиссе не было, но дух его витал повсюду. Мы могли лишь продолжать гонку и, вопреки очевидному, надеяться, что финишная черта придвинется чуть ближе. Несмотря на это, я с радостью обнаружила, что теперь гораздо лучше вижу все безумие кампании. Из-за больничного мне пришлось сделать шаг назад и посмотреть со стороны. В результате я меньше удивлялась и лучше приспособилась к соединению частей в единое целое. Так я стала лучшим учеником опыта.

Р.Г. всегда был трудоголиком, теперь же у него появилась миссия, достойная подобной выносливости. Мы по-прежнему общались каждый день, и мне казалось, что он постепенно меняется. Его слова стали более вескими. Кампания нуждалась в убедительных ораторах, и он поверил в свои силы. Он пожимал больше рук, поскольку возбужденные толпы росли. Он отвечал на большее количество вопросов, давал больше интервью и высказывал больше мнений — и все потому, что именно это от него и требовалось. В этом и в других отношениях он, похоже, наслаждался новой деятельностью и как-то умудрялся посреди хаоса становиться все сильнее.

Дженни с детьми проводила с ним столько времени, сколько могла, но любому было бы сложно за ним угнаться. Я гадала, что она чувствует, когда видела ее на сцене рядом с Р.Г. или в автобусе, возле водителя — как она сидит, слушает сводку и одновременно упрашивает Джека и Джеффри не слизывать пыль с сидений. Вроде она счастлива и рада поддержать мужа. Интересно, хотела бы она больше участвовать во всем этом? Или, наоборот, меньше? Тяготится ли поворотом, который неожиданно приняла ее жизнь, не оставив времени на разговоры с мужем? Выбрала бы этот путь, если бы знала о нем раньше?

Сотрудники губернатора Уая продолжали задавать тон, хотя снизошли до того, чтобы принять нас в свои ряды. Некоторые излучали превосходство — словно невероятно гордились тем, что принимают участие в этой поездке намного дольше. А мы — всего лишь надоедливая компашка лезущих не в свое дело неофитов. К счастью, это исходило не ото всех, но неприятных моментов хватало. Это напоминало работу с Брэменом, и меня раздражало, что Аарон снова на коне.

Несмотря на молчаливое напряжение между сотрудниками, Уай и Р.Г. общались так же гладко, как при первой встрече в Огайо. Когда я видела их вместе, то понимала, что это искреннее партнерство. Правда, подозревала, что Уаю пришлось приложить усилия, чтобы подавить естественный дух соперничества и смириться с тем, что они с Р.Г. в одной команде, и если выиграют, то вместе, что будет к общему благу.

Серия статей в середине лета относительно влияния Р.Г. на характер и направление кампании, подвергла риску хрупкое равновесие их отношений. Журналисты утверждали, что Р.Г. — причина нашей растущей популярности. Нет чтобы объявить это влияние признаком крепкого сотрудничества.

Лавина статей началась с заметки Чарли о том, как Уай согласился с основными предложениями Р.Г. в политике здравоохранения. Он цитировал некий анонимный источник: «Вопросы здравоохранения никогда не были его (Уая) сильной стороной. Он с радостью учится всему у Гэри и в своей программе определенно будет петь с его голоса». Эти слова особенно потрясли меня, поскольку я их уже читала — в письме, которое мне прислала Сьюзен Ламберт, советник по здравоохранению Грега Саксерта, сенатора из Луизианы, родного штата Уая. Давно, еще после моей первой беседы с Уаем в салоне самолета, я спросила ее о позиции и достижениях Уая в области здравоохранения. Я когда-то работала вместе со Сьюзен над разными законопроектами, и мы остались друзьями.

Она охотно рассказала мне об Уае. Я знала, что ее шеф завидует губернатору и что Сьюзен очень умна, а потому доверяла ее мнению.

Отправила ли Сьюзен это письмо кому-нибудь еще? Или Чарли действительно шарил в моем «Блэкберри»? Хотя Чарли освещал кампанию постоянно, виделись мы от случая к случаю, поскольку он всегда ездил в автобусе для журналистов, и мы были ужасно заняты. К тому же я видела, как через неделю после больничного приключения он гулял вокруг отеля в Карсон-Сити за ручку с Вероникой. Мне это не понравилось. Конечно, я подавила все вызванные СРК иллюзии, будто затаила к нему нежные чувства. Но все же надеялась, что Чарли понял — он заслуживает кого-то намного лучше ее. Меня чуть не стошнило, когда Вероника тесно и собственнически прижалась к нему.

Утром, прочитав статью Чарли, я не знала, что думать. В некотором роде статья была полезна для Р.Г., поскольку безошибочно описывала то влияние, которое он приобрел в определенных областях кампании — здравоохранении, экологии и внешней политике. Но если смотреть шире, она вредна и для него, и для кампании в целом, поскольку способна посеять между Р.Г. и Уаем зерна раздора, что нам совершенно не нужно.

С виду Уай отнесся к происшествию как к забавной шутке. Когда они ждали начала митинга в Милуоки, разговаривали и брали сырые овощи с подноса, он поддразнил Р.Г. достаточно громко, чтобы услышали все, кто стоял рядом.

— Возьму-ка я красный перец. Но только если ты любишь перец, Роберт. Ты подтверждаешь мой выбор? Я жду твоего разрешения.

Оба захохотали. Для тренированного уха смех казался слегка натянутым, но это была отважная попытка. Мы с Бобом прервали беседу, чтобы послушать.

— Что-то неладно, — пробормотал он и пошел к ним в комнату, чтобы вмешаться.

Я смотрела ему вслед и раздувалась от гордости за то, как он хорош в своем деле. Я знала, что мы не слишком подходим друг другу, но появление Боба на сцене добавило личный интерес к тому, что и так было невероятным приключением. Он играл в кампании важную роль, его уважали за компетентность и блестящие стратегические таланты. И он был со мной. Я не хотела быть легкомысленной, но против воли считала это ужасно увлекательным.

Секунду я прислушивалась, как Боб отпускает безобидную шутку и весело переводит разговор на другую тему. А потом отправилась искать Чарли. Преодолев полосу препятствий из огороженных веревкой участков и кучек секретных агентов, я зашла за кулисы, где часто собирались журналисты. Но прежде чем я добралась до двери, путь мне преградил Аарон.

— Сэмми, — сказал он многозначительно и положил сильную руку мне на плечо.

Я не отпрянула, но и не растаяла. Я заставила себя сохранять спокойствие.

— Привет, Аарон, — ровно сказала я. — Чего ты хочешь?

Он немного уязвленно улыбнулся — явно не ожидал, что теперь я нахожу его скорее лицемерным, нежели обходительным.

— Ну, я бы хотел, чтобы мы подружились, — сказал он. — В смысле, нам придется очень часто натыкаться друг на друга. Мы взрослые люди…

— Да неужели? — многозначительно перебила я.

Я собиралась призвать его к ответу за вредоносные слова «анонимного источника», которые, как я теперь знала, принадлежали ему. Я собиралась наорать на него за все его предательства. Но решила ничего этого не делать. Не хотелось доставлять ему удовольствие считать, будто он до сих пор настолько меня волнует, что я злюсь на него.

— Да, хорошо, Аарон, мы взрослые люди. И все идет прекрасно. Тебе от этого легче?

— На самом деле, Сэмми, я хотел бы кое-что… — Его прервал телефонный звонок. Он бросил на меня извиняющийся взгляд и выудил трубку из кармана.

— Извини, погоди секунду. Аарон Драйвер, — произнес он в мобильный. На его лице появилась гримаса крайнего раздражения. — Нет, мне неинтересно слушать о ваших новых междугородных тарифах. В сотый раз говорю, перестаньте звонить на этот номер! — заорал он и захлопнул телефон.

Я смотрела, как он пытается взять себя в руки.

— Телепродавец? — невинно спросила я.

— Они звонят без конца! — ответил Аарон. — Не знаю, где они взяли мой номер, но голосовая почта в последние три недели забита идиотскими предложениями о распродажах. Никто не может мне дозвониться!

— Надо же, какой ужас, — сказала я с тайным злорадством.

Надо будет поблагодарить Зельду.

— Извини, что разозлился. Просто не высыпаюсь, — объяснил Аарон, оправдывая свой сварливый тон. — Почему-то мне постоянно достаются номера рядом с шумными генераторами, холодильниками, стройками и так далее.

А за это надо поблагодарить Кару. Девочки так заботливы.

— Впрочем, хватит обо мне, — произнес Аарон уже мягче. — Я просто хочу, чтобы ты знала: ты мне по-прежнему небезразлична, и я надеюсь, что мы сможем поладить.

— Да, конечно, — равнодушно ответила я. — Теперь я знаю, кто ты такой, и больше не будет неприятных сюрпризов. Я могу рассчитывать на тебя в отношении лжи, вероломства и грязных цитат. А ты можешь рассчитывать на то, что у меня больше нет на это времени. Мне пора бежать.

Я оставила Аарона, который явно хотел сказать что-то еще. Я была счастлива, что ему не удалось задеть мои чувства. Я вышла на улицу, на яркое солнце, огляделась в поисках Чарли и вскоре увидела его — он расхаживал взад и вперед, разговаривая по сотовому. Скорее задумчиво, чем тревожно. Я следила за гипнотизирующим ритмом его шагов, пока Чарли не закончил беседу и не повернулся ко мне. Я быстро пошла к нему через залитый солнцем двор.

— Привет, — дружелюбно поздоровался он и приложил ладонь козырьком к солнечным очкам. Он всегда был таким высоким или это оптический обман из-за тени? — Как здоровье?

— Неплохо, — отмахнулась я. — Послушай, ты нашел эту цитату для своей статьи в моем «Блэкберри»?

— Нет, — уверенно ответил он.

Не поспешно, без оправданий — просто и ясно. И я сразу ему поверила. Я понимала, что это безумие, но ничего не могла поделать. Он излучал что-то чистое, и я не могла не верить ему.

— Хорошо, — мирно произнесла я. — Не хочешь в таком случае рассказать, где ты ее взял?

Чарли секунду смотрел на меня.

— Я бы с радостью, — искренне сознался он. — Но не могу раскрывать свои источники.

Да, они всегда так говорят. Но почему не сказать мне? Чтобы исключить все подозрения, которые могли затаиться в подсознании? Ну пожалуйста!

Его лицо стало решительным.

— А если я угадаю? Можешь просто кивнуть, «да» или «нет»?

— К сожалению, нет. — Он улыбнулся. — Но, честное слово, я взял ее не из твоего «Блэкберри». Я уже говорил, что не читал его. Но я скучаю по его апельсиновому аромату. За последние недели это, можно сказать, единственный свежий фрукт, который я видел.

Я быстро осмотрела его в поисках предательских признаков цинги. Многие люди не понимают, что ею до сих пор можно заболеть. За последние два года я подозревала ее у себя четыре или пять раз. Но Чарли выглядел вполне здоровым.

— Ну ладно, я тебе верю.

— Я это ценю, — ответил он.

Я еще секунду смотрела ему в глаза, пока жужжание «Блэкберри» не отвлекло меня.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@wye-gary.com]

От: Боб Эспин [bespin@kstreetgroup.com]

Тема: опять в больницу?

твоя кишка еще не разозлилась как следует? я раздобыл шесть банок лучшего милуокского. немедленно отпиши, сколько тебе оставить, сегодня мы вдрызг напьемся.

Я улыбнулась, подняла глаза и увидела, что Чарли наблюдает за мной.

— Хорошая новость? — спросил он.

Я пожала плечами:

— Посмотрим.

Он продолжал смотреть на меня.

— Мне надо вернуться. — Я указала на дверь за спиной.

— Хорошо. Увидимся, — кивнул он.

В глубине души мне хотелось, чтобы он протянул руку и снова коснулся моего лба, но он этого не сделал. Я решила есть побольше апельсинов. Внезапно мне захотелось ими пахнуть.

Наука выживать

Через тридцать шесть штатов и четыре недели после моего пребывания в больнице, кампания приехала в Майами на национальный партийный съезд. Один серьезный опрос показывал, что связка Уай — Гэри слегка опережает оппозицию, другой утверждал, что мы слегка отстаем от нее. Можно было смело говорить, что судьба выборов еще не решена.

Губернатор Брэнси выбрал своим вице-президентом сенатора Блейка Уоллока из Южной Дакоты. Уоллок пятнадцать лет прослужил в Сенате и производил впечатление седого и опытного ветерана. До сих пор они с Брэнси успешно представляли новое лицо своей дискредитированной партии. К властям они относились холодно, власти бесились и ничем не помогали им, что совершенно устраивало Брэнси и Уоллока. Наблюдая за их взлетом, я беспокоилась, как бы команда Пайла не выкинула в ближайшие месяцы чего-нибудь мерзкого, просто от злобы из-за собственной бесполезности. Им нельзя было доверять страну. Но у меня не оставалось времени попусту переживать. Есть только будущее, к которому надо бежать так же стремительно, как оно мчится навстречу нам.

Наше выступление на съезде вышло кратким и задыхающимся. Мы приехали всего за два часа до того, как Р.Г. должен был произносить речь. Последние дни я просматривала ту часть его обращения, которая касалась здравоохранительных инициатив на благо «Новой Америки», трижды проверяла цифры и убедительность доводов. К счастью, Р.Г. знал, как уравновесить частное с общим. Если бы он предоставил написание этой части только мне, боюсь, я выдала бы путаный и скучный текст. Но он дал мне свои наброски и тем самым помог выбрать правильный путь.

Мы с Р.Г. просматривали последние исправления у него в номере, а Дженни слушала и выдвигала свои предложения, когда вошел Джо Нун.

— Команда Уая хочет еще раз взглянуть на окончательный вариант вечерней речи, — сообщил он. — Они внесут последние штрихи и проверят, не слишком ли сильно вы перекрываетесь.

— Хорошо, хорошо, — кивнул Р.Г.

Он сфокусировался на ближайшей задаче, как лазер.

— Есть копия, которую можно им дать? — спросил Джо.

Р.Г. показал на стол.

— Это не окончательный вариант, — предупредил он, — но близко к тому.

Я смотрела, как Джо берет копию и уходит. Когда он обернулся в дверях, желая что-то сказать Р.Г., я заметила в коридоре Аарона. Наши взгляды встретились, и я медленно перевела глаза на исчерканные страницы у себя на коленях.

Мы с Аароном продолжали натыкаться друг на друга, но я делала все возможное, чтобы избежать общения. Однажды рано утром я вышла из лифта не на том этаже и заметила, как из его номера выскользнула Лори, доброволец. Они не заметили меня, когда целовались на прощание. Я шагнула обратно в лифт и взмолилась Богу Быстро Закрывающихся Дверей помочь мне выбраться. К счастью, он смилостивился.

Еще я видела из окна номера, как Аарон с Милой курят на внутреннем дворе отеля в Седар-Рапидс, штат Айова. И я была уверена, что у него есть и другие женщины. Время от времени мне хотелось проверить его голосовую почту, просто из любопытства, но я сдерживалась. Я знала, что на самом деле мне все равно. Прошло достаточно времени. Я лишь по-прежнему удивлялась, что так неправильно судила о нем. Даже сейчас при виде Аарона я морщилась и качала головой.

Джо Нун вышел, и мы с Р.Г. вернулись к речи. Он принял не все предложенные мной изменения, но был доволен. Видя, как он шевелит пальцами, словно что-то пролистывает, я поняла — он волнуется перед выступлением. Это движение он приберегал для самых тревожных моментов. Дженни массировала ему плечи и предлагала изменить фразу в последнем абзаце. Я знала, что Боб собирается просмотреть речь и внести последние поправки, поэтому начала собирать вещи. Может, подбодрить Р.Г.? Увидимся ли мы до выступления? Неизвестно.

— Удачи, сэр, я знаю, вы всех сразите, — произнесла я.

Он посмотрел на меня, но не улыбнулся. За него это сделала Дженни, и я была ей благодарна.

— Спасибо, — ответил он. — Вы прекрасно работаете.

Этого мне хватило. Я пошла к двери.

— Кстати, Саманта, — окликнул меня Р.Г.

Я недоуменно обернулась. Надо еще над чем-то поработать?

— Да, сэр?

— Хорошо, что вы бросили этого спичрайтера. Он вас не заслуживает.

Он уткнулся в бумаги, и тут же вошел Боб. Отвечать было поздно. Проходя мимо, Боб украдкой сжал мою руку, и я вылетела в коридор, размышляя о наблюдательности Р.Г. Мы с Аароном расстались восемь месяцев назад, и даже когда встречались, Р.Г. ни разу не намекнул, что ему есть дело до моей личной жизни. А теперь, в один из самых важных для его политической карьеры дней, когда он полностью сосредоточен на речи, которую должен произнести в лучшее эфирное время перед десятками миллионов американцев, он заметил, что я посмотрела на Аарона и поежилась. И подбодрил меня. В этот миг мне казалось, что я готова посвятить работе на Р.Г. всю жизнь.

Позже, вечером, я сидела за кулисами с Марком и Моной и смотрела, как Р.Г. произносит речь перед съездом. Мы следили за ним с ксерокопиями в руках. Я все время напоминала себе, что нужно дышать. За последние месяцы я привыкла видеть, как Р.Г. без подготовки вещает перед буйными толпами, вооруженными плакатами и транспарантами, и теперь было странно смотреть, как стройные и сплоченные ряды аплодируют ему в едином порыве. Конечно, чувствовалось, что все расписано, как по нотам, это неизбежно. Но я видела, что люди не остаются равнодушными к словам Р.Г., как внутри огромного зала, так и за его пределами. Голос Р.Г. разносился под сводами и одновременно с помощью телевидения летел по всей стране, и я представляла всех, кто сейчас его слышит. Меня затопила гордость. Мы хорошо поработали.

Как всегда, Р.Г. закончил речь на торжественной ноте. Я немного успокоилась, глядя на воздушные шарики и конфетти, сыплющиеся на него, Дженни и мальчиков, которые радостно махали веселой толпе.

Следующим вечером я снова сидела за сценой и ждала, пока губернатор Уай произнесет свою речь и согласится стать кандидатом от партии. Я держалась подальше от комнаты, гдеАарон скармливал последние изменения работникам съезда, отвечавшим за телесуфлеры. Р.Г. и Дженни сидели в комнате по соседству, после окончания речи они присоединятся к Уаю на сцене. Пробежала Кара, приветливо помахав рукой. Она занималась какими-то мероприятиями для делегатов съезда, а вечером отправится готовить наше турне по Южной Каролине. Мы с ней умудрялись урвать по нескольку минут то здесь, то там и поболтать хотя бы раз в неделю; к тому же мы постоянно общались по электронной почте. Присоединившись к кампании, она обзавелась наконец «Блэкберри». Ее присутствие, как физическое, так и виртуальное, помогало мне сохранять равновесие и спокойствие.

Губернатор Уай выглянул из комнаты ожидания и закричал, чтобы ему принесли диетическую газировку. Когда он выкрикнул свою просьбу, то посмотрел на меня, но я даже пальцем не пошевелила. Я немного удивилась, но, в конце концов, это не моя работа. Уай снова исчез в комнате, и множество помощников рвануло к запасам содовой. Вскочила бы я с места, если бы воды потребовал Р.Г.? Сомневаюсь, что Р.Г. вел бы себя так же.

Вскоре из комнаты вышел замученный Боб. Он подмигнул мне и затрусил по коридору. Вроде все шло нормально, просто обычное напряжение перед речью достигло апогея.

Вскоре Фиона Уай представила мужа и поцеловала его перед тем, как он поднялся на трибуну. Со своей выгодной позиции я видела спину Уая во плоти и лицо Уая на огромном телеэкране в зале заседаний. Толпе понадобилось десять минут, чтобы успокоиться и позволить ему говорить — слишком долго. Как только он начал речь, я услышала возню в диспетчерской. Я видела лицо Уая на телеэкране. Он на секунду встревожился, но тут же снова овладел собой. Что происходит? Я таращилась ему в спину. Он начал читать вводную часть и яростно махать руками. А потом я увидела. Телесуфлеры были чистыми. Они были прозрачными, как и задумывалось, но по ним не ползли слова, которые мог видеть только Уай. Дисплей прямо у него под носом тоже был пуст. У него не было текста речи. А он выступал перед нацией в прямом эфире.

Я вбежала в диспетчерскую, где Аарон орал на сотрудников, которые яростно молотили по клавишам. Никто, похоже, не понимал, в чем дело. Никто не мог починить поломку. У них там что-то замкнуло? Неужели нет запасного генератора или чего-то вроде? Время слишком неподходящее для простого несчастного случая, но, впрочем, я видела куда более неприятные вещи, случавшиеся в куда более неподходящее время.

Я ничем не могла помочь и только мешала им, поэтому вернулась к телеэкрану, наблюдать, как Уай справляется с ситуацией. Слава богу, у него нашлась распечатка речи, и он, похоже, то ли много знал наизусть, то ли успешно импровизировал по ходу дела. Толпа внимала его словам, не замечая, что все пошло наперекосяк.

Он говорил пятьдесят две минуты. Обруганные ребята из диспетчерской так и не смогли вернуть текст на экраны. Когда Уай закончил, ко мне подошел Аарон.

— Катастрофа, — горько произнес он.

Я удивленно посмотрела на него. По-моему, Уай прекрасно справился. Именно это я и сказала Аарону, как можно более небрежно.

— Не вижу никакой катастрофы, — добавила я.

Я невольно заинтересовалась, хотя мечтала, чтобы он поскорее свалил.

— Ты читала речь, которую он должен был произнести? — спросил Аарон. — Она была изумительна. Он забыл некоторые из самых блестящих пассажей.

Я чуть не подавилась. Судя по голосу Аарона, «самые блестящие пассажи» написал он. Меня тошнило от его самомнения. Я не успела вовремя прикусить язык.

— Ты имеешь в виду те моменты, над которыми сам работал? — спросила я.

Похоже, он был рад, что его кто-то понял.

— Я работал над ними как вол. Они были великолепны, — заявил он.

— Ты бы хоть притворился, что интересуешься чем-то, кроме себя, — посоветовала я и неодобрительно покачала головой.

Он удивленно и хищно посмотрел на меня.

— Кто бы говорил. Кстати, как Боб Эспин в постели? — прошипел он. — Стоит престижа и повышения зарплаты?

Я двинулась прочь, чтобы не потратить на него перцовый баллончик. И внезапно поняла, как сильно устала. От кампании, от Аарона, от напряжения из-за того, что мне нельзя слишком напрягаться. Я не хотела снова попасть в больницу. Я должна отдохнуть. Поэтому, когда все начали разбиваться на группки, я села на местный автобус и вернулась в отель.

По дороге мне позвонила Лиза и сказала, что по телевизору все выглядело потрясающе.

— Ты хлюпаешь носом? — спросила я, услышав слезы в ее голосе.

— Я порвала со Скутером, — подтвердила она. — Но жизнь продолжается.

— Что случилось? — настаивала я.

— Он спал со своим шеф-поваром, — всхлипнула она.

Я помнила этого шеф-повара. Шесть футов пять дюймов ростом, и звали его Франсуа, что показалось мне одновременно избитым и неудобным для произношения. Да уж, неприятно.

— Ох, Лиза, мне так жаль.

— Спасибо, — хлюпала она.

— Хорошо, что это не Сандра, — добавила я, помолчав.

Сандра была развратной официанткой, из-за которой Лиза беспокоилась.

— Да, наверное, неплохо, — согласилась она.

Я не переживала из-за Лизы. Они со Скутером протянули довольно долго, по крайней мере, для нее. Я решила послать ей корзину печенья, как только закончу телефонный разговор, а пока отвлекла закулисными байками. Она поклялась, что не заметила в речи Уая ничего странного. Отлично. И пришла в ярость от поведения Аарона.

— Дай мне его телефон, — велела она.

Я отказала. Зельда и так уже достаточно его мучает.

— Он жалок, — заявила Лиза.

Это правда. Как печально, что когда-то я с ним встречалась. Он просто ужасен. Но я решила больше не думать об этом. Автобус подъезжал к отелю.

— Ты там держись, — попросила я.

— Ладно, — вздохнула она. — По крайней мере, «Ред Сокс» играют хорошо. Я уверена, в этом году они победят.

— Посмотрим.

— Позвонишь мне завтра?

Я пообещала, что позвоню.

После съезда мы с Уаем и его командой полетели в Нью-Йорк, где на автобусах посетили несколько городков в северной части штата. На первой остановке в Шамплене, на границе между штатом Нью-Йорк и Канадой, я вздрогнула, увидев перед сценой Альфреда Джекмена. Он был в костюме и галстуке, таращился на толпу и теребил веревку, которая исполняла роль хрупкого барьера. Уай и Р.Г. еще не вышли, так что у меня оставалось немного времени. Я пробралась к нему.

— Саманта! — воскликнул он, радостно подмигивая.

Я обняла старика и украдкой проверила его зрачки. Они казались вполне нормальными.

— Что вы тут делаете? — спросила я.

Мы далеко от Огайо.

— Знаешь, я переехал в Канаду! Просто перебрался через границу, — пояснил он и махнул рукой куда-то себе за спину.

— Что? — удивленно промямлила я. — Серьезно?

— Конечно, — ответил он. — Так намного проще. Я экономлю кучу денег на необходимых лекарствах. На «Липиторе», и «Нексиуме», и гандж…

— Да, понятно, — перебила я.

Не подслушивают ли нас журналисты? Они всегда подслушивают.

— Чудесно! — продолжила я, мечтая сменить тему разговора. — Вы пересекли границу специально, чтобы попасть на этот митинг?

— Ага, — радостно кивнул он. — Я надеялся еще раз увидеть тебя! И оделся так, чтобы на этот раз никого не подвести.

Как мило. И вроде он не под кайфом, насколько я могла судить. Я улыбнулась. Похоже, он пришел один. За ним вообще кто-нибудь присматривает?

— Вам не тяжело стоять? — заботливо спросила я. — Могу раздобыть стул.

Он погладил меня по руке.

— Не беспокойся обо мне. Просто дай знать, если я смогу чем-нибудь помочь. Ты же знаешь, я могу рассказать людям, какие вы с сенатором хорошие.

Да, я знала. Именно этого я и боялась. Я понимала, что он не хотел угрожать, но впечатление осталось именно такое. Я была рада увидеть его, но молилась, чтобы он ни с кем не общался и держался подальше от телекамер. Мне становилось не по себе от его искренности. Возможно, имеет смысл остаться с ним, чтобы проследить за ситуацией.

Мы обменялись телефонами, и я пообещала прислать ему наклейку с автографом на бампер. Потом мы смотрели, как Р.Г. и Уай под звуки гимна кампании вместе поднимаются на сцену. Лицо Альфреда Джекмена просияло, он яростно аплодировал вместе с толпой. Я смотрела, как он ритмично качает морщинистой головой, и настроение у меня поползло вверх. Конечно, Альфред Джекмен — тридцать три несчастья, но он умеет заставить меня улыбаться.

Через сорок пять минут я снова забралась в автобус, счастливая и довольная, что митинг обошелся без происшествий. Остаток дня я боролась с укачиванием и бог знает какими еще расстройствами, поскольку изучала свежие заявления Брэнси по вопросам здравоохранения, чтобы успеть раскритиковать его политику к грядущим дебатам. Общепринятый рецепт подобного действа — показать реальные последствия его предложений. Вроде «согласно неправильному плану Брэнси, незастрахованная семья из четырех человек, живущая на минимальный оклад, заплатит за неотложную медицинскую помощь вдвое больше, чем семья, зарабатывающая сто тысяч в год». А еще лучше — назвать всех членов этой незастрахованной семьи поименно. Пока мода не сменилась, цель игры — индивидуальные примеры и личные характеристики. Я всегда считала это отвратительной дешевкой, пока лично не поговорила с незастрахованными семьями из четырех человек, переживающими трудные времена. Теперь я думала об этих людях и старалась им помочь.

Ранним вечером мы отправились в «Мэдисон-сквер-гарден» на крупный сбор средств для кампании. На мероприятии было полно знаменитостей, но, к несчастью, Стива Мартина среди них не оказалось. Я была не нужна и рано вернулась в отель, где наконец впервые за последние две недели позвонила родителям.

— Так ты жива! — воскликнул папа.

Мама сняла вторую трубку.

— Мы везде тебя высматриваем, но по «Си-СПАН» не видим, — сообщила она.

— Да, журналисты уделяют мне мало внимания, — ответила я. — Они предпочитают мужчин, на которых я работаю.

— Они знают, что ты попала в больницу? История о жертвах, которые сотрудники приносят на алтарь кампании, несомненно, вызовет интерес, — серьезно предложила мама. — Политика должна быть человечнее, если мы хотим привлечь в нее молодежь.

Мама читала в колледже курс о разочаровании молодой Америки в политике.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил папа.

— Очень хорошо, — честно ответила я.

— Что ты нутром чуешь насчет гонки? — спросила мама, прежде чем понять, что не стоило упоминать о нутре.

Нутро все еще немного побаливало. Но я поняла, что она имела в виду. Думаю ли я, что Уай и Р.Г. выиграют? Мне хотелось сказать «да». Но правда ли это? Конечно, мы заслуживаем победы. И шансы у нас неплохие. Но, если честно, я не знаю.

— Я не уверена, но все может быть, — ответила я. — Очень надеюсь, что мы справимся.

Я надеялась на это всеми своими органами.

— А как дела у вас? — продолжила я. — Есть что-нибудь новенькое?

— Мы решили все-таки начать пользоваться Интернетом, — ответила мама, — и спутниковой тарелкой. Без них мы смотрим слишком мало новостей, а меня бесит, когда я не в курсе событий. Теперь мы ничего не упустим.

— Она читает все сетевые дневники подряд, — сообщил папа.

Я тоже. Я втайне подозревала, что могла бы вести потрясающий сетевой дневник, хотя с моим именем пришлось бы намучиться. Возможно, я бы его сменила. Мы еще немного поболтали с родителями, и я положила трубку, пообещав звонить чаще. Только я легла, чтобы воспользоваться драгоценными мгновениями отдыха, как в дверях появился Боб.

— Можно к тебе? — спросил он.

Я удивилась, что он не на вечеринке. И обрадовалась. Несмотря на тяжелый день, он выглядел очаровательно. Вскоре я свернулась у него на коленях, а он целовал меня в шею и выслушивал рассказ о прошедшем дне. Он смеялся, когда я изображала Аарона, и согласился, что тот — придурок. И, пока я рассказывала, массировал мне руки. Я не сомневалась, что Бобу приятно быть со мной. Но вдруг он разочарован, что мы не становимся ближе? Он нравился мне, просто время или место всегда казались неподходящими, чтобы выяснить, хорошо ли нам будет вместе.

А вот и подтверждение моих слов. Только мы немного разогрелись, как соседка заскреблась в дверь — пришлось оторваться друг от друга. Мы отправились в комнату Боба, но он получил срочное письмо от Уая. Я почти смеялась над нашими злоключениями. Я встречаюсь с мужчиной тридцати девяти лет, но на нашем пути больше помех, чем в школьные времена. Интересно, его это так же забавляет? Что ж, по крайней мере, он продолжает приходить.

Утром мы временно расстались с Бобом и остальным караваном Уая для самостоятельной поездки по Южной Каролине. Р.Г. продолжал наслаждаться сумасшедшей скоростью. Вот только начал терять голос, пришлось жевать пастилки от кашля. Меня беспокоило, как это скажется на его пищеварении, но я решила держать язык за зубами. К счастью, Дженни присоединилась к нам в Колумбии (ее ждали на ярмарке штата) и взяла дело в свои руки.

Когда мы прибыли на ярмарочную площадь, мой «Блэкберри» запищал и предупредил, что сегодня — семнадцатая годовщина с того дня, как я выучила «Лоракса» доктора Сюса. Когда мы вылезли из машин, чтобы Р.Г. прогулялся среди народа, у меня в голове безостановочно крутилось: «Я — Лоракс, я говорю с деревьями».

На ярмарке было полно фермеров и туристов; все они прибыли сюда ради «Цветущей пищевой и сельскохозяйственной промышленности Южной Каролины». Мы пробирались сквозь толпы людей, которые по-разному реагировали на появление Р.Г. Многие подбегали за рукопожатием или автографом. Из них только несколько человек приняли его за кого-то другого; особенно мне понравился вариант «парень, который снимался в эпизоде «Сайнфилда»^[88]». Другие относились с прохладцей — приветствовали Р.Г. кивком или взмахом руки, давая понять, что узнали его, но не считают важной птицей. Обычно это означало противоположные политические взгляды или раздутое самолюбие. Были и те, кто показывал на Р.Г. пальцем, но общаться не пытался, словно он был животным в зоопарке, на которое можно смотреть, обсуждать, но подходить к нему незачем, поскольку представителю другого вида не понять их. Среди посетителей зоопарка была особая группа — те, кто смотрел, но понятия не имел, на кого. Они знали, что Р.Г. — это кто-то, потому и пялились на него, открыв рты, но без малейшего блеска узнавания в глазах. И еще несколько человек вообще его не заметили, поскольку были слишком заняты или слишком равнодушны, чтобы замедлить шаг или хотя бы бросить взгляд в сторону Р.Г.

Я наслаждалась реакцией людей, пока мы пробирались под жгучим солнцем сквозь лабиринт торговых стендов и сомнительных аттракционов. Р.Г. всю дорогу непринужденно улыбался и быстро отвечал на любые вопросы, которых было море. Огромная женщина средних лет в клетчатом комбинезоне попросила его поцеловать на счастье ее поросенка. Семилетний мальчик подбежал похвастаться бицепсами. Тощий подзаборный пес попытался совокупиться с его ногой. Пожилой фермер поинтересовался его мнением о британском премьер-министре. Юная мать похвалила за поддержку закона об отпуске по семейным обстоятельствам. Молодой отец подарил на память плаценту своего малыша. Продавец сахарной ваты спросил, захочет ли он поставить в Белом доме аппарат по производству сахарной ваты, если их с Уаем выберут.

Р.Г. говорил со всеми так, словно каждый вопрос или просьба были самым важным событием дня. Это искусство всегда поражало меня и озадачивало. Я была уверена, что никогда не стану такой невозмутимой и терпеливой. Его выносливость изумляла. И помогала понять, почему у него иногда остается так мало терпения для собственных сотрудников — ему ведь приходится общаться с избирателями и коллегами. В конце концов, безграничных запасов терпения не бывает.

Пройдя мимо выставки, посвященной Чабби Чекеру (видимо, Эндрюс, Южная Каролина, был родным домом знаменитого музыканта и популяризатора твиста^[89]), и мимо стенда Гигантских Овощей, Похожих На Известных Людей (осторожно обойдя здоровенную морковку, которая ужасно напоминала Роба Райнера^[90]), мы вернулись к машинам. В целом вышло очень неплохое посещение ярмарки. Максимум засветки, минимум синяков.

Когда мы ехали к побережью, Марк пустил по рядам шоколадные печенья, которые утром ему прислала Мона. Он путешествовал на автобусе с нами, а Мона сидела в луизианской штаб-квартире и следила за сумасшедшими изменениями в расписании. И хотя у нее было полно работы, она умудрялась каждые несколько дней что-нибудь посылать Марку, и они постоянно разговаривали. Я тоже старалась оставаться с ней на связи. Когда Р.Г. стал кандидатом в вице-президенты, Мона и Марк отложили свадьбу до выборов и теперь планировали небольшую церемонию на выходных. Я до сих пор не знала, пригласят меня или нет. Я успокаивала себя вкусной выпечкой Моны и смотрела, как Дженни пытается заменить сахарные пастилки Р.Г. спреем-антисептиком.

Я считала, что слабый голос Р.Г. — результат бесконечных речей, но исключать вероятность ларингита или другой бронхиальной инфекции тоже нельзя. Инфекция — вообще серьезная проблема тех, кто проводит семнадцать часов в день либо в гуще огромных толп, либо в крошечных закрытых помещениях в одной и той же компании. Один заболеет — и сляжем все. Я задерживала дыхание, когда проходила мимо Р.Г., повысила дозу витаминов и внимательно следила за здоровьем.

По крайней мере, моя привычка повсюду таскать за собой бутылки дезинфицирующего средства вошла в моду, и теперь все в автобусе поступали так же. Даже журналисты последовали нашему примеру. Я гордилась, что так быстро распространила вокруг себя бациллофобию. И не сомневалась, что эти меры сократят число заболеваний.

Я написала Моне, каким вкусным было печенье, притворившись, что это просто жест вежливости, а не часть очередной попытки выцыганить приглашение на свадьбу. Я же хороший человек, в конце концов. Как раз такой, какого они хотели бы видеть на венчании, черт побери. Ответ пришел быстро.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@wye-gary.com]

От: Мона Ричмонд [mlrichmond@wye-gary.com]

Тема: Re: выходи лучше за меня

Привет, Сэмми, рада, что печенье всем понравилось. Угадай, на кого я наткнулась, выходя из гостиницы во Французском квартале? На Портера Далтона и Сьюзен Ламберт! Ну и скандал! А так шифровались! Пиши мне обо всех пикантных деталях автобусной поездки, которые я пропускаю! Пока,

Мона.

Действительно, скандал. Я огляделась в поисках кого-нибудь, с кем можно посплетничать. Увы, все слишком заняты. Что ж, им не повезло. Портер Далтон был руководителем кампании и главным политическим стратегом губернатора Брэнси. Я знала, что он большая шишка в их штабе, а также что у него жена и двое детей. Сьюзен Ламберт была советником по здравоохранению у сенатора Грега Саксерта. Саксерт и Уай оба родом из Луизианы, оба члены одной партии, так что обычно работали в одной команде — команде, противостоявшей Брэнси и Портеру Далтону.

Это Сьюзен я спрашивала о позициях Уая в области здравоохранения, из-за ее письма подозревала, что Чарли без спросу читал мой «Блэкберри». Если Сьюзен спала с Портером, она могла рассказать ему, что думает о своем начальнике и губернаторе Уае. Портер наверняка заинтересовался бы и обязательно использовал ее слова на благо Брэнси и Уоллока. Понимала ли это Сьюзен? Волновало ли это ее? Возможно, она получала какую-то информацию взамен — кто знает?

Раздумывая над последствиями этой пикантной сплетни, я радовалась независимому доказательству, что Чарли Лотон не врал насчет анонимного источника цитаты в статье о влиянии Р.Г. на Уая. Ну конечно, он мог добыть эту информацию другим путем. К несчастью, команда Брэнси немедленно ухватилась за статью Чарли и заявила, будто Уай — слабовольный лидер. Они ловко разыграли эту карту. Если Уай не может управлять своими собственными сотрудниками, вопрошали они, как он может управлять страной?

На следующей остановке я отыскала Чарли, выходящего из журналистского автобуса.

— Привет, — беззаботно сказал он.

Его волосы немного отросли, но мне нравилось, как они спадали на черную оправу очков. Достаточно ли близко я стою, чтобы он уловил аромат нового апельсинового шампуня, который я недавно купила?

— Привет. — Я тоже улыбнулась. — Угадай, что я слышала?

Он заинтересовался.

— Моя подруга видела Портера Далтона и Сьюзен Ламберт в мотеле в Новом Орлеане, — продолжила я.

Он невозмутимо хмыкнул. Выражение его лица не изменилось.

— Ты случайно не знаком со Сьюзен? — спросила я.

— Да, знаком, — ответил он. — Мы вместе учились в Нью-Йоркском университете.

Ага! Я постаралась не «агакать» вслух и подражать его спокойному тону.

— Как интересно, — вежливо сказала я.

Р.Г. направлялся к сцене.

— Я лучше пойду на места для прессы, — улыбнулся Чарли. — Увидимся.

Тайна раскрыта. Я наблюдала, как Чарли направляется к компании журналистов и выхватывает блокнот. Он смотрел представление Р.Г. вместе со всеми. Не считая того, что один раз обернулся и посмотрел на меня, а я не успела отвести взгляд. Я не собиралась так долго таращиться на него, просто на меня напал очередной созерцательный транс. Я быстро уставилась в «Блэкберри» и поспешила прочь.

Мы провели долгий день в Каролине. Напряжение усилилось из-за известий об урагане (отчего я постоянно озиралась и гадала, сколько мест из тех, что мы проезжаем, будут разрушены, и предчувствуют ли они это? Напуганы ли они?). Мы загрузились на самолет и полетели в Мэдисон, штат Висконсин. Там нас встретил гигантский митинг, укомплектованный отдельной площадкой для оппозиции. Ласка Ронкина продолжала появляться то здесь, то там, по мере того как кампания набирала обороты; к ней присоединились другие агитаторы, в костюмах и без. Я уже привыкла к ним и утешалась тем, что их выкрики не слышны за одобрительным ревом толп.

На следующий день мы воссоединились с командой Уая в Калифорнии, чтобы провести еще один огромный митинг и сбор средств. Мое тело давно отказалось от постоянных попыток приспособиться к смене часовых поясов. Оно предпочло существовать в виде задумчивого зомби на кофеине. В попытке умиротворить мятежный кишечник я прибегла к щадящей диете, но никакая еда и упражнения не восполняли бессонные ночи и лихорадочную гонку. Мои циркадные ритмы^[91] находились в свободном падении. Много раз я просыпалась, не зная, где нахожусь. Я смотрела в окно гостиницы в поисках разгадки. Нет ли каких-нибудь достопримечательностей? Признаков северного или южного климата? Не раз мне приходилось изучать бесплатную газету, лежавшую у двери, чтобы установить свое местонахождение. Все это здорово сбивало с толку.

Я почти не сомневалась, что ночь перед воссоединением с командой Уая мы провели в Сан-Франциско, после чего должны были вернуться на Восточное побережье и три дня зигзагами ехать обратно. Я извинялась перед своим организмом, но продолжала пичкать его стимуляторами, поскольку мне надо было подготовить массу сводок перед сном.

Я в третий раз шла к автомату с газировкой и думала, не разумнее ли купить сразу много бутылок и сложить в номере (решила, что не стоит, поскольку физические упражнения и перемена обстановки мне полезны), когда наткнулась на Чарли. У него в руках было несколько разных бутылок лимонада.

— Привет, — тепло сказала я. — У тебя тоже аврал?

— Наоборот, небольшая передышка. Завтра перехожу под крыло Уая, — улыбнулся он.

Что? Он переходит? Почему он радуется?

— Это повышение? — спросила я.

— Наверное. — Он пожал плечами. — Мне нравилось писать о Гэри. Но хочется чего-то нового. Мне есть что расследовать.

Я ужасно расстроилась, но взяла себя в руки.

— Хорошо, ладно, удачи.

— Спасибо, — искренне поблагодарил он. — Пожелаешь что-нибудь на прощанье?

Я напрягла мозги. Не уезжать? Нет, не подходит.

— Не забывай нас.

Он улыбнулся.

— Об этом не беспокойся.

— Помочь тебе отнести это? — услышала я голос из коридора.

Я обернулась и увидела, как Вероника высовывает голову из номера. Номера Чарли? Похоже на то.

— Нет, я уже собрался, — ответил Чарли.

Он с сожалением смотрел на меня. Я нащупала в кармане мелочь.

— Что ж, куплю-ка лимонаду, пока он не закончился, — весело сказала я.

Я побежала по коридору, мне было донельзя паршиво. Интересно, могу я надеяться, что он смотрит мне вслед?

Наутро Боб заскочил ко мне, когда я укладывала вещи. Я хотела, чтобы он зашел прошлой ночью, но он этого не сделал. Бродили слухи, что в предрассветные часы Уай спускал на своих сотрудников всех собак.

— Я должен был всю ночь провести с Максом, — уныло подтвердил Боб.

Меня по-прежнему смущало, когда он называл Уая Максом, но такие у них были отношения.

— Что-то случилось? — спросила я.

— Ничего особенного, — ответил Боб. — Все цифры выглядят хорошо. Думаю, мы выбились в лидеры.

Стоял сентябрь. Пора уже выбиться в лидеры, если мы хотим финишировать первыми. Я застегнула сумку и села на кровать лицом к нему.

— А ты как? — спросила я.

Похоже, его немного удивил мой искренний тон. Он улыбнулся, как обычно улыбался, когда не собирался быть серьезным.

— Мне станет легче, если ты снимешь блузку, — ответил он.

Я сделала вид, что ничего не слышала.

— Есть новости от бывшей жены? — настаивала я.

Я только недавно узнала о ней. Возможно, ей птичка на хвосте принесла, что у Боба новая девушка, и она решила его помучить. Скорее всего, военные действия занимали все ее время, поскольку Боб наверняка нравился женщинам.

— Она бы не стала возражать, если бы ты сняла блузку, — ответил он.

— Хм. Кажется, вы пришли к согласию.

Он радостно кивнул.

Я начала стаскивать блузку через голову, но потом притворилась, что смотрю на часы, и остановилась.

— Нет времени, — произнесла я, поправляя блузку. — Возможно, если бы ты пришел пораньше…

Боб застонал.

— Будь проклят Макс и его идиотская президентская кампания, — пожаловался он.

— Когда мы теперь увидимся? — улыбнулась я.

Я слишком устала, чтобы свериться с новым расписанием.

— Через десять дней, — ответил он и усадил меня к себе на колени.

Ужасно долго. Особенно если подумать о Чарли. Боб поцеловал меня в шею, пока я притворялась, что грущу из-за него.

— Ты знаешь, что пахнешь апельсинами? — спросил он.

Я вскочила.

— Мне пора бежать, — поспешно сказала я.

— Нет, погоди, мне нравится, — возразил он.

— Я знаю. Извини. Я просто не хочу опоздать на автобус…

Я подхватила сумки, поцеловала его и поспешила прочь. Я влетела в автобус и набросилась на работу, стараясь отвлечься с помощью сотен повседневных забот.

Как заранее узнать?

В середине сентября Чарли Лотон опубликовал сокрушительную статью, в которой утверждал, что губернатор Уай обокрал малоизвестного индийского политика. Он процитировал целые абзацы из Тилака Кумара, человека, известного главным образом на юге Индии, и сравнил их с практически идентичными выдержками из трех речей Уая. Когда я прочитала статью, мое сердце крепко застряло в районе глотки.

Десять лет назад Тилак Кумар призвал жителей своего региона к борьбе за лучшую жизнь, красноречиво поведав им о взаимосвязи между объединенным человечеством и необходимостью посвятить себя общественному благу. Похоже, Уай пытался сделать то же самое в Америке и, к сожалению, практически теми же словами.

Чарли включил в статью заявление Уая, что тот «понятия не имел о сходстве, и это была случайная ошибка». Но больше ничего.

Закончив читать, я обхватила голову руками. О боже, что происходит? Конец нашим мечтам? Все, над чем мы так усердно работали, просто швырнут нам в лицо? Чтобы лишиться надежды на президентское кресло, достаточно и меньшего скандала, как показывает опыт.

Я еще не начала как следует скорбеть, когда «Блэкберри» и мобильный принялись верещать, требуя внимания. Это продолжалось весь день. Нас всех бесчеловечно заставили работать в экстремальном режиме. До выборов осталось шесть недель, и нас еще больше тошнило от страха. Времени, чтобы наверстать упущенное, почти нет.

Р.Г., конечно, был застигнут врасплох, но делал все возможное, учитывая темные и невнятные обстоятельства. Он не скрывался от прессы, напротив, с готовностью отвечал на вопросы и постоянно повторял, что губернатор Уай — честный и благородный человек, который не меньше других желает, чтобы правда выплыла на поверхность.

И она выплыла на следующий день. Чарли Лотон разразился еще одной передовицей, в послесловии к которой взорвал бомбу. Он опознал Аарона Драйвера как главного автора сомнительной речи и предположил, что, возможно, сенатор Уай не солгал, когда заявил, что понятия не имел о плагиате. Статья утверждала: «Хорошо известно, что губернатор Уай не любит сам писать речи. Он давно положился на постоянно меняющуюся группу спичрайтеров, которые создают его послания, в то время как сам он занимается другими вещами, которые считает более важными».

По-моему, это рисовало Уая в не самом выгодном свете, но, по крайней мере, указывало, что он не плагиатор. Интересно, что плагиатором оказался Аарон. Он уже доказал, что способен на низкие политические поступки, когда прошлой осенью распространял гнусную ложь, но такой выходки я не ожидала даже от него. Если верить статье, «Аарон Драйвер отказался что-либо комментировать и потребовал адвоката».

Наутро Аарона официально отстранили от кампании; все средства массовой информации нещадно порицали его. Только Уай повел себя сдержанно, сказав, что скорее «опечален», чем зол. К ночи избирательный штаб выпустил заявление, в котором Аарон брал на себя всю ответственность и подтверждал, что Уай «ничего не знал о том, что мистер Драйвер назвал «одолженными фразами»».

Чтобы добить Аарона, «Пост» опубликовала результаты предварительного расследования его многочисленных долгов чести. По-видимому, он задолжал около семисот тысяч долларов казино Коннектикута, Нью-Джерси, Лас-Вегаса и Нового Орлеана. Прочитав статью о плагиате, разъяренный менеджер плавучего казино позвонил в «Пост», и журналисты быстро накопали массу доказательств пагубного пристрастия к азартным играм. По словам служащих казино, у которых взяли интервью, Аарон привык кутить всю ночь, подогревая себя алкоголем и «изрядным количеством кокаина», как утверждала одна очень наблюдательная и глупенькая распорядительница. Добровольно признаться журналистам, что в твоем заведении употребляют кокаин, — не самый умный поступок, по-моему.

Все были поражены. Но у меня было больше прав и меньше поводов для искреннего изумления. Если подумать, то на вопрос, способен ли Аарон на подобное, я ответила бы «да». В конце концов, в душе он игрок. Он поставил на то, что мы с Милой не узнаем друг о друге, он поставил на то, что агенты Уая наймут его даже после того, как он поливал Р.Г. грязью в прессе, и он поставил на то, что сможет «одолжить» чьи-то слова, и никто ничего не узнает. Неудивительно, что он столь же безрассудно рисковал и деньгами. Он искал легких путей и плевать хотел на риск. И даже когда я была влюблена в него, то боялась, что он скрывает от меня какое-то преступление. Один раз я запомнила особенно хорошо — когда была уверена, будто он собирается рассказать мне, что совершил нечто ужасное. На самом деле он сказал, что любит меня. Если подумать, это одно и то же.

Поэтому я не удивилась, что он виновен не только в неверности и политической проституции: жулик — он и в Африке жулик. Но, с другой стороны, странно, что такой честолюбивый тип, как Аарон, повел себя столь опрометчиво. Я знала, что у него грандиозные планы на будущее — или то, что ему прежде везло, убедило его в собственной неуязвимости? Может, он решил, что удача его безгранична?

Аарон получил по заслугам, но у меня проклюнулось легкое чувство вины — словно, ненавидя Аарона и желая ему зла, я неким образом умудрилась причинить ему страшный вред. Он сам во всем виноват, но странно, что худшие промахи нагнали его одновременно. Возможно, дело в мысленных вуду-практиках? Вдруг я могущественнее, чем думала? Конечно, я по-прежнему его ненавидела, но при этом жалела. Интересно, его ждет тюрьма? Или всего лишь позорный столб?

В последующие дни кампания отчаянно старалась исправить положение. Конечно, потери были велики. Неудивительно, что последние разоблачения принадлежали клевретам Брэнси и Уоллока, ведь их нападки, вполне законные, преследовали корыстную цель. До того, как вскрылся нарыв, мы опережали их на пять пунктов. Теперь же отставали на четыре.

Я не винила Чарли за статью, хотя переживала из-за ее последствий. Интересно, как он ее писал, думал ли обо мне, и вообще, каково это — творить подобный тайфун? Спросить бы у него. Но даже когда мы воссоединились с караваном Уая, стало ясно, что журналистов не найти. Особенно Чарли Лотона. Он определенно прославился.

У Боба больше не было времени просить меня раздеться, поскольку он работал в экстремальном режиме, проводя Уая сквозь дискуссии и оскорбления. Под руководством Боба Уай отмывался от грязи обвинений и объяснял, что произошла ошибка, что он никогда бы сознательно не воспользовался чужими словами. Но люди не хотели выслушивать его оправдания. Их волновало лишь предательство — новый голос, на который они рискнули возложить свои надежды, оказался слишком хорош для настоящего.

Шли дни. Скандал пошел на убыль, наша популярность продолжала падать, мы словно попали в ловушку, из которой нет выхода. Но мы не должны затормозить, не смеем сломаться! У нас просто нет времени! Общая паника и разочарование нарастали. Но я не знала, как с этим бороться.

Я спускалась по лестнице отеля в Сиэтле и наткнулась на Р.Г., который возвращался из тренажерного зала. Пять утра, начало октября, мир сер и уныл. Я мрачно посмотрела на него.

— Что же будет? — печально вопросила я. — Сможем ли мы встать на ноги?

Он решительно посмотрел на меня и твердо произнес:

— Попытаемся.

И он попытался. Когда никто не знал, доверять Уаю или нет, Р.Г. вмешался, чтобы восстановить утраченное доверие. Он бросился в еще более жестокую гонку и раз за разом ясно и убедительно обращался к людям, говоря о кризисе доверия. Он страстно твердил, что единственной ошибкой Уая было нанять человека с сомнительной репутацией. Конечно, нет никакой опасности в речах, восхваляющих добродетели сильной руки и гражданского долга, поскольку именно в это верит Уай. Разумеется, он не отказывается от своих слов о необходимости всеобщего понимания и внимания к интересам друг друга, ведь именно им посвящена его кампания. Единственным его преступлением была попытка заставить американцев создать то будущее, которого они заслуживают. И это, несомненно, делает его потрясающим лидером.

Я слушала Р.Г. и пылко молилась всем своим богам, чтобы люди с ним согласились. И многие, похоже, благосклонно отнеслись к моим молитвам. После того, как Р.Г. вручил свои доводы радиоволнам и новостным каналам, статистика медленно поползла вверх. К середине октября у нас снова была ничья.

В последний месяц дебаты были особенно яростными и переходящими на личности. Глядя, как Брэнси и Уай вцепились друг в друга, я боялась, что многих оттолкнет их тон. Я поймала себя на том, что мне хочется съежиться и отвести глаза — плохой признак. Но Уай, даже язвительный, нравился мне больше. Я слишком пристрастна и не могу судить объективно? Или другие чувствуют то же самое? Прямо из номера в отеле в Миннеаполисе, который делила с соседкой, я провела маленький неформальный опрос.

— Ты права, — настаивала мама. — Политические взгляды Уая прогрессивнее, и он хорошо их подает. Брэнси, конечно, отличается от Пайла, но недостаточно. Людям надоели дурацкие старые идеи.

Какие проницательные и обнадеживающие слова. И немного британские.

— Уай лучше завязывает галстук, — поведала Лиза. — И он такой загорелый!

Ей виднее. Хотя, конечно, я не пренебрегала внешним видом. Тысячи людей принимают решения, исходя из весьма дурацких, на мой взгляд, критериев. Боб сотни раз говорил мне, что одежда важнее ума. Я не верила ему, но все же приятно думать, что на нашей стороне и то, и другое.

— И, разумеется, я согласна с его позициями, — добавила Лиза. — Просто он симпатичнее.

Она права. Когда Уай наклонялся к зрителям, казалось, что от него исходит волна силы и уверенности. Брэнси, напротив, тщательно контролировал себя и осознанно расслаблялся — словно считал жевки, прежде чем проглотить. Так поступала одна моя знакомая в колледже; она пережевывала каждый кусочек ровно двадцать пять раз. Пока она ела, я успевала написать реферат.

— Мне нравится предложение Уая о налоговых льготах для родителей, которые оплачивают детям высшее образование, — сообщила Зельда, когда я поинтересовалась ее мнением. — Похоже, ему действительно не все равно. Знаешь, я бы с удовольствием с ним поболтала. А вот что сказать второму, я не знаю.

Я уважала мнение Зельды во всем, что касалось маркетинга, поэтому ее слова меня обнадежили.

— Я здесь всех собираюсь заставить проголосовать, — заверила она меня. — Продолжай в том же духе. И скажи, если надо будет еще отомстить. Девочкам ужасно понравилось доставать этого придурка Аарона. Это придало нашей работе новый смысл. Так что только свистни — мы готовы.

Я поблагодарила и пообещала не забывать ее предложение. Вот бы она вставляла несколько добрых слов про Уая и Гэри в телефонные беседы. Жаль, это незаконно. Она и так много для меня сделала. Я лишь надеялась, что маркетологи кампании не менее убедительны, чем Зельда, рассказывающая о скидках на междугородные разговоры.

Несколько минут я изучала освещение дебатов в Интернете. Как обычно, политологи собрали группу неопределившихся избирателей, предложили им под наблюдением посмотреть дебаты и затем поделиться первыми впечатлениями. Эти человекообразные морские свинки даже научились нажимать кнопки, чтобы быстро фиксировать положительную или отрицательную реакцию на слова кандидатов.

Но несмотря на технические прибамбасы, члены группы, которых интернет-ведущие продолжали называть «нерешенцами», не слишком-то старались привести мозги в порядок. Большинство заявили, что по-прежнему не уверены. Что с ними не так? Они что, из пещер выползли? Брэнси и Уай совершенно разные. Неужели так трудно выбрать? Я подозревала, что это всего лишь уловка для привлечения внимания, поскольку их голоса — желанная добыча. Мое терпение лопнуло.

Я поняла, что в моем раздражении виноваты чудовищное напряжение и неуверенность, с которыми я живу в последнее время. Я принимала лекарства и старалась успокоиться, но токсины никуда не девались. Я чертовски уставала, но не могла уснуть, даже когда выдавалась редкая возможность урвать часок. Слишком многое надо обдумать и сделать, но еще больше от меня не зависит.

В последнюю неделю кампании я сопровождала Дженни Гэри в Пенсильванию, где она произнесла перед женщинами речь о важности предстоящих выборов. Она попросила меня поехать с ней, потому что хотела отдельно поговорить с женщинами, которых волнуют вопросы здравоохранения, и заверить их, что в ближайшем будущем этим вопросам уделят максимум внимания. Я с радостью предоставила ей всю необходимую информацию, а также предложила моральную поддержку.

Дженни уже намного увереннее чувствовала себя, выступая перед людьми, и, говоря, излучала душевное тепло. У нее накопилось много шуток — не так-то просто управляться с двухлетними близнецами в самой гуще президентской кампании, — и битком набитый зал по-доброму отзывался на ее слова.

На обратном пути в Иллинойс, где нас ждали Р.Г. и остальные, мы сели рядом.

— Как, по-твоему, все прошло нормально? — спокойно спросила Дженни.

По-моему, все прошло превосходно. Так я и сказала.

— Отлично, — ответила она и закрыла глаза.

Пока она отдыхала, я разглядывала ее. Волнуется ли она так же, как я? Уверена, что мы победим? Боб переслал мне результаты последних опросов: мы шли с опережением на один пункт с погрешностью плюс-минус четыре пункта. Конечно, это меня не успокоило. Дженни открыла глаза и увидела, что я смотрю на нее. Я удивилась, когда она взяла меня за руку.

— Милая, ты такая измученная! — воскликнула она.

Правда? Я не хотела этого показывать. Я открыла рот и хотела сказать, что беспокоиться не о чем. Но с ужасом поняла, что не могу говорить. Боже, неужели я плачу? Эмоции захлестнули меня против воли. Бунт на корабле! Я старалась остановить слезы, но тщетно.

— Сэмми, все будет хорошо, что бы ни случилось, — мягко произнесла Дженни.

Поверить не могу, что ей приходится меня утешать. Что я за сотрудница? Ужасно.

— Спасибо. Простите, — задыхаясь, произнесла я и неубедительно добавила: — У меня все нормально.

Я сумела быстро взять себя в руки.

— Мне просто слишком сильно хочется, чтобы все получилось, — попыталась объяснить я. — Так много поставлено на кон.

Дженни улыбнулась.

— Вот почему ты нравишься Роберту, — успокаивающе сказала она. — Тебе не все равно. И это чудесно. Я верю, мы выиграем, потому что люди согласны с Максом и Робертом в главном. Так что продолжай верить. Оставь грусть на потом.

Я кивнула. Она держала меня за руку до конца полета, и за все это долгое и непростое время я впервые успокоилась.

День выборов начался по-разному в разных районах страны. В Огайо, где я смотрела, как Р.Г. и Дженни голосуют, его приветствовал холодный солнечный свет сквозь вихрь опадающих листьев. Я посмотрела прогноз погоды в других штатах. Первый снегопад в Миннесоте, принесенный ураганом ливень в Вирджинии, туман в Южной Каролине. Я представляла, как в каждом штате избиратели пробираются к урнам. Во что они одеты? Как все выглядит? Я следовала за ними мысленным взором, стараясь не оборвать контакт, пока они не отдадут голоса за Уая и Р.Г.

Большую часть дня я словно висела где-то неподалеку от тела, но точно не в нем. Это странное, бесстрастное, вневременное ощущение спасло меня от бесконечно долгих часов ожидания.

Р.Г. посетил организации активистов в Огайо, Массачусетсе, Нью-Йорке и Пенсильвании. Ближе к вечеру мы вернулись в Луизиану и отправились в большой отель в центре Нового Орлеана, где команда Уая и Гэри собиралась провести вечер.

К шести оставалось только ждать результатов. Р.Г., Дженни с детьми и остальные члены семьи отсиживались в большом номере в конце коридора. Уай и его семья разместились этажом выше. Сотрудников разбросали по дюжине комнат на двухэтажах. Я сидела перед телевизором в комнате, куда набилось двадцать человек, в том числе Кара, Марк и Мона.

К семи вечера мы шли хорошо, но не слишком. Подсчитали голоса только в тридцати процентах штатов. С каждым новым штатом раздавались хриплые возгласы радости или повисала мертвая тишина. До меня дошло, что за весь день я съела только упаковку мятных таблеток.

В восемь двадцать пять обрушилась лавина результатов, и по «Си-эн-эн» объявили о победе Уая и Гэри. Комната словно взорвалась, но я сидела ошарашенная, время будто текло тонкой струйкой. Я смутно слышала хлопки пробок шампанского, ежилась под порывами холодного ноябрьского ветра — кто-то открыл окно, чтобы заорать в него, мельком видела на экране ревущую, взволнованную новоорлеанскую толпу, которая отмечала победу. Я парила вверху, вокруг, внутри всего этого и удивлялась нереальности происходящего. Наконец я заставила себя сосредоточиться на дикторах, которые говорили, что, по голосам в восьмидесяти процентах округов, мы впереди на десять пунктов и обогнали соперника на треть голосов избирателей. Когда правда дошла до меня, я словно рывком вернулась в тело — как необычно. Я всегда смотрела этими глазами? Мои мышцы, и чувства, и кожа — все казалось новым и свежим. Я изменилась.

Вечеринку устроили на огромной сцене, которую воздвигли рядом с отелем. Я отмечала победу вместе со всеми и в лихорадочном экстазе звонила Лизе и родителям. Но говорила недолго, поскольку не хотела отвлекаться.

Я неистово аплодировала Уаю, который обратился к толпе от своего лица и от лица Р.Г. А вдруг я лопну? Это была единственная разумная мысль.

Через несколько часов мы с Карой распивали бутылку шампанского на краю сцены, превратившейся в танцпол. В зале было полно людей — новые президент и вице-президент, сенаторы, губернаторы, конгрессмены, просто старые добрые граждане и мои коллеги веселились вместе. Счастливые Марк и Мона танцевали рядом с нами.

— Когда ты пришлешь ответ на приглашение на свадьбу? — радостно крикнула мне Мона.

Что?

— Я не знала, что меня пригласили, — удивленно ответила я.

— Ты проверяла почту последние три месяца? — спросил Марк.

Как интересно. Надо было, конечно. Лиза забирала письма, но я о них совсем позабыла. Такие вещи, как «почта», «быть в одном месте дольше двух часов» и «нормальная жизнь» не вписывались в мои нынешние рамки.

— Я приду! — улыбнулась я.

Они улыбнулись в ответ и умчались. Я повернулась к Каре, весело наблюдая, как она подливает мне шампанского. Мне было хорошо, что она рядом.

— Ты должна вернуться в Вашингтон, — заявила я.

Мне надо было приспособиться к новой реальности. Мне нужен был собственный организатор.

— Хорошо, — улыбнулась она. — Тебе нужна соседка по комнате?

Нужна ли? Нужна, если я найду новую квартиру. Новую, замечательную квартиру, в которой больше не буду одинока!

— Как ты относишься к японским бойцовым рыбкам? — спросила я.

У Кары заверещал телефон — звонил ее парень. Она извинилась и отошла в сторону.

— Скажи ему, что в Вашингтоне всегда нужны хорошие актеры! — крикнула я ей вслед.

Она улыбнулась. Кто-то положил мне руку на плечо. Хоть бы Чарли.

Но это был Боб.

— Привет, крошка. Поздравляю. — Он наклонился меня поцеловать.

От него пахло победой. Я поцеловала его в ответ. Отстранившись, посмотрела ему за спину, в толпу. И увидела Чарли — впервые за столько недель! Он, не шевелясь, смотрел на нас с Бобом.

Я попыталась отодвинуться от Боба. Вот бы вернуться на минуту назад и не целовать его. Как обычно, я не могла разобрать выражение лица Чарли. Боб почувствовал — что-то не так.

— Что случилось? — спросил он.

Я посмотрела на него. Но не знала, что ответить, честно. Его умные глаза изучали мое лицо.

— Нас пустили на крышу этого заведения, — медленно произнес он. — Мы берем с собой шампанское.

Я пыталась разобраться в своих чувствах. Он наконец что-то заметил.

— Ты не пойдешь, верно?

Я секунду смотрела ему в глаза, потом медленно покачала головой. Он кивнул.

— Увидимся, крошка. — И грустно улыбнулся.

И растворился в толпе. Я не переставала гадать, что пошло не так. Боб классный и веселый, но он не для меня. Потому что для меня — другой. Я рванула к Чарли, но тот исчез. Куда? Где его искать? Я должна с ним поговорить. Я умру, если не поговорю с ним.

Я выбежала на сцену, на которую смотрела всего несколько часов назад. Сейчас она была пуста и усыпана серпантином и конфетти. Вдруг стало грустно — неуместное, но искреннее чувство. Я оглянулась и сникла. Трибуну и микрофон еще не убрали. Кто должен этим заниматься? Микрофон еще включен? Я подошла и постучала по нему пальцем. Включен, работает. Что я хочу сказать?

— Это для записи или нет? — спросили у меня за спиной.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — прошептала я, закрыв глаза, прежде чем повернуться к Чарли. У него в руках было два бокала. Один он протягивал мне.

— Я принес тебе «как обычно».

Я сделала глоток.

— Как ты угадал секретный ингредиент? — удивленно спросила я.

Чарли пожал плечами.

— У меня есть свои источники.

Я улыбнулась.

— Знаешь, почему я целовала Боба несколько минут назад? Мы расстались. Мы никогда и не были вместе по-настоящему. В общем, я не с ним. Я свободна, — выпалила я, как обычно, на одном дыхании.

Лиза придет в ужас.

— Ну… Не то чтобы между мной и тобой что-то есть. И, конечно, я знаю, что у тебя девушка, и…

— Честно говоря, мы разошлись, — перебил меня Чарли.

А?

— Почему? — спросила я, хотя на самом деле мне было все равно.

— Она не вписывалась в ту жизнь, о которой я мечтал, — просто ответил он.

— О, чудесно. В смысле, ужасно, — поправилась я. — Знаю, разрыв — это ужасно. В третьем классе я порвала с одним с помощью диорамы, и даже это было…

Он снова перебил меня, на этот раз поцелуем. Потом выпрямился и заглянул мне в глаза.

— Хочешь поцеловать меня?

— Да, — счастливо ответила я и осторожно сняла с него очки.

Мы долго целовались, обнявшись. Мою новую кожу покалывало. А когда мы оторвались друг от друга, он показал на мою руку — ту самую, на которой год назад пряжкой ремня поставил синяк.

— Что с тобой? У тебя сыпь.

Я удивленно посмотрела вниз. Точно. Не только на шее, но и на руках и ногах живописно пламенела сыпь. Я радостно его обняла.

— Это прекрасный знак.

— Как скажешь. — И он снова поцеловал меня.

Прошло много, много часов, я сидела в нашем номере, смотрела, как Чарли мирно спит, и старалась обуздать свою радость. Какое счастье — быть с ним, наслаждаться чувствами, которых я никогда раньше не испытывала, легко представлять себе совместное будущее! Со спокойной душой я думала о том, что нас с Чарли волнуют одни и те же вещи. Я знала, это редкая удача — найти того, кто искренне разделяет твое стремление сделать мир лучше, того, кто хочет бороться с мерзостями политики, чтобы освободить место для хорошего. Чарли будет сражаться на страницах «Пост» и не только. Я — в администрации президента. Мы — замечательная команда. Я с любовью взглянула на него и осторожно коснулась его лица. Я не хотела его будить, хотя с нетерпением ждала новых поцелуев. Вместо этого сосредоточилась на том, чтобы унять сердцебиение, — не вышло. Случилось столько чудесного, что я просто не в состоянии усидеть на месте.

Я решила поделиться своим счастьем со всеми людьми, которые страдали и радовались вместе со мной на этом безумном пути. Я достала «Блэкберри» и написала массовое письмо — вот уж не думала, что когда-нибудь сделаю это по доброй воле. Но теперь все изменилось. Я наконец-то дома.

Я включила в список маму и папу, бабушек и дедушек, двоюродных братьев и сестер, друзей по начальной и средней школе, по колледжу и аспирантуре. Я добавила Р.Г. и Дженни, и всех сотрудников Сената и избирательной кампании. Я даже включила ученых из Национального института здоровья, все группы поддержки, кучу профсоюзных деятелей, Сэнфорда Б. Зайнса и Альфреда Джекмена. Я бы написала и Ральфу со Стивом Мартином, если бы знала их адреса. И всем этим людям я отправила радостное сообщение:

Кому: Друзьям Сэмми

От: Саманта Джойс [srjoyce@wye-gary.com]

Тема: Спасибо

За самый невероятный год в моей жизни и за то, что помогли произойти чуду. Мы это сделали!!! Я никогда не была так счастлива, никогда так не гордилась. Простите за банальность, но я никогда не была так уверена в цели всей своей жизни. Сегодняшний вечер убедил меня раз и навсегда: я должна и дальше делать все, что в моих силах, на ниве общественных сношений. А теперь я буду заниматься этим в Белом доме!!!

целую и обнимаю, Сэмми

Я радостно свернулась калачиком рядом с Чарли и наконец задремала, когда рядом на столике зажужжал «Блэкберри». Я повернулась и посмотрела, что там.

Кому: Саманта Джойс [srjoyce@wye-gary.com]

От: Роберт Гэри [rgary@gary.senate.gov]

Тема: Re: Спасибо

Вы, наверное, имели в виду «общественные отношения». В любом случае, желаю удачи.

До завтра — Р.Г.

Примечания

1

«Экссон» — крупнейшая американская нефтяная корпорация.

(обратно)

2

НГР — Национальное государственное радио (США).

(обратно)

3

Сэр Эрнест Генри Шеклтон (1874–1922) — англо-ирландский исследователь Антарктиды.

(обратно)

4

Пажи Сената — студенты, на добровольных началах работающие в Сенате.

(обратно)

5

«Блэкберри» — марка бизнес-телефонов и КПК, предоставляющая беспроводной доступ к электронной почте и Интернету.

(обратно)

6

«Си-СПАН» — американский кабельный политический телеканал, основанный в 1979 г.

(обратно)

7

Сосисмобиль — рекламный автомобиль в форме хот-дога мясоперерабатывающей компании «Оскар Майер». Молл — длинная полоса зелени, окруженная памятниками и музеями, которая протянулась от памятника Линкольну до Капитолия.

(обратно)

8

Имеется в виду дело американского адвоката Брайана Мэйфилда. 6 марта 2004 года он был поспешно и без должных на то оснований задержан ФБР по подозрению в причастности к террористическим актам, а через две недели не менее поспешно отпущен. Дело Мэйфилда стало одной из причин обвинения генерального прокурора США Джона Эшкрофта в нарушении прав человека.

(обратно)

9

«Боевой гимн Республики» — патриотический марш времен Гражданской войны; автор — Джулия Уорд Хоу.

(обратно)

10

Кларк Кент — молодой репортер из «Дэйли Планет», альтер-эго героя комиксов Супермена.

(обратно)

11

В новелле Эдгара По «Сердце-обличитель» убийца слышит под половицами стук сердца убитого им старика и, не выдержав, признается в совершенном преступлении.

(обратно)

12

АМФИС — Американский фонд исследований СПИДа.

(обратно)

13

«Бостон Ред Сокс» — бейсбольная команда из Бостона, штат Массачусетс.

(обратно)

14

«Хутерс» — сеть ресторанов, паразитирующая на женской сексуальности.

(обратно)

15

Прием Хаймлиха — первая помощь подавившемуся человеку, когда пострадавшему сильно и резко надавливают под диафрагму.

(обратно)

16

«Роуэн и Мартинс Лаф-ин» (1968–1973) — комедийное телешоу на телеканале «Эн-би-си».

(обратно)

17

«20/20» (с 1978) — американское общественно-новостное ток-шоу, ведущая — Барбара Уолтерс (р. 1931).

(обратно)

18

«ТиВо» — сервис удаленного (по телефону) программирования записи телепрограмм.

(обратно)

19

«60 минут» — информационная передача на телеканале «Си-би-эс».

(обратно)

20

Синдром Туретта — наследственное заболевание, характеризующееся, помимо прочего, непроизвольными быстрыми хаотичными движениями.

(обратно)

21

«Клондайк-бар» — квадратное ванильное мороженое в шоколадной глазури.

(обратно)

22

Алоизиус Снаффлопагус — персонаж детского телесериала «Улицы Сезам», мохнатый мамонт без бивней.

(обратно)

23

«Пинг-бульк» — игра по правилам пинг-понга, но у каждого игрока на его стороне стола стоит по большой кружке пива. Очко дается за попадание шариком в кружку соперника, при этом тот, в чьей кружке утонул шарик, должен выпить.

(обратно)

24

«Пи Бета Фи» — первое американское студенческое женское общество, основано в 1867 г.

(обратно)

25

«Тамс» — средство от изжоги, содержит углекислый кальций.

(обратно)

26

«Материальная девушка» — песня американской поп-исполнительницы Мадонны с альбома «Как девственница» (1984).

(обратно)

27

«Горячая линия» — ежедневная электронная сводка новостей американской политики.

(обратно)

28

Джон Стюарт (Джонатан Стюарт Лейбовиц, р. 1962) — американский актер, комик и продюсер, ведущий «Ежедневного шоу» на канале кабельного телевидения «Комеди Клаб». Конан Кристофер О'Брайен (р. 1963) — американский телеведущий («Поздний вечер с Конаном О'Брайеном» на «Эн-би-си»). Дэвид Майкл Леттерман (р. 1947) — американский телеведущий («Позднее шоу» на «Си-би-эс»). Джей Лено (Джеймс Дуглас Мюир-Лено, р. 1950) — американский комик, ведущий шоу «Сегодня вечером» на «Эн-би-си».

(обратно)

29

Диана Сойер (р. 1945) — американская тележурналистка, второй ведущий телепрограммы «Доброе утро, Америка» на «Эй-би-си».

(обратно)

30

Эльфы Киблер — рекламные персонажи одноименной компании, а затем компании «Юнайтед Бисквит», семейство эльфов с белыми волосами, румяными щеками и неизменно дружелюбной улыбкой.

(обратно)

31

Джеймс Карвил (р. 1944, демократ) и Мэри Маталин (р. 1953, республиканка) — американские политические консультанты, семейная пара.

(обратно)

32

Стив Мартин (Стивен Гленн Мартин, р. 1945) — американский комедийный актер, писатель, сценарист, продюсер и музыкант; писал эссе для журнала «Нью-Йоркер».

(обратно)

33

Эрл Юджин Скраггс (р. 1924) — американский композитор, певец и музыкант, изобрел собственный стиль игры на банджо, который лег в основу музыкального стиля блюграсс.

(обратно)

34

Энн Хеч (р. 1969) — американская актриса, скандально известная романом с американской комедийной актрисой Эллен Дедженерес.

(обратно)

35

Дэниэл Дэй-Льюис — британский киноактер. Имеется в виду фильм «Моя левая нога» (1989) режиссера Джима Шеридана; за роль мужественного инвалида Кристи Брауна, жертвы церебрального паралича, со временем научившегося рисовать и писать пальцами левой ноги, Дэй-Льюис получил «Оскара».

(обратно)

36

Сауэр — коктейль из джина или виски с соком лимона или лайма, кусочком апельсина и т. п.

(обратно)

37

Джада Пинкетт Смит (р. 1971) — афроамериканская актриса, сыгравшая Ниобе во второй и третьей частях «Матрицы», жена актера и исполнителя хип-хопа Уилла Смита.

(обратно)

38

Корневое пиво — шипучий напиток из корнеплодов, приправленный мускатным маслом.

(обратно)

39

Парфе — мороженое из взбитых сливок с различными добавками.

(обратно)

40

«Гарольд и Мод» (1971) — романтическая трагикомедия режиссера Хэла Эшби о любви молодого парня и восьмидесятилетней женщины.

(обратно)

41

Дэвид Кэссиди (р. 1950) — американский актер и музыкант, в 1970–1974 гг. снимался в телесериале «Семья Патридж».

(обратно)

42

Роберт Ладлэм (1927–2001) — автор 29 шпионских романов, в том числе «Идентификации Борна» (1980).

(обратно)

43

Кукушка-бегун и Уайл И. Койот — персонажи мультфильма «Дорожный бегун» (1949) режиссера Чака Джонса.

(обратно)

44

Артур «Слепой» Блейк (1895–1937) — блюзовый гитарист, одна из центральных фигур американского блюза.

(обратно)

45

Шинейд О'Коннор (р. 1966) — ирландская певица; одна из ее песен — «Ничто не сравнится с тобой».

(обратно)

46

Адамс-Морган — жилой район на северо-западе Вашингтона, где много этнических ресторанов, магазинчиков и ночных заведений.

(обратно)

47

Эм-Си Хаммер (Стэнли Кёрк Бёррелл, р. 1962) — американский рэп-музыкант.

(обратно)

48

Джей-Ло — прозвище Дженнифер Лопес. (р. 1969), пуэрториканской актрисы, певицы, танцовщицы и модельера.

(обратно)

49

Лил Ким (р. 1976) — рэп-исполнительница, известная своими откровенными нарядами.

(обратно)

50

«Старый егерь» — немецкий ликер на травах крепостью 70 градусов.

(обратно)

51

Джорджия О'Киф (1887–1986) — американская художница.

(обратно)

52

Ассоциация Голубого креста и Голубого щита — некоммерческое административное агентство, которое сотрудничает с федеральными властями в области медицинского страхования в форме предоплаты расходов на медицинское обслуживание.

(обратно)

53

«Хорошее начало» — образовательная и медицинская программа помощи детям из семей с низкими доходами, умственно отсталым и инвалидам.

(обратно)

54

Гэри Ларсон (р. 1950) — автор сатирического комикса «Левая сторона» (1980–1994). «Калвин и Гоббс» (1985–1995) — сатирический комикс Билла Уоттерсона (р. 1958). «Дунсбери» (с 1970) — сатирический комикс Гарри Трюдо (р. 1948).

(обратно)

55

Аналогия с Уотергейтом — политическим скандалом, в который в 1973–1974 гг. оказалась вовлечена администрация республиканцев во главе с 37-м президентом США Ричардом Никсоном.

(обратно)

56

День труда — первый понедельник сентября, официальный праздник в США.

(обратно)

57

Симпатические боли — боли, отраженно возникающие в другом, симметрически или рядом расположенном месте.

(обратно)

58

Морской Бисквит (1933–1947) и Военный Адмирал (1934–1959) — легендарные американские скаковые жеребцы. В их самой знаменитой скачке в Пимлико в 1938 году победил Морской Бисквит, хотя Военный Адмирал был несомненным фаворитом.

(обратно)

59

Тим Рассерт (р. 1950) — американский журналист, ведущий «Встречи с прессой» на «Эн-би-си» (с 1991 года) и «Шоу Тима Рассерта» на «Си-эн-би-си».

(обратно)

60

Норман Бэйтс — главный герой фильма Альфреда Хичкока «Психоз» (1960), страдавший раздвоением личности и много лет хранивший тело покойной матери.

(обратно)

61

«Халапеньо попперс» — перчики «халапеньо», фаршированные сыром и обжаренные во фритюре.

(обратно)

62

«Джорджтаун Хойас» — баскетбольная команда университета Джорджтауна.

(обратно)

63

Выражение, распространенное в политических кругах США в конце 1920-х — начале 1930-х гг. Означало медленное, но неуклонное «вползание» социалистических идей в жизнь американского общества. В настоящее время используется правыми для критики программ социальной помощи.

(обратно)

64

«Сэнфорд и сын» (1972–1977) — американский юмористический телесериал.

(обратно)

65

Том Брокау (р. 1940) — американский тележурналист, бывший ведущий «Новостей «Эн-би-си» и «Ночных новостей «Эн-би-си» с Томом Брокау».

(обратно)

66

Лаунж-бар — смесь бара и комнаты для отдыха: барная стойка, мягкая мебель, ненавязчивая спокойная музыка.

(обратно)

67

Эггног — горячее вино или коньяк со взбитым яичным желтком, сахаром и сливками.

(обратно)

68

Джон Смит (1580–1631) — английский солдат, моряк и писатель, один из основателей Джеймстауна — первой постоянной английской колонии в Северной Америке (1607). По легенде, основанной на воспоминаниях Смита, у него был роман с Покахонтас, дочерью индейского вождя.

(обратно)

69

Слэш («Порез») — сценическое имя Сола Хадсона (р. 1965), гитариста американской хард-рок-группы «Велвет Револвер» и экс-гитариста «Ганз-энд-роузиз»; Эдж («Лезвие») — сценическое имя Дэвида Эванса (р. 1961), гитариста ирландской рок-группы «Ю-Ту».

(обратно)

70

Лихорадка кошачьих царапин — малоопасное инфекционное заболевание, вероятнее всего, вирусного происхождения, передающееся человеку через ранки на коже от кошачьих царапин, заноз или уколов острыми предметами.

(обратно)

71

«Хэнсоны» — молодежная поп-группа, семейное трио братьев Хэнсонов.

(обратно)

72

Порнокличка — псевдоним порноактера, составленный из имени его первого домашнего любимца (имя) и названия улицы, на которой он вырос, либо девичьей фамилии матери (фамилия).

(обратно)

73

Дерек Джетер (р. 1974) — звезда бейсбола, родом из Нью-Джерси.

(обратно)

74

«Риталин» — психотропный препарат, используется для лечения дефицита внимания у детей, среди американских студентов известен как «Витамин Р».

(обратно)

75

Менора — еврейский семисвечник; в конце декабря евреи празднуют Хануку и каждый вечер зажигают на меноре по свече. Кванзаа — афроамериканский праздник сбора урожая, продолжающийся с 26 декабря по 1 января, кинара — семисвечник, три зеленые свечи слева, одна черная в центре и три красные справа символизируют семь принципов Кванзаа. Эйд аль-Фитр — праздник окончания Рамадана (декабрь-январь).

(обратно)

76

Длинноволосый профессор, Генри Роуленд Берд (1918–1980) — американский пианист, композитор, автор техники исполнения рок-н-ролла на фортепиано.

(обратно)

77

«Капустная Грядка» — тряпичная кукла ручной работы, популярная в середине 80-х гг. в Америке. Акт продажи куклы оформлялся как «принятие родов» у кочана капусты, после чего оформлялись документы на усыновление.

(обратно)

78

Энергетические вихри в городе Седона, штат Аризона, — природный феномен; в таких местах часто растут деревья с закрученными стволами и ветками.

(обратно)

79

Операция «Правое дело» — массированное вторжение США в Панаму 20 декабря 1989 года.

(обратно)

80

Задний бегущий — игрок в американском футболе, обычно самый быстрый и выносливый в команде, который должен вырваться с мячом как можно дальше вперед.

(обратно)

81

Аквамен — водоплавающий супергерой, король Атлантов, впервые появившийся в одноименных комиксах Морта Вайзингера и Пола Нориса (компания «Ди-Си Комикс») в 1941 г.; его альтер-эго — приемыш смотрителя маяка Артур Керри.

(обратно)

82

Филадельфийский сэндвич — сэндвич на основе багета, рубленого мяса и сыра с разнообразными добавками. Изобретен филадельфийцем Патом Оливьери, первоначально состоял из рубленого мяса с луком и булочки.

(обратно)

83

Джейн Гудол (р. 1934) — британский приматолог, этолог и антрополог, прославилась сорокалетним изучением семейной и общественной жизни шимпанзе.

(обратно)

84

Клубы едоков — частные организации в Принстонском университете, одновременно столовые и общественные заведения.

(обратно)

85

«Софтбол» в американском журналистском жаргоне означает слишком простой вопрос интервьюера, ответ на который очевиден. Происходит от названия командной спортивной игры — облегченной версии бейсбола с более легким и мягким мячом.

(обратно)

86

Джонни Кэш (1932–2003) — американский исполнитель кантри, автор песен и гитарист.

(обратно)

87

Рой К. Салливан (1912–1983) — егерь национального парка, попал в Книгу рекордов Гиннесса благодаря тому, что в 1942, 1969, 1970, 1972, 1973, 1974 и 1977 годах в него ударяли молнии. В 1983 году Рой застрелился из-за несчастной любви.

(обратно)

88

«Сайнфилд» (1989–1998) — комический сериал Энди Экермана, «шоу ни о чем».

(обратно)

89

Чабби Чекер (р. 1941) — американский певец, «король танцплощадок». В 1960 году перепел хит Хэнка Болларда «Твист», чем положил начало «твистовой лихорадке». В действительности родился в Спринг-Галли, штат Южная Каролина.

(обратно)

90

Роб Райнер (р. 1947) — американский актер, режиссер («Когда Гарри встретил Салли»), продюсер и писатель.

(обратно)

91

Циркадные ритмы — циклические колебания интенсивности различных биологических процессов с периодом примерно от 20 до 28 часов. Часто к циркадным ритмам относят и суточные ритмы, наблюдающиеся у организмов в естественных условиях.

(обратно)

Оглавление

Кто рано встает

Июльский улет

Крутой поворот

Полный вперед

Игры на пороге

Первые тревоги

Шоу на дороге

Пресвятые боги

Позорное издание

Короткое замыкание

Нашлась управа

Жестокая расправа

Поблекла слава

Давняя измена

Иголка в стоге сена

Омерзительная сцена

Дитя погублено невежей

Дышите глубже, воздух свежий

Посреди ералаша

Переполненная чаша

Наука выживать

Как заранее узнать?

*** Примечания ***