Шторм из тени [Дэвид Марк Вебер] (fb2) читать онлайн

Примечание автора

Многие из читателей заметят, что некоторые из ранних глав в этой книге пересказывают, или же заполняют пробелы между событиями, которые произошли в книге «Любой ценой». Пересказанный материал составляет очень малую часть целой книги, да и сделано это не просто так.

Давным-давно, в те минувшие простые деньки, когда я только начал серию о Хонор Харрингтон, я совсем не представлял себе весь масштаб проекта, которым занялся. Я всегда знал историю, которую хотел рассказать и всегда намеревался достичь той части сюжетной линии, в которую входит данная книга. На что я действительно не рассчитывал, так это на степень детализации, на количество персонажей и на общий размер картины, которой я собирался все закончить.

Не часто автор вознаграждается той реакцией, которую вызвали книги о Хонор Харрингтон. Когда это произошло со мной, я был глубоко удовлетворен, и это до сегодняшнего дня остается истиной. Я также думаю, что, когда читатели достаточно любезны, чтобы поддерживать серию так настойчиво, как поддерживаются эти книги, устанавливаются не только особые отношения автора с читателями, но также и особая ответственность автора перед ними. В то же самое время, когда серия растягивается на такое большое количество романов (тринадцать, включая «Тень Саганами» и «Венец Рабов») и антологий, автор иногда чувствует нажим рассматривать развитие сюжетной линии в направлениях, которые, вероятно, одобрят не все его читатели. Есть тонкий баланс между развитием сюжета так, как вы знаете вы должны его развивать, и беспокойством о том, как вы несете эту особую ответственность перед вашими читателями. И, честно говоря, книги о Хонор достигли этой точки примерно два романа назад.

Некоторые из моих читателей, с которыми мы общались на брифингах, знают, что предполагалось, что Хонор будет убита в «Любой Ценой» в моей версии того, что Наставник Аризии имел обыкновение именовать как его «видение всего космического». Я всегда знал, что убийство Хонор будет очень рисковым ходом, и что множество читателей будут злы на меня, но во время, когда я планировал жизненный срок Хонор – даже еще до того, как начал писать «Космическая станция Василиск» – я и не представлял всю степень свирепой преданности читательского сообщества, которую она будет вызывать. К тому же, я сам очень ее полюбил. Тем не менее я оставался стойким (моя жена Шарон скажет вам, что я иногда могу быть очень упрямым) в намерении осуществить мой первоначальный план. Тот факт, что я всегда рассматривал жизнь Горацио Нельсона, как основу жизни Хонор, только укрепляло мое намерение, и предполагалось что, Битва за Мантикору будет эквивалентом Трафальгарской Битвы. Предполагалось, что Хонор, как и Нельсон, падет в момент победы в эпической битве, которая спасет Звездное Королевство Мантикору и утвердит ее в качестве величайшей героини КФМ.

В то же время я всегда намеревался продолжить писать книги о «Хонорверсе». Предполагалось, что великое противостояние поздних книг возникнет спустя примерно двадцать пять или тридцать лет после смерти Хонор и главными персонажами будут ее дети, Рауль и Катерина. С сожалению – или к счастью, в зависимости от вашей точки зрения, – Эрик Флинт разрушил мое оригинальное расписание, когда представил персонаж Виктора Каша и просил меня о враге, с которым мантикорские и хевенитские секретные агенты могли бы сражаться как союзники, несмотря на то, что их звездные нации находятся в состоянии войны. Я предложил «Рабсилу», которая очень подходила для истории Эрика. Но, особенно, когда, я ввел персонажей Эрика в основную сюжетную линию и когда Эрик и я решили написать «Венец Рабов», это подтащило всю историческую линию на два или три десятилетия. Что также означало, что у меня нет времени, чтоб убить Хонор и дать ее детям вырасти, перед противостоянием «Рабсилы» и Мантикоры.

Конечно же, мое сердце не было разбито, когда я осознал, что у меня нет больше выбора, кроме как предоставить Хонор отсрочку. И, конечно же, я не думал, что ее фанаты будут искать меня с вилами и факелами, но чем ближе я подходил к ее фактическому убийству, тем все меньше и меньше мне нравилась сама эта мысль.

Однако, проблемой стало то, что Хонор стала слишком высокой по званию, чтоб быть посланной в очередной «смертельный рейд». Я нуждался в дополнительных, младших по рангу, офицерах, которые могли бы стать свежими фигурами на передовой, для чего изначально и предназначались Рауль и Катерина. Поэтому я написал «Тень Саганами», и ей, как и «Венцу Рабов», предназначалось быть ведущими книгами двух отдельных, вспомогательных серий. Предполагалось, что развиваться они будут отдельно, но параллельно «основной линии» романов, в которых Хонор останется основным персонажем. Я фактически намеревался возглавить военную составляющую романов одним из ее детей, а другого – сделать «супершпионом», что позволило бы логически разделить «Хонорверс» на две различные, но связанные сюжетные линии. И, предполагалось, что эти две серии позволят мне сократить количество «фона», включаемого в каждую из «основных» книг.

До некоторой степени этот первоначальный план продолжает сохраняться, но я был вынужден немного изменить его. Что я обнаружил два или три романа назад, так это то, что подключение этих двух вспомогательных серий как можно ближе к основной серии, позволяет мне раздвинуть сюжетную линию на более широкий уровень и фокусироваться на определенных областях той самой истории в отдельных романах. Таким образом, «Тень Саганами» и «Шторм из Тени» обе сосредоточены, в основном, на событиях в и вокруг Скопления Талботта, а «Венец Рабов» и «Факел Свободы» – на «невидимой войне» и на моральных проблемах генетического рабства. И «Дело Чести», следующая книга «основной серии», будет переплетать события этих обеих областей и двигать основную сюжетную линию к финалу (который совершенно не обязательно будет включать гибель Хонор Александер-Харрингтон)

И «Факел Свободы», и «Дело Чести» уже выпущены и находятся в настоящее время в процессе издания, так, что надеюсь, читатели не останутся без продолжения слишком долго.

Однако одним аспектом этой моей новой схемы стало то, что сцены, которые уже появлялись в одной книге, могут снова появиться в другой – обычно с точки зрения другого персонажа. Это вызвано не намерением попросту увеличить объем книги, а призвано более полно показать дополнительных персонажей, давая различные точки зрения на события, которым они стали свидетелями или же участниками, заполнить отсутствующие детали и – что наиболее важно – подчеркнуть, когда именно происходят события книг относительно друг друга.

Пока, это, кажется, хорошо сработало. Это, конечно же, не значит, что в дальнейшем так и будет оставаться, или же что не произойдет нечто, что развернет сюжет в совершенно другом направлении, но на сегодняшний момент я не ожидаю, что это случится. Так что, я думаю, так и будет оставаться в обозримом будущем.

И, наверное, я должен предупредить, что в последующих книгах дела у хороших парней пойдут не так гладко, как раньше.

С наилучшими пожеланиями, Дэвид Вебер.

ГЛАВА 1

– Докладывай, Джон!

Хриплое контральто контр-адмирала Мишель Хенке раздалось четко и резко, когда информация на ее тактическом ретрансляционном дисплее катастрофически изменилась.

– Все еще идет загрузка данных с флагмана, мэм, – ответил коммандер Оливер Манфреди, золотоволосый начальник штаба Восемьдесят первой эскадры линейных крейсеров, за начальника оперативного отдела эскадры, лейтенант-коммандера Джона Стакпоула. Манфреди стоял позади Стакпоула, перед более детальными дисплеями оперативного отдела, и мог гораздо подробнее него видеть происходящие изменения. – Я не уверен, но выглядит, как…

Манфреди замолк и его челюсти сжались. Затем его ноздри раздулись и он сжал плечо Стакпоула, прежде чем повернуться к своему адмиралу.

– Похоже, что Хевы усвоили уроки Ее Светлости, Мэм, – сказал он мрачно. – Они устроили нам собственный Сайдмор.

Мишель на мгновенье взглянула на него, и лицо её напряглось.

– Оливер прав, мэм, – сказал Стакпоул, подняв глаза от собственного дисплея, где изменяющиеся световые коды наконец снова стабилизировались. – Они взяли нас в коробочку

– Насколько все плохо? – спросила она

– Три отдельные группы, – ответил Стакпоул. – Одна прямо у нас за кормой, одна на севере системы, еще одна – на юге. Флагман обозначил внутрисистемные силы, которые мы знаем как Бандит Один. Оперативная группа на севере – Бандит Два, на юге – Бандит Три, и группа прямо за кормой – Бандит Четыре. Наша скорость относительно Бандита Четыре чуть выше двадцати двух тысяч километров в секунду, но расстояние меньше, чем тридцать один миллион километров.

– Понятно.

Мишель снова взглянула на свой собственный небольшой дисплей. В этот момент он был настроен на отображение всей системы Солон, что, по определению, означало, что он никак не мог быть столь же детализированным, как дисплей Стакпоула. На дисплее, выдвигающемся из кресла, попросту не хватало места, чтоб отразить всю звездную систему в деталях. Но он был более чем подробным, чтоб подтвердить доклад Стакпоула. Хевы только что повторили именно то, что случилось с ними при Битве у Сайдмора, и сумели сделать это, к тому же, в более сложном варианте.

Если только что-то не уменьшит степень ускорения Оперативной группы 82, ни одно из трех соединений, которые только что вывалились из гиперпространства, чтоб устроить засаду, не сможет догнать ее. К сожалению, им и не нужно физически догонять оперативную группу для атаки – не в том случае, когда максимальная дальность атаки современных хевенитских многодвигательных ракет составляет свыше шестидесяти миллионов километров.

И, конечно же, всегда есть возможность того, что в гипере их поджидает еще одна хевенитская оперативная группа, готовая вывалиться в нормальное пространство прямо перед носом, как только они достигнут гиперграницы системы…

Нет, – тут же решила она. Если бы у них были корабли для четвертой группы, они бы уже были здесь. И точно бы загнали нас в ловушку, если бы могли блокировать с четырех направлений. Хотя, возможно, у них еще есть силы в резерве – если они решили перемудрить и придерживают их до того момента, когда поймут, куда мы направимся. Но это будет нарушением KISS (Keep It Simple, Stupid – будь проще, не усложняй), а это поколение хевов, будь они прокляты, на такое не пойдут!

Она поморщилась от этой мысли, но это была, конечно же, правда.

Хонор нас предупреждала, что эти хевы уже не столь глупы, задумалась она. Никто из нас не нуждается в таких напоминаниях после того, что они сделали с нами при «Ударе молнии». Но как бы я хотела, чтоб в этот раз она была неправа!

Ее губы дернулись в невеселой усмешке, но она уже взяла себя в руки и ее мозг заработал в полную силу, обдумывая тактические решения и возможности. Нет, основная ответственность лежала не на ней. Этот груз давил на плечи ее лучшей подруги, и Мишель, против своей воли, радовалась этому… и от этого чувствовала себя немного виноватой.

Одно было до боли очевидно. Вся стратегия Восьмого Флота за последние три с половиной месяца была направлена на принуждение флота Республики Хевен, с его численным превосходством, перегруппироваться, избрать более оборонительную тактику, пока крайне нестабильный Мантикорский Альянс готовился к отпору. Судя по засаде, в которую угодила оперативная группа, эта стратегия была несомненно успешной. На самом деле, похоже, что она была слишком успешной.

Было намного проще, когда мы могли урезать их компетентный офицерский состав… или рассчитывать, что Госбезопасность сделает это за нас. К сожалению, Сен-Жюста больше нет, чтоб отстреливать любого адмирала, чья инициативность могла бы стать опасной для режима. Ее губы дернулись в горькой сардонической усмешке, когда она вспомнила облегчение, с которым мантикорские политические обозреватели, равно как и люди на улицах, встретили новости об окончательном падении режима Комитета Общественного Спасения. Может мы и поспешили, подумала она, так как это означает, что на сей раз у нас нет и близко того разрыва в боевом опыте, как раньше, и это начинает сказываться. Эта команда хевов, черт бы их побрал, на самом деле знает, что делает!

– Команда с флагмана изменить курс, мэм, – доложил лейтенант-коммандер Брага, ее астрогатор. – Два-девять-три, ноль-ноль-пять, ускорение шесть-точка-ноль-один километров в секунду в квадрате.

– Принято, – Мишель одобрительно кивнула, когда новый вектор движения отобразился на ее тактическом дисплее и она поняла замысел Хонор. Оперативная группа прорывалась на восток системы с максимальным ускорением по курсу, который должен был увести ее как можно дальше от Бандита Два, сохраняя при этом как минимум то же расстояние до Бандита Четыре. Новый курс все еще держал их глубоко в зоне действия ракет Бандита Один – подразделения, прикрывающего планету Артур, чья орбитальная инфраструктура и была первоначальной целью Оперативного соединения. Но в составе Бандита Один было только два супердредноута и семь линейных крейсеров при поддержке менее чем двухсот ЛАКов, и, судя по их эмиссионным следам и маневрам, корабли Бандита Один были доподвесочной конструкции. По сравнению с шестью явно современными супердредноутами и двумя носителями ЛАКов в каждой из трех других групп, угроза, исходящая от Бандита Один, была минимальна. Даже если бы все девять кораблей тащили за собой максимум подвесок, у них не хватило бы каналов управления ракетами, чтоб создать реальную угрозу противоракетной обороне Оперативной соединения 82. И если бы Мишель была на месте Хонор, в этих обстоятельствах она поступила бы так же.

Интересно, они смогут идентифицировать флагман? задалась вопросом Мишель. Это было бы совсем нетрудно, учитывая выпуски новостей и ее «переговоры» в системе Геры.

Хотя, это, конечно же, тоже было частью стратегии. Ставя адмирала леди даму Хонор Харрингтон, Герцогиню и Землевладельца во главе Восьмого Флота, Адмиралтейство все очень хорошо рассчитало. По мнению Мишель, Хонор была, в любом случае, наилучшей кандидатурой возглавить командование, но назначение было обставлено максимально публично, чтоб дать Республике Хевен знать, что именно «Саламандра» была выбрана систематически уничтожать ее тылы.

Они, без сомнения, оценили угрозу по достоинству, подумала Мишель с оттенком сухой иронии, пока оперативное соединение выстраивалось на новый курс в соответствии с командами, исходящими с КЕВ «Император», флагманского СД(п) Хонор. В конце концов, разве не Хонор была персональным кошмаром хевов еще со времен станции Василиск? Но, интересно, зафиксировали ли они импеллерную сигнатуру «Императора» в Гере или Августе? Как минимум, что они, возможно, знают, на борту какого именно корабля была Хонор в Гере. Что также означает возможность, что они понимают, кто именно попал к ним в ловушку.

При этой мысли лицо Мишель исказила гримаса. Маловероятно, что любому хевенитскому офицеру, после непрерывной вереницы побед Восьмого Флота, потребуется дополнительный стимул, что разгромить оперативную группу, особенно когда есть такая возможность. А знание, кого именно они собираются разбить, конечно же, не могло сделать это менее желанным.

– Противоракетная оборона план «Ромео», мэм, – сказал Стакпоул. – Построение «Чарли».

– Только оборона? – спросила Мишель. – Без приказа начать сброс подвесок?

– Нет, мэм. Еще нет.

– Благодарю.

Мишель нахмурилась, задумавшись. Подвески ее линейного крейсера были заряжены двухдвигательными ракетами «Марк-16». В подвеску их помещалось больше, но ракеты «Марк-16» были меньше, их боеголовки слабее и менее дальнобойны, чем многодвигательные ракеты кораблей стены, как, к примеру, «Марк-23», которые были на борту супердредноутов Хонор. Они были бы вынуждены вести огонь по баллистической траектории, а наибольшей слабостью подвесочного линейного крейсера было то, что он просто не мог нести такое же количество подвесок, как настоящий корабль стены, подобный «Императору». Что придавало смысл сохранению ограниченного боезапаса линейных крейсеров Восемьдесят первой эскадры на дистанциях, не гарантирующих достаточный процент попаданий, но, будь Мишель на месте Хонор, было бы весьма соблазнительно швырнуть как минимум несколько полновесных залпов МДР с двух ее супердредноутов назад, прямо в лицо Бандиту Четыре, чтоб не расслаблялись. Хотя, с другой стороны…

Отлично, ведь это она четырехзвездный адмирал, не я. И я полагаю, она снова усмехнулась едкости своего мысленного голоса, что время от времени она демонстрирует, по крайней мере, чуточку тактических умений.

– Пуск ракет! – внезапно доложил Стакпоул. – Множественный пуск ракет! На подходе двадцать одна сотня – два один ноль ноль – ракет. Ориентировочное время до выхода дистанцию атаки – семь минут.

Каждый из шести хевенитских супердредноутов, входящих в группу, обозначенную как Бандит Четыре, мог выбрасывать одновременно по шесть подвесок каждые двенадцать секунд, и каждая подвеска была заряжена десятью ракетами. Учитывая, что система наведения хевенитов не дотягивала до мантикорской, точность обещала быть, по меньшей мере, низкой. Именно поэтому адмирал, командующий этой группой, предпочел сложить шесть полных групп подвесок с каждого супердредноута и запрограммировал их на отложенный пуск, чтоб все ракеты достигли целей одновременно. Сброс подвесок занял семьдесят две секунды, но затем свыше двух тысяч МДР устремились к Оперативному соединению 82.

Семьдесят две секунды спустя после этого был сделан второй, столь же массивный, залп. Затем третий. Чуть больше чем за семь минут, хевениты выбросили в пространство немногим менее тринадцати тысяч ракет – почти треть общего боезапаса Бандита Четыре – и все это на двадцать кораблей Оперативного соединения 82.

* * *

Всего лишь три или четыре стандартных года назад, любой из этих лавин ракет было бы более чем достаточно для полного уничтожения такого малого количества целей, и Мишель почувствовала, как мышцы ее живота напряглись, когда этот ураган понесся на нее. Но теперь было другое время. Доктрина противоракетной обороны Королевского Флота Мантикоры находилась в процессе постоянного развития, непрерывно пересматриваясь в свете новых угроз и возможностей, предоставляемых новыми технологиями, и была значительно улучшена даже за шесть месяцев, прошедших со времени Битвы у Сайдмора. ЛАКи класса «Катана», развернутые, чтоб прикрывать оперативную группу, навели свои пусковые на приближающиеся ракеты, но их противоракеты еще не были нужны. Ни в эпоху «Замочной Скважины» и противоракеты «Марк-31», разработанных Королевским Флотом.

Каждый супердредноут и линейный крейсер был оборудован двумя платформами «Замочной Скважины», по одной на каждый борт, и каждая из этих платформ имела достаточно каналов наведения, чтоб одновременно контролировать огонь всех противоракетных пусковых корабля, к которому она была придана. Также важно было то, что они позволяли кораблям оперативной группы вращаться в космосе, подставляя непроницаемые импеллерные клинья под наиболее опасные удары, не ставя под угрозу управление ПРО. Каждая платформа «Замочной Скважины» также выполняла функции чрезвычайно сложной платформы РЭБ (радиоэлектронной борьбы), и, плюс ко всему, была щедро обеспечена своими собственными кластерами ближней обороны. И дополнительным бонусом было то, что вращающийся корабль и платформы были достаточно разделены «по вертикали», а это позволяло платформам «заглядывать» поверх помех, производимых импеллерными клиньями противоракет, что, в свою очередь, позволяло производить залпы через намного более короткие интервалы, чем когда-либо прежде.

Хевениты недостаточно оценили то, как катастрофично скажутся возможности «Замочной Скважины» в радиоэлектронной борьбе на точности их ракет. Еще худшим было то, что они ожидали не более пяти пусков противоракет против каждого из их залпов, а на убегающих от них кораблях они рассчитывали столкнуться с ограниченным числом каналов управления противоракетами, и, следовательно, с залпами из десяти противоракет с каждого корабля. Их план ведения огня основывался на предположении, что столкнуться придется с чем-то вроде тысячи противоракет с кораблей и, возможно, с еще тысячей или около того «Гадюк», созданных на базе ракет «Марк-31» и размещенных на «Катанах».

Мишель Хенке даже и не догадывалась какие тактические предположения могли быть у врага, но она, без сомнения, была уверена, что они не ожидали увидеть свыше семи тысяч противоракет, выпущенных только с гиперкораблей Хонор.

– Это целая уйма противоракет, мэм, – тихо заметил коммандер Манфреди.

Начальник штаба замер у командного кресла Мишель по пути к своему боевому посту, и она взглянула на него, приподняв одну бровь.

– Я знаю, что мы увеличили объем наших погребов, чтоб разместить их, – ответил он на незаданный вопрос. – Но даже и в этом случае мы не сможем поддерживать такой ритм защитного огня постоянно. Не говоря уже о том, что это недешево.

Мы или самоуверенные черти, или законченные психи, притворяющиеся таковыми, так, что мы можем похвастаться друг перед другом стальными нервами, иронично подумала Мишель.

– Может и недешево, – уже вслух сказала она, снова вглядываясь в дисплей, – но новый корабль стоит чертовски дороже. Не говоря уже о стоимости наших собственных шкур.

– Что так – то так, мэм, – согласился Манфреди с кривой усмешкой. – Что так – то так.

– И, – продолжила Мишель с весьма зловещей улыбкой в то время, пока первая волна хевенитских МДР была растерзана защитным огнем оперативной группы, – я готова побиться об заклад, что цена потраченных «Марк-31» чертовски ниже, чем стоят все эти ударные ракеты.

Вторая волна канула в забвение вслед за первой, не дотянув до внутреннего оборонительного периметра. Как и третья. Как и четвертая.

– Противник прекратил огонь, мэм, – доложил Стакпоул.

– Неудивительно, – пробормотала Мишель. Если что и удивило ее, так это то, что хевы не прекратили огонь раньше. С другой стороны, возможно она была несправедлива к своим противникам. Чтоб достичь цели, первой волне ракет понадобилось семь минут, достаточное количество времени, чтоб еще шесть залпов было выпущено вдогонку. И эффективность обороны даже превзошла ожидания Бюро Вооружений. Если это и стало огромным сюрпризом для «плохих парней», что, скорее всего и случилось, то было бы безосновательно ожидать, что противник сразу поймет, как сложно будет пробиться сквозь такую стену обороны. И единственный способ проверить ее стойкость – это, конечно же, долбить ракетами. Однако, ей хотелось бы думать, что не понадобится еще шесть минут, чтоб выяснить, что это безнадежно.

С другой стороны, сюда летит еще девять залпов, напомнила она себе. Давай не будем зазнаваться, Мика. У последних нескольких волн будет немного времени, чтоб подстроиться под нашу РЭБ, разве нет? И достаточно всего лишь одной прорвавшейся ракеты, чтоб снести альфа узел… или даже командный пост одного слишком оптимистичного контр-адмирала.

– Как вы думаете, что они теперь предпримут, мэм? – спросил Манфреди, когда пятый, шестой и седьмой залпы также впустую канули в Лету.

– Ну, у них был шанс оценить, как крута теперь наша новая оборонительная доктрина, – ответила Мишель, откидываясь в кресле и не сводя глаз со своего тактического дисплея. – Если бы я была на их месте, я бы подумала о действительно массивном ударе. О чем то достаточно мощном, способном перегрузить наши каналы наведения противоракет, неважно сколько их у нас, и пробить нашу оборону.

– Но и они, в свою очередь, не смогут управлять подобным залпом, – возразил Манфреди

– Это мы думаем, что они не смогут им управлять, – рассеяно поправила Мишель, наблюдая за уничтожением восьмой и девятой волн ракет. – Возможно, вы и правы, но узнать так ли это, мы не можем… пока. Можем и ошибаться. И даже если это и не так, каким процентом точности они готовы поступиться, если полностью отключат каналы управления и будут полагаться только на бортовые сенсоры ракет? Без корабельного наведения у ракет не будет высокой точности, да на таком расстоянии ее все равно не получишь, что ни делай, а достаточное количество случайных попаданий будет намного полезнее, чем идеальное наведение, при котором все равно не удастся пробиться сквозь защиту, разве нет?

– Ну если размышлять в таком ключе, возможно, в этом и есть смысл, – согласился Манфреди, но для Мишель было очевидно, что профессионализм ее начальника штаба противился самой идее полагаться на неприцельный, по существу, огонь. В чем он был уверен, так это в том, что подобное «авось получится» предельно ясно говорило о компетентности (или отсутствии таковой) у любого флота, который стал бы на это рассчитывать.

Мишель начала было поддразнивать его за это, но затем замолкла, мысленно нахмурившись. Как сильно подобные размышления могли затуманить видение Манфреди – или же ее? Мантикорские офицеры привыкли воротить нос от хевенитских технологий и ограничений, вызванных топорностью техники. Но грубо сделанное не значит неэффективное. Республиканский Флот уже устроил несколько болезненных демонстраций этого простого факта, и уже пришло время офицерам вроде Оливера Манфреди – или Мишель Хенке – перестать удивляться этому каждый раз.

– Я не говорила, что все будет сладко да гладко, Оливер, – в ее тоне проскользнула нотка упрека. – Но нам же не за это платят, разве нет?

– Нет, мэм, – ответил Манфреди немного решительнее.

– Да и им, готова поспорить, тоже, – она улыбнулась, убирая язвительность из своих слов. – И, надо признать, дубина все еще в их руках. Учитывая обстоятельства, они чертовски эффективно использовали имеющиеся у них возможности. Помните адмирала Белльфоль? Если вы не помните, то я уж точно помню. – Она дернула головой. – Эта женщина коварна, и уж точно использовала все, что у нее было, по максимуму. Я боюсь, что нет причин, из-за которых остальные офицеры не последуют ее примеру.

– Вы правы, мэм, – ухмыльнулся Манфреди. – Постараюсь не забыть об этом в следующий раз.

– В следующий раз, – повторила Мишель, хихикнув. – Мне нравится ваш настрой, Оливер

– «Император» и «Нетерпимый» начали сброс подвесок, мэм, – доложил Стакпоул.

– Похоже, что Ее Светлость пришла к тому же выводу, что и вы, мэм, – заметил Манфреди. – Должно быть, это способ помешать им собрать слишком много подвесок в едином залпе!

– Возможно, – отозвалась Мишель

Наибольшей слабостью ракетных подвесок была их уязвимость перед ближними подрывами, когда они уже развернуты и находятся вне пассивной зашиты корабля, и Манфреди подчеркнул, что мантикорские ракеты могут проредить их ряды. С другой стороны, у хевов уже было достаточно времени, чтоб сбросить достаточное их количество, а у ракет Хонор заняло бы почти восемь минут, чтоб преодолеть пространство между оперативным соединением и Бандитом Четыре. Но, по крайней мере, они бы знали, что ракеты уже летят.

Командующий хевенитов не стал ждать, пока огонь ОС достигнет его. На самом деле, он выстрелил почти в тот же миг, когда был выпущен первый залп Хонор, и если Оперативное соединение 82 выпустило почти триста ракет, то в ответ летело почти одиннадцать тысяч.

– Проклятье, – почти мягко прозвучал голос коммандера Манфреди, когда на каждую выпущенную ОС ракету противник ответил более чем тридцатью шестью, затем покачал головой и взглянул на Мишель. – В нормальных обстоятельствах, мэм, приятно работать на босса, который умеет читать мысли противника. Но, сейчас, как бы я хотел, чтоб вы ошиблись.

– Мы оба хотели бы этого, – ответила Мишель. Несколько секунд она изучала данные, затем развернула свое кресло к Стакпоулу.

– Мне кажется, Джон, или их контроль управления огнем лучше, чем должен быть?

– Боюсь, что вам не кажется, мэм, – мрачно ответил Стакпоул. – Это единый залп и он идет одной волной. Но они разделили его на несколько групп и, похоже, что группы находятся под более плотным контролем, чем ожидалось. По моему предположению, я бы сказал, что они разделили залп, чтоб освободить каналы телеметрии каждой группы и использовать переключающиеся линии связи, которые скачут с группы на группу.

– У них должен быть намного больший диапазон частот, чем тот, который они доселе демонстрировали, – сказал Манфреди. Это не было несогласием со Стакпоулом, просто мысли вслух, и Мишель пожала плечами.

– Возможно, – сказала она. – А может и нет. Мы недостаточно знаем, что именно они сделали, чтоб решиться на такое.

– Без него они рискуют полностью потерять контроль над ракетами в середине полета, – заметил Манфреди.

– Возможно, – повторила Мишель. Сейчас было не время, решила она, упоминать некоторые последние разработки систем контроля огня, развиваемых Соней Хемпхилл и Бюро Вооружений. Кроме того, Манфреди был прав. – С другой стороны, – продолжила она, – этот залп раз в пять больше любого предыдущего, так ведь? Даже если они и потеряют процентов двадцать или тридцать ракет, это все еще будет чертовски огромная масса огня.

– Да, мэм, – согласился Манфреди и криво улыбнулся. – И большинство составят именно те случайные попадания, о которых вы говорили раньше.

– Точно, – отозвалась мрачно Мишель, когда надвигающийся поток хевенитских ракет вошел в зону действия противоракет.

– Похоже, что в этот раз мишень – это мы, – сказал Стакпоул, и она кивнула.

Волна ракет ОС 82 достигла своей цели первой.

В отличие от хевенитов, герцогиня Харрингтон решила сконцентрироваться на отдельной цели, и противоракетная оборона Бандита Четыре открыла огонь, когда мантикорские МДР начали продираться сквозь нее. Мантикорские платформы РЭП, включенные в состав атакующих ракет, несли намного более эффективные системы проникновения, чем любые, которые были в распоряжении Республики Хевен, но оборона хевенитов со времен прошлой войны была улучшена даже сильнее, чем мантикорская. В абсолютных показателях, сравнительно со Звездным Королевством, хевениты оставались все еще позади, но относительное усовершенствование было огромным, и нынешний перевес ОС 82 был намного меньше того, чего она могла бы добиться раньше. Слоеная защита Шэннон Форейкер не могла рассчитывать на ту же точность и техническое превосходство, на которое опиралась Мантикора, так, что вместо этого, она опиралась на чистый вес залпа. И невероятное количество противоракет, выпущенных как с эскортных ЛАКов, так и с самих супердредноутов, помчалось навстречу угрозе. При таком перекрещивании клиньев что-либо даже отдаленно напоминающее точное наведение было невозможным, но одновременно было выпущено невероятное количество противоракет, и некоторые из них просто обязаны были попасть во что-нибудь.

Что они и сделали. На самом деле, попаданий было довольно много. Из двухсот восьмидесяти восьми МДР, выпущенных «Императором» и «Нетерпимым» по КФРХ «Завоеватель», противоракетами было уничтожено сто тридцать две, а затем наступил черед лазерных кластеров ПРО. Каждый из этих кластеров, из-за скорости полета ракет, имел время только на один выстрел. При скорости полета в шестьдесят два процента от скорости света, у кластеров ПРО было всего полсекунды, чтоб поразить ракеты, пока они не выйдут на собственный рубеж атаки. Но на борту супердредноутов и эскортирующих их ЛАКов класса «Скимитер» этих кластеров были буквально тысячи.

Несмотря на все усилия мантикорской РЭП, оборонительная доктрина Шэннон Форейкер сработала. Из всех выпущенных ОС 82 ракет, выйти на рубеж атаки удалось только восьми. Две из них сдетонировали слишком рано, расплескав свою мощь по непробиваемой крыше импеллерного клина «Завоевателя». Остальные шесть сработали на расстоянии между пятнадцатью и двадцатью тысячами километров от левого борта судна и лазеры, накачанные массивными ядерными боеголовками, жестоким кулаком проломили боковую гравистену.

Сирена взревела, когда разрушилась броня и оружейные системы – и управлявшие ими мужчины и женщины – были уничтожены, а из разодранных бортов «Завоевателя» заструился воздух. Но супердредноуты создавались, чтобы выдерживать именно такие разрушения, и огромный корабль даже не поколебался. Он сохранил свое положение в защитном строе Бандита Четыре, и его противоракетные батареи уже палили по второму залпу ОС 82.

– Похоже, что, по меньшей мере, несколько прошли, мэм, – доложил Стакпоул, поглощенный изучением отчетов, поступающих с разведывательных платформ «Призрачного Всадника».

– Хорошо, – отозвалась Мишель. Конечно несколько попаданий, возможно, просто поцарапали краску, но она всегда могла надеяться на большее, да и такой ущерб был куда лучше, чем вообще никакого. К сожалению…

– А вот и ответ, – пробормотал Манфреди. Что, подумала Мишель, сказано слишком… мягко

Шесть сотен хевенитских МДР просто потеряли цели и продолжили полет, подтверждая правдивость теории Манфреди о потерянных каналах управления. Но они составили меньше чем шесть процентов от общего числа… что говорило в пользу точки зрения Мишель.

Противоракеты ОС уничтожили почти девять тысяч не потерявших цель ракет. Лазеры кластеры ПРО и ЛАКов класса «Катана» прибили еще девять сотен.

Осталось «всего» триста семьдесят две.

Пять атаковало «Аякс»

Капитан Диего Михайлов перекатил корабль, стараясь поставить непроницаемый импеллерный клин между кораблем и атакующими ракетами, а дальность сенсоров его платформ «Замочной Скважины» давала ему заметное преимущество в свободе маневрирования и улучшала контроль огня. Он мог видеть угрозу отчетливее и с большего расстояния, что давало ему больше времени на ответные действия и большинство лучей рентгеновских лазеров безвредно расплескалось по днищу его импеллерного клина. Но одна из ракет избежала этой участи. Она проскочила мимо «Аякса» и сдетонировала меньше чем в пяти тысячах километров от бортовой гравистены.

Линейный крейсер вздрогнул, когда два лазерных луча пронзили бортовую стену. Броня линейного крейсера была намного тоньше той, что нес супердредноут, а хевенитские лазерные боеголовки были мощнее мантикорских аналогов, компенсируя этим низкую точность. Броня разлетелась на куски и завыл сигнал тревоги. Зловещие темно-красные огни загорелись на схеме контроля разрушений, но, учитывая первоначальный размер залпа, «Аякс» легко отделался.

– Два попадания, мэм, – доложил Стакпоул. – Мы потеряли Гразер Пять, несколько кластеров ПРО, а медики докладывают о семи раненых.

Мишель кивнула. Она надеялась, что никто из этих семерых не был ранен сильно. Никому не нравилось нести потери, но, в то же время, семь раненных – и никто, пока, не смертельно – это невероятно низкий уровень потерь.

– Что с остальной эскадрой? – резко спросила она

– Ни царапины, мэм! – торжественно ответил Манфреди со своей командной станции, и Мишель почувствовала, что начинает улыбаться. Но затем…

– Многочисленные попадания по обоим СД, – доложил Стакпоул гораздо мрачнее, и улыбка Мишель умерла не успев родиться.– «Император» потерял два или три гразера, но в целом невредим.

– А «Нетерпимый»? – резко потребовала отчета Мишель, когда операционист сделал паузу.

– Дела плохи, – ответил Манфреди, когда его дисплей отразил информацию, полученную из сети ОС. – По крайней мере две или три дюжины попаданий…. Минимум одно прямо в шахту сброса подвесок. Тяжелые потери, мэм, включая адмирала Моровица и большинство его штаба. И, похоже, что все направляющие для сброса подвесок уничтожены.

– Флагман командует прекращение огня, мэм, – тихо сказал Стакпоул.

Он взглянул в ее глаза поверх своего дисплея и Хенке кивнула в горьком понимании. Дальнобойное оружие ОС, способное эффективно вести огонь на таком расстоянии, только что сократилось наполовину Даже мантикорские системы наведения не могли достичь многого залпом одного единственного СД(п) на расстоянии в две световые минуты, и Хонор не собиралась тратить боеприпасы, стараясь свершить невозможное.

И это, увы, оставляет отрытым вопрос, что нам делать, не так ли? – подумала Мишель.

Прошло несколько минут, Мишель слушала фон голосов офицеров и штабистов, продолжающих уточнять детали. Все хуже и хуже, размышляла она, наблюдая за изменением данных, пока поступала уточненная информация о разрушениях

Как уже доложил Манфреди, ее собственная эскадра совершенно не пострадала – кроме, конечно, ее флагмана. Но, похоже, что Стакпоул был излишне оптимистичен, докладывая о разрушениях КЕВ «Нетерпимый».

– Адмирал, – внезапно произнес лейтенант Камински. Мишель развернулась к связисту, приподняв одну бровь. – Герцогиня Харрингтон хочет переговорить с Вами.

– Переключите её на меня, – быстро сказала Мишель и развернулась к своему маленькому коммуникатору. На нём сразу же появилось знакомое лицо с миндалевидными глазами.

– Мика, – начала Хонор Александер-Харрингтон без обиняков, ее чёткий сфинксианский акцент был заметен больше, чем обычно, – «Нетерпимый» в беде. Его ПРО выведена из строя, а мы движемся в направлении развернутых планетарных подвесок. Я знаю, что «Аяксу» тоже немного досталось, но хочу, чтоб твоя эскадра заняла место на нашем фланге. Мне нужна ваша ПРО между «Нетерпимым» и Артуром. Готовы к этому?

– Конечно, – Хенке решительно кивнула. Размещение чего-то столь же хрупкого, как крейсер, между подбитым супердредноутом и планетой, окруженной ракетными подвесками – не та вещь, на которую просто согласиться. С другой стороны, линейные крейсера и разрабатывались, чтоб прикрывать корабли стены, и, по крайней мере, из-за относительного недостатка ракетных подвесок на орбите Артура, о котором сообщали разведчики, им не придется еще раз столкнуться с ракетным ураганом, подобно тому, что только что пронесся сквозь ОС.

– «Аякс» был единственным, кого «поцеловали», – продолжила Мика, – и наши повреждения, по большей части, поверхностные. Ни одно из них не затронуло нашу ПРО.

– Отлично! Мы с Андреа отозвали также и ЛАКи, но они уже истратили много противоракет. – Хонор покачала головой. – Я не думала, что они смогут объединить так много подвесок в одном залпе, не перегрузив полностью систему управления огнем. Похоже, что над некоторыми вещами нам придётся хорошо задуматься.

— Это закон природы, разве не так? – ответила Мика, пожимая плечами. – Мы живём и учимся.

– Только те из нас, кому повезет остаться в живых, – мрачно согласилась Хонор. – Хорошо, Мика. Перестраивайтесь. Отбой.

– Отбой, – ответила, Мишель, затем развернула кресло к Стакпоулу и Браге. – Вы слышали Ее Светлость, – сказала она. – Выдвигаемся.

Восемьдесят первая эскадра линейных крейсеров выдвинулась во фланг Оперативного соединения 82, в то время как мантикорские силы продолжали ускоряться, удаляясь от преследователей. Поступили окончательные данные о повреждениях, и лицо Мишель исказила гримаса, когда она осознала, что испытывает командующий офицер ОС по поводу таких повреждений. Она знала Хонор еще с тех времен, когда Хонор была высокой тощей девушкой-гардемарином на Острове Саганами. Не было виной Хонор, что ее заманили в ловушку, но это не имело значения. Не для Хонор Харрингтон. Это ее корабли были повреждены, это ее людей убили, и в этот момент Мишель Хенке знала, что каждый удар, нанесенный ОС, она ощущала так, как будто он был нанесен непосредственно ей.

Нет, это не то, что она сейчас чувствует, сказала себе Мишель. Сейчас она желает, чтоб каждый из этих ударов поразил ее, и она не собирается прощать себе то, что вляпалась в это. Не в ближайшее время. Но она и не позволит ничему повлиять на свои решения..

Она покачала головой. У Хонор намного лучше получалось прощать своим подчиненным провалы, которые не были результатами ошибок, чем прощать это же себе самой. К несчастью, ей меняться было уже поздно.

И, по правде говоря, я не думаю, что кто-то из нас стал бы валять дурака, пытаясь ее изменить, иронично подумала Мишель.

– Мы войдем в предположительный радиус действия ракетных подвесок Артура в течение тридцати секунд, мэм, – тихо доложил Стакпоул, прерывая ее размышления.

– Благодарю. – Мишель встряхнулась, затем тверже уселась в своем командном кресле

– Готовность ПРО, – сказала она.

Текли секунды, и затем –

– Пуск ракет! – объявил Стакпоул. – Множественные пуски ракет с различных направлений.

На двух последних словах его голос стал столь резким, что Хенке крутанула головой

– На подходе семнадцать тысяч ракет, мэм!

– Повторите! – Мишель резко подалась в его сторону, уверяя себя, что не правильно его поняла.

– БИЦ утверждает, что семнадцать тысяч, мэм, – четко ответил Стакпоул, повернувшись к Мишель. – Время выхода на рубеж атаки – семь минут

Мишель уставилась на него в то время, пока ее мозг пытался справиться с невозможными цифрами. Платформы, развернутые разведчиками ОС перед атакой, обнаружили всего четыреста ракетных подвесок, развернутых на орбите Артура. Это означало максимальное количество в четыре тысячи ракет – так, что какого черта?!

– По меньшей мере тринадцать тысяч приближаются от Бандита Один, – сказал Стакпоул, будто прочтя ее мысли. Тон его был более чем немного недоверчивым, и ее глаза расширились в шоке. Это было еще нелепее. Два супердредноута и семь линейных крейсеров просто не смогли бы наводить такое количество ракет, даже если бы они были подвесочными!

– Как…? – начал кто-то.

– Это не линейные крейсера, – внезапно сказал Оливер Манфреди. – Это чёртовы минные заградители

Мишель мгновенно поняла его и сжала губы, соглашаясь. Так же, как и КФМ, Республика Хевен строила свои быстрые минные заградители на основе корпусов линейных крейсеров. И Манфреди был, несомненно, прав. Вместо мин эти заградители были под завязку набиты ракетными подвесками. И всё это время, находясь там и наблюдая, как ОС мчится от Бандита Четыре прямо к ним, они сбрасывали подвески, собирая их в ужасающий залп, который сейчас нёсся к ОС.

– Ладно, – сказала она, слыша резкость в своем собственном голосе, – теперь мы понимаем, как им это удалось. Что все еще оставляет маленькую проблему, что нам с этим делать. Выполнить «Отель», Джон!

– План обороны «Отель», так точно, мэм, – отозвался Стакпоул, и поток команд потек с КЕВ «Аякс» на остальную эскадру.

Мишель взглянула запланшет. Времени было недостаточно, чтоб перестраивать эскадру, но она уже заняла позицию для выполнения плана «Отель», даже несмотря на то, что поначалу казалось, что огонь хевенитов будет недостаточно плотен. Главной ответственностью было защитить «Нетерпимый». Сохранить себя при этом в живых, конечно, также высоко стояло в списке приоритетов, но супердредноут обладал большей огневой мощью – и почти таким же тоннажем – как вся ее эскадра вместе взятая. Вот почему оборонительный план «Отель» выстроил ее линейные крейсера в космосе вертикально, как мобильную стену между планетой Артур и «Нетерпимым». Это была идеальная позиция по перехвату приближающихся ракет… что, к сожалению, также означало, что и у ракет идеальная позиция для атаки ее кораблей.

– Приказ с флагмана, мэм, – внезапно сказал Стакпоул. – План огня «Гамма».

– Подтверждаю. Выполнить план огня «Гамма», – коротко сказала Мишель.

– Есть, мэм. Выполняется план огня «Гамма», – ответил Стакпоул и эскадра линейных крейсеров 81, наконец-то, начала сброс подвесок.

Это был слабый ответ на тот вал огня, что надвигался на ОС, но все же Мишель ощутила, как от удовлетворения ее губы растягиваются в улыбке. План огня «Гамма» был разработан ее и Хонор тактическими секциями месяцы назад и предназначался скоординировать действие недостаточно дальнобойных «Марк-16» с МДР супердредноутов. Чтоб добраться до Бандита Один у «Марк-16» уйдет тринадцать минут против семи минут «Марк-23», которые выпускал «Император». Оба типа ракет использовали импеллерные двигатели, питаемые термоядерными реакторами, но физически невозможно было всунуть три полноценных двигателя в ракету небольшого размера, что означало, что она просто не сможет ускоряться так же долго, как ее больший собрат

Так, по плану огня «Гамма», двигатели первой полудюжины, выпущенных с подвесок, Марк-23 «Императора», были запрограммированы соответствовать более слабым ракетам ЛКр(п) класса «Агамемнон». Это позволило опергруппе выпустить шесть залпов по триста «Марк-16» и «Марк-23», прежде чем супердредноут начал выпускать залпы из ста двадцати ракет «Марк-23», настроенных на максимальную мощность.

Все это прекрасно, подумала Мишель мрачно, наблюдая как значки ударных ракет уносятся от ОС. К сожалению, это ничего не сделает с теми птичками, что уже летят к нам.

Как будто подтверждая ее мысль, «Аякс» начала сотрясать мелкая вибрация из-за вылетающих волн противоракет, когда его пусковые начали работать в повышенном темпе.

Разработанные на Грейсоне ЛАКи класса «Катана», также открыли огонь противоракетами, но никто даже в худшем кошмаре, не мог вообразить, что предстоит встретиться со столь массивным единичным залпом.

– Они прорываются, мэм, – тихо сказал Манфреди

Мишель подняла взгляд от своего планшета, и ее губы снова сжались, когда она увидела, что он стоит у ее командного кресла. Учитывая то, что сейчас надвигалось на них, ему следовало вернуться в свое собственное защитное бронированное противошоковое кресло. И, черт побери, ему это прекрасно известно, подумала она в знакомом остром раздражении. Но он всегда был неусидчивым, и она, наконец-то, прекратила одергивать его за это. Он был из той породы людей, которым просто необходимо кружить на месте, чтоб их мозги работали с максимальным КПД. Сейчас его голос был слишком тих для кого-либо еще, когда он склонился над планшетом рядом с ней, но глаза его были холодны.

– Ну конечно, – она ответила также тихо. У оперативного соединения просто не хватало огневой мощи, чтоб остановить так много ракет за то время, что у них было.

– Как, черт побери, они умудряются контролировать так много птичек? – продолжил Манфреди, не отводя взгляда от монитора. – Взгляните на их следы. Это не выстрел вслепую, они под твердым контролем, по крайней мере, сейчас. Где они нашли столько каналов управления?

– Без понятия, – отсутствующим тоном призналась Мишель, наблюдая, как огонь защитников пробивает огромные дыры в накатывающим облаке ударных ракет. – Но все же, я думаю, нам лучше это выяснить. Согласен?

– Целиком и полностью, мэм, – ответил он с безрадостной улыбкой

Никто в Оперативном соединении 82 – да и в остальном Королевском Флоте, кстати – никогда не слышал о системе контроля огня «Мориарти», разработанной Шэннон Форейкер, и названной в честь вымышленного персонажа докосмической эпохи. Но если бы знали и могли оценить аналогию по достоинству, то согласились бы, что название было очень подходящим.

В чем никто не смог бы упрекнуть Форейкер – так это в том, что она мыслила узко. Столкнувшись с проблемой наведения залпов, достаточных для преодоления постоянно улучшавшейся мантикорской ПРО, она вынуждена была признать, что хевенитские корабли стены, даже последнего подвесочного дизайна, попросту не имели достаточного числа каналов управления. И стараясь решить это проблему, она вышла за пределы корабельных корпусов. Не имея технической возможности втиснуть необходимые ей каналы управления в что-то подобное «Замочной Скважине» КФМ, она просто решила построить что-то большее. Намного большее. И, занимаясь этим, она решила, что также сможет интегрировать это «нечто большее» в систему планетарной обороны.

Ее ответом стал «Мориарти». Он состоял из отдельных платформ, целью которых было предоставлять только каналы телеметрии и управления и ничего больше. Они были разбросаны по всему пространству системы Солон в пределах гиперграницы, и каждая из них напрямую контролировалась единственной станцией размером с тяжелый крейсер… которая не содержала ничего, кроме самых лучших компьютеров и программного обеспечения систем наведения, что могла создать Республика Хевен.

Форейкер ничего не могла поделать с ограничениями, накладываемыми скоростью света, но она все же нашла решение наводить достаточно ракет, чтоб поддерживать действительно мощные залпы. На самом деле, хотя никто в ОС 82 не имел об этом ни малейшего представления, количество ракет, несущихся к ним, заняло чуть меньше половины каналов наведения от максимального количества, предоставляемого «Мориарти».

Разумеется, даже если бы тактики ОС знали об этом, это бы их не особо обрадовало, принимая во внимание то количество ракет, что уже были в полете.

Мишель так никогда и не узнала, как много ракет было разрушено на подлете, или как много из них попросту потерялись, несмотря на все усилия «Мориарти», и пролетели мимо или же захватили другие цели, вместо назначенных первоначально. Было очевидно, что ПРО ОС 82 сумела остановить огромный процент ударных ракет. Но, к сожалению, было еще очевиднее, что она не смогла остановить достаточно.

Сотни из них атаковали ЛАКов – не потому, что кто-то решил расходовать МДР на столь незначительную цель, как ЛАК, но потому, что ракеты, вышедшие из-под досветового контроля Мориарти, растеряли свои начальные цели и захватили вместо них ЛАКи. ЛАКи, в особенности, мантикорские и грейсонские, были очень трудными мишенями. Что, конечно же, не означает, что поразить их было невозможно, и свыше двух сотен из них исчезли, когда торнадо из ракет прорвалось к ОС.

Большинство ракет были нацелены на супердредноуты, и они накинулись на свои цели, как демоны. Капитан Раф Кардонес крутил флагман Хонор, как будто громадный супердредноут был тяжелым крейсером, вертясь на месте, стремясь подставить под удары клин, пока глушилки и приманки присоединились к лазерным кластерам на последнем рубеже обороны. «Император» дрожал и брыкался, когда лазерные боеголовки прорывались через боковые гравистены, но, несмотря на внешние повреждения, он легко отделался. Даже его массивная броня не могла противостоять такому концентрированному дождю разрушения, но она сделала свое дело, оставив внутренний корпус и основные системы незатронутыми, и человеческие жертвы были минимальны, в свете того огня, что пролился на него

«Нетерпимому» повезло меньше.

Полученные ранее повреждения попросту были слишком серьезными. Он потерял обе «Замочных Скважины» и слишком много пусковых противоракет и лазерных кластеров ПРО. Его сенсоры были уничтожены, оставляя прорехи в обороне, состояние РЭП было намного ниже нормы. Он попросту был самой большой, самой видимой и самой уязвимой целью из всего ОС, и несмотря на все, что 81 эскадра линейных крейсеров могла сделать, толпа близоруких, летящих на последнем издыхании, хевенитских МДР набросилась на самую легкую из целей, что они видели.

Супердредноут был пойман в сети взрывающихся лазерных боеголовок, выпускающих злобные гарпуны рентгеновских лучей. Они раз за разом врезались в него, разрывая и уничтожая, вгрызаясь все глубже и глубже, пока огромный корабль бился в агонии. Наконец, один из лазерных лучей, стал фатальным и КЕВ «Нетерпимый» со всей командой превратился в пылающий шар.

Но погиб он не в одиночестве.

* * *

КЕВ «Аякс» подбросило, как будто Вселенная сошла с ума.

По сравнению с потоком огня, проливающегося на два супердредноута, только горстка ракет напала на линейные крейсера. Но эта «горстка» все еще измерялась в сотнях, а крейсера были более хрупкими целями, чем супердредноуты. Тревога ревела, когда убийственные лазеры продирались вглубь менее бронированных корпусов, а ЛКр класса «Агамемнон» были подвесочными. У них был полый корпус, что делало их еще более хрупкими, чем старые крейсера, которые были всего в половину их размера. Мишель всегда интересовало, был ли этот дизайн такой уж слабостью, как утверждали противники ЛКр(п)

Похоже, что им – и ей – предстояло это выяснить.

Оливер Манфреди был сбит с ног, когда «Аякс» встал на дыбы, и Мишель почувствовала, как на нее опустилась противошоковая рама. Резкие голоса, высокие и искаженные, несмотря на весь профессионализм, заполнили коммуникационные каналы – донесения о жертвах и уничтоженных системах слишком часто заканчивались на полуслове, когда смерть настигала тех, кто делал эти доклады.

Даже несмотря на обстрел, Мишель видела, как значки обеих судов ее эскадры – «Приама» и «Патрокла» – внезапно исчезли с монитора, а изображения остальных кораблей ОС мигали обозначениями критических повреждений. Легкие крейсера «Ярость», «Баклер» и «Атум» исчезли в ослепительных вспышках взрывов, а тяжелые крейсера «Звездный Странник» и «Черный Камень» были превращены в изуродованные корпуса, летящие по баллистике без энергии и двигателей.

А затем –

– Прямое попадание в командный мостик, – доложила секция Стакпоула. – Выживших нет! Механики докладывают о тяжелых повреждениях в Причальном отсеке Два, Причальный отсек Один разрушен полностью

Мишель телом прочувствовала, как вздрогнул «Аякс».

– Мы потеряли все кормовое кольцо, мэм, – резко сказал Стакпоул. – Полностью

Мишель с такой силой закусила губу, что почувствовала вкус крови. Солон лежит в центре гиперпространственной гравитационной волны. Ни один корабль не может войти, управляться или просто выжить достаточно долго в гравитационной волне без обеих парусов Варшавской, а без кормовых альфа-узлов, «Аякс» больше не мог ставить кормовой парус.

ГЛАВА 2

– На связи Ее Светлость, мэм, – тихо сказал лейтенант Камински, и Мишель, стоявшая на коленях возле бесчувственного Манфреди, над которым работал корабельный медик, поднялась.

– Я отвечу тут, Альберт, – сказала она, быстро двигаясь к терминалу офицера связи. Она наклонилась через его плечо, вглядываясь в дисплей и увидела там Хонор.

– Насколько все плохо, Мика? – быстро спросила Хонор.

– Интересный вопрос, – выдала кривую усмешку Мишель. – Капитан Михайлов погиб, и дела тут сейчас… немного запутаны. Направляющие и подвески целы и система управления огнём выглядит довольно прилично, но средствам ПРО и энергетическому вооружению досталось очень жестко. Хотя самое скверное, по-видимому, это кормовое импеллерное кольцо. Ему совсем конец.

– Починить сможете? – быстро спросила Хонор.

– Пытаемся. Хорошая новость в том, что, как кажется, повреждены цепи управления; сами узлы выглядят рабочими, в том числе и альфа-узлы. Плохая новость же – в корме до черта разрушений, и один только поиск мест повреждения цепей управления станет адовой работёнкой.

– В гипер войти сможете? – голос Хонор внезапно стал мягче, когда она задала вопрос, единственно имевший значение, и Мишель вглядывалась в глаза своей лучшей подруги по меньшей мере три удара сердца, прежде чем пожать плечами.

– Не знаю, – созналась Хенке. – На самом деле, ситуация выглядит плохо, но я всё же не готова так просто списать корабль со счетов. Кроме того, – она снова улыбнулась, – нам будет непросто покинуть его.

– Что ты имеешь в виду? – потребовала пояснений Хонор

– Хонор, оба причальных отсека в руинах. Боцман утверждает, что сможет восстановить кормовой, но на это ей потребуется по меньшей мере полчаса. Без этого…

Мишель пожала плечами, задаваясь вопросом, выглядит ли она сама столь же шокированной, как Хонор. Не то чтоб большинство людей поняли это по выражению ее лица, но Мишель знала Хонор слишком хорошо.

Они смотрели друг на друга несколько секунд не желая говорить то, что они знали обе. Без наличия по крайней мере одного функционирующего причального отсека малые суда не смогут состыковаться с «Аяксом» и снять его экипаж, а в спасательных капсулах линейного крейсера могло разместиться только чуть больше половины его команды. В большем количестве капсул не было смысла, так как лишь половина боевых постов крейсера располагалась достаточно близко к обшивке, чтобы сделать использование спасательных капсул возможным.

И флагманский мостик в их число не попадал.

– Мика, я…

Голос Хонор дрогнул, а Хенке быстро помотала головой.

– Не надо, – почти нежно сказала она. – Если мы восстановим кормовое кольцо, то, наверное, сможем поиграть в прятки с любым кораблём, достаточно мощным, чтобы нас прикончить. Если нет, то нам конец. Всё очень просто, Хонор. И ты, также как и я, знаешь, что не можешь прикрыть нас остальными кораблями оперативного соединения. Не с продолжающим идти на сближение Бандитом Три. Даже задержка около нас на те полчаса, пока мы пытаемся произвести ремонт, заведет тебя в зону их досягаемости, а твоя ПРО уже ничего не стоит.

Она видела это в глазах Хонор. Видела, что Хонор хотела спорить, протестовать. Но не могла.

– Ты права, тихо сказала Хонор. – Мне очень жаль, но ты права.

– Знаю, – губы Хенке снова дрогнули. – Но мы, по крайней мере, в лучшем состоянии, чем «Некромант», – неожиданно сменила она тему, – хотя, его шлюпочные отсеки и целы.

– Ну да, – ответила Хонор, – есть такая маленькая разница. Раф сейчас занимается эвакуацией его экипажа.

– Успехов ему, – ответила Мишель

– Отходи на север, – сказала ей Хонор. – Я намереваюсь примерно на пятнадцать минут снизить наше ускорение.

Хенке открыла рот, чтоб возразить, но Хонор быстро покачала головой.

– Всего лишь пятнадцать минут, Мика. Если затем мы увеличим ускорение до максимально возможного и сохраним направление, то всё ещё проскочим Бандита Три на расстоянии по меньшей мере восьмидесяти тысяч километров за пределами дальности полёта его ракет в активном режиме.

– Это подпустит их слишком близко, Хонор! – отрывисто сказала Хенке.

– Нет, – решительно ответила Хонор, – это не так, адмирал Хенке. И не только потому, что «Аякс» — твой корабль. На его борту ещё семьсот пятьдесят других мужчин и женщин.

Мишель снова начала возражать, затем остановилась, резко вздохнула и кивнула. Ей все еще это не нравилось, все еще казалось, что дружба Хонор оказывает свое влияние на принятие решений. Но также возможно, что та же самая дружба оказывает влияние и на ее суждения, и Хонор была права касательно риска для множества других людей на борту «Аякса».

– Когда они заметят снижение нашего ускорения, то должны будут предположить, что импеллеры «Императора» повреждены настолько, что он замедляет остальные корабли оперативного соединения, продолжила Хонор. – Поэтому Бандит Три должен будет продолжить преследовать нас. Если в следующие пятьдесят пять минут или час вы сможете отремонтировать кормовое кольцо, то всё еще будете оставаться в состоянии уклониться от Бандита Два, а Бандит Один уже в основном превращён в металлолом. Но если вы не восстановите кольцо…

– Если мы его не восстановим, то всё равно не сможем уйти в гипер, – прервала её Хенке. – Думаю, это лучшее из того, что мы можем сделать, Хонор. Спасибо тебе.

Рот Хонор вытянулся в струнку на мониторе Хенке, но она только кивнула.

– В случае чего передавай Бет мои наилучшие пожелания, – добавила Хенке

– Сама передашь, – возразила Хонор.

– Разумеется, передам, – сказала Хенке. Затем добавила нежнее, – Береги себя, Хонор.

– Благослови тебя Господь, Мика, – так же тихо ответила Хонор. – Конец связи.

– Мэм, на связи коммандер Хорн, – тихо сказал лейтенант Камински. Коммандера Манфреди унесли в лазарет и офицер связи принял на себя его обязанности начальника штаба. Вряд ли он был старшим по званию офицером, остававшимся в строю, но его официальные обязанности, учитывая их положение, были сведены к минимуму… да и не похоже, что у Мишель все еще была эскадра, которой был нужен начальник штаба.

– Спасибо, Ал, – ответила Хенке и быстро развернулась к своему дисплею, когда на нем отобразилось лицо

Коммандер Александра Хорн была коренастой коротко стриженной сероглазой брюнеткой. До гибели Диего Михайлова и всех офицеров, бывших с ним на мостике, она была старпомом КЕВ «Аякс». Теперь кораблем командовала она и позади нее Хенке могла видеть склонившуюся над рабочими терминалами и отчаянно работающую вспомогательную команду Резервного мостика, расположенного на противоположном от ее флагманского мостика конце «Аякса».

– Да, Алекс?

– Адмирал, – голос Хорн был хрипл, лицо выражало усталость и напряжение. – Думаю, настало время эвакуировать всех, у кого есть доступ к спасательным капсулам.

Мишель почувствовала, что ее лицо превращается в маску, но постаралась, чтоб голос звучал в обычном тоне.

– Все так плохо? – спросила она.

– Возможно даже хуже, мэм, – Хорн протерла глаза на миг, затем снова взглянула в дисплей на Мишель. – Слишком много разрушений по всему кораблю. Один Бог знает, как все четыре направляющие еще могут работать, так как у нас сквозные бреши в ракетной шахте по крайней мере в четырех местах. Может быть даже в шести. Коммандер Тиг все еще не может сказать, где нарушены цепи управления, и, тем более, когда он сможет запустить кормовое кольцо.

Отлично, на вопрос уязвимы ли подвесочные крейсера, кажется, получен достойный ответ, не так ли, Мика? пропищал голосок в голове Хенке. Как мы вообще не последовали за «Приамом» и «Патроклом»? Как там сказала Хонор? «Яичные скорлупки вооруженные кувалдами»? Конечно, говорила она о ЛАКах, не о линейных крейсерах, но все же…

Несколько секунд она пристально всматривалась в коммандера, пока ее мозг выстраивал ту же логическую цепочку, которой руководствовалась Хорн. Лейтенант-коммандер Уильям Тиг был главным инженером «Аякса», и она знала, что он и его команда продирались сквозь завалы обломков в центре корабля в отчаянном поиске повреждений, которые вырубили альфа-узлы. Не сказать, чтоб слова Хорн ее удивили, но новость от этого приятнее не стала.

И Хенке не могла не понять, о чем Хорн думает сейчас. Техника с борта «Аякса» не должна была попасть в руки хевенитов. Со времени возобновления боевых действий Хевен уже захватил более чем достаточно мантикорского вооружения и техники, но системы на борту «Аякса» и его собратьев были гораздо более продвинутыми, чем все, что они тогда получили, а у Альянса было более чем достаточно доказательств того, как быстро Хевен начинает воспроизводить свои аналоги. Флот встраивал в оборудование наилучшие предохранители, чтоб быть уверенным, что оборудование не смогут извлечь если корабль будет потерян и, на самом деле, все микросхемы могли быть уничтожены введением соответствующих командных кодов, но ни одна система не давала 100-процентной гарантии. И если Тиг не сможет запустить кормовой импеллер, оставался только один путь помешать «Аяксу» и всему, что есть у него на борту, попасть в руки врага.

– Как насчет кормового причального отсека? – спросила Мишель через несколько мгновений.

– Боцман все еще расчищает обломки, мэм. На текущий момент, работы там – непочатый край.

Хенке кивнула, соглашаясь. Главстаршина Элис МакГир была боцманом «Аякса», старшим унтер-офицером. В настоящий момент, МакГир и ее бригада ремонтников упорно работали, стараясь ввести в строй хоть один причальный отсек линейного крейсера. Если им это не удастся, способа убраться с борта суда тем, у кого нет спасательной капсулы, попросту не будет.

Строго говоря, принятие решений сейчас легло на плечи Хорн, не Мишель. Коммандер была капитаном «Аякса», и все, происходящее с кораблем и командой стало ее ответственностью, не адмирала, которому просто случилось оказаться в этот момент на борту.

Мишель даже на миг не подумала, что Хорн пытается спихнуть на нее груз принятия решений. Но это не значило, что она не будет рада совету, который могла дать Хенке.

– Предположим, мы эвакуируем часть экипажа на спасательных капсулах. Хватить ли у Вас людей вести боевые действия? – тихо спросила она.

– Боюсь, что ответ да, мэм, – горько сказала, Хорн. – Мы эвакуируем большинство резервных расчетов, обслуживающих энергетическое оружие и кластеры ближней ПРО, но, в любом случае, ни одно из оставшихся у нас орудий не находится под местным управлением. И, конечно, наши направляющие совсем не будут затронуты. Честно говоря, людей останется даже слишком много.

Мишель снова кивнула. Предназначением расчетов, в первую очередь, было перехватить контроль над оружием, если оно будет отрезано от центрального управления на мостике. Возможность того, что они принесут какую-то пользу – особенно против той угрозы, что неслась к «Аяксу» с вдвое большим, чем у убегавшего линейного крейсера ускорением, с той поры, как Бандит Два бросил преследование остальной оперативной группы – была минимальна. С другой стороны, основное оружие корабля, ракетные подвески, были упрятаны глубоко в корпусе. Мужчины и женщины, ответственные за их обслуживание, были слишком далеки от спасательных капсул

Настоящим провалом стало то, печально подумала, Хенке, что спасать судно было уже поздно, даже если Тиг каким-то образом запустит кормовое кольцо. Они слишком близко подпустили Бандита Два. Меньше чем через двадцать минут эти шесть современных супердредноутов выйдут на рубеж поражения «Аякса» своими МДР. Когда это случится, корабль, так или иначе, погибнет. Единственным способом спастись было сдаться врагу, но это передавало бесценные технические данные и образцы в руки Хевена.

Интересно, достаточно ли Хорн хладнокровна, чтоб отдать приказ на самоуничтожение? Сможет ли она взорвать корабль, зная, что половина команды останется на борту?

Тот факт, что ни одна следственная комиссия или трибунал, созванные на Мантикоре, не осудили бы ее почетную сдачу в плен, не сделал выбор, стоящий перед коммандером легче. И, если уж на то пошло, если бы она не сдалась – если бы она ринулась вперед и уничтожила свой корабль с таким количеством своих людей, остававшихся на борту – ее имя, несомненно, подверглось бы суровой критике людьми, которые не были в такой ситуации и не стояли перед подобным выбором.

Но ей и не придется делать это, подумала Мишель почти спокойно. Если она попытается сражаться с такой подавляющей огневой мощью, хевы сами обо всем позаботятся.

– Если Ваш корабль останется боеспособным, капитан, – ответила она Хорн официально, – то я полностью Вас поддерживаю. Учитывая тактическую ситуацию, эвакуация всех, имеющих доступ к капсулам – абсолютно правильное решение.

– Благодарю Вас, мэм, – мягко сказала Хорн. Решение оставалось за ней, но благодарность Мишель за поддержку была очевидна и глубока. Затем она глубоко вздохнула. – И если Вы и Ваш штаб покинете флагманский мостик, будет время, чтоб…

– Нет, капитан, – быстро перебила Мишель. Хорн посмотрела на нее и она покачала головой. – Спасательные капсулы будут использованы персоналом, который к ним приписан, или же теми, кто окажется ближе всего к ним в момент эвакуации, – сразу продолжила Хенке.

На какой то момент ей показалось, что Хорн готовится возразить. Если уж на то пошло, Хорн имела власть приказать Мишель и ее штабу покинуть корабль, и использовать силу, чтоб привести приказ в исполнение, если будет необходимо. Но когда она взглянула в глаза коммандера, она увидела, что Хорн все поняла. Если уж флагману Мишель Хенке суждено погибнуть с людьми, пойманными в мышеловку на борту, то она будет одним из этих людей. Этому не было никакого логического объяснения, но разве это важно?

– Есть, Мэм, – ответила Хорн и выдала что-то похожее на улыбку. – А сейчас, если Вы извините меня, адмирал, я должна отдать кое-какие приказы.

– Конечно, капитан. Конец связи.

– Знаете, – бросил лейтенант-коммандер Стакпоул, – я понимаю, нам конец, мэм, но мне очень хотелось бы прихватить кого-нибудь из них с собой.

Было что-то в высшей степени капризное в его тоне, и Мишель стало интересно, понимает ли он это… или же насколько это иронично.

Так это или нет, но в глубине души она была согласна с ним. Бандит Два продолжал преследование остального ОС только до того момента, когда стало ясно, что перехватить «Императора» и его эскорт не удастся. Затем Бандит Два – все корабли, входившие в него– изменил курс на преследование «Аякса», с ускорением, превышающим почти на 2 500 метров в секунду за секунду. Благодаря ее собственным повреждениям, и тому факту, что Бандит Два начал преследование «Аякса», бросив преследование остатков ОС 82, у хевенитов было преимущество в скорости свыше двух тысяч километров в секунду. С таким преимуществом в скорости и ускорении над кораблем, который все равно не мог ускользнуть в гипер, даже если бы и добрался до гиперграницы, эта гонка могла иметь только один финал

Максимальная дистанция активного полета хевенитских МДР составляла почти шестьдесят один миллион километров, и дистанция уже составляла чуть больше шестидесяти трех. Это не займет много времени, если только…

– Знаешь, – сказала Мишель, – мне интересно, как близко они подойдут, прежде чем нажмут на курок?

– Ну, сейчас они уже знают, что в наших подвесках «Марк-16», – ответил Стакпоул, развернувшись и взглянув на нее поверх плеч. – И я не думаю, что они заинтересованы войти в их зону поражения.

– Я уж точно не была бы, будь я на их месте, – согласилась Мишель. – И все же, их данные о том, на что способен «Марк-16», все еще должны быть неполными. О, – она взмахнула рукой, – я знаю, что мы уже использовали их прежде, но единственный раз, когда мы использовали их на максимуме активного полета, был сегодня, при ведении огня по плану «Гамма». И то, в середине полета, они летели по баллистике. Возможно, что у Бандита Два еще нет полного тактического анализа.

– Вы полагаете, они все же могут зайти в наш радиус поражения, мэм? – голос Стакпоула прозвучал как будто он изо всех сил старался скрыть скептицизм.

– Я полагаю, это возможно, – сказала Хенке. Затем фыркнула. – С другой стороны, возможно, я хватаюсь за соломинку!

– Хорошо, мэм, – ответил Стакпоул, – не хочу портить Вам картину, но я думаю, что у хевов есть по крайней мере одна причина делать то, что они делают сейчас. – Она изогнула бровь и Стакпоул пожал плечами. – Если бы я был хевом и если бы я хорошо представлял себе, каков наш предел досягаемости, я бы не торопился. Я бы постарался подобраться как можно ближе и все еще оставался вне пределов досягаемости прежде чем открывать огонь. Ну и конечно, если мы захотим обстрелять их на большей дистанции, по баллистике, они, точно, откроют ответный огонь очень даже шустро!

– Знаю, – ответила Мишель.

Она тонко улыбнулась, затем откинулась в своем командном кресле. Просто потрясно, размышляла она. Что бы хевы не предприняли, меньше чем через час она умрет, и все-таки она оставалась странно спокойной. Она не готовилась к смерти, не хотела умирать, возможно глубоко внутри какой-то центр защиты просто не допускал подобной мысли даже сейчас – и все-таки мозгом она понимала, что это случится. И, несмотря на это, ее ум был чист горько-сладкой ясностью. Она не успела сделать множество вещей, которые хотела совершить и горько сожалела об этом. Еще больше она сожалела о других мужчинах и женщинах, пойманных в ловушку на «Аяксе» вместе с ней. Но это был именно тот возможный конец, который она приняла для себя, поступив в Академию и принеся присягу офицера Королевского Флота. Она знала, что этот день может настать, и если она должна умереть, не было для этого лучшей компании, чем команда «Аякса».

Она размышляла, о чем могли думать члены экипажа, эвакуировавшиеся с корабля в оставшихся работоспособными спасательных капсулах, пока ждали своего спасения врагом. Были времена, когда Мантикорский Флот не был уверен, что хевенитские корабли будут заниматься поиском спасательных капсул после сражений, но теперь, даже несмотря на внезапное нападение, которым Республика возобновила военные действия, никто с обеих сторон даже не сомневался, что победитель в любой битве приложит все усилия, чтоб спасти как можно больше выживших с обеих сторон.

Так что у нас есть прогресс, сказала она себе сардонически. Затем она отвесила себе мысленный тычок. Последней вещью, которой ей стоило заниматься в этот момент, это испытывать что-нибудь, кроме признательности, за то, что люди, которые покинули «Аякс» по приказу коммандера Хорн, выживут.

Мы действительно прошли большой путь со времен станции Василиск и Первой Битвы при Ханкоке, сказала она себе. На самом деле…

– Джон. – Она привела спинку кресла в вертикальное положение и развернулась к тактику.

– Да, мэм? – Что-то в ее тоне заставило его развернуть кресло. Глаза его сузились.

– Эти люди позаимствовали тактику Ее Светлости при Сайдморе, так?

– Именно так, – согласился Стакпоул, и его глаза сузились еще больше.

– Отлично, тогда, – сказала Мишель с бритвенно-острой улыбкой, – я думаю, настало наше время позаимствовать кое-что из ее тактики при Ханкоке. Почему бы тебе, мне и коммандеру Хорн не уделить этой идее несколько минут? Все равно, – ее улыбка стала еще тоньше, – похоже, что делать нам все равно нечего.

– Мне это нравится, Ваша Светлость, – хмуро сказала Александра Хорн с дисплея.

– Согласно нашим лучшим выкладкам, – сказала Мишель, – у нас все еще есть порядка трехсот рабочих подвесок на направляющих.

– Триста шесть, адмирал, – ответил из-за плеча Хорн коммандер Дуэйн Харрисон, ставший тактиком «Аякса» так же, как Хорн стала его капитаном.

– Тогда у вас пятнадцать минут чтоб сбросить их все.

– Есть, мэм, – согласилась Хорн. – Использовать тягловые лучи, чтоб укрепить их на корпусе, пока мы не будем готовы сбросить их всех одновременно?

– Именно. И надо начинать побыстрее, – сказала Мишель.

– Принято, – Хорн на мгновенье нахмурилась, затем скривилась. – Мне еще со многим надо разобраться, адмирал. Думаю, Вам и Стакпоулу есть, что обсудить с Дуэйном, пока я потороплю ремонтников.

– Хорошо, Алекс, – Мишель твердо кивнула, зная, что Хорн, как и она сама, уверена, что любой ремонт не составит особой разницы. Главстаршина МакГир и ее ремонтные группы все еще сражались за работоспособность причального отсека, но, по последнему сообщению боцмана, было ясно, что ей нужен еще, как минимум, час. И непохоже, что у «Аякса» он был.

– Отлично, мэм. – Хорн кивнула в ответ. – Конец связи. – И вместо нее на дисплеях Хенке и Стакпоула возникло лицо Харрисона.

Жуткая гонка близится к неумолимому концу, подумала Мишель. Возникло чувство, что в животе у нее глыба мерзлого железа, и она чувствовала себя, как в бреду. Причиной был страх – бесстрашным психом она не была. И, все же, волнение – нетерпеливое ожидание – захватило ее так же сильно, как и страх.

Если это мой последний выстрел, то он станет по-настоящему сногсшибательным сказала она себе натянуто. И, сложно поверить, но, похоже, я все-таки его увижу.

В следующие сорок семь минут стало предельно ясно, что оценка Стакпоулом намерений командира хевов, была точной. «Аякс» уже давно был в радиусе действия ракет Бандита Два, но враг точно не торопился нажать на курок.

Ну и отлично, подумала Мишель. У хевов было преимущество во всем – в количестве, ускорении, огневой мощи, ПРО, ракетной дистанции – и всем этим они беспощадно пользовались. Честно говоря, она была удивлена, что враг устоял перед искушением открыть огонь раньше, но прекрасно понимала их логику. Как предположил Стакпоул, хевы приблизятся на дистанцию, при которой они все еще будут вне поражающей дистанции «Марк-16» «Аякса», и только затем откроют огонь. Или же, возможно, предложат «Аяксу» сдаться в этой безвыходной ситуации. Вероятность того, что единственный линейный крейсер класса «Агамемнон», сможет выпустить и удержать под контролем залп достаточного размера, даже учитывая, что это мантикорские ракеты, чтоб пробить ПРО Бандита Два, была практически нулевой, а, учитывая, что в полет ракет придется включить баллистическую траекторию, эта вероятность и вовсе сводилась на нет. И неважно насколько хороша ПРО «Аякса», он все еще оставался одним единственным линейным крейсером, находящимся на тридцать миллионов километров внутри максимального радиуса действия МДР Бандита Два. Ограничения, накладываемые скоростью света, будут намного меньше, а это улучшит и контроль ракет и компенсирует превосходство мантикорской РЭБ.

Ну, конечно, в этом тактическом раскладе все равно спрячутся косяки, подумала Мишель.

Она снова развернула свое кресло к Стакпоулу. Плечи тактика были напряжены, внимание полностью приковано к дисплею, и она улыбнулась с сожалением и горькой радостью. Он и Харрисон осуществили ее безумную идею быстро и эффективно. И теперь – …

Коммуникатор Мишель подал мягкий сигнал. От неожиданности она вздрогнула, прежде чем нажать на прием. На экране показалась Александра Хорн и, на это раз, было что-то особое в серых глазах коммандера. Они просто пылали, и она широко улыбнулась Мишель.

– Главстаршина расчистила кормовой причальный отсек, мэм, – отрапортовала она, прежде чем адмирал начала говорить и Мишель подскочила. Боцман и ее ремонтники продолжали героически работать, но Мишель уже давно – как, она была уверена в этом, и все остальные на «Аяксе» – пришла к заключению, что у МакГир ничего не выйдет.

Мишель бросила взгляд на секундомер в углу ее тактического дисплея, который стремительно приближался к нулю, затем посмотрела на Хорн.

– В таком случае, Алекс, – сказала она, – я полагаю, что стоит начать эвакуацию прямо сейчас. Не думаю, что через семь минут мы очень уж осчастливим противника.

Никто на борту «Аякса» не нуждался в данном прогнозе.

Расстояние между линейным крейсером и мчащимся по пятам врагом сократилось до 48 миллионов 600 тысяч километров – «Аякс» оказался глубоко внутри радиуса активного полета хевенитских МДР. Без всякого сомнения, эти преследующие их СД(п) уже сбросили множество подвесок и, закрепив их на корпусах, тянули внутри клина, где они не могли влиять на ускорение. Командующий хевов, несомненно, тоже пристально вглядывался в свой тактический дисплей, ожидая малейшего знака, что у «Аякса» изменятся намерения и он решит нанести ракетный удар с дальней дистанции. Если он заметит что-то подобное, тут же сбросит подвески. Но даже если он не заметит ничего, то все равно сбросит их через десять – двенадцать минут.

Малые суда начали покидать причальный отсек, который главстаршина МакГир и ее команда каким-то образом заставили работать. Дурной новостью было то, что этих корабликов было мало. Хорошей же – на борту линейного крейсера оставалось не более трехсот человек. И, конечно же, некоторым из этих людей нужно было больше времени, чтоб добраться до причального отсека.

– Адмирал, – раздался голос в коммуникаторе Хенке. – Пора отправляться, мэм.

Голос принадлежал коммандеру Хорн. Мишель глянула на дисплей, затем покачала головой.

– Не думаю, Алекс, – сказала она. – Мне еще нужно кое-что сделать.

– Херня! – исчерпывающе рявкнула Хорн и яростно потрясла головой. – Нечего Вам тут делать, адмирал. Не теперь! Так что быстро уносите свою задницу с моего корабля. Немедленно!

– Я не думаю… – снова начала Мишель, но Хорн резко ее оборвала.

– Вот именно, мэм, Вы не думаете. Да, идея принадлежит Вам, но на флагманском мостике даже нет связи с подвесками. Так, что теперь это забота моя и Дуэйна, и Вы это знаете. Оставаться тут – не Ваша обязанность, адмирал. И это не имеет никакого отношения ни к храбрости, ни к трусости.

Мишель уставилась на нее, желая возразить. Но не могла – ни логически. Ни рационально. Ее желание остаться на «Аяксе» до самого конца не имело ничего общего ни с логикой, ни с необходимостью. Глаза замерли на женщине, которая категорически приказала ей бросить себя и тактика на верную смерть, и тот факт, что никто из них даже не ждал возможности спастись, сделало чувство вины только глубже и сильнее.

– Я не могу, – сказала она тихо.

– Не тупите, мэм, – резко сказала Хорн. Затем выражение ее лица смягчилось. – Я знаю, что Вы чувствуете, но забудьте об этом. Я сомневаюсь, что Дуэйн или я вообще смогли бы вовремя добраться до отсека. И неважно сможем мы это сделать или нет, это ничего не изменит Кроме того, Ваша обязанность – убраться с корабля, раз уж Вы можете сделать это. Присмотрите там за моими людьми.

Мишель снова было открыла рот, но при последних словах Хорн резко его закрыла. Она горящими глазами всматривалась в коммандера, затем глубоко вздохнула.

– Вы правы. Алекс. Но как бы я хотела, чтоб Вы ошибались.

– Как и я, – усмехнулась Хорн. – Но, к сожалению, это не так. Теперь идите. Это приказ, адмирал.

– Есть, капитан, – ответная улыбка Хенке вышла кривой. – Благослови Вас Бог.

– И Вас, мэм.

Экран погас и Мишель посмотрела на штабных офицеров

– Вы слышали капитана, – ее хриплое контральто прозвучало резко и строго. – Выдвигаемся.

* * *

Бандит Два продолжал сближаться с КЕВ «Аякс». Хевенитские сенсоры не могли распознать бот или шаттл на таком расстоянии, но дистанционные разведплатформы, которые он послали впереди себя, обладали совсем другими возможностями. С меньшим диапазоном и продолжительностью полета, чем у мантикорских аналогов, они все же держали «Аякса» под пристальным наблюдением последние полчаса. И они были достаточно близко, чтоб распознать импеллерные крылья малых судов и подтвердить, что это именно боты, а не ракетные подвески.

– Они покидают корабль, сэр

Адмирал Пьер Рэдмонд развернулся к тактику и саркастично поднял бровь.

– Данные проверены, сэр. – сказал тактик.

– Проклятье! – адмирал скривил губы, как от кислятины, но не мог утверждать, что это был сюрприз. Учитывая их положение, единственно странным было то, что монти так долго ждали. Очевидно, что они не собирались отдавать ему судно и эвакуировали людей, прежде чем подорвать его.

– Вы всегда можете приказать им прекратить эвакуацию, сэр, – тихо сказал тактик. Рэдмонд бросил на него резкий взгляд, и тактик пожал плечами. – Они глубоко в зоне поражения.

– Да, это так, коммандер, – немного раздраженно бросил адмирал. – Но они также не стреляют в нас. Честно говоря, на таком расстоянии они не могут открыть огонь – по крайней мере, достаточно эффективный, чтоб заставить нас поволноваться. И как Вы думаете, отнесутся адмирал Жискар или, того хуже, адмирал Тейсман к тому факту, что я открыл огонь по кораблю, который даже не может ответить, только чтоб остановить эвакуацию?

– Не очень хорошо, сэр, – сказал офицер через мгновенье. Затем он покачал головой и криво усмехнулся. – Не самое мое лучшее предложение, адмирал.

– Это уж точно, – согласился Рэдмонд, короткая усмешка убрала всю колкость из его ответа. Затем он снова развернулся к дисплею.

* * *

Мишель Хенке и ее штаб быстро спускались к шахтам лифта. В коридорах никого не было, люки стояли открытыми. Все системы корабля сейчас работали на автомате, так как уцелевший персонал сбежал к восстановленному причальному отсеку, и, внезапно, она почувствовала укол беспокойства.

О, Господи! А что если хевы решат, что все это было уловкой? Что мы могли покинуть судно в любой момент, но не делали этого, потому что…

Она начала разворачиваться, пытаясь добраться до личного коммуникатора, но было слишком поздно.

* * *

Сирена взвыла внезапно!

Голова тактика флагмана удивленно дернулась, когда он узнал этот звук. Сирена означала сближение, и это было смешно. Эта мысль пронзила его мозг, но он был опытным профессионалом. Его скептицизм не помешал ему почти тут же развернуться к секции активных датчиков.

– Контакт! – вскричал офицер, но для предупреждения было слишком поздно.

Современные ракетные подвески Мантикоры было очень сложно обнаружить. У обесточенных ракет активная зона обнаружения достигала порядка миллиона километров. Но ракеты не были сконструированы, чтоб быть столь же незаметными, как несущие их подвески, потому что любая ударная ракета легко и просто отслеживалась пассивными сканерами благодаря импеллеру. Что означало, что невидимость ей абсолютно ни к чему.

Но ракетная подвеска была чем-то совсем другим. Особенно подвески, подобные современным «плоским» мантикорским подвескам с термоядерным реактором. Они предназначались к развертыванию как в качестве мер планетарной обороны, так и для корабельного боя. В конце концов, Бюро Вооружений решило, что лучше создать подвеску и для того и для другого, если оба предназначения не падут жертвой компромисса. Это здорово облегчило производство и уменьшило затраты, что было немаловажно в эпоху МДР.

Все это означало, что радарные расчеты хевенитов уже сделали отличную работу, сумев засечь ракетные подвески, которые КЕВ «Аякс» сбросил в один момент. Конечно, помогло и общее количество подвесок, даже несмотря на их индивидуальную невидимость, и дистанция составляла немногим больше девяти сотен тысяч, когда раздалась тревога.

К несчастью, скорость Бандита Два превышала двадцать семь тысяч километров в секунду, а его корабли шли по пятам «Аякса» уже больше часа. Ракетные подвески продолжали двигаться вперед со скоростью«Аякса», которую он придал им при развертывании, что означало, что постоянно разгоняющиеся корабли Бандита Два пролетели мимо них на скорости почти в двадцать тысяч километров в секунду. При такой скорости сближения, у Бандита Два было чуть больше 80 секунд на то, чтоб обнаружить и среагировать на них, пока они не оказались в полумиллионе километров позади Бандита Два и не начали выпускать ракеты.

Каждая из трехсот шести ракетных подвесок несла по четырнадцать ракет «Марк-16». Из этих более чем сорока двух сотен ракет четверть была платформами РЭБ. Остальные тридцать две сотни несли боеголовки намного более слабые, чем ракеты кораблей стены. На самом деле, они были слишком слабыми, чтоб нанести сколь-нибудь существенные повреждения чему-нибудь столь же тяжело бронированному, как корабль стены. Но супердредноуты Бандита Два прикрывали линейные крейсера, и линейные крейсера не несли такой брони.

У хевенитских тактиков было восемьдесят четыре секунды, чтоб осознать, что произошло. Восемьдесят четыре секунды, чтоб увидеть, как на их дисплеях оживают тысячи ударных ракет. Несмотря на ошеломляющий сюрприз, они все же начали запускать системы противоракетной обороны, но времени было недостаточно, чтоб оборона была эффективной.

Ураган ракет ворвался в строй хевенитов. Мишель Хенке, несомненно, овладела тактикой Хонор Харрингтон и Марка Сарнова при Битве при Ханкоке, и ее оружие было намного более действенным, чем оружие, которое применялось в тот раз. Хотя «Марк-16» и не предназначались к использованию в качестве мин, их сенсоры намного превосходили сенсоры, которыми были оборудованы большинство мин. И, конечно же, Мишель Хенке, использовала превосходство в разведплатформах и каналах управления. Наряду с ракетными подвесками, «Аякс» развернул полдюжины буев «Гермес» – платформ связи, оборудованных гравитационно-импульсными приемниками СКС и лазерами связи, действовавшими со скорость света. Разведплатформы Призрачного Всадника держали хевов под пристальным наблюдением почти в режиме реального времени и «Аякс» использовал свои передатчики СКС и буи «Гермес», чтоб постоянно обновлять данные, поступающие на ракетные подвески.

Конечно, любое точное управление огнем при такой организации каналов управления, было невозможно, учитывая их ограниченную полосу пропускания. Но этого было более чем достаточно, чтоб в каждую ударную ракету были заложены эмиссионные подписи линейного крейсера, который она должна была атаковать. Точность, по сравнению со стандартной, могла стать ниже, и платформы РЭП были не столь эффективны без должного обновления, поступающего обычно с кораблей, но и дистанция была необычайно малой, что не дало защите времени среагировать. Несмотря на все недостатки, точность огромного залпа была намного выше, чем хевы могли бы ожидать… и ни одна из ракет не обратила внимания на корабли стены.

Адмирал Рэдмонд яростно выругался, когда ракетный шторм буйствовал у него на дисплее. Компьютеры противоракетной обороны делали лучшее, на что были способны, и, учитывая, шок их операторов-людей, и смертоносную геометрию атаки, это лучшее на самом деле было неплохим результатом, что, к несчастью, даже отдаленно не значило, что этого достаточно.

На запуск противоракет не было времени, а атака почти с кормы минимизировала количество лазерных кластеров ПРО, защищающих каждую из целей. Сотни ракет были уничтожены, но их были тысячи, и их жертвы забились в агонии, когда боеголовки детонировали у неприкрытой клином кормы, а рентгеновские лазеры прорывались сквозь боковые защитные стены. Корпуса раскалывались, изрыгая атмосферу и обломки, а люди на этих кораблях сгорали подобно соломе в доменной печи.

Два из восьми линейных крейсеров Бандита Два погибли сразу, исчезнув в облаке плазмы вместе со всеми экипажами, когда дьявольские лазеры с ядерной накачкой пронзали их снова и снова.Шесть выжили, но четыре из них не были большим, чем растерзанными обломками, продолжавшими нестись вперед, пока оглушенные выжившие продирались сквозь разрушения в поисках других уцелевших.

Челюсти адмирала сжались, когда погибли его крейсера. Затем он развернулся и вперил взор в тактика.

– Открыть огонь, – рявкнул он.

ГЛАВА 3

– Адмирал Хенке

Мишель Хенке открыла глаза, а затем, увидев человека, произнесшего ее имя, попыталась сесть на больничной кровати. Ее левая нога была все еще зажата в шину Беллера (traction = демпфирующее устройство для скелетного вытяжения), восстанавливающего раздробленную кость, так что занять вертикальное положение было непросто. Но, хотя они никогда и не встречались лично, Хенке видела более чем достаточно изображений, чтоб сразу узнать платиновую блондинку с топазовыми глазами, стоящую в изножье ее кровати.

– Не беспокойтесь, адмирал, – сказала Элоиза Причарт. – Вы же ранены, а это неофициальный визит.

– Вы глава государства, госпожа президент, – сухо сказала Мишель, приподнявшись, а затем откинувшись с облегчением, на поднявшийся край больничной койки. – А это означает, что это он и есть.

– Ну, возможно, Вы и правы, – отозвалась Причарт с очаровательной улыбкой. Затем указала на кресло, стоявшее возле кровати. – Разрешите?

– Конечно. Все-таки, это же Ваше кресло, – Мишель оглядела приятную, если не роскошную комнату. – Как и весь госпиталь.

– Я полагаю, что можно сказать и так.

Изящно опустившись в кресло, Причарт несколько секунд сидела склонив голову, с задумчивым выражением на лице. Мишель вглядывалась в нее, пытаясь понять, что ее привело к изголовью больничной койки военнопленной. Как только что подчеркнула Мишель, этот госпиталь – который, она вынуждена была признать, был намного лучше всего, чего она ожидала – принадлежал Республике Хевен. Точнее – Республиканскому Флоту, и, несмотря на всю свою внешнюю легкость и пастельные тона, он был таким же лагерем для военнопленных, как и другие, более укрепленные и охраняемые сооружения, в которых были заключены ее оставшиеся люди.

Лицо Мишель напряглось, когда она вспомнила последние мгновенья своего флагманского корабля. То обстоятельство, что «Аякс» не сгинул в одиночестве, утешал мало, в свете того, что погибли две трети оставшейся команды.

Я со своей великолепной идеей, будь она проклята! Конечно, мы снова их порвали, но мой Бог! Неудивительно, что они подумали, что мы специально их заманивали, рассчитав нашу эвакуацию так, чтоб усыпить их бдительность. Господь свидетель, на их месте, я бы думала точно также!

Она корила себя за такие мысли не в первый раз. И не в последний. Когда ее не грызла совесть, холодный расчетливый стратег внутри нее знал, что по безжалостному счету войны полное разрушение двух линейных крейсеров и превращение еще трех в хлам, годный только на переработку – достойная плата за гибель столь многих мужчин и женщин.

И, резко подумала она, мне, в конце концов, поверили. Я думаю, что поверили, несмотря ни на что. Может, я и убила Алекс и еще кучу народа, но, в конце концов, никто даже не предположил возможности каких-нибудь «репрессий». Что, может быть, и не было бы сюрпризом для меня, если бы я уделяла больше внимания словам Хонор о Тейсмане и Турвилле.

Она все еще не помнила до конца, как они с Стакпоулом и Брагой дотащились до причального отсека и убрались восвояси с «Аякса» прежде чем торнадо хеневитских МДР, жаждущих отмщения, разорвали линейный крейсер на куски. Первая волна лазеров врезала по кораблю подобно кувалдам, и один из этих ударов швырнул Мишель о переборку подобно игрушке. Каким-то образом Стакпоул и Брага протащили ее остаток пути до причального отсека, погрузились на бот и эвакуировались с корабля. И только эти двое из всего ее штаба выжили при уничтожении «Аякса».

И, я надеюсь, то, что хевы не получили наше оборудование, стоит всех этих жертв, горько подумала она. Но затем она напомнила себе, что у нее есть другие причины для беспокойства.

– Чем обязана такой чести, госпожа Президент? – спросила она, еще раз отбросив в сторону бесполезное «что было бы, если…» и самокопание.

– Нескольким обстоятельствам. Первое, на данный момент Вы, во многих смыслах, наш старший военнопленный. У Вас наивысший военный ранг, а также и – какая…? Пятая в очереди на трон?

– Да, с тех пор, как был убит мой старший брат, – ровно сказала Мишель и была вознаграждена тем, что Причарт слегка вздрогнула.

– Я искренне соболезную смерти Вашего отца и брата, адмирал Хенке, – столь же ровно ответила она, встретившись глазами с Мишель. – Из наших собственных расследований нам стало известно, что за их убийство прямую ответственность несет Госбезопасность. Фанатиками, осуществившими это убийство, были масадцы, но Госбезопасность наняла их и снабдила оружием. И как мы можем установить, все причастные к этому решению лица уже либо мертвы, либо за решеткой. Не конкретно за это преступление, – продолжила она, увидев, что Хенке недоверчиво приподняла брови, – но за все, что они совершили против собственного народа. На самом деле, хоть я и уверена, что это не сможет смягчить Вашу печаль и гнев, эти же люди ответственны за смерть бессчетных тысяч – нет, миллионов – своих соотечественников. В Республике Хевен было более чем достаточно подобных личностей.

– Не сомневаюсь, – сказала Мишель, осторожно смотря на Причарт. – Но не похоже, что вы полностью отказались от их методов.

– В смысле? – резко спросила Элоиза, сузив глаза.

– Я могла бы вспомнить некоторые особенности предвоенной дипломатии, хотя совершенно уверена, что к согласию в этом вопросе мы не придём, – сказала Мика. – Так, что вместо этого, я ограничу себя обращением Вашего внимания на ваши попытки убить герцогиню Харрингтон, которая, могу Вам напомнить, является моим ближайшим другом.

Мишель вперила взор своих карих глаз в топазовые глаза Причарт. И, к ее удивлению, Президент Хевена даже не пыталась отвести взгляд.

– Я в курсе ваших близких отношений с герцогиней, – сказала Причарт. – На самом деле, это одна из причин нашей беседы. Некоторые из моих военачальников, включая военного министра Тейсмана и адмиралов Турвилля и Форейкер, встречались с вашей «Саламандрой». И они о ней очень высокого мнения. И если бы они хоть на мгновенье поверили в то, что моя администрация приказала ее убить, то были бы очень недовольны мной.

– Прошу простить меня, госпожа президент, но это не то же самое, как если бы Вы сказали, что не давали на это добро.

– Нет, не то же самое, – улыбнулась Причарт, искренне веселясь. – Я на секунду забыла, что в Звездном Королевстве Вы вращаетесь в высших политических кругах. У Вас ухо политика, даже, несмотря на то, что Вы и «простой офицер Флота». Что ж, выражусь яснее. Ни я лично, ни кто-либо другой из моей администрации, не отдавали приказ или же одобряли убийство герцогини Харрингтон.

Теперь был черед Мишель прищуриваться. Как только что сказала Причарт, Мишель привыкла общаться как с политиками, даже если и не интересовалась политикой как таковой. Она не любила политику, поэтому и передала свои полномочия в Палате Лордов своей матери, вдовствующей графине Золотого Пика. Но никто не мог стоять настолько близко к престолу без того, чтоб не быть вынужденным хоть изредка общаться с политиканами, и в свое время, Мишель встречалась с необычайно ловкими и безупречными лжецами. Но, если Элоиза Причарт и входила в их число, это не было заметно.

– Интересное утверждение, госпожа Президент, – сказала она, промедлив секунду. – К сожалению, со всем уважением, я не могу считать его истинным. Даже если Вы так считаете, это совсем не означает того, что какие-нибудь ренегаты из Вашей администрации не приказывали этого.

– Я не удивлена, что Вы так считаете, мы в Республике сталкивались слишком часто с операциями, проводимыми подобными «ренегатами». Могу только сказать, что я искренне верю, что мое утверждение правдиво. Я поставила во главе внутренней и внешней безопасности людей, которых я знаю годами и в которых я полностью уверена. Если «ренегаты» и провели операцию против герцогини Харрингтон, то проведена она была без их ведома и одобрения. В этом я абсолютно уверена.

О, конечно же ты уверена, скептически подумала, Мишель. Ни один хев никогда не мечтал убить командующего флотом противника. И, конечно же, ни один из них не мог решить, что легче получить прощение после успешного завершения операции, чем разрешение до ее начала. Что там была за фраза, которую цитировала Хонор…? Что-то типа, «Ах, если бы кто избавил меня от этого монаха…»

– А у кого еще могут быть мотивы желать ей смерти?, – громко спросила Мишель. – Или же средства убить ее столь специфичным способом?

– У нас не особо много конкретики, каким образом была предпринята эта попытка убийства, – возразила Причарт. – Судя по тому, что мы знаем, однако, основные гипотезы сходятся к возможности того, что ее молодой офицер – лейтенант Меарс, я полагаю – был каким-то образом «запрограммирован» убить герцогиню. Если это на самом деле так, то мы не располагаем возможностями совершить подобное. Уж точно не в тот отрезок времени, которого, по-видимому, вполне хватило тому, кто заложил в него эту установку. Если, конечно, все было именно так.

– Надеюсь, Вы просите меня, госпожа Президент, если я отложу суждение по этому вопросу, – ответила Хенке мгновенье спустя. – Вы очень убедительны. С другой стороны, Вы, как и я, вращаетесь в высших политических кругах, а на таком уровне политик должен быть убедительным. Но, все-таки, я приму то, что Вы сказали к сведению. Должна ли я полагать, что Вы говорите мне все это с целью, чтоб я передала Ваши слова королеве Елизавете?

– Исходя из того, что я слышала о Вашей кузине, адмирал Хенке, – сказала Причарт с оттенком сухой иронии, – я сомневаюсь, что она поверит мне, даже если я буду утверждать, что вода мокрая.

– Я вижу, что Вы достаточно точно отразили характер Ее Величества, – отметила Мишель.– Хотя, скорее всего, это, все же, преуменьшение, – добавила она.

– Знаю. Но, все же, я надеюсь, что, если у Вас будет такая возможность, Вы донесете до нее мои слова. Вы можете мне не верить, адмирал, но я не хотела этой войны. Конечно, – быстро продолжила Причарт, увидев, что Хенке начала открывать рот, – я признаю, что первыми стрельбу начали мы. И, снова признаю, что я поступила бы так снова, если бы на тот момент у меня были бы те же сведения. Но это не то же самое, как если бы я желала этого, и я очень сожалею о всех тех мужчинах и женщинах, которые были убиты или, подобно Вам, ранены. Я не могу изменить того, что уже сделано. Но я хотела бы думать, что мы сможем закончить эту войну до взаимного уничтожения.

– Как и я, – ровно ответила Мишель. – Но, к сожалению, независимо от того, что произошло с дипломатической перепиской, первыми открыли огонь действительно вы. Елизавета не единственная мантикорка или грейсонка – или, даже, андерманка – которой будет сложно забыть об этом или посмотреть на это сквозь пальцы.

– И Вам тоже, адмирал?

– Да, госпожа Президент, и мне тоже, – тихо сказала Мишель.

– Понятно. Я уважаю Вашу честность. Однако, это скорее акцентирует суть противоречивого положения, в котором мы оказались, не так ли?

– Полагаю, что да.

В залитой солнечным светом палате повисла тишина. Странно, но это была какая-то приветливая тишина, почувствовала Мишель. Она снова вспомнила слова Хонор о Томасе Тейсмане и Лестере Турвилле, и она снова напомнила себе, что кем бы ни могла быть Элоиза Причарт, она была также законно избранным президентом, которому оба эти джентльмена принесли присягу служить. И, возможно, она говорила правду, утверждая, что не давала указание убивать Хонор.

А может и нет. Вероломные и коварные политики галактики не разгуливают с голонадписью над головой «Я Плохой Парень». Да и не существует никаких правил, предписывающим им выглядеть настоящими сукиными детьми. Было бы здорово, если бы «плохие парни» выглядели бы и действовали бы как «плохие парни», но такие вещи возможны только в плохоньких голографических постановках. Я уверена, что окружение и Адольфа Гитлера и Роба Пьера думало, что они оба – настоящие милашки.

Прошло примерно минуты три, и Причарт выпрямилась, вздохнула и встала.

– Поправляйтесь, адмирал. Доктора утверждают, что дела у Вас идут на поправку. Они ожидают полного выздоровления и сказали, что выпишут Вас примерно через неделю.

– Что означает переселение в лагерь для военнопленных? – сказала Мишель с улыбкой. Она махнула рукой в сторону распахнутых окон палаты. – Не могу сказать, что с нетерпением ожидаю смены вида из окна.

– Я думаю, мы можем предложить нечто большее чем, жалкий барак за рядами колючей проволоки, адмирал, – топазовые глаза Причарт практически сверкали. – У Тома Тейсмана крепкое представление о правильном содержании военнопленных – как, возможно, помнит герцогиня Харрингтон с той их встречи у Звезды Ельцина. Уверена, что все наши военнопленные содержатся в подобающих условиях. Также надеюсь, что мы сможем договориться о регулярном обмене военнопленными, возможно, под обещание не участвовать в военных действиях.

– Серьезно? – Мишель была удивлена и знала, что это отразилось в ее голосе.

– Конечно. – Причарт снова улыбнулась, но, в этот раз, немного грустно. – Что бы не думала о нас ваша Королева, мы на самом деле не Роб Пьер или Оскар Сен-Жюст. Мы не ангелы, поймите меня правильно. Но мы не забываем, что даже наши враги – тоже живые люди. Хорошего Вам дня, адмирал Хенке.

* * *

Мишель опустила книгу, когда тихо прозвенел звонок двери в ее палату.

– Да? – спросила она, нажав на кнопку прикроватного коммуникатора.

– К Вам военный министр Тейсман, адмирал, – немного нервно произнес голос лейтенанта Ясмины Котсворф, старшей медсестры отделения. – Он просит о нескольких минутах Вашего времени, если Вам удобно.

Обе брови Мишель Хенке поползли вверх. Прошло чуть больше недели со времени неожиданной встречи с Элоизой Причарт. У нее была масса посетителей за это время, но все это были младшие офицеры, ознакомляющие ее с ее статусом старшей по рангу военнопленной, докладывающие о положении ее людей и других военнопленных, которые были в руках хевенитов. Все они были компетентны и учтивы, но все же она чувствовала некую скованность, которая выходила за пределы обычной сдержанности младшего по рангу офицера в присутствии адмирала. Ни один из них не упомянул о возможном визите Томаса Тейсмана.

– Хорошо, Ясмина, – ответила она через секунду, с улыбкой, которую она не могла подавить (да, честно говоря, особо и не старалась), – сейчас я гляну свое расписание. – Выдержав паузу в одно дыхание с глазами светящимися весельем, она кашлянула. – По странному совпадению, у меня выдалось свободное время, – сказала она. – Проси министра войти.

После мгновенья глубокой тишины дверь приоткрылась и в нее заглянула лейтенант Котсворф. Выражение ее лица почти заставило Мишель потерять контроль над собой и расхохотаться, но она взяла себя в руки. Затем ее взгляд переместился на шатена в гражданском и сопровождавшую его брюнетку в форме капитана Флота Республики с аксельбантом, что указывало на ее положение личного адъютанта старшего по рангу офицера.

– Рад, что Вы смогли выкроить для нас время в своем графике, адмирал, – сухо произнес шатен, но его губы балансировали на грани улыбки, и Мишель покачала головой.

– Прошу простить меня, господин министр, – сказала она. – У меня своеобразное чувство юмора, и, учитывая обстоятельства, я не смогла устоять перед искушением.

– Что, возможно, говорит о том, что мне не придется наказывать кого-либо за дурное обращение с раненными военнопленными.

– Напротив, господин Министр, – ответила Мишель намного серьезнее, – каждый в этом госпитале – особенно лейтенант Котсворф – обращаются с нашими раненными так же, как если бы они были вашими людьми. Я поражена их профессионализмом и вежливостью.

– Отлично.

Тейсман вступил в палату, огляделся, затем указал на прикроватное кресло

– Разрешите?

– Конечно. Как я уже говорила Президенту Причарт, когда она спросила о том же, это же Ваш госпиталь, господин Министр.

– Она мне об этом не рассказывала, – сказал он, усевшись в кресло, откинувшись и скрестив ноги. – Но, похоже, Вы уловили суть.

Он улыбнулся, и Мишель, почти против воли, улыбнулась в ответ.

Томас Тейсман здорово напоминает Алистера МакКеона, думала она, изучая откинувшегося в кресле человека, пока его адъютант старалась не виться слишком уж открыто вокруг своего босса, к которому явно была неравнодушна. Ни Тейсман ни МакКеон не были гигантами… по крайней мере, физически. Но у обоих была твердость в глазах: карих у Тейсмана и серых у МакКеона. От обоих исходило чувство осязаемой компетентности и оба – ей пришлось признать это – излучали ауру спокойной нерушимой целостности.

Было намного проще, когда все хевы, которых я знала, были подонками. И становится все сложнее продолжать считать, что это именно они врали о нашей довоенной переписке.

– Я полагаю, основной причиной моего визита, адмирал Хенке…, – начал военный министр, затем остановился. – Прошу прощения, адмирал, мне только что пришло в голову…. К Вам все еще правильно обращаться 'Адмирал Хенке', или же титуловать 'Адмирал Золотой Пик'?

– Строго говоря, я адмирал Золотой Пик с момента убийства моего отца и брата, – ровно ответила ему Мишель. Выражение его глаз показало Мишель, что он понял ее невысказанную мысль, но не отвел глаз, и она продолжила тем же ровным тоном. – Но мне все еще намного комфортнее, когда ко мне обращаются 'Хенке'. Я привыкла к этому еще с Академии, знаете ли.

Она хотела продолжить, но остановилась и качнула головой. Не было нужды рассказывать ему, что крошечная ее часть все еще уверена в том, что пока она не начнет титуловать себя, отец и брат не уйдут по-настоящему.

– Понимаю, – сказал Тейсман и кашлянул. – В таком случае, адмирал Хенке, как я уже сказал, основной причиной моего визита явилось желание добавить мои собственные заверения к словам Президента Причарт. Знаю, что она уже сообщила Вам, что Ваши люди содержатся в подобающих условиях. С другой стороны, и Вы и я знаем, как редко такое случалось в прошлой войне. Так что я решил, что мне надо прийти и внести свою лепту в ее заверения. В конце концов, – даже его улыбка напоминала улыбку МакКеона, – мы как тот леопард, которому надо доказать, что он сменил окрас.

– Я ценю это, господин Министр, – ответила спустя мгновенье Мишель. – Я также благодарна Вам за возможность поддерживать контакты со старшими офицерам среди военнопленных. Которые также подтвердили все сказанное Вами и Президентом Причарт. Герцогиня Харрингтон заверяла каждого, что Ваше отношение к пленным не совсем такое же, как у Корделии Рэнсом или Оскара Сен-Жюста. Я, конечно, не буду притворяться, что не предпочла бы Вашему гостеприимству ужин в ресторане «Космо» в Лэндинге, но очень рада тому, насколько Хонор была права.

– Благодарю. – Тейсман на секунду отвел взгляд, затем снова откашлялся. – Благодарю, – повторил он. – Для меня очень много значат слова леди Харрингтон. Особенно, учитывая обстоятельства, при которых мы с ней встречались.

– Никто в Звездном Королевстве не ставит Вам в вину то, что натворили Масадские психопаты на Вороне, Господин Министр. И мы помним, кто рассказал Хонор – Герцогине Харрингтон – о том, что там происходило. И того, кто дал показания на суде, – она покачала головой. – Для этого требовалось нечто большее, чем просто честность, Сэр.

– Ничего такого, что ставят мне в заслуги, – улыбка Тейсмана была кривой, но подлинной.

– Разве нет? – Мишель склонила голову. – Скажем так, я не хотела бы быть тем офицером, который встал и нарисовал огромную мишень у себя на груди перед комиссией Законодателей, ищущей козла отпущения за проваленную операцию.

– Эти мысли приходили мне в голову, – признал Тейсман. – Но тот факт, что масадцы на самом деле – психопаты, как Вы только что их назвали, вывел меня из-под удара. Напротив, мои свидетельства подчеркнули, что именно их идиотский захват «Гнева Господня» пустил всю операцию под откос. Ну и, конечно же, леди Харрингтон тоже приложила к этому руку. Кроме того, – он снова улыбнулся, – Альфредо Ю был намного лучшим – и старшим по званию – козлом отпущения, чем я.

– Полагаю, что так. Да и пока мы говорим об этом, возможно мне стоит сказать, что и адмирал Ю, один из наших старших офицеров, отзывался о Вас очень хорошо.

– Рад слышать это, – лицо Тейсмана смягчилось при упоминании его бывшего наставника. Затем оно снова стало непроницаемым. – Рад слышать это, – повторил он, – но я бы не упрекнул леди Харрингтон, если бы она изменила свое хорошее впечатление обо мне, когда я стоял и наблюдал, за тем, как Корделия Рэнсом потащила ее на Цербер.

– Ну а что Вы могли сделать, чтобы предотвратить это, Сэр? – спросила Мишель. Тейсман посмотрел на нее, удивленный ее словами, и Мишель фыркнула. – Не забывайте, что Уорнер Кэслет вернулся с Цербера вместе с Хонор, Господин Министр. Из всего, что он рассказал, кристально ясно, что Рэнсом требовался только повод, чтоб казнить вас и Адмирала Турвилля в назидание остальным. Да и Нимиц, – она вовремя успела назвать имя древесного кота вместо Хонор, – распробовал ваши эмоции достаточно, чтобы знать, что вы чувствовали тогда.

Его глаза сузились, и она наблюдала, как Тейсман переваривал ее подтверждение того, что древесные коты могли эмпатически улавливать эмоции окружающих их людей. У нее не было сомнений, что разведка Хевена перехватывала выпуски новостей из Звездного Королевства и репортажи об интеллекте древесных котов с тех пор, как Нимиц и его подруга Саманта научились языку жестов, но все же это было не то же самое, как прямое подтверждение из первых рук.

Конечно, я не думаю, что любой из этих репортажей упомянул тот маленький факт, что Хонор сама стала эмпатом. И я совсем не собираюсь говорить об этом хевам.

– Рад слышать, – сказал он помедлив. – Но то, что при бывшем режиме весь Флот не выполнял свои межзвездные соглашения совсем не радует меня, несмотря на все понимание и симпатию леди Харрингтон.

– Может быть и так, ответила Мишель, – но, зато именно Вы сделали этот режим «бывшим». А также довольно… круто отстранили председателя Сен-Жюста от должности. Ну, по крайней мере, я так слышала.

Капитан, стоящая за спиной Тейсмана, напряглась, ее лицо приняло разгневанное выражение при столь очевидном намеке на домыслы (разумеется, неподтвержденные) о том, что Гражданин Адмирал Тейсман во время переворота попросту пристрелил Сен-Жюста, но Военный Министр только усмехнулся.

– Можно сказать и так, – признал он, затем немного собрался. – Но с другой стороны, я помогал свергнуть Сен-Жюста совсем не для того, чтоб мы с вами снова начали палить друг в друга.

– Сэр, при всем уважении, я не думаю, что это плодотворная тема для обсуждения, – сказала Мишель, твердо глядя ему в глаза. – Не могу выразить, насколько я благодарна Вам за человеческое отношение к военнопленным, но я не готова обсуждать ни претензии ни действия, которые привели к возобновлению войны. Я не верю, что в этом вопросе мы с Вами придем к согласию, – решительно закончила она.

– Не верите? – Тейсман вглядывался в нее спокойно, почти отстраненно, в то время, как его адъютант пылала негодованием за его спиной. Затем военный министр покачал головой. – Ну хорошо, адмирал Хенке. Если Вы предпочитаете не обсуждать эти вопросы сейчас, я пойду Вам навстречу. Возможно, в следующий раз, мы вернемся к этому вопросу. И, – в его взгляде есть что-то странное, подумала Мишель, – возможно, Вас удивит, как легко мы могли бы договориться.

Он замолк, будто наблюдая, попалась ли она на удочку его последних слов. И, по правде говоря, так и было. Но она прекрасно осознавала тот факт, что полностью непригодна к дипломатии.

Сейчас здесь очень пригодилась бы Хонор, подумала она. О себе могу сказать только одно – я явно не та, кто подходит на эту роль.

– Как бы там ни было, – оживился Тейсман, – от докторов я знаю, что они собираются выписать Вас послезавтра. Верю, что свое новое место пребывания Вы найдете столь же комфортабельным, сколь можно ожидать в нынешних обстоятельствах. Также официально приглашаю Вас присоединиться ко мне за ужином, прежде чем мы отправим Вас в гнусное узилище. Обещаю – никакой сыворотки правды в вине. А также мне хотелось бы познакомить Вас кое с кем – адмиралами Жискаром, Турвиллем и Рэдмондом

– С адмиралом Рэдмондом мы уже знакомы, господин министр, – сказала ему Мишель.

– Я знаю, – тонко усмехнулся Тейсман. – Но с тех пор утекло много времени, а мы с адмиралом Рэдмондом уже… обсудили его действия при Солоне.

– Сэр, адмирал Рэдмонд не…

– Я не сказал, что я не понял, что там произошло, адмирал, – прервал ее Тейсман. – И, если быть честным, я мог бы поступить так же, как и он, если бы подумал, что Вы специально выжидали, не отдавая приказа об эвакуации, только чтоб заманить меня в ловушку. Но если мы собираемся положить конец взаимной агрессии в подобных случаях, то и разбирать подобное следует открыто и честно. Я не сомневаюсь, что адмирал Рэдмонд вел себя корректно после того, как подобрал Вас и Ваших выживших людей. Также не сомневаюсь, что вы двое обращались друг к другу со всей профессиональной учтивостью. И надеюсь, что Вы примете мое приглашение и дадите нам возможность обсудить данный инцидент и нашу реакцию на него в… скажем так, другой обстановке.

– Хорошо, господин министр, – сказала Хенке. – Конечно же я приму его.

– Отлично, – Тейсман поднялся и протянул ей руку. Мишель ответила на рукопожатие и Тейсман задержал ее ладонь на пару ударов сердца. Затем отпустил и кивнул своей помощнице.

– Пойдем, Аленка? – сказал он.

– Да, сэр, – капитан открыла дверь и вытянулась, ожидая пока шеф пройдет мимо.

– В таком случае, до завтрашнего вечера, адмирал, – сказал Тейсман и вышел.

ГЛАВА 4

– … этим утром, так, что, я думаю, все под контролем, миледи.

– Понимаю. – откинувшись назад в кресле за письменным столом, Мишель созерцала коммодора Арло Тернера со скрытой улыбкой смешанного удовлетворения и раздражения.

Тёрнер, тяжеловесный блондин чуть старше пятидесяти, был, как и Мишель, уроженцем самой планеты Мантикора. Больше того, он был из Лэндинга, столицы Мантикоры, и Мишель подозревала, что он – один из тех людей, которые пристально следят за таблоидами, чтоб не отстать от событий жизни тех, кого все еще называют «богатые и знаменитые». Когда она впервые поняла это, Мишель испытала соблазн списать его по профнепригодности как потенциального карьериста, но быстро поняла, что окажет ему медвежью услугу, которой Тёрнер не заслуживает. Он мог фанатеть от колонок сплетен и лелеять, в этом она не сомневалась, подспудную мечту когда-нибудь обрести рыцарское звание, но ни на каплю не был профнепригодным. На самом деле он был одним из самых эффективных управленцев, с кем ей приходилось работать и, без сомнения, компетентным тактиком, даже несмотря на его нынешнее пребывание в лагере для военнопленных в Республике Хевен. В конце концов, она и себя считала компетентным тактиком, и вот чем все закончилось.

Ее губы дернулись, улыбка почти прорвалась наружу, когда эти мысли пронеслись в ее голове, но раздражение было вызвано не этим. Несмотря на всю свою компетентность и не обращая внимания на ее прямые намеки, Тёрнер просто не мог забыть, что она приходится кузиной королеве Елизавете и является полноправной графиней Золотого Пика. Было бы чертовски несправедливо обвинять его в чем-то даже отдаленно напоминающем заискивание, но он упорно титуловал ее «адмирал Золотой Пик» и вместо стандартного флотского «мэм» предпочитал технически верное «миледи».

Полагаю, что, если это единственная вызывающая у меня беспокойство вещь, к которой он имеет отношение, то у меня действительно нет повода для жалоб, подумала Мишель и глянула на миг на лейтенант-полковника Ивана МакГрегора.

МакГрегор, родившийся на планете Грифон меньше чем в пятистах километров от того, что в последствии стало герцогством Харрингтон, был противоположностью Тёрнеру почти во всем. Если Тёрнер был голубоглазым блондином, то у МакГрегора были черные волосы, темно-карие глаза и смуглая кожа. Тёрнер был тяжеловесным – коренастым и крепким, но не толстым – при росте всего лишь чуть больше ста шестидесяти двух сантиметров, МакГрегор был поджарым, как бегун, с ростом в сто девяносто три сантиметра. И если Тёрнер обожал великосветские сплетни, МакГрегор полностью обладал всем возом недоверия родного Грифона к аристократии Звездного Королевства, и его взгляд отозвался эхом на недовольство Хенке выбором Тёрнера для обращения к ней.

Но несмотря на всю непохожесть, эти двое были близкими друзьями и плодотворно работали вместе.

До ее неожиданного прибытия, Тёрнер был старшим офицером лагеря Чарли Семь, а МакГрегор, как старший офицер морской пехоты, являлся его адъютантом и начальником внутренней полиции лагеря. Он продолжил занимать обе эти должности, Тёрнер же стал заместителем Мишель.

И, честно говоря, она должна была признать, что ее обязанности заключались преимущественно в том, чтоб отойти в сторону и позволить двум мужчинам продолжать свое гладкое сотрудничество, к которому они притерлись за тринадцать месяцев плена. Оба попали в плен на самых первых порах операции «Удар Молнии», и она была впечатлена их общим нежеланием позволить тому обстоятельству, что они так рано попали в плен, озлобить их.

И, судя по тому, как эта война собирается продолжаться, этот урок мне стоит выучить. Желание улыбаться исчезло, когда эта мысль пришла Мишель в голову.

– Теперь вы удовлетворены, Арло?

– Да, миледи, – коммодор кивнул. – Простое недопонимание. Кухня напортачила со своими записями – похоже, что обычный сбой данных. Согласно им, у нас еще оставалось достаточно свежих овощей. Я думаю, капитан Бовэ отметил для себя, что не смог распознать, что данные должны быть ошибочными, учитывая расписание поставок, и он уверяет, что мы можем ожидать поставку в течение следующих нескольких часов.

– Хорошо, – кивнула в ответ Мишель.

Капитан Адельберт Бовэ был «офицером по контактам» Республиканского Флота с лагерями военнопленных в столичном мире Республики. Честно говоря, она находила порядки хевенитов немного… специфичными. Строго говоря, Бовэ следовало рассматривать, как управляющего лагерем Чарли Семь, хотя его так и не называли. Во всяком случае, он был хевенитским офицером с командными полномочиями над лагерем и его обитателями, но он и его руководители предпочли предоставить лагерю Чарли частичную автономию, что изумило Мишель, когда она впервые столкнулась с этим.

Сразу на вскидку, она не могла привести другой пример, когда звездная нация не озаботилась расквартировать свой персонал, чтоб приглядывать за лагерем, полным военнопленных, каждый из которых был подготовленным военным специалистом с огромным желанием оказаться в другом месте. С другой стороны, не похоже, что им это было надо.

Все это напоминает рассказы Хонор о Цербере, размышляла она, глядя из окна своего офиса в главном административном здании лагеря. Слава Богу, нет ничего общего с тем, как эти ублюдки из Госбезопасности содержали, своих пленных, но у хевов – нет, тут Хонор снова права – хевенитов – похоже, пунктик насчет островов.

Лагерь Чарли почти полностью занимал территорию маленького прохладного острова, расположенного в море Вайланкура на планете Хевен. До ближайшей суши было почти восемьсот километров, что обеспечивало, как вынуждена была признать Мишель, исключительно эффективную ограду. И если на острове и не было охранников, каждый в лагере знал, что их остров находится под круглосуточным наблюдением со спутников и стационарных сенсоров, расположенных вне острова. Даже если предположить, что кто-либо на острове смог бы склепать лодку, у которой был бы шанс пересечь всю эту воду и добраться до материка, сенсоры и спутники очень быстро бы засекли попытку спустить ее на воду, и республиканская морская пехота добралась бы до острова минут за пятнадцать.

Обладая такими возможностями обеспечения безопасности, военный министр Тейсман позволил пленникам, до тех пор, пока дела идут гладко, самим разбираться со своими внутренними проблемами, держа их под дистанционным присмотром офицеров, подобных капитану Бовэ. Никто никогда не слышал о ни о чем подобном, но, похоже, что это было очень эффективно, и очень далеко отстояло от тех ужастиков, что рассказывали мантикорцы, которым не повезло попасть в плен на прошлой войне.

Что, несомненно, является причиной, почему он поступил именно так, мысленно покачала она головой. Он все еще думает, что нужно многое загладить. Плюс к тому, что он уже исправил. Хонор была права – он человек чести.

На самом деле, она пришла к заключению, что все хевениты, кого она встречала, были приличными людьми. И она надеялась, что это исключение из правил. Всегда легче, когда можно думать о врагах, как о всегалактических подонках. Размышления о том, что люди, которые запускают в тебя ракеты – и по которым ты ведешь ответный огонь – столь же приятные и приличные люди, как и те, что находятся на твоей стороне, могут быть… неприятными.

Она вспомнила о том ужине у Тейсмана. Как и было обещано, присутствовал адмирал Рэдмонд, и под бдительным взглядом Тейсмана, Рэдмонд действительно смягчился и за послеобеденным вином рассказал несколько новых шуток. Мишель осознавала, что не находится слишком высоко в списке его фаворитов – что не удивительно, ведь «Аякс» убил почти шесть тысяч его людей. Да и он никогда не станет ее задушевным другом, учитывая, что сделал с ее флагманом. Но, по крайней мере, они испытывали друг к другу неподдельное уважение и Мишель была удивлена, обнаружив, как мало на самом деле горечи в ее чувствах, к которым имел отношение адмирал Рэдмонд.

С остальными присутствующими на обеде у нее не было такого груза прошлых встреч. Адмирал Лестер Турвилль стал для нее настоящим сюрпризом. Из всех отчетов, что она читала, вырисовывался образ эдакой неуправляемой боеголовки – одного из тех ярких, ослепляющих людей, которые чувствуют себя как дома только находясь на мостике отдельного линейного крейсера ведущего свой личный бой (хотя крейсеру он предпочел бы повязку на глаз, абордажную саблю и кремневые пистолеты), чем командующего оперативной группой или флотом. Ей следовало бы понимать, что вряд ли отчеты правдивы, учитывая вереницу его успехов в качестве командующего подобными оперативными группами и флотами. Фактически, единственным человеком, которому удалось пустить Турвиллю кровь из носа, была Хонор, и, насколько была в курсе Мишель, у них сложилась практически ничья. Ей стало намного легче понять как это случилось, когда Мишель наконец получила возможность заглянуть в его глаза и увидела там проницательного хладнокровного тактика, прячущегося за тщательно выпестованным фасадом. Она обнаружила, что он нравится ей больше, чем она могла когда-либо ожидать.

Так совпало, что тогда она еще не знала о мастерской работе Турвилля по полному разгрому промышленности системы Занзибар и ее оборонительных средств.

Оставшиеся два гостя Тейсмана – вице-адмирал Линда Тренис и контр-адмирал Виктор Льюис – также были достаточно приятными собеседниками, и Хенке была очень благодарна Тейсману за обещание не подмешивать «сыворотку правды» в напитки. Она не сомневалась, что сработали бы флотские противонаркотические протоколы, но даже без этого, Тренис и Льюис – особенно Льюис – чуть было не устроили ей форменный допрос, если бы Тейсман тихо не напомнил им, что это светское мероприятие. Учитывая, что Тренис стояла во главе Бюро планирования ФРХ, что ставило ее на один уровень со Вторым Космос-Лордом Патрицией Гивенс, главой Разведуправления КФМ, а Льюис, в свою очередь, возглавлял Управление исследования операций, главный аналитический отдел Бюро планирования ФРХ, Хенке полагала, что их способность собирать даже мельчайшие фрагменты воедино, не должна была ее удивлять. Но все равно удивляла. На самом деле, даже прекрасный ужин не мог исправить того факта, что высшие управленческие круги Республики Хевен демонстрируют удручающе высочайший уровень общего профессионализма и компетенции.

По большей части, было сложно поверить, что этот ужин состоялся целых шесть недель назад. На острове она была достаточно занята – в лагере, с населением почти в девять тысяч человек, что-то постоянно требовало ее внимания, даже несмотря на таланты Тёрнера, и это большую часть времени оставляло скуку за бортом. И лагерь Чарли Семь был расположен достаточно к северу, чтоб, теперь, когда осень вступала в свои права в этом полушарии, время от времени попадать под внезапный шторм. Она знала, что некоторых из военнопленных эти штормы беспокоят. Но она не была одной из них. Лагерные строения, построенные прочно и крепко, выдерживали штормовой ветер без усилий, а прибой на скалистых южных берегах острова был действительно захватывающим. Хотя она и считала здешние штормы в достаточной степени сильными, МакГрегор уверял, что по сравнению с настоящим грифонским штормом, это легкий ветерок.

Но были дни, когда сам факт ее плена, даже совсем не похожего жуткий плен в лапах Госбезопасности в прошлую войну, давил на нее. В такие моменты она смотрела в окно своего офиса и видела не море и небо, но вражескую планету, на которой ее держали бессильным, не способным защитить любимое Звездное Королевство, пленником. И она знала, что в последующие дни, недели и месяцы, ей будет только хуже.

Ну а пока мне стоит радоваться тому, что путаница в поставках овощей отвлекает меня, раздумывала она. Черт возьми! Чего же ждать дальше?

– Извините, мэм.

Мишель дернулась и быстро вынырнула из задумчивости, когда в дверь ее офиса просунулась голова. Голова принадлежала одному из очень немногих известных ей мужчин, который пробыл на службе столь же долго – и, как она подозревала, заработал в молодости столько же выговоров – как главстаршина сэр Горацио Харкнесс.

– Да, Крис? – тон Мишель был любезным несмотря на внутреннюю боль, которую она чувствовала каждый раз при взгляде на мастер-стюарда Криса Биллингсли.

Ее собственный стюард, Кларисса Арбакл, не выбралась с «Аякса». Биллингсли стал заменой Клариссе, когда Мишель прибыла в Чарли Семь. Хорошей новостью было то, что внешне Биллингсли даже отдаленно не напоминал Клариссу. Он был примерно в возрастеДжеймса МакГинесса, и – как и МакГинесс – был реципиентом пролонга первого поколения. И, в отличие от Клариссы, он был не просто мужчиной, но был крепко сбит, хоть и компактен, и у него была роскошная борода, которую он отращивал с момента пленения. Этого было бы более чем достаточно, чтоб дифференцировать его и Клариссу в уме Мишель даже без… других определенных отличий. Конечно, его личное досье не последовало за ним в лагерь для военнопленных Чарли Семь, что, возможно, в его случае было и неплохо, так как он несомненно обладал тем, что всегда описывалось как Репутация.

Конечно, существовало гораздо больше применимых – и возможно более точных – терминов, чтоб описать кого-либо, типа мастер-стюарда Биллингсли. Он слишком нравился Мишель, чтоб она применяла их к нему. И, по справедливости, он пересмотрел свои самые спорные методы решения проблем. Безусловно, Мишель подозревала, что, он, при случае, поставляет своим приятелям-военнопленным маленькие, но столь желанные предметы роскоши путем не совсем легальных сделок с хевами. И если где-то в радиусе половины светового года есть подпольное казино, мастер-стюард Биллингсли точно знает где оно, кто играет, и у него всегда будет место за игровым столом. А еще тот небольшой инцидент с его участием с перегонной установкой, но, он, конечно же, просто хотел снабдить медперсонал лагеря медицинским спиртом.

Несмотря на все его проделки, и тому, что, наверняка, нарекли бы «бурным прошлым», он был одним из тех людей, которые нравятся офицерам, под началом которых служат и сослуживцам, которые служат вместе с ним. Почти против воли, Мишель попала под чары его неоспоримого обаяния, несмотря на тот факт, что его присутствие, как незаживающая рана, напоминало об отсутствии Клариссы. В этом не было ни капли его вины, но Мишель подозревала, что он знает о ее чувствах и поэтому он столь внимателен и осторожен по отношению к ней.

– Извините за беспокойство, мэм, – сказал он, – аэрокар прибывает через двадцать минут, а еще мы получили сообщение из офиса капитана Бовэ. Для вас, мэм.

– Что за сообщение? – прищурилась Мишель.

– Мэм, капитан Бовэ передает приветствия от Министра Тейсмана и приказ явиться к Министру при первой же возможности.

От удивления глаза Мишель расширились и она быстро взглянула на Тернера и МакГрегора. Они выглядели такими же удивленными.

– Могу ли я предположить, – обратилась она к Биллингсли, – что аэрокар, о котором вы упомянули, и есть эта «первая же возможность»?

– Я бы сказал, что это достаточно верное предположение, мэм, – серьезно ответил Биллингсли, – особенно учитывая то, что в том же сообщении от капитана Бовэ было уточнение о том, чтобы я собрал ваш и свой багаж.

– Понятно, – Мишель задержала на нем взгляд и вздохнула, – Хорошо, Крис, позаботьтесь об этом, а мы с коммодором Тернером и полковником МакГрегором обсудим несколько деталей перед тем, как мы отправимся.

– Да, мэм.

Аэромобиль прибыл почти по расписанию, и, учитывая обстоятельства, Мишель чувствовала, что им с Биллингсли стоит поторопиться, чтоб шофер не ждал больше десяти минут. Она не имела представления, знал ли шофер о том, что о прибытии аэромобиля ее известили только что, но и он и аккуратно одетый флотский коммандер – а также два отлично вооруженных морпеха, которые были приданы, чтоб удержать военнопленных от попыток угнать аэромобиль – уважительно ожидали ее. Она проковыляла к входному люку (ее раненная нога еще не до конца восстановилась), и коммандер встал на вытяжку, когда она приблизилась.

– Министр Тейсман поручил мне принести вам извинения за такое позднее предупреждение, адмирал Хенке, – сказал он вежливо открывая люк. Мишель благодарно кивнула и уселась на свое место пока Биллингсли укладывал багаж в грузовой отсек. Закончив, он уселся на заднее сидение повинуясь жесту коммандера. После этого хевенитский офицер закрыл люк, уселся на сиденье перед Мишель и аэрокар взмыл в воздух.

– Министр также поручил мне передать вам, что, он полагает, вы поймете причину такой спешки после вашего с ним разговора, мэм, – добавил он

– Могу ли я из этого заключить, коммандер, – с легкой улыбкой Мишель наклонила голову, – что мы сейчас направляемся напрямик к Министру?

– Да, мэм. Я считаю, что Адмирал может быть уверена в этом, – ответил коммодор.

– И сколько нам придется лететь?

– Мэм, – коммодор кинул взгляд на хроно, – полагаю, около сорока трех минут.

– Ясно, – кивнула Мишель. Сорока трех минут было недостаточно для возвращения прямиком в Новый Париж и это порождало несколько интересных вопросов. Сомнительно, чтобы вежливый молодой коммандер знал на них ответы. Или признался в этом, даже если бы и знал.

– Спасибо, коммандер, – сказала она откинувшись на удобное сиденье и глядя через армопластовый иллюминатор как ветер треплет проносящиеся под ними бело-голубые воды моря Вайланкура.

Несмотря на всю учтивость, с которой с ней обращались с момента пленения, Мишель занервничала, когда аэромобиль приземлился на посадочной площадке у обширного поместья, нависающего над скалистым мысом, вдающимся в море. Прибой бился об отвесный мыс, высоко выстреливая белые приливные гейзеры в то время как морские птицы – или их местные аналоги – кружились и метались в порывах крепкого бриза. Но не прибой или птицы заставляли ее нервничать. Причина была в припаркованных перехватчиках и легких бронетранспортерах, размещенных так, чтоб приглядывать за сухопутными подходами к поместью.

Когда аэромобиль коснулся земли с искусной точностью, она выглянула в иллюминатор и убедилась, что в дополнение к двум перехватчикам на посадочной полосе, еще как минимум один находился в воздухе, барражируя на антиграве. Такого уровня демонстративной безопасности было достаточно, чтоб заставить нервничать кого угодно, даже того, кому не повезло быть военнопленной.

– Не могли бы вы последовать за мной, адмирал, – пробормотал коммандер, после того как открылся люк и выдвинулся пандус.

– Как начет мастер-стюарда Биллингсли? – она с удовольствием отметила, что в голосе не заметно никакой нервозности.

– Насколько я понимаю, мэм, вы задержитесь тут минимум до вечера. мастер-стюарда Биллингсли проводят к выделенному для вас помещению, чтобы он обустроил все к вашему прибытию. Вам так будет удобно, мэм?

Ему удалось сказать это таким тоном, как будто бы выбор действительно был. Мишель заметила это и слегка улыбнулась.

– Это звучит вполне приемлимо, коммандер. Спасибо. – ответила она серьезно.

– Конечно, адмирал. Сюда, пожалуйста.

Он сделал изящный жест в направлении основного задания и Мишель кивнула.

– Ведите, коммандер, – сказала она.

Командер повел ее через тщательно ухоженные лужайки, пару старомодных двойных дверей, находящихся под наблюдением охранника в штатском, и короткий коридор. Остановившись около двойных дверей из какого-то экзотического отполированного дерева – Мишель не сомневалась, что оно выросло на Хевене – он осторожно постучал.

– Да? – раздался голос с другой стороны.

– Здесь адмирал Хенке, – доложил коммандер.

– Пригласите ее войти, – ответил голос.

Голос явно не принадлежал Томасу Тейсману. Он был женским и, не смотря на то, что искажался дверью, смутно знакомым. Дверь открылась и, перешагнув через порог, Мишель оказалась лицом к лицу с президентом Элоизой Причарт.

От неожиданности Мишель на мгновенье заколебалась, но затем встряхнулась и прошла в комнату. Здесь был как минимум еще один одетый в гражданское телохранитель, на этот раз женщина, и теперь, учитывая присутствие Причарт, все те меры безопасности, что окружали поместье, обрели смысл. Эти мысли пробежали по краю ума Мишель, в то время как Причарт протянула руку в приветствии и Томас Тейсман поднялся из кресла из-за стоящего президента

– Госпожа Президент, – пробормотала Мишель и позволила одной брови изогнуться, когда она пожала протянутую руку.

– Приношу свои извинения за этот мелкий обман, адмирал, – ответила Причарт с обворожительной улыбкой. – Его целью было обмануть не Вас, но тех, кто мог бы поинтересоваться, где Вы были и с кем встречались. И, честно говоря, в нем не было особой нужды. Но, учитывая обстоятельства, я предпочла перестраховаться.

– Верю, что Вы простите меня, госпожа Президент, если я скажу, что все это выглядит настораживающее.

– Без сомнения, выглядит именно так. – Причарт снова улыбнулась и отпустила руку Мишель, чтоб махнуть в сторону пары удобных кресел, установленных лицом к тому, из которого только что поднялся Тейсман. – Прошу, присаживайтесь, и я постараюсь сделать всё менее настораживающим.

Мишель подчинилась этому вежливому приказу. Кресло было именно таким комфортным, каким выглядело, и она погрузилась в его объятия, поглядывая то на Тейсмана то на Причарт. Президент смотрела на Мишель несколько секунд, затем повернулась к телохранителю, стоящему позади ее кресла.

– Отключите запись, Шейла, – сказала она.

– Мадам Президент, запись всегда… – начала было телохранитель, но Причарт с улыбкой кивнула

– Шейла, – укоризненно сказала она, – Я прекрасно знаю, что твой персональный рекордер все еще включен. – Телохранитель посмотрела на нее и Президент наставила на нее указательный палец. – Я ни на секунду не поверю, что ты шпионка, Шейла, – сухо сказала она, – И я знаю, что стандартная процедура требует записывать все происходящее в моем присутствии, чтобы осталась запись на тот случай, если вдруг меня убьет микрометеорит или спикирует какая-нибудь сумасшедшая чайка, прорвавшаяся через моих бесстрашных телохранителей. Но в данном случае обойдемся без этого.

– Да, мэм, – после паузы с явной неохотой ответила телохранитель. Она коснулась петлицы, после чего убрала руки за спину замерев в парадном варианте стойки «вольно».

– Спасибо, – сказала Причарт и повернулась обратно к Мишель.

– Если вы хотели полностью завладеть моим вниманием, Мадам Президент, – сухо сказала Мишель, – то это вам удалось.

– Причина, разумеется не в этом, но и против такого эффекта я не возражаю, – ответила Притчарт.

– Тогда могу я поинтересоваться что все это значит?

– Конечно но я боюсь, это будет немного сложнее объяснить.

– Я не слишком удивлена услышав это, Мадам Президент.

– Полагаю, что не удивлены, – Причарт уселась в свое кресло снова, ее топазовые глаза сверкали, пока она несколько мгновений рассматривала Хенке, как будто пытаясь собраться с мыслями. Затем как будто встряхнулась.

– Я надеюсь, вы помните наш разговор в госпитале, – начала она. – Тогда я сказала вам, что хотела бы думать, что мы могли бы каким-то образом положить конец боевым действиям без уничтожения одной из сторон.

Она сделала паузу и Мишель кивнула.

– Я думаю у нас есть возможность сделать это. Или, хотя бы, как минимум шанс, – тихо произнесла Президент.

– Прошу прощения? – Мишель, сузив глаза, подвинулась к краю кресла.

– Адмирал Хенке, недавно мы получили сообщения о событиях, произошедших в Скоплении Талботта, –выражение лица Мишель показало ее замешательство нелогичным заходом Причарт, и президент покачала головой. – Подождите минутку, адмирал. Уверяю Вас, это взаимосвязано.

– Конечно, госпожа президент, как скажете, – ответила, с сомнением в голосе, Мишель.

– Как я уже сказала, мы получили сообщения об определенных событиях, произошедших в Скоплении Талботта, – продолжила Причарт. – Я боюсь, что, для Вас, это не совсем приятные новости. Я уверена, что до Вашего пленения, Вы, больше, чем кто-либо из нас, знали о так называемых «движениях сопротивления», действующих на двух или трех планетах Скопления. Мы отслеживали ситуацию по максимуму, так как все, что отвлекает внимание и ресурсы Звездного Королевства нам на руку. Но все это не имело той важности, как другие задачи нашей разведки, и у нас нет полноты информации, только домыслы. Но в последние несколько дней наши приоритеты радикально изменились.

– И это связано с …? – покорно спросила Мишель, когда президент замолчала.

– Это связано с тем, адмирал, что, согласно собранной нами информации, один из ваших капитанов обнаружил улики, которые, как он верит, свидетельствуют о том, что кто-то за пределами Скопления манипулирует и снабжает эти «движения сопротивления». Очевидно, он пришел к выводу, что Союз Моники напрямую в этом замешан, и предпринял несанкционированную превентивную операцию против Моники, чтоб положить этому конец.

Мишель смотрела на женщину не скрывая своего удивления.

– Несмотря на то, что наша информация очень неполная, – продолжила Причарт, – несколько моментов предельно ясны. Одним из них, без сомнения, является тот факт, что у Моники давние отношения с Управлением Пограничной Безопасности, что прямо говорит о том, что УПБ напрямую вовлечено в то, чтобы там ни происходило. Предполагая, конечно, что подозрения вашего капитана обоснованы. Ну а вторым, я боюсь, стал тот факт, что несанкционированная атака Моники, поставила Звездное королевство перед реальной перспективой вооруженного столкновения с Флотом Солнечной лиги.

Президент замолчала, скрестила ноги и, склонив голову, откинулась назад, очевидно давая Мишель время переварить то, что она только что услышала, и Мишель с трудом заставила себя не сглотнуть, когда она осознала все возможные последствия. Она даже не могла представить себе ту цепь событий, при которой любой вменяемый капитан Королевского Флота мог оказаться в ситуации, могущей превратиться в прямую конфронтацию с самым мощным флотом в истории человечества.

Ну, по крайней мере, самым крупным, сказал маленький упрямый голосок в ее голове. РУФ настаивает на том, что у ФСЛ до сих пор нет новых компенсаторов, сверхсветовой связи, отделяемых ракетных подвесок и носителей или – особенно – МДР. Но у них все еще есть около двадцать одной сотни супердредноутов в активе, флотского резерва, насчитывающего в два или три раза больше, самой крупной производственной и технологической базы… и около двух тысяч индустриально развитых звездных систем. Плюс, конечно же, Приграничье…

Она, конечно, знала, что некоторые наиболее… оптимистично настроенные тактические энтузиасты из КФМ годами утверждали, что преимущества в технологическом развитии Звездного Королевства, созданные полувековой гонкой вооружений и открытым противостоянием с Хевеном, не оставляют Флоту Солнечной Лиги ни единого шанса. Лично она не была так уверена, как большинство энтузиастов, в том, что явное преимущество Мантикоры во многих областях автоматически переходит в преимущество во всем. Она не сомневалась, что любое мантикорское оперативное соединение или флот могли разнести любые сопоставимые силы Лиги даже не вспотев. Но в отличие от этих энтузиастов, она сильно сомневалась (и это мягко сказано), что даже все тактические преимущества Мантикоры смогут преодолеть невообразимые стратегические различия между количеством индустриальных баз и размером населения Мантикоры и Солнечной Лиги.

И с технологической базой у солли все в порядке. У нас, возможно, и есть небольшое преимущество, благодаря тому, что в нашем регионе уже пятьдесят лет бушует война, но даже если это и так, то это преимущество микроскопическое. И когда их флот проснется, то пошлет кучу народа сокращать разрыв. Не говоря уже об их строительных мощностях, если они смогут организоваться. В этом отношении, силы обороны систем некоторых членов Лиги намного более легки на подъем, чем когда либо был основной офицерский состав ФСЛ. Не стоит упоминать и то, на что они способны, или как быстро маленькие сюрпризы, приготовленные для нас, могут быть пущены в массовое производство, стоит нам два или три раза пустить ФСЛ носом кровь. А некоторые из этих оборонительных флотов по размеру такие же – или же даже больше – чем был весь наш флот до того, как дядя Роджер начал его расширение.

Она начала приходить в себя от первого шока, в который ее ввергли новости, сообщенные Причарт. Но все еще, что за псих…?

– Прошу прощения, госпожа Президент, – спустя миг, сказала она, – но Вы сказали, что в этом замешан один из наших капитанов. Вы, случайно, не знаете, кто именно?

– Томас? – подняв одну бровь, Причарт посмотрела на Тейсмана и министр немного едко улыбнулся.

– Согласно нашим данным, адмирал, Вам, как и мне, знакомо его имя. Это был Терехов – Айварс Терехов.

Против своей воли, Мишель снова широко раскрыла глаза. Лично она никогда не встречала Айварса Алексовича Терехова, но сразу узнала его имя. И она не была удивлена, что и Тейсман узнал его имя, учитывая его действия при Битве у Гиацинта и личные извинения военного министра, принесенные им за жестокость, с которой Госбезопасность обращалась с людьми Терехова и с ним самим после пленения. Но что могло заставить человека с опытом Терехова выступить с открытой агрессией против Солнечной Лиги?

– Учитывая, что этот капитан – Терехов, – продолжил Тейсман, как будто прочтя ее мысли, – нам, во-первых, следует исходить из того, что он уверен в достоверности собранных им улик, а, во-вторых, что по его оценке эти улики требуют самых быстрых решительных действий, чтоб задушить в зародыше что бы там ни начиналось – и предотвратить гораздо худшее. Опять же, для вас.

О, благодарю за уточнение, господин Министр! подумала Мишель едко.

Причарт бросила на Тейсмана серьезный взгляд, как будто упрекая его за хамство последних слов. Или же, подумала Мишель, это было сделано, чтоб ее «гостья» подумала, что она упрекает военного министра за тщательно спланированный комментарий. Но ничто из этого не влияло на точность его замечаний, предполагая, конечно, что они оба говорят ей правду. И, отбросив в сторону весь спор о довоенной дипломатической переписке, она не видела им выгоды врать военнопленной.

– Могу я узнать, зачем вы мне все это рассказываете? – спросила она спустя несколько секунд.

– Потому, что я хочу, чтоб Вы четко представляли, что сейчас из себя представляет стратегическое положение Звездного Королевства, адмирал, – ровно сказала Причарт, посмотрев на ее. Мишель внутренне напряглась, но Причарт продолжила в том же ровном ключе. – Я просто уверена, адмирал Хенке, что офицер Вашего ранга, служащий под началом герцогини Харрингтон и имеющий настолько близкие родственные связи с Королевой, обладает допуском к отчетам разведки, свидетельствующим о нашем текущем численном превосходстве. Я полностью отдаю себе отчет, что военные технологии Мантикорского Альянса все еще значительно превосходят наши достижения, и я бы солгала, если бы сказала, что Томас и я полностью уверены, что наше численное превосходство достаточно, чтоб пересилить ваше превосходство в качестве. Мы полагаем, что в ближайшее время это все же произойдет, но, тем не менее, должна сказать, мы оба имеем излишне неприятный личный опыт проверки вашего Флота на … стойкость.

Но теперь в уравнение добавлена новая переменная. Ни Вы, ни я не имеем сейчас ни малейшего понятия, к чему – в долгосрочной и краткосрочной перспективах – приведут действия капитана Терехова. Однако, учитывая общий уровень высокомерия Солнечной Лиги, где и Звездное Королевство и Республика расцениваются, как «неоварвары», я полагаю, что, вполне вероятно, местные чиновники и адмиралы Лиги отреагируют без малейшего представления о том, как разрушительное качественное превосходство вашего Флота способно доказать их ошибку. Другими словами, возможность Мантикоры оказаться в смертельной конфронтации с Лигой, на мой взгляд, чрезвычайно реальна.

– И, – сказала Мишель, с трудом пытаясь удержаться от горечи в тоне – учитывая отвлекающий потенциал всего этого, Ваши расчеты, госпожа президент, на количественное превосходство Вашего Флота, вне всякого сомнения, повышают Ваши перспективы.

– Честно говоря, адмирал, – сказал Тейсман, – первой реакцией всех моих аналитиков в Новом Октагоне был вопрос, стоит нам начинать наступление немедленно или же выждать, надеясь, что ухудшение ситуации в Скоплении вынудит вас еще более ослабить фронт и только затем нанести удар.

Он твердо ответил на ее пристальный взгляд и Мишель не винила его ни в чем. В конце концов, будь она на их месте, она бы подумывала о том же.

– Это действительно было первой мыслью аналитиков, – согласилась Причарт. – И, боюсь сказать, моей тоже. Я слишком много лет была народным комиссаром Флота при предыдущем режиме, чтоб не думать о подобном. Но затем мне в голову пришла другая мысль… леди Золотого Пика.

Резкое изменение в форме обращения к ней президента застало Мишель врасплох и она уселась обратно, погрузившись в успокаивающие объятия кресла, задаваясь вопросом, что это предвещает.

– И какая же мысль, госпожа Президент? – через мгновение осторожно спросила она.

– Миледи, я была полностью откровенна с вами во время посещения госпиталя. Я хочу закончить эту войну и предпочла бы сделать это без дальнейшего кровопролития с обеих сторон. И в связи с этим у меня есть для вас предложение.

– Какое? – спросила Мишель пристально глядя на нее.

– Я уже говорила вам, что мы рассматриваем вопрос об обмене пленными. Что я имела в виду, так это освободить вас и вернуть в Звездное Королевство в обмен на ваше честное слово не принимать дальнейшего участия в боевых действиях против Республики, пока не будет закончен обмен вас на одного из наших офицеров, находящихся в плену у Мантикоры.

– Почему? – коротко спросила Мишель.

– Честно говоря потому, что мне нужен посланник к вашей королеве. Такой, что его выслушают даже тогда, когда послание будет исходить от меня.

– Что за послание?

Мишель подготовилась. Темперамент ее кузины Елизаветы недаром славился… или, скорее, был дурно известен. Он был одной из ее сильных сторон, во многом именно благодаря нему она была столь успешной, из-за него древесные коты прозвали ее «Стальная душа». И, по мнению Мишель, он же был ее величайшей слабостью. И у Мики не было иллюзий по поводу того, как отнесется Елизавета к тому, что Республика Хевен вежливо отметила то, что позиция Королевства стала безнадежной и это только вопрос времени, когда придется признать поражение.

– Послание заключается в том, миледи, что я, как глава правительства Республики, хочу официально предложить провести встречу на высшем уровне. Встреча будет проведена на нейтральной территории, выбранной Королевой, для обсуждения как возможных путей окончания конфликта между нашими звездными нациями, так и для обсуждения, если она того пожелает, деталей и содержания нашей довоенной дипломатической переписки. Также я готова обсудить любой вопрос, который она захочет включить в повестку. Я провозглашу отмену наступательных операций с того момента, как Вы согласитесь доставить мое послание Королеве и я не начну наступательных операций ни под каким видом до тех пор, пока не получу ответа от вашей Королевы здесь, в Новом Париже.

Каким-то образом Мишель удалось удержать челюсть от отвисания, но что-то очень похожее на слабое мерцание в ярких глазах Президента дало ей понять, что не стоит рассчитывать на карьеру дипломата или профессионального игрока в карты.

– Я понимаю, что это… достаточно неожиданно, миледи. – сказала Причарт и по мнению Мишель, это было слишком сильное преуменьшение. – Честно говоря, я не вижу для Вас иной возможности – по массе причин – кроме как согласиться и доставить мое послание королеве Елизавете.

– О, на это можете рассчитывать, госпожа Президент, – сухо сказала Мишель.

– Я так и думала, – слегка улыбнулась Причарт, затем взглянула на Тейсмана и перевела взгляд обратно на Мишель.

– По большей части Её Величество может свободно пригласить любого, кого она выберет. Я надеюсь, что мы сможем ограничить количество персонала и советников до приемлемого уровня при встрече один на один. Однако у нас имеется одна специфическая просьба по поводу советников, которых она выберет.

– И в чем она заключается? – осторожно спросила Мишель.

– Мы хотели бы, чтобы на встрече присутствовала герцогиня Харрингтон.

Мишель сморгнула. Это не могло ей помочь, но, все же, она смогла удержать свои глаза от того, чтоб впериться в Тейсмана, в надежде увидеть его реакцию на то, что только что сказала президент. В этот момент Мишель Хенке страстно желала стать древесным котом и забраться в голову Элоизе Причарт. Из ее собственного разговора с Тейсманом, было ясно, что Республика Хевен – или же, по крайней мере, ее разведка – были, из репортажей СМИ Мантикоры, в курсе о котах и их недавно подтвержденных способностях. И они не могли не знать, что, даже если Елизавета решит оставить Ариэля дома, то Хонор уж точно возьмет Нимица с собой. Более того, Тейсман лично был свидетелем того, как сильна связь между Хонор и Нимицем. Что означало, что Причарт преднамеренно приглашала на свою встречу с главой звездной нации, с которой она находилась в состоянии войны, кого-то с живым детектором лжи. Если, конечно, Мишель не хотела допустить, что кто-то, столь же компетентный, как Причарт, с советниками, столь же компетентными, как Тейсман, каким-то образом не понимала, что только что натворила.

– Если королева примет Ваше предложение, госпожа президент, – сказала Мишель, – я не вижу причин, чтоб не включить герцогиню Харрингтон в состав официальной делегации. В этом отношении, и это мое личное мнение, я думаю, что уникальный статус Ее Светлости и в Звездном Королевстве и на Грейсоне, делает ее кандидатуру идеальной для подобной встречи.

– И Вы думаете, что Ее Величество примет мое предложение, адмирал Золотой Пик?

– В этом вопросе, госпожа Президент, – твердо сказала Мишель, – я даже догадок строить не буду.

ГЛАВА 5

Лицо в зеркале Айварса Терехова было еще более худым и осунувшимся, чем, то, которое он помнил. В сущности, оно напомнило ему то, которое у него было по возвращении на Мантикору при обмене военнопленными. Последние несколько месяцев может и не были столь же кошмарными, как тогда – но они – и, в особенности, шесть недель после отлета с Монтаны – все же оставили свой отпечаток, и его голубые глаза изучали свое отражение, как будто ища знамения грядущего. Но, как бы ни искал, их он найти не мог… в который раз.

Его ноздри расширились когда, фыркнув в саркастической усмешке над собственными мыслями, он начал плескать холодной водой себе в лицо. Затем выпрямился, промокнул лицо и потянулся к чистой форме, которую для него приготовила старший стюард Джоанна Агнелли. Натягивая форму, он ощущал ее тепло, когда ткань скользила по коже, затем застегнулся и еще раз оглядел свое отражение в зеркале.

Никаких изменений, подумал он. Всего лишь мужчина в рубашке.

Но мужчина в зеркале не был «всего лишь мужчиной в рубашке», и Терехов знал это. Он снова был капитаном Тереховым, «первым после Бога» тяжелого крейсера Ее Величества королевы Мантикоры «Гексапума».

По крайней мере – пока, напомнил он себе, наблюдая как отражение губ в зеркале дернулось в краткой усмешке.

Он отвернулся от зеркала и вышел из своей ванной в спальню. Дверь в зал была приоткрыта и он мог видеть, что коммандер Джинджер Льюис, исполняющая обязанности его старпома, и лейтенант-коммандер Амаль Нагчадхури, командующий секцией связи, ожидают его. Немного задержавшись, он сделал глубокий вдох, убедился, что выражение лица из серии «уверенный капитан» на месте и, затем, вышел к ним.

– Доброе утро, – сказал он, жестом указав им оставаться на месте.

– Доброе утро, сэр, – за обоих ответила Льюис.

– Думаю, вы оба уже позавтракали?

– Да, сэр.

– Ну а я, боюсь, что нет, и Джоанна взбесится, если я не поем. Так что, если вы не против, во время утреннего доклада, я, как послушненький маленький капитан, что-нибудь погрызу.

– Даже и пытаться не буду встать между шефом Агнелли и ее взглядами на правильное питание капитанов, сэр, – сказала Льюис и широко улыбнулась. Улыбнулся и Нагчадхури, хотя не каждый исполняющий обязанности старпома решился бы на шутку, которую можно было бы отнести на счет капитана, и Терехов хмыкнул.

– Вижу, что Вы мудрая женщина, – заметил он и сел за свой стол. Терминал был опущен, освобождая место для работы – или в его случае – для кое-чего другого, и старший стюард Агнелли появилась так же быстро и тихо, как будто капитан потер лампу, чтоб ее вызвать.

С бойкой эффективностью, всегда напоминавшей Терехову выступление первоклассного фокусника, Агнелли расстелила по столу белую льняную скатерть, поставила тарелку с точно по центру выставленной чашкой с кукурузными хлопьями, небольшой молочник, тарелку с горячими булочками, масленку, высокий стакан с охлажденным томатным соком, чашку, испускающий пар кофейник, серебряные столовые приборы и белоснежную салфетку. Оценив свою работу в течение пары мгновений, она поправила приборы, подровняв их.

– Позвоните, когда закончите, сэр, – сказала она и исчезла.

Терехов обнаружил, что ищет дым, в котором исчез его личный джин. Затем покачал головой, потянулся за молоком и добавил его в хлопья.

– Со всем уважением, сэр, это не похоже на обильный завтрак, – заметила Льюис.

– Может и нет, – ответил Терехов, затем мельком взглянул на нее. – С другой стороны, именно так я и привык завтракать, Джинджер. У меня нет проблем с желудком, если это именно то, о чем Вы так изящно спросили.

– Полагаю, что именно это я и спросила.

Если Льюис и была смущена, она этого никак не показала, и Терехов покачал головой. Джинджер Льюис выглядела как более молодая версия его жены, Шинед, чей портрет и сейчас висел на стене позади коммандера. Также она была и столь же уверена в себе, как Шинед. На самом деле, Терехову иногда казалось, что она копировала Шинед, и он больше чем просто подозревал, что она решила, что это важнее, чем, то, как если бы на борту начали воспринимать ее как курицу-наседку при капитане.

Что слишком маловероятно между ней и Джоанной, или же я что-то упустил?

– Ну, считайте это моим не совсем изящным ответом, – вслух сказал он, тоном показывая, что это совсем не упрек. – И пока я хрущу моим скромным – но очень здоровым и весьма полезным – завтраком, почему бы вам двоим не рассказать мне все те вещи, что мне полагается знать?

– Конечно, сэр.

Льюис достала личный КПК и вызвала на экран первую из составленных ею заметок.

– Во-первых, – сказала она, – доклад о раненых. У лейтенанта Саркози в лазарете все еще двадцать семь пациентов, но троих он планирует выписать уже сегодня. Итак,… восемь наших людей и двенадцать с «Колдуна» и «Арии» вернутся на службу. И она утверждает, что Лайош вернется к обязанностям в течение следующих двух-трех дней.

– Отлично, – ответил Терехов. Офицер медицинской службы Руфь Саркози была корабельным врачом КЕВ «Бдительный» до жестокой битвы при Монике. «Бдительный» стал одним из кораблей, которые Терехов потерял в том бою, но Саркози выжила, что стало экстраординарной удачей по множеству причин, включая ту, что коммандер Лайош Орбан, корабельный врач «Гексапумы», сам стал одним из тридцати двух раненых. Саркози стала ему отличной заменой – что Терехов и отразил в рапортах, составленных им после сражения – но, как и все его выжившие люди, безусловно, чувствовала давление, исполняя слишком много различных обязанностей. Большим, чем для любого другого, облегчением для нее стало бы известие о том, что Орбан поправился настолько, что может покинуть лазарет. Было несомненной удачей то, что его раны, хоть и смотрелись месивом, но были намного менее ужасны, чем выглядели. С помощью интенсивной терапии, Саркози поставила его на ноги (хотя он и оставался очень слабым) меньше, чем за неделю, он был намного удачливее людей вроде Наоми Каплан, тактика «Гексапумы», которая приходила в сознание только время от времени.

И, мрачно подумал Терехов, Лайош намного удачливее тех семидесяти четырех членов экипажа, которые были убиты в бою.

– Судя по докладам Саркози, Анстен не скоро полностью поправится, – продолжила Льюис. – Но он, конечно же, утверждает, что готов приступить к своим обязанностям в любое время. – Она мельком взглянула Терехову в глаза. – И, несмотря на любые подозрения, я не настолько опьянена властью, чтоб желать остаться в должности исполняющего обязанности старпома дольше, чем будет необходимо, но, откровенно говоря, я сомневаюсь, что он в состоянии вернуться в строй. Лейтенант Саркози позволила ему вернуться в свою каюту, но, я думаю, только потому, что ей нужна была его койка. Ну и возможно, частично потому, что она на пути к помешательству из-за него. – Ее губы подернулись. – Он точно… не самый лучший пациент в известной истории галактики.

В этот момент Терехов пил томатный сок, и его невольная усмешка чуть было не привела к катастрофе. К счастью, он успел опустить стакан без того, чтоб забрызгать соком всю свою форму.

Назвать Анстена Фитцджеральда «не самым лучшим пациентом» было самым ярким примером сильнейшего преуменьшения из всех, что он слышал за последнее время. Старпом «Гексапумы» по складу характера был неспособен находиться вне своих обязанностей дольше, чем требовала самая крайняя необходимость. А также он был одним из тех людей, которых приводил в крайнее негодование тот факт, его тело, получив значительные физические повреждения, требовало времени на восстановление тогда, когда он уже был готов вернуться к привычному ритму.

– Частью это идет от того, – промокнув губы салфеткой сказал Терехов так серьезно, как только мог, – что Анстен понимает, как остро мы нуждаемся в людях. Ну и, конечно же, – он опустил салфетку и криво ухмыльнулся, – у него столько чистейшего упрямства, что хватило бы на трех любых других людей.

– Должна ли я понимать как приказ не передавать ему полномочия сегодня, сэр?

– На самом деле, ничто не обрадовало меня больше, если бы Вы сделали это, – сказал ей Терехов. – Поверьте мне, Джинджер, я знаю, сколько у Вас работы в Инженерном отсеке, чтоб взваливать на Вас еще и это. Но я не готов вернуть в строй Анстена, пока Саркози – или Лайош – не будут готовы выписать его, независимо от того, что он сам там для себя решил.

– Не буду лукавить насчет того, что не предпочла бы посвятить технике все время, – ответила Льюис, – но я согласна с Вами. Мне самой мягко донести эту мысль до него, сэр, или Вы сделаете это?

– Трусливая часть моей натуры хочет оставить это Вам. Но, к сожалению, на Острове Саганами мне что-то такое говорили об обязанностях и ответственности капитана, которую нельзя спихивать на подчиненных. И, как мне кажется, подобная встреча с Анстеном очень под это подходит.

– Трепещу перед Вашей храбростью, сэр!

– И следует, – сказал Терехов со скромным выражением лица, а затем развернулся к Нагчадхури.

– Что-нибудь новенькое от мониканцев, Амаль?

– Нет, сэр. – Длинное, бледное лицо офицера связи подернулось гримасой. – Они все еще повторяют свое требование, чтоб мы как можно скорее покинули систему, но это все. До сих пор.

– Ничего о вчерашнем запросе об эвакуации гражданского персонала, вызванного «медицинской необходимостью», со станции «Эройка»?

– Нет, сэр. По крайней мере, пока. В конце концов, на Эстелле день только начался.

Терехов улыбнулся кислой улыбкой, хотя шутка и не была смешной.

Он точно знал, что был самым ненавидимым человеком в системе Моники, и на это были веские причины. Он и десять боевых кораблей под его командованием уничтожили или превратили в обломки что-то около семидесяти пяти процентов общих сил Флота Моники. Они же уничтожили основную верфь мониканцев, убили несколько тысяч рабочих этой верфи и разнесли в щепы два или три десятилетия инвестиций в инфраструктуру. Не говоря уже о том, что уничтожили или обездвижили двенадцать из четырнадцати переданных Монике линейных крейсеров постройки Лиги. Он все еще не был уверен насчет того, как именно эти корабли вписывались в планы того, кто планировал срыв аннексии Скопления Талботта Звездным Королевством, но все улики, которые удалось собрать с обломков станции «Эройка» говорили о том, что эти планы требовали толстого бумажника… и очень слабых моральных предубеждений против убийства людей в промышленных масштабах.

В настоящий же момент и у него, и у Роберто Тайлера, президента Союза Моники, были более важные причины для беспокойства, хотя и свои у каждого. Айварс Терехов при уничтожении линейных крейсеров и военной составляющей станции «Эройка» потерял шестьдесят процентов своей наспех сколоченной эскадры и три четверти своего персонала. Все четыре его выживших корабля были серьезно повреждены. Только два из них могли войти в гиперпространство без ремонта на верфи, а систем жизнеобеспечения на этих двух кораблях не хватило бы на всех оставшихся в живых людей. Это означало, что если бы он и был склонен покинуть Монику, просто не смог бы этого сделать. А склонен он не был, так как не намеревался позволить Тайлеру и его людям «подчистить» все улики до того, пока кто-либо с Мантикоры с большими, чем у Терехова, возможностями, не изучит их.

На сегодняшний день не было причин верить, что Тайлер подозревает, что половина мантикорских кораблей слишком повреждена, чтоб покинуть систему. И, к счастью, не было похоже, что он готов подтолкнуть Терехова осуществить его угрозу по отношению к двум оставшимся линейным крейсерам. Эти два линейных крейсера находились в доках на гражданской верфи на дальнем конце растянутого индустриального комплекса станции «Эройка». Терехов, учитывая возможное ужасающее количество жертв среди гражданских, не стал уничтожать их при первоначальной атаке. Но, когда выжившие силы Флота Моники стали требовать его сдачи, угрожая уничтожением его кораблей, он сам поставил им ультиматум.

Если его корабли будут атакованы, он уничтожит оставшиеся линейные крейсера контактными ядерными зарядами… и не разрешит эвакуировать гражданское население со станции.

Возможно, в администрации Тайлера и подозревали, что он блефует. Даже если и так, президент предпочел ему поверить. Что, мрачно подумал Терехов, просто отлично, так как блефовать он не собирался.

– Как Вы думаете, в этой «медицинской необходимости» есть хоть доля правды, сэр? – вопрос Льюис вернул Терехова к реальности, он мысленно встряхнулся и кивнул головой.

– Не буду полностью отбрасывать эту возможность. Хотя то что-то очень уж вовремя, не так ли?

– Вот именно, сэр. – Льюис потерла кончик носа, затем пожала плечами. – Меня смущает только одно – он слишком долго ждал, чтоб прибегнуть к этой причине.

– Ну, он уже использовал «нехватку продовольствия», «поломку систем жизнеобеспечения» и «повреждение силовой установки», Джинджер, – заметил Нагчадхури. – Мне на ум приходит старая сказка о мальчике, который все кричал «волки, волки».

– Это точно, – согласился Терехов. – С другой стороны, эта причина отличается от других – ее мы не можем столь же легко подтвердить – или опровергнуть – как предыдущие.

Нагчадхури кивнул, и Терехов, размышляя, начал мазать масло на булочку.

Отбросить большинство мониканских «необходимостей» было проще простого. Хотя бортовые сенсоры «Гексапумы» и были жестоко истерзаны, у Терехова все еще было достаточно высокочувствительных сенсорных платформ, чтоб приглядывать за всем, что происходило в системе Моники. Эти же платформы были в состоянии контролировать состояние выживших компонентов станции и опровергнуть жалобы Тайлера на энергетические выбросы или утечку атмосферы, вызванные бомбардировкой военной составляющей станции «Эройка». Но жалобы на заболевания среди обитателей станции были чем-то иным.

– Я думаю, нам стоит устроить обследование некоторых из этих предположительно больных мониканцев – сказал Терехов спустя несколько мгновений. – Что, возможно, означает, что Лайош чертовски вовремя решил вернуться в строй.

– Сэр, со всем уважением, я не думаю, что предоставлять мониканцам возможность взять в заложники наших людей удачная мысль, – неуверенно произнесла Льюис, – Как только мы пошлем…

– Не беспокойся, Джинджер.

Пробормотал Терехов с булочкой во рту. Затем прожевал, проглотил и прочистил горло.

– Не переживай, – четче произнес он, покачивая головой. – Я и не думал посылать лейтенанта Саркози или Лайоша на «Эройку». Если они подготовят нескольких из их смертельно больных пациентов и отправят их на шаттле сюда, мы тут их и осмотрим. Если откажутся – будем знать, что это была липа.

– Хорошо, сэр, – кивнула Льюис

– Ну а пока, как там дела у коммандера Лигноса с управлением огнем «Эгиды»?

– Есть небольшой прогресс, сэр. – сказала Льюис, сверившись с записями. – Это, конечно, не починка в доке, но, обменявшись запчастями с «Арией», коммандер Лигнос сможет, по крайней мере, запустить свой носовой лидар. Это все еще оставит…

* * *

– Так значит, Тайлер завернул твое предложение обеспечить лечением его больных, не так ли? – сухо сказал Бернардус Ван Дорт. Чуть позже этим же утром, Терехов и он сидели в капитанской комнате для инструктажа, откинувшись в креслах с чашками кофе в руках, и Терехов фыркнул.

– Можно и так сказать, – он покачал головой. – Временами я жалею, что помешал Вам вручить Ваши верительные грамоты как личного представителя баронессы Медузы. В противном случае, весь этот дипломатический хлам был бы сейчас у Вас на тарелке, не у меня.

– Если Вы считаете… – начал Ван Дорт, но Терехов снова покачал головой, на этот раз сильнее.

– Забудьте. Я не для того провел столько лет в МИДе, чтоб не знать, как делаются дела. С той минуты, как Вы откроете рот в качестве официально аккредитированного представителя, дело перестанет бы быть делом отдельного бесконтрольного офицера Ее Величества, от поступков которого она может отбрехаться, если захочет. Мы не можем поставить под удар Тайлера нашу позицию, что я действую независимо от приказов любых вышестоящих лиц. Особенно в свете того, что я уже натворил.

Ван Дорт хотел что-то сказать, но передумал. Как бы он не хотел возразить, но Терехов был прав. Политический опыт самого Ван Дорта на Рембрандте, десятилетия его работы при сколачивании мультисистемного Рембрадтского Торгового Союза и все его усилия при организации референдума о присоединении Скопления к Звездному Королевству – все поддерживало слова Терехова.

Что вовсе не говорило о том, что они ему нравятся.

Он отхлебнул кофе из чашки, смакуя его богатый насыщенный вкус, надеясь, что Терехов не заметил, как он разволновался. Не о политической или военной ситуации здесь, на Монике, хотя и того и другого хватило бына пару стандартных лет тревог, но о самом Терехове. Капитан был тем клеем, который держал всю эскадру вместе, и бремя командования давило на него тройной силой тяжести. Оно не исчезало. Оно было всегда, постоянно наваливалось на него, и не в силах его офицеров – или Ван Дорта – было облегчить эту постоянную давящую ношу, как бы сильно они этого не хотели. Хотя это, конечно же, не останавливало попытки.

– Что там с силами Бурмона? – спросил он чуть погодя.

Грегуар Бурмон командовал Флотом Моники. Требование о сдаче Терехова после Битвы у Моники исходило от него, и из тона той горстки сообщений, которыми стороны обменялись с тех пор, становилось ясно, что, он, из-за продолжающейся неспособности добиться этой сдачи, становился все более агрессивным.

Если, конечно, все это не театр, напомнил себе Ван Дорт. Терехов, в конце концов, не единственный, кто ценит «возможность отрицания». Если Тайлер позволит Бурмону исполнить роль жаждущего крови агрессивного вояки, то сам он может выступить в роли политика-миротворца. Ну, или, хотя бы, попробовать. И, если что-нибудь пойдет не так, то он всегда может попытаться уйти от последствий, предложив Терехову Бурмона в качестве жертвенного агнца и отстранить «горячую голову», которая завела дела намного глубже, чем было санкционировано его гражданскими руководителями.

– Все его корабли – то, что можно назвать кораблями – все еще висят на орбите Моники, – ответил Терехов. – Все говорит о том, что они планируют продолжать делать это и впредь.

– Из системы больше никто не улетал? – крайне нейтральным тоном спросил Ван Дорт, но Терехов снова фыркнул, еще резче, чем прежде.

– Нет, – сказал он. – Ну, конечно, это небольшое утешение, учитывая, сколько кораблей уже покинуло систему, прежде, чем я послал адмиралу Бурмону мой небольшой ультиматум.

Ван Дорт кивнул. Это и было настоящим источником беспокойства, действующим на нервы каждому выжившему в потрепанной эскадре Терехова. Правда состояла в том, что угроза Терехова нанести ядерный удар по станции «Эройка» больше была не нужна. «Гексапума», легкий крейсер «Эгида» и старый – и сильно поврежденный – крейсер класса «Звездный Рыцарь» «Колдун» восстановили достаточно каналов управления, чтоб суметь контролировать несколько дюжин новых «плоских» ракетных подвесок, а снабженческий корабль «Вулкан» доставил их эскадре более двух сотен. С этими подвесками, полными МДР, Терехов мог уничтожить все оставшиеся силы Бурмона задолго до того, как они смогут выйти на дистанцию поражения своим оружием.

К сожалению, Бурмон мог этого не понимать. Ну, или не верить, несмотря на доказательства того, что такие же подвески сотворили со станцией «Эройка». Тот факт, что никто вне станции не видел ни технических, ни тактических данных начальной фазы противостояния сейчас работал против Терехова. У Бурмона просто не было точных свидетельств того, что и как сделала мантикорская эскадра. В сущности, было похоже, что все свидетели были либо мертвы, либо находились среди той небольшой горстки выживших, которых шаттлы Терехова подобрали с руин военной части станции «Эройка» и обломков двух, из всех уничтоженных эскадрой, линейных крейсеров.

Говоря за себя, Ван Дорт пришел к заключению, что Терехов, возможно, ни при каких обстоятельствах не стал бы бомбить станцию. По крайней мере, не теперь. Принимая во внимание преимущество в дальности и точности, он скорее разнес бы крейсера и эсминцы Бурмона. Фактически, Ван Дорт склонялся к мысли, что угрозой уничтожения гражданских на станции, Терехов пытался избежать необходимости убить еще больше военнослужащих Флота Моники, так как только этой угрозой он мог удержать Бурмона от провокаций.

Ну конечно, это именно так, Бернардус, сказал себе бизнесмен-политик. И ты хочешь, чтоб это было именно так, потому, что не хочешь верить, что твой друг Айварс действительно способен убить всех этих гражданских.

Но правда состояла и в том, что ни Бурмон, ни весь выживший Флот Моники никогда не представляли реальной угрозы. Настоящая опасность, нависшая не только над эскадрой Терехова, но и над всем Звездным Королевством Мантикора, заключалась в той горстке кораблей, что сбежала в гиперпространство после короткой, жестокой битвы. Настоящей угрозой аннексии Скопления Талботта Союз Моники делали, в первую очередь, его отношения с Управлением Пограничной Безопасности Солнечной Лиги. Ни Ван Дорт, ни кто-либо еще в эскадре Терехова не знали подробностей соглашений или официальных договоров между Моникой и УПБ. Но, скорее всего, эти соглашения включали пункт о «взаимной обороне». И если это так, и если один из сбежавших кораблей направился к Мейерсу, где находился офис местного комиссара УПБ, было более чем вероятно, что эскадра Лиги – или даже легкая опергруппа – уже, в этот самый момент летела к Монике.

Ну а командующий солли, особенно работающий на УПБ, не будет проливать слезы, убив несколько сотен – или даже тысяч – неоварваров, мрачно подумал Ван Дорт. Даже если это граждане звездной нации, которую он предположительно должен поддерживать. В конце концов, невозможно приготовить омлет не разбив яиц. И он точно не поверит в сказки о мантикорских «супер ракетах». Так, что, если флот УПБ все-таки явится, Терехову придется или сдаться… или начать войну с Солнечной Лигой.

– Так, что ситуация, похоже, без изменений, – вслух сказал он и Терехов кивнул

– Мы позволили беременным покинуть станцию, – сказал он и скривился. – Не могу представить, о чем думали эти люди, позволив им работать в подобных условиях. Контракты на работу вне атмосферы в Звездном Королевстве всегда содержат пункты, призванные оградить беременных от облучения и возможных радиационных поражений на борту подобных станций.

– Да и на Рембрандте тоже, – добавил Ван Дорт. – Но у многих звездных наций, особенно у наибеднейших, попросту нет выбора.

– Выбора! – фыркнул Терехов. – Вы имеете в виду, что они не собираются вводить надлежащие законы об ответственности своих местных предпринимателей, разве нет? Ведь страховка задирает накладные расходы, так? А если нет ответственности – юридической, по крайней мере – то зачем им тогда вообще беспокоиться о том, что может случиться с их работниками и их детьми?

Ван Дорт согласно кивнул, хотя страстность Терехова его обеспокоила. Не потому что он не был с ним согласен, но неприкрытый гнев – и презрение – сверкнувшие в голубых глазах Терехова были совсем далеки от обычного холодного самообладания мантикорца. Его гнев был еще одним свидетельством давления, которое навалилось на Айварса, и Ван Дорту даже думать не хотелось, что произойдет, если Терехов внезапно сломается.

Этого не случится, сказал он себе. На самом деле, если подумать, то, что ты волнуешься о нем, свидетельствует о давлении, под которым вы находитесь. Айварс, похоже, один из тех людей, что не могут сломаться. В сущности, настоящей причиной того, что ты волнуешься о нем, это то, что он тебе очень нравится.

– Ну, то, что мы позволили им вернуться на свой шарик, даст нам хорошие отзывы в прессе, – вслух заметил он.

– Не глупи, Бернардус, – Терехов взмахнул кофейной чашкой. – Ты, так же как и я, знаешь, как это будет преподнесено. Неустанные усилия президента Тайлера от имени граждан его избравших, наконец-то принесли по крайней мере частичные плоды в деле убеждения бессердечного мантикорского тирана и убийцы Терехова, позволив этим бедным беременным женщинам – женщинам, которых, наряду с остальными заложниками, под угрозой уничтожения беззащитных гражданских, злобные манти подвергли всем ужасам и опасностям заключения на разрушенной космической станции – вернуться домой в безопасности, – он покачал головой. – Поверь мне, если и будут хорошие отзывы, Тайлер и его прихвостни постараются сделать так, чтоб они были сконцентрированы только на них.

– После того, как он увяз в отбросах настолько глубоко, ему понадобится каждый хороший отзыв в прессе, – отозвался Ван Дорт.

– Предполагая, что он перестанет разыгрывать из себя невинную жертву и признается в содеянном. Что делать он, похоже, не торопится.

– Нет, но…

– Прошу прощения, сэр.

Услышав юный голос, оба мужчины развернулись к входному люку. Гардемарин Хелен Зилвицкая, одна из «салаг» «Гексапумы» смотрела на них и Терехов приподнял бровь.

– У которого из «сэров» Вы просите прощения, миз Зилвицкая? – мягко спросил он. В любом другом случае у него не было бы вопросов, к кому обращается один из находящихся под его командой гардемаринов, но Хелен, вдобавок ко всем своим обязанностям, была приставлена к Ван Дорту в качестве персонального помощника, как только он поднялся на борт.

– Извините, сэр, – мимолетно, но искренне улыбнулась Хелен. – Я имела в виду Вас, капитан, – сказала она и ее улыбка исчезла так же быстро, как появилась. – БИЦ засек гиперпереход, сэр. Крупный.

ГЛАВА 6

Мостик «Гексапумы» был полон, когда Терехов вошел. Из-за потерь среди экипажа чувствовалась острая нехватка офицеров, но повреждения на Резервном мостике и вспомогательном контроле были слишком серьезными и не могли быть восстановлены корабельными ресурсами «Гексапумы». Это означало отсутствие запасной команды, способной перехватить управление, если что-то пойдет не так на Главном мостике, но также подразумевало и то, что нет никакой надобности в полностью укомплектованной резервной команде, которая, по крайней мере, могла бы снизить нагрузку на оставшихся в живых. И у Джинджер Льюис не было никаких причин не занимать свой надлежащий боевой пост в Инженерном отсеке, вместо того, чтоб мчаться как заяц на Резервный мостик и выполнять функции исполняющего обязанности старпома.

Гардемарин Зилвицкая обошла Терехова и, быстро пройдя к своему посту ПРО, села у локтя лейтенанта Абигайль Хернс, рожденной на Грейсоне молодой (и чрезвычайно энергичной) женщины, которая заменила Наоми Каплан в качестве тактика «Гексапумы».

Интересно, есть ли еще хоть один тяжелый крейсер во всем Королевском Флоте, где во главе тактической секции стоят столь же молоденькие девушки? промелькнула мысль у Терехова. У них на двоих не выйдет и сорока пяти стандартных лет!

Может и нет, подумал он снова, но то, как они выполнили свою работу при Битве у Моники, не оставило у него и тени сомнений насчет того, можно ли на них сейчас положиться.

– Цели идентифицированы? – спросил он.

– Пока нет, сэр, – даже не подняв глаза от дисплеев ответила Абигайль, в то время, как ее длинные стройные пальцы порхали по консоли, обрабатывая данные. – Кто бы это ни был, они предпочли войти почти с полюса системы, а у нас там нет разведплатформ, чтоб взглянуть на них поближе. Сейчас мы их перемещаем, но на это нужно время.

– Понятно.

Терехов занял капитанское кресло и активизировал дисплей. Существовало несколько возможностей, объяснявших решение войти в звездную систему почти перпендикулярно эклиптике, но только некоторые, помимо грубой астрографической ошибки, могли объяснить подобный вектор у торговца. Большинство вероятных пунктов назначения торгового судна в любой системе находится в плоскости эклиптики, так что для перелета в гипере к этой плоскости, а соответственно и ко всей системе, подразумевался и кратчайший полет в нормальном пространстве для ее достижения. Да и пересечение гиперграницы высоко или низко над плоскостью эклиптики приводило к большему износу – а соответственно и к большим затратам на обслуживание и замену – гипергенераторов и альфа-узлов торговца. Это же касалось и военных кораблей… но затраты на обслуживание отступали на второй план, когда в расчет принимались тактические соображения.

Наиболее вероятной причиной подобного «полюсного» вектора входа для военного корабля или эскадры стало бы желание избежать любых маленьких противных сюрпризов, которые мог бы организовать обороняющийся на наиболее вероятной точке входа. Да и тот факт, что это давало наилучший охват сенсорами всей системы (или, по меньшей мере, всей площади эклиптики), тоже не стоило сбрасывать со счетов. Защищающийся все еще мог спрятаться на дальней стороне центрального светила системы или в тени одной или нескольких планет или даже спутников, но было намного сложнее сделать от того, кто «смотрел» сверху или снизу – с системного севера или юга.

– Сэр, – сказала Абигайль спустя несколько напряженных мгновений, – БИЦ закончил подсчет импеллерных сигнатур. Их десять. По предварительной оценке пять из них них по тоннажу принадлежит диапазону свыше четырех миллионов тонн.

– Благодарю, – тихим, почти отсутствующим голосом произнёс Терехов, изучая показания своих собственных дисплеев, и никто не должен был знать, с каким трудом это ему удавалось.

Если оценка БИЦ была верна, то эти пять неизвестных кораблей попадали под тоннаж, подходящий для кораблей стены. А если это так, их прибытие не предвещало ничего хорошего для «Гексапумы» и остатков эскадры, потому, что они точно не могли быть пятеркой мантикорских кораблей стены. Так что принадлежать они могли только кому-нибудь другому… Солнечной Лиге например.

Хотя теперь, когда я начинаю задумываться об этом, что, черт возьми, корабли стены солли делают здесь? Это песочница Пограничной Безопасности, не Боевого Флота, так что здесь у них не должно быть ничего крупнее линейного крейсера. С другой стороны, ни у одной местной системы нет ничего размера дредноута или супердредноута. Так, что…

– Сигнал готовности на эскадру, мистер Нагчадхури, – сказал он.

– Есть, сэр, – ответил офицер связи и отправил приказ (который, Терехов был почти уверен в этом, был абсолютно не нужен) остальным трем кораблям потрепанной «эскадры»

Хорошими новостями, постольку поскольку, было то, что пусковые ракетных подвесок, развернутых вокруг кораблей, были заряжены ракетами «Марк-23», а не «Марк-16», которые обычно содержались в погребах «Гексапумы». Лазерные головки «Марк-16» обладали большей разрушительной силой чем что угодно, кроме боевой стены, но они никогда не предназначались крушить броню супердредноута. Они могли нанести множество поверхностных разрушений, возможно даже уничтожить сенсорные массивы или уязвимые узлы его импеллерных колец, но, как бы хороши они не были, «Марк-16» не обладали достаточной силой, чтоб на самом деле остановить корабль стены.

Но «Марк-23» – совсем другое дело, угрюмо подумал Терехов. Каналы наведения на его кораблях все еще были слишком сильно повреждены, чтоб одновременно управиться больше чем с несколькими дюжинами подвесок. Конечно, он и близко не мог рассчитывать на те многотысячноракетные залпы, которыми привыкли обмениваться Мантикорский Альянс и Республика Хевен! Но он все еще мог контролировать и наводить почти четыре сотни атакующих пташек в едином залпе, и, если это действительно были дредноуты и супердредноута солли, то их ждет чрезвычайно неприятный сюрприз, когда три жутко искалеченных крейсера и единственный эсминец откроют по ним огонь столь многими ракетами кораблей стены задолго до их собственного рубежа атаки.

И что если так? съязвил он краем мозга. Даже если ты уничтожишь всех пятерых, что тогда? Великолепно! Ты начнешь войну с Солнечной Лигой с оглушительного триумфа. Это будет тебе утешением, когда две или три тысячи кораблей стены солли двинутся к Мантикоре с налитыми кровью глазами!

Ну, по крайней мере, у него еще было четыре или пять часов до принятия необратимых решений. До тех пор же…

– Сэр, нас вызывают! – внезапно сказал Нагчадхури, развернувшись в кресле лицом к капитану. – По СКС.

Терехов вытянулся в своем кресле. Если неизвестные корабли передавали сообщения, используя сверхсветовую гравитационно-импульсную связь, тогда они точно не были солли! Более того, используя гравитационно-импульсную связь, они могли быть только…

– Выведите на мой монитор, – сказал он

– Есть, сэр, – с широкой улыбкой сказал связист и ввел команду.

На маленьком мониторе, расположенном у колена Терехова, появилось лицо. У него была темная кожа, сильный нос и тонкие и редкие волосы, и глаза Терехова распахнулись в удивлении, когда он его увидел.

– Говорит адмирал Хумало, – сказало лицо. – Я приближаюсь к Монике со вспомогательными силами. Я бы хотел переговорить с капитаном Тереховым немедленно, если это возможно.

Если это возможно, с почти сумасшедшим ликованием подумал Терехов, когда первые вестники почти невообразимой помощи свалились на него. Вот вам подбор слов! Он, наверное, думает, что сказать «если он еще жив» повредит моральному духу.

– Cоедини меня, Амаль, – сказал он

– Cоединяю, сэр, – Нагчадхури ввел другую команду. – Микрофон включен, сэр.

– Терехов слушает, адмирал Хумало, – произнес Терехов в микрофон. – Рад Вас видеть, сэр.

Расстояние между «Гексапумой» и флагманом Хумало составляло тридцать световых минут и даже гравитационно-импульсная связь давала задержку связи в двадцать семь секунд. Терехов терпеливо выждал пятьдесят четыре секунды, и затем глаза Хумало сверкнули.

– Я в этом не сомневаюсь, капитан, – сказал он. – Могу я предположить, что у Ваших кораблей есть какая-либо причина находиться там, где они сейчас?

– Да, сэр, такая причина есть. Мы нашли необходимым находиться достаточно близко к станции «Эройка», чтоб приглядывать за уликами и дать президенту Тайлеру и его уцелевшему флоту достаточный аргумент воздержаться от поспешности принятия решений.

– Уцелевшему флоту? – повторил спустя минуту Хумало самое значимое. – Похоже, что Вы тут были сильно заняты, капитан Терехов, – холодно улыбнулся Хумало.

Терехов хотел ответить, но передумал и продолжил просто сидеть, выжидая.

– Могу я рассчитывать, что Вы уже написали отчеты об этом… инциденте? – спросил Хумало спустя некоторое время

– Да, сэр. Отчет готов.

– Отлично. Тогда, если Вы не против, прошу Вас отослать мне его. У меня будет достаточно времени изучить его, так как мой астрогатор говорит, что нам потребуется семь с половиной часов, чтоб достичь Вашей позиции. Когда мы ее достигнем, прошу Вас пожаловать на борт «Геркулеса».

– Конечно, сэр.

– В таком случае, капитан, поговорим тогда, когда нам не придется волноваться о задержке связи. Хумало, конец связи.

Семь часов и сорок пять минут спустя бот Айварса Терехова на реактивных двигателях вылетел из причального отсека «Гексапумы», стабилизировал свое положение, сориентировался и мягко ускорился в направлении КЕВ «Геркулес». Путешествие было столь коротким, что не было нужды активировать маломощный импеллерный клин бота, и Терехов, откинувшись в комфортном кресле, наблюдал на обзорном экране передней переборки как, приближаясь, неуклонно растет туша супердредноута.

Хумало, должно быть, покинул систему Шпинделя спустя всего лишь несколько часов, после получения извещения Терехова, в котором он сообщил ему о своих планах. Вообще то, Терехов был здорово удивлен тем, как быстро и решительно отреагировал контр-адмирал. Было ясно, что он не стал медлить, ожидая дополнительных кораблей, а просто приказал всем гиперкораблям в системе следовать за его флагманом в систему Моники.

Его на скорую руку склепанные силы были еще более неравномерны и разбалансированы, чем «эскадра» Терехова. Не считая «Геркулес» – который при всем своем впечатляющем тоннаже был всего лишь одним из двух или трех безнадежно устаревших судов класса «Самотракия», чье затянувшееся пребывание в строю объяснялось лишь их ролью передвижных баз в отдаленных системах – они состояли лишь из легких крейсеров «Опустошение» и «Воодушевленный» и трех эсминцев «Победоносный», «Железнобокий» и «Домино». Всем, кроме «Домино», было не меньше двадцати стандартных лет, хотя они все равно были современнее и смертоноснее всего, что Моника могла выставить до того, как внезапно и таинственно стала обладательницей современных линейных крейсеров.

Остальные четыре «супердредноутных» гиперследа принадлежали кораблям снабжения «Петарда» и «Истребление», а также ремонтным судам «Эриксон» и «Уайт». Терехов был рад им всем, но, в особенности, принимая во внимание состояние его собственных кораблей, ремонтным судам.

Похоже, что они недолго еще будут оставаться «моими кораблями», размышлял он, пока бот несся к «Геркулесу».

Сразу после его разговора с Хумало все отчеты были пересланы на «Геркулес», но пока контр-адмирал так и не вышел на связь. Что, учитывая обстоятельства, Терехов находил немного зловещим. Была масса причин, почему Хумало так несся в систему Моники, и самая веская из всех, что приходили на ум, состояла в том, что контр-адмирал, не обладавший достаточным боевым опытом и ярый почитатель Устава, мог желать приструнить Терехова пока он не наломал дров и не втянул Звездное Королевство в еще большие неприятности. Вообще то Терехов и не подумал бы порицать его, если причина была именно в этом. Аугустус Хумало был назначен в Скопление Талботта не за выдающиеся боевые заслуги и склонность к нестандартному мышлению. Настоящей причиной того, что он был послан в Скопление правительством Высокого Хребта стала его связь с Партией Консерваторов… и тот факт, что никто в правительстве Высокого Хребта и подумать не мог, что Скопление может обратиться в кипящий котел. Им нужен был не воин, а надежный управленец в регионе второстепенной важности, и именно таким был Хумало.

И, по правде говоря, Терехов видел достаточно вполне приемлемых причин у Хумало дезавуировать его, Терехова, действия, и не только из-за последствий для личной карьеры адмирала. Предотвращение какого бы то ни было заговора, который мог плести тот, кто предоставил Монике эти линейные крейсера, было очень важно, но не менее важно было и избежать открытого военного столкновения с Солнечной Лигой. Это и было основной причиной того, что Терехов так обставил свое положение – Звездное Королевство могло публично отречься от его действий и отдать только его на растерзание солли. И если Хумало был столь же искушен в политике, как Терехов от него и ожидал, то адмирал без сомнения распознал бы преимущества в том, чтоб сразу же отречься оттого, что Терехов натворил. Хумало всегда мог остаться там, где и сейчас, не предпринимая никаких шагов, сохраняя статус кво в системе Моники до тех пор, пока посланные с Мантикоры намного более мощные силы не прибудут в систему, исходя из соображений, что ситуацию следует сохранять в равновесии, пока беспристрастное расследование не разберется, что все-таки произошло на самом деле. И если случится так, что королева и правительство решать не дезавуировать действия Терехова, после того, как получат всю информацию, у Хумало всегда будет время аннулировать свой отказ от действий Терехова.

И кроме всех этих прекрасных и логичных государственных причин, подумал Терехов с кислой ухмылкой, он, наверняка, рвет и мечет, что я втравил лично его в эту заварушку, да еще и на первых ролях, вне зависимости от того, насколько хорошие у меня были причины. Уж я бы точно был готов порвать себя, если бы я был им.

Он взглянул на часы в углу обзорного экрана и мысленно пожал плечами. Еще восемнадцать минут и он сможет лично наблюдать за реакцией контр-адмирала Аугустуса Хумало.

Зрелище обещало быть интересным.

Причальный отсек КЕВ «Геркулес» был намного больше, чем у «Гексапумы» и странно тих, когда Терехов, проплыв по стыковочному туннелю, вступил в область стандартной гравитации отсека.

– Прибыл командующий КЕВ «Гексапума»! – раздалось из динамиков и встречающий эскорт встал «на караул», когда Терехов приземлился вне разграничивающей линии на палубе.

– Прошу разрешения взойти на борт, мэм! – спросил он у вахтенного офицера.

– Разрешаю, сэр! – ответила на запрос молоденькая лейтенант, отдала честь и отступила в сторону, освобождая дорогу капитану «Геркулеса» Виктории Сондерс.

– Капитан, – сказал Терехов, салютуя.

– Добро пожаловать на борт, капитан Терехов, – ответила Сондерс, салютуя в ответ. Темно-рыжая капитан была старше Терехова на добрых пятнадцать стандартных лет, и выражение ее лица почти не отражало ее эмоций. Ее четкий сфинксианский акцент звучал немного напряженнее, чем обычно, но рукопожатие было твердым.

– Благодарю, мэм. – Терехов был необычайно взволнован, увидев белый берет на голове у Сондерс и означавший, что она является капитаном гиперпространственного корабля Королевского Флота Мантикоры. Его собственный берет покоился на его плече под эполетом, так как правила этикета исключали его ношение на борту корабля, где командовал другой капитан, и он задался вопросом, неужели он разволновался из-за берета Сондерс потому, что слишком уж большой была вероятность того, что свой ему уже не носить никогда.

– Прошу Вас следовать за мной, капитан, – продолжила Сондерс, – адмирал Хумало ожидает Вас в своем кабинете.

– Конечно, мэм.

Терехов шел следом за Сондерс, пока капитан «Геркулеса» сопровождала его к лифтам. Сондерс не сказала больше ни слова, за что Терехов был ей очень благодарен. Не было смысла притворяться, что это обычный визит вежливости капитана одного корабля к другому, и попытавшись сделать вид, что это так, он лишь накрутил бы себе нервы.

Странно, подумал он, когда Сондерс зайдя в кабину лифта вместе с ним, нажала кнопку, указав пункт назначения. Он размышлял об этом моменте в течение буквально месяцев – и теперь, когда этот момент настал, он ощущал напряжение в мышцах живота, чувствовал каждое дуновение воздуха и видел каждую, самую маленькую, царапину на приборной панели лифта. У Терехова гора с плеч упала, когда Хумало прибыл раньше солли, но еще он ощущал и вину из-за того, что чувствовал облегчение и от осознания того факта, что старшинство Хумало делало с этого самого момента именно его ответственным за всё происходящее. Прибытие Хумало означало также еще и то, что настал день расплаты для Терехова. Он осознавал, что последствия всех его действий все ближе, и был слишком честен с самим собой, чтоб притворяться, что они не пугают его намного сильнее, чем страшило противостояние с Флотом Моники. У этого страха не было яркого «сырого» ужаса встречи с огнем врага, но это делало его, во многом, еще кошмарнее. В битве, по крайней мере, была иллюзия того, что его судьба зависит от его собственных решений и поступков. Сейчас же, судьба зависела от решений и поступков других, и он ничего не мог поделать, чтоб, так или иначе, оказать влияние на это.

И все же, несмотря на весь страх, он чувствовал удовлетворение. Именно это и было странным. Это не означало, что он чувствовал себя счастливым или что у него не будет сожалений, если его флотская карьера будет закончена. Он просто знал, с уверенностью, отметающей все сомнения, что решения, принятые им и действия, им совершенные, были единственно возможными, которые он мог принять и совершить, и остаться тем человеком, которого любила Шинед Терехова.

И он понимал, что все остальные последствия во всей Вселенной вторичны.

Кабина лифта остановилась и Терехов проследовал за Сондерс к двери каюты, у которой, по обыкновению, стоял на карауле морпех.

– Капитан Сондерс и капитан Терехов к адмиралу, – сказала Сандерс морскому пехотинцу.

– Да, мэм. Благодарю, мэм, – ответил капрал, как будто он и понятия не имел, что за офицеры перед ним. Он отступил и нажал кнопку на интеркоме. – Капитаны Сондерс и Терехов к адмиралу.

Дверь немедленно ушла в сторону и капитан Лоретта Шоуп, начальник штаба Аугустуса Хумало выглянула из каюты.

– Прошу, – пригласила она, отступив назад и позволив им пройти через колоссальную столовую в сравнительно небольшой кабинет, где их ожидал Хумало.

Адмирал остался сидеть за своим столом, когда трио капитанов вошло.

– Садитесь, – сказал он, прежде чем они успели обменяться официальным воинским салютом, и Терехов и две женщины уселись в удобные кресла.

Хумало откинулся в своем кресле и вдумчиво вглядывался в Терехова несколько секунд. Затем медленно покачал головой.

– И что мне теперь с Вами делать, капитан Терехов? – в конце концов спросил он, все еще покачивая головой. Терехов начал открывать рот, но Хумало взмахом руки прервал его.

– Вообще-то это был риторический вопрос, капитан, – сказал он. – Но, тем не менее, он полностью отражает суть всей дилеммы, не так ли? Я сомневаюсь, что даже Вы с Вашим явно чрезвычайно активным воображением в состоянии достоверно представить мою реакцию или реакцию баронессы Медузы, когда «Эриксон» доставил нам Ваше… официальное послание. Мистер О’Шонесси, в частности, выглядел довольно… встревоженным Вашими выводами и намерениями.

Терехов знал, что Грегор О’Шонесси, главный гражданский аналитик разведки баронессы Медузы, не был самым ярым поклонником людей в форме.

– Честно говоря, даже несмотря на все предыдущие расхождения во мнениях с мистером О’Шоннеси, мне было непросто не согласиться с его реакцией, – продолжил Хумало. – Давайте глянем. Во-первых, акт небольшого пиратства в системе Монтаны, когда Вы украли «Копенгаген» – и у кого – у Генриха Калокаиноса – чтоб использовать в качестве разведчика здесь, в Монике. Калокаинос никогда особенно не симпатизировал Звездному Королевству, и у него в кармане достаточно членов Ассамблеи Лиги и, что гораздо важнее, бюрократов Пограничной Безопасности, что офицеру с Вашим опытом работы в МИДе, я уверен, прекрасно известно. Затем то, как Вы склонили президента Саттлза заключить под стражу всю команду «Копенгагена», чтоб позволить Вам украсть корабль. Так или иначе, я не думаю, что Пограничная Безопасность будет в восторге от его действий, когда новости о его небольшой эскападе дойдут до комиссара Веррочио, и это все еще может привести к нежелательным последствиям для Монтаны.

– И давайте не будем забывать то, как Вы полностью порушили все мои планы развертывания, присвоив контроль над кораблями Южного Патруля, которым полагалось прикрывать весь фланг Скопления. Или тот факт, что Вы преднамеренно проинформировали меня – если память не изменяет, Вашего старшего офицера, номинально, по крайней мере, – о Ваших планах способом, полностью исключающим любые попытки с моей стороны предотвратить Ваши намерения.

– Что и привело меня к последствиям этих намерений.

Он тонко улыбнулся.

– Согласно Вашего доклада, Вы уничтожили целую дюжину линейных кораблей постройки Лиги находящихся на службе у государства-партнера Лиги без каких-либо приказов или формального объявления войны между Звездным Королевством и указанным государством. Попутно Вы убили несколько тысяч военнослужащих Моники и неопределенное – но несомненно очень большое – количество судостроителей Лиги и Моники, многие из которых, без сомнения, были гражданскими. Вы потеряли шесть кораблей Ее Величества наряду с более чем шестьюдесятью процентами личного состава и всем четырем, оставшимся в строю кораблям из Ваших первоначальных сил, были нанесены тяжкие повреждения. И, помимо всего этого, и в Вашем докладе и в истеричных жалобах, уже полученных мной от президента Тайлера, говорится о том, что Вы угрожали уничтожить гражданскую часть станции «Эройка» – и, кстати, всех гражданских, расквартированных там – в целях удержания Флота Моники на приколе и предотвращения эвакуации персонала и возможных улик с двух оставшихся линейных крейсеров.

Он мягко раскачивался в кресле, рассматривая Терехова еще несколько секунд, затем приподнял одну бровь.

– Как Вы считаете, это достаточно подробное описание всех Ваших энергичных действий за последние два или три стандартных месяца, капитан?

– Да, сэр, – Терехов услышал свой ответ, прозвучавший с чрезвычайной твердостью.

– И Вы можете предложить иное… объяснение или оправдание для своих действий, отличное от содержавшегося в отчетах?

– Нет, сэр, – ответил Терехов, твердо встретив адмиральский взгляд.

– Хорошо.

Хумало, не говоря ни слова, секунд десять изучал его лицо, затем пожал плечами.

– Не могу сказать, что очень уж удивлен слышать это, капитан, – сказал он. – Учитывая все обстоятельства, тем не менее, я подумал, что Вы захотите присутствовать, когда я буду записывать мой официальный ответ на требования президента Тайлера о немедленном дезавуировании Ваших действий, отстранении Вас от командования, помещении Вас под арест с последующей отдачей под трибунал, принесении официальных извинений перед Союзом Моники и согласии отдать данное происшествие под «беспристрастное» расследование и арбитраж Управления Пограничной Безопасности.

Терехов задался вопросом, действительно ли адмирал ожидает ответа. Учитывая обстоятельства, любой ответ хуже уже не сделает.

Хумало одарил молчание Терехова еще одной своей тонкой улыбкой, затем нажал кнопку на своем рабочем терминале.

– Связь, – прозвучал голос. – Лейтенант Мастерс.

– Говорит адмирал, лейтенант. Начните запись послания для президента Роберто Тайлера.

– Да, сэр. Секунду. – После короткой паузы Мастерс заговорил снова. – Микрофон включен, адмирал. Прошу Вас.

– Президент Тайлер, – начал Хумало, обратившись к камере на терминале, – я приношу свои извинения за то, что не ответил Вам раньше. Как Вы знаете, нынешняя задержка связи в один конец до станции «Эройка» составляет более сорока минут. Приняв во внимание эту неизбежную задержку, я решил, что мудрее будет поговорить непосредственно с капитаном Тереховым и услышать его версию всех плачевных событий здесь, в Монике, прежде чем обращаться к Вам.

Услышать мою версию событий, так? мысленно фыркнул Терехов.

– Безусловно, я глубоко опечален всеми смертями, как со стороны Моники, так и мантикорскими. – мрачно продолжил Хумало. – Потеря стольких кораблей и уничтожение такого количества инфраструктуры Союза также глубоко меня огорчает. И я должен сообщить Вам, что капитан Терехов в своем докладе признает, что все его действия не были санкционированы вышестоящим руководством.

Контр-адмирал покачал головой, и продолжил с серьезным лицом.

– Я тщательно обдумал Ваше требование о дезавуировании его действий, отстранении его от командования, принесении официальных извинений перед правительством Моники и согласии передать расследование и арбитраж по данному трагичному инциденту в руки Управления Пограничной Безопасности. Я также уверен, что очень мало вещей в Галактике столь же желанны моей королевой, как быстрое, справедливое и беспристрастное разрешение всех бесчисленных вопросов, взаимных обвинений и требований, порожденных событиями в системе Моники.

Хумало скосил глаза, мельком глянув на застывшую, безучастную маску, в которую превратилось лицо Терехова, а затем снова обратился к камере.

– К сожалению, господин президент, – продолжил он, – хотя все это и так, я также придерживаюсь мнения, что моя королева испытывает гораздо большее желание услышать объяснения, как Ваши так и Вашего правительства, по поводу оказываемой Вами прямой помощи по найму, поддержке, поощрению и вооружению террористических организаций, ответственных за кампании убийств и разрушений, направленных против граждан других суверенных звездных наций, выразивших желание присоединиться к Звездному Королевству Мантикора. Также я придерживаюсь мнения, что она считает моей первичной обязанностью оградить данных граждан от дальнейших атак и предельно точно выяснить, кто снабдил ответственных за эти атаки несколькими тоннами современного оружия производства Солнечной Лиги, которое капитан Терехов конфисковал в системе Сплит. Более того, боюсь, что Ее Величество вряд ли питает глубокую уверенность в беспристрастность проведения расследования Управлением Пограничной Безопасности Солнечной Лиги и будет чрезвычайно огорчена, если два выживших линейных крейсера, очевидно предоставленных Вам заинтересованными лицами из Лиги, таинственно исчезнут до того, как расследование будет завершено к полному удовлетворению обеих сторон.

Терехов почувствовал, что у него отвисла челюсть и плотно сжал зубы.

– Безусловно, сейчас мы слишком далеки от Мантикоры, чтоб быть уверенными, какое именно решение примет Ее Величество, когда всё взвесит, – продолжил Хумало. – Но мое решение, как старшего по рангу офицера Королевского Флота, заключается в том, что пока я не буду извещен о ее выборе, я буду сохранять текущее положение дел в этой звездной системе, ожидая прибытия значительных подкреплений, запрошенных мной у Флота Метрополии, которые несомненно прибудут с инструкциями с Мантикоры. Как только я их получу, и если моя королева решит выполнить все Ваши требования, я с радостью именно так и поступлю. До того же, я безоговорочно поддерживаю все действия капитана Терехова и спешу уведомить Вас, что выражаю полное согласие с его выводами и намереваюсь продолжать его политику в отношении местоположения военных кораблей, принятую им на вооружение с момента прискорбного конфликта с Вашим флотом.

– Искренне надеюсь, что вся ситуация будет разрешена в рамках мирного соглашения дипломатическим путем, как и подобает двум цивилизованным звездным нациям, без дальнейшей потери жизней и уничтожения имущества, частного или общественного. Если же вы решите избрать путь – это Ваше неотъемлемое право – военного противостояния оставшихся под Вашим командованием сил с любым кораблем Королевского Флота или же если у меня появятся причины уверовать в то, что Вы предпринимаете шаги по уничтожению, сокрытию или же перемещению улик со станции «Эройка», я, не колеблясь, предприниму все те действия, о которых Вас уже поставил в известность капитан Терехов.

Аугустус Хумало пристально смотрел в монитор и его глубокий голос звучал очень ровно.

– Решение за Вами, господин президент. Я уверен, Вы сделаете правильный выбор.

ГЛАВА 7

Мишель Хенке мягко, без малейшего признака жгучего нетерпения или нервозности, подняла взгляд от ридера, как только мастер-стюард Биллингсли откашлялся в проеме открытого люка.

– Да, Крис?

– Прошу прощения за беспокойство, мэм, – серьезным тоном произнес Биллингсли, покорно позволив ей притвориться, будто она не испытывала ни одного из этих чувств, – но капитан просил меня передать Вам, что мы выйдем из гипера в течение следующих двадцати минут. Он просит Вас присоединиться к нему на мостике как можно скорее.

– Ясно, – Мишель аккуратно поставила закладку, отложила ридер и встала. – Пожалуйста, передайте капитану, что я присоединюсь к нему через пятнадцать минут. Я хотела бы привести себя в порядок.

– Конечно, мэм.

Биллингсли исчез, и Мишель, пройдя в узкое начало своей крохотной каюты, позволила себе криво усмехнуться зеркалу в уборной.

Она прекрасно понимала, что ей не удалось провести Биллингсли. Да она, кстати, особо и не пыталась. Просто покорно исполняла роли, которые возлагали и на нее и на лейтенанта Туссэ Бранжера, капитана корабля ФРХ «Комета», их звания.

И все же, мы столь же взвинчены, как древесный кот, который крадется мимо гексапумы у которой на лапе болячка. Она кивнула адмиралу в зеркале. Я чертовски уверена, что я не единственная на борту, желающая, чтоб у нас было достаточно времени задействовать официальные дипломатические каналы вместо этого драматичного выкидона! Незапланированный переход – лучший способ как можно быстрее доставить послание Причарт, но только если нам удастся остаться в живых. Учитывая обстоятельства, интересно, Бранжер больше переживает от вероятности превратиться в космическую пыль от огня одного из наших пикетов или же из-за возможности войти в историю капитаном, прихватившим с собой на тот свет кузину королевы Мантикоры впридачу с ее дипломатической миссией?

Сам Бранжер, скорее всего, затруднился бы с ответом. Хенке же очень соблазняла мысль подсказать Бранжеру путь к одному из буев «Гермес», разбросанных по периметру Звезды Тревора, пока никто, включая ее саму, не был убит. Но все же, пока не было известно, что хевениты в курсе об этом применении мантикорской гравитационно-импульсной технологии СКС. Система все еще находилась в списке Государственных тайн, но Мишель очень близко подошла к грани рассказать о ней Бранжеру, расценивая, что важность ее миссии перевешивает важность сохранения в тайне существование буев «Гермес». Если, конечно же, это все еще тайна.

В конце концов, она решила не делать этого по трем причинам. Во-первых, неидентифицированный импеллерный след вблизи от одного из буев может вызвать «стреляй-потом-спрашивай» реакцию у встревоженного капитана одного из эсминцев или легких крейсеров. Обычно так не делалось, и ни Хонор, ни Феодосия Кьюзак не одобрили бы действия капитана впоследствии. Это, несомненно, было бы очень утешительно для призраков пассажиров и команды невооруженного курьера. Во-вторых, она осознала факт, что в глубине все еще боится поверить, что ее миссия – ну или миссия Причарт, если быть предельно точной – принесет успех. Было похоже на то, как если бы часть ее решила не искушать любыми действиями капризную судьбу. Что, несомненно, было столь же глупо, как и звучало. И не делало это менее правдивым. Ну и в-третьих, возможно, что и сверхсветовая гравитационно-импульсная связь не повлияла бы должным образом на ответную реакцию защитников системы на незапланированный неидентифицированный одиночный гиперпереход. То, что вся звездная система была объявлена закрытой военной зоной, давало ее защитникам юридическое право сначала стрелять, а потом задавать – если оставалось у кого – вопросы, хотя она и сомневалась, что любой командующий Мантикоры именно так и поступит.

Ты просто на это надеешься, сухо сказала она себе.

Она вновь оглядела себя, убедившись, что выглядит настолько близко к идеалу, насколько это в человеческих силах, затем глубоко вздохнула и расправила плечи.

Прекрати тратить время, девочка, притворяясь, что Крис позволит тебе покинуть эту каюту в ином, кроме идеального, виде. Ты уже сказала ему передать Бранжеру, что присоединишься к нему на мостике. Теперь иди и сделай это.

– Доброе утро, адмирал Золотой Пик, – поздоровался лейтенант Бранжер, с уважением привстав, когда Мишель вошла в крохотную рубку «Кометы».

– Благодарю, капитан, – ответила Мишель. В первые несколько дней она пыталась отучить Бранжера титуловать ее, но добилась успеха не большего, чем с Арло Таннером, хотя причины, по ее убеждению, были совсем иными.

– Вы здорово рассчитали время, миледи, – сказал он, кивнув в сторону дисплея на переборке, который отсчитывал время, оставшееся «Комете» пребывать вгиперпространстве. Когда Мишель бросила на него взгляд, он отображал ровно четыре минуты, и Хенке усмехнулась. Бранжер вежливо приподнял одну бровь и ее усмешка превратилась в фырканье.

– Я всего лишь размышляла о порочности Вселенной, капитан, – сказала ему Мишель. – Одному моему близкому другу уже приходилось совершать нечто подобное. Правда в несколько большем масштабе.

– Да? – на секунду Бранжер склонил голову вбок, затем фыркнул сам. – Вы имеете в виду герцогиню Харрингтон после ее побега от Госбезопасности с Цербера, миледи?

– Именно, – согласилась Мишель. – Но, как я уже говорила, свой визит она обставила немного ярче, чем собираемся сделать мы. Для начала, она не была связанным честным словом военнопленной на чужом мостике. Ну и у нее было как минимум полдюжины линейных крейсеров и достаточно огневой мощи, чтоб кто угодно задумался и дал ей достаточно времени установить связь.

– Полагаю, что Вы правы, миледи. С другой стороны, то, что «Комета» всего лишь курьерское судно, должно удержать кого угодно от мысли, что мы представляем серьезную угрозу. Что, по идее, должно сдержать пальцы на курках достаточно долго, чтоб спросить нас, какого черта мы тут забыли

– Я продолжаю убеждать себя в этом, капитан. Пылко и часто, – сказала ему Мишель, шутя только наполовину. – Ну и, конечно, было еще одно маленькое различие между прибытием Ее Светлости и нашим, – Бранжер взглянул на нее, и она улыбнулась. – В то время еще не было МДР. Так что расстояния работали на нее.

– Миледи, я с удовольствием провел бы утро без напоминания о данном незначительном различии, – предельно сухим тоном ответил Бранжер. – Позвольте поблагодарить Вас за то, что обратили на него мое внимание.

Мишель рассмеялась и начала было отвечать, но в это время прозвучал мягкий сигнал, и «Комета» вывалился в нормальное пространство сразу за порогом гиперграницы Звезды Тревора.

* * *

– Шкипер, у нас след внепланового гиперперехода в шести миллионах кликов

Капитан Джейн Тиммонс, командир КЕВ «Андромеда», развернула свое кресло к тактику. Дистанция в шесть миллионов километров была меньше пределов досягаемости однодвигательных ракет!

Она открыла было рот, чтобы потребовать дополнительную информацию, но тактик уже продолжил.

– Единичный след, мэм. Очень маленький. Вероятно курьер.

– Есть что-нибудь от него? – спросила Тиммонс.

– По СКС нет, мэм. А со скоростью света мы ничего не получим еще, — он сверился с отметкой времени обнаружения, – четыре секунды. На самом деле…

– Капитан, – настороженно произнес офицер связи, – у меня вызов на связь, на который, по-моему, Вам лучше ответить.

* * *

– Прошу прощения, – произнесла с малюсенького дисплея командного мостика «Кометы» выглядевшая до предела подозрительной женщина в форме капитана Королевского Флота, – но Вам придется придумать что-нибудь получше этого, капитан… Бранжер, так? Существуют надлежащие каналы для дипломатических контактов. И они исключают допуск хевенитского курьера на радиус действия сенсоров в зону стратегических сооружений. Так что я рекомендую Вам настойчивее попробовать убедить меня не открывать огонь.

– Отлично, капитан, – сказала Мишель, входя в зону, откуда ее могли видеть. – Давайте посмотрим, могу ли я оказать капитану эту небольшую услугу.

Мишель Хенке и не подозревала, как ее избаловала СКС связь, доступная Мантикорскому Альянсу, до тех пор, пока ей снова не пришлось столкнуться с ограничениями, накладываемыми скоростью света на связь даже на столь ничтожных расстояниях. Она стояла и ждала, пока ее послание пересечет двадцать световых секунд вакуума до другого корабля и еще двадцать секунд пока ответ вернется обратно.

Но, в конце, она решила, что, все же, это того стоило.

Сорок секунд спустя после появления Мишель на экране, всплеск возросшего недоверия отразился на лице мантикорского капитана, когда с ней с борта хевенитского корабля заговорила женщина в безупречной форме КФМ. Но, когда капитан «Андромеды» отвлеклась от ее униформы, выражение на лице превратилось в нечто иное. Мишель из собственного опыта знала, что КФМ не назначает командовать линейными крейсерами людей, которых легко сбить с толку, но челюсть у женщины в мониторе все же отвисла.

Ну, подумала Мишель, у меня все же нос Винтонов. И, если отбросить то, что кожа у меня на двенадцать оттенков темнее, чем у Бет, мы реально схожи. Ну или, как мне говорили, все-таки схожи!

– Полагаю, что все это немного не по правилам, – сухо сказала она, увидев, что капитан ее узнала, – но у меня послание для Ее Величества от президента Республики Хевен.

* * *

Мишель прилагала усилия оставаться спокойной, когда маневровые двигатели направили бот номер один «Андромеды» в причальный отсек громадного супердредноута. Это было непросто. Слишком много эмоций, слишком много противоречивых волн облегчения, удивления, надежды и беспокойства проходили сквозь нее. В последний раз, когда она видела этот корабль на тактическом дисплее, она знала, что никогда снова не увидит ни его, ни адмирала, на нем летающего. И вот она здесь, вернувшись, подобно худому пенни из поговорки.

И с таким… интересным посланием, пришла ей в голову мысль. Но это по-настоящему несправедливо! Когда Хонор вернулась с того света, меня не было поблизости. По крайней мере, у нас обоих перед встречей было время совладать с эмоциями.

Бот опустился на стыковочные кронштейны, пассажирские переходы и трубопроводы сервисных служб выдвинулись и закрепились на его корпусе. Бортинженер проверил герметичность люка.

– Контроль, стыковка произведена, – доложил он на лётную палубу. – Открываю люк.

Люк отъехал в сторону и старшина, открывший его, отступил в сторону и встал на караул.

– Добро пожаловать домой, адмирал, – сказал он с широкой улыбкой и Мишель улыбнулась ему в ответ.

– Благодарю, старшина Жерве, – сказала она, прочитав его имя с бейджа на груди.Улыбка старшины стала еще шире, Мишель кивнула ему и вступила в невесомость переходного трубопровода.

Расстояние от пассажирского отдела бота до КЕВ «Император» составляло не больше нескольких метров, но она смаковала этот короткий полет в нулевой гравитации. Ее нога была не просто сломана, когда «Аякс» был уничтожен. Больше подошло бы «раздроблена» или даже «размолота в порошок», а восстановление костей всегда замедляло интенсивное заживление. Ее нога уже могла спокойно выносить вес тела, по крайней мере, пока она не напрягалась, но все еще доставляла дискомфорт при нагрузках.

Мишель доплыла до конца стыковочной трубы, ухватилась за красный поручень и перебросила себя из невесомости в поле стандартной гравитации флагмана Восьмого Флота. Она осторожно приземлилась – резкие толчки причиняли неудобство и даже боль нервам ее раненной ноги – и встав по стойке смирно отдала честь под свист боцманских дудок.

– Прибыла командующий Восемьдесят первой эскадрой линейных крейсеров!

Приветствие, которое она уже никогда не надеялась услышать, раздалось из динамиков и почетный караул вытянулся и резко отсалютовал ей в ответ.

– Прошу разрешения взойти на борт, сэр, – спросила она лейтенанта, носившего черную перевязь вахтенного офицера причального отсека.

– Разрешение дано, адмирал Хенке!

Отсалютовав, Мишель, прошла мимо лейтенанта и, стараясь хромать не слишком заметно, оказалась перед высокой женщиной с миндалевидными глазами в форме полного адмирала, у которой на плече сидел кремово-серый древесный кот.

– Мика, – очень тихо произнесла Хонор Александер-Харрингтон, крепко пожав ее руку. – Рада снова тебя видеть.

– А я Вас, Ваша Светлость, – Мишель старалась удержать дрожь в голосе, но знала, что это ей удалось не полностью, и рукопожатие Хонор на мгновенье стало еще крепче. Затем Хонор разжала руку и отступила.

– Ладно, – сказала она, – я помню, ты что-то говорила о послании?

– Да, было такое.

– Следует ли мне вызвать сюда адмирала Кьюзак?

– Я думаю, что это необязательно, мэм, – вновь обретя контроль над голосом, произнесла Мишель официальным тоном, помня об окружающих людях.

– Тогда почему бы Вам не присоединиться ко мне в моей каюте?

– Конечно, Ваша Светлость.

Хонор возглавила путь к лифтам, а полковник Эндрю Лафолле, ее личный телохранитель, в своей зеленой униформе Гвардии Харрингтон, замыкал его. Больше с ними никто не шел, и Хонор собственноручно нажала кнопку, затем легко улыбнулась и махнула Мишель, приглашая войти. Затем зашла и она с Лафолле, и как только створки лифта закрылись за ними, Хонор подошла и схватила Мишель за руки.

– Мой Бог, – мягко сказала она. – Как же здорово снова тебя видеть, Мика!

Мишель начала было говорить, но до того, как она успела сказать что-нибудь подходяще беспечное, Хонор внезапно сгребла ее в медвежьи объятия. У Мишель распахнулись глаза. Хонор никогда не была замечена в пристрастии к обниманиям, но даже в противном случае, Мишель на самом деле не ожидала от нее такого. Как и то, подумала она тут же, что никогда не оценивала по достоинству силу генетически сконструированных и воспитанных Сфинксом мускул Хонор.

– Легче! Легче! – потрясенно выдохнула она, обняв Хонор. – Ноги с меня уже достаточно, женщина! Не добавляй к этому еще и раздробленные ребра!

– Прости, – хрипло сказала Хонор, затем отступила назад и откашлялась, пока Нимиц счастливым урчанием приветствовал Мику с ее плеча.

– Прости, – повторила она чуть спустя. – Сначала я думала, что ты мертва. Затем, узнав, что ты осталась в живых, я думала, что пройдут месяцы, даже годы, пока я снова тебя увижу.

– Ну, тогда, я полагаю, мы в расчете за твое маленькое путешествие на Цербер, – с улыбкой ответила Мишель.

– Полагаю, что так, – отозвалась Хонор, затем внезапно усмехнулась. – Хотя, по крайней мере, ты не пробыла мертвой достаточно долго, чтоб по тебе устроили государственные похороны!

– Жаль! – усмехнулась Мишель, – Я бы с удовольствием посмотрела запись!

– Не сомневаюсь. Ты всегда была немного эксцентричной, Мика Хенке.

– Ты так говоришь только из-за моего пристрастия в выборе друзей.

– Ну конечно, – согласилась Хонор, когда двери лифта раскрылись перед ее каютой. Спенсер Хаук, младший член ее постоянной команды личных телохранителей, стоял перед дверьми и она притормозила и обернулась к Лафолле.

– Эндрю, ты и Спенсер не можете продолжать в этом же духе вечно. Нам нужен как минимум еще один телохранитель чтоб разгрузить вас обоих.

– Миледи, я уже думал об этом, но у меня не хватает времени заняться отбором, – ответил Лафолле. В его тоне появилось что-то незнакомое, что-то, чего Мишель раньше никогда не слышала, когда он обращался к Хонор. Это не было несогласием или увертливостью – не совсем – и все же…

– Мне следовало бы вернуться на Грейсон, миледи, – продолжил Лафолле, – и…

– Нет, Эндрю, не следовало бы, – прервала его Хонор, немного тверже взглянув на него. – По двум причинам, – продолжила она, – Во-первых, в следующем месяце родится мой сын. Во-вторых, бригадный генерал Хилл вполне способен подобрать на Грейсоне несколько кандидатов и прислать их нам на одобрение. Я знаю, что у тебя многое на уме и в этой ситуации есть моменты, которые тебе не совсем по нраву. Но этим следует заняться.

Он смотрел на нее несколько секунд, а затем вздохнул.

– Хорошо, миледи. Я отправлю сообщение бригадному генералу Хиллу утренним шаттлом.

– Спасибо, – сказала она, легко дотронувшись до его руки, а затем развернулась к Мишель.

– Думаю, что кое-кто еще ждет не дождется поздравить тебя с возвращением, – сказала она, и люк каюты распахнулся, открывая взору сияющее лицо Джеймса МакГинесса.

– Мак! – воскликнула Мишель, бросаясь вперед и схватив МакГинесса за руку. Затем, решив, что этого недостаточно, она сгребла его в почти столь же сокрушительные объятия, как и те, которым ее подвергла Хонор. Глаза пожилого мужчины широко распахнулись. Вообще-то, предположила Мишель, контр-адмиралам не полагается обниматься с простыми стюардами, но ей, честно говоря, было все равно. Она знала МакГинесса почти двадцать лет и он давным-давно стал членом обширной семьи Хонор – как и сама Мика. Кроме того, были «стюарды», а были «Стюарды», и в Джеймсе МакГинессе не было ничего от «просто» стюарда.

– Могу я сказать, адмирал, что этот момент – один из самых приятных моментов в моей жизни. Добро пожаловать домой! – произнес он, как только сила ее объятий немного ослабла и он отступил на пару сантиметров. – На самом деле, мне столь же приятно приветствовать Вас дома, как и кое-кого другого несколько лет назад.

– Интересно, кто бы это мог быть, Мак? – спросила Мишель, невинно округлив глаза.

Стюард усмехнулся, покачал головой и обратился к Хонор.

– Я взял на себя смелость приготовить немного закусок, Ваша Светлость, – сказал он ей. – Я сервировал их в Вашем кабинете. Если Вам что-нибудь еще понадобиться, просто позвоните.

– Мак, сейчас середина ночи, – заметила Хонор с нежным укором. – Я понимаю, что адмирал Хенке все еще живет по времени Нового Парижа, но мы то нет. Так что отправляйся в постель. И поспи немного!

– Просто позвоните, Ваша Светлость, – сказал он ей с легкой улыбкой и вышел.

Так же поступил и Лафолле, оставив Хонор и Мишель наедине, и Мишель приподняла бровь.

– Эндрю оставляет тебя со мной одну? – шутливо спросила Мика, когда они зашли в дневной кабинет Хонор и она опустилась в одно из комфортных кресел.

– Именно так, – подтвердила Хонор

– Ты уверена, что это мудро? – голос Мишель был предельно серьезен, и уже Хонор в свою очередь вопросительно изогнула бровь, усаживаясь в кресло лицом к ней. Нимиц сполз с ее плеча и скрутил в клубок своё длинное подвижное тело позади нее на роскошной спинке кресла.

– Я только что из хевенитского плена, – заметила Мишель, – и, хотя, я и не думаю, что их медики сделали что-то, кроме того, что действительно хорошо залатали меня и моих выживших людей, Хонор, но и Тим не подозревал ни о чем, пока не попытался тебя убить. И учитывая тот факт, что его на это практически наверняка запрограммировали хевы, хотя черт знает, как именно…

Ее голос затих, и ноздри Хонор вспыхнули. Ей удалось удержаться от фырканья, но и язык тела и выражение лица ясно дали понять что к чему.

– Во-первых, – сказала она, – ты не вооружена, если только не умудрилась запихать оружие внутрь себя, а сканеры на борту

«Андромеды» давно бы это выявили. И, со всем уважением, Мика, я глубоко сомневаюсь в твоей возможности убить меня голыми руками до того, как Эндрю ворвется сюда, чтоб меня спасти.

Несмотря на собственное подлинное беспокойство, губы Мишель дрогнули. В отличие от нее, Хонор Александер-Харрингтон в течение последних пятидесяти стандартных лет изучала coup de vitesse. Даже без пульсера, который, как знала Мишель, отец Хонор встроил в ее искусственную левую руку, для Хонор не составило бы никакого труда парировать любую атаку, которую могла бы предпринять Мишель не будучи вооруженной.

– А во-вторых, – продолжила Хонор, – и Нимиц и я теперь знаем, на что обращать внимание. Я очень уверена, что мы успеем распознать, если что-то начнется, столь же быстро, как это осознаешь и ты, и в этот раз, Мика, – Хонор посмотрела ей прямо в глаза, – я не собираюсь убивать еще одного друга, чтоб его остановить. И Эндрю не позволю. Так, что, если кто-то и ввел пару строк кода в твою голову на Хевене, я уверена, что чем быстрее это вылезет наружу – тем лучше.

– Кроме того, – она внезапно усмехнулась, разрушив напряженность момента, – я не думаю, что в Республике есть сумасшедшие настолько, чтоб преднамеренно отправить по мою душу еще одного запрограммированного убийцу, выпустив его для этого из своей тюрьмы и снабдив транспортом до дома. Уверена, что там прекрасно представляют возможную реакцию Елизаветы.

– Уверена? – спросила Мишель.

– Уверена! – твердо произнесла Хонор и потянулась за кофейником на подносе, приготовленном МакГинессом. Она наполнила чашку кофе для Мишель, из второго графина налила себе горячего дымящегося какао и откинулась в кресле.

Пару минут они не говорили ни слова. Просто сидели, потягивали напитки, Хонор, пользуясь возможностью подпитать свой генно-модифицированный метаболизм, лениво грызла бутерброд, протянув Нимицу веточку сельдерея. Коим кот блаженно – и притом совершенно не заботясь сохранять приличия – зачавкал, и хрумкающий звук его жевания звучал ненатурально громко в тишине каюты.

У Мишель возникло странное чувство. Она подумала, что большинство людей в их положении постарались бы заполнить тишину легким разговором, вновь и вновь повторяя то, как они рады видеть друг друга. Но ни она, ни Хонор не нуждались в этом. В конце концов, они знали друг друга слишком давно, чтоб поддерживать разговор только чтоб не сидеть в тишине.

Кроме того, внутренне развеселилась Мишель, мы это уже проходили, правда роли были иными. Мы уже ученые!

– Итак, Мика, – наконец произнесла Хонор, – что же побудило хевенитов отправить тебя домой?

– Интересный вопрос, – произнесла Мишель, обхватив чашку обеими руками и смотря на Хонор поверх нее. – Я думаю, в основном, потому, что я кузина Бет. Они полагают, что меня она выслушает. И, думается мне, они рассчитывают склонить ее отнестись к их словам всерьез, вернув меня.

– И эти слова…? Или это закрытая информация, которой ты со мной поделиться не можешь?

– Да, конечно закрытая – на данный момент, по крайней мере, – сухо сказала Мишель. Она продолжала сохранять торжественное выражение, хотя прекрасно понимала, что Хонор с ее способностью эмпатически воспринимать эмоции, прекрасно чувствовала ее озорное настроение. – Но мне специально указали, что с тобой я могу поделиться, так как ты тоже имеешь к этому непосредственное отношение.

– Мика, – обратилась к ней Хонор, – если ты сейчас же не расскажешь в чем дело и не прекратишь выдавать информацию по капле, я ее из тебя выдавлю. Ты это понимаешь?

– Я дома меньше часа, а мне уже угрожают физическим насилием, – Мишель покачала головой и вжалась в кресло, когда Хонор начала вставать, а Нимиц залился смехом со спинки ее кресла.

– Хорошо, хорошо! Я все скажу!

– Отлично, – Хонор села обратно. – И, – добавила она, – я все еще жду.

– Ну, – выпрямилась в кресле Мишель, – на самом деле, полагаю, что это не повод для смеха. Если по-простому, Причарт отправила меня с посланием, предложить Бет провести личную встречу и обсудить условия нормализации отношений.

Хонор моргнула. Это стало единственным знаком ее удивления, которое заметила Мишель, но и столь малое проявление эмоций выдало ее с головой. Затем Хонор глубоко вздохнула и наклонила голову.

– Очень интересное предложение. Ты считаешь, она действительно хочет именно этого?

– О, я точно уверена, что она хочет встретиться с Бет. Что она хочет обсудить – другой вопрос. Принимая это во внимание, я бы хотела, чтоб ты присутствовала там.

– И какова повестка встречи? – спросила Хонор

– А вот это – самая странная часть ее предложения, – Мишель покачала головой. – Она оставляет ее открытой. Очевидно, что ей нужен мирный договор, но никаких особых условий она не выдвигает. По-видимому, наедине с Бет она готова обсудить все предложения, если Бет согласится на личную встречу.

– На мой взгляд, существенное изменение их позиции, – задумчиво произнесла Хонор и Мишель пожала плечами.

– Не хочу признаваться, но в этом ты лучше меня, – произнесла она. – Я пыталась уделять политическим раскладам больше внимания с тех пор, как ты меня отчитала, но они определенно не входят в сферу моих главных интересов.

Хонор одарила ее сердитым взглядом и покачала головой. Хенке встретила ее взгляд без особого раскаяния, хотя и признавала, что раздражение Хонор было в достаточной степени оправданным. На секунду ей показалось, что Хонор снова пройдется по ней, но затем ее подруга просто пожала плечами, призывая ее продолжать.

– Вообще то, – сказала ей Мика, – наверно здорово, что политикой и дипломатией интересуешься больше ты, чем я.

– Почему?

– Потому, что особым условием Причарт поставила твое участие в предлагаемой ею конференции.

– Мое участие? – удивление Хонор на этот раз было очевидно, и Мишель кивнула.

– Да. У меня сложилось впечатление, что изначально предложение шло от Томаса Тейсмана, но я не уверена. Причарт, однако, заверила меня, что ни она, ни кто-либо еще в ее Администрации не имеет к попыткам убить тебя ни малейшего отношения. А верить или нет – сама решай.

– Я думаю, она была просто вынуждена сказать так, – произнесла Хонор, напряженно обдумывая все это. Несколько секунд прошли в тишине, затем она снова наклонила голову. – А по поводу Ариэля и Нимица ничего?

– Нет… и, я думаю, это немаловажно. И Тейсман и Причарт, конечно же, знают, что вы с Бет приняты и, очевидно, что на вас собраны пухлые досье. Уверена, что они подробно изучили и статьи и репортажи о способностях котов, появившихся после того, как те решились открыться людям.

– Что, по сути означает, что она приглашает на свой саммит парочку пушистых детекторов лжи.

– Об этом подумала и я, – кивнула Мишель. – Полагаю, что они могли и не сделать подобного вывода, но маловероятно.

– Согласна. – Хонор уставилась вдаль, снова напряженно раздумывая. Затем вновь посмотрела на Мишель.

– Интересен выбор времени. У нас тут пара заварушек.

– Знаю, – ответила Мишель, – и Причарт знает.

Хонор приподняла бровь и Мика фыркнула. – Она озаботилась дать мне ясно понять, что она в курсе проблем в Талботте. Она особо указала, что предложение о саммите делается в то время, когда и она и ее советники знают, что мы разрываемся между двумя проблемами. Между строк говорилось, что вместо приглашения к переговорному столу они могли бы прислать боевой флот.

– Да, могли бы, – хмуро согласилась Хонор.

– А из Скопления есть новости? – спросила Мишель, не в состоянии изгнать из голоса беспокойство, испытываемое ею с тех пор, как Причарт ознакомила ее с первоначальными отчетами.

– Нет. И мы не узнаем ничего нового из Моники еще как минимум десять или одиннадцать дней. Вот почему я и сказала, что выбор времени очень интересен. Исходя из шансов, что новости могут бы хорошими, мне было приказано обновить планы операции «Санскрит» – это продолжение рейдов «Плодожорки» – с предварительным началом исполнения через двенадцать дней начиная с завтрашнего дня. Ну, уже с сегодняшнего.

– Думаешь, это то же самое, как Сен-Жюст сорвал «Лютик», предложив Высокому Хребту прекращение огня? – спросила Мишель, покачивая головой. В конце концов, о том же самом не единожды думала и она, хотя стратегическая инициатива, на этот раз, пребывала в других руках.

– На самом деле, – ответила Хонор, в свою очередь качая головой, – я размышляла о том, что это припомнит Елизавета. Если только их разведка не проникла гораздо глубже, чем я готова предположить, они не могут знать расписание наших операций. Ну они, вероятно, предполагают, что Восьмой Флот вот-вот снова начнет наступательные операции, так как, когда пришло сообщение Хумало, мы все равно хотели это сделать. И если они все просчитали, то, возможно, понимают, что мы вот-вот получим от него известия. Но они должны были отправить тебя домой почти в тот же день, когда должны были получить известия, что мы урезали Флот Метрополии, направив Хумало подкрепления. Для меня это выглядит так, словно они среагировали со всей возможной скоростью, чтобы воспользоваться представившимся случаем затеять серьёзные переговоры. Только боюсь в мыслях Елизаветы это слишком уж будет резонировать со случившимся с “Лютиком”

– В отношении хевов она ведет себя не вполне здраво, — признала Хенке.

– Боюсь, у нее есть на то все обстоятельства, – вздохнула Хонор, и Мишель в легком удивлении посмотрела на нее. Она знала, что в ближайшем окружении королевы Хонор настойчиво выступала за сдержанную политику. На самом деле, похоже, что она была единственным голосом сдержанности после того, как Республика внезапно возобновила военные действия. Так почему же она полагает, что яростная непримиримость Елизаветы может быть оправданной?

Мишель подумала было напрямую это спросить, но затем передумала.

– Ну, надеюсь, на этот раз она удержит свою озлобленность при себе, – вместо этого сказала она. – Господь свидетель, я ее очень люблю, и она – одна из самых выдающихся монархов, что у нас были, но этот ее темперамент….!

Она покачала головой, а лицо Хонор исказила гримаса.

– Я знаю, что все думают, что она боеголовка с очень коротким запалом, – несколько раздраженно сказала она. – Я также допускаю, что она – самая злопамятная личность из всех мне известных. Но когда дело касается ее ответственности перед государством – она далеко не слепа!

– Хонор, не стоит защищать ее от меня! – защищаясь, Мишель подняла обе руки ладонями к Хонор. – Я просто стараюсь быть реалисткой. Темперамент у нее адский, а поддаваться нажиму, даже когда он исходит от людей, дающих самые лучшие советы, она ох как не любит! Ну а если говорить о нажиме, Причарт тщательно озаботилась убедить меня, что она прекрасно понимает, какое, мягко говоря, преимущество дает Республике происходящее в Скоплении. Мало того, она просила передать Бет, что завтра в Новом Париже сделает официальное заявление, поставив в известность и Республику и всю остальную галактику о сделанном предложении.

– Ох, отлично! – Хонор откинулась назад. – Очень умно. Ты права, Елизавету это возмутит. Но и она сама тоже очень неплохой игрок на поле межзвездной дипломатии. Я не думаю, что она будет очень уж удивлена. И я очень сильно сомневаюсь, что ее возмущение сыграет главенствующую роль при принятии решения.

– Надеюсь, ты права, – Мишель отхлебнула кофе и опустила чашку. – Очень надеюсь, поскольку, как бы я не старалась оставаться циничной, я думаю, что Причарт действительно настроена серьезно. Она действительно хочет мира!

– Тогда будем надеяться, что у нее получится, – мягко сказала Хонор.

ГЛАВА 8

– Лейтенант Арчер?

Лейтенант Жерве Арчер отвлекся от созерцания ярких пышно цветущих клумб с земными цветами в дальнем конце панорамного окна и быстро обернулся к столь же пышнобородому главному стюарду, стоящему в дверном проеме.

– Да, мастер-стюард?

– Адмирал сейчас Вас примет.

– Благодарю Вас.

Арчер, проследовав за стюардом в двери через со вкусом – и дорого – обставленный холл, подавил желание нервно одернуть свой берет. С меньшим успехом он подавил мысль о том, как бы отреагировали его родители, и в особенности, мать, если бы получили приглашение в эти апартаменты Лэндинга. И как мала вероятность, что это когда-либо произойдет.

Стюард, подойдя к еще одной, открытой двери, обернувшись, бросил на него взгляд поверх плеч и мягко откашлялся, привлекая к себе внимание.

– Да, Крис? – раздалось грудное контральто.

– Прибыл лейтенант Арчер, мэм.

– Ясно. Пригласи его войти, пожалуйста.

Бородатый стюард отступил в сторону и вежливо кивнул Арчеру, приглашая его войти. Что, с чувством смятения, он и сделал.

Комната за дверью представляла собой комбинацию кабинета и библиотеки. Это была большая комната, и он почувствовал, что его глаза немного расширились в удивлении, когда он увидел высившиеся полки, заполненные чем-то, что, судя по всему, было отпечатанными на бумаге книгами. Для большинства людей коллекция подобного рода являлась бы чистой воды показухой, ну, или, в лучшем случае, элементом интерьера. Эти же книги, подумал он, такими не были. Он не мог сказать как, но знал, что это именно так. Возможно потому, что их корешки имели ту легкую потертость, почти матовость, которую человеческие руки придают вещам, с которыми часто имеют дело.

Резко контрастируя с архаичными книгами, комната могла похвастаться элегантным и мощным современным рабочим терминалом. За ним сидела женщина, к которой и пришел Арчер, и он пересек комнату и встал смирно.

– Лейтенант Арчер, мэм.

– Приятно познакомиться, лейтенант, – произнесла она, встав и протянув ему руку сквозь голограмму дисплея, который она изучала, когда он вошел.

Он взял протянутую руку, одарившую его крепким рукопожатием, и позволил своим спине и плечам расслабиться, подчиняясь бессловесному приказу, высказанному рукопожатием, встать более комфортно.

– Присаживайтесь, – пригласила она его и он немного робко опустился в указанное кресло.

Сама она снова уселась за свой стол, отключила голографический контур и, внимательно его изучая, откинулась назад в кресле. Он также смотрел на нее, надеясь, что не выглядит нервным… особенно потому, что действительно нервничал.

– Итак, – сказала она спустя мгновенье или два, – Вы были на «Некроманте» в Солоне.

Ее тон превратил утверждение в вопрос, хотя он и не был уверен, к чему именно этот вопрос относился. Пока, что…

– Да, мэм. Был.

Голос его прозвучал спокойно, отметил он про себя с некоторым удивлением. Удивление было вызвано тем, что спокойно он себя не чувствовал. Думая о Солоне, спокойным он оставаться не мог. Вспоминая о накатывающем урагане ракет, о том, как швыряло и неописуемо скручивало его корабль под ударами лазеров с ядерной накачкой. О ревущей сирене, о криках в интеркоме, о внезапной тишине, прерывавшей эти крики, о телах своих двух лучших друзей…

– Было хреново, да?

Он вынырнул из воспоминаний и сморгнул в удивлении. В удивлении от того, что она так спокойно подняла этот вопрос, тогда как все остальные прилагали просто грандиозные усилия, стараясь его избегать. В удивлении от понимания, что в ее тихом вопросе – без приторного сострадания – родилась симпатия взаимно перенесенного опыта.

– Да, мэм, именно так, – услышал он свой столь же тихий ответ.

Мишель Хенке рассматривала молодого человека, стоявшего напротив ее стола. У нее было сомнения, когда Хонор порекомендовала молодого Арчера на пост ее нового адъютанта. Частично, конечно же, из-за вопроса, нужен ли ей вообще новый адъютант. Бежишь впереди паровоза и проводишь собеседование кандидатам еще даже до того, как Адмиралтейство вообще дало тебе понять, что собирается подобрать тебе командование, да, девочка? подумала она. С другой стороны, хорошие адъютанты на улице тоже не валяются. И даже адмиралу без флота нужен хороший помощник.

Безусловно, на улице такие не валялись, да и помощник был ей нужен. И не так уж много лейтенантов смогли бы заручиться рекомендациями Хонор Харрингтон, даже не послужив под ее командованием.

– Он прошел сквозь ад, – сказала Хонор, поглаживая уши Нимица. – Его служебные характеристики просто блестящи, и я знаю, что капитан Крюйкшенк чрезвычайно высокого о нем мнения. Что для меня, то, честно говоря, я ощущаю его как второго Тима Меарса. Но сейчас в нем заперто и слишком много боли. Я думаю, что частично он ощущает вину из-за того, что выжил. Миндалевидные глаза впились в Мишель. Как будто он допустил ошибку оставшись в живых когда его корабль погиб. Знакомое чувство?

Да, Хонор, подумала она тогда. Очень знакомое.

– Да, лейтенант, – вслух сказала она, – когда подобное случается, оно накладывает отпечатки. И они никуда не денутся. Поверьте мне, я знаю из личного опыта. Вопрос в том, позволить ли этому изменить нас или нет.

Жерве дернулся. Он шел сюда, готовясь отвечать на стандартные вопросы, призванные оценить его опыт, и готовясь продемонстрировать компетентность. Он не был готов, что адмирал, которого он никогда не встречал раньше, ударится в воспоминания. О гнетущем чувстве утраты, о грызущих нутро вопросах почему выжил он, когда так много других погибло.

– Изменить нас, мэм? – услышал он себя. – Я не уверен, что это правильный вопрос. Разве мы – не плод постоянных изменений? Я имею в виду, если мы не меняемся, значит мы и не учимся ничему, разве нет?

Вот это да! Попался! подумала Мишель. Она постаралась не сморгнуть и не прищурить в удивлении глаза, но подняла спинку кресла и поджала задумчиво губы.

– Отлично подмечено, лейтенант, – согласилась она. – Я обычно более точна в выражениях. Полагаю, я имела в виду, что вопрос состоит в том, позволим ли мы изменениям сбить нас с выбранного пути, повлиять на то, как бы мы желали окончить свои дни. Позволим ли мы им… ослабить нас, или же продолжим расти, нося гордо наши шрамы.

Она говорит это не только мне. Жерве и понятия не имел, откуда появилась это озарение, но он знал, что это, несомненно, именно так. Она говорит сама с собой. Ох, это не совсем то…. Она говорит о нас. О тех, кому довелось остаться в живых. И она говорит для нас обоих.

– Я не знаю, мэм, – сказал он. – Я имею в виду, ослабит ли это меня. Я бы не хотел. Я не думаю, что это случится. Но, должен признаться, временами это жжет меня слишком сильно и в такие моменты я уже не столь уверен.

Мишель медленно кивнула. Ей не нужна была эмпатия Хонор чтоб за этим ответом распознать болезненную честность, и она уважала молодого Арчера за нее. Честно говоря, какая-то часть Мишель была поражена тем, что она смогла заглянуть ей в глаза открыто и честно перед лицом абсолютно незнакомого человека.

Возможно, Хонор и не ошибалась на его счет, подумала она, а затем усмехнулась над собой. Что ж, это будет не первый раз, когда она оказывается права, не так ли?

– Это вопрос, в котором и я не всегда бываю в себе уверена так, как должна быть, лейтенант, – отвечая честностью на честность. – И, к сожалению, я знаю только один выход убедиться в обратном. Так, что скажите мне, Вы готовы продолжить скачку?

Молодой человек всматривался в нее несколько мгновений, затем кивнул так же медленно, как и она.

– Да, мэм, – произнес он. – Готов.

– Заинтересует ли Вас должность моего адъютанта, лейтенант? – спросила она. Он начал было отвечать, но Мишель подняла руку, остановив его. – Прежде чем Вы ответите, проясню несколько моментов. В настоящее время, я еще даже не знаю, поставят ли меня во главе командования вообще чего-нибудь. Доктора все еще официально не вернули меня в строй, а в Адмиралтействе не прекращаются споры о том, что именно позволяет мне мое слово. Так что, вполне вероятно, что в ближайшее время нам могут вообще не предложить никаких лошадей, чтоб продолжить скачку.

– Мэм, – Арчер почувствовал, что его губы сложились в полуулыбке, – почему-то я не вижу здесь по-настоящему серьезных проблем. Я не в курсе, что именно включает в себя Ваше обещание, но меня сильно удивит, если Адмиралтейство не проявит… чудеса креатива в его интерпретации, если проблема вернуть Вас на мостик будет заключаться только в этом.

– Очевидно, лейтенант, что Вы очень высокого мнения о моих способностях, – сухо произнесла Мишель.

Сказав это, она снова пристально вгляделась в Арчера, но не увидела ни удивления, ни разочарования, ни подхалимства. Если уж на то пошло, она не увидела в нем и импульсивного желания ответить ради самого факта ответа, равно как и желания объяснить – с предельной честностью, конечно же, – что у него не было желания польстить ей. Очень хладнокровный и выдержанный молодой человек, этот лейтенант Арчер, отметила она для себя.

– Я узнала из Вашего досье, – продолжила она в преднамеренно живом тоне, – что Вы и я связаны родственными отношениями, лейтенант.

– А, не совсем…, – начал было он, затем остановил себя. А ведь это впервые с начала встречи, когда он неподдельно взволнован, подумала Мишель с мысленной улыбкой. – Я хотел сказать, мэм, что это родство… очень отдаленное.

Об этом и говорить не стоит, снова подумала с мысленным смешком Мишель, разглядывая его ярко рыжие волосы, зеленые глаза и нос картошкой. Что-нибудь более непохожее на Винтонов сложно было бы представить. Честно говоря, молодой Арчер в лучшем случае приходился ей чрезвычайно отдаленным кузеном. О чем его мать не имела и малейшего понятия, когда подошло время дать имя своему новорожденному сыну.

– Вижу, – против воли ее губы сложились в легкую усмешку, и когда она снова взглянула на него, то увидела в его зеленых глазах то, чего на самом деле не ожидала там обнаружить. Искорка веселья на время заменила все тени в его зеленых глазах.

Жерве увидел ее улыбку и почувствовал, что его губы тоже пытаются улыбнуться. Почему то, особенно после того детских рассказов его матери о Винтонах, он не ожидал, что женщина, стоящая пятой линии престолонаследия, окажется такой контактной… такой человечной. В первый раз за все время, к своему собственному удивлению, он подумал о своем возможном предписании не только в профессиональных терминах

– Моя мать всегда полагала, что наше родство с Винтонами немного ближе, чем отец всегда считал, – услышал он свой голос. – Вот как я получил свое имя. Если Вы, конечно, обратили на него свое внимание.

Последние слова вышли настолько скромными, что Мишель в голос расхохоталась и затрясла головой.

– Вообще то, обратила, – сказала она немного укоризненно. Затем ухмыльнулась. – Жерве Винтон Эрвин Нойвиль Арчер. Сложно пропустить. Почти как и Глория Мишель Саманта Эвелин Хенке. Вот почему друзья зовут меня Мишель или Мика, лейтенант.

– Не удивлен этому, мэм, – ответил он и она снова ухмыльнулась.

– И не подумала бы, – согласилась она, просматривая на терминале информационный чип, содержащий его личное дело. – Я заметила, что в Академии Вас прозвали «Гвен» (по латинской транскрипции написания его полного имени – прим. пер.) – из-за Ваших инициалов, как подсказывает мне мой интеллект.

– Да, мэм, – согласился Жерве. – Мама никогда не понимала, почему я предпочитаю его имени Жерве. Не поймите меня неверно – я обожаю маму, она прекрасная женщина. Одна из ведущих специалистов Звездного Королевства в области молекулярной химии. Только в этом вопросе она… «пляшет под чужую дудку», как всегда выражался мой отец.

– Понимаю, – Мишель вглядывалась в него еще пару секунд, затем приняла решение. Она снова встала и протянула ему руку.

– Отлично, Гвен, полагаю, раз адъютант всегда часть семьи адмирала, то наше родство станет немного ближе. Добро пожаловать на борт, лейтенант.

ГЛАВА 9

Мишель приняла свой берет из рук мастер-стюарда Биллингсли и, начав поворачиваться к двери и ожидавшему ее там аэромобилю Адмиралтейства, внезапно замерла.

– А это что такое? – спросила она.

– Прошу прощения, адмирал? – невинно спросил Биллингсли. – Что именно адмирал имеет в виду?

– Адмирал имеет ввиду это, – ответила Мишель, пальцем указывая на широкую остроухую голову, высунувшуюся из-за угла двери и оглядывающуюся по сторонам.

-Ах, это!

– Именно, – произнесла Мишель, складывая руки на груди и вперив в него не предвещавший добра взор.

– Это кот, мэм, – ответил ей Биллингсли. – Не древесный кот, а простой кот – со Старой Земли. Породы мейнкун (североамериканская полудлинношерстная – прим. пер.).

– Я знаю, как выглядят коты со Старой Земли, Крис, – сказала Мишель резко, не опуская рук. – Не знаю, видела ли хоть раз настолько крупного, но я с ними знакома. А чего я не знаю, так это того, что он делает в апартаментах моей матери.

Вообще то, сейчас и строение и парк при нем принадлежали Мишель, не ее матери, но это был дом Катрины Винтон-Хенке, даже если Мишель и пользовалась большей его частью, когда находилась на Мантикоре.

– Ну, честно говоря, мэм, он мой, – сказал Биллингсли с раскаявшимся видом.

– И когда именно произошел сей монументальный переход в статус отцовства? – немного едко спросила Мишель, когда остальная часть впечатляюще крупного кота появилась в фойе.

– Позавчера, – ответил Биллингсли. – Я… нашел его болтающимся возле Клуба мастер-стюардов. Он выглядел так, как будто ему нужен дом, прямиком направился ко мне и я просто не мог оставить его там, мэм!

– Понятно, – произнесла Мишель, глядя в его бесхитростные и невинные глаза. – Может быть у этой неуклюжей грозы мышей, хомяков, бурундуков и доверчивых маленьких детей есть имя?

– Да, мэм. Я зову его Задира.

– Задира, – произнесла Мишель с кроткой покорностью. – Ну конечно же.

Биллингсли продолжал смотреть на нее как ни в чем не бывало, но это имя предательски выдавало то, как именно этот кот на самом деле попал к нему в руки, подумала Мишель, разглядывая чудовищного кота. Это был первый земной кот, который был сравним с Нимицем по массе. Больше того, Задира был на добрых двадцать сантиметров короче Нимица в целом, и хотя он и был определенно длинноволосым, но далеко не столь пушистым, как древесный кот, что делало его еще более громоздким. Одно ухо несло отметину как будто кто-то отщипнул от него кусочек, а шрам, идущий поперек его дородной спины, оставлял видимый след на его мехе. Еще несколько она заметила на левой стороне его морды. Очевидно, он был бойцом, вдобавок, теперь, когда она задумалась об этом, что-то в нем неодолимо напоминало ей самого Биллингсли. Возможно, располагающая к себе определенно сомнительная репутация.

Она бросила взгляд на своего нового адъютанта, который наблюдал за все сценой с достойным похвалы невозмутимым видом. Однако же глубоко в зеленых глазах Арчера мерцали искорки. Дурное предзнаменование, подумала она. Ясно, что Гвен уже попал под неисправимое очарование Биллингсли.

Возможно, как и один определенный адмирал? задала она себе вопрос

– Ты осознаешь, сколько правил выступают против нахождения домашних животных на борту кораблей Ее Величества? – вопросила вслух спустя мгновенье.

– Правил, мэм? – безучастно повторил Биллингсли, будто впервые слыша это слово.

Мишель начала было говорить, но затем сдалась. Мудрая женщина всегда знает, когда признать поражение, а времени, достаточного для того, чтоб пробиться сквозь кроткое простодушие Биллингсли, у нее попросту не было. Кроме того, не было и желания.

– Надеюсь, ты понимаешь, что я не собираюсь ни на кого давить, чтоб выбить тебе разрешение таскать этого зверя с собой, – сказала она, стараясь чтоб ее голос звучал как можно тверже.

– О, конечно же, мэм, это я понимаю, – заверил ее Биллингсли без следа триумфа в голосе.

Они удосужились прибыть на 20 минут раньше назначенного срока.

Не самый лучший способ скрыть, что я грызу удила в предвкушении нового назначения, размышляла Мишель, пока их с Арчером препровождали в комнату ожидания. С другой стороны, я думаю, немного поздно пытаться убедить кого угодно, что именно этого я и не делаю. Кроме того, она оглядела просторную комнату, у меня есть время чтоб по достоинству оценить аромат новизны, не так ли?

Последнее расширение здания Адмиралтейства былосанкционировано меньше чем через месяц после того, как правительство Высокого Хребта заняло свой пост. Предыдущее было выполнено – вовремя и в рамках бюджета – всего за год до этого дочерней компанией картеля Гауптмана. Очевидно, что правительство, внутренняя политика которого так основательно базировалась на проверенном временем и отлично зарекомендовавшем себя создании подобия активной деятельности, обеспечивавшем ему поддержку, не могло оставить без внимания столь широкий простор для… распила средств. Так что очередное расширение было быстро санкционировано… несмотря на тот факт, что Адмиралтейство Яначека было очень занято сокращением Флота. К моменту своего завершения через несколько месяцев, оно должно было добавить зданию еще 40 этажей и Мишель даже думать не хотелось о том, каков окончательный счет, выставленный Индустриальным Концерном «Апекс».

Может мне и было бы все равно, если бы «Апекс» не принадлежал дорогому кузену Фредди, подумала она.

Не могло быть и речи о том, что кто-то, столь же оппозиционный Высокому Хребту как Клаус Гауптман, получит контракт на строительство. Даже и без своих политических предпочтений, Гауптман был известен за яростное противодействие маленьким шалостям типа искусственных производственных издержек, а его экономисты и бухгалтера были смертью для всего, что даже отдаленно походило на откаты и «удобные» взаимоотношения с коррумпированными политиканами.

Досточтимый Фредерик Джеймс Винтон-Трейвис, председатель правления и главный акционер Индустриального Концерна «Апекс» был рыбкой намного меньшей, чем Гауптман, но больше подходил по вкусу шайке Высокого Хребта. Во-первых, он был полноправным членом Ассоциации Консерваторов, пополнившим политические закрома некоего Мишеля Жанвье, также известного как барон Высокого Хребта, более чем тремя миллионами мантикорских долларов. Пока подобные взносы отражались в общественных отчетах – законом это не запрещалось, и не было сомнений – к сожалению – что этим взносом Винтон-Трейвис отразил свои политические пристрастия. Хенке, однако же, вообще находила рассматриваемые политические пристрастия в достаточной степени отталкивающими. А тот факт, что последним проектом «обновления» здания Адмиралтейства Высокий Хребет решил отплатить за взнос – с изрядными процентами – просто добавил сделке тошнотворный привкус, что так волновал Мишель.

Ну а родство с подлым ублюдком не улучшает дела, призналась она себе. Однако же, я не думаю, что стала бы так переживать, если бы это не было общеизвестно, но недоказуемо. Если бы был хотя бы шанс отправить дорогого Фредди в тюрягу, то я бы смотрела на все это более философски. И дело даже не в том, что нам не нужно больше места. Как раз напротив! Однако сам проект от этого не становится менее откатным и бессмысленным, потому что все вовлеченные в его принятие и представить себе не могли в тот момент, что дополнительное пространство нам понадобится на самом деле. И каждый раз, когда я вспоминаю о том, как отрабатывался контракт, мое кровяное давление …

– Прошу прощения, адмирал.

Мишель, услышав обращение старшины, отвела взгляд от улиц и зеленых насаждений центра Лэндинга, находящихся двумя сотнями этажей ниже ее кристопластового окна

– Да, старшина?

– Сэр Люсьен готов Вас принять, мэм.

– Благодарю, старшина

Ей удалось удержаться от почти непреодолимого порыва позволить своим нервным пальцам в последний раз пробежаться по мундиру, от тревожного облизывания губ или веселого посвистывания, призванного скрыть нервозность. Но когда старшина нажал кнопку, открывшую дверь в роскошный офис сэра Люсьена Кортеса, было похоже, что, несмотря на всю ее нервозность, необычайно большие бабочки начали вальсировать в ее животе.

Она благодарно кивнула и прошла в приемную, следуемая по пятам Арчером.

– Адмирал Золотой Пик!

Кортес был человеком небольшого роста, облаченным в мундир Зеленого адмирала. Во многом, даже несмотря на форму, он выглядел скорее как удачливый школьный учитель или банковский клерк, нежели как флотский офицер. И во многом, как предположила Мишель, он и был клерком. Но очень важным клерком – Пятым Космос-лордом Королевского Флота Мантикоры и шефом Бюро кадров. Именно его работой было удовлетворять ненасытные аппетиты бешено расширяющегося, зверски переутомленного Флота, и никто – включая и Мишель – даже и не предполагал, как это ему удается так хорошо. И так долго. В рамках предвоенной системы ротации старшего командного состава от командования к бумажной работе с целью проверки соответствия занимаемой позиции, Кортес был поставлен на эту должность давным-давно. Однако, никто в твердом уме не стал бы предлагать сменить его в условиях военного времени.

А сейчас он поднялся на ноги, и, приветливо улыбаясь, протянул ей через стол руку, равно как и другой мужчина, коммандер со знаками отличия Управления Военно-Юридической Службы, до этого сидящий за кофейным столиком.

– Доброе утро, милорд, – ответила Мишель на приветствие Кортеса и твердо пожала протянутую руку. Затем она вежливо приподняла бровь в отношении ожидающего коммандера, и Кортес улыбнулся.

– О, вам не требуется официально представляться друг другу, миледи, – заверил он ее. – Это коммандер Гал Роуч, и здесь он ради Вас, но не потому, что Вы что-то натворили. Если, конечно, Ваша совесть не велит Вам признаться мне в чем-то, чего я не знаю.

– Милорд, моя совесть чиста как свежевыпавший снег, – ответила она, протягивая руку Роучу, и коммандер, признательно улыбнувшись, пожал ее. Он был крепко сложен, темноволос и, возможно, в возрасте середины 40 лет, прикинула Мишель.

– Рад встрече с Вами, миледи, – заверил он ее.

– Юрист, да еще и с манерами, – заключила Мишель, а затем кивнула в сторону лейтенанта Арчера. – Милорд, коммандер, это Жерве Арчер, мой адъютант.

– Лейтенант, – произнес Кортес, приветствуя его кивком, затем жестом указал на комфортные кресла, обращенные к столу.

– Прошу вас обоих присаживаться, – сказал он.

– Благодарю, милорд, – пробормотала Мишель, и уселась в указанное кресло, Арчер, с верными инстинктами младшего помощника, занял кресло слева и чуть позади Мишель, а Роуч опустился в свое кресло после того, как Кортес вновь поместил себя за свой стол. Затем адмирал немного откинулся назад, наклонил набок голову и вперил в Мишель взгляд глубоко посаженных темных глаз, светящихся интеллектом.

– Как я понимаю, Вы донимали капитана Шоу, миледи, – произнес он.

– Я бы не стала называть это «дониманием», милорд, – ответила она. – Возможно, я и связывалась с капитаном раз или два.

Капитан Терренс Шоу был начальником штаба у Кортеса, что делало .его «ключником» в делах, где было замешано БЮКАД (Бюро Кадров)

– Капитан Шоу, в свою очередь, тоже это так не называл, – сказал Кортес, ухмыляясь. – С другой стороны, миледи, семь звонков за восемь дней все же выглядят чуточку… энергичными.

– Что? Неужели я действительно так часто связывалась с ним? – сморгнула Мишель, всерьез удивленная, и Кортес фыркнул.

– Да, миледи. Именно так. Можно подумать, что Вам просто не терпится оставить земную твердь. Хотя Вы могли бы найти чем заняться на больничном.

– Возможно, милорд, – признала Мишель. – С другой стороны, я отсутствовала не столь долго, и мне не составило труда разобраться с делами, когда я вернулась домой. И, – улыбка смягчила ее тон, – вернуться как раз вовремя, чтоб заняться тем, чем действительно хотела.

– Вы о рождении сына леди Александер-Харрингтон, миледи? – спросил Кортес ласково.

– Да, – ноздри Мишель раздулись, когда она глубоко вдохнула, снова вспоминая тот момент, снова видя перед собой струящуюся счастьем Хонор и разделяя с лучшей подругой ее радость.

– Да, милорд, – повторила она. – Заметьте, бракосочетание я пропустила, как и все Звездное Королевство, но, по крайней мере, к рождению Рауля я успела.

– А затем снова начали атаковать Бюро Медицины, – закончил Кортез. – Итак, скажите-ка мне, миледи, как Ваша нога?

– Превосходно, милорд, – немного с опаской ответила она.

– Бюро Медицины с Вами согласно, – сказал он, покачиваясь в кресле. – Честно говоря, они подтвердили Вашу пригодность в очень позитивных выражениях. – Мишель хотела с облегчением выдохнуть, но веселье вспыхнуло в глазах Кортеса, когда он продолжил, – Хотя капитан Монтойя и подчеркнул, что Вы целенаправленно были… скажем так, не до конца откровенны о степени физического дискомфорта, который Вы продолжаете испытывать.

– Милорд, – начала она, но Кортес покачал головой.

– Поверьте мне, миледи, – сказал он ей, и глаза его теперь были предельно серьезны. – Сейчас, чтоб мы начали волноваться, Монтойя должен будет доложить о чем-то намного более серьезном, чем то, что кое-кто слишком упрям, чтоб воспользоваться заслуженным больничным.

– Я… рада слышать это, сэр, – прямо сказала Мишель, и Кортес фыркнул.

– Я отнесу Ваши слова к тому, что Вы рады заступить на командование, чем на тот счет, что у нас до зарезу не хватает людей и мы вынуждены закрывать глаза на мелкие медицинские несоответствия.

Ну, на это мне нечего ответить, подумала Мишель, а Кортес усмехнулся.

– Прошу меня простить, миледи. Боюсь, что за последний стандартный год мое чувство юмора стало несколько кривоватым.

Он встряхнулся и позволил своему креслу снова стать прямо.

– На самом деле, – сказал он ей, – главной причиной того, что я уклонялся от ваших звонков – а, говоря откровенно, я от них уклонялся, – стало то, что мы не могли решить, что делать с этим Вашим обещанием не участвовать в войне. Никто в Адмиралтействе не осуждает слово, данное Вами президенту Причарт, особенно учитывая обстоятельства, – быстро продолжил он, увидев, что Мишель начинает открывать рот. – Это скорее вопрос к нам, какие прецеденты его должным образом регулируют. И вот для этого здесь присутствует коммандер Роуч.

Он посмотрел на Роуча и поднял руку. – Коммандер?

– Конечно, милорд, – ответил Роуч, а затем обратил свое внимание на Мишель.

– По вполне очевидным причинам, миледи, в течение последней войны не было случаев, подобных Вашему, и боюсь, что мы также и не наладили надлежащих каналов с Республикой с момента падения Комитета Общественного Спасения. Упущение, которое нам стоило исправить давным-давно, как только мы избавились от Госбезопасности. К сожалению, у предыдущего правительства были на уме другие заботы, какими бы они ни были, а с момента… ухода барона Высокого Хребта мы были несколько заняты. Так, что, откровенно говоря, решая как поступить в Вашем случае, мы в Управлении Военно-Юридической Службы буквально ходили по кругу в раздумьях.

– И не только юристы, – добавил Кортес. – Бюро по Связям с Общественностью тоже ломало над этим голову, принимая во внимание то, как в межзвездных СМИ обмусоливается предложение о проведении конференции. Учитывая Вашу близость к Ее Величеству, а также то, как феерично было обставлено Ваше возвращение, крайне важно принять правильное решение, как, я уверен, Вы понимаете.

– Да, сэр, конечно, – согласно кивнула Мишель.

– Существовало единичное мнение, – сказал ей Роуч, когда Кортес кивнул ему, призывая продолжать, – что дословное понимание Вашего обещания фактически удаляет Вас с любой активной службы до тех пор, пока Вы не будете обменяны соответствующим образом на равного Вам по рангу офицера хевенитов. Оно основывается на том, что позволив Вам нести службу где-либо, не участвуя напрямую в военных действиях против Республики, мы все равно освободим какого-либо офицера, который нес эту службу до вас, для участия в боевых столкновениях. Это, однако же, очень строгое толкование статьи Денебских Соглашений, которую Звездное Королевство так официально и не акцептовало. Это же, честно говоря, и толкование, которое адмирал Кортес не особо одобрял, так что меня попросили провести дополнительное расследование, возможно потому, что в настоящее время я являюсь исполнительным офицером Чарльстонского Центра Адмиралтейского права.

Мишель кивнула. Чарльстонский Центр был одним из признанных лидеров межзвездного адмиралтейского права. Изначально причиной его основания 160 стандартных лет назад послужила, главным образом, необходимость разобраться с военными толкованиями общепринятых юридических практик, претерпевшими изменения за века с начала Эры Расселения. Но, несмотря на тот факт, что Центр оставался под управлением военных, грандиозный размер торгового флота Звездного Королевства придавал его решениям огромное влияние и там, где был замешан межзвездный гражданский трафик.

– Как любой хороший адвокат, я принялся за поиск прецедентов, наиболее подходящих случаю моего клиента – самых сильных и обоснованных прецедентов – и я обнаружил искомое в решениях, относящихся к старой войне Гринбриар против Шантеклер. В 1843 году э.р. они согласились передать дело об обещаниях офицеров на рассмотрение обязательного к исполнению арбитража Солнечной Лиги. Решением арбитра любой должным образом давший слово офицер может нести службу, если только он или она напрямую не противостоит стороне, взявшей с него слово. Работа в штабе, тыловое обеспечение или медицинская служба напрямую направленные против врага, взявшего с него слово, являются противозаконными, но несение службы в другом астрографическом регионе или же против другого оппонента, являются легальными для офицера, связанного обещанием. Другими словами, миледи, до тех пор, пока Вы не начнете активно палить в хевов или не станете помогать кому-то еще делать это, Адмиралтейство может послать Вас куда угодно.

– Что он и описал гораздо более подробно в своем окончательном заключении о том, что мы абсолютно легально и с честью можем послать Вас нести службу или в Силезии или в Скопление Талботта, даже если Вы и замените там какого-то контр-адмирала, которого мы пошлем бить хевов вместо Вас, – сказал Кортес. – И, откровенно говоря, в нынешних обстоятельствах – это наилучшее решение.

– Понимаю, милорд, – произнесла Мишель, когда он замолчал.

Не похоже, что она вернулась в Звездное Королевство в наилучшее время за последние два стандартных месяца. Новости об ошеломляющей – и дорогостоящей – победе капитана Айварса Терехова в Битве при Монике прибыли только спустя девять дней после ее возвращения, и все Звездное Королевство испытало почти невообразимое облегчение. Цена, заплаченная наспех сколоченной эскадрой возможно и была смертельной, но никто не строил иллюзий, что могло бы произойти, если бы ему не удалось разнести линейные крейсера, предоставленные Союзу Моники. Никто не сомневался и в том, что тот, кто предоставил Монике эти корабли, не был ярым сторонником интересов Звездного Королевства, хотя и не было до конца ясно, что именно замышлял этот «кто-то». Честно говоря, Мишель была одной из тех, кто сильно сомневался, что даже Патриция Гивенс сможет собрать воедино все части этой головоломки. Хотя разведка доложила контр-адмиралу Хумало, вице-адмиралу О’Мэлли и Особому посланнику Амандине Корвизар, что накопала достаточно, чтоб полностью оправдать все подозрения Терехова… равно как и его действия.

К сожалению, любой, кто думал, что Звездное Королевство наконец-то видит свет в конце тоннеля, возможно, просто принимает желаемое за действительность, подумала она хмуро. Да, Флот Моники был выведен из игры, но Моника никогда и не представляла настоящей угрозы. Опасность нес ее статус сателлита Солнечной Лиги, и еще было слишком рано, чтоб строить прогнозы, какой ответ предпримет Лига. Правительство барона Грантвилля и Флот всегда это осознавали, а за последний месяц это начало доходить и до разума простых обывателей.

Черт его знает, когда именно Пограничная Безопасность использует кучку преступников вроде «Рабсилы» и втянет нас в войну с самой мощной когда-либо существовавшей звездной нацией, подумала она. А еще большая боль в заднице – то, что мы не уверены, что они не преуспеют даже сейчас, когда мы начали выкорчевывать змей из-под камней. Не удивительно, что все так рады известию, что мы, по крайней мере, снова начали диалог с Хевеном!

– Я знаю, что адмирал Гивенс уже провела с Вами инструктаж, – продолжил Кортес. – Так как она уже ввела Вас в курс о последних политических нюансах и развертывании сил на текущий момент, я сосредоточусь на основных моментах комплектования личным составом и проблемах, к нему относящимся.

– Вы, наверняка, не в курсе о том, что первая партия супердредноутов нашей ускоренной программы строительства будет готова уже через несколько месяцев, – продолжил он и Мишель прищурилась. Он это увидел и фыркнул. – Вижу, что не в курсе. Хорошо. Верфи творят практически чудеса – честно говоря, «срезая углы», на что в мирное время мы бы никогда не закрыли глаза – стараясь сократить время постройки, и мы уже значительно обгоняем график по большинству строящихся кораблей. Мы сделали все возможное, чтоб скрыть реальное количество готовых к спуску кораблей, и искренне надеемся, что Хевен не просек что к чему. Но, будем откровенны, в этом и заключается причина, почему здесь, в Адмиралтействе, все вздохнули с облегчением, когда Ее Величество согласилась на встречу с Причарт и Тейсманом. Безусловно, мы все очень обрадуемся мирному договору. Но даже если ничего и не выгорит, мы сможем протянуть переговоры на пару месяцев после того, как Ее Величество и Причарт прибудут на Факел. И это даже без учета времени на отправку всей корреспонденции, необходимой, чтоб организовать нечто подобное. Все это попросту купит нам время. Время, необходимое, чтоб ввести в строй все эти корабли стены. А это, адмирал Золотой Пик, вкупе с новейшим нашим оружием, готовым к запуску в серию, означает, что численное превосходство Республики уже не будет столь сокрушающим, как считают в Новом Париже.

Он тонко ей улыбнулся, но затем улыбка увяла и он покачал головой.

– Все это прекрасно, когда мы говорим о Хевене. Но если мы окажемся в войне с Солнечной Лигой, история будет совсем другая. Как всегда говаривала моя матушка, на всякий луч надежды найдется своя туча (первоначально поговорка звучит «Every dark cloud has a silver lining» – т.е. «Нет худа без добра», но Кортес переиначил поговорку, сказав «Every silver lining has a cloud», отчего она приобрела противоположное значение – прим. пер.), и в нашем случае все именно так. Рассматривая нашу с Лигой ситуацию, у нас нет выбора, кроме как продолжать наращивать программы рекрутинга, подготовки специалистов и строительные программы пока мы в состоянии это делать, невзирая на встречу на высшем уровне и всю ту отсрочку, что она может предложить на хевенитском фронте. И невзирая на все преимущества автоматизации и уменьшения количества требуемого персонала, обеспечение экипажами такого большого количества кораблей растягивает наши людские ресурсы до предела. К примеру, большинство наших новых супердредноутов уже настолько близки к завершению, что мы уже начали готовить для них команды. К счастью, мы можем списать множество устаревших судов, которые мы были вынуждены ввести в строй после Грендельсбейна, и это освободило огромное количество обученного персонала. И мы уже отошли от сокращений, затеянных Яначеком и Высоким Хребтом. Но нам все еще не хватает всех необходимых нам людей, а для легких сил ситуация еще хуже. В частности, – он открыто и ровно посмотрел на нее, – для новых линейных крейсеров.

Кортес замолчал, и Мишель кивнула. Реальности войны диктовали свои приоритеты, и программы военного строительства были сконцентрированы на строительстве стольких новых кораблей стены, подвесочных супердредноутов вроде «Императора» Хонор, как только возможно. Выхода попросту не было, учитывая то преимущество, которое обеспечивал новый «подвесочный» класс. Из-за этого, более легким судам, вроде крейсеров и эсминцев, был присвоен меньший приоритет строительства. Множество из них было спроектировано и, действительно, заложено, но только после того, как были выполнены программы по строительству супердредноутов. И только после того, как дополнительные рассредоточенные верфи, на которых и проводилась закладка их корпусов, были введены в строй. Все это отрицательно сказывалось на скорости строительства легких типов кораблей.

С другой стороны, было нужно намного меньше времени, чтоб построить эсминец или крейсер – даже новый линейный – чем занимало строительство корабля стены. Что означало наличие необходимого времени для обновления их типов и поставки на конвейер нового линейного крейсера класса «Ника» и эсминца класса «Роланд». А также и то, что, несмотря на позднее начало строительства, действительно большое количество новейших кораблей «достеночного» уровня были готовы к вводу в строй. Но несмотря на то, что благодаря автоматизации между требуемым супердредноутом и линейным крейсером количеством сержантов и рядовых пролегла целая пропасть, линейный крейсер требовал почти такого же числе офицеров, как и корабль стены. И если новые носители и ЛАКи и могли освободить кучу кораблей, прежде занятых в пикетах, патрулях или антипиратских рейдах, то каждый из них также требовал офицеров и команды, что еще сильнее напрягало людские ресурсы Адмиралтейства.

– Вот что мы имеем, миледи, – сказал Кортес, облокотившись на спинку кресла и сложив руки перед собой на столе. – Изначально мы предназначали что-то около двух третей наших новых крейсеров адмиралу Сарнову в Силезию. Но это, к сожалению, было до того, как ситуация в Скоплении взлетела на воздух. Так, что похоже, мы изменим первоначальные пропорции и, вместо этого, отправим две трети крейсеров в Скопление. Включая Вас, адмирал.

– Меня, милорд? – спросила она, когда он замолк, призывая как-то отреагировать.

– Вас, – подтвердил он.– Мы отдаем Вам 106-ю эскадру.

Какой-то момент это не укладывалось у нее в голове. Затем ее глаза вспыхнули в изумлении. Он не мог говорить серьезно! Это была ее первая мысль. А затем пришла и вторая.

– Сэр Люсьен, – начала она, – я не…

– Сейчас не время для дискуссии, миледи, – прервал ее Кортес. Она закрыла рот, продолжая сидеть в своем кресле и он вперил в нее суровый взор. – Вы требовали у капитана Шоу назначения, и теперь оно у Вас есть, и это решение не имеет ничего общего с тем, что Вы кузина королевы. Оно было принято исходя из того, что Вы многоопытный офицер, только что вернувшийся с демонстрации своих талантов, и кого – будем говорить откровенно – мы не можем послать туда, где Вы нам наиболее нужны. Но если мы не можем дать Вам подразделение или эскадру СД(п) и вернуть в Восьмой Флот, то 106-я, по убеждению Адмиралтейства, наилучшее решение.

Мишель прикусила язык, припомнив беседу с Хонор на эту же тему. Несмотря на все уверения Кортеса, она все же не была до конца уверена, что фаворитизм не сыграл своей роли в принятии Адмиралтейством этого решения. Но она должна была признать, что и в словах Хонор был резон. Тот факт, что Мишель слишком долго боролась даже против малейших проявлений патронажа, которым была так прискорбно известна предвоенная Мантикора, возможно сделал ее, в некотором отношении, излишне чувствительной.

– Говоря об этом, – продолжил Кортес, – буду до конца откровенен. – Есть некоторые факторы, которые не имеют отношения к Вашим талантам командующего. Это относится не к решению отдать Вам 106-й, но к решению куда Вас направить – и зачем.

Мишель прищурилась, в ожидании неизбежного, и Кортез криво усмехнулся.

– Нет, миледи, мы не заключали сделок с Короной, – сказал он ей. – Но, изначально, мы, по множеству причин, знали, что не можем постоянно держать вице-адмирала О’Мэлли в Талботте. Среди них и та, что он созрел для своей третьей звезды. Еще одна – что, когда он ее получит, его ждет эскадра СД(п). Так, что мы должны как можно скорее отозвать его к Терминалу Рыси и вернуть прикрывающие корабли Блейна остальной его оперативной группе. Но нам необходимо его заменить, и мы собираемся возвращать Грейсону заимствованные для него подвесочные линейные крейсера. Мы заменяем их 106-й, а его заменяем Вами… вице-адмирал Золотой Пик.

Мишель застыла в своем кресле, и Кортес широко улыбнулся.

– Вы уже были в списке, прежде чем случился Солон, – сказал он ей. – Фактически, комиссия по присвоению званий уже приняла решение прежде чем «Аякс» был потерян, хотя бумаги все еще обрабатывались. Ну а затем, когда мы думали, что Вы мертвы, дела немного усложнились. Однако же, все разъяснилось, и сейчас вступают в силу некоторые факторы, не имеющие отношения к Вашим боевым навыкам. Во-первых, было решено, что адмирал Хумало также будет повышен. Вообще-то, он уже получил извещение о повышении в вице-адмиралы. Дата присвоения ему нового звания предшествует Вашей, так, что он остается Вашим командиром и главой станции Талботт.

Мишель продолжала удерживать рот закрытым… не без труда, и на этот раз Кортес позволил своей улыбке перерасти в короткий смешок. Затем он собрался.

– Прошу прощения, миледи. Мне не следовало смеяться, но выражение Вашего лица…

Он снова покачал головой.

– Нет, милорд, Я прошу прощения, – произнесла она, – Я не имела ввиду…

– Миледи, Вы не единственная, кто годами… не впечатлялся Аугустусом Хумало. Должен признаться, до ситуации с Моникой было серьезное обсуждение намерения отозвать его с Талботта. И, по правде говоря, в нем больше от администратора чем от боевого офицера. Но он продемонстрировал огромное нравственное мужество – стыжусь признаться, но я не думал, что он на такое способен – когда поддержал Терехова. Его инстинкты не подвели его в тот момент, да и администратор он отличный. Следует надеяться, что это окажется более важным, чем тактическое чутье, предполагая, что мы сможем избежать войны с Лигой. И его с Тереховым реакция на то, что каждый талботтец убежденно расценивает, как попытку УПБ аннексировать все Скопление, сделало их обоих чрезвычайно популярными в Талботте. Множество людей будут очень огорчены если мы заменим их именно сейчас.

– Все это так, но нам в Адмиралтействе кажется, что ему понадобится заместитель, обладающий реальным боевым опытом, которого Хумало не хватает. Учитывая, что Вы свободны – и тот факт, что не можете более участвовать в операциях Восьмого Флота – Вы отлично подходите для этой должности. И, будем честны, тот факт, что вы так высоко стоите в очереди престолонаследования, не говоря уже о том, что Вы приходитесь ему родней по линии Винтонов, должен обеспечить Вас дополнительным влиянием на Хумало. Упомянем еще и то, что Ваши близкие отношения с Ее Величеством должны подчеркнуть поддержку правительства новой Конституции Скопления.

Мишель медленно кивнула. Кортес только что подтвердил, что, все же, решения Адмиралтейства были продиктованы ее родственными связями и политическими требованиями. С другой стороны, она не могла не согласиться ни с одним из его доводов, и, хотя она и не любила политику, она всегда знала, как тесно переплетены политические требования и военная стратегия. Как указывал тот древний военный историк со Старой Земли, которого любит цитировать Хонор, национальные цели достигаются политическими решениями, а война есть продолжение политики другими средствами (Карл Филипп Готтлиб фон Клаузевиц, 1 июля 1780 – 16 ноября 1831, – известный военный писатель, произведший своими сочинениями полный переворот в теории войны – прим. пер.).

– Хочу заранее предупредить, – продолжил Кортес, – боюсь, что у Вас не будет времени подобрать Ваш собственный штаб. Также у Вашей новой эскадры не будет времени сработаться и отладить взаимодействие. Из последних полученных мною докладов, не совсем ясно, успеют ли все Ваши корабли пройти приемную проверку до времени Вашего отлета. Хотя, я сделал все что было в моих силах, чтоб собрать для Вас наиболее сильную команду.

Он взял со стола планшет и протянул Мишель. Активизировав его, она задумчиво поджала губы, просматривая информацию. Многие имена она не узнала, хотя некоторые были ей определенно известны.

– Капитан Лектер стала доступна почти столь же неожиданно, как и Вы, миледи, – произнес Кортес. – По меньшей мере полдюжины флагманов запросили ее услуг, но я подумал, что больше всего в качестве начальника штаба она подойдет Вам.

Мишель кивнула в смешанном чувстве понимания и благодарности. Капитан Синтия Лектер – только тогда она была коммандером Синтией Лектер – была лучшим старпомом, что был у Мишель. Она была рада повышению Синтии, и у нее не было никаких сомнений в ее пригодности занять должность начальника штаба эскадры.

– Не думаю, что Вам доводилось служить вместе с коммандером Аденауэр, – продолжил Кортес, – но у нее заслуживающий внимания послужной список.

Мишель снова кивнула. Насколько она была уверена, она никогда не встречала коммандера Доминику Аденауэр, не то, что служила вместе с ней, но приложенный к файлу перечень боевых операций, в которых она принимала участие, был впечатляющ. Не каждый одаренный тактик становился столь же успешным операционистом эскадры, но, на первый взгляд по крайней мере, Аденауэр выглядела многообещающе. А у Кортеса действительно было чутье подбирать каждому офицеру его нишу.

– Я думаю, что коммандер Кастерлин и лейтенант-коммандер Эдвардс, также Вам понравятся, – сказал ей Кортес.

– Мы знакомы с коммандером Кастерлин, – сказала Мишель, подняв глаза от планшета. – Я не знаю его так хорошо, как хотелось бы в этих обстоятельствах, но то, что мне о нем известно, мне нравится. А вот об Эдвардсе я ничего не слышала.

– Он молод, – ответил Кортез. – На самом деле, лейтенант-коммандера он получил всего два месяца назад, но я был впечатлен им на собеседовании. И он только что оставил работу в Бюро Вооружений, был одним из помощников адмирала Хемпхилл. Он слишком молод, чтоб занять должность операциониста, но даже если бы не был, он все же связист, не тактик. Вот почему операционистом у Вас Аденауэр, а Эдвардс возглавит секцию связи. Но он занимался как разработками лазерных боеголовок, так и новых систем управления и контроля, так, что, я думаю, Вы – и коммандер – Аденауэр – найдете его близкое знакомство с новыми игрушками адмирала очень полезным.

– Не сомневаюсь, – согласилась Мишель.

– Я все еще пытаюсь подобрать Вам заместителя по тылу, и мне все еще нужен начальник отдела РЭБ эскадры. Опыт Эдвардса, возможно, и помог бы, но, опять же, его готовили не совсем для этого. Все-таки, надеюсь, что к концу дня я найду подходящих людей. Конечно же, все они – не более чем предложения, и если у Вас есть свои люди или же имеются серьезные возражения против моих кандидатов, мы сделаем все возможное, чтоб поспособствовать Вам. Хотя, боюсь, времени все же недостаточно, чтоб проводить серьезные замены.

– Понятно, милорд, – произнесла Мишель бодрым голосом, хотя и не испытывала никакого подъема. Мантикорская традиция всегда заключалась в том, что БЮКАД (Бюро Кадров) всегда шло навстречу флагманам в их обоснованных запросах на штабистов, и ни один командующий эскадрой или оперативной группой не обрадовался бы работе с людьми, подобранными кем-то еще. Не сказать, что обрадовалась и она, но подозревала, что в настоящее время слишком много других флагманов находятся в таком же положении.

С Синди во главе, мы справимся, сказала она себе. Хотя, я хотела бы быть знакомой с Аденауэр получше. У нее достойный послужной список, насколько я могу судить сейчас, но все же это просто досье… А Эдвардс, похоже, был бы счастлив заниматься тестированием новинок…Господи, я надеюсь, что первое впечатление, в данном случае, обманчиво! Но Кастерлин – отличный выбор на должность астрогатора! Он и Синди должны удержать всё в узде. И если возникнут сложности, моей работой будет только убедиться, что они… исчезли.

– Понимаю, милорд, – снова произнесла она, уже тверже. – Все же у меня есть вопрос.

– Конечно, миледи.

– Из всего, что вы сказали, я сделала вывод, что Вы стараетесь развернуть эскадру как можно быстрее.

– Вообще-то, миледи, я планирую развернуть ее еще быстрее, – произнес Кортес с легкой усмешкой. – Это я и имел ввиду, говоря, что Вы можете быть направленной в Скопление еще даже до того, как все Ваши корабли пройдут приемочные испытания. Вы же помните мои слова о том, что верфи вынуждены «срезать углы», стараясь ускорить время строительства? Отлично, одним из этих «углов» стал полный спектр приемо-сдаточных тестов и подготовки к ним.

Глаза Мишель распахнулись в первой с момента пересечения порога его кабинета нешуточной тревоге, и Кортес пожал плечами.

– Миледи, мы сейчас между молотом и наковальней, и у нас просто нет выбора, кроме как постараться… приспособиться. Не скажу, что это радует хоть кого-то, но мы постарались компенсировать отказ от тестов усилением контроля за качеством производственного процесса. Пока что у нас не случалось отказов основных компонентов, но я бы ввел Вас в заблуждение не признав того, что время от времени, после схода корабля со стапелей, случаются поломки более-менее значимых деталей, которые следует устранять корабельными ресурсами. Надеюсь, что с кораблями Вашей эскадры этого не случится, но ничего гарантировать не могу. И, если придется, мы отправим Вас с представителями верфи на борту. Так что, в ответ на Ваш незаданный вопрос, дата Вашего вылета составляет одну стандартную неделю начиная с сегодняшнего дня.

Против воли губы Мишель вытянулись в линию. Кортес, увидев это, покачал головой.

– Я искренне сожалею, миледи. Я прекрасно понимаю, что одной недели недостаточно уладить все Ваши личные дела, разобраться в капитанах Ваших кораблей и представителей Вашего штаба. Если бы могли, дали бы Вам больше времени. Но что бы ни происходило в наших отношениях с Хевеном, Скопление Талботта – это пороховая бочка, ждущая малейшей искры. Пороховая бочка, которую кто-то, по своим собственным причинам, о которых мы можем только догадываться, уже старался поджечь. Нам нужно там сильное длительное присутствие, и оно должно быть на месте до того, как любые подкрепления солли отреагируют на события в Монике и склонят чашу весов на свою сторону. Господи, да там и так полно надменных командиров солли, даже если опустить тот маленький факт, что мы все еще пытаемся выяснить кому – кроме «Рабсилы» – Терехов вставил палки в колеса. Я надеюсь, что все мы вздохнем с облегчением, когда разберемся в этом вопросе, но не стал бы на это очень уж сильно рассчитывать. И нам, пока мы работаем над этим, уж точно не нужен какой-нибудь коммодор или адмирал солли, решивший, что он обладает достаточным превосходством в боевой мощи, чтоб сотворить какую-нибудь глупость, о которой мы все будет потом сильно сожалеть.

– Я понимаю, сэр, – снова произнесла Мишель. – Не могу сказать, что ожидала услышать хоть что-то из сказанного, когда я входила в Ваш кабинет, но я понимаю.

ГЛАВА 10

Потайная дверь тихо ушла в стену и через открывшийся проем в роскошный офис вошли трое мужчин. Они были необыкновенно похожи на более молодую версию четвертого мужчины постарше, сидевшего за столом в этом офисе. У них были те же темные волосы, темные глаза, высокие скулы и сильные носы, и, конечно же, не без причины.

Они прошли к креслам, выставленным широким полукругом перед столом и уселись. Один из них занял кресло, в котором до этого сидела одна из двух женщин, только что покинувших офис, и взрослый мужчина за столом улыбнулся ему улыбкой, в которой было поразительно мало юмора.

– Итак? – спустя несколько мгновений произнес Альбрехт Детвейлер, откинувшись на спинку кресла и разглядывая вновь прибывших.

– Похоже, – произнес устрашающе похожим на голос Альбрехта тот, кто выбрал занятое до него кресло, – что наши акции падают.

– Серьезно? – Альбрехт приподнял бровь в притворном изумлении. – И что, скажи на милость, привело тебя к такому заключению, Бенджамин?

Бенджамин выказал очень мало страха, обычно вызываемого иронией Альбрехта у всех, кто знал о его существовании. Возможно, потому что его собственная фамилия также была Детвейлер… равно как и у его спутников.

– Это было то, что обычно называют предварительным заключением, отец, – ответил он.

– А, понятно. В таком случае, почему бы тебе ни продолжить и не пролить свет на ситуацию.

Бенджамин улыбнулся и покачал головой, а затем откинулся в кресле.

– Отец, ты так же как и я – лучше, чем я – знаешь, что частично это результат того, что мы так тщательно разграничиваем сферы ответственности и информированности. По моему убеждению, Анисимова могла бы выполнить свою работу немного лучше, если бы знала наши настоящие стремления, но я могу думать так еще и потому, что долгие годы выступаю за то, чтоб посвятить полностью в наши дела больше членов Стратегического Совета. Пока же, я думаю, что, возможно, анализ, ее и Бардасано, того, что пошло не так в Скоплении, в основном, точен. Никто не смог бы предусмотреть подобную случайность, очевидно позволившую этому Терехову буквально натолкнуться на связь Моники и Пограничной Безопасности. Никто, с полным на то основанием, не ожидал от него и несанкционированного упреждающего удара, невзирая на то, что он там нарыл. И, в отличие от нас, у Анисимовы не было наших последних оценок возможностей монти. Будем честны – то, что они сотворили с новыми линейными крейсерами Моники, удивило даже нас, а у нее не было всей информации, которой располагаем мы. Кроме того, она и понятия не имела, что, на самом деле, мы изначально хотели, чтоб Веррочио и Пограничный Флот отгребли по-полной, даже если в наших планах это событие отстояло на более поздний срок. Если бы Бардасано было позволено рассказать ей все, возможно – не точно, но возможно – эти двое смогли бы заготовить пути к отступлению на случай подобного пути развития событий.

Он пожал плечами.

– Такое иногда случается. И, в конце концов, и с нами это происходит не в первый раз. Гораздо болезненнее, конечно же, то, что Причарт умудрилась превратить случившееся в предлог для проведения своего саммита, но у нас уже были по меньшей мере столь же болезненные косяки. Этот же прокол таким чувствительным делает то, что мы вступаем в заключительную фазу всей операции, а это значительно сужает пределы, в которых мы можем позволить себе такие оплошности. Что, опять же, – многозначительно добавил он, – еще одна причина пересмотреть вопрос о разобщении сфер ответственности и посвященности.

Альбрехт нахмурился. Выражение лица было далеким от счастливого, но, по крайней мере, это была задумчивая хмурость, не разгневанная. Его репутация (среди тех, кто вообще знал, что он существует) бессердечного человека была абсолютно заслуженной, и он тщательно поддерживал и культивировал мнение о себе еще и как о человеке лютом и кратком на расправу. Что было скорее полезно, чем точно.

– Я понимаю, что именно ты имеешь ввиду, Бен, – сказал он спустя мгновенье. – Господи, ты достаточно часто говорил мне это!

Усмешка изгнала из его последнего предложения любой намек на недовольство, но затем ее снова сменила задумчивость.

– Проблема в том, что «стратегия луковицы» уже достаточно долго хорошо нам служит, – сказал он. – Я не готов отбросить ее, особенно когда последствия могут быть столь ужасны, если облажается кто-то, кому мы доверим всю полноту картины. Не стоит чинить вещь, не нуждающуюся в починке!

– Я не предлагаю «отбросить» это стратегию, отец. Я всего лишь предлагаю ее немного… проредить для людей, ответственных за координацию и выполнение наших наиболее важных операций. И я согласен с тобой, что не надо начинать чинить то, что не сломано. Но, к сожалению, я считаю, что в данном случае вещь уже поломана – или, скажем, по крайней мере, достаточно неэффективна, чтоб быть опасной, – заключил вежливо, но твердо Бенджамин, и Альбрехт поморщился вескости оценки. В конце концов, возможно, Бенджамин и прав.

Проблема конспирации, охватывающей столетия, размышлял он, в том, что никто, как бы он ни был труслив и параноидален, не сможет проводить операции в таком ключе достаточно долго без случающихся время от времени провалов. Так что подход, принятый Согласием Мезы столетия назад, должен был выработать то, что один их прямых предков Альбрехта охарактеризовал как «стратегия луковицы».

Насколько знала вся галактика в целом, планета Меза была просто беззаконным миром, домом для безжалостных и коррумпированных корпораций со всей Солнечной Лиги. Не являясь непосредственно членом Лиги, Меза, тем не менее, поддерживала прибыльные контакты со многими мирами Лиги, которые, в свою очередь, охраняли Мезу и ее «преступных» владельцев от интервенции Лиги. И, конечно же, архипреступником была «Рабсила Инкорпорейтед», ведущий производитель генетических рабов в галактике, основанная Леонардом Детвейлером почти шестьсот стандартных лет назад. Были и другие, некоторые даже столь же постыдные и «злые» по стандартам остальной части человеческой расы, но «Рабсила» была знаменосцем необычайно богатой – и столь же коррумпированной – элиты Мезы. И «Рабсила» была намерена защитить свои экономические интересы безжалостно и любой ценой. Все ее политические контакты, задачи и стратегии были направлены на достижение этой цели.

И вот тут на сцене появляется «луковица». Хотя сам Альбрехт часто думал, что было бы более точно описать «Рабсилу» как левую руку фокусника, которой он размахивает перед публикой, стараясь отвлечь внимание толпы, пока правая рука выполняет важные действия, которые Согласию хотелось бы скрыть.

«Рабсила» и торговля генетическими рабами, все еще оставались чрезвычайно прибыльным мероприятием, но в настоящее время это, честно говоря, было всего лишь счастливым прибыльным бонусом существования «Рабсилы». Фактически, что было полностью признаваемо Согласием Мезы, генетическое рабство давно прекратило быть действительно конкурентоспособным путем обеспечения рабочей силой кроме как в чрезвычайно особых обстоятельствах. К счастью, многие из ее клиентов не смогли понять того же, и отдел маркетинга «Рабсилы» всячески старался продлить данное непонимание как можно дольше везде, где представлялось возможным. И, возможно, даже еще более к счастью, другие аспекты генетического рабства, особенно связанные с пороками, которым всегда было подвластно человечество, были еще более экономически целесообразны. Прибыли были высоки не только для клиентов «Рабсилы», кои делали деньги на аморальности человеческой природы и ее аппетитах, многочисленные типы рабов для удовольствий, производимых «Рабсилой», приносили и ей баснословные прибыли, даже в расчете содного раба. Все же, правда состояла в том, что, хотя, благодаря огромным прибылям, торговля генетическими рабами все еще оставалась приветствуемой и полезной, основные цели, которым сегодня служила «Рабсила», были очень далеки от всего, напрямую связанного с деньгами.

Во-первых, «Рабсила» и ее лаборатории исследования генома служили прекрасным укрытием для экспериментов и разработок, которыми было на самом деле озабочено Согласие Мезы. Во-вторых, потребность защищать «Рабсилу» объясняла, почему не будучи членом Лиги, Меза так глубоко вовлечена в ее политические и экономические институты. В-третьих, извращения, которым потворствовало генетическое рабство, предоставили готовые «крючки», с помощью которых владельцы «Рабсилы» могли… влиять на облеченных властью как в самой Лиге так и вне ее. В-четвертых, сама природа генетического рабства превратила «Рабсилу» – а следовательно, если уж на то пошло, и все правящие на Мезе корпорации – в явных преступников, с инстинктивной потребностью сохранять незыблемой существующую систему, чтоб они могли продолжать кормиться в ее удобных коррумпированных глубинах, что, в свою очередь сбивало с толку любого, могущего подумать, что, на самом деле, Меза может желать изменить данную систему. И в-пятых, «Рабсила» являлась готовым «козлом отпущения» – или, по крайней мере, правдоподобным прикрытием – для любой тайной операции Согласия, если детали этой операции вылезут наружу.

Однако же у этого, в остальном крайне удовлетворительного положения дел, было несколько плачевных недостатков. Три из них, в свете его только что состоявшегося разговора с Алдоной Анисимовой и Изабель Бардасано, приходили на ум сразу же: Беовульф, Мантикора и Хевен.

Если бы Леонард Детвейлер, прежде чем основывать «Рабсилу», полностью разработал свою грандиозную идею, то это, наверняка, кое в чем и помогло бы. К сожалению, все предусмотреть не может никто, а предвиденье все еще оставалось единственной вещью, которой не могли добиться генетики Мезы. Кроме того, он был спровоцирован. Его «Консорциум Детвейлера» впервые обосновался на Мезе в 1460 году э.р., эмигрировав с Беовульфа после обнаружения шестью стандартными годами ранее узла туннельной сети системы Вестгота. Сама система Мезы была впервые исследована в 1398 году э.р., но до тех пор, пока астрогаторы не обнаружили, что она является домом для одного из двух терминалов Вестготской туннельной сети, она находилась слишком уж в конце географии, чтоб привлекать к себе внимание.

Все изменилось, когда было завершено исследование Вестготской туннельной сети, и Детвейлер выкупил права на систему у ее первоначальных исследователей. Тот факт, что планета Меза, хотя и обладая прекрасным климатом, располагала биосистемой, мало подходящей для земных форм жизни, помог снизить ее стоимость, учитывая все будущие затраты на терраформирование. Но Детвейлер и не думал терраформировать Мезу. Вместо этого он предпочел с помощью генетической инженерии «мезаформировать» колонистов. Это решение было неминуемо в свете порицания Детвейлером «нелогичного, невежественного, бездумного, истеричного синдрома Франкенштейна» – страха перед генетическими модификациями человеческих существ, которое за пять земных столетий, прошедших со времени Последней Войны на Старой Земле и его отлетом на Мезу, прочно укоренилось среди инстинктивных человеческих антипатий. Однако, хотя и будучи неизбежным, это решение не пользовалось популярностью медицинского истеблишмента Беовульфа того времени. Более того, тот факт, что система Вестгота находилась всего в шестидесяти световых годах от Беовульфа гарантировало то, что Меза и Беовульф продолжали оставаться достаточно близко друг от друга (несмотря на расстояние в сотни световых лет в нормальном пространстве), чтоб выступать постоянными взаимными раздражителями, и непрерывное осуждение Беовульфом веры Детвейлера в генетическое совершенствование человеческой расы приводило его в бешенство. В конце концов, в этом и состояла основная причина, почему он и разделяющие его взгляды представители медицинского истеблишмента Беовульфа, эмигрировали на Мезу.

Было совершенно ясно, что решение Леонарда переименовать «Консорциум Детвейлера» в «Рабсилу Инкорпорейтед» было продиктовано желанием ткнуть пальцем в глаз всему Беовульфу, и своего он достиг целиком и полностью. И если Беовульф был… расстроен практикой «Консорциума Детвейлера» массовых генетических модификаций колонистов для адаптации их враждебным средам наподобие Мезы, то начало «Рабсилы» производить «законтрактованных слуг», генетически предназначенных для специфичной окружающей среды или определенных задач, привело его в бешенство. Во-первых, срок «контрактации» на Мезе должен был составлять не менее 25-ти лет, хотя даже после окончания этого срока «генетическим лицам» отказывалось в праве голоса, и, в основном, к ним относились как к гражданам второго сорта. Когда они начали составлять растущий процент населения планеты, конституция была слегка изменена, и «контрактация» стала пожизненной. Формально, Меза и Рабсила продолжали настаивать, что они не «рабы», а всего лишь «законтрактованные слуги», но если это различение и могло послужить хоть какой-то дымовой завесой для союзников Мезы и проплатных говорунов в местах типа Ассамблеи Солнечной Лиги, то для противников данной практики оно не значило абсолютно ничего.

Противостояние Беовульфа и Мезы за последующие четыре с половиной земных столетия стала невыразимо ожесточенным, и разработка Беовульфом Конвенции Червелла создала огромную головную боль для «Рабсилы», Мезы и Согласия. Это произошло очень некстати и доставило значительные проблемы осуществлению общей стратегии Согласия. К примеру, свирепость, с которой Звездное Королевство Мантикоры и Республика Хевен стали нападать на операции «Рабсилы» ясно давала понять, что это долгосрочная угроза. В то время как даже обе эти нации вкупе были не больше чем мушиным пятнышком по сравнению с Солнечной Лигой, их неприятие генетического рабства сделало их непримиримыми врагами Мезы, а цветущая экономика Республики Хевен и планомерное расширение ее границ начали вызывать у Согласия беспокойство. Хевен был колонизирован за полторы сотни стандартных лет до Мезы и, не обладая невероятными финансовыми «заначками», принесенными Леонардом Детвейлером на Мезу, создал сильную самоподдерживающуюся экономику, обещавшую только расти. Все это заставило выглядеть сектор Хевена угрожающим в глазах Согласия, особенно после обнаружения в 1585 году э.р. Мантикорской туннельной сети.

Именно благодаря ей и тому, что она продвинула весь сектор Хевена на расстояние «вытянутой руки» от самой Солнечной системы, сделало пару далеких «неоварварских» звездных наций основной заботой Согласия. Прямая связь с Лигой проходила через узел системы Беовульфа, и Республика Хевен и Звездное Королевство Мантикора полностью впитали в себя отношение Беовульфа к генетическому рабству.

Хотя «Рабсила» и находила в высшей степени неудобным глубокое вовлечение Звездного Королевства в торговое судоходство Лиги, возможное благодаря туннельной сети, Согласие больше было обеспокоено существованием Республики. В конце концов, хотя официально Республика Хевен и состояла собственно из самой системы Хевена и горстки ее старейших колоний, ее влияние превалировало во всем секторе Хевена, делая Новый Париж естественным лидером всего это пространства, а сектор все продолжал набирать экономическую и промышленную мощь. У Согласия не было сомнений, что в любом открытом противостоянии Республика твердо станет на сторону Беовульфа, дав обещание сформировать силовой блок, готовый прийти на помощь Беовульфу из пределов, далеких от досягаемости Мезы. Мантикора же, с другой стороны, была всего лишь моносистемным государством – хотя и обещавшим стать сказочно богатым – с сильной оппозицией к территориальной экспансии. Вот почему первоначальные внимание Согласия было сосредоточено на как можно скорейшем расшатывании Республики Хевен, и искусное поощрение определенных доморощенных философских воззрений и политических махинаций – и технологий – предоставили Мезе рычаг для этого.

Эти тщательные усилия принесли хорошие плоды… за исключением, конечно, побочных эффектов там, где дело касалось Мантикоры. Режим Законодателей и политика, ими проводимая, превратили Хевен из примера для подражания в громадный, прожорливый, неуклюжий, разваливающийся организм, ненавидимый своими соседями и большинством невольных граждан, постоянно балансирующий на грани полного коллапса. В таком состоянии, Республика не представляла особой угрозы… пока не обратила свой взор на Мантикору, и с этого момента вещи круто отошли от стратегического сценария Согласия.

Мантикора отказалась быть поглощенной. На самом деле, она противилась так сильно и столь успешно – и использовала так много военных новинок в процессе – что, вместо этого, оказалась на волоске от разгрома Народной Республики. Честно говоря, она и разгромила Народную Республику… что не только угрожало возрождением старой Республики Хевен, но и обеспечило и Хевен и Мантикору невообразимым военным преимуществом над любым возможным противником. Не говоря уже о том, что прежнее неэкспансивное Звездное Королевство деловито превращалось в Звездную Империю.

А самое раздражающее здесь то, размышлял Детвейлер, что всё остальное идёт так хорошо. Во многом, Мантикора и Хевен не значат больше, чем ветерок во время бури, учитывая их размеры и то, как они далеко. К сожалению, они не только обещают становиться все больше и сильнее, если мы не предпримем своих шагов, но ещё и туннельная сеть даёт Мантикоре возможность быстро достичь любого края Лиги, ну по крайней мере, в теории. Да и не так далеко они от нас! Талботт и так уже слишком близко, а основной флот монти всего в шестидесяти световых годах – двух туннельных переходах через терминал Беовульфа – от Мезы. И монти любят демонстрировать новинки оборудования в самый неподходящий момент. Не говоря уже о том, что и проклятые хевениты начали брать с них пример!

– Не думаю, что мы хотим оставить «луковицу» именно сейчас, – наконец сказал он. Бенджамин начал было что-то говорить, но замолчал и кивнул, соглашаясь с решением, а Альбрехт ему улыбнулся.

– Я понимаю, что ты думаешь о нашей внутренней организации и путях диверсификации информации и операций, а не о том, как мы представляемся остальной галактике, Бен, – сказал он. – И я не говорю, что не согласен с тобой в теории. На самом деле, я согласен с тобой и практически. Это просто вопрос времени. В конце концов, мы и так собирались ввести Стратегический Совет полностью в курс дела задолго до того, как действительно нажмем на курок. Вполне возможно, что нам придется пересмотреть наши схемы вероятных действий и отдалить этот момент. Я не желаю делать это поспешно, без рассмотрения всех последствий – и без тщательного рассмотрения, кто из членов Совета может создать дополнительные риски – но я вполне готов признать, что это то, на что нам стоит обратить самое серьезное внимание.

– Рад это слышать, отец, – произнес Колин Детвейлер. Альбрехт взглянул на него, и Колин криво улыбнулся. – Думаю, Бен считает, что его ботинки жмут сильнее, чем у нас, поскольку он сконцентрирован на военной стороне дела. Но я должен сказать, что и мне немного свело пальцы.

– Серьезно?

– О да, – Колин покачал головой. – Я рад, что ты, по крайней мере, позволил мне ввести в курс дела Бардасано. Координировать тайные операции теперь намного проще. Но, все же, это не то же самое, как сделать их легче и эффективнее, а теперь, когда мы вплотную подошли к главному, чертовски неудобно, когда единственная, кому мне разрешили довериться, проводит большую часть своего времени в сотнях световых лет от меня.

– Насколько эта проблема серьезна? – спросил Альбрехт, сильно прищурившись.

– Пока что, не все так плохо, – признался Колин. – Утомительно, конечно. И, если быть предельно честным, становится все труднее придумывать объяснения, почему мы делаем то, что мы делаем. Я говорю об обоснованиях для людей, которые и делают эти вещи. Нам не нужны идиоты для планирования и осуществления «черных» операций, а не-идиоты, вероятно, начнут задавать вопросы, почему мы совершаем поступки, которые не поддерживают логически задачи, поставленные нами. Поиск решений для предотвращения подобного требует столько же энергии, как и выяснение того, что нам на самом деле нужно сделать, чтоб выполнить поставленную задачу. Не говоря уже о проработке всех вероятных сценариев возможных проколов и оплошностей.

– Дэниел? – Альбрехт посмотрел на третьего молодого человека. – А ты что думаешь об этом?

– Для меня нет особой разницы, отец, – ответил Дэниел Детвейлер. – В отличие от Бенджамина и Колина, Эверетт и я открыто вовлечены в наши программы НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки) и никто не оспаривает то, как тщательно мы разобщены в этом вопросе. Само собой разумеется, все понимают, что некоторые разработки должны быть секретными, и с нашей точки зрения, это очень полезно. Мы можем начинать маленькие тихие проекты когда угодно, и никто не станет задавать слишком много вопросов. В то же самое время, я должен согласиться с Колином, что введение Бардасано столь глубоко в подробности операции, оказало существенную помощь даже нам. Мы можем использовать ее, чтоб обеспечить безопасность всему, что мы хотим действительно хорошо скрыть, пока мы занимаемся самой координацией программ. Это полезно и если нам будет разрешено полностью посвятить в детали людей типа Киприану.

Альбрехт медленно кивнул. Ренцо Киприану стоял во главе разработок и производства био-оружия и был членом Стратегического Совета Мезы. Но, в настоящее время, даже Стратегический Совет не знал всех планов Согласия.

Что, я полагаю, неудивительно, размышлял он, учитывая, что Согласие всегда было большей частью… семейным бизнесом.

При этой мысли губы его тронула усмешка, и он задался вопросом, как много членов Стратегического Совета, выяснили насколько все же близок он был к своим «сыновьям».

Официальное угасание генеалогической линии Детвейлеров было частью стратегии, направленной на отвлечение внимания галактики – и Беовульфа – от решимости Леонарда Детвейлера возвысить и улучшить геном человечества в целом. Детвейлеры так долго и яростно посвящали себя этой цели, и публичное – и зрелищное – убийство «последнего» Детвейлера алчными элементами во время Совета Директоров «Рабсилы» было призвано подчеркнуть тот факт, что растущие криминальные элементы Мезы больше не разделяют эти высокие стремления. Оно, конечно же, послужило и цели выведения потомков Леонарда из-под чужого взора, но самым полезным стало то, что оно помогло объяснить и оправдать полномасштабный переход Мезы к генетическому рабовладению. Постепенное устойчивое улучшение собственного генома Согласия было скрыто исследовательскими работами «Рабсилы» и замаскировано под поверхностные улучшения внешней привлекательности.

Но что бы ни думала остальная галактика, генеалогическая линия Детвейлеров была далека от завершения. Фактически, геном Детвейлеров был одним из – если не – самых усовершенствованных во всем Согласии. И «сыновья» Альбрехта Детвейлера, вообще-то, были его генетическими клонами. Он был уверен, что это смогла выяснить Бардасано, несмотря на то, что этот секрет должен был надежно храниться. Возможно, догадался и Киприану, благодаря своей близкой работе с Дэниелом. Если уж на то пошло, то и Джером Сандунски может питать свои подозрения, хотя никто из этой троицы и словом не обмолвится об этом с кем-то еще.

– Хорошо, – произнес он. – Как только Эверетт, Франклин и Жерве вернутся на Мезу, мы все сядем и обсудим это. Как я уже сказал, мои замечания касаются только выбора времени. Мы уже близки – очень близки – к цели, и я не хочу, чтоб нетерпение сподвигло нас на принятие неверного решения именно сейчас.

– Никто из нас не хочет этого, отец, – согласился Бенджамин, а двое других кивнули. Фундаментальным принципом всех операций, предпринимаемых Согласием, всегда было тщательное продумывание.

– Хорошо. Ну а пока, каково ваше впечатление о докладе Анисимовной и Бардасано?

– Я думаю, Бардасано попала в яблочко, – произнес Бенджамин. Он скосил глаз в сторону Колина, и его брат согласно кивнул.

– И то, права ли она насчет того, что взорвало операцию, на самом деле неважно, – продолжил Бенджамин, снова смотря на Альбрехта. – Мы потеряли Монику, Веррочио, как и предсказывала Анисимова, собирается поумерить пыл, все контакты «Технодайна», по крайней мере сейчас, разорваны, и Мантикора приняла приглашение Причарт. Оставив на время саммит в покое, нам, как минимум, надо пересмотреть весь наш подход к Талботту. И нам придется найти способ достучаться до этих идиотов в Боевом Флоте.

– Ну, Моника не такая уж и большая потеря, – заметил Альбрехт. – Она никогда не была больше, чем орудием в наших руках, и я уверен, что, когда понадобится, мы найдем еще одно. Ну а то, что у Веррочио кишка оказалась тонка… Это раздражает намного сильнее. Особенно после всех наших инвестиций в Крэндалл и Филарету.

– Разве это проблема, отец? – спросил Дэниел мгновеньем позже. Альбрехт взглянул на него, и Дэниел пожал плечами. – Знаю, что они обошлись недешево, но и карманы у нас достаточно глубоки.

– Проблема не в этом, Дэн, – сказал Колин прежде чем Альбрехт успел ответить. – Она состоит в том, что теперь, когда мы их уже использовали, мы собираемся от них избавиться.

Дэниел смотрел на него несколько секунд, затем непонимающе покачал головой.

– Знаю, что всего лишь новичок, а не эксперт в тайных операциях, как ты или Бен, – сказал он, – но, обычно, мне удается следовать твоей логике. В этот же раз, я не понимаю, зачем нам делать это.

– Колин прав, Дэниел, – произнес Альбрехт – Мы не можем позволить им начать задавать вопросы, или, того хуже, чтоб вопросы начал задавать кто-то еще. – Он фыркнул. – Они оба имеют полное право проводить учения и развертывать свои эскадры там, где заблагорассудится, так что, проблема не в этом. Но теперь, когда вся талботтская операция пошла наперекосяк, мы не можем позволить кому-то начать интересоваться – или задавать вопросы – почему они оба выбрали именно такие уединенные места. Места, расположенные так близко к Талботту и самой Мантикоре, именно тогда, когда должна была начаться заварушка на Монике… как будто они могли предвидеть, что должно случиться в будущем.

– О, – помахал он рукой, – не похоже, что кто-то вообще обратит на это внимание, не то, что начнет задавать вопросы. Но это не то же самое, как полная невозможность, а ты знаешь нашу политику устранения рисков, даже столь отдаленных, везде, где возможно. А это означает, что Крэндалл и Филарету постигнет смертельный исход. Даже если кто-то и обнаружит их скрытые счета, деньги прошли через достаточное количество посредников, чтоб кто угодно не смог связать их с нами, но если кто-то из них обмолвится, что «Рабсила» предложила им свои площадки для учений, может статься, что чертовы монти или хевениты начнут задавать вопросы. Вроде того, откуда это у «Рабсилы» столько средств, чтоб одновременно вводить в игру так много деталей.

– Я не считаю, что нам стоит немедленно начинать действовать, отец, – сказал Бенджамин. Альбрехт перевел свой взгляд на него, и теперь настал его черед пожимать плечами. – Пытаясь добраться до них сейчас, когда они все еще со своими флотами, мы надорвем себе задницы, даже если все пойдет идеально. В чем я глубоко сомневаюсь. Гораздо умнее будет позволить им продолжить, завершить учения, и отправиться домой. В конце концов, они оба в глубоком восторге от наших центров удовольствий. Не составит труда убедить их отдохнуть денек за наш счет в благодарность за их усилия, не так ли? Они также предпримут собственные меры предосторожности, чтоб скрыть связь с нами, прежде чем принять наше щедрое предложение. И когда они это сделают, Колин сможет организовать все тихо и неприметно.

– Ну или Бардасано, – согласно кивнул Колин.

– И все еще вероятно, что мы каким-то образом сможем подстрекнуть Веррочио устроить необходимый нам инцидент, – добавил Бенджамин. Он увидел выражение лица Альбрехта и усмехнулся. – Я не сказал, что уверен, отец. Честно говоря, я сомневаюсь, что сейчас это вообще возможно. Но если этому суждено случиться, то нам понадобятся Крэндалл и Филарета. Ты нам всегда говорил, никогда не выбрасывайте вещь, пока не будете полностью уверены, что она больше не принесет пользы.

– Понятно, – отозвался Альбрехт. – Ну а пока, что вы думаете о Вебстере и «Крысиной Отраве»?

– Я согласен с твоим решением, отец. – И предложение Бардасано объединить обе операции ясно показывает, что мы не зря полностью ввели ее в курс дела. Я не считаю, что нам удастся добиться всего, чего мы хотим, но я не думаю, что мы можем успеть сделать что-то другое в имеющееся у нас время со столь же реальным шансом расстроить саммит. Я, честно говоря, я не могу представить худшего, чем позволить Елизавете и Причарт усесться за один стол и выяснить, что ими обоими манипулировал кто-то третий. Мое единственное замечание касается того, насколько очевидно мы хотим это связать с хевенитами.

– Хорошо, я согласен с тобой и Бенджамином насчет того, что анализ Анисимовы и Бардасано о том, какой вред нам причиняет посол Вебстер на Старой Земле, достаточно точен, – немного кисло произнес Альбрехт. – И, откровенно говоря, я сорвался. Знаю, знаю! Мне не следовало это делать. Но я это сделал, и, буду честен, выпустить пар было очень приятно. Безусловно, как бы ни было приятно называть монти «неоварварами», таковыми мы их не считаем. Несмотря на это, я думаю, мы должны связать убийства с Хевеном как можно более явно.

– Здесь я с тобой согласен, – сказал Колин, – Но позволь мне об этом подумать. Я вызову Бардасано и мы вместе обсудим это. Возможно, нам понадобится нечто совершенно недвусмысленное, чтоб манти сфокусировались на Хевене. В обычных обстоятельствах, они бы и так пришли к этому выводу, учитывая с кем они воюют, а также приверженность Хевена решать проблемы с помощью убийств. Но я, как и ты, немного беспокоюсь о возможности того, что они свяжут эти убийства с Моникой вместо Хевена, раз уж эта конкретная операция сошла с рельс. Учитывая преследуемые цели, «Крысиная отрава» может направить их подозрения в сторону «Рабсилы». И, честно говоря, как бы ни скрипела зубами Елизавета, соглашаясь встретиться с Причарт, но, все же, она согласилась. И, естественно, они зададутся вопросом, зачем кому-то из людей Причарт понадобилось устраивать нечто подобное. В свете всего этого, нам, возможно, придется настоятельно подтолкнуть их к мнению, что за всем стоит именно Хевен. С другой стороны, как бы мы ни хотели считать их идиотами, они далеки от этого. В частности, Гивенс совсем не дура, и за последние пару десятилетий сама устроила достаточно кампаний дезинформации, чтоб понимать, что и с ней могут сыграть ту же шутку. Так, что, если мы выставим Хевен виноватым, то нам придется создать видимость и того, что Хевен приложил все чертовы усилия чтоб спрятать концы в воду.

– Оставляю детали на вас, – сказал Альбрехт. Несколько секунд он напряженно размышлял, потом подернул плечами

– Полагаю, что на сегодня это все. Но мне хотелось бы, чтоб ты и Дэниел в ближайшие дни проинформировали меня о положении дел вокруг паука и «Устричной бухты», Бенджамин.

– Конечно. Хотя я могу уже сейчас сказать, что мы не готовы применить «Устричную Гавань» отец. У нас всего лишь около тридцати «Акул», и они никогда не предназначались к роли большей, чем прототип и тренировочный корабль для подтверждения верности концепции. Для их размера у них очень приличный потенциал, но они, уж точно, не корабли стены. А мы даже и не планировали закладывать первый из настоящих боевых судов в ближайшие три или четыре стандартных месяца.

– Я знаю. Просто хочу иметь более четкую картину по строительству. Но, как только что заметил Колин, возможно, в конце концов, нам и не удастся сорвать конференцию. Если это случится и если поганые солли так и будут дрожать в коленках, то, похоже, нам придется взять дело в свои руки раньше, чем мы планируем. И раз все указывает, что именно так все и произойдет, то мне нужно знать точно, как у нас обстоят дела со временем.

ГЛАВА 11

– Добро пожаловать на борт, адмирал, – произнесла капитан 1-го ранга Виктория Армстронг как только Мишель Хенке пересекла линию на палубе, официально разграничивающую Космическую станцию Ее Величества «Гефест» и КЕВ «Артемида», только что ставший ее флагманским кораблем.

Когда она прибыла, широкая стыковочная труба, соединявшая станцию и причальный отсек номер 2 линейного крейсера, была переполнена. Было удивительно, как быстро это изменилось, когда пилот сообщил, что она направляется к стыковочной трубе. Движение по трубе прекратилось почти мгновенно, а те, кто не успел покинуть ее, вжались в стенки, пока Мишель, в сопровождении Жерве Арчера и Криса Биллингсли, проплывала в центре.

Хорошо быть адмиралом, подумала она, прилагая все усилия, чтоб поддерживать подобающее торжественное выражение лица. Искушение рассмеяться, однако, внезапно исчезло, когда она вылетела из трубы и боцманские дудки пронзительно взвыли. Старинная церемония вхождения на борт омыла ее волной официальных представлений и салютов, она почувствовала, как натянулись ее нервы в сочетании ожидания, волнения и нервозности. И пожала протянутую руку Армстронг.

– Благодарю Вас, капитан, – сказала она своему новому флагманскому капитану… которую до этого не видела ни разу в жизни.

Армстронг была высокой, где-то посередине между Мишель и Хонор, с сильным лицом, темными зелеными глазами и каштановым цветом волос. Для своего ранга, даже с учетом полувековой истории расширения флота и войны, длившейся двадцать с лишним лет, она была слишком молода – всего лишь на двадцать пять стандартных лет моложе Мишель – и никто не посчитал бы ее даже симпатичной, не то, что красивой. Но в ее лице отражался характер и ум, а зеленые глаза смотрели очень живо.

– Как Вы можете видеть, миледи, – продолжила капитан, указывая свободной рукой на оживленную деятельность и кажущийся хаос, царившие в причальном отсеке, – мы, все еще, немного заняты. – Ей пришлось повысить голос, чтоб быть услышанной, когда уровень шума, затихший было для официальных приветствий нового адмирала, снова поднялся. – Вообще-то, боюсь, что у нас тут все еще возятся строители, – сказала она с улыбкой.

– Вижу, – согласилась Мишель. – Есть конкретные проблемы?

– Тонны, – бодро ответила Армстронг. – Но если Вы имеете ввиду, есть ли такие, способные задержать наше отправление, то ответ будет – нет. Ну, по крайней мере, я достаточно в этом уверена. Машинное отделение вне нареканий, и я убеждена, что корабль, в любом случае, будет двигаться. Насчет других систем я не столь уверена, но, так или иначе, графика мы придержемся, миледи. Я уже предупредила Центральную «Гефеста», что, если придется, то я заберу с собой их людей.

– Вижу, – Мишель покачала головой, затем улыбнулась. Ее первое подозрение – что Армстронг умышленно привлекла внимание к рабочим верфи, все еще заполняющим ее причальный отсек, чтоб заранее объяснить, что это не ее вина, что они не успевают отбыть вовремя – явно было ошибочным.

– Я думаю, для Вас будет намного лучше, миледи, – продолжила Армстронг, – покинуть этот бедлам и пройти к лифтам. Как только закроются их двери и мы хоть сможем услышать свои мысли, Вы скажете мне, куда хотите направиться. Капитан Лектер и коммандер Аденауэр сейчас на флагманском мостике. Синди – капитан Лектер – просила передать Вам, что она понимает, что Вы будете не в состоянии определиться посреди всего этого гама, так что она будет ожидать Вашего решения, где именно Вы желаете встретиться. Если Вы решите провести встречу с ней и Аденауэр – и со мной, если на то пошло – вместо флагманского мостика в Вашей дневной каюте, они будут там ко времени, что мы туда доберемся.

– Я хотела бы ознакомиться со своим жилищем, – призналась Мишель, – но флагманский мостик я хочу увидеть даже больше. Она взглянула через плечо на Криса Биллингсли, стоящего рядом с лейтенантом Арчером на почтительном расстоянии в три шага позади нее. – Если Вы найдете Крису гида, который проследит за тем, чтоб он добрался до нашего жилища, то я предпочла бы направиться на флагманский мостик. Это прекрасный способ не путаться у него под ногами, пока он будет занят нашим максимально идеальным обустройством.

Армстронг бросила на стюарда короткий взгляд, приподняв бровь, когда она заметила здоровенную переноску для животных в его правой руке, затем пожала плечами, усмехнулась и кивнула.

– Конечно, миледи. Вы не будете против, если к нам присоединятся мой старпом и тактик?

– Напротив, я только собиралась Вас просить об этом.

– Хорошо. В таком случае, адмирал, я полагаю, что лифты расположены где-то в той стороне этого чуда инженерной мысли.

Когда двери лифта закрылись за ними, стало, действительно, намного тише, и у Мишель расширились ноздри, когда она ощутила аромат нового корабля. Не существовало ничего похожего на него. Зеленые насаждения на борту военных кораблей флота чрезвычайно эффективно удаляли нежелательные ароматы, которые замкнутая атмосфера космического корабля порождала так легко. Но разница между просто очищенным воздухом и воздухом, пронизанным неопределенным ароматом новизны, была громадной. Пока ее дядя Роджер не начал расширение боевого флота в ответ на безжалостную экспансию Народной Республики, многие флотские могли прослужить всю карьеру, ощутив подобный аромат лишь единожды. А некоторые могли и не ощутить его вовсе.

Мишель, с другой стороны, уже и со счета сбилась, как часто она его чувствовала. Вроде бы мелочь, но за этой мелочью стояли невообразимые денежные инвестиции, ресурсные затраты, строительные усилия и огромный размер обученного персонала. Звездное Королевство Мантикора, среди равных ему по размеру государств, могло быть самым богатым политическим образованием во всей галактике, но Мишель была ненавистна мысль о все возрастающем дефиците, пока Звездное Королевство напрягало все мышцы, стараясь выжить.

Ну это подешевле, чем покупка нового королевства, Мика, мрачно подумала она, а затем отвесила себе мысленный подзатыльник. И только ты настолько извращена, чтоб за полсекунды перейти от мысли «Господи, как классно пахнет этот кораблик» к беспокойству за государственный долг. Тебе нужен свой собственный древесный кот. Кто-то вроде Нимица, чтоб пинать под зад – ну или кусать за ухо – когда ты снова начнешь страдать херней!

– Несмотря на шныряющих вокруг строителей и разбросанные запчасти, корабль выглядит прекрасно, капитан, – сказала она Армстронг.

– О да, он такой! – согласилась, Армстронг. – И мне пришлось убить всего троих, чтоб заполучить его, – с усмешкой добавила она.

– Всего лишь?

– Ну, был там еще один кандидат, – задумчиво произнесла Армстронг. – Но он запросил другое назначение, когда я объяснила ему, что случилось с другими тремя. Что было очень мудро с его стороны.

– О, ну конечно!

Мишель постаралась снова не рассмеяться, хотя это было довольно трудно. Не так много капитанов позволили бы себе шутить в присутствии вице-адмирала, которого они видят впервые в жизни. Особенно, в присутствии вице-адмирала, чьим флагманом они только что стали. Армстронг, безусловно, позволила, и это интересно ее характеризовало. Либо она была шутом, либо была настолько уверена в своей компетентности, чтоб оставаться самой собой в любой ситуации.

И почему-то шутом она Мике не казалась.

На самом деле, она кажется мне еще одной Мишель Хенке, призналась она себе. Господи, надеюсь эскадра выдержит нас обеих!

– Вот мы и прибыли, – заключила Армстронг, когда лифт остановился и двери открылись.

В короткой прогулке от шахты лифта до бронированного люка, за которым скрывался флагманский мостик «Артемиды», они прошли мимо еще двух рабочих верфи, и Мишель мысленно покачала головой. Многое из того, что делалось сейчас, попадало под определение «косметические доделки» – закрытие панелями электрических схем в переборках, покраска, регулировка освещения, все такого рода, – но она сомневалась, что могла бы быть столь же жизнерадостной, как Армстронг, если бы была капитаном корабля, которому предстояло меньше чем через неделю отправиться в потенциальную зону ведения боевых действий, но сейчас погребенному под полчищами судостроителей.

С этой мыслью она прошла через люк, и обширный, прохладный тускло освещенный флагманский мостик простерся перед ней.

Четыре человека ждали ее, и все четверо встали «смирно», стоило ей войти.

– Правило Номер Один, – мягко сказала она, – если только мы не приветствуем монарха, или не стараемся уверить сплетников, что не просто так получаем наши роскошные жалования, у нас есть более важные дела, чем поклоны и расшаркивания.

– Так точно, миледи, – ответила подтянутая блондинка, бывшая по меньшей мера на двадцать-тридцать сантиметров ниже Мишель.

– Правило Номер Два, – продолжила Мишель, пожимая руку миниатюрной женщине, – если не присутствуют вышеупомянутые монарх или сплетники, я – мэм, не миледи.

– Так точно, мэм, – произнесла другая женщина.

– И я тоже рада видеть тебя, Синди, – ответила ей Мишель

– Благодарю. Хотя, – сказала ей капитан 2-го ранга Синтия Лектер, – после случившегося при Солоне, я не думала, что так скоро Вас увижу.

– Тогда нас двое, – согласилась Мишель. – Это, – продолжила она, пропуская Арчера вперед, – Гвен Арчер, мой адъютант. – Она улыбнулась тому, как Лектер приподняла брови, услышав его имя. – Не позволяйте этому невинному выражению лица одурачить вас. Он четырнадцатый по классу тактики в своем выпуске, и только что завершил профессиональную практику на тяжелом крейсере.

Она решила не объяснять, когда и как именно завершилась эта практика. Синди была больше чем хороша в своем деле и была в состоянии без проблем выяснить эту информацию – наряду с причинами прозвища Арчера – чтоб доставлять ей все на тарелочке с голубой каемочкой. Да и практика ей не помешает.

Лектер не выглядела особо огорченной нежеланием Мишель дать больше информации. Она просто кивнула и улыбнулась Арчеру, который, в свою очередь, тоже ответил ей улыбкой, а Мишель обратила свой взор на высокую темноволосую коммандера, стоявшую позади Лектер.

– А это должна быть коммандер Аденауэр, – заключила она.

– Да, мэм, – подтвердила Аденауэр, пожав руку Мишель. Аденауэр явно была со Сфинкса, и ее акцент напомнил Мишель о Хонор, хотя голос Аденауэр был намного глубже, чем ее собственное контральто, не говоря уже о сопрано Хонор.

– Надеюсь, Вы не будете против, коммандер, – сказала Мишель. – если я замечу, что Ваш акцент кажется мне чертовски знакомым.

– Возможно, потому, что я выросла в тридцати километрах от Твин Форкс, – с улыбкой ответила Аденауэр. – На другой стороне города от герцогини Харрингтон. Но она моя… хм… где-то пятиюродная кузина, я полагаю. Ну что-то в этом роде. Мне надо уточнить у мамы, но все рожденные в Дювалье, так или иначе, родня друг другу.

– Ясно, – кивнула Мишель. – Ну, я знакома с родителями Ее Светлости, и если компетентность у Вас в крови, то мы с Вами поладим, коммандер.

– Быть родней «Саламандре» уже хорошая карма, мэм, – сказала Аденауэр. – Особенно для тактика.

– Серьезно? – усмехнулась Мишель. – Ну, то же справедливо и для ее тактика или старпома. И обе эти должности я занимала в моей покрытой пеленой времен юности.

– Раз уж разговор зашел о тактиках, – вставила Армстронг, – могу я представить Уилтона Диего, моего тактика?

– Коммандер Диего. – Мишель протянула ему руку, надеясь что он не заметил острую боль в ее глазах, когда Армстронг представляла его. Дело было не в нем, просто его имя напомнило ей о ее последнем флагманском капитане Диего Михайлове.

К счастью, коренастый, плечистый коммандер был светлокож, как Лектер, и рыж, как Арчер. Он и близко не напоминал Михайлова, и, если и заметил ее боль, то никак этого не показал.

– Адмирал, – произнес он, крепко ответив на рукопожатие.

– Я уверена, что вы оба – и Вы и капитан – ждете не дождетесь сплавить с корабля строителей, коммандер, – сказала она.

– Действительно, тактическая секция не в лучшей форме. Я был бы намного счастливее, если бы в наиболее неподходящий момент вокруг не слонялась куча народу! Да и какой прок от симуляций, если в самый ответственный момент строители отключают энергию, чтоб поменять нагреватель в воздухоочистителе!

– Понимаю, – сказала Мишель с тщательно отмеренной дозой симпатии.

– А это, – продолжила Армстронг, указав на четвертого и последнего офицера, – Рон Ларсон, мой старпом

– Коммандер Ларсон.

Рукопожатие у Ларсона было столь же твердым, как и у Армстронг, хотя он и был на полголовы ниже флагмана. Он был столь же черноволос, как и Аденауэр, но глаза были интересного лилово-серого оттенка, а не коричневые, и он носил пышную, но аккуратно подстриженную бородку, делавшую его немного похожим на пирата. Что-то в нем было, что напоминало Мишель Майкла Оверстейгена, но что именно, она сказать не могла. К счастью, это было не жизнерадостное неутомимое высокомерие Оверстейгена. Мишель всегда нравился Оверстейген, и она уважала его способности, но это не значило что ей в нем нравилось все.

– Адмирал Золотого Пика, – ответил Ларсон в тот момент, пока эта мысль все еще была на задворках ее мыслей, и тут же стало предельно ясно, что каким бы не было внешнее сходство, у него не было ничего от осознания Оверстейгеном кто он есть. Не с этой грифонской высокогорной картавостью. Она была такой сильной, что Мишель могла бы пилить ею деревья!

– Дайте угадаю, – сказала она со смешком. – Коммандер Аденауэр выросла в пятидесяти километрах от герцогини Харрингтон, а Вы – в пятидесяти от того, что стало герцогством Харрингтон, так?

– Нет, мэм, – ответил Ларсон, покачивая головой с улыбкой на губах. – Вообще-то я родился и вырос на другой стороне планеты. Хотя, я полагаю, планета, достаточно, мала.

– Вы почти соседи, – согласилась Мишель. Затем она высвободила руку и отступила, разглядывая офицеров.

– Через несколько минут, – сказала она, – я попрошу Вас устроить мне экскурсию. В последней моей эскадре у меня уже были под командой Майкл Оверстейген и непосредственно сама «Ника», хоть и недолго, так, что я, в основных чертах, уже знакома с этим классом кораблей, хотя, уверена, что «Артемида» может похвастаться своими собственными наворотам, и я хочу увидеть их все.

Улыбки на их лицах сменило спокойное сосредоточенное выражение, и Мишель в уме одобрительно себе кивнула, поскольку они переключили свое внимание на то, что она собиралась сказать.

– Завтра в Адмиралтействе у меня еще одна встреча с адмиралом Гивенс ее людьми, – продолжила она. – Синди, я хочу, чтоб ты и капитан Армстронг сопровождали меня на нее. И еще одна встреча, на этот раз с адмиралом Хемпхилл, послезавтра в Бюро Вооружений.

– Есть, мэм, – согласилась Лектер, а Армстронг кивнула.

– Я не ожидаю особых сюрпризов, – сказала им Мишель. – С другой стороны, в прошлом меня пару раз удивляли. Вообще-то, если говорить начистоту, меня пару раз крепко отпинали по заднице. Предполагая, что в этот раз ничего подобного не произойдет, тем не менее, основные параметры нашего задания кристально ясны. Я уверена, что все мы надеемся, что встреча Ее Величества и президента Причарт на самом деле принесет пользу. К сожалению, целиком уповать на это мы не можем. И, что еще неприятнее, когда это произойдет – если это произойдет – нас здесь не будет. Вместо этого, мы будем в Секторе Талботта, демонстрируя флаг и, в основном, для удостоверения в том, что никто больше не собирается доставлять нам проблем.

– Я убеждена, что каждый из вас предпринял определенные шаги, чтоб быть в курсе происходящего в Талботте. В свете тамошних внутриполитических изменений, я думаю, что всем нам надо привыкать думать о Скоплении в рамках его нового имени, как о Секторе Талботт, но, боюсь, это не внесет изменений в неприятные реалии региона. Пока не соберется весь остальной экипаж, мы не можем перейти к детальному планированию, но я давно поняла, что, чем больше людей вы привлечете к обдумыванию проблемы, тем больше вероятность, что кому-то в голову придет мысль, которую вы упустили. И вот я о чем, я хочу, чтоб вы подумали.

– В военном отношении, нашей первейшей обязанностью является обеспечение физической неприкосновенности Сектора, жизней людей и собственности новых подданных Ее Величества. И, леди и джентльмены, наша обязанность оградить их от любых угроз, независимо от кого – и откуда – они могут исходить. И, чтоб исключить недопонимание, я четко обозначу, что это, в особенности, касается Солнечной Лиги.

Она оглядела всех по очереди, и на флагманском мостике больше не было ни одной улыбки.

– Адмирал Капарелли, граф Белой Гавани и барон Грантвилль предельно ясно донесли эту мысль до меня, – продолжила она мгновеньем спустя. – Никому не нужны военные инциденты с Лигой. И, Господь свидетель, последнее, что нам сейчас нужно, это война с солли. Но Конституционное Собрание на Шпинделе ратифицировало новую Конституцию Скопления и приняло все поправки, внесенные Ее Величеством. А это означает, что все граждане, представленные Собранием теперь являются гражданами Мантикоры, и покуда они ими являются, леди и джентльмены, Флот Ее Величества будет их всемерно защищать.

Она сделала паузу, чтоб эта мысль дошла до присутствующих, затем пожала плечами.

– Во-вторых, нашей военной обязанностью приписывается оказывать поддержку баронессе Медузе и любому их планетарных правительств Сектора, буде на то приказ вице-адмирала Хумало. Несмотря на ратификацию Конституции, существуют убедительные свидетельства того, что террористическая кампания в системе Сплита по-прежнему продолжается. Им здорово подрезали крылья, и они становятся все более неуместны, но некоторые из них очень злые люди. Сами террористы – особенно их руководители и центральные кадры – возможно даже злее, чем они были, теперь, когда Конституция принята их Парламентом, и я сильно сомневаюсь, что это способно заставить примерно вести себя людей, которые уже взяли в руки оружие.С другой стороны, я ожидаю, что их злоба отшатнет от этих центральных кадров кого угодно, когда положения Конституции проложат себе путь к низшим слоям общества. И, честно говоря, я ожидаю, что подъем в экономике, который должен испытать Сектор в самом ближайшем будущем, еще больше подорвет поддержку, оказываемую Норбрандт и психам из ее АСК, теми слоями населения, которые готовы были видеть в них не кровожадных убийц, а борцов за свободу или движение сопротивления. Это, конечно, займет какое-то время, и я уверена, Ее Величество предпочтет, чтоб в этот период мы уберегли ее новых подданных от убийства этими идиотами.

– Наша третья задача будет заключаться в роли передовой ударной бригады баронессы Медузы и вице-адмирала Хумало. Хорошие новости заключаются в том, что мы встретимся с возрастающим количеством легких кораблей Флота в Секторе Талботта. Уже утверждены планы развертывания достаточного количества ЛАКов для формирования как минимум одного ЛАК крыла в каждой системе Сектора в целях обеспечения борьбы с пиратством и оказания помощи таможне, в свете того, что мы ожидаем значительного роста трафика в этой области космоса. На это развертывание уйдет время, особенно с учетом нужды Восьмого Флота в носителях ЛАКов, а также обеспечении безопасности систем, близких к дому, но как только носители освободятся, мы сразу их получим. В настоящее же время, бремя обеспечения безопасности наиболее уязвимых систем возлагается на нас.

– Это, несомненно, приведет к огромному разбросу наших наличных сил, но, в ближайшем будущем, мы уж ничего не сможем с этим поделать. Впрочем, несмотря на весь опыт Флота в защите торговли и обеспечении безопасности звездных систем, мы никогда не сталкивались с ответственностью защищать единую звездную нацию, раскиданную по такому огромному объему пространства, так, что будем действовать так, как привыкли. Нас это коснется сильнее, чем кого-либо в ближайшем будущем, но, по крайней мере, этого никто не скрывает, и поэтому Адмиралтейство старается дать нам все необходимое… вот почему мы ожидаем прибытия, как минимум, двух полных флотилий новых «Роландов», а также дополнительных «Саганами-С» и «Ник». Агамемноны пойдут во Флот Метрополии, Третий Флот и – в особенности – в Восьмой, но взамен нам дадут «Ники».

Она остановилась когда Аденауэр подняла руку.

– Слушаю, Доминика.

– Это прозвучало так, как будто Вы утверждаете, что все «Агамемноны» перебросят отсюда на фронт, мэм.

– Именно это я и сказала, – согласилась Мишель. – «Ники» и были изначально спроектированы для такой работы. Мы тяжелее, чем «Агамемноны», у нас крупнее команды, и количество пехотинцев тоже больше. И мы не подвесочного дизайна. В отличие от нас, «Агамемноны» могут загружать в свои подвески полноценные «Марк-23», мы же ограничены «Марк 16».

Аденауэр кивнула, хотя, было ясно, что она не уяснила себе, почему это особенно важно, в свете традиционной роли линейных крейсеров и тактической доктрины. Опять же, коммандер Аденауэр знала о системе контроля огня Аполлон еще меньше, чем Хенке в бытность контр-адмиралом до Битвы при Солоне… и значительно меньше, чем вице-адмирал Хенке надеялась узнать о ней через два дня.

Да и сейчас не время рассказывать ей о ней, подумала Мишель.

– Я уверена, что одним из мотивов Адмиралтейства стало то, что если хевениты и располагают собственными МДР, то солли – насколько в курсе наша разведка – уж точно нет. Новые модификации лазерных боеголовок сделают поражающую способность «Марк-16» намного мощнее, и если нам будет необходимо стрелять в солли, то «Марк-16» превзойдут что угодно, что они смогут нам противопоставить. В отличие, опять же, от хевенитов.

На этот раз Аденауэр кивнула более твердо, и Мишель пожала плечами.

– Если планы не изменятся, – что, более чем, вероятно,– в следующие несколько месяцев в сектор прибудут еще как минимум два, а возможно и три эскадры «Ник». И, опять же если планы не поменяются, эти эскадры войдут в новый, Десятый, флот. По моему разумению, вице-адмирал Хумало продолжит оставаться на должности командующего офицера станции Талботт, в которую войдет все Скопление. Десятый флот составит ее основную военную составляющую, а «Артемида» станет флагманским кораблем Десятого флота, когда он будет создан.

Глаза Синтии Лектер распахнулись, и Мишель подавила желание рассмеяться. Выражение ее собственного лица, когда Кортез и Первый космос-лорд Капарелли вывалили на нее этот дополнительный маленький сюрприз, было намного ошарашеннее, чем сейчас у Лектер.

Непростой прыжок – из военнопленных в командующие флота, подумала она. На что была бы похоже жизнь без этих маленьких сюрпризов, ставящих нас на уши?

– Впервые, хм, слышу об этом, мэм, – произнесла спустя миг капитан Армстронг, и Мишель мягко фыркнула.

– Я сказала, что планы, скорее всего, изменятся, капитан, – подчеркнула она. – Но, несмотря на это предупреждение, я также должна сказать, что адмиралы Капарелли и Кортез ясно дали мне понять, что именно этот план не претерпит изменений. Причиной того что я упомянула все это, стало то, что, при планировании, мы должны выйти за рамки одного единственного дивизиона. Конечно, мы должны сделать это по массе причин, но я хочу, чтоб каждый из вас помнил о том, что надвигается на нас из-за горизонта. Не только из-за последствий для наших обязанностей. Когда мы начнем выстраивать отношения с талботтцами – и, если уж на то пошло, то и с окрестными солли – то это должно происходить с пониманием того, что в самое ближайшее время вы, люди, станете штабом и, соответственно, флагманским капитаном, не отдельного дивизиона линейных крейсеров, но целого флота. Нам стоит быть осторожными в отношениях с жителями Сектора, равно как и оставаться твердыми и осторожными в любом деле, где замешаны солли.

Присутствующие понимающе кивнули и она кивнула в ответ.

– В дополнение к военным обязанностям, – продолжила она, – у нас есть и дипломатическая миссия в Талботте. В настоящее время, к сожалению, наши военные и дипломатические обязанности, можно сказать, достаточно… тесно переплетены. Весь Сектор сейчас проходит переходный период. Мы по-прежнему будем участвовать в чистой воды дипломатических миссиях, несмотря на то, что все ратифицировавшие Конституцию звездные системы уже являются членами Звездной Империи Мантикора.

Ей стало интересно, прозвучали ли три последних слова для остальных столь же дико как и для нее.

– У них займет какое-то время выстроить взаимоотношения друг с другом и с нами, – продолжила она. – Пока это происходит, похоже, что нам предстоит большей частью роль судьи в разбирательствах систем. В то же самое время, нам предстоит действовать так, чтоб донести до них мысль, что аннексия – свершившийся факт. Столь же важно донести эту же мысль до звездных систем, – и их флотов, – не ратифицировавших Конституцию. В основном, это касается определенных систем, вроде Новой Тосканы, но это применимо и к УПБ и Солнечной Лиге в целом.

– Ну и, конечно, в наше обширное свободное время мы будем заниматься обычными флотскими делишками: гоняться за пиратами, препятствовать работорговцам, да и вообще вставлять палки в колеса этим ублюдкам с Мезы, обновлять карты, отмечать опасности для судоходства, оказывать помощь терпящим бедствие, ну и все остальное типа этого.

– Вопросы?

Остальные пятеро офицером оглядели друг друга, затем снова сосредоточили свое внимание на ней.

– Я думаю, все достаточно ясно, мэм, – сказала ей Армстронг. – Прошу заметить, я не сказала просто, просто ясно,– добавила она.

– О, поверьте мне, капитан, все взлелеянные мной надежды, что Адмиралтейство, по доброте душевной, подберет для только что освобожденной военнопленной что-нибудь попроще, рассыпались в прах еще при первом инструктаже адмирала Гивенс. И я уверена, что, после завтрашнего инструктажа остальные из вас осознают объем нашей работы также хорошо, как и я. Замечу, что просто уверена, что вам придется по душе игра с новыми кораблями, когда они будут доступны. К сожалению, я уверена еще и в том, что за это удовольствие нам придется дорого заплатить.

ГЛАВА 12

Мишель Хенке откинулась в своём удобном кресле рядом с Жерве Арчером. Её бот отстыковался от первого шлюпочного отсека КЕВ «Артемида», развернулся с помощью гироскопов и маневровых двигателей, направив нос на планету Мантикора, и запустил главные двигатели. Сейчас можно было использовать только реактивную тягу, поскольку «Артемида» была всё ещё привязана к КСЕВ «Гефест» сложной паутиной переходных труб для персонала и оборудования, а действующие правила управления движением запрещали использовать импеллеры даже малым судам на расстоянии менее пятисот километров от космической станции. Эта дистанция во много раз превышала опасную зону импеллерного клина бота, но никто не собирался рисковать, когда дело касалось основного орбитального промышленного узла Звёздного Королевства. Если на то пошло, малым судам (и более крупным кораблям), приближающимся к станции, теперь предписывалось переходить на реактивные двигатели ещё на расстоянии в десять тысяч километров.

Мишель помнила то время, когда «Гефест» был чуть больше двадцати километров в длину, но эти дни давно прошли. Теперь неуклюжий, бугристый конгломерат грузовых платформ, обитаемых секций, тяжёлых производственных модулей и связанных с ними верфей, протянулся более чем на сто десять километров вдоль центральной оси станции. Сейчас больше трёх четвертей миллиона человек – не считая команды кораблей и других временных постояльцев – жили и работали на станции, и лихорадочный темп их деятельности надо было почувствовать самому, чтобы в него поверить. «Вулкан» на орбите вокруг Сфинкса был почти так же велик, и столь же занят. «Вейланд», самая маленькая из космических станций Звёздного Королевства, обращался вокруг Грифона, и на самом деле был самой загруженной из трёх, учитывая объёмы глубоко засекреченных исследований и разработок, который на нём велись.

Эти три космические станции были душой и сердцем индустриальной мощи двойной звездной системы Мантикоры. Корабли-добытчики полезных ископаемых, потрошащие астероидные поля системы, плавильни и перерабатывающие заводы были разбросаны по всему объему системы, но именно производственные линии станций, фабричные центры и высококвалифицированная рабочая сила заставляли все это работать. Просто мысль о том, что тут может натворить активный импеллерный клин могла вызвать у кого угодно кошмар. Мишель могли и не нравится ограничения, растягивающие ее полетное время, но она и не собиралась жаловаться, да и не испытывала симпатии к людям, которые этим занимались.

Ну и конечно же, без них на борту не обошлось. Они всегда находились, а некоторые из них носили ту же форму, что и Мишель, и должны были понимать, почему существуют эти ограничения. Большинство же были гражданскими, и она уже услышала, как некоторые из руководящих гражданских администраторов прошлись по поводу новых правил приближения к планете в целом и полетных правил Гефеста в частности.

Идиоты, думала она, глядя в иллюминатор, в то время как термоядерные двигатели бота несли его к Мантикоре на постоянных (хотя и медленных) девяносто g. Нам не хватает только психа, типа масадских фанатиков, напавших на Руфь на Эревоне, за штурвалом шаттла с активным клином на расстоянии таранного удара от станции. И, невесело добавила она, бросив короткий взгляд на молоденького лейтенанта, пока мы не выясним, что же, черт возьми, хевы сделали с Тимом Меарсом, мы не можем быть уверены, что они не доберутся и до пилота шаттла. Что означает, что бедному сукину сыну за штурвалом и добровольцем быть не нужно! Черт, да он может и не осознать, что он делает, пока не станет слишком поздно!

Не успела эта мысль пронестись в ее мозгу, как глазами она уловила колебания импеллерного клина, чертовски большего чем у любого бота или шаттла. На самом деле, он соответствовал клину супердредноута… и находился всего в нескольких сотнях километров от запретного периметра станции. Она внутренне напряглась, но затем столь же быстро расслабилась, заметив что второй корабль движется неуклонно – и быстро – от «Гефеста» вслед за тем, кто поставил этот клин, и поняла, что же это такое.

Ну, я полагаю, что в любом правиле должны быть исключения, подумала она. Хотя даже буксирам пришлось пойти на некоторые эксплутационные изменения с тех пор, как хевы попытались убить Хонор.

Буксиры Королевского Бюро Контроля Астрогации были единственным типом кораблей, которым позволялось приближаться к станции так близко под импеллерами. Они были также единственными кораблями, помимо кораблей Флота Ее величества, которым позволялось заходить или сниматься с планетарной орбиты используя клин. Зарегистрированным на Мантикоре торговым судам с командой, состоящей из граждан Звездного Королевства, позволялось приближаться к Мантикоре, Сфинксу и Грифону под импеллерами на 10 000 километров, при условии, что их сертификат БКА был действительным. Но даже они должны были уменьшить скорость подхода до 50 000 километров в секунду на расстоянии в две световые минуты, и никому не разрешалось переходить на импеллер при сходе с орбиты пока расстояние от парковочной орбиты не составит как минимум 10 000 километров. Ни одному торговому судну других звездных наций – даже таких близких союзников, как Ализон и Грейсон – не позволялось приближаться на расстояние в две с половиной световые минуты не перейдя предварительно на реактивную тягу, и в этом правиле не было исключений с момента покушения на Хонор.

Что вызвало несколько колких реплик между БКА и некоторыми «завсегдатаями» на маршруте Мантикора – Грейсон, подумала Мишель. И в основном, с нашей стороны, что бы там не говорила адмирал Гримм.

Адмирал Стефания Гримм была текущим командующим БКА Узла Мантикорской туннельной сети. Раньше она служила на Флоте, а ее младший брат очень давно нес службу с Мишель на старом дредноуте «Персей». Мишель наткнулась на нее во время торжественного ужина спустя три или четыре недели своего возвращения с Хевена, и эта встреча была обречена закончиться дискуссией.

Гримм не приходилось разбираться с кучей дерьма, с которой имел дело Контроль Планетарного Движения, но, в качестве компенсации, она рулила много большим объемом трафика Узла сети. Вообще-то, для звездной нации, чье баснословное богатство в такой значительной степени базировалось на торговом флоте, даже в нормальное время на орбите Мантикоры и Сфинкса обычно было очень немного гиперпространственных кораблей. Для грузопотока имело гораздо больше смысла пользоваться преимуществами громадных складских помещений и сервисных платформ, расположенных непосредственно у Узла. Затраты времени и накладные расходы были гораздо выгоднее, даже для кораблей не проходящих через Узел – а двигающихся к локальным точкам назначения – пользоваться его инфраструктурой, которая несомненно была наибольшей и самой эффективной во всей галактике. Кораблики и грузовые шаттлы, мотающиеся между Узлом и планетам звездной системы были намного меньше межзвездных левиафанов, и представляли собой намного более эффективный способ конечной доставки большинства грузов.

И именно эти кораблики больше всего жаловались на новые правила БКА. В конце концов, перед тем как пилот шаттла, или даже, астрогатор и рулевой любого из этих внутрисистемных грузовиков получал сертификацию на подлеты к планете, они должны были получить дюжины разрешений, пройти кучу проверок личности, физические и умственные оценки, и все эти сертификаты и оценки не должны были быть просроченными. И, учитывая все это, некоторые из них были глубоко раздосадованы тем фактом, что им больше не разрешали совершать подлеты к планетам под импеллером. А некоторые из владельцев этих корабликов предельно ясно выражали свое негодование тем фактом, что согласно новым правилам, требовалось постоянное присутствие двух полностью сертифицированных пилотов на мостике, что увеличивало их накладные расходы вдвое.

Ну, с этим можно жить, отстраненно подумала Мишель. Иногда мне кажется, что они просто забывают, насколько опасным может быть импеллерный двигатель. Может все это из-за того, что они проводят слишком много времени в космосе, и все это уже давно стало рутиной, но им следует помнить о том, что даже самый малый корабль под импеллером может при желании стать смертоносной колесницей Джаггернаута.

Она внутренне содрогнулась от мысли, что может натворить менее чем 100 000-тонный грузовой шаттл, столкнись он, к примеру, с Мантикорой на скорости в 200– или 300– тысяч километров в секунду. Десяти тератонный взрыв принес бы катастрофические разрушении. Мишель не очень хорошо знала историю, не в том объеме, как ее знала Хонор, но адмирал Гримм, которая была ознакомлена с анализами и рекомендациями БКА, сказала ей, что столкновение вызвало бы разрушительную силу примерно в шестнадцать раз превосходящую силу от столкновения с метеором, предположительно уничтожившим динозавров Старой Земли. Учитывая, что опасность, представляемая кораблем, вбивалась в головы сертифицированных БКА пилотов внутрисистемных кораблей с первого дня обучения, эти жалующиеся идиоты должны были понимать, почему были введены новые правила – включая и правило «двух пилотов».

Особенно после случившегося с Тимом Меарсом.

Хотелось бы знать побольше – черт, хотелось бы знать хоть что-нибудь! – как они до него добрались. И не только потому, что он мне нравился, размышляла Мишель, снова бросая взгляд на молодого человека, сидящего позади нее, и вспоминая все похороненные юношеские стремления и пыл адъютанта Хонор. И хотелось бы знать, способно ли подобное «программирование» на что-нибудь еще… типа полета на боте в центр Лэндинга на скорости в пару сотен тысяч километров в секунду. Пока же у нас не будет ответов на оба эти вопроса, я не думаю, что кто-либо отважится приближаться к орбитам планет под импеллером. Ну кроме кораблей Флота и буксиров, конечно же.

Буксиров всегда не хватало, а сейчас ситуация стала еще хуже. Традиционно, к каждой мантикорской космической станции было приписано три полностью готовых к работе буксира. Вообще-то, их было семь – достаточно, чтоб три были на дежурстве, три на подхвате, и один на обслуживании или ремонте. Невзирая на износ импеллерных узлов, трио буксиров, находящихся на дежурстве, всегда держали их горячими, готовые к немедленному действию. И, несмотря на свой относительно малый размер, у них были чрезвычайно мощные клинья, вроде гигантских тракторов. Каждый их них мог взять на буксир два или даже три супердредноута, если бы пришлось. И причиной того, что их узлы всегда были горячими, была в том, что одной из их обязанностей было поддерживать безопасность космической станции. Даже если отринуть идею преднамеренного столкновения, всегда существовала возможность случайного с кораблем, маневрирующим на реактивных двигателях. Так что, каждый раз, когда корабль сближался с «Гефестом», «Вулканом» или «Вейландом», один из буксиров был наготове. Ну и конечно, они всегда были наготове для борьбы с космическим мусором.

Только самым опытным капитанам и рулевым были доверены буксиры БКА, и они всегда придерживались правила «двух пилотов» по причинам, которые Мишель находила само собой разумеющимися. Но сейчас же, со всеми этими новыми правилами и ограничениями, спрос на их услуги возрос астрономически.

Мишель мысленно усмехнулась игре слов, но все же мысль была предельно точной. Согласно докладов Гримм, ее коллеги из Планетарного Контроля Движения нуждались как минимум в удвоении числа буксиров. Хорошие новости заключались в том, что даже с прессом военных заказов, несколько жизненно важных вспомогательных корпусов все же были заложены, и в течение нескольких стандартных месяцев восемь буксиров должны были сойти со стапелей. Плохими же новостями было то, что несмотря на недавно введенные в строй корабли, количество корпусов, готовых сойти с околомантикорских верфей в ближайшие несколько месяцев означало, что нужда в буксирах очень скоро станет еще острее.

К счастью, меня к тому времени здесь уже не будет. Но я все же надеюсь, что мы выясним, как они добрались до Тима.

– Двадцать минут до посадки, миледи, – сообщил ей летный инженер, и она кивнула, взглянув на него.

– Благодарю, старшина.

* * *

– Адмирал Золотой Пик!

Адмирал Соня Хемпхилл с улыбкой протянула ей руку, как только Мишель и Жерве Арчер вступили в конференц-зал Адмиралтейства. Хемпхилл – которой как-то удалось, кисло подумала Мишель, избежать официального титулования «адмирал Нижний Дели», несмотря на ее наследование титула баронессы Нижнего Дели – была Четвертым Космос-лордом Королевского Флота Мантикоры.

Мишель была одной из тех, кто был изумлен (и это мягко говоря), когда Первый Лорд Адмиралтейства, Хэмиш Александер-Харрингтон (хотя в то время он был просто Хэмиш Александер), выбрал Хемпхилл на ее нынешний пост. Александер-Харрингтон, граф Белой Гавани, и Хемпхилл были острейшими оппонентами в течение десятилетий. Белая Гавань был лидером «исторической школы», которая выступала за то, что изменения в технике могут лишь сдвинуть относительные ценности в стратегической и тактической реалиях, которые, в свою очередь, остаются константой. Так что, истинное искусство стратегии и флотоводства заключается в понимании, что именно это за реалии и использовании их максимально эффективно в совокупности с доступной техникой, вместо поисков некой волшебной палочки, способной их разом устранить.

Хемпхилл, напротив, хоть и была намного ниже по званию, чем Белая Гавань, была лидером «jeune ecole». Jeune ecole выступали за то, что стабильность – или, как они предпочитали это называть, «застой» – в военных технологиях за последние пару столетий привел к стагнации и в стратегическом и тактическом мышлениях. Ответ же, как были убеждены члены jeune ecole, был в следовании тенденциям, установленным (в своем роде) введением лазерных боеголовок и разрушении технологической стагнации, перестраивая таким образом стратегию и тактику. Или же даже делая обычную тактику – и стратегию – полностью не нужной.

Междоусобная война между сторонниками обеих школ была… яростной, переходила на личности и выходила за профессиональные рамки. В свете того, что выживание Звездного Королевства возможно зависело от правильного ответа, не удивительно, что накал страстей достигал такого уровня, подумала Мишель. А темперамент Белой Гавани был известен на Флоте еще задолго до начала войны. Да и Хемпхилл не была стыдливой мимозой, и, несмотря на то, что семейства Александеров и Хемпхилл поколениями вращались в одних и тех же социальных кругах, было время, когда распорядительницы светских раутов ломали себе головы, как бы не пригласить их обоих на одну и ту же вечеринку.

В конце концов, они оба оказались правы… и оба ошиблись. Почти одержимость Хемпхилл новыми видами оружия и систем управления заставляла людей чувствовать, как сказал ее современник, «как будто по ним грузовик проехал, только следов не оставил», но она же привела и к сверхсветовой гравитационно-импульсной связи, новых ракетным подвескам, новым ЛАКам, «Призрачному Всаднику», и, конечно же, МДР и носителям подвесок. И все же с огромным увеличением смертоносности, привнесенным новыми системами, стратегические и тактические ограничения, с которыми сталкивались военные, волшебным образом не исчезли. Однако, в то же время, и приверженцы «исторической школы» вынуждены были признать, что новые технологии фундаментально перекроили параметры этих ограничений до степени, которая создала радикально новую тактическую парадигму.

И, похоже, что и Белая Гавань и Хемпхилл заново научились толерантности по отношению друг к другу. Ну или, на крайний случай, признать заслуги друг друга.

Ну и, может быть, помогло то, что Хэмиш – Первый Лорд, но не Первый Космос-лорд, хмуро подумала Мишель, пожимая протянутую руку Хемпхилл. Сейчас он политический глава Адмиралтейства. Знаю, что он ненавидит это, чувствует себя вне своей тарелки, как будто его списали на берег, но также это означает, что эти двое будут бодаться намного реже, чем могли бы. Да и тем более, идея поставить ее во главе Бюро Вооружений исходила от него, не от Тома Капарелли или Пат Гивенс, так что может быть он действительно дозревает под воздействием Хонор. Полагаю, что вряд ли где-нибудь в галактике происходит что-нибудь столь же невероятное!

– Рада, что Вы смогли прилететь, – продолжила Хемпхилл, двигаясь с Мишель вокруг конференцстола к ожидавшему ее креслу. – Я опасалась, что в Вашем расписании не найдется времени, учитывая дату Вашего отбытия.

Арчер следовал за ними, неся в руках небольшой кейс с миникомпьютером. Мишель была больше чем немного удивлена, когда ни коммандер Хеннесси, начальник штаба Хемпхилл, ни личный адъютант адмирала не запретили его наличие. Одной из обязанностей адъютантов была запись и аннотация отчетов записей адмиральских встреч, конференций и митингов, но предмет данной конкретной встречи был столь секретен, что Мишель сомневалась, что ей вообще будет разрешено о ней рассказывать даже самой себе, не то что вести запись.

Судя во всему, она ошибалась.

– Я тоже рада, что время нашлось, мэм, – ответила Мишель и кивнула головой, улыбнувшись уголками губ. – К счастью, оказалось, что у меня достаточно добросовестный персонал, так что я смогла выкрасть тут и там по нескольку часов вместо того, чтоб лично сражаться со всеми проблемами эскадры. Мой штаб оказался способным отстреливать большинство гексапум как только они высовывают нос из зарослей.

Хемпхилл улыбнулась в ответ и жестом пригласила Мишель присаживаться, затем опустилась обратно в свое кресло во главе стола. Лейтенант Арчер, дождавшись пока усядутся оба флаг-офицера, сел сам, и Хемпхилл никак не отреагировала на то, что он расчехлил миникомп и включил режим записи.

– Рада это слышать, – сказала адмирал Мишель, так и не взглянув в направлении Арчера. – Как я понимаю, Билл Эдвардс в Вашей команде?

– Да, это так. – Мишель кивнула. – Адмирал Кортез отметил, как мне повезло заполучить его, и я пришла к заключению, что – как обычно – адмирал абсолютно прав.

– Превосходно! – улыбка Хемпхилл стала намного шире, она откинулась на спинку своего кресла и прокатилась на нем вдоль круглого стола, чтоб приблизиться к Мишель лицом к лицу.

– Билл хорош, очень хорош, – сказала она. – Я серьезно хотела продолжать опираться на него тут, но не смогла найти этому оправдание. Или же, скорее, я не могла оправдать подобного по отношению к нему. Он в Бюро Вооружений еще с тех времен, когда был энсином – флаг-лейтенантом вице-адмирала Эдкока – и время его перемещения уже давным-давно подошло. Вообще-то, сейчас самое время для него заполучить в Личное Дело 210 запись о работе на борту звездного корабля, если он не хочет застрять на суше навечно. К тому же, я прекрасно знаю, что он годами желал подобного назначения, даже если и не кричал об этом на всех углах. И, как я уже говорила, он был неизменно хорош во всем, что бы я ему не поручала.

– Таково и мое впечатление, – согласилась Мишель, но вгляделась в выражение лица Хемпхилл чуть более пристально, чем было до этого. Последние три беспокойных дня казалось подтверждали ее изначальную уверенность в том, что Эдвардс скорее технарь, чем боевой офицер. Во многих отношениях это было здорово, поскольку отдел коммуникаций стоит последним в очереди на принятие тактических решений, а компетентность Эдвардса во всем, что касалось оборудования и организационных дел была абсолютно неоспоримой. Но Хенке все же была кое-чем озабочена.

– Я иногда думаю, что возможно Биллу было бы лучше в тактической группе, – продолжила Хемпхилл к удивлению Мишель, учитывая то, о чем она только что думала. – Я думаю, у него здорово бы там все вышло. Но проблема в том, что как бы он не был хорош в качестве тактика, он просто гений во всем, что касается разработок. Он и близко так не силен в чистой теории, как некоторые из моих людей, и я не думаю, что он был бы так уж и счастлив, занимаясь исследованиями. Но когда в дело вступает разработка, у него талант распознавать все возможные аспекты применения, он буквально видит – со «стрелковой точки зрения», как он это называет, – то, что нам следует сделать. Вообще-то, именно ему пришлось здорово поработать над тем, что мы собираемся обсуждать сегодня. Что, – она качнула головой с внезапной гримасой на лице, – без сомнения объясняет почему его посылают в противоположном направлении от того места, где фактически будут доводиться до ума новые системы.

– Я и не предполагала, что он был напрямую вовлечен в разработку систем «Аполлона», – сказала Мишель. – Он даже бровью не повел в те два или три раза, когда я почти что упомянула о них при команде.

– Он и не повел бы, – согласилась Хемпхилл. – Что касается Билла, он всегда знает когда – и где – держать язык за зубами.

– В чем я только что убедилась, мэм.

– Так вот, – пожала плечами Хемпхилл, – я знаю, что Билл совсем не походит на классического вояку, адмирал. По крайней мере, пока Вы не узнаете его получше. И, как я уже говорила, он знает, как держать язык за зубами, что так же означает, что он не будет набивать себе очки, отпуская намеки о всех тех замечательных штуках, которые он разработал для Флота, пока был в Бюро. И, честно говоря, именно он их и разработал, и именно поэтому я взяла на себя труд упомянуть об этом Вам. Уверена, что его это бы расстроило, если бы он об этом узнал, но…

Она позволила голосу утихнуть одновременно с еще одним пожатием плеч, и Мишель снова кивнула. Как бы она не гнушалась патронажа в отношении себя самой, у нее не было проблем с тем, что только что сказала Хемпхилл. Желание убедиться в том, что адмирал, которому сейчас служит хорошо послуживший вам подчиненный, в курсе вашего высокого о подчиненном мнения, отстояло на огромное расстояние от того пекущегося только о собственных интересах торга любимчиками, которым так печально был знаменит довоенный КФМ.

– Я не буду упоминать об этом разговоре, мэм, – заверила она Хемпхилл. – С другой стороны, я рада, что Вы мне рассказали.

– Хорошо, – снова сказала Хемпхилл, затем встряхнулась, как будто переключив ход мыслей.

– Скажите мне, адмирал Золотого Пика, что Вам уже известно об «Аполлоне»?

– На самом деле, очень немного, – ответила Мишель. – Как одну из командующих офицеров герцогини Харрингтон, меня ввели в курс дела – в очень общих чертах – о том, чего стараются достичь техники, но это все, что я знаю. Но и этого было достаточно, чтоб заставить меня нервничать, что я сболтну лишнего, пока я была хевенитской… гостьей, если можно так выразиться.

Хемпхилл фыркнула в ответ на горький тон Мишель и покачала головой.

– Думаю, что и я, будь я на Вашем месте, волновалась о том же, – сказала она. – С другой стороны, когда мы сегодня закончим, Вам уж точно будет известно достаточно, чтоб начать всерьез волноваться не «сболтнуть лишнего».

– О, премного благодарна, мэм, – сказала Мишель и на этот раз Хемпхилл в голос расхохоталась.

– Ну серьезно, мэм, – продолжила Мишель спустя мгновенье, – я вовсе не уверена, что ввести меня полностью в курс дела, действительно такая уж хорошая идея. Но только не поймите меня неправильно, мне до чертиков интересно что там и как. Но, как и коммандер Эдвардс, меня направляют в противоположном направлении от возможного района их применения. Мне действительно необходимо знать все детали спецификаций?

– Отличный вопрос, – согласилась Хемпхилл. – И, если уж быть честной, я бы с удовольствием заперла эти секреты в маленьком темном чулане – и желательно у себя под кроватью – пока мы действительно не доведем все до ума. Тесты, которые мы провели, ясно показали, что мы здорово недооценили все тактические последствия в наших изначальных прогнозах, и у меня было более чем несколько плохих снов о том, что наш секрет раскрыт. Но и в раскрытии Вам всех возможностей системы есть свои предпосылки.

– Например? – Мишель старалась, чтоб ее голос не звучал сомневающимся, но подозревала, что вряд ли преуспела в этом.

– В свете предстоящего саммита между Ее Величеством и Причарт, мы, по крайней мере, можем рассчитывать на прекращение огня, а возможно, и на долгосрочный мирный договор с Хевеном, – произнесла Хемпхилл. – В таком случае, «Аполлон» против Республики нам не понадобится. Но вполне вероятно, что он понадобится нам в Талботте, если ситуация там станет столь отвратной, как она обещает стать. А Вы, адмирал Золотого Пика, назначены командующим Десятого Флота. И мы в Адмиралтействе полагаем, что если нам придется отправлять корабли, способные применять «Аполлон», в Скопление, то было бы здорово, если командующий Флотом, которому, возможно, придется вести их в бой, будет в курсе всех возможностей системы.

Мишель прищурилась при этих словах Хемпхилл. Об этой возможности она на самом деле и не подумала, потому что в рядах Десятого Флота не было кораблей стены. Надо признать, что из-за неполного знания возможностей системы «Аполлона», она предполагала, что ее могут использовать только оснащенные «Замочной Скважиной» корабли стены. «Ники» и «Агамемноны» были оснащены «Замочной Скважиной», но их платформы были намного меньше платформ супердредноутов, и она была уверена, что только корабли стены были достаточного размера, чтоб нести переоборудованные, оснащенные гравитационно-импульсной связью, платформы, которые требовались новой системе. А так как у нее не будет кораблей стены, то и «Аполлона» ей не видать. Но сейчас она внезапно осознала, что согласно кивает.

– Я не думала о такой возможности, – признала она. – Не стало ли это одной из причин того, что коммандер Эдвардс был приписан к моему персоналу?

– Это… возможно, – ответила Хемпхилл.

– И мне будет разрешено полностью ввести в курс дела также и остальной штаб?

– Да, – твердо ответила Хемпхилл и скривилась. – Ваша задача на данный момент – ознакомиться со способностями «Аполлона» и его тактическими возможностями. Для этого Вам необходимо будет провести военные игры, и, как минимум, отработать на тренажерах. И Вы не сможете сделать этого без того, чтоб все рассказать экипажу, в частности, Вашему флаг-капитану и его тактической группе. И, конечно же, – она бросила краткий взгляд на Арчера, – если капитан и его штаб в курсе чего-либо, то уж точно вторыми после его адъютанта.

Арчер поднял голову и бросил взгляд на Хемпхилл, но адмирал всего лишь усмехнулась и покачала головой.

– Не беспокойтесь, лейтенант. Вы делаете именно то, что должны делать – при условии, что миникомп защищен так, как я рассчитываю. И навряд ли у Вас будет единственная запись о системе «Аполлона» на борту «Артемиды». – Она снова взглянула на Мишель. – До того, как Ваша эскадра будет фактически развернута, мы загрузим в тактические компьютеры «Артемиды» те же симуляции, что использует герцогиня Харрингтон и ее Восьмой Флот

– Отлично, – произнесла Мишель, даже и не пытаясь спрятать облегчение. – Конечно, из той малости, что мне уже известна, мне думается, что обладание симуляциями и отсутствие непосредственно самого оборудования может немного расстроить. Я должна признать, адмирал, – Вы придумали действительно великолепные игрушки!

– Стараемся, миледи, – скромно взмахнула рукой Хемпхилл, но Мишель могла видеть, что комплимент ей по душе. Что было достаточно справедливо, учитывая тот факт, что «великолепные игрушки» Хемпхилл были одной из главных причин того, что Королевский Флот, равно как и само Звездное Королевство все еще существовали.

– Как раз вовремя, – продолжила Хемпхилл, взглянув на хронометр, и набрала короткую команду на консоли стола. Голопроектор, встроенный в столешницу, ожил, проецируя изображения дюжины или около того флотских офицеров, занимающих свои посты на мостике тактического тренажера. Капитан второго ранга, сидящий в кресле командующего офицера, поднял глаза, поняв, что с мостиком установлена конференцсвязь.

– Доброе утро, капитан Халстед, – сказала Хемпхилл.

– Доброе утро, мэм.

– Позвольте представить Вам адмирала Золотого Пика, капитан. Этим утром у нее назначено свидание с Аполлоном.

– Я так и понял, мэм, – сказал он, уважительно взглянув на Хенке. – Доброе утро, мэм.

– Капитан, – ответила Мишель, кивнув.

– Я думаю, капитан, – произнесла Хемпхилл, – что нам стоит начать с основ описания возможностей Аполлона. Как закончим, можно будет прогнать пару симуляций для адмирала.

– Как скажете, адмирал. – Халстед развернул свое командное кресло лицом к Мишель.

– По существу, адмирал Золотой Пик, – начал он, – Аполлон представляет собой следующий шаг в системах наведения и контроля. Он является логическим продолжением наших существующих технологий, объединяя «Призрачного Всадника», платформы «Замочной Скважины» и МДР с новейшим поколением гравитационно-импульсных приемопередатчиков. Суть его работы в том, что он позволяет устанавливать контроль над МДР на значительных дистанциях в режиме почти реального времени. На расстоянии в три световые минуты задержка сигнала с «Аполлона» составит три секунды, также выяснилось, что мы способны предоставить гораздо большую пропускную способность, чем изначально рассчитывали чуть менее семи месяцев назад. Фактически, достаточную для того, чтоб быть способными перепрограммировывать средства РЭП и задавать новый профиль атаки ракетам непосредственно в полете. В результате мы имеем реакционно-способные средства РЭП и атакующие ракеты, обеспеченные полным спектром вычислительных мощностей корабля стены в купе с задержкой прохождения сигнала меньшей чем у систем, призванных обеспечивать оборону.

Против ее воли брови Мишель поползли вверх. В отличие от Билла Эдвардса она была подготовленным и опытным тактиком, и возможности, которые обещал Халстед…

– Наши изначальные разработки базировались на установке новых приемопередатчиков в каждую МДР, – продолжил Халстед. – Первоначально, мы не видели другого решения, способного обеспечить каждую МДР независимостью от других ракет, что давало необходимую тактическую гибкость и способность запускать их со стандартных пусковых МДР и подвесок «Марк-15» и «Марк-17». К сожалению, внедрение независимых передатчиков в каждую МДР требовало извлечения одного из двигателей из-за ограничений габаритов. Овчинка все еще стоила выделки благодаря возросшей точности и способности к прорыву, но у команды разработчиков было ощущение, что мы напрасно жертвуем радиусом атаки.

– Это исходило от Билла, адмирал, – тихо произнесла Хемпхилл.

– Ну мы и принялись искать пути решения данного затруднения, – продолжал Халстед, – и нам стало очевидно, что выбор у нас или жертвовать одном из двигателей, как изначально и планировалось, либо же добавлять специализированную ракету. Единственной функцией которой будет обеспечивать атакующие ракеты гравитационно-импульсной связью с кораблем, ведущим огонь. Подводные камни, конечно же, были, но это решение позволило не только сохранить атакующий радиус МДР, но и потребовало очень мало модификаций существующих ракет модели «Марк-23». И, к огромному удивлению некоторых членов нашей команды, использование специализированной ракеты значительно повысило тактическую гибкость. Мы смогли поставить намного более мощный – и дальнобойный – приемопередатчик, а также установить ядро гораздо более продвинутого ИИ. «Марк-23» находятся под контролем управляющей ракеты – настоящей ракеты «Аполлона» – посредством стандартной световой связи, перенастроенной на большее число каналов связи в ущерб чувствительности, а внутренний ИИ «Аполлона» управляет их полетом одновременно собирая и обрабатывая данные, поступающие с их бортовых сенсоров. Затем он отправляет собранные со всех атакующих ракет данные в тактические компьютеры корабля, ведущего огонь, что дает тактикам возможность взглянуть на ситуацию в реальном времени, вблизи и персонифицировано.

– Это же справедливо и в обратном направлении. Корабль, основываясь на данных, полученных с «Аполлона», сообщает ему что делать. А уже бортовой ИИ «Аполлона» решает, как это совершить. В этом и заключается настоящая причина столь возросшей эффективности каналов связи – мы не стараемся индивидуально управлять каждой из сотен и тысяч ракет. Вместо этого мы полагаемся на разветвленную сеть контролирующих узлов, каждый из которых намного более продвинут, чем любая другая ракета. Фактически, если мы внезапно потеряем гравитационно-импульсную связь по какой-либо причине, «Аполлон» перейдет в автономный режим, основанный на дозапусковом профиле атаки и последних полученных приказах. Он вполне способен распознать новую цель, разработать вектор атаки и обеспечить средства прорыва. До тактического отдела супердредноута ему, конечно же, далеко, но мы ожидаем что-то около 42%-го повышения в общих показателях на запредельных дистанциях в сравнении с нашими же «Марк-23», обеспеченными стандартной световой связью, даже если «Аполлон» будет действовать в автономном режиме.

Мишель сосредоточенно кивнула и Халстед нажал кнопку на ручке командного кресла. Над конференцстолом, между Мишель и командным мостиком тренажера, высветились схематичные изображения двух больших – и одной очень большой – ракет, и капитан указал на одну из них курсором.

– Аполлон – это абсолютно новая разработка, но, как Вы можете видеть, «Марк-23» требует лишь минимальных изменений, которые могут быть внедрены в производственную линию без задержек в выпуске.

Курсор передвинулся на самую большую ракету.

– Это дизайн ракеты системной защиты, «Марк-23Д», который в дальнейшем, возможно, будет переименован в «Марк-25». В основном, это удлиненная модель «Марк-23», оснащенная четвертым импеллерным двигателем и более длинными генерирующими стержнями наряду с более мощными гравитационными линзами, призванными в совокупности повысить излучаемость. Все, кроме линз и стержней, уже имеется на складах, так что производство не будет представлять проблемы, хотя приоритет и отдан корабельным системам.

– С самой ракетой «Аполлона», – курсор передвинулся к третьей ракете, – официально она известна как «Марк-23Е», частично из желания запудрить мозги всем, кто слышал про нее, что это всего лишь модификация атакующей ракеты – не все так просто. Как я уже сказал, она абсолютно нового дизайна, и есть узкиеместа в запуске ее в производство. Вариант системной защиты – «Марк-23Ф» – также абсолютно нового дизайна. Не считая двигателей и реактора, в каждом случае нам приходилось начинать с чистого листа, и мы столкнулись с некоторыми трудностями разрабатывая новые приемопередатчики. Трудности мы преодолели, но производство только началось. Выпуск «Марк-23Ф» запаздывает в сравнении с «Марк-23Е», в основном из-за того, что в свете ожидаемых увеличенных радиусов действия, нам пришлось еще больше усилить чувствительность приемопередатчиков, что отразилось на размерах ракеты намного сильнее, чем мы ожидали., но даже модель 23Е сходит с конвейера намного медленнее, чем нам хотелось бы. Принимая во внимание необходимость переоборудования платформ «Замочной Скважины» в «Замочную Скважину-2», не похоже, что мы будем способны развернуть новую систему во всему флоту в одночасье. С другой стороны…

ГЛАВА 13

– Мы готовы к отправке, мэм, – сообщила Капитан Лектер.

Мишель кивнула, спокойно, как только возможно, и подумала, что скрывает свое облегчение гораздо лучше, чем Синди.

Просто двигайся дальше, признай это – для себя, по крайней мере. Тебе не кажется, что ты и планировала закончить все в срок?

Да, кажется, – сказала она себе мягко. – А теперь заткнись и вали дальше!

– Очень хорошо,– сказала она вслух, и тронула рычажок на подлокотнике своего командирского кресла. Небольшой дисплей ожил почти мгновенно, показав лицо капитана Армстронг.

– Диспетчер «Гефеста» говорит, что мы можем уйти прямо сейчас, Капитан,– сказала она.

– А они случайно ничего не упоминали о пропавших, мэм? Спросила Армстронг невинным тоном.

– По сути, нет. А что? Есть что-то я должна знать?»

– О, нет, Адмирал. Вообще-то ничего.

– Я рада слышать это. В таком случае, я думаю, Адмирал Блейн ждет нас на Терминале Рыси.

– Да, мэм, – выражение лица Армстронг стало гораздо более серьезным, и она кивнула. – Я позабочусь об этом.

– Хорошо. Я дам вам знать об этом позже. Хенке, конец связи.

Она снова прикоснулась к рычажку, и дисплей погас. Затем она развернулась в командирском кресле, наслаждаясь великолепным простором палубы «Артемиды», и перенесла свое внимание на огромный тактический дисплей. Обычно он был настроен на схематическое изображение космоса около корабля световыми кодами тактических иконок, но на данный момент на нем было изображение огромного корпуса крейсера, и Мишель наблюдала, как «Артемида» просыпается. Она почувствовала слабую вибрацию, передаваемую через корабль в два с половиной миллиона тонн боевой стали, брони и оружия, и большой корабль начал медленно и плавно отстыковываться от дока.

Момент, когда корабль действительно начинал первое движение всегда был особенным. Мишель сомневалась, что она по-настоящему сможет описать эту неповторимость кому-то, кто не испытал этого на себе, но для пережившего его не существовало ничего сравнимого с этим мгновением. Это ощущение нового, присутствия при рождении живого существа, тихого созерцания как новейший воин Звездного Королевства делает свой самый первый шаг. Она понимала без объяснений, знала, какая судьба, в конечном счете, ждала корабль, она была его частью. И знала, что репутация корабля, хорошо это или плохо, будет вытекают из ее действий и действий его самого первого экипажа.

И тем не менее, этот момент был неоднозначным для Мишель Хенке. «Артемида» был ее флагманом, но это был не ее корабль. Он принадлежал Виктории Армстронг и ее команде, не адмиралу, который выбрал его для своего флага.

Она вспомнила, как ее мать когда-то сказала – «От тех, кому многое дается, многое спрашивается». В Академии она знала – адмиральская должность была тем, чего она хотела. Что эскадра, оперативная группа, или даже командование флотом были тем местами, где она хотела применить свои таланты, испытать себя. Но она не знала тогда, от чего ей придется отказаться, чтобы получить его. Нет, серьезно. Она бы никогда не представляла, насколько это будет больно – понять, что она никогда больше не будет командовать кораблем ее величества. Никогда не будет носить белый берет капитана корабля.

О-о, хватит ныть! – сказала она себе, когда расстояние между «Артемидой» и космической станцией увеличилось. Ведь знала же, что потом буду просить их забрать эскадру назад!

Она фыркнула от смеха, и откинулась на спинку командирского кресла, в ожидании одного из буксиров.

«Артемида» выключила двигатели, и корабль вздрогул опять – на этот раз тяговые лучи обхватили его. Пару секунд ничего не происходило, и тогда он опять начал ускоряться опять, гораздо более быстрыми темпами, хотя далеко не так быстро, как он мог бы ускориться под своей собственной тягой, если бы ему было позволено использовать свой импеллерный клин столь близко от станции. Или, если на то пошло, так быстро, как корабль только может двигаться из соображений безопасности экипажа. Без клина не было возможности использовать инерционный компенсатор, который ограничивал ускорение внутри корабля. Если бы они действительно хотели ускориться, и если эскадра была готова для резкого ускорения, они могли бы ускориться еще, но в этом не было смысла. Не было особенной спешки, да и современные корабли не предназначены для продолжительных полетов с большим ускорением. Сами корабли особо не возражали бы, но их экипаж был совсем другого мнения.

По крайней мере, «Артемида», «Ромул» и «Тесей» были единственными, кто еще был пришвартован к одной из станций, так что нам не придется беспокоиться о доступности буксиров, напомнила она себе.

Она ввела команду в консоль своего кресла, и ретранслятор вывел на дисплей схему движения. Он был настроен на стандартный тактический формат, и она смотрела, как значки, обозначающие три линейных крейсера, движутся прочь от фиолетового якоря, который использовался поколениями для обозначения космических станций, таких как"Гефест». КЕВ «Стивидор», единственный буксир, был соединен фиолетовыми лучами с пятью иконками остальных кораблей эскадры, ждущих последних трех спутников чтобы отправиться в точку рандеву.

Мишель не знала, планирует ли Адмиралтейство полностью пересмотреть реорганизацию эскадр, проведенную Адмиралтейством Яначека. Были и некоторые преимущества в эскадрах из шести кораблей, утвержденных Яначеком, что дико раздражало Мишель, чтобы она вдруг признала, что у чего-либо, что сделал этот неуклюжий болван, могли, возможно, быть хоть какие-то положительные последствия. К счастью, для ее кровяного давления, если бы не благосостояние Звездного Королевства, было бы не очень много случаев, о которых она имела представление. Но даже при том, что эскадры меньшего размера предполагали, по крайней мере, некоторую дополнительную тактическую гибкость, они также потребовали на двадцать пять процентов большего количества адмиралов (и их подчиненных) для того же самого числа судов. Лично Мишель подозревала, в чем была доля привлекательности подобной модели для Яначека и его прихлебателей. В конце концов это обеспечило еще очень много мест, в которые он мог направить подхалимов, несмотря на повсеместное сокращение флота. Те из его близких друзей, которые не были убиты хевами в ходе операции «Удар молнии», были безжалостно сметены Адмиралтейством Белой Гавани, что порождало крошечную проблемку. Оказалось, что найти много компетентных адмиралов было не так уж сложно во флоте, расширяющемся так быстро и серьезно как Королевский флот Мантикоры. Но даже новым, высоко автоматизированным кораблям еще нужны полностью укомплектованные экипажи, в том числе много инженерного персонала, адмиралы все еще нуждались в подчиненных, которых просто негде было взять. Например, непосредственно у Мишель все еще не было офицера разведки. В настоящее время Синтия Лектер выполняла эти обязанности так же как занимала место начальника штаба, что было довольно несправедливо к ней. С другой стороны, по крайней мере, флотская разведка была для нее уже пройденным этапом, еще два назначения назад, и, таким образом, она знала, что ей следует делать на обеих должностях. К тому же, повезло и с тем, что Жерве Арчер оказался удивительно компетентным помощником офицера разведки.

Несомненно, были и другие причины нового мышления Адмиралтейства Белой Гавани, но в комбинации они объясняли, почему 106-я Эскадра линейных крейсеров состояла из восьми единиц, а не из шести. И, чтобы быть совершенно откровенной, Мишель действительно не волновали эти другие причины. Она была слишком занята приведением в порядок этих двух дополнительных линейных крейсеров.

«Не то, чтобы большинство стран считало бы их «линейными крейсерами», – сказала она себе. Массой в два с половиной миллиона тонн, новые корабли класса «Ника» приближались к размеру старых линкоров, которых никто не строил уже, по меньшей мере, последние пятьдесят или шестьдесят стандартных лет, но у некоторых флотов, таких как Флот Солнечной Лиги, подумала она мрачно, все еще определяют тип судов по тоннажу, хотя это устарело еще до Первой Хевенитской Войны. Но даже при том, что «Ники» были улучшенными крейсерами и были в два раза больше ее мертвого «Аякса», «Артемида» была способна выжимать максимальное ускорение почти в семьсот g при необходимости. И ее погреба были переполнены более чем шестью тысячами ракет «Марк-16» с двумя двигателями.

Меня не волнует, сколь бы большой она ни была, она все еще линейный крейсер, подумала Мишель. Это – функция, доктрина, не просто тоннаж. И, с этой стороны, «Артемида» является линейным крейсером, и этого у нее не отнять. Пусть и вытащенным на свет из самой бездны ада, но все же линейным крейсером…. А еще у меня таких восемь.

Ей было это по плечу, призналась она себе, наблюдая, как буксиры передвигают ее новую эскадру все дальше от «Гефеста», что ж ранг флаг-офицера имел свои преимущества.

* * *

– Нас приветствуют, мэм, – сообщил Лейтенант-Коммандер Эдвардс.

– Ну, это было быстро, – сухо заметила Мишель. «Артемида» только что вышла из терминала Рыси, на расстоянии чуть более шестисот световых лет от двойной Системы Мантикоры. В самом деле, они едва закончили перестраивать паруса Варшавской в нормальное состояние импеллерного клина, и остальные корабли эскадры еще не появились за ней.

Эдвардс в ответ на ее слова только улыбнулся, и она широко улыбнулась в ответ, потом философски пожала плечами.

– Давай, Билл.

– Да, мэм.

Эдвардс ввел команду, которая включила передатчик «Артемиды», идентифицируя ее почти законченным фортам и двух эскадрам кораблей стены, оборонявших станцию.

– Нас опознали, мэм, – сказал он мгновение спустя.

– Хорошо, – ответила Мишель. И это хорошо, что местный пикет явно был в состоянии готовности, – подумала она. Надо отметить, что никаких враждебных сил, вероятно, не придет из Мантикоры. Или, в любом случае, Звездное Королевство должно быть готовым так хорошо, чтобы действительно не имело значения, какая заварушка затевается в секторе Талботт. По-прежнему, бдительность оставалась скорее состоянием души, и если кто-то проявил небрежность в одном аспекте своих обязанностей, было маловероятно, чтобы то же самое не произойдет и в других аспектах. Не теперь, когда любой Мантикорский адмирал, скорее всего, не позволит этому произойти после того, что флот Томаса Тейсмана сделал с ними в операции «Удар Молнии».

«И лучше уж нам не пролететь опять», – подумала она мрачно, затем встряхнулась. Ну, где наши манеры.

– Вызови «Лизандера», пожалуйста, Билл, – сказала она, возвращаясь обратно через мостик к своему командирскому креслу. Жерве Арчер посмотрел со своего места в ее сторону, когда она села.

– Мои приветствия Вице-Адмиралу Блейну, – продолжала она, – и спросите, когда ему будет удобно поговорить со мной.

– Так точно, мэм, – Эдвардс ответил точно так, как если бы он не знал, что она хотела сказать именно это… и точно как будто была, фактически, самая отдаленная возможность, что Вице-Адмирал Блэйн не будет считать удобным говорить с недавно прибывшим адмиралом, проходящим через его зону ответственности.

– Адмирал Блейн на связи, мэм, – сказал Эдвардс несколько минут спустя.

– Переключи его на мой дисплей, пожалуйста.

– Да, мэм.

Вице-Адмирал Джессап Блэйн был довольно высоким человеком с мягким лицом, редеющими волосами и густой бородой. Борода была аккуратно подстрижена, но контраст между нею и его намного более редкими волосами заставлял его выглядеть неопределенно кривым и потрепанным, и она удивилась, почему он вырастил ее.

– Добро пожаловать на Рысь, Миледи, – голос Блэйна был более глубоким, и намного более гладко поставлен, чем она позволила себе ожидать от его внешности.

– Благодарю вас, Адмирал.

– Я рад вас видеть, – продолжал Блейн. – По многим причинам, хотя, если честно, самой главной из них, с моей точки зрения, является та, что я, вероятно, смогу получить Квентина О'Мэлли назад из Моники уже в ближайшее время.

«Главное – тонко намекнуть», – сухо подумала Мишель.

– Мы вернем его обратно к вам так быстро, как только сможем, Адмирал, – заверила она его вслух.

– Не то, чтобы я не рад видеть Вас по всем другим причинам, также, Миледи, – сказал Блэйн ей с быстрой улыбкой. – Но, скажем так, технически я – все еще один из резервов домашней системы, и Квентин, как предполагается, является моим главным щитом. Я действительно хотел бы вернуть его назад только чтобы дать мне немного дополнительных возможностей здесь у Рыси, пока форты не встанут на дежурство. И, если все пойдет не так, и они отзовут меня обратно на Мантикору, я думаю, мне понадобятся все силы, которые я смогу получить.

– Я понимаю, – заверила его Мишель. – С другой стороны, по итогам моего последнего брифинга в Адмиралтействе, должно быть немало дополнительных сил, которые направят сюда в ближайшее время.

– Хотя и не слишком скоро.

Пылкое одобрение Блэйна было очевидно, и Мишель немного улыбнулась. Она сомневалась, что они вытащили имя Блэйна из шляпы, когда решили, что должны послать подкрепление в сектор Талботт, что под его мягкой внешностью скрывался очень компетентный офицер. Но даже самый компетентный офицер должен был чувствовать одиночество, болтаясь на дальнем кордоне Мантикорской туннельной сети, ожидая возможного нападения Солнечной Лиги. Неудивительно, что Блейн хотел видеть все дружеские лица, которые только мог найти.

– Вы знаете контр-адмирала Оверстейгена, адмирал? – спросила она.

– Майкл Оверстейген? – нахмурился Блейн. – Последний раз, когда я слышал о нем, он был капитаном, – он выглядел немного растерянным, и Мишель усмехнулась.

– И я была контр-адмиралом неделю назад, – сказала она. – Я боюсь, что они собираются быстро повысить многих из нас благодаря всему этому новому строительству. Но я хочу сказать, Сэр, что они дали Майклу 108-ю эскадру. И, если предположить, что он проведет ее развертывание по графику, то должен последовать за мной через пару месяцев, или около того. А первая эскадра «Роландов» уже готова приступить к работе. По правде, я думаю, этот процесс уже начался.

– Это, Миледи, является очень хорошими новостями, – откровенно сказал Блэйн. – Теперь, если это перемирие продлится достаточно долго, мы очень скоро получим все, что заложено в новых строиельствах.

– Мы можем надеяться на это, Сэр.

– Да. Да, мы можем, – встряхнулся Блейн, а потом улыбнулся. – Я, очевидно, забыл свои манеры. Может быть, вы и ваши капитаны найдете время присоединиться ко мне за ужином, Миледи?

– Я боюсь, что нет, – сказала Мишель с подлинным сожалением. Как и Хонор, она считала, что личный контакт лицом к лицу был лучшим вариантом для того чтобы лучше узнать офицеров, с которыми, возможно, придется сотрудничать. Чтобы можно было чувствовать себя уверенней, когда они действительно знали друг друга.

– Мне приказано ускорить мое отбытие на Шпиндель всеми возможными способами, Сэр, – продолжила она. – По сути, на «Артемиде» находится еще более десятка человек с «Гефеста», которые продолжают работы по регулировке того или этого. И Капитан Духовны проводит здесь времени даже больше, чем на борту «Горация».

– И командующий станцией позволила Вам уйти, не открыв огонь, не так ли? – Блэйн спросил с чем-то подозрительно похожим на хихиканье.

– Я не думаю, что у неё получилось бы без Адмирала Д'Орвилля, вышедшего против меня с энергетическими батареями наизготовку, – ответила Мишель.

– На самом деле, я не считаю, что особенно трудно в это поверить. У меня были свои отношения с ними на протяжении многих лет, Миледи. Историй, которые я мог бы рассказать вам!

– Как и у всех нас, сэр.

– Действительно. – Блейн улыбнулся ей, затем вдохнул с выражением обреченности. – Ну, в таком случае, Миледи, мы не задержим вас. Пожалуйста, передайте мое почтение Адмиралу Хумало, когда вы достигнете Шпинделя.

– Непременно, сэр.

– Благодарю вас, Миледи, и на этом все, я желаю вам быстрого полета. Блейн, конец связи.

Экран погас, и Мишель посмотрела на тактический дисплей.

Пока она разговаривала с Блейном, близнецы «Артемиды» из 106-го подразделения – «Пенелопа», «Ромулус», и «Гораций» последовали за ней через терминал. Она увидела, как «Тесей» Филипы Алькофорадо, флагманский корабль Коммодора Шуламита Оназиса, который командовал вторым подразделением эскадры, возникли из невидимых створок в пространстве, излучая парусами голубой свет энергии перехода.

Не слишком долго, подумала она и посмотрела на коммандера Стерлинга Кастерлина. Как она и сказала Кортесу, она встречала Кастерлина прежде, хотя они никогда не служили вместе до сих пор. Разве что на старом «Рыцаре Брайане», но она как раз оставила корабль, когда он попал на борт. Она лучше знала его кузена, Коммодора Джейка Кастерлина, и из того, что она уже видела о Стерлинге, Мишель была готова держать пари, Джейк импонировал Либеральной партии гораздо больше, чем Стерлинг консерваторам.

Она могла ошибаться, тем не менее, скорей всего, потребуется очень немного, чтобы пробить брешь в невозмутимости коммандера Кастерлина. Он опоздал на борт, хоть и не по своей вине, но его, похоже, не волновало, что ему осталось менее сорока часов, чтобы «разобраться» с полностью новым отделом, на борту полностью нового корабля, при полностью новом вице-адмирале, перед отбытием в район возможных боевых действий. В этих обстоятельствах он показал замечательную самоуверенность, подумала она.

– Кажется, мы скоро отправимся, – заметила она.

– Да, мэм, – ответил он, не повернув головы. – Я только что передал наш курс Коммандеру Бушару.

– Хорошо, – сказала она.

Он просмотрел на нее через плечо, и она улыбнулась. Она уже знала, что не слезла бы с его шеи, пока не получила бы полностью проложенный курс, но он, походя, обошел ее, передав курс Джероду Бушару, астрогатору «Артемиды», прежде, чем она спросила.

– Я полагаю, что он уже проложил приблизительно тот же самый курс, мэм, – обернулся Кастерлин.

– Да ну? – Мишель округлила глаза с самым невинным удивлением, затем рассмеялась, когда Кастерлин покачал головой.

«Дедал» и «Ясон» последовали за «Тезеем» через переход. Для полного комплекта теперь им не хватало только «Персея» капитана Эсмеральды Данн, и они могли оказаться на ее пути, и Мишель обдумывала предстоящее путешествие. Примерно шестнадцать дней от Терминала Рыси до Системы Шпинделя, и поскольку Шпиндель был местом нахождения Конституционного Собрания, он было выбран — по крайней мере, временно — в качестве столичной системы Сектора Талботт. Что значило, что именно там она найдет баронессу Медузу и Вице-Адмирала Хумало. Когда она это сделает, ей наконец удастся составить реальное представление о том, что конкретно от нее требуется. При нормальных обстоятельствах ее желание сразу взяться за дело заставило бы ее чувствовать себя нетерпеливой и беспокойной, но не на сей раз. Наличие этих шестнадцати дней несомненно понравится ее капитанам, даже при том, что это будут только десять дней, учитывая релятивистский эффект, так как это даст им дополнительное время, чтобы привести свои корабли к полной готовности. И, действительно, надо было довести их эскадру до стандартов, ожидаемых от кораблей Королевы.

– Напомни мне, чтобы я пригласила Капитана Коннера и Коммодора Онасиса поужинать со мной сегодня вечером, Гвен, – сказала она.

– Да, мэм, – ответил Арчер. – Должны ли мы пригласить коммандера Хаусмана и коммандера МакИвера?

– Превосходная мысль, Гвен, – одобрила с улыбкой Мишель. – Тогда давай пригласим еще Капитана Армстронг, Синди, Доминику и коммандера Далласа с коммандером Диего. И Вы можете им намекнуть — неофициально, конечно же — что мы будем говорить о графике тренировок.

– Да, мэм. – Арчер сделал заметку у себя, и Мишель улыбнулась ему. У юноши получалось даже лучше, чем она надеялась, и это выглядело так, как если бы, по крайней мере, некоторые из призраков Солона померкли в глубине его глаз. В любом случае, она надеялась, что это так. Было очевидно, что природа предназначила ему быть веселым экстравертом, и она была рада видеть, что он теряет… мрачность, которая была частью его на их первой встрече.

Он быстро схватывал. Его предположение, что Коннер и Онасис возьмут своих начальников штабов было превосходным, и именно этого ожидал в будущем адмирал от хорошего флаг-лейтенанта. И он, вероятно, перенес свой собственный опыт службы на борту «Некроманта». Очевидно, Жерве знал о шероховатостях в работе эскадры и признавал необходимость начать сглаживать их.

Ее ноздри затрепетали при этой мысли. В этих шероховатостях ее капитаны были виноваты не больше чем она. В самом деле, не виноват никто. Несмотря ни на что, Мишель сознавала, насколько действительно была не готова к бою ее команда, и именно поэтому она с нетерпением ждала десяти дней учений впереди. Серьезных учений, подумала она, насыщенных всем, что только возможно. Учитывая сложившуюся ситуацию, она вполне может столкнуться в самом ближайшем будущем с кучей проблем, но у нее и ее людей оставалось много времени, чтобы выявить проблемы и выяснить, как с ними поступить.

И чем скорее, тем лучше, подумала она мрачно. Чем скорее, тем лучше.

* * *

Дальность до цели на боковой панели тактического дисплея была нелепа.

Ракетный залп был в шестидесяти восьми миллионах километров от Артемиды, ускоряясь вперед на 150 029 километров в секунду. Ракеты летели по баллистической траектории четыре с половиной минуты, с тех пор, как второй двигатель ракет отработал, они находились в девяносто-трех секундах – почти четырнадцати миллионнах километров – от их цели, даже на скорости в половину скорости света.

И ударным ракетам все еще не назначили цели.

Мишель Хенке спокойно сидела, играя роль судьи, и смотрела на Доминику Аденауэр, Уилтона Диего и Викторию Армстронг, работающих с симуляцией. Она чувствовала неправильность, глядя на атакующие ракеты, которые все еще летели без загруженных при запуске в свои кибернетические мозги целей. И все же, то, что происходило, было лишь логическим следствием новой технологии.

Адмирал Хемпхил, она решила, была абсолютно права насчет Билла Эдвардса. Глубокие знания «офицера связи» о проекте «Аполлон» оказались неоценимы, когда она и ее персонал начали разбираться с возможностями новой системы. В самом деле, Аденауэр и он провели несколько часов, беседуя, делая заметки на салфетках (или каких-либо других подвернувшихся поверхностях, которые были в наличии) и настраивая программное обеспечение для моделирования. Мишель была рада этому. Некоторые тактики несомненно отвергли бы предложения «какого-то связиста». Аденауэр, с другой стороны, была достаточно уверен в себе, чтобы приветствовать новые предложения, независимо от их источника, и за последние шесть дней корабельного времени у них с Эдвардсом создались не просто рабочие отношения, но и дружба. И плоды их усилий были очевидными. В самом деле, подумала Мишель, пара идей, пришедших им в голову, похоже, даже не рассматривалась в Бюро Вооружений.

– Подходим к Точке «Альфа», – тихо сказал Диего.

– Принято, – ответил Аденауэр.

Фактически, запуск и управление ракетами были ответственностью Диего как тактического офицера «Артемиды», но управление и распределение массированной огневой мощи эскадры было функцией ее операционного офицера. В идеале, Аденауэр передал бы Диего критерии нападения и профиль общей атаки прежде, чем первая ракета была бы запущена. Диего назначил бы ракетам конкретные цели и с Лейтенантом Исайей Масловым, офицером-электронщиком «Артемиды» отправил бы их в атаку с параметрами, установленными Аденауэр.

Но сегодня, они исследовали абсолютно другую возможность. Возможность, какой никогда прежде ни один коммандующий эскадры не обладал. Для сегодняшней симуляции КЕВ «Артемида» была «повышена» от линейного крейсера до подвесочного супердредноута класса «Инвиктус». Все корабли эскадры подверглись похожему изменению, что означало, что вместо шестидесяти «Марк-16» любое судно могло дать полный двойной бортовой залп, и каждое из них могло развернуть шесть полных подвесок с «Марк-23». Обычно, это означало бы, что каждое судно сбрасывало одну единицу «Марк-17» – плоскую ракетную подвеску, каждая из которых содержала десять «Марк-23» – каждые двенадцать секунд. Но в этом случае, они несли только «Марк-17Д», каждая из которых содержала всего лишь восемь «Марк-23»… и одну-единственную «Марк-23E».

Таким образом, вместо шестидесяти «Марк-16» каждые восемнадцать секунд, при максимальной дальности атаки (без учета баллистики, по крайней мере) только на двадцать семь миллионов километров, они стреляли сорок восемь раз ракетами «Марк-23» каждые двенадцать секунд.

Это было достаточно серьезное увеличение огневой мощи, подумала Мишель, но способ, который она, Аденауэр и Эдвардс придумали сегодня сделал его еще больше.

Одним из самых больших преимуществ Мантикорского Альянса был «Призрачный Всадник», чрезвычайно развитая и постоянно развивающаяся система сверхсветовой связи и РЭБ платформы. Развернутые вокруг единственного судна, эскадры, или целевой группы, они давали Альянсу такую степень понимания обстановки, какую никто больше не мог получить. Корабли Альянса просто могли видеть дальше, быстрее, и лучше чем кто-либо еще, и их разведывательные платформы могли предоставлять информацию в реальном времени или почти в реальном времени, и никто не мог повторить подобное, даже республика Хевен.

Но были и недостатки. Все еще вполне возможно было обнаружить импеллерные сигнатуры потенциально враждебной силы и не иметь платформы в готовом для запуска состоянии, чтобы выяснить, кто прибыл. Даже если у тактического офицера было очень серьезное основание думать, что у вновь прибывших плохие намерения, то он все еще должен был подвести одну из своих платформ на относительно близкое расстояние прежде, чем он мог быть уверенным в этом. Или, если на то пошло, прежде чем он может быть уверенным, что то что он видел, действительно были космические корабли, а не следы помех или РЭБ. И, как правило, это считается хорошей идеей – получить такую информацию прежде, чем оотправлять целый залп атакующих ракет на то, что, возможно, в конце концов, окажется нейтральным торговым конвоем.

В одном из мозговых штурмов Аденауэр, Эдвардса и Мишель, Эдвардс указал на новые возможности, которые «Аполлон» сделал доступными. Быстрые, как платформы «Призрачного Всадника», они были бесконечно медленнее, чем МДР. Поскольку они должны быть скрытными и долго сохранять автономность, они были полностью несовместимы с ускорением, выдаваемым импеллерным клином ракеты в своей невероятно краткой жизни. Но «Аполлон» был разработан, чтобы объединять и анализировать данные от атакующих ракет и передавать свой анализ обратно на сверхсветовой скорости. Мишель и Аденауэр поняли это сразу, и эта симуляция была разработана, чтобы проверить, что они придумали. То, что сделала Аденауэр, должно было выпустить подвеску, заряженную «Аполлоном» за тридцать секунд до того, как дать полный залп всей эскадрой. И эта подвеска была теперь в одной минуте полета от «неизвестных импеллерных следов», в восьмидесяти двух миллионах километров от «Артемиды».

– Сбрасываем маскировку, – сообщил Диего, поскольку ракеты первой волны достигли точки Альфа.

– Принято, – ответил Аденауэр.

Сброс маскировки был запрограммирован в ракеты перед запуском. В отличие от старых, ударные ракеты «Марк-23», в подвесках «Аполлона» были установлены защитные кожухи с целью защитить их датчики от эрозии при баллистических профилях полета на релятивистских скоростях. Большинству ракет на самом деле не нужно ничего подобного, поскольку их защищали их клинья. Они были способны к поддержанию отдельного экрана, по крайней мере пока они сохраняли бортовую энергию, даже после того, как клин затухал, даже не смотря на то, что их экран был намного менее эффективным чем экраны кораблей. По большей части, это значения не имело, поскольку любой баллистической компонент стандартного профиля атаки собирался быть кратким, и это в лучшем случае. Но с «Аполлоном» атака на очень дальней дистанции, с длительным баллистическим периодом, вдруг стала вполне реальной. Эта возможность, однако, будет иметь ограниченную полезность, если эрозия ослепит ракеты прежде, чем они получат шанс увидеть цели.

Теперь поступила команда снятия маскировки, и сенсоры, ранее скрытые, заработали. Конечно, ракеты были в 72,998,260 километрах от «Артемиды». Это было более четырех световых минут, что в старые времена (примерно пять или шесть лет назад) означало что их сигналу потребуется четыре минуты, чтобы добраться до «Артемиды».

Однако, с гравитационным передатчиком, встроенным в «Марк-23», потребовалось только четыре секунды.

На дисплее перед Аденауэр вдруг появилась картинка с иконками кораблей, когда первая подвеска «Аполлона» честно доложила, что могла видеть теперь, когда ее глаза были открыты. Световые коды трех враждебных супердредноутов, под прикрытием трех легких крейсеров и квартета эсминцев, зажглись четко и ясно, и на мгновение тактический офицер замер. Она просто сидела, глядя на экран, и ее лицо ничего не выражало. Но Мишель лучше узнала Аденауэр, особенно за последние шесть дней. Она знала, командир действовал почти на автомате. Она даже не смотрела на экран. Она просто впитывала его. А потом, вдруг, ее руки ожили на пульте.

Ракеты в атакующем залпе были предварительно загружены десятками профилей возможного нападения. Теперь летающие пальцы Аденауэр передали серию команд, которые выбрали из меню предварительно запрограммированные варианты. Одна команда определяла супердредноуты как цели ударных ракет. Другая передала «Зуделкам» и «Зубам Дракона», находящимся в залпе, когда и в какой последовательности включить их системы РЭБ. Третья сказала ударным ракетам, когда включать их заключительные стадии двигателя и какой профиль проникновения принять, когда они пройдут противоракетную оборону вражеских сил. И четвертая сказала «Марк-23-E», когда и как они должны поступать и реструктурировать ее команды, если враг внезапно сделает что-то вне параметров выбранных моделей нападения.

Ввод этих команд, занял двадцать пять секунд, за которые атакующие ракеты пролетели еще 3,451,000 километров. Потребовалось не менее четырех секунд чтобы ее команды добрались от «Артемиды» до «Аполлона». Прошло еще двенадцать секунд, пока ее указания прошли тройную проверку и подтвердились у ИИ «Аполлона», и защита на атакующих ракетах отключилась. Спустя сорок пять секунд после первого запуска ракет, они сняли маскировку, включили свои датчики, посмотрели вперед и увидел свои цели в двух с четвертью миллионах километров впереди. Они были в 4.4 световых минутах от Артемиды . . . но их целеуказания устарели на шестьдесят секунд, и компьютеры, которые доработали и проанализировали доклады от первого залпа «Аполлона», хотя они и не были компьютерами супердредноутов, были способны на это.

У контроля за огнем атакуемых целей было довольно неточное представление о том, где искать атакующие ракеты прежде, чем их двигатели третьей ступени внезапно включатся. Они все еще были очень далеко, когда завершили баллистический этап своего полета, и бортовым датчикам защитников не удалось полностью локализовать их. Атакуемые корабли имели достаточно времени, чтобы предсказать их положение, ошибившись в пределах всего нескольких процентов, но на тех скоростях, и на таком огромном «поле боя» даже крошечные неопределенности сделали точное наведение невозможным. А точное наведение было именно тем, в чем нуждались противоракеты, чтобы поразить атакующую ракету на большом расстоянии.

Обороняющиеся четко увидели «Марк-23», только когда атака ракет была на последних стадиях, но было уже слишком поздно. Не было времени для запуска противоракет, и даже противоракетная оборона ближнего радиуса не успевала захватить цели. Хуже того, РЭБ платформы, поддерживающие атаку, заработали в самый неподходящий для защитников момент. Слабые датчики противоракет были полностью дезориентированы, и у офицеров противоракетной обороны не было времени для анализа Мантикорских РЭБ-моделей. Кластеры противоракетной обороны отчаянно сверкали в последней попытке остановить МДР, мчащиеся на супердредноуты, но ракет было слишком много, они приближались слишком быстро, и баллистический подход отнял у защитников слишком много времени на слежение. Многие «Марк-23» были уничтожены на подлете, но не достаточно.

Изображение на планшете Аденауэр внезапно застыло, когда ракеты врезавшись в свои цели, были сбиты защитой или самоликвидировались в конце своего запрограммированного пути. На мгновение или два, картинка замерла. Но потом она резко вернулась к жизни еще раз. Так же как единственный модуль предшествовал волне нападения, еще один модуль следовал за ней по пятам. Он отбросил маскировку в тот же момент, когда ракеты нападения выполнили свои финальные забеги, и лицо Мишель выражало нечто очень похожее на недоверие, даже сейчас, когда результаты первоначального удара достигли Артемиды меньше, чем за пять секунд.

Один из супердредноутов был поврежден. Его клин был опущен, он терял атмосферу и ронял обломки, и было видно как разлетались спасательные капсулы его экипажа. Второй супердредноут тоже попал в серьезные неприятности. По его импеллерной сигнатуре были видны существенные повреждения переднего кольца, и его эмиссия показала серьезный ущерб активных датчиков, необходимых для эффективной противоракетной обороны. Третий супердредноут, казалось бы, был поврежден легче, но даже у него были доказательства значительного ущерба, и вторая, не менее массированная атакующая волна уже падала на него сверху вниз.

Бог Мой, подумала Мишель. Бог Мой, это действительно работает. Это не только работает, но я готова поспорить, что мы еще только начали понимать, что это означает. Хэмпхилл мне сказала, что наши возможности увеличатся, и, о Боже, она была права!

Она смотрела, как второй залп направляется к своим целям, и хотя это была лишь имитация, она задрожала при мысли, что было бы интересно знать, какая волна разрушения идет.

Господи, подумала она, если бы Хэвен знал об этом, они бы попросили мирный договор!

Она вспомнила, что Белая Гавань сказал после операции «Лютик», наступления которое поставило Народную Республику Оскара Сен-Жюст на колени. «Это заставило чувствовать себя . . . грязным. Как будто я топил цыплят», сказал он, и в первый раз, она полностью поняла, что он имел в виду.

ГЛАВА 14

Аугустус Хумало оказался более седым, чем помнила Мишель.

Он приходился ей каким-то дальним родственником, хотя у неё были довольно смутные догадки о том, как и через кого конкретно они были связаны, да и встречалась она с ним лишь несколько раз мимоходом. Однако сегодня ей впервые представилась возможность действительно поговорить с ним; и когда, она, следуя за начальником штаба Хумало, Лореттой Шоуп, оказалась в его кабинете на борту КЕВ «Геркулес», Мишель взглянула в его глаза, пытаясь отыскать в них свидетельство того морального мужества, которое потребовалось ему, когда он поддержал бомбардировку Айварса Терехова.

Она ничего такого не увидела. Что, возможно, и не было удивительным. Она неоднократно убеждалась, что те, кто выглядел, словно настоящие воины, частенько оказывались кем-то вроде Элвиса Сантино или Павла Юнга, тогда как менее многообещающие с виду люди часто демонстрировали стальную силу духа.

Интересно, я так уставилась на него потому, что раньше всегда не обращала внимания?

– Вице-адмирал Золотой Пик, сэр, – спокойно представила её Шоуп

– Добро пожаловать на Шпиндель, миледи, – Хумало протянул ей свою огромную, сильную руку, и Мишель крепко её пожала. Командир станции Талботт был крупным мужчиной, с мощными плечами и начинающим полнеть торсом. Его кожа была значительно более светлой, чем у самой Мишель – в действительности, почти такой же светлой, как у королевы – но невозможно было ошибиться в винтоновском происхождении его подбородка. Мишель была в этом уверена, поскольку у неё самой подбородок также был винтоновским, но к счастью, более изящной его версией.

– Спасибо, сэр, – ответила она, отпустив его руку и указывая на двух офицеров, сопровождавших её. – Капитан Армстронг, мой флаг-капитан, сэр. И лейтенант Арчер, мой адъютант.

– Капитан, – сказал Хумало, поворачиваясь к Армстронгу и протягивая ему руку, а затем кивая Жевре Арчеру. – Лейтенант.

– Адмирал, – Армстронг пожал протянутую руку, а Арчер, в свою очередь, ответно кивнул.

– Пожалуйста, – Хумало, садясь, указал на кресла, расставленные в комфортный и удобный круг напротив его стола, – прошу садиться. Я уверен, нам многое следует обсудить.

Что, подумала Мишель, усаживаясь в одно из указанных кресел, было, несомненно, одним из самых больших преуменьшений, которое она в последнее время слышала.

Арчер подождал, пока все вышестоящие офицеры усядутся, после чего отыскал кресло и для себя, а Мишель, увидев краем глаза, что её адъютант взялся за свой планшет и взглянул на Шоуп, приподняв бровь. Начальник штаба разрешающе кивнула, и Арчер раскрыл планшет и настроил его на запись.

– Сегодня вечером мы приглашены на ужин к баронессе Медузе и мистеру Ван Дорту, миледи, – произнес Хумало. – У меня нет ни малейшего сомнения, что она и мистер О'Шонесси – и коммандер Чандлер, мой офицер разведки – столь же страстно, как и я сам, желают услышать всё, что вы сможете нам рассказать о ситуации дома и об этом планируемой встрече вверхах между Её Величеством и Причарт. Я также уверен, что баронесса и мистер О'Шонесси проведут для вас самый детальный инструктаж относительно политической стороны событий, происходящих здесь, в Скоплении. Точнее говоря, в Секторе.

Его губы успели на мгновение сложиться в кислом выражении, до того, как он согнал его с лица, и Мишель улыбнулась. Без сомнения, к изменениям в наименованиях всем вовлеченным в дело еще предстояло привыкнуть, но, как она уже говорила своему штабу, это действительно было важно. У слов была сила, и постоянное напоминание о их верном применении было одним из способов заверить всех в Талботте, что они приняли верное решение, проголосовав за присоединение к Звездному Королевству.

Ну конечно, имелась вероятность того, что они просто предвидели: все сложится чуть иначе, чем изначально предполагалось. Похоже, что никто в Талботте не собирался жаловаться на итоговый результат… и притом большинство полагало, что присоединение с самого начала было хорошей идеей. Кроме некоторых, наподобие этой чокнутой Нордбрандт с Корнати, и Мишель не сомневалась, что те талботтцы, которые продолжали выступать против, просто громогласно выражали свое неудовольствие в отношении этого самого «итогового результата»

Дебаты о присоединении подняли на поверхность серьезные внутриполитические вопросы для Звездного Королевства, от ответов на которые зависели условия, при которых оно могло бы продолжать существовать. Изначально предложение о аннексии исходило не от Звездного Королевства, и не один член Парламента находил эту идею ужасной. Во многом Мишель была солидарна с теми, кто возражал против концепции в целом. Хотя она всегда чувствовала, что преимущества перевешивают ее сомнения, она все еще сохраняла высокий уровень беспокойства по отношению ко многим аспектам предложения.

Звездное Королевство Мантикора существовало на протяжении четырехсот пятидесяти лет, в течение которых оно выработало и развило свое собственное самоопределение в галактическом сообществе. Оно было беспрецедентно богато, особенно для звездной нации со столь малым населением, но в том и была фишка – что его население было очень мало по сравнению со стандартами любой мультисистемной звездной нации. Оно также обладало политической стабильностью, с системой, которая – за исключением случайных проколов по типу гибельного правительства Высокого Хребта и глобальной политической грызни – хранило верховенство закона. Мантикорцы были кандидатами в святые не больше, чем кто-либо где-либо еще, и конечно же были те – типа Высокого Хребта, Яначека, ее собственного кузена Фредди или графов Северной Пустоши – кто с радостью обходил или нарушал законы для достижения собственных целей. Но когда их ловили, перед законом они были столь же равны, как и любой другой, и правительство Звездного Королевство почитало принципы прозрачности и ответственности. Равно как и упорядоченную и узаконенную передачу власти, даже между наиболее ожесточенными политическими противниками, и обладало высокообразованным, политически активным электоратом.

Вот почему известие о присоединении дюжины дополнительных звездных систем, у каждой из которых среднее количество населения как минимум равнялось населению двойной системы Мантикоры, во многих отношениях смущало Мишель. Особенно учитывая насколько бедно – и плохо образовано (по крайней мере, по мантикорским стандартам) – было это население. Многие мантикорцы выражали беспокойство по поводу присоединения к Звездному Королевству Сан Мартина, населенного мира Звезды Тревора, хотя Сан Мартин был совсем другого поля ягодой, несмотря на годы хевенитского «протектората». Его население все еще составляло первоклассную звездную нацию, с достойными образовательной, медицинской и промышленной базами, которая все время была непосредственным астрографическим соседомЗвездного Королевства. Мантикорцы и санмартинцы знали друг друга очень долгое время, знали как устроены общества друг друга и как работают правительства, у них было намного больше общего, чем различий. Скопление Талботта же было классикой Приграничья – обширный пояс скудно обжитых, экономически отсталых, технически неразвитых миров, окруженных медленно но неукротимо расширяющейся сферой Солнечной Лиги.

Мишель, как и большинство населения Звездного Королевства, находила идею присоединения столь большого количества избирателей, не обладающих абсолютно никаким опытом политических традиций Звездного Королевства, тревожащей. Некоторые столь же взволнованные лица ничтоже сумняшеся называли талботтцев «неоварварами», что Мишель, несмотря на все свои сомнения, находила крайне ироничным, в свете того факта, что солли обычно использовали то же определение применительно к этим же самым гражданам Звездного Королевства, которые сейчас наградили им других. Но даже те, кто никогда бы и не подумал наградить подобным определением кого-либо, кто был готов принять мысль, что их новые сограждане питают только наилучшие намерения в галактике, задумывались, найдется ли у новых граждан время изучить инструкцию, прежде чем брать на себя управление флаером. Ну и конечно они испытывали сомнения – абсолютно законные, с точки зрения Мишель – что уготовит им выбор столь огромного числа избирателей, не имеющих мантикорских политических традиций.

У талботтцев тоже были сомнения, и не только у людей типа Нордбрандт. Ну или типа Стивена Вестмана, хотя, насколько Мишель была в курсе, Вестман все же увидел свет в конце тоннеля. Наиболее сомневающиеся боялись утратить свою самобытность, хотя, честно говоря, многие из них – и в особенности из кругов правящей элиты Скопления – попросту боялись утратить контроль.

В конце концов, Конституционное Собрание здесь, на планете Флакс в системе Шпиндель выработало подход, призванный удовлетворить почти каждого. Ну конечно, абсолютно каждого удовлетворить не получится, и некоторые из местных воротил – наподобие олигархов с Новой Тосканы выражали свое недовольство, и в конце концов отказались ратифицировать новую конституцию. Ну и, если говорить откровенно, было непохоже, чтобы кто-либо полностью одобрял новые предложения. Но, в конце концов, разве не это называется успешным политическим компромиссом?

Ну конечно, это именно так называется. Это одна из причин, почему я не люблю политику. Но, все же, я должна признать, что этот компромисс выглядит работоспособным.

В сущности, одобренная Конституция утвердила то, что обещало стать моделью для будущих аннексий. К примеру, политическое будущее систем уже не существующей Силезской Конфедерации, попавших в зону ответственности Звездного Королевства, со временем должно было быть разрешено, и было похоже, что Талботт станет примером подобного разрешения ситуации. Предполагая, конечно же, что в случае с Талботтом все задуманное сработает как надо.

Вместо присоединения всех этих систем и всех этих избирателей напрямую к Звездному Королевству, Конституционное Собрание осознало, что громадные расстояния между обитаемыми планетами в Скоплении – не говоря уже об удаленности Скопления от двойной системы Мантикоры – делают невозможным подобный вид прямой полной интеграции. Так что собрание предложило иную, федеративную модель новой «Звездной Империи Мантикора»

Сектор Талботт представлял из себя политическое образование из шестнадцати звездных систем Скопления, ратифицировавших предложенную Конституцию. У него будет свой Парламент, и после кровавых прений было достигнуто соглашение о том, что расположен он будет здесь, на Флаксе, в планетарной столице Тимбле. И когда придет время избирать членов этого Парламента, избирательное право в Секторе будет – по настоянию правительства премьер-министра Грантвилля и королевы Елизаветы III – предоставлено на тех же условиях, что и избирательное право в Звездном Королевстве, что, возможно, окажет немалое влияние на решение Новой Тосканы отправиться домой и играть своими собственными кубиками.

И Сектор, и Звездное Королевство (которое уже начали называть «старым Звездным Королевством», даже несмотря на то, что Звезду Тревора и систему Рыси вряд ли можно было бы назвать частью изначального Звездного Королевства) станут частью единого государства, известного как Звездная Империя Мантикора. Обе части признают королеву Елизавету Мантикорскую императрицей, также обе части пошлют представителей в новый Имперский Парламент, который будет расположен на планете Мантикора. В Сектор будет назначен имперский правитель в качестве прямого представителя и наместника императрицы (и тут уж ни у кого не было сомнений, кто это будет). Вооруженные силы, экономическая и внешняя политики будут разработаны и унифицированы в рамках нового имперского правительства. Имперской валютой станет существующий мантикорский доллар, не будет никаких внутренних экономических барьеров, жители и Звездного Королевства, и Скопления будут платить и местные, и имперские налоги. Фундаментальные права человека, существующие в Звездном Королевства, распространяются и на жителей Сектора, также жители Сектора имеют право применять и исконные местные нормы прав человека в дополнение к имперским. Новая система имперской юриспруденции будет основываться на существующем в Звездном Королевстве конституционном праве, судьи будут вызваны – на первых порах, по крайней мере – из Звездного Королевства, хотя новая Конституция включала в себя и особый пункт о привлечении и интеграции судей извне пределов старого Звездного Королевства как можно быстрее, также местные конституциональные традиции в пределах Сектора будут допускаться до тех пор, пока не вступят в противоречие с общеимперскими. И каждый гражданин и Сектора, и Звездного Королевства будет обладать гражданством Империи.

Несмотря на то, Звездное Королевство Мантикора всегда избегало каких-либо прогрессивных подоходных налогов за исключением самых критических ситуаций, Старое Звездное Королевство согласилось (не без некоторого внутреннего протеста) что обще-имперские налоги будут прогрессивными на федеральном уровне, и доля имперских налогов возложенная на каждую часть имерии будет пропорциональна вкладу этой части в валовый продукт. Каждому было понятно, что это конкретное положение означало, что Старое Звездное Королевство возьмет на себя львиную долю общих затрат в обозримом будущем. В обмен на согласие с этим положением, однако, Звездное Королевство приобрело согласие на поэтапное изменение представительства в Имперском Парламенте.

В течение первых пятнадцати лет существования Звездной Империи, состав Имперского Парламента на 75% будет формироваться Звездным Королевством и на 25% остальными частями Империи. Следующие пятнадцать лет эта цифра снизится до 60%. В последующие двадцать пять лет – до 50%. По истечении этого срока состав имперской Палаты Общин будет формироваться пропорционально количеству населения каждой составной части Империи. Смысл был в том, что эти пятьдесят пять стандартных лет доминирования сформировавшейся политической системы Старого Звездного Королевства дадут жителям Сектора время научиться управленчеству. А также время дать развиться колоссальному потенциалу индустриальной и экономической мощи Сектора. В тоже самое время постепенный переход к тому, что Сектор будет в полной мере представлен в Имперском Парламенте (равно как и звездные системы Силезии, когда придет их время) призван успокоить тех граждан Старого Звездного Королевства в том, что пути развития Мантикоры не примут слишком уж причудливые формы. А Имперская Конституция, гарантирующая местную автономию каждой составной части Империи, призвана сохранять индивидуальные особенности всего многообразия миров, согласившихся объединиться в ее рамках.

А так как одним из основных прав граждан Звездного Королевства была доступность пролонга, пятидесятипятилетний переход к полноценному представительству в Парламенте не станет таким уж неудобством для жителей Сектора, каким он мог бы стать в противном случае. Конечно же, по некоторым системам, в следствии их крайней нищеты и отсутствия процедур пролонга, это ударит сильнее (что несомненно отразится во время переговоров в Конституционном Собрании). А это значит, что многие их жители, кому сейчас больше двадцати пяти стандартных лет, не смогут уже воспользоваться этой процедурой… и подавляющее их большинство, даже с учетом современной медицины, погибнет от старости, не дождавшись того, как Сектор будет полноценно представлен в Парламенте.. Но идеальных решений не существует, и Звездное Королевство заверяло, что в первую очередь технологии процедуры пролонга получат эти системы, в то время как Конституционное Собрание собиралось провести серьезнейшие финансовые инвестиции, чтоб как можно быстрее подтянуть их экономику до уровня соседей.

С учетом всего этого, призванного сгладить недостаточность представительности, большинство жителей были готовы назвать это соглашение настолько справедливыми, насколько вообще возможно. В любом случае, оно предлогало путь упорядоченного перехода. И как только защитный зонтик Королевского Флота Мантикоры покончит с пиратством, нестабильностью и кровопролитиями и в Силезии и Талботте, необходимость присоединения дополнительных звездных систем – а, соответственно, и населения и ресурсов – в целях укрепления экономики, индустриальной и военной мощи Мантикоры, стало очевидным для большинства стратегов Королевства. И в свете этого, было четко ясно, что огромные преимущества, присущие новому соглашению, намного перевешивают любые недостатки.

Ну, во всяком случае, будем надеяться, сухо подумала Мишель. Хотя, учитывая выходки Солли, я полагаю, что можно простить желание узнать насколько это вообще логично.

– С зрения, миледи Флота, – сказал Хумало, отвлекая внимание Мишель от размышлений о последствиях образования новой Империи, – я очень рад видеть Вас. Он кривовато улыбнулся. – Я помню, что когда капитан Терехов впервые рапортовал о прибытии в Талботт – не может быть, что это было всего восемь стандартных месяцев назад – я жаловался ему, насколько мало кораблей Ее Величества приписано к Скоплению. И, честно говоря, я бы очень хотел, чтоб был менее трагичный повод, чем Битва при Монике, чтоб Адмиралтейство наконец-то открыло шлюзы.

– Некоторые «колеса» поворачиваются с очень большим скрипом, сэр, – проговорила Мишель с ответной улыбкой. – С другой стороны, я думаю, что Вы можете рассчитывать на то, что «шлюзы» в ближайшие несколько месяцев откроются еще шире. Особенно, если на этой встрече на высшем уровне что то пойдет не так.

– Ну так и есть, по крайней мере, согласно последних полученных мной из Адмиралтейства депеш, – согласился Хумало. – И, честно говоря, даже вне этой ситуации с Лигой и Пограничной Безопастностью, я уверен, что найду чем занять каждое судно, что мне пришлют. Я уверен, что необходимо как можно быстрее обеспечить наше присутствие в каждой звездной системе Сектора. Новые подданые Ее Величества имеют право рассчитывать на защиту Королевского Флота, и до тех пор, пока они не наладят взаимодействие своих силовых структур в рамках новой системы, и пока на дежурство не встанут Морская Пехота или Армия, разбираться с имперскими проблемами придется Флоту. Не говоря уже о катаклизмах, навигации, астрогации и всем тем, что мы и так делаем.

– С этим я не могу не согласиться, сэр, – трезво сказала Мишель. – Но, тем не менее, мой ранк как Командующего Десятым Флотом, как только мы организуемся, обязывает меня ныть и жаловаться на любую затею, на которую Вы или баронесса Медуза захотите меня сподвигнуть.Я не сомневаюсь, в том, что мы несем полную ответственность по всем тем пунктам, что Вы только что перечислили, но, боюсь, что в моем фокусе, по крайней мере, в ближайшем будущем, будут Пограничная Безопасность и Лига.

– Само собой, миледи, – ответил Хумало с искренней улыбкой. – Всегда так было, и если Вы не станете жаловаться, я подумаю, что с системой не все в порядке. Что, конечно же, не означает, что баронесса и я позволим Вам уболтать нас прекратить попытки.

– Чему верю – тому верю, – заключила Мишель, и Хумало усмехнулся. Очень искренне усмехнулся, отметила Мишель.

Что бы ни произошло за эти восемь месяцев, подумала она, Аугустус Хумало, похоже, нашел свою нишу. Все отчеты из Сектора подчеркивали, как кардинально изменилось мнение о Хумало у талботтцев после Битвы у Моники. Мишель только могла сказать, что большинство талботтцев пребывали в святой уверенности, что единственная причина, по которой Хумало и Терехов не ходили по воде, была в том, что они не любили мокрую обувь. И надо отдать должное, окружающая Хумало аура доверия и уверенности не была обязана раздутой от народной лести голове. На самом деле, Мишель казалось, что на самом деле его реакция и поведение удивили не только кучу народа, но и его самого. Что и повлекло за собой то, что он в полной мере осознал весь размер своих полномочий.

Что, конечно же, может быть моим способом прикидываться, что он осознал их, вместо того, чтоб просто признать, что мы все с самого начала недооценивали его способности..

– На данный момент, – вслух продолжила она, – серьезную озабоченность вызывает состояние готовности моих боевых единиц. Верфи дома так гонят лошадей, что…

– Обьяснения не требуются, миледи, – прервал ее Хумало. – Я в курсе состояния дел. Знаю, как верфи торопились спихнуть Ваши крейсера со стапелей, и с какой суматохой и спешкой Вам всучили это назначение. Так, что меня совсем не удивляют проблемы с готовностью, и мы готовы уделить Вам столько времени, сколько сможем, чтоб разобраться с этим. И, естественно, готовы предложить всю нашу доступную помощь. Собственно говоря, есть ли что-нибудь, с чем мы можем помочь Вам именно сейчас?

– Искренне надеюсь, что сейчас таких проблем нет, – произнесла Мишель. – Мы отчалили с почти восемьюдесятью корабельщиками «Гефеста», которые за последние пару недель разобрались с большинством наших недоделок. Есть пару вещей, с которыми не справиться без верфи, но я уверена, что Ваши ремонтные корабли без труда справятся с ними. Единственное, что для нас не сможет сделать никто – так это довести сплоченность и подготовку наших людей до стандартов остального Флота.

– Насколько все плохо? – в вопросе Хумало не прозвучало ни нетерпимости, ни осуждения, лишь понимание, и Мишель почувствовала еще большую симпатию к нему.

– Честно говоря, не очень хорошо, сэр – произнесла она, положа руку на сердце. – И в этом нет вины моих капитанов. У нас попросту не было времени на притирку. И из-за нехватки людей, с которой приходится работать адмиралу Кортезу, есть пару слабых мест среди моих офицеров – больше, чем мне хотелось бы, если уж быть октровенной. Да и остальной состав моложе, чем мне желалось бы. С другой стороны, я только что вернулась с турне, которое провела с Вотсьмым Флотом, и этого более чем достаточно, чтоб рассматривать кого угодно предвзято в отношении подготовки и опыта. И я не думаю, что у нас есть проблемы, с которыми мы не смогли бы справиться за несколько недель – или за стандартный месяц, если он у меня будет – хорошей жесткой тренировки. Ну и не помешает небольшая рокировка среди персонала.

– Ну месяц, я думаю, мы можем вам дать, – ответил Хумало, бросив взгляд на Шоуп. – Насчет большего – не уверен. И на адмирала Блейн и на адмирала О'Мэлли давят, чтоб они как можно быстрее сконцентрировали свои силы на Терминале Рыси по причинам, которые ясны Вам не меньше, чем мне. Что, в свою очередь, вынуждает нас как можно быстрее занять место О'Мэлли на «южной границе». На данный момент он все еще на Монике, но мы уже перебазировали эскадру поддержки на Тиллерман. Это достаточно близко к Монике – и Мейерсу – чтоб приглядывать за солли и не маячить у них на глазах больше, чем необходимо. Так что, как только наши поврежденные корабли закончат ремонт настолько, чтоб быть в состоянии добраться до дома своим ходом – а это займет от шести до восьми стандартных недель – и как только посол Корвизар завершит… мирные переговоры, мы передислоцируем наши силы на Тиллерман.

– Уверена насчет месяца, сэр, – ответила капитан Шоуп, отвечая на его незаданный вопрос. – И думаю, что смогу дать еще пару недель. В любом случае, как Вы и сказали, пройдет еще месяц или два прежде чем О'Мэлли сможет уйти с Моники.

– Нам следует подумать о выдвижении моей эскадры, или ее части, к Монике, с целью поддержать О'Мэлли, сэр? – спросила Мишель.

– Поиграем мускулами для солли? – приподнял бровь Хумало, и Мишель кивнула. – Я не думаю, что сейчас в этом есть необходимость, миледи. – произнес он. – Честно говоря, если уж двух эскадр современных линейных крейсеров недостаточно, чтоб удержать Солли от мыслей об агрессии, я не вижу, как три таких эскадры смогут это сделать. К сожалению, я думаю, что и и дюжины эскадр– и не крейсеров, а кораблей стены – не будет достаточно, чтоб удержать от агрессии, некоторых идиотов, с которыми мы тут уже встречались. Даже солли следовало бы задуматься, стоит ли связываться с Флотом Ее величества, но я бы не стал биться об заклад, что такие мысли появились у них в головах. – Он поморщился. – И если Вы считаете, что то, что Терехов сотворил у Моники вбило здравый смысл в их мозги, то я Вам отвечу, что их черепа бронированы лучше их супердредноутов.

На его лице четко читалось отвращение, также как и на лице капитана Шоуп.

– Все действительно настолько плохо, сэр?

– Возможно, даже еще хуже, миледи, – рыкнул Хумало. – Не сомневаюсь, что у Вас есть собственный багаж стычек с высокомерием Лиги. Я не знаю ни одного офицера без подобного багажа. Но здесь мы зашли еще дальше… раздражаем их с тех пор, как талботтцы проголосовали за присоединение к Звездному Королевству. Ну или к Звездной Империи, или как там.. – Хумало потряс рукой – У меня нет сомнений. что Пограничная Безопасность считала, что Талботт – еще одна корова, которую они могут выдоить как только посчитают удобным для себя. А тут вмешались мы и это их здорово взбесило. Что сделало их еще более раздражающей занозой в заднице.

– Вы упомянули посла Корвизар, сэр, – тихо вмешалась капитан Армстронг. – Когда мы покидали Звездное Королевство, до нас только начали доходить отчеты о том, что она разузнала тут. Могу я предположить, что ее расследование принесло дальнейшие плоды?

– О, конечно, капитан, – Хумало усмехнулся. – Без сомнения, можете. И чем дальше – тем хуже все это попахивает.

– И Пограничная Безопасность напрямую замешана? – спросила Мишель

– Ну конечно, миледи, – фыркнул Хумало. – Тут уж не нужно никаких «расследований». А вот чтоб это доказать – да так, чтоб удовлетворить общеизвестную своей безупречностью правовую систему Лиги – нужно постараться. – Ирония в его голосе могла бы заставить завять сфинксианский лес. – В Пограничье не приосходит ничего, могущего задеть Лигу, без участия Пограничной Безопасности. Но в нашем случае, похоже, что все же не Пограничная Безопасность играет главную роль.

– А кто же? – в голосе Мишель прозвучало удивление, и Хумало хмуро улыбнулся, расслышав его.

– Похоже, что так, – повторил он. – На самом деле, большинство флюгеров, да и показания президента Тайлера, указывают на то, что ветер дует со стороны «Рабсилы».

Мишель выпучила глаза и Хумало пожал плечами.

Коммандер Чандлер и мистер О'Шоннеси смогут предоставить Вам гораздо больше деталей, чем могу я, миледи. Но по словам посла Корвизар и ее следователей, наша изначальная теория о том, что «Рабсила» и «Джессик Комбайн» были орудиями в руках Пограничной Безопасности, рассыпалась в прах. Изначально, зная, что комиссар Веррочио имеет очень тесные и удобные связи с «Рабсилой» и несколькоми мезанскими корпорациями, мы предположили – по всей видимости, ошибочно –что это он, используя свои взаимоотношения, убедил «Рабсилу» послужить связным с Нордбрандт и остальными террористическими движениями в Секторе. На сегодняшний момент, Корвизар приходит к заключению, что все было ровно наоборот.

– «Рабсила» захотела контролировать Терминал Рыси? – Мишель покачала головой. – Я могу понять, почему они хотят задвинуть нас так далеко от своей домашней системы, как только смогут. В конце концов, мы никогда не делали секрета из своего отношения к работорговле. Но по моему разумению, всей итоговой целью операции было установление Моникой, как ширмы для Пограничной Безопасности, контроля за Терминалом Руси и Скоплением. Это послужило бы интересам «Рабсилы» намного больше чем то, что сейчас происходит, но обустраивая все подобным образом – это уж слишком амбициозно для кучки преступников.

– «Амбициозно» – слишком сильное преуменьшение, миледи. Они уже пробовали несколько раз играть по-крупному в прошлом, но на вскидку, я не припомню еще хоть одну столь же рисковую и «амбициозную» операцию. Но все же дела, похоже, обстоят именно так. И рассматривая дела под этим углом, это кажется вполне логичным продолжением их обычного образа действий. Они не только задвигают нас за шестьсот с лишним световых лет от своего дома, но и берут за жабры Тайлера и Монику. Уверен, что в долгосрочной перспективе это бы принесло существенные плоды из-за возможности управлять движением сквозь терминал, и им даже не нужно было выделять линейные крейсера. Их предоставил «Технодайн».

– Это подтверждено сэр?

– Подтверждено. – кивнул Хумало. – Видимо солли списали их, чтоб освободить место для новых линейных крейсеров класса «Невада», а «Технодайн» увидел возможность подзаработать на этом. Мы извлекли достаточно электронных записей, которые ясно показывают, что «Технодайн» уделял внимание слухам о наших новых системах вооружений. Похоже, что они собирались хорошенько изучить наше оборудование, когда незаконченные форты на Терминале должны были сдаться Тайлеру. Ну и наверняка надеялись на свою долю прибыли из куска «Рабсилы», которую та отхватит, когда «Джессик Комбайн» начнет заправлять движением сквозь Терминал.

Мишель медленно кивнула. В сказанном Хумало было достаточно смысла, но к этому нужно было попривыкнуть.

Хотя все сходится, подумала она. Тыкать в глаз Звездное Королевство дня них не так рискованно, как было бы для кого угодно другого. В конце концов, мы и так в состоянии войны с ними из-за работорговли. И полагаю, что с их точки зрения, вопрос заключается лишь в одном –насколько эта война может стать хуже. И если уж развивать эту мысль, слишком много «за» выступают за столь существенный риск, если этот риск дает возможность отодвинуть их границы от наших на расстояние в шестьсот с лишним световых лет.

– Ну кто бы там ни стоял во главе и где бы не находился, – продолжил Хумало, – я уверен, что посол Корвизар нароет достаточно, чтоб похоронить нашего доброго друга комиссара Веррочио. Но Моника и Солнечная Лига не единственные наши заботы здесь, в Секторе, миледи.

Он откинулся на спинку кресла, с сосредоточенным выражением лица.

– Как обнаружил капитан Терехов в течение своего краткого пребывания вместе с нами, пока не ускакал на Монику, – неуловимо усмехнулся Хумало, – новый приток торгового судоходства привлек в Сектор и пиратов. Мы должны сделать так, чтоб Сектор не стал их житницией. Сделать это будет намного легче, когда я наконец получу эти легкие атакующие корабли, которые мне так давно обещают. Пару эскадр ЛАКов, патрулируя свою систему, смогут разобраться с любым пиратом, которого я могу представить. А приписав ЛАК группы к каждой новой системе Империи, мы поможем им осознать, что были серьезны в вопросе создания всеобъемлющей системы безопасности Сектора.

– В тоже самое время, есть угрозы, с которыми ЛАКи сами по себе не смогут совладать и мы обязаны быть в курсе о любых потенциальных точках возгорания, будут ли они связаны с Управлением Пограничной Безопасности или же с любой моносистемной звездной нацией здешнего региона. Ее Величество ясно обозначила тот факт, что мы обязаны заверить местных, что Звездная Империя будет хорошим соседом. Я думаю, она права в том, что, со временем, увидев все преимущества, все больше местных систем запросят присоединения к Сектору. Ну это в будущем. А сейчас наша работа заключается в том, чтоб дать им ясно понять, что наша помощь в решении общих проблем – типа пиратства – это не способ прошмыгнуть к ним в дом, чтоб без проблем закусить ими на досуге.

– Ну и, конечно, есть еще наши добрые друзья на Новой Тоскане.

– Судя по брифингам адмирала Гивенс, на Новой Тоскане не особо нас любят, – произнесла Мишель.

– Нет, не любят. И тот факт, что Партия Конституционного Союза, возглавляемая Иоахимом Альквезаром, имеет подавляющее большинство в новом Парламенте Сектора, не делает их счастливее. Он с Андрьё Иверно друг друга в гробу видали. Вообще-то, единственным человеком во всем Скопленнии, которого Иверно ненавидит больше, чем Альквезара является Бернардус Ван Дорт… и первой вещью, которую совершил премьер-министр Альквезар – назначил Ван Дорта на должность «особого министра без портфеля», как только тот вернулся с Моники на борту «Геркулеса».

– Должна признать, что я более чем немного удивлена тем, что Иверно смог выжить политически после того, как Собрание столь полно отвергло его позицию, сэр, – осторожно произнесла Мишель, с опаской вступая в воды политики, от которой всегда старалась держаться подальше.

– Не буду говорить, что ему не досталось, миледи, – ответил Хумало. – Конечно, его не растерзали столь же основательно, как Тонкович, но двадцать или тридцать стандартных лет его политических усердий погорели в попытках отстоять свою позицию.

Шоуп заерзала в своем кресле, и Хумало бросил на нее взгляд

– Я знаком с этим жестом, – сказал он. – Я так понимаю, что Вы не согласны?

– Не совсем, сэр. – ответила начальник штаба. – Думаю, О'Шоннесси в чем-то прав. Настоящей причиной того, что его политическая карьера не полетела под откос заключается в том, что подавляющее большинство его друзей и соседей на родине согласны с ним.

Шоуп взглянула на Мишель.

– Очевидно, что Иверно и те, кто думают как он, решили, что положения о правах граждан, прописанные в новой Конституции, расстроят их эгоистичные планы на Новой Тоскане. К этому они не готовы, поэтому и отказались от присоединения. Но одной из основных причин почему они так поступили – так это то, что они осознали, что в любом случае смогут воспользоваться общим улучшением экономической ситуации тут, в Скоплении, просто благодаря астрографической близости, и что простое наше тут присутствие уже оградит их от посягательств Пограничной Безопасности, хотим мы этого или нет.

– Я знаю, что Иверно именно так и считает, и, полагаю, что не могу спорить с О'Шоннесси в том, что коллеги-олигархи Иверно думают так же, – произнес Хумало. Для Мишель было очевидно, что он уже обсуждал ситуацию с Шоуп, и тот факт, что она спокойно высказывала отличную от его собственной точку зрения – без негатива с его стороны – говорило, по ее собственному мнению, в пользу сложившихся между ними рабочих отношений.

– Но даже если Иверно и кое-кто еще так считает, – продолжил вице-адмирал, – то это не означает что так считают все. Некоторые мочатся кипятком из-за того, что Собрание не делает того, что хочет Иверно. Некоторые – немного, но они есть – обвиняют нас – ну, по меньшей мере, баронессу Медузу – так же сильно, как Альквезара и Ван Дорта. И для большинства опасность, вырисовывающаяся из примера, чем для них обернутся взаимоотношений Сектора и Звездной Империи, намного превышает любые торговые выгоды и возможность получить защиту от притязаний Пограничной Безопаности. Кампания террора, устроенная Нордбранд против собственных олигархов на Корнати до дрожи в коленках перепугала эту братию. Так что скоро они будут наблюдать то, как их собственный низший класс будет наблюдать за примером того, что будет происходить с их коллегами здесь, в Сектора. Что уж точно не внесет свой вклад в усилия олигархов держать вентиль закрытым.

– Чем это грозит нам, сэр? – спросила Мишель, и он фыркнул.

– Если бы я знал ответ на этот вопрос, мне не пришлось бы работать, чтоб зарабатывать на жизнь. Сидел бы и делал ставки на победителей в аэрогонках. Знаю, что и баронесса, и мистер О'Шоннесси, и премьер-министр Альквезар и мистер Ван Дорт – каждый из которых намного сильнее меня в политическом анализе – усердно думают над ответом на этот вопрос, и не похоже, что ответ на него найден. Единственная вещь, которая не укладывается у меня в мозгу – что Иверно и остальные настолько глупы, что идя против нас, действуют во вред себе, пытаясь заставить Собрание плясать под их дудку. Не могу припомнить, кто бы мог быть столь же глуп, да и мы не самые любимые в их списке предпочтений. Поэтому я не могу отбросить предположения, что что они будут выискивать любую возможность доставить нам проблемы. Единственный вопрос в том, на какой риск они готовы ради этого пойти. На что они готовы пойти ради демонстрации того, что не боятся нас?

Мишель снова кивнула. Если бы она была одной из воротил местных клептократий, то сделала бы все от нее зависящее, лишь бы только не выводить из себя Мантикору, неважно Старое Звездное Королевство или новообразованную Империю.Последней вещью стал бы риск постоянно побуждать Мантикору к ответной реакции. Но она не была местной заправилой, и даже если бы так и было, то она уж точно не была столь глупа, чтоб выдвигать в приоритеты политическую стратегию Андрьё Иверно. Что означало, что у нее не было ни малейшего понятия, насколько верны предположения Хумало.

– Даже если все мои выкладки неверны, – продолжил командующий Станцией Талботт, – а, если быть честным, ничто не обрадует меня больше, Новая Тоскана все равно остается одной большой проблемой. Отмена различных протекционистских пошлин и снятие торговых барьеров здесь, в Квадранте, придаст местному судоходству отличный импульс, и Новая Тоскана, возможно, станет одним из ключевых игроков на этом поле, по крайней мере, по местным понятиям. Нам следует быть готовыми к осторожности при обращении с торговыми судами Новой Тосканы, и я не удивлюсь, если мы столкнемся со всеми возможными таможенными распрями. Так что мы собираемся запросить хоть какое-то флотское присутствие в окрестностях Новой Тосканы, Мариан, Скарлет и Пекуода

– Есть, сэр, – согласилась Мишель.

Хумало начал было говорить что-то еще, но Шоуп тихонько кашлянула. Он бросил на нее взгляд, она указала пальцем на свой хронометр.

– Принято к сведению, Лоретта, сказал он с улыбкой, и снова обратил свое внимание к Мишель.

– О чем капитан Шоуп только что так деликатно напомнила мне, так это о ужине с баронессой Медузой, о котором я Вам говорил. Она ожидает нас в Тимбле через три часа и я думаю, что Вы и капитан Армстрон захотите вернуться на «Артемиду» подготовиться. Форма одежды – парадная, так как будет присутствовать также премьер-министр Альквезар. И баронесса также поручила мне передать приглашение всем Вашим капитанам и старшему командному составу.

– Это довольно большая толпа народу, – неуверенно отметила Мишель, и он усмехнулся.

– Поверьте мне, миледи, баронесса знает о чем просит. У нее в резиденции есть банкетный зал подходящего размера, и я думаю, что она рассматривает данный ужин как возможность представить премьер-министру Вас и Ваших людей. Она видит в этом первый шаг по укреплению доверия к вам, и, мне кажется, в этом есть смысл.

– Ну в этом что-то есть… Надеюсь, что банкетный зал у нее действительно большой.

– Я думаю, мы как-нибудь уместимся, адмирал Золотой Пик, – заверил ее Хумало.

ГЛАВА 15

– Адмирал Золотой Пик, позвольте представить Вам премьер-министра Альквезара, – произнесла леди дама Эстель Мацуко, баронесса Медуза и имперский правитель Ее Величества Елизаветы Третьей в Секторе Талботта. – Премьер-министр, графиня Золотой Пик.

– Добро пожаловать в Сектор, графиня, – рыжеволосый, невероятно высокий и поджарый, Альквезар с улыбкой пожал руку Мишель. Несмотря на низкую гравитацию своего родного мира, которая предопределила конституцию его тела, рукопожатие было крепким и сильным. Бросив беглый взгляд поверх ее плеча на Хумало, Альквезар кисло усмехнулся:

– У меня традиция расспрашивать новоприбывших офицеров Флота Ее Королевского Величества об их впечатлениях касательно политической окраски в Скоплении.

Хумало, пожимая ему руку, улыбнулся в ответ, вызвав смешок баронессы Медузы

– Стоп, стоп, Иоахим! Не начинай, – предупредила она – Вы оба обещали сегодня держать себя в руках.

– Действительно, – мрачно кивнул Альквезар. – С другой стороны, я все же политик.

– А еще он из тех политиков, которые создают недобрую славу другим политикам, – произнес другой мужской голос. Мишель была знакома с вошедшим из сводок новостей. Гораздо ниже Альквезара – чей рост составлял, по меньшей мере, полных два метра – но значительно выше ее самой. Он был светловолос и голубоглаз, а звучание его стандартного английского разительно отличалось от произношения Альквезара.

– Ох, ну конечно, Бернардус, – сказал ему Альквезар. – Теперь, когда я в состоянии защитить свою власть, пришло время моей мании величия выбираться на поверхность, не так ли?

– Только если тебе действительно понравится, что наемные убийцы будут охотиться за тобой по всему Тимблу, – произнес светловолосый. – Поверьте мне, я уверен, что способен найти с дюжину, если придет необходимость.

– Адмирал Золотой Пик, позвольте представить Вам министра по особым вопросам Бернардуса ван Дорта, – с полным смирения и покорности судьбе голосом Медуза покачала головой и отвесила поклон вошедшему

– Мне бесконечно приятно встретить вас, мистер ван Дорт, – произнесла Мишель с тихой искренностью в голосе, крепко пожав его руку. – Из всего, что я читала и слышала, ничего из этого, – она окинула свободной рукой банкетную залу в жесте, включившем в себя все, в том числе и вещи за пределами стен, – не могло бы случиться без Вас.

– Я бы не стал забегать так далеко, адмирал, – начал ван Дорт. – Там также были…

– А я CТАНУ, адмирал, – Альквезар прервал собеседника, его тон и выражение лица были полностью серьезны.

– Как и я, – решительно сказала Медуза. Ван Дорт ощутил более чем маленькое неудобство, однако, было очевидно, что другие не собирались позволилить ему сорваться с крючка, если он продолжит протестовать, поэтому он просто кивнул головой.

– Еще несколько людей хотели бы встретиться с вами сегодня ночью, миледи, – обратилась Медуза к Мишель. – Я верю, что коммодор Лазло уже ожидает где-то рядом. Он – старший офицер Системного Флота Шпинделя, и, я уверена, у него имеется достаточно вопросов, которых он бы хотел обсудить с Вами. И еще, как минимум, полдюжины старших представителей политического истеблишмента Сектора ожидают своей очереди.

– Конечно, губернатор, – пробормотала Мешель, стараясь выглядеть польщенной.

Нет смысла протестовать. Она была поставлена Хумало в известность о приеме не терпящим возражений. Впрочем, несмотря на то, что она так и не поняла всей его логики, тем не менее сочла, что ей придутся по душе его последствия. Она была не просто живым доказательством серьезности намерений новоявленной Императрицы Сектора и ее правительства защищать его любой ценой, но близость к линии королевского – или точнее имперского – престолонаследия закрывала для нее возможность просто отсидеться на борту корабля. И поскольку насилие было неизбежным, оставалось только расслабиться и начинать получать удовольствие.

Она подумала, что уловила искру симпатии в глазах ван Дорта, когда Медуза отошла в сторону, но особый министр, отвесив поклон, предоставил ее своей судьбе.

* * *

– Лейтенант Арчер, позвольте вам представить Хельгу Болтиц, – произнес Пауль ван Шельд, и Жерве Арчер, развернувшись, встретился глазами с одной из самых красивых женщин, которых он когда-либо видел.

– Миз Болтиц, – произнес он, протягивая ей руку и улыбаясь, что на поверку не оказалось самой сложной вещью, что он когда-либо делал в своей жизни.

– Лейтенант Арчер, – ответила она, протянув руку в формальном рукопожатии. Не было, как он отметил, и тени улыбки в ее пронзительных голубых глазах, а голос, с его жесткой отточенной манерой, был безошибочно холоден. По сути, определение «морозный» напрашивалось само собой.

– Хельга – личный помощник министра Крицманна, – пояснил Ван Шельд. Жерве едва ли удивился этому, уже уловив сходство в манере разговора между ней и Крицманном, однако, но что-то еще была в голосе Ван Шельда, какая-то скрытая почти на поверхности. искорка злорадного удовольствия, в том как он это произнес своим выверенным городским акцентом. – Она с Дрездена.

– Понятно, – Жерве старался быть очень внимательным к любой подсказке, которая бы позволила объяснить странное веселие Ван Шельда

Учтивый, темноволосый рембрандец был помощником по связям Иоахима Альквезара. Премьер-министр взмахом руки направил его представить Жерве «другой молодежи», как Альквезар выразился. Если Жерве не ошибался, ван Шельд был менее чем рад своему назначению. Рембрандец, несмотря на свою юную внешность, был, по крайней мере, на десять или пятнадцать стандартных лет старше Жерве, и бесспорно ощущалась другая сторона его личности – своего рода надменное высокомерие, знание собственного превосходства на тем, кто был младше или не столь богат, как он сам. Это был тип личности, который Жерве уже приходилось лицезреть дома слишком часто, особенно, когда кто-то подверженный этому осознавал даже отдаленную связь с королевой Мантикоры. Люди, подверженные этому, часто демонстрировали ужасное желание сделать то, что его отец всегда описывал как «желание вылизать» как только предоставлялась возможность . Жерве за прошедшие несколько лет придумал несколько собственных более красочных описаний, но должен был признать, что сэр Роджер Арчер по-прежнему непревзойден.

К счастью, ван Шельд не подавал никаких признаков к установлению этого особого вида связи, во всяком случае, пока. Что оставляло Жерве в неведении, за чей счет помощник по связям решил повеселиться – Жерве или миз Болтиц?

– Думаю, что Вы с лейтенантом найдете много общего, Хельга, – продолжил ван Шельд, улыбнувшись Болтиц. – Он – адъютант адмирала Золотого Пика.

– Я уже поняла, – ответила Болтиц, а ее голос, как отметил Жерве, стал еще холоднее, когда она переключила внимание на рембрандца. Затем она снова повернулась к Жерве. – Уверена, мы сработаемся, лейтенант. – Тон ее говорил о в точности противоположных чувствах. – Сейчас же прошу меня извинить, кое-кто ожидает меня.

Она одарила Жерве и ван Шельда достаточно небрежным полупоклоном, затем развернулась и целеустремленно устремилась прочь, прокладывая путь через группы гостей. Она двигалась с естественным, инстинктивным изяществом, но все же для Жерве было очевидно, что она испытывала недостаток в социальной лакировке, которую ван Шельд источал всеми своими порами.

Или, во всяком случае, думал, что источал.

– О Господи, – отметил рембрандец. – Похоже все не очень хорошо складывается, не так ли, лейтенант?

– Так, – согласился Жерве. Он задумчиво взглянул на секретаря по связям, а потом приподнял одну бровь. – На то есть причина?

На мгновение ван Шельд был сбит с толку прямотой вопроса. А затем нервно усмехнулся.

– Хельгу не особо заботят те, кого она называет «олигархами», – объяснил он. – Я боюсь, это значит, что мы с ней с самого начала оказались по разные стороны баррикад. Не поймите меня неверно – она очень хороша во всем, что делает. Очень умна, очень преданна. Временами, возможно, излишне ревностна, я думаю, но именно это и делает ее столь эффективной. И еще, кто-то может назвать ее… параноидальной, я полагаю. И, несмотря на ее положение в Военном Министерстве, я подозреваю, что сердцем она не до конца отдается этим делам по аннексии.

– Понятно, – Жерве поглядел вслед исчезающей Болтиц с тем же задумчивым выражением. Лично, он симпатизировал ей намного больше, чем ван Шельду. В конце концов, помощнику по связям уж точно было с ним не по пути, понимал он это или нет.

– Я думаю, что не должен возлагать вину за это на нее – ван Шельд вздохнул. – В конце концов она уж точно не из верхушки Дрездена. Собственно говоря, теперь, когда я думаю об этом, я не совсем уверен, имеется ли на Дрездене эта самая верхушка. Если же и есть, она, вероятно, презирает их почти настолько же сильно, как она автоматически презирает любого с Рембрандта.

«Интересно, понимаешь ли ты, насколько похож на призера выставки змей? – думал Жерве. – И меня также мучает вопрос, что такого могла сделать миз Болтиц, чтобы так выводить тебя из себя? Из того, что я до сих пор видел, думаю, потребовалось не так много. С другой стороны, по крайней мере, я всегда могу надеяться, что оскорбление было публичным».

– Печально, – сказал он вслух и поспешил вернуться к делам, пока ван Шельд отмечал еще кого-то, кого необходимо представить адъютанту нового мантикорского адмирала.

* * *

– Миз Болтиц?

Хельга Болтиц дернулась от удивления и быстро отвела глаза от хроно на запястье, который она с надеждой изучала. К сожалению, это не позволило ей волшебным образом исчезнуть, перенесясь сквозь время и пространство, но причина ее удивления крылась в другом.

– Да, лейтенант… Арчер, я полагаю? – произнесла она. Она постаралась, чтоб это прозвучало вежливо – действительно постаралась, – но знала, что вряд ли у нее получилось.

– Да, – ответил рыжеволосый, зеленоглазый молодой человек. Единственное слово прозвучало столь гладко и аристократично, что этот кретин ван Шельд даже рядом не стоял, пронеслось у нее в голове. Несмотря на ее врожденное отвращение к богатству и высокомерию, которое оно порождало, в красоте такой речи не откажешь.

– Я могу чем-либо помочь Вам, лейтенант? – спросила она нетерпеливо, и его вышколенный акцент еще больше подчеркнул резкость её собственного. Дрезденцы уж точно никогда не славились красотой речи, кисло подумала она.

– Вообще-то да, – произнес мантикорец, – мне стало интересно, что такого натворил этот вымогающий мудак ван Шельд чтоб настолько… раздражать Вас?

– Прошу прощения? – непроизвольно Хельга вытаращилась на лейтенанта.

– Ну, – произнес Жерве, – ясно видно, что Вы не были радыего видеть. А так как Ваше раздражение, выплеснувшееся на него, задело и меня, я подумал, что было бы неплохой идеей выяснить в чем там дело. В конце концов, он может и полная задница, но отдает себе отчет в том, насколько часто нам с Вами придется видеться, и мне не хотелось бы оскорбить Вас таким же образом.

– Хельга сморгнула, качнулась на каблуках, склонила голову набок и взглянула – впервые за все время по-настоящему – на Арчера.

Перед ней стоял стройный молодой человек, который хотя и был на добрых четверть метра выше ее собственных 162-х сантиметров, но и близко не мог бы сравниться по росту с Альквезаром или любым выходцем с Сан Мигеля. Обладая фигурой скорее спринтера, чем тяжеловеса – он мог бы быть пилотом – а лицо его было обычным, но приятным. Но в его зеленых глазах что-то таилось…

– Должна сказать, что с подобным развитием беседы я раньше не сталкивалась, лейтенант, – произнесла она спустя какое-то время.

– Полагаю, что в ближайшие несколько лет людям и здесь, в Секторе, и дома, на Мантикоре, предстоит столкнуться со многим, с чем раньше они не имели дела, – ответил он. – С другой стороны, мне кажется, что овчинка стоит выделки.

– Но независимо от того, как мало мне нравится ван Шельд, я не должна позволять этому влиять на мои с ним профессиональные отношения, – бросила она немного резко.

– Возможно. С другой стороны, он – всего лишь помощник по связям с общественностью, я же – адъютант второго по старшинству офицера Флота здесь, в Секторе, – отметил Жерве. – Думаю, это означает, что нам с Вами предстоит пересекаться намного чаще, чем Вам с ним. Что, опять же, возвращает нас к моему первоначальному вопросу.

– А если я замечу, что мои отношения с мистером ван Шельдом Вас абсолютно не касаются? – вопросила Хельга, и тон ее соответствовал сказанному.

– Я с Вами полностью соглашусь, – спокойно ответил Жерве. – А затем я скажу, что в профессиональном отношении мне важно знать, как он заработал такое к себе отношение – не то чтобы я не мог сходу накидать дюжину способов, даже исходя из опыта столь краткого с ним знакомства – чтоб не пойти по его стопам. И буду до конца откровенным, миз Болтиц, меня абсолютно не волнуют Ваши отношения с кем-любо еще. Я всего лишь обеспокоен потенциальными последствиями для нашего с Вами взаимодействия.

– Хотите – верьте, леди, хотите – нет, – заключил он. Не то чтобы в том, что он сказал не было правды, но все же…

– Понятно.

Хельга пристально вглядывалась в лейтенанта Арчера. Естественно, реципиент пролонга, возможно – второго поколения – его акцент четко говорил о богатстве и доступных привилегиях – что означало, что он немного старше, чем она изначально предполагала. Не так уж много дрезденцев получило пролонг, чтобы у нее был достаточный опыт в оценке возраста людей, получивших его, с горечью подумала она. Но несмотря на уверенный и самодостаточный вид, на фоне которого ван Шельд выглядел тем, кем по сути и являлся – тупой деревенщиной, в глазах его горел огонек. И в голосе его не прозвучало ничего, кроме заинтересованности – ни покровительства, ни пренебрежения.Было похоже, что он не насмехался над ней, а приглашал вместе посмеяться над ван Шельдом.

Ну, конечно, все так и есть. Так что просто двигайся вперед, смотри по сторонам и наслаждайся каждым моментом, Хельга!

Но все же было похоже, что им предстоит работать вместе, ну или же часто пересекаться по службе. И министр Крицманн, несмотря на свое собственное отвращение к олигархам., не погладит ее по головке, если она начнет конфликтовать с монти больше, чем придется.

– Вообще-то, лейтенант Арчер, – услышала она свой голос, – я очень сомневаюсь, что Вы сможете быть столь же раздражающим, как мистер ван Шельд. По крайней мере, надеюсь на это, ведь чтоб быть столь же назойливым надо работать над этим каждый день.

– Исходя из того, что я до сих пор наблюдал, – ухмыльнулся Арчер, – не сомневаюсь, что именно этим он и занимается – я имею ввиду, усердно трудится. Увидев удивление в ее глазах, он слегка улыбнулся ей. – Скажем так, не то чтобы подобные субъекты не встречались и у нас дома.

– Серьезно? – Хельга была удивлена холодком в собственном голосе, но ничего не могла с этим поделать. – Сомневаюсь, лейтенант. Полагаю, что на Дрездене подобные «субъекты» обладают куда большим влиянием, чем у вас.

Жерве удалось скрыть удивление, но резкость, внезапность и легковидимый гнев ее ответа ввели его в замешательство.

Дело не в самом ван Шельде, хоть он и та еще задница, осознал он. Не знаю, в чем там дело, но все гораздо серьезнее. И теперь, когда я так беспечно забрел на это минное поле, что мне с этим делать?

Он вглядывался в нее несколько секунд, и увидел тьму, скрытую за гневом в ее глазах. Тьма, порожденная воспоминаниями, личным опытом. Он почему-то чувствовал уверенность, что она отнюдь не была женщиной, которая легко уступила бы предубеждению или позволила ему управлять своей жизнью, и если все было именно так, причина крылась в осколках горечи, отголосках былой боли, а не просто в уязвленном самолюбии, порожденном высокомерием и язвительностью пустозвона ван Шельда.

– Не сомневаюсь в этом, – заключил он. – Я постарался узнать о Талботте как можно больше, как только узнал, что был выбран леди Золотой Пик в качестве личного адъютанта и мы оба были поставлены в известность, что нас направлють сюда, но не буду претендовать на лавры того, что много знаю о том, как тут обстояли дела в прошлом. Я стараюсь это исправить, но информации ужасающе много, и у меня попросту не хватает времени. С самого начала было видно, что вы с ван Шельдом не закадычные друзья, и я предположил, что Ваше раздражение вызвано именно каким-либо его поступком. Бог свидетель, он именно из этой породы ослов, для которых совершать что-либо подобное так же естественно, как дышать. Но, судя по тому, что Вы только что сказали, вижу, что причина кроется гораздо глубже. Не хочу показаться бесцеремонным, и если Вы предпочтете не говорить об этом, давайте прекратим этот разговор. С другой стороны, если Вам есть, что мне сказать – если есть что-либо, о чем стоит знать моему адмиралу – чтоб мы ненароком не совершили подобное, я буду очень признателен Вам за расширение моих знаний о Секторе

Боже мой, он действительно верит в то, что говорит! подумала Хельга. Она вглядывалась в него на протяжении пары ударов сердца, слегка нахмурившись, затем приняла решение.

Он желает знать, почему я чувствую то, что чувствую? Хочет понять, почему не каждый из нас собирается отплясывать от радости на улицах только потому, что еще одна кучка олигархов думает, что может нас подоить? Хорошо, я скажу ему.

– Хорошо, лейтенант, – произнесла она. – Вы хотите знать, почему мы с ван Шельдом не любим друг друга? Я Вам скажу. – Она сложила руки на груди, выставила ногу, и с блестевшими глазами взгянула на него. – Мне 26, и свой пролонг самого первого поколения я получила, когда начала работать на министра Крицмана в прошлом году. Если бы я была старше на три стандартных месяца, я уже не смогла бы его получить… как мои родители. Как два моих старших брата и три сестры. Как все мои двоюродные браться и сестры, за исключением шестерых. И все мои дяди и тети. Но не как мистер ван Шельд. О, неет! Он же с Рембранда. Он получил его по праву рождения, потому что родился на другой планете.Как и Вы, лейтенант. И его родители получили пролонг. И все его сестры и братья.Они получили его, как и нормальную медицину, как и нормальное питание.

Ее глаза уже не блестели, они горели и тон ее был гораздо жестче, чем мог объяснить ее акцент.

– На Дрездене не любят УПБ больше, чем где бы то ни было в Скоплении. И будьте уверены, все что мы слышали о предложениях Мантикоры говорит о том, что уж лучше нам вести дела со Звездным Королевством, чем с Пограничной Безопастностью. Но мы знаем, что значит быть игнорируемыми, лейтенант Арчер, и большинство на Дрездене не питает никаких иллюзий. Я сомневаюсь, что Звездное Королевство будет дрючить нас так же, как дрючил Рембрадтский Торговый Союз или как дрючили бы Лига и УПБ, но большинство из нас воспринимает все эти «экономический стимулы», обещанные Собранием с огромной долей недоверия.Хотелось бы думать, что хоть некоторые из наших соседей искренны, но мы не настолько идиоты, чтоб верить в альтруизм или зубных фей. И если вдруг кому-то из нас захочется в них поверить, в Скоплении есть достаточно ван Шельдов, чтоб привести в чувство. Вы же знаете, что его семья имела интересы на Дрездене задолго до Присоединения. Они удерживают контрольный пакет в трех наших крупнейших компаниях-застройщиках, и могли бы постараться сделать что-нибудь для людей, которые на них работают. Например, побеспокоиться о производственных травмах, о здравоохранении. Или же предоставить работникам – или хотя бы их детям, Господи! – доступ к пролонгу!

Глубина ее гнева омыла Жерве с потрясающей мощью, и ему потребовались все силы, чтоб не отшатнуться! Не удивительно, что ван Шельду удавалось так легко давить ей на больную мозоль…

А то, что он фактически наслаждается этим, говорит о том, что он еще худший кусок дерьма, чем я предполагал вначале. И, наверняка, проводит свободное время обрывая лапки мухам.

– Очень жаль это слышать, особенно о Вашей семье, – тихо произнес он. – И Вы правы, мне сложно предстваить нечто подобное, я такого не переживал. Все мои браться и сестры, мои родители – даже бабушка с дедом – реципиенты пролонга. Я даже вообразить не могу, что я получил его, а они все – нет. Если бы я знал, что потеряю их всех еще до того, как стану «среднего возраста». – Он покачал головой, глаза потемнели. – Но я могу понять, почему задницам типа ван Шельда удается Вас достать. И хотя я и не могу сказать, что «знаю» его, я вижу, как он наслаждается тем, что делает. Что, учитывая сказанное Вами о вовлеченности его семьи в планетарную экономику, делает его еще большим больным ублюдком, чем я считал его ранее.

Хельга дернулась, услышав жесткое, леденящее отвращение – презрение – в его голосе. Она испытала много презрения от людей типа ван Шельда, но здесь было нечно иное.Это не было презрением говорившего по отношению к «заведомо низшим», в нем не было мелочности и желания унизить. Оно было рождено гневом, а не высокомерием. Возмущением, а не брезгливостью.

Ну или, по крайней мере, похоже на то. Дрезден научил тебя тому, что внешность порой обманчива, напомнила она себе.

– Серьезно? – произнесла она.

– Да, – ответил он, с удивлением услышав гранитную уверенность в собственном голосе.

Краем ума он задавался вопросом какого черта он творит, используя термины «больной ублюдок», говоря о ком то, кого он едва знал в разговоре с тем, с кем он едва заговорил. Но как бы там ни было… Он распознал потакающий своим желаниям садизм, требуемый для наслаждения издевательствами над жертвой жадности и безнаказанности

– Хотелось бы в это верить, – наконец произнесла она. Ее дрезденский акцент был как всегда резок, но странным образом резкость была сглажена, подумал он. Или же правильным словом было «смягчена». – Хотелось бы. Но мы раньше уже как то поверили. И у нас заняло слишком много времени понять, что не стоило этого делать. Мы добились немалого за последние пару поколений, но только потому, что люди вроде министра Крицмана осознали, что мы сами должны взять все в свои руки. Осознали, что никто не будет таскать за нас каштаны из огня.

– Не поймите меня неверно, – она покачала головой, и тон стал намного мягче, как будто она взяла свои эмоции под контроль. – Мы понимаем, что никто не обязан прокатить нас нахаляву. Говорят, что благотворительность начинается дома, и Дрезден наш дом, не Рембрандт, не Сан Мигель и не Мантикора. Не то, чтобы некому было вложиться в бесплатные клиники и школы для нас, но нам пришлось драться изо всех сил, чтоб оставить себе достаточный доход плодов нашего с наших предприятий – какими бы они не были – чтоб отстроить наши собственные клиники и школы.

– Мы постигли это к тому времени, как Рембрандский Торговый Союз добрался до нас, поэтому одной из вещей, на которой мы настояли – если они хотят вести с нами дела – было условие почистить свой дом, где были замешаны люди типа ван Шельда и установить хоть какие-то лимиты в том, что могло сойти им с рук. И в пользу мистера ван Дорта говорит то, что РТС это сделал. Конечно, степень ограничения зависела от давления их собственных олигархов, которые уже вложились в Дрезден, но они все же постарались и сделали немало. Поэтому, наверно, я так раздражаю ван Шельда, поскольку его семейке дали по рукам сильнее всех… потому, что они и были хуже всех. Но даже с ван Дортом на нашей стороне – и я думаю, что это действительно так, – звучит так, что она хотела бы быть уверенной в обратном, подумал Жерве, – мы еще далеки от того, где могли бы быть. Сложно удержаться на ногах, когда кто-то пытается утащить ковер из-под твоих ног.

Шум вечеринки казался далеким, как шум прибоя на неблизком пляже. Вечеринка уже не была частью мира Жерве – или ее, внезапно понял он. Она стала не больше чем фоном, банальность которого лишь подчеркивала искренность в ее голосе.

– Это одна из вещей, которая никогда не повторится снова. – тихо сказал он ей. – Не под нашим присмотром. Ее Величество подобного не потерпит. Ни на миг.

– Я надеюсь, Вы простите мне слова, что Дрезден воспримет все с долей скептицизма, лейтенант, – произнесла она ровным тоном, не менее страстным, но полным чем то худшим, чем гнев. Это было спокойствие горького опыта. С разочарованием такой глубины, такой силы – что оно не могло – не позволяло себе – снова начать испытывать оптимизм.

Он почувствовал приступ быстрого, яростного гнева – гнева, направленного на нее за дерзость заранее судить Звездное Королевство Мантикора. За дерзость заранее осуждать его, просто потому что ему повезло родиться в более богатом и развитом мире, чем ее. Да кто она такая, чтоб смотреть на него с таким осуждением? С такой горечью и гневом, рожденным от действий других людей? Он не сказал ей ничего, кроме правды, и она ее отвергла. Как если бы она смотрела ему в глаза и уличала его во лжи.

Но даже, когда эти мысли пронеслись у него в голове, даже в тот момент, когда вспыхнул его гнев, он знал, что это по меньшей мере нерациольно – и несправедливо – чувствовать то, что он чувствовал.

– Похоже, что мне придется изучить о Секторе Талботт даже больше, чем я первоначально думал, – произнес он спустя несколько мгновений. – На самом деле, я чувствую себя достаточно глупо от того, что сразу не понял этого.– Он покачал головой. – Попытка получить «мгновенные решения» для решения проблем шестнадцати разных населенных систем – уж гарантированно бессмысленное занятие, не так ли? Хотя, я полагаю, что никто не застрахован от идеи, что все остальные просто обязаны быть «как я», даже есть головой ты понимаешь, что это совсем не так.

Она озадаченно посмотрела на него, и он криво улыбнулся в ответ.

– Я обещаю получше подготовить мое домашнее задание, миз Болтиц. Я знаю, что и леди Золотой Пик поступит также. И я уверен, что баронесса Медуза занимается этим же все время, что она находится здесь. Но пока я занят этим, может и Вы подготовите Ваше домашнее задание по Мантикоре? Я не буду говорить, что мы не преследуем своих интересов, потому что Господь знает, что мы их преследуем. И я не буду осуждать Вас за то, что Вы восприняли обещания Звездного Королевства с – как Вы это назвали? – долей скептицизма? – но когда королева Елизавета дает свое слово – она его держит. Мы его держим для нее.

– Хорошо бы. Я бы хотела в это верить. – ответила она. – Сомневаюсь, что мы можете себе представить, как бы я хотела в это верить. И если бы не верила, вряд ли была сейчас здесь, работала бы с министром Крицманом, чтоб сделать все обещания правдой. Но когда вас пинают слишком часто, сложно поверить кому-то, кого ты совсем не знаешь. Особенно если он обут в самые большие и тяжелые башмаки, что ты видел в своей жизни.

– Постараюсь помнить об этом, – заверил он ее. – Как Вы считаете, я могу – мы можем – рассчитывать на презумпцию невиновности? – Он улыбнулся. – По крайней мере, до тех пор, пока сможем доказать, как хорошо умеем держать обещания?

Хельга вглядывалась в его улыбку и ее теплота, сочуствие и забота – личное участие – поразили ее. Внезапно она осознала, что он на самом деле верит в то, что говорит. Интересно, как можно быть столь наивным. Как он мог хоть на минуту поверить, что олигархам, коими без сомнения должен быть полон экономический монстр вроде Звездного королевства, будет хоть малейшее дело до любых политических «обещаний»?

Но он верил. Он мог ошибаться – и наверняка так и было – но, по крайней мере, он не врал. В его зеленых глазах было много чего, что она не могла прочесть, но лжи в них не было. Так что, против воли, она почуствовала ростки надежды. Ощутила смелость поверить, что возможно – просто возможно – он не ошибался.

Горький опыт и цинизм немедленно проснулся в ужасе от такой бреши в ее защите. Она начала быстро говорить, чтобы ясно показать свой отказ от его обещаний ложной надежды. Но из ее уст вышло нечто совсем другое.

– Хорошо, лейтенант, – вместе этого произнесла она. – Я сделаю свое домашнее задание, а Вы сделайте свое. И в конце дня мы увидим, кто прав. И, – она поняла, что улыбается, – верьте мне или нет, но я надеюсь, что им все же окажетесь Вы.

ГЛАВА 16

Cпустя очень много часов – во всяком случае, на вкус Мишель – она обнаружила себя сидящей в приятном рабочем кабинете потягивающей превосходный местный коньяк из бокалов в форме тюльпана. Она была полностью вымотана, с чувством, которое слишком часто следовало за официальными обедами – чувством туго набитого чучела…, что постоянно заставляло ее завидовать Хонор Харрингтон и ее генетически улучшенному метаболизму. Но также она испытывала чувство выполненного долга. Как бы мало она не любила подобные официальные политические ужины, она пребывала в законной уверенности, что свою часть в данном конкретном случае она выполнила на отлично.

В кабинете она находилась не в одиночестве. Баронесса Медуза сидела за столом, Грегор О'Шонесси сидел в кресле справа от нее с краю стола. О'Шонесси, старший аналитик разведки Медузы, обладал редкими седыми волосами, хрупким телосложением и был на добрых десять сантиметров короче Августа Хумало. Хумало, Альквезар, Ван Дорт и военный министр Сектора, Генри Критцманн сидели полукругом вместе с Мишель лицом к столу. Крицманн был невысоким, компактным сероглазыми мужчиной твердого вида с каштановыми волосами. Его левая рука была повреждена в стародавней аварии, и, хотя Мишель знала, что он был самым молодым из присутствующих, выглядел он самым пожилым, в силу того, что пролонг не был доступен на его родной планете, Дрездене, в годы его молодости. Честно говоря, и сейчас он не был столь широко доступен, как должен быть.

– Хорошо, – Медуза откинулась на спинку стула, и Мишель сильно подозревала, что баронесса только что сняла обувь под столом. – Я рада, что все закончилось. На сегодняшний вечер, по крайней мере.

– Как и все мы, – согласился Альквезар, оценивающе покачивая свой бокал под носом.

– Кроме меня, – объявил Крицманн. Он и Ван Дорт, в отличие от любого другого в кабинете, нянчили запотевшие кружки пива вместо какого-нибудь изнеженного напитка, вроде коньяка. – Я люблю такие вечера, как сегодня.

– Да, но это потому, что Вы очень уж любите наступать на больную мозоль таким людям, как Самиха Лабабиби, дразня своим недозрелым безграмотным варварским актом, – серьезно произнес Альквезар

– Чушь! Мы с Самихой просто отлично уживаемся в эти дни, – парировал Крицманн. – Теперь, когда есть несколько других членов политического истеблишмента…

Он позволил своему голосу прозвучать вызывающе, и Ван Дорт фыркнул. Затем он посмотрел через Крицманна на Мишель.

– Генри получает определенное извращенное удовольствие, раздражая нас, олигархов, миледи, – сказал он. – Даже тех, про кого он неохотно готов признать, что они находятся на стороне ангелов. Вот почему он получил военное министерство, где он не будет иметь слишком много контактов с политиками.

– Хотелось бы…, – пробормотал Крицманн. Затем усмехнулся. – Мы с Самихой на самом деле делаем успехи, – сказал он серьезно. – Она не настолько плоха, знаете ли. Я должен признать, что был немного удивлен, когда она подала в отставку с поста президента системы Шпиндель, чтобы принять Казначейство. Казалось бы, очень большой шаг вниз по лестнице престижа. Но, кажется, она очень подходит для этой работы, и в отличие от некоторых других наших коллег действительно не против работать с трудягой с Дрездена.

– Да, – сказал Альквезар, глядя на него. – Знаю, что она еще в порядке. Это одна из причин, почему я попросил ее принять Казначейство. К сожалению, – обратился он к Мишель, – она вне пределов системы сегодня вечером, проводит своего рода местный экономический саммит на Рембрандте.

– Мне кажется, что присутствие всех Ваших министров на Шпинделе будет скорее исключением, чем правилом, по крайней мере в обозримом будущем, господин премьер-министр, – заключила Мишель.

– В этом, к сожалению, нет ничего, кроме правды, – согласился Альквезар.

– На самом деле, – сказала Медуза, – я думаю, что весь процесс создания нового правительства происходит гораздо более гладко и эффективно, чем большинство людей, участвующих в этой работе, понимают. У меня есть преимущество взгляда со стороны, которого нет у остальных, Иоахим. Поверьте мне, Вы справляетесь очень хорошо.

– Пока что, по крайней мере, – пробормотал ван Дорт.

– Все всегда может измениться, – спокойно признала Медуза. – Но в настоящий момент я четко ощущаю, что вы уже прошли большинство острых углов, и звездные системы Сектора демонстрируют замечательный градус взаимной терпимости и внутренней сплоченности. Не забывайте, как на самом деле мало общего было у этих систем – если отбросить астрографическое положение и степень угрозы от УПБ – до того, как родилась идея аннексии. Многие из нас помнят лучше, чем желали бы, как этот фактор влиял на дела, пока решался вопрос об присоединении. На самом деле, внутренних распрей было намного меньше, чем я вообще могла ожидать, особенно после гладиаторских боев в самом Собрании.

– Думаю, что благодарить за это следует солли, – кисло сказал Альквезар.

– Можно было бы…. если бы я вообще собирался их благодарить хоть за что-нибуль, – ответил Крицманн холодно, с язвительной горечью.

– Я думаю, в этом довольно много правды, Генри, – тихо сказал Ван Дорт. – То, что произошло на Монике, и то, что происходит на Монтане и Корнати, напомнил каждому, что УПБ все еще там. И большинство из них считают, что Вероччио и Хонгбо захотят сделать еще один выстрел по Скоплению.

– Неужели люди действительно думают, что это возможно, министр? – спросила Мишель.

– Бернардус, пожалуйста, миледи, – ответил он, а затем поморщился. – И в ответ на ваш вопрос, да, есть довольно много людей здесь, в Секторе, кто думает, что очень вероятно, что Вероччио может предпринять новую попытку.

– Даже после того, как он сильно обжёг пальцы в прошлый раз, …Бернардус?

– Я бы сказал, особенно после того, как обжег свои пальцы, – Ван Дорт лишь пожал плечами. – Прежде всего, пока мы не знаем, сможем ли хоть что-то предъявить на него по результатам расследования посла Корвизар на Монике. Я не имею ввиду, что уже и не надеюсь ничего нарыть; я только говорю, что мы пока не знаем, насколько серьезными будут обвинения. Во-вторых, он точно не из тех, кто легко прощает обиды. Даже предполагая, что ему удастся отвертеться от всех обвиненй без каких-либо официальных санкций, он был несомненно посрамлен перед единственными людьми, мнение которых его действительно заботит – его сотоварищами из Пограничной Безопасности. Я совершенно уверен, что его положение в иерархии УПБ серьезно пошатнулось после всего этого, и он будет искать шанс вернуть свой прежний статус и политическую поддержку. И это факт, как и то, что больше всего он будет стремиться отомстить, я думаю, что вы можете не сомневаться, что, если он видит возможность навредить нам, то схватится за это обеими руками.

– В его нынешнем положении, пусть закусит удила и почаще оглядывается на Мантикору, – пробормотала Мишель, – ничего лучшего, чем попытать скрыть свои потери ему просто не светит.

– Я бы не удивился, – покачал головой Ван Дорт. – После всего, это было самым умным поступком для него. После того, как его поймали с поличным, таскающего мед из банки, последнее, что ему сейчас нужно, – это залезть туда по локоть, на виду у всей галактики. Это очевидно для всех остальных, и хотелось бы надеяться, что это будет очевидно даже для него. Но, фактически, это возможно. Никогда не недооценивайте способность человеческой натуры игнорировать очевидное, когда эмоции застилают голос разума. Особенно, когда искомый индивид – невероятно туп и высокомерен, как Лоркан Веррочио. Он может своми мозгами – какими бы то они ни были и где бы то ни находились – додуматься, что, если бы он смог наложить свою лапу на Терминал Рыси, это бы восстановило бы его пошатнувшееся положение. В конце концов, если он сможет это провернуть после катастрофы на Монике, разве это не покажет его способность приспособться и преодолеть любую бедственную ситуацию? Фактически, я сильно подозреваю, что если бы не способность Хонгбо Цзюньяня удерживать его от выбрасывания денег на ветер, Веррочио, возможно, ответил бы на нападение Айварса на Монику, послав эскадру Пограничного Флота с приказами сделать все, чтобы 'восстановить суверенитет Моники'.

– Вот поэтому-то столь важно держать ту границу столь усиленной, – поддержала баронесса Медуза. – Я знаю, что вы и адмирал Хумало уже обсудили это, Миледи. И я знаю, что он и я связаны соглашением о лучшем использовании наших флотских ресурсов. Но и он, и вы сейчас здесь – в Тимбле, вместе с премьер-министром и господином Крицманном – не это ли лучшая возможность увязать все концы. Что я хотела бы для всех нас сделать – так это подробно обсудить основную стратегическую ситуацию и получить общее понимание, что мы будем делать дальше.

– Я думаю, что это – превосходная идея, госпожа губернатор, – улыбнулся Крицманн, откинувшись на стуле. –Но часть нашей 'основной стратегической ситуации' здесь является слишком зависимой от общей стратегической ситуации в столице Звездного Королевства. Определенно, я уже думал, и не раз, об этой встрече на высшем уровне между Ее Величеством и президентом Причарт. Насколько вероятно она может перерасти в серьезные переговоры о мире? А… если нет, то как долго это перемирие может продлиться?

– Отлично сказано, господин Крицманн, – грустно улыбнулась Мишель. – К сожалению, ответ на первый вопрос неизвестен никому. У обеих сторон есть очевидные причины хотеть прекратить стрелять в друг друга, если сможем. Но к тому же обе стороны будут особо остро реагировать на все, что будет касаться вопроса 'военной вины'. Я не представляю, как какие-либо мирные переговоры могут закончиться успешно, если мы не можем даже договориться, кто сфальсифицировал и чью дипломатическая переписку перед войной. Инициатива пришла из стороны Хевена. Если это также означает, что они готовы серьезно поступиться гордостью, признав ответственность за подделку, то, я думаю, вероятность 'серьезных переговоров о мире' представляется симпатичненькой.

– За исключением этого, я думаю, что перемирие продлится, как минимум, несколько месяцев. Уже один только обмен сообщениями для всех задействовованных сторон растянется надолго. И только тогда Бэт – то есть Ее Величество – и Причарт должны будут прибыть на Факел для участия в саммите. Для Причарт весь путь займет больше месяца, в одну только сторону, и я сильно сомневаюсь, что кто-либо из них согласится сразу выложить на стол все карты без, по меньшей мере, одного-двух месяцев боданий, упорно доказывая другой стороне – да и всей галактике, – что, несмотря на особую твердолобость некоторых товарищей, «уж мы-то делаем все возможное, чтобы покончить со всем этим кровопролитием». Добавьте время на путь домой для Причарт, и в результате, как мне кажется, уж пять-то месяцев получим без вопросов.

– Это приблизительно то, на чем мы с Грегором и сошлись в своих оценках, – с поклоном сказала баронесса Медуза.

– И если это действительно продлится столь, то что оно будет означать для нас здесь в Талботте? – спросил Крицман.

– Главное, что это может значить, Генри, – сказал Хумало, – состоит в том, что большая часть чрезвычайной военной программы строительства будет вовремя завершена. И это, в свою очередь, означает, что планы Адмиралтейства дальнейшего усиления нашего флотского присутствия здесь в Секторе получат свое логическое продолжение, без лишних волнений о непредвиденных потребностях на основном фронте. Что также означает, что приказ о пополнении флота Вице-Адмирала Золотого Пика будет исполнен по плану, более или менее, и что уже в следующем месяце, ну, или около того, мы получим счастье лицезреть развертывание первых легких эскадр.

– Неужели? – Крицманн выглядел, как будто боялся даже наполовину поверить этому. Конечно, он не думал, что Хумало может солгать ему. Скорее, он не мог поверить тому, что вселенная одним легким прикосновенем развеяла все мыслимые и немыслимые трудности, которые он рисовал в своем уме.

– Представь себе, – подтвердил Хумало. – В конечном счете я считаю, что ЛАКи окажутся еще еще более полезными здесь в Секторе, чем Десятый Флот. Я сильно сомневаюсь, что кто-либо из солли из Пограничной Безопасности или Пограничного Флота посчитает их угрозой, таким образом, вряд ли кто-нибудь попытается лишний раз сдерживать Веррочио. А вот для этого-то нам и будет нужен Десятый Флот. Но как только у нас в распоряжении будут две-три эскадры, мы сможем развернуть их во всех системах Сектора, и уж тогда мы точно сможем настучать по его пиратской башке. И, честно говоря, ЛАКи не в пример лучше подойдут, чтобы постепенно объединить персонал местных системных флотов в КФМ.

– Я, конечно, соглашусь с этим, – кивнули Ван Дорт. – Никакой пират в здравом уме не полезет скрестить мечи с современными мантикорскими ЛАКами. Или, по крайней мере, не после того, как разлетятся слухи о том, что случилось с первыми двумя, которые попытались это. И эскадры ЛАКов, и их персонал скорее будут рассматриваться местными жителями как 'свои', чем гиперпространственные суда вряд ли могут пока похвастаться. Они станут силой местной полиции, не Флотом, который прибывает и убывает, все время болтаясь где-то поблизости и постоянно что-то проверяя. А пополняя их за счет местного персонала, мы также заложим основы повышения квалификации наших людей на базе современных разработок Флота.

– Это также – позиция Адмиралтейства, Сэр, – согласилась Мишель. – Оно не будет управлять всем процессом обучения, как дома, скорее они планируют организовать его, ориентируясь на локальные потребности. У каждого отделения ЛАКов будут свои собственные тренажеры для обучения, и управление местным персоналом через них даст нашим людям шанс оценить их общие уровни квалификации и основную компетентность, что не обязательно является одним и тем же. В конечном счете, Бюро по персоналу оказывается перед необходимостью вносить коррекции в стандартную программу, подчиняя их внутренним потребностям, так как и Адмиралтейство, и премьер-министр уже прояснили, что жители Талботта будут служить в составе КФМ и что они не станут неким второразрядным классом. Это означает поднятие их базового образовательного уровня до стандартов Мантикоры, не пытаясь отделаться своего рода механическим обучением или 'сойдет и так'-обучением, которое практиковал старый Флот хевов со своими призывниками. Слишком многим из них потребуется слишком много дополнительных знаний, по крайней мере, пока мы повсеместно не доведем систему общего образования здесь до стандартов Мантикоры, но нет никакого способа этого избежать, и я тут подумала, что люди, которые действительно захотят пойти на службу во Флот, будут готовы приложить все усилия для устранения данного разрыва. Фактически, это, вероятно, станет одним из тех дарвинистских фильтров, которые помогут снять все сливки при приеме на работу.

– Тем временем, конечно, сами эскадры обеспечат скоординированную защиту против другой части… склонных к риску «сливок», кто выбрал пиратство в качестве карьеры. И, откровенно говоря, есть другое преимущество для этого с моей точки зрения, учитывая то, что Вы только что сказали мне о Комиссаре Веррочио. Насколько быстрее мы сможем поднять ЛАКи по готовности, чтобы противостоять подобному сброду, настолько же сильно я смогу дать и концентрированный отпор и отвесить порядочного пинка, господину Веррочио, чтобы и впредь он не зарился на наши печеньки.

* * *

Мишель Хенке, вытерев, наконец, волосы досуха полотенцем, набросила его на шею, уютно устроившись в кресле перед терминалом в своей каюте. Ее уже порядком приевшийся солдатский «ежик» был преступно теплым и приятным по сравнению с ее чисто вымытой кожей, а взгляд вниз на ноги вновь вызвал усмешку. Хонор подарила ей на Рождество ее первую пару пушистых, неистово фиолетовых шлепанцев в виде парочки древесных котов в качестве шутки еще несколько лет назад. Мишель и начала носить их, шутя над собой, но она продолжила носить их из-за того, насколько удобными (почти непристойно) они были. Оригинальная пара была потеряна с вместе с «Аяксом», но она сумела вырвать время в своем напряженном графике, чтобы приобрести замену прежде, чем назначение отправило ее на другую часть галактики.

Крис Биллингсли оставил графин горячего кофе на подносе близ ее локтя, вместе с единственным обсахаренным пончиком, и она скривилась при виде его. В отличие от Хонор, Мишель обнаружила, что лучше повнимательней следить за своими потребленными калориями. Большинство офицеров Флота вело относительно сидячий образ жизни, когда они были на борту судна. Другие же – вроде Хонор – доводили себя до исступления в физической подготовке. Мишель была одной из тех, кто предпочитал придерживаться золотой середины, достаточно упражняясь, чтобы поддерживать себя в форме, но без лишнего фанатизма. А так как каждая лишней калорией следовала еще и еще одна, а выкроить времени на достаточное количество упражнений, которое она готова была терпеть, становилось все сложнее и сложнее, у нее не оставалось выбора, кроме как тщательнее следить за своим рационом.

Биллингсли понял все не сразу, но уловил смысл достаточно быстро. И Мишель была благодарна обнаружить, что груз обреченности от того, что произошло с «Аяксом», постепенно отступал в прошлое, боль потери Клариссы Арбакл проходила. Это не уйдет никогда, но как большинство офицеров Флота своего поколения, Мишель приобрела слишком много печального опыта, имея дело с потерями. В этом случае, то обстоятельство, что Биллингсли был настолько не похож на Клариссу слишком многим, очень помогал, и она была рада, что это было так. Он заслуживал оставаться собой, не соревнуясь заочно с чьим-либо призраком. И, оставаясь собой, он был приятно компетентной силой природы, не принимавшей ерунды от своего адмирала в том, что касалось вопросов ее заботы и кормления. Его стиль запугивания вмещал в себя укоризненные взгляды, глубокие вздохи и еще кое-что, что Мишель про себя нарекла техникой «еврейской мамаши», которая настолько отличалась от о!-настолько-вежливой настойчивости Клариссы, но была столь же… эффективным.

Она хихикнула про себя, налила себя чашку кофе, лишь раз (совсем малюсенький) куснула пончик, затем включила терминал. Она как раз собиралась открыть письмо своей матери, которая она начала писать еще вчера вечером, когда что-то большое, теплое и шелковистое прижалось к ее лодыжке. Она посмотрела вниз и встретилась взглядом с пристальными большими, зелеными глаза Задиры. Они моргнули, а затем мотнулись в сторону пончика прежде, чем вновь впериться ей в лицо.

– Даже не думай об этом, ты – ужасное существо, – сказала она ему строго. – Ты не делаешь достаточно упражнений, чтобы сжечь вот эти калории. Кроме того, я уверена, что пончики вредны для кошек.

Задира умоляюще смотрел на нее в течение еще нескольких секунд, сделав все, чтобы быть похожим на маленького, голоднющего котеночка. Он не особо преуспел в этом, и она многозначительно передвинула тарелку подальше от него. Наконец, он сдался с жалобным вздохом, развернулся, щелкнув хвостом по ней, и выдвинулся прочь – поискать, из кого бы еще можно выклянчить столь желанный хлеб насущный.

Мишель посмотрела ему в след и только затем покачала головой, наконец, открыла письмо и пробежала его глазами, просматривая, что же она написала ранее, наслаждаясь богатым вкусом черного кофе, смакуя его резкие нотки после сладости пончика.

Было трудно поверить, что эскадра прибыла сюда, в Шпиндель, всего лишь чуть более одной стандартной недели назад. Несмотря на неустанный график учебных маневров и тренировок, которые она и Виктория Армстронг обрушили на свой персонал на всем пути от Терминала Рыси до сюда, оглядываясь назад, те десять субъективных дней в пути выглядели положительно умиротворяющими. Или же нет. Возможно, это было только верно для Мишель и ее персонала. Требовательный график обучения эскадры не смягчился – скорее, усилился – но в то время как большинство ее людей полностью были поглощены этим, Мишель, Синтия Лектер, Аугустус Хумало и Лоретта Шоуп были заняты интенсивным анализом, вместе с Генри Крицманом и его старшим персоналом, ресурсов Сектора, а так же его потребностей, и в то же время, пытались обозначить самые эффективные планы развертывания.

Пока они сошлись на том, что, пока не прибудут еще корабли Десятого Флота и первая из эскадр ЛАКов, для кораблей Мишель было просто физически невозможно быть всюду, где они должны были быть. Что и было причиной, почему послезавтра она должна была покинуть Шпиндель послезавтра и проследовать с первым подразделением эскадры к Тиллерману. Это наверняка поставит ее в положение нанести «визит вежливости» на Монику, во то время как «Гексапума» и «Колдун» закончили свои ремонтные работы, и О'Мэлли уводил свои быстроходные линейные крейсеры из системы. В то же самое время, коммодор Онасис должен будет разделить ее второе подразделение, и одиночные корабли начнут дежурное патрулирование систем Сектора, как наглядное подтверждение присутствия Королевского Флота. Что, к сожалению, и было всем, что, фактически, Мишель могла предложить им, пока оставшиеся из приписанных Сектору боевых единиц не прибудут в ее распоряжение.

И, конечно же, все мы будем совмещать приятное с полезным, тренируясь в процессе, саркастично подумала она. Что и удивляться безбрежной «любви» моих людей!

Она достигла конца своей предыдущей записи, покрывавшей званый обед баронессы Медузы и послеобеденную беседу, и откинулась в своем кресле, включив микрофон.

– Таким образом, я уверена, что ты и Хонор надорветесь, пытаясь перекричать друг друга «Мы же говорили тебе!» в своей арии о моем отвращении к политикам, – она улыбнулась и покачала головой. – Я знала, что вряд ли мне кто-нибудь позволит остаться в стороне, раз уж Адмиралтейство решило закинуть меня сюда, но я и не предполагала, что увязну в этом столь глубоко. В то же время, должна признать – это, по сути,приятное… возбуждение. Эти люди действительно горят этим, мама. О, и здесь все еще есть и некоторое сопротивление, и неравенство, но постепенно все начинает меняться к лучшему. Вряд ли что-нибудь убедит кого-то, вроде этой психопатки Норбрандт, но, я думаю, любой, у кого в голове сохранилась хоть одна извилина, должен понять, что все вовлеченные делают все возможное, чтобы решать проблемы настолько быстро и справедливо, насколько только возможно. Эти люди – не святые, не больше чем наши политики дома. Не пойми меня превратно, нет. Но я думаю, что у большинства из них есть истинное чувство, что вместе они создают что-то большее, чем любой из них. Они знают, что их действия войдут в историю, так или иначе, и я думаю, что большинство из них хотело бы оставить по себе хорошую память.

– Все же, мне не слишком нравится то, что я слышала о Новой Тоскане,– она состроила гримасу. – Меня уже предупреждали, и не раз, что новотосканцы станут проблемой, и мне бы очень хотелось ошибаться об этом. К сожалению, я не думаю, что они придерживаются того же мнения. И, если уж быть честной, я не могу заморачиваться каждый раз, когда в деле оказываются замешаны эти люди. Они были теми, кто голосовал против объединения в Сектор, но ты даже не предсталяешь, каково это – раз за разом выслушивать бесконечное нытье их торговых представителей. Только вчера один из них провел весь день в офисе министра Лабабиби, жалуясь на то, что Новая Тоскана не получит ничего из обещанных Бет налоговых послаблений людям, кто инвестирует в Сектор, – Мишель лишь покачала головой. –Очевидно, этот парень разглагольствовал и бредил о том, как 'несправедливо' и 'дискриминационно' это является! И если это – суть работа 'политики', мам, я все еще не хочу зарываться сюда глубже, чем заставляет нужда!

– С другой стороны, мне действительно жаль, что ты не можешь отведать здешнюю кухню. Тимбл находится прямо на берегу океана, и дары моря, на которые они смотрят как на обыденные, действительно невероятны. У них здесь есть кое-что, что они называют 'омарами,' даже если они ничем не напоминают наших – да и, что уж говорить, тех что обитают на Старой Земле, – и они жарят их, затем подают их с обжаренными в масле грибами и перцами, облитыми лимонным соком и чесночным маслом, с хлебом из одного из их местных злаков. Объедение! И если бы только я была Хонор, то съела бы все, что захотела. Пока…

Она прервалась, поскольку красный огонек замигал в углу ее терминала. Она замерла на пару мгновений и вставила другой ключ, и лицо Билла Эдвардса появилось перед ней.

– Да, Билл?

– Я сожалею, что потревожил вас, мэм, но пришел срочный неотложный вызов.

– От кого? – хмуро спросила Мишель.

– Это – конференц-запрос, мэм – от адмирала Хумало и баронессы Медузы.

Мишель почувствовала, как округлились ее глаза. Сейчас –час или два после местной полуночи в Тимбле, и штат Хумало уже скоординировал расписание своих работ с губернатором. Так что же им двоим могло понадобиться от нее в столь поздний час?

«И я не думаю, что мне понравится ответ на этот вопрос», – подумала она.

– Они запрашивали визуальное подтверждение? –спросила она Эдвардса, вытирая одной рукой короткие, все еще влажные волосы и задаваясь вопросом, как ее голос мог казаться настолько спокойным.

– Нет, мэм. Фактически, губернатор и для себя не давала подтверждения, и она определенно сказала, что это удовлетворит и вас, чтобы поддерживать только аудио-связь.

– Хорошо, – уголок рта Мишель предательски подернулся. – Крис точно убьет меня, если я позволю кому-либо увидеть, что я валяюсь без дела, в сладостях во время конференц-связи с другим флаг-офицером и имперским губернатором. Или это, или мне придется на себе испытать его неизлечимо укоризненный взгляд! Разрешение получено, Билл, будь добр, выведи вызов через терминал.

– Хорошо, мэм.

Эдвардс исчез, замененный почти сразу разделенным экраном. Один сектор показал лицо Аугустуса Хумало, в то время как другой вывел изображение герба баронессы Медузы. Хумало был все еще в униформе, хотя и без мундира, и Мишель знала, что они оба видели на своих экранах щит и пересекающиеся стрелы «Артемиды» с наложенными с двумя звездами ее ранга вместо нее самой.

– Добрый вечер, адмирал. Добрый вечер, губернатор, – сказала она.

– Кажется вы имел ввиду «Доброе утро», миледи? – ответил Хумало с натянутой улыбкой.

– Именно это я и имела в виду. Хотя мы все еще живем по мантикорскому времени на борту кораблей, – улыбнулась Мишель в ответ, затем откашлялась. – Тем не менее, меня терзают смутные сомнения, почему вы оба внезапно захотели пообщаться со мной так поздно, сэр.

– Технически, я действительно не считаю, что мы и вправду должны были, – ответил голос баронессы Медузы. –Фактически, как мне видится, единственная причина, по которой мы не стали ждать до завтра, – это лишь малая толика человеколюбия.

– Звучит зловеще, – сказала Мишель, осторожно подбирая слова.

– Почтовое судно пришло от Терминала Рыси около двадцати минут назад, миледи, – сказал Хумало. – Со срочным сообщением. Похоже, что три стандартных недели назад адмирал Вебстер был убит на Старой Земле.

Мишель сделала резкий вдох. На мгновение показалось, что это Хумало высунулся из терминала и огрел ее. Шок был настолько же острым, насколько полностью неожиданным. И вслед за ним обрушилась невосполнимая боль утраты. Семьи Вебстера и Хенке были близки – сестра ее отца вышла замуж за нынешнего герцога Нового Техаса – и Джеймс Боуи Вебстер был ее неродным дядюшкой с тех самых пор, как она была еще маленькой девочкой. Он был одним из тех, кто активно поощрял ее делать карьеру на флоте, и, несмотря на приличную разницу в возрасте, их отношения остались близки и после ее выпуска с Острова Саганами, хотя их различные обязанности и назначения и вынуждали их поддержать отношения лишь в переписке. И теперь…

Она моргнула горящими глазами и резко покачала головой. У нее не было времени, чтобы думать о личных аспектах этого.

– Как это произошло? – категорически спросила она.

– Это все еще расследуется, – Хумало был похож на человека со ртом, полным кислой хурмы. – Тем не менее, пока что было определенно установлено то, что его застрелили с близкого расстояния на общественном тротуаре, – по сути, перед Оперным Театром! – никем иным, как личным водителем посла Хевена в Лиге.

– Мой Бог! – Мишель уставилась на изображение Хумало.

– Действительно, – ответил голос Медузы. – Грегор и я все еще разгребаем официальную корреспонденцию и отчеты, которые сопровождали ее. После всего, что мы до сих пор видели, я задалась вопросом, не является ли это очередным применением чего-бы-то-ни-было, что они использовали при покушении на герцогиню Харрингтон.

– И, могу я спросить, почему же, мадам губернатор? – голос Мишель обострился от воспоминаний о Тиме Меарсе и его смерти.

– Поскольку убийца стрелял в него прямо перед полудюжиной камер видеонаблюдения, по крайней мере, двумя или тремя полицейскими и собственным телохранителем адмирала Вебстера. Если и это не составляет атаку смертника, то я уже не знаю, что это может быть.

– Но зачем хевенитам нужна смерть адмирала? – Мишель услышала жалобные нотки в своем голосе.

– У меня нет ни малейшей подсказки, почему они совершили это, – ответила Медуза.

– Как и у меня, – согласился Хумало, и Мишель откинулась, бешено соображая.

Джеймс Вебстер был одним из самых популярных офицеров во флоте, равно поддерживаемый как обслуживающим персоналом, так и общественностью Мантикоры. Бывший Первый Космос-Лорд, он способствовал перелому преступно глупого, политически лелеемого курса, жертвой которого едва не стала Хонор Харрингтон на Космической Станции Василиск много лет назад. А еще он командовал Флотом Метрополии в течение Первой войны с Хевеном. В течение последних стандартных лет он был послом Звездного Королевства в Солнечной Лиге, и из всего, что Мишель слышала, можно было судить, что он делал ту работу, точно так же как он делал все и всегда.

– Но это не имеет смысла, – выговорила она наконец. – Адмирал Вебстер был всего лишь послом, не служащим офицером. А Старая Земля и Хевен – вообще в разных частях галактики.

– Согласна, – сказала Медуза. – Вообще-то, если уж начать искать виноватых – не учитывая слишком уж очевидную связь с с Хевеном, – в моем списке подозреваемых на первом месте окажется «Рабсила».

– «Рабсила»? – глаза Мишель сузились.

– Они должны были бы быть необыкновенно тупыми – или сумасшедшими, – чтобы пытаться провернуть что-то вроде этого прямо в центре Чикаго, – возразил Хумало. – Но, – он продолжал, хотя и с неохотой, – если есть кто-либо в Галактике, у кого был зуб на Вебстера, то это – «Рабсила». Ну, ладно, «Рабсила», «Джессик Комбайн» и «Технодайн». Он выливал столько дерьма в СМИ Лиги на их попытки прикрыть все, что произошло в Монике, и мое впечатление – то, что на этом фронте дела у них развивались от плохого к худшему. Я согласен, что очень маленькая вероятность того, что они больше не могли выдерживать напор его ударов и решили что-то уже делать с этим, действительно существует. Достаточно тупо, особенно, в долгосрочной перспективе, но возможно. И, если честно, Господь свидетель, «Рабсиле» случалось влезать и в другие не самые умные ситуации, типа нападения на особняк Кэтрин Монтень или той операции на Старой Земле, когда они похитили дочь Зилвицкого.

– Я тоже об этом подумала, – согласилась губернатор. – И Вы правы, что его убивать его было бы действительно глупо для преступной группировки вроде «Рабсилы». Если, конечно, они не чувствовали себя настолько уверенно, что никто и никогда не сможет доказать их причастность к этому.

– Но… – начала Мишель, и вдруг осеклась.

– Но что, миледи? – спросила Медуза.

– Но для Хевена это – еще более глупый поступок, – указала Мишель. – Особенно, используя водителя своего собственного посла! Почему тот, кто использовал что-то на лейтенанте Меарсе, чтобы заставить его убить Ее Превосходительство, для убийства адмирала не нашел никого лучше водителя собственного посла? Какой смысл, владея неопределяемой техникой устранения, вывешивать перед собой огромную голографическую вывеску: «Да, это были мы!»?»

– Это – один из тех интересных вопросов, ведь так? – ответила Медуза. – И, откровенно говоря, одна из причин, по которой мое собственное подозрение склоняется к «Рабсиле». Кроме, конечно, факта, что единственными людьми, которые продемонстрировали эту особую способность, были хевениты.

– Возможно, тот кто стоял за всем этим, и хотел, чтобы мы долго и бесконечно обсасывали одно и то же! – проворчал Хумало.

– Нет, Аугустус. Однако, как бы безумно это ни выглядело, на все должна быть своя причина, – сказала Медуза. – Причина, которая оправдывала бы все риски от убийства аккредитованного посла в центре столицы Солнечной Лиги. Здесь и сейчас, я и представить ее себе не могу, но, определенно, она существует.

– Есть ли какие-либо теории о той «причине» в сообщениях из дома, губернатор? – спросила Мишель.

– Вообще-то, да, – выдавила из себя Медуза. – И некоторые из них, по большей части, взаимно не совместимы. Лично, я не нахожу ни одно из них особенно убедительным, но в настоящее время, я боюсь, на Мантикоре все сошлись в подозрениях на Хевен, а не «Рабсилу». И притянутые обвинения против Хевена заслуживают лишь осуждения. Я не хочу об этом говорить. Тем более, как я и говорила, Хевен уже умудрился продемонстрировать свое владение смертоносной технологией, с которой можно заставить кого угодно выполнять самоубийственные нападения, а это напрямую указывает на Новый Париж.

– И в чем же их выгода?

– О, это – вопрос длинной дискуссии. Я не хочу пытаться читать слишком много между строк здесь, не настолько уж и далеко от Лэндинга. Официально, позиция Звездного Королевства сводится к тому, что убийство было устроено «неизвестными группами». Как бы то ни было, я понятия не имею, как подобное положение могло быть единодушно поддержано Правительством. Хотя если и мне нужно было гадать, опираясь лишь на то, что я видела до сих пор и что я знаю о вовлеченных лицах, то я, независимо от официальной позиции, тоже предположила бы, что, с большой натяжкой, за всем может стоять Хевен. Что до того, почему, даже не имея доказательств, полиция солли до сих пор не попыталась свести концы с концами – мне сложно об этом судить. Ну, они даже не приняли во внимание самое бросающееся в глаза противоречие – не в самый же канун саммита, Причарт же и предложенного, пытаться провернуть что-то, вроде этого.

– Если вся цель не состояла в том, чтобы сорвать саммит, – медленно проговорил Хумало.

– Но я не могу понять этого, сэр, – быстро сказала Мишель. – Причарт и Тейсман так хотели, чтобы этот саммит состоялся. Я был там; я видел их лица. И я уверена в этом.

– Даже если предположить – чего мне очень хочется – что ваша оценка их точна, адмирал, – сказала Медуза, – правда в том, то на тот момент, когда они говорили с вами, то действительно хотели, чтобы саммит состоялся. Очень возможно, что что-то, о чем мы ничего не знаем, изменило их взгляды. Фактически, срыв саммита и есть одна из тех теорий, о которых вы спрашивали.

– Но если это – все, чего они хотели, почему бы просто не забрать свое предложение!?

– Дипломатия – игра восприятия, – грустно ответила губернатор. – Могут существовать внутренние или межзвездные политические соображения, которые обусловили их нежелание быть теми, кто сорвал саммит, который они же изначально и предложили. Это может быть усилием, чтобы подтолкнуть Мантикору к отклонению саммита. Я не говорю, что в этом есть какой-то смысл с нашей точки зрения, но, к сожалению, мы не можем прочитать мысли Причарт отсюда, таким образом, мы не можем знать то, что она могла, либо не могла, думать. Конечно, все вытекает из предположения, что именно Хевен несет ответственность за это убийство.

– Или же, как минимум, из предположения, что администрация Причарт несет ответственность, – медленно выговорила Мишель.

– Вы думаете, что за этим, возможно, стояла операция группы ренегатов? – сказал, нахмурившись, Хумало.

– Я думаю, что это возможно, – сказала Мишель, все еще медленно, сузив глаза в раздумьях. – Я знаю, что Народная Республика любила убийства,– ее челюсть напряглась, поскольку она вспоминала убийство своего отца и своего брата. – И я знаю, что Причарт был борцом сопротивления и, как предполагается, выполнила несколько убийств лично. Но я не думаю, что она хотела бы сделать что-либо, чтобы подвергнуть опасности свою встречу с Елизаветой. Не для того она так серьезно говорила со мной, когда делала приглашение. Что не отрицает возможное наличие кого-то еще в действующем правительстве Хевена или спецслужбах, кого-то, ностальгирующего по «добрым старым временам» и не желающего, чтобы стрельба остановилась, и кто мог это сделать и БЕЗ прямого одобрения Причарт.

– Фактически, – задумчиво произнесла Медуза, – это сильнее чего-либо приблизило меня к пониманию любого объяснения того, почему Хевен, возможно, и стоит за всем этим.

– Возможно, – Хумало ясно почувствовал, что «все потому, что они – хевы», было достаточное объяснение всего, что Хевен мог бы решить сделать. Что, по раздумьям Мишель, вероятно, подвело итог отношения большинства мантикорцев. После очень многих лет войны, после подделанной дипломатической переписки, после «внезапного нападения» операции «Удара молнии, должно быть, не так уж и много среднестатистическая «женщина-на-улице» могла сказать в адрес бессовестных и злокозненных хевов.

– Во всяком случае, – продолжил Хумало, – для меня очевидно, что это очень серьезно повлияет на наши собственные планы развертывания. Однако, попытаться понять, насколько повлияет, уже будет не столь легко. Я могу сказать лишь одно: пока эта все это не устаканится, миледи, я хочу, чтобы вы и ваша эскадра были здесь, в Шпинделе. Пока нет донесений, каким боком все повернется после срыва саммита на Факеле, и мне не хотелось бы рассылать курьерские суда во всех направлениях, чтобы вернуть вас сюда, если что-то случится.»

– Я понимаю, сэр.

– Добро, – ноздри Хумало раздулись, когда он глубоко вдохнул, а затем встряхнулся. – И на этой ноте, баронесса, с вашего разрешения, я думаю, что мы, вероятно, обсудили пока все, что могли. Что, как мне кажется, позволит нам вздремнуть, по крайней мере, на пару часов, прежде снова нужно будет вставать и начинать волноваться об этом?

ГЛАВА 17

– Привет, Хельга,– сказал Жерве Арчер, усмехнувшись с экрана комма Хельги Болтиц. В его зелёных глазах читалось ощутимое волнение, но усмешка выглядела замечательно искренней.

– Найдётся время для обеда?

– Привет, Гвен. Как дела?

– Очень хорошо, спасибо, Хельга! А ты как?

– Прекрасно, спасибо, Гвен – продолжила она. – И чему я обязана удовольствием от этого звонка?

– Ну, Хельга, я задался вопросом есть ли у тебя планы на счет обеда?

Она прервалась, глядя на него, приподняв бровь.

– Случись так, Лейтенант Арчер, это звучало бы несколько фамильярно, не так ли?

– Весьма вероятно,– безо всякого раскаяния сказал он, не прекращая усмехаться. – Но вопрос остаётся в силе.

Хельга вздохнула и покачала головой.

– Для важной шишки из некоего слабого, сверх цивилизованного Звездного Королевства, вы прискорбно лишены изящества манер, Лейтенант,– строго сказала она.

– Ну, подразумевается, что это признак аристократии,– сообщил он, слегка задрав нос.– Мы настолько высокородные, что эти утомительные маленькие правила, применяемые всеми, для нас не уместны.

Хельга рассмеялась. Даже сейчас она находила удивительной свою способность найти в олигархах – или, того хуже, аристократах – хоть что-то забавное, особенно с учетом всего остального творящегося вокруг. Но минувшие десять дней немало изменили ее мнение по меньшей мере об одном мантикорском аристократе.

Жерве Арчер ставил сложившееся в её голове понятие об олигархах с ног на голову. Или, возможно, это было немного слишком оптимистично, в наименьшей степени в главном, что касалось олигархов.Он собирался преодолеть множество ужасных мест из «предъяв» Хельги Болтиц, убедить её и остальных на Дрездене, что все протесты самоотверженного патриотизма проистекавшие из некоторых весьма зажиточных кварталов здесь, в Талботте, или, если на то пошло, еще и на Мантикоре – были искренними. Тем не менее, если Жерве не вдохновил ее прыгать от внезапного осознания глубокой недооценки людей, подобных Полю Ван Шельда всю свою жизнь, он убедил ее, что по крайней мере у некоторых мантикорских аристократов не было ничего общего с олигархами Скопления Талботта. Конечно, она уже была вынуждена признать, что по крайней мере некоторые олигархи Скопления Талботта не были похожи на других олигархов Скопления, если она собиралась быть честной до конца. Лягаться и вопить всю дорогу, может быть, но она все равно была вынуждена признать это, по крайней мере, в своих мыслях.

Вселенная была бы более удобным местом, если бы мы могли твердо держаться своих предрассудков, подумала она.

К сожалению– или, может быть, к счастью – так случается не всегда.

Она уже была вынуждена признать, что правота таких людей, как премьер-министр Альквезар и Бернардус Ван Дорт очень отличаются от ядовитого мнения Вармфрессера Ван Шельда. Генри Крицман был прав на счёт них. Они все еще не понимают, да и не пытаются хотя бы представить, что кто-либо, вроде Хельги или Крицмана, прошел. И как бы ей ни хотелось цепляться за свои убеждения, считать мотивацию Ван Дорта в кампании аннексии чисто корыстной, она не могла не изменить своего мнения, видя как он работает с Крицманом и другими членами вновь избранного правительства Альквезара.

Не то, что бы было мало Рембрандцев, таких же, как Ван Шельд, неприязненно подумала она. И у них было много единомышленников в местах, вроде Шпинделя.

А еще здесь был лейтенант Жерве Уинтон Эрвин Невилл Арчер. Несмотря на все оговорки, он действительно был представителем аристократии Мантикоры. Она знала, что был, потому что сделала домашнее задание и нашла его в книге пэров Кларка. Арчеры были очень старой мантикорской семьёй, чьи корни уходили к первым колонистам Мантикоры, и сэр Роджер Маклей Арчер, отец Жерве «, был не только абсурдно богат (по Дрезденским стандартам, по крайней мере), но и занимал четвертое место в очереди на баронство Иствуда. Жерве был также дальним родственником королевы Елизаветы (Хельга нашла почти невозможным расшифровать сложные генеалогические таблицы, в определении точно, как далеко, хотя она подозревала, что самое применимое наречие было, вероятно, «очень»). Его безусловный статус аристократа сильно беспокоил её, как выходца из трущоб Шульберга.. И ему следовало бы понимать, как он поколебал её уютную вселенную.

Если он и понимал, то скрывал это на удивление хорошо.

Он оказался младше, чем она думала – всего на четыре стандартных года старше, чем она, и часто ставил её в тупик глубоким непониманием всех преимуществ своего рождения. По большей части она смирилась с тем, что он такой, какой он есть. Претензий к нему было удивительно мало, а его беззаботные насмешки над аристократическими стереотипами звучали очень искренне.

И в отличие от бесспорных кретинов по имени Ван Шельд, он не похож на задницу.

Ее губы немного сжались при этой мысли.

– Должна ли я предположить, что существует официальная причина твоего вопроса насчет обеда?– спросила она, и его улыбка исчезла.

– Боюсь, что так –, признал он.– Нет –, добавил он с вернувшимся юмором, – я никогда не позволил бы себе быть достаточно неловким, чтобы согласиться с чем-то подобным, не будучи вынужденным .

Вспышка веселья мелькнула и угасла и он пожал плечами. – К сожалению, боюсь, то, что я действительно хочу сделать, это обсудить с тобой некоторые детали плана на завтра. Я знаю, что ты занята не меньше меня и я очень сомневаюсь, что ты позволила себе перерыв сегодня, поэтому подумал, что мы могли бы обсудить дела за хорошим обедом в «Сигурни». Я угощаю. . . если, конечно, ты не чувствуешь, что можете обоснованно вложить фонды министерства и избавить бедного флаг-лейтенанта от мрачной необходимости оправдывать свои расходы.

– Какие детали?– спросила она, задумчиво сузив глаза . – Завтра будет очень напряженный день, Гвен. А рабочий график министра не резиновый.

– Вот почему боюсь, что у нас может уйти некоторое время, чтобы придумать, как втиснуться в него.– Его грустный тон подтверждал то, что он знал, насколько плотен график Крицмана.

– И, хотелось бы узнать, почему же ты решил обсудить это со мной, а не с мистером Хафтнером? – проницательно спросила она.

– Ай! – содрогнулся он, резко вскинув обе руки к груди. – Как ты могла так обо мне подумать?»

– Потому что в противном случае, так как мистер Крицман занят сортированием вырвавшихся на свободу разнообразных адских сил, ваша капитан Лектер могла бы принести немного больше огоньку в дискуссию с мистером Хафтнером лично вместо того, чтобы посылать кого-то с обходным маневром. Ведь это верное описание твоих действий, не так ли? Обойти его с фланга?

– Ну мы же вояки, ведь так?– фыркнул он. – Будь на моем месте кто гражданский, ты бы уж точно не стала навешивать столь уничижительные ярлыки. И,– он пожал плечами, а лицо его помрачнело и стало более серьёзным, – я готов признать, что ты верно уловила суть. Капитан Лектер не считает, что мистер Хафтнер будет доволен любым официальным запросом, отнимающим хотя бы час драгоценного времени министра.

– Всего час?– Хельга не притворно встревожилась.

– Я знаю. Я знаю! – Жерве покачал головой.– Это ужасно большой кусок времени, и что ещё хуже, мы бы хотели, чтобы это прошло без записи. Честно говоря, это еще одна причина, чтобы не идти через офис Хафтнера.

Хельга откинулась на спинку стула. Абеднего Хафтнер был уроженцем Шпинделя и занимал в Военном Министерстве Генри Крицмана должность начальника по персоналу. Он был высокий, узко скроенный, темноволосый мужчина с сильным носом и еще более сильным чувством долга. Он также был трудоголиком, и, по мнению Хельги, сторонник имперского строя. Насколько она могла судить, это обусловливалось не какими-либо личными амбициями, а почти фанатичному сосредоточению на эффективности. Он был необыкновенно способным администратором в большинстве случаев, только считал необходимым ограничить доступ к Крицману в обход своих гладко выстроенных процедур.

Фактически, это было его единственной истинной и бесспорной слабостью. Он был не очень то покладистым и не любил импровизировать, что только усиливало его отвращение к людям, действующим по неким специфическим принципам. При нормальных обстоятельствах, это более чем компенсировалось его невероятным вниманием к деталям, энциклопедическим пониманием всего, что происходит в министерстве и абсолютной личной честностью. К сожалению, в данный момент, ситуация не была нормальной и даже в радикально изменившихся обстоятельствах после убийства Вебстера, он упорствовал в своих попытках отстоять сложившийся порядок и противостоял тому, что считал хаосом.

Это отсутствие гибкости уже более, чем единожды приводило к конфликтам между ним и Хельгой, как личной помощницей Крицмана, и она подозревала, что в обозримом будущем это будет случаться чаще. Прошло меньше двух стандартных дней с тех пор как известие об убийстве Вебстера подобно молоту поразило Шпиндель, а всё правительство – от баронессы Медузы до Премьер-Министра и ниже – всё еще пыталось приспособиться. Таким образом военные, вероятно, имели кое что на уме, раз отправили с просьбой Жерве. Хотя его очевидное желание сохранить любую встречу с Крицманом от записей в журналах Военного Министерства включило более чем легкий сигнал тревоги в задней части ее мозга.

– Можешь ли ты хотя бы немного рассказать мне, что именно вы от него хотите?– спросила она через несколько секунд.

-Я действительно предпочел бы обсудить это с вами за обедом,– откликнулся он, выражение его лица и тон были совершенно серьезными. Она посмотрела на него еще мгновение, затем снова вздохнула.

– Ладно, Гвен,– уступила она.– Твоя взяла.

* * *

– Спасибо, что пришли,– сказал Жерве Хельге, отодвигая для неё стул.

Он подождал, пока она сядет, а затем устроился в своем кресле на другой стороне небольшого стола и поднял палец, чтобы привлечь внимание ближайшего официанта. Тот соизволил заметить их присутствие и подошел к их столику с величественной грацией.

– Да, лейтенант?– Его тон был безупречен, с чётким сочетанием уважения к представителю Старого Звёздного Королевства и высокомерия, что означало большую долю в акциях «Сигурни» . – Могу я показать вам меню?

– Не беспокойтесь,– сказал Жерве, глядя на Хельгу мерцающими глазами. – Просто подайте нам салат – винегрет с приправами и ребрышки – не прожаренные для меня; средне жаренные для дамы – с картофельным пюре, зеленым горошком, грибным соусом и пару Кельсенбрау (тёмное пиво производства Дрездена – прим. перев.).

Официант заметно вздрогнул , поскольку Жерве бодро изложил в элегантном ресторане весьма прозаическое меню.

– Если я мог бы рекомендовать Шевио '06,– его спинномозговой рефлекс пытался спасти хоть что-то. – Это очень хороший Пино Нуар. Или есть Каракуль 1894 года, по-настоящему респектабельный Каберне Совиньон, если вы предпочитаете. Или-

Жерве решительно затряс головой.

– Кельсенбрау будет в самый раз,– настоятельно сказал он. – Я действительно не очень люблю вино.

Официант на мгновение закрыл глаза, затем глубоко вздохнул.

– Конечно, лейтенант,– сказал он и, пошатываясь, направился к кухне.

– Вы не очень-то вежливы, Лейтенант Арчер,– указала Хельга. – Он так надеялся произвести впечатление на кого-то из Мантикоры в этой облицованной кирпичом дыре.

– Я знаю.– Жерве встряхнул головой, что, могло быть признаком фактического раскаяния. – Я просто ничего не мог с собой поделать. Предполагаю, я слишком много времени провел, общаясь с местным сбродом.

– О?– Она склонила голову набок, рискованно пристально глядя на него. – Надеюсь, ты не имел в виду кого-то конкретного из «местного сброда»?

– Боже упаси.– Усмехнулся он. – Тем не менее, вроде как это был кое-кто с Дрездена, кто подсказал мне неплохое это местечко. Она сказала что-то о довольно приличной еде, несмотря на монументальное эго сотрудников.

Хельга усмехнулась и покачала головой. Не то, чтобы он был неправ. На самом деле, он очень быстро понял, что она весьма наслаждалась реакцией ох-как-надлежащего обслуживающего персонала на её звучащий подобно циркулярной пиле Дрезденский акцент. Конечно, еда была действительно превосходна, и, несмотря на реакцию официанта на заказ Жерве, «Сигурни» был одним из очень немногих высококлассных ресторанов здесь, в Тимбле, которые наливали Кельсенбрау из бочонка.Темное, богатого вкуса пиво было продуктом её родной области Дрездена, и она была глубоко (хоть и осторожно) довольна энтузиазмом к нему Жерве .

– Мне кажется, или ты выбрал именно это особое место в качестве подкупа?– спросила она.

– Что ж, ты права, каюсь, хоть и отчасти,– признался он. – Но лишь отчасти. Правда в том, что адмирал послала меня на несколько грязного рода заданий этим утром. Я был очень занят сразу после рассвета по местному времени и, как трудолюбивый маленький адъютант, считаю, что заслужил достойный обед, хороший бокал пива и приятную компанию, чтобы разделить их.

– Понимаю.

Хельга с легким чувством облегчения увидела, как гораздо более младший член обслуживающего персонала появился с кувшином воды со льдом. Она следила за наливающим воду молодым человеком , пробормотала слова благодарности, а затем отхлебнула из своего стакана, когда он удалился. Она потянула время, прежде чем поставить стакан и снова вернуть внимание Жерве.

– Ну, в таком случае, почему бы нам не обсудить дальнейшую совместную работ, пока ждем салаты?

– Не плохая идея,– согласился он и небрежно оглядел обеденный зал.

Был еще один фактор в его выборе ресторана, поняла она. Несмотря на то, что «Сигурни» было полностью общественным местом, здесь также соблюдали чрезвычайную осторожность. Некоторые из их столов – вроде, по совпадению, того, за которым им довелось сидеть в этот самый момент – более чем на половину были скрыты в небольших частных альковах напротив задней стены. Что в сочетании с освещением, окружающим шумом и маленьким, эффективным, переносным следящим устройством мантикорской сборки, замаскированным под портфель – она еле удержалась чтобы не показать, что узнала эту вещь – и Жерве, ненавязчиво припарковавшимся между ней и открытой стороной ниши, делало подслушивание их беседы чрезвычайно проблематичным.

И если кто-то наблюдает за ними, то все, что он видит, это как роскошный обед с легкостью впечатлил маленькую девочку из Дрездена, подумала она сухо.

– Дело в том,– продолжил он тихо, – что адмирал хотела бы пригласить министра Крицмана на скромные посиделки на борту её флагмана. Чисто общественное мероприятие, понимаешь. Мое впечатление, что список гостей будет включать в себя адмирала Хумало, Грегора О'Шонесси и министра по особым вопросам Ван Дорта. Я полагаю, г-жа Мурхед вполне может принять участие.

Несмотря на своё предыдущее недоверие, Хельга удивлённо вдохнула. Грегор О'Шонесси был старшим офицером разведки баронессы Медузы и, по сути, ее начальником штаба. И Сибил Мурхед была Начальником Администрации Премьер-министра Альквезара . Какие интересные вещи предлагаются, однако.

– «Чисто общественное мероприятие»,– осторожно повторила она через некоторое время.

– Да.– Жерве спокойно встретил ее взгляд . Потом его ноздри слегка расширились и он пожал плечами. – В принципе,– продолжил он слегка понизив голос, – Адмирал Золотой Пик и г-н О'Шонесси хотят поделиться некоторыми соображениями из … личного понимания адмиралом вероятных реакций королевы на случившееся с адмиралом Вебстером.

Глаза Хельги полезли на лоб. Личное понимание? молча повторила она.

Часть ее была не особенно удивлена. Адмирал Золотой Пик казалась удивительно не сознающей своей влиятельности для стоящей пятой в королевской, а теперь имперской преемственности. Было мучительно заметно, что весьма немногие из настоящих сторонников объединения Шпинделя, особенно здесь, в Тимбле, были к сожалению расстроены ее сдержанной эффективностью и непринуждённой доступностью. Ее деловое, без излишеств отношение к своим обязанностям, соединённое с почти легкомысленным, разговорным стилем и личной скромностью означало, что даже людям происхождением подобно Хельге было удивительно комфортно с ней. И то, что она была пятой в линии наследования означает, что даже накрахмаленнейший олигарх не решится открыто обижаться на ее радостное игнорирование бронированных правил надлежащего социального поведения. . . или их особую важность.

Организация неформального «общественного мероприятия» как прикрытия для чего-то значительно более важного полностью на нее похоже. Это была первая мысль Хельги. Но ее второй мыслью стал возниший вопрос, в каком точно виде будет предложено «личное понимание» кузины королевы, и почему было необходимо зайти так далеко, чтобы скрыть тот факт, что оно есть?

А присутствие О'Шонесси, так же, как Хумало, делает это еще более интересным, подумала она. Если оба они присутствуют, не говоря уже о Ван Дорте и начальнике администрации Премьер-Министра, то это будет своего рода стратегической сессией, а также. . . .

– Где эта встреча состоится? И какое время Леди Золотой Пик имела в виду?– спросила она.

– Она предоставляет все удобства ее флагмана,– ответил Жерве . – В районе девятнадцати ноль ноль по местному времени, если г-н Крицман имеет такую возможность.

– Это не так много времени на подготовку,– с огромным преуменьшением указала Хельга.

– Я знаю. Но – Жерве посмотрел ей прямо в глаза – Адмирал была бы очень признательна, если бы он мог найти время, чтобы присоединиться к ней.

– Я понимаю.

Хельга пристально смотрела на него несколько секунд, затем перевела взгляд на свои салаты, прибывшие в сопровождении Кельсенбрау. Учтивый официант дал ей время подумать, и она подождала, пока он не вышел из алькова. Потом она взяла стакан пива, сделала глоток, и поставила его обратно.

– Очевидно, что я не в состоянии давать какие-либо обещания, пока не вернусь в офис и не проконсультируюсь с министром. Могу лишь сообщить, что, думаю, он, вероятно, будет рад присутствовать.

В действительности, «рад» вполне может быть последним, что Генри Крицман почувствует, подумала она. Все зависит от того, какого рода «пониманием» Леди Золотой Пик предложит поделиться с ним.

– Хорошо. Так ты мне сообщишь на комм, когда у появится возможность поговорить с ним об этом?

– Разумеется.

– Спасибо,– сказал он, улыбнувшись ей с успокаивающей искренностью. – И как награда за нашу организацию этого действа и поскольку мы такие хорошие и полезные маленькие рабочие пчелки, ты и я приглашены также. Я уверен, что там будет достаточно «иди-ка-работать», чтобы держать нас обоих занятыми, но мы вполне сможем украсть немного времени, чтобы с удовольствием пообщаться.

– Правда?– Хельга улыбнулась ему в ответ. – Мне это нравится,– сказала она с искренностью, удивившей ее совершенно немного.

ГЛАВА 18

– Ну, на этот раз посреди ночи обошлись минимумом речей,– неприязненно отметила Синди Лектер .

– В таком страшном напряжении трудно найти золотую середину, Синди,– ответила Мишель, и Лектер изобразила слабую улыбку.

– Потому, что это ужасно трудно найти на этот раз, мэм.

Синди была права в одном, размышляла Мишель, откинувшись на спинку стула, закрыв глаза и устало массируя переносицу, она обдумывала причину, побудившую её разослать приглашения на это собрание . Поразительно, как быстро и резко все может измениться всего за три стандартных дня. Память о первом обеде, о том, как уверенно она, адмирал Хумало, губернатор Медуза и премьер-министр Альквезар планировали будущее, сейчас издевалась над ней , и она задавалась вопросом, какие еще сюрпризы ждут своей очереди.

По меньшей мере, малая часть из «Я же вам говорила,» не так ли, Мишель? Конечно, ты не могла вообразить происходящее больше, чем кто-либо другой, но как минимум ты получила на десерт указание предупредить всех что Бет. . . вероятно, не отреагирует хорошо, если что то пойдёт не так.

Она покачала головой, вспоминая «маленькое сборище» накануне вечером.

Если бы я была суеверной, то задалась бы вопросом, уж не я ли спровоцировала это, размышляла она. Что то типа «Если я скажу, это произойдет». За исключением, конечно, незначительного факта, что все произошло на самом деле больше стандартного месяца назад.

Убийство Джеймса Вебстера уже было достаточно плохо, но эти последние новости о нападении на королеву Берри – были хуже, гораздо хуже. Если бы не самопожертвенная отвага и быстрота мышления телохранителей Берри, число жертв было бы неизмеримо ужаснее, чем на самом деле. В том числе собственная кузина Мишель, принцесса Руфь.

И он должен быть еще одним из тех запрограммированных убийц, мрачно подумала она. Это единственный возможный ответ. У этого жалкого сукиного сына Тайлера, чертовски уверена, не было никаких причин пытаться убить Берри или Руфь. И я не могу думать ни о чем более «самоубийственном», чем аэрозоль нейротоксина в собственном портфеле! Как дьявол их забери они заставляют этих людей делать подобные вещи? И зачем?

Большей частью ей не хотелось признавать, что попытка убийства Хонор имела тактический и стратегический смысл. Хонор была широко известным лучшим командующим флота Мантикорского Альянса , и силы, под ее командованием нанесли, по любым меркам, наибольший ущерб Республике Хевен после возобновления военных действий. Если на то пошло, Мишель нашла технику убийства весьма отвратительной, но она признавала по некоторым очень личным причинам, что любой военный командир должен быть рассмотрен другой стороной в качестве законной цели . И если использование техники Республики также неизбежно привело к смерти другого молодого офицера и полудюжины других сотрудников мостика флагмана Хонор, чтобы добраться до нее, то, в случае успеха, это привело бы к тысячам дополнительных смертей, а не только горстке . Таким образом, она подразумевала моральное оправдание убийства, если оно позволит вам нанести критические вероятные потери другой стороне с минимально возможным числом жертв.

Но Это – !

Она отпустила переносицу и открыла глаза, пристально глядя сверху на флагманскую комнату для инструктажа.

В её голове решительно укреплялось положение, что на самом деле,отнюдь не факт, что Хевену пришла в голову идея убить еще ??одного члена её семьи. Нет, царапавшей мыслью было то, что Республика Хевен и Звездное Королевство Мантикора всегда были двумя звёздными нациями наиболее мощно, за пределами Беовульфа, противостоящие «Рабсиле» и генетическому рабству. Не только это, но и само существование Королевства Факел, с благоразумной королевой Берри терпеливо сидящей на троне в первых рядах, с Руфью, как ее младшего шпиона-недоучки, стало возможным благодаря совместной организации усилий Звездного Королевства и Республики. В действительности, поддержка Факела была отдельным пунктом в иностранной политике, по этой причине, Елизавета решила, что планета подходит для встречи на высшем уровне с Причарт. Так что может ли быть возможным для Республики Хевен обезглавить Факел сейчас? Это не имело абсолютно никакого смысла.

Но смысл в этом все же есть, девочка, билась мысль в уголке ее сохнания. Но если бы даже они зачем-то это сделали – возникает множество других вопросов.

Известие о смертях на Факеле – все-таки там было почти триста мертвых – достигло Мантикоры всего два стандартных дня спустя после убийства Вебстера. Что, учитывая транзитное время, означало, что они произошли в один и тот же стандартный день. Так или иначе, она не считала факт, что нападения были плотно синхронизированы, случайным, или, что это подкрепляло теорию Елизаветы. Оба нападения были осуществлены с использованием той же всё ещё неизвестной техники, что, в сочетании со сроками, показало, что одни и те же люди стояли за планированием и исполнением обоих актов. До сих пор, как Мишель видела, было только два кандидата, хотя споры вызывали мотивы нападавших.

Как указала баронесса Медуза в случае Вебстера, если бы не сходство между техникой, используемой против него и Хонор , «Рабсила», вероятно, была первой в списке подозреваемых из всех, однако глупо для них было проводить такую атаку в самом центре Чикаго. И та же самая логика стала двойной или даже тройной, в вопросе кто был заинтересован в нападении на Факел. Ни у кого другого во всей галактике не было более логичного мотива, чтобы попытаться дестабилизировать Факел. Только «Рабсила», и в меньшей степени, другие незаконные корпорации, основанные на Мезе и смежные с «Рабсилой», очевидно, имели все мотивы. Понятие независимой звездной системы, населенной почти исключительно экс-генетическими рабами, ее правительство под сильным влиянием (если не откровенным доминированием) «реформированных» террористов ??антирабской Одюбон Баллрум, не может радовать «Рабсилу» или любого её корпоративного кланового соседа. Добавить к этому, что сама планета Факел была отобрана у «Рабсилы» ( в процессе этого несколько сотен старших сотрудников на планете были убиты, большинство из них особо отвратительным образом), у «Рабсилы» были поразительно очевидные причины покушаться на Берри и Руфь, и на кого угодно на планете .

Таким образом, единственным возможным объяснением было записать оба нападения на «Рабсилу». За исключением, конечно, прискорбного факта, что люди, ранее использовавшие ту же технику были хевениты. Что бы ни говорила Причарт , никто не имел мотива для того нападения. Конечно у «Рабсилы» в то время не было никакой причины, чтобы пойти на такое в отношении Хонор . Если на то пошло, насколько понимала Мишель , «Рабсила», вероятно, имела все основания, чтобы не убивать ее. «Рабсила» испытывала мягко говоря нелюбовь к Мантикоре и Хевену – по отдельности и вместе – и устранение тех, кто приносил так много вреда Хевену вряд ли стояло в списке приоритетов совета директоров «Рабсилы» .

Что приводило, нехотя признала Мишель , к теории Елизаветы.

Будь справедлива, сказала она себе. Это не просто теория Бет, и ты это знаешь. Да, у нее непрошибаемый характер ??, но Вилли Александер и многие другие высокооплачиваемые, могущественные типы в Министерстве иностранных дел и разведывательных службах с ней согласны.

Что, по мнению Мишель, было наиболее страшным в данном конкретном анализе – это вероятность того, что Республика может на самом деле иметь по крайней мере, правдоподобный мотив для убийства своей собственной конференции. Учитывая спор о том, как нынешняя война началась, Причарт и ее советники вряд ли прекратили бы военные операции , чтобы потом открыто саботировать мирную конференцию, ими же инициированную. Так что, если некоторые подозрения об ускорении строительной программы Звездного Королевства или, еще хуже, некоторые намеки на существование «Аполлона» каким-то образом просочилась в Новый Париж только после того, как Притчарт предложила встречу с Елизаветой, и если Причарт и Тейсман пришли к выводу, что новая угроза не оставляет им другого выбора, кроме как искать решающую военную победу, прежде чем эти корабли или новые виды оружия могут быть добавлены в баланс против них, то вполне возможно, что они были бы рады, если бы смогли заставить Бет отменить конференцию за них.

И если действительно было так, то тот, кто её планировал показал сногсшибательное понимание психологии Бет. Выбор времени и техники, не мог быть лучше, чтобы привести Елизавету Винтон в состояние сверкающей ярости. Учитывая тот факт, что предыдущий режим Хевенитов уже пытался убить ее и преуспел в убийстве ее дяди и кузена – отца и брата Мишель – и любимого премьер-министра, ожидать любого другого результата было бы смехотворно . Не только это, но и что покушение было спланировано и выполнено Оскар Сен-Жюстом со специальной целью содействия политической стратегии, когда у него не было осуществимой военной стратегии. Таким образом, теория, что Причарт или некоторые тёмные личности в ее службе безопасности, напомнила себе Мишель, почти отчаянно-сознательно решили использовать тот же вариант в качестве средства саботировать встречу на высшем уровне, была далеко не так безумна, как хотелось бы думать Мишель . В действительности, она не могла представить ни одну другую гипотезу, зачем кому-либо ещё выполнять оба эти убийства в один и тот же проклятый день.

И Бет с ее советниками тоже правы по поводу того, кто знал о саммите, подумала она мрачно. Если кто-то на самом деле решил саботировать его, он должен был знать об этом в первую очередь, иметь время, чтобы спланировать и увязать всё это вместе? Слово все равно дошло бы до них так или иначе, и они должны были получить свои заказы на убийства со временем, но «Рабсила» находится слишком далеко для этого. Вы просто не сможете гонять корабль туда и обратно между Мезой и Факелом – или Новым Парижем, если на то пошло! – достаточно быстро, чтобы выяснить, что происходит, разработать план, чтобы остановить это, и разослать исполнителей приказов . Даже используя Туннельную Сеть и Звезду Тревора под прикрытием некоторых законных корпораций или агентств новостей, или дипломатическогокорабля, все стороны были просто слишком далеко за пределами петли командного управления, чтобы физически передать необходимые приказы. Если на то пошло, все за пределами петли управления. . . за исключением, конечно, кого-то из двух звездных наций, стоящих, черт возьми, первыми в списке! И даже если предположить, что это сделал кто-то другой, узнавший об этом, и у него было время, чтобы всё спланировать – что могло побудить «кого-то другого» саботировать подобную встречу на высшем уровне?

Ну, если это было то, что вдохновитель операции хотел, он это получил. Тот же курьер, который принес новость о нападении на Факел, привез с собой копию раскалённой до бела обличительной ноты Елизаветы Элоизе Причарт. Ноты, которая извещала Притарт, что Звездное Королевство Мантикора немедленно возобновляет военные действия. И как часть смены приоритетов развертывания позиций подразумевалось, что вице-адмиралу Блейну и вице-адмиралу О'Мэлли приказано сосредоточить все приданные им силы флота Метрополии на Терминале Рыси как можно быстрее.

Что полностью дестабилизировало все предварительные планы, разработанные ей, Хумало, Медузой и Крицманом.

По крайней мере, они были в состоянии вчера вечером обсудить несколько непредвиденных обстоятельств, вроде потенциального прекращения Звездным Королевством переговоров о мире, не привлекая к этому официального внимания. Что значило то немногое, что они были немного озабочены подобной возможностью, сейчас она фактически осознала, что уже знает, как поступят Правительство Сектора и вице-адмирал Хумало.

«Всё хорошо».

Она позволила своему стулу вернуться в вертикальное положение, затем повернулась лицом к Лектер, Коммодору Шуламит Онасис и капитану Джерому Коннеру, старшему офицеру 106.1 Подразделения Линейных Крейсеров, первого подразделения 106-й эскадры. Жерве Арчер тихо сидел в стороне, делая заметки, как всегда, и Онасис привезла собственного начальника штаба, капитан-лейтенанта Дебни МакИвер, который был таким же Грифонским горцем, как Рон Ларсон, в то время как Коннера сопровождал его старпом, коммандер Фрейзер Хаусман.

Хаусман привел в немалое удивление Мишель, и заглядывая вперёд, она представляла его первую встречу лицом к лицу с контр-адмиралом Оверстейгеном. Или, если на то пошло, с Хонор! Хаусман был двоюродным братом Реджинальда Хаусмана, вероятно, единственного мантикорского политического деятеля, ненавидящего Хонор Харрингтон до мозга костей. . . и наоборот, с тех пор как Павел Юнг был мертв. Конечно, конкуренция среди столь ненавидящих ее политиканов, несомненно, была жестокой, но Хаусман, имевший уникальный талант к выживанию, был единственным выжившим членом мантикорского политического истеблишмента, которому, буквально выражаясь, Хонор лично настучала по его богатой трусливой заднице .

И он ненавидел Флот в целом почти так же, как ненавидел Хонор.

Его карьера и его влияние претерпели мощный обвал после того неловкого небольшого инцидента на Звезде Ельцина, хотя оставались еще члены его Либеральной партии (выжившие после катастрофического союза с Ассоциацией Консерваторов в правительстве Высокого Хребта) , которые продолжали поддерживать его в качестве жертвы «Саламандры», печально известной жестоким и злобным характером. Однако, их влияние заметно поубавилось. Возможно, это было связано с тем, что Хаусман принял позицию второго Лорда Адмиралтейства Яначека. В то время ему, вероятно, это казалось хорошей идеей, так как он вернулся в первые ряды политической власти в Звездном Королевстве, что, наконец, позволило ему сделать кое-что с «раздутым и смехотворно дорогим» штатом Флота, который он осуждал десятилетиями.

К сожалению, это также означало, что он был лично и непосредственно в ответе за планирование и преднамеренное разрушение Флота . В отличие от Яначека, который покончил жизнь самоубийством, когда чудовищность его некомпетентности стала очевидной при возобновлении нынешней войны, Хаусман выбрал менее радикальный вариант с позорной отставкой. И, несмотря на расследование, которое привело непосредственно к формальному обвинению в коррупции, злоупотреблениях, взяточничестве и полудюжине других видов преступной деятельности со стороны барона Высокого Хребта, дюжины его личных помощников, одиннадцати старших членов Ассоциации Консерваторов в Палате Лордов (включая текущего графа Северной Пустоши), двоих пэров Либеральной Партии, трёх независимых пэров, семнадцати членов Прогрессивной Партии в палате общин, и более двух десятков видных представителей бизнес-сообщества Мантикоры, казалось, Хаусман был по крайней мере, не виновен в любом прямом нарушении закона.

Из-за этого, он смог уйти в безопасные, хотя и гораздо менее престижные (или выгодные), области научных кругов. Его сестра, Жаклин, никогда не была формально связана с правительством Высокого Хребта, несмотря на ее давние позиции, как одного из неофициальных финансовых советников графини Нового Киева, когда это правительство рухнуло, ей все же удалось избежать последствий. К счастью для графини (и Жаклин), Новый Киев, вероятно, была единственным членом кабинета Высокого Хребта и внутреннего круга, которая не была лично участником ни одного из его преступлений.

Мишель однако считала, что трудно поверить, будто графиня ничего не знала о том, что происходит. Так считала не только она. В то же время эти вопросы были довольно широко подняты в лентах новостей Звездного Королевства, и это, несомненно, способствовало решению распадающейся Либеральной партии с «сожалением принять отставку» ее лидера с неприличной поспешностью. На самом деле, известно или нет, она, черт бы её побрал, должна была осознать, по мнению Мишель, что её самое главное преступление (с юридической точки зрения, по крайней мере) предельная политическая глупость. И это было неизлечимо. Ее отставка в качестве официального лидера Либеральной партии предварила ее отстранение от всякой политической деятельности в Палате Лордов – казалось очевидным, что ее политическая карьера закончилась. По этой причине, несмотря на скорость, с которой они бросили ее и стремились отмежеваться от «пережитков» Высокого Хребта, Либеральная партия Нового Киева, которая с самого начала была во власти своего аристократического крыла, умирала во всех отношениях. Новая Либеральная партия, которая возникла под руководством Досточтимой Кэтрин Монтень, экс-графини Тор, была очень во многом отличным – как по силе, так и низкому уровню воспитания – существом, чем все, с чем Новый Киев когда-либо ассоциировалась, и большей частью своей его силы она была обязана блоку Монтень из Палаты Общин.

Лично Мишель всегда гораздо больше предпочитала «либералов» Монтень «либералам» Нового Киева .

Но ассоциации Жаклин Хаусман с аристократической старой гвардией и падение этой старой гвардии в значительной степени отрезали ей доступ к мантикорскому политическому истеблишменту. Что вовсе не разбивало сердце Мишель Хенке.

Но еще был Фрейзер Хаусман, единственный сын Джаспера Хаусмана, дяди Жаклин и Реджинальда. Фрейзер, к сожалению, столь же сильно был похож на Реджинальда Хаусмана, как Майкл Оверстейген на младшего издание своего дяди. . . Мишеля Жанвье, известного как барон Высокого Хребта. Тот факт, что Майкл презирал дядю, в честь которого был назван, и думал, что большинство политических лидеров Консервативной Ассоциации имели интеллект брюквы, не означал, что он не разделяет консервативных и аристократических воззрений его семьи на вселенную. Он был значительно умнее, чем большинство Консерваторов и (по мнению Мишель) обладал значительно большей целостностью, не говоря уже о сильном чувстве Долга Дворянина, но это точно не делало его чемпионом эгалитаризма. И то, что Фрейзер презирал двоюродного брата – и был известен случай, когда он заметил, что если бы мозги Реджинальда и Жаклин были из нестабильных, их обоих в сумме, вероятно, не хватило бы, чтобы взорвать нос комара,– не означало, что он не разделяет либеральных и аристократических взглядов его семьи. Что, несомненно, вынуждало этих двоих в любой политической дискуссии иллюстрировать пословицу о воде и масле.

К счастью, и это было причиной удивления Мишель, Фрейзер Хаусман дал понять каждому, что столь же способен, как офицер Флота Ее Величества, как Майкл Оверстейген. Сможет или нет их взаимная компетентность преодолеть неизбежные политические антипатии между ними – это, конечно, уже другой вопрос.

У тебя есть дела поважнее, чем думать о родословной Хаусмана, отругала она себя. Кроме того, учитывая количество абсолютных идиотов, которые, так или иначе, созрели на твоем генеалогическом дереве на протяжении веков, ты можешь быть немного осторожнее в бросании первых камней, даже если ты делаешь это только в собственной голове.

– Я больше не думаю, что наш первоначальный план развертывания будет работать, Шуламит,– сказала она вслух.

– Я хотела бы иметь право не согласиться с вами, мэм,– кисло ответила Онассис. Коммодор была невысокой, не особенно тяжелой, но с пышными изгибами брюнеткой с тем, что, вероятно, на Старой Терре называлось «Средиземноморский тип лица». Она также была весьма привлекательной, несмотря на ее нынешнюю задумчивость и недовольный угрюмый вид.

– В то же время, адмирал,– указал Коннер, – адмирал О'Мэлли направил запрос прислать ему еще больше единиц в регион Моники, чтобы заменить его как можно скорее.

– Согласна, Джером. Согласна,– кивнула Мишель. – На самом деле, я думаю, вы и я обеспечим отправку Первого Подразделения как можно скорее. Я думаю теперь, что мы должны нанести «визит вежливости» на Монику как можно быстрее, а затем обосноваться – или, по крайней мере, отправить пару наших кораблей – постоянно на Тиллермане. И здесь мы подходим к нашим основным изменениям наших первоначальных планов для Шуламит .

Она вернула взгляд обратно Онассис.

– Вместо разделения вашего подразделения и отправки его поддерживать связь с различными системами здесь, в Секторе, я думаю, мы будем нужны прямо здесь, на Шпинделе.

– Вряд ли я достигну многого, припарковавшись здесь, на орбите, мэм,– указала Онассис.

– Может быть, нет. Но не зависимо от того достигнете вы чего-нибудь или нет, вы будете делать то, что только что стало важным – держать мощную, сосредоточенную силу прямо здесь, под рукой адмирала Хумало. Мне нужно быть там, на Монике, просто на всякий случай. В то же время, однако, адмирал Хумало нуждается в мощной флотской воинской единице, которую он может использовать в качестве пожарной команды, если что-то пойдет не так, когда я буду далеко. И вы, за ваши грехи, являетесь вторым по рангу офицером эскадры. Что означает, вы вытянули короткую соломинку. Ясно?

– Ясно, мэм.– Онассис улыбнулась коротко и мрачно. – Я сказала, что хотела бы не согласиться с вами, и я это делаю. В смысле, хочу. Но, к сожалению, не могу.

– Я знаю, вы хотели бы что-то делать … более активно, – сочувственно сказала Мишель. – К сожалению, те, кто ждет на орбите, они также служат, и это то, что вы будете делать прямо сейчас. Надеюсь, как только контр-адмирал Оверстейген достигнет передовой, я смогу свалить это на него. Ведь тогда,– она улыбнулась немного злобно,– он будет вторым по рангу офицером Десятого Флота. Который будет просто идеальным для того, чтобы оставилять его здесь, в центральной позиции всякий раз, когда меня приспичит шататься где-то еще, не так ли?

Онассис улыбнулась, и капитан Лектер придушила смешок. Но потом Мишель посерьёзнела.

– Я действительно предпочитаю не иметь никаких дополнительных сюрпризов из дома, пока буду далеко, Шуламит. Это не обязательно означает, что их не будет. Если это произойдет, я ожидаю, что вы дадите адмиралу Хумало и баронессе Медузы все преимущества собственного мнения и идеи. Это понятно, а?

– Да, мэм.– Онассис кивнула и Мишель осторожно не кивнула в ответ. Это было почти близостью, достигнутой в разговоре с Онассис, но несмотря на ее растущее уважение к Аугустусу Хумало, она продолжала лелеять некоторые сомнения в его заинтересованности чисто военным пониманием. Она скорее ожидала, что эти сомнения умрут естественной смертью в не слишком отдаленном будущем, но пока они были – это одна из ее обязанностей, чтобы быть уверенной, что он получит самый лучший совет, какой она может дать для него, лично или по доверенности.

– Очень хорошо,– сказала она, проверяя часы. – Время обеда. Я попросила Вики и других капитанов и их старших помощников присоединиться к нам, и намерена сделать его рабочим. Я также намерена рассказать всем из них, как я рада степени готовности подразделений, которой нам удалось достичь. Нам все еще далеко от идеала, но находимся в гораздо лучшей форме, чем были, и я ожидаю, что улучшение продолжится. И я хорошо знаю, что должна поблагодарить каждого в этом отсеке за счастливое состояние дел. Таким образом, все вы, считайте себя похлопанными по спине.

Ее подчиненные улыбнулись ей, и она улыбнулась в ответ, а затем уперлась обеими руками о столешницу и рывком стала на ноги.

– И на этой ноте, я думаю, что мне послышалось как салат Кобба назвал мое имя. И поскольку я услышала, было бы учтиво пойти и позволить ему найти меня.

ГЛАВА 19

Айварс Алексович Терехов плавно перетек из переходной трубы своего бота в причальный отсек КЕВ «Черная Роза» под щебет боцманских дудок. Он выпустил поручень и, аккуратно приземлившись за линией палубы, отдал честь офицеру причального отсека, когда бортовая звуковая система объявила: «Гексапума» прибыла!»

– Разрешите взойти на борт, мэм? – спросил он офицера.

– Разрешение получено, сэр, – ответила лейтенант, и капитан Винченцо Тервиллиджер, командир «Черной Розы», сделал шаг вперед, чтобы пожать руку Терехова в приветствии.

– Добро пожаловать на борт, Айварс.

– Спасибо, сэр, – сказал Терехов своему старому другу, а затем протянул руку невысокому стройному человеку в униформе вице-адмирала Мантикоры.

– Капитан Терехов, – спокойно произнес вице-адмирал О'Мэлли.

– Адмирал.

Терехов отпустил руку О'Мэлли и окинул взглядом причальный отсек линейного крейсера. Он всегда считал, что «Черная Роза» – необычно поэтическое название для линейного крейсера Мантикоры, но ему это всегда скорее нравилось. И причина, по которой флагман О'Мэлли носил это название, состояла в том, что оно – как и название тяжелого крейсера самого Терехова – было занесено в Список Чести КФМ, как одно из имен, которые будут сохранены навечно в эксплуатации. Возможно, это и было одной из причин, по которой он решил прибыть на борт и пообщаться с О'Мэлли и Тервиллиджером лицом к лицу вместо того, чтобы просто отправить им – и всей системе Моники – прощание по комму.

Мыслями он вновь вернулся на три месяца назад, когда прибыли первые ремонтные корабли Хумало, а затем и ремонтные корабли эскадры поддержки О'Мэлли, после того, как вице-адмирал прибыл, а Хумало должен был вернуться на Шпиндель. И все для того, чтобы «Колдун» и «Гексапума» получили достаточный ремонт для возвращения домой на Мантикору своими силами. В целом, он пробыл на Монике порядка четырех стандартных месяцев, и это походило на целую жизнь.

Фактически, это была целая жизнь для слишком многих других людей. Или конец целой жизни, во всяком случае, подумал он мрачно, еще раз вспоминая ужасающие потери, которые наскоро собранная «эскадра» понесла здесь. Мы сделали работу, но, Боже, это стоило намного больше, чем я когда-либо мог вообразить! Даже после Гиацинта.

– Итак, вы наконец готовы, капитан, – произнес О'Мэлли, вновь вернув его в настоящее, и он кивнул.

– Да, сэр.

– Представляю, как вы будете счастливы вернуться домой.

– Да, сэр, – повторил Терехов. – Очень счастлив. «Эриксон» и другие ремонтные корабли проделали отличную работу, но «Гексапума» все еще нуждается в услугах хорошей верфи.

Что, подумал он, было ничем иным, как правдой. И по крайней мере, в отличие от более старого и еще в большей степени поврежденного «Колдуна», «Гексапума» их получит. Ему не нравилось думать о том, сколько времени это займет, чтобы вновь вернуть ее в строй, но, по крайней мере, она должна вернуться. Чего нельзя с уверенностью сказать о «Колдуне». Это еще не было официально – и не будет, пока он не будет подвергнут диагностике дома, на одной из космических станций, – но он заслужил несколько лучшую долю за то, что сделал здесь, однако, был всего лишь слишком старым, слишком маленьким и устаревшим, чтобы оправдать стоимость ремонта.

– Ну, капитан, – кивнул вице-адмирал, протягивая руку еще раз, – я уверен верфь сумеет быстро вернуть ее строй. Мы нуждаемся в ней – и в вас – на службе. Бог в помощь, капитан.

– Спасибо, сэр.

Терехов пожал руку, затем отстранился и отдал честь. Дудки завопили еще раз, стороны разошлись на исходные позиции, и он плавно перетек в переходную трубу.

Он быстро проплыл трубу, кивнул бортинженеру и обосновался на своем месте, словно скинув накопившееся с плеч, и бот начал плавно отходить от стыковочных узлов, располагавшихся ниже носовых подруливающих устройств. Мысленно вновь пробежав свое краткое посещения флагмана, он снова спрашивал себя, почему нанес тот визит лично. Он сомневался, что и в правду когда-либо будет в состоянии ответить на тот вопрос, хотя его нынешнее чувство удовлетворения и говорило ему, что это было правильное решение.

Он глубокомысленно нахмурился, пристально рассматривая на проекционном экране, как бот выходил на безопасное расстояние от «Черной Розы», чтобы таки запустить уже свой импеллерный клин и, быстро ускорившись, отправиться назад, к ожидавшей «Гексапуме». Оба судна находились на стоянке на своих парковочных орбитах не столь далеко друг от друга, отделенные всего лишь тройной шириной импеллерного клина большего из них. Хотя и по-прежнему оставались все еще слишком далеко друг от друга, чтобы их относительный размер можно было оценить человеческим глазом, но Терехов ощущал знакомый прилив гордости, когда «Гексапума», по мере приближения к ней бота, постепенно увеличивалась в размерах. И пусть его судно было «всего лишь» тяжелым крейсером, но оно принадлежало классу «Саганами-С». Весом в 483 000 тонны, по размеру оно было почти наполовину меньше «Черной Розы». По общему признанию, оно было намного меньше по сравнению и с более новыми линейными крейсерами КФМ, но оно по-прежнему оставалось силой, с которой стоило считаться… что оно и окончательно продемонстрировало четыре месяца назад здесь, на Монике.

Теперь же, как он и сказал О'Мэлли, настало время отвести ее домой еще раз.

– Капитан на мостике! – объявила старшина мостика, как только Терехов ступил на командный мостик «Гексапумы».

– Вольно, – сказал Терехов, наблюдая за тем, как все часовые мостика вытянулись по стойке смирно, и сделал зарубку перекинуться парой слов со старшиной. Или, еще лучше, пообщаться со старпомом, чтобы тот поговорил с ней, постарался развеять ее внутреннюю напряженность. В конце концов, старшина 1 ранга Шерил Клиффорд была очень молода для ее звания, одна из тех, кто получил повышение в следствие понесенных «Гексапумой» потерь. Это было ее первой вахтой в качестве старшины дежурной вахты мостика. И это не должно было столь жестко давить на нее… особенно, когда если бы ее произведение было совершено абсолютно точно согласно Уставу. Но оно не было, однако, вся процедура нравилась Терехову. Как многие из младших капитанов на службе Мантикоры, он обычно был менее обеспокоен формальностями на мосту, чем их эффективностью.

Анстен Фитцджеральд, однако, продолжал стоять. Сейчас он занимал командное кресло в центре мостика, и Терехов быстрым шагом прошел к нему.

Сознательным усилием Терехов удержал себя, когда какая-то часть его начала искать свою правую руку. Но Наоми Каплан была эвакуирована на Мантикору на борту высокоскоростного медицинского транспорта, который отбыл вместе с Аугустусом Хумало на следующий день после прибытия О'Мэлли. Что, по иронии судьбы, означало, что тактик уже очень скоро вернется в строй, гораздо быстрее, чем Фитцджеральд. Хотя его раны были менее серьезными, необходимое медицинское оборудование, доступное в Бассингфордском Медицинском Центре, огромном (и, к сожалению, слишком быстро растущем в последнее время) больничном комплексе Королевского Флота Мантикоры, расположенном за городской чертой Лэндинга, должно было поставить Каплан на ноги намного быстрее. Диагноз «менее серьезная», чем ее тяжелая травма черепа, однако, не превращал рану Фитцджеральда во «всего лишь царапину» и медицинские работники были… решительно настроены отправить его с ней. Но, как Терехову сказала Джинджер Льюис, Анстен был упрямым человеком. Он был категорически настроен вернуться на Мантикору на своем судне, и Терехов был не в силах отвергнуть своего старпома.

Энсин Кагияма Аикава, в настоящий момент, стоял на часах, по правую руку от лейтенанта-коммандера Нагчадхури, главного связиста, наблюдая за Фитцджеральдом уголком глаз. У него была отличная привычка колебаться по малейшему поводу во всем, что касалось Фитцджеральда. Хотя порой это и напрягало, однако, подумал Терехов, судя по искорке в глазах Фитцджеральда, старпома, похоже, это также забавляло.

– Принимаю на себя командование судном, господин Фитцджеральд, – формально произнес Терехов, проходя мимо Фитцджеральда и усаживаясь в командном кресле.

– Командование передано, сэр, – признал Фитцджеральд, только слегка осторожно выпрямив свой позвоночник, и сжал руки за спиной.

– Что-то от «Черной Розы», сообщения?

– Да, сэр, – ответил Нагчадхури. – Вице-адмирал О'Мэлли желает нам добраться быстро и без приключений.

– Ну, как раз то, чему мы все были бы рады, – сухо пробормотал Терехов, бросив взгляд на лейтенанта-коммандера Тобиаса Райта, астрогатора «Гексапумы».

– Могу я предположить, Тоби, что с вашей привычной пунктуальностью, вы уже проложили наш курс?

– К сожалению, сэр, пока – нет, – ответил Райт с печальным выражением. Астрогатор был самым молодым из cтарших офицеров Терехова и обычно наиболее устойчивым. Как оказалось, что у него всегда было живое чувство юмора позади маски отстраненности, которое всплыло на поверхность после Битвы за Монику. Что, возможно, говорило много интересного о его личности, размышлял Терехов.

– Я боюсь, – продолжил Райт, – что на сей раз мы все зависим от астронавигации энсина Зилвицкой.

– Боже ж мой, – пробормотал Терехов. Он взглянул на крепко сложенную молодую женщину, сидящую возле Райта, и покачал головой с сомнительным вздохом. – Осмелюсь надеяться, мисс Зилвицкая, на сей раз вы сделали свои вычисления верно?

– Я очень старалась, сэр, – искренне ответила Хелен.

– Тогда, я предполагаю, что все пройдет как надо.

Несколько человек хихикнули. Астронавигация уж точно не была любимым занятием Хелен, и все знали это. К настоящему времени, фактически, размышлял Терехов, среди экипажа «Гексапумы» осталось очень мало тайн друг от друга. Несмотря на его внушительный тоннаж и огневую мощь, общая комплектация крейсера была немногим больше, чем у довоенного эсминца, и его экипаж прошел через очень многое вместе. Вместе они заложили памятную табличку, и он, как и они, прекрасно знал, что ни для кого из них никогда не будет другого судна, такого как «Гексапума». Ни для них, ни когда-либо.

Его собственное осознание этого факта, казалось, передавалось от него всей команде мостика. Не тягостно, но почти… утешительно. Улыбки его подчиненных не исчезали; вместо этого, они постепенно принимали другое, более серьезное выражение, как будто их владельцы трезво размышляли над всем, что они и их судно прошли и достигли. Что-то, почти как любовь, изливалось из Айварса Терехова, и его ноздри расширились, когда он вдохнул глубоко.

– Хорошо, тогда, астро, – сказал он, – давайте отправимся домой.

* * *

– Ну, и!? Я вижу, вы уже успели заценить последний фокус монти? – желчно выдавил Альбрехт Детвейлер.

Он, Бенджамин, и Дэниэл откинулись в шезлонгах под пекущим солнцем, наблюдая, как бирюзовые волны и сливочный прибой накатывали но белоснежный пляж, но, несмотря на безмятежность, всей обстановки, выражение его лица было столь же кислым, как и его тон.

– Знаешь, отец, – ухмыльнулся Бенджамин, – порой ты бываешь просто невыносим. Монти и хевы снова вцепились друг другу в глотки. Разве это не то, что ты хотел?

– Я и в правду порой бываю невыносим, – огрызнулся Альбрехт, – но ведь и ты порой ведешь себя как непочтительный молодой щенок!?

– Разве это не то, что ждут от меня? – улыбка Бенджамина стала еще немного шире. – Я – всего лишь презренный раб, едущий позади колесницы, чтобы напоминать Цезарю, он только смертен, пока толпа приветствует его (прим. пер. – имеется ввиду древнеримская традиция, во время чествования победителя сражений, у того рядом сидел раб, обязанностью которого было нашептывать: «Ты все лишь смертен»).

– Интересно, и как много из тех рабов пережило этот «опыт»? – язвительно осведомился Альбрехт.

– Ну да, странно, что обрывки истории доносят до нас не так много об этой стороне вещей, – кивнул Бенджамин. И его улыбка исчезла. – А если без шуток, отец, на таком расстоянии и удалении от Ловата трудно сформировать любое существенное или осмысленное представление о том, что они сделали на сей раз.

Альбрехт что-то пробурчал, полусердито признавая мнение Бенджамина. Даже с курьерскими суднами, оснащенными межполосными линейными двигателями всегда есть предел тому, как быстро информация могла быть получена. И честно говоря, они и так порядком злоупотребляли переходом Беовульфа в своих интересах. Он знал, что не существовало ничего, что могло бы отличить корабль, оснащенный линейным двигателем, от любого другого курьерского судна, какая бы экспертиза ни была проведена, но ему не импонировало бросать их туда-сюда – между Мезой и Мантикорой – чаще, чем было необходимо. Беовульф закрыл свой Терминал Мантикорской Туннельной Сети всему мезанскому траффику со дня ее открытия, с полной поддержкой и безмерным одобрением Мантикоры. Конечно, ни один из курьерских кораблей, курсировавших на переходе Беовульфа, не был зарегистрирован на Мезе, но всегда оставалась эфемерная возможность, что мантикорской или беовульфской разведке удастся проникнуть сквозь сплетенные покровы лжи. И пусть это оставалось слишком маловероятным, но Согласие Мезы за десятилетия сумело развить осторожное уважение к аналитикам и Беовульфа, и Мантикоры.

Но, в рельности, выбора не оставалось, сказал он себе. Это – всего лишь шестьдесят световых лет пути от Беовульфа до Мезы через Туннель Вестгота. И это – всего пять дней для судна с межполосным двигателем. Нет никакого оправдания, если мы откажемся от возможности использовать наши преимущества по полной в такое время, когда земля начинает гореть у нас под ногами.

Если бы Альбрехт Детвейлер верил в Бога, то провел бы несколько моментов в пылкой молитве, чтобы упомянутые ноги и дальше не останавливались ни на мгновение. Но, так как он не был таким человеком, то просто покачал головой.

– Тем не менее, единственное, что мы знаем наверняка, – это то, что Харрингтон выбила все дерьмо из хевов, когда они в очередной раз попытались подловить ее, – указал он.

– Ну, да, – кивнул Бенджамин. – Но у нас также по-прежнему нет никаких подтвержденных цифр об уровнях силы обоих сторон. Мы думаем, что ее значительно превосходили численностью, но это уж точно мало походит на пресс-релизы монти, в которых они ежечасно делают акцент на силе Восьмого Флота, ведь так? И, несмотря на все усилия Колина и Бардасано, мы все еще не можем заполучить источник достаточно глубоко во флоте монти, который мог бы снабжать нас такой информацией.

– С фактами не поспоришь, Бен, – отозвался Дэниэл. – С другой стороны, осталось очень много вопросов. Например, все выглядит так, как если бы им удалось неимоверно улучшить точность их МДР. И я склонен думать – напомню, у меня пока не было возможности и времени для какого-либо скурпулезного анализа информации, которая у нас есть – что эффективность противоракетной обороны хевов также должна быть значительно преуменьшена. Если Харрингтон не была усилена намного сильнее, чем любой из наших, по общему признанию, ограниченных источников предположил, тогда представленные монти данные о нанесенном ущербе слабо корреллируют с численность задействованного в операции флота.

– Не могу не согласиться с этим, – признал Бенджамин. – У тебя или твоих людей есть хоть какая-либо идея о том, как они могли провернуть это?

Так же как Эверетт Детвейлер был генеральным директором всех биологических исследований и разработок Согласия Мезы, Дэниэл был директором небиологических исследований и разработок, что означало, что он и Бенджамин обычно работали очень плотно вместе.

– Я могу только попытаться догадаться, – ответил Дэниэл, посмотрев на брата, и Бенджамин кивнул, признав возражение. – Тем не менее, – продолжал Дэниэл, – я должен буду сказать, как бы поганенько это не звучало, что, похоже, перед нами еще один образчик использования их проклятой гравитационно-импульсной связи.

Он неприятно скривился. Нет, он был почти уверен, что его исследователи, наконец, смогли выяснить, в чем, в самых общих чертах, состояло ноу-хау монти, но воспроизвести способность создать грави-импульс вдоль гиперкосмической альфа-стены где-либо, кроме самой грубой модели, вряд ли можно отнести к простым задачам. Это грозило вылиться в огромное фундаментальное исследование с целью выяснить, как именно они делали это, и еще больше времени – чтобы запустить это все в производство, учитывая, что у Согласия, в отличие от Республики Хевен, не было возможности заполучить хоть какой-нибудь рабочий экземплярчик технологии.

И даже траханные хевы так и не смогли воспроизвести эту технологию… во всяком случае, пока.

– Если я прав о том, что они сделали, то это – всего лишь дальнейшее логическое расширение всего того, что они уже достигли, – размышлял он вслух. – Мы знаем, что у них есть беспилотные разведчики, оснащенные гравитационно-импульсной связью, так что, теоретически, нет никакой причины, почему они не могли начинить этим что-то размера МДР.

– Да ладно, Дэниэл! – возразил Бенджамин. – Как можно сравнивать беспилотный разведчик с чем-то вроде их толстозадых ракет! И большинство ракет, о которых я знаю, уже нафаршированы под самую завязку. Куда бы они засунуть подобную хреновину?

– Я просто сказал, что теоретически это вполне возможно, – мягко указал Дэниэл. – Мы же не смогли бы сделать ничего подобного, и в этом я уверен, даже если бы с точностью знали, что они сделали. Пока нет. И это очень важно, Бен – пока нет! Они пользовали эту технологию вдоль и поперек больше двадцати стандартных лет, и знают ее более чем досконально. Это означает, что они знают, как воспроизвести ее лучше, чем кто бы то ни было, и, это вполне очевидно из беглого анализа их технической базы, они прогрессивно работали над уменьшением ограничений массы и объема – и увеличением канала связи. Если бы я должен был сейчас высказать предположение, то сказал бы, что то, что они, вероятно, сделали, должно было, так или иначе, отразиться на возможности запихнуть приемное устройство гравитационно-импульсной связи в стандартную МДР. Если же они потрудились развернуть хоть один из своих разведчиков достаточно близко к цели – а мы знаем, что их системы маскировки, вероятно, столь же хороши, как и наши, если не лучше – тогда у них была чрезвычайно эффективная петля командования и управления. Это, вероятно, помогло бы объяснить не только увеличенную точность, но также и очевидное уменьшение в эффективности обороноспособности хевов. Это также позволило бы монти управлять профилями нападения и проникновения своих ракет в режиме наиболее близком к режиму реального времени, с чем вряд ли кто-нибудь мог потягаться.

– Тебе это кажется разумным, Бен? – осведомился Альбрехт после долгого задумчивого молчания, и Бенджамин кивнул. Было очевидно из его выражения, что его мало волновало предположение брата, но он кивнул.

– Знаешь, если Дэн прав, это может означать крупный сдвиг – еще один – в балансе военных возможностей, отец, – сказал он. – Даже если мой первичный анализ относительных сил флотов этих двух сторон не куда не годен, я не думаю, что у Хевена есть хоть какой-нибудь шанс и достаточное численное преимущество, чтобы нанести поражение Мантикоре. Тем более если монти запустят эту штуку в общее развертывание. НО как только это поступит в общее развертывание, тогда то, что Белая Гавань сделал с хевами во время последней войны, будет похоже на ссору на детском утреннике.

– И даже если Хевену так или иначе удастся выжить, это только будет означать, что они оба и дальше продолжат развивать эту способность – или по крайней мере ее грубый эквивалент, – горько отметил Альбрехт.

– Я сказал бы, что этот вывод сам собой напрашивается, отец, – согласился Дэниэл. – Хевен уже сейчас наиболее близок к техническим возможностям монти, чем кто-либо еще. Их система образования пока еще не тянет, но они активно работают над ее преобразованием. И вообще, давай будем честны, главное, что было не в порядке с ней, – не то, что у них не хватало основных кадров – компетентных учителей и ученых. Скорее это то, что Законодателям удалось создать помехи общей системе таким большим количеством политической идеологической обработки и сливать эти помои «добровольно-принудительно» с «доблестной» настойчивостью в неподготовленные головы студентов, не считаясь с их фактическими учебными достижениями, так что отношение компетентных исследователей к «бесполезным беспилотникам» было до сих пор ниже, чем у Мантикоры. Приоритеты исследования имели тенденцию определяться на основе того, кем были покровители исследователей, и никак не на основе хоть каког-то беспристрастного анализа потенциальных выгод. И даже тот факт, что они делали столь мизерные инвестиции в усовершенствование основной инфраструктуры, лишь свидетельствует о том, что даже у компетентных исследователей, независимо от их покровителей, просто не было ресурсов или развитой индустриальной платформы, как у Мантикоры. Но у них всегда был больший кадровый потенциал, чем большинство людей считало. Посмотри на все, чего они достигли, и, кто бы ни управлял их исследованиями и разработками теперь, очевидно, что они используют свой потенциал на полную катушку.

– И не только это, по сути, они – единственные, у кого есть доступ к непосредственным сенсорным и наблюдательным данным, не говоря уже о захваченных для изучения аппаратных средствах. И давайте не забывать старую байку о человеке, собирающемся быть повешенными ^{note 1}. У них несколько больше стимулов выяснить то, что монти сделали, ну, или, по крайней мере, подготовить сообразный ответ. Даже больше, чем у нас. Выбор у них действительно небольшой: или они дойдут своим умом как повторить это – либо что-то очень похожее, – или остается лишь читать молитвы, как Бен и говорит. И если Мантикора не полностью разоружит их, то они сделают ровно то, что сделали после последней войны – пойдут, подумают хорошенько, пока не придумают, как повторить это. В этом случае, мы, вероятно, получили бы еще несколько лет отсрочки до того, но это все лишь голословно.

– Ты не думаешь, что, учитывая прошлый опыт, монти в этот раз настоят на полном разоружении? – спросил Альбрехт.

– Я думаю, что именно это я бы и сделал на их месте, – вставил Бенджамин прежде, чем Дэниэл смог ответить. – С другой стороны, скажем так, ну выдвинут они свои требования, и что из этого!? Ты действительно думаешь, что даже Мантикора могла бы запретить Хевену развивать свою секретную программой перевооружения? Пусть не сразу, а лишь по истечении времени. Я даже не сомневаюсь, что кто-то, кто уже однажды смог отстроить абсолютно секретный судостроительный комплекс и исследовательский центр, сделает это вновь. Для нас это было бы лучшим вариантом развития событий, и, несмотря на все, я не думаю, что Хевен сможет восстановиться до того, как мы будем готовы выступить. И мне видится, что и Мантикора пойдет, по крайней мере, на скромное такое сокращение своего актива кораблей стены, как только Хевен будет поставлен на колени.

– Не думаю, что они пойдут на это, учитывая всевозрастающее давление в Силезии и Талботте, – отметил Альбрехт.

– Все возможно, – Бенджамин пожал плечами. – Проблема в том, что все, что мы можем сейчас предпринять, сводится к досужим домыслам, и у нас нет достаточной информации – или достаточного точек проникновения, особенно это касается монти, чтобы получить достаточно информации для наших проекций.

– Предположи, что гипотеза Дэниэла точна, – сказал Альбрехт. – Меня волнует, может ли что-либо представлять существенную угрозу «Устричной Бухте»?

– Нет, – выпалил Бенджамин. – Вряд ли диапазон или контроль за огнем могли бы нанести нам вред в том, что касается «Устричной Бухты», отец, и нет абсолютно никаких доказательств, что кто-либо еще и где угодно, даже монти, имеет хотя бы отдаленное представление о двигателе паука. Если они не знают об этом, то все их шансы предотвратить «Устричную Бухту» фактически равны нулю. Другое дело, если они уже знают о двигателе паука и если у них есть время, чтобы развить, своего рода контрмеру, то это было бы очень… досадно для нас при ведении любых затяжных военных действий.

– Таким образом, лучшим сценарием развития событий для нас будет сокрушить монти до того, как они запустят это в общее развертывание, – рассуждал вслух Альбрехт.

– Да, было бы очень неплохо, – осторожно согласился Бенджамин.

– Вы могли ускорить «Устричную Бухту»?

– Незначительно, отец, – покачал головой Бенджамин с выражением человека, который услышал то, что так боялся услышать. – Двигатель паука – полностью новая технология. Дэниэл и я думаем, что мы протестировали все «от» и «до» на предмет возможных ошибок, но, как я и сказал тебе прежде, мы все еще на стадии прототипа. Технически, я предполагаю, «Акулы» – военные корабли, но их первичная функция – всегда служить испытательными полигонами и тренировочными судами, не ударными единицами. Я не вижу способа, которым мы могли бы произвести достаточно много из новых аппаратных средств, чтобы ускорить «Устричную Бухту» намного быстрее, чем уже запланировали.

– Понимаю, – выражение лица Альбрехта слишком уж походило на Бенджамина, чтобы стало уж слишком очевидным, что он ожидал это услышать, и на сей раз была его очередь пожать плечами. – В этом случае, я думаю, что все, что произошло в Ловате, подталкивает нас к повторению операции на Монике, но уже с другими действующими лицами и другими декорациями, и так быстро как только сможем, не правда ли?

ГЛАВА 20

– Вы хотели меня видеть, Альбрехт?

Альбрехт Детвейлер оторвался от созерцания сахарно-белого пляжа, простиравшегося за окнами его роскошной резиденции, сосредоточившись на темноволосой, вызывающе татуированной женщине, перешагнувшей порог.

– Да, я полагаю, что действительно хотел, – он небрежно склонил руку, указыв на одно из кресел перед его столом.

Изабель Бардасано повиновалась бессловесной команде, приземлившись с определенным, почти опасным изяществом, закинув нога на ногу, пока он шел назад от окна до своего кресла. Выражение ее лица поражало своей сосредоточенностью, и он, в который раз, задумался над смертоносностью за ее… красивым фасадом.

Бардасано принадлежала одному из «молодых домов» Мезы, что объясняло татуировки и изощренный пирсинг на теле. Молодые дома представляли «новое поколение» корпоративной иерархии Мезы, сознательно выпячивающее яркий образ жизни, щеголяя его богатством и властью под носом добродетельно ханжеской галактики. Очень немного членов этих домов были посвящены в истинные планы Мезы по ряду причин. Основной причиной было то, что богатство, чувство привилегированности и высокомерие, которые лежали в основе их яркости, сознательно поощрялись, как еще один признак чрезмерности и общего вырождения «Рабсилы». Было еще более необходимо, чем когда бы то ни было, отвлечь внимание от действий Согласия Мезы теперь, когда момент кульминации так быстро приближался, и «молодые дома» исполняли свое предназначение по полной. Конечно, образ жизни их представителей также делал их намного более уязвимыми для действий убийц Одюбон Баллрум. Это было прискорбно, но все искомые генотипы были сохранены в других носителях, и, в конечном итоге, все это стоило того с позиции сбивания с толку. И если это также убеждало остальную часть галактики, что Меза в целом еще больше утопала во власти гедонистических сибаритов и бесполезных трутней, тем лучше.

Но некоторые из тех «гедонистических сибаритов» были совсем не бесполезными трутнями, и Бардасано был главным примером. Фактически, она была ГЛАВНЫМ примером. Генотип Бардасано выделялся, по меньшей мере уже шесть поколений, интеллектом и безжалостной решимостью. Конечно, к несчастью, было и несколько досадных и непреднамеренных черт, что однажды уже привело к серьезному пересмотру последних модификаций на предмет отката к более ранней точке. Однако, положительные черты были настолько сильны, что, вместо этого, была введена коррекционная программа, и Изабель была живым примером того, насколько успешным это было. Конечно, пришлось нивелировать влияние двух из ее непосредственных предшественников, когда их врожденная жестокость сделала их только излишне честолюбивыми для впитывания чего-либо хорошего, но УМНЫЕ амбиции, должным образом умеренные, всегда оставались полезной вещью, как сама Бардасано и демонстрировала. И если все еще и оставалась некая тенденция к беспорядочным сексуальным связям и умеренно социопатические наклонности, ничего из перечисленного не являлось серьезным препятствием, особенно для кого-то, чьей экспертной областью были тайные операции. Безусловно, и их нужно было нивелировать ближайшие одно-два поколения, если линия Бардасано собиралась вернуть назад постоянный альфа-статус в пределах Согласия, что Изабель прекрасно понимала.

Между тем, она была, вполне возможно, лучшим специалистом по тайным операциям, которого Уравнение произвело, по крайней мере, за последние сто стандартных лет. Детвейлера забавляло, как те, кто не входил в самый внутренний круг Уравнения, часто лелеяли сомнения относительно здравомыслия Бардасано, особенно, когда это стало вопросом ееотношения к нему. Факт оставался в том, что в пределах звездных линий Мезы было известно, что Бардасано была, по сути, и отобрана по причине ее кажущейся беспечности с ним, что только добавляло к ее репутации… некую недосказанность и обеспечивало ценным дополнительный уровень защиты, когда он или один из его сыновей нуждались в ее услугах. Когда он вглядывался в нее, сидящую напротив себя, то проигрывал, в который раз, в уме соображение, не подкинуть ли ей пищу для размышлений, ведь помесь генотипов Бардасано и Детвейлера в свое время оценивалась, но была отклонена. По крайней мере, пока.

– Ну, – выдохнул он, откидываясь немного назад на своем кресле, – должен сказать, что, по крайней мере пока, все – и устранение Вебстера, и, конечно, операция «Крысиная Отрава» – складывается как нельзя лучше. Безотносительно от того, какие новые сладенькие пушечки монти, похоже, придумали.

– Пока, – кивнула она, но Альбрехт почуствовал намек в голосе и прищурился.

– Что-то из этого касается лично вас?

– Да… и нет, – ответила она.

Он слегка качнул пальцами в бессловесном знаке продолжать, и она лишь пожала плечами.

– Пока, и в ближайшей перспективе, все складывалось точно так, как мы и хотели, – сказала она. – Я не намекаю на то, что они сделали в Ловате, как понимаете. Это вне моей экспертной области, и я уверен, что у Бенджамин и Дэниэл уже запрягли своих людей, которые вкалывают над решением данной проблемы круглые сутки. Если любому из них понадобится моя помощь, я уверена, что они поставят меня в известность. Но, отстраняясь от этого, похоже, что мы извлекли все, что хотели из убийств. Монти – или, по крайней мере, большинство из них – не сомневаются, что за всем эти стоит Хевен; саммит был пущен под откос; и все похоже на то, что нам удалось углубить недоверие Елизаветы к Причарт еще глубже. Мне не вполне нравится, что мы должны были организовать обе операции в таких жестких временных рамках. Мне не нравится импровизация, Альбрехт. Тщательный анализ и доскональная подготовка служили нам по полной слишком хорошо и слишком долго, чтобы я была счастлива до уссачки, независимо от того, что бы там ни думали другие из Стратегического Совета.

– Учтем, – кивнул Детвейлер. – Тут есть, что обсудить. Бенджамин, Колин и я уже обсуждали почти то же самое. К сожалению, мы пришли к выводу, что оказываемся перед необходимостью все сильнее и сильнее наращивать темп, только не тормозить, поскольку мы вступаем в конечную фазу игры. Вы же знаете – это всегда было частью наших проекций.

– Конечно. И все же, мне отнюдь не полегчает, когда это свалится нам на головы. И я реально рвать себя до состояния «все-давайте-быстрее-уже-выдвигаемся» только потому, что вошли в конечную фазу. Альбрехт, закон непредвиденных последствий никто не отменял. И всегда остается Мерфи. И, давайте посмотрим правде в глаза: мы УЖЕ столкнулись с некоторыми довольно существенными непредвиденными последствиями устранения Вебстера и покушения на 'Королеву Берри'.

– Ну, что-то всегда да вылезает, – усмехнулся Детвейлер. – Или в даннном случае мы имеем дело с чем-то особенным?

– По правде, да, ЕСТЬ несколько вещей, которые волнуют меня, – признала она, и его глаза сузились. За последние годы он научился доверять внутреннему радару Бардасано. Конечно, и она порой ошибалась, но, по крайней мере, она всегда была готова рискнуть и признать это, вместо того, чтобы притвориться, что, по ее планам, все шло прекрасно. И, если ей и случалось ошибаться, права она была намного чаще.

– Продолжайте.

– Прежде всего, – ответила она, – меня все еще волнует, что будет, если кто-то выяснит, как мы это провернули, и оставленный след приведет его к нам. Я знаю, что никто и близко не подобрался к пресловутому подожженному фитилю… во всяком случае, пока. Но монти намного лучше подкованы в биоисследованиях, чем андермани или Хевен. Что хуже, у них всегда есть доступ к Беовульфу.

Челюсть Детвейлера напряглась в безусловном рефлексе, некогда столь подробно описанном неким академиком Павловым на Старой Земле, на это название. Непроизвольная вспышка гнева, которая это вызвала, была следствием впечатанного за поколения в его гены на уровне инстинкта, и он, в который раз, напомнил себе об опасности, к которой может привести потакание ЭТОМУ на эффективность его мышления.

– Я не думаю, что даже Беовульф сможет сопоставить эти 'а' и 'б' слишком быстро, – сказал он через мгновение. – Я не сомневаюсь, что у них, в конечном счете, есть и данные, и способности для этого, но, учитывая, как быстро наниты саморазрушаются, крайне маловероятно, что получат доступ к любому из трупов достаточно быстро, чтобы заявить что-либо категоричное. Все исследования и моделирования Эверетта и Киприано указывают на это. Очевидно, это – беспокойство, о котором не нужно забывать, но мы не можем позволить этой 'гипотетической' возможности испугать нас настолько, чтобы пойти на попятную, когда все плывет к нам в руки.

– Я не пытаюсь навязывать свое мнение, что мы должны делать, просто тыкая носом в потенциальную угрозу. И, если уж бы до конца откровенной, меня меньше всего беспокоит вероятность, что некто в ходе судмедэкспертизы ВДРУГ что-то обнаружит, чем то, что кто-то, сопоставив некие факты – типа, во всем этом замешано биооружие, а мы, вот ведь не задача, единственные, кто занимается его разработкой, – разовьет эту теорию другими средствами.

– Какими еще «другими средствами»? – его глаза вновь сузились.

– Согласно нашим текущим отчетам, и сама Елизавета, и большая часть правительства Грантвилля, не говоря уже о монти на улице, абсолютно убеждены, что за всем этим стоит Хевен. Большинство из них, похоже, разделяет теорию Елизаветы, что, по некоторой неизвестной причине, Причарт решила, что ее первоначальное предложение о проведении саммита было ошибкой. Как бы то ни было, ни у одного из них нет убедительного объяснения того, какова та «неизвестная причина», возможно, была. И некоторые из них, – особенно, Белая Гавань и Харрингтон – ставят под сомнение, был ли это Хевен вообще. К сожалению, с падением Высокого Хребта, у наших источников больше нет должного уровня доступа к информации, чтобы с уверенностью подтвердить это, но те, что остались, усиленно копают в этом направлении. И прошу, примите во внимание, что, даже в этом случае, информации всегда нужно время, чтобы достигнуть нас. Это немного не то же самое, как мы, сопоставляя обрывки слухов, перекидываемых службами новостей, складываем цельную картину о военных операциях, типа как в случае Ловата. С этой позиции, даже используя курьерские судна, снабженные нашими межполосными двигателями, на переходе Беовульфа, мы все еще говорим об очень предварительных отчетах.

– Понимаю. Продолжайте.

– Что меня беспокоит больше всего, – продолжила она, слегка пожав плечами, – так это то, что после первой немедленной реакции у Елизаветы было некоторое время, чтобы охладить свой пыл, Белую Гавань и Харрингтон по-прежнему можно отнести к тем немногим уникумам, чьему мнению больше всего доверяет. Я думаю, что они оба слишком умны, чтобы пытаться слишком жестко подталкивать ее по этому особому вопросу именно сейчас, но ни один из них особенно не восприимчив к возможному разрыву с основной политической линией, если они все же не придут к согласию. И несмотря на то, как ее политические противники иногда высмеивают Елизавету, она – и сама по себе очень умная женщина. Поэтому если два человека, суждению которых она доверяет, спокойно, но упрямо убеждены, что за всем этим кроется нечто большее, чем-кто либо предполагает, она, чисто гипотетически, будет несколько менее предубежденной по спорным моментам и, в конечном итоге, может согласиться, что за всем этим кроется здравое зерно.

– Что еще беспокоит меня, так это то, что есть два возможных альтернативных сценария того, кто на самом деле стоял за обоими нападениями. Первый, – ну конечно, это были мы или, по крайней мере, «Рабсила». Второй же – что это была, по сути, хевенитская операция, но не санкционированная ни Причарт, ни кем-либо из ее администрации. Другими словами, что это было подстроено некими «темными силами» внутри республики, которые настроены против окончания войны.

– Из этих двух, второй, может статься… менее опасен для нас. Хотя, и это уже было бы достаточно скверно, если бы кто-то мог бы убедить Елизавету и Грантвилля, что предложение Причарт было подлинным и что зловещие и темные элементы – возможно даже отголоски старых скверных деньков правления Государственной Безопасности – решили сорвать его. Даже если это поменяет позицию Елизаветы по отношению к саммиту, оно все же не приведет никого непосредственно к нам. Но и за одну ночь вряд ли что-нибудь сдвинется. По моим самым оптимистичным прикидкам, даже если кто-то выдвинет данную «теорию» Елизавете уже сегодня – собственно, вполне вероятно, это уже и случилось – все еще потребуются недели и, вероятно месяцы, для того, чтобы как-то сдвинуть ее занятой позиции. И теперь, когда они возобновили действия, импульс человеческих потерь и разнесенной в пыль инфраструктуры воспротивится любой попытке вернуться к первоначальному соглашению о саммите, даже если она и действительно передумает.

– Первая возможность, однако, волнует меня сильнее, хотя, я признаю, что вероятность этого, по крайней мере до сих пор, была не столь велика. В настоящее время, факт в том, что, пока они уверены, что использованная техника убийства плоть от плоти принадлежит Хевену, никого особо не волнуют ни мы, ни наши причины, которые у нас могли быть для устранения Вебстера или Берри Зилвицкой. Но если кому-то все же удастся доказать, что должен существовать необнаружимый бионанокомпонент, и именно эти 'регуляторы' направляют убийц, отсюда сразу напрашиваются подозрительные выводы: даже если Хевен и ИСПОЛЬЗУЕТ эту технику, но разработкой чего-либо подобного он НЕ ЗАНИМАЕТСЯ. У Республики просто нет ни производственной базы, ни научного потенциала, что бы произвести ЭТО, и никто столь же умный, как Патрисия Гивенс не поверит ни на мгновение, что ВДРУГ они появилась. И это, Альбрехт, подтолкнет этого же умника к вопросу, кто же МОГ это разработать. А ведь схожие мысли могут возникнуть и у нескольких людей! Но, как только кто-нибудь задумается об этом, два названия венчают вершину этого списка – это Меза и Беовульф, и я не думаю, что найдется умник, который решит, что те ханжеские ублюдки на Беовульфе могли сделать что-то вроде этого доступным. И тогда репутация «Рабсилы» укусит нас за задницу! И факт, что разведслужбы и монти, и хевенитов в курсе, что «Рабсила» вербовали элементы бывшей ГосБезопасности и, вероятно, предположат возможность связи между нами и неким другим элементом ГосБезопасности, возможно скрывающемся в подлеске нынешней Республики. Что слишком близко к правде, чтобы я чувствовала себя счастливой.

– Это могло быть достаточно скверно. Однако, если они сами дойдут до этого, то могут и развить это дальше. Если мы поставляем технологию неким 'темным силам' на Хевене, то что бы помешало и нам самим пользоваться ею? И если они подойдут к этому вопросу, тогда все мотивы, которые мы могли бы иметь – и я имею ввиду только те, о которых они уже знают, поскольку у «Рабсилы»-то они всегда есть, даже если не копать глубоко – привлекут их пристальнейшее внимание.

Детвейлер мягко качнулся в кресле из стороны в сторону в течение нескольких секунд, обдумывая, что она сказала, и затем оскалился.

– Я не могу не согласиться с критичными сторонами каждого из ваших сценариев, Изабель. Однако, я думаю, что это можно отнести к тому, что я уже и говорил ранее – факт остается фактом – мы не можем позволить беспокоиться о чем-либо, что, возможно, никогда и не сбудется, чтобы помешать нам использовать все необходимые средства для достижения наших целей. И, поскольку вы сами только что указали: вероятность того, что кому-либо может придти в голову, что за всем эти стоим мы, ну или, по крайней мере, что мы этим преследовали свои интересы, а не исполняли роль служек Хевена, нанятых для 'мокрой работы' – крайне низка.»

– Крайне низка – это немного не то же самое, что несуществующая, – парировала Бардасано. – И… есть еще кое-что, касающееся моей компетенции: у меня есть неподтвержденное сообщение, что Зилвицкий и Каша навещали Харрингтон на борту ее флагмана на Звезде Тревора.

– П-о-с-е-щ-а-л-и Х-а-р-р-и-н-г-т-о-н? – процедил Детвейлер несколько более резко, возвращая кресло в вертикальное положение. – И почему же я только сейчас слышу об этом?

– Поскольку сообщение пришло тем же судном, которое и подтвердило отмену Елизаветой саммита, – продолжила она спокойно. – Я пока еще обрабатываю все, что было загружено им, и причина, по которой я просила об этой встрече, откровенно говоря, имеет отношение к возможности, что они оба встречались с нею.

– Н-а З-в-е-з-д-е Т-р-е-в-о-р-а? – тон Детвейлера был тоном человека, акцентирующего внимание, и, ни в коей мере, ни сомневаясь и ни опровергая, и она кивнула.

– Как я и говорила, это – неподтвержденное сообщение. Я даже не знаю, можно ли ему доверять. Но, если это точно, Зилвицкий взял курс на Звезду Тревора, с Каша – известным шпионом Хевена, прости Господи! – на борту, что означает, что им разрешили транзит через Сеть – и в такой близости от флота Харрингтон, несмотря на то, что вся система была объявлена Мантикорой закрытой военной зоной с приказом «стрелять на поражение», растрезвоненным по всем каналам связи и новостным службам и выбитым на каждой плоской поверхности складских и сервисных платформ Терминала Звезды Тревора. А еще есть выставленные по периметру системы сигнальные буи транслирующие сообщения для любого сквозного траффика, для тех 'особо одаренных личностей', кто окажется достаточно туп, чтобы переть вглубь системы! И также представляется, что Харрингтон, не только встречалась с Каша, но еще и позволила ему уехать. Что намекает мне, что она очень уж сильно поверила в то, что бы они ей ни рассказали. И, откровенно говоря, я не представляю, что еще они могли ей поведать, кроме того, что мы бы ни за что не хотели бы, чтобы она слышала.

Детвейлер резко фыркнул, соглашаясь.

– В этом, конечно, вы правы, – согласился он. – С другой стороны, уверен, у вас есть, по крайней мере, теория об определенных причинах их посещения. Так станьте занозой у нее в руке и поведайте мне, что же они могли сообщить ей.

– Мое догадка в том, что основной момент, который они хотели прояснить, – это то, что Каша не давал отмашку на «Крысиную Отраву». Или, по крайней мере, что ни он, ни любой из его оперативников не исполняли это. И, если он был готов подтвердить свой собственный статус как человек Траяна в Эревоне, вряд ли он стал бы это делать – при условии, что она поверит ему – без уверенности в существенности сказанного. И, к сожалению, у него был все предпосылки считать, что она могла бы поверить ему, если бы они встретились лицом к лицу.

Детвейлер задохнулся от еще одной, возможно, более острой вспышки гнева. Он прекрасно понял все, что Бардасано пыталась ему сказать. Вильгельм Траян был отобранным лично Причарт Федеральной Разведовательной Службы Республики. Возможно, он и не был, подобно Кевину Ушеру, гением импровизации секретных операций, но Причарт решила, что Ушер ей нужен в Федеральном Следственном Агентстве. И, независимо от того, что, возможно, еще можно было добавить о Траяне, его лояльность Конституции и лично Элоизе Причарт – именно в таком порядке – оставалась абсолютной. Он не знал устали в своих усилиях выполоть ФРС от любых «сорняков» Госбезопасности, и во всей Вселенной не существовало ни единого способа, чтобы заставить ЕГО организовать операцию вне официальных каналов. Что означало, что единственным вариантом, при котором «Крысиная Отрава» могла быть осуществлена без ведома Каша, было то, что операция изначально была санкционирована на более низком уровне и предусматривала значительно отличный арсенал средств.

И это само по себе уже было достаточно плохо, но настоящей искрой его гнева стала намек Бардасано на, «тех-кто-никогда-не-будет-достаточно-проклят», древесных котов Сфинкса. Для таких маленьких, пушистеньких и симпатичненьких зверюшек от них слишком много головной боли, ими полностью были сорваны слишком много секретных операций – и Хевена, и Мезы – за все годы. Особенно вместе с этой сукой Харрингтон. Если Каша и в правду встречался с Харрингтон, ее проклятый кот точно будет знать, говорил ли он правду.

– И что же гласит ваше 'неподтвержденное сообщение', когда проходила эта беседа?

– Примерно через одну стандартную неделю, после того как Елизавета сожгла все мосты. Тем не менее, сообщение об этом пришло из одного из наших наиболее тщательно защищенных источников, что означает, что в пути оно задержалось несколько дольше обычного. И одна из причин, по которой оно все еще не подтверждено, – это то, что на курьерское судно оно попало прямо перед отбытием.

– Иными словами, у Харрингтон было предостаточно времени, чтобы передать все, что бы они ей не внушали, Елизавете или Грантвиллю еще до перелома в Битве при Ловате. А мы так ничего и не знаем…

– Именно, – Бардасано пожала плечами. – Откровенно, я не думаю, что есть очень уж большой шанс того, что Елизавета или Грантвилль купятся на невиновность Хевена, что бы там Каша не наговорил Харрингтон. В конце концов, все, что он мог сказать им, – это только то, что, насколько ОН знает, Хевен не причастен к этому, и даже если они признают, что он говорил ей всю правду, насколько сам ее знал, это еще не значит, что он прав. Даже если он убедил Харрингтон, что действительно полагает, что Хевен не делал того, в чем обвиняется, это – только его личное мнение… и это чертовски сложно опровергуть все без, по крайней мере, неких более 'убедительных' доказательств, чтобы поддержать эту версию. Таким образом, вряд ли что-нибудь из того, что они, возможно, сообщили ей или что она, возможно, могла пересказать кому-либо еще, вдруг приведет к отмене военных действий. И, как я уже и говорила, между Мантикорой и Хевеном вновь лег кровавый счет, и маховик войны с каждым днем будет раскачиваться все сильнее и сильнее.

– Если честно, меня больше волнует не то, что Зилвицкий и Каша могли сказать Харрингтон, а то, что мы не знаем, куда они отправились после того, как оставили ее. Мы всегда знали, что они – оба опытные оперативники, которые не раз демонстрировали феноменальную способность анализировать любую доступную информацию. До сих пор, по общему мнению, это катастрофически сказывалось на наших тактических планах, почти не затрагивая стратегические, и – да! – пока ничто не свидетельствует о том, что не могли начать снимать слои с луковицы. Но если Каша объединит источники Хевена с тем, что Зилвицкий получает от Баллрум, я сказала бы, что они, более чем вероятно, смогут увидеть несходящиеся концы. А их предостаточно, особенно, во всей это истории с «Крысиной Отравой», и учитывая, что Хевен этого не делал. Конечно, работая сами по себе, они не могут обратиться к организационной инфраструктуре, к которой у Гивенс или Траяна есть доступ, но их способности и целеустремленность не поддаются вербальному описанию, а собственные источники ставят этих двоих, ни много – ни мало, на один уровень с их собственными спецслужбами.

– И последнее, что нам нужно, – так это, чтобы до этих психов из Баллрум вдруг дошло, что мы использовали их большую часть последних ста пятидесяти лет, – прорычал Детвейлер.

– Я не знаю, действительно ли это самое ПОСЛЕДНЕЕ, что нам нужно, но у него определенно есть шанс войти в мой список из шести, ну, или около того, самых… досадных вещей, из тех что мы бы ни за что не хотели допустить, – пробормотала Бардасано с кислой улыбкой, вызвав Детвейлера нервный смешок.

Удовольствие, с которым боевики Одюбон Баллрум выжигали всю землю за «Рабсилой», было еще одним элементом, хотя и непредсказуемым и непреднамеренным, в маскировке истинных действий Согласия Мезы и его целей. Обстоятельство, что, по крайней мере, некоторые из Совета Директоров «Рабсилы» были членами, как минимум, внешнего круга Согласия, означало, что за все годы одно или два из убийств Баллрум нанесли неимоверный урон. Правда, большинство из убитых мстительными бывшими рабами не были кем-то более значительным, чем предполагали предписанные им роли приманок, ибо, во избежание досужих домыслов, нельзя было обделить и верхний слой «луковицы», и кровавая война между «преступной корпорацией» и ее «террористической» оппозицией лишь притягивала досужие взоры, отводя их насколько только возможно от того, что на самом деле двигалось под поверхностью.

Но, несмотря на всю пользу, это оставалось обоюдоострым мечом. Поскольку никто, кроме очень небольшого процента посвященных, во всей «Рабсиле» не сознавал глубоко скрытых целей, возможность, что Баллрум узнает про них, была очень мала. Но все же оставалась, и вряд ли кто-нибудь из тех, кто мог наблюдать, как Баллрум раз за разом проникала через систему безопасности «Рабсилы», рискнул проверить, на что способны опасные люди вроде Джереми Экса и его головорезов, если они когда-нибудь выяснят, что в действительности происходит и решат изменить свои целевые критерии отбора. И если Зилвицкий и Каша смогут связать концы с концами…

– Как вы оцениваете: эти двое могут поставить под угрозу осуществление наших планов на данном этапе? – спросил он наконец.

– Я сомневаюсь, что найдется хоть один человек, который мог бы ответить на этот вопрос. Во всяком случае, однозначно, – признала Бардасано. – Тем не менее, возможность всегда существует, Альбрехт. Мы похоронили все так глубоко, как только возможно, рассыпав огромное количество структур, занимающихся прикрытием нашей основной деятельности, мы сделали все, что только могли, чтобы разделить различные уровни управления. Но основной линией, на которую всегда делался упор, является то, что, в наибольшей степени, мы всегда полагались на факт, что «все знают», что есть «Рабсила» и к чему она стремится. Мне следовало бы сказать, что все же шансы, в большей степени, на нашей стороне даже против кого-то вроде Зилвицкого и Каша, роющих землю только для того, чтобы в один прекрасный день вдруг оказаться перед фактом, что то, что 'все знают', является полной фальсификацией. Однако, все же, и это возможно, и я думаю – как и говорила раньше – если кому это и по плечу, так это этим двоим.

– И мы не знаем, где они сейчас?

– Галактика большая, – пожала плечами Бардасано. – Мы знаем, где они были две стандартные недели назад. Я могу мобилизовать наши активы на их поиски, и мы могли бы даже задействовать все ресурсы «Рабсилы» для этого, не вызвав особого подозрения. Но вы же понимаете, так же как и я, что единственное, что сейчас нам нужно делать – это просто ждать, пока Магомет сам не придет к горе.

Детвейлер снова скривился. К сожалению, она была права, и он знал это.

– Хорошо, – сказал он. – Я хочу, чтобы их нашли. Я признаю ограничения, с которыми мы сталкиваемся, но разыщите их так быстро, как только можете. А потом – уничтожьте их.

– Легче сказать, чем сделать. Вы не забыли нападение «Рабсилы» на особняк Монтень?

– Это была «Рабсила», не мы, – отрезал Детвейлер, и на это раз была очередь Бардасано согласиться.

Одной из проблем с использованием «Рабсилы» как прикрытия было то, что у слишком многих из директоров «Рабсилы», как, впрочем, и у остальной части галактики, даже не закрадывалось мысли, что кто-то их может использовать. Что означало, что было также необходимо держать тех же самых директоров на длинном поводке, чтобы сохранять их в блаженном неведении о… досадной маленькой правде, что и приводило к позорным эскападам вроде того фиаско в Старом Чикаго или нападения на особняк Кэтрин Монтень на Мантикоре. К счастью, даже операции, которые были полной катастрофой с точки зрения «Рабсилы», редко сказывались на целях Согласия. И случайная катастрофа «Рабсилы» помогала убедить всю галактику в мезанской тупости и неповоротливости.

– Если мы найдем их, то, на сей раз, – никакой «Рабсилы», маячащей вокруг да около, – мрачно продолжал Детвейлер. – Это –только наше, точнее, ваше дело. И я хочу, чтобы у него был наивысший приоритет, Изабель. Фактически, мы оба должны сесть и обсудить это с Бенджамином. У него уже есть, по крайней мере, несколько кораблей, оснащенных двигателем паука – и он использует их для обучения экипажей кораблей переброске соединений и оценке систем. Учитывая, что вы только что сказали, я думаю, что имеет смысл перебросить один из них к Вердант Виста. Вся галактика знает о гребанном личном судне Зилвицкого. Я думаю, что, может статься, пора бы организовать такой ма-аленький несчастный случай для него.

Глаза Бардасано немного расширились, и она, казалось, на мгновение колебалась на грани возражения. Но затем она явно передумала. Отнюдь не из-за того, в этом Детвейлер не сомневался, что она вдруг побоялась возразить, так как считала, что он был не прав или слишком рисковал. Одним из качеств, которые сделали ее настолько ценной, было то, что она никогда не была поддакивалкой. Если она и в правду не согласна с ним, то найдет время высказать все прежде, чем операция будет организована. Но она предпочла взять тайм-аут, чтобы обкатать это все сначала в уме прежде, чем открывать рот. Что и являлось другим из качеств, которые делали ее столь ценной для него.

«И я также я не сомневаюсь, что она обсудит это с Бенджамином, – подумал он сардонически. – Если у нее уже есть что-либо на уме, то она, безусловно, захочет пропустить это, минуя меня, чтобы получить вторую точку зрения на все. И, конечно, таким образом, эти двое могут вдвойне усилить меня, если придут к согласию друг с другом».

Как же замечательно может складываться, когда все было обговорено и сделано. Но оставалось еще кое-что….

– Хорошо, – сказал он громко, снова откидываясь назад с видом человека, переключающего умственные скорости. – Есть еще кое-что, о чем я хотел вас спросить, – и это Анисимова.

– А что с ней? – в тоне Бардасано проскользнули едва заметные осторожные нотки, и она склонила голову вбок, пристально изучая выражение Детвейлера.

– Я не собираюсь передумать и ликвидировать ее, если это – то, что вас тревожит Изабель, – сказал он сухо.

– Я бы не сказала, что меня и в правду это тревожило,– произнесла она. – Я действительно считаю, что это была бы лишь пустой тратой ценного актива, как уже и говорила, и я не думаю, что в том, что произошло в Талботте, было больше ее вины, чем моей. Фактически, учитывая то количество информации, которое я имела, а она – нет, вся вина за провал должна лечь на меня.

Бардасано, размышлял Детвейлер, была одним из очень немногих людей, даже из самого внутреннего круга Согласия, кто, без всяких утаек, сам будет платить за свои ошибки. Что было еще одним ее ценным качеством.

– Как я и сказал, я не собираюсь ее устранять, – сказал он. – Тем не менее, то, в чем вы только что признались, является честным ответом на вопрос, который уже некоторое время вертелся у меня в голове. Который звучит как – вы думаете, что настало время открыть ей дорогу внутрь системы? Действительно ли она – достаточно 'полезный актив', чтобы стать полноправным членом Согласия Мезы?

– Гм.

Не так часто Детвейлер видел, чтобы Бардасано сомневалась. По сути, вряд ли то, что он видел сейчас, попадало под это определение. Во этом было не столько сомнения, сколько удивления.

– Я думаю, возможно, да, – наконец выдавила она, задумчиво прищурив глаза. Ее геном – альфа-линия, и она уже знает больше чем большинство людей, которые не являются полноправными членами. Единственное реальное беспокойство, хоть и совсем мизирное, которое у меня могло бы возникнуть в связи с выдвижением ее на полное членство, – это то, что она чрезмерно развила в себе чувство превосходства, несколько больше, чем мне хотелось бы в ней видеть.

Детвейлер приподнял бровь, и она лишь пожала плечами.

– И не только она, Альбрехт. Фактически, я бы сказала, что меня намного более беспокоит кто-то вроде Сандаски, чем Алдона. Суть в том, что довольно многие из нас – включая и некоторых личностей, которые уже являются уже полноправными членами – имеют склонность – как лучше выразиться? – apriori принимать свое превосходство как само собой разумеющееся в любом противоборстве с ЛЮБЫМ нормальным. Это-то и опасно, особенно если пытаться считать 'нормальным' кого-то вроде Зилвицкого или Каша. Да и, собственно говоря, Харрингтон, хотя, учитывая ее родословную по линии отца, я предполагаю, вряд ли на нее можно будет навешать этот ярлык, если дело коснется того, что ей дорого. И это – также то, против чего я сама должна принять меры, однако, в случае Алдоны, я думаю, что это, вероятно, усилено фактом, что она пока не полноправный член… хотя она считает по-другому. Основываясь исключительно на том, что она и другие члены Стратегического Совета, не являющиеся полноправными членами, знают, или думают, что они знают о ставках, которые в реальности стоят на кону, по большей части, ее чувство превосходство может оказаться жизнеспособно. И она, конечно, достаточно умна, чтобы понять, что на самом деле происходит – и почему – если вы решите рассказать ей. Итак, если она и вправду войдет в круг, я думаю, что мы можем, вероятно, рассчитывать, что большая часть этой… самодовольности из нее в довольно быстро выветрится. Я могу спросить, почему вопрос возник именно сейчас?

– В свете, что произошло в Ловате, я подумываю о попытке возродить операцию на Монике другим путем, – ответил Детвейлер. – И, учитывая как в прошлый раз мы едва успели выдернуть наши пальцы из огня, я хочу, что кто бы ни отвечал за ее исполнение на сей раз, он должен знать, на что подписывается и чего мы хотим достигнуть.

– Я же знала, что мы хотели достигнуть в прошлый раз, – отметила Бардасано.

– Да, действительно. Но одной из особенностей, представляющей собой такую полезную частью вашего прикрытия, является ваша относительная нехватка официального старшинства вне Согласия. Именно поэтому на Анисимовой лежала основная ответственность настолько, насколько простирались интересы Стратегического Совета, по крайней мере, прошлый раз. И это – также еще одна причина, по которой я не могу отослать вас назад, чтобы разгребать все в одиночку. Однако, есть и другие причины, включая факт, что я хочу, чтобы вы близко к дому контролировали ситуацию между Мантикорой и Хевеном. И разбирались с Каша и Зилвицким, если мы сможем определить их местонахождение. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы вы оказались вне пределов досягаемости, если встанет необходимость в ваших способностях, и есть предел тому, сколько мы можем выделить наших «курьерских кораблей», чтобы носиться по галактике без привлечения чьего-либо внимания к тому, что наша почта, похоже, доставляется несколько быстрее, чем чья-либо еще.

– Понимаю

Бардасано откинулась назад в кресле, очевидно, глубоко задумавшись, и затем очень глубоко выдохнула.

– Основываясь на этом, я определенно рекомендовала бы полностью посвятить Алдону в наши планы. Хотя я также думаю, что было бы очень хорошей идеей обдумать все очень тщательно прежде, чем мы решим, хотим ли мы 'возродить' Монику. И, чтобы рассмотреть это в свете проблем, я уже высказывалась о нобходимости проведения работы над ошибками.

– Принято, – кивнул он. – Но я не утверждаю, что, в любом случае, все уже твердо решил. Мне нужно время, чтобы все обдумать. Однако, если уж мы действительно решим пойти этим путем, то, в этот раз, – никакой самодеятельности. Особенно после всего, что мы проделали, разгребая мониканское дерьмо. О, – хлопнул себя по лбу, – ну конечно, забудем о Монике. К нашим услугам ВЕСЬ Мейерс. И Крэндалл.

Бардасано слегка нахмурилась и затем кивнула.

– Использовать Крэндалл, чтобы подтолкнуть Веррочио, вы это имеете в виду?

– Использовать Крэндалл, да. И Веррочио. Но я думаю о Крэндалл скорее как… о заверении для Веррочио. ПОДТАЛКИВАТЬ нам придется Хонгбо.

– Вы хотите все провернуть посредством Хонгбо? – в голосе Бардасано сквозило неприкрытое сомнение, на что Детвейлер лишь фыркнул.

– Ну, у нас уже был успешный опыт взаимовыгодного сотрудничества с ним, – указал он. – До сих пор вполне удачно справлялся со всем в качестве нашего местного менеджера для комиссара Веррочио. Не думаю, что он сильно удивится, если мы попросим его о помощи еще раз.

– Сдается мне, что он бы… очень колебался, если бы мы предложили попробовать повторить мониканский сценарий столь скоро, – усмехнулась она. – Он умнее, чем Веррочио. Я думаю, что он, вероятно, намного больше представляет все потенциальные последствия, что будет, если они пробуют что-то вроде этого во второй раз и провалятся. О, вряд ли его волнуют Ассамблея или суды. Его беспокоит, что с ним и Веррочио сделают их дружки-сатрапы из УПБ, если хоть одно яйцо прилетит в адрес Пограничной безопасности.

– Могу себе представить, – признал Детвейлер. – Но, конечно, он не подозревает, что, если мы преуспеем, его дружки-комиссары из Пограничной Безопасности будут меньшей из его забот. Будем действовать по обстоятельствам, однако, мне очень не хочется, чтобы все наши усилия пропали впустую. Тем более, что мы должны будем устранить Крэндалл и Филарету после, если не сможем использовать их сейчас.

– Однако, порой лучше просто списать операцию, независимо от того, сколько в нее вложено, – покачала головой Бардасано. – В голову так и лезет та старая пословица, что от плохих денег нужно избавляться, даже если и теряешь хорошие. То же можно сказать и о прикрытии тылов.

– Согласен. И я намерен обменяться соображениями с Колином прежде, чем мы примем любое надежное решение. Я также буду настаивать на вашем присутствии на этих беседах. Но это не просто случай выдвижения, чтобы возместить наши инвестиции в вас. Меня действительно беспокоит, как отразится в долгосрочной перспективе последствия того, что они использовали в Ловате. Я думаю, что сейчас еще более важно держать их под максимальным давлением и осадить их любым способом, каким только возможно, и то, что саммит – уже несбывшаяся история и что монти вновь скрестили копья с Хевеном, только играет нам на руку. Не думаю, что будет невероятно трудно убедить кого-то вроде Веррочио, что они и так находятся под огромным прессингом со стороны Хевена, чтобы ответить на наинуднейшую угрозу со стороны Солнечной Лиги.

– 'Наинуднейшую угрозу'? – с усмешкой, тщательно выговорила она.

– Мне тут пришло на ум что с всего лишь мизерной поддержкой, Новая Тоскана, вероятно, может стать еще более лучшим орудием в наших руках, чем была Моника. Пограничный Флот уже отправил подкрепления в Мейерс, чего уже должно быть достаточно, чтобы укрепить пошатнувшиеся нервы Веррочио. И я, так уж случилось, оказывается, знаю, что старшего офицера того подкрепления не особо заботят 'неоварвары'. Если точнее, его не особенно заботят именно монти. Очень уж он обжегся в свое время в инциденте с грузовым судном монти в его бытность младшим офицером. Контакты Франклина в Лиге позволили помочь в выдвижении этого человека, даже и без необходимости выхода на прямой контакт, таким образом, он и не может подозревать о нашей причастности к этому. Тем не менее, учитывая его происхождение, я уверен, что он уже достаточно расстроен дикими утверждениях монти о соучастии высших деловых кругов Лиги – и, конечно, грязных мезанцев – в том, что произошло на Монике. Если бы к нему должным образом обратились Хонгбо и Веррочио, я достаточно уверен, что он бы постарался все рассудить по справедливости, особенно если бы помощи Лиги официально запросил кто-то с законными интересами в области. Как, о, Новая Тоскана, возможно. А нрав Веррочио всегда был одним из его выдающихся качеств. От Хонгбо всего-то потребуется немного подкачать водорода в огонь вместо того, чтобы попытаться потушить его, Веррочио будет только рвать и метать ради возможности поквитаться с Мантикорой за его прошлый позор. И если бы он только – или вдруг узнал – о том, что наша хорошая знакомая адмирал Крэндалл находится столь близко с целой оперативной группой супердредноутов Боевого Флота, то это лишь помогло бы укрепить его пошатнувшуюся уверенность в себе.

– И вы хотите посвятить Алдону, чтобы держать на коротком поводке Новую Тоскану и Хонгбо, – медленно произнесла Бардасано. – Что означает, что на сей раз мы не можем позволить себе втирать ей любой бред об овладении «Технодайн» технологией монти или что мы всего лишь хотим помешать им присоединить к себе Скопление Талботта из-за его близости к Мезе.

– По большей части, все так и есть, – Детвейлер лишь пожал плечами. – Без «Технодайн» и Леваконица в нашем авангарде, поставлявших Монике линейные крейсеры, она оказывается перед необходимостью знать о доспехах, скрытыми под нашей каждодневной одеждой. И если мы хотим предложить это кому-то столь же умному, как она, то должны быть предельно откровенны, чтобы не повторить прошлых ошибок. Тем более, сопоставив 'а' и 'б', она очень быстро поймет, что оперативная группа Крэндалл не была бы там, где оно сейчас, если бы мы об этом не позаботились еще до того, как отправили вас двоих на Монику. Она наверняка задастся вопросом, почему ей ничего не говорили об этом тогда, и я не думаю, что у нее слишком много времени займет сделать определенный выводы о том, что еще происходит, о чем она не знает. Я бы скорее предпочел ограничиться подачей лишь той информации, которая касается лично ее, но боюсь совершить серьезную ошибку, испытывая пределы, до который она будет терпеть свое неведение.

– Я думаю, что вам и в правду лучше все обсудить с Колином, – сказала Бардасано. – Если Вы все еще думаете, что, после всего, это – хорошая идея – и я не утверждаю обратное; я просто не знаю, подходящее ли сейчас время, чтобы все объяснить Алдоне и назначить ее ответственной. Но ей нужно будет опереться на что-то более убедительное, чем просто жадность и взяточничество, чтобы заручиться поддержкой Хонгбо.

– В этом случае, – оскалился Детвейлер акульей улыбкой, – может статься, очень неплохо, что мы вели подробный учет всех сумм, которые он получил за все прошедшие годы от гнусных работорговцев «Рабсилы», ведь так? Я понимаю, что он может заупрямиться даже в этом случае. Я имею в виду, что, в конце концов, вряд ли в рамках системы правосудия Лиги его накажут суровей, чем просто пожурят пальчиком. И если же он все-таки встанет в позу, Алдона может и намекнуть, что та же самая информация может, совершенно случайно, попасть в руки психопатам из Баллрум.

Его голос становился все тише, и он лишь пожал плечами в жесте беспомощности.

– Я думаю, это усилит его личную заинтересованность в успехе всего предприятия, – ответила Бардасано своей опасно обворожительной улыбкой. – В конце концов, и Баллрум время от времени может пригодиться.

ГЛАВА 21

– Ну, что и ВЫ будете со всем этим делать? – спросил Грегор О'Шонесси с ухмылкой.

– Если вы спрашиваете мое профессиональное мнение о том, как мы осуществили это, – без понятия, – ответил Коммандер Амброуз Чандлер, штатный офицер разведки Аугустуса Хумало.

Он сидел за маленьким столом своего гражданского коллеги из штата баронессы Медузы, обоюдо наслаждаясь дневным солнцем города Тимбла, по странному стечению вселенских обстоятельств ставшего планетарной столицы планеты Флакс. Шпиндель-A, звезда класса G0, основной объект отдаленной двойной системы, в которой располагался Флакс, тепло согревала их плечи, скатерть мягко колебалась под дуновениями слабого отдающего йодом бриза, а вид от их столика простирался далеко за дамбу, на просторы Океана Гумбольдта, словно залитого бирюзой и серебром.

– Даже если вы могли бы сказать мне, как мы сделали это, это, вероятно, не будет слишком значить для МЕНЯ, Амброуз, – указал О'Шонесси, и Чандлер хихикнул. О'Шонесси прошел путь через гражданскую стезю Разведывательного ведомства Звездного Королевства Мантикора. Он так до конца и ни понимал, как военный ум работал, и не разделял взгляд военных на довольно много проблем. К счастью, он знал об этом, и он попробовал – не всегда успешно – чтобы делать скидку на это, когда было необходимо скоординировать с его коллегами из Флота.

– Я был более обеспокоен тем, что, как я предполагаю, вы бы назвали стратегическим значением этого, – продолжил О'Шонесси, и улыбка Чандлера исчезла.

– В военном отношении? – спросил он.

– В военном отношении и с политической точки зрения, – О'Шонесси пожал плечами. –Мне ближе политический анализ, чем военный, но при этих обстоятельствах, любой дополнительный взгляд, который я смогу получить, должен того стоить. У меня есть самое странное чувство, что все Звездное Королевство – пардон, Звездная Империя – находится в процессе падения кроличью нору Старой Земли.

– Кроличью нору? – проговорил Чандлер, странно взглянув на него, и О'Шонесси покачал головой.

– Не имеет значения. Это – старая литературная ссылка, ничего важного. Это только означает, что сейчас я чувствую себя сильно замороченным.

– Ну, в этом вы не одиноки, – указал Чандлер, а затем, отхлебнув еще пива, откинулся назад на своем кресле.

– В военном отношении, – сказал он прямо, – Хевен уже проиграл, ЕСЛИ то, – и, пожалуйста, зарубите себе на носу, Грегор, – что бы там ни было, что использовала Герцогиня Харрингтон в Ловате, поступит в общее развертывание. Я предполагаю, что это должно быть некоторое дальнейшее развитие телеметрии грави-импульса, которую мы уже используем в «Призрачном Всаднике». Как уж там лавочка Адмирала Хэмпхилл сделала это, и какая начинка задействована, – всего этого слишком много, намного больше, чем могу угадать с моего угла обзора. Я – аналитик, не тактик, и мне фактически, вероятно, больше сообщают об аппаратных средствах противника, чем о своих. Всего лишь кое-что о наших врагах. Но достаточно ясно, даже из предварительных докладов, что независимо от того, что Герцогиня Харрингтон сделала, это чрезвычайно увеличило точность ее МДР дальнего действия, и это всегда было их самой большой проблемой.

О'Шонесси кивнул, чтобы показать, что он следил за логикой Чандлера. Несмотря на собственную нехватку боевого опыта, он не был бы старшим специалистом по анализу разведывательных данных Медузы, если бы ему не удалось приобрести, по крайней мере, понахвататься знаний о некоторых текущих способностях флота.

Передачи, сообщившие Хумало и баронессе Медузе о Битве при Ловате, достигли Шпинделя только вчера вечером. Он не сомневался, что Чандлер еще не до конца осознал все, что это означало, впрочем как и он сам.И он также не сомневался, что Лоретта Шоуп, которая – в отличие от Чандлера – БЫЛА тактическим специалистом, будет лучшим источником, если он и дальше будет пытаться вникнуть в значение того, что ппроисходило. Ему нравилась Шоуп, и он действительно намеревался обсудить военные аспекты Ловата с нею, но прямо сейчас он нуждался в большей картине, чем та, что могла быть описана через призму специфических особенностей. Кроме того, Чандлер был таким же аналитиком. И у него, вероятно, было лучшее чутье, чем у Шоуп, на тот особый вид деталей, в которых такой как О'Шонесси так сильно нуждался.

– МДР и подвески вместе склонили чашу весов в извечном противостоянии энергетического и ракетного вооружений на свою сторону, – продолжил Чандлер, – но мы никогда не были в состоянии действительно в полной мере воспользоваться системой, потому что диапазон ракет опередил эффективный диапазон нашего управления огнем. Если Адмирал Хэмпхил действительно нашла способ эффективно объединить телеметрию сверхсветовой связи в систему, это изменит все, а если мы может это делать, а хевы – нет, то они очень скоро окажутся столь же позади как тогда, когда Граф Белой Гавани отпинал их в прошлый раз. Но чтобы сделать это, Герцогиня Харрингтон оказывается перед необходимостью иметь достаточно много кораблей со способностью делать это, что бы то ни было. Если же нет, если у хевов есть достаточно многие корпусов, чтобы поглотить удары и продолжать защищаться, то мы очень скоро вернемся к тревогам по поводу того, достаточно ли наше качество, чтобы преодолеть их количество.

– Во-первых, разве мы использовали бы это, если у нас не было бы ее в общем развертывании? – спросил О'Шонесси.

– Я склонен думать, что у нас и не было, – угрюмо ответил Чандлер, – но я намного менее уверен в этом, чем хотел бы.

– Из-за срыва саммита?

– Точно. Или, возможно, чтобы быть более точным, из-за СПОСОБА срыва саммита. Если бы я думал, что мы поступились этим по причине беспристрастного анализа наших военных преимуществ, то я был бы намного счастливее. Но это не то, что произошло, не так ли? Политические соображения – они равно подвержены страстям и рассудку – и предопределили решение Правительства. Что приводит нас к горькому пониманию, что все, мы имели счастье лицезреть не дотягивает ло оптимального военного решения.

– Разве не все военные решения, в конечном счете, основаны на политических потребностях? – О'Шонесси подтолкнул вопрос, и Чандлер фыркнул.

– Вы же не собираетесь вовлекать меня в ЭТОТ спор, Грегор! У меня нет никакой проблемы с пониманием, что военная политика и цели определяться политическим контекстом. И я – офицер Флота Королевы, что означает, что я полностью принимаю законность и потребность гражданского контроля вооружённых сил, что означает подчинение принятия военного решения политическому руководству. Все, что я говорю в этом случае, – то, что решение возобновить активные операции было по существу политическим. Адмирал Капарелли и Стратегический Совет ответственны за определение лучших способов выполнить решения как это, но их возможности простираются в пределах ограничений инструментов, доступных им. Таким образом, я говорю, что они, возможно, решили использовать систему вооружения, не полностью подготовленную к общему развертыванию. Или по крайней мере, использовать в более ранней точке процесса развертывания, чем они бы решились при других обстоятельствах.

– По крайней мере, попытать надуть хевенитов в предположении, что это готово к общему развертыванию, вы это имеете в виду?

– Возможно. И я также склонен волноваться об этом больше, чем должен бы, – признал Чандлер. – В конце концов, даже если они были готовы запустить все это в общее развертывание хоть на следующий день, они же должны были еще все опробовать в первый раз «где-нибудь».

– Но вы же не думаете, что они готовы к общему развертыванию, не так ли? – О'Шонесси сказал проницательно. – Но почему?

– Поскольку, – Чандлер ответил, отвечая на прямой вопрос с равной туповатостью, – если бы у нас уже была эта вещь в общем развертывании, мы бы заявились в Новый Париж, не Ловат. Ловат, конечно, важная цель, но не настолько как столица хевов. И учитывая все, что накипело дома из-за убийства Адмирала Вебстера и происшедшего на Факеле, вы действительно думаете, что никто бы в Адмиралтействе или Дворце не решить все проблемы одним ударом, если бы они думали, что у них была способность?

– Гм, – О'Шонесси нахмурился. За те многие месяцы, что он и Чандлер работали плечом к плечу, у него успело сложиться мнение о буйном воображении коммандера. Что впрочем никак не влияло на ту область воображения, что отвечала за анализ.

– Хорошо, – продолжил он. – Давайте предположим, что вы правы. Это – новая система наведения или что бы там ни было, и ее внедрение сейчас ограничено Восьмым Флотом. Вы согласились бы ставить об этом в известность Хевен о ее наличии, если бы мы, по крайней мере, не были готовы к более широкому развертыванию?

Он поднял бровь Чандлеру, который кивнул в ответ.

– Ладно. Предположим, что мы действительно запустим это в общее развертывание за следующие несколько месяцев. Что произойдет тогда?

– Предполагая, что мы СМОЖЕМ запустить это в развертывание, можно сказать, хевы – история, – ответил Чандлер. – Может, конечно, потребоваться еще несколько месяцев, чтобы весь дым развеялся и соглашения о сдаче подписаны, но я не вижу ничего, что могло бы их спасти при всех обстоятельствах. И, откровенно говоря, я не вижу обстоятельств, при которых Ее Величество согласилось бы на что-нибудь, кроме безоговорочной капитуляции на сей раз, не так ли?

– Едва ли! – фыркнул О'Шонесси, но его выражение более встревоженным, чем у Чандлера. Коммандер вопрошающе взглянул на него, на что тот лишь пожал плечами.

– Мне только жаль, что мы не знаем больше о том, что солли задумали, – сказал он. – Я знаю, что это похоже на то, что они собираются держать руку на пульсе после того, что произошло на Монике, а сейчас я получил это… Я даже не знаю, это зудящее чувство.

– Зудящее, – повторил Чандлер задумчиво.

– Я знаю. Я знаю! Это не дотягивает до технической терминологии, которая и способствует мистике нашей профессии, Амброуз. К сожалению, я не могу придумать лучшее определение.

– Почему нет?

– Если бы я знал, то смог бы подобрать лучшее определение, как мне бы хотелось, – ответил О'Шонесси едко и вздохнул. – Я думаю, что очень похоже, что вся операция на Монике была организована «Рабсилой» и «Технодайном». Не Пограничной Безопасностью, или любой из бюрократий солли – всего лишь парой корпоративных объектов. Верно?

– Пока да, – признал Чандлер. – Я думаю, что очевидно, что они были достаточно уверены, что держат Пограничную Безопасность – или, по крайней мере, Веррочио – у себя в кармане прежде, чем решились на это. Все очень странно, но именно так оно и выглядит.

– И это – то, что беспокоит меня, – сказал О'Шонесси. – Во-первых, реальный масштаб и… смелость того, что они планировали, сбивает меня, так как это уже немного перебор, даже для кого-то из мезанских отпочкований. Во-вторых, посмотрите на понесенные затраты. Я уверен, что им удалось бы возместить большую часть их инвестиций, так или иначе, если бы это заработало, но они же инвестировали буквально сотни миллиардов, пытаясь вытянуть данное предприятие. Это – слишком жестко, даже для кого-то как «Рабсила» или «Технодайн». И, в-третьих, если бы я был «Рабсилой», и если все, что я действительно хотел бы сделать, – это предотвратить аннексию Скопления Талботтаt, то я, возможно, нашел подход, который будет намного менее дорогим и опасным…. и, по меньшей мере, эффективным.

– Точно?

– Уверен, – О'Шонесси покачал головой. – Это похоже как если использовать ужасно большую, ужасно дорогую кувалду, когда и обычный молоток прекрасно справился бы с работой. И не только это – у них же все время был молоток, в котором они нуждались! Одно только возвращение Нордбрандт чего стоит! А если бы Терехов и Ван Дорт буквально не наткнулись на коммуникации «Рабсилы», – и я не пытаюсь преуменьшить их достижения, но и вправду они действительно наткнулись на нее, как вы знаете, – Вестман, вероятно, также все еще стрелял бы в нас в Монтане. Вложение нескольких сотен миллионов в одни группировки для проведения политических акций и их последующее финансирование и снабжение других психов оружием и бомбами уже позволили бы им держать все Скопление при кипении сколько угодно долго, если бы мы не захотели обратиться к, своего рода, авторитарным репрессиям. И это позволило одновременно ограничить и вмешательство «Рабсилы», и риски, и расходы. Они, возможно, не были б в состоянии препятствовать выбору Конституционным Собранием приемлемой Конституции, хотя ставить на это я бы не решился. Но даже если бы проект Конституции был отклонен, они, вероятно, рассчитывали на сохранении политических волнений на уровне, который вынудит нас остаться дома и не высовывать голову со своей кухни вместо того, чтобы мутить у них на заднем дворе. Так, почему же они решились на монументальную операцию, как эта? Почему инвестируют настолько больше денег и рискуют быть избитыми у всех на виду, что мы и видим в опросах общественного мнения солли теперь, когда все это видно на лицо?

– Я не совсем согласен с подобной трактовкой, – признал Чандлер задумчиво. – Я считаю, как я только что и предположил, что с их стороны во всем этом было в равной степени чистой жадности и самозащиты. Держать нас подальше от Скопления и загрести себе Терминал Рыси, в конце концов, должно было бы быть оптимальным решением с их точки зрения.

– Я не оспариваю. Я только думаю, что это решение не типично даже для «Рабсилы». Исключения из этого – вроде Факела – можно пересчитать по пальцам: мезанское правительство никогда не показывало любого особого интереса межзвездным политическим играм. И фактически все, что проделали «Рабсила» и другие КОРПОРАЦИИ Мезы, было более… коварным. Они действовали напролом, не гнушаясь как взяточничеством, так и принуждением, по крайней мере, где любой, кто мог потенциально помешать, мог бы быть заинтересован. Это просто не вписывается в их привычный шаблон, и это-то и беспокоит меня, когда устоявшийся игрок вдруг начинает изменяться. Это оставляет меня с чувством, что есть что-то продолжающееся под поверхностью. Что-то, что мы должны выяснить прежде, чем это приблизится из глубин и укусит нас прямо за задницу.

– У вас может быть своя точка зрения, – признал Чандлер после нескольких секунд. – С другой стороны, независимо от того, что они хотели достичь, в этот раз это определенно не сработало.

– В ЭТОТ раз, – согласился О'Шонесси. – Но мы все еще не знаем, как солли собираются реагировать в долгосрочной перспективе. И если они попробовали что-то вроде этого однажды, кто сказал, что они не придумают что-то столь же… изобретательное для нас в будущем? Единственное, я надеюсь, что вы правы о том, как изменится военное положение Хевена в свете Ловата. Я, возможно, не уверен, к чему они готовы, но я знаю, что хочу, чтобы мы были настолько избавлены, насколько возможно, от небходимости смотреть во все стороны, если они-таки решатcя на вторую попытку, чтобы вовлечь нас в войну с Солнечной Лигой!

* * *

– Премного благодарен за согласие принять меня, несмотря на столь краткое уведомление, Цзюньянь, – сказал Валерий Оттвейлер, когда вступил залитый солнцем офис, и дверь позади него бесшумно закрылась.

– Ваше сообщение было помечено как достаточно срочное, – ответил вице-комиссар Управления Пограничной Безопасности Цзюньянь Хонго, привстав, чтобы пожать руку Оттвейлера. – И, что более лично, мне всегда приятно видеть вас, Валерий.

Вице-комиссар даже и не потрудился солгать слишком убедительно, в в своей последней реплике, отметил Оттвейлер с удовольствием. Учитывая, что произошло на Монике, он должен был быть одним из последних людей в галактике, которых Хонгбо Цзюньянь хотел бы видеть. Однако, всегда оставались дипломатические тонкости, которые должны быть соблюдены, даже если дипломаты с обеих сторон полностью осведомлены лживости друг друга. К сожалению для Хонгбо, у него не было иного выбора, кроме как согласиться на эту встречу. Он был слишком глубоко в кармане у «Рабсилы» и слишком долго, чтобы отказаться принять дипломатического представителя родной планеты «Рабсилы», так как всем было известно, что мезанские корпорации фактически и были правительством Системы Меза.

– Чем же я могу быть полезным вам эти утром? – продолжил Хонгбо, жестом пригласив посетителя присесть на одно из кресел его офиса. В его тоне сквозил вызов, что он не намерен делать для Мезы больше – или «Рабсилы» – чем был обязан. И, так как они оба были полностью осведомлены о этом положении дел, Оттвейлер не видел никакой смысла в хождении вокруг да около.

«Тем более, что, так или иначе, я, вероятно, должен буду выкручивать ему руки до предела, прежде, чем это будет закончено», – подумал он.

– По сути, – сказал он вслух, – я только что получил свежие инструкции из дома.

– Ч-т-о вы получили? – Оттвейлер не был особенно удивлен, что определенная осторожность проползала в голосе Хонгбо. В конце концов, он отнюдь не был дураком.

– Да. Похоже, что некоторые заинтересованные структуры в моем Правительстве – и в бизнес-сообществе Мезы тоже, если уж быть до конца честными – не совсем довольны тем, как разрешилось то дело на Монике.

– Да неужели? С чего бы это? – сарказм, источаемый ответом Хонгбо, был отголоском его собственного несчастья из-за «того дела. И также резкой критикой тем, кто, как он думал, был виноват в этих результатах.

– Прошу, Цзюньянь, – устало покачал головой Оттвейлер.– Мы можем принять все это просто как данность, учитывая, что никто из вовлеченных в операцию лиц не слишком уж осчастливлен? Поверьте мне, вокруг хватит яиц в лицо каждому!

Он выдержал на себе пристальный взгляд Хонгбо в течение минуты, пока, наконец, вице-комиссар не кивнул.

– Спасибо, – сказал Оттвейлер и откинулся в кресле.

– Говоря начистоту, – продолжал он, – те самые соображения, которые и сподвигли мое правительство ввязаться в эту авантюру, никто не отменял. Мантикорское присутствие в нашей области представляет существенную угрозу не просто коммерческим интересам наших деловых кругов, но безопасности самой Системы Мезы. Я уверен, что вы понимаете, что провал нашей гуманитарной миссии на Монике привел к определенной переоценке наших вариантов и требований.

– Да, я вижу это, – признал Хонгбо. – С другой стороны, я не уверен, что понимаю, какие «варианты» вы имеете в запасе на сегодняшний день. Они ратифицировали свою драгоценную конституцию, Звездное Королевство официально расширило себя в эту их «Звездную Империю», и избиение ваших людей, – и нас – которое они устроили в своей прессе не оставляет ни одному из нас очень много пространства для маневра, не так ли?

– Да… и нет, – ответил Оттвейлер, и Хонгбо инстинктивно вцепился в край стола. Похоже, это, очевидно, было последней вещью, которую он хотел услышать, отметил Оттвейлер.

– Прежде, чем вы продолжите, Валерий, – процедил вице-комиссар, – будем откровенными в одном, не возражаете? Я готов сделать очень много для вас и вашего «правительства», так же как и Лоркан, но всему есть разумный предел. Особенно после того, что произошло на Монике. И, говоря прямо, убийство Вебстера отнюдь не облегчает задачу.

– Но это же были не мы, – мягко возразил Оттвейлер. – Я думал, что всем известно, что за этим стоит Республика Хевен.

– А как же иначе, – фыркнул Хонгбо. – Но кто бы это ни был, это облетело все новостные агентства, особенно вместе с тем, что он говорил о скромных усилиях ваших людей здесь в Талботте. Когда разброд столь во многом, и так много времени и усилий уходит на перебрасывание сообщениями, даже наша публика начинает интересоваться. И когда это происходит, Министерство Юстиции просто не может заткнуть рот всем. Народ требует зрелищ, и Министерство обязано дать им в виде показательных процессов. Твою ж мать, они же фактически предъявили обвинения полудюжине первых лиц «Технодайна»!

– Да, это было прискорбно, – сказал Оттвейлер. – С другой стороны, ни вы, ни я не работаем на «Технодайн», не так ли?

– Нет, но Лоркан и я вкалываем на Управление Пограничной Безопасности, – едко сказал Хонгбо, – и до нас уже доходили слухи об этом из головной конторы. Пока что УПБ удавалось избегать чересчур пристального внимания, но эта пиявка Корвизар, похоже, пока не горит желанием ткнуть нас во все это лицом. Пока что, – повторился он.

– Конечно же, не горит, – настала очередь Оттвейлера фыркнуть. – Или вы думаете, что монти прямо таки охвачены желанием нарваться на ФСЛ? Особенно теперь, когда вся эта их затея со встречей на высшем уровне с треском вылетела в трубу, и Хевен снова повис у них на плечах?

– Да, конечно, они не рвутся, но, на самом деле, это не только мое мнение, – Хонгбо откинулся назад в своем кресле и постучал пальцем по крышке стола, акцентируя внимание. –Несомненно, было бы очень прискорбно для Мантикоры, если они должны будут схлестнуться в противостоянии с ФСЛ, что также может окончиться весьма плачевно для того, кто бы ни помог… устроить это противостояние. Никто в УПБ не хочет давать новостным службам – или монти – больше козырей против нас. Это уже достаточно плохо, что мы выглядим простофилями, что позволили этому произойти прямо под нашим носом, как это и было. В конце концов, монти едва ли вписываются в ваш шаблон неоварваров. У них намного лучше связи на Старой Земле, чем большая часть людей, ваших людей, – ой, оговорился, конечно же, я имел ввиду Хевен – ясно признавала, когда принимала решение убрать Вебстера. Правда в том, Валерий, что Лоркану и мне недвусмысленно указали отцепиться от Мантикоры. Что, говоря в лоб, является в точности тем, что я уже решил сам.

– Мне очень жаль это слышать, – проговорил Оттвейлер спокойно. – К сожалению, мои инструкции несколько отличаются.

– Это т-а-к плохо… для вас, но я НИЧЕГО не могу сделать с этим.

– Ну, почему же…

– Нет, – категорически отрезал Хонгбо, – нет. вы прекрасно знаете, равно же как и я, как УПБ работает, Валерий. Да, по большей части, у комиссаров есть значительная свобода действий в управлении своми секторами. И всем известно о том, что у всех нас есть «закадычные друзья», которые получают особое обращение. Но, в конце концов, все мы под Министерством ходим, и я говорю вам, что было сказано. Больше ни одного плохого отзыва в прессе из Талботта, по крайней мере, пока все не устаканится в памяти общественности. А, учитывая тот факт, что у рассматриваемой общественности способности сколь-нибудь долго концентрировать внимание не больше, чем у мухи-дрозофилы, все это не должно наложить слишком большую задержку на то, что бы это ни было, что ваши начальники хотят достигнуть, но прямо сейчас мои руки связаны.

Оттвейлер склонил голову вбок, придав лицу задумчивое выражение, именно так, он представлял, должен выглядеть человек неожиданно припертый к стенке тем, что только что сказал Хонгбо. Конечно, позиция вице-комиссара была разумна и обоснована. Когда он говорил о «Министерском контроле», то не имел ввиду что-либо столь незначительное или эфемерном, как действующий Министр Иностранных Дел Солнечной Лиги. То, что он действительно имел в виду, было глубоко окопавшейся кучкой бюрократов, которая, на деле, и управляла Министерством Иностранных Дел, равно как подобные ей управляли каждой стороной деятельности Правительства и вооруженных сил Лиги. И хотя рассматриваемые бюрократы и были фактически надежно защищены от любого вмешательства их номинальными политическими хозяевами, случайные взрывы негодования общественности Лиги из-за коррупции Правительства могли быть болезненными для всех вовлеченных. Это и было настоящей причиной, по которой Губернатор Баррегос, имевший высокую репутацию честного и эффективного человека – давно уж не был отозван из Сектора Майя. Таким образом, едва ли было удивительно, что и начальники Хонгбо, и приятели-комиссары Веррочио, и губернаторы сектора хотели, чтобы вся поднявшуюся тину смыло как можно быстрее, таким образом, они могли счастливо вернуть все дела в привычное русло.

– Мне очень жаль, – повторил он громко после нескольких секунд, – но я боюсь, что мои начальники достаточно настойчивы в этом случае, Цзюньянь.

– Вы что, не слышите меня? – Хонгбо казался все более и более раздраженным. – Нет ничего, что я могу сделать!

– Ну почему же, – Оттвейлер позволил небольшому количеству показного терпения проскользнуть в его собственном тоне. – Я не сидел бы здесь и не разговаривал бы с вами, если бы не было.

– Валерий…

– Только выслушайте в течение минуты, Цзюньянь, – перебил Оттвейлер, и глаза Хонгбо сузились от безапелляционного тона его голоса. Этот тон даже близко не походил на все, что ему приходилось слышать в своем офисе, и не возможно было принять за что-либо другое вспышку гнева в его темных, узких глазах. Но он подавил гнев и, сжав челюсти, коротко кивнул.

– Хорошо, – продолжил мезанец. – Выложу перед вами все карты. Люди, на которых я работаю – и вы прекрасно знаете, кто они, так же как и я, – не довольны. Фактически, они ОЧЕНЬ не довольны, и они не собираются спускать это на тормоза. Именно поэтому я сижу здесь, перед вами, и честно говоря, менее более чем озадачил выбор представленных мне ресурсов. Просто для затравки, неужели вы и в правду думали, что только по чистому совпадению именно Адмирала Бинга, завершившего командование отделением Пограничного Флота, прислали сюда, чтобы поддержать ваше положение после Моники? Умоляю! – он закатил глаза. – Бинг – одна из тех ханжеских язв ФСЛ. Он не смог бы завершить командование отделением Приграничного Флота без чьей-то медвежьей услуги. И, как вы думаете, КТО же был этот 'кто-то'?

Глаза Хонгбо сузились еще больше, но понимание – или, как минимум, догадка – уже начало вытеснять переполнявший его гнев.

– Еще есть небольшой нюанс в том, что Адмирал Крэндалл решила провести 'учения' на МакИнтоше.

– Что? – Хонгбо подскочил с кресла. – Вы о чем? Никто не предупреждал НАС о любых учениях на МакИнтоше!

– Я боюсь, что вас, возможно, не поставили в известность. Возможно, это имеет некоторое отношение к тому, что Крэндалл – Боевой Флот, не Пограничный. Боевой Флот и вправду не склонен к сантиментам с вами, плебеями из Пограничной Безопасности, не так ли?

– Боевой Флот, – повторил Хонгбо. Глубина его удивления той особой частичке информации была очевидна. Достаточно глубоким, чтобы не обратить внимание на укол Оттвейлера, подчеркнувшего глубокое презрение ФСЛ к Пограничному Флоту и Управлению Пограничной Безопасности.

– Да, – сказал мезанец и кивнул головой. – Откровенно говоря, я ничего не знал об этом перед Моникой, но все один к одному – Адмирал Крэндалл именно МакИнтош выбрала местом для своих последних флотских учений, – он пожал плечами. – Я знаю, что для ФСЛ немного необычны авантюры столь глубоко в Пограничье, но, очевидно, Крэндалл хотела отточить переброску флота, не меньше, чем обычные маневры. По моим данным, это первые за девяносто стандартных лет столь масштабные учения ФСЛ за пределами границы, в которых участвует более одной эскадры, и всегда остается вопрос, смогут или нет службы снабжения потянуть обеспечение столь масштабных операций за пределами устоявшейся системы Старой Лиги.

– То есть, как я понимаю, под командованием находится несколько больше, чем 'одна эскадра'?.

– Фактически, я полагаю, под ее командованием сейчас порядка сотни кораблей стены, – пренебрежительно бросил Оттвейлер, ноги Хонгбо подкосились, и он медленно осел в кресло.

– Что бы ни взбрело в голову моему начальству, – продолжил Оттвейлер, – в этом отведено место и трем полным эскадрам линейных крейсеров Пограничного Флота уже прикрепленных к Сектору Мадрас, чтобы укрепить ваши собственные подразделения, и столь мощной поддержке Боевого Флота, оказавшегося так случайно под рукой, может статься, что для комиссара Веррочио вот-вот настанет звездный шанс, чтобы возместить убытки, которые престиж Лиги понес из всей этой уродской ситуации на Монике. Я уверен, что едва ли должен тыкать вас в то, насколько прискорбно может все обернуться, если бы некоторые системы Пограничья начали слегка теснить Пограничную безопасность или получили ошибочное представление, что УПБ не станет предпринимать каких-либо карательных мер, если кто-то решит, что может безнаказанно наступать ему на мозоли. А все то пресловутое общественное мнение, что вы не можете найти свою задницу без указки из головной конторы, вы так не думаете? Цель, подобная… ммм, доказательству: что бы мантикорцы когда-либо не утверждали и какие бы сладкоголосые трели не выводили их подпевалы на Старой Земле о событиях на Монике, – правда в том, что их империалистические замашки переходят всякие границы, как МЫ и знали всегда.

– И как же МЫ планируем достичь этой 'перепланировки'? – спросил Хонгбо.

– Согласно моей последней информации, Системное Правительство Новой Тосканы уже испытывает серьезные проблемы с новой администрацией Скопления Талботта, – ответил Оттвейлер. – В действительности, я предполагаю, что все это не затянется надолго до того момента, когда вы и комиссар Веррочио сможете отправить запрос о расследовании Приграничной Безопасностью систематического притеснения торгового судоходства Новой Тосканы.

Выражение Хонгбо было любопытной смесью ожидания и несчастья. Хотя его положение было намного менее раздражающим, чем у Веррочио, он явно не испытывал удовольствия от собственного оскорбления, происшедшим на Монике. И сказанное Оттвейлером о понесенном репутацией Пограничной Безопасности ущербе отнюдь не было для него пустым звуком. УПБ упорно вкалывало, чтобы удостовериться, что никакая система Пограничья не захочет рискнуть, пользуясь случаем, чтобы нагадить Пограничной Безопасности, и не намеревалось спускать с рук Мантикоре то, что она проделала на Монике. Итак, по множеству причин, для Хонгбо все это перерастало в глубоко личное дело. Но, равно очевидно, он отнюдь не забыл, какой надежной представлялась операция на Монике, и не спешил засовывать ногу обратно в медвежий капкан. А еще он был достаточно умен, чтобы понимать, – не менее, чем сам Оттвейлер – что участие Бинга и Крэндалл предполагает, что ставки в игре более высоки и бескомпромиссны, чем он вначале думал.

– Я даже не знаю, Валерий, – он медленно покачал головой. – Все, что вы говорите, может иметь совершенно здравый смысл, и при нормальных обстоятельствах, я был бы очень рад выручить ваших начальников. И вы знаете это. Но сообщения, которые мы получили через официальные каналы, вы могли бы назвать жестоко ясными. Лоркан и я, как предполагается, сидим здесь и ведем себя как хорошие маленькие мальчики, пока власть имущие не скажут нам по-другому. Кроме того, даже если бы ничего этого не было, Лоркан очень боится поднять лишнюю вонь. То, что монти вытворяли с линейными крейсерам Моники, крайне встряхнуло его.

– Я не обвиняю его в этом, – выдохнул Оттвейлер. – Ну, а с другой стороны, вы всегда можете указать ему, что они были укомплектованы мониканцами, не солли. И за ними не стоял весь Флот Солнечной Лиги. Во всяком случае, я уверен, что монти в курсе об этой ма-а-ленькой разнице, и с возобновлением действий против Хевена, не решатся безгранично наращивать боевую мощь, чтобы идти до конца, даже если они и достаточно тупы, чтобы лезть на рожон перед ФСЛ. Особенно, пред лицом Крэндалл.

– Но если они знают о присутствии Крэндалл не больше, чем мы, до того как вы сообщили мне о ней, то вряд ли это сколь-нибудь изменит их мышление, ведь так? Если, конечно, кто-то не собирается сделать этот незначительный факт известным и им.

Он очень тщательно вперился в лицо Оттвейлера, и мезанец лишь пожал плечами.

– Так или иначе, у меня нет никакой официальной информации об этом, – сказал он. – С другой стороны, и это мое сильное впечатление, что вряд ли найдется хоть кто-нибудь, кто решится разорвать круг и предупредить монти. И коммисар Веррочио – все еще непосредственный управляющий сектора. Если бы у него возникла острая потребность, я уверен, что адмирал Крэндалл перебросила бы свои силы из Макинтоша на Мейерс. Просто в качестве меры предосторожности, вы же понимаете.

Хонгбо, поглощенный в раздумья, медленно кивнул. Оттвейлер мог почти видеть все вычисления за ушедшим в себя взглядом, и задавался вопросом, сделает ли Цзюньянь те же самые выводы, что и он сам.

– Все это очень красиво звучит, – выдавил Хонгбо наконец. – Но факт остается фактом, вряд ли Лоркан захочет пойти на это. Честно говоря, это, – по крайней мере частично, моя ошибка. У меня не было никакой мысли, что что-то, вроде этого, могло витать в воздухе, и поэтому, когда пошли сообщения из головной конторы, лучшее, что мне пришло на ум, – это играть на нервах Лоркана, и теперь он просто встал в стойку. Вы же знаете, какой он. Я боюсь, что, возможно, немного перегнул палку. Он плюется огнем и серой от страха, что может дать призраку монти другое оправдание прыгнуть на него. Понадобится некоторое время, чтобы переубедить его.

– Время – это как раз то, чего у нас не так много, – отрезал Оттвейлер. – Доверьтесь мне, Новая Тоскана уже очень скоро будет готова двинуться навстречу.

– Вы уверены в этом? Новая Тоскана – в трехстах шестидесяти световых годах отсюда. Как вы можете быть настолько уверены, что они вступят в игру, когда до них более одного месяца пути, даже курьерским судном?

– Доверьтесь мне, – повторил Оттвейлер. – Представитель, которого мое начальство отправило в Новую Тоскану, очень убедителен, и то, ради чего новотосканцы сдвинутся со своей позиции, должно стать ОЧЕНЬ привлекательным для них. Они придут к вам.

– Возможно, вы правы. Возможно, я даже верю, что вы правы. Но Лоркан пальцем не пошевелит для чего-то вроде этого, пока у него не будет подтверждения. И даже С ним, вряд ли он будет счастлив. Я ожидаю, что он будет рыть копытом землю на каждом сантиметре пути.

– Тогда вы всего лишь оказываетесь перед необходимостью быть еще более убедительными чем обычно, – парировал Оттвейлер. – Очевидно, мое начальство не забудет о долге перед вами обоими за то, чтобы провернуть все это, и, таким образом, я уверен, что вы можете ожидать чрезвычайно хорошей компенсации за свои усилия.

– Я уверен, вы правы, насколько дорого вам все встанет. Но это не меняет факт, что я оказываюсь перед необходимостью подводить его к этому постепенно.

– Для «постепенно» у нас очень мало времени, – ответил Оттвейлер. – Даже при том, что Крэндалл ориентирована на длительное развертывание, как части проверки системы снабжения, она не может оставаться здесь вечно. Мы должны раскрутить маховик, пока она еще рядом, чтобы подыграть нам, когда придет время. Это – то, что ограничивает наш период времени столь плотно, и я уверен, что комиссар захочет убедиться, что она, в случае чего, действительно придет на помощь. И при любом раскладе, я должен буду привести все это в движении как можно скорее и самым решительным образом. Поэтому если вы нуждаетесь или думаете, что нуждаетесь в несколько большем рычаге воздействия на него, напомните ему об этом. У моего начальства на руках все записи обо всех прошлых сделках с ним. И, в отличие от него, они – не граждане Лиги и не подчиняются ее законам.

Хонгбо поежился, и не только из-за ледяного холода, которым повеяло от слов Оттвейлера. Его глаза встретили мезанскими, и их невысказанное послание было абсолютно ясно. Если у них были записи их сделок с Веррочио, то у них так же, конечно, были и записи их сделок с НИМ. И если они готовы скормить Веррочио волкам, если он не последует их указаниям, то они с равным безразличием отправят в пасть и его.

Хонгбо Цзюньянь всегда признавал, что «Рабсила» и другие корпорации Мезы могли быть опасными благотворителями. Хотя риск, конечно, был минимальным при обычных обстоятельствах, и все знали, что все остальные повязаны тем же. Это то, как работала система, как делался бизнес. Даже если и некая прискорбная личная договоренность и затмевала свет, она вполне предсказуемо исчезала среди бесчисленных «дела как обычно» и «все делают это». Шестеренки же остальной части системы продолжали крутиться, сглаживая все острые углы.

Но если «Рабсила» и в правду решит придать огласке их прошлые деловые отношения, то они сделают это со всей помпой: так громко и эффективно, как только возможно. И после всего, что уже пошло здесь не так, как надо, репортеры будут истекать слюной в предвкушении новых захватывающих доказательств коррупции и заговора. Что означает, что его «коллеги», не задумываясь бросят и Веррочио, и Хонгбо на растерзание толпе. Если быть честным, то они, вероятно, еще и опередят других, крича громче, чем кто-либо, доказывая тем самым свою непричастность.

Все это было уже очень плохо, но будет еще хуже, потому что Одюбон Баллрум внушил абсолютно всем с холодной яностью, что бюрократы и администраторы, которые сговаривались и сотрудничали с «Рабсилой», вместо того чтобы, как велит долг, искоренять генетическую работорговлю, не были среди любимчиков Баллрум. Фактически, они считали своей священной обязанностью придумывать особенно изобретательные способы продемонстрировать это. Способы, которые обычно акцентировались на ливнях из частей тел.

– Я не думаю, что окажется слишком уж сложно убедить нашего доброго комиссара, если вы обратите его внимание на этот небольшой пунктик, ведь так, Цзюньянь? – добродушно спросил Валерий Оттвейлер.

ГЛАВА 22

Алдона Анисимова и представить себе не могла, что вернется в Скопление Талботта столь быстро. И более чем по одной причине!

Простой мысли, какое операция на Монике потерпела сокрушительное фиаско, было достаточно, чтобы похолодело чуть ниже спины, даже у той, кто принадлежала к альфа-линии Мезы. Она была более чем слегка удивлена, как она и Изабель Бардасано пережили закручивание гаек Стратегическим Советом.

Но, даже учитывая ее непредвиденное выживание, она и представить себе не могла назначение обратно, в Скопление Талботта, так быстро. С другой стороны, она также ничего не знала и о сверхсекретном «межполосном двигателе». Она оказывалась перед необходимостью помнить, что весь путь занял у нее намного больше времени – по крайней мере, официально – чем было на самом деле.

А еще она пошла еще дальше в своих домыслах и признала, что была и другая причина ее удивления; она никогда не предполагала, что возможно переиграть последствия пагубного провала на Монике так быстро.

Было бы очень кстати, если бы Альбрехт – и Изабель – намекнули бы мне, чего мы, на самом деле, достигли в прошлый раз. Или хотя бы сколько ресурсов было в действительности доступно, размышляла Алдона, когда она и ее новый телохранитель ехали на роскошном, если не сказать старомодном, лифте к назначенной встрече. Конечно, я не уверена точно, что еще могла бы тогда сделать, даже если бы и точно знала об их наличии. И мне не кажется, что они и в правду могли рассказать мне о них… по крайней мере, не сообщая остального.

Было удивительно, насколько ее Вселенная полностью сдвинулась с объяснением Альбрехта того, что действительно происходило. Часть ее была абсолютно ошеломлена, что весь Стратегический Совет Мезы и все его глубоко лежащие планы и махинации, в действительности, были только частью – и не самой большей – реальной стратегии, которой она служила, хотя и не осознавая, в течение очень многих десятилетий. Однако, другая часть ее была более чем немного раздражена из-за того, что обнаружила, сколько из всего того, что она думала, что знала, даже на уровне интуиции, было практически полностью и преднамеренно сфальсифицировано. Вроде «факта», что туннельный переход в Конго так и не был должным образом изучен прежде, чем те фанатики Одюбон Баллрум откусили этот кусок от владений Мезы или кто действительно отвечал за «ее» операцию на Монике. Ошеломляло открытие, что кто-то еще мог дергать за ниточки настолько же тонко, насколько она всегда гордилась своим умением манипулировать другими. Но ее раздражение из-за нехватки полной информации и обрывочности необходимых знаний было ничто по сравнению с чистым шоком от того, что на самом деле происходило. Алдона Анисимова всегда была не из пугливых, но даже ей внушала страх и ужас великая и обширная область истинных целей и ресурсов Согласия Мезы.

Я всегда считала, что все это была лишь обычная грызня из-за политической власти, призналась она себе. И, честно говоря, я всегда думала, что политическим аспектом была просто самооборона, как способ защитить наши действия и нашу экономическую мощь. Мне и не снилось, что кто-либо мог думать таком… большом масштабе.

Или что большая часть фундамента, возможно, была уже заложена.

Лифт остановился. Кириллос Талиадорос, недавно назначенный телохранитель из той же самой гамма-линии, которая произвела личных телохранителей Альбрехта Детвейлера, первым прошел в раздвинувшиеся двери, бросив взгляд глядя вверх и вниз по коридору. Физические чувства Талиадороса были резко увеличены, как часть модификаций его генотипа, и Анисимова знала, что дополнительно ему были внедрены хирургическим путем нано-роботы, чтобы максимально приблизить его для выполнения действующих функций. Она обнаружила, что даже внушающая страх репутация телохранителя Детвейлера фактически преуменьшала то, на что он был способен, и то же самое было верно для Талиадороса. Который, до некоторой степени, был столь же пугающим, и это успокаивало.

С другой стороны, все то, во что она погрузилась в последние несколько недель, были также столь же пугающими, сколь обнадеживающими

Она отбросила эту мысль и последовала за Талиадоросом из лифта, когда его крошечный жест указал на его удовлетворение их окружением. Он отступил к своему исходному почтительному положению – за ней по пятам, когда она последовала вперед по короткому коридору, и смазливая секретарша, сидящая в его дальнем конце за столом, встретила ее с профессиональной улыбкой, когда она подошла.

О, а она очень симпатична, с удовольствием подумала Анисимова, окидывая ниспадающие черные волосы девушки, влекущие голубые глаза и почти совершенный цвет лица. Она бы почти наверняка подошла для одной из линий удовольствия без любой модификации вообще. Конечно, у нее есть небольшая родинка. И, как мне кажется, ее левая бровь также немного выше правой. Но, в ее случае, так даже лучше. Я думаю, что она смотрелась бы… слишком идеальной без этих небольших недостатков.

– Алдона Анисимова, – представилась она громко. – Я полагаю, что президент Боутин ожидает меня.

– Конечно, госпожа Анисимова, – голос секретаря был столь же правильным мелодичным контральто, чтобы соответствовать ее поразительной внешности, подумала Анисимова с удовольствием. – Одну минутку.

Она нажала кнопку на своей панели.

– Госпожа Анисимова здесь, господин президент, – сказала она, прислушавшись к наушнику на мгновение. – Да, сэр, – ответила сказала, и вновь взглянула на Анисимову. – Президент Боутин ожидает вас, госпожа, – она нажала другую кнопку, и достаточно великолепно украшенная дверь скользила в сторону. – Прошу через ту дверь, госпожа.

– Спасибо, – Аниcимова улыбнулась немного теплее, чем она обычно улыбалась слугам, затем кивнула Талиадоросу, и они оба прошли сквозь открытую дверь.

– Прошу прощения, госпожа, – сказал широкоплечий молодой человек, когда они вошли в приемную роскошного офиса.

– Да? – Анисимова одарила его довольно прохладным взглядом, и он улыбнулся с легким извинением.

– Я боюсь, что некоторые из имплантантов вашего телохранителя высветили несколько тревог на наших сканерах безопасности. Я сожалею, но инструкции безопасности запрещают допуск кого-то с неопознанными имплантантами к президенту.

– Я вижу, – Анисимова замерла, изучая его, на мгновение, а затем повернулась к Талиадоросу.

– Я боюсь, что ты оказываешься перед необходимостью ждать меня здесь, Кириллос, – сказала она.

– Госпожа, согласно инструкциям, мною не предполагалось… – начал он, как будто они ни разу не репетировали этот момент.

– Я понимаю, что это противоречит правилам, – в ее тоне смешались терпение с легкой резкостью, – но сейчас мы – всего лишь гости на чужой планете. И дань вежливости требует от нас соблюдать их правила и обычаи.

– Я знаю это, мэм, но…

– Разговор закончен, Кириллос, – отрезала она твердо, а затем улыбнулся. – Я возьму на себя полную ответственность, но на сей раз благовоспитанность превосходит инструкции. Так или иначе, я уверена, что служба безопасности президента подойдет к задаче моей защиты столь же ответственно, как и к его, пока я рядом с ним. И, так или иначе, я не думаю, что кто-то захочет убить меня в середине нашей с ним встречи.

– Да, мэм, – кивнул Талиадорос с явным нежеланием, и Анисимова вновь повернулась к широкоплечему молодому человеку.

– Я полагаю, что все улажено, – сказала она решительно.

– Да, мэм. Спасибо за то, что отнеслись ко всему с пониманием. Прошу следовать за мной!

Анисимова последовала за ним через приемную. Она не была уверена, что немного театра было так уж необходимо, но не будет лишним порой напомнить ее хозяевам о своей важности, тем более, что, официально, она была здесь с частным визитом. Конечно, большинство частных персон не путешествовало в своих личных яхтах с гипердвигателем, и вряд ли им полагались личные улучшенные телохранители. И ссылка Талиадороса на «инструкции» должна была посеять сомнения, действительно ли она здесь с частным визитом или же, что и соответствовало истине, – нет.

Что было достаточно справедливо – пока я сама не признаюсь, им придется провести следующие несколько часов, пытаясь раскусить, кто же я.

Она прошла через следующую дверь в абсолютно великолепный офис с открывающимся обзором из окон на центр Сиены, столичной планеты Новой Тосканы. Несколько человек ожидали ее.

Президент Ален Боутин, официальный глава системы Новой Тосканы, стоял в учтивом приветствии позади своего раздвижного стола, когда она вошла. Системный премьер-министр Максиме Вежьен, действующий глава правительства, оторвался от созерцания планетарной столицы Ливорно с улыбкой самолюбования, а Алеста Кардот, министр иностранных дел, и Николас Пелисард, военный министр, отвлеклись от своей тихой беседы с Хонорин Хуппе, министромторговли. Дэмиан Дюссерре, министр безопасности Новой Тосканы стоял в одиночку возле книжных шкафов, выравнивающих одну стену офиса, и его улыбка была намного более прохладной – и менее профессиональной, – чем у Вежьена.

Какая жалость, что не было достаточно времени для более плотного изучения, размышляла Анисимова, пока пересекала большую комнату до стола. На всем пути сюда ей едва хватило времени, чтобы полностью проглотить отчет о текущем состоянии дел на Новой Тоскане; конечно, ни о каком подробном историческом изучении не могло быть и речи и у нее не было ни малейшего понятия, например, почему планета, названная по имени области в Италии на Старой Земле, должна быть населена людьми с почти однородно французскими именами.

– Госпожа Анисимова! – Боутин протянул свою руку через стол. Когда она пожала ее, он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее, и Алдона улыбнулась ему.

– Вы были так добры, что согласились меня принять, господин президент. И, особенно, так быстро.

– Господин Меткалф пояснил, что ваше дело не терпит отлагательств, – ответил Боутин. – И, если уж быть до конца честным, что вы… неофициально представляете интересы Мезы.

– Полагаю, что да, – ответила она с причудливой улыбкой. Она бы предпочла, чтобы Валерий Оттвейлер, атташе Мезы, который был ее официальным помощником в Мейерсе, когда организовывалась операция на Монике был с ней здесь. Его компетентность одновременно впечатляла и успокаивала. Но он опять вернулся в Мейерс, где у него была своя партия в игре, а Янсен Меткалф, торговый атташе Мезы, повышенный до полного посла, когда Новая Тоскана покинула Конституционное Собрание Шпинделя, как и предполагалось, был также чрезвычайно компетентен. Хотя, конечно, он не смог бы сегодня присутствовать здесь. Обстоятельство, что официальный представитель Мезы отсутствовал – и, между тем, что он подчеркнул ее собственный «неофициальный» статус – были двумя небольшими намекам, что, по сути, она не только говорит от лица истинных правителей Мезы, но и что то, что она должна была сказать, было и в правду очень важно.

– Пожалуйста, позвольте мне представить своих коллег, – сказал Боутин, и Анисимова приятно кивнула каждому из других в свою очередь, пока президент бормотал их имена. И не то, чтобы кто-либо в этой комнате действительно нуждался бы представлении, в этом она была абсолютно уверена.

Закончив прелюдию, она обосновалась на удобном кресле, скрестив свои длинные ножки, и откинулась назад. Во время своего первого посещения Роберто Тайлера Анисимова сознательно выбрала платье, которое подчеркивало совершенство ее природных данных. Вряд ли Боутина или – что еще более важно – Вежьена поколеблет любое физическое очарование, выставленное напоказ, и поэтому она выбрала строгое, сделанное на заказ темно-синее выходное платье. И, пока ей не приходится заморачиваться, какую же тактику – или инструменты – лучше всего использовать, признавалась она себе, что предпочитала не чувствовать себя подобно размалеванной рабыне для удовольствия.

– А сейчас, госпожа Анисимова, позвольте наконец узнать, что же привело вас в Новую Тоскану?

– Если уж быть до конца честной, господин президент, я здесь в немалой степени из-за довольно бедственных происшествий на Монике, – сказала она и скрыла улыбку из-за отразившегося на лицах новотосканцев шока.

«Что, не ожидали, что получите в лоб от меня признание факта нашей причастности той небольшой катастрофе?» – ехидно подумала она. – «Ну, у меня все еще припасено несколько сюрпризов для вас».

– Я уверена, что вам всем хорошо известно, что произошло с Союзом Моники, – продолжила она спокойно. – То прискорбное положение дел стало результатом стечения обстоятельств, которые никто не мог предсказать, также можно говорить об определенной степени некомпетентности выполнения планы со стороны Моники.

– У нас были отчеты о тех… событиях, – медленно проговорил Боутин, стрельнув глазами в сторону Дюссерре. – Могу я задать вопрос, вы хотели сообщить нам о них что-то определенное?

– Говоря начистоту, господин президент, мы не заинтересованы наблюдать, как монти распространяют свои контроль и влияние на эту область космоса, – ответила с выражением чистой искренности. – Я уверена, что вы все очень хорошо осведомлены о давней враждебности между бизнес-сообществом Мезы и Звездным Королевством Мантикорой. И то что Мантикора демонстрировала довольно часто в прошлом – а совсем недавно, и на Монике – «Звездное Королевство» никогда не чуралось использования голой силы в достижении своих политических целей. Для нас в Системе Мезы кажется достаточно очевидным, что установление перевалочной базы Мантикоры здесь в Талботте почти неизбежно приведет к дальнейшему преследованию Мезы и, вполне возможно, к фактическому развязыванию военных действий Мантикоры против Мезы в не слишком отдаленном будущем. Это, если уж быть до конца честной, и было причиной наших первоначальных контактов с президентом Тайлером.

– К сожалению, как вам всем известно, Конституционное Собрание в Шпинделе ратифицировало эту новую конституцию, по сути, превращая все Скопление в еще один придаток Звездного Королевства. Что означает, конечно, что, что мы бы хотели предпринять дополнительные меры самозащиты, раз уж факт нашей поддержки президента Тайлера стал достоянием широкой общественности.

Несколько лиц напряглись при ее упоминании об Конституционном Собрании, и она скрыла мысленную улыбку кошачьего удовлетворения, поскольку видела их насквозь. Откровенно говоря, она сначала была, по меньшей мере, сильно удивлена, узнав, что Новая Тоскана, фактически, отказалась ратифицировать новую конституцию. На их месте она, не задумываясь, проползла бы весь путь на карачках, чтобы попасть под мантикорский зонтик безопасности и разделить приток торговли и инвестиций, которые, вероятно, хлынет в Скопление. Кроме, конечно, одной маленькой проблемы, которая у них была. Она пришла к этому заключению, на основе анализа Бардасано, уже во время короткого пути от космопорта на эту встречу, что в основе всех поступков новотосканских олигархов лежали деньги. По сути, здесь, на Новой Тоскане, все было еще более запущено, чем она ожидала после прочтения отчетов Бардасано. Силы безопасности, одетые в форму были слишком уж бросающейся в глаза частью дорожного движения, кроме того она заметила чрезвычайно много очень уж очевидных (для планеты с технической базой Новой Тосканы) камер видеонаблюдения на перекрестках и светофорах. Без сомнения, были и другие, намного менее навязчивые меры, чтобы контролировать ситуацию, не выдавая своего присутствия, но было ясно, что новотосканские силы безопасности хотели большего, чем просто пристально следят за вещами. Они также стремились, чтобы любые потенциальные нарушители спокойствия знали и понимали, что, что бы ни случилось, за ними наблюдают.

Между дьяволом и океанской бездной, не правда ли, господин президент? Ее внутренний голос развлекался, хотя она предположила, что, с точки зрения новотосканцев, вряд ли это было очень уж забавно. Раз вы не ратифицировали конституцию, вам остается только сосать лапу, когда все эти сладенькие инвестиции и потоки капитала поплывут мимо вас. Но, если бы вы действительно ратифицировали ее, у вас были бы монти, роящиеся по всей Новой Тоскане, и вряд ли бы им понравились ваши «меры безопасности», ведь так?

Оценивая все с этой точки зрения, она предположила, что решение Новой Тосканы выйти из конституционного процесса, когда Мантикора и дружественные ей делегаты Талботта отказались давать им внутренний карт-бланш безопасности, было, по сути, принято под влиянием эмоций. Последнее, на что согласится пойти любой уважающий себя олигарх-эксплуататор, – это позволить кому-либо из тех, кто всегда кормился от его подачек, нагло диктовать свои условия. К сожалению для Новой Тосканы, простого примера, что происходило в остальной части Скопления, было достаточно, для загрязнения их звездной системы теми мерзкими идеями. Их единственная реальная надежда состояла в том, чтобы попытаться откусить от увеличивающегося мантикорского потока торговли и инвестиций, чтобы обеспечить, по крайней мере, скромное, но реальное улучшение общего новотосканского уровня жизни. Откровенно говоря, их шанс когда-либо контролировать ситуацию с помощью удочки и морковки, по мнению Анисимовы, никогда не был реалистичен, но это, казалось, было единственным, что они были в состоянии придумать.

Что не удивительно, так как их единственная альтернатива состояла в том, чтобы признать, что проиграли, и попытаются создать наилучшие условия, какие только могли, для людей об которых они систематически вытирали ноги на протяжении двух или трех последних поколений, думала она. Так или иначе, я не думаю, что последние по-прежнему согласились бы довольствоваться подачками.

– Как вы и говорите, организация этого так называемого «Сектора Талботт» является свершившимся фактом, госпожа Анисимова, – сказал премьер-министр Вежьен. Его тон был кислым, но она заметила, что он проницательно оценивал ее. – Все же, так или иначе, меня терзают смутные сомнения, что вы здесь не для того, чтобы рассказать – скажем так! –о вашей причастности к событиям на Монике, если бы не считали, что положение дел можно, так или иначе, все еще… исправить.

– Я вижу, что вы столь же проницательны, как мои отчеты и сообщили, господин премьер-министр. Да, мы действительно полагаем, что ситуация может быть исправлена, что, я уверена, вы здесь в Новой Тоскане найдете это столь же приветственным, как нашли мы на Мезе. И, предвосхищая ваш следующий вопрос, снова да. Я приехала сюда, чтобы обсудить возможности, которые мы вместе можем использовать для выхода из сложившегося положения.

– Вы уж постите меня за резкость, госпожа Анисимова, – указала Алеста Кардот, – но последняя звездная система, которую вы подрядили для достижения этой, без сомнения, благородной цели, не очень хорошо кончила.

– И есть также небольшой вопрос об определенном побочном ущербе, нанесенном предыдущими усилиями, если вы простите меня за выражение, – добавил Дюсерр. Министр безопасности встретился глазами с Анисимовой очень спокойно, и она слегка кивнула в знак признания его точки зрения.

– Госпожа министр, – ответила она Кардот, – вы абсолютно правы в оценке того, что произошло с Моникой. Однако, как я уже и сказала, это происходило из-за абсолютно непредсказуемого совпадения обстоятельств – обстоятельств, которые, по меньшей мере, маловероятны, чтобы когда-нибудь повториться. Кроме того, даже если бы они – или что-то вроде них – действительно повторилось, то они не оказали бы значительного влияния на стратегию, на которую мы опираемся на сей раз. И, господин Дюссерре, – сказала она, повернувшись прямо лицом к министру безопасности, – я боюсь, что мы должны признать свою вину в поставке Агнес Нордбрандт и ее подручным психам средств для их кампании против властей Корнати. Я уверена, что это вылилось в последующие трудности для вас здесь на Новой Тоскане и, как мне видится, помогло Альквезару и его союзникам протолкнуть конституционные положения, которым они так благоговели. Мне жаль, говоря начистоту, должна признаться, что в то время, когда мы решили снабдить Норбрандт, наши цели вращались вокруг Моники, а не всех и каждого здесь в Скоплении. Последствия здесь на Новой Тоскане… неудачны, но, если уж быть жестоко честными, в то время Новая Тоскана была абсолютно вторична к нашим вычислениям и проблемам.

– Ну, что ж, это, конечно, достаточно честно, госпожа Анисимовна, – сухо сказала Кардот.

– В этом случае, госпожа министр, – ответила Анисимова, – искренность – явно лучшая политика. И так как это действительно имеет место, было бы недальновидно пытаться отмазываться, что мои интересы здесь сводятся к чему-либо, кроме брака по расчету. Перво-наперво, должна признать, у вас здесь прекрасная планета. Действительно, я наслаждалась видом и с орбиты, и во время полета вниз, и пейзаж около космодрома потрясает воображение. Тем не менее, было бы нечестно, притворяться, что Мезe в Новой Тоскане интересует что-либо… кроме способа, которым мы оба можем помочь друг другу в достижении целей, столь желаемых и нами, и вами.

– Понимаю, – президент Боутин замер, сложив руки на крышке своего стола, слегка приподняв голову. – Я думаю, что вы, вероятно, правы в том, что нет никакой необходимости Новой Тоскане и Мезе притворяться, что они – закадычные друзья. В то же самое время, однако, вопрос Алесты по поводу того, что произошло с Моникой, остается открытым. Я уверен, что скажу и за остальных моих коллег, когда выскажусь, что у нас нет абсолютно никакого интереса сталкиваться с подобными проблемами. И, честность в обмен на честность, удаленность Мезы от Скопления и привычка вашей планеты… дергать за ниточки из-за кулис, скажем так, предполагает вам некоторую защищенность, которая не будет доступна нам, если мы обратим на себя гнев монти. Как вы уже сказали, у них есть опыт использования грубой военной силы для достижения воих стратегических целей, и, пожалуйста, не сочтите за оскорбление, мне бы очень не хотелось, чтобы Королевский Флот Мантикоры сделал бы с нами то же, что с Моникой.

– Господин президент, откровенность вряд ли может оскорбить меня. И я полностью понимаю ваши чувства. Однако, я полагаю, что могу объяснить, почему то, что произошло с Моникой совершенно определенно, не случится с с Новой Тосканой.

– Говоря за себя, как военного министра, и, я уверен, от имени всех, я был бы очарован услышать то объяснение, – сказал Николас Пелисард, и его тон был даже более сухим, чем прежде у Кардот.

– Основное отличие между тем, что мы предлагаем на сей раз, и операцией на Монике – в том, что мы решили, что наша самая большая ошибка на Монике состояла в том, мы пыталась поддержать слишком большую степень скрытности. Мы остались далеко от петли управления и положились слишком в большой степени на Монику, когда договаривались снабдить президента Тайлера линейными крейсерами, которые он потребовал для своей части операции.

– Которое из? – мягко спросил Дюссерре, и она взглянула на него. – Мы услышали несколько возможных объяснений. Я просто задал вопрос, которое из них – если среди сказанного хоть что-то правдиво – было точным? – добавил мягко министр безопасности и улыбнулся.

Это было цинично, та улыбка, но за всем этим она увидела что-то еще. Что-то, что даже все его годы расчета и власти не могли скрыть. Дюссерре был игроком, тем, кто стремился столь непринужденно к власти – и к своей позиции главы полиции Новой Тосканы, – как моль стремится к открытому пламени, и все же Алдона задалась вопросом, знал ли он действительно о страхе, что она заметила позади той улыбки. Подсознательном чувстве, что вся структура власти его мира неуклонно скользила к краху…

Альбрехт и Изабель были правы, размышляла Анисимова. Эти люди являются достаточно отчаянными, чтобы пытаться спасти свой небольшой карточный домик, что делало их приятно восприимчивыми. Как было в том изречении короля, жившего на Старой Земле? Вроде как «После нас хоть потоп»? (прим.пер.:"Выражение ошибочно приписывается французскому королю Людовику XV. Как свидетельствуют его современники в своих мемуарах, автор этих слов — его фаворитка Жанна Антуанетта Пуассон, маркиза де Помпадур (1721 — 1764). Их она сказала королю, чтобы утешить его после поражения французских войск при Росбахе (5 ноября 1957 г.) от армии прусского короля Фридриха II Великого. Вскоре эти слова стали негласным девизом королевского окружения, известного распущенностью нравов, казнокрадством и забвением общественных интересов.») Ну, что ж, эти люди уже чувствуют, как вода ласкает их лодыжки, не так ли? Очень хорошо.

– Наша цель, – произнесла она громко, смотря ему прямо в глаза, – заключалась в том, чтобы обеспечить Тайлеру контроль над Терминалом Рыси Мантикорской Туннельной Сети. Комиссар Веррочио из Управления Пограничной Безопасности, был готов поддержать его действия – полностью беспристрастно, разумеется, – в то время как Лига приняла бы все меры, чтобы новый референдум под наблюдением УПБ определил законность результатов первоначального референдума о присоединении к Мантикоре. Я боюсь, что комиссар ожидал обнаружить повсеместную фальсификацию в референдуме Мантикоры, – она печально покачала головой. – Если бы оказалось, что все это имело место, то, очевидно, у Пограничной Безопасности не осталось бы никакого выбора, кроме как признать те некорректные результаты легитимными, отдав предпочтение результатам собственного референдума. Что, несомненно, привело бы к избранию нового правительства всего Скопления под предводительством и защитой флота Моники, которое и было бы признано Солнечной Лигой в качестве законного правительства Скопления.

Она ощутила мысленное удовлетворение, заметив, что даже у отъявленного скептика, вроде Дюссерре, слегка расширились глаза, когда она признала всю широту и размах оригинального плана. Она и сама считала, что это был смелый, но вполне осуществимый план, когда впаривала его Роберто Тайлеру. Конечно, тогда она и понятия не имела, в чем состояла реальная цель Согласия. И у нее также не было абсолютно никакого намерения объяснять ее этим людям.

– Я не думаю, что Новой Тоскане это бы сильно понравилось, госпожа Анисимова, – проговорила Хонорин Хуппе спустя несколько секунд, и Алдона лишь хмыкнула.

– Я тоже так не думаю, госпожа министр. И уж конечно меньше всего это заботило нас, когда мы составляли этот план. И в этом отношении несчастье Новой Тосканы, как и многое другое, представлялось лишь вопросом отдаленной перспективы, не так ли? – она обворожительно улыбнулась, поскольку нескольких из новотосканцев передернуло от возмущения. – В конце концов перспектива всегда отличается, в зависимости от того, кто находится у основания, а кто – на вершине.

Боутин уже собирался сказать что-то. Теперь же президент застыл, выражение его лица окаменело, а рот медленно закрылся.

– Мы должны понять, госпожа Анисимова, – спросила Кардот слегка язвительно, – это вы так нас приглашаете на вершину горы, чтобы показать нам ту же самую перспективу, которую вы предложили президенту Тайлеру?

– В общих чертах, да, – спокойно ответила Анисимова министру иностранных дел. – За исключением нескольких незначительных изменений.

– Каких рода «незначительных изменений? – спросил Вежьен.

– Вместо того, чтобы нанести удар по Терминалу Рыси и использовать его спорный статус владения – плюс, конечно, жесткое подавление патриотических групп сопротивления, спонтанно организовавшихся в ответ на фальсификацию референдума – как ключик для того, чтобы пригласить Пограничную Безопасность вмешаться, чтобы предотвратить дополнительное кровопролитие, мы намереваемся продемонстрировать мантикорскую мстительность и высокомерный империализм всей галактике, – ответила Анисимова. – В частности, мы хорошо осведомлены о способе, которым баронесса Медуза и премьер-министр Альквезар уже пытаются помешать вступлению Новой Тосканы в новый экономический порядок Скопления. Увы, у нас есть причина полагать, что это – только первый шаг в попытке Мантикоры наказать Новую Тоскану за ее принципиальный выпад против той жалкой пародии на Конституционное Собрание, из которого вы отозвали своих делегатов. Хуже, мы уверены, что все только начинается.

– Насколько «хуже»? – спросила Хуппе, сузив свои темные узкие глаза.

– Преследование вашего судоходства, нарушение вашей территории, вот насколько, – вздохнула Анисимова. – По правде, я не сильно бы удивилась, узнав, что они уже ставили препоны вашим торговым операциям, пытаясь выжать вас с рынков Лиги.

– И, если бы смогли документально подобное преследование, что бы вы с этим сделали? – спросил Пелисард.

– Да ведь мы бы ничего и не смогли сделать с этим, – Анисимова невинно расширила глаза. – Я уверена, однако, что, если бы вы подняли эти тяжкие вопросы перед комиссаром Веррочио, он был бы вынужден отнестись к ним более, чем серьезно. Особенно после способа, которым Мантикора жестоко напало на Союз Моники в мирное время. При этих обстоятельствах, я уверена в этом, он послал бы существенную силу сюда, на Новую Тоскану, чтобы полностью расследовать происшествия, имевшие место. И, как только выяснится, что ваши утверждения о преследовании оправданы, та же самая существенная сила, согласно указаниям, должна будет защитить вас от дальнейших посягательств на вашу территорию.

– Простите, что указываю на это, – вставил Пелисард, – но флотские ресурсы, находящиеся под личным контролем комиссара Веррочио, очень ограничены. Я боюсь, что горстка эсминцев, или даже подразделение или два крейсеров, едва бы существенно напугали мантикорский флот.

– Нет, им это не по силам, – согласилась Анисимова. – Однако, полной эскадре, или двум, линейных крейсеров Пограничного Флота это было бы по силам, как мне кажется.

– Эскадра или две? – моргнул Пелисард.

– Или даже три, – сказала она спокойно. – Так уж случилось, что мне известно, что оперативная группа Пограничного Флота была послана в Сектор Мадрас, чтобы усилить подконтрольные комиссару Веррочио силы флота УПБ. Она находится под командованием адмирала Бинга, как я предполагаю. И, если это действительно так, у меня собой есть маленькое досье на чипе, – Она извлекла чип данных из сумочки и положила его на угол стола Боутина. – По сути, это – захватывающее чтение. Или, по крайней мере, мне так кажется. Адмирала Бинга можно отнести к тому типу офицеров Лиги, которые видят насквозь мантикорское высокомерие и имперские замашки. Тип офицера, который был бы расположен, по меньшей мере, выслушать жалобы некой одинокой звездной системы, которая подвергается запугиваниям и притеснениям со стороны «Звездного Королевства». Если комиссар Веррочио – или, к примеру, ваше собственное правительство – обратится к нему с просьбой прибыть с подразделением сюда на Новую Тоскану, чтобы лично расследовать инциденты, я уверена, что он наверняка согласится.

– А если все это выльется в… противостояние между ним и монти? – хрипло вставил Пелисард, и Анисимова кивнула.

– Конечно, безусловно, наиболее вероятно, что мантикорцы, в конечном итоге, уступят, – сказала она. – Захватить линейные крейсеры Лиги под неопытным управлением Моники – это предел, на который они смеют надеяться, у флота Моники не было ни опыта использовать их на полную, ни индустриальной мощи, чтобы заменить их, если бы они были повреждены или разрушены, но, я подозреваю, что они отнесутся с большей осторожностью к большему количеству линейных крейсеров, находящихся под командованием Солнечной Лиги. А если они будут слишком глупы, что выкинуть что-то подобное, я уверена, что Флот Лиги быстро справится с ними.

Похоже, Пелисард все еще слегка сомневался в точности последнего предложения. С другой стороны, размышляла Анисимова, он должен был знать об огромной разнице между ресурсами Солнечной Лиги и Звездного Королевства Мантикоры. В конечном счете, ни у какой другой звездной нации не было средств сопротивляться безжалостному Джаггернауту, которым могла обернуться Лига. Что означало…

Она почти видела, как поворачивались шестеренки в его голове, когда он прокладывал свой путь к осознанию того, что она только что предложила. Она могла назвать точный момент, когда он достиг конца процесса, потому что его глаза внезапно сузились, и он взглянул на нее очень пристально.

– В некоторой степени, было бы очень печально, если бы они повернули назад, ведь так? – медленно выдавил он.

– Ну, это бы означало, что ситуация останется… нерешенной, – согласилась Анисимова. – Порой необходимо доводить до кипения, чтобы нейтрализовать всю отраву. Это редко – приятный опыт, но от этого не становится менее необходимым, в конечном счете. Относитесь ко всему, как к… оптимизированному варианту.

– Но если их местный командующий не прислушается к голосу разума, – еще более медленно проговорил Пелисард, – и если все дойдет до стрельбы, то этот адмирал Бинг, которого вы упомянули, был бы практически вынужден двигаться до конца.

– Да как ты смеешь, Николас! – отрезал Дюссерре. – Безусловно, «инцидент со стрельбой», был бы очень хорош, даже я так думаю. Но мне нисколько не нравится мысль о наличии одного из них прямо здесь, на Новой Тоскане!

– Я нисколько не виню вас, господин Дюссерре, – спокойно сказала Анисимова. – Мне не приходится волноваться, что что-то, вроде этого, произойдет в моей звездной системе. Как я и говорю, вряд ли что-то подобное случится, если адмирал Бинг будет здесь во всей боевой мощи. Я думаю – что и имел в виду господин Пелисард – дополнительный инцидент может произойти где-то в другом месте. Что продемонстрировало бы… всю жестокость и злобу мантикорцев. Скажем, один из ваших военных кораблей, ужасно поврежденный или даже разрушенный, неспровоцированным нападением монти. Маленькая ложь во спасение. В идеале, у нас уже будет поблизости адмирал Бинг, когда мы будем жаловаться на это злодеяние комиссару Веррочио.

– Начиная с этого, надо полагать, он и переместит незамедлительно свое подразделение, которое вы упоминали, в Новую Тоскану, – сказал Пелисард. – С приказами пресечь дальнейшую агрессию мантикорцев. Фактически, он, вероятно, может направиться прямиком к Шпинделю, чтобы потребовать объяснения, не так ли?

– О, я уверена, что он пойдет на это, – улыбнулась Анисимова. – И я представляю разногласия в результате неудачной конфронтации между ним и монти будут значительно увеличены его стараниями. О, и я предполагаю, что должна также упомянуть, что мои источники сообщили мне, что значительная группировка Боевого Флота Лиги также находится в этом участке галактики. Выполняя учебные маневры в системе Макинтош, я полагаю.

И сразу в офисе президента Боутина стало очень-очень тихо. Система Макинтош была всего в пятидесяти световых годах от Мейерса, и Мейерс располагался на расстоянии немногим больше трехсот световых лет от Новой Тосканы. Что означало, что любая оперативная группа, выполняющая учения в Макинтоше, могла достигнуть Новой Тосканы всего за тридцать два стандартных дня.

– Учитывая близость Макинтоша к Мейерсу, я сильно подозреваю, что комиссар Веррочио пошлет туда сообщение в адрес командующего группировкой, запросив ее помощь, в то же самое время, когда он отправит адмирала Бинга – или, по крайней мере, одну из эскадр адмирала – в Новую Тоскану, чтобы расследовать ваши утверждения. Что означало бы, что даже некий мантикорский офицер был достаточно глуп, чтобы открыть огонь в адрес новотосканских единиц или кого-то вроде этого, у адмирала Бинга вблизи будут достаточные силы в непосредственной близости, которые он сможет призвать… чтобы восстановить статус-кво.

Тишина стала еще более интенсивной, чем когда-либо, и, поскольку Алдона Анисимова слушала ее внимательно, она знала, что все их внимание было приковано к ней.

ГЛАВА 23

Спустя двадцать пять стандартных дней после отбытия со Шпинделя, флагман Мишель пересек альфа стену системы Моники. Мишель сидела в своем командном кресле на мостике «Артемиды», вглядываясь в мониторы и гадая, какой прием получит она и ее корабли.

Курьер с приказами для О'Мэлли прибыл в Монику напрямую с Терминала Рыси, не заходя на Шпиндель. Это сэкономило как минимум одиннадцать стандартных дней на транзите, и курьер, доставивший копии приказов на Шпиндель, прибыл туда за три дня до отбытия Мишель. Что означало, по ее прикидкам, что оперативные силы О'Мэлли получили свои назначения две стандартные недели назад. Предполагая, что ремонт «Гексапумы» и «Колдуна» был завершен по расписанию, они должны были быть готовы к походу домой еще до этого, что освобождало О'Мэлли от любых опасений за их безопасность, если он отбыл сразу по получении приказов. Так что предполагая, что все пошло именно так, как должно было пойти, в системе Моники не должно было быть ни единого мантикорского военного корабля, чтоб приветствовать ее.

И почему-то я не уверена, что президент Тайлер будет счастлив видеть меня, даже если мы сейчас и «торговые партнеры», подумала она скептически. Так что, возможно, это и не настолько плохая идея – разведать систему до того, как войти в нее.

Сама планета Моника расположена на расстоянии в 11 световых минут в пределах 20.6-минутного гиперпорога звезды класса G3, и скорость сближения подразделения капитана Коннера составляла едва две тысячи километров в секунду. Максимальное военное ускорение «Артемиды», с нулевым запасом безопасности инерциального компенсатора, было свыше 6.5 километров в секунду в квадрате, что было на треть выше, чем у любого довоенного корабля сопоставимого тоннажа. Даже на 80% от максимально допустимого ускорения, что было стандартной практикой для КФМ, она могла выдавать 5.3 километра в секунду в квадрате, что все равно было выше на полкилометра в секунду в квадрате, чем могли позволять компенсаторы предыдущего поколения, даже будучи задействованы по максимуму. С учетом нынешнего. . . деликатного состояния дел с Солнечной Лигой, Адмиралтейство решило, что будет мудрым не выставлять напоказ все имеющиеся возможности Флота там, где корабли солли могли бы их увидеть. Согласно докладам РУФ, те оставались в неведении относительно множества этих возможностей. Некоторые люди – и Мишель в частности – испытывали огромный скептицизм относительно этого утверждения, хотя она и признавала, что оно было бы не столь нелепо, как это могло бы быть, если бы они говорили о любом другом флоте.

Каждому, кто хоть единожды имел дело с Флотом Солнечной Лиги, становилось очевидно, что ФСЛ страдал от экстремально тяжелой формы профессиональной близорукости. Флот Лиги состоял из двух частей: Боевого Флота и Пограничного Флота. Из них Боевой Флот был большИм и более престижным, но именно Пограничный Флот делал львиную часть реальной работы ФСЛ. Учитывая необъятные размеры Лиги, ее населения и индустриальной мощи, было неудивительно, что ФСЛ был самым крупным флотом в истории Человечества. К несчастью для Лиги, ФСЛ знал, что был крупнейшим, сильнейшим, самый продвинутым Флотом в истории… и как минимум одно – а то и два – из этих двух общеизвестных фактов уже не являлись истиной.

Чувство превосходства Лиги в отношении любой «неоварварской» звездной нации, будучи не самым приятным ее качеством, обычно не представляло угрозы безопасности Лиги. Что касается ее Флота, разделявшего тоже чувство собственного превосходства, отполированного к тому же веками коллективного чванства, ни разу не знавшего поражения, дело обстояло не совсем так. Если не считать нескольких системных членов Лиги, пославших представителей своих системных флотов и на Мантикору и на Хевен, сам ФСЛ ничем подобным себя, насколько Мишель была в курсе, не утруждал. В конце концов, у него не было никаких оснований интересоваться делами пары мелких неоварваров, расположенных на задворках Вселенной. Даже если предположить, что Мантикора и Хевен не были бы заняты убийством друг друга (без сомнения, дубинами и кремневыми топорами), даже вместе они вряд ли бы были способны построить флот, способный угрожать Лиге, и сама мысль, что две незначительные так называемые звездные нации могут технологически превзойти несравненную Лигу, была смешна!

Никто в РУФ не сомневался, что наблюдатели отправили свои отчеты в штаб ФСЛ. Но по мнению большинства, институциональные препоны в ФСЛ было столь прочны, что эти отчеты были без шума поданы и так же проигнорированы… если вообще не были отправлены на свалку. Силы системных оборон были попросту оборонительными флотами, по сути – поддержкой, почти что ополчением второй линии, после профессионалов ФСЛ. Вне всякого сомнения, они были очень ограничены в своих суждениях, и без надежной основы ФСЛ в деле подготовки кадров и огромного опыта, были паникерами. Не говоря уже о том, что без институциональной и профессиональной компетенции представителей регулярного флота, эти «наблюдатели» были склонны к недопониманию – или же преднамеренному введению в заблуждение – в вопросе того, что они на самом деле увидели. И даже если бы флоткая разведка солли имела бы искреннее желание обратить свое внимание, приоритет был бы отдан аналитическим методам, проверенным технологиям, чем отчетам тех, кто был не более чем резервистами, находящимися под колпаком у местных, которые впаривали им все, что хотели.

Во всяком случае, РУФ именно так видело нынешнее отношение ФСЛ к принятию решений, и нежелание солли внедрять любые значительные улучшения в сфере вооружений, казалось, подтверждало подобное заключение, хотя Мишель, к примеру, предпочитала не слишком уж полагаться на него. Тот факт, что новые виды вооружений не были развернуты не говорил о том, что они не разрабатываются, а Лига, при все ее снисходительности и самоуверенности, все же была крупнейшим источником человеческого таланта и богатства за всю историю Человечества. Если ФСЛ когда-нибудь вытащит свою коллективную голову из задницы, этот талант и богатство уж точно сделают его столь же страшным и могучим, каким он себя уже считает.

Разрабатывались новые виды вооружений или нет, но источники РУФ в ФСЛ все как один испытывали уверенность, что подавляющее большинство офицеров Флота Лиги придавали очень мало веры явно дико преувеличенным слухам о достижениях военной техники Хевена и Мантикоры.Основываясь на данных с Битвы за Монику, солли (или же один из основных поставщиков вооружений) начал, по крайней мере, экспериментировать с новым поколением ракетных подвесок, которые ранее высмеивались, и двигатели их ракет оказались намного более мощными и с большей выносливостью, чем ранее ожидалось. Но ни одна ракета, из выпущенных – или поставленных на Монику – не была МДР, их подвески не располагали новым поколением гравитационных ускорителей, которые составляли основу мантикорского образца, и не поступало никаких докладов о повышении базового ускорения кораблей Лиги, которые оставались чрезвычайно медленными по сравнению с мантикорскими или же даже Республики Хевен.

Принимая во внимание, что, Адмиралтейство проинструктировало всех своих капитанов не превышать семьдесят процентов максимальной военного присутствия относительно кораблей Лиги. Использование «Призрачного Всадника» и гравитационно-импульсной связи было также минимизировано. И никаких учений с использованием МДР не должно проводиться в подконтрольном Лиге пространстве.

Все это значило, что «Артемида» могла развивать максимальное допустимое ускорение всего лишь в 4.7 километров в секунду в квадрате, и что потребуется почти три с половиной часа, чтобы достигнуть парковочной орбиты возле Моники. Это оставляло большой запас времени, чтобы развернуть беспилотные разведчики с целью внимательно изучить окружающее пространство и вернуться, даже с использованием линий световой связи.

– Хорошо, Доминика, – сказала Мишель, глядя на Коммандера Аденауэр. – Проверьте, что передатчики грави-импульсной связи разведчиков отключены, а потом начинайте их сброс по ходу движения.

– Так точно, мэм, – ответила операционист. Она проверила свои собственные считывания очень тщательно, а затем ввела команду. – Беспилотники ушли, мэм.

– Очень хорошо.

Мишель откинулась на своем коммандном кресле, терпеливо ожидая как «Артемида» и другие суда ее первого подразделения, постепенно – то есть медленно – набирали ускорение, продвигаясь к Монике.

– Ну, вот так дела, – пробормотала Мишель час спустя, когда, пристально изучая коды данных на главной схеме.

Боевой информационный центр «Артемиды» проанализировал (медленно) прибывающие субсветовые передачи от беспилотных разведчиков, и было очевидно, что, действительно, были некоторые изменения с того времени как вице-адмирал Хумало получил последнее обновление вице-адмирала О'Мэлли. Отсутствие любых мантикорских единиц едва ли можно было назвать сюрпризом, чего она не могла сказать о прибывшей эскадре линейных крейсеров Боевого Флота, и, судя по их числу, не из приятных.

– БИЦ идентифицировал эти восемь как их новый класс «Невада», мэм, – сообщила Доминика Аденауэр, подсвечивая символы кораблей. – Другие девять линейных крейсеров – «Неустанные». Идентификация эсминцев потребует дополнительного времени. БИЦ считает, что все они – класса «Бастион», но не может гарантировать этого, – она состроила гримасу. – Пограничный Флот изменил и переоборудовал так многие из «Бастионов», что никакие две из их эмиссионных сигнатур не соответствуют друг другу.

– Я не думаю, что жестяные банки могут действительно много значить, – ответила Мишель, все еще пристально глядя на символы. И затем повернулась, взглянув на Эдвардса. – Все еще никаких сообщений от них, Билл?

– Нет, мэм, – тон Эдвардса, возможно, не мог быть более почтительным, но это – уже клинический случай, и улыбка промелькнула в уголках губ Мишель.

Пусть попробуют догадаться, что я должна быть немного более возбужденной, чем пытаюсь притвориться. Если бы кто-либо там хотел говорить с нами, то Билл уже сказал бы мне. Должна ли я задавать более топорные вопросы, если хочу выглядеть соответственно невозмутимой в течение этих небольших моментов напряжения?

Однако, она предположила, что могла простить себе это чувство маленького напряжения, учитывая сложившиеся обстоятельства. Обнаружение семнадцать линейных крейсеров Лиги на орбите возле планеты Моники довольно значительно увеличивало уровень потенциальной угрозы. Независимо от того, что могло бы происходить, у нее было неприятное подозрение, что их присутствие было доказательством, что Солнечная Лига не собиралась спокойно спускать все на тормоза.

Не накручивай себя, выругалась она. Это точно также мог быть жест поддержки такому давнему «союзнику» как президент Тайлер. Пограничная Безопасность меньше всего хотела, чтобы ее воспринимали, как кукловода, готового при малейшей опасности без колебаний перерезать все ниточки со своими марионетками. Кроме того, они могли быть здесь только для того, чтобы показать флаг и укрепить престиж Лиги в области после сокрушительного поражения Моники.

Проблема с обеими из этих удобных теорий состояла в том, что они действительно не требовали двух полных эскадр линейных крейсеров. И факт, что никто до сих пор не вышел на связь, чтобы сделать отметку о прибытии ее собственных четырех судов, казался ей зловещим. Возможность, что ее действительно не заметили, казалась… маловероятной, или получалось, что ее сознательно игнорировали, как будто она была не достойна их внимания. Что уж точно тянуло на обычное высокомерие солли, с которым столь много мантикорских офицеров уже не один раз сталкивались в прошлом.

А если эти люди все же присланы сюда с целью декларировать некоторое заявление и если их командующий офицер и в самом деле – типично высокомерный, напыщенный недомерок, то вещи могут обернуться очень скверно, мрачно подумала она.

– Хотите выйти на связь с ними, мэм? – спокойно спросила Синтия Лектер.

– В конечном счете, один из нас оказывается перед необходимостью обратиться к другому, – скривилась Мишель. – Но в то время мне очень не хочется разводить своего рода «смотри-вон-тот-мудак»-дебаты; чтоб мне сгореть, если мы решим показаться плаксивым, возбужденным маленьким ребенком, просящим здорового хулигана обратить на нас внимание.

Лектер кивнула, хотя Мишель показалось, что заметила легкую тень беспокойства, промелькнувшую позади глаз начальника штаба. Если так, она была точно не удивилась. Одна из задач хорошего начальника штаба состояла в том, чтобы волноваться об ошибках, которые ее босс мог бы совершить, а не играть в безотказную женщину.

– Мы – все еще в двух с половиной часах от орбиты Моники, – отметила Мишель, – а они – уже давно на орбите. И сколько бы мы ни орали друг другу в передатчики, технически, это – все еще пространство Моники.

Лектер снова кивнула. Согласно действующему межзвездному праву, именно флоту, приданному звездной системе или планете, принято выходить на контакт с любыми вновь прибывшими. Если контакт не был начат, если не возникло никакой проблемы, приданный флот не имел права открывать огонь по любому, кто подошел слишком близко. Кроме того, как Мишель только что указала, Союз Моники не был действующим членом Солнечной Лиги, что делало любые военные единицы Лиги в пространстве Моники, как максимум, посетителями Первого Дивизиона. Без сомнения все отлично понимали, что суверенитет Моники – каким он был – в настоящее время, существовал только с попустительства, но, согласно приличиям, все еще поддерживался. Что означало, если солли еще не захватили систему, любой контакт – или проблемы – должен прибыть от Службы контроля движения Моники, но никак не от солли.

И даже не Мантикоры.

– Так или иначе, я думаю, что все складывается очень интересненько, мэм, – невозмутимо сказала Лектер.

– О, я думаю, что мы могли бы благополучно поставить тысячу долларов на это, Синди.

– Мы получили приветствие мониканцев, мэм, – сказала капитан Армстронг с экрана комма Мишель. – И десяти часов не прошло.

Ее голос был суше пыли, и Мишель хихикнула, когда командир ее флагманского корабля добавила заключительную фразу.

– И они сказали? – спросила она.

– И они сказали, «добро пожаловать на Монику», мэм. Лично, я предполагаю, что они лгут очень дипломатично, сквозь зубы, учитывая то, что произошло в прошлый раз, когда корабли Королевы позвонили в дверь, но, по крайней мере, в этот раз они ведут себя вежливо.

– Они, случайно, не упоминали своих гостей из Лиги?

– Немногословно. Они действительно сообщили нам занять парковочную орбиту минимум в восьми тысячах кликах от ближайшего солли.

– Вероятно, не плохая идея, даже если бы они и не сделали предложение официально, – сказала Мишель. – Хорошо, Вики. Двигайтесь вперед и паркуйтесь.

– Да, мэм. Конец связи.

Армстронг кивнула уважительно Мишель, а затем исчезла с экрана, и Мишель развернулась к Лектер, Эдвардсу и Аденауэр, стоявшим полукругом возле ее командного кресла.

– Пока неплохо, – сказала она. – И Бог знает, что я не хочу раздражать ни на одно перышко солли больше, чем должны. Тем не менее, Доминика, я думаю, что было бы очень хорошо не спускать с них глаз. Давайте не будем лезть на рожон, но если хоть комар сядет на одно из тех судов, я хочу знать об этом. И сообщите всем единицам, что мыподдерживаем наш собственный статус в Готовности Два на неопределенный срок.

– Так точно, мэм.

Выражение лица Аденауэр было отрезвляющим, и Мишель не обвиняла ее. Готовность Два была также известна как «Общие Четверти.» Это означало то, что все системы инженерии и жизнеобеспечения судна находились в состоянии полной готовности, но это также касалось и ее Боевого Информационного Центра и тактического отделения. То, что ее пассивные датчики были в состоянии полной готовности; то, что ее активные датчики были в состоянии незамедлительной готовности; что ее защитные лазерные батареи были активными и находились под контролем компьютера; то, что ее противоракетные пусковые установки были заряжены и резервные заряды установлены в загрузочных манипуляторах; то, что ее пассивные защитные системы и энергетическое вооружение были готовы к мгновенной активации в режиме реального времени; то, что ее наступательное ракетное вооружение было готово и загружено; и что обслуживающий персонал половины энергетического оружия был запечатан в своих бронированных капсулах в безвоздушном пространстве, чтобы быть защищенным от последствий взрывов. Другая часть ее энергетического оружия будет укомплектована на основе ротации, чтобы позволить части наводящих команд отдыхать, а двадцати пяти процентам вахтенного персонала других отделений будут разрешены перемежающиеся перерывы на отдых, чтобы позволить им оставаться в Готовности Два в течение длительного времени.

Короче говоря, за исключением поднятия ее клина и боковых стен, а также активации энергетического оружия, «Артемида» и любой из других линейных крейсеров Мишель были готовы почти немедленно ответить на любой акт агрессии Лиги.

Конечно, зачастую случается так, что «почти немедленно» и становится губительным, размышляла Мишель. Особенно в этом пустячном небольшом диапазоне. Они могли достигнуть нас своими проклятыми лазерными батарея, гораздо быстрее чем пусковыми установками! А нахождение на парковочной орбите с поднятыми клиньями и боковыми стенами могло быть рассмотрено как враждебный акт как мониканцами, так и солли, и вполне справедливо. Но это означает, что, если кто-то решит нажать на спусковой крючок, они, вероятнее всего, вышибут из нас дерьмо прежде, чем мы сможем ответить, так или иначе. Однако, это – мысль, с которой стоит считаться.

– Я не хочу делать ничего, что может быть рассмотрено как провокация, Синди, – продолжила она громко, обращаясь к начальнику штаба.

Это не было чем-то новым, чего Лектер и сама бы не понимала очень хорошо, но Мишель усвоила давным-давно, что лучше лишний раз убедиться в чем-либо, вроде этого, чем в критической ситуации обнаружить, что кто-то не усвоил свои уроки «очень хорошо»… или даже не усвоил совсем.

– В то же время, – продолжила Мишель вслед за кивком Лектер, – у меня нет ни малейшего желания позволять этим людям застать нас врасплох в то время, как мы сидим здесь толстые, счастливые и глупые. Таким образом, я хочу, чтобы ты помогла Доминике зондировать их по-полной БИЦ. Если мы засечем хоть какое изменение статуса на борту одного из тех судов солли, я хочу знать об этом прежде, чем они что-либо сделают.

– Так точно, мэм.

– Хорошо. А теперь, – Мишель глубоко вздохнула и обратилась к Эдвардсу, – я полагаю, настало время выполнить мой долг и лично поприветствовать наших хозяев. И, конечно, – она улыбнулась без тени юмора, – наших комрадов по этому приятному небольшому уголку вселенной. Пожалуйста, вызови мне адмирала порта Моники, Билл.

– Да, мэм.

Беседа с контр-адмиралом Джейн Гарсией, офицером Службы контроля движения Моники, прошла намного лучше, чем Мишель ожидала.

Гарсия даже не пыталась притворяться, что была счастлива лицезреть линейные крейсеры Мишель, в чем Мишель не могла обвинить ее. Сама будучи некогда военнопленной, она могла судить лучше многих мантикорских офицеров, насколько это должно быть горько – видеть разрушение практически всего флота Моники. Несомненно очень многие из друзей Гарсии – а может быть, и членов семьи, посвятившие себя служению на военном поприще – потеряли свои жизни. И как бы Мантикора не относилась к Монике как к продажной марионетке Пограничной Безопасности, Союз был и оставался родиной Гарсии. А это позорное поражение и способ, которым Мантикора диктовала условия мира, возможно, только усугубили гнев Гарсии.

Несмотря на это, поведение этой женщины было свежим и профессиональным. Хотя она не и приветствовала прибытие Мишель на Монику, во всем остальном она была удивительно учтивой. Ее губы, возможно, сжались на мгновение, когда Мишель попросила передать свое поздравление президенту Тайлеру, но кивнула почти естественно, а затем спросила, есть ли у Мишель какие-либо неотложные служебные требования.

К несчастью, хорошего понемножку, и у Мишель больше не оставалось ни малейшего оправдания, чтобы и дальше затягивать контакт с офицером Лиги. К счастью, Гарсия добровольно выдала имя солли.

– Хорошо, Билл, – вздонула Мишель. – Двигайтесь дальше и вызовите флагман адмирала Бинга. Я предполагаю…

– Минутку, мэм, – уважительно прервала ее Синтия Лектер. Мишель сделала паузу и взглянула, выгнув бровь, и Лектер кивнула на дисплей перед собой, расположенный на ее командной станции.

– Я только что изучала отчеты РУФ, – сказала она. – Бьюсь об заклад, я наткнулась на нашего дражайшего адмирала, и это похоже на прямое попадание.

– Правда?

Оба глаза Мишель расширились в удивлении. Разведывательное управление Флота прикладывало все усилия, чтобы отслеживать старший персонал других флотов, но его отчеты по Солнечной Лиге были более редкими, чем скажем, по Республике Хевен или Андерманской Империи. Несмотря на всеобъемлющее проникновение мантикорского торгового флота в грузоперевозки Лиги, ее Флот всегда был намного менее приоритетен, в отличие от локальных– и более неотложных угроз прошлой половины столетия, или около этого. И обстоятельство, что ФСЛ был треклято огромен, не облегчало задачу. Любое известное число офицеров представляло собой намного меньший процент общего количества офицерского состава солли, что, по сути, и объясняло, почему столь трудно найти любого офицера Лиги в базе данных.

– Ну, во всяком случае, мне так кажется, – ответила Лектер. – Всегда остается возможность, что у них есть несколько адмиралов Джозефов Бингов.

– Учитывая размеры их проклятущего флота? – фыркнула Мишель. – Я сказал бы, что шансы достаточно высоки, – она пожала плечами. – Ну, ладно, валяйте, что вы там нашли.

– Да, мэм.

Досье, появившееся на дисплее Мишель мгновение спустя, было удивительно длинным. По причинам, которые становились удручающе ясными по мере того, как она пробегала его глазами.

На фотография в досье перед ней предстал высокий, аристократично выглядящий человек с каштановыми волосами, только начавшими седеть у висков, и острыми голубыми глазами. Он имел волевой подбородок и носил густые усы и аккуратно подстриженную козлиную бородку. Действительно, с экрана на нее смотрел до последнего сантиметра идеальный офицер в своей безукоризненно пошитой на заказ белой униформе.

Биографическое резюме словно продолжало данный резкий, несгибаемый образ, однако, было… менее эстетически приятным.

– Здесь говорится, что он – офицер Боевого Флота, – громко проговорила Мишель, и даже самой себе ее тон показался жалобным, как будто возражающим против совершенной кем-то ошибки.

– Я знаю, мэм, – Лектер выглядела глубоко недовольной.

– Я надеюсь – о, как мне этого хочется – что ты просто ошиблась, выбрав не того человек или, по крайней мере, мы имеем дело с очень прискорбным совпадением, – сказала Мишель, и Лектер кивнула.

Как ни крути, Джозеф Бинг был типичным продуктом ФСЛ, согласно файлу РУФ. Он происходил из семьи, которая предоставляла старших офицеров Флоту Лиги по меньшей мере последние семьсот стандартных лет; он закончил академию флота на Старой Земле и сразу же попал в Боевой Флот, который был намного более престижным чем Пограничный Флот. Он принадлежал к реципиентам второго поколения пролонга, чей возраст уже перевалил за сто стандартных лет, из которых последние тридцать два стандартных года он был адмиралом. В отличие от Королевского Флота Мантикоры, ФСЛ не развивал привычку ротации старших офицеров внутри и вне флотской иерархии, чтобы оперативно и директивно поддерживать их рост, и все выглядело именно так, как будто Бинг (или его семья) обладал достаточными рычагами, чтобы проводить себя между рифами командования, спокойно отмечая по жизни свое поступательное карьерное движение, нигде подолгу не задерживаясь.

Это не значило, что по мерке Боевого Флота следует судить и о других флотах, отдавая должное огромному проценту кораблей стены тому, что в ФСЛ эвфеместически называли «Резервным Статусом». Для адмирала было вполне возможно провести несколько стандартных лет, командуя эскадрой супердредноутов, накапливая выслугу лет и получая за это денежное вознаграждение, положенные согласно текущему назначению, в то время как искомые супердредноуты покоились без движения на своих парковочных орбитах без единой живой души на борту.

Однако, то, что было намного более интересным для Мишель на текущий момент, было фактом, что пятьдесят девять стандартных лет назад молодому, напористому капитану Джозефу Бингу официально сделали выговор – с понижением на двести позиций в списке старшинства – по причине ущемления торговых интересов Мантикоры.

Ее скользящие глаза замедлились, когда она перечитывала особую часть досье вновь и лишь затем скривилась. Несмотря на сухой, довольно педантичный стиль письма аналитика РУФ, было достаточно легко прочесть между строк. Абсолютно ясно, что капитан Бинг был одним из тех офицеров солли, которые расценивали неоварваров – вроде мантикорцев – как что-то на две или три ступени ниже шимпанзе на эволюционном древе. Также оказалось, что его богатая и аристократическая семья (хотя, конечно, у Старой Земли не было аристократии… официально), была глубоко вовлечена в межзвездную торговлю.

Для Мантикоры было достаточно обычным делом, когда семьи, сделавшие свои состояния на обширной для Звездного Королевства ниве грузоперевозок, также становились источником кадров для флота, и Мишель отлично знала, что многие из этих офицеров пользовались и злоупотребляли своей властью в интересах семьи. Однако, когда КФМ становились известны подобные случаи, им обычно принимались меры. В тех редких случаях – ничем и никогда не примечательных – когда связи офицера позволяли ему уйти от ответственности, он обычно освобождался от любой должности, связанной с командованием, которая могла бы дать ей возможность повторить нарушение.

К сожалению, этого нельзя было сказать о Солнечной Лиге, где кумовство и злоупотребление властью были и распространены, и общеприняты. Особенно в Приграничье и Окраине, где офицеры с «удобными» связями в местной структуре УПБ обычно использовали свое положение, чтобы обогащаться или продвигать свои собственные интересы. Капитан Бинг, очевидно, не видел причины, почему он не может делать то же самое, но его преследование была намного более явным, чем у большинства. Он дошел до того, что конфисковал три мантикорских грузовых судна по сфабрикованным обвинениям контрабанды, и команда одного из них провела почти два стандартных года за решеткой без единой возможности предстать перед судом.

Звездное Королевство пыталось разрешить проблему на местном уровне, не раздувая это до уровня главного дипломатического инцидента, но Бинг категорически отказался даже обсуждать вопрос с местными торговым и юридическим атташе. Определения, в которых он выразил свой отказ, были… отнюдь не дипломатичны, и в следующий раз юридический атташе без ведома Бинга сделал запись всей беседы. Которая и была представлена Министру иностранных дел Солнечной Лиги послом Мантикоры в Лиге, кто, так уж случилось, и сам был адмиралом, с вежливым, но резким запросом изучить проблему. И побыстрее.

К сожалению для капитана Бинга Звездное Королевство Мантикора имело несколько больше влияния, чем «неоварвары», которых он привык запугивать. Столкнувшись с вежливо скрытым намеком, что отказ вернуть конфискованные суда и освободить заключенных в тюрьму членов экипажа с извинениями и компенсациями может обернуться повышением транзитных пошлин на все торговые суда Лиги, ее бюрократия среагировала незамедлительно. Потребовались еще шесть стандартных месяцев, но, в конечном счете, суда и заключенные в тюрьму члены экипажа были освобождены, Лига оплатила значительное возмещение убытков, а капитан Бинг был обязан принести формальные извинения за «превышение своей власти». Несмотря на это, он отделался невероятно легко для того, чьи действия и тупость возмутили целую звездную нацию, подумала Мишель. Ему разрешили принести свои извинения в письменной форме, а не лично, хотя любой мантикорский офицер, который бы действовал таким же способом, был бы несомненно отправлен в отставку. Однако, в случае Бинга, действительно не было никакой возможности подобного исхода. По сути, было даже удивительно его понижение в списках.

Как следовало из следующей записи, в том, что случилось с ним, он считал виноватыми всех, кроме себя самого. Это несомненно задержало его повышение до флагманской должности на несколько стандартных лет, и казалось очевидным, что он обвинял Мантикору в своих неудачах.

Мишель могла бы все это отнести к унылому чтиву при любых обстоятельствах, но обстоятельство, что именно он здесь командовал оперативной группой Пограничного Флота – даже если на минутку забыть, что эскадра Бинга была хоть и намного больше, чем обычно привыкли лицезреть в Пограничье, все же оставалась очень маленькой для офицера его ранга – делало ее все более несчастной.

Боевой Флот и Пограничный Флот, мягко говоря, недолюбливали друг друга. Боевой Флот, несмотря на то, что ни один из его крупных боевых кораблей не участвовал ни в одной битве за последние двести стандартных лет, получал львиную долю финансирования ФСЛ и был, безусловно, более престижными из этих двух организаций. Его офицерский состав практически полностью состоял из офицеров, чье семейное происхождение было подобно Бингу, делая его практически закрытой кастой. В то время, как у КФМ был удивительно высокий процент «мустангов» – офицеров, которые сумели вырасти со срочнослужащих рангов – в Боевом Флоте подобных прецедентов не наблюдалось. Это способствовало невероятной (по мантикорским стандартам) узости внимания и интересов большинства офицеров Боевого Флота. Которые не только умудрялись нацеплять на себя маски вытянутых высокомерных физиономий во всех вопросах, касавшихся флотов, не относящихся к Лиге (а еще сил планетарной обороны большинства ее планет), но даже смотреть свысока на своих коллег из Пограничного Флота, немного лучше, чем на полицейских, сотрудников таможни и убийц-неоварваров, которые, как очевидно, не были способны на что-либо стоящее для службы в настоящем флоте.

Пограничный же Флот расценивал офицеров Боевого Флота как безмозглых недоработанных роботов, чьи устаревающие крупные боевые посудины, которые столь же бесполезны и годны только для последующей утилизации, как и их экипажи, способны только поглощать огромный объем финансирования, отчаянно необходимого Пограничному Флоту. Что до Мишель, то часть ее еще больше негодовала, что большая часть финансирования, официально потраченного на те самые корабли стены, в реальности растворилась в карманах различных офицеров Боевого Флота и их друзей и семей, но она предполагала, что было бы нереалистично ожидать, что Пограничный Флот будет чувствовать то же самое. В конце концов, взяточничество и семейственность столь же глубоко укоренились во внутренней культуре Пограничного Флота, как и Боевого Флота. И говоря начистоту, Пограничный Флот точно также был во власти наследственной касты офицеров, которая исходила ядом из-за более сочных возможностей для растрат, к которым нашли доступ ее коллеги из Боевого Флота. Однако, его комиссарские ранги имели не только значительно более высокий процент «посторонних», но даже относительно небольшую горстку собственных мустангов.

Принимая во внимание все это, никакой адмирал Боевого Флота не был бы счастлив обнаружить, что ему поручено командовать простой оперативной группой Пограничного Флота. И наоборот. При любых обстоятельствах, раздумывала Мишель, офицер Боевого Флота старшинства Бинга должен будет расценить командование, вроде этого, как понижение в должности, вероятно, даже как профессиональное оскорбление, и у него должны быть чертовски хорошие семейные связи, чтобы избежать этого.

Если, конечно, он хотел избежать этого.

Вот черт, не нравится мне все это, думала она. У этого ублюдка должно быть «Я ненавижу Мантикору», вышитое на нижнем белье, что означает, что ситуация здесь только что стала намного более… деликатной. Интересно, была ли это полностью его идея? На самом деле, я очень надеюсь, что да. Поскольку, если это не так, значит кто-то еще дергал за ниточки, чтобы получить для него командование этой оперативной группой, и он принял назначение с охотой, а значит, вряд ли нам понравится причина всего этого. С другой стороны, я сомневаюсь, что могу сказать ему хоть что-то, что может изменить его отношение к нам в лучшую сторону, таким образом, я полагаю, мне остается только идти вперед и принять свой обычный бесконечно тактичный вид.

– Хорошо, – сказала она наконец, – я предполагаю, что мы должны не стоять на месте, а пообщаться с ним. Дай мне минуту, чтобы надеть обратно мое счастливое лицо, Билл, а затем можешь поприветствовать его.

ГЛАВА 24

– Сэр, адмирал монти на связи, – сообщил капитан Виллард Макуил. – Это вице-адмирал Золотой Пик. Она желает поговорить с вами.

– О, в самом деле? – Адмирал Джозеф Бинг сардонически усмехнулся повернув командное кресло к своему офицеру связи. – Продержал её достаточно, для того чтобы осмотреть со всех сторон? Удивляюсь к чему бы это?

– Вероятно, столько времени ей понадобилось на возвращение из гальюна после смены нижнего белья, сэр, – ехидно усмехнувшись, ответил контр-адмирал Карлот Тимар, начальник штаба Бинга. – В конце концов, не столько, как в прошлый раз, когда сюда зашел один из их кораблей.

– Нет, не столько, – согласился Бинг и перевел взгляд на тактический дисплей флагманского мостика корабля ФСЛ «Джона Барта»

Он не кривил губы признавая что флагманский мостик оснащен старомодным оборудованием и тесен. Было понятно что Пограничный Флот далеко от начала списка на обновления «Флот 2000», и в конце концов было известно с самого начала что нереально желать чего-либо получше, однако он не пытался скрывать свои чувства.

В этом не было необходимости, поскольку штабные офицеры пришли с ним с Боевого Флота. Все они разделяли его понимание, на какое понижение они были вынуждены пойти для выполнения этого конкретного задания, однако старались сдерживать чувства в присутствии «братьев по оружию» из Пограничного Флота.

Не то чтобы кто-либо по обе стороны от этой конкретной границы был способен обмануть другого слишком сильно.

Тем не менее, хотя они были только линейными крейсерами – более того крейсерами Пограничного Флота, а не эскадрами супердредноутов которые он должен был иметь под командованием, Карлот был, несомненно прав в своем мнении о реакции Манти, обнаружившими семнадцать военных кораблей Солнечной Лиги, ожидающими чтобы приветствовать их. В действительности, единственное о чем Бинг сожалел, это то, что суда Манти, ранее занимавшие систему, уже ушли до его собственного перехода через гиперграницу. Ему бы было интересно увидеть их реакцию на прибытие эскадры. Или, если уж на то пошло, как они будут реагировать, когда его третья эскадры крейсеров прибудет через несколько стандартных недель.

Он посмотрел на алые пиктограммы кораблей Мантикорцев, и его губы чуть изогнулись как только он прочитал блоки суммарных данных БИЦ. О конечно, это был боевой информационный центр Пограничного Флота с тактиками Пограничного Флота, что заставляло относится к их анализу с осторожностью. Однако, на такой смешной дистанции, было сомнительно что даже Пограничный Флот мог бы ошибиться. Это означало что «линейные крейсера» на его схеме имели массу более двух миллионов тонн каждый.

Так же, как они сами и их так называемые «флот», подумал он презрительно. Неудивительно, что паникеры ныли и стонали о том, как «опасны» корабли монти. Черт, если мы бы построили «линейные крейсера» в два раза больше чем чьи либо еще, мы могли бы, вероятно, запихнуть в них больше огневой мощи! Конечно, держу пари, они могут выдержать большой ущерб, но РУФ право.Реальная причина строительства этих громадин, в том, что они понимают, что они не могут идти нога в ногу с реальным первоклассным военным флотом без преимущества в тоннаже. И самые большие чертовы «линейные крейсера» в галактике не помогут им, если они когда-либо встретиться лицом к лицу с Боевым Флотом!

Перед тем как принять командование Оперативной группой 3021, Бинг послушно изучил оценки разведки. Не стало сюрпризом, что аналитики Пограничного Флота, были более опасливы, чем кто либо другой.

Пограничный Флот имел постоянную склонность шарахаться от собственной тени, по большей части потому, что тревожный вид был еще одним способом выкрутить руки бухгалтеров для получения дополнительного финансирования. Ну и заодно, можно было определить компетентность офицеров составлявших рапорты.

Тем не менее, даже отчеты Пограничного Флота выглядели почти рационально и обосновано на фоне в сравнении со смешными требованиями сил обороны некоторых систем. Только бог знает, почему кто-либо из них побеспокоился послать наблюдателей посмотреть из первого ряда как две толпы неоварваров, находящихся за пять сотен световых лет, из ниоткуда разделывают друг друга с помощью пушек на мускульной тяге и сабель. Возможно именно это объясняло дикие преувеличения которые присутствовали в рапортах некоторых наблюдателей? Разве нормальный адмирал SDF стал бы посылать компетентного офицера так далеко в глушь. Скорее он пошлет кого нибудь не слишком нужного, того кто не понадобится все эти недели и месяцы пути туда и обратно.

О, не было сомнений что монти и их партнерам по танцам с Хевена, удалось наткнутся на некоторые нововведения пока они двигались по сцене туда сюда. Например, они явно улучшили производительность компенсаторов хотя бы до некоторой степени, хотя явно не настолько как утверждают «наблюдатели». И как бы не было неприятно это признавать, правда есть правда, это улучшение в компенсаторах направило труды отделов исследований и разработок Лиги в нужном направлении. Однако, учитывая сравнительную разницу в масштабах научных сообществ, не было сомнений что преимущество монти – не такое уж великое как описано в тех рапортах – уже исчезло. Ему достаточно взглянуть на ускорение тех крейсеров-переростков чтобы понять это!

Ну ладно, подумал он. Полагаю лучше покончить с этим.

– Хорошо Виллард, – сказал он, отворачиваясь от изображения. – Подключайте и разберемся с ней.

* * *

Что ж, спасибо за надежду, что в списках офицеров солли могло быть два Джозефа Бингса, подумала Мишель когда лицо адмирала Лиги появилось на ее дисплее.

Он заставил себя ждать достаточно долго, прежде чем нашел время принять её вызов, что было не слишком удивительным. Множество флотских офицеров солли любили заставлять собеседника ждать, в качестве не слишком тонкого способа указать на его неполноценность.

– Я адмирал Джозеф Бинг, Флот Солнечной Лиги, – сказал человек в белой униформе с дисплея. – С кем я имею честь говорить?

Мишель с трудом сохранила спокойное выражение лица.

Она не ожидала большого профессионализма от офицеров ФСЛ, но однако, была уверена что подчиненные Бинга, как минимум, побеспокоились сообщить ему кто его вызывает. И она запрашивала связь с ним указав его имя и ранг, что делало его представление умышленным и снисходительным издевательством.

Я уже вижу, что будет дальше.

– Вице-адмирал Золотой Пик, – ответила она. – Королевский флот Мантикоры, – добавила она услужливо, на всякий случай, если он не узнал формы, и получила удовольствие заметив как он сжал губы.

– Что я могу сделать для вас сегодня… Адмирал Золотой Пик? – спросил он через минуту.

– Просто воспользовалась возможностью засвидетельствовать свое почтение. Не так часто полного адмирала Пограничного Флота можно встретить так далеко в глуши.

По взгляду Бинга, он оценивал звание офицера Пограничного Флота даже меньше чем ожидала Мишель. Это было приятно.

– Случаи такого рода как тот что произошел здесь на Монике происходят не часто, адмирал Золотой Пик, – ответил Бинг. – Учитывая давние и дружеские отношения между Моникой и Солнечной Лигой, я думаю вы понимаете, что показалось хорошей идеей послать кого-нибудь сюда, для получения информации о событиях из первых рук.

– Я могу это понять, – согласилась Мишель. – Мы почувствовали необходимость сделать то же после печальных событий здесь на Монике, – она покачала головой. – Я думаю все мы сожалеем о том что произошло после попытки капитана Терехова прояснить намерения Президента Тайлера. Согласно нашему собственному расследованию, эти крейсера были предоставлены ему для планирующейся атаки на терминал Рыси корпорацией «Технодайн». Смогли ли ваши люди выяснить что-нибудь о этом, Адмирал?

– Нет, – Бинг показал свои зубы в чем-то, что профессиональный дипломат, возможно, назвал бы улыбкой. – Нет, не смогли. На самом деле, в соответствии с информацией что я получил, когда отправлялся сюда, нам до сих пор не удалось подтвердить их происхождение».

– Помимо того, что они, очевидно, пришли из ФСЛ. Первоначально, я имею в виду, – Мишель улыбнулась, добавив, тщательно просчитанное уточнение когда Бинг заметно напрягся. – Очевидно, что когда-то суда, были списаны перечислены на утилизацию и переданы в частные руки на слом, что в значительной мере сняло их с ответственности флота. И бумажный след может легко… исчезнуть, как мы все знаем. Особенно, если некоторые уголовные типы, гражданские конечно, сделают все возможное чтобы он потерялся.

– Без сомнений. Мой собственный опыт в этой области, однако несколько ограничен. Я уверен наше собственное расследование очень внимательно изучит записи множества поставщиков. Без сомнений и «Технодайна».

Мишель немного поигралась с намерением рассказать ему о обвинениях которые уже были предъявлены нескольким высшим лицам «Технодайн». Благодаря терминалу Беовульфа туннельной сети Мантикоры, её собственная информационная петля со Старой Лигой была гораздо короче, чем у Бинга. Она сильно подозревала, что он уже понимал куда ветер дует когда отправился на Монику, и факт что она могла заставить его кровяное давление резко подскочить, делал соблазн ткнуть его носом в то что «Технодайн» поймали за руку, почти подавляющим.

Спокойней девочка, сказала она себе подавляя желание высказаться прямо.

– Я уверена, что так и будет, – сказала она вместо этого. – В то же время, однако, я могу предположить, что и вы здесь в роли наблюдателя интеграции Сектора Талботт в Звездную Империю?

«Звездную Имерию?» повторил Бинг поднимая брови в вежливом удивлении.– Вот как вы решили назваться, – он слабо, почти апологетично махнул рукой. – Я боюсь, что не слышал этого перед отправлением сюда.»

Его тон выразил его мнение о мании величия, участвующих в именовании чего-либо размером новую звездную нацию Мантикоры «империей», и Мишель мило улыбнулась ему.

– Ну мы должны были назваться как-нибудь, Адмирал. И, с учетом политических соглашений с Конституционным Собранием Талботта, название звучит логично. Конечно еще рановато, не так ли?

– Да, это так, – Бинг улыбнулся ей, но его улыбка была значительно холоднее, чем у нее. – Я уверен, что будет интересно посмотреть, как… успешно ваш эксперимент заработает.

– До сих пор, кажется, идет достаточно хорошо, – сказала Мишель.

– До сих пор, – согласился он, со странноватой улыбкой. – Однако, отвечая на ваш вопрос – да. Мне поручено наблюдать за происходящим в области Талботта. Я уверен вы понимаете что наше общество глубоко заинтересовано в происходящих здесь событиях. Особенно после того когда как те несчастья, свалившиеся на Корнати попали в новости, – он печально покачал головой. – Лично я уверен, все дело было сильно преувеличено – репортеры действительно должны продавать подписку, в конце концов. Тем не менее, Министерство иностранных дел чувствует определенную ответственность, побуждающую получить из первых рук впечатление о событиях, как там так и во всем Скоплении. Я уверен, что вы понимаете ситуацию.

– О, поверьте мне, – Мишель заверил его с убийственной приветливостью, – я ясно понимаю текущую ситуацию, адмирал Бинг. И, выступая от имени Ее Величества и правительства Ее Величества, уверяю, что все новые системы Звездной Империи будут готовы проявить по отношению к вам всяческую вежливость.

– Это очень приятная новость, адмирал.

– И, пока вы здесь, адмирал, Если флот Ее Величества может помочь вам – например, если вы пожелаете создать совместные патрули против пиратов или работорговцев, уверен адмирал Хумало будет так же рад, как я согласовать нашу деятельность с вами.

– Это очень мило с вашей стороны, – Бинг снова улыбнулся. – Конечно, в отличие от вашей новой Звездной Империи, Лига не имеет прямых территориальных интересов в этом регионе. Кроме, конечно, безопасности наших союзников в этом районе. И, конечно, безопасности и территориальной целостности звездных систем, которые были приняты под охрану Управления Пограничной Безопасности. Я думаю мы можем изучить те обязательства которые выходят за рамки наших собственных ресурсов. По крайней мере мне трудно представить себе угрозу этим интересам с которой мы бы не справились собственными силами.

– Без сомнения, – Мишель улыбнулась ему в ответ. – Ну, в таком случае, адмирал Бинг, я не буду вас больше задерживать. Мы не задержимся на Монике долго. Просто необходимо было убедится что наши новые союзники здесь будут в безопасности, так что я думаю что скоро мы будем уже в пути к Тиллерману. Необходимо, однако, прежде связаться с президентом Тайлером. Генерал-губернатор Медуза поручила мне проинформировать его, что Звездная Империя готова расширить объем гарантированных государством займов любым гражданам, кто заинтересован в инвестировании здесь. – Её улыбка стала шире. – Я верю что Баронесса Медуза – и Её Величество – считают что меньшее, что мы можем сделать, чтобы помочь Монике оправиться от последствий этого несчастного случая.»

– Это удивительно щедро со стороны вашей Звездной Империи, – сказал Бинг.

– Как я уже сказала, я уверена, что все сожалеют о том что произошло здесь, адмирал Бинг. И опыт Мантикоры состоит в том, что протянуть руку помощи бывшим врагам и обращаться с ними как с равными – лучший способ избежать повторения подобных неприятностей».

– Понятно– Бинг кивнул. – Ну, вам, кажется, довольно много, что еще нужно сделать, адмирал Золотой Пик, желаю хорошего дня».

– Спасибо вам, адмирал. Надеюсь, что ваша миссия здесь будет успешной. Хенке, конец связи.

ГЛАВА 25

– Садитесь, Мэтт , – коммандер Урсула Цейсс приглашающе указала на один из стульев перед ее столом, как только лейтенант Мэтланд Аскью шагнул через дверь её офиса на борту корабля.

Аскью повиновался вежливой команде, сев на указаный стул, и смотрел как она нажатием консольной кнопки закрывает за ним дверь.

Аскью был двадцативосьмилетним парнем, с песчано-каштановыvb волосами, карими глазами и жилистым сложением. Ростом он был немного ниже среднего, однако компактное, но плотное сложение делало Цейсс по меньшей мере сантиметром выше чем он, и что-то в нем создавало впечатление продолжительного изумления. Цейсс была одним из тех людей которые хорошо знают цену «изумления». За этими мягкими карими глазами был мозг, и в действительности отключался он очень редко.

Что, конечно, был частью ее текущей проблемы, подумала она, откинувшись назад и созерцая его задумчиво через стол.

– Вы хотели меня видеть, мэм? – отметил он, после нескольких секунд ее молчаливого изучения, и она фыркнула.

– Конечно, я хотела вас видеть. Я всегда хочу вас видеть, не так ли?

Губы Аскью чуть-чуть дернулись из за её едкого тона. Цейсс была тактическим офицером корабля ФСЛ «Жан Барт», и Аскью был ее помощником в течение почти двух стандартных лет. Они хорошо работали вместе все это время , но не было никаких сомнений, что у них принципиально разные личности. Цейсс была отлично подготовленным офицером, и ее главный интерес и сила заключались в распознании сильных и слабых сторон подчиненных и исправлении их. Навыки Аскью в области управления персоналом были вполне адекватными, но далеко не так сильны, как у нее, и его основной интерес был в том, что он назвал «болты и гайки» ремесла тактического офицера. В результате, Цейсс как правило, оставляла инженерную часть вопросов в его руках, и переключалась на другие дела. Как правило, это срабатывало хорошо, но иногда разница в их склонностях приводила к определенным… трениям. Это было не совсем то слово которое искал Аскью, но оно подходило лучше чем все остальные, приходящие ему в голову.

– Я хотел бы думать, что вы обычно в состоянии, крайней мере, терпеть мое присутствие, Мэм, – сказал он. – С другой стороны, у меня было впечатление, что вы хотели обсудить со мной что-то конкретное.

– У вас верное впечатление, – сказала Цейсс, выпрямляясь на стуле с гораздо более серьезным выражением. Она смотрела на него в течение еще нескольких мгновений, затем махнула перед собой рукой.

– У капитан Мизавы вчера была небольшая дискуссия с капитаном Аберу, – сказала она, – и, кажется всплыло ваше имя».

– Мое имя? – осторожно повторил Аскью, и нахмурился, когда Цейсс кивнула.

Капитан Уорден Мизава, командующий офицер корабля «Жан Барт», был одним из лучших офицеров под командованием которых Аскью когда-либо служил. Он также двигался по линии Пограничного Флота, как Аскью, и если на то пошло, Цейсс, и не особенно любил офицеров Боевого Флота, вроде Ингеборги Аберу, штабного офицера Бинга. Было сомнительно что эти двое просто встретились для неторопливой беседы за кружкой пива. В сочетании с выражением Цейсс, мысль о том что в их разговоре всплыло его имя принимала зловещий оттенок.

– Могу я поинтересоваться поводом, мэм? – спросил он с еще большей осторожностью.

– Оказалась, Мэтт, что капитан Аберу не одна из ваших больших поклонниц. Вы когда нибудь случайно не наступили ей на мозоль, нет? Не сделали что-либо, что могло повлечь определенную долю неприязни к вам лично?

– Мэм, – сказал Аскью, – я даже не знаю, капитана Аберу. Кроме званого обеда организованного капитаном Мизавой, когда адмирал и его штаб поднялись на борт, я не думаю, что когда-либо даже был представлен ей.

Что, не стал озвучивать он, было бы невозможно будь она членом штаба адмирала Пограничного Флота.

Между Боевым и Пограничным флотом и в лучшие времена было мало симпатии, и Аскью не выделялся на обычном фоне отсутствия взаимного восхищения. Но все-таки, адмирал Бинг и его подчиненные подняли уровень традиционного соперничества между двумя службами на рекордную высоту. В действительности они вообще не общались вне службы с офицерами капитана Мизавы, несмотря на длительность путешествия к сектору Мадрас. Очевидно, посвящали свое время более важным делам. И сделали кристально, можно сказать болезненно ясным, что единственная функция не слишком выдающейся корабельной команды «Жана Барта» – возить их по галактике, пока они разбираются, что Пограничная Безопасность и местный отдел Пограничного Флота умудрились натворить в секторе Мадрас. Скорее всего из-за того, что никто из них не знал, как застегнуть ширинку после того, как помочился.

Так почему-же игнорируя всю команду «Жана Барта» с момента как они взошли на борт, капитан Аберу снизошла «обсудить» некоего Мэтланда Аскью с капитаном Мизавой?

Так навскидку, он не мог придумать ни одной причины, и сильно сомневался, что когда причина найдется, она ему понравится.

– Я не думаю, что вы когда –либо скрещивали с ней мечи, – сказала Цейсс,– однако разозлить её по настоящему вам как-то удалось. Я полагаю нам придется как-то разбираться с этим.»

Она открыла ящик стола, достала довольно толстую пачку распечаток и передала ему. Он принял ее, взглянул на заголовок на первой странице, а затем быстро посмотрел на нее с глазами, полными вопросов.

– Нет, – ответила она на первый из них. – Я не знаю как это попало к Аберу. Полагаю ни капитан, ни я и ни старпом не запрыгаем от радости даже если проясним этот вопрос

Однако в вашем случае важнейшей проблемой является то, что тактический офицер адмирала видимо прочитал ваш маленький опус и был резко… недоволен им.

Аскью вновь взглянул на заголовок. «Предварительная оценка потенциальных технологических достижений Королевского Флота Мантикоры», прочел он, и в блоке имя автора: «Аскью, Мэтланд, помощник тактика».

– Мэм, это отчет запрашивал у меня капитан, – он начал осторожно, – и я никогда не предполагал что он…

– Я хорошо понимаю, что он никогда не был предназначен для общего пользования, Мэтт, – перебила его Цейсс. – Вот почему я сказала, что не ожидаю, что буду особенно счастлива, когда я узнаю, как он попал в руки Аберу. Единственное что я знаю, это то, что он получил его не случайно. Так что либо кто-то из экипажа отдал ей отчет, или…

Тактический офицер позволил ее голосу стихнуть и Аскью кивнул. Достаточно плохо, что кто-то из их собственной компании передавал без разрешения потенциально «интересную» информацию сотрудникам адмирала Бинга. Но если доклад попал к Аберу потому, что люди Бинга взломали информационную сеть тактического отдела или, еще хуже, личные внутренние каналы связи капитана Мизавы это говорило, даже худшие вещи о командной структуре Оперативной Группы 3021.

И в любом случае, получила она данные от шпиона или через какие-то нелегальные подключения, тот факт что Аберу решила показать капитану свои возможности был плохим признаком, если подумать об этом.

– Полагаю она жаловалась на мои выводы капитану, мэм? – спросил он через минуту.

– Она возражала против ваших выводов, ваших предположений, ваших оценок, и ваших источников, – сказала почти бесстрастно Цейсс. – Она характеризует вас как паникера, доверчивого, невежественного, некомпетентного, и очевидно, человека которому не следует доверять любой значительный независимый анализ. Последняя фраза, это прямая цитата, между прочим. И она сообщила, капитан, что, если это представляет уровень подготовки его офицеров и возможностей всей оперативной группы, очевидно, он в глубоко отчаянном положении.

Аскью сглотнул. Последние восемь поколений его семья служила в военном флоте, но это всегда был Пограничный Флот. Это не могло растопить лед в отношениях с капитаном Боевого Флота –или адмиралом, и он не мог обратится к патронажу и семейным связям сравнимым с возможностями Аберу. Если Бинг или его сотрудники решили сделать из Мэтланда Аскью пример, его карьере во флоте настанет гарантированный финал.

– Мэм, – начал он, абсолютно не зная что собирается сказать. К счастью, Цейсс перебила его прежде, чем он продолжил.

– Вы сделали именно то, что капитан и я попросили вас сделать, Мэтт, – сказала она твердо. – Я понимаю, что это может показаться слабым утешением, если кто-то вроде Аберу решил сосредоточится на вас, но ни у кого из нас нет намерений просто перерезать ваш воздушный шланг, только потому что она немного раздражена. Сказав, это, однако, я должна признать, что то, что она бесится на самом деле меня беспокоит больше, чем потенциальная судьба одного из моих подчиненных, как бы сильно он мне ни нравился и как бы полезен ни был.

Аскью не мог сказать что последнее предложение его радует, но и не мог спорить с её профессиональными приоритетами.

Капитан Мизава затребовал отчет, к которому у Аберу появились претензии, как часть подготовительной работы к их текущей миссии. Аскью понятия не имел, какую часть содержания доклада Мизава был готов принять за чистую монету. Впрочем, помощник тактического офицера не был уверен, в какую его часть он сам верит. Тем не менее, сейчас он был убежден, и как он знал Цейсс тоже, что официальные оценки РУФ возможностей монти были сильно искаженными. . . мягко выражаясь.

Аскью не слишком интересовался Королевским Флотом Мантикоры перед тем как «Жан Барт» был послан в сектор Мадрас в результате нападения на Республику Моника. Он знал что КФМ был намного больше, чем большинство флотов неоварваров в Приграничье и за его пределами. Едва ли могло быть иначе, учитывая размер торгового флота Мантикоры, который необходимо было защищать, и тот факт, что Мантикора и Народная Республика Хевен были в состоянии войны последние двадцать с лишним стандартных лет. Такое отсутствие любопытства было следовало признать было необычным, но его собственная область интересов лежала на другом конце огромного объема Солнечной Лиги. У него были гораздо более насущные проблемы в собственной сфере деятельности. Так что даже если он смутно осознавал сам размер флота монти, это не побудило его думать об этом с какой-либо срочностью. И если бы он все-же поразмыслил над нелепыми слухами о новом «супер-оружии», исходящими из зоны так называемых Хевенских войн, это привело бы главным образом к тому, что он отмахнулся бы от них как дико преувеличенных утверждений пропагандистов, вполне ожидаемых в том далеком и отсталом углу исследованной галактики. Он, конечно, согласился бы, что это смешно предполагать, что одной звездной системе неоварваров, будь они как угодно глубоко вовлечены в межзвездную торговлю, удастся сконцентрировать нужные ресурсы исследований и разработок, чтобы превзойти Флот Солнечной Лиги!

Аскью было трудно признать,что его первоначальная оценка ситуации может быть глубоко неверной, но капитан Мизава попросил его мыслить непредвзято по отношению уровню угрозы со стороны Мантикоры. Для этого он приложил предельно возможные усилия, и чем глубже он изучал проблему, тем более … интересной она казаласьМэтланду Аскью.

Реальные доступные ему технические записи были болезненно ограничены. Там было толком не на что опереться, и он изначально решил что если требуется решить задачу с «открытым умом» как желал капитан Мизава, следует в первую очередь отбросить все отчеты РУФ, которые категорически отвергали любые возможные угрозы со стороны Мантикоры. Это привело к необходимости самостоятельного сбора данных, и поскольку они уже были в гиперпространстве, на пути к новому месту службы, данных было весьма мало пока они не достигли системы Мейерс, административного центра сектора Мадрас, где он смог спокойно переговорить с некоторыми из офицеров подразделения Пограничного Флота, постоянно находящегося в распоряжении комиссара Веррочио.

Коммандер Тергуд, старший офицер в системе Мейерс до прибытия адмирал Бинга, был более чем готов поделиться доступными ему информацией, анализом и предположениями. Сначала Аскью был сильно склонен считать Тергуда паникером, но, так или иначе, он зарылся в документации коммандера. И то что он обнаружил, заставило его чувствовать себя более, чем немного встревоженным.

Не было фактически никаких достоверных данных о нападении на Монику. Любые данные сенсоров, которые могли быть доступны либо были уничтожены вместе с военными компонентами станции «Эройка» и кораблями захваченными Мантикорцами, или же обнаружены после мантикорских «следственных групп», которые роились над обломками Моники. Тем не менее, хотя достоверных данных был фактически невозможно найти, Тергуд сделал некоторые весьма тревожные выводы из докладов стольких выживших с Моники, скольких он смог опросить.

Во-первых, в отличие от большинства офицеров Флота Лиги, Тергуд отказывался считать что причиной произошедшего была исключительная некомпетентность Мониканцев. Он лично знал участвовавших флаг-офицеров Моники, особенно Исидора Хеджедусича и Янко Хорстера, двух адмиралов, которые фактически сражались с Мантикорцами и сами погибли из за этого. В то время как военные высокого уровня Республики Моника были поражены кумовством и политическим фаворитизмом как и у любой другой «звездной нации» Приграничья, Тергуд уважал личные способности, как Хеджедусича, так и Хорстера, и он также сообщил Аскью, что, в основном, уровень компетентности Флота Моники был удивительно высоким.

Во-вторых, хотя ему и не полагалось, Тергуд узнал о предоставленных Монике ракетных подвесках «Технодайн». Как следствие, он знал, что ракеты в этих подвесках обладали существенно более высокими темпами ускорения и длительностью работы двигателя, а следовательно, существенно большей дальностью, чем стандартные ракеты Флота Солнечной Лиги.

В-третьих, десять военных кораблей Мантикоры, четыре из которых всего лишь эсминцы, и только три из них соответствовали тяжелому крейсеру, попали под комбинированный огонь заранее развернутых ракетных подвесок и, хотя совершенно очевидно, были удивлены радиусом огня и числом ракет, не только остались эффективной боевой силой, но сумел уничтожить всю военную составляющую станции «Эройка» и девять из четырнадцати современных крейсеров «Технодайн» предоставленных Монике. После этого шесть поврежденных Мантикорцев, выживших после столкновения со станцией «Эройка» уничтожили еще три современных, полностью функциональных линейных крейсера, полностью готовых к бою. И по-видимому им удалось это сделать, используя только свои внутренние ракетные установки, без какого-либо участия ракетных подвесок.

В-четвертых, хотя не было никаких достоверных данных объясняющих, как именно они это сделали, хотя стало совершенно ясным – как в ходе боя против трех крейсеров Хорстер так и позднее – что Мантикорцам удалось создать покрывающую всю систему сеть наблюдения, не попавшись при этом. И далее, тут Тергуд с готовностью признал, что подтверждающие документы и логика были гораздо более ненадежными, скорость реакции монти на нападение Хорстера и маневры адмирал Бурмона предполагала, что они вполне могли установить грави-импульсную связь с их разведывательными платформами.

Данных было куда больше, но даже Тергуд соглашался, что многое из этого вороха, вроде совершенно нелепого радиуса ракетной атаки о котором сообщали наблюдатели некоторых Оборонительных Сил с основного Мантикоро-Хейвенитского фронта и смешного высоких темпов ускорения относящихся к кораблям монти звучало маловероятно. С другой стороны, он указал, что у него нет эффективного способа личной проверки или оценки этих возмутительных претензий. Он сказал об этом не так много, но для Аскью было очевидно, что мог он их проверить или нет, никакой склонности упускать их из рассмотрения заметно не было.

Аскью был ошеломлен мнением Тергуда. Его собственная реакция была более скептической, но не пытаясь просто отвергнуть мнение коммандера, он тщательно прослеживал логику Тергуда, в поисках недостатков которые как он подозревал должны были присутствовать. К сожалению таковых не обнаружилось. Фактически, в процессе их тщательного поиска, он приобретал все более и более твердое убеждение, что в утверждениях Тергуда был смысл. В действительности, выглядело так, будто многие из них верны.

И именно это он сообщил Мизаве, Цейсс, и коммандеру Бурже, старшему офицеру «Жана Барта». Конечно он был слегка осторожен в том как именно сообщил об этом. Офицер Лиги, в конце концов, должен хорошо разбираться в двусмысленностях и тщательно выбирать слова, а его собственная первая реакция на предположения Тергуда, указывала на то как его начальство, вероятно, ответит на любые с дикими глазами, панические предупреждения о Мантикорском сверх-оружии. Кроме того, даже если анализ был затребован только для внутреннего использования капитаном Мизавой, всегда была вероятность того, что он может, как скажем в данном случае, попасть в чужие руки. Если бы это произошло, некоторые другие вышестоящие должностные лица, могли проявить гораздо меньше понимания чем капитан Мизава, если труд молодого лейтенанта Аскью покажется как то уж слишком паническим.

Видимо, я не был достаточно осторожным, подумал он мрачно.

– Должен ли я предположить, мэм, из того, что вы сказали о реакции капитана Аберу, что у адмирала Бинга, то же мнение? – спросил он.

– У меня нет предположений о мнении адмирала Бинга, – ответила ему Цейсс. Она покачала головой и поморщилась. – По тому, как капитан Мизава описал мне «разговор», звучит так будто Аберу выражала свое собственное мнение. Судя по тому, как она действовала до сих пор, я предполагаю, что она одна из тех сотрудников, кто видит своим долгом, предотвращение того, чтобы очевидные глупости захламляли стол ее адмирала. Так что я бы не удивилась, узнав, что она взяла на себя обязанность отменить это своего рода «панические пораженчество» по собственной инициативе, даже не обсуждая это с адмиралом Бингом. К сожалению, Мэтт, мы не знаем так ли это. В равной степени возможно, что адмирал Бинг послал ее довольно твердо указать капитану, что он оставляет задачу анализа угроз персоналу тактической группы без вовлечения самого адмирала.

– Я понимаю, мэм, – Аскью молча смотрел на нее в течение нескольких секунд, потом прочистил горло. – Могу ли я спросить как капитан намерен поступить в связи с суждениями капитана Аберу?

– Он не собирается выбросить вас через ближайший воздушный шлюз, если вы об этом беспокоитесь, – Цейсс слегка усмехнулась, но затем выражение ее лица вновь стало серьезным. – В то же время, однако, ему приходиться быть максимально аккуратным в своих действиях.

Аскью хмуро кивнул. Семейные связи капитана Мизавы простирались несколько выше, чем его собственные, но и они были недостаточны по сравнению с влиянием которое мог пустить в ход Бинг. Учитывая это, особенно на фоне традиционного соперничества между Боевым и Пограничным флотом, Мизава вынужден был аккуратно проверять почву при любом конфликте с Бингом.Переход к яростной защите своего помощника тактического офицера, вероятно не будет лучшим решением для продвижения его карьеры.

И в любом случае это не решит проблемы упрямства Аберу, подумал он.

– На данный момент, – продолжила Цейсс, – он хочет, чтобы вы не высовывались. Просто выполняйте свои обязанности, и он,я и старпом будем держать вас так далеко от флагманского мостика и свиты адмирала как мы сможем. Кроме того,принимая во внимание, что мы не знаем точно как ваш отчет попал в руки капитана Аберу, вероятно будет хорошей идеей для вас, помалкивать о его содержании.

Она посмотрела на него строго, и он снова кивнул. Если кто-то работал информатором для Бинга или Аберу, обсуждение своих и Тергуда теорий вполне могло дать основания для обвинения в распространении пораженчества.

– Да, мэм, – сказал он, а затем, чуть смелее, – А могу ли я спросить, как капитан отреагировал на мой анализ?

Цейсс откинулась на спинку стула, сделала паузу на несколько ударов сердца, затем пожала плечами.

– Капитан Мизава, коммандер Бурже и я, склонны с недоверием отнестись к вашим наиболее тревожным гипотезам. Я думаю,как и я,капитан был впечатлен уровнем вашей работы, но как вы сами указываете, исходные данные действительно чертовски ненадежны Мэтт. Вы и коммандер Тергуд вполне можете быть в чем то правы, но я думаю, мы все склонны отложить решение на некоторое время. Я должна признать, что ваша оценка потенциальной угрозы, вероятно сделает подход к ситуации всех нас троих гораздо более осторожным, чем в противном случае. Однако пока мы не приобрели некоторые недостающие исходные данные, мы не можем позволить себе быть слишком робки в отношениях с монти, – она наградила его одним из тех жестких, суровых взглядов и добавила, – или с кем-либо еще.

– Да, мэм. Я понимаю.

Аскью не пытался скрыть оттенок беспокойства, и не только за возможные последствия для его карьеры, из своего голоса, но он понял.

– Надеюсь, Мэтт, – сказала Цейсс тихо. – Очень на это надеюсь.

ГЛАВА 26

– Я понимаю, вы не профессиональный репортер, капитан» сказала почти успокаивающим тоном привлекательная брюнетка. «И я знаю, что в первый раз когда люди дают интервью они слегка нервничают. Но не беспокойтесь, я делала это сотни раз, и не один из моих собеседников пока от этого не умер.

Человек в форме офицера технической службы Торгового флота, сидящий за небольшим письменным столом напротив нее ухмыльнулся и нервно хихикнул. Потом кивнул.

– Я, э-э, постараюсь иметь это в виду, мисс Брюле.

– Хорошо. И помните нам не нужно все делать идеально с первого раза. Просто скажите нам, что произошло на самом деле, своими словами, а потом мы перемотаем запись обратно, и если вы поймете что в какой-то момент оговорились, мы сможем исправить это. Если поймете, что что-то упустили, мы можем добавить это в любой момент. Цель состоит в том, чтобы передать всю информацию в нужные руки, не пытаться выглядеть совершенством пока мы этим занимаемся. Ладно?

– Да, мэм.

– Хорошо, – повторила брюнетка и посмотрела в камеру.

– Это запись интервью с капитаном Танги Кармушем, капитаном грузового судна «Антилопа» порт приписки Новая Тоскана, в отношении некоторых событий, которые произошли в системе Сан-Мигель. Я Энн-Луиз Брюле, провожу интервью для Министерства иностранных дел, Министерства торговли и Казначейства. Запись сделана 7 июля 1921 года После Расселения на планете Новая Тоскана

Она завершила официальное вступление и повернулась к капитану Кармушу.

– Очень хорошо, капитан Кармуше. Не могли бы Вы объяснить нам, своими словами, что именно случилось?

– На Сан-Мигеле, вы имеете в виду? – переспросил Кармуше, затем скривившись в явном смущении. – Извините. Я думаю, я действительно слегка нервничаю.

Брюле ободряюще улыбнулась, и капитан откашлялся и немного выпрямился в кресле.

– Ну, мы прибыли на Сан-Мигель в начале прошлого месяца для получения груза, контракт по которому был подписан до того как Конституционное собрание на Шпинделе проголосовало за свою «конституцию». Далее, сан-мигельцы всегда были частью Рембрандского Торгового Союза и Союз всегда предпочитал использовать собственные ресурсы, а не фрахтовать иностранные суда, так что уже случались мелкие проблемы для шкиперов, которые не принадлежат к РТС, но в целом, мы могли работать без особых проблем.

– На этот раз, хотя, когда «Антилопа» встала на парковочной орбите, нас навестила таможенных партия мантикорцев, но никого с Сан-Мигеля или профсоюза. Это было необычно, но я просто решил что это часть новой политической установки, так что я не слишком забеспокоился. То есть до того момента, как монти начали разрывать корабль на части в поисках «контрабанды».

Воспоминание заставило лицо Кармуше скривится в гневе, и он дернул плечами.

– Я не был слишком счастлив из за этого, – сказал он. – Я имею в виду, я могу понять желание сдерживать контрабанду, особенно здесь в Приграничье. У меня нет проблем с этим. Если на то пошло, я знаю, наши таможенники держать закрытыми глаза на суда, заходящие на Новую Тоскану, особенно, если они не являются постоянными посетителями на этом маршруте. Но есть и вежливый способ справится с этим, и есть способы, которые… не так вежливы. Вроде того которым эти убл…

Он прервал фразу, встряхнулся, и поморщился.

– Извините, – сказал он снова. – Я имел в виду способ, которым действовали эти люди. Я не ожидал, что кто-нибудь будет мне кланяться. Я имею в виду, я знаю, что я торговец, а не военный. Но, ей-богу, «Антилопа» мой корабль! Я один отвечаю перед владельцами, и даже если я только торговец, есть определенная доля уважения которую любой шкипер имеет право ожидать от посетителей на борту его корабля. И мне все равно, кто они такие!

– Но эти люди не заботились о уважении к кого-либо на борту Антилопы. Они были грубыми, оскорбительными, и я склонен думать сознательно враждебными. Они не обращались с просьбами – они требовали все, что взбрело им в голову. Они настаивали на доставке на борт всех видов сканеров и поискового оборудования, прочесали тонкой гребенкой каждый дюйм грузового пространства. Что заняло часы, учитывая размер наших трюмов, но они настаивали. Так же, как они настаивали на сверке каждого коносамента с соответствующим грузовым контейнером, независимо от того были или нет на них пломбы какой-либо таможни. Они даже заставили нас открыть целую кипу контейнеров, чтобы физически посмотреть на их содержимое. и они совершенно ясно предупредили, что если мы не сделаем именно то, что они хотят, они откажут нам в выходе на планету и запретят любые орбитальные трансферты грузов.

Кармуше подался вперед в своем кресле, его лицо и язык тела ожили в очевидной комбинации гнева и растущего доверия от поощряющего, сочувствующе-притягательного выражения Брюле.

– Ну, мне удалось смириться с их «таможенным досмотром», без инфаркта или попытки прибить кого-нибудь, но это было нелегко. В конце концов они убрались с корабля и мы получили от них разрешения, но, затем мы обнаружили, что должны предоставить результаты медицинского обследование, прежде чем нам разрешат получить или выгрузить что-либо. В любом случае мы не разгружались, и они чертовски хорошо знали это. Меня никогда не просили пройти медицинское освидетельствование, чтобы получить груз! В порту прибытия, конечно. Любой захочет проверить не притащил ли кто-нибудь заразу. Но, боже мой,когда не было каких-либо контактов между какими-либо моими людьми или планетарной экосистемой, если уж на то пошло, даже не между моими людьми и орбитальным складом, так как груз попал на борт на шаттлах Сан-Мигеля ! – в этом нет никакого смысла. Если уж на то пошло, они проверили наши медицинские записи, во время таможенного досмотра!

– Тогда это было непонятно, но обрело смысл позже, когда я понял что происходящее не имеет отношение к медицинским мерам предосторожности. Не по-настоящему. Что бы мы ни делали, нас всегда ожидал следующий круг, который надо пройти прежде чем нам будет позволено загрузить наш груз. После медицинского обследования, они настаивали на проверке наших инженерных записей, чтобы убедиться, что мы не собирались потерпеть катастрофическую аварию импеллера в пространстве звездной системы. И после этого они решили, проверить нашу систему очистки среды и утилизации, поскольку они не хотят, чтобы мы мусорили в их драгоценной звездной системе!

Он сердито покачал головой.

– Единственный вывод, к которому я пришел – то что каждая из этих «проверок» была фиктивной, с моей точки зрения, предпринимались систематические усилия с целью ясно показать что «Антилопе» не рады на Сан – Мигеле. Рембрандтский Торговый Союз всегда защищал свои интересы, но на основании того, что все говорили, перед Конституционным Собранием, я думал, что монти сторонники свободной торговли. Ну, может да, а может нет, но я могу сказать вам вот что: если они действительно думают, что свободная торговля является хорошей идеей, они, очевидно, не думают, что это хорошая идея должна быть доступна всем! После того как я понял, что происходит, я спросил здесь и там. На орбите было несколько других судов, но мы были единственным с Новой Тосканы. И, странное совпадение, мы также были единственными, кто подвергался всем этим «инспекциям». Мне высказали предположение, что может быть, что все это было только из за того, что мы не ратифицировали их «конституцию», и это был пример расплаты. Я конечно не уверен в этом, но как только я вернулся на Новую Тоскану, я по этому поводу в Министерство Торговли, и не исключаю, что был слегка горяч когда это делал. Видимо, я не единственный шкипер с Новой Тосканы с кем случилось подобное. Ну или так мне показалось, во всяком случае, затем они попросили меня сделать официальное заявление под запись.

Он посмотрел на Брюле и поднял бровь, но она покачала головой с сочувствующей улыбкой.

– Боюсь об это я действительно не знаю капитан Кармуше, – сказала она таким тоном, словно добавляла «а если и знаю, тебе не скажу», даже не произнеся это вслух.

– Ну, как бы то ни было, – сказал Кармуше через мгновение, – вот в целом и все. Есть какие нибудь уточняющие вопросы, мэм?

– Есть несколько пунктов, которые министры хотели бы детализировать капитан, – сказала Брюле, набирая что то в блокноте, и глядя на экран. – Давайте посмотрим… Хорошо, во первых, получили ли вы имя и ранг мантикорского офицера, ответственного за исходную таможенную проверку?

– Нет, – ответил Кармуше с очередной гримасой. – Никто не представился. Полагаю я должен был настаивать, но это был первый раз когда действующий офицер флота ступил на борт моего корабля, не сообщив свое имя и звание. Лично я думаю что он не хотел мне его давать, на случай если я подам формальный протест. Конечно, я не знал что придется этим заниматься. Так что, вместо того чтобы спросить, я…

«Совсем неплохо», – подумала Алдона Анисимова, одобрительно наблюдая из контрольной комнаты студии. На самом деле, Министерство Информации Новой Тосканы использовало гораздо более тонкий подход, где такие мелочи, как пропаганда и спецэффекты были гораздо лучше, чем она ожидала от кого-то с технологической базой Приграничья. Конечно, у них была, вероятно, необходимость в немного большей изощренности, чем у большинства, с учетом очевидного недовольства их местных пролетариев.

Ей особенно понравился фокус с диалогом перед интервью и усилия Брюле, чтобы помочь капитану Кармуше чуть расслабится. Конечно эта часть не попадет в официальный рапорт. . . но она «совершенно случайно», попадет в массив исходных данных, которые будут сопровождать официальный доклад. Где, конечно, люди комиссара Веррочио «совершенно случайно» его обнаружат. Это придаст некое чувство правдивости окончательному докладу, когда он будет представлен Веррочио как часть подтверждения жалоб на преследование. Конечно, не было особого смысла в том , чтобы скрыть тот факт, что Анна-Луиза Брюле работала на Министерство Информации, но никто не удосужился упомянуть о том, что «Капитана Кармуше» изображал Оливер Ратти, другой служащий Министерства Информации. В отличие от Брюле, которую кто угодно узнал бы по радио-новостям Новой Тосканы, Ратти был действительно аноним. Хотя он проявил себя в многочисленных пропагандистских усилиях, его лицо нигде не мелькало. Вместо этого, его работой было обеспечить язык тела, голос и мимику для полного компьютерного преображения в кого-либо.

Таков был лучший и простейший путь создания высококачественных материалов, особенно для тех, чьей технической базе не хватает последних свистков и колокольчиков. Возможно, компьютерные технологии Новой Тосканы в целом отставали от Солнечной Лиги на пару столетий. Они годами демонстрировали, как многого можно достичь обходясь без техники и технической обработки, однако на этот раз, Ратти выступал под своим собственным лицом. В этом маленьком шедевре не было абсолютно никакого компьютерного шаманства, и это было справедливым для всех остальных материалов Новой Тосканы над которыми тут работали. В конце концов, это не даст возможность любым прихвостням монти в Лиге продемонстрировать фантастические трюки анализа записей.

И к тому времени когда Дюссер и его маленькие помощники из Министерства Безопасности пройдутся по планетарной базе данных, не будет никакого способа доказать, что капитан Кармуше и прекрасный корабль «Антилопа» никогда не существовали. На самом деле, подумала она с веселым удовлетворением, там будут все виды доказательств того, что они существовали. Конечно монти будут утверждать, что ни один из них никогда не посещал Сан-Мигель, но кому поверит Пограничная Безопасность? Бедным, преследуемым новотосканцам, которые просят вступится за них или ужасным монти, которые пытаются придумать причины, по которым Пограничная Безопасность не должна вмешиваться?

Это было прекрасным ходом, но едва ли необходимым. Не то, чтобы она не собиралась сообщить об этом новотосканцам. С их точки зрения, есть все основания создать неуязвимую оборону в глубину, так как они могли предвидеть протесты монти о невиновности. Особенно с учетом того, что они были невиновны, призналась она. Но то, что Согласие Мезы в лице Алдоны Анисимовы не видело никаких причин беспокоить Новую Тоскану тем, что действительно не имеет значения. Никто не будет смотреть на какие-либо записи на Новой Тоскане. Солнечная Лига не будет чувствовать в этом потребности; монти будет не до того, и обе стороны будут слишком заняты тем, чего Согласие действительно желало,а именно – заниматься друг другом, как бы что ни сложилось.

Она наблюдала Брюле и Ратти, гладко продвигающихся по хорошо написанному и тщательно отрепетированному сценарию и обдумывала, было ли то чувство почти богоподобной власти, которое она ощущала наблюдая как вся система Новой Тосканы танцевала по сценарию Согласия Мезы, подобным тому что чувствовал Альберт Детвейлер? А если так, было ли оно таким же притягательным для него, как она ощущала легко может стать для нее? В этом отношении, если было, беспокоило ли его это?

Мне ясно чего мы пытаемся достичь и почему, теперь по крайней мере, думала она. Я не понимала, прежде чем он и Изабель объяснили все это, но теперь суть дела ясна. Но это знание только делает игру еще более опьяняющей. Оно определяет глубину, масштаб никогда не существовавшие прежде. Но даже такая амбициозная цель по-прежнему все еще . . . интеллектуальный фантом.Игра – вот что реально. Интересно у Альбрехта и других также? И если это так, что они собираются делать, когда мы, наконец, возьмем приз и не будет больше игр, чтобы играть?

* * *

– Он сказал, ЧТО?

Капитан-лейтенант Льюис Дентон уставился на энсина Рэйчел Монахан.Энсин слегка нервно сидела на стуле через стол от него в небольшом капитанском салоне. Несмотря на то, что Дентон был всего лишь капитан-лейтенантом, и что КЕВ «Реприза» был всего лишь слегка пожилым и устаревающим эсминцем, он был капитаном одного из кораблей Ее Величества, и на данный момент, Монахан казалось слишком хорошо осведомленной о том, что она была самым младшим офицером на борту этого же корабля.

Она также была добросовестной, и хотя Дентону не было абсолютно никакого намерения говорить это ни одной живой душе, удивительно симпатичной. Она была самым умным младшим офицером с кем он когда либо сталкивался, но обладала весомой долей здравого смысла, она была очень далека от глупости. На самом деле, Дентон был одним из тех офицеров, которые предпочитали внимание к обязанностям и здравый смысл ненадежным или небрежным (или, что еще хуже, ленивым) умникам, и был полностью удовлетворен ее деятельностью за время с которого она присоединилась к экипажу «Репризы». Это было одной из причин, по которой ей предоставлялось растущее число возможностей продемонстрировать свою компетентность и уверенность в себе, и, до сих пор, она использовала их достаточно ловко.

Что прямо приводило к её просьбе о этой беседе, даже если Дентон понятия не имел, какого дьявола происходит.

– Он сказал, что собирается официально жаловаться на наши преследования, сэр, – вновь повторила Монахан.

– Ваше преследование, – переспросил Дентон тоном человека, пытающегося осмыслить некие забавные представления, возникшие в его собственном сознании.

– Да, сэр.

Монахан казалась более чем слегка встревоженной, и Дентон неплохо понимал почему.Большинство молодых офицеров попав в неприятности, в первую очередь обращались к своим командующим офицерам со своей версией произошедшего, прежде чем любые неприятные тонкости дошедшие до них делали ситуацию хуже. Однако случае Монахан, подобное предположение было нелепым.

– О преследовании, которого вы, очевидно, не совершали,Рэйчел. Он это подразумевал?

-Да, сэр.

– Вы сделали что-то такое, что достаточно разозлило его, чтобы он сфабриковал какие нибудь жалобы в попытке создать для вас трудности?

– Сэр, я не могу припомнить ничего подходящего, – сказала она, качая головой. – Я все делала в точности по Уставу, как и каждый раз до этого. Но выглядело так… Я не знаю, точно, сэр, но казалось, он ждал, пока я сделаю то, на что он может пожаловаться. И если я не дам повода, то он в любом случае готов утверждать, что я сделала. я никогда не видела ничего подобного, сэр.

Она очевидно выглядела более запутавшейся чем взволнованной, и Дентон поставил еще одну мысленную одобрительную отметку в её результаты. Несмотря на очевидную озабоченность возможным предположением, что она хочет прикрыть свой тыл, она сообщила о эпизоде старпому, как только вернулась на борт корабля. И старпом был достаточно удивлен и заинтересован, чтобы передать её ??доклад Дентону, даже прежде чем она покинула его кабинет. Что было причиной того,что Монахан теперь сидела в салоне Дентона, воспроизводя порядок её таможенного досмотра.

– Таким образом, вы поднялись на борт, попросили его бумаги, проверили их и провели быстрый осмотр, верно?

– Да, Сэр.

– И он предъявлял вам претензии с самого начала?»

– Да, Cэр. С той минуты как я покинула стыковочную трубу. Это выглядело так, словно сработал переключатель, побуждающий оторвать мне голову любой ценой, какими бы вежливыми ни были я и мои подчиненные. Шкипер, я думаю, могли бы мы сделать ему комплимент по поводу цвета переборки – он бы и его сумел превратить в смертельное оскорбление!»

Молодая женщина, её была всего лишь двадцать два стандартных явно никогда не испытывала ничего подобного. Дентон, с другой стороны, испытывал, хотя обычно от торговцев Лиги, не кого-то с Новой Тосканы. Некоторые солли выворачивались на изнанку в попытках спровоцировать офицеров Мантикоры для обеспечении основы жалоб и обвинений в притеснении. Это было то, с чем Астроконтроль домашней системы сталкивался с удручающей частотой со стороны судов Лиги, проходящих через Мантикорскую Туннельную Сеть. Некоторых солли просто адски возмущало то, что одна провинциальная моносистемная нация контролирует такой огромный процент от общих торговых потоков Лиги. Они готовы были писать кипятком, завидя, в чем мог быть интерес Звездного Королевства.

Но солли, которые этим занимались знали, что они были представителями Солнечной Лиги. Они были вооружены и защищены всей высокомерной уверенностью солли в том что мантикорцы не смогут причинить им реального ущерба, если они пересекут черту. Это была одна из черт, которые Дентон более всего ненавидел в них. И это было то, что озадачивало его в этом инциденте, так как Новая Тоскана, была моносистемной звездной нацией, такой бедной, что у них не могло быть позиции для провокаций. Так что же могло подвигнуть торгового шкипера Новой Тосканы намеренно рисковать конфликтом с Королевским Флотом Мантикоры здесь, в звездной системе, которая только что стала территорией Мантикоры?

– Сэр?

Дентон прервал поток мыслей и вновь посмотрел на Монахан.

– Извините Рэйчел, – он одарил её быстрой улыбкой. – Боюсь я задумался. Вы что-то еще хотели добавить?

– Да, сэр.

– Что ж, говорите, – предложил он.

– Сэр, это просто, ну… – Она, казалась немного нерешительной, но пытающейся заставить себя решится.

– Сэр, просто у меня было странное чувство, что он на самом деле не говорил ничего из этого лично мне.

– Что вы имеете в виду? – глаза Дентона сузились.

– Это было выглядело похоже на то, как будто, он говорил скорее обо мне, чем мне, – сказала она, аккуратно подбирая слова, пытаясь найти те, что могли объяснить природу того, что она пыталась нащупать. – Как… почти как кто-то в одной из обучающих записей академии.

– Как будто он знал, что это записывается, – медленно произнес Дентон. – Было похоже на это?

– Может быть, сэр, – Монахан выглядела более обеспокоенной, чем когда-либо. – И, казалось, он жаловался не только на меня.

– В смысле? – Дентон пытался скрыть какие-либо признаки напряжения, но это было трудно, учитывая забившие где-то глубоко у него внутри тревожные колокола.

– Это означает, что он не говорил, просто «ты», когда жаловался на то, какие трудности я ему создала. Он произносил это, но также говорил фразы, вроде «вы, люди». Как будто было множество меня, и все пытались создать ему и его друзьям неприятности.

– Понимаю.

Дентон ушел в мысли на несколько секунд, не особенно радуясь предположениям, вертящимся в голове как хомяки в колесе, а затем вновь сосредоточил свое внимание на энсине перед собой.

– Рейчел, я хочу, чтобы вы знали, что совершенно правильно поступили сообщив об этом . Ни я, ни стапом ни на минуту не поверили, что вы совершили какую либо ошибку на борту того корабля. Я не знаю точно в чем состоит его проблема, но я уверен, что вы вели себя так же достойно как и в прошлом.

– Я пыталась, сэр, – сказала она, не в силах скрыть огромное облегчение от его тона твердой поддержки. – Однако, чем больше он продолжал, тем больше я начинала задаваться вопросом, не сделала ли я что-то чтобы вызвать его реакцию!

– Я очень сомневаюсь, что вы вообще что-нибудь сделали, – ответил Дентон тем же тоном. «– К сожалению, вы вполне можете столкнуться с тем же самым еще раз. Бог знает, большинство из нас столкнулись с этим раз или два, хотя как правило со стороны солли, а не от кого-то вроде новтосканцев. Мне жаль, что случилось с вами здесь, но вероятно не так уж плохо получить первую порцию в начале карьеры.

– Да, сэр, – сказала она, и по его лицу промелькнула одобрительная улыбка.

– Ладно, – сказал он с таким видом, что все решено. – Я думаю, вы, вероятно сообщили мне все, что знаете, поэтому нам нет никакого смысла сидеть здесь, пережевывая это дальше или размышлять, какая вожжа попала ему под хвост, направив этим путем. Однако, я хочу, чтобы вы отправились и записали официальный доклад по этому вопросу. Если он на самом деле решил жаловаться кому-либо, я хочу, чтобы ваша версия поступила уже в виде записи, чтобы срезать его.

– Да, сэр, – повторила она.

– В таком случае, почему бы вам не отправится и позаботится об этом прямо сейчас, пока события еще свежи в памяти?

– Да, сэр.

Монахан, поняла что её отпускают, встала, коротко отдала честь, и ушла. Дентон смотрел на закрытую дверь на несколько мгновений, а затем ввел код в терминал связи.

– Мостик, на связи старпом, – сказал голос. – Что я могу сделать для вас, шкипер?

– Я только что закончил говорить с Рэйчел, Пит. Я понимаю, почему вы послали ее ко мне.

– Она, казалась более чем немного расстроена, – сказал лейтенант Петр Козлов. – Но природа того, что сказала эта новотосканская сволочь меня действительно беспокоит.

– Согласен. Я не хочу делать из мухи слона и беспокоить ее больше, чем уже есть, особенно не перед тем как она закончит официальный рапорт для меня. Но, говоря об этом, я хочу, чтобы ты побеседовал с остальной частью ее абордажной партии, особенно шефом Фитцхью. И перемолвись тихим словом другими младшими офицерами, которые участвовали в таможенных проверках. Возможно кто-нибудь из них, слышал некоторые из таких же замечаний и просто не был готов, как Рэйчел довести их до нашего внимания. И если они слышали что-нибудь подобное, я хочу узнать время, место и содержание.

– Да, сэр.

Козлов звучал заметно мрачнее, чем минуту назад, отметил Дентон.

– Еще одно, – продолжил капитан. – Я хочу, чтобы каждая партия, которая отправляется на борт торгового корабля оснащалась звуковой и видеозаписью. Я не особенно желаю, чтобы вы кого либо оповещали об этом на борту судна, потому что не хочу очевидной игры на камеру с нашей стороны. Так что найдите, где можно поставить жучка. Я не хочу терять качество изображения, если можно без этого обойтись, но меньше беспокоюсь о картинке, чем о звуке.

– Капитан, я не думаю, что мне нравится то, о чем полагаю вы думаете.

– Ну, если вы сами не мыслили в том же направлении, вы бы не направили Рэйчел ко мне так быстро, не так ли? – отбился Дентон.

– Это был больше зуд, чем полномасштабное подозрение, сэр.

– В этом случае, ваши инстинкты боюсь сработали даже слишком хорошо, – мрачно сказал Дентон. – У меня нет ни малейшего представления, почему это может происходить, и, возможно мы оба просто воображаем невесть что. Но может быть и нет, как и адмирал Хумало, поставивший акцент на то, что он требует от нас держать глаза и уши открытыми, когда послал сюда. Поэтому отправляйтесь и сделайте эти запросы для меня. И установите жучков. Возможно нам сможем воткнуть их в планшет офицера партии или еще куда-нибудь. Я не знаю получится ли, но я хочу получить наилучшую запись каждого посещения корабля Новой Тосканы. И мне нужны аналогичные записи проверок других шипперов, в качестве базы для сравнения. Ясно?

– Ясно, Шкипер, – ответил Козлов. – Мне не нравится куда мы, кажется собираемся вляпаться, но это ясно.

ГЛАВА 27

– Не слишком большой пикет, не так ли? – спокойно отметила Мишель Хенке Синтии Лектер, со времени ее разговора с Джозефом Бингом прошло двенадцать дней. КЕВ «Артемида» и три других корабля первого подразделения 106 Крейсерской Эскадры замедлялись для нескорой встречи с кораблями Аугустуса Хумало, оставленными присматривать за системой Тиллермана, когда он ушел на Шпиндель, оставив Монику.

– Нет, мэм, – согласилась Лектер столь же спокойно. – С другой стороны адмиралу Хумало было толком не с чем работать. Я не припомню, чтобы кто-нибудь, кроме вице-адмирал О'Мэлли был отозван так… резко.

– Умеешь обращаться со словами, а, Синди? – Мишель улыбнулась без особого юмора, но признала, что Лектер точно подметила. По сути, уже двое.

Что оставляет меня наедине с не-такой-уж-и-маленькой собственной проблемой, сухо подумала она. Никто не имеет понятия, зачем солли сподобились послать такую толстозадую оперативную группу прямо к Монике, чтобы нас поволновать. Но теперь мы знаем, что у них есть… и заодно возвращаемся к войне с Хевеном. Так должна я усилить Тиллерман, оставив пару крейсеров, или мне оставить эту систему, как она есть, и забрать все обратно на Шпиндель, чтобы поддерживать силы в сосредоточенном состоянии?

Вопрос, к сожалению, от которого не спрячешь голову в песок, как бы ни хотелось сделать именно это. Простое предположение о разделении своих сил перед лицом потенциальной угрозы со Солнечной Лиги гарантированно вызвало бы бессонницу у любого командующего флотом. С одной стороны, три дня проведенные на Монике убедили ее, что чего бы Джозеф Бинг не пытался достигнуть, в задачу не входило убедить некую Мишель Хенке в своих дружеских и мирных намерениях. Так что, если она не усилит пару легких крейсеров-старичков и один эсминец, оставленные тут Хумало, она рискует отправить совершенно неверный сигнал не только ему, но и всем остальным в секторе Талботт. Она не осмеливалась дать кому-либо – и особенно Бингу – впечатление, что она не пожелает пойти на серьезный риск, и даже войну, для защиты территории и граждан новоприсоединенных территорий Звездной Империи Мантикора. В этом отношении, на ней лежала правовая и моральная ответственность, сделать это, независимо от характера угрозы.

С другой стороны, даже пара «Ник» могла оказаться в затруднительном положении против всех линейных крейсеров Бинга разом. Несмотря на преимущества по дальности и огневой мощи ракет «Марк-16» и «Марк-23», предоставленных КФМ, достаточно эффективная противоракетная оборона может серьезно ослабить это преимущество, и никто не мог как-то оценить, насколько эффективна на деле будет доктрина ПРО Лиги. Мишель сильно сомневалась, что этого будет достаточно, чтобы склонить шансы в пользу солли, но в этом не следовало быть слишком оптимистичной. Хуже того, даже если бы оказалось, что две «Ники» по сути были равны всему, чем обладал Бинг, он не узнал бы об этом пока не станет поздно. Впрочем, он никогда не признается, вероятно, даже самому себе, независимо от количества доказательств, представленных ему, прежде чем начнется стрельба. Мишель видел достаточно офицеров Мантикоры, которые способны были на такого рода самообман, когда вмешивались их предрассудки. Кто-то, подобный Бингу был способен далеко их превзойти.

И если он не распознает, или не признает, даже что угроза существует, то «угроза» не остановит его ни на мгновение, не так ли? подумала она горько. Кроме, конечно, возможности того, что вышвыривание «хилого и безоружного» пикета будет пересечением линии, которую он имеет специальный приказ не пересекать.

Да. Конечно он так и поступит. Если ты все же готова поставить на это, девочка, не принимай никаких сделок с недвижимостью, которые связаны с мостами или волшебными бобами!

Она поморщилась, затем глубоко вздохнула и посмотрела через плечо на лейтенант-коммандера Эдвардса.

– Свяжись с «Опустошением», Билл. Передай уверения в моем уважении коммандеру Крамеру, и приглашение, если ему удобно, пообедать со мной на борту «Артемиды», скажем, в 18:30 ?

– Так точно мэм, – ответил офицер связи, и Мишель обратила свое внимание на Жерве Арчера.

– Что касается тебя, Гвен, – сказала она с улыбкой, – ты отправляешься сообщить Крису, что коммандер Крамер присоединится к нам за обедом. Убедись, что капитан Армстронг и коммандер Даллас знают, что они так же приглашены.

– Да, мэм, – ответил Жерве серьезно. Он предполагал, что некоторые посчитали бы чуть-чуть самонадеянным приглашения на званный обед, рассылаемые адмиралом, когда почетный гость еще не подтвердил что будет присутствовать. С другой стороны, Жерве было немного трудно представить себе любого коммандера, который не сможет каким-то образом найти возможность, найти место в своем графике для приглашения от любого адмирала, независимо от того, насколько он загружен делами.

– И да, Билл, – сказала Мишель, вновь взглянув на Эдвардса. – Пока ты рассылаешь приглашения, заодно пригласи капитана Коннера и коммандера Хаусмана.

* * *

Коммандер Уэсли Крамер с Корабля Ее Величества «Опустошение» был жестко выглядящим офицером, сорока одного стандартного года (что делало его на три стандартных месяца моложе своего собственного крейсера), с темными волосами и жесткими подобно кварцу серыми глазами. Его аккуратно подстриженные усы почти скрывали шрам на верхней губе, один из нескольких сувениров увлечения регби на Острове Саганами, и не казалось, что он сильно размяк после ухода из академии.

Что, отметила Мишель, в данных обстоятельствах подходит её просто превосходно.

Она изучала его с тщательно скрываемым вниманием, с момента когда Жерве Арчер, приведя его в великолепный адмиральский салон, счел нужным его представить. Несмотря на то, что он был и командиром корабля Королевы и, в настоящее время, старшим офицером из приписанных к Тиллерману, он был также младше чем все остальные в отсеке, кроме Арчера. Однако, даже если он осознавал этот факт, не было заметно, чтобы его это сильно беспокоило.

– Коммандер Крамер, – произнес Жерве, следуя формальной процедуре, и она протянула правую руку.

– Коммандер, – произнесла она.

– Миледи, – ответил Крамер, крепко пожимая протянутую руку.

– Позвольте мне представить вам присутствующих, – продолжила она, повернувшись к другим гостям. – Капитан Армстронг с «Артемиды», и ее старпом, коммандер Даллас. Капитан Коннер с «Пенелопы» и его старпом, коммандер Хаусман.

Крамер был занят рукопожатиями, пока она говорила, и она дала ему одну минуту, чтобы закончить прежде чем перейти к её собственным присутствующим сотрудникам.

– Капитан Лектер, мой начальник штаба; коммандер Аденауэр, мой тактический офицер; и лейтенант-коммандер Тричер, мой офицер снабжения. И я думаю, вы уже встречались с лейтенантом Арчером, моим адъютантом.

Крамеру потребовалось еще несколько мгновений, чтобы пожать все вновь протянутые руки, а затем Мишель кивнула в сторону большого стола под белоснежной скатертью и массой тарелок, хрусталя, блестящих приборов.

– Один из моих собственных предыдущих командиров твердо придерживался мнения, что хорошая еда часто является основой для проведения наиболее эффективных совещаний офицеров, – отметила она. – Что, случаем если кому-либо из вас не удалось поймать мой тонкий намек, было приглашеним к столу.

Наблюдать Адмирала Золотой Пик в действии, было захватывающим занятием, заметил через некоторой время Жерве Арчер.

Высокое происхождение явно не изменило её характер к худшему, и он приходил к выводу что это результат сознательных усилий. Он уже видел достаточно доказательств что её непринужденное мастерство в области этикета и способность быть убедительной публичной персоной соответствуют тому, кто стоялвсего в пяти сердцебиениях от короны Мантикоры. Очень немногие люди, наблюдая за ей работой в этом режиме, когда-либо получали основания заподозрить, как сильно она любит её избегать, подумал он, но любой, кто бы работал с ней или на неё какое-то время, точно знал, как мало она любила играть, эту конкретную роль. И это было не потому, что она должна была напоминать кому-либо во Флоте, что королева была ее кузиной. Во-первых, потому что как бы ни хотелось иного, все уже знали. Но во-вторых, что более важно, потому что она не нуждалась в каком либо аристократическом влиянии, чтобы подчеркнуть ее авторитет. Она продемонстрировала свою компетентность слишком много раз, и всего пять или десять минут в ее присутствии делали её компетентность болезненно ясной каждому, однако «простой» или «приземленной», она была способна предстать.

Сейчас она, откинувшись на спинку кресла, сидела во главе стола и баюкала чашку кофе, вместо одного из бокалов вина, которые предпочли несколько гостей, одаряя коммандера Крамера улыбкой, в которой было очень мало юмора.

– Теперь, когда вы впечатлены моим гостеприимством, коммандер, – сказала она сухо, – я предполагаю, что мы должны перейти к делам насущным.

Крамер кивнул вежливо, признавая это, и улыбка окрасила лицо Мишель, ее этот жест явно позабавил.

– Я прочла ваши отчеты, – продолжила она, и Жерве знал, что она действительно прочитала их, а не просто просмотрела, после того, как они были переданы на «Артемиду». – Я очень довольна тем, что вам удалось достигнуть здесь, – продолжала она. – С другой стороны, нет особых причин кому-либо из нас притворяться, что вы можете отбить более-менее серьезное нападение на Тиллерман.

Крамер кивнyл снова, и адмирал снова отхлебнула из своей кофейной чашки.

– При практически любом другом стечении обстоятельств, коммандер, я была бы полностью удовлетворена представить Тиллерман вашей заботе. Однако, учитывая наше недавнее столкновение на Монике с большой группой линейных крейсеров Лиги, и равную близость и Мейерса, и Моники к Тиллерману, я думаю, что нам необходимо что-то немного более… внушительное здесь в системе. Изучив вас, могу сказать, что мне не нравится распыление наших сил тонким слоем. Нас здесь пока не так много – по крайней мере, на сегодняшний день – чтобы умалять нашу совокупную боевую мощь. К сожалению, я не вижу реального выбора здесь. По крайней мере, в обозримом будущем Тиллерман должен стать нашим самым укрепленным пикетом в области, где мы уже скрестили мечи с марионетками Солнечной Лиги. И это превращает всю область в потенциальную точку воспламенения, поскольку в дело вступают силы, которые не то чтобы сильнее вас, но они-то действительно так думают. Достаточно сильны, чтобы подтолкнуть нас к любому противостоянию. Не поймите меня превратно, я не имела ввиду ничего предосудительного против вас, любого из ваших людей или других кораблей под вашим командованием.

Она пристально взглянула ему в глаза, позволяя ему увидеть искренность в ее собственных, а затем повернулась в сторону Джерома Коннера.

– Я вернусь к Шпинделю через Талботт, Скарлет, Мариан, Дрезден и Монтану – я думаю, что вся эта область нуждается в небольшом заверении после того, что произошло на Монике и отзыва вице-адмирала О'Мэлли – но капитан Коннер останется здесь в качестве старшего офицера Тиллермана. Я оставляю его судно и «Ромулус» капитана Нинга. Если ничего не изменится, я буду присылать дополнительные эсминцы, как только они начнут прибывать с Мантикоры. Тем временем, я буду ожидать, что «Опустошение», «Вдохновленный» и «Победоносный» проведут антипиратские рейды и, вообще, покажут свое присутствие здесь, в то время как линейные крейсеры капитана Коннера останутcя на месте, играя роль обеспечения. Как только мы сможем получить несколько более современных эсминцев, я, возможно, пришлю несколько тяжелых крейсеров, чтобы сменить вас, и отзову ваши суда на Шпиндель для заслуженного отдыха.

– Я понимаю, миледи, – ответил Крамер, когда она сделала паузу. Это было, подумал Жерве, довольно тактичный способ для адмирала объяснить задержание более старых, менее боеспособных судов, для выполнения вторичных обязанностей.

– Однако, пока у нас нет достаточного количества корпусов в секторе, чтобы сделать это, – продолжила она через мгновение, – я буду ожидать, что вы предоставите свои собственные местные знания и советы капитану Коннеру. Это ясно мне из ваших отчетов, что вы за словом в карман не полезете, коммандер. Время, которое вы потратили на установление контакта с местным системным правительством и монтаж системных платформ наблюдения, а также развертывание ракетных подвесок для защиты системы, было очень хорошо использовано, я намерена отметить в моем собственном рапорте, что полностью подтверждаю ваши действия и поведение здесь на Тиллермане. Вы проделали очень много, чтобы облегчить работу капитана Коннера, и я уверена, что вы будете столь же полезны во время его адаптационного периода.

На сей раз очевидная вспышка признательности промелькнула в этих твердых серых глазах. Крамер никогда не был одним из тех офицеров, которые привыкли расстилаться перед начальством, подумал Жерве. Но было ясно, что он признал подлинную похвалу сразу же, как только услышал ее… и это, он также понимал, было заслужено им по праву.

– Джером, – продолжила адмирал, обращаясь к капитану Коннеру. – Как и я сказал коммандеру, мне не очень нравится оставлять вас и Ку-Лая здесь всего лишь с двумя линейными крейсерами. К сожалению, прямо сейчас я не вижу иного выбора. Я укреплю вас так быстро, как смогу, но пока вы остаетесь в, мягко говоря, подвешенном состоянии. И, честно говоря, после разговора с тем ослом Бингом, я еще менее довольна сложившимся положением дел, чем должна бы быть.

– Я не могу сказать, что я также рад всем сторонам моего нового независимого командования, адмирал, – ответил Коннер со слабой улыбкой. – Конечно, не то, чтобы я не был благодарен за возможность отличиться.

– Разве вы не хотите и дальше отличаться? – спросила адмирал, и тихий смех пробежал вокруг стола. Но потом ее лицо приняло вновь серьезное выражение, и она выдвинулась вперед, поставив свою кофейную чашку на стол и сложив руки перед ней.

– Коммандер Крамер произвел хорошее развертывание подвесок с «Вулкана» на стратегических позициях, – сказала она очень серьезно. – С другой стороны, он не подключал контур управления, чтобы в полной мере воспользоваться ими. «Пенелопа» и «Ромулус», с другой стороны, оба имеют «Замочную Скважину». Вместе они способны управлять намного большим количеством подвесок, чем мог коммандер с парой легких крейсеров, и подвески с «Вулкана» напичканы «Марк-23». У меня тут Джексон, – она кивнула капитану-лейтенанту Джексону Тричеру, ее офицеру снабжения – пообщался с коммандером Бадмачин. Она сообщила ему, что вице-адмирал О'Мэлли расчехлил свои подвески производства «Вулкана» до того, как первым скорым рвануть к Терминалу Рыси, таким образом, наш боезапас прилично пополнился. Что означает, что вы сможете сбросить любого, кто заявится к вам сюда, в святую бездну.

Она сделала паузу, ожидая, пока Коннер не кивнул, затем продолжила прежним тоном.

– Мне хорошо известно, что адмиралтейство предпочло, чтобы мы не рекламировали все наши способности, пока не будем должны. Тем не менее, я разрешаю использовать любое оружие, доступное вам, включая «Марк-23», полностью для защиты этой звездной системы… против любого. Если кто-либо, и я определенно подразумеваю флот Солнечной Лиги под этим «любым», нападет на эту звездную систему, вы должны защитить ее, как если бы это была сама домашняя система Мантикоры. Мои формальные письменные приказы вам подчеркнут эти моменты, и в дальнейшем они уполномочивают вас использовать смертельную силу против любого – и еще раз, особенно, против Флота Солнечной Лиги – кто нарушит территориальный суверенитет этой системы.

Она сделала паузу еще раз, и Жерве понял, что почти не дышит. Она только что дала Коннеру карт-бланш, чтобы сделать все возможное, что он сочтет нужным, для защиты Тиллермана. Было очевидно, что она не бы не сделала этого, если бы она не доверяла его суждениям, но факт оставался в том, что ее приказы коснутся всего, что он будет делать, включая возможное начало войны с Солнечной Лигой, и тогда ответственность ляжет на нее.

– Я понимаю, мэм, – спокойно произнес капитан через мгновение.

– Я верю, что так и есть, – согласилась она, расслабившись и взяв свою чашку с кофе в руки еще раз. – С другой стороны, я также хочу, чтобы вы и это поняли. То, что вы и ваши люди остаетесь защищать эту систему, не значит, что будете брошены и забыты. Я ожидаю, что в случае необходимости вы будете использовать все ресурсы, имеющиеся в вашем распоряжении для выполнения возложенной миссии. Однако, если станет очевидно, что вы окажетесь не в состоянии остановить нападение, то я также ожидаю, что вами будут приложены все усилия, чтобы выбраться отсюда живыми. Выбейте столько дерьма из другой стороны, сколько сможете, но выводите корабли целыми. Потеря их, в дополнение к потере системы, не поможет никому, независимо от того, насколько «великолепно» вы все умрете. Сохраните их невредимыми до момента, когда мы вместе вернемся, чтобы вышибить из Тиллермана плохих парней. Прошу, не забывайте этого? У меня была неудача познакомиться с Элвисом Сантино очень много лет назад. Королевский флот не нуждается в втором таком.

– Я понимаю, мэм, – повторил Коннер, и в этот раз адмирал хихикнула.

– Рада слышать это. С другой стороны, я не собираюсь сматываться и оставлять вас отдуваться самим уже завтра. Поскольку важность Тиллермана, я думаю, сомнений не вызывает, я думаю, что было бы очень хорошо нанести визит президенту Каммингсу и навести справки о стольких старших членах системного правительства, чем могу – помогу. И с меня не убудет подтвердить свою уверенность в вас. Так, я, наверное, и проведу, по крайней мере, несколько недель, шатаясь туда-сюда, прежде чем отчалю прочь.

– Да, мэм. Я понимаю. И ценю ваши мысли на этот счет. Я думаю, что это поможет нам здесь начать движение с правильной ноги.

– Я рада, что вы согласны. Я тоже так думаю, что это было довольно умно для меня.

Она усмехнулась над ним, затем допила оставшийся кофе и встала.

– И теперь, когда мы все проговорили, я предлагаю всем пройти на флагманский мостик, где коммандер Крамер продемонстрирует нам образцы развертывания сенсорных платформ. Что мне действительно очень хотелось бы сделать, Джером, так дать вам приблизительно один день, чтобы освоиться с положением, а затем прогнать несколько симуляций вместе с «Пенелопой» и «Ромулусом», защищая систему против нескольких различных уровней угрозы.

– Я должен предположить, что вы намереваетесь командовать силами противника, мэм? – спросил Коннер слегка осторожно.

– Я? – невинно переспросила адмирал. – О, нет, Джером! Я только собираюсь советовать. По сути, нападением будет управлять Вики, – кивнула она капитану Армстронг, которая с поддевкой усмехнулась над Коннером. – И, как мне кажется, чтобы сделать все это еще интереснее, мы должны позволить коммандеру Крамеру командовать несколькими единицами сил противника, о которых вы говорили, – она сладенько улыбнулась Коннеру, затем поглядела на Крамера, который, очевидно, очень сильно сдерживался, чтобы самому не улыбнуться. – Не забывайте про это разделение ответственности, когда будете рассказывать капитану Коннеру о развертывании своих платформ, коммандер.

– О, спасибо, мэм, – вытянулся Коннер. – Огромное спасибо!

ГЛАВА 28

– …так, давайте теперь перейдем к внутренним проблемам, – произнес Иоахим Альквезар, взглянув через стол переговоров на Даму Эстель Мацуко, баронессу Медузу. – Мне не очень нравится ситуация на Мариане, но, я думаю, что это, по большей части, буря в стакане воды. Кто-то в местном планетарном правительстве со слишком большим мнением о том, что он должен, чувствует, что у него горит земля под ногами и теперь ему только и остается, что мочиться под себя и стонать об этом. Никто не позволит ему выписывать подобные фуги достаточно долго, чтобы это переросло в настоящую проблему, но я боюсь, что едва ли все ограничится только одним этим прецедентом, пока мы не разрешим его. Таким образом, у Самихи была не такая уж плохая идея, чтобы послать кого-то из ее министерства зачитать им положение закона о бунте, просто чтобы убедиться, что его собственные люди поступят с ним достаточно жестко.

Альквезар, Медуза была рада отметить, еще не показал признаков – пока еще нет – развития тягостного чувства самомнения, которое она видела предостаточно у слишком многих политических лидеров за прошедшие десятилетия. Конечно, у нее для этого было много времени, предположила она, напоминая себе не позволять своим надеждам становиться слишком высокими.

В конце концов, все неожиданности пессимиста – приятные, подумала она сухо. Хотя, должна признать, я думаю, вероятность, что он пойдет таким же путем, как и некоторые из политиков, которых я видела дома, не столь велика! Вообще-то, это касается большинства политиков, которых я видела дома… или того ядовитого маленького болвана Ван Шельда.

Она спрашивала себя – снова и снова – почему Альквезар не пошел до конца и не уволил Ван Шельда. Человеком тот был, безусловно, очень умным, но если кто и был во всем правительстве Альквезара, кому она доверилась бы менее всего в темной-темной комнате…

– Как вы и сказали, господин премьер-министр, – произнесла сказала она вслух спустя мгновение, – это – внутренние проблемы Сектора Талботт. Это на самом деле не попадает под мою компетенцию как Имперского Губернатора, если только все настолько не выйдет из-под контроля, что мне придется выступить и раздавить кого-нибудь. Пока же сложившейся ситуации еще далеко до этого уровня. Вы согласны со мной, госпожа секретарь?

– О, я бы сказала, что в чем-то вы правы, госпожа губернатор, – с улыбкой ответила Самиха Лабабиби. – Иоахим абсолютно прав в оценке того, что происходит, за исключением того, что, в этом случае, я абсолютно уверена, что стенает и мочится под себя отнюдь не «он». У меня есть пара мыслей, кто может за эти стоять, и, если я все-таки права, то это – «она». Не то чтобы ей кто-то наступал на пятки, скорее всего, она надеется урвать для себя немногим больший кусочек от инвестиционной кредитной программы, – Лабабиби покачала головой. – Я боюсь, что у нескольких человек все еще есть небольшие трудности в понимании, что уже не получится делать дела по-старинке. Как Иоахим и сказал, это отнюдь не последний раз, когда что-то вроде будет происходить. Я могу вспомнить здесь (на Шпинделе) и сейчас некоторых людей (и к тому же, к моему страху, не чужих моей родине), кто придерживается приблизительно тех же взглядов и может быть достаточно глуп, чтобы самому попытаться провернуть что-то подобное.

И это также очень ценное замечание, отметила Медуза с чувством глубокого удовлетворения. В прошлом, во времена Конституционного Собрания, никогда еще не случалось, чтобы Лабабиби сказала что-то вроде этого. Не потому что она сама когда-либо была коррумпирована, но только по той причине, что всегда была частью самого верхнего слоя политических и экономических структур здесь на Шпинделе со всей сопутствующей изоляцией от реальности других людей. Она, возможно, симпатизировала интеллектуально кому-то вроде Крицманна, но никогда, возможно, не понимала, откуда происходит Генри. Это было далеко за пределами ее собственного жизненного опыта. Я продолжаю удивляться, насколько помещение внутрь налоговых структур Звездной Империи в качестве казначея Сектора встряхнуло ее собственное удобное маленькое восприятие вселенной. Я всегда знала, что она была достаточно умна для этого, но умный не обязательно равнозначен мудрому, и я рада видеть, что, по крайней мере, сомнений по ее поводу у меня не остается.

– Тем не менее, в данном случае, – продолжала Лабабиби в блаженном неведении о мыслях губернатора, – я полагаю, что могу… достучаться до смутьянки. Если я выступлю с заявлением как казначей Сектора, что инвестиционные кредиты предлагаются исключительно для частных лиц и что правительство Альквезара и Ее Величество были бы… очень недовольны, скажем так, любым вмешательствам местных органов власти, то, я думаю, она получит сообщение.

– Хорошо, – улыбнулась Медуза, успокоившись немного. – Как и я говорю, это действительно очень сильно задевает меня, как внутренняя проблема Сектора, и вы совершенно правы, Самиха. Вся эта кредитная программа была предложена частным лицам, что означает, что, за исключением вопроса о льготном налогообложении кредитных средств, это не должно касаться государственного контроля или иного вторжения вообще. Вы могли бы передать свое сообщение способом, который проставит все точки, что мои офис и я поддерживают сказанное вами. Позвольте мне изобразить небольшое зловещее смутное очертание на заднем плане, но не превращайте в явный «кнут». Позвольте им сделать любые выводы, какие они захотят, но только не позволяйте им понять, что я не собираюсь ни во что вмешиваться, если только вы или Иоахим не попросите этого, я хочу, чтобы все понимали и что это не так, и что правительство Сектора растет и способно принимать собственные решения и делать все, что капающие вам на мозги люди требуют от вас.

Лабабиби кивнула, и Медуза вернула кивок с чувством глубокого удовлетворения о том, насколько хорошо прежний президент cистемы Сплит решала возникающие вопросы Казначейства для Сектора. Что далось ей не так просто из-за серьезного сдвига в ее отношении ко взгляду на вещи, привитому олигархической культурой. Ее понимание необходимости найти правильный баланс между локальными решениями и выработкой тактики – и претворением в жизнь – и имперской властью было другим огромным плюсом, по мнению Медузы.

Вся ситуация все еще оставалась чем-то вроде двухголового монстра, конечно, только для всех вовлеченных. В соответствии с новой конституцией, Альквезар, как премьер-министр Сектора, был юридическим главой правительства Сектора. Это дало ему и основной части Сектора огромную степень местной автономии… и ответственности, следующей за ней. Однако, весь Сектор был ответственен за приспосабливание к политике Звездной Империи Мантикоры, представленной и озвученной баронессой Медузой. Несмотря на то, что она не могла отвергать определенные стратегические решения или акты местного законодательства, у нее были полная власть – и право вето – во всем, что касалось тех решений и частей законодательства, которые соответствовали претворению в жизнь основных имперских принципов на тех территориях, где признавалась верховная власть Императрицы. Несмотря на аккуратно разграниченные статьи Конституции Сектора, претворение в жизнь условий ее функционирования по-прежнему осуществлялось параллельно, и вряд ли это могло измениться в ближайшее время. Наверняка, некоторым понадобится слишком много времени, чтобы в точности решить, насколько далеко простираются пределы власти и ответственности, но пока, казалось, все развивалось в правильном направлении. По крайней мере, все члены правительства Альквезара казались полны решимости увидеть, чтобы получится у них в итоге.

Инвестиционная программа кредитования и то, как кабинет Альквезара носился с ней, обеспечивали, по мнению Медузы, показательный пример этого.

Императрица Елизавета решила, задолго до того, как Конституционное Собрание наконец приняло положения новой Конституции Сектора, что ее новые подданные не станут финансовыми рабами для ее более старых. В то же время, что было дано понять абсолютно ясно – по большому количеству причин – инвестиции в Скопление Талботта должны быть направлены настолько быстро и в полном объеме, насколько только возможно. У Сектора было много людей и много звездных систем, но ее серьезно отсталая техническая база требовала срочного обновления и расширения. Таким образом, Елизавета и премьер-министр Грантвилль решили, что в течение последующих десяти стандартных лет, любая новая предпринимательская активность в Секторе будет облагаться по сниженной налоговой ставке, прямо пропорциональной проценту собственности, вкладываемому гражданами Сектора. После десяти стандартных лет налоговая льгота уменьшалась бы на пять процентов за каждый стандартный год на протяжении еще десяти стандартных лет и полностью была бы отменена на двадцать первый год. Это давало огромный стимул для инвесторов из Старого Звездного Королевства к поиску местных партнеров, и все, что правительство действительно должно было делать, – это отслеживать тот процент местной собственности и управлять налоговыми льготами. И, что наиболее важно, не вмешиваться в создание партнерств.

Некоторые из местных олигархов оказались неспособными (или не желающими) понять это. Они ожидали управлять собственностью новых предприятий в той же мере, в какой они доминировали над финансовыми структурами перед аннексией Скопления Талботта. Более умные из них, с другой стороны, быстро признали, что в данном случае ситуация будет очень сильно отличаться. Они поняли, что должны приспособиться к реальности, что элементы их населения, которые ранее воспринимались как незначащие вспышки местных финансовых рынков, могут оказаться очень привлекательными для мантикорских инвестиционных партнеров.

А это и было ровно тем, что планировалось достигнуть, ко глубокому удовлетворению Елизаветы Винтон. Многие инвестиционные партнеры из Звездного Королевства позволяли своим новообретенным партнерам из Талботта финансировать свою долю собственности как процент налоговых льгот, что влияло на огромное сокращение объема начального капитала, требуемого жителям Талботта. Это позволяло людям, отнюдь не входящим в олигархические структуры, становиться существенными игроками, что одновременно и расширяло и усиливало всю экономику Сектора, строго сокращая контроль «старой гвардии» над этой экономикой. Иоахим Альквезар, его кабинет министров и его Партия Конституционного Союза (которая удерживала прямое большинство в более чем восемнадцать процентов в новом Парламенте Сектора), все понимали это и упорно трудились, чтобы и дальше двигать процесс вперед.

Что возвращало Медузу к ситуации на Мариане. Очевидно, один из местных олигархов – и, как и Лабабиби, Медуза думала, что могла бы точно угадать, кто именно этот олигарх – решил, что она должна была получить «полномомочия» для посредничества и ускорения формирования партнерств между мантикорскими инвесторами и их талботскими коллегами. Слова «вымогательство», «подкуп» и «взяточничество» приходили на ум всякий раз, когда Медуза думала об этом, и она почти надеялась, что преступник не купится на запугивания, как ожидали Альквезар и Лабабиби. Она не могла вспомнить точно, кем же был тот человек на Старой Земле, кто разрешил расстрелять нескольких человек, «чтобы поощрить остальных», но в данном случае, Эстель Мацуко была готова лично заплатить за боеприпасы.

Фигурально выражаясь, конечно.

– Хорошо, – вздохнул Альквезар, разглядывая стол переговоров, – у кого-либо есть что-либо еще, что мы должны в этот раз обсудить?

Другой признак того, как все менялось, отметила Медуза. Bряд ли это займет намного больше времени, и в этом она была уверена, прежде чем подобные вещи, вроде основных повесток дня при проведении встреч, станут восприниматься как правило. Однако, пока же все развивалось замечательно – и к счастью – гибко, и Альквезар перевел на нее свой взгляд, когда она кашлянула.

– Есть один вопрос, который вице-адмирал Хумало хотел бы представить вашему вниманию, господин премьер-министру, – сказала она. – Я приношу извинения за то, что не упомянула это каждому перед этой встречей, но курьерское судно прибыло только за несколько часов до того, как мы, как планировали встретиться, и адмиралу потребовалось некоторое время, чтобы переварить содержание своих сообщений и поделиться со мной.

– Конечно, мадам губернатор, – голос Альквезара не то чтобы обострился резко, просто он, очевидно, вернул ей ее официальное обращение, слегка приподняв одну бровь, прежде, чем обратил свое внимание на офицера, одетому в форму, сидящему с правой стороны от неё.

– Адмирал? – пригласил он.

– Спасибо, господин премьер-министр, – голос Аугустуса Хумало был значительно более глубоким, чем у Альквезара. Он кивнул с уважением премьер-министру, а затем повернулся слегка на своем кресле, чтобы оглядеть всех остальных за столом переговоров.

– То, на что ссылается баронесса Медуза, – сказал он, – сообщение от лейтенанта-коммандера Дентона, командира эсминца «Реприза».

– «Реприза»? – повторил Генри Крицманн, подняв свою голову задумчиво. И его взгляд обострился. – Она же находится в пикете в системе Пекуод, разве нет, адмирал?

– Так и есть, господин министр, – кивнул Хумало.

– И сообщение коммандера Дентона гласит? – спросил Альквезар, сузив глаза.

– Очевидно, у него некоторые трения с кораблями торговцев, приписанными Новой Тоскане, господин премьер-министр.

Хумало, казалось, осторожно выбирал слова, заметил Альквезар.

– Какого рода «трения»? – спросил премьер-министр.

– Ну, все это очень странно, сэр, – ответил Хумало. – Мы не получали официальных сообщений об этом от кого-либо, кроме Дентона, в этом месте, но его отчет достаточно интересен в плане чтения. Очевидно, грузопоток Новой Тосканы в Пекуоде серьезно возрос, по сравнению с ситуацией перед аннексией. В любом случае, это не удивительно, учитывая относительную близость Пекуода к Новой Тоскане. В конце концов, путь для торговцев между двумя звездными системами составляет менее двух стандартных недель. Но все мы прекрасно знаем, что Пекуод едва ли когда-либо можно было назвать главным центром коммерческой деятельности, и большая часть отгрузок как вовнутрь, так и вне системы в течении долгого времени была во власти Рембрандского Торгового Союза.

Альквезар кивнул. Его собственная домашняя звездная система Сан-Мигель была почти в ста тридцати световых годах от Новой Тосканы, и это была первая нерембрандтская звездная система, которая присоединилась к РТС. В данном случае, Альквезар и его семья управляли двенадцатью процентами акций с правом голоса Рембрандского Торгового Союза. Если у кого-либо и было устойчивое представление о действительности межзвездных грузоперевозок и торговли во всем Скоплении Талботта, это был Иоахим Альквезар.

– Так, я полностью понимаю, что новые политические и финансовые отношения приводят к крупной перестройке местной структуры грузоперевозок, особенно учитывая весь дополнительный грузопоток, привлекаемый к Терминалу Рыси, – продолжал Хумало. – Как таковой, вероятно, имеется смысл для местных грузоотправителей исследовать новые возможности. Вероятно, пока у них здесь не так много местных товаров, которые бы пользовались спросом на других рынках, но некоторые все же найдутся, и установленные контакты в будущем станут намного более важными по большому количеству причин.

– Однако, несмотря на это, как мне кажется, мы видим гораздо больше новотосканских судов в Пекуоде, чем может быть оправдано. Я не волновался бы об этом – я очень сомневаюсь, чтобы кто-либо в моем штате даже обратил бы на это внимание – если бы не отчет коммандера Дентона о том, как офицеры некоторых из тех новотосканских судов ведут себя.

– И как же, адмирал? – спросил Бернардус Ван Дорт, взглянув своими полными решимости голубыми глазами.

– Они, кажутся, исключительно… колючими, – покачал головой Хумало. – Они заводятся с пол-тычка. Фактически, коммандеру Дентону кажется, что они активно ищут возможности для этого. Или даже создают их.

– Позвольте мне прервать адмирала Хумало на мгновение, прежде чем он продолжит дальше, – вставила Медуза. Все взглянули на нее, и она улыбнулась без тени юмора. – Я уверена, что многим из нас может показаться, что коммандер Дентон мог отправить нам свои наблюдения по ситуации, потому что сам дал новотосканцам законный повод для обиды. Как бы то ни было, ни адмирал Хумало, ни я – мы не думаем, что это имело место. Я не могу сказать, что знаю коммандера Дентона лично. Я полагаю, что мы были кратко представлены друг другу, по крайней мере, один раз, когда «Реприза» была передана под командование адмирала Хумало, но, если быть честной, я и в правду не помню его очень хорошо. Но я просмотрела его личный файл после того, как адмирал Хумало поделился своими сообщениями со мной. И из его записи он не произвел на меня впечатление офицера, который стал бы ставить палки в колеса простым торговцам просто для собственной забавы. И он определенно не тянет на того, кто попытался бы ложно обвинять новотосканцев как сверхчувствительных, чтобы прикрыть себя от любых разумных жалоб, которые они могли бы направить из-за его собственных действий.

– Губернатор Медуза права насчет этого, – пробубнил Хумало. – Конечно, я знаю Дентона гораздо лучше, чем она, и он бы не получил от меня назначение в Пекуод, если бы был туп. Он не из тех, кто станет возводить поклеп на другого, и, даже если бы у него и были причины прикрыть себя, он прекрасно понимает, что любой обман рано или поздно раскроется, что обернется для него гораздо худшими последствиями. Другими словами я не думаю, что он достаточно облажался или мог быть достаточно туп, чтобы думать, что мог бы прикрыть таким образом свои делишки.

– Если и вы и губернатор чувствуете, что так и есть, я, безусловно, готов принять ваше суждение, – сказал Ван Дорт. – Почему же коммандер Дентон считает, что новотосканцы действуют подобным способом?

– Если вы спрашиваете, есть ли у него какое-либо объяснение того, почему они стали «колючими», как выразился адмирал, – ответила Медуза, – то – нет. Но если вы спрашиваете, какие доказательства их колючести он предоставил, на самом деле, их довольно мало, Бернардус.

Лицо Ван Дорта замерло в невысказанном вопросе, и Медуза дала Хумало маленький, приглашающий жест.

– Сначала внимание коммандера было привлечено к этому вопросу сообщением одного из его младших офицеров, – сообщил вице-адмирал Ван Дорту. – После проверки других его офицеров, которые проводили таможенные осмотры и оказывали общую поддержку местным силам системы Пекуод в управлении возросшим грузопотоком, он обнаружил, что многие из них также признали подобные происшествия, хотя большинство из них не сообщило о них в свое время.

– А сотрудники таможни системы Пекуод, – пристально спросил Альквезар. – У вас есть подобные сообщения от них?

– Нет, господин премьер-министр, их нет, – покачал головой Хумало, признавая значение вопроса Альквезара. –По сути, коммандер Дентон определенно опросил своих пекуодских коллег прежде, чем послал свое сообщение на Шпиндель. Они подтвердили его собственное впечатление, что новотосканский грузопоток в Пекоде возрос очень существенно, особенно за несколько стандартных недель, предшествующих отправке коммандером Дентоном сообщения. Ни один из них, однако, не испытывал ту же самую степень раздражительности от новотосканцев.

Альквезар, нахмурившись, задумчиво кивнул.

– Согласно расследованию, проведенному коммандером Дентоном, почти все новотосканские корабли, на борт которые его персонал восходил за десять местных дней, предшествующих отправке, продемонстрировали тот же самый образец поведения. Офицеры судов были настроены конфонтационно, действовали так, как будто с чрезвычайным подозрением относились к мотивам нашего персонала, сотрудничали настолько неохотно, насколько только возможно, в отношении запросов о документации и проведении досмотра, и вообще, казалось, пытались сознательно спровоцировать флотский персонал на своего рода открытый инцидент. И не только это, коммандер Дентон сильно подозревает, что, по крайней мере в нескольких из этих случаев, новотосканцы использовали корабельные системы наблюдения, чтобы сделать запись всего эпизода.

– Из-за всех этих подозрений он самостоятельно договорился тайно сделать запись нескольких наших досмотров. Очевидно, у меня пока не было достаточно времени, чтобы самостоятельно изучить эти отчеты во всей полноте. Однако, я просмотрел несколько клипов, которые он включил в свой официальный отчет, также он прислал полные версии записей. В настоящее время коммандер Чандлер и капитан Шоуп просматривают те отчеты, но, честно говоря, я не думаю, что результат их проверки может изменить мое собственное впечатление, согласно которому коммандер Дентон достаточно точно оценил ситуацию. У меня есть очень небольшое подозрение, что новотосканцы по какой-то причине сознательно подталкивают наш персонал – и особенно наш флотский персонал – к тому, чтобы вызвать своего рода инцидент.

– Простите меня, адмирал, – вставила Лабабиби, – но если это начало происходить меньше чем за две стандартные недели до того, как коммандер узнал об этом, сколько всего подобных визитов могло быть? Имейте в виду, я не подвергаю сомнению ваши наблюдения, просто я задаюсь вопросом, насколько велик тот фундамент, на который мы можем опираться, чтобы сделать выводы?

– Фактически, госпожа министр, – было очевидно, что Хумало не оскорбился вопросом Лабабиби, – я думаю, это – одна из причин, на которую коммандер Дентон указал нам, как на важную. За десять местных дней предшествующих отправке сообщения, шесть торговых судов, приписанных Новой Тоскане, посетили Пекуод.

– Шесть? – Бернардус Ван Дорт внезапно подскочил в своем кресле, и Хумало кивнул.

– Это количество является существенным, Бернардус? – спросила Лабабиби, взглянув на своего коллегу, и Ван Дорт резко фыркнул.

– Можно сказать и так, Самиха, – ответил он. – Я знаю, что мы – все все еще в процессе того, чтобы лучше чувствовать и понимать другие звездные системы Сектора, но, поверьте мне, Пекуод не Шпиндель. Как глава Казначейства, я уверен, что вы осведомлены, что никакая система не является столь же бедной, как Нунцио, но Пекуод, на самом деле, – намного более бедная звездная система, чем Шпиндель. Фактически, если Генри простит мне, Пекуод, вероятно, почти столь же беден, как был Дрезден тридцать или сорок стандартных назад.

Лабабиби медленно кивнула, внимательно глядя на Ван Дорта . Хотя Иоахим Альквезар был близко знаком с внутренней работой РТС (Рембрандтского Торгового Союза) – Бернардус Ван Дорт практически в одиночку его создал. Во многих отношениях, с самого начала думала Лабабиби, Ван Дорт был бы гораздо лучшим главой Казначейства, чем она сама, так как никто во всей галактике не чувствовал себя лучше в экономических реалиях Скопления Талботта. К сожалению, он был еще и слишком поляризованной фигурой в глазах очень многих, чтобы вручить ему конкретную должность кабинета. И, призналась Лабабиби , не без определенной причины. Сама она доверяла ему полностью, но РТС был уж очень непопулярен среди слишком многих жителей Скопления чрезвычайно долго для того, чтобы Бернардус Ван Дорт был приемлем в качестве официального главы Казначейства Скопления .

– Вы может пока еще не полностью понимаете, что это означает с точки зрения межзвездной торговли,– продолжил Ван Дорт . – Я бы проверил наши базовые записи на Рембрандте, чтобы подтвердить это, но я был бы удивлен, если Пекуод видел более двух грузовых кораблей в стандартный месяц до открытия Терминала Рыси . И если вы взглянете на звездную карту – система вряд ли на прямом подходе к Рыси. Общее возрастание движения кораблей и грузоперевозок через Терминал идёт мимо Пекуода, хотя, вероятно, в поисках грузов некоторые суда могли заглянуть и к ним. Однако шесть кораблей из одной локальной звездной системы менее чем за две стандартных недели?– Он покачал головой. – Ни в коем случае. Впрочем, Новотосканский Торговый Флот не особенно велик. Шесть гипер– грузовиков представляют собой изрядный процент от их общего торгового флота, и, возможно, две трети их кораблей зарегистрированы в других местах в целях налогообложения. А делает это значительным то, что адмирал упоминал суда, зарегистрированные на Новой Тоскане потому что есть только относительно небольшая горстка судов, которые одновременно находятся в собственности и зарегистрированы в Новой Тоскане. Я не могу представить никакой нормальной деловой причины, чтобы отправить так много кораблей из такого ограниченного количества в систему вроде Пекуода.

– Мне не нравится, как это звучит,– в пол голоса пробормотал Крицман.

– Вам не нравится всё, исходящее из Новой Тосканы, Генри,– резковато сказала Лабабиби. Но потом она покачала головой. – С другой стороны, в данном случае, я должна с вами согласиться. Хотя я не готова начать предлагать любые объяснения того, что происходит … и почему.

– Я тоже,– признала Баронесса Медуза . – Я думаю, однако, что данные … трения между Новотосканским правительством и Сектором после ухода Новой Тосканы из Конституционного Собрания, вынуждают нас подойти к этой ситуации с изрядной долей осторожности.

– Я не могу не согласиться с этим, госпожа губернатор,– с несчастным видом сказала Лабабиби. – Они по-прежнему настаивают на «более справедливом» распределении мантикорских инвестиций в регионе и, по крайней мере, некоторые члены их делегации ясно дали понять, что, в частном порядке считают наш отказ дать им это как ответные экономические меры против них за отказ ратифицировать Конституцию и присоединиться к Звездной Империи.

– Вы полагаете, эти делегаты и торговцы, в таком количестве чудесным образом являющиеся в Пекуод, представляют часть некоторых официально согласованных усилий? – Альквезар казался еще более несчастным, чем Лабабиби, и она пожала плечами.

– Я не знаю, – призналась она. – С одной стороны, очень заманчиво заключить именно так. Но если я собираюсь быть честной, то, я действительно терпеть не могу Новую Тоскану по личным причинам. Есть часть меня, которая хотела бы думать, что они что-то замышляют. С другой стороны, выбор времени, мне кажется, противоречит этому. Если они собираются создать своего рода совместные усилия, как вы выразились Иоахим, то почему они ждали так долго, чтобы начать отправку судов на Пекуод? Их делегация находится здесь в Шпинделе со времён Конституционного Собрания, и они с самого начала ныли и жаловались на наши «несправедливые» усилия по ограничению мантикорских инвестиций в Новую Тоскану .

Она посмотрела на Хумало.

– Сколько времени занимает перелет от Пекуода на Шпиндель, адмирал?– спросила она.

– Семнадцать стандартных дней, Мадам Секретарь.

– Ну, если мы возьмем этот пик появления их торговых судов в Пекуоде и предположим, что это началось дней за десять до того, как коммандер Дентон сообщил об этом нам, это по-прежнему меньше, чем стандартный месяц,– указала Лабабиби . – Прошло более шести месяцев с принятия Конституции, или лучше всего считать пять месяцев с момента ратификации Парламентом и Ее Величеством . Итак, почему они ждали так долго, а затем в такие короткие сроки набили так много кораблей в Пекуод , чтобы создать такой всплеск?

– Вы правы,– кивнул Альквезар . – Если бы это было какое-то совместное усилие , они бы начали запускать свои корабли через Пекуод раньше, не так ли? Сделали бы это таким образом, чтобы мы не обратили на него внимания?

– Может быть, а может и нет,– задумчиво сказал Ван Дорт . Остальные посмотрели на него, и он пожал плечами. – Без лучшего представления о том, что они задумали – или что могут сделать – во всяком случае, мы не имеем никакой надёжной основы для оценки их тактики. И, честно говоря, на данный момент у меня нет ни малейшего представления о том, чего именно они собираются достичь в конце. Не считая того, конечно, что Звездной Империи на них глубоко нассать, что изрядно режет некоторые носы на их злобных мордах .

– Я должна согласиться с этим,– сказала Медуза, – и вот реальная причина, почему я хотела довести эту информацию до сведения правительства Сектора. Когда я не могу считать благоразумным кого-то, кто я знаю, мне очень не нравится, то что они делают заставляет меня нервничать.

– Я чувствую тоже самое,– согласился Альквезар.

– И хотя мы все нервничаем,– отметил Крицман,– подумаем об этом. Я должен согласиться с анализом Самихи в том, что первоначальные жалобы от членов Новотосканской торговой делегации, вероятно, не были разработаны как часть единой стратегии . Или, по крайней мере, не согласованной стратегии, непосредственно не связанной с тем, что происходит в Пекуоде прямо сейчас. Но дело в том, что если раньше они не были частью такой стратегии, это не означает, что они не являются частью такой стратегии сейчас. Или что те, кто дергает за ниточки в Пекуоде решили не включить изначально совершенно не связанную ситуацию в совершенно новую стратегию. Я знаю, у Новой Тосканы только одна звездная система, и та далеко не в лиге Звездной Империи или даже Звездного Королевства. Впрочем, они достаточно мелкая рыбешка и должны бы нервно мочиться просто от всего этого народа, прибавившегося в Секторе, если они воспринимают положение рационально. И я признаю собственную склонность копаться в нижнем белье таких людей, как Эндрю Иверно, в поисках заговоров . Я признаю это, и, не в обиду кому-нибудь из сидящих за этим столом, думаю, что опыт Дрездена с такими людьми как он оправдывает эту тенденцию. В данном случае, однако, я действительно не думаю, что это всего лишь вопрос низшего класса паранойи. Я думаю, что эти ублюдки действительно что-то затеяли и, как бы я их крайне не ненавидел, я в действительности не думаю, что они настолько глупы, чтобы быть гадить нам в суп только потому, что не любят нас. Если они что-то делают, значит нашли способ, чтобы их безумие куда-то привело, и с учетом общей ситуации после битвы при Монике и на какой ранней стадии находится Сектор в процессе интеграции в Звездную Империю, думаю, что нам чертовски хорошо бы понять получше , что за этим стоит.

ГЛАВА 29

КЕВ «Гексапума» и КЕВ «Колдун» вышли из центрального Узла Мантикорской Туннельной Сети ровно в годовщину со дня доклада о прибытии на его борт гардемарина Хелен Зилвицкой, гардемарина Аикавы Кагиямы и гардемарина Рагнхильд Павлетич. Теперь энсин Зилвицкая пыталась сгруппировать в уме по-настоящему монументальные события этого года, поскольку сидела рядом со старшим лейтенантом Абигайль Хернс в тактической секции.Абигайль, несомненно, слишком молода,чтобы занимать должность тактика тяжелого крейсера класса «Саганами-C», но капитан Терехов наотрез отказался заменить ее кем-либо до возвращения «Гексапумы» на Мантикору.

Хелен была довольна. И она была также рада некоторым другим людям, оставшимся на борту .

Она бросила взгляд через плечо и спрятала широкую улыбку, встретившись взглядом с Пауло. Анстен Фитцджеральд явно по-прежнему испытывал сильные боли и был изрядно слаб. Это не было особо забавным для кого-то, кто знал и уважал старпома, но вот вид Аикавы Кагиямы, отирающегося — тот явно полагал, что делает это незаметно — неподалёку и озабоченно поглядывающего на Фитцджеральда, несомненно был.

— Сообщение с «Инвиктуса», сэр, — объявил по связи лейтенант-коммандер Нагчадхури .

— Да? — Терехов развернул кресло к связисту. КЕВ “Инвиктус” был флагманом Флота Метрополии и, несомненно, должен был находиться на орбите вокруг Мантикоры.

— Начало сообщения, — произнёс Нагчадхури, и что-то в его тоне заставило Хелен резко перевести взгляд на него.

— “Капитану Айварсу Терехову и всем мужчинам и женщинам КЕВ “Гексапума” и КЕВ “Колдун” от зелёного адмирала Себастьяна д’Орвилля, командующего Флота Метрополии. Хорошо сделано”. Конец сообщения.

Хелен нахмурилась, но, прежде чем до неё дошёл смысл сообщения, картинка на главном тактическом дисплее внезапно изменилась. В один идеально синхронизированный момент сорок два супердредноута, шестнадцать НЛАКов, двенадцать линейных крейсеров, тридцать шесть тяжёлых и лёгких крейсеров, тридцать два эсминца и более тысячи ЛАКов подняли свои импеллерные клинья. На дисплее это выглядело молниями, ринувшимися от общего центра по громадному шару, имевшему в диаметре тысячи километров. И в самом центре этого шара были “Гексапума” и “Колдун”.

Хелен узнала этот строй. Она видела его раньше. Каждый мужчина и каждая женщина, носящие флотскую форму, видели его каждый год, в День Коронации, когда Флот Метрополии устраивает смотр перед королевой… и когда его флагман занимает именно ту позицию, что ныне занимали “Гексапума” и “Колдун”.

Прямо у неё на глазах на дисплее появился ещё один символ. Украшенный короной, золотистый значок КЕВ “Герцог Кромарти”, корабля, который заменил в роли королевской яхты погибший КЕВ “Королева Адриенна”, находившегося у самого края зоны Сети. Сети, как внезапно осознала Хелен, освобождённой от всякого движения — всего движения — исключая собственно Флот Метрополии.

Громадный шар направлялся к “Кромарти”, в точности выдерживая ускорение вровень с “Гексапумой”, выдерживая строй вокруг тяжёлого крейсера с единственным спутником, а поднятые кораблями клинья вспыхивали и гасли в традиционном флотском салюте флагману.

— Дополнительное сообщение, сэр, — сказал Нагчадхури. Прежде чем продолжать, он прочистил горло, но, несмотря на это, его голос звучал немного неровно.

— Начало сообщения. “Честь Вам”, — он поднял глаза от экрана, встретившись взглядом с Айварсом Тереховым.

— Конец сообщения, сэр, — тихо сказал он.

* * *

– Эй, Хелен!

Хелен Зилвицкая оторвалась от своего солдатского сундучка, который она упаковывала, и Пауло д’Ареццо помахал ей, а затем указал на ком, лежащий на огромном столе в общей зоне Салажьего Уголка КЕВ «Гексапума».

– Шкиппер хочет тебя видеть, – продолжил он.

– Хочет меня видеть? – осторожно повторила Хелен. – Типа «Мне бы хотелось, чтобы вы поприсутствовали здесь» или же «Быстро тащите сюда свою задницу, мисс Зилвицкая»?

– Похоже, что последнее, – ответил ей с улыбкой Пауло. – Как и «Мистер д'Ареццо, передайте мисс Зилвицкой явиться ко мне в кабинет как можно скорее.

– Вот дерьмо, – Хелен откинулась назад на пятки, пытаясь вспомнить, что она могла натворить сделала, чтобы заработать свое последне «напутственное интервью» с капитаном Тереховым. В голову пока ничего не приходило, однако, это отнюдь не успокаивало; было куча всего, чего не предугадаешь и что причиняет еще большие страдания, когда обнаружишь. Конечно, всегда оставлась возможность, что он только что услышал отличную шутку и хотел поделиться с ней, но почему-то она не считала эту возможность очень уж вероятной.

– Я предполагаю, он не поделился, почему же он хочет видеть меня?

– Не-а, – ответил Пауло тоном, который лично Хелен рассматривала как ужасающе черствую жизнерадостность.

– Отлично, – вздохнула она и поднялась.

Она грустно взглянула вниз на открытый сундучок в течение секунды или двух, а затем философски пожала плечами. Она и Пауло были должны успеть на плановый рейс со станции «Гефест» на Остров Саганами, чтобы привести в порядок последние документы, формально требуемые для их выпуска и подтверждения их действующих повышений до энсинов. Она несколько боялась этого, так как это будет неизбежно означать новые назначения для них обоих, и она все еще прокладывала себе путь вдоль граней превращения ее дружбы с потрясающе красивым – и неизлечимо сдержанным – Пауло д'Ареццо во что-то более глубокое и устойчивое. Учитывая его ненависть к генетическим манипуляциям «Рабсилы», в которой и крылась первопричина его взглядов, это было не самой простой работой во вселенной, и ее действительно не привлекало потерять его прежде, чем она закончит свою работу над ним. В то же самое время, она стремилась увидеть, какие новые вызовы флот собирался дать ей. Но если она не закончит паковать свои вещи через двадцать минут, ей ни за что не успеть на челнок, и казалось маловероятным, что она могла добежать до кабинета капитана, узнать, что он хотел, возвратиться сюда и закончить упаковывать вещи в этом узком временном окне.

«Маловероятно», ха, лучше скажи «никогда в жизни», детка, – кисло сказала она себе.

– Похоже, мне светит только вечерний челнок, – покорно сообщила она Пауло.

– Ну, мы же пока еще члены экипажа, – отметил он. – Я забронирую для тебя место в кафетерии.

– Ну и дела, спасибо. Твои великодушие и забота сокрушают меня

– Да я вообще – самый щедрый и умный парень, – сказал он ей с широкой ухмылкой, которую очень немного других людей когда-либо видели у него. – А теперь еще и прирожденный филантроп. Истинный образец. Гигант среди мужчин – а-уфф!.

Он прервался, поскольку летящий ботинок ударил его в живот. Хелен была чрезвычайно сильной молодой женщиной, благодаря и врожденным способностям, и строгому обучению, и потому запустила ботинок очень легко… для нее. Казалось маловероятным, что Пауло согласится с этим определением, и он резко осел.

– А еще очень тихий, как я вижу, – сладенько заметила Хелен, улыбнувшись ему, и выскочила из отделения..

* * *

– Энсин Зилвицкая к капитану,– сказала Хелен часовому морской пехоты перед каютой капитана Терехова спустя пять минут.

– Вас ожидают, мэм,– сказал ей капрал, и потянулся одной рукой нажать на кнопку доступа .

– Да, капрал Сандерс?– Хелен узнала голос главного стюарда Джоанны Агнелли, личного стюарда капитана Терехова.

– Миз Зилвицкая здесь,– сказал Сандерс.

– Спасибо.

Мгновение спустя люк открылся и Хелен вошла . . . затем в изумлении остановилась . В дневном салоне капитана присутствовало больше людей, чем она ожидала.

Сам Терехов сидел за столом, прихлебывая кофе из чашки . Этого, по крайней мере, она ожидала. Но в одном из удобных кресел, стоящих перед столом, сидела лейтенант Абигайль Хернс и также были трое других офицеров. Одним из них была коммандер Каплан, и Хелен была удивлена и рада видеть, насколько лучше Каплан выглядела, чем в последний раз, когда Хелен ее видела , но двое других были коммандер и капитан первого ранга, которых Хелен никогда в жизни раньше не видела, и она быстро сосредоточилась.

– Вы меня вызывали, Капитан?

– Вольно, Хелен,– сказал Терехов, затем улыбнулся и махнул чашкой кофе на стул рядом с лейтенантом Хернс . – И присаживайтесь,– добавил он.

– Спасибо, сэр.

Хелен подчинилась его приказу и села, надеясь, что выглядела менее озадаченной, чем она чувствовала, устраиваясь на указанном стуле. Она почувствовала присутствие за плечом и подняв голову увидела Агнелли, стоящую с чашкой и блюдцем в одной руке и кофейником в другой. Хелен едва ли привыкла сидеть, попивая кофе в компании астрономически высокого начальства вокруг, но она сознавала это лучше, чем отклонить предложение. . . которое, вероятно, означало, что это было неформальное собрание. Она взяла тарелку и держала чашку пока Агнелли её наполняла, а затем сделала глоток и кивнула в знак признательности, прежде чем обратить свое внимание обратно к Терехову.

– Я сознаю, что это несколько не по правилам,– затем сказал он , – только такова наша ситуация. Абигайль, я знаю, вы и Хелен обе хорошо знакомы с коммандером Каплан. Тем не менее, вы не можете быть в курсе, как я не был до-о,– он взглянул на дисплей времени на переборке, – пятидесяти семи минут назад, что она также является совершенно новым командиром КЕВ «Тристрам».

Глаза Хелен вцепились в маленькую, изящную блондинку с невероятно темным цветом кожи. Каплан в данный момент случайно глядела на нее, и коммандер улыбнулась очевидному удивлению Хелен. Плюс ее огорчало, если на то пошло – она отругала себя за то, что не заметила белого берета Капитана звездолета, заправленного под погон Каплан.

– Эти два других джентльмена,– продолжил Терехов , отвлекая ее внимание от Каплан, – капитан Фредерик Карлсон, командир КЕВ «Квентин Сент-Джеймс», и Коммандер Том Поуп … мой новый начальник штаба.

На этот раз обе брови Хелен в изумлении поднялись. «Гексапума» вернулась в домашнюю систему менее двух дней назад. На самом деле, она только три часа назад пристыковалась здесь, в доках «Гефеста». Капитан ещё даже не сходил с корабля, у него не было вообще возможности обнять свою жену! Положение просто не меняется так быстро и решительно – только не во Флоте!

Как правило нет, во всяком случае.

– Я уверен, вы оба уже знаете, что все значительно изменилось с тех пор, как мы впервые развернулись в Талботте,– сказал Терехов, почти как если бы он услышал ее мысли, и улыбнулся. – Весьма похоже, что в этом есть часть нашей вины, поскольку Адмиралтейство глубоко озабочено, так что они решили, что мы должны что-то с этим сделать.

– Очевидно,– продолжал он, – генеральные планы развёртывания Флота, мягко говоря, постоянно меняются. Отмена переговоров на высшем уровне с Хевеном и решение о возобновлении боевых действий сделает еще менее вероятным то, что Адмиралтейство в ближайшее время будет в состоянии освободить корабли стены для укрепления адмирала Хумало . Кроме того, фактически адмирал Блейн крепко привязан к Терминалу Рыси, откуда он, если потребуется, может спешно вернуться домой. Что придало дополнительного веса решению Адмиралтейства укрепить Талботт в первую очередь легкими единицами.

– В дополнение к кораблям вице-адмирала Золотой Пик уже есть дополнительные эскадры «Ник», находящиеся в процессе формирования. Адмирал Оверстейген является его командиром (назначен), и как только все ее подразделения присоединятся, она и он – будут переведены из Восьмого флота в Десятый флот. Кроме того, однако, Адмиралтейство уже подготовило к развертыванию в Талботте полную эскадру новых «Саганами-С» и одну из новых эскадр эсминцев класса «Роланд». «Тристрам»,– он кивнул Каплан, – является одним из «Роландов». И я, к своему немалому удивлению, являюсь вновь назначенным коммодором 94-й эскадры крейсеров . Коммандер Фитцджеральд возьмет на себя «Гексапуму», коммандер Поуп будет действовать в качестве моего начальника штаба, и капитан Карлсон будет моим флаг-капитаном.

Хелен взглянула на лейтенанта Хернс, которая казалась замечательно невозмутимой, учитывая то, как застигнутая-в-врасплох Хелен чувствовала, как объяснение Капитана – нет, Коммодора – прокручивается в ней. Она надеялась, что выглядела так, словно была, по крайней мере, способной идти в ногу с ним, невзирая на то, что утратила понимание, как он мог так спокойно рассуждать обо всем этом. Выглядело так, будто подобное случалось с ним каждый день!

– Уверен, вы обе задаётесь вопросом, почему я вытащил пару таких сравнительно молодых офицеров, чтобы объяснить все это для них. Ну, у меня есть причина. Точнее, две.

– С таким количеством судов, движущихся в столь многих направлениях в такой короткий период времени, Адмиралтейство находит немного затруднительным выполнить каждое требование комплектования . Например, коммандер Поуп не знал до прошлой недели, что будет чьим либо начальником штаба, а решение, что он будет именно моим начальником штаба фактически принято сегодня утром. Учитывая темпы нашего развёртывания по крайней мере один или два человека сократят свой отдых для комплектования штата, хотя БюКад (Бюро Кадров) дало мне разрешение вербовать дополнительных сотрудников у адмирала Хумало, когда мы вернемся на Шпиндель. Коммодор Чаттерджи, старший офицер эскадры эсминцев коммандера Каплан, находится в лучшем положении, но его сотрудники обеспокоены, что некоторые подразделения недоукомплектованы.

– И по этой причине мы вызвали вас двоих на этот небольшой разговор о том, что одно из мест мне еще нужно заполнить – это прикомандировать адъютанта, а «Тристраму» нужен хороший тактический офицер.

– Хелен,– он смотрел прямо на нее, – Вы очень хорошо поработали , как мой связной с мистером Ван Дортом. Я считаю, мы имеем установившиеся и эффективные рабочие отношения, и вы уже хорошо знакомы, особенно для офицера вашего возраста, с политическими и военными реалиями Скопления. Я имею в виду, Сектора. Обычно, место адъютанта занимает кто-то более старший, чем вы, и я хорошо понимаю, что вы действительно предпочли бы на этом этапе вашей карьеры сразу перейти в какой либо тактический отдел. Я не хочу, чтобы вы чувствовали давление, и если вы решите, что хотите тактического назначения, я буду безоговорочно рекомендовать вас туда. В то же время , возможность для такого рода опыта в начале вашей карьеры, не выпадает каждый день. И, к сожалению, учитывая временные ограничения, мне нужно ваше решение почти сразу же, в течение следующих двенадцати часов, не позднее. И я, к сожалению, собираюсь остаться дома на несколько часов конференций в Адмиралтействе . Поскольку мне нужно было поговорить с вами об этом лично , я должен был надавить на вас, прежде чем покинуть корабль.

– Что касается вас, Абигайль,– обратился он к лейтенанту,– коммандер Каплан специально просила вас, как тактического офицера «Тристрама» .

Мозг Хелен стал подобен бурундуку в свете фар, когда она пыталась переварить предложение Капитана – Нет, черт побери! резко сказала она себе, Коммодора Терехова. Сейчас, несмотря на себя, ее голова резко повернулась к Абигайль.

В сто восемьдесят девять тысяч тонн, «Роланд» был крупнее, чем довоенный легкий крейсер. . . и он был вооружен «Марк-16», так же, как «Гексапума». Она и ее сестры были прикомандированы к ударным силам Флота, а они предлагают в тактический отдела «Роланда» новоиспеченного старшего лейтенанта?

– Я, конечно, польщена, сэр,– начала Абигайль , но коммандер Каплан прервала ее.

– С вашего позволения, сэр?– сказала она коммодору Терехову. Он кивнул, и Каплан обратились к Абигайль.

– Прежде чем давать задний ход, потому что вы считаете, что слишком молоды для должности, или потому, что думаете, будто просто вернётесь в ГКФ (Грейсонский Космический Флот), позвольте мне объяснить несколько вещей для вас. Во-первых, вы, вероятно, имеете больше тактического опыта практического использования «Марк-16» в бою, чем кто-либо другой во всем Флоте, на самом деле, чем кто-либо другой в любом из ваших обоих флотов, учитывая то, как быстро резервный мостик – и Я – были выведены из строя на Монике. Хотя, возможно, есть кто-то другой, чей общий опыт работы с «Марк-16» сопоставим с вашим, Я не могу представить какого-либо другого офицера вашего ранга, кто был ответственен за управление всей эскадрой – черт, всё огневое решение целой группы – будто жонглируя шариками. Так что, да, вы молоды для места. Но вы также продемонстрировали свою компетентность под огнем, которой многие тактические офицеры старше вас не имеют, и принесёте с собой очень много ценного опыта работы с первичным вооружением на «Тристрам».

– И если вернуться к ГКФ, то, это первая сформированная эскадра «Роландов» . Для разнообразия, мы опередили Грейсон в развертывании нового класса, и Гранд Адмирал Мэтьюс специально просил, чтобы Грейсонский персонал участвовал в его комплектовании , чтобы помочь разработать доктрину и накапливать опыт работы с новым классом и его оружием. Я думаю, вы были бы очень логичным выбором для этого задания. Вы уже имеете основательный опыт в том, как мы, монти, подходим к делу, и, давайте смотреть правде в глаза, вы все еще первая Грейсонская женщина-офицер во всем ГКФ. Получение отметки о работе в качестве полноценного тактического офицера, командовавшего собственным отделом, только укрепит ваш авторитет, когда вы наконец, вернётесь на Грейсон. И когда вы это сделаете, если я не очень ошибаюсь, Гранд Адмирал Мэтьюс, вероятно, планирует поручить вам относительно легкие подразделения, где ваш пример будет наиболее прямым сообщением личностям, которые просто не могут – или не хотят – понять, что с вами делать и где вы, по меньшей мере, будете отодвинуты в сторону от внутреннего круга находящихся под рукой адмирала людей флагманской классификации. В этом случае, добавление к вашему резюме демонстрации знакомства с новыми эсминцами и крейсерами – и их главных оружейных систем – мне представляется очень хорошей идеей.

– Мэм, я очень ценю предложение,– сказала Абигайль .– И при других обстоятельствах, я, вероятно, готова была бы убить, чтобы получить его. Не то чтобы я не хотела принять подобную награду, но это явная попытка закулисных махинаций!

– Разумеется!– ответила Каплан , и экспрессивно фыркнула.– Абигайль, именно это происходит с офицерами, которые демонстрируют превосходную эффективность. Ох,– она махнула рукой, – это происходит по другим причинам тоже, и куча других измышлений будет высосана из пальцев обойдённых вами по прибытии. Бог знает, мы все осознаем это! И я полагаю, там, вероятно, будет по крайней мере несколько человек, которые посчитают, что вы получили это задание, из-за того, кто ваш отец. Я сомневаюсь, что любой, кто знает Землевладельца Оуэнса будет думать, что он дёргал за ниточки в этом вопросе, но это не помешает некоторым людям из нытиков и сук пережевывать тот факт, что вы получили его, а они нет. И большинство из людей, которые будут ныть и скулить не захотят даже рассмотреть возможность того, что вы его получили, потому что были лучше, чем они, и именно поэтому они настолько обеспокоены, что это, очевидно, случай кумовства. Прикиньте, а? Такое тоже бывает. Или вы думаете, есть не много офицеров, даже после станции Василиск, которые считают, что герцогиню Харрингтон продвигают вверх быстрее, чем она заслуживает, из-за фаворитизма таких людей, как адмирал Курвуазье и граф Белой Гавани?

– Я не герцогиня Харрингтон!– запротестовала Абигайль .– Я не сделала ничего, даже рядом стоящего с её достижениями!

– И она в то время тоже не была «Герцогиней Харрингтон», – ответила Каплан .– Это моя точка зрения. Ей дали возможность достичь того, чего она добилась, благодаря способностям, которые она уже продемонстрировала. Я предлагаю вам это место по той же причине. Нет ничего несправедливого в том, чтобы дёргать за веревочки и с дальним прицелом поставить правильного офицера на правильное место в нужное время, и если бы я не обдумала то, что происходило здесь, я не сделала бы предложение. Вы знаете это.

Она прочно удерживала взгляд Абигайль, пока молодая женщина, наконец, оторвалась от ее взгляда, чтобы умоляюще посмотреть на Терехова.

– Я полагаю, что все это звучит довольно неловко,– с кривой улыбкой сказал ей новоиспеченный коммодор.– Но так это происходит, хотя, я согласен с оценкой Коммандер Каплан вас и ваших возможностей. Я думаю, она также права насчет причин, по которым вы идеально подходите для данного места. И, честно говоря, Абигайль, я думаю, вы должны рассмотреть очень внимательно её соображения, не зависимо от вашей аргументации, почему вы должны повернуть назад, а не держаться поближе к хорошему шансу и принять предложение. Не только с личной точки зрения, либо перспектив вашей собственной карьеры. Я думаю о том, что Флот – все из Флотов Альянса – извлекут максимальную пользу из вашего опыта и ваших талантов.

Абигайль смотрела на него несколько секунд, затем снова посмотрела на Каплан и справилась с собственной улыбкой .

– Я в таком же цейтноте для принятия решения, как и Хелен, мэм?

– Не совсем.– Каплан улыбнулась в ответ, затем дернула головой в направлении Терехова. – Я полагала, что, возможно, потребуется Шкипер – Я имею в виду, коммодор, чтобы помочь выкрутить вам руки, так что я попросила его сыграть раввина для этого маленького обсуждения. В отличие от Хелен, у вас всё же есть, ах, восемнадцать часов, прежде чем вы примете решение.

– Ну и дела, благодарствуйте.– Абигайль еще на мгновение оглянулась на Терехова , а затем пожала плечами. – На самом деле, мне не нужно так долго,– сказала она. – Я только что узнала, что я ни достаточно самоотверженна, ни достаточно обеспокоена о том, действительно ли люди думают, что я использую «влияние», чтобы отказаться от чего-то вроде этого. Если вы действительно серьезно нуждаетесь во мне, мэм, вы меня получите! И … спасибо.

– Вспоминайте это чувство благодарности, когда я нагружу вас работой до упаду.– Улыбка Каплан перешла в усмешку, и Абигайль хихикнула.

– Что возвращает нас к вам, Хелен,– сказал Терехов, и глаза Хелен обратились к нему. – Как я уже сказал, у вас есть несколько часов, чтобы обдумать это.

Она пристально смотрела на него, ее разум мчался как проклятый вниз по всем ветвлениям будущего, исходящих из этого момента.

Он был прав. Она, как слишком молодая, ожидала ограничиться местом помощника тактического офицера, белкой в колесе, где-то на борту крейсера или супердредноута .Задание, которое проштамповало бы ее билет на следующий этап карьеры по желательному пути. И она призналась самой себе, это назначение было бы невыразимо скучно после развертывания «Гексапумы» на Талботте. Потом были все люди, с которыми она познакомилась в Талботте, в том смысле, что она внесла личный вклад в дело уверенной интеграции Сектора в Звёздную Империю, без еще большего кровопролития. Очевидно, что один маленький энсин, даже если она адъютант коммодора, едва ли будет творцом и потрясателем на этом уровне политики, но она обнаружила, что она все еще хотела быть там.

Всё же, если бы она приняла это назначение, оно отклонило бы ее с тактического пути. Она проиграет основу другим энсинам и младшим лейтенантам, которые отрабатывают скучное время далеко в недрах тактического отдела некоторых тяжелых кораблей.

О, да пойми же наконец! выругалась она. Ты планируешь сделать свою карьеру во Флоте! У тебя будет достаточно времени, чтобы наверстать все, что упустишь здесь. И Мастер Тай всегда втолковывал тебе, что необходимо культивировать больше терпения, не так ли? Так что если ты собираешься найти оправдание, найди получше, чем это!

Что привело ее лицом к лицу с реальной причиной её колебаний.Причина по имени Пауло д'Ареццо. Он почти наверняка получил такое же задание, как она ожидала, наиболее вероятно, прямо здесь, во Флоте Метрополии, и она вдруг обнаружила, что очень, очень не хочет быть через целый Сектор Талботт от него.

О, это даже лучше, чем последнее оправдание, подумала она мрачно. Или это, по крайней мере, менее логично. Ты знаешь, чертовски хорошо, что они назначат вас двоих на два различных судна, не так ли? Это означает, вы будете видеть друг друга почти так же мало, даже если вы оба будете назначены во Флот Метрополии.

Её сознанию казалось, что эти размышления будут крутиться в её голове вечно, хотя она знала лучше. Но,наконец, они вытекли до капли, и она, глубоко вздохнув, снова посмотрела на Терехова .

– Это не совсем то, конечно, о чем я думала, сэр. Но, как говорит Абигайль, если вы действительно серьезно нуждаетесь во мне, вы меня получите.

ГЛАВА 30

Интересно, была ли это действительно такая хорошая идея, в конце концов? Скривившись спросила себя Хелен Зилвицкая , войдя в кабину лифта и набирая нужную комбинацию.

Она несколько опасалась, что коммодор может пересмотреть свой выбор адъютанта, как только обнаружит, насколько непригодна для занимаемой должности такая молодая женщина как она . Может она и не имела нужного опыта, но с самого начала имела достаточно возможностей заметить, насколько он был решительно справедлив , чтобы не лицемерить настолько, чтобы казалось, будто он не испытывает серьезных приступов растерянности. Что стоило большего, чем она могла высказать.

Она скорчила гримасу, думая об этом, но некоторая часть ее мыслей была правдивой. Когда то, она думала что нагрузка которой она подвергалась будучи гардемарином на салажьем рейсе была сильной, она правда так думала. И она конечно же чувствовала себя вымотанной по любым меркам. Но ее нынешнее задание, дало ей понять, что значит нагрузка.

Ой, прекрати скулить, серьезно сказала она самой себе . Как любил говорить мастер Тай: «И это тоже пройдет» . И в этот раз ты почувствуешь почву под ногами. В конце концов, ты стала адъютантом только четыре дня назад! Скудное утешение, поскольку она носилась по проходам КЕВ «Квентин Сент-Джеймс» по делам коммодора Терехова.

Думая об этом, она даже подозревала, что коммодор гоняет ее сильнее чем обычно. Например ее нынешнее задание. Не было абсолютной никаких причин, которые она могла придумать, тому что коммодор не мог просто вызвать коммандера Горация Линча, тактического офицера «Квентина Сэйнт-Джемйса», ради этого сообщения. Фактически, это наверное было бы даже эффективнее. Но нет; он решил что энсин Зилвицкая должна нестись в офис тактика, чтобы передать сообщение лично. Хелен не была против упражнений, и нынешнее сообщение было довольно интересным, но это не меняло того факта, что существовали другие – и несомненно намного более эффективные – пути передачи сообщения, которыми мог воспользоваться коммодор.

Он держит меня занятой, думала она, смотря как мерцает индикатор местонахождения лифтовой кабины на дисплее. И это усилилось с тех пор, как мы узнали о том покушении на Факеле.Она с дрожью думала, насколько близко ее сестра разминулась со смертью. И она знала Берри слишком хорошо. Она могла точно сказать, как ее сестра отреагировала на смерть стольких окружающих людей, особенной из за факта что это было следствием попытки убийства именно ее. И она также могла понять, почему ни отец, ни сестра не сообщили об этом. Скорее всего, сообщение проделывало свой путь к Шпинделю, где можно было ожидать, что его передадут на «Гексапуму», но у нее не было сомнений, что отец и, возможно, этот страшный сукин сын Каша, как ей пришло в голову, пытались понять кто на самом деле ответственен за это.

В отличии от большинства подданных Звездного Королевства Мантикоры, Хелен была менее чем убежденной, что Хевен организовал атаку на Факеле. Возможно виной тому было нечестное преимущество, которой ей давали письма сестры и отца, и из которых она знала, что Виктор Каша, в других обстоятельствах бесчувственный джаггернаут Хевенитской разведки, был безумно влюблен в Танди Палейн, которой посчастливилось быть неофициальной «старшей сестрой» Берри, а также командующей вооруженных сил Факела. Каша не только отказывался признавать любую связь с попыткой покушения, в которой могла пострадать и его возлюбленная, он также должен был прекрасно понимать как Палейн отреагирует на попытку убийства Берри и принцессы Руфь. И если он действительно был не замешан в этом деле, ни один другой проклятый агент Хевена также не был. Не в случае когда Каша, Баллрум и ее собственный отец развернули совместную разведывательную сеть.

К сожалению, Хелен Зилвицкая была всего лишь одной из последнего выпуска энсинов КФМ. Тот факт, что она была убеждена, что кто-то другой спустил курок не мог растопить льда с ее полномочиями. Она была уверена, что Антон Зилвицкий уже достиг настолько высоких чинов в разведке, насколько мог убедить Мантикору в этом очевидном (на ее скромный взгляд) факте. Если у него не получилось заставить кого-то прислушаться к себе, то ее тем более никто не выслушает в ближайшее время.

И честь по чести, как она признавала неохотно. Мы, Зилвицкие, имеем немного больше опыта в противном мире шпионажа и грязных трюков. И слишком много из этого опыта было связано с леди и джентльменами из «Рабсилы». Я полагая, что мы ищем связь с Мезой, в то время как остальные ищут связь с Хевеном. Но я бы хотела, чтобы те люди, которые думают «это сделал Хевен!» остановились и подумали об использованном при этом оружии. Конечно же, Народная Республика несет ответственность за немалое число заказных убийств, но до сих пор, насколько известно с нашей стороны, они никогда не использовали такой изощренный нейротоксин. Они думают о бомбах пульсерах и ракетах. А вот «Рабсила», они… они как раз больше склонны с биотехнологическому мышлению.

Но она мало что могла сделать, особенно учитывая факт, что «Квентин Сэнт-Джеймс» (который был прозван экипажем «малыш Джимми», несмотря на то, что она была старше его меньше чем на 3 стандартных месяца) направлялся в прямо противоположном направлении. И, исходя из этих фактов, она старалась выбросить это из головы, так как кабина лифта остановилась и двери начали открываться, переключила свое внимание на другую причину, из за которой Коммодор Терехов гонял ее с таким энтузиазмом, как подозревала она.

Она не слишком задумывалась об этом, когда коммодор предложил ей должность адъютанта, но было несколько хороших причин – две из которых предстали перед ней во всей красе в течении последних нескольких дней – почему эта конкретная должность никогда не была предложена никому, кто не был хотя бы лейтенантом.

По первых, причина, по которой флаг офицер нуждался в помошнике, это организация его расписания и рабочего графика, была очевидна. И, честно говоря, нужен был кто-то с опытом, который любой энсин еще не успел набрать, чтобы выполнять всю организационную работу. Хэлен никогда до конца не понимала – по крайней мере не эмоционально – сколько времени на самом деле адъютант проводит, убеждаясь, что время флаг офицера использовано настолько эффективно и продуктивно, насколько возможно.

Когда она обнаружила, насколько тщательно она должна была быть в курсе всех дел, ее от природы выносливая душа затрепетала. Ответственность за знание, что происходит в администрации и координации всех этих отделений – вдобавок все, что касалось логистики и операций – а также соответствующие обязанности стали для Хелен шоком. А факт, что они не имели офицера-операциониста, штабного астрогатора, штабного офицера связи, и штабного офицера разведки, совсем не помогал. На данный момент коммандер Линч, был операционистом коммодора Терехова, и лейтенант-коммандер Барнаба Йохансен и лейтенант-коммандер Иона Торок, астрогатор «Квентин Сэнт-Джеймса» и его офицер связи соответственно, занимали должности астрогатора и офицера связи, но это было несомненно временной мерой.

Хелен подозревала, что все чувствовали себя столь же выведенными из равновесия точно также, как и она сама, но, по крайней мере, все они были главами своих собственных отделений на борту флагмана эскадры. Это означало, что у них было намного лучшее понимание того, что они предполагали делать, чем у нее. Несмотря на то, что, будучи гардемарином в своем салажьем рейсе, она получила опыт работы в каждом отделении корабля, кругозор Хелен в течение проведенного ею времени на борту «Гексапумы» всегда был кругозором чернорабочего. Теперь же она должна была понять не просто, что каждое отделение делало, но и как это отражается на других отделениях, что было той еще неразберихой. Кроме того, даже лейтенант Рамон Морозов, офицер снабжения Терехова, был серьезно старше ее. По меньшей мере, общение со всеми главами отделений через «Так-сказал-коммодор-и-вы-должны-это-сделать-немедленно!» могло быть… пугающим.

Еще хуже был страх, что она могла бы допустить некоторую критическую ошибку просто по причине нехватки опыта. Она знала, что могла рассчитывать на коммодора Терехова, чтобы присматривать за ней, но она также научилась – на горьком опыте, который, как она часто думала, был ЕЕ способом изучать большинство вещей – что провал учил больше, чем успех. Коммодор, к сожалению, также знал об этом незначительном факте, и она совсем не сомневалась, что он был готов позволять ей самой набивать шишки, как часть процесса обучения. Что, возможно, было хорошо и отлично с его точки зрения, но высасывало ее без остатка. Хелен Зилвицкая не привыкла проигрывать. Ей не нравилось это, и, когда что-то происходило, она чувствовала себя преотвратно, но, признаваясь самой себе, Хелен понимала, что, даже направляясь в кабинет Линча, ей была ненавистна сама мысль позволить кому-либо еще пройти через то, что проходила она.

Что подводило ее к следующей причине ее действующего назначения, которое обычно сохранялось для полного лейтенанта. Должность адъютанта существовала не только потому, что адмирал нуждался в помощнике. Она существовала еще и потому, что назначение адъютантом было обучающим опытом. Ну, говоря начистоту, каждое флотское назначение было обучающим опытом – или оно по-любому должно быть таковым. Но мантикорские адъютанты были намного больше, чем просто помощники и что обычно все называют «пойди-принеси», и должности адъютантов КФМ обычно резервировались для офицеров, тщательно лелеемых для больших и лучших надежд. Опыт управления графиком адмирала и участия в штатных обсуждениях и процессах принятия решений других лейтенантов трудно с чем-либо сравнить, и вряд ли что-либо другое может дать более глубокое погружение в обязанности адмирала. Этим предполагалось научить кое-кого, чьи наставники сочли, что им уже уже продемонстрирован потенциал для возможного командующего звания, тому, как работа должна выполняться… или же тому, как не должна.

До сих пор, ни один из старших офицеров, с кем она работала, не проявил недовольства, что она была всего лишь простым энсином. Тем не менее, она не знала, сколько еще времени это продлится, и у нее была сосущее чувство, что жаловаться они придут все вместе. Не упоминая факта, это она могла абсолютно точно гарантировать, что офицер, с которым ей только что пришлось разговаривать, взглянув на номер на ее форме, уже успел проверить ее действующее назначение и, скорее всего, уже пришел к выводу, что она получила предпочтительный режим от коммодора Терехова.

Что, в конце концов, всего лишь правда, признала она. Это не был в первый раз, когда подобные мысли лезли к ней в голову, и она попыталась изгнать их, вспомнив замечания Каплан к Абигайль. Будь это в ее случае, она бы уж точно надолго зависла в себк, не переставая удивляться… и уж точно бы оказалась под влиянием того, что ее отец всегда называл предельным случаем бесконечно расширяющегося эго.

Она достигла своего назначения и нажала на кнопку доступа.

– Да? – спросил бархатный тенор из динамика чуть выше кнопки.

– Энсин Зилвицкая, коммандер, – решительно сказала она. – Коммодор Терехов послал меня.

Дверь открылась, и она зашла в нее.

Кабинет Линча был значительно больше, чем скромный закуток Хелен. Фактически, он был больше, чем многие старпомы, служащие на более старых, переполненных персоналом кораблях, могли похвастать. С командой же столь малочисленной как у «Саганами-С» появлялась возможность дать персоналу немного больше пространства.

Коммандер сидел возле рабочего терминала в своей форменной рубашке, а рабочий стол возле терминала усыпан аккуратными кучками чипов данных и пачками распечаток. Он был человеком среднего роста с песчаной шевелюрой и глубоко сидящими карими глазами, и у него был великолепный певческий голос. А еще он был очень хорош в том, что делал.

– И чем я могу быть полезен для коммодора этим утром, миз Зилвицкая? – спросил он.

– Он попросил, чтобы я принесла вам это, сэр, – сказала она, кладя планшет на угол стола. – Это – некоторые мысли, которые у него появились о новых модификациях лазерных боеголовок.

– Вижу, – Линч пододвинул планшет поближе к себе, но даже не взглянул на него. Вместо этого он поднял голову, изучая Хелен своими острыми карими глазами. – Могло ли так случиться, что он обсуждал некоторые из этих мыслей с вами прежде, чем отослал ко мне?

– Он и в правду немного говорил о них, – осторожно согласилась Хелен.

– Я почему-то так и подумал, – глаза Хелен немного расширились, и Линч, усмехнувшись, указал на кресло, загроможденное чем-то похожим на тактические руководства того или иного рода. – Свалите этот хлам куда-нибудь в сторону и присаживайтесь, миз Зилвицкая, – пригласил он.

Хелен повиновалась, и Линч, откинувшись в своем кресле, задумчиво изучал ее. Она задала себе вопрос, о чем же он размышляет, но коммандер предпочел изображать отличного игрока в покер. Выражение его лица практически ничего не выдавало, и она попыталась не ерзать слишком сильно.

– Скажите мне, миз Зилвицкая Хелен. Что вы думаете о новых лазерных боеголовках?

– Я считаю их отличной вещью, сэр, – сказала она через секунду, но затем скривилась. – Извините, сэр. Это было довольно глупо, ведь так? Без всякого сомнения, они – отличная вещь.

Только что губы Линча как будто дернулись немного, но, если это и в правду имело место, ему удалось скрыть улыбку вполне ловко.

– Я думаю, что мы оба можем подписаться под этим маленьким лирическим отступлением, – серьезно сказал он. – Но, если отбросить его в сторону, что вы думаете о них?

Хелен подумала, что увидела в его глазах слабый отблеск, и это сбросило с нее часть напряженности, и она почувствовала, что можно немного расслабиться в кресле.

– Я думаю, что они окажут очень существенное тактическое влияние, сэр, – сказала она. – «Марк-16» являются достаточно большим преимуществом против других крейсеров и линейных крейсеров уже сами по себе, но с новыми лазерными боеголовками, они, по сути, также могут нанести тяжелые повреждения кораблям стены, – она покачала головой. – Я не думаю, что хевенитам понравится это хоть на йоту.

– Без всякого сомнения, – согласился Линч. – Хотя я верю, – продолжил он более сухо, – что то, что вы только что сказали, не означает, что вы считаете хорошей идеей тяжелому крейсеру напасть на супердредноут, пусть и будучи вооруженным новыми лазерными боеголовками.

– Нет, сэр. Конечно же нет, – быстро проговорила Хелен. – Я просто только что подумала о Монике, сэр. Если бы у нас были новые лазерные боеголовки там, я не думаю, что те линейные крейсеры успели бы достигнуть своего эффективного радиуса обстрела. Или, по крайней мере, даже если бы и успели, мы бы уже в самом начале успели нанести им достаточно повреждений.

– А вот теперь, мисс Зилвицкая, – действительно очень ценное наблюдение, – кивнул Линч.

– Я также думаю, что было бы неплохо иметь что-то похожее для МДР, – продолжила она. – Я имею в виду, что не вижу причины, почему та же самая разработка также не может быть применена для более больших лазерных боеголовок.

На сей раз Линч просто кивнул.

Существовала причина, по которой лазерной боеголовке потребовалось так много времени, чтобы заменить контактную ядерную боеголовку в качестве предпочтительного оружия длинной дистанции в условиях открытого космоса. Основная концепция ядерной боеголовки была достаточно проста, относясь ко дням, предшествующих Эпохе Расселения, на Старой Земле. Говоря простым языком, тонкий (в волос толщиной) цилиндрический стержень из определенного материала (Королевский Флот Мантикоры использовал соединения гафния) подвергался радиоактивному облучению в уcловиях ядерного взрыва, доводя его до состояния излучения гамма-лучей, пока тепловой импульс в результате расширения ядерного взрыва не проникал во внутрь стержня и не разрушал его. Проблема всегда состояла в том, что процесс всегда был чрезвычайно неэффективен. При нормальных условиях только несколько процентов из миллиардов мегаджоулей, высвобожденных ядерной мегатонной боеголовкой, могли быть, в конечном итоге, преобразованы в единичный лазерный луч. Это объяснялось тем, что в основном – при нормальных условиях – ядерный взрыв принимал форму сферы, и каждый стержень представлял только смехотворно крошечную часть полной сферической области взрыва, и поэтому на его долю приходился всего лишь мизерный процент полного импульса любого взрыва. Что означало, что большая часть разрушительного эффекта было полностью потеряна.

Учитывая крутизну брони военного корабля, даже два или три стандартных столетия назад, это было просто слишком мало, чтобы оказать любой ощутимый эффект, тем более, что вырвавшийся лазерный луч все еще должен был пробить себе путь не только через боковые стены военного корабля, но также и свое антирадиационное ограждение, и только потом он достигал брони. Таким образом, даже при том, что шансы на достижение, которые были у прямого попадания простой ядерной боеголовкой, оставляли желать лучшего, большинство флотов выбирали оружие, на которое хотя бы можно было надеяться в плане нанесения повреждений, конечно, если оно попадало в цель. Действительно, ракеты c долазерными боеголовками были самыми разрушительными, когда они достигли прямого контакта, как простые кинетические снаряды. Этого, к сожалению, было почти невозможно достигнуть, даже с лучшими разрушителями боковой стены, таким образом, выпущенная наудачу ядерная ракета стала прежде всего убийцей боковых стен. Ее назначением стало не столько нанесение фактического ущерба корпусу, сколько выжигание генераторов боковых стен.

К сожалению, с точки зрения ракетного стрелка, активная противоракетная оборона улучшилась до такой степени, в которой «не достаточно хорошие» шансы на прямое попадание превратились в «ни хрена не получится», что и стало основной причиной, по которой корабли cтены перешли на столь массивные энергетические батареи. Ракеты по-прежнему оставались эффективными против более легких кораблей, но все цели и намерения их использования разбивались против активной и пассивной защиты тяжелых кораблей, таким образом, единственным способом ведения боя стало сражение наблизких дистанциях, в котором корабельные энергетические системы становились главным доводом.

Но потом, немногим более столетия назад, все начало меняться, когда один умный человек придумал, как создать то, что можно назвать сжатым ядерным взрывом. Возможность этого обсуждалась в нескольких флотских журналах галактики значительно дольше, но уровень технологий, чтобы осуществить это, пока оставался не досягаем. До тех пор, пока исследования возможностей усиления гравитационных полей, примененные в производстве современных сплавов, не вылились во что-то конкретное, что можно было поместить в нос тяжелой ракеты.

Было разработано кольцо гравитационных генераторов, размещаемое в ободе позади боеголовки. Когда оружие стреляло, генераторы создавали поле на несколько миллисекунд перед взрывом боеголовкой, что было вполне достаточно, чтобы точки преломления гравилинз могли стабилизировать и изменить форму взрыва из сферической в гауссову, перенаправив радиационные и температурные эффекты вдоль оси боеголовки. Результатом становилась возможность контроля над областью поражения взрыва и сосредоточения его в области лазерных стержней. По современным стандартам первые лазерные боеголовки были очень слабенькими, несмотря на их огромное улучшение по сравнению с тем, что было возможно ранее, и проектировщики кораблей стены ответили дальнейшим увеличением брони дредноутов и супердредноутов. Но древняя гонка между броней и оружием возобновилась, и пятьдесят или шестьдесят стандартных лет назад, лазерная боеголовка стала опасной даже для самых бронированных кораблей.

Были, конечно, и другие факторы, участвующие в разработке успешной лазерной головки. Длина и диаметр лазерного стержня определяется расходимостью луча, с заметным процентным соотношением к мощности лазера для достижения любой заданной дистанции. Корабельное энергетическое оружие , с его мощными гравитационными линзами, могло ужать расходимость луча до пределов, недоступных для лазерной боеголовки. Было просто невозможно впихнуть эти линзы во что-то, столь маленькое как лазерная боеголовка, которые, несмотря на многочисленные усовершенствования в дизайне, остались по существу просто расходными стержнями, с которыми бы легко разобрался даже малограмотный физик.

В боеголовке «Марк-23» , лазерные боеголовки (узел, содержащий фактически лазерный стержень) были примерно пяти метров в длину и сорок сантиметров в диаметре и несли цепи тонких стержней излучателей, погруженных в средней проводимости геле-образную среду. Лазерные боеголовки также включали в себя мощные зеркала для усиления пути луча, управляющие двигатели, запас топлива, бортовое электропитание , телеметрию и сенсоры. Они были проведены в выемках по обе стороны от системы наведения, и отстреливались, как только ракета стабилизировалась на финальной стадии атаки. Каждая из лазерных боеголовок устанавливала свою тягу по векторам реакции системы управления, которая получала цель от своих датчиков, находящуюся в ста пятидесяти метрах впереди ракеты. В этой точке грави-линзы фокусировались, боеголовка взрывалась, и цель обнаруживала себя исчерпавшей свой лимит удачи.

Критическими факторами были размеры стержня лазерной боеголовки, точность детонации и – во многих отношениях наиболее важной из всех – возможность установки гравитационных линз. Что было главной причиной того, что ракеты кораблей стены были гораздо более разрушительными, чем меньшие по размеру ракеты крейсеров или эсминцев. Просто там существовало ограничение на минимальный вес/объем гравитационной линзы, большие ракеты, могли взять более мощные линзы и, следовательно, более мощные лазерные стержни, которые дали ему более эффективную дальность стрельбы. Это также явилось причиной появления задачи, чтобы впихнуть возможности лазерной боеголовки в новые ЛАКовские анти-ЛАКовые ракеты «Гадюки». Пространство для одного лазерного стержня занимало почти две трети длина всей длины противоракеты, и найти место, куда его можно запихнуть, представляло собой реальную проблему.

Можно сказать, что общее техническое превосходство Мантикоры над Республикой Хевен было в дизайне лазерной боеголовки. Ракетные грави-генераторы Мантикоры всегда был более мощным, по показателю объему-на-объем, и датчики и системы наведения Мантикоры были лучше. В Звездном Королевстве была возможность опираться на меньшую боеголовку и большее количество дополнительных грави-линз для создания лазерной боеголовки, достаточно мощной для своих целей, особенно учитывая больший процент попаданий, благодаря превосходству в системах управления огнем и наведением. Республика была вынуждена принять более грубый подход, используя значительно большие боеголовки и более тяжелые лазерные стержни, что и было одним из факторов, который объяснял, почему хевенитские ракеты всегда имели избыточный вес по сравнению с их мантикорскими аналогами.

Но сейчас, в первую очередь вследствие постоянного акцента на улучшение грави-импульса сверсветовой связи, Звездное Королевство завершило полевые испытания и начало производство нового поколения значительно более мощных гравитационных генераторов для ракет «Марк-16». По сути, они вдвое усиливали влияние дополнительных гравитационных линз, и, будучи установленными в ракетную боеголовку, усиливали ее результативность, что, по меньшей мере, определялось изобретательностью конструкторов в вопросе размещения новых дополнительных гравитационных генераторов. Это и предопределило дальнейший сдвиг в развитии компонентов оригинальных «Марк-16», но Хелен и представить себе не могла, чтобы кто-то стал жаловаться на то, что получилось в результате. С его пятнадцатью мегатонной боеголовкой, «Марк-16» был способен справиться с броней тяжелого или линейного крейсера, хотя в последнем случае это было, практически, пределом его возможностей. Теперь же, с сорока мегатонной боеголовкой новой модификации G и улучшенными грави-линзами, «Марк-16» обладал такой же ударной мощью, что и ракеты кораблей стены еще каких-то пять-шесть стандартных лет назад.

Производство модификации «G» требовало полной проектной реконструкции каналов оружия старше «Марк-16», однако, Бюро Вооружений решило, что оно не хотело бы ни отменить все существующее оружие, ни отказаться от улучшений, поэтому миньонам адмирал Хэмпхилл пришлось придумать комплект для преобразования предыдущей модификации «E» в модификацию «E-1». (Что именно стало с обозначением модификации «F», Хелен не была подготовлена угадать. Как хорошо было известно каждому тактическому офицеру, что номенклатуры Бюро Вооружений работали по таинственным путям). Модификация «E-1» была в основном существующей модификацией «E» с ее первоначальными гравитационными генераторами, замененными новой, улучшенной моделью. Это было единственное изменение, которое не требовало изменений в каналах или смещения внутренних компонентов, а новые боеголовки могли быть объединены бесшовно в существующую линейку оружия «Марк-16» и атакующие профили. Конечно, с ее слабой первоначальной боеголовкой, она останется менее эффективной, чем модификация «G», так как ее разрушительность была «всего лишь» вдвое больше… в то время как пропускная способность лазерных головок модификации «G» была увеличены в более чем в пять раз.

И, подумала она, если бы они использовали ту же технологию в Марк 23 – принимая новый масштаб гравитационных линз – а потом соединили с тем, что управление огнем герцогини Харрингтон сотворило в Ловате. . .

– А еще что коммодор обсуждал с вами, энсин Зилвицкая?– Вопрос Линча оторвал ее от размышлений, и она мысленно дала себе подзатыльник.

– Сэр, это все в досье, – почтительно сказала она, указывая на только что доставленный чип.

– Я уверен в этом,– согласился Линч . – С другой стороны, я узнал коммодора немного получше, с тех пор как он попал на борт, и я склонен сомневаться, что он «просто случайно» обсуждал это с вами, прежде чем послать вас доставить мне его записку. Он кажется мне не из тех, кто делает что то «просто так», без конкретной цели. Итак, почему бы нам не использовать эту передачу из рук-в-руки для возможности устроить тактический мозговой штурм только для вас и меня?

Хелен отчетливо чувствовала будто тонет и с трудом подавила сильное желание сглотнуть . Затем Линч откинулся в кресле и она увидела веселье в его глазах. Не веселье от того, что поставил ее на место, которое она могла бы увидеть в глазах некоторых высших офицеров, но развлечение наблюдать за течением ее рассуждений и открытием для себя, что он почти наверняка прав в том, что коммодор имел в виду.

– Все в порядке, сэр,– ответила она с улыбкой, усаживаясь поудобнее в своем кресле. – С чего, как вы думаете, мы должны начать?

Ее тон был уважительным, но почти вызывающим и он улыбнулся ей в ответ, когда услышал это.

– Вот это дух, энсин Зилвицкая! Давайте посмотрим …

Он несколько секунд мягко покачался вперед и назад в кресле, потом кивнул сам себе.

– Вы уже упомянули, что произошло на Монике,– сказал он. – Я читал отчеты тактиков по этой битве, и знаю, что вы были на мостике в ходе боя. Фактически, вы выступали в качестве офицера ракетной обороны, правильно?

– Да, сэр.– Глаза Хелен немного потемнели, его вопрос вернул воспоминания. Воспоминания о ней, сидящей за Абигайль Хернс, управляющей ракетной обороной всей эскадры в то время как Мониканские экипажи линейных крейсеров штурмовали все настойчивее.

– В таком случае, почему бы нам не начать с оценки того, как наличие модификации G, или, если на то пошло, E-1-повлияло бы на выбор тактики коммодора Терехова ?

Хелен задумчиво нахмурилась, мрак воспоминаний постепенно рассеялся,и она сосредоточилась на его вопросе. Она внимательно его рассматривала в течение нескольких секунд, а затем дала голове легкую встряску.

– Я думаю, что главное изменение в его тактике, возможно, было то, что он пошел бы на раннее подавление.

– Подразумевая на самом деле что?– Тон Линча был приглашением объяснить ее мысль, и она наклонилась немного вперед.

–?Дело в том, сэр, я думаю, все знали, что мы могли реально надеяться остановить те линейные крейсера только массированным огнем ракет на относительно небольших дистанциях. Да, мы «сделали» один из них на предельной дальности, но это не более, чем «счастливая пуля». У нас не было достаточно возможностей управления, чтобы гарантированно разнести этот корабль подобным образом!

Она снова покачала головой, с мрачным выражением лица, вспомнив впечатляющую гибель мониканского линейного крейсера «Тайфун» вместе со всем экипажем. Потом мысленно встряхнулась и сосредоточилась на настоящем.

– В любом случае, мы не могли позволить себе допустить их на дистанцию поражения их энергетического вооружения, и потому, что наши лазерные головки были намного легче, мы знали, что придется сконцентрироваться на множестве попаданий, чтобы пробиться через их броню. «Киса» – Я имею в виду, «Гексапума» – была единственным кораблем вооруженным «Марк-16», и это означало, что мы не могли достичь такой концентрации огня за пределами стандартного диапазона ракет. Так что Капитан на самом деле с помощью нашего дальнего огня получил возможность наилучшим образом оценить Мониканскую активную оборону и возможности их РЭБ. Он использовал «Марк-16», чтобы заставить их защищаться , а мы смогли изучить их оборону и передать данные остальной части эскадры, чтобы максимизировать эффективность нашего огня, как только они войдут в диапазон поражения остальных наших кораблей.

–?Но если бы у нас была модификация «G», вместо старой модели «E», мы были бы в состоянии пробить броню линейного крейсера даже на предельной дистанции и без того чрезмерного напряжения, которое мы имели в конце боя. Так что, в этом случае, я думаю, он решил исследовать информацию, но в то же время…

Хелен Зилвицкая наклонилась далеко вперед в своем кресле, с энтузиазмом жестикулируя руками , она забыла все сомнения о ее младшем ранге и отсутствии опыта, и даже не заметила веселого одобрения в глазах Горация Линча, когда она полностью отдалась обсуждению.

ГЛАВА 31

– Вы хотели видеть меня, миледи?

– Да, – Баронесса Медуза подняла голову и махнула Грегору О'Шонесси заходить в ее кабинет. – Я боялась, что ты уже покинул резиденцию, – добавила она, когда он повиновался жесту и устроился в своем любимом кресле.

– Амброуз связался со мной, чтобы сказать, что он застрял на каком-то обсуждении анализа сил. Мы перенесли нашу встречу в графике на пару часов позднее.

– Только очень возможно, что эта встреча вообще не состоится, – О'Шонесси что-то кольнуло в тоне губернатора, и она несколько вымученно улыбнулась в ответ на невысказанный вопрос на его лице.

– Я предполагаю, что-то изменилось, миледи? – спросил он через секунду.

– Скорее это напоминает новое пятно на том, что нас больше всего волновало, – ответила она ответила. – Я только что получила официальную ноту от Алесты Кардот.

– М-мм, – нахмурился О'Шонесси. – Это как-то связано с тем, что происходит на Пекуоде, миледи?

– Это – то, что мне всегда в тебе нравилось Грегор, – сказала Медуза с иронией. – Ты быстро соображаешь.

– Врожденный талант, Миледи, – кратко улыбнулся О'Шонесси, а затем посерьезнел. – И… министр иностранных дел Новой Тосканы что-то говорила о своих беспокойных торговых пилигримах?

– Достаточно интересно, что как раз о них не было сказано ни слова. Но, с другой стороны, у нее нашлась пара слов о поведении нашего флотского персонала.

– Почему я не удивлен? – пробормотал О'Шонесси. Он откинулся назад в своем кресле, сложив руки на подлокотники и барабаня по ним кончиками пальцев, пока сам раздумывал.

Медуза оставила его в покое на нескольких секунд. Грегор О'Шонесси мог рвать и метать, когда действительно сосредотачивался на чем-либо. Несмотря на свои максимальные усилия, его врожденное интеллектуальное высокомерие прорывалось время от времени, и он, как было известно, часто выслушивал коллег со всепрощающим терпением, которое слишком легко производило впечатление снисходительности. Говоря начистоту, порой это и была снисходительность, хотя он, казалось, не понимал это. И иногда снисходительность превратилась во что-то значительно более уродливое и циничное, если он решал, что объект его ярости был особенно глуп, не успевая за ходом его мыслей. Но он был достаточно силен, чтобы противостоять подобным мизерным недостаткам. С одной стороны, Грегор был безжалостно прям и честен. С другой – всегда был готов признать, что ошибся, если кто-то указывал ему на это, и, каким-бы неистовым он ни был во время обсуждений, впоследствии он не держал зла против этого человека. А еще он был очень, очень умен.

– Я так понимаю, что позиция Кардот в том, что командующий Дентон и его люди не просто неуправляемые боеголовки?, – сказал он после паузы.

– О, напротив, – сухо заметила Медуза. – Она как раз именно это и имела ввиду. По сути, она настолько тонко говорит об этом, что никто не пропустит обстоятельство, что она считает эту вежливую дипломатическую писанину данью уважения нам – прикрыть фиговым листочком свое достоинство. Из тона ее ноты очевидно, что она намерена предоставить нам возможность наказать или сделать выговор Дентону, таким образом доказав, что мы бы никогда не санкционировали, и уж тем более – сознательно спровоцировали, подобный «распространяющийся образчик мантикорского преследования новотосканского торгового судоходства, всего лишь занятого мирным преследованием законных коммерческих интересов».

– Она что, так и сказала? – спросил О'Шонесси, а затем моргнул, когда Медуза кивнула. – Боже мой, что бы они ни писали, похоже, их не волнует, что их истинные цели выглядят несколько явно.

– Нет, и это волнует меня, – признала губернатор. Она откинулась в своем кресле и сжала переносицу между своим правым большим и указательным пальцами. – Это все настолько же тонко, как если зарядить кирпичом в окно офиса в рабочее время. О… – она выпустила нос и махнула рукой, – все надлежащие дипломатические процедуры соблюдены. По сути, под каким углом ни посмотри, это – вполне вежливо написанное письмо. Но я сильно сомневаюсь, что любой по-настоящему беспристрастный наблюдатель пропустит то, что она планомерно подводит фундамент, чтобы оправдать любое недружественное действие со стороны Новой Тосканы, маскируя это как самооборону.

– И каково же ее видение всего этого, миледи?

– По существу это – формальный протест, утверждающий, что коммандер Дентон – и, очевидно, весь экипаж КЕВ «Реприза» – систематически оскорблял, затруднял и беспокоил новотосканские торговые суда, ведущие свой законный бизнес в системе Пекуод. Она перечислила все инциденты, о которых Дентон сообщил нам, и добавила еще много. По крайней мере несколько их произошли – согласно ее словам – после отправки сообщения Дентона адмиралу Хумало, что, по-видимому, объясняет, почему мы пока ничего не слышали о них. Другие же… – она покачала головой. – Такое ощущение, Грегор, что все они шиты белыми нитками. Мне вообще кажется, что их, на самом деле, и не происходили.

– Вы имеете в виду, что они приписали фиктивые столкновения, равномерно размазав их среди настоящих?

– Именно это я и имею в виду, – мрачно проговорила Медуза. – Также, очень похоже, что они делали записи всех наших официальных корабельных инспекций. Согласно же их утверждениям, «так уж случилось», у них есть съемка всего лишь горстки инспекций. Ты понимаешь, никто и не думал специально делать запись. И только по чистой случайности внутренние системы упомянутых судов работали в тот самый момент. Очевидно, они изучили те записи вдоль и поперек прежде, чем очень бережно отобрали материал, который Кардот и включила в свою ноту, и я не сомневаюсь ни на мгновение, что все замечания наших людей были вырваны из контекста и, по крайней мере, некоторые из них подтверждены данными видеосъемки. И эта одна из причин, из-за которых сама мысль о фиктивных инцидентах тревожит меня все больше и больше. Я имею в виду, они не могли не понимать, что мы распознаем их ложь о тех… эпизодах, тогда чье внимание они рассчитывали эти привлечь? Это должна быть третья сторона, и, я думаю, это также объясняет тот факт, что они представили данные съемки нам. Ты же знаешь, как порой видеозаписи могут обосновать любые, даже самые возмутительные обвинения, для некоторых людей.

– Под некоторыми людьми вы подразумеваете Пограничную Безопасность?

– Это – то, чего я боюсь,– признала она. – А еще больше я боюсь того, что они вряд ли пошли на это, если бы не чувствовали чьей-то поддержки у себя за спиной.

– Вы думаете, что за всем этим может стоять «Рабсила»? – спросил О'Шонесси, вспомнив одну беседу на побережье с Амброузом Чандлером, и Медуза несчастно пожала плечами.

– Я не знаю. И если все же да, то они ужасно легки на подъем. Даже подразумевая, что Новая Тоскана, как спелое сливовое яблоко, должна была сразу свалиться к ним в руки, как, черт возьми, такое возможно, развернуть все это так быстро? И где, во имя Господа, они успели набраться наглости, что попробовать что-то вроде этого после грохота, который они подняли на Монике? – она покачала головой. – То, что им следовало сделать, – это уткнуть свои головы в песок и ждать, пока ветер с Моники не переменится, а не играться с чем-либо, что может вновь вызвать шквал прямо им в лицо. И, даже если они и были слишком глупы, чтобы понимать это и рисковать всем, я по-прежнему задаюсь вопросом, возможно ли свести все концы с концами так быстро!? Это же почти триста шестьдесят пять световых лет от Мезы до Новой Тосканы. Даже для курьерского судна, это – сорокапятидневная поездка, в один конец, а ведь с убийства адмирала Вебстера прошло всего лишь три месяца. Да что уж говорить, Битва при Монике была каких-то пять месяцев назад. С трехмесячной коммуникационной петлей туда и обратно, как такое возможно?

– Если только они не обрабатывали Новую Тоскану с самого начала, миледи,– медленно произнес О'Шонесси, уйдя в себя. – Вы думаете, что Андрьё Иверно действительно все время пытался саботировать принятие Конвенции?

– Нет, – Медуза снова покачала головой, еще более решительно. – Я уверена в этом, Иверно всегда был таким же большим идиотом, каким и казался. Кроме того, мне не верится, что новотосканские олигархи стали бы работать плечом к плечу с кем-то вроде Норбрандт. Да даже и с Вестманом! Они были слишком напуганы опасностью прецедента Нордбрандт в их собственном положении.

– В то время они могли просто заигрывать, – указал О'Шонесси. – Вы правы – они бы ни за что сознательно не стали бы работать в одной связке с Норбрандт. Но что если они не знали об этом, также как не знал Вестман, тогда все переменные нашего анализа меняются.

– Я думаю, что это возможно, – Медуза плавно покачивалась в кресле, покусывая нижнюю губу и размышляя, – возможно, но маловероятно. По одной причине – я не считаю Иверно достаточно тонким – или достаточно умным – чтобы на него в этом вопросе сделали ставку самые реакционные олигархи Скопления. А ведь он не сидел на месте. Я думаю, что, если бы его реальные приказы состояли в том, чтобы саботировать Собрание, он был бы более конфронтационным с самого начала вместо того, чтобы пытаться подмазаться к процессу составления Конституции, чтобы протолкнуть свой вариант. И давай смотреть правде в глаза, его требования были гораздо более умеренными, чем у Тонкович. Если бы он действительно хотел прализовать работу Собрания, почему не пошел до конца и не выступил под ее флагом? Почему конечный, более умеренный, проект Констиуции был выдвинут им?

– Я боюсь, что вы правы, – вздохнул О'Шонесси. – Он должен бы быть намного более умным, чем является на самом деле, чтобы пытаться вести подобную тонкую игру, одновременно ратуя за Конституцию. По крайней мере, если кто-то еще не дергал за его ниточки.

– И вот ты снова вернулся к временным ограничениям, – указала Медуза. – Ты просто не можешь перемещать информацию на межзвездные расстояния достаточно быстро, чтобы это также было и практично. Кроме того, если Новая Тоскана участвовала в первоначальном плане, то почему же они столь рьяно боролись за место у кормушки? Не вызывает никаких вопросов тот факт, что большинство новотосканских олигархов хотели бы первыми со своими рисовыми чашками, когда Звездное Королевство начало вкладывать капитал в Скопление. Именно поэтому в начале они поддерживали аннексию, по крайней мере, пока они не выясняли, насколько вероятно они бы потеряли политический контроль у себя дома, если бы согласились принять условия Ее Величества.

– Тогда возможно они и в правду достаточно писали кипятком, не получив ожидаемого, раз решили попробовать переиграть все, но уже на своих условиях, – пожал плечами О'Шонесси.

– Нет, Генри прав насчет этого. Иверно может быть идиотом – а он и есть идиот – но должны же быть, по крайней мере, некоторые люди на его планете и в его правительстве с IQ выше, чем у тушеного чернослива. Уж теперь-то, если не раньше, они должны были понять, что «Рабсила» всего лишь заигрывала с ними, как ты выразился. Им следовало отказаться поддерживать тех, кто спустил с цепи Норбрандт, как мне кажется. И особенно учитывая пример Нордбрандт, способный воспламенить их бедные слои, вряд ли бы они действительно хотели убрать нас подальше. Если только они не решили, что у них есть некая мощная поддержка – мощная достаточно, чтобы спасти свои головы от праведного возмездия с нашей стороны и помочь им удержать бедные слои населения под каблуком – где-то.

– Где-то, но ближе чем Меза. Миледи, вы подумали о том же, о чем и я?

– Да, – признала Медуза, состроив гримасу. – Мейерс ближе к Новой Тоскане, чем Меза, и у Пограничной Безопасности имеется в распоряжении намного больше ресурсов, чем у «Рабсилы». И, я боюсь, у нее есть угнетающее количество опыта помощи непопулярным политическим режимам в подавлении их оппозиции. Для Новой Тосканы это могло бы стать более привлекательной альтернативой, чем пытаться урвать куски от наших капиталов. И это если не вспоминать, что Пограничная Безопасность глубоко проникла в звездные системы внутри и около Сектора, намного больше, чем «Рабсила» когда-либо будет. Все, что посол Корвизар обнаружила на Монике, предполагает, что УПБ выступало посредником в соглашении между «Рабсилой» и «Джессик Комбайн» и другими участниками, такими как Норбрандт и президент Тайлер. Я не думаю, что существует хоть одна причина, что комиссар Веррочио занимался этим полностью бескорыстно и из альтруистических побуждений. И если есть кто-то, кого, возможно, задело еще больше, чем «Рабсилу», то, как Терехов сорвал их операцию на Монике, то это – Лоркан Веррочио.

– Противная мысль, – признал О'Шонесси, задумчиво скривив губы. Но затем покачал головой. – Пусть это так, но она наталкивает на более серьезные размышления, миледи. А я вот тут подумал, а ведь жесткие временные рамки, которые вы упомянули, говоря о Мезе, можно также отнести и к Веррочио. Время в пути для курьерского судна между Мейерсом и Новой Тосканой всего лишь на одну стандартную неделю меньше, чем между Мезой и Новой Тосканой. На весь путь туда и обратно это экономит им всего-то половину стандартного месяца.

– Согласна. Но я думаю, что «Рабсила», вероятно, не начала бы снюхиваться с Новой Тосканой, пока они не убили адмирала Вебстера. Во всяком случае, не раньше. В этом случае, у них не было бы достаточно времени даже, чтобы предложить союз Новой Тоскане прежде, чем новотосканцы начали фабриковать эти «инциденты». Но если Веррочио начал действовать сразу же после того, как узнал, как рванула Моника, у них было время для двух полных двухсторонних коммуникационных обменов перед первым настоящим инцидентом в Пекуоде. Даже если предположить, что «Рабсила» начала действовать точно в то же самое время, максимум, что они способны были выжать, – это полтора коммуникационных обмена за тот же срок. В дополнение ко всему, Веррочио не нужно было тратить время на согласование с руководством УПБ, в отличие от «Рабсилы». В этой области космического пространства, он и есть УПБ.

– Я согласен с вашей логикой, – кивнул О'Шонесси. – Но, со всем должным уважением, миледи, это всего лишь домыслы. Ни у вас, ни у меня нет достаточно информации для любого вида анализа, а один из первых принципов анализа – это…

– Если начинаешь строить домыслы слишком рано, со слишком малым количеством информации, то ставишь себя в ситуацию, когда всю позднюю информацию пытаешься уместить в рамки первоначальных гипотез, – прервала Медуза, одарив его замечательной усмешкой. – Ты видишь? Я была способной ученицей, Грегор.

– Да, миледи, вы правы, – ответил он слегка подавленно.

– Мне бы сейчас очень хотелось, чтобы ты поработал с информацией, которую я получила, развив мои собственные предположения перед тем как мы начнем совещание с Хумало и Чандлером. Мне совсем не импонирует идея перекрестного мозгового штурма с ними, но я полагаю, что нам совсем не повредит, если ты предварительно поработаешь с информацией.

Он понимающе кивнул, и она взглянула на электронное табло дисплея на краю стола, показывающее дату и время.

– И, говоря о совещании с Хумало и Чандлером, мы должны закруглиться с ним за полтора часа.

* * *

– В целом, мадам губернатор, – произнес Аугустус Хумало по меньшей мере три часа спустя, – по большей части, я согласен с вами.

– Правда? – ослепительно улыбнулась Медуза. – На сей раз, Аугустус, я не столь уверена в вашей поддержке! – она покачала головой. – Я прогоняла это у себя в уме столько часто, что, боюсь, похоже, уже сама запуталась в собственных теориях!

– Да, я заметил, что вы можете слегка отвлекаться, миледи, – ответил Хумало с сердечностью, которую ни он, ни Медуза не могли бы предсказать еще несколькими стандартными месяцами ранее. – Но позвольте мне подвести итог. По существу, я думаю, что мы все согласны, что подозрения Военного Министра Крицмана о Новой Тоскане полностью подтвердились. Я думаю, что все мы также согласны, что они не пошли бы на это без некой гарантии поддержки, чтобы пресечь любое возмездие, которое мы могли бы быть обрушить на них. И это, они не стали связываться с подобным геморроем, фабрикуя эти их так называемые инциденты, если бы не планировали вынести их в качестве своих «доказательств», по крайней мере, на суд общественного мнения.

– И, я думаю, также можно также добавить, что наш спор с Республикой Хевен по довоенной корреспонденции, вероятно, также сыграл свою роль в появлении на свет этой идеи, кто бы это ни придумал, – вставила Амандина Корвизар.

Сэр Энтони Лэнгтри, Министр иностранных дел Звездного Королевства Мантикора, занял тот же самый пост и в Звездной Империи Мантикора, поскольку внешняя политика осталась одной из прерогатив имперского управления, вместо того, чтобы быть переданной, как и многие другие функции, местному самоуправлению. Корвизар уже многие годы была одним из лучших специалистов по разрешению проблем Министерства иностранных дел, что и предопределило, почему выбор пал именно на нее, когда возникла необходимость «с пылу-с жару» разгребать последствия абсолютно несанкционированного вторжения Айварса Терехова в систему Моники. Когда приказы линейным крейсерам Квентина О'Мэлли о возвращении к Терминалу Рыси достигли Моники, и она также получила свежие инструкции от Лэнгтри, который приписал ее к штату баронессы Медузы. Одно из курьерских судов О'Мэлли отклонилось от кратчайшего пути домой ровно настолько, чтобы высадить ее на Шпинделе, к радости имперского губернатора.

– Хорошая мысль, Амандина, – кивнула Медуза. – Мне она почему-то не пришла голову, хотя должна бы. Взаимные обвинения между Лэндингом и Новым Парижем аукнутся в любом споре между нами и Новой Тосканой, ведь так?

– Особенно, для солли, миледи, – согласилась Корвизар. – На сегодняшний день дипломатические воды настолько темны, что любой наблюдатель солли увидит в них ровно то, что захочет увидеть. Почему они должны предпочесть нас Новой Тоскане, тем более, что мы уже вовлечены в еще один дипломатический спор? Даже если у новотосканцев были свои причины делать записи, которые бы подтвердили бы их обвинения. Я сомневаюсь, что кто-либо особо впечатлится их «доказательствами», но это и в правду не имеет значения. И взгляните на это с точки зрения Веррочио. Если он сможет все обстряпать как надо, мы оглянуться не успеем, как внезапно окажемся вероломными угнетателями… что только, случается же такое, подкрепит подозрения солли о наших «империалистических» замашках, по сравнению с которыми злодеяния Нордбрандт окажутся соринкой. И не только это, но если он сможет при этом выставить себя рыцарем на белом коне, хотя бы в этом случае, который, в чем он и собирается убедить всю галактику, представляет собой самостийный инцидент с очевидно невинным третьим лицом, – тогда все, что мы нарыли на Монике автоматически попадет под сомнение.

– Что позволит ему реабилитировать себя в новостных таблоидах солли, – медленно кивнул О'Шонесси.

– И предоставит возможность ни с чем несравнимого удовольствия продемонстрировать бревно в нашем собственном глазу, – сморщился Хумало.

– Стоп, давайте лучше не будем лишний раз увлекаться теориями заговора, – отрезвила всех Медуза. – Как Грегор уже говорил мне сегодня, у нас пока нет достаточно информации насчет этого, чтобы подкрепить любые умозаключения.

– Ну, если доказательства – это все, чего нам не хватает, тогда, я думаю, мы должны их получит, миледи, – криво улыбнулся Амброуз Чандлер.

– Я согласна с коммандером Чандлером, – сказала Корвизар. – И в то же время, как мне кажется, мы не должны забывать, что, если кто-то и вправду пытается дергать за ниточки, управляя ситуацией, – и нами – чтобы поставить нам мат, худшая вещь, на которую это может нас толкнуть, – это попытаться нанести упреждающий удар в условиях информационного вакуума. По мне, эта одна из тех головоломок, в которых не стоит пытаться свести концы, пока в руках не окажется достаточно кусочков мозаики.

– Вы намекаете, что стоит повременить с официальным ответом на ноту Кардот? – спросил Хумало с умеренно несчастным выражением лица.

-Да, адмирал. Я не имею в виду, что мы абсолютно ничего не должны предпринимать на других фронтах – вроде попыток получить дополнительную информацию коммандеру Чандлеру. Я просто считаю, что это была бы ошибкой одарить Новую Тоскану официальным ответом под любым соусом, которым они смогут вертеть по своему усмотрению.

– Я думаю, это звучит превосходно, – согласилась Медуза. – Что подводит нас к вопросу, как мы должны построить свои действия, чтобы получить дополнительную информацию. У кого-нибудь есть предложения?

– Первое, что приходит мне на ум, – это то, что мы должны отправить кого-то старше коммандера Дентона в Пекуод, миледи, – вставил Хумало через несколько секунд. – Заметьте, я не подвергаю критике действия Дентона. По сути, я думаю, что он справился просто замечательно. Но факт в том, что он – всего лишь коммандер, а «Реприза» – всего лишь эсминец, уже порядком поварившиеся во всей этой ситуации. Это совсем не походит на ситуацию на в Сплите, когда мы послали туда «Гексапуму», – он одарил Медузу вымученной улыбкой, – потому что нам не нужно было беспокоиться о реакции системного правительства Пекуода, что означало, что, при необходимости, мы всегда можем позволить себе отправить достаточно кораблей, чтобы выполнить работу. В некоторой степени, мне очень жаль, что мы не назначили Пекуоду более высокий приоритет, когда распределяли ЛАКи, но Пекуод имеет намного меньшее право голоса, чем Нунцио или Говард, и, если уж быть честным, системе и в правду самой под силу обеспечить свои собственные таможенные инспекции, даже с закономерно увеличившемся движением в области. «Реприза» там скорее как дань имперской поддержки местных жителей, чем что-либо еще.

Медуза кивнула. Несмотря на приоритет в получении ЛАКов с целью дальнейшего развертывания в Секторе, оно могло проводиться только в такой спешке. Ограничения накладывались не только носителями ЛАКов, чтобы доставлять их местам приписки, но также и острой потребностью в кораблях снабжения после того, как они будут доставлены на место. Адмиралтейство обеспечивало переоборудование кораблей для этих целей настолько быстро, насколько только возможно, и Картель Гауптмана начал поставку первых модульных баз снабжения, предназначенных для независимого развертывания, после доставки до места назначения и сборки. Но все это все еще занимало время, а Хумало и Крицман пытались решать проблемы по мере поступления. Пекуод занимал очень солидарную позицию к Рембрандтскому Тоговому Союзу, достаточную чтобы системы-члены РТС без лишних колебаний при необходимости послали корабли собственных флотов – которые были значительно более сильными, чем относящиеся к любым других звездным системам Талботта – чтобы выручить в чрезвычайной ситуации, и это давало Пекуоду намного более низкий приоритет в соответствии с первоначальными планами развертывания.

– Да, именно это нам и следует сделать, – продолжил Хумало, – с одной стороны, приписанному офицеру необходимо будет остужать пыл Дентона, а с другой – дать понять Новой Тоскане, что мы знаем об их лжи и не намерены повзволять им выйти сухими из воды.

– Я думаю, что соглашусь с вами, – медленно произнесла Медуза. – Но, положим, мы примем это, кого вы предлагаете отправить, адмирал?

– Я думал отправить одну из «Ник» коммодора Онасис, – ответил Хумэло. – Я не думаю, что согласился бы отправить Онасис лично. Мало того, что это значило бы лишить себя ее присутствия здесь в Шпинделе, если бы что-то еще случится, но это задание – не для ее звания, как мне кажется. Мы хотим продемонстрировать свой манифест, а не плохой спектакль, как нас все это напугало.

Медуза хмуро кивнула. События прошлых семи месяцев определенно способствовали укреплению уверенности в себе Хумало. И она уже для себя решила, раз уж собиралась быть до конца честной перед самой собой, что он всегда демонстрировал лучшие инстинкты относительно политической и дипломатической стороны его обязанностей, чем она сначала готова была признать.

– Извините меня, адмирал, мадам губернатор, – вставила капитан Шоуп осторожно, и Медуза с Хумало перевели взгляд на начальника штаба адмирала.

– Да, капитан? – сказала Медуза.

– Со всем должным уважением, я не уверена, что отправка любой из «Ник» коммодора… оптимально бы соответствовала текущему моменту.

– Почему нет, Лоретта? – вопрос Хумало был прямым, не подразумевавшим отмашку, выраженную в виде вопроса, несмотря на то, что она только что публично указала, по крайней мере, на частичное несогласие с одним из предложений своего адмирала, поняла Медуза.

– По крайней мере, по двум причинам, сэром, – ответила Шоуп. –Во-первых, я думаю, отправка корабля размера «Ники» к маленькой, бедствующей звездной системе, вроде Пекуода, в качестве образцово-показательного таможенного бульдозера, мягко говоря, похожа на чрезмерную реакцию. Как-то не совсем вяжется с вашей идеей о демонстрации манифеста, не показав, что мы можем быть напуганы. И, во-вторых, на текущий момент подразделение коммодора Онасис – единственная реальная концентрированная боевая мощь в вашем непосредственном распоряжении. Я не думаю, что отправка восвояси двадцать пять процентов из нее до того, как, по крайней мере, мы узнаем новости от адмирала Золотого Пика о ее посещении Моники, будет идеальным решением.

– Гм, – Медуза царапнула кончик своего носа на мгновение, а затем кивнула. – С вами сложно не согласиться, капитан. Но если мы не собираемся отправлять линейный крейсер, что же мы отправляем?

– Ну, – сказала Шоуп, взглянув на Хумало, и, получив его одобрительный кивок, продолжила, – я склонна предложить, чтобы мы все еще дожидаемся получения первой эскадры «Роландов», миледи. Конечно, пока не пришло ни одного, и я понимаю, что графики развертывания, которые мы получили, до сих пор являются временными и подвергаются постоянному пересмотру. Но «Роланд» – крупнее большей части легких крейсеров, и я сильно сомневаюсь, что Адмиралтейство выбирает их шкиперов, просто вытаскивая имена из шляпы.

– В общем-то, не плохая идея, Лоретта, – сказал Хумало одобрительно. – Он будет достаточно крупным, чтобы продемонстрировать, как мы серьезны, но официально – «всего лишь» эсминцем. И, как вы и говорите, адмирал Кортес дотошно подойдет к отбору их капитанов. Не думаю, что нам повезет выиграть второго Терехова, но, кого бы мы ни получили, они будут одними из достойнейших.

– А отсрочка, пока мы не получим дополнительные единицы с Мантикоры, ясно покажет, что мы принимаем сознательные решения, не вдаваясь в панику, – согласилась Медуза.

– И как не упомянуть, что адмирал Золотой Пик, вероятно, оценит, раз уж мы не начали дербанить ее эскадру прежде, чем она хотя бы вернется сюда, таким образом, мы можем, по крайней мере, обсудить это с нею, – хихикнул Хумало. – И без реальной угрозы, чтобы оправдать это!

* * *

Вице-Адмирал Джессап Блэйн пытался подавить скуку, строча стандартные отчеты и документы. Конечно, было замечательно иметь собственную оперативную группу под своим командованием, а кроме того иметь на подхвате две полных эскадры подвесочных кораблей стены. И просто отлично, что линейные крейсеры Квентина О'Мэлли вернулись к нему с Моники.

А еще это было невыносимо скучно. Просто для командующего флотом оставалось не так много дел, при условии, что у него был компетентный штат (а у Блэйна он был), а он был ограничен обязанностями несения пикета, и неважно, насколько крупным или важным этот пикет был. Он просто не мог искать неприятностей на свою голову, а ведь существовало так много военных игр, симуляций и учений, который он мог придумать. Учения против фортов, защищающих Терминал Рыси, две трети из которых были полностью запущены в эксплуатацию, были бы намного более интересными, и он был впечатлен возможностями фортов. Но он должен влачить свое существование, маясь где-то рядом, наблюдая и… наблюдая, в то время как его штат и его эскадра и капитаны кораблей занимались обучением и управлением своих экипажей.

«О, да заткнись уже, Джессап! – мысленно огрызнулся он себе. – Когда ты был капитаном, то думал, что все плюшки достаются старпому. И когда был старпомом, то думал это же о начальниках отделов. И когда был начальником отдела, завидовал офицерам подразделения. Что, теперь я понимаю, верно, было не столь далеко от истины».

Его губы дернулись в усмешке при этой мысли, и он, завизировав своей электронной подписью и считав отпечаток большого пальца через блок подписи, отправил еще один захватывающий отчет о статусе переданных ему запасов ремонтных судов эмиттеров для лазерных кластеров. Похоже, вопрос, почему же именно на НЕГО свалилось такое счастье, так и останется одной из нераскрытых тайн мироздания.

«Держу пари, что адмирал Д'Орвилль вряд ли подписывался на запасы запчастей, –. Блэйну наслаждался извращенным удовольствием от этой мысли. – Должно быть, он разворошил весь свой флагман, чтобы избавиться от них. Ну, он обязан был это сделать. А теперь, мне нужно внимательнее осмотреться и найти того счастливчика, на которого я смогу вывалить…

Его мысли были прерваны аляповатым символом приоритета, высветившемся внезапно в углу его дисплея. Он смотрел на него, не мигая, в течение одного-двух ударов сердца. За все время его карьеры во флоте он никогда не видел этого особого символа, кроме как на учениях или тренировке, наконец что-то сработало на уровне подкорки мозга, и его рука подскочила, чтобы нажать клавишу приема.

– Блэйн! – он вытянулся перед появившимся у него на экране офицером связи его флагмана. Офицер выглядела нелепо молодой для своего звания старшего лейтенанта, а ее юное лицо было белым как бумага.

– Мне очень жаль, что потревожила вас, адмирал, – запинаясь выпалила она. – Мы только получили приоритетное сообщение от Адмиралтейства. Это – код Зулу, сэр!

На мгновение Блэйн ощутил дыхание холода у себя в груди. Она, должно быть, ошиблась кричал голос внутри него. Или так, или он, скорее всего, неправильно понял ее. Во флоте у кода Зулу было только одно значение – неизбежное вторжение. Но мог ли кто-нибудь, даже хевы, быть достаточно сумасшедшим, чтобы решить испытать на себе обороноспособность домашней системы Мантикоры!

– К сообщению приложена оценка вражеских сил, лейтенант?

Блэйн был изумлен тем, насколько спокойно прозвучал его голос. Конечно, отнюдь не потому, что он чувствовал себя особо спокойно! На самом деле, краешком подсознания он понимал, что это была просто ответная реакция на выражение лица лейтенанта и напряженность, клокочущую как коротящий силовой кабель под поверхностью ее голоса.

– Да, сэр, есть, сэр, – офицер связи глубоко вздохнула, и несмотря на все, Блэйна позабавила ее непроизвольная реакция на успокаивающее влияние его голоса. Но развлечение длилось не долго.

– По первоначальным оценкам Адмиралтейства – не менее трехсот кораблей стены, сэра, – произнесла она. – Начальные проекции курса указывают, что они направляются к Сфинксу на полной скорости.

Блэйн почувствовал как что-то засосало у него в животе. ТРИСТА кораблей стены? Но это… это же чистое безумие. Лишь одно Томас Тейсман всегда отказывался принимать на себя как Военный Министр Республики Хевен – это отправлять мужчин и женщин под своим командованием в самоубийственные атаки, что Комитет Общественного Спасения когда-то требовал от них.

«Но что если это – не самоубийственная атака, – мысль Блэйна ледяным ветром пронзила его насквозь. – Триста кораблей стены… вероятно, под завязку забитые подвесками… и Д'Орвилль, взявший на себя охрану Центрального Узла…»

«Господи Иисусе, – внезапно понял он. – Это может сработать в их пользу! И если так…»

– Незамедлительно, передайте сигнал всем эскадрам и командирам подразделений, – он услышал свой голос, отдающий приказ лейтенанту на своем дисплее.

– Да, сэр, – облегчение молодой женщины от необходимости выполнять что-то утешительно знакомое было очевидно. – Включаю запись, сэр, – кивнула она мгновение спустя.

– Люди, – произнес Блэйн в свой микрофон, – мы нужны дома. Действуем по Плану незамедлительного возвращения домой. Поднимайте импеллерные клинья, выдвигаемся через тридцать минут. Блэйн, конец связи.

Лейтенант проверила запись, а затем оглянулась на него.

– Все записалось, сэр, – подтвердила она.

– И приложите полный текст сообщения Адмиралтейства, – добавил он.

– Да, сэр!

– И отправляйте, лейтенант, отправляйте наконец.

Блэйн вырубил связь только для того, чтобы начать отбивать код вызова начальника штаба с пометкой чрезвычайной важности, похоже, его предыдущие мечты об учениях быстро улетали за горизонт. Что ж, по крайней мере, они смогут осуществить План незамедлительного возвращения домой, приказ, разработанный на случай чрезвычайной ситуации. Вряд ли кто-нибудь ожидал, что он действительно понадобится.

Как папа всегда говорил, ты никогда не поймешь важность чего-либо… пока тебя не припрет. Забавно. А я-то считал его чрезмерно пессимистичным.

– Да, сэр? – его начальник штаба появился на дисплее в футболке, вытирая пот с лица полотенцем для рук. Позади него Блэйн видел замершую баскетбольную игру.

– Я боюсь, твоя игра только что закончилась, Джек, – сказал ему Блэйн. – Кажется, у нас появилась небольшая проблемка.

ГЛАВА 32

– Ну, что ж, очень неплохая работа по считыванию контактов, Петтигрю, – произнесла лейтенант Абигайль Хернс. – Но нам нужно быть немного быстрее при обновлении идентификационных номеров противника.

– Как вам угодно, миледи, – техник по датчикам первого класса Исайя Петтигрю ответил почти кротко, и Абигайль приложила все усилия, чтобы не заскрипеть зубами.

Длинный, протяжный акцент техника был столь же мягок, и такими же небольшими переливами, как и ее собственный. С одной стороны, слышать его было глубоко успокаивающим напоминанием того, кем она была, особенно проведя так много времени вдали от дома. Тем не менее, с другой стороны больше всего ей хотелось придушить Петтигрю – и десяток-другой грейсонцев из экипажа КЕВ «Тристам»– голыми руками.

«Но это не его вина, – сказала она… в который раз. – Он ведь с Грейсона. И не может забыть, что папа – Землевладелец Оуэнс, что делает меня миз Оуэнс, не просто лейтенантом Хернсом. Думаю именно поэтому, что он не помнит слова «мэм», когда обращается ко мне. Дико раздражает. Конечно, можно и с этим жить, если он только прекратит стараться похожим рыцаря, который хочет опуститься на одном колено и поцеловать мою руку всякий раз, когда я говорю с ним!»

В свое время, в свой первый день во флоте, из всех проблем, с которыми она предполагала столкнуться, эта просто не пришла к ней на ум, в ведь следовало! Она была слишком зациклена на предрассудках Грейсона, направленных против службы его жен и дочерей в вооруженных силах, слишком волновалась по поводу того, будут ли мужчины Грейсона готовы принять отдающую приказы женщину Грейсона так же, как они приняли Землевладельца Харрингтон и другим «пришелиц» из КФМ. Она готовила себя к тому, чтобы иметь дело с подчиненными, которым трудно будет смириться, что правильная девочка с Грейсона может стать «настоящим офицером», но она никогда не задумывалась, как будут реагировать более традиционные мужчины Грейсона, чьи нормы социального и религиозного поведения были запрограммированы практически на уровне генетического кода воспитавшим их обществом.

Петтигрю был продуктом ОЧЕНЬ традиционного Грейсонcкого воспитания. Он просто не мог позабыть о дани уважения к дочери Землевладельца, что могло стать настоящей проблемой для Абигайль, учитывая, что она была самой младшей из начальников отделов «Тристрама». Ей хватало и того, что она была единственным членом экипажа, за кем был закреплен ее собственный телохранитель, как того требовал закон Грейсона. Матео Гутиэррес, ее здоровый личный телохранитель, также был незаметен в маленьком экипаже «Тристрама», как и когда-то на «Гексапуме», но все знали, что он всегда где-то рядом, и она подозревала, что некоторые из ее мантикорских товарищей считали его присутствие одной из замашек неоварваров. А еще выдумкой, которая была обязана раздуть ее и без того непомерное самомнение. Ей абсолютно не было нужды интересоваться мнением других, более старших лейтенантов, чтобы понимать, что грейсонские члены экипажа относились к ней с большим уважением и повиновением, чем к кому-либо еще. Ни то что бы Абигайль это очень нравилось. Из своего опыта службы в Королевском Флоте Мантикоры ей больше всего нравилось то, что, насколько большинство монти было заинтересовано, чтобы она и дальше оставалась просто лейтенантом Хернс. Ни один не тратил уйму своего времени, льстя ей или вставая на задние лапки.

Но больше беспокоило ее не это, а очевидный конфликт между флотской дисциплиной и выучкой Петтигрю, с одной стороны, и укоренившейся верой Грейсона, что женщины должны были быть защищены любой ценой. И не только от физических опасностей вселенной. О, нет. Еще они должны были быть защищены от всего, что могло бы оскорбить их тонкую чувствительность! Петтигрю усвоил это понятие с молоком матери, и всей своей сущностью демонстрировал это.

«Абигайль, ты пробыла на борту судна всего шесть дней, – напомнила она себе. – Может пока немного рано позволять твоему градусу расстройства повышаться столь высоко, ты так не считаешь? Кроме того, по крайней мере тридцать процентов экипажа корабля – грейсонцы.»

– Я не говорю, что ты не был превосходен во всем, что делаешь, Петтигрю, – сказала она вслух. – Я просто имею в виду, что мы должны обрабатывать данные немного быстрее, по крайней мере, что касается положительной идентификации класса.

– Да, миледи. Я понимаю.

Абигайль прикусила свой язык прежде, чем напомнить ему – снова, – что она уже говорила ему и всем другим грейсонцам в ее отделе, что она – офицер флота, и именно так к ней и следует обращаться, а не как к грейсонской принцессе.

«Мне действительно нужно сделать ему снова замечание, но не сейчас», – подумала она.

Тактический тренажер был полностью укомплектован, и только трое из людей в нем, кроме самой Абигайль, были грейсонцы. До сих пор большая часть ее мантикорского персонала, казалось, легко принимала «особенности» грейсонских членов экипажа. Обстоятельство, что у Мантикоры была своя собственная аристократия, вероятно, помогало, хотя даже теперь не все Мантикорцы готовы были принимать всерьез грейсонские титулы. Но Абигайль решила еще в начале, что не будет практиковать различный подход к мантикорцам и грейсонцам. Она успела насмотреться на то, как разрешение кликам формироваться на борту военного корабля, в конце-концов, влияет на слаженность работы всей команды. Ее отдел состоял из людей, которые все были членами одного экипажа, и никаких «нас» и «их», мантикорцев и грейсонцев. В то же самое время, она не хотела кошмарить Петтигрю. С одной стороны, и это ее очень раздражало, он не давал для этого ни малейшего повода. А, с другой стороны, сделав это, она лишь привлечет внимание к той скользкой дорожке, которую она так стремилась стереть.

– Хорошо, – сказала она вместо этого, ее спокойный тон не отражал ни одну из ее внутренних мыслей, когда повернулась к ракетному технику 1 класса Наоми Канеширо, следующий пункт ее критического анализа симуляции младший лейтенант Глэдис Молино, самый младший тактический офицер «Тристрама», только что внесла, пока Абигайль вела разбор полетов. – Канеширо, когда Пугало Два оторвался от эскорта и лейтенант Молино назначила его основной целью «Тристрама», ваша секция немного помедлила отметить его правильно.

Несмотря на ее высокий уровень и почти непрерывную цепочку «Хорошо» и «Отлично» от ее преподавателей, Канеширо была очень молода, еще моложе, чем Хелен Зилвицкая. На борт «Тристама» она попала всего через три недели после школы, где ей был присвоен первый класс. Она держалась хорошо под бременем того же имени, что и ее командир (перед которой, знала Абигайль, она ходила по струнке всю первую неделю, или около того), но для Абигайль было очевидно, что Канеширо принадлежала к той породе людей, которые принимали ошибки как личные оскорбления, а не проблемы, и она видела, что ракетный техник колеблется на грани оспаривания ее критики. Абигайль подождала секунду или две, чтобы посмотреть, перетечет ли задетое больное самолюбие женщины в прямое обсуждение комментариев вышестоящего офицера, но Канеширо предпочла проглотить обиду.

– Я понимаю, что у вас были проблемы с компьютером, – Абигайль продолжила спокойно, когда Канеширо прикусила язык. – По сути, есть несколько причин, почему я указываю на это столь определенно. Я знаю, что данные проблемы были изначально запрограммированы, и поэтому внимательно наблюдала, как мы с ними справимся. Вы среагировали быстро и хорошо, когда все-таки поняли, что нужно пометить цель вручную, но это заняло у вас больше времени, чем должно было. Дольше чем мы могли бы себе позволить в реальной боевой ситуации. Вы должны быть лучше подготовлены к возможности отказа оборудования. Все мы. Это – одна из целей, которую преследовала эта симуляция. И причина, по которой на этом было заострено внимание, состоит в том, что все мы учимся большему на наших ошибках, чем на успехах. Только между нами, я предпочла бы познавать подобные вещи на тренежере, а не в реальности, когда ракеты летят на нас.

– Да, мэм, – признание Канеширо получилось немного вымученным, но уже без оттенка личной обиды, который Абигайль вначале заметила.

– Хорошо, – Абигайль вычеркнула этот вопрос в своем планшете и перешла к следующему. – Все это в порядке общего изучения. Я понимаю, что мы вместе не так давно и все еще находимся в процессе притирки, как отдел, так и корабль. К сожалению, время на дорогу до Шпинделя – это все время, что у нас есть прежде, чем нас, вероятно, отправят для развертывания где-нибудь в Секторе. Нам остается не так много, чтобы деликатно обойти все острые углы. Я обсудила это с капитаном Каплан, а она обсудила это с коммодором Чаттерджи, и, как результат, у нас намечается небольшое соревнование.

Она улыбнулась немного, когда ощутила отголоски того, что, возможно, было испугом, или даже предчувствием.

– Начиная с послезавтра, – продолжила она, – мы начнем соревнование 'Лучшего стрелка' эскадры. Коммодор Чаттерджи и коммандер ДэМойн будут придумывать проблемы и назначить задачи. Первый этап будет прямым противостоянием только между только тактическими отделами судов, а разрешать мы его будем в режиме онлайн в прямой – тренажер на тренажер – схватке. Но… – она улыбнулась снова, намного более тонко, – как только мы пройдем первый отбор и выберем лучшее судно от каждого подразделения, то повторим все снова, но уже в режиме реального времени, все против всех, и без всяких тренажеров. Будет задействован каждый отдел на судне, не только люди, вроде нас, но и другие, которые будут смотреть на нас, возлагать надежды. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то думал, что я давлю на вас, но особо отмечу, что, если мы не сделаем нашу работу правильно и, по крайней мере, не пройдем первый отбор, я буду очень… недовольна. И, поверьте мне, вам это очень не понравится.

* * *

– Иисусе, – в тишине прорычал голос лейтенанта Ванды О'Рейли, когда она склонилась над столом к лейтенанту Винченцо Фонзарелли в караульной «Тристрама». – И чья эта траханная идея была?

Фонзарелли, главный инженер «Тристрама», не спеша, потягивал пиво из своей кружки, задумчиво рассматривая О'Рейли. Как и остальная часть экипажа эсминца, ее офицеры раскололись на мантикорцев и грейсонцев. Но, в отличие от остальной части экипажа «Тристрама», они были расколоты примерно равномерно, и О'Рейли относилась к тем мантикорцам, которых, казалось, это особо задевало.

«А одна из этих грейсонцев в особенности, – подумал Фонзарелли. – Идиотка».

– Фактически, – мягко произнес инженер, опуская кружку, – Я полагаю, что это шкипер выдвинула предложение проведения всеэскадрого соревнования «победитель получает все». Оригинальная идея же о проведении учений в режиме все против всех пришла от лейтенанта Хернс, я думаю.

– Ну, это-то и настораживает! – фыркнула О'Рейли.

– И что это значит? – также спокойно спросил Фонзарелли.

– Ну, ты понял меня, – бросила О'Рейли, помахав рукой в воздухе, и – как отметил Фонзарелли – осторожно опустила ее.

– Нет, ничуть, – возразил инженер.

О'Рейли посмотрела на него, сузив глаза, а затем улыбнулась и лишь пожала плечами.

– О, я предполагаю, что какой-то смысл в этом есть. Правда, было бы намного больше толка, если бы у нас было две или три стандартные недели, чтобы как следует встряхнуть наших людей, – она покачала головой. – Я имею в виду, это – прекрасная идея, в теории. Но что это может доказать на столь раннем этапе? Что, никому не приходило в голову, что у этой эскадры пока не было времени для должных тренировок, теперь еще и это?

– Я думаю, что нет. С другой стороны, я не думаю, что кучка пиратов – или, еще хуже, подразделение солли, скажем так – захотят проверить, было ли у нас время притереться друг к другу, прежде чем начнут стрелять.

– Разумеется, нет, – вспыхнула О'Рейли. – Я только сказала, что думаю, что это была хорошая идея. Вряд ли нам светит подобная «удача» – наткнуться на кого-нибудь, кто захочет проверить на нас точность своих ракет – пока мы не доберемся до Шпинделя, Винченцо, а это – еще девять дней. Я просто говорю, что считаю, что имело бы смысл подождать еще несколько дней или даже до конца следующей недели прежде, чем планировать что-то вроде этого.

– Тогда возможно тебе следует обратить на это внимание шкипера, – предложил Фонзарелли.

– Ха! Призрачный шанс, который МОГ БЫ принести пользу!

– В смысле? – голос Фонзарелли стал значительно более резким, чем был, хотя и не превысил обычного разговорного тона… пока. Лицо О'Рейли покраснело, и ее губы сжались вместе, но инженер настойчиво выдержал ее взгляд.

– Я – офицер связи, не тактический офицер, – наконец покачала головой О'Рейли. – И я не знаю шкипера достаточно долго, в отличие от Хернс. Естественно, ее идеи будут иметь больший вес, чем мои, в этом вопросе.

– Понимаю.

Фонзарелли расслабился, рассматривая офицера связи еще более задумчиво. А затем поднял взгляд.

– Не бери в голову лейтенанта Хернс, хорошо, Ванда? – спросил он через секунду.

– По поводу чего? – О'Рейли лишь пожала плечами. – Я же ее едва знаю!

– Я только что подумал именно об этом, – согласился Фонзарелли. – Но ты так и не ответила на мой вопрос. Позволь, я его перефразирую более ясно. В чем твоя проблема с Хернс, Ванда?

Голос инженера прозвучал очень грубо, и О'Рейли воззрилась с негодованием на него. К сожалению, для офицера связи, несмотря на то, что они оба были старшими лейтенантами, выслуга Фонзарелли была почти на один стандартный год больше. Это не оставляло достаточно пространства для маневра перед прямым вопросом.

– Ну, не нравится мне она, – выдавила она наконец. – А еще я не думаю, что она действительно подходит на должность тактического офицера.

– Понимаю, – Фонзарелли слегка улыбнулся. Это не было очень уж приятным выражением. – Давай все снова повторим. Ты знаешь ее меньше одной недели, и но уже решила, что тебе она не нравится. И на основе столь же долгого знакомства, ты также решила, что она не квалифицирована как тактический офицер корабля. Мне внушают страх ясность и немыслимая скорость, с которой твой экстраординарный интеллект пришел к эти выводам.

Лицо О'Райли покраснело еще сильнее, чем прежде. Учитывая ее светлую кожу, это также было крайне очевидно, и она знала это. Что только злило ее еще больше, предположил Фонзарелли.

– Слушай, – огрызнулась офицер связи, – я никогда не била себя в грудь, что знаю ее очень хорошо. Ты спросил, в чем моя проблема с ней, – я тебе ответила. Этого, что, мало!?

– На самом деле, достаточно, – согласился Фонзарелли. – Но еще ты высказывалась, что думаешь, что она недостаточно квалифицирована для ее должности. А это – уже слишком серьезное обвинение, чтобы бросаться им в адрес старшего тактического офицера корабля.

– Пусть и так. Не в первый раз, когда чьи-то семья или связи помогают кому-то взобраться на вершину быстрее, чем он, или она, того заслуживает, и ты сам прекрасно это понимаешь. Господи, Винченцо! Не притворяйся, что никогда не служил вместе – или под командованием – с отборным идиотом, чье единственное достоинство для занимания своей должности, – то, что он приходится кому-то кузеном!

– Так ты думаешь, что Хернс не добилась бы своего положения, если бы не была дочкой Землевладельца?

– Ну, кто я такая, чтобы думать? Ради Бога, она всего лишь три сраных стандартных года как окончила Академию! А еще год назад она была младшим лейтенантом, пока ее последний шкипер не назначил исполняющим обязанности старшего лейтенанта. И когда они вернулись из Талботта, Адмиралтейство утвердило ее производство меньше чем за три дня, чтобы потом, вуаля, она вдруг оказалась старшим тактическим офицером крейсера класса «Роланд»!

Она покачала головой, как будто хотела сплюнуть от отвращения.

– Вот скажи, Винченцо. Ты правда думаешь, что все сложилось точно так же, если бы она не была дочерью Землевладельца и одной из любимчиков Саламандры на Саганами?

Фонзарелли снова отхлебнул пива из кружки, чтобы выиграть немного времени перед ответом. Он знал, что О'Рейли на дух не переносила Хернс, но только теперь он осознал всю глубину этого негодования.

В некоторой степени, инженер мог понять чувства О'Рейли намного лучше, чем ему действительно бы хотелось. Как О'Рейли только что указала, всего каких-то три года назад Абигайль Хернс была всего лишь зеленой, подающей надежды выпускницей. Винченцо Фонзарелли тогда уже был младшим лейтенантом, готовящимся получить заслуженное повышение до старшего… а он сам только за четыре года до этого окончил Академию. Безусловно, тогда немного другое время – активно проводимая Яначеком политика сокращения Флота, столь пагубно аукнувшаяся во время хевенской операции «Удар молнии», существенно замедлила все повышения по службе. Общее замедление особо бросалось в глаза в сравнении со скоростью, с которой раздавались звания во время Первой Войны с Хевеном. Всеобщее расширение Флота и «счастливая» возможность примерить на себя портки мертвецов были у всех на устах, пока шли бои, и поэтому проводимая в мирное время политика решительных сокращений Флота Правительством Высокого Хребта стала неприятным удивлением для всех.

О'Рейли оставила позади Остров Саганами на шесть стандартных месяцев позже Фонзарелли, чтобы как раз в аккурат ощутить на себе все прелести этого периода и провести в энсинах намного больше времени, чем он сам. С другой стороны, звание младшего лейтенанта она проскочила значительно быстрее, посколько сейчас нужда в офицерах была намного острее, чем во время Первой Войны с Хевеном. Однако, не было смысла отрицать, что послужной список Абигайль Хернс имел все шансы установить небывалый рекорд по поощрениям.

– Ладно, Ванда, позволь, я тебе верну твой же вопрос, – наконец сказал Фонзарелли, вновь отхлебнув из кружки. – Ты действительно считаешь, что та, кто, имея под своим командованием всего два взвода морпехов на какой-то захолустной планетке, без всякой внешней поддержки, находясь в своем салажьем рейсе, водила за нос пятьсот пиратов практически целый день, уложив порядка двухсот из них и потеряв всего десять морпехов, а в следующий раз, уже в качестве исполняющей обязанности тактического офицера наскоро сбитой эскадры, умудрилась разнести в галактическую пыль три линейных крейсера солли, не будет повышена, даже если бы ее отец был сантехником?

Ноздри О'Рейли раздулись, но она молчала, и Фонзарелли покачал головой.

– Ты только что треклято далеко зашла в своих догадках о коммодоре Терехове и капитане Каплан, обвинив их в фаворитизме, – сказал он. – В следующий раз, подумай сначала десять раз, прежде чем бросаться подобными вещами. А сейчас ты, наверное, думаешь, кто еще может разделять твое мнение. Я плохо знаю шкипера – во всяком случае, пока. У меня было не так много времени узнать ее… не больше, чем у тебя. Но то, что я вижу в ней, и то, что я видел – и слышал о коммодоре Терехове, говорит мне, что… вряд ли они они из тех, кто позволяет себе лелеять любимчиков. И если ты хочешь распускать досужие слухи, подумай сама, то первой будешь молить, чтобы они и оказались слухами, когда Хернс поймет, кто их распространяет. Можешь мне поверить, в любом случае, вряд ли это понизит шансы Хернс на заслуженное повышение, будь она хоть трижды дочерью главы государства. Как и хорошее отношение со стороны Герцогини Харрингтон. Но Саламандра не из тех женщин, которые позволяют личным пристрастиям подменять собой здравый смысл. Я премного наслышан про это и уверен в этом, даже если до конца не могу быть уверенным во всем, что касается коммодора и шкипера.

– Пусть так, – упрямо кивнула О'Рейли упрямо. – Я тоже могу подтвердить, что у Харрингтон – репутация той, кто не станет пестовать фаворитов. Но по-прежнему утверждаю, что Хернс не была бы там, где она сегодня, если бы ее фамилией была Смит.

– Или, возможно, О'Рейли? – мягко спросил Фонзарелли.

– Возможно, – взгляд О'Рейли мог расплавить камни. – И я не буду единственной, кто считает так.

– Ну, позволь мне предположить, ты решила, что лучше заниматься подстрекательством, позволяя другим поливать ее грязью, – Фонзарелли оглядел ее и покачал головой. – Последнее, в чем нуждается любой корабль – так это офицер, подрывающий авторитет другого офицера. Я верю, что, покопавшись, ты найдешь в регламентах осуждение подобного поведения. И я также верю, что очень скоро сможешь ощутить ботинок старпома на своей заднице и будешь неделю (ну, или около того) грызть локти.

Глаза О'Рейли сузились, и Фонзарелли вновь покачал головой.

– У меня нет ни малейшего желания бежать к коммандеру Таллману, чтобы жаловаться об этом, Ванда. И, судя по тому, что я понял о Хернс, вряд ли и она так поступит, когда это достигнет ее ушей. А это все же случится, если ты продолжишь и дальше гнуть свою линию, и мы оба это прекрасно знаем. Я имею в виду, это – единственная причина, по которой ты сейчас распиналась предо мной вместо того, чтобы обсудить ее непосредственно с ней самой, не так ли? Чтобы убедиться, что тебя поддержат?

Его губа слегка скривилась, и О'Рейли сердито сжала зубы. Фонзарелли сделал вид, что не заметил ее реакцию – да это его не особенно и волновало, – и он продолжил.

– Я бы сказал, что Хернс – тот тип личности, которая сама сражается в собственных битвах, и я думаю, что она вряд ли захочет побежать к коммандеру Таллману, чтобы заставить большого, гадкого лейтенанта монти не обижать ее и прекратить говорить все те противные вещи. Вряд ли тебе понравится, когда она решит разобраться с тобой сама. И, есть еще одна вещь, вряд ли та пресловутая предвзятость, о которой ты столько распиналась, скажется хоть на йоту, если старпом все же узнает все сам. Поверь мне. Или нет, – инженер пожал плечами, поскольку О'Рейли сидела на корточках, обхватив колени руками. – Я и ломанной монетки не поставлю на тебя в этом деле. Но я думаю, что на тебе и так не останется живого места после общения со шкипером и старпомом.

* * *

– Так, что вы думаете об Абигайль теперь? – бодро спросила Наоми Каплан, потягивая послеобеденный кофе, когда старший стюард Бринкман убрал блюда.

– А-аа, прошу прощения? – бесхитростно спросил капитан-лейтенант Алвин Таллман, подняв брови в безмолвном вопросе, и Каплан хихикнула. В ее движениях все еще оставалась некая скованность, но Бассингфорд провел отличную работу по сплачиванию команды, впрочем, как и всегда. И все же было что-то удивительно кошачье в шкипере, думал Таллман. И дело даже не в том, как она двигалась, даже несмотря на какую-то скованность. В ней также был тот вид почти приветливой смертоносной грации, ожидающей любого, кто будет достаточно глуп, чтобы нарушить границу ее территории, и мурлычущей грани чувственности, подумал он, и пожалел – снова – что Военный кодекс запрещал любые виды романтических отношений между офицерами одной цепочки командования.

«Или, возможно, не стоит так уж об этом жалеть, – подумал он. – Она, вероятно, уничтожила бы меня и разложила… конечно, в самом хорошем, самом приятном смысле. Так или иначе я не думаю, что был бы в состоянии не отставать от нее достаточно долго, чтобы умудряться совмещать приятное с полезным. И, Бог знает, есть треклято верные причины, по которым Регламент осуждает того – или ту – кто спит со своим старпомом! Пока еще..».

– О, только не прикидывайтесь невинной овечкой, – пожурила Каплан пальчиком. – Вы прекрасно поняли, о чем я.

– Да, мэм. Я полагаю, что да, – признал он, вырвавшись из раздумий, и сделал глоток из своей кофейной чашки, затем поставил чашку на стол и пожал плечами.

– У меня никогда не было каких сомнений относительно ее способностей, мэм, – сказал он. – Очевидно, я не знаю ее, так же хорошо, как вы, но, судя по ее личному делу, она явно не из тех, кто начинает паниковать и бегать кругами, когда дерьмо все же случается. И, я должен согласиться с вами, какой бы юной она не была, у нее столько же, если не больше, опыта с «Марк-16», как и любого другого офицера здесь. Но, если не лукавить, я действительно лелеял несколько сомнений относительно ее возраста. Она настолько треклято молода, что мне кажется, что вот-вот услышу скрип ее униформы, когда она проходит мимо. И, давайте смотреть правде в глаза, «умеющий разгребать дерьмо» совсем не обязательно эквивалентен образцовому офицеру. Я полагаю, что часть меня только что задалась вопросом, мог ли человек ее возраста получить достаточно опыта по административной и тренировочной части, чтобы управлять всем тактическим отделом.

– И тот вопрос все еще беспокоит вас? – прищурилась Каплан.

– Нет, мэм. Правда – нет, – Таллман покачал головой. – Признаю, я очень внимательно присматривался к ее административным навыкам и навыкам управления персоналом, наверное, больше, чем к кому-либо на борту. До сих пор, в бумажной работе она не пропустила и скрепки. И мои шпионы сообщают мне, что она уже знает каждого члена своего отдела по имени, как и мир, где он родился, его родной город, женился ли он – или находится в романтических отношениях – и даже какие его любимые спортивные команды.

– Судя по всему, вы поставили ей проходной балл по этим дисциплинам?

– И глазом не моргнув, – согласился Таллман.

– А что касается обучения и учений ее отдела?

– Честно говоря, я более впечатлен именно этим, чем ее способностью управляться с документами. О, не поймите меня превратно. У нас слишком много острых краев – не только в тактическом, но и в каждом отделе! – что я даже не знаю, с чего начать считать. Слаживание экипажа судна так быстро – это немного не то, вербовщик обещал мне, когда я позволил себе поддаться на его уговоры и попал на Остров Саганами целую вечность назад, мэм! Но в целом, я думаю, что у нас получается работать в связке, и Абигайль действительно переживает за свои проблемные участки. А эта ее идея – организовать соревнование между судами – не больше – не меньше кладезь для любого тактического офицера эскадры.

– Таким образом, у вас нет никаких серьезных проблем с ней?

– Мэм, если бы у меня были серьезные проблемы с ней, вы бы первая о них узнали, – покачал он головой.

– Хорошо.

Облегчение Каплан было очевидно, и Таллман приподнял одну бровь.

– Наличие вас на ее стороне сбрасывает с меня определенный груз, – объяснила она. – Поскольку тот факт, что все, что я говорила об уровне ее квалификации, – абсолютная правда, то также правдой и является то, что, если бы мне хотелось лелеять любимчков, то я бы более жестко проталкивала ее. Вообще, в некотором смысле, тут за мной есть грешок, и я знаю это.

– Да, так и есть, согласился Таллман. – С другой стороны, в вашей компании не одиноко. Позвольте мне предположить… коммодор Терехов, Герцогиня Харрингтон, адмирал Кортес…

– И не забывайте гранд-адмирала Мэтьюса, – напомнила ему Каплан со шкодливой улыбкой. – Я имею в виду, раз уж мы решили вспомнить всех ее покровителей.

– О, поверьте мне мэм, не забыл.

– Хорошо. Но, – она откинулась назад на своем кресле, – поправьте меня, если я не права, могу ли я стать свидетельницей ропота со стороны офицеров ее ранга?

– Ни в каком виде по общей шкале, – ответил ей Таллман. – Конечно, есть некоторые люди, которых исправно душит жаба, но, честно говоря, ни у одного из них не было ни малейшего шанса для занятия вакантной должности тактического офицера, даже если бы Абигайль никогда не была назначена на нее. Я не волновался бы об этом слишком много, мэм. У нас есть несколько более холодных голов, внимательно следящих за подобными эскападами, да и она сама, оказывается, треклято хороша в разруливании подобных проблем. Я думаю, что это, вероятно, сказывается воспитание дочери Землевладельца. Ей должны были прививать основные навыки управления людьми уже с ранних лет. А если все остальное терпит неудачу – у вас всегда под рукой запатентованный специальный молоток старпома за пять долларов. Не то, чтобы я считал, что он вам скоро понадобится.

– Скрестим пальцы на счастье, – кивнула Каплан. А затем дала себе небольшой пинок под зад.

– Ну, так как вы обратили мое внимание на ту маленькую проблемку, давайте перейдем к следующей в списке,?– предложила она.?– Я обдумала то, что Фонзарелли говорил о передних импеллерных двигателях, и я думаю, что к его мнению стоит прислушаться. Учитывая то, насколько затруднен туда доступ из-за погонного вооружения и пусковых установок, быстрое занятие боевых постов может обернуться тем еще геморроем, большим, чем Бюро Кораблестроения готово позволить. Мы должны рассмотреть несколько вариантов потоков, если хотим избежать появления узкого места, когда мы можем меньше всего сможем это позволить. Я вымучила несколько цифр из общей схемы корабля, и я думаю, если мы сместим маршруты команд для Постов Защиты Два и Четыре на палубу выше, а для Постов Защиты Один и Три?– ниже на одну палубу, нам следует…

ГЛАВА 33

Альбрехт Детвейлер окинул взглядом дворцовый конференц-зал направляясь к кафедре со спокойным выражением лица. Конференц-зал был не слишком велик, однако обставлен роскошной мебелью и оснащен самым современным коммуникационным и информационным оборудованием. Кроме того, он, погребенный под почти двухсотметровым слоем земли и керамобетона, был непроницаем для любой известной системы слежения, что было немаловажно в такой день. И хотя максимальная вместимость зала была под тысячу мест, в этот полдень в комфортабельных креслах разместилось не более восьми сотен человек. Этого было более, чем достаточно, и его кровь бурлила от предвкушения, когда он смотрел на этих людей.

Они были головой и сердцем всего Согласия Мезы. Несколько человек отсутствовало, в том числе его сыновья Франклин и Жерве. Ему не хватало Франклина и Жерве сильнее, чем остальных, но их отсутствие не было критически важным. Франклин отвечал за политические стратегии проникновения Согласия, что означало, что большая часть его внимания была обращена к Солнечной Лиге, и вопрос солли пока отступал на второй план. С другой стороны, Жерве блестяще выполнял возложенные на него обязанности Министра иностранных дел Согласия, играя роль связующего звена с внесистемными союзниками, что придавало его отсутствию большую значимость, чем Франклина. Однако, все те союзники уже уяснили свои роли в полном плане, даже если и не всегда могли понять всего размаха композиции или какова его истинная развязка, но все они знали, уже многие десятилетия, что, когда настанет срок, может статься, совсем не останется времени, чтобы предупредить всех заранее.

«Хотя я сильно сомневаюсь, что вряд ли кто из них ожидал, насколько мало времени у них останется,» – подумал он саркастически.

Он заметил шорох удивления, пробежавший по аудитории, когда он вышел на сцену, по очень весомой причине – сегодня был первый раз, когда он выступил из теней. Само существование, его и его генотипа, было слишком уж большой тайной за семью печатями, чтобы он мог открыто выступать от своего имени, что, признавал он, всегда дико раздражало его. О, он мог показываться на людях, но всегда анонимно, без какой-либо деятельности или подсказки, которая могла навести врагов Согласия на мысль о его существовании, и даже тогда – только после самого строгих (если не сказать больше – незримых) мер безопасности, предпринятых заранее. Вот почему большинство людей, сидящих здесь, фактически никогда не встречалось с ним… хотя он и имел опыт общения с некоторыми из них под прикрытием тщательно выстроенных личин, особенно когда личная оценка казалась необходимой. Действительно, для очень многих из этих людей, само его существование – как и его сыновей – всегда было немногим более, чем слухом, к которому они относились со здоровым скептицизмом, пока не получили чрезвычайный вызов на эту встречу, и даже те их них, кто получил сообщения или ком-вызовы от него, никогда не видели его истинного лица, как и не слышали настоящего голоса. Но теперь они признали его, и казалось, воздух наэлектризовался от взволнованного перешептывания.

Он остановился позади кафедры, окинув взглядом их лица, и откашлялся. Фоновый гул удивленного бормотания в мгновение обернулся тишиной.

– Давайте на сегодня обойдемся без излишних прелюдий, – произнес он, его усиленный голос раскатился по залу, пока все его сыновья, из тех кто находился на Мезе, заняли места на сцене позади него. – Тот факт, что я говорю со всеми вами одновременно – и непосредственно – уже сам по себе говорит за себя – грядет что-то очень важное.Вообще-то, что-то очень важное уже почти произошло.

Тишина стала всепоглощающей, и он сделал жест Колину присоединиться к нему на кафедре. Рядом друг с другом их физическая схожесть была практически сверхъестественной, несмотря на разницу в возрасте, и Альбрехт отступил на полшага назад, уступая место молодому человеку.

– Шесть дней назад, – начал Колин без преамбулы, – Республика Хевен напала на домашнюю систему Мантикоры.

Шелест удивления, почти столь же большого, как вызванного присутствием Альбрехта, промчался по залу, прерываясь отдельными восклицаниями, и Альбрехт мрачно улыбнулся. Их реакция не удивила его ни на йоту, потому что столетиями никто не нападал на домашнюю звездную систему одного из главных столпов межзвездной военной мощи, а именно – никогда.

– Службы Хевена сработали очень тихо, и у нас не было абсолютно никакого предупреждения, что может произойти, – продолжил Колин. – Как бы то ни было, благодаря межполосному двигателю и переходу Беовульфа, мы получили, по крайней мере, первоначальные оценки результатов нападения. Я не лучший выбор для обсуждения военной значимости этих результатов, таким образом, я собираюсь предоставить слово Бенджамину. Я готов ответить на любые вопросы касательно деятельности разведслужб после главного брифинга, когда мы разобьемся на первоначальные оперативные группы.

Он отступил с кафедры, и Бенджамин Девейлер занял его место.

– Как Колин только что обозначил, на сегодня наши оценки того, что произошло, очень предварительны. У нас нет достаточного проникновения в вооруженные силы Мантикоры, но битва разыгралась внутри гиперпредела системы, прямо под носом у мантикорских СМИ. По оценке Колина, с которой я соглашусь, все сообщения наших агентов на Мантикоре, которые они почерпнули из масс-медиа, достаточно точны, даже несмотря на некоторую возможность преувеличения.

– Принимая во внимание это преувеличение и округлив сообщаемые потери вниз до двадцати процентов, мы склоняемся к тому, что весь Мантикорский Флот Метрополии был уничтожен.

Резкий звук, как общий вздох, пролетел по аудиенц-залу. Бенджамин не показал виду, что заметил это и продолжил далее, таким же спокойным тоном.

– Также их Третий Флот оказался практически полностью уничтожен. Первоначальные оценки указывают, что, несмотря на то, что горстка его боевых единиц выстояла, ни одна из них не способна к бою на сегодняшний день, а многие из них вообще не подлежат восстановлению.

– Что до Хевена, по наилучшим оценкам они бросили в атаку от четырехсот до пятисот кораблей стены. Как ни крути, это означает, что они использовали, по крайней мере, девяносто процентов своих полностью укомплектованных и тренированных кораблей стены. Согласно лучшим данным, что мы смогли получить не более двадцати или тридцать их судов сумели сбежать. Остальные были либо полностью уничтожены, либо захвачены мантикорцами.

На сей раз не было никакого вздоха. Генетически спроектированная для превосходства или нет, его аудитория была слишком ошеломлена для такого выражения.

– Учитывая все, что наши агенты смогли собрать и что наши аналитики здесь дома выудить из из отчетов, складывается впечатление, что хевениты были в сантиметре от успеха. Мы все еще пытаемся получить определенную информацию об их тактике из отчетов, полученных нами, но все выгляди так, что использовали двухстороннее нападение, выведя вторую силу позади Третьего Флота, чтобы захлопнуть ловушку, когда Адмирал Кьюзак прибыла со Звезды Тревора, получив сообщение о нападении. К сожалению для хевенитов, так получилось, что Восьмой Флот прибыл после Третьего Флота, а не вместе с ним, что позволило Харрингтон поймать в западню самих охотников. В результате весь хребет нападения хевенитов был сломан, но из каждого отчета, доступного нам, следует, что, как ни крути, боевая стена Мантикорского Флота была сокращена до пределов численности Восьмого Флота, если не считать горстки кораблей стены, раскиданных по пикетам вроде Терминала Рыси.

Он сделал паузу и уверенно осмотрел свою аудиторию.

– Это означает, – категорически произнес он, – что и Мантикора, и Хевен истощили свои боевые стены. На сегодняшний день Восьмой Флот Мантикоры – вероятно, единственная военная организация с обеих сторон, которая имеет право называться «флотом». Я был бы сильно удивился, если бы оказалось, что они понесли потери менее полутора миллионов человеческих жертв, что не может не сказаться в ближайшем будущем, но критическая важность сводится к тому, что у Хевена больше нет эффективного боевого флота вообще, а Восьмой Флот будет прикован к Мантикоре в обозримом будущем.

Он прекратил говорить и отстранился от кафедры, и Альбрехт еще раз занял свое место.

– Очевидно, – произнес он спокойно, – существует еще много вещей, которые мы не знаем. Но из того, что нам известно, можно сделать однозначный вывод, что, как Бенджамин только что сказал, боевая мощь и Мантикорского Альянса, и Республики Хевен была очень результативно – пусть и временно – подорвана.

Его улыбка оказала бы честь любой акуле Старой Земли.

– С одной стороны, данный выбор времени не совсем удобен для нас. С другой, вряд все могло сложиться лучше. И как бы нам ни хотелось смотреть на сложившуюся ситуацию, она представляет нам возможность, открытие и предупреждение, которое мы не должны игнорировать.

– То, что Харрингтон удалось сделать с хевенитами, послужит всем уроком, что эта их новая система наведения, что бы она из себя ни представляла, необычайно более эффективна, чем мы могли предполагать из первоначальных сообщений о ней. Я думаю, что мы должны принять ее как данность, которая предопределит дальнейшее направление развития их вооружений. Это также означает, что Мантикора имеет возможность быстро оправиться от потерь, несмотря на всю их серьезность, и что мантикорский флот вновь окажется в положении полного доминирования, как уже было когда-то. Согласно всем нашим источникам, у Хевена на стадии строительства находится намного больше судов, чем у Мантикоры, но после результатов Битвы при Ловате и этого нового сражения за Мантикору, очевидно, что все эти корабли пойдут на манекены для битья для монти, если Хевен, так или иначе, чудесным образом не добудет ту же самую технологию себе в ближайшие несколько месяцев. Что означает, что Мантикора теперь имеет возможность одержать прямую военную победу над Республикой Хевен – настолько превосходящую, что они с легкостью могут продиктовать любые свои условия мира и лично засунуть их в глотку Новому Парижу – уже в ближайшие шесть – десять стандартных месяцев. И если это произойдет, то, особенно учитывая их новую систему наведения, и обстоятельство, что они будут свободны сконцентрироваться на чем-то помимо Хевена, все может обернуться чрезвычайно серьезной угрозой нашей собственной стратегии.

Аудитория погрузилась в мертвую тишину, когда он сделал паузу. Онпозволил тишине задержаться на мгновение, а затем продолжил.

– К тому же, ни Мантикора, ни Хевен не были столь уязвимы с начала их первой войны. Как ни крути, у Хевена больше нет флота, а единственный существующий флот Мантикоры не может покинуть Систему Мантикоры. Но все может быстро измениться, когда – или если – Мантикора сможет выпустить все корабли, которые сейчас находятся на этапе незавершенного строительства. По всем нашим оценкам, это произойдет очень скоро, хотя очень вероятно, что потребность внедрения этой их новой технологии на этапе строительства несколько сдвинет сроки. Так что промежуток между сейчас и выпуском, комплектацией персоналом и первичными учениями их новой стены представляет нам удобный момент.

– И, чисто случайно, так как никто из нас не предвидел того, что произошло, все это очень удачно легло на другие наши планы. Некоторые из вас уже знают о целях, которую мы в настоящее время преследуем в Скоплении Талботта. Для тех из вас, кто еще не знает об этом, просто скажу, что мы запустили в действие цепную реакцию, чтобы вызвать прямую, военную конфронтацию между монти и более чем семьюдесятью кораблями стены Лиги. Я подозреваю, что, когда монти поймут, что надвигается на них в Скоплении Талботта, они сконцентрируют все свое внимание в том направлении.

– Конечно, появились еще некоторые отклонения от наших первичных планов. До нападения Хевена на Мантикору у нас были все основания предполагать, что ответный удар монти станет началом конца Солнечной Лиги. Это, конечно, что касается наших планов относительно Лиги. В свете же сокрушительнейших потерь, которые понес флот монти, вряд ли они смогут нанести солли достаточный урон для полного достижения наших целей. Наши проекции все еще указывают на значительный шанс, что даже теперь они на это способны, но, даже частичный успех наших первоначальных планов все еще приемлем для нас, поскольку готовит почву для следующей фазы.

– Конечно, пока еще не все отвернулись от монти. Кроме Королевского Флота Мантикоры, Мантикорский Альянс может рассчитывать на грейсонский и андерманский флот. По всем признакам андермани понесли существенные потери на Мантикоре, и предыдущие доклады указывают, что их общая военная технология все еще отстает от остальной части Альянса. Кроме того, андермани всегда были… прагматичными. Они присоединились к Альянсу для борьбы с Хевеном; ни один из наших аналитиков не полагает, что они захотят подписаться на противостояние с Флотом Солнечной Лиги, особенно если так просто занять выжидательную позицию. Что означает, что те, о ком мы действительно должны волноваться, – это монти и грейсонцы. Дай ему время, и Хевен вновь станет угрозой, но как только Мантикора и Грейсон двинутся вперед, у Хевена уже не будет того времени.

Он снова улыбнулся, и эта улыбка была еще более холодной, чем предыдущая.

– Очень немногие из вас знают, что Бенджамин работал в течение достаточно долгого времени над операцией под кодовым названием «Устричная Бухта». Те из вас, кто знает об этом, также знают, что все сроки ее готовности еще далеки от завершения. Однако, «Устричная бухта» изначально была предназначена для нанесения одновременного удара по крупнейшим строительным центрам Мантикоры, Грейсона и Хевена. Для нас было бы невозможно начать операцию в том масштабе прежде, чем новая очередь строительства покинет верфи. Но тот факт, что все то новое строительство все еще находится в верфях, сконцентрированных в ограниченном пространственном объеме, где мы можем достать их, причем без всякой возможности защититься, представляет огромный мультипликатор силы для «Устричной бухты». Кроме того, сейчас нам уже нет необходимости наносить удар по Хевену. Их боевая стена уничтожена; их строительные показатели все еще намного низкие, чем таковые у монти и грейсонцев; и у них нет этой новой системы наведения, которую развернули монти. Другими словами, если будет нужно, мы можем вернуться к ним позже, используя более привычную тактику.

– И вот почему. С новой технологией монти более опасны, чем когда-либо, но их боевая сила была сокращена до более чем сорока – шестидесяти кораблей, и они стратегически будут вынуждены выкручиваться, чтобы преодолеть понесенные потери. Несмотря на их новую технологию, они уязвимы как никогда прежде. У нас есть средства – уже на месте или на подходе к Талботту, – чтобы оторвать этот лепесток от этой их новой 'Звездной Империи' и втянуть в войну с Лигой, как мы всегда и хотели. И, после обсуждения нашего собственного состояния готовности с Бенджамином и Дэниэлом, я верю, что мы сможем запустить измененную, сдвинутую по срокам «Устричную Бухту», нацеленную только на Мантикору и Грейсон, уже через шесть месяцев.

Он сделал паузу еще раз, окинув взглядом неподвижные тела, заполнявшие мертвецки тихую аудиторию.

– Я знаю, что после очень многих столетий, переделки и реорганизации наших планов по столь краткому уведомлению достаточно, чтобы вывести из себя любого. Но давайте смотреть правде в глаза, мы всегда знали, что, когда наступит время, мы окажемся перед необходимостью изменять плановые и операционные темпы. По многим причинам, я предпочел бы продолжать с нашим первоначальным графиком. К сожалению, оппозиция не захотела сотрудничать с нами в этом отношении. В моем суждении, и особенно в свете результата Битвы за Мантикору, угроза, Мантикоры всей нашей стратегии только что возросла экспоненциально. Мы не можем позволить им укрепить свою чистую победу над Хевеном, особенно если им одновременно удастся развернуть четыреста или пятьсот СД (п), оборудованными их новой системой наведения. И все это они могут бросить против нас, когда поймут, что действительно происходит, что было бы крайне неприемлемо, независимо от того, что могут сделать солли.

– Очень возможно, что наши оценки времени завершения их нового строительства чрезмерно оптимистичны. Фактически, мы подгоняли некоторые признаки к данным выводам. Колин будет рад вкратце обсудить их с вами. Но пока признаки остаются лишь признаками, как я и сказал, и потребность монти внедрения новой системы наведения, вероятно, скажется и на них

– Все это верно, но даже если мы поймаем всего лишь половину – или немногим меньше – их новых кораблей стены на верфях, это принесет нам нам невероятные преимущества. Даже если мы ненадолго забудем урон, который понесут их основные центры военного строительства и поддержки. И не только это, но даже если внушительная часть их флота переживет «Устричную Бухту», они обнаружат, что находятся на пороге полномасштабной войны с Солнечной Лигой. Я знаю, мы все лелеем свои надежды, чем для Лиги это в конечном итоге обернется, но даже если все сложится именно так, как было спланировано, потребуется время, чтобы поразить нервную систему такого огромного мастодонта.

– Другими словами, – произнес он медленно и четко, – при любом раскладе, лучшее время действовать – это СЕЙЧАС. Мы не можем полностью игнорировать все риски, но они были всегда, все прошедшие шестьсот стандартных лет, и потенциал возможностей, и масштаб угрозы, если мы ничего не предпримем теперь, невообразимы. Что и является причиной, по которой я созвал вас всех здесь сегодня. Сбор столь многих из нас в одном месте всегда представляет собой угрозу для безопасности, но я думаю, что пришло наше время понять, что мы должны выйти из теней.

– Я полностью понимаю, что у многих из вас есть неоконченные собственные проекты, которые будут отброшены назад сдвигом «Устричной Бухты». Одно из действий, которые мы предпримем после этого собраний – это разбиться на оперативные группы, целью которых будет оценить как «Устричная бухта повлияет на все наши операции. В некоторых случаях мы должны будем ускорить ваши проекты, чтобы скоординировать их с «Устричной Бухтой». К примеру, я считаю, что мы должны очень плотно подойти к рассмотрению планов по ускорению нейтрализации и отвоеванию Вердант Виста. Мы всегда планировали это сделать перед началом полномасштабной «Устричной Бухты», и даже с упрощенной ее версией, к которой мы теперь склоняемся, иметь дополнительный черный ход на задний дворик монти и хевенитов было бы очень ценно.

– В других случаях, некоторые из вас могут посчитать, что ускоренная «Устричная Бухта» станет фатальной для наших целей. Я признаю это, и боюсь, что это должно стать ценой, которую мы заплатим. Другими словами, не будет никаких последствий ни для кого, кто действительно считает, что его или её сферы ответственности понесут серьезный урон.

– И что бы ни произошло, мое решение останется неизменным. Хотя мы все еще должны закончить проработку относительно сдвинутой по срокам «Устричной Бухты», наши проекции указывают, что для нас не будет абсолютно ничего не выполнимого. И, основываясь на этом, я проинструктировал Бенджамина спланировать дату запуска «Устричной Бухты» не позднее шести стандартных месяцев, начиная с сегодняшнего дня.

ГЛАВА 34

-Контакт! – воскликнул Исайя Петтигрю. – Множественные контакты, направление ноль-точка-пять, два-восемь-восемь, расстояние три-точка-восемь-девять световых минуты, окончательная скорость составит шесть-ноль-девять-один километров в секунду, при ускорении четыре-восемь-семь-точка-три g!

– Принято, – кивнула Абигайль Хернс решительно. – Число контактов?

– Пока трудно сказать, мэм, – ответил Петтигрю ответил. Его глаза не отрывались от боковой панели его дисплея, поскольку он и БИЦ «Тристама» обрабатывали контакты, пытаясь выудить больше информации о них, и его голос был столь же бодрым, сколь профессиональным – и столь же лишенным любого избытка подобострастия, как и у Абигайль.

– Похоже, что они пройдут достаточно близко от бета-платформ, чтобы можно было прочесть их импеллерные сигнатуры. Я активирую платформы, мэм?

Абигайль задумалась на мгновение, а затем кивнула.

– Можете активировать бета-платформы, – произнесла она, – но другие пусть остаются в пассивном режиме.

– Так точно, мэм. Активировать только бета-платформы.

Петтигрю набрал команды на своей консоли, и коды данных на его дисплее начали стремительно меняться.

– БИЦ опознал их сигнатуры, предположительно, к нам приближаются три эсминца и либо три тяжелых крейсера, либо три линейных крейсера, – сообщил Петтигрю пришедшую от бета линии разведывательных платформ «Призрачного Всадника» со сверхсветовой скоростью информацию. – Присваиваю целям имена от Альфа Один до Альфа Пять.

– Принято, – Абигайль повернула голову и взглянула на младшего лейтенанта Глэдис Молино. – Ни одна из целей не опознана?

– Никак нет, мэм, – ответила Молино. – БИЦ все еще… по-до-жди-те минутку, – младший тактик «Тристрама» внимательно изучала показания на дисплее, а затем подняла голову. – БИЦ предварительно идентифицировал классы тяжелых кораблей. Альфа Один представляет собой крейсер Лиги класса «Неутомимый», а Альфа Два и Альфа Три – тяжелые крейсеры класса «Микаса». Эсминцы пока не опознаны.

– Принято

Абигайль пристально смотрела на свой собственный дисплей, думая четко и быстро. Это особая симуляция было загружена в компьютеры «Тристрама» до отбытия с Мантикоры. Туда вообще была загружена куча симуляций, и она не более кого-либо из своих подчиненных представляла, что на них ляжет. При любом раскладе, она едва бы успела составить программу учений, если бы представляла заранее, с чем ей придется толкнутся. Лейтенант Никасио Ксамар, помощник тактического офицера «Тристрама», с другой стороны, в точности знал, что было заложено в данной симуляции, поскольку эта и была его работа – немного подправить параметры, то же, что и сама Абигайль, сделала для него, когда был его черед крутиться как белка в колесе. К счастью, Ксамара, похоже, не особо задевал тот факт, что кого-то с более чем семью стандартными месяцами разницы в стаже поставили над ним в качестве босса. С другой стороны, он не был бы человеком, если бы не попытался использовать в своих интересах симуляцию, чтобы прикончить ее.

«Хорошо, – подумала она . – У нас есть эти шестеро, приближающиеся с правого борта и снизу, и они движутся слишком прямолинейно для случайного конвоя. Это означает, что они заранее знали, где мы были, чтобы перестроить свой вектор движения до пресечения траекторий, и достаточно основательно, скажу я вам. Что означает, что все это время они также держали нас под наблюдением, возможно, используя собственные платформы. Также маловероятно, что их пассивные сенсоры достаточно чувствительны, чтобы отследить платформы «Призрачного Всадника», особенно при настоящих условиях, но я знаю не достаточно о техническом уровне солли, чтобы быть полностью уверенной в этом. Они могли точно знать, где мы развернули наши платформы, и, если это так, то это означает, что они должны быть полностью уверены, что нам удалось просчитать их от и до. Очень хитро для них, что могло бы принести им удачу, особенно если бы мы внимательно не следили за ними, но при подобном раскладе мы бы начали сканировать их пассивными сенсорами, когда они приблизятся на расстоянии в полторы световых минуты. Предположим, что, если что-то в голове у них все-таки есть, они будут ждать, что следующие двенадцать минут, или около того, мы будем прощупывать их… пока они резко не увеличат ускорение».

Она чувствовала давление необходимости принятия решения, но воспротивилась этому. Даже при их текущей конечной скорости и ускорении, потребовалось бы одиннадцать с половиной минут для любого корабля, оборудованного однодвигательными ракетами, чтобы достичь пределов своей зоны поражения, и они не собирались стрелять до этого. По легенде, они конвоировали торговые судна, что означало, что любые маневры уклонения на последних минутах будут в лучшем случае вялыми, даже если у торговца оставался отличный шанс ухода по баллистической траектории. Они не могли покинуть зону поражения лазерных боеголовок птичек (даже у искомой ракеты не было ни одной всемогущей длинной баллистической составляющей), но они могли маневрировать, подставляя клинья импеллеров лазерными боеголовками и их собственными корпусами, что было бы очень неплохо для них. Таким образом, у нее все еще оставалось время обдумать все нюансы.

«Но не слишком долго, – напомнила она себе мрачно.

Проблема состояла в том, что она не знала, предусматривала ли данная симуляция противостояние с умным и трусливым противником, либо небрежным. В последнем случае, все силы, с которыми придется столкнуться, будут исчерпываться теми, что уже обнаружили Петтигрю и БИЦ, хотя их командующего и можно простить за то, что посчитал все легкой прогулкой. Линейный крейсер и два тяжелых крейсера набиты под завязку огневой мощью, а в эскорте конвоя было всего лишь пять эсминцев. Таким образом, лобовое нападение, презревшее все тонкости, чтобы войти в зону поражения как можно быстрее, вероятно, могло сработать. А если плохие парни не знали, что обороняющиеся эсминцы были «Роландами», под завязку набитыми многодвигательными ракетами «Марк-16», то также не имели представления, что эффективный радиус поражения ракет «Тристама» в три раза превышал их собственный. Что, принимая во внимания, что геометрия оставалась неизменной, значило, что «Тристам» и его спутники могли открыть огонь с расстояния, превышающего пятьдесят один миллион километров. Но если бандиты не понимали этого, они ожидали обрушить на противника превосходящую огневую мощь как только тот войдет в их радиус поражения.

Но ракетное превосходство или нет, их все еще можно повредить, хоть и немного, и если только они не уменьшили мощь своего импеллера – или не начали сближение по баллистике – пока они еще не могут рассмотреть нас сквозь щиты. И они не должны были позволить нам узнать об их приближении. Не в гиперпространстве. Во всяком случае, не так скоро. Тогда почему…?

Ее глаза внезапно сузились, когда она поняла, что, кто бы ни проектировал эту симуляцию – или ни правил ее, напомнила себе о Ксамаре – он ввел очень умного и трусливого противника.

Радиус обнаружения в гиперпространстве был намного ниже, чем в нормальном пространстве из-за более высокой плотности частиц и общих фоновых уровней радиации, преобладавших там. Нападавшие поймали конвой между гравитационными волнами, где их импеллерные узлы формировали обычные импеллерные клинья рабочего колеса, а не паруса Варшавской, необходимые для навигации в сжатом и потенциально опасном объеме гравиволны. И где ракеты с импеллерным клином могли использоваться. Но трудности с обнаружением вместе с фактом, что нападавшие, очевидно, знали точку пресечения их векторов движения, говорило ей о многом. В частности это сказало ей, что они знали точно, где она и каждое судно ее конвоя были, и что для этого им абсолютно не было нужно дополнительное сканирование.

Конвой состоял из торговых кораблей с максимальным ускорением вполовину меньше, чем у нападавших. Не существовало возможности для них, толстых и неповоротливых, уклониться сейчас. Правда, нападавшие могли погасить двигатели и приблизитьсяпо баллистике, не выдавая сигнатур своих импеллерных клиньев. Что позволило бы им войти в радиус поражения, будучи незамеченными. В этом отношении, для кого-то без платформ «Призрачного Всадника» – и без платформ, развернутых в гиперпространстве, подумала она с неким самодовольством, они могли бы достичь радиуса поражения энергетического оружия прежде, чем их бы заметили.

Тогда почему они не сделали этого до сих пор?

«Потому что они хотят отвлечь, – подумала она. – Они показались мне нарочно, хотя могли обойтись без этого. Что означает, что ближайшие пять или шесть минут…»

– Сменить приоритет и перенаправить пассивные сенсоры, – резко сказала она. – Я хочу, выдвинуть вперед альфа и бета платформы «Галахада» и «Ланселота». И пусть место впереди конвоя займет один из «Роландов». «Айвенго» пусть продолжает получать данные со своих платформ. И мне нужно, чтобы вы перенаправили всю информацию прямо сюда.

Она навела курсор на основную схему, используя его, провести дугу непосредственно на противоположной стороне от известных конвою контактов.

Понимание пришло быстро. В работе тактической команды «Тристрама» все еще оставались серьезные пробелы, и они были вторыми во всеэскадром соревновании. Но это было очень условное второе место, их потеснили с первого практически в последний момент, когда КЕВ «Гавейну» удалось (как-то) выкрутиться и блокировать то, что должно было стать фатальным выстрелом боротовых лазеров «Тристрама», своим клином. То стечение обстоятельств едва ли можно было назвать ошибкой тактического отдела, и все об этом знали. Фактически, в некоторой степени, люди Абигайль, казалось, гордились тем, чтобы оказались лишенными того, что они рассматривали как свою законную победу, вмешательством Демона Мерфи. И учения сплотило их как команду. Они действительно принялись за дело с тех пор, и их серьезные пробелы уже не так бросались в глаза как когда-то.

– Новые контакты! – внезапно объявил Петтигрю. – У меня есть три контакта, идентифицированных как линейные крейсеры на окраине альфа-платформы! Направление один-девять-шесть, два-пять-три, расстояние – один-точка-восемь-две световых минуты, конечное ускорение пять-девять-три-ноль километров в секунду. БИЦ присвоил им имена от Бета Один до Бета Три. Нет, я повторяю, никаких импеллерных сигнатур!

«Ну разве мы не умняшки?» – подумала Абигайль, настолько поглощенная созерцанием мерцаний трех новых алых символов на схеме, что она даже не заметила удивленных взглядов, которые она получила одного или двух членов команды, поскольку обнаружили они врага точно там, где лейтенант Хернс, очевидно, ожидала найти его. – «Пятеро, о которых мы уже знали, собирались отвлекать наше внимание, в то время как эти трое подкрадывались в точности с противоположного направления, чтобы взять нас за жабры. Если мы, столкнувшись с первыми пятерыми, попытались бы сбежать от них, то попали бы прямо в лапки других. И если мы все же, не увидев их, сконцентрировались бы на тех, о которых уже знали, тогда эти люди, подкравшись сзади, всадили бы нам кинжалы в спину примерно в время, когда их приятели вышли бы на рубеж атаки».

– Новые контакты назовите Бета-группой, – услышала она свой собственный голос. – Приготовьтесь к сбросу подвесок. Установить профиль атаки Папа-Три и ускорение в 4600 g. Мы разрядим их все в Бета-цели, а с Альфа разберемся внутренними установками!

– Так точно, мэм! Профиль атаки – Папа-Три для Бета целей, устанавливаемое ускорение – 4600 g.

Абигайль не терпелось лично отдать команды об открытии огня. Если это было реальной боевой ситуацией, а не симуляцией, это было то, что она должна будет сделать. Но это было лишь симуляция, и ее цель состояла не в том, чтобы еще раз могла показать себя в том, что Абигайль и так знала отлично. Она была направлена, прежде всего, на обучение остальной части команды всему этому… и тренировку способности самой Абигайль полагаться на них.

– Бета-цели определены и взяты на прицел, мэм, – сообщила лейтенант Молино всего лишь двадцатью секундами спустя. – Двигатели ракет установлены на ускорение 4600g.

– Все единицы сообщают о начале сброса подвесок, – объявил ракетный техник 1 ранга Канеширо почти в тот же самый момент.

– Цели распределены! – сообщила Молино, когда компьютеры, контролирующие ракетные подвески, которые, отделившись от корпусов эсминцев, вышли за границу импеллерного клина, активировали их системы наведения, назначив каждой из них свою цель.

– Огонь!

– Есть, огонь!

Ни один из эсминцев не нес прикрепленным максимально возможного количества подвесок. Они просто не могли без частичного блокирования корабельных сенсорных контуров или огневых контуров их защитных лазерных кластеров. Но каждый из пяти нес пятнадцать подвесок, прикрепленных к корпусам их кораблей тягловыми лучами, а в каждой из тех подвесок было десять МДМ типа «Марк-23».

Семьсот пятьдесят тяжелых ракет с воплем рванули от конвоя прямо в зубы всего лишь трех целей. Трех целей, которые продолжали подкрадываться с ускорением в шестьдесят тысяч километров в секунду в течение чуть менее тридцати двух секунд с момента обнаружения… и чьи импеллеры только-только начали разогреваться, когда вырвались ракеты. Тем ракетам потребовались двести шестьдесят одна секунда, чтобы достигнуть их точек назначения, и в каждый из линейных крейсеров устремилось по двести пятьдесят ракет.

Корабли Лиги были готовы к возможности, что могут быть обнаружены. Их команды противоракетной обороны, очевидно, ждали в максимальной готовности, потому что их противоракеты начали вылетать практически мгновенно, и они сбили очень много. Но Абигайль и ожидала, что любой достаточно умный, чтобы подстроить сложившуюся ситуацию и фактически осуществить ее, не будет сидеть и ждать, сложа руки. Вот почему она передала все свои подвески для этой атаки. Это больше походило на массовый геноцид, но она хотела избавиться от любой угрозы с тыла, прежде чем разбираться с более многочисленными, но по отдельности более слабыми бандитами Альфы, а это означало вывести Бета цели из игры настолько быстро – и полно – насколько возможно.

Противоракеты другой стороны, на самом деле, были более эффективными, чем она ожидала, и она задалась вопросом, неужели Бюро Вооружений обновило их проектную эффективность на основе захваченных аппаратных средств солли, которые попали в руки флота после Битвы при Монике. Они никак не могли быть более эффективными, чем мониканский противоракетный огонь тогда! С другой стороны, на сей раз, как предполагалось, у пусковых установок им противостояли команды Лиги, что также могло объяснить, почему Бюро Вооружений могло увеличить их атакующие возможности.

Она внимательно изучала, как противоракеты выкосили почти три сотни атакующих пташек. Конечно, то была не чета мантикорской обороноспособности, но последняя была построена, чтобы выстоять во шквале огня, произведенного ракетными подвесками…. чего нельзя сказать о возможностях солли.

Несмотря на все усилия противоракет Лиги, они не смогли остановить почти четыреста пятьдесят ракет, которые вышли на внутренний защитный рубеж и был встречены отчаянно палящими лазерными кластерами. Но эти ракеты шли на скорости в шестьдесят процентов от скорости света. Это не оставляло достаточно времени на реагирование и, как будто и этого было мало, ударные ракеты сопровождались ракетами, напичканными средствами радиоэлектронной борьбы, чтобы пройти внутренний рубеж атаки. Вспыхивали «Зуделки», локально ослепляя датчики солли, и, в то же время, «Зубы Дракона» метались, производя сотни ложных изображений, чтобы спутать, обмануть любой из датчиков, которому так или иначе удастся увидеть сквозь «Зуделки».

Абигайль не могла сказать точно, сколько из ее атакующих пташек протянуло достаточно долго, чтобы взорваться, достигнув цели, но, очевидно, этого было достаточно.

Бета Один просто исчезла. Бета Два встряхнуло, импеллерный клин, который только сейчас начал подниматься и стабилизироваться, по-сумасшедшему заморгал, когда лазеры с ядерной накачкой пронзили боковые стенки и броню. Когда же кольцо носового импеллера исчезло практически мгновенно, он закружился, выпуская атмосферу и водяной пар, демонстрируя серьезное поражение основного корпуса. Его активная сенсорная эмиссия исчезла почти полностью, ясно давая понять что противоракетная оборона и контроль за огнем полностью подавлены.

Бета Три, казалось, не подверглась таким разрушениям как Бета Два. Не сразу. Но спустя десять секунд после Беты Один, она внезапно переломилась пополам. Не было никакого громадного взрыва, никакой внезапного, безумной вспышки ее импеллерного клина, чтобы объяснить это. Ее просто… разорвало.

Это была всего лишь симуляция, но даже так, Абигайль почувствовала, как ледяной холод пробежал у нее по спине, когда она попыталась воспроизвести структурный отказ, который мог привести к подобным результатам. Но потом встряхнула себя. Бандиты Альфа все еще были там. Они, вероятно, понятия не имели – пока – что случилось с бандитами Бета, учитывая их ограничение на передачу информации со скоростью не выше скорости света с любых разведывательных платформ, которые они, возможно, развернули. Но они узнают, и очень скоро.

Пять минут прошло с момента открытия огня. Всего пять минут, в течение которых два линейных крейсера были полностью разрушены, а третий разворочен. И во время которого расстояние до бандитов Альфа сократилось до 51 474 268 километров… что, так уж случилось, на 21 000 километров меньше радиуса поражения МДР «Марк-16» против цели, двигающейся с ускорением в 61 000 км в секунду. Однако, бандитам потребовались бы еще девять минут, чтобы выйти на их собственный рубеж атаки, и новые ультрасовременные лазерные боеголовки «Марк-16G» станут для них крепких орешком, подумала она с акульей улыбкой.

– Профиль огня Танго Семь, – отдала она приказ.

* * *

— Итак, как же вы действительно любите его, Наоми?

Айварс Терехов озорно улыбнулся, когда коммандер Наоми Каплан одарила его очень, очень острым взглядом. Ее собственный «Тристрам», а также флагманский тяжелый крейсер Терехова и их различные товарищи по эскадре были в скучном неуклонном плавании через гиперпространство под импеллерными двигателями, между гравитационными волнами, и Терехов пригласил ее на борт «Квентина Сент–Джеймса» для частного ужина. Джоанна Агнелли провела свою обычную превосходную работу с едой, а после обеденное вино было старинным портвейном с виноградников О’Дэйли, грифонской винодельни, которая была основана много–раз–пра–прадедушкой Шинед Тереховой, более чем триста стандартных лет назад. Каплан действительно не понимала, почему это должно было быть правильно определено как грифонский старинный порто, но она подозревала, что это было как–то связано со свирепостью, с которой приверженцы вин охраняли классификации их любимого напитка. В этом случае, однако, она была вынуждена признать, что этот богатый, фруктовый аромат (как бы это было правильно не называлось) был замечательным выбором для сопровождения кусочков сыра, которые Агнелли оставила на столе между ней и Тереховым.

Этот ужин был первой возможностью двум из них для любого вида расслабленности при встрече лицом к лицу после возвращения Терехова на Мантикору и немедленного отъезда обратно в Сектор Талботта. На данный момент, несмотря на его статус как относительно младшего коммодора, Терехов оказался старшим офицером командующим не менее, чем шестнадцатью кораблями — восемью крейсерами своей эскадры и восемью эсминцами эскадры коммодора Чаттерджи. Так как ни одному из этих судов не было больше четырех стандартных месяцев, и на каждом из них были установлены двухдвигательные ракеты «Марк-16», то, вероятно, можно сказать с достаточной степенью точности, что это представляет собой «сливки» командования любого коммодора Королевского Флота Мантикоры.

Что, размышляла Каплан, немного говорило о том, как Королевский Флот уважает одного Айварса Терехова.

Она также вспомнила сдержанного, замкнутого в себе капитана, который присоединился к экипажу КЕВ «Гексапума», не привлекая ничьего внимания. Существовало еще много от этого капитана в коммодоре, сидевшем в его столовой салона напротив от нее, но сейчас юмор и теплоту в этих арктических голубых глазах стало гораздо труднее скрывать от нее. И это, напомнила она себе, была чисто социальной связью. Он пригласил ее на обед, как ее экс–командир, а не как ее нынешний командир эскадры, и это давало определенную гибкость в вещах, которые она могла бы обсудить с ним.

— Должна ли я предположить, сэр, — чопорно ответила она на его вопрос, — что это «его» в вопросе относится к «Тристраму»?

— Да, вы должны, — согласился Терехов. — Я имею в виду, я знаю, что любой эсминец следует рассматривать как нечто шаг вниз от тяжелого крейсера. И я, конечно, не хотел бы предположить, что толика разочарования на получение такого скромного командования может быть не понятной. Тем не менее, пока эсминцы идут, он, кажется, не так уж плох. Конечно, я слышал от коммодора Чаттерджи, что он вышел только на второе место в тактическом соревновании. Но я уверен, что если офицер вашего калибра действительно энергично примется за дело и проявит себя, большинство из этих раздражающих маленьких проблем быстро исчезнут.

Он посмотрел на нее так искренне через стол, что она почувствовала в себе очень сильное искушение, несмотря на разницу в их званиях, быстро ударить его по коленной чашечке. Вместо этого, она откинулась на спинку собственного кресла, покачивая свой бокала, и задумчиво поджала губы.

— Я глубоко тронута вашей заботой о мне, сэр, — сказала она. — И, я полагаю, я должна признать, что он был чем–то вроде ключа, чтобы оставить «Кису» — хотя, честно говоря, я на самом деле не помню этого. Что–то произошло в то время, пока я была без сознания, думаю. Тем не менее, когда они предложили мне «Тристрама», я узнала своего рода вызов, где мой опыт в исправлении ошибок более старших офицеров сослужит мне хорошую службу. Я чувствую, что мы добились значительного прогресса, хотя ясно, что мы еще на пути для достижения уровня знаний, которого я бы действительно хотела. Тем не менее, я уверена, мы получим его в конце. Ведь я точно знаю, чего не следует делать, когда прихожу в экипаж нового корабля.

Она мило улыбнулась ему, и он рассмеялся.

— Туше! — Он поднял свой рюмку в знак приветствия и сделал глоток. Затем выражение его лица немного посерьезнело, когда он вновь опустил рюмку.

— Серьезно, — сказал он, — это такое же веселье как вы ожидали, что может быть?

— В некотором смысле, да, — ответила она не менее серьезно. — По–другому, шутки в сторону, было еще труднее, чем я ожидала, сбить все острые углы. Я знала, что мы поплывем с зеленым корабельным экипажем, но я не думаю, что позволила себе открыто признать, насколько зеленые некоторые из них действительно были. И хоть экипаж небольшой, это мое первое гиперспособное командование, сэр! — Она покачала головой. — Я надеюсь, что я его не испорчу.

— Если у кого–то в Доме Адмиралтейства была мысль, что, скорее всего, такое произойдет, вам не дали бы его, — заметил ей Терехов. — И как кто–то, кто имел возможность наблюдать, как вы действуете, я не думаю, что это может произойти. Никто никогда не может знать, какие обстоятельства могут прийти и укусить кого–то на задницу — что случившееся с нами в нашем последнем развертывании является достаточным доказательством! Но исключая какую–то крупную катастрофу от чьих–то решений, я не ожидаю, что вы поставите любое пятно на вашей репутации, коммандер.

— Спасибо, — сказала она тихо.

— Не надо благодарить меня за правду, — сказал он сухо. — И если вы хотите, говоря о возможностях экипажей, не стоит забывать, что они решили тоже дать мне совершенно новую эскадру! — Была его очередь покачать головой. — Есть в этом что-то – заполучить эскадру, которую раньше никто не решил отдать вам. Я обнаружил, что совсем по–другому беспокоюсь о разочаровании людей, которые хотели бы этого. И я думаю, если быть честным, что одной из причин, по которой я дразнил вас «Тристрамом» является то, что я обнаружил насколько скучаю по белому берету.

— Я вижу, как это будет. — Тон Каплан был задумчив. — Я была на нем только в течение нескольких недель, и я уже начинаю подозревать, насколько это будет больно, когда я должна буду передать его кому–то еще. Так всегда еще с первого корабля, не так ли?

— Да, — согласился Терехов. — К сожалению, Наоми, когда–нибудь будет последний звездный корабль. Наслаждайтесь своим в то время, пока вы получили его.

— О, я собираюсь! — ответила Каплан со свежей искоркой юмора. — И хотя у нас по-прежнему остается несколько пробелов здесь и там, я думаю, Алвин Таллман и я разрулим их. Не только это, но было забавно наблюдать, как чертовски Абигайль воюет с этими пробелами.

— Абигайль? — Терехов поднял бровь, и Каплан усмехнулась.

— Казалось бы, беспокойство Абигайль о том, что некоторые офицеры могли бы почувствовать, что она получила незаслуженное назначение было не совсем без основания. Лейтенант О’Рейли, мой офицер связи, похоже, возмущена повышением Абигайль до тактического офицера «Тристрама».

— Правда? — Терехов откинулся назад и скрестил ноги.

— Правда. О’Рейли была достаточно осторожна, чтобы это не дошло до моих ушей, конечно, но я обнаружила, что вы были правы, когда сказали мне, насколько полезен стюард капитана в нарезании виноградной лозы. Конечно, Клоринды не было со мной так долго, как шеф Агнелли была с вами, но удивляет как мало происходящего на борту корабля, которое не в состоянии достичь ее ушей. И, конечно, от ее ушей до моих ушей. Таким образом, я знала когда О’Рейли начала высказывать свое мнение о том, что Абигайль может быть недостаточно квалифицирована для своей новой должности.

— Судя по блеску в ваших глазах, я предполагаю, что ни вы, ни коммандер Таллман не сочли необходимым взять все в свои руки?

— Вы понимаете правильно. На самом деле, это было довольно информативно – увидеть, какие другие члены экипажа осадят ее. На смом деле, мой инженер был на удивление эффективным в этом. Но то, что действительно подействовало, был собственный трюк Абигайль. Ну, ее и ее людей в Тактическом.

— Как?

— Она сделала это, будучи Абигайль, — сказала Каплан просто. — В нашем последнем наборе симуляций, Тактический набрал четыреста девяносто восемь из возможных пятисот. Это были самые высокие баллы по всему кораблю, хотя она обогнала Инженерный только на два очка. Коммуникационный, с другой стороны, набрал всего лишь три девяносто семь. Я полагаю, Алвин вызвал лейтенанта О’Рейли на частную беседу, в которой он указал ей, что ее исполнение было самым слабым из любого отдела и что он может предложить ей потратить немного больше времени на обучение ее персонала. И если она хочет какой–то совет о том, как это сделать, есть несколько ее коллег–лейтенантов, которые — судя по исполнению их собственных отделов — могут быть в состоянии помочь ей. Мол, о, лейтенант Хернс, скажем.

— Ну, я держу пари, что это внушило любовь к Абигайль этой О’Рейли, — сухо заметил Терехов.

— Честно говоря, я не думаю, что что–то «внушиь любовь» к Абигайль для О’Рейли, — едко сказала Каплан. Она посмотрела на Терехова, и он знал, что она никогда бы не озвучила такую личную критику одного из ее офицеров никому другому. Но он не был «кем-то другим», и она продолжила. — На самом деле, она во–многом напоминает мне Фреду МакИнтайр.

Терехову удалось не скривиться, но выбор примера Каплан вызывал очень точный образ в его уме, учитывая довольно резкий подготовленный доклад, одобренный им, на молодого лейтенанта (младшего ранга) МакИнтайр Инженерного отдела КЕВ «Гексапума». Фактически доклад был написан Джинджер Льюис, которая не смягчила любого удара в ее оценке возможностей МакИнтайр, и он сомневался, что это сделало карьеру МакИнтайр хоть на йоту лучше, даже с нехваткой рабочей силы в КФМ.

«Что чертовски плохо… но все же лучше того, как она относится к своим людям как к отбросам», — мрачно подумал он.

Но выбор МакИнтайр, как примера сделало больше, чем просто дало ему почувствовать личность О’Рейли, никогда не встречаясь с ней. Это также объясняло, почему Каплан была почти наверняка права насчет неизбежной антипатии между ней и Абигайль Хернс. Абигайль была органически неспособна дать меньше, чем сто десять процентов усилий, а офицеры, о которых Терехов всегда думал как о «шестидесятипроцентниках», никогда не прощали подобных людей за их компетентность, которую они приносили в любую задачу.

«И каждый из них думает, что люди, которыми они возмущаются, получают несправедливое предпочтение, — подумал он. — Я предполагаю, что это человеческая природа. Никто не хочет признать, что их «забывают», потому что они некомпетентные, задоленивые приспособленцы. И теперь, когда я думаю об этом, я действительно не хочу быть нелюбимым офицером на борту судна Наоми Каплан!»

Последняя мысль дала ему определенное свечение удовольствия, и он мысленно покачал головой.

«Черт побери, я играю в фаворитизм, — признался он себе бодро. — Конечно, в отличие от некоторых людей, которых я знал, я стараюсь убедиться, что я играю в фаворитизм с теми, кто того заслуживает. И, клянусь Богом, если кто этого заслуживает, то Абигайль точно! Если ей самой просто удастся избежать быть убитой в ближайшие несколько лет, эта юная леди будет одним из адмиралов, которые упоминаются в книгах по истории. И когда это произойдет, я буду в состоянии ответить ударом на удар, пригубив свои бренди, и сказать: «Ну, я знал ее, когда она была всего лишь младшего ранга, и позвольте мне сказать вам..!»

Эта мысль дала ему еще больше удовольствия, и он потянулся за бокалом еще раз.

— Ну, капитан Каплан, — сказал он, — я уверен, что ситуация у вас в руках.

* * *

— Я уверена, что коммодор предлагает лучшее, чем это, коммандеру Каплан, — сухо сказала Хелен Зилвицкая, когда передала Абигайль Хернс охлажденную бутылку пива.

— Более дорогое, во всяком случае, — согласилась Абигайль. Она взяла пиво, игнорируя глиняную пивную кружку, стоящую на столе между ними, и отпила прямо из бутылки.

— О, если бы твоя семья могла видеть тебя сейчас! — покачала головой Хелен, широко улыбаясь.

— Моя семья может тебя удивить, — ответила Абигайль, опуская бутылку с довольным вздохом. — Формальные случаи это одно, но папа всегда предпочитал пиво вину. На самом деле, я иногда думаю, что введение леди Харрингтон «Старого Тилмана» на Грейсоне, действительная причина того, что реформаторы получили его на свою сторону.

— Правда? — рассмеялась Хелен. — Так или иначе, это не совсем соответствует тому образу землевладельцев, сложившемуся у большего числа мантикорцев.

— Я знаю. — Поморщилась Абигайль. — Меня удивляет, как много людей думают, что все грейсонцы должны быть суровыми, сдержанными и просто мрачными все время. — Она фыркнула. — Я думаю, что я должна подпадать под категорию «сдержанных» по крайней мере в некоторой степени, полагаю. Но остальное–то..!

— Я думаю, что часть этого из–за того, что ваши гвардейцы тратят так много времени защищая ваш образ, а не только шкуры, — предположила Хелен.

— Ты, наверное, права.

Абигайль откинулась в кресле в крошечной каюте Хелен. Она была так мала, что ее старшая мать Хелен описала бы ее как «слишком мало места, чтобы качать кошку», но, учитывая тот факт, что она принадлежала простому энсину, она была совершенно роскошной для любого военного корабля.

–?Ты, наверное, права,?– повторила она, думая о своем личном гвардейце, Матео Гутиэрресе. Гутиэррес даже не был грейсонцем по рождению, но он каким-то образом впитал сквозь поры инстинкты сторожевого пса, из которого, казалось, были отлиты все личные гвардейцы. К счастью, его прошлое, как королевского мантикорского морпеха, также дало ему разумную точку зрения на то, сколько «защиты» может вынести простой лейтенант, служащий на борту одного из кораблей Ее Величества. Чего, как она понимала теперь, гвардейцы грейсонского происхождения были напрочь лишены.

«Похоже, папа подошел к выбору Матео в качестве моего телохранителя более осмысленно, чем мне казалось»,?– подумала она.

— Я рада, что ты смогла прибыть вместе с коммандером, — сказала сейчас Хелен, и психические антенны Абигайль навострились. Существовало что–то в голосе Хелен, почти нерешительное, что Абигайль не привыкла слышать от дерзкого энсина Зилвицкой.

— Ну, я не была занята сегодня вечером, — отметила она. — Я не знаю, могла ли я получить бот на время сама по себе, но так как шкипер так или иначе направлялась…

Она пожала плечами, и Хелен кивнула.

— Это, как я полагала, должно было сработать, когда я пригласила тебя, — признала она, откидывая назад свое кресло и подпирая своими каблуками аккуратно заправленную койку.

— И почему ты пригласила меня? — Вопрос не в ту сторону, он мог бы иметь всевозможные острые края. Когда Абигайль фактически задала его, он вышел странно… сочувствующим.

— Я думаю, что я просто чувствую себя немного… одиноко, — сказала Хелен, глядя мгновение в сторону. Потом она снова посмотрела на Абигайль. — Не пойми меня неправильно. Большинство офицеров «Малыша Джимми» очень хорошие, и никто не обижается на то, что я всего лишь скромный маленький энсин. Но это довольно трудно, Абигайль. Я действительно не намногостарше салаг капитана Карлсона, но адъютант коммодора вряд ли может водить компанию с ними. Фактически, на этом всем корабле нет ни единой души, которая не астрономически старше меня, с которой я могу на самом деле могу сесть и обсудить, что я могу сделать для коммодора. Я не подумала об этой части.

–?Я тоже не подумала об этом,?– сказала Абигайль через мгновение. Ей никогда бы не пришло в голову, что подобная проблема могла возникнуть у такой отважной и жизнерадостной девушки, как Хелен Зилвицкая. Что говорит больше об отсутствии собственного воображения, чем об отсутствии доверия со стороны Хелен, решила она.

–?Это не касается работы,?– сказала Хелен быстро.?– Никого, кажется, не возмущает тот факт, что я так молода. Честно говоря, это было то, чего я больше всего боялась, но все они довольно хорошая команда. Нет, отставить. Они очень хорошая команда, и почти все они готовы принять бремя «наставничества» над новым малышом. Думаю, на самом деле я начинаю гораздо лучше врубаться, как всё работает. Просто, ну, когда мы уже не на дежурстве?– они все опять становятся настолько старше меня.

–?Понятно.?– Абигайль несколько секунд молча

обдумывала ее слова, потом улыбнулась.?– А скажи, Хелен, насколько твоё «одиночество» связано с отсутствием твоих коллег-салаг с «Кисы»?

Хелен вздрогнула, и улыбка Абигайль стала еще шире, подтверждая прямое поподание.

— Я не знаю, о чем вы… — быстро начала Хелен, затем остановилась и на самом деле покраснела.

— Я, э–э, не думала, что ты знала об этом, — сказала она, наконец, и на этот раз Абигайль громко рассмеялась.

— Хелен, возможно, и были некоторые рядовые и старшины, застрявшие внизу в Инженерном где–то — одни из тех, что никогда не выходят из реакторного отсека — кто не знал об этом.

— О, черт, — пробормотала Хелен. Потом она улыбнулась чуть смущенно. — На самом деле, вы знаешь, был по крайней мере один человек на борту, который не понимал.

— Пауло? — спросила ее Абигайль тоном гораздо более сочувствующим, и Хелен кивнула.

— Да, — вздохнула она. — Он чертовски красив — и чертовски хорошо осведомлен о том, как он получился именно таким образом. Это как… это как пытаться подойти слишком близко к дикобразу Старой Земли! Я думаю, что он, наконец, начал получать картину, перед тем как я стала загонять его в Талботте, но, Господи, сколько усилий это потребовало!

Она покачала головой, и Абигайль использовала быстрый глоток пива, чтобы утопить рождавшийся другой смех. Хелен явно не привыкла к тому, чтобы работать так тяжело, чтобы привлечь внимание мужской особи, подумала она.

–?Не думаю, что стоит винить его за то, что он слегка побаивался,?– указала она, вернув себе уверенность в контроле на своим голосом.?– Я в том смысле, что я бы, наверное, чувствовала себя примерно точно так же, если бы банда генетических работорговцев специально разработала меня как.. как там? «Раба для удовольствий»?

–?Он называл это «Секс-игрушка».?– На этот раз голос Хелен был суровым и жестким от гнева.?– Знаешь, я уже ненавидела этих ублюдков. Даже прежде, чем они пытались убить Берри. Черт, даже прежде, чем они пытались убить меня там,

на Старой Земле! Но я никогда не понимала, что такое настоящая ненависть, прежде чем я поняла не только то, что они сделали с Пауло, но и то, что они делали со всеми этими «рабами для удовольствий», что они веками продавали, как простое мясо. Я имею в виду, я знала, что они это делали?– даже знала людей, с которыми это было сделано?– но на этот раз… ну, просто… на этот раз всё было по-другому. Это стало, наконец, настоящим. И, по правде говоря, мне немного стыдно за это.

— Почему? — тихо спросила Абигайль.

–?Потому что, это не должно иметь значения, что они сделали со мной или с кем-то, кто мне небезразличен. Должно быть важным, чтобы они не делали это никому, нигде и никогда. Не должен был потребоваться Пауло, чтобы это стало для меня реальным, перестало быть просто каким-то отвлеченным знанием.

–?Не будь слишком строга к себе,?– сказала Абигайль, и Хелен быстро посмотрела на нее.?– И не думай, что ты и в самом деле была слепа до встречи с Пауло. Честно говоря, не думаю, что была. Я думаю, что твой нынешний гнев отличается, конечно, но это естественно, Хелен. Это не столько реакция на то, что они делали вообще, сколько на то, что они сделали с тем, кого ты любишь. Это не превратило некий «абстрактный» гнев в какой-то «реальный». Это просто сделало его личным.

Хелен продолжала смотреть на нее в течение нескольких ударов сердца, а затем плечи молодой женщины вдруг расслабились, и она глубоко вздохнула.

— Может быть, я пыталась нашарить свой путь, выясняя это, — сказала она. — Спасибо. Я подумаю, в любом случае. Я не хочу, чтобы твой совет пропал попусту.

Абигайль усмехнулась, но она только покачала головой, когда Хелен подняла бровь. Так или иначе, она не чувствовала, как объяснить то, насколько не по–хеленски прозвучали эти последние несколько предложений. С другой стороны, если бы был любой вопрос в ее уме о глубине чувств Хелен у Пауло д’Ареццо, исчезновение привычной Зилвицкой уверенно исчерпало его.

— Видишь ли, это одна из вещей, которые я не могу обсуждать с кем-либо здесь, — продолжила Хелен после паузы, явно решив не спрашивать Абигайль, что вызвало смех. — Дело на самом деле в том, — задумчиво добавила она, — что я не знаю, с кем я могу обсудить это, как с теми, с кем служила на борту «Кисы»!

— Ну, это не имеет ничего общего со старшинством, — сказала ей Абигайль. — Это связано с дружбой, Хелен, и я не думаю, что у тебя было времени больше, чтобы сделать себе много новых друзей на борту флагмана, чем у меня на борту «Тристрама».

— Да, я предполагаю, что это так, — сказала Хелен медленно. Она сделала еще глоток из своей бутылки пива.

— Это хорошо, — успокоила ее Абигайль с легкой улыбкой. — Я больше не твой офицер–воспитатель, и ты не одна из моих салаг. Если уж на то пошло, в эти дни мы даже не в той же цепочке командования. Поэтому, несмотря на мой собственный роскошный стаж, если я хочу иметь простого энсина другом, это не будет противоречить уставам.

— Да, конечно! — Хелен засмеялась, но ее глаза были странно мягким в течение нескольких минут. Потом она встряхнулась.

— Ну, как один друг другому, — продолжила она, — что мне делать с Пауло?

— Что? О поймать его?

— Поймать его! — Хелен покачала головой. — Я не верю, что ты сказала что–то вроде этого! — запротестовала она. — Я в шоке — в шоке — говорю тебе!

— Эй, — парировала Абигайль с гораздо более широкой улыбкой, — ты испытываешь живущую на планете, где женщин три к одному больше, чем мужчин! Поверь мне, вы монти — обоего пола — чертовски хороши, когда речь идет о камнях в отношениях с равными мистерами или миз! Там откуда я родом, женщины должны работать для этого… и конкуренция становится чертовски ожесточенной, к тому же!

Хелен вновь покачала головой, смеясь, и Абигайль сердито посмотрела на нее.

— Видишь? — рыкнула она. — И ты туда же. Другие монти думают, что все грейсонки подавлены. Наверное, что мы все фригидные, если на то пошло!

— Нет! — запротестовала Хелен.

—Ну, конечно. — Закатила глаза Абигайль. — Если бы ты могла слышать все дерьмо, с которым я должна была мириться в Академии — или на «Стальном кулаке» — отказывая некоторым из ваших «просвещенных» монти..! Иногда я не могла решить, кто был хуже. Парни, которые думали, что я должна быть той, которой катастрофически не хватает секса, потому что на моей планете было так мало мужчин, или женщины, которые были заняты сочувствием к бедной, подавленной маленькой иностранной девочке.

— Да ладно — у нас не все так плохи!

— На самом деле, все это не так, — призналась Абигайль, удовлетворенная тем, что она ослабила оставшуюся сдержанность Хелен, которую она, возможно, питала. — На самом деле, для монти, ты из довольно просвещенного рода сама по себе, миз Зилвицкая.

— Вот здорово, спасибо.

— Не за что. А теперь, тот маленький вопрос, который вы подняли несколько минут назад. О ловле Пауло.

— Это не совсем так, как я выразилась, — ответила Хелен с некоторым достоинством.

— Нет, но это то, что ты имела в виду, — сказала беспечно Абигайль. — И теперь, когда у нас есть это, скажи мне, что ты уже пробовала. — Она зловеще улыбнулась. — Я уверена, что нами двумя можно придумать… дополнительные подходы, скажем так?

ГЛАВА 35

Хелен Зилвицкая выглянула в просмотровое окно бота, как гладкая, переменная геометрия судна изящно приземлилась на посадочной площадке космопорта Тимбла. Она все еще думала, что Тимбл было довольно глупым названием для столицы планеты ^{note 2}, хотя она вынуждена была признать, что оно по крайней мере, предлагало больше оригинальности, чем «Лэндинг» ^{note 3}, которое был, несомненно, самым общим названием для большинства столиц во всей галактике.

«Ну, может быть, во всяком случае, за исключением названных Первым Лэндингом», — исправилась она с тихим смехом. И независимо от того, как граждане системы Шпиндель могли назвать свою столицу, она была на самом деле немного удивлена тому, как была рада вернуться сюда вновь.

Маленькая оперативная группа коммодора Терехова проделала огромный прогресс во время перелета к Шпинделю от терминала Рыси. Его различные суда не были совместно обучены и хорошо подготовлены, как была «Гексапума», отправляясь на Монику, но было бы крайне несправедливо сравнивать их с уровнем опытности, которого экипаж «Гексапумы» достиг к тому времени. Для кучи кораблей, которые были наскоро собраны вместе и отправлены, в основном, прямо с их испытаний (очень сокращенных) строителями, за менее чем три стандартные недели, они были на самом деле чертовски хороши.

«Конечно, так и есть, — насмешливо думала часть ее мозга. — И ты, конечно, настолько опытная старая вакуумная присоска, что твое опытное суждение о том, насколько они хороши, несомненно, является непогрешимым, не так ли?»

«Да заткнись уже», — скомандовала другая часть ее мозга.

Бот приземлился отлично, и Хелен встала, стараясь не думать о том времени, когда Рагнхильд Павлетич пилотировала капитана Терехова на ту или другую встречу. Она собрала портфель Терехова и свой собственный миникомп, затем повернулась и направилась к выходному люку бота, послушная непоколебимой мантикорской традиции, требующей от пассажиров сходить на берег в обратном порядке старшинства.

Вице–адмирал Хумало, Бернардус Ван Дорт, капитан Шоуп, коммандер Чандлер, и маленькая темноволосая коммодор, почти так же крепко сбитая, как сама Хелен, ждали, когда она последовала за коммодором Тереховым, коммодором Чаттерджи, капитаном Карлсоном и коммандером Поупом в офис. Все они поднялись, приветствуя, и Хелен почувствовала вспышку развлечения, когда увидела небольшую женщину–коммодора, глядящую на своего высоченного коллегу. Она была значительно ниже, чем Хелен, в то время как Чаттерджи был одним из очень немногих людей, которых Хелен когда–либо встречала, по сравнению с которым герцогиня Харрингтон выглядела дюймовочкой, что, вероятно, объясняло его прозвище «Медведь». Несмотря на свое развлечение, она испытала гораздо более глубокий всплеск удовольствия, когда вновь увидела Ван Дорта. Министр по особым поручениям улыбнулся с явным собственным удовольствием и кивнул ей, когда она прицепом проследовала за всеми монументально более старшими офицерами.

— Айварс! Добро пожаловать. — Хумало потянулся через стол, пожимая руку Терехова с явным удовольствием и искренней теплотой. Что, подумала Хелен, было заметно — и радушно — отличаясь от подозрительной настороженности контр–адмирала, когда Айварс Терехов впервые прибыл в Скопление Талботта.

— Я полагаю, вы знакомы со всеми из нас, — продолжал Хумало, обведя встречающих, — за исключением, пожалуй, коммодора Онасис. — Он указал на небольшую женщину, замеченную Хелен, и Онасис шагнула вперед, чтобы пожать руку в свою очередь.

— Коммодор Онасис, — пробормотал Терехов приветствие, а затем кивнул своим офицерам. — Коммодор Чаттерджи, командующий 301–й эскадрой эсминцев, — сказал он, представляя Чаттерджи в первую очередь. — И это капитан Карлсон, мой флаг–капитан на «Квентине Сент–Джеймсе», и коммандер Поуп, мой начальник штаба. А это, конечно, — он совсем немного улыбнулся, — энсин Зилвицкая, мой адъютант.

Еще больший обмен рукопожатиями вместе с шумом приветствий (хотя никто не предложил пожать руку ее собственной скромной персоны, заметила Хелен, с другой вспышкой развлечения), а затем все они рассеялись, как птицы в форме, сопровождаемые одной одетой в гражданское вороной, по удобным креслам офиса. Хелен подождала, пока все эти значительно старшие офицеры уселись, обнаружила одно свободное место, вытащила свой миникомп, и настроила его на режим записи.

— Действительно приятно видеть вас, Айварс, — сказал Хумало. — И увидеть больше кораблей, прибывших с вами.

— Я рад, что вы так думаете, сэр. И, честно говоря, я рад, что вернулся, хотя я был бы рад, по крайней мере, дню или нескольким на Мантикоре, в первую очередь. Я уверен, что говорю также за Медведя, — сказал Терехов, кивая на Чаттерджи. — С другой стороны, я не хотел бы, чтобы вы думали, что мы находимся на должном уровне. Во–первых, я хотел бы украсть у вас несколько штабных офицеров. И еще, прошедшие две-три недели мы потратили на притирку в процессе совместных учений. Наши люди рвутся в бой, и я думаю, что, каждый отдельности, они так же хороши, как и и было обещано, но пока мы все еще далеки от действительно мгновенного образа действий, который должны иметь прежде, чем будем развернуты.

— В последнее время очень много успело измениться, — заметила Шуламит Онасис с кислой улыбкой.

— Можно выразиться и так, — согласился Хумало с чувством. — С другой стороны, между вами и вице–адмиралом Золотой Пик, мы уже получили в двадцать-тридцать раз больше боевой мощи, чем мы имели в Секторе до Моники. Я с нетерпением жду еще больше, вы понимаете, но дополнительные восемь «Саганами–C» — не говоря уже о «Роландах» коммодора Чаттерджи — помогут мне спать гораздо крепче по ночам.

— Как и всем нам, я думаю, — твердо кивнула Онасис. Потом она склонила голову к Фредерику Карлсон. — Есть одна вещь, которую я хотела бы узнатьь у вас, капитан Карлсон. Я думала, что «Квентин Сент–Джеймс» уже в корабельном списке?

— Так и было, — сказал Карлсон. — На самом деле, он был одним из первых «Саганами–А». Он был переведен в Занзибарский Флот, как часть программы, чтобы попытаться восстановить их флот после его разгрома Турвилем. Поскольку «Квентин Сент–Джеймс» внесен в Список Славы, Занзибар переименовал его, чтобы освободить имя для моего корабля. — Он покачал головой. — Я польщен, конечно, но это дает всем нам немного, чтобы выжить.

— А. — Кивнула Онасис. — Я думала, что помню правильно. Все же, со всеми кораблями, выходящими с верфей, не думаю, что это удивительно, когда некоторые имена вдруг меняются без предупреждения.

— Все становится с ног на голову без предупреждения, Шуламит, – тон Хумало был значительно мрачнее, чем был раньше, заметила Хелен. — Что, вероятно, означает, что мы должны идти вперед и приступить к нашим собственным последним установкам действуйте-по-обстоятельствам, полагаю. Амброуз, не хотите ли взять слово и кратко ввести коммодора Терехова и коммодора Чаттерджи во все наши последние развлечения и игры?

— …и вот, что мы имеем в итоге, — закончил Амброуз Чандлер более чем девяноста минутами позже.

— Спасибо, Амброуз, — сказал Хумало, потом посмотрел на Терехова. — Как вы можете видеть, весь Сектор находится в движении. На самом деле, когда министр Крицманн сегодня вернется на планету, он и Лоретта смогут представить полный сводный отчет, что будет полезно не только вам, Айварс; баронесса Медуза и премьер–министр Альквезар будут присутствовать — они смогут представить, как локальные силы системной защиты будут интегрироваться с новыми группами ЛАКов, которые мы получили для развертывания. Пока мы неплохо с этим справляемся, согласно нашему первоначальному графику, но ЛАКи по–прежнему прибывают из терминала Рыси. По крайней мере, пройдет еще месяц или около того, прежде чем мы сможем полностью охватиь северную периферию. И, честно говоря, наши первоначальные планы развертывания отдавали гораздо более низкий приоритет районам около Пекуода и Новой Тосканы, потому что мы полагали, что флоты Сан–Мигеля и Рембрандта могли обеспечить безопасность в этом районе. Сейчас, когда ситуация в Пекуоде становится такой… легковоспламеняющейся, мы действительно хотим ускорить развертывание группы ЛАКов в этой системе. К сожалению, у нас не будет транспортных платформ, по крайней мере еще два месяца, потому что единственные имеющиеся у нас НЛАКи уже доставили приписанные им группы в пункты приписки, либо еще находятся в пути.

И в итоге мы имеем… гораздо меньше, чем хотелось, скажем так?

Офис Хумало погрузился в тишину на несколько секунд после того, как он закончил говорить, и Хелен украдкой краем глаза посмотрела на лицо Терехова. Его глаза были полузакрыты, губы поджаты в очевидных раздумьях, и она заметила, как Хумало и Ван Дорт смотрели на него, очевидно, ожидая его предположений с собственными впечатлениями о брифинге Чандлера. Реакция Ван Дорта не удивила ее, после того, как он и Терехов совместными усилиями вытянули операцию на Монике. Присутствие Хумало давало не столь много, хотя она была очень рада его видеть.

— Мне совсем не нравится запах этого новотосканского дела, сэр, — сказал наконец Терехов, вновь широко открыв глаза и сосредоточив внимания на Хумало. — На самом деле, у меня не было возможности посетить Новую Тоскану на «Гексапуме», но все, что я когда–либо слышал, видел или читал о новотосканцах, делает меня еще несчастнее с этими их последними махинациями.

— Итак, вы согласны, что они готовятся к чему-то, что нам очень не понравится, Айварс? — спросил Ван Дорт с насмешливой улыбкой, и Терехов фыркнул.

— Я начинаю понимать, как этот остро–бритвенный мозг привел вас на вершину местной финансовой кучи, Бернардус, — сказал он сухо. — Ничего особенного не пройдет мимо вас, ведь так?

— Я стараюсь не отставать, — признался скромно Ван Дорт, и несколько человек прыснули от смеха. Но его выражение вновь стало серьезным, и Ван Дорт наклонился немного вперед. — Что, как вы думаете, мы должны делать?

Глаза Хелен обратились в сторону Хумало, интересуясь, как он будет реагировать на то, что имеющийся гражданский спросил мнение одного из его подчиненных напрямую. Но Хумало только склонил голову чуть в сторону, очевидно для выслушивания ответа Терехова Ван Дорту.

— Дайте мне передохнуть, Бернардус! — запротестовал Терехов. — Я только что услышал об этом впервые. Что заставляет вас думать, что у меня было достаточно времени, чтобы сформулировать любое мнение по этому поводу?

— Я не прошу мнение. Я хочу ваше первое впечатление.

— Ну, мое первое впечатление, что нам нужно больше, чем просто эскадра или две ЛАКов в системе. Больше платформ было бы хорошо, конечно, но если у Новой Тосканы действительно есть конкретный план, я сомневаюсь, что это заставит их отступить. На самом деле, первое, что мне пришло в голову, что мы должны отправить кого–то постарше коммандера Дентона в Пекуод. И, этому «кому-то» старшему, кто бы он ни был, должно быть разрешено, для начала, послать любых новотосканцев в задницу, если это понадобится, чтобы осадить их.

И Хумало, и Шоуп выглядели так, как будто в очень многом они согласны с коммодором, решила Хелен. Не то что бы согласиться с ним было то же самое, чтобы быть счастливым от этого.

— Мы довольно во многом пришли к этому сами, — сказал Хумало, как будто нарочно подтверждая впечатление Хелен. — Проблема в том, что мы не знаем поможем ли этим, если это именно та реакция, которую они ждут от нас. Имейте в виду, что никто из нас не может не думать о том, чего они добиваются, но в этом-то вся проблема и есть, я прав? Поскольку мы не представляем, в какую сторону они раскачивают лодку, то и не можем предсказать, как это впишется в их планы и цели. Честно говоря, — признал вице–адмирал, — единственной причиной, по которой я не был настойчивей в своих попытках привлечь один из НЛАКов для доставки в Пекуод, является это незнание.

— Нет, мы не знаем, как любой шаг с нашей стороны повлияет на их планы, — признал Терехов, а затем лишь слегка пожал плечами. — С другой стороны, я также не думаю, что мы можем позволить себе нашему нынешнему невежеству парализовать нас. И я бы, конечно, не рекомендовал отправлять кого-то изображать слона в посудной лавке, потому что, если на самом деле оценивать происходящее, как цепь взаимосвязанных подготовленных провокаций, последнее, что нам нужно, – это дать им то, чего они так усиленно добиваются. Но по той же причине, я не понимаю, как здесь, в регионе могли бы догадаться, сколько огневой мощи Адмиралтейство готово перебросить на данное направление. Я готов поспорить, что все расчеты Новый Тосканы основаны на раскладке распределения сил, которая была у нас до Моники. В этом случае, я думаю, может быть очень хорошей идеей сообщить им, что с каждым днем сюда, в Сектор, будет пребывать все больше и больше современных судов — и не только ЛАКов. Пусть мотают себе на ус, на какие неприятности нарвутся, если зайдут слишком далеко.

— Я думаю, что для этого нужно совсем немного, адмирал, — сказал серьезно Ван Дорт.

— Согласен, — кивнул Хумало. — И, честно говоря, эта же мысль пришла в голову и моим людям, а также министру Крицману и баронессе Медузе. Я вот просто ненавижу, когда кто–то пытается огорошить меня, вместо того, чтобы спокойно и не торопясь вложить все карты на стол!

— После того, что «Рабсила» и мониканские ублюдки пытались сделать? — оскалился Терехов. — Адмирал, я согласен в этом с вами!

— Так почему бы, — странно улыбнувшись, спросил Хумало, — вам не наполнить меня кипящим оптимизмом, коммодор Терехов?

* * *

— Простите, энсин Зилвицкая.

Хелен остановилась, когда необычайно привлекательная блондинка коснулась ее локтем в коридоре за пределами приемной офиса вице–адмирал Хумало.

— Да? — ответила она вежливо, интересуясь, кто эта другая женщина и как ей довелось узнать, кем была Хелен.

«Кроме того, конечно, что я ношу свое имя на передней стороне моего мундира. Ох».

— Я Хельга Болтиц, — сказала блондинка с резким акцентом, который чем-то напомнил Хелен Виктора Каша. — Личный помощник министра Крицмана, — добавила она, признав явно не понимающее выражение в глазах Хелен.

— О. То есть, конечно, — сказала Хелен. Она оглянулась в зал, но коммодор Терехов и коммодор Чаттерджи по–прежнему были заняты какой–то сиюминутной личной беседой с капитаном Шоуп, и она вернулась к миз Болтиц. — Есть ли что–то, что я могу сделать для вас, мэм?

— Ну, как я объяснила адъютанту адмирала Золотой Пик не так давно, вы можете начать с того, чтобы не называть меня «мэм», — ответила Болтиц с лукавой усмешкой. — Это заставляет меня чувствовать себя невероятно старой и в целом слишком респектабельной!

— Я постараюсь помнить это, мэ… миз Болтиц, — улыбнулась ей в ответ Хелен.

— Хорошо. И, если на то пошло, учитывая тот факт, что я делаю для министра в основном тоже, что вы делаете для коммодора, я думаю, что действительно могло бы быть проще, если бы я называла вас Хелен, а вы называли меня Хельга. Как вам это?

— Ну, в обществе я пока еще буду называть вас «миз Болтиц»… Хельга.

— Я полагаю, что смогу жить с этим… энсин.

— Ну, в таком случае, позвольте мне перефразировать. Есть ли что–то, что я могу сделать для вас, Хельга?

— На самом деле, есть, — кивнула Хельга с гораздо более серьезным вздохом. — Министр, конечно, будет присутствовать с премьер–министром и генерал–губернатором на торжественном обеде перед полномасштабным брифингом сегодня вечером. Он попросил меня сообщить вам, что он собирается прибыть, приведя с собой пару гостей только на ужин, а не на брифинг, которые, тем не менее, занимают очень важное место в наших локальных силах системной защиты. Один из них прибыл с Монтаны, и он просил… ну, сфотографироваться с коммодором Тереховым. По моему впечатлению, это связано с тем, что капитан Терехов — и весь ваш экипаж, конечно — сделал здесь. Во всяком случае, министр Крицман был бы очень благодарен, если бы коммодор Терехов смог присутствовать за ужином в парадной форме.

Хелен удалось подавить стон. Это было не очень легко. Если и существовало что-то, что Айварс Терехов ненавидел, – это было то, что он сам называл стороной «суеты и перьев» своих обязанностей. Лично Хелен подозревала, что это было выработано всеми годам, что он провел на службе в Министерстве иностранных дел, с их бесконечной чередой официальных обедов и политических приемов гостей, прежде чем вернулся к действительной флотской службе.

«С другой стороны, — сказала она себе, надеясь, — этот же зарубежный опыт в Министерстве иностранных дел означает, что он, наверное, поймет важность запроса Крицмана. После того, конечно, как прекратит дуться».

— Кто–нибудь еще планирует прибыть в парадном одежде? — спросила она, помолчав. Хельга приподняла бровь, и она пожала плечами. — Он не будет особо счастлив, забравшись в свой «обезьяний костюм», Хельга. Но если я могу сказать ему, что он не будет одинок…

Она позволила жалобным ноткам проскользнуть в своем голосе, и Хельга усмехнулась.

— Ну, я сомневаюсь, что мы сможем заполучить абсолютно всех одетыми в парадное, — сказала она. — Хотя, если это поможет, я могу пойти и поговорить по крайней мере с несколькими другими — адмиралом Хумало, капитаном Шоуп, коммандером Чандлером, капитаном Сондерс — и предположить, что министр хотел бы видеть их в парадной форме.

— О, хорошо! — Хелен даже не пыталась скрыть свое облегчение. — Если вы можете сделать это, я добавлю немного от себя и намекну, что министр был бы признателен, если бы коммодор Чаттерджи и капитан Карлсон были одеты таким же образом. Я имею в виду, это точно не будет ложью. Министр Крицман будет же признателен, не так ли?

— О, да, — согласилась Хельга.

* * *

Убедить Айварса Терехова облачиться в полную парадную форму было почти так же сложно, как Хелен и боялась вначале. Он начал топать каблуками в тот же момент, как только она открыла рот, указывая на то, что ему никто не упомянул ничего о глупых парадных мундирах в первоначальном приглашении. Она кивнула, напомнив ему о том, что, хотя измененный запрос пришел слишком поздно, он также был единственным, который был сделан по личной просьбе военного министра Сектора по важными политическими причинами. Он сердито зыркнул на нее, но вдруг просветлел и с торжественным видом провозгласил, что у него нет парадной формы коммодора… в этот момент старший стюард Агнелли молча открыла шкаф и извлекла капитанскую парадную форму, которую она специально прикупила специально для его нового звания перед отбытием с Мантикоры.

Потерпев поражение на этом фронте от адской эффективности своих подчиненных, он пытался спорить, указывая, что у Чаттерджи, вероятно, нет надлежащей формы, и ему не хотелось бы смутить другого офицера. Хелен и Агнелли просто терпеливо посмотрели на него, а Хелен к тому же напоминала няню, глядевшую на непослушного ребенка. Он смотрел на них мгновение или два, затем глубоко вздохнул и сдался.

* * *

Было действительно жаль, что заняло так много времени убедить его одеть форму, размышляла Хелен, так как она могла быть специально сшита для него. Его рост, светлые волосы, голубые глаза и прямая с квадратными плечами осанка в совершенстве дополнялись даже архаичным мечом, и она видела, с каким взглядом окружающие провожали их, когда он последовал за ней из служебного аэрокара Флота на посадочной площадке в центре Тимбла у особняка, который был временным Домом Правительства, пока постоянная, официальная резиденция генерал–губернатора еще строилась. Довольно много аэрокаров уже были там или вновь взлетали после выгрузки своих пассажиров, и она увидела вице–адмирала Хумало — также в парадной форме — ждущего их.

Вице–адмирал не мог носить свою великолепную форму — и меч — как мог только Терехов. В конце концов, мало кто мог, подумала Хелен, чуточку немного самодовольно. Но из его позы было очевидно, что он был вполне привычен мириться с ней, а капитан Шоуп, стоя у его плеча, выглядела почти также блистательно, как и Хумало, когда он с усмешкой протянул руку Терехову.

— У меня было пари с Бернардусом, что миз Зилвицкой нипочем не удастся обрядить вас в парадную форму! — сказал он.

— Что ж, — наполовину проворчал Терехов, глядя на Хелен с юмором, — вы почти победили., К сожалению, она работала помощником Бернардуса. Наверное, поэтому у него была более реалистичная оценка ее способности… убедить меня, нежели у вас, сэр.

— Он упоминал что–то о небывалом упорстве энсина, — согласился Хумало с улыбкой. Он взглянул на Хелен, но даже ей было очевидно, что в данный конкретный момент, тишина была лучшая политика.

— Что ж, — продолжил Хумало спустя секунду, — я полагаю, мы должны направиться внутрь. В некотором смысле, вы почетный гость сегодня вечером, Айварс, поэтому все мы были вынуждены ждать вашего прихода.

— Просто замечательно, — вздохнул Терехов, а затем встряхнулся. — Хорошо, я готов. Не думаю, что это может быть намного хуже, чем Битва у Моники!

Первоначальное описание вечера, как «небольшой неформальный ужин с генерал–губернатором и премьер–министром», казалось, было несколько ошибочным, подумала Хелен, когда она последовала за своими коммодором и вице–адмиралом Хумало вниз по широкому коридору в то, что, очевидно, было основным банкетным залом особняка. Он был колоссален, а столы, которые были расположены в нем, заполняли его до отказа. За этими столами находилось, по крайней мере, триста стульев и, вероятно, даже больше, и большинство из них были уже заняты.

Только тот, кто знал Айварса Терехова заметил бы, как его шея чуть–чуть напряглась, как еще чуть-чуть больше расправились его плечи. Он продолжал болтать с вице–адмиралом Хумало, пока они вдвоем направлялись к главе стола, останавливаясь иногда коротко поприветствовать кого–то, с кем Терехов уже встречался при его первоначальном развертывании в Талботте. Судя по выражению лица вице–адмирала, он не был удивлен, как заметила Хелен, и начала задаваться вопросом, что именно происходит.

Когда они, наконец, подошли к главе стола, она признала трех других коммодоров, ждущих их. Одного из них — коммодора Лазло — она ожидала, так как он был старшим офицером Космического Флота Шпинделя. Второй не слишком сильно ее удивил, поскольку она полагала, что коммодор Лемюэль Сакетт, командующий Космического Флота Монтаны, тот самый «гость из Монтаны». Как он оказался здесь вызывало, конечно, некое недоумение, но не такую большую загадку, как присутствие коммодора Эмиля Карлберга, старшего офицера Космических Сил Нунцио.

Терехов также не мог скрыть своего удивления. Шпиндель был едва ли удобно расположен для любого из них — транзитное время между Шпинделем и их домашними системами скорее измерялось неделями нежели днями; Монтана, самая ближняя из этих двух, лежала в восьмидесяти трех световых годах от столичной системы Сектора — но едва ли было хорошим тоном спросить, что они здесь делают. Тем более не тогда, когда оба они были так явно рады его видеть.

«И это чертовски верно должно быть, — сказала сама себе Хелен. — Коммодор и «Киса» очистили Нунцио от этих хевовских «пиратов», когда Карлберг не смог бы даже найти их, не то что бороться с ними! И, очевидно, что Сакетт не забыл, как коммодор и мистер Ван Дорт убедили Вестмана сложить оружие на Монтане. Тем не менее, интересно, почему никто не упомянул, что будут здесь?»

Она все еще удивлялась, когда вежливый церемониймейстер отделил ее от астрономических начальников и показал ей гораздо более скромный стол в стороне. Хелен была рада пойти с ним и убрать ее младший ранг (и абсурдную молодость) из внимания, фокусировавшегося на Терехове и других. Стол, к которому он привел ее, был достаточно близко, чтобы она могла следить за ним, в случае, если он будет в ней нуждаться, а ненавязчивый ушной жучок в левом ухе означал, что он может вызвать ее в любое время, когда захочет.

Она была рада видеть Хельгу Болтиц, сидящую за этим же столом, хотя Хельга, похоже, была не совсем в восторге от их местонахождения, как была Хелен. С другой стороны, это было вполне возможно из–за ее соседа по столу. Что ж, Хелен тоже, подумала она, так как он сидел между ними двумя. Она не знала, кем может быть этот темноволосый, кареглазый мужчина с карандашными усами и рембрандтским акцентом, но она узнала его скучающее, самодовольное выражение, наблюдая такое же на слишком многих политических обедах, в которых она участвовала в качестве приемной дочери Кэтрин Монтень. Некоторым людям, подумала она сухо, не нужно и части одобрительных аплодисментов; они возьмут свои с собой, куда бы они ни пошли.

Она по–прежнему размышляла над этим вопросом — и пыталась решить, будет ли малодушием отказаться от разговора с Хельгой из–за рембрандтца вместо того, чтобы вывести другую женщину из-под огня — когда звонкий музыкальный тон пропел над фоновым гулом сторонних разговоров. Все головы повернулись в сторону его источника, и она увидела, что баронесса Медуза стояла на своем месте во главе основного стола, все еще держа столовый нож, которым она только что ударила по хрустальному кувшину.

Гул голосов умер почти мгновенно, и Медуза улыбнулась.

— Во–первых, — сказала она, — позвольте мне поблагодарить всех вас за внимание. Некоторые из вас, — она глянула в направлении Терехова, — вполне возможно были под впечатлением, что этот ужин должен был быть несколько меньшим и более скромным. Я приношу свои извинения всем, кто получил это ошибочное впечатление. На самом деле, сегодняшний вечер представляет редкую возможность для всех нас. В качестве личного представителя Ее Величества здесь, в Секторе, это моя привилегия — а также мое удовольствие — приветствовать всех вас от имени Ее Величества. Нам повезло, на сегодняшнем вечере присутствуют нескольких старших флотских офицеров Сектора, и в равно повезло, что они смогли оторваться от официальных конференций, которые привели их сюда, чтобы присоединиться к нам на ужине. И, кроме того, нам особенно повезло, что с нами сегодня вечером человек, перед которым весь Сектор находится в неоплатном долгу. Леди и джентльмены, прошу, присоединитесь ко мне в моей сердечной благодарности коммодору Айварсу Терехову!

Тишина в зале исчезла в реве аплодисментов. Вице–адмирал Хумало был, вероятно, первым человеком, который встал на ноги, громко аплодируя. Хелен также обнаружила себя стоящей и дико хлопающей, и это было все, что она могла сделать, чтобы сдержать ликующий свист, когда разразился ад кромешный.

Она не понимала до этого момента, как ее возмущала — от имени Терехова, а не ее собственного — спешка, которая лишила его общественного признания дома, того, что он так убедительно заработал. Но теперь, когда наступил ТОТ САМЫЙ момент, она поняла, насколько более подходящим он был именно для него, чтобы получить признание здесь, в Скоплении, и от людей, которым его мужество так хорошо служило.

Аплодисменты длились довольно долго, и Хелен могла видеть усилившуюся краску на лице коммодора, когда звуки все этих рукоплесканий коснулись его ушей. Она не сомневалась, что это смущало его, но она действительно не очень волновалась. Он это заслужил — заслужил каждый их децибел — и чувствовала свою улыбку, озарившую все ее лицо, поскольку теперь она поняла хитрость, с которой Хумало и Медуза устроили все так, чтобы он не мог избежать этого.

Но аплодисменты затихли в конце концов, люди снова сели, а генерал–губернатор ждала, пока тишина упадет еще раз. Затем она откашлялась.

— На сегодняшний день, — сказала она, — я уверена, большинство из вас тронет новость, что мы заполучили коммодора Терехова сюда, под, можно сказать, ложным предлогом. Честно говоря, мы были немного обеспокоены тем, что он, возможно, сбежит, если поймет, что мы хотим.

Смех пробежал через всю комнату, и она улыбнулась.

— Боюсь, однако, — продолжала она, — что мы не закончили с коммодором сегодня.

Она взглянула на Терехова, который смотрел на нее с выражением, которое можно было бы назвать только осторожными.

— Существует фраза, с которой офицеры Королевы стали слишком уж знакомы, леди и джентльмены, — продолжила она, ее тон стал гораздо серьезнее. — Эта фраза «необходимость Службы», и это означает, что те мужчины и женщины, которые выбрали ношение королевского мундира и охрану и защиту всех нас — вас и меня — полностью вверяют свою жизнь службе, которую они выбрали. Они не просто рискуют жизнью и здоровьем для нас, леди и джентльмены. Кроме этого, они жертвуют всю оставшуюся жизнь — жертвуют временем отцов и матерей, жен и мужей. Коммодор Терехов провел менее одной стандартной недели на Мантикоре, прежде чем был отправлен обратно к нам. Менее одной стандартной недели, леди и джентльмены, после всех огромных рисков и опасностей, которые он и мужчины и женщины КЕВ «Гексапума» и другие корабли его эскадры в Монике пережили за всех нас.

Огромный бальный зал был совершенно тих сейчас. Полностью молчал. Голос баронессы Медузы звучал ясно и тихо на этом молчаливом фоне.

— Не может быть истинной, адекватной компенсации за те жертвы, которые приносят мужчины и женщины в военной форме, для людей, которым они служат и защищают. Каким образом можно установить цену за готовность служить? Каким образом можно установить надлежащую заработную плату за готовность умереть, чтобы защитить других? А так же честь тех, кто выполняет свои клятвы, отдавая последнее истинное мерило преданности в служении своей звездной нации и вере в человеческое достоинство и свободу человека?

Она остановилась в тишине, потом покачала головой.

— Правда в том, что мы не можем вознаградить их, чествовать их так щедро, как они заслужили от нас. Тем не менее, можем ли мы дать им то, что они заслуживают или нет, мы признаем нашу обязанность, чтобы попробовать. Чтобы попытаться показать им, и всем остальным, что мы признаем жертвы, которые они принесли. То, что мы понимаем, как сильно мы им обязаны. И это наш жемчуг за цену, мужчин и женщин, которых мы не можем заслуживать, и всегда должны благодарить Бога, что они есть у нас в любом случае.

– Это были мужчины и женщины КЕВ «Гексапума». КЕВ «Колдун», КЕВ «Бдительный», КЕВ «Отважный», КЕВ «Дерзкий», КЕВ «Эгида», КЕВ «Дротик», КЕВ «Янычар», КЕВ «Рондо», КЕВ «Ария» и КЕВ «Вулкан».

— Мы не сможем индивидуально почтить память тех мужчин и женщин. Слишком многих из них уже здесь нет, чтобы воздать им почести, а большинство из тех, кто выжил находится где–то в другом месте этой ночью, где–то в той же королевской форме, служа ей — и всем нам — вновь по требованию «необходимости Службы». Но если мы не можем индивидуально чествовать каждого из них, мы можем почтить их всех коллективно в лице человека, который командовал ими.

Айварс Терехов смотрел прямо перед собой, и это была не просто скромность. Он смотрел на что–то, что только он мог видеть — мужчин и женщин с этих кораблей. Лица, которые никто никогда не увидит.

— Коммодор Терехов, — сказала Медуза, обращаясь к нему напрямую в первый раз, — вы не знали, что среди посланий, доставленных вами, когда вы вернулись на Шпиндель были письменные инструкции от Ее Величества ко мне. Пожалуйста, встаньте, коммодор.

Терехов медленно повиновался.

— Подойдите сюда, коммодор, — тихо сказала она, и он подошел к ней. Когда он это сделал, Аугустус Хумало, Лемюэль Сакетт и Эмиль Карлберг поднялись в свою очередь и последовали за ним. Сакетт нес небольшую бархатную коробочку, которая, очевидно, была спрятана под столом на его месте. Карлберг нес небольшую подушечку, которая также была спрятана.

Четверо их остановилось перед Медузой, и Сэкетт представил ей небольшую коробочку. Она приняла ее, но также посмотрела на Хумало.

— Слушать приказ! — объявил глубокий голос вице–адмирала, и Хелен почувствовала, что ее ноги выполняют автоматический ответ, вторя любому другому мужчине и женщине в форме в этом огромный бальном зале.

— Коммодор Айварс Терехов, — сказала Медуза ясным, разнесшимся голосом, — в шестнадцатый день февраля 1921 года эры Расселения, подразделение Королевского Флота Мантикоры под вашим командованием вошло в систему Моники, действуя по разведданным, которые вы получили при ваших предыдущих действиях в системе Сплит и системе Монтана. В ходе получения этих разведданных и подавлении насильственных террористических движений в обоих этих звездных системах, вы осознали дополнительные, потенциально катастрофические угрозы для граждан звездных систем, известных тогда как Скопление Талботта и Звездного Королевства Мантикора. Действуя собственной властью, вы перешли с эскадрой под вашим командованием к Монике и там потребовали остановить переделку бывших линейных крейсеров Флота Солнечной Лиги, поставленные Союзу Моники сторонами, враждебными Звездному Королевству, которые были полны решимости предотвратить аннексию звездных систем, теперь известными как Сектор Талботта Звездного Королевства, за которую граждане этих звездных систем свободно и демократически проголосовали.

– Когда старший офицер, представляющий Мониканский Флот отказался выполнить ваше требование и открыл огонь по вашим кораблям, несмотря на удивительно большое количество, вес, дальность и точность этого огня, и, несмотря на тяжелые повреждения и тяжелые потери, вы и подразделение под вашим командованием успешно уничтожили военные компоненты массивных промышленных платформ и девять возможных линейных крейсеров, которые были там пришвартованы. А, когда впоследствии были атакованы тремя полностью действующими и современными линейными крейсерами, шесть оставшихся единиц вашей эскадры вступили в бой и уничтожили всех своих противников.

Ценой шестидесяти процентов кораблей и семидесяти пяти процентов личного состава под вашим командованием, ваша эскадра уничтожила или нейтрализовала все линейные крейсера постройки Лиги в системе Моники. Впоследствии, хотя ваши сохранившиеся суда были слишком сильно повреждены, чтобы уйти из системы, вы нейтрализовали все остальные подразделения Мониканского Флота, предотвратив вывод или уничтожение двух уцелевших линейныхкрейсеров Лиги, и поддерживали статус–кво в системе в течение целой недели, пока не не подоспели дружественные силы.

Теперь мой долг и моя огромная честь, по личному поручению Ее Величества Королевы Елизаветы Мантикорской, выступая в качестве ее генерал–губернатора Сектора Талботт и ее личного представителя, преподнести вам Парламентскую медаль «За Доблесть».

Хелен резко вдохнула, когда Сакетт открыл футляр и Медуза извлекла золотой крест и его звездчатую основу на синей и белой ленте. Терехов был гораздо выше, чем была она, и она поднялась на цыпочки, когда он наклонился к ней, чтобы она могла одеть ленту на шею и расправить ее. Она осторожно расположила блестящую медаль, потом посмотрела на него и — в жесте, который, Хелен была уверена, не являлся формальностью — очень нежно прикоснулась к его щеке.

— Ее Величество награждает этой медалью вас, коммодор, — сказала она, — и потому, что вы так глубоко и лично заслужили ее, но также как средство признания каждого мужчины и каждой женщины, которые отправились с вами на Монику. Она просит вас носить эту медаль для них, как для себя.

Терехов молча кивнул. Честно говоря, Хелен сомневалась, что он мог бы говорить в этот момент. Но Медуза еще с ним не закончила, и она кивнула Карлбергу, который наклонился и положил на пол подушечку.

— А теперь, коммодор, есть еще один небольшой деловой вопрос, о котором Ее Величество просила, чтобы я позаботилась за нее. Встаньте на колени, пожалуйста.

Ноздри Терехова вспыхнули, когда он резко вдохнул. Затем он повиновался, опускаясь на колени на подушечку, а Аугустус Хумало вынул свой парадный меч и протянул его рукоятью баронессе Медузе. Она взяла его, посмотрела на него, потом посмотрела на офицера на коленях перед ней.

— Полномочиями, возложенными на меня, как на генерал–губернатора Ее Величества в Секторе Талботт, и по Ее специальному поручению, действуя в интересах и вместо Нее, — ее тихий голос пронесся с кристальной ясностью по всему залу, — я дарую вам ранг, титул, прерогативы и обязанности рыцаря–кавалера ордена Короля Роджера.

Блестящая сталь коснулась его правого плеча, затем левого, потом еще раз вновь вернулась к правому. Она позволила ей задержаться там на мгновение, ее глаза встретились с его, потом она улыбнулась и сделала шаг назад, опуская меч.

— Встаньте, сэр Айварс, — сказала она тихо в тишине перед началом приветственных восклицаний, — и в будущем так же верно храните честь королевы, как вы делали это в прошлом.

ГЛАВА 36

— Я надеюсь, что мы знаем, что мы делаем здесь, Цзюньянь, — сказал комиссар Управления Пограничной Безопасности Лоркан Веррочио, одаряя своего вице–комиссара взглядом, который был не очень счастливым.

— Пока все идет точно по плану, — указал Хонгбо Цзюньянь.

— Освежи мою память, но разве не все «шло точно по плану» в последний раз вплоть до того самого момента, когда сукин сын Терехов — почему–то исключенный из плана — отправил всю систему Моники прямиком в ад? — спросил Веррочио с некоторой неоспоримой терпкостью.

— Да, это было. — Хонгбо очень старался, и в основном успешно, чтобы задержать внимание на испытание терпением в голосе. — На этот раз, однако, вместо того, чтобы рассчитывать на партию линейных крейсеров укомплектованных неоварварами, которым даже не удалось переоборудовать и ввести в действие более трех из них, гораздо менее обученными до какой–либо реальной квалификации, мы получили немедленно по вызову три эскадры Пограничного Флота. И потом, адмирал Крэндалл также на МакИнтоше. Я бы сказал, что есть существенная разница в балансе имеющихся сил, не так ли?

Веррочио кивнул, хотя было видно, что что-то ему явно мешало радоваться нынешнему состоянию дел.

Это было странно, размышлял Хонгбо. Он знал Веррочио больше стандартных лет, чем он на вскидку припоминал, а комиссар едва ли был самой сложной индивидуальностью, которую он когда–либо встречал, но этот человек еще мог удивить его при случае. Он ожидал, что Веррочио подпрыгнет от потенциальной возможности оплатить Мантикоре за то, как Звездное Королевство потеснило его и повредило его политической поддержке у единственных людей, которые были действительно важны для него. И у Хонгбо не было никаких сомнений в том, что Веррочио действительно хочет именно этого.

Но начальный пыл Веррочио, в котором преобладала раскаленная ярость, непосредственно после Битвы у Моники, заметно охладел. В то время, Хонгбо был полностью за эти изменения и упорно трудился сам, чтобы поощрять его. К сожалению, его приоритеты изменились — или же были изменены — несколько отчасти, и ему было гораздо труднее, нежели он ожидал, переключить раздражение комиссара обратно еще раз. В немалой степени, подумал он ворчливо, в связи с коммодором Фрэнсисом Тергудом.

Хонгбо не был экспертом по флотским вопросам, но он знал от Веррочио, что старший офицер Пограничного Флота в течении нескольких дней проводил опрос выживших мониканцев и несколько недель анализировал отрывочные данные о том, что точно произошло. Конечно, количество доступной информации было крайне ограниченным. В самом деле, когда Хонгбо думал об этом, он предположил, что единственный настоящий сюрприз — учитывая то, как монти взорвали к чертовой матери все военные сенсорные платформы в системе — было то, что были какие–то данные для изучения их Тергудом.

К этим тревожным выводам Тергуд пришел на основе того, что было доступно, однако, они произвели негативное воздействие на Веррочио, чего все официальные анализы разведки из иерархии ФСЛ совсем не смогли развеять. Хонгбо не знал, поделился ли Тергуд своим анализом со штабом адмирала Бинга. Он был добросовестным офицером, что удивительно, даже для Пограничного Флота, поэтому Хонгбо подозревал, что у него было… не то чтобы кто–то в Оперативной Группе 3021 хотел прислушаться к нему. Учитывая безграничное презрение Бинга ко всему Пограничному Флоту, всякие предупреждения от Тергуда, скорее всего, были непродуктивны. На самом деле, это, вероятно, убедило это высокомерное ничтожество думать с точностью до наоборот!

Он бы обязательно поделился этим с Веррочио, впрочем, и в своем докладе указал, что у манти не было ни одного корабля больше, чем тяжелый крейсер, а они полностью разгромили Монику. Фактически, Тургуд намекнул (хотя это было очевидно для Хонгбо, что он не очень заботился о своих собственных выводах), вполне возможно, что не имело бы ни одного бита значения были ли линейные крейсера Хорстера укомплектованы мониканцами или соларианцами.

Лоркану Веррочио совсем не понравилось, как это звучит. Если на то пошло, также не Хонгбо Цзюньяню. В каком–то смысле, вице–комиссара действительно не волновало, насколько неприятным мантикорский флот может быть. Даже если каждый космонавт в нем был в три метра, покрыт длинными вьющимися волосами, с иммунитетом к вакууму, и должен был быть убит серебряными пулями, их не могло быть достаточно много, чтобы встать на пути Солнечной Лиги. Хонгбо не мог вспомнить, кто на Старой Земле сказал, что «количество победит качество», но клише все еще держалось, особенно, когда количественная разница была такой огромной, как это было в данном случае. Поэтому Хонгбо не лелеял никаких опасений о том, что в конечном итоге произойдет со Звездным Королевством Мантикора, если оно получит себя в настоящей войне с Лигой.

Но были еще слова: «в конечном итоге». Именно поэтому анализ Тургуда обеспокоил его, а также его номинального начальника. «В конечном итоге» не собирается сделать очень многое для сохранения Лоркана Веррочио — или Хонгбо Цзюньяня — в краткосрочной перспективе, если окажется, что Тургуд был прав. И даже если Солнечная Лига поглотит эти убытки, и в конечном итоге раздавит «Звездную Империю Мантикора» как жука, она не забудет, кто умудрился заполучить вопрос войны в начале. Особенно если война начнется с такого рода настоящей катастрофы, к которой по предупреждению Тургуда, вполне может привести.

«Тем не менее, Тургуд не знает об адмирале Крэндалл, — сказал себе Хонгбо. — Мне все равно, какой занозой могут быть у монти тяжелые крейсера и линейные крейсера; им просто не выстоять против шестидесяти или семидесяти кораблей стены!»

— В любом случае, — сказал Веррочио, любуясь панорамным видом из окна своего офиса на город Сосновая Гора, его голос вновь вырвал Хонгбо из забытья, — по крайней мере, пока нас еще ничего не укусило за задницу.

Хонгбо не стал комментировать, так как было очевидно, что Веррочио фактически разговаривал сам с собой.

Веррочио, сложив руки за спиной, глядел на Сосновую Гору. Этот город, столица Королевства Мейерс перед приходом Управления Пограничной Безопасности и освобождения подданных Королевства от, очевидно, тиранических правителей (все они были тираническими правителями, в конце концов, не так ли?), был центральным узлом его личной сатрапии. Также в этом городе проживало более двух миллионов человек, что было не многим более булавки на карте одного из почтенных старых Основных Миров Лиги, но для Пограничья он оставался весьма респектабельным поселением. Как и любой комиссар УПБ, Лоркан Веррочио всегда был амбициозным на пути к креплению своих позиций, но в этот момент его намного больше волновало, что он может потерять, если все окажется настолько плохо, как предполагал анализ Тургуда.

«Ой, да ладно, Лоркан! — подбадривал он себя. — Ты же знаешь, что Тургуд в глубине души старая баба. Ты действительно думаешь, что он все еще был бы простым коммодором в его возрасте, если бы он имел понятие о том, как вещи действительно работают? Они послали его сюда, чтобы избавиться от него, а не потому, что блестящ! И, конечно, он дрожал как заяц от того, что произошло на Монике. До появления Бинга, он был тем, кому пришлось бы идти против монти, а самым большим, что было под его командованием, было подразделение тяжелых крейсеров. Неудивительно, что он не горел желанием скрестить мечи с большими, гадкими монти!»

— Я так полагаю, — продолжил он Хонгбо, не отрывая глаз от пастельных башен Сосновой Горы, — что твой хороший друг мистер Оттвейлер до сих пор был верен своему слову?

— До сих пор, — ответил Хонгбо, заметив, как Оттвейлер вдруг стал его «хорошим другом», несмотря на то, что Веррочио на самом деле знал его значительно дольше, чем Хонгбо.

— Должны ли мы позаботиться о нужной информации для Бинга, как ты считаешь?

— Я не вижу особой необходимости это делать, Лоркан, — комиссар наконец повернул голову, глядя через плечо на Хонгбо с одной выгнутой бровью, и вице–комиссар пожал плечами. — Бингу не нужно каких–либо подсказок от нас, чтобы вцепиться в любого монти, которому повезет перейти ему дорогуь. Это довольно очевидно, не так ли?

Веррочио задумался, потом кивнул.

— Ну, мой «хороший друг», как ты только что выразился, не спрашивал нас, что нужно делать адмиралу Бингу, — указал Хонгбо. — Я не думаю, что он видит какую–то необходимость в этом, и моя мысль в том, что, если ему так комфортно, то и мы должны оставить его в покое. Если все сложится для него и его начальства, то это сработает и для нас тоже. А если это не сработает, если все пойдет наперекосяк, то мне пришло в голову, что не иметь ничего в записи, которая могла бы послужить доказательством нашего давления на Бинга, вероятно, не столь уж плохая идея. Если же он готов предпринять односторонние действия против монти, то пусть. Если это сработает нам на руку – хорошо. Если же нет – это вина Флота, а не наша.

Веррочио, очевидно, мгновение обдумывал то же, затем кивнул. В самом деле, выражение его лица стало повеселело, чем несколько минут назд.

— В этом случае, — сказал он, отвернувшись от стола, чтобы взять распечатку первого официального запроса из Новой Тосканы о помощи Лиги в борьбе с систематическими преследованиями Мантикоры, — я полагаю, что нам нужно обработать это. В конце концов, нет смысла убегать неподготовленными.

— Нет, сэр. Нет смысла вообще, — согласился Хонгбо.

Конечно, кто–то не знакомый с рутинными процедурами Управления Пограничной Безопасности мог быть одураченным, но это не имело большого значения. Причина, по которой никто не собирался никого вводить в заблуждение, была в проверенной временем — и самой безопасной — тактике. Новотосканская нота была первым шагом в привычном танце, и никогда еще без тщательной предварительной проработки подавляющая и беспристрастная мощь Управления Пограничной Безопасности не позволяла себе быть втянутой в преждевременные, необдуманные действия. В первую очередь, необходимо было создать надлежащую основу. Позвольте нескольким нотам и жалобам, относящихся к прямому ведения полномочий УПБ накопиться, и вы подчеркнете тем самым серьезный и давний характер проблемы, перед тем как они будут опубликованы (либо слиты) в СМИ незадолго перед выходом на сцену УПБ. При достаточно толстом досье крутильщики Пограничной Безопасности могли превратить почти все что угодно в благородный и самоотверженный ответ на невыносимую ситуацию.

В конце концов, у них ведь было столько практики в этом деле!.

— Ну, хорошо, — сказал Веррочио, толчком отправив распечатку через стол к Хонгбо. — Можешь начинать. Почему–то, — он тонко улыбнулся, несмотря на сохраняющиеся следы беспокойства, — я не думаю, что это будет последняя запись.

— Добрый день, Валерий, — сказал Хонгбо Цзюньянь несколько дней спустя, когда его секретарь проводил Валерия Оттвейлера в офис.

Офис Хонгбо был чуть меньше, чем у Веррочио, и без такого хорошего вида на Сосновую Гору, но он был таким же роскошным, и он пересек огромную комнату, чтобы пожать руку Оттвейлеру, а затем сопроводил его в приятный переговорный уголок, расположенный вокруг каменного кофейного столика. Закрытый графин с кофе, чайник и поднос со свежими круассанами уже стояли на столе, и Хонгбо жестом пригласил гостя сесть.

— Спасибо, Цзюньянь, — ответил Оттвейлер.

Мезанец устроился в указанном кресле, подождал, пока Хонгбо лично налил ему чашку чая, а затем наблюдал как вице–комиссар наливает кофе во вторую чашку для себя. Эта домашняя сценка, подумал Оттвейлер, могла бы обмануть большинство людей спокойным поведением Хонгбо. Однако, Оттвейлер знал того гораздо лучше, чем «большинство людей», и он узнал внутреннее ядро нервозности в другом человеке.

— Я был немного удивлен вашей просьбой о встрече, — сказал несколько минут спустя Хонгбо, потягивая кофе. — Знаете, мы получили первую ноту из Новой Тоскана позавчера. Учитывая все обстоятельства, я считал, что у всего этого несколько более низкий приоритет, чем я наблюдаю.

— Поверьте, я точно не посылал объявления в СМИ, чтобы сообщить, что я пошел к вам в гости, — отметил Оттвейлер, с легкой улыбкой. — И давайте будем честны друг с другом, Цзюньянь — любой, кто действительно знает, что происходит в галактике, не будет введен в заблуждение, если я стараюсь поддерживать «низкий приоритет»? Впрочем, даже если бы я не был типичным гнусным махинатором «Рабсилы» с Мезы, все равно все бы предположили, что я им являюсь. В таком случае, зачем идти на все неудобства и неэффективность, пытаясь ползать в темноте?

Хонгбо был не в восторге от очевидной легкости своего гостя, но он только пожал плечами и отхлебнул еще кофе. Затем он опустил в чашку.

— Я не собираюсь притворяться, что я с вами полностью согласен в этом, — сказал он спокойно. — С другой стороны, в этом, вероятно, что–то есть. И, в любом случае, вы здесь. Итак, что я могу для вас сделать?

— Я только что получил несколько длинную передачу из дома, — заговорил Оттвейлер в гораздо более серьезном тоне. Он поставил чашку обратно на блюдце, придерживая его на колоене.

— Что за передача? — глаза Хонгбо сузились, и он не мог подавить нотку напряженности в своем голосе. Оттвейлер выгнул бровь, и вице–комиссар грубо фыркнул. — Вы бы не говорили мне об этом, если бы она, вероятно, не влияла на наши… договоренности, Валерий. И я как–то сомневаюсь, что вы скажете мне что-то, что мне хотелось бы услышать.

— Ну, это влияет на наши «договоренности», — уступил Оттвейлер. — И я не буду притворяться, что я был полностью доволен сам, когда она прибыла.

— В таком случае, почему бы вам просто не пойти дальше и сказать мне об этом, а не искать какой–то способ подсластить конфеткой?

— Ладно. Без конфетки, мне поручено сказать вам, что мы должны сдвинуть график вверх.

— Что? — Хонгбо посмотрел на него с каким–то подступающим недоверием.

— Мы должны сдвинуть график вверх, — повторил Оттвейлер.

— Почему? И почему вы думаете, что я могу просто включить какой–то переключатель и осуществить это?

— Они не сказали мне, почему именно, — у Оттвейлера, казалось, был удивительный иммунитет к уничтожающему сарказму последнего вопроса Хонгбо. — Они просто сказали мне, что они хотят, чтобы это произошло. И, точно так, как они поручили мне, я только что сказал вам.

Хонгбо зыркнул на него, потом заставил себя сделать глубокий вдох, и отойти от своей мгновенной вспышки гнева.

— Извините, — сказал он. — Я знаю, что вы только посланник. Но это не меняет реальности, Валерий. Мы можем двигаться дальше только не быстрее, чем сейчас. И вы знаете, это.

— В нормальных условиях, я уверен, что я с вами бы согласился. Но в данном случае это на самом деле не имеет значения. Я не пытаюсь сознательно провоцировать вас, сказав это, но правда в том, что у меня есть мои инструкции, и на сей раз они не допускают разночтений.

— Будьте разумны, Валерий! Вы знаете, как трудно мне пришлось поработать, чтобы заполучить согласие Лоркана! Этот идиот Тургуд испугал его до полусмерти всеми этими историями о новом супер–оружии манти. Он в ужасе, что Бинг собирается пойти на значительные потери, если дело дойдет до стрелбы. Что, в сочетании с тем, что уже произошло на Монике, точно не будет способствовать его будущим перспективам карьерного роста. Или, если уж на то пошло, моим. В этих условиях, более важно, чем когда–либо, чтобы все просьбы о помощи благополучно накапливались в дело прежде, чем мы двинемся.

— Я понимаю эту точку зрения полностью, — успокаивающе сказал Оттвейлер, но выражение его лица было непреклонным. — И я уверен, что комиссар Веррочио не будет самым простым, чем вам когда–либо приходилось управлять. Но я боюсь, что это должно быть сделано.

— Я не думаю, что это вообще возможно! — Хонгбо махнул рукой в отчаянии. — Даже если Лоркан был бы готов двигаться дальше хоть завтра — к чему, уверяю вас, он не готов — Бинг разделил свои линейные крейсера и послал их зайцами пробежаться по всему сектору и посетить полдюжины независимых систем за пределами этого нового Сектора Талботт с миссией демонстрации флага. У него только одно подразделение здесь, в Мейерсе. Во всей Галактике не просто не существует способа – и меня не волнует, насколько это важно – которым я мог бы убедить Лоркана Веррочио отправить единственное подразделение в Новую Тоскану после всех этих страшилок Тургуда. Особенно не теперь, когда мы знаем, что монти развернули, по крайней мере, некоторое количество современных линейных крейсеров в Секторе. Если его беспокоят тяжелые крейсеры, то от одной только мысли о линейных крейсерах он приходит в ужас! Он не подпишется на противостояние с подобной огневой мощью, если не будет уверен, что Бинг имеет значительное численное преимущество, чтобы компенсировать это. Этого просто не случится, Валерий!

— Я и не говорю, что мы должны послать Бинга уже сегодня, — пожал плечами Оттвейлер. — Но мы должны ускорить нашу подготовку.

— Я не могу это сделать, — сказал наотрез Хонгбо. — Не без большего времени, чтобы медленно подвести к этому Лоркана.

— Ну, тогда вам просто придется очень постараться, чтобы это сделать, — сказал Оттвейлер не менее решительно. Их глаза встретились на мгновение, и мезанец продолжил. — Новые инструкции были также направлены нашим людям в Новой Тоскане, Цзюньянь. Они ускорят график со своей стороны, что бы вы ни решили.

— Почему бы тогда не поинтересоваться у меня в начале, насколько я могу ускориться! — огрызнулся Хонгбо.

— Не теперь, это очевидно, — сказал Оттвейлер, как будто что–то объяснял маленькому ребенку. — Я не знаю всего, что происходит на родине. Черт, я не знаю и половины того, что происходит дома! Но я знаю, что они относятся к этому очень серьезно, и они, очевидно, подразумевают что–то, чего я сам не знаю. И тому, кто помешает их планам, очень не поздоровится.

— Что это значит? — глаза Хонгбо вновь сузились, и Оттвейлер пожал плечами.

— Значит то, что я собираюсь выполнить их указания, какие они есть, и что если они и будут кем-то в конце концов недовольны, то уж точно не мной.

Хонгбо посмотрел на него, но в то же время, вице–комиссар знал, что в словах Оттвейлера был смысл. Было не похоже, что вся эта тема была поднята им самим, чтобы только выкрутить лишнюю недельку у Хонгбо Что, к сожалению, также означало, что Валерий Оттвейлер был не тот человек, чьей потенциально гневной реакцией он должен был быть обеспокоен, если он не поведет себя как послушная маленькая пешка. Он вспомнил некоторые отчеты о Изабель Бардасано и ее отношении к тем, кто не выполняет ее указания. Потом он подумал о не очень завуалированном упоминании Оттвейлера об Одюбон Баллрум, когда начался весь этот новый раунд безумия, и отчетливый озноб пробежал по магме его гнева.

— Есть пределы того, что я могу сделать, — сказал он наконец. — Не то, что я готов сделать, но что я могу сделать. Я говорю вам прямо сейчас, что не имеет значения, какие рычаги у вас есть на меня – если я скажу Лоркану, что он должен изменить свой график, он начнет волноваться. А если это случится, то вся ваша операция пойдет прямиком в сортир, Валерий. И не имеет значения, что другие части у вас на месте, не будет иметь значения, что случится со мной или Лорканом после этого. Вся ваша операция будет выкинута в открытый космос.

— Понимаю.

Оттвейлер откинулся на спинку стула, разглядывая Хонгбо с большим уважением, чем обычно. Вице–комиссар был явно недоволен и в равной степени, очевидно, испуган, но это только добавляло веса его точке зрения. И он был, вероятно, прав, уступил Оттвейлер. По собственному мнению Оттвейлера, Лоркан Веррочио всегда был наиболее вероятной причиной провала во всем плане. К сожалению, он также был единственным человеком, которого они не могли обойти. Или могли?

— Предположим, — сказал он медленно, — что что–то случится с комиссаром Веррочио. Что будет потом?

Значительно глубокий и темный холод пробежал по Хонгбо Цзюньяню. Он посмотрел на мезанца мгновение, затем покачал головой.

— Официально, если… что–то случится с Лорканом, я бы занял его место, пока министерство не прислало сюда замену, — он посмотрел на Оттвейлера, пытаясь скрыть свое ледяное покалывание страха от того, что другой человек, очевидно, предлагал. — Проблема в том, что все будут знать, что я всего лишь временная замена, и никто не хотел бы налажать перед новым комиссаром. При чем даже не упоминая людей, которые были бы против того, что вы хотите, по своим собственным причинам. Тургуд, например, будет тормозить каблуками так же тяжело, как только сможет, а у меня нет личных контактов Лоркана — неофициальных, во всяком случае — с Жандармерией и разведкой. Я мог бы быть провернуть это, но, я бы сказал, что шансы были бы на самом деле лучше, если бы крутились все колеса.

Оттвейлер посмотрел на него задумчиво, а Хонгбо смотрел так неуклонно, как мог. То, что он только что сказал, было правдой, и он надеялся, что Оттвейлер был достаточно умен, чтобы принять это.

— Ладно, — наконец сказал мезанец. — Я понимаю это, полагаю. Но в таком случае, у нас есть проблема… его правильной мотивации. Что бы произошло, если бы я применил немного более прямого давления, скажем так?

— Честно говоря, я не знаю, — ответил Хонгбо. Был не так много сомнений в мыслях вице–комиссара о том, что Оттвейлер имел в виду. Особенно не в свете того давления, которое было пущено в ход против него.

— Пока, — продолжил он, — он делал более или менее то, что вы хотели, потому что я был в состоянии убедить его, что это было в его собственных наилучших интересах и что в конечном счете он согласился, что более выгодно если «Рабсила» будет благосклонна к нему, чем наоборот. Если мы начнем угрожать ему в данный момент, никто не знает, как он будет реагировать, но есть по крайней мере значительная вероятность того, что он запаникует и сделает что–то, что никто из нас не хотел бы видеть.

— Ладно, — сказал Оттвейлер, на этот раз со вздохом. — Вы говорите, что есть пределы. Скажи мне только то, что вы можете сделать в этом случае.

— Единственное, что я не могу сделать, это пойти к нему и сказать, что мы меняем правила, которые он думает, что знает. Другими словами, я должен буду найти способ, чтобы заставить его делать то, что мы должны сделать без его понимания, почему я это делаю.

— И вы думаете, что сможете осуществить это? — Оттвейлер посмотрел скептически, и Хонгбо не винил его. Хотя несмотря на это и несмотря на свои серьезные опасения, вице–комиссар в самом деле улыбнулся.

— Я управляю им таким образом при необходимости в течение длительного времени, — сказал он. — Я не могу пообещать, что я абсолютно точно смогу направить его делать именно то, что вы хотите, но я думаю, что, вероятно, смогу подтолкнуть его сделать в основном то, что вы хотите.

— Самое главное из всего – то, что мы должны быть готовы выдвинуться настолько быстро, насколько возможно, — сказал Оттвейлер. — Я знаю, что первоначальный план был в том, чтобы подождать, по крайней мере, еще пары «спонтанных жалоб» из Новой Тосканы. К сожалению, по моему графику из последнего набора инструкций, ключевой инцидент произойдет менее чем за один месяц.

— Менее чем за один месяц?! — Хонгбо уставился на него. — Что, черт возьми случилось с нашим шестимесячным графиком?

— Я не знаю. Я сказал вам, что мне поручено ускорить дело, и это все, что я знаю. Итак, что же нам делать?

— И мы до сих пор не собираемся говорить Бингу то, что происходит на самом деле? — спросил Хонгбо, очень внимательно глядя в глаза Оттвейлеру.

— Нет, не будем. Мои инструкции очень ясны по этому вопросу, — ответил мезанец, и Хонгбо внутренне кивнул. Глаза Оттвейлера сказали, что он был честен с ним, по крайней мере, в данный момент и в меру своих знаний. Это означало…

— В таком случае, я думаю, что все, что мы можем сделать, это отправить Бинга в Новую Тоскану с опережением графика, и надеяться, что его отношение к монти будет… неумолимым, как вы, кажется, надеетесь. Я, вероятно, смогу убедить Лоркана пораньше отправить Бинга, пока он убежден, что мы все еще в этом отличном шестимесячном графике, который вы мне дали изначально, — Хонгбо оскалился в тонкой улыбке. — Я протолкну это как возможность для Бинга попробовать пальцами воду в Новой Тоскане, как то — установление Бингом контактов с местными жителями, и всякого такого рода вещи. Лоркан будет видеть его более вливающимся в процесс.

— Это действительно может сработать, — медленно произнес Оттвейлер, его мысли дико метались, пока он просчитывал возможности.

Бешеное антимантикорское отношение Бинга было причиной, по которой именно он направлен на его настоящее назначение в первую очередь. Если он будет на станции, когда произойдет критический инцидент, он, вероятно, среагирует, как хочет начальство Оттвейлера. В любом случае, это наиболее оптимальный вариант, так как не было никакой возможности, чтобы сообщить Веррочио, что происходит на самом деле или попытаться отделаться «не-принимай-близко-к-сердцу» инструкцией, которые предусматривал оригинальный план. Но если комиссар думает, что у него есть все еще месяцы, прежде чем на самом деле нажать на кнопку.

— Однако, если мы двинемся дальше и отправим его, мы должны убедиться, что у него под рукой его оперативная группа, чтобы поддержать его самоуверенность, — сказал мезанец, размышляя теперь вслух. — Я знаю, каково его отношение будет, но если он на самом деле найдет себя в меньшинстве, он может решить пойти на попятную после того, что случится.

— И я подумал про это же, — согласился Хонгбо. — Это значит, что мы не можем отправить его завтра. Но мы все еще можем получить его там чертовски намного быстрее, чем требовал оригинальный график. И, честно говоря, я думаю, что это лучшее, на что мы можем надеяться при данных обстоятельствах. Так вот, скажите, Валерий. — Он посмотрел на Оттвейлера очень спокойно. — Принимая во внимание эти практические ограничения, вы можете предложить что-либо лучше?

ГЛАВА 37

— Доброе утро, господин комиссар, — адмирал Джозеф Бинг наградил Лоркана Веррочио своей лучшей любезной, подавляющей–бюрократов–претенциозностью–непреклонной улыбкой, входя в офис комиссара Пограничной Безопасности в Мейерсе. — Как Флот может быть полезен вам сегодня?

— Доброе утро, адмирал, — ответил Веррочио. — Я ценю ваше возвращение ко мне так быстро.

Улыбка Веррочио была гораздо менее покровительственна, чем у Бинга, хотя, может быть, не по тем причинам, которым адмирал Боевого Флота мог бы поверить. Этот появление было таким же, как и сам Бинг, подумал Веррочио. Этот человек был родом с самой Старой Земли, и, как довольно многие граждане древнего материнского мира, он смотрел сверху вниз на всех тех мелких, низших существ родившихся на меньших планетах, словно они толпились у его ног. И хотя, как подозревал Веррочио, Бинг думал, что скрывает это, адмирал неодолимого Боевого Флота презирал бюрократических работяг из УПБ, и нахальный, самоуверенный полицейский Пограничного Флота последовала за ним, как вторая тень.

Но это было очень устраивало Лоркана Веррочио. На самом деле, комиссар был рад видеть его, потому что он гораздо более нервничал поводу всей этой договоренности, чем он показывал Цзюньяню Хонгбо.

Он хотел бы воздать Мантикоре за все — о, да, этого он хотел больше всего в жизни! И не скрывал этого. С другой стороны, он пришел к выводу, что предупреждения коммодора Тургуда об эффективности и действенности Королевского Флота Мантикоры, вероятно, были оправданы. Во всяком случае ни одно из доказательств, которые он видел с Моники не выступало против выводов офицера Пограничного Флота, и Веррочио хотел бы надеяться, что извлек все уроки из идей Тургуда перед тем, как Хонгбо убедил его записаться на ответный матч.

К сожалению, доклад Тургуда прибыл на стол комиссара только после того как он занялся новыми проектами «Рабсилы». И заставил переосмыслить слишком многое. Размер и мощь формирований Боевого Флота, которыми «Рабсиле» удалось манипулировать для поддержки своей новой операции еще обнадеживали, но гораздо меньше, чем это было до проклятого отчета коммодора. И, признался себе Веррочио, это было почти столь же пугающе. Он знал, в течение многих лет, как щупальца Мезы, в целом — и «Рабсилы», в частности — протянулись и пронизали верхушку Пограничной Безопасности. И только теперь он начал понимать, насколько далеко они простирались, если позволяли «Рабсиле» управлять развертыванием таких мощных формирований Боевого Флота.

«О, возьми себя в руки, Лоркан! — выругал он себя еще раз. — Конечно, это выглядит как гигантская демонстрация боевой мощи для тебя, но это потому, что ты комиссар Пограничной Безопасности, а не чертов адмирал. Ты привык видеть крошечные эскадры эсминцев — подразделение или два крейсеров, в крайнем случае — Пограничного Флота. Между тем, все суда Крэндалл и Бинга вряд ли составляют даже легкую оперативную группу Боевого Флота!»

Это было, несомненно, верно, но все равно не меняло того факта, что «Рабсиле» каким–то образом удалось собрать больше огневой мощи, чем у девяносто пять процентов, имеющейся массы у локальных флотов Галактики и получить ее развернутой в таком отдаленном углу, как у Лоркана Веррочио. Что наводило его на мысль (хотя он был очень осторожным, чтобы не упомянуть этого Валерию Оттвейлеру или приятелю Оттвейлера Хонгбо), чем все в прошлый раз аукнулось для него, а заодно заставляло пересмотреть свое мнение, насколько глубоко в бюрократические и политические структуры Лиги проникли различные корпорации Мезы… и что это может значить для него.

Однако, в то же время, это признание области влияния «Рабсилы» было одной из причин, почему Веррочио был в тайном восторге от отношения Бинга. Он пришел к выводу, что разочаровать «Рабсилу» будет еще менее мудрым, чем он первоначально думал, что означало, что теперь он уже не мог тихо пойти на попятную. И, честно говоря, ему не очень–то и хотелось. Или не так стремился, когда рядом был другой, кого можно было сделать козлом отпущения, если дела пойдут так плохо, как предполагал анализ Тургуда. И это делало вошедшего Джозефа Бинга лучшим другом Веррочио.

Несмотря свое беспокойство, Лоркан Веррочио был чертовски уверен, что не собирается проливать слезы, если монти окажутся крепким орешком, и он также не собирался плохо спать из–за того, что случится с подобной отрыжкой Боевого Флота, как Джозеф Бинг. На самом деле, согласно наилучшему варианту развития событий, по мнению Веррочио, Бинг откроет пальбу по монти, обеспечивая инцидент «Рабсиле», который она, очевидно, и хотела, и получит свой выстрел в задницу в процессе этого. И комиссар собирался быть очень осторожным именно в том, чтобы указать в официальном отчете, какой именно глупец бросился туда, куда мудрые ангелы с холодными головами из Пограничной Безопасности и Пограничного Флота отказались идти.

— Что ж, господин комиссар, — сказал Бинг с другой улыбкой, когда Веррочио пожал ему руку и приветливо кивнул адмиралу Тимар, — ваше сообщение указало, что вы были обеспокоены чем–то, чем Флот мог бы помочь. Поэтому, — он махнул свободной рукой в сторону своего начальника штаба, — адмирал Тимар и я здесь.

— Понимаю, понимаю.

Веррочио проводил своих посетителей к креслам, с которых открывался беспрепятственный вид на Сосновую Гору, затем уселся обратно за стол и еще раз нажал на кнопку, чтобы вызвать слуг, которые были проинструктированы и ждали. Они появились, как по мановению волшебной палочки с кофе, чаем и закусками на подносах, которые они распределили с ловкой, учтивой эффективностью, прежде чем исчезнуть еще раз. Конечно, Бинг и Тимар проигнорировали их, как если бы они даже не существовали.

— Вице–комиссар Хонгбо и я, — продолжил Веррочио, кивая туда, где Хонгбо баюкал свою чашку кофе, — только что изучали довольно… беспокойную информацию, адмирал Бинг. Информацию о ситуации, которая может закончиться необходимостью действий со стороны официальных представителей Лиги в регионе. Тем не менее, мы не совсем уверены, как лучше поступить в данный момент, и мы оценим ваш вклад.

— Безусловно, господин комиссар, — Бинг отхлебнул чай немного шумно, потом аккуратно похлопал по своим губам и усам льняной салфеткой. — Могу ли я спросить, какого рода информация оказывается настолько беспокойной?

— Ну, — ответил Веррочио, с видом проблемной откровенности, — чтобы быть честным, это касается системы Новая Тоскана и мантикорцев. — Менее опытный глаз не смог бы заметить, как Бинг немного напрягся в своем кресле, и комиссар продолжил, как если бы он не заметил этого. — Часть моей проблемы, я думаю, заключается в том, что если быть совершенно откровенным, я не очень уверен в своих умственных способностях, что я могу рассмотреть все, что касается Мантикоры без предубеждения на данный момент, — он выдал кривую улыбку. — После того, что произошло на Монике, и после всех тех диких обвинений, которыми они разбрасывались по поводу этих дел на Сплите и Монтане, я чувствую в себе определенную непреодолимую… предвзятость, в том, что касается их.

Он сделал паузу, его выражение лица было задумчивым, и Бинг прочистил горло.

— В этих обстоятельствах, господин комиссар, я сомневаюсь, что кто–то мог быть обоснованно удивлен этому, — сказал адмирал после паузы. — Конечно, я не понимаю, как это может быть по–другому. После моего собственного визита на Монику, я убежден, что мое начальство, которое послало меня сюда — отчасти из–за своей озабоченности по поводу империализма Мантикоры, хотя я действительно не должен признаваться в этом кому попало — имело право быть обеспокоенными.

— Правда?

Веррочио вложил тщательно отмеренную дозу беспокойства в свой однословный ответ, смягчая ровно столько облегчения, чтобы показать тому, чье мнение он, несомненно уважал, что он не из тех, кто шарахается от собственной тени. Он смотрел на Бинга секунду или две, достаточно долго, чтобы показать свое выражение лица, а затем передернул плечами в небольшом пожатии.

— Я пытался представить некоторые из этих же точек зрения моему собственному начальству, адмирал, — признался он. — Хоть я и не верю, что мне удалось это очень хорошо. Фактически, с учетом ответов и инструкций, которые я получил, у меня более чем один раз было впечатление, что министерство считает, что я шарахаюсь от тени. На самом деле, это впечатление было достаточно стойким, чтобы я начал сомневаться в моей собственной оценке ситуации, до некоторой степени, по крайней мере. Но если Флот считает также, может быть, я не был паникером, во что мое собственное начальство по всей видимости, верит.

Цзюньянь Хонгбо сделал еще один глоток из своей чашки кофе, чтобы скрыть невольную улыбку. Это было действительно замечательно, подумал он. Он сделал по крайней мере треть своей карьеры манипулируя и управляя Лорканом Веррочио, но Веррочио сам был одним из самых непревзойденных манипуляторов, которых Хонгбо когда–либо видел в действии. Что, напомнил себе вице–комиссар, пожалуй, не было столь уж удивительно. Никто не мог подняться до ранга Веррочио в Пограничной Безопасности, не научившись играть в игру обольщения и манипуляций с лучшими из них. К сожалению, для кого–то такого, как Лоркан Веррочио, хитрость и интеллект не обязательно то же самое. Он приобрел то, что до сих пор называется (Хонгбо не мог дать этому точное определение) набором навыков «аппаратчика», но никто не был в состоянии дать ему хтоь какое-то подобие мозга. Именно ему оставалось довольствоваться Сектором Мадрас, а не чем–то посочнее.

Тем не менее, Хонгбо пришел к выводу, что Бинг был еще глупее, чем Веррочио. На самом деле, он был много глупее, нежели казалось по некоторым поступкам.

— Ну, нам на Флоте пришлось пережить мантикорского высокомерия и вмешательства в области, далеко за пределами их законных сфер интересов, чем большинству людей, — ответил Бинг Веррочио, и его тонкая улыбка была значительно уродливее, чем, как подозревали оба чиновника Пограничной Безопасности, он думал, что была. — Это, вероятно, дало нам гораздо более реалистичное… понимание того, на что они действительно похожи, чем осознают другие люди.

«Он еще глупее, чем Лоркан, — размышлял Хонгбо, потом мысленно поморщился от его собственной способности хвататься за поспешные суждения. — Может быть, на самом деле не глупее, — подумал он. — Это не похоже на отсутствие природного ума, во всяком случае. Это больше похоже на психическое слепое пятно, настолько глубокое, настолько часть его самого, что он даже не понимает, что оно есть. Это не то, о чем он не может думать рационально, если захочет. Это то, о чем ему никогда даже не приходит в голову подумать вообще, не так ли?»

Но независимо от причины, и это было очевидно Хонгбо, что Джозеф Бинг почти стремился словить приманки Лоркана Веррочио, словно рыба при троллинге ^{note 4}.

— Вы попали в точку, адмирал, — сказал искренне Веррочио, как если бы он читал мысли Хонгбо и решил, что пришло время установить крючок. — А то, что вы только что сказали — о том, что Флот видел от мантикорцев на протяжении многих лет — боюсь, дает дополнительное преимущество в моей собственной текущей проблеме.

— Как же так, господин комиссар?

— Как я сказал, мы получили информацию от новотосканцев о положении дел по отношению к этой новой «Звездной Империи Мантикора», — сказал Веррочио. — Я не имею права раскрывать все наши источники — у Жандармерии есть свои собственные правила о необходимости ознакомления с ней, и, боюсь, что даже я не знаю, откуда исходит некоторая информация бригадира Юсел — но некоторые доклады, вызывающие у меня озабоченность, основаны на непосредственной связи с Новой Тосканой. Глядя на все те отчеты, мне кажется, что Мантикора решила предпринять ответные меры против Новой Тосканы за ее отказ ратифицировать так называемую конституцию, когда они в «собрании» на Шпинделе проголосовали против.

— В каком смысле? — глаза Бинга сузились, и он совсем немного подался вперед в кресле.

— Отчеты на самом деле не столь всеобъемлющи, как я хотел бы, вы понимаете, — предупредил Веррочио с видом человека, пытающегося уверить, что его аудитория будет иметь в виду, что в его информации есть дыры. — Из того, что у нас есть, однако, следует, что Мантикора начала умышленно исключать Новую Тоскану от любого доступа к мантикорским инвестициям, начинающими поступать в Скопление. Конечно, если мы говорим о финансируемых правительством инвестициях, Звездное Королевство — извините, я имел в виду Звездная Империя — имеет полное право определять, где разместить свои средства. Никто не может спорить. Но я понимаю, что эти инвестиции в основном частного характера, а Мантикора официально не запрещала частных инвестиций в Новую Тоскану. Если уж на то пошло, она официально не запрещала частные новотосканские инвестиции в Скопление. Не официально. Тем не менее, нет сомнений, что правительство Мантикоры неофициально блокирует любое новотосканское участие.

– На личном уровне, я нашел бы, что это прискорбно и больше, чем несколько предосудительно, — продолжил комиссар немного грустно, явно встревоженный тем, до чего может доходить человеческая мелочность в стремлении к мести, — но это вряд ли означает нарушение суверенитета Новой Тосканы или неотъемлемых прав в качестве независимой звездной нации. Также это не представляется какими–либо неоправданными или репрессивными барьерами в торговле. Однако, думаю, что это ясное указание на путь определенного политического курса Мантикоры — и навязывание политики — в случае Новой Тосканы. И это, адмирал, вызывает у меня серьезную озабоченность в связи с сообщениями, что мантикорские военные корабли начинают систематически преследовать новотосканские торговые суда.

«Ну, это было прямо в яблочко», — подумал Хонгбо со своей позиции на обочине, когда усы и козлиная бородка Бинга, казалось, вдруг ощетинились. Итак, покрайней мере, по частному брифингу Оттвейлера, Джозеф Бинг и его отношение к Мантикоре, очевидно, основывались на деньгах.

— Преследование их торгового судоходства, — повторил адмирал. Он походил на человека, пытающегося с большим трудом показаться гораздо более спокойным, чем он себя чувствовал. — Как… господин комиссар? — спросил он, вспомнив с опозданием звание.

— Сообщения до сих пор отрывочны, — ответил Веррочио, — но очевидно, что они ввели дополнительные «проверки» и «таможенные досмотры» целясь исключительно и специально на новотосканские грузовые суда. Конфиденциально, я получил по крайней мере одну официальную ноту от министра иностранных дел Кардот от имени правительства премьер–министра Вежьена по этому вопросу. Я не имею права сказать вам ее конкретное содержание, но в сочетании с другими вещами, которые мы слышали, я очень боюсь, что мы наблюдаем эскалацию шаблонных инцидентов. Они, кажется, становятся все более частыми и более серьезными, что наводит меня на мысль, что мантикорцы постепенно поднимают накал в согласованной кампании, чтобы полностью вывести Новую Тоскану из внутренних рынков Скопления Талботта.

Он вновь грустно покачал головой.

— Я хотел бы быть уверенным в собственных умозаключениях, что это не прсто мои досужие домыслы. Но, вы знаете, такого рода манипуляции и недопущение контроля над местной экономикой, это именно та вещь, которую этот «Рембрандтский Торговый Союз» занимался задолго до того как началось вмешательство Мантикоры — я имею в виду, прежде, чем Мантикора стала участвовать в делах Талботта. А именно этот Торговый Союз в действительности был движущей силой начального плебисцита об аннексии. У меня всегда было несколько оговорок относительно легитимности этого плебисцита, и я боюсь, что мое недоверие к Торговому Союзу и его практике были большей частью причин для этих оговорок. Для меня это выглядит, как если бы Мантикора либо позволила своей политике идти на поводу у рембрандтцев, или — что еще хуже — просто продолжила с того места, на котором остановился Рембрандт.

— Господин комиссар, — тихо сказал Хонгбо, послушно подав знак, — даже если вы правы в этом — и, честно говоря, я думаю, на это есть отличный шанс – не очень–то много, мы можем с этим поделать. — Все остальные посмотрели на него, и он красноречиво несчастно пожал плечами. — Поверьте мне, сэр, это не делает меня счастливее, чем делает вас, когда вы слышите это, но политические указания Министерства по этому вопросу ясны.

— Политика Лиги заключается в поддержке свободного и беспрепятственного движения торговли, мистер Хонгбо, — отметил Бинг, немного холодно, и Хонгбо кивнул. В конце концов, это была официальная политика Солнечной Лиги… исключая случаи, конечно, когда находился какой–нибудь человек с достаточной смелостью, чтобы двигать свои торговые интересы.

— Да, сэр. Конечно, это так, — признал он. — Но позиция Министерства всегда была — и вполне справедливо, думаю — в том, что Управление Пограничной Безопасности не должно влиять на внешнюю политику или торговую политику само по себе. Если кто–то с законными интересами в регионе, попросит нашей помощи, тогда действительно мы можем делать все, что угодно.

— Обращалась ли Новая Тоскана просьбой об оказании помощи, господин комиссар? — спросила контр–адмирал Тимар, выступив впервые за все время, и Веррочио даже не улыбнулся, хотя Хонгбо мог слышать его мысленное «Попался!» достаточно четко.

— Ну, технически, — он выделил слово, — нет. Пока нет. — Он передернул плечами еще раз. — Нота министра иностранных дел Кардот выражает озабоченность премьер–министра Вежьена достаточно откровенно, и я думаю, из того, что она говорит, что он надеется, что мы пошлем наших собственных наблюдателей рассмотреть все на месте. Впрочем, я бы не удивился, если бы мы должны были сами просить начать официальное расследование где–то в ближайшие несколько стандартных месяцев, но никто в Новой Тоскане не ушел так далеко в настоящее время, — комиссар улыбнулся с неким печальным цинизмом. — Я думаю, что премьер–министр надеется — насколько реально я не могу сказать, конечно — что если он просто потерпит, то все пронесет.

— Бескровно, возможно, — пробормотал Бинг, а затем встряхнулся.

— Простите, мистер комиссар, — сказал он более четко. — Это было довольно грубо с моей стороны. Боюсь, я просто… мыслил вслух.

— И не достигли никаких выводов, которых я не разделяю, боюсь, — сказал тяжело Веррочио.

— Господин комиссар, — сказала Тимар после беглого взгляда на профиль своего начальника, — могу ли я спросить, почему вы поделились этой информацией с нами? — Веррочио посмотрел на нее, и она холодно улыбнулась. — Я не сомневаюсь, что у вас действительно есть вторая точка зрения, сэр, — сказала она. — С другой стороны, я сомневаюсь, что это все, что вы хотели, если вы извините меня.

— Виновен, боюсь, — признался Хонгбо. — Что я действительно искал, думаю, это способ, которым мы могли бы поощрить и успокоить Новую Тоскану одновременно сообщив о нашем недовольстве Мантикоре, не нарушая официальных ограничений на то, что Пограничная Безопасность может законно делать в таком случае.

— Понятно. — Бинг кивнул, и снова улыбнулся себе. Она была заметно холоднее, чем улыбка Тимар, заметил Хонгбо. — Однако, адмирал Тимар, и я не работаем на Пограничную Безопасность, не так ли?

— Ну, полагаю, это, скорее, серая зона, в вашем случае, адмирал, — в глазах Веррочио свернул заговорщицкий блеск. — Вы командуете оперативной группой Пограничного Флота, а здесь, в походах, Пограничных Флот делает — номинально, по крайней мере — работу для Пограничной Безопасности. Вы, однако, как офицер Боевого Флота, находитесь за пределами нормальной цепочки командования Пограничного Флота. Думаю, это дает вам ценную разницу в перспективах в таких случаях, как этот, но это также создает определенную двусмысленность, когда речь идет о передаче вам каких–либо формальных инструкций.

«Каков негодяй, — размышлял Хонгбо с восхищением. — При этом не имеет значения, что Бинг действует не законно. Он командует оперативной группой Пограничного Флота, а организационное положение, когда он был отправлен сюда, четко поручило ему поддерживать нас в любой возможной форме. Если это не означало, чтобы положить его под наши приказы, то я не знаю, что это было! Но это еще не суть. Суть в том, что если Лоркан сможет сманеврировать им, предположив, что он не находится под нашими приказами и включить это в официальный протокол этой встречи…»

— Я полагаю, что это правда, господин комиссар, — сказал Бинг. — С другой стороны, есть ли у вас право давать обязательные для исполнения приказы мне или нет, мое собственное начальство явно хотело, чтобы я был в курсе ваших проблем и действовал так, чтобы поддержать вас в любом случае, как могу. Возможно, я мог бы сделать предложение?

— Разумеется, адмирал. Пожалуйста.

— Ну, как вы только что указали, как офицер Боевого Флота, я стою за пределами нормальной цепочки командования Пограничного Флота, и я считаю, что было бы вполне осуществимым для Боевого Флота занять несколько более активную позицию… чем инструкции министерства могут позволить вам принять.

— Это звучит немного потенциально рискованно… для меня, адмирал, — сказал Веррочио, позволив показать с своем голосе следы осторожной нерешительности, теперь, когда он был совершенно уверен, что крючок был хорошо и действительно заглочен.

— О, я так не думаю, господин комиссар, — Бинг махнул рукой. — Это не так, в конце концов, я не предлагаю каких–либо превентивных военных действий, похожих на мантикорское дело в Монике, — он слегка улыбнулся. — Нет, я имел в виду более простое — и вполне безупречное — визит с демонстрацией флага, призванный показать как Новой Тоскане, так и Мантикоре, что мы считаем, что дружественные отношения с независимыми звездными нациями в этом регионе важны для официальной внешней политики Солнечной Лиги.

— Визит с демонстрацией флага? — повторил Веррочио без тени триумфа.

— Да, сэр. Я уверен, что никто не сможет истолковать простой визит в порт, как любого рода необоснованную провокацию, особенно, если решение сделать это пришло от Боевого Флота, а не от кого–либо в вашем офисе. Если в ходе такого визита, я должен буду передать любые личные сообщения от вас премьер–министру Вежьену, уверен, это также совершенно не вызовет возражений. Но визит подразделения или двух линейных крейсеров Лиги, вероятно, окажет общеукрепляющее действие на Новую Тоскану. По крайней мере, он должен будет убедить людей Новой Тосканы, что они не одиноки перед лицом мантикорского воздаяния. А если мантикорцы узнают об этом, я с трудом могу представить себе, чтобы это не имело, по крайней мере, некоторого сдерживающего влияния на их амбиции.

— Я не уверен, что «подразделения или двух» было бы достаточно, адмирал, — сказал Веррочио. Бинг посмотрел на него с безошибочно острым недоверием, и комиссар УПБ поморщился. — О, я не сомневаюсь, что этого должно быть достаточно, адмирал. Не поймите меня неправильно! Но мы имеем перед собой пример Моники, а я просматривал эти «переговоры» между вами и мантикорским адмиралом — Хенке, или Золотой Пик, или кто там она, — он поморщился. — Они впечатлены своими мелкими выскочками–аристократами, не так ли? Но, читая между строк то, о чем она говорила — и как она это сказала, впрочем — и доклады, которые дошли до меня со Старой Земли о их нападении на Монику, для меня очевидно, что мантикорцы столь же впечатлены своими собственными достижениями, как их «благородным» сословием. До меня доходили некоторые местные отчеты о возможности того, что они также увеличили свою боевую эффективность, хотя моих собственные познания в этой области крайне бедны. Очевидно, что ваше суждение было бы более ценно в подобной ситуации. Но моей главной озабоченностью является скорее то, как мантикорцы могут думать, а мы знаем, что они послали по крайней мере некоторые подкрепления к Талботту, когда прошла «аннексия».

— И это все, что вы можете сказать, господин комиссар? — от голоса Бинга повеяло холодом, и Веррочио вздохнул.

— Адмирал, я хочу разрешить ситуацию, и я хочу, чтобы законные интересы Новой Тосканы были защищены, как ради самой Новой Тосканы, так для демонстрации местным звездным нациям, что Солнечная Лига, по крайней мере, является хорошим соседом. Но у нас уже есть свежий и болезненный опыт того, что может означать мантикорские своеволие и готовность прибегнуть к грубой силе. Я не хочу, чтобы кто–то был убит, даже мантикорцы, и я просто обеспокоен тем, что они могут натворить… увлекшись вновь так, как они это сделали в Монике, пока это не будет болезненно очевидно даже для них, что последствия будут катастрофическими.

— Я считаю, что комиссар предположил, что было бы лучше устроить несколько большую демонстрацию силы, адмирал Бинг, — сказал Хонгбо почти извиняющимся тоном. — Что–то достаточно мощное, чтобы даже мантикорцы могли просчитать достаточно плохие шансы — или быть настолько глупы — чтобы попытаться повторить что–то вроде Моники.

— Против Флота Солнечной Лиги? — Бинг, казалось, с трудом мог поверить в то, что кто–то мог принять такую абсурдную идею всерьез.

— Никто не предполагает, что это было бы особенно мудрым или рациональным для них повторить что–нибудь в этом роде, адмирал, — серьезно сказал Хонгбо. — Комиссар просто предположил, что это возлагает на Лигу определенный долг – сделать все, что в ее силах, чтобы предотвратить такие трагические… просчеты, скажем так, чтобы ничто не привело к повторению Моники.

— Любые такие «просчеты» будут иметь совершенно другой исход для Мантикоры, нежели было в «Битва у Моники», — сказал холодно Бинг. — С другой стороны, я полагаю, вы не очень обеспокоены законностью этого, господин комиссар, — он посмотрел прямо на Веррочио. — Имейте в виду, что будет особенно глупо для неоварваров допустить подобный своеобразный «просчет», но это не значит, что это не может произойти. Речь идет о мантикорцах, в конце концов.

Адмирал поджал губы и подумал в течение нескольких секунд, потом посмотрел на Тимар.

— Сколько потребуется времени, чтобы собрать всю оперативную группу здесь, в Мейерсе, Карлотта? Месяц?

— Больше шести стандартных недель, сэр, — сказала Тимар настолько стремительно, что было очевидно, что она уже проделала те же расчеты в своем собственном уме. — Может быть, даже семь.

— Слишком долго, — возразил Бинг — с каковым возражением Хонгбо искренне согласился, учитывая его собственную беседу с Валерием Оттвейлером.

— Мы могли бы отозвать эскадры Сигби и Чанга для этого, — ответила Тимар. — На самом деле, мы могли бы собрать их здесь меньше, чем через один месяц по предварительной оценке. И у нас есть по крайней мере полдюжины жестянок, доступных в качестве прикрытия. Если уж на то пошло, мы могли бы также нажать на Тургуда.

Веррочио начал было открывать рот, чтобы возразить. Последнее, что он хотел, чтобы флотские силы, которые были четко и однозначно под его командованием — и чей старший офицер сообщил такие оговорки о возможностях Мантикоры — были вовлечены в нечто подобное. Однако, Бинг перебил его до этого.

— Я думаю, что вряд ли это будет необходимо, Карлотта, — он наполовину усмехнулся. Затем он, казалось, вспомнил, где он и кем Тургуд в настоящее время работает, и взглянул на Веррочио. — То, что я имею в виду, мистер комиссар, — сказал он немного поспешно, — является то, что добавление сил коммодора Тургуда, о чем адмирал Тимар уже говорила, едва ли представляет собой значительное увеличение нашей боевой мощи. Кроме того, конечно, если бы я взял коммодора или любую значительную часть его сил, находящихся под его командованием, это значило бы оставить вас без сил быстрого реагирования под рукой, если что–то случиться, пока я буду в отъезде.

— Понимаю, — Веррочио посмотрел на него, потом пожал плечами. — Это, конечно, звучит логично для меня, адмирал. И, как я уже говорил раньше, я не совсем компетентен в подобных вопросах. Я верю, что вы гораздо сможете разобраться в этих вопросах, чем я. Я оставлю все это в ваших умелых руках.

* * *

Мишель Хенке почувствовала волну глубокого удовлетворения, когда КЕВ «Артемида» и КЕВ «Гораций» совершили свой альфа–переход недалеко от гиперграницы системы Шпиндель больше чем через четыре стандартных месяца после выхода с Моники. Несмотря на то, что она ненавидела такую долготу, и, свалив так много ответственности на Шуламит Онасис, пока она была в отъезде, она точно не била баклуши все это время и тоже наслаждалась ощущением твердых достижений. Она завершила свой визит в Монику, колко уведомив об этом этого невыносимого Бинга (самым приятным возможным способом, конечно), достигла нового выставленного пикета у Тиллермана, получив и здесь свою личную порцию удовлетворения — ну, или чего-то очень близкого к нему, учитывая обстоятельства — и посетила порты Талботта, Скарлета, Мариана, Дрездена (где она обнаружила, что Хумало, по предложению Генри Крицманна, отвел одно из вновь прибывших крыльев ЛАКов к Тиллерману) и Монтаны на своем обратном пути к Шпинделю.

«В настоящее время эти ЛАКи уже в Тиллермане, расквартировываются для поддержки Коннера, — подумала она весело, откинувшись на спинку командирского кресла. — Это должно оказаться небольшим сюрпризом для любых пиратов, которые еще не получили предупреждения. И они тоже должны пройти долгий путь к наращиванию своей ПРО, если Бинг действительно настолько глуп, чтобы попробовать что–нибудь. Что, к сожалению, очень вероятно, по крайней мере, при неблагоприятных обстоятельствах. На самом деле, он единственный действительно неприятный сюрприз всей поездки. Почему Боевой Флот не мог прислать нам адмирала с IQ выше, чем размер его шляпы? Они должны иметь, по крайней мере, хоть одного флагмана с функционирующим мозгом! Ведь так?»

Она покачала головой при этой мысли, утешая себя мыслями, что, хотя Бинг может быть идиотом, она, по крайней мере, могла быть спокойна, кратко оповестив системных президентов в районе — и их старших военных офицеров — о нем. А большинство этих президентов и офицеров, казались, успокаивающе компетентными и трезвыми тоже. Она была особенно впечатлена монтанцами и также была рада возможности встретиться с грозным и исправившимся (если это правильное слово для этого) Стивеном Вестманом.

«Слава Богу, Терехову и Ван Дорту, по крайней мере, удалось заполучил его на нашу сторону», — думала она, потом посмотрела через флагманский мостик на боевой пост Доминики Аденауэр и довольно высокого, темноволосого лейтенант–коммандера, сидевшего рядом с ней. Максвелл Терстиг ждал в Дрездене вместе с депешами, информировавшими Мишель о развертывании ЛАКов у Тиллермана. Аугустус Хумало выслал его вперед, как кандидата для заполнения вакансии офицера РЭБ в ее штабе, и, с тех пор как появился, он работает довольно хорошо. Самое главное, он был хорош в своей работе, но он также хорошо ладил и с Аденауэр, и с Эдвардсом, и он хорошо «подходил» по химии к ее штабу. Он был озорным, с мягким чувством юмора, а его приятно некрасивое лицо было удивительно подвижным и выразительным… когда он позволял этому быть. В самом деле, когда он хотел, карие глаза могли легко спроецировать наружу душевное «Разве я не жалок?», также хорошо (и, видимо, бесхитростно), как выражение Задиры, попрошайничающего еду, в лучшем виде.

«Я думаю, что он будет делать все только первоклассно, — подумала она. — И он в значительной степени заполняет все пробелы… офицера разведки. — Она поморщилась в уме при этой мысли. — Тем не менее, Синди хорошо справляется с этим. Это не справедливо свалить на нее это вместе со всем остальным, что у нее уже есть на тарелке, но я не слышала никаких жалоб от нее. На самом деле, я думаю, что ей нравится эта обязанность. И я знаю, что она наслаждалась «наставляя» Гвена.На самом деле, к настоящему времени она успела обучить из него неплохого заместителя».

Мишель ловила себя на мысли, насколько пытается убедить себя, что Лектер полностью устраивала сложившаяся ситуация, ведь все, казалось, работало так хорошо. В конце концов, «если ничего не сломалось, то и чинить это не нужно» было одним из наиболее столпов ее профессиональной философии. И, словно ища себя дополнительных оправданий, молодому лейтенанту Арчеру уж точно не повредит получить столь ценные навыки в свой профессиональный багаж.

Она посмотрела через плечо, размышляя, туда, где за ее командирским креслом задумчиво стоял Арчер, сложив руки чуть позади и глядя на основную схему.

«Ну, если выкинуть из головы кретина Бинга, по крайней мере, Гвен уж точно был одним из наиболее приятных сюрпризов всего этого развертывания, и не только из–за того, насколько хорошо он «заменял» по части разведки, — подумала она, обращая собственное внимание назад на схему. Хонор была абсолютно права о его основных возможностях, когда рекомендовала его, и хотя Мишель до сих пор иногда ловила призрачную тень за этими зелеными глазами, было очевидно, что он боролся с воспоминаниями и сомнениями, от которых страдал в тот день, когда они впервые встретились. Не то, чтобы это когда-либо влияло на его, казалось бы, естественную эффективность, с которой он исполнял свои обязанности. Не особенно-то он стеснялся подталкивать его адмирала — очень почтительно, конечно — когда ее нужно было подталкивать. На самом деле, он и Крис Биллингсли ладили друг с другом на удивление хорошо для двух человек с таким различным происхождением… и Мишель обнаружила достаточно быстро, что они готовы бессовестно объединиться в двойную команду. Конечно же, только для ее блага.

«Хонор сказала мне, что она будет искать хорошую няню для Рауля. Если она не против развращающего влияния — а то, что она мирится с Нимицем ясно доказывает, что это так — я знаю, где бы она могла бы найти сразу двух!»

Она усмехнулась при этой мысли, и Жерве поднял бровь.

— Мэм?

— О, ничего действительно важного, Гвен, — сказала она. — Я просто думала. — Она хотела, было, отмахнуться от Гвена, но затем что-то ее внутри ехидно подтолкнуло.

— Так все-таки, мэм? — спросил Жерве, когда она явно остановилась на середине мысли и озорно улыбнулась ему.

— Я просто вспомнила про все те данные, которые мы заботливо собираем для адмирала Хумало и министра Крицманна в последнее время, — сказала она. — Я надеюсь, что вы с миз Болтиц будете, как и всегда… лично эффективны в организации наших встреч. Знаешь, мы все очень благодарны за долгие, трудные часы, которые вы оба провели вместе, даже сверх рабочего времени, почти рабски, чтобы сделать наши конференции успешными.

«Знаешь, Гвен, — подумала она, наблюдая за его замечательно серьезным выражением лица, — одна из вещей, которая мне действительно нравится в твоем цвете лица – это то, как легко ты краснеешь, когда я попадаю точно в яблочко. О, ты можешь сохранять серьезное выражение лица, но…»

— Я имею в виду, я понимаю, что вы на самом деле подвергали себя опасностям питания в «Сигурни», просто потому что так вы могли бы устроить мой «званый ужин», — ее глаза излучали душевную благодарность, когда она смотрела на него. — Я надеюсь, что нам не придется требовать от вас любой столь же болезненной жертвы на этот раз.

— Я… — начал Жерве, потом остановился, покраснев ярче, чем когда–либо, и пожал плечами.

— Вы поймали меня, мэм, — признал он. — Прямое попадание в центр. Что я могу сказать?

— Ничего, Гвен, — Мишель протянула руку и раскаянно похлопала его по предплечью. — На самом деле, мне не следовало дразнить тебя этим.

— Неужели это так очевидно, мэм?

— Вероятно, не для тех, кто не видит вас так много, как я, — сказала она успокаивающе.

— Я не уверен, что это еще очевидно для нее, — он покачал головой, выражение его лица было противоречиво. — Она просто немного пуглива с людьми «аристократического» происхождения.

— Я думаю, трудно винить ее, — сказал Мишель. — Дрезден не Эдемский Сад, сам знаешь. А пока еще очень рано, чтобы любой из талботтцев убедился насколько Звездное Королевство отличается от местных лендлордов.

— Называя Дрезден «не Эдемским Садом» вы чертовски преуменьшаете, если вы извините, мэм, — выражение лица Жерве вдруг потемнело, голос помрачнел. — Я рад, что мне удалось увидеть это воочию. Были времена, когда я думал, что Хельга, должно быть, преувеличивает обстановку. Теперь я знаю лучше.

— Добро пожаловать в «невмешательство» Пограничной Безопасности, лейтенант, — почти прорычала Мишель. — Если бы эти бесполезные ублюдки потратили бы десятую часть бюджета, что они тратят на меховые сиденья для унитаза для руководителей своих комиссариатов на планетах Пограничья, они должны были увидеть…

Она быстро оборвала себя, коротко тряхнув головой.

— Давай не будем мучить мои бедные нервы, — сказала она более обычным, и улыбнулась ему еще раз. — В то же время, я надеюсь, что ваша кампания с миз Болтиц будет успешна, Гвен. Ах, да, если тебе потребуется помощь кого-нибудь… постарше, чтобы подтвердить всю серьезность твоих намерений к ней, скажем так…?

Она позволила проскользнуть в своем голосе ироничному намеку, и Жерве почувствовал, что его лицо загорелось снова.

— Все в порядке, мэм, — сказал он с предельной искренностью, глаза пристально обратились вновь на основную схему. — Правда.

— Мы засекли дополнительные сигналы, мэм, — сообщила Доминика Аденауэр.

— Правда? — Мишель повернула кресло к офицеру–операционисту. Она ожидала больше кораблей, прибывших во время ее отсутствия, но было приятно обнаружить, что ее ожидания были оправдались. — Какого рода?

— Это выглядит как полная эскадра «Саганами–C», мэм. И эскадра «Роландов» тоже.

— Замечательно! — широко улыбнулась Мишель. — Я предполагаю, что один из «Саганами–C» идентифицирован ка флагман?

— Да, мэм. Это «Квентин Сент–Джеймс».

— Правда? — Мишель удивленно приподняла одну бровь при имени. «Интересно, что случилось с последним из них», — подумала она, затем повернулась к лейтенант–коммандеру Эдвардсу.

— Билл, — обратилась она к лейтенанту Эдвардсу, — попытайтесь выйти на связь с «Квентином Сент–Джеймсом». Я хотела бы поговорить с командиром эскадры… кто бы он не оказался!

— Да, мэм, — ответил ее офицер связи со своей улыбкой, и начал вводить команды. Учитывая то, по каким путям курьерские корабли направлялись, преследуя отряды кораблей Флота, не всегда имея возможность настигнуть их, такие небольшие сомнения были далеко не редкостью. А текущая борьба Звездной Империи по перераспределению своего Флота в ответ на события здесь, в Секторе, делала все только хуже, напомнила себе Мишель.

«Что наглядно проиллюстрировала моя собственная недавняя поездка с целью осмотра и инспектирования, — подумала она, чувствуя, что ее чувство выполненного долга чуть немножко исчезло. — Все это необходимо сделать, но я чертовски хочу того, чтобы я могла бы сделать это побыстрее!»

Она услышала мягкое бормотание голоса Эдвардса, передающего ее собственную просьбу на связь с «Квентином Сент–Джеймсом», но на данный момент «Артемида» была еще в значительных девяти световых минутах от тяжелого крейсера, а даже гравитационно–импульсная связь не была мгновенной. Быстрее света — да; мгновенная — нет. Существовала задержка почти в семнадцать с половиной секунд для любого двустороннего разговора на таком расстоянии, и у Эдвардса займет несколько минут, чтобы связаться со своим коллегой в эскадре тяжелых крейсеров.

— Мэм, — сказал он тогда, — у меня есть связь, как вы и просили.

— Правда? — вновь сказала Мишель, поднимая бровь на то, что звучало подозрительно похоже на нотку удовольствия в голосе Эдвардса.

— Да, мэм. У меня на связи старший офицер девяносто четвертой крейсерской эскадры. Это… коммодор Терехов, полагаю.

Глаза Мишель расширились, а потом она улыбнулась еще шире, чем раньше.

«Иисусе, — подумала она, — они, должно быть, всунули импеллерные узлы ему… гм, в зад и выпнули его обратно в путь, прежде чем «Гексапума» вообще достигла «Гефеста»! У несчастного ублюдка, вероятно, даже не было времени, чтобы, во–первых, поцеловать жену! Но они не могли найти никого лучше, кому дать эскадру».

— Переключи его на мой дисплей, Билл, — приказала она.

— Да, мэм.

Лицо Айварса Терехова появилось на ком–дисплее, расположенном у ее командного кресла на уровне колен, и она улыбнулась ему.

— Коммодор Терехов! — сказала она. — Как хорошо видеть вас… и слышать о вашем продвижении. Никто не сообщил, что это было в обработке, когда они посылали меня в Талботт, но все, что я видела на Монике говорит мне, что это было заслуженно. И, честно говоря, ваша эскадра здесь, по меньшей мере, столь же желанна.

Мишель ждала семнадцать секунд, требующихся для передачи туда–обратно, а затем Терехов улыбнулся.

— Благодарю вас, миледи, — сказал он. — Я не буду притворяться, что не предпочел бы провести немного больше времени дома, но повышение приятно, и они дали мне совершенно новую эскадру, чтобы поиграться с ней. И я должен признаться, что чувствую в себе определенный личный интерес в Секторе, что не может не подстегивать меня.

Глаза Мишель сузились. Слова — как слова — были просто прекрасны, почти в точности то, что она ожидала. Но что–то в тоне, и особенно в этой улыбке…

«Напряжение, — подумала она. — Он обеспокоен — даже испуган — кое–чем и пытается изо всех сил не показать этого».

Ее внезапное, иррациональное подозрение было смешно, и она это знала. Но она также знала, что не могла ничего с эти поделать, и ледяной ветер, казалось, продул ее до костей при этой мысли. Она точно знала, что этот человек сделал, и не только в Монике. Все, что может напугать его…

— Коммодор, — сказала она медленно, — есть что–то, что я должна знать?

Более семнадцати секунд прошло, а затем арктические голубые глаза на ее ком–дисплее совсем немного расширились, как будто с удивлением. Затем они снова сузились, и он кивнул.

— Да, миледи, я предполагаю, что есть, — сказал он тихо. — Хотя я скорее предполагал, что вы получили сообщения об этом от адмирала Хумало. Я полагаю, они, должно быть, находятся в пути к вам.

Он замолчал, очевидно предполагая, что, возможно, вице–адмирал предпочел бы сам рассказать ей обо всем лично, и Мишель фыркнула. Если он думал, что она будет сидеть на своей заднице, ожидая чьей-то милости после подобного введения, то будет глубоко разочарован!

— Я уверена, что адмирал Хумало и я обсудим многие вещи, коммодор, — сказала она чуть язвительно. — Однако, в то же время, почему бы вам не пойти дальше и не рассказать мне об этом?

— Да, миледи, — сказал он снова, семнадцатью секундами позже, сделал видимый вдох и расправил чуть–чуть плечи. — Я боюсь, что мы получили донесения из домашней системы о произошедшем всего три стандартных недели назад. Новости не хорошие. Согласно адмиралу Капарелли, хевениты напали подавляющими силами. Судя по всему, Тейсман и Причарт, должно быть, решили поставить все на один бросок костей после того, что случилось с хевенитами у Ловата и нанести прямой удар–нокаут, прежде чем мы могли бы получить «Аполлон» полностью развернутым. Мы остановили их, но мы понесли — обе стороны понесли — очень серьезный урон. По последующим докладам, которые мы получили, похоже…

ГЛАВА 38

— Мне не нравится это, Максим, — сказал Дамиен Дюсерр. — Мне не нравится это вообще.

— Я не думаю, что ты видишь меня кувыркающимся от радости, не так ли? — едко парировал премьер–министр Максим Вежьен.

— Черт возьми, я знал, что все это дело выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой с самого начала, — ворчал Дюсерр.

Вежьен почувствовал сильное желание ударить министра безопасности прямо в нос, но подавил свой порыв достаточно легко. Во–первых, потому что молодому, крупному, сильному и физически намного более крепкому Дюсерру, наверное, удалось бы без труда пресечь все поползновения в свой адрес с максимально возможным количеством дискомфорта. Но, во–вторых, что даже более важно, говоря начистоту, Дюсерр был одним из членов Правительства Вежьена, которые с самого начала выражали сомнения по поводу всей операции.

«Что не мешало ему своими действиями поддерживать весь ход операции, — раздраженно размышлял Вежьен. — Может быть, ему это и не нравится, но я не видел, чтобы он придумал идеи получше!»

На самом деле, как Вежьену ясно понимал в моменты спокойствия, одной из причин, по которым он в эти дни так легко раздражался на своего министра безопасности, было то, что Дэмиен Дюсерр был зятем ^{note 5} Андрьё Иверно. Ведь это блестящая стратегия Иверно в Конституционном Собрании в первую очередь привела к тому, что вся система Новой Тосканы оказалась в черной книге Звездной Империи Мантикоры, и Вежьен не мог подавить неблагородного желания, выплеснуть свое разочарование на родственников Иверно. По крайней мере, у него могло быть, сказал он себе, некоторое оправдание этому, учитывая тот факт, что именно из-за семейных связей Иверно позволили возглавить делегацию на Шпинделе.

«Да, так есть, — подумал он. — Но правда в том, как ты прекрасно знаешь, Макс, хочешь ли ты признать это или нет, что, хотя Иверно и идиот, даже гений не смог бы придумать лучшую стратегию, как только эти парламентские ублюдки на Мантикоре заважничали и начали блеять о «репрессивных местных режимах» здесь, в Скоплении. А наличие этой суки Медузы у руля ни черта не помогло. Если бы мы только поняли, куда все это приведет, когда этот сукин сын Ван Дорт пришел к нам, впаривая о золотой жиле, которой должна была стать для всех участников вся проклятая идея об аннексии..!»

— Я знаю, что у тебя были оговорки, Дамиен, — сказал он вслух, выбрав значительно более урезанный (и удовлетворяющий) ответ, из тех, которые мелькали в его голове. — К сожалению, оговорки или нет, мы находимся не там, где мы могли бы быть. Так почему бы нам просто не идти вперед и не признать, что ни одного из нас не радует складывающаяся ситуация, а затем сделать лучшее из того, что можем?

Дюсерр одарил его кислым взглядом, но затем министр безопасности глубоко вздохнул и кивнул.

— Ты прав, — признал он.

— Хорошо.

Вежьен Откинулся назад в своем удобном кресле и посмотрел сквозь застекленную крышу офиса. Эта застекленная крыша была одной из любимых привилегий премьер–министра, которая предлагала отдых и релаксацию всякий раз, когда вес его высокой политической должности обрушивался на него. Это был не видеоэкран, не было искусственным изображением, собранным с удаленных камер. Это была настоящая, ей–богу, застекленная крыша, в почти три метра шириной. Ее тепловой барьер с умными стеклами автоматически настраивался рассеивать солнечный свет, а затем, при других условиях, казалось, почти полностью исчезал. Когда шел дождь, звук капель дождя — от нежной скороговорки до жесткого, бьющего ритма — заполнял офис успокаивающим чувством природной энергии. Когда молнии грохотали в небесах, он мог наблюдать артиллерийские вспышки Бога в туманных стенах облачной долины среди гор. А когда наступала ночь, он мог смотреть через нее на мешанину облачной бездны или ясный, удивительный вид далеких звезд, горящих над ним.

На данный момент, к сожалению, вид этих звезд был намного менее успокаивающим, чем обычно.

— Нет ли у тебя ощущения, Дэмиен, — медленно спросил он через несколько секунд, — что миз Анисимова обладает информацией, которую не спешит донести до нас?

— Я всегда чувствовал, что она работает по планам и наборам инструкций, о которых мы ничего не знаем и что не собирается рассказывать нам что–нибудь о них, — голос Дюсерра прозвучал почти удивленным вопросом, будто бы его ответ и так не был столь очевидным и он не мог поверить, что премьер–министр и вправду спрашивает его об этом.

— Это не то, что я спросил, — Вежьен опустил глаза с крыши, чтобы посмотреть на собеседника, а не на звезды. — Конечно, мы не знаем, каковы ее настоящие инструкции, и, конечно, она не собирается рассказывать нам об этом. Сможем ли мы сказать ей, что решили дать задний ход или нет? Но то, что беспокоит меня в данный момент так это странное ощущение, что она знает о больших вещах, нежели мы, — он нахмурился, подыскивая слова, чтобы более четко объяснить куда клонит. — Я хочу сказать, что о происходящем в остальной части галактики, то, что дойдет и до наших ушей… в свое время, — сказал он. — Вещи — новости, события — то, о чем никто еще здесь, в Новой Тоскане даже еще не слышал, она уже превентивно включает в свои планы.

Дюсерр смотрел на него несколько секунд, затем фыркнул.

— Я допускаю, что эта женщина чертовски умна, Макс. И я также согласен, что она регулярно получает сообщения с частных курьеров из Мезы, и Бог знает откуда еще, в то время как мы в основном зависим от служб новостей — для которых мы также не являемся важным приоритетом — чтобы выяснить, что происходит где–то еще в галактике. Так что, да, она, наверное, знает гораздо больше нас. Но давай не будем думать, что она какая–то колдунья, ладно? Достаточно плохо, что у нас не такой богатый выбор, кроме как танцевать с ней и позволять ей самой выбирать музыку!

Вежьен поморщился, но не мог не признать это. В конце концов, его первоначальный вопрос был по крайней мере частично эксцентричен. Однако, тем не менее… Как он ни старался, он не мог поколебать это чувство — эту… интуицию, возможно — что Алдона Анисимова всегда была, по крайней мере, на несколько шагов впереди кого–либо в системе Новая Тоскана, а он не очень любил сенсации.

— Ну, в любом случае, — сказал он, отмахнув в сторону свой собственный вопрос, — думаю то, что действительно имеет значение, есть или нет у нас активы на месте, чтобы фактически сделать то, что она хочет, так быстро, как она хочет это сделать.

— Это и еще вопрос о том, пойдет ли нам на пользу предложенный ею пересмотренный график, — ответил Дюсерр. — И хотя я абсолютно согласен, что ты правы и у нас нет особого выбора, кроме как продолжать эту стратегию, сроки действительно беспокоят меня, Макс.

Тон министра безопасности был холодным, трезвым, и — что самое тревожное из всего — искренним, подумал Вежьен. И, как обычно, он чертовски хорошо попал в точку.

— Мы не должны были этого делать еще несколько месяцев, – продолжил Дюсерр, — и мне чертовски жаль, что я не сказал Анисимовой, что мы не можем завершить наши договоренности так рано.

— В конце концов, разница не столь велика, — сказал Вежьен, предлагая слабое утешение. — Время оборачиваемости сообщения с Пекуода слишком коротко. Даже если бы что-то было не готово, потребовалось бы не более недели или двух, чтобы начать все с нуля. И, честно говоря, неделя или две, в любом случае, не такая большая разница.

— Я знаю, — пробормотал Дюсерр, а затем надул щеки и вздохнул. — Я знаю, — повторил он более отчетливо. — Я полагаю, что просто еще ищу предлог, чтобы дать себе пинка, потому что боюсь обмочить собственные ботинки.

Презирая себя, Вежьен почувствовал в себе короткую вспышку раздражения на министра безопасности, когда Дюсерр признался в том же трепете, что чувствовал Вежьен.

— Я знаю, что линейные крейсера солли должны были уже быть здесь, прежде чем мы начали бы эту фазу операции, — сказал он почти ласково. — Но у нас есть подтверждение из других источников, что Бинг находится в Секторе Мадрас. Она не лжет нам в этом. И как я упорно ни пытался, я не смог придумать какой–то сценарий, в котором это поможет «Рабсиле» выйти сухой из воды, если мы огребем по полной – да их просто закидают тухлыми яйцами во всех СМИ солли. Но там может быть еще что–то, но я пока так и не понял, что именно! И если предположить, что она, для ее же блага, необходимо, что бы все мы преуспели, я не могу понять, зачем ей лгать нам о «Рабсиле» и способности Мезы с легкостью заручиться согласием Веррочио и отправить сюда Бинга точно по графику. Таким образом, нам просто придется поверить ей на слово, что они действительно могут сделать это.

— Замечательно, — Дюсерр глубоко вздохнул. — Ну, в таком случае мы действительно должны поговорить с Николасом и Гуедон. Я знаю, что мои люди сделали большую часть по организации и оперативному планированию, а выбор торгового судна был не так сложен, как я боялся, что будет. У нас все готово, но пока не было ресурсов за пределами домашней системы, чтобы переправить что-то вроде этого в точку назначения. Для этого нам пришлось полагаться на Флот и мы оказались вне прямой цепочки командования. Нам пришлось позволить им доставить его на место, и мы нуждаемся в их ресурсах, чтобы нажать на спусковой крючок, когда придет время.

Вежьен кивнул. Он был прав, конечно, и было не так уж сложно заполучить адмирала Жозетт Гуедон, начальника флотских операций Флота Новой Тосканы. Получить согласие военного министра должно было быть немного сложнее, поскольку Николас Пелисард выбрал этот особенно неподходящий момент для отпускной поездки, чтобы навестить семью в системе Селкирк. Он не вернется, по крайней мере, еще неделю, а заместитель военного министра не был проинструктирован об операции. Тогда казалось, не было особой необходимости делать это — или, скорее, казалось, что у них было достаточно времени, чтобы сделать это, как и у Пелисарда было предостаточно времени, чтобы завершить свою отпускную поездку. Кроме того, его заместитель не был… блестящим выбором для координации любой тайной операции.

— Во-первых, я не хочу доводить это до Чаллона, по крайней мере, с Николасом, — заявил премьер–министр после паузы. — Я недостаточно уверен в его способности хранить тайну, чтобы довериться ему. Но Гуедон уже знает, что должно произойти, верно?

— Я сам обсуждал это с ней, — согласился Дюсерр. — Я оставил на Николаса непосредственную организацию и оснащение корабля. В конце концов, лишь у него одного есть связи в этой области. Но я знаю, что он лично говорил с ней напрямую об этом, так что она должна быть в деле. На самом деле, зная ее, она, вероятно, не доверяет никому за пределами своего офиса, чтобы устроить это.

— Ладно, тогда я позабочусь, чтобы донести до нее изменившийся график, — решил Вежьен. — Одна из маленьких привилегий премьер–министра в том, что я могу говорить с кем мне нужно почти в любое время, когда я хочу, а поскольку Николас вне системы, не думаю, что кто–то будет особо удивлен, если мне нужно будет поговорить с НФО напрямую.

— Что все еще возвращает вас к принятию решения о том, что делать с Чаллоном, не так ли? — спросил Дюсерр. Вежьен взглянул на него, и министр безопасности кисло скривился. — Я недолюбливаю Чаллона, Макс. Я признаю это. Но у меня есть на то свои причины. Если он узнает, что вы говорили с Гуедон без его ведома, когда он, по крайней мере, временно сидит на вершине своей навозной кучи на время отсутствия Николаса, его самолюбие будет требовать добраться до секрета, который вы, очевидно, старались скрыть от него. И, к сожалению, он не полный идиот. Есть чертовски хороший шанс, что он сможет накопать достаточно, чтобы доставить реальные проблемы, если начнет болтать об этом. А он будет болтать об этом, если посчитает нужным. Возможно, он захочет предстать в глазах окружающих этаким рыцарем без страха и упрека, хотя, Бог знает, немногие захотели взять на себя подобное бремя!

Это, к сожалению, был слишком вероятный сценарий, подумал Вежьен. Арман Чаллон был на самом деле довольно ярким человеком, во многих отношениях. На самом деле, он был очень хорош в своей работе, что было одной из причин (если не самой важной), почему он был заместителем военного министра. Но у него был сварливый, злобно–мстительный характер с глубоко вкоренившейся необходимостью греться в восхищении других. Это было очень важно для него, чтобы другие тоже осознавали его важность, и он имел склонность к копанию в мелочах — о чем он наивно думал, как о «загадочных» намеках — всех важных вещей, в которые он пытался сунуть свой нос. Они служили хорошим материалом для сплетен на всякого рода званых вечерах, которые он украшал своим присутствием… а газетчики уже давно стали парить вокруг него с соответствующими восхищенными выражениями. Что было истинной причиной того, что его обычно держали настолько далеко, насколько только возможно, от любых секретов, что были по–настоящему важны.

К сожалению, он был также сыном Виктора Чаллона, а Виктор контролировал около двадцати процентов делегатов в верхней палате Системного Парламента. Что было самой важной причиной, почему Арман в первую очередь был назначен заместителем военногоминистра.

«Есть моменты, — размышлял Вежьен, — когда я думаю, что было бы на самом деле проще — легче, по крайней мере — позволить черни взять все на себя, чем пробираться через это бездонное море родственников, семей, друзей и связей. Может и вправду – слить весь пруд и отделить рыбу от грязи (прим. пер. – видимо, здесь Вежьеном переиначено высказывание об отделении зерен от плевел). Мы ведь получим, по крайней мере, некоторый выигрыш в эффективности, не так ли?»

— Если мне придется, я буду говорить об этом с Виктором, — сказал он вслух. — Я не хочу этого, но по крайней мере он достаточно умен, чтобы понять, почему мы должны держать все шито-крыто. И если он должен будет насесть на Армана, чтобы тот держал рот на замке, то он это сделает. Впрочем, не будем заниматься какими–то большими проблемами, чем должны. Надеюсь, что это единственный пожар, и его нам не нужно будет тушить в первую очередь.

— Надеюсь, — согласился немного кисло Дюсерр.

— В любом случае, я поговорю с Гуедон завтра. Как и вы, я не вижу, как Николас смог бы это заранее приготовить без ее участия. Если выяснится, что она не при делах, то я вернусь к тебе, и мы должны будем кое-что реорганизовать. По крайней мере, сроки не кажутся такими уж критическими. У нас есть пара дней в запасе, что не сможет расстроить миз Анисимову.

— О, что угодно, — сказал Дюсерр, и на этот раз его тон был кислым достаточно, чтобы свернулось молоко, — давай не будем делать ничего, чтобы расстроить миз Анисимову!

* * *

Капитан Габриэла Сеген сделала все, чтобы выглядеть совершенно спокойной и готовой, когда она спрятала свою форменную фуражку под левую руку и последовала за молодым лейтенантом в личный кабинет начальника флотских операций.

Тот факт, что не было абсолютно никакого предупреждения об этой встрече, сообщение с приказом о докладе в офисе адмирала Гуедон при было примерно пятьдесят три стандартных минуты назад и не способствовало уверенности Сеген. Правда, легкий крейсер «Камилла» был одним из самых мощных и самых современных единиц Флота Новой Тосканы, и Сеген, вероятно, будет любоваться на свои контр–адмиральские звезды в конце этого назначения. Это мало походило на то, как если бы она была неким младшим лейтенантом, вызванным в кабинет капитана, чтобы получить разнос, сказала она себе.

«Нет, — ответила ее упрямая часть, — это может быть намного хуже, и ты это знаешь».

С этой веселой мыслью она перенеслась через дверь, пожав руку в приветствии. Затем лейтенант исчез, и Сеген осталась наедине с Гуедон.

Гуедон была пожилой женщиной, реципиентом первого поколения пролонга, чьи некогда темные волосы стали темно–серой сединой и чье лицо было четко очерчено. Но у нее все еще была высокая, внушительная фигура той, кто держал себя в прекрасной физической форме, а жесткие кольца золотых галунов на рукавах ее формы простирались почти по всему пути от манжеты до локтя.

— Садитесь, капитан, — голос Гуедон был резок, немного скрежещущим, что было не совсем приятно, но придавало ему определенную командную энергичность. Сеген всегда удивлялась, был ли это ее естественный голос или может быть она тщательно культивировала это дуновение резкости.

— Спасибо, мэм, — Сеген подчинилась инструкции, и Гуедон обошла кругом и встала перед столом, скрестив свои золото–галунные руки на груди, когда она прислонилась спиной к краю стола.

— Я понимаю, что вы не имеете понятия, почему я хотела видеть вас, капитан, — сказала Гуедон, переходя к делу со всей ее обычной прямотой. — Что ж, я собираюсь объяснить это вам. А когда я закончу, вы вернетесь на свой корабль, и ваш корабль отбудет к Пекуоду, а когда вы доберетесь до Пекуода вы осуществите строго засекреченную миссию, которая, как определили Президент и Кабинет, является жизненно важной для интересов и безопасности нашей звездной нации. Вы не будете обсуждать эту миссию, ее параметры или ее специфику ни с кем — когда–либо — без моего конкретного и личного разрешения. Вы даже не будете думать об этой миссии без моего конкретного и личного разрешения. Но вы выполните ее безупречно, капитан, потому что, если вы этого не сделаете, можете не появляться на Новой Тоскане очень долго.

Сеген почувствовала себя превращающейся в камень в удобном кресле, и Гуедон тонко улыбнулась.

— Теперь, я полагаю, у меня есть ваше внимание, капитан, — сказала она, — вот что вы должны сделать…

ГЛАВА 39

– Да, мэм? Вызывали? – сказал лейтенант Аскью, немного волнуясь, после того как вошел в кабинет коммандера Бурже на борту корабля ФСЛ «Жан Барт».

– Да, Мэтт, вызывала, – кивнула Бурже, откидываясь в кресле. Коммандер была брюнеткой небольшого роста, с карими глазами.Кто-нибудь, менее уважающий авторитеты, чем старпом одного из крейсеров Соларианской Лиги,мог бы назвать её нос курносым. По большому счету, Бурже нравилась Аскью, она очень напоминала ему одну из его любимых школьных учительниц. Но вызов в её кабинет был совершенно неожиданным.

– Возможно, вы помните тот разговор с коммандером Цейс пару месяцев назад, – сказала Бурже тоном «переходим прямо к делу», и если бы у Аскью была шерсть, она бы встала дыбом.

– Да, мэм, я помню, – осторожно подтвердил он, пока она глядела на него, подняв брови в ожидании.

– Поправьте меня если я ошибаюсь, но разве она ничего вам не говорила насчет того ,чтобы «залечь на дно»?

– Да,мэм,но…

– Не нокайте, лейтенант Аскью, – перебила его Бурже значительно более прохладным тоном. – Я считала что коммандер Цейс выразилась тогда достаточно ясно.И, полагаю, я должна добавить, что она сделала это, выполняя мои особые инструкции, по праву капитана.

– Да,мэм,но..

– Когда я захочу,чтобы меня перебивали, лейтенант, я вам сообщу, – категорически заявила Бурже, и Аскью закрыл рот.

– Так-то лучше, – сказала она с холодной улыбкой. Она несколько раз повернула свое кресло из стороны в сторону, глядя на него неприязненно, затем глубоко вздохнула.

– Если ты вдруг еще не понял, – сказала она. – Я недовольна тобой немного более, чем полностью.Черт возьми, Мэтт, да о чем ты вообще думал?

На этот раз, несмотря на то, что это, очевидно, был вопрос, Аскью сильно сомневался, стоит ли отвечать.Но, к сожалению, выбора у него не было.

– Мэм, я вовсе не хотел гнать волну. Просто…просто я не мог выключить свой мозг, и чем больше я думал об анализе Тургуда и о докладах нашей разведки, тем больше я понимал, что мы совершенно недооценили возможности монти.

– Вас может это удивить, – голос Бурже был уже спокойнее, но все еще достаточно резким, – но капитан и я уже немного развлеклись небольшим исследованием в этом направлении. И наше исследование, в отличие от кое-каких лейтенантов, нам удалось сохранить в секрете.

Аскью начал было открывать рот,но замер. Вспышка его раздражения быстро рассеялась, когда он посмотрел в глаза Бурже.

– Я этого не знал, мэм, – тихо сказал он через мгновение.

– Да, – Бурже вздохнула. – Вы этого не знали.И, полагаю, это моя вина.В данном случае, скорее всего, именно поэтому я так недовольна вами. Многие бы расстроились в такой ситуации, ведь вы не совершили бы эту ошибку, будь вы предупреждены, – она потерла лоб. – Я должна была вызвать вас на «разговор по душам» сама, а не поручать это Урсуле. И, если уж говорить начистоту, то мы до сих пор не знаем, как ваш исходный доклад попал в руки Аберу. Мы хотели, чтобы это дело оставалось исключительно внутри нашего круга, и уж точно вне поля зрения Аберу. Мы не хотели привлекать к вам дополнительное внимание. И так же я и капитан не хотели бы показаться теми, кто чрезвычайно одобряют ваши выводы.

Аскью медленно кивнул. Хорошо было бы, чтобы Бурже более ясно объяснила ему свою позицию с самого начала, но её логика была ясна. Это был тип «запутанного мышления», которое было необходимо,чтобы выжить в византийских интригах внутренней жизни ФСЛ.

– Теперь,однако, – продолжила Бурже немного более оживленно, – вы попали под самый пристальный обзор, Мэтт. Ваше последнее произведение эпистолярного жанра каким-то таинственным образом попало прямо в корзину Аберу для входящих документов. Ваша первая записка её не очень-то развеселила, но её реакция на ваш последний доклад была весьма бурной.

Аскью сглотнул. Он принял все возможные предосторожности, чуть ли не написав свой доклад на старомодной бумаге, и передал его капитану из рук в руки. Очевидно, что его усилия соблюсти секретность были тщетны. Помимо прочего, это означало что кто-то из команды адмирала Бинга незаконно взломал его компьютер. Секретность не могла быть разрушена «сарафанным радио», потому что он не делился своими мыслями буквально ни с кем. Единственный вопрос оставался открытым – был ли взломан только его компьютер или же компьютер адресата – капитана Мизавы.

– Мэм, наконец сказал он.– Мне это все совершенно не нравится. Только между нами, особенно мне не нравится то, каким образом капитан Аберу получила доступ к секретному документу, адресованному исключительно капитану.

Даже здесь, в кабинете Бурже, где никто их не подслушивал, он боялся подумать о том, что кто-то из команды Бинг нарушил полдюжины правил и, как минимум, два федеральных закона, чтобы получить такой уровень доступа. Аскью и Бурже посмотрели друг другу в глаза, подумав об этом, после чего он продолжил.

– Надо сказать, что я написал свой доклад по двум причинам .Одной причиной было то, что я собрал дополнительные данные в поддержку анализа коммодора Тургуда и хотел, чтобы капитан знал об этом. Второй причиной было то, что я хотел дать капитану данные для будущих дискуссий с адмиралом Бингом и его командой, – он пристально посмотрел в глаза Бурже.– Что-то, что он мог бы представить как самое пессимистическое нагромождение предположений, исходящих от младшего офицера, слишком неопытного, чтобы понимать,насколько они абсурдны…однако же этот младший офицер мог наткнуться на что-то такое, что и правда стоит принять в расчет.

– Примерно так я это себе и представляла, – мягко сказала Бурже, и её жесткие карие глаза потеплели в одобрении.

– Поймите меня правильно,мэм, – Аскью вымученно улыбнулся.– Если бы капитану это не понадобилось, я надеялся что никто, и особенно капитан Аберу, никогда не увидит этот документ! Я просто хотел, чтобы на его складе была это боеголовка, на случай необходимости»

– И я тебе благодарна. А так же тебе благодарен капитан.Но, боюсь, что, на самом деле, у этого был противоположный эффект»

– Мэм? – Аскью вздрогнул от неожиданности, и взгляд Бурже вновь потяжелел, хотя сейчас он был направлен не на него. Она резко вздохнула.

— Похоже, Аберу вцепилась в него бульдожьей хваткой, и, даже если адмирал Бинг никогда не видел вашей первоначального доклада, этот она, черт возьми, показала ему. Я не отношусь к этому положительно, и при нормальных обстоятельствах я бы даже попыталась спустить все на тормоза по многим причинам, но я склонна думать, что этот момент Аберу сознательно выбрала, чтобы поделиться с адмиралом, — глаза Аскью расширились, и старпом покачала головой. — Как я уже говорила, как правило, я бы выгородила вас. Однако, в этом случае, честно говоря, вы находитесь в достаточно глубоком дерьме, насколько глубоко вы вляпались и во что все может вылиться.

— Мэм, это звучит для меня, как будто мы говорим о вещах, которые превышают уровень моей зарплаты, — нервно сказал Аскью , и смех Бурже был даже более жестким, чем ее было фырканье.

— Попытаюсь объяснит попроще. Ингеборга Аберу и адмирал Тимар, обе имеют тесные личные и семейные связи с… различными промышленными интересами в оборонной сфере, скажем так? Обе они сделали свою карьеру по тактической линии, и обе они создали устойчивую репутацию — в Боевом Флоте, по крайней мере — что основываются на последних достижениях. Адмирал Тимар, в частности, была одним из старших штатных сотрудников, когда Министерство Флота решило выдвинуть инициативу «Флот 2000». Дело в том, что в действительности, она была ведущим автором окончательного доклада.

Аскью не мог сдержать свою гримасу при этом. Программа «Флот 2000» была детищем Боевого Флота, хотя с тех пор распространилась и нашла также сторонников в Пограничном Флоте. По сути, это сочетало хорошую, старомодную про–флотскую пропаганду с более или менее аппаратным ответом на некоторые из наиболее крайних слухов, доходивших с мантикоро–хевенских войн.

Финансирование в рамках гигантской Солнечной Лиги было гораздо более бюрократическим, чем законодательные функции, и так было на протяжении веков. Тем не менее, общественное мнение часто играло не последнюю роль в том, как средства распределялись между конкурирующими бюрократиями, и так был заложено начало «Флота 2000». На самом базовом уровне, возможно, это могло бы быть описано как усилия по «государственному образованию», направленные на информирование, в основном, невежественной общественности Лиги о ценности службы на Флоте, являющейся незыблемой с тех пор, как человечество вступило в двадцатое столетие межзвездных полетов. Как таковое, она включало полнометражные голофильмы «Наш сражающийся флот» и «Мужчины и женщины Флота», из которых оба были сосредоточены главным образом на Боевом Флоте, которые затем был растиражированы по всем развлекательным каналам.

Пограничный Флот не имел никаких возражений против дополнительного финансирования Флота, но возражал — рьяно— против определения, что финансирование будет для белых слонов супердредноутов Боевого Флота, но не для линейных крейсеров Пограничного Флота, или даже не эсминцев, которые действительно могут сделать что–то полезное. Как следствие, Управление Общественной Информации Пограничного Флота также получило добро на выпуск таких полнометражных фильмов, как «На границах свободы» и «Первыми откликаются».

«Первыми откликаются» был особенно эффективным, концентрируясь на многочисленных случаях стихийных бедствий, спасательных операциях в глубоком космосе и других гуманитарных миссиях, регулярно проводимых Пограничным Флотом.

Другим зубцом «Флота 2000», однако, были целенаправленные усилия по произведению впечатления на публику ценностью — и эффективностью — которые она получала в ответ на его щедрое финансирование. Сам будучи офицером–тактиком, Аскью на этот аспект программы смотрел косо (мягко говоря). О, конечно, во Флоте было достаточно подлинных достижений, но далеко не так много вошло в релизы УОИ. На самом деле гораздо больше усилий было вложено в то, что составило витрину с явной целью создания на головидении еще более внушительного впечатления о кораблях Флота и их оборудовании.

Внешний вид консолей был переработан, мостики и командные палубы были перестроены, а части кораблей, которые вероятно никогда не были увиденными общественностью, были вообще открыты, так что они больше походили на какой–то приключенческий голофильм, чем на реальный военный корабль. На самом деле некоторые улучшения оказались очень кстати — например, эти гладкие новые консоли не только выглядели «сексуально», но и на самом деле снабжали более полной информацией и интерфейсами управления. И хотя, на самом деле, ничего особенного не было сделано, чтобы обновить большую часть тактической аппаратуры флота, более поздние конструкции были переработаны с учетом модульной концепции. Казалось бы, что хоть кто–то, по крайней мере, признал возможность того, что улучшения и модернизация все же реальны — когда–нибудь — и Управлению Корабельного Проектирования было поручено разработать возможности для подключения новых компонентов. Это было одно из основных различий между старыми кораблями класса «Неутомимый» и новыми «Невадами», вроде «Жана Барта».

Однако, несмотря на впечатление, которое было намеренно создано для общественности Лиги, и, несмотря на все деньги, которые были потрачены в погоне за «Флотом 2000», очень мало было достигнуто на пути фактического повышения боевой мощи ФСЛ. В конце концов, Флот Солнечной Лиги уже был самым мощным и продвинутым флотом в космосе, не так ли?

Если быть справедливым, Аскью и сам верил в тотальное превосходство ФСЛ, до совсем недавнего времени. Теперь, однако, он столкнулся с тем, что его доверие — и все остальное — были неуместны. Это означало, независимо от них, вся общественная пропаганда «Флота 2000» была построена… на лжи. На самом деле, если бы оказалось, что страхи Аскью были оправданы, и это всплывет, общественность всю ее лживость. А если Аберу и Тимар имели прямые родственные связи с людьми, которые стояли за составлением программы…

— Очевидно, я не могу быть уверенной в этом, — сказала Бурже, — но я не думаю, что была бы особо удивлена, обнаружив, что у капитана Аберу и адмирала Тимар были… корыстные интересы в отмене любых «панических страхов» о «невозможном мантикорском супер-оружии», особенно, если эти «панические страхи» предполагают, что наше оборудование может действительно нуждаться в некоторых незначительных улучшениях. И если это так, то они буду очень рады любому, раскачивающему их лодку.

Аскью кивнул более чем немного болезненно, и она подарила ему сочувственную улыбку.

— Капитан Мизава никогда не хотел поставить вас под возможный перекрестный огонь, Мэтт. Тот первоначальный доклад, который он просил у вас, был чем–то необходим — нужен для его собственного сведения — главным образом, потому что он уже понял, что официальные отчеты РУФ о том, что, черт возьми, происходит здесь, были дерьмом. Он доверяет вашему мнению и вашей честности, и я думаю, что он понял, что вы были в достаточной степени младшим, чтобы никто не заметил, что вы были посланы им поговорить с людьми, подобными Тургуду. И я знаю, он не больше моего ожидал, что ваш доклад попадет в руки Аберу.

Я также думаю, что ее первоначальная «дискуссия» с капитаном была ее собственной идеей. Или, возможно, ее и Тимар. Но когда она получила в свои руки ваше второе достижение — которое, давайте признаем это, действительно звучит намного больше «паникерски», чем ваш первый доклад — я думаю, что она выбрала момент, когда адмирал Бинг уже испытывал чувство… разочарования по поводу задержки в сборе оперативного соединения здесь на Мейерсе и поделилась с ним.

Это заключение итог, казалось, скрутило желудок Мэтланда Аскью. Он взглянул на Бурже, и она медленно кивнула.

— Верно. На этот раз, адмирал — посредством адмирала Тимар, а не капитана Аберу — выразил свое личное недовольство вашим «очевидным пораженчеством, доверчивостью, паникерством и очень убогой компетентностью».

Она сказала это быстро, отметила онемевшая часть мозга Аскью, со своего рода хирургической жестокостью, что было проявлением ее собственной доброты.

— Он также заявил — посредством адмирала Тимар, — продолжила Бурже с явным отвращением, — что поскольку обсуждаемый «офицер–пораженец» является офицером Пограничного Флота, а не офицером Боевого Флот, он предоставит «право решения» вашего дела в руки капитана Мизавы. Однако, было не так много сомнений в том, что он имел в виду, в своем послании, переданном через адмирала Тимар.

Аскью только посмотрел на нее. Это было все, что он мог сделать, чувствуя полное уничтожение своей карьеры, устремившееся к нему.

— Помимо личных последствий в вашем случае, — сказала Бурже, — довольно очевидно, что адмирал Бинг решил сделать выговор по вопросу о возможностях Мантикоры. И, к сожалению, ваш второй доклад — который, кстати, показался капитану и мне очень убедительным — теперь безвозвратно испорчен в его глазах. Фактически, если капитан попытается оспорить взгляды Аберу или Тимар, адмирал Бинг, вероятно, автоматически отвергнет все, что он скажет, потому что это будет исходить из вашего доклада и просто заново над ним поиздевается. Из того, что мы уже видели от него, довольно очевидно, что, когда вовлечен его характер, он стремится освободить свой мозг, и это то, что произойдет в любой момент, когда он хотя бы заподозрит, что капитан машет ваашим отчетом в его сторону. Это, если я значительно не ошибаюсь, именно то, что Аберу и Тимар имели в виду.

— Мэм, простите, — почти прошептал Аскью. — Я пытался помочь. Я никогда не думал, что…

— Мэтт, ни капитан Мизава, ни я никогда не думали о вас ничего другого, кроме того, что вы умный, талантливый, добросовестный молодой офицер, делающий все возможное, чтобы выполнить свой долг в чрезвычайно трудных условиях. Если один из нас и имеет личные сожаления, то это потому, что мы случайно посадили вас на мель в середине этого минного поля.

Аскью вновь закрыл рот и еще раз кивнул, надеясь, что он не выглядел таким больным, как он себя чувствовал.

— Я объясняла все это вам по определенной причине, — сказала ему Бурже. — Обычно, я никогда не сказала бы офицеру вашего относительно младшего статуса о подозрениях, которые я лелею о капитане Аберу, и мотивах адмирала Тимар. И тем более, если уж на то пошло, не стала бы обсуждать с вами… недостатки личного отношения адмирала Бинга к Пограничному Флоту или возможностям Мантикоры. В данном случае, однако, вы должны быть осведомлены о том, что вы создали себе несколько потенциально очень высокопоставленных, и, вероятно, очень мстительных, врагов. Я не могу оценить все потенциальные профессиональные последствия, и я хотела бы каким–то образом отвлечь их от вас, если любой из этих троих решит «наказать» вас лично. Но по крайней мере теперь вы знаете.

– Однако, это не основная моя причина для объяснения для столь длинного объяснения. То, что я особенно хочу, чтобы вы поняли, Мэтт, это почему капитан Мизава принял меры в отношении вас.

— Что… что за меры, мэм? — удалось спросить Аскью.

— Вы освобождаетесь от должности помощника тактического офицера «Жана Барта» немедленно, — наотрез сказала Бурже. — Ваше новое назначение будет помощником офицера по общественной информации адмирала Сигби на борту «Восстановления».

Аскью почувствовал, как будто его только что ударили в живот, и лицо его болезненно вытянулось.

— Позвольте мне закончить, прежде чем что–либо сказать, — быстро сказала Бурже, подняв указательный палец. Ее глаза встретились, и спустя мгновение, он смог кивнуть еще раз.

— Я понимаю, как именно это выглядит для вас в данный момент, — продолжила затем старпом тихим сострадательным голосом. — Надеюсь, это будет также выглядеть для Аберу и Тимар — и, если на то пошло, адмирала Бинга. Если они заинтересуются, то капитан Мизава получил сообщение и спустил всю вашу карьеру в унитаз. А отправка вас на борт «Восстановления» также позволит вам покинуть «Жан Барт» и, надеюсь, выведет из их поля зрения.

– В данном случае, однако, внешность немного обманчива. Во–первых, адмирал Сигби — старый друг капитана. Он обсуждал эту ситуацию с ней — я не знаю точно, насколько подробно — и она согласилась создать место в ее штабе для вас, несмотря на потенциальное ссанье адмирала Бинга. Во–вторых, какие бы Аберу и Тимар не сделали выводы, капитан — и я, и коммандер Цейсс — все будем одобрять эффективность вашей работы в самых положительных терминах. В–третьих, не было никакого официального общения между адмиралом Бингом или любым сотрудником его штаба и капитаном Мизавой об огорчении адмирала вашим «пораженчеством». Поэтому никакого упоминания об этом не появится в вашем деле.

Она наконец остановилась, и Аскью глубоко вздохнул.

Он понимал, что капитан Мизава пытался сделать, и он глубоко, глубоко ценил это — особенно учитывая вероятность того, что если адмирал Бинг или его штабисты все же решат лично понаблюдать за «спуском в унитаз» его карьеры, они также поймут, что капитан сделал. Но это не будет приятно, в любом случае. Когда офицер номер два тактического отдела линейного крейсера внезапно оказывается назначенным помощником офицера по общественной информации, люди буду считать — как правило, имея причину — что он попал в опалу. Отчеты о проделанной работе капитана Мизавы и коммандера Бурже, вероятно, буду говорить о другом, предположив некоторые теоретические планы для будущего повышения, но это не улучшит того, как новые товарищи будут рассматривать его, когда он прибудет на борт «Восстановления». Не было никаких гарантий того, что Аберу и/или другие были готовы согласиться на его очевидный текущий позор.

Что не означало, что это не было абсолютно лучшим, что капитан Мизава мог для него сделать.

— Я… понимаю, мэм, — сказал он, наконец, очень тихо. — Спасибо. И, пожалуйста, поблагодарите капитана от меня тоже.

— Я сделаю это, конечно, — ответила она. — Не то, что в этом есть какая–либо необходимость. Единственное о чем я жалею, и я уверена, что я говорю за капитана — это то, что вы попали во все это дерьмо, и что это лучшее, что мы можем сделать, чтобы защитить вас от последствий сделанной вами работы. — Она покачала головой. — Я знаю, это не кажется таким на данный момент, но иногда, хорошие парни действительно побеждают, Мэтт. Постарайтесь запомнить это.

* * *

Лейтенант–коммандер Дентон несчастно хмурился, размышляя о событиях последних нескольких дней.

Он высоко оценил официальное одобрение адмирала Хумало его действий здесь, в Пекуоде, но он не нуждался в донесениях адмирала и капитана Шоуп, предупреждающих его, чтобы он приглядывал за своей спиной. Фактически, еще больше посланий от него уже были на пути к Шпинделю, с подробностями свежих конфронтаций с новотосканскими шкиперами. Теперь в смесь добавился новотосканский торговый атташе, а также зарегистрированные «формальные протесты» об «возросшем своеволии» КЕВ «Репризы» и ее персонала. И, чтобы сделать вещи еще хуже, теперь там были подлинные инциденты и столкновения. Новотосканцы становились все более и более недовольными, хамоватыми и грубыми во время рутинных проверок и судовых визитов, и даже их рядовой состав начал выходить за границы. Дентон подозревал, что многое из того, что они видят от квалифицированных специалистов было результатом того, что их кормили рассказами об оскорблениях и издевательствах монти на борту других кораблей от своих собственных офицеров. В настоящее время, большинство из них, казалось, считало, что все эти предполагаемые инциденты на самом деле произошли, и никто из них не был в особенно примирительном настроении. Что означало — поскольку Дентон и его люди имели работу, которую нужно делать — что каждый новый новотосканский корабль был тлеющей пороховой бочкой, только и ждущей искры, а в результате были некоторые действительно уродливые конфронтации.

Его люди стараются избегать любого закачивания водорода в огонь… лучшее, казалось бы, что можно делать. Сейчас весь экипаж корабля знал о потоке жалоб и протестов, но они все еще должны были выполнять свои обязанности. И, как и их капитан, они пришли к выводу, что все это должно было быть организовано какой–то центральной властью и что это должно было быть направлено на какую–то конкретную кульминацию. И снова, как и их капитан, каждый из них, он или она, проклиная, желали бы некоторой подсказки — любой подсказки — каковой может быть эта кульминация… и как этого можно было бы избежать.

К сожалению, никто не смог придумать ключ к разгадке.

«Ах, как я хотел бы, чтобы адмирал поторопился и прислал кого–то старшего сюда, — горячо подумал Дентон. — Меня не волнует, если это обернется эскалацией. Я чертовски доволен тем хорошим, что я делал до сих пор, но я ужасно устал ждать. И будь я проклят, уверен, что когда он (или она), наконец, доберется сюда, я лично найду ту глубокую задницу, которой принадлежала эта дерьмовая идея и приготовлю на гриле тому, у кого выше класс жалованья, чем у меня!»

Он знал, почему его нервы были даже более напряжены, чем раньше, и глаза его скользили по тактическому дисплею с дата–кодом КФНТ ^{note 6} «Камилла». Новотосканский легкий крейсер был почти на тридцать процентов больше, чем «Реприза», а у ФНТ ^{note 7} был приличный уровень технологий для звездной системы Пограничья. Он был не так хорош, как у Рембрандтского Флота, или Флота Сан–Мигеля, возможно, но он был на два или три пункта выше средних аппаратных каракулей, ограничивающих «флоты» третьего или четвертого эшелона, как правило чаще встречающихся в этих лесах.

Несмотря на это, и, несмотря на то, что «Реприза» не была скачущим древесным котенком, Дентон вовсе не был запуган огневой мощью большего корабля. Это правда, он чувствовал себя вполне уверенно, дав понять это капитану «Камиллы», так же как и то, что у крейсера не будет шансов против меньшего мантикорского эсминца.

«К сожалению, это не так просто решить, кто кого может развеет в космосе», — подумал он мрачно.

«Камилла» прибыла в Пекуод почти пять местных дней назад, и капитан Сеген немедленно сообщила властям системы Пекуод, что власти Новой Тосканы решили, что будет полезным и целесообразным постоянное пребывание в Пекуоде одного из своих военных кораблей в качестве официального наблюдателя. Это не будет, поспешила она заверить всех в поле зрения, рассматриваться или подразумеваться Новой Тосканой как враждебный акт или как оскорбление суверенитета Пекуода. На самом деле, это была надежда Новой Тосканы, и формальная нота, которую она доставила от министра иностранных дел Кардот и премьер–министра Вежьена, ясно дала понять, что наличие официального новотосканского присутствия в системе поможет охладить страсти, а не подогреть их.

Конечно, так и было. Дентон покачал головой. Если бы он не был убежден, что все «инциденты», на которые жаловались новотосканские торговые шкиперы, были придуманы намеренно по приказу своего домашнего правительства, он, возможно, был бы готов, по крайней мере, развлечься возможностью того, что Сеген говорит правду. К несчастью, он был убежден, что если новотосканское правительство всерьез относилось к намерению положить конец напряженности, все что нужно было сделать – это передать своим капитанам, чтобы прекратили делать то, что они делают. Это означало, что «Камилла» была здесь, очевидно, для чего–то еще, и с этим «чем–то еще» Дентом менее всего хотел иметь дело. В этом, по крайней мере, он не сомневался.

Его рот дернулся в невеселой улыбке, когда он увидел бот энсина Монаган направляющимся к другому судну. Он настучал запрос на своей схеме, и его улыбка исчезла, когда появилось имя КФНТ «Элен Блондо».

«Нет, еще один проклятый новотосканский грузовик! — подумал он. — Черт возьми, они должно быть зациклили всю свою траханую торговлю через Пекуод! Можно подумать, у них не осталось ни одного корабля в…»

Его мысли прервал значок «Элен Блондо», внезапно сменившийся мигающим малиновым символом, который указывал на распространение сферы обломков, летящих в направлении от точки в пространстве, в которой корабль только что взорвался.

– …таким образом, после завершения моего опроса о выполнении задания энсина Монаган и каждого члена ее экипажа в отдельности, мой вывод таков, что их доклады — по отдельности и в составе группы — являются точной информацией о том, что на самом деле произошло во время их подхода к «Элен Блондо», — сказал Льюис Дентон в записывающее устройство своего терминала четырнадцать часов спустя.

Его голос был более, чем немного хриплым, истощенно–шероховатым по краям, и он это знал, как знал, что в докладе, который он записывал, будут показаны его усталые глаза и темные мешки синяков, которые образовались под ними. Хотя было не так много того, что он мог бы сделать с этим. Он должен был отослать этот отчет прочь, и чем скорее, тем лучше. В лучшем случае курьеру понадобится семнадцать дней от Пекуода до Шпинделя, но было меньше шести дней от Пекуода до Новой Тосканы. Он действительно не думал, что кто–то в Новой Тоскане был бы безумен достаточно, чтобы начать какую–то карательную экспедицию против «Репризы» или Пекуода, но он был далеко не так уверен в этом, как хотел бы быть. Не после последнего эпизода.

— Несмотря на утверждения капитана Сеген об обратном, нет абсолютно никаких доказательств того, что энсин Монаган или ее бот сыграли какую–то роль в разрушении «Элен Блондо», — продолжил он. — Я, конечно, добавляю сенсорные и тактических записи «Репризы» за весь период времени, начиная с одного полного стандартного часа, прежде чем «Элен Блондо» взорвалась, и заканчивая одним полным стандартным часом после разрушения корабля. Я также добавляю копию бортового журнала бота и полный перечень логов моего корабля, с записями каждого малого судна и судовых ракет, выпущенных нами. Основываясь на этих записях, я однозначно утверждаю и для записи, что я абсолютно убежден, что никто на борту бота миз Монаган или на борту «Репризы» не сделал ни единого выстрела какого–либо рода, или по любой причине.

На самом деле, я должен повторить, что мне не удалось найти каких–то доказательств ни в наших записях или сенсорных данных, которые свидетельствовали о наличии каких–либо внешних причин для уничтожения «Элен Блондо». Нет никаких признаков ракетного огня, энергетического огня или столкновения. Предварительное заключение, к которому я смог прийти, состоит в том, что корабль и — по–видимому — весь его экипаж были потеряны из–за внутреннего взрыва. Ни я, ни мои офицеры, в частности включая моего инженера и тактика, не в состоянии предложить какую–либо нормальную причину для такого взрыва. Судно было полностью разрушено, словно при чуть ли не катастрофической и полностью непредвиденной аварии реактора, что, казалось бы, будет удаленно разумным объяснением. Однако, я считаю, что это объяснение совершенно неправдоподобно, учитывая наблюдаемый характер взрыва. Фактически, правда, из частичных сенсорных данных, которые у нас есть, по уничтожению судна и нашему анализу разброса обломков в модели, мне кажется, как и моему тактику, что она была уничтожена не одним взрывом, и даже не одним основным взрывом и рядом вторичных, а в результате практически одновременной цепи, по меньшей мере из семи различных взрывов.

Он сделал паузу, его измученное лицо было изможденным и мрачным, и его ноздри раздувались. Затем он продолжил, говоря медленно и отчетливо.

— Я полностью понимаю серьезность того, что я собираюсь сказать, и я очень надеюсь, что более тщательный и полный анализ ограниченных данных, которые мне удалось включить в этот доклад докажет, что мои подозрения ошибочны. Тем не менее, по моему мнению, разрушение «Элен Блондо» было результатом тщательного, умело спланированного, и хорошо выполненного акта саботажа. Я думаю, нет других объяснений для наблюдаемой картины разрушений. Я не готов в это время в официальном докладе делать предположения о том, кто, возможно, был ответственен за этот акт саботажа. Я не обученный следователь, и я не думаю, что было бы правильно для меня выдвигать какие–либо официальные обвинения или голословные утверждения до выполнения более подробного анализа. Тем не менее, если, на самом деле, это был акт саботажа, то, возможно, тот, кто был ответственен за это, очевидно, не блюдет наилучших интересов Звездной Империи. Учитывая, что капитан Сеген, «Камилла», и все другие новотосканские суда в системе были отозваны, я считаю, что потенциал для какого–то дополнительного и прискорбного инцидента является высоким. Я должен, следовательно, с уважением просить, чтобы эта звездная система была оперативно и решительно усилена.

ГЛАВА 40

— Они ушли.

Валерий Оттвейлер оторвался от отчета, который читал и приподнял одну бровь на человека, стоявшего в дверях его кабинета. Дэмиен Харахап, бывший сотрудник Жандармерии Солнечной Лиги, был в высшей степени забывающимся типом мужчины — качество которое хорошо послужило ему в свое время у бывшего работодателя — но Оттвейлер обнаружил, что за ничем не примечательным фасадом были очень способные мозги.

Он был также тем, у кого было чрезмерное количество удачи. Несмотря на все это вместе взятое, Харахапу необычайно повезло, что он жив, но Оттвейлер также знал, что он оказался очень полезным для Алдоны Анисимовой и Изабель Бардасано. Несмотря на то, насколько эффектно операция на Монике была потерпела полное фиаско, Харахап выполнил свою роль в ней почти безупречно, и он был также безжалостно честен в своей критике собственной деятельности, поскольку имел больше основания для критики, чем кто–либо еще. Он не был мезанцем, но оперативники его профессионализма и способностей — и интеллекта — были редки, и Бардасано, которая никогда не имела никаких предубеждений против использования «внешних талантов», если тот зарекомендовал себя ценным и надежным, наняла его после увольнения из Жандармерии, еще до того как обломки Моники осели.

Тот факт, что Харахап знал, куда ведут все ниточки в Секторе Мадрас, мог иметь особое значение для Оттвейлера, с тех пор как он прибыл, чтобы стать сотрудником штаба Оттвейлера здесь, в Мейерсе. Конечно, было несколько недостатков того, чтобы иметь его на официальной службе у Оттвейлера здесь в столичном мире своей второй родины. На самом деле, Цзюньянь Хонгбо поглядывал немного искоса на эти отношения, но Оттвейлер уже продемонстрировал, кто был главным в их тандеме, и какие–либо возражения вице–комиссара, которые он возможно лелеял, остались невысказанными.

— Я так понимаю, что вы имеете в виду уход бесстрашного адмирала Бинга? — начал Оттвейлер, и Харахап кивнул.

— Только что совершил переход в Новую Тоскану, — сказал он.

— И как раз вовремя, — пробормотал Оттвейлер. Харахап не показал, что заметил это, что было новым доказательством как его ума, так и осмотрительности, подумал Оттвейлер. Тогда мезанец глубоко вздохнул и пожал плечами.

— Спасибо, Дэмиен, — сказал он.

— Есть что–то, что мне нужно сделать сегодня? — спросил Харахап.

— Нет, спасибо. Ну, не здесь, во всяком случае. Но, если задуматься, вероятно, было бы неплохо, если бы вы вновь возобновили контакты в Жандармерии. Постарайтесь разузнать, как солли видят то, что происходит в Новой Тоскане.

— Нет проблем, — ответил Харахап, шагнул влево, тихо закрывая за собой дверь.

Оттвейлер мгновения смотрел на закрытую дверь, думая о человеке, который только что вышел через нее, и все, что тот олицетворял.

Дэмиен Харахап был одним из лучших оперативников Жандармерии Лиги, когда–либо набранных и обученных, но он никогда не чувствовал какой–либо внутренней лояльности к Лиге. Он был уроженцем Пограничья, ему удалось выцарапать свою дорогу с одной из планет Пограничной Безопасности, которая была передана одному из ее многих межзвездных корпоративных покровителей, чтобы быть выжатой и использованной. Он сделал это, пойдя на службу к тем самым людям, которые лишили его домашний мир своей свободы и достоинства, и Оттвейлер подозревал, что это до сих пор временами грызет его. Если это и было так, оно не мешало ему делать свое дело в высшей степени превосходно, но было обусловлено скорее собственной гордостью за свое мастерство и нежеланием выполнять что-либо менее чем безупречно, нежели какой-либо преданностью своему работодателю. Он всегда видел себя — с полным основанием, по мнению Оттвейлера — скорее как иностранного наемника, чем гражданина Лиги.

И это было в конечном итоге доказательством ахиллесовой пяты Солнечной Лиги, подозревал Валерий Оттвейлер. Слишком многие люди просто делали то, что должно было быть сделано, чтобы сохранить механизм, и работали как Дэмиен Харахап. Квалифицированные, способные, амбициозные, часто безжалостные… и без всякого чувства лояльности по отношению к Лиге. Они просто играли в лучшее, что было им доступно, и если кто–то приходил и предлагал изменить правила…

Оттвейлер вернулся к докладу, который читал, но в действительности не видел его. Его ум был слишком занят другими вещами.

Он был рад, что Бинг, наконец, был запущен в оборот, даже если для этого потребовался почти целый стандартный месяц. Это было больше, чем было указано в его инструкциях в качестве максимально допустимого срока, но только на один–два дня. Пока люди, стоявшие за написанием этих инструкций, не потупеют неожиданнее, чем ожидал Оттвейлер, он мог позволить некоторое отклонение от сроков даже в своих «максимально допустимых» задержках времени. Но, как бы то ни было, это был лучшее, что Оттвейлер был в состоянии сделать, открыто не заходя гораздо дальше и не нажимая на Лоркана Веррочио намного жестче — и намного более очевидно — чем допускали его инструкции от Изабель Бардасано.

И он также был доволен тем, что Бинг, по сути, решил что только две его эскадры линейных крейсеров из трех пойдут с ним.

Он откинулся в кресле, поджав губы в беззвучном присвисте. Он не должен был знать, что происходит на самом деле. Это было очевидно по тому, как были написаны его инструкции, то, как были сформулированы директивы Бардасано. Но, как и у Дамиена Харахапа у Валерия Оттвейлера был интеллект, который делал его столь полезным для его работодателей. И этот интеллект наводил на мысли, с которыми он в последнее время был особенно осторожен, чтобы оставить их при себе. Мысли, которые наводили на размышления о фундаментальной лояльности таких людей, как Харахап.

И его собственной.

Никто не сказал ему, что именно должно было произойти в Новой Тоскане, но не нужно было быть гиперфизиком, чтобы понять, что это было не то, что новотосканцы — или адмирал Бинг — ожидали. Особенно после того, что случилось на Монике, и того, что продемонстрировал мантикорский военный потенциал, Оттвейлер видел только одну перспективу – похоже, что кто–то хотел вновь разыграть Битву у Моники, но с Джозефом Бингом в роли Мониканского Флота. Никто настолько умный, как Изабель Бардасано или Алдона Анисимова не мог ожидать любого другого результата, что означало, что именно к этому они и стремились. Что неизбежно вело к вопросу о том, почему они этого хотели.

Оттвейлер задал себе тот же вопрос, и он задумался, очень тревожная мысль пришла к нему в голову. Которая позволила ему взглянуть на действия такого человека, как губернатор Баррегос в Секторе Майя совсем по–другому. Что его поразило: как кто–то такой способный, как он, мог упустить признаки, которые теперь сталь столь очевидны для него.

Что заставило его задуматься, чему он в действительности хранил верность все эти годы и насколько далеко могут простираться амбиции его работодателей.

И больше всего его поразила мысль — как Солнечная Лига собирается реагировать, когда обнаружит истинный недостаток найма наемников для своей защиты.

* * *

— Знаешь, отец, когда ты впервые провел этот твой мозговой штурм, я действительнопоймал себя на мысли о твоем контакте с реальностью. На самом деле я действительно хотел сказать об этом. Но теперь…

Бенджамин Детвейлер покачал головой, стоя рядом с отцом в салоне роскошно обставленной частной яхты, глядя на высокоточное изображение на экране.

— Правда? — Альбрехт одарил сына ироничным взглядом. — Передумал, не так ли? Ты помнишь, что одной из твоих обязанностей является предупреждение меня, если ты думаешь, что я зарываюсь, не так ли?

— О, конечно. — Бенджамин усмехнулся. — Проблема в том, что никто не знает, всех лабиринтов — если не сказать макиавеллевских — деталей, катающихся внутри твоего мозга. Иногда это своего рода трудность для тех из нас, кто снаружи, чтобы понять разницу между ходами гения и ходами наугад.

— Твоя сыновняя почтительность переполняет меня, — сухо сказал Альбрехт, и Бенджамин снова усмехнулся. Несмотря на это, раздумывал Альбрехт, было по крайней мере крошечное зерно истины, захороненное в комментариях сына. Как и во всем, что дела Бенджамин. Из всех его «сыновей», Бенджамин наиболее вероятно может прямо высказать ему, если заметит, что он ходит по опасному краю.

«Наверное, потому что Бенджамин похож на меня, если смотреть правде в глаза, — подумал Альбрехт. — В конце концов, именно поэтому я выбрал его для работы с военной стороной дела. И, — Альбрехт перевел взгляд на видео экран, — с тех пор он заставил всех нас гордиться. Ну, ,ладно, он, Дэниэл и небольшой магазинчик чудес Дэниэла».

Правду сказать, изображение на видео экране было не все, что его интересовало… если, конечно, понять, что можно было увидеть. Не существовало острой необходимости, чтобы Альбрехт был здесь на борту яхты Бенджамина, наблюдая с такой короткой дистанции. Он мог бы видеть то же самое из безопасности своего офиса. Но Альбрехт понимал, что он видел, и шестьсот стандартных лет планирования и усилий, пота и труда, огромных инвестиций и еще более огромного терпения со стороны целых поколений, которые не могли быть здесь с ним, гремели, проникая до мозга костей, когда он наблюдал. Он не мог бы держаться подальше. Он должен быть настолько физически близок к подразделениям «Устричной бухты», насколько возможно, и если это и было нелогичным, его это не очень волновало.

Он наблюдал за движущимися колоссальными грузовиками. Они даже с натяжкой не были крупнейшими грузовиками в галактике с любой натяжкой, но они все еще были большими, массивными судами, по крайней мере, в четыре миллиона тонн, и они были тщательно модифицированы для их нынешней роли. Их грузовые люки были значительно больше, чем обычно, а грузовые трюмы за этими люками были настроены для обеспечения безопасных гнезд для примерно размера фрегата разведывательных кораблей класса «Призрак», которые они скрывали.

Они были чем–то совершенно новым в истории межзвездных войн, эти, разведывательные корабли, и он хотел бы, чтобы у них их было больше — сотни. Но их не было. Их общий запас новых судовых паучьих двигателей был крайне ограничен, и он совершенно все их пустил на эту операцию. Если бы у них было хотя бы еще несколько месяцев — ну, или стандартный год или два — чтобы подготовиться, он был бы гораздо счастливее.

«Но у нас их достаточно для этого, — сказал он себе почти свирепо, и переместил взгляд на другую половину «Устричной бухты».

Ударные корабли класса «Акула» были гораздо больше, чем разведчики коммодора Остби и коммодора Санга. Какая–то прослойка должна была быть, хотя они по–прежнему были в сущности единицами–прототипами во многих отношениях, и у них их было всего двадцать восемь, разделенными между Оперативным Соединением 1 адмирала Тополева и намного меньшим Оперативным Соединением 2 адмирала Коленсо. Значительно более крупные единицы с гораздо большим боезапасом были на чертежной доске, дизайн их был основан в немалой степени на опыте Бенджамина и его экипажей, приобретенном в работе на судах, которыми в настоящее время командовали Тополев и Коленсо. Некоторые из этих более крупных единиц уже были предметом обсуждения по вводу на первую фазу строительства. И, опять же, Альбрехт желал бы, чтобы они могли подождать, пока эти большие корабли будут доступны в больших количествах. Но ключом ко всему было время, а у двух адмиралов было достаточно сил, чтобы выполнить поставленные задачи.

Альбрехт не был военным специалистом, каким был Бенджамин, но даже он мог сказать, что «Акулы» выглядели слегка неправильно. Они были слишком далеко, чтобы видеть невооруженным глазом, но увеличение видео экрана привело их к тому, что они казались на расстоянии вытянутой руки, и стало очевидным, что все они не имели традиционного «молотообразного» дизайна военного корабля. В действительности, в обводах их корпусов было все не так, в той или иной форме, как если бы их конструкторы работали над совершенно другим набором ограничений, чем кто–либо еще в Галактике.

Что было недалеко от истины.

Ударные корабли медленно повернулись, а потом, как единое целое, они двинулись, сливаясь с бездонными глубинами космоса. И это тоже было неправильно. Свето–деформационная сила импеллерного клина звездолета делала так, что корабль в нем было невозможно увидеть, за исключением именно правого угла. Но вокруг этих кораблей не было ни гравитационных искажений, никаких гнущихся и размытых световых волн, потому что они не использовали импеллерных клиньев.

«И разве это не то, что станет неприятным сюрпризом для монти и их друзей?» — неприятно подумал Альбрехт.

Он наблюдал в течение нескольких минут, а затем встряхнулся и глубоко вздохнул.

— Ну, — сказал он, — это так. Я горжусь тобой, Бен, — он протянул руку, чтобы сжать плечо сына. — Я иногда думаю, что это то, что я забывал сказать тебе — и другим мальчикам, если на то пошло — так часто, как следовало бы, но это правда. Я знаю под какое давление поставил вас, когда решил ускорить «Устричную бухту». Но я также знал, что если кто–то мог ее организовать и привести в движение за это время, то вы были единственными.

— Лесть поможет тебе везде, отец, — сказал с усмешкой Бенджамин, но Альбрехт мог сказать, что сын признал искренность его слов. Он вновь сжал плечо под рукой, потом покачал головой.

— А теперь я лучше вернусь домой. Я уверен, что еще что–то наверняка вылезло, пока я был в отъезде, а твоя мама запланировала что–то особенное на ужин. Она не сказала мне что, и я не спрашивал. Иногда, на самом деле, я немного боюсь спрашивать ее об этом. Мне бы не хотелось думать, что она экспериментирует, совмещая кулинарные рецепты со своими лабораторными записями!

Сейчас Бенджамин громко рассмеялся. Эвелина Детвейлер была одним из лучших био–исследователей Согласия Мезы, с особым опытом в биологическом оружии, тесно сотрудничая с братом Бенджамина Эвереттом и Ренцо Киприану. И в отличие от мужа, который никогда и ничего не упускал из виду, Эвелина слишком часто была воплощением «рассеянного профессора».

— Хотя, независимо от того, чем она собирается кормить меня, вам лучше быть там, — теперь сказал Альбрехт, глядя на смеющегося Бенджамина. — Это особенный ужин, чтобы отпраздновать запуск «Устричной бухты», и я понимаю, что это, так или иначе, включит морепродукты. Таким образом, будьте там. Девятнадцать тридцать точно — и никаких оправданий, молодой человек!

— Да, сэр, — кротко сказал Бенджамин.

* * *

— Ну, — мрачно сказал Аугустус Хумало, — мне бы хотелось, чтобы мы были неправы, по крайней мере, на этот раз.

— Если это заставляет вас чувствовать себя лучше, что лучше ошибаться, Аугустус, — сказала с кривой улыбкой баронесса Медуза, — не слишком беспокойтесь. Я уверена, что мы сможем сделать достаточно ошибок, чтобы удовлетворить вас, пока мы попытаемся выяснить, как с этим разобраться!

— Я знаю, что я хотел бы сделать, — пробормотал Генри Крицманн достаточно громко, чтобы быть услышанным, и Иоахим Альквезар одарил его порицающим взглядом.

— В то время как прямое действие имеет определенную примитивную привлекательность, особенно в такие моменты, это не всегда лучший курс действий, Генри. Кроме того, есть такое маленькое препятствие, что называется Эриданским Эдиктом, о чем нужно беспокоиться, говоря о вероятной славной полномасштабной кинетической бомбардировке Новой Тосканы.

— Разговор истинного изнеженного аристократа, — парировал Крицманн с огоньком, несмотря на напряженность момента, и Альквезар усмехнулся. Но его мгновенный юмор быстро исчез, и он покачал головой и посмотрел на Медузу.

— Я должен признать, что я не смею даже предположить, чем именно это должно закончиться, — сказал он, постучав одним пальцем по распечатке дипломатической ноты, лежащей на столе перед ним рядом с его копией доклада коммандера Дентона.

— Я думаю, что по крайней мере часть этого довольно очевидна, господин премьер–министр, — сказал Грегор О’Шонесси. — Я понимаю, что Новая Тоскана на самом деле на пять дней ближе к Шпинделю, чем Пекуод, но тот факт, что гнусность Вежьена мы получили здесь меньше чем через двадцать четыре часа после доклада коммандера Дентона, по–прежнему говорит о довольно многом. Даже если эта капитан Сеген, плюнув на торговцев, ринулась без остановки на своем легком крейсере, у нее по-прежнему должно было занять почти пять с половиной дней, чтобы просто попасть домой в Новую Тоскану. То есть они умудрились провести ЭТО «расследование» Вежьена, обсудили свою реакцию и отправили на свою проклятую ноту менее чем за один стандартный день. Сколько таких скорых на подъем правительств вы знаете, которым было бы под силу такое?

— Не знаю, — мрачно сказал Альквезар. — Или по крайней мере, если там действительно не было никакого расследования.

— Я думаю, мы можем принять как данность, что нет необходимости в каких–либо расследованиях, — вставила со своего места Мишель Хенке справа от Хумало, и ее хриплое контральто было гораздо мрачнее, чем обычно.

Медуза взглянула на нее, и баронессе точно не понравилось то, что она увидела. Мишель была на Шпинделе менее стандартного месяца, и Медузе было очевидно, что ужасающие потери Флота, полученные в Битве за Мантикору ударили по ней особенно жестоко.

«Ну, конечно, а ты как думала! — выругала себя Медуза. — Сколько этих людей, она знала лично? Сколько близких друзей были убиты? И даже если попытаться отстраниться от этого, она — офицер Флота Королевы. Флота, который должен был не допустить того, чтобы кто–либо когда–либо сделал что–то вроде этого в домашней системе».

И даже если абстрагироваться и от этого, раздумывала баронесса, Мишель Хенке была командующим Десятым Флотом. Структуры, официально сформированной после прибытия Айварса Терехова — сэра Айварса Терехов, напомнила она себе, — и его крейсерской эскадры на Шпиндель, и, как командующий Десятым Флотом, вице–адмирал Золотой Пик была слишком хорошо осведомлена о том, как дикие потери, понесенные Королевским Флотом Мантикоры, повлияют на доступность подкреплений здесь в Талботте. Это было вполне возможно — на самом деле, почти неизбежно — поскольку многие из кораблей, которые были запланированы на получение ею, были задержаны или были отправлены в другие места службы в отчаянных попытках Адмиралтейства заполнить все дыры, которые Битва за Мантикору внесла в боевые порядки.

Все это делало время для маленькой операции новотосканцев, что бы за ней ни стояло, даже больше, чем… неудобным.

— Такое ощущение будто они уже знали о том, что произошло на Мантикоре, не так ли? — размышлял вслух Терехов, словно жуткое эхо мыслей Медузы. Он сидел в удобном кресле в одном углу ее стола, с новой, сине–белой лентой Парламентской медали «За Доблесть», венчавшей «фруктовый салат» на груди кителя.

— Давайте не увлекаться, приписывая им сверхсилы, Айварс, — сказала Мишель.

— О, я не боюсь, мэм, — Терехов коротко улыбнулся. — Просто именно сейчас это особенно досадно.

— Вот что я называю мастерским преуменьшением, сэр Айварс, — криво добавил Бернардус Ван Дорт.

— Можете списать это на годы опыта, приобретенного мною в министерстве иностранных дел, — ответил Терехов. — Но пока вы будете зняты, те же годы опыта в министерстве иностранных дел вострубят тревогу по поводу всего происзодящего. Как только что отметил Грегор, все это воняет до небес. «Махинация!» — написано над этим всем большими–большими светящимися буквами, и мне не нравится любая из причин, которыми я бы мог объяснить происходящеее. Вы и Иоахим знаете этих людей гораздо лучше, чем я, Бернардус. Являются ли они настолько глупыми, чтобы думать, что мы даже не обратили бы внимания на координацию, позволившуб бы им отправить свою ноту нам столь чертовски быстро?

— Ну, очевидно, они были настолько глупы, чтобы отправить Андрьё Иверно в Конституционное Собрание, что снимает, по крайней мере, некоторые вопросы, вам не кажется? — указал Ван Дорт. — Если они хотели получить выгодную им Конституцию, то вряд ли их выбор можно назвать мудрым. Однако, отвечая на вопрос, который вы на самом деле спросили, нет, ни один из них — за исключением, вероятно, Иверно — не глуп. Они должны понимать, что нет никакого способа в галактике, что мы этого не заметим. То есть их это откровенно не волнует. Вся нота адресована совсем не нам… а для кое-кого еще.

— Точно, — сказал Терехов, и его голубые глаза охватили стол на мгновение, прежде чем возвратиться к Иоахиму Альквезару и баронессе Медузе.

— Это Моника вновь и вновь, — сказал он наотрез. — Я не знаю точно, как все части должны сочетаться друг с другом сейчас, но Новая Тоскана дверной молоток для кого–то другого, точно так же, как была Моника. И как Бернардус говорит, эти инциденты разыграны для кого-то еще. Кто–нибудь в этой комнате сомневается том, кто это может быть?

— Конечно, это солли, коммодор, — откликнулся Альквезар. — Что может значить толь ко одно – новотосканцы, очевидно, планируют вызвать «некоторую беспристрастную внешнюю власть» как… посредника в разрешении кризисной ситуации, которая явно спровоцирована Звездной Империей по собственным зловещим причинам.

— Мне все больше хочется что-то предпринять и послать Чаттерджи, чтобы помочь Дентону, как только он прибудет сюда с его «Роландами», — откровенно сказал Хумало, запустив в волосы пальцы правой руки в несвойственном, беспокойном жесте.

— Я не думаю, что от этого хоть что-то изменится, сэр, — сказал Терехов.

Хумало посмотрел на него, а Терехов поднял руку и сделал несколько жестов.

— Прежде всего, сэр, я не вижу иного разумного выбора со стороны адмирала Золотого Пик и вас, кроме как заморозить передвижение и развертывания судов, пока адмирал Золотой Пик не вернется на Шпиндель и у нас не будет хоть какого-то представления как то, что произошло на Мантикоре, повлияет на наши наличные силы здесь, в Секторе. Даже задним числом, я не думаю, что было бы возможно любое другое решение. А, во–вторых, эти люди, очевидно, уже продумали подобны сценарий развития событий. Мне, правда, не кажется, что они сменили бы свое поведение, только потому, что коммодор Чаттерджи засел там с полудюжиной «Роландов» вместо коммандера Дентона с одним допотопным кораблем.

— За исключением того, что имеющаяся там полудюжина «Роландов» убедила бы их в глупости их действий, — указала Мишель.

— При всем уважении, мэм, — сказал Терехов, — если они могут считать до двадцати, не снимая своей обуви, то они уже знают, что Флот Новой Тосканы во всей красе не захочет позлить КФМ. Расположение большего количества эсминцев в Пекуоде не изменило бы любого представления о реальном соотношении сил в Новой Тоскане.

Мишель медленно кивнула. Он был прав, конечно, и он только сделал ее еще счастливее от того, что был здесь в Секторе. Не то, чтобы ее прост распирало от счастья в данный момент.

— Ладно. — Медуза оглядела стол переговоров, ее спокойный твердый тон обратил внимание всех остальных. — То, что я слышу, это согласие с тем, что Новая Тоскана действует как подставное лицо для некоторой неизвестной стороны или сторон, хотя я подозреваю, что мы все могли бы дать имя, по крайней мере, одной из них, если бы действительно попытались. И я думаю, мы все также сошлись во мнении, что на данный момент они имеют то преимущество, что знают то, что, черт возьми, они пытаются сделать, а мы пока не имеем ни малейшего понятия об этом. К сожалению, я не вижу выхода, кроме как реагировать достаточно решительно на их действия.

— Я бы хотел вставить слово предостережения, миледи, — сказал О’Шонесси. Она кивнула ему продолжать, и он закончил. — Я не могу не согласиться с тем, что вы только что сказали, но я думаю, что мы должны иметь в виду, что силовой ответ может быть тем, что именно они хотят от нас.

— Может быть, — согласилась Медуза. — С другой стороны, я не вижу другого выбора. Мы, конечно, не можем игнорировать этого, когда их премьер–министр посылает нам формальную ноту, обвиняя один из наших ботов в том, что тот намеренно обстрелял и уничтожил новотосканское торговое судно со всем экипажем — и, как следствие, обвиняя нас во лжи о нем, не допуская, что коммандер Дентон может быть не виновен. Из нашего анализа записей видно, что ничего подобного не произошло, но никто кроме нас и новотосканцев не имеет никаких доказательств этого. Как я это ни ненавижу, это означает, что это битва за доверие, а не то, что может быть решено путем представления доказательств в какой–то межзвездный суд. И если это так, то последнее, что мы можем позволить себе — это дать им возможность получить свою версию фактов, установленных и всеми признанных.

Все флотские офицеры за столом спокойно кивнули. Они пропустили сенсорные данные, которые коммандер Дентон послал вместе со своим докладом, через свои тактические компьютеры и симуляторы, а эти, компьютеры и симуляторы были гораздо более способными, чем что–либо на борту «Репризы». К сожалению, по–прежнему были свои пределы. Как предупредил Дентон, было меньше данных, чем могло бы. «Реприза» была единственным эсминцем, сенсорные платформы которого должны были следить за всей звездной системой. Ничего не предупредило ее, что она должна была пристально следить за «Элен Блондо», и ни одна из ее платформ не смотрела в правильном направлении в нужный момент. То, что они имели, было почти полностью с ее корабельных датчиков, а они не фокусировали свое внимание на новотосканском торговом судне.

Однако, несмотря на все эти недостатки, для аналитиков было очевидно, что Дентон был прав. «Элен Блондо» была разрушена внутренним взрывом. Или, если быть более точным, грузовое судно было уничтожено в одной огромной вспышке, состоящей из восьми — а не семи идентифицированных Дентоном — одновременных взрывов, равноотстоящих по всему ее объему. Они не были последовательностью распространения взрывов, однако быстро распространились с одного начального места, что вряд ли объяснимо практически любой мыслимой «естественной» катастрофой… и, безусловно, могло быть следствием выстрела энергетического оружимя или прямого ракетного попадания. Это было единственной возможностью, из–за которой так много взрывов могли произойти одновременно по всему объему корабля подобного размера, что могло быть результатом очень продуманно заложенных зарядов. В умах аналитиков не существовало никаких сомнений, что именно новотосканцы взорвали свой корабль.

— Я не собираюсь отдавать результаты нашего анализа в СМИ, — продолжила Медуза. — Я абсолютно уверена в этом, но провозгласить во всеуслышание: «Они сделали это сами», – не лучшая игра со СМИ. Это вид обороны: «дурак – сам такой» – слаб сам по себе и в лушие времена, особенно, когда основан на спорном анализе отрывочных сведений или данных. И, честно говоря, тот, кто это придумал, понимает, как наши дипломатические склоки с Хевеном — которые не стали немного лучше, теперь, когда мы обвинили их в срыве саммита при их отрицании своей какой-либо причастности к каким-либо покушениям — будут выглядеть особенно актуально в нашем случае.

— Тем не менее, и это в равной степени важно, чтобы мы четко и однозначно утверждали, что мы не несем никакой ответственности за случившееся. Мы, безусловно, можем предоставить наши собственные сенсорные данные, а также результаты нашего собственного внутреннего расследования, в поддержку нашей собственной невиновности без необходимости внесения каких–либо обвинений на другую сторону. Нам нужно это сделать, чтобы быть уверенными, что нашей стороне история представлена так же ясно и сильно, как и их версия событий. И мы также должны идти тем путем, какого следует добросовестно придерживаться любой невиновной звездной нации. Что означает, что мы должны непосредственно отреагировать на ноту Вежьена.

— В каком смысле, миледи? — спросил Альквезар.

— Представив ноту им в ответ. Ту, которая сделает очень ясным, что мы отказываемся от их обвинений, и ту, которая описывает — в деталях, с использованием записей коммандера Дентона как подтверждение нашего описания — что на самом деле произошло в Пекуоде и требование объяснений их все более провокационного поведения.

— Думаете ли вы об отправке ее через нормальные дипломатические каналы, миледи? — спросила Мишель, и Медуза одарила ее отчетливо акульей улыбкой.

— Они прислали своего официального правительственного курьера сюда на Шпиндель, чтобы убедиться, что мы получили нашу почту, адмирал. По крайней мере, мы тоже можем сделать такое, чтобы убедиться, что они получили наш ответ одинаково быстро. Я думаю, что Амандина Корвизар была бы отличным представителем, и думаю, коммодор Чаттерджи был бы впечатляющим почтальоном.

— Это можно рассматривать как провокационные действия, миледи, — указал О’Шонесси. Медуза посмотрела на него, и он пожал плечами. — Они послали одного безоружного курьера. Если мы пошлем целую эскадру эсминцев, или даже одно подразделение эсминцев, чтобы доставить наш ответ, это легко может быть истолковано как своего рода «дипломатию канонерок» ^{note 8}.

— Вы хотите сказать, угроза, что им лучше заткнуться, если они не хотят, чтобы их жалкая звездная система обрушилась им на головы, мистер О’Шонесси? — сказал Хумало с простым намеком на холод. — Это то, что вы имеете в виду?

— На самом деле, да, адмирал, — ответил непоколебимо О’Шонесси. — Я не критикую Флот, когда я говорю это. На самом деле, я думаю, что канонерки или случайный крейсер — или даже случайная эскадра линейных крейсеров, — добавил он, криво улыбаясь Мишель, — являются законными дипломатическими инструментами. Я просто указываю, что в данном конкретном случае, мы имеем дело с кем-то, кто уже явно пытается спровоцировать нас. Кто–то, кто уже разыграл уничтожение одного грузовика, как результат наших действий. Если мы выступим, как покажется, откровенно угрожая им, мы можем сыграть им на руку.

— Я обдумала это, Грегор, — заговорила Медуза, прежде чем Хумало смог ответить, — и вы, возможно, правы. С другой стороны, я думаю, что это один из тех случаев, когда небольшая демонстрация силы показана. Я уверена, что коммодор Чаттерджи будет профессионален и неконфронтационен, и я знаю Амандина будет решительно, не опускаясь до открытых угроз. Но просто не существует способа, которым мы, или любая другая звездная нация, ммогли бы отправить подобную ноту без, по крайней мере, минимальной демонстрации силы. Тем не менее мы решили выразить свое недовольство, обвиняя их в провоцировании сознательного инцидента между нашими звездными нациями, и если они всерьез утверждают, что мы уничтожили их грузовое судно и убили его весь экипаж, то они обвинили нас в открытом акте войны против Новой Тосканы. Если мы не будем реагировать с достаточной силой, чтобы предупредить их, что есть линия, которую им лучше не пересекать, то в таком случае мы выйдем за рамки нормальных — и принятых — параметров ответа крупной державы.

— А если их «план игры», как описал его коммодор Терехов, был разработан как раз в расчете, что мы будем реагировать в этих нормальных и принятых параметрах, миледи?

— Я не могу читать их мысли, Грегор, — сказала имперский губернатор. — Так что, если я не просто собираюсь сидеть здесь и позволить себе быть парализованной двое– и троемыслием, то я просто хочу сделать все, что можем. Поэтому – или мы действуем в этих нормальных и принятых параметрах, без размахивания большой–большой дубиной, или позволим запугать себя – мы будем в лучшем положении, выбрав первый вариант, когда придет время предать все огласке. Этого не так много, но, будем честны, речь идет о лучшем, что мы можем сделать. Если они решатся иди до концца, мы не можем остановить их. А если в результате речь пойдет о каком–то подлинном трагическом инциденте, приведшем к какому–то насильственной эскалации, то нам лучше всего признать это уже сейчас. Тем временем, мы будем вести себя как цивилизованная звездная нация, имеющая дело с нелепыми утверждениями. Это, конечно, не может повредить, и, кто знает, возможно даже поможет.

— Я думаю, что вы правы, миледи, — сказала Мишель, лицо которой приняло решительное выражение. — Я не хочу, любого «насильственного инцидента» с Новой Тосканой, и Бог знает, что последнее, что нам нужно, – это повторение Моники! — Она послала причудливую напряженную улыбку Терехову и Хумало. — Я думаю, вы оба сработали на удивление хорошо на Монике — не поймите меня неправильно. Но я думаю, что все мы также знаем, наколько страшно бы все обернулось, если бы оперативное соединение Пограничного Флота заявилось на Монику с пеной у рта. Это уже было бы достаточно плохо, еще до того как Хевен напал на домашнюю системе. Сейчас, когда мы так полностью не сбалансированы стратегически, приходит на ум термин «катастрофа».

— Несмотря на это, хотя, может быть, даже из–за этого, я думаю, что мы должны сделать предельно ясным для новотосканцев, что, как говорит губернатор, есть линия, которую они не должны пересекать. Им точно не повредит напомнить, что, независимо от того, насколько нам придется разгребать последствия «второй Моники» в долгосрочной перспективе, для них она может обернуться намного хуже, и гораздо раньше! И я думаю, что не менее важно, что должны дать понять солли, что намерены и дальше оставться хозяевами в свое доме. Давайте не будем забывать, что во все эти инциденты, в которых они обвиняли нас в подстрекательстве, происходили в Пекуоде, а Пекуод является частью Звездной Империи Мантикора, насколько я помню. Они послали один из своих военных кораблей на суверенную территорию Мантикоры, и они сообщили нам о выводах новотосканского суда о событиях, происходивших в мантикорской звездной системе, и при которых ни один из наших свидетелей или следователей даже не присутствовал. Это явное нарушение нашего суверенитета на нескольких уровнях, и я не считаю, что мы можем допустить, чтобы так и осталось. Особенно, если тот, кто дирижирует этим для Пограничной Безопасности скрывается позади.

— Я думаю, что это два очень хороших замечания, адмирал, — сказала Медуза. — Конечно, может быть, все потому, что они и ине пришли на ум! Во всяком случае, вот что я намерена делать дальше. Я оставлю вам и адмиралу Хумало проинструктировать коммодора Чаттерджи. Это ваша область знаний, не моя. Однако, я хотела бы дополнительно обсудить его приказы, прежде чем он отправится в Новую Тоскану. Тем временем, я засяду с Амандиной. Я не собираюсь быть открыто конфронтационной в своей ноте Вежьену, но я намерена — твердо — указать, что Новая Тоскана имеет дело со Звездной Империей Мантикора, а не с независимой звездной системой Пекуод и не с неким гипотетическим политическим образованием, которое еще и не возникло. Он имеет дело с чем–то, что уже существует, и тем, что ему очень, очень не захочется превращать в открытого врага.

ГЛАВА 41

Абигайль Хернс сидела на своем боевом посту на мостике КЕВ «Тристрам» и пыталась сосредоточиться на излучении ощущения покоя. Это было не легко.

Абигайль никогда не вкладывала много веры в понятие своего рода интуиции или «второго зрения». По крайней мере, не в то, что ее всегда интересовало; она видела и слышала достаточно о Землевладельце Харрингтон, чтобы не списывать это в ее случае. Некоторые другие офицеры, с которыми она служила, вроде капитана Оверстейгена, казалось также обладали чем–то очень похожим на эти известные психические силы, но психическая антенна Абигайль Хернс всегда была абсолютно лишена каких бы то ни было предупреждающих сигналов. Именно поэтому она чувствовала себя особенно нервной сегодня, потому что что–то определенно скручивало ее нервы в твердый, поющий узел напряженности.

Она не знала, почему, не смогла бы объяснить его суть, но это было правдой. И она была не единственной, кто чувствовал это. Она видела его в нескольких своих сослуживцах, как на мостике и вне его, и она знала, что все они пытаются проецировать такое же спокойствие как и она… а интересно, насколько хорошо они это делают.

Она отвела взгляд от ее собственного дисплея на мгновение, проверяя астрогационную схему, и внутренняя напряженность, которую она с трудом скрывала, работая, усилилась еще на одну–две отметки. Это не продлится долго, подумала она.

«Нет, этого не будет, и благодаря «Заступнику» у нас было дополнительное время, чтобы потренироваться, — сказала она себе. — Я не думаю, что я единственный человек на борту, желающий, чтобы мы раньше взяли в руки ситуацию с Новой Тосканой, но я не могу честно сказать, что время было потрачено впустую».

Тактический отдел «Тристрама» все еще не был так хорошо смазан и опытен, как был на «Гексапуме» накануне Битвы у Моники, но он был неизмеримо лучше, чем было раньше. В самом деле, подумала, он был также хорош, как когда «Бойкая киса» была в Нунцио, и она почувствовала теплоту твердых достижений, как она определяла эти улучшения, и знала, что это ее рук дело. Тем не менее, была еще одна причина, чтобы сохранить это удовлетворение экипажем; опасно то, что она видела во многих лучших тактических офицерах, с которыми она служила и также обнаружила живущим глубоко внутри нее. Абигайль Хернс убила достаточно людей несмотря на свою молодость, чтобы отрицать существование чувства острой необходимости убивать их еще больше, и все же она не могла отрицать этого слабого, хищного возбуждения. Это осознание летальности оружия, находящегося в готовности в ее руке, как клинок землевладельца. У нее на самом деле нет желания использовать его, и все же… и все же…

«Это «все же» всегда присутствует. не так ли, Абигайль? — думала она, вспоминая разговор в Нунцио с Рагнхильд Павлетич. — Всегда присутствует этот голод проверить себя, доказать, что ты только немного лучше, чем следующий человек. Или — давай будем честными — чем кто–либо другой».

Она посмотрела на кресло капитана, в котором сидела Наоми Каплан, выглядя даже спокойнее, чем любой из ее подчиненных. Однако, в отличие от любого другого на мостике «Тристрама», Абигайль видел коммандера Каплан сидящей в кресле офицера–тактика. Она видела лицо Каплан перед битвой, и она знала, что она видела сейчас.

— Простите, шкипер, — сказала лейтенант О’Рейли. — У нас есть ком–запрос с флагмана. Это коммодор вам, мэм.

— Переключи его на мой дисплей, Ванда, — ответила Каплан. Была почти бесконечно малая задержка, а потом она улыбнулась небольшому частному ком–экрану.

— Добрый день, коммодор. Что я могу для вас сделать?

Коммодор Рэй Чаттерджи, командующий 301–й эскадрой эсминцев, улыбнулся ей с флагманского мостика своего флагмана, КЕВ «Роланд». Его улыбка, возможно, была немного более напряженная, чем у нее, но, опять же, он был ответственным за все четыре корабля своего первого подразделения (капитан Джейкоб Завала и второе подразделение Чаттерджи были направлены в Пекуод, чтобы сменить «Репризу» и лейтенант–коммандер Дентон вернулся на Шпиндель, чтобы передать адмиралу Хумало и адмиралу Золотой Пик свои впечатления из первых рук о ситуации в Пекуоде), а Каплан приходилось беспокоиться только о «Тристраме».

— Я тут подумал, Наоми, — сказал коммодор, — и хоть это всегда довольно рискованное занятие в моем случае, может мы попадем во что–то на этот раз. Определенно, я хочу держать, по крайней мере, один или два козыря скрытыми в рукаве. Просто в качестве меры предосторожности, вы знаете.

— Сэр, учитывая то, что происходило в Пекуоде, я видела бы в пользу в сохранении пульсера или двух, припрятанных в рукава. И желательно по одному в каждом ботинке!

— Ну, это может быть немного излишним, — заметил мягко Чаттерджи. — В конце концов, это должна быть дипломатическая миссия. Но я нашел все, что мы имеем на Новую Тоскану, и что больше всего меня поразило – у них практически нет стоящих упоминания сенсорных систем в космосе.

Каплан кивнула. Любая среднезажиточная звездная нация — или, по крайней мере, любая среднезажиточная звездная нация, которая была обеспокоена военными махинациями в своих окрестностях — имеет развитые сенсорные системы космического сканирования. А в случае такой звездной системы, как Мантикора, эти системы могут охватывать тысячи километров вокруг себы и способны с острой чувствительностью улавливать такие вещи, как гиперследы и часто даже импеллерные сигнатуры за световые месяцев от планеты системы, в значительной степени опережая возможный диапазон любого судового сенсора.

Но Новая Тоскана не была «среднезажиточной» по стандартам Мантикоры. Фактически, несмотря на зачастую расточительный образ жизни ее олигархов, Новая Тоскана была немного больше чем район ужасной бедности по меркам Старого Звездного Королевства, и она не имела ничего даже отдаленно напоминающего современные системы космического сканирования.

— Эти люди сделали все, что могли, чтобы быть слепыми вне гиперграницы, — отметил Чаттерджи. — Я не стал бы ставить, что они не могут видеть ничего за пределами этого диапазона, но шансы не очень хороши для них, а их имеющееся решение выдыхается как только вы отходите на двадцать–двадцать пять световых минут от планеты.

— Вот это я оценила, да, сэр, — согласилась Каплан, со все еще почти осторожной ноткой в голосе, и он снова улыбнулся, тонко, когда понял, что она уже догадалась, к чему он клонит. Ну, в таком случае, предположил он, он может продолжать и подтвердить ее подозрения.

— То, что я намерен делать, — продолжил он, — это такой переход нашей группировки, чтобы сблизить «Тристрам» с кормой «Роланда» и посмотреть, не сможем ли мы использовать его след для прикрытия вашего. Сделаем наш переход в двадцати двух световых минутах — если они захотят, пусть обманываются, что наша астронавигация является ненадежной, мне с этого ни тепло, ни мягко, но это даст нам дополнительные полторы световые минуты, чтобы поиграть с ними. Однако, как только мы осуществим наш альфа–переход, я хочу, чтобы вы перешли на полный стелс.

— Сэр, при всем уважении…

— При всем уважении бла–бла–бла, — прервал Чаттерджи с тем, что было гораздо ближе к улыбке. — Откуда я знаю, что вы собираетесь сказать?

Каплан плотно сжала челюсти, хотя блеск в глазах сообщил ее невысказанные мысли достаточно хорошо.

— Лучше, — подтвердил Чаттерджи. Затем выражение его лица стало спокойным.

— Я не устроил этот мозговой штурм только, чтобы затруднить вашу жизнь, Наоми, уверяю вас. Проблема в том, что никто не имеет понятия что задумали и чего добиваются новотосканцы, но мы знаем, что они сфабриковали инциденты. На самом деле, мы знаем, что они готовы взорвать один из своих грузовиков — на борту которого, я чертовски надеюсь, в то время действительно не было экипажа — и обвинить в этом нас. Я не думаю, что они бы сделали это, если бы считали, что не смогут найти булыжник, или по крайней мере какие–то «сенсорные данные» в поддержку своей клеветы, а коммандер Дентон, к сожалению, не был в состоянии дать нам действительно убедительные доказательства противного.

Я склонен сомневаться в том, что они собираются попробовать что–то с тремя мантикорскими эсминцами, усевшимися прямо здесь, наблюдающими за ними, как ястребы, но я также не склонен делать ставку на это. Итак, то, что мы собираемся сделать, это использовать «Роланда», «Ланселота» и «Галахада», чтобы сбросить платформы «Призрачного Всадника» по пути следования. О, мы выпустим несколько наших активных платформ, чтобы освещать нам дорогу, но другие будут полностью пассивными, не будут включены даже их приводы, а вы будете контролировать всех их по ту сторону гиперграницы, используя связь на скорости света, чтобы не было никаких необъяснимых гравитационных импульсов, плавающих вокруг системы. Новотосканцы не будут знать, что мы полностью осмотрели всю их звездную систему и записали все, что увидели. Если они пытаются что–нибудь скрыть за пределами нашей известной дальности датчиков, скрытые платформы должны накрыть их на этом, что, вероятно, весьма укрепит руку послу Корвизар, если они пойдут на что–то и попытаются рассердить ее. Таким образом, в некотором смысле, я почти подстрекаю их не останавливаться и дерзать, если это позволит нам поймать их за руку, ворующими печенюшки из банки. А вы станете той, кто будет следить за этим для нас.

Каплан молчала секунду или две, а потом едва заметно вздохнула.

— Очень хорошо, сэр. Мне это не нравится, но я понимаю логику, и я думаю, что кто–то должен взять это на себя. Но в следующий раз, когда вы придумаете что–то вроде этого, мы не могли бы мы разыграть в карты, или бросить кости, или подбросить монету, или что–то в этом роде, чтобы увидеть, кому достанется роль бабушки в качалке на веранде, в то время как остальные дети играют на улице?

— Боже мой, коммандер! Я и не думал, что у вас такой дар к образности. Но я полагаю, что могу по крайней мере, принять ваше предложение к сведению.

Чаттерджи нахмурился на мгновение, потом улыбнулся.

— Хотя лично я всегда предпочитал «камень, ножницы, бумага», когда дело доходило до серьезных решений командования.

* * *

— Они прибыли, миз Анисимова.

Алдона Анисимовна быстро села в шезлонге на террасе своего временного таунхауса в Ливорно. Она нежилась в тепле звезды класса G3 Новой Тосканы, как большая светлая кошка, почти час, и у ее пропитанного солнцем мозга заняло минуту или две, чтобы уловить смысл объявления Кириллоса Талиадороса.

— Монти? — сказала она, и он кивнул в подтверждение.

— По нашим контактам, они прибыли с несколько большими силами, чем мы ожидали, мэм.

— Насколько больше?

— Три их новых эсминца класса «Роланд», — ответил Талиадорос. — И в соответствии с их первоначальным сообщением, они послали не менее, чем Амандину Корвизар, чтобы представить их ответ на ноту премьер–министра.

— Правда? — Анисимова злобно улыбнулась. Учитывая какую разрушительную работу Корвизар проделала на Монике, возможность отплатить ей за ее усилия была непредвиденным бонусом. Она почувствовала в себе желание замурлыкать, как охотящаяся львица при этой мысли, но даже когда она это сделала, она ощутила как ее пульс начинает ускоряться. Даже отпрыски мезанской альфа–линии не были застрахованы от влияния старомодного адреналина. Или страха, призналась она, ее улыбка немного погасла. Или, если на то пошло, небольшого завихрения в животе, когда она предполагала какие мелочи она добавила в план без упоминания о них любому из ее союзников здесь, в Новой Тоскане.

«Прекрати это! — твердо сказала она себе. — Это первый шаг в проклятой войне, ты, глупая сука! Конечно, это будет… грязно. Но это также сработает, а это чертовски много важнее!»

— Ты сказал, что это по нашим контактам, — сказала она вслух. — Должна ли я предполагать, что никто из офиса Вежьена еще не прислал нам официального послания?

— Нет, мэм. Но это не обязательно что–то означает. — Талиадорос позволил себе слабую улыбку самодовольства. — Я был бы очень удивлен, если наши связи в ФНТ ^{note 9} — и в его собственном офисе, если на то пошло — не были более краткими — или, по крайней мере быстрыми на подъем — чем его.

— Давайте не будем позволять себе излишне упиваться самоуверенностью, Кириллос, — сказала немного успокаивающе Анисимова, и улыбка ее телохранителя исчезла, когда он кивнул в трезвом подтверждении.

Не то, что у него не было основания, уступила Анисимова в уединении своего собственного ума. По прибытии в Новую Тоскану, Янсен Меткалф сделал то, что всегда делали мезанские атташе и послы. Даже прежде, чем он закончил распаковываться, он начал создавать «контакты» по всей местной политической и экономической структуре. Это всегда было легче на таких планетах, как Новая Тоскана, где взяточничество, покровительство и коррупция были приняты повседневными фактами жизни. Анисимова иногда задавалась вопросом, не было ли относительное отсутствие этой троицы как инструментов объяснением провала Бардасано проникнуть в такое место, как Мантикора, или, если на то пошло, новая Республика Тейсмана и Причарт — как она умудрилась проникнуть во многие другие звездные нации.

Однако, что бы ни было верно в случае Мантикоры, Новая Тоскана предложила благодатную почву для стандартных мезанских методов, и до того, как Мантикора стала действовать в Скоплении Талботт, у Меткалфа не было ничего важнее, чем полировка своей сети. Это означало, что Талиадорос почти наверняка прав — Анисимова, вероятно, была лучше информирована о том, что происходило в системе Новая Тоскана, чем премьер–министр Вежьен. Вполне возможно, даже лучше информирована, чем Дэмиен Дюсерр, если на то пошло, хотя она была менее склонна делать ставку на такую возможность.

— Хотя, наверное, ты прав, — продолжила она вслух. — Более вероятно, что Вежьен перепроверяет свою информацию, прежде чем передать ее нам, чем то, что он намеренно пытается держать нас в неведении.

Талиадорос снова кивнул, и Анисимова плавно встала на ноги. Она прошлась босиком до стены террасы, глядя на столицу Новой Тосканы еще несколько мгновений размышляя. Затем она повернулась спиной к телохранителю.

— Я думаю, что сейчас самое время, чтобы я очень осторожно сидела здесь, не делая абсолютно ничего подозрительного, — сказала она. — И если я здесь, вы тоже должны быть здесь. Я думаю, что, вероятно, будет хорошей идеей закрыть любые частные каналы связи, которые у нас могут быть открыты. Надеюсь лейтенант Рошфор уже получил его указания?

— Да, мэм. А посол Меткалф перепроверил переключение связи. Даже если кто–то обнаружил это, нет никакого способа, чтобы это можно было проследить назад к нам.

— Мне нравится позитивный настрой, Кириллос, но мой собственныйнедавний опыт оставляет меня склонной принимать это как должное.

— Конечно, мэм.

— Ну, хорошо, — сказала она. — Иди и убедись, что мы не подвержены любому перехвату переговоров мистером Дюсерром. Не хотелось бы, чтобы он получил какие–либо неприятные подозрения о том, почему мы, возможно, пытается уклониться от него, в конце концов. И пока ты делаешь это, — она улыбнулась, — я думаю, что пойду приму душ и выпью перед ужином мартини.

* * *

— Я не верю в это дерьмо, — пробормотал коммодор Рэй Чаттерджи, изучая значки на схеме, отображаемые разведплатформами, которые он отправил в систему впереди себя. — Как, черт возьми, эти люди попали сюда, и какого черта они здесь делают?

— Я не знаю, сэр, — ответил тихо лейтенант–коммандер Лори Олсон, его офицер–операционист. — Прямо сейчас в голову ничего не приходит, хотя, я сомневаюсь, что все мы были бы рады, если бы знали.

— Вы получили на это право, — согласился мрачно Чаттерджи.

Он откинулся на спинку командирского кресла, выражение его лица стало еще мрачнее, чем был его тон, и задумался.

Когда он и посол Корвизар были отправлены в Новую Тоскану, никто не рассчитывал на это. Итак, что их парочка по плану должна делать, когда они обнаружат семнадцать линейных крейсеров и пять эсминцев Солнечной Лиги, припаркованными на орбите вокруг планеты?

«Это воняет до небес, — подумал он. — Вопрос только в том, знают ли солли или нет, что они являются частью чего–то новотосканцев… и у меня плохое предчувствие насчет этого. Я предполагаю, что по крайней мере отдаленно возможно, что солли не знают, но они должны были быть глупее, чем булыжники, чтобы не понимать, что новотосканцы пытаются играть с ними. Не то, чтобы я не знал нескольких солли, которые были глупее, чем булыжники. Странно, но как–то это не очень утешительно в данный момент».

— Свяжитесь с послом, Джейсон, — сказал он коммандеру Джейсону Райту, его начальнику штаба. — Попросите ее присоединиться к нам в моей комнате совещаний. Затем достаньте капитана ДеМойна и попросите его присоединиться к вам, мне и послу.

— Да, сэр.

* * *

— О, господин премьер–министр? — приятно сказала Анисимова, подняв бровь на видеоэкран, мягко покручивая лед в бокале для мартини. — Чему я обязана удовольствием?

— Я думал, вы хотели бы знать, что мы только что были уведомлены, что три мантикорских эсминца или легких крейсера вошли в систему. Они направились к Новой Тоскане прямо сейчас. Мы ожидаем, что они достигнут парковочной орбиты в течение ближайших трех часов.

— В самом деле? — Анисимова позволила своим глазам сузиться именно с правильной степенью внезапной удивленности, когда она наклонилась, чтобы поставить свой стакан на край журнального столика перед собой. — Я вряд ли ожидала их так скоро, господин премьер–министр. Все ли наши существующие… специальные активы на месте?

— Мы получаем достаточно эмиссий и других данных с этих новых платформам, — заверил ее Вежьен, хотя она подозревала, что он был гораздо менее уверен, чем показывал. — Военный министр Пелисард находится в контакте с адмиралом Гуедон прямо сейчас. Она говорит, что уверена в захвате достаточных данных для нашего… массажа, который мы должны сделать для потребления солли. Мое единственное беспокойство вызывает Бинг, уже находящийся прямо здесь, в системе. — Он покачал головой и позволил намеку на беспокойство проскользнуть на лице. — Я хотел бы, чтобы он не так безумно спешил добраться сюда!

— Я понимаю, мистер премьер–министр. — Анисимова подарила ему кривую улыбку. — Я никак не ожидала, что комиссар Веррочио отреагирует так быстро на нашу первую ноту. Ведь солли никогда не делают вещей поспешно — это одна из вещей, которая остальным из нас не так уж нравится. Адмирал Гуедон ожидает, что у нее есть возможность обойти их?

— Возможно. — Вежьен на мгновение надул щеки. — Николас — я имею в виду, министр Пелисард — кажется, чувствует себя достаточно уверенным, во всяком случае. Но если солли сделают близкое сравнение между данными своих сенсоров, несомненно, записывающими прямо в эту минуту и «инцидентами», которые мы собираемся отправить им в ближайшее время, они вполне могут обнаружить материал, записываемый нами сейчас, когда они увидят его позже.

— О, я бы не слишком беспокоилась об этом, господин премьер–министр. — Улыбка Анисимовой казалась волчьей. — Адмирал Бинг достаточно не любит монти, чтобы не замечать любые неудобные маленькие проблемы, а комиссар Веррочио и его штаб уже натасканы, чтобы также делать именно это. Все, что нам нужно, это нечто такое достаточно удаленно правдоподобное для тех, кто не имеет доступа к данным, которые вы захватываете на данный момент.

* * *

— Что вы скажете о них, Ингеборга? — спросил Джозеф Бинг, стоявший, сцепив руки за спиной, пока изучал огромную проекцию на флагманском мостике КФСЛ «Жан Барт».

— Предварительные отчеты все еще поступают, сэр, — ответила капитан Ингеборга Аберу, офицер–операционист Бинга. Она на мгновение оторвалась от своей консоли и поморщилась, когда ее глаза встретились с Бингом, как бы спрашивая, чего еще можно было ожидать от боевого информационного центра, укомплектованного персоналом Пограничного Флота.

— Однако, из того, что мы получили до сих пор, — продолжила она, — это выглядит как три легких крейсера. Они направляются в систему. Мы считаем, что они уже связались с местными властям, но они не показали свои транспондеры, поэтому пока мы не имеем каких–либо окончательных идентификаторов. Хотя при таких обстоятельствах, я не думаю, что сильно сомневаюсь в том, кому они принадлежат, сэр.

— Они напористы, адмирал, — заметила Карлотта Тимар. Бинг посмотрел на нее, и начальник штаба пожала плечами. — Я имею в виду придти прямо в Новую Тоскану таким образом. Это немного более дерзко, чем преследование новотосканских грузовых судов где–то в месте, вроде системы Пекуода.

— Чем «преследование», может быть, Карлотта, — ответил Бинг. — Но вряд ли это намного отличается стрельбы и уничтожения безоружных торговцев, ведущих свои законные дела? — Его челюстные мышцы сжались. Никто в Мейерсе перед его отъездом в Новую Тоскану, даже он, не мечтал, что ситуация могла так быстро обостриться здесь, или что даже монти столь бесцеремонны, и он почувствовал новую волну праведного гнева, прокатившуюся через него. — Я думаю, что мы видим здесь прямую прогрессию подобного дерьма, к которому они подводили все время, — продолжил он. — Я думаю, что они решили окончательно поквитаться с новотосканским правительством уже на его территории!

— Ну, если это то, о чем они думают, сэр, — сказал со злым смехом коммандер Леннокс Высокий, офицер разведки Бинга, — они, вероятно, будут очень недовольны, когда, наконец, поймут, что мы сидим здесь, на орбите!

* * *

— Я согласна, что это неудачно, коммодор, — сказала Амандина Корвизар. — И я не буду притворяться, что счастлива из–за этого — и на то миллион причин. Но я не вижу, как мы можем позволить этому помешать нашей миссию. Мы, конечно, не можем просто развернуться и пойти домой как будто само присутствие военных кораблей Лиги испугало нас!

— Я думаю, что посол права, сэр, — сказал мрачно коммандер Джон ДеМойн, командующий «Роландом» и флаг–капитан Чаттерджи, и Чаттерджи фыркнул.

— Конечно, она права, Джек! Во–первых, потому, что она — посол, а мы люди, которые, как предполагается, поддерживают ее миссию, когда ей потребуется. И, во–вторых, потому, что я в этом согласен с ней. То, что я пытаюсь сделать, так почувствовать, как мы хотим с этим справиться. Будем ли мы просто игнорировать солли? Притвориться, что их даже нет здесь, если они решат поговорить с нами? Или мы рассматриваем это как обычный портовый вызов и последующие протоколы обмена между дружественными державами, встретившимися в нейтральном порту?

— Я не думаю, что здесь есть какой–то слишком лицемерный момент, — сказала после паузы Корвизар. Чаттерджи помахал ей рукой в жесте, который пригласил ее продолжить, и она пожала плечами. — Вряд ли случайно, так много военных кораблей Лиги, припарковано в отдаленной звездной системе такой, как Новая Тоскана, если только они не были приглашены. И единственное, что могло бы заставить их преодолеть всю дорогу сюда из сектора Мадрас было бы довольно срочное приглашение. Что–то, сопровождаемое нотой обо всех этих неприятных грабежах невинных новотосканских торговцев Мантикорой, например. Таким образом, я думаю, мы должны принять к сведению, что солли здесь не случайно, что они предрасположены быть враждебными к нам, и что мы должны мириться с довольно многими неприятностями от них, пока мы здесь.

— Ну, по крайней мере, у нас есть кое–какой опыт! — пробормотал комментарий Лори Олсон достаточно тихим голосом, чтобы Чаттерджи сделал вид, что не слышал его. Не то чтобы он не был согласен с ним всем сердцем.

— С другой стороны, — продолжила Корвизар, — они все еще, по крайней мере технически, нейтральные и беспристрастные свидетели. Наши дела с новотосканским правительством, а не с Флотом Солнечной Лиги, и это то, как мы должны подойти к нему. Если старший офицер Лиги вмешается в процесс, я буду иметь дело с ним, когда это произойдет. Но пока этого не случилось, я буду игнорировать их полностью — в конце концов, я здесь гражданское лицо и имею дело с другими гражданскими лицами — в то время как вы и ваш штаб обмениваются нормальными любезностями одного флота с другим.

— Боже мой, — сухо сказал Чаттерджи. — Как это не весело.

Несколько часов спустя коммодор Чаттерджи оказался еще раз на флагманском мостике «Роланда».

Существовали действительно две причины огромных размеров «Роландов» по сравнению с другими эсминцами. Одной из них был тот факт, что они были единственными эсминцами в галактике оборудованными для стрельбы двухдвигательными ракетами «Марк-16». Теснота, вызываемая этой возможностью — и даруемые ею двенадцать пусковых установок — требовала существенной модификации пусковой установки «Mod 9–c», устанавливаемых в классе «Саганами–C». «Mod 9–e» «Роландов» была по существу установкой от «9–c», но лишенной поддержки оборудования, обычно связанного с автономными ракетными установками. Вместо этого, секстет новых пусковых включался вместе, объединяя необходимые опоры для всех шести установок в кластер. На «Роландах» устанавливалось по одному подобному кластеру в молотообразных носовой и кормовой конечностях, традиционных мест для погонного энергетического оружия корабля. Учитывая способность мантикорцев вести огонь всеракурсно, все двенадцать установок могли быть задействованы на любой цели, но это делало оружие этого класса более уязвимым. Один удар может вывести из строя половину его общего ракетного вооружения, о чем Чаттерджи едва ли любил думать. Но во всяком случае эсминцы никогда не должны были принимать удары, которые могли выдержать корабли стены, и он был готов принять уязвимости «Роландов» в обмен на его подавляющее преимущество в ракетном бою.

Другой причиной такого размера (кроме необходимости тесноты в пороховом погребе для пусковых установок) было то, что каждая единица этого класса была оснащена возможностями флагмана. Королевский Флот Мантикоры во время Первой Хевенитской войны был настигнут нехваткой крейсеров и эсминцев, подходящих для службы флагманами, и «Роланды» были также попыткой решения этого недостатка. Достаточно большие и достаточно прочные, чтобы служить легкими крейсерами, а также с существенным собственным дальним ударом, они также должны были быть выпущены в достаточном количестве, чтобы обеспечить достаточно флаг–палуб на этот раз. Они были не такими большими или богато оснащенными, как на линейных крейсерах или кораблях стены, но они были достаточно большими для работы и, что еще важнее, они всегда были доступны.

Вот почему Рэй Чаттерджи находился в таком просторном комфорте, в котором можно сидеть, накручивая себя.

«Я действительно не ожидаю, что все пойдет гладко, — подумал он. — Хотя я не ожидал, что это будет довольно сложно».

Вряд ли он мог сказать, что он был удивлен новотосканской обструкцией, устроенной чтобы избежать какого–либо значимого ответа на ноту, которую доставила посол Корвизар. В конце концов, они едва ли могли признать точность ноты, полагал он, а просто отказаться принять ее было их лучшим ходом на сегодняшний день, хотя он был немного удивлен, что они еще не обратились к солли, чтобы те вмешались на их стороне, по крайней мере, как дружественных нейтралов.

«Вероятно, это означает, что они еще не имеют всех их фальсифицированных данных на месте, — размышлял коммодор. — Даже такому ничтожеству, как этот Бинг, вероятно, не было бы очень весело, если бы они вручили ему что–то слишком сырое. Интересно, знали ли они, что он придет так скоро?»

Каким бы ни могло быть отношение новотосканцев к Амандине Корвизар, однако, вопроса об отношении адмирала Джозефа Бинга к Звездной Империи Мантикора не стояло. По мнению Чаттерджи, новотосканский старший офицер управления движением выглядел и звучал так, как будто кто–то вставил ему рукоятку метлы в определенное отверстие. Он был сухо корректен, едва не переходя на сторону откровенного бескультурья, хотя Чаттерджи не смог решить, было ли это, потому что он точно знал, что происходит, и был частью этого, или было ли это потому, что он не знал, что происходит, и искренне верил в ужасные истории своего правительства о порочном преследовании Мантикоры. Однако не было много сомнений в том, как считал Бинг.

* * *

— Пока новотосканское системное правительство готово терпеть ваше присутствие,«коммодор», — сказал Бинг, откусывая каждое слово, как если бы оно было осколком льда, — то так будет для меня. Я буду соблюдать этикет в отношении вас — пока, по крайней мере, предполагаю, что вы лично, не были участником грубых нарушений нейтральных прав Новой Тосканы здесь, в Скоплении. Солнечная Лига, однако, не посмотрит любезно на нарушения этих нейтральных прав, и особенно на уничтожение безоружных торговых судов и их экипажей. Я не сомневаюсь, вам приказано не обсуждать эти вопросы со мной, «коммодор», и я не буду настаивать на этом сейчас. Однако, в конце концов, то что происходило станет… достаточным разъяснением, скажем, для моего правительства для принятия официальной позиции по этому вопросу. Я с нетерпением жду того дня, когда, возможно, мы сможем обсудить это лицом к лицу. Доброго дня, «коммодор».

Это не была беседа— если ледяную одностороннюю тираду можно было бы назвать «обменом» — предназначенная, чтобы успокоить Чаттерджи. Действиями линейных крейсеров Лиги как-то не внушали спокойствия. Ни у кого из них не были подняты клинья или боковые стены, но близкое визуальное наблюдение — а на дальности до пяти тысяч километров можно было сделать очень близкий визуальный осмотр, даже не прибегая к развертыванию разведывательных платформ — было очевидным то, что их энергетические батареи были заряжены. Сенсоры обнаружили активные радар и лидар, а также то, что БИЦ определил как системы управления огнем ПРО. Технически это означало, что они были оборонительными системами, а не наступательными, но это было бессмысленным различием на такой ничтожной дистанции. Эти линейные крейсера точно знал, где находилось каждое из судов Чаттерджи, и на каком расстоянии, что было бы чрезвычайно трудно для них пропустить.

«Перестань, — сказал он себе строго. — Бинг является мудаком, но он не сумасшедший мудак… надеюсь. И только сумасшедший начнет войну только потому, что разозлился. Корвизар собирается закончить переговоры с Вежьеном и Кардот или одним из них в течение следующего дня или около того, после чего мы можем убираться отсюда. В то же время, все, что нам действительно нужно, это каждому человеку на нашей стороне оставаться холодным. Это все, что нам необходимо».

Он сказал себе это очень твердо, и мыслящая часть его мозга знала, что это логичный, убедительный анализ ситуации.

Тем не менее, он был просто счастлив, что оставил Наоми Каплан и «Тристрам» прикрывать его спину.

* * *

— Мне нравится это все меньше и меньше с каждой минутой, шкипер, — пробормотал лейтенант–коммандер Алвин Тальман.

— Я полагаю, это потому, что у вас есть функционирующий головной мозг, Алвин, — ответила Наоми Каплан, глядя на ее старшего помощника. — Во всяком случае, я не могу додуматься ни о какой–либо другой причине, почему вы хотели бы этого.

Губы Таллмана дернулись в короткой улыбке, но она никак не коснулась его глаз, и Каплан прекрасно его понимала. Напряжение должно было быть достаточно плохим на борту трех других кораблей подразделения, но по–своему, напряженность на борту «Тристрама» была еще хуже, потому что корабль Каплан был более чем в десяти световых минутах от Новой Тосканы. Благодаря платформам «Призрачного Всадника», они могли видеть то, что происходит — или, на данный момент, не происходит — в объеме всей планеты, даже если данные и изображение устаревало на десять минут, когда они его получали. Однако, даже с «Марк-16» не было ничего, что они могли бы сделать, если что–то случится так далеко, а их собственное безопасное изолированное расстояние от соларианских кораблей только заставляло их чувствовать себя извращенно виноватыми за свою беспомощную неприкосновенность.

Каплан осмотрела свой мостик, задумчиво рассматривая его вахтенных офицеров. У нее было время, чтобы познакомиться с ними по–настоящему, хотя она по–прежнему знала Абигайль лучше, чем любого другого — в том числе Таллмана, если на то пошло. Хотя это меняется, и она осознавала их сильные и слабые стороны, зная о том, как эти качества должны быть смешаны вместе, чтобы сила была усилена, а слабость компенсирована.

Так, например, О’Рейли продолжала мучительно обижаться позицией Абигайль. Она сумела удержать ее в узде достаточно, чтобы Каплан и Таллман не были вынуждены использовать официальное предупреждение — или, во всяком случае, любое дополнительное официальное предупреждение — но она не была уверена, что та собиралась останавливаться. В то же время, она обнаружила, что, несмотря на неприятные особенности характера О’Рейли, та была, на самом деле, очень хороша в своей специальности. Это, возможно, удержало ногу Таллмана от пинка ей под зад, чтобы она доказала это, но с тех пор она весьма улучшила отдел связи. На самом деле, Каплан раздражало, что лейтенанту это удалось, хотя она признавала, что это было довольно глупым с ее стороны хотеть, чтобы другие женщины были плохими в своей работе только потому, что она не чувствовала симпатию к ней.

А еще были другие. Лейтенант Осия Симпкинс, ее астрогатор, уроженец Грейсона. Лейтенант Шерилин Джефферс, ее офицер РЭБ, мантикорианка и светская до такой степени, как никто никогда не был, вероятно, тем не менее прекрасно сработалась с Абигайль… в отличие от О’Рейли. Лейтенант Фонзарелли в Инженерном, старший уоррент–офицер Загорский, ее офицер снабжения… Они были похожи на нити стали слоящиеся через один из этих грейсонских мечей, которые мастера выковывают так терпеливо. Они не были совершенными. На самом деле, они по–прежнему далеки от этого, что всегда недостижимая цель. Но они были хороши, одна из лучших групп офицеров корабля, с которой она когда–либо служила. Если она сумеет все испортить, это будет ее вина, а не их.

«Вот это веселый способ смотреть на вещи, Наоми, — сказала она себе язвительно. — Любые дополнительные рок и мрак ты хочешь вызвать дождем на себя сегодня?»

Ее губы на мгновение кратко замерли на грани улыбки, но потом она глубоко вздохнула и вернулась к молчавшим сверкающим данным кодов на ее схеме.

* * *

Лейтенант Леопольд Рошфор ненавязчиво проверил свой хроно не более чем в пятисотый раз с момента получения кода активации и пожелал своим ладоням не чувствовать себя столь влажными.

Это все казалось очень простым, когда впервые было впервые описано ему. В конце концов, Рошфор был одним из небольшой горстки новотосканских офицеров, знавших, что происходит на самом деле, так как его старший брат был старшим офицером связи адмирала Гуедон. Так что он знал, что он будет должен или нет, когда его попросили выполнить только один аспект генерального плана. Тот факт, что кто–то был готов заплатить ему столь щедро за кое–какую работу, которая могла только способствовать достижению целей его правительства, был просто глазурью на торте.

Все это казалось очень простым, во всяком случае, когда он был первоначально завербован. Однако, теперь, когда он обнаружил, момент был уже здесь, все оказалось не так уж легко. В конце концов, он действовал за пределами нормальной флотской цепочки командования, что означало для него не будет официального прикрытия, если он сумеет все испортить. С другой стороны, он действует под непосредственным руководством министра безопасности Дюсерра. Это должно дать ему, по крайней мере, некоторую защиту, если что–то пойдет не так.

«Но все же должно пойти, как задумано — он сказал себе твердо… в который раз. — В конце концов, как сильно я могу напортачить?»

Вспоминая определенные события в своей карьере как младшего офицера, он решил, что, вероятно, будет лучше, если он не станет слишком задерживаться на последнем вопросе.

Он отвернулся от своего хроно, оглядывая отсек. Рошфор был помощником офицера связи на борту космической станции «Жизель», основной коммуникационной и контролирующей движение платформы в системе Новая Тоскана, а также по праву крупного промышленного узла. Когда инспектор из Безопасности объяснил ему, что именно «Жизель» должна стать логическим местом, в которое внедрят «мантикорского» червя в системы астронавигационных компьютеров. Рошфор задался вопросом, почему они решили использовать отдел связи, а не кого–то всамделишного из внутреннего контроля движения, но безымянный, анонимный инспектор объяснил это ему довольно охотно. Очевидно, что если монти должны нести ответственность за атаку на компьютеры, то это должно прийти извне. Это должно было быть подключено к системе через канал связи так, как будто у монти не было физического доступа к компьютерам. Что и случится, когда Рошфор отправит это со станции на спутник связи, находящийся вблизи позиций монти и их парковочной орбите, а спутник вернет ее Контролю движением, где он точно атакует компьютеры.

С точки зрения Рошфора, казалось, что эта вещь была маловероятной, чтобы быть сделанной монти. К счастью, пожалуй, это было не его дело критиковать стратегию, ему было приказано выполнить, и, вероятно, те, кто отвечал за эту стратегию придумали какой–то способ сделать эту часть похожей на логичный шаг для монти.

«Кстати о монти…»

«Пора», – понял он, и протянул руку, чтобы активировать функциональный код, что он ввел создал недели назад.

К сожалению, для лейтенанта Рошфора, он фактически никогда не обращался с представителем Министерства Безопасности. Или, скорее, не действительным представителем Министерства Безопасности. Человек, который выдавал себя за инспектора Безопасности был сотрудником министерства Дюсерра несколько лет назад, но за последние пару стандартных лет он гораздо лучше оплачивался послом Меткалфом и его новыми мезанскими работодателями.

Как и лейтенант Рошфор, поддельный инспектор задавался вопросом, как «Рабсила» собиралась кого–либо убедить признать, что Звездная Империя Мантикора потратила впустую свое время, пытаясь вставить червя в диспетчерские компьютеры такой третьеразрядной звездной системы, как Новая Тоскана. Однако, так же как и лейтенант Рошфор, он решил, что ответ на этот конкретный вопрос находится на уровне, выходящим далеко за пределами даже его нынешнего класса заработной платы. Итак, он выполнил свои инструкции и обеспечил лейтенанта необходимыми предварительно записанными передачами и кодом активации, который сказал бы ему, что для него пришло время немного послужить национальным интересам Новой Тосканы.

Вскоре после этого он попал в ДТП со смертельным исходом имени Кириллоса Талиадороса и тихо и бесследно исчез.

Это означало, что не было никого, кто мог бы связать лейтенанта Рошфора с «Рабсилой» или Мезой, прежде чем он активировал этол функциональный код.

И никто не мог связать лейтенанта с кем–либо после этого, так как он передал сообщение, бывшее на самом деле командой на детонацию двухсоткилотонного устройства, скрытого внутри грузового контейнера фрахтовщика «Джессик Комбайн», который был прибыл на «Жизель» месяцем ранее… и который теперь хранился в грузовом отсеке примерно в ста двенадцати метрах впереди и трехстах метров вниз от отсека лейтенанта Рошфора.

Рэй Чаттерджи потягивал из кружки кофе, когда услышал странный звук. Ему потребовалось время, чтобы понять, что это звук кого–то всасывания воздуха взрывчатым веществом, удивленно заворчав, и он только поворачивался в направлении звука, пока мозг все еще пытался определить его, когда он понял, что подошел лейтенант–коммандер Олсон. Тогда его голова заработала, и повернулась к нему.

* * *

— Сэр! Космическая станция — «Жизель» — она просто взорвалась!

— Что?

Несмотря на свои собственные более ранние мысли, мгновение ему полностью не удалось осознать и он просто смотрел на офицера–операциониста. Он был сфокусирован на суда Лиги, беспокоясь о будущем, пытаясь выяснить прошлое…. Ничто из этого не подготовило в его уме возможность того, что космическая станция по большей части десяти километров в длину должна так неожиданно взорваться.

Его глаза резко обернулись к визуальному дисплею, и он застыл, увидев удивительное зрелище. Абсолютный шок и неверие держали его там, глядя на него, пытаясь умом понять неожиданную чудовищность всего это. Это было больше, чем он мог сделать, пока секунды тянулись в прошлое, но потом вдруг…

— Связь! — отрезал он. — Вызвать адмирала Бинга немедленно!

* * *

— Что за..!

Джозеф Бинг смотрел на визуальный дисплей, а не на тактическую схему в тот момент, когда «Жизель» взорвалась. Внезапное извержение света и ярости, что стерло сорок две тысячи мужчин и женщин на борту космической станции застало его врасплох. Видео экран поляризовался мгновенно, защищая глаза от ослепительной вспышки, но она была так близко, настолько мощной, что он вздрогнул и непроизвольно отступил от этого назад.

— Сэр! — Капитан Аберу почти кричала. — Сэр! Новотосканская космическая станция просто взорвалась!

— Монти! — рявкнул Бинг, и вбил приоритетный код на своем коме. Капитан Уорден Мизава, командир «Жана Барта», появился на его дисплее практически мгновенно.

— «Желтое» положение ^{note 10}, капитан! Монти только что…

— Сэр, я знаю, что станция была уничтожена, — сказал капитан, говоря быстро и настойчиво, — но это был определенно ядерный взрыв — контактный взрыв; БИЦ установил мощность по меньшей мере в двести килотонн — а не энергетическое оружие. Но мы не зафиксировали какого–либо ракетного следа, так что…

— Проклятье, я просто отдал вам чертов приказ, капитан! — зарычал Бинг, в абсолютной ярости от того, что простой капитан Пограничного Флота осмелился прервать его аргументами в такой момент. — Меня не волнует то, что вы сделали или не зафиксировали! Мы сидим здесь с голой жопой, даже без боковых стен, и просто кто еще, черт возьми, ты думаешь, сделал бы что–то вроде этого?

— Но, сэр, если бы это были ракеты, мы бы их обнаруж…

— Не вам, черт побери, со мной спорить! — заорал Бинг в то время как паника пульсировала через него. Каким бы образом монти ни сделали это, они не могли позволить себе никаких свидетелей, а с их опущенными клиньями даже поганые эсминцы могли…

— Но, сэр, если это…

— Заткнитесь и выполняйте ваши чертовы приказы, капитан, или, клянусь Богом, я устрою так, чтобы тебя расстреляли в этот же день!

На один миг Уорден Мизава завис на грани неповиновения. Но мгновение прошло.

— Да, сэр, — проскрежетал он. — Вы сказали: «Желтое» положение. — Он подарил Бингу последний, жгучий взгляд, затем отвернулся от кома к своему тактическому офицеру.

— Открыть огонь, — жестко сказал он коммандеру Урсуле Цейсс.

ГЛАВА 42

Хелен Зилвицкая все еще привыкала к мысли, что являясь адъютантом коммодора Терехова, ее местом службы, когда корабль шел в боевой готовности, уже было не на мостике или не где-то возле панели наведения. Вместо этого, она была на флагманском мостике «Квентина Сент–Джеймса» с коммодором. Это было странное ощущение, которое ей не очень нравилось… вероятно, потому что на самом деле не имела ничего общего с этим. О, она помогала поддерживать и обновлять лог, или работала «просмотри и найди» на основе корабельной системы данных, если он нуждался в некоторых лишних битах, на самом деле она уже была кончиками пальцев каждого из офицеров его штаба, и она всегда была доступна, если только коммодор решал, что нужно отправить ее куда–нибудь, но это было не то, чего ей хотелось бы. Не было и не должно было быть. Это был один из тех аспектов профессиональной подготовки ее позиции, поместить ее внутрь цикла принятия решений флаг–офицером, как наблюдающую маленькую мушку на переборке, и ей пришлось признать, когда она это обнаружила, что часть ее назначения адъютантом была увлекательной. Просто она чувствовала, что должна делать нечто иное, на что способна, чем ее присутствие, когда ее корабль нуждался в ней.

По крайней мере, им, наконец–то, удалось заполнить дыры в штате коммодора, так что флагманский мостик не был больше таким уж пустым. Хелен подозревала, что коммодор на самом деле выбрал офицеров, когда планировал «реквизицию» добираясь до Шпинделя, задолго до того как эскадра отошла от Мантикоры. Во всяком случае, казалось, он знал точно, кого хотел, во всяком случае, после того, как они прибыли, и, учитывая его новые отношения с адмиралом Хумало, это, вероятно, не было удивительным, на кого пал его выбор, хотя не все были в восторге от перспективы уступить ему.

Это была хорошая связка, думала Хелен, и они с коммодором встряхнули и офицеров «Квентина Сент–Джеймса». Ей особенно нравился коммандер Стилвелл Льюис, новый офицер–операционист, который носил прозвище «Стилт», и лейтенант–коммандер Матеус Одегаард, офицер разведки штаба. Коммандер Льюис был высоким, стройным, рыжим — уроженцем Грифона, как и сама Хелен — кто хорошо ладил с коммандером Линчем, а Одегаард в некоторых отношениях напоминал Хелен ее отца. Физически хрупкого телосложения, светловолосый Одегаард был меньше Антона Зилвицкого, но у обоих было то же неумолимое упорство, неустанная, логическая концентрации на задаче. Оба они, казалось, знали, что в битве между камнем и водой, вода всегда выигрывал.

Другими новичками были лейтенант–коммандер Мазаль Инбари, астрогатор, и лейтенант Аталанте Монтелла, офицер связи. Оба они были гораздо больше, чем просто компетентными, и оба они понравились Хелен, но она еще не почувствовала к ним симпатию, какую ощущала к Стилвеллу и Одегаарду.

На данный момент, однако, ее занимали совсем другие мысли, пока она очень спокойно сидела у ее собственного терминала и смотрела на коммандный дисплей в передней части флагманского мостика. В данный момент он не был настроен на тактический или астрографический режим. Вместо этого, он был настроен как транслирующий экран, а вице–адмирал Мишель Хенке смотрела с него на Хелен.

На самом деле, Хелен знала это, изображение адмирала Золотой Пик было на каждом транслирующем экране на борту каждого корабля Десятого Флота, который направлялся в гиперпространстве к системе Новая Тоскана с очевидной скоростью в три тысячи раз относительно света.

— Внимание всем, — тихо сказал голос лейтенант–коммандера Эдвардса, офицера связи штаба адмирала. Это было, вероятно, самое ненужное объявление в истории Королевского Флота Мантикоры, промелькнуло в уголке ум мысль Хелен, но девяносто девять процентов ее внимания сосредоточилось на каменном выражении лица Золотой Пик.

— Люди, — сказала адмирал без дальнейшей преамбулы, — к этому времени, я уверена, все вы достаточно точно представляете содержание доклада «Тристрама». Для тех из вас, кому все еще интересно, я могу подтвердить, что «Роланд», «Ланселот», и «Галахад» были уничтожены подразделениями Пограничного Флота Солнечной Лиги под командованием адмирала Джозефа Бинга. «Тристрам» был отделен наблюдать за событиями в Новой Тоскане через свои удаленные платформы, и у нас есть подробные записи о уничтожении всех трех судов. На них напали без предупреждения или вызова, без клиньев и, не имея времени поднять боковые стены, на расстоянии в упор массированным энергетическим огнем семнадцать линейных крейсеров и восьми эсминцев Лиги. На данный момент у нас нет никаких свидетельств о выживших. Мы и впредь будем надеяться, и возвращение любого из наших людей будет нашим высшим приоритетом. Основываясь на данных «Тристрама» это маловероятно, однако, не означает, что никто не вернется.

Она сделала паузу, и Хелен почувствовала, как ее челюстные мышцы сжимаются, поскольку она представляла, что должно было быть на борту эсминцев коммодора Чаттерджи. В отличие от почти всех в экипаже «Квентина Сент–Джеймса», Хелен была на борту судна после того, как оно было застигнуто совершенно врасплох ураганным энергетическим огнем в упор. На самом деле, ей пришлось пройти через это дважды, немного больше, чем стандартный год назад. Ей не нужно было представлять себе кровавую бойню, когда мужчины и женщины вдруг обнаруживали свои корабли разорванными в космосе без предупреждения, без времени на подготовку, прежде чем вой торнадо уносящейся атмосферы погружал их в смертельные объятия вакуума. Она точно знала, что должно быть члены экипажей эсминцев были разорваны осколками и обломками корпусов своих судов, и у них были мимолетные мгновения, чтобы понять это, и не было времени добраться до спасательных капсул.

Там возможно были горстки уцелевших людей, которые оказались в ловушке в атмосферных карманах жизнеобеспечения за взрывоустойчивыми дверями или аварийными люками, но их не было много. Не на борту судов раздавленных так, как эсминцы коммодора Чаттерджи.

— На данный момент, — продолжала вице–адмирал Золотой Пик тем же непоколебимым голосом, — мы не знаем, что найдем в Новой Тоскане, когда прибудем. Насколько нам известно, ни новотосканцы, ни солли даже не представляли, что «Тристрам» был там, больше того, что нам подробно известно все, что произошло. Поскольку они предположительно не знают, что «Тристрам» ушел, чтобы рассказать нам об этом, вполне возможно, окажется, что они не будут ожидать от нас такого быстрого ответа. Что, по сути, является причиной всей этой продолжающейся спешки. Если они не ожидают нас, то мы хотим прибыть в то время, как они все еще сидят жирные, глупые, и счастливые со своими пальцами на задницах.

Это было в первый раз, когда адмирал показала какое–то выражение — тонкую, жаждущую, какую–то дикую улыбку.

— Мы знаем, что случилось в смысле того, что было разрушено, и кто на самом деле стрелял в кого, — продолжала она. — То, что мы не знаем: почему. Между линейными крейсерами Лиги и нашими эсминцами не было связи в течение более двух часов, перед тем как адмирал Бинг открыл огонь. Согласно полученным данным от платформ «Тристрама», «Роланд» был в процессе открытия канала связи с одним из линейных крейсеров в то время, как он был уничтожен. Они не показывают связи между произошедшим или о том, какие два корабля были на связи в тот момент, когда солли открыли огонь.

— По мнению аналитиков, существует по крайней мере, вероятность того, что солли отвечали на то, что восприняли как нападение.

Хелен могла физически ощутить волну недоверия, которая охватила обитателей флагманского мостика при этом заявлении, и она разделила ее в полном объеме. Три эсминца атаковали семнадцать линейных крейсеров плюс их прикрытие? Сама идея была абсурдной!

— Я не утверждаю, что любой компетентный флотский командующий мог бы стать жертвой такого… заблуждения, – продолжила Золотой Пик, как будто она услышала сокровенные мысли Хелен. — Однако, мы знаем, что одна из главных новотосканских космических станций была полностью разрушена непосредственно перед тем, как солли открыли огонь. Что разрушение было результатом ядерного взрыва. Анализ эмиссионных сигнатур показывает очень ясно, что взрыв был результатом относительно малой ядерной боеголовки, вероятно, в районе двух сотен килотонн. Это была не какая–то «промышленная авария» странного рода, а преднамеренное действие со стороны кого–то. Вполне возможно, что, учитывая состояние напряженности в отношениях между Звездной Империей и Новой Тосканой, адмирал Бинг ухватился за вывод, что коммодор Чаттерджи был ответственен за уничтожение станции.

Она позволила своим слушателям несколько мгновений, чтобы переварить это, пусть они поразмышляют над последствиями.

«Если это были не мы — а я знаю чертовски хорошо, что это не были мы, — думала Хелен, — то должен быть кто–то еще. И если солли подумали, что это мы, то, очевидно, это не были они. И остается только…»

— Наши лучшие оценки того, сколько новотосканцев погибли в этой катастрофе находятся где–то между сорока и пятьюдесятью тысячами, — сказала тихо Золотой Пик. — Мы не можем быть уверены в том были или нет на борту «Элен Блондо» члены экипажа, когда она таинственно взорвалась в Пекуоде, но мы точно знаем, что космическая станция в Новой Тоскане была полностью укомплектована и функционировала в нормальном режиме во время ее уничтожения. Что означает, что ответственный за это, умышленно убил всех этих людей.

Наши разведчики полагают, что есть большая вероятность того, что кто–то пытается втравить Солнечную Лигу в открытую войну со Звездной Империей. Я уверена, что мне не нужно напоминать любому из вас об их прошлогодних усилиях на Сплите, Монтане, и Монике. Это по–моему — я подчеркиваю, по–моему — может быть, продолжением того же самого.

Несмотря на это, есть одно чрезвычайно существенное различие между событиями, приведшими к визиту коммодора Терехова на Монику и нашим собственным визитом в Новую Тоскану. В этот раз, мантикорские военные корабли — корабли Королевы — были уничтожены, безжалостно и без предупреждения, а палец, который нажал на кнопку — по какой–то причине — приндалежал гражданину Лиги. Это означает, люди, что мы сейчас фактически в состоянии войны с Флотом Солнечной Лиги.

Хелен, казалось, замерзла до мозга костей, как тогда, когда она тринадцатилетняя в первый раз оказалась в ловушке неосвещенных туннелей под Старым Чикаго, она почувствовала себя маленьким, пушистым существом спасавшимся от когтей гексапумы. Одной мысли об огромных размерах Лиги, буквально бесконечных флотах, которые она могла строить, и людях, было достаточно, чтобы вселить ужас в души самых выносливых.

— Специальный министр Бернардус Ван Дорт здесь, на моем флагмане, как прямой личный представитель премьер–министра Альквезара, баронессы Медузы и Ее Величества, — продолжила после короткой паузы Золотой Пик, — а специальная дипломатическая миссия была направлена в систему Мейерс с сенсорными записями «Тристрама», чтобы потребовать объяснений от Управления Пограничной Безопасности. Очевидно, что мы по–прежнему надеемся, что возможно пресечь эту конфронтацию с Лигой в зародыше, но для того чтобы это произошло, необходимо предотвратить дальнейшее уплывание из рук ситуации здесь, в Секторе, все доказательства должны быть сохранены, должно быть проведено тщательное расследование этих событий, и должна быть ответственность.

— Из–за этих соображений, нашими инструкциями — моими инструкциями — является отправиться к Новой Тоскане. Когда мы достигнем этой звездной системы, мне поручено потребовать, чтобы адмирал Бинг сложил оружие, чтобы правительство системы Новая Тоскана сложило оружие, и чтобы оба они в полной мере сотрудничали с нашими следователями до тех пор, пока мантикорская следственная комиссия не установит, что в действительности произошло в Новой Тоскане одиннадцать дней назад. Мистер Ван Дорт будет представлять Звездную Империю, и он же будет тем, кто представит наши требования новотосканскому правительству, но именно Флот Ее Величества будет следить за тем, чтобы эти требования были соблюдены.

Она снова остановилась, ее темнокожее лицо было валунно–жестким, пока она спокойно глядела с десятков экранов на кораблях ее команды, те, казалось, бесконечные секунды. Затем она продолжила голосом полным непоколебимой стали.

— Чтобы быть честной, я далека от уверенности, что адмирал Бинг охотно согласится с нашими требованиями. Я попытаюсь дать ему любую возможность, чтобы сделать это, но я уверена, что у многих из вас был свой собственный личный опыт того, как солли, скорее всего, отреагируют на такие требования от «неоварваров». Тем не менее, не торопитесь делать поспешные выводы, люди — если он охотно не выполнит наши требования, то мы заставим его сделать это. Одно дело быть разумным; совсем другое дело быть слабым, а мы должны знать то, что произошло в Новой Тоскане — и кто несет за это ответственность — если мы хотим иметь хоть какую–то надежду на весь контроль за этой ситуацией. Ни баронесса Медуза, ни адмирал Хумало, ни премьер–министр Альквезар, ни мистер Ван Дорт, ни я не хотим войны с Солнечной Лигой. Но если мы не сможем остановить ее здесь, остановить ее сейчас, то первые выстрелы в этой войне уже были сделаны, а наши приказы — действовать соответственно.

* * *

— Мы только что получили другую депешу из Новой Тосканы, Валерий, — сказал Цзюньянь Хонгбо. — Кое–что о взрыве корабля в Пекуоде.

— Правда? — Выражение лица Валерия Оттвейлера было учтиво удивленным и не могло быть улучшено самым опытным профессиональным актером, когда он поднял бровь, глядя на ком–дисплей. — А когда это событие произошло?

— Почти ровно шесть стандартных недель назад, — ответил Хонгбо, его собственные глаза сузились.

— Я говорил вам, что в моих депешах из дома указано, что новые инструкции были также отправлены в Новую Тоскану, — указал Оттвейлер.

— Да, вы говорили, — признал медленно Хонгбо. Были аспекты очевидной способности «Рабсилы» координировать трафик сообщений на большие расстояния, над которыми уже начал ломать голову вице–комиссар. Однако, на данный момент, на уме у него было другое, о чем стоило волноваться.

— Лоркан потребует моих объяснений, — отметил он, и Оттвейлер пожал плечами.

— Ядумаю, это довольно очевидно, что ситуация постоянно становится все уродливее, — сказал он. — Если бы я был комиссаром Веррочио, думаю, что я хотел бы быть уверен, что у меня есть доступные адекватные силы, если неладное должно случиться в то время, пока адмирал Бинг находится далеко.

— И вы думаете, вы могли бы найти где–нибудь эти «адекватные силы», скажем, в МакИнтоше?

— На самом деле, при данных обстоятельствах, думаю, что именно там я хотел бы посмотреть первым делом, Цзюньянь, — согласился Оттвейлер. — Несмотря на это, вероятно, было бы лучше повременить с этим еще некоторое время.

— Я почему-то так и подумал. — Хонгбо тонко улыбнулся. — Ну, как всегда, было очень приятно говорить с вами, Валерий. Спасибо за совет.

— В любое время, Цзюньянь, — сказал Оттвейлер, протягивая руку к кнопке, чтобы прекратить разговор. — В любое время.

* * *

— Так что они по–прежнему не имеют никакого лучшего объяснения вообще, Карлотта?

Адмирал Джозеф Бинг так и не отвернулся от старомодного армопластового окна просмотра на наблюдательной палубе «Жана Барта». Его руки были заложены за спину, пока он смотрел в космическое пространство, в котором когда-то существовала космическая станция, именовавшаяся «Жизель»… и три мантикорских эсминца.

— Нет, сэр, — признала контр–адмирал Тимар, глядя в спину адмирала и интересуясь, о чем он вообще думает.

— Я полагаю, капитан Мизава по прежнему отказывается от сотрудничества?

— Ну, что касается этого, сэр, я…

— Пожалуйста, Карлотта! — Бинг покачал головой, все еще глядя в космос. — Я сомневаюсь, что здесь есть какие–то «жучки» или подслушивающие устройства. Итак, позвольте мне спросить более откровенно. Могу ли я считать, что капитан Мизава продолжает отказывать в доступе к оригиналам логов своего мостика?

— Да, сэр, — признала несчастно Тимар. — Он ясно дал понять, что готов предоставить нам заверенные копии логов, но не оригиналы.

— Понятно.

Ум Бинга продолжал усердно работать, пока он исследовал тихие звезды. Он был уверен, что у Тимар, как и у него самого, тоже больше не было сомнений в том, что капитан Мизава делает больше, чем просто прикрывает собственную задницу освященным веками образом. Несмотря на астрономическую разницу в их рангах, и, несмотря на то, что Мизава был только из Пограничного Флота, в то время как Бинг был из Боевого Флота, капитан даже не потрудился скрыть свое презрение. И в дополнение к логам мостика, был также вопрос, об этих докладных записках того безвольного маленького лейтенантика… Аскью, как его там? Если капитан Мизава фактически создает досье, которое будет использоваться против Бинга, он, наверное, дополнит его логами огня. Это будет, конечно, вздором, что наглядно продемонстрируют и Карлотта и Ингеборга, но тот факт, что Бинг освободил их от работы так последовательно, как классический пример GIGO (garbage in, garbage out — мусор на входе — мусор на выходе ^{note 11}), может быть истолковано как дополнительное доказательство… поспешности с его стороны. Определенная тенденция отклонять другие точки зрения и совет, даже из рук своего флаг–капитана. Возможно, даже в качестве доказательства того, что он регулярно подавлял мнения.

Учитывая то, что случилось здесь, в Новой Тоскане — и как — все может закончиться очень невесело… конечно, в первую очередь для Мизавы. У Бинга для этого были слишком хорошие друзья на высоких местах.

К сожалению, оставался вопрос о тех логах мостика и Бинг проклинал свою стремительность. На этот раз он отреагировал очень быстро — признал он это, в частном порядке, по крайней мере — и Мизава не намеревался спускать ему это с рук. У капитана фактически была запись его собственного голоса, говорящего Бингу, что они не обнаружили следов ракеты. Если что–то случится с этой записью — а по утверждению Ингеборги, капитан четко сознавал, что информационные системы его корабля были… менее безопасными, чем он когда–то думал и он предпринял соответствующие меры предосторожности — это будет неприятным моментом аккуратного доклада неизбежной комиссии по расследованию. При таких обстоятельствах, учитывая растущую напряженность между Новой Тосканой и Звездной Империей Мантикора, ни у какой разумной комиссии из опытных флотских офицеров не могло возникнуть вопроса, что главная ответственность Бинга — это обеспечение безопасности своей команды нейтрализацией угрозы, которую представляли эти три мантикорских легких крейсера. Внезапное, полное уничтожение основной космической станции, очевидно, в следствие враждебного нападения, не оставило ему другого выбора, кроме как действовать так, как он. Любая комиссия признает это!

Но только пока некоторые мягкотелые люди, или некоторые апологеты монти, не получат в свои руки запись вопроса собственного флаг–капитана Бинга, было ли или нет вообще это следствием враждебного нападения, прежде чем был отдан приказ открыть огонь.

«Мне не следовало оставлять его после того как они дали мне оперативное соединение, — мрачно подумал Бинг. — Я должен был добиться его списания, получив себе надежного капитана Боевого Флота. Кого–то, на компетенцию которого — и лояльность — я мог бы положиться. Ублюдок с самого начала возмущался, что пришел кто–то из Боевого Флота. Он ждал, чтобы воткнуть весь кинжал в спину — этим в действительности и были все те проклятые записки как–там–его–имя — а теперь чертовы монти и новотосканцы дали ему нож!»

Он понял, что его челюсти сжимались слишком сильно, когда вновь начали болеть зубы, и заставил себя расслабиться. Или приблизиться к этому так близко, как только мог, во всяком случае. А, когда он это сделал, он спросил еще раз что же на самом деле произошло. Он уже написал черновик своего официального доклада, объясняя, что могло бы произойти, но это было не то же самое, что произошло на самом деле.

Несмотря на ненависть к Уордену Мизаве, он был вынужден признать, что у флаг–капитана имелась хотя бы одна обоснованная точка зрения. Что бы ни случилось с «Жизель», ущерб не был нанесен бортовым энергетическим оружием военного корабля, да и сам он был нанесен не лазерной головкой. Это было старомодным, контактным ядерным оружием, и не было абсолютно никаких признаков того, как оно было доставлено на станцию.

Мизава, Бинг знал, склонялся к теории, что это был акт саботажа. Причиной того, по его словам, что никто не был в состоянии обнаружить и отследить вектор доставки в том, что оно, вероятно, было спрятано где–то в грузовом контейнере и доставлено на борт контрабандой, чтобы сдетонировало либо по времени или по команде.

Бинг мог принять его рассуждения, но даже у Мизавы не было объяснений, которые могли бы объяснить контрабанду, или почему. Бинг не сомневался, что новотосканцы вполне могли преувеличивать предполагаемые провокации монти. Если бы он имел дело с этими высокомерными, неоварварскими ничтожествами, что были на пути новотосканцев, он точно бы не тратил зря любых усилий, пытаясь найти возможный свет справедливости, которым можно осветить свои действия, когда он сообщил бы о них кому–то еще. Но от преувеличения фактов было далеко до обстоятельств взрыва, и он просто не мог представить себе планетарного правительства, которое было бы готово пойти на убийство сорока двух тысяч своих собственных граждан, чтобы просто чтобы очернить репутацию другой стороны в торговой войне. В свое время он видел некоторый холодный, расчетливый цинизм, но это было уже слишком чересчур.

Но если это не были сами новотосканцы, кто бы это мог быть? Это был вопрос, на который он не мог ответить… если, конечно, это вообще не были монти. Не существовало никаких причин, почему они выбрали для именно тайком доставленную боеголовку. Впрочем, космическая станция была совершенно не уклоняемой целью, не имела для защиты ни боковых стен, ни импеллерного клина. Они могли бы запустить небольшую, чисто баллистическую ракету в любой момент во время их подхода к планете. Если бы она шла без энергии, без импеллерной сигнатуры для отслеживания, она могла легко поразить космическую станцию без какой–либо — включая неуклюжими сенсорными техниками ох–как–идеального капитана Мизавы — идентификации. Если на то пошло, любой человек во всей звездной системе мог бы сделать то же самое!

Во всяком случае, предполагая, что у них были мотивы.

Он встряхнулся. Этим ничего не достигнешь, а он не мог позволить себе ничего не добиться. Если он хочет сохранить свою собственную карьеру — и добраться до сути того, что произошло на самом деле, несмотря ни на что — он должен выяснить, каким образом надавить на Мизаву. Или это, или по крайней мере убедить новотосканцев согласиться с ним, что внутренние террористические группы, возможно, были ответственными за контрабанду оружия на борт космической станции или запуск гипотетической баллистической ракеты.

Лично он предпочитал надавить на Мизаву. Сильная, взаимная и глубокая ненависть была бы достаточной причиной, полагал он, но это было бы также прецедентом для рассмотрения. Капитаны Пограничного Флота вряд ли оставят подобное в покое. Однако, что еще более важно, если по поводу неспособности обнаружить следы ракет или их запуска можно было поспорить, в его голове не было никаких сомнений о том, какие выводы будут у комиссии по расследованию. Конечно, лучшие интересы службы сыграют свою роль, как естественное желание комиссии из старших флаг–офицеров защитить репутацию и доброе имя собрата–офицера против незаслуженной клеветы и обвинений. Но самое главное, даже если монти на самом деле не выстрелили ракету или не стояли за ядерным взрывом, все равно это ляжет на них. Они были теми, кто систематически изводил новотосканцев после своего чертова расширения, вмешиваясь в свободную торговлю там, где они не имели законных дел. Если бы не было противостояния между так называемой Звездной Империей и Новой Тосканой, комиссар Веррочио никогда бы не предложил визита Бинга в Новую Тоскану, что и привело к совершению этого чудовищного акта (кто бы за ним ни стоял). Таким образом в конечном счете именно они сами виноваты в том, что случилось с ними.

Он просто должен был найти способ сделать это очевидным фактом, понятным для людей, которые не были здесь в то время.

— Ладно, Карлотта, — сказал он, все еще глядя в иллюминатор, — я думаю, что нам, возможно, придется перейти в наступление с премьер–министром Вежьеном и мистером Дюсерром. Я не хочу делать это официальной конфронтацией или озвучивать какие–либо ультиматумы, то что я попрошу вас сделать, это связаться с господином Дюсерром. Сделайте это самостоятельно. А когда вы это делаете, скажите ему — как один начальник штаба другому, так сказать — что вы думаете, что я становлюсь нетерпеливым. Напомните им о том, как важны Новой Тоскане Флот и дружба УПБ на самом деле, а затем спросите их, не имеют ли они некоторых местных партий диссидентов, которые, возможно, преднамеренно решили спровоцировать то, что произошло при взрыве на космической станции.

— Да, сэр, — сказала Тимар, но ее несчастье было очевидным, и Бинг фыркнул.

— Я не говорю, что это идеальное решение, Карлотта. И мы должны продолжать работать с Мизавой также. Я уверен, что мы сможем, наконец, найти подходящий лом, если мы просто продолжим искать достаточно долго. Но если окажется так, что мы не сможем заставить его увидеть свет, мы будем нуждаться в резервной позиции.

— Понятно, сэр, — сказала контр–адмирал Тимар.

* * *

Мэтланд Аскью сидел в своем тесном закутке–каюте на борту КФСЛ «Восстановление» и беспокоился. Он сделал многое в течение последних двух или трех недель.

Его изгнание на «Восстановление» было таким же неприятным, как он и ожидал. Адмирал Сигби была отдаленно добра к нему, хотя ей также удалось пояснить ему (не говоря для этого много слов), что, хотя она была готова сделать полезное такому старому другу, как капитан Мизава, у нее не было желания попасть под перекрестный огонь разногласий между Мизавой и адмиралом Боевого Флота. Аскью даже не был уверен в том, что она видела одну из докладных записок, которые он написал. Он весьма сомневался, что она сказала бы ему об этом, даже если бы так и было.

Что касается других офицеров ее штаба — или прикомандированных к корабельному экипажу «Восстановления» — их беспокоило, что могло стать первопричиной того, что привело его к нынешнему положению. Капитан Брешников, командир «Восстановления», также поделился этим взглядом на вещи. Это было больно, так как Аскью было известно, что Адольф Брешников и капитан Мизава были друзьями в течение многих лет. Хотя Брешников изо всех сил не показывал того, чтобы лично задевать Аскью, было очевидно, что у него в частности было смутное представление об офицере, который мог так основательно обозлить кого–то такого, как Мизава, чтобы быть выгнанным с корабля Мизавы.

Но как бы плохо все ни было, это было не самое худшим. Нет, худшее было то, что он был единственным человеком на борту «Восстановления» кто знал, что этот идиот, носивший адмиральскую форму — был тем, кто целиком убил экипажи трех мантикорских эсминцев в приступе паники — этот неразумный не только не знает, но и не хочет знать, насколько неприятный сюрприз могут иметь монти для него, когда они придут, выплыв из–за гиперграницы с кровью в глазах.

* * *

— Да я говорю тебе, Макс, это все эта чокнутая сука Анисимова!

— Успокойся, Дэмиен! — резко оборвал премьер–министр Вежьен.

— «Успокойся»? — повторил недоверчиво Дэмиен Дюсерр. — Я говорю вам, что наша так называемая хорошая подруга и союзница убила сорок две с лишним тысячи наших граждан, в том числе троюродного брата президента Боутина, а ты говоришь мне «успокойся»?

— Да, — отрезал Вежьен. — И к тому же перестань рыскать вокруг, как какой–то дикий зверь и сядь, — добавил он.

Дюсерр посмотрел на него, потом подчинился, устраиваясь в кресле. На самом деле, он казалось так уселся в него, будто готов мгновенно вскочить на ноги.

— Теперь, — сказал Вежьен, — сделай глубокий вдох, сосчитай до пятидесяти, и скажите мне, что ты действительно хотите сообщить мне, что адмирал Бинг, этот подручный «Рабсилы», которого мы использовали для маневра, чтобы Солнечная Лига напала на мантикорцев — что я мог бы добавить, он только что и сделал — был ответственным за взрыв «Жизель»?

Дюсерр сердито открыл было рот, но тут же вновь закрыл его, и премьер–министр кивнул.

— Вот и я так думаю.

— Может быть, когда Анисимова говорила о Бинге, это была не самая лучшая идея во всей галактике, — упрямо сказал Дюсерр, — но рано или поздно нам нужно будет хоть что–то сказать ему и СМИ, Макс.

— Конечно, мы скажем… рано или поздно. Но в то же время, есть несколько вещей, которые я просил бы тебя рассмотреть. Во–первых, у тебя есть доказательства того, как Анисимова — или кто–либо еще, возможно — сделали это?

— Нет, — прорычал Дюсерр. — Мы все еще ищем, но тем не менее сделала это она, а все, что она использовала как канал для этого, глубоко похоронено. Действительно глубоко. Чтобы быть честным, учитывая то, что мы не нашли ничего больше, чем за первые десять дней, я не думаю, что мы когда–нибудь сможем доказать что–то из этого.

— Ладно, это приводит меня к моему второму пункту. Можете ли вы вспомнить кого–то, кто кроме Анисимовой мог бы это сделать?

— Нет, — вновь сказал Дюсерр, но в его голосе было меньше уверенности в этот момент, и Вежьен жестко усмехнулся.

— Нет? — покачал головой премьер–министр. — Разве не ты здесь всего несколько месяцев назад представлял красивое подробное резюме по нашим домашним выросшим «фронтам освобождения» и обще-повстанческих психов?

— Да, но…

— Ах–ах! — Вежьен увещевая махнул указательным пальцем. — Я просто говорю о том, что существуют другие возможные подозреваемые, кроме миз Анисимовой. И, честно говоря, тот факт, что у вы прослушиваете все ее линии связи как до, так и во время визита монти, на самом деле дает ей лучшее алиби.

— Может быть, это так, но это все равно не меняет тот факта, что я уверен, а также это мнение твердого большинства моих лучших аналитиков, что она и «Рабсила» сделали это, чтобы вызвать точно такой ответ, какой она фактически ожидала от этого идиота Бинга.

— Чтобы быть полностью честным с тобой, я склонен к тому же выводу, — признал, наконец, Вежьен, выражение его лица было мрачным.

— Что? — Дюсерр уставился на него, потом сердито встряхнулся. — Если и в правду так думаешь, какого лешего ты заставил меня участвовать во всем этом шоу собак и пони в последние три недели?

— Потому что это не имеет значения, — сказал тяжело Вежьен. Дюсерр посмотрел на него с недоверием, и премьер–министр пожал плечами.

— Смотри, Дэмиен, — сказал он. — Мы не можем вернуть людей, которые мертвы, и мы не можем отменить уничтожение этих трех военных кораблей монти. Эти два уродливых пункта, в которые мы уперлись и мы не можем этого изменить, как бы ни старались. Таким образом, что бы мы не делали с этого момента, нужно принять эти две вещи как данность.

Теперь мы можем добиваться большого, фантастического расследования, если захотим. В конце концов, это приведет к одной из двух вещей. Либо «Жизель» была взорвана «неизвестной партией», кого мы по–прежнему сможем определить, либо она была взорван по приказу Анисимовой. Если мы называем некоторые отечественные группы виновными, то мы также допускаем, что куче наших доморощенных психов удалось взорвать всю космическую станцию и убить в лучшем случае до пятидесяти тысяч новотосканцев. Ты действительно хочешь дать экстремистам такое поощрение? Лично я не хочу заиметь нашу собственную Нордбрандт, запускающую взрывы на планете.

Но если мы заключаем, что это была Анисимова, и если мы пойдем в общественность с этим, то мы должны объяснить, почему она могла бы хотеть сделать такую вещь. Я не думаю, что у нас был бы большой успех с изображением ее как своего рода психотической серийной массовой убийцы, которая просто наугад выбрала Новую Тоскану, как место для убийства ею нескольких тысяч жертв. На самом деле, наиболее вероятный сценарий, что я могу придумать, это что ветер дует от нас самих, раскрывая все грязные маленькие детали нашего соглашения с ней и с «Рабсилой» и в конечном итоге, мы становимся по крайней мере косвенно ответственными за все эти смерти в глазах общественности. А также в глазах Мантикоры. Так или иначе, я не думаю, что это будет способствовать внутреннему спокойствию, а ты знаешь так же хорошо, как и я, каков был стандартный ответ монти на нападение на мантикорские корабли за последний стандартный век. Я не думаю, что визит эскадры или двух кораблей стены монти поможет нашей системной инфраструктуры оправиться от потери «Жизель», и это, проклятье, ничем не поможет нашей карьере.

— Так что же ты предлагаешь, а? — Дюсерр наблюдал за премьер–министром очень внимательно. Он был уверен в том, что уже точно знал, что собирался делать с этим Вежьен, но некоторые вещи должны были быть явно оговорены.

— Я предлагаю, что с нашей точки зрения лучшим из возможных объяснений является то, что это сделали монти. Выберем полученные показания сенсорных платформ на их пути, пойдем вперед и поработаем с ними, чтобы показать возможные следы ракеты от одного из монти до станции. Мы уже планировали что–то подобное, во всяком случае; сейчас у нас нет никакого выбора, кроме не останавливаться и сделать это прямо здесь. Ты можешь помочиться на Анисимову, если хочешь. На самом деле, я помогу тебе помочиться на нее, и если такая возможность возникнет через несколько лет, я буду полностью «за» если ваше министерство устранит ее, чего бы это ни стоило. И больше чем одну жизнь она не сможет отдать. У нас же есть Бинг, который сидит прямо здесь, в системе, и у него также есть сильная личная заинтересованность, чтобы монти были ответственными за то, что случилось с «Жизель». Мы поработаем с ним — тонко, конечно — чтобы убедиться, что мы все еще на одной странице, и он готов подписаться на нашу версию следа ракеты монти, а затем мы объявим наши выводы о том, что, по сути, ответственны были монти. С этого момента, весь план вернется к графику.

Дюсерр был похож на человека, который откусил от одного из его любимых фруктов, только чтобы обнаружить половину червяка. Он открыл было рот, очевидно, в знак протеста, а затем снова закрыл его.

— А если «Рабсила» снова прижмет нас? — спросил он угрюмо.

— Тогда мы вновь прогнемся. Но по крайней мере на этот раз мы будем смотреть за этим, и я не знаю как ты, но, учитывая альтернативы, я готов рассмотреть возможность того, что возможности давления на нас нашими мезанскими друзьями только что чрезвычайно расширилась. С другой стороны, если мы получим Бинга на свою сторону и Лига клюнет на это, как предполагается, это даст им то, что они всегда хотели, поэтому честно говоря, я не вижу никаких причин для них долбить нас снова.

Дюсерр сидел и раздумывал некоторое время, а премьер–министр поймал себя на мысли, насколько разочарованный гнев министра безопасности вытекает из того факта, что они были в планах (или по крайней мере из–за предательства) «Рабсилы», а сколько вытекало из–за массовой гибели людей на борту «Жизель».

Лично Вежьен ничего не хотел больше, чем задушить Анисимову голыми руками. Он никогда не подписывался на то, чтобы его собственные граждане погибли в массовой резне для чисто политической показухи или чтобы заставить действовать солли, и он был совершенно серьезен в том, чтобы убить ее позже. Действительно, он скорее с нетерпением ждал этого как простого акта справедливости. Тем не менее, на данный момент, она была им нужна и в действительности как пресловутый спасательный круг. Они были почти уверены, что знали, кто это сделал, но они не могли обвинить ее в массовом убийстве без катастрофических политических и военных последствий, как внутренних, так и внешних.

— Мне это не нравится, — сказал, наконец, Дюсерр почти разговорным тоном, признавая поражение, и Вежьен выкашлял смех.

— Тебе не нравится это? Как думаешь, что я чувствую по этому поводу? Если ты не забыл, Николас и я были сильнейшими сторонниками Анисимовой в кабинете, когда она впервые привезла нам эту идею. Бьюсь с вами об заклад, она уже тогда задумала сделать что–то вроде этого, если это представится целесообразным, а я этого даже не заметил. Поверь мне, я ничего не хотел бы больше, чем самому застрелить суку, или чтобы она просто «исчезла» в один из перевоспитательных лагерей на севере, и пусть она бы там гнила в течение десятка или трех лет. Но мы не можем. Прямо в эту минуту, мы у нее в клешнях, и мы ничего не можем с этим поделать, не сделав еще хуже.

ГЛАВА 43

Алдона Анисимова полулежала в удобном кресле, закрыв глаза, в то время как преследующие звуки музыки наполнили небольшой, роскошный отсек. Она не просто слушала музыку, она впитывала ее, как будто вся кожа на ее теле была одним огромным рецептором.

Это было странно, как во сне отразилось в уголке ее разума. Из всех композиторов в целой галактике, ее любимым был мантикорец. Сфинксианин, на самом деле. Она никогда не понимала, почему витки мелодий Хаммервелла говорили в ней с такой силой, но они делали это, и были времена, когда она нуждалась в этом. Необходимо, чтобы позволить себе просто плыть по музыке, чтобы освободить себя от мыслей, схем и планов.

И вины.

«Не говори глупостей, — часть ее, которая не была заполнена деревянными духовыми инструментами и тонким взаимодействием медных духовых инструментов и струн, выругалась еще раз. — Ты здесь как часть стратегии, чтобы спровоцировать войну, в которой погибнут миллионы — вероятно, миллиарды — и ты мучаешься над убийством сорока тысяч людей? Не слишком ли поздно для раскаяний, а, Алдона? Это, конечно, кажется, не слишком беспокоило тебя на этапе планирования».

Нет, это было так. Но это было, когда она рассматривала ее как абстрактную стратегию, часть тщательно разработанного образца превосходной манипуляции, великого замысла, который заставит самый большой, самый мощный политический субъект в истории человечества танцевать под дудку Согласия Мезы. С этой точки зрения, она была… захватывающей. Увлекательной. Само упоение играть Большую Игру на таких стратосферных высотах и такими невообразимыми ставками было как некоторые сильные наркотики. Оно вызывало привыкание, чувство почти богоподобного охвата взять руками всю вселенную за горло и заставить ее предложить цену.

«Не удивительно, что Альбрехт настолько очарован древней мифологией, — подумала она. — Я знаю, он сказал, что это для того, чтобы напомнить ему о том, как много промахов все эти древние боги сделали, потому что они были так уверены в своей собственной силе и так ревновали свои прерогативы. До такой степени, что стали мелочными и капризными. Так что не желали работать вместе. Учитывая то, что мы пытаемся достичь, я думаю, он прав, мы действительно должны помнить об опасности убеждения себя самих, что мы боги. Я уверена, что все это правда… но на самом деле миф о Прометее это для него. О смелости украсть запрещенный огонь, поднять свою руку — наши руки — против всей признанной мощи галактики и изменить ее».

Считая по этой шкале, мужчины, женщины и дети, которые умерли на борту «Жизель» — буквально незначительны. Такая небольшая общая авария будет потеряна при простом процессе округления статистического подсчета, когда начнется рост великолепия Согласия Мезы.

Но это будет только после его победы, а то было сейчас. Эти смерти были свежи, и непосредственно лежали… на ней. Не являлись следствием одной из ее дюжин удаленных стратегий, но смерти, которые она лично предопределила, лично устроила. Это было не снабжение оружием Нордбрандт через ограничивающие предохранители и каналы. Это была Алдона Анисимова лично отдавшая приказ.

Она достигла этого. Она уже знала это, хотя часть ее хотела притвориться, что она этого не сделала. Притвориться, что в действительности было некоторое внутреннее ядро невиновности, которое будет сопротивляться в следующий раз, когда придется делать что–то вроде этого. Но она знала себя слишком хорошо, чтобы обманывать себя долго, и поэтому даже не пыталась. Она просто откинулась в кресле на борту роскошно меблированной «яхты», оборудованной межполосным двигателем, которую передали ей в Новой Тоскане, и позволила музыке заполнить ее.

* * *

— Это становится все круче и круче, — сказал угрюмо Лоркан Веррочио.

Он сидел, облокотившись на балконный столик, глядя на Сосновую Гору. На половину осушенная пивная кружка стояла перед ним, сопровождаемая остатками рувимского сандвича, порционными фри и салатом. Хонгбо Цзюньянь только что прибыл, но он уже пообедал, и сидел покачивая стакан чая со льдом.

— Не такой уж это и большой сюрприз, Лоркан, — указал вице–комиссар. — Нечто подобное всегда происходило в… удобный момент и было неотъемлемой основой всего, что мы делали до сих пор.

Веррочио одарил его умеренно недовольным взглядом, но Хонгбо только пожал плечами. Обсуждение чего–то вроде этого на открытом балконе, без защиты противоследящих систем, установленных в офисе Веррочио, может представлять собой умеренный риск для безопасности. Однако, пока все колеса еще на месте, это было не важно, а если же готовы были вот-вот сорваться, и так уже было достаточно компрометирующего дерьма, валяющегося в различных файлах, чтобы любой умеренно компетентный следователь выкопал его, так что любые записи мало что изменят.

Веррочио продолжал неодобрительно сверлить его глазами в течение нескольких секунд, а затем, казалось, подумал, что не лучше его самого, и потянулся за пивом. Он сделал еще один здоровый глоток, поставил кружку обратно на стол, и взглянул на Хонгбо чуть менее кисло.

— Насколько ты думаешь этот взрыв грузовика реален? — спросил он.

— Примерно настолько же, насколько и ты, — Хонгбо вернул невеселую усмешку.

— Я почему-то так и подумал. — Веррочио поморщился. — Знаешь, все казалось намного лучше, когда подобное дерьмо было где–то в будущем.

— Что бы ни происходило в данный момент и потом, но наши руки чисты. — Хонгбо взмахнул стаканом чая. — Бинг явился из благополучно чужих рук, и все, что мы должны сделать в данный момент — это реагировать на любые запросы, что он сделает. Ведь он человек скандальный, не так ли? И еще он полный адмирал Боевого Флота. Учитывая его отношение, я не думаю, что Анисимовой будет особенно трудно манипулировать им в совершении действий и решений для просьбы по усилению, что она хочет. Все, что нам нужно сделать, это дать ему то, что он просит, а затем вернуться, в то время как монти достанется.

— Значит, ты думаешь, что за все в Новой Тоскане стоит Анисимова?

— Никто специально не говорил, — признался Хонгбо, — но я предполагаю, что это так. Она, кажется, более чем достаточно полапала руками Монику, и если бы я искал кого послать, я бы, наверное, подобрал того, кто достаточно знаком со Скоплением.

— Тем не менее твой друг Оттвейлер ничего не сказал?

— Ты знаешь его так же, как и я, Лоркан, — мягко сказал Хонгбо, хотя и не совсем точно. — А я уже сказал, что никто специально не подтвердил, что она держит другой конец этого. Я просто был бы удивлен, если бы это была не она. Хотя, я предполагаю, что это может быть Бардасано.

— А разве они не пара, — пробормотал Веррочио, а затем постарался улыбнуться. — Они играли мной, как на скрипке перед Моникой. Думаю, теперь я могу признать, что так оно и было. Поэтому, если там одна из них — или даже обе, помоги нам Боже! — держит другой конец операции, я думаю, ты правы в том, что Бинг сделает все, что они захотят. Что означает, я думаю, что мы должны подумать о том, что нам, вероятно, нужно сделать.

— Я уже думал об этом, на самом деле, — сказал Хонгбо, не говоря о том факте, что многие его мысли на эту тему были сосредоточены вокруг указаний Валерия Оттвейлера. — Мне кажется, что самое разумное для нас, со всех точек зрения, это передать сообщение вместе с информацией адмиралу Крэндалл на МакИнтош. Она, конечно, даже отдаленно не находится под вашим командованием, но, учитывая тот факт, что адмирал Бинг уже отправился на Новую Тоскану — в рамках своих полномочий, конечно, хотя, как местный губернатор Пограничной Безопасности вы, очевидно, решили, что мы должны отложить его наказание — было бы только разумным и вежливым для вас сообщить другому офицеру Боевого Флота, находящемуся в районе о его движениях и продолжающимся ухудшении Мантикоро–Новотосканских отношений.

— А что, ты думаешь, она будет делать, когда мы подкинем ей этот небольшой лакомый кусочек?

— Думаю, это зависит от нее, — сказал Хонгбо. «И от того, что ей поручено «Рабсилой», может быть», — очень осторожно он не проговорил это вслух. — Отдаленно возможно, что она может немедленно отправиться в Новую Тоскану, хоть я не очень понимаю, как это вообще вероятно. Хочешь мою догадку?

— Поэтому я задал вопрос, – сказал чуть насмешливо Веррочио.

— Ну, я думаю, что, скорее всего, ее курс действий будет переместить ее команду из МакИнтоша в Мейерсу. У нас нет средств, чтобы поддерживать ее оперативное соединение здесь, но в этом отношении мы не хуже, чем МакИнтош, а вся причина ее развертывания должна быть проверкой способности Флота содержать себя без местной поддержки. И здесь наш административный центр в этой области, так что здесь она может рассчитывать на лучшую связь. Сюда будут направлены любые свежие сообщения от Бинга, и сюда адмирал Нельсон предполагает привести остальные линейные крейсера Бинга. Принимая все это во внимание, я не вижу любого другого логичного места для нее.

— Замечательно. — Веррочио выпил еще пива, потом передернул плечами. — Я начинаю чувствовать себя явно избыточно требующим, но я думаю, ты прав. Действуем по плану, и подготовь информационное досье для нее. Я думаю, оно придется кстати.

* * *

— У кого–то есть мысли в последний момент? — тихо спросила Мишель Хенке, глядя вокруг прохладного, тихого, тускло освещенного пространства флаг–палубы КЕВ «Артемида». — Любое предложение в последнюю минуту?

Синтия Лектер еще раз рассмотрела остальной штаб, приподняв одну бровь, а затем повернулась к Мишель и покачала головой.

— Нет, мэм, — сказала она за всех, и Мишель кивнула.

Она действительно ничего не ожидала, хотя это не удержало ее от волнения прошлой ночью и своей собственной тревоги. Она часто задавалась вопросом, как Хонор могла появляться так спокойно перед началом некоторых чрезвычайно важных операций. Мишель испытывала беспокойство перед каждой атакой Восьмого Флота в тылу, но она всегда была одной из подчиненных командиров. А это, поняла она теперь, была одной из причин, по которой она сопротивлялась игре в патронаж для достижения флагманского ранга раньше. Ее ненависть к такого рода семейственности действительно была основным компонентом ее сопротивления, но теперь она знала, что также был еще один фактор. Это была почти — но не совсем — своя собственная форма трусости.

Мишель Хенке чрезвычайно восхищалась Хонор Харрингтон, но она не была Хонор, и она это знала. Она знала, что была во многих отношениях менее сложной личностью, и она никогда не страдала от самокритичности своих действий, которая была настолько же частью Хонор. Когда дело доходило до дела, она всегда была более… направляема. Более черно–белая, менее склонная сочувствовать врагу или мучиться над последствиями для противника. Ей было удобно с понятиями «мы» и «они», и она не хотела неясностей, которые могли бы бросить тень и запутать ее решения.

Будучи капитаном, или даже младшим флаг–офицером, это очень хорошо работало на нее. Она беспокоилась только той частью операции, в которой ее судно или ее эскадра должна была запланированно сыграть, координация, и в конечном счете ответственность была на ком–то другом. Но так было не в этот раз. Нет, на этот раз главная ответственность была ее и только ее, и на этот раз, несмотря на относительно небольшой размер вовлеченных сил, ставки были, вероятно — нет, конечно — выше, чем любые другие, по которым Хонор всегда играла.

«Будьте честны, девушка, — сказала она себе язвительно. — Это то, что действительно пугает тебя до дерьма. Ты не боишься быть убитой. Ну, не ужасаешься этому, во всяком случае. Чего вы действительно боитесь, вы лично — вы, Мишель Хенке, не только Королевский Флот — это напортачить. Это не совсем подходящее место для женщины, для которой лучше убить их всех и пусть Бог разбирается, насколько такой мудак, как Бинг этого заслуживает. Того, что Звездное Королевство будет брошено в пасть Немезиде Солнечной Лиги только потому, что глупая женщина оказалась в не в том месте и притесняла дворняжку.

Да, это именно то, чего я боюсь, — она ответила сама себе, — и не удивительно! Я подписала контракт на погоню за пиратами, вести сражения, чтобы защищать свою звездную нацию. Я никогда не ожидала, что что-то вроде свалится мне на плечи!

Ну, от этого тебе уже не отвертеться, — прошептал ей первый голос еще более едко. — Последний раз нечто подобное обернулось черным беретом на твоей хорошенькой головке. Так что если ты не хочешь признать, что ты слишком мала, я думаю, все, что ты действительно можешь сделать, это смириться и двигаться дальше. И давай уж как-то держи себя в рамках, хорошо?»

— Ну, в таком случае, видя, что никто, кажется, не заметил какого–либо т, оставленного нами неперечеркнутым или какую–нибудь i без точки, — спокойно сказала графиня Золотого Пика, — я полагаю, что нам лучше сделать это.

* * *

В первый раз за свою флотскую карьеру, Джозеф Бинг появился на своем флагманском мостике без форменного кителя. Он остро ощущал неуместность только одной рубашки, но эта мысль была далекой и неважной, когда он вошел в дверь на флаг–палубу, коротко огляделся и остановился взглядом на мастер–схеме.

Карлотта Тимар и Ингеборга Аберу склонились над консолью офицера–операциониста, куда БИЦ перенаправил более подробную информацию. Остальной штаб Бинга также присутствовал, исключая капитана Владиславу Дженкинс, его офицера снабжения. Дженкинс была на борту КФСЛ «Находчивый», куда она отправилась пообщаться с капитаном Шарон Янг о некоторых проблемах с запасными частями для линейных крейсеров.

— Что нам известно о них? — спросил он, глаза его не отрывались от широкого охвата значков внутри гиперграницы системы.

— Немного, сэр, — признала более чем немного несчастно Аберу, выпрямившись и повернувшись к нему лицом. — Все, что мы знаем, это то, что мы получили девятнадцать точечных источников. Похоже, что пять из них значительно меньше, чем другие, вероятно, эсминцы или легкие крейсера. Сейчас мы отслеживаем их импеллерные сигнатуры, сэр, и я предполагаю, что большие контакты, вероятно, линейные крейсеры. При таких обстоятельствах, я думаю, мы должны предположить, что это монти.

Бинг почти рассеянно кивнул, но Аберу не совсем закончила. Она тихо кашлянула, чтобы привлечь его внимание.

— В настоящее время их скорость по отношению к планете составляет примерно шесть тысяч км/с, сэр, — сказала она, когда привлекла его внимание. — Но их ускорение составляет шесть км/с в квадрате.

— Какое ускорение? — резко спросил он.

— Шесть км/с в квадрате, сэр, — сказала Аберу еще более несчастно. — Это в один–точка–три км/с больше, чем они показали нам на Монике. Скажем это двадцать восемь процентов разницы.

— Они должно быть запустили максимальную военную мощь, сэр, — сказала Тимар, и Бинг резко повернулся, чтобы посмотреть на нее. — Это более шестисот g, — продолжила начальник штаба. — Они должны быть на пределе своих компенсаторов, чтобы достичь такого ускорения!

Бинг только смотрел на нее несколько секунд, затем кивнул. Она должна была быть права. Он не мог думать ни о какой причине для монти идти с их максимально возможным ускорением, с сопутствующим риском отказа компенсатора и смертью каждого мужчины и женщины на участвующем корабле. Но корабль Лиги этого объема будет иметь максимальное ускорение меньше, чем четыреста пятьдесят g. Впрочем, максимальное ускорение его собственных судов было меньше, чем четыреста девяносто g, несмотря на то, что они были менее чем в половину так массивны. И если монти не превысили их компенсаторы, если у них в резерве было еще большее ускорение…

Призрак нелепого доклада невыносимого маленького лейтенантишки на мгновение мелькнул в глубине души, но он подавил его с раздражением, чтобы сконцентрироваться на конкретных деталях, которые имели значение.

— Ну, кажется, они немного быстрее, чем мы думали, — отметил он как можно спокойнее, и вернул свое внимание Аберу. — Вы выполнили дальнейшую проекцию курса для наших быстрых друзей, Ингеборга?

— С их текущим курсом и при этом темпе ускорения, предполагая нулевое пересечение с Новой Тосканой, они будут здесь через два часа пятьдесят пять минут, сэр. Вот и все, что у нас есть.

— Понятно. — Бинг снова кивнул, командуя своему выражению его лица быть просто задумчивым, потом взглянул на офицера связи.

— Сколько ждать, пока мы могли бы что–то услышать от них, Уиллард?

— Они сделали переход чуть более шести минут назад, сэр, — ответил капитан МаКуил. — Текущая дальность десять–точка–шесть световых минут, так что это будет еще через три или четыре минуты, минимум.

— Понятно.

Бинг сложил руки за спиной и заставил себя сделать глубокий, успокаивающий вдох. Как и у Аберу, у него не было большого вопроса в уме, кому эти значки принадлежали, хотя он и представить себе не мог, что они будут здесь так быстро. И он признался, очень лично, что их отображаемое ускорение было… тревожным. Это означало, что они действительно могут иметь другие сюрпризы, а он не озаботился такой возможностью для себя вообще.

«Особенно, — прошептал тоненький голосок, — раз уж это не давало Мизаве больше боеприпасов».

Он оттолкнул эту мысль в сторону, хотя это было не так легко, как ему бы хотелось, чтобы было, и переориентировал свое внимание на проблему. Даже если они были монти, не было никаких оснований для всей этой неприличной скорости с его собственной стороны, сказал он себе строго, ощущая чувство огорчения, когда понял, насколько тщательно его спешное движение на мостик подчеркнули его напряженность.

— Пожалуйста, Карлотта, попросите кого–нибудь спуститься на мою квартиру и забрать мой китель у стюарда. — Он заставил свой голос прозвучать шутливо, как будто был удивлен своей поспешностью, и одарил начальника штаба улыбкой. — Если у нас есть несколько минут перед тем, как мы сможем во всяком случае говорить с ними, я полагаю, что должен быть уверен, что я правильно одет по случаю.

* * *

— Вот, дерьмо, — сказал Максим Вежьен с мягкой, искренней прочувствованностью, когда он смотрел на ком–образ Николаса Пелисарда. Он ожидал силовой реакции Мантикоры, но он никогда не ожидал сил такого размера, которые только что были обнаружены. Равно как никто в Новой Тоскане не ожидал, что они могли прибыть так быстро.

— Как, черт возьми, они оказались здесь так быстро? — потребовала Алеста Кардот. — Если на то пошло, почему они здесь вообще? Прошло всего лишь три недели, и никто не покидал систему, за исключением пары торговцев, но не посыльные суда. Так как они смогли даже узнать, что здесь произошло?

Глаза Вежьена скользнул к сектору министра иностранных дел на дисплее созванной конференции, когда она обратила его собственный вопрос в слова. Потом он снова посмотрел на Пелисарда.

— Это отличный вопрос, Николас, — отметил он. — У кого–нибудь в военном министерстве есть предложения по этому поводу?

Лицо Пелисарда напряглось. Он начал отвечать быстро, обороняясь — и сердясь, как подозревал Вежьен. Но потом остановился и явно сдержал себя.

— Судя по прошедшему времени, — сказал он категорически, — их коммодор Чаттерджи, должно быть развернул по крайней мере, еще одно судно. Очевидно, что мы не обнаружили дополнительный гиперслед, когда они перешли в нормальное пространство, ну, по крайней мере, мы можем признать это хоть сейчас. Как вы помните, я говорил в течение некоторого времени, наши системные системы слежения нуждаются в модернизации.

Он остановился на мгновение, и Вежьену удалось не поморщиться. Он предположил, что определенная степень прикрытия задницы была неизбежной, даже в такой момент, как этот, и поэтому он просто кивнул в знак признания точки зрения Пелисарду, и военный министр продолжил.

— Сказав это, я думаю, что это единственное объяснение. Они точно знают, что произошло, и онидолжны быть вернулись к оперативному соединению у Шпинделя в тот момент как узнали.

«И это, — несчастно размышлял Максим Вежьен, — не означает, что они здесь просто поздороваться. Вы не должны свободно пинать силу такого размера, если вы не готовы идти к быстрому мату. А если это так, то монти думают…»

Глаза его метнулись к сектору Дэмиена Дюсерра на дисплее. Министр безопасности не сказал ни слова, но Вежьен точно знал о чем он думает.

«И он прав, — подумал премьер–министр. — Это чертовски хорошо, что мы до сих пор не удосужились подделать «ракетный след» для нужд Бинга. Того, что монти собираются сделать уже очень невесело, но если они решат, что мы глубоко в постели с солли…»

— Я думаю, что ты, вероятно, прав, — сказал он вслух, возвращая свое внимание к Пелисарду. — И я также думаю, что все, что бы монти, возможно, ни придется сказать солли, мы остаемся вне этого. Я хочу, чтобы ты немедленно приготовился к сдаче каждой военной единицы, что мы имеем, Николас. Делай это своей властью, и сделай это сейчас. Я как можно скорее получу официальную президентскую директиву для вас от Алейна, но давайте не будем делать чего–то, чтобы монти даже предположили, что они должны считать нас целью.

Пелисард кивнул, его лицо выражало запутанную смесь согласия, огорчения, гнева, страха, унижения и беспомощности от абсолютной превзойденности его кораблей и персонала в лице таких титанов предстоящей битвы.

— И пока Николас делает это, Алеста, — продолжал Вежьен, обращаясь к министру иностранных дел, — я думаю, тебе лучше подумать о том, как наилучшим образом для нас успокоить монти, уверить их, что все, что мы хотим сделать так это добраться до корней того, что здесь произошло. И показать им очень, очень ясно, что мы, проклятье, не имели ничего общего с тем, что этот идиот Бинг решил открыть огонь!

* * *

— И что мы имеем, Доминика? — спросила Мишель. — Хоть чтонибудь.

— На самом деле, мэм, да, — коммандер Аденауэр ответила с улыбкой, и дернула головой в сторону лейтенант–коммандера, сидящего у консоли рядом с ней. — Фактически, Макс собрал здесь платформы, которые коммандер Каплан оставила позади.

— Что может быть лучше. — Мишель улыбнулась офицеру–операционисту, затем повернулся к Максвеллу Терстигу. — Итак, скажите мне, что ты знаешь, Макс, — сказала она.

— Да, мэм.

Офицер РЭБ ввел строку команды и подробная схема внутренних планет системы Новая Тоскана и пространства вокруг них появилась на мастер–схеме. Схема резко увеличилась, когда он увеличил саму планету Новая Тоскана. Две луны планеты доминировали в этом пространстве, но этот же объем был усеян значками торговых судов на парковочных орбитах, промышленных шаттлов, курсирующих взад–вперед между орбитальными космическими станциями, и яркими значками военных кораблей, с цветовыми кодами классов и все окруженные кроваво–красными кольцами, указывающими противников.

— В принципе, мэм, — продолжил Терстиг, — изменений не было. У нас есть вот эти три эсминца здесь, — зеленое кольцо прицельно заключило три значка, — которые сменили орбиты. Они примерно в одиннадцати тысячах кликов за пределом и возглавляют их неподвижное построение. Похоже, что они, вероятно, ушли туда, где были уничтожены суда коммодора Чаттерджи, может быть, для поисково–спасательных работ. Кроме этого, больше движения не было, насколько я могу судить.

— Есть ли у вас идентификатор флагмана Бинга?

— Да, мэм. Я получил хорошие показания его эмиссионной сигнатуры в Монике. Если только он не перенес свой флаг на другой корабль, то он прямо здесь.

Зеленый карат указал на оранжевый с золотыми краями значок линейного крейсера. Существовало в общей сложности три одинаковых символа, каждый из которых означал определенный флагман линейных крейсеров, но уверенность Терстига в том, что он выбрал правильный была очевидна.

— Хорошо. — Мишель кивнула. — Что о статусе их импеллеров?

— Трудно быть абсолютно уверенным в этом, мэм, — признался Терстиг. — Коммандер Каплан не хотела подводить платформы слишком близко, когда она ставила их уходя, так что мы немного далеко для безусловного толкования. Хотя, из того, что я вижу, они не являются горячими.

— Хорошо, — повторила Мишель, и похлопала его по плечу. — Держите меня в курсе любых изменений.

— Конечно, мэм.

Мишель кивнула и медленно пошла к ее собственному командному креслу и устроилась в нем. Решение Наоми Каплан оставить скрытые платформы «Призрачный всадник» только что было оправдано, хотя Мишель почувствовала определенную неоспоримую озабоченность по поводу этого решения, когда впервые узнала о нем. «Призрачный всадник» был одним из величайших преимуществ КФМ, и мысль что Солнечная Лига получит в свои руки одну из этих платформ и скопирует технологию, не была особенно утешительной. Но даже тогда она чувствовала, что решение Каплан было правильным. Они были разработаны с устройством самоуничтожения, и НИОКР смог понять, как обеспечить его безопасную отказоустойчивость, что, вероятно, как для всего Флота в целом, так и одной Мишель Хенке, в частности, беспокоило больше всего, чем то, что кому то удастся захватить их, и… некоторые вещи должны выполнять свое назначение, для которого они созданы. В первую очередь, Мишель была не в состоянии думать о более важной необходимости использовать их, а шансы на то, что кому–то удастся обнаружить один из них, были гораздо меньше, чем поймать один из них для изучения, не активировав при этом бортового заряда самоуничтожения, а последние были просто ничтожны. Таким образом, любая обеспокоенность, которую она почувствовала, была слишком малой, чтобы помешать ей твердо одобрить решение Каплан в своей депеше Адмиралтейству перед уходом.

И как это и случилось, решение, оказалось таким же хорошим, как Мишель и думала. В выключенном пассивном режиме, когда Каплан ушла от них, их выносливость была достаточно хороша, чтобы продержаться гораздо дольше двадцати трех стандартных дней с момента уничтожения эсминцев коммодора Чаттерджи. Теперь, ответив на проверку подлинности командного кода, они были вновь полностью проснувшимися, точно докладывая все, что они видели за эти три стандартные недели, через гравитационные импульсы, которые составляли отчеты в реальном времени на этой дальности.

«Так что я знаю, где ты находишься, адмирал Бинг, — подумала она холодно. — Это хорошо. Если, так или иначе, мне придется убивать людей, я хотела бы убедиться, что слабоумный мудак, несущий ответственность за это, будет в моем маленьком списке, когда я это сделаю».

— И что вы думаете обо всем этом, мэм? — спросила очень тихо Глэдис Молине, и Абигайль Хернс взглянула на нее. Боевым постом лейтенанта младшего ранга была противоракетная оборона, станция которой находилась у локтя Абигайль. Несмотря на тихую, ожидающую тишину мостика «Тристрама», Абигайль сомневалась что кто–то, возможно, услышал нервный вопрос.

— Пока еще несколько преждевременно задаваться подобным вопросом, Глэдис, — ответила она, не менее спокойно, но с легкой улыбкой. Она видела, как доверие просачивается обратно в Молино, заметившую улыбку, а потом покачала головой.

— Единственное, что я могу твердо сказать, — продолжила она, — то, что если бы эти люди там, — она указала движением головы на значки линейных крейсеров Лиги на орбите, — имели какое–то понятие о том, что это оперативное соединение может сделать, они были бы намного более нервными, чем мы видим на данный момент.

Она снова улыбнулась, и на этот раз это была холодная, жестокая улыбка.

«Матерь–Церковь говорит о мщении Испытующего, — напомнила она себе, — и я верю в это. Но я также верю, что Он может использовать любого, кого Он захочет как инструмент Его мщения. И прямо в эту минуту, я чувствую себя не очень прощающей, Глэдис».

* * *

— Сэр, капитан Мизава хотел бы поговорить с вами.

Джозеф Бинг остановился в процессе натягивания кителя, который кто–то принес ему и посмотрел на рядового связи мостика, кто это сказал. Он сумел не нахмуриться, хотя это было не легко.

— Капитан сказал, почему? — спросил он, натянув китель до конца, и застегнув его.

— Нет, сэр, — ответил рядовой. Его осторожный тон только подчеркнул тот факт, что каждый человек на борту «Жана Барта» знал все о вражде между Бингом и его флаг–капитаном.

— Очень хорошо. — Бинг старался держать свой голос холодно профессиональным, когда он подтвердил сообщение рядового, а затем отошел на два шага, к своему командному креслу. Вместо того, чтобы сесть, он повернул ком–дисплей к нему лицом и ввел код доступа.

— Капитан Мизава, — сказал он, когда появилось лицо офицера Пограничной Флота.

— Адмирал, — ответил Мизава.

— Я просто немного в данный момент занят, капитан, — сказал Бинг, так приятно, как мог. — Что я могу для вас сделать?

— Сэр, я не знаю, сообщил ли БИЦ вам, но коммандер Цейсс фиксирует внезапный каскад гравитационных импульсов.

— Гравитационные импульсы? — повторил Бинг чуть безучастно.

— Сэр, по последним данным разведки, монти имеют эффективную сверхсветовую связь на сравнительно коротких дистанциях. Которая основана на гравитационных импульсах.

— Я в курсе этого факта, капитан. — Намек на мороз пополз в тоне Бинга в ответ на терпение в голосе Мизавы, как если бы офицер Пограничного Флота пытался объяснить ньютоновскую физику деревенскому идиоту. Тем более, что та что-никогда-не-будет-достаточно-проклятая-записка записка затрагивала тот же момент.

«Сейчас ублюдок собирается сделать вид, что он лично предупреждал меня об этом, не так ли?» — подумал с горечью адмирал.

— Да, сэр. Я уверен, что вы знаете, — согласился флаг–капитан. — Но мое мнение таково, что они встроили такие же возможности в свои беспилотные разведывательные зонды. Я думаю, что именно их коммандер Цейсс фиксирует.

— Беспилотные разведывательные зонды, — повторил Бинг осторожно.

— Да, сэр. Я думаю, что эсминцы монти, вероятно, развернули их по пути сюда. Теперь эти новые монти связались с ними, и они получают разведывательные отчеты в реальном времени о нас.

— Понимаю.

Бинг смог удержаться и не показать своего недоверия на выражении лица, хотя сумел сохранить его в голосе. Но в самом деле! Он был готов признать, что у монти была способность к какого–либо рода сверхсветовой коммуникации, по крайней мере, корабль–корабль — РУФ предварительно подтверждал это во многом — но встроить такие же возможности в нечто размером с разведывательный модуль? Но даже тупой лейтенант Мизавы такого не предполагал! Или, по крайней мере, Бинг не думал, что он имел это в виду, и вдруг поймал себя на мысли, что, возможно, ему следовало бы читать эти доклады самому, а не просто согласиться с резюме Тимар по их содержанию.

Он отвел эту мысль прочно в сторону. Будет достаточно времени, чтобы побеспокоиться об этом позже, сейчас ему нужно сконцентрироваться на практичном вопросе, и он пытался — действительно, пытался — рассмотреть нелепую идею Мизавы беспристрастно. Но как бы он ни старался, это казалось одним: нелепостью.

НИОКР начинал эксперименты с теми же сверхсветовыми технологиями дома, и в отличие от многих своих собратьев, Бинг отслеживал, по крайней мере, несекретные аспекты этой деятельности. По их мнению, одна только возможность размещения установки для любых гравитационных импульсов сделала бы невозможным вписаться в любой модуль размером с платформу. И это полностью игнорируя тот факт, что на самом деле генерация импульсов в первую очередь, использовала эквивалент всех полетных импеллерных узлов, во много раз превышающих размер любого разведывательного модуля, когда–либо построенного!

— Я ценю предупреждение, капитан, — сказал он спустя несколько мгновений, подбирая слова с некоторой осторожностью, так как говорил с учетом рекордеров флагманского мостика, — но я сильно подозреваю, что отчеты о сверхсветовой передаче разведывательных зондов… выразительно преувеличены, скажем так. Как вы знаете, наши собственные исследователи, — конечно, он имел в виду исследователей Боевого Флота, — рассматривали эти предполагаемые возможности монти. Наша собственные научные исследования и разработки показывают, что это, вероятно, возможно, по крайней мере, на уровне грубой коммуникации, но для той пропускной способности, которая требуется для любых полезных отчетов от чего–то такого, как разведывательный зонд, это маловероятно. И даже если бы это было возможно, энергетический запас и чистая масса аппаратуры почти наверняка ограничит его в чем–то размером со звездный корабль.

— Сэр, у меня не было доступа к вашим отчетам по исследовательской части, — сказал Мизава, — но я имел доступ к другим данным, в том числе… коммодора Тергуда. По их словам, у монти есть такие возможность.

Раскаленный до белого каления гнев мелькнул в Бинге при явной ссылке Мизавы на графоманские каракули его лейтенанта. Он приготовился уже выдать отповедь, но заставил себя остановиться. Не стоило сейчас бросать слова на ветер, и они были внимательно подобраны.

— Я знаком с докладами, на которые вы ссылаетесь, капитан. — Он позволил своему голосу, получиться немного четким, немного более оживленным. — Я убежден, что они, по крайней мере, преувеличены.

Он и его флаг–капитан встретились глазами на коме, и он увидел, что челюстные мышцы Мизавы кратко напряглись. Затем ноздри капитана расширились, и он покачал головой.

— Я знаю, что многие люди считают, что эти доклады преувеличены, сэр, — сказал он затем. — На самом деле, это было и мое собственное мнение, перед тем как мы получили приказы прибыть на Новую Тоскану. Но это мое мнение было поколеблено ускорением прибывших военных кораблей монти. — Он посмотрел на Бинга спокойно, бросая вызов адмиралу, но Бинг ничего не сказал, и капитан продолжил. — Преувеличены или нет отчеты об их сверхсветовых возможностях, сэр, что–то производит импульсы, которые фиксирует коммандер Цейсс, и все, что у нас есть, это то, что оно скрыто достаточно для того, чтобы мы не смогли найти его, даже с импульсами, которые дают нам точный пеленг к нему. Для меня это означает очень способные разведывательные платформы.

— Ваши опасения отмечены, капитан. Спасибо за то, что привлекли к ним мое внимание. Теперь, если вы меня извините, я верю, что необходим в другом месте. Бинг, конец связи.

Адмирал прервал связь, поддавшись своей раздражительности, вызванную настойчивостью упреков Мизавы. Разведывательные беспилотники! Конечно, темп ускорения монти был немного выше, чем верила Разведка. И разумеется, что они могут иметь несколько других мелких трюков в рукаве, пусть так! Но Солнечная Лига была самой технически передовой звездной нацией в истории человечества. Как мог Мизава искренне верить, что «Звездное Королевство» размером с булавочную головку, за несколько лет до этого состоящее только из одной звездной системы, может создать штат НИОКР, который действительно может превзойти Лигу? Бог знает, что этот человек еще придумает, чтобы побеспокоиться в будущем! Возможно, нашествие орды мозгоедов из Андромеды? Или, возможно, смертельное восстание кокер–спаниелей в галактике, которые намереваются пожрать своих хозяев?

Бинг поморщился от своих собственных мыслей, но, действительно, что еще он мог ожидать от капитана Пограничного Флота? Того, кто уже знал, что сделал себя смертельным врагом адмирала Боевого Флота? На самом деле, Мизава, наверное, не верил своим собственным роковым прогнозам, но верит ли он в них или нет, на самом деле значения во многом не имеет, ведь так? Капитан сейчас собирался сделать все, что мог — в том числе спрогнозировать несчастье — чтобы подтолкнуть Бинга к ошибке. В конце концов, сделать так, чтобы адмирал плохо выглядел было бы одним из самых эффективных способов сделать капитана молодцом! К сожалению для Мизавы, Бинг знал все об игре в этой игре.

— Знаете, сэр, — проговорила медленно Аберу, как будто она не очень–то хотела слышать то, что говорит, — возможно, он в чем-то был прав.

— Боже, Ингеборга! — Бинг посмотрел на нее с недоверием. — И вы собираетесь забраться в тот же фургон параноиков?

— Нет, сэр, — быстро сказала Аберу. — Но БИЦ передал те же обнаруженные гравитационные импульсы мне. — Ее голова указала на ее консоль. — Я согласна с вами, что идея поставить какой–то сверхсветовой передатчик в нечто размером с зонд смешно, но мы принимаем импульсы от чего–то, и мы не можем найти это, хотя усердно это отслеживаем. Вот что я имела в виду, когда сказала, что в словах Мизавы может быть есть что–то.

— Ну, что бы то ни было, это не какой–то «разведывательный зонд», — ответил Бинг раздраженно. — Даже если предположить на минуту, что они решили проблему энергоснабжения, а затем смогли разработать что-то, что может производить такую пропускную способность, и если они умудрились втиснуть его в нечто, забив под завязку корпус модуля, откуда, черт возьми, бы им взяться здесь? У тех эсминцев монти не было бы никакой необходимости развертывать их так близко к нам, и у них, черт возьми, не было времени развернуть что–то после того, как мы открыли по ним огонь! А эти монти находятся в системе меньше десять минут! Да будь они способны хоть передавать данные со скоростью мысли, им не успеть бы подвести разведывательные модули к нам рядом так быстро. Если, конечно, они не могут перемещаться в пространстве со скоростью грави-импульсяа, к тому же, так или иначе, а я хотел бы знать, какие стелс–системы могут скрыть энергетическую сигнатуру на такой короткой дальности!?

— Нет, сэр. Конечно, нет, — тряхнул головой Аберу, и вернулась к своей станции.

* * *

— Они должны получить вашу первоначальную передачу вот–вот сейчас, мэм, — сказал Мишель коммандер Эдвардс.

— Спасибо, Билл, — ответила она, оторвавшись от тихого разговора с Лектер и Аденауэр. Она улыбнулась офицеру связи, а затем повернулась к начальнику штаба и офицеру–операционисту.

* * *

— Э, адмирал, мы… получили пакет передачи от наших Бандитов. Он адресован вам, сэр.

— По имени? — спросил Бинг.

— Да, сэр. — Подтвердил капитан МаКуил.

Голос офицера связи не звучал счастливее, чем чувствовал Бинг, и адмирал взглянул на Тимар… выражение лица которой было таким же обеспокоенным как его собственное. Никоим образом мантикорцы не могли знать, что он был в Новой Тоскане. Если на то пошло, они не могли знать о любой единице Лиги, находящейся в Новой Тоскане. Если…

Внезапный холод коснулся его сердца, когда логическая цепочка, уже выстроенная Николасом Пелисардом, прошла через его мозг.

Существовало только одно объяснение почему монти могли собрать силы такого размера и отправить их в Новую Тоскану вскоре после уничтожения их эсминцев, особенно силы, знающие, что надо специально отправить запрос именно ему, когда прибудут. В тот день не было трех судов монти; их было четыре. Это было единственное возможное объяснение. И было достаточно времени для другого судна, вероятно, еще одного эсминца, чтобы достигнуть их центральной базы на Шпинделе, и для того, чтобы в ответ были направлены силы в Новую Тоскану. Несмотря на это, власти монти должны были принять решение в течение нескольких часов с момента получения отчета их выжившей единицы, а для тех, кто привык к ледниковому темпу, с которым Солнечная Лига формировала политику, такая скорость принятия решения была почти такой же страшной, как и все остальное.

«И, возможно, в точке зрения Мизавы и Ингеборги есть что–то, в конце концов, — подумал он холодно. — Я до сих пор не понимаю, как кто–то мог сжать что–товроде этого в разведывательные модули. Это просто не представляется возможным… если только они используют какую–то рассеянную архитектуру? Несколько платформ, каждая из которых содержит лишь небольшую часть общей системы? Может ли это быть? Но даже если это так, как, черт возьми, они запитали их?»

Его ум мчался, пытаясь рассмотреть возможности, но в действительности не имело значения, как они сделали это. Важно то, что они на самом деле смогли это сделать, и в этом случае любые модули не были развернуты этими новичками. Нет, они были там все время. На самом деле, они были развернуты коммодором Чаттерджи на его пути сюда. А если они имеют стандартную световую скорость по линии связи в качестве резерва для их сверхсветовых систем, то они могли бы получить отчет обо всем произошедшем с помощью лазера того четвертого корабля, прятавшегося там, в темноте, и никем в системе не заподозренного или обнаруженного. Что означает, что монти точно знали, что случилось три недели назад…

— Ну, Уиллард, — сказал он МаКуилу, сохраняя свой тон как можно более легким, — я полагаю, мне лучше просмотреть сообщение, не так ли?

На этот раз он уселся в свое командное кресло. Он удобно настроил его под себя, потом кивнул МаКуилу.

— Вперед, Уиллард.

— Да, сэр.

Офицер связи нажал кнопку, и на дисплее Бинга появилось лицо. Это было лицо, которое он видел раньше, и его губы сжались, когда он узнал вице–адмирала Золотой Пик из их обмена любезностями на Монике.

— Доброе утро, адмирал Бинг, — сказала она холодно с его дисплея. — Я уверена, что вы помните меня, но для официальной записи, я — вице–адмирал Золотой Пик, Королевский Флот Мантикоры, командующий Десятым Флотом, и я здесь, в ответ на ваше ничем не спровоцированное нападение на подразделения Королевского Флота в этой звездной системе двадцать пятого октября. В частности, я имею в виду уничтожение вами эсминцев «Роланд», «Ланселот», и «Галахад», под общим командованием коммодора Рэя Чаттерджи, который был направлен в Новую Тоскану с целью передачи срочной дипломатической ноты от правительства моей королевы Новой Тоскане. У нас есть подробные сенсорные записи произошедшего. Таким образом, адмирал, мы знаем, что наши суда не были даже в боевой готовности. Их импеллерные клинья были опущены, их боковые стены были неактивны, а их бортовое оружие было убрано. Одним словом, они не представляли абсолютно никакой угрозы для вашей команды, а их персонал даже не был в скафандрах в тот момент, когда вы хладнокровно открыли по ним огонь и полностью уничтожили их.

Это, как я уверена, вы должны знать, представляет собой не просто трусливый акт убийства, но и акт войны.

Этот холодный, ясный голос замолчал, и Бинг почувствовал, как его лицевые мышцы застывают. Если они действительно имели сенсорные записи показывающие то, что утверждает Золотой Пик, то они были в состоянии предъявить чертовски хороший аргумент — по крайней мере, для тех кто не был здесь и которые не имели опыта, чтобы установить очередность событий в надлежащем контексте — того, что его ответ был… неоправданным. Но чтобы какой–то так называемый флаг–офицер зассанного мелкого неоварварского флота предъявлял обвинение Флоту Солнечной Лиги в совершении акта войны..!

— Ни премьер–министр Альквезар, ни генерал–губернатор Медуза не желают дополнительного кровопролития, — продолжила Золотой Пик. — Тем не менее, они нарушили бы свои обязанности и свою ответственность перед моей королевой, если бы не приняли решительных мер для четкого установления ответственности за эти действия, и пока они не требуют ответственности у тех, кто, по сути, отвечает за это. Соответственно, я получила инструкции, требующие, чтобы вы остановили работу на ваших судах. Я не требую их полной капитуляции перед Королевским Флотом Мантикоры. Однако, я сообщаю вам, что вы должны быть неподвижны; вы договоритесь с правительством Новой Тосканы для передачи всего вашего персонала, кроме основных вахт на поверхность планеты; вы дождетесь, пока абордажные партии из персонала Королевской морской пехоты и Королевского Флота не примут во временное владение ваши суда и не опечатают ваши тактические данные; и вы не будете удалять любую тактическую информацию, имеющую отношение к этому инциденту с ваших компьютеров. Ваши суда будут оставаться в этой звездной системе под контролем Мантикоры, пока мантикорские следственные органы не установят, что именно здесь произошло и кто несет ответственность за гибель сотен служащих Мантикоры.

Несмотря ни на что Бинг почувствовал, как его глаза изумленно расширяются в недоумении, когда Золотой Пик закончила перечисление своих высокомерных, нестерпимых требований.

— Министр по особым поручениям Бернардус Ван Дорт находится здесь, на борту моего флагмана, как прямой представитель премьер–министра Сектора Талботт, губернатора и кабинета министров. Он представит официальное письмо к вам, резюмирующие пункты которого я только что перечислила. Он также представит аналогичную ноту правительству Новой Тосканы, сообщив им, что Звездная Империя Мантикора требует их сотрудничества в этом расследовании, что ни одно из наших требований не является договорным, и что, если будет доказано, что Новая Тоскана полностью или частично ответственна за то, что произошло здесь, она тоже будет привлечена к ответственности Звездной Империей.

Она остановилась еще раз, ее глаза были такими же упорными, как и лицо, а голос у нее был еще жестче, когда она продолжила.

— Я достигну орбиты Новой Тосканы приблизительно через один час тридцать пять минут после получения вами этого сообщения. Я требую ответа от вас о принятии моих требований в пределах получаса. Если вы решите отказаться от требований моего правительства, я имею право применить силу, чтобы заставить вас изменить свое мнение. У меня не больше желания убивать персонал Лиги, чем у кого–либо другого, адмирал Бинг, но мантикорские служащие уже были убиты в этой звездной системе. Я не поколеблюсь, если вы выберете сопротивление, использовать все необходимые силы и нанести любые необходимые жертвы, чтобы заставить вас принять требования. Я ожидаю услышать ваш ответ в течение тридцати стандартных минуты текущего момента.

Золотой Пик, конец связи.

* * *

— О, е…ать!

— Мои собственные мысли в точности, — едко сказала Алеста Кардот Максиму Вежьену, несмотря на то, что министр иностранных дел была чем–то вроде «голубого носа», когда, как правило, доходило до языка оскорблений. На данный момент, однако, у нее были другие вещи на уме, и она только что закончила проигрывать передачу Бернардуса Ван Дорта — в высшей степени похожей на сообщение Мишель Хенке для адмирала Бинга, за исключением одной небольшой вариации — для премьер–министра.

— Они знают, что мы прикрывали «Рабсилу», — с горечью сказал Вежьен.

— Это не совсем то, что они сказали, Макс, — не согласилась Кардот. — То, что они сказали, это что они знают, что «Рабсила» была ответственна за то, что произошло в прошлом году, и что она использовала Монику как ширму. Подразумевается, конечно, что они считают, что мы делаем то же самое, но они не говорят, что они знают, что так есть.

Выражение лица Вежьена, должно быть, передало его мнение о таком семантическом мелочном педантизме, но Кардот покачала головой.

— Подумай об этом, Макс. Они были очень конкретными в том, что они знают, что здесь произошло три недели назад. Они сказали нам, что у них есть сенсорные данные, они сказали нам, что они знают, что солли открыли по ним огонь, и они сказали нам, каков был точный статус их кораблей в тот момент, когда они были уничтожены. Таковы факты, и они представили их как факты. Если бы они имели твердое доказательство того, что мы были в заднем кармане «Рабсилы», они бы так и сказали.

— Ладно, они не знают — еще, — сказал Вежьен. — Но они, очевидно, это очень сильно подозревают. И если мы поддадимся их требованиям, любое расследование, вероятно, достанет доказательства, которые, как вы только что сказали, они не имеют. В таком случае, нас поимеют.

Это был знак его собственной напряженности, при которой у Кардот даже не шевельнулся волос на его выбор глаголов. То, что она действительно сделала — вновь покачала головой.

— Слушай, ты сказал мне, обдумать то, как убедить монти, что у нас не было ничего общего с решением Бинга расстрелять их эсминцы, верно? Ну, я думаю, что это, вероятно, лучший выстрел из того, что мы можем сделать.

— И я думаю, что это будет лучшим способом вручить им доказательство того, что мы чертовски хорошо помогли направить его, независимо от того надо нам это было или нет! — парировал Вежьен.

— Тут ты прав, — признала Кардот. — Но я думаю, мы не должны упустить критический момент, пока в их сознании мы все еще ассоциируемся с Моникой.

— И как же это? — скептически спросил Вежьен.

— Ну, учитывая все, что произошло в Скоплении и на Монике, они были в самом деле очень сдержанны в условиях договора, навязанного им Монике. Если бы мониканцы сдали эти линейные крейсера солли, что Терехов изначально потребовал, я сомневаюсь, что он бы открыл огонь. Я сомневаюсь, что Тайлеру было был разрешено сохранить его крейсера, но никто не был бы убит по обе стороны, а его флот не был бы полностью разрушен. Я думаю, что одним из пунктов этого сообщения от Ван Дорта является то, что они сигнализируют нам, что они не заинтересованы отпинать нас немного жестче, чем прежде. Я не думаю, что они хотят от нас очень многого, и я не думаю, что мы выберемся из этого без серьезных последствий, и, вероятно, некоторых болезненных репараций, но я очень сомневаюсь, что они хотят навязать разрушительные санкции против нас, если могут избежать этого. Хоть я в этом не уверена, я не думаю, что они хотят быть ответственными за то, что может произойти на этой планете, если они ударят нас так сильно, что правительство рухнет. И я знаю, что они не хотят, чтобы их рассматривали как империалистических завоевателей Новой Тосканы — после того как они тяжело работали демонстрируя галактике, что аннексия была результатом добровольного, спонтанного требования самого Скопления. А ты минуту назад просто ткнул пальцем в самую критическую точку.

— Я сделал? — Он тупо посмотрел на нее, и она пожала плечами.

— Ты сказал, чтобы мы помогли установить, что произошло здесь «независимо от того надо нам это было или нет». Я утверждаю, что это лучшее на что мы можем надеяться в данный момент, чтобы доказать, что мы не причастны к произошедшему. Хотим ли мы это признать, или они найдут доказательства этого, или нет, но они уже знают, что мы прикрываем «Рассилу». Это данность, Макс, и они в конечном итоге будут принимать меры против нас на этой основе, будем ли мы сотрудничать с ними прямо сейчас или нет. Если мы хотим иметь какой–то контроль над тем, что они сделают нам, нам лучше начать дистанцировать себя от любого преднамеренного пролития мантикорской крови так быстро, как мы, возможно, сможем. Тем не менее, если они хотят быть сдержанными и если по каким–то причинам мы не можем дистанцироваться от этого, то у них не будет никакого выбора, кроме как поднять ставки.

— Так ты предлагаешь, сказать им, что намерены принять их условия? Я не ослышался?

— Я лишь говорю о том, какие по моему мнению, были бы последствия нашего принятия их условий, — ответила Кардот. — Будут или нет эти последствия приемлемыми — это не мое решение. Премьер–министр — ты. Я думаю, это падает на твои плечи, а не мои.

* * *

— О, просто чудесно, — проворковала Алдона Анисимова, закончив воспроизведение двух сообщений с ее подслушивающего устройства, встроенного в систему связи Новой Тосканы, которые были переданы на ее яхту. — Это выглядит… неприятненько, не так ли?

Радость участия в Большой Игре взыграла в ней еще раз, и глаза ее заблестели злорадным удовлетворением, когда она обдумывала мантикорские требования. Пусть не все сработало точно по ее сценарию, но такое редко бывает. И даже если это не было идеально, она была уверена, но достаточно близко для оправдания ее усилий.

Ее собственный анализ предлагаемых игроков был лучше, чем вероятность того, что новотосканцы смогут навязать свой вариант собственных штрафных санкций. Это было печально, но скорость отклика мантикорцев сделала его гораздо более вероятным, чем ей, на самом деле, хотелось бы признаваться. С другой стороны, это не стало полной неожиданностью. Она надеялась иметь в руках больше времени, больше времени для работы по достаточно крепкому связыванию Новой Тосканы в паутине Согласия, чтобы сделать невозможным бегство Вежьена. Но уничтожение космической станции подставило спины новотосканцев больше, чем надеялись при планирование миссии, а она всегда предполагала, что монти отреагируют гораздо быстрее, чем ожидал кто–либо из новотосканцев или Бинг. В отличие от любого из них, она предполагала с самого начала, что монти были достаточно умны, чтобы оставить наблюдателя около гиперграницы, и тот факт, что никто в Новой Тоскане не стал искать подобного сторожевого пса, потряс своим высокомерием.

Это была одна из причин, почему она переехала на свою яхту так рано. Поддержание себя в безопасной недоступности для новотосканской власти в случае преждевременного прибытия Мантикоры (и любых грязных маленьких деталей, связанных с ними), казалось, только разумным. И она всегда хотела быть в безопасности на борту, когда монти действительно придут, так как в ее планы не входило застрять в Новой Тоскане, когда Мантикора отпинает Бинга и завладеет системой.

Единственный реальный вопрос у нее в голове в этот момент был: если придется, наподдадут или нет Бингу по заднице так крепко, как надеялось Согласие, прежде чем он сдастся на требования Золотого Пика. Этот идиот еще явно понятия не имел о том, чему он противостоит. Учитывая его характер и его отношение к монти в целом, это означало, что он вряд ли сдастся, пока он не будет должным образом… убежден. Что, она чувствовала себя вполне уверенной в этом, Золотой Пик будет просто в восторге сделать.

— Я думаю, что самое время уходить, Кириллос, — сказала она своему телохранителю.

— Да, мэм, — ответил Талиадорос. — Я немедленно скажу капитану.

— Спасибо, — сказала Анисимова, и откинулась на спинку кресла, еще раз созерцая перспективы.

Ее яхта была едва ли единственным судном отправляющимся с орбиты Новой Тосканы. Извещение уже вышло на общественных информационных каналах, и никакое гражданское судно не хотело быть поблизости от того района, где военные корабли, возможно, будут стрелять ракетами друг на друга. На самом деле, новотосканский контроль движения фактически приказал всем гражданским очистить объем пространства вокруг планеты в качестве меры предосторожности. Это была еще одна причина для Анисимовой удостовериться, что корабль был полностью готов. Именно поэтому импеллерные узлы «яхты» держались постоянно горячими. Это означало, что они могли стартовать сразу же и к тому же надежно затесаться в толпе других эвакуирующихся, что было именно тем, что она собиралась сделать.

«Интересно, будет ли планета в зоне досягаемости наших датчиков, когда полетит первая ракета? — подумала она. — В каком–то смысле, мне будет жаль пропустить это, если это будет не так. Но не все желания исполняются».

ГЛАВА 44

Тишина в конференц–зале глубоко внутри дворца Маунт Роял была абсолютной, когда закончился доклад от Аугустуса Хумало и Эстель Мацуко, и голо–дисплей погас. При межзвездных расстояниях в нормальной синхронности обычно было очень мало смысла, особенно учитывая, сколько времени требовалось, чтобы просто отправлять туда–обратно посыльное судно, но на этот раз это понятие имело очень реальное значение. Учитывая расстояния, все наблюдатели знали, что Мишель Хенке и Айварс Терехов должны сейчас готовиться к своему альфа–переходу в нормальное пространство в непосредственной близости от гиперграницы Новой Тосканы. А это означало, что пока они будут сидеть здесь, Звездная Империя Мантикора может сделать свой первый выстрел в войне, в которой ни одна здравомыслящая звездная нация не нуждалась.

Никто ничего не говорил в течение нескольких секунд, а затем, как и ожидалось, откашлялась королева Елизавета III.

— Вы знаете, — сказала она почти причудливо, — когда вы и Адмиралтейство послали Мику к Талботту, Хэмиш, я думала, что мы, возможно, направили ее в относительно тихий уголок галактики, где она поправится.

Хэмиш Александер–Харрингтон, граф Белой Гавани и Первый Лорд Адмиралтейства, произвел довольно кислую усмешку.

— Мы никогда не говорили, что это будет «тихий уголок», — сказал он своей королеве. — С другой стороны, учитывая то, каким людям, казалось, поотшибали рога после Моники, я никогда не думал, что это собиралось стать довольно… интересно.

— Нет? — Младший брат Белой Гавани, Вильям Александер, барон Грантвилль и премьер–министр Звездного Королевства Мантикора, явно не собирался воспроизвести какое–то хихиканье: ни кислое, ни какое–то другое. Выражение его лица было глубоко несчастным, и он покачал головой. — «Интересно» — это не то слово, какое я бы выбрал, Хэм. Оно даже не приблизилось к тому, что это маленькое карманное ядерное оружие сделает для нас!

— Нет, это не так, Вилли, — сказала Хонор Александер–Харрингтон своему деверю, и выражение ее лица было почти таким же несчастным, как и у него. Она протянула руку, чтобы погладить уши кремово–серого древесного кота, растянувшегося на спинке стула. — На самом деле, у меня очень плохое предчувствие насчет всего этого.

— Вы имеете в виду, помимо того, что мы только что потеряли три эсминца и все их экипажи, я так понимаю, Хонор? — Спросила Елизавета.

— Это именно то, что я имею в виду. — Рот Хонор сжался, и она сделала небольшой отметающий жест правой рукой. — Не поймите неправильно, но после того, что случилось с нами — и хевенитами в Битве за Мантикору — потеря жизни беспокоит меня меньше, чем будущие последствия. Мне не нравится так говорить, и когда я это делаю, я говорю не как человек по имени Хонор Александер–Харрингтон; я говорю, как адмирал Александер–Харрингтон, командующий Флотом Метрополии.

— Я понимаю, — сказала королева, дотягиваясь одной рукой до левого запястья Хонор. — И, честно говоря, я согласна с вами на сто процентов. Я думаю, что может быть одной из причин, почему я неудачно сострила, был способ, чтобы не смотреть на это честно. Но я предполагаю, что это именно то, что нам нужно сделать, не так ли?

— Мягко говоря, — согласился Грантвилль.

Он откинулся на спинку и, сложив руки на столе, пристально вглядывался перед собой секунду или две, потом посмотрел на остальных трех человек, сидящих за столом. Сэр Томас Капарелли, Первый Космос–Лорд, сидел справа от Белой Гавани. Хонор сидела слева от мужа, между ним и королевой, а Второй Космос–Лорд Патриция Гивенс сидела непосредственно слева от Грантвилля, между ним и Капарелли. Сэр Энтони Лэнгтри, министр иностранных дел Звездного Королевства, завершил сбор, сидя между Грантвиллем и королевой.

— Ничего нового о том деле на Факеле, Пат? — спросил премьер–министр Гивенс, обязанности которой включали командование Разведывательным Управлением Флота.

— На самом деле, нет, — призналась она. — Все, что мы знаем наверняка, на данный момент, это то, что флот беженцев Госбезопасности, пошедший на службу к «Рабсиле», совершил атаку. Контр–адмирал Розак перехватил его, и, похоже, он и Баррегос стали еще более технически зависимы от Эревона, чем мы думали. Или, во всяком случае, получили новый материал в производство быстрее. Уверена, это стало действительно неприятным сюрпризом для другой стороны, но он все равно получил тяжелые повреждения. Честно говоря, совсем немногие из моих аналитиков — и я одна из них, впрочем — были удивлены, когда он набросился на них таким образом. Я думаю, это ясное свидетельство того, что он и губернатор Баррегос относятся к выполнению своих договорных обязательств серьезно.

— Но вопроса, «Рабсила» ли стояла за этим, нет?

— Вопросов нет вообще, и правда, — согласилась Гивенс. — Мы знаем, с тех пор как Терехов достал «Анхур» в Нунцио, что «Рабсила» подбирает каждого беженца Госбезопасности, какого может. Мы никогда не ожидали, что их используют в чем–то вроде этого, но все, что мы уже знали, как и допросы оставшихся в живых, говорит о том, что «Рабсила» была вдохновителем нападения.

— Я вижу, что ты собираешься работать с этим, Вилли, — сказала Хонор. — Тебе интересно, есть ли в этих сроках совпадение или нет, не так ли?

— Да. — Фыркнул Грантвилль и покачал головой своей невестке. — Имейте в виду, я не уверен, что не поддаюсь паранойе в крайней степени, но после того, что произошло в Секторе и Монике, очевидно, что «Рабсила» вдруг занялась нашим собственным задним двором как раз в то время, когда ударила Новая Тоскана, и мне кажется особенно зловещим это совпадение.

— Ты серьезно предполагаешь, что «Рабсила» сделала это сознательно, чтобы втянуть нас в тотальную войну с Солнечной Лигой, Вилли? Это то, что они действительно хотели после Моники? — спросил Лэнгтри, и Грантвилль пожал плечами.

— Я не знаю, Тони. Может быть, «Рабсила», возможно, просто наткнулась на все это. Они могли не иметь никакого согласованного плана с начала. Из всего, что я знаю, они импровизировали, пока двигались, и все, что происходит могло быть чисто интуитивной прозорливостью с их точки зрения. Но ответственны ли они за то, что произошло в Новой Тоскане или нет — а сходство с тем, что произошло на Монике действительно кажется довольно ярким, не так ли? — мы вновь сталкиваемся с последствиями. Я не думаю, что кто–то из сидящих за этим столом, вероятно, покритикует Мику, баронессу Медузу, или адмирала Хумало за их ответ на уничтожение судов коммодора Чаттерджи. Я, определенно, нет, и я знаю, что Ее Величество тоже. В данных обстоятельствах, они совершенно правы; когда этот идиот Бинг открыл огонь, он совершил акт войны.

Он сделал паузу, давая возможность обсудить его предложение, потом пожал плечами.

— Я знаю, никто из нас не хочет думать обо всех последствиях, но Мика, Медуза и Хумало должны были сделать именно это. И, честно говоря, я придерживаюсь мнения, что они выдвинули правильные требования.

Он взглянул на королеву, которая кивнула, соглашаясь. Она не выглядела счастливой, но это был очень твердый кивок.

— Все, что они предложили находится в строгом соответствии с нашими существующей, четко сформулированной политикой и позициями. Более того, все это также в строгом соответствии с межзвездным правом. Я совершенно уверен, что никто в Солнечной Лиге хоть на минуту не задумывался о том, что у некого «неоварварского флота» когда–нибудь хватит смелости даже подумать о применении данного свода законов к ним, но это не меняет того факта, что люди, ответственные за принятие решений, сделали правильный выбор. Полагаю, всегда возможно, что даже солли будут в состояниипризнать это, и, конечно, все мы надеемся, что подразделения Лиги в Новой Тоскане — предполагая, что они все еще там, когда наши корабли прибудут — согласятся с требованиям Мики без дальнейших потерь жизней. К сожалению, мы не можем на это рассчитывать.

— Даже если они это сделают, будет много солли, которым абсолютно наплевать, что случилось с нашими эсминцами, во–первых, — указал Лэнгтри. — А для этих людей, будет больше выстрелов или не будет, к делу совершенно не относится. Мы все еще будем «неоварварским флотом», как ты только что сказал, Вилли, и наше «высокомерие» в решении выдвинуть требования к ним будет являться актом войны с нашей стороны, даже если ни одному из их кораблей не поцарапают краску! В конце концов, они — Солнечная Лига! Они важны! Потому что оспаривание всемогущества их Флота означало конец цивилизованной жизни, как нам это известно! Предполагая, конечно, отсутствие явной почтительности у кого–нибудь имеющего смелость даже предположить, что они должны быть привлечены к ответственности за такие незначительные вещи, как массовое убийство, что, вероятно, положит конец самой Вселенной, учитывая тот факт, что соларианин и есть Бог!

Бывали моменты, когда помнилось легче, нежели в других, что сэр Энтони Лэнгтри был офицером в Королевской морской пехоты, прежде чем стать дипломатом, размышлял Грантвилль. Чистый гнев министра иностранных дел был достаточно плох, но дикая ирония его тона могла победить сфинксианский лес из частокольных деревьев. Что не меняло того факта, что это было мастерское суммирование именно того отношения Солнечной Лиги, которое, вероятно, будет.

— Ты правы, безусловно, — признал он вслух. — А это означает, что мы должны быть очень осторожны с тем, как именно мы обратимся с нашим протестом в Лигу.

— По крайней мере, мы можем вручить нашу дипломатическую ноту первыми, — указал его брат. — Время для сообщения от Новой Тосканы до Старой Земли составляет всего лишь около двадцати пяти дней через Мантикору и Узел. Этот срок намного больше для тех, кто попытается обойти нашу коммуникационную петлю. От Новой Тосканы до Мейерса более пяти стандартных недель для посыльного судна, и даже шесть стандартных недель для прямого сообщения от Новой Тосканы до Мезы. — Белая Гавань поморщился, как будто название системы было плохо на вкус физически. — Оттуда, это еще тринадцать стандартных дней или около того, к Старой Земле через Переход Вестгот-Беовульф. Если они потратят время на сопроводительный протокол и первый отчет с Мейерса, то получение первого доклада Солнечной системой займет восемьдесят шесть дней, что чертовски близко к трем стандартным месяцам. Конечно, при условии, что мы правы в то, что в деле участвует «Рабсила», они, вероятно, пошлют сообщение непосредственно через Мезу и Вестгот и получится только шестьдесят семь дней или около того, но даже и с этим допущением, доставление нашей ноты займет в два раза меньше времени.

— Я знаю, — согласился Грантвилль. — Но это оставляет нас в интересном затруднении.

— Какую огласку мы дадим, — сказал Лэнгтри, и премьер–министр кивнул.

— Совершенно верно. На данный момент, никто не имеет понятия, что происходит там. Ну, что приблизительно там происходит, во всяком случае. Я не думаю, что любой из нас действительно готов точно сказать, что там происходит. — Он слегка улыбнулся. — Так что мы можем передать очень мирно ноту Министерству иностранных дел солли, или же мы передаем сенсорные данные «Тристрама» непосредственно в новостные сети?

— Какой замечательный набор опций, — сказала кисло Елизавета, и ее премьер–министр пожал плечами.

— Я не очень счастлив от них сам, Ваше Величество. К сожалению, у нас на самом деле есть только эти два пути. Итак, мы пытаемся справиться с этим так тихо, как можем в слабой надежде, что воздержание от разбрызгивания яйца по всему лицу Лиги вдохновит полномочных солли на то, чтобы в самом деле работать с нами, или же мы идем по пути максимальной гласности? Запускаем наше собственное наступление в новостных сетях Лиги в надежде, что давление на них сделает их существами разумными?

Никто ничего не сказал несколько задумчивых секунд. Тогда Хонор глубоко вздохнула и покачала головой.

— Учитывая то, как отделены реальные лица, принимающие решения в Лиге от чего–то отдаленно напоминающего избирательный процесс, я сомневаюсь, что какое–либо пропагандистское наступление будет иметь большой эффект в краткосрочной перспективе. Хотя, в то же время, если мы предадим это гласности, мы начнем с того, что загоним лиц, принимающих решения в угол. Или, во всяком случае, они это так, вероятно, увидят.

Как Хэмиш только что указал, намного больше времени займет отправка любого официального донесения, чтобы добраться до Старой Земли, если Бинг достаточно умен, чтобы остановиться и передать свое сообщение через Узел. Таким образом, я не думаю, что там есть кто–либо добивающийся от Лиги любого окончательного решения о том, как он будет очень быстро реагировать, даже если бы захотел. И, честно говоря, я не думаю, что он захочет. Абсолютное высокомерие позаботиться об этом, но как Тони уже говорил, они также будут думать в терминах прецедентов. Того, что произойдет, если они ответят в своего рода «давайте забьем на это». Если мы пойдем вперед и начнем разжигать общественное мнение, которое только сделает их еще более неподатливыми, чтобы немедленно признать, что их человек облажался.

— Все верно, — сказала Елизавета. — С другой стороны, я не думаю, что кто–то в этой комнате действительно ожидает от них чего–то, кроме неподатливости в признании, что они виноваты.

— Нет, — сказал Лэнгтри. — Но это не значит, что мы не должны выступить в разумные сроки, Ваше Величество.

Он поморщился, очевидно, несчастно при мысли, что играет роль сдерживающего влияния. К сожалению, эта ответственность пришла с его нынешней работой, и он принял это.

— Тот факт, что мы потребовали, по крайней мере, временной передачи их военных кораблей — и что наш командующий на месте имеет право использовать смертоносную силу, если они откажутся — разозлит их, — продолжил он. — В этом расхождений не будет. Тот факт, что мы готовы разозлить их — даже несмотря на то, что это грозит международным кризисом, чреватым серьёзной военной опасностью, на что никто другой не был дерзок или достаточно безумен, чтобы делать подобное буквально на протяжении веков — будет довольно решительно заявлять о том, как серьезно мы воспринимаем это. Я думаю, что мы могли бы позволить себе обратиться таким образом, который предполагает, что мы не хотим публично унизить Лигу, не рассматривая ее нерешительность.

— Я думаю, что Тони и Хонор оба отметили верные вещи, Ваше Величество, — сказал спустя секунду. — Я склонен рекомендовать, чтобы мы не обращались к общественности в этот момент. На самом деле, я думаю, мы должны конкретно указать им, что мы не передали эту историю средствам массовой информации, когда вручим нашу ноту министру иностранных дел Роэласу и Вальенте.

Елизавета на мгновение задумалась, потом кивнула.

— Я думаю, что это имеет смысл, — сказала она. — В то же время, однако, я не думаю, что мы можем позволить себе сидеть на этом слишком долго, по нескольким причинам.

— О каких причинах вы думаете? — спросил Грантвилль немного с опаской.

— Самой важной лично для меня является то, что мы несем ответственность за информирование наших граждан, ответила королева. — И это не только из–за любого морального чувства ответственности, Вилли, — добавила она немного демонстративно. — Рано или поздно нам придется предать гласности это, и если мы задержимся на слишком долго, люди будут удивляться, почему мы не сказали им об этом рано, так как происходящее, в конечном итоге, может вовлечь нас в возможность войны с самым мощным флотом в галактике, а мы уже в состоянии войны с Республикой Хевен. Я думаю, это важно, чтобы они понимали, почему мы допустили такого рода риск, и какие именно важные принципы участвуют на самом деле.

Грантвилль слегка поморщился. Хотя он был канцлером казначейства в кабинете герцога Кромарти, он никогда полностью не был согласен с новостной политикой во время Первой Хевенитской Войны. Позиция Кромарти была в том, что все может быть сохранено в тайне лишь до того как кто–то из наделенных властью людей, придерживавшихся крайних взглядов, начинал задавать вопросы. Поскольку, к несчастью, утечки новостей происходили в любом случае, он доказывал, что политика открытости и честности была лучшим способом повышения доверия населения к официальным заявлениям, которые они делали. Грантвилль — хотя в то время он был только достопочтенным Вильямом Александером — не был согласен ни с одним из этих пунктов. Его проблема была в его сильной неприязни (на самом деле, он был готов признать это, без особых извинений, что ненависть была бы лучшим выбором существительного) к официальному новостному истеблишменту Солнечной Лиги. Все, что сообщалось на Мантикоре, сообщалось на Старой Земле в течение недели, а новостники солли не тратили, по его мнению, впустую очень много усилий, пытаясь сообщить об этом фактически и без предвзятости.

Так было перед первыми атаками хевов на такие места, как станция Ханкок и Звезда Ельцина, когда пресса Лиги давала материал о надвигающейся конфронтации между Звездным Королевством Мантикора и Народной Республикой с чем–то приближенным к беспристрастности. Фактически, сегмент новостного истеблишмента солли придерживался промантикорской позиции, а правительство Звездного Королевства и его устоявшиеся общественные органы в таких местах, как Беовульф, Солнечная система и еще значительное количество районов намеренно играли за «отважную маленькую Мантикору», разделяя такое видение между прессой.

Но обида Лиги на доминирующее положение Звездного Королевства в межзвездной коммерции всегда была на заднем фоне, и как только фактически началась стрельба, она начала выходить на первый план. «Отважная маленькая Мантикора» была увидена в совершенно ином свете, когда Королевский Флот Мантикоры стал выиграть битву за битвой. Факт того, что это были победы в боях против тяжелого в численном отношении противника, казалось, только делал многих соларианцев более склонными видеть Звездное Королевство превосходящим в военном отношении, и это был только короткий шаг (для многих из них), чтобы изменить свое мнение о Мантикоре («Я никогда не любил этих нахальных монти. Всегда слишком жадные и уверенные в себе для кучки неоварваров, если вы спросите меня! Если бы я был в Хевене, я бы тоже тревожился из–за них!») как о агрессоре. А успех правительства Кромарти в получении Лигой эмбарго на продажу технологий Народной Республике лишь раздражал эту традиционную соларианскую обиду.

В этих условиях СМИ Лиги не потребовалось очень долгое время, чтобы перейти к тому, что Грантвилль, по крайней мере, всегда рассматривал как отвратительную прохевовскую позицию. Даже наименее подверженным антисоларианским настроениям мантикорцам пришлось признать, что существовал определенный уклон против Звездного Королевства, хотя совсем немногие из них согласились бы с Грантвиллем, что было организовано антимантикорское лобби в пределах соларианской прессы. Тем не менее, Кромарти, приверженный его политике открытости и согласования, решался изменять ей лишь от случая к случаю и только если нуждался в действиях.

Это не означало, что Кромарти был слеп к реалиям освещения новостей в Солнечной Лиге. Действительно, во многих отношениях ему было так же горько от наклона соларианских новостников, как самому Грантвиллю. Но политика Кромарти отражала его беспокойство средствами массовой информации Альянса. Он признавал, что Звездное Королевство могло быть забито репортажами Лиги, какие он допустил, а при его премьерстве, пиар Звездного Королевства был сосредоточен в первую очередь на том, чтобы противоположная точка зрения была также представлена и это давало бы доступ к точной информации с обеих сторон, по крайней мере, для солариан в целом. Мантикора точно не пыталась преуменьшить жестокость Госбезопасности в информации, которой она кормила Лигу через собственные каналы. Также, если на то пошло, мантикорские журналисты и комментаторы вообще стеснялись указывать на то, что в то время как в Звездном Королевстве над репортерами не было цензуры, в Народной Республике она была… и что соларианские корреспонденты, ассигнованные в Хевене никогда не упоминали этого, так как это было чревато высылкой из Народной Республики.

Что, во многих отношениях, только сделало самопровозглашенных господ и повелительниц соларианского истеблишмента еще более ожесточенными против Мантикоры. Они возмущались Звездным Королевством и его суррогатными усилиями по развенчиванию их наиболее возмутительных искажений, а постоянные напоминания о том, что они некритически повторяют пропаганду Комитета Общественного Спасения, а не осуждают цензуру его цензуру, приводили их в ярость… тем более что они знали, что это была правда. Тот факт, что хевенитская пропаганда подходила для их собственной неприязни к Мантикоре гораздо лучше, чем правда, в сочетании с мстительной яростью из–за того, что кто–то осмелился оспорить их версию реальности, конечно же, вызвал неизбежные последствия. Учитывая то, как их версия событий играла на стереотипных соларианских предубеждениях, усилия Звездного Королевства были сизифовым трудом, особенно в свете мощных корпоративных интересов бюрократии Лиги и ее экономического истеблишмента со своими собственными вескими мотивами для очернения имиджа Мантикоры.

И уж конечно когда пришло правительство Высокого Хребта, которое не могло бы быть более эффективным в укреплении самых негативных возможных соларианских точек зрения на Звездное Королевство, даже если бы специально работали над этим. Распад Народной Республики; восстановление старой хевенитской Конституции; возвращение к жизни функционирующей хевенитской демократии; отказ Высокого Хребта вести серьезные переговоры (или понизить увеличенную в результате «крайней военной необходимости» транзитную плату для соларианского судоходства); а также тот факт, что ни Высокий Хребет, ни его министр иностранных дел, Элейн Декро, не видели никакой необходимости «потворствовать» соларианскому общественному мнению предсказуемо привело к катастрофическим результатам, в тех соларианских СМИ, которые были заинтересованы в освещении Звездного Королевства. Именно поэтому одним из первых приоритетов Грантвилля, как премьер–министра, было санкционировать крупные инвестиции в восстановление пиар–организации, которой Высокий Хребет и Декро позволили атрофироваться.

К сожалению, неожиданная новая вспышка боевых действий между Республикой и Звездным Королевством сделала его задачу по восстановлению гораздо сложнее. И он был вынужден признать, что то, каким образом Звездное Королевство разделило Силезскую Конфедерацию с Андерманской Империей, вывалило слишком много свежего зерна на мельницу критиков соларианской прессы для их мнения — «Мантикора как Империя Зла». Которое, несомненно, является фактором в мышлении для тех, кто в первую очередь был заинтересован в дестабилизации аннексии Сектора Талботт.

— Ваше Величество, — сказал он осторожно, — я понимаю о чем вы говорите, и я не согласен с вами. Но, чувствую, что точка зрения Хонор о ничего не делающем руководстве Лиги, которое мы попытаемся загнать в угол имеет много достоинств. И, честно говоря, вы знаете об избиении, которое мы регулярно получали в соларианских СМИ с тех пор, как начала операции «Удар молнии». — Он замолчал, потом фыркнул. — Извините меня, я имел в виду, с тех пор как этот идиот Высокий Хребет сформировал правительство.

— Я понимаю это, Вилли. — Тон Елизаветы был, в своем роде, таким же тщательным, как у Грантвилля. В отличие от своего нынешнего премьер–министра, она всегда была в твердом согласии с политикой герцога Кромарти в отношении средств массовой информации. — И я не согласна с точкой зрения Хонор или с твоей, и я знаю, что вы готовитесь. Но как бы то ни было, я по–прежнему убеждена, что мы должны избегать любой видимости, что мы пытаемся держать плохие новости скрытыми от нашего собственного народа. На самом деле, я даже более склонна чувствовать себя таким образом в результате Битвы за Мантикору, чем я была до этого. И я также твердо убеждена в том, что если мы тоже долго продержим это, вероятно, такая высокомерная куча, как солли, заговорит о том, что мы боимся «их» из–за своих действий. И не только поэтому, но мы дадим этим ублюдкам из Образования и Информации больше времени, чтобы решить, в каком направлении они начнут, когда новость, наконец, прорвется.

Грантвилль начал было открывать рот. Теперь он снова закрыл его и кивнул, почти против своей воли. Департамент по Образованию и Информации Солнечной Лиги имел очень мало общего с образованием и очень много общего с «информацией» в эти дни. Бюрократическая структура, которая фактически руководила Образованием и Информацией (наряду с остальной частью Лиги) превратила его в чрезвычайно эффективное министерство пропаганды.

— Это две очень верные вещи, ваше величество, — признался он. — Я все еще действительно предпочитаю придержать это, по крайней мере, до того времени как солли получат нашу ноту и отреагируют на нее. И в то же время, я думаю, что мы должны сделать некоторые наши собственные предварительные подготовительные работы. Я думаю, что мы должны потратить некоторое время на решение, как именно мы будем реагировать, если новость просочиться прежде, чем мы будем готовы официально выпустить ее — последнее, что нам нужно, так это потерять равновесие, не сделав домашнее задание, когда и если это произойдет, — а также решить, как мы хотим сообщить ее на наших собственных условиях, если это окажется лучшей политикой. Поэтому, я могу предложить компромисс? Мы удерживаем новость в данный момент, но спокойно связываемся с некоторыми из наших собственных репортеров. Мы проинформируем их о том, что происходит в Талботте на конфиденциальной основе в обмен на их согласие придержать материал, пока мы не разрешим. И чтобы подсластить горшочек с тем, как это случилось, мы предложим им официальный доступ в Шпиндель. Мы пошлем своих репортеров поговорить с Хумало, Медузой — даже Микой, после того как она вернется — под запись, и мы пообещаем им столько свободы доступа к любой информации, насколько позволит наша оперативная безопасность.

Елизавета обдумала это в течение нескольких секунд, а затем настала ее очередь кивнуть.

— Ладно, — сказала она. — Я думаю, это имеет смысл. И не так чтобы наши собственные новостники еще не привыкли придерживать определенные материалы, потому что они из тех, что затрагивают ваши проблемы оперативной безопасности. Хотя, я не хочу сохранять это дольше, чем мы должны, Вилли. Причина уважительного отношения наших новостников в том, что мы просим об этом, и потому что они знают, что мы не злоупотребляли этой практикой.

— Я понимаю, Ваше Величество, — сказал Грантвилль и взглянул на Лэнгтри. — Как скоро вы думаете, что сможете иметь проект нашей ноты, Тони?

— У меня может быть первый проект сегодня после обеда. Я полагаю, мы захотим попинать его между вашим офисом и моим — и Ее Величества, конечно — через несколько повторов, прежде чем мы, наконец, отправим ее на волю.

— Я уверен, что вы правы в этом, — согласился Грантвилль. — Но в то же время я готов признать, что вы и Хонор, вероятно, на правильном пути, или как можно ближе к «правильному пути» в том, сколько грязи в таком, как это, давайте не будем обманывать себя здесь. Эта ситуация, которая в мгновенье ока может полностью выскользнуть из–под контроля. Фактически, в зависимости от того, как глуп адмирал Бинг на самом деле, она вполне может выскользнуть полностью из–под контроля в Новой Тоскане, прежде чем мы закончим эту встречу.

Он сделал паузу, давая молчанию скрыться даже в углах конференц–зала, а затем перевел взгляд на брата.

— Несколько месяцев назад, Хэмиш, — сказал премьер–министр Мантикоры, — ты дал нам свою оценку того, что произошло бы, если бы мы очутились в открытой войне с Солнечной Лигой. Что–то в той оценке изменилось?

— В долгосрочной перспективе, нет. — Немедленный ответ Белой Гавани — и мрачное выражение лица — сделало очевидным, что он обдумывал точно такой же вопрос. — Я хочу посмотреть на технические приложения из послания Хумало — так же, как я уверен, захотят Том и Пат — в случае, если они расскажут нам что–нибудь интересное, но Бюро Вооружений, вывернувшее наизнанку все призы с Моники, только укрепило мою убежденность в том, что ФСЛ отстает от нас на несколько поколений с точки зрения прикладной военной техники. Очевидно, что нет никакого способа узнать, где именно они находятся в сфере научных исследований и разработок, и Бог знает, что они могли бы иметь в разработке, но даже для Лиги, запуск таких принципиально новых военных технологий в массовое производство и установка их в существующую структуру флота займет время. Много времени. Бог знает, что у нас это заняло достаточно долгий срок, а у нас был стимул жизнь–или–смерть, чтобы двигаться. У Лиги этого нет, а ее политическая и военная бюрократия страдает от гораздо более присущей инерции, чем когда–либо у нас. На самом деле, я буду очень удивлен, если бюрократические препятствия и простое укоренившееся сопротивление изменениям и предрассудок «изобретено не здесь» не удвоит или утроит время, требующееся для навязанных чисто физических ограничений.

Предполагая, что в настоящее время у нашего Бюро Вооружений есть своего рода технологическое преимущество в проектировании, мы порвем задницу любым соларианским силам, с которыми столкнемся, уж вы простите мой язык, по крайней мере, в ближайшем будущем. В конце концов, однако, предполагая, что они в состоянии переварить такого рода несчастные итоги, что мы сможем нанести им, они поглотят все, что мы сделаем им, разработают то же оружие, и запустят прямо над нами. Либо так, либо нас втянут в «мирные переговоры», спустив доморощенного Тейсмана на нас. Мы проснемся в одно прекрасное утро и обнаружим, что Флот Солнечной Лиги имеет боевую стену такую же, как наша только намного, намного больше… в этот момент, мы — тост.

— Если на то пошло, у них есть еще один вариант, Хэмиш, — указала Хонор. — Тот, который, в некоторых отношениях, меня на самом деле беспокоит больше.

— Какой вариант? — Спросила Елизавета.

— Они могли бы просто отказаться объявлять войну и все, — сказала Хонор мрачно. Елизавета выглядела сбитой с толку, и Хонор пожала плечами.

— Если мы попадаем в настоящую войну с Лигой, и мы хотим иметь шанс на достижение военной победы — или, если на то пошло, нанесение таких совокупных потерь, о которых только что говорил Хэмиш, чтобы они стали расположены к ведению мирных переговоров — нам придется перенести войну к ним. Мы должны будем продемонстрировать все, что мы узнали о глубоко–территориальных рейдах вместо того, чтобы продвигаться от системы к системе. Мы должны будем рассеять их военную инфраструктуру. Отнять их наиболее современные и многочисленные компоненты системных сил защиты. Вспороть их тыл, уничтожить существующий, устаревший флот и его квалифицированный персонал, захватить верфи, которые они использовали бы для постройки новых кораблей. Другими словами, мы должны придти к ним, используя все хитрости, что мы узнали в сражениях с Хевеном, и продемонстрировать, что мы можем повредить их так сильно, что у них не будет выбора, кроме как просить мира.

На лице Елизаветы затвердело понимание, а ее карие глаза были мрачны, когда встретились с Хонор.

— Но даже этого будет недостаточно, — продолжила Хонор. — Мы можем взрывать соларианские флоты каждый вторник в течение следующих двадцати лет без нанесения подлинного удара–нокаута чему–то размером с Лигу. Единственный способ победить ее на самом деле — и убедиться, что мы нанесли удар в сердце, и она не просто ушла, чтобы построить новый флот, а затем несколько лет спустя вернуться для мести — это уничтожить ее.

Жесткие глаза Елизаветы расширились от удивления, а сэр Энтони Лэнгтри застыл в своем кресле. Даже Белая Гавань выглядел потрясенным, и Хонор снова пожала плечами.

— Давайте не будем обманывать себя здесь, — сказала она решительно. — Уничтожение Лиги будет единственным способом для Звездной Империи, чтобы выжить в долгосрочной перспективе. И, честно говоря, я, например, думаю, что это может быть на самом деле практической целью, при определенных обстоятельствах.

— Хонор, при всем уважении, — сказал Лэнгтри, мы говорим о Солнечной Лиге.

— Этот момент я хорошо знаю, Тони. — Ее улыбка была такой же мрачной, как и ее тон. — И я понимаю, что мы все привыкли к мысли о Лиге, как о большой, богатой, самой мощной, самой передовой, самой чем–нибудь, что вы хотите, политической единице в истории человечества. Это означает, что наряду с этим, мы справедливо думаем о ней как о своего рода нерушимом многотонном грузовике. Но ничего по–настоящему не является неразрушимым. Возьмите любой учебник истории, если вы мне не верите. И я вижу довольно много признаков того, что Лига находится на или очень близко к нему — если, на самом деле, это уже не произошло — переломном моменте. Она слишком декадентская, слишком коррумпированная, совершенно уверенна в своей непобедимости и превосходстве. Ее внутреннее принятие решений слишком необъяснимо, граждане Лиги слишком отделены от того, что действительно хотят или, если на то пошло, думаю, что они на самом деле получают! Мы только что говорили о губернаторе Баррегосе и адмирале Розаке. Разве не пришло в голову кому–то из вас, что то, что происходит на самом деле в секторе Майя — это только первый осенний лист? Скорее всего есть другие секторы — и не только в Пограничье, но и в Окраине, и даже в самой Старой Лиге — которые обдумывают мысль об отделении, если внешний лоск неизменности Лиги когда–нибудь треснет?

Сейчас все смотрели на нее, большинство из них с меньшим шоком и размышляя, и она покачала головой.

— Так что, если мы попадаем в тотальную войну с Лигой, наша стратегия будет иметь вполне определенный политический элемент. Мы должны дать понять, что война была не нашей идеей. Что мы пришли к ним домой не с любого рода карательным миром, что мы не пытаемся присоединить дополнительные территории, что у нас нет желания проводить репрессии против людей, которые не хотят воевать с нами. Мы должны сказать им, шагнув в сторону, что мы действительно хотим мирного урегулирования… и в то же время, мы должны ударить по Лиге в целом так сильно, чтобы уже точно открыть линии перелома под поверхностью. Мы должны разделить Лигу на отдельные сектора, на государства–преемники, ни одно из которых не будет иметь абсолютного размера и концентрированных промышленных мощностей и людских ресурсов теперешней лиги. Государства–правопреемники, которые будут размером с нас, или меньшими. И мы должны заключать двусторонние мирные договоры с каждым из этих государств–преемников, когда они заявят о своей готовности отказаться от участия в общем конфликте, чтобы мы прекратили избиение их голов. А когда у нас будут эти мирные договоры, мы должны не только соблюдать их, но и шагнуть за их пределы. Нам нужно использовать торговые стимулы, пакты о взаимной обороне, педагогической помощи, любую вещь, какую мы сможем придумать, чтобы показать им, что мы и в самом деле есть их соседи и союзники — а не только претендуем на это. Иными словами, как только мы разобьем Лигу в военном отношении, как только мы расколем ее на нескольких, независимых друг от друга звездных наций, мы должны сделать так, чтобы ни у одной из этих звездных наций не было каких–то мотивов для своего объединения снова и нападения на нас вновь и вновь.

Она замолчала, и в зале повисла новая и необычная тишина. Все они, с вероятным исключением Хэмиша Александера–Харрингтона, смотрели на нее с удивлением. Елизавета смотрела менее удивленная, чем большинство других, но не было и края удивления на ее лице.

Никто из мужчин или женщин, сидящих за столом, не усомнился бы в военной проницательности герцогини Харрингтон, или ее тактических или стратегических способностей… в чисто военной сфере. Тем не менее, большинство из них по–прежнему склонны были считать ее флотским командиром. Лучшим флотским командиром Мантикоры, может быть, но все же флотским командиром. Слушая ее, они осознали, как глупо это было — и как глупо они не признали свою глупость гораздо раньше. В защиту их можно сказать, что большая часть проницательности, показанной ею ранее, была в области политической стратегии и анализа, сосредоточенных на внутренних проблемах, или на внутренней работе Мантикорского Альянса. Им не приходило в голову, что она, возможно, уже сосредоточена на грозных способностях Солнечной Лиги, как следующей большой проблеме Звездной Империи, а это было удивительно слепо для них.

— Я думаю, что вы правы, — сказала Елизавета, наконец, и ей почти удалась смешная гримаса. — Я полагаю, что была так зациклена на том, насколько я не хочу бороться с Лигой, как страшным противником, что была гораздо лучше осведомлена о наших собственных слабостях и недостатках, чем о любой слабости, которой может страдать она.

— Вы не единственная, кто был виновен в этом, Ваше Величество, — сказал сэр Томас Капарелли. — Адмиралтейству, Стратегическому Совету было известно в течение некоторого времени о необходимости начать планировать операции против Лиги в случае открытых военных действий. Но мы никогда не были в состоянии взять наши планы за отправную точку для постановки Лиги на колени, захвата ее военной инфраструктуры, а затем совершение Звездной Империей многопоколенной оккупационной политики. Мы не можем надеяться на гарнизоны или физическое занятие каждой системы Лиги, или даже просто наиболее важных промышленных узлов. Но мы могли бы оставить пикеты в основных системах. Потребовать от Лиги отказаться от большого, современного флота после военной победы над существующим флотом, а затем получить возможность отправлять наблюдателей во все системы, где может быть перестроен флот для того, чтобы присматривать за верфями и призывать наши тяжелые подразделения при первых признаках нарушения договора в форме нового строительства военных кораблей.

Но проблема в том, что такая стратегия практически гарантирует, что в какой–то момент кто–то в Лиге соберется выйти с реваншистской политикой и сильным тылом. Они найдут способ спустить на нас собственного Томаса Тейсмана, и они будут в состоянии построить флот достаточно большой, чтобы, по крайней мере, заставить нас вытащить наши пикеты из оккупированных системы для борьбы с ними. А из других систем, которым мы не нравимся, очень многие вступят в бой и тогда, как лаконично выразился Хэмиш, мы – тост.

Но если Хонор окажется права, а на самом деле, я думаю, что на это есть очень хороший шанс — вероятно Лига гораздо более хрупкая, чем кто–либо привык верить, то есть и другой вариант. Ее вариант. Вместо того, чтобы поколениями оккупировать Лигу, мы признаем, что она уже умирает, разобьем ее, и сделаем ее преемников нашими союзниками и торговыми партнерами, а не нашими врагами.

— «Я уничтожу своего врага, когда сделаю его своим другом», — тихо процитировал Белая Гавань.

— Что? — Его брат моргнул, и граф улыбнулся.

— Цитата политика со Старой Земли, насколько я понял Хонор, Вилли. Я думаю, что это имеет отношение к ее взглядам на генетическое рабство.

— Что за политик? — Грантвилль все еще выглядел озадаченным.

— Это произнес президент древних Соединенных Штатов Америки по имени Авраам Линкольн, — сказал Белая Гавань. — И если я помню правильно, он также сказал: «Если вы собираетесь привлечь человека на свою сторону, сначала убедите его, что вы его искренний друг. — Он снова улыбнулся на этот раз гораздо шире своей жене. — Я вижу, что не читал его так же тщательно, как Хонор, но ты должен тоже взглянуть на него, теперь, когда я думаю об этом. Он сам был в довольно липкой военной ситуации.

— Ну, может, я права в данный момент, а может и нет, — сказала Хонор немного более оживленно, и выражение ее лица вновь помрачнело. — Но предполагая, что наиболее опасная вещь, которую я могу видеть, это то, что Лига просто откажется объявить нам войну и будет проводить любые операции внутри и вокруг Сектора Талботта, как «полицейские акции». Если они откажутся расширить действие своих операций за пределы этой области, независимо от того, как интенсивна будет их деятельность в этом районе, и если они постоянно будут занимать позицию, что они реагируют защищаясь, то мы не сможем распространить свои боевые действия на другие области, где нам необходимо будет предпринять военные действия, прежде чем они успеют продублировать наши аппаратные преимущества, не становясь агрессором в глазах всей остальной Лиги. А если мы это сделаем, наши шансы на разрушение Лиги и «уничтожение нашего врага путем сотворения из него нашего друга», вероятно, пойдут прямиком из шлюзового отсека. Что означает, что они получат время, за которое они должны построить каток, чтобы прокатиться прямо по нам.

— Замечательно, — вздохнула Елизавета.

— Я признаю, что это вызывает тревогу. — Несмотря на его слова, голос Белой Гавани звучал немного веселее, чем у его жены, — но я также склонен думать, что это очень маловероятно — реальное руководство Лиги в бюрократии действительно признает опасность достаточно скоро, чтобы выработать осмысленную политику вроде этой. Я понимаю, что предсказать, на что ваш враг будет делать ставку, а затем и вероятность того, что ваш прогноз точен — очень–очень глупый поступок. Я не утверждаю, что мы сделаем что–то подобное этому. Но в то же время, я думаю, что есть очень реальная вероятность, а не просто возможность того, что как только УПБ и ФСЛ поймут в какую колбасную машину они засунули свои пальцы, они начнут призывать на помощь, всех кого смогут получить. Чтобы нарисовать нас как жестоких агрессоров или себя как освободителей, им нужно зайти гораздо дальше, чем любая простая «полицейская акция».

— И они не будут единственными лицами, принимающими решения, которые будут участвовать в процессе. — Голос сэра Энтони Лэнгтри звучал гораздо более вдумчиво, чем несколько минут назад. — Какое бы положение они не занимали, мы всегда сможем обойти по краю, по крайней мере, своего фланга, чтобы подтолкнуть их немного больше в направлении, в котором мы хотим двигаться, не обращая себя в звездолетного гунна Аттилу в глазах остальной Лиги. Мы должны быть осторожны, но у нас было много опыта в танцах вокруг Лиги в прошлом. С тех пор, как мы внимательно координируем наши пиар-, дипломатические и военные усилия, думаю, мы сможем сформировать политическую и дипломатическую сторону театра военных действий гораздо более эффективно, чем вы, возможно, допускаете, Хонор. И это попросту невозможно, что мы не будем иметь союзников внутри Лиги — особенно если о роли «Рабсилы» во всем этом станет общеизвестно. У Беовульфа черт знает какой престиж, и каждая из его дочерних колоний последует его примеру, в том что связано с генетическим рабством. Я думаю, что мы можем рассчитывать — нет, я знаю, что мы можем рассчитывать — на мощное соларианское лобби на нашей стороне в любой конфронтации, сконструированной Мезой.

— И есть еще другая сторона всего этого, Ваше Величество, — указала Патриция Гивенс. — Благодаря туннельной сети, у нас есть огромная степень проникновения в Лигу. Если они попытаются закрыть сеть, чтобы отрезать нашу торговлю, они также плохо покалечат себя — возможно, даже хуже — эффективно уничтожив торговый баланс, на который они полагаются. Впрочем, до тех пор пока им не удалось преодолеть преимущества нашего оборудования — в обозримом будущем, другими словами — мы должны быть в состоянии удержать все критические терминалы открытыми с довольно легкими силами. Все это означает, что мы будем продолжать иметь много контактов с Лигой и что мы на самом деле можем иметь значительно больше экономического влияния на довольно много секторов Лиге, чем сама по себе бюрократия Лиги. Что означало бы чертовски много больше влияния, чем любой такой эфемерный, как избранный политик Лиги мог надеяться. Если мы используем это влияние, при этом учитывая необходимость создания наших врагов в друзей, вместо того, чтобы превратить себя в хищников в краткосрочных интересах выживания, я думаю, мы могли бы освободить немало граждан Лиги от нее.

Вновь повисло молчание, а затем Елизавета глубоко вздохнула.

— Хонор, я должна сказать, что вы направили мой взгляд по курсу, который заставляет меня чувствовать себя гораздо менее пессимистично. Имейте в виду, еще есть огромная разница между «менее пессимистично» и всем, что я бы назвала отдаленно «оптимистично», но я думаю, что вы указали мне правильное направление.

Она улыбнулась другой женщине, но потом ее улыбка исчезла.

— В краткосрочной перспективе, однако, мы должны думать в терминах нашего непосредственного выживания. И куда бы мы не собирались прийти в конце концов, я думаю, мы все согласны, что сначала мы должны довести до конца прогнозы Хэмиша о выбивании дерьма. Что подводит меня к другой точке, сэр Томас. — Она посмотрела на Капарелли. — Каков статус нашего нового строительства?

— Мы далеко опережаем планы. — Встряхнулся Капарелли. Несмотря на стратегическую проницательность Хонор, только что положенную перед ним, в его глазах все еще была усталость. Но если в этих глазах было какое–то поражение, Елизавета не смогла увидеть его. — У нас есть следующая лучшая вещь — это около двухсот новых кораблей стены или только с верфей или их поставят в следующем месяце до шести недель, — продолжил он, — и все они были оснащены «Замочной скважной-2», которая делает их способными применять «Аполлон». В сочетании с тем, что Хонор имеет во Флоте Метрополии, новые конструкции вместе с прибывшими андерманскими, и теми, что Грейсон сделал доступными, даст нам где–то в избытке триста восемьдесят кораблей стены — почти все из них приспособлены для «Аполлона» — к третьей неделе февраля.

Звездное Королевство Мантикора официально жило по мантикорскому календарю, но Капарелли — как множество людей по всей галактике (и большинство в двойной системе Мантикоры) — думал в терминах стандартных лет и древнего календаря Старой Земли, несмотря на то, что все три планетарных дня домашней системы значительно различались по длине от стандартного Т–дня. Его использование было проще, чем пересчет туда–обратно между несколькими календарями, а также учитывался тот факт, что у каждой из трех первоначальных планет Звездного Королевства была разная продолжительность года, как и дня, мантикорцы были более привычны использовать стандартный календарь. А эта привычка, несомненно, станет еще более выраженной для граждан новой Звездной Империи Мантикора, учитывая количество планет — и множество местных календарей — которые будут затронуты. По мантикорскому счету, Капарелли говорил о Девятом Месяце 294 года После Посадки. По стандартному счету всей галактики, он говорил о месяце февраль 1922 года После Расселения. А если бы он говорил с кем–то из эпохи перед тем, как человечество ушло к звездам, он бы говорил о годе 4024 н. э.

Но все, что его слушателям действительно необходимо было знать так это то, что он говорил о периоде в семьдесят или около того стандартных дней в будущем.

— Как долго им доходить до боевой готовности? — Грантвилль был братом одного из старших офицеров Королевского Флота и не мог не выучить нескольких суровых реалий этого пути.

— Это более спорно, — признал Капарелли. — Анди и грейсонцы должны закончить работу к намеченному здесь времени, так что нам не нужно беспокоиться об этом. И большая часть новых конструкций поступит с верфей в конце января, так что они будут иметь, по крайней мере, пару недель в своих тренировочных циклах к тому времени, как покажутся анди и грейсонцы. Но я бы солгал, если бы не сказал, что для нас это займет больше времени, чтобы наши люди сравнялись по скорости с кем–нибудь. Мы получили очень тяжелый удар, когда хевениты выбили Флот Метрополии и Третий Флот. У нас уже были назначены почти все кадры на новые конструкции, и мы были очень близки к завершению комплектации экипажей на шестьдесят или семьдесят судов ближе к вводу в строй. Все вышедшие с верфей к настоящему времени, и начавшие работать у Звезды Тревора. К сожалению, очень многие из них с теми же «болезнями роста», что мы видим в легких единицах. Мы получили их через процесс строительства в рекордно короткие сроки, но не больше, не заполучив глюков чего хотелось бы. Тем не менее, ни одна из этих проблем, которые мы определили, до сих пор в действительности не критическая, и я ожидаю, что мы будем иметь большинство из них готовыми к службе в течение еще тридцати стандартных дней. Скажем в середине января.

После этого, все становится сложнее. Мы ожидали найти много нужного персонала на устаревших кораблях стены, приписанных к Флоту Метрополии. Очевидно, что этого теперь не будет.

Челюсть его сжалась на короткое время и он невольно вспомнил кровавую бойню Битвы за Мантикору. Затем его ноздри кратко раздулись, и он продолжил.

— Как я уже сказал, этого не случиться, но, несмотря на это, Люсьену и Бюро Кадров удалось найти людей, в которых мы наиболее нуждаемся. Многим из них не хватает подготовки и опыта, конечно, и все становится еще сложнее, когда дело доходит до офицеров и старослужащих. Мы рассчитываем на ускоренное продвижение многих нонкомов, чтобы заполнить эти пробелы, и мы планируем сократить текущий курс обучения в Академии на шесть месяцев и отправить гардемаринов сразу на флот, без традиционных салажьих рейсов. Вероятно, нам также придется рассмотреть такое же ускорение следующего курса, и мы были вынуждены стянуть нашу ЛАК–программу просто потому, что нам нужны офицеры, которые были бы готовы к отправке в команды ЛАКов. Именно поэтому мы запускаем спешные курсы–ОКШ ^{note 12} — распространяя на тех, что всегда у нас были за пределами Академии, на «мустангов». Мы ожидаем существенной отдачи от этого, хотя это будет стоить нам еще больше старослужащих, которым мы «предложим» стать офицерами. Пару лет в будущем у нас в значительной степени это будет узкое место. Впрочем, как только мы получим возможностьпропустить их через соответствующее образование, я думаю, мы сможем найти много рядовых и офицеров в Секторе Талботт. Впрочем, это займет некоторое время, а пока, я не сомневаюсь, что любой шкипер, которому не повезло провести большие работы в доке или капитальный ремонт, найдет свою командную структуру обглоданную стервятниками Люсьена.

Хотя ограбив Петра и Павла, Люсьен на самом деле ухитрился заполнить большую часть вакансий на борту большей части новых кораблей, как они выйдут с верфей. Честно говоря, я не имею ни малейшего представления, как он это делает, и даже боюсь спрашивать. Я также не знаю, как долго он будет в состоянии продолжать делать это, хотя первый массовый призыв из запаса резервистов из торгового флота должен предложить нам по крайней мере некоторое облегчение в ближайшие пару месяцев. Однако, даже это имеет свою оборотную сторону. Займет время, чтобы пропустить их через все необходимые курсы повышения квалификации, особенно для работы на новом оборудовании. И так же плохо, может быть, что торговый флот тоже нуждается в них, а мы нуждаемся в торговом флоте, чтобы сохранить наши потоки доходов.

Грантвилль кивнул, и Капарелли пожал плечами.

— Суть в том, что с понижением рабочей силы, требующейся новым конструкциям, нет никаких причин, почему мы не должны быть в состоянии поддерживать требования к комплектованию флота, о чем мы говорим. К сожалению, это то, что мы делали, когда пришел Турвиль и уничтожил что–то вроде половины всего Флота. У нас будет время на вербовку и закрытие огромной дыры, что он проделал, так что я не думаю, что в ближайшее время будут огромные волны расширения комплектования. В краткосрочной перспективе, это означает, что нужные нам люди — небольшими — но периодами придется набирать. Довоенное правило было то, что давалось три–четыре месяца для экипажа нового корабля стены, чтобы достичь удовлетворительного, боеспособного уровня. Во время Первой Хевенитской войны, с опытными офицерами, которые были и участвовали в ней, мы добились где–то около двух с половиной месяцев. Но в ситуации, которую мы имеем в настоящее время, откровенно говоря, я буду удивлен, если мы сможем сделать это менее чем за четыре, и я не удивлюсь, если это займет целых пять месяцев, учитывая тот факт, что мы собираемся исправлять такое множество незначительных ошибок строительства по пути. Таким образом, в ближайшем будущем, вам лучше рассчитывать на то, что в основном теперь у Хонор — здесь во Флоте Метрополии и работающих у Звезды Тревора — плюс, скажем, другие шестьдесят подвесочных дредноутов, способных применять «Аполлон» на верфях. И новые конструкции анди и переоборудованные, конечно… за исключением того факта, что мы не знаем, будет ли готов Густав поддержать нас, если мы пойдем против Лиги.

— Разве этого будет достаточно, чтобы остановить все, что солли смогут сделать с нами в течение этого же периода времени, Хэмиш?

— Наверное… если мы стремимся к этому, — ответил брат Грантвилля. Он взглянул на Капарелли, приподняв одну бровь, и Первый Космос–Лорд кивнул в знак согласия с его оценкой.

— Чтобы быть честным, — продолжал Белая Гавань, — и рискуя показаться немного самодовольным, основной проблемой с которой, вероятно, нам придется столкнуться в любых ранних боях против солли будет наш боезапас. Но, по крайней мере, пять или шесть месяцев, при условии, что мы будем сражаться рядом с домом и нашей производственной базой или что у нас будет приличная логистика, чтобы поддержать нас поставками ракет, мы должны быть в состоянии удержать все, что можно бросить на нас и с таким количеством подноутов, даже без анди. К сожалению, у нас еще есть незначительная проблема с войной с Хевеном, о чем нужно побеспокоиться.

— Может, да, а может нет, — мрачно сказал Грантвилль, и перевел взгляд на Лэнгтри. — Ее величество и я уже обсуждали этот кратко пару дней назад, Тони, — сказал он, — но у нас был только мозговой штурм в то время. Теперь, похоже, мы должны осуществить наш мозговой штурм на практике.

— Почему это наполняет меня внезапным чувством страха? — пробормотал Лэнгтри.

— Опыт, наверное, — ответил кратко Грантвилль с натянутой улыбкой. Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась, и премьер–министр наклонился к насторожившемуся министру иностранных дел.

— Учитывая оценку сил, которую сэр Томас только что представил, у нас, вероятно, будет возможность выбить саму систему Хевена, — сказал он решительно. — Чтобы сделать с ними то, что они пытались сделать с нами. Но у нас есть «Аполлон», и это значит, что мы не должны входить в их эффективный диапазон дальности совсем. И что мы можем справедливо пойти и сделать это с каждой из их систем, имеющей хоть одну флотскую верфи. Можем вбить каждую из главных развитых систем Республики обратно в каменный век.

Еще раз стало очень тихо вокруг столе, и на этот раз тишина была напряженной, почти хрупкой.

— Чтобы быть абсолютно честным, — продолжил Грантвилль, — это именно то, что я хотел бы сделать, и я сомневаюсь, что только я именно в таком настроении. Наверное, нет ни одной семьи здесь, в домашней системе, которая не потеряла кого–то в Битве за Мантикору, даже не рассматривая всех смертей, которые были до нее. Так что, да, есть часть меня, которая хотела бы разбить хевов в щебень.

Но теперь мы получили эту ситуацию с Солнечной Лигой, и даже если мы этого еще не сделали, грубая месть, такая заманчивая в краткосрочной перспективе, является худшим из возможных основ для любого вида прочного мира. Мы не Рим, и мы не можем перепахать Карфаген и засеять землю солью. Таким образом, отгадайте–ка, господин министр иностранных дел, если мы покажем, что можем взорвать Столичный Флот хевовв космосе, уничтожить всю орбитальную инфраструктуру столичной системы Элоизы Причарт, а затем расскажем ей, что мы готовы взорвать множество дополнительных систем, если потребуется для нее увидеть причину, что вы думаете, она скажет?

ГЛАВА 45

— Я так понимаю, что мы не слышали ответа от адмирала Бинга, Билл?

— Нет, мэм, — согласился коммандер Эдвардс.

— Так или иначе, я скорее думала, что ты упомянули бы об этом, если бы мы его имели, — сказала Мишель с легкой улыбкой. Затем она повернулась к Аденауэр и Терстигу. — Что по статусу их импеллеров?

Офицер–операционист и офицер РЭБ вручную подводили платформы «Призрачного Всадника» поближе к соларианским кораблям для слежки за ними. Теперь Аденауэр в ответ на вопрос посмотрела на Мишель, и выражение ее лица было несчастным.

— Мы пытались подобраться достаточно близко, чтобы прочитать их узлы, мэм, но я не думаю, что мы должны беспокоиться. Мы только засекли инициирование первой ступени на их клиньях, и они уже вращаются по отношению к двигателям. Они выходят на курс.

— Идиоты поганые, — пробормотала себе под нос Мишель, снова чувствуя искушение отдать на волю Бога муторный перебор.

— Ладно, Билл, — вздохнула она вслух. — Я полагаю, мы должны дать этим придуркам еще одну попытку. Подготовка к записи.

— Да, мэм.

Мишель взглянул на главную проекцию, пока ждала. Ее силы направлялись внутрь системы уже сорок три минуты, ускоряясь к планете на постоянных шестистах трех g, которые оставляли «Никам» семьдесят g в резерве. Их конечная скорость доходила до 21,271 км/с, и они сократили дальность полета от чуть более ста девяносто двух миллионов километров до ста пятидесяти шести миллионов. Учитывая эту геометрию, эффективные возможности охвата Марк-23 в подвесках, скользящих снаружи корпусов ее кораблей, были далеко за семьюдесятью двумя миллионами километров от неподвижной мишени, а эффективная дальнобойность против Бинга и его кораблей будет только увеличиваться, поскольку он ускорился по отношению к ним и увеличивал скорость их сближения.

— Микрофон готов, мэм, — сказал ей Эдвардс, и она, кивнув ему, отвернулась от проекции к дисплею.

— Ваш срок истек, адмирал Бинг, — сказала она холодно, без предисловий. — Я могу только предположить по вашему текущему курсу и тому факту, что ваши импеллеры вот–вот выйдут на полную мощность, что вы намерены вступить со мной в бой. Я предостерегаю вас от этого. Имейте в виду, что у меня есть возможность уничтожить ваши корабли далеко за пределами любого расстояния, на котором, возможно, вы сможете угрожать нам. Также сообщаю, что если вы немедленно не прекратите ваши попытки сблизиться с моими судами или сбежать из системы, и не примете требования моего правительства и не остановитесь, я продемонстрирую эти способности вам в такой манере, что даже вы не сможете их проигнорировать. Золотой Пик, конец связи.

— Запись чистая, мэм, — подтвердил Эдвардс через некоторое время.

— Тогда отсылайте ее, — сказал Мишель решительно.

— Есть, мэм.

Спустя восемь минут сорок три секунды после того, как оно было передано, сообщение Мишель достигло КФСЛ «Жан Барт», и лицо Джозефа Бинга потемнело от ярости, когда Уиллард МаКуил направил сообщение в его ком.

Вот высокомерная маленькая сука! Кем, черт возьми, она думает, что является, разговаривая со мной — разговаривая с Солнечной Лигой — так?

Он почувствовал, что его челюстные мышцы болят от напряжения сдерживая рычание, и его ноздри расширились, когда он сделал глубокий, злой вдох. В течение нескольких секунд на флагманском мостике стояла мертвая тишина, затем МаКуил прочистил горло.

— Будет ли ответ, сэр? — спросил офицер связи болезненно нейтральным голосом.

— О, да, — проскрежетал Бинг. — Ответ будет подходящий, Уиллард! Но не с какой–либо ком–передачи!

— Да, сэр.

МаКуил повернулся к своему дисплею, плечи напряжены, и Бинг почувствовал свежий спазм гнева. Неужели его собственный штаб купился на смешные заявления о «непобедимом оружии» манти? Он начал рычать что–то МаКуилу, а затем сдержал свое желание. Последнее, что ему было нужно — начать звучать как некоторые истерические старухи!

— Сэр, — сказала Карлотта Тимар очень осторожным тоном, — капитан Мизава хотел бы поговорить с вами.

— О, я был уверен, что он это сделает, — зарычал Бинг. — Я не думаю, что он хочет извиниться за чтение почты, которая была адресована не ему? — Добавил он, дернув головой в сторону своего теперь пустого кома.

— Мне очень жаль, сэр, — сказал МаКуил, — но последнее сообщение монти не было адресовано специально вам. Оно осуществлялось общим направлением… ко всем судам, сэр.

Лицо Бинга покрылось опасной краской, и он посмотрел на офицера связи.

— И какого черта вы не упомянули мне об этом немного раньше? — прорычал он.

— Мне очень жаль, сэр, — повторил МаКуил, — но адресный блок был показан в заголовке сообщения. Я… предположил, что вы видели это.

Бинг отошел немного назад для еще более яростного ответа, а затем закрыл глаза, плотно сжал сложенные руки за спиной, и попытался подавить гнев, кипевший у него внутри. Через несколько секунд он открыл глаза еще раз и натянуто улыбнулся Тимар.

— Ну, я думаю, что если хороший капитан хочет поговорить со мной, что я могу сделать, так это принять его вызов, — сказал он начальнику штаба, и еще раз скользнул обратно в свое командирское кресло. Он остановился на еще одну секунду, затем набрал ключ принятия.

— Да, капитан? — продолжил он, голосом как можно более нейтральным, хотя знал, что в нем по–прежнему отдается больше его внутренней ярости, чем он хотел.

— Адмирал. — Было очевидно, что Мизава усердно работал для поддержания собственного голоса неконфронтационным, что только сделало упрямство Бинга еще более сердитым, когда флаг–капитан продолжил. — Я понимаю, вы и я точно не сходились во взглядах по ряду вопросов в последнее время, но я настоятельно призываю вас рассмотреть возможность того, что эта адмирал Золотой Пик действительно имеет те возможности, о которых она говорит.

— Капитан, это смешно, — ответил Бинг. — Я знаю о слухах невозможного диапазона ракет монти. Боже правый, я читал оценки РУФ, прежде чем направился сюда, вы знаете это! И я знаю, что ракеты, развернутые «Технодайном» на Монике были с расширенной системой привода, увеличившей их диапазон. По этому вопросу я знаю, что в НИОКР дома в течение некоторого времени искали возможность принятия той же концепции. Но я также знаю, насколько большие были ракеты «Технодайна», как и вы, если вы читали те же отчеты. Это основная причина, почему мы не стали вводить ту же концепцию у себя, вы знаете. Мы просто не имеем погребов такой емкости, или достаточно больших корабельных пусковых установок, чтобы разместить что–либо с двигателями размером с те, которые «Технодайн» использовал на Монике… и ни кто–нибудь еще! Мы видели пусковые трубы на этих проклятых большожопых «линейных крейсерах» на Монике, если вы помните. У них нет, как и в Галактике, возможности выстрелить ракетой такого размера из этих пусковых! Я могу представить, что их корабли стены могут — возможно — иметь трубы для них, но никак не один из этих чертовых кораблей! А у нас в погребах есть «Дротики», а не то дерьмо, что «Технодайн» поставил Монике. Не говоря уже о том факте, что ни у одного из мониканцев не было «Гало».

— Сэр, я понимаю, что все это правда, — сказал Мизава. — Но «Дротики» всего лишь однодвигательные ракеты. Чертовски хорошие, да, но только однодвигательные. Если сообщения о крейсерах монти на Монике, имеющих многодвигательное вооружение, точны, то, конечно, у этих людей оно тоже есть.

Бинг заставил себя не закатить глаза в раздражении. Как он только что указывал, ракеты системной обороны, которые «Технодайн» поставил Монике, были слишком велики для любой судовой пусковой установки, и они были однодвигательными ракетами. Теперь он хотел поставить что–то достаточно большое, чтобы запустить что–то многодвигательное через пусковую трубу? Боже мой! Этот человек был не просто параноиком, он был чертовым идиотом! Даже офицер Пограничного Флота должен был быть достаточно смышленым, чтобы понять, что что–то размера пусковой крейсера просто не могло выстрелить чем–то большим, чем те птички «Технодайна»!

Он, очевидно, выказал, по крайней мере, некоторые из своих реакций, несмотря на все усилия не делать этого, потому что лицо Мизавы напряглось еще больше.

— Я знаю, что аргумент размера против идеи, сэр. Однако, при всем уважении, посмотрите на это последнее послание из них. Оно было отправлено прежде, чем мы на самом деле подняли наши клинья, но они точно знали, что мы делаем. Это означает, что они имеют возможности сверхсветовой разведки, и они используют ее. На мой взгляд, особенно в сочетании с наблюдаемыми темпами их ускорения, это демонстрирует, что по крайней мере значительный кусок отчетов о возможностях монти, которые РУФ приняло в расчет, на самом деле точен.

Его глаза впились в Бинга. Он очень осторожно воздержался от упоминания записки Аскью, но это было там, между ними, и его голос стал тверже, жестче.

— Учитывая эти доказательства — доказательства того, что РУФ было неправо, по крайней мере, в некоторых своих оценках — я думаю, что мы должны принять возможность такой дальнобойности их ракет, о которой они говорят, всерьез.

— Ну, это делает один из нас, капитан, — сказал Бинг с сарказмом, прежде чем смог сдержаться. Мизава покраснел и Бинг покачал головой. — Я прошу прощения за это последнее замечание, — он заставил себя сказать это. — Происходит достаточно, чтобы любому из нас быть напряженным, но это не повод для меня срываться на вас.

По выражению лица Мизавы было очевидно, что он знал, что извинения Бинга были строго для проформы, но он отрывисто кивнул, и Бинг заставил себя улыбнуться.

— Я отметил вашу озабоченность, капитан. С другой стороны, у нас есть двадцать два корабля, семнадцать из них линейные крейсера, а у манти всего только девятнадцать. Правда, их «линейные крейсера» больше, чем у нас — если на то пошло, наверное, к тому же более выносливые — но каждый из наших имеет столько же ракетных пусковых, как один из ихних, и у них их только шесть, а у их тяжелых крейсеров только двадцать труб по борту! Это дает нам значительное преимущество в трубах и даже большую мощность выстрела. И, при всем уважении, я не готов сбрасывать со счетов оценку разведки, сформулированную аналитиками, имеющим доступ ко всей поступающей информации, в отличие от наших оценок, генерируемых самостоятельно на основании частичной информации, у некоторых офицеров — справедливо, я мог бы добавить — есть все основания принять эти пессимистические предположения, чтобы избежать недооценки возможностей потенциального противника. Правда, темпы их ускорения выше, чем предсказывала Разведка, но это отдельный момент, нет абсолютно никаких доказательств, кроме апокрифических отчетов, что у монти есть возможности, которые вы приписываете им, и я не могу с чистой совестью позволить третьесортному неоварварскому флоту с манией величия даже пытаться диктовать свои условия Флоту Солнечной Лиги. Подобный прецедент будет иметь катастрофические последствия с любой внешнеполитической точки зрения, а оскорбление для чести Флота было бы недопустимо.

— Сэр, я не предлагаю вам уступить их требованиям. Я просто предполагаю, что, может быть, это время, чтобы попытаться вступить в переговоры с обеих сторон. Говорят, что они уже направили дипломатическую ноту на Мейерс. Согласен, что мы должны будем отказаться сдать им наши корабли, но почему бы не договориться вернуться на орбиту и сохранить статус–кво в Новой Тоскане, пока мы пошлем посыльное судно обратно в Мейерс с просьбой об инструкциях к комиссару Веррочио? Если они согласятся, то решение о том, как мы среагируем на их требования законно становится политическим решением, которое будет принято на самом высоком уровне местной политической власти. А если эта Золотой Пик согласится, это также даст комиссару Веррочио возможность отправки подкреплений в том случае — как почти наверняка будет в этом случае — если он решит, что мы правильно отказались от ее требований. По крайней мере, это позволит нам выиграть время при…

— Любые переговоры, такие как вы предлагаете, будут непременно рассмотрены Золотым Пиком, как признак слабости, — прервал Бинг. — На мой взгляд, она запустила колоссальный блеф — на самом деле, вероятно, по этой причине она ускоряется так сильно, чтобы убедить нас, что все дикие истории о «техническом превосходстве» Мантикоры верны — и я не собираюсь поощрять ее, считая, что это работает. Впрочем, даже если предположить на минуту, что у них есть оружие с такими возможностями, вы беспокоитесь о том, что она должна быть не просто сумасшедшей, но невероятно глупой, чтобы нажать на спусковой крючок, целясь в нас! Меня не заботит какие волшебные пули у них там есть, капитан. Черт возьми, у них может быть каждая вещь по самым пессимистическим оценкам коммодора Тургуда! Это не меняет того факта, черт возьми, что поблизости от них Солнечная Лига, и если они откроют огонь по соларианским линейным крейсерам в нейтральном пространстве, они действительно будут иметь акт войны на своих руках. Вы всерьез думаете, что какая–то кучка неоварваров будет намеренно создавать такую ситуацию? Особенно, когда они уже в состоянии войны с другой кучкой неоварваров, кто не может дождаться, чтобы уничтожить их?

— Я не говорю, что это будет умно с их стороны, сэр. Я только сказал, что они могут иметь возможность это сделать. И, с уважением, сэр, если мы согласимся на то, что они изначально требовали, это, в любом случае, будет актом войны против Лиги. Во всяком случае, оно может — и должно — быть истолковано таким образом. Они, очевидно, готовы рисковать, что же заставляет вас предполагать, что они не готовы рисковать другим актом войны?

— Капитан, — сказал Бинг сдержанно, — очевидно, вы и я не согласны. Соответственно, я должен спросить вас достаточно ли глубоки наши разногласия, что вы не желаете исполнять мои приказы?

— Адмирал, — сказал Мизава, его голос был одинаково холоден, — я готов выполнить любой законный приказ, который я могу получить. Однако, с уважением, одной из моих функций как вашего флаг–капитана является предложение своих лучших решений и рекомендаций.

— Я понимаю это. Однако, если вам достаточно… неудобно из–за моего предлагаемого курса действий, то я освобожу вас — без предубеждения, конечно — от ваших нынешних обязанностей.

Их глаза встретились через электронные средства коммуникационной системы корабля. Напряженность гудела и вибрировала между ними в течение нескольких секунд, а затем Мизава покачал головой. Это был отрывистый жест, жесткий от подавляемого им гнева.

— Адмирал, если вы решили освободить меня, это, конечно, ваше право. Я, однако, не просил об освобождении.

— Очень хорошо, капитан. Но в таком случае, у меня есть другие вопросы, которые требуют моего внимания. Бинг, конец связи.

* * *

— Я вижу, что признак здравомыслия оттуда еще не вырвался, — пробормотала Мишель капитану Лектер.

Двадцать пять минут прошло с тех пор ее второе сообщение достигло Бинга, а скорость соларианских крейсеров возросла до 7,192 км/с. Скорость ее собственных кораблей превышала 30 тысяч километров в секунду, что даст им скорость при сближении лучше, чем тридцать семь тысяч км/с, а досягаемость сократится до немногим более ста тринадцати миллионов километров.

— Нет, во всяком случае, этого никто не заметил, — согласилась также спокойно ее начальник штаба. Они вдвоем стояли перед главной проекцией, вглядыаясь в нее. Флаг–палуба «Артемиды» вокруг них была спокойной, почти тихой, поскольку мужчины и женщины, комплектовавшие ее боевые посты, сосредоточились на своих обязанностях.

— Вы знаете, — продолжила Лектер, — я изучала наше досье на Бинга, пока мои глаза не заболели, и я все еще не могу понять, как в нем уживается так много бахвальства, столько несдерживаемого высокомерия, и столько простой глупости. — Она покачала головой. — Вы думаете, что он действительно хочет вести бой, или он просто будет играть с нами как с неоперившимися юнцами, пока не попытается прорваться и уйти в гипер?

— Я не знаю, и это не имеет значения, — мрачно сказала Мишель. — Наши приказы являются достаточно ясными, и поэтому альтернативы я ему прописала. И я не имею ни малейшего намерения ждать, пока он выстрелит первым.

— Простите, мэм, — сказала Доминика Аденауэр, и Мишель повернулся к ней, подняв брови.

— Просто БИЦ заметил изменение статуса, — сказала офицер–операционист. — Солли развернули своего рода пассивную оборонительную систему.

— То есть? — спросила Мишель, переходя к консоли Аденауэр и смотря на дисплеи офицера–операциониста.

— Право, трудно сказать, мэм. Как бы то ни было, Макс и я не думаем, что они привели его в режим полной готовности, пока нет. Это выглядит так, словно представляет собой вариацию концепции привязанной приманки. Из того, что разведывательные платформы могут сказать нам, каждый из их кораблей только что развернул полдюжины или около того этих подконтрольных платформ на каждом фланге. Они должны иметь защитную функцию, и я не думаю, что они достаточно большие, чтобы иметь при себе своего рода бортовые точки обороны, как делают наши платформы «Замочной скважины». Я не хочу быть слишком самоуверенной, но они видятся мне, как имеющиеся у них ложные цели, и мы уже знаем, что технологии маскировки солли чертовски хороши. Если их приманки являются такими же хорошими, вероятно, наша точность будет значительно ухудшена, особенно на длинном расстоянии.

— Где же «Аполлон», когда он вам так нужен? — спросила Мишель наполовину причудливо.

— Когда вы говорите «наша точность будет значительно ухудшена», у вас есть какие–либо приблизительные оценки того, насколько значительно? — спросила Лектер.

— Не очень, мэм, — ответил Терстиг за обоих. — Пока мы не видели их в действии — и не подтвердили, что это на самом деле система приманок, впрочем — нет никакой возможности дать вам любую реальную оценку.

Лектер поморщилась, хотя ответ едва ли удивлял, и посмотрела на Мишель.

— Вы хотите немного уменьшить дальность, нежели мы первоначально планировали, мэм?

— Я не знаю. — Мишель нахмурилась и потянула мочку правого уха, рассматривая вопрос Лектер.

РУФ и Бюро Вооружений исследовали оружие на борту линейных крейсеров постройки Лиги, захваченных в целости на Монике. Энергетическое оружие, хотя индивидуально меньшее и легкое, чем это было в нынешней практике Мантикоры, было довольно хорошо. Пассивные оборонительные системы были также хороши, хотя и не дотягивали до мантикорских стандартов, но с ракетами — и противоракетами — была совершенно другая история, а программное обеспечение для сенсоров кораблей было грустно–устаревшим по тем же стандартам. Если на то пошло, сами датчики, если имелись, были маленькими, лучше, чем была развернутая аппаратура КФМ в начале Первой Хевенитской Войны, двадцать с лишним стандартных лет назад.

Было некоторое разделение мнений среди аналитиков по поводу того, была ли электроника призовых судов отражением лучшего, что было у солли. Стандартной политикой Лиги на поставку военных судов союзниками и зависимым всегда было предоставление им пониженного, «экспортного варианта» критических оружейных технологий, поэтому было предположено, что то же самое было сделано с линейными крейсерами, предназначенными для Роберто Тайлера. За исключением того, конечно, что эти крейсера пришли с недавней службы в Пограничном Флоте, что должно была означать, что они вплотную прилегали к первой линии текущего поколения технологий, и кучка бандитов, как те из «Технодайна», наверное, не пошла бы на замену технологий с менее способными версиями тех, что уже были в полностью незаконной сделке.

На данный момент, Бюро Вооружений решило идти на компромисс и предположить, что все, что они видели на Монике представляет собой минимальный критерий. Существование оборонительной системы, которую Аденауэр и Терстиг только что описали — допуская, что их анализ был точен — наводило на мысль, что это решение было мудрым, так как ни один из кораблей на Монике не был оснащен ничем подобным. Но это также предполагало, что, вероятно, будет неразумным полагаться слишком сильно на продемонстрированную дальнобойность и темпы ускорения противокорабельных ракет, которые эти крейсеры провели.

Эти ракеты, эффективная дальность которых в состоянии покоя генерировали максимальную досягаемость чуть более 5,900,000 км, с конечной скоростью 66,285 км/с. Учитывая текущую скорость сближения, это приравнивается, с незначительными отклонениями, к определению цели при запуске лучше, чем 12,680,000 километров, в то время как Марк-23 имел дальность при запуске 85,930,000 км при той же геометрии. Даже Марк-16 имел досягаемость при запуске значительно больше 42 миллионов километров в теперешних условиях. Таким образом, даже если она предполагает, что линейные крейсера Бинга несут ракеты в два раза более способные, чем те, захваченные в Монике, дальнобойность ее Марк-16, которые намного меньше ее же Марк-23, все еще превышает больше, чем в три раза его максимальную эффективность дальности стрельбы.

— Какова будет наша скорость сближения через сорок миллионов кликов? — спросила она Аденауэр, и офицер–операционист набрала числа.

— Примерно пять–четыре–точка–семь тысяч км/с, мэм. Мы будем там примерно через двадцать шесть минут.

— Хм.

Мишель потянула сильнее свою мочку уха в то время как она проводила расчеты. При этой скорости, солли будут в зоне досягаемости ее Марк-16, которые несли ее корабли, через приблизительно тринадцать минут. В одном запуске каждые восемнадцать секунд ее корабельные пусковые могли выстрелить сорок три ракеты каждый, и у нее было шестьсот двадцать труб на борту ее «Ник» и «Саганами–C». Это позволит выпустить более двадцати шести тысяч ракет, что, подозревала она — с приманками или без — будет довольно значительным случаем перебора.

С другой стороны, Марк-23 из подвесок у внешних сторон корпусов ее судов будет иметь эффективную дальность при запуске более чем девяносто шесть миллионов километров, предполагая, что ускорение цели будет неизменным, что позволило бы ей открыть огонь на почти пятьдесят миллионов километров раньше. Ее точность будет ниже, но…

— Какова будет наша скорость сближения через восемьдесят миллионов кликов?

— Четыре–шесть–точка–ноль–пять тысяч км/с, — ответила Аденауэр. — Мы достигнем этого диапазона через почти ровно тринадцать минут.

— Учитывая эту геометрию, как будет выглядеть эффективность охвата наших Марк-23?

— Предполагая, постоянное ускорение цели, выжигание двух двигателей даст нам… — Аденауэр набрала числа — …только четыре–шесть–точка–один миллион километров на запуске. Если сожжем все, то примерно девять–один–четыре миллиона.

— Спасибо.

Мишель сложила руки за спиной и медленно пошла обратно к основной схеме, стоять, глядя в ее глубины. Лектер последовала за ней, спокойно стоя за правым плечом, ожидая, пока она думала. После того, что казалось, часами, но, вероятно, было на самом деле не больше, чем несколькими секундами, Мишель повернула голову, чтобы посмотреть на Лектер.

— Мы отправим Бингу еще одно сообщение, — сказала она. — Вот и все. Если он не остановит своих дерьмовых лошадей, мы начнем с «Вильгельма Телля» на сорока пяти миллионах километров.

На мгновение казалось, что Лектер собиралась что–то сказать, но потом она просто кивнула и удовольствовала себя простым: «Да, мэм», и Мишель слегка улыбнулась.

«Это своего рода баланс, не так ли, Синди? — подумала она сухо. — Если я готова идти вперед и убить их всех, так или иначе — что в настоящее время заманчиво, возможно, Бет будет просто чуточку расстроена, учитывая зарубежные последствия для политики и всего — стрельба на таком расстоянии расскажет солли много о наших возможностях, и, это вполне может подпасть под заголовок Плохая Вещь. Если эта ситуация станет столь же гнусной, как я рассчитываю, учитывая тот факт, что Бинг, очевидно, еще глупее, чем я думала, уверена, что Адмиралтейство предпочло бы держать их в неведении относительно реальной досягаемости Марк-23 настолько долго, насколько только можно. Но я все равно держу более двадцати миллионов километров дальнобойности в резерве, и лучшим способом удержать эту ситуацию будет покончить с каждым с минимально возможными потерями здесь, в Новой Тоскане».

В ее более пессимистичные моменты, она была уверена, что ситуация была уже за рамками возвращения в нормальное состояние, но она не была готова просто идти вперед и сдаться неизбежному, несмотря на то, что, во многом, просто перебить все силы Бинга будет на самом деле гораздо простым предложением. Вместо этого, она столкнулась с проблемой убедить идиотов сдаться прежде, чем она должна была убить их, и это было гораздо сложнее. Если бы она могла когда–либо прорваться через обычное высокомерие Солнечной Лиги о неизбежном превосходстве, то Бинг — или его преемник по командованию, по крайней мере — может оказаться более сговорчивым. Это была реальная причина, того что она шла с таким высоким уровнем ускорения. Она хотела, чтобы они подумали об этом, интересуясь, какие другие технологические преимущества могли бы быть у нее в рукаве. И если бы ей пришлось стрелять в них всех, то большую дальность, на которой она сделала бы это, они, скорее всего, должны были бы признать как непревзойденную ими, пока не стало слишком поздно… для них.

«И всегда есть другой фактор, — мрачно подумала она. — Если мы откроем огонь на шестидесяти миллионах и они не начнут сразу же замедлятся, для нас займет более двенадцати часов сравнять скорости с ними. И они ушли бы через гиперграницу, и находились бы в гипере один час сорок минут. Так что, если мы не сможем убедить их остановиться и немедленно начать свое торможение, я не буду иметь никакого выбора, кроме как вынести их всех, прежде чем они выйдут из пределов досягаемости».

Она посмотрела на дисплей времени, учитывая отправку ее следующего — и окончательного — сообщения для Джозефа Бинга.

* * *

— Адмирал Бинг, — лицо женщины, на ком–дисплее, возможно, было вытесано из обсидиана, а ее голос был еще тверже, — я дважды предупреждала вас о последствиях невыполнения моего требования. Если вы не немедленно не смените ваш курс на максимальное торможение, готовясь к повторному возвращению на орбиту Новой Тосканы, в соответствии с моими указаниями, я открою огонь. У вас есть пять минут с момента получения этого сообщения. Больше не будет никаких дополнительных предупреждений.

Бинг смотрел на дисплей, но он смотрел сквозь него, пока эта дерзкая сука говорила. Может быть, у нее действительно были лучшие ракеты, чем у него, но их не могло быть достаточного количества для ее нелепых угроз, а с «Гало» и другими недавними обновлениями в его противоракетной обороне, шансы на то, что большинство его кораблей выживут, были подавляющим, чтобы после разрушить ее, что бы она ни сделала. У нее просто не хватит труб для любого другого результата. А как только его оперативное соединение окажется за гиперграницей, свободно и чисто сбежав, ее дни — и дни ее жалкого «Звездного Королевства» — будут сочтены. Может быть только один ответ от Флота Солнечной Лиги на что–то вроде этого, и Мантикора не сможет отвести от себя мстительную лавину, несущуюся на нее.

* * *

— Развернуть подвески, — тихо сказала Мишель, глядя на дисплей времени с отметкой, стремящейся вниз к сроку Бинга.

— Есть, мэм. Развертывание подвесок сейчас, — ответила Доминика Аденауэр, и ускорение оперативной группы упало, когда подвески, которые тянулись, плотно прилегая к корпусам своих судов, вышли за пределы периметров своих импеллерных клиньев.

Это были линейные крейсера, на которых уже были развернуты платформы «Замочная скважина», но масса «Замочных скважин» была достаточно низкой, чтобы кривые ускорения «Ник» не были существенно затронуты. Развертывание ракетных подвесок, которые тянулись за кораблями–носителями, но чисто боковые стены этих носителей (и клинья) были совсем другим делом, и ускорение оперативной группы снизилось с шестисот трех g только до пятисот восьмидесяти.

— Встряхните нас, Стерлинг, — сказала Мишель коммандеру Кэстерлайну.

— Есть, мэм. Возвращение на прежний курс сейчас.

Вся оперативная группа целиком перевернулась, легла кормой к линейным крейсерам Бинга и начала замедляться. Даже с развернутыми подвесками, команда Мишель имела преимущество почти в сто g, и скорость сближения начала замедляться.

— Выполнить Вильгельм Телль минута в минуту, Доминика.

— Есть, мэм. — Коммандер Аденауэр набрала ключ, замкнувший команду стрельбы и последовательности, затем села обратно. — Вильгельм Телль включен и заблокирован, мэм.

— Очень хорошо, — сказала Мишель, и откинулась на спинку командирского кресла, наблюдая за скоростью последних нескольких секунд, уходящих в вечность.

* * *

Джозеф Бинг сидел в своем командном кресле, наблюдая за другим дисплеем времени, показывающим обратный отсчет к нулю, и в его животе был узловатый комок напряжения.

Капитан Мизава в последний раз попытался убедить его лечь как собака на живот, чтобы показать покорность. Теперь он уже не говорил, ибо говорить было не о чем.

Легко было для Мизавы выдвигать свои аргументы, думал обиженно Бинг. Мизава не был бы раскритикован за трусость. Мизава не будет первым флагманом Лиги в истории, который сдался противнику. Мизава не будет известен как офицер, которого бы раскатала кучка неоварваров без единого выстрела.

«Это не просто «легко» для него, — раздался голос в мозгу Бинга. — Это также его способ убедиться, что я никогда не буду в состоянии забить его, как нелояльную, предательскую сволочь. Ну, это не пройдет, капитан — поверьте мне! Это не будет так просто для вас».

Несмотря на свою ярость на Мизаву, он пришел к выводу, что, вероятно, что–то немногое хотя бы, в аргументах флаг-капитана было. О, не было никакой возможности, что у манти были волшебные ракеты, несмотря на болтовню Мизавы об этом, но они могли быть существенно лучше, чем ракеты, предполагавшиеся Разведкой. Если это так, было вполне вероятно, что он потеряет, по крайней мере, несколько кораблей на пути к выходу из системы. Это было бы прискорбным, конечно, но с недавними обновлениями в ПРО ФСЛ и таким множеством целей для распространения своего огня между ними, будет крайне маловероятным, что у монти смогут пройти достаточно ракет, чтобы искалечить больше, чем горстку — полдюжины, не больше. И они всего лишь единицы Пограничного Флота. Они могут быть заменены сравнительно легко, а оставшимся в живых из прошлых монти, решительность действий Бинга была бы очевидна. Как адмирал, который получил удар, проходя мимо монти, чтобы унести домой слова о их ничем не спровоцированном нападении на Солнечную Лигу, он бы получил прививку от любого вида диких обвинений, которыми угрожал Мизава, о событиях в Новой Тоскане. На самом деле, в конце концов, он был бы вполне в состоянии раздавить Мизаву, и он не мог отрицать, что получит первобытно–свежее удовлетворение, когда придет время.

Конечно…

— Запуск ракет! — объявила внезапно Ингеборг Аберу. — Множественный запуск ракет! Дальность сорок–пять миллионов километров. Ракетное ускорение четыре–шесть–тысяч км/с2! Приблизительное время полета при постоянном ускорении, пять–точка–семь минут.

— Противоракетная оборона Эгида Пять! — резко скомандовал Бинг автоматически, реакция, которая никогда не должна была советоваться со своим передним мозгом вообще… которой повезло, так как его передний мозг работал не очень хорошо на данный момент.

«Боже мой, она на самом деле сделала это! Она на самом деле выпустила ракеты в Фло Солнечной Лиги! Я не думал, что кто–то может быть таким сумасшедшим! Разве она не знает, чем это должно закончиться?»

Тем не менее, даже эта мысль прорвавшаяся через него, была не такой темной и страшной, как еще одна. Золотой Пик не начала бы с такого далека, если бы у нее в в правду не было преимущества в дальности для своих кораблей, а это означало, что Мизава говорил всерьез о своей озабоченности, в которой не было так много ерунды, в конце концов.

Дальность при запуске была более двух с половиной световых минут, но со скоростью сближения в 53,696 км/с, это геометрически означало, что максимальный эффективный охват Марк-23 был далеко за девяносто пятью миллионами километров. Даже Марк-16, с одной только парой приводных систем, имел бы эффективный охват в почти сорок девять миллионов километров… что означало, что ее Марк-23 могли достичь своей цели, никогда не активируя свой третий двигатель и все еще иметь необходимую прочность для окончательного атакующего маневра. Это была настоящая причина Мишель Хенке для сближения на эту дальность перед выстрелом. Это дало бы ей широкие возможности, чтобы сделать дело, но она могла сделать это, скрыв полную треть эффективной выносливость МДР. В то же время, она хотела покончить с этим без использования своих бортовых пусковых вообще, если бы смогла. Нет сомнения, что выжившие соларианцы — если смогут, дополнил ее ум мрачно — и поймут, что она использовала запуск ракет с подвесок, и именно этот метод она предпочитала. Если молоток действительно опустится, она хотела бы, чтобы существование Марк-16 было полной неожиданностью для первых соларианских офицеров, которым повезет посмотреть правде в глаза во время боя.

* * *

— Сэр, БИЦ считает, что эти запуски были осуществлены с подвесок, а не из пусковых. — Голос Ингеборги Аберу был суровым, жестким со страхом и чем–то еще. Что–то жалобное, почти раздражительное. Гнев подогревался внезапным осознанием того, что Звездное Королевство Мантикора действительно может производить технологии опережая все, что Солнечная Лига только подумывала развертывать. — Они должны были тянуть их в своих клиньях. Вот почему их ускорение упало перед запуском; они должны были развернуть их подальше от периметра клина.

— Понятно, — ответил кратко Бинг.

«По крайней мере, я был прав во многом, — с горечью подумал он. — Они не могут запустить что-то столь большое из бортовых труб, как мы видели на Монике… не то чтобы от этого что-то изменилось к лучшему. Если им доступно не очень много проклятых подвесок».

— Сэр, — сказала мгновение спустя Аберу, ее голос более безжизненным, чем раньше, — БИЦ прогнозирует, что все их ракеты нацелены на одну единицу. — Она повернула голову, чтобы посмотреть на него.

— На нас, — сказала она.

Уорден Мизава злобно выругался, когда Урсула Цейсс сообщила ему то же заключение.

«Гребаный идиот! Эта глупая, высокомерная отрыжка Боевого Флота, ничтожество! Теперь у него получилось всех нас убить, и абсолютно бессмысленно!»

— Время до столкновения — пять минут, — резко сказала Цейсс.

— Ожидание для противоракетной обороны, — сказал Мизава, и заглянул в дисплей, который показал ему лицо Хильдегард Бурже, в Командной Бета. Судя по ее напряженному, горькому выражению лица, она, очевидно, догадалась, о том же самом, что и он.

«Похоже ты получил корабли, работающие даже лучше, чем я ожидал, Мэтланд, — даже сейчас подумал уголок его мозга. — Извини, что я никогда не говорил тебе лично о работе, которую ты сделал для меня, но я предполагаю, что у меня не будет шанса наверстать упущенное. Удачи, мальчик — и смотри за своей задницей! Думаю, Флот будет нуждаться в тебе».

«Боже, хоть бы я ошибался, — болезненно думал Мэтланд Аскью, его лицо было бледным и сжавшимся, когда он смотрел на тактическую главную проекцию на флагманском мостике адмирала Сигби и думал о всех мужчинах и женщинах, которых он знал на борту флагмана Джозефа Бинга. — Боже, почему я не мог ошибаться?!»

Несмотря на все симуляции, которые Бюро Вооружений и Бюро Подготовки удалось проделать после исследования оборудования, захваченного у Моники, Мишель и Доминика Аденауэр слишком хорошо знали, что их знания о действительных соларианских возможностях были ограничены, если не сказать больше. У них не было реальных метровых колышков для измерения прочности противоракетной обороны солли, поэтому они решили ошибиться в сторону осторожности. У каждой из их «Ник» было восемьдесят подвесок в «плоских упаковках», прилепленных к корпусу, а у каждого «Саганами–C» было сорок. Это дало Мишель в общей сложности девятьсот шестьдесят подвесок, или в лучшем случае до десяти тысяч ракет. Основываясь на предположении, что фактическая обороноспособность солли была вдвое выше, чем у захваченных судов, исследованных после Моники, Мишель решила, что двести пятьдесят этих ракетдолжны делать свое дело. Они не смогли бы разрушить свою цель сразу, но для нее это было прекрасно. На самом деле, она действительно предпочла бы такой исход. Она, в конце концов, не была маньяком–убийцей, кто наслаждался, убивая людей. Она была более чем готова согласиться на демонстрацию того, что она может уничтожить их суда… и она будет рада, если убедит их признать себя побежденными, прежде чем на самом деле сделает это.

Флот Солнечной Лиги был главным флотом в изученной галактике на протяжении веков. На самом деле, никто не мог вспомнить время, когда он не был бы признан как самый мощный флот из существовавших. Но это самое превосходство сработало, подрывая его эффективность. Попросту говоря, не существовало такого врага, чтобы принимать его всерьез, не было равных, по которым можно измерять себя, не было дарвиновских стимулов для выявления слабых мест и их устранения.

Природа самой Солнечной Лиги, в которой доминировали несменяемые чиновники, которые фактически руководили ею, а не политическое руководство, давно потерявшее всякую власть, чтобы обуздать этих бюрократов, была еще одним фактором. Как и гражданская бюрократия, флотская бюрократия стала неподвижно укоренившейся, а междоусобные войны между конкурирующими отделами за ограниченное финансирование были интенсивны и жестоки. Решения о финансировании принимались на основе того, кто был самым влиятельным, а не из–за самой большой потребности, и, в действительности, нужен был очень маленький любой беспристрастный анализ фактических эксплуатационных требований. Так что, вероятно, было не очень удивительным, что, основываясь на предположении о соларианском технологическом превосходстве во всем, бюджет НИОКР был самым маленьким из всех. В конце концов, поскольку технологии ФСЛ уже были лучше, чем у кого–либо еще, зачем тратить деньги на то, что можно с большей выгодой потратить на такие престижные вещи, как дополнительные супердредноуты… или спокойно осесть на частных банковских счетах чиновников–снабженцев Флота?

Все это помогало объяснить, почему ФСЛ также был одним из самых консервативных флотов галактики. С тысячами кораблей, введенных в строй, и более тысяч законсервированных в резерве, его запас превосходства над любым мыслимым противником был совершенно решающим. Это означало, что получение денег даже на строительство новых судов, или радикальную перестройку и модернизацию существующих, всегда было трудным делом. Как следствие, ФСЛ был слишком медленным, чтобы признать потенциал лазерной головки, и еще более медленным, чтобы принять его. А потому что никто никогда не использовал подобное оружие против него, представляемая оценка угрозы нового оружия — и доктринальные изменения, необходимые, чтобы победить его — отставали даже от собственных аппаратных средств.

Это отставание имело серьезные последствия для КФСЛ «Жан Барт».

— Те платформы, безусловно, ложные цели, мэм, — сказала решительно Шерилин Джефферс, смотря на свои дисплеи. — Они сейчас раскручиваются, а «Призрачный всадник» дает нам хорошие данные о них.

— Как они выглядят? — спросила Наоми Каплан.

— Это выглядит, как довольно хорошая система в целом, мэм. — Офицер радиоэлектронной борьбы нажала несколько клавиш, и глаза ее были пристальны, когда она впитывала анализ БИЦ о потоке данных с разведывательных платформ. — Я бы сказала, что отдельные платформы, вероятно, не столь способны, как те, что мы видели от хевенитов в последнее время, но их совокупная способность на самом деле лучше.

— Настолько лучше, что мы должны будем использовать больше ракет, как вы думаете, канонир? — спросила Каплан.

— О, нет, мэм. — Абигайль не отрывалась от своих дисплеев и телеметрии, и ее улыбка могла бы заморозить сердце звезды. — Не настолько лучше. На самом деле, я бы сказала, что их оборудование лучше, чем их доктрины. Либо так, либо их рулевые немного трясутся. Интервал между их единицами, по крайней мере, в три раза меньше, чем приняли бы хевениты, и это означает, приманки других судов находятся слишком далеко от цели, чтобы дать ей большее покрытие. Наши атакующие птички могут отвлечься только на их собственные платформы, и они не достаточно хороши, чтобы сломать их против такого множества огня, без намного большей поддержки.

— Запуск противоракет, — объявила коротко Урсула Цейсс, и Мизава отрывисто кивнул подтверждая.

Он не был уверен, насколько хорошо противоракеты сработают. LIM-16F был третьим поколением от своего предшественника, но даже если и так, то не было времени для должной эшелонированной обороны. К тому времени, как они достигнут «Жана Барта», скорость сближения мантикорских ракет будет достигать семьдесят девять процентов от скорости света. У двигателя LIM-16 просто не было выносливости, чтобы поразить монстров монти достаточно далеко для эффективного второго запуска в те же цели, прежде чем они промелькнут прямо через всю оборонительную оболочку.

«Этих сук для лазерных кластеров будет слишком много, — подумал он жестко. — И они, очевидно, знают где находится говоривший с ними мудак Бинг. Я с трудом могу обвинить их в желании убить его бесполезную задницу, но они еще решили убить в то же время и меня!»

Несмотря ни на что — несмотря на свой страх, несмотря на его отчаянное беспокойство за его корабль и его экипаж, несмотря даже на накалившуюся ярость Джозефа Бинга — он на самом деле улыбнулся, когда последнее предположение пробежало через его мозг.

На борту атакующих МДР, их компьютеры активировали свои защитные протоколы, и вдруг начали цвести помехи и ложные цели. Соларианские противоракеты были не далеко ушли от основного уровня технологий, но, несмотря на запоздалое осознание ФСЛ того, что в секторе Хевен с боевыми ракетами происходит что–то странное, это было только начало какой–либо серьезной попытки модернизировать свою активную противоракетную оборону. Хуже того, ни у аппаратуры, ни у офицеров, нащупывавших некую новую оборонную доктрину, не было за спиной двух десятилетий жестоких боев, которые совершенствовали их мантикорских и хевенитских коллег. Их программное обеспечение для противоракет не было так хорошо, доктрина их использования была чисто теоретической, без жесткого дарвиновского вклада на выживание, и офицеры делали все возможное — и не только на борту «Жана Барта», но и на борту всех линейных крейсеров Бинга — не имея истинного понятия об угрозе обстановки, в которую они вторглись.

Несмотря на всю его высокую репутацию, весь его размер, все богатство и промышленные мощности, которые стояли за ним, Флот Солнечной Лиги был просто превзойден. Даже Пограничный Флот привык к борьбе только с пиратами, случайными работорговцами, или каперами–изгоями. Никто не уничтожал соларианский военный корабль в боевых действиях в течение почти трех столетий, а родившаяся самоуспокоенность приготовила фатальные последствия. Несмотря на свое первенствующее положение, ФСЛ был второсортной силой, уступая даже многим соларианским силам системной защиты, которые он в течение многих десятилетий высмеивал как «любителей». Что гораздо хуже, мужчины и женщины его офицерского корпуса даже не признавали своей неполноценности… и корабли Джозефа Бинга оказались противостоящими тому, кто был, почти по любым меркам, самым опытным, закаленным в боях, и технологически продвинутым флотом в пространстве.

* * *

Бинг смотрел на мастер–схему в неверии, когда мантикорские ракеты начали внезапно и волшебным образом воспроизводиться. Было уже не сотни наступающих ракет — там их были тысячи, и противоракеты, пытавшиеся убить их, взбесились. Десятки из них нацелились на те же ложные образы, позже подошли такие же приманки, а затем раскрутились платформы РЭБ, названные мантикорцами «Зуделки», сияя с невозможной силой. Никто в Солнечной Лиге не понял, что КФМ удалось поставить фактически термоядерные ракеты на их борту, так что никто даже не считал, что помехи или ложные цели могли сделать с такого рода запасом энергии. И, к сожалению для «Жана Барта», было слишком поздно, чтобы начать думать о такой вещи, как адски–ярких пузырьках нескольких мегатонн ядерного взрыва, породившего рентгеновские лазеры.

Несмотря на мантикорских помощников-пенетраторов, несмотря на слабые места в доктрине, несмотря на удивление и катастрофическую недооценку угрозы, Флоту Солнечной Лиги удалось остановить семьдесят три наступающие ракеты. Тридцать других Марк-23 ничего не несли, кроме пенетраторов РЭБ, которые доставили «всего лишь» сто сорок семь фактических убийц кораблей. Сто сорок семь ракет, каждая из которых несла шесть отдельных лазерных головок предназначенных, чтобы пробиться сквозь броню супердредноута.

Жаждущий, бессловесный звук тек через мостик КЕВ «Тристрам», когда рапиры целенаправленных рентгеновских лучей вонзились вглубь «Жана Барта».

«Нет, не «рапиры», — думала Абигайль Хернс с жестким, холодным гневом в глазах, когда ярость бомбы с лазерной накачкой разорвала на огромные осколки и куски искаженный корпус линейного крейсера. — Это очень аккуратно, очень точно. Это секира. Или бензопила».

Марк-23 был разработан, чтобы убивать супердредноуты, корабли с невероятно жесткой броней, которая была буквально в метры толщиной. Суда, которые замысловато раздроблены, изрешечены взрывоустойчивыми люками, внутренними перегородками, а также коффердамами — всем, предназначенным для сдерживания повреждений. Чтобы направить их подальше от жизненно важных областей. Для поглощения почти немыслимых ударов и оставления действующим.

Но КФСЛ «Жан Барт» не был супердредноутом.

Его клин остановил дюжины — десятка два — лазеров. Его приманки отвлекли еще несколько от его корпуса. Но еще десятки не были ни остановлены, ни заманены, и они взорвали боковые стены и броню линейного крейсера с презрительной легкостью. Они рвали его жизненно важные органы, как когти какого–то огромного демона. А потом, внезапно, он просто… распался на части.

Абигайль Хернс наблюдала следующую лучшую вещь: как корабль в миллион тонн распадается, и ее каменные глаза даже не мигали. Глубоко внутри у нее было ощущение ужаса, страшное сожаление о тысячах человеческих существ, которые только что умерли. Большинство из них не были виновны ни в чем хуже, чем подчинение приказам преступно–глупого и высокомерного начальника Она знала это, и часть внутри нее оплакивала их смерть, но даже это не могло заглушить тусклого ощущения ее триумфа. Правосудие свершилось для убитых товарищей ее корабля по эскадре.

«Вот, Я сделал тебя острым молотилом, новым, зубчатым; ты будешь молотить и растирать горы, и холмы сделаешь, как мякину, — ее ум читал старые, старые слова холодно, когда обломки начали усеивать ее тактическую схему. — Ты будешь веять их, и ветер разнесет их, и вихрь развеет их».

Но все сказала она вслух было…

— Цель уничтожена, мэм.

«Ну, в конце концов, это был случай излишества», — подумала Мишель, глядя на распространяющееся облако обломков и газа, которые когда–то были линейным крейсером Солнечной Лиги, но мысль была сдержанной, почти тихой. Даже для нее, даже после всех смертей и разрушений, которые она видела за два десятилетия войны, было что–то ужасное в казни «Жана Барта». И слово «казнь» обозначало именно то, что случилось, подумала она. Она ожидала, что солли были толстыми, счастливыми, и мягкими, как и полагала, убивая судно одним залпом, но ее осторожные оценки далеко обесценились тем, насколько большим преимуществом Королевский Флот Мантикоры в настоящее время пользуется.

«Но вот беда, не так ли, девушка? Это слово «настоящее». Ну, и тот факт, что у солли, вероятно, есть по крайней мере в четыре раза больше супердредноутов, чем у нас эсминцев! Но что сделано, то сделано, и может быть, кто–то на их стороне будет достаточно умен, чтобы понять, как много их астронавтов можно убить до того, как их преимущество в размере позволит им пойти против нас. Я бы очень хотела думать, что здравомыслие может проявиться хоть где–то, во всяком случае».

Никакие следы ее мыслей не коснулись выражения ее лица, когда она повернулась, чтобы посмотреть на коммандера Эдвардса.

— Ладно, Билл, — спокойно сказала она офицеру связи. — Давайте посмотрим, вдруг следующее звено в цепочке их командования увидело причину сейчас.

ГЛАВА 46

— Вы знаете, я бы очень хотела встретить эту Анисимову однажды, — сказала Мишель Хенке, принимая новую чашку дымящегося черного кофе от Криса Биллингсли. Она с благодарностью быстро улыбнулась стюарду, и он продолжил обходить вокруг стола, чтобы налить и долить из своего кофейника двум ее гостям, а затем вышел из салона.

— Я не думаю, что вы одиноки в этом, мэм, — мрачно сказал Айварс Терехов. — Я знаю, что я хотел бы получить час или два с ней наедине.

— Она, кажется, прошла кругом, не так ли? — согласился Бернардус Ван Дорт. — Исходя из того, что на самом деле утверждал Тайлер, он встречался с тем же лицом.

— То же имя, то же самое описание, — указала Мишель. Она отпила из своей чашки, затем поставила ее обратно и откинулась в кресле. — Я понимаю, что есть много женщин в галактике, Бернардус, но как много есть прекрасных, людоедских блондинок с мезанским акцентом, кредитными чипами «Рабсилы», с целевыми группами солли в их задних карманах, и вкусом к трущобам в окрестностях Скопления Талботт, для организации операций, направленных на то, чтобы сломать наши коленные чашечки?

— Я признаю, данные свидетельствуют о том, что она тот же самый человек, — ответил Ван Дорт с невозмутимым спокойствием. — Если предположить, что она вернулась домой на Мезу после того как свистнула в свисток Монике, она должна была вернуться сюда в близкий к рекордному короткий срок. На самом деле, я расположен поинтересоваться, держали ли они операцию на Новой Тоскане в уме с самого начала, или же только в качестве резервного плана. Она вряд ли могла потратить очень много времени дома на Мезе для обсуждения или придумывания новой стратегии, прежде чем они отправили ее обратно.

— Они быстро оправились, не так ли? — согласилась задумчиво Мишель, и Терехов фыркнул.

— Я думаю, что они не столько «оправились», сколько «перезагрузились», — сказал он. — И мне очень не нравится, что Вежьен и другие должны были сказать о том, как поздно пришел печальной памяти адмирал Бинг, чтобы быть в состоянии выкинуть что–то невероятно глупое в первую очередь.

Его замечание было встречено коротким молчанием, так как остальные двое размышляли обо всех последствиях показаний премьер–министра Вежьена. Затем Мишель посмотрела на Ван Дорта.

— Вы действительно думаете, что баронесса Медуза и премьер–министр Альквезар собираются подписывать ваш договор с Вежьеном, Бернардус?

— Я думаю, что да… наверное. — Улыбнулся Ван Дорт. — Я действительно не обещал ему так много, вы знаете. В основном только то, что Королевский Флот не собирается приходить и демонтировать всю орбитальную инфраструктуру его звездной системы в качестве репрессалий.

— Это и еще то, что Новая Тоскана не будет вообще исключена со всех рынков Квадранта, — сказал Терехов укоряющим тоном. Ван Дорт поднял бровь, и Терехов снова фыркнул. — Это чертовски много больше, чем я дал бы ему, Бернардус! И, честно говоря, после того, что они пытались выкинуть на этот раз, я не уверен, что это оправданный безопасный риск.

Он начал говорить что–то еще, затем прервался со звуком подозрительно похожим на »Уф!», когда несколько кошачьих килограммов абсолютно без предупреждения обозначили себя на его коленях. Терехов был одним из любимых людей Задиры. Не только потому что на его длинных ногах ему было удобно, но и потому что радар Задиры имел странную способность отличать любителей кошек от тех, кто просто переносил кошачье присутствие. Теперь он сидел, тыкаясь своей широкой, покрытой шрамами головой в подбородок Терехова, и громко мурлыкал, чтобы напомнить своему поклоннику для какого именно дела были действительно изобретены человеческие руки.

Мишель покачала головой на это вторжение, но прежде чем она смогла позвонить Биллингсли, чтобы убрать его полностью незаконное домашнее животное, руки Терехова начали послушно гладить негабаритную зверюгу, и она закрыла рот. Существовало что–то непреодолимо привлекательное в наблюдении как несгибаемый как гвоздь победитель Моники находится под твердой лапой многобитого и чертовски нахального животного из семейства кошачьих.

— Что касается угрозы безопасности, — сказала она через минуту, — они не собираются рисковать гадить нам во второй раз в ближайшее время, Айварс, и я не думаю, что эти вопросы будут замолчаны, но я думаю, что отсутствие репрессалий могло бы того стоить. Если на то пошло, я склонна думать, что так и должно быть.

— Поэтому мы специально оставили открытым вопрос об оценке размера возмещения ущерба, — указал Ван Дорт. — Обе стороны знают, что это в будущем будет и что ценник будет жестким, а если вы заметили, я специально не исключил возможности репрессалий против ново–тосканского промышленного истэблишмента, если мы не сможем прийти к консенсусу по этой конкретной теме.

— Я не слишком уверена, что достижение этого консенсуса должно беспокоить, — сказала Мишель с усмешкой. — Я знаю королеву немного лучше, чем большинство людей, и я не думаю, что она будет очень рада Новой Тоскане. Должно быть, было достаточно плохо, когда первоначальный доклад о том, что случилось с Медведем и его кораблями, попал на ее стол неделю или около того назад. Когда она получит тот, где говорится о том, что случилось с Бингом здесь, в Новой Тоскане, будет еще хуже. А когда она получит наш следующий рапорт, включающий в том числе то, что Вежьен и другие должны были сказать нам о миз Анисимовой, я думаю, что она будет немного раздражена ими.

— Я не сомневаюсь в этом ни мгновения, — признал Ван Дорт, — и я не говорю, что они должны уйти безнаказанными. Но посмотрите хотя бы мгновение на то, как она сработала с их стороны. У меня нет большого запаса симпатии к Вежьену, Боутину и другим, и я не собираюсь проливать слезы, если они получат то, что выставили себя кровососущими, властолюбивыми, олигархическими ослами. Но Новая Тоскана, как звездная нация, уже потеряла приблизительно сорок три тысячи жизней. Это довольно дорогая цена, чтобы платить, и я бы сказал, что правительство Вежьена в такой же ярости от «Рабсилы», как они и говорят. Я уверен, что со временем он и члены его кабинета будет преодолеют их текущий спазм здравомыслия и вернуться к типичному образцу, но, в то же время, зачем нам нужно немного утяжелять удар? У нас есть достаточно проблем и без любого жестокого воспитания, что мы делать абсолютно не должны.

— Ну, это, конечно, верно, — согласилась мрачно Мишель. — Для адмирала, который только что вручил Флоту Солнечной Лиги свою первую задачу на поражение на уровне оперативной группы, я не чувствую себя везде сухо и комфортно внутри моего достижения.

Терехов оторвался от Задиры и усмехнулся с очень малым юмором, и Мишель ответила ему кривой улыбкой.

После уничтожения «Жана Барта», контр–адмирал Эвелина Сигби, командир 112–й эскадры линейных крейсеров, очень быстро увидела причину. Тот факт, что Мишель сделала ясным, что она знает, какой корабль был флагманом Сигби, вполне мог внести свой вклад в это, но было очевидно, что женщина была также значительно умнее — или, по крайней мере, готовой на самом деле использовать весь интеллект, что у нее был — чем Бинг. Мишель заинтересовало, насколько это было потому, что она была с Пограничного Флота, а не Боевого.

Поскольку выживших с «Жана Барта» не было, другие корабли соларианской целевой группы очень быстро вернулись на их парковочную орбиту вокруг Новой Тосканы. Сигби была немного колючей, пока покорно транспортировала свой персонал на поверхность планеты и передавала свои корабли с неповрежденными компьютерами абордажным партиям Мишель, но Мишель держала свои линейные и тяжелые крейсера далеко за пределами соларианской эффективной дальности стрельбы, послав только эсминцы, чтобы быть уверенной, что Сигби соблюдает ее инструкции. Как она и надеялась, память о том, что только что произошло с «Жаном Бартом» — и ее очевидное желание повторить демонстрацию — повлекло за собой победу.

Якорные вахты, которые остались на борту, не выказывали желания к более тесному сотрудничеству, чем они были должны, но они не проявляли открытого сопротивления. Опять же, это было не слишком удивительным, учитывая вооруженных до зубов морских пехотинцев, которые сопровождали флотские абордажные партии. А как только эти абордажные партии оказались на борту, быстро стало очевидным, что компьютерная безопасность солли была гораздо хуже мантикорской. С другой стороны, она также уступала некоторому гражданскому соларианскому программному обеспечению, которое флотские компьютерные техники видели, так что не обязательно доказывать что–нибудь о технической базе, доступной для ФСЛ; чего стоит одна только около техническая база, которой он фактически пользовался.

Когда проникли в защищенные банки данных, не заняло очень много времени, чтобы определить, что тактические записи, которыми владели солли, ясно показали, что суда коммодора Чаттерджи не имели ничего общего с разрушением ново–тосканской космической станции. Насколько целесообразно он собирался действовать после последних событий в звездной системе было спорным, но техники Мишель сделали полные копии оригинальных файлов.

Впрочем, у них были и некоторые реальные компьютеры, в которых эти файлы были сохранены, так как она также решила отправить линейные крейсера «Изобретательный» и «Дерзкий» к ней домой. «Изобретательный» принадлежал классу «Неутомимый», какие были захвачены на Монике, и она была уверена, что Бюро Кораблестроения и Бюро Вооружений хотелось бы сравнить их электронику и оружейную нагрузку с кораблями, которые «Технодайн» предоставил президенту Тайлеру. «Дерзкий», несмотря на букву, с которой его имя начиналось, было одним из нового класса кораблей «Невада». Как таковой, он представлял самые последние из развернутых технологий в ФСЛ, и Мишель знала, как жадно инженеры и аналитики дома будут приветствовать их прибытие.

Помимо этих двух единиц, она оставила остальные суда Бинга в Новой Тоскане с Сигби. Она не видела никаких причин, чтобы пытаться взять с собой больше по ряду причин, включая тот факт, что новые мантикорские конструкции не обеспечивали много лишнего персонала для экипажей призовых судов. Кроме того, она быстро пришла к выводу, что не было никакого смысла в попытке оставить их для службы Мантикоре. Они явно уступали чему–либо состоящему в настоящее время на службе Альянса, а расходы и усилия на огромное количество личного состава для трудоемких конструкций, чтобы довести их до чего–то приближающегося к действующим стандартам, можно было гораздо более выгоднее применить для других целей.

Она полагала их затопить, и в соответствии с принятыми положениями межзвездного права, она была бы полностью в своих правах, чтобы это делать. Однако, в конце концов, она решила, что фактическое их затопление может посыпать ненужную соль на рану. Она ничего не могла сделать, чтобы осчастливить ФСЛ, но плавание каждого ее корабля, или продувка их на орбите, только вероятно расценивалось ими как издевательство или даже хуже. Также было несомненным то, что, если бы она прекратила выполнение, это не помогло бы сделать их более счастливыми. Восемьдесят процентов их кораблей и девяносто пять процентов их персонала все еще были там, и корабли и люди были в значительной степени в физической неприкосновенности, но перед отбытием абордажные партии Мишель умышленно вызвали у тех судов сбой внутренних систем безопасности… который привел все сохранившиеся у линейных крейсеров центральные компьютерные сети в состояние близкое к шлаковому, сделав их молекулярные схемы такими же инертными и бесполезными, как цельный кусок гранита. Никто не будет перепрограммировать эти компьютеры, они требовали физической замены, если солли когда–либо захотят снять с якоря один из этих кораблей, чтобы получить их еще раз под свою власть. Что не обязательно выведет их из эксплуатации, но займет несколько месяцев, чтобы привести надлежащим образом оборудованный ремонтный флот по всей дороге до Новой Тосканы. На самом деле, это действительно может быть дешевле и быстрее в долгосрочной перспективе, чем отправлять флот буксиров и тянуть их обратно на соларианские верфи.

«А если они будут вне службы, по крайней мере, достаточно долго, то и не будут доступны другой стороне в ближайшее время, — подумала она мрачно. — Если это пойдет так далеко на юг, как могло бы, это не будет расценено совсем как издевательство, я полагаю».

— Я хотел бы, чтобы мы лучше ощущали, как солли будут реагировать на все это, — сказал Ван Дорт, как если бы он читал ее мысли. Не то чтобы нужно было бы быть гением, чтобы понять, о чем она думает.

— Я хотела бы того же самого, — сказала она. — Но еще больше я хочу того, чтобы у нас были некоторые идеи, как любая трансзвездная корпорация — даже такого размера как «Рабсила» — может по сути манипулировать ФСЛ на этом уровне. Адмиралы Боевого Флота, которые просто ненавидят всех манти, отвечающие за целевые группы Пограничного Флота? Целые оперативные соединения супердредноутов Боевого Флота по вызову, предполагая, что Анисимова была не просто дымом в Новой Тоскане? Я бы сказала, что это, по крайней мере, немного превышает определение большинства корпораций «обычный бизнес».

«Именно, — добавила она про себя, — по этой причине я также передала Сигби полные копии показаний Вежьена, Дюсерра, Кардот, и Пелизарда данных нам, чтобы она передали своему УРФ. Я сомневаюсь, что это вероятно сделает их менее злыми на нас, но у меня нет никаких проблем, если, одновременно разозлясь на нас, Лига наконец хоть что–то сделает с «Рабсилой»!

— Вы думаете, что Вежьен прав насчет Бинга? — спросил Терехов.

— Не знаю, — медленно сказала Мишель. — Если он был еще более нервным, чем была бы я, думаю. Бернардус, вы знаете людей здесь лучше, чем Айварс и я. Вы думаете, кто был ближе к правде, Вежьен или Дюсерр?

— Дюсерр, — сразу сказал Ван Дорт. — Я не люблю его, вы это понимаете, но для кого–то застрявшего в принципиально неработоспособной позиции, он, вероятно, самый умный из всех. Вежьен может думать, что Бинг знал, что происходит, но я нет. Ваше собственное досье разведки на него показывает, что он точно никогда не был самым острым пером в коробке, а его предрассудки в отношении Мантикоры являются очевидными. Я бы сказал, что они были очевидны также и «Рабсиле». И если предположить, что Анисимова действительно ответственна за уничтожение «Жизель», для меня это выглядит так, как если бы они все вместе спланировали поставить его в такое положение, когда его антимантикорское отношение вызовет спинно–рефлекторную реакцию. Я не знаю, ожидали ли они, что он зайдет так далеко, давая им такой вопиющий casus belli, но они, вероятно, полагали, что могут рассчитывать на него, чтобы открыть огонь по крайней мере по одному мантикорскому кораблю, где–то по пути.

— Мне трудно поверить, что кто–то может быть таким хорошим кукловодом, — возразил Терехов. Ван Дорт посмотрел на него, и коммодор пожал плечами.

— Ваша основной анализ звучит хорошо, Бернардус, но мне трудно поверить, что кто–то достаточно компетентный, чтобы поставить все это вместе, будет опираться на какое–либо маневрирование наших кораблей вблизи от порядков Бинга посередине системы Новая Тоскана, а затем взорвет космическую станцию, чтобы заставить его открыть огонь. Это так далеко за пределами принципа KISS ^{note 13} это даже не смешно!

— Я не думаю, что это то, что они все делали, — ответил Ван Дорт. — Я думаю, что «кукловоды» опирались на тот факт, что Анисимова является чрезвычайно талантливой и, очевидно, чрезвычайно безжалостным оперативником. Я думаю, что они сказали ей, чему они хотели бы случиться, дали ей лучшие инструменты для работы, что могли, а затем послали ее, чтобы управлять ситуацией, однако, как казалось лучшим ей. Из всего, что Вежьен и его толпа сказали, она, очевидно, залезла им прямо в карман. И должно было быть очевидным — ей, по крайней мере — что даже если мы ответим, послав Чаттерджи в Новую Тоскану, то мы в конце концов сделаем что–то, что поставит наши корабли в непосредственной близости от Бинга. Либо так, либо ей и ново–тосканцам удалось изготовить достаточно серьезный «инцидент», чтобы отправить Бинга искать нас с кровью в глазах. Что на Старой Земле говорили о Мухаммеде, собирающемся в горы?

— Я думаю, что вы правы в этом, — сказала Мишель, — и, если честно, это меня беспокоит почти так же, как и все остальное, что произошло.

Другие посмотрели на нее, и она взмахнула чашкой кофе в воздухе и поморщилась. Тогда она поставила чашку на стол перед ней, скрестила предплечья на краю стола, и наклонилась вперед над ним, выражение ее лица было серьезным.

— Послушайте, мы всегда знали, что «Рабсила» до кишок ненавидит Звездное Королевство. Что ж, это достаточно справедливо, потому что мы платили ей взаимностью. Но мы также всегда думали о «Рабсиле», как о наборе высокомерных, денежнолюбивых, аморальных ублюдках. Они не заботятся ни о чем, кроме денег, а их высокомерие заставляет их делать такие вещи, как дело в Старом Чикаго, когда они похитили молодую Зилвицкую. Или то идиотское нападение на особняк Кэтрин Монтень. Или вопиющую глупость использования рабского труда, из всех проклятых вещи, на Факеле до того, как «Баллрум» убрал его подальше от них. Беспощадные, да. И богатые, и недобросовестные, как ад, но на самом деле очень умные. Не… обманчиво.

— Я могу поспорить с некоторыми из ваших терминов, мэм, — задумчиво сказал Терехов. — Я никогда не думал о них как о глупцах, но я думаю, что должен был бы признать, что качество, которое я связываю с ними, была больше… хитрость, скажем, чем интеллект.

— И их деятельность в прошлом — или то, что мы знали, по крайней мере — все было связано с нижним (приемлемым) пределом, — указала Мишель. — Иногда связь, казалась, немного напряженной, но она всегда была там, если бы мы всмотрелись достаточно близко. И они никогда не использовали крупные военные силы — свои ли собственные, или кого–то еще. Даже когда они пытались добраться до Монтень, они использовали наемников. И ваше дело на Нунцио, Айварс — кто использовал осиротевшие единицы Госбезопасности, которые были фактически просто еще одной партией наемников. Но на этот раз это ни одна из этих вещей, это правда.

Она покачала головой, ее глаза были непривычно взволнованы.

— Возможно, я полагаю, вы могли бы сказать, что мониканцы и ново–тосканцы были больше »наемниками», поняли они это или нет, но что касается Бинга? Что за связи потребовались, чтобы заставить его принять командование в Пограничном Флоте, а затем послали сюда? А что по поводу оперативного соединения Боевого Флота, которая по утверждению Анисимовой, находится в МакИнтоше? Это огромная эскалация в уровнях силы от всего, что мы когда–либо видели от них в прошлом. Я полагаю, что Боевой Флот коррумпирован достаточно для того, чтобы можно было предположить, что им удалось положить нескольких ключевых людей в их карманы, но и несмотря на это, он показывает степень высокомерия, кажущийся мне почти безумным. И посмотрите на сроки для этого. Они должны были иметь развертывание на МакИнтоше и назначение Бинга в процессе рассмотрения, прежде чем воспользоваться Моникой, Айварс. Они буквально не могли так быстро получить корабли здесь, если только они еще не организовали этого. Таким образом, либо они на самом деле уже поглядывали на Новую Тоскану — или что–то похожее — либо они решили устроить все это, как если бы у их лука была вторая тетива, если Моника не удалась. В любом случае, это своего рода многослойная стратегия, которую, не думаю, что любой из нас ожидал от них. И если мы будем говорить об эскалации, думаю, всем остальным они рисковали здесь. Их штаб–квартира на независимой планете, которая даже не является частью лиги, но они глубоко вовлечены в экономику Лиги. Они вовлечены в нее, и они всегда полагались на свои связи в бюрократии Лиги и Ассамблее для сдерживания любых соларианских действий против них. Но теперь они начинают разбрасываться вокруг адмиралами Боевого Флота и оперативными соединениями? Даже Лига соберется реагировать — и реагировать жестко — если выяснит, что одна незаконная корпорация — иностранная незаконная корпорация — направляет весь флот кораблей стены Лиги по галактике!

И даже если оставить в стороне этот риск, посмотрим на финансовую сторону. Они должны были потерять целое состояние на этом фиаско в Монике, но они даже не замедлились. Вместо этого они перешли прямо к этой операции на Новой Тоскане, и я гарантирую вам, что это не дешево. Я признаю, что у них есть все основания в мире, чтобы держать нас подальше от системы Мезы, как только могут, но после удара по банковскому счету из–за Моники, даже простая финансовая боль не сделала их хотя бы немного неспешащими, чтобы выпустить из пусковой трубы Новую Тоскану? А после такого очевидного провала, а всего плохого пиара, что она получила новостников Лиги, я бы ожидала, что они не будут высовываться, по крайней мере, некоторое время. Что, очевидно, они не сделали, если они на самом деле манипулируют основными командами назначений в ФСЛ и перемещения флота. И в довершение ко всему, человек, которого они послали, чтобы координировать это — тот же человек, который координировал операцию на Монике, а прежде чем случилась Моника, мы никогда даже не слышали о ней. Это бы не беспокоило меня так, если бы она не оказалась такой чертовски способной. Если они прятали ее в своем заблаговременном порохом погребе все это время, почему мы не видели ее — или ее рук, по крайней мере — раньше? Откуда эта корпорация–изгой внезапно раздобыла оперативника ее калибра? И почему действует, словно думает, что она звездная нация, а не только преступное предприятие?

Двое других посмотрели на нее, и никто не сказал ни слова в течение достаточно долгого времени.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

ГЛАВА 47

— Спасибо, что нашли возможность в расписании так быстро, министр, — сказал сэр Лаймэн Кармайкл министру иностранных дел Марселито Лоренцо Роэласу и Вальенте, когда личный секретарь ввел его в колоссальный офис.

В этом офисе достаточно квадратных метров для игры в баскетбол, очень кисло подумал Кармайкл… и с очень небольшим преувеличением. А учитывая, что стоимость недвижимости в городе Старый Чикаго, столице Солнечной Лиги, почти наверняка была самой высокой в исследуемой галактике, выделенный размер офиса делал еще более показным заявление статуса его жителя.

«Конечно, — подумал он, — статус и власть не всегда одно и то же, не так ли? Особенно здесь, в Лиге».

— Ну, — ответил Роэлас и Вальенте, стоя за столом, который был не больше обычного аэромобиля и протягивая руку, — ваше сообщение прозвучало довольно срочно, мистер посол.

— Да, боюсь, что это так. Весьма актуально, я имею в виду, — сказал Кармайкл, пожимая руку министра иностранных дел.

Роэлас и Вальенте позволил себе продемонстрировать хорошо подготовленное выражение, чтобы показать, по крайней мере, след беспокойства, и указал на одно из двух кресел у своего стола со стороны Кармайкла.

— В таком случае, пожалуйста, располагайтесь поудобнее и расскажите мне об этом, — пригласил министр иностранных дел.

— Спасибо, министр.

Голос Кармайкла был немного теплее, чем мог бы быть в присутствии другого высокопоставленного члена правительства Гюлэй.

Роэлас и Вальенте был самым молодым членом кабинета премьер–министра Шоны Гюлэй — не достигший даже шестидесяти лет, что делало его в лучшем случае на тридцать стандартных лет моложе самого Кармайкла — и в отличие от большинства своих собратьев, он явно чувствовал в себе ответственности за надлежащее исполнение своих полномочий. Это был приятный и неожиданный сюрприз здесь, в Солнечной Лиге. Он также был, по крайней мере, достаточно компетентным, что (принимая во внимание мнение сэра Лаймэна Кармайкла) было еще большей неожиданностью среди высокопоставленных политиков Лиги.

К сожалению, тот, кто обладал обеими этими добродетелями, был таким же узником ограничений своем кабинете, каким мог быть и самый глупый и самый коррумпированный демагог. Были времена, когда Кармайкл, как чиновник (или как называли »профессиональный государственный служащий» для лучшего звучания), чувствовал в себе определенную зависть к его соларианским коллегам. По крайней мере, они не должны беспокоиться о возможности, чтобы некоторым неквалифицированным шутам (как, например, номер один — барон Высокого Хребта с сотоварищи) не удавалось ввести в заблуждение достаточное количество избирателей, делясь своими собственными компетентными фантазиями, если бы они ^{note 14} дали им ^{note 15} возможность принятия фактических решений. Некоторые вещи были более вероятны, чем другие, но возможность любого простого выборного должностного лица осуществлять подлинную власть в Солнечной Лиге на федеральном уровне было примерно так же вероятно, как если бы вода вдруг решила течь в гору без помощи антигравитаторов.

И именно это, несмотря на любые случайные причудливые фантазии, могущие развлекать Кармайкла, было истинной причиной того, что такой человек, как Джозеф Бинг может возвыситься до флагманского ранга, или кто–то вроде Лоркана Веррочио может стать комиссаром в чем–то вроде Управления Пограничной Безопасности. Когда нет »неквалифицированных шутов» эффективная власть может быть предоставлена электорату кем–то другим. И здесь одно из двух: либо те, кто выполняет свои обязанности, основываясь на законной власти, подотчетной избирателям, либо те, кто не может быть отстранен от власти. Последствием этого было необузданное строительство империи, коррупции и отсутствие подотчетности, все это было неизбежным, как восход солнца, и являлся ли он сам чиновником или нет, сэр Лаймэн Кармайкл знал, какой тип системы он предпочитает.

К сожалению, это был не тот тип системы, которую создала Соларианская Конституция… факт, о котором, он никогда не сомневался, Роэлас и Вальенте был еще более осведомлен, чем он сам. Авторами Конституции Солнечной Лиги были представлены буквально десятки уже заселенных, тщательно урегулированных звездных систем. Некоторые из этих звездных систем была колонизированы за тысячу лет до создания Лиги. Все они видели преимущества регулирования межзвездной торговли, создания единой межзвездной валюты, разработку эффективных регулирующих органов, чтобы наблюдать за межзвездными финансами и инвестициями, объединение их усилий по выдаче межзвездных преступников, борьбы с пиратством и обеспечения соблюдения Эриданского Эдикта и Денебских Соглашений. Но у них также были целые тысячелетия самоуправления, целое тысячелетие создания собственного планетарного и общесистемного чувства индивидуальности. Их основная лояльность была в своих собственных мирах, своим правительствам, а не некому новому всегалактиктическому суперправительству, и никто из них не был готов сдать свои с трудом заработанные суверенитет и индивидуальность любому — даже миру–матери всего человечества — только чтобы создать более эффективный нормативный климат. И поэтому они тщательно создавали конституционные положения таковыми, чтобы лишить центральное правительство Лиги любого принуждения. Они лишили политической власти федеральное правительство путем предоставления каждому полноправному члену Лиги права вето; у любой звездной системы было законное право убить любой законодательный акт, который она не одобрит, что превратило Ассамблею Лиги в не более чем дискуссионный клуб. И эта же конституция запретила Лиге вводить прямое налогообложение на своих граждан.

Намерением было обеспечить звездным системам–членам возможность защитить себя от любого рода деспотической центральной власти, с одной стороны, и систематически голодающих потенциально принудительных войн, которые центральная власть может финансировать, что позволит посягать на права граждан Лиги, с другой.

К сожалению, закон непреднамеренных последствий отказался быть обойденным. Универсальным правом вето можно было, действительно, лишить политические силы Лиги, но также успешно создать опасный вакуум. У Лиги, для того, чтобы просто выжить, а тем более для предоставления услуг, которые предвидели ее основатели, должен был быть какой–то необходимым управленческий аппарат центральной власти. Это был действительно очень простой выбор, размышлял Кармайкл. Либо появление некой центральной власти, либо Лига просто перестает функционировать. Поскольку, по статуту, соларианцы систематически исключались из возможности ведения дел Лиги, вместо этого они были вынуждены обратиться к бюрократическому регулированию.

И это сработало. В сущности, бюрократия стала саморегулируемой, и на некоторое время — век или два — она действовала не просто эффективно, но также и даже более или менее честно. К сожалению, люди, работающие в этой бюрократии, обнаружили интересное упущение в Конституции. На Акт Ассамблеи может быть наложено вето любым полным членом–системой, что означало, что не было никакой вероятности узаконенного деспотизма, но не было никакого положения о праве вето или отмене нормативных актов. Это потребовало бы создания кого–то или чего–то с законодательной властью, чтобы отменять или реформировать правила, а чиновники уже культивировали слишком много друзей и удобные »особые отношения», чтобы этого никогда не случилось. И в то время как федеральное правительство не могло принять никаких прямых мер налогообложения, не было и конституционного запрета на нормативные сборы или косвенные налоги — введенные обязательным постановлением, а не законодательным актом — на предприятия или межзвездную торговлю. Надо отметить, что все объединенные федеральные средства Лиги представляли абсурдно маленький процент солли от Межзвездного Валового Продукта, но, учитывая ошеломляющий размер МВП Лиги, даже небольшой процент представлял собой колоссальные в абсолютном движении денежные средства.

Были и фактические попыткиполитических реформ, но чиновники, которые писали правила Лиги, которые управляли ее назначениями и распределением расходов, всегда были в состоянии найти кого–то готового осуществить свое право вето, чтобы задушить эти усилия в колыбели. И всегда из чистой, самоотверженной, бескорыстной государственности, конечно же.

Тем не менее, здесь была видимость поддержки, как в театре кабуки1, которая была принята в правительстве Солнечной Лиги. Кармайкл знал это, тем не менее он чувствовал неоспоримое ощущение сожаления за то, что знал, какой удар он нанесет этому особенному соларианцу.

— Простите меня, — сказал Роэлас и Вальенте Кармайклу кладя традиционный и тщательно анахроничный портфель на колени. — Я совсем забыл спросить, могу ли я предложить вам освежающее, мистер посол.

— Нет, спасибо, министр.

Кармайкл покачал головой с улыбкой признательности за предложение министра иностранных дел. Многие из его коллег–министров, как подозревал Кармайкл, »забыли» бы сделать любое такое предложение послу неоварваров, независимо от богатства и коммерческой мощи звездной нации, которую он представлял. В случае Роэласа и Вальенте, однако, забывчивость была совершенно искренней. Было довольно освежающе, действительно, иметь дело со старшим политиком солли, который, казалось, не вынужден был искать пути, чтобы поставить »неоварвара» в надлежащее ему место. Что только добавило еще один пункт к сожалению Кармайкла этим утром.

После того как Роэлас и Вальенте кивнул в знак признания его вежливого отказа и сел обратно в свое кресло, Кармайкл открыл портфель и извлек его содержимое: компьютерный чип–фолио и единственный конверт из толстого кремово–желтого пергамента с гербом Звездного Королевства Мантикора и обязательной архаически–традиционной восковой печатью. Он на мгновение задержал их в руках, глядя на них. Конверт был тяжелее, чем фолио, хотя в нем содержалось не более трех листов бумаги, и он поймал себя на мысли, почему в галактике дипломаты на высоком уровне продолжали настаивать на физическом обмене документами в печатном виде. Поскольку содержание этих печатных документов всегда передается в электронном виде в то же время, и так как никто не удосужился на самом деле читать бумажные копии (за исключением, пожалуй, самых высоких уровней, когда они были первоначально переданы, и было плачевно для неуклюжего министра иностранных дел просто сорвать печать, открыть ноту и прочитать ее в присутствии посла, во всяком случае), то почему проклятые вещи отправляются в первую очередь?

Этот вопрос он задавал себе несколько раз за более чем половину стандартного века его службы в мантикорском дипломатическом корпусе. Он также был одним из самых уместных в отношении его собственной деятельности на протяжении семи стандартных месяцев после убийства адмирала Джеймса Вебстера, сделавшего его мантикорским послом в Лиге. После Битвы у Моники был более чем достаточный обмен дипломатической перепиской (хотя, если быть справедливым, большинство из нее было обменено на уровне значительно ниже, чем эта). Особенно после открытия мантикорцами участия «Рабсилы» и «Технодайна» в Квадранте Талботт. Без сомнения, Роэлас и Вальенте ожидал, что это будет больше вышеупомянутого, и, несмотря на его приятно внимательное выражение, он не мог с нетерпением ждать его получения. Тем не менее, Кармайкл искренне пожелал, чтобы «больше вышеупомянутого» было всем, что он собирался передать министру иностранных дел. К сожалению…

— Я боюсь, что пришел, чтобы призвать вас ответить на очень серьезный вопрос, министр, — сказал он в гораздо более официальном тоне. — Произошел инцидент — чрезвычайно серьезный инцидент — между вооруженными силами Ее Величества и Флотом Солнечной Лиги.

Вежливое выражение Роэласа и Вальенте почти мгновенно превратилось в непроницаемую маску, но не достаточно мгновенно, чтобы человек с опытом Кармайкла пропустил первоочередные шок и изумление, вспыхнувшие в глазах министра.

— Это, — продолжил Кармайкл, указывая на чип–фолио, — содержит полные записи датчиков о произошедшем. По инструкции министра иностранных дел Лэнгтри, я просмотрел их лично, с помощью капитана Деажело, моего военно–морского атташе. В то время как я, очевидно, менее квалифицирован в этих вопросах, чем был адмирал Вебстер — или, если на то пошло, чем капитан Деанжело — я считаю, что записи наглядно демонстрируют фоновые обстоятельства, последовательность событий, и их результат.

Он остановился на мгновение, давая осмыслить то, что он уже сказал, затем глубоко вздохнул.

— Министр, — сказал он медленно, — я боюсь, что мы оказываемся перед очень реальной вероятностью прямого военного противостояния между Солнечной Лигой и Звездной Империей Мантикора. На самом деле, было бы более точным сказать, что у нас уже был один факт.

Несмотря на все усилия Роэласа и Вальенте, его лицевые мышцы дернулись, а ноздри раздулись. Наряду с этим, однако, его можно было бы охарактеризовать как мраморную статую, сидящую в кресле.

— Ровно один месяц назад, двадцать первого октября, — продолжал Кармайкл, — в системе Новая Тоскана, три мантикорских эсминца…

— Боже, — пробормотал Иннокентий Арсенович Колокольцев, подавляя желание смять свою копию официальной мантикорской ноты в кулаке. — О чем думал этот проклятый идиот?

— Какой? — сухо спросил Натан МакАртни. — Бинг? Премьер–министр Ве?жьен? Этот мантикорский недотепа — как там его имя… Чаттерджи, или как там? Или один из других различных мантикорских идиотов, участвующих в передаче нам чего–то вроде этого?

— Любой из них — все! — зарычал Колокольцов. Он несколько секунд смотрел на ноту сверкающим взглядом, затем сердито перевернул ее — и презрительно — перебросил ее по столу третьему члену их маленькой группы.

— Признаю, что никто из них, похоже, не покрыл себя славой, — заметила Омосупе Квотермейн с гримасой на лице, поднимая отброшенную ноту, как если бы она была небольшим грызуном, который мертвым пролежал несколько дней в середине ее пресс–папье, — но я не поверила бы, что даже манти могут быть настолько глупы, чтобы вручить нам что–то вроде этого!

— А почему нет? — потребовал Малахай Абруцци с еще более противной гримасой. — Они становились все более нахальными на прошедшие нескольких лет — с тех пор, как они смогли выдавить свое проклятое «технологическое эмбарго» против Хевена из ваших людей, Омосупе.

Квотермейн одарила его умеренно уничтожающим взглядом, но не стала отрицать его анализ. Никто из них не обманывался, и Колокольцев заставил себя сделать шаг назад и рассмотреть нынешнюю ситуацию так бесстрастно, как мог.

Ни один из четырех человек в офисе Квотермейн никогда в своей жизни не баллотировался, но они представляли истинное правительство Солнечной Лиги, и они это знали. Колокольцев был бессменным старшим заместителем министра иностранных дел. МакАртни был постоянным старшим заместителем министра внутренних дел; Квотермейн была бессменным старшим заместителем министра торговли, а Абруцци был постоянным старшим заместителем министра информации. Единственный отсутствующий член квинтета, который доминировал в расползшейся бюрократии Солнечной Лиги была Агата Водославская, постоянный старший заместитель министра финансов, которая в данный момент была вне системы, представляя Лигу на конференции на Беовульфе. Без сомнения, она бы выразила свое отвращение, также яростно, как и ее коллеги, если бы она присутствовала, и столь же несомненно, что она будет более умеренно зла на то, что пропустила эту встречу, раздумывал Колокольцев.

К сожалению, ей придется просто жить с тем, что четверо ее коллег решат в ее отсутствие. И они собрались, чтобы что–то решить, подумал он мрачно. Он добивался своей доли, с тех пор, как понимал каждый по–настоящему информированный человек, что эти пятеро фактические руководители Солнечной Лиги… чем большинство соларианского электората могло наивно себе представить. Политики приходили и уходили, менялись как очень непостоянные тени, единственной функцией которых было скрыть тот факт, что влияние избирателей на политику Лиги колебалось где–то с минуту, чтобы полностью исчезнуть.

Были моменты, хотя и чрезвычайно редкие, когда Колокольцев почти — почти — жалел об этом факте. Это было бы крайне неудобным для жизни, к которой он привык, конечно, и последствия для его личного и семейного богатства были бы серьезными. Тем не менее, было бы хорошо быть частью структуры управления, что обладала прямой, открытой властью, а не прятаться о в тени. Даже если они были чрезвычайно прибыльными и роскошные тенями.

— Ладно, — сказал он вслух, и передернул плечами в том, что было не совсем пожатием. — Мы все согласились, что они идиоты. Возникает вопрос: что нам делать.

— Разве мы не должны пригласить Раджампета — или, по крайней мере, Кингсфорда — присутствовать при этом? — спросил МакАртни.

— Раджампет не доступен, — ответил Колокольцев. — Или, во всяком случае, не может присутствовать на заседании. И вы действительно хотите обсудить это ни с кем–нибудь в электронном виде, Натан?

— Нет, — сказал МакАртни через минуту, с задумчивым выражением лица. — Нет, я полагаю, нет, Иннокентий.

— Вот, и я так думаю. — Колокольцев тонко улыбнулся. — Мы, вероятно, смогли бы заполучить Кингсфорда сюда, если бы действительно хотели. Но, учитывая, насколько близки все эти «Первые Семьи Боевого Флота», он, вероятно, не был тем, что вы могли бы назвать бескорыстным экспертом, в настоящее время? Кроме того, что вы действительно думаете, что он мог бы предложить что–то еще, что мы не имеем от проклятых манти?

МакАртни скривился в понимании. Так же как и другие, хотя кислое выражение Квотермейн было еще более недовольным, чем у кого–либо еще. Она провела двадцать стандартных лет на «Линиях Калокинос», прежде чем вступила в ряды федеральной бюрократии. Остальные провели свою профессиональную жизнь, имея дело с часто артритическим потоком информации на межзвездных расстояниях, и все они накопили слишком много опыта, ожидая отчеты и депеши, прибывавших по растянутым тихоходным путям на столичную планету Лиги. Но для Квотермейн это было еще не все, особенно в этот раз. Ее прежний опыт работы в частном секторе — не говоря уж о ее нынешних обязанностях в государственном секторе — слишком часто сводил ее нос к носу с доминированием туннельной сети Звездного Королевства Мантикоры, которая двигала информацию и торговлю в галактике. Она была более привычна, чем другие, иметь дело с последствиями, как это доминирующее положение Мантикоры влияет на коммуникации Лиги и проведение торговли, и она не хотела даже немногих из них.

В данном случае, однако, всем им было неприятно знать, что любая перевозка сообщений от собственных представителей Лиги, находящихся в непосредственной близости от сектора Талботт, до них самих, займет гораздо больше времени. Это означало, что на данный момент все, на чем они должны были основываться было содержание мантикорской «ноты» и предоставленные данные сенсоров.

— А сколько веры мы хотим поместить в то, что сказали манти? — потребовала кисло Квотермейн, как если бы она прямо следовала за мыслями Колокольцева вместе с ним.

— Давайте не будем слишком параноидальны, Омосупе, — сказал сухо Абруцци. Она сердито посмотрела на него, и он пожал плечами. — Я не говорю, что я поставил бы против, чтобы… настроить информацию, скажем так. Но, вы знаете, они на самом деле не идиоты. Безумцы, может быть, да, если они на самом деле подразумевают то, что они сказали в этой ноте, но не идиоты. Рано или поздно мы будем иметь доступ к версии данных Бинга. Вы знаете это, так же как и они. Неужели вы думаете, что они бы фальсифицировали данные, которые уже дали нам зная, что в конечном итоге мы сможем проверить это нашими собственными источниками?

— Уверена в этом, — возразила Квотермейн, ее смуглое лицо напряглось от сильной неприязни. — Черт, я не должна вам говорить это, Малахай, но вы знаете лучше, чем кто–либо, насколько успешная манипуляция политической ситуацией зависит от манипулирования общественной версией информации.

— Да, я знаю, — согласился он. Занимаемая им позиция сделала его эффективным главным пропагандистом Лиги, и он более чем немного манипулировал информацией о себе в свое время. — Но так не делают манти, если только вы не предполагаете, что они построили собственные очень эффективные государственные отношения прямо здесь, на Старой Земле? И даже не использовали контакты, которые они имеют на Беовульфе!

— Ну и что? — потребовала Квотермейн.

— То, что они не настолько глупы, чтобы передать нам информацию, которая явно сфальсифицирована, — сказал он с преувеличенным терпением. — Достаточно легко предъявить выборочные данные, особенно для пиар–кампании, и я уверен, что они очень хорошо знают об этом. Но из того, что Иннокентий сказал нам, следует, что они, похоже, дали нам все файлы с сенсоров, от начала до конца, и полный лог подлинного общения Бинга с манти, когда они прибыли в Новую Тоскану. Они не сделали бы этого, если бы они не знали, что записи сенсоров наших людей и логи комов в конечном счете будут подтверждать ту же информацию. Не тогда, когда есть какая–либо вероятность того, что информация собирается утечь к новостникам.

— Наверное, нет, — сказал МакАртни. — С другой стороны, это одна из вещей, что во всей этой ситуации наиболее беспокоит меня, Малахай.

— Что же это? — нахмурился Абруцци.

— Тот факт, что они еще не передали это новостникам, — объяснил МакАртни. — Из их ноты, очевидно, что они злы как черт, и, откровенно говоря, если данные точны, я был бы таким же на их месте. Так почему бы не обратиться прямо к средствам массовой информации и попытаться надавить на нас?

— На самом деле, — сказал Колокольцев, — я думаю, что то, что они не сделали этого, может быть слегка обнадеживающим знаком во всем этом проклятом беспорядке. Как бы сердито их нота ни звучала, они, очевидно, изогнулись назад, чтобы избежать дальнейшего разжигания ситуации.

— Вы, наверное, правы, — сказал Абруцци. — Конечно, вопрос в том, почему они, возможно, пытаются избежать этого.

— Ха! — неприятно фыркнула Квотермейн. — Я думаю, что это, вероятно, достаточно просто, Малахай. Они обвиняют адмирала ФСЛ в уничтожении трех своих кораблей, и они требуют объяснений,»ответственности», и — косвенно, по крайней мере — репараций. Они не хотят предавать гласности что–то такого рода.

— Для тех, кто не «хотят предавать гласности», они, кажется, вполне готовы подтолкнуть обстоятельства, — указал МакАртни. — Или вы немного пропустили об этом их адмирале, что они отправили в Новую Тоскану?

— Нет, я не пропустила этого, Натан. — Квотермейн и МакАртни и в лучшие времена никогда по–настоящему не заботились о чувствах друг друга, и улыбка, которую она подарила ему была достаточно тонкой, чтобы разорвать его дыхательное горло. — Но я также заметила, что они послали только шесть из своих линейных крейсеров, в то время как Бинг имеет тринадцать. Вы искренне верите, что они настолько глупы, чтобы думать, что соларианский флаг–офицер покорно сдастся силе, которую он превосходит два к одному?

Она снова фыркнул, более неприятно, чем раньше, и МакАртни покачал головой.

— Я не знаю, так это или нет, Омосупе. Но я знаю, что сам факт того, что они посылают одного из своих адмиралов настоять на выдаче, что, очевидно, является требованием, а не просьбой, к соларианскому оперативному соединению, собирается поднять ставки на все вокруг. Если Бинг уже открыл огонь по их военным кораблям, и если они посылают еще больше военных кораблей в район, чтобы настоять на требованиях против него, то они точно готовы к эскалации3. Или рисковать эскалацией, по крайней мере. И как они указали в своей ноте то, что Бинг уже сделал, безусловно, может быть истолковано как акт войны. Если они уже перевели стрелки на нас, и если они готовы рисковать эскалацией, то я бы сказал, что я не вижу никаких оснований предполагать, что они не готовы, в конце концов, увидеть все это попавшим в факсы.

Выражение его лица было непривычно серьезным, понял Колокольцев. Опять же, он, на данный момент, может быть немного чрезмерно испугался выстрелов. На самом деле, Колокольцев ощутил немного мстительное удовлетворение от мысли, что МакАртни мог чувствовать определенную степень… тревоги. Насколько Колокольцев был озабочен тем, что Управление Пограничной Безопасности перешло под руководство министерства иностранных дел, так как он потратил много времени на дела звездных систем, которые, только пока, не были официально входящими в состав Лиги. К сожалению, Министерство иностранных дел проиграло эту борьбу давным–давно, и УПБ официально входила в состав Министерства внутренних дел. Он мог видеть логику, даже если не очень–то заботился о ней, так как Жандармерия — которая также является частью Министерства внутренних дел — Пограничной Безопасности обеспечивала эффективную внутреннюю безопасность Лиги.

И, по мнению Иннокентия Колокольцева, в этот момент это не обязательно было так уж плохо, учитывая возрастающий ажиотаж о деле в Монике. Что теперь, когда он думал об этом, наверное, тоже помогло объяснить, почему Квотермейн ссала еще больше, чем обычно туда, где была замешана Мантикора. Откровения о «Технодайне» и его сговоре с Мезой разгорячили и обеспокоили было довольно многих ее коллег в министерстве торговли. Генеральный прокурор Брангвейн Ронэйн на самом деле смогла обвинить несколько человек, а это всегда было грязным. В конце концов, никто никогда не знал, когда одно из тех предъявленных обвинений, обернется затруднительными связями своими собственными или других членов своего министерства. Люди в министерстве юстиции будут делать то, что они могут, конечно, но Ронэйн не была действительно острым пером. Всегда существовала большая вероятность, что что–то может проскользнуть мимо нее, или даже уклониться от Абруцци и проделать свой путь в общественные сети передачи данных, с потенциально… неприятными последствиями даже для постоянного старшего заместителя.

Тем не менее, эти случайные бури в чайнике были фактом жизни в Лиге. Они собирались случаться время от времени, и МакАртни и Квотермейн просто придется всосать это и получить вместе с делом.

— Как я уже сказал, — сказал он чуть громче, беря контроль над разговором, — тот факт, что они еще ничего не сообщили новостникам, вероятно, указывает на одну из двух вещей. Либо, как говорит Омосупе, они пытаются избежать любого накачивания водорода в огонь, потому что потенциален взрыв у их лиц, либо они пытаются избежать любого накачивания водорода в огонь, потому что они действительно хотят решить все это дело до того, как вся общественность узнает об этом. На самом деле, эти два варианта не обязательно являются взаимоисключающими, верно?

— Во всяком случае, что–то в этом роде, — ответил МакАртни. — Но если есть другая перестрелка, или если Бинг скажет этому адмиралу Золотой Пик поцеловать его задницу, это может измениться.

— Ой, да ладно, Натан! — фыркнул Абруцци. — Вы знаете, Омосупе и я не всегда сходились во взглядах, но здесь давайте будем реалистами. Очевидно, что Бинг — идиот, согласны? Давайте будем честны между собой. Любой, кто открывает огонь по военным кораблям, просто сидящим на парковочной орбите, даже не имея включенных клиньев, очевидно, является психом, хотя я уверен, что если бы наш хороший друг адмирал Кингсфорд был здесь, он бы нашел какой–то способ, чтобы объяснить все это дело, как совершенно разумное действие. Очевидно, что это, возможно, было виной одного из его друзей из Боевого Флота или родственников, не так ли?

Он выразительно закатил глаза. Малахай Абруцци не находился среди величайших поклонников Флота.

— Но в отличие от Кингсфорда или Раджампета, мы не будем придерживаться того, чтобы защищать действия Бинга, так почему бы нам не пойти дальше и не признать, только между собой, что он переусердствовал и убил кучу манти, которых он не должен был убивать?

Он оглянулся на лица других на мгновение, потом пожал плечами.

— Ладно, итак манти разозлились. Что ж, это, вероятно, не является совсем необоснованным. Но как бы злы они не могут быть, они на самом деле не собираются открывать огонь по соларианскому целевому соединению, которое, как просто указала Омосупе, превышает их два к одному. Таким образом, то, что они на самом деле делают — в основном работают на блеф. Или, что более вероятно, позерствуют. Они могут быть готовы «потребовать», чтобы Бинг ушел в отставку и предстал перед каким–либо следствием манти, но они чертовски хорошо знают, что не получат ничего даже отдаленно напоминающего это. Таким образом то, на что они действительно надеются это то, что Бинг покорно уляжется для их эффективной встряски, а затем выйдут из Новой Тосканы, и будут утверждать, что они «прогнали его из города» за своевольные действия.

— И по какой причине они сделают именно это, Малахай? — спросил МакАртни.

— Потому что они должны сделать это для внутреннего потребления. — Снова пожал плечами Абруцци. — Поверьте мне, я знаю, как эта вещь работает. У них есть три мертвых эсминца, они уже двадцать с лишним стандартных лет ведут войну, и они только что закончили получать по заднице, когда хевениты ударили по их домашней звездной системе. Они знают, как и что мы сделаем, что даже если бы они не получили никаких потерь во всей их «Битве за Мантикору», они не смогли противопоставить себя Флоту Солнечной Лиги. Но они также знают, что их внутреннему моральному духу только что выстрелили прямо в голову… и что потеря еще трех эсминцев — особенно если это выглядит как открытый шаг в направлении добавить Лигу к своим врагам — только ударит его еще раз. Таким образом, они предъявляют эти невероятно нереальные требования нам здесь, в Чикаго, и Бингу в Новой Тоскана, чтобы показать своим внутренним новостным сетям, что у них есть большие латунные шары. А потом, когда Бинг в основном проигнорирует их и отплывет обратно на Мейерс в удобное ему время, они будут трубить о том, что большой, плохой солли отступил. Они скажут своей публике, что Лига поспешно отступила, и поэтому, чисто в духе великодушия, королева Елизавета решила проявить сдержанность и согласиться на дипломатическое урегулирование всего дела.

Он пожал плечами.

— Чтобы быть честным, то они почти наверняка понимают, что у них есть достаточный экономический потенциал, из-за которого мы решили предложить репарации — выплатить их из мелкой наличности, чтобы они ушли и оставили нас в покое — только так мы можем получить движение нашей торговли через их туннельную сеть. Суть в том, что с наших носов не сдерут кожу, если мы предложим репарации, давая понять, что это абсолютно добровольно с нашей стороны, и мы полностью отвергаем их право нажимать на нас любыми требованиями. Они получают соглашение, которым могут махать под носом у своей общественности, чтобы доказать насколько они были решительны, а мы избегаем создания каких–либо фактических дипломатических или военных прецедентов, которые могли бы позже вернуться к нам, чтобы укусить нас за задницу.

Колокольцев посмотрел на него, задумчиво нахмурившись. То, что предположил Абруцци было вполне возможным, подумал он. Это особое объяснение действий манти, конечно, не приходило в голову. Не сразу, по крайней мере. Но рассматривая логически, особенно в свете удара, который они, как сообщают, получили от хевенитов почти четыре месяца назад, для них не было абсолютно никакого смысла действительно искать какую–либо откровенно враждебную конфронтацию с ФСЛ. Он должен был увидеть это сам, но в отличие от Абруцци, он не был привычен думать в терминах массажа общественного мнения или того, как поддержать то, что должно было быть очень уронить гражданский моральный дух.

— Я не так уверен в этом, — сказал МакАртни с упрямой гримасой. — Они точно не стали избегать инцидента на Монике, почему же теперь?

— Может быть, и нет, — уступил Абруцци. — С другой стороны, это было до Битвы за Мантикору, не так ли? И этот их капитан — как там его имя… Терехов — очевидно, еще больший сумасшедший, чем Бинг! Тот факт, что он втащил их в то, что могло бы стать прямой конфронтацией с Лигой не означает, что они настолько глупы, чтобы хотеть этого. Впрочем, они знают, что только что закончили уклоняться от дротиков пульсера, который собирался сделать их и еще меньше хотят обратно прямо на нашу линию огня.

— Все это очень интересно, — сказала Квотермейн. — Но это не меняет того факта, что мы должны решить, что делать с этой их нотой.

— Нет, конечно, – согласился Колокольцев. — Но это не предполагает того, что у нас есть какие–то причины, чтобы мы реагировали немедленно. На самом деле, это можно только предположить, что у нас есть некоторые очень веские причины, чтобы справиться с этим не спеша, упорядоченно. И, конечно, потратить заодно немного усилий для ослабления всякой грандиозности претензий с их.

Квотермейн при этом стала выглядеть заметно бодрее, заметил он, и подавил искушение улыбнуться ее чистой предсказуемости.

— На самом деле, — продолжил он, — это может оказаться полезным для нас. — Абруцци и МакАртни выглядели немного озадаченными, и на этот раз он позволил себе показать маленькую улыбку. — Я думаю, что наши друзья с Мантикоры до сих пор получали что хотели и немного слишком разжирели, — продолжал он. — Им все сошло с требованием технологического эмбарго против хевенитов. Им сошло с рук повышение пошлин за пользование сетью, чтобы помочь оплатить их проклятую войну. Они только что закончили деление Силезской Конфедерации пополам с андерманцами. И они только что закончили аннексию всего сектора Талботт и расстреляли весь мониканский Флот, не говоря уж о превращении Лиги в злодея на Монике и секторе Талботт. Они должны чувствовать, что они на коне, и я думаю, что, может быть, сейчас время для нас напомнить им, что они на самом деле только очень маленькая рыбка в очень большом пруду.

— А что мы глубоководная акула, — согласилась Квотермейн с собственной неприятной улыбкой.

— Более или менее. — Кивнул Колокольцев. — Достаточно плохо, что несчастные случаи в астрофизике дают такое экономическое влияние маленькому долбанному «Звездному Королевству». Нам не нужны их решения, говорящие, что у них есть достаточно военных сил, чтобы бряцать боевым флотом под нашим носом, ожидая, что мы автоматически сдадимся, когда в следующий раз они решат что–то от нас потребовать.

— Вам не кажется, что может быть хорошо бы поговорить с Раджампетом, прежде чем мы выразим наше мнение, отправив их толочь песок? — мягко спросил МакАртни.

— О, я думаю, что это очень хорошая идея, чтобы поговорить с Раджампетом, — согласился Колокольцев. — И я не говорю, что мы отправим их «толочь песок», хотя должен признать, что идея имеет определенную привлекательность. — МакАртни поднял бровь, и он пожал плечами. — Все, что я предлагаю на данный момент, это то, что мы отказываемся немедленно реагировать на них. Мы можем даже решить дать им немного того, что они хотят, в конце концов, именно так, как было предположено Малахаем. Но в долгосрочной перспективе, я думаю, что более важно, дать им понять, кто на самом деле большая собака. Мы будем двигаться к трактовке этого по нашему расписанию, а не их. И если им это не нравится…

Он позволил своему голосом затихнуть, и пожал плечами.

— Ах, вот ты где, Иннокентий! — Улыбка Марселито Роэласа и Вальенте была немного более сдержанной, чем обычно, заметил Колокольцев, когда он вошел в кабинет министра иностранных дел.

— Мне жаль, что я не вернулся к вам раньше, министр, — сказал он серьезно, подходя к столу Роэласа и Вальенте. Он без приглашения уселся в то же кресло, что занимал Кармайкл рано утром, а Роэлас и Вальенте откинулся в своем.

— Как я уже говорил я ожидал, что освобожусь раньше, сэр, — продолжил Колокольцев, — Потребовалось немного времени для консультаций с моими коллегами в других министерствах. Очевидно, что мы должны были рассмотреть этот вопрос очень тщательно, прежде чем мы могли бы чувствовать себя комфортно, чтобы быть в состоянии сделать любые полезные политические рекомендации. Особенно в случае инцидента с таким большим потенциалом для обострения, что может быть чрезвычайно неудачный прецедент.

— Конечно, — согласился с трезвой улыбкой Роэлас и Вальенте.

Эта улыбка не одурачила Колокольцева больше, чем она обманула самого Роэласа и Вальенте.

Колокольцев для себя нашел, что буквально трудно запомнить (невозможно, на самом деле, без консультаций с архивами), сколько министров иностранных дел пришли и ушли во время его пребывания в должности. Учитывая количество политических фракций и «партий» в Ассамблее, для любого политика было чрезвычайно трудно добиться прочного большинства на федеральном уровне. Тот факт, что все знали, что любое правительство может только создавать видимость реальной власти означало, что было очень мало оснований для формирования прочных политических союзов. Это не было так, как если бы преемственность политических чиновников собиралось реально влиять на политику Лиги, но каждый хотел повысить собственные шансы, чтобы закрепиться на федеральной должности. Статус не обязательно то же самое, что и власть, а пребывание на посту в кабинете министров Лиги считается полезным в резюме, когда каждый возвращался в свою домашнюю систему и выставлял свою кандидатуру на должность, на которой действительно обладал реальной властью.

Сочетание всего этого объясняло, почему большинство премьерств продолжалось меньше одного стандартного года до нынешнего премьер–министра по очереди и заменялись кем–то другим, который, конечно, должен был раздавать министерские посты вновь и вновь. Именно поэтому Колокольцеву было так затруднительно вспомнить лица всех мужчин и женщин, которые официально возглавляли его министерство на протяжении многих лет. Все они — в том числе и Роэлас и Вальенте — понимали, кто действительно делал политику Лиги, и, как и все они — в том числе и Роэлас и Вальенте — понимали почему это было и как была сыграна игра. Но Роэлас и Вальенте негодовал больше, чем большинство других.

«Что не означало, что он думает, что есть способ изменить установленные правила», — думал Колокольцев и чувствовал в этот момент что–то похожее на сожаление. Но он был не тем, кто столетия назад сознательно создал конституцию, которая исключала реальную возможность для создания любого сильного центрального правительства. Он был не тем, кто создал систему, в которой несменяемые бюрократы вынуждены были взять на себя роль (и власть, которая пришла с ней) политиков–сеттеров и принимать решения, если Солнечная Лига собиралась иметь любого рода административную преемственность.

«Но, по крайней мере, мы можем дать ему иллюзию власти, — почти сочувственно откупился постоянный старший заместитель. — Пока, как бы то ни было, он готов признавать, что это иллюзия».

— Мы рассматривали это довольно долго, сэр, — сказал он, — и наше мнение таково, что сейчас время, чтобы проявить сдержанность и спокойствие. Мы рекомендуем, министр, то, что…

ГЛАВА 48

— Вы шутите, — сказал адмирал Карл–Хейнц Тимар.

— Нет, Карл–Хейнц, я не шучу, — ответил адмирал флота Уинстон Кингсфорд, сидя в кресле и хмуро глядя на командующего Управлением Разведки Флота Солнечной Лиги.

— Вы серьезно, — сказал Тимар почти удивленно, как будто он обнаружил труднодоступный кре?дит, и Кингсфорд нахмурился еще сильнее.

— Мне жаль, если вы находите этj юморным, — сказал он. — В этих условиях, однако, я был бы признателен, если бы вы смогли найти время, чтобы уделить хотя бы немного личного внимания проблеме.

Лицо Тимара напряглось, и легкий румянец окрасил скулы. Гнев замерцал в глубине глаз, а его челюсти сжались, но он сел в свое кресло и кивнул.

Это было немного резко, но Кингсфорд решил позволить этому сойти. В конце концов, и не было никакой необходимости тыкать носом другого человека в это. Тем более, что, несмотря на факт его собственного старшинства в качестве командующего Боевым Флот, Кингсфорд не забывал, каких высот достигли связи семьи Тимар в византийском мире командной структуры Флота Солнечной Лиги.

— Спасибо, — сказал он скорее тепло, и выдавил кривую улыбку. — И, поверьте мне, Карл–Хейнц, я нашел, что в это почти так же трудно поверить, как вы выразили, когда впервые услышал.

— Да, сэр. — Тимар снова кивнул, и на этот раз выражение его лица было задумчивым.

— Все в порядке. — Кингсфорд позволил креслу вернуться в вертикальное положение оживив воздух. — У меня не было возможности тщательно изучить данные, но я уже пролистал резюме и прочел «ноту», которые пришли вместе с этим, и я считаю себя согласным в очень многом с нашими гражданскими «коллегами»… даже если придурки не сделали нам любезности упомянув о нем для нас, прежде чем они пришли к «нашему» ответу.

Он поморщился.

— Я не думаю, что манти сообщили бы нам об этом, в первую очередь, если они не собирались обнародовать, что по их сведениям уже произошло, — продолжил он. — Колокольцев и другие хотят, чтобы мы тщательно проанализировали запись, и в любом случае, конечно — дали им нашу независимую оценку ее надежности и последствий — но я не думаю, что они ожидают, что мы найдем какие–то сюрпризы. Если на то пошло, я и не ожидаю, что мы их найдем. Но это также наш лучший шанс, чтобы выяснить, о чем, черт возьми, Джозеф думал, выкинув такое, и, всегда возможно, что манти поскользнулись и дали чему–нибудь полезному пройти мимо них.

Тимар начал было что–то говорить, но заметно остановил себя и кивнул еще раз.

— Чтобы быть честным, — продолжил Кингсфорд, — меня больше всего беспокоит возможность установления нежелательного прецедента. Я не думаю, что Флот хочет найти, чтобы какой–то зассанный неоварварский флот, привыкший выскакивать из кустов, будет думать, что может предъявлять «требования» нам. Если это пришло в голову где угодно, нам просто нужно наступить на него — безжалостно. В этом отношении, по крайней мере, я думаю, что Колокольцев прекрасно уловил смысл. А так же Раджани.

Тимар снова кивнул, признавая окольное предписание, когда он услышал это.

Адмирал флота Раджампет Каушал Раджани был начальником флотских операций Флота Солнечной Лиги. Теоретически, он был одетым в форму командующим обоими Флотами Боевым и Пограничным, заместителем министра обороны Такемото Кунимичи. На самом деле, однако, реальная власть командования Такемото была сильно ограниченной (несмотря на то, что он сам был отставным адмиралом), а поскольку Боевой Флот был вышестоящим из двух служб, Раджампет был де–факто министром обороны.

С другой стороны, даже фактическая прямая власть Раджампета над Боевым и Пограничным Флотами была сама по себе в значительной степени иллюзорной. В немалой степени, это было потому, что он был слишком занятым, присматривая за повседневными делами всего Министерство Обороны, нежели работая в качестве какого–либо подлинного главнокомандующего. Кроме того, однако, был тот незначительный факт, что за прошедшие века Боевой и Пограничный Флоты стали сами по себе составлять свою отдельную империю, в настоящее время управляемые Кингсфордом и адмиралом флота Энграсией Алонсо и Яньез, соответственно командующей Пограничным Флотом. Оба они слишком ревновали свои прерогативы, чтобы отдать любую из них — или всякую истинную власть — Раджампету. Особенно если отказ от любой из этих прерогатив может уменьшить долю финансового пирога для своего владения.

Некоторые флотские НФО, возможно, возмущались подобным отношением со стороны своих одетых в форму подчиненных. Некоторые могли даже пытаться что–то сделать. Но сила прецедента была установлена с жесткостью железа на протяжении веков, и, в любом случае, Раджампет всегда был больше администратором, чем командующим флотом. Ему было сто двадцать три стандартных года, он был в одной из самых первых волн получателей пролонга первого поколения, и он не командовал в космосе более пятидесяти лет, так что, это было вполне возможно, — даже вероятно, — что он не обижался на всех. Но это не значило, что он был совершенно не в курсе. Тимар знал это… так же, как он знал, что последнее замечание Кингсфорда было намеренным, чтобы напомнить об этом.

— Вы знаете, — сказал он через некоторое время, — я никогда по–настоящему не понимал, почему Джозеф согласился на это командование. Я имею в виду, Пограничный Флот? — Он покачал головой. — Так или иначе, это просто неправильно.

Кингсфорд фыркнул в веселом согласии, но пожал плечами.

— Не спрашивайте меня, — сказал он. — Насколько я знаю, это была идея Раджани. Если на то пошло, она может быть на самом деле пришла от самого Такемото. Вы, вероятно, имеете больше шансов узнать что–либо, спросив Карлотту.

Тимар смотрел на него секунду или около того, а потом решил, Кингсфорд сказал ему правду. Что вызвало еще большее недоумение, и — особенно, как у командующего УРФ — он обнаружил, что это чертовски раздражает. Он предположил, что Кингсфорд был прав. Для него пройдут месяцы, пока придет любое письмо от его двоюродной сестры, но положение Карлотты в качестве начальника штаба Бинга, вероятно, поставило ее в лучшее положение, чтобы ответить на его вопрос.

«И, может быть, в то время как она ответит на это, она сможет мне объяснить о чем, черт возьми, думал Джозеф, взорвав три эсминца манти в космосе, — размышлял он, скорее мрачно. — Не потому ведь, что раздражающие ублюдки были ближайшими к нему, вероятно, нет. Но все же…»

Он мысленно скривился. Без всяких вопросов к Карлотте — или Бингу — какого черта произошло на самом деле, все, что они могли сделать, это посмотреть на так называемые данные манти. Не то чтобы было особенно вероятным, что манти передали их в первую очередь Роэласу и Вальенте, если бы они думали, что это, скорее всего, даст им какую–то полезную информацию. Тем не менее, предупрежден, значит вооружен, и все такое. И это, возможно, единственное предупреждение, которое они могли бы получить прежде, чем все это выплеснется на каждого.

— В любом случае, — сказал Кингсфорд, щелчком отправляя чип–фолио через стол, — вот оно. Проведите анализ. Я хотел бы услышать что–то через день–два.

— Итак, Ирэн, что вы поняли из всего этого? — небрежно спросил капитан Дауд ибн Мамун аль–Фанудахи, усаживаясь рядом с капитаном Ирэн Тигу в «Якорной стоянке», столовой 0–6 здания Флота, и Тигу взглянула на него.

«Якорная стоянка» была зарезервирован исключительно для капитанов Флота, хотя в эти священные стены мог иногда, случайно, попасть особенно дерзкий полковник морской пехоты, и это, на самом деле, была очень хорошая столовая. Намного меньшая, чем изнеженная роскошью столовая флаг–офицеров, конечно же, но гораздо большая, чем просто великолепная для коммандеров или лейтенантов (или майоров–морпехов). И, поскольку она была расположена в здании Флота, здесь нередко можно было увидеть офицеров Боевого и Пограничного Флотов, соприкасавшихся друг с другом локтями. Официально это даже поощрялось, так как все они были членами одного Флота. Неофициально — было чрезвычайно редким явлением, даже здесь, чтобы офицеры конкурирующих ветвей Флота Солнечной Лиги на самом деле искали друг друга. Этого просто не делалось.

Аль–Фанудахи и Тигу были, однако, несколько особым случаем. Несмотря на то, что он происходил из старинной и уважаемой семьи в Боевом Флоте, в то время как Тигу у были одинаково хорошие связи в Пограничном Флоте, они оба работали (теоретически вместе) под командованием адмирала Ченга Хай–швуна в Управлении Оперативной Аналитики. Конечно, большинство офицеров ФСЛ как и прежде не общались бы с кем–то с той стороны разделительной линии Боевого Флота–Пограничного Флота, и Тигу оказалась достаточно желающей, чтобы аль–Фанудахи не совсем так очевидно искал ее в таком общественном месте.

«Этот человек действительно полностью глух к обстановке, — подумала она. — Не хватает того, что он подвергает свою карьеру опасности, теперь он должен сделать то же самое и для меня!»

Она бросила на него сердитый взгляд, но он не был совсем чистосердечным. Хотя она (в отличие от него) была слишком политически проницательна, чтобы открыто оспаривать официальную мудрость в каком–то пути следования, она скорее уважала видимое равнодушие аль–Фанудахи к официальному неудовольствию. Конечно, он был еще только капитаном, несмотря на то что был двадцатью стандартными годами старше, чем была она — и к тому же из Боевого Флота. Поэтому, хотя она и была готова уважать его, у нее действительно было очень мало желания подражать ему.

В тоже время она нашла себя довольно часто соглашающейся, по крайней мере, с некоторыми из его менее возмутительных теорий.

— Что мне делать с чем, Дауд? — спросила она, помолчав.

— С нашим последним небольшим лакомым кусочком, — сказал аль–Фанудахи. — Вы знаете, от одного из наших друзей с Мантикоры.

— Я не уверена, что это лучшее место для обсуждения, — ответила она немного демонстративно. — Это не самое безопасное…

Она замолчала, когда один из стюардов в форме прибыл со ее супом. Стюард поставил его перед ней, убедился, что ее стаканы с водой и чаем со льдом полны, и принял заказ аль–Фанудахи, и Тигу стала надеяться, что перерыв отвлечет ее политически неумелого коллегу от его нынешнего саморазрушительной любимого занятия.

Не то чтобы она действительно ожидала, что это произойдет, конечно.

— Ой, да ладно, — сказал он, почти подтвердив точность ее ожиданий, когда стюард стал вне пределов слышимости. — Вы ведь действительно не думаете, что содержание ноты манти еще не пошло в рост, как виноградная лоза, не так ли? Я имею в виду, безопасность, Ирэн?

Он фыркнул и закатил глаза. Тигу посмотрела на него, но потом ее взгляд немного увял, когда она признала блеск веселья в тех же глазах. Испорченный ублюдок на самом деле наслаждался!

Она начала говорить что–то колкое и энергичное, затем сама остановилась. Во–первых, потому что это, скорее всего, только развлекло бы его еще больше, учитывая его явно извращенное чувство юмора. И, во–вторых, потому, что он был прав. У нее не было сомнений в том, что информация, которую им двоим было приказано держать под грифом «Секретно для большинства» в настоящее время гуляла по всему зданию Флота.

«В любом случае, я действительно должна заткнуть его, потому что я просто знаю, что он собираетсясказать что–то, что я не хочу слышать, а он думает, что я могла бы согласиться. С другой стороны, он гораздо старше меня, на самом деле, он, вероятно, самый старший капитан во всем проклятом Флоте, учитывая, сколько раз он был передан на повышение в звании в настоящее время. Никто не найдет способа обвинить такого мокроухого щенка, как я, только потому, что один из старых эксплуататоров, с которым она работает, решил присесть ей на уши во время обеда.

Если на то пошло, — ее губы дрогнули в том, что могло бы превратиться в улыбку, — если бы я позволила ему вести разговор и просто кивать вежливо здесь и там, я, вероятно, смогла бы убедить любого, кто наблюдает за нами, что я хочу, чтобы он просто взял свои смешные теории и ушел».

— Ладно. — Она вздохнула, погружая свою ложку в суп из омара, стоящий перед ней. — Вперед. Я ведь не в состоянии остановить вас, в любом случае, так ведь?

— Наверное, нет, — согласился он с радостью. — Итак, повторяя мой первоначальный вопрос, что вы поняли из всего этого?

Его голос остался, как всегда забавляющимся, но его глаза пристально сузились, и она поняла, что он был серьезен. Она смотрела на него на секунду или две, потом проглотила ложку питательного, густого супа и посмотрела на него.

— При всем уважении, капитан, — сказала она, — одна из вещей, которую я поняла из этого, это то, что определенному адмиралу Боевого Флота Бог не дал мозгов даже для таракана.

Это не было, поняла она, самым уважительным возможным комментарием простого капитана, возможно, сделанном о старшем адмирале, но она не слишком беспокоилась об этом. Учитывая традиционные взгляды по обоим сторонам разделения, люди, вероятно, были бы больше удивлены, если бы она была уважительной. Кроме того, Бинг, очевидно, был идиотом… даже если его начальник штаба была связана с ней (и аль–Фанудахи) конечным боссом в УРФ.

— Я бы не выражался совсем так, гм… искренне, — сказал аль–Фанудахи с усмешкой. — Не то что я не думаю, что мнение было вполне уместным, конечно. Но я считаю, что мы оба можем принять, как данность, что интеллект Бинга менее чем звездный. Я больше заинтересован вашими впечатлениями от самих данных.

— Самих данных? — Брови Тигу нахмурились в искреннем удивлении. Он только кивнул, и она, обдумав этот вопрос в течение нескольких секунд, затем пожала плечами.

— Это кажется, довольно простым для меня, на самом деле, — сказала она наконец. — Что–то — или кто–то, скорее всего — взорвав ново–тосканскую космическую станцию, адмирал Бинг несомненно запани…

Она сделала паузу, решив, что есть некоторые глаголы, которые капитан Пограничного Флота не должен использовать применительно к адмиралу, даже если он был офицером Боевого Флота.

— Адмирал Бинг несомненно сделал вывод, что манти были ответственны за это, — сказала она вместо этого, — и ответил на возникшую угрозу. Я там не была, конечно, но мое первоначальное впечатление — что он ответил слишком быстро, и… слишком сильно, в этом не было никакой необходимости по–моему.

Аль–Фанудахи склонил голову набок, выражение его лица было скептическим, и Тигу почувствовала жар в кончиках ушей. Пока она была, несомненно, права в том, что ее не было на месте, чтобы окончательно судить о действиях Бинга, обеспечив анализ, на котором эти суждения будут основываться, что должно было быть одной из основных функций Оперативной Аналитики. Тот факт, что его анализ более вероятно, будет использоваться для обеления кого–то, чем для обнаружения реальных случаев очевидной некомпетентности, был одним из тех маленьких секретов, о которых вежливые люди не говорили о публично. С другой стороны, при отсутствии в его обязанностях сообщать неприятные истины это едва ли единственная ошибка ОпАн. У них также предполагаются должности, на которых определяют и анализируют потенциальные внешние угрозы или новые разработки, которые могут потребовать изменения оперативной доктрины ФСЛ, а они не делают очень много. В самом деле, ОпАн сделал намного меньше в любой из этих вещей, чем аль–Фанудахи — и Тигу — думали, что должны сделать, хотя Тигу (в отличие от аль–Фанудахи) не была подготовлена к тому, чтобы сделать свои взгляды в этой связи официально явными.

«Во всяком случае, если я тоже не захочу провести ближайшие двадцать–тридцать лет в качестве капитана».

— Это не то, о чем я говорю, — заявил спустя секунду офицер Боевого Флота. — Или, во всяком случае, не прямо.

— Тогда о чем только что вы говорили, Дауд? — потребовала она.

— Они предоставили нам действительно хорошее разрешение сенсоров, вам не кажется? — ответил он – скорее окольно, подумала она.

— Ну и что?

— Я имею в виду, это было действительно хорошим разрешением, — отметил он.

Тигу откинулась на спинку стула, интересуясь, почему он думал, что с этим есть связь, и теперь была его очередь вздыхать.

— Вам не приходило в голову, поинтересоваться что произошло, чтобы у них появилась возможность предоставить нам такие данные? — спросил он.

— Нет, это не так. — Она пожала плечами. — В конце концов, то, что разни…

Она резко оборвала себя, ее глаза расширились, и аль–Фанудахи кивнул. Сейчас на его лице было очень мало следов давешнего юмора, отметила она.

— Я прокрутил их данные через компьютер полдюжины раз, — сказал он, — и на выходе получал то же самое. Это данные корабельного качества. На самом деле, они чертовски хороши даже для первой линии датчиков на борту судна. Лучше, чем у что–нибудь меньше линейного крейсера — или, может быть, тяжелого крейсера — должно вытягивать Так откуда они их взяли?

Тигу молчала несколько секунд, затем встряхнулась и проглотила еще пару ложек ее быстро остывающего супа. Она хотела только выиграть время, и она знала, что он знал это, но, так или иначе, он терпеливо ждал.

— Я не знаю, — призналась она наконец. — Вы думаете, что, может быть, они слишком хороши? То, что качество данных свидетельствует, что это на самом деле подделка?

— Нет, это не подделка, — отрезал он. — Ни в коем случае. Они должны знать, что, в конце концов, мы собираемся получить данные наших собственных судов. Если бы они были фальшивыми, мы захотели бы выяснить это, в конечном счете, и я не думаю, что нас бы особенно позабавил их маленький обман.

— Тогда… — медленно сказала она.

— Тогда я вижу только четыре реальные возможности, Ирэн. — Он поднял левую руку, загибая пальцы по мере перечисления. — Во–первых, манти как–то разработали корабельные сенсоры, которые могут получить такое разрешение извне дальности наших кораблей. Во–вторых, у манти есть своего рода разведывательные платформы, маскировка которых настолько хороша, что ни один из наших сенсорных расчетов их не заметил, даже когда они подошли в упор. В–третьих, им удалось придумать какую–то хитрость настолько хорошую, что они подвели весь корабль так близко, что никто не заметил. Или, в–четвертых, адмирал Бинг решил взорвать три мантикорских эсминца в космосе без предупреждения, позволив четвертому кораблю, который также должен был быть в зоне дальности его ракет, весело плыть по своему направлению. А теперь, какие из них вы считаете наиболее вероятными?

Она почувствовала отчетливое ощущение, что тонет, когда посмотрела на него.

— Это должны быть разведывательные платформы, — сказала она.

— Мое собственное заключение такое же. — Кивнул он. — Но это приводит нас к другому интересному маленькому вопросу. Я не знаком с любой разведывательной платформой у нас в инвентаре, которая бы вытащила такие хорошие данные, даже если бы она находилась в энергетическом диапазоне, который должен быть меньше дальности полета ракеты. А вы?

— Нет, — сказала она несчастно.

— Я пытаюсь напомнить себе, что мы до сих пор не имеем ничего от Бинга, — сказал аль–Фанудахи. — Может быть, он подобрал что–то, а затем пошел вперед и, так или иначе, выстрелил, но я считаю, что такого трудно ожидать, даже от него. И вот еще интересный небольшой момент для рассмотрения. Даже если это были удаленные платформы, там должен быть кто–то, кто контролировал снятие данных. Я склонен удивиться, предположив, что даже Джозеф Бинг — и, кстати, я думаю, вы оказали бы медвежью услугу тараканам минут назад — был бы настолько глуп, чтобы убить три эсминца и все их экипажи в то время как он знал, что был под камерой!

— Что предполагает, что у манти есть возможность корабельной маскировки достаточно хорошей, чтобы он не понял, что этот Чаттерджи развернул по крайней мере один трейлер на его направлении, — сказала она еще более несчастливо.

— Во всяком случае, это именно то, что пришло в голову мне, — согласился он.

— Дерьмо, — сказала она очень–очень тихо, глядя на свой суп из омара и вдруг почувствовала, что, в конце концов, не очень голодна.

— Послушайте, Ирэн, — сказал он так же тихо, — я знаю, что вы будете осторожной, чтобы держать рот на замке, но я также знаю, что у вас есть работающий мозг, в отличие от в целом слишком многих наших уважаемых коллег. У вас были собственные подозрения обо всех этих «смешных» отчетах от наблюдателей ССЗ ^{note 16}, не так ли?

Она посмотрела на него, не желая, подтверждать свои подозрения даже сейчас, но она знала, что он увидел правду в глазах, и он кивнул.

— Так я и думал, — сказал он. Затем он криво улыбнулся. — Не волнуйтесь. Я не собираюсь приглашать вас совершать профессиональное самоубийство, вдруг объявив, что вы тоже считаете, что каждый космонавт во Флоте Мантикоры в три метра высотой, непроницаем для огня пульсера, и может перехватить мчащиеся из космоса ракеты одними зубами. У меня был собственный маленький опыт вследствие «чрезмерной доверчивости» и «паникерства». На самом деле, адмирал Тимар сам счел нужным «обсудить» со мной мои явно искаженные любимые теории. Но посмотрите на эти данные. Нет, это не дымящийся пистолет, не убедительное доказательство, но смысл есть, не так ли? Манти должны иметь значительно более допустимый уровень технологии, чем кто–либо здесь, на Старой Земле готов даже рассмотреть. Если на то пошло, я прихожу к подозрению, что, по крайней мере, некоторые из их игрушек не просто лучше, чем большинство людей думают, но на самом деле лучше, чем есть у нас. Когда вы свяжете некоторые отчеты об дальнобойности их ракет на Монике, или смешные по размерам залпы систем ПРО, про которые некоторые наблюдатели говорят, что они могут генерировать…

Он покачал головой, и глаза его были темны. Обеспокоенны.

— Это все не может быть правдой, — возразила она спокойно. — Слухи, я имею в виду. Мантикора всего лишь одна маленькая звездная система, Дауд! Ладно, это богатая маленькая звездная система, и она получила чертовски большой военный флот, чем кто–либо другой ее размера. Но это все еще одна звездная система, хотя многие другие системы могут быть в процессе присоединения к ней. Вы всерьез предполагаете, что им удалось каким–то образом собрать воедино лучший, более эффективный штат НИОКР, чем вся Солнечная Лига?

— Они не могли этого сделать, — сказал он наотрез. — Понятно, что Лига может опережать их во всех аспектах, но это не значит Флот. Эти люди воюют больше двадцати стандартных лет, а начали наращивать свой военный потенциал чертовски задолго до этого. Вы подумали, что, возможно, они могли бы очень напряженно работать с оружейными НИОКР в процессе этого? Что, может быть, в отличие от нас, они смотрели на реальные боевые отчеты, вместо того, чтобы анализировать подготовленные симуляции, в которых полученные «тайные подробности» просочились ко всем старшим участникам, прежде чем они даже начали тренировки? Эти люди, в отличие от нас, могли создавать свое оружие и оценивать свои боевые доктрины, поскольку как–то слышали о джентльмене по имени Чарльз Дарвин? По сравнению с кем–то, кто боролся за свою жизнь в течение двух десятилетий, мы дряблые, Ирэн — дряблые, неподготовленные, и самодовольные.

— И даже если вы правы, то, что, черт возьми, вы ожидаете, чтобы я с этим сделала? — спросила она, и голос ее стал вдруг резким со смешанным чувством гнева, разочарования и страха. Не просто боясь за последствия своей карьеры. Не столько.

— В этот момент? — Он смотрел на нее спокойно мгновение или два, его ноздри раздувались. — В этот момент, я не ожидаю, чтобы вы сделали что–то, кроме того, что вы делаете. Черт, если на то пошло, я не предлагаю, чтобы часть моих «паникерских выводов» в полной мере была отражена в моем официальном рапорте. Даже если бы я это сделал, он никогда бы не прошел мимо Ченга. А если бы он чудесным образом так или иначе проскочил бы мимо него, вы чертовски хорошо знаете, что Тима?р зарубил бы его. Или сам Кингсфорд, если на то пошло. Это слишком далеко за пределами полученной мудрости. Я собираюсь идти вперед и поднять вопрос о том, какая именно платформа могла бы собрать данные, но я не собираюсь предлагать какие–либо выводы по этому поводу. Если кто–то решит спросить меня об этом, я скажу им, что думаю, но, честно говоря, я надеюсь, что этого не будет. Потому что без намного большего, чем то, на чем я смог сделать выводы, я никогда не смогу убедить власть предержащих, что я не сумасшедший. А если они решат, что я сумасшедший, они вымажут дерьмом мою задницу так быстро, что у меня закружится голова, что означает, что я буду в состоянии выполнить ровно ничего, чтобы колеса не оторвались.

Но то, что я хочу, чтобы вы сделали, это сохранить ваши глаза и ум открытыми. У меня есть сильное подозрение, что существует еще больше этих систем ПРО о чем в упоминалось в отчетах наблюдателей, которым у нас не уделялось первоочередное место. Если я не ошибаюсь, они были брошены как «очевидные глупости» где–то между их создателями и нами. Но если вы и я начнем очень тихо оглядываться вокруг, может быть, мы сможем вернуть некоторые из них. А может быть, если нам удастся это, мы сможем начать вытягивать, по крайней мере, некоторые заключения, которые нам понадобятся, если начнется шторм из дерьма.

— Конечно, манти не так глупы, — сказала она мягко, тоном человека, пытающегося убедить себя. — Я имею в виду, не важно, какие технологические преимущества они могут иметь, они должны знать, что не смогут бороться со всей Солнечной Лигой и победить. Даже в долгосрочной перспективе. Они просто не достаточно велики, даже если они закончат эту аннексию Талботта!

— Может быть, они настолько глупы, а может быть, и нет, — ответил аль–Фанудахи. — Честно говоря, если они действительно отправят этого адмирала Золотой Пик в Новую Тоскану вынуждая принять требования, о которых они говорили, я не уверен, что они не готовы столкнуться нос к носу с нами, хоть и глупо, но это может быть. И даже если вы правы, даже если они не смогут победить в конце концов — и я склонен думать, что вы правы — Бог знает, сколько тысяч наших людей будут убиты прежде, чем они проиграют. Почему–то я не думаю, что вы или я будем спать слишком крепко ночью, если мы просто будем сидеть сложа руки и смотреть как это произошло. Никто всерьез не собирается воспринимать от меня никаких предупреждений в данный момент, но сейчас вы и я, вместе, можем начать вытягивать истину, потому что если мы получим удар прямо в лицо, кто–то будет нуждаться в более близкой к точной информации, что мы можем дать. И, кто знает? Кто бы ни был этим «кто–то», он может даже понимать, что делает.

* * *

— Выходим на точку развертывания сейчас, коммодор.

— Спасибо, капитан Якоби, — ответил коммодор Кароль Остби, кивнув женщине на своем ком–дисплее.

Капитан Рейчел Якоби выглядела как любой другой офицер торговой службы, хотя она, возможно, была немного молода для ее нынешнего ранга. Хотя наружность может быть обманчива, и не только из–за пролонга. Рейчел Якоби была даже моложе ее фактического ранга, чем она казалась, не говоря уж офицере флота, о котором остальная часть галактики даже не подозревала… пока.

— Люки отсеков открываются, сэр, — сказал другой голос, и Остби отвернулся от своего кома, чтобы посмотреть через тесный мостик на капитана Эрика Мастерса. Если Якоби выглядела молодо для своего ранга, то Мастерс выглядел слишком старым для командования кораблем немного большим, чем старомодный фрегат, но, опять же, внешность может быть обманчива. Несмотря на свой крошечный размер (у него не было флагманского мостика, и Остби даже не мог вместить весь его сокращенный штаб на командую палубу) КФМС ^{note 17} «Хамелеон», флагман Остби, был нечто совершенно новым в истории галактических войн. Во всяком случае, он собирался быть достойным своего имени и ожиданий, вложенных в него, чтобы это было заметным… а преуспевание очень сильно зависит от действий Остби и Мастерса и остального небольшого экипажа «Хамелеона».

— Моя панель показывает, что люки полностью открыты, коммодор, — сказала Якоби. — Подтверждаете ли это вы?

— Подтвердите, сэр, — сказал Мастерс, и Остби кивнул, потом снова посмотрел на Якоби.

— Мы подтверждаем, что люки полностью открыты, капитан, — сказал он формально.

— В таком случае, сэр, хорошей охоты.

— Спасибо, капитан Якоби.

Остби кивнул ей еще раз, затем повернул свое командное кресло лицом к Мастерсу.

— В любое время, когда вы будете готовы, капитан Мастерс.

— Да, сэр. — Мастерс посмотрел на своего астрогатора и рулевого. — Доставьте нас, — сказал он просто, и «Хамелеон» очень мягко дернулся, когда сплетение из тяговых и силовых лучей, держащих его точно по центру, похожего на пещеру, трюма №2 грузовика «Кенгуру» было наконец отключено.

Нежная продувка сжатого воздуха из пакетов специально модифицированного двигателя, привязанного к носу, пославшего ее дрейфуя назад, без пиротехнических эффектов нормального термоядерного двигателя. Это было бы… противопоказано внутри корабля, подумал сухо Остби, наблюдая за визуальным отображением того, как переборки трюма начали скольжение.

Это был первый раз, когда они делали фактическое боевое развертывание, но капитаны Остби и экипажи практиковали тот же маневр десятки раз, прежде чем покинули систему Меза. У него не было обеспокоенности по поводу всей этой части миссии, и его ум начал отвлеченно рассматривать остальную часть миссии.

«Нечего беспокоиться о чем–то еще, — твердо сказал он себе. — Даже если ты и Тополев выбрали себе цель труднее. Но, по крайней мере, вам не придется идти так далеко, как Коленсо и Сангу, чтобы добраться до своей цели. Санг даже не будет развертываться еще неделю!»

Для маневра развертывания требовалось какое–то время, но никто не находился в безумной спешке, и никто не хотел рисковать в последнюю минуту потенциально катастрофической аварией. «Кенгуру» сделал свой альфа–переход тридцать минут назад, и он был все еще в нескольких часах от узла сети, к которому он якобы пришел для транзита. В этом диапазоне, будь даже полностью обычных корабельных размеров, «Хамелеон» почти наверняка был невидимым даже для мантикорских сенсорных массивов (при условии, что его шкипер был достаточно умен, чтобы не вызывать свой клин, во всяком случае). Не то, чтобы кто–то был намерен дать какой–то шанс.

«Хамелеон» скользнул полностью свободным от «Кенгуру», как акула со Старой Земли выскальзывает из чрева своей матери, и модифицированные пакеты отпали, как выброшенный за борт балласт. Они быстро исчезли в стигийской тьме — они находились далеко от основы системы, даже блеск звезд на собственных боках «Хамелеона» был едва заметен — и Остби продолжал наблюдать на визуальном дисплее, как разукрашенный светом созвездий необъятный мамонт корпуса грузовика направился подальше от них.

— Подтверждаю полное разделение, сэр, объявил астрогатор Мастерса.

— Очень хорошо. Связь, у нас есть контакт с остальной эскадрой?

— Да, сэр. «Дух» только что подключился к сети. Телеметрия повышена и номинальна.

— Очень хорошо, — повторил Мастерс, и посмотрел на своего старшего помощника. — Маскируйте нас и доводите до паука, Крис, — сказал он.

— Есть, сэр. — Коммандер Кристофер Дельвеккио набил строку команд, потом кивнул астрогатору. — Маскировка включена и работает. Корабль ваш, астро.

— Есть, сэр. Корабль мой, — ответил астрогатор, и КФМС «Хамелеон» и его корабль сопровождения переориентировались и начали медленно ускоряться, невидимые в скрывающем коконе из их маскировочного поля, к основной компоненте звездной системы, известной как Мантикора.

ГЛАВА 49

— Что ж, кажется, наши хорошие друзья в Чикаго не слишком безумно спешат, не так ли?

Тон Елизаветы Винтон был достаточно едок, чтобы отлично заменить щелочь, — подумал барон Грантвилль.

Не то, чтобы она не попала в точку.

— Они получили наши записки только примерно десять дней назад, Ваше Величество, — указал сэр Энтони Лэнгтри.

Он и Грантвилль сидели в удобных креслах в личном кабинете Елизаветы, по бокам ее стола. Они оба поели раньше, хотя каждый из них держал чашку кофе, но остатки обеда Елизаветы только что были удалены, и она продолжала нянчить кружку пива.

— Конечно, так и есть, Тони, — согласилась она, размахивая кружкой. — И как долго посылали нам ответ на официальную ноту, утверждая, что мы убили их космонавтов абсолютно без какой–либо провокации? Особенно, если она была отправлена вместе с подробными сенсорными данными о произошедшем… и мы сообщили, что были отправлены крупные силы флота, чтобы выяснить, что случилось?

— В точку, Ваше Величество. — Вздохнул Лэнгтри и Грантвилль поморщился.

Королева действительно попала в точку. «На самом деле, было бы чертовски хорошо, если бы она была одна, — подумал он мрачно. — Если предположить, что Лига решила ответить сразу, они могли бы прислать ответ обратно на Мантикору, по крайней мере четыре стандартных дня назад. А даже если бы они не хотели так быстро выслать официальный ответ, они, по крайней мере, могли бы подтвердил получение ноты! У Министерства иностранных дел было подтверждение Лаймэна Кармайкла о его встрече с Роэласом и Вальенте, и записка с кратким изложением по сути бессмысленного словесного обмена, который сопровождал ее. Но это было все, что они имели. До сих пор правительство Солнечной Лиги просто полностью игнорировало общение. Это могло быть истолковано — без сомнения и с абсолютной точностью, в данном случае — как преднамеренное оскорбление.

— Очевидно, что они пытаются сказать нам что–то своим молчанием, — сказал он, его тон был почти таким же кислым, как у Елизаветы. — Давайте посмотрим теперь, что бы это могло быть..? То, что мы слишком незначительны, чтобы они серьезно к нам отнеслись? Что они получат, выигрывая себе время? То, что мы не должны питать надежд о любой готовности с их стороны признать вину Бинга? Что, скорее ад замерзнет, чем они признают свою вину?

— Попробуй взять выше, — кисло предложил Лэнгтри.

— Ну, как бы глупо это ни было с их стороны, но мы точно не можем притвориться, что это неожиданно, не так ли? — спросила Елизавета.

— Нет, — вздохнул Грантвилль.

— Тогда, думаю, что это, вероятно, время, чтобы мы подумали как привернуть фитиль, — сказала ему немного мрачно Елизавета. Он посмотрел на нее, и она пожала плечами. — Не поймите меня неправильно, Вилли. Это не просто говорит знаменитый темперамент Винтонов, и я не горю желанием посылать им любые свежие ноты, пока мы вновь не услышим Мику. Последнее, что нам нужно делать, это звучать как встревоженным маленьким детям, пристающим к взрослым для ответа! Кроме того, у меня есть очень серьезное подозрение, что, когда мы услышим Мику, мы соберем все обоснования в мире для отправки их в следующей жесткой ноте. Но, может быть, это просто время, чтобы рассмотреть огласку этого.

— Я думаю, что Ее Величество права, Вилли, — тихо сказал Лэнгтри. Грантвилль перевел взгляд на министра иностранных дел, и Лэнгтри фыркнул. — Я не больше вашего хочу «разжечь общественное мнение», Вилли, но давайте смотреть правде в глаза. Как вы только что сами сказали — четыре дня слишком длинный для простого «запоздавшего по почте»объяснения. Что это является преднамеренным оскорблением, и они по какой–то причине решили вручить его нам, а вы знаете, как большая часть восприятия играет в любой эффективной дипломатии. — Он покачал головой. — Мы не можем позволить чему–то вроде этого пройти без ответа, не убедив их, что они правы в своем очевидном мнении, что они могут игнорировать нас, травя ожиданием своего решения проблемы.

— Согласен, — сказал Грантвилль через одну–две минуты молчания. — В то же время, я все еще больше, чем немного обеспокоен тем, как средства массовой информации солли будут реагировать, когда узнают об этом. Особенно, если они узнают об этом как о «неподтвержденных обвинениях»кучки неоварваров, которых они уже презирают.

— Это то, что так или иначе, в конце концов, произойдет, Вилли, — указала Елизавета.

— Я знаю.

Грантвилль отпил кофе, потом поставил чашку обратно на блюдце и потер бровь в раздумье. Елизавета была, конечно, права, подумал он. Первые журналисты Мантикоры были проинформированы министерством иностранных дел и Адмиралтейством после того как они и их редакторы согласились соблюдать конфиденциальность по просьбе правительства. Юридически, Грантвилль мог бы воззвать к «Акту об Обороне Королевства» и приказать молчать, пока он не сказал бы им, но за последние шестьдесят стандартных лет на этот особый пункт АОК не ссылался ни один премьер–министр. Этого не должно было быть, потому что пресса Звездного Королевства знала, что официальной политикой на протяжении почти всех этих стандартных лет была максимальная открытость в обмен на разумное самоограничение со стороны «факсов». У него не было намерения разбазаривать эту традицию доброй воли, без проклятой веской причины.

И, до сих пор, представители средств массовой информации здесь, в Звездном Королевстве, кто кое–что об этом знал, явно были согласны, что находятся в границах заключенной сделки. В то же время, первые корреспонденты уже вчера достигли Шпинделя на борту посыльного судна Адмиралтейства. В следующие пару недель, доклады этих корреспондентов будут возвращаться через Узел к редакторам, и было бы также бессмысленно и неправильно ожидать, чтобы их «факсы» не публиковали в данный момент времени. Итак…

— Вы оба правы, — признал он. — Хотя, я хотел бы повременить немного дольше. По двум причинам. Во–первых, они могут фактически прислать нам ответ, который мы просто еще не получили. Но с другой стороны, будем откровенны, что получим больший урон, когда дадим им волю.

— Правда? — подняла бровь Елизавета, и Ариэль поднял голову со своего насеста за ее креслом. — Я думаю, что нахожу пользу в это, — призналась королева спустя секунду, — но я не уверена, что вижу, как именно мы сможем это делать.

— Я думаю, что вместо того, чтобы делать им добро, как Святой Павел и «ворошить горящие уголья на их головах», мы найдем больше пользы в использовании очевидной сдержанности, — сказал Грантвилль с неприятной улыбкой. — Я предлагаю удерживаться в течение еще четырех дней. Будет просто случайностью, что мы дали солли ровно в два раза больше времени, если оно действительно необходимо для того, чтобы подтвердить получение нашей ноты, и мы сделаем акцент именно на этом в нашем официальном пресс–релизе. Мы объясним, что задержали подачу новостей общественности, чтобы уведомить ближайших родственников персонала коммодора Чаттерджи и, чтобы быть уверенными, что правительство Солнечной Лиги получило достаточно времени, чтобы ответить на нашу озабоченность. Однако, теперь, когда они получили его вдвое больше, чем необходимо, мы не чувствуем, что имеем право еще хоть немного не предоставлять новости общественности.

— И дождемся того момента, когда у нас будет конкретный интервал задержки их раздумий, — размышлял Лэнгтри. — Мы не просто пойдем вперед и вызовем новостников, потому что нервничаем по поводу отсутствия реакции солли.

— Именно. — Грантвилль кивнул с неприятной улыбкой. — Не говоря уж о том, что, как настоящие образцовые взрослые мы дадим образцам раздражительных, испорченных детей дополнительное время, прежде чем дунем в свисток. Однако, как столь же настоящие образцовые взрослые, мы не собирается позволить избалованным отродьям всегда сидеть на корточках в углу с надутыми губами, разобидевшись.

— Мне нравится, — сказала Елизавета после одной–двух минут обдумывания, и ее ответная улыбка была еще более гадкой, чем у Грантвилля.

Она посидела еще мгновение, сделала еще один глоток из своей кружки и опрокинулась на своем кресле.

— Хорошо. Итак, мы это решили, кстати, что мы можем сделать с предложением Кэти Монтень об обеспечении безопасности Факела? Если быть честной, я думаю, что в этой идее есть много достоинств, и не только потому, что Баррегос и Розак получили жестокую трепку. Там также есть некоторые хорошие возможности для пиара здесь, не говоря уже о возможности вступления в более близкие отношения с флотом сектора Майя, а они не могут повредить, поскольку касаются Эревона. Таким образом…

— Не могу сказать, что отчет — очень веселое чтение, Мишель, — тяжело сказал Аугустус Хумало. — С другой стороны, я полностью поддерживаю все ваши действия.

— Я рада слышать это, сэр, — искренне сказала Мишель Хенке. Она и Хумало сидели лицом друг к другу в удобных креслах в салоне на борту «Геркулеса», баюкая большие бокалы с превосходным коньяком. На данный момент, Мишель была гораздо более благодарной, чем обычно за то, как утешительное тепло коньяка скользнуло вниз по ее горлу, как густой, медовый огонь.

«И я чертовски хорошо это заслужила, — подумала она, позволив себе еще один глоток. — Может быть, не за то, что произошло в Новой Тоскане, но, безусловно, за терпение с ручными новостниками баронессы Медузы!

На самом деле, она знала, что журналисты, задававшие вопросы — Маргерит Аттунга из «Мантикорской Службы Новостей»; Эфрона Имбара из «Новостей Звездного Королевства» и Консуэлы Редондо из «Новостей Сфинкса» были удивительно нежны с ней. Никто из них не был достаточно бестактен сказать так, но было очевидно, что они и их редакторы дома были очень тщательно проинформированы, прежде чем им было разрешено то, что обещало стать одной из самых больших новостей в истории Звездного Королевства.

Особенно сейчас, когда все только что закончилось так плохо, как собиралось на юге в Новой Тоскане.

К сожалению, они все еще были новостниками, это до сих пор было их работой, и хоть они не являлись в это время противниками, она по–прежнему их ненавидела, сидя перед их камерами и зная, что все Звездное Королевство будет видеть и слышать ее ответы на их вопросы. Это не от нервозности или, по крайней мере, она так не думала. Или, может быть, так и было, только не на личном уровне. То, что действительно беспокоило ее, призналась она, наконец, самой себе, было то, что она могла сказать или сделать что–то не так, а сочетание ее флотского ранга и близости к трону подняло бы сделанную ошибку до уровня катастрофы.

— Я согласна, что нет ничего особо веселого в этой ситуации, сэр, — продолжила она вслух через мгновение, стряхивая — в основном — ее размышления о возможных бедствиях из–за средств массовой информации с ее именем на них. — На самом деле, я начинаю сомневаться, была ли это такая хорошая идея отправить «Репризу» к Мейерс, прежде чем мы точно узнали, что произошло в Новой Тоскане. Тем более, что мне не удалось остановить отправленное посыльное судно солли.

— Это было решение баронессы Медузы… и мое, — сказал ей Хумало. — Насколько я помню, в то время вы тоже были против него.

— Да, сэр, но не по тем же причинам, о которых я сожалею сейчас. Я не хочу ничего телеграфировать Пограничной Безопасности и Пограничному Флоту. Я беспокоюсь об одном, что одно из наших отплывших судов получит в борт ракету в тот момент, когда покажет свое лицо!

— Коммандер Дентон является компетентным, добросовестным офицер, и он не дурак, — указал Хумало. — Я думаю, он показал это довольно ясно в Пекуоде, и он будет следовать установленным протоколам. Прежде чем «Реприза» попадает в зону досягаемости любого соларианского корабля, мистер О'Шонесси доставит ноту баронессы Медузы через ком. Коммандер Дентон также, по моим конкретным инструкциям, проведет развертку «Призрачного Всадника» в системе до того, как «Реприза» подаст свой транспондер. Я поручил ему использовать свое усмотрение, если он случайно обнаружит что–то, вызывающие озабоченность, и он специально направится так, чтобы оставаться вне диапазона дальности оружия любого соларианского подразделения до тех пор, пока комиссар Веррочио не гарантирует безопасность нашего посланника в соответствии с межзвездным законом.

— Я знаю, сэр. — Выражение лица Мишель было мрачным. — Что касается моего мнения то даже если Веррочио и даст гарантию, так или иначе взорвать «Репризу» в космосе никто не помешает.

Несмотря на все, что уже произошло, Хумало выглядел потрясенным, и Мишель натянуто улыбнулась ему.

– Мистер Ван Дорт, коммодор Терехов и я обсуждали эту ситуацию довольно долго, сэр. Очевидно, из того, что Вежьен и его люди должны были нам сказать, мы смотрим на очень сложные, очень дорогие и очень далеко идущие операции. Я бы назвала это заговором, кроме того, что он выглядит очень сложным для нас — для меня — как будто какая–то внешняя сторона тянет все струны, и большинство людей, на самом деле выполняющих грязную работу, не имеют никакого понятия о конечной цели. Они могут быть заговорщиками, но они не являются частью того же заговора, что и кукловод за ними, если вы понимаете, что я имею в виду.

— И вы все трое считаете, что «кукловодом» является «Рабсила»?

— Именно, сэр.

— Ну, так же как баронесса Медуза и я, — сказал ей Хумало, и слегка улыбнулся на ее удивление. — Как я уже сказал, мы оба уже читали отчет, и мы оказались в принципиальном согласии с вашими выводами. И, как и вы, мы глубоко обеспокоены очевидным ростом намерений и амбиций «Рабсилы». Это совершенно за пределами всего, что мы могли бы ожидать от них, даже после истории с Моникой и Нордбрандт. И я, как и вы, считаю тревожащей степень охвата и влияния, необходимых для позиционирования Бинга. Я думаю, что вы абсолютно правы; они действуют, как если бы думали о себе, что являются звездной нацией в их собственном праве.

— Что еще более тревожит меня, особенно там, куда направляется «Реприза», сказала Мишель, — то, что они смогли управлять таким офицером, как Бинг — но у нас нет никого, кто, не моргнув, нажал бы на спусковой крючок, когда они представили истинный сценарий — в критической ситуации в Новой Тоскане. Если они сделали то же самое в Мейерсе, и если есть другая Анисимова на месте с предоставленным правом стимулировать нужный момент, некий «не подконтрольный» офицер–солли может пойти вперед и развеять Дентона, с любой гарантией, возможно, данной Веррочио. Ведь они уже получили два инцидента. Почему бы им не устроить третий?

— Теперь это неприятная мысль, — сказал медленно Хумало. — Вы думаете, Веррочио пойдет на это?

— Я действительно не имеют понятия, что думать об этом конкретном аспекте, сэр. — Мишель отрицательно покачала головой. — Мы знаем, что он был более или менее в кармане в прошлый раз, так что я не вижу никаких оснований предполагать, что он будет чистым, как первый снег в этот раз. Точно так же на этот раз в кармане точно Вежьен, по крайней мере, а этот, очевидно, совершенно не в курсе, кто заставил Бинга ударить по кнопке. Я бы сказала, что они показали на редкость хорошее представление о том, что мыслят разумно — и я использую термин свободно — чтобы убедить один из своих инструментов действовать. Если им что–то нужно, но они уверены, что не будут готовы сделать, они управляют ситуацией, не поставив в известность, пока не получат. Именно это и произошло с Вежьеном. Я не сомневаюсь, что он был полностью подготовлен к инциденту между одним или несколькими кораблями Бинга и нашими судами, и я не думаю, что он стал бы проливать слезы о том, скольких наших людей убили. Но он никак не ожидал, что инцидент произойдет прямо в центре Новой Тосканы, и он, конечно, никогда не рассчитывал на то, что взорвут «Жизель» для обеспечения необходимой искры! Кроме того, он знает какой всегда была политика Звездного Королевства, когда кто–то без провокации стреляет по одному из наших судов. Поверьте мне, он не планировал делать мишень из себя, и он чертовски уверен, что не планировал произошедшее прямо на пороге своего дома. Таким образом, я не вижу никаких оснований предполагать, что Веррочио знает, что должно случиться, если они действительно устроили второго Бинга в Мейерсе.

— Чудесно, — вздохнул Хумало.

— Боюсь, что это будет еще лучше, сэр. Все, что они смогли дать Бингу были линейные крейсера. Эта адмирал Крэндалл, о которой они говорили Вежьену, по–видимому, имеет под своим командованием намного больше.

— Как вы думаете, «адмирал Крэндалл» на самом деле существует?

— Это хороший вопрос, — призналась Мишель. — Анисимова сказала Вежьену и другим ново–тосканцам о Крэндалл, но никто на планете на самом деле никогда не видел ее или любой из ее кораблей. Учитывая то, что случилось с «Жизель», довольно очевидно, что Анисимова не стала бы испытывать угрызений совести, выдумывая для них такую мелочь, как пятьдесят или шестьдесят супердредноутов. И я бы очень хотела думать, что одна вещь получить адмирала Боевого Флота с патологической ненавистью ко всему мантикорскому, назначенным в команду Пограничного Флота, но совсем другое дело — получение всего парка кораблей стены Боевого Флота, маневрировавшего так далеко в глубинке. Если у «Рабсилы» есть такая досягаемость, если она действительно может двигать целевые группы и боевые флоты вокруг, как шахматные фигуры или шашки, мы, очевидно, чертовски недооценивали их в течение долгого–долгого времени. И если это правда, то кто знает что еще ублюдки придумают?

Замолчав, оба несчастно смотрели друг на друга в течение нескольких минут, а затем Хумало вновь тяжело вздохнул. Он сделал щедрый глоток бренди, покачал головой, и одарил ее кривой улыбкой.

— Вы и Айварс — это способ придать блеск моим дням, не так ли, миледи?

— Я бы не сказала, что мы делаем это специально, сэр, — ответила Мишель, возвращая улыбку.

— Я понимаю это. На самом деле, это часть того, что делает это таким… ироничным. — Мишель подняла бровь, и он немного мрачно усмехнулся. — В течение некоторого времени я был убежден, что был послан сюда и оставался здесь, потому что Скопление было абсолютно минимальным из возможных приоритетов Адмиралтейства. На самом деле, если быть честным, я все еще лелею довольно сильные подозрения в этом направлении.

Он улыбнулся ей теплее, и она понадеялась, что ей удалось скрыть свое удивление, услышав как он сказал это. Тот факт, что он согласился с ней в ее взгляде на ситуацию, сделало еще более удивительным, что он произнес. И уж тем более, что он сказал это с такой небольшой кажущейся горечью.

— Справедливости ради, — продолжил он, — я сравнительно уверен, что Адмиралтейство Яначека послало меня сюда из–за моих связей с Ассоциацией Консерваторов и того факта, что я состою, хотя и несколько более отдаленно, чем вы, в родстве с королевой. Они определили кого они считают «безопасным» здесь, а моя связь с династией не больно большой, с точки зрения любого местного, авторитет. Но они никогда не проявляли заинтересованности в предоставлении станции Талботт кораблей для обеспечения реальной безопасности на таком большом объеме пространства. Это был один из тех случаев «поставил и забыл», бывающих в разных ситуациях.

Когда пришло новое Правительство, и я задавался вопросом, надолго ли я останусь здесь, пока меня не отзовут домой. Политика есть политика, и я действительно не ожидал, чтобы они оставили меня здесь надолго, и я получил немного большой неприятный опыт, в ожидании, когда падет топор. Однако стало совершенно очевидным, что Правительство Грантвилля назначило Талботту более низкий приоритет, чем Силезии, и, опять же, я не мог оспорить этого на любой логической основе. Итак, я сидел в будничном, вторичном — или даже третичном — назначении в глуши, с твердой надеждой, что самая захватывающая вещь, которая скорее всего произойдет, это возможность погоняться за случайными пиратами, в то время пока я ждал освобождения от должности и отправки на половинное жалованье.

Очевидно, — сухо сказал он, — это изменилось.

— Я думаю, что мы могли бы безопасно согласиться, что это точное утверждение, сэр, — сказала Мишель. — И, если вы простите меня, и поскольку вы были так откровенны и открыты со мной, я хотела бы извиниться перед вами.

Он приподнял бровь, и она пожала плечами.

— Боюсь, что моя оценка, почему вы были здесь была довольно близка к вашей собственной, сэр, — призналась она. — Я хочу извиниться за это, даже если логика, по которой вы получили назначение сюда, в первую очередь именно такова, как вы только что описали, но я полагаю, что вы наглядно продемонстрировали, что было чертовски хорошо, что вы были здесь.

Она держала его глаза, позволяя ему видеть искренность в ее собственных, и, спустя мгновение, он кивнул.

— Спасибо, — сказал он. — И не было никакой необходимости извиняться. Не тогда, когда я уверен, что вы были правы с самого начала.

Был еще один момент тишины, потом он встряхнулся.

— Возвращаясь к вопросу о гипотетическом адмирале Крэндалл, — сказал он решительно просветлевшим тоном, — я должен сказать, что вскоре нам окажут помощь — позавчера я получил уведомление.

— Могу ли я спросить, какое уведомление, сэр?

— Да, можете. Это, в конце концов, — на этот раз улыбка, которую он подарил ей, была подозрительно похожа на ухмылку, — была причина, по которой я случайно упомянул о ней в разговоре, адмирал Золотой Пик.

— Действительно, адмирал Хумало? — ответила она, поднимая бокал коньяка в небольшом салюте.

— Действительно, — ответил он. Затем он сказал немного рассудительно. — Мне сообщили, что, несмотря на все, что произойдет или нет ближе к дому, адмирал Оверстейген и его эскадра по–прежнему прибывают сюда в Шпиндель. На самом деле, я ожидаю, что он появится в течение следующих двенадцати–пятнадцати стандартных дней.

— Слава Богу! — сказала тихо Мишель с огромной искренностью.

— Согласен. Потребовалось некоторое время, чтобы почувствовать себя достаточно комфортно дома после Битвы при Мантикоре, чтобы идти вперед и отпустить его, и я до сих пор не имею точной предполагаемой даты его прибытия, но он определенно в процессе. Я понимаю, что он также приведет с собой еще одну эскадру«Саганами–C», и я уверен, что мы все с облегчением увидим их.

— По итогам работы с солли в Новой Тоскане, и тем, что мои люди смогли увидеть из их оборудования на призовых судах, я бы сказала, что с Майклом и другой эскадрой «Чарли» мы должны быть в состоянии обработать все, что ниже стены, если они, возможно, бросят на наш путь.

— Я уверен, вы сможете, — сказал Хумало, даже более рассудительно. — Но я боюсь, что это своего рода особенность, не так ли? Я не слишком беспокоюсь о чем–то ниже стены, одно из двух.

— Что вы думаете о том, что произошло в Новой Тоскане? — тихо спросила лейтенант Афродита Джексон, офицер РЭБ КЕВ «Реприза».

Лейтенант Хитер МакГилл, тактический офицер эсминца, подняла глаза от книги. Она и Джексон были вне службы, сидя в кают–компании «Репризы». На данный момент, руки офицера РЭБ были заняты сооружением сэндвича из ингредиентов, которые она натаскала из закусок, выложенных на буфете, и Хитер слегка улыбнулась. В эти дни продвижение по службе для специалистов РЭБ происходит быстро. Эта тенденция, вероятно, станет только более выраженной, когда на Мантикоре станут вводить в эксплуатацию новые корабли, а Джексон, прибыв на борт «Репризы», на самом деле была только лейтенантом младшего ранга. Фактически, ее текущее служебное положение еще было техническим «исполняющий обязанности» (хотя все были уверены, что оно в свое время будет подтверждено). Это означало, что Джексон была на добрых девять стандартных лет моложе, чем была МакГилл, которой совсем недавно исполнилось тридцать пять (по стандартному счету).

Но были времена, когда Хитер чувствовала себя намного более, чем на девять лет, старше Джексон. Молодая женщина, казалось, часто страдала от бесконечного, волчьего голода, которым страдали все гардемарины, и у нее было рвение молодого щенка. Может быть, это была одна из причин, по которой Хитер более или менее приняла офицера РЭБ под свое крыло во внеслужебное время, также как в служебное.

— Я не знаю, Афродита, — ответила она после паузы. — Я знаю, что, вероятно, произошло бы, если бы этот идиот Бинг сделал хотя бы то, что ему было сказано сделать.

Голубые глаза Джексон оторвались от тарелки и потемнели. В отличие от Хитер, она никогда лично не участвовала в бою, и то, что случилось с эсминцами коммодора Чаттерджи сильно ударило.

Что ж, Хитер не мог обвинить ее за это. Во многих отношениях, предположила она, ей повезло, что она была слишком занята во время своего первого знакомства с насилием, чтобы очень много думать об этом. Не то, чтобы она чувствовала, что ей особенно «повезло» в то время. Тем не менее, по крайней мере, она была слишком… занятой во время операции «Икар» Эстер МакКвин, чтобы задерживаться на ее ужасах. В то время, почти десять стандартных лет назад, она была в своем сопливом круизе, и было очень мало времени, чтобы думать о чем–либо, кроме выполнения своей работы — и, надежды на выживание — когда угрюмые цепи супердредноутов народников прошли гиперстену и ракетные батареи открыли огонь. Вся вселенная, казалось, сходила с ума, когда лучи лазеров злобно набросились на ее корабль и трое ее товарищей–гардемаринов были разорваны на части на пятнадцать метров от своих боевых постов.

Но Афродита Джексон никогда не была в бою. А коммандер Дентон потихоньку сообщил Хитер, что лейтенант Тор Джексон был астрогатором коммандера Де Мойна на борту КЕВ «Роланд», флагмана коммодора Чаттерджи в Новой Тоскане. Она не видела подобных зрелищ и не ощущала запахов, как Хитер, но у нее, очевидно, было превосходное воображение, и, как и все другие члены команды «Репризы», она видела подробные тактические и визуальные образы варварского нападения, записанного платформами «Тристрама» с беспощадной точностью. Даже из вторых рук, в ослепительной скорости, с которой те три эсминца — и ее старший брат — были стерты, была своего рода жестокость, и даже сейчас Хитер видела этих призраков в ее глазах.

— Я… иногда все еще не могу поверить, что они все ушли, — сказала Джексон еще тише, и Хитер грустно улыбнулась.

— Я знаю. И не думаю, что это то, что вы должны принять. Идиоты вам скажут, что когда–нибудь, вы поймете это, но то, что произошло останется с вами. И смириться с этим не легче, когда такое произойдет в следующий раз, во всяком случае — не эмоционально. Вы просто должны выяснить, как бороться с воспоминаниями и продолжать идти. А это также не очень–то легко.

— Как вы это делаете?

— Я действительно не знаю, — призналась Хитер. — Я полагаю, что, в моем случае, большая часть этого — семейные традиции. — Она немного грустно улыбнулась. — Так уж случилось, что МакГиллы были на Флоте со времен Саганами, так что вы приходите прямо к этому. Многих из них убили на этом пути, так что у нас было много практики — у семьи, я имею в виду — с такого рода потерями. Мои мама и папа тоже являются офицерами. Ну, мама сейчас откомандирована от Бейссингфорда — она психолог, и Флот добился ее работы с доктором Ариф и ее комиссией по древесным котам — но папа капитан старшего ранга, и, как он пишет в своем последнем письме, он в очереди на один из новых «Саганами–C». Они оба составляют очень хорошую команду. И, — ее глаза потемнели, — все мы должны были выяснить, как справиться, когда мой брат Том был убит в Грендельсбейне.

— Я не знала об этом — о вашем брате, я имею в виду, — тихо сказала Джексон, и Хитер пожала плечами.

— Нет причин, по которым вы должны знать.

— Думаю, нет.

Джексон раздумывала достаточно долго, чтобы закончить строительство своего сэндвича, затем подняла его, словно собираясь откусить, и положила его обратно, нетронутым. Хитер посмотрела на нее немного насмешливо, склонив голову набок, и офицер РЭБ тихо фыркнула.

— Я в смятении, — сказала она.

— Я бы не заходила так далеко, — не согласилась Хитер. — Однако, мне кажется, что у вас есть что–то на уме. Поэтому, почему бы вам просто не пойти дальше и не сказать мне, что это?

— Это просто… — начала Джексон, и прервалась. Она снова посмотрела вниз, уставившись на свои руки, пока ее пальцы методично измельчали корочку от хлеба ее сэндвича. Потом она глубоко вздохнула и посмотрела вверх, прямо встретившись глазами Хитер, и ее взгляд уже не колебался. На этот раз он горел.

— Просто, я знаю, что не должна, но я действительно хочу, чтобы адмирал Золотой Пик, взорвала каждого из этих чертовых ублюдков прямо в космосе! — сказала она яростно. — Я знаю, что неправильно так чувствовать. Я знаю, что большинство людей на борту этих кораблей не подали ни одного голоса за все, что произошло. Я даже знаю, что последнее, что нам нужно, это война с Солнечной Лигой. Но все равно, когда я думаю о том, что случилось с Тором — всеми теми людьми — без каких–либо оснований абсолютно, я не хочу «правильного ответа». Я хочу одного, который убьет людей, которые убили моего брата и его друзей!

Она перестала говорить резко, и губы ее сжались, когда она закрыла рот. Она отвернулась на мгновение, а затем заставила себя улыбнуться. Это было непроницаемое, жесткое выражение — больше похожее на гримасу, чем улыбку, на самом деле — но, по крайней мере, она пыталась, подумала Хитер.

— Я сожалею об этом, — сказала Джексон.

— О чем? — посмотрела на нее Хитер. — Сожалеете, что хотите, чтобы они были мертвы? Не будьте смешны, конечно, вы хотите, чтобы они были мертвы! Они убили того, кого вы любите, и вы — флотский офицер. Тот, кто выбрал боевую специальность. Таким образом, почему вас действительно удивляет, когда ваш инстинкты и эмоции хотят, чтобы люди, которые убили вашего брата заплатили за это?

— Но это не профессионально, — почти запротестовала Джексон. Хитер приподняла бровь, и офицер РЭБ сделала нетерпеливый, разочарованный жест. — Я имею в виду, что я должна быть в состоянии отступить и признать, что самое лучшее для нас — урегулировать этот конфликт без лишних травм.

— О, не будьте такой глупой! — покачала головой Хитер. — Вы признали, что причина в этом, и вы расстроены, желая большего! Но если вы хотите, чтобы я сказала вам, что вы имеете право быть расстроенной самой собой из–за этого, то я не собираюсь делать ничего подобного. Если бы вы были в состоянии диктовать последствия, и вы позволили бы своим эмоциям подтолкнуть вас к бойне, которой можно было избежать, то у вас должны были быть проблемы. Но это не так, и я подозреваю, что если вы были до сих пор «правильной», вы действительно не хотите, чтобы такое произошло. Однако, я уверена, что молодая привлекательная женщина–офицер с вашей рано развитой гибкостью может пойти и найти всевозможные вещи, чтобы лучше провести время, нежели сожалея!

— Приближаемся к гиперстене, сэр, — объявил лейтенант Брюннер.

— Очень хорошо, — сказал Льюис Дентон своему астрогатору, и взглянул на квартирмейстера, несшего вахту. — Отдайте приказ, старшина.

— Есть, сэр, — сказал квартирмейстер и нажал кнопку. — Все по местам, — заявил он по ком–системе корабля, — готовиться к переходу в нормальное пространство.

Тридцатью двумя секундами позже экипаж КЕВ «Реприза» испытал знакомую, неописуемую тошноту альфа–перехода, когда их корабль пересек гиперстену и звезда класса G0 по имени Мейерс вспыхнула в двадцати двух световых минутах впереди. Они вышли почти точно на гипергранице, явив виртуозную гипернавигацию, и Дентон улыбнулся Брюннеру.

— Молодец! — сказал он, и лейтенант улыбнулся ему, пока «Реприза» немного изменяла курс, выравнивая свой нос, обнаружив себя в космосе, путь до планеты Мейерс будет занимать два часа пятьдесят три минуты при движении с ускорением до пятисот g. Потом улыбка Дентона исчезла, и он обратил свое внимание на Хитер МакГилл.

— Развертывайте платформы, канонир, — сказал он.

— Есть, сэр. Развертывание альфа–платформ сейчас.

Хитер кивнула Джексон, которая давала ей показания по последней проверке, а затем нажала клавишу. Хитер наблюдала, как красные огни сменяются зелеными и внимательно следила за ее собственной панелью.

— Альфа–модели очистили клин, сэр, — объявила она через несколько минут. — Маскировка активна и развертывание проходит штатно. — Она посмотрела на время на дисплее. — Бета–платформы нацелены на запуск через… десять минут тридцать одну секунду.

— Очень хорошо, — вновь сказал Дентон, а когда он откинулся на спинку кресла, от его улыбки не осталось даже памяти. Перед его мысленным взором платформы «Призрачного Всадника» ускорялись наружу, вглядываясь в пустоту вокруг них, а в глазах его была жесткость и память о последних мантикорских эсминцах, оказавшихся в оккупированной силами солариан звездной системе.

«Не в этот раз, сволочи, — подумал он холодно. — Не в этот раз».

ГЛАВА 50

— Гиперслед, лейтенант, — объявил сенсорный техник, и лейтенант Оливер Бристоу поднял бровь и склонился над плечом техника, сконцентрировав взгляд на дисплее.

Несмотря на свой статус административного центра сектора Мадрас, система Мейерс едва ли была шумным ульем межзвездной торговли. На самом деле, это был один из редких дней, который видел больше, чем два–три гиперперехода, и это было почти неслыханным в течение нескольких дней или даже недель, чтобы пройти незамеченным.

Движение было немного более оживленным из–за фиаско в системе Моники, но большинство «специальных следователей» и представителей офиса генерального инспектора уже приходили и уходили. Насколько Бристоу мог сказать, большинство из них даже не потрудились, чтобы распаковаться. Тот факт, что они проделали весь путь до Мейерса был достаточным доказательством их верности долгу, и в настоящее время не было никакого смысла в расследовании, поскольку большинство из них были проинформированы о выводах в своих докладах прежде, чем они были направлены в первоисточник.

Но дело было в новой сортировке Астроконтроля Мейерса последнего времени. Прибытие оперативного соединения адмирала Крэндалл на три недели раньше вызвало столько волнения, какого Бристоу никогда не видел в Мейерсе. Эскадры линейных крейсеров адмирала Бинга представляли самую большую огневую мощь, которую любая система в Пограничье никогда, вероятно, не видела, но они были незначительны по сравнению с Оперативным Соединением 496. Бристоу не мог и подумать, когда в последний раз он видел хоть один настоящий корабль стены на пути сюда, тем более целое оперативное соединение с соответствующими элементами прикрытия! Он не был уверен, что адмирал Крэндалл делала здесь, но он был достаточно уверен в том, что она не совершила поездку только ради своего здоровья, и это делало неожиданный приезд интересным. Никто ничего не знал, черт возьми, но Крэндалл ждали.

— Что вы скажете о нем, Кокер? — спросил он.

— Трудно сказать на таком расстоянии, сэр.

Старшина 2–го класса Алан Кокер, как и Бристоу, был из Пограничного Флота, и лейтенант подозревал, что офицер Боевого Флота, как те из штаба Бинга или находящиеся на борту супердредноутов Крэндалл нашли бы тон старшины плачевно непрофессиональным. Бристоу так не считал. Потому что, вероятно, по его предположению, в отличие от большинства офицеров Боевого Флота, которых он мог бы назвать, старшина Кокер действительно мог найти свой собственный зад, если будет использовать обе руки.

— Мы говорили в течение нескольких месяцев, что нужно заменить массивы, покрывающие этот сектор, — продолжил дальше старшина немного кислым тоном, — и разрешения не было, кроме заботы о прикрытии дома. Хотя, если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что это, вероятно, эсминец из–за импеллерной сигнатуры. Может быть легкий крейсер — некоторые из пи?сающихся здесь «флотов» все еще держат несколько очень малых «крейсеров» в инвентаре — но, в любом случае, я не думаю, что это что–то большее.

— Легкий крейсер? — Бристоу медленно выпрямился, почесывая бровь.

— Может быть, сэр. Хотя, как я уже сказал, что это, более вероятно, эсминец, — ответил Кокер, и Бристоу кивнул.

— Последите за ним. Дайте мне знать, как только он подаст свой транспондер.

— Да, сэр.

Бристоу рассеянно похлопал его по плечу, заложил руки за спину, и начал медленно и задумчиво ходить взад–вперед по отсеку ограниченной ширины. Кокер был прав насчет вопроса о состоянии массивов, но старшина был также непревзойденным мастером по заставлению упрямого оборудования выполнять его приказы, и у него был набит глаз на корабельные идентификаторы. Так что, если он сказал, что это эсминец, то, вероятно, это и есть эсминец. Что было интересно, поскольку до сих пор, как Бристоу знал, единственные соларианские эсминцы в секторе были или с адмиралом Бингом, или уже находились прямо здесь, в системе.

* * *

— Разрешите подняться на мостик, капитан?

У Грегора О’Шонесси, возможно, были случайные моменты несогласия с военными Звездного Королевства, но было ясно, что он узнал по пути зачатки флотской вежливости, и он всегда был осторожен, соблюдая протокол на борту корабля. Это было не то, что ожидал Дентон от кого–то с его колючей репутацией, и коммандер нашел для себя интересным, что возможно О’Шонесси был таким осторожным, потому что это была его история. Было ли это так или нет, весь путь он прошел — успешно — приятным пассажиром в почти шестинедельном плавании от Шпинделя до Мейерса.

— Разрешаю, мистер О’Шонесси, — сказал сейчас Дентон, и указал на кресло у левого локтя Хитер МакГилл. Оно было боевым постом энсина Варислава, младшего помощника тактика и должно было быть занятым, но на данный момент пустовало.

— Садитесь, — предложил он.

— Спасибо, капитан.

О’Шонесси подошел к указанному креслу на мостике и присел в него, стараясь держать руки подальше от консоли перед ним или клавиатуры кресла. Хитер повернула голову, чтобы улыбнуться ему, и он улыбнулся в ответ. Коммандер Дентон обычно усаживал его на место помощника тактика при посещении мостика, и Хитер узнала аналитика гораздо лучше, чем она когда–либо могла ожидать.

Она также заблокировала контрольные клавиатуры, которые он так тщательно избегал, хотя и не собиралась говорить ему об этом. Во–первых, потому что она не хотела рисковать трениями из–за того, что он воспримет как недоверие его способности держать свои руки подальше от неприятностей, и, во–вторых, потому что на самом деле, было что–то довольно трогательное — почти милое — в его осторожности.

Она повернулась к своим дисплеям, наблюдая за расширением полусферы из скрытых платформ «Призрачный Всадник». Пока «Реприза» продолжала углубляться в систему и платформы были вблизи ее кормы, наблюдая за ее спиной, позже полусфера станет полной сферой, но на данный момент, внимание БИЦ — и Хитер — было сосредоточено на переднем крае зоны наблюдения.

Гиперпереход «Репризы» состоялся тридцать пять минут назад. Конечная скорость эсминца по отношению к светилу системы возросла до 20,296 км/с, и они прошли тридцать два миллиона километров в системе. В этом же интервале, платформы «Призрачного Всадника» совместно сокращали низкое (для них) ускорение только в пять тысяч g для того, чтобы оставаться скрытыми, уже отойдя на три минуты от времени своей отбортовки. Они были в более шестидесяти миллионах километров перед эсминцем, отстававшему на скорости 85,413 км/с, что также означало, что они были лишь в семидесяти трех миллионах километров от Мейерса, а четыре световые минуты были достаточно близким расстоянием для их пассивных приборов, чтобы начать собирать более подробную информацию.

Она терпеливо ждала, так как коммандер Дентон решил, что они будут полагаться на направленные лазеры, а не сверхсветовые возможности платформ. В результате, все, что Хитер увидела бы, устаревало на чуть более четыре минуты к тому времени, когда достигало ее. Не то чтобы она ожидала от задержки появления особых последствий, если только кто…

Неожиданный значок вдруг моргнул, обозначая свое существование на ее дисплее. За ним последовал еще один, и другой, и боковая панель данных начала мерцать и меняться.

— Капитан, — услышала она свой спокойно говорящий голос, — я получила некоторые неожиданные показания. Их много.

— Вы уверены в этом, капитан?

— Да, мистер О’Шонесси, уверен, — сказал Льюис Дентон, говоря с личным представителем баронессы Медузы более холодно, чем по своему обыкновению.

— Извините, — быстро сказал О’Шонесси. — Я не хочу создавать впечатление, будто я оспариваю компетенцию любого из ваших сотрудников, и, в частности, лейтенанта МакГилл. Просто у меня возникли проблемы осмысливания всех последствий. Я думаю, это проходит под заголовком задавать лишние вопросы, пытаясь выиграть время, чтобы мой мозг снова начал работать.

— В извинениях нет необходимости, — сказал Дентон более нормальным тоном. — И я не осуждаю вас. Я никогда не ожидал увидеть что–то вроде этого в Пограничье. И только между нами, я не очень рад видеть это сейчас.

— Удивительно, что мы думаем одно и то же, не так ли? — ответил О’Шонесси, и Дентон резко фыркнул, затем повернулся к обновленной тактической схеме.

«Реприза» остановилась и начала ускорение по баллистике на двадцать шесть минут раньше срока. В течение этого срока, ее разведывательные платформы достигли места своего назначения, развертываясь подобно фагоцитам планеты Мейерс на расстоянии в почти пятнадцать световых секунд. На таком расстоянии не могло быть ошибки. На орбите планеты действительно были семьдесят один соларианский супердредноут, в сопровождении шестнадцати линейных крейсеров, двенадцати тяжелых, двадцати трех легких, и восемнадцати эсминцев.

«Не говоря уже о трех ремонтных кораблях, должно быть, нескольких десятков снабженческих кораблей, и тех, что выглядят как пара носителей боеприпасов. Кажется, Новая Тоскана не единственная звездная система, которая в последнее время именно таким образом извлекает выгоду из внимания Боевого Флота», — подумал он с иронией.

— Могу ли я задать вопрос, мистер О’Шонесси? — сказал он.

— Капитан, вы можете просить все, что угодно. — Аналитик повернулся к нему с серьезным выражением лица. — Поверьте мне, вы получили разрешение на все то, что, как вы думаете, вы должны знать, в такой ситуации, как эта.

— Благодарю вас, сэр. Я ценю это. Что мне было интересно, так это была ли придумана какая–либо лучшая теория о том, как адмирал Боевого Флота оказался командующим оперативного соединения Пограничного Флота?

— Учитывая то, что мы знаем о Бинге, ему повезло не просто так, — мрачно сказал О’Шонесси. — Бинг ненавидит Пограничный флот. Может быть, не так сильно, как он ненавидит нас, но достаточно сильно. У него есть связи, чтобы избежать такого назначения, как это, даже не вспотев. И полностью игнорировать тот факт, что Пограничный Флот должен вопить караул, когда узнал, что ожидается передать командование, кому–то из Боевого Флота, особенно такому как Бинг. Кто–то с большим влиянием должен был предложить ему командование, и ему пришлось захотеть принять его.

— Это почти тоже, что я уже полагал, — сказал Дентон. — Причина, по которой я спросил об этом, должен ли я сомневаться, что этим людям, — он указал подбородком на дисплей, — просто повезло оказаться здесь, или нет. Я думаю, что есть связь между ними и Бингом. На самом деле, доказательства, кажется, довольно громко кричат, что мы смотрим на какую–то схему.

— Боюсь, что я согласен с вами, — тяжело сказал О’Шонесси. — Видит Бог, я этого не хочу, и могу предположить, что возможно какое–то другое объяснение. Но если оно есть, я не в состоянии придумать каково оно.

— Я не думаю, что Бинг открыл огонь по коммодору Чаттерджи в результате случайности или в панике. — Голос Дентона был жестким, неприятно–резким. — Уже нет. Я не знаю, кто за этим стоит, хотя я был бы готов рискнуть несколькими предположениями, основанными на том, что уже произошло здесь, в Квадранте, но кто–то хочет нашей войны с Лигой И эти люди, — еще одно быстрое, сердитое движение подбородка на главную схему, — являются молотом, который должен убедиться, что она будет короткой, грязной войной.

— Вероятно, нам не стоит присоединять себя намертво к такому выводу, капитан. Я говорю, как чисто профессиональный аналитик, который ушел слишком далеко от причины, чтобы забыть о ней. Однако, бросив свой профессиональные якорь с наветренной стороны, я думаю, что вы абсолютно правы. Но в отличие от вас, я не имею ни малейшего представления о том, насколько плохи военные шансы на самом деле, учитывая присутствие этих людей, а я хотел бы получить один.

— Против того, что у нас в Квадранте прямо сейчас? — Дентон поднял бровь, и он кивнул. — Не хороши, — сказал коммандер. — На самом деле, эта оценка ситуации занижена и довольно значительно. С технической точки зрения, я считаю, что точнее будет фраза: «Нас поимеют».

— Я боялся, что вы собираетесь сказать именно это.

— Не поймите меня неправильно, мистер О’Шонесси. Мы сможем их повредить, вероятно, даже очень сильно, но никаким способов в галактике мы не сможем остановить их, если они готовы выступать. Линейные крейсера и прочая мелочь — пф–ф–ф! — Дентон щелкнул пальцами. — Но эти большие ублюдки кое–что совсем другое. Мы могли бы отправить в ад стольких из них, до скольких дотянутся подвески с Марк–23, но потребуется много попаданий, даже с Марк–23, чтобы убить одного из них, а мы не имеем неограниченного запаса подвесок. Хуже того, мы не имеем какого–нибудь подноута. Это означает, что мы можем развернуть подвески только внешне, что делает их гораздо более уязвимыми и менее гибкими тактически. А для извлечения из них наибольшего эффекта в чисто оборонительном развертывании, нужно большое количество каналов связи судового контроля для их управления, но, чтобы сделать эту работу, мы должны выяснить, где мы нуждаемся в них достаточно заранее, чтобы получить их, и, оговорюсь, достаточно кораблей, чтобы управлять ими, до того как солли пришлют вызов, а это точно не будет тривиальной задачей.

Более вероятно, что мы столкнемся с ними без мощного резерва, особенно, если мы решим, что мы должны обеспечить безопасность Шпинделя и развернем большинство подвесок там. Если так случится, мы должны будем использовать мобильные подразделения для покрытия других систем Квадранта, то есть мы не пошлем ничего тяжелей «Ник» или «Саганами–C». А это означает использование в первую очередь всего, чем мы можем стрелять из наших внутренних пусковых… что, чертовски уверен, не означает Марк–23.

Из того, что я слышал о новых модификациях боеголовок Марк–16, мы могли бы получить некую хорошую колотушку даже против кораблей стены, когда уйдут подвески, но я не думаю, что мы сможем сделать достаточно, чтобы выбить их. Конечно, не в достаточно больших количествах, чтобы не причинить нам вред. И это при условии, что они не решат разделиться на более мелкие оперативные единицы и отправиться индивидуально в каждую звездную систему Квадранта, что, кстати, потребует от нас выделить все, что есть, а не только подвески с Марк–23 на копеечную защиту, если мы хотим попытаться хоть как–то прикрыть Квадрант в целом. Но наш единственный реальный шанс нанести значительный ущерб кораблям стены — это если они останутся сконцентрированными, и мы забьем им все, что у нас есть за пределами их эффективной дальности. Разделение на более мелкие единицы, чтобы защитить несколько целей мешало бы нам больше, чем причинило бы им вред.

— А как насчет терминала Рыси?

— Это, вероятно, другая история, сэр. Во–первых, большинство фортов сейчас находятся в действующем режиме, и каждый из них чертовски более крепок, чем любая из дерьмовых частей супердредноутов, когда–либо построенных солли. И еще одно, Флот Метрополии находится прямо на другой стороне терминала. Поверьте мне. Если эти люди хотят танцевать с герцогиней Харрингтон после того, что она сделала с народниками у Мантикоры, из них сделают гренки.

— Как вы думаете, что они будут делать?

— Я всего лишь шкипер эсминца, мистер О’Шонесси. Может быть, мне присуща отвратительная подозрительность, но я только шкипер эсминца. Такая стратегическая оценка — сфера более высокого денежного довольствия, нежели мое.

— Я понимаю это. И я не собираюсь принуждать вас к чему–либо. Но я бы очень хотел услышать ваши соображения.

— Ну, если бы это был я, и если мы действительно смотрим на какой–то организованный замысел и ситуация предназначена для выдворения нас из Квадранта раз и навсегда, я бы начал с захвата административного центра Квадранта.

— Вы бы пошли на Шпиндель?

— Не раздумывая, сэр, — сказал наотрез Дентон. — Моим прямым предположением было бы, что если манти попытаются драться со мной, они должны будут прийти ко мне, подальше от терминала, на мои условия. Я полагаю, что получил бы несколько неприятных шишек, но их Адмиралтейство никогда не позволит каким–либо действительно тяжелым силам находиться слишком далеко от терминала Рыси, учитывая ситуацию на родине. Таким образом, все, что я действительно должен был бы сделать — это стянуть на себя все, что адмирал Золотой Пик сможет собрать под своим командованием. А если она не попытается бороться со мной, Звездная Империя впечатляюще сделает достоянием всего Скопления Талботт, что позволит мне захватить все другие системы на досуге. Я не мог бы убить как можно большее количество кораблей манти, но, вероятно, достиг бы своей основной цели при минимальных потерях. Не говоря уже о боевом духе, я бы показал всем тем людям, которые только что проголосовали за присоединение к Звездной Империи, что Флот удирает, вместо того, чтобы защищать их.

Он говорил холодно, уверенно, но потом он явно помедлил и сделал шаг назад.

— Я сказал, что это то, что я бы сделал, если бы это был мой вызов, и думаю, это то, что никто с другой стороны не будет делать… если он способен найти свою задницу обеими руками и, если он реалистично оценивает существующее соотношение военных потенциалов. Из того, что мы видели от солли, вполне возможно, что они не имеют реалистичной оценки. В таком случае, в конце концов, они могли бы просто решить пойти прямиком к терминалу. Логика этого была бы довольно убедительной, учитывая неверную оценку относительного баланса боевой эффективности. Захватив и удержав терминал, они отрежут нас от любой помощи из домашней системы, а паровой каток их сил изолирует Квадрант. Таким образом, я предполагаю, что суть в том, что без четкого представления о том, насколько точно они оценивают наши возможности, действительно невозможно сказать, каким образом они собираются прыгать. Конечно, кроме того, что мы можем быть уверены в том, что это будет путь, который нам не понравится.

— Как я сказал раньше, удивительно, что мы, кажется, думаем одно и тоже, — сказал О’Шонесси.

— Ну, при всем уважении, сэр, я думаю, нам пора прервать вашу дипломатическую миссию. Или иначе, я не думаю, что протест на действия Бинга или требование записки с объяснением в ответе нам, принесет много пользы. А учитывая то, что случилось в прошлый раз с некоторыми из наших эсминцев, оказавшихся слишком близко к соларианским линейным крейсерам, я никак не хочу подходить ближе к соларианским кораблям стены!

— Капитан, если это чего–то стоит, я полностью согласен с вами.

* * *

— Там опять это, лейтенант, — сказал старшина Кокер.

— Где?

Бристоу, нахмурившись, вновь посмотрел через плечо старшины. Импеллерная сигнатура неуловимого эсминца, предполагая что это он, исчезла получасом ранее. Теперь она снова вернулась, но она ускорялась в системе на пятистах g, хотя замедлялась на более чем шестистах. Очевидно, что они изменили свое мнение о своем предназначении.

— Никакого их транспондера, сэр, — заметил Кокер.

— Нет, но я и сам заметил, старшина, — ответил Бристоу с иронией, а Кокер усмехнулся.

— Может они увидели, что сделали не так много, чтобы позаботиться об этом, сэр?

— Это именно то, что я думаю, — медленно сказал Бристоу, — и вот это меня беспокоит.

— Сэр?

— Просто как, черт возьми, они увидели что–то, что сделало их такими нервными и они рванули отсюда, словно попали в ад? — спросил Бристоу, и старшина нахмурился. Это не было особо счастливое хмурение, и Бристоу медленно кивнул. — Вот это я и подумал. Конечно, мы сможем действительно убедить адмирала Крэндалл в том, что это нечто совершенно другое, не так ли?

Адмирал флота Сандра Крэндалл была крупной женщиной с рыжевато–коричневыми волосами и жесткими карими глазами. Она всегда была безукоризненно причесана, а идеальная форма была сшита на заказ, и все же Цзюньяню Хонгбо казалось, что ее окружает действующий на подсознание какой–то запах гниения, как от прогорклого ладана.

С положительной стороны, она, казалось, была умнее, чем Джозеф Бинг. С отрицательной, она была даже еще упрямей и так же как он, по меньшей мере, насквозь пропитанной высокомерием Боевого Флота.

«Или, скорее, как он был», — поправил себя Хонгбо. Посыльное судно Флота из Новой Тосканы, которое прибыло чуть более двух часов назад, объявило о конечных изменениях в телесном состоянии командующего адмирала. Лично Хонгбо считал эти изменения позитивным шагом, даже если бы он не подталкивал события именно туда, куда его… покровители из «Рабсилы» хотели, чтобы шли. Однако, во вселенной не все разделяли эту точку зрения, и это совсем немного вывело из равновесия адмирала Крэндалл.

Каковой она прибыла на встречу во второй половине дня.

— Меня не волнуют их поганые «предупреждения», сказанные Джозефу! — зарычала Крэндалл, так глядя через стол переговоров на Лоркана Веррочио, как если бы он был манти. — И, проклятье, я не жалею о случившемся с их чертовыми эсминцами! Ублюдки обстреляли и уничтожили линейный крейсер Флота Солнечной Лиги со всем экипажем!

— Но только после того, как адмирал Бинг был… — начал Веррочио.

— Меня не е…т, что Бинг может или не может делать! — взбешенно прервала его Крэндалл, с выражением ярости на лице. — Во–первых, потому, что единственным доказательством, которое мы имеем, это то, что они посчитали нужным предоставить нам, и я не верю, что его нельзя чертовски хорошо подделать. Во–вторых, что еще более важно, это не имеет никакого чертова значения! Солнечная Лига не может признать чего–то вроде этого — не от какого–то чертова маленького флота–зассанца за пределами Пограничья — независимо от того, какая, по их мнению, там была провокация! Если мы позволим сойти этому с рук, только Бог знает, кто следующий попытается сотворить что–нибудь глупое!

— Но мантикорцы не являются типичными…

— Не говорите мне об их супероружии вновь, мистер комиссар, — огрызнулась Крэндалл. — Я представляю, что они, очевидно, имели гораздо больше дальнобойных ракет, чем мы приняли во внимание. На самом деле может быть некоторый смысл в нелепых историях, которые мы слышали об их проклятой войне с хевенитами. Но что они смогли сделать против десятка линейных крейсеров Пограничного Флот, не очень поможет им против современной, объединенной противоракетной обороны девяти эскадр стены плюс прикрытие. Поверьте мне, им понадобится нечто большее, чем несколько воображаемых трюков с ракетами, чтобы остановить мое оперативное соединение! И я не собираюсь стоять здесь, ковыряя пальцем в заднице, в то время как они получат срок на свою организацию.

— Что вы имеете в виду, говоря об «организации», адмирал? — осторожно спросил Хонгбо, не провоцирующим тоном.

— Я имею в виду, что они, очевидно, не имеют никакого представления о моем оперативном соединении где–то в окрестностях, или они бы не попытались влезть в это дерьмо. Но они чертовски хорошо знают теперь. Или, во всяком случае, они знают больше, чем знали. Как вы думаете, чей, черт возьми, был таинственный гиперслед вчера утром, мистер Хонгбо? Я не знаю, что он здесь делал, но я знаю чертовски хорошо, что это был манти, и кем бы он ни был, он на прямом пути, чтобы рассказать своему начальству о моей боевой стене. Поскольку они знают, я не собираюсь давать им время на отправку кораблей стены с собственно Мантикоры!

— Адмирал, — сказал Веррочио, так убедительно, как только мог (конечно, выступая для записи), — я не могу санкционировать любые действия или репрессии в отношении мантикорцев без согласования с вышестоящим органом в рамках министерства! — Он поднял руку в знак остановки и быстро продолжил, поскольку Крэндалл, казалось, стала раздуваться на глазах. — Я не говорю, что вы не полностью оправданны в своих чувствах. И если предположить, что имеющаяся у нас информация на данный момент является точной, я думаю, что весьма вероятно, утверждение министерства будет получено. Как вы говорите, если позволить чему–то вроде этого пройти безнаказанным, устанавливая какой–то прецедент для других неоварварских флотов, последствия могут быть катастрофическими. Но принятие решения, которое постановит войну с мультисистемной звездной державой, особенно с такой, которая так глубоко вовлечена в перевозку товаров в Лиге, выходит далеко за рамки сферы моих полномочий в качестве губернатора Пограничной Безопасности.

Хонгбо почувствовал необычное восхищение своим номинальным начальником. Если Веррочио показал возможность играть с Бингом, как на скрипке, с Крэндалл он играл, как весь струнный квартет! Это сработает даже лучше, чем любой из них надеялся, по крайней мере, с точки зрения уклонения от ответственности. «С точки зрения того, что должно было произойти с другими людьми — совершенно другое», — предположил он. Но было не так много того, что он может сделать по этому поводу, и с чисто эгоистической точки зрения, это вряд ли было бы лучше. Он и Веррочио выполнили детализацию, которую на свои шеи должны получить Оттвейлер и его работодатели, и на этом пути довольно аккуратно сумели скрыть свои следы. Это было решение Бинга отправиться в Новую Тоскану, и хотя Хонгбо был искренне потрясен тем, что сделали манти и как легко они это сделали, никто не может винить за это его или Веррочио. А теперь сам Веррочио, а заодно и Хонгбо, получили запись голоса разума гражданских перед лицом спинно–мозгового рефлекса военной драчливости.

«Каковая, вероятно, будет очень хороша, если выяснится, что наш прекрасный адмирал недооценила манти даже вполовину так плохо, как я думаю, она сделала, — подумал вице–комиссар. — Она думает в терминах стандартных репрессий против нахальных неоварваров, которые столетиями создавали Флот, могли ли они это себе позволить или нет. Но они — не ваши типичные неоварвары, даже основываясь исключительно на том, что уже произошло. К сожалению, она даже не имеет понятия, насколько они отличаются, и она не готова слушать такого человека, как Тургуд. В конце концов, он всего лишь из Пограничного Флота. Что он может знать о боях между кораблями стены?»

— Ну, — Крэндалл не слишком презрительно усмехнулась в ответ на протест Веррочио, — вы, несомненно, знаете пределы вашей власти лучше, чем я, сэр. Тем не менее, я знаю пределы своей власти, и я также осознаю свои обязанности. Поэтому, при всем моем уважении к вашей потребности в одобрении министерства, я не собираюсь ждать его.

— Что вы имеете в виду? — спросил Веррочио, напряженным голосом.

— Я имею в виду, что я отбуду в течение сорока восьми часов, мистер комиссар, — решительно сказала Крэндалл, — и манти совсем не будут рады видеть меня.

ГЛАВА 51

— Итак, Тереза? — сказал адмирал Фредерик Тополев, глядя на своего начальника штаба.

— Капитан Уолш говорит, что мы готовы к переходу, сэр, — ответила коммандер Тереза Коулман. — А платы Фелисидад все зеленые.

Коулман кивнула головой в сторону коммандера Фелисидад Колстад, оперативного офицера Тополева. «Странно, — далеко не в первый раз отразилось в уголке разума Тополева, — что трое из четырех самых важных офицеров его штаба были не только женщинами, но все они были довольно привлекательными, каждая по–своему. Хотя, возможно, эта привлекательность не должна так удивлять, поскольку все его офицеры были продуктами альфа-, бета–или гамма–линий.

На данный момент, Колстад сосредоточила все свое внимание на показаниях, которые отражали точное положение каждой единицы оперативного соединения Тополева, буквально до последнего сантиметра. Все двадцать его кораблей тянулись двумя большими, неуклюжими образованиями, в девятистах километров друг от друга, поскольку они плыли со скоростью как можно ближе к нулевой по отношению друг к другу и к нормальному пространству вселенной, оставленной ими тремя месяцами ранее.

— Ладно, народ, — сказал Тополев так спокойно, как только мог, — давайте сделаем это.

— Да, сэр, — согласилась Коулман, и передала приказ капитану Джошуа Уолшу, командиру КФМС ^{note 18} «Мако».

Казалось, абсолютно ничего не произойдет в течение ближайших двух–трех минут, но внешность обманчива, и Тополев терпеливо ждал, наблюдая на собственных дисплеях, как Оперативное Соединение 1 Флота Мезанского Согласования очень медленно и постепенно переходит обратно в нормальное пространство.

Этот маневр был протестирован на сенсорных массивах системы Мезы экипажами, использующих первоначальными кораблями класса «Призрак» еще до закладки первого прототипа класса «Акула», а Оперативное Соединение 1 прекрасно практиковало его сотни раз во время миссии. Несмотря на все это, Тополев все еще лелеял некоторые оговорки обо всей операции. Не о способностях своих людей, или технических возможностей своих судов, но о сроках.

«И о том, что мы никогда не должны предполагать этого в первую очередь с «Акулами», Фредди, — напомнил он себе. — Не забывай, это тонкий момент! Это было то, что должен доказать класс «Леонард Детвейлер», который был для после «Акулы», как основная концепция. Они не должны были осуществлять фактическую миссию, они должны были служить в качестве учебных судов для экипажей кораблей, которые будут выполнять миссию».

Он чувствовал, что хмурится на свои консоли, пока знакомые, затасканные нити беспокойства сочились позади мыслей. Он быстро согнал это выражение, офицерам в этот момент нужно было видеть его уверенным, спокойным и ему хотелось, чтобы он мог изгнать свое беспокойство с той же скоростью.

Никто, казалось, не заметил его мгновения неуверенности, и его собственная озабоченность сгладилась в концентрации, когда показания начали медленно мигать и меняться. Обе группы его кораблей постепенно скользили, осторожно приближаясь к гиперстене, чтобы сделать минимально возможный переход в нормальное пространство.

Было физически невозможным для любого корабля пересечь гиперстену без излучения гиперследа, но в силу того, что след зависел — в значительной степени, по крайней мере — от фактора базовой скорости судна при прохождении стены. Фактор излучения при альфа–переходе составлял примерно девяносто два процента, и вся эта энергия должна куда–то уходить. Также были неизбежны гравитационные всплески или отголоски вдоль границы между альфа–полосами гиперпространства и нормальным пространством, которые фактически была независимы от скорости судна. Сокращение скорости ничего не могло сделать с этим, но медленный, «мягкий» переход вдоль производимого градиента, значительно ослабевал также подобные всплески.

Но даже медленный и мягкий переход мог бы показать гиперслед, хотя и слишком слабый, чтобы быть обнаруженным массивами, охватывающими бинарную систему Мантикора. Тем не менее, такие массивы с их максимальной чувствительностью, были известны время от времени «ложными срабатываниями», призраками переходов, которые просачивались сквозь фильтры, прежде чем привлекали внимание человека–оператора. И самыми распространенными призраками из всех нормальных проявлялись гиперследы и отголоски, под которые Тополев предполагал подделать свой маневр.

При нормальных обстоятельствах, из–за простого гиперследа обманывать массивы было очень мало смысла, учитывая тот факт, что те же массивы почти наверняка обнаруживали импеллерный клин любого судна, направлявшегося к системе. Даже самые лучшие стелс–системы были, в лучшем случае, ненадежны с сенсорными массивами, которые могут проводить измерения на восемь–девять тысяч километров по сторонам, а мантикорские датчики дальнего действия были еще значительнее и более чувствительнее. Вблизи, где градиент звездной гравитации предусматривал фоновые помехи и десятки других источников гравитации, загромождающих пейзаж, включение мастер–массивов на максимальную чувствительностью по отношению к ним, там — да. На самом деле, большие массивы были бесполезны, как только вы оказывались на расстоянии светового часа или около того отосновы системы первичной или сетевого узла. Это были места, где наблюдение на себя брали более короткодействующие датчики военных кораблей и разведывательных платформ, и не без оснований. Но такое большое расстояние было совсем другое дело. В действительности хорошие первоклассные стелс–системы могут ухитриться победить большие массивы в этом диапазоне, но ни один человек не захочет рисковать своими деньгами в пари на такую вероятность.

К счастью, Фредерику Тополеву не нужно было делать ничего подобного.

Казалось, потребовалось гораздо больше времени для завершения маневра, чем это было в одном из тренировочных упражнений, хотя время на дисплее показывало, что на самом деле такого не было. Лично Тополев подозревал, что проклятые часы были сломаны.

— Переход завершен, сэр, — объявила лейтенант–коммандер Вивьен Хеннинг, его штаб–астрогатор. — Предварительные проверки показывают, что мы имеем право на выигрыш: один световой месяц почти точно по правому азимуту.

— Хорошая работа, — дополнил ее Тополев, и она с удовольствием улыбнулась искренности в его голосе. Он улыбнулся в ответ, потом прочистил горло. — А теперь, когда мы здесь, давайте уйдем куда–нибудь в другое место.

— Да, сэр.

Двадцать кораблей класса «Акула», каждый имевший примерный размер между устаревшим линкором и дредноутом, отключили тяги, которые провели их одновременно. Реактивные двигатели вспыхнули, отталкивая их друг от друга, хотя они и не стремились разделиться так, как должны бы корабли их размеров. С другой стороны, они не нуждались в значительном разделении.

А несколько мгновений спустя, они двинулись на постоянных семидесяти пяти g. С этим абсурдно низким темпом ускорения потребовалось бы полные девяносто часов — почти четыре стандартных дня — чтобы достичь восьмидесяти процентов скорости света, которая представляла максимально безопасную скорость в нормальном пространстве, позволяющей достичь защиты от частиц, и еще три стандартные недели, по часам остальной вселенной, чтобы достичь своей цели, хотя для них субъективное время будет только семнадцать дней. Другой корабль их размеров мог бы достичь той же скорости в чуть более тринадцать часов, но адмирал Тополев на это был согласен. Общая разница во времени прохождения будет по–прежнему составлять шесть дней — субъективно, менее чем четыре — и, в отличие от его команды, другой корабль гипотетически излучал бы импеллерную сигнатуру… которых у его кораблей не было.

— Что у тебя для меня, Клинт?

Лейтенант Клинтон МакКормик оторвался от дисплея, когда его начальник, лейтенант–коммандер Джессика Эпстейн, появилась за его плечом. МакКормику нравилась Эпстейн, но он иногда задавался вопросом, почему она когда–то решила заняться флотской карьерой. Родившаяся и выросшая на Грифоне, темноволосая лейтенант–коммандер была заядлой путешественницей, туристкой, и орнитологом. Боже правый, ей также нравился бег по пересеченной местности и марафоны! Ни одно из этих увлечений не особо хорошо подходили для ограниченных размеров, расположенных внутри космического корабля.

По крайней мере ее назначение на «Гефест» означало, что она проводила свое время кое в чем достаточно большом, чем трубы для персонала, а не только на беговых дорожках, отведенных для использования людьми, которые хотели бегать трусцой или просто бегать, но у нее явно все еще было много избыточной энергии для сжигания. Большинство других начальников просто попросили бы, чтобы МакКормик перебросил его данные на консоль, но не Эпстейн. Она находила любой предлог, чтобы вылезти из командного кресла и переменить место, что объясняло, почему он нашел ее заглядывающей через плечо на его дисплей в большом, прохладном, тускло освещенном отсеке.

— Наверное, ничего, мэм, — сказал он ей сейчас. — Похоже, у меня был призрак, но он проскочил через фильтры. Прямо здесь.

Он использовал курсор, чтобы указать на слабое, почти невидимое световое пятно, в увеличенном масштабе. При максимальном увеличении, было видно фактически два световых пятна, каждое с меткой времени появления, и Эпстейн поморщилась от верного признака призрачного следа.

— Возможно, что эта вещь была достаточно сильной, чтобы компьютеры классифицировали ее как подлинную? — сказала она.

— Именно это случилось, все в порядке, мэм, — согласился МакКормик.

— Ну, лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. — Вздохнула Эпстейн, потом махнула головой в своего рода стенографическом пожатии плечами. — Я отправлю его наверх, и они отправят какие–нибудь бедные крейсера или дивизион эсминцев посмотреть.

— Эй, они должны быть благодарны нам за нахождение нами им занятия, а не просто просиживать на орбите, — ответил МакКормик, и Эпстейн усмехнулась.

— Если вы думаете, что они будут так реагировать, должна ли я идти вперед и сказать им, кто заметил это первым?

— На самом деле, теперь, когда я думаю об этом, мэм, полагаю, что я бы предпочел остаться анонимным, — сказал он очень серьезно, и ее хихиканье превратилось в смех.

— Вот и я так думаю, — сказала она, а затем, похлопав его по плечу, повернулась, чтобы идти назад к своему командному посту.

С учетом диапазона возможного гиперследа, данное событие было более двенадцати часов назад. Следы, как и гравитационные импульсы, обнаруживались при флуктуациях, появлявшихся на границе альфа–стены с нормальным пространством, которые означали, что они распространяются на скорости примерно в шестьдесят четыре раза превышающей скорость света. Для большинства практических целей, это приравнивалось к реальному времени, или очень близко к реальному времени, но когда вы заговорите об обнаружении огромными массивами возможных колебаний в Команде Безопасности Периметра, даже скорость в левой комнате означает значительные задержки.

Казалось бы ужасно долгий путь за очень небольшую отдачу. Там бы не было признака импеллерного клина, что означало, что там не было никого, ускоряющегося к звездной системе. Если и был бы фактический гиперслед — в чем Эпстейн откровенно сомневалась — то он был от некоего торговца, входящего с ужасающе плохой астронавигацией. Кто–то выскочил из гипера в полном световом месяце до его назначения, а затем быстро (и разумно) выскочил обратно в гипер, чтобы не тратить бесконечных недель, которые были бы необходимы для достижения любого места под импеллерным приводом. И когда он прибудет в звездную систему, или, по крайней к Узлу, он не собирается говорить ни единой душе о своем маленьком несчастном случае. Такого рода астронавигационные ошибки выходят за рамки просто стыдных, становясь совершенно унизительными. В самом деле, если у Астроконтроля будут веские доказательства, что мантикорский астрогатор вышел так далеко, они, несомненно, отзовут его обратно для тестирования и повторной сертификации!

Но, как она сказала МакКормику, лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. Это могло бы быть девизом Команды Безопасности Периметра вместо официального «Всегда Бдителен», а Эпстейн, как и практически все офицеры назначенные в КБП, относились к своим обязанностям очень серьезно. Они были здесь, в течение бесконечных часов, чтобы точно убедиться, о чем все знали, что никто не сделает даже попытки уклониться от их всевидящего глаза. Проверка случайного призрака была тривиальной ценой этого.

Коммандер Майкл Кэйрус, командир КЕВ «Копье» и старший офицер второго дивизиона 265–й эскадры эсминцев, известной как «Серебряные цефеиды», философски вздохнул, когда созерцал свои приказы.

По крайней мере, было что делать, подумал он. И он не был удивлен, что они получили вызов. Эскадра получила свое название от его продемонстрированного опыта в разведке и дозоре, хотя он всегда удивлялся, что это было действительно все, что необходимо. Цефеиды были едва заметны среди меньших звезд галактики, в конце концов, и разведмиссии должны были быть ненавязчивым.

— Вот, Линда, — сказал он, протягивая чип с сообщением, лейтенанту Линде Петерсен, астрогатору «Копья». — Мы собираемся на охоту за призраком. Разработай курс, пожалуйста.

— Слушаю и повинуюсь, — ответила Петерсен. Она подключила чип в свою консоль, потом посмотрела через плечо на Кэйруса.

— Мы очень спешим, шкипер? — спросила она.

— Данным почти тринадцать часовов, — указал Кэйрус. — Я чувствую, что наши господа и хозяева хотели бы проверить их прежде, чем их получат куча старших. Таким образом, я бы сказал, что в определенной степени спешка, вероятно, приказана.

— Поняла, шкип, — сказала Петерсон и начала набивать цифры. Пару минут спустя, она удовлетворенно хмыкнула.

— Все в порядке, — сказала она, повернувшись на кресле лицом к Кэрусу. — Это будет очень короткий прыжок, шкипер. Не совсем микро–прыжок, но близко к этому, так что если мы положим слишком большую скорость…

— Когда–то, в тусклом тумане моей юности, всего, ой, три года назад, я был астрогатором, дочь моя, — прервал Кэйрус. — Я, кажется, смутно вспоминаю о нежелательности превышения точки вашего перехода в коротком энергичном перелете, хотя моя память стареет.

— Да, сэр, — признала с усмешкой Петерсен. — Во всяком случае, я хотела сказать, что нам не нужно намного превышать нашу базовую скорость в сорок две тысячи км/с. Это даст нам общее время полета около трех часов — чуть меньше, на самом деле — если мы попадем в тета–полосы.

Кэйрус кивнул. Как он только что сказал, он сам однажды был астрогатором, и в своем уме пробежал дерево решений Петерсен. Переход был достаточно крут, чтобы попасть в тета–полосы за относительно короткий перелет, как этот, что, вероятно, займет пару часов судовых гипергенераторов и альфа–узлов, но слишком плохо не будет.

— В цифрах около пятисот g? — сказал он.

— Вот что я думаю. Возьмем около двух часов, чтобы попытаться на нашей транзитной скорости в этом режиме. Я не вижу смысла торопиться больше, рискуя перепрыгнуть точку перехода на другом конце.

— Для меня звучит хорошо, — сказал Кэйрус, и повернулся к своему офицеру связи.

Спустя три часа эсминцы «Копье», «Кинжал», «Ворон», и «Магнит» прибыли в локус призрачного следа и начали развертывание.

— Вы и Бриджит возьмете внешний периметр, Джон, — сказал Кэйрус, глядя на трио лиц на своем ком–дисплее, разделенном на части. — Джули и я возьмемся за внутреннюю зачистку.

— Понял, — признал лейтенант–коммандер Джон Першинг с «Ворона», а лейтенант–коммандер Бриджит Лэндри, командующая «Кинжала» кивнула.

— Кто из нас сыграет якорь? — спросила лейтенант–коммандер Джулия Чейз с мостика «Магнита», и Кэйрус усмехнулся.

— Ранг имеет свои привилегии, — сказал он немного самодовольно.

— Так я и думала, — она фыркнула, а потом улыбнулась. — Попробуете бодрствовать в то время как остальная часть нас будут делать всю работу, не так ли?

— Я сделаю все возможное, — заверил ее Кэйрус.

— Почти точно по расписанию, сэр, — заметила коммандер Колстад. — Я полагаю, хорошо иметь пунктуальных врагов.

— Давайте не будем слишком самоуверенными, Фелисидад, — ответил адмирал Тополев, одарив ее слегка осуждающим взглядом.

— Нет, сэр, — быстро сказала Колстад, и он позволил себе вместо легкого нахмуривания ободряюще улыбнуться.

Если говорить честно, Тополев предполагал, что он не был застрахован от чувства эйфории своего офицера–операциониста. За примерно семнадцать часов с момента их прибытия, их скорость возросла в лучшем случае до сорока пяти тысяч километров в секунду, и они были почти на сто тридцать восемь миллионов километров ближе к месту назначения. В большинстве случаев, 7,6 световых минут, не показались бы очень пышной подушкой против сенсоров военного образца. Особенно не против мантикорских сенсоров военного образца. Мезанское Согласование затратило немало десятилетий — и несколько триллионов кре`дитов — на развитие собственной стелс–технологии, тем не менее, в этих возможностях ФМС ^{note 19} опережал по крайней мере на два поколения Солнечную Лигу. Наилучшая оценка их аналитиков состояла в том, что их системы стелс были равны с мантикорскими, как минимум, вероятно, незначительно опережая, хотя никто не был готов взять на себя подобное суждение. Но, как продемонстрировала любимая манти Харрингтон в месте под названием Цербер, ключевым элементом любого пассивного обнаружения движущегося корабля была его импеллерная сигнатура… а Оперативное Соединение 1 не имело сигнатур импеллеров.

Королевский Флот Мантикоры был врагом, и Фредерик Тополев был готов сделать все, чтобы победить этого врага, но ни он, ни служба разведки Коллина Детвейлера не были подготовлены к недооценке врага или позволить себе презирать «нормалов». Тем более, что КФМ вел боевые действия в течение последних двадцати лет. ФМС почти наверняка был самым молодым действующим флотом галактики, и его основатели — в том числе некто Фредерик Тополев — кропотливо изучал манти, их офицерский корпус и записи их битв. В процессе они сами узнали немало ценных уроков, и адмирал знал, что экипажи этих эсминцев были твердо убеждены, что их послали сюда, чтобы исследовать подлинный призрак. Если бы что–то заподозрили, они не послали бы для проверки только четыре эсминца. Но он также знал, что, рутина или нет, экипажи этих кораблей сделают именно то, что они должны были делать. Он признал стандартный шаблон поиска с которого они начали, зная, что их экипажи сенсорного мониторинга пристально следят за своими инструментами и дисплеями. Если там что–то и было, чтобы найти, эсминцы его бы нашли.

За исключением того, что никто во всей галактике не знал, как его найти. Даже зная, что есть то, что надо найти. И поэтому, несмотря на абсурдно невысокую досягаемость, и, несмотря на то, что его собственные корабли имели смехотворно низкую максимальную ставку ускорения, Тополев чувствовал себя так же уверенно, как и выглядел.

ГЛАВА 52

— Я хотела бы сказать, что удивлена, — сказала Елизавета III тоном глубокого отвращения, когда она перевернула ее бумажную копию отчета кузины о Второй Битве при Новой Тоскане на тот же конференц–стол в том же зале. Первоначальный доклад прибыл три дня назад, с известием о глупости Джозефа Бинга и уничтожении его флагмана. Это было достаточно плохо, но остальное, что Мишель обнаружила после битвы было еще хуже, и королева покачала головой с лицом непроницаемым от гнева.

— Солли возмущали нас в течение многих лет, — продолжила она жестко, — а мы ходили на цыпочках вокруг них так долго, как может вспомнить любой. Думаю, что подобное должно было рано или поздно случиться, даже если сроки могли быть намного лучше. На самом деле, я думаю, единственное, чем я действительно удивлена в этом положении — как очаровательно говорят военные? Ах, да. Всем этим сексом с двумя партнерами.

Древесный кот на спинке ее кресла шевельнулся, уши его наполовину прижались, его игольно–острые когти вонзились в обивку кресла, и все в комнате могли услышать его мягкое шипение, как выражение гнева его человека. Ясно, что была ли Елизавета удивлена или нет, события в Новой Тоскане — и тот факт, что действительно не было выживших с убитых эсминцев коммодора Чаттерджи — являлись достаточными, чтобы довести ее ярость до белого каления даже до того, как утверждения о внешнем манипулировании достигли ее.

Двое других присутствующих древесных котов были менее явно разъярены, чем Ариэль, но никто из них не был защищен от человеческого гнева — и тревоги — вихрящихся вокруг. Однако, они были несколько дальше, и премьер–министр Грантвилль, сидящий рядом с королевой, задержал осторожный взгляд на Ариэле, когда покачал своей головой.

— Я не думаю, что есть такая вещь, как«хорошие сроки» для противостояния с Солнечной Лигой, Ваше Величество, — сказал он, обратившись более формально, чем было в его привычках. — С другой стороны, как вы только что сказали, это не было огромным сюрпризом, не так ли?

— Я всегда удивлялась глупости солли, Вилли, — сказала хлестко Елизавета. — Не должна бы, я думаю, но каждый раз, когда я думаю, что видела самую глупую вещь, которую они могли бы сделать, они находят способ, чтобы превзойти самих себя! По крайней мере, этот идиот изъял себя из генофонда. Жаль, что он прихватил с собой многих других!

— Я согласен, Ваше Величество, — его собственный гнев грохотал в голосе сэра Энтони Лэнгтри, — и тот факт, что эти пылающие идиоты в Чикаго до сих пор официально не отреагировали на наши первоначальную ноту только доказывает данную точку зрения.

Он с отвращением покачал головой. Нота с проблемой достигла Старой Земли за три недели до этой встречи, но ответа из Министерства иностранных дел Лиги все равно не было.

— Конечно, это так, Тони, — признал Грантвилль. — Тем не менее, я остаюсь при своей точке зрения. То, что мы все видели в ближайшие или, по крайней мере, в качестве серьезной вероятности с тех пор, как мы выяснили, что Бинг обстрелял Чаттерджи первым.

— О, я не знаю, Вилли, — сказал его брат, протягивая руку, чтобы погладить мягкие ушки Саманты, когда кошка сзади прижалась к его шее. — Я думаю, что этот незначительный вопрос о шестидесяти или около того супердредноутов Боевого Флота, о которых были так готовы рассказать Мике Вежьен и Кардот, вероятно, может пройти под этим заголовком. Сюрпризов, я имею в виду.

— Если предположить, что они действительно существуют, Хэмиш, — указал Грантвилль.

— Лично я, — сказала Елизавета, — меньше всего беспокоюсь о шестидесяти устаревших соларианских супердредноутах, чем о все еще имеющихся у народников нескольких сотнях современных подвесочных супердредноутов. Вы правы, Вилли. Мы обсудили солли почти до смерти. Я не говорю, что мы выяснили все же, что с ними делать, даже если я чувствую себя немного лучше в этом отношении, чем месяц назад, но я думаю, что мы могли бы позволить себе не сосредоточиваться на них. Я имею в виду, что вид угрозы от Солнечной Лиги может представляться в долгосрочной перспективе, но мы должны теперь беспокоиться о народниках. Таким образом, хотя я вполне готова признать, что Лига может быть большей опасностью в абсолютном выражении, я думаю, мы должны сосредоточиться на устранении угрозы, которую мы можем удалить как можно быстрее.

Она острым взглядом посмотрела на Белую Гавань.

— Когда мы получили первый доклад о коммодоре Чаттерджи, Вилли спросил вас и сэра Томаса о нашей способности сейчас ударить Хевен достаточно сильно, быстро и больно, чтобы заставить их понять, что у них нет выбора, кроме как сдаться сразу. Вы, казалось, думали, что это было бы целесообразно в течение нескольких месяцев. Я понимаю, что этот разговор состоялся меньше месяца назад, но мы можем сделать это сейчас? И смогли бы мы удержать солли в Талботте, пока это делаем?

Впервые за свою флотскую карьеру, Хэмиш Александер–Харрингтон почувствовал почти непреодолимое искушение потянуть время и увернуться от существа вопроса. Но как бы ни велико было искушение, он был еще Первым Лордом Адмиралтейства Елизаветы Винтон, и он посмотрел ей прямо в глаза.

— Я намеренно держу свои руки подальше от многих оперативных деталей, — сказал он. — Последнее о чем Тому Капарелли сейчас нужно думать так это, что он получил на заднем сиденье водителя — и гражданского к тому же — который теперь пытается перехватить у него контроль, также он и я стараемся очень уважать сферы власти друг друга. Сказав это, я думаю, что, вероятно, мы можем выбить системы Хевена с тем, что мы имеем в наличии прямо сейчас. Если мы хотим сделать это прежде, чем мы окажемся против солли, хотя и с учетом транзитного времени и всем остальным, мы должны использовать Восьмой Флот, который оставит без прикрытия домашнюю систему, по крайней мере, временно. Я не очень тревожусь от этой мысли, но думаю, что будет достаточно новых конструкций, имеющихся в наличии или в почти боевой готовности, чтобы закрыть разрыв, и мы получили больший прогресс, чем я действительно ожидал, получив в эксплуатацию вариант «Аполлона» для защиты системы.

Но, кроме этого, есть еще один вопрос. Если в Талботте действительно имеются СД солли, мы не можем позволить, чтобы наша главная ударная сила находилась в неделях дальности от домашней системы, когда они, наконец, сделают свое присутствие ощущаемым. Это означает, что если мы твердо решим в пользу принятия военной операции против Хевена первой, мы должны будем начать ее сразу же — без всяких усилий о переговорах с народниками — и что она должна будет быть решающей в военном отношении, в кратчайший возможный период времени. Если предъявлять любые ультиматумы, они должны быть доставлены с флагманского мостика флота, находящегося фактически в состоянии атаки, чтобы другая сторона не имела времени заранее обдумать их или переварить последствия. Что, честно говоря, делает гораздо менее вероятным, на мой взгляд, что они будут готовы уйти без боя. Столкнувшись с такой же ситуацией, мы бы, конечно, более вероятно, стали бороться, чем просто перевернулись, поэтому я подозреваю, мы должны будем в значительной степени уничтожить Столичный Флот, прежде чем они будут готовы сдаться. А мы смогли бы на самом деле пойти вперед и действительно вынести всю или почти всю их инфраструктуру.

Четвертый и последний человек, присутствующий на конференции, слегка шевельнулся рядом с ним в кресле, но он не сводил глаз решительно сосредоточенных на королеве. Он уже точно знал, что его жена думает о намерении отправить систему Хевен на свалку.

— Как я уже сказал, — продолжил он, — мы смогли бы выбить Хевен. Но вы задали мне вопрос в двух частях, и мой ответ на вторую половину его — сможем ли мы удержать солли в Талботте, пока сделаем это — я просто не знаю. Вот почему я говорю, что мы не можем позволить себе не торопиться, чтобы отправлять дипломатические ноты туда–сюда, если мы собираемся атаковать первой из всех систему Хевена.

Сказав это, однако, я также должен сказать, что, судя по моему предварительному прочтению технических приложений к этому докладу, я думаю, что все наши оценки того, что солли имеют превосходство в развернутом оборудовании, возможно, были чрезмерно пессимистичны. Но у них есть много кораблей, Елизавета. И все наши долгосрочные перспективы могли бы быть, если они на самом деле есть, что когда множество супердредноутов будут развернуты в непосредственной близости от Квадранта Талботт, то способности Мики и Хумало к отражению их с чем–то не тяжелее крейсеров, это… сомнительно, если не сказать больше. Если у солли доступно так много кораблей стены, и если они решат ответить, что звучит очень похожим на эту адмирала Крэндалл, то скорее всего, мы найдем в новых системах Квадранта сожженную землю, пока мы ударим молотком по Новому Парижу.

— Но, как Вилли только что указал, мы даже не знаем, что эти супердредноуты существуют, — ответила Елизавета. — Все, что нам известно сейчас, составлено с чужих слов кучки новотосканцев, которые признали, что они были частью стратегии для уничтожения Квадранта, прежде чем он действительно встанет на ноги. Простите меня, если я нахожу информацию, которую они предлагают в качестве какой–то qui pro quo, чтобы удержать нас от нивелирования их ушей к их системе, если не будут полностью убедительны. Это, конечно же, еще не было подтверждено!

Она вновь взглянула на бумажную копию отчета, задержавшись на нем мгновение или два, потом еще раз подняла глаза на Белую Гавань.

— А что касается вопроса о сроках, то, честно говоря, мне точно не будут мешать спать собственные крики, если мы направим наш ультиматум Причарт вместе с Хонор. Если они слишком упрямы, чтобы увидеть причину и капитулировать, это будет их головная боль, а не наша. И давайте не забывать, что они не только люди, которые начали эту войну, но они также и те, кто саботировал свой предлагаемый саммит, а затем начали атаку всеми средствами на нашу домашнюю систему. — Карие глаза королевы сверкали неистовством. — Я думаю, мы все знаем, кто настоящий враг, и он чертовски много ближе, чем Солнечная система. Можем ли мы позволить себе, чтобы гипотетический парк супердредноутов, который может не быть в действительности вообще, парализовал наше стратегическое мышление и отвел наши глаза от реального врага, когда у нас, наконец, есть шанс покончить с народниками раз и навсегда?

— Я думаю, мы должны предположить, что он есть, — выразилось сопрано. Этот голос был тихим, но было что–то в его тембре, намекавшее на стальную решимость, и глаза Елизаветы повернулись к говорившей.

— Во–первых, мы должны предположить, потому что это наша обязанность — делать самые пессимистические предположения, — продолжила Хонор Александер–Харрингтон. — Но, во–вторых, я думаю, что они есть на самом деле. Я думаю, что мы фундаментально недооценивали возможности «Рабсилы», и, поверьте мне, гораздо больше удивляет, насколько я могу судить, что упрямый, высокомерный соларианский адмирал увидел причину и получил убитым весь экипаж своего флагмана, упражняясь в глупости. Все это вновь заставляет меня задаться вопросом, что мы на самом деле знаем, кто наш настоящий враг.

— Хонор, я знаю, что ты подумала… — начал Грантвилль, но Хонор оборвала его с нетипичной резкостью.

— Вилли, я устала от людей, делающих скидки на то, что я думаю и почему я так думаю. Да, я была в тесном контакте с Баллрум — и с Антоном Зилвицким и Виктором Каша, — лицо Елизаветы заметно напряглось при втором имени, но голос Хонор не сделал даже паузы, — чем кто–либо другой в этой комнате. И, да, моя семейная история предрасполагает меня ненавидеть «Рабсилу» всеми фибрами своего существа. Все это правда. Но я устала от людей, которые упорно игнорируют эти факты, чтобы оправдать свой отказ взглянуть на доказательства, поскольку они не соответствуют их предубеждениям.

— Что это выражение означает, Хонор?

Голос Елизаветы был колким, и взгляд ее карих глаз был тверд, приближаясь к свирепости, с которой она никогда не смотрела на Хонор Александер–Харрингтон. Но Хонор встретила ее взгляд, не дрогнув.

— Это значит, Елизавета, то, что я говорила вам буквально в течение нескольких месяцев, что не было абсолютно никакого смысла для хевенитов убивать адмирала Вебстера или пытаться убить Руфь и Берри. Я не собираюсь спорить с вами о том, кто что сделал с нашей довоенной дипломатической перепиской, хотя я понимаю, вы знаете, что это настолько просто, как множество людей, кажется, верят. Но я говорю вам, что Элоиза Причарт не похожа на того, кто убивает людей просто для удовольствия, и она не идиотка! Если бы она действительно хотела сорвать свой собственный саммит, а убийство адмирала Вебстера выглядело единственным способом сделать это, она нашла бы кого–то чертовски гораздо более спорного, чем водитель ее собственного посла, чтобы нажать на курок.

Белой Гавани удалось не поежиться, но ему не нужно было эмпатического таланта Хонор, или даже мягкого шипения Саманты и Нимица, чтобы понять, как действительно сердита была его жена. Она не повысила голоса, не подала даже знака на неуважение в тоне или манерах, но показатель был в не первозданной чистоте ее речи, «Саламандра» была известна тем, что она никогда не клялась.

— Это мнение не разделяет большинство в разведывательном сообществе, — Елизавета ответила таким тоном, который сделал очевидным то, что она пыталась задушить ее собственные эмоции.

— Это не совсем правильно, — сказала наотрез Хонор. Ноздри Елизаветы вспыхнули от гнева, но Хонор уже была не простым капитаном крейсера, встретившей своего монарха в первый раз, и она продолжила без колебаний.

— Это мнение не разделяло большинство разведывательного сообщества в то время, учитывая то, что они знали, поэтому они так заключили, потому что не могли думать ни о ком другом, у кого был мотив.

Но сейчас мы знаем, те вещи, которых мы не знали тогда, и не только из материалов, которые Мика только что обнаружила на Новой Тосканы. Лестер Турвиль, с одной стороны. Вы знаете, что я знаю, что он говорил мне правду, когда сказал, что, когда Томас Тейсман первоначально проинформировал его об операции «Беатриса», он сказал ему, что никто в администрации Причарт не ожидал возобновления операций. Причиной, по которой они начали сборку своей ударной силы, было то, что мы отказались от переговоров на высшем уровне. Конечно, Тейсман мог бы солгать ему, и, конечно, это до сих пор может быть операцией, начатой своего рода изгоями, без знания Тейсмана или даже Причарт, предполагая, что у кого–то в данном вопросе были некоторые личные причины для предотвращения саммита. Таким образом, подразумевая, что Турвиль говорит нам правду, и что Тейсман сказал ему правду, проявляется вопрос, у кого еще был мотив.

Что ж, я представляю вам, того, кто был просто наглядно продемонстрирован — вновь — в Новой Тоскане, у кого был прекрасный мотив, и этот кто–то «Рабсила, Инкорпорейтед». Адмирал Вебстер дубасил их на Старой Земле;. Берри является символом всего, что они ненавидят; само существование Факела является оскорблением для них; оружие для нападения было биологическим; и они заняты тем, чтобы заставить нас — успешно, могла бы добавить, судя по всему — втравить нас в войну с Солнечной Лигой. Согласно докладу Мики, один из их оперативников обыденно убил более сорока тысяч человек в Новой Тоскане, чтобы помочь достичь этого! И давайте не будем забывать об отщепенцах из Госбезопасности, которых субсидировала «Рабсила», чтобы напасть на Факел. Я признаю, что до сих пор не знаю, как им удалось ответить так быстро, чтобы сбить саммит, разве что у них есть достаточное проникновение в Хевене, чтобы узнать об этом по крайней мере, за пару недель прежде, чем мы начали готовиться, но я не готова просто предположить, что они не могли иметь такого проникновения. Не с тем, остальным, что мы знаем прямо сейчас! А вы думаете хотя бы секунду, Елизавета, что «Рабсила» не знает, как вы относитесь к Хевену? Или то, что они не будут готовы разыграть любую карту, с которой они могут получить то, что хотят?

Да, мы в состоянии войны с Республикой Хевен. И, да, они выстрелили первыми. И да, они даже начали атаку на нашу домашнюю систему, и многие люди были убиты. Многие люди, которых я знала, люди, которые были не только коллегами по работе, но кто был моими друзьями на протяжении десятилетий. Друзьями, которые буквально рисковали своей жизнью, преодолевая огромные трудности, чтобы спасти меня, когда они не должны были этого делать, если вы вспомните небольшую прогулку до Цербера. Поэтому, поверьте мне, я знаю все о гневе, и мне известны все причины для недоверия и враждебности. Но, Бога ради, давайте посмотрим на факты. Мика точно отразила это в своем докладе — «Рабсила» работает как враждебная звездная нация, и мы объект ее враждебности! Хуже того, у нее есть чертовски много больше ресурсов, чем мы когда–либо думали, что есть, даже если они угнали некоторые из них от солли. И, — ее миндалевидные темно–карие глаза пригвоздили Елизавету в кресле, — если есть кто–либо другой в Галактике, кто даже более склонен, чем Законодатели или Госбезопасность Оскара Сен–Жюста использовать убийство как инструмент, это «Рабсила».

Я восхищаюсь вами, и я уважаю вас как своего монарха, как человека и друга, Елизавета, но вы не правы. Что бы вы ни думали, реальная угроза Звездной Империи в данный момент не находится в Новом Париже или вообще в Старом Чикаго. Она в системе Меза… и она собирается уничтожить Звездное Королевство, в котором вы несете ответственность за решение.

Напряжение, витающее в конференц–зале, было достаточно сильным, чтобы его можно было резать ножом, когда две женщины встретились глазами. И когда эти две пары карих глаз встретились, Елизавета Винтон поняла эмоционально то, что она давно признала интеллектуально. Приблизительный анализ Хонор любой возможной конфронтации с Солнечной Лигой приведенный в этой самой комнате только тремя стандартными неделями раньше.

Хонор Александер–Харрингтон стала самым близким пэром из верных Елизавете III. Адмирал, графиня, герцогиня, и Землевладелец, третий по рангу представитель сословия пэров3 Звездной Империи, правящий глава государства в своем собственном праве, и та, кто была рождена, не имея ни одного из этих титулов и идентичности. Та, кто добилась их. Кто заплатил за них не деньгами, а холодными, жестокими боями, потерями людей, о которых она глубоко заботилась, тысячи смертей всех — одинаково, врагов и друзей — она приняла на свою совесть на службе королевству Елизаветы, и ее собственной кровью. Та, кто получил множество этих титулов и наград из собственных рук Елизаветы, потому что она чертовски хорошо заслужила их.

И этот пэр — личность, как теперь поняла Елизавета, чьей абсолютной целостности и суждениям о любом другом вопросе, которым она наиболее доверяла — не согласен с ней в этом.

На несколько бесконечных секунд, она чувствовала, как будто люди вокруг стола забыли дышать, но потом Елизавета резко, глубоко вдохнула, и покачала головой, как боксер, получивший жесткий удар слева.

— Я знаю, что ты и я не видели лично, где уже долгое время беспокоятся народники, Хонор, — тихо сказала она. — Я пыталась делать вид, что мы сделали. Я пыталась не обращать внимания на то, чего мы не сделали. А когда у меня этого не получилось, я пришла к выводу, что ваше личное знакомство с такими людьми, как Тейсман и Турвиль повлияло на ваше мнение. Я все еще думаю, что это возможно, на самом деле. Но…

Она замолчала, и тишина еще раз повисла в течении нескольких ударов сердца, прежде чем она снова заговорила.

— Но, — продолжила она, — может быть, я та, чьи решения были пристрастны. Вы знаете почему это может быть правдой, лучше, чем кто–либо другой, как я подозреваю. И вы правы, мы знаем теперь вещи, которых мы тогда не знали. Как вы говорите, есть еще проблема того, как они могли бы сотворить что–то вроде этого так быстро — просто из–за расстояний, которые сделали бы это невозможным. Но, — выражение лица было как у женщины, чья упорная целостность шла вразрез с глубоко укоренившимися убеждениями, — объяснение действительно может быть таким простым, как наличие того, кто достаточно близок к Причарт, чтобы узнать обо всем, что она думала, раньше времени. Я все еще не знаю, как они смогли узнать, что я выбрала Факел как место саммита, но если вы правы, если это был случай, что кто–то пытался манипулировать мной, потому что знал, как я буду реагировать на покушение в любом месте, Факел был бы логической мишенью для «Рабсилы». Могло быть простой интуицией, что он также был предполагаемым местом встречи на высшем уровне.

Она глубоко вздохнула и покачала головой.

— И вы правы в том, что Мика обнаружила на Новой Тоскане. Была ли «Рабсила» вовлечена в то, что произошло с адмиралом Вебстером и то, что произошло на Факеле или нет, но она явно поставила нас на грань реальной войны с Солнечной Лигой. Тем не менее, даже если мое суждение было менее точным, и даже если это крайне важно для нас, чтобы считать, что эта война является гораздо более долгосрочной угрозой для нас, чем Хевен, не значит, что мы не будем иметь дело с народниками прежде чем мы сможем ответить солли. И в дополнение к этому, я должна думать о том, как Причарт, скорее всего, отреагирует, когда узнает о том, что происходит в Квадранте. Когда она поймет, что мы вновь столкнулись с угрозой войны с Солнечной Лигой, она, конечно, поймет, что мы не сможем бороться с обоими сразу. После того, что случилось в Битве при Мантикоре, после появившихся многих жертв этого боя, кто знает, что она, скорее всего, потребует — или сделает — в таких обстоятельствах? Мы даже не знаем, что она была готова предложить или потребовать на ее предполагаемом саммите, она будет требовать гораздо меньше, чем килограмм мяса, как цену за мир в этой точке. Вы сказали, что наша обязанность предположить, что эти супердредноуты действительно существуют. Ну, а моя обязанность предпочесть победу над народниками, чем признать свое поражение.

— Да, это так, — тихо согласилась Хонор. — Но давайте предположим, что вам удастся навязать мир на ваших условиях. Каковы эти условия будут? Помните, о чем мы говорили здесь меньше месяца назад. Сэр Томас дал вам план Адмиралтейства для победы и занятия Солнечной Лиги. Вы действительно думаете, что мы могли бы сделать то же самое с Хевеном, а? Особенно, если мы очутимся в положении сделать их обоих сразу?

Мы даже не знаем, где находится Болтхол, Елизавета, так что даже если мы потребовали, чтобы они пустили на лом весь свой существующий флот, мы не сможем взять их самую большую и лучшую верфь с какого–нибудь дальнего удара. И это также означает, что мы не сможем оставить пикет, чтобы убедиться, что их флот отправился на слом. Значит, Республика Хевен по–прежнему будет иметь военный флот — и этот флот по–прежнему будет крупнейшим флотом подноутов — когда мы повернемся лицом к солли. Мы все знаем, как хорошо, что он сработал в прошлый раз. Но давайте предположим, что мы знаем, где Болтхол, или потребуем его местоположение как часть условий капитуляции, а затем выбьем дерьмо из него. Что произойдет потом? Если вы наложите карательные условия мира на кончике ножа из–за временного преимущества, который «Аполлон» дает нам, у нас еще будут суда и для обеспечения соблюдения этих условий после… до того момента, когда вы столкнетесь в борьбе за существование с Лигой.

Вы действительно хотите верить, что мы каким–то образом сможем построить флот достаточно большой, чтобы обработать оба этих дела одновременно? И неужели вы думаете, что Причарт — или, что более вероятно, некоторые другие в хевенитской администрации — не захотят идти вперед и ударить вас в спину при первой же возможности? Или даже просто предложить «техническую помощь» солли, чтобы помочь им преодолеть разрыв между их возможностями и нашими еще быстрее? А если наложить эти условия путем продувки инфраструктуры системы Хевен, и, убив при этом тысячи их людей, когда они даже не могут эффективно выстрелить, я могу абсолютно точно гарантировать вам, что любая хевенитская администрация только и будет ожидать наилучшего момента, чтобы ударить вас от сзади.

— Так что же вы предлагаете взамен? — спросила Елизавета. Глаза Хонор слегка расширились от разумного тона королевы, и Елизавета неприятно усмехнулась. — Шаг к тарелке для сбора пожертвований, кажется так говорят на Грейсоне, герцогиня Харрингтон. Вы только что провели меня через общественно–показательный — ну, полуобщественный, по крайней мере, — эквивалент порки, и я, возможно, это заслужила. Но если вы готовы сказать мне, что я была неправа, то я готова предложить вам сказать что будет лучше!

— Хорошо, — сказала Хонор, спустя секунду. — Я согласна, что мы должны быть в состоянии противостояния с одним противником за раз. Я не думаю, что кто–то в этой комнате, или кто–то во всем Флоте, хочет бороться с солли. В любом случае, нет, если у них есть даже малейшее представление о том, насколько большая и мощная Лига. Меня не волнует то, что любой из нас говорит о потенциальной соларианской слабости, или возможной политической стратегии или возможностях. Правда, никто из нас не может знать, что из этого анализа было действительно точным, и только сумасшедший охотно рискнет самим выживанием своей звездной нации, даже если эта возможность вообще существует!

Но, сказав это, я думаю, мы должны позиционировать себя на борьбу с ФСЛ, хотим мы того или нет. И это означает, что достижение какого–то урегулирования, дипломатического или военного, с хевенитами в первую очередь. Я никогда не соглашалась с вами в этом. Но я думаю, что вместо того, чтобы выдуть еще больше их кораблей из космоса, и вместо того, чтобы уничтожить еще больше их инфраструктуры, мы должны сказать им, что пришло время поговорить. Хэмиш прав в отношении сроков если мы решим начать какой–то упреждающий удар, но вспомните, что Причарт сделала, когда она имела преимущество из–за происходящего в Талботте. Она не стала стрелять первой, она предложила поговорить, и я искренне верю, что она говорила правду, когда сказала, что не намеревалась сорвать саммит.

Поэтому я думаю, настало время показать Хевену, что мы тоже можем отказаться от своих преимуществ в интересах мира. Здесь, у Мантикоры, мы их решительно победили, несмотря на собственные потери, и они это знают. На сегодняшний день, они знают, что мы могли бы уничтожить систему Хевен в любое время, когда так решим. Поэтому, полагаю, что мы должны держать Восьмой Флот здесь, рядом с домом, на случай, если, в конечном итоге, в нем будут нуждаться в Талботте. Вместо того, чтобы посылать меня в Новый Париж приставить пистолет к их головам и заставить их подписаться под пунктирной линией, давайте вместо этого отправим аккредитованных дипломатов. Кого–то, кто сможет сказать им, что мы знаем, что тоже можем их уничтожить, и что мы готовы это сделать при необходимости, но, что мы не хотим этого, если не придется. Дайте им возможность и немного времени для обдумывания, немного времени, чтобы подойти к решению с достоинством, Елизавета, а не только потому, что они лежат лицом вниз в грязи и дуло пистолета упирается им в шею сзади. Дайте им шанс сдаться в какие–то разумные сроки, прежде чем я должна буду идти и убить больше тысяч людей, которые могли бы не умереть вообще.

— Пора, адмирал, — сказала Фелисидад Колстад.

— Знаю, — ответил адмирал Тополев.

Он снова сидел на флагманском мостике «Мако». За пределами корпуса флагмана держали идеальный строй ещё четырнадцать кораблей Оперативного Соединения 1, а перед ними сверкал яркий маяк Мантикоры–A. Сейчас они были лишь в одной световой неделе от звезды и замедлились всего до двадцати процентов скорости света. Это был момент, к которому они стремились с самого отправления с Мезы четыре стандартных месяца назад. Теперь пришло время выполнить то, для чего они прибыли сюда.

— Начать развертывание, — сказал он, и огромные люки открылись, а подвески начали выплывать на свободу.

Другие единицы Оперативного Соединения 1 были в другом месте, приближаясь к Мантикоре–Б. Они не начнут развёртывание своих подвесок, пока не достигнут своей заранее заданной точки запуска. Тополев хотел бы, чтобы у него было больше кораблей на том направлении атаки, но решение ускорить «Устричную бухту» продиктовало имеющиеся ресурсы, и это направление было решающим. Кроме того, в подсистеме Мантикоры–Б, так или иначе, было меньше целей.

«Этого будет достаточно, — сказал он себе, наблюдая, как подвески непрерывно исчезают за его замедляющимся кораблем, растворяясь в бесконечной межзвездной тьме. — Этогобудет достаточно. И примерно через пять недель, манти получат запоздалый рождественский подарок, который они никогда не забудут».

Переведено на Нотабеноиде

http://notabenoid.com/book/16505/54297

Переводчики: loks

Note1

прим.пер.: «Здесь имеется ввиду история об изданном одним королем указе, согласно которому людей, проходящих по определенному мосту хватали, чтобы выяснить, куда они идут. Говорившим правду – отрубали голову, солгавших – вешали. Однако, в данной 'программе' произошел сбой, когда пойманный человек сказал, что пришел, чтобы его повесили. Судьи не смогли решить, что сделать с ним, и отпустили его. Здесь имеется в виду – 'хочешь жить – умей вертеться'."

(обратно)

Note2

Тимбл пер. с англ. как наперсток

(обратно)

Note3

пер. с англ. как место посадки

(обратно)

Note4

Троллинг — метод рыбной ловли с движущегося моторизованного плавсредства (лодка, катер). Суть метода заключается в осуществлении проводки приманки путём её буксирования с помощью моторной лодки или катера. На специально оборудованном катере может быть установлено около десятка троллинговых удилищ, каждое из которых контролирует отдельную приманку – wikipedia

(обратно)

Note5

В оригинале brother–in–law, что переводится как зять (муж сестры); шурин (брат жены); свояк (муж свояченицы); деверь (брат мужа). До появления более точной информации пусть будет зять.

(обратно)

Note6

Корабль Флота Новой Тосканы

(обратно)

Note7

Флот Новой Тосканы

(обратно)

Note8

военно-политический курс, при осуществлении которого используется демонстративная проекция силы с применением военно-морского флота. Канонерки — небольшие корабли с серьёзным артиллерийским вооружением — широко применялись во флоте США в начале XIX в., сыграли свою роль в обороне Новоорлеанского порта от англичан в 1812. Дипломатию канонерок применяли США в Китае при подавлении боксёрского восстания в начале XX в, в ходе которого контроль над китайскими реками осуществлялся американскими и английскими канонерками, а также в Латинской Америке. По определению У. Сафайра — «железный кулак угрозы силой в бархатной перчатке дипломатических отношений». Это выражение ныне связано с любой практикой использования военно-морских сил во внешнеполитических целях – взято из wikipedia

(обратно)

Note9

Флот Новой Тосканы

(обратно)

Note10

угроза нападения

(обратно)

Note11

принцип программирования, гласящий, что если на вход программы подаются неверные данные, то и результат не будет правильным

(обратно)

Note12

офицерская кандидатская школа

(обратно)

Note13

делай проще; не умничай

(обратно)

Note14

эти избиратели

(обратно)

Note15

шутам

(обратно)

Note16

Сил Системной Защиты

(обратно)

Note17

Корабль Флота Мезанского Согласования

(обратно)

Note18

Корабль Флота Мезанского Согласования

(обратно)

Note19

Флот Мезанского Согласования

(обратно)

Оглавление

Примечание автора

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ГЛАВА 40

ГЛАВА 41

ГЛАВА 42

ГЛАВА 43

ГЛАВА 44

ГЛАВА 45

ГЛАВА 46

ГЛАВА 47

ГЛАВА 48

ГЛАВА 49

ГЛАВА 50

ГЛАВА 51

ГЛАВА 52

*** Примечания ***