Глубинное течение [Барбара Картленд] (fb2) читать постранично, страница - 3

сейчас нет, все хозяйство ведем мы с Нэни.

— Неужели некого нанять?

Фенела отрицательно покачала головой с самым суровым видом.

— Поблизости — некого. Сказать по правде, нас не очень-то жалуют в Криперс. И если уж совсем начистоту, — добавила она, — то останавливаться в нашем доме просто небезопасно для вашей репутации.

— Надеюсь, моя репутация такова, что ей ничто не повредит, — заявил в ответ на это майор, и тон его был не менее серьезен, чем тон Фенелы. — Но за заботу о ней — спасибо. Я этого не забуду.

— Всего лишь хотела заранее предупредить. Ведь вы, по-моему, здесь чужой и с местными нравами незнакомы.

— Близко — нет, но подозреваю, что они не сильно отличаются от нравов во всех остальных сельских местностях Англии: предрассудков хоть отбавляй.

Фенела засмеялась.

— О, да! Не мешало бы убавить хоть самую малость. Саймону Прентису с семейством пришлось от них порядочно натерпеться…

— А я-то думал, что художникам позволяется больше, чем остальным смертным…

— О, только не в этой деревушке Криперс!

Они пожали друг другу руки, и Рекс Рэнсом пообещал вернуться попозже.

— Бесполезно, Нэни, — устало заметила Фенела, — если военным заблагорассудится, они все равно смогут распоряжаться всем в доме, а майор Рэнсом хотя бы производит впечатление очень порядочного человека. Он будет здесь только завтракать и обедать и сказал, что пришлет своего денщика убирать его комнату.

— Когда-то мы жили в свободной стране… — буркнула Нэни.

— Во время войны свободных стран не бывает, — в ответ на это резонно заметила Фенела.

— Что верно, то верно! — пробормотала Нэни, снимая с плитки горячие тарелки и направляясь с ними в столовую.

Фенела вернулась к печи и, вытаскивая оттуда наконец-то подрумянившуюся картофельную запеканку с мясом, улыбнулась сама себе довольно невесело.

Мало кто знал, что детей у Саймона Прентиса насчитывалось целых шестеро. Однако только Кей — его старшая дочь, единственный ребенок от первого брака с некой Флавией пошла в отца: она посвятила себя ремеслу театральной, а позже — киноактрисы.

Брак с Эрлайн — Саймон женился на ней в 1920 году — был менее экзотичен, что, впрочем, и неудивительно: Эрлайн ненавидела самодовольных людей, из суетного тщеславия собирающих вырезки из газет и фоторепортажи из журналов, посвященные их выдающимся персонам.

Дочь из уважаемого и зажиточного шотландского семейства, она, тем не менее, в возрасте всего лишь девятнадцати лет открыто пренебрегла запретом родителей на брак с человеком, уже успевшим прославиться своим богемным, вызывающим образом жизни.

И, как это ни странно, — их супружество было на удивление счастливо! Эрлайн, несмотря на молодость и неискушенность в жизни, оказалась чрезвычайно здравомыслящей и самостоятельной женщиной.

Она сумела принять Саймона таким, каков он есть, не пытаясь ни переделать его, ни заставить вести образ жизни, более соответствующий общепринятому. И хотя он и бывал ей неверен за двенадцать лет супружества, она ни разу ни словом, ни жестом не дала понять, что догадывается об этом.

Эрлайн мало с кем дружила, а уж не откровенничала вообще ни с кем, однако самые проницательные из знакомых порой с изумлением догадывались, что львиной долей своего успеха Саймон обязан жене.

Ведь именно Эрлайн, обладая практическим складом ума, не забывала вовремя отсылать заказчикам законченные картины, постоянно поддерживала связи Саймона с благожелательными критиками и владельцами крупных галерей.

Однако после ее смерти праздная публика, обожавшая Саймона и с жадным восторгом смаковавшая малейшие подробности его богемной жизни, едва ли заметила исчезновение верной жены.

Эрлайн умерла после рождения My. Глупая, нелепая смерть, причиной которой послужило простое легкомыслие: настойчивое желание Саймона до последней минуты оттянуть возвращение с континента, из-за чего пришлось пересекать Ла-Манш в жесточайший шторм, а заказать каюту заранее он не удосужился.

Когда Эрлайн добралась наконец до лондонской квартиры и Саймон сдал жену с рук на руки Нэни, женщина была уже при смерти. Пневмония сделала свое дело: роды My оказались необычайно тяжелыми, с мучительными осложнениями, и Эрлайн произвела на свет слабенькую девочку, которой суждено было отныне и навсегда с усилием цепляться за жизнь.

Неясно, осознал ли Саймон сразу же размеры свалившегося на него несчастья. Казалось, он обезумел от горя, но скорбь его со стороны выглядела несколько преувеличенно-театральной.

Ведь в основе его отчаяния крылась немалая доля эгоизма, и он всех подряд донимал одним и тем же вопросом: как же теперь ему, художнику Саймону Прентису, управиться с четырьмя детьми, из которых только старшая дочь способна сама позаботиться о себе?!

В описываемое время Кей только-только заканчивала школу, причем почти все детство она провела среди родственников матери — людей довольно провинциальных, лишенных