Принцесса и принц [Анитта Нетт] (fb2) читать онлайн

- Принцесса и принц (пер. Татьяна Алексеевна Набатникова) (и.с. Панорама романов о любви) 468 Кб, 135с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Анитта Нетт

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Анитта Нетт Принцесса и принц

1

— Его сиятельство ждет вас, — оповестил слуга, раскрывая великолепную резную дверь.

Помещение, куда с робостью вступили молодые люди, было не так пышно обставлено, как большинство других залов и комнат громадного замка Арнемлинг, который соединял в себе чопорный дух старины с комфортом конца двадцатого века. Скорее можно было предположить, что они попали в кабинет ученого с мировым именем. Вдоль стен тянулись стеллажи с книгами, а меблировка состояла всего лишь из нескольких кресел и массивного письменного стола.

Даже приглушенный свет не мог скрыть бледности и болезненного вида седого старика в кресле-каталке. Неужели он и есть тот самый князь фон Арнемлинг, гроза здешних мест, всех чад и домочадцев, встречи с которым страшилась юная Кристина?

— Ваше сиятельство, — с поклоном обратился к своему дяде принц Лотар фон Арнемлинг, строго придерживаясь церемониала. — Позвольте представить вам мою невесту Кристину де Ториак.

— Твою невесту? — удивился князь. — Твоей невестой она станет лишь после того, как я дам на это согласие.

Ища поддержки, Кристина вцепилась в руку жениха. Она не ожидала столь холодного приема. Ведь всего несколько минут назад княгиня сказала, что ее муж ничего не имеет против выбора племянника.

Лотар, энергичный молодой человек приятной наружности, осмелился возразить, сохраняя, однако, сдержанность и учтивость:

— Простите меня, ваше сиятельство. Если вы не согласитесь с моим выбором и моим решением, мне придется отказаться от прав, которые дает мне происхождение.

В комнате на некоторое время воцарилась тишина. Молодые люди продолжали стоять перед главой рода.

— Итак, насколько я понимаю, ради любви ты готов от всего отказаться? — обратился фон Арнемлинг к племяннику.

— Да.

— Подойдите ко мне. — Слабая старческая рука потянулась им навстречу. — Благословляю вас и поздравляю. Видимо, прав был Теодор, — добавил он вполголоса.

— Дядя Теодор? — в недоумении переспросил Лотар. — Разве ты изменил свое давнее решение и принимаешь у себя брата? И даже обсуждаешь с ним важные вопросы?

— А почему бы и нет? Ведь он теперь мой единственный брат. Садитесь же, Кристина, и ты присядь, Лотар. И оставьте это «ваше сиятельство», зовите меня просто дядя Карл.

Кристина происходила из старинного, но обедневшего рода. До знакомства с Лотаром ей редко приходилось бывать в так называемом высшем свете, и теперь она наугад осваивалась в незнакомой среде. Временами она чувствовала себя неуверенно, как маленькая девочка.

— Кажется, я так и не успел поблагодарить вас? — обратился к гостье старый князь, то и дело потирая висок, как делают при сильной головной боли или когда ищут нужную мысль. — Мне сказали, что вы спасли мне жизнь. Но я хотел бы восстановить события. Вам это тоже должно быть интересно. Что тебе обо всем этом известно, мой мальчик?

— Вы сидели в кресле-каталке на террасе. Должно быть, по какой-то случайности тормоза отказали, и ваше кресло покатилось по крутой лестнице вниз, в сад. Кристина в это время как раз была у тети Катарины, в той комнате, что выходит в сад.

— И она бросилась мне на помощь? — подхватил старый князь. — Да, теперь, кажется, припоминаю. А больше там никого не было? Почему-то мне видится еще одна дама, молодая и весьма самонадеянная.

Кристина и Лотар быстро переглянулись.

— Впрочем, это не имеет значения, — махнул рукой князь, от которого не ускользнули взгляды молодых людей. — Достаточно того, что все кончилось благополучно. Я очень благодарен вам, Кристина. Правда, еще неизвестно, не придется ли мне пожалеть, что я задержался на этом свете на несколько месяцев.

— Как ты можешь так говорить, дядя Карл! — искренне ужаснулся Лотар, не заметив, что перешел на родственное обращение. — У тебя еще много сил, ты почти полностью оправился после апоплексического удара. Две-три недели, в худшем случае месяц, и ты снова станешь прежним!

— О, не трудись разубеждать меня. Главное, чтобы твоя жена стала тебе хорошей помощницей.

— Надеюсь на это. — Лотар с любовью взглянул на свою невесту. — Тетя Катарина… — Ему хотелось сказать что-нибудь хорошее о княгине, но на ум ничего не приходило, поскольку отношения со старой дамой даже в самые лучшие времена оставались натянутыми.

— Мы с княгиней прожили совсем другую жизнь. Когда мы поженились, долг значил для нас больше, чем любовь. Вот ты спросил про Теодора… Знаешь, я временами завидую ему.

— Из-за того, что у него есть дети?

— Не только из-за этого. Он женился на женщине, которая значила для него больше, чем дворянские традиции. И разве можно назвать его обездоленным только из-за того, что ради любви он отрекся от наследных прав, а вместе с ними и от тысячи обременительных обязанностей? Когда со мной случился удар, он первым оказался рядом со мной в больнице, как и полагается родному человеку. И все равно он изгой, Катарина даже не предложила ему комнату в замке. Теодор ютится в твоем кавалерском доме.

— Насколько я могу судить, ему там совсем не плохо, — возразил Лотар.

— Только это меня и утешает. — Старик взял руку племянника и слабо пожал. — Будь добр к нему, мальчик, когда станешь хозяином. — Он помедлил немного и добавил: — И еще прошу тебя никогда не забывать, что Катарина принесла мне в жертву свою жизнь.

— Об этом еще рано говорить, — ответил тронутый доверием молодой человек. — Надеюсь, времена, когда все здесь буду решать я, наступят еще не скоро.

— Не приведи Господь, чтобы это затянулось. Кристина, подойдите же ко мне. — Он указал на кресло рядом со своей каталкой. — Скажите, вы действительно любите Лотара так, что сможете вместе с ним пережить самые трудные времена?

— Я люблю его, — тихо и просто ответила Кристина и зарделась.

— Мы оба очень любим друг друга, — добавил Лотар, хотя еще час назад не осмелился бы произнести такое в присутствии дяди.

— Тогда обсудите детали предстоящего торжества с Катариной и нашим управляющим герром Лойтером. Передайте им: я настаиваю на том, чтобы обручение состоялось как можно скорее и было отпраздновано со всей возможной пышностью.

— Позвольте нам откланяться? — спросил Лотар, нарушая этикет, согласно которому только сам князь мог закончить аудиенцию.

— Да, разумеется. Благодарю за визит.


Оставшись один, Карл фон Арнемлинг прикрыл глаза, откинулся на спинку кресла-каталки и какое-то время наслаждался покоем. Однако перед его мысленным взором все еще стояла юная Кристина с бледным от волнения лицом.

Кажется, совсем недавно я был таким же юным, как они, вздохнул князь, и оказался в этих местах потому, что врач посоветовал лечить легкие не на дорогом курорте, а тяжелым крестьянским трудом.

Карл и сейчас отчетливо помнил картину, которая открылась ему много лет назад у горного ручья. Юная Катарина в одиночестве сидит на берегу заводи в полинявшем купальном костюме и задумчиво смотрит на ступни ног, шевеля пальцами в холодной воде. Она не видела, что за ней наблюдают из чащи леса.

Карл с улыбкой смотрел, как девушка нырнула и поплыла, как попыталась поймать форель и резвилась в холодной воде, будто лесная нимфа, дитя природы, а потом вскарабкалась на берег по ступенькам, вырубленным в плотной почве. Когда она отряхнулась, словно собака, вымокшая под дождем, он не выдержал и засмеялся. Девушка оглянулась на его смех, но ничуть не испугалась, лишь удивилась: чужие редко забредали сюда.

— Привет! — сказала она, кутаясь в халат, который когда-то, по-видимому, был ярко-голубым.

— Привет! — ответил он, удивляясь бархатному звучанию своего низкого голоса.

— Издалека прибыли? — спросила Катарина, туго завязывая пояс вокруг тонкой талии. Затем она стянула с головы купальную шапочку и тряхнула кудрями, которые рассыпались по плечам огненными змеями.

— Да, издалека. Можно сказать, потерпел кораблекрушение и теперь ищу работу.

Катарина сунула ноги в поношенные сандалии и помрачнела.

— Работу? Плохи ваши дела.

— Почему? Вон на горе замок, вид у него королевский. Может быть, там нужны люди?

Только потом Карл узнал, что Катарина могла простить человеку что угодно, но не потерпела бы насмешек над родовым гнездом.

— Я как раз туда иду, — сказала она. — Возможно, удача вам и улыбнется. Если у вас не очень высокие запросы, некоторое время вы там продержитесь, но состояние вряд ли сколотите.

— Допускаю, что вам покажется это странным, но деньги в настоящий момент для меня не самое главное, — улыбнулся Карл.

Девушка взглянула на него своими зелеными русалочьими глазами, и обоим показалось, что они знают друг друга давным-давно.

Катарина оказалась владелицей замка Арнемлинг, от которого сохранилось только название, все остальное требовало реконструкции и вложения денег. Денег у Катарины не было, и больше всего она боялась того момента, когда придется продать замок. Катарина понимала, что спасти Арнемлинг может только чудо, и ждала этого чуда, ждала и боролась за свое владение. Вернувшись с поля, она хваталась за тяжелые ведра с кормом для свиней, который готовила Магда, единственная служанка, оставшаяся в замке после смерти матери Катарины.

— Это неправильно, — ворчала Магда. — Несправедливо, что вы сами батрачите, княжна.

— Ерунда! Справедливо или нет, но я не в состоянии нанять работника. Не оставаться же свиньям голодными.

Никакие лишения не могли стереть с лица Катарины улыбку: с улыбкой она выходила из свинарника, с улыбкой брала решето с зерном, с улыбкой подзывала кур.


— Боюсь, Магда, тебе придется отрезать несколько лишних ломтиков ветчины.

— По-моему, нам хватит.

— Нам-то да, но у нас гость. Он ищет работу и не требует высокой платы. Хоть какой-то мужчина будет в доме.

— И где же он? — загорелась любопытством Магда.

— Сейчас войдет. Отведи его в кабинет. Это единственное приличное место во всем замке. Я переоденусь и поднимусь к нему.

Служанка согласно кивнула. Да, мужчина в хозяйстве — дело стоящее, но сначала надо бы на него взглянуть. Открыв дверь, она увидела перед собой энергичного молодого человека, по всем признакам волевого и не лишенного всего того, что, на взгляд Магды, должно быть присуще настоящему мужчине.

— Входите, — благосклонно улыбнулась Магда. Ну, чуть бледноват, чуть худоват, но, если останется, с голоду не умрет, хоть обе обитательницы Арнемлинга бедны как церковные мыши.

Магда даже удивилась, почему ей так захотелось, чтобы странник прижился в Арнемлинге. Наверное, потому, что ей легче было бы умирать, зная, что хозяйка останется не одна.

Она проводила его в кабинет и усадила в кресло.

— Госпожа сейчас придет.

Карл улыбнулся, показав красивые ровные зубы, и закинул ногу на ногу. Бедны как церковные мыши, думал он, оставшись один и осматриваясь. Выцветшие обои завешены старым гобеленом, ковер на полу вытерт, местами даже трачен молью.

И тут в комнату вошла Катарина. Лучи заходящего солнца запутались в ее рыжих волосах, зеленые глаза стали еще ярче.

— Ну вот, теперь можно и поговорить, — с некоторым смущением улыбнулась она. — Надеюсь, вы успели обдумать все, что я сказала вам у ручья. Я бедна, как вы уже, наверное, успели заметить, и не могу предложить вам достойной платы за труд.

— Меня зовут Карл Неринг, — коротко представился он.

— Означает ли ваш ответ, что вы согласны работать за стол и кров? — Катарина склонила набок рыжую кудрявую головку.

— Именно это я и хотел сказать!

Здравый смысл подсказывал Катарине, что лучше всего выставить этого человека за ворота, — пусть идет своим путем. У него сильный характер, нашептывал ей внутренний голос, может быть, сильнее, чем у тебя, и очень скоро ты уже не сможешь распоряжаться в Арнемлинге!

Вслух же Катарина сказала:

— В таком случае должна вам признаться, что рабочие руки нам очень нужны.

Он в упор посмотрел на нее, Катарина не отвела взгляда. Так два противника скрещивают шпаги. С этой минуты и начался их поединок длиною в жизнь.

— Идемте, я покажу вам вашу комнату. Придется потрудиться, чтобы придать ей жилой вид. Потому что, честно говоря, мы продали всю мебель.

Карл не ожидал такой откровенности. По его представлению, княжне следовало бы принести честность в жертву гордости. А может, это и есть проявление гордости?

— Ничего. Сооружу какой-нибудь топчан. На первое время вполне сойдет, а потом что-нибудь придумаю, если вы не будете возражать.

— Не буду. Судя по вашим словам, вы намерены здесь прочно обосноваться. — Она протянула Карлу руку и взглянула на него с откровенной радостью.


— Ну что, нелегко тебе пришлось? — спросил Лотар, когда они с Кристиной вышли от князя. — Таким, как сегодня, дядю Карла я еще не видел. Мне кажется, болезнь и сегодняшний шок из-за происшествия с креслом-каталкой подкосили его.

— Вначале я даже подумала, что он не разрешит нам обручиться.

— Да, но, к счастью, все обошлось. Ты рада? Кристина все еще была немного подавлена.

Пышность и великолепие замка внушали ей трепет. Разве можно сравнить всю эту роскошь с той скромной обстановкой, в какой выросла дочь библиотекаря, пусть и носившего высокопарный, но ничего не значащий титул?

— Бедняжка, — сочувственно улыбнулся Лотар и обнял ее, — за последние дни тебе досталось! Мы очертя голову ринулись сюда, потому что дядя Карл тяжело заболел, а тебя здесь встретили как непрошеную гостью.

— Твой дядя Теодор говорил, что наследником замка может стать совсем другой.

— Ах, не будем про это! — отмахнулся Лотар. — Кажется, я тебе уже говорил, что тетя Катарина даже нашла мне другую невесту? Наверное, придется ей теперь выдавать эту донну Айседору — или как ее там? — за моего кузена Бернарда.

— Еще бы не говорил! Ведь, по мнению княгини, я девушка легкого поведения. — Кристина взглянула на него несчастными глазами. — Как ты думаешь, наша свадьба не может тебе как-нибудь навредить?

Он обнял ее и, прижав к себе, нежно погладил по плечам.

— У нас в семье обычаи, как при дворах абсолютных монархов. Правящий князь решает все и не терпит ни малейшего возражения. При этом он опирается на единственный закон — традиции рода. — Лотар полушутливо вздохнул.

— Боюсь, что буду то и дело наступать кому-нибудь на больную мозоль, — призналась Кристина.

— Не бойся. Вот переживем празднование помолвки — от этого нам не отвертеться — и распрощаемся с замком Арнемлинг. В Милане меня ждут неотложные дела. Может быть, ты попросишь свою крестную, чтобы она снова пригласила тебя в Милан? Мы бы устроили хорошие каникулы, подальше от всех этих великосветских церемоний.

— Так ведь тетя Амалия сейчас здесь, в Арнемлинге. Я не поверила своим глазам, столкнувшись с ней у княгини. Как ты думаешь, откуда они знают друг друга?

— Нетрудно догадаться: высший свет. Они все знакомы. Но долго она здесь не задержится. У тети Катарины вообще никто долго не задерживается.

Разговор прервал слуга.

— Ваше сиятельство, княгиня велела узнать, не угодно ли вам будет явиться в Розовый салон, чтобы выпить чаю вместе с ее сиятельством и маркизой де Ровуа?

— Передайте княгине, что я с благодарностью принимаю приглашение. — Когда слуга исчез, Лотар пробормотал: — Вот видишь, она уже знает, где мы. У нее всюду шпионы. Но что поделаешь? Придется подчиниться приказу. Радость моя, ты все еще боишься ее?

— Ничего, крестная меня поддержит, — храбро вскинула голову Кристина.


Кристина прекрасно понимала, что приглашение княгини на чай и дружескую беседу есть не что иное, как приказ. Единственное, что успокаивало девушку, — это присутствие за чайным столом ее крестной матери, маркизы Амалии де Ровуа.

Лотар же, напротив, был милостиво отпущен на свободу. Он тотчас направился к себе, в так называемый кавалерский дом — небольшой замок, обособленно стоящий посреди парка. В кавалерском доме Лотар чувствовал себя куда более уютно, чем в замке.

В холле Лотар встретил дядю Теодора, который, очевидно, давно поджидал его.

— Ну, что там сегодня стряслось? — спросил тот, будучи в замке своего брата редким и нежеланным гостем. — Я слышал, здесь была Ада, сестра Кристины, но только мелькнула и снова уехала. И еще говорят, Карл дал согласие на вашу помолвку?

— Гм, приблизительно так. — Лотар увлек дядю в гостиную, достал из бара бутылку дорогого французского коньяка и две пузатые рюмки. Наполнил и сам тут же сделал изрядный глоток.

— А где Кристина? — спросил Теодор.

— Распивает чаи с тетушкой и маркизой де Ровуа.

— Как, и она здесь? Та самая маркиза, у которой вы познакомились с Кристиной, ее крестная мать?

— Мы знали друг друга и раньше, но в Милане действительно познакомились поближе. Если ты помнишь, злосчастный снимок тоже был сделан в Милане.

— Прекрасный снимок, — улыбнулся Теодор и с удовольствием сделал глоток коньяка. — Очень хорошо его помню. Кристина прыгает в бассейн в кружевных трусиках и почти прозрачной блузке.

— Эта фотография вызвала у княгини такое негодование, что она хотела тут же вышвырнуть Кристину из своего дома. Мне остается только гадать, что ее смягчило. Наверное, маркиза, крестная мать Кристины, выдумала какую-нибудь романтическую историю. — Лотар подлил себе коньку и задумчиво добавил: — Хотя не нужно было ничего придумывать: Кристина и в самом деле прыгнула в воду, только чтобы достать со дна бассейна жемчуг своей сестры, — закончил Теодор. — Да, я знаю. Но для чего сюда заезжала Ада? Может быть, она тоже пыталась объяснить Катарине недоразумение с бассейном?

— Я думаю, как раз наоборот. Она-то и подсунула тетушке это «непристойное» фото. Не пойму только, зачем Аде понадобилось потом заходить к князю. Как бы то ни было, у них с дядей Карлом состоялся разговор на террасе — ну, ты знаешь ту террасу, с которой крутые ступени ведут в сад. И его кресло вдруг покатилось по этой лестнице вниз. Я уверен, что Ада умышленно пыталась убить дядю Карла.

— Но зачем?

— Полагаю, из мести. — Лотар неуверенно пожал плечами. — Она, видимо, совсем рехнулась. Был момент, когда Ада вообразила, что меня интересует она, а не Кристина.

— Однако смерть Карла не могла бы стать препятствием твоей женитьбе на Кристине, — деловито заметил Теодор.

— Как раз могла. Но, по чистой случайности, Кристина в тот момент оказалась у княгини в комнате, тоже выходящей в сад. Она успела выбежать и остановить коляску. У дяди Карла, видно, случился тяжелый шок. Он в мгновение ока превратился в старика и даже сделался сентиментальным. Кстати, он тебе завидует, ты знаешь об этом?

— Мне? Завидует? — Теодор взял бутылку, чтобы подлить себе коньяку, но передумал и поставил ее на место. — Мда, а вот я бы, глядя на Катарину, ему не позавидовал.

— Он собирается, не откладывая, устроить помпезные торжества по случаю нашей с Кристиной помолвки. Вернее, эти хлопоты придется взять на себя тете Катарине и герру Лойтеру.

— А вашим желанием Карл не поинтересовался?

— Ты можешь припомнить хоть один случай, когда его интересовали бы такие мелочи? На мой взгляд, он такой же холодный и расчетливый человек, как и тетя Катарина. Они стоят друг друга. Интересно, когда они поженились, чего в этом браке было больше: чувства или расчета?

— Трудно судить — чужая душа потемки. Но чувства были, хотя довольно сложные и запутанные. Когда они познакомились, она была единственной из рода Арнемлингов, наследница замка, пришедшего в упадок. У Карла же был титул графа и деньги. Он в те времена увлекался авиацией и мало интересовался светской жизнью. В Арнемлинг Карл попал случайно: какой-то врач убедил его, что начавшийся в легких процесс можно остановить, только занявшись тяжелой крестьянской работой на свежем воздухе. Он отправился, как в сказке, куда глаза глядят и нанялся к княжне поденщиком. И Катарина вроде влюбилась в него, но потом это чувство трансформировалось в более сложное — там было и соперничество, и зависть, и ненависть. Была и тайна: как Карлу удалось в обход всех традиций и уложений стать князем фон Арнемлинг, никто, кроме него и Катарины, не знает. Впрочем, тридцатые годы — не самые лучшие времена для Германии, и тайна Арнемлинга не единственная, оставшаяся покрытой мраком. Единственный ребенок Катарины и Карла умер еще в младенчестве, а после войны, когда Мартин, наш с Карлом брат, умер, они стали заботиться о тебе и даже сделали наследником. Вот поэтому ты теперь — принц фон Арнемлинг, а Катарина злится потому, что ты принц не по крови, а волею случая. Впрочем, простим ей. Зато мой брат и невестка достигли другого: положения, богатства.

— Вот дядя Карл теперь и завидует тебе.

— Не спеши осуждать их, Лотар. Ты даже не представляешь, какой подарок послала тебе судьба: девушка, которую ты любишь, и по происхождению оказалась под стать тебе.

— Я бы женился на Кристине, какого бы происхождения она ни была.

— Правда? — Теодор пытливо взглянул на племянника своими светлыми проницательными глазами.

Лотар не выдержал его взгляда и потупился.


Торжества по случаю помолвки наследного принца фон Арнемлинга прошли без ожидаемой пышности. Официальной причиной отступления от обычаев и традиций стала якобы тяжелая болезнь Карла фон Арнемлинга.

Никто не предполагал, что княгине Катарине по-прежнему не нравилась невеста Лотара. Кристина де Ториак, с одной стороны, казалась ей слишком простоватой, а с другой — недостаточно покорной. К тому же еще этот ужасный снимок из Милана!

Княгиня не могла не видеть, что Лотар и Кристина влюблены друг в друга. Разумеется, на людях они держались в рамках приличий. Но взгляды, которыми они обменивались, но интонации… Чтобы все отвечало строгим представлениям княгини о пристойности, Лотар в дни, оставшиеся до помолвки, жил в замке, Кристина же оставалась в кавалерском доме, общество невесте составили родители, приехавшие на помолвку.

Теодор снова уехал. Ему даже не вручили официального приглашения на торжества. Правда, Карл, хоть и не вникал во все детали предстоящего празднества, все же не забыл пригласить брата персонально.

Маркизу де Ровуа ждали в Милане неотложные дела, так что, к огромному огорчению Кристины, крестная не могла присутствовать на празднике.

— Какой приятный человек граф Неринг, — сказала виконтесса де Ториак дочери незадолго до помолвки. — Были бы они здесь все такие! А то князя я прямо-таки боюсь. А княгиня хоть и любезна со мной, но я вижу, в глубине души меня презирает.

— Мы для нее слишком просты, мама, — согласилась Кристина. — Я и сама часто замечаю это. Прошу тебя, старайся в ее присутствии не заводить разговоров о домашнем хозяйстве или о дороговизне. Она даже не поймет, о чем речь.

Как ни странно, но по мере приближения торжественного дня в Кристине нарастало чувство тревоги. Как невеста она была главным действующим лицом предстоящего спектакля, и ей зачастую уделялось больше внимания, чем хозяйке замка. Старая дама, отодвинутая на второй план, внешне ничем не выражала недовольства и принимала все как должное. Внутри же у княгини все кипело, и с каждым днем крепла ее неприязнь к Кристине.


— Не понимаю, почему Ада не может приехать на твою помолвку, — недоумевала виконтесса де Ториак. — Пусть даже она не вполне здорова и ей хорошо в имении друзей в Англии. Но ведь в конце концов, она единственная твоя родственница, если не считать нас с отцом.

— Мама, она была влюблена в Лотара. Я даже не верю в ее недомогание. Это всего лишь предлог. На самом деле Ада просто не хочет пожелать нам счастья.

Кристина втайне радовалась, что Ада не приедет. Ей казалось недопустимым, чтобы сестра пользовалась гостеприимством человека, которого чуть не лишила жизни, пусть даже по неосторожности.

Вопрос нарядов был для матери и дочери де Ториак почти неразрешимой проблемой. Обе прекрасно понимали, что обязаны появиться на торжестве по случаю помолвки в самых элегантных платьях — их будут не только придирчиво разглядывать, но и фотографировать для газет. Но семья де Ториак была весьма стеснена в средствах, а отец Кристины категорически отказался принять финансовую помощь от будущего зятя.

— Спасибо, у меня есть кое-какие сбережения, — довольно холодно ответил потомок гордых де Ториаков.

Но обе женщины знали, что на эти сбережения много не купишь. Кончилось тем, что мать приобрела себе темно-синее платье из джерси, на которое ушло больше денег, чем она тратила на свой гардероб за год. Очень кстати пришлась накидка из серебристой норки, присланная Адой из Англии в качестве «заблаговременного подарка ко дню рождения». Вечернее платье Кристины, сшитое в одном из итальянских домов моды, тоже было подарено.

«Мне так хочется, чтобы все тобой любовались, — написала маркиза де Ровуа крестнице. — Поскольку я знаю, как тебе приходится экономить, прими этот наряд и рубиновое ожерелье в качестве подарка ко дню твоей помолвки».

— Кристина, ты не только самая умная, самая добрая и самая милая девушка из всех, кого я встречал, — восхищенно сказал Лотар в день торжества, — ты еще и самая красивая.

— Лишь бы тебе нравилась, — прильнула к нему Кристина, сияя от счастья. В один миг все проблемы и трудности отступили на задний план и утратили всякое значение. Главное, что они с Лотаром любят друг друга.

Они ехали через парк к замку в карете, запряженной шестеркой лошадей. Перед главными воротами их встретили фанфарами музыканты, одетые в униформу.

Красивую пару обступили любопытные и репортеры, официально приглашенные гости ждали в замке. Молодых завалили цветами, которых было так много, что двое слуг едва справлялись, унося их в зал.

Какая-то маленькая девочка обратилась к молодым со стихами, но сбилась и горько заплакала:

— Я забыла! Ты накажешь меня, тетенька?

Не заботясь о том, что может испачкать бесценное платье, Кристина наклонилась и взяла девочку на руки. Фотография этого трогательного эпизода впоследствии обошла все газеты.

Но в одной, «Вестнике Арнемлинга», рядом с репортажем с помолвки поместили другой снимок: Кристина в кружевных трусиках и мокрой блузке, облепившей тело, в окружении нескольких мужчин, одетых в вечерние костюмы.

2

«Знал ли наследный принц фон Арнемлинг о прошлом своей красавицы невесты?» — кричал заголовок этой обычно сдержанной и по-обывательски скромной газеты.

Вся первая страница была посвящена внутренним отношениям семьи де Ториак. В известной мере описание было довольно правдивым. В числе предков не преминули упомянуть и легендарного короля Франции. Из статьи можно было заключить, что невеста провела юность в Раушенбахе в замке своего отца. Никакого намека на то, что замок принадлежал не семье Кристины, а княгине фон Раушенбах, что в этом замке давно располагался муниципальный архив, а отцу невесты как заведующему этим архивом всего лишь предоставлялась в нем квартира для жилья.

То, что должно было привлечь всеобщее внимание, — так сказать, гвоздь статьи — располагалось только на второй странице. Якобы Кристина, пресытившись скукой «сельского уединения», уехала в Милан и окунулась там в разгульную жизнь. Автор статьи ограничивался лишь осторожными намеками, но и этого было довольно — снимок говорил сам за себя.

Наследный принц Лотар еще спал, а газета давно уже гуляла по замку. Лотар крайне неохотно раскрыл глаза и с удивлением взглянул на слугу, который разбудил его. Францу, конечно, многое позволялось — они росли вместе и крепко подружились еще в детстве, — но поднимать шум в спальне в столь ранний час, да еще теребить хозяина за рукав — это слишком!

— В чем дело, Франц? Ты хотя бы знаешь, в котором часу я лег? А сегодня мне предстоит выдержать еще один занудный прием.

— Мне было приказано немедленно вас разбудить. У нас пожар.

Лотар от души зевнул.

— И что же горит?

Слуга взял со столика газету и положил на одеяло перед своим господином и другом.

— Мне не сообщили, в чем дело. Однако я сильно подозреваю, что весь сыр-бор разгорелся из-за этой вот статьи. Княгиня, кажется, переволновалась, прочитав газету.

— Дай-ка сюда.

Спросонья Лотар даже не понял, что хорошенькая девушка на газетном снимке — его невеста. Но, разобравшись наконец, бегло просмотрел статью.

— Как они посмели напечатать эту гадость? — возмутился он, вскочив с постели. — Что ты стоишь? — прикрикнул Лотар на слугу. — Давай немедленно мой костюм. Не могу же я появиться в редакции газеты в таком виде!

— Вначале прими душ.

— Не до того. Может быть, мне удастся хотя бы задержать вывоз тиража.

— С этим мы опоздали. Тираж вывозится из типографии с четырех часов утра. А сейчас уже почти девять.

— Черт возьми! — Лотар снова опустился на край кровати. — Кому-то понадобилось сделать мне гадость. Но кому?

Одеваясь, он раздумывал, подчиниться ли ему воле княгини или, может, лучше сразу отправиться к дяде. Но Карл болен, любое волнение ему противопоказано. В конце концов, он не пошел ни к княгине, ни к князю, а поступил по-своему.

Лотар сделал два телефонных звонка.

Сначала он позвонил другому своему дяде, Теодору, и излил душу этому чуткому человеку, который и сам уже много лет жил в раздоре с княжеским семейством.

— Да, история неприятная, — признал Теодор, — но мир от этого не рухнет. Такие вещи очень быстро забываются.

— Чтоб тетя Катарина забыла?!

— Ей просто придется смириться с фактом. К тому же она все-таки не всемогуща и не может изменить того обстоятельства, что помолвка уже состоялась. Если бы мероприятие из-за этого сорвалось, был бы большой скандал, а это для нее хуже смерти.

— По правде говоря, меня в этой ситуации больше всего беспокоит состояние дяди Карла. Тебе ли не знать, как он сейчас слаб. А тетя Катарина теперь проест ему плешь, чтобы он лишил меня наследства в пользу Бернарда.

— Ты взрослый мужчина и сам должен решать, как поступить. Разве ты совсем недавно не уверял меня, что Карл завидует мне, потому что у меня нормальная семья?

После этого разговора Лотар позвонил в Милан.

Амалия де Ровуа, крестная мать Кристины, была богата и имела вес в обществе. Маркиза питала к своей крестнице самые лучшие чувства, и поэтому Лотар обратился именно к ней.

— Я должна все как следует обдумать, — довольно уклончиво ответила Амалия, чем несколько разочаровала Лотара. — А вообще не принимайте все это близко к сердцу. Дело не стоит выеденного яйца. Передайте Кристине поклон от меня. Пусть не робеет и держится независимо и гордо, так будет лучше всего.

Но Лотар напрасно усмотрел в ее ответе равнодушие, этот телефонный разговор взволновал маркизу.

Волею каких сил, думала Амалия, моя собственная судьба, словно в зеркале, отражается в судьбе молодой девушки, связанной со мной не кровными узами родства, но священными узами крещения? Как будто несколько десятилетий спустя заново поставили старый спектакль. По-прежнему присутствуют две сестры-соперницы, прекрасный принц и честолюбивая старая дама, вообразившая, что держит в своих руках нити чужих судеб.

Амалия вспомнила бал в замке Ровуа, на который она была приглашена вместе с Куртом, своим первым мужем. Как она трепетала в ожидании встречи с молодым маркизом де Ровуа, которого не видела несколько лет! Муж предупредительно поддерживал ее, когда они поднимались по широким мраморным ступеням, она же не чуяла под собой ног и раскаивалась, что приняла это приглашение.

— Как я выгляжу? — неуверенно обратилась Амалия к мужу.

— Ты прелестна, — с искренним восхищением ответил Курт, чем, как всегда, придал ей уверенности в себе.

Он обнял ее за плечи, и так они и вошли в зал, полный гостей. Их встретила маркиза Габриела, которая после дежурного обмена любезностями воскликнула:

— Прошу любить и жаловать, вот и мой сын. Амалия с ним уже знакома, а вам, Курт, я его сейчас представлю: Ральф де Ровуа.

Маркиза Габриела внимательно следила, как Амалия будет вести себя при встрече с бывшим возлюбленным. У Амалии подкашивались ноги, но она ничем не выдала своей слабости — только крепче вцепилась в руку мужа. Ральф сделал вид, что целует руку Амалии, и холодно пожал кисть Курта.

— Я много слышал о вас, граф. Мне нравятся ваши картины, особенно «Соприкосновение с ультрамарином». Очень интересная манера письма.

Курта приятно удивило, что Ральф оказался знатоком живописи. Они тут же уселись в кресла и завели профессиональную беседу. Маркиза Габриела увлекла Амалию за собой.

Лишь к концу вечера Амалии и Ральфу представился случай обменяться несколькими словами. Но слова эти были настолько пустыми и ничего не значащими, что оба почувствовали боль. И когда на них буквально наскочила баронесса Луиза, что-то болтая на ходу, Ральф тут же откланялся и удалился вместе с этой взбалмошной особой.

Амалия почувствовала себя глубоко задетой бестактным поведением Ральфа и бросилась разыскивать мужа, чтобы, как всегда, найти у него поддержку и утешение.

Весь вечер Амалия украдкой наблюдала за Ральфом. Он больше не разлучался с Луизой, и Амалия решила, что, должно быть, это крепкая пара, но все же ей очень хотелось выцарапать глаза нахальной баронессе.

И тут она вдруг заметила, что и маркиз тайком поглядывает в ее сторону. Мурашки пробежали у Амалии по спине, сотни вопросов пронеслись в голове, и ни на один из них она не нашла ответа.

Курт заметил, как его жена исподтишка посматривает на маркиза де Ровуа, и пожалел, что принял приглашение и поначалу столь дружески разговаривал с Ральфом.

— После танца сразу уходим, — не сдержался он. — Ты просто пожираешь этого парня глазами. Я нахожу твое поведение неприличным. — Голос у него стал грубым, как наждак.

Амалия растерянно взглянула мужу в лицо и неестественно рассмеялась:

— Не выставляй себя на посмешище. У маркиза своя жизнь, у меня своя. Разве ты не видишь красавицу рядом с ним?

Жестом собственника Курт притянул ее к себе, но тело Амалии словно окаменело. И, глядя через его плечо, она продолжала украдкой искать Ральфа и увидела, как он нежно склонился к Луизе. Сердце Амалии сжалось от ревности, она крепче прижалась к мужу. Тот примирительно коснулся губами ее щеки:

— Прости меня, милая, я был не прав.

К полуночи слуги внесли в Зеркальный зал мороженое, горящее голубым пламенем. Гости встретили этот сюрприз рукоплесканиями, а хозяин вечера пригласил всех к столу, сервированному старинным серебром и коллекционным фарфором.

Амалия с мужем удостоились чести сидеть рядом с маркизом и маркизой де Ровуа. К концу обеда старый маркиз попросил у дам разрешения и закурил, его жена демонстративно отогнала от себя сигаретный дым и, поднявшись, обратилась к Амалии:

— Не составите ли мне компанию, милая графиня?

Вскоре к дамам присоединился Ральф.

— Как ты вовремя! — с облегчением воскликнула маркиза. — Меня уже зовет долг хозяйки. Я должна встретить князя Эберхарда фон Раушенбаха. Кстати, Амалия, он известный кинопродюсер и сейчас снимает в наших краях фильм.

Оставшись вдвоем, Амалия и Ральф некоторое время смущенно молчали.

— Амалия, — начал он, — снова видеть тебя и прекрасно, и вместе с тем тяжело.

Она подняла на него глаза, в которых, словно в зеркале, отражались все ее чувства. Ральф предложил ей руку и не спеша повел прочь. От этого прикосновения сердце Амалии учащенно забилось. Видимо, ту же сладкую боль ощутил и Ральф. Они брели по залам замка, словно два лунатика.

— За время, что мы не виделись, ты стала еще красивее.

Амалия улыбнулась.

— Ты тоже изменился. Возмужал и стал интереснее, — сказала она и испугалась своих слов.

Оба смущенно замолкли.

— У меня есть маленькая дочка, — сказала Амалия, чтобы прервать молчание. — Ее зовут Пири, ей скоро четыре года, очень подвижный, развитой ребенок.

Снова возникла пауза. И опять ее нарушила Амалия:

— Я ее очень люблю.

— Понимаю, — печально кивнул Ральф.

Ему и в самом деле был понятен скрытый смысл ее слов: то была мольба не ломать ей жизнь и оставить прошлое в покое.

Они шли, почти не разговаривая, пока не очутились на террасе. Там они остановились и посмотрели друг другу в глаза, а потом шагнули с террасы в теплую тихую ночь. Над ними простирался Млечный Путь, и казалось, что они одни во всей вселенной.

Влюбленные замерли под сосной, прижавшись друг к другу.

— Ах, Амалия, — с болью вымолвил Ральф, — как же мне плохо без тебя.

— И мне, — еле слышно прошептала она, глядя ему в лицо, медленно и неотвратимо склоняющееся к ней.

И чем ближе был Ральф, тем охотнее раскрывались ее губы навстречу поцелую, отчаянному и жаркому. Дрожа и теряя самообладание, они прильнули друг к другу. Их горячие от страсти губы, их обезумевшие руки жадно блуждали, нетерпеливо отторгая препятствия — так мешающую сейчас одежду. Они потеряли представление о времени и пространстве, твердо зная, что не уйдут отсюда, пока не исполнят неукоснительную волю судьбы, столкнувшую их в неистовом объятии. Судьба не желала считаться ни с их высокими титулами, ни с изысканным туалетом Амалии. Подол ее длинного вечернего платья зацепился за сучок и вполне мог порваться при неловком движении, обнаженную спину царапала шершавая кора дерева, к которому прижимал ее Ральф своими безудержными, неукротимыми, мощными толчками. Молнии пронизывали тело Амалии, насквозь прошивая при этом и Ральфа, и, пока не иссяк заряд этой грозы, от которой содрогались их тела, они не могли оторваться друг от друга.

Потом Ральф еще долго шептал возлюбленной нежные слова, гладил и целовал ее волосы, утешая и как бы прося прощения. Амалия оправила платье, которое чудом уцелело, и тихо сказала:

— И все же сказок не бывает.

Ральф ничего не ответил.

Как только они вернулись в замок, навстречу им бросилась маркиза Габриела.

— Вот вы где! — с облегчением воскликнула она и обратилась к сыну: — С тобой хотел поговорить князь фон Раушенбах. А мы с Амалией вернемся к нашим мужьям. Я думаю, они все еще спорят о модернизме в живописи.

Амалия поняла, что находится под надежной защитой этой искушенной и мудрой женщины. У нее словно гора с плеч свалилась.


Глубокой ночью Амалия сидела перед зеркалом в спальне, привычно вбивая в кожу крем кончиками пальцев. Курт, уже лежа в постели, наблюдал за ее вечерним туалетом.

— О чем ты думаешь, милая? — спросил он, видя, что жена чем-то озабочена.

Амалия вздрогнула — вопрос застиг ее врасплох.

— Я думаю, не позвонить ли нам завтра маклеру? Может, еще удастся присмотреть домик для отдыха в этих местах.

На сей раз вздрогнул Курт.

— Такие вопросы в один день не решаются. Надо все как следует взвесить.

Амалия согласно кивнула:

— Пожалуй, ты прав. Но мы вполне могли бы задержаться здесь хотя бы на несколько дней.

Курт замешкался.

— Нет, не получится, — сказал он наконец. — Ты же знаешь, моя работа… Меня ждут три незаконченные картины.

Амалия поняла: ее мечте хотя бы еще раз встретиться с Ральфом не суждено сбыться.

— Давай отложим этот вопрос на завтра, — предложила она. — Если нам все-таки подвернется что-нибудь подходящее, я могла бы задержаться и все оформить.

Курт горько рассмеялся:

— Задержаться, чтобы устроить маленький тет-а-тет со своим сокровищем в отсутствие надоевшего мужа?

Его словно прорвало. Постоянный страх потерять любовь Амалии, затаенная ревность, обвинения в том, что она по-настоящему никогда его не любила, — все обрушилось на женщину потоком горьких упреков и обвинений. Она в ярости обернулась к Курту, глаза ее метали молнии.

— Неужели все эти годы я не была тебе хорошей женой? Неужели дала тебе хоть один повод для недовольства?

Ее била нервная дрожь, а мысли все возвращались и возвращались к тому времени, когда она впервые встретила Курта. В те дни Амалия любила Ральфа. Курт, должно быть, догадывался, что она любит другого, но не захотел отступиться.

Ты увел меня у него! Если бы не моя бабушка, которая принудила меня к браку с тобой, я вышла бы за Ральфа! — хотелось крикнуть Амалии.

Конечно, во многом виновата и она сама, но разве можно было отказаться от брака с Куртом, если бабушка только и мечтала сбросить со своих плеч нелегкий груз: воспитание двух внучек. К тому же Ральф тогда попросту бросил ее. Вся его любовь оказалась на поверку мыльным пузырем.

Амалия почувствовала, что сейчас заплачет, и закрылась от мужа волной густых волос, сделав вид, что тщательно расчесывает их на ночь. В этот момент она ощущала себя всеми покинутой и одинокой. Амалия затосковала по дому, по маленькой дочке, которая наверняка тоже скучает по ней.

Когда Амалия легла, Курт потребовал удовлетворения своих супружеских прав, и весь остаток ночи несчастная женщина безмолвно проливала в подушку горячие слезы.

3

В то же утро газета с «возмутительным» снимком оказалась и в кавалерском доме, на столе, накрытом к завтраку. Вначале ее без внимания отложили в сторону. Но потом виконтесса де Ториак уронила взгляд на фото своей дочери и в ужасе прочла кричащий заголовок. Она побледнела и подняла глаза на Кристину.

Глава семьи, привыкший вставать спозаранку и никогда не изменявший своим привычкам, совершал в это время утреннюю прогулку, и мать с дочерью завтракали одни.

— Что это такое, дитя мое? — почти беззвучно спросила виконтесса, дрожащей рукой протягивая дочери через стол газету.

Кристина еще не проснулась как следует. В ушах девушки все звучали обрывки штраусовского вальса, и она видела себя летящей по паркету в объятиях Лотара под восхищенными взглядами окружающих.

Газета вернула ее из сладкого мира грез в мрачную действительность.

— Ада! Ну что за подлая тварь! — с ненавистью, ужаснувшей мать, прошипела Кристина, совершенно забыв про благородство и хорошие манеры, приличествующие будущей княгине фон Арнемлинг.

— Боже мой, что ты себе позволяешь? Как ты говоришь о собственной сестре?

— Это ее рук дело, мама. Ада не может мне простить, что Лотар решил жениться на мне, а не на ней. Сам-то он ей не особенно нужен, но брак с аристократом льстил ее непомерному тщеславию. Она мечтала стать княгиней, возможно, мечтает и сейчас.

— Что за абсурд!

— Ничего не абсурд! Сначала она подбросила этот снимок княгине, а когда ожидаемого скандала не получилось, обратилась в газету. Тебе не бросилось в глаза, что в этой статейке семья де Ториак превозносится до небес? Уж такая-растакая знатная фамилия, белая кость, голубая кровь! Тут Ада расстаралась. Не дай Бог, чтобы на нее упала тень! Зато каков мой портрет на фонеэтой необыкновенно привлекательной сказки! Паршивая овца в благородном семействе. Девица сомнительного поведения. Вот и делай выводы.

— Очень дурно с твоей стороны думать о сестре подобным образом, — строго одернула виконтесса разошедшуюся дочь. — Ты бы лучше объяснила мне, как вообще могла появиться такая фотография.

— Это один из многих снимков, сделанных в Милане на вечеринке в доме крупного фабриканта. Только, ради всего святого, не подумай, что это была какая-то оргия или что-нибудь в этом роде. Собралось вполне приличное общество.

— В приличном обществе не разгуливают в таком виде.

— Совершенно верно, не разгуливают. — Кристина попыталась припомнить подробности того рокового вечера. — Ада явилась на вечеринку со своим тогдашним другом, индийским магараджей, скорее всего аферистом и мошенником. Она красовалась в жемчугах якобы неслыханной ценности. Один из гостей, ювелир, заинтересовался украшением, и она, снимая ожерелье, порвала нитку, полагаю, умышленно. А может, это сделал ее спутник. Короче, жемчужины посыпались в бассейн.

— Это не объяснение. При чем здесь жемчуг, если речь идет о тебе?

— Я хотела подобрать жемчуг. Конечно, это было ужасно глупо, я даже не задумалась, что может из этого выйти. На мне как раз была запахивающаяся юбка, я ее сбросила одним движением и прыгнула в бассейн. Чистейший идиотизм, разумеется, но так уж случилось. В том, что впоследствии из мухи сделали слона, вина не моя.

— Все это звучит крайне неубедительно. Но даже если ты говоришь правду, обвинять сестру в кознях никуда не годится.

— Разумеется, виновата только моя глупость. Но вместо благодарности Ада подбросила княгине фон Арнемлинг несколько снимков из этой серии, чтобы скомпрометировать меня.

— Понять не могу, почему ты решила, что Ада имеет какое-то отношение к этому скандалу? Ада такая умница, она сама доброта, в ней нет тяги к интриганству!

— Да твоя Ада ханжа и притвора! — Кристину, обычно кроткую и добродушную, будто подменили. Лицо ее покрылось красными пятнами гнева, и она, не выдержав, выплеснула наружу все, что долго копилось в душе и тайно угнетало ее: — Ада прекрасно знала, почему ей не стоило вчера появляться в замке. Да ей бы просто указали на дверь! И она отомстила, опубликовав в газете эту статью и фотографию. А ты продолжаешь восхищаться своей ненаглядной доченькой. Еще бы, ведь она прислала тебе в подарок норковую накидку, чтобы ты не выглядела среди всей этой знати бедной родственницей! А где же твои драгоценности, куда они подевались? Почему вчера на тебе были только серьги? И хорошо еще, что для Ады они чересчур старомодны, а то бы и их не осталось. Она везде щеголяет в наших фамильных драгоценностях!

— Она попросила дать ей на время всего несколько украшений. Да и на что мне в Раушенбахе тиара и колье с изумрудами? Куда их надевать?

— Взяла на время, да позабыла отдать! Ты всегда любила ее больше, чем меня! — вскипела Кристина. — Представляю, как бы ты порадовалась, окажись на месте невесты Лотара не я, а она. Ведь Ада такая умная, такая прилежная, а я всегда лишь младшая дурочка, Золушка.

Однако в сильно преувеличенных упреках дочери была доля правды, и виконтесса поникла головой. Да, она всегда жила надеждой, что ее прекрасная Ада займет однажды достойное место в высшем свете, откуда их злосчастное семейство было в свое время изгнано. На то, что Кристине удастся сделать такую блестящую партию, виконтесса де Ториак никогда не рассчитывала.

— Ты неправильно повела себя в Милане на этой вечеринке. Ада поступила гораздо умнее.

— Ну уж если собственная мать мне не верит… — Кристина, захлебываясь слезами, выбежала из комнаты.

4

Когда час спустя в кавалерском доме появился принц Лотар, Кристины там не оказалось. Виконтесса чуть ли не билась в истерике, и от нее ничего нельзя было добиться.

Отец Кристины сидел в библиотеке, углубившись в старинный манускрипт, который он с изумлением здесь обнаружил. Виконт де Ториак, спокойный, уравновешенный человек, по складу ума был скорее книжным червем, иначе не стал бы довольствоваться местом библиотекаря в городском архиве. Он любил жену и обеих дочерей, но на свой манер — ровно и спокойно, и не давал себе труда задумываться об их будущем.

— Никогда не поверю, что Кристина могла вести себя неприлично, — сказал он Лотару, заставшему его за интересным чтением. — Она всегда была очень скромной девочкой. Возможно, моя дочь просто растерялась, внезапно оказавшись в шумном обществе и в центре внимания.

— Где она сейчас?

— Понятия не имею. Надо спросить у моей супруги. Как ты думаешь, откуда у вас этот манускрипт?

— Не знаю. Сейчас для меня гораздо важнее найти Кристину. Мне нужно с ней поговорить.

Виконт снял очки и удивленно воззрился на взволнованного молодого человека.

— Вот уж воистину много шума из ничего. Что такого особенного в этой фотографии? У нынешней молодежи более свободные взгляды, чем были когда-то у нас.

Принц опросил всю прислугу, но картина не прояснилась. Мать Кристины тоже ничем не могла помочь. Виконтессу душили слезы, и она только жалобно всхлипывала:

— Только бы девочка ничего над собой не сделала! Она была сегодня совершенно не в себе. Даже про собственную сестру говорила такое! Просто в голове не укладывается. Язык не повернется повторить.

Пришлось действовать самостоятельно, и Лотар отправился к княгине — потревожить больного дядю он не посмел.

Сколь бы ни был предубежден Лотар против княгини, в одном он не мог ей отказать: в любой ситуации эта женщина сохраняла самообладание. Вот и сейчас не стала тратить время и силы на тщетные упреки и обвинения, а твердо заявила:

— Никто из гостей не должен заметить даже тени тревоги и озабоченности. И не надо раздувать значение этого события. Если кто-нибудь спросит, скажем, что это фальшивка.

— Значит, продолжим торжества? Сделаем вид, что ничего не случилось? — удивился Лотар. — Жаль, что Кристина куда-то исчезла. Кажется, она приняла эту историю слишком близко к сердцу.

— Это к лучшему, — холодно ответила княгиня. — Мне бы не хотелось, чтобы она здесь мелькала. Я распущу слух, что ночью у князя случился очередной сердечный приступ и мы опасаемся за его жизнь. При таких обстоятельствах торжества будут неуместны и прекратятся сами собой.

— Нельзя так играть с судьбой. Как бы не накликать беду.

— Речь идет о спасении нашей чести. — Княгиня царственно вскинула голову.

— Вы хотите… э-э-э… выпроводить гостей?

— Ни в коем случае. Я всего лишь рассчитываю, что у них достанет такта откланяться по собственной воле. Тебе же лучше показываться как можно реже. Я позабочусь, чтобы все думали, будто ты не отходишь от постели князя. Кстати, полчаса назад приехал Теодор. Это тот редкий случай, когда его присутствие очень кстати.

— Скорбящие члены семьи собрались у смертного одра, — с сарказмом произнес Лотар. — Так надо понимать?

Но его ирония не была принята.

— По крайней мере, ты хоть понял свою задачу, — подтвердила княгиня. — Главное для нас сейчас — погасить скандал.

— А если эти газетенки не успокоятся и продолжат свои «разоблачения»?

— Этому не бывать. Твой кузен Бернард по моему поручению уже ведет переговоры с главным редактором.

— Именно Бернард!

— Которого пока абсолютно не в чем упрекнуть и который, когда придет время, вступит в брак с девушкой нашего круга. Надеюсь, его невестой станет донна Айседора.

— Но вы сами, многоуважаемая тетушка, в прошлом не отличались кротким нравом и, как я слышал, попортили дяде немало крови, даже разводились с ним, попирая все установления вашего хваленого высшего света.

— Не тебе об этом судить, дитя мое.

Сам Лотар совершенно не склонен был драматизировать ситуацию со снимком в газете, но для княгини эта история, кажется, могла сравниться разве что с концом света. И в данный момент разгневанному, возмущенному и совершенно растерянному принцу не приходило в голову, как сгладить положение.

Он еще не князь фон Арнемлинг и даже не сын нынешнего главы семьи. А потому, если не хочешь поставить под удар свое будущее, надо подстраиваться под обстоятельства.

5

Кристина покидала кавалерский дом в жуткой спешке и не прихватила с собой ничего, кроме небольшой дорожной сумки. Она была в таком отчаянии и растерянности, что едва ли отдавала себе отчет в своих действиях. Ею двигало только одно стремление: убежать прочь и как можно скорее.

Прочь от собственной матери, которая не доверяет ей. Прочь от Лотара, которого она любит и которому не хочет навредить своим существованием. И уж как можно скорее — прочь от бесчеловечной старой княгини, которая с самого начала не внушала ей ничего, кроме ужаса.

Кристина даже не подумала, какие неприятности повлечет ее бегство и сколько доставит удовольствия недоброжелателям — гораздо больше, чем можно было бы предположить.

Она, словно в трансе, шагала по только что проложенной дороге, которая огибала земли, прилегающие к замку Арнемлинг. Собственно говоря, Кристина понятия не имела, куда идет. Не знала и того, сколько времени уже в пути, пока мимо нее не прогромыхал молоковоз и шофер, молодой парень, внезапно не остановил машину.

Радостно помахав ей рукой, он спросил по-свойски:

— Куда топаешь?

— На вокзал, — машинально ответила она.

— Садись, подброшу, — предложил парень. — А зачем тебе вокзал? Турнули с работы?

— У меня жуткий отчим, — с ходу сочинила Кристина. — Попробую пристроиться в городе.


Поздним вечером Кристина сошла наконец с поезда в Раушенбахе. Она порадовалась, что уже темно и что вместе с ней сошла целая группа веселых и шумных туристов. Никто не обратил внимания на молодую девушку, словно тень скользнувшую в боковую улочку.

Еще в поезде Кристина сообразила, что половина Раушенбаха ее знакомые, к тому же она всегда привлекала внимание жителей этого небольшого городка — ведь ее отец, несмотря на скромную должность, имел знатное происхождение. И уж наверняка многие знали, что дочь виконта де Ториака стала невестой принца.

Кристина окольными путями пробралась к старому замку, исполинской громадой черневшему на фоне сумеречного неба. Во дворе горел один-единственный фонарь — над входом в канцелярию. Владелице замка, рано овдовевшей Лауре фон Раушенбах, никогда даже в голову не приходило зажечь все светильники — зачем расходовать столько электричества?

И хотя именно Лаура была настоящей владелицей замка, перед ней стояли куда большие проблемы денежного свойства, нежели перед менее состоятельным семейством де Ториак. Лаура, правда, получала арендную плату, но той едва хватало на самый необходимый ремонт и содержание замка. Как раз об этом и думала Кристина, пересекая темный двор, вымощенный булыжником.

И, словно призрак из сказки, который появляется, стоит только о нем подумать, из-за дерева вышла немолодая дама, Лаура фон Раушенбах собственной персоной.

— Кристина! — изумилась она. — Откуда ты взялась? До чего ж ты меня напугала. Я вышла собрать груши-падалицы, а то завтра утром канцелярские служащие все передавят своими машинами.

— Что-то у нас в квартире темно? — притворно удивилась Кристина. — Разве моих родителей нет дома?

Они поравнялись с горящим фонарем над входом в канцелярию, и Кристина увидела растерянность на лице Лауры фон Раушенбах. Сама же беглянка надеялась, что румянец смущения на ее щеках остался незамеченным.

— Что произошло? — с материнской тревогой спросила Лаура. — Насколько мне известно, вчера состоялась твоя помолвка.

— Значит, вы уже все знаете? — поникла Кристина.

Лаура фон Раушенбах всегда была очень добра к Кристине, ей нравилась эта простосердечная молодая девушка. Но сейчас перед ней стояла совсем другая, незнакомая Кристина.

— Идем-ка ко мне, — предложила Лаура. — Я как раз собиралась заварить чай. Почему бы и тебе не выпить со мной чашечку?

— С удовольствием.

Многие жители Раушенбаха ошибочно полагали, что Лаура фон Раушенбах по-прежнему занимает основную часть замка. На самом деле она довольствовалась двумя комнатами. Многие ценные вещи и предметы мебели давно перекочевали отсюда в антикварные магазины либо на аукционы.

Тем не менее комнаты Лауры были уютными и казались очень хорошо обставленными. После чуждого ей великолепия Арнемлинга Кристина впервые почувствовала себя по-настоящему дома.

В гостиной хозяйка быстро взглянула на дату, указанную в извещении о помолвке, а затем на календарь. Что-то не верится, чтобы Кристина на следующий же день после торжества в свою честь очутилась дома, да еще в такой растерянности. Видимо, что-то случилось.

Лаура обладала достаточным тактом, но в то же время думала: какой смысл играть в прятки. Тем более что Кристина крестница ее сестры Амалии.

— Так что же случилось, дитя мое? — спросила Лаура, разливая чай. — Если не хочешь, можешь ничего не рассказывать, я тебя пойму. Но только не надо меня обманывать. Неприятных вопросов я задавать не буду.

— Все кончено, — тусклым, безжизненным голосом сообщила Кристина.

— Что, вы в последнюю минуту передумали?

— Нет-нет, еще вчера все было в порядке. И помолвка состоялась, и праздник получился великолепный. Но я допустила колоссальную оплошность.

— Неужели какой-нибудь флирт? Или ты заметила, как твой жених поцеловал другую девушку? Кузину, например, или подругу детства?

— Нет, что вы, Лотар ведь любит меня!

— Тогда я вообще ничего не понимаю. Мне показалось, ты просто оттуда сбежала. Может быть, ты его не любишь и этот брак тебя страшит?

— Нет, все дело в снимке. — Тыльной стороной ладони Кристина попыталась смахнуть набежавшие слезы. Разумеется, носового платка у нее под рукой не оказалось, и она опять повела себя «не по-княжески».

Лаура дала ей время успокоиться — ушла в кухню и приготовила несколько бутербродов. Ей только сейчас пришло в голову, что из-за всех волнений Кристина вряд ли что-нибудь сегодня ела. Но бутерброды по-прежнему не интересовали несчастную девушку, зато она выпила несколько чашек чаю, сбивчиво ведя свой рассказ, путаясь и жестоко обвиняя себя во всем.

— И все из-за какой-то фотографии в газете? — Лаура погладила узкую руку Кристины. — Мы ведь живем не в средневековье, дорогая. Ну, я понимаю, во времена моей молодости это, может, и вызвало бы некоторое волнение в обществе. Но сегодня ведь все иначе. Такие снимки время от времени появляются в каждой газете, в каждом журнале. Сенсация живет день-другой, потом требуется новая, и о прежней люди сразу забывают.

— Княгиня… — Кристина наконец взяла бутерброд и только теперь почувствовала, как проголодалась. — Чего она только не говорила, получив первое фото! Заявила, что лишит Лотара наследства, если он женится на мне. А я не хочу его обездолить, он мне слишком дорог.

— Если ему не в чем тебя упрекнуть, мнение княгини — ее личное дело. Не более.

— Но я могу разрушить ему жизнь. Потому что есть еще один принц, который только и ждет, чтобы занять место наследника. Каково же будет Лотару, если в один прекрасный день он окажется никем. У них в семье уже есть один такой пример. Его дядя Теодор…

Лаура не следила за деталями рассказа Кристины, ее мало интересовали внутренние распри княжеской семьи. Но она уяснила главное: Кристина из великой любви к Лотару готова совершить ужасную глупость.

— И твой жених тебя так легко отпустил? — осторожно спросила она, когда Кристина сделала паузу.

— Нет, он просто ничего не знает. Я никому не сказала, что уезжаю, даже маме. Но об этом разговор отдельный.

— Твои родители и жених наверняка места себе не находят от тревоги. Вон там, на секретере, стоит телефон. Хотя бы позвони им и извинись за причиненное беспокойство. А я тем временем спущусь в подвал за бутылкой вина.

— Не буду звонить, — заупрямилась Кристина. — И если вы хоть кому-нибудь скажете, что я здесь, то… то…

И она горько зарыдала, но, и успокоившись, не поддалась ни на какие уговоры.

6

Тяжелый разговор с Кристиной разбудил в Лауре давние воспоминания, и ночь она провела без сна.

Если в истории Кристины злой разлучницей выступала ее старшая сестра Ада, то в давней собственной истории Лауры такая роль досталась ей самой. Правда, она не догадывалась об этом — просто любила Ральфа де Ровуа первой искренней любовью. А ее старшая сестра Амалия к этому времени давно вышла замуж и покинула родовое гнездо, у нее уже подрастала дочь Пири.

Ральф, уезжая к родителям на ежегодное празднество, между делом обронил Лауре, что надеется увидеть там ее сестру.

— Передай ей от меня привет, — сказала она.

Но когда спустя две недели Лаура в нетерпении ждала его на перроне вокзала, прижимая к груди темно-красные розы, о сестре у нее не было и мысли.

Едва завидев Ральфа в потоке пассажиров, сошедших с поезда, она бросилась ему навстречу и обвила его шею руками. Тот с радостным удивлением поцеловал ее и улыбнулся:

— Приятно возвращаться домой, когда тебя ждет столь сердечная встреча.

Лаура залилась румянцем. Она и сама не ожидала, что будет сильно скучать без Ральфа. Девушка украдкой огляделась, не видит ли их кто-нибудь из знакомых, привстала на цыпочки и снова поцеловала его — на сей раз в губы и со страстью, какой и не предполагала в себе.

— Эй, эй, графинюшка! — Ральф старался превратить все в шутку, однако участившееся дыхание выдавало его волнение. — Неужели ты действительно по мне соскучилась?

Она горячо закивала, щеки ее пылали. Тесно обнявшись, они зашагали к ее машине. По дороге Лаура то и дело поглядывала на Ральфа и не могла нарадоваться его приезду. Ей было очень одиноко в его отсутствие, тем более что ближайшая подруга, Марика, уехала к родным в Амстердам. Мать Марики, Софи фон Хаммер, известная киносценаристка, считала, что дочери следует увидеть мир.

— Отвезти тебя домой или, может, заглянем на чашку кофе к бабушке? — спросила Лаура, готовая во всем идти навстречу его желаниям.

Ральф на минуту задумался: сначала все же нужно принять с дороги душ и переодеться.

— Если подождешь, пока я приведу себя в порядок, то можно потом поехать и к бабушке, — лукаво улыбнулся он.

Лауре показалось, что ее возлюбленный за время отсутствия изменился в лучшую сторону. Таким открытым и нежным она Ральфа еще не видела. Как же Лауре хотелось услышать, что и он скучал без нее в замке своих родителей. Впрочем, судя по всему, так оно и было. От счастья ей хотелось обнять весь мир: известно, даже недолгая разлука разжигает пламень чувств.


— Садитесь, маркиз, — пригласила Ральфа бабушка Лауры, графиня Жаклин.

После того как служанка принесла кофе и печенье, графиня осведомилась, как он провел время в замке Ровуа. Ральф начал рассказывать. Он говорил образно, с интересными подробностями, и обе слушательницы боялись пропустить хоть слово. В конце своего повествования Ральф осторожно упомянул о встрече с Куртом и Амалией, после чего его оживление почему-то сразу угасло.

Как только он обмолвился о том, что картина Курта «Соприкосновение с ультрамарином» висит теперь в родительском замке, графиня Жаклин оживилась и принялась без умолку болтать.

— Он такой славный молодой человек, — нахваливала она Курта, краешком глаза наблюдая за реакцией маркиза, — и к тому же знаменитый художник. Я считаю, что Амалии очень повезло с замужеством. В конце концов ведь и ее отец тоже был художником.

Лауре показалось, что Ральф помрачнел, а старая графиня продолжала беззаботно болтать, словно ей нравилось мучить гостя:

— Я так рада, что Амалия приедет на наш праздник вместе с мужем. Специально для Курта я пригласила несколько его знаменитых коллег, они вместе учились, и он будет рад с ними встретиться.

Как только графиня сделала передышку, Лаура попросила Ральфа поподробнее рассказать об Амалии.

— Я ее уже давно не видела, — добавила она, извиняясь.

Ральф старался отвечать как можно беспристрастнее, что давалось ему ценой больших усилий. Когда он закончил, Лаура захлопала в ладоши:

— Ах, бабушка, как хорошо, что ты пригласила Амалию! Скорей бы праздник!

Графиня посмотрела на внучку, словно говоря: «Нашла чему радоваться, бедняжка», вслух же сказала:

— Конечно, дитя мое. Но когда у тебя семья и ребенок, много не наездишься. Приходится и о долге помнить. — При этом старая дама строго взглянула на Ральфа. — Вам тоже не мешало бы задуматься о женитьбе. В конце концов вы с Лаурой достаточно давно знакомы, чтобы понять, любите ли вы друг друга.

Ральф чуть не поперхнулся кофе.

— Негоже молодой девушке часто появляться на людях в обществе одного и того же мужчины, если у них нет серьезных намерений. — Графиня вздохнула и сцепила пальцы в замок. — Вы ведь знаете, люди любят посудачить, а мне бы не хотелось, чтобы моя внучка стала объектом досужих вымыслов.

Лаура покраснела и от стыда готова была провалиться сквозь землю. Она не смела даже глаз поднять на Ральфа. Как может бабушка с такой беззастенчивой прямотой говорить на столь щекотливую тему!

— Бабушка — беспомощно начала девушка и перевела полный отчаяния взгляд на слегка побледневшего Ральфа.

Но продолжить Лаура не успела: графиня в довольно резкой форме попросила внучку оставить ее наедине с гостем.

Можно представить, что будет после моего ухода, негодовала Лаура. Конечно, бабушка тут же начнет выяснять у Ральфа, насколько серьезны его намерения. Лаура закусила губу, зная, что возражать бабушке бесполезно. Если та что-нибудь вобьет себе в голову, ее ничто не остановит.

Уже не раз за последние недели бабушка заводила с Лаурой разговор о том, как было бы хорошо приурочить к их ежегодному празднику помолвку с Ральфом. Но Лауре и в голову не могло прийти, что она имеет в виду не какой-нибудь отдаленный, а самый ближайший праздник. С одной стороны, прямота бабушки вызывала у Лауры чувство стыда и неловкости, но, с другой, она уповала на мудрость старой женщины, которой просто не терпелось поскорее выдать ее замуж за богатого маркиза. Может быть, бабушка и найдет для этого нужные слова и средства.

И Лаура поднялась к себе, чтобы переодеться к ужину.

Случилось именно то, чего Лаура втайне опасалась. Старая графиня подступила к Ральфу с ножом к горлу. Он был захвачен врасплох и чувствовал себя крайне неуютно. От объявления его и Лауры женихом и невестой во время ежегодного праздника он, правда, сумел отвертеться, но обещания о помолвке графиня от него все же добилась. Пока она читала Ральфу лекцию о преимуществах брака, мысли его витали где-то далеко: он думал об Амалии, о своей несбывшейся любви, и на сердце у него было тяжело.

Безусловно, Лаура очень мила, но жениться?.. Он разрывался на части. Разве поездка в родительский замок на праздник не показала ему со всей ясностью, что тосковать о прошлом бессмысленно? У их с Амалией любви нет будущего. А если он не собирается всю жизнь провести в одиночестве, то почему бы не жениться на Лауре? Поэтому Ральф не очень-то и сопротивлялся натиску старой графини. В конце концов пора и ему обрести семейный очаг.

Едва Лаура вошла в зал, как бабушка властно подозвала ее к себе.

— Только что маркиз де Ровуа попросил у меня твоей руки. Я распоряжусь подготовить к Рождеству празднование помолвки.

Лаура окаменела. Она подозревала, что обещание скорее всего было вырвано у Ральфа, а не дано им добровольно. Но Лаура не посмела возразить. Ральф не спускал с нее глаз. Видя, как она сгорает от стыда и бессилия, он ощутил острую потребность защитить ее.

Ральф шагнул вперед и нежно обнял девушку.

— Мда… Ну и бабушка у нас с тобой, — заговорщически шепнул он ей на ухо. — Надеюсь, ты согласна?

Она с облегчением прижалась щекой к его плечу.

— Конечно!

Старая графиня самодовольно улыбнулась. Вот, мол, видите, я же говорила: счастье не приходит само по себе, ему необходимо помочь.

Ральф чувствовал, как трогает его сердце юная Лаура. В этот момент он забыл свою безнадежную любовь. Единственное, что теперь имело значение, — его будущее с Лаурой. Он дал себе клятву никогда не причинять ей горя и всю жизнь хранить верность. И — будь что будет.


Солнце уже давно взошло, когда Лаура сбегала по тропинке к озеру, надеясь встретить там Ральфа и обсудить с ним без помех события вчерашнего вечера. Она была счастлива и думала только о возлюбленном. Лаура обыскала глазами весь берег. Где же Ральф? Ее радостная уверенность вдруг дала трещину. А если ей только показалось, что Ральф счастлив с нею? Если она приняла желаемое за действительное?

Едва она вошла в воду, как на берегу показался всадник. Но это был не Ральф, а князь Эберхард фон Раушенбах, богатый плейбой, в свое удовольствие снимающий кино.

— Чудесного вам утра, графиня! — обрадовался он встрече. — Неужели вы так рано встаете?

Лаура насмешливо улыбнулась:

— Я тоже не ожидала встретить вас в такую рань. Разве вы не на съемках в Швеции? Я слышала, — лукаво продолжала она, — что шведская принцесса отказалась у вас сниматься и вы на нее обиделись. Может, поплаваете со мной наперегонки, чтобы немного охладиться? — Лаура подплыла к самому берегу, вызывающе глядя на собеседника.

Князь фон Раушенбах с удовольствием разглядывал юную графиню. Настоящая маленькая колдунья. Уж не заняться ли мне этой прелестницей? — мелькнуло у него в голове. Вслух же он сказал:

— Как-нибудь в другой раз, сегодня я экипирован для верховой езды. — Князь указал на свой великолепный костюм.

— Ах вы, плут! — рассмеялась Лаура. — Да вы просто не умеете плавать!

— Ловлю вас на слове, — тоже смеясь, ответил он. — Завтра утром в это же время на этом же месте!

— Только не завтра, а как-нибудь в другой раз.

— А не хотите ли вместе со мной покататься верхом?

Она раздумывала недолго.

— Договорились, князь. После праздника, который затевает моя бабушка, у нас наверняка будет такая возможность.

Он галантно раскланялся и ускакал, не забыв попросить Лауру оставить за ним первый вальс. Девушка проводила его ироническим взглядом. Нет, не напрасно князя называют плейбоем.

После этой случайной встречи очаровательная Лаура никак не шла из головы князя Эберхарда. Он твердо решил завоевать ее сердце. Правда, ходили смутные слухи о любви Лауры и маркиза де Ровуа, но… приключения и вызов — прежде всего. Старая графиня не скрывала, что желает для своей внучки всего самого лучшего. А разве князь фон Раушенбах не самый лучший? После неудачи со шведской принцессой он был готов к новой любви.

Лауру же мимолетная встреча с князем Эберхардом привела в прекрасное расположение духа. Настоящий сердцеед, если бы не Ральф, он мог бы меня взволновать. Она быстро натянула платье и зашагала прочь от озера, веря, что день будет удачным.

7

Амалия распечатала письмо с графским гербом и радостно воскликнула:

— Приглашение от бабушки! Она опять устраивает большой прием для художников.

Курт продолжал водить кистью по холсту.

— Ну и что с того, милая? Ты же знаешь, до конца месяца я должен закончить эти картины.

— Но бабушка прислала тебе персональное приглашение. Она пишет, там будут твои друзья по Мюнхенской школе.

Курт задумчиво почесал в затылке. Продолжая размышлять, он медленно повернулся к жене:

— Право, не знаю.

— Как же так? — вскипела Амалия, полная решимости настоять на своем. — Неужели ты не понимаешь, — продолжала она, бледнея и дрожа, — я столько лет не видела свою любимую сестру! Разве это трудно понять? — Последние слова она почти выкрикнула.

Курт отлично понимал желание жены повидаться с сестрой, но мысль о том, что Ральф опять окажется рядом, вселяла в него тревогу. Разумнее всего, считал он, воздержаться от поездки, не стоит искушать судьбу.

И он сказал тихо, но решительно:

— Поедем на будущий год, а сейчас моя работа важнее.

Амалия задрожала от гнева.

— Тогда поеду я одна и возьму с собой Пири. Кто знает, сколько еще осталось жить бабушке, а она даже не видела свою правнучку.

Амалия принялась нервно расхаживать по комнате. Подавленный Курт сидел, опустив плечи. Он знал, что жена способна осуществить свою угрозу. А потому лучше, пожалуй, ехать вместе с ней. Он строго взглянул на Амалию.

— Хорошо, мы едем.

Амалия восторженно расцеловала его, Курт был сторицей вознагражден за уступчивость. На какой-то миг он даже забыл про ревность и притянул жену к себе.

— Только имей в виду, флиртовать с маркизом тебе не придется, — полушутя-полусерьезно погрозил он пальцем. — Уж я позабочусь, чтобы у тебя не было такой возможности. Глаз с тебя не спущу.

— Ах, Курт, — вздохнула она, — оставь наконец свою глупую ревность. Ведь я твоя жена.

Курт некоторое время задумчиво смотрел на нее, в глазах его читалось желание.

— Да, ты права, милая. — И осыпал ее лицо и шею поцелуями, которые становились все более жадными и страстными.

Амалия попыталась высвободиться из его объятий, с ужасом чувствуя, как противны ей ласки мужа. Собственные ощущения испугали ее. Теперь она окончательно поняла, что захвачена вихрем безоглядной любви к Ральфу.

Курт все настойчивее прижимал ее к себе, а она отворачивалась, отговариваясь тем, что у нее еще много домашних дел. Курт обиженно посмотрел на нее, и в нем снова ожила ревность.

— Если я еще хоть раз увижу, как ты кокетничаешь с этим… с этим… — подыскивал он подходящее слово, — негодяем, смотри у меня! — И он зло рассмеялся.

Амалия почувствовала, что разговор приобретает опасный характер, и притворно расхохоталась:

— Да у Ральфа наверняка есть постоянная подруга, может быть, он даже обручен. Просто нелепо так взвинчивать себя. — Она презрительно фыркнула. — Даже если я когда-то и нравилась ему, это уже давнее прошлое.

Глаза Курта злорадно вспыхнули.

— Другими словами, ты получила от ворот поворот? Так тебе и надо! Ты права: этот маркиз не похож на одинокого волка, хотя я не понимаю, что в нем находят женщины.

Ехидный ответ уже был готов сорваться с языка Амалии, но она вовремя остановилась: ей во что бы то ни стало нужно поехать на торжество.

— Курт, прошу тебя, — спокойно сказала она, — я…

Но Амалия не закончила фразу, потому что с радостными криками: «Мама, мама!» — в комнату вбежала маленькая Пири.

— Поиграешь со мной в куклы? — Она указала на кукольный дом, выстроенный на террасе.

Амалия улыбнулась:

— Да, дитя мое, разумеется.

— Ой, как хорошо! — Пири радостно захлопала в ладоши. — Сейчас принесу мою новую куклу. Я мигом!

Амалия растроганно отвела черные прядки со лба дочери.

— Погоди, сначала я тебе кое-что скажу. — Она метнула в сторону мужа быстрый взгляд. — Папа согласился, чтобы мы втроем поехали к твоей прабабушке, ты рада?

Пири с готовностью кивнула. Амалия усадила ее на колени и принялась рассказывать о прабабушке, об ее имении, о пони Вилли. Девочка взмолилась:

— Мама, а можно мне будет покататься на Вилли, когда мы приедем к прабабушке?

— Ах, детка, ничего не получится. Вилли давно умер.

Девочка спрыгнула с колен матери и подбежала к отцу, который снова стоял у мольберта.

— Папа, а у меня будет свой пони, такой, как был у мамы?

— Но за пони нужно ухаживать, дорогая. Кто будет о нем заботиться?

— Я, папа! — с горячей убежденностью заверила Пири.

Курт взял малышку на руки и засмеялся.

— Давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

Девочка сердито топнула ножкой. Она не хотела ждать другого раза. Пони ей нужен немедленно, сейчас.

Она была так мила в своем младенческом гневе, что отец смягчился и пообещал подарить пони на день рождения. Пири была счастлива, добившись своего. Она взяла Амалию за руку и увела на террасу.

Курт проводил обеих своих женщин умильным взглядом. Пири — маленькая копия матери. Она унаследовала не только ее внешность, но и характер.

Внезапно сердце Курта пронзила резкая боль. Он выронил кисть, прижал руки к груди и стал хватать ртом воздух. Бледный, весь в поту, Курт присел, чтобы прийти в себя. Эти участившиеся приступы уже начали пугать его. Пожалуй, стоит показаться врачу.

8

Ральф ехал вверх по дороге к замку. Как только он заглушил мотор, слуга распахнул дверцу автомобиля и пригласил маркиза следовать за ним в гостиную, где старая графиня ждала его для разговора.

Графиня Жаклин крепко пожала ему руку и сказала, что некоторое время им придется провести вдвоем, поскольку Лаура еще не вполне готова к выходу. Старая дама проявила себя как великолепная собеседница; ее словоохотливость объяснялась конечно же тем, что маркиз уступил натиску и сделал Лауре предложение. Теперь все развивалось по ее сценарию. Но Ральф не держал на старуху обиды, поскольку понимал: все это она делает ради внучки. В последние дни он много думал о предстоящей помолвке с Лаурой, и эти мысли были ему приятны.

Наконец Лаура вошла в гостиную.

— Кажется, вы без меня не скучали.

Ральф вскочил, чтобы запечатлеть на ее щеке приветственный поцелуй.

Вскоре подали ужин: спинку косули с крокетами и овощами. Все ели с большим удовольствием. Насытившись, они отправились в зимний сад поболтать за чашкой кофе и сигаретой. Уже смеркалось, когда Ральф и Лаура откланялись: они собирались еще немного повеселиться в городе.

— Только смотрите, дорогой маркиз, верните мне внучку не очень поздно, — сказала графиня на прощание.

Лаура, смеясь, обняла ее:

— Но, бабушка, ведь мы теперь почти помолвлены. Будь великодушнее!

— Не сердитесь на меня. Я желаю вам только добра.

— Я знаю, бабушка, и очень благодарна тебе за это.

И женщины обменялись понимающими взглядами.


В машине Лаура с облегчением откинулась на спинку пассажирского сиденья. Вечер, проведенный с Ральфом, был прекрасен и окончательно убедил ее в том, что не следует обижаться на бабушку за принуждение жениться. Даже наоборот — надо благодарить ее за это.

Когда любимый нежно поцеловал ее на прощание, Лаура от счастья готова была обнять весь мир. Она затаила дыхание, ожидая услышать в этот миг три решающих коротких слова, подтверждающих, что он любит ее. Почему же Ральфу так трудно произнести эти слова?

Бабушка поджидала ее в каминном зале. Подозвав Лауру, она попросила рассказать во всех подробностях, как они провели вечер. Как только старая графиня услышала, что после разговора с ней Ральф стал неузнаваем, в глазах ее вспыхнуло торжество.

— Ну, что я говорила? Мужчину приходится подталкивать к счастью. И так было во все времена.

Но Лауру мучил один вопрос, и она решилась задать его бабушке, которая столь хорошо разбиралась в психологии мужчин.

— Бабушка, — тихо начала она, — Ральф до сих пор не сказал мне, что любит. Это нормально?

Графиня растерянно взглянула на внучку и склонила голову набок. Увидев на лице Лауры отчаяние, старая дама ответила дипломатично:

— Многие мужчины говорят эти слова только после женитьбы — и то редко. Возможно, Ральф такой же.

Лаура с облегчением кивнула. Ведь бабушка уже не раз говорила, что Ральф — кавалер старой школы.

9

Шумный бал был в полном разгаре, когда на него прибыл Курт с семьей. Лаура как раз танцевала с Эберхардом фон Раушенбахом вальс, обещанный ему на берегу озера, а Ральф кружился с Марикой фон Хаммер. Едва завидев сестру, Лаура радостно вскрикнула и издали махнула Ральфу, чтобы он следовал за ней. Проводив ее взглядом, Ральф вздрогнул, как от удара электрическим током. В дверях зала стояла Амалия.

Партнерша проследила за его взглядом и удивленно воскликнула:

— Никак это Амалия?! Как похорошела!

От Марики не укрылся огонь, загоревшийся в глазах Ральфа. Девушка растерялась, ведь всего две недели назад Лаура, взяв с нее клятву молчать, рассказала о своей предстоящей помолвке с Ральфом.

Не могла же я ослышаться, недоумевала Марика. Неужели фантазия сыграла со мной злую шутку? Она тайком поглядывала на Ральфа. Нет, я не ошиблась: он смотрит на Амалию взглядом несчастного влюбленного. Марику охватила жалость к будущей невесте.

Лишь через некоторое время Ральф овладел собой и постарался скрыть свои чувства.

— Да, это Амалия, — с большим опозданием ответил он на вопрос Марики и тихо продолжил: — Она теперь замужняя женщина. Рядом с ней ее супруг. А прелестная девочка, должно быть, их дочка Пири.

Марика заметила: на лбу у него выступили бисеринки пота, в голосе слышалась глубокая печаль. Внезапно она припомнила: кажется, между Ральфом и юной Амалией что-то было, еще до того, как она очертя голову выскочила замуж. Тогда, помнится, поговаривали, что к этому приложила руку старая графиня.

Ральф видел, как сестры обнялись, и ему больше всего захотелось незаметно покинуть этот бал, — одну из сестер он все еще любил, а на второй должен был жениться.

В этот момент Ральф понял: к Лауре он испытывает искреннюю симпатию, очень далекую от настоящей любви. Да, он все еще любит Амалию, но что пользы от этого? Амалия замужем, у нее семья. Для него в ее жизни нет места.

Больше всего Ральф страшился сейчас оказаться в компании обеих сестер — ведь Лаура могла представить его как своего будущего мужа. Эта мысль ужаснула его. Он с благодарностью посмотрел на Марику, поскольку ее общество как-то защищало его от нежелательных контактов. Марика поняла его чувства и попыталась отыскать взглядом своего жениха, принца Уго фон Тесла. Уж он-то поддержит Ральфа, оказавшегося в столь затруднительном положении. В конце концов они ведь друзья.

Лаура между тем удивлялась, почему ее возлюбленный держится на расстоянии. Впрочем, задерживаться на этой мысли она не стала — ее радовала долгожданная встреча с сестрой. Как много надо рассказать Амалии! Свою очаровательную племянницу Лаура сразу прижала к груди и долго не хотела отпускать, а девочка во все глаза смотрела на окружающее великолепие.

— Мама, можно, я побегаю по замку? — взмолилась Пири.

— Завтра, детка, завтра. А сегодня давай попразднуем вволю, раз уж приехали на бал.

Лаура наклонилась к племяннице:

— Хочешь, я тебя проведу по замку? Идем, покажу тебе рыцарский зал.

И, взявшись за руки, они отправились осматривать замок.

В этот момент к Амалии приблизилась старая графиня. Амалия почувствовала в ней некую настороженность, почти испуг. Но это ее не удивило — они с бабушкой расстались едва ли не враждебно, и до сих пор Амалия испытывала к графине неприязнь, хотя и не подавала вида. Амалия обняла бабушку и расцеловала ее в обе щеки.

Старая дама с облегчением вздохнула. Больше всего она боялась первой встречи — давние слова Амалии, полные обиды, до сих пор звучали у нее в ушах. Уж как девочка просила тогда не отдавать ее замуж, потому что она любит Ральфа! А что с ней будет, когда она услышит о предстоящей помолвке Лауры? Ведь все может пойти прахом. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Амалия узнала об этом. Лаура должна молчать, надо только придумать для этого достаточно веский довод. В эту минуту графиня горько пожалела, что пригласила Амалию с семьей на праздник.

Танцуя с Лаурой, Ральф украдкой поглядывал на Амалию, которая кружилась в объятиях своего мужа. Ревность пронзила его сердце раскаленной иглой. Он почти ненавидел мужчину, похитившего у него возлюбленную.

— Это самый веселый бал в наших местах, — беспечно щебетала Лаура, и он машинально кивал ей в ответ. — Ты только посмотри, какая красавица наша Амалия. А ведь ты, наверное, знал ее и раньше, — ни о чем не подозревая, продолжала Лаура. — Вы же почти ровесники.

— Конечно, знал, — холодно ответил Ральф и добавил с некоторой двусмысленностью: — Мы даже играли когда-то вместе, но это было очень давно.

Лаура истолковала его слова по-своему и с огорчением заметила:

— Мне кажется, она тебе не очень нравится. Если бы ты узнал Амалию поближе, ты был бы о ней лучшего мнения.

В ответ Ральф буркнул что-то нечленораздельное.

Лауре расхотелось говорить о сестре, и она повела Ральфа к столу, уставленному закусками. Набирая на тарелочку изысканные деликатесы для себя и для него, она увидела, как Курт оживленно здоровается со своими коллегами и бывшими соучениками.

— Смотри-ка, Курт встретил старых друзей. Бабушка пригласила их специально для него. Она его просто боготворит. — И Лаура мягко улыбнулась при этих словах. Внезапно ей в голову пришла удачная мысль. Радуясь своей находчивости, Лаура предложила: — Это означает, что в ближайшие часы моей сестре придется скучать одной, без мужа. Давай подойдем и попробуем развлечь ее.

— Иди одна. У вас наверняка найдется о чем поговорить с глазу на глаз.

Лаура вскинула на него глаза, в которых плескалось огорчение. Теперь ей стало окончательно ясно, что ее подозрения справедливы: Амалия неприятна Ральфу. И Лаура решила, что при первой возможности постарается сблизить этих двух самых дорогих ей людей.

— А ты не рассердишься, если я оставлю тебя одного?

— Нет, радость моя. Чуть позже я подойду к вам.

Лаура с облегчением вздохнула и, действуя совершенно импульсивно, привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Ральф встревоженно взглянул на Амалию, но та, к счастью, не видела этого поцелуя. Ему еще сильнее захотелось оказаться где-нибудь на краю света.

Чуть позже, танцуя с Марикой фокстрот, Ральф издали смотрел на обеих сестер, таких удивительно разных. Рядом с Амалией Лаура казалась просто ребенком. Ах, как ему хотелось хоть раз станцевать со своей любимой, прекрасной Амалией, хоть в танце подержать ее в своих объятиях. Замечтавшись, он неосторожно наступил Марике на ногу.

— В каких эмпиреях вы витаете, дорогой маркиз? — одернула его Марика, и он с виноватой улыбкой попросил прошения.

Когда танец закончился, Ральф предложил Марике принести что-нибудь выпить. Она одарила его лучезарной улыбкой:

— С удовольствием! Не откажусь от бокала красного вина.

Ральф поклонился и поспешил исполнить ее желание. Лаура видела, как он отошел от Марики, и взволнованно обратилась к сестре:

— Вон там стоит моя самая близкая подруга, Марика фон Хаммер. Идем, я тебя с ней познакомлю.

На самом деле Лауре не терпелось поскорее свести сестру с Ральфом. Она понимала, что он должен скоро вернуться. С каким удовольствием Лаура рассказала бы сестре о предстоящей помолвке, но что-то мешало ей сделать это. Пока они с Амалией пробирались к Марике, Лаура наспех в общих чертах излагала самые общие сведения о семье фон Хаммер.

— Мать Марики — известная киносценаристка, а отец погиб в автокатастрофе. Марика тогдабыла еще совсем маленькая. Теперь она невеста наследного принца Уго фон Тесла. Он до недавнего времени почти все время пропадал в экспедициях где-то в Африке.

Амалия забавлялась, слушая, как младшая сестренка фонтанирует короткими фразами в телеграфном стиле, а Марика уже улыбалась им.

— Мне кажется, Лаура пытается втиснуть всю сложную историю нашей семьи в несколько слов.

Обе сестры дружно рассмеялись.

В этот момент вернулся Ральф с бокалом вина для Марики.

— Можно и мне с вами посмеяться?

Вскоре все четверо оживленно болтали. Присутствие Марики существенно облегчало ситуацию. Спустя некоторое время Лаура под каким-то незначительным предлогом отозвала Марику в сторону.

Амалия и Ральф молча стояли друг против друга. Им недоставало той непринужденности, какую придавали беседе Марика и Лаура.

— Хочешь потанцевать? — смущенно спросил он.

Амалия кивнула.

Ральф был хорошим танцором. Вначале он держал ее на расстоянии от себя, а затем стал притягивать все ближе и ближе. Их сердца учащенно забились, все окружающее словно погрузилось в туман. Амалия упивалась близостью Ральфа, словно волшебным эликсиром счастья. Музыка смолкла, но они продолжали медленно кружиться, не замечая тишины.

Очнувшись от этого прекрасного сна и заметив, что музыка уже смолкла, они рассмеялись. Наконец-то натянутость между ними исчезла. Амалия простонала:

— Мне жарко. Ты не проводишь меня на террасу?

Ральф с радостью согласился.

Стояла теплая летняя ночь. Ясное небо усыпали сотни тысяч звезд.

— Вон там Большая Медведица, — указала Амалия на небосвод. — И даже хорошо виден Млечный Путь.

Она смолкла и потупилась. Возникшая было непринужденность снова исчезла. Ральф молча, с мукой смотрел на нее и вдруг спросил:

— Почему ты мне тогда не написала, не сообщила, что любишь другого? Неужели я не имел права знать, что ты собираешься замуж?

— Но я писала тебе, и не раз, — удивилась Амалия. — Я так надеялась, что ты хоть что-нибудь предпримешь. Однако ты даже не ответил.

Ральф в ужасе смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

— Не понимаю… Объясни, пожалуйста.

И Амалия расплакалась. Только сейчас она догадалась, что Ральф не виноват в своем тогдашнем ужасном молчании. Он обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Это все бабушка, — всхлипывала Амалия. — Она не хотела, чтобы мы поженились. Она перехватывала наши письма.

— Не плачь, мой ангел, прошу тебя, — молил Ральф, не в силах видеть ее страдания.

Амалия улыбнулась сквозь слезы: он назвал ее ласкательным словом времен их любви. Она взяла его за руку и увлекла за собой в парк. Но того, что случилось в предыдущую встречу, не повторилось. Они просто говорили о том, как бы все могло быть, сложись их жизни иначе.

— Ах, Ральф, теперь мы ничего не можем изменить, как бы нам ни хотелось этого. Я замужем, и у меня маленькая дочка, ей нужны и отец, и мать. Я не могу лишить Пири семьи. — Амалия тихонько заплакала.

Он понимающе кивнул.

— Ты права, прости, что я надрываю тебе сердце. Я люблю тебя и никогда не перестану любить. Но мы можем быть только друзьями.

— Я тоже всегда буду любить тебя, пожалуйста, помни об этом, — еле слышно ответила Амалия.

— Нам лучше поскорее вернуться в замок, — сказал Ральф, не в силах больше сдерживать себя.

Амалия собрала все свои силы, чтобы вновь не расплакаться, а Ральф в этот момент отдал бы все, чтобы схватить любимую женщину и убежать с ней куда-нибудь к черту на кулички, убежать без оглядки. Ее губы в последний раз коснулись его губ, и они со стоном оторвались друг от друга. Потом, терзаясь жгучими муками, условились, что все последующие дни будут избегать встреч, дабы больше не причинять себе невыносимой боли.

— Я завтра же уеду в свое имение, так будет лучше для нас обоих, — сказал Ральф, и к горлу Амалии опять подступили слезы, но она мужественно проглотила их.

Когда они медленно поднимались по ступеням к замку, их встретил Курт, который уже давно тщетно искал жену. Увидев ее в обществе маркиза, он вскипел:

— Вот ты с кем!

Ральф счел за лучшее оставить супругов наедине. Он обозначил учтивый поклон и молча удалился. Курт проводил соперника ненавидящим взглядом и, гневно сверкая глазами, повернулся к жене, обрушив на нее град упреков. Она молча сносила их, даже не пытаясь оправдаться.

Как только Ральф вернулся в бальный зал, навстречу ему бросилась Лаура:

— Где ты пропадал? Я тебя потеряла. А где Амалия?

— Она в саду со своим мужем, — лаконично ответил Ральф.

— Надеюсь, тебе удалось хоть немного поговорить с ней? Ты же знаешь, как для меня важно, чтобы вы поняли друг друга. В конце концов мы ведь теперь одна семья.

Он обнял ее за плечи и рассеянно пробормотал:

— Знаю, знаю, милая, не беспокойся, все будет хорошо.

Лаура заподозрила неладное, но тут же успокоила себя: у Ральфа еще будет возможность узнать Амалию поближе и изменить о ней свое мнение. Уж она, Лаура, об этом позаботится.

Вскоре после этого Ральф, сославшись на головную боль, сказал Лауре, что должен уйти:

— Наверное, грипп начинается, меня всего просто ломает.

Прощаясь со старой графиней, Ральф заметил, что она чем-то рассержена. Уж не заметила ли, как они с Амалией надолго уединились в саду? И ему снова припомнилось все, о чем рассказала Амалия. Теперь они навеки разлучены, и виновата в этом исключительно старуха. Ей удалось разрушить их счастье. О, как же Ральф в этот миг ненавидел ее!

— Не окажете ли вы мне честь прийти к нам завтра в четыре часа на чашку кофе? — Она сладчайше улыбнулась, будто разгадав тайные мысли молодого человека.

Ральф холодно взглянул на графиню и вежливо отказался, сославшись на начавшуюся болезнь. Старой графине это было только на руку. Лучше бы он вообще не появлялся в замке до тех пор, пока не уедет Амалия.

10

Курта трясло от ярости. Он грубо схватил Амалию за руку:

— Тебе непременно нужно сделать из меня посмешище? Ты все-таки моя жена!

Амалия покорно опустила голову.

— Прошу тебя, дорогой, успокойся. Ничего не случилось. Маркиз де Ровуа вывел меня на воздух, потому что мне стало дурно. В зале так душно…

Курт язвительно усмехнулся:

— Придумай что-нибудь получше. — Он резко притянул жену к себе, его губы больно впились в ее рот, но Амалия не посмела сопротивляться.

— Я хочу взглянуть на Пири. Давай уйдем. Я очень устала.

— Но вечер в самом разгаре, — возразил Курт.

Амалия почувствовала: он хочет доказать свою власть над ней. Видимо, ревность совсем лишила его рассудка. Курт твердо взял ее под руку и повел в танцевальный зал.

Ночью Курт разбудил жену и сообщил о своем решении:

— Сегодня утром мы уезжаем!

Ночь он провел без сна, и ревность яркими красками рисовала ему одну за другой фривольные сцены с участием жены и красавца маркиза. И снова град упреков обрушился на голову Амалии. Она чуть не расплакалась. Нервы у нее были напряжены до предела.

Курт встал, чтобы упаковать чемоданы, и Амалия в отчаянии закрыла глаза. Впрочем, может, оно и к лучшему. Больше ее ничто здесь не удерживает. А Лауру она пригласит к себе, чтобы не спеша обо всем поговорить. В письме ведь не напишешь о том, что так угнетает душу.


В один из дней Ральф повел Лауру в фешенебельный ресторан. После бала они еще не виделись. Лаура с огорчением поведала ему о внезапном отъезде Амалии. По-видимому, предположила Лаура, между супругами возникли нелады: у Курта был такой рассерженный вид.

Печаль и растерянность девушки тронули сердце Ральфа, и он еще раз дал себе клятву никогда не причинять ей боли.

— Давай немного подышим свежим воздухом, — предложил он, остановив машину.

Лаура с радостью согласилась. Она согласилась бы на что угодно, лишь бы быть рядом с любимым.

— Как ты думаешь, они приедут на нашу помолвку? Может быть, у Амалии и с бабушкой нелады?

В глазах девушки стояли слезы, Ральф привлек ее к себе и, утешая, нежно гладил по голове. В этот момент он дал себе еще одно обещание: забыть Амалию. Он приподнял подбородок Лауры и поцеловал ее с таким отчаянием, словно хотел этим поцелуем поставить точку на своем прошлом.

Она доверчиво приникла к Ральфу. Этот поцелуй показал ей, как сильно он ее любит. Лауре не терпелось поскорее стать женой Ральфа. Ей хотелось всей полноты отношений, какие только бывают между мужчиной и женщиной.


Курт работал как одержимый, не давая себе ни отдыха, ни покоя. Для семьи у него совсем не оставалось времени. Амалии казалось, что в картинах мужа появилось что-то зловещее. В цветовой гамме и даже в манере письма таилась некая угроза. Курт вдохновенно писал черепа и изможденные фигуры, отдаленно напоминающие людей, не жалея для фона багровых и черных красок.

Однажды вечером Курт закончил работу раньше обычного. Больше всех обрадовалась этому маленькая Пири. Ее любимый папа уже несколько недель даже не ужинал с ними за одним столом.

— Я только приму ванну и спущусь, — пообещал Курт.

Он уже собирался лечь в ванну, как вдруг содрогнулся от резкой боли в груди. Он попытался закричать, но не смог. Хрипя, Курт схватился за сердце и, потеряв сознание, рухнул на пол.

11

В замке Тесла в это время пышно праздновалась свадьба. Наследный принц Уго фон Тесла и графиня Марика фон Хаммер заключили брачный союз. Мать невесты и ближайшая подруга не отходили от новобрачной. Когда в церкви старый граф фон Тесла повел невесту своего сына, всю в белых кружевах и шелках, к алтарю под торжественные звуки органа, Лаура чуть не заплакала — таким волнующим был этот момент.

Когда молодые ответили священнику «да», в церкви воцарилась полная тишина. Лаура видела в глазах невесты слезы счастья. Она тайком смахнула и свои слезы и обернулась к Ральфу. Тот улыбнулся и заговорщически подмигнул ей. Трогательный и торжественный момент не оставил равнодушным и его.

Вершиной торжества был традиционный танец невесты, во время которого она должна была бросить свой букет в толпу. Девушка, которая поймает букет невесты, станет следующей праздновать свадьбу.

Лаура тоже оказалась в кругу будущих невест. Когда Марика бросила букет, Лаура вскинула руки, чтобы поймать его, но он упал прямо у ее ног. Она испугалась, усмотрев в этом дурное предзнаменование, однако все же нагнулась и подняла цветы. Никто из присутствующих, кажется, не счел эту маленькую деталь плохой приметой, все ликовали и хлопали в ладоши.

Ральф протиснулся к Лауре сквозь толпу, обнял ее и принародно поцеловал в губы. Ликование усилилось. Ральф довольно улыбнулся и поднял руки, требуя тишины.

— Пока что это секрет, но мы с Лаурой собираемся на Рождество отпраздновать нашу помолвку, — объявил он собравшимся, сияя от счастья.

Провожая в этот вечер Лауру, Ральф нежно шепнул ей на ухо:

— Сладкого тебе сна, душа моя, пусть тебе приснится что-нибудь очень хорошее.

— Я люблю тебя, Ральф, — не сдержалась Лаура.

Он улыбнулся и, прижимая ее к себе, ответил:

— Я тебя тоже.

И тут Ральфа вдруг пронзила мысль об Амалии. Он вспомнил, как впервые сказал ей о своей любви. Ральф судорожно попытался отогнать болезненные воспоминания — ну почему они обрушились на него именно в эту минуту? — и приник к Лауре, ища у нее поддержки и утешения. Лаура была на вершине блаженства. Ральф ее любит! Наконец-то он произнес эти заветные слова!

Старая графиня поджидала внучку в каминном зале. Они уселись перед пылающим камином, глядя на огонь. Лаура в самых ярких красках расписала свадебные торжества, а под конец упомянула и о Ральфе.

— Представь себе, бабушка, он наконец-то признался мне в любви. — Она задохнулась от счастья, но все же честно добавила: — Правда, только после того как я сама сказала, что люблю его.

Графиня кивнула.

— Вот видишь, дитя мое, я же говорила, вы созданы друг для друга. Мужчины любят, чтобы женщины брали ответственность на себя и сами принимали решения. Ваш случай лишнее тому подтверждение. Кстати, я решила ускорить события: пусть свадьба состоится в середине января.

— Но, бабушка, к чему такая спешка? — Лаура, смеясь, ласково приникла к ее плечу. — Или ты боишься, что маркиз передумает, если дать ему много времени?

Старая графиня задумчиво взглянула на внучку, словно говоря: «Как знать, как знать?» Затем посмотрела Лауре в глаза и отрицательно покачала головой:

— Ну что ты, что ты… А теперь идем спать, уже поздно.


Теперь Лаура и Ральф виделись почти каждый день. Они встречались с утра, чтобы искупаться в озере или покататься верхом. Часто ужинали вместе со старой графиней или уезжали в город развлечься. Ральф привязывался к Лауре все больше и больше, ей удивительно легко удавалось развеять все его печали. Образ Амалии с каждым днем уходил все дальше и дальше. Ральф принял решение: отныне жить настоящим, а не прошлым. И это ему удавалось.

Он открывал в юной Лауре все больше достоинств. Ему доставляло удовольствие видеть, как она по-детски радуется и восхищается каждой мелочью, и Ральф с каждым разом убеждался в правильности своего выбора. У Ральфа уже не было возражений против перенесения свадьбы на январь. Ему и самому не терпелось зажить с Лаурой семейной жизнью.

12

Амалия склонилась над лежащим без сознания мужем. Пири испуганно жалась к ней:

— Мама, что с папой?

Прибежала служанка. В ужасе она всплеснула руками, схватилась за голову и завыла, но тут же пришла в себя и побежала к телефону, чтобы вызвать врача.

Амалия тряслась в машине «скорой помощи», бледная как мел. Курт лежал с кислородной маской на лице, вид у него был ужасный. Амалия молилась и клялась сделать все, только бы он выжил, но в эту ночь у Курта случился второй удар, которого он не перенес.

Дубовый гроб с телом Курта утопал в белых и розовых лилиях, цветах умерших. Амалия в трансе сидела на церковной скамье рядом со своей маленькой дочерью, молитвенно сложив руки. Она молила Бога о прощении и жестоко раскаивалась в том, что они с Куртом расстались в земной жизни не примиренными. Ах если бы можно было повернуть время вспять и все исправить! На похороны приехали Лаура с бабушкой, чтобы утешить Амалию в момент горькой скорби. Несчастную вдову это очень тронуло.

Бабушка, правда, не хотела ехать, но Лаура была непреклонна. С тяжелым сердцем старая графиня подчинилась воле любимой внучки. Она очень тревожилась за судьбу Лауры, опасаясь, как бы Амалия не расстроила ее счастье. Поэтому старая графиня специально попросила Лауру ни словом не упоминать о предстоящей помолвке. Новость такого рода только усугубит скорбь Амалии — так она объяснила свою настойчивую просьбу. И Лаура поверила. Ей было искренне жаль сестру. Амалия и Курт всегда казались ей счастливейшей парой на свете. И вот этого счастья не стало.

После похорон Амалия облегченно вздохнула. Ей хотелось остаться одной и немного успокоиться. Она прилегла и даже ненадолго уснула, а когда проснулась, уже смеркалось. Она почувствовала себя такой одинокой и покинутой, что решила попросить Лауру остаться еще на несколько дней — сочувственное внимание сестры хоть как-то облегчало нестерпимую боль утраты.

Когда за ужином Амалия высказала эту просьбу, бабушка решительно заявила, что тоже останется до тех пор, пока все не образуется. Благодарная Амалия чуть не расплакалась. Последние дни отняли у нее все душевные силы. Она не знала, куда преклонить голову, на кого опереться.

Через день после похорон нотариус огласил завещание, и Амалии пришлось выдержать еще один тяжелейший удар. Оказалось, долги Курта превышают размеры состояния, иными словами, она осталась совершенно без средств к существованию.

Лаура и бабушка ждали ее в кафе на углу.

Завидев Амалию издали, они уже по походке поняли, что дела плохи. Амалия не произнесла ни слова и, чтобы прийти в себя, заказала двойную порцию ликера. Старая графиня и Лаура терпеливо ждали, пока она заговорит. Залпом выпив алкоголь, Амалия рассказала им о положении дел.

— Я бедна как церковная мышь, — всхлипнула она. — Не знаю, что теперь будет со мной и с Пири.

Успокаивая сестру, Лаура погладила ее по спине:

— Не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем. Ведь правда же, бабушка?

Графиня беспомощно пожала плечами. Умоляющий взгляд Лауры ранил ей сердце.

— Амалия переберется к нам. Места у нас в замке хватит на всех, правда, бабушка?

Старая графиня побледнела и ничего не ответила.

Она не могла простить Курту его внезапную смерть. Во-первых, придется теперь переносить помолвку. От одной этой мысли графине становилось не по себе. Она уже подумывала, не отпраздновать ли событие потихоньку, в узком кругу. Сразу же, как только они вернутся домой, надо будет обсудить это с Лаурой и Ральфом.

— Бабушка, ну скажи «да», прошу тебя, — просила Лаура.

— Разумеется, Амалия может жить у нас, в любое время она желанная гостья. Но пока на дом не найдется покупателя, думаю, ей лучше остаться здесь.

Сестры согласились с аргументами бабушки. В конце концов пришли к единодушному решению, что Амалия приедет, когда все устроится.

Дома графиня еще раз серьезно поговорила с внучкой и предложила ей устроить тихую и скромную помолвку. Лауре это предложение не понравилось. Она считала, что в столь важный и торжественный день любимая сестра должна быть рядом. Но бабушка даже слышать об этом не хотела.

На следующий день старая графиня отправилась со своим доверенным слугой в имение маркиза де Ровуа. Она лишь хотела выразить надежду, что Ральф действительно является человеком чести.

Между графиней и маркизом состоялся весьма нелицеприятный разговор. Ральф в гневе поставил старой даме в вину давнее неприглядное поведение, когда он и Амалия были еще влюбленной парой. Графиня попыталась объяснить, почему действовала таким образом. Она апеллировала к великой любви, которая якобы вспыхнула между Куртом и Амалией. Переубедить ее было невозможно.

Ральф, дотоле взволнованно расхаживающий по своему кабинету, остановился перед графиней.

— Вы ведь отлично знаете, я все еще люблю Амалию, и все же настаиваете, чтобы женился на Лауре? — Он трепетал от бессильной ярости и отчаяния.

— Да, — отрезала графиня, не оставляя места для недомолвок. — Лаура ничего не знает о ваших прежних нежных чувствах к Амалии. Она вас любит. Кроме того, я верю, Амалия не захочет разрушить счастье сестры. — Она наклонилась вперед и понизила голос. — Перед тем как уехать, я рассказала Амалии о вашей предстоящей свадьбе с Лаурой, и она обрадовалась за сестру. Мне пришлось пообещать ей, что я буду молчать о ваших давних отношениях, об этом же она просила и вас. Ну что, любезный маркиз, могу я на вас положиться? — закончила старуха сладким голосом.

Ральф со стоном опустился в кресло.

— Будьте благоразумны, — продолжала настаивать графиня. — Я не требую от вас ничего сверхъестественного. Я всего лишь надеюсь, что вы сдержите слово и никого не сделаете несчастным. — Она неторопливо поднялась и протянула ему руку. — Так вы обещаете?

Ральф долго смотрел на унизанные кольцами узловатые холеные пальцы. Беспорядочные мысли роились в его голове. Графиня права: Амалия никогда не выйдет за него замуж — она слишком любит Лауру и не решится причинить ей боль. Положение безвыходное. В этот момент Ральф пожалел о том, что родился. Бледный как смерть, он ледяными губами коснулся руки графини.

— Да, обещаю.

Теперь надо как можно дольше продержать Амалию вдали от этих мест, решила старая дама. Поскольку до сих пор, что бы она ни задумывала, ей все удавалось, то и с этим пустяком как-нибудь справится. Каждому дню свои заботы, успокаивала она себя.


Амалия была благодарна Лауре за частые письма, которые получала от нее после смерти Курта. Младшая сестра проявляла трогательную заботу, ее сочувствие поддерживало Амалию в часы скорби.

Между тем уже подступала зима, распродажа имущества была завершена, и больше Амалию ничто не удерживало вдали от замка бабушки. Теперь она свободна. Может быть, в ее жизни все еще устроится. Может быть, по окончании траура счастье еще состоится. При этом она вспоминала о своей маленькой дочке и вздыхала. Без отца малышке будет плохо.

Глубоко скорбя о смерти мужа, Амалия уже с надеждой смотрела в будущее и с каждым днем все лихорадочнее готовилась к нему. Служанка, которая уезжала вместе с Амалией и Пири, заранее радовалась предстоящему путешествию и переменам. Она искренне любила маленькую графиню и была привязана к Амалии.

Приближалось Рождество, чемоданы наконец были собраны. То немногое имущество, что осталось, уложено в контейнеры и отправлено.

На душе у Амалии скребли кошки, она испытывала необъяснимый страх перед будущим. Особенно пугала встреча с бабушкой. Между ними никогда не было сердечной близости, любимицей в их семье была Лаура, Амалия же играла второстепенную роль. Она тяжело вздохнула и твердо решила впредь все прощать бабушке и быть к ней снисходительнее: ведь та уже далеко не молода.

С прошлым покончено. Теперь у нее есть будущее. После стольких лет бабушка не станет возражать против ее брака с Ральфом, а траурный год она выдержит, это просто необходимо: покойный Курт заслуживает уважения к себе.

Амалия решила позвонить сестре, чтобы сообщить о своем прибытии, — пусть порадуется, что сочельник они проведут вместе. Но ни Лауры, ни бабушки дома не оказалось, и Амалия передала через служанку, что приедет сегодня вечером.

13

Старая графиня, совершенно разбитая, полулежала в кресле. Служанка положила ей на лоб пузырь со льдом и принесла чашку горячего чаю.

— Что с тобой, бабушка? — испуганно спросила Лаура, опустившись перед креслом на колени и прижимаясь головой к плечу графини.

Графиня нежно отвела со лба внучки светлую прядь.

— Ах, просто слабость, не более того. — Она попыталась придать своему голосу твердость. — Сегодня вечером приезжает Амалия.

Лаура вскрикнула от радости и поцеловала бабушку в щеку.

— Какое счастье! Значит, Амалия будет на моей помолвке! Спасибо тебе за такую новость! — Девушка вскочила на ноги: — Сейчас же позвоню Ральфу. Ты не будешь против, если я попрошу его вместе с нами встретить Амалию?

Старая графиня в ужасе выпрямилась.

— Нет, нет! — почти вскричала она. — Это невозможно! Лучше всего, если вы с маркизом поедете туда, куда собирались. Оставьте меня с Амалией, нам нужно о многом поговорить.

Графиня привела какие-то доводы, шитые белыми нитками, но Лаура ничего не заметила — она радовалась приезду сестры.

— Ты самая лучшая бабушка на свете! — ликовала Лаура. — Я тебя ужасно люблю.

Старая графиня тяжело вздохнула. Это очаровательное дитя слишком дорого ее сердцу: она будет бороться за счастье любимой внучки до конца.


Перед порталом старого замка выстроилась шеренгой вся дворня, приветствуя Амалию и ее маленькую дочь. Дворецкий показал дорогим гостьям их уютные, хорошо обставленные комнаты, расположенные рядом.

— Как только вы отдохнете, графиня просит вас в каминный зал. — Дворецкий поклонился и тихо прикрыл за собой дверь.

Старая графиня, облаченная в темно-синее платье с белым кружевным воротником, нервничала в ожидании встречи со старшей внучкой. Сейчас все зависело от их разговора.

После обмена приветствиями обе женщины съели по кусочку торта, выпили по стаканчику шерри и по чашке кофе.

— Надеюсь, вы с Пири будете чувствовать себя здесь как дома.

Амалия поблагодарила бабушку и, с любопытством осмотревшись, спросила:

— А что, Лауры нет дома?

— Нет, — ответила графиня резче, чем намеревалась. — Она уехала в город с маркизом Ральфом де Ровуа. — Старая дама беспокойно заерзала в кресле под недоуменным взглядом Амалии. — Амалия, мне нужно кое о чем с тобой поговорить, — продолжала она, с трудом ворочая языком и не глядя на внучку. — Лаура и маркиз, — она перешла на шепот, — завтра празднуют свою помолвку. — Графиня тяжело вздохнула, наконец-то сказав то, что должна была сказать.

Амалия выронила из рук чашку, и кофе вылился на дорогой персидский ковер. Ни одна из собеседниц не обратила на это внимания. Амалия боялась лишиться чувств. Из горла у нее вырвался какой-то булькающий звук, лицо покрылось пятнами.

Графиня наклонилась и взяла Амалию за руку. В этот миг ей было почти жаль внучку, но что сделано, то сделано. И она начала говорить о любви Лауры к Ральфу и его ответной любви, не жалея красок и безбожно перевирая действительность.

Амалия, все еще не способная произнести ни слова, в ужасе смотрела на бабушку. А та продолжала:

— Маркиз намерен сдержать обещание, которое дал Лауре.

Наконец Амалии удалось извлечь из себя нечто членораздельное:

— Но почему вы не рассказали мне об этом раньше?! — с мукой воскликнула она.

Графиня опустила голову.

— Мы хотели рассказать, но умер твой муж, и я запретила Лауре говорить о помолвке. Думала, так будет лучше для тебя.

Амалия закрыла лицо и застыла в этой жалкой позе. Все кончено. Лаура и Ральф… Как все это вынести?

— Лаура ничего не знает о вашем прошлом, — говорила между тем графиня. — Я никогда не беседовала с ней на эту тему. Она слишком юна. Если для тебя это жизненно важно, скажи маркизу, пусть он попросит Лауру освободить его от данного слова. Теперь счастье сестры в твоих руках.

Графиня, затаив дыхание, ждала решения Амалии и с облегчением увидела, как та в смертной печали и отчаянии отрицательно покачала головой.

— Нет, этого я не сделаю. Я люблю Лауру и люблю Ральфа. — И, помолчав, добавила: — Вероятно, мне лучше всего сейчас же собрать чемоданы и уехать отсюда.

— Не надо делать глупости, дитя мое, — покровительственно сказала графиня. — Куда ты поедешь и на что будешь жить, скажи, пожалуйста? У тебя нет выбора. А здесь, в замке, твоя дочь вырастет, ни в чем не зная отказа. Я полагаюсь на твое благоразумие.

Амалия с трудом поднялась, ноги отказывались ей подчиняться.

— Я пойду к себе. Пожалуйста, распорядись, чтобы сегодня меня никто не беспокоил. В том числе и Лаура.

Амалия удалилась, и графиня с облегчением вздохнула. В очередной раз все прошло удачно. Теперь нужно продержаться до свадьбы.

На следующее утро Лаура постучала в дверь сестры. Она нашла Амалию еще в постели и бросилась к ней, чтобы обнять и поцеловать.

— Наконец-то ты здесь! Как я рада!

Амалия чуть заметно улыбнулась, а Лаура оживленно продолжала:

— Ты такая бледная, наверное, устала с дороги. Ну уж теперь мы тебя побалуем. Я принесла тебе завтрак в постель.

При виде Лауры у Амалии заныло сердце. Она всегда любила сестру, а теперь почти ненавидела ее. И все же, все же… Ах, если бы можно было упасть ей на грудь и выплакать свое горе. Но к чему это? Лаура заслуживала большей жалости, чем все остальные участники этой драмы. Всю ночь Амалия перебирала в памяти слова Ральфа, его уверения в любви. И, если он говорил правду, — а для чего ему было притворяться? — бедную сестренку можно только пожалеть. Ральф — человек чести, и если дал слово, то сдержит его.

Амалия попыталась объяснить Лауре, что скорее всего не сможет принять участие в торжестве, поскольку чувствует себя слишком слабой и разбитой. Однако Лаура и слышать ничего не хотела. Единственное, что она позволила старшей сестре, — это отдыхать до самого вечера.

Амалия с тяжелым сердцем готовилась к мучительной встрече с Ральфом. Лаура видела, что сестру угнетают какие-то тяжелые мысли. Разумеется, Амалия скорбит о муже, решила она.


К вечеру собрались гости. На рождественский ужин подали традиционного жареного гуся, клецки и красную капусту. Старая графиня постаралась устроить все так, чтобы для Амалии праздник не превратился в пытку. За столом рядом с Амалией и ее дочерью посадили князя Эберхарда фон Раушенбаха, который слыл прекрасным кавалером и никому не давал скучать.

До официального объявления помолвки у Ральфа не было случая подойти к Амалии, а когда его и Лауру провозгласили женихом и невестой, Амалия с каменным лицом пожелала новоявленной паре счастья в будущей совместной жизни. В этот самый тяжелый для Амалии момент ей удалось сохранить самообладание только потому, что она не выпускала из своей руки ручку Пири.

В разгар праздника, когда торжество приняло непринужденный характер, Амалии и Ральфу уже невозможно было разминуться. По счастью, к жениху, невесте и Амалии подошел князь Эберхард фон Раушенбах.

— Маркиз, вам можно позавидовать, — доброжелательно улыбнулся он. — Честно говоря, я надеялся похитить вашу невесту, но, к сожалению, опоздал. А может, дело еще поправимо? — с некоторой грустью пошутил он.

Лаура зарделась и застенчиво потупилась.

Ральф с поклоном пригласил на танец свою невесту, а князь — Амалию. Когда музыка смолкла, все четверо вновь оказались рядом: Эберхарда так и влекло к Лауре, и Амалия не могла этому воспрепятствовать. Князь чувствовал некоторую натянутость между родственниками, но делал вид, что ничего не замечает. Он заполнял паузы непринужденной болтовней, рассказывал забавные истории из жизни киношников и всячески смешил своих собеседников.

Когда музыка заиграла вновь, он повернулся к Лауре:

— Могу ли я пригласить вас на этот танец, моя недосягаемая мечта?

Лаура вопросительно посмотрела на жениха.

— Идите, идите, — улыбнулся Ральф.

Очутившись в объятиях князя, Лаура почувствовала, как по спине пробежали мурашки, а в животе появилось ощущение тянущего жара. Эберхард уверенно вел ее, время от времени как бы нечаянно привлекая к себе, и тогда сердце Лауры билось от волнения, а голова сладко кружилась. Близость князя сводила ее с ума, и это при том, что она часом раньше была официально объявлена невестой другого. Лаура пребывала в полнейшей растерянности.

Ральф и Амалия молча стояли друг против друга, и маркиз ощущал себя предателем.

— Амалия, прости меня, — с трудом выдавил он. — Позволь мне хотя бы объясниться.

— Нет, — просто и спокойно ответила она.

— Прошу тебя, — взмолился Ральф. — Я не могу так жить.

Амалия хотела проявить твердость, но у нее не хватило сил. Они условились встретиться на следующий день в заповеднике. Ральф благодарно поцеловал ее дрожащую руку и пригласил на танец, но Амалия отказалась. Ей не вынести его объятий, зная, что теперь он принадлежит другой. Хуже всего, что эта другая — ее родная сестра.

Амалия направилась через зал к бабушке, которая ни на секунду не выпускала ее из виду.

— Спасибо, — тихо сказала графиня, — спасибо, что ты не испортила Лауре праздник.

Амалия даже увидела в ее глазах что-то похожее на боль. Неужели эта железная женщина способна на сострадание? Она коротко кивнула и отошла прочь — Амалию снова накрыла волна ненависти к старой интриганке, которая разрушила всю ее жизнь.

Когда Амалия поднималась по лестнице, ей встретился принц Уго фон Тесла. Этот тонко чувствующий человек мгновенно понял, что с Амалией творится неладное.

— Амалия, мы всегда были добрыми друзьями. Облегчи душу, скажи, что с тобой? — осторожно предложил он.

Амалия хотела было придумать какую-нибудь отговорку, но потом вдруг решилась. Ей просто необходимо кому-то довериться, излить душу, чтобы не захлебнуться в безбрежном море отчаяния. А Уго, она знала, умеет хранить тайны.

— Ты всегда был понимающим и верным другом. Идем в библиотеку, там нам никто не помешает.

Амалия излила ему всю свою боль, и ей стало легче. Она с благодарностью поцеловала Уго в щеку и ушла к себе. Ей хотелось остаться одной.

Уго проводил ее растроганным взглядом. Если бы он мог помочь! Как бы он хотел поговорить об Амалии со своей женой — у той всегда найдется добрый совет. Но он пообещал держать разговор в тайне.


На следующий день Амалия с Пири и со служанкой, как следует укутавшись, отправились в заповедник.

— Вы куда? — поинтересовалась Лаура, встретив их в холле.

— Кормить косуль и зайчиков. Они так мерзнут в лесу! — ответила Пири.

Ральф уже поджидал их в условленном месте и, здороваясь, украдкой поцеловал Амалию в щеку. Потом присел на корточки перед Пири и ласково ущипнул ее за нос. Пири довольно рассмеялась, дядя ей очень понравился.

Девочка склонила голову набок и внимательно посмотрела на него, после чего неожиданно спросила:

— Теперь ты будешь моим новым папой? Амалия чуть сквозь землю не провалилась.

Ральф поднял глаза, и их взгляды встретились.

— Посмотрим, — сказал он, будто самому себе, — как знать.

— А теперь иди кормить проголодавшихся зверушек. — Амалия подтолкнула дочь к служанке. — Они вас ждут не дождутся.

Ральф взял Амалию под руку:

— А мы пройдемся. Здесь так тихо и спокойно.

Вначале они молчали, не находя нужных слов, потом Ральф начал рассказывать, как познакомился с Лаурой и постепенно привязался к ней.

— Ведь ты стала замужней дамой, — с горечью сказал он, — а я был одинок и несчастлив. Лаура напоминала мне тебя, находясь рядом с ней, я чувствовал себя ближе к тебе.

Он поведал, как старая графиня вынудила его сделать Лауре предложение.

— Лаура мне нравится, но это не любовь. Я питаю к ней скорее братские и дружеские чувства. Прошу тебя, любимая, позволь мне поговорить с Лаурой. Я ей все объясню, и она, я уверен, освободит меня от данного слова. Она не захочет, чтобы мы отказались от нашей любви.

— Нет-нет! — в ужасе воскликнула Амалия. — Я не могу допустить такую подлость по отношению к любимой сестре. Мы должны быть благоразумными и все забыть.

Она стояла перед ним, умоляюще сложив ладони. Слезы текли по ее лицу.

— Амалия, любимая моя, — нежно прошептал Ральф, осторожно отирая слезы с ее щек.

Он снова и снова пытался убедить ее в своей глубокой и искренней любви, всякий раз повторяя, что Лаура все поймет. Но Амалия закрывала уши и отчаянно мотала головой. Потом повернулась и с плачем убежала прочь.

Вся дрожа, она выскочила на полянку, где служанка и Пири увлеченно кормили обитателей заповедника. Они даже не заметили, в каком состоянии находится Амалия, поскольку та из последних сил старалась сохранить беззаботный вид.

Лаура перенесла встречу с бабушкой на более позднее время и бросилась к заповеднику вдогонку за сестрой и племянницей. В лесу лежал глубокий снег, мягкие хлопья продолжали падать с неба — идеальная погода для игры в снежки. У кормушки она обнаружила только Пири и служанку.

— А где Амалия? — растерянно спросила Лаура.

Служанка, ни о чем не подозревая, простодушно ответила:

— Они с маркизом пошли прогуляться. — И указала направление.

Лаура отправилась по свежим следам и очень скоро увидела сестру и своего жениха, услышала и их разговор. Она спряталась за могучей елью и таким образом узнала всю горестную правду — от первого до последнего слова. Амалия с Ральфом давно ушли, а Лаура, словно оглушенная, продолжала стоять в горьком раздумье.

Что делать? Амалия любит Ральфа, но оставляет его ради меня; Ральф любит Амалию, но дал обещание жениться на мне. Как распутать этот клубок?

Лаура с ужасом подумала, какую жестокую игру учинила с их судьбами бабушка. Безутешные слезы текли по ее щекам. Должно быть, она простояла под елью довольно долго, потому что уже начала дрожать от холода. Возвращаться в замок ей не хотелось, но куда же тогда идти? Тут она вспомнила про свою самую близкую подругу и с тяжелым сердцем пустилась в дальний путь.

Лаура с трудом добрела до замка Тесла и из последних сил постучалась в дубовую дверь. Горничная впустила ее и позвала молодую хозяйку. Марика тут же выбежала к подруге, насквозь промокшей и продрогшей до костей. Не задавая никаких вопросов, она немедленно отправила Лауру в горячую ванну и распорядилась принести ей сухую одежду.

Чуть позже подруги расположились у жаркого камина, и несчастная Лаура начала бессвязный рассказ о своей беде.

— И что же мне теперь делать? — спросила она в отчаянии, не переставая плакать.

Марика предложила для начала переночевать в замке Тесла. Утро вечера мудренее, сказала она, за ночь решение придет само собой. И позвонила старой графине, чтобы та не ждала внучку домой.


Эту ночь обе сестры провели без сна. Они лежали, уставясь в потолок, каждая в своей постели, каждая в водовороте собственных чувств. Лаура пришла к выводу, что ей необходимо поговорить с сестрой с глазу на глаз. Иначе они не смогут дальше жить вместе. Теперь они обе равно несчастны, равно обижены и задеты и одинаково нуждаются в утешении и примирении.

Только к вечеру, вернувшись домой, Лаура набралась храбрости и рассказала сестре, что стала невольной свидетельницей их встречи с Ральфом в заповеднике. При этом известии Амалия превратилась в соляной столб. Горько рыдая, она умоляла сестру простить ее.

Разговор сестер затянулся далеко за полночь. Амалия молила Лауру ради всего святого не разрывать помолвку.

— Ральф думает, что любит меня, но на самом деле по-настоящему он любит именно тебя. Наша любовь давно в прошлом, но, поскольку она принесла столько страданий, Ральфу кажется, что он все еще любит меня. Однако это ошибка.

Как Амалия ни упрашивала и ни умоляла, Лаура не соглашалась. Единственное, что она пообещала сестре, — ничего не предпринимать, не обдумав все самым тщательным образом.

Вторую ночь Амалия опять провела без сна. Наутро она незаметно выскользнула из замка и отправилась к озеру, которое разделяло два имения: бабушкино и Ральфа.

— Хорошее предзнаменование, — пробормотала она.

Амалии казалось, что голова у нее вот-вот расколется на части. Она ничего не могла придумать, но и перестать размышлять тоже не могла. Положение казалось безвыходным, слезы то и дело вновь набегали ей на глаза. Амалия присела на пенек, и взгляд ее стал беспокойно скользить по поверхности замерзшего озера.

И вдруг она поняла: выход есть. Она должна уйти из жизни, чтобы не мешать счастью двух самых дорогих ей людей. А Пири? Что ж, о ней позаботятся, а когда девочка вырастет, она поймет, почему ее мать добровольно ушла из жизни.

Амалия поднялась и направилась к кромке льда.


Лаура тоже поднялась чуть свет. Она приняла твердое решение сегодня же поговорить с Ральфом и расторгнуть помолвку. После завтрака она велела оседлать коня и поскакала в имение Ровуа.

Ральф пригласил ее поудобнее устраиваться в кресле, но не успел спросить о причине столь раннего визита, как Лаура выложила ему все, начав с того, что невольно оказалась свидетелем свидания в заповеднике. Говорили они долго, и, хотя временами Лауре становилось больно, она все же была довольна, что решилась на этот шаг. Протянув Ральфу красивое обручальное кольцо, она почувствовала громадное облегчение.

— Пожалуйста, возьми его. Ты мне всегда нравился, нравишься и теперь. Прости, я не хотела сделать тебе больно, поверь мне.

Ральф закрыл лицо руками и застонал. Как хорошо понимала Лаура его муки! Она осторожно взяла его за руку.

— Хорошо, я оставлю себе это кольцо как знак нашей дружбы, — сказала она охрипшим голосом. — Мне потребуется время, чтобы все это пережить, поэтому я на несколько месяцев уеду за границу. Думаю, турне по Европе — хорошее лекарство.

Ральф молчал, погруженный в свои печальные мысли.

— И еще о двух вещах я хотела бы тебя попросить, — продолжала Лаура.

Он отрешенно кивнул.

— Обещаю тебе все, что ты пожелаешь.

На сей раз она тихонько рассмеялась:

— Поосторожнее с такими словами. Итак, я прошу тебя, во-первых, жениться на Амалии только после того, как я вернусь из турне, — предупреждаю, оно может продлиться довольно долго. А во-вторых, пожалуйста, сделай счастливыми Амалию и ее дочь.

На глаза маркиза навернулись слезы. Потом Лаура направила коня к замку Тесла. Ей не терпелось сообщить о своем решении подруге.

— Думаю, ты поступила правильно, — одобрила Марика и добавила: — А может, тебе стоит обратить внимание на князя фон Раушенбаха? Он без ума от тебя.

Лаура покраснела, припомнив свой танец с князем во время недавнего праздника. Пожалуй, Марика не далека от истины. Таких волнующих чувств, как в его объятиях, Лаура не испытывала никогда. И даже Ральфу не удавалось пробудить в ней ничего похожего.

— А знаешь, Марика, — задумчиво проговорила Лаура, — ты, наверное, права. Тут есть над чем подумать.


Маленькая Пири бросилась навстречу любимой тете:

— Где мама?

Лаура подхватила ее на руки.

— Разве она не с бабушкой?

Пири отрицательно покачала головой и заплакала:

— Ее нигде нет, я уже все обыскала.

Они вместе заглянули в комнату Амалии — пусто.

— А вдруг мамочка ушла насовсем? — испуганно спросила Пири. — Тогда я останусь здесь совсем одна.

Девочка прижалась к Лауре, и та, стараясь успокоить ее, сама вдруг почувствовала тревогу. Она вопросительно взглянула на служанку, которая лишь пожала плечами.

— Сейчас же идем искать маму, — приняла решение Лаура и, одев племянницу потеплее, взяла ее за руку: — Ну, пошли!

Она попросила служанку сопровождать их.

На улице уже смеркалось. Лаура не на шутку встревожилась. Если Пири не ошиблась, то для тревоги были все основания. Блуждая по парку, Лаура почувствовала, как грудь ее сдавило, словно железным обручем: уж не сделала ли Амалия чего-нибудь с собой? Лаура остановилась и попросила служанку подождать.

— Я позову еще кого-нибудь, так будет лучше.

Служанка согласно кивнула. Она и сама очень беспокоилась за хозяйку.

Лаура вернулась в замок и подняла тревогу. В холле она столкнулась с бабушкой.

— Что за шум? — осведомилась та.

Лаура взглянула на нее с неприязнью.

— Мы ищем Амалию. Ты, конечно, не знаешь, где она?

— Откуда мне знать? — резко ответила графиня. — Мне кажется, она предпочитает одиночество.

— И неудивительно! — воскликнула Лаура. — Я на ее месте тоже предпочла бы одиночество твоему обществу.

— Лаура! — повысила голос старая дама. — Ты забываешься!

— Мы еще поговорим, когда я вернусь.

— О чем, интересно?

— Неужели ты не понимаешь, что наделала?! — в ярости вскричала Лаура.

— Что именно? — ядовито спросила старая графиня.

— Амалия, может быть, что-нибудь сделала с собой, и все из-за тебя. Я не понимаю, как ты можешь оставаться спокойной.

Графиня высокомерно вскинула голову — она не понимала внучку.

Лаура подбежала к телефону и позвонила Ральфу. Старуха мигом очутилась рядом.

— Зачем ты звонишь своему жениху?

Лаура прикрыла трубку ладонью:

— Хочу попросить его помочь искать Амалию.

— Ты совсем лишилась рассудка! — Графиня потеряла самообладание. — Никуда она не денется, вернется. — И с обиженным видом удалилась. Вдверях она обернулась: — Сейчас подадут кофе. Не будешь ли ты так любезна составить мне компанию? Превратили замок в сумасшедший дом!

Глаза Лауры сверкнули гневом. Вызывающее спокойствие бабушки возмутило ее до глубины души. Наконец на другом конце провода послышался голос Ральфа. Лаура коротко обрисовала ему ситуацию, и он обещал тотчас же явиться.

Между тем Пири со служанкой, замерзшие и встревоженные, вернулись в замок. Лаура объяснила служанке, что ей лучше побыть с ребенком дома. Но Пири ни за что не хотела оставаться.

— Мне нужна мама, я пойду искать ее! — решительно заявила она, топая ногами.

14

Амалия, спотыкаясь, брела по замерзшему озеру. Время от времени она пыталась проломить лед, подпрыгивая на нем, но безуспешно. В безрассудном отчаянии она шла вперед и вперед. Озеро кончилось, и она оказалась в лесу. Совершенно окоченев, Амалия пробиралась сквозь чащу. Стало смеркаться. В полном изнеможении она присела под деревом, не имея ни малейшего представления о том, где находится.

— Зачем идти дальше, — слабо лепетала она, — я так устала. Мне надо отдохнуть.

Амалия опустилась на холодную землю и прислонилась к стволу большого дерева. Она прикрыла глаза и почувствовала, как блаженное тепло окутывает тело.

Ральф вскочил на коня и пустил охотничьих собак. Взволнованный, он поскакал к замку старой графини — надо дать собакам понюхать какую-нибудь вещь Амалии, чтобы они могли взять след.

Лаура вместе со слугами, с Пири и служанкой Амалии уже ушла на поиски. Лаура молилась, чтобы Господь сподобил ее найти сестру еще живой. Только бы она не утонула в озере, этого Лаура боялась больше всего.

Свора собак с громким лаем понеслась вниз, к озеру. Ральф скакал вслед за ними. Между тем начало смеркаться. Он в страхе поглядывал по сторонам, как и Лаура, надеясь, что поспеет вовремя. Еще он надеялся, что Лаура подняла ложную тревогу. Может быть, Амалия преспокойно сидит сейчас у соседей за чашкой кофе. Но он тут же отмел это предположение.

Еще издалека Ральф увидел, как собаки носятся вдоль кромки озера. Сердце его на секунду остановилось. Мысленно он уже видел свою любимую лежащей на дне. Но вот вся свора рванула по льду, а Ральф направил коня вдоль берега.

Лаура крепко сжимала ручку племянницы и продолжала молить Бога, чтобы Он спас ее сестру.

— Амалия, милая, хорошая моя, — шептала Лаура, — я никогда не хотела тебе плохого. Не умирай, прошу тебя, только не умирай!

Ральф уже следовал за собаками в глубь леса. Конь стал вязнуть в снегу, и Ральф спешился. Заснеженные ветки хлестали его по лицу, но он не чувствовал ни боли, ни сыплющегося за шиворот снега. Страх и тревога за Амалию гнали его вперед.

Лай послышался совсем рядом.

— Амалия! — крикнул он. — Отзовись!

Наконец Ральф добрался до собак, сбившихся в кучу возле дерева, и увидел Амалию, прислонившуюся к стволу. Она была похожа на спящего ангела. Ральф вскрикнул и нагнулся к ней. Никаких признаков жизни. Он в страхе схватил ее за запястье — пульс еле угадывался.

Дорога каждая минута. Ральф поднял женщину на руки и понес сквозь чащу к тому месту, где оставил коня. Потом завернул Амалию в свой плащ, положил поперек седла, вскочил на лошадь и послал ее в галоп. Пытаясь согреть неподвижное тело своим теплом, он крепко прижимал Амалию к себе и всю дорогу нашептывал ей нежные, ласковые слова. Но Амалия оставалась безжизненной.

Домчавшись до замка старой графини, Ральф первым делом позвонил врачу, затем отправил слугу в лес, чтобы вернуть домой Лауру и остальных ушедших на поиски.

Врач приехал быстро и сразу приступил к обследованию.

— Графине повезло, — заключил он, — она будет жить. Придется соблюдать строгий постельный режим в течение нескольких дней. Завтра утром я загляну снова.

Вскоре Амалия открыла глаза и увидела склонившегося над ней врача, который ободряюще подмигнул. Ральф хотел было проводить доктора до двери, но тот отмахнулся:

— Лучше побудьте возле своей подопечной.

Ральф благодарно кивнул и присел на краешек кровати.

— Я так за тебя испугался, милая, — говорил он, осыпая ее бледные щеки поцелуями. — Я люблю тебя и больше никогда с тобой не расстанусь.

Амалия печально улыбнулась.

— Ах, Ральф — Голос у нее был еще очень слабый. — Лаура любит тебя, не бери грех на душу. Ты должен на ней жениться, обещай мне это!

В комнату вбежала Лаура, которая услышала последние слова Амалии.

— Он не сделает этого! — сказала она ясным, твердым голосом. — Мы расторгли помолвку.

Она села рядом с Ральфом на край кровати и нежно погладила любимую сестру по щеке.

— Мама, мамочка! — подбежала маленькая Пири. — Почему ты лежишь в чужой кровати?

Девочка протиснулась между Лаурой и Ральфом, вскарабкалась к матери на кровать и обвила ее шею своими ручонками. Амалия не выдержала и разразилась рыданиями.

— Мамочка, а почему ты плачешь? — допытывалась Пири. — Я не люблю, когда ты плачешь. Разве кто-нибудь умер?

Амалия улыбнулась сквозь слезы:

— Никто не умер. Я плачу оттого, что люблю тебя.

Пири кивнула. Это она могла понять.

— Амалия, — осторожно начала Лаура, — прошу, поверь мне. То, что связывало нас с маркизом, было вовсе не любовью, а чудесной дружбой. Если ты не против, мы и впредь останемся друзьями. Ты поможешь нам в этом?

Амалия, растерянно переводя взгляд с одного на другого, неуверенно кивнула.

Лаура встала и взяла Пири за руку:

— Давай оставим маму и дядю одних. Ты мне поможешь сварить какао?

— О, конечно, я ужасно хочу пить!

Ральф неподвижно сидел возле своей любимой. То, что сделала Лаура, заслуживало восхищения. Он осторожно взял руку Амалии и заговорил охрипшим голосом:

— Любимая моя. Я не могу жить без тебя. — Он задохнулся от сильного волнения. — Хочешь ли ты стать моей женой? Прошу тебя, не говори «нет»!

Она посмотрела на него долгим взглядом:

— Да, Ральф, но не так скоро.

Он облегченно рассмеялся:

— Об этом уже позаботилась Лаура.

И он рассказал, что Лаура просила подождать со свадьбой, пока она не вернется из турне по Европе. Амалия села на кровати и залилась слезами счастья.

Спустя полгода Лаура вышла замуж за князя Эберхарда фон Раушенбаха, Амалия стала маркизой де Ровуа. Обе сестры долгие годы были счастливы в браке, пока не овдовели. Правда, Амалия осталась богатой вдовой и жила в Милане, а Лаура вела спокойную и размеренную жизнь в Раушенбахе, но это не мешало ей чувствовать себя счастливой и любить сестру не меньше прежнего.

Однажды, приехав погостить к сестре, Амалия подружилась с семьей де Ториак и стала крестной матерью новорожденной Кристины, у которой на пути к счастью тоже встала сестра.

15

Конечно, в замке Арнемлинг заметили исчезновение Кристины, и все были подняты на ноги.

Мать девушки только и делала, что стенала и плакала. Впервые за долгие годы виконт оказался сильнее супруги. Он согласился остаться в кавалерском доме еще на два дня, но не дольше. При этом он категорически запретил жене показываться на людях.

— Не хватало еще, чтобы об этой истории раструбили на весь свет, — сказал он. — И ни в коем случае не пытайся говорить с княгиней.

Возможный скандал интересовал Лотара куда меньше, чем судьба Кристины. Воображение рисовало ему жуткие картины, и он упрекал себя, что не сумел защитить и успокоить невесту. Но терзания молодого человека стали совершенно невыносимыми, когда родители Кристины, вернувшись в Раушенбах, позвонили и с тревогой сообщили, что Кристины нет и там. Не было ее и у крестной матери в Милане.

В конце концов истинное положение дел уже нельзя было дольше скрывать от больного князя. По просьбе княгини Катарины Теодор взял эту трудную миссию на себя.

Старый князь долго рассматривал снимок в газете.

— И кому же, интересно, пришло в голову, что Арнемлинг рухнет из-за этой картинки? — спросил он после гнетущей паузы. — Разумеется, я не приветствую такие вещи. Но ведь времена меняются.

— Я тоже так считаю, — поддакнул Теодор. — О подробностях тебе лучше спросить Катарину.

— А при чем здесь Катарина?

— Пусть она сама тебе расскажет. Но одно ты должен знать: твоя жена мечтает сделать наследником Бернарда. А поскольку из-за болезни ты выпустил бразды правления из рук…

— Бернарда? — перебил князь. — И еще эту занудную донну Айседору в качестве его жены?

Теодор кивнул. Старый князь задумался.

— Я хотел бы поговорить с Катариной. Не будешь ли ты так любезен прислать ко мне дворецкого? Хочу дать ему соответствующие указания.

— Только прошу тебя, не особенно волнуйся, — тревожась за брата, попросил Теодор. — Вся эта суета не стоит твоего внимания.

О чем говорили между собой за закрытой дверью князь и княгиня фон Арнемлинг, осталось тайной. Известно только, что после этого разговора княгиня несколько дней пролежала в постели якобы с тяжелой простудой.

Огласки никто не хотел, поэтому розыски сбежавшей невесты наследника Арнемлингов должны были проводиться самым неприметным образом. К счастью, подвернулся подходящий случай. Из расположенного неподалеку дома для престарелых исчезла психически больная обитательница. Начались поиски. Лотар предложил помощь, обещая привлечь своих людей.

Полиция с собаками прочесала ближний лес, обшарили и дно пруда, местами глубокого. Сумасшедшая старушка вскоре обнаружилась — целая и невредимая. Кристины же и след простыл. Лотар понял, что все его возможности исчерпаны, и в конце концов вернулся в Милан, где его ждали неотложные дела.


Кристина и в самом деле не переступала родительского порога. Она даже не ночевала в своей квартире: Лаура постелила ей на диване в своей гостиной.

Наутро Кристина, пребывая в самом спокойном расположении духа, сообщила гостеприимной старой даме, что отправится сейчас в родительскую квартиру — ей нужно принять душ и переодеться. Однако когда Лаура позвонила в дверь квартиры де Ториаков, чтобы пригласить Кристину к обеду, ей никто не открыл. Квартира оставалась точно в таком же виде, в каком ее покинули де Ториаки перед отъездом в Арнемлинг.

Разумеется, Лаура встревожилась бы не на шутку, не найди она записку, в которой Кристина сердечно благодарила ее за гостеприимство и намекала, что уезжает к жениху — хочет «поправить дело». Девушка еще раз настойчиво просила не сообщать родителям о ее коротком пребывании в Раушенбахе.

Поскольку и сама чета де Ториак не особенно стремилась посвятить Лауру в свои дела, старая дама не видела причины вмешиваться в чужую жизнь.

Несколько дней спустя к виконту и виконтессе де Ториак неожиданно приехала их старшая дочь Ада. Она подкатила на роскошном спортивном автомобиле с английскими номерами и своим появлением несказанно взволновала окрестных жителей.

Не успела она торжественно оповестить родителей о грандиозном событии, свершившемся в ее жизни, ради чего она, собственно, и приехала, как мать бросилась к ней с вопросом:

— Ада, где Кристина?

— Разве она не в Арнемлинге? Насколько мне известно, там празднуется ее помолвка с наследным принцем. Даже в английской газете было сообщение об этом.

— Твоя сестра бесследно исчезла.

Ада побледнела и испуганно взглянула на мать.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ада, что это за ужасный снимок в газете?

— Снимок? — Ада удивленно подняла брови и попросила рассказать всю историю подробнее. — Этого я не хотела, — сказала она, дослушав до конца.

— Чего ты не хотела?

— Чтобы из-за глупого снимка Кристина решила наложить на себя руки. Я только хотела, чтобы она почувствовала, каково это — потерять человека, за которого собираешься выйти замуж. Ведь она увела у меня Лотара. И с магараджей мне все испортила. Он вовсе не был мошенником, мама! Я ее тогда готова была убить. — Ада закурила длинную коричневую сигарету. — Разумеется, я бы никогда этого не сделала, — добавила она в глубокой задумчивости. — Ведь все-таки она моя сестра. И уж, конечно, у меня и в мыслях не было убивать эту старую развалину, князя. Но я была в ярости!

— Ада!

— Убожество нашей жизни отравило мне все детство и юность, и я твердо решила выбраться из этого болота. Когда же Кристина перешла мне дорогу, я возненавидела ее. Но теперь все в прошлом.

— В прошлом? Потому что ее нет в живых?

— Что за глупости? Ее самоубийство мне ни к чему. Джон во многих отношениях упрямый и узколобый.

— Что за Джон? — Виконтесса никак не могла понять, о чем говорит старшая дочь.

— Джон Стоун — настоящий лорд. У него замок в Англии и несколько домов на континенте, а еще рудники в Южной Африке, так что, возможно, он еще богаче Лотара. Тем более что ему не нужно дожидаться, когда старый дядя отправится к праотцам.

— Хорошо, только какое отношение все это имеет к Кристине?

— Никакого. — Ада взмахнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Лорд Джон Стоун — мой муж, а я теперь леди Стоун.

— Как, ты вышла замуж, не поставив нас в известность и не представив нам своего жениха? — Услышав о подобном пренебрежении обычаями и традициями, растерявшаяся виконтесса даже начала сомневаться в собственном рассудке.

— Так уж получилось. — Ада откинулась на спинку стула, упиваясь своим триумфом. — Мне пришлось убеждать Джона, что мы должны пожениться как можно скорее.

— Ты что, ждешь ребенка?

— Ну, во всяком случае, мне удалось его в этом убедить.

— Значит, ты сознательно пошла на обман?

— Мама, но ведь в столь деликатном деле можно и ошибиться, не так ли?

— Да, ты действительно идешь напролом, забыв про стыд и совесть. А что же будет потом?

— О, потом все будет великолепно. Либо мы будем жить вместе в мире и согласии, либо каждый пойдет своей дорогой. А на развод Джон никогда не решится. По счастью, в число его пуританских предубеждений входит идефикс, что развод — вещь недопустимая.

16

Кристина с испугом новичка озиралась в столпотворении нью-йоркского аэропорта. Еще в самолете она пожалела о своем скоропалительном решении. Что за безумная идея пришла ей в голову? Для чего она сюда приехала? Что ей здесь нужно?

Дома она была во власти одной мысли: скорее, скорее прочь отсюда и как можно дальше. И вот она очутилась лицом к лицу с реальностью.

Денег у нее очень мало. Хорошо еще, она не успела истратить то, что отец выделил на покупку свадебного платья. Большая часть этой суммы ушла на билет.

Разумеется, Кристина была не настолько наивна, чтобы отправиться в такую даль наобум в расчете на счастливый случай. Усевшись на скамью в зале ожидания, девушка достала письмо от своей подруги Лизхен, хотя и без того знала его почти наизусть. Это письмо стало для Кристины чем-то вроде талисмана, призванного охранять ее в Новом Свете.

Они с Лизхен вместе учились в школе, пока отец подруги, высокопоставленный чиновник, не получил новое назначение. Но связь между девушками не прерывалась, они по-прежнему делились всеми радостями и горестями. Теперь Лизхен жила в качестве компаньонки в одной семье в Гринвуде, предместье Нью-Йорка.

«Если бы ты не была наполовину принцессой, — писала Лизхен, — я бы предложила тебе приехать сюда! Это просто фантастика, как много здесь нового и необычного. Не верь тем, кто утверждает, будто европейцев здесь используют в качестве дешевой рабочей силы. Ричардсоны относятся ко мне лучше, чем мои собственные родители, и предоставляют полную свободу. У меня нет никаких особенных обязанностей, кроме как играть с детьми и заниматься с ними немецким.

Корни Ричардсонов в Германии, поэтому они до сих пор живут идеализированными представлениями об этой стране: все там прилежны, умны и всегда добиваются успеха. У них не сохранилось никаких связей с немецкими родственниками, и они даже не знают, есть ли таковые. И я для них стала чем-то вроде немецкой родни. Кстати, здесь много семей, которые с удовольствием приняли бы в свое лоно девушку-немку».

Это место в письме Лизхен и стало определяющим для Кристины. Она позвонила по номеру, который подруга предусмотрительно сообщила в письме, и — о чудо! — к телефону подошла сама Лизхен.

— Ты в Нью-Йорке? — восторженно вскричала она и перешла на немецкий язык. — Невероятно! Как раз вчера я говорила о тебе с миссис Ричардсон, и вот ты легка на помине. Мы, конечно, увидимся?

— Я пока не знаю, где остановлюсь.

— Знаешь что? Приезжай сюда, Ричардсоны будут очень рады. Не бойся, ты никого не обременишь. У нас есть несколько комнат для гостей. Здесь довольно часто кто-нибудь живет и подолгу.

— А как мне добраться?

— Я бы за тобой приехала, но сейчас не могу: нужно отвести Инес к зубному врачу. Возьми такси и приезжай.

— Такси мне не по карману.

Лизхен от души рассмеялась.

— Ох уж эти принцессы! Ладно, если ты такая экономная, садись на автобус. — И она подробно объяснила Кристине, откуда отправляется автобус и на какой остановке следует с него сойти.

Повесив трубку, Кристина еще долго стояла в телефонной будке и не могла собраться с мыслями.

У нее было два чемодана и дорожная сумка, в которые поместились все ее нехитрые пожитки, взятые из родительского дома. Ее лучшие наряды, чудесное белье и дорогие туфли остались в Арнемлинге. Должно быть, она действительно была не в себе, сбежав куда глаза глядят.


Примерно в это время в Раушенбах, Милан и Арнемлинг пришли письма, отправленные, судя по почтовому штемпелю, из Мюнхена.

Виконтесса де Ториак долго проливала над письмом горькие слезы, прежде чем отважилась показать его мужу.

«Мне очень жаль, что я вас так огорчила. Даже ты, мама, мне не поверила, как же я могла рассчитывать на понимание чужих людей? Я больше никогда не вернусь. Не беспокойтесь обо мне. Кристина».

Амалия де Ровуа в Милане на своей роскошной вилле недоверчиво качала головой, разбирая торопливые закорючки крестницы.

«Ты всегда помогала мне, тетя Амалия, и я тебе очень благодарна. Но я допустила непростительную ошибку, когда бросилась спасать жемчуга Ады, и осрамила и тебя, и Лотара. Я не хочу быть причиной вашего позора. Больше вы обо мне никогда не услышите».

Лотар вначале просиял, обнаружив в почте письмо от Кристины. Но как же омрачилось его лицо, когда принц прочитал послание!

«Поверь, я люблю тебя больше всего на свете и именно поэтому оставляю тебя навсегда. Ты не должен из-за меня лишиться наследства. Ведь княгиня ясно дала мне понять, что, если ты на мне женишься, наследником станет Бернард. К сожалению, я успела испортить тебе жизнь тем, что наша помолвка все-таки состоялась. Но ты можешь всем сказать, что я умерла, скажем, от оспы. Если хочешь, можешь, конечно, сказать и правду: я не гожусь тебе в жены. Будь счастлив, Лотар. И постарайся забыть меня как можно скорее».

В конце следовала неразборчивая и местами размазанная приписка: «Неужели тебе придется жениться на этой донне Айседоре? Уж лучше бы на Аде. Это хотя бы утешило моих родителей. К.».

Лотар, обычно спокойный и рассудительный, ударил кулаком по столу. При этом по чистой случайности слетел на пол некий роскошно отпечатанный документ, на который он еще не успел взглянуть. Лотар поднял его: это было уведомление о бракосочетании из Англии. Какой-то неизвестный ему лорд Стоун сообщал о своей женитьбе на Аде де Ториак.


То ли в Америке люди гораздо богаче, чем у нас, думала по дороге в Гринвуд Кристина, то ли в этом месте живут исключительно миллионеры. Судя по всему, пешком здесь не ходят. На улицах ни одного пешехода. Кристина с трудом тащилась от автобусной остановки, сумка с каждым шагом становилась все тяжелее. Оград, как в Германии, здесь не было, но дома утопали в садах, больше похожих на парки.

Дверь дома Ричардсонов открыл негр, сияя белозубой улыбкой.

— Я Кристина де Ториак, — назвалась она и стала подыскивать английские слова: — Не могу ли я поговорить с мисс Лиз?

— Милости просим, ваше высочество, — огорошил ее негр своим плохо заученным немецким с неправильными ударениями.

И тут же в просторный холл, который, собственно, был не прихожей, а гостиной, набежала целая толпа. Лизхен бросилась подруге на шею. Дама с фиолетово-седыми волосами присела, изобразив что-то вроде книксена. Две маленькие девочки таращились на Кристину широко раскрытыми глазами. Мальчик лет трех-четырех теребил ее за юбку.

На заднем плане улыбались две молодые горничные в черных платьях с белыми воротничками.

— Что все это значит, Лизхен? — спросила Кристина. — Вы кого-то ждали? Я помешала?

— Разумеется, ждали. Тебя.

К подругам приблизилась дама с фиолетовыми буклями в ярком шелковом платье и, к ужасу Кристины, схватила и поцеловала ее руку.

— Добро пожаловать, — произнесла она по-немецки и добавила уже на родном языке: — Мы просто счастливы, ваше высочество, приветствовать вас в нашем доме.

— Кажется, вы меня с кем-то путаете. — Кристина с трудом подбирала слова на чужом языке. — Я Кристина де Ториак и хотела всего лишь поговорить с мисс Лиз.

— Им прекрасно известно, кто ты такая, — сказала Лизхен, сияя от гордости. — Миссис Ричардсон чуть не упала, когда услышала, что ты к нам заедешь. Ты первая живая принцесса в этих краях.

— Какая же я принцесса?! Что ты мелешь?

— Ну, без пяти минут принцесса. Как раз в эти дни сообщение о твоей помолвке появилось в самом престижном иллюстрированном женском журнале. Кстати, выглядела ты превосходно. — Лизхен засмеялась: — Не то что сейчас. Миссис Ричардсон еще, чего доброго, разочаруется в европейских принцессах. Она ожидала, что ты появишься в горностаевой мантии, увенчанная диадемой.

— Боже мой! — простонала Кристина. — Ну и влипла же я в историю… Как же теперь выпутываться? Ведь я тоже хотела подыскать себе место компаньонки, а не разыгрывать из себя принцессу, каковой вовсе не являюсь. Ты не могла бы объяснить все это миссис Ричардсон?

— Ни за что! — Лизхен критически оглядела подругу. — У тебя что-нибудь стряслось?

— Да. Все пошло наперекосяк.

— Ну, про это совсем не обязательно говорить Ричардсонам. Для них это стало бы тяжелым разочарованием, а я прослыла бы обманщицей. Попозже мы все не спеша обсудим. К счастью, миссис Ричардсон ни слова не понимает по-немецки. А дети, надеюсь, не сообразят, о чем идет речь.

— Принцесса, — повторил по-немецки маленький мальчик. — А где корона?

— Корону принцесса оставила дома. — Лизхен без усилия перешла на английский. — Видишь ли, корона вещь тяжелая, к тому же мешает во время путешествия в самолете.

— Ее высочество нас понимает? — осведомилась миссис Ричардсон.

— Да, я вас очень хорошо понимаю, миссис Ричардсон. — Кристина начала понемногу осваиваться, хотя заметила, что оксфордский английский, которому ее учили в школе, здесь воспринимается как иностранный. — Прежде всего хотелось бы сердечно вас поблагодарить за радушный прием.

— Это большая честь для нас, ваше высочество.

— К сожалению, я не имею права на подобное обращение.

— Оставь, — шепнула Лизхен. — Какая разница, как к тебе обращаться? Доставь хорошим людям удовольствие, пусть называют тебя высочеством, это же не обидно.

— Просто какое-то безумие, — простонала Кристина, когда подруги наконец остались вдвоем с Лизхен. — Зачем ты подложила мне такую свинью? Как мы теперь выпутаемся из этой истории?

— Все получилось само собой. Я тебе уже говорила: в журнале появилось сообщение о твоей помолвке.

— И тебе обязательно нужно было всем доложить, что ты меня знаешь?

— Разумеется, не обязательно. Но мне приятно было похвастаться, я же не представляла, что за этим может последовать.

— Ты хотя бы предупредила меня об этом по телефону.

— Я же не знала, что с тобой стряслось. Да и сейчас не знаю. Что, сказочный принц тебя бросил?

Наконец-то Кристина получила возможность выговориться. Лотар в ее рассказах был не только сказочным принцем, но самым лучшим, самым любимым и самым тактичным человеком на свете. А княгиня Катарина, напротив, выходила настоящим драконом, пожирателем невинных девушек. Далее следовали, конечно, самобичевание, слезы и трагизм утраченной любви.

— Ну, одно-то я знаю точно, — заявила Лизхен. — Я бы ни за что не вышла за принца. Вначале я тебе завидовала, но теперь вижу, что это сущий ад. Все эти придворные интриги, хитрости… А замок — настоящая тюрьма.

— Я бы тоже предпочла, чтобы Лотар сам зарабатывал себе на хлеб, — мечтательно вздохнула Кристина. — Тогда бы я помогала ему — вела бы переписку, штопала носки…

— Что касается меня, — рассудительно сказала Лизхен, — я хотела бы иметь такого мужа, который мог бы купить себе новые носки, когда старые протрутся.

Впервые за долгое время Кристина от души рассмеялась.

— А у тебя есть кто-нибудь, чьи носки ты хотела бы выбрасывать?

Лизхен вздохнула и повертела на пальце узкое золотое колечко с крохотным бриллиантом.

— В Америке обручальные кольца, как правило, с бриллиантами.

— Значит, ты обручена?

Лизхен ответила не сразу. Ее хорошенькое личико стало задумчивым и даже печальным.

— Дэвид не прочь на мне жениться. Но его мать… Она овдовела, когда Дэвид был еще ребенком, и сын для нее все. Она его безмерно балует, исполняет все его прихоти, тем более что может себе это позволить. — Последние слова прозвучали особенно горько. — И Дэвид чувствует себя в неоплатном долгу перед ней. Как можно идти наперекор воле человека, который всю жизнь делал для тебя только добро?

— И она что-то имеет против тебя?

— Да она меня даже не знает. Дэвид до сих пор не осмелился и заикнуться о моем существовании. Он утверждает, что дело не во мне лично. Его мать всегда найдет повод отвергнуть любую возможную невестку. Она хочет сохранить сына для себя.

— Значит, у тебя тоже есть своя старая княгиня.

Лиз подняла голову.

— Она не княгиня, хоть богата и происходит из семьи, о которой здесь ходят легенды.

— Что ж, значит, обеим одинаково не повезло: нам достались мужчины, которые вынуждены оглядываться на старую самодурку. — Кристина обняла подругу. — Бедняжки мы с тобой.


Кристина жила у Ричардсонов как у Христа за пазухой. Ее баловали, во всем угождали и, хотя она то и дело предлагала свою помощь, не позволяли ударить палец о палец. А о скором отъезде не хотели и слышать.

Миссис Ричардсон собиралась продемонстрировать «ее высочество» не только всем друзьям и знакомым, но и местной прессе. Для этого был задуман пышный праздник, приготовления к которому шли полным ходом.

Миссис Ричардсон заказала себе брючный костюм из золотой парчи, расшитый блестками. Для «милой Лиз» купили в модном салоне вечернее платье. Само собой разумелось, что и центральная персона празднества — Кристина должна предстать перед гостями в роскошном туалете. Но где же его взять? Только Лизхен знала, что у Кристины нет с собой ни одного вечернего платья. И денег у обеих кот наплакал.

Кончилось тем, что подруги, оказавшись в Нью-Йорке, присмотрели в недорогом универмаге скромное белое платье. Когда Кристина примерила его, Лизхен восхитилась:

— Сшито будто на тебя.

В праздничный вечер Кристина надела свое единственное украшение: рубиновое ожерелье, подаренное крестной. Вечер удался на славу. Кристина не видела такой сутолоки даже на собственной помолвке в замке Арнемлинг. На празднике у Ричардсонов было гораздо оживленнее, веселее и в то же время, как ни странно, церемоннее — как-никак среди гостей настоящая принцесса.

Во время праздника Кристину не раз спрашивали, от кого из знаменитых парижских кутюрье у нее платье. Кое-кому даже хотелось узнать, сколько оно стоит. Вначале Кристина старалась уклониться от ответа, но в конце концов решила говорить правду:

— Купила в Нью-Йорке, в универмаге.

Это вызывало всеобщий смех и предположения, что, скорее всего, для принцессы шьют придворные модельеры.

Все мужчины были очарованы красотой Кристины, ее шармом и умением вести беседу. Высокую гостью ни на минуту не оставляли одну, каждому хотелось обменяться с ней хоть несколькими словами или потанцевать.

На вечеринке Кристина познакомилась и с Дэвидом, другом Лизхен, который показался ей совершенно неинтересным, бесцветным и скучным. Он прямо-таки окаменел от ужаса, когда подошла его мать — как раз в тот момент, когда он нежно поглаживал руку Лизхен.

— А вы, видимо, миссис Слайтон? — светски осведомилась Кристина, заметив испуганный взгляд подруги. — Позвольте представить вам мою самую близкую подругу Лиз. Я только что попросила вашего сына взять ее под свою опеку.

Миссис Слайтон присела в книксене и от волнения порозовела.

— Это большая честь для меня, ваше высочество.

— Доставьте мне огромную радость, миссис Слайтон, позвольте вашему сыну принять как-нибудь мое приглашение на чай в компании с моей чудесной подругой Лиз и другими нашими знакомыми.

— Разумеется, ваше высочество.

Впоследствии подруги тайком посмеялись, словно две заговорщицы.

— Думаю, теперь эта дама смотрит на тебя совсем другими глазами, — уверяла Кристина. — И не будет возражать, чтобы ее сын появлялся с тобой на людях.

— Надо же, что значит титул! И не где-нибудь, а в Штатах. А я-то считала, что здесь все люди равны, — удивлялась Лизхен.

— Возможно, но только есть и такие, которые понимают равенство по-своему.

В тот вечер Кристина познакомилась и с Ричардом Салливеном, господином лет пятидесяти с блестящими манерами и изысканным вкусом, добрым знакомым Ричардсонов. Салливен играл с главой семьи в гольф в каком-то клубе для избранных и часто по-свойски бывал в доме. Дети называли его дядей Ричардом.

Как узнала впоследствии Кристина, он был бизнесменом, разбогатевшим на одном гениальном изобретении. В Соединенных Штатах пользуются большой популярностью так называемые «Пятидолларовые магазины». Заходя в «Пятидолларовый магазин», человек заранее знает, что стоимость его покупки будет кратна пяти долларам. Мелочь вроде зубной щетки или колготок Ричард Салливен, разумеется, не мог предлагать по пять долларов. Но такие вещицы продавались либо партиями, либо в наборе с другими мелочами, что придавало им оттенок сюрприза. Именно эти сюрпризы и делали «Пятидолларовые магазины» столь привлекательными для покупателей. Даже если человеку не особенно нужна жевательная резинка или дешевые часы, ему приятно обнаружить их в упаковке, к тому же остается ощущение, что довесок получен бесплатно.

В личном потреблении мистер Салливен был куда разборчивее, предпочитая самые дорогие и лучшие вещи. Как оказалось, у него наряду с прочим была и собственная картинная галерея.

Кристина привязалась к этому господину, часто и охотно с ним беседовала и воспринимала его, как и дети Ричардсонов, родным человеком, дядей. Она не особенно удивилась, когда в один прекрасный день Салливен преподнес ей большой плоский пакет: он любил делать подарки. Кристина уже не раз получала от него то коробку конфет, то цветы, то другие знаки внимания.

Но к такому повороту событий и к подарку, который вручил ей мистер Салливен на сей раз, Кристина не была готова.

Когда пакет развернули, взорам присутствующих открылась старинная картина в раме необычной формы. Верхняя часть рамы образовывала причудливый золоченый свод. На полотне прелестная Мадонна мечтательно улыбалась своему Младенцу. Кристина не сомневалась, что это бесценное произведение искусства, хотя ей никогда не приходилось видеть репродукций этой картины.

Поначалу она онемела и только молча поглаживала пальцами драгоценную раму.

— Должно быть, это стоит целое состояние, — наконец произнесла она. — Таких подарков не делают.

— Она принадлежит вам. Я хочу, чтобы когда-нибудь вы отвезли эту картину на родину и вернули прежнему владельцу.

— На мою родину?

— Я имел в виду и родину «Мадонны». Эта картина называется «Мадонна в шиповнике», и ее законное место в капелле замка Арнемлинг.

— Но как «Мадонна» из Арнемлинга попала в Америку? И почему вы хотите подарить ее мне?

— Вы самая очаровательная девушка, которую я когда-либо встречал, — галантно объяснил Салливен. — Вы напоминаете мне… Впрочем, неважно. Вы сразу произвели на меня сильнейшее впечатление. Затем я услышал слово «Арнемлинг» и узнал, что в один прекрасный день вы должны стать хозяйкой замка Арнемлинг.

Кристина подавленно молчала. В этот момент она еще раз почувствовала шаткость своего положения, но не хотела ни лгать, ни открывать правды.

— Я вспомнил, что уже слышал про Арнемлинг, — продолжал Салливен, — и именно в связи с этой картиной. Тщательно изучив мои записи, я нашел объяснение.

— Но каким образом она попала к вам? Неужели князь продал картину в Соединенные Штаты?

— Считается, что «Мадонна» исчезла из Арнемлинга в неразберихе Второй мировой войны. Насколько я смог проследить судьбу этой картины, вначале она была собственностью мелкого торговца антиквариатом в Англии, который, должно быть, купил ее по дешевке и выставил на одном известном аукционе. После этого она попала к какому-то коллекционеру в США, который вскоре оказался в затруднительном финансовом положении. В конце концов я приобрел ее совершенно легально у одного солидного торговца антиквариатом.

— Должно быть, она стоит неимоверно дорого.

Ричард Салливен отечески улыбнулся.

— У меня достаточно средств, чтобы иногда позволить себе и широкий жест. Возьмите «Мадонну» с собой туда, откуда она здесь появилась.

Кристина еще раз погладила раму и осторожно коснулась головы младенца Иисуса.

— К сожалению, я не могу принять от вас такого подарка, мистер Салливен. Я никогда не вернусь в Арнемлинг и поэтому не смогу возвратить «Мадонну» на прежнее место. Если вы действительно готовы с ней расстаться, князь фон Арнемлинг купит ее у вас, в этом я не сомневаюсь.

— Я не продаю свои картины, — несколько оскорбился Салливен. — Как это могло прийти вам в голову? — Но тут же высказал догадку: — Разве вы не обручены с князем фон Арнемлинг?

— Официально я все еще считаюсь невестой наследного принца, а князь уже очень стар. Но замуж за принца я не выйду.

— Хм… — Судя по всему, эту новость ему нужно было еще переварить.

Кристина с мольбой посмотрела на Салливена.

— Я понимаю, что не имею права просить вас сохранить это в тайне. Никто, кроме моей подруги Лизхен, не знает правды. У меня никогда не было намерения сколотить капитал на моих отношениях с принцем. Я как-то невзначай угодила в эту историю и по сей день не могу объяснить, почему все зашло слишком далеко.

— Ричардсоны тоже ничего не знают? — коротко спросил Салливен.

Кристина отрицательно покачала головой.

— Ричардсон один из моих близких друзей, а его жена так гордится вашим «высочеством»… Не слишком ли все это, Кристина, или как вас зовут на самом деле?

— Кристина де Ториак. Я никогда не использовала ни чужого имени, ни чужого титула. Но… — Она погладила кончиками пальцев полированную поверхность стола. — Мне бы не хотелось никого разочаровывать. Кажется, я опять допустила большую оплошность и завтра же уеду. Если вы промолчите, Ричардсоны никогда не узнают правды.

Но Кристина никуда не уехала, и картина осталась у нее. И то, и другое — по настоятельной просьбе мистера Салливена.

— Не нужно привлекать к себе излишнее внимание. Один из наших соседей затевает вскоре грандиозное празднество, на котором вы должны присутствовать в качестве почетной гостьи, и ваш отъезд может глубоко задеть самолюбие хозяина. Впрочем, и я не привык, чтобы мои подарки отвергали. Поэтому оставим пока все как есть, а там, глядишь, найдется и решение.

И Кристина целиком положилась на Салливена, который стал ей более близок, чем Ричардсоны и даже Лизхен. Из-за этого ей пришлось сносить подтрунивания миссис Ричардсон, которая между прочим обронила:

— Не будь вы помолвлены с князем, можно было бы подумать, что вы собираетесь стать пятой миссис Салливен.

— Пятой? — ужаснулась Кристина. — Он так часто женится?

— Мистер Салливен очень привлекательный и богатый человек, но не думаю, что он идеальный муж. Я знала только его последнюю жену, раньше он жил в Сан-Франциско.

Впрочем, все это мало интересовало Кристину. Ричард Салливен был ей симпатичен. В его присутствии она старалась вести себя как можно сдержаннее, особенно когда он приглашал ее поужинать или откровенно выражал свое восхищение. С другой стороны, из-за «Мадонны» она чувствовала себя обязанной Салливену и однажды заговорила с ним об этом. Разумеется, в самой дипломатичной форме.

— Мне кажется довольно странным, что в вашей собственности оказалась картина из замка Арнемлинг и что именно здесь, в этом маленьком городке, вы познакомились со мной. Скажите, не кроется ли за этим нечто большее?

— Вы удивительно проницательны. — Он отвесил галантный поклон. — Это одно из ваших достоинств, которые я так ценю. Да, вы правы, все было наоборот. Вначале я познакомился с вами и только потом приобрел картину.

— Но ведь не ради меня? Меня нельзя купить, мистер Салливен.

— Вы неправильно поняли. Я не собирался вас покупать, я хотел оказать услугу.

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать.

Он стал серьезен, как никогда.

— Однажды в каталоге одного аукциона появилась репродукция этой картины, и княжеский дом фон Арнемлингов заявил на нее претензии как на похищенную собственность. Поэтому она уже несколько лет не появляется в продаже. Претендует на нее и последний владелец.

— Я все еще вас не понимаю.

— Ну, мне приходится часто вращаться в кругу коллекционеров и торговцев антиквариатом, поэтому я давно был в курсе этих безрадостных обстоятельств. Услышав во время вечеринки у Ричардсонов слово «Арнемлинг», я навел кое-какие справки, купил «Мадонну» и официально поручился, что картина в целости и сохранности будет возвращена в замок Арнемлинг. Мне показалось, что вы могли бы стать тем посредником, через которого можно вернуть полотно, не поднимая лишнего шума.

— И вот мы с вами оба сели в лужу, — грустно усмехнулась Кристина.

— Если бы вы вернули «Мадонну» князю, это было бы на руку официальным кругам и отвечало бы моим интересам. Само собой разумеется, никаких неприятностей у вас не будет. Кстати, вы можете выбрать для себя любую картину из моей коллекции.

— Я не собираюсь брать плату за свои посреднические услуги. — Кристина заволновалась: — А как доставить эту картину в Арнемлинг?

— Это моя забота.

— И все совершенно бескорыстно, мистер Салливен?

— Нет. Я поразмыслил о вашей щекотливой ситуации. Мне кажется, самый лучший выход для вас — выйти за меня замуж.

Кристина не поверила своим ушам.

— Конечно, вы считаете, что я слишком стар для вас, — невозмутимо продолжал Салливен. — Я даже старше, чем некоторые думают. Я четырежды был женат, у меня шестеро детей, и я уже трижды дедушка. Но это вовсе не значит, что я не смогу сделать счастливой молодую очаровательную девушку. Уверяю вас, я абсолютно здоров.

— Но я… я же вас не люблю! — в отчаянии выкрикнула Кристина.

— И только поэтому отклоняете мое предложение? Но сколько браков было заключено без любви! И уж у нас-то все было бы хорошо. Для брака вполне достаточно, если один любит, а другой позволяет себя любить.

— Но что подумает Лотар?

В улыбке Салливена появилась горечь.

— Значит, вы не хотите окончательно порвать с ним. Вы сбежали, но все же не теряете надежды на чудо, которое снова сведет вас?

— Нет-нет, это не так, — ответила Кристина слишком поспешно и испуганно.

Салливен взял ее руку, коснулся губами и тут же снова отпустил.

— Я хотел бы вам помочь, Кристина, — тихо сказал он. — Без малейших обязательств с вашей стороны. Видите ли, даже самые старомодные люди взглянули бы на все иначе, будь вы миссис Салливен.

— Что же, только ради этого?

— Нет.

Она чувствовала, что несправедлива к этому человеку и что ее слово горько обижает его, а Кристине ни в коем случае не хотелось бы терять в его лице друга.

— Вы так добры ко мне. Не могли бы вы подыскать для меня работу? В одной из ваших фирм или через знакомых. Понимаю, я могу рассчитывать только на самую скромную должность. — Голос у нее дрогнул, хотя Кристина изо всех сил старалась держаться.

Салливен покачал головой.

— Печальна была бы ваша судьба, выполни я вашу просьбу. Даже коренным американцам нелегко идти по жизни в одиночку и с крошечным содержанием. А в вашем случае возникли бы еще и дополнительные проблемы из-за гражданства и отсутствия связей.

— Тогда мне лучше вернуться домой.

— Думаю, вы правы. И все же я буду ждать. Если вы захотите принять мое предложение, вам достаточно сказать одно только слово. А теперь давайте поговорим о том, как нам лучше доставить «Мадонну» в Арнемлинг. Например, вы могли бы декларировать это произведение искусства как подарок дому Арнемлингов, хотя с вами и обошлись там не очень любезно. Тем более я купил эту «Мадонну» только ради вас, и теперь она ваша. Если бы не вы, Арнемлингам не видать этой картины как своих ушей.

— Да, но тогда Лотар узнает, где я.

Салливен улыбнулся.

— Ну что ж, тогда мы поручим Бостонскому аукциону вернуть картину в Германию. С приветом от Кристины де Ториак. Порученец не будет знать ничего, кроме этого, и, следовательно, не сможет дать никаких справок.

Кристина заплакала. Она сама не знала, что явилось причиной ее слез: загубленная любовь, жалость к этому доброму человеку, которому она ответила отказом, или неопределенность будущего. А может, все сразу?

Кристина позволила оплатить Салливену билет на самолет и пообещала дать ему знать, если окажется в трудном положении. Но до этого предстояла вечеринка у Грина, а потом — два дня на отдых и на сборы.

Кристина жила все это время словно в полусне. Она говорила, смеялась и делала то, чего от нее ожидали, но совершенно автоматически. Тем не менее она отказалась купить для вечеринки новое платье.

— Не могу я тратить последние деньги: мало ли что понадобится в дороге, — объяснила она Лизхен.

— Может быть, тебе не следовало лететь первым классом? — заметила подруга, взглянув на авиабилет, лежавший на столе.

— Но я ведь не сама его покупала.

— Откуда же он взялся?

Кристина не могла больше таиться и, всхлипывая, сбивчиво рассказала обо всем, повторяя после каждой фразы, что никто не должен об этом знать.

— Ты, наверно, сошла с ума! — воскликнула Лизхен. — Неужели ты думаешь, что все так и будут плясать вокруг тебя, как тогда, во время вечеринки? То она убегает от настоящего живого принца, то ей не по вкусу мультимиллионер. Ты ведешь себя,как капризный избалованный ребенок.

— Ах, ты не понимаешь!

— Это я-то не понимаю? Да я пробиваюсь сквозь такие дебри и все же не устраиваю сцен. Миссис Слайтон вроде бы не возражает против нашего с Дэвидом брака и даже поговаривает о пышной свадьбе. Но мы-то понимаем: его любезная мамочка приняла меня только потому, что я ближайшая подруга твоего высочества.

— Но это же чудесно, дорогая! Почему ты мне об этом не сказала?

— Потому что я далеко не уверена, что действительно хочу выйти замуж за Дэвида.

— Вы что, поссорились?

— О нет, ни с ним, ни с будущей свекровью. Дэвид мне очень нравится, но он на всю жизнь так и останется маменькиным сынком. У нас будет, так сказать, брак втроем.

— Но ведь Слайтоны довольно состоятельны? Выдвини Дэвиду ультиматум. Скажи, что хочешь иметь собственную квартиру и как можно дальше от дома его матери. Если он тебя любит, то согласится, и тогда все устроится само собой.

— Ты бы лучше разобралась в собственных делах! Чужую беду руками разведу, а к своей ума не приложу.


Кристина опять была в центре внимания на большом празднике. Все любовались ею, и она надеялась, что никто из присутствующих никогда не узнает, как в действительности обстоят ее дела.

Она дважды танцевала с Ричардом Салливеном, который держался весьма предупредительно и любезно, но соблюдал дистанцию. Кристина решила, что и он тоже глубоко разочаровался в ней.

— Теперь всегда, вспоминая Гринвуд или Америку, я буду прежде всего думать о вас, самом милом человеке, какого я когда-либо встречала, — сказала Кристина Салливену.

— Как знать, может быть, мы еще увидимся. Я часто бываю по делам в Европе. Пожалуйста, не подумайте, что я на вас в обиде. И если вам когда-нибудь понадобится моя помощь или если вы передумаете, вам достаточно будет сказать одно только слово.


На следующее утро все в доме долго спали, не спалось только Кристине. Она почти всю ночь провела без сна, пытаясь разобраться в своих чувствах. Завтра…

Да, завтра она сядет в самолет и вернется в Европу. В первом классе, в последний раз как принцесса, провожаемая множеством людей.

А что потом? Никто не придет ее встречать, никто не обрадуется ее приезду. И денег у нее ровно столько, чтобы при самых скромных затратах прожить две-три недели. За это время необходимо будет найти работу, чтобы обеспечить свое существование. Будущая жизнь представлялась ей серой и унылой, как мелкий моросящий дождь за окном, удивительно отвечавший ее настроению.

Около одиннадцати Кристина натянула теплый пуловер и спустилась вниз. Никто еще не вышел к завтраку, однако она была уверена, что прислуга предложит ей горячий кофе или чай. Не успела Кристина выпить чашку кофе, как в дверях возникла чернокожая горничная и взволнованно сказала:

— Там пришел принц.

— Как вы сказали, кто пришел?

— Не знаю, как правильно выразиться, — извинилась горничная. — Мистер сказал, что он принц фон Арнемлинг и ваш жених.

Кристина решила, что здесь какое-то недоразумение или, того хуже, глупая шутка, которую позволил себе кто-нибудь из ее новых знакомых.

— Так пригласите его войти, — довольно равнодушно ответила она и подлила сливок в кофе.

Но кувшинчик тут же выскользнул у нее из рук и упал в хлебницу, потому что улыбающийся господин, возникший в дверном проеме, был действительно Лотар.

— Как ты здесь оказался? — задала она самый банальнейший из вопросов, боясь, что сейчас проснется и сон исчезнет.

— Я должен отвечать на этот вопрос? — Улыбка на его лице погасла. — Разве недостаточно того, что я здесь? Честно говоря, я надеялся, ты обрадуешься.

— Нет, этого не может быть. — Кристина недоверчиво покачала головой. — Как ты узнал, где я?

— Из газет. Прошу, выслушай меня. Я не стану навязываться или обманывать, но я приехал, чтобы забрать тебя домой.

Кристина, сама того не замечая, крошила кусочек хлеба.

— Разве ты не получил мое письмо? — спросила она после долгой мучительной паузы. — Я же написала, почему не могу выйти за тебя замуж.

— Потому что не хочешь мне навредить. Это истинная причина?

Она подняла на него взгляд, но так и не смогла рассмотреть Лотара как следует: ей мешали слезы.

— Я люблю тебя. Я написала тебе об этом, с тех пор ничего не изменилось. Но я… просто не хочу, чтобы ты повторил судьбу твоего дяди Теодора.

— Который на нее отнюдь не жалуется. Давай не будем заниматься пустопорожними рассуждениями. Никто не собирается лишать меня наследства. Никто ничего не имеет против тебя. Единственное, что меня смущает, это разговоры: мол, принц Лотар, должно быть, форменное чудовище, если невеста от него сбежала.

— Ты говоришь неправду. Я знаю, что думает обо мне княгиня. И, наверное, не только она, но и другие люди, чье мнение тебе дорого.

— Тетя Катарина действительно устроила настоящий спектакль, правда, не для публики — для этого она слишком горда. Но дядя Карл далеко не тот человек, чтобы пустить все на самотек и отстраненно наблюдать, что из этого выйдет. Он заставил ее замолчать и заверил меня, что решительно ничего не имеет против тебя. Даже позаботился о том, чтобы Бернард и его ненаглядная донна Айседора уехали из замка. А ты взяла и бесследно исчезла. Нам стоило неимоверных усилий замять скандал. — Тут его тон заметно смягчился: — Ты хоть представляешь, как напугала меня? Я даже велел обшарить дно пруда.

— Ты за меня боялся? — Глаза ее засветились, а сердце забилось от волнения и радости.

— Глупышка моя, — нежно улыбнулся он. — Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя и хочу жениться только на тебе?

Если бы они не были в чужом доме, ничто не помешало бы Лотару обнять Кристину и задушить ее поцелуями. Сколько раз он рисовал в своем воображении эту встречу и представлял себе, как обрадуется Кристина. Но все получилось иначе, и Лотаром овладели сомнения.

Как его невеста оказалась в этом доме, с кем за это время успела познакомиться и как проводила время? Разве не может так случиться, что ее сердце уже принадлежит другому? Почему при его появлении у нее был отсутствующий вид? Вопросы, вопросы, на которые нет ответов.

— Да, мы все за тебя волновались, и твои родители тоже. Неужели ты способна думать только о себе? Твоя мать боялась, уж не пошла ли ты по стопам Ады, которая вешается на шею любому мужчине, если он может ей хоть что-нибудь предложить.

Кристина все еще не обрела дара речи. Она молча выслушала упреки, понимая, что Лотар — по крайней мере, в этот момент — не верит в ее любовь.

— Кстати, Аде удалось подцепить какого-то английского лорда. — Лотар расценивал молчание невесты как своего рода признание во всем, в чем он обвинял ее. — А кто же стал твоей добычей?

Нет, этого он не хотел говорить, слова сами слетели с языка. Нечаянно. Он слишком устал от долгого перелета и смены часовых поясов. И просто-таки обескуражен более чем холодным приемом.

Кристина, не пришедшая в себя от неожиданного появления Лотара, не осталась в долгу:

— Ричард Салливен может предложить мне не меньше твоего, да в придачу, пожалуй, еще и то, что получит Ада от своего лорда. У него, правда, нет титула, но мне на это наплевать.

— Однако тебе понравилось разыгрывать тут из себя принцессу и позволять титуловать себя «высочеством».

Кристина вздрогнула, как от удара хлыстом.

— Откуда ты знаешь?

— Из газет. В одной итальянской газете, а вернее сказать, в бульварном листке появилась целая статья о вечеринке в Гринвуде. Там упоминалось и «ее высочество», и «принцесса фон Арнемлинг». Я был шокирован, когда узнал тебя на снимке. Сначала решил, что тут какая-то путаница, но потом навел справки и…

— Боже, представляю, что ты обо всем этом подумал!

— А что, по-твоему, я должен был думать? Как тебе пришло в голову выдавать себя за принцессу фон Арнемлинг? Неужели ты решила сколотить себе капиталец на нашей фамилии? Когда появилась статья и мне стали задавать вопросы, я не знал, что отвечать.

— Все было совсем не так, Лотар.

— Ну и как же все было?

— Я скажу тебе правду, ты имеешь на это право. Просто ужасно, что ты пытаешься выставить меня самозванкой и мошенницей. Знаешь, мне только на руку то, что ты не хочешь на мне жениться. Стану тогда миссис Салливен. До сих пор я отказывала Ричарду Салливену, потому что любила тебя и думала, что ты тоже меня любишь. «Мадонну» ты теперь сможешь увезти и сам.

— Какую еще Мадонну?

— «Мадонну в шиповнике», которая была когда-то вывезена из замка Арнемлинг. Ричард Салливен подарил ее мне.

— Подарил тебе?

— Он тогда еще надеялся, что я стану его женой. Но теперь ты, разумеется, можешь взять ее себе. Ричард как раз собирался передать картину вам, у него будет меньше хлопот.

— О чем ты вообще говоришь?

— Ты же сам хотел знать, что я здесь разыгрывала.

И Кристина рассказала Лотару обо всем. Услышанное потрясло принца.

— Значит, ты хочешь выйти за Салливена замуж, потому что он богат?

— Нет, я не приняла его предложение. Разве я не сказала об этом? Завтра я собиралась лететь домой, найти там работу и, что называется, затеряться в толпе. Но теперь, когда я узнала, что ты больше меня не любишь, думаю, поступлю по-другому. Почему, собственно, я должна скрываться? Почему бы мне не стать женой человека, который меня любит и не предъявляет никаких дурацких обвинений?

— Потому что ты выйдешь замуж за меня! — Лотар вскочил и крепко прижал Кристину к себе.

Неужели Лотар все-таки любит меня? Разве я могла мечтать о таком счастье? Мысли лихорадочно плясали в ее голове. Но его губы обожгли ей рот, и все чувства Кристины ожили, закружили ее, бросили к нему в сладостном порыве. В счастливом изнеможении Кристина приникла к Лотару и обвила руками его шею. Ее губы безмолвно ответили на все его вопросы.

Когда Ричардсоны узнали, что еще и принц оказал честь их дому, поднялась невиданная суматоха. Лотар хотя и принял приглашение пообедать, но настоял на том, что они сразу после этого уедут.

— Но ведь мой самолет только завтра, — шепнула ему Кристина.

— А разве я не могу хотя бы несколько часов побыть с тобой вдвоем после всей этой шумихи, которую подняли вокруг нас? Теперь я, кажется, начинаю понимать, каким образом тебя втянули в эту игру с «высочеством».

Они выехали на шоссе, оставив городок позади, Лотар остановил машину, чтобы наконец без помех обнять и поцеловать Кристину.

Капли дождя барабанили по крыше машины. Тяжелые струи воды залили стекла, и это было очень кстати: никто из проносящихся мимо автомобилей не мог видеть того, что происходило за помутневшими стеклами. А пешеходов в Америке, как известно, не водится.

Разве можно выдержать дорогу до Нью-Йорка, да потом еще искать отель? Оба сиденья были откинуты, влюбленные, истосковавшиеся в долгой разлуке, жадно приникли друг к другу — так мучимый жаждой странник в нетерпении припадает к наконец-то встретившемуся источнику. Они пили и пили из этого источника и никак не могли утолить нестерпимую жажду.

17

Счастливые часы пролетели для Кристины и Лотара как одно мгновение. По возвращении из Америки их ждало печальное известие. Шофер, встречавший их в аэропорту, сообщил, что у князя случился еще один сердечный приступ и он находится при смерти.

Карл фон Арнемлинг с трудом узнал племянника. На сей раз он лежал дома, категорически отвергнув все попытки поместить его в больницу, — не пристало ему умирать под чужой крышей.

— Я так рад, что ты успел приехать, — слабым голосом сказал он Лотару и, потянувшись к нему исхудалой рукой, привлек к себе. Вторую руку он возложил на голову Кристины. — Не надо плакать, дитя мое. Я уже старик, мое время истекло. Тяжкое бремя ложится теперь на вас. Я рад, что вы будете рядом с Лотаром. — Старый князь приподнялся на подушке. — Вам необходимо как можно скорее пожениться. Мне бы хотелось, чтобы это произошло еще при мне. Я бы с радостью дождался и рождения нового Арнемлинга, но судьба не позволит мне этого.

— Ты так говоришь, будто лежишь при смерти.

— Так и есть, мой мальчик. И с этим ничего не поделаешь, даже если еще раз бросить вызов судьбе.


Княгиня Катарина ни за что не хотела этой свадьбы и приводила тысячи доводов против. Притворяясь перед мужем, что согласна абсолютно на все, она ссылалась то на долгие приготовления, то на особо сложные обстоятельства, надеясь, что запланированную свадьбу еще удастся расстроить.

Ненадолго время как бы остановилось. Кристина снова жила в кавалерском доме, а Лотар в замке, постоянно находясь вблизи дядюшки. Они виделись с Кристиной очень редко, поскольку, по словам княгини, князь плохо переносил присутствие посторонних, к коим причислялась и Кристина.

— Все намного хуже, чем я думал, — мрачно сказал Лотар однажды вечером. — Я не верю, что тетя Катарина действительно так беспокоится о муже, как изображает. Она просто хочет разлучить нас.

— Но почему? Она все еще не может простить меня?

— Не знаю, но ей больше никогда не удастся вбить между нами клин. Либо дядя Карл снова выздоровеет и благословит нас, либо…

Он не договорил. Дядя значил для Лотара гораздо больше, чем он предполагал. Бессилие прежде властного и могущественного человека удручало принца.


В один из дней, когда солнце позолотило последние листья на деревьях парка, напомнив о приближении осени, в замок Арнемлинг прибыла «Мадонна в шиповнике».

Посылка, адресованная наследному принцу фон Арнемлингу, была доставлена по его официальному месту жительства — в кавалерский дом.

Кристина распорядилась открыть ящик и долго любовалась улыбающейся Мадонной. Поздно вечером они вдвоем с Лотаром отнесли картину в маленькую церковь замка. То место, с которого «Мадонна» была когда-то украдена, уже давно подготовили к ее возвращению. Установить картину не составило труда.

Только они вошли в капеллу, примыкавшую к замку и сообщавшуюся с ним, как из другой двери неожиданно появилась княгиня Катарина.

— Что здесь происходит? — строго окликнула она молодых людей. — Мне уже не раз говорили, что временами здесь горит свет, а теперь я и сама это вижу.

— Мы принесли «Мадонну в шиповнике», — ответил Лотар. — Я боялся доверить ее слугам. Насколько я помню, эта «Мадонна» всегда играла в нашей семье роль некоего символа и имела особое значение, хотя сам я впервые увидел картину в Америке. Мне ее показала Кристина.

— Кристина? При чем здесь Кристина?

— Она случайно обнаружила «Мадонну» и сумела вернуть в Арнемлинг. — Лотар слегка приукрасил естественный ход событий. — Собственно, для этого она и летала в Америку.

Еще никому не доводилось видеть грозную княгиню фон Арнемлинг в слезах. Теперь она плакала навзрыд. Это была почти истерика, приступ. Молодые люди в испуге переглядывались, не зная, чем помочь.

Кристина совершенно растерялась, когда княгиня, плача и стеная, бросилась ее целовать.

— Я никогда не забуду этого, никогда! — всхлипывала эта железная женщина. — В тот день, когда похитили «Мадонну», счастье покинуло замок: я лишилась единственного ребенка, потеряла любовь мужа…

Проплакавшись, княгиня вновь обрела свою горделивую осанку и энергично стерла с морщинистых щек следы слез.

— Надо сейчас же рассказать об этом Карлу. Идемте со мной. И «Мадонну» тоже возьмите. Карл должен хотя бы раз взглянуть на нее. Повесить картину на место можно и завтра.


Какое значение имела «Мадонна в шиповнике» для старой княгини и ее мужа, молодые люди так и не узнали. Впрочем, они и не верили в таинственные знаки судьбы. Они заметили лишь, что с этого самого вечера все изменилось.

Княгиня не позволяла больше пылинке сесть на Кристину. Она заботилась о ней не хуже родной матери, хотя слабые рецидивы ее властного характера временами все же давали себя знать.

В день бракосочетания Кристины и Лотара — солнечный и морозный — в замковой церкви присутствовал и старый князь. Все гости не могли там поместиться, и многим пришлось зябнуть на морозе в ожидании новобрачных.

Старый князь опирался на трость с серебряным набалдашником, но держался, как всегда, прямо. Княгиня расточала благосклонные улыбки направо и налево.

Кристина стояла, молитвенно сложив руки, но смысл слов священника не доходил до нее. Она смотрела на Мадонну, которая вновь улыбалась в алтаре.

— Спасибо, — беззвучно шепнула Кристина.

Это слово было обращено и к Мадонне, и к судьбе, и к великодушному мужчине из далекой Америки.

— Ну вот, наконец-то свершилось, — тихонько шепнула виконтесса де Ториак мужу.

Старый князь, которого княгиня проводила в его покои, прощаясь с женой, сказал:

— Вот и еще раз Мадонна воскресила меня из мертвых.

Княгиня улыбнулась и кивнула.

Оставшись один, князь с удовольствием вспомнил, как пришел в Арнемлинг и нанялся на работу.

18

Целый день Катарина провела в предвкушении вечера. Она честно призналась себе, что ждет ужина с радостью, но и с некоторым страхом. Может быть, ей внушают опасения глаза Карла, такие внимательные и проницательные? Или его голос, густой и нежный? Именно такой голос способен ее обезоружить.

Впервые за несколько лет Катарина фон Арнемлинг пожалела о скудности своего гардероба. Стоя перед шкафом, она почувствовала отвращение к своим удобным застиранным платьицам, ей вдруг захотелось предстать перед Карлом в великолепном наряде и старинных драгоценностях, чтобы он ахнул!

Она выбрала приятное, хоть и простое, светлое льняное платье с зеленым шарфом в белый горошек. Взглянув на себя в зеркало, Катарина улыбнулась: загорелые руки выгодно контрастировали с белизной ткани, покатые плечи красиво обнажены. Белые изящные босоножки, купленные в приступе транжирства, теперь оказались кстати и великолепно завершили наряд.

Катарина стояла в дальнем конце террасы, облокотясь о перила и мечтательно глядя вдаль.

— Добрый вечер. — Карл восхищенно улыбнулся.

— Проходите, — приветливо пригласила она. — Я заказала сегодня Магде не совсем обычный ужин. Как-никак, надо отпраздновать ваш переезд в Арнемлинг.

На мгновение Карл подумал, что для собственного блага и душевного равновесия следовало бы как можно скорее бежать отсюда. Но эта мысль ему не понравилась, и он с негодованием отверг ее.

Магда принесла поднос с накрытыми крышками блюдами, одобрительно окинула Катарину взглядом и сказала:

— Если вы не против, госпожа, я пойду спать. Старики устают гораздо быстрее молодых.

— Иди, Магда, — с радостной готовностью кивнула Катарина. — Выспись как следует, завтра будет много работы.

— Спокойной ночи, Магда, — кивнул женщине Карл.

Служанка неторопливо зашаркала к двери, думая про себя: до чего же красивая пара.

Молодые люди смущенно переглянулись, но потом Катарина засмеялась и пригласила к столу.

— Начнем же, а то все остынет. Помолчать успеем и потом, на сытый желудок.

Карл засмеялся вместе с ней. Он вдруг почувствовал себя уютно и раскованно — чувство, давно забытое им за годы напряженной жизни летчика, полной опасностей и волнений.

— При искусственном освещении не так бросается в глаза упадок Арнемлинга, — начала Катарина, оглядевшись. — Фонари целомудренно все скрывают, а дневной свет беспощаден. Иногда мне хочется кричать от ужаса, когда подумаю, что скоро придется расстаться с замком.

— Но я успел заглянуть в ваши хозяйственные книги и понял, что на имении не висит никаких долгов.

— Еще бы, откуда им взяться? Кто даст мне в долг под эти руины? А столько денег, сколько требуется для его восстановления, мне взять негде.

— Думаю, мы обойдемся. Я хотел бы поговорить с вами о том, как получить деньги за счет лесничества.

Он осекся и поднял на нее удивленный взгляд, потому что Катарина громко рассмеялась.

— Извините. Не далее как сегодня утром я сказала Магде, что буду очень рада, если за ужином мне не придется говорить о лесничестве и хозяйстве. И вот вы, словно нарочно, заводите разговор про лесничество!

— Мне очень жаль, но я думал… Да что там, давайте быстренько все обсудим, чтобы разом и покончить с этим. Мне кажется, старые деревья только отнимают свет у молодых, и их можно со спокойной душой срубить. Продадим их на пилораму. Пиломатериалы очень дороги, это принесет нам хорошие деньги.

— Согласна. Делайте как считаете нужным. Теперь я вижу, что если кто и поднимет Арнемлинг из руин, так только вы. Это придает мне сил.

— А мне очень нравится Арнемлинг. У меня такое чувство, будто я здесь родился. — Карл отвел взгляд.

И, повинуясь внезапному порыву, Катарина протянула ему через стол свою узкую руку, на которой никак не сказалась тяжелая крестьянская работа.

— Я была бы счастлива, если бы Арнемлинг стал для вас родным домом, герр Неринг.

Ему оставалось только взять руку Катарины и запечатлеть на ней поцелуй. Зеленые глаза девушки потемнели, яркие губы приоткрылись, обнажив белую полоску зубов. Было видно, что она не привыкла к церемониям и потому, как только Карл разжал пальцы, Катарина мигом спрятала ее под стол.

Вино огненным ураганом разбежалось по жилам Катарины. Она взяла предложенную Карлом сигарету и слегка наклонилась, прикуривая от его зажигалки. Взгляду молодого человека при этом открылось больше, чем предполагал вырез ее платья.

На веранде было душно, ни малейшего ветерка. Казалось, природа затаила дыхание, с любопытством наблюдая, что же станет с этими двумя молодыми людьми.

— А вы любите танцевать, княжна? — спросил Карл.

Катарина взглянула на него почти с испугом.

— Вообще-то, да, но я так давно не танцевала. Боюсь, уже разучилась.

— Да полноте, — улыбнулся он и поднялся. — Танцевать не разучишься, даже если годами не танцевал. Позвольте, я принесу сюда патефон.

Катарина лишь молча кивнула. Ей тоже очень хотелось потанцевать с Карлом, но не ради танца, а чтобы почувствовать его близость. Она взяла со стола бокал и залпом осушила. Когда Карл вернулся, Катарина пристально посмотрела на него потемневшими глазами, в которых вспыхивали искры, словно в них залетели из парка ночные светлячки.

Послышалась мелодия, тихая и вкрадчивая. Неринг подошел к Катарине и поклонился. Ощутив на своей талии его теплую ладонь, она чуть было не убежала, боясь, что он заметит, как сладко у нее кружится голова от его прикосновений.

Карл чувствовал почти то же самое. Он вдыхал аромат хвои, исходивший от волос Катарины, и изредка прижимался щекой к ее локонам. В отсветах фонарей ее волосы вспыхивали то золотом, то медью, и ему казалось, что он воспламеняется от них.

Карл догадывался, что должен быть предельно осторожен — судя по всему, Катарина еще не ведает, что такое любовь. До сих пор она любила только свой Арнемлинг. Но тем более увлекательная задача стояла перед Карлом — показать ей, что такое настоящая любовь между мужчиной и женщиной.


Катарина стояла на приставной лестнице и красила стену так старательно, будто от этого зависела ее жизнь. Время от времени она, сама того не замечая, принималась насвистывать и поэтому не услышала, как к воротам подъехала машина, из нее вышел молодой человек, осмотрелся и с удовольствием стал наблюдать за ее работой.

— Привет! — сказал он, подходя ближе. Под мышкой молодой человек держал дорогую кожаную папку.

Катарина обернулась и с удивлением уставилась на незнакомца, поскольку в имение уже давно никто не заглядывал.

— Здравствуйте, — ответила она, отирая тыльной стороной ладони пот с лица и не подозревая, что одновременно размазывает по щеке грязь.

Посетитель тихонько засмеялся и спросил:

— Я хотел бы видеть герра Неринга. Не подскажете, где его найти?

— Конечно! Извините, я думала… — Катарина проворно спустилась с лестницы. — Идемте, я провожу вас. Думаю, он сейчас наверху.

Карл, просияв, шагнул навстречу молодому человеку и принялся радостно трясти его руку.

— Значит, ты меня все-таки нашел! — воскликнул он и повернулся к Катарине. — Позвольте представить вам, княжна, моего друга и… — Карл чуть не сказал «моего адвоката», но вовремя спохватился. — Барон фон Радшток. А это княжна фон Арнемлинг, моя хозяйка, дорогой Дитер.

Дитер поклонился, даже не подав вида, что поначалу принял ее за служанку. Катарина, от смущения не зная что сказать, предпочла оставить друзей одних.

Дитер фон Радшток весело взглянул на своего друга.

— Объясни, пожалуйста, какого черта ты здесь делаешь?

Карл улыбнулся и невозмутимо ответил:

— Почему я должен тебе что-то объяснять? Ты прекрасно знаешь, что доктор был категорически против фешенебельного курорта и настоятельно рекомендовал мне работу на свежем воздухе. Как видишь, я последовал его совету.

— И что ты думаешь делать дальше?

— Пока не знаю. Могу с уверенностью сказать только одно: так хорошо, как здесь, я не чувствовал себя нигде. Катарина говорит, что это из-за «Мадонны». В здешней капелле висит картина, талисман замка. Охотнее всего я остался бы здесь навсегда. Скажу тебе всю правду. Я по уши влюбился в княжну и не успокоюсь, пока не женюсь на ней.

Дитер присвистнул:

— Ну и дела! Но в таком случае тебе следовало представиться княжне тем, кто ты есть на самом деле.

— Молчи, Дитер, тебе этого не понять. Как адвоката я ценю тебя чрезвычайно высоко, но в сердечных делах ты ровным счетом ничего не смыслишь.

— И слава Богу! Поэтому у меня нет твоих проблем.

— Так вот, я хочу жениться на княжне фон Арнемлинг. Правда, она об этом пока ничего не знает.

— Час от часу не легче! — театрально закатил глаза Дитер.

Карл невозмутимо продолжал:

— И я хотел бы поставить Арнемлинг на ноги, но так, чтобы княжна ничего не заметила. В первую очередь нужно перекрыть кровлю и купить лошадь. И еще, вероятно, подержанный трактор.

— Ну и конечно же некоторая сумма потребуется на свадебное путешествие, так? — с иронией спросил Дитер.

— Конечно, — серьезно кивнул Карл.

— Так ты не шутишь?!

— Какие уж тут шутки!

Адвокат мигом посерьезнел и деловито раскрыл свою папку. Некоторое время он делал какие-то вычисления и выкладки.

— Как твой поверенный, должен тебе сказать, Карл, что твое финансовое положение в настоящий момент прочно как никогда. К более подробному докладу я буду готов в самое ближайшее время.


— Начнем с того, что перекроем южное крыло, — сказал Карл Катарине несколько дней спустя, обсуждая с ней план предстоящих работ.

Девушка ошеломленно взглянула на него и пролепетала с некоторой растерянностью:

— Как, уже? А я думала, что мы еще не можем себе это позволить.

— Я и сам удивляюсь, но мне предложили черепицу по сходной цене. Если вы позволите, я сразу оплачу большую партию, это обойдется нам дешевле.

Катарина покачала головой.

— Боюсь, мне не угнаться за вашими темпами, герр Неринг.

— Но ведь мы с вами давно решили, что в первую очередь следует перекрыть крышу.

— Хорошо! — Катарина поднялась, показывая тем самым, что не собирается вступать с ним в дискуссию. — Хорошо, герр Неринг, покупайте черепицу и приступим.

Он взял у нее из рук хозяйственную книгу. Мягко, неспешно, но очень уверенно, отметила Катарина. И в один прекрасный день он начнет разыгрывать из себя хозяина Арнемлинга, и ее слово перестанет быть решающим. А может, так даже лучше? Надо быть слепым, чтобы не увидеть, как преобразилось имение со времени появления здесь Неринга. Он дельный и ловкий хозяин, хоть и уверял, что мало смыслит в подобного рода делах.

Катарина задумчиво смотрела, как во дворе укладывают привезенную черепицу, и не замечала, что любуется уверенностью, с которой Карл отдает распоряжения и следит за исполнением работ.

Ей нравилось в нем все, в том числе и уверенность, которой у нее было, увы, гораздо меньше. Но это и настораживало Катарину. Неринг ведет себя будто хозяин, это проявляется во всем: в том, как он стоит, как смеется, как протягивает руку, высказывая рабочим свои пожелания. Просто возмутительно!

Карл заметил ее и, с улыбкой направляясь к ней, крикнул еще издалека:

— Можем начинать хоть завтра, княжна!

Она резко повернулась и убежала в дом, громко хлопнув дверью. Бросившись на кровать, Катарина горько разрыдалась.

Неринг в недоумении остановился, озадаченно глядя на захлопнувшуюся перед ним дверь, потом пожал плечами и вернулся к разгрузочным работам. Может, княжна просто не в духе, хотя он готов держать пари, что причина не в этом.

19

Насколько близко они сдружились в первое время, настолько же сильное отчуждение наступило между ними теперь. Катарина считала, что Неринг работает как каторжный только для того, чтобы доказать ей, насколько близко к сердцу он принимает все проблемы Арнемлинга.

Кровля была уже перекрыта. Дитер прислал деньги, но они так и лежали в неприкосновенности в ящике стола, поскольку Карл пока не придумал, под каким предлогом вручить их Катарине или как незаметно вложить в имение.

Размышляя об этом, Карл выдвинул ящик стола и только теперь удосужился прочесть письмо Дитера, присланное вместе с деньгами. По мере чтения глаза его раскрывались все шире. Дитер писал, что, возвращаясь из Арнемлинга, подобрал по дороге девушку, которая подвернула ногу, и привез ее к себе, чтобы оказать первую помощь, но помощь потребовалась не только первая. Дитер спрашивал, нельзя ли прислать эту девушку в Арнемлинг, чтобы она смогла окончательно поправить свое здоровье. Разумеется, он оплатит ее пансион.

Карл усмехнулся: судя по всему, его друг, закоренелый холостяк, угодил в сети, от которых считал себя надежно застрахованным. Интересно будет взглянуть на особу, которая заставила барона фон Радштока потерять голову.

Но как отнесется к этому Катарина? Не воспримет ли эту идею в штыки только потому, что инициатива исходит от наемного работника? Катарину он нашел в свинарнике, где она с улыбкой любовалась, как возятся в соломе маленькие поросята.

— Княжна, если позволите, у меня к вам дело, — начал Карл.

Катарина обернулась, отвела со лба рыжую прядку и вопросительно взглянула на него.

— Мой друг спрашивает, нельзя ли принять в Арнемлинге одну молодую девушку недели на две. Ей надо поправить здоровье после несчастного случая. Если вы согласитесь, девушка могла бы приехать на следующей неделе. Мой друг оплатит пансион.

— Пусть приезжает, — милостиво разрешила Катарина после короткого раздумья.

— Отлично. Благодарю вас. Я сегодня же напишу моему другу и сообщу ему о вашем великодушии.

— Я с удовольствием приняла бы протеже вашего друга и в качестве гостьи, но вы не хуже меня знаете, что сейчас я не могу себе этого позволить.

И через несколько дней в замке появилась Розмари — скоромная голубоглазая блондинка лет двадцати трех, подопечная Дитера. Она сразу же включилась во все посильные для нее хозяйственные заботы Арнемлинга.

А еще через день однажды утром за завтраком Карл спросил:

— Княжна, я не понадоблюсь вам в ближайшие два часа?

Катарина подняла на него вопросительный взгляд — еще ни разу Карл не отпрашивался по личным делам.

— Разумеется, я смогу без вас обойтись, — с некоторым колебанием ответила она. — Скорее всего я пойду с Розмари на луг ворошить сено.

— Хорошо.

Карл ничего не сказал о своих намерениях — ему хотелось сделать Катарине сюрприз. Он живо представил себе, как по утрам они с Катариной будут объезжать поля. Полчаса понадобилось Карлу на то, чтобы добраться до соседнего имения, небольшого, но чистенького и ухоженного. Еще через полчаса он стал обладателем лошади вместе с упряжью.

Карл вскочил в седло и галопом поскакал обратно в Арнемлинг. Оказавшись на лугу, где паслись коровы, он остановился, погладил одну из них по шее и удовлетворенно кивнул. Стадо откормленное и здоровое. А Шиндер, тот самый, у которого он только что купил коня, пообещал дать напрокат трактор, чтобы вспахать поля, которые лежали у Катарины под паром, — она не в силах их обработать. Можно будет посеять озимые и посадить ранний картофель.

Завидев пестрые платки Катарины и Розмари, Карл спешился и направился к девушкам, ведя коня в поводу.

— Вот, привел компаньона для Гаро, — с улыбкой сказал он Катарине.

— Вторая лошадь, — прищурилась она. — А как я буду расплачиваться за нее, герр Неринг?

— Эта лошадь обошлась мне довольно дешево. Я купил ее для того, чтобы мы могли выезжать вместе, княжна. К тому же я заплатил свои деньги. Но, если вы не возражаете, моя лошадь будет стоять в вашей конюшне.

— Разумеется, не возражаю. — Катарина молниеносно прикинула, сможет ли позволить себе такую покупку. — Но поскольку лошадь будет стоять в конюшне Арнемлинга, я и заплачу за нее. Но об этом мы еще поговорим, герр Неринг.

— Но…

— Я знаю, — перебила она ледяным тоном, — знаю, что вы сделали это из лучших побуждений. Однако мне хотелось бы, чтобы такие вопросы вы предварительно обсуждали со мной.

— Хорошо, — так же холодно ответил Карл. — Прошу прощения за своеволие. Я мог бы догадаться, что вы не потерпите подобных сюрпризов. Тем не менее я не могу продать вам эту лошадь, поскольку купил ее для себя. А теперь позвольте мне откланяться, я должен наверстать те два часа, что отсутствовал по личным делам.

Не успела Катарина ответить, как он уже вскочил в седло и поскакал прочь. Она смотрела ему вслед широко раскрытыми глазами. До чего же хорош! Она почти ненавидела его, такого ладного, красивого и уверенного в себе.

Ни Катарина, ни Карл больше не возвращались к разговору о лошади, которая, судя по всему, чувствовала себя в конюшне рядом с Гаро как у себя дома. То ли они забыли об этой теме, то ли пугливо избегали ее.

Однажды после обеда Катарина ни с того ни с сего сказала:

— Надо воспользоваться хорошей погодой. Скоро похолодает. Не искупаться ли нам, пока жарко? А после купания разопьем на террасе бутылочку сухого вина.

Карл обрадовался, но ничем не выказал этого, уже зная, что с Кариной надо держать ухо востро: никогда заранее не знаешь, чего от нее ждать. Поэтому он ограничился лаконичным:

— Договорились!

Солнце нещадно пекло до самого заката, словно желая показать, что лето еще не кончилось. Лес благоухал, птицы пели, а вода в ручье, образовавшем в этом месте естественное озерко, была обжигающе холодной.

Розмари вздрогнула, попробовав ее ногой, и с завистью проводила взглядом закаленную Катарину, которая с криком прыгнула в воду, подняв фонтан брызг.

Карл, смеясь, поплыл за ней вдогонку. До чего же красиво ее загорелое лицо, не знающее косметики, и эти густые кудри, которые, намокнув, потемнели и струйками змеились по ее плечам. Да и вся она, казалось, сейчас взорвется от радости. Он просто не узнавал ее.

Катарина и сама себя не узнавала. Отчего это она сегодня думает не только об Арнемлинге, но и о себе самой, и о своих желаниях, которые, правда, пока не поддаются выражению. Неужели чудо свершилось? То чудо, на которое она так уповала и которое зовется любовью?

Переодевшись, вся компания собралась на террасе за бокалом вина, и тут Розмари вдруг почувствовала, что в Карле зреет некая решимость, которую он должен осуществить именно сегодня. Поэтому она встала и робко произнесла:

— Если вы не против, я хотела бы прогуляться по парку, а потом пойду спать.

— И мы с вами, Розмари, — поспешно вскочила Катарина, будто боясь остаться наедине с Карлом.

Но Розмари отрицательно покачала головой:

— Прошу вас, княжна, не обижайтесь, но мне хочется прогуляться одной. Не беспокойтесь, я не заблужусь.

Катарина снова откинулась на спинку кресла, взяла свой бокал и рассеянно выпила вино, прислушиваясь к удаляющимся шагам Розмари. Что же теперь будет? — лихорадочно спрашивала она себя, пытаясь сохранить хладнокровие.

— Можно пригласить вас на танец, княжна?

— Какой сегодня хороший вечер, — пролепетала она первое, что пришло в голову.

Катарина поднялась и вздрогнула, когда Карл обнял ее, а его губы невзначай коснулись ее щеки.

Внезапно ноги у Катарины ослабели, и она почти повисла на руках партнера. Глаза ее сами собой закрылись, а рот маняще приоткрылся, и Карлу ничего не оставалось, как поцеловать ее.

Этот поцелуй длился бесконечно долго.

Потом Катарина высвободилась и строго сказала:

— Кажется, я вас люблю.

— Катарина, я полюбил тебя с самого первого взгляда. У меня нет никаких других желаний, кроме как остаться с тобой и… Пожалуйста, стань моей женой.

— Все это так неожиданно. Я даже не знаю, как мне вести себя, — неловко улыбнулась она.

— Веди себя так, как подсказывает сердце.

— Откуда ты знаешь, что оно мне подсказывает?

— Каждый любящий чувствует, что происходит с другим. Я бы никогда не посмел тебя поцеловать, если бы не был уверен, что ты тоже этого хочешь. И теперь, когда я прошу тебя стать моей женой, Катарина, не медли: не будем отрывать от нашего счастья ни одного часа, да что там — ни одной минуты.

И тогда она обвила его шею и прошептала:

— Да, Карл, да, я люблю тебя и хочу стать твоей женой, если ты пообещаешь мне, что мы останемся в Арнемлинге. Я нигде больше не смогу ни жить, ни дышать.

— Я тоже люблю Арнемлинг. Я помогу тебе восстановить его, любимая. И мы будем здесь жить и будем счастливы, ведь правда?

И он снова поцеловал ее — горячо и властно, так что ей захотелось заплакать от счастья.


Дитер фон Радшток по прошествии двух недель приехал забрать из Арнемлинга Розмари.

Девушка выбежала ему навстречу.

— Герр Неринг и княжна Катарина очень обрадуются, что вы приехали, Дитер, — шепнула она и еще тише добавила: — По-моему, они влюблены друг в друга.

— О, значит, я приехал вовремя!

Розмари с негодованием взглянула на него:

— Вы не верите? Только слепой не увидит, как они счастливы.

— Да? — Дитер задумчиво посмотрел на Розмари. — Что ж, очень рад за них.

— Я ее люблю! — сказал вечером другу Карл, когда они уединились, чтобы поговорить.

— Вижу. Но что теперь будет? Тебе ведь придется признаться, что ты граф.

— Тогда все пропало, Дитер. Я страшно боюсь говорить с Катариной об этом.

— Ну вот, началось. Еще не женился, а уже боишься ее!

— Что за ерунда! Ты же понимаешь, что я имею в виду. Если бы ты только знал, какая она гордячка и какой бывает, если ее хоть чуть-чуть не то что обидеть, а просто задеть!

— Дорогой мой, я тебя прекрасно понимаю! Ведь я и сам, кажется, влюблен в Розмари. Так что мы можем одновременно устроить свадебное путешествие, только в разные стороны.

Карл засмеялся.

— Ладно, завтра признаюсь Катарине. Надеюсь, все обойдется.

Затем они обсудили деловые вопросы и молча пожали друг другу руки, и без слов хорошо понимая друг друга.

Катарина и Карл скакали бок о бок, время от времени обмениваясь многообещающими счастливыми взглядами.

— Давай остановимся на часок, Катарина, — попросил Карл, когда они очутились в лесу.

Едва спешившись, они обнялись и стали целоваться, а затем, не разжимая объятий, опустились на мягкий мох и осыпали друг друга нежными ласками. Карл с мольбой заглянул Катарине в глаза.

— Дорогая, я должен тебе кое в чем признаться, — начал он. — Мне очень тяжело об этом говорить, но я знаю: ты любишь меня и не перестанешь любить и после того, как я тебе исповедаюсь.

Она, смеясь, ответила:

— Говори же, милый. Я слишком люблю тебя, чтобы сердиться.

— Я не тот, за кого себя выдаю, Катарина, — сказал он, пристально глядя ей в глаза. — Да, я действительно Карл Неринг, но перед этими двумя словами есть еще одно. Я граф.

— Граф?

Она в недоумении смотрела на него несколько секунд, а потом рассмеялась так весело и заразительно, что Карл тоже невольно засмеялся.

— И ты на самом деле считал, что из-за этого я перестану тебя любить?

— Я еще не все сказал. Я летчик. Вот тебе вся правда, а остальное ты знаешь.

— О Боже, как я счастлива! — простонала Катарина и прильнула к нему.

Карл страстно прижал ее к себе, поцеловал и, задыхаясь, сказал пресекающимся голосом:

— Зачем ждать, любимая? Ни тебе, ни мне не надо ни у кого просить благословения. Почему бы нам не пожениться сразу после сбора урожая? Мы могли бы поехать куда-нибудь на море, снять там домик и быть вдвоем, только вдвоем, Катарина!

— Да, — страстно прошептала она. — Да, нам незачем ждать. Арнемлинг никуда от нас не сбежит. Мы еще успеем порадоваться на него, когда он начнет возрождаться вместе с нами. Теперь я в этом не сомневаюсь.

Вечером, спустившись к ужину, нарядная и красивая, она то и дело обращала к возлюбленному нежный беспомощный взгляд, а Карл ласково поглядывал на нее. Все у нас будет хорошо, говорили его глаза.

20

В Арнемлинге шла напряженная работа. Каждый день, вернувшись домой, Катарина, усталая и разбитая, валилась с ног, а Магда массировала ей спину. Иногда Катарине казалось, что такого темпа ей не выдержать. Однако когда она чувствовала на себе заботливый и встревоженный взгляд Карла, когда он спрашивал, не слишком ли она устала, Катарина только смеялась и уверяла его, что получает от работы громадное удовольствие, что надо поскорее все закончить и со спокойной душой ехать отдыхать.

— Я жду не дождусь, когда мы начнем паковать чемоданы, — говорила она, лукаво поглядывая на Карла.

Магда не могла нарадоваться счастью своей госпожи и благодарила Бога, который направил стопы Неринга в эти края.

Катарина попросила самого смышленого из нанятых Карлом слуг, Ганса, на время ее отсутствия присмотреть за хозяйством в Арнемлинге. Неринг тоже что-то долго втолковывал парню, после чего Ганс ходил с таинственным видом и очень гордился, что ему оказано высочайшее доверие. Княжна не знала, о чем Карл говорил с Гансом, но догадывалась, что готовится какой-то сюрприз.

Дни шли за днями. Листья уже начали желтеть, но солнце заливало землю щедрыми лучами, словно желая посодействовать счастью влюбленных. Урожай убрали хороший, хотя и не самый высокий, но Катарина уверяла, что и такого не бывало уже много лет.

Она часто заходила в старую замковую капеллу, где улыбалась «Мадонна в шиповнике», и подолгу стояла перед ней, вознося благодарственные молитвы.

Потом Катарина, словно ожившая фея из сказки, стояла перед этим же алтарем в парчовом платье, в котором венчалось до нее не одно поколение княжон фон Арнемлинг. Рыжие волосы выбивались из-под снежно-белой фаты, а зеленые глаза ярко сияли, соперничая с красками многочисленных букетов. И ничего в мире не существовало для Катарины — только бьющееся сердце, любимый рядом и громадное чувство, соединившее их.

Свое «да», подтверждающее начало новой жизни, Катарина произнесла отчетливо и ясно, каквсе, что делала в жизни, и с удовлетворением услышала твердое и убежденное «да» Карла. Ее маленькая ручка пожала его пальцы, благодаря за готовность до конца жизни оберегать и защищать ее.

Катарина внезапно почувствовала, насколько слаба и беспомощна без Карла. И как только она могла жить раньше, до того, как он появился здесь? Теперь уже никогда она не останется наедине со своими страхами и невзгодами. Рядом с ней всегда будет он, готовый отдать ей все самое лучшее, как и она ему.

Дитер и Розмари присутствовали на бракосочетании в качестве свидетелей. После свадебного обеда Катарина вышла, чтобы переодеться к отъезду. Новенькие кожаные чемоданы уже были упакованы. Катарина предполагала, что ее и Карла отвезет на своей машине Дитер.

Каково же было ее удивление, когда она увидела перед порталом ослепительный автомобиль, совершенно новый, поблескивающий на солнце хромированными деталями. Когда Карл по-хозяйски подошел к лимузину и распахнул пассажирскую дверцу, Катарина попятилась.

— Но это ведь не твоя машина, милый, нет! — в испуге сказала она.

— Почему же нет? — Карл поднял бровь, радуясь произведенному эффекту. — Я подумал, что свадебное путешествие лучше всего совершить на новой машине.

— Но ведь это, наверное, ужасно дорогая вещь!

— Послушай, милая, но ведь и я не беден. Мы вполне можем позволить себе такую машину. Садись же, пора ехать.

Ошарашенная Катарина села на пассажирское сиденье не в состоянии вымолвить ни слова. Она понимала: любимый хотел порадовать ее, но радость могла бы ей доставить и меньшая, более дешевая машина. Даже подержанная, лишь бы ехала. А деньги, потраченные на этот роскошный лимузин, пригодились бы для восстановления Арнемлинга. Но вслух она ничего не сказала, чтобы не портить своему новоиспеченному мужу настроение.


Две недели спустя сверкающий автомобиль со счастливой, смеющейся, загорелой парой свернул на подъездную дорогу, ведущую к Арнемлингу, и остановился. Катарина окинула родные пенаты радостным взглядом, прильнула к плечу мужа и тихо произнесла:

— Это было чудесно, Карл. Как в сказке. Но теперь, когда мы вернулись, я чувствую себя серьезной замужней женщиной и готова вновь приняться за работу.

— У меня есть для тебя один маленький сюрприз, Катарина, — улыбнулся Карл, прижимая ее к себе. — Я купил кое-какую мебель, и теперь она уже доставлена в Арнемлинг. Надеюсь, тебе понравится.

— Ах, милый, ты ставишь меня в неловкое положение, — сказала она с нежным укором. — Наше путешествие само по себе стоило очень дорого. А теперь еще и мебель. Тебе не кажется, что ты слишком расточителен?

— Но ведь это все для Арнемлинга, — рассмеялся Карл. — Я люблю его так, словно родился здесь. Неужели я что-нибудь пожалею для него?

И он обнял и поцеловал жену. Потом машина снова тронулась с места и вскоре въехала во двор замка. Катарина широко раскрыла глаза, когда увидела персонал, выбежавший встретить хозяйку. На Магде было черное шелковое платье и накрахмаленный белый передник. А справа и слева от нее стояли еще несколько мужчин в униформе и девушек-горничных, тоже одетых в черные платья и белые передники.

У меня галлюцинации, решила Катарина и вздрогнула, когда Карл с улыбкой распахнул дверцу. Она, точно сомнамбула, вышла из машины, не зная, как вести себя в неузнаваемо ухоженном дворе.

— Идем, — нежно увлек ее за собой Карл.

Катарина обняла Магду и с облегчением подумала: хоть кто-то родной и знакомый, не такой чужой, как весь этот обновленный Арнемлинг.

Карл под ликование челяди поднял жену на руки и пронес через портал в великолепно обставленный холл. Катарина, чья бледность стала видна даже сквозь загар, ахнула.

— Надеюсь, любимая, тебе понравится. Я, конечно, не знаю точно, но мне казалось, когда-то Арнемлинг был именно таким.

— Нет. Мой Арнемлинг ты уничтожил, а на его месте создал свой собственный, — сказала Катарина, не в силах скрыть разочарование. — У меня такое чувство, что это уже не мой дом. Меня как будто пересадили в другую почву, и я пока не знаю, приживусь ли я на ней.

Карл обиженно посмотрел на нее, но быстро взял себя в руки.

— Надеюсь, приживешься, любимая. Ты просто переутомилась с дороги и на все смотришь мрачным взглядом. Наверное, следовало загодя подготовить тебя, но мне так хотелось сделать тебе сюрприз.

— И тебе это очень даже удалось, — пробормотала Катарина, чуть не плача, однако, тут же овладев собой, продолжила ледяным тоном: — Я хотела бы передохнуть и привести себя в порядок, Карл. До чая у нас еще есть время. Поскольку я не уверена, что найду свою комнату на прежнем месте, проводи меня, пожалуйста.

Только тут Карл осознал, что сделал все не так, хотя еще не предполагал, насколько велика его ошибка, и не знал, что Катарина уже никогда не забудет, как он на глазах у челяди поставил ее перед фактом, свершившимся без ее ведома.

Катарина не могла примириться с преображенным Арнемлингом. Наутро она ускакала в поля в тайной надежде, что по крайней мере там ей есть чем распорядиться по-своему. Но она вернулась расстроенная — Карл снова опередил ее.

Стягивая с рук перчатки, Катарина вошла в холл и услышала, как Карл говорит по телефону:

— Да, конечно, если вы пришлете за мной вертолет, я попытаюсь. Нет, я не знаю дороги, но жена мне объяснит. Да-да, я беру это на себя, раньше меня к месту происшествия все равно никто не успеет. Конечно, я дам вам знать.

Он положил трубку и увидел застывшую в дверях Катарину.

— Что-нибудь случилось? — холодно спросила она.

— Два альпиниста в результате обвала оказались в ловушке. Посылать спасательную команду бессмысленно, слишком плохая погода. Я попытаюсь пробиться на вертолете…

— А это опасно? — с тревогой спросила Катарина.

— Не опаснее, чем многое другое, что приходится делать мужчине, дорогая. Лучше объясни мне, как побыстрее туда добраться.

Катарина кивнула. Она понимала: людей надо выручать, и это вовсе не так безопасно, как уверяет Карл.

Послышался рокот вертолета. Машина медленно опустилась на мощеный двор, открылась дверца, и Карл исчез в кабине, даже не оглянувшись и не помахав на прощание рукой.

И Катарину тут же охватило доселе неведомое беспокойство. Не зная, как скоротать время, Катарина обошла все помещения замка, дрожащими руками поправила цветы в бесчисленных вазах, выпила несколько чашек чаю, не замечая его вкуса, и бессмысленно уставилась в пустоту перед собой.

Карл благополучно вернулся, но вскоре все чаще и чаще стал отлучаться — небо по-прежнему манило его. Катарина стала замкнутой и молчаливой. Она понимала, что полеты далеко не так безопасны, как говорит об этом Карл, но гордость не позволяла ей расспрашивать о деталях и подробностях. Она считала, что должна быть жесткой, если не хочет, чтобы бразды правления Арнемлингом полностью и окончательно перешли в руки мужа.

Катарина ревниво следила за тем, чтобы Карл не отдавал никаких распоряжений, не обсудив предварительно с ней. Карл отлично знал об этом, но не особенно беспокоился на сей счет. Катарина, считал он, в конце концов успокоится и будет горда тем, что Арнемлинг восстал из руин. Конечно, многое еще предстоит сделать, но главное уже позади.

Однако Катарина ничего не забыла и в один прекрасный день попросила показать ей счета.

— Зачем они тебе, Катарина? Они все оплачены, все проведены через…

— Тем не менее ты позволишь мне взглянуть на них? — холодно перебила она мужа. — Я хочу составить представление обо всех твоих вложениях и расходах. Мне неприятно, что ты вкладывал в мое имение свои средства, даже не поставив меня об этом в известность. С тех пор как мы вернулись из путешествия, меня не покидает чувство, что Арнемлинг мне больше не принадлежит.

— Послушай, Катарина, сядь, давай поговорим, — сказал Карл, чувствуя, что постепенно начинает терять терпение. — Ведь мы с тобой супруги, не так ли? И все, что принадлежит мне, является и твоей собственностью. В том числе и мои деньги. Это так же естественно, как если бы ты сказала мне, что Арнемлинг такой же мой, как и твой, разве не так?

— Нет! — негодующе выкрикнула она. Сама не зная почему, Катарина чувствовала непреодолимое желание унизить мужа. — Нет, это не так! Я готова делить с тобой все, что у меня есть, Карл, но Арнемлинг, Арнемлинг я не собираюсь делить ни с кем, слышишь? Никогда. Арнемлинг часть моей жизни. А жизнью не делятся.

Ее зеленые глаза воинственно сверкали. Карл смотрел на Катарину и чувствовал, как что-то в нем ломается, — то, что раньше казалось незыблемым и вечным.

— Вот оно, значит, как, — пробормотал он. — Извини, я был слишком наивен.

Катарине стало стыдно, она с удовольствием взяла бы назад свои слова, эгоистичные и низкие, но не сделала этого, оставила все как есть.

— Разумеется, я покажу тебе все счета, если ты настаиваешь.

Карл подошел к письменному столу и, достав из ящика ключ, открыл сейф, извлек оттуда папку и положил перед Катариной.

— Здесь все в полном порядке. Тебе даже не понадобятся мои разъяснения. А потому я сейчас уеду, хочу посмотреть, как идут работы в лесу. Или ты и этим хотела бы заняться сама?

— Нет-нет, — еле слышно пролепетала Катарина, с ужасом замечая, как помертвело его лицо. — Нет, я только…

— Хорошо. — Не желая показать, насколько задет, Карл вымученно улыбнулся. — Тогда пока. Не знаю точно, когда вернусь. Ужинай без меня. — И он прикрыл за собой дверь.

Катарина посмотрела на то место, где он только что стоял, и губы ее задрожали. Но она не расплакалась. Упрямо встряхнув рыжими кудрями, Катарина уселась за письменный стол.

Работа заняла много времени. Три или четыре раза пересчитывала Катарина все траты — сумма выходила астрономическая. Оказалось, Карл вложил в замок гораздо больше, чем она могла даже предположить. Это ввергло Катарину в панику. Ее муж вложил столько, что теперь замок фактически принадлежал ему. А этого она не могла вынести.

Куда подевалось ее смирение и чувство вины? Упрямо сощурив глаза, Катарина закурила. Буду работать до посинения, думала она. Буду отказывать себе во всем, еще более жестко, чем раньше, и вздохну свободно, лишь когда верну ему все до последнего пфеннига. Иначе мне не будет покоя.

21

Катарина решила съездить в город и купить подарки к Рождеству слугам, впрочем, Карлу ей тоже хотелось сделать сюрприз. Она села в свой старенький автомобиль и отправилась в путь. По дороге Катарина неотрывно думала о муже, о том, что он все больше отдаляется от Арнемлинга и от нее.

Приехав в город, Катарина припарковалась, заперла машину и отправилась по магазинам. Она брела вдоль витрин, уже раскаиваясь, что приехала сюда, — такой она чувствовала себя одинокой и покинутой.

И все же женщина заставила себя приободриться и зашла в дорогой универмаг, где купила для Карла бумажник из крокодиловой кожи и золотую зажигалку, с улыбкой подумав, что подарок будет весьма кстати: его зажигалка сломалась несколько дней назад.

Выйдя на улицу, Катарина увидела проезжающую мимо машину мужа и остановилась как вкопанная. Он был не один. Рядом с ним смеялась и что-то оживленно говорила молодая темноволосая красотка.

Катарину будто ударили обухом по голове. Этого не может быть, лихорадочно думала она. Карл никогда этого не сделает. Он не посмеет столь откровенно обманывать меня у всех на глазах. Ведь в этих местах всякий знает, что он женат на княжне фон Арнемлинг.

Она вспомнила о ребенке, которого носила, ребенке Карла, и решила бороться за мужа, не имея ни малейшего представления, каким образом будет это делать.

Измученная бледная Катарина вошла в маленькое кафе и, пытаясь собраться с мыслями, заказала чашку горячего шоколада. И вдруг чья-то тень легла на ее столик. Катарина подняла голову и увидела Карла и ту самую женщину, что сидела в машине.

— Катарина? — удивился Карл. — Почему ты не сказала, что собираешься в город? Я бы подвез тебя.

— Ты так уверен, что я захотела бы поехать с тобой? — Она презрительно усмехнулась. — Кроме того, я приняла решение внезапно. Мне надо купить подарки для прислуги. Так что не беспокойся, я уже собиралась уходить.

— Но ты позволишь нам с фрау Эммой Канке присесть за твой столик?

Катарина молча кивнула, окинула Эмму изучающим взглядом, и в ее зеленых глазах тотчас же вспыхнули злые огоньки.

— С вашим супругом мы знакомы уже очень давно. Благодаря ему я познакомилась с моим мужем.

— Да? Как интересно… — пробормотала Катарина. Если Эмма замужем, тогда, может быть, все не так страшно? И все же, вопреки собственной воле, она поднялась и сказала с ледяной улыбкой: — Мне очень жаль, Карл, но у меня еще много дел, кроме того, я готовлю тебе сюрприз, поэтому не хочу, чтобы ты присутствовал при покупке. До свидания.

И она с высоко поднятой головой вышла из кафе. Никто не должен заметить, как ей тяжело оставлять мужа наедине с другой женщиной, элегантной и привлекательной.


Наутро Катарина даже не успела порадоваться, что они вдвоем с Карлом могут спокойно позавтракать, как зазвонил телефон.

Муж поднял на нее вопросительный взгляд.

— Поговори ты, — сказала она, — звонят наверняка тебе.

Через некоторое время Карл вернулся и сел на место.

— Очень жаль, Катарина, но мне опять придется уехать. Впрочем, к раздаче подарков я вернусь.

Она с огорчением посмотрела на него и только сказала:

— Мне бы так хотелось, Карл, чтобы мы вместе нарядили елку. Но, наверное, уже ничего нельзя изменить. А подарки я подожду раздавать до твоего возвращения.

— Спасибо, Катарина.

Он взял ее руку, поднес к губам и сразу же вышел. Она с огорчением отметила, с какой поспешностью Карл оставил ее. Вот так однажды он уйдет и больше не вернется. Может быть, он остался бы, скажи она, что ждет ребенка? Но ей не нужно, чтобы Карл оставался в Арнемлинге только из чувства долга, а не потому, что хочет быть с ней рядом.

Катарина целый день наряжала елку. Во второй половине дня начался снегопад. Она то и дело подходила к окну и смотрела на подъездную аллею, не покажется ли машина Карла. Потом поднялась в его комнату и приготовила мужу костюм, чтобы он быстрее переоделся к раздаче подарков. В зале уже лежали пакеты и свертки, приготовленные для прислуги.

Катарина нервно ходила из угла в угол, и постепенно ее охватывали сомнения. Где он может так долго пропадать? И почему заставляет ее ждать — даже в рождественский вечер? Ведь прекрасно знает, как она готовилась к этому вечеру, как волновалась.

Катарина прислонилась горячим лбом к стеклу, на которое с другой стороны падали, кружась на ветру, снежинки.

— Если бы ты знал, как ты мне нужен, любимый, — шептала она. — Если ты не придешь, я погибну без тебя.

Торопливо, не ощущая вкуса, она выпила у себя в комнате послеобеденный кофе, и только спустя час услышала наконец шум его автомобиля. Взволнованно вскочив, Катарина подбежала к окну. Действительно, приехал Карл. Но как медленно он выходил из машины! Господи, да неужели он не понимает: впервые с тех пор как у них снова появилась прислуга, Катарина устраивает настоящую, традиционную рождественскую раздачу подарков.

Вот он подошел к порталу, но какой-то странной походкой. Открыл дверь, и она услышала в холле шаги мужа. Катарина ринулась ему навстречу. Как он бледен!

— Наконец-то! — воскликнула она. — А я уж боялась, что ты опоздаешь.

— Еще чуть-чуть, и я бы вообще не приехал.

Его голос прозвучал как-то глухо, но она не обратила на это внимания. Мысли Катарины были заняты только предстоящей раздачей подарков.

— Я уже приготовила твой костюм. Прими душ и переодевайся. И прошу тебя, быстрее. Я еле дождалась.

Он слабо улыбнулся и кивнул. Но наверху, в своей комнате, Карл устало опустился в кресло и некоторое время сидел, переводя дух и болезненно морщась. Минут через десять он встал и расстегнул куртку — нужно переодеться и без опоздания явиться на церемонию раздачи подарков, задуманную Катариной.

Давно уже так не светилось личико Катарины! Как она сияла! До чего приятно чувствовать себя хозяйкой!

Когда наконец подарки были розданы и слуги поблагодарили хозяев, Катарина с улыбкой повернулась к мужу:

— Идем займемся нашими подарками. — И она дружески хлопнула его по плечу.

Карл вздрогнул. Катарина обиженно отняла руку и снова задумалась: почему он так холоден с ней, почему ему неприятно даже ее прикосновение?

— Катарина, я… — начал Карл, но она не дала ему договорить.

Не нужны ей никакие объяснения, шитые белыми нитками. Зачем портить себе праздник?

— Ладно, ничего. Идем, я приготовила тебе подарок!

Он кивнул, но ей показалось, что муж чем-то недоволен. Возможно, тем, что она не дала ему высказаться.

— Закрой, пожалуйста, глаза. И не открывай, пока я тебе не скажу, — приказала Катарина и проверила, достаточно ли хорошо Карл зажмурился.

Катарина зажгла свечи и разрешила Карлу открыть глаза. Потом положила ему руку на плечо и тихо произнесла:

— С Рождеством тебя, Карл!

— Мое плечо, Катарина! — вскрикнул он.

Она испуганно отняла руку и непонимающе уставилась на него.

— Пожалуйста, ты не могла бы расстегнуть мне пиджак? — прошептал он.

Дрожащими пальцами она сняла пиджак и увидела темное пятно, расползающееся по рубашке.

— Что это?..

— Ничего страшного, кость не задета. — Он скрипнул зубами. — Но болит…

Катарина быстро взяла ножницы и разрезала рубашку. На загорелом мускулистом плече виднелась ужасная рана. Катарина сбегала в ванную, принесла горячей воды, полотенце и, намочив его, стала осторожно обрабатывать рану.

— Сейчас, сейчас, — приговаривала она, — потерпи немного. Но как это случилось, Карл? Похоже на порез.

— Это и есть порез. Маленькая авария. Осколком стекла мне порезало плечо. Только и всего.

— Зачем ты летаешь в такую пургу? Тебе не приходит в голову, что однажды ты можешь не вернуться?

— Ах, Катарина, о таких вещах лучше не думать, иначе ничему в жизни не будешь радоваться.

Она заметила: Карл настолько слаб, что ему трудно сидеть.

— Я сейчас, потерпи, — сказала она, накладывая повязку на плечо, — и потом ты сможешь лечь. Но сначала, Карл, я хотела бы тебе кое-что сказать. Можешь делать что угодно, только имей в виду: мне не хочется воспитывать ребенка без отца. Думаю, это вполне понятное желание.

Ну вот, подумала она, кажется, я ему все и сказала.

— Катарина… — простонал Карл. — А я и не знал. Это правда?

— Ты полагаешь, я могу шутить такими вещами?

— Катарина!.. — Он протянул руки, как будто хотел привлечь ее к себе, но плечи его бессильно опустились, и Карл без сознания рухнул на пол.

Катарина позвала слуг, и те перенесли пострадавшего в постель.


Катарина долго сидела у кровати Карла и смотрела на бледное, осунувшееся лицо. Потом медленно встала и прошлась по комнате мужа. Остановилась у письменного стола, за которым он работал вечерами. На столе стояло несколько фотографий в серебряных рамочках. Половину этих снимков она видела впервые. И на всех была она. Катарина и не знала, что у Карла на столе столько ее фотографий. Ведь не ставят же перед собой снимки людей, к которым равнодушны, и тем более тех, кого ненавидят.

Она снова села у кровати, сердце ее учащенно билось, мысли в голове путались. Так любит он меня или нет? Ни о чем другом она не в состоянии была думать. Надо спросить Карла об этом, когда он придет в себя, решила Катарина. Нужно наконец разобраться во всем. Хотя бы ради ребенка.

Но Катарина знала, стоит ей только заглянуть в его темные глаза, как вся ее решимость говорить на эту тему испарится. Их отношения уже так запутались, что одним разговором ничего не решить. Возможно, говорить об этом следовало гораздо раньше.

Вдруг Карл неожиданно открыл глаза и непонимающе уставился на Катарину.

— Я что, упал? — спросил он все еще слабым голосом.

— Упал, — кивнула она. Ей очень хотелось отвести прядь с его загорелого лба, но она не отважилась на этот жест. — Ты упал, и я очень испугалась за тебя. Слуги перенесли тебя в постель.

— И все это время ты просидела около меня? — улыбнулся он.

— Да, только я не знала: может быть, следовало вызвать доктора?

— Ерунда, само заживет. Катарина, мне привиделось, или ты и на самом деле это сказала? Повтори.

— Что сказала? — Она мягко улыбнулась.

— Что ждешь ребенка?

— Да, — радостно кивнула она. — Это правда. Но летчиком ребенку не бывать. Будь он хоть мальчик, хоть девочка.

Карл, смеясь, взял жену за руку.

— Нет, милая, больше никаких летчиков.

Катарина, довольная, кивнула и почувствовала себя рядом с Карлом так спокойно, что ей даже захотелось поплакать.

Карл еще несколько дней был очень слаб, и Катарина следила, чтобы он не переутомлялся. Всякий раз, когда Карл пытался взяться за хозяйственные дела, она решительно восставала:

— Тут обойдется без тебя. Я не хочу, чтобы ты снова слег. Пощади себя, еще успеешь наработаться.

Он смотрел на нее недоверчиво, а она невинно улыбалась. И Карл не знал в точности, то ли Катариной действительно движет забота о нем, то ли она не хочет, чтобы он управлял Арнемлингом. Карл предпочитал не задумываться об этом и потому молчал. Но его мысли сами пробивали себе путь в этом направлении, не спрашивая, угодно ему это или нет.

Так, поначалу того не замечая, Катарина и Карл снова начали отдаляться друг от друга. И в один прекрасный день обнаружили, что им больше не о чем разговаривать. Каждый полагал, что другой ненавидит его, и оба были несчастны.

Счастлив ты или не счастлив, во многом зависит от того, как ты сам об этом думаешь. Катарина вообразила, что не может быть счастлива с Карлом и будет лучше, да и порядочнее разойтись с ним, чем продолжать далее такие отношения. И в один прекрасный день она отправилась в город.

Дитер несказанно удивился, увидев, кто пожаловал в его адвокатскую контору, но и обрадовался визиту.

— Как дела, Катарина? — приветливо спросил он.

— Хорошо. Вот приехала в город, дай, думаю, загляну.

Дитер чувствовал: Катарине от него что-то нужно, но не мог представить что именно. Когда дружеский разговор иссяк, Катарина нервно сцепила руки и наконец произнесла:

— Дитер, я заглянула к вам не случайно. Дело в том, что я… я хочу развестись с Карлом.

— Вы?

— Говорите, Дитер, не бойтесь, — мрачно улыбнулась Катарина. — Я не сошла с ума, как вы, наверное, думаете. Поверьте, я долго размышляла, прежде чем приехать сюда.

— Я все-таки ничего не понимаю, — растерянно пробормотал Дитер.

— Мы с Карлом два чужих друг другу человека, которых судьба ненадолго свела. Мы явно ошиблись, когда думали, что будем счастливы вместе. Из этого ничего не получилось.

— Кто в этом виноват, Катарина? — серьезно спросил Дитер.

— Думаю, оба, — честно призналась она. — Мне не понравилось, что муж полностью изменил мой Арнемлинг, и я была резка с ним. На Рождество Карл пообещал мне больше не летать, говорил, что ребенок, который у нас родится, никогда не станет летчиком. Но ничего не изменилось, он по-прежнему летает. Уж лучше я буду воспитывать ребенка одна. То, что Карл вложил в Арнемлинг, я полностью верну. Я уже скопила три тысячи марок. Скажите, Дитер, вы возьметесь за бракоразводный процесс?

— Я должен поговорить с Карлом, Катарина. Большего пока обещать не могу. Ведь Карл мой единственный друг. Но, уверяю вас, постараюсь сделать все возможное.

— Спасибо!

Катарина встала и, трогательно улыбнувшись, покинула контору, оставив Дитера озадаченным и встревоженным.

Сделав несколько телефонных звонков, Дитер в конце концов разыскал Карла и попросил непременно зайти, пусть даже за полночь.

Когда Карл явился, Дитер встретил его с очень серьезным лицом.

— Ну, что стряслось? — спросил Карл, улыбаясь. — Чем ты так озабочен? Рухнул один из моих домов? Или внезапно упали акции и теперь невозможно их продать?

— Гораздо хуже!

— Гораздо хуже? — удивился Карл. — Но что может быть хуже?

— Сегодня у меня была Катарина… — начал Дитер, уже понимая, какой ужасный сюрприз она приготовила ни о чем не подозревающему супругу.

— Катарина? Что ей от тебя нужно? Насколько я знаю состояние наших дел, советы адвоката нам пока не требуются.

— Кажется, она другого мнения. Катарина хочет развестись с тобой, — отважился наконец произнести Дитер, не глядя на своего друга. А когда он поднял глаза, то увидел, как побледнел Карл.

— Развестись со мной? — эхом повторил он. — Катарина хочет развестись со мной?

— Да, она совершенно недвусмысленно заявила об этом. Сказала, что собирается вернуть деньги, которые ты вложил в Арнемлинг. Три тысячи марок у нее уже есть.

— Но это какое-то сумасшествие! Уму непостижимо! Как ей такое могло прийти в голову? Из-за чего? Ведь я предоставил ей полную свободу — делай что хочешь!

— Давай поговорим спокойно, Карл. Сядь. Еще не все потеряно. На мой взгляд, дело можно поправить, если постараться.

— Я не понимаю! — бормотал Карл, совершенно сбитый с толку. — Ничего не понимаю. Ведь я люблю ее и всегда считаюсь со всеми ее желаниями и даже прихотями.

— Все очень просто: ты слишком много вложил в Арнемлинг. Катарина ужасно боится потерять свое имение.

— Что за глупости! Да если бы не я, при всем старании и любви к замку она не смогла бы его сохранить!

Дитеру потребовалось немало времени, чтобы объяснить другу, чего, собственно, хочет Катарина и чего не хочет.

Карл, внимательно выслушав, наконец успокоился и согласился на все, что предложил ему Дитер.

— Спасибо тебе. Ты настоящий друг!


Катарина беспокойно ходила из угла в угол и лихорадочно раздумывала, правильно ли поступила, съездив к Дитеру и обо всем ему рассказав. Но время шло, Карл все не возвращался, и ее убежденность в правильности принятого решения окрепла. Карл совершенно не считается с ней! Ведь прекрасно знает, что она его ждет! Почему хотя бы не позвонит, если уж задерживается?

Однако, когда наступила ночь, а Карл так и не приехал, ее раздражение сменилось острым чувством тревоги. Но полночь миновала, телефон молчал, и женщиной вновь овладел гнев. Она легла в постель и попыталась внушить себе, что ей все равно, вернется Карл или нет. Наверняка он сейчас с этой элегантной Эммой, а я, беременная, скоро стану бесформенной и безобразной, и тогда Карл совсем отвернется от меня.

Потом Катарина услышала шум подъехавшей машины, и гора свалилась у нее с плеч. Распахнулась и снова закрылась входная дверь. На лестнице послышались такие родные, знакомые шаги, и тут Катарина наконец расслабилась, натянула до подбородка одеяло и, измученная тревогой и ожиданием, заснула.

Катарина не услышала, как два часа спустя Карл снова спустился вниз и уехал, уверенный, что Катарине необходимо преподать хороший урок.

Наутро Катарина была удивлена, оказавшись за завтраком в одиночестве. Такого еще не случалось, Карл всегда спускался к завтраку первым. И теперь ей не хватало его теплого приветствия, его мягкой улыбки, низкого чарующего голоса.

Она подождала полчаса, выкурила две сигареты, игнорируя укоризненные взгляды Магды, и наконец не выдержала. Погасив в пепельнице сигарету, Катарина откинула назад свои рыжие волосы и встала. Сейчас она поднимется к Карлу и выяснит, почему он не спускается завтракать. Она совсем забыла, что, не далее как вчера, твердо решила расстаться с мужем. Забыла и о разговоре с Дитером.

Поднявшись наверх и войдя в комнату Карла, она непонимающе уставилась на его нетронутую постель. Но ведь я слышала, как он приехал! И тут Катарина увидела письмо. Наверное, сообщает, когда вернется, сказала она себе, открывая конверт.

Пробежав глазами первые строчки, Катарина бессильно опустилась на кровать.

«Катарина!» — писал Карл. Не «дорогая», не «милая», а просто «Катарина». «Катарина, вчера вечером Дитер сообщил мне о твоем решении развестись со мной. Не могу описать, как я расстроился. Однако не буду жаловаться, а попытаюсь примириться с этим как со свершившимся фактом. Но хочу сказать тебе одно: больше всего меня опечалило то, что ты вышла замуж не за меня, а за Арнемлинг. Карл».

Неправда, думала Катарина, дрожа всем телом. Этого не может быть. И прекрасно знала, что так оно и есть. Во всем виновата она сама. Дитер сделал только то, что должен был сделать как адвокат, — сообщил Карлу, что жена хочет с ним развестись.

Дитер, вот кто сможет помочь! Надо сказать ему, что это было всего лишь минутное побуждение, временное помрачение ума. Пусть внушит Карлу, что тот должен принять во внимание ее теперешнее положение.

Катарина сбежала вниз по лестнице и сняла телефонную трубку.

— Дитер! — закричала она, дождавшись ответа на другом конце провода. — Дитер, вы должны мне помочь, слышите?

— С удовольствием, Катарина! — спокойно ответил адвокат. — Вы не хотите сказать мне, в чем дело? Что произошло?

— Он ушел, Дитер! Карл ушел от меня!

— Но это же хорошо, Катарина. Теперь вам нет необходимости вести судебную тяжбу. Судя по всему, он принял ваши условия, не так ли?

— Но я больше не хочу с ним разводиться, Дитер! Я передумала! Я люблю его, я хочу быть с ним! Передайте ему все это, хорошо?

— Да, но я думаю…

— Поймите же, я беру обратно все свои слова! Я погибну, если Карл не вернется!

— Хорошо. — Какое счастье, подумал Дитер, что она не видит моей улыбки. — Хорошо, Катарина, я все ему передам. Только вот не уверен, так ли просто будет уговорить Карла вернуться в Арнемлинг. У него репутация человека, которым нельзя играть.

— Я обещаю ему все, что он захочет, только пусть возвращается, — тихо сказала Катарина и положила трубку, боясь, что сейчас расплачется.

22

Уже растаял снег, наступила весна, а Карл все не возвращался. Катарина знала о нем только из газет. Она с жадностью набрасывалась на каждое сообщение, в котором упоминалось его имя, и потом помнила наизусть каждое слово.

Всякий раз, когда ребенок шевелился в ней, на лице Катарины появлялась мучительная улыбка. Она не могла дождаться, когда малыш появится на свет, потому что была твердо уверена: Карл вернется, когда узнает, что стал отцом. И уже никогда, никогда не покинет ее.

Катарина продолжала вести хозяйство большого имения, но уже не чувствовала себя настолько привязанной к Арнемлингу, как прежде. Как-то так получилось, что гораздо важнее для нее стало другое, например, любовь к мужу. Если бы сейчас кто-то сказал ей: оставь Арнемлинг навсегда, зато будешь рядом с любимым, — она сделала бы это с радостью.

При этом Катарина и не предполагала, насколько тяжело Карлу не видеть и не слышать ее. Он согласился бы сейчас сносить все ее капризы и всю ее ледяную гордость, только бы быть рядом с ней.

Но Дитер категорически стоял на своем:

— Если вернешься сейчас, Карл, ты совершишь ошибку. Разумеется, ты волен поступать как заблагорассудится. Но если спросишь меня, я тебе твердо скажу: пусть Катарина подождет еще немного. Я не сомневаюсь, она любит тебя превыше всего на свете. Однако пока она не скажет, что ей безразлично все, кроме тебя, ты должен выжидать.

— Но ребенок… Может быть, она во мне нуждается, — убеждал Карл.

— Катарина сильная и самодостаточная личность! Ты, мой дорогой, единственная любовь в ее жизни. И пока она действительно не начнет страдать по тебе, она должна ждать.

— Но она наверняка страдает по мне! — взволнованно восклицал Карл.

— Вот и хорошо. Пусть немного помучается. Подожди еще чуть-чуть. Хотя я знаю, как это тяжело для тебя.

И Карл уступил доводам друга. Поседевшие виски и глубокие складки в углах губ говорили о том, чего это ему стоило. Исчез и живой блеск в глазах, бесследно ушла беспечность и легкость, которые, казалось, жили в нем всегда.

В одно великолепное утро Катарина позвонила Дитеру и спокойно сказала:

— Дитер, у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать. Прошу вас, передайте Карлу, больше я не могу ждать. Без него мне и Арнемлинг не нужен. И еще, Дитер. Скажите ему, что ребенок появится очень скоро, пусть он поторопится.

— Хорошо, Катарина, непременно передам слово в слово. Я очень благодарен вам за звонок.

Дитер фон Радшток тут же сел в машину и поехал на аэродром, где Карл испытывал новые самолеты. Ему пришлось полчаса подождать, пока тот приземлится, потом Карл сделал отчет о полете и лишь после этого поступил в распоряжение друга.

— Твое появление здесь говорит о том, что произошло нечто чрезвычайное, не так ли?

— Правильно. Как можно скорее возвращайся в Арнемлинг.

— Ты говорил с Катариной?

— Да. Мне кажется, тебе следует поспешить. Чтобы не опоздать.

— Но раньше вечера мне не удастся уехать, у меня еще три старта и три отчета.

— Постарайся управиться пораньше.

Они обменялись радостными улыбками — теперь ясно, что Катарина в самом деле одумалась, — и пожали друг другу руки.


Между тем в Арнемлинге все были подняты на ноги, поскольку Катарина почувствовала приближение родов. Одна только Магда сохраняла спокойствие, не отходила от роженицы и давала советы, которым та послушно следовала. Катарина полулежала в глубоком кресле, и Магда держала ее за руку.

— Как хорошо, что ты со мной в такой час, — сказала Катарина. — Что бы я без тебя делала?

— А разве хозяин не приедет? — осторожно спросила Магда.

— Приедет. Я велела ему передать, что времени осталось очень мало, и теперь я совершенно уверена, что все обойдется.

Время от времени Катарина вставала и бродила по комнатам. Где ты, любимый, приди же, молила она. Ты не можешь не чувствовать, как все тебя ждут. Ты должен приехать, потому что иначе я не знаю, как жить дальше.

Но часы шли, а Карл не появлялся. Катарина легла в постель, пообещав Магде сразу же позвать ее, если начнутся роды. Она даже заснула ненадолго, но ее разбудила резкая боль. Катарина замерла и прислушалась. Потом с трудом встала и вышла из комнаты — посмотреть, не приехал ли Карл, и разбудить Магду, чтобы она вызвала доктора.


Неринг сделал даже не три вылета, а целых пять, чтобы освободить себе время и подольше остаться в Арнемлинге подле Катарины. Это стоило ему громадных усилий, потому что он никак не мог сосредоточиться и думал только о жене. Если уж она просила позвать его, значит, ей на самом деле очень плохо.

Была почти полночь, когда он наконец выехал с аэродрома и помчался в сторону Арнемлинга по пустынной ночной дороге. Но в этот день судьба почему-то была неблагосклонна к Карлу: вскоре опустился густой туман, и скорость пришлось снизить.

Когда машина подъехала к Арнемлингу, туман слегка рассеялся, и Карл увидел, что во многих окнах, несмотря на поздний час, горит свет. Он удивился этому обстоятельству, но из-за чрезмерной усталости не задумался о том, что бы это могло значить.

Войдя в холл, Карл услышал наверху негромкие встревоженные голоса и в растерянности остановился, не зная, как это истолковать. И тут он вздрогнул, потому что на весь Арнемлинг прозвучал душераздирающий вопль.

Катарина! Что с ней?

Он взлетел наверх и побежал по коридору, но вдруг остановился как вкопанный, ибо раздался другой крик. Этого голоса Карл еще никогда не слышал, но тем не менее прекрасно знал, кому он принадлежит.

Ребенок, его ребенок!

Осознав это, Карл ринулся к комнате Катарины и замер перед дверью.

— Карл! — услышал он ее голос. — Магда, пойди взгляни, не приехал ли господин. Может быть, он уже здесь.

— Нет, он еще не приехал. Я бы услышала его машину.

— Но там туман, доктор сказал, что туман заглушает звуки.

Магда вышла. Увидев перед собой хозяина, она обомлела и машинально прикрыла дверь.

— Я приехал, — сказал Карл и обнял старую служанку за плечи. — Наконец-то я приехал, Магда.

— Погодите, — шепнула Магда, преграждая ему путь в комнату. — Я должна ее подготовить. Она так взволнована.

Женщина исчезла за дверью, но вскоре, сияя, снова предстала перед ним.

— Идите, только не заставляйте ее волноваться.

Молодая мать лежала на кровати, бледная, но счастливая, и смотрела на мужа своими лучистыми зелеными глазами.

— Катарина! — Карл опустился на колени, обнял ее хрупкие плечи и приник головой к ее плечу. — Катарина, спасибо, что ты позвала меня. Я уже больше не мог без тебя. Я…

Она почувствовала, как что-то горячее потекло по плечу, и Карл содрогнулся от беззвучных рыданий.

— Милый… — испуганно прошептала она, но Карл только молча покачал головой.

Наконец он поднял заплаканное распухшее лицо и тихо сказал:

— Прости меня, милая, прощу тебя, прости и дай возможность доказать тебе мою любовь.

— Мне нечего прощать тебе, Карл, — нежно улыбнулась она. — Я счастлива, что мы все вместе. Ты, я и наш сын.

И тут он снова вздрогнул.

— Катарина, — виновато проговорил Карл, — я забыл о ребенке. Я думал только о тебе и страшно за тебя боялся.

Карл растерянно оглянулся, ища, где же их малыш, и увидел свет за приоткрытой дверью, ведущую в смежную комнату, где доктор и служанка хлопотали вокруг новорожденного.

— Это ничего, любимый. Я тоже в самые тяжелые минуты думала только о нас с тобой, о том, что мы больше никогда не расстанемся.

— Наверное, я был плохим мужем, любимая, — виновато сказал Карл. — Но теперь все пойдет по-другому. Ты больше никогда не будешь чувствовать себя несчастной.


А через несколько месяцев в Европе разразилась война, и счастье покинуло Арнемлинг на долгих полвека вместе с «Мадонной в шиповнике», которая темной глухой ночью бесследно исчезла из замка.

Кто бы мог подумать, что его вернет сюда скромная девушка, которую княгиня фон Арнемлинг поначалу встретила в штыки и сделала все возможное, чтобы Кристина не стала членом их семьи.

— Господи, благослови их, — шептала с первыми лучами нового дня постаревшая, но по-прежнему прекрасная Катарина. — Благослови…


Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • 21
  • 22