Разбитые грёзы [Надежда Александровна Лухманова] (fb2) читать постранично

Надежда Александровна Лухманова Разбитые грёзы (Глава из неизданного романа)

В большой четырёхугольной комнате одного из берлинских отелей бронзовые часы, стоявшие на камине, густым бархатистым звуком пробили шесть. В соседней комнате послышался тихий шорох, и через минуту на пороге зала появилась совсем молоденькая женщина, на вид ребёнок. Очень светлые волосы её с заметно рыжеватым отливом спутанными кудрями лезли в глаза, падая сзади густыми волнами почти до поджилок; на худенькие, покатые плечи был накинут бледно-голубой фланелевый халатик, падавший на груди как у мальчика ровными складками, из широких рукавов выходили голые худенькие руки, босые ножки были засунуты в шитые золотом бабуши.

Стройная тоненькая фигура остановилась в дверях, оглядела, как нечто совсем незнакомое ей, банальную, тяжёлую роскошь зала — золочёные рамы, багеты, люстры, пунцовые бархатные портьеры, и вдруг нагнула голову в сторону, прислушалась и улыбнулась. Из углового окна-двери, выходившей на балкон, сквозь неплотно задвинутую портьеру прокрался луч весеннего солнца и кровавой струйкой играл на тёмно-красном ковре, как будто с ним скользили и рвались в комнату заглушённые звуки скрипки и нежного голоса, певшего за окном. Улыбаясь этим звукам, сделав несколько шагов вперёд, молоденькая женщина подняла вверх обе тоненькие руки, собрала густые волосы и, нагибая голову то вправо, то влево, ловко скрутила густой жгут, сложила его в красивый узел, зашпилила его большою черепаховою шпилькой, лежавшей тут же на подзеркальнике, затем, взглянув в зеркало, выправила кружева ворота, обдёрнула рукава, поймала болтавшиеся сзади шёлковые шнуры, завязала их по талии и шмыгнула к балконной двери, приоткрыла её и, испугавшись вырвавшихся ей навстречу звуков скрипки, немедленно, как бы со страхом, почти захлопнула дверь за собою, затем, уже стоя на балконе, дёрнула справа висевший шнур и под спущенной маркизой в лёгком закрытом с боков и сверху балкончике очутилась как бы в синеве воздуха.

Перед нею лежала площадь, вся охваченная громадными домами, посредине высокий столб воды бил вверх, рассыпаясь бриллиантовой радугой искр, и со слышным, в этот ранний час, журчаньем и плеском падал обратно в широкую чашу бассейна.

Солнце только что взошло и пронизывало лиловатым лучом дымок, вылетавший уже почти из всех труб; по площади с перебоем маленьких звонков неслись по всем направлениям собаки, запряжённые в тележки с мясом, молоком, овощами, возле бежали, похлопывая бичом, мальчишки-проводники; спешною, но кокетливою походкой бежали по всем направлениям молодые немки, здоровые, рослые, в синих, розовых передниках, с белыми голыми руками, на которых болтались перекинутые корзинки.

Под самым балконом, бывшем на первом этаже, над магазином, стояла со скрипкой девочка лет 12 и возле неё понурый, седой старик, безо всякого инструмента, со сложенными руками, с тупым слепым взором, равнодушно устремлённым в сторону.

Появившаяся на балконе, сразу согретая солнцем, охваченная жизнью и звуками, прижалась в сторонку, полускрывшись за драпировку, а девочка со скрипкой подняла на балкон большие тёмные глаза, в которых сверкнул луч надежды, провела смычком по струнам и после короткой прелюдии запела песнь Миньоны. Голос был свежий, звонкий, ясный, знаток разобрал бы в нём даже методу, но слушавшей нравилось больше всего то, что она знала арию и понимала слова. За Миньоной последовал перерыв, черноволосая девочка, бледная, с худеньким заострённым к подбородку личиком глядела вверх, а белокурая головка со спутанными завитками нагнулась вниз, и розовое личико с ясными серыми глазами, улыбаясь, глядело на певшую… Как вдруг стоявшая на балконе отшатнулась, густая краска залила её лицо, глаза со смущением отвернулись в сторону, — ведь от неё ждут не улыбок, а денег — денег! А у неё нет денег, она вчера на последний талер купила с Эммой глазированных фруктов, — сконфуженная, она отворила дверь в комнату, шмыгнула назад, а маленькая певица ещё энергичнее провела смычком по струнам скрипки и запела.

Блондинка, вошедшая в зал, оглянулась кругом и с выражением величайшего смущения опустила глаза на левую руку, на которой блистало новенькое обручальное кольцо.

— Надя! Надюк! — раздался мужской голос из смежной комнаты. — Поди сюда!

При первом звуке этого голоса она вдруг вся съёжилась, метнулась к балкону, точно там было безопаснее от звавшего её голоса, затем выпрямилась как девочка, идущая на зов старших, мельком взглянула на себя в зеркало, откинула со лба волосы и размеренным шагом, сложив руки коробочкой, подошла к дверям и остановилась на пороге.

— Bonjour.

— Прибавь — monsieur! — засмеялся мужчина, стоявший около туалетного стола с двумя щётками в руках. — Да поди сюда, дикарка, поздоровайся с мужем как порядочная жена, ведь я не кусаюсь…

Он положил щётки и протянул обе руки.

Серые глаза поднялись, жена-девочка взглянула покорно на