Совсем не Аполлон [Катарина Киери] (fb2) читать постранично

Катарина Киери Совсем не Аполлон

1

Передо мною сидел совсем не Аполлон. Не восьмое чудо света, не венец творения. Смысл возникновения Вселенной в результате Большого взрыва и эволюции от одноклеточных до современного человека был явно не в его появлении на свет. Будь ему шестнадцать или семнадцать, будь я героиней американского школьного сериала, блондинкой с маникюром и глубоким вырезом, — тогда, может быть, да. Но на самом деле все было совсем не так.

Мы сидели за большим столом в самой обыкновенной учительской. Я ткнула Лену локтем в бок, она обернулась и посмотрела на меня:

— Что?

Я сидела вытаращив глаза и разинув рот. И взгляд у меня, наверное, был совершенно пустой.

— Что с тобой?

Я пыталась ответить, но не могла издать и звука, даже пискнуть не могла.

— У тебя температура?

Собрание только что началось. Наш директор — как ему только не надоест — вечно начинает с одних и тех же скучных приветственных фраз, которые вроде как должны нас вдохновлять:

— Мы стремимся… ради достижения наших целей… объединив усилия… в центре внимания… результат…

Как будто мы все дураки какие-то — ученики, учителя и родители. Как будто нельзя просто сказать: «Начнем встречу».

Неужели так трудно называть вещи своими именами? Зачем, например, называть библиотеку «комнатой собраний»? Почему нельзя назвать библиотеку библиотекой?

Вот о чем я думала, когда он вошел в учительскую.

Раньше я его не видела. Не греческий бог, а настоящий человек. С сердцем стало твориться что-то странное: его словно окутало чем-то мягким, как будто вокруг него кошка свернулась теплым клубочком, зажмурилась и замурлыкала, погрузившись в негу. У него было открытое лицо: прямой взгляд, он не прятал глаз, просто осмотрелся по сторонам. И озорной огонек, дремлющий в глубине взгляда до поры до времени. «Наверное, этот огонек нередко просыпается», — подумала я. Его походка излучала спокойную уверенность — не самоуверенность, а именно уверенность. Спокойствие, ощущение присутствия. Человек, присутствующий здесь и сейчас. Мужчина. Не шестнадцатилетний подросток. Не девятнадцати-двадцатилетний юноша. Мужчина. Мужчина в джинсах и вязаном свитере.

Он садится напротив меня, садится за тот же самый стол, но по другую сторону, потому что там есть свободный стул. Садится, глядя на меня. Он не ввалился в учительскую, не прошмыгнул и не прокрался, не помешал речи директора. Он берет стул и слегка отодвигает, чтобы сесть. Отодвигает без преувеличенной осторожности, как поступают некоторые — они-то, кстати, привлекают к себе гораздо больше внимания, чем тот, кто просто берет стул, слегка отодвигает и садится. И смотрит на меня. Прямо на меня, и тут озорной огонек просыпается и кивает мне, как малыш, которому захотелось поиграть: «Ку-ку!» Наверное, мои глаза улыбнулись в ответ. И тогда мне пришлось напрячь все силы, чтобы оторвать взгляд от него и посмотреть на Лену, сидящую рядом со мной.

А Лена — это мне сразу стало ясно — видела вовсе не то, что я. Мы не всегда видим одно и то же, многое мы воспринимаем по-разному. Обычно это не имеет ровным счетом никакого значения, но иногда я над этим задумываюсь. Как, например, сейчас. Хотя мы лучшие подруги, несмотря ни на что.

На собрании должны были обсуждать надписи на стенах — или «школьный вандализм», как выразился директор.

— Мы должны объединить усилия, чтобы всерьез взяться за решение проблемы вандализма в школе и сообща справиться с ней.

Серьезно, он так и говорит. Вы попробуйте произнести это вслух — уснете со скуки на середине предложения. И как он только держится… Неужели нельзя говорить как нормальный человек? Да еще и «вандализм». Я, конечно, не считаю красивым все, что малюют на стенах, но вандализм — это скорее разбитые унитазы или что-то в этом духе.

На собрании должны были говорить о надписях на стенах. Но не только:

— Андерс Страндберг.

Так он представился. Я машинально взяла ручку и записала, как только он произнес свое имя. Я должна была сделать репортаж о собрании для школьной газеты, но, кроме имени Андерса Страндберга, так ничего и не записала. Придется потом попросить Лену помочь. У нее-то не было температуры, если на то пошло.

— Лаура. 9 «Б».

Это я сказала. Хотела посмотреть на него. Почти получилось.

Андерс Страндберг, новый учитель. Раньше я его не видела. Но выглядел он очень знакомо, хотя и не был похож ни на кого из тех, кого я знаю. Я словно поняла, что он за человек. Будто бы поняла, как он слушает, как он проявляет участие, хоть и не особо много говорит. Я как будто сразу все это увидела, поняла и оценила. Мне хотелось быть рядом с ним. Время от времени я смотрела на Лену: интересно, заметила ли она то, что заметила я? Только бы заметила. Только бы не заметила. За все собрание я не произнесла ни слова.

Мы шли домой по зимнему вечернему городу — Лена и я. Минус два,