Трах-тебе-дох. Рассказ третий. Мистер, купите живую куклу [Роузи Кукла] (fb2) читать онлайн

- Трах-тебе-дох. Рассказ третий. Мистер, купите живую куклу (а.с. Трах-тебе-дох. Рассказы о современных девушках -3) 279 Кб, 69с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Роузи Кукла

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Пролог

— Нет! Нет! Нет! Мне бо-о-ольно!!!

— Ах ты, маленькая сука! Ты еще смеешь кусаться!!!

— А вот так! Так будет лучше? Как тебе?

— Нет! Прошу тебя! Так еще больнее!!! Так нельзя!

— Что? Не пойму? Что ты сказала? Ах, ты бл…..душка, малая! На тебе, на!!! Или тебе своей… не жалко? Ах ты, проститутка малая! Вот тебе, вот!

Просыпаюсь в холодном поту. А сердце все еще не может очнуться от страшного сна. Я пока нахожу в себе силы, что бы справиться с этим, но все равно я так, же испугана, унижена и оскорблена, как тогда! Как тогда.

Не была я проституткой тогда и никогда не буду! Что бы, не случилось. Умирать буду, а не стану! Никогда! А этого, того, что случилось? Никогда не забуду! Никогда!

Нет! Не забуду!

Глава 1. Искушения плоти

Знакомимся

Смотрю на себя в зеркало.

— А я ничего! Красивая!

Вот уже сколько раз смотрю и все никак наглядеться на себя не могу.

— Так! Что это у нас? Прыщик? Откуда!

— Вот же, говорила Петьке, брейся опасной бритвой, а он все станочком, станочком! Вот и поколол щеку. Ну, я ему дам! А вернее, не дам! Вот так! Возьму и не дам. Посмотрим, какой на другой день он будет выбритым. К слову сказать, следующим утром он пытался меня обнять и уже притянул к себе, но я выскользнула. А вот его прикосновение к моему лицу я запомнила. Идеально выбритая кожа! К тому же, приятно пахнет лосьоном, который я ему сама выбирала. Ну, да ладно! Надо приниматься за дела.

И пока я обдумываю свои домашние дела, мысли о сексе все время проскакивают в моей голове, приятно освежая память и слегка будоража тело.

День проходит в домашних хлопотах. Приготовление еды, стирке белья и уборке.

При этом мне приходится сразу делать несколько дел, иначе не успею. Этому я научилась у нашей соседки по дому, Верке. Ей приходится нелегко, с мужем и тремя детьми, но все равно она выбирает минутку и зовет меня к сетке забора, отделяющей половинки нашего дома.

— Соседка! Ты выйдешь? На минутку, выйди. Давай поговорим.

Минутку не получается и только запах чего-то пригорелого с кухни, отрывает ее от беседы со мной. Ничего особенного в ее разговорах. Все о детях, их воспитании и вскользь о муже. Почти никогда о себе. Несмотря на то, что мы уже около полугода соседи я до сих пор мало что о ней знаю. Каждый день вижу ее фигуру, мелькающую за окнами или на грядках, но, кроме внешности ничего о ней не знаю.

А у нее выдающаяся внешность. Вот есть такое понятие, Русская красавица. Так это о ней. Как говорится, краса и стать. Стать отражена в походке и фигуре. Даже слегка полноватой, не костлявой какой-то и не худой. Она рослая, тело налитое и не дряблое, несмотря на рождение трех детей. Грудь большая и тяжелая. А по тому, как она ее все время поправляет, понимаю, что она ей даже несколько докучает. Ну, а лицо, так это просто с картины. Черты правильные, брови и ресницы светлые и густые, глаза серые, прикрыты слегка приспущенными по краям глаз веками. Рот и губы совершенны и очень эротичны. Даже мне иногда становится завидно, что мне ничего от такой красоты не перепало. Может быть только, кажется, а на самом-то деле перепало, только кое, что?

Они приехали и заняли вторую половину пустующего дома. Петя продал им эту половину, доставшуюся ему по наследству, хотя другим не уступал в цене. Может от того, что муж ее Василий, как и он сам служил на флоте, а может ему соседка приглянулась? Я даже первое время все ее ревновала, пока не успокоилась, узнав, что у них большое семейство. Но, кто его знает? Секс и любовь такие чудеса творят! Только диву даешься.

Чего не случается в суматохе?

Сегодняшний день прошел в суматохе.

Утром рано, часов около семи, разбудил стук в калитку. Как будто нет звонка? Примчался вестовой из части и Петенька сказал.

— Ну, началось. Идем болтаться на рейд. А там посмотрим? Командиры грозились в Африку нас загнать, так, что все может статься! Крепись, детка. Одной тебе куковать придется.

О том, что такое могло быть, он говорил накануне. Говорил, что возможно они уйдут к Африке, и там будут болтаться на рейде какого-то дружеского нам государства, пока их не сменят другие такие же горемыки. Причем, эти бултыхания, как он говорил, просто душу выматывают. Месяц или два они будут вблизи берега, а вот ступить на него не моги. Только он и командир смогут изредка сходить на берег. Командир по делам, а он за продуктами. Петенька раньше служил в бригаде на строевой должности, был сначала заместителем командира роты. Теперь перешел на штабную должность. Говорил, что под ДМБ. Ему еще до этого, как до лампочки, это когда стукнет сорок пять, а там и военная пенсия. Надо ли говорить, как он ждет ее. Ждет и немного побаивается. А я его подбадриваю и всячески успокаиваю. И говорю, что и на гражданке люди прекрасно устраиваются, тем более он! Он за свои календари прошел огонь, воду и медные трубы. И воевал и высаживался и обеспечивал соблюдение всяких там конституций. Одним словом, он все время был при деле и постоянно отличался.

А накануне он отличился особо. Самое главное, передо мной. Это я о его способностях. Кстати я и полюбила его, можно сказать за эти способности. Ну, это если и так, то не совсем уж, правда. Просто у Петеньки бывают такие сексуальные срывы, что я его даже не признаю, как своего Петеньку. Он становится для меня как бы чужим. Чужим, но это в хорошем понимание этого слова. То есть таким, каким я его редко знаю. На него, как будто что-то такое находит, и он становится просто неудержимым. Я никогда не могу к этому привыкнуть и приготовиться. Вот и вчера так.

По времени он уже должен был возвратиться со службы, и я ждала его прихода, но не раньше, чем через полчаса. Он влетел, когда я возилась с тряпками на полу, и сразу же набросился на меня. Повалил на пол. Я пробовала его вразумить. Куда там! Прижал прямо к мокрому полу и. Ой! Вспоминаю, и у меня все зудеть начинает. Так, прямо на полу и начал. Господи, что он со мной вытворял? Именно так. Вытворял. Потому, что это нормальным сексом не назовешь. И не я его направляла, как это я делала всегда, а теперь он. Не давал мне опомниться, воздуху глотнуть. Как только свалил, так сразу же халатик задрал, трусы, чуть ли не порвал, так потянул. Трусы эти, между прочим, он мне их сам подарил, на восьмое марта, в комплекте с бюстиком и сорочкой. Красивые такие и мне очень понравились. Только я потом его все время допрашивала. Кто это ему подсказал, что же мне надо? Не мог он сам выбрать и размер и фасон. Ну не мужское это дело. Чувствовала, что ему кто-то подсказывал. Бабу же не обманешь?

Ну, так он меня прижал животом к полу, а сам сзади. Я и представить такое не могла, что так можно в меня войти. Хорошо, что я накануне привела в порядок свою пидочку. А то бы прямо с волосами всю туда бы затащил. Один раз уже было так и мне было очень больно, когда он входил сзади. Потерлась вся. А в этот раз я и ойкнуть не успела. Раз и уже чувствую, как он ворвался и сокрушает все там во мне. Я пробовала его отвадить. Ну не хотела, чтобы так, прямо на мокром полу и так прямо сразу. К тому же я и не подмылась даже. За день навозилась и там подпотела. Хотела ему помешать и сильно попку сжала. А оказалось наоборот. Чуть сразу же и не кончила. От этого сжатия попки, мне еще сильнее захотелось. А Петенька просто обезумел. Как начал молотить! Я уже испугалась, что не выдержит пидка. Ведь я же не какая-то там, рожавшая. Я еще можно сказать, что мало обстрелянная. Пидулька моя не сильно то и разработана. Мне и больно под ним, но меня так захватило, что я всего неудобства даже не чувствую. И что он на меня всей тяжестью навалился, и что я уперлась на пол и мне больно. Ничего не чувствую! Ловлю только его член. Вернее, ощущения от его бешеных ударов. Матка сразу же в тонус. Я стонать стала, а вернее стону и чуть ли не кричу. Хотя ничего сама и не слышу. Мне так хорошо, меня, его колотушечка просто распирает, растаптывает всю. Шпигует, насаживает, бьет прямо в самую матку. Мне и больно и я эти удары ловлю. Все сразу и одновременно. Кончили вместе. Сразу и быстро. Я от этого ощущения словно бы захлебнулась. Мне так хорошо, меня словно по воздуху кто понес. А ведь я же на полу. На голом и мокром полу, да еще и он на мне сверху! Ничего не чувствую, только хочу его еще и еще! Уже возвращаться в свои ощущения стала. Сразу же почувствовала тяжесть, неудобство. А он вдруг чувствую. Нет! Не думает выходить. Опять ощутила, что у него там не тряпочка, а мальчик, мужчина! О-го-го, какой! Живем! Я даже застонала от этих ощущений!

— Давай, — говорю, — еще! Давай, Петенька! Давай родненький!

И словно он меня слышит, словно бы я уже им управляю, а не он. Вся превратилась в одну большую ямку, дырочку. Впитываю его в себя, засасываю. И мне так хорошо! Кричу ему.

— Петенька! Давай, давай миленький мой! Сильнее! Еще, еще!!!

Обезумела прямо, баба. Еще бы! Я от всего, что мы делали, не просто улетаю, а работаю, стараюсь. Тружусь под ним. Вся напряглась, уперлась в пол, а пидку свою старюсь выставить и расслабить. И так у нас с ним все замечательно идет! Просто прелесть! Думала, что я долго второй раз буду. Куда там! Чувствую, что ко мне вторая волна накатывает. Меня в пот бросило. Я вся дрожу. Обезумела прямо.

— Еще! Еще! Епипи! Епипи! — кричу ему и прямо матом. Мат заменила на пи-пи.

А ведь я же и не ругалась никогда до этого, а тут прямо нашло на меня, ору ему.

— Епи! Епи!

Ну и допросилась. Он в меня так вошел, что я по полу поползла прямо с ним вместе. Да, да! Не поверите. Вместе с ним! Ползу, а он на мне сверху! Представляете? А потом, отключилась. Очнулась от того, что с меня его тяжесть сползла. А мне наоборот. Мне сейчас его тяжесть, как некогда хочется ощущать и его тело сверху чувствовать. Вот ведь странно как? Только что мне от его веса было так тяжело, что мне казалось, что будто я вся раздавлена, даже задыхаюсь. А тут, наоборот! Мне хочется, чтобы он так и лежал, так бы меня и прижимал дальше к полу. Вот же, как странно? Ну, что мы за народ такой бабы?!

А потом я встрепенулась. Разбередил он меня, мой мальчик! Ой, как же сильно он разбередил!

Я приподнялась, трусы тяну и скорее на кровать, в соседнюю комнату, а он за мной. Догнал, завалил, но теперь уже на спину. Я только успела ноги раздвинуть и его ими обхватить. Но куда там! Он как стал меня опять крушить. Бьет, не жалеет. Мне и больно и уже чувствую, что я и не вытерплю вовсе этих его ударов, а мне все равно этого хочется. Вот таких ощущений. Диких и грубых. Будто меня насилуют. А ведь не как будто, а он и впрямь насилует. Не дает мне опомниться и даже сказать что-то. Зверь прямо какой-то. Я под ним вся распласталась и разметалась. С меня пот градом, с него тоже. Запыхался он, мой родненький, а его инструмент и не думает успокаиваться. Торчит, как монумент. Мало того, что крепкий стал, так еще и в размерах прирос. Так, что если бы не акробатика до этого на полу, мне бы худо пришлось. Еще бы! Такую штуку в себя и из себя выстреливать. А то, что он выстреливал, так это точно. Все время строчит, как из пулемета. Крупнокалиберного такого пулеметика.

— Та, та, та!!! Та, та, та!!!

У меня все там внутри, как будто бы онемело. Он стучит, бьет в меня, а у меня все ощущению вроде бы как не свои, все притупились. Как будто бы я лежу под наркозом. Но это оказывается, обманное такое впечатление. Потому, как через несколько десятков секунд я вдруг чувствую, что меня просто там все разрывает. Взрыв какой-то в моем теле происходит, только замедленный. Я уже думаю, что сейчас умру. А вернее, не думаю, чувствую, что так и станется. Еще его удары, а потом, он вдруг замер. Я от такой неожиданности взрываюсь. Кричу и просто ору ему с возмущением.

— Что ты остановился! Работай! Давай! Работай, работай же, наконец! Двигайся, двигайся!!! Ну, же…

А он не двигается. Тогда я сама его толкать бедрами стала. Заелозила, стала подбрасывать. Кручусь, толкаюсь и даже кусать его стала. Так меня разбирает. У меня словно наваждение какое-то. Ничего не чувствую и не понимаю. Мне надо только его движения. Только эти его удары. А их нет. Они не происходят. И тогда я уже во весь голос, только ему хотела крикнуть, как он вошел разик, а потом еще и еще и еще. И пошло и поехало! Да с такой ведь энергией и так мне этого не доставало, а тут, как будто бы все повторяется сначала. Я уже хотела сказать ему, даже рот открыла, но вместо этого, вдруг, как заору. Это от того, что стала кончать. Меня все скрутило, выгнуло дугой и я не помню как, но головой, о спинку кровати, как трахнулась! Не чувствую даже этого. Мне казалось, что тогда об меня можно было и доски ломать. Так я вся напряглась и исходилась. Вообще улетела. На тот раз надолго. И глаза от чего-то закатились. И не дышу. Все! Конец мне! Испарилась. Лечу себе легким перышком.

Ночью проснулась от настойчивого желания. И пока я соображаю, от чего это и почему, чувствую, что это меня Петечка язычком ласкает. И так хорошо, так настойчиво, что я сразу же начала постанывать, а потом говорю ему тихо.

— Любимый! Мальчик мой!? Почему ты не спишь? Тебе надо спать. Ну, что ты припал к ней и все ее трогаешь и трогаешь? У тебя будет еще время. Спи, родной мой! Спи!

Говорю, а самой так хочется, чтобы он меня не слушал и продолжал так же. А он и не думал слушать. И пока я его уговаривала, он во мне до таких местечек добрался, что у меня просто дух уже стало захватывать.

— А… а… — Стону я. — Ну, что ты, миленький! Что ты, любимый?

И я вместо того, что бы оттолкнуть его, наоборот, обхватила голову руками и стала к себе прижимать там. А ноги мои, сами в разные стороны разошлись и вверх задрались. Словно не жена я, а девка дворовая. Давалка бессовестная. Но мне в тот момент не до того было. Я вся внимала его. И не просто внимала, а впитывала, всасывала его и его бесподобный язык. Между прочим, ничуть не хуже, чем его член. Он так же настойчив и активен во мне и работает, как заведенный. Трудится! Старается! Шлифует меня. И это после стольких трудов? Сначала вспахал меня, а теперь просто шлифует. Заглаживает.

— Ой! Как же приятно!

Посиделки по-деревенски.

Уже месяц, как наши мужики в морях.

Когда уходил Петенька, я увидела, что Вера тоже провожает своего Василия. Она была заплакана. Я, как могла, ее успокаивала и говорила, что этот вызов ненадолго, а Верка говорила, что наоборот. Видно ее сердечко сильнее моего предчувствовало разлуку. Она оказалась права. Мужики наши ушли и надолго, а мы остались вдвоем. Я и Верка, соседка.

Почему же я сейчас это вспомнила? Да потому, что у меня всегда возникали новые встречи и связи именно в период моего ожидания. Ну, хоть бы на этот раз такого не должно произойти. Так как я с Веркой, и мы с ней вдвоем, ждем наших мужиков. Кстати, надо бы зайти. Я так и поступаю.

Мы уже второй час сидим с соседкой, у Веры на кухне и болтаем о нашей бабской жизни. Эти разговоры могут длиться часами, но мы их продолжаем потому, что задумали вместе париться, и ждем, пока вода и банька нагреется. Я почему-то испытываю внутреннее напряжение, и даже какое-то волнение. До сих пор я не была с Веркой настолько близка, что бы вот так, посидеть часик и поболтать, а уж тем более, так и в баньку вместе сходить. А тут у меня родственная душа появилась и потому потянуло. Ведь вместе мы без мужиков то наших. И уже месяц, как, все одни, да одни. Потянуло меня к ней. За сочувствием и поделиться тоской. А может, еще зачем?

Однако решение принято и мне не хочется поддаваться каким-то там глупым предчувствиям. Подумаешь? Две бабы решили в баньке попариться!

Разговоры пошли уж больно задушевные. Мы все вспоминаем по очереди. То я, то она и рассказываем друг дружке о своих сокровенных тайнах.

Так я узнаю, что Вася у нее не первый и что он взял ее, что называется прямо с чужих рук. Она уже была замужем, а с ним познакомилась случайно. Он к ним в деревню приехал и гостил у дядьки своего. Ну, а как в деревне? Все обо всем знают. Так и она узнала, что в соседнем доме моряк гостит. И не просто моряк, а парень красавец, мичман. Это Вася только школу мичманов закончил и перед началом службы к дядьке своему заехал в краткосрочный отпуск. Она мне говорит, что случайно с ним увиделась и сразу же влюбилась. С первого взгляда. А я ей стала возражать.

— Не бывает ничего случайно! Это ты уже настроилась на встречу с ним и потому так у тебя все и получилось.

Она не возражает, молчит. А потом вздохнула и говорит.

— Да! Наверное, ты права. Я ведь замуж то и не выходила. Вернее, меня насильно выдали. Никто меня ничего не спрашивал. А вот так взяли и с бухты — Барахты, да и сказали, чтобы я готовилась к свадьбе. За кого? Почему же сразу и замуж? Никто и не спрашивал меня, хочу ли я?

— Подожди, подожди. — Говорю я. — Это что же? Царское время, что ли? Почему же ты согласилась?

— А потому, что была уже беременная и носила своего первенца. Вот почему!

— Так ты от него, от своего первого мужа, что ли?

— Ну, ты скажешь, тоже. Кто же замуж идет не глядя? Вот такие, как я и идут. Да к тому же, я ведь без матери воспитывалась. И подсказать то мне было некому, что надо предохраняться. А я как стала на эти беседы ходить, так в первый же вечер и угодила под парня. Сама даже не поняла, как?

— Что это за беседы такие?

— Да у нас в деревне так сход молодежи называли. При этом все девки и парни обязательно только по парам. А пары те назначали. Не выбирали. А вот как пришла, так мне сразу же парня и приставили. Я и оглянуться не успела, как он меня уже на сеновал затащили.

— Постой, постой! Я, что-то ничего не понимаю. Почему же ты на сеновал полезла? Ты, что же не понимала, зачем туда тебя тянут? — Верка молчит, а потом, вздохнув, тяжело, отвечает.

— Ты, знаешь. В деревне все не так. Там у нас верховодили старшие. Парни и девки. Они нас и распределяли между нами. Решали, кому с кем и где быть. Так, что ничего я не решала. И потом, отказать нельзя. Ославят на всю деревню. Это, чтобы другим неповадно было. Так, что хочешь, не хочешь, а иди. И шли. А куда деваться?

— Ну, и напрасно! — В сердцах восклицаю я. — Я бы никогда не согласилась вот так!

— Ну, а у меня так! И потом, попробуй возрази, только. Так тебя еще и поколотят. Свои же отдубасят. И ты знаешь, что так же и у родителей было, и у всех других. И потом, у нас пол деревни Морозовых и пол деревни Смирновых. Во, как! Все друг другу родственники!

Я ее слушаю и ничего не понимаю. Дикость какая-то. Да, и только. Ну да ладно, вижу, что ей мои комментарии только мешают рассказывать, поэтому я замолкаю.

Потом она мне рассказывает, как с Васей они, из той деревни ночью, убежали. И всю дорогу оглядывались. Все боялись, что за ними погоня увяжется. Но Вася опытный. Он перед их бегством выставился. Как будто-бы по случаю своего мичманства.

— Так он меня и купил за ящик водки. А вернее, украл. У самого моего мужа и украл. Из-под самого носа. Посадил меня рядом с собой, а моего взял да и споил. А сам и не пил. Прикидывался только, что с ними выпивает. А потом он мне рассказал, что выкупил меня у моего прежнего мужа за ящик водки. Договорился с ним, что тот меня отдаст.

— Но, только, чтобы все без обману. Как сговорились! Я, тебе, морячок верю. Другому бы, не отдал. А тебе верю! Вот тебе Верка, только сперва гони ящик водки! — Вот так он говорил Вася.

Мне, конечно, все это в диковинку. И я ей говорю об этом. А Верка отвечает, что такие порядки у них установлены были еще тогда, когда их родители пацанами и девками бегали. Ну, что тут возразишь! Деревня, она деревня и есть!

Она по такому случаю, что вспомнила, предложила выпить по рюмочке. А я и не возражала! Пожевали, закусили. А потом еще по одной, и еще. Сидим и молчим. А Верка снова, продолжает, свои невероятные истории.

— А еще я тебе скажу, что так уж повелось. Чей род верх взял, скажем, Морозовых, так все Смирновы стонут. А я-то Смирнова была! И тайно от всех встречалась с Коленькой Смирновым. Он нам дальним родственником приходился. А такого было нельзя. За этим строго следили. Так вот с Коленькой то своим я впервые поцеловалась с парнем-то, и он меня так ласкал, так любил! По всякому, и не только туда. А я дура-дурой, думала, что так у меня с мужиками всю мою жизнь будет. Сей час! Я и забеременела от него. А потом, уже при Васе, Коленьку своего, первенца родила. Вот потому и молчала, когда меня выдавали за Морозова. Нельзя было и слово сказать. Свои бы и убили, так как все бабы в деревне других, своих любили, а замуж их за других выдавали. За то, что мы, Смирновы, красивее их рода были, за то, что своих продолжали любить! А Морозовы на нас знаешь как? Я вот даже сейчас вспоминать не решаюсь, как они унижали жен своих. Мало того, что мужа своего надо было обхаживать, да ублажать, так еще и смотрины устраивались.

— Какие такие, смотрины? — Спрашиваю с любопытством. Так как чувствую, что услышу что-то такое, о чем только догадываюсь.

— А вот такие! Муж велит баню топить, а к нему на смотрины не только братья, но и сестры приходят и все в одну баню. Понятно, что все хоть и дальние, но все, же родственники. А там тебя уж не пожалеют. Они все прикрылись, а я должна голой, при них. Абсолютно голой, суетится. Мало того, что муж мой, будь он не ладен! Так и родственников я должна еще ублажать.

— Ну, это уже слишком! Как же так, — Говорю. — Муж и свою жену? И кому? Это же просто свальный грех какой-то! Свингерская вечеринка.

Верка видимо не расслышала и повторяет, коверкая.

— Во, во! Свинарская вечеринка и есть!

— Давай, выпьем, что-ли. Мне от этих воспоминаний, даже неудобно как-то перед тобой. Ты уж прости! Уж как-то так у нас с тобой все задушевно пошло. Вот я и разоткровенничалась.

— Да, нет Вера! Это ты меня прости! Прости, что без спроса, в душу к тебе лезу.

Выпили и опять сидим молча. Я смотрю на Верку, красивую, стройную бабу и мне не вериться даже, что она через все это прошла. Как-то все, о чем она мне рассказывает, с ее красотой не вяжется. Уж больно она красивая баба. Эх! Если бы не тоска эта, так я бы и за ней приударила. Но, но! — Говорю себе. — Что это за мысли такие. С голодовки, что ли?

— Ну, что? — Спрашивает Верка. — Пошли мыться? Подруга моя задушевная! Дай я тебя поцелую. Уж больно ты мне в душу запала. Как сестра моя родненькая стала.

Она притянула меня к себе и чмокнула слегка в щечку. Я отстранилась. А внутри у меня вдруг заметались чертики. Бр! Свят, свят! Не путай меня! Отведи! Шепчу себе, пока мы идем к ней в парилку. И вот же как? Думаю. Стоит мне только в душу к бабе залезть, как я чувствую к ней еще, что-то. Отчего бы это? Может от детства?

Пришли. Стали раздеваться. Я невольно на нее любуюсь. Верка заметила, а, наверное, почувствовала.

— Что? Нравлюсь? Я красивая?

— Да, нет, говорю. Какая же ты красивая? Уродина ты, вот кто!

— Не поняла? Это ты к чему?

— А к тому, милая! — Говорю, а у самой даже голос дрожит, — Что с тобой мне нельзя сейчас, вместе!

— Это почему же? Чем я тебе не угодила? Обидела, может?

— Да, нет! Наоборот.

Говорю, а сама от нее уже глаз отвести не могу. А она, как специально, вся передо мной красуется. Мало того, что стоит обнаженная и такая заманчивая, обворожительная, так еще и стала свои волосы поправлять. У меня даже от волнения слезы на глазах выступили и я вдруг, как разревусь!

— Что? Что случилось? — Суетиться Верка. — Что ты такого увидела?

Я присела на корточки и она рядом. Обняла меня за плечи. Мне уже все! От ее тела, тепла и мягкого прикосновения, по всему телу разливается желание. Чувствую, что я сейчас что-то такое вытворю?

— Дай мне воды! — Хрипло прошу ее. А сама даже глаз поднять боюсь. Не устою!!!

Она вышла, а я лихорадочно соображаю. Что же мне делать? Почему? Почему на меня опять все это находит? Почему меня снова тянет к ним? К этим запретным? Почему? Что со мной?

Села и тут на глаза мне ее белье попалось. И вот же, черт! Верно, он меня, блудливую, в тот поздний вечер дернул. Я, сама не знаю, даже, почему. Руку потянула и ее белье к себе, к лицу. Как вздохнула, так все сразу и поняла. Все! Мне конец! Без нее я не выйду отсюда живой. Мне ее обязательно! Да, что там, обязательно! Мне ее коснуться необходимо! Зарыться в ее тело и ласкать. Ласкать и любить! Любить так, как меня любили! Как сейчас я сама хочу. Да, не хочу даже! Какой, там хочу? Мне ее не хватает, я без нее умру ведь.

— Вера! Верочка! Где ты? Куда ты пропала? — Зову ее. А у самой голос стал таким противным, таким сладким и нежным.

Вера не отзывается. Она за дверьми, в парилке. Вышла же только секунду назад и пропала. Что с ней? Меня как кипятком обварили, и я заскакиваю в парилку.

Вера сидит на лавочке и как-то жалко съежилась вся. Голову не поднимает. На меня даже не смотрит. Видно поняла все. Я вижу всю ее и эта картина ее обнаженного тела, ее податливой какой-то покорности так умиляет меня, так проникает в меня, что я задыхаюсь. Я начинаю терять сознание. Мне ее надо!!!

Не знаю сама, как. Откуда во мне силы такие нашлись. Но я разворачиваюсь и только за дверью парилки опомнилась. Стою, правильнее сказать, привалилась к двери парилки спиной, и ступить шага не могу. Все тело протестует, требует, рвется к ней! А я, нет! Не будет этого! Я ухожу!

Как я выскочила от нее, не помню даже. И как я к себе в дом вернулась и как меня трясло. Все помню. Оказывается я, как была голой, так и к себе вернулась. Хорошо, что в одном доме и уже поздно было. Ночь уже. Первый час ночи. Села на кухне. А меня всю колотит. И не от холода, нет! От какого-то особого лихорадочного состояния. Я вся, словно помешанная. Нет, думаю! Не быть этому. Хватит с меня моей юности и этих страданий. Достаточно! Я ведь люблю своего Петеньку! Да, да! Цепляюсь за этот спасательный предлог, как утопающий, за спасательный круг. Точно! Лихорадочно шепчу.

— Мне никого не надо! У меня есть мой Петя! Мой славный, мой родненький, мой самый, самый!!! Где же ты? Спаси меня!!! Любимый!

Это что, заложено от рождения?

Утром не могу выйти из дома. Не могу ее видеть. Всю ночь терзалась, вся извелась. Не спала почти. А тут, на мое счастье или несчастье, даже не знаю, задержка с месячными. Они у меня всегда, как по часам. А тут не понятно, как-то. Думала, что хоть своей кровушкой отмоюсь от искушения. Верка, тоже не выходит. Дети ее играются во дворе, а ее не вижу. Хотя, если, по правде сказать, то я стараюсь даже к окошку не подходить, чтобы ненароком с ней взглядом не встретиться. Хожу по дому, а сама все рассуждаю.

Это что же такое получается? Почему это со мной вчера опять повторилось. Почему? Во мне, что? Это заложено от рождения, что ли? Или это распущенность такая? Хотя, какая там распущенность, в четырнадцать-пятнадцать лет? В детстве же тоже такое было? Там в далеком, детстве у тетки. А собственно, что там такое было? Ну, целовались две глупые дурочки. Спали в одной постели и обнимались, целовались. Ну, так это же в детстве! А теперь? Почему теперь?! Или опять на мне проклятие? От того, далекого насилия? Нет! Не хочу и не буду я о том вспоминать! Дала себе такой зарок. Перед Всевышнем дала. Не вспоминать! Все, это запретно! Иначе опять начнутся кошмары ночные, и тогда уже мне надо будет что-то серьезное со своей психикой делать. Раз сказала себе, табу! Все! То было и все! Лучше я полежу и о Петеньке своем помечтаю. Вспоминать буду, как он меня любил. Вот это, другое дело. Ложусь и специально так, сама себя разогреваю. Мысли путаются. Вроде бы о нем думаю, а они вперемешку все. Тут и Верка, с ее красивым и таким заманчивым телом, тут и Петя со своим членом. Все смешалось. Я и не поняла, что я сплю. Устала, намаялась и заснула.

Проснулась, лежу. Вот же черт! Присниться же такое?

Глава 2. Юная и запутанная

Не девочка, но и не женщина

Оставаться одной меня приучила жизнь. До замужества я довольно долго жила у своей тетки в другом городе. Приехала я к тетке, и она поселила меня вместе со своей Ниной, ее единственной дочкой. Нина была на несколько лет меня старше. И если я, осенью должна была идти в восьмой класс, то она уже второй год в техникуме училась, коммерческом и на следующий год заканчивала учебу.

Мой приезд стал для нее настоящим праздником. Мать ее все время поучала, и мой приезд переключал внимание на меня, или хотя бы часть этого внимания. Нина была своевольной девочкой и довольно раскованной. Может и правильно ее тетка гоняла? Видно было за что. И в этом я вскоре убедилась. Так или не так, но мне предстояло все эти годы прожить с ней бок обок, поэтому я сразу, же приняла над собой ее покровительство.

Тетка продавала на рынке все то, что добывал ее муженек. А он был настоящий добытчик. Работал шофером. И где бы он, не работал, он везде старался что-то стащить. Вот уж о ком можно было сказать с уверенностью, что если он не украл что-то, то считал для себя день потерянным. Иногда такое случалось, и тогда он приходил домой злой и все время измывался над своими девками. Пьяный был, конечно же. На другой день, правда, лез с извинениями и не всегда получал отпор. Тогда я слышала по ночам, как тетка с мужем занимаются своими делами.

Нинка такие моменты никогда не пропускала и под их любовную игру затевала игру с собой. Поначалу я была этим просто шокирована. Во-первых, от того, что дочь считает себя сопричастной с любовной игрой родителей, а во-вторых, то, что она это делала, почти в открытую, и при мне, не стесняясь. Я от их игрищ поначалу напрягалась вся, а так как мне было стыдно и неудобно при этом присутствовать, то я поворачивалась спиной к ним и зарывалась с головой под подушку. Лишь бы мне их всех не слышать.

Однажды Нинка так заигралась с собой, что полезла ко мне. Я уже дремала, так как тетка со своим мужем тоже угомонились наконец-то, и я уже засыпала, как тут почувствовала, что ко мне в постель лезет Нинка. Мне ничего не оставалось, как смириться с ее приставаниями. Ведь я очень боялась, что она наговорит матери на меня и та меня может просто выставить за дверь. Почему то я так тогда думала. Нинка забралась под одеяло, прижалась ко мне сзади и обхватила руками. Я попробовала отвести от себя ее и спокойно так говорю ей.

— А, это, ты, Ниночка? Тебе, что страшный сон приснился? Я подвинусь, ложись удобнее. Обними меня и у тебя сразу же страшный сон пройдет.

И зачем я ей тогда так сказала? Дура! Видно она по-своему мой поступок истолковала. Как только она меня обхватила руками, то я почувствовала, как она ладонь свою, под мою руку просунула и рукой своей мою грудь ищет. Я от прикосновения ее ладони вся замерла. Думаю? Что же дальше она думает делать? На всякий случай я ее руку своей рукой сверху придавила. Прижала, чтобы она там не очень-то мою грудь тискала. А она уже начала. Собственно, там и тискать-то особенно нечего было. Моя грудь только стала соками наливаться и очень даже болела временами. Особенно соски. А она как специально. Как только я ее рук прижала и не давала у меня на груди разгуляться, так она сразу же за сосок взялась. А мне ведь больно же! Я от ее надавливаний пальцами даже застонала. А она видно подумала, что мне очень хорошо и принялась мой бедный сосочек еще сильнее теребить и даже вытягивать. Мне больно, прямо до слез. Я не вытерпела и ей говорю.

— Хватит Ниночка! Успокойся. И отпусти мою грудь, мне неприятно и соску больно.

Она затихла вся. Ну, думаю, что сейчас встанет и уйдет. Не тут-то было! Опять лезет. И куда бы вы подумали? Ну, конечно! Туда и полезла. Я как ее пальцы почувствовала там, так сразу же ноги вместе свела и крепко сжала. Комар своего носа не просунет! Чувствую, что у нее ничего не получается. Я-то дурочка, радуюсь! Мне бы плакать тогда, а не радоваться. Она от злости и обиды засопела мне прямо в самое ухо.

— Ну, ладно! Глупышка! Считай, что ты первый раз от меня отбилась. Спи пока! Я же все равно до тебя доберусь, недотрога!

На следующее утро Нинка встала, как ни в чем не бывало. И еще надо мной подтрунивала. А я не знала, куда глаза девать. Не могла смотреть в глаза тетке и ее Ниночке. Обе они вставали развеселые, и мне даже казалось, что тетка догадывалась, чем занималась ее дочь, пока они вместе с мужем своим любились. По крайней мере, двери она никогда не закрывала. Все двери в доме всегда были открыты настежь.

Дом у них был частный, построен добротно. Муженек ее постарался. А так как дом стоял на горушке, то в сторону приусадебного участка внутри дома получался, как бы еще один полуэтаж. Здесь были мастерская, кладовки и кухня. Сбоку, в пристройке, баня, парилка. Здесь же была еще одна маленькая комнатка, в которую я попросилась на жительство. Тетка недоуменно пожала плечами, понимала, что с ее дочкой жить вместе не сахар, и согласилась на мой переезд к ним под дом. Таким образом, я получила возможность оставаться сама и у меня появилась, наконец-то своя комната.

Поцелуй

Пару дней я прожила абсолютно спокойно. Еще бы! Одна и в своей маленькой комнатке. Очень уютной. Я ее даже по-своему приукрасила. Мне бы не украшать ее надо было, а замок покрепче, запор от Нинки поставить! А у меня ведь и мыслей таких тогда не было. Глупая была и наивная. Считала, что Нинка меня в покое оставит.

На третий день, а вернее ночь, меня сонную разбудили какие-то непонятные для меня ощущения. Я все еще не проснулась и никак не могла включиться во все, что со мной происходило. Но эти ощущения как-то быстро прошли, и я с удовольствием опять разлеглась и заснула крепким сном праведной девы. Правда утром я увидела следы на своих трусиках, но не придала этому особого значения. Я их уже несколько дней подряд видела, но ничего плохого от этого не происходило.

Наутро, за завтраком, меня как обычно тетка спросила о том, как мне спалось. И когда я уже стала отвечать, то заметила, как ухмыляется Нинка, которая раньше меня позавтракала и заглянула на кухню. Я и значения этой ее ухмылке не предала. Подумаешь? Мало ли чего она может подумать. Но в школу я вышла позже, нарочно так поступила, что бы с ней не встречаться больше.

На улице я ее случайно видела и она мне несколько раз, сначала кивнула, а потом, подмигнула, как-то так, по-хулигански. Была пятница. Уроки закончились поздно, и я наконец-то поплелась домой. От сознания того, что я приду и снова попаду в свою комнатку, у меня и настроение сразу приподнялось. Шла и думала о том, чем заниматься стану. Пришла, стала переодеваться в домашнее и вдруг увидела на столе чистый лист бумаги, а под ним, что-то еще такое прикрытое. Я так и осталась стоять, с одной рукой продетой в рукав халатика, а другая в воздухе словно бы повисла. Это от того, что я под этим листом только что этой рукой обнаружила. Я стояла, и у меня учащенно колотилось сердце. Я впервые в жизни увидела взрослый журнал. Вернее, его обложку. А на ней то, что я запомнила потом на всю свою жизнь. Две обнаженные девицы, запрокинув в разные стороны головы, целовались открытыми ртами в засос.

Я тут же оглянулась, так как мне показалось, что я увидела Нинку в окне. На самом-то деле, она меня видела, а я ее нет. Она спряталась в баньке напротив и смотрела из темноты помещения, через малюсенькое окошко моей комнаты на мою реакцию. Я как дурочка, уставилась на обложку и с трудом пересилила себя. Не стала смотреть тот журнал. Оставила все так, как есть и вышла наверх, обедать.

Видно, я выглядела необычно, потому, как тетка меня спросила, не заболела ли я? А я и впрямь заболела. Эта картинка у меня застряла перед глазами, и я вроде бы что-то делала и куда-то смотрела, а у меня все перед глазами эти девицы в таком запретном и возбуждающем поцелуи. О том, что это работа Нинки, я и не сомневалась. Я ела, молча, а тетка все время мне о стирке, да о бане говорила. А я то и не включилась. Это она к тому, что сегодня будет баня, и все будут мыться. Так, что если что мне постирать, то я могу свое белье в тазики голубеньком замочить, а завтра постирать. А если не хочу, то тетка сама все постирает. Со всем бельем вместе. Не помню, что я ей отвечала, меня просто всю выворачивало от всех этих событий. Я ведь уже не раз мылась с ними вместе. Ну, тетка с мужем, так это понятно, а мы вдвоем с Нинкой, после них. Я из-за нее, как следует и помыться то не могла, Нинка мне все время мешала. Лезла ко мне, хватала, не давала спокойно помыться.

А вот теперь, после всех этих ее провокаций я и не знала, как же мне поступать? С тревогой я ждала, когда настанет наша очередь мыться. Приготовила все для бани, сложила на кровати. Все это время я сидела в своей комнате и слышала, как все происходит в соседней баньке. Слышала, так как единственное окно моей комнатки выходило прямо на окно баньки и когда там зажигали свет, то мне становилось все видно, что там происходит. Я зацепила на окошке занавеску из какой-то материи, потому и сидела на кровати и подальше от окна. Не хотела видеть. Сидела, но все слышала. Не передать всего этого словами, когда мужчина с женщиной вместе моется. Я хотела того, или не хотела, но все слышала. И как он, ее называет ласково. И как тетка его, а потом, как он к ней пристает, домогается и как она с ним жеманничает. А потом, потом я зарылась с головой в подушку и старалась не слышать их шумные восклицания, страстные вздохи и стоны. Эта их помывка во мне все разбередила. Я лежала и не слышала, что в комнату вошла Нинка. Я даже вздрогнула от ее прикосновения и вылезла из-под подушки с красным лицом. Нинка присела, положила руку и стала мне слегка поглаживать голую ногу.

— А ты, хотела бы так же? — Спросила она.

— Как, как? — Жалко так, трусливо спрашиваю.

— Ну, так! Так, как они!

— Не понимаю, как?

— Все ты прекрасно понимаешь! Не корчи из себя дурочку. Я же о твоих похождениях дома все знаю! — Опрокидывает она меня своим откровением.

— Ну, что? Что ты знаешь? Что ты можешь знать обо мне? Что вы все лезете! Лезете!

— А я о тебе знаю! Знаю, что ты хоть и маленькая, а уже и не девочка! Ведь так же?

— Ну, хорошо! И не девочка! Так что же теперь? Выходить на улицу и платье задирать? Давать всем налево и направо? Так, по-твоему?!!! Я что, должна стать такой же как… — Замолкаю и смотрю на нее с укором. — Я, что же, должна прошмандовкой стать? И этой штукой себе на бутылку зарабатывать? Так по твоему?

— Обидно ты мне говоришь! Девочка!

— Ага! Все-таки девочка!

— Ну, да! А то, кто же еще? Кто, как не ты, моя девочка, меня к себе притянула и позволяла ласкать? Уже который раз. И разве не я тебя ласкаю? Прихожу к тебе ночью и ласкаю. А ты даже дверь не закрываешь? Ждешь, значит! Что ты скажешь?

Я задыхаюсь от этой ее наглости. Оказывается, это правда? Правда, что она меня каждую ночь ласкает? И как это так? Как она ласкает? Что она делает с моим телом?

— Ну, ты наговорила? Наговорила такого, что прямо и не знаю. Почему же я всего этого не чувствую, вернее не знаю?

— Да потому, что я тебе каждый раз успокоительное подкладываю! Ты, что? И не поняла до сих пор?

— Что? Как ты посмела? Кто тебе разрешил, дура? Почему ты мне ничего не сказала? Как же так можно? Без моего спроса и без моего ведома, человека травить! Ты, что в тюрьму захотела!

Сидим молча. Я обижена, очень обижена. Она это чувствует. Наше молчание прерывают звуки из бани. Оказывается, он опять домогается, она отказывает. Мы слышим, как она отбивается от его приставаний. Первой не выдерживает Нинка и начинает потихоньку хихикать. Потом мы слышим, как он ее уговаривает.

— Ну, родненькая! Давай! Давай, хоть еще разик?!

— Ну, какой разик? Уже были два разика. Хватит на сегодня.

— Бог велел троицу. Ты, что же против его повелений?

Потом мы слышим, что заветы всевышнего оказываются превыше терпения тетки.

— Сейчас она его попросит самым кончиком. Только самой головкой. Вот сейчас, слушай.

И тут я слышу, как тетка, и впрямь, вся в ожидании наслаждения просит его.

— А теперь, милый! Сделай мне самым кончиком, только половинкой головкой! Вот так! Нет! Еще нежнее, еще меньше. Делай так, а я потом все сама устрою. Ой! Ах! Еще, милый, еще! Не глубоко..о..о! Только кончико..о..о..ом! Са..а..а…мым ко..о..о..нчи..ко..о..ом!

Мы уже прыскаем вместе, и Нинка наваливается на меня. Она уткнулась в меня, и смеется мне прямо в грудь. Я чувствую ее горячее дыхание, тепло ее тела. А до слуха доносятся призывные звуки любовной игры. Сама не заметила, как мои губы наталкиваются на ее мягкий и смеющийся рот. Секунду, мгновение мы замираем. И в тот же миг слышим, как тетка кричит.

— А вот, так! А вот, так!!!

Затем, вместе с радостным выкриком тетки ее губы сливаются с моими. И пока я оглушаюсь ее поцелуем, то все равно мой слух успевает запечатлеть радостный и вожделенный возглас.

— А…а…а!!! Ах!!! — А затем. — Вот, хорошо!!! Вот, как!!! А…а…а!!!

И Нинка мне шепчет горячим дыханием.

— Вот, хорошо! Вот, и нам хорошо, как! К…а…а.. к!!!

Потом я оглушаюсь всем происходящим. Я не отвечаю, и не ищу ее губы, а это она сама целует, и я чувствую, ее полные, горячие, скользкие губы. И я вдруг забываюсь. Меня оглушает все это и то, что происходит со мной, и то, что твориться за стенами. И пока я чухаюсь, стараясь понять и разобраться во всем, то она уже прижимается к моим губам до боли, то подхватывает мою одну губку и тянет ее, напрягает, а затем снова целует, отпуская. Она играет ими, моими губами как с своими. Я впервые целуюсь с такими желанными и нежными губками. Которые не просто горячие и живые, а нежные и такие податливые. Но все, что она себе позволяет, пугает меня. Я не могу и не решаюсь ее оттолкнуть от себя, так как боюсь, что она начнет меня упрекать и тетка с мужем услышат. Наконец я не выдерживаю такое испытание и пытаюсь ее отпихнуть от себя. Однако вместо этого у меня получается что-то другое. Сама не замечаю, как мои руки, вроде бы отталкивая ее от меня, упираются и находят ее грудь. Я обжигаюсь ощущениями от ее тела. Мягкой, упругой и в то же время необычайно нежной женской груди. Я не могу изменить положения рук, так как она прижимается ко мне, шепчет что-то страстно и ищет мои губы. Все меня сдерживает и не дает испытать всей полноты близости с ее телом. Мне мешают ее одежды и лямки, застежки. Я замечаю, что так увлекаюсь, что уже сама с ней целуясь и все время, сжимаю и настойчиво тереблю ее теплую и упругую грудь, которую сдерживают ткани бюстика. А потом я опомнилась. Да, что же такое я делаю? Я чувствую, что в ней задыхаюсь. Вырываюсь, отрываюсь от ее губ, а она вся во мне, тянется следом за моими уходящими губами и целует все, что попадается ей на моем лице. Я вроде бы должна сделать, что-то, что бы прекратить все это, а я наоборот, блаженствую, я замираю и от волнения страстно дышу. Но вот и она отпадает с моего лица, обсыпая меня нитями своих чудных и легких волос, которые щекочут и будоражат кожу лица. Я закрываю глаза и купаюсь в волнах мягких прикосновений ее волос и запахах. И тут, я, почему-то потянула ее на себя и с удовольствием ощущаю все полноту и весомость его тела на себе. Меня эта тяжесть ее не просто придавливает, а наслаждает. Я упиваюсь этой тяжестью, горячим дыханием у самого уха и запахами ее живого и молодого тела. Чувствую всю ее теплую,объемную и осязаемую. Она навалилась и обнимает меня, а я стала такая безвольная. Я позволяю ей целовать и обнимать себя, гладить горячими и настойчивыми, нежными руками. Я забываюсь. Борюсь с собой. Где же отпор мой? Почему я смеряюсь? Почему не отталкиваю ее, почему? Что случилось? Ведь так же нельзя! Ведь я же не маленькая уже. Почему я цепляюсь? Почему, почему?

Мы очнулись уже в темноте и, почему-то смущаясь, поправляем одежды. Слышим, как по дому расхаживает поистине счастливая женщина и мягко зовет нас.

— Нина, Наташа! Девочки! Где вы? Купаться! Идите купаться! Вода стынет. — И потом, через несколько десятков секунд.

— Девочки! Купаться! Быстренько!

Пробы

Первое время мы сидим и даже не разговариваем. В бане тепло и я с наслаждением принимаю это излишнее тепло. Оно приятно разогревает тело. Потею. Я не вижу, но чувствую ее присутствие рядом. Это ее обнаженное тело, которое рядом, за моей спиной не дает мне мыслить и что-то разумное делать. Оно так возбуждает, волнует. Я даже боюсь смотреть в ее сторону. Поэтому я и сижу так. Прикосновение ее горячей руки, словно обжигает плечо, будоражит, волнует тело. И я начинаю ощущать, может даже впервые, как во мне начинает шевелиться женское начало. Оно проявляется в ощущениях. Ощущения тяжести и тепла внизу, протяжных потягиваний желания по всему телу. Я ощущаю, как моя грудь вдруг начинает побаливать. Смотрю и вижу, как мой сосок на глазах сморщился и напрягается. Положила руку и ощутила, как он возбуждающе отвердел и остро уткнулся в ладонь. Мне так приятно, что я забываюсь на мгновенье и сжимаю ладонью грудь. От этого у меня все внизу подтягивается и напрягается. Она словно чувствует мое настроение и уже второй рукой, положила на плечи и мягко заваливает на себя. Я, не сопротивляясь, откидываюсь плавно. Лежу и вижу над собой ее раскрасневшееся лицо и свисающие на меня ее мокрые волосы. Она покачивает головой и своими волосами слегка поглаживает мое тело. От этого я закрываю глаза и чувствую только, как ее волосы касаются лица, моей груди и, напитываясь моим потом, липнут и тянутся. Прикосновения ее рук на моей груди сразу же вызывают во мне желание. Пока я еще не понимаю, что это именно оно, это желание, но я уже принимаю его, как должное. Отовсюду тепло. От ее тела, на которое все еще опирается моя спина и от ее рук, которые легли и приятно прижали, касаются груди. Только теперь они не терзают, не тянут пальцами за соски, а нежно прижались и возбуждают. Я до сих пор не понимаю, почему. Почему я так сделала? Моя рука сама сползла и легла у меня между ног, которые я тут же сдвинула. Но пальцы предательски лезут ко мне туда, куда мне так хочется. И я, начинаю гладить и трогать ими себя там, лежа перед ней, обнаженной. Я такое себе не позволяла никогда, а теперь почему-то мне этого хочется. Так мы и проводим время. Я лежу, а она сидит и смотрит. Наконец я чувствую, как во мне разгорается что-то, пока мне не понятное. Кончики пальцев, которыми я погрузилась в себя, ощутила сладостное возбуждение. Мне нестерпимо хочется им поделиться с ней и я, вдруг шепчу ей.

— Потрогай меня. — И смутившись, своей откровенности добавлю. — Пожалуйста!

Она пересаживается мне в ноги, которые я подтягиваю, согнув в коленях, и тут же раздвигаю перед ней. Она смотрит туда, ко мне и мне от этого не стыдно, а наоборот, только приятно. Затем она неуверенно опускает руку, и я чувствую, ее пальцы, которые слегка дрожат и касаются моих девичьих губок и еще чего-то в моем лоне. Эти касания так захватывают меня, что я невольно хватаю и прижимаю к себе ее руку. Видимо я ее напугала этим, так как она замирает. Тогда я ее нежно и тихо прошу.

— Трогай! Не бойся, прошу тебя!

Она поднимает лицо и я вижу, ее тоскующие глаза, чувствую, как ей самой того же хочется. Я смотрю на ее лицо, потом перевожу взгляд на ее грудь и вижу, как она тяжело отвисает, и что у нее соски съежились и торчат остренькими пипками.

— Ложись. Я тоже хочу тебя чувствовать.

Она моститься рядом со мной. Я обхватываю ее горячее и мокрое тело рукой и прижимаю к себе. Минуту мы лежим и блаженствуем. Она совсем не похожа на себя. Сразу же стала маленькой и послушной девочкой. И пока мы лежим рядом, на разных боках я смелею и начинаю гладить ее тело. Рука плохо слушается, тело намокло и тогда я говорю ей.

— А давай! Я намылю тебя и поглажу. Ты хочешь?

Она садится и молча, кивает, почему — то даже потупила взор. Я поняла, что она ждет от меня. Пока я намыливаю мочалку и ее спину, она все время молчит. Но, как только я стала намыливать ее тело, она вдруг возбуждается и начинает мне говорить всякую ерунду. За этим занятием нас и застает ее мама.

— А я уже волноваться стала. Не слышу и не вижу вас. Дай думаю, посмотрю, как дела у вас обстоят?

Она с тюрбаном на голове, закутала и сушит мокрые волосы и по-деловому лезет везде. Вышагивает на месте своей недавней сексуальной баталии с мужем, видимо старается, следы за собой замести, догадываюсь я.

Потом, как всегда, дает указания, и мы вдруг взрываемся смехом. Она стоит и не понимает ничего, хлопает обиженно глазами.

— Ну, что тут смешного? Кобыляки вы! Отрастили телеса и ржете, как кобылицы! Что такое я сказала смешного?

А мы еще сильнее смеемся и она, махнув рукой, уходит, явно обиженная. Так и не поняла она, от чего мы так смеялись. А ведь она в точности повторила свою же фразу.

— Вот так, вот так хорошо! — Говорит она сейчас, убирая незаметно, как ей кажется, с глаз долой следы своих сладких утех.

А напоследок, все равно вставляет свои указания насчет стирки.

— Вот же! Неугомонная какая? И это все после стольких то раз?

О Гайках и Птичках

— Куда целовать?

— Туда!

— Куда, туда? Тут много всякого!

— А ты не спрашивай, поняла! Целуй и все! Куда-нибудь!

— Как это, куда — нибудь? Ни будь, не получается! Все время, обязательно попадаешь на что-то. Вот это что? Что это такое?

— Где? Покажи?

— Вот! Вот я тебе показываю! Это, что?

— Так. Да это… Это… — Она смущенно водит глазами и все никак не может определиться с предметом моего расспроса.

Это мы с Нинкой изучаем содержание ее взрослого журнала. Ссунулись головами, сопим носами и все никак не можем разобраться. Чем же на фотографиях эти отчаянные девушки занимаются?

Первой не выдерживает Нинка.

— Ну, хватит! Ты согласна? Или нет?

— Я не знаю?

— Нет, так нельзя! Ты либо согласна, либо нет. Поняла?

— Поняла, поняла.

— Повторяю еще раз. Так ты согласна?

— Я не знаю?

— Что ты заладила? Не знаю, да не знаю? Я тоже не знаю, но я, же согласна! А ты?

Только, если ты опять мне скажешь то же самое, ты от меня получишь. Поняла? Последний раз тебя спрашиваю! Ты согласна или нет?

Я молчу и соплю. Пауза затягивается. Нинка понимает, что от меня она ничего определенного не добьется и поэтому говорит со вздохом.

— Ну, все! Мне все ясно! Нос убери! Слышишь, ты, малявка?

— Сама ты малявка! А журнал свой можешь сама смотреть. Хоть до дыр его смотри, а ничего из него не поймешь. Ты поняла?

— Ну, во-первых, этот журнал не мой, а Левки. Во-вторых, ты просто дура! Маленькая и прибацанная дура!

— Сама ты! Дура! Прибацанная!

Я встаю с ее кровати и обиженно выхожу из ее комнаты. Тетка возится на кухне, стряпает. Уж лучше я ей стану помогать, чем вот такое выслушивать. Тетка сразу же принимает мою помощь. Она благодарна мне каждый раз, когда я ей помогаю. Семья-то большая. Со мной, четверо. И я стараюсь ей помогать во всем и даже согласилась за нее постоять на рынке, пока они с мужем будут в отъезде, гостить у ее мамы.

С Нинкой вышел страшный скандал по этому поводу. Она ни в какую не захотела подменять мать. Мать ее даже обзывала и старалась принизить. Но куда там. Мне иногда казалось, что все наоборот и это Нинка ее принижала.

Когда я, после своего первого дня торговли на рынке домой вернулась, то просто обалдела. Нинка закатила вечеринку. Везде были ее ребята из техникума и еще какие-то. Ну, те мне сразу же не понравились. Одного из этих я знала, как школьного бандита, а других его дружков видела впервые. В доме, смех, музыка, все вверх дном. Ушла в свою комнату. Над головой стук ног, крики то радостные, то словно о помощи. А мне на мою беду в туалет срочно надо. Решила, что в дом не пойду, а побегу в старый туалет, что на улице. Он хоть и старый, но чистенький и даже ухоженный. Тетка его всегда вычищала и убирала. Сижу, слышу весь этот гам, да переполох. Уже выйти хотела, как тут услышала голоса. Кто-то подходил. Парень с какой-то девкой. Я замерла. Решила не выходить, пока они не уйдут. За дверью закрытой, чувствую себя в безопасности. Парень и девка замыслили что-то. Мне и неловко и любопытно. Прислушиваюсь.

— Здесь нормально. Давай!

— Нормально, нормально? Ты хоть раз что-то по-другому скажешь? Что это, такое, давай, да давай? Ты же с девушкой!

— Ну да! Вот и говорю! Давай!

— Да нет! Ты как-то по-другому должен. Попросить меня! Ласково так.

— Ну, хорошо! Я тебя ласково прошу, давай.

— Я сейчас обижусь и уйду.

— Ну и уходи!

— И что? Ты даже не извинишься?

— Вот еще! Это за что же я должен извиняться?

— За грубость свою. За то, что ты меня обидел!

— За что, за что? За какую такую грубость?

— Знаешь, Толик? Я долго терпела твои грубости. Ты вообще то, для чего со мной? Мне кажется, что ты меня совсем не любишь? У тебя одно на уме.

— А у тебя, что? Разве не то же? Ты зачем меня сюда потащила? Для того чтобы поругаться? Ты же сама сказала, чтобы я за тобой пошел. Я тебя за язык не тянул, между прочим, это ты сказала, что ты угощаешь! Ну? Так угощаешь или я пошел?

— Ты меня обижаешь все время! Ты сам, что же не видишь, что ты меня все время только и обижаешь!

— Ну, все! Началось! Всегда одно и то же. Как до секса доходит, то всегда я у тебя виноватый. Знаешь, мне надоело все это. Я тебя пошлю к ….

— Толик! Толик! Не надо! Прости меня! Прошу тебя!

— Знаешь, Толстушка? Ты мне уже надоела со своим нытьем. Каждый раз одно и то же. Я отдыхал, как все и танцевал. Чего ты меня от Нинки оттянула? Если бы я знал, что ты опять за свое нытье возьмешься, то бы ни куда с тобой не пошел! Уж лучше бы я с Нинкой! Говорят она сексуальная, и знаешь, как дает?

— Все, Толик! Все! Больше не буду! Ты прости меня. Прости.

— Вот, так вот! Запомни, Еще раз начнешь скулить, все! Я с тобой больше некуда и никогда. Ты поняла!

— Все, все! Толик! Я прошу тебя. Давай я тебе угощение сделаю? Как ты хочешь?

— Делай, как всегда! Только не кусайся. Ты прошлый раз всю …пу покусала. Лучше легче, чем кусаться. Ты поняла?

— Угу.

— Не отвлекайся! Работай, работай! Так, так!

Мне неудобно, за подслушанный их разговор и я не вижу, а только слышу, как она его угощает. Вот она, правда! Это же надо, думаю я, как она унижается перед ним! И для чего? Только для этого? Я еще слышу какие-то из взаимные вздохи и ахи. Минут через пять они заканчивают и уходят. Я уже выскользнула за дверь и только хотела проскочить, как опять голоса. Я срочно прячусь, приседая за кустами сирени. А один голос, тот Нинки.

— Нина?

— Что, Гайка?

— Ты с Левкой?

— А, что?

— Он тебе, как? Нравится?

— А ты чего спрашиваешь?

— Да, бабы говорят у Левки обрезанный!

— Что? Что?

— Ну, хепи-пи, у него обрезанный. Как это?

— Знаешь, Гайка! Ты больше их слушай! Они тебе такого наговорят! У них у самих, все там обрезано!

— У них такого не может быть! Мы же не в Африке.

— А причем здесь Африка?

— А я слышала, что там, еще девочкам, клитор отрезают.

— Как это? Зачем?

— А, что бы они мужьям своим потом не изменяли.

— Погоди, погоди. А причем тут клитор?

— Ну, я же говорю тебе. Чтобы они не изменяли. Вот для чего!

— Так, давай поменьше глупостей болтать. Давай присаживайся. И кто это там, в туалете закрылся? Почему мы должны на двор бегать?

— Да это Толстушка с Толяном.

— Да, нет! Я с Толяном только, что танцевала. Толстушка она может, с кем хочешь, закрыться. Это точно.

— Я слышала, что Толстушка все время с Толяном ругается.

— Это от чего же? Он, что же, ей изменяет?

— Ага! Уже давно. А ей голову морочит.

— С кем же?

— Да с Птичкой. Вот с кем!

— С Птичкой? Быть такого не может! Ведь она же совсем уродина, некрасивая. И потом у нее ни письки и не сиськи, и ж… с кулачек.

— А вот у такой аппетит, знаешь какой? Только член ей подавай. Говорят, она может это, ну как там. Ах, да! Глубокое горло. Вот как. Ничего в ней нет, так она этим своим птичьим горлышком и берет.

— Что ты такое несешь? Гайка! Ты, что озабоченная?

— Точно! Очень! У меня уже никакого секса месяц, как не было!

— Что ты несешь! А с Борькой из соседней группы?

— Да с Борькой у меня ничего и не было!

— Да врешь, ты все.

— Ну, ты даешь. Я же лучше знаю. Как ты считаешь? Борька еще мальчик совсем. Я к нему с поцелуем, а он знаешь, отворачивается. Я его насильно, хотела завалить, так он как заверещит: Что, ты делаешь, что ты делаешь? Смешно так!

— Ну, ты Гайка даешь! Кто же насильно так делает? Надо было ласково, потихонечку.

— Это ты так можешь. А я не могу. Я как кого увижу, у кого нос большой, так мне на него обязательно надо запасть. Говорят, что у тех парней, у кого нос большой, то у них и член не маленький.

— Да, ерунда все это. Бабские глупости. Чушь. Болтают бабы, сами того не знают.

— Ну, а ты проверила? У Левки нос, самый то. О-го-го какой. Он у него такой же?

— Так! Хватит болтать. Ты закончила? Пошли уже. Теоретик мужских носов, озабоченный.

— А тебе, конечно, легко говорить. У тебя же и Левка и та девочка.

— Какая такая девочка? Что ты болтаешь?

— Да не болтаю я. Все девки, только и говорят, что у тебя с девочкой шашни.

— О чем ты? С какой девчонкой?

— Да с племянницей вашей. Что у мамки твоей живет. Говорят, что с девочками так сладко!

— Гайка!

— Ну, что?

— Ты еще, хоть раз такое ляпнешь, я тебе пощечин надаю. Ты меня знаешь!

— Ну, как, что, так сразу же я виновата! Сами живут с девочками, а потом на мне злость свою вымещают.

— Гайка! Я же тебе, сказала! Рот свой закрой!

— Нет! Не закрою! Значит все правда? Что говорят. Ты вон как раскипишилась. Значит все-таки с ней? Не обижайся. Ниночка! Ниночка! Что ты! Ты, плачешь? Я же не хотела тебя обидеть. Мне просто завидно. Мне интересно. Знаешь и у меня один раз намечалось такое, но я, отчего-то испугалась. На меня такое нашло, просто страх какой-то. Я ее как поцеловала, так у меня не только голова закружилась, а все трусика сразу замокли. Вот как. Ну, ты, прости меня. Ладно?

— Иди ты к черту! Ты кого хочешь, можешь до слез довести. Болтливая ты стала. Плохо это очень. Не будь ты моей подругой, так я бы знаешь, как тебе съездила! По твоей еблипи-пи, пиде уже давно знаешь какой, вот такой член плачет!

— Ну, если такой, какой ты показываешь? Так я согласна!

— Ну и дура же ты Гайка! Ой, и дура! И ничего ты в жизни не понимаешь! У тебя одни члены на уме! И о чем ты еще можешь думать-то?

— Что верно, то верно! О них только и думаю. Как представлю себе, как ты с таким..

— Ну, все! Ты меня достала! Пошла ты к..

— Куда, куда ты меня посылаешь?

— Все! Заткнись! Ты поняла, Гайка! Давай заканчивай и пошли.

Они сделали свои дела, уходят, и голоса их постепенно замолкают. Я сижу за кустами и у меня в голове сумбур. Полный сумбур. Это же надо! Обо мне и Нинке, оказывается, уже разболтали. И Гайка эта! Когда она говорила, то у меня так кровь прилила, думала, что я упаду от удара. Если бы в это время еще и сердце работало. А оно при этом остановилось, как я о себе такое услышала.

Нет! Это же надо такое нагородить? Что они все знают о нас с ней? Да и, правда? Что? И потом. А что же собственно, было? Что у меня с Нинкой? Сама задала себе вопрос, на который никак не могу найти ответ.

Нинка и Левка

Ночью ко мне приперлась пьяная Нинка. Я так за день устала на рынке, что никогда бы не проснулась, если бы она ко мне не полезла. Проснулась от приятных прикосновений и ласк. Не испугалась, нет. Кто бы другой на моем месте, может и испугался, но я нет. Видно я и во сне думала о ней и подспудно ждала ее прихода. Поэтому ее поглаживания и поцелуи на своей голой попке и спине я восприняла, как награду, как должное. И вот же, что интересно? Ведь я до сих пор всегда спала в ночнушке и трусиках, а тут почему-то стала трусики все время на ночь снимать, и вместо ночнушки одевала коротенький и легкомысленный пеньюар, как будто ждала ее ласк и готовилась к этому. Стыдно? Вы осуждаете?

Утром я очень рано поднялась наверх. Туалет и все такое. В доме все разбросано. И прямо скажем, выглядит так, что у тетки сразу же инфаркт случился бы. На кухне ворох грязной посуды и повсюду бутылки. По комнатам, прямо не раздеваясь, спят вповалку ребята, которые вчера не ушли. Все вперемешку. И девочки и парни. Места всем на кроватях не хватило и некоторые устроились, где придется. Кто в кресле, а кто на ковре в комнате родителей. Из комнаты выходит заспанный Левка. Я его знаю. Это лучший друг Нинки и она его просто обожает. Его прозвали Америка. Это за то, что он всем говорит, что после учебы он уедет к родственникам, а они у него в Америке.

Поэтому, там, где Левка, там и Нинка. Появляется заспанная и растрепанная Нинка. Видит нас вместе и недовольно хлопает припухшими веками.

— Что, уже спелись? Куда ты, так рано? Сегодня же воскресенье.

— Да, все туда же, Ниночка. На рынок. Я матери твоей обещала.

Целый день я торчала на рынке и все безрезультатно, пока не появился один приметный покупатель. Я все время, что была на рынке, о нас с Нинкой думала, и когда этот мужчина стал у меня покупать эту железку, то я от не знания, а может от не внимательности такую ему цену назвала, что он со мной разговорился.

— Вы, ошибаетесь. — Говорит. — Не может, то-то, столько стоить. Это вещь ценная и цена ей такая-то. Вы девушка молодая и так проторгуетесь. Простите, но мне кажется у вас неприятности? Вы как будто бы чем-то расстроены и сильно озабочены?

Почему я так к нему отнеслась? Как-то так сразу и по-хорошему. Может от того, что он ко мне так внимательно отнесся, а может от того, что он уже пожилой и симпатичный. Я бы сказала даже, что он очень приятный, хотя пожилой. Лет, наверное, ему под шестьдесят. Пока я ему с покупкой помогала, он меня пригласил на минутку с ним покупку в кафе обмыть. Себе он воды заказал минеральной, а мне, мороженое.

— Вы знаете Нина. — Это я так ему, как Нина представилась. — Многие девушки в вашем возрасте очень романтичны и поэтому часто в реальной жизни ошибаются и теряются. Вот взять вас, к примеру. Вы же не сами торгуете, а кому-то помогаете. Видимо на то есть объективная причина. Скорее всего, вы не торгуете, а просто сейчас помогаете своим родственникам. Я верно говорю?

И дальше он все так хорошо и верно стал подмечать, что я и про мороженное свое забыла. Оказывается, он работает в институте, зав кафедрой. Изучает, как он сказал, какие-то поведенческие характеристики человека. А еще он все последнее время изучает молодых и их проблемы.

— Ниночка! — Он говорит. — Мне надо вам обязательно помочь. — По статистике, да из личного опыта, я вам должен сказать, что у вас могут возникнуть проблемы при общении с противоположным полом. И не ваша в том вина. Просто после испытанных переживаний в детстве у вас могут возникать не приятные чувства ко всем лицам мужского пола и вы сами, того не замечая, все время будете тянуться только к лицам женского пола. Само по себе это еще не страшно. А вот когда вы начнете в эти лица женского пола влюбляться, то у вас может произойти зацикливание на этом. Так!

— Да. Именно так и происходит со мной.

— Вот видите, Ниночка! Как нам с вами повезло встретиться. Я ни в коем случаи не стану вам подсказывать, что и как вы должны делать, это вы уж сами будете решать. Я просто постараюсь вам помочь разобраться с тем, что происходит с вами, а решение вы будете принимать сами. Договорились? Ну, вот и хорошо.

И тут он сразу же спросил меня.

— Расскажите мне о ней. Вы сможете?

Я сразу же залилась краской, смутилась. И откуда он все знает? Ведь я же ему ни о чем еще и не говорила. Тем более о ней.

Видя, мое состояние он сам помогает, мне. И так постепенно передо мной начинает раскрываться вся картина моего взаимоотношения с Ниной. По его словам получается, что она сама не устойчива в выборе и, пользуясь своим положением старшинства возраста, шефствует надо мной. А при каждом удобном случаи вторгается за такие границы чужого тела, в которые ее бы никогда и никто не допустил бы. Во вторых и так далее. Далее мне все интереснее и все понятнее становилось. И все над, чем я задумывалась, и что меня мучило, стало, проясняться и вся картина стала, более понятной. Так мы задушевно проговорили около часа. Расстались мы друзьями, и я твердо пообещала ему позвонить и еще встретиться. Напоследок он мне все-таки посоветовал встречаться все же с парнями.

— У вас есть, кто-то из знакомых вам хороших и добрых парней?

Я ему о Леве.

— По тому, как вы рассказываете, о нем я думаю, вам есть смысл с ним познакомиться ближе. Попробуйте встретиться и найти с ним общий язык. Вам это сейчас очень понадобиться.

Распрощались мы, как самые хорошие друзья и я уже с легким сердцем доработала и шла домой в отличном настроении. Еще бы! Я была полностью уверена, что во всем разобралась и что с этого времени я начну свою новую жизнь. Но как оказалось, теория не всегда совпадает с практикой! Да и профессора не всегда оказываются правыми! Другой раз подруга оказывается умнее и отзывчивее любого профессора! Вот так-то!

Открытие Америки

К моему удивлению, в доме полный порядок. Я даже не скрываю своего изумления. Особенно когда вижу, Нинку, лежащую рядом, с Левкой в одной постели. По тому, как разбросаны их одежды по комнате я понимаю сразу, что тут не обошлось без бурного секса. Они не стесняются моего присутствия. Более того Нинка просит принести ей из кухни чистые бокалы. Я ухожу, но сам факт увиденной картины, вызывает во мне противоречивые чувства. С одной стороны я вроде бы спокойна, что она с ним, и это хороший признак, так мне говорил профессор, а с другой стороны, мне просто обидно, что это не я лежу рядом. И при этом я сама не понимаю, зачем я соглашаюсь и несу им эти бокалы. И почему их три? В доме же нет никого? Значит один, это для меня? Ну, нет. Говорю себе. Я с вами пить не буду, не дождетесь. Захожу и стараюсь на них не смотреть. Протягиваю бокалы в пустоту.

— Вот, берите! — Говорю, а сама стараюсь на них не смотреть, смотрю в окно.

— Спасибо! Тебе не трудно будет, вон там бутылка вина стоит, принеси, а?

Ищу эту бутылку, и потом, обернувшись, вижу, как они вместе лежат на боку и на меня смотрят.

— Вот. — Говорю. — Все? Или что-то еще надо? Позовете.

— Да подожди ты! Нам не охота вставать и сверкать телесами. Налей нам по бокальчику. Сможешь?

Вот тут я и попадаюсь на ее удочку. Понимаю, что сейчас мне уже глаза не отвести. Ведь они мне свои бокалы протянут, и я должна буду им наливать и смотреть. А так как они лежат, а я стою, то мне будет неудобно наливать им, стоя и я нехотя присаживаюсь с краю кровати в ногах. Пока разливаю вино, мы молчим. Я вижу их за краями бокалов в расплывчатом виде, но все равно чувствую и ощущаю их оголенность телами. Мне безумно нравиться за ними, обнаженными ухаживать и я стараюсь.

— Себе. Налей, пожалуйста!

— За, что пьем? — Неожиданно громко спрашивает Нинка.

— Конечно же, за любовь! — Впервые за все время говорит Левка. А потом, обращаясь ко мне.

— А вы, вы с нами не выпьете? За любовь?

Уже потом, когда все произошло, я старалась анализировать и найти первопричину. Меня сбило это его обращение ко мне и на вы. Вот, если бы он сказал, давай выпьем или еще как, то я бы отказалась. А когда так культурно и таким задушевным голосом, полным уважением и оценок моих достоинств. И я не удерживаюсь. Покупаюсь. Покупаюсь легко и доверчиво.

Ах, ладно! Думаю. Почему бы и не выпить, да за любовь! И впервые за все это время посмотрела прямо в лицо Нинке. Я ревную? И она, смотрит на меня вызывающе. Я невольно перевожу взор на него и вижу его глаза такие красивые, добрые. Они с неподдельным интересом рассматривают меня и мне даже становиться неудобно. Но тост принят и мы выпиваем.

Вино с непривычки приятно разогревает внутри. Я вообще не пью, но мне неудобно показаться такой уж правильной. Вино я ни разу еще не пила, только шампанское, на Новый год и поэтому меня быстро одолевает хмель. При этом я замечаю, что когда Нинка пьет, задирая руку, то ее грудь полностью обнажается. Я впервые вижу ее грудь вот так очень близко и при дневном свете. Она вовсе не маленькая, как оказалась, а даже свисает обворожительным тяжелым и мягким мешочком, белой и мягкой, живой плоти. И ее небольшой сосок прерывает округлость этой совершенной формы. Ей неудобно пить на боку и лежа, и я замечаю, как капли и даже малюсенькая струйка вина вытекает из уголка ее рта и стекает на кожу и каплями падает на постель.

— Ах! Восклицает Нинка. — Вот я растяпа! Я сейчас.

Она живо карабкается из-за него и выскальзывает голая из кровати, на ходу передавая мне свой бокал. А я ели успеваю встать, так стремительно она все делает. Я зачарованно смотрю ей в след. Вижу ее стройное и уже сформированное природой полностью обнаженное тело молодой женщины. С узкой талией и слегка отвисшей белой попочкой, обозначенной округлым треугольником женских бедер. Ее тело изящно и очень женственно. Я смотрю на него с большим интересом. Легкое покашливание рядом, отвлекает меня от созерцания. Я стою, нелепо потупившись, с двумя пустыми бокалами вина перед ним, обнаженным до пояса.

— Впечатляет. — Говорит он. — Вы не находите? Все в ней впечатляет настолько, что за одну ее фигурку ее можно любить. Вы не находите?

Я пожимаю плечами. Что я должна сказать? И потом, как же можно обсуждать ее голую фигурку, фигурку прекрасной девушку?

— Я не обидел вас?

— Нисколько.

— Вот и хорошо. А то я, признаюсь, боялся, что всем своим видом и самой ситуации, в которой вы нас застали, доставил вам неудобства и где-то, может быть, большее. Вы нас простите? Мне эта прекрасная нимфа нравится. Ей богу! Ведь она же прекрасна, полюбуйтесь. — Говорит и показывает рукой за моей спиной.

Я оборачиваюсь и вижу ее. Обнаженную и совсем не стесняющуюся наших взглядов. Нинка медленно и плавно, покачивая бедрами, словно на подиуме, выступает из освещенного солнцем дверного проема и кажется самим совершенством.

— Божественно! — Слышу его, такую точную реплику.

— Повернись к нам, божество в лике прекрасной женщины.

Нинка от его лестных слов расплывается в радостной и немного застенчивой улыбке. Медленно, на наших глазах поворачивается, демонстрируя свое тело в полной гармонии и красе. Я невольно фиксирую, что у нее там все гладко выбрито и то место мне кажется совсем беззащитным. Только белый треугольничек, выше стиснутых ног, выдает мне, что эта встреча с ним не случайна, а запланирована.

— Присаживайся! Что ты стоишь? — Это она мне. А ему. — Я лягу у стенки, подвинься, милый.

Хмель уже действует. А я стою и не знаю, буду ли я присаживаться с ними или уйду. Мои сомнения решаются в их пользу, потому, что Левка нежно берет меня за руку и осторожно тянет к постели. Села. На них не смотрю. Глаза подняла и смотрю в окно. Но за ним ничего не вижу. Все мысли о том, что же будет потом, что будет дальше.

Левка удерживает мою руку и начинает гладить сверху кисти.

— Не волнуйтесь. Все у нас будет хорошо. Не тревожьтесь и не думайте, ничего плохого с вами не случиться ни сейчас, ни потом. Мы просто будем разговаривать о жизни и любви и о нас.

Его поглаживания нежны, голос убаюкивает, и я потихонечку начинаю успокаиваться.

— Я знаю, что вы хотели меня расспросить о том, что я знаю о ваших с Ниночкой отношениях. Вам интересно услышать, что я об этом думаю?

У меня в груди вакуум и я молчу, но в знак согласия киваю головой.

— Вы знаете, Ниночка удивительный человек. Она очень легкая на подъем и на чувства. И все у нее получается импульсивно с каким-то надрывом. Если она любит, то уж так, как будто собирается завтра с вами расстаться, если к кому-то привязывается, то это у нее, как клеем приклеивается.

Я хочу возразить, но он мягко надавливает на руку и продолжает.

— Уж поверьте, я ее знаю. Знаю, потому, что изучил ее с детства, потому, что росли и учились рядом. Она хорошая. Вы согласны?

Киваю головой. Да.

— Раз я такая хорошая, то давайте еще по бокальчику. За меня, такую хорошую!

На этот раз, Нинка, чтобы не облиться пьет сидя, полностью обнажая свои груди. Она замечает, что я смотрю на них, но не делает никаких движений, чтобы прикрыться. Наоборот. Мне кажется, что она их специально обнажает. Невольно я отмечаю, что соски ее напряглись и торчат тупыми кончиками. Мы пересекаемся взглядами. Ее взгляд призывает, он вызывает и в то же время в нем присутствует покорность. Я не решаюсь на что-то. Меня подталкивает Левка.

— Вам Нина нравится? — Я от его вопроса теряюсь, не знаю, что отвечать. Молчу, но чувствую, что при этом лицо мое вспыхивает. Это от вина, думаю. От смущения я опять смотрю в окно. Он меняет смысл предыдущего вопроса и спрашивает снова.

— Она нравится вам, не как человек, и не как друг?

— А как, я могу, еще нравится? — Встревает Нинка. — И потом, что это за постановка вопроса? Нравится, так, нравиться эдак. Лучше спроси, сможет она доказать это? Ну, что ты молчишь? Спроси?

— Не надо. Ничего спрашивать больше не надо. — Еще больше смущаюсь я и пытаюсь освободить руку и встать с постели. Мне это удается и я, повернувшись, хочу выйти. Но меня сзади обхватывают руки Нинки. Она так стремительно вскочила, что я не успеваю даже выйти, как она уже рядом. Она прижимается всем своим обнаженным телом, а руками сразу же ухватилась за грудь, пропустив их под моими руками. От неожиданности я пугаюсь.

— Что, ты? Что, ты, милая. Не уходи, прошу тебя. — Шепчет она мне в самое ухо.

Ее дыхание и горячее обнаженное тело, руки на моей груди все сбивает меня с толку и опьянение гасит во мне решимость. На секунду, две я забываюсь. А может это от вина так. А может от того, что я так устала, что мне хочется, что бы меня пожалели, приласкали. Я и не поняла, как, но уже почувствовала, что Нинка целует меня в запрещенном месте. Она знает о нем, этом местечке и это она открыла его во мне. За ушком, на перегибе шеи. Я от этого прикосновения ее губами туда просто обмираю, захожусь. А ее следующий поцелуй обжигает и оглушает. Сначала утонула в ее губах, мочка моего уха, а затем ее язык прикоснулся к самому уху. Это так меня оглушило и сразу же напрягло, что я забываюсь. Где я, что происходит. А она, она ведет самым кончиком в ушной раковине, ее язык оглушает меня окончательно.

Вместе с этим вторжением ее языка во мне вспыхивает неудержимая волна желания. Я оборачиваюсь и уже сама тянусь к ней губами, которыми погружаюсь в сладкую глубину ее поцелуя. Пока я целую, то руки мои скользят по ее голому телу, еще сильнее возбуждая и напрягая во мне каждую частичку тела. Я забываю о том, что он с нами рядом. Но вот и его тело я ощутила, все еще находясь в ее объятьях и в ее поцелуе. Пугаюсь так, что невольно кусаю ее губы. А она терпеливо все сносит и как бы ни замечает моего волнения и беспокойства. Это у меня реакция такая на мужское вторжение к моей ауре. Видно, помимо моего желания. Это у меня от того, далекого насилия. Я это понимаю и с трудом сдерживаю в себе панику и переживания. Но все равно вся напрягаюсь и жду. Жду нестерпимой боли, как в детстве. Но вместо этого что-то происходит не так. И совсем не больно, а наоборот. А оно, его тело, прижалось ко мне сзади, и я вдруг почувствовала, не только его сильное тело и мышцы, сильные руки, а то, о чем я все время подспудно догадывалась. Я ощутила ягодицами, что меня обнимает страстный мужчина. Я почувствовала, что я, несмотря на мягкое соприкосновение, как бы раздавлена, сжата с обеих сторон их обнаженными и горячими телами. Две пары рук заскользили по моему телу. Его руки я сразу же отличила, они сильные и настойчивые, они тяжело легли на бедра и прижали меня к тому, его месту. Секунду я жду боли, но ее нет, и тогда я отдаюсь своим чувствам вволю. От этого ощущения во мне проснулся звериный инстинкт. Я, девочка и в то же время, я уже женщина. Я не чувствую ничего, а только его. Его желание. Оно ощущается всем моим телом. Я никогда не думала, что вот так, через ткани одежды и мягкие ткани тела я его буду так хорошо ощущать. Меня захватывают эти ощущения. Я хорошо чувствую его напряженную плоть, которая притиснулась между булочек попки. Его небольшое движение вверх и низ, в ложбинке попки так настораживают меня, что мне опять хочется вырваться и бежать. Но я уже поняла, что с ним мне не будет так больно. Я вся напрягаюсь, и некоторое время напряженно сжимаю свою попку, а потом расслабляюсь. И уже сама начинаю искать его, повиливая попкой. Меня захватывают эти поиски и ощущения, и я забываюсь. Забываю о том, что было там в моем далеком детстве. Удивительно, но я впервые не паникую, а расслабляюсь, вместе с его нежным шепотом и поцелуями, не навязчивыми ласками рук. А потом чувствую, как у меня начинают предательски дрожать ноги. И Нинка почувствовала это во мне и еще крепче прижалась, придавила своим разгоряченным тело. Его следующие движения, вверх и вниз, вслед за его приседаниями всю меня завораживают. Я страстно ловлю их, вслушиваюсь в ощущения своего тела. Эти движения будоражат, напрягают так, что я невольно начинаю постанывать в ритме его движений. Мне не хочется все эти ощущения отменять, наоборот мне еще их хочется, до бесконечности хочется, что бы я все так же их ощущала. Но его нежное и настойчивое приглашение, которое он шепчет сзади и которое слышно не только мне, но и ей, меня переводят в какое-то новое, неизведанное до сих пор состояние. Я его хочу! Хочу его, как женщина. Мне ему надо отдать, годами накопленную в себе энергию ожидания, невостребованную до сих пор и скрытую, ждущую, заложенную в меня от рождения. Все! Я уже не могу! Не могу больше вот так, как только, что так хотела, что готова была век стоять и чувствовать на себе его желание. Теперь нет! Теперь мне его надо физически! Я ждала, я хочу его принять! Во мне есть все для этого, для его проникновения в мое тело! Иди! Я принимаю тебя! О господи! Что же я делаю?

Я не помню, как раздевалась и куда летели мои одежды. А она лихорадочно помогала мне. Я не помню, как она укладывала меня, как что-то тихо шептала, целовала, обжигая лицо своим горячим дыханием. Я не помню, что и как я делала, но я задохнулась сразу, же под ним, его телом. Он еще не вошел, а я уже знала, чувствовала, что природа наградит меня за этот смелый поступок. В какое-то мгновение я поняла, что мне не надо бояться его, и я с наслаждением расслабляюсь. И когда он, белее опытный и менее распаленный приложился ко мне, а потом с силой вошел, я зашлась. Я вся превратилась только в это ощущение. Это во мне! Время остановилось. Все я внимаю только его, только его. Моего! Моего, по настоящему первого в жизни мужчину. Я ему открыла все, что имела, что есть во мне, для чего я родилась. И только для него я жила, только для этого я ждала и вот оно, то волшебное, звериное мгновение. Меня поразило ощущение, меня сломила простота и легкость, природная ясность, пригодность моего тела для этого. Оно, мое тело, приняло в себя его естество и это меня поразило. Поразило, что моя подружка справилась с этим. Что она не колеблясь, после нескольких мгновений и секунд стеснения, но вся тут, же перестроилась к этому вошедшему в меня мужскому органу. Именно это и взорвало меня. Это потом, секунды спустя я стала ощущать послесловие. А в тот миг я чувствовала только его и все. Больше ничего. Его и его! А оно все во мне и оно движется. Мне так ему захотелось помочь, что я невольно стала приподнимать и сжимать свои бедра навстречу ему.

Вот! Вот и опять вот. О, господи! Это не хорошо, это безумно. Это безумство! Я сумасшедшая. Я зверь, я кошка, тигрица, я обезумела! — Мне надо его и еще, и еще!

— Вот так, именно так! О, господи! Как же мне хорошо!

Во мне, по телу, неясно и с диким валом страстей дыбится что-то, оно меня выворачивает навстречу к его естеству, которое вдруг уже беспощадно бьется внутрь тела, и больно и безумно хорошо.

— Ну! Еще! Еще! Еще мгновение! Что, это!!!…. А…а…а!!! Мама!!! Мамочка!!!

Второе открытие Америки

Проснулась. Мы вдвоем с ним, в моей комнатке, рядом посапывает Левка. Чудо мое. Так про себя я стала его называть. Утрудился, бедненький. От осознания того, что я причиной его трудов и усталости, я вся просто захожусь от неописуемой радости. Радости секса, близости с таким прекрасным любовником и мужчиной. А ведь он действительно мужчина. Взять хотя бы вечер и ночь. Интересно, это сколько же раз он смог. Так. Первый раз, это когда он зашел и сразу же накинулся на меня. Это раз. Но это самый хороший и самый быстрый разок. Второй? Второй, это после того, как ушла Нинка от нас. Она приходила каждый день, после того, самого первого раза. Приходила, смотрела на меня и Левку. Сидела, сидела, вздыхала, все что-то хотела мне сказать, но так и не решилась. Ревновала? Как я поняла. Видно завидно ей стало. А то почему бы она так вздыхала? Второй раз был в его классическом исполнении. Это когда он меня просил, что бы я стала, как собачка. Ну, на четвереньки и он тогда сзади. Ох, и здорово же получалось! Я и представить себе не могла, как это может быть здорово. Особенно, это когда он действовал, действовал энергично, а потом стал только самой головкой и так нежно. Ой, и здорово же! Недаром, вспомнила, как тетка все время просила об этом своего мужичка! Так это второй. А третий? Третий, какой он был? Ага, вспомнила.

Ого, как я уже возбудилась! Я так и до последнего раза не доберусь. Мне еще хочется! Вот положила ручку и можно продолжить вспоминать. Так, третий раз? Теперь я уже его ласкала, как он меня научил. Я и не думала, что так можно и так мне будет приятно. Да, что там приятно, сам процесс! Когда я могу ему доставить удовольствие и управлять им. Первоначально, когда мы только начали любовью заниматься и он кончал, то я с сожалением отмечала это. Так как Левка, хоть и прекрасный мужчина, но ему всегда после этого надо было полчасика или часик отдохнуть, сил набраться для следующего раза. Не всегда у меня с ним совпадало. А я? А я, просто изнывала в ожидании. Когда же у него снова силы появятся? И как-то раз я не вытерпела и ему сказала об этом. А он засмеялся и говорит, чтобы я без дела не простаивала, он меня подключит к процессу своего возбуждения. Помню, как только он мне начал объяснять, как это надо делать, то у меня даже такая шальная мысль закралась. Ну, насчет того, что это может быть извращение какое-то. Я же ничего об этом не то что толком, а почти ничего не знала. Слышала, конечно, от девок, что та или другая в рот берет, но думала тогда, что это вроде бы как с осуждением бабы говорят. Их ведь не поймешь. Когда они правду, а когда с издевкой или с какой подковыркой говорят. Особенно, между собой. Каждая стремится не столько радостью своей поделиться, сколько другую обидеть, а если получиться, то и принизить. Поэтому эти разговоры об этом я не воспринимала серьезно. Мало ли чего бабы наговорят друг дружке. А тут? Вообще, первый раз я сконфузилась, и когда он меня к действиям стал призывать, то я от напряжения и волнения даже отказалась лицо к нему туда приблизить. А потом? Потом ничего! Потом, даже понравилось! Вот опять! Как представляю себе его, вкус и саму плоть, так меня только от этого уже всю будоражит. Чего там вспоминать. Если честно, так я первый раз, как в знак благодарности, или от уважения к нему так сделала. Ну, взяла его, поигралась. А он вяленький и мне даже не верилось, что все сразу может так измениться. Я без особых волнений приблизилась к нему лицом. Запах мужской почувствовала, и это мне понравилось сразу же. А потом он меня попросил, и я осторожно губами к нему притронулась. Думала, что я совершаю что-то такое бесстыдное. Но раз он просит, то, думаю, ничего потерплю ради него. Доставлю ему удовольствие. Тем более он меня так просил! Коснулась губами и сразу же почувствовала, что это не простой поцелуй. Запретный! Так я себе тогда сказала. Первый поцелуй был для меня волнительный. Но не от того, что я это делаю, что я ощущаю, нет, а от того, что я делаю что-то запрещенное. Прикоснулась губами, чувствую, что мой дружочек не только не горячий, а даже остывший какой-то. Под остыл он голенький. Стала его рассматривать, замечать, как и что у него. До этого я все как-то мельком, все больше в себя, а тут мне впервые такая возможность представилась. Рассмотреть мужской член. И сама не заметила, как это зрелище меня возбудило. Особенно, от осознания того, что я держу его в руке, что вот он какой мой любимый предмет. Стыдно признаться, но я ведь по-настоящему даже и не представляла, как он устроен. Все, как-то, в общем. Член и член. Как будто это палка, какая. А на самом-то деле?! Это же тончайший инструмент! Необыкновенный, восхитительный! И как только я так стала о нем думать, так мне его сразу же захотелось, и потрогать и поцеловать! Вот, говорю себе, вот предмет моего вожделения. Это, говорю про себя то, чего я ожидала всю мою прошедшую жизнь. А теперь он, вот у меня в руках и я могу делать с ним, что пожелаю! А еще я подумала, что этот инструментик так во мне двигается, так работает и доставляет мне такое удовольствие и удовлетворение, что я его за это просто расцелую. Взяла его и накрыла ртом. Прижала открытым ртом к его животу, а сама головку язычком трогаю. Приятно, чертовски. А потом просто взяла его весь целиком и положила к себе в рот. И вот тогда-то я почувствовала, что значит мужской член. Видно я так все делала, что его возбудила. Как только член у меня во рту оказался, так я сразу же почувствовала, что он ожил. И вовсе он не прохладный, а наоборот, тепленький и вовсе не вяленький, а упругий, живой. Пока я так думала, то чувствую, что он в размерах стал увеличиваться и как будто-бы заползает в меня. Я от неожиданности и даже испуга его сразу же вытащила и уставилась на него. А он взбодрился, приосанился. Вижу, что это уже не мальчик вяленький, а мужчина. Второй раз его беру, а он уже просто так в рот не лезет, мне надо к нему приноравливаться. Напрягся, вздыбился и даже выгнулся. Вот это да! Это, что же думаю, это я так его! Нда! Увлеклась! Уф! Возбудилась! Вспомнила и возбудилась. Да, кстати, где он тут у меня? Мой мальчишечка, любимый. Вот он. Трогаю, пальчиками обхватила и взяла его в кулачок. Вот так и буду с ним спать! Жалко, что в себе его удерживать всю ночь не удается. А то бы я так всю ночь бы с ним спала! Уж больно он меня разбередил. Его взяла в кулачке держу, а сама к себе пальчиками. Трогаю, ласкаю. Хорошо! Ой! Как же мне хорошо с милым!

class='book'> С Америкой одни неприятности Сегодня торгую на рынке. Левушка каждый раз навещает меня, и все время провожает домой. Вернее, ведет меня в нашу комнатку, где я ему отдаюсь и в которой мы фактически все время живем вместе. Уже неделю живу в таком графике. Честное слово, хотя меня уже ноги не держат, но мне все время его хочется. Как только вижу его фигуру, так у меня все внутри просто поджимается. Я даже не могу ему спокойно ответить на его приветствие. У меня сразу же все в горле пересыхает. Так мне его хочется! А сегодня случилась неприятная история. Уже заканчивалась торговля на рынке, и я все поглядывала, ждала его прихода, но вместо него ко мне подошла девица.

— Привет! Ты Леву ждешь? А он сегодня не придет за тобой. Меня послали тебе это передать.

— Кто послал, Лева? Что-то случилось? С ним все в порядке?

— А, что с ним будет? С Левой-то? А ты, я вижу, серьезно на него запала? Смотри не обожгись.

— А тебе-то, какое дело? Завидно?

— Да, нет! Просто предупредить тебя хотела, что бы ты особенно на него губки свои не раскатывала.

— Это еще почему?

— Да потому, что твой Левка и нашим и вашим!

— Это как? И нашим и вашим? Что ты такое говоришь! Что ты несешь?

— Это ты несешь! А я тебе спокойно говорю, предупреждаю.

— От чего ты меня предупреждаешь? Кто ты вообще такая? Что тебе надо?

— А я, я… Даже не знаю, как тебе это объяснить, кто я такая. Раньше я была счастлива и считала, что счастливей меня нет на свете. Я любила. А теперь!

— Что, теперь? Кого ты любила? Левушку? Да!

— Нет, нет! Успокойся! Я его не только не любила, но и убила бы, наверное, будь я посмелее. Вот как!

— Это за что же такая ненависть к нему? Что он тебе плохого сделал? Ты о ком говоришь? Ты себя-то слышишь? Причем тут Левушка?

— Ты заканчивай и если захочешь, то я тебе кое-что расскажу. Мне тебя подождать?

— Подожди, не уходи, я сейчас свернусь. Да, кстати, как тебя зовут? Вероника? Это, что же, Вера, так что ли.

— Как хочешь, так и называй. Я жду тебя еще десять минут, а потом уйду. Успеешь?

— Знаешь, ты не уходи! Подожди меня. Вероника!

Сидим с ней уже полчаса. Она нервно курит. Если бы можно было, то и я бы с ней тоже закурила. Но я не курю. И от этого и того, что она рассказывает, мне тошно. Говорит все время она. Я молчу и ловлю ее каждое слово.

— Лева, или как ты говоришь, Левушка, вторгся в мою жизнь не прошенным гостем. До этого я была счастлива. Ты себе представить не можешь? Как я была счастлива с ней!

Она такая! Такая! Я даже не могу тебе передать словами. Какая она. Вот ты скажи, сколько мне лет? Не угадаешь. Мне уже двадцать четыре, а ей тридцать четыре. И знаешь, она само совершенство. Если ты спросишь, красивая? Да! И не просто красивая, а она идеальная! Ты извини, но я о ней могу говорить часами. Прости за откровенность, я к тебе пришла из ревности. Я ее к нему ревную. Они уже полгода как встречаются. Не часто, но все время страстно. Он же ведь знаешь, ни одной красивой бабы не пропускает? Вернее он всех их между своих ног пропускает! А бабы дуры! И, что вы в нем нашли? Мне даже не важно, что вы в нем нашли, мне важно, что она в нем нашла? Ты меня прости, за мою откровенность! Но ты тоже из этих, что у него между ног! Ну, тебе-то простительно. Ты еще очень молодая. А она? Что в нем такого? Чем он ее завоевал? Почему она к нему потянулась? Скажи мне, что в нем есть такого необыкновенного, что перед ним бабы устоять не могут?! Член?!!! Разве все дело только в этом? Член это для перепихона, а для души? Что для души? Ведь я для нее вся раскрылась и душой и телом. Господи! Да, что же это такое за наказание мне?

Она глубоко затягивается, а потом.

— Знаешь что? Иди туда к ним и устрой ему. Как следует, устрой! Что бы он запомнил, что бы ее оставил в покое. Не его она, моя! Я ее люблю!

Смотрю ей в глаза и вижу, как в них начинают блестеть слезы. Она еще несколько раз затягивается сигатерой, а потом продолжает с упреком.

— Ему она только для епи-пили! Только для епили!!! Ему наплевать на душу, на ее внутреннюю красоту! Это только я могу оценить! Это же надо понимать! В конце-то концов! Она не его, моя! Я ее не отдам!

Она нервно курит, я отмалчиваюсь. Потом она продолжает.

— Я ей говорю, что он поепи-пит тебя и бросит! У него, знаешь, сколько таких, как ты. И моложе и красивее. Хоть бы быстрее он ее бросил! Я уже за ним, как ищейка хожу. И когда он у тебя стал оставаться, я уже успокаиваться стала. Все, думаю. Нашел малолетку, и успокоится и оставит, наконец, ее в покое. Ничего подобного! Его только на пять дней хватило с тобой. Опять полез к ней! Я же ее умоляла, я просила! Тебя в пример приводила. Все бесполезно! Опять он с ней!

— Что ты молчишь? Скажи мне хотя бы что-то. Ты думаешь его возвращать? Или так ему все и простишь? И пусть он между вашими пи-пидами так и будет сновать! Туда, сюда! Туда, сюда! То в ее, то в твоей, то в ее то, в твоей! Ты этого хочешь?

— Я зачем к тебе пришла? Я хочу с тобой союз заключить. Союз против него. Вернее сказать, за его возращение к тебе. Ты еще молода и он опять к тебе вернется. Это я знаю, и ты за это не волнуйся. Он всегда к таким возвращается. И хоть ты и молода, но судя по тому, что я о тебе узнала, мне с тобой выгодно союз заключить. В итоге, ты его получишь, а я получу свое. То, что он у меня украл.

Наконец я открываю рот.

— Я согласна. А теперь, скажи, откуда ты обо мне что-то знаешь?

— Да есть еще один человек. Но ненадежный. Такой же и вашим и нашим.

— Кто это? Я его знаю?

— А ты не догадываешься?

— Что? Неужели Нинка?

— Догадливая. Это хорошо. Это Нинка первая подняла тревогу, по поводу того, что Левка с тобой спутался. Она, видите ли, на вас обоих виды имела. А ты, что же не знала? Спала с ней и не знала?

— И вовсе нет! Я с ней не спала. Никогда не спала. Это она так говорит? Что я с ней спала?

— Да! Она так всем разболтала. А еще, что ты хоть и малая еще, а уже не девочка. И про какую-то темную историю с тобой рассказывала. Кстати, что это за история с тобой произошла? Тебя, что же, изнасиловали? Или что?

— Да, какое вам всем дело! Что, да как! А Нинка та еще, б…дь! Точно и вашим и нашим. А кому еще?

— Насчет Нинки, ты права. Она так себя по жизни ведет. То с нами, то с остальными, а то сама по себе. Точно, ведет себя, как самая настоящая …

— А с кем это с нами?

— А ты, что же не понимаешь, кто и с кем я?

— Ну, не знаю? Я не бог и определения людям стараюсь не давать. И потом, кому, что выпадает по жизни.

— Слушай! А ты мне все больше нравишься. Ты не против, еще раз встретиться? Нам надо с тобой план действий наметить и детали обсудить. Сегодня у меня уже больше нет времени. Давай завтра. Часиков в пять? Устроит?

А дальше она рассказала, как и где ее найти. Я пробовала отказаться, но она настояла, что бы я непременно к ним заглянула. С девчонками ее познакомилась. Так она сказала.

Расстались мы друзьями. Друзьями по несчастью.

Притащилась домой, как побитая собака. Только в комнату свою зашла, как на меня навалились воспоминания и тут же ревность. Я так расстроилась, что заплакала от бессилия и жалости к себе. Ужинала одна. Не хотела видеться с Нинкой. Но она, как чувствовала и сама заявилась. Выпившая, и, по-моему, изрядно.

— Что это? — Говорю ей. — Как только я ложусь и засыпаю, ты объявляешься. Что тебе надо? Опять пришла обо мне гадости собирать и трепаться обо мне налево и направо!

— Ты, что? Кто тебе такого наговорил?

— Да есть люди. Просветили, как ты обо мне на всех перекрестках трепишься, что я с тобой сплю.

— А, что, разве не так? Ты со мной не спишь, что ли? Или, как это называется? Я с тобой в дочки-матери играюсь? Так, что ли?

— Знаешь! Ну, ты и дура!

— Сама ты, дура!

— А, иди, ты! Знаешь, куда!

— Ну, скажи, куда? Что ты, язык проглотила?

— Да, нет! Я-то не проглотила. А вот некоторые, так его распустили, что уже каждая собака знает, с кем и как ты спишь. И даже не спишь, а просто людям голову морочишь! Ну, зачем ты своим подругам обо мне всякую ерунду наболтала? Что я с тобой сплю. Ты, что? Уже совсем голову потеряла от ревности? Тебе, что в голову ничего оригинальнее не приходит? Только гадости говорить? Так, что-ли?

В таком духе мы еще минут пять бранимся, а потом я не выдерживаю.

— Ну, все, Нина! Хватит! Иди спать! Дай мне одной хоть минуту, хотя бы во сне побыть. Устала я. Спокойной ночи.

И уже, когда она выходила, добавила.

— От кого, от кого, а вот от тебя я такого не ожидала! Обидела ты меня очень! Болтовней обидела.

Она остановилась в дверном проеме. Задержалась, постояла в нерешительности, а потом отвернулась, рукой махнула и вышла. Мне показалось, что она вышла от меня и заплакала. Полежала минут пятнадцать. Сон не идет. Какой там сон! Надо разбираться. Не годиться, думаю, вот так ругаться и потом, что она мне об этой Веронике может сказать. Надо поговорить. Все равно, спать уже не получится. Ладно, пойду к ней и поговорю. Не стану до утра ждать. Надо с ней налаживать хорошие отношения. И потом, уже скоро тетка вернется с мужем, и мне хочешь, не хочешь, а с ними еще жить и жить. Встаю и, накинув халатик, поднимаюсь к ней.

Краденое несчастье

Дом, как будто вымер. Свет включен. Никого на кухне и в комнатах. Я уже встревожилась, как услышала, ее тяжелый вздох, из ее комнаты. Тихо подошла к двери, свет не горит, но я присмотрелась. Нинка валялась на кровати, одетая и в обуви. В комнате настойчивый запах спиртного. Видимо она после нашего разговора еще добавила, подумала я.

И жалко ее и злая я на нее. Это надо же, что она обо мне наболтала? Причем здесь то, чем она со мной занимается по ночам! Это она сама. Не я, ведь. А она. Сама приходит и гладит, целует. А что? Что в этом плохого? Мне, например даже нравится, и я засыпаю. А может это то, о чем она говорит? Может это и есть лесбийская любовь? Нет! Не похоже. Любовь это когда вдвоем, вместе. Как у нас с Левкой.

Да, уж! Уже и не у нас.

Надо ее раздеть и уложить по-человечески. Такой я ее оставлять не буду. В конце, концов, у нее есть повод так вести себя. Ведь это я у нее украла кусочек счастья. Вспомнила о счастье, и сразу же заныло под ложечкой. Мое счастье, так же как и ее, уплыло. Я у нее украла, а у меня украла счастье, какая-то лесбиянка. А другая лесбиянка пришла и заморочила мне голову своими рассказами об украденных чувствах подруги своей лесбиянки. Вот же какая карусель получается! И все закрутилось вокруг одного его. Вот же, какие они? Мужики эти. Придется с ними дело иметь и считаться. А как без них? Вот так же, как эта Вероника, или как Верка метаться? Нет уж! Я до такого не собираюсь доходить. Или вот так, как Нинка ревновать и напиваться? Пошлю все куда подальше.

Стала ее раздевать и невольно стала отмечать, что при этом испытываю какое-то волнение. Нет, не смущение. Его нет. А вот волнение от моего приближения к ее телу, от того, что она в моих руках, словно кукла послушная. От этого чувствую какое-то волнение.

— Так, что это у нас. Ага, это блузка. Расстегиваю пуговички и стягиваю, продеваю непослушные руки сквозь рукава. Каждый раз бесцеремонно ворочаю ее тело. Она прямо горячая. Немного попахивает вином, а так, запах от тела приятный. Это я уже давно отмечала, что у нее приятно пахнет тело. Так, снимаем юбку. Вот молния.

— А как мне юбку стягивать? Что опять тащить через голову? Делать нечего. Ворочаю ее с бока на бок, а потом сажаю и придерживаю, чтобы она не завалилась на бок. Собрала сборкой ткань юбки и стала ее задирать. А за ней и сорочка задралась, обнажая ее тяжелые бедра и стройные ноги.

Ну, что, Ниночка. Говорю себе. Так ты говоришь, что я с тобой сплю? И ты уже всему свету об этом. Так? А если я к тебе сейчас начну приставать? Что тогда будет? Бояться мне нечего. И так обо мне все известно всем. Ну, тогда я начну! Сейчас я тебя, за мои унижения, за то, что ты меня ославила. А, что? Ведь так можно? Накажу ее, пусть знает.

Лихорадочно соображаю, как я ее накажу. Обязательно раздену. Потом, потом… Пока сама не знаю, что я буду с ней делать.

А это же стыдно. Говорю себе. Воспользоваться беспомощностью девушки. Пусть даже такой, как Нинка. Это походит на изнасилование. Ага, говорю себе. Вот! Вот, что тебе хочется! Тебя так же почти изнасиловали и ты теперь, как заразу какую-то все норовишь на других девчонках опробовать. Что? Случай представился? В твои руки попалась девица, и ты уже решила, что с ней можно, так же, как с тобой?

От этих мыслей и воспоминаний, отпрянула от нее. Словно бы она, а не я, грязная, не чистая. А я? Я, что же чистая? Попробуй, попробуй. Говорю себе. Найди себе оправдание.

А то, что я с Левкой? Это, что? Чистое или не чистое? Это чистое. Хорошо. А, вот, что ты Нинке с собой что-то делать разрешаешь. Это, что? Ну, это и не чистое и не грязное. Оправдываю себя. В конце, концов, это же она сама начала делать. Я только лежу. И что? Просто лежишь? А ну, признавайся! По-честному, как на духу. Тебе ведь нравилось, как она к тебе лезла? Внимание тебе оказывала, гладила и целовала твою попку. А разве так надо было? Почему не прогнала сразу же? Почему отдала себя, для ее экспериментов? Что молчишь? Оправдания ищешь? Да тебе надо было по этой самой попке надавать, как следует, а не отдавать ее гладить! Тем более целовать. Что это за извращенные нежности?

А тебе все это нравилось? Нравилось! Я же видела. Тебе вообще, все с извращениями нравится, я заметила. Даже с Левкой тебе мало показалось просто с ним быть. Полезла к нему с открытым ртом. Это, что же? Не извращение? Ну? Ищи оправдание! Вместо оправдания ощутила волнение от того, о чем заговорила, о Левке, и о том, как мы с ним. Вернее, как я с ним. И опять у меня заныло тоскливо под ложечкой.

Опять взялась раздевать Нинку. Это что же, трусики? Такие маленькие? Я таких и не видела. И зачем такие? Они же почти ничего не прикрывают и потом, врезались между ягодиц. Надо поправить. Мне неудобно и я приседаю перед ней, а она разлеглась передо мной всем телом. Что бы поправить трусики я подтягиваюсь к ней руками под попку. Лицо оказывается очень близко перед самой полоской тонкой материи между ее ног. Я ищу эти узкие трусики на ее попке, но только чувствую ее тело. Я не вижу и не чувствую ткани, что прикрывает ее. И пока я ищу эти немыслимые ткани, невольно поглаживая ее ягодицы, она вдруг раздвигает прямо передо мной свои ноги и прижимает всем телом мои обе руки. Вот тебе, раз! А если кто увидит? Что это за поза такая? И потом? Что я у нее перед самой, этой самой, делаю? Никогда и не у кого я не видела и не чувствовала так близко, прямо пред своим лицом, ее лоно. Меня охватывает непонятное волнение. Внизу живота заныло. Ноги затекли, сидеть на корточках.

Надо вырываться из-под нее. А глаза? Что делают мои глаза? Почему я уставилась на этот выступающий холмик. Что я ищу? Чего жду? Чего я хочу?

Я, что? Пи-пу женскую не видала? Свою, в зеркале. А это не своя. Чужая? Ну, не чужая, а просто не моя. А она ничего, отмечаю я. Довольно выпирающая. И эти темные волоски, и обозначенные половинки. И эта темная дорожка между рельефными бугорками.

Интересно, думаю я, ее пи-па, сильно от моей отличается? А если посмотреть? Вот, так. Взять и осторожно посмотреть? Что это я? Что за мысли нахальные! Может еще и понюхать? А что? Удобный случай. Она же хорошо пахнет. Вспомни, как хорошо пахнет ее тело. Вытягиваюсь и тяну воздух носом. Я чувствую, чувствую сквозь легкую ткань, как пахнет ее лоно. Ну, ничего особенного. Запах, как запах. Как у себя? Нет, не так. А как? Да, что это я? О чем? Еще нагнись и поцелуй ее туда! Так, что ли? А, что? Ей наверняка будет приятно. Она же, как говорила? Что она готова. А я? Я, готова? К чему? Да, ко всему этому? Ну, не знаю? Опять ты за свое. Не знаю, да не знаю! А кто же и когда знать будет? Но я попробую. Вот, возьму и поцелую. А что? Она же хотела этого и сама меня об этом спрашивала. Ну, я решаюсь. Или не буду? Так, буду или не буду? Надо у нее самой спросить.

— Ниночка! Нина! — Окликаю ее сначала негромко, а затем громче.

— Нинка! Хватит спать! Просыпайся! Ты слышишь?

Для верности я начинаю трясти ее за ногу. Никакой реакции. Словно, меня нет рядом, и будто бы я не мучаюсь, около ее тела.

— Если ты не проснешься, то я уйду. Ты поняла? Что ты молчишь? Ты, что? Хочешь, чтобы я тебя без твоего разрешения целовала? Ты так хочешь? А я ведь у тебя учусь! Это ты первая меня начала. Что, не так, скажешь? Ну, Нинка! Проснись. Давай, давай! Хватит спать! Все! Я ухожу! Пока!

Да! А вот тебе обещанный поцелуй на прощание. На! Смотри! Я тебя целую прямо туда! М…а!

Потом стремительно вскакиваю и без оглядки выскакиваю из ее комнаты. По пути успеваю потушить свет. Калитка закрыта, так что дом можно и не закрывать. Кто войдет? Кому мы с ней нужны?

Заскакиваю к себе в комнату и валюсь на постель. Сердце колотится. Это я ее туда? Я! Не она, как она хотела, а я. Что я чувствую? Ну, же? Что? Да ничего. Ничего особенного. Я даже себе признаюсь, что я даже не распробовала там ничего. Просто коснулась губами трусиков на ее лоно и тут же отпрянула. Вернее сказать, отскочила от нее как ошпаренная. Но я же, поцеловала?! Да! Я сделала это! А может еще раз? Только еще один? А то я ничего не распробовала. Мне любопытно. Меня все просто выкручивает от этого любопытства. Все! Поняла, что я опять сделаю это. Сама себя уговариваю не делать, не идти. А во мне словно другой человек, который меня оправдывает и подталкивает.

Иди! Он говорит. — Иди и распробуй все хорошенько.

Да, но так же нельзя! Получается, так же как и она и без спроса.

В том то и дело. Пока она спит, ты иди и хорошенечко все проделай. Со вкусом! Так, что бы все запомнилось надолго.

Иди! Ну, же! Смелее!

Я уже начала подниматься, как в страхе пугаюсь, и на моих губах застывает крик, и они немеют от ужаса. В просвете моей двери человек! Мама!

— Это я, — Слышу ее голос. — Я к тебе. Теперь моя очередь! Как я тебя разыграла?

— Дура! Дура ты! Так же и заикой можно сделать!

— Зато ты у нас умница! Так! Увидела, что я пьяная и сразу ко мне в трусы полезла? Ты зачем меня раздевала? Зачем! Что ты хотела?

У меня все лицо горит, в голове даже зашумело.

— Так, ты, что же? Все это время, что я с тобой возилась, ты, что притворялась?

— Конечно! А как ты хотела? Я тебя решила на честность проверить. Как ты ко мне относишься? Любишь, или нет? Ну, что? Я так и буду в дверях стоять? Мне же ведь холодно! Ты же меня раздела совсем!

— Ниночка! Нина! Прости меня.

— Да, ладно уж! Хватит. Давай укладываться. А то я совсем околею, и на этот раз, ты до меня даже не докричишься.

— Ложись! Ложись, родная! — Сразу же приглашаю я. — Ну я же тебя совсем-то не раздела? Я только сняла верхнюю одежду и обувь. И все. Я и не хотела. Ну, насчет поцелуя.

— Что? Какого еще поцелуя?

Стараюсь вывернуться из этого положения и вру. Вру ей, а сама и не знаю до конца. Знает ли она о нем, моем поцелуи или нет. Она мигом залезает в мою постель. Я даже не успеваю опомниться. И тут же вытащив из-под одеяла руки, хватает меня ими, холодными и тянет к себе. Я чувствую, что она действительно вся холодная и что от нее все еще сильно пахнет вином. Но я ей покоряюсь. Поддаюсь, так как хочу загладить свою вину за тот беспризорный и наглый поцелуй.

Она старается целовать меня в губы, но я отворачиваю лицо и не поддаюсь. Тогда она шепчет мне.

— Ложись! Ложись со мной, милая!

Я лезу, к ней в постель, не раздеваясь. Она вскрикивает.

— Это, что такое? Почему одета? Ты, что так и спать ложишься? Прямо в одежде? Так, что ли?

Пробую возражать. Но она стоит на своем. Раздевайся и все тут. От этого ее требовательного голоса я просто вся захожусь. Я смутно предчувствую, что за этим последует. Я в смятении, я волнуюсь. Я не знаю, что я сама хочу. Лечь или убежать. С ней или с ним? Господи! Помоги мне. Не дай мне впасть в искушение! Но видно у него, нашлись дела важнее, и мне приходится, преодолевая себя в смятении и раздеваться, а потом лесть к ней в постель. Где меня сразу же обнимают ее жадные руки и прижимают к ее телу. Она жадно делает все. И целует в самые губы и тянет руки в самое запретное для нее место.

— Нина, не надо. — Слабо сопротивляюсь я. — Давай просто полежим, и ты меня просто погладишь?

— Нет! Ты меня целуешь в холмик, и я тоже хочу тебе так сама сделать.

— Ну, Ниночка! — Пытаюсь выпросить у нее пощаду. — Я ведь тебя спросила, а ты не спрашивая меня.

— Ну и ты, не очень-то меня спрашивала. Хотела бы спросить, так разбудила бы. Значит, не хотела будить. А я, как видишь, так не без спроса. Ну, что ты прямо сжалась вся, расслабься. Это приятно, глупая, и не больно совсем. Расслабься! Ну, что ты, что? Малышка! Милая. Я все сделаю очень нежно и приятно. Ты мне веришь?

— Не знаю! Я ничего не знаю! Я маленькая еще! — Лепечу в свое оправдание.

— Ну, да! Конечно маленькая. За это я тебя и люблю.

— Но маленьких нельзя обижать! Грех это.

— А пи-пиду свою подставлять, так ты не маленькая? Так?

— А это опять ты мне подстроила! Зачем ты стала меня тогда обнимать и Левку подзывать? Зачем?

— А ты еще мне скажи, что Левка тебя насиловал? Так, что ли? Это мне ему передать? Или что-то другое сказать?

— Ну, зачем ты о Левке. Я же тебя прошу.

— А я тебя!

— Ниночка! Отпусти меня! Прошу тебя, не надо. Тетка, мать твоя узнает, убьет! Или тебя, или меня. Но меня точно из дома выгонит!

— А вот и не убьет, а вот и не выгонит!

— Это почему ты так уверенна?

— Да потому! Потому, что потому, кончается на у! Вот почему!

— Ты что-то про нее знаешь? — Догадываюсь я. — Точно! Ты, что-то такое про нее знаешь! И как я раньше не догадалась! А ну, выкладывай! Быстренько! Слышишь!

— А то, что? Не дашь?

— Ну и глупая же ты, Нинка!

— Так дашь или не дашь?

— Что тебе дать? О чем ты?

— Я о твоей маленькой говорю. О твоей пи-пидочке.

— А причем тут она? Что-то я не пойму? Как ты хочешь брать ее? Ты, что парень? И у тебя есть для этого все, что надо? Член?

— Ага! Вот он! — Она высовывает язык и начинает им неприлично двигать.

— Фу! Фу, как грубо! И ты так хочешь со мной?

— И так и еще как-то! Ну, где там моя радость? Ножки свои раздвинь, не сжимай, расслабь их.

— Нет! Ниночка! Я так не хочу! Я вообще никак не хочу больше. Ни с кем! Ни с тобой, ни с Левкой. Вообще ни с кем! Так, что извини! Дай мне выспаться. Не обижайся! Спокойной ночи. И потом. — Вру я. — У меня вот, вот начнутся месячные. — Не до секса мне. Прости. Иди, Ниночка, поспи. Выспись. А утро, вечера мудренее. Завтра обо всем поговорим. Спокойной ночи!

Я отворачиваюсь и вся сжимаюсь. Прикрываюсь руками и сильно сжимаю ноги. Она еще минуту возится, стараясь пробить мою оборону, а потом отстает. Обиженно заявляя.

— Ну, ладно! Недотрога! Я тебе это припомню! Сама меня еще попросишь об этом. Ну, пока! Маленькая пи-пидка!

Когда она, шлепая босыми ногами, выходит из моей комнаты, я наконец-то вздыхаю и расслабляюсь.

Нет. Надо что-то менять. Так больше продолжаться не может. Сейчас я отбилась, а потом? Ведь если она прижмет меня при тетке, то я ведь даже не пикну. От стыда и страха, не пикну. Понимаю я. И потом, Что она все ко мне лезет? Что я для нее? Кто? И главное, зачем? Зачем и все время туда. Что она в этом находит? Что там такое во мне ее притягивает? И потом. Сколько же можно? Совсем совесть потеряла! И пить стала. Все время пьяная. Ну, что это такое?

А потом меня осеняет.

А деньги. Деньги у нее на выпивку откуда? Ведь я же всю выручку от продажи прячу от нее. Значит, она еще где-то нашла кормушку. Интересно, какую? Завтра же ее расспрошу. А пока спать. Сейчас дверь подопру и спать. Я придумала, так и припираю дверь в свою комнату. А потом довольная, ложусь и сразу же засыпаю. Уф! Устала и намучилась!

— А я все-таки молодец! — Говорю себе. — Так и несолоно нахлебавшись, она ушла! Так пусть и знает. Что я ей не уступлю! Теперь уже не за что не уступлю. Хватит мне одного раза, того, что в детстве. Стоп! Об этом нельзя! Все! Сплю.

Дача

Наутро, когда я уже сидела за столом и завтракала, неожиданно объявились тетка с мужем. Встретились очень хорошо. И даже Нинка вышла и тепло обнялась с матерью. Это для меня просто новость. По случаю своего приезда тетка велела мне оставаться дома и отдыхать. Я как могла в двух словах рассказала ей о своей деятельности на рынке. Тетка несказанно удивилась моим успехам. Я передала ей вырученные от продаж деньги и сказала сколько. Она даже не поверила, и присела было, считать. А потом спохватилась и расцеловала. При всех и благодарила. И Нинка это тоже видела. Я заметила, как она мне позавидовала. По ее лицу я увидела. А тетка все меня нахваливала и благодарила. Мне приятно и им полезно. Вот так то!

Вечером решили посидеть все вместе. Но сначала баня. Я уже знала, какая у них бывает баня и попросилась сходить на рынок и для порядка все сложить, что бы удобнее тетке было.

Пока я возилась за прилавком, ко мне подошел Профессор. Поздоровались. Опять разговорились. Я не хотела лишних ушей и сказала ему, что я сейчас могу с ним где-то в спокойной обстановке побеседовать. Я свой рынок отстояла. Так, что я с сегодняшнего дня свободна и могу делать что захочу. Нашли скамеечку, под кроной деревьев и присели.

— Ну, как Ниночка? — Это он по привычке так меня называет. — Как ваши дела, как настроение? Все ли спокойно и мирно в вашем доме и отношениях?

Почему я с ним откровенна. Не знаю. И пока я с волнением пересказываю, ему события своих прошедших дней он внимательно слушает, и не перебивает. А когда я ему о том говорю, как я Нинку отшила, то он меня похвалил и сказал на прощание.

— Наберитесь, пожалуйста, стойкости и храбрости. Вам надо обязательно отразить все нападки с ее стороны. Не уступайте ей ни шагу, сразу же давайте отпор. Пусть она знает, что вы решительно пресечете ее любые поползновения. И если есть такая возможность, постарайтесь быть от нее подальше. Хотите, я вам помогу устроиться к моим родственникам на месяц. Поживете у них на даче. Немного поможете, чем сможете, и вам будут благодарны. Соглашайтесь! Они пожилые и интеллигентные люди. А вам ничего платить не надо. Все вы своим отношениям с ними отработайте. Ну, так как? Решайтесь?

Я не ожидала такого поворота событий, но потом поняла, что это мой шанс.

— Я согласна. Только мне надо об этом моей тетке сообщить. И если вам будет не трудно, то поговорите и вы с ней. Так она меня может не отпустить. И потом. Извините, но меня зовут по-другому. — И называюсь. — Это я вам так сказала, чтобы близко не знакомиться с посторонними мужчинами. Вы уж извините.

Я уже неделю живу на даче. У родственников Профессора и он тоже, еще несколько дней побыл с нами, а потом уехал.

Рай! Красота! Ко мне отличное отношение. Я себя даже почувствовала, как их дочка. А их дети уже выросли и разъехались. Все переженились и у них внуки. Но все заняты делами, и старики их остались одни. Мой приезд решил сразу много проблем. Я и в магазин и что-то помочь, приготовить, убраться. Но меня не заставляют, это я сама так все делаю. С благодарностью. Еще бы. У меня комната, под самой крышей. И утром меня будет ласточка, которая свила гнездо под коньком крыши. Я просыпаюсь и мигом на речку. Купаюсь одна и блаженствую. Тишина на реке, рано. Чудесно и очень красиво. Я даже стала купаться голенькой. Зайду за осоку и быстро разденусь. Плаваю и блаженствую. А потом быстро назад. Принимаюсь за общие дела. Пока старики спят я им и завтрак и чай, все приготовлю.

Где-то в глубине души у меня кошки скребутся. Я все никак не могу отделаться от ее, Нинкиных приставаний. И может быть, это покажется вам смешным, но я и уснуть не могла поначалу, так привыкла к ее поглаживаниям. А потом ничего. Отлегло на душе. И уже где-то вдалеке, и не ясно она, и Лева и только я да природа, речка, лес. И еще старики. Хорошие между прочим люди. Не лезут ко мне, не трогают. Я сама все, что хочу то и делаю в доме. Читаю книги из библиотеки. Нигде я не встреча столько книг с эротическим содержанием.

— Это старшенький. — Поясняет мать. — Собирал и увлекался.

— Но Вы не подумайте, что он безобразничал, нет! Это ему для учебы было нужно, а потом по работе его. Он ведь у нас сексопатолог. Но вы не пугайтесь такого названия, это приличная и очень востребованная профессия. Это тоже медицина, но по вопросам половых отношений. Так, что вы не стесняйтесь, читайте. Мы с мужем уже все это прочитали и находим даже не только приличным. А для Вас это будет и полезным. Берите все, что хотите. Библиотека в вашем полном распоряжении.

Неделю я таскала книги и читала все, что там находилось по вопросам сексуальных девиаций и отклонений. И выявила у себя не одно такое отклонение. Вычитала и стала ходить зашарканная и, как оглушенная. Это надо же какая я? Такая и такая, а еще и такое! Ходила, ходила по дому, пока со мной не переговорила хозяйка.

— Ой! Я же забыла предупредить и сказать, что у Вас будут ложные опасения, от того, что вы найдете все те симптомы болезней и отклонений, о которых вы будете читать. Это болезнь всех студентов медиков! Вы уж простите, пожалуйста? Так повелось, что все студенты во время учебы находят в себе и своих близких все те симптомы болезней, которые они в данный момент изучают. Так, что не пугайтесь. Вы здоровы и у вас все в порядке. По крайней мере, мне так кажется и муж так считает! Это он меня к вам послал предупредить. Он ведь двадцать пять лет и все на медицинском и преподавателем.

— Так, что читайте и помните об этом и сильно не расстраивайтесь. А то я на Вас уже лица не вижу.

Но говорила то, она, говорила, а я все равно в себе нашла то, что так долго все время искала. Я нашла тесты на гомосексуальность. Такую небольшую брошюрку с картинками. С замиранием сердца села за стол, провела сама для себя тестирование, в ходе которого стала отвечать на вопросы и тесты. Ответы записывала. Потом так разволновалась, тогда нашла таблицу с ответами, что у меня даже голова заболела. Ничего не обычного или сверх того, что я уже знала о себе. Только в некоторых рисунках видела то мужское, то женское начало, а так все нормально ответила.

— Ну и что? Что теперь? Какая у меня ориентация?

Так и не выяснила. И от того, что не поняла результат и не разобралась в самооценке, я еще сильнее разволновалась. Уже думала к профессору звонить и ехать. Так меня почему-то этот вопрос задел. Видно, что неспроста. За всеми этими научными и медицинскими терминами я так и не разобралась относительно своей собственной сексуальной ориентации. По одним тестам, я в норме, по другим склонная к каким-то парафилия и перверсиям. Но все это меня не сильно задевало, за этими мудреными словами и определениями я себя не видела. Мне не терпелось узнать самое главное. Лесбиянка ли я? Или нет? Просто извелась вся! Жалко, что профессор уехал. А к этим старикам я как-то не решилась обратиться за разъяснениями.

Нормальные пацаны

В полном смятении и расстройстве чувств сама не заметила, как на другой день, делая покупки для обеда, забрела на вещевой рынок. Наверное, по привычке. Пока шла, то все время здоровалась со знакомыми. А вот и палатка тетки. Но, что это? На привычном месте нет ни ее, не Нины.

С волнением иду к ним. Все дома. С первых шагов почувствовала, что в доме необычная напряженка. Тетка буркнула что-то на мое приветствие, а Нинка сразу же к себе в комнату ушла. Будто я чужая, какая-то.

— Кто-нибудь объяснит мне, в конце концов, что в доме происходит?!

Тетка буркнула в сердцах.

— А ты у нашей Ниночки, коммерсантки сраной расспроси! Пусть она тебе обо всем расскажет. Иди, иди к ней! Расспроси ее, коммерсантку херову, как она тебя хотела перещеголять! Иди, иди! Да спроси!

Захожу. Нинка подозрительно молчит.

— Ну, что ты натворила? Мать тебя так ласково никогда не называла.

— Как? Как она назвала? Повтори.

— Сраной коммерсанткой и еще похуже.

— Да, уж куда хуже!

— Расскажи, что же случилось?

Нинка молчит, а потом, повернувшись ко мне резко, начинает быстро говорить.

— Понимаешь, проторговалась я. Захотела дело поправить. Скрыть от матери. Пошла, к пацанам знакомым денег заняла, думала, что отдам. Честное слово, так думала!

— К кому ты пошла? Это к тем, что на рынке? Да ты что? С ума сошла! То же бандиты!

— Да, какие там бандиты? Заладили все! Бандиты, да бандиты! Нормальные пацаны! Просто у них бизнес на рынке.

— Ну и ты? Что ты с ними? Чем решила заняться?

— Да ничем. Просто денег попросила. А они дали!

— Еще бы! Таким дурам, как ты, только и дают, что бы потом в Турцию за долги.

— А, ты откуда знаешь?

— Постой, постой? Что, значит знаю! Ты, что же? Уже?

— Сколько ты у них денег взяла? Говори! Слышишь! Я ведь их таксу знаю! Ну? Что ты молчишь? Неужели больше пяти тысяч? Что? Да, ты с ума сошла!

— Зачем тебе столько? Это же, знаешь? Вся твоей мамки коммерция, со всеми товарами столько стоят! Зачем тебе было столько брать?

Нинка отвернулась и молчит. Вижу, как вся нахохлилась. Начинаю соображать.

— А ведь так и есть! Как же я раньше не догадалась?

Она слегка обернулась, но я вижу, как она напряженно ждет моего вывода. Говорю.

— Теперь мне ясно! Все ясно! Я еще тогда, когда ты устроила в доме свинюшник, все спросить хотела. Кто же за все платит? Ты у них каждый раз брала понемножку. Так?

Так! Я сейчас только догадалась, откуда у тебя были деньги на выпивку и развлечения, пока папка с мамкой были у бабушки. А потом сразу сумму большую и они к тем долгам эту сумму прибавили! Так? Да, еще и проценты по общему долгу стали учитывать. Так? Говори? Не молчи! Сколько всего они тебе выкатили? Ну?

— Семь штук. — Тихо лепечет она.

Я от этой суммы присаживаюсь. Как стояла, так и сажусь прямо. А потом тут же соображать начинаю.

— Так! Машину продать. За нее могут дать три, три с половиной, но учитывая, что время нет, придется отдать сразу и за две. Так уже легче. Пять! Бизнес на рынке со всеми потрохами. Тысячи четыре, четыре с половиной. Опять же из-за недостатка времени и учитывая, что они будут мешать, реально можно продать за три тысячи. Остается две. Уже дышать легче. Одну может Левка занять, без процентов и одну уже я смогу у кого-то занять. Или у профессора или у стариков. Ну, что? Кажется, получается!

— Когда они сказали деньги отдать? Как, так, вчера? Значит так! Пусть Левка идет и договаривается. Неделю срок. Что ты там все шепчешь? Громче скажи!

— Что? Куда они сказали сегодня прийти? В сауну? А ты не догадываешься? Что? Что ты сказала? Да они тебя решили обкатать. Поняла? Групповушку с тобой устроить, а потом ты даже до дома не дойдешь. Почему, почему? В Турции будешь. Вот почему! Да! Они могут за три дня. И паспорт им никакой не нужен. Через Грузию. Поняла? А платить? Так это ты им будешь. Передком свои и задком. Поняла? Грузинам в оплату за хлопоты и за проход границы. А потом? Потом, кто его знает? Смотря, как стараться будешь и в каком состоянии останешься после пару лет. Да, да! Два года, это минимум. А больше уже не выдержать. Смылится все у тебя там и растопчется. Не товар ты станешь. Поняла? Может, продадут тебя в Азию, может в Африку, а может и на запчасти. Смотря, в каком состоянии будешь! Но в любом сбудешь тебе своей звездой торговать! Так, что запомни фразу на всякий случай.

— Mr., buy a living doll!

А что это значит. Так это от тебя зависит. Нужен будет тебе перевод, или нет. Как ты сама решишь?

— Что? Убежишь? А как же мать, отец, дом? Они ведь сами его отнимать не будут. Они трогать больше никого не будут. Примерно через год, придет бумага на суд, а там банк какой-то, в котором их дружок, бывший подельник, а сейчас директором, вот он все и устроит. Как вымороченное имущество и дом ваш уплывет, а вы все. Вернее мать, да отец на улицу. Поняла? Бомжами. Ну, а ты проституткой. Может, если повезет, то в Москве или еще где. И трипперов у тебя уже через год будет несколько и гонорея, а может быть и СПИД. Так, что подумай подружка!

— Сама решай. Помнить тебе фразу, что я на английском сказала, или забыть. Но родичам своим говорить надо. Без этого никак! Я тебе все рассказала и объяснила.

Да! Ты ведь мечтала, как в тюрьме. Что бы сразу по двое с каждого краю. Так, что, у тебя шанс, не упусти! Когда еще такое сбудется? Это тебе не дома с Левкой, да со мной. Это пацаны, как ты говоришь, нормальные! Вот они тебе там и напихают, полную пазуху. Только за сиськами своими тоже посматривай. Оторвать не оторвут, а вот за спиной, да на узелок завяжут. Для памяти.

— Ну, все. Тебе решать, а я пойду. Я уже сюда не вернусь. После за вещами приду. От того, что сказала, не отрекусь. На тысячу можешь рассчитывать. А большего я не займу. Отдавать как? Сама, как-нибудь, выкручусь! Пока!

Вышла. Иду и плачу, горько. Все хорошее, видно закончилось. Иду, а в голове все тревожнее звучит это. Mr., buy a living doll! Mister! Mister…

Эпилог

— Петенька! Петя! Здравствуй, любимый!

Ой, какой же он! Мамочки! Худющий, лицо осунулось. Загорел, как негр, в этой своей Африке. Но, мой! Мой, любимый, родной. Дождалась. Вернулись наши мальчики. Из боевого похода, из самой Африки.

Лежу и все не налюбуюсь на своего воина! Моего, моего, моего!

Петенька мой опять отличился, еще раз за эту ночь. У меня уже глаза слипаются. С непривычки от такого удовольствия я уже не могу. Хочу, но уже чувствую, что если он еще раз, то я его, наверное, упрошу. Тяжело там как-то с непривычки. Горит там. Хорошо так, давно забыто. Натружено, честным мужским трудом. Настоящим, мужским! Это тебе не ручками! Ну и пусть горит. Хоть дымит. Не смылится.

Мне ему так многое хочется рассказать, а я все никак не могу переключиться. Мне все хочется на него смотреть и видеть, как в темноте, рядом с губами разгорается огонек сигареты и освещает его лицо. Фантастически, феерично.

— Не молчи. — Прошу я. — Расскажи, как там в Африке? Небось, к бабам бегали? Что ты молчишь? Бегали, бегали! Я ведь чувствую. А они что же? Черные и другие? Как ощущения с ними?

— Что? Глаза закрыть. Мне? Ах, это вы! Там, когда с ними. Глаза закрывали и..

— Вот то, то! Бабы, они и в Африке бабы! Понравилось с негритянками? Наверное, сисястые? Нет? Что? И белые? Интересно, кто же? Наверное, из Средней Азии, или Кавказа?

— Что? Наши? Откуда? В Африке и из нашего города? Быть такого не может!!!

— А звать, как? Что? Никак не говорит? Только, что? Что?!!! Mister?

Сердце зашлось. Мне стало плохо. Петя вскочил. Потом, свет, в голове туман, сердце тарахтит, тарахтит.

— Выпей, выпей, родная! Я идиот! Вот же придурок. Дорвался! Прости! Прости, милая, любимая, родная!

Он целует лицо, губы, голые руки и плечи. Я уплываю, все слышу, сначала, как в тумане, а потом все меркнет перед глазами. Черно все. Ничего не чувствую.

— Что это? — Думаю про себя. — Неужели это и все? Не будет больше его, меня и всего? Меня не будет? Как это?

Спустя час. Петр все ходит и ходит.

— Мужчина! Да! Вы! Что? Вы военный? Хорошо. Товарищ, военный. Пожалуйста, не волнуйтесь. Такое бывает, когда первый раз.

— Вот видите! А вы боялись. Вон доктор. Павел Иванович! Павел Иванович!

— Да, не волнуйтесь вы. Все у нее хорошо. Беременность протекает нормально. Плод маленький и она не знала еще. Интересный случай, честное слово, в моей практике.

— И вы тоже не знали? Да, что вы говорите? Прямо из Африки? А когда? Простите. Я не о том, а когда вы последний раз с ней. Простите, с женой?

— Вот видите! Видите! Что я вам говорил! Позвольте вас поздравить. Так сказать заочно. Мальчик у вас. Будет мальчишка. Не волнуйтесь. Родит и все будет нормально!

— Что? Что она передала вам, что говорит? Ну не знаю, как и сказать вам. Так вот она все время твердит и твердит. Видно это песенка такая?

— Mister, Mister! Buy a living doll, Mister… (Мистер, купите живую куклу, мистер)!

Белград, 2012


Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1. Искушения плоти
  •   Знакомимся
  •   Чего не случается в суматохе?
  •   Посиделки по-деревенски.
  •   Это что, заложено от рождения?
  • Глава 2. Юная и запутанная
  •   Не девочка, но и не женщина
  •   Поцелуй
  •   Пробы
  •   О Гайках и Птичках
  •   Нинка и Левка
  •   Открытие Америки
  •   Второе открытие Америки
  •   С Америкой одни неприятности
  •   Краденое несчастье
  •   Дача
  •   Нормальные пацаны
  • Эпилог