Замок целителей [Виктория Хенли] (fb2) читать онлайн

Виктория Хенли ЗАМОК ЦЕЛИТЕЛЕЙ

Моим родителям — Тиму и Ани

Часть первая Сливия

Глава первая

Маэва опустилась на узкую скамейку в дальней комнате бани лорда Индола. Жесткие доски не могли принести отдыха усталому телу, однако она получила возможность хотя бы несколько мгновений не стоять на ногах. Она принялась смотреть на парок, поднимавшийся над огромной чугунной плитой, на которой уместилось пятьдесят огромных чайников.

В двери появилась коренастая фигура Орло, громким криком потребовавшего еще горячей воды. Но когда это Орло не кричал? Маэва привыкла к его воплям, как к плеску воды и шипению чайников. Орло не был жесток с ней; он даже отворачивался, когда Маэва украдкой выбиралась в декоративный дворик — в солнечный уголок за высокими растениями в горшках — подальше от гостей лорда Индола. Гости эти могли на здоровье восхищаться фонтаном — вырезанной из камня рыбой, из которой била струя, падавшая в чистый бассейн, выложенный розовой и красной плиткой, — однако Маэва полагала, что золотой восход являет собой более прекрасное зрелище. Мать говорила ей, что без солнечного света она толком не вырастет — как и многие состоявшие при бане рабы. Быть может, в солнечных лучах действительно таилось какое-то волшебство; не слишком-то рослая Маэва была сложена отлично — как ей каждый день твердили мужчины. Она пыталась укрыться от их взглядов, прячась под мрачными длинными рубахами и рваными шалями, однако на нее все равно обращали внимание.

— Маэва! — крикнул Орло. — Высокий лорд ждет тебя в угловой палате.

Маэва поникла. Она прикоснулась к своей влажной рубахе. Лорд. С дамами было проще; они нередко проявляли доброту к ней и хвалили, когда она натирала их спины ароматными маслами. Лорды говорили всякие непристойности и жалели, что не могут встретиться с ней среди сентесанок.

Поправив на голове уродливую косынку, из-под которой все равно выбивались волосы, Маэва устремила свои босые ноги в отделение для гостей. Здесь гранитный пол согревали подземные очаги — гости лорда Индола не должны были ощутить холод. Стены здесь выложены цветными плитками в тон огромным ваннам для купания. В дальнем конце отделения для гостей, за ваннами, располагались номера, в которых лорды и леди могли при желании получить массаж. Маэва подумала, не окажется ли знакомым ожидающий ее лорд.

Единственная лампа освещала гостя, бедра которого прикрывала принятая в бане шелковая повязка. Тело его, замершее на мягком столе, напомнило Маэве ящериц, иногда заползавших из-за стен во двор замка. Ящерицы застывали, сливаясь со стеной в единое целое; а потом неуловимым движением хватали какое-нибудь насекомое. Она подумала, что движения этого человека окажутся столь же быстрыми.

Маэва затаила дыхание.

— Добрый вечер, господин, — сказала она. — Меня зовут Маэва, я пришла, чтобы услужить вам.

Лорд приподнялся на локте.

— Маэва. — На нее посмотрели стальные глаза. — И что же делает в банном доме неклейменная девка?

Рожденная рабыней, Маэва не знала, почему на лице ее нет шрамов, которые по закону полагалось наносить на раба еще в пятилетнем возрасте. Столько лет она боялась, что ее вызовут пред очи господина, лорда Индола, боялась, что придет день ее клеймения, как приходил он к каждому из прислуживавших в бане детей. Боялась патриера лорда Индола — острого, как бритва, обоюдоострого ножа знатного человека. У всех простых рабов в Сливии было по порезу на каждой щеке и посреди лба. Полумесяцы на скулах служили личным знаком лорда Индола. Шрамы, служившие знаком мастерства, располагались ближе к ушам или у основания шеи: трезубцем метили поваров; несколько пересекающихся линий означали ткачиху; банной массажистке полагалось пять надрезов.

Сколько она помнила себя, лорд Индол вызывал ее два раза в год, однако ни разу не прикоснулся к ней ножом. Он только спрашивал пронзительным голосом, знает ли она имя собственного отца, и внимательно следил за лицом Маэвы, когда та говорила — нет. Мать Маэвы, некогда носившая имя Лила Прекрасная, была рождена знатной дамой, однако ее отец, лорд Эринг, продал свою дочь в рабство. По какой причине? Он обещал ее руку благородному и воинственному сливиту, однако Лила полюбила другого человека и отказалась назвать его имя.

Обыкновенно лишь знать и свободные простолюдины сохраняли природную гладкость лица. Однако девочкам-рабыням, сулившим сделаться красивыми, иногда позволяли встретить свой пятый день рождения без порезов на лице. Если они действительно вырастали красивыми, то в свой пятнадцатый день рождения получали шрамы сентесанок: два кольца вокруг каждого запястья — неснимаемые браслеты, обрекавшие своих хозяек на незавидную участь. Хозяин Маэвы, лорд Индол, не пометил ее ни одним шрамом, и девушка все время боялась, что он отдаст ее в сентесан.

«Мне уже семнадцать лет, и я еще не ношу шрамов». Лорд Индол никогда не проверял ее способностей, он не посылал Маэву учиться на кухне, в сады или швейные мастерские, где работала ее мать, никогда не говорил, какую судьбу готовит ей. Когда однажды она спросила у Орло, раба, возвысившегося до начальства над всей баней, почему до сих пор не имеет метки, он ответил, что не знает этого. Маэва была довольна, что служит под началом Орло, а не ведавших домом матрон, которые завидовали ее гладкой коже и охотно порезали бы ее собственными руками. К счастью, право носить патриеры имели только лорды.

И вот теперь человек, чьего имени она не знала, смотрел на нее так, словно она наполовину принадлежала ему. Мысленно пожелав, чтобы он закрыл свой рот и глаза, Маэва проговорила:

— Лорд Индол считает, что я пригодна для работы в бане.

— Какой очаровательный у тебя голос. Ты поешь?

— Нет, господин. — Маэве оставалось надеяться, что он не расслышит в ее голосе лжи.

Лорд перевел взгляд на свой патриер, лежавший на полочке возле стола. Из всего оружия в баню дозволялось вносить только патриеры, знак привилегии лордов. Но пользоваться им в бане не разрешалось. В лицо Маэвы бросилась кровь. Почему же он так смотрит на нее? Ей следовало хоть что-то сказать ему, Орло научил ее сотне отвлекающих фраз. Однако она безмолвно ждала, и улыбка на лице лорда поблекла.

— Тебя прислали растереть мне спину. Приступай, — сказал он, поворачиваясь на живот и подставляя свою широкую спину.

Окунув ладони в надушенное ароматами масло, Маэва опустила их на спину незнакомца. И как только она сделала это, ей показалось, что она провалилась в холодную серую трясину.

Руки ее могли много сказать о тех людях, к которым она прикасалась. Ладони начинало покалывать, и она знала. Она знала, что за улыбкой леди Лорин таится великий страх, знала, что лорд Мечи — вовсе не щедрый покровитель искусств, каким хочет казаться. Когда ладони впервые открыли ей путь в чужой разум, она испугалась и разволновалась. Однако ей пришлось смириться с собственным знанием: оно помогало ей избегать неприятностей. Что ей с того, что леди Лорин прячет страх за улыбкой, а лорд Мечи на самом деле бедняк?

Однако этот человек пугал ее, прикосновение к нему повергло ее в холод. На Маэву накатила волна дурноты; она отвела руки.

Лорд поднял голову. Жесткие пальцы его обхватили ее запястье.

— В чем дело?

— Простите меня, господин. Не угодно ли вызвать другую массажистку? Многие здесь лучше меня.

Незнакомец рванул Маэву за руку, пронзив ее взглядом, таким же острым, как патриер, и похожего цвета. Ноздри его раздулись.

— Никогда не думал, что встречу в частной бане такую, как ты, — проговорил он.

— Такую, как я?

— Другие могли бы не заметить этого, девчонка. Я же вижу суть.

Маэва хотела было спросить, что он имел в виду, однако слова не шли с языка. Она попыталась скрыться от пронизывающего взгляда, но поняла, что не в состоянии повернуть голову, не в силах даже закрыть глаза, повиновавшиеся скорее его приказу, чем ее собственной воле. Она погружалась во тьму его зрачков — в колышущуюся пустоту, наполненную серыми тенями.

Резким движением он отбросил от себя ее руку.

— Ты мне подходишь, — проговорил он. — Действуй.

Какой выбор у нее оставался? Высокий лорд пребывал здесь по приглашению ее господина, лорда Индола, который пообещал своему гостю роскошную баню и массаж. Лорды весьма щепетильно относились к собственной чести, и жалоба гостя требовала компенсации от лорда Индола. Ведает Бог, что выплачивали ее отнюдь не знатные и богатые хозяева.

Маэва поежилась, невзирая на окружающие ее клубы пара. Она еще раз окунула руки в масло.

Отодвинув занавеску, в комнатушку, где работала Маэва, влетел мальчуган лет восьми. Он принес свежие полотенца, от которых пахло розами. Девин был здесь новичком. Его родители — люди низменного происхождения — умерли, а в Сливии сироте могут помочь только небеса. Утрата сразу отца и матери была таким несчастьем, которое нередко заканчивалось рабством — если родственникам сироты не хватало средств на его прокорм.

Будучи свободнорожденным, Девин еще не имел шрамов на лице и шее. Лорд Индол строго придерживался распорядка в клеймении, выделяя для этого занятия в каждом месяце лишь одно утро. Как было известно Маэве, прочие лорды у себя дома придерживались других обычаев и покрывали ранами шеи своих рабов по собственной прихоти, превращая их в сетку сросшихся лоскутов. Нанесение ран не доставляло удовольствия лорду Индолу. Однако печальный для Девина день был уже не за горами.

Когда Девин опустил полотенца на полочку возле стола, запах роз успокоил разволновавшийся желудок Маэвы. Розы… это неправильно… благородные лорды предпочитают пачули… или кедровый аромат, иногда даже запах бергамота… Маэва попыталась взглядом дать знак Девину. Исчезни. Здесь не безопасно. Но он только улыбнулся, кивнув головой в сторону занавески.

Находившийся на столе человек внезапным движением вскочил на ноги. Ни слова не говоря, он схватил свой патриер, а потом ухватил Девина за халат, развернул мальчишку лицом к себе, и Маэва заметила, что взгляды их соприкоснулись; округлившиеся глаза Девина казались беспомощными перед пронзительным взглядом лорда. Патриер резанул по лицу Девина, оставив глубокий, на всю жизнь, порез.

Оставив клеймо раба.

Маэва с криком бежала, призывая Орло.

Орло появился немедленно, но действовал он осторожно. Он знал свое место. Лорд Морлен зашел чересчур далеко, оставив метку на рабе другого господина, находясь в его же бане. Тем не менее опасно приближаться к любому лорду, когда у него в руках патриер, и уж тем более к лорду Морлену.

Проклятье ему, нарушившему здесь мир, подумал Орло. Обычно лорды не решались преступать закон столь открытым образом, однако Морлен никогда не оказывался виноватым. Желающих бросить обвинение этому человеку, как говорят, более богатому, чем сам император Долен, не находилось.

Отодвинув в сторону занавеску, Орло заметил нож лорда Морлена, занесенный надо лбом Девина. Мальчик рыдал, кровь стекала по его щекам.

— Мой господин! — Орло попытался внести в свой тон подобающую нотку смирения и вместе с тем добиться, чтобы его услышали.

Морлен поглядел на него:

— Что тебе?

— Мой господин, простите, что вас оскорбили, но вы помечаете ножом нового раба лорда Индола.

— Надеюсь, что тебе дорого собственное место, — проговорил лорд Морлен. Отпустив Девина, он толкнул мальчика на пол. — Этот юнец совершенно неотесан.

Сердце Орло колотилось, едва ли не вырываясь из грудной клетки.

— Простите, мой господин.

Оставалось только надеяться, что Морлен не причинит других бед.

Девин скулил, прижимая руки к лицу. Маэва наклонилась к нему, обхватив за плечи, а Орло занялся ранами. Внутрь заглянули шедшие мимо рабы, бросившиеся наутек, заметив лорда Морлена, вытиравшего свой патриер.

Маэва согнулась на теплом полу, обнимая Девина.

— Эта девица тоже новенькая? — услышала она.

— Маэва родилась в доме лорда Индола, господин мой Морлен, — ответил Орло.

Лорд Морлен! Маэва покрепче обняла мальчишку. Орло мог бы и предупредить ее. Среди рабов много рассказывали о лорде Морлене — о его богатстве и жестокости. Утверждали, что он умел доводить своих врагов до безумия, не прикоснувшись к ним рукой. Маэва хотела вскочить, убежать, спрятаться где-нибудь, пока лорд Морлен не уедет из замка. Однако теперь он находился между нею и занавеской.

— Почему на ней нет меток? — спросил Морлен.

— Не знаю, господин. Мне этого не говорили, — ответил Орло.

— Я обращусь с официальной просьбой о продаже. Я хочу купить и ее, и мальчишку.

Купить ее! «Нет, нет, лорд Индол никогда не продаст меня», — сказала себе Маэва, стараясь не закричать в голос.

— Лорду Индолу неоднократно предлагали продать ее, — проговорил Орло.

— В самом деле? Будешь говорить, только когда я спрошу твоего мнения, олух. А теперь подай мне халат.

Орло помог лорду облачиться в шелковый наряд, подал ему патриер. Морлен ушел.

Маэва, дрожа, пыталась утешить Девина ласковыми словами, которые ничего не значили сейчас для нее. Она посмотрела на узор, выложенный розовыми и красными плитками на стене, потом на широкое лицо Орло, на покрывавшую белую кожу черную щетину. Она погладила Девина по голове, вспоминая взгляд лорда Морлена и то, как глаза ее остались открытыми, когда она хотела закрыть их; вспоминая липкую серую грязь, которую ощутила, прикоснувшись к его коже руками.

— Орло, ты сказал, что лорду Индолу уже предлагали продать меня? — Тот кивнул, девушка заметила, что грудь Орло до сих пор ходит ходуном. — Но что, если лорд Морлен предложит ему больше всех остальных?

Орло отрицательно качнул головой:

— Если бы лорд Индол отдал тебя в сентесанки, собратья лорды обеспечили бы ему императорский доход. Нет, в твоем случае речь идет не о золоте. Однако говорят, что, если лорд Морлен чего-нибудь хочет, он добивается поставленной цели.

— Тогда я должна умолять лорда Индола, Орло… Умолять, чтобы он не продал меня. — На лице Орло появилось сомнение. — Позволь мне выкупаться и переодеться в чистое платье?

Орло кивнул, и она заметила слезы в его глазах.

Лила понимала, что умирает. В последние дни перед глазами ее нередко начинали кружить звезды. Иногда ей хотелось, чтобы видение задержалось и звезды проводили ее до следующего мира. Но тогда она принималась думать о дочери, о своей драгоценной Маэве, и вновь бралась за работу, за бесконечный, длившийся уже столько лет труд, превращая очередной отрез ткани в одежду для лорда Индола и его родных.

«Все, что осталось у меня… моя дочь и память о ее отце. Маэва, дивного певучего голоса которой никогда не услышит лорд Индол. И Кабис, ушедший в море и не вернувшийся».

Некогда Лила мечтала о побеге, о лучшей жизни за океаном. Теперь она едва могла пересечь швейную мастерскую, а крошечная иголка сделалась тяжелой для ее пальцев. Она тихонько вздохнула. По щеке женщины прокатилась слеза, оставившая пятнышко на темном атласе, лежавшем у нее на коленях. Слеза удивила ее — Лила думала, что давно уже утратила способность плакать.

Неделями, кроя рубашки и платья, Лила думала над тем, как скажет все это своей дочери. Маэва не должна стать рабыней. Время пришло; платье для Маэвы, которое она шила тайно, наконец было готово. На шитье ушел почти год. Лила крала нитки с иголками, умышленно кроила платья с запасом, чтобы воспользоваться лоскутами, после того как приходилось обрезать лишний шелк. Она даже говорила, что в доме лорда Индола носят слишком много синего цвета, зная, что матрона Хильда, особа надменная, услышав подобное, будет подсовывать ей больше синего шелка. А потом Лила перестала скрывать собственную слабость, и все решили, что вместе с телом ослабел и ее разум.

Никто не заподозрит больную, занимающуюся в уголке каким-то делом. «Сегодня я должна все сказать Маэве. Больше ждать нет сил».

Косые вечерние тени легли на пол швейной мастерской, возвестив об окончании очередного рабочего дня. Со всегда недовольным выражением на лице матрона Хильда дала женщинам знак, что они могут уйти. Лила отложила иглу и повлекла свое исхудавшее тело вверх по лестнице.

«Жизнь оставляет меня. Наступил мой отлив, которому никогда не смениться приливом».

Наконец она добралась до двери находившейся в башне комнатушки, которую делила с Маэвой. Скользнув внутрь, она повалилась на тонкий матрас. Маэвы еще не было. И Лила принялась копить силы, экономя на каждом дыхании, чтобы только дождаться дочери.

Маэва быстро ополоснулась в тепловатой воде жалкой запруды, устроенной для приписанных к бане рабов. Переодевшись, она спросила, где Девин. Но Орло уже отослал мальчишку в постель — в сиротский дом для рабов лорда Индола.

Маэва пересекла летний садик, находившийся между баней и господским домом. А потом заторопилась вверх по лестнице, ожидая, что ее вот-вот остановят матроны, которых обыкновенно полно в коридорах. Однако в доме было тихо. Она поднялась еще на один пролет. Никого. Остановилась перед дверью в кабинет лорда Индола. Никто не появился.

Постояв возле двери, чтобы набраться отваги, она постучала. Никто не ответил. Движимая страхом перед Морленом, она повернула ручку. Дверь открылась.

Босые ноги Маэвы сразу же погрузились в толстый ковер. Слуг в кабинете не оказалось, хотя было то самое время, когда лорд Индол раскуривал свою трубку и выпивал вечернюю рюмку бренди. Маэва огляделась, пахло табаком. Выстроившиеся вдоль двух стен полки занимали книги в кожаных переплетах. Вдоль другой стены расставлены деревянные сундуки и комоды. Тяжелая мебель располагалась перед неразожженным очагом — сегодня камин можно не топить, выдался теплый летний вечер. Масляные лампы прогоняли сумрак, вливавшийся сквозь восточные окна. На полированном дубовом столе возле двух кубков стоял графин с бренди… значит, ее хозяин ожидал гостя. Что, если этот гость лорд Морлен?

Маэва услышала мужские голоса в коридоре. Ноги ее подогнулись, и она попыталась найти в комнате место, где можно было укрыться. В темном уголке громоздился высокий буфет. Маэва открыла его дверцу. Его наполняли бутылки с бренди.

Звякнула, поворачиваясь, ручка двери. За буфетом оказалась удобная ниша. Юркнув в нее, Маэва припала к стене, забившись подальше от света.

Глава вторая

Лорд Индол нередко с удовлетворением думал, что кабинет его превосходно обустроен. Обшитые деревянными панелями стены, редкостные книги, прочная мебель и роскошные ковры должным образом свидетельствовали о том, какого рода личностью является его хозяин. Личностью — подобно императору Долену, — ценящей гордую культуру Сливии, понимающей тонкости искусства и этикета. Личностью, выдающейся среди лордов и прославившейся своим гостеприимством.

И сидя перед широким очагом, Индол повернулся к лорду Морлену, своему гостю, лорду абсолютно другого толка. Лорду, которого он презирал. Индол попытался представить, каково жить человеку, которого ненавидят и страшатся буквально все — от рабов до представителей самой высшей знати… как утверждали шепотки, его опасался и сам император. Возможно, лорд Морлен не осознает, насколько его презирают… ну а если это ему известно, тогда, наверно, просто не обращает внимания.

Морлен жил за пределами Сливоны и редко бывал при императорском дворе. Несмотря на свои богатства, недосягаемые для прочих лордов, он не считал нужным обретаться в столице, не был он и покровителем искусств. Морлен ясно дал всем понять, что предпочитает Мантеди, неприглядный северный порт, через который Сливия ведет морскую торговлю, поскольку береговая линия страны за исключением Мантедийского залива покрыта зубастыми рифами.

Индол Мантеди не любил. Помимо тысяч кораблестроителей и моряков, а также несчетного множества рабов, город этот предоставлял кров и огромному количеству свободного люда. Лишь они могли работать в грязных угольных шахтах Мантеди. Рабы, которых отправляли в штольни, часто мерли, однако простолюдины цеплялись за жалкое представление о собственной свободе и выживали. Как могли они считать себя свободными, проводя собственные короткие жизни за толстыми стенами Мантеди, Индол никак постичь не мог. У свободных крестьян, торговцев, ремесленников и погонщиков, населявших Сливону, по крайней мере, были основания для гордости.

Поговаривали, что большинство жителей Мантеди — даже моряки императорского флота, — ведая или не ведая того, работали на Морлена. Ему принадлежали и обширные владения в пустыне к западу от Мантеди, хотя зачем нужны ничего не стоящие песчаные просторы, никто сказать не мог, да и не смел спросить.

Морлену во всем сопутствовала удача, подумал Индол, разливая бренди, стараясь спрятать зависть и распаляясь гневом на собственных слуг, куда-то подевавшихся. Поскольку прислуживать им было некому, лорд Индол был вынужден изображать, что в подобном уединении встречается с Морленом по собственной воле. И хотя Индол презрительно относился к суеверным фантазиям слуг, он знал, что говорили о Морлене. Когда он смотрит тебе в глаза, то может прочесть все твои мысли. Если он хоть однажды заглянет в твои глаза, то после сможет являться во снах. Бесспорная ерунда, однако Индол поймал себя на том, что старается уклониться от жесткого взгляда Морлена. Переговоры шли туго. Морлен недавно приобрел в Мантеди торговый причал, через который Индол ввозил в Сливию вина. «Причал этот мне следовало купить еще десять лет назад». Но Морлен не только поднял плату за пользование портом, он еще и намекнул, что рассчитывает купить у Индола двух его рабов.

— Очень хорошо, лорд Морлен, — проговорил Индол. — Раз уж вы так настаиваете на Маэве, могу согласиться на предложенные вами пятьдесят диланов, и в придачу вы получите Девина.

— Вы вынудили меня назначить за нее чрезвычайно высокую цену, господин, и у меня разыгралось любопытство.

— Должно быть, не только любопытство. — Желудок Индола заныл, и он попытался украдкой помассировать его.

— Для чего же вы приберегали ее, лорд Индол? Вы намеревались сделать ее сентесанкой?

Индолу не хотелось признаваться в том, насколько его смущало происхождение девушки. Время от времени он подумывал, не возвести ли ее в сан знатной дамы, как только она достигнет определенного возраста. Однако такой поступок подразумевал великую обиду лорду Эрингу — тот не скрывал, что не хочет ни видеть, ни слышать о своей дочери или ее ребенке. А лорд Эринг был приближенным императора. И потому Индол оставил Маэву массажисткой в своей бане, где о ней и позаботятся, и уберегут от неприятностей. «Я попытался выбросить ее из памяти, а теперь ей уже ничем нельзя помочь».

— Мне не нравилась сама мысль — отдавать в сентесанки внучку лорда Эринга.

Морлен явно заинтересовался:

— Так она внучка лорда?

— Да. Ее мать — дочь лорда Эринга.

— В самом деле? И что же с ней произошло?

Лорд Индол поежился.

— Отец замарал ей лицо и отослал в рабство. Я купил ее из милосердия, потому что был знаком с Лилой Прекрасной.

Индол пожалел, что не знает, как огородить от гостя собственные мысли. И язык. Он совершенно не собирался упоминать при Морлене о Лиле.

— Замарал ее лицо? Значит, она совершила серьезный проступок. Должно быть, завела любовника?

Индол кивнул.

— Маэва похожа на мать?

— Красота давно оставила Лилу. Черты Маэвы напоминают, какой та была прежде, только Лила была белой, как молоко, а у Маэвы, как вы видели, кожа золотая. И конечно же глаза… Они у Маэвы необычайные.

— В самом деле. А кто ее отец?

— Это мне неизвестно.

Серые глаза Морлена сузились.

— Значит, девушка не знает имени собственного отца?

Индол покачал головой:

— Лила отказалась назвать его.

— Но конечно, мать должна сказать такую вещь своей дочери? — Из-под тонких губ Морлена блеснули белые зубы. — Теперь, когда вы согласились продать ее, я, возможно, сумею выяснить то, чего вам узнать не удалось.

Индол устало кивнул, сожалея о данном слове и о том, что не может взять его назад.

— Завтра я прикажу своему писцу составить нужные бумаги.

— Сегодня же.

— Мой дорогой господин, выпейте еще бренди. Приглашаю вас задержаться в моем доме до утра. — Слова эти буквально душили Индола.

— Благодарю вас. Я ценю ваше гостеприимство и принимаю предложение, однако настаиваю подготовить бумаги сегодня же вечером, чтобы иметь возможность отправиться в путь со своей собственностью с утра пораньше. Мне предстоит долгое путешествие.

— Как вам угодно. — Индол подавил раздражение и попытался отвлечь свое сознание размышлениями о редких заморских винах и статуях, которые сумеет купить на пятьдесят диланов. По правде говоря, цена действительно была запредельной.

Явился и исчез писец лорда Индола. Негромкий шелест гусиного пера по пергаменту сообщил Маэве о том, что оба лорда подписывают документ, передающий Морлену право распоряжаться ее жизнью. Звякнули кубки, они скрепили сделку вином; послышался звон монет.

К углу, за которым пряталась Маэва, приблизились шаги; она припала плотнее к стене. Маэва опасалась, что лорд Морлен учует ее — подобно ищейке, которая вынюхивает след добычи. Однако голос лорда Морлена доносился с противоположной стороны комнаты… значит, рядом находился лорд Индол. Он отпирал один из придвинутых к стене сундуков. Скрипнула поднятая крышка, упала с глухим стуком. Маэва часто и едва слышно дышала.

Шаги лорда Индола удалялись от нее.

— Мне было очень приятно, лорд Морлен.

Дверь открылась и затворилась. Ушли. Маэва выбралась из тесного уголка. Ноги ее болели, но, не обращая внимания на боль, она направилась вдоль сундуков, ощупывая их крышки, пытаясь умом уловить следы, оставленные прикосновением лорда Индола.

Здесь, сказало ей знание. В этом сундуке. Маэва попыталась поднять крышку. Заперто. Она откинулась, упершись ногами в стенку сундука. И потянула изо всех сил. Край треснул и подался. Засунув руку внутрь, она нащупала небольшой мешочек. Под мягкой кожей угадывались очертания монет. Полученных за нее.

Как только кто-нибудь заметит взломанную крышку сундука, поднимется тревога. Маэва сняла покрывало с соседнего сундука и прикрыла им только что ею открытый. Подобрав разлетевшиеся щепы, она сунула их в мешочек с монетами, моля Бога о том, чтобы слуга, которому придется убирать сегодня в кабинете, оказался слишком усталым и ничего не заметил.

Теперь пора уходить. Но как это сделать, чтобы на нее не обратили внимания? Коридоры дома пусты, потому что никому не хотелось ненароком подвернуться под руку лорду Морлену. Однако скоро все встанет на свои места и воцарится привычный порядок. Уходить нужно немедленно, пока не вернулись домашние рабы и матроны.

Маэва неловко засунула краденый мешочек под рубаху. Он тяжело лег на веревку, перепоясывавшую ее наряд. Прикрыв выпуклость руками, она заторопилась из комнаты.

Лила часто жалела о том, что дочь не может увидеть ее прежней — такой, какой она была, когда носила имя Лилы Прекрасной. От той Лилы остались одни только глаза. Щеки, лоб и подбородок занимал расползшийся во все лицо шрам — она знала это, лорд Эринг дал ей зеркало, чтобы она сама могла наказать себя. И все потому, что предпочла любовь, что она не захотела назвать имя отца своего ребенка.

Но сейчас это время пришло.

Маэва стояла перед ней на коленях в шелковом платье, которое сшила для нее Лила. Платье ладно сидело на ней.

— Но как ты узнала, мама, что сегодня все переменится? — Маэва посмотрела на гладкие складки платья. По лицу ее текли слезы. — Я тебе кое-что покажу. — Запустив руку под свое одеяло, Маэва извлекла золотую монету. — У меня их пятьдесят штук. — Очаровательный голос ее дрогнул. — Их, конечно, хватит для того, чтобы мы обе сумели бежать.

Лила подумала, не грезит ли наяву.

— Пятьдесят диланов?

— Их отдали за меня. — Маэва подняла подбородок.

— Но как…

— Я украла их. Лорд Индол продал меня. Лорду Морлену.

— Лорду Морлену, — прошептала Лила. И вдруг кровь в ее жилах сделалась слишком тяжелой, чтобы сердце сумело сдвинуть ее с места. — Он продал тебя лорду Морлену? Значит, ты видела его лицом к лицу?

— Да. Сегодня.

«Боже, дай мне силы сказать ей».

— Слушай меня внимательно, Маэва. Твоего отца звали Кабис Денон.

«Наконец-то я произнесла эти слова, которые восемнадцать лет хранила в сердце!»

Шелестя шелком, Маэва обняла Лилу.

— Мама!

Лила прижала к себе дочь, а потом отодвинулась, чтобы взглянуть на нее.

— У тебя такие же глаза, как у него, Маэва. С такими глазами — бездонной синевы, как я тогда говорила, — рождается много младенцев. Однако сохраняют ее немногие. Как он. И как ты.

Маэва глубоко и печально вздохнула.

— Но это не все, — проговорила Лила. — Твой отец происходил из семьи дримвенов.

— Дримвенов? Но…

— Я знаю. Я говорила тебе, что дримвенов не существует. Так я хотела защитить тебя и твоего отца, потому что ты не смогла сказать лорду Индолу того, чего не знаешь сама. Но дримвены — не сказка, Маэва. До того как Сливию захватили порочные люди, которые теперь называют себя лордами, дарование дримвена весьма ценилось. Они обладают особой силой, хотя дар передается из рода не каждому.

— Дар?

— Способность путешествовать во внутренние миры, перемещаться во снах, помогать умирающим и исцелять разум живущим. Однако без обучения дар остается не пробужденным, даже если он есть. — Собственный голос доносился до Лилы откуда-то издалека, словно из-под толстого слоя воды. Следовало поторопиться. — После своей победы лорды принялись уничтожать дримвенов. И почти все они погибли, хотя некоторым удалось спрятаться среди простолюдинов. Нет, ничего не говори.

Лила подняла руку, когда Маэва попыталась заговорить.

— Твой отец был внуком последнего из великих дримвенов, единственным сыном его единственной дочери. Мать его имела дар, однако она жила среди свободных, и ей приходилось скрывать его. Кабис называл мне ее имя — Марина. Я так и не узнала, где она живет, иначе бы бежала к ней.

Лила умолкла и взяла Маэву за руку.

— Твой отец не умел ходить во снах, однако Марина научила его наукам дримвенов. Он говорил мне, что дар дримвена иногда переходит через поколение и тогда становится только сильнее. А это означает, что ты, Маэва, можешь оказаться дримвеной.

Маэва всегда видела очень яркие сны, но Лила никогда не могла помочь дочери разгадать их. Она ощущала себя матерью великого художника — не умеющего рисовать, оставленного без кистей и красок.

— Кабис поступил в сливийский флот, и его отправили на восток — в великий поход на Главенрелл. Он не знал о том, что я беременна, и так и не вернулся. Но мне кажется, я почувствовала бы его смерть. Возможно, он еще жив и находится в Главенрелле или одном из свободных королевств за океаном. Тебе нужно отправиться на берега Мантедийского залива, Маэва, пересечь океан и покинуть Сливию. Может, там тебе удастся отыскать Кабиса…

— Но… ты отправишься вместе со мной.

— Маэва, я жду смерти как благословения. Она уже приходила ко мне, и я уговорила ее подождать, чтобы еще раз увидеть тебя. И теперь, когда мое желание осуществилось, ничто более не способно задержать меня в этом мире. Моя дорогая девочка, пусть теперь Господь приглядывает за тобой. Нет, не пытайся отговорить меня. Слушай. После того как Кабис был принят во флот, его пометили только на запястьях, ведь он был свободным. Однако он сам нанес на себя метку. И я должна была плыть следом за ним и разыскивать человека со звездой на груди.

Лила притихла, припоминая ту далекую, богатую и ослепительную женщину, которой была когда-то, и свободнорожденного юношу, ради любви к ней порезавшего собственное тело. Загорелого и синеглазого.

— Раз у тебя есть диланы, ты сможешь нанять карету. В платье ты сойдешь за богатую. Но прежде чем ты уснешь снова, тебе придется кое-что сделать…

— Прежде, чем я усну снова? — Маэва обхватила ладонь Лилы дрожащими пальцами.

— Увы, существуют и такие дримвены, которые подпали под власть зла. Их называют эбровенами. Они могут вторгаться в сны тех людей, в чьи глаза им хотя бы раз довелось заглянуть. Оказавшись внутри разума спящего, они могут узнать все, что тому известно. — Лила поежилась. — Я рада, что отец мой не желал даже слышать об эбровенах. Один из них мог бы вступить в мои сны и узнать имя Кабиса Денона.

Она вздохнула: «Придется сказать».

— Я всегда старательно избегала людей с глазами эбровена.

— Глазами эбровена?

— Кабис открыл мне один из секретов дримвенов. С каким бы цветом глаз ни родился дримвен, когда он поклонился злу и сделался эбровеном, глаза его приобретают цвет стали; говорят, что, заглянув в них, ты можешь ощутить прикосновение князя Тьмы, которому он служит. А глядя тебе в глаза, он может выведать твои мысли и овладеть душой. — Лила заметила страх, наполнивший Маэву. Ей хотелось утешить дочь, но времени на успокаивающие слова у нее уже не было. Помочь Маэве могло только одно. — Но ты уже встречала лорда Морлена. И тебе известно, что рассказывают о нем, Маэва. Он эбровен. И ты должна защитить себя от него.

— Но как? — Произнесенный шепотом вопрос был полон ужаса.

— Кабис оставил мне семейную реликвию. Камень дримвенов.

— Камень дримвенов?

— Драгоценный камень, сделанный дримвенами. Он сможет защитить тебя от Морлена. — Лила на мгновение умолкла. — Все это было так давно. Когда-то я думала, что ничего не забуду, но сейчас все расплывается, как в тумане… Кажется, эбровен не способен вторгнуться в сознание обладателя камня.

Лиле захотелось стиснуть руку Маэвы, однако тело ее не покорилось желанию.

— Мне хотелось бы еще многое сказать, любовь моя, однако туман уже накатывает на меня. А тебе пора идти.

— Куда идти? — Голос Маэвы дрогнул, как не дрожал он с раннего детства.

Лила уже не видела дочь. Над ней раскинулось мирное небо, по которому плыли звезды. Она слышала только собственный голос:

— Камень дримвенов можно принять за простой бурый камень. Кабис велел мне охранять его. Он сказал, что, если камню будет что-то грозить, я должна спрятать его в надежном месте. Я знала, что, когда о моей беременности станет известно, у меня отберут все. И в последнюю неделю своей свободы я украдкой выбралась из отцовского дома. На север от поместья лорда Эринга ведет тропа, — продолжила Лила. — Иди по ней, пока не дойдешь до скалы, похожей на голову рыси. От этой скалы отмеришь две сотни шагов на север — до молодого дуба. Возле ствола его лежит небольшой валун с красными прожилками. Я обернула камень дримвенов в зеленый атлас и закопала под этим валуном.

Матрона Джилл потерла сонные глаза. Ни минуты покоя… только что затихли ее подопечные, а теперь еще этот колокольчик. Она заторопилась к двери сиротского дома. Снаружи стояла молодая женщина, одетая лучше, чем какая-нибудь из родственниц лорда Индола, а всякий знал, что лучших швей, чему него, в Сливоне можно найти разве что у самого императора. Откуда она могла явиться, при всей своей красоте и элегантности, прямо посреди ночи?

В ней угадывалось, впрочем, нечто знакомое, и хотя матроне Джилл отчаянно хотелось дать пинка по синему шелку, она почтительно склонилась перед ней.

— Чем я могу услужить вам, мэм?

— Я пришла за мальчиком.

— Мальчиком? Каким мальчиком?

— Девином. Тем, которого купил лорд Морлен.

— Входите, госпожа. Входите.

Итак, Морлен заплатил за то, что порезал Девина, мальчика-сироту… говорили, что он это сделает.

Матрона Джилл предложила гостье колченогое кресло. Дама посмотрела на него с пренебрежением:

— Лорд Морлен не любит ждать.

— Простите, миледи. Я сейчас. — Матрона Джилл направилась вдоль топчанов, выстроившихся в просторном зале рядами.

Лицо Девина было забинтовано. Она напоила мальчишку отваром валерианы. С первым порезом у этой мелюзги всегда столько хлопот; проще заставить их спать. И теперь матрона не могла добудиться его — сколько она ни трясла мальчишку, тот только бормотал и ворочался. Матрона завернула ребенка в одеяло.

Молодая женщина взяла его на руки — руки ее оказались удивительно сильными — и отставила так, чтобы не испортить платье. Матрона Джилл открыла дверь.

Глава третья

Как обычно, Орло приступил к своим обязанностям задолго до рассвета, чтобы все в бане было готово к утру — на плите стояли полные чайники, безупречно надушены выстиранные полотенца, в массажных отделениях запаслись тонкими шелковыми простынями, все полы и стены вымыли и начистили до последней плитки. Рабы усердно занимались каждый своим делом — что ж, наступил очередной день. Но Орло расхаживал по бане. Ни Маэва, ни Девин с рассветом не появились. Среди рабов поговаривали, что их обоих продали лорду Морлену.

«Глупо позволять себе любить Маэву как собственную дочь. Рано или поздно она должна была покинуть баню. Но у меня даже не было возможности попрощаться с ней».

Входные двери банного дома, прочные и толстые, чтобы удерживать тепло, с шумом отворились. На пороге появился лорд Морлен, одетый для путешествия. В руках его был свиток с печатью лорда Индола, позади с сонным видом семенил писец.

— Мне сказали, что рабы, отзывающиеся на имена Маэва и Девин, будут здесь на рассвете, — проговорил он. — Писец лорда Индола подтвердит, что теперь они моя собственность. Приведи их ко мне.

— Маэву? — смутился Орло. — Но разве она уже не с вами? Она не появилась сегодня здесь. Я думал…

— Отыщи ее и приведи ко мне.

Орло со всех ног бросился в невысокую боковую дверь. Он спешил к дому, в котором находилась комнатушка Маэвы и Лилы. Перескакивая сразу через две ступеньки, он взлетел по лестнице в башню, громко постучал и, не дожидаясь ответа, ворвался в комнату.

Из крошечного окошка башни лился свет на две лежавшие на полу подстилки. Одна из них была пуста. На другой лежала мать Маэвы, изуродованная шрамами дочь лорда Эринга.

— Лила, а где Маэва? Она опоздала в баню.

Та молчала.

— Лила? Где твоя дочь?

И снова она не ответила. Орло понял, что не стоит тратить времени на уговоры. Буквально свалившись с лестницы, он помчался с докладом к морду Морлену.

Баня опустела — все прочие рабы постарались улизнуть. Окруженный облачком пара, Орло остановился на гранитном полу.

— Маэвы нет, лорд Морлен. А ее мать даже если и знает, где находится Маэва, то все равно ничего не скажет. — Грудь Орло содрогалась от биений сердца.

— По-твоему, матери это известно? Отведи меня к ней.

Орло провел лорда Морлена в комнатушку, где на простой подстилке лежала Лила. Пробивавшийся сквозь клинышек окна луч света падал на ее лицо.

— Орло? — спросила она.

— Лорд Морлен, новый господин твоей дочери, — произнес Морлен.

Лила посмотрела в сторону окна.

— У моей дочери больше нет господина.

Морлен извлек свой патриер и погрузил его в луч света, в котором плясали пылинки.

— Этот патриер станет твоим хозяином, если ты не скажешь мне, где она.

Лила усмехнулась:

— Уж не думаешь ли ты испугать меня этим?

— Посмотри на меня, женщина.

Она не отводила глаз от окна.

— Ты хочешь через мои глаза добраться до моей души, Морлен? Ты опоздал.

Жуткая гримаса, которая некогда была улыбкой, изогнула ее шрамы.

— Туда, куда я ухожу, тебе никогда не попасть. И ты никогда не узнаешь, где Маэва.

И в это мгновение дыхание оставило Лилу — так легко, что Орло не сразу понял, что случилось. Он пригнулся. В мертвых глазах женщины застыло победное выражение.

Орло стоял на коленях в кабинете лорда Индола — перед лордом Морленом. Матрона Джилл, с красными глазами на пухлом розовом лице, тоже была на коленях. Пока лорд Индол расспрашивал ее о Маэве, женщина негромко икала.

— Ты достаточно натворила, дура, и нечего скулить. Как могла ты отдать раба другому рабу?

— Лорд Индол, господин мой, клянусь, ее не узнал бы никто. В таком роскошном платье, причесанная как благородная, и говорила совсем как знатная леди.

В платье? Маэва? Орло хотелось бы увидеть ее. И говорила как знатная? Но, в конце концов, ее мать прежде была богатой дамой.

— Беглянка и воровка. У этой девицы больше отваги, чем можно было бы предположить. — В голосе Морлена слышалось восхищение. — Но если оставить в покое Маэву, должен вам сказать, лорд Индол, в челяди вашей полно идиотов.

— Орло, почему ты немедленно не донес мне о том, что Маэва и Девин не вышли на работу? — потребовал ответа лорд Индол.

— Я слышал, что их продали, мой господин. И подумал, что их забрал новый хозяин.

— Значит, сплетни, которыми тешат себя рабы, ты принял за правду? Ты не исполнил свой долг передо мной, — упрекнул Орло лорд Индол.

Орло подумал: жаль, что ему от рождения не досталось более отважное сердце. Иначе бы он крикнул, что ничего другого слушать не желает и никто более и слова не посмеет ему сказать. Но он только тихо произнес:

— Простите меня, милорд. Я не мог знать. — Колени Орло заныли. Баня нуждалась в его присмотре. Но более всего ему хотелось забиться в уголок и помолиться о Маэве, рабыне, которую он любил как собственную дочь.

Лорд Морлен указал на скрючившуюся Джилл:

— Эта матрона сказала, что девица была в красивом шелковом платье. Откуда рабыня могла раздобыть его?

Узкое лицо лорда Индола сделалось похожим на пересушенный на солнце ломтик яблока.

— Ее мать была швеей. Должно быть, она сшила платье украдкой.

— Какая расхлябанность! На лицах ваших матрон, лорд Индол, шрамов гораздо меньше, чем положено. За швейками-рабынями никто не присматривает… Как можно незаметно сшить платье! И проклятье, еще и умерла некстати!

Лорд Индол кашлянул.

— Не случись этого, вы все равно не сумели бы вырвать у нее ни слова.

— Чтобы начать поиски Маэвы, мне не нужна сила, — возразил лорд Морлен. — Достаточно одной лишь ночи… и гостя, который посетит ее сны.

От этих слов сердце Орло бешено застучало, он даже побоялся, вдруг лорд Морлен услышит это. Так, значит, правду рассказывают.

А лорд Индол будто язык проглотил.

— Ничего. — Страх, написанный на лице хозяина замка, как будто доставлял удовольствие лорду Морлену. — Сегодня я посещу сны самой Маэвы. А до тех пор распоряжусь, чтобы солдаты императора Долена запретили хождение диланов и обыскали город. Если к ночи ее не найдут, завтра утром я буду знать, где ее искать.

Глава четвертая

Когда Яспер Терновая Ветвь вывел свою колымагу на ночной маршрут старого Тома, первый его пассажир оказался человеком благородным, и к тому же изрядно нагрузившимся вином — ему нужно было попасть в один из богатых кварталов. Яспер проводил пьянчугу взглядом до самой двери и только потом отъехал.

Уличные фонари осветили женскую фигуру. Охваченный любопытством, Яспер ехал неторопливо, гадая, что за причина могла после полуночи выгнать из дома знатную даму.

Когда Яспер поравнялся с ней, она окликнула его. Яспер остановился. Оказалось, женщина была не одна: на руках ее спал мальчик. Освещенное фонарем повозки, лицо ее оказалось юным и гладким. Лицо мальчика прикрывали повязки. Порезы свежие, однако она держит его с нежностью. Богатая. Никогда нельзя понять, что у них на уме.

Едва слышным голосом, со всеми интонациями высокородной особы, она приказала Ясперу отвезти ее к владению лорда Эринга, добавив при этом, что покажет, где ей нужно сойти. Ехать надо было далеко. А это означало, что других клиентов этой ночью у него не будет, так он и сказал.

— Я заплачу. — Голос ее был столь же приятен, как и ее облик.

Ясперу захотелось, чтобы она сказала что-нибудь еще, но девушка молчала, дожидаясь ответа.

Озадаченный Яспер посмотрел на нее внимательнее. Ему приходилось видеть много разных нарядов, но только не такое платье, какое было на ней, — словно сшитое из множества обрезков наилучшего синего шелка. Платок на ее плечах выглядел поношенным. Вне сомнения, если он донесет на нее, то добьется благосклонности кого-нибудь из лордов.

Однако Яспер не нуждался в их благосклонности. Он доволен уже тем, что в свои восемнадцать лет умудрился не попасть в рабы. С тех пор как он осиротел в двенадцать, никто из лордов так и не захотел взять его к себе. А это стоило особого умения — изобразить отсутствие всякого ума. Приятно было осознавать эту свою свободу. Даже если он и располагает какой-либо интересной для лордов информацией, от него им этого никогда не узнать.

— Садись, — сказал он. И с удивлением заметил, что под длинной и пышной юбкой мелькнули босые ноги. Ноги, не привыкшие к туфлям.

Девин проснулся от боли. Голова его покоилась на коленях красивой дамы — ею была Маэва, но одетая в нарядное платье и с высокой прической.

— Ты не спишь? — шепотом спросила она.

Девин медленно сел, ощупывая повязку на лице, и только тут услышал грохот колес. Значит, они в повозке?

— Куда мы едем? — шепнул он в ответ.

— Мы бежали.

— От этого плохого лорда?

— Да. Он купил нас. Поэтому нам пришлось убежать.

Девин кивнул. Бежать было необходимо — их купил очень плохой человек.

— А откуда у тебя золото? — спросил он. Он знал: чтобы нанять повозку и купить хорошую одежду, нужно иметь золото.

— Человек этот собрался украсть наши жизни. Поэтому я отобрала у него золото.

— Как тебе удалось? — Девин с благоговением посмотрел на Маэву. — Он такой сильный.

Мальчик не забыл, что рука скверного лорда отшвырнула его как перышко.

— Просто повезло, Девин.

— Лицо болит.

— Мне очень жаль. — Казалось, что Маэва старается не расплакаться, и Девин решил более не упоминать о своей боли. Он осторожно прислонился к ее плечу — так, чтобы раненая щека не давала о себе знать.

— Не засыпай, — сказала она. — И следи за тем, чтобы и я не уснула.

Когда повозка подъехала к владению лорда Эринга, Яспер потянулся и выставил ноги вперед. Девушка надеялась добраться до места еще до рассвета. Но было слишком далеко, и Яспер не смог выполнить ее просьбу.

Солнце уже встало. На дороге появились другие повозки и одиночные всадники. Как его и просили, Яспер проехал мимо имения Эринга. Высунув голову из окошка, девушка показала в сторону узкой и заросшей дороги. Когда повозка поравнялась с замшелой скалой, напомнившей Ясперу огромную кошку, она приказала остановиться. Яспер соскочил с козел, чтобы помочь сойти пассажирам.

Девушка стояла перед ним в пыли, держа за руку своего раба, словно была ему сестрой; разница меж ними только в цвете волос и в тех свежих шрамах на лице мальчика, которые теперь прикрывали повязки. Усталые глаза ее излучали необычайный оттенок, напомнивший Ясперу темно-синие стеклянные флаконы, в которых продают на рынке духи, золотистая кожа и золотые волосы только подчеркивали этот цвет. Красавица, подумал он, редкая красавица.

— И ты хочешь, чтобы я оставил тебя здесь? — Он указал на пыль, сорные травы и молодые деревья возле дороги.

Она кивнула. Платье девушки теребил ветерок.

— А где здесь север?

Он указал. Девушка повернулась в ту сторону, словно пытаясь запомнить. А потом вновь посмотрела на него:

— А какое дерево называется дубом?

— Ты хочешь сказать, что никогда не видела дуба?

— Иначе я бы не спрашивала.

Возле тропы среди молодых кленов и буков росло много юных дубков. Сорвав листок с одного из них, Яспер протянул его ей.

— У всех дубов листья такие же, как у этого. Поняла?

— Спасибо. — Порывшись в своем поношенном платке, она извлекла толстую монету.

— Дилан! Это слишком много. У меня не найдется достаточно бесает, чтобы дать тебе сдачу.

— Бери. У меня нет мелких денег.

— За такую сумму ты могла бы нанять меня на год, — возразил он.

— Это так много? — На лице ее появилось сомнение.

— Так много. Я подожду тебя за поворотом и отвезу назад, если хочешь.

— Мне не придется возвращаться. — Она вскинула голову.

Яспер задумался. Ему нужно успеть вернуть экипаж Тому и поставить бедную животину отдохнуть. Что ему до этой босоногой богачки! Скорее всего, она поссорилась с родными и убежала из дома — как многие до нее. Может быть, даже из-под венца — у всех этих девиц всегда полна голова глупостей, когда речь идет о свадьбе.

Получив целый дилан, он сможет обновить колеса для повозки Тома и купить коня с таратайкой себе. За прожитые восемнадцать лет он только и мог что выжить — не более. Теперь ему предоставлялась возможность выбиться наверх. И спорить он не намеревался.

— Как угодно, — ответил Яспер, залезая на козлы.

Маэве еще не приходилось не спать целый день, ночь и еще утро. Усталость отягощала ее тело, а ум буравил страх. Она не могла позволить себе уснуть, пока не найдет камень дримвенов. Лорд Морлен — эбровен, как сказала ей Лила, и если он проберется в сны Маэвы, то узнает, где она и что намеревается делать.

Прикосновение Девина к ее руке напомнило Маэве, что, прихватив мальчика с собой, она только увеличила грозящую ей опасность. Если Морлен мог вторгнуться в ее сны, то наверняка сможет попасть и в сны Девина. Ночью мальчик спал, еще не ведая об их побеге; если Морлен и посетил его, то вряд ли смог узнать об их намерениях. Но что будет сегодня? Нынешней ночью? И во все последующие?

Когда они углубились в лес на две сотни шагов, Маэва попыталась сориентироваться. Лила велела найти ей молодой дуб, но какое дерево можно считать молодым? Ее мать была здесь вскоре после того, как узнала о своей беременности. Значит, восемнадцать лет назад. Насколько может вырасти молодой дуб за восемнадцать лет? Маэва видела перед собой только сплошной полог из лиан, кустов, высоких деревьев и подроста.

Вернувшись к похожей на рысь скале, она вновь принялась отсчитывать шаги, старательно выдерживая направление на север, которое указал ей возница.

Маэва отмеряла шаги, как если бы их отмеряла ее мать, она представляла Лилу, какой она была тогда: юной, с гладким лицом, украдкой покинувшей отцовский дом, чтобы спрятать принадлежавшее возлюбленному сокровище.

Маэва должна была отыскать последний подарок, сделанный Кабисом ее матери, наследство дримвена. Ее наследство.

Она увидела перед собой высокое дерево с крупными листьями, такими же, какие держала в своей руке. Основание ствола дуба густо заросло травами и кустами.

— Девин, не поищешь ли палку? Чтобы можно было копать.

Царапая руки о сучки, она принялась разыскивать в зарослях камень с красными прожилками.

Он должен быть где-то за листвой. Раздвинув листья и траву, она обнаружила небольшой валун. Маэва пригнулась, чтобы рассмотреть его. На поверхности камня змеились красные жилки.

Девин принес корявый сук с заостренным концом, и они вместе принялись рыть, чтобы как-то сдвинуть камень, уходящий в землю. Они толкали и раскачивали его, и вот наконец им удалось сместить его в сторону. И Маэва воткнула палку в темную почву.

Заметив то, что раньше называлось зеленым атласом — теперь же это были всего лишь лохмотья, — она нащупала рукой в земле завернутый в них камень. Сквозь ткань проросли корешки, она почти истлела. Маэва стряхнула лохмотья и увидела гладкий бурый камень, похожий на речную гальку и легко уместившийся в ее ладони. На первый взгляд вполне обыкновенный, обыкновенным он, однако, не был. Камень казался мягким, и от него по руке Маэвы пробежала теплая волна. В сердце ее словно зазвенела светлая песня, которой девушка никогда не слышала, но тем не менее казавшаяся ей знакомой.

— Ты счастлива? — спросил Девин, и Маэва поняла, что улыбается.

— Я рада, ведь моя мать хотела, чтобы этот камень был у меня, и вот мы нашли его. Он волшебный и поможет нам уцелеть.

О как ей хотелось самой верить в это. Она должна найти способ защитить от Морлена и сны Девина. Она протянула мальчику камень. Тот прикоснулся к нему пальцем.

— Возьми, — предложила Маэва, вкладывая камень в пальцы Девина. — Тебе не кажется, что он поет?

— Нет. — Он удивился. — Значит, в твоей руке он поет?

Она взъерошила его темную шевелюру.

— Да.

Девин вернул Маэве камень. Оторвав полоску от своей повседневной рубашки, поддетой под синее шелковое платье, Маэва повесила камень дримвенов себе на шею.

Яспер завернул золотой дилан в тряпицу и затолкал ее в носок своего левого башмака. Обувь была ему велика, и он часто пользовался ею, чтобы спрятать какую-нибудь вещицу, которую не должны были заметить в его руках.

На обратном пути к Сливоне он взял седока. Ощущая себя состоятельным человеком, он был готов подвезти этого явного бедняка бесплатно, но тут же передумал. Проведенные на улице годы только подтверждали мысль, что все, выходящее за рамки обычая, может привлечь к себе нежелательное внимание.

Пассажир попросил высадить его на одной из неглавных площадей Сливоны. Остановившись возле посадочного столба и уже принимая деньги, Яспер заметил приближающегося солдата. Ему достаточно было бросить один-единственный взгляд на его камзол, сшитый из полос черной и серой кожи, чтобы понять, кто это. Зинд! И он немедленно потупил взор и открыл рот пошире. Вид дурачка до сих пор был лучшей защитой от зиндов — привилегированных наемников, издавна служивших императорам.

Поводья в руке Яспера перехватила большая перчатка, на каждом сером или черном пальце которой находились стальные бляшки.

— Слезай, — приказал ему солдат.

Зинд! Вольные звали их полосатыми, и ослушаться приказа зинда мог только человек, ищущий собственной смерти. Полосатый привязал поводья к столбу, залез в повозку и принялся тщательно осматривать ее, переворачивая потертые подушки на сиденье, словно Яспер мог в старой карете что-то спрятать. Закончив осмотр, зинд повернулся к Ясперу:

— Ты брал седоков сегодня ночью?

— Ну да. — Прикидываясь дурачком, Яспер уставился на мостовую.

— Покажи мне свой свиток.

Яспер извлек свой драгоценный свиток, свидетельствовавший о его свободном происхождении. Мельком взглянув на него, зинд вернул документ.

— А теперь кошелек.

Яспер передал солдату потрепанную кожаную мошну с горсткой бесает. Если полосатый захочет их умыкнуть, сопротивляться не стоит. Зинд вооружен коротким черным топориком и длинным стальным ножом; у него, Яспера, нет ничего, кроме собственных кулаков.

— Мы разыскиваем двоих беглых рабов, — сказал зинд, возвращая кошель. — Если ты увидишь молодую женщину с золотистой кожей и такими же волосами и мальчишку со свежими метками на лице, сообщи любому зинду или лорду Морлену. Получишь два дилана.

Лорд Морлен! Однако зинды принадлежат императору! Взгляд Яспера скользнул по лицу солдата. Положенные зинду шрамы оказались на месте — двойная полоса на лице и герб императора на висках.

— Лорд Морлен? — Яспер прищурился, словно не имел ни малейшего представления о существовании каких-то там лордов и уж тем более не знал их имен.

— Беглецы принадлежат ему. Девчонке лет семнадцать, она в синем шелковом платье, на лице у нее отметин нет.

Яспер кивнул и забормотал, якобы припоминая, но, глядя на тяжелые серые сапоги зинда, он только и мечтал, чтобы тот поскорее отошел.

Наконец сапоги двинулись прочь. Яспер влез на козлы. Надо постараться спрятать свои думы за беспечным взглядом. Оказывается, та молодая женщина с золотистыми волосами, в синем платье и мальчишка со свежими отметинами на лице — беглые рабы. Но где она могла научиться так разговаривать и держать себя подобно высокородной даме? И откуда у нее такое платье?

Выходит, она рабыня. Это объясняло и ее босые ноги, и то, что мальчик не был ей безразличен. Кроме того, она явно не могла знать реальной стоимости дилана. Да и откуда рабыне знать это, если только она не является в доме матроной, но Яспер был готов поставить в заклад свою последнюю бесаету за то, что девушка в синем платье таковой не является.

И что ей понадобилось в лесах лорда Эринга? Всякому было известно — беглые рабы направлялись в Мантеди, единственный в Сливии порт, служивший гаванью всем кораблям страны — от торговых до императорского военного флота.

Колымага грохотала по узким улицам, и усталая девушка в синем платье никак не шла из головы Яспера. Он словно вновь увидел ее стоящей в пыли, услышал, как она говорит, чтобы он, Яспер, оставил себе золотой. «Мне не придется возвращаться». Вполне естественно. К лорду-то Морлену, когда тебя разыскивают полосатые… Яспер поежился.

Он подъехал к дому Тома. Старик приготовил для лошади воды и сена. Яспер отдал ему все деньги, которые получил от последнего пассажира. Дилан он разменять не успел. Придется сходить к Фарли.

— Том, ты еще не слыхал последней новости? Лорд Морлен уже берет к себе на службу полосатых!

Том проворчал, согнав муху с тощего плеча:

— Что, встретился с ними на дороге? Они побывали и здесь… приказали всем возницам не брать диланы от седоков. — Том фыркнул. — За всю мою жизнь никто не предложил мне ни единого дилана. Только полосатым этого не втолковать. Говорят, что Морлен нанял батальон зиндов, чтобы изловить каких-то там беглецов. По благословению императора.

Итак, диланов не брать. Яспер отрезал себе хлеба и сыра, но кусок не лез в горло, и он насилу проглотил пищу. А потом повалился на топчан. Но сон не шел. В ушах все еще звучал ее милый голос: «Мне не придется возвращаться».

Яспер попытался представить, где она могла работать. И какая она все же странная: при таких манерах не знать элементарного. Интересно, как ей удалось избежать шрамов? Он лег на бок, потом перевернулся на другой. Он подумал, что ей необычайно повезло, что на ее пути встретился именно он. Многие наверняка уже донесли бы на нее, будь назначенная сумма даже вдвое меньше. Но он этого не сделает. И может быть, ей повезет. Может быть, удача не оставит ее.

Раз уж он все равно не уснет, не отправиться ли ему разменять дилан?

По знакомым переулкам Яспер добрался до лавки Фарли, местечка едва ли не более захудалого, чем конюшня Тома. Как полагал императорский сборщик налогов, Фарли торговал всем, что попадалось под руку: башмаками, знавшими лучшие времена, но все еще не развалившимися, шалями, расшитыми дешевым бисером, трубками и скверным табаком, даже кислым вином, если ему удавалось добыть этот напиток. Однако в дальней комнатке своей лавчонки он давал деньги в рост свободному люду, еще надеявшемуся на удачу, и разменивал монеты.

Когда Яспер показал ему дилан, Фарли негромко присвистнул и проверил, нет ли кого в соседней комнате, чтобы убедиться, что они действительно одни.

— Откуда он у тебя? — Лавочник погладил монету сальными пальцами.

Яспер пожал плечами:

— Разменять можешь?

Фарли облизнул губы:

— Я могу разменять его, друг мой, однако пользоваться диланами в Сливоне сейчас рискованно. Разве ты не слышал? Лорд Морлен нанял полосатых. И первым же делом они запретили хождение диланов.

Яспер вновь пожал плечами:

— Запрет на диланы не продлится вечно.

Фарли сложил пальцы в щепотку и надул губы.

— Я возьму у тебя монету за четверть цены в бесаетах, которые ты получишь завтра.

— Меня это не устраивает, — ответил Яспер. — Но я соглашусь, если получу бесаеты сегодня.

Денег все равно должно хватить на повозку и хорошую лошадь, да и останется еще.

Фарли взял дилан и отсчитал сотню бесает.

Оставив Фарли, Яспер прямиком направился на конный рынок. Походив по нему и приглядевшись к товару, он выбрал мирную кобылку. И хотя смотрела она на него кроткими глазами, но ступала бойко. Удачи ради Яспер окрестил свое приобретение Фортуной. А потом принялся торговаться из-за самой бедной упряжи как последний бедняк, трясущийся над каждой бесаетой. К чему привлекать внимание людей к своему неожиданному богатству!

Потом он купил повозку, на которую положил взгляд: прочную и с толстыми подушками. Что ж, теперь, когда у него появились собственная лошадь и таратайка, оставалось только радоваться. Однако какая-то тревога лишала его не только сна, но и аппетита. Он все опасался за девушку, только бы она не попалась полосатым зиндам, выполнявшим поручение лорда Морлена. Он накупил у пекаря хлеба на целую бесаету, думал, что запах свежих буханок заставит его почувствовать голод, однако есть так и не захотелось.

Почему его волнует судьба этой девушки и то, сумела ли она спрятаться или нет? Может, потому, что ему самому зачастую с трудом удавалось избежать рабства. Редкая девушка! Еще прихватила с собой и ребенка! Куда проще одной — одному всегда легче укрыться, чем двоим.

Солнце уже садилось, когда Яспер вышел из дома. Он решил провести ночь в каретном ряду на противоположной стороне Сливоны — там, где его никто не знал. Когда он прибыл на площадь, полосатые так и кишели, обшаривая кареты и описывая беглецов. Девушка семнадцати лет без клейма, в синем платье. Мальчик со свежими метками. Кто увидит их, пусть донесет зинду или лорду Морлену. Обещана награда.

Маэва и Девин отыскали в лесу ручеек. Маэва не привыкла умываться такой холодной водой, однако это помогало ей не уснуть, пока она обдумывала, каким образом можно изгнать лорда Морлена из снов Девина. Раз камень дримвенов может защитить ее, то она способна защитить и мальчика? Но как это сделать?

Прополоскав шелковое платье, она приложила влажную ткань к щеке мальчика. Нельзя надевать синий шелк, пока они с Девином не перебрались на тот берег Минвендского океана. Матрона из сиротского дома лорда Индола конечно же запомнила этот наряд. Как и возница: он так внимательно смотрел на Маэву. Что, если его начнут расспрашивать, не видел ли он девушку в синем платье?

Лила дала Маэве и две швейные иглы, заткнутые в моток ниток. И теперь Маэва воспользовалась одной из них, чтобы выпороть из обиходной рубашки вышивку, означающую ее принадлежность лорду Индолу. Было неприятно вновь надевать это рубище, однако что еще она могла сделать?

Над ручьем нависали деревья, сквозь листву лился мирный зеленый свет. Маэве еще никогда не приходилось вот так вот бывать в лесу. И она радовалась тому, что день выдался теплым и деревья скрывали ее вместе с Девином. Но что ждет их завтра?

Необходимо найти еду. Суметь перебраться через океан. Найти идущий до Главенрелла корабль можно в Мантеди, взяв на северо-восток отсюда. Теперь, располагая камнем дримвена, они могли вернуться в Сливону и нанять карету. Возница говорил, что за одну такую монету можно купить его вместе с повозкой на целый год. У Маэвы оставалось еще сорок девять таких монет, не считая той, которую она отдала ему. Но кроме золота у них было только рабское рубище и великолепное платье, но его она надевать более не смела.

Сняв повязки с головы Девина, она заметила, что порезы воспалились. Маэве нередко приходилось видеть такие гноящиеся, вспухшие рубцы. Пока она омывала его лицо, мальчик дергался, и глаза его наполнялись слезами. Поникнув, он так и сидел у края воды, пока Маэва полоскала бинты. Со всей силой отжимая тонкую ткань, она пыталась прогнать печальные мысли о том, как из бедного этого ребенка сделали раба, искалечив его. Потом принялась спарывать нити лорда Индола и с одежды Девина. Как бы хотелось ей спалить в одном огромном костре все эмблемы лордов Сливии и побросать в пламя все их патриеры — пусть плавятся.

— А тебе известно что-нибудь о лесах, Девин?

— Раньше… мне приходилось иногда жить в лесу. Папа учил меня ловить рыбу.

Раньше. Маэва понимала, что значит это слово. До того, как он осиротел. До того, как сделался рабом, прислуживающим в бане лорда Индола. До того, как его пометил лорд Морлен.

— Значит, мне повезло, ведь я никогда не бывала в лесу, — проговорила она.

Когда одежда и бинты высохли, они отправились дальше, неторопливо пробираясь сквозь густые заросли вдоль берега ручья.

С закатом сделалось холодно. От пустоты в желудках было еще холоднее. Когда стемнело, они устроились на ночлег, соорудив из высокой травы себе гнездо; они прижались друг к другу, чтобы было теплее, подложив под головы шелковое платье. На груди, возле самого сердца Маэвы, негромко гудел камень дримвенов.

«Эбровен не сможет вторгнуться в сны обладателя камня…» — обещала ей Лила.

Над головой ярко светились звезды, ветерок перебирал листву в неведомой ночи. Утомление разом навалилось на Маэву, направляя ее ко сну. «Не знаю как, но мне придется оберегать сны Девина».

Часть вторая Замок целителей

Глава пятая

Торина, королева Архельда и Белландры, прибыла в Замок целителей в одежде крестьянки. Оказалось, что ее старшая дочь Саравельда, достигшая шестнадцати лет, наделена даром целителя. Саре предстояло пройти курс наук в Замке, являвшемся известной в Белландре школой целителей. Однако она не захотела, чтобы прочие ученики узнали, что она принцесса, и потому вместе с матерью прибыла сюда инкогнито.

Торина была очень удивлена, узнав от элловена Базена, разыскивавшего целителей для Замка, что Саравельда наделена таким сильным даром. Если Сара — целитель по своей сути, почему она ведет себя как рожденная бойцом? Бойцом, продолжающим династию воинов Архельда. Почему она больше похожа на своего деда Кариида, чем на мягкосердного отца Ландена?

Так Торина попыталась деликатно высказать предположение о том, что элловен Базен мог и ошибиться.

Но Базен, тихий и спокойный мужчина, только покачал головой:

— Ошибки быть не может, моя королева.

Костлявая рука Базена протянула ей пергаментный свиток, перевязанный серебряным шнурком.

— Я не вправе дать имя ее дару, ваше величество. Это должна сделать сама элловена Ренайя, живущая в Замке. Могу только сказать, что дочери вашей будут рады. Я оставлю вам список дарований, доступных целителям.

Торина принялась читать список, Саравельда же заглядывала ей через плечо.

«Дары, приемлемые для обучения в Замке целителей:

Авьен (целитель-художник)

Лирен (целитель-музыкант)

Мистив (проникающий в суть)

Фитосен (ботаник-гербалист)

Сангив (костоправ и не проливающий крови хирург)

Триан (целитель-танцор)

Геновен (целитель снов)

Фиран (духовный воин)»

— Интересно, — заметила королева. — Каждому дару учат, кроме фирана, которого тренируют.

— Значит, я научусь танцевать, как трианы! — Сара взволнованно привстала на цыпочки. Она явно отмахнулась от прочих дарований. — Целитель снов… Интересно, что это такое. Неужели они держат за руку детей, которые видят кошмары?

Действительно, Саравельда всегда двигалась с неотразимым изяществом, словно бы танцевала, даже когда крошкой училась ходить. А когда во дворец являлись трианы, принцесса просто не отходила от них. Однако знаменитые танцоры всегда соблюдали невозмутимую ясность манер, в то время как Сара была наделена самым бурным темпераментом. Целитель с норовом. Торина улыбнулась.

— А ты уверена, что тебя зачислят в танцоры? — поддразнила она дочь. — Разве травы тебя не интересуют?

— Если элловены отправят меня подсчитывать вершки и корешки, — усмехнулась в ответ Сара, — тогда за исцелением ко мне лучше не обращаться.

И теперь они приближались к Замку целителей в назначенный для прибытия день. В лишенном приключений путешествии мать и дочь сопровождал капитан Андрис, самый верный из всех солдат короля Ландена, переодетый в обыкновенную одежду.

Торина отпустила солдата:

— Спасибо тебе, Андрис. Завтра утром я буду ждать тебя в Таньене, в гостинице.

Рослый воин кивнул и повернул коня.

— Куда нам теперь? — спросила Сара.

Ее густые каштановые волосы выбились из-под широкополой шляпы. Красная крестьянская юбка и простая муслиновая блузка дочери к лицу, отметила королева Торина.

Она указала на более узкую из двух дорог. Широкая, мощенная гравием была обсажена высокими деревьями.

— Эта дорога приведет нас к больнице, — пояснила она. — Нас ждут возле калитки по другую сторону Замка.

И они свернули на скромную дорогу, более похожую на тропу, с левой стороны которой вытянулись рядком высокие деревья. С правой стороны возле подножия каменной стены колыхались высокие травы. Запах моря не оставлял их во время всего путешествия, так как они старались держаться прибрежных дорог. И теперь к острому запаху соли примешивались ароматы благоуханных трав.

Дорога привела их к испещренным железным воротам, перед которыми Торина и Сара спешились. Возле ворот стоял рослый молодой человек. Торина с любопытством посмотрела на него. Странная приплюснутая шляпа его напоминала те, что носят обитатели Эмменды, сурового края, расположенного на севере от Главенрелла. Грубая вязаная рубаха облегала могучие мышцы, рукава ее не доходили до запястий. Брюки также были коротковаты для столь длинных ног и открывали загорелую полоску кожи на лодыжках. У ног богатыря лежал потертый дорожный мешок.

Горина взглянула в его глаза и удивилась: цвет их отливал чистым закатным небом.

— Добрый день, меня зовут Нина, — поздоровалась она, сожалея об обмане. — А это моя дочь Сара.

— Дорьян, — представился молодой человек, обмениваясь рукопожатиями с Ториной, а потом и с Сарой.

— Ворота заперты? — спросила Сара.

Дорьян кивнул.

Заглянув внутрь, Торина заметила за воротами ухоженные клумбы и признала несколько растений, в том числе лаванду и полынь. За травяными посадками по крутому склону поднимался лес, из которого вырастали каменистые утесы. Отходившая на запад тропа вела вверх по склону отлогого холма. Камни, которыми она была замощена, рассыпали розовые искры. Розовый кварц? За холмом виднелись крыши нескольких величественных зданий. Над всеми ними возвышалась колокольня, колокола на ней казались отлитыми из чистого серебра.

Позади заскрипели колеса, звякнула конская упряжь. Свежую краску на приближавшейся карете покрывала пыль, и кожаная крыша была совершенно новой. Подобранных по масти коней украшала оранжевая упряжь.

Соскочив на землю, кучер распахнул перед пассажиром дверь. Из кареты выглянула голова молодого человека, которая сразу же, как только оказалась снаружи, расплылась в улыбке.

— Спасибо тебе, Гарен, что доставил меня сюда, — обратился он к кучеру. — Достань мой багаж и уезжай. Пора превращаться в смиренного студента.

Он усмехнулся. Гарен подал ему два хорошей выделки чемодана, которые молодой человек без раздумий опустил прямо в грязь.

Кучер поднялся на облучок, развернул лошадей и отъехал.

— Добрый вечер, добрый вечер! — Молодой человек шагнул вперед. Склонился и приложился к руке Торины. — Простите за поднятую пыль, мадам. Позвольте представиться: Берн, прибыл для обучения в Замке целителей. Имею дар драдена.

Торина ощутила неловкость, непонятно отчего она смутилась. Конечно, причина никак не могла быть связана с этим очаровательным молодым человеком.

Черты его казались тщательно вылепленными скульптором — полные губы, ровные зубы, высокие скулы, широкий лоб. Кожа словно выкроена из молочно-белого шелка. Светло-серые глаза лучились искренностью.

— Я и не знала, что существует подобное дарование, — проговорила она.

— О да. Оно не имеет отношения к целительству, и его нет в ваших списках. Чтобы быть драденом и выполнять законы Замка, нужно обладать определенными способностями. Драдены существуют здесь столько же, сколько и сами целители. Конечно, те, кто исцеляют, — это душа замка, но именно драдены дают возможность целителям существовать.

— Существовать?

— Да, мадам. Целители лечат и преподают. Драдены делают все остальное. Уверяю вас, посланники Замка ищут драденов столь же упорно, как и лиренов или авьенов.

— Значит, вам уже назвали ваш дар?

— Конечно, я жду официального признания элловены Ренайи, — произнес он непринужденным тоном, — однако это всего лишь формальность. Я слышал, она — удивительно чуткая мистива.

Мистив. Человек, наделенный предельно обостренной интуицией. Но что это означает?

— Мистив способен распознать наличие прочих дарований, — продолжил Берн, словно бы она произнесла свой вопрос вслух. — Все посланцы Замка, конечно, являются мистивами, хотя им и далеко до возможностей элловены Ренайи.

Он улыбнулся.

— Однако обратимся к более важным вопросам. — Он показал в сторону Саравельды: — Это ваша дочь?

— Да. Ее зовут Сара.

Берн взял ладонь Сары обеими руками.

— Пожалуйста, скажите мне, что и вы наделены даром драдена, — проговорил он с восхищением.

Сара улыбнулась:

— Мне хотелось бы научиться танцевать, как триана.

Берн склонился к ее руке:

— Вы, безусловно, наделены необходимым для этого изяществом.

Торина повернулась к Дорьяну, который молча наблюдал за происходящим.

— А ты тоже наделен даром целителя?

— Так мне сказали.

— Ты из Эмменды?

Дорьян кивнул, опустив руку на засов, и чуть шевельнул его.

— Запечатано, — объявил Берн. — Только элловен может снять печать другого элловена. — Он подмигнул Саре.

— Тебе известно о замке достаточно много, Берн, — проговорила Торина, попытавшись собственноручно сдвинуть засов. На месте его удерживала незримая сила.

— Я племянник главной драдены Эстер, — ответил он. — Дарование драдена передается в моем роду с тех пор, как Белландра построила этот Замок.

— Но где же колокольчик? — удивилась Сара. — Как они узнают о нашем прибытии?

— Колокольчики находятся на парадной стороне замка, возле больницы. Здесь не принято принимать посетителей у этой калитки, — проговорил Берн.

— Ага, кто-то идет.

И в самом деле, к ним приближался седовласый мужчина, облаченный в серебристые одежды, напоминавшие лунный свет. Шаг его был настолько упругим, что Торина подумала: седина раньше времени легла на виски этого человека. Однако элловены были известны тем, что сохраняли молодость и в преклонном возрасте.

— Приветствую вас в Замке целителей, — сказал он, отворив ворота легким прикосновением. — Меня зовут элловен Майн.

Он выслушал их приветствия, даже не улыбнувшись, но и не хмурясь.

За воротами их встретил молодой человек, принял коней.

— Дра Джем приглядит за вашими животными, — поговорил элловен Майн, — а я провожу вас Замок.

Он провел гостей через сады по опрятным дорожкам, выложенным полированными камнями. Действительно розовый кварц. Мастерство потрясающее. «Неужели целители сами клали эти плиты, — подумала Торина, — или же это сделали драдены?»

С каждым шагом неловкое чувство, которое она ощутила по прибытии, только нарастало. Ей захотелось немедленно вынуть свой пророческий кристалл, однако это стало бы немыслимым нарушением протокола. Но как только она окажется в одиночестве, то сразу же попросит видения. Они продвигались вперед, и никто больше не проявлял заметного волнения. Поднявшись на невысокий пригорок, они увидели перед собой строения Замка. Торина насчитала семь впечатляющих зданий, расположившихся вокруг колокольни. Стены их блестели, словно мраморные блоки, из которых они были составлены, были вырублены всего несколько дней назад. Тем не менее королеве было известно, что Замок целителей — сооружение древних времен, он был даже старше королевской династии Белландры, рода ее мужа Ландена. Позади угадывались прочие сооружения замка.

— Здесь мы преподаем науку целительства, — пояснил элловен Майн, как только они приблизились к зданиям. — Каждый корпус отведен под отдельную науку. В этом, ближайшем к садам, мы преподаем гербологию и учим приготовлению лекарств.

Торина лукаво поглядела на дочь. Сара чуть сморщила носик, но ничего не сказала.

Минуя здания, в которых изучали музыку и изобразительные искусства, они стали встречать на дорожках студентов. Все были в простой одежде из некрашеного миткаля — длинных, навыпуск рубахах и тонких брюках. Разницы в одежде юношей и девушек Торина не заметила, впрочем, девицы носили здесь косы, а юноши коротко стриглись. Приветствовали друг друга здесь коротким кивком:

— Здоровья тебе, — и шествовали чинно, словно стараясь, чтобы шаги их не могли показаться слишком короткими или длинными.

Торине трудно было даже представить свою дочь в подобном месте, что она будет вот так расхаживать между учебными корпусами и произносить те же приветствия.

Элловен Майн без гордости или смирения сообщил им, что является сангивом и преподает бескровную хирургию и науку костоправа. За учебными зданиями располагались еще несколько, где ели и работали, а также два поросших плющом спальных корпуса — для мужчин и для женщин. Окна в спальнях были небольшими, а двери широкими. Элловен Майн предложил студентам отнести свои вещи.

— Для вас уже приготовлены комнаты; на дверях вы увидите таблички с вашими именами. А вы, мадам, — он кивнул в сторону Торины, — разместитесь сегодня в гостевой при больнице.

Мадам. Как мило. Надо бы почаще путешествовать инкогнито.

Пока молодые люди разыскивали каждый свою комнату, Торина, стоя рядом с элловеном Майном, пыталась утихомирить снедавшее ее предчувствие опасности. Она слышала, что сангивы весьма восприимчивы. Может ли элловен прочитать ее мысли?

— День прибытия новых студентов для нас всегда радость, — проговорил целитель.

— И часто они появляются у вас?

— Несколько раз в месяц. Но все же не так часто, как требуется. После того как король Ланден приказал искать целителей во всех соседних королевствах, дело пошло живее. Этот юноша из Эмменды, которого зовут Дорьян, стал первым иностранцем.

Торине хотелось ответить, но, как и подобает гордой супруге короля Ландена, она сумела совладать с собой. Вместо этого она спросила:

— А когда вновь прибывшим будут названы их дарования и они приступят к занятиям?

— Лекции начнутся уже завтра. А элловена Ренайя скоро назовет их дарования.

Торина оглядела выстроившиеся в круг корпуса, и взгляд ее остановился на небольшом здании с куполом, стоявшем посреди деревьев чуть поодаль. Витражи в окнах были словно выложены драгоценными камнями, такими чистыми показались их краски.

— А что это за здание? — спросила она у элловена. — Какую науку там изучают? И почему вы не провели нас мимо него?

— Это Дом-на-рубеже, мадам. Туда заходят лишь элловены и драдены, чтобы прибираться там.

— А что это означает, Дом-на-рубеже?

— Простите, но я не могу вам этого объяснить. Дом этот является частью нашей работы.

— А не объясните ли вы принятые среди вас титулы? Дра, драден… элловен?

— Дра — это драден, не закончивший обучение. Будущих целителей сначала называют новиками, и лишь потом они приобретают право именоваться ловенами. Ловен должен проучиться несколько лет, прежде чем он будет способен исцелять. Он заканчивает курс уже опытным целителем.

— А кто такой элловен?

— Элловен… — Майн помедлил. — Это тот, кто испытал элловенство.

— Элловенство?

— Любовь, которая объединяет всех нас. — Торина промолчала, и он невозмутимо продолжил: — Элловенству нельзя научить, к нему можно только подготовить.

— Значит, не всякий может его достичь?

— На это способны все. Но не каждому удается.

Глава шестая

Эстер, главная драдена Замка целителей, стояла возле тщательно выметенного камина в зале Совета. Ее переполняла ярость. Эта выскочка, королева Белландры Торина, дочь ненавистного захватчика Кариида, потребовала официальной встречи с Советом Замка. Протокол не допускал возможности отказа, хотя любому родителю обычного студента легко было бы заткнуть рот.

Облаченная в самое нарядное одеяние, Эстер хмуро взирала на элловену Ренайю. Она и понять не могла, каким образом столь слабая особа могла сделаться членом Совета. Ренайя занимала свой пост всего три месяца — после кончины достопочтенной элловены Таис… вот та действительно была достойной женщиной.

Напротив элловены Ренайи стоял элловен Дисак, знаменитый Первый авьен. Лысый как коленка, он почти все время улыбался, смущая тем самым Эстер. Необходимость повиноваться королеве никоим образом не беспокоила элловенов. Абсолютно не беспокоила. С чего бы это великим элловенам волноваться? Не они управляют Замком; не им следить, вовремя ли подали трапезу, хорошо ли одеты студенты, обихожены ли больные, прибрано ли в корпусах и на территории. Нет, всеми этими работами заняты драдены.

Настало время встречи. У королевы не будет причин жаловаться на прием — комната, в которой собирался Совет, как всегда, выглядела безупречно, в ней царили гармония и порядок. Столы украшали свежие букеты, подобранные студентами-авьенами; на стенах развешаны красивые и дорогие картины.

Голос гостьи уже доносился из гостиной, она разговаривала с дра Джемом. Она вошла без него и сама закрыла за собой дверь. Эстер с удивлением посмотрела на нее. Королева Белландры была одета в неяркую юбку и блузку, голову ее покрывал столь же незаметный платок. Приблизившись к членам Совета, она сняла платок с головы, открыв корону из заплетенных в косы рыжих волос. Ни драгоценности, ни шелк не свидетельствовали об ее положении и не украшали достаточно милое лицо. Эстер ожидала смиренного реверанса. Однако королева воздержалась от него.

— Добрый вечер, — молвила она. — Спасибо, что согласились встретиться со мной.

Эстер, сдерживая негодование, поклонилась.

— Прошу прощения за свой наряд, — продолжила королева. — Но как было начертано в письме короля и моего супруга, наша дочь желает на время обучения в Замке сохранить свое королевское происхождение в тайне. И только вы, три члена Совета, имеете право знать, что Сара — принцесса Саравельда.

Эстер мрачно кивнула, готовясь к обороне. Вне сомнения, королева попросит сейчас, чтобы ее дочери назначили какое-нибудь особое целительское дарование.

— Приветствуем вас, королева Торина, — произнесла Эстер, указав на расположенные позади нее четыре кресла. — Будьте любезны, садитесь, если вам угодно.

Они заняли кресла, и королева приступила к делу:

— Я пришла к вам не из любопытства, соображений любезности и не ради своей дочери.

Удивленная Эстер сперва нахмурилась, а потом улыбнулась:

— Тогда чего же вы хотите от нас, ваше величество?

— Как вам, возможно, известно, я наделена некоторым даром.

«Ждем и слушаем. Сейчас ты объявишь себя Великой провидицей. Нам известно, что твой отец, король Кариид Архельдский, украл камень Белландры, когда пришел с войной в нашу мирную землю».

Королева вздохнула:

— Вступив в замок, я ощутила опасность, но когда я попросила видения, мне было отказано в нем.

Дисак благосклонно покачал головой. Старик всегда казался любезным, не зависимо от того, делал ли он одолжение или отказывал.

— Простите, моя королева. Я думал, что вы как провидица знаете, никаких видений, находясь здесь, вы не увидите. Не привидится вам и Замок, после того как вы оставите его.

— Но разве это возможно? — На щеках королевы выступили красные пятна.

— Мы, элловены, окружили Замок так называемой невидимостью. И укрепление этой невидимости является такой же частью нашего образования, как постановка печатей на воротах или уход за кольцами в нашем священном лесу.

— А что представляет собой невидимость?

— Защитное поле от вторжений извне. — Дисак улыбнулся с отеческой благосклонностью.

Обыкновенно это выражение на его лице приводило Эстер в бешенство, но сейчас она только обрадовалась этому.

— Простая невидимость действует на всех провидцев, — продолжил он пояснения, — заставляя каждого видеть Замок менее могущественным, чем он есть на самом деле.

Дисак сложил вместе два указательных пальца своим любимым жестом; Эстер не без удовлетворения наблюдала за тем, как он поучает королеву.

— Невидимость можно усугубить, моя королева. Когда войска Архельда вторглись в Белландру, нас предупредила об этом Великая провидица Мария. И мы удвоили невидимость, которая полностью укрыла нас от армии Архельда. Солдаты искали нас почти десять лет, мечтая поставить целительство на службу жестокости. Ими командовал твой отец Кариид и его тогдашний наследник Веспуто. Однако они так и не нашли нас. Глядя на замок, они видели перед собой только древние руины.

— И вы потеряли целое поколение целителей, — ровным голосом произнесла королева. — Возможно, вы зашли слишком далеко.

— Мы защищали Замок, — ответил Дисак. — Иначе бы наши обычаи не уцелели.

— Значит, вы постоянно поддерживаете невидимость? Это делаете вы, элловены?

— Да, моя королева. Но теперь осталась только простая невидимость. Сквозь нее нельзя проникнуть.

— Понимаю. — Лицо королевы раскраснелось, однако говорила она кротко. — А вы не поднимете эту невидимость, чтобы я смогла увидеть природу угрожающей вам беды?

— Конечно, нет! — вступила в разговор Эстер. Хранить обычаи Замка — дело драденов. И как главная драдена Эстер обладала в этом вопросе полнотой власти. — Наши законы запрещают делать это, моя королева, вне зависимости от ситуации.

Элловена Ренайя шевельнулась в своем кресле.

— Но может быть, на этот раз, — попросила она, — вреда не будет. Возможно, королева сумеет посоветовать нам…

— Нет. — Эстер хмуро поглядела в сторону Ренайи. — Решать это положено драденам, элловена.

Она посмотрела на королеву.

— Замок целителей повинуется собственным древним законам. Мы не склоняемся перед чьей-либо властью. В том числе короля и, уж конечно, самозваной королевы, претендующей на сан Великой провидицы. Мы существуем здесь дольше, чем королевская династия Белландры.

— Надеюсь, — ответила королева, — что вы отказываетесь слушать меня не потому, что считаете меня ответственной за действия, которые предпринял мой отец в то время, когда мне было девять лет? Полагаю, что память о них не помешает вам получить от меня своевременное предупреждение.

— Увы, нет, — возразила Эстер. — Закон вполне очевидно запрещает нам это.

Королева Торина поднялась на ноги.

— Вне сомнения, вашу позицию подкрепляет древний закон. Однако что, если я могла бы сообщить вам нечто важное — для сегодняшнего дня?

— Закон говорит четко, — возразила Эстер, также вставая. — И он был установлен до вашего рождения, моя королева.

— Но что, если сведения эти окажутся важными для ныне живущих и еще не рожденных? К сожалению, я не могу понять, что именно смущает меня, но вижу, что дело серьезное.

— В таком случае о нем знали бы целители, — ответила Эстер.

Королева посмотрела на Эстер, на Ренайю, потом на Дисака.

— Разве вы не слышали, драдена Эстер, что отсутствие гибкости ума способно привести к несравненно худшим последствиям, чем соблюдение того непреложного правила, которое защищает этот ум?

— Нет, мадам. А кому принадлежит эта мысль?

— Вашей королеве. — Торина взяла свою шаль и, коротко попрощавшись, быстрым шагом вышла из комнаты.

Ренайя вскочила с кресла, словно собираясь последовать за королевой. Эстер преградила дорогу хрупкой женщине.

— Пусть уходит.

— Но она…

— Она ушла. Вы разочаровываете меня, элловена, позволяя этой дикарке смущать ваш покой.

— Но она королева, драдена. Жена вашего законного короля, — проговорила Ренайя.

— Разве можно просить, чтобы подчиненные тебе люди почитали дочь захватившего Белландру человека? Пусть Торина и наша королева, однако она навсегда останется дочерью Кариида.

Эстер убедилась в том, что слова ее дошли до Ренайи. Возлюбленный Ренайи погиб во время вторжения в Белландру, отчего сама она приобрела эту хрупкость. При всем несомненном даре — все считали элловену Ренайю непревзойденным мистивом — она была слишком слаба. Ей — элловене! — нередко приходилось, чтобы не заболеть, целые дни посвящать отдыху.

— Но что, если она права, драдена? — Ренайя побледнела. — Мне тоже кажется, происходит что-то неладное.

— Быть может, ваши силы оставляют вас, элловена.

— Мы не можем игнорировать исчезновения теццарин!

— Зачем обращать внимание на этих птиц, когда нам докучают другие неудачи? — ответила Эстер.

Главная драдена не понимала, отчего элловены сходят с ума по своим драгоценным теццаринам. В конце концов, это всего лишь птицы. А птицы иногда улетают.

Поскольку драден не имел права посещать находящиеся в замке священные кольца деревьев, Эстер видела теццарин во всем их великолепии только издалека, когда птицы кружили над лесом. Конечно же они были прекрасны, когда солнечный свет играл в жемчужных крыльях. Однако Эстер не знала и знать не хотела о той связи, что соединяет элловена с теццаринами.

— Разве вас, целителей, не учат воспринимать все, что творится вокруг?

Ренайя готова была разрыдаться. Дисак похлопал ее по плечу.

— Моя дорогая Ренайя, — проговорил он, — страх не способен привести нас к познанию истины.

— Вполне справедливая мысль, — согласилась Эстер. — А не хотите ли теперь выпить чаю? Дра Джем готов обслужить нас.

Торина остановилась возле узкого окна в спальне Сары. Почему Замок похож на монастырь? Неприхотливая постель Сары была застлана грубым шерстяным одеялом, заткнутым под матрас. Простой комод, стол для занятий, книжная полка, умывальный таз, небольшое зеркало и запас свечей, — и это все. Хотя Сара и не купалась в роскоши, все же она привыкла к большему комфорту.

Тем не менее Сара не жаловалась на комнату; она спорила с матерью. Торина поделилась с дочерью тем, что ощущает здесь некую опасность, и рассказала, как прореагировал на ее предупреждение Совет. Ей не хотелось оставлять Сару в Замке; но девушка была непреклонна, она непременно должна научиться танцевать, как триана.

Торина поглядела на Сару, стараясь запечатлеть в памяти ее черты: большие беспокойные глаза, лицо, полное внутренней энергии, которое слегка смягчалось нежной кожей; дочь ее держалась как породистый жеребенок, готовый в любой момент сорваться с места.

— Сара, — произнесла королева, — возможно, ты сама сумеешь понять, в чем именно заключается опасность.

— Я? Но я не провидица.

— Для этого не обязательно обладать особыми способностями. Просто внимательно смотри вокруг себя, замечай все, что сумеешь.

— Но я не ощущаю ничего плохого. Как пойму, что именно надо искать?

— Ищи во всем. И если сердце подскажет тебе, что лучше уехать отсюда, прислушайся к его предупреждению. — Торина протянула дочери небольшой кошелек с золотом. — При необходимости ты сумеешь оплатить дорогу домой.

На следующее утро элловен Майн стоял в уставленной книгами аудитории, куда только что прибывшие в Замок ученики явились выслушать первую лекцию. Кроме преподавания бескровной хирургии и костоправства на Майна была возложена обязанность излагать новичкам основные сведения, без которых им нечего делать на занятиях. Новые студенты смотрели на него из-за деревянных столов тем особым, полным усердия взглядом, к которому за десятилетия своей работы Майн давно привык. После одного-двух месяцев учебы выражение это с их лиц исчезнет.

Кто-то из драденов до прихода новичков уже побывал в этой комнате, смахнул пыль, разложил листы пергамента и расставил перья, а также надушил воздух полынью — ее запах весьма полезен для учащихся.

К удивлению Майна, вместе с Сарой и Дорьяном явился и Берн, племянник драдены Эстер. Наделенные дарованием драдена редко проявляли интерес к целительству. Однако о даровании Берна официально еще объявлено не было, а это означало, что кроме семейных способностей к делу драдена он мог обладать и еще каким-то даром. Во всяком случае, его присутствие на лекции вреда никому не принесет.

Троица эта являла интересное зрелище. Ноги Сары сами собой приплясывали под столом, а живой взгляд блуждал вдоль книжных полок. Каштановые волосы заплетены в по-детски неровную косу. Странно. Девушке ее возраста давно положено научиться это делать. Полное силы лицо, чистая кожа. Рядом с ней — Дорьян, непомерно рослый для этого стола и слишком длинный для ученической куртки. Его черные волосы коротко обрезаны — не вполне ровно, словно бы это сделал он сам — ножом. Необычайно синие глаза взирали на Майна с выражением, которого тот истолковать не мог. «Этот юноша смотрит на меня так, словно ему уже известно, что у Истины есть жестокое острие и оно готово пронзить его, как иголка протыкает бабочку».

По другую сторону от Сары сидел племянник драдены Эстер, вполне симпатичный юнец. Словно оправдывая свою внешность, он льстил и подмигивал Саре.

Майн кашлянул:

— Мы начнем сегодня с понятия «ген». Обмакните перья.

Все трое сделали это по-разному. Сара беззаботным движением, забыв стряхнуть лишние чернила, немедленно оставившие кляксу на пергаменте. Дорьян, не замечая пера, немедленно принялся водить им широкими и уверенными движениями. Буквы Берна экономно жались друг к другу.

— Именем «ген» мы называем тот драгоценный и таинственный принцип, который рождает жизнь, — проговорил Майн, разводя руки. — Каждый обладает своим личным геном. Сильный и гармоничный принцип несет нам счастье и здоровье. Все целители должны уметь растить свой ген, вне зависимости от того, каким дарованием наделены. Многое из того, что мы делаем здесь, основано на укреплении генов.

Под скрип трех перьев он продолжил:

— Представляй себе ген как кровь духа. Он протекает сквозь нас и дает жизнь. Здоровье является следствием избытка генов.

После некоторой паузы Сара спросила:

— А ген всегда является добрым принципом?

Майн не намеревался в тот день обращаться к более глубоким аспектам теории.

— Нет, — ответил он. — Ген можно извратить. Именно поэтому здесь занимаются лишь те, кто избран мистивами. Ибо вся наука целителей основана на укреплении принципа ген.

— А как его извращают? — спросила Сара.

Майн расхаживал, разглядывая видневшиеся за окном сады. Он остановился перед столом Сары.

— Знаешь ли ты кого-нибудь из могущественных мужчин или женщин?

— Да, господин. — Сара потупилась и слегка покраснела.

— И они хорошие люди?

— Да.

— А если бы они не были хорошими?

Девушка прикусила губу.

— Думаю, они смогли бы принести много вреда.

— Почему же?

— Потому что за ними пойдут другие.

— Именно так. У могущественных людей всегда есть последователи. Если ген возвышается, он создает власть. А как пользоваться ею, зависит от того, кому она достанется. Как и любое оружие, власть может защищать и оборонять или убивать и разрушать. Существуют люди, которые используют свой ген в эгоистических целях. — Майн сделал паузу, обдумывая, стоит ли сейчас упоминать об эбромалях. Он решил этого не делать. Будут и другие занятия. — Здесь, в нашем Замке, — продолжил он, — мы используем ген для помощи людям. — Он хлопнул в ладоши. — А теперь сделаем упражнение по контролю над геном.

Майн жестом пригласил их встать. Заскрипели стулья — студенты поднялись. Все четверо образовали квадрат. Сара по диагонали напротив элловена, Берн справа от него, Дорьян слева.

— Закройте глаза, — приказал Майн. — Дышите медленно; следуя дыханию, углубитесь внутрь себя.

Он подождал, пока дыхание учеников не сделалось ровным и медленным.

— А теперь вдохните и задержите воздух в груди. Представьте в своем животе серебряное солнце. Солнце — это символ вашего гена.

Открыв глаз собственной мудрости, Майн с радостью увидел светящиеся сферы в телах Сары и Дорьяна. В Берне не переменилось ничего, хотя Майн успел заметить, что этот молодой человек обладает необыкновенно большим количеством личного ген.

— Пусть ваше серебряное солнце засияет ярче, — предложил он. Дорьян и Сара выполнили указание. — А теперь с выдохом дотянитесь своими лучами до меня.

Ген Берна оставался в обыкновенных каналах, как того и следовало ожидать. Наделенные дарованием драдена не прибегали к укреплению гена при выполнении своих обязанностей. И тут Майн с удивлением заметил, что к нему протянулся широкий и ровный луч от Дорьяна. Коснувшись Майна, луч остановился. Через какую-то секунду яркий серебристый свет ударил из тела Сары, запрыгав по всей комнате.

— А теперь снова вдохните, — предложил Майн, — и втяните своей ген в себя, однако не позволяйте ему погаснуть прежде, чем он наполнит ваше тело.

Ген Дорьяна повиновался ему с точностью, доступной немногим из ловенов; Майн видел, как серебряный свет наполнил тело молодого человека. Прекратив скакать по комнате, ген Сары запрыгал вверх и вниз в ее собственном теле.

Способности Дорьяна удивили Майна. Сара же недостатки в умении возмещала большой внутренней силой. Эти два студента наконец-то оказались достойными всего, что мог предложить им Замок.

Желая узнать, на что способны Сара и Дорьян, Майн решил предложить им упражнение посложнее:

— Подышите нормально, ощущая теплоту вашего серебряного солнца. — Он с интересом принялся следить за происходящим. — А теперь протяните свой ген к стоящему напротив. Ощутив соприкосновение генов, позвольте им смешаться.

Направившись к Берну, ген Дорьяна сделался ярче, сила хлынула из Сары во всех направлениях. Однако, соприкоснувшись с геном Берна, Дорьян смутился, и ген его отступил назад. Глаза молодого человека на мгновение широко раскрылись. Охваченный недоумением, Майн посмотрел на Берна, гадая, что именно заставило Дорьяна прекратить контакт. Неужели Дорьян что-то ощутил? Возможно, ему, Майну, следовало обследовать Берна самому. Однако именно этим должна была заниматься элловена Ренайя. Она исследует новых студентов особым образом и, возможно, даже в этот самый миг делает это. Ренайя настолько хорошо владела своим мастерством, что не нуждалась в присутствии новичков, чтобы наречь каждому из них его дар.

Майн переключил целиком свое внимание на Дорьяна и Сару. Теперь они смотрели друг на друга. Из тела ее вырос серебряный цветок, навстречу которому направилась сверкающая волна от Дорьяна. Они встретились и слились так, как если бы занимались этим долгие годы.

Убедившись, что Сара и Дорьян наделены чрезвычайными дарованиями, Майн решил, что ему придется быть весьма осторожным при их обучении. Продолжать слияние сейчас — без достаточного фундамента — было неразумно.

— Втяните в себя свой ген, отрегулируйте дыхание, пусть оно станет нормальным, — проговорил Майн. Волокно, связывавшее Дорьяна и Сару, померкло и распалось. — А теперь откройте глаза.

Берн зевнул:

— Интересное занятие, элловен.

— А что это было, элловен Майн? — Сара едва ли не прыгала на месте. Как девчонка, которую в первый раз в жизни угостили пирожным.

— Мы вернемся к этому занятию в следующий раз, — ответил Майн. — Все свободны.

Под внимательным взглядом элловена новички собрали пергаменты.

— Дорьян, будь добр, останься.

Дорьян постарался не заметить любопытствующего взгляда Сары. Вместе с Берном она оставила комнату. Выжидая, Дорьян смотрел на элловена Майна. В темных глазах учителя недовольства заметно не было, однако по какой причине он задержал его?

— Дорьян, мне кажется, что ты уже проходил обучение?

Тот кивнул, пытаясь понять, в чем именно можно признаться.

— Кто учил тебя?

— Мой отец, господин.

На лице элловена проступило удивление.

— Не понимаю. Нашедший тебя мистив не сообщал о наличии отца, обученного использованию гена.

— Он не… то есть он не называл это геном.

— Нет? А каким же словом он пользовался тогда?

Дорьян промолчал.

— Если тебя связывает обязательство хранить тайну, я не нарушу его, — проговорил элловен Майн.

Дорьян вздохнул:

— Известно ли тебе о дримвенах, господин?

— Конечно. Это сливийские мистики. А почему ты спрашиваешь об этом?

— Дар дримвена передается в моей семье из поколения в поколение. Отец не обладает им, однако мне он передался. Мать и дед отца были дримвенами; они научили его дримвенской науке, заставили зазубрить ее.

— А отец научил тебя? — заинтересовался элловен Майн.

— Да, господин. Я выучил большую часть приемов.

— И при твоем даровании мог заниматься самостоятельно, используя все, что запомнил. — Элловен Майн кивнул. — Наш посланник ощутил твой дар и потому прислал тебя к нам. Скажи, каковы пути дримвена?

— Он ходит во снах. Говорят, что дримвен может исцелить рассудок другого человека.

— А ты? Ты тоже способен ходить во снах? Ты уже пытался исцелить другого человека?

— Да, я умею ходить во снах. — Дорьян надеялся, что не покажется высокомерным, признаваясь в даре, которым пользовался с детства. — Я научился встречаться во снах со своей бабушкой. Она обучала меня этому. Что касается исцелений… я пытался… И сюда, в Замок целителей, прибыл за более глубокими знаниями.

— Значит, твоя бабушка жила вместе с тобой?

— Нет, господин. Она находится в Сливии.

— В Сливии… — Элловен Майн с крайним интересом посмотрел на Дорьяна. — Скажи мне, ты уже видел перечень целительских дарований?

— Да, господин.

— И каким же из них ты, по собственному мнению, наделен?

— Скорее всего, даром геновена, господин.

— Целителя снов, — нараспев проговорил элловен Майн.

Дорьян не понимал причин волнения, охватившего элловена.

— Да, господин.

— Твой отец хорошо учил тебя, Дорьян. Ты можешь… — Он соединил ладони и умолк. — Через день или два элловена Ренайя назовет твой дар. А до тех пор, пожалуйста, не говори никому о нашем теперешнем разговоре.

— Я не намеревался этого делать, господин.

— Я тоже дал слово и буду молчать.

Взволнованный разговором с элловеном, Дорьян ожидал продолжения.

— И еще кое-что, Дорьян.

— Да, господин?

— Что говорит тебе слово «вен»?

— Оно означает дух, господин.

Дорьян с удивлением увидел, что ответ его заставил элловена Майна с видом полного удовлетворения потереть руки.

Глава седьмая

Издалека птица эта была похожа на ворона. Крупная, черная, внушительная. Однако когда она подлетела поближе, Сара поняла, что это не ворон: таких широких крыльев не бывает, темный силуэт заполонил все ее поле зрения. Серые глаза птицы смотрели прямо на нее, должно быть, сфокусировались на добыче.

Сара услышала собственное дыхание, торопливое и неровное. Усталые ноги ее подгибались. Птица вот-вот должна была настичь ее — еще несколько раз взмахнув крыльями.

К ней метнулся высокий молодой человек, отчаянно раскинув руки. Дорьян?

— Проснись! — закричал он. — Проснись.

Сара подумала, что сейчас он наткнется на нее. Дорьян не замедлял бега. Вытянув руку, он ткнул ее пальцем в лоб.

Она выпала из постели!

Пол ее спальни в Замке казался совершенно незнакомым в лившемся из окна лунном свете. Сара потерла лоб. А потом встала на колени, положив руки на одеяла. Онемевшие пальцы ее судорожно вцепились в грубую ткань. Ей казалось, что кошмарная птица еще парит над нею, готовясь схватить ее. Из противоположной стороны комнаты до нее донесся какой-то шорох. К стене припала фигура в длинной ночной рубашке. Дорьян. Лоб его был покрыт потом; глаза моргали, словно он не видел ее. Но как Дорьян сумел взломать печать элловены Ренайи? В Замке строго следили за тем, чтобы после наступления темноты лица разного пола не могли оказаться рядом. Тем не менее Дорьян находился в ее комнате, причем до рассвета оставалось еще долго.

— Спасибо, — поблагодарила Сара.

Дорьян не ответил. Сара забралась в постель. Но когда она снова поглядела на стену, возле которой только что находился Дорьян, его там не оказалось. Отбросив одеяла, она осмотрела комнату, заглянула даже под кровать. Дорьян исчез.

Окно было слишком узким для плеч Дорьяна, и Сара не понимала, куда он мог подеваться. Она вышла в коридор. Старательно расставленные фонари осветили ее путь до двери спального корпуса. Во всем здании не было слышно ни звука, лишь ее торопливые шаги нарушали тишину. Сара попробовала открыть входную дверь. Печать была на месте.

Возвратившись в постель, она закуталась в одеяло, вглядываясь в лунный свет. Неужели ей только показалось, что Дорьян побывал в ее комнате?

Она вспомнила слова, произнесенные элловеном Дисаком на утреннем занятии. «Если ты будешь искать лишь то, что тебе уже известно, то не заметишь самых важных своих открытий». Дисак показался Саре напыщенным и скучным. Она успела усомниться в том, что за последние пятьдесят лет его самого посетила хотя бы одна новая мысль. Не то что элловен Майн, с тем интересно.

* * *

Она лежала, разглядывая место, где недавно побывал Дорьян. Сара пребывала между сном и бодрствованием. Каждый раз, когда она была готова погрузиться в сон, Сара ощущала, что ее подкарауливает черная птица, и заставляла себя открыть глаза. Когда зазвонили колокола Замка, она не сразу встала и долго провозилась с одеждой. Еще дольше она пыталась заплести косу, однако зеркало сообщило ей, что и эта попытка оказалась неудачной.

Явившись к столовой, она обнаружила перед ее дверьми дра Джема. Поприветствовав ее, он напомнил, что после начала трапезы вход в столовую воспрещен. Сара направилась следом за ним на кухню, где получила кусок хлеба с маслом и кружку воды.

— Жди всех остальных возле ботанического корпуса, — показал он.

Проглотив хлеб с маслом, Сара направилась ждать к ботаническому корпусу. Скоро начали появляться студенты и студентки, все девушки были с аккуратными косичками. Когда они вошли, Дорьян оказался с ней рядом; Берна она не заметила.

Сара наклонилась к Дорьяну.

— Что случилось сегодня ночью? — прошептала она.

— Не знаю, — ответил он таким же шепотом.

— Но ты был…

Сара умолкла, заметив вошедшего в класс преподавателя.

— Представлюсь тем, кто еще не знает меня. Мое имя Камбер, я ловена и преподаю гербологию. — Голос женщины был воистину наполнен хрустом гравия; Сара даже подумала, что откашливаться эта особа должна камешками. Одеяния висели на этой ловене, как холст на заборе. Хлопала в ладоши она тоже так, будто ударяла камень о камень.

— Сегодня все студенты, включая новичков, отправляются в лес, — объявила она. — Если у вас нет еще учебника по ботанике, подойдите ко мне.

Сара посмотрела на Дорьяна. Он пожал плечами. Оба они поднялись и направились к столу педагога. Ловена Камбер вручила им по книжище в кожаном переплете, потертом на краях, толщиной с кулак Сары.

— Сегодня вы будете собирать дикорастущие травы, — объявила она, обращаясь к классу.

— Но я не наделена даром фитосены, — проговорила Сара. — Я просто не знаю, что искать.

Ловена Камбер посмотрела на нее пристальным взором.

— Даже самый никчемный из новичков должен знать лекарственные растения, каким бы дарованием он ни владел, — проговорила она, прикрыв шиферного цвета глаза. — Будьте любезны занять свое место.

С пылающими щеками Сара последовала за Дорьяном. Сев за свою парту, она открыла книгу и принялась грустно переворачивать страницы, заполненные изображениями листьев, корней и цветков. Ей хотелось учиться танцевать, как триана, а не копаться в травах.

Ловена Камбер жужжала, направляя их внимание на конкретные страницы, где были изображены растения, которые им, скорее всего, удастся найти в лесу в это время года. Потом каждому из студентов вручили по корзинке с гладкой ручкой.

— Вернетесь с корзинками до того, как ударит колокол к обеду, — распорядилась ловена Камбер. — После обеда вас будет ждать элловен Майн. Он преподаст вам основы костоправного дела. — Она отыскала взглядом Сару. — Это еще одна наука, в которой должен разбираться каждый, кто учится в Замке.

Сара едва не закатила глаза к небу. Травы и всякие там кости абсолютно не интересовали ее. Когда же они пойдут в танцевальный зал? Выходя вместе с Дорьяном из аудитории, она подумала, что было бы интересно знать, чем занимался сегодня Берн. Наверно, изучал какую-нибудь из обязанностей драденов.

Ступая по сверкающим кварцем тропинкам, студенты направились к лесу.

— Я собираюсь зайти подальше, но так, чтобы вернуться к колоколам, — сказал Дорьян. — Ты не хочешь пойти со мной?

Сара кивнула, прибавляя шагу, чтобы угнаться за ним.

— Расскажи мне, что это было, — попросила она.

— Подожди.

Дорьян не последовал за остальными студентами. Он повернул на запад и углубился в лес. Сара едва поспевала за ним. Дорьян двигался уверенно, словно заранее знал, куда идет. Странно. Разве оба они не прибыли в Замок в один и тот же день? У Сары просто не было времени исследовать окрестности. А ей хотелось посмотреть на деревья, которые целители называли священными, — старинные посадки, защищенные особой охраной и печатями. Элловен Майн говорил, что в окружавшем огромный Замок лесу растет семь заключенных друг в друга колец из подобных деревьев. Пройти первое кольцо не мог никто из гостей Замка. Студентам позволялось доходить до пятого; ловенам — до шестого. Но лишь по достижении элловенства и присущей этому состоянию силы гена предоставлялось право на пересечение седьмого кольца.

Сара пыталась понять, что представляет собой элловенство, однако элловены на все ее вопросы отвечали уклончиво и непонятно.

Сара не могла представить себе, чтобы ловена Камбер была способна ощутить столь таинственное чувство, каковым являлось элловенство. Каково это — быть в Замке целителей единственным преподавателем, не являющимся элловеном?

Лесистый склон неторопливо поднимался вверх; Дорьян шел так быстро, что Сара даже запыхалась, пытаясь угнаться за ним. И скоро увидела то, что могло оказаться только первой полосой священных деревьев: впереди поднимались огромные стволы, каждый из которых был обхватом с пятьдесят Сар, не меньше. Огромные ветви создавали внизу прохладную тень.

Дорьян без колебаний прошел мимо двух деревьев. Следуя за ним, Сара ощутила препятствие, как если бы ей приходилось разрывать тысячи паутин, словно что-то тянуло ее назад. Однако ничего похожего в действительности не было.

— Подожди, — окликнула она своего спутника.

Дорьян повернулся.

— Постой, — проговорила она. — Я хочу знать, что произошло. Как ты сумел проникнуть за печать на двери спального корпуса? Почему ты оказался в моей комнате?

Остановившись возле изрытого глубокими бороздами ствола древнего дерева, Дорьян казался частью этого леса.

— Почему нам с тобой приснился один и тот же сон? — спросил он.

— Значит, ты помнишь? Ты тоже видел ее? Эту птицу?

— Трудно было бы не заметить.

— Не понимаю, как ты сумел…

— Пойдешь со мной? — оборвал он.

И не дожидаясь ответа, повернулся и направился дальше. Сара поспешила следом, ощущая желание забросать вопросами раскачивавшуюся перед ней спину. Однако царившие здесь мир и покой не допускали шума, и она смолкла. Дорьян шел уже среди менее толстых деревьев, направляясь вверх по склону и чуть на запад — сворачивая в сторону моря. Он вновь пересек первое священное кольцо, направившись на запад. Выйдя из леса, они оказались у кромки скалы, возвышавшейся над Белланским морем. Усевшись и свесив вниз ноги, Дорьян жестом предложил Саре последовать его примеру.

Было так приятно раскачивать ногами над морем. Сара взяла согретый солнцем камушек и запустила его по дуге над спокойной водой, проводив взглядом до едва заметного далеко внизу всплеска.

— А теперь расскажи мне о том, что было ночью?

— Ты все видела сама. Что еще я могу рассказать? — Глаза его напомнили Саре кусок лазурита в оправе из ценнейшей породы дерева.

— Мне известно то, что видела я сама. Но что видел ты?

Он обхватил руками колени.

— Птица готова была схватить тебя. Я крикнул, чтобы ты проснулась. Потом оказался в твоей комнате. Когда же опасность миновала, я вновь вернулся в свою постель.

Сара поежилась. Итак, Дорьян действительно побывал в ее сне! Невозможно представить.

Небо начало кружиться, сливаться с морем, сливаться во вращении и с землей. Даже скала под нею вдруг показалась Саре ненадежной. И когда она попыталась отыскать опору, теплые и мозолистые руки Дорьяна отодвинули ее от края скалы.

— Сара, — проговорил он, — Сара.

Она попыталась взять себя в руки, дождаться мгновения, когда мир вокруг перестанет кружиться, и, заметив, что Дорьян растирает ее руки, сказала:

— Прости. Я не знаю… Ничего не знаю!

Осторожно выпустив ее, он проговорил:

— Все будет хорошо. Я тоже ничего не знаю. Подобного этому сну в моей жизни еще не случалось.

Дорьян посмотрел на Белланское море, на мгновение углубившись в себя и отстранившись, сделавшись вдруг более чужим, могло бы объяснить одно воспитание в Эмменде… Он словно заглянул за край света и увидел там такое, чего Сара и представить себе не могла. Наконец он очнулся и вновь посмотрел на нее:

— А не заняться ли нам травами? Нам надо еще успеть вернуться к обеду.

Элловена Ренайя закрыла за собой дверь в одну из комнат чертога мистивов. Она намеревалась здесь, под защитой стен, поразмыслить о дарованиях только что прибывших в Замок новичков.

Солнечный свет, чуть притененный тонкими занавесями, ложился на умиротворяющую цветочную композицию; воздух благоухал розмарином, благоприятствующим чистоте мысли. Ренайя уселась за небольшой столик с цветами. Она надеялась, что Дорьян окажется потенциальным мистивом — Ренайя обожала обучать новых мистивов. Ведает Бог, их так мало на этом свете. Все ее прочие коллеги искали на землях королевства одаренных учеников, оставив Ренайю в одиночестве воевать с Эстер.

Ренайя вздохнула, едва ли не пожалев о том, что наделена столь сильным дарованием. Наличие такового мог заметить любой мистив, однако специальность Ренайи — наречение таланта — требовала куда более сильных способностей.

Она обратила свое внимание к Дорьяну, юноше, ставшему центром противоречий: среди всех учеников-целителей он оказался первым, в ком не было ни следа белландрианской крови. Будучи совершенным чужаком, он особенным образом искушал обитавших в замке драденов.

Драдены! Они также смущали Ренайю, хотя она жила в замке уже тридцать лет — с пятнадцатилетнего возраста. Главная драдена Эстер упорно возражала против обучения Дорьяна в Замке. Ренайя не сомневалась, что, если бы существовал законный способ воспрепятствовать этому, Эстер отыскала бы его. Однако обучением ведали элловены, и они твердо стояли на своем: Замок нуждался в одаренных студентах, пусть даже они и происходили из других земель.

Ренайя постаралась успокоиться, припомнив слова своей наставницы, элловены Таис: «Драдены несут на себе тяжесть мира, чтобы мы имели возможность лечить». Так было. И так будет всегда.

Она произнесла в уме короткую молитву мистива: «Господи, помоги мне не видеть ничего другого, кроме правды».

Она представила себе Дорьяна: синие глаза, угловатый костяк, длинные руки и ноги… и такой высокий для своих шестнадцати — с одним только месяцем — лет. Насколько же еще он сможет вырасти?

Ренайя позволила своему сознанию отклониться от его внешности. Закрыв глаза, она принялась изучать цвета личности Дорьяна. Глубокий и очень жизнестойкий тип. Недавно израсходовал огромное количество энергии. Интересно бы узнать, на что. Сосредоточение оставило Ренайю, и она вспомнила о предостережении королевы Торины. Если бы только Эстер разрешила приподнять Невидимость. Пусть некоторые оспаривают статус королевы Торины как Великой провидицы, а другие смеются над ней, однако кристалл Марии принадлежит ей. Возможно, в Замке творится нечто худое. Ренайя знала, что не слишком здорова. Может быть, силы ее подтачивает какой-то неведомый фактор?

«Возможно, я теряю и свое умение».

Она склонила голову, возвращаясь к размышлениям о сути личности Дорьяна. Какова же природа его дара?

Геновен.

Глаза ее широко распахнулись. Ренайя чуть не рассмеялась. Каким-то образом она позволила себе увлечься полетом фантазии. Геновен! Такого дара в Замке не видели еще со времен, предшествовавших вторжению Кариида. И хотя элловена Таис старательно учила Ренайю знанию всех дарований, именовать кого-либо геновеном ей еще не приходилось.

Ренайя закрыла глаза.

«Господи, помоги мне не видеть ничего другого, кроме правды».

Получив ответ второй раз, она поднялась из кресла и заходила по комнате. Драдены с трудом могли признать, что чужак мог вообще обладать даром. И если же первый из них превзойдет уровнем своего дарования всех белландриан за многие поколения, им едва ли удастся втолковать это. «Эстер потребует, чтобы меня исключили из Совета».

Ренайя выпрямилась, заставив себя сосредоточиться. Вновь и вновь спрашивала она себя о даровании Дорьяна. И ответ каждый раз был одинаковым. Геновен.

Геновен был способен делать то, чего не мог никакой другой целитель: геновен исцелял поврежденный разум. Геновены умели лечить жуткие страхи и меланхолию. Они могли даже вывести больного из полного безумия к состоянию покоя и ясности. Они входили в чужие сны и видели сны наяву. Ренайя заметила, что ладони ее сжались. Глубоко дыша, она неторопливо разогнула палец за пальцем. Новости не обрадуют Эстер, однако и главной драдене не переменить истину. Разве это не праздник — получить возможность учить геновена? Свой вклад в подготовку Дорьяна внесет каждый элловен. Будь он белландрианцем, праздновал бы весь Замок. «Но дар есть дар. И я ему рада».

Ренайе хотелось бы проконсультироваться с кем-нибудь из старших, однако таковых не было. Надо бы заняться другими новичками.

Начать следовало с Сары, движения которой были исполнены таким изяществом. Несправедливо, как это несправедливо. Внучка Кариида, агрессора, нарушившего мир Белландры. Род этот не имел права на какие бы то ни было дарования. Ренайя задышала коротко и резко. «Ну почему элловенство не способно продлиться навеки? В мгновение достижения все становится ясно — единство жизни, одухотворяющая все на свете любовь… и вот руки мои трясутся под напором оскверняющих чувств».

Ренайя помолилась об избавлении от горя и гнева, о соприкосновении с элловенством. «Господи, помоги мне не видеть ничего другого, кроме правды». И дождавшись, чтобы душу ее наполнил покой, спросила о даровании Сары.

Ответ оказался вполне определенным. Фиран. Воин духа.

Ренайя вскочила на ноги и ударила кулаком по столу. Ваза с цветами упала, на пол потекла вода. Ренайя поправила вазу, кое-как сунула в нее помявшийся букет. Ничего. Потом кто-нибудь из дра все здесь уберет; никто даже не вспомнит об этом.

Фиран. Этого быть не могло. Просто не могло быть. За многие века не было найдено ни одного фирана. Элловена Таис даже поговаривала о том, что таковое дарование можно изъять из списка целительских специальностей. К тому же никто не мог объяснить причину, по которой, духовный воин вообще был включен в этот перечень — фиран никого не исцелял.

«Должно быть, я ошибаюсь. За прошедшие годы мы с Таис нарекли дюжины лиренов, фитосенов, авьенов, сангивов и трианов. Но геновенов среди них не было. И даже нашим предшественницам не удалось обнаружить ни одного фирана».

Сара происходит из рода воинов, подсказала Ренайе интуиция. Она внучка Кариида Завоевателя. И дочь Ландена, заставившего всех белландриан учиться военному делу. Ренайя вспомнила и то, как королева Торина, мать Сары, держалась перед Эстер.

Вновь опустившись в кресло, Ренайя попыталась проникнуть в сердце Саравельды.

Девушка не имеет никакого представления о сущности своего дара. Колоссальная сила, которой она наделена, дремлет в ней. Она считает, что наделена дарованием трианы. «Я могла бы наречь ее трианой, и никто не узнал бы правды».

Впрочем, можно на время забыть о Саре. Теперь пора заняться Берном; к Саре она вернется, когда уляжется охватившее душу смятение. Наречь дар Берна несложно. Эстер будет улыбаться не менее месяца, после того как ее племянник начнет учебу в качестве дра… быть может, когда-нибудь он, следуя ее примеру, возвысится до поста Верховного драдена.

Мысли Ренайи на мгновение обратились к молодому человеку — к его полным искренности глазам и великолепной прическе. А какое сложение. Идеальный красавец. И манеры совершенны.

Слишком совершенны. Ренайя умела прозревать дефекты человеческой души до самой ее сердцевины. Ей нравилось видеть мелкие недостатки, превращающие каждого человека в реальное существо. Однако в Берне было нечто неестественное — ну, как если бы в россыпи речной гальки вдруг обнаружился полированный самоцвет.

Наречь его было бы несложно… все признаки указывали на дарование драдена. Потом, разве родичи его из поколения в поколение не занимались делами Замка?

Однако ритуал должен быть совершен. «Господи, помоги мне не видеть ничего другого, кроме правды».

Сердце Берна обнаруживало обилие чувства долга — при некоторой мелочности и надменности, — однако сие было совершенно нормальным для драдена. Стараясь не поддаваться желанию прекратить наречение на этом самом месте, Ренайя обратила свое сознание к сущности Берна.

И словно бы с размаху рухнула на землю — на ровном месте.

Ренайя охнула. Взметнувшаяся рука ее неловким движением вновь повалила вазу. На сей раз она не стала поправлять сосуд.

Шармаль. Шармаль в Замке целителей. Берн уже успел соорудить лживую маску. При всей его молодости кто-то уже успел научить его тонкостям искусства обмана.

Шармаль. Обаятель. Наделенный глубинным прозрением, но совести не имеющий. Шармаль видит суть людских душ и использует их в собственных интересах.

Ренайя посмотрела на погубленные цветы, уж не сошла ли она с ума? Три новичка. И все трое с неслыханными дарованиями, причем одному из них нельзя находиться в Замке.

Звон оповестивших о полудне колоколов заставил Ренайю вздрогнуть. Она вдруг заметила, что потратила на размышления несколько часов. Обязанность велела ей председательствовать за обеденным студенческим столом. Ренайя неловко поднялась на ноги и оставила чертог мистивов, направившись в столовую. Дра Джем с поклоном распахнул перед ней дверь. Оставив слабую печать на двери, Ренайя направилась к небольшому столику, за которым полагалось находиться председательствующему элловену.

Искусно расставленные цветы, белые как снег скатерти, тонкий фарфор сегодня не радовали ее. Она смотрела только на студентов, только на эту троицу, смотрела более пристально, чем когда-либо в своей жизни.

Как требовал обычай, за трапезой студенты молчали. За длинным столом, протянувшимся перед Ренайей, Дорьян и Сара сидели рядом. Берн расположился напротив Сары, между Жанной, недавней обитательницей замка, обещавшей стать отличной фитосеной, и Лорелью, нареченной обладательницей дара лирены. Обе девочки были приняты в Замок лишь в предыдущем месяце.

Ренайя обратила свое сознание к Саре и Дорьяну. Неужели перед ней действительно геновен и фирана? Ее сердце екнуло. Дорьян духовно потянулся навстречу Саре, и девушка отреагировала геном — с приязнью, но без умения.

Тело Ренайи заныло. Она потерла глаза. Духовное прикосновение требовало опыта, а Дорьян им не обладал. Или же это не так?

Дра убрали со столов, и студенты получили право заговорить. Зал наполнил гул сдержанных голосов. Ренайя видела, как Берн прикоснулся над столом к запястью Сары.

— Мне не хватало твоего общества за завтраком.

Сара усмехнулась в ответ:

— А мне не хватало самого завтрака.

Берн улыбнулся:

— Так где же ты была?

— Проспала.

— Пожалуйста, впредь не опаздывай. — Берн отпустил самую обаятельную улыбку. — Когда я не вижу тебя, мир оставляет мою душу.

Дорьян оборвал связь с Сарой. Выпрямившись, он строго посмотрел на Берна.

— Значит, мир, говоришь, оставляет твою душу? И когда же это в ней обнаружился мир? — спросил он, и Ренайя услышала в негромком голосе презрение.

Он вспарывает сети шармаля? Неужели Дорьян даже сильнее, чем я предполагала?

Берн поднялся. Не ответив Дорьяну, он улыбнулся и подмигнул Саре и прежде, чем отойти, сказал:

— Мы еще поговорим с тобой.

Сара искоса поглядела на обоих парней.

Ренайя припомнила наставления элловены Таис: «Борьба с шармалем пробудит в нем ненависть. Он будет непрестанно стараться погубить тебя. Шармаль — опасный враг, однако ему необходимо сопротивляться. При малейшей уступке он попытается отобрать у тебя всю силу».

Едва ли сделав несколько глотков, элловена Ренайя покинула столовую. Ее охватило смятение. Она ощущала, что не может разобраться в собственных мыслях. Разве можно предстать в подобном виде перед драденой Эстер и элловеном Дисаком? Заметив дра Джема, она попросила его передать членам Совета, что встреча с драденой Эстер и элловеном Дисаком откладывается на следующий вечер.

* * *

Сара проснулась рано, окруженная давящей тьмой. Выглянув из окна, она заметила, что рассвет уже брезжит, и ощутила некоторое облегчение, хотя на краю неба маячила еще совсем слабая полоска зари, не способная разогнать укрывший землю густой туман.

Ей было известно, что печати снимаются достаточно рано. И, ощущая некое беспокойство, Сара надела свой простой ученический наряд. Выходя из спального корпуса, она не заметила никого из учеников.

Быстрым шагом она направилась в глубь сада и далее — к деревьям, укрывшимся в клубах тумана. И уже вскоре она пересекла первое из священных колец. Присев на камне посреди широкой прогалины, она принялась вслушиваться в первые крики пробуждающихся птиц. Ей было приятно побыть какое-то время наедине с собой — подальше от строгих обрядов и правил школы. Она подумала, что, быть может, сегодня вместе с Дорьяном и Берном узнает название собственного дара. «И если элловена Ренайя действительно является Великой мистивой, как говорят все вокруг, она сегодня наречет меня трианой».

Сара услышала вдалеке чьи-то шаги. Появившаяся на прогалине элловена Ренайя в своем серебристом платье показалась девочке похожей на призрака. Саре первым делом подумалось, что элловена следит за ней.

Однако Ренайя явно ничего не замечала. Платье ее колыхалось вокруг ног, ступавших по сырой земле, серые волосы свисали на лицо.

— Что же мне делать? — спросила она у себя самой и полным мольбы жестом простерла руки к небу. А потом опустилась на сырую траву, откинулась на спину и недвижно застыла.

Сара соскочила с камня. Нагнувшись к элловене, она взяла обеими руками холодную ладонь и принялась растирать ее.

Ренайя вздрогнула, газельи глаза ее широко распахнулись.

— Сара? Что ты делаешь здесь?

— Я рано проснулась.

— Но что ты делаешь здесь?

— С вами все в порядке?

Элловена села.

— Со мной не случилось ничего такого, чего не могли бы излечить несколько мгновений уединения.

Сара выпрямилась, опустившись на пятки.

— Почему вы меня не любите? — выпалила она вдруг.

— Не люблю?

— Вы ведь знаете, кто я такая, правда? И не симпатизируете мне.

— Как член Совета Замка я обязана знать. Но кое о чем мне бы знать не хотелось. — Элловена Ренайя побелела едва ли не как поднимавшийся от земли туман. — Твой дед причинил мне очень и очень много горя.

— Но при чем тут я? Меня тогда еще не было на свете. — В голосе Сары зазвучали острые нотки, о которых ей напоминали несчетное число раз. «Но у нее нет никакого права обвинять меня».

— И ни при чем, и при всем сразу. По совести говоря, мне бы хотелось, чтобы все стало так, как было когда-то.

— Неужели в Белландре до прихода Архельда царили идеальные порядки? — Сара попыталась сдержать раздражение, но оно все-таки прорвалось. — Признайте же, элловена, и остальное. Не потому ли Белландра оказалась беззащитной,что многие годы здесь были отданы пустым ритуалам?.. Как это делается и в Замке.

Поднявшись с земли, она пошла прочь, ощущая на лице краску стыда. Она вновь совершила этот проступок — наплевала на чужие убеждения. Что ей делать в Замке целителей? «Я никогда и никого не исцеляла… только делала так, что всем становилось хуже».

Она шагала по тропе, гадая о том, что скажут родители, если окажется, что ее выставили из Замка, даже не назвав дарования.

— Доброе утро, Сара. — Из тумана вынырнуло полное дружелюбия лицо Берна. Он прикоснулся к ее руке. — Ты плачешь. Что случилось?

Ей хотелось стряхнуть его руку и поскорее удалиться. И Сара едва не поступила так, только в голове ее вдруг поплыл туман, как и в предутреннем воздухе. Она помедлила.

— Я только что обидела…

Она умолкла. Трудно было понять, можно ли доверить Берну секрет, да и Дорьяну он не нравился.

— Обидела? Ну, это не слишком серьезно. — Опустив руку в карман, он извлек оттуда шелковый платок. — Увы, не совсем соответствует правилам Замка целителей. — Он подмигнул Саре. — Но тем не менее очень удобно.

Берн передал платок Саре, и она торопливо утерла глаза.

Она вдруг ощутила непреодолимое желание рассказать ему все — всю свою жизнь, поведать о своих слабостях, своих устремлениях и желаниях, открыть секреты.

— Берн, если я расскажу тебе…

Он взял ее за руку. Из ладони его буквально исходил поток умиротворяющего тепла. Неужели они обмениваются геном?

Сара пошатнулась, ощутив головную боль.

Протянув руку, Берн обнял ее за плечи. Она не стала сопротивляться. Ласковыми пальцами он повернул к себе ее лицо.

— Пожалуйста, не надо плакать.

Нагнувшись, он прикоснулся губами к следам от слез на ее щеках. Теплый рот его медленно и неторопливо перемещался с поцелуями по ее щеке. Она не сопротивлялась, когда он привлек ее к себе настолько близко, что тела их соприкоснулись. Так вот, значит, как целуются по-настоящему!

Сара больше не плакала. Неприятный разговор с элловеной Ренайей растворился как в тумане, она ощущала теперь только тепло, исходившее от тела Берна, тепло, разогнавшее утренний холодок. Сара ни о чем не думала — ей было приятно находиться возле Берна, прикасаться к нему — ртом, руками.

Вдалеке настойчиво заголосил колокол. Берн перестал целовать ее.

— Ты проголодалась, моя очаровательная Сара?

Голода она не ощущала. Ей хотелось только целоваться и целоваться с ним. Однако она послушно взяла его за руку и пошла следом. Когда они приблизились к дорожкам, где их могли заметить другие студенты, и Берн выпустил ее пальцы, она ни слова не сказала о том, как ей хочется всегда ощущать тепло его руки.

Заметив Дорьяна, она не обратила на него никакого внимания. Взгляд этих отстраненных глаз никогда не позволял понять, о чем думает их владелец, — в отличие от Берна, всегда открытого и приветливого. Дорьян никогда не поймет ее отношения к Берну.

Часть третья Путешествие

Глава восьмая

Маэва понимала, что ищет Девина, однако не знала, где находится. Она шла по серым коридорам, в стенах которых находились серые двери. Даже свет казался здесь серым и безжизненным, не выделявшим углы, на которые ложился. Касаясь стен, она ощущала их холод, словно они были из стылого металла. Слуха ее достигали возмутительные шепотки, превращавшиеся в неразрывное шипение: «Бедная девушка не представляет себе, куда идет… Нет, никто не знал… И она не знает, что делать, если только кто-то не подскажет ей… она заблудилась».

Обернувшись, Маэва не увидела никого — только тусклый пол, низкий потолок и холодные стены. «Заблудилась, заблудилась, заблудилась». Она хотела сказать, что голоса ошибаются, однако она и в самом деле заблудилась.

Подгоняемая шепотками, она шла по новым и новым коридорам, сложенным из той же серой субстанции, освещенным таким же тусклым светом. Шепотки окружали ее.

«Она заблудилась… Она не знает, куда идти».

И вдруг прямо перед ней вырос молодой человек. Она не видела, чтобы он откуда-то шел, не видела даже места, откуда он мог появиться, однако он стоял перед ней. Посмотрев на нее, он охнул и потом прошептал:

— Камень дримвенов. Откуда у тебя камень дримвенов?

Маэва посмотрела на камень. Он понемногу разгорался золотистым светом. Ей стало теплее, словно бы свет мог разогнать окружавший ее серый морок. Прикоснувшись к камню, она услышала песню дримвена. Далекую и едва слышную.

— Откуда ты знаешь о нем? — спросила она у молодого человека.

Он был совсем рядом, и Маэва отметила, что незнакомец выше ее — много выше.

— Мне рассказывали о нем, — ответил молодой человек. — Камень пропал очень давно, и вот я вижу его во сне, который привел меня в обитель князя Тьмы.

— Во сне? — Она огляделась. Стены, освещенные холодным и ровным светом, казались вполне материальными. — Значит, я сплю! Но мне необходимо отыскать Девина до того, как это сделает эбровен! — воскликнула она.

— Ты разыскиваешь друга? Но если поиск завел тебя в это место, — проговорил молодой человек, — не значит ли это, что эбровен уже забрал твоего друга?

Ей не хотелось спрашивать, что это означает.

— Не знаю, — проговорила она. Неожиданный собеседник, вероятно, знал много больше нее. — Не знаю.

— Разыскивает ли эбровен других сновидцев или только твоего друга?

Она обхватила ладонями камень дримвенов.

— Он ищет и меня… но у меня камень дримвенов. Мать говорила мне, что эбровен не сумеет меня найти, пока камень останется при мне. Верно ли это?

— И ты не знаешь сама? — Он разволновался.

— Я выкопала этот камень только сегодня утром, — пояснила она.

— Сегодня утром! А кто сказал тебе, где искать его?

— Моя мать. — Маэве хотелось все объяснить этому юноше, однако она представила, как лорд Морлен допрашивает Девина, и заторопилась. — Я ничего больше не знаю, — сказала она. — Пожалуйста, помоги мне разыскать Девина.

— Конечно. — Он показал. — Нам сюда. Придется заглянуть в комнаты.

Молодой человек заторопился вперед.

Шепотки зашипели снова, они окутывали Маэву облаком, полным презрения. «Заблудилась, заблудилась, заблудилась». Но слышал ли юноша эти слова? Она слишком устала, чтобы спрашивать. Сколько же времени она провела в этих коридорах? Каждый шаг давался Маэве с трудом. Но во сне положено передвигаться легко. Разве не могла она бежать, даже полететь, если бы захотела?

Она прикоснулась к одной из дверей.

— Здесь, — сказала Маэва. — По-моему, Девин здесь.

Юноша открыл дверь, за которой оказалась еще одна серая комната. На скамье лежал Девин, на пепельно-сером лице которого горели два красных пятна. Когда Маэва опустилась подле него, он даже не шевельнулся и только смотрел на нее своими круглыми глазами.

— Девин, — позвала она, — это лорд Морлен принес тебя сюда?

Мальчик не ответил.

— Мы должны уйти до того, как вернется эбровен, — проговорил молодой человек, поднимая Девина на руки. — Поспешим.

Маэва торопилась за ним по холодным коридорам. Голоса вновь нашептывали: «Отдохни. Отдых так нужен тебе… Ты устала. Уйдешь потом, когда отдохнешь… Торопиться некуда». Она заметила призрачные силуэты; женщины и мужчины улыбались ей, манили к себе.

С Девином на плече молодой человек едва ли не бежал по коридорам.

— Не забывай, зачем ты пришла сюда, — напомнил он ей.

Маэва напрягла все силы, чтобы вспомнить. Девин. Она старалась не отставать от юноши, легкие ее, казалось, медленно промерзали. Ей хотелось одного — отдохнуть. Но как мог он знать, куда идти? Коридоры были все как один — длинные, серые и такие холодные.

Еще один коридор. В торце его виднелась широкая дверь. На ней не было ни ручки, ни рукоятки. Западня. Маэва остановилась и повернулась лицом к увязавшимся за ней следом теням. К ней приближался еще кто-то — человек, быстрый, как ящерица, в стальных глазах которого застыл холод здешних коридоров. Морлен.

Маэва повернулась и бросилась следом за молодым человеком. Тот уже был возле двери. Он произнес неизвестное ей слово, и дверь широко распахнулась. Маэва бросилась вперед, чтобы не опоздать. Дверь за ее спиной захлопнулась. Маэва споткнулась и упала, потом перевернулась на спину лицом к небу.

Звезды здесь были ближе и ярче, чем следовало бы. Девин лежал возле нее на сочной луговой траве. Маэва не знала и этого места, она не помнила и низких и ярких звезд над головой. До слуха вновь донеслась тихая и прекрасная песня дримвена; казалось, что напев придает звездам яркости. Маэва села и принялась разыскивать взглядом дверь, через которую они только что прошли, однако ее не было.

— Морлен… — проговорила она. — Неужели Морлен…

Юноша прикоснулся к ее руке.

— Эбровенам сюда входа нет. Мы с тобой находимся на Лугах Вена. Здесь Морлен тебе не опасен. Более безопасного места не найти нигде. Ни в каком из миров.

— Но как он сумел отыскать меня? Я думала, что эбровен не способен вторгнуться в мои сны, потому что у меня есть камень дримвенов.

Молодой человек поднял брови:

— Он и не вторгался в твой сон. Это ты пришла в сон Морлена.

Маэва ничего не понимала.

— А что будет завтра? Что ждет Девина? И как я сумею охранить его?

— Значит, тебя никто не учил? — спросил он негромко.

— Никто. Я знаю только, что лорд Морлен является эбровеном.

Юноша кивнул:

— Но у тебя есть камень дримвенов.

По лицу его казалось, что он готов задать Маэве сотню вопросов.

— А можно ли мне воспользоваться камнем? — спросил он.

Он вывел ее из серых коридоров, унес Девина из логова лорда Морлена. И Маэва была рада дать ему камень дримвенов. Молодой человек склонился над Девином, неподвижно лежавшим на серебристой траве.

— Закрой глаза, — произнес он негромко.

Девин повиновался.

Юноша прикоснулся камнем ко лбу Девина.

— Светом Вена да сотрет камень дримвенов оставленный эбровеном след.

На какое-то мгновение камень вспыхнул, проливая золотистый свет на лицо Девина. Мальчик ровно дышал, глаза его оставались закрытыми.

— Он спит? — спросила Маэва.

— Спим и мы с тобой, — напомнил он ей. — Но мальчик спит более глубоким сном. Теперь ни один эбровен не сможет посетить его во сне, если только, бодрствуя, не поглядит ему в глаза.

Он вернул камень Маэве.

— Но где мы? И кто ты? И можем ли мы остаться здесь?

— Мы можем оставаться здесь, пока не проснемся.

— Значит, мы проснемся в Сливии? — Маэве не хотелось покидать этот уголок, где царил такой глубокий, едва ли не ласкавший ее покой, где низкие звезды щедро заливали своим серебром луг.

Он наклонился к ней, глаза молодого человека оказались возле ее лица.

— Сливия… — проговорил он и исчез, напоенный светом воздух сомкнулся там, где он только что стоял.

— Подожди! — воскликнула Маэва.

Ей нужно было задать ему столько вопросов. Кто он? Откуда явился?.. Она даже не успела узнать его имя. Однако ответа не было, только звезды окружали ее.

Маэва повернулась к Девину. Руки ее прикоснулись к порезам на лице мальчика. Кожа на щеках его казалась столь же холодной, как и те коридоры, из которых им удалось бежать. Она посмотрела на низкие яркие звезды, прося их поделиться огнем. Конечно же у них должно было хватить тепла и на нее? Ведь ей нужно было так мало.

Руки ее, направлявшие звездный свет на щеки Девина, понемногу согрелись. Прислушавшись к напеву камня дримвенов, она начала вторить ему.

Дорьян проснулся, ежась от холода. Он выскочил из постели и бросился бежать по безмолвному коридору спального корпуса. Возле двери его задержала печать элловены Ренайи. Послав свой ген на печать, Дорьян снял ее. Он снова толкнул дверь, она отворилась, и Дорьян выбежал под ночное небо. Он остановился, освещенный светом луны, и поднял руки к звездам. Звезды! Если бы только он мог взяться за их лучи и перенестись к девушке, которую увидел во сне.

В Сливию. И у девушки этой был камень дримвенов.

Кабис рассказывал своему сыну, что оставил камень дримвенов в Сливии… у очень дорогого ему человека. Встреченная им во сне девушка сказала, что выкопала камень только вчера, следуя указаниям, полученным от своей матери, которая когда-то давно зарыла этот камень. А стоит камню попасть в землю, он как будто засыпает.

«Эта девушка, не может ли она оказаться моей сестрой? Ее глаза так похожи на отцовские. И на мои собственные.

Нет. Этого не может быть. Она лишь немного старше меня, — подумал Дорьян. — И если бы у Кабиса остался ребенок в Сливии, он бы сказал об этом.

Однако он мог и не знать…

И все же она сестра мне.

Но по прошествии такого времени встретиться во сне, случайно, в чертогах князя Тьмы, куда оба они явились в одну и ту же ночь, но по разным причинам…»

Неподалеку негромко прозвучали шаги. Элловена Ренайя прикоснулась к его руке.

— Дорьян? Как ты сумел снять печать?

Обхватив голову руками, Дорьян опустился на землю, мечтая только о том, чтобы она ушла. Что делает здесь элловена посреди ночи? Смятение его только усилилось, когда он снова вспомнил о девушке из сна, с отчаянной решимостью разыскивавшей ребенка, черпая в своей любви силу, позволявшую идти по темному чертогу князя Тьмы.

Князь Тьмы. Дорьян не мог забыть о том, что привело его самого в эти серые коридоры.

— Элловена, почему князь Тьмы нападает на Замок целителей?

— Князь Тьмы, — прошептала Ренайя, и трепет пробежал по ее плечам. — А что тебе известно о князе Тьмы? Что ты видел?

Дорьян не знал, следует ли говорить ей. Элловен Майн попросил его умолчать о собственном происхождении, пока не будет объявлено о его даровании.

— Дорьян? Почему ты считаешь, что князь Тьмы нападает на Замок?

— Я отправился разыскивать черных птиц, прилетающих сюда и вторгающихся в наши сны, и след их привел меня в чертог князя Тьмы.

— Ты отправился разыскивать… — Она посмотрела на него так, как можно смотреть только на дракона, кринена или другого сказочного зверя. — Я не ошиблась, — проговорила Ренайя. — Ты геновен.

Дорьян прижал ладони к глазам. Элловена опустилась перед ним на колени, взяла за запястья и отвела его руки от лица.

— Дорьян, ты наделен редчайшим даром, которого нет ни у кого из нас. Ты способен входить в чужие сны, видеть сновидения днем, исцелять печаль и безумие. Никто из нас не способен на то, что умеешь ты, хотя мы обладаем необходимыми познаниями, чтобы должным образом обучить тебя.

— Не понимаю. Значит, среди вас нет ни одного геновена?

— Нет уже более сотни лет, Дорьян. Но мы сберегаем познания, которые позволят тебе отточить свое дарование.

— Умению ходить во снах меня уже не надо учить, — проговорил он усталым голосом. — Я только что вернулся из них. Чему мне хотелось бы научиться — так это умению исцелять чужой разум.

Сара с трудом очнулась, мерзкий сон еще маячил возле границ ее рассудка. Что же ей привиделось? Она потянулась, пытаясь вспомнить. Опять черная птица?

Лившийся в окно дневной свет напомнил ей, что она счастлива, как никогда в жизни. Через несколько минут она снова увидит Берна. Сегодня они оба решили втихомолку улизнуть: он сказал, что хочет показать ей одну вещь. Когда Сара спросила, какую именно, он улыбнулся и поцеловал ее, объявив, что ее ждет очень приятный сюрприз.

Она поспешно встала. И когда вышла под утреннее небо, восхитилась его красотой. Чистое небо сулило приятный и нежаркий день, а верный своему слову Берн уже поджидал ее в саду у фонтана.

На пути вдруг вырос Дорьян. Взгляд его, как всегда, казался загадочным, в нем не было ничего похожего на откровенное выражение на лице Берна.

— Сара, я должен сказать тебе…

— В другой раз, Дорьян.

— Прошу, выслушай.

Сара поглядела сквозь него — на Берна. Тот помахал ей.

— В другой раз.

Все, что бы ни хотел сказать ей Дорьян, могло подождать. Она поспешила к фонтану навстречу приветливой улыбке Берна.

Сара следовала за Берном по широкой тропе, которая уводила в глубь леса, что рос возле Замка. Берн по-прежнему не хотел сказать, что именно намеревался показать ей, и только подмигивал и качал головой на все ее расспросы.

Когда они подошли к первому из священных колец, он попросил, чтобы Сара взяла его за руку.

— Я не учусь целительскому делу, и кольца не пропустят меня.

Сара потянула его за собой сквозь кольцо. Она ощутила при этом лишь минимальное сопротивление.

Тропинка становилась все круче, редкие удары колоколов Замка становились все тише и тише и совсем стихли за густым лесом. Воздух наполняли теплые ароматы земли и листьев; запоздавшие весенние цветы виднелись между деревьями. Занятые разговором, они углублялись в лес. Берн расспрашивал Сару о себе, и она рассказала ему все — радуясь возможности оставить всякую сдержанность. Открыв ему и собственное имя, и то, что мать просила ее выяснить, что же неладно в Замке, она почувствовала смятение. Какие могут быть у нее секреты от Берна?

Минуя пятое священное кольцо, Сара ощущала ту же бодрость, с какой выходила из Замка. Всякий раз, когда они оказывались перед новым кольцом, Берн брал ее за руку. Деревья как будто не протестовали против этого. Время от времени новая прореха в густом пологе листвы позволяла им посмотреть на оставшийся внизу Замок. Величественные здания его уже превратились в игрушки, подобные тем, которыми когда-то играла Сара со своей сестрой Дрианой.

— Мы приближаемся к шестому кольцу, — сказала она, когда они оказались перед новой полосой могущественных деревьев. — Мы не сможем пройти дальше, потому что не являемся ловенами или элловенами.

— Да, так тебе говорили, — сказал Берн и погладил Сару по головке. — Но может быть, таким образом они просто пытались проверить твое послушание.

— Ты думаешь, что это всего лишь очередное правило?

— Попробуй, — предложил он, прикасаясь губами к коже возле ее уха.

Сара притронулась к коре ближайшего к тропе дерева. От него буквально веяло… мудростью. Она неторопливо направилась вперед — между двумя деревьями. Воздух впереди повис плотной стеной.

Берн улыбнулся ей самой очаровательной из улыбок.

— Ты помнишь, что говорил нам в первый день старый зануда Майн, о том, как нужно управлять силой гена?

Сара уважала Майна, и то, как назвал его занудой Берн, было ей неприятно. Однако она кивнула, поскольку ничего не забыла. И с тех пор постоянно упражнялась.

— Направь свой ген на печать, — предложил Берн.

«Можно ли мне попробовать сделать это?» — подумала Сара. Элловены никогда не говорили, что студентам нельзя заходить за шестое кольцо, они лишь утверждали, что она не сумеет этого сделать.

Сара закрыла глаза и, собрав ген, послала его вперед. Обнаружив печать, она подумала, что та похожа на ощупь на лоскут толстой ткани. Добавив силы в ген, она направила его на препятствие и представила, что лоскут разворачивается.

Печать подалась.

— Я знал, что ты сумеешь сделать это! — воскликнул немедленно оказавшийся рядом Берн и положил руку на ее плечо.

Следом за Сарой он прошел в открывшуюся узкую щель. На какое-то мгновение Сара ощутила невероятную усталость. Однако когда он выпустил ее руку и встал рядом, внезапная усталость исчезла.

— Ты по-прежнему не хочешь сказать мне, что мы делаем здесь? — спросила она.

— Мы почти на месте. — Теперь он шел впереди, двигаясь так быстро, что Сара начала отставать.

В этой части леса деревьев было меньше. Проложенная среди камней и кустарников тропа во многих местах заросла. Сара неожиданно ощутила внутренний трепет, причины которого, впрочем, не понимала. Не в воздухе ли дело? Он был напоен здесь удивительной чистотой.

Берн остановился.

— Вот оно, — сказал он, — седьмое кольцо.

Они достигли последней полосы древних деревьев. Изогнувшись, Сара попыталась заглянуть в щель меж стволов.

— В Замке говорят, что, не будучи элловеном, седьмое кольцо пройти нельзя. — Берн подмигнул ей. Жест показался Саре абсолютно неуместным возле этих деревьев.

— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что я сумею пройти и этот круг?

— Конечно, сумеешь. Печать элловена не сможет остановить тебя. Вот, возьми меня за руку. Любовь сильнее всего, правильно? — Он стиснул ее ладонь. — И сила ее на нашей стороне.

Сара ощутила прилив внутренней теплоты.

— Да.

— Но что плохого в том, чтобы просто попробовать? — спросил он. — Если ты действительно не сумеешь пройти дальше, ничего плохого случиться не может.

— Наверно, ты прав.

— Попробуй. Попытайся. Положись на силу любви. — Выпустив руку Сары, Берн легонько подтолкнул ее в сторону пространства между двумя деревьями.

Сара шагнула вперед. И, протянув руку, ощутила плетение прочной печати, показавшейся ей более надежной, чем та, которую на ночь накладывали на дверь спального корпуса.

— Попробуй же, — подстегнул ее Берн.

Вновь прищурив глаза, Сара ощутила в себе запылавшее серебристое солнце. Подождала, пока лучи его не обрели ослепительную яркость, представила, как свет этот превращается в пламенный нож, лезвие которого способно разрезать печать.

На плечо ее опустилась ладонь. Наугад шагнув вперед, Сара открыла глаза: «Прошла. Я прошла сквозь седьмое кольцо».

Услышала за спиной воркующий голос Берна:

— Вот видишь, справилась!

Сара огляделась. Листва у здешних деревьев казалась покрытой слоем перламутра. Тело ее покалывало, воздух наполнял негромкий гул. Впрочем, гул этот приходил к ней не через уши. Ей казалось, что поют сами струны ее сердца, которому хотелось петь и стенать, шептать и кричать, и плакать одновременно.

Она повернулась к Берну, заранее радуясь тому восторгу, который он должен был испытывать в этом удивительном месте. Однако с ним произошло нечто странное. Хотя уголки рта Берна по-прежнему складывались в улыбку, в ней читалась откровенная насмешка. В глазах его не было любви.

Сара удивленно посмотрела на него: «Неужели элловены установили цену за проникновение внутрь самого священного из их колец? И заклинание это преобразило Берна в злого обманщика. Мы не должны позволить им обратить нас друг против друга».

Насмешливо фыркнув, он повернулся на месте.

— Теперь мы находимся совсем рядом с тем местом, которое я хотел тебе показать.

Сара последовала за ним, дав себе обет не позволить целителям одурачить ее. Она знала истинного Берна, и никто не способен отобрать его у нее, придав совершенно несвойственный ему облик.

Тропы здесь не было, и Берн явно не знал дороги. Наконец он махнул ей из-под полога ветвей.

— Сюда!

Гудение вокруг сделалось только сильнее, когда Сара вышла на просторную прогалину. Посреди нее располагалась огромная клетка, в которой восседала покрытая жемчужными перьями птица. Заметив их, она взмахнула крыльями размахом в четыре человеческих роста. Солнце тысячами радуг заиграло в ее перьях.

— Вот зачем мы сюда пришли, — проговорил Берн. — Это теццарина.

Сара ступала на цыпочках. Она неторопливо направилась к клетке и припала лицом к прутьям. Когда птица обратила к ней свой ясный взгляд, Сара опустилась на колени, понимая, что теццарина видит насквозь все, чем была она или хотела быть. Клюв птицы открылся, из него полилась песня. Звук этот заставил Сару забыть обо всем, она зарыдала.

— Не плачь, — послышался рядом голос Берна.

«Какие глупые слова. Что еще можно делать рядом с этой птицей, как не плакать? И почему он мешает? Я должна была выслушать песню до конца». Однако песня смолкла, и Берн поднял Сару на ноги.

— Тебе не хочется выпустить ее на свободу?

О, как ей хотелось ударить его, заставить убраться подальше. Он прервал песню. Сара скрипнула зубами. Да ведь это Берн — тот, кого она любит сильнее всех. Нельзя поддаваться заклинанию, это оно пытается заставить Сару поверить в то, что ей хотелось бы никогда больше не видеть его.

— Как это — выпустить?

— Из клетки. — Берн взялся за один из прутьев. — Из-за этой решетки. Теццарина должна иметь право летать.

За восхищением в его голосе угадывалась ненависть к теццарине. И чувство это было совершенно неправильным — как можно ненавидеть столь величественную птицу?

— Элловены пленили ее. А мы должны сломать прутья и выпустить ее на свободу.

— Ты так полагаешь?

— Эти прутья ненастоящие, — проговорил Берн. — Они всего лишь иллюзия. Им никогда не остановить тебя, моя любовь.

Неужели он пытается льстить мне? Голова Сары раскалывалась. Она посмотрела на птицу, умолкшую и сложившую крылья, а потом на клетку, на которой не было ни дверцы, ни швов; верхом своим она почти доставала до нижних ветвей деревьев последнего из священных колец. Берн, должно быть, прав — прутья ее образованы чарами.

— Освободи же ее, Сара.

Ощутив внезапный прилив гнева, Сара закрыла глаза. Как посмели целители поймать такое создание и посадить в клетку? Как смеют они губить ее любовь к Берну? В крови ее вспыхнул жар, казалось, все жилы ее тела наполнились огнем.

— Ну же, — сказал Берн, и Сара бросила на клетку всю силу своего гена.

Послышался треск, словно бы разорвался сам воздух. Глаза ее открылись. Она стояла рядом с Берном на опустевшей прогалине. Клетка исчезла, а вместе с ней пропала и птица.

Разыскивая в Замке Сару и Берна, Ренайя успела не раз пожалеть, что древние элловены воспретили соединение Школы провидения и Замка целителей. Они решили, что при совместном обучении провидцы и целители будут испытывать слишком большое желание обратиться к пути эбромаля. Тот, кто способен прозревать будущее и исцелять хворых, легко может сделаться слишком могущественным. «Но я могла бы тогда прибегнуть к видению, чтобы узнать, куда подевались эти новички». Ренайя немедленно прогнала эту мысль. Если бы даже она имела возможность обратиться к провидице, та все равно не смогла бы ничего увидеть здесь, в Замке.

После своей полуночной беседы с Дорьяном, Ренайя еще более укрепилась в мысли, что права в отношении всех троих. Только подлинный геновен мог видеть и сделать то, о чем рассказал ей Дорьян. Однако ей еще предстояло наречь новичков перед Советом. «Как заставить Эстер прислушаться к моему мнению в отношении ее племянника? К тому же Дисак состоит в Совете так давно, что ему и в голову не придет, что он может в чем-либо ошибиться. Коварная мысль! Мудрый Дисак направлял жизнь Замка во все годы правления короля Ландена, когда целителям приходилось жить под покровом двойной невидимости. Однако боюсь, что нас ожидает такое сражение, которого Дисак даже представить себе не мог и уж тем более не участвовал ни в чем подобном».

Ей захотелось подняться на холм и усладить свой взор видом последней из теццарин. Однако на подъем к седьмому кольцу уйдет не один час, а время уже приближается к полудню.

Она обнаружила Дорьяна на скамейке возле травяного садика. Остановившись рядом, Ренайя спросила юношу, не видел ли он Сару или Берна.

— Да. Я видел их обоих. Рано утром.

— А знаешь, куда они могли подеваться?

— Они направились к кольцам. — Дорьян указал в сторону леса.

Ренайя постаралась справиться со своим волнением. «Фирана вместе с шармалем? Что, если Берн уже представляет силу Сары? И что случится со всеми нами, если дар ее будет совращен еще до того, как она успеет отточить его?»

— Они до сих пор не вернулись?

— Нет.

Ренайя посмотрела в сторону леса.

— Им придется повернуть назад от шестого кольца.

— При всем уважении к вам, элловена Ренайя, позвольте напомнить, что, хоть меня и не учили снимать ваши печати, ночью вы обнаружили меня за стенами корпуса.

Ренайя едва не задохнулась от этих слов. Она протянула руку, и Дорьян поддержал ее.

— Я должна отыскать их.

Только Дорьян во всем Замке останется невосприимчивым к ухищрениям шармаля. Она помедлила.

— Ты пойдешь со мной?

Он кивнул.

— Спасибо тебе, Дорьян. А по пути я открою тебе кое-что из того, что должен знать геновен.

Глава девятая

В отведенных лорду Морлену покоях Орло окружили люди, на скулах которых были шрамы в виде вложенных друг в друга квадратов. Лорд Морлен остановился прямо перед ним.

— Насколько я вижу, Орло, ты соблюдаешь некую непонятную для меня верность этой Маэве, которая работала под твоим началом. Никто не способен выше меня оценить подлинную преданность, но твоя верность обращена совсем не туда, куда следовало бы. Раб должен быть верен своему господину, а я буду им, пока не найдется девчонка.

«После всех лет преданной службы лорд Индол швыряет меня этому чудовищу, как обглоданную кость. Зачем я нужен Морлену? Он говорил, что войдет в сны Маэвы, чтобы узнать, где ее искать».

— Где она может прятаться?

— Не знаю, лорд Морлен. — Орло напрягся, пытаясь подыскать такой ответ, который удовлетворил бы Морлена, при этом ничего ему не открыв. — Она не знает городских улиц.

— Ей хватило ума, чтобы одеться подобающе. И она знала, как надо говорить, чтобы ей поверили и отдали мальчишку.

— Должно быть, этому научила ее мать.

— А ты не знал, что она собирается бежать? Платье за один вечер не сошьешь.

— Нет, господин. — Орло был рад сказать правду. Маэва сочла за лучшее ничего не говорить ему. Иначе она конечно же попрощалась бы с ним.

— А были у этой девицы какие-нибудь подруги среди благородных?

— Я о таких не слыхал, господин. — Орло хотел добавить, что где это видано, чтобы благородные водились с рабами, однако предпочел промолчать.

— Не собиралась ли она направиться на север, в Мантеди?

— Я этого не знаю, господин.

Морлен извлек патриер и рукояткой его приподнял подбородок Орло.

— Ты должен был знать.

Тело Орло покрылось холодным потом. Ему хотелось вернуться в прошлое — на два дня назад. Тогда бы он послал другую рабыню массировать этого человека. И почему только он выбрал Маэву? Не потому ли, что она была тихой и умелой и что на нее не было нареканий? А может, он просто умел угодить гостям лорда Индола? Потому что по собственной глупости думал о чести своего господина. А не о Маэве.

— Нет, господин.

Морлен убрал патриер в ножны. Взяв небольшую бутылочку с оранжевой жидкостью, он извлек пробку. Из бутылочки пахнуло странным, неприятно приторным ароматом.

— Знаешь ли ты, что это такое?

— Нет, господин.

— Это ваххс.

— Что такое ваххс, господин?

— Ваххс — это отвар редкого пустынного цветка, тщательно смешанный с другими неизвестными тебе веществами. — Морлен встряхнул бутылочку. — Возможно, до тебя, Орло, доходили слухи о тех ужасных силах, которыми я обладаю?

Орло предпочел промолчать. Он хотел только, чтобы сердце его не колотилось так бешено… может быть, оно вот-вот разорвется, избавив лорда Морлена от лишних хлопот.

— Ты слышал какие-нибудь слухи обо мне, Орло? — повторил Морлен.

— Да, господин. Но я не распространял их.

— В самом деле? И почему же?

— Не хотел пугать подчиненных мне в бане рабов.

— Очень разумно. Но скажи, что именно ты слышал обо мне и чем мог бы испугать своих рабов?

Орло хотелось бы сейчас утереть пот с лица и шеи длинным полотенцем.

— Что вы можете завладеть разумом любого человека.

Морлен с холодной улыбкой кивнул:

— И не только завладеть, я могу полностью лишить человека рассудка. Но видишь ли, Орло, иногда я не испытываю охоты утруждать себя подобного рода занятиями, особенно когда мне нужно подчинить себе пустой и скучный умишко. В мире так много глупцов, и они бесконечно утомляют меня. Поэтому я и создал этот удивительный напиток, чтобы он делал за меня подобную работу.

Он поднял бутылку.

— И тебе, Орло, суждено сегодня попробовать ваххс.

Орло покачал головой. Морлен едва заметно нахмурился.

— Я твой господин, — проговорил он, — и я решил, что ты его выпьешь.

Окружавшие их люди сделали шаг в сторону Орло. Что хорошего может принести ему сопротивление? Он представил себе, как его валят на пол, как разжимают челюсти. Что бы он ни делал, а пить ваххс придется.

Орло открыл рот.

— Великолепно, — проговорил Морлен. — Возможно, ты не такой уж глупый, каким кажешься.

Густая и плотная жидкость скользнула в глотку Орло тонкой змейкой. Сердце его замедлило биение, пульс сделался спокойным и ровным.

— Теперь тебе лучше? — спросил Морлен. — Хорошо. Рассказывай все, что известно тебе об этой Маэве.

Маэва. Орло увидел ее внутренним взором — смешивающую благовония и обихаживающую клиентов. Он понял, что испытывал к ней особое чувство, природы которого не мог определить. Лорд Морлен, напоивший его ваххсом, хотел знать о ней все. Это было правильно. И Орло расскажет лорду все, что тот захочет узнать.

Яспер понимал, что пустая повозка на улицах Сливоны будет вызывать подозрения, если он не вывесит флажка, приглашающего седоков. Подозрения естественным образом могли повредить ему, однако, учитывая то, что он решил сделать, любые клиенты помешали бы ему в еще большей степени. Он не мог выбросить из головы девушку в синем платье. И потому решил разыскать ее и предупредить об опасности, если это ему удастся сделать.

Несмотря на ранний час, на улицах было полно полосатых. Они ходили по одиночке и группами, приглядываясь к каждом) встречному. Яспера несколько раз останавливали и принимались расспрашивать. Он отвечал зиндам коряво, задавал дурацкие вопросы, стараясь изобразить, что больше одной мысли в голове его задержаться не может. «Перегоняю телегу к господину Терриллу, живущему в соседнем городке», — неизменно отвечал он.

Полосатые хмурились, крутили пальцами у виска, но отпускали его. Яспер старался держаться боковых улиц и переулков, направляясь к западным пригородам города, не имевшим застав грунтовым колеям, уводившим прочь из Сливоны. Он старался постоянно напоминать себе о том, что торопиться не следует. Яспер негромко нахваливал императора — за то, что у Сливоны не было городских стен.

Солнце согревало его спину. Добравшись до нужной ему колеи, охранявшейся одним-единственным зиндом, он подождал, пока солдат не остановит его.

— Выходи.

Яспер подчинился и принялся смотреть, как облаченные в черно-серые перчатки руки обыскивают каждый уголок его телеги.

— Куда направляешься? — спросил полосатый.

— Перегоняю эту коляску господину Терриллу — туда, на запад.

— А как вернешься назад в город?

Яспер почесал в голове.

— На рыночном фургоне.

— Показывай свой документ.

Свидетельство о принадлежности Яспера к числу свободных горожан успело потрепаться от частого употребления. Полосатый просмотрел его опытным взглядом.

— Если случайно увидишь девчонку в синем платье или мальчишку со свежими отметинами на лице, поверни назад и доложи мне.

Вновь влезая на облучок, Яспер ощутил, что взмок. Когда полосатый исчез из вида, он прищелкнул языком, и кобыла сама свернула на пыльную и уединенную лесную дорогу. Расчет говорил ему, что он находится неподалеку от северной оконечности владений лорда Эринга и с противоположной стороны подъезжает к тому месту, где оставил девушку и ребенка. Как только деревья расступятся, он примется искать беглецов. Не пройдет и нескольких часов, и зинды лорда Морлена выйдут из города, чтобы обыскать леса.

Яспер искал прогалину между густых деревьев и слышал только звуки, производимые копытами его собственной же лошади, легкий скрип колес и чириканье птиц средь ветвей. Дорога извивалась по лесу, он ехал неторопливо и за очередным поворотом вдруг увидел ту девушку. Сейчас она была в простой рубахе рабыни, однако он сразу же узнал ее по цвету волос. В руке ее был сверток, из которого выглядывал краешек синей ткани. Мальчик шел рядом с ней.

Яспер остановился и соскочил на землю так быстро, как никогда раньше. Заметив его, девушка нырнула в кусты, потянув за собой мальчика.

— Стой! — крикнул Яспер, бросаясь следом за ней. — Подожди!

Он огибал валуны и кусты, пытаясь остановить беглянку.

— Я могу помочь тебе!

Босые пятки девушки мелькали впереди, вовсе не собираясь останавливаться.

— Тебя разыскивает лорд Морлен! — выкрикнул он, нагоняя.

Замерев на месте, она повернулась лицом к нему:

— Откуда ты это знаешь?

— За тебя объявлена награда, — проговорил Яспер, останавливаясь перед девушкой. — Но меня она не интересует.

На лбу ее выступили бисеринки пота.

— Если тебе не нужна награда, зачем ты ищешь меня?

«Как же заставить ее поверить?»

— Чтобы предупредить тебя.

— Зачем тебе предупреждать меня? — Она явно запыхалась и говорила теперь не так, как вчера, когда в голосе ее слышались интонации высокородной дамы.

— Потому что ты бежишь. Если бы лорд Морлен был моим господином, я бы тоже бежал.

Она схватила его за руку и закрыла глаза. Ладони ее оказались мягкими и сильными.

— Хорошо. — Она посмотрела на него и выпустила его руку. — Я верю тебе.

Красота ее голоса — даже более прекрасного, чем ее лицо, — снова потрясла его.

— Кем бы ты ни была, сейчас в Сливоне не найдется ни одного горожанина, который не знал бы о твоем побеге и о том, какого цвета у тебя платье. — Яспер показал на синий уголок, выглядывавший из свертка. — А также о свежих шрамах на лице этого мальчика.

— Девин! Выходи, Девин. Все в порядке.

Мальчишка бочком вышел из-за дерева. Он самый — кареглазый, темноволосый и крепкий. Только вот повязок на его лице не было. И шрамов тоже.

— Говорят, он был недавно помечен.

— Его исцелили.

Яспер недоуменно моргнул.

— Но как… Впрочем, это не важно. Тебе нужно убираться отсюда. В Сливону возвращаться нельзя, да и сюда скоро нагрянут с обыском.

Она посмотрела на свои ноги.

— Ты встречался с лордом Морленом?

— Встречался? Избави Бог. Мы, вольные, знаем о нем достаточно, чтобы не стремиться к подобной встрече.

Он заметил облегчение, появившееся на ее лице.

— Спасибо тебе за то, что приехал, что предупредил нас.

— Тебе нужно поспешить! И оставь здесь свое платье.

Она судорожно вцепилась в сверток.

— Я не могу. Это платье сшила мне моя мама.

— Забудь об этом. Тебя в нем видели.

— Она сшила его, чтобы я могла бежать. У меня не останется ничего в память о ней. — Глаза девушки наполнились слезами.

— Она сошьет тебе другое.

Девушка покачала головой, и слезы скатились по щеке.

— Она умирала, когда прощалась со мной.

Яспер попытался подобрать убедительный довод.

— Если она сшила это платье, чтобы ты смогла бежать, то ты разорвешь ее сердце на небе, если из-за него тебя поймают. Оставь его здесь — вместе с золотом, если оно еще есть у тебя.

Беглянка утерла глаза и подняла голову.

— Оставить золото? Я не могу этого сделать! На что еще мы купим еду и оплатим путешествие через океан до Главенрелла?

— Ты оплатишь им дорогу назад к лорду Морлену. Говорю тебе, он решил отыскать тебя. Сейчас во всем городе ищут диланы, такие, как ты дала мне.

— Это моя цена… стоимость моей свободы.

Яспер вздохнул. Девчонка упряма как мул, однако он давно научился ладить с этими животными.

— Вопрос стоит так — или ты остаешься при своих диланах, или получаешь свободу. Не думаешь ли ты, что лорд Морлен станет дожидаться, пока ты хоть немного поумнеешь?

Девушка вынула платье из своего платка. Приложив ткань к щеке, она промокнула ею слезы и поцеловала, словно любимого человека. Яспер подумал, что неплохо бы поторопиться. Что, если кто-нибудь успеет заметить его пустую коляску?

— Я оставлю платье, — сказала она наконец. — Ты прав. Моя мать не хотела бы, чтобы меня поймали.

— И диланы тоже.

— Большую часть. Но нам придется сохранить хотя бы несколько штук. Мы умираем от голода. У нас ничего нет.

— Я привез хлеб.

Яспер приподнял валун. Чуть откатив его, он принялся рыть под ним ямку руками. Мальчик, Девин, принялся помогать. Девушка сложила платье, прежде чем опустить его в вырытую ямку. Поверх ткани она бросила несколько горстей крупных золотых монет. Диланов у нее было десятков пять. Ее цена — так она сказала. И если лорд Морлен уплатил за нее такие деньги, значит, в ней было нечто, чего Яспер видеть не мог. Конечно, она была красива, однако красоту можно приобрести и за меньшую сумму. Он знал, что очаровательных девушек продавали в рабство за горсть простых бесает. Неужели лорд Морлен воспылал к ней великой страстью? Неудивительно, что она бежала.

От всех диланов она не откажется — упрямое выражение на лице не допускало дальнейших уговоров.

— Сколько ты оставишь себе? — спросил он.

Бросив кожаный мешочек на груду золота, сверкавшую на синем платье, она показала ему свой обтрепанный платок. В уголке его остались две монеты.

— Ты говорил, что каждой из них хватит, чтобы прокормить тебя в течение целого года.

— И я не солгал. Можно будет спрятать их в мои башмаки. Там их труднее найти.

Девушка внимательно посмотрела на него, и он понял, что еще минуту назад он только намеревался предупредить ее и ничего больше, а получилось, что он собирался и в дальнейшем помогать ей.

Она передала ему обе монеты. Скинув с ног башмаки, Яспер завернул монеты в тряпицу. Золото свободно уместилось в мысах башмаков.

Опустив камень на прежнее место, он прикрыл им синее платье и украденное богатство. Через несколько дней насекомые начнут грызть шелк. Ясперу было жаль, однако поступить иначе было нельзя, он потоптался вокруг, скрывая следы.

— Теперь пошли.

Они вернулись к колее, к повозке. На дороге никого не было. Пока им везло. Однако Яспер никогда не позволял себе рассчитывать только на удачу. Достав из коляски хлеб, он протянул буханку беглецам. Он хорошо знал, что такое голод, и был рад, что взял не одну буханку, поскольку первая, разодранная руками на куски, исчезла едва ли не мгновенно.

Яспер направился по лесной дороге на запад, подальше от Сливоны. Иногда лучше прятаться прямо под носом тех, кто тебя ищет, однако сейчас он не мог позволить себе так рисковать. Полосатые действовали слишком усердно. Хорошо уже то, что мальчишка оказался немеченым, ведь зинды считали, что на его лице свежие порезы, но вот девушка…

Маэва. Она назвала ему свое имя и рассказала о жажде свободы. Яспер восхитился и духом ее, и красотой, однако никакое восхищение не мешало сознавать ему, что опасность со всех сторон подстерегала эту девушку.

Его встревожило уже одно то, что она так быстро поведала ему о себе. А если бы на его месте оказался совсем другой? Получить награду за нее много проще, чем зарабатывать трудовые бесаеты на пыльных улицах Сливоны. Она была,пожалуй, слишком доверчивой. Впрочем, поначалу она бежала и от него. Лишь потом, подержав его за руку, успокоилась и сказала, что верит ему… Что это значит? Неужели через пожатие руки можно что-то понять? Что поняла она?

У нее не было другой одежды, кроме рабской рубахи, и Яспер не мог выдать девушку за свою собственность — люди низкого рода не держали рабов. Если бы ему удалось приодеть Маэву, то он мог выдать ее за свою жену, хотя замужней женщине полагалась метка — небольшой треугольник возле основания шеи, единственная отметина, допускавшаяся свободными. Яспер не верил в магию, иначе бы он сказал, что Маэва обворожила его. Возможно, причиной тому был ее голос; ему ни разу не приходилось слышать столь очаровательной интонации. Но красива она или нет, первая же неудача способна привести их в рабство или вовсе лишить жизни. Шансов немного. Причем в игре, правил которой он не знал.

Маэва пробиралась сквозь густые кусты. Яспер сказал, что проедет через заставу в одиночестве — потому что там обязательно окажется часовой, скорее всего зинд. Ей же с Девином надлежало пробраться мимо, пока Яспер отвлекал внимание солдата.

На земле под ногами валялись камни и обломившиеся ветки; в воздухе пахло сыростью и прелой листвой. Как все это не похоже на нагретые гранитные полы и надушенные полотенца в бане. Маэва могла только гадать, насколько перепачкалась сама и в какую жалкую тряпку превратилась ее рубаха.

Впереди между деревьями появились просветы. Слева открывались поля. Селяне, головы которых прикрывали широкополые соломенные шляпы, складывали в корзинки собранные бобы. Маэва подумала, что неплохо бы украсть хоть немного. Прошлой ночью им было так голодно.

Хорошо, что Яспер привез им хлеб. Он сказал ей то же, что говорила и Лила: необходимо попасть на берег Мантедийского залива. А там — на корабль, идущий до Главенрелла или любого другого свободного королевства, которые находятся по другую сторону Минвендского океана. Яспер знал дорогу до Мантеди, однако не говорил, что будет провожать их.

Взяв Девина за руку, Маэва подумала, что мальчик, наверно, и не помнит ту ночь — серые коридоры и Луга Вена, на которых она согревала его холодные раны. Ведь когда он проснулся, боль исчезла вместе с ранами. Он не вспоминал о плохих снах, и она не стала расспрашивать его. Сама Маэва помнила почти весь сон, хотя ничего в нем не поняла. Где находились эти коридоры и кто этот странный юноша, отчего-то показавшийся ей знакомым? И как вообще могли исчезнуть отметины с лица Девина?

Однако она не располагала временем на размышления. За пологом листвы неторопливо цокали копыта лошади Яспера, между ветвей она заметила спину часового. Маэва привыкла видеть людей в шелковых халатах или набедренных повязках. В баню нельзя проносить никакое оружие, кроме патриера, в бане отдыхают. Солдат на заставе был облачен в серую и черную кожу. У пояса его висел черный топор; длинный нож в ножнах находился с другого его бока.

Яспер был ростом ниже солдата и не имел при себе оружия. Что, если с ним случится какая-нибудь беда? Надо было забрать у него золотые. А что станет с Яспером, если солдат обнаружит их?

Маэва пригнулась возле последней купы деревьев на краю поляны, отделявшей их от того места, куда им нужно было попасть. Когда зинд приказал Ясперу остановиться, Маэва хотела было замереть на месте и смотреть только на него, не отрывая глаз, словно тем самым могла избавить его от беды. Однако он строго велел ей, как только он остановится, идти вперед и постараться удалиться от заставы как можно дальше.

Подоткнув рубашку повыше, она поползла на руках и коленях, жестом пригласив Девина следовать ее примеру. Чтобы заметить их, солдату достаточно было только повернуть голову. Но в пятидесяти ярдах перед нею опять начинался густой лес. И Маэва ускорила темп.

Позади раздались крики. Не отрывая глаз от земли, она ползла вперед. Изношенный подол с треском порвался. Но она ползла. Негромкие звуки за спиной свидетельствовали о том, что Девин не отстает. Крики раздались снова. Она попыталась представить, что находится в бане, что сейчас раннее утро и Орло выкрикивает свои распоряжения. Однако прогретая солнцем земля не пахла паром и ароматными маслами. Пути назад все равно не было. И если она хотела сделаться свободной, ей нужно добраться до деревьев.

Она ползла вперед, обдирая колени, но тут руки подвели ее, и Маэва уткнулась лицом в пыль. Девин за спиной ее охнул. Висевший на шее девушки камень дримвенов вдавился в грудь, словно напоминая о себе и побуждая двигаться вперед.

Наконец их окружили деревья. И Маэва поглядела сквозь листья на дорогу — на Яспера, стоявшего возле своей повозки, понурив голову. Облаченный в полосатые одежды солдат вопил и размахивал перед носом Яспера кулаком; тот едва шевелился. Солдат толкнул его в грудь, и Яспер упал на землю, а потом неловко поднялся и полез на козлы под хохот часового.

Отъехав подальше, Яспер остановил телегу у края дороги и стал дожидаться Маэву и Девина. Свежие синяки от побоев болели, однако ему не привыкать, он даже перестал обращать внимание на подобные пустяки. Яспер знал некоторые приемы и легко бы мог справиться с полосатым, но такая победа не принесла бы никакой пользы. Он никогда не носил при себе ножа, считая, что это слишком рискованно. Людям свободным, но низкого рода носить оружие не позволялось; и Яспер ценил свободу выше ножа. Обычно для сохранения собственной безопасности ему достаточно было изобразить тупицу — и лишь изредка ему приходилось прибегать к помощи быстрых кулаков.

Торопливо подошли Маэва и Девин. Лицо Маэвы оказалось испачканным, а рубаха сделалась еще более похожей на грязную тряпку. Девин извозился в пыли ничуть не меньше.

— Почему солдат кричал на тебя? И почему повалил? — спросила она.

— Потому что я шевелился не так быстро, как он хотел.

— А почему же ты не шевелился так быстро, как ему было нужно? — по простоте спросил Девин.

Яспер опустил ладонь на плечо мальчика.

— Потому что тупице не хватит мозгов, чтобы провезти пару беглецов.

— Спасибо тебе, — поблагодарила Маэва. — Спасибо.

— Влезайте и поедем, — сказал Яспер. — Отыщем какой-нибудь глухой уголок и там подумаем, что делать дальше.

Поднимаясь в экипаж, Маэва зацепилась рубашкой за дверцу.

— Ты умеешь шить? — спросил ее Яспер.

— Немножко. Мама учила меня. И дала иголки — они в моем платке.

Яспер поднялся на облучок, размышляя, где можно было бы здесь найти ткань. В мошне его до сих пор оставались бесаеты.

Отыскав место для ночевки подальше от дороги, Яспер пешком отправился в ближайшую деревню за тканью и нитками. Он выбрал два отреза — один из некрашеного муслина, другой бледно-желтый. Самые обыкновенные здесь цвета. Если правильно сшить одежду, у них появится шанс. В конце концов они сумеют добраться до Мантеди. Он останется с Маэвой и Девином, пока те не сядут на корабль до Главенрелла, а потом устроится возницей внутри городских стен. Все знали, что Мантеди — город богатый… а может быть, и самый крупный порт в мире. Разве там не найдется достаточного количества знатных и состоятельных лордов?

Купив ткань, Яспер прошел с ней через всю деревню, а потом повернул обратно в лес. На лик луны набегали облака, было настолько темно, что он мог различить одни лишь тени. Маэва и Девин уже где-то недалеко. Когда он оставлял их вечером, девушка собиралась окунуться в ближайшем ручье — смыть не привычную для тела грязь.

Ночные шорохи и шепотки почему-то смущали его; и Яспер не мог понять причины этого. Ему сотни раз приходилось бродить по ночному лесу, однако в этот вечер он вздрагивал даже от хруста ветвей под собственными ногами. Он подумал, не закричать ли, и вовремя остановился. «Не делай глупостей». И тут он заметил золотистое свечение, весьма странное. Подобное ему приходилось видеть разве что перед закатом, а не после него.

— Яспер? — послышался певучий, полный музыки голос Маэвы. Она вдруг оказалась совсем рядом. А золотой свет исходил от камня, что был у нее на шее.

Яспер кротко прикоснулся к ее руке.

— Как тебе удается заставить камень так светиться? — спросил он, указав на ее грудь.

— Что?

Яспер прищурился. Камень теперь казался темным, самым обычным, какие без счета валяются при дорогах, однако Яспер прекрасно знал, что видел свечение.

— Что это за камень? Откуда он у тебя?

— Этот? Памятка, оставшаяся от матери. — Выплывшая из-за тучи луна залила их лагерь своим бледным светом.

— Это не просто памятка. Этот камень прогоняет тени.

Маэва промолчала, и Яспер не знал, что думать. Странные вещи творятся на свете. За прошедшие несколько дней жизнь его преобразилась настолько, что он теперь совершал поступки, которых лучше было не делать, и видел вещи, которых увидеть не рассчитывал. Он рисковал собственной свободой ради девушки и мальчика, которых случайно встретил две ночи назад. И вот он уже опасался теней и видел свет, исходящий из обыкновенного голыша.

— Ты уже жалеешь, что повстречал нас, Яспер? — Стоявшая рядом Маэва казалась ему существом, возникшим из сна, одеяло прикрывало ее плечи, камень покоился на груди. Неужели она могла читать его мысли?

Яспер с шумом выдохнул.

— Ты собиралась рассказать мне о камне, — проговорил он, не отвечая на вопрос.

— Дай мне руку, — попросила она.

Он прикоснулся к ее гладкой и прохладной коже. Маэва закрыла глаза. Как сделала там, в лесу, на окраине Сливии. Она задержала его руку в своей чуть дольше, чем тогда.

— Он называется камнем дримвенов, — проговорила она. — И раньше принадлежал моему отцу, а до того его матери.

Хорошо. Она сказала ему правду — Яспер всегда умел отличить правду от лжи.

— Дримвенов? Я слышал, что дримвены сейчас затаились и не рассказывают людям о себе.

— Это тайна.

— Я сохраню твою тайну.

— Она не только моя. Ради нее люди шли на смерть.

— Теперь это и моя тайна. — Яспер знал цену своему слову.

Он подал Маэве сверток, и она развернула ткань. Приложив отрез к Девину, она кивнула.

— Сколько времени уйдет на шитье? — Яспер принялся доставать из карманов катушки с нитками.

— Несколько дней, если у меня будут помощники.

— Я не умею шить.

— Я научу тебя.

Яспер усмехнулся, услышав в ее голосе решительность. Когда он достал принесенный хлеб, сыр и немного мяса, Маэва опустила ткань. При небольшом росточке у нее был отменный аппетит.

Глава десятая

Сара шла от поляны теццарины рядом с Берном. Огромная птица исчезла так быстро, что она даже не успела бросить последний взгляд на ее перламутровые крылья. Она, освободительница, не видела даже, как та улетела.

Берн восторженно смеялся:

— Какой же ты обладаешь силой, Сара!

Она не хотела видеть его. Сара бросилась бегом к границе седьмого священного кольца. Берн беззаботно ломился сквозь подлесок за ее спиной, не замечая производимого шума. Голова ее пульсировала, а сердце горело. Она ощущала, что не заметила нечто чрезвычайно важное и может никогда более не столкнуться с этим вновь. Ей хотелось обогнать Берна, однако он держался вровень с ней, как она ни торопилась.

Когда Сара оказалась перед седьмым кольцом и начала протискиваться сквозь печать, он схватил ее за плечо.

Оказавшись по другую сторону, Сара перевела дыхание и решилась вновь посмотреть на Берна. И с невероятным облегчением обнаружила, что к ней протягивает руки истинный Берн, тот Берн, которого она любила и глаза которого полны радости. Она упала в его объятья.

— Когда мы прошли последнее кольцо, я поняла, что там действует какое-то заклятье. Ты сделался коварным и злобным.

— Это все элловены, — объявил он с печалью в голосе. — Они не хотят, чтобы мы были вместе. Им известно, что придает нам такую силу. Но элловены не сумеют разделить нас, и теперь, после исчезновения последней теццарины, они сделаются много слабее.

— Последней теццарины… — В груди Сары пробудились сомнения. Что же она сделала?

Он развеял все ее сомнения одним поцелуем. И прикосновение его губ заставило Сару растаять и забыть обо всем, кроме того блаженства, которым была наполнена ее любовь к Берну.

Элловена Ренайя двигалась на удивление быстро для своего роста, отметил Дорьян, шагая рядом с нею через лес. Широкая тропа извивалась среди деревьев, скал и цветов и, постепенно поднимаясь, вела сквозь священные кольца. Дорьян старательно вникал в каждое произнесенное элловеной слово относительно шармалей вообще и Берна в частности.

— Итак, шармаль наделен несомненным дарованием, но лишен совести? — переспросил он.

— Да. Он обаятелен, но не добр. Шармаль легко добивается власти над другими людьми. Он стремится сделаться их наперсником, и чем больше чужих секретов узнает, тем большую власть приобретает над окружающими.

— Но если Берн и в самом деле шармаль, то почему он не может очаровать меня? Или его чары действуют только на женщин?

— О нет. Шарму подвластны все. Мне говорили, что замыслам шармаля могут противостоять только те, кто уже испытал его воздействие, но сумел спастись. — Ренайя бросила косой взгляд на Дорьяна, которому оставалось надеяться только на то, что она не станет развивать эту тему дальше.

— Но вы знаете, кто такой Берн, а значит, он не сумеет воздействовать на вас? — спросил Дорьян.

— Нет. Мне надлежит самым внимательным образом следить за собой, иначе я могу угодить в ловушку. Но ты, несмотря на свою молодость, уже встречался с шармалем и сумел каким-то образом разгадать его.

— А шармаль бывает женского пола?

Ренайя кивнула.

«Я разгадал ее, однако на это ушло так много времени».

— Значит, разум шармаля можно считать больным? — спросил Дорьян, надеясь, что элловена Ренайя не сумеет заметить, насколько отчаянно он хочет услышать положительный ответ. — И возможно ли в таком случае его исцеление?

— Весь опыт, вся мудрость Замка свидетельствуют об обратном, — ответила она негромко. — Это пытались сделать. И меня учили, что любое израсходованное на шармаля количество жизненной силы лишь укрепит его разрушительные способности. Шармали очень опасны, их сила обманчива.

Дорьян моргнул, пытаясь скрыть разочарование.

— Берна удалят из Замка?

— Да, как только мне удастся убедить Совет в его сущности. Заметить шармаля способны только мистивы и геновены. Мне следовало бы сразу предупредить всех целителей, однако я усомнилась в справедливости собственного заключения. Но как только мы обнаружим Сару и Берна, я не стану откладывать.

— Но что вы скажете им? И что, в сущности, представляет собой шармаль?

— Дар шармаля в известном смысле обратен дару мистива. Берн ощущает то, чего мы хотим в наибольшей мере. И дар этот используется не для того, чтобы целить, а чтобы улавливать других и ставить их себе на службу.

Дорьяну сделалось муторно, он пожалел, что не настоял вовремя на откровенном разговоре с Сарой.

— Но что будет, если он подчинит Сару себе?

— Этого я и боюсь. Если Берну удастся совратить дар Сары… — Шаги Ренайи чуть замедлились. — Но помочь ей может только правда. Правда всегда предпочтительнее, во всем, а при ее даровании человек может жить только правдой.

— Ее даровании? А какое оно у нее?

— Она фирана. Духовная воительница.

— Фирана… А что это значит — быть воином Духа?

— Фиран умеет сражаться духовным оружием. Это великое дарование, Дорьян, всем элловенам Замка придется как следует потрудиться, чтобы дать ей надлежащее воспитание.

Дневной свет вокруг них вдруг переменился, Дорьян поднял голову. Облаков на небе не было, тем не менее небо померкло, будто солнце было на нем огромным фонарем, который вдруг привернула чья-то рука. Немыслимо. Однако цветы вокруг словно потускнели, а ветви над головой поникли.

— Нет, — прошептала элловена Ренайя. — Не может быть.

— Чего не может быть, элловена?

— Нет, — произнесла она еще раз. — Последняя теццарина не может оставить нас.

— Теццарина?

— Огромная птица. Век за веком теццарины обитали на вершине этого холма и общались с целителями, связывая нас с элловенством. — Ренайя беспомощно огляделась и как-то сразу сделалась похожей на увядающий сорванный цветок. — Птицы начали исчезать несколько месяцев назад. И вот осталась только одна. Элловены пытались совместными усилиями оградить ее и удержать. — Она подняла тонкую руку. — Свет! Он сделался лишь отзвуком прежнего — такого, каким должен быть. Боюсь, что и последняя теццарина оставила нас.

Не дожидаясь ответа Дорьяна, она ускорила шаг. Какое-то время оба молчали. И за новым поворотом увидели впереди спускавшихся им навстречу Сару и Берна. Сара смотрела на Берна преданными глазами.

— Привет, элловена, привет, Дорьян, — проговорил Берн любезнейшим тоном, словно встреча эта была самой обыкновенной.

Сара вздрогнула.

— Где вы были? — спросила элловена Ренайя взволнованно.

— Мы прогуливались, элловена, — ответил Берн. — Обследовали Замок. Сара хотела убедиться в том, что на ваши древесные кольца наложены действительно крепкие печати.

Сара отшатнулась, не скрывая смятения.

— Но вы… вы не могли пройти дальше шестого кольца? — проговорила элловена.

— Еще как смогли, элловена. И через шестое, и через седьмое, — выпалил Берн с довольной ухмылкой.

Глядя на Сару, элловена Ренайя попыталась набрать воздуха в грудь.

— И вы видели теццарину… птицу то есть?

— Да, — ответил Берн. — Но теперь ее там нет.

— Нет? — воскликнула элловена. — Прошу вас, не шутите так.

— Почему она была в клетке? — спросила Сара дрогнувшим голосом.

— Клетка защищала ее.

Шагнув вперед, Берн схватил Ренайю за обе руки и заглянул в ее сокрушенное лицо.

— Разве вы не знали, что от нее можно ждать только беды, элловена? — проговорил он негромко. — От нее, от внучки Кариида Завоевателя. Тот же род, те же цели. Ее не следовало даже впускать в Замок.

Взволнованный Дорьян поглядел сперва на элловену Ренайю, потом на Берна, потом на Сару. О чем говорит Берн? Кто здесь внучка короля Кариида?

Даже в своей далекой Эмменде Дорьян достаточно наслышался о боевых деяниях Кариида, короля-воина, правителя Архельда. Но у Кариида была одна-единственная дочь, которую звали Ториной. И дочь эта вышла замуж за Ландена, наследного принца Белландры, изгнанного из своего королевства войсками Кариида. Их романтическую повесть воспевали барды.

А Ланден некогда спас жизнь сливийского новобранца по имени Кабис, потерпевшего кораблекрушение в океане как раз во время битвы при Главенрелле.

Значит, Сара — дочь Ландена? Не ошибается ли он? И откуда это может быть известно Берну?

— Я бы остановил ее, элловена, — говорил Берн. — Но не знал, как это сделать.

Казалось, что все живые краски оставили лицо Сары. Побледнели даже ее губы. Дорьян справился со смятением; он попытался прикоснуться к ней долей своей жизненной силы. «Все будет в порядке, Сара. Все будет в порядке».

— Как вы устали, элловена Ренайя, — проговорил Берн. — Могу ли я предложить вам свою руку на этой неровной тропе? Прошу вас.

Элловена Ренайя, вдруг сделавшаяся совершенно крохотной и съежившейся, опустила свою маленькую ладонь на локоть Берна. Дорьян хотел хоть что-то сказать, чтобы она смогла стряхнуть с себя чары шармаля, но слова не шли с языка.

Через мгновение Берн и элловена Ренайя скрылись из вида. Дорьян испытывал огромное желание броситься следом за ними, напасть на Берна, повалить его на землю и кулаками выбить из глаз эту лживую искренность. Однако он не покинул Сары. Он не мог оставить ее сейчас, когда на лице ее столь отрешенное выражение. Опасаясь, что она упадет, он попытался поддержать ее за плечи. От его прикосновения она осела на землю и укрыла лицо руками. Дорьян опустился подле, не зная, что можно сейчас сказать.

В лесу воцарилось странное безмолвие, дневной свет не становился ярче. Наконец Сара подняла голову:

— Как я могла выболтать ему все свои секреты? Я же рассказала ему о себе все, все до последней подробности. Теперь он знает.

— Сара. Берн наделен… темным дарованием. Он как бы лишает ума всех, кто подворачивается ему под руку. — Он осекся, он хотел сказать все это совершенно иначе.

Краски начали возвращаться на ее лицо.

— А что такое темное дарование?

— Элловена Ренайя рассказала мне о нем только сегодня утром. Берн, как здесь говорят, является шармалем… его дар не служит исцелению и не имеет никакого отношения к Замку. Шармаль чарует окружающих и заставляет их исполнять его собственные желания.

Сара прикусила губу:

— Мне так стыдно.

— Стыдиться нечего.

— Но ты не знаешь, что я натворила.

— Пока я вижу, что ты сумела раскусить шармаля всего через несколько дней знакомства с ним. Мне для этого потребовались годы.

— Годы? Тебе? — Она перестала хлюпать носом.

— Годы.

Дорьян не хотел открывать Саре свой секрет, однако элловена Ренайя говорила, что только правда способна помочь девушке.

— И как ты поступишь, когда Берн вернется к тебе и скажет, что не имел в виду ничего плохого?

— Я не поверю ему. — Руки ее стиснулись в кулаки.

— Он сказал правду? Ты действительно принцесса?

Она коротко кивнула:

— Принцесса Саравельда. Я не хотела, чтобы здесь знали об этом. И сказала ему под великим секретом.

Странная вещь эта жизнь, как она сводит вместе пути королей и новобранцев, принцесс и простолюдинов.

— Элловена Ренайя поведала мне, что шармали нуждаются в чужих секретах. Чем больше секретов им известно, тем большую силу они обретают.

— Брр. — Казалось, что Сару вот-вот стошнит.

— Она определила и наши с тобой дарования. Элловена сказала мне, что увидела в тебе фирану.

Сара нахмурилась:

— Фирану? Воительницу? Но я только хотела научиться танцевать, как триана. — Она явно приуныла и, тряхнув разок головой, пробормотала: — Фирана.

— Она добавила, что правильно обучить тебя можно только общими усилиями всех элловенов.

— Теперь они не захотят меня учить. Лучше и не спрашивай, что я натворила.

Дорьян поднялся с земли и протянул ей руку:

— Пора возвращаться.

Под прежним, безжизненным светом они вместе направились вниз.

— А каков твой дар, Дорьян? — спросила она.

Юноша помедлил.

— Я геновен.

— Ты об этом мечтал?

— Я знал, что не могу быть никем иным. Я брожу во снах с младенческих лет. Мой отец происходил из семейства дримвенов.

— Дримвенов?

— Это сливийское словечко. По-моему, оно обозначает то же самое, что и геновен.

— Сливия! Страна пиратов и рабовладельцев? Но мне казалось, что ты родом из Эмменды.

— Мой отец приплыл сюда новобранцем восемнадцать лет назад — вместе с великим вторжением.

— Новобранцем. Но… что с ним случилось?

— Его вытащил из океана, — Дорьян набрал воздуха в грудь, — твой отец, король Ланден.

Руки его покрылись мурашками. Если бы не отец этой девушки, его собственный погиб бы в волнах, а его, Дорьяна, и вовсе бы не существовало, а теперь, вопреки всем обычаям и вероятности, они оба находятся в Замке целителей.

— Подожди. — Сара остановилась на тропе. — Эта повесть мне известна. Отец рассказывал мне о той ночи, когда пришли пираты, и как они нашли в море человека…

— Это был мой отец, — пояснил Дорьян. — Кабис Денон.

— Кабис. — Сара насторожилась. И сошла с места, переступив корень, выползший на тропинку. — Да. Какое-то время он служил моему отцу. А потом оставил его.

— Да. Его заставили. — Дорьян отвел в сторону ветвь. — Соблазном. И сделал это шармаль.

Он не хотел вдаваться в подробности.

— Какой шармаль?

Он не ответил, и она переспросила:

— Так кто это был, Дорьян?

Он смотрел вниз на то, как ложился теперь на землю свет. В горле его застыл комок. «Я не могу быть уверенным в том, что она была шармалью». Просто она соответствует описанию: одаренная, но совести не имеющая. Но она не злая, не такая, как Берн.

— Какой шармаль, Дорьян?

Он посмотрел на Сару и ответил:

— Моя мать.

— Ох. — Сара положила руку ему на плечо и переменила тему разговора. — Значит, ты думаешь, что дримвен и геновен — это одно и то же? Но что представляет собой дримвен?

— Дримвены способны бодрствовать в своих снах и при этом посещать другие… места.

Она потянула его за руку так сильно, что Дорьян едва не споткнулся.

— Так вот как ты попал тогда в мою комнату?

Он качнул головой:

— Не знаю, так ли это было.

Пока они спускались по дорожке сквозь священные кольца, Дорьян поведал Саре то, что элловена Ренайя рассказала ему о шармалях и теццаринах. Когда он упомянул птиц, глаза ее наполнились слезами.

Берн уже ждал их на опушке. Он бросился к Саре с объятиями и привлек ее к себе. Дорьян вдруг испугался: он подумал, что Сара простит Берну предательство, вспомнив, как она еще этим утром смотрела на него.

Однако Сара не отреагировала на его объятия, и Берн опустил руки и отодвинулся:

— В чем дело?

— Ты прикоснулся ко мне. Больше этого не будет. — В голосе ее прозвучала властная нотка. Подобающая принцессе.

— Милая моя, разве ты не поняла, почему я так поступил? Элловены не хотят, чтобы мы были вместе. Мне пришлось отвлечь ее. Но не печалься — сегодня ночью Ренайя не помешает нам. — Он придвинулся к ней, с пылом заглядывая в глаза.

— Не приближайся ко мне! — Сара оттолкнула его.

— Но ты должна мне верить!

— Нет. — Она повернулась к нему спиной.

— Но ты не знаешь, что я могу сделать, — проговорил Берн. — Я могу устроить так, что тебя выгонят из Замка.

Дорьян угрюмо улыбнулся. Ошибка. Если бы Берн продолжал изображать обиженную любовь, Сара еще бы могла смириться и простить.

Она резко повернулась, сделав шаг в сторону Берна. В каждой черте ее лица читалась угроза, ярость наполняла все ее тело.

— Берн, ты всего только ничтожество, злобное и коварное, каким я видела тебя сегодня. И отныне ты таким для меня и останешься, помогают мне в этом деревья седьмого кольца или нет.

И она направилась прочь.

Берн проводил ее взглядом, а потом повернулся к Дорьяну:

— Твоя работа! — Глаза его пылали ненавистью.

Но Дорьян не ответил, и тот повернулся, чтобы уйти.

Дорьян замер в раздумьях на краю очаровательного сада. Следует ли ему обратиться в Совет? Должен ли он рассказать все, что видел? Повторить предупреждения элловены Ренайи?

Шармаль уже направлялся в сторону чертога. Он окажется там первым. Только что отзвонили колокола к ужину, и на дорожках появились студенты. Они шествовали привычной и размеренной поступью, однако солнечный свет не мог толком осветить их лица. Черты их сделались какими-то блеклыми, словно это были совсем не люди, а фигуры на картине, и художник подмешал в акварель слишком много воды.

Дорьян поежился. Почему все здесь следуют заведенному обычаю, будто ничего не переменилось? А ведь элловены считались воплощением утонченного восприятия. И кстати, какого рода связь, о которой упомянула элловена Ренайя, существует между элловенами и теццаринами?

Последняя теццарина покинула Замок, и померк не только свет: притупилось восприятие, дарованное обитателям Замка. Дорьян лишь удивился тому, что его собственное не претерпело заметных изменений. Потом… что же все-таки натворила Сара?

Глава одиннадцатая

— Что случилось, Дорьян? — Лицо седовласой женщины, облаченной в длинное синее платье, было озабоченным и счастливым одновременно. — Как и всегда, я рада видеть тебя. Ты взволнован, мой дорогой. Почему ты призвал меня в свой сон?

— Мне нужно кое-что узнать у тебя, бабушка. У меня есть сестра в Сливии? Не было ли у моего отца еще и дочери?

Мудрые глаза Марины, такие же синие, как и его собственные, как глаза его отца и той девушки, которую он вывел на Луга Вена, округлились.

— Сестра? Если она и есть у тебя, Кабис не знает о ее существовании. Скажи, а почему тебе пришло это в голову?

Дорьян рассказал ей.

— Камень дримвенов? Значит, все эти годы он был укрыт в земле?

— Да, бабушка. Я уверен в том, что эта девушка — сестра мне. Мое сердце узнало ее.

— Твое сердце наделено даром зреть истину, Дорьян.

— Я должен снова увидеть ее.

— А ты спросил у этой девушки разрешения посещать ее сны?

— Нет. У меня не было на это времени, я сразу проснулся.

— Тогда ты должен подождать, — строго сказала Марина.

— Я не могу ждать! До следующей случайной встречи могут пройти годы и годы. Потом, она живет в Сливии — на противоположном берегу Минвендского океана. Я просто не могу отправиться туда, чтобы получить ее разрешение.

— Ты знаешь, что законы дримвенов говорят, что вторгаться в чужие сны без разрешения есть обычай эбровенов.

— Но я не желаю ей зла. К тому же она твоя внучка. Помоги мне отыскать ее.

— Дорьян. — Марина прикоснулась ладонью к его щеке. — Мне бы так хотелось ее увидеть. Однако ничто не заставит меня нарушить закон дримвенов.

— Но что еще можно сделать?

— А ты посылал ей весть, сказал, что разрешаешь прийти к тебе?

— Я пытался это сделать, но она не обучена нашему искусству. Она не получила его.

— Попытайся еще раз, мой дорогой. Приличия не позволяют тебе ничего другого.

Маэва лежала возле сопящего во сне Девина. С другой стороны от мальчика спал Яспер. Каждый вечер они вытаскивали из коляски подушки, чтобы подложить их под голову, и стелили одеяла. Земля была ничуть не жестче, чем старая подстилка Маэвы в башенке дома лорда Индола, только здешний воздух наполняли свежесть и свобода. Маэва жалела только о том, что не может разделить свою радость с матерью.

«Если мама умерла, значит, теперь она тоже свободна. А значит, свободны мы обе. Надеюсь, она может оттуда, где теперь пребывает, увидеть, что камень дримвенов находится у меня». Руки Маэвы покоились на камне. Он тихо гудел под ее рукой.

Поглядев на Девина, а потом на Яспера, она подумала, насколько они схожи — темноволосые, кареглазые и крепкие. И как ей казалось, души обоих соответствовали их телам — такие же крепкие и надежные.

Как странно, еще совсем недавно она была рабыней, не знала имени своего отца и слыхом не слыхивала о камне дримвена. С Девином она подружилась в бане незадолго до побега, с извозчиком Яспером и вовсе едва знакома. И вот теперь все вместе они прячутся от лорда Морлена. И она свободна.

Свобода! Маэва понимала, что за ней все еще охотятся и преследователи могут в любой момент разрушить этот залитый лунным светом покой и обречь на каторжный труд. Но как чудесно просыпаться по утрам и самой выбирать себе занятие. До самого побега слово «свобода» означало для нее только возможность полежать на подстилке после рабочего дня, слушая рассказы Лилы о мире, которого ей никогда не суждено было увидеть. Маэва трудилась в курящейся паром бане едва ли не с тех пор, как научилась ходить. Малышкой еще она разносила полотенца, стирала и складывала шелковые халаты. А когда подросла, научилась составлять ароматы из трав и цветов. Когда ей исполнилось пятнадцать, Орло показал основы массажа, чтобы она могла разминать мышцы сливийской знати. И все это время он был и защитником ее, и надсмотрщиком. Орло. Что-то он поделывает сейчас? Она представила, как Орло приглядывает за огнем, где кипятятся чайники, покрикивает на рабов, приказывая им поспешить.

Вчера она целый час просидела возле ручья, окуная ноги в воду, просушивая их и снова окуная, и мечтала, как переплывет через океан и встретится с отцом, Кабисом Деноном. На груди его был шрам. И если он еще жив, она, возможно, сможет его найти.

Она поглядела вверх — на облитые лунным светом ветви деревьев. Листья их, чуть трепетавшие под дуновением ночного ветерка, казалось, приплясывали. Маэва смежила веки.

И как только она сделала это, мир снов увлек ее в дом, с которого был сорван потолок. Каменные стены рушились на глазах, камни сами падали вниз и разбивались.

Рядом появился юноша, которого она встретила в серых коридорах. Он указал ей на растрепанную девицу, бежавшую к ним обоим.

И тут Маэва увидела огромную птицу, настолько черную, что та затмевала звезды, налетавшую на бегущую девушку. Юноша обхватил девушку за плечи. Маэва поглядела вниз — на камень дримвенов. Из середины его бил золотой луч. Она выставила камень вперед.

Незнакомая девушка протянула к Маэве обе руки. И не прикасаясь к камню, начала впитывать в себя его золотистый свет, пока не засветилась сама. И тогда она обернулась лицом к птице. Золотое пламя било из ее рук, а тело кружилось в таинственной пляске.

Птица громко забила крыльями, отлетая.

Юноша повернулся к Маэве.

— Пожалуйста, — попросил он. — Я должен…

Но Маэва уже проснулась в роще, сжимая в руке камень дримвенов. Девин и Яспер спали, и она, все еще неровно дыша, попыталась успокоиться. Она подумала, что целых семнадцать лет прожила во власти лорда Индола, зная одну только дорогу — от башни до бани… Сны снились ей часто, но такого яркого еще видеть не приходилось. А теперь во сне она путешествовала в неведомые края, а наяву скрывалась от лорда Морлена.

Лорд Морлен. Зачем только она понадобилась ему? Что увидел он в ней? Он, который повелевает столькими людьми и который может нанять кого угодно, и против него она, располагающая всего двумя друзьями.

Впрочем, у нее было нечто, чего лорд Морлен не имел. Она носила на себе камень дримвенов, и этого было вполне достаточно.

Глава двенадцатая

Ясперу нравилось наблюдать за порхавшими над шитьем ловкими руками Маэвы.

— Отмеряй большим пальцем, — наставляла она его. — И тогда шов выйдет ровным. А руки надо держать вот так.

Одна ладонь ее находилась под тканью, а другая над нею, в то время как Яспер переворачивал свой лоскут на каждом стежке.

— Не получается, — жаловался Яспер. — Просто мои руки не приспособлены, чтобы держать такой маленький и острый предмет, как игла.

— Но ты ведь справляешься с рыболовными крючками.

Он усмехнулся:

— Даже самый маленький из крючков больше иглы настолько, насколько мой большой палец толще твоего.

Они расположились в своем лагере на камнях. Девин ловил рыбу у ручья. Повозка была спрятана неподалеку — между деревьев. Яспер сходил к дороге и обратно и надеялся, что сумел скрыть все оставленные коляской следы. Конечно, он воспользовался ответвлением дороги — не более чем простой колеей, однако надо знать полосатых. И он старательно прислушивался ко всякому новому звуку.

— Мне нравится шить. Девин любит ловить рыбу, а ты прекрасно справляешься с крючками и углями. — Маэва улыбнулась ему.

— Нам, свободным, известно, как можно выжать все тепло из уголька.

— Не понимаю, как тебе удается зажигать костер, чтобы он не дымил. Каждый раз, когда я прикасаюсь к нему, над огнем поднимается столб дыма.

— Это все потому, что ты каждый день окунаешься в воду. Огонь терпеть ее не может. — Яспер ухмыльнулся и перевернул свою ткань.

— Ты и сам бы мог искупаться.

— В самом деле? — Яспер опустил свою работу — штанину для Девина — и аккуратно воткнул иголку в ткань. Он потянулся.

— В самом деле.

— Маэва, иногда мне кажется, что ты знаешь обо всем, чего не знаю я, а я видел все, что не видела ты. Значит, если нас объединить вместе, получится толковый человек.

Она не расставалась с шитьем.

— Но никто из нас не был там, куда мы направляемся.

— Если мы только сумеем добраться туда. — Нет никакого смысла изображать уверенность в этом.

Нахмурив лоб, она склонилась над шитьем.

— А ты поплывешь с нами через океан?

— Если бы я только знал, что буду делать на востоке. Я же родился в Сливии.

— Но если тебе не понравится эта мысль, я бы отдала тебе на обратный путь все оставшееся золото.

— Маэва, ты должна понять, что золота при нас не должно быть. Если меня обыщут, эти два дилана могут принести нам только рабство. Или смерть.

— Тогда я сама понесу их. — Она никак не хотела расстаться с монетами.

Яспер утопил бы их в ручье и успокоился лишь тогда, когда собственными глазами увидел бы, как золото погрузится в ил. Он прожил свою жизнь, не зная, что такое диланы, нередко в кисете его не нашлось бы и пары бесает. Прожить можно и не имея денег.

— Я закончил этот шов, — проговорил он вставая. — А вот и Девин.

Мальчик поднял вверх две увесистые рыбины. Яспер похлопал его по плечу:

— Я помогу тебе почистить их. А потом хочу искупаться.

Маэва улыбнулась:

— Искупаться?

— Да. Ради тебя я готов даже залезть в холодную воду.

— Ты споешь нам, Маэва? — спросил Девин, плюхая добычу на камень.

Маэва приложила отрез желтой ткани к своей ноге.

Яспер взял свой самый большой крючок, чтобы выпотрошить пойманную Девином рыбу. Голос Маэвы рассеял все его опасения. Она любила эту песню. Яспер не вполне понимал смысл двух первых строчек, однако не имел совершенно ничего против двух последних. Маэва говорила, что узнала песню от матери, которой ее пел так и оставшийся неизвестным девушке отец, однако Ясперу было приятно относить эти строчки к себе самому.

Яспер шагал по пыльной дороге, служившей главной улицей той небольшой деревеньки, возле которой они расположились. Из-под ног его поднимались облачка пыли, на лице — привычная маска тупицы, кепка надвинута на лоб. Он вошел в лавку, где его приветствовала воструха хозяйка, у которой Яспер покупал ткань.

— Смотри-ка, портки зачинил.

Яспер поскреб в затылке, попытавшись представить, что бы та сказала, если бы запустила руку в большой карман, который Маэва пришила к внутренней стороне его куртки.

— Мне крючки нужны. Рыболовные. И самые большие.

Она достала из корзинки три крупных стальных крючка.

— Три штуки за одну бесаету и маленький крючок в придачу.

Яспер полез в карман за монетой.

— И где ж ты собрался рыбу ловить? — спросила она.

— Там, где рыба есть.

— Ха! Он еще шутит. — Улыбка исчезла с ее лица. — Тогда удачи тебе.

— Смотрю, на полках у тебя не густо. — Он оглядел едва ли не пустую лавку.

— Это все полосатые. Они меня грабили, а я должна была стоять и смотреть. Словно бы сама укрывала пару беглых рабов! — От ее слов по шее Яспера пробежали мурашки. Хотелось бы знать, хватило ли у наемников Морлена ума поинтересоваться, не покупал ли кто ткань. — Они все допытывались, не видел ли здесь кто-нибудь девушку в синем платье и мальчишку со свежими метками. Ха… Будто такая парочка может пройти через деревню незамеченной.

— А награда назначена? — спросил Яспер.

— Два дилана, мне и за десять лет столько не заработать. — Она разгладила фартук. — Полосатые не захотели слушать меня, уж и не знаю, сколько пришлось возиться, чтобы привести потом здесь все в порядок. Никто не знает, когда они вернутся.

Оставив лавку, Яспер направился к противоположному краю селения. И повернул назад, к Маэве и Девину, только оказавшись в полном одиночестве за его пределами.

Маэва отлично выглядела в только что законченном платье: желтая ткань гармонировала с ее кожей, как солнечный свет, легший на поле спелой пшеницы. Куртка и штаны оказались впору и Девину. Оба оставались босыми, однако беднейшие среди свободных нередко экономили на обуви. Сойдет и так.

Яспер искоса взглянул на повозку, укрытую за потускневшей к концу лета листвой. Коляска, еще неделю назад являвшаяся пределом всех его мечтаний, теперь сулила немалый риск. Можно было не сомневаться в том, что все ведущие к Мантеди дороги окажутся перекрытыми и на них будут обыскивать все экипажи.

Занявшись едой, он принялся обдумывать, как разрешить эту проблему. А когда чуть стемнело, сказал:

— Нам придется оставить коляску здесь.

Маэва поглядела на него с набитым ртом. И торопливо глотнула, слегка поперхнувшись.

— Оставить здесь твою новую коляску?

— Она не сможет помочь нам добраться в Мантеди. Нам вообще не добраться туда по дороге.

Синие глаза ее увлажнились.

— Но ты еще можешь вернуться в Сливону, — проговорила Маэва. — Без нас тебе ничто не угрожает.

— Но без меня вас будут подстерегать всякие опасности. — Слова эти слетели с его губ еще до того, как он понял, что произнес их. Это правда.

Моргая, Маэва посмотрела на него из-за костра:

— Но это будет опасно.

Кто спорит. Яспер пожал плечами:

— Без меня вы пропадете.

Девин пододвинулся поближе к Маэве. Она обняла мальчика за плечи.

— Но ведь нам придется так долго идти пешком?

— Чем дольше нам удастся прятаться, тем с меньшим пылом нас будут искать. Будем по очереди ехать верхом — по тропкам. А если мы спрячем повозку подальше в лесу, ее могут и совсем не заметить.

— А ты научишь меня ездить верхом?

Он ухмыльнулся:

— И тем самым расплачусь за уроки шитья.

Глаза Маэвы были еще полны слез.

— Наверно, лучше будет как следует выспаться, — проговорила она.

— Нет. Придется уйти вечером.

— Вечером! Но уже и так темно.

Он не хотел рассказывать о том, что полосатые побывали в деревне.

— Маэва, кости мои говорят, что пора уходить, а они — и ничто другое — до сих пор сохранили мою жизнь и свободу. Скоро взойдет луна.

Маэва поправила висевший на ее груди камень.

— Но сперва, — проговорил он, — вам обоим придется как-то испачкать одежду. Она слишком новая, и это заметно. Если нас увидят, Девин, учти, что ты мой брат, а ты, Маэва, — моя жена.

— Жена?

— Я охотно назвал бы тебя моей сестрой, но кто этому поверит? Ты совсем не похожа на нас с Девином.

— Но у меня нет отметин жены. Я прожила семнадцать лет рабыней, и на моем лице нет и единого шрама. И теперь, став свободной, я не намереваюсь получать их.

— Но это всего лишь крошечная царапина возле горла. Новые крючки острые. И я сумею сделать это так, что тебе не будет больно.

— Нет. — Она задрала подбородок. — Никаких шрамов.

— А если нас остановит патруль?

— Я назовусь твоей кузиной.

Он покачал головой:

— Мой способ лучше. Надежнее.

— Но он унижает меня.

Яспер понял, что ему не удастся уговорить ее, и не испытал при этом никакой радости — как и от припрятанного золота.

Они собрались.Упрятали в кусты экипаж, привязали одеяла и подушки на спину Фортуны. Аккуратно завернув рыболовные крючки в лоскуток, Яспер убрал их во внутренний карман своей куртки. Маэва и Девин отправились к ручью напиться на дорогу, а Яспер забросал землей костерок. Когда они вернулись, он сам решил спуститься к своему любимому камню на берегу ручья и напоследок попить.

Склонившись к ручью, Яспер плеснул в лицо воды и пробормотал, обращаясь к луне:

— Маэва права. Умыться всегда приятно.

Он с удовольствием ощутил свежесть кожи. «Или я напрасно умолчал о полосатых?»

Холодок пробежал по его спине. В ночи послышался звук, которого здесь быть не должно. Звякнули шпоры. Раздался мужской голос. Яспер скользнул меж деревьев назад к лагерю.

Лунный свет ясно высвечивал бледные и темные полосы, поблескивал на стальных нашлепках перчаток. Зинд! К счастью, всего один. Он как раз соскочил с рослого жеребца, и рука еще держала поводья. Маэва и Девин смотрели на него так, как если бы вовсе лишились ног. А потом Маэва толкнула Девина в спину, безмолвно приказывая ему бежать.

Зинд извлек из ножен свое длинное орудие, сталь пропела, словно радуясь возможности снова оказаться на свободе. Девин вцепился в Маэву. Она попыталась оттолкнуть его. Зинд шагнул к мим:

— Не та ли это парочка, которую мы разыскиваем. Девушка семнадцати лет и мальчишка. Говорят, что на лице его свежие метки, однако ты, девчонка, могла избавиться от меченого и взять какого-нибудь беспризорника. Тебе-то и впрямь семнадцать.

Белые и красивые зубы зинда сверкнули во тьме. Маэва отшатнулась, умоляя Девина бежать, однако мальчишка не выпускал ее руки.

— Лорд Морлен говорил, что у беглянки золотые волосы, — продолжил зинд. — И если луна не обманывает меня, твои волосы действительно золотого цвета.

Яспер понимал, что вполне может раствориться в ночи, вернуться в Сливону и жить дальше, как жил. Он помнил, в каком месте принадлежавшего лорду Эрингу леса было закопано золото. Разве он не сделал все, на что был способен? Удача отказала Маэве.

С тем же успехом можно попросить текущую в ручье воду вернуться на прежнее место. Я не могу бросить их. Он достал из кармана сверток с рыболовными крючками и трясущимися руками вынул два самых больших.

— А далеко ты зашла, девка. Мальчишка-то полюбился тебе. Сделаешь хоть один шаг, и я охотно перережу ему горло. — Зинд провел рукой по лезвию.

Яспер со всей доступной ему осторожностью пробирался к зарослям, находившимся за спиной зинда, и выслушивал его мучительные слова, наполняясь ненавистью.

— Маэва, — проговорил зинд. — Так тебя зовут, а? За твою поимку меня не просто вознаградят. Лорд Морлен хочет, чтобы тебя доставили к нему живой.

Он выпустил поводья коня.

— Но когда ты окажешься у него, милая пташка, мне не представится возможности взъерошить твои перышки.

Яспер метнулся вперед и всадил крючок в ногу жеребца. Животное встало на дыбы и бросилось бежать. Едва зинд повернулся к коню, Яспер оказался за его спиной, коротко и сильно ударив солдата ногой под колени. Зинд упал, но тут же попытался изогнуться и выставить вперед нож. Прежде чем он успел подняться, Яспер потянулся к его шее, ударил по длинному носу и воткнул в глаз второй крючок. С отчаянным воплем зинд схватился за лицо и выпустил нож.

Яспер подхватил оружие, вогнал лезвие прямо и грудь зинда и немедленно откатился прочь. Подальше от смерти — от неприглядного зрелища и сопровождавших его жутких звуков.

— Вот тебе и награда, — проговорил Яспер, припав лицом к жесткой земле, задыхаясь, не понимая, когда это он мог так сбить дыхание, прислушиваясь к фырканью и топоту копыт испуганной Фортуны; Маэва дрожащим голосом успокаивала лошадь, а Девин спросил:

— Он уже умер?

Дрожащая рука прикоснулась к волосам Яспера.

— Яспер. Все в порядке, Яспер. Положи голову ко мне на колени. Ты ушиб лицо. Девин, дорогой мой, возьми какую-нибудь тряпочку и сбегай намочи ее в воде.

Яспер перекатился на спину. Он позволил Маэве положить свою голову к ней на колени и промокнуть лицо рукавом. Маэва гладила его по голове.

— Спасибо тебе, Яспер. Спасибо.

Девин вернулся с лоскутом, с которого капала вода.

— Дай мне руку, Яспер, — сказала Маэва. — Нет, другую.

Он поглядел на ту руку, о которой она говорила. Из длинного пореза сочились черные в лунном свете чернила.

— Еще воды, Девин, — сказала Маэва, омывая порез.

Плоть Яспера пробудилась, и он ощутил в руке острую боль.

— Как только омоешь рану, плотно перевяжи ее, — попросил он.

— Обязательно.

— Я должен был остановить его, — прошептал Яспер. — Должен.

Она занималась его рукой.

— А теперь нам пора идти, — сказал он. — И побыстрее.

— Мы пойдем. Скоро. — Она погладила его по голове. — Вокруг все тихо, Яспер. Поблизости никого нет.

Он вслушался в ночь, пытаясь уловить в ней хотя бы один опасный звук. Нашептывали деревья, журчал невдалеке ручеек, шуршали в кустах мыши. Только что мир их едва не разрушился, однако сейчас он вновь наполнился покоем.

— Спой мне, Маэва!

И она негромко запела:

Голос ее убаюкал его, унес всю тревогу.

Орло чувствовал себя отлично, хотя в животе его было пусто, а тело ломило от верховой езды. Научиться этому оказалось просто — солдаты лорда Морлена посадили его на коня и приказали не отставать. Первые дни путешествия до Мантеди Орло держался позади цепочки зиндов. Теперь он с гордостью обнаружил, что способен держаться не столь уж далеко от лорда Морлена.

Они ехали на север, и с конской спины видно было далеко. Целыми днями Орло с удовольствием разглядывал неторопливо менявшуюся местность: леса, селения, плавные холмы. А теперь перед ними лежала каменистая пустыня, оранжевым покрывалом уходившая на запад, в воздухе запахло солью, далеко на востоке зеленел океан.

Орло надеялся, что поиски Маэвы скоро закончатся и лорд Морлен ощутит радость. Но каждое утро капитан зиндов докладывал, что ее еще не поймали, и на лице лорда Морлена проступал гнев. К счастью, он был добр с Орло и приказал, чтобы того поили ваххсом всякий раз, как только он этого пожелает. В первый день, когда действие ваххса закончилось, сердце Орло стучало о ребра так, как если бы действительно решило вырваться на свободу. Он не помнил причины — она имела какое-то отношение к Маэве. Но после того ему постоянно давали достаточно ваххса, чтобы оно оставалось в покое.

В тот день с самого утра путешественников на дороге становилось все больше, и день уже заканчивался. Лишь немногие из Мантеди направлялись на юг, в основном это были селяне, сопровождавшие пустые телеги, идя рядом с утомленными и безмолвными животными. Орло с удивлением заметил клейма на лбах этих свободных крестьян. Клеймо у всех было одинаковым и напоминало пшеничный сноп. Все прочие двигались в сторону Мантеди, и Орло еще никогда не приходилось видеть столь разношерстного люда. Здесь были мужчины, женщины и дети всех оттенков кожи — от нежно-розовой до черной как бархат. Изредка попадались безупречно одетые лорды и леди, надменно взиравшие из высоких седел на спинах своих великолепных коней. За ними во множестве поспевали рабы, облаченные в подобающее им тряпье; шеи и лица их покрывали шрамы. Часть этой толпы составляли свободные люди низменного происхождения. Бедно одетые, они торопливо шли пешком.

Завидев цепочку зиндов, лорды, леди и прочая знать сворачивали своих коней на обочину и приказывали рабам уступить дорогу. Свободные попросту валились в придорожные канавы, изображая поклон. Все расступались перед отрядом лорда Морлена, и он скоро добрался до ворот Мантеди. Возле широких ворот было полно солдат в мундирах свекольного цвета, на поясах их поблескивало оружие, а скулы украшали квадраты в квадратах. Орло с любопытством огляделся — ему еще не приходилось видеть солдат-рабов. Лорд Индол пользовался услугами наемников, как поступали и почти все лорды в Сливоне.

— Капитан Лорв! — выкрикнул Морлен. Навстречу ему шагнул темноволосый мужчина в самом расцвете сил. — Ты получил письмо, которое я отправил с гонцом?

— Да, мой лорд. Мы не пропустили в город никого, кто был бы похож на описанных вами беглецов.

— И никого не задержали? — Морлен нахмурился.

— Мальчиков со свежими метками вообще не было, господин, однако мы задержали множество низкорожденных девиц. Они дожидаются вас в караулке. Уже стала собираться чернь, требуя, чтобы мы вернули им дочерей и сестер. Но по вашему приказу мы раздали им ваххс, и они успокоились.

Морлен кивнул:

— Начну с девиц. А пока прими подкрепление, которое я привел, пусть обходят стены и помогают вам возле ворот.

Морлен отдал отрывистую команду, и предводитель зиндов тронул своего коня с места.

— Капитан Лорв, это капитан Фахд. Он командует зиндами. Теперь ты в его подчинении.

Орло отметил, что ни одна черточка на лице Фахда не шевельнулась. Он и раньше замечал, что, сколько бы капитан Фахд ни провел в седле, спал он или нет, полосатый камзол на нем всегда казался как с иголочки.

— Не пялься как дурак, Лорв, — продолжил Морлен. Лорв закрыл рот, так и не отведя глаз от зинда. — А теперь покажи мне всех, кого удалось задержать.

Лорд Морлен спешился и направился следом за капитаном Лорвом. Орло проводил их взглядом до крепкого деревянного дома, находившегося в каких-нибудь двадцати шагах от него.

Они скоро вернулись, Морлен качал головой:

— Ты куда больший дурак, чем я полагал, Лорв. Ни одна из этих девиц не соответствует моему описанию. Разве я назвал беглянку светловолосой? Я писал тебе — золотистая кожа, золотые волосы, темно-синие глаза. Или ты решил, что я воспользовался такими словами лишь для того, чтобы потешить тебя?

— Н-нет, господин, я только хотел удостовериться…

— Ты можешь удостовериться в том, что прослужил свой последний день в чине капитана, Лорв.

Тот мгновенно упал на колени. На лице его выступил обильный пот.

— Я всего лишь повиновался вашим приказам, лорд Морлен.

— Нет, ты пренебрег ими. И давно уже успел утомить меня своей бестолковостью.

Морлен подал знак Фахду. Предводитель зиндов соскочил со своего коня и снял с пояса черный топорик. Лорв склонил голову. Капитан зиндов ловким движением снес с плеч склоненную голову — словно бы отрубил от плети дыню.

Орло ощутил внезапную сухость во рту, сердце его ушло в пятки. Ему захотелось вырвать собственные глаза из глазниц, чтобы только не видеть то, что лежало сейчас перед ним. И еще он вдруг ощутил желание стронуть с места коня и затоптать лорда Морлена.

— Благодарю вас, капитан. — Взгляд Морлена лег на лицо Орло. — Пусть кто-нибудь из ваших людей даст этому рабу глоток ваххса. Немедленно.

Рука в полосатой перчатке протянула ему оранжевую фляжку. Орло схватил ваххс и выцедил питье одним долгим глотком, а потом прижал опустевший сосуд к груди. Гневные мысли развеялись, сердце забилось ровно и мерно.

— Что прикажете сделать с задержанными по ошибке девицами? — спросил капитан Фахд.

— Оставляю это на ваше усмотрение, капитан. Многие из них достаточно пригожи, чтобы их можно было отдать в сентесанки. Иногда очаровательный цветок может вырасти и на простой груде навоза. Этих девиц давно следовало продать, если бы у их родни нашлась хотя бы частица здравого смысла. Им будет сытнее жить в рабынях.

Капитан Фахд бесстрастно смотрел на него:

— Должен ли я предлагать их отцам какую-нибудь компенсацию, господин?

— Бутылку ваххса или десять бесает. Пусть выбирают. — Лорд Морлен вскочил на коня. — Вы знаете свои обязанности, капитан. Оставляю вас на охране ворот. Если мои солдаты могут чем-либо помочь вам, пользуйтесь ими как захотите.

И он направился вдоль главной улицы Мантеди, Орло последовал за ним.

После того как зинды остались возле ворот, отряд их уменьшился — со свитой лорда Морлена ехал только один Орло. Они проехали по широким улицам, вдоль которых выстроились дома состоятельных горожан. Сперва Орло даже подумал, что в Мантеди живут только одни богачи, но по мере продвижения вглубь города он стал замечать переулки, где играли тощие дети, костлявые ручонки их выглядывали из лохмотьев. На улицах, неподалеку от гавани, оказалось такое количество свободных и рабов, которого Орло и представить себе не мог. Люди свободные были как на подбор тощими. Лорд Морлен прав — рабу живется лучше.

На берегу океана они оказались уже перед самым закатом. От берега в воду уходил причал за причалом. Повсюду кишмя кишели люди, грузившие и разгружавшие корабли, они перекликались друг с другом. Когда лорд Морлен спешился и отдал поводья коня слуге, все, кто был на пристани, разом смолкли. Орло тоже расстался с лошадью и следом за лордом Морленом отправился по широкому длинному причалу, разглядывая колыхавшийся под ветром темный плащ на спине своего господина. Находившиеся на пристани люди бросились врассыпную, освобождая дорогу Морлену.

Лорд Морлен постучал в дверь построенного на пристани деревянного домика. Появившийся из домика лысый мужчина почтительно склонил бычью шею перед лордом.

— Здравствуй, Варрен. Ты получил мое послание?

— Конечно, мой господин, люди расставлены по пристаням. Я оповестил всех владельцев причалов. Однако беглецы пока не обнаружены.

Лорд Морлен поманил к себе Орло и опустил руку на его плечо.

— Этот человек останется у тебя, — обратился он к управляющему. — Он опознает их. Пусть ездит по причалам. Он поможет нам их поймать.

Орло смотрел на море, которому лучи заходящего солнца придавали оранжевый цвет. Сердце его никуда не спешило — как и волны прибоя.

Глава тринадцатая

Войдя в спальный корпус, Сара не стала разговаривать с другими студентами. Элловены Ренайи не было, и Сара обрадовалась этому — она презирала элловену, позволившую Берну так одурачить себя, ведь она многое знала о шармалях и их обычаях.

С начала этого дня прошло так много времени. Сара с отвращением представила себя прежнюю, ту, которая встретилась утром с Берном и провела его сквозь священные кольца. Этот обманщик одурачил ее, а она позволяла ему целовать себя и отвечала на его поцелуи. Собственные губы казались ей испачканными навеки. Она вспомнила, каким сделался Берн за седьмым кольцом. Почему, ну почему не обратила она внимания на предупреждение, навеянное мудростью этого места?

Она забралась в постель. Ум ее наполняли мысли о бесконечно прекрасной птице в перламутровых перьях, чью клетку она сломала. Как могла она послушать Берна и сделать то, что он говорил? Ей хотелось только одного — вернуться на прогалину за седьмое кольцо и вновь увидеть теццарину. Но теперь прекрасное создание исчезло — по ее собственной глупости. Сара попыталась вспомнить песню птицы, но слышала только издевательский смешок Берна. Этот парень пачкал все, к чему прикасался.

Она принялась бороться с подушкой, жалея, что не может начать этот день сначала. Такого не бывает. И завтра она вполне может оказаться первым студентом, за все времена исключенным из Замка целителей.

Элловена Ренайя едва сумела наложить печати на двери корпуса, дело это показалось ей сегодня настолько трудным, что она едва не сдалась и не позвала на помощь элловена Майна. Справившись с наложением печатей, она побрела к себе.

Ее ожидал простой и уютный домик — целителям не требуются большие помещения. Она опустилась в кресло, глаза ее нуждались в отдыхе, но обрести покой ей никак не удавалось, и она обратилась к находившемуся в углу алтарю. На стене висела картина, изображавшая теццарин, несколько лет назад сделанная элловеном Дисаком; этот подарок она получила по достижении ею элловенства. Глядя на картину, Ренайя слышала песнь теццарин, в ней были восторг и печаль бытия.

«Теперь птиц нет. И что теперь будет с нами? О Ларс! Почему я не погибла вместе с тобой? Хотелось бы мне вновь оказаться в том времени, что предшествовало вторжению. Тогда мы были счастливы. Я посоветовала бы тебе не ездить ко двору Белландры. И ты не оказался бы там в день, когда солдаты Кариида взяли дворец штурмом. И остался бы живым. Зачем мне жить теперь, если Замок способна уничтожить одна беспечная девчонка, наделенная великой силой?»

Заседание Совета, в котором принял участие Берн, прошло в спорах. Когда он рассказал, каким образом Сара сумела пройти сквозь седьмое священное кольцо и что случилось с теццариной, Эстер была готова немедленно выставить эту девчонку вон. Однако подобного прецедента доселе не было, и обряд выдворения из Замка нигде не прописан. Эстер и Дисак обсуждали протокольные вопросы, пока у Ренайи не разболелась голова. Все заседание Ренайя промолчала; она чувствовала себя очень усталой. И когда обратилась к своей жизненной силе, чтобы укрепить ее, обнаружила, что та уподобилась догорающей свече. И Ренайя погрузилась в размышления, радуясь тому, что Берн говорит за всех сразу.

В итоге Совет разошелся, постановив выслушать Сару на следующий день. Зачем нарушать покой студентов и преподавателей, возмущать царящую вокруг гармонию? Лучше рассмотреть дело без спешки.

Все еще больная, Ренайя официально нарекла Берна драденом и заметила на устах Эстер надменную улыбку. Ренайя решила до поры умолчать о дарованиях Сары и Дорьяна.

И теперь, глядя на изображенных Дисаком теццарин, Ренайя вздохнула. Не ощущая в себе достаточно сил, чтобы опуститься на колени, сидя в кресле, она помолилась о даровании разума. «Боже, помоги мне не видеть ничего, кроме истины». И гармония по капельке стала возвращаться к ней.

Она вспомнила, что, когда она направлялась вместе с Дорьяном в путь, у нее была какая-то конкретная цель. Цель, имевшая отношение к Саре и Берну. Почему же она не может ничего вспомнить? После стольких лет, проведенных во всей полноте разума, она не способна восстановить в памяти сегодняшнее утро. Берн. Ренайя неуютно поежилась в кресле. Над ней словно бы нависло нечто неизвестное и грозное. Ум ее затуманился. О чем же она думала только сейчас? Наверное, лучше без промедления отправиться спать. По утрам она всегда чувствовала себя намного лучше. Однако надо сделать последнюю попытку. Берн.

Она вспомнила!

«Меня очаровали. Берн понял, что сумеет уговорить Сару проникнуть сквозь седьмое кольцо и разрушить клетку теццарины. А потом он воспользовался моей скорбью по Ларсу, моему погибшему любимому, и горькой памятью о вторжении, чтобы затянуть меня в свою паутину. А я нарекла его имеющим дар драдена».

Что же теперь будет? Она одна среди всех элловенов понимает внутреннюю природу Берна. Лишь опытный мистив или геновен способен распознать шармаля.

«Боже, научи меня, как поступить».

Может, умнее всего было бы немедленно отправиться к Саре. Они вместе бы уехали из замка; попросили помощи у короля Ландена и королевы Торины. Ренайя не смела вновь предстать перед шармалем. Она успела убедиться в том, насколько слаба вся ее оборона. «И потом — сейчас я много слабее, чем была даже утром».

Ренайя зевнула. Да. Именно так она и поступит. Уедет сегодня ночью вместе с девушкой, уедет через несколько часов. Нет никакого смысла заставлять Сару выступать перед Советом, который, вне сомнения, осудит ее. Но до отъезда придется переговорить с элловеном Майном — сангив выслушает ее. Правду необходимо знать, и пусть ее знает хотя бы один из обитателей Замка.

Она вяло прошлась по комнате. Постель показалась ей удивительно манящей. Сев на ее край, она принялась обдумывать свои планы.

Сара бежала по Замку. И где бы она ни оказывалась, стены начинали рассыпаться в удушливую пыль. Она пыталась кричать застывшим на месте студентам, но тщетно… их не удавалось сдвинуть с места.

— Бегите! — кричала она. Но они только смотрели пустыми глазами на рассыпавшиеся вокруг стены.

На нее пикировал темный силуэт. И на бегу она ощутила, как ее охватывает холодная серость, замедляющая движения, стискивающая легкие. Оказавшись в недрах тени, она согнулась. Острый, холодный коготь прикоснулся к ее спине.

Кто-то схватил Сару за руку теплой ладонью. Дорьян.

— Сопротивляйся, — приказал он. — Борись.

Возле него стояла незнакомка, в руках которой был камень, излучавший золотой свет.

— Воспользуйся светом, — приказал Дорьян. — Примени его в сражении.

Каким-то образом Сара сумела понять его. Она протянула руки к камню, поглощая его свет всем телом. Ее наполнила сила; свет хлынул из ее ладоней. Стиснув кулаки, она начала танец, обратившись против мрачного неба и смертоносной черной птицы. Она тряхнула руками, и искры золотого пламени ужалили птицу. С мерзким криком та улетела.

Сара проснулась на измятой простыне. Она села, чтобы отдышаться. Лунный свет, вливавшийся в крохотное окошко опочивальни, очертил темный силуэт, застывший в ногах ее кровати. Дорьян. Задыхаясь и покрывшись потом, он медленно сел, привалившись к спинке постели.

— Дорьян, — прошептала она. — Не уходи.

В ответ он слабо шевельнул головой. Сара подобралась к нему поближе, словно хотела прикоснуться к прочному дереву.

— И ты тоже видел это? — спросила она. — Как Замок рушится, рассыпается в пыль?

Дорьян кивнул, глаза его наполнял лунный свет.

— Но что это значит? — Она надеялась, что он все понял и сумеет растолковать ей сон. — Нам приснилось будущее?

Ей хотелось подбежать к окну, выглянуть наружу, удостовериться, что строения Замка стоят, как и стояли. Однако она сумела только встать на ноги… но ни зловещих осыпей, ни трещин в стене не было видно.

— Наверно, нам показали, что случится, если черные птицы одержат победу, — негромко промолвил Дорьян.

— Победу? Но какую победу они могут одержать?

— По-моему, они служат князю Тьмы. — Дыхание его сделалось скованным. — И при этом проявляют большой интерес к Замку целителей и особенно к тебе, Сара.

— Подожди. Князь Тьмы? Кто это?

Дорьян вздохнул:

— Правитель мира теней. Дримвены знают его, и целители Замка тоже.

— Не понимаю… князь Тьмы? Чем же он правит?

— Он еще и лжец, и отец лжи. Он правит миром теней и его обитателями. А также теми людьми, кто живет в мире форм и служит ему. — Дорьян потер лоб.

— В мире форм?

— В нашем с тобой мире. В том, в котором живем мы.

— В нашем мире! Значит, существуют другие миры?

Он кивнул:

— Их много. Но мир теней постоянно пытается завоевать мир форм; и князь Тьмы всегда ищет здесь души, готовые служить ему.

— Но как они служат ему?

Дорьян шевельнулся, поплотнее привалившись к кровати.

— Наверно, лучше прочитать тебе стишок, сложенный дримвенами о князе Тьмы.

— Да… и что же говорят про него дримвены?

Дорьян нараспев произнес:

Слушая Дорьяна, Сара, сама не зная почему, думала только о Берне. Она припомнила насмешку на его лице, как он веселился, когда смог с ее помощью пройти сквозь все кольца леса, как оборвал песню теццарины.

— Когда… — Дорьян умолк. — Сара? Что с тобой?

Она опустила руку на спинку кровати.

— Думаю, что этот князь Тьмы сейчас веселится о Берне… и обо мне…

— Сара, — проговорил он заботливым тоном. — Берн — шармаль. И он очаровал тебя. Ты ничего не знала об этом.

Тогда она рассказала Дорьяну все — о седьмом кольце, Берне и теццарине. Сара опасалась, что Дорьян теперь будет презирать ее.

— Но откуда Берну было известно, что ты способна взломать клетку?

— Не знаю.

И еще весь этот разговор о тенях! Ей так хотелось увидеть хотя бы огонек свечи. Сара спустила ноги на пол. Нащупав свечу, она вышла в коридор, зажгла ее от одного из фонарей и вернулась к Дорьяну.

— Как смеет князь Тьмы посылать темных птиц в мои сны! — возмутилась она. — В следующий раз я не позволю такой птице улететь. Я убью ее.

Ренайя кого-то искала, однако не могла вспомнить, кого именно. Кого-то из молодых. Наделенная огненным духом, особа эта могла защитить Замок, сохранить его в целости. Но кого же она искала? Тени заполняли ее разум, затмевая все мысли.

Она услышала посвист могучих крыльев. Вернувшаяся на мгновение надежда заставила ее приподнять голову. Возможно, это теццарина. Однако, поглядев вверх, она поняла, что надежда обманула ее. Создание это было темней самой тьмы и казалось облаком мрака. Птица подлетала ближе и ближе, а Ренайя все не могла понять, отчего так отяжелели ее ноги. Она попыталась бежать, ноги не повиновались, они не могли сойти с места. Ренайя оглянулась и увидела, что расстояние между нею и птицей быстро сокращается. Следовало добраться до двери раньше, чем птица успеет схватить ее. Если она сумеет скользнуть внутрь, то дверь можно будет захлопнуть, оставив птицу снаружи. Но почему так бессильны ее ноги?

Холодный как лед коготь прикоснулся к ее шее. Ренайя попробовала закричать. И тут она разом вспомнила, кого искала, кого хотела призвать на помощь. Сару, девушку, наделенную воинским талантом, внучку Кариида Завоевателя. Наконец Ренайя поняла, что спит, сон захватил ее и не позволяет проснуться.

Перед ней засветился вихрь, сотканный из ослепительно яркого света, и Ренайя поняла, что если позволит ему поглотить себя, тело ее погибнет. Она отвернулась.

Слева от нее воздух сгустился, образовав серый коридор. За тонкой серебристой границей стоял крылатый человек. Улыбнувшись, он поманил ее к себе рукой.

— Если ты переступишь границу, то сумеешь сохранить свое место в мире.

Перед нею открылись две двери. Однако из ослепительного света ее никто не звал.

— Иди же, Ренайя. Тебе нужно сделать всего один шаг, — сказал крылатый. — Тебе не обязательно умирать. Иди ко мне, переступи границу. Я следил за тобой, и ты принадлежишь мне.

— Нет, — ответила Ренайя. — Нет. Я никогда не принадлежала тебе.

Огромный коготь впился ей в спину. Времени на сожаление о том, что она могла или еще может сделать, не осталось. Она не сумеет передать то, что узнала, проститься, принести извинения, сделать добрые пожелания. Жизнь ее оборвется на этом месте. Ренайя отставила в сторону и боль, и желания, и сожаления. Шагнув вперед, она погрузилась в ослепительный свет.

Глава четырнадцатая

Разговор с Сарой продолжался, и Дорьян все более приходил в себя. Когда он рассказал ей, как во сне встретил девушку, у которой был камень дримвенов, она принялась взволнованно расспрашивать его:

— Ту девушку, у которой был свет? Твою в сестру?

— Я так считаю.

— И этот, как ты его называешь, камень дримвенов усиливает дарование человека, в чьих руках находится?

— Так гласит предание. Легенда дримвенов утверждает, его изготовили в пространстве начал.

— Пространстве начал?

— Это место, которое находится в самой середине всех миров.

Двустишие скатилось с языка Дорьяна.

— Очень немногие посещали пространство начал — оно полно опасностей.

— Но кто-то все же побывал там и изготовил камень дримвенов?

— Да. Изготовил и доставил назад.

Сара принялась задумчиво водить пальцем над огоньком свечи, и Дорьян подумал, что она может обжечься. Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Но если князь Тьмы нападает на нас в наших снах и камень дримвенов имеет над ним власть, может, он способен помочь нам сопротивляться ему?

Дорьян едва верил своим ушам, но Сара действительно предлагала ему вступить в борьбу с самим князем Тьмы.

— Должно быть, Ренайя не ошиблась в определении твоего дара, — проговорил он. — Ты действительно Духовный воин.

Сара вновь поднесла палец к огоньку, и ее растрепавшиеся волосы упали на плечи.

— Если он нападает на нас, разве мы не имеем права ответить ему на удар ударом? — Она встала с решительным выражением на лице. — Но кем бы я ни была, фираной или трианой, здесь я более не могу оставаться.

Взяв подушку, она вытряхнула ее из наволочки.

— Я покидаю Замок. Сегодня же.

Бросив наволочку, она прикоснулась к его руке.

— Давай поедем вместе. Найдем твою сестру и камень дримвенов.

— Сара, — проговорил он, — предания дримвенов утверждают, что над князем Тьмы нельзя одержать окончательную победу и что каждый для себя должен решить сам, чью сторону примет — его или Бога.

Она прикусила губу.

— Значит, ты не хочешь даже попытаться? И все из-за каких-то полузабытых преданий?

— Возможно, и так. Однако если мы оставим Замок, об этом надо известить Совет.

Сара стала запихивать одеяло в наволочку.

— Нас не послушают. Они могут проповедовать всепрощение, однако сами так и не сумели простить того, как мой дед обошелся с Белландрой. Они ненавидят меня и намереваются выгнать меня из Замка, я это знаю. После того что я сделала, у них появился отличный повод. Потом, и ты… и ты тоже не белландрианин. Драдена Эстер — тетя Берна, и она поверит всему, что он скажет, даже если он перестанет быть шармалем.

В тенях возле Сары над свечкой плясал язычок пламени, напоминая Дорьяну о том, как она танцем отражала натиск темной птицы.

— Совет не захочет помочь нам. Надо отправляться в Сливию и найти там твою сестру.

— Мой Отец вырос в Сливии. Это опасная страна. Там не так, как у нас; здесь правят милостивые и справедливые короли, такие, как твой отец. В Сливии владычествует император — жестокий и развращенный.

— Но твоя сестра находится там.

Сара попала в самую точку. Теперь он не сомневался в том, что у него есть сестра, и стремился отыскать ее. Ведь сестру преследовал эбровен, и никто не научил ее науке дримвенов. Она отчаянно нуждалась в помощи.

Но Сара? Как перенесет она долгое путешествие и пребывание в такой стране, как Сливия?

Сара сняла с крючка студенческую куртку.

— Мы не можем позволить князю Тьмы победить. — Она оглядела крохотную комнатушку. — Теперь я никогда не сумею стать настоящей трианой. — Она решительно откинула волосы с лица. — Я еду. А ты?

Дорьян нерешительно кивнул.

Когда Дорьян вернулся в свою комнату за вещами, печать на двери спального корпуса показалась ему слабой. И он обрадовался этому, потому что все еще чувствовал, себя утомленным: путешествие во сне, переносившее его тело из одного места в другое, ослабило его много больше, чем любые занятия. Он переоделся в то, в чем приехал в Замок, однако прихватил с собой теплую куртку, которую выдали ему драдены. Лето не бесконечно.

Сара ждала его около своего корпуса, на ней была та самая одежда, в которой он впервые ее увидел, — мятая красная блуза и обыкновенная юбка. Она тоже прихватила с собой выданную в Замке теплую куртку. Наволочка с вещами была переброшена через плечо.

Сара без колебаний направилась к дальним воротам. Их не должны были охранять; наложенная элловеном печать считалась нерушимой. Корпуса и колокольня, как всегда, казались целыми и невредимыми — не было заметно ни трещин, ни груд щебня, ни облаков пыли. Сон пока оставался всего лишь сном.

Когда они проходили мимо выстроившихся в окружность домиков, в которых жили целители, Дорьян чуть отстал. Он посмотрел на окна элловены Ренайи, вызвав из памяти ее доброе лицо. Он направил в сторону домика свою жизненную силу, не зная еще, стоит ли просить элловену примкнуть к ним.

Пустота, которую он ощутил в ее доме, пробудила страх в его сердце. Дорьян попытался заглушить его. Возможно, он что-то сделал не так. Конечно же элловена Ренайя при всей своей подготовке не допустит, чтобы ей причинили зло. И он поспешил следом за Сарой к воротам.

Оказалось, что ни один из них не способен снять печать. Мешало утомление. Дорьян опустил на землю узел со своими вещами.

— Дай мне свою руку.

Сара вложила свои пальцы в его ладонь. Дорьян направил к ней щупальце своей жизненной силы, разыскивая область духа, еще сохранявшую бодрость. Вот и она. Острая и теплая. Соединив свой ген с геном Сары, Дорьян сумел разрезать печать. Калитка отворилась.

Они шли к морю от Замка по грунтовой дороге.

— Темно, — проговорила Сара, придвинувшись к нему и взяв за руку.

— Если я упаду, то утяну тебя за собой, — улыбнулся Дорьян.

Казалось, ему было легче брести, чем думать о том, насколько он устал. Они решили дойти до крохотного городишки, носившего название Таньен и располагавшегося всего в пяти милях от Замка целителей. Оттуда можно было нанять карету до Идуны — порта, из которого отправлялись корабли до Минвенды.

Дорьяну оставалось только гадать, что скажет королева Архельда и Белландры, узнав, что ее родная дочь отправилась в Сливию вместе с сыном какого-то Кабиса Денона. Однако Сара была права: они не могли позволить князю Тьмы беспрепятственно творить свое черное дело. И если князь Тьмы мог потерпеть поражение, то только от фираны, вооруженной камнем дримвена. И кто вообще даст им разрешение, если они попросят?

— И как относится принцесса к тому, что ей придется покинуть свое королевство?

— А как относится к подобной перспективе дримвен? — возразила она.

— Сущность дримвена в Замке — не тайна.

— А мне хотелось, чтобы в Замке, пока он стоит, никто не знал о моем происхождении.

— Там, куда мы направляемся, — проговорил он непринужденно, — у тебя появится новый шанс держать его в тайне.

На востоке уже проступила тонкая полоска зари, Дорьян задышал полной грудью, и запах моря ободрил его.

Дорьян и Сара появились на причалах Идуны на следующее утро. Опасаясь заснуть в карете, оба они бодрствовали во время всей поездки из Таньена.

— Здесь свет кажется мне вполне нормальным, — проговорил Дорьян, разглядывая океанский простор, после того как они вышли из коляски. Значит, вся скверна каким-то образом связана с Замком.

— Он даже ярче, чем ему положено быть. — Сара прищурилась. Несмотря на усталость, она с явной охотой внимала звукам и видам Идуны.

На причалах было полно моряков. Сара остановила одного худощавого молодца и принялась расспрашивать его о том, как можно попасть в Сливию.

— Девица, ты не в своем уме, — пробурчал тот в ответ. — В Сливии и мореходу не место, не говоря о такой красотке, как ты.

Никаких возражений он просто не стал слушать. Пять следующих матросов дали ей примерно тот же ответ, причем двое из них не стеснялись в выражениях.

И в итоге название отправляющегося до Сливии корабля узнал Дорьян: это была «Лань», которой командовал капитан Навар.

Лавируя в толпе, они направились к причалу, возле которого, как им сказали, находилось судно. Когда они заметили корабль, он в первую минуту показался им похожим на жирную и усталую утку, совершенно не намеревавшуюся отплывать от берега.

Лицо капитана Навара напомнило Дорьяну поверхность обточенного и выбеленного водой древесного ствола.

— Вы даже не представляете, на что напрашиваетесь. — Он укоризненно посмотрел на Сару. — Сливия — такая страна, где подобная вам девушка может запросто угодить в самую худшую разновидность рабства. — Он перевел взгляд на Дорьяна. — А тамошние молодые люди умоляют взять их на корабль — любой, куда бы он ни плыл.

— И вы берете их? — спросила Сара.

— В таком случае владельцы тех причалов никогда больше не позволили бы мне пришвартоваться.

— Но зачем тогда вы вообще плаваете туда? — Глаза Сары обвиняли — они утверждали, что капитан поступает еще хуже, чем все портовые хозяева Сливии.

Капитан Навар заморгал:

— Жизнь есть жизнь, молодая госпожа. Лучших вин, чем в Белландре, не найдешь на всем свете. Мы наполняем винные погреба сливийских лордов, а они набивают золотом наши кошельки. Но вы… вы еще почти ребенок. Вам нечего делать в земле, лежащей за морем.

— Нам необходимо разыскать там его сестру, — проговорила Сара, указав на Дорьяна.

— Даже если я соглашусь взять вас на борт, — проговорил капитан, — сейчас не время плыть через океан. В эту пору на просторах Минвенды нередко штормит, и стихия может обрушиться на корабль.

Сара не сдавалась — она показывала капитану золотой. Наконец он пожал широкими плечами:

— Ладно, я могу предоставить вам каюту, однако нянчиться с вами не стану. Надеюсь, у вас найдутся водонепроницаемые куртки…

Он еще долго что-то бормотал себе под нос, пересчитывая полученные от Сары монеты.

Суровый с виду моряк проводил их в крошечную каюту. Две узкие койки располагались друг над другом, нижняя была привинчена к полу. Небольшой иллюминатор просто не мог пропустить достаточное количество света. Дорьян натолкнулся на морской сундучок и открыл его. Внутри ничего не было.

— Во всяком случае, на этом корабле чисто, — заметила Сара.

— Но он такой потрепанный. — Дорьян посмотрел на побелевшие от старости палубные доски. — Не похоже, чтобы этот корабль мог выдержать шторм. Надеюсь, что капитан преувеличивает и погода не будет столь уж неблагоприятной.

Сара сбросила с ног туфли и рухнула на нижнюю койку.

— Я должна поспать.

Дорьян забрался наверх. Он попробовал подобрать слова, которыми можно было бы испросить позволения стеречь ее сны. Дарование Сары привлекло к себе особое внимание князя Тьмы, и ее нужно было отвести в безопасное место страны снов. Но что он скажет? Сара горда. Она может и отказаться. «Сара, могу ли я перенести тебя во сне в приготовленное мной место, где ты будешь в безопасности…»

— Дорьян?

— Сара…

— Как по-твоему, я очень помогла князю Тьмы? — донесся до него вопрос сквозь дощатое ложе.

— Если это и так, то больше не повторится.

— Я готова отдать все, что угодно, только бы вернуть то, что мной нарушено, чтобы до конца дослушать песню теццарины. — Сара вздохнула, а потом добавила: — Я рада, Дорьян, что меня сопровождаешь именно ты и никто другой.

Настал удобный момент спросить ее о стране снов, и Дорьян перегнулся через край койки. Однако Сара уже спала, и рука ее вместе с кудряшками свешивалась с края постели.

Он вновь посмотрел в потолок, находившийся всего в нескольких дюймах от его глаз. Если он оставит Сару спать без защиты, темные птицы, без сомнения, отыщут ее. Но она не знает о стране снов и не сумеет проснуться, когда это необходимо сделать.

Все прочие их встречи в стране снов происходили случайно, он не отыскивал ее тогда — он просто обходил вверенные Замку целителей пространства. Что, если он сейчас вступит в ее сны без разрешения, не пойдет ли он по пути эбровена? А если не поможет ей и темная птица сумеет завладеть ее разумом, не будет ли лучше нарушить одно из правил кодекса дримвенов? Но времени на размышления не было. Закрыв глаза, он сфокусировал все свои мысли на Саре и вступил в ее сон.

Он оказался на берегу моря — на песчаном пляже, залитом ярким солнцем. Сара танцевала, изящно изгибая руки, легко ступая по песку, океан лениво плескался о берег.

Узнав Дорьяна, она захлопала в ладоши.

— Сара, я хочу показать тебе одно местечко. Пойдешь со мной?

— Мне нравится этот песок и плеск волн. А тебе? — Ноги ее переступили по песку, шелест которого напомнил посвист могучих крыльев.

— Нравится. — Дорьян настороженно посмотрел в открытое небо. — Идем?

— Как только закончу свой танец. — Она подпрыгнула.

Дорьян вновь услышал треск перьев, заглушивший шум морских волн. Поглядев вверх, он заметил на песке тень распростертых крыльев. Птица приближалась. Он бросился к Саре, схватил ее за руку. И, окутав ее собственной силой, переместил с солнечного пляжа, ее места в стране снов, к воротам надежно защищенной рощи.

Втолкнув ее, он вбежал следом, ощущая за спиной хлест крыльев. Он торопливо проговорил слово, пробуждавшее все защитные свойства захлопнувшихся за ними ворот. Взметнулась вверх пламенная стена. Но прежде, чем темная птица исчезла, Дорьян успел заметить, что обращенные к Саре глаза птицы были полны ярости. Они свидетельствовали, что птица никогда не прекратит эту охоту. Дорьян посмотрел на Сару. Фирана, такой дар нарекла ей элловена Ренайя. Духовная воительница. Можно было не сомневаться: какой бы силой ни обладала Сара, князь Тьмы превосходно знает о ней и стремится подчинить себе.

— Приветствую тебя, — сказал он неровным голосом, — в моей роще — среди моих сикомор.

В его крохотной стране снов царили мир и покой — в каждом листке и семечке, в белых и желтых тенях на коре деревьев, в тихом небе. Одно гигантское дерево охраняло все остальные, вершина его уходила ввысь, ветви простирались во все стороны, а запах древесины наполнял воздух. Дорьян подошел к огромной сикоморе и прикоснулся к ней. А потом опустился на землю возле нее. Сара припала к другому дереву. Щека ее прислонилась к коре.

Глава пятнадцатая

Ловена Камбер встретила Берна возле Дома-на-рубеже, что находится в Замке целителей. Она нервничала, когда оглядывала окрестности.

— Скрытность теперь излишня, Кам, — произнес Берн, помахивая ключом драдена. — Я официально произведен в дра самой элловеной Ренайей. Теперь она мертва, и положение мое некому оспорить. — Он ухмыльнулся.

Камбер пожалела, что не смеет открыто посмотреть в глаза Берну, что не она выбрана для того, чтобы уничтожить Серебряную границу. Ей хватило бы способностей — разве не преуспела она во всех выпавших на ее долю делах? Однако ее — как всегда — обошли. И теперь ей предстоит считаться с этим наглым юнцом, полагающим, что ему известно уже все на свете, и не выказывавшим к ней должного почтения.

Вне сомнения, Берн был хорошо подготовлен. В конце концов, ему повезло с самого начала: еще в детстве Берна заметил выдающийся своими способностями эбромаль. До своей жизни в Замке целителей она не встретила ни единого эбромаля. Половину жизни провести в Замке! Годы пренебрежений, в течение которых она познакомилась со всеми тайнами Замка — какие только могла узнать от элловенов. Но никто не хотел признать ее равной элловену — хотя она и овладела гербологией быстрее любого другого студента и всегда оказывалась первой по всем прочим дисциплинам.

Камбер не сомневалась, что ей не позволили бы преподавать, если бы только после кончины ее учителя элловена Брогана в Замке нашелся другой элловен, наделенный даром фитосена. Факультет принял ее занеимением лучшего — ведь надлежало учить новых фитосенов. Однако статуса элловена ей все равно не предоставили. Всякий раз, когда она заводила об этом речь, вокруг начинали снисходительно улыбаться: «Элловенство — это не должность, а переживание. И когда ты испытаешь его, мы сразу об этом узнаем. Но до тех пор события нельзя торопить».

Камбер ненавидела эту снисходительность; ей было смертельно обидно, когда ее не приглашали на самые важные собрания, не допускали в Дом-на-рубеже и вообще оставляли на вторых ролях в Замке, сколько бы раз она ни доказывала свои способности и таланты.

И все же Камбер ознакомили с одним учением, в которое обыкновенно посвящались только элловены. По распоряжению драдены Эстер элловен Майн без особой охоты научил ее создавать невидимость, чтобы и она смогла внести свой вклад в сокрытие Замка. Какую же ошибку он допустил!

Используя свои знания о невидимости, Камбер изобрела метод создания темной невидимости — дымки, способной обмануть даже зрение элловена. И этим она заслужила внимание главного эбромаля Белландры! Он заставил ее добиваться совершенства, пока она наконец не сумела, оставаясь вдалеке, охватить темной невидимостью живое существо — не более и не менее как теццарину.

Адепты и присные эбромаля получили возможность, не приближаясь к Замку, похищать из него теццарин — птиц прямо с холма переносили в страну теней и там передавали князю Тьмы. «Я сумела бы украсть всех, однако элловены наконец вышли из оцепенения и объединенными усилиями поместили вожака стаи в защитную клетку. И теперь этот выскочка, семнадцатилетний юнец по имени Берн, крадет у меня славу, потому что именно он сумел разрушить клетку. И вот по приказу Верховного эбромаля я стала в подчинении у Берна».

Подобная перспектива была совершенно нестерпима для Камбер. И она пообещала себе, что продолжит работы по совершенствованию темной невидимости и добьется, чтобы ей можно было охватить человека — студента, драдена, даже элловена. И тогда… тогда она будет иметь полное право не выполнять чужие приказы.

«Ведь во мне больше таланта, чем во всех элловенах сразу. Если бы не я, Берну не пришлось бы снимать защиту. Только благодаря моему мастерству ни элловены в своем Замке, ни провидцы за его пределами не могли ничего заметить под пологом невидимости. И это позволило Берну попасть в Замок. Он оказался здесь только моими стараниями, Камбер, — и вот Верховный эбромаль возвышает его надо мной».

Недовольство Камбер лишь усилилось, после того как Берн вставил свой драденский ключ в замок на двери Дома-на-рубеже. Сюда допускались только элловены и драдены. Лишь в этом здании дверь запиралась на замок, а не закрывалась печатью. Считалось, что драдены должны поддерживать порядок в Доме-на-рубеже, однако они не умели ставить печати и снимать их; посему пришлось прибегнуть к замкам. И в итоге она, ловена Камбер, прожившая в Замке столько лет, еще ни разу не бывала внутри этого здания!

Берн прищелкнул языком и заметил:

— Надо же, устроить такое место и не выставить возле него никакой охраны! Непонятная детская беспечность со стороны элловенов.

— Нынешние элловены Замок не строили, — возразила Камбер и тут же нахмурилась, заметив, что защищает ненавистный ей клан.

Берн расхохотался:

— Но нынешние элловены оставили на охране самого ценного из своих сокровищ простой замок.

Он не стал пропускать ее вперед, первым входя в открывшуюся дверь. И замер на пороге настолько внезапно, что Камбер натолкнулась на него.

— Прости, виноват, — сказал он саркастическим тоном. — Чувства нахлынули. Какое здесь царит молчание. Буквально сочащееся мощью. И какой пол! Чудо, и только.

У входа на сверкавшем мраморном полу серебром и золотом был выложен меч. Возле клинка блистал бриллиантами круг. Весь пол целиком представлял собой сложную мозаичную картину из самоцветов и пестрых камней, игравшую под лучами пробивавшегося сквозь витражи света. Камбер пришлось признать, что зрелище действительно завораживало и стоило того, чтобы ради него застыть на месте.

— Как здесь прекрасно, — проговорила она кислым тоном.

Берн разулся.

— Как подобает праведному дра, — сопроводил он насмешкой свой поступок.

Сделав три шага, он проехал несколько футов по гладкому полу, а потом поглядел вверх, поднял руки и повернулся к Камбер.

— Как, по-твоему, сумеют ли элловены все-таки сохранить Границу, если соединят для этого свои усилия, как сделали, чтобы сохранить последнюю теццарину? — спросила она.

Берн усмехнулся:

— Кам, ты прожила в этом Замке слишком долго. И видишь элловенов не такими, какие они есть, а какими должны быть, как рассказывали тебе твои учителя. Боюсь, ты слишком уважаешь их.

— Они обладают силой, — заметила она. — И мудрость советует тебе не забывать об этом.

— Конечно, я помню… У меня не хватит глупости, чтобы забыть об этом. А что касается мудрости — нет, пусть она остается при них. Ибо эта так называемая мудрость и станет причиной падения элловенов.

Камбер не нравилось, что с ней разговаривают как с непосвященной. И она не стала переспрашивать, что, собственно, Берн хотел этими словами сказать.

Он не обратил на это внимания.

— Пусть элловены пекутся о собственных добродетелях, — сказал он. — О доброте, великодушии, доверии. Этим они только помогут мне, потому что не поверят, что падение Замка подготовила особа из их же среды. Ты знаешь это. Даже когда пропали их собственные теццарины, они не стали подозревать друг друга.

Берн опустился на пол.

— Как жаль, что ты не можешь видеть Границу так, как я. Все ее потайное устройство: концентрические круги, размещенные внутри сложенных из света пирамид, балансирующих друг на друге! И окрашенную в серебряный цвет силу, протекающую сквозь эти контуры и распространяющуюся на весь мир.

Камбер потупилась. Она не видела ничего, кроме необыкновенных узоров на полу и ярких пятен света, прошедшего сквозь стекла витражей. «Но я тоже сумею увидеть их, если Верховный эбромаль научит меня».

— Это помещение словно создано для меня, — проговорил Берн. — Жившие в старину элловены сделали его таким, чтобы оно усиливало молитвы и укрепляло жизненную силу всякого, кто оказался здесь. — Он фыркнул. — Однако они не учли, что оно усиливает и каждое произнесенное здесь слово. И сила моя возрастает вместе с их силой. А теперь я призову ее, — произнес Берн.

Камбер поняла, что он просит ее соблюдать покой. Дело требовало от него полнейшей концентрации.

Берн закрыл глаза, и Камбер удивилась тому, что прежде могла думать о нем с раздражением. Ему предстояло совершить великое дело, приготовить путь князю Тьмы. Так что ей подобает почитать его. Потом, как могла она до сих пор не заметить, насколько он хорош собой?

Тело его напряглось. Берн проговорил несколько слов, которых Камбер не знала и отчего-то забыла сразу, как только услышала их. Так продолжалось достаточно долгое время. Камбер без движения застыла в дверях.

Наконец Берн поднялся, огляделся и торжественно кивнул.

— Дело сделано, — проговорил он. — Я подвинул центральную пирамиду. И теперь все, что опирается на нее, потихоньку само собой обрушится.

Камбер отпустила полный преданности поклон.

— И что будет теперь? — прошептала она.

— Сегодня полнолуние. И когда луна опять округлится, князь Тьмы вступит в мир форм.

Он подошел к ней.

— А теперь пора обратиться к твоей силе. Можешь ли ты прикрыть все это здание Темной невидимостью?

— Сам элловен Майн не сумеет найти Дом-на-рубеже, он даже не вспомнит про его существование, — ответила она голосом, полным гордости.

* * *

Рассид, Высший провидец, глава Школы пророков Белландры, стоял возле окна, рассматривая Белланский залив — головокружительную панораму, образованную водой и песком.

— Ты когда-нибудь встречался с королевой? — спросила его помощница Чандра.

Рассид отвернулся от окна. Зеленое одеяние Чандры, как всегда, оказалось неглаженым. Ну почему такая одаренная провидица не хочет заботиться о своей внешности? Всякий раз, когда он призывает ее к себе, Чандра начинает давать советы. И вот сейчас они находятся в королевском дворце, им предстоит важная беседа с королевой Белландры, а Чандра явилась как будто из постели. Не то чтобы он стремился произвести особое впечатление на королеву — что она поймет, дочь воинственного варвара.

— Лишь один раз и довольно давно, причем издали — когда король Ланден привез ее в Белландру в качестве своей невесты. Тогда я был молод, Чандра, — наверно, как ты сейчас.

— Тогда почему она никогда не училась в Школе пророков? Я считала, что она является Великой провидицей?

— Чандра, иногда ты бываешь наивной, как малое дитя.

Молодая женщина нахмурила белый лоб.

— Как тебя понимать, господин?

— Действительно, титул этот принадлежит королеве, но только потому, что она является женой короля Ландена. Ей принадлежит кристалл Великой провидицы, потому что ее отец, Кариид Завоеватель, отобрал этот камень у Марии, нашей последней Великой провидицы. Это произошло во время штурма дворца.

— Но… неужели ты хочешь сказать, что ее не посещают видения? — Чандра явно была потрясена.

— Конечно, нет. Она обладает пророческим даром — в известной степени. Однако у нее нет необходимой подготовки, и силы ее преувеличены положением.

— При всем моем почтении, господин мой, разве она не могла бы поучиться у нас?

Рассид сухо кашлянул:

— Ни один из Высших провидцев, включая меня самого, не счел уместным приглашать обманщицу в нашу школу. Если б она проявила такое желание, нам бы пришлось уступить ей. К счастью, такая мысль не пришла ей в голову.

— Но если вы не считаете ее истинной Великой провидицей, кто тогда является ею? Белландра, безусловно, нуждается в услугах истинного пророка. Если кристалл не принадлежит ей, в чьем распоряжении он должен был находиться?

Рассид фыркнул.

— После того как кристалл был украден, у нас не нашлось возможности провести официальное исследование.

— Господин мой, я слышала, что добиться признания провидец может единственным способом — если он видит истину. — Она посмотрела на свои пухлые руки.

— Да, Чандра. Ты сидишь возле меня — непричесанная и в мятом платье, — только потому, что ты одаренная провидица. И я возглавляю Школу пророков потому, что все время оказывается, что я вижу дальше и точнее остальных. Разве ты, Чандра, не понимаешь, что она — королева?

Круглое лицо Чандры осталось невозмутимым.

— Должен найтись способ испытать ее.

— Ты права, — ответил Рассид. — Именно это я и намереваюсь сделать.

Торина по-прежнему ощущала себя неуютно в приемном зале дворца Белландры. Высоко над головой на сводчатом потолке еще оставалась отметина от магического канделябра Белландры. Торина никогда не спрашивала, что случилось с этим предметом, потому что знала, видела собственным внутренним пророческим оком. Она видела, как канделябр рушится на пол по приказу ее отца Кариида, видела, как разлетаются в стеклянную пыль его хрустальные украшения и подвески.

И вот Верховный провидец попросил у нее аудиенции. Торина согласилась, не понимая, почему по прошествии более чем пятнадцати лет Школа пророков вдруг решила с такой церемонностью просить позволения переговорить с ней. Представители Школы не забыли все обряды, которые каким-либо образом могли содействовать встрече.

Впервые появившись в Белландре, она попыталась вступить в контакт с этими мужчинами и женщинами, в которых усматривала свою родню, потому что им, как и ей, дано было видеть. Она отправилась в Школу пророков и переступила ее порог с радостью и огромной надеждой.

Но ее отвергли. Зиирд, тогдашний Высший провидец, обвинил ее во владении украденным камнем. Он не стал даже слушать, когда она попыталась объяснить, что Мария сама отдала камень ее отцу Карииду и попросила его передать камень своей рыжеволосой дочери. Но Зиирд заявил, что если она намеревается стать другом Белландры, то должна вернуть кристалл Великой провидицы. А на это она не могла согласиться.

Один за другим сменились два других Высших провидца. И каждый раз Торина предпринимала осторожные попытки сближения, отправляя в Школу послания с изъявлениями доброй воли. Однако тон ответов неизменно оставался ледяным. И особенно холодную интонацию выбрал нынешний Высший провидец Рассид.

Теперь Торина сидела возле короля Ландена на помосте, приподнятом на две ступеньки над остальным залом. На ней было платье цвета густых сливок, голову королевы венчали собственные косы. Как всегда, она не надела драгоценностей. Белландра располагала некоторыми из самых удивительных самоцветов всех королевств, однако она предпочитала обходиться без украшений. Скромный кожаный кисет с кристаллом Великой провидицы лежал на ее коленях.

Шурша расшитыми зелеными одеяниями, провидцы — мужчины и женщины — появились в зале. Торина поднялась, чтобы приветствовать их. Отвесив поклон, они опустились на приготовленные на полу подушки.

Главный среди них, высокий мужчина с нашивками Высшего провидца, остался стоять. Торина прохладным взором окинула гладкие черные волосы, щегольское одеяние, угловатое лицо.

— Добрый вечер, ваши величества. Я Рассид, Высший провидец.

Скрывая нетерпение, Торина кивнула.

— Мы не стали бы беспокоить вас, моя королева, если бы дело не было столь важным, — продолжил он. — У нас неприятности.

— Какой природы? — спросила она.

— Значит, ваши видения не обнаружили ничего существенного, ваше величество? — Он умудрился вложить непочтительность даже в произнесенный им титул.

— Признаюсь в том, что не заглядывала в кристалл день или два, — проговорила Торина.

В черных глазах его промелькнуло сомнение.

— Не окажете ли вы нам честь, сделав это прямо сейчас?

«Оказать им честь. Выступить в роли галки, пытающейся петь при соловьях. Они не верят мне. Тогда зачем они здесь?»

В середине первого ряда провидцев сидела круглолицая молодая женщина. И Торина решила, что не станет более обращать свое внимание на Высшего провидца, сконцентрировав его целиком на мягком лице молодой пророчицы.

— Конечно, Рассид.

Опустившись на подушку, Рассид присоединился к прочим провидцам. Торине хотелось бы прогнать овладевшее ею чувство неловкости. Но оно нарастало. По белландрианскому обычаю, к зрению прибегали только в уединении. Обидятся ли провидцы, если она попросит их выйти из зала? А если она проделает все не сходя с места, не усмотрят ли в этом невоспитанность?

«Здесь что-то неладно. И мне необходимо понять что». Она достала кристалл.

Рассид наблюдал за ней, застыв в непринужденной позе. Он устроил для королевы ловушку. И она вот-вот, на его глазах, лишится своих смешных претензий на сан Великой провидицы. И все провидцы Белландры станут свидетелями ее унижения. Об этом мгновении он мечтал многие годы.

Рассид знал, что среди провидцев многие надеялись на то, что королева Торина сумеет пролить свет на загадочное событие. Вчера, посреди бела дня, едва ли не в самый полдень, многие из них вдруг лишились способности видеть. Прочим являлись видения туманные, сути которых невозможно было понять. Сила самого Рассида уменьшилась, однако саму способность он сохранил. О да, он по-прежнему мог видеть, и прочие пророки знали об этом. И когда эта иноземная выскочка не сумеет ничего увидеть, ей придется передать кристалл Марии ему, Рассиду. Даже ее муж, король Ланден, которого она каким-то образом обворожила, не сумеет воспрепятствовать исполнению закона.

Королева извлекла из кисета переливчатый белландрианский кристалл, и Рассид постарался до поры придержать свою ярость. Он, Высший провидец, еще никогда не видел самой важной среди всех драгоценностей Белландры!

И не произнеся ни слова, не сосредоточившись, даже не ожидая, пока провидцы смиренно потупятся, королева заглянула внутрь камня. Рассид не стал прятать глаз. Зачем? Он ничем не обязан этой особе.

Королева притихла — в манере, подобающей разве что многообещающему новичку. И Рассид заметил, что она вдруг побледнела. Тонкие пальцы ее надежнее охватили кристалл.

— Торина, — прозвучал голос короля. — Что случилось?

Королева посмотрела на провидцев.

— Многие среди вас лишились зрения? Серый туман окутывает ваши видения?

Рассид нахмурился. Кто из его провидцев мог украдкой известить об этом королеву?

Чандра склонила голову:

— Да, моя королева. И мы не знаем причины.

Королева обратилась к Чандре:

— А что тебе известно о князе Тьмы?

Кто-то все рассказал ей. И выслушивая ответ Чандры, Рассид постарался овладеть собой.

— Я могу рассказать лишь то, чему меня учили, — объявила Чандра. — Князь Тьмы обитает в другом пространстве и пытается овладеть душой каждого человека. И когда душа покоряется ему, человек разучивается любить, становится жадным и лживым. Но князь Тьмы не способен вступить в наши края, и поэтому среди нас творят зло его слуги.

«Какая прекрасная ученица эта Чандра! — восхитился Рассид. — Я и сам не сумел бы точнее объяснить природу князя Тьмы».

Рыжеволосая королева повернулась к своему мужу:

— Она все сказала правильно. И князю Тьмы многие столетия не позволялось вступать в наш мир в своем обличье.

Выражение на лице короля немедленно напомнило Рассиду о том, что миролюбивый с виду Ланден был также и знаменитым воином, что именно он заставил белландриан вновь углубиться в занятия военными искусствами.

— Как это — не позволялось?

— Его удерживает особая Граница, которая как пузырь окружает наш мир. — Она на мгновение смолкла. — Граница эта образована резонансными колебаниями всех живущих на земле душ, однако в равновесии ее поддерживают элловены Замка.

Королева поглядела на Ландена, и Рассид подумал, что за это мгновение они сумели обменяться мыслями. Оба они выглядели чрезвычайно озабоченными.

— Одно из сооружений Замка отведено для охраны этой Серебряной границы, — продолжила королева, — защищающей нас от князя Тьмы. Пока Граница эта остается на месте, он не может телесно вступить в наше пространство.

— И что же произошло? — спросил король.

— Каким-то образом он копит силы, чтобы прорвать Границу, — продолжила Торина. — И происходящее ее ослабление стало причиной того, что видения провидцев заволокло туманом.

— А если он перейдет Границу? Что будет тогда? — встревоженным тоном проговорил король Ланден.

Королева поежилась.

— Если Граница падет, мы не узнаем нашей земли… Деревья в лесу превратятся в серые палки… кровь в человеческом сердце сделается холодной и безжалостной…

Рот Торины дрогнул, она словно бы старалась сдержать полный ужаса крик: «Князь Тьмы победит!»

— А почему ослабела Граница? — задал вопрос король.

— Я не знаю причины.

Все молчали. Рассид попытался угомонить разлетевшиеся беспорядочной стаей мысли. Взгляд короля Ландена обратился к нему.

— Итак, Высший провидец, — спросил он, — все ли из сказанного было тебе понятно?

— Почти все, мой господин. — Рассид не хотел замечать реакцию своих спутников-провидцев.

— Но почему ты молчал об этом? — спросил король.

Рассид кашлянул:

— Козни князя Тьмы и прочность Серебряной границы являются делом только целителей и провидцев.

— И по чьему же это указу? Разве твоя ученица не сказала, что он «пытается овладеть душой каждого человека»? Или души тех, кто не является провидцем или целителем, не имеют значения? — бросил вызов король.

— Нет, мой господин. Конечно, нет. Однако подобные знания не следует доверять необразованным людям.

— Если это так, то тогда зачем вы явились сюда? — спросил король.

— Обычай требует обращаться к Великой провидице во время катастрофы.

— И теперь ты понял, кто она? — Король взял Торину за руку. Рассид промолчал. Тогда король поднялся. — Всем ли понятно, кто это?

Путаясь в мятом одеянии, Чандра неловко опустилась на колени:

— Я поняла это, мой король.

Прочие провидцы последовали ее примеру, и скоро все они смирились пред лицом королевы — все, кроме Рассида, так и не сумевшего преодолеть гордыню. «Она всего только ничтожество, наделенное самым мелким талантом, ей помог шпион, и я еще выясню, кто это сделал».

— Ланден, я должна рассказать провидцам и еще кое-что. — Королева Торина поднялась рядом с королем и обратилась к пророкам: — Если вы будете пытаться смотреть парами, ваши видения станут более яркими.

Неправильно это, подумал Рассид, так поступать нельзя. Влияние другой личности просто рассеет видения.

— Сотрудничайте друг с другом, — посоветовала королева, — и вы сохраните зрение подольше. Начнем прямо сейчас.

Провидцы недоуменно смотрели на нее.

— Ну! — приказал король. Звук его голоса обежал зал.

Чандра поспешила оказаться первой среди провидцев. Рассид остался сидеть на прежнем месте.

— Потребуются усилия всех, — произнесла королева, спускаясь по ступенькам. Рассид не шевельнулся, и она изящным движением опустилась на ковер перед ним.

— Мы с тобой будем смотреть вместе, — сказала она. — Для начала воспользуемся твоим кристаллом.

Для начала. Слова ее обещали… Неужели ему еще представится возможность заглянуть в кристалл Марии? Рассид не сомневался в том, что, проделав это всего только раз, он познает все тайны грядущего.

Он поставил между ними свой кристалл, лучший среди всех, которыми располагала Школа пророков, и произнес короткую инвокационную молитву. Погрузившаяся в покой королева как будто бы не заметила этого.

Рассид отбросил все свои думы и чувства, отпустил якоря, удерживавшие его в обыкновенном времени и пространстве. Когда покой растворил в себе все владевшее им негодование, он застыл так, как можно застыть только за пределами времени. И когда поверхность кристалла поплыла навстречу ему, он позволил себе погрузиться в ее глубины.

Рассид ощутил, что оказался высоко над Замком целителей, хотя и не видел его под собой. Невидимость препятствует зрению. Внизу кружили холодные тени. Воздух ритмично сотрясался. Неподалеку от него обозначились темные, жуткие силуэты. Птицы. Птицы, принадлежавшие князю Тьмы. Разум Рассида готов был устремиться подальше от этого холода и теней. Но он не позволил своим мыслям дрогнуть.

— Птицы Иб, — услышал он чей-то голос. — Они летают в царстве сна, выполняя поручения князя Тьмы.

Внимание Рассида рассеялось. Он ощутил, что находится на полу во дворце Белландры, ошеломленный только что увиденным зрелищем.

— Да, — проговорил он. — Это птицы Иб, — повторив тем самым слова королевы Торины. Она увидела их раньше его! А ведь зрение его сегодня было куда более отчетливым и глубинным, чем в последние дни. Иными словами, ее присутствие помогло ему.

Рассид вновь заглянул в кристалл, но не увидел там ничего — ничего, кроме серого тумана, который сделался еще более плотным, чем прежде. А ведь только что он видел сквозь него…

— Ланден, — продолжила королева, — с подобным нападением мы еще не сталкивались. Целители и Граница, которую они хранят, ослаблены злым умыслом, действующим изнутри Замка. И злоумышленник пользуется услугами птиц Иб.

— Это так, — согласился Рассид, склоняя голову перед королевой. — Я ошибался. Примите мои извинения, что сомневался в вас.

К его удивлению, она поклонилась в ответ.

— Приношу и вам свою благодарность за то, что вы соединили свой дар с моим, позволив мне увидеть скрытое.

— Но птицы Иб? — спросил король. — Что именно они из себя представляют? Где живут? И как?

Королева Торина склонила голову в сторону Рассида:

— Пусть на этот вопрос ответит Высший провидец.

Рассид повернулся к королю Ландену:

— Похоже, что они живут не в нашем мире, мой господин.

Королева кивнула.

— Они живут в царстве теней и движутся в мирах сна, нападая на нас в сновидениях. — Он сделал паузу. — Не знаю, можно ли их убить, мой господин.

— Но если не убить, то можно ли победить их?

Пока Рассид обдумывал ответ, в комнате воцарилось полнейшее молчание.

— Быть может, их способен победить воин, сражающийся во снах.

— Воин, сражающийся во снах? Но где можно найти такого?

— Если он существует, об этом должны знать целители-элловены.

— Пишите указ, — отрывисто бросил король. Немедленно приступив к делу, он направился вон из зала, подзывая на ходу капитана Андриса.

Глава шестнадцатая

Маэва следовала за Яспером и Фортуной, которую тот вел за уздечку по оленьей тропе. Девин привалился лицом к шее кобылы — он спал. Яспер на мгновение откинул назад голову, всматриваясь в небо. Маэва последовала его примеру. Ночь выдалась облачной, на небе лишь изредка проглядывали звезды. И теперь день только начинался — мрачная полоска зари была чуть светлей тьмы.

При свете луны и когда оленья тропа не петляла, они продвигались достаточно быстро. Однако в такую ночь, как сейчас, облака заволакивали все небо и лесные тропы то и дело пересекались друг с другом, идти быстро не получалось. Яспер старался не останавливаться, он говорил, что тогда их не догонит и холод. Он был прав, ибо дни становились короче, а ночи все холоднее.

Маэва остановилась возле Яспера — деревья впереди вдруг кончились. Под низким пологом неба простирались одни только травы. Она уловила запах мяты и, шагнув вперед, упала на колени и принялась нащупывать ароматные листья. Размяв их между пальцами, она глубоко вдохнула. Вокруг благоухали травы, и она припала к ним щекой, словно стараясь впитать их аромат.

Яспер опустился на землю возле нее.

— Фортуна тоже радуется. — Он кивнул на кобылу, благодушно щипавшую траву в нескольких шагах от них, в то время как Девин по-прежнему дремал на ее спине.

Маэва показала Ясперу на кустики мяты и положила веточку себе в рот.

— А я просто счастлива.

Он сорвал пучок высокой травы и застенчиво проговорил:

— Я умею плести венки.

Она смотрела, как Яспер сплетал стебли вместе. Потом попыталась плести сама. Облачный рассвет понемногу прогонял ночь, и они стали замечать прятавшиеся в траве цветы, срывать их и вплетать в венки. Маэва водрузила свое творение на голову Яспера. Став перед ним, она сделала реверанс, какому ее когда-то учила мать.

— О принц Яспер, цвет земли нашей, — проговорила она в манере, принятой среди знати. А потом захохотала и опять повалилась на землю.

Яспер ответил ей улыбкой и самым серьезным тоном спросил, где она научилась подобным манерам.

— Меня научила мама. Она знатного рода. — Смех оставил Маэву.

И она рассказала своему спутнику всю историю Лилы: как отец обещал ее руку человеку, которого она презирала; как она пожертвовала всем ради любви; как возлюбленный ее уплыл за море и не вернулся. И о том, как лорд Эринг приказал дочери назвать имя отца ее ребенка. И когда Лила промолчала, он сам разрезал ей лицо на кровавые лохмотья, изуродовав ее красоту, чтобы ни один мужчина не захотел ее; а потом отдал в рабыни, каковой она прожила весь остаток дней своих.

— Но мама не возненавидела меня за то, что я стала причиной ее несчастья, — закончила свою повесть Маэва. — Она любила меня и научила почти всему, что знала сама.

— И еще смастерила синее платье, — негромко проговорил Яспер.

— Да. Она сшила его тайно. — Маэва потерла глаза костяшками пальцев, словно сжатые кулаки могли прогнать слезы назад. — И я не видела ее смерти.

— Раз она шила платье в секрете от всех, то, значит, очень хотела, чтобы ты бежала. И сейчас она радуется, когда видит тебя, не сомневайся в этом.

— Значит, по-твоему, она может видеть меня? — Маэва утерла глаза рукавом.

Яспер вплел в свой венок голубой цветок.

— Когда я умру, Маэва, я буду искать тебя взглядом оттуда.

Маэва зарделась так, что жаром окатило не только лицо, но и грудь. Оставалось только надеяться, что Яспер не заметит этого.

— А как, по-твоему, можно познакомиться во сне с реально существующим человеком? — спросила она, чтобы переменить тему.

— Во сне? А почему ты спрашиваешь?

Маэва рассказала ему о серых коридорах и о молодом человеке, который проводил ее на волшебный луг.

— И когда ты проснулась, отметины на лице Девина исчезли?

— Исчезли.

Яспер присвистнул, а потом сказал, что если она вновь попадет в этот освещенный звездами уголок, то и он охотно последует за нею.

— Тогда с моей руки может исчезнуть этот шрам. — Прикоснувшись пальцами к волосам Маэвы, он опустил венок на ее голову. — Это мать научила тебя петь?

Маэва кивнула:

— Но предупредила, чтобы я никогда и никому не позволяла узнать об этом.

Лицо Яспера было так близко, что она могла пересчитать каждую волосинку в его каштановых усах.

— Она думала, что если лорд Индол услышит об этом, то отошлет меня в сентесанки.

— Ах так, — проговорил Яспер и смолк, увидев приближавшегося к ним Девина.

Мальчик привалился к Маэве.

— Мне нравится твоя шапочка, — сказал он.

— Девин, — обратился к нему Яспер. — Видишь вон то дерево, с одной большой ветвью внизу?

Девин улыбнулся:

— Вижу.

— Как по-твоему, попаду я в него?

Девин согласно закивал. Яспер принялся собирать камни. Он швырял их с огромной силой, щелкнув об кору, камни отлетали далеко от дерева. И скоро Девин запрыгал по прогалине, собирая камни и поочередно бросая их. Когда с неба начали падать капли, Яспер и Девин все еще занимались своим делом — пригибались к земле, поднимали камни и бросали, пока дождь не превратился в настоящий ливень.

Стащив одеяла со спины Фортуны, они принялись разыскивать укрытие. И долго стояли потом под деревом, ожидая, пока пройдет мимо не желавшая торопиться туча. Наконец дождь все-таки прекратился, однако солнце из-за облаков так и не выглянуло. Промокшие и дрожащие, они попытались развести костер. Вокруг нельзя было найти даже сухого уголка.

— Яспер, — спросила Маэва, — а не поискать ли нам какой-нибудь крестьянский дом? Чтобы высушиться и обогреться?

Яспер прикоснулся к промокшему венку из травы и цветов, прикрывавшему ее голову.

— Нет, Маэва, мы не должны этого делать. Полосатые еще продолжают поиски.

Глава семнадцатая

Элловен Майн снял печать с главных ворот Замка, приветствуя день тем же обрядом, который совершал уже тысячи раз, благодаря и славя в нем Бога за дарованное утро.

Но знакомые слова не принесли ему радости. Глядя на фонтан, прекрасные камни и растения ландшафтного сада, он ощущал одну только печаль. Смерть элловены Ренайи глубоко потрясла его, и скорбь лишь усиливалась исчезновением последней теццарины. Шли дни, но горе не оставляло его. Все чувства притупились, в них не было места даже рассвету, словно бы дневное светило покинуло этот мир. Похороны элловены оказались особенно трудными. Целители обыкновенно жили до весьма преклонного возраста. Смерть Ренайи невозможно было объяснить. Ее нашли в собственной постели без каких-либо признаков ран или болезней.

Майн ощущал невероятную усталость, суставы его не гнулись и болели. Скоро должны были начаться дневные работы, однако гармонии вокруг не ощущалось. Майн не был обязан следить за положением дел в Замке — этим занимался совет троих. После кончины элловены Ренайи послали за другим мистивом. А до тех пор никто не стремился вступать в борьбу с Эстер. Главная драдена обладала сразу всеми достоинствами и недостатками племени драденов. Но так было принято в Замке: драдены входили во все детали его мирской жизни, предоставляя целителям возможность заниматься своим искусством. И Майн, например, никогда не ощущал тоски по миру, предпочитая всем связям с ним исполнение обязанностей самого сведущего из сангивов Замка.

Майн направился в больницу. Надо было сказать служившим там драденам, что сегодня он не сумеет приступить к обязанностям преподавателя. Разум его находился в каком-то помутившемся состоянии. Он должен был попытаться вновь обрести душевный покой и ясность мысли.

Он выступал по пронизывавшей сад дорожке и увидел приближавшегося студента, которого звали Берн.

— Здравствуйте, элловен Майн. — Берн так и лучился избытком жизненной силы. — Могу ли я составить вам компанию на прогулке, мой господин?

— Конечно. Я намеревался сообщить элловену Дейлу, что не смогу сегодня проводить занятия в операционной.

— Надеюсь, вы не заболели? — Берн пристроился возле Майна, следуя его шагам.

Майн попытался воспротивиться серому туману, который, казалось, обволакивал его.

— Прости, Берн. Да, я позволил своей жизненной силе внезапно ослабнуть. Не передашь ли ты от меня весточку драдену Дейлу?

— Конечно, элловен. Но сперва позвольте проводить вас до дома.

— Спасибо за заботу. — Майн оперся об услужливую руку Берна.

«Совершенно неподходящее для болезни время, однако он, по крайней мере, умеет восстанавливать собственные силы. Уже к концу дня он придет в себя. Ему нужен только отдых».

Проводив элловена Майна до двери, Берн повернул к Дому-на-рубеже. Все элловены страдали от упадка сил — проделанная им щель в Границе смущала их умы, а ночные явления птиц Иб истощали их жизненную энергию. Созданная Кам темная невидимость оказалась весьма эффективной — никто из элловенов с тех пор не приближался к Дому-на-рубеже.

Ничего удивительного, если сангив Майн, как и Ренайя, не переживет ночи. Какой это будет удар! Майн был старейшим и лучшим из целителей Замка. И тем не менее он уже побежден, и даже не догадывается, какая борьба идет вокруг. Берну едва ли не хотелось открыто вступить в сражение с ним, попробовать свою силу на ком-то, способном победить его. Перед мысленным взором его возникло лицо Сары. «Берн, ты ничтожество…»

Она ошибалась — чем-чем, а ничтожеством он не был. Он правильно оценил ее силу, способность снять печати и преграды. И потому-то из Замка исчезла последняя теццарина! С самого первого занятия у элловена Майна, когда могучие толчки жизненной силы открыли перед ним сущность дарования Сары, он знал, как можно снять защиту с последней теццарины. Берн вспомнил о том, как трудно было ему в тот день заставить Майна поверить, что перед ним всего лишь очередной скучный новичок-драден.

Берн произнес слово, которым Камбер научила его рассеивать темную невидимость. И перед ним вдруг воспрял Дом-на-рубеже, который только что казался всего лишь грудой камней. Берн отпер дверь своим ключом. Он не забывал надежно запирать дом. Конечно, Кам — верная эбромаль, однако ей незачем бывать здесь, в средоточии сил, слишком могущественных для всякого, кроме него самого.

Сегодня он прихватил с собой нож, присланный Мастером эбромалей Белландры. Драдена Эстер без всяких сомнений передала посылку племяннику. Когда нож очутился внутри Замка, печати на его воротах, невероятно ослабшие после отлета последней теццарины, все же отреагировали слабым предупреждением, однако внимание драденов было полностью уделено подозрительному пучку трав, присланному в отдельной посылке с той же повозкой, чтобы сбить их со следа. Никто даже не подумал повнимательнее рассмотреть невинную коробочку, предназначавшуюся для Берна.

Сев на полу посередине Дома-на-рубеже, Берн со всей почтительностью извлек нож эбромаля. Его тонкое, короткое и острое лезвие могло прорезать и камень. И когда Берн исполнит дело, назначенное им на сегодня, нож этот прорежет не только камень, но все слои чар, которыми окружено это помещение.

Однако мощь, которую элловены вложили в эту комнату, до сих пор ошеломляла его. И, едва заговорив, Берн ощутил образовавшийся вокруг себя сгусток энергии, которая тут же повиновалась его воле и наделила нож убийственной силой, способной пронзить теперь не только материю.

Закончив с делом, он немного передохнул.

Потом дюйм за дюймом он обошел весь мраморный пол. Старательно рассмотрел врезанные в пол инкрустации. Старинные элловены пошли на великий риск, поместив здесь символы важнейших мистических объектов Белландры и проложив к ним через иные миры тропы. Чтобы иметь возможность следить за здоровьем Белландры в магической сфере, конечно же.

Возможно, элловенам и в голову не приходило, что кто-то сможет обратить дело их рук против них же самих… они и подумать не могли о том, что мистические объекты, которые они связали с Домом-на-рубеже, можно лишить силы, не прикоснувшись к ним рукой.

Берн склонился к полу над причудливым изображением знаменитого меча Белландры, накапливая в руках силу тьмы. И когда она запульсировала в них, послал ее через нож в самое сердце меча. Потом он произнес заклинание, которое должно было открыть путь к мечу и источить его магическую силу во власть князя Тьмы.

Когда он извлек нож, о содеянном им свидетельствовала только тонкая линия. Однако при пристальном рассмотрении глаза элловена увидели бы здесь много больше. Однако элловенам никогда более не суждено увидеть этот пол.

Возле знака меча располагался кружок из бриллиантов, символизирующий кристалл Великой провидицы. Улыбка изогнула губы Берна. Он убрал нож. Пусть королева Белландры еще несколько дней потешится своей силой, прежде чем он нанесет новый удар: разрежет изображение кристалла и лишит его силы.

Пусть она увидит, как лишится сил и ее король, прежде чем он заберет и ее собственное здоровье.

* * *

Во дворце Белландры, в небольшой комнатке рядом с опочивальней, где лежал в болезни король Ланден, сидели королева Торина и Высший провидец Рассид, поместив между собой кристалл Великой провидицы. Но и соединив свои силы, они могли видеть только туман — густой и серый.

— Рассид, как провидцы мы теперь ничего не можем сделать. Я не только ничего не вижу, сам кристалл помутнел, как будто он сделан из простого стекла.

Рассид кивнул, теперь он совсем не был похож на того надменного Высшего провидца, черные волосы его были взлохмачены, одеяние измято.

— Есть ли какие вести из Замка целителей?

— Пока нет.

— Что могло задержать Андриса? Это совсем на него не похоже — опаздывать с депешей, тем более с такой важной, в которой элловены предупреждаются об ослаблении Границы и просят отыскать воина, способного сражаться во снах, в которой Саре приказывается возвратиться домой.

Рассид был похож на увядшее, лишившееся корней растение.

— Если бы только я не промедлил! И теперь Белландра расплачивается за мою гордыню, а сам я ослеп и ничего не могу сделать.

Торина посмотрела на богатую мебель, фигурные золоченые лампы. Если бы их красоту можно было обменять на истину, она уже получила бы все ответы.

— Хотя дарования наши ослабли, дух и разум еще не оставили нас. Нам не требуется пророческого дара, чтобы понять, что король болен, а меч Белландры погас. Необходимо что-нибудь предпринять, Рассид. Мы не можем только наблюдать за тем, как умирает король.

Голова Рассида склонилась. Торина посмотрела в кристалл. По телу ее пробежала волна дрожи. Ее кристалл сделался серым, теперь внутри него не было видно даже искорки.

Она поднялась, чтобы уйти, однако тьма под ее ногами словно сгустилась, опутывая ее ступни. Ощутив головокружение, она пошатнулась и осела на пол. И услышала голос Рассида, доносившийся откуда-то издалека.

Орло ехал на рослом и спокойном коне вдоль края воды. Варрен, распоряжавшийся на пятом причале, отправил его в дозор — караулить Маэву. Варрен не слишком нравился Орло: он не давал ему столько ваххса, сколько было необходимо. А чтобы сердце Орло не трепыхалось, ему нужно было все больше и больше ваххса, не получая должного оно принималось отчаянно биться, и ум его начинал смущаться.

Хотя солнце уже закатилось, в порту горело столько фонарей, что из-за тьмы работу никто не прерывал. Грузчики как раз сменялись; одни рабы покидали причалы, навстречу им направлялся другой поток подневольных работников. Мантедийский порт гудел, повсюду звучали окрики приказчиков и капитанов.

Орло направился по главной дороге, чтобы не мешать портовым грузчикам. Ему не позволяли отъезжать далеко — не дальше, чем на полмили от берега, потому что обязанностью его было разыскивать Маэву. Варрен и лорд Морлен говорили ему, что Маэва, скорее всего, попытается попасть на корабль и оставить Сливию.

Домой возвращались и горняки. Многие из вольных жили в лагерях, располагавшихся там, где заканчивались прибрежные улицы — между городом и окружавшей его высоченной стеной. Орло знал, каждый день здесь гибли люди, пытавшиеся перелезть через стену. Он подумал, вдруг среди них окажется и Маэва. Но если она погибнет, лорд Морлен не обрадуется этому. Она нужна ему живой.

Часть четвертая Камень дримвенов

Глава восемнадцатая

Сара и Дорьян стояли возле бортового поручня «Лани». Горизонт озаряли почти непрерывные вспышки молний, в лица их задувал свирепый ветер.

— Тебе не кажется, что это странно? — проговорила Сара. — Прошлая ночь была совершенно ясной, и мы видели луну.

— Почти полную, — добавил Дорьян, кивая.

— Это судно идет слишком медленно. — Сара повернулась спиной к ветру.

Они пробыли на корабле уже целый месяц, а капитан Навар утверждает, что плыть до берега придется еще неделю. Сара пожалела, что не наделена дарованием своей матери и не способна заглянуть в кристалл и увидеть в его глубинах, где именно во всей Сливии надо искать сестру Дорьяна. Учитель ее, Васикс, говорил, что Сливия почти столь же велика, как и тот водный простор, который они уже почти пересекли. Но как же найти на целом континенте девушку, не зная даже ее имени?

На лица их стали попадать крупные капли. Перебежавший через палубу матрос крикнул им, указывая на небо:

— Шторм вот-вот нагрянет на нас!

— Скорее спускайтесь вниз, — пробегая мимо них, гаркнул другой матрос.

Удивленные внезапной свирепостью ливня, Сара и Дорьян метнулись в свою каюту. Там они надели прихваченные из Замка светлые, как сливки, куртки — толстые и теплые, снабженные уютными капюшонами и похожими на муфту карманами для рук. Пол каюты накренился вместе с кораблем, дождь ударил в окно. Сара услыхала, как взвыл ветер.

— Такой ветер может одним воем расколоть судно надвое, — заметил Дорьян.

Прислушиваясь к скрипу стен, Сара упала духом:

— Но как может погода так резко перемениться?

Корабль дернулся, и она полетела в угол. Сара едва сумела сделать повздыбившемуся полу несколько движений в сторону Дорьяна. Он протянул к ней руку, однако движение корабля вновь отшвырнуло ее назад. Сара ударилась в стенку. Дорьян вместе со старым морским сундуком поехал прямо на нее. Сара едва успела извернуться и уклониться от удара сундука буквально в последний момент перед тем, как он врезался в стену в том самом месте, где она только что находилась. Деревянная стенка сундука с громким треском лопнула. Дорьян дотянулся до Сары, когда она уже попыталась встать, уцепившись за койку, и помог ей подняться. Он сел возле нее.

— Помнишь ту небольшую лодку на носу корабля? — спросил он, с трудом перекрикивая стоны переборок. — Надо перебраться в нее. «Лань» не переживет этот шторм. — Он крепко взял Сару за руку. — Ты умеешь плавать?

Сара кивнула. Они направились к двери, ступая по раскачивавшемуся полу. Когда они снова выбрались на палубу, корабль качнуло так, что она едва не стала вертикально. Однако когда молодые люди оказались у поручня и вцепились в него, судно успело выровняться. Их окатило пеной. Перед взглядом Сары встала водяная стена, и буквально в следующее мгновение, выворачивая наизнанку желудок, «Лань» устремилась в ложбину между двумя валами.

Корабль можно было уподобить мыши, попавшей в лапы к огромному коту. Океан рычал, шипел и плевался пеной, безжалостно сотрясая «Лань».

— К лодке! — крикнул Дорьян прямо в ухо Саре. Хотя он находился совсем рядом, она не видела его, ослепленная наполнявшей воздух соленой пеной. Она попыталась сделать несколько шагов по вновь вздыбившейся палубе, но ветер бил ей в лицо. Волна поглотила скользкий от дождя поручень. Сара отчаянно вцепилась в него, стараясь не уступить натиску океана. Поручень снова вынырнул из воды. Пытаясь освободить глаза от воды, она лихорадочно стиснула их.

Вода. Стеклянная, серо-зеленая стена выросла перед ней словно утес. «Лань» нырнула правым бортом, и поручень вновь погрузился в воду. Сара выпустила поручень. И когда океан вознес ее вверх, она услышала за спиной оглушительный треск. Она попыталась оглянуться, и перед ней на мгновение мелькнула мачта корабля, переломившаяся под натиском океана, как какая-то ветка.

Легкие Сары требовали воздуха.

Она оттолкнулась от воды, брыкая ногами, делая руками гребки. И вырвалась из недр океана наружу, на его бурную поверхность, где можно было вдохнуть. Рядом с Сарой оказалась доска. Она вцепилась в нее. Океан попытался выхватить деревяшку из ее рук, но Сара не сдавалась. Если она отпустит эту доску, то на спасение не останется никаких шансов. Она отчаянно работала ногами, сопротивляясь валам, настолько крутым, что ложбины между ними могли показаться оврагами. И всякий раз, когда она пыталась перевести дыхание, в лицо ударяла новая волна. Тем не менее она не покорялась бурному океану, поверхность которого уже усеивали обломки корабля. Вновь и вновь ловила она глоток воздуха, только бы остаться в живых. Шли часы этой битвы, тело ее превратилось в избитый волнами камень… камень, готовый пойти на дно. Однако дождь все хлестал, а море бурлило, и Сара впивалась в доску онемевшими ладонями.

Она не могла позволить себе утонуть в какой-то там шторм. Она была обязана добраться до Сливии и найти там камень дримвенов, чтобы остановить с его помощью князя Тьмы. А еще ей хотелось жить — чтобы однажды услышать вновь песню теццарины.

Кроме того, ей нужно было отыскать Дорьяна. Он тоже не имел права утонуть.

— Мантеди, — указал Яспер.

Маэва поглядела вниз — вдоль дна глубокого ущелья. Наконец после долгих недель путешествия перед ними предстал огромный, огражденный стеной город, примыкавший к заливу. На восток уходили просторы Минвендского океана; обращаясь к западу, глаз видел иссохшую и ржавую землю. Они уже имели возможность рассмотреть Западную пустыню с лесистых гребней, которыми пробирались вперед. Теперь она была совсем рядом.

Сеть дорог вела к грудам шлака, похожим на настоящие горы, а за ними лежала высокая стена того же оранжевого цвета, как и соседняя с ней пустыня. По верху стены можно было ходить, то и дело она прерывалась сторожевыми башнями. Маэва удивилась тому, что стена оказалась настолько толстой, тому, что в ней были одни только широкие ворота, и тому, что ее омывают морские волны. Полоса оранжевого камня далеко заходила в океанский простор. Берег Мантеди вдавался в залив, возле скопления причалов и пристаней стояли на якорях многочисленные корабли всяких габаритов.

Девин разглядывал город широко раскрытыми глазами.

— Как тут много всего, — сказал он.

Улицы Мантеди грязными и бурными речными протоками текли с востока, от причалов, на запад — к уродливым горам шлака. На подходившей к городу дороге было полно людей, стремившихся попасть внутрь со своими животными. Маэва издали заметила группы зиндов, облаченных в полосатые, серые с черным, мундиры, они проверяли каждого из прибывших.

— Тебе входить через ворота небезопасно, — проговорил Яспер.

Маэва поглядела на стену.

— Как же мы попадем внутрь города?

— Мы с Девином пойдем первыми. На лице его нет меток, и он вполне может сойти за моего брата. Когда стемнеет, мы будем ждать тебя у стены. Я свяжу всю упряжь Фортуны в один ремень и переброшу ее через стену. — Прищурившись, он попытался прикинуть ее высоту. — Возможно, придется пожертвовать и одеялами. Тогда ты сумеешь залезть.

— Но я не умею лазить на стены, Яспер.

— Упрешься в стену ногами и будешь подтягиваться на руках. Это не сложнее всего остального.

Маэва с благодарностью посмотрела на него. Действительно просто, если немного подумать.

— Посмотри, что это там блестит наверху стены? — проговорила она.

— Они вмуровали там осколки стекла. — Он указал на длинный отрезок стены между двумя сторожевыми башнями. — Видишь их? Там я и переброшу ремень. Через час после наступления тьмы.

Маэва внимательно осмотрела стену снизу доверху. Сердце ее колотилось, как тогда в кабинете лорда Индола, когда она выкрала полученные за себя деньги.

— Ладно, — сказала она негромко.

— Вот и хорошо, — проговорил Яспер.

— Золото оставь при мне. Тебя могут обыскать возле ворот. — Маэва не хотела, чтобы Яспера убили.

— Забудь про золото. Никто еще не бежал из Сливии, оплатив проезд на корабле до Главенрелла. Это можно осуществить, только пробравшись тайком на корабль или нанявшись в его экипаж.

— Это потому, что ни у кого из твоих беглецов не было золота. — Она не стала с ним спорить хотя бы потому, что не намеревалась оставлять монеты у стен Мантеди, после того как они принесли их в такую даль.

Покачав головой, Яспер пригнулся к своим башмакам и передал ей монеты, еще сохранившие тепло его тела. Она завернула деньги в свою шаль и обвязала ее вокруг талии.

— Ну, Девин? — проговорил Яспер. — Готов ли ты стать моим младшим братом?

Девин на прощание обнял Маэву. Она поцеловала мальчика в щеку.

— Встретимся уже ночью.

Яспер передал ей одеяло. Проверив сбрую Фортуны, он посадил мальчика на спину кобылы.

— Ну, мы пошли, — сказал он.

— С богом, — пожелала она.

— Мы не сразу сумеем выйти на дорогу. Нам придется старательно выбирать свой путь и вернуться назад, чтобы обойти это ущелье.

Взяв уздечку, он повел за собой Фортуну и сделал несколько шагов. Как было странно Маэве не идти за ним. Не менее странно, чем не видеть перед собой его крепкой фигуры. Маэва заморгала.

И вдруг Яспер выронил уздечку и вернулся к ней. Он крепко обнял ее. Маэва поцеловала его в щеку.

— Значит, встречаемся после наступления темноты, — проговорил он, уткнувшись носом в ее шею.

— Да, Яспер. Мы обязательно встретимся.

Он вновь взял в руку повод Фортуны. Девин помахал ей.

Маэва всматривалась в дорогу, пока на ней наконец не появились Яспер и Девин, ставшие частью длинного, образованного людьми червя, вползавшего в городские ворота Мантеди. Когда ее друзья оказались в первом ряду, она скрипнула зубами, однако зинды не остановили их. Яспер и Девин прошли внутрь города.

Она устроилась на оставленном Яспером одеяле среди густых зарослей папоротника за раскидистыми деревьями. Ей было удобно здесь, на земле. Делать было больше нечего — до самой ночи. Она вполне могла поспать.

Прикоснувшись к камню дримвена, она пожалела, что не умеет понимать его голос. Но уже совсем скоро они тем или иным образом смогут попасть на борт корабля. Они приплывут в Главенрелл, и она отыщет там Кабиса Денона. Возможно, отец расскажет ей, как пользоваться этим сокровищем.

Глава девятнадцатая

Сара оторвала голову от поддерживавшей ее на плаву широкой доски. Тело ее болело, во рту стоял мерзкий вкус соленой воды. Но вокруг было спокойное море, и ослепительное солнце только чуть начинало клониться к западу от полудня. Буря наконец улеглась.

Осмотревшись, она заметила вокруг уйму обломков, по всей видимости, оставшихся от «Лани», однако нигде не было видно ни лодки, ни других потерпевших кораблекрушение. Она прикусила обветрившиеся губы и позвала:

— Дорьян! Дорьян, где ты?

И не получив ответа, приложила сложенную чашечкой руку ко рту и крикнула надтреснутым голосом:

— Дорьян!

Горло ее драло. Море вокруг казалось безграничной и жестокой пустыней, небо сделалось бесконечным.

И вновь ей ответил лишь плеск воды.

— Дорьян!

За время их путешествия она уже успела привыкнуть к тому, что он всегда рядом. Ей нравилась улыбка, появлявшаяся на его лице, как утреннее солнышко из-за горизонта. Стоило только Дорьяну улыбнуться, как обыкновенно отстраненный взгляд его полностью преображался.

— Дорьян! — Он не мог умереть. Она не согласна плыть без него по океанским просторам. Сара заметила неподалеку деревяшку побольше: несколько обломанных на концах крашеных досок все-таки были соединены вместе. Наверно, прежде они были бортом корабля и теперь образовывали нечто вроде мелкого блюдечка, сулившего Саре больше удобства, чем ее одинокая доска. Неловко подгребая руками, она доплыла до плота. Перебираясь, она вновь окунулась в холодную воду, однако в конце концов устроилась поудобнее.

Сара втащила и спасшую ей жизнь доску, которую можно было использовать в качестве примитивного весла, а потом направилась к раскачивавшимся на волнах обломкам, надеясь отыскать среди них нечто съедобное или полезное. Однако ничего ей заметить не удалось, кроме ломаных досок. Она пожалела, что не проснулась, когда еще шел дождь, тогда можно было бы хоть как-то утолить жажду, поскольку жаркое солнце успело уже высушить всю дождевую воду.

— Дорьян! — вновь позвала она и опять не получила никакого ответа.

Весь день она плавала под безжалостным солнцем и пыталась докричаться до Дорьяна. И когда солнце, превратившись в красную массу, прикоснулось к краю океана, Сара охрипла, утратив голос.

Она поежилась. Пропитавшаяся солью одежда засохла на ней коробом. Куртка с капюшоном едва ли могла защитить от подбирающегося холода. А ведь ночью будет еще холодней. И станет совсем темно.

Она подумала о матери, о кристалле Великой провидицы и помолилась:

— Увидь меня. Увидь же!

Впрочем, что толку: если мать и увидит ее в кристалле, корабль сможет добраться сюда лишь за несколько недель.

Когда над головой ее замерцали звезды, Сара легла на спину и принялась разглядывать рассыпанные по небу бриллианты. Однако несравненная красота звездного полога не могла принести утешения. Ее охватил страх, огромный как море — как та темная вода, что подгоняла ее плот.

Как можно точнее представив себе лицо Дорьяна, она помолилась о его спасении.

Опухшая луна то вылезала из-за облаков, то снова пряталась за ними, когда Маэва отправилась к городской стене. Ей вдруг захотелось вернуть Яспера и Девина назад. Мантеди пугал ее. Не лучше ли углубиться на запад, в пустыню, или продолжить путь на север — чтобы отыскать какой-нибудь укромный уголок, на который еще не ступала нога зинда.

Однако Лила считала, что Кабис Денон жив. И если Маэва не сумеет найти его, он так и не узнает, что у него есть дочь. Итак, ей необходимо было попасть в Главенрелл. Если бы только путь через океан можно было бы начать не на берегах Мантедийского залива.

Маэва оступилась на осыпи и съехала вниз. Поток камешков вынес ее близко к стене, сердце ее громыхало. Обратит ли кто-нибудь внимание на поднятый ею шум? Однако до слуха Маэвы доносились только далекие городские звуки: сливавшиеся в единый хор голоса людей и животных.

Над головой девушки поднималась стена высотой в три ее роста, сложенная из камней так, чтобы за них негде было уцепиться. И кто только ее строил? Маэва надеялась, что не ошиблась местом. Облака сгущались, и сторожевые башни тонули во тьме. Как знать, что сейчас творится на противоположной стороне стены? Что, если Яспер не сумеет перебросить ей веревку? Она принялась ощупывать стену, разыскивая свисающий вниз ремень. Рядом оказались колючие кусты; ей пришлось раздвинуть их. Вот и веревка! С узлами. Но рука ли Яспера их вязала? Маэва ощупала веревку, впитывая все, что та была способна сказать ей. Пальцы ее ощутили отзвуки прикосновения Яспера.

Маэва обвязала одеяло вокруг шеи и забралась между кустов, не обращая внимания на уколы шипов. Она обхватила руками веревку и подтянулась, чтобы прочнее ступить на стену. У нее всегда были сильные руки; потом, она помнила слова Яспера: это сделать не сложнее, чем что-либо другое.

Маэва понемногу продвигалась вверх. Ей было нелегко, пугала и темнота. Темнота! И вдруг она увидела в ней защиту: вдалеке у основания стены замелькали фонари. До слуха девушки донесся мерный топот солдатских сапог. Оставленные фонарями круги освещали полосатые мундиры.

Паника заставила Маэву буквально взлететь на верх стены. Когда она оказалась у края, ладонь ее разрезало что-то острое — она позабыла о том, что поверху стена утыкана стеклом. Ничего. Она распрямилась и принялась с отчаянной скоростью сматывать веревку.

Поперечник стены составлял здесь примерно три фута. Она снова заметила фонари, но теперь они приближались к ней по самой стене! Полосатые шли цепочкой по устроенной на ней дорожке. Они шли друг за другом, фонари в их руках освещали серые сапоги. Через несколько мгновений они окажутся совсем рядом с ней. Чтобы спуститься, ей нужно было хотя бы зацепить веревку за что-нибудь наверху, однако у нее не было на это времени. Маэва сбросила веревку вниз и спустила ноги с края стены, повиснув на руках и опять порезавшись, не смея окликать Яспера. И разжала руки.

Еще в воздухе ее подхватила пара рук и бережно опустила на землю. Яспер прижал ее к земле, прошептав на ухо:

— Не шевелись, Маэва. Ш-ш-ш. Пусть они пройдут.

Она замерла как мертвая, вслушиваясь в поступь зиндов над головой. Она ощущала, как колотится сердце лежавшего рядом с ней Яспера, чувствовала то невероятное облегчение, которое сейчас владело им.

— Они вернутся. — Яспер поднялся и взял ее за руку. — Что это? Ты порезалась?

— Ничего страшного… Там стекло наверху.

— Сейчас перевяжу. — Яспер порылся в ее поясе, извлек из него полоску ткани, которая осталась у них после шитья одежды, и перевязал ею ладонь Маэвы.

— А где Девин? — спросила она.

— Он ждет нас за тем домом, вместе с Фортуной. — Он собрал всю веревку и сброшенные ею со стены одеяла и принялся развязывать их.

— Тебе повезло, — заметил Яспер.

— В том, что я встретила тебя, — согласилась она.

Он отвел ее к тени, в которой прятался Девин, перебиравший гриву терпеливой кобылы. Маэва обняла мальчика за плечи, и он прижался к ней, пока Яспер запрягал Фортуну.

— Не направиться ли нам прямо в порт? — предложил шепотом Яспер, беря Маэву за правую руку; Девин взял ее за другую, непораненную руку. Яспер обмотал повод Фортуны вокруг кулака.

Поспешив удалиться от стены, они скоро оказались в окружении темных переулков. Худые и оборванные женщины и дети тянули к ним руки, прося подаяния. Они были свободными, потому что на их лицах не было шрамов. Маэве не случалось общаться с вольными в Сливоне, так как жизнь ее протекала только в бане и особняке лорда Индола, куда те не допускались. И теперь она была готова раздать им целую телегу хлеба.

Они вышли на широкую улицу, чуть лучше освещенную развешанными на высоких столбах фонарями. Маэва подумала, что город Мантеди никогда не засыпает. Вокруг было полно народу — в основном мужчин, но попадались и женщины, а изредка и дети. У многих были шрамы на лицах, чаще всего на скулах можно было видеть квадрат в квадрате.

Девин крепко держался за руку Маэвы, Яспер не выпускал ее другую ладонь. Они приближались к морю, и народу на улице становилось все больше; чем дольше они шли, тем шумней и бодрей делался город. Крепче становилась и вонь немытых тел, мусора и горелого фонарного масла, приправленная запахом тухлой рыбы. Во всей этой части Мантеди Маэва не увидела ни единого деревца — только сложенные из камня и дерева дома.

Лица многих из встречавшихся им мужчин были перепачканы сажей. Это были шахтеры. Лила рассказывала Маэве о здешних копях — там под землей всегда царила ночь. Но на почерневших лицах не было меток. Свободные люди низменного происхождения. Неужели она теперь считается одной из них? Кабис Денон принадлежал к этому сословию, хотя и родился в семье дримвенов. «Он был внуком последнего Великого дримвена, единственным сыном его единственной дочери… возможно, Маэва, что ты тоже дримвена». Навстречу им направился человек на гнедом коне. Внешность его заставила Маэву приглядеться внимательнее. И хотя всадник этот показался ей более худым, чем она помнила его, Маэва сразу же признала старого знакомого. Это был Орло.

Глава двадцатая

Сара понимала, что видит сон, который не сулит ей ничего хорошего: стая темных птиц приближалась к ней; разыскивая ее, они кружили над головой все ниже и ниже. Она попыталась проснуться, однако никакие усилия не помогли ей высвободиться из сна. Птицы кружили уже почти над ней, их было двенадцать. Они приближались и словно вырастали в размере.

Внезапный всплеск и брызги пены резко пробудили ее. Она лежала на изогнутых досках, а над головой сверкали звезды. В воде возле нее кто-то кашлял и отфыркивался.

Сара перегнулась через край плота.

— Дорьян?

— Да. — Он снова закашлялся.

— Хватайся за доску! — воскликнула она. Он последовал ее совету, накренив при этом плот. Сара отодвинулась на самый край гнилых досок. — Надеюсь, что сумею уравновесить тебя.

Он попытался взобраться, но не сумел этого сделать.

— Прости, — пробормотал Дорьян. — Но во мне не осталось никаких сил.

— Держись крепче.

Сара спрыгнула со своей стороны плота в обжигавшую холодом воду и доплыла до Дорьяна, повисшего на досках.

— Дорьян, я так рада, что ты жив. — Она прикоснулась к его плечу просто потому, что не могла не сделать этого. — Я так рада видеть тебя. — Она сильно охрипла. — Я помогу тебе.

Он улыбнулся:

— Сара, я знаю, что мы совсем недалеко от цели. Не более чем в какой-то сотне миль.

Голос его тоже сделался скрипучим.

Дрожа, они висели в воде. И когда Дорьян собрал чуточку сил, соединенными усилиями он сумел подняться на плот. Сара влезла за ним.

— Спасибо тебе, — прошептал он.

— Я искала тебя. Откуда ты появился? Со дна моря?

— Почти оттуда.

— Посмотри, Дорьян, тебе не кажется, что звезды такие яркие?

— Очень яркие. Жаль только, что в свете их невозможно согреться.

— А луна как светит.

— Несравненно. — Освещенное лунным светом лицо его отражало одно только утомление.

Сара легла рядом с Дорьяном и прижалась к нему, чтобы согреться. Особого тепла искать было негде. Прикоснувшись к ее рукам, он закрыл глаза.

Дорьян скоро задремал, но сон не шел к Саре. Впрочем, она скоро решила, что спит, потому что вокруг плота собрался неземной свет. И лучи его отливали перламутром, в них звучали отголоски песни теццарины. Сара не шевелилась, опасаясь погубить мгновение даже незаметным движением, и в самом деле, когда плот приподняла небольшая волна, жемчужный свет померк и песня стихла.

И больше всего на свете Саре захотелось вновь услышать ее.

Узнав Орло посреди толпы наполнявших Мантеди незнакомцев, Маэва невероятно обрадовалась. Орло всегда был с ней добр — так, как может быть добр раб к рабыне. Этот хороший человек, которого она знала всю свою жизнь, по сути дела заменил ей отца.

— Маэва! Девин! — Громкий голос его напомнил ей о прежних временах, проведенных в бане.

Только каким худым он теперь стал. Что пришлось ему пережить за время, протекшее с их последней встречи? Неужели он тоже бежал?

Орло остановил коня:

— Мне повезло, что я натолкнулся на вас.

Она шагнула к нему. Однако между Маэвой и конем Орло струился поток мужчин и мальчишек с перепачканными копотью лицами. Она пропустила толпу. Орло нагнулся в седле.

— Я знаю тут одного на причале, — проговорил Орло. — Он устроил меня на корабль до Главенрелла палубным матросом.

— Это чудесно, Орло. — В душе Маэвы зажглась новая надежда.

— Я могу взять и вас. Корабль отплывет на рассвете.

— Сегодняшнем?

— Сегодняшнем. Но надо поторопиться, чтобы не опоздать.

На лице Яспера читалось сомнение. Она кивнула ему с улыбкой, не обращая внимания на отрицательное движение головы. Ведь Яспер не знает Орло так, как она сама, и не поймет. Пожав плечами, Яспер подсадил Девина на кобылу.

— Я так рад, что нашел тебя, Маэва. — Орло повернул на восток.

Улица вновь охватила их, не позволяя продолжить разговор. Маэва шла возле коня Орло. Она то и дело оглядывалась через плечо. Яспер шагал следом, ведя за собой на поводу Фортуну.

Наконец улица вышла на берег, от которого отходили длинные причалы. Здесь сразу горело столько фонарей, что ночь превратилась в мерцающие сумерки. Многие из кораблей стояли на якоре. Бригады мужчин, лица которых покрывали бугристые шрамы, разгружали и разгружали суда, топали по палубам, стучали грузом, а приказчики выкрикивали непрестанные распоряжения.

Яспер подвел коня поближе к Маэве и указал ей на водопой, устроенный на одном из небольших причалов. Маэва помахала Орло. Тот остановился возле колоды и спешился. Конь его припал губами к воде, Фортуна устроилась рядом с ним. Орло кивнул жирному мужчине, стоявшему на причале.

— Добрый вечер, Ансон. Не передашь ли Варрену кое-что от меня? Скажи ему, что я буду с товаром.

Хотя по причалу в обе стороны сновали сотни людей, Ансон немедленно растворился в толпе — словно его здесь и вообще не было. Маэва стояла на дощатом настиле причала в стороне от основного потока движения. Она глянула вниз, где неровные доски уходили глубоко в воду. Свет фонаря отражался от колыхавшейся поверхности океана.

Находившийся возле нее Орло улыбнулся так, как не улыбался никогда прежде.

— Поговаривали, что вместе с тобой испарилась и куча золота, — сказал он.

Маэва вспомнила про две монеты, оставшиеся в ее поясе. Сердце ее забилось. Или Орло интересуется, заплатит ли она за проезд?

Он взял ее за руку:

— Ах ты, маленькая Маэва. Дочь Лилы Прекрасной.

Но от его прикосновения по руке ее пополз серый холодок. Маэва попыталась не обратить на это внимание. За прошедшие годы Орло нередко брал ее за руку, похлопывал по плечу, однако рука его никогда еще не вызывала в ней такого чувства. Однако прикосновение всегда говорило ей правду.

— Надо бы передохнуть, — пробормотала она, выпустила его руку и села на изношенные непогодой доски, спустив ноги с края причала и стараясь поймать на себе взгляд Яспера, который, стоя возле Фортуны, плескал воду себе в лицо.

Плохо. Все плохо. Если бы Орло бежал, как она, то не разъезжал бы сейчас на коне по улицам Мантеди. Она развязала узлы на поясе, а потом скомкала его и выпустила из рук — прямо в воду. Негромкий плеск затерялся за стоявшим на причалах шумом.

Орло опустился на доски возле нее.

— Завтра тебя уже никто не будет искать.

Он опять взял ее за руку. Ощутив, что ее покрывает холодная серая тень, Маэва вдруг поняла, что лорд Морлен нашел свой путь в душу Орло.

Лорд Морлен. Камень дримвенов на ее груди завибрировал. Камень! Если лорд Морлен все-таки поймает ее, камень дримвенов не должен ему достаться. Чтобы сохранить тайну камня, Лила прошла через худшую муку.

— Пойдем же, — сказала Маэва. — Нельзя опоздать на твой корабль.

Она встала. За те мгновения, пока Орло поднимался на ноги, она отвязала с шеи камень дримвенов и, оказавшись позади, выпустила его из руки в воду. Он ушел вглубь, коротко вспыхнув золотым светом. Сердце ее застонало от горькой утраты.

Маэва бросилась бежать по людной дороге. Быть может, она сумеет затеряться в толпе, избавив себя от встречи с Орло, Ансоном и лордом Морленом. Доски причала застучали под ее ногами. Она ныряла вправо и влево, влево и вправо, едва избегая чужих локтей и задыхаясь. «Боже, пусть эти грузчики укроют меня. Пусть Яспер и Девин сумеют уйти. Без меня у них есть еще шанс скрыться».

Она налетела прямо на лысого и рослого мужчину, который схватил ее за руку так грубо, что едва не вывернул ее.

— Пожалуйста, господин. Пожалуйста, отпустите меня.

Она попыталась вырваться из его рук.

Тот поглядел ей за спину. Маэве не понравилась улыбка, появившаяся на его лице.

— Нет-нет. Не надейся на это.

Повернувшись, она заметила подошедшего Орло.

— Это и есть товар? — спросил лысый.

— Да, Варрен. Это и есть Маэва. — Лицо Орло превратилось в совершенно незнакомую ей маску. Широкая улыбка его зияла пустотой.

Глава двадцать первая

Маэва сопротивлялась похитителю изо всех сил, однако это ничего не могло переменить. Лысый волок ее вперед, а Орло горбился на коне возле них. Она попыталась было привлечь к себе внимание матросов, однако они в полном безразличии продолжали собственные занятия.

Ее доставили в деревянный домик, построенный на другом причале. Как только они оказались внутри, лысый с размаху толкнул ее к стене. Маэва, рыдая, осела на пол. Она оплакивала свою утраченную свободу и своих друзей, Девина и Яспера; плакала о своей матери, терпеливый и страшный труд которой не сумела закончить как должно. И еще о камне дримвена — ей так хотелось хоть раз услышать его голос.

— Тихо, ты! — приказал ей мужчина, зажигавший фонарь.

На лице вошедшего Орло написано было смятение.

— Не надо плакать, Маэва, — попросил он.

Она и хотела бы остановиться. Неправильно было проливать слезы перед этими людьми. Однако рыдания сами собой рождались в груди и рвались наружу, накатывая столь же неудержимыми валами, как морские волны на берег.

— Пора бы и ваххсу выпить, — буркнул покрывшийся потом Орло. — А то уже грудь болит.

Лысый проворчал:

— Сперва скажи-ка ты мне, как ты ее обнаружил.

— Случайно наткнулся возле воды, как ты и говорил мне.

Лысый присел перед Маэвой и взял ее перевязанную руку.

— Вижу, через стену перелезала. — Он повернулся к Орло. — А где мальчишка?

Орло вспотел еще гуще, хотя в комнатке было далеко не жарко.

— Где мой ваххс, Варрен? Говорю тебе, мне нужен ваххс.

— Отвечай, ты видел мальчишку?

Рот Орло шевельнулся, однако он не произнес ни слова. В свете лампы лицо его казалось опухшим, кожа на лице — кроме рабских шрамов — была в багровых пятнах. Он весь покрылся каплями пота.

— Ты видел мальчишку? — на сей раз уже крикнул Варрен.

Орло перевел взгляд от Варрена на Маэву.

— Маэва… — проговорил он. — Ох, Маэва, тебе нечего здесь делать. Беги отсюда.

Варрен остановился между нею и дверью.

— Беги, Маэва, — приказал ей Орло. — Я сумею задержать его.

И он бросился на Варрена. Вскочив на ноги, Маэва попыталась обежать их. Позади раздался страшный хруст, и, повернувшись, она увидела, что Орло перегнулся пополам, ухватившись за грудь. Она метнулась к двери. Трясущиеся пальцы ее легли на ручку.

Могучая рука схватила ее сзади и швырнула назад, в комнату. Когда голова Маэвы ударилась о стену, свет в глазах ее погас.

Маэва стояла под полной луной на опустевшем пляже. Песок и море в свете луны сливались в почти неразделимую тоскливую полосу.

Голова ее болела. Она что-то искала. Что же именно? Маэва медленно повернулась, осматривая окружавший ее пустынный край. Ветер мел по песку и перебирал ее волосы.

Она пригнулась. Возле ног ее на песке лежали голыши, поблескивая в свете луны. Галька, обыкновенная галька. Однако они, быть может, не были обыкновенными — в конце концов, камень дримвенов с виду не представлял собой ничего необыкновенного.

Камень дримвенов. Так вот что она ищет, вот что ей необходимо найти.

Порыв ветра заставил Маэву закрыть глаза. Когда она вновь открыла их, перед ней стоял молодой человек — тот же самый, которого она видела в начале путешествия в Мантеди. Видела во сне.

Возле него находилась девушка с растрепанными каштановыми волосами. Маэва помнила и ее. Девушка эта прогоняла в другом сне темную птицу.

— Это сон, — проговорила Маэва.

Молодой человек кивнул, синие глаза его обратились к ней с симпатией, причин которой она не понимала.

— Кто вы? — спросила Маэва, глядя сперва на одного, потом на другую.

— Я Дорьян, — ответил он. — Сын Кабиса.

Сын Кабиса! Маэва посмотрела на него. Юноша казался почти ровесником ей. Как это могло случиться? Кабис любил ее мать. Неужели он мог завести сына так скоро, тем более что Лила пожертвовала красотой и будущим, чтобы спасти его от разоблачения? Сердце Маэвы разделилось надвое. Она была сразу счастлива, потому что теперь у нее был брат, и полна горя — о котором напоминало покрытое шрамами лицо матери.

— Меня зовут Маэва, — сказала она. — Маэва. И я хотела попросить тебя…

Однако оба вдруг исчезли так же внезапно, как и появились.

Губы Дорьяна растрескались от жажды. Когда он облизывал их, становилось только хуже. В глаза его как будто набился песок. Окоченевший от холода, он попытался шевельнуть плечом, к которому привалилась Сара. Лунный свет ложился на ее обожженное солнцем лицо, губы ее опухли. Но она была жива! Какое уныние ощущал он, проискав ее целый день без всякого успеха.

Сара шевельнулась, открыла глаза и медленно села.

Дорьян подпер голову локтем, ощущая холод сквозь мокрую куртку.

— Сара, ты помнишь, где мы только что были?

— Где мы были… — Она схватила его за плечо, едва не окунув в воду. — Да! Мы нашли твою сестру. Она сказала, что ее зовут Маэва. Глаза ее были похожи на твои.

Сара говорила таким голосом, словно наелась песка.

«Я пытался найти ее… найти ее и привести нас. Еще раз нарушил закон дримвена».

Дорьян еще не говорил Саре о том, что с первой ночи, проведенной ими на борту «Лани», с того первого сна, когда он увидел ее танцующей на песке и не подозревающей о нападении темной птицы, он каждую ночь уносил ее в заросли сикомор. Он хотел ей сказать, однако почему-то не мог сделать этого. Почему же? Потому, что в дневные часы глаза ее смотрели на него с такой приязнью. Он опасался, что теплота взгляда сменится холодным презрением, если она узнает, что он помогает ей без ее ведома.

— Дорьян, — сказала Сара полным волнения голосом, — а ты не смог бы перенестись к ней, так как ко мне?

— Хотелось бы знать это, — проговорил он. — Однако…

— На это нужно много жизненной силы? — спросила она. — А ты и так утомлен.

— Потом, я просто не могу бросить тебя здесь.

— И каким образом ты совершаешь… подобные путешествия?

— Я только начинаю понимать это. Чтобы переместиться куда мне нужно, я должен — как мне кажется — представить себе нечто известное или знакомое.

Сара явно была готова продолжить расспросы. Но на лице ее читалась такая же беспредельная усталость.

— Смотри, небо начало светлеть. Скоро встанет солнце.

Он теперь отчетливо видел ее окруженные темными кругами, ввалившиеся глаза. Тревога стиснула грудь Дорьяна. Им нужна была пресная вода.

Решимость овладела его сердцем.

— Я возьму тебя с собой.

Крохотный плот шелохнулся, когда она изменила позу.

— А это можно сделать?

— Это необходимо сделать. Я не оставлю тебя барахтаться посреди океана. Ну, нарушать законы так уж нарушать.

Сара обняла его одной рукой. Он ласково прикоснулся к ее обожженной солнцем щеке.

— Как только мы снова заснем, я нацелю себя на Маэву и камень дримвенов, — пояснил он Саре.

Она поуютнее устроилась возле него.

— Спасибо тебе.

— Благодарить пока рано, — проговорил Дорьян, закрывая глаза и представляя стволы своих сикомор.

— Дорьян, а что будет, если ты уйдешь, а я останусь?

Он обнял Сару обеими руками.

— Если я смогу уйти, то сумею и вернуться. Я обязательно вернусь.

Когда Яспер повернулся от водопойного корыта, он увидел, что Маэва снимает камень дримвенов со своей шеи, и понял, что они попали в беду. Пояса на ней уже не было, он отметил это немедленно. Маэва никогда бы не рассталась со своим золотом по доброй воле, если бы не произошло нечто ужасное.

А потом она побежала.

Орло вскочил на коня и направился следом за ней. Ругая себя, Яспер вскочил на спину Фортуны впереди Девина. Пробравшись в Мантеди, они должны были сразу же залечь на самое дно.

Увидев, что лысый схватил Маэву, Яспер хотел было затоптать его конем, подхватить Маэву и умчаться с ней. Однако таким образом он, скорее всего, мог добиться, чтобы его превратили в раба, и уже ничем не помочь ей. Поэтому он соскользнул со спины Фортуны и спустил из седла Девина. Поймав Маэву, Орло вспомнит и про Девина, разве не так? На причале можно было видеть не одну дюжину лошадей, однако конь заметнее стоящего человека. Если Девина начнут искать, Яспер был готов раствориться среди прохожих и, если придется, пожертвовать Фортуной.

Однако Орло не стал оглядываться на них, что показалось Ясперу странным. Орло назвал Девина по имени; он знает этого ребенка. И он заметил, что на лице Девина нет меток… Сумеет ли Орло не проговориться об этом?

— Куда мы идем? — воскликнул Девин, цепляясь за руку Яспера.

Пригнувшись, тот проговорил в ухо мальчика:

— Мы пойдем за этими людьми, чтобы увидеть, куда они поведут Маэву.

Не выпуская из одной руки поводьев Фортуны, держа в другой ладошку Девина, Яспер следовал за похитителями Маэвы. Орло ехал, повесив голову, тело его осело, он ни разу не попытался отыскать взглядом Девина. Весьма странно.

Большой отряд портовых рабочих, шедших от одного из причалов, преградил Ясперу путь. Все они несли на головах тяжелые ящики, глядели только перед собой, и пройти между ними не было никакой возможности. И когда Яспер сумел продолжить путь, оказалось, что он потерял Маэву. Он вновь сел на спину Фортуны, посадил за собой Девина и проехал до самого конца причалов, разыскивая взглядом золотую головку Маэвы.

За причалами начался песчаный берег. Яспер не стал останавливаться. Он обдумывал, как можно устроиться жить в Мантеди, старался представить себе, сумеет ли забыть Маэву. Сейчас он располагал кобылой и некоторым количеством бесает, что в сумме составляло много больше, чем бывало у него когда-либо.

Нет, он тряхнул головой. С тем же успехом можно просить тот песок, что сейчас под ногами кобылы, вновь превратиться в скалу. «Я не сумею забыть ее». Он представил себе Маэву, украшенную цветами, касающуюся щекой цветка и улыбающуюся. Он стиснул зубы, чтобы не застонать. Попав в лапы лорда Морлена, она никогда уже не будет улыбаться так, как прежде. Ее превратят в рабыню или хуже того… она уже рассказывала ему, что случилось, когда Морлен посмотрел в ее глаза.

Яспер пожалел, что не столкнул Орло с причала. Скоро им начали попадаться лагеря, в которых жили свободные люди низкого рождения. Некоторые из них уже спали, другие еще бодрствовали возле мерцающих костерков. Однако спали там или бодрствовали, у каждого стана дежурил свой сторож. Яспер подъехал к небольшому костру, возле которого в одиночестве сидел седобородый мужчина. Он спешился и спустил с седла Девина.

— Добрый вечер, — проговорил он негромко.

— Доброй ночи, — ответил ему мужчина. Копоть въелась в морщины на его лице.

Яспер указал на себя и мальчика и представился:

— Яспер и Девин.

— Карл, — ответил седобородый, внимательно вглядываясь в его лицо. — Какой здоровый у тебя цвет лица. Наверно, ваххса не употребляешь?

— Ваххса? — недоуменно переспросил Яспер.

— Откуда ты? — поинтересовался Карл.

— Из Сливоны. Только что пришли.

Карл скорбно качнул головой.

— Повсюду жить лучше, чем здесь. Но каждый день такие, как ты, являются в Мантеди, оттого что захотелось нашего богатства. Богатства! — Он плюнул на песок. — И тут вдруг оказывается, что отсюда уже не уйти.

— Как это — не уйти?

— Из Мантеди может уехать только покойник или крестьянин.

— Крестьянин?

— Вот что, молодой человек. Ты явился в город со всем прочим отребьем, так ведь? А ты не заметил, что на лбах тех, кто выходил из города, выжжено клеймо в виде снопа?

Яспер заметил это. Унылые люди с клеймом на лбу вели за собой коней и опустевшие повозки, уставясь глазами в землю.

— Они поставляют в город зерно и другие припасы, и за это им предоставлено право носить клеймо. Свободным-то людям! Клеймо на лоб! — Карл вновь сплюнул.

— И они принимают клеймо, невзирая на то что считаются свободными? — Нутро Яспера перевернуло.

Карл кивнул:

— Каждую ночь на стенах города убивают свободных людей, пытающихся выбраться из этого проклятого города. — Он показал в сторону моря. — И еще больше свободных тонет, пытаясь бежать по воде. — Он подложил в костер обломок плавника. — Но те, кто пьет ваххс, даже не пробуют бежать.

— Так что же такое ваххс? — повторил Яспер.

— Ваххс? Самая адская штуковина из всех, что готовят на этой земле. Она лишает ума всякого, кто пьет его, будь то мужчина или женщина. Если тебе предложат оранжевое питье, и сам в рот не бери, и мальчишке не давай.

Что еще за новое проклятье? Напиток, лишающий человека души? Яспер глубоко вздохнул.

— Любимая отрава Морлена, — проговорил негромко Карл. — Ваххс. Который в оранжевых бутылках. Морленова работа. Те, кто пьет ваххс, перестают думать обо всем — кроме интересов лорда Морлена. — Он пристукнул костистым кулаком об открытую ладонь другой руки. — А некоторые все пьют и пьют его — покуда у них сердце не останавливается.

Ежась, Яспер запустил руку в карман.

— У тебя найдется лишний хлеб или вода? Могу заплатить за них бесаету.

Карл кивнул, принимая монету. Он дал Ясперу буханку хлеба и головку сыра. Яспер передал и то и другое Девину.

— А как насчет воды?

Карл поднялся. Порывшись в песке, он извлек из него кожаную бутыль и подал ее Ясперу, который немедленно сделал долгий глоток. Вода, пусть и немного затхлая, промочила сухую глотку. Отломив по куску хлеба, он разделил его между собой и Девином. Остальное Яспер убрал. Еда еще понадобится им.

— Спасибо тебе. — Яспер посадил Девина на спину Фортуны и сел сам.

Теперь он держал путь назад — к причалам. Вскоре задремавший мальчик привалился к его спине. Яспер доехал до места, где начинались столбы, поддерживавшие причалы. Спрыгнув с коня, он посмотрел поверх черных волн, издалека накатывавших на него. Облака сделались реже, и между ними уже проглядывала почти полная луна.

Яспер разбудил Девина:

— Мы возвращаемся, чтобы отыскать камень дримвенов. Маэве не понравится, если он потеряется.

Мальчик поглядел на него с трепетом.

— И ты хочешь спрыгнуть с этого причала?

— Нет. Мы пройдем под ними.

Яспер указал на черноту под длинными мостками.

— А как ты узнаешь, какой причал тебе нужен?

— Я отсчитывал их.

Яспер заглянул под причалы. Под ними было слишком низко для лошади. И он привязал ее к столбу, прекрасно понимая, что может и не обнаружить кобылу на прежнем месте, когда вернется.

— Не давайся в руки чужим. — И он ласково потер лошадь по носу.

И вместе с Девином они вступили под низкие брусья. Доски над их головами только усиливали звуки прибоя, они гремели и сотрясались под поступью людей и животных.

Идти надо было далеко, и притом пригибаясь. Яспер даже позавидовал Девину, которому было незачем сгибать спину. Океан понемногу сделался призрачно-серым, и Яспер понял, что скоро рассветет. С приливом вода должна была заполнить то пространство, где они находились. Им следовало поторопиться, если он намеревался найти камень дримвенов и вернуться к началу причалов до того, как поднимется вода.

Он старательно отсчитывал пристани, и когда они достигли той, на которой слуги Морлена захватили Маэву, первые лучи солнца осветили море. Яспер выбрался из-под брусьев, Девин последовал за ним. Пристань высоко поднималась над ними, массивные опорные столбы глубоко погружались в песок.

Раздевшись до набедренной повязки, Яспер потрогал песок босой ногой, под прохладным ветром его кожа покрылась мурашками. Однако он не намеревался с головой погружаться в холодные волны. Ныряльщик из него был неважный — Яспер не умел толком задержать дыхание.

— Ну, Девин, смотри, плыву.

И Яспер вошел в воду. Охвативший его тело холод немедленно напомнил ему о том, что как земное создание он должен оставаться на суше — если только понимает, что для него хорошо, а что плохо. Почти всюду здесь он мог нащупать дно ногами, однако именно в том месте, где по его расчетам Маэва бросила камень, дно резко пошло вниз. Он нырнул. Соленая вода щипала глаза, мешая рассмотреть мглистое дно. Камешков здесь было много, и он скорее нащупывал их рукой, чем видел глазами. Кое-какие из них Яспер поднимал, но камень дримвенов все не попадался ему. Зубы его уже стучали друг о друга, гусиная кожа покрывала все тело. Он уже тосковал по теплым лучам солнца. Еще раз глубоко вздохнув, Яспер нырнул и вновь принялся ощупывать дно, пытаясь хоть что-то разглядеть.

Рука его зацепила колыхавшуюся в воде ткань. Он ухватил свою находку и, подняв ее на поверхность, понял, что достал платок Маэвы, отягощенный двумя золотыми диланами.

Яспер вновь оглядел море, пытаясь угадать точное место. Камень дримвенов находился совсем неподалеку.

Он подплыл к Девину. Выжав платок Маэвы, он неловкими и заботливыми движениями повязал его на руке мальчика. Опустив золотые в карман своей куртки, он вновь приготовился искать камень дримвенов.

Но на самом краю воды он буквально примерз к месту: из воды выходили двое. Рослый юноша опирался на плечо девушки. Наобоих были насквозь промокшие куртки, казалось, что они и на ногах-то держались с большим трудом. Молодой человек держал высоко в руке знакомый предмет, увязанный в такую примелькавшуюся ему ленту. Камень дримвенов.

Как посмели эти незнакомцы похитить сокровище Маэвы! Яспер бросился на них как бык, раскидав обоих плечами. Задыхаясь, те бессильно повалились на песок. Ощущая в душе своей готовность убить, Яспер выхватил камень из рук молодого человека, даже не попытавшегося сопротивляться. Неровно дыша, девушка поднялась на ноги и замахнулась. Яспер выставил ладонь, защищаясь, и тут в бок его врезался Девин, повалив неожиданностью броска на песок. Девин попытался воспрепятствовать ему!

— Прекрати! — воскликнул мальчик. — Остановись, Яспер.

Вскочив, Яспер схватил мальчишку за плечи.

— Что ты делаешь? Это же камень Маэвы. Он не должен достаться им.

И он попятился, потому что девушка, сверкая яростными глазами, уже подступала к нему.

— Но я знаю его! — выкрикнул Девин. — А он знает Маэву.

— Ты знаешь его? — воскликнул Яспер.

Глядя на Девина, девушка застыла на месте. Оставшийся позади спутник ее попытался сесть на песке.

Девин утвердительно закивал головой:

— Он хороший, Яспер. Он помогал нам с Маэвой.

— Когда? Когда он вам помогал?

— Во сне!

Недоуменно качая головой, Яспер перевел взгляд от Девина на смуглого молодого человека. Неужели этот незнакомец и есть тот самый юноша, о котором рассказывала ему Маэва… тот самый, которого она встретила во сне? Маэва не захотела бы, чтобы он причинял неприятности ее друзьям. Но в самом ли деле они друзья ей? Яспер внимательно посмотрел на незнакомцев. Кожа девушки была обожжена солнцем, губы ее потрескались. На лице остались одни только яростные глаза, окруженные синяками.

— Кто вы? — спросил Яспер.

— Меня зовут Сара, — сказала она совершенно охрипшим голосом. — А это Дорьян.

Она нагнулась, чтобы помочь молодому человеку подняться; последовав ее примеру Яспер, обхватил запястье Дорьяна и потянул его вверх, ощутив при этом, насколько холодной сделалась кожа юноши. Она была слишком холодной. И глаза его налились кровью. Цвет их удивил Яспера — точно такие же синие глаза были и у Маэвы.

Дорьян пошатнулся, едва не упав, дышал он неровно. Девушка подставила ему свое плечо с одного бока, Яспер поддерживал с другой стороны. Они завели молодого человека под причал, где тот опустился на землю. Яспер против собственной воли подал ему камень дримвенов. Каким-то образом он сумел ощутить, что юноша нуждается именно в этом.

Девин взял одежду Яспера и принес ему. Над головами их, на причале, стоял такой шум, что разговаривать было невозможно. Яспер начал стаскивать с незнакомца насквозь мокрую куртку и жестом пригласил девушку помочь ему. Вместе они сумели переодеть замерзшего незнакомца в сухие вещи Яспера. Штанины и рукава оказались слишком короткими. Закончив с делом, девушка произнесла что-то, хотя Яспер не расслышал ни слова.

— Что? — крикнул он.

Она указала на рот.

Ну конечно. Круги возле глаз, скрипучий голос и утомление. Она умирает от жажды. Яспер бросился за бутылкой с водой. Когда бутыль оказалась в руках девушки, она прежде всего влила жидкость в рот Дорьяна и только потом припала к горлышку сама. Прилив уже подбирался к ним, и силы понемногу возвращались к Дорьяну. Яспер выжал морскую воду из одежды Дорьяна. Закатав брюки и рукава, он оделся.

Им нужно было идти, чтобы прилив не застал их под настилом причала. К тому же движение самым лучшим образом помогло бы им согреться. Громко, стараясь, чтобы его услышали, Яспер спросил, нет ли у Дорьяна каких-нибудь ушибов. Тот покачал головой.

— Пора уходить, — крикнул Яспер, показывая на воду.

Сара кивнула. Вместе с Яспером они помогли Дорьяну подняться на ноги.

Уставший и раздраженный, Яспер торопился как только мог. Незнакомцы, особенно Дорьян, готовы были повалиться на землю не сходя с места, однако шли вперед, не жалуясь. Скоро уже они погрузились по лодыжку в воду, а волны доставали им до колен. Яспер подал руку Девину: мальчику было трудно идти.

Когда они наконец вышли из-под настила, Фортуна приветствовала их радостным ржанием. Кобыла никуда не исчезла! Должно быть, везение не до конца оставило их. Приятно было оказаться на открытом месте, где можно было говорить самому и слышать, что говорят другие. Яспер взял поводья Фортуны, и они направились вверх по песку — подальше от линии прилива.

Там все сели на песок, кроме Девина, улегшегося и тут же уснувшего. Яспер попытался вспомнить, когда спал в последний раз. Ночами они с Маэвой и Девином шли весь долгий путь до Мантеди. Неужели это было всего две ночи назад? Он посмотрел на Сару, а потом на Дорьяна.

— Как вы сумели найти камень и достать его со дна моря?

Сара посмотрела на него усталыми глазами.

— Нам нужно еще воды, — сказала она хриплым голосом.

Казалось, она подозревала, что в лице Яспера имеет дело с безумным грубияном. «Ну что ж, мое приветствие тому причиной».

Яспер передал им и еду, молодые люди приняли пищу трясущимися руками. Решив, что теперь уж точно они не умрут от голода и от жажды, он спросил еще раз:

— Я все про камень дримвенов. Как вы нашли его?

Дорьян посмотрел на него с интересом:

— Откуда тебе известно его имя?

Яспер обругал себя за беспечность. Маэва не хотела, чтобы имя этой тайны произносили вслух. Однако беспредельная усталость, должно быть, заставила его поглупеть.

— Его назвала мне Маэва, — выпалил он. — И потом, твои глаза. Они совсем как у нее.

Он представил Маэву… лицо ее, цветом напоминающее нечто среднее между растопленным маслом и загорелой корочкой на свежевыпеченном хлебе, ржаную копну волос и синие глаза — такие же, как у этого незнакомца.

Высокий юноша склонился к нему:

— Ты знаком с Маэвой?

Яспер решил довериться Дорьяну. Быть может, причиной были его глаза, так напоминавшие глаза Маэвы. И он рассказал им все, начиная от первой поездки на его повозке до расставания с Маэвой на причале. Он говорил, и выражение на лице Сары медленно менялось от враждебного и подозрительного до самого дружелюбного. Они с Дорьяном внимали рассказу Яспера и ужаснулись, узнав, что Маэва раньше была просто рабыней, а теперь превратилась в рабыню беглую.

— Я пытался найти, куда именно они забрали ее, — закончил он унылым тоном.

— Яспер, — проговорил Дорьян, — мои глаза напомнили тебе о Маэве, потому что мы с ней рождены от одного отца. Мы с Сарой явились в Сливию, чтобы отыскать ее. Я думал, что камень дримвенов находится при ней, поэтому мы и очутились в море.

Дети одного отца!

— Она не говорила мне об этом, — проговорил Яспер.

— Потому что еще не знала сама. — Дорьян посмотрел на Сару.

После того как Сара напилась воды, голос ее уже не был таким грубым и хриплым. Теперь Яспер внимательно выслушал, как она и Дорьян потерпели кораблекрушение и через разделявшие их несчитанные мили воды с помощью сна перенеслись на берег. Яспер пошевелил пальцами рук и ног, стараясь понять, сумеет ли сделать это одной только силой мысли. Он попытался приказать себе поднять руку. Она не шевельнулась. Но как они смогли? Снится ли ему эта встреча или они лгут? Лжеца он обнаруживал сразу же — по запаху, как у протухшей рыбины. Но от обоих молодых людей ложью не пахло. Кожа на лице девушки действительно сильно обгорела на солнце… а это означало, что ей негде было укрыться, возможно, она и правда долго пребывала в океанских просторах. Но самое странное было то, что они нашли камень дримвенов.

— Я должен отправиться к ней, — проговорил Дорьян.

— Но ты не знаешь, где ее держат, — возразил Яспер.

— Я могу найти ее.

— Но ты едва не умираешь от усталости, — сказала Сара. — Как ты сделаешь это?

Но как может брат Маэвы отыскать ее, не зная, где она сейчас находится? Теперь у него есть камень дримвенов, разве не так?

— Возьми меня с собой, — предложил Яспер.

— Я не могу этого сделать. Остается только надеяться, что, когда я дотянусь до нее, она окажется в одиночестве. Лучше всего, если она будет еще и спать.

— Погоди, — сказал Яспер. — А если она не будет одна? Я могу драться. Что, если тебе придется драться?

Вопрос этот повис в прогретом солнцем воздухе.

— Я только один раз в жизни пытался взять с собой другого человека. Но Сару я знаю. — Дорьян повернул руки ладонями вверх.

— Теперь ты знаешь и меня, — заметил Яспер.

— Не настолько, чтобы отыскать тебя во сне и убедить твой дух перенести твое тело туда, куда отправлюсь я сам.

Яспер подумал, что, должно быть, успел слегка помешаться. Разговор этот о духах, телах и снах никак не укладывался в голове.

— Но что ты будешь делать, если натолкнешься на охрану? Я не боюсь этого лорда и его слуг. Я буду драться за Маэву.

Ему хотелось стиснуть глотку Дорьяна, показать, что он может с ним сделать — на случай, если тот забыл, как лишился сил там, на берегу. Дорьян должен был понять, что лучше все-таки воспользоваться его помощью.

— Он прав, Дорьян, — вмешалась Сара. — Кроме того, тебе потребуюсь я.

Дорьян жестко посмотрел на Яспера.

— Если я возьму тебя с собой, дело может сложиться плохо. Возможно, я не сумею вернуть нас всех назад, потому что у меня не останется сил на возвращение.

— Но со мной шансов все равно больше, — настаивал на своем Яспер.

Дорьян вздохнул:

— Ну ладно, Яспер. Будь по-твоему, если только и сумею это сделать. Но тебя, Сара, я не хочу брать. Слишком уж это опасно.

Сара посмотрела на него с яростью.

— Опаснее для тебя, чем для меня. К тому же как я отыщу тебя, если ты не вернешься?

Дорьян покачал головой.

— Прошу тебя, — сказала она скорее тоном приказа, чем просьбы. — Позволь мне помочь тебе.

Дорьян наконец согласно кивнул, но глаза его были полны тревоги. Он вздохнул.

— Ну ладно. Только нам придется найти укромный уголок для сна. И тебе нельзя сегодня высовываться на солнце, Сара.

— Хорошо бы иметь такую кожу, как у тебя, — позавидовала та.

Они повернулись к Ясперу.

— Скажи, мы можем отыскать тень, где нас не потревожат? — спросил Дорьян.

Яспер попытался представить, как чувствует себя человек, которого во сне переносят в другое место.

— Не знаю, — ответил он, окидывая взглядом берег залива с разбросанными по нему стоянками низкородных свободных. — Надо бы попытаться…

И он поднялся на ноги вместе со всеми остальными. Хорошо, что он скоро окажется в самой гуще событий — усталость мешала ему найти собственную дорогу. Он посадил спящего мальчика на спину Фортуны и убедил кобылу сделать первый шаг.

Устало шагая вперед по берегу, они осматривали пляж. На нем росло много куп деревьев, в некоторых из них устроились люди; другие оставались свободными. И они выбрали одну из таких — с видом на городскую стену Мантеди.

Яспер привязал поводья Фортуны к ветви. Он попытался разбудить Девина, чтобы рассказать мальчику, что им предстоит сделать, однако тот настолько глубоко уснул, что не проснулся даже, когда Яспер поставил его на ноги. Яспера беспокоило, что ребенок может проснуться в одиночестве, однако ничего больше он сделать не мог. Надо было срочно найти Маэву. Кости твердили ему, что медлить нельзя. Девин умница. Он поймет, что надо ждать возле Фортуны. Яспер посадил мальчика на спину лошади, он часто засыпал, сидя на ней.

Он расстелил одеяла. Устраиваясь возле Сары и Дорьяна, Яспер услышал его слова:

— Засыпая, старайся думать о Маэве.

Яспер прикрыл уголком одеяла глаза и погрузился в воспоминания о Маэве.

Теплое дыхание Дорьяна прикоснулось к уху Сары.

— Он уже уснул.

— Да, — прошептала она, прикасаясь ладонью к его груди. — Ты сделал это, Дорьян. Мы оказались на берегу.

— Самое лучшее на этом берегу то, что здесь есть вода.

— Я обязана тебе жизнью.

— Ты ничем не обязана мне.

— Ты уже оправился после того путешествия? Сумеешь проделать его еще раз?

Дорьян не ответил. Лежа на спине, он достал камень дримвенов и принялся перекатывать его длинными пальцами, разглаживая влажную ткань, которой тот был обмотан.

— С виду совершенно обыкновенный камень, — произнесла Сара.

— Но не на ощупь. — Он вложил камень в ее руку. — Касаясь его, я ощущаю мир сновидений.

Сара непринужденно перебросила камень из ладони в ладонь, поднесла к уху, старательно рассмотрела. Гладкий и бурый голыш аккуратно укладывался на ее руке. Она вернула камень Дорьяну.

— Он напоминает мне о той мерзкой птице, и я хочу немедленно вступить в битву с ней.

— Это потому, что ты фирана. — Он улыбнулся. — Не забудь: камень дримвенов усиливает дар того, в чьем распоряжении находится.

Сара огляделась. Даже небо над головой казалось ей незнакомым.

Она закрыла глаза.

Глава двадцать вторая

Когда Маэва проснулась, берег, который только что снился ей, не оставлял ее еще несколько мгновений. И только потом она поняла, что лежит на жестком полу в комнате, где нет ни лампы, ни свечи, способной рассеять холодную мглу. Она слышала, что рядом кто-то ворочается и стонет, однако не видела, кто именно.

— Кто здесь? — спросила она.

— Маэва? — ответил ей голос Орло.

— Да, Орло. Это я.

— Маэва! Я думал, что слышу кого-то, но не могу пошевелиться. — Дыхание вырывалось из его груди, как струйка пара из чайника.

— Я помогу тебе.

— Маэва, не надо этого делать. Я ведь завлек тебя в эту ловушку.

— Орло, это сделал не ты, я знаю. Лорд Морлен придумал нечто…

— Да… он овладел мною. Лишил собственной воли. Это ваххс. Не пей, если он будет тебе давать.

Она не поняла этих слов. Перебравшись к Орло, Маэва ласково погладила его по лицу. Мерзость, которую она ощущала на пристани, исчезла, одна ко кроме слез на его лице было и еще кое-что.

— Это кровь?

— Он сокрушил мое нутро, Маэва, — пожаловался Орло.

Она положила руки на его грудь:

— Ш-ш-ш.

— Не мешай мне умирать, не препятствуй мне в этом, Маэва, позволь мне оставить этот проклятый мир. Мне так жаль, мне так жаль, Маэва. Ты была мне как дочь, и вот я сам привел тебя сюда.

— Ты в этом не виноват, Орло. — Она не снимала ладони с его груди.

— Мы находимся в его доме. И Морлен скоро пожалует сюда.

Она негромко запела. Хотя камня дримвена более при ней не было, Маэва попыталась вспомнить его песню.

Вырывавшийся из легких свист сделался тише.

— Только не пей этот ваххс.

Грудная клетка Орло вздымалась под ее руками. Маэва все напевала.

— А я и не знал, что ты умеешь так петь, Маэва… какая дивная мелодия. Слушая тебя, я готов поверить, что рай действительно существует.

Орло уже уснул, а она сидела рядом с ним и пела. Он совершенно притих и более не хрипел и не вздыхал, даже грудь его больше не шевелилась. Маэва умолкла и приложила ухо к его рту. Дыхания не было.

Она не стала встряхивать его, не стала плакать. Просто убрала с груди задрожавшие руки. Соединив пальцы, она попыталась унять дрожь. Теперь содрогалось все ее тело — как те осенние листья, которые она видела над головой всю дорогу до Мантеди, хрупкие и беспомощные, ожидающие прикосновения к холодной земле. Что она будет делать, когда сюда явится лорд Морлен? Ей хотелось еще кое-что сказать Орло, хотелось, чтобы он услышал ее. Но его больше не было. Во всяком случае, теперь он избавлен от разговора с Морленом.

— Прощай, Орло, — сказала Маэва. — Прощай.

И, забившись в уголок, принялась шепотом уговаривать себя саму. Она не должна более думать о собственном горе. Потому что если вспомнит о нем, то вспомнит и о маме, о том, что все надежды ее теперь разбиты и похоронены, как то синее платье, что осталось зарытым в лесу лорда Эринга.

Незачем рыдать, незачем погружаться в безумие. Надо думать о чем-то еще. Что стало с Яспером и Девином? Сумели ли они ускользнуть? Скорее всего. Яспер знал, как надо поступать, он сумеет спрятаться вместе с Девином. Разве не был он прав в отношении золота?

Маэве припомнились недели, проведенные ею на свободе. Их наполняли воспоминания о Яспере: о его сильных руках, зажавших иголку; о том, как он учил ее пускать камешки по воде, как надо готовить, как разводить огонь, как ездить верхом на Фортуне… О тех долгих темных ночах, когда они терпеливо брели по оленьим тропам; о том, как они плели венки, как спорили из-за золота. Она вспомнила его добрые, полные любви глаза. Маэва всем сердцем надеялась, что он, не оборачиваясь назад, уехал из города. Вдвоем с Девином им ничто не угрожало.

За дверью прозвучали шаги. Только бы не проговориться Морлену насчет Девина и Яспера. Пусть Морлен режет ее так, что даже Яспер не сумеет узнать, она будет молчать.

Дверь открылась. В комнату вошел ударивший Орло лысый мужчина, за которым следовал клейменый раб с фонарем в руке. Раб поставил фонарь и отступил в сторону. В двери, едва не касаясь плечами проема, появился лорд Морлен, в серых глазах его отражался свет фонаря.

Направившись прямо к Орло, Морлен согнулся над ним.

— Что это? — спросил он столь же холодным голосом, каким говорил тогда в кабинете лорда Индола. — Этот человек мертв.

— Я не убивал его, господин. Я сломал его, но не убил.

— Он мертв.

Маэва съежилась в уголке, разглядывая закрывшуюся дверь.

Лысый Варрен присел на корточки возле тела.

— Я наносил такой удар не менее сотни раз, лорд Морлен. И никогда никого не убивал им.

Морлен выпрямился.

— За его смерть вычтут из твоей платы.

Шаги Морлена приблизились к ней, и Маэва пожалела, что не может последовать за Орло из этого мира.

Морлен опустился перед ней на одно колено.

— А вот и моя очаровательная беглянка. Не проще ли было последовать за мной с самого начала?

Она промолчала.

— Не хочешь говорить со мной?

Он провел пальцем по ее щеке.

— Сейчас все переменится, Маэва. У меня есть все необходимое, чтобы отпереть твой ум и узнать все его секреты.

Она сконцентрировала все свое внимание на опущенных на колени руках.

— Какой необыкновенной отвагой ты наделена! — продолжил он. — Внешне мягкая, но в сердце своем непреклонная. Однако тебе некуда бежать. Судьба уже соединила нас.

— Ч-чего вам нужно от меня? — Она не хотела смотреть на него, однако мучивший ее вопрос сам собой вырвался на свободу.

— Я вижу в тебе то, чего не замечает никто другой. О чем не способна догадаться даже ты сама.

— Это не ответ.

Взяв ее за голову, Морлен заставил Маэву поднять вверх лицо. Она закрыла глаза.

— Ты же умная девочка, правда, Маэва? Куда более умная, чем тебя считали, — ты одурачила матрону, прикрывшись моим именем; украла золото.

Жуткая серость вытекала из его рук, вливаясь в ее голову, холодные сумерки заволакивали ее разум. Она попыталась расслабиться; попыталась изобразить, что не слышит его.

— Но ты сделала глупость, прихватив мальчишку с собой.

Неведомая чуждая сила, пробравшись внутрь, пыталась заставить ее раскрыть глаза. Маэва плотнее стиснула веки. Морлен усмехнулся:

— Хорошо, Маэва. Вижу, ты сопротивляешься, тем самым делая весь процесс более интересным. Но ты не сумеешь долго противиться мне.

Маэва ощутила правоту его слов, когда руки Морлена сильнее стиснули ее голову. Ее обжег холод, куда более жгучий, чем огонь. Она призвала на помощь всю свою волю, однако с тем же успехом можно было обращаться за помощью к призраку. Холод от головы опускался вниз, в ее тело. Она попыталась шевельнуть ногами, но у нее ничего не получилось. Она попыталась поднять руки, но и они не послушались ее.

— Если ты откроешь глаза, — услышала она голос Морлена, — я выпущу твою голову.

Она подумала о своей матери, о том, как мучительны были для нее эти порезы, повторявшиеся снова и снова. Но кровь хотя бы горячая. Маэва не хотела открывать глаза, однако они открылись сами собой. Морлен смотрел на нее прежним стальным и насквозь пронизывающим взором.

— Вы обещали выпустить мою голову, — проговорила она, задыхаясь. Морлен поднял обе ладони, однако она все еще чувствовала их прикосновение, ей хотелось притронуться к своему лицу, но руки по-прежнему не шевелились. Она хотела отвернуться, чтобы только не видеть перед собой этих глаз, и не смогла. Глаза его сгибали ее — вниз, вниз, вниз, во мрак. И, опускаясь, она ничего более не видела в той комнате, где они находились. Ледяной туман постепенно наполнял ее тело.

Она еще слышала голос лорда Морлена:

— Лучше смирись со своей судьбой, Маэва. Кроме того, у меня есть несколько вопросов к тебе, моя дорогая.

Она попыталась уцепиться за обрывки собственной жизни, заставив себя вспомнить цветы и благоуханные летние травы, голос мамы, лицо Девина, теплые руки Яспера… даже двор бани, в котором ей удавалось погреться на солнышке.

— Да, Маэва. Открой мне свою память. Чем больше ты откроешь мне, тем больше я буду знать о тебе.

Открыть ему? Неужели он и в самом деле способен видеть ее воспоминания?

— Или ты еще мечтаешь ускользнуть из моих рук? Праздная фантазия, Маэва. Ты не сумеешь этого сделать. А посему я спрашиваю тебя: каким образом тебе удавалось скрываться от меня во сне? Как сумела ты помешать мне вступить в твои сновидения?

Камень дримвенов. Нет, она не должна позволить себе думать о нем. О чем угодно, только не о нем. И она начала вспоминать лицо матери, представляя себе каждый уродовавший его шрам. Уж с Лилой-то и лорд Морлен ничего не мог поделать теперь.

— Разумная мысль — подсунуть мне лицо мертвой женщины. Разумная, но все же в недостаточной мере. Ты говоришь, камень дримвенов? Он был спрятан все эти годы и ты нашла его? Скажи мне, где он сейчас?

Она попыталась укрыться за лицом матери, однако лорд Морлен срывал все покровы с ее самых тайных мыслей. Он укоризненно молвил:

— Ах, значит, ты выбросила его? Выбросила величайшее сокровище дримвенов? Не расстраивайся. Когда ты станешь эбровеной, мы вместе найдем этот камень.

«Я никогда не стану эбровеной».

Рот ее не мог произнести этих слов, однако он ответил ей, словно услышав их:

— Помалкивай. Ты сама не знаешь своей судьбы. Ты дримвена. А это значит, что можешь стать и эбровеной, наполниться силой эбровена.

«Дримвен. Внук последнего Великого дримвена, единственный сын его единственной дочери… возможно ты тоже дримвена, Маэва». Она хотела узнать, так ли это на самом деле, но только не от него, только не от него.

Он хихикнул в ее ухо:

— Ах, да. Расскажи мне о твоем семействе. Мне нужно знать о тебе все.

Охваченная паникой, Маэва попыталась найти способ укрыть свои мысли, но куда бы ни сворачивал ее разум, Морлен следовал за ней.

— Ага, отец на другом берегу океана… а также, наверно, и брат!

«Мама, мама. Помоги мне. Забери меня отсюда».

Морлен продолжал:

— А теперь посмотри моими глазами, Маэва; попробуй понять, что это такое — быть эбровеном.

Охваченная ужасом, Маэва поняла, что действительно смотрит его глазами. Она попыталась не смотреть на то, что он показывал ей, однако с тем же успехом несомый ветром лист мог противиться течению воздуха. Она словно вознеслась вдруг над той комнатой, где они находились, над Мантеди. Она видела огороженное стенами скопление улиц и домов, путаных и грязных переулков, по которым неторопливо ползли утомленные люди и животные. Она поднималась все выше — над заливом, над волнами, набегавшими от горизонта. И вдруг вместе с Морленом они понеслись над океаном.

Буквально через какое-то мгновение они увидели под собой берега восточного континента, их широкие пляжи, спускавшиеся к воде. На берегу вырос мраморный дворец, текучие линии его башенок и стен как бы вырастали из мирных волн залива.

Главенрелл?

— Белландра, — ответил Морлен.

Они оказались в просторной зале, солнечный свет падал на бархатные покрывала постелей. На них недвижно лежали мужчина и женщина. Благородные и тонкие черты мужчины недвижно застыли; веки рыжеволосой женщины чуточку трепетали. Возле них застыл солдат с покрытым шрамами лицом; в сухих глазах его читалось безысходное горе. Маэва поняла, что солдат не видит ни ее, ни Морлена.

— Это король и королева Белландры, — проговорил Морлен. — Жить им осталось недолго.

Почему?

Исчезла королевская опочивальня. Маэве показалось, что с горной вершины она низвергается в пропасть, в самые ее недра, слишком далекие и глубокие.

Наконец ноги ее прикоснулись к твердой опоре. Ощущая дурноту и головокружение, она огляделась, напоминая себе, что тело ее не находится здесь и не может чувствовать приступа тошноты; оцепеневшее тело ее находилось в Сливии, в лишенной окон комнатке, в руках Морлена, пристально глядевшего в ее глаза.

Коридор. Она уже видела такой. Серый камень, освещенный холодным и серым светом. Морлен вывел ее из коридора под огромный купол. Уверенными шагами перейдя на другую его сторону, он открыл дверцу в стене. Маэва услышала доносящуюся из нее водяную капель. И против собственной воли следуя за Морленом, удивилась тому, что падение капель рождает в ее душе такое отчаяние.

Приблизившись к этой двери, она увидела за ней небольшую квадратную комнату. Посреди нее на полу находились четыре высоких — по грудь лорда Морлена — широкогорлых сосуда. Какая-то жидкость капала в них из отверстий в высоком потолке.

Свет. Капли света. Падая, капля гасла.

— Тебе повезло, Маэва, ты получила право увидеть это зрелище, — проговорил Морлен почтительным тоном. — Перед тобой эликсир Иб.

— Эликсир Иб?

— Смотри внимательнее, Маэва. Видишь, как свет падает в эти сосуды? Свет этот отобран у мира, у всего, что есть прекрасного в нем. Ты видишь сама, здесь князь Тьмы наконец сумел обратить свет в собственную противоположность, в квинтэссенцию тьмы. Перед тобой эликсир Иб. Он дарует несказанную силу тем, кому дано было право увидеть его.

Глаза Морлена сказали ей, что он отведал этого эликсира.

Но Маэва еще не все понимала. Она не забыла про короля и королеву, лежавших рядом во дворце Белландры. Почему они должны умереть?

Морлен пожал плечами:

— Потому что оказались слишком близкими к полным света магическим предметам. Обращение света от этих предметов сделало их больными.

Он улыбнулся.

— Однажды, Маэва, ты пожалуешь сюда собственной персоной. И ощутишь в себе силы, которые дает этот эликсир.

Он схватил ее за руку и повлек куда-то с немыслимой быстротой. Купол внизу исчез.

Когда зрение ее прояснилось, она увидела под собой каменный дом с окнами из цветного стекла, который расположился на краю леса под небом, явно лишившимся полного солнечного света.

— Это Дом-на-рубеже, что находится в Замке целителей, — проговорил Морлен.

Глядя на дом глазами Морлена, Маэва тем не менее понимала, что другие увидели бы внизу только ничем не примечательную груду камней. Дымное полотнище чар прятало дом от прочих глаз, однако оно не могло служить препятствием для Морлена.

— Скоро здесь ничего не будет, — посулил лорд Морлен.

Сквозь дымный покров чар пробивались серебряные лучи. И на мгновение Маэве представилась серебряная оболочка, окутывающая целый мир.

— Серебряная граница еще удерживает князя Тьмы, — сказал Морлен. — Но это ненадолго. Скоро она падет, и князь Тьмы вступит в мир.

Он повернулся к расположенным неподалеку зданиям.

Основания их потрескались.

— Правильно, — согласился он. — Но целители не видят этого.

И действительно, люди в простых одеждах и куртках степенно расхаживали по дорожкам, не замечая Маэву и Морлена.

— Посмотрите же по сторонам! — закричала Маэва, однако они, конечно, не услышали ее голоса, не увидели они и черную птицу, ночным облачком проплывшую над их головами.

— Птица Иб, — сказал лорд Морлен. — Теперь все они у князя Тьмы.

Если лорд Морлен просто пугал ее, то птица Иб повергла Маэву в ужас. Ей захотелось бежать от нее как можно дальше, вернуться в Сливию, в ту самую комнатку, где Морлен не отводил от нее своих глаз. По сравнению с ней он казался воплощением благости.

— Ищешь у меня защиты, Маэва? Как трогательно. Не спорю, мы с тобой еще поработаем вместе. Но сперва ты должна отдать птице Иб свою душу.

Если бы она только могла вернуться в собственное тело, то бежала бы, бежала бы без оглядки, бежала бы, пока не остановилось сердце. Однако все это происходило с ней в каком-то другом мире, где у нее не было тела, где лорд Морлен распоряжался ее разумом по своему усмотрению.

Она услышала негромкий стук; голос лорда Морлена, приглушенный, словно рот его был укутан платком, спросил:

— Что там за шум, Варрен?

Варрен. Маэва попыталась сообразить, что могло произойти, однако не сумела этого сделать. Она и так насквозь промерзла, и холод этот становился еще сильнее. На мгновение ей показалось, что ее пронзает сразу тысяча патриеров, а потом ощущения разом пропали.

Безразлично. Лорд Морлен прав. Лучше смириться с судьбой.

Глава двадцать третья

Когда рука Дорьяна прикоснулась к коре огромной сикоморы, росшей в его мирном уголке страны снов, он сразу же вспомнил свою задачу. Он должен оказаться возле Маэвы, прихватив с собой Сару и Яспера, если сумеет.

Он потянулся к внутренней сущности Сары, яркой оболочке ее духа. И отыскав ее, соединился с ней частью собственной жизненной силы. Он притянул к себе ее боевой пыл и отвагу, и Сара скоро предстала перед ним.

Сложнее было отправиться за Яспером. Какова была основа природы этого молодого человека? Дорьян попытался восстановить его образ по тем кусочкам, которые ему удалось запечатлеть: вот Яспер нападает на него и Сару, чтобы отобрать у них камень дримвенов, а потом возвращает его, повинуясь слову ребенка; вот Яспер отдает свою сухую одежду, чтобы согреть совершенно неизвестного ему незнакомца; вот Яспер заботится о Девине… А вот и самое главное — любовь Яспера к Маэве. Без любви здесь никак не обойтись — иначе зачем Ясперу рисковать ради нее собственной свободой и жизнью?

И Дорьян начал разыскивать то, что влекло Яспера к Маэве, и вот он рядом с Сарой.

После этого Дорьян сконцентрировал все внимание на душе своей сестры. Сущность ее терялась где-то вдалеке. Он ощущал усталость, жизненная сила еще не восстановилась в нем после совершенного вместе с Сарой прыжка в Мантеди. Тем не менее камень дримвенов помогал ему, и Дорьян понимал, что не сумел бы ничего сделать, не располагай он этим предметом.

Он повторил попытку, направив часть своей жизненной силы к Маэве, и, прикоснувшись к ней, соединился с тем местом, где она находилась. Войдя в соприкосновение с Сарой и Яспером, он прыгнул к Маэве, увлекая за собой друзей.

Его охватило уже знакомое чувство движения, подобное скольжению с песчаной горки, которое непременно должно было завершиться ударом о каменную стену.

Яспер проснулся, когда спина его стукнулась о доски пола, немедленно сообразив, что проснулся он совсем не там, где уснул. В комнате этой не было окон. На полу возле него стоял фонарь, на лице отшатнувшегося в страхе клейменого слуги было написано удивление, к которому примешивался и страх.

Яспер ощутил непонятную скованность и стряхнул ее, одним движением поднявшись на ноги. Дорьян остался лежать на полу, как выброшенная на берег рыбина, явно не имея сил подняться на ноги. Сара пригнулась к полу у дальней стены. Возле двери лежал неподвижный Орло. Над ним стоял тот лысый мужчина, который столь грубо волок за собой Маэву на причале и которого Яспер потерял из вида. В углу напротив застыла Маэва, глаза которой не отрывались от глаз присевшего перед ней на корточках рослого человека. Им мог быть только лорд Морлен.

— Что там за шум, Варрен? — невозмутимо спросил он, даже не повернув головы.

Челюсть лысого отвисла. Яспер не стал ждать, пока он придет в себя: преимущество оставалось на его стороне, лишь пока удивление не оставило этого человека. Схватив с пола фонарь, Яспер швырнул его лысому прямо в лицо. Стекло разбилось, полилось горящее масло. Вскинув руки к лицу, лысый отчаянно завопил. Ясперу не было жаль его — этот человек заслуживал худшего за то, что покусился на свободу Маэвы.

Горящее масло, дымя, растекалось по полу. Яспер подсек пяткой колено лысого. Тот повалился навзничь, визжа от боли. Яспер вспрыгнул обеими ногами ему на грудь.

Раб оставался на месте и только что-то бормотал себе под нос.

— Гарт, ступай за подмогой. — Морлен повернул голову.

Раб шагнул к двери, но на пути его встала Сара.

Яспер поглядел на распрямившегося Морлена. Перед ним находился человек, сеявший страх повсюду, не стеснявший себя в пользовании патриером, имя которого было ненавистно любому свободному человеку… высокий, широкоплечий и мускулистый. Однако Ясперу случалось справляться и с более крепкими противниками. Он постарался вспомнить то, что ему говорила Маэва: нельзя смотреть в глаза Морлена.

Набычившись, Яспер ринулся на врага. Могучие руки остановили его и отбросили. Яспер упал прямо на Маэву. Какой же она оказалась холодной! Она как будто и не заметила, что он рядом. Вскочив на ноги, он потянул ее за руки. С тем же успехом можно было бы пытаться поднять мертвого или спящего.

— Маэва! Вставай! — отчаянно крикнул он. Морлен был уже совсем рядом.

Оставив свой пост у двери, Сара бросилась к Морлену. Тот повернулся к ней, и Яспер вновь попытался поставить Маэву на ноги.

* * *

Не поднимаясь с пола, Дорьян следил за происходящим. Прошло всего мгновение, и вот Сара преграждала путь покрытому шрамами рабу, однако, как только она направилась к Морлену, раб рванулся к двери. Воздух наполнял чад горящего масла, пролившегося из разбитого фонаря. Небольшой огонек пробирался к стене мимо двух распростертых на полу мужчин, один из которых не шевелился, а другой дергался и стонал.

Яспер говорил, что умеет драться, и не солгал. В считанные минуты он изменил ситуацию в их пользу, хотя Дорьян оставался беспомощным, а Маэва будто окаменела. Дорьяну нужно было приблизиться к Маэве, прикоснуться к ней камнем дримвена, чтобы рассеять явно владевшие ею чары эбровена. Отчаянно попытавшись встать, он лишь снова хлопнулся на пол. Яспер держал Маэву за обе руки, тянул ее, уговаривал встать.

Когда Морлен повернулся лицом к Саре, Дорьян испугался, что она вступит с ним в борьбу. Не в ее характере было задумываться о том, что Морлен для нее непосильный противник; она завязала бы бой, не подозревая о мощи врага, которую ощутила бы слишком поздно. Однако Дорьян понимал ее. Он успел прикоснуться к Морлену волоконцем собственной жизненной силы. Морлен не был начинающим эбровеном… нет, его наполняла жуткая мощь.

Сара потерпит поражение.

Итак, через несколько мгновений она окажется в руках врага, сестра, которую он намеревался спасти, — за пределами всякой помощи, а сопутствовавший ей отважный молодой человек попадет в рабство или будет убит.

Схватив Сару за плечи, лорд Морлен швырнул ее в сгущавшиеся клубы дыма. Горе овладело Дорьяном. Совершить такой путь лишь для того, чтобы потерпеть неудачу! Родиться с даром дримвена и погибнуть, не успев поставить свой талант на службу людям. В памяти его всплыли слова элловены Ренайи: «Ты можешь ходить в чужих снах и видеть сны посреди белого дня».

Это было хуже всего. Чтобы извлечь друзей из этой комнаты, все они должны были уснуть. Но когда это произойдет, будет слишком поздно… он либо умрет, либо еще будет сопротивляться остатками собственных сил натиску эбровена.

Дорьян обхватил ладонью камень дримвенов. Исходившая из камня теплая и мирная сила вливалась через ладонь и руку в его истерзанное сердце. Уснуть? Стоп. Что, если нам не обязательно засыпать. Что, если я просто должен увидеть сон… сон посреди белого дня, так говорила Ренайя. А как видят сны посреди белого дня? Раз я могу видеть сон и проснуться, нельзя ли видеть сон, бодрствуя?

А как насчет всех остальных?

Дорьян отставил мысли. Дальнейшие раздумья могут только свести его с ума. Морлен обхватил лицо Сары обеими руками. Напряжение нарастало: язык пламени поднялся повыше, в коридоре зазвучали голоса. К Морлену шла подмога.

Времени на раздумья больше не было. Зажмурив глаза, Дорьян покрепче обхватил камень дримвенов, вызывая в памяти свои сикоморы. Вот она, самая огромная среди всех, могучая и спокойная, точно такая, какой он видел ее во сне. Дорьян приготовился к путешествию. Позаимствовав силу из камня дримвена, он послал ее в волокна, соединившие его сперва с Сарой, а потом с Яспером и Маэвой, проникнув до самой их внутренней сути. Маэва почти не обнаруживала признаков жизни, и он соединился с ней как можно надежнее.

Он рванул всех сразу, со всей силой, какая еще оставалась в нем — так, как если бы они спали. Дорьян прицелился в ту рощу, посреди которой остался Девин.

Сара медленно села. Едва прикоснувшись к голове, она опустила руки на землю. Поблизости из песка торчало дерево с редкими листьями на ветвях. Песок, грубый и настоящий, скрипнул под ее ногтями.

Она с облегчением вздохнула, увидев, что Девин еще спит на спине лошади. Мы в Мантеди, на берегу залива. Там же, где и заснули.

Яспер тоже был в полном порядке. Он потрогал песок. В нескольких шагах от него в прискорбной неподвижности застыла Маэва. Он приблизился к ней и приподнял ее голову.

— Маэва, — позвал Яспер. — Маэва.

Та не шевельнулась, лицо ее сделалось восковым.

— Возвращайся, Маэва. Возвращайся.

Сара посмотрела на неподвижную девушку, ради которой они с Дорьяном переплыли целый океан. Маэва. Неужели она умерла?

Возле нее задыхался Дорьян, словно позабывший, как надо дышать, губы его приобрели жуткий синий цвет. Сара вскочила, чтобы поднести к его рту бутыль с водой, оставшуюся на седле лошади Яспера, однако ноги не смогли удержать ее. Повалившись, она снова встала и взяла бутылку. Она поднесла горлышко к губам Дорьяна, тот задыхался, вода лилась по подбородку. Она потрепала его по плечу.

— Не торопись, пей по капельке. Сперва одну, потом другую.

Он явно пытался что-то сказать, однако она никак не могла понять смысла слетавших с его губ звуков.

— Выпей еще глоточек, — предложила она.

Понемногу к губам его вернулся нормальный цвет.

— Камень дримвенов, — проговорил Дорьян. — Маэва. Он нужен ей.

Сара поняла. Взяв руку Дорьяна, она высвободила камень из стиснутых пальцев, а потом передала камень Ясперу.

— Ко лбу, — выдохнул Дорьян. — Приложи ко лбу.

Яспер выполнил его распоряжение.

— Маэва, все в порядке. Камень дримвенов у нас. Возвращайся, Маэва.

Она ничего не видела, но уже могла слышать. Кажется, это голоса? Слабые, далекие, словно бы зовущие ее из другого мира. Она еще не разбирала слов и при всем желании не могла приблизиться к ним.

Любимые голоса. Она рассеянно подумала о том, чью же мысль услышала. Во всяком случае, не лорда Морлена. Он никогда не сказал бы ничего подобного. Или она ошибается?

Один из голосов все не умолкал, настоятельное бормотание его то становилось громче, то тише. Голос этот был знаком ей, однако где и когда она слышала его? Что же он говорил?

Ко лбу ее прикоснулась теплая точка, прогоняя вызвавший оцепенение холод. Глаза ее увидели свет, она ощутила слезы на собственном лице. Теплые. Теплые слезы. Тепло поползло по телу — в голову, грудь, руки и ноги — едва не убивая ее болью, жгучим огнем.

— Маэва, все в порядке. Камень дримвенов у нас. Маэва, возвращайся. Возвращайся, возвращайся назад…

Голос Яспера.

Теперь она могла видеть, видеть собственными глазами. Небо. Она подняла руку. Она снова могла шевелиться! Над ней склонялось лицо Яспера, куда более ценное для нее, чем все золото, которое она закопала в лесу лорда Эринга. Рядом на песке лежал молодой человек, она видела его в своих снах. Дорьян, сын Кабиса. Возле него сидела девушка, волосы ее теребил ветер. Взяв Маэву за руку, девушка предложила ей воды.

— Меня зовут Сара, — сказала она. — Пей.

Воздух пронзил восторженный визг. Фортуна мотнула головой и топнула копытом, когда Девин соскользнул с ее спины.

— Маэва, Маэва, ты здесь, ты здесь!

— Да, Девин. Да, я здесь. — Она заставила себя сесть, чтобы обнять ребенка, и поглядела на остальных.

— Спасибо, — сказала она. — Спасибо всем вам.

Глаза ее наполнились слезами.

Сара помогла Дорьяну сесть спиной к дереву. Он помахал Ясперу:

— А ты, оказывается, мастер воевать фонарями.

Яспер усмехнулся.

— Дорьян, — спросила Сара, — как мы смогли ускользнуть оттуда? Мы же не засыпали. Я думала, что ты можешь перемещать нас только во сне.

— Я не знал, что это возможно, — ответил Дорьян, — но когда понял, что мы терпим поражение, я попробовал вызвать сон среди бела дня.

— Ты просто чудо. — Сара принялась растирать его пальцы.

Потом Дорьян посмотрел на Маэву.

— Моего отца зовут Кабис Денон, — произнес он чуть дрогнувшим голосом.

— Значит, сон мой оказался верным, — сказала она. — Ты мой брат.

Часть пятая В укрытии

Глава двадцать четвертая

Привалившись спиной к дереву, закутанный в одеяла, Дорьян понял, что растратил слишком много жизненной силы. Ему едва хватило ее, чтобы обменяться одеждой с Яспером. Возможно, израсходованную энергию можно пополнить каким-то образом, однако он не знал другого способа, кроме отдыха, а отдых сулил свои опасности. Он с ужасом думал о скором приближении ночи.

Сара предложила Ясперу и Девину взять Фортуну и прогуляться вместе с ней по пляжу. Дорьян был благодарен ей за то, что она поняла — им с Маэвой есть о чем поговорить с глазу на глаз.

— Прости, что устал, — начал он. — Но я так хотел отыскать тебя.

— Нет-нет, — возразила Маэва. — Тебе не в чем извиняться. То, что ты сделал… я никогда не сумею отблагодарить тебя в достаточной мере. И не только за сегодняшнюю ночь, но и за Девина. — Глаза ее наполнились слезами, голос обрел удивительную красоту.

— Значит, ты помнишь…

— Я никогда не забуду.

— Ты, наверное, хочешь спросить о нашем отце. — Голод в ее глазах подтвердил правоту Дорьяна. — Я расскажу тебе все, но только не сейчас. Я просто не смогу не заснуть, — признался он. — Я должен тебе кое-что сказать: камень дримвенов защитит тебя в стране снов, однако другим он не может помочь. Если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы ты знала, как можно защитить их.

— Как это случится? — тревожным голосом сказала она.

— Лорд Морлен… — Он сразу же смолк, заметив страх на ее лице.

— Он поглядел в твои глаза? — спросила Маэва.

Дорьян покачал головой.

— В Сарины.

Онумолк.

— Но разве ты не можешь избавить ее от последствий с помощью камня дримвенов, как сделал с Девином? — спросила она.

— Снять оставленный эбровеном след можно только на Лугах Вена, — ответил он, пытаясь побороть усталость. — Но сегодня у меня нет сил, чтобы вступить в чертоги князя Тьмы, а я не знаю другого пути к этим Лугам.

— Но что же нам тогда делать?

— Сару преследуют и другие служители князя Тьмы. — Он помедлил. — Каждую ночь я уносил ее в безопасный уголок страны снов. И мне надо будет сделать это сегодня.

— Страны снов?

— Каждый дримвен умеет соорудить себе убежище в стране снов. Мое — это роща сикомор. Завтра я научу тебя сооружать свое собственное. А пока послушай, как попасть в то, которое я устроил для себя.

Дорьян не мог понять выражения на лице Маэвы. Обняв колени, она решительно проговорила:

— Пока ты не уснул, я должна сказать тебе, что лорд Морлен хочет сделать меня эбровеной. Он поймал меня и знает теперь о камне дримвена. О тебе. И о Кабисе. — Чудесный голос ее дрогнул. — Моя мать столько перестрадала, чтобы сохранить тайну дримвенов, а теперь он все знает. Он будет искать всех нас, всех нас и камень. Он выследит нас; он никогда не сдается.

Дорьян заставил себя сесть чуточку прямее.

— Все, что мы можем сделать, в наших собственных руках, Маэва, — проговорил он негромко. — Позволь мне научить тебя, как нужно прятать Сару. Если Морлен не сумеет найти ее, то не узнает и где находятся все остальные.

Она глубоко вздохнула:

— Хорошо. Слушаю тебя.

Маэва слушала внимательно, и вопросы ее обнаруживали истинное понимание. Дорьян начинал расслабляться. И сокрушительная усталость все больше и больше овладевала им.

— Должен еще сказать… — проговорил он. — Что мне следовало получить у Сары разрешение входить в ее сны. Я так и не сделал этого… боялся, что она ответит отказом.

— Дорьян, теперь она согласится. И я даю тебе заодно разрешение входить в любой мой сон и отыскивать меня в нем.

Девин проснулся. У берега вздыхал океан, вокруг царили тишина и покой. Тихо ступая по песку, не производя ни звука, он вышел из кружка спящих друзей. Луна освещала берег.

Позади него раздался шорох. И прежде чем мальчик успел обернуться, кто-то схватил его и зажал ему рот. Он попытался высвободиться, попытался вскрикнуть, но не смог. Чьи-то руки не выпускали его.

* * *

Открыв глаза, Маэва не сразу сообразила, где находится, и только потом вспомнила, что ночует в роще на окраине Мантеди. Рассвет еще только приближался. На шее ее негромко гудел камень дримвенов. В нескольких футах от Маэвы спал ее брат.

Она не рассказала ему о том, что Морлен показал ей, в какой опасности находится весь мир. Может быть, сегодня она найдет предлог, чтобы поговорить об этом, и Дорьян скажет ей, правда это или нет. Возможно, он также найдет время рассказать ей о Кабисе Деноне.

Она сумела пройти в рощу Дорьяна, следуя полученным указаниям. Посещение сикомор принесло ей больше бодрости, чем давнее пребывание на Лугах Вена. Однако, когда она посмотрела на спящих, сердце ее оборвалось. Куда делся Девин? Его не было рядом с ней — на том месте, где он заснул, укутавшись в одеяло.

Отправившись по следам мальчика, Маэва услышала шорох позади себя. Она резко обернулась, слава богу, это был Яспер. Она с облегчением взяла его за руку. Яспер — это опора, крепкая и надежная.

— Девин мог заблудиться.

— Я поищу его, Маэва. Лорд Морлен не успел как следует рассмотреть меня.

— Я тоже пойду.

Он покачал головой:

— Ты не должна допустить, чтобы они снова увидели тебя.

— Я не могу вернуться без Девина. А здесь мы находимся среди свободных.

Яспер вздохнул:

— Тогда не отходи от меня.

Следы Девина скоро затерялись в общей сутолоке. Ночевавшие в соседних лагерях люди начинали вставать. Маэва и Яспер приблизились к одному из них. Старик грел свои руки над костром, костлявая женщина гремела горшками.

— Вы не видели моего брата? — спросил Яспер. — Крепкий мальчишка. Ему восемь лет и похож на меня.

Они покачали головой.

— За детьми следить надо, — проговорил старик. — Свободных все время крадут. Девочек отдают в сентесанки, а мальчишек увозят из города в закрытых каретах на запад. Они не возвращаются назад.

— А что там находится… на западе? — спросил Яспер, а Маэва впилась в его ладонь внезапно вспотевшими пальцами.

— Пустыня.

— А что в этой пустыне?

— Кто его знает. Говорят, что Морлен построил там себе крепость.

Маэва и Яспер принялись быстрым шагом обходить соседние стоянки, расспрашивая, не видел ли кто Девина.

Дорьян и не подозревал, сколько ночей подряд ему нужно проспать, чтобы вновь почувствовать себя в силе. Он неторопливо повернулся на бок и с трудом встал. Ходьба представляла серьезное испытание; хорошо, что никто не просил его бежать. Он заметил, что Маэвы, Яспера и Девина нет на месте, а Сара еще только просыпается. Рядом стояла привязанная к корявому дереву Фортуна. Дорьян побрел в заросли, чтобы облегчиться. А вернувшись, осел на песок, разглядывая белогривые валы.

— Скорей бы настала ночь, скорей бы снова уснуть посреди сикомор, — сказал он Фортуне. Лошадь фыркнула. — Надо бы накормить тебя овсом.

Поднявшаяся Сара села рядом с ним — взлохмаченная, лицо шелушится, губы потрескались. Он решил, что пора рассказать ей о стране снов. Нельзя было допустить, чтобы прошел еще один день.

— Сара…

Однако она вскочила.

— Случилось неладное. — Сара показала вперед, Маэва и Яспер бежали к ним по песку, а на лицах их читалась тревога.

— Девин, — задыхаясь, проговорила Маэва. — Его нет здесь?

Дорьян покачал головой:

— Мы думали, что он ушел с вами.

Яспер провел ногой по песку.

— Свободнорожденные сказали нам, что детей здесь крадут. Еще они говорят, что его, наверно, повезли в Западную пустыню.

Он поглядел вдаль, и Дорьян заметил, как Яспер схватил Маэву за руку.

— Полосатые, — выдохнул он.

Повернувшись, Дорьян посмотрел в ту же сторону, что и Яспер. Вдоль берега целеустремленно шагали двое солдат в полосатых черно-серых камзолах и серых сапогах, с топориками у пояса.

— Они заметили нас, — проговорил Яспер. Карие глаза его почернели.

— Люди Морлена? — спросила Сара.

Яспер кивнул.

— Они заметили нас, — повторил он.

Дорьян подумал, сумеет ли выжить, предприняв новое путешествие.

Ладно, если я должен умереть, пусть будет так. Закрыв глаза, он углубился внутрь себя, обнимая Маэву и Сару последними остатками жизненной силы. Прицелившись в Девина, он послал Ясперу безмолвное извинение: прости, но я не в состоянии взять и тебя.

Когда Дорьян закрыл глаза, Яспер еще надеялся. «Воспользуйся моей силой», — сказал он беззвучно, не зная, слышит ли его Дорьян или нет. Но как бы то ни было, и Дорьян, и обе девушки исчезли.

Когда к нему подошел зинд, Яспер изобразил, что родился и вырос на этом берегу.

Полосатые огляделись.

— Куда они подевались? — спросил один из них.

— Кто? — переспросил Яспер.

— Две молодки… которых разыскивает лорд Морлен. Куда ты подевал их?

— Голову, знать, напекло, — задумчиво пробормотал Яспер.

Задавший вопрос зинд достал нож.

Яспер шагнул вперед. Изображая дурака, он не поможет Маэве. Раньше он всякий раз говорил с солдатами горбясь, разглядывая землю под ногами. Теперь спина его выпрямилась.

— Голову, знать, напекло, — повторил он.

Зинд приставил острие ножа к горлу Яспера.

— Я видел их, — сказал он.

— А я столько раз видел еду, когда жрать хотелось. — Яспер посмотрел солдату прямо в глаза; он не вздрогнул, когда острие прокололо кожу и по шее потекла кровь.

Зинд отступил на шаг.

— Ты видел их? — спросил он у своего спутника.

Тот неуверенно покачал головой.

Первый зинд толкнул Яспера на землю. А потом убрал нож и отправился прочь вместе со своим товарищем.

Яспер встал и отряхнул с одежды песок. Он запустил руку в карман, чтобы найти кусок ткани, пригодный для того, чтобы стереть кровь с шеи. Пальцы его прикоснулись к двум золотым диланам.

— Фортуна, — прошептал Яспер, поглаживая кобылу, — как хорошо, что Маэва принесла эти монеты в Мантеди.

Он взял кобылу за повод и направился вдоль по пляжу разыскивать старика, продавшего ему еду и воду. Когда он добрался до нужного места, Карл укладывал свои вещи в сумку, готовясь отправиться в рудник.

— Мне нужно уйти из города, — проговорил Яспер.

Карл покачал головой:

— Я же говорил тебе. Это нельзя сделать.

— Способ существует всегда.

— Если бы у тебя было золото и ты был крестьянином, тогда ты получил бы фермерское клеймо и входил бы в город и уходил бы из него по собственному желанию. Но, судя по твоей физиономии, золота у тебя нет, и на селянина ты тоже не похож — иначе горбился бы сейчас у себя на поле.

— Но если я стану фермером?

Карл покачал головой:

— Клеймо останется на всю жизнь.

— Мне нужно сегодня же выбраться из Мантеди. Иначе пропала вся моя жизнь.

Карл подобрал сумку.

— Дело в женщине?

Яспер не стыдясь подтвердил это.

— И ты готов ради нее получить клеймо?

— Я готов даже встретиться с патриером.

Карл перебросил сумку через плечо.

— Клеймо стоит половину дилана. Но глупец, согласный платить за знакомство с раскаленным железом, достоин шрамов на скулах.

— Покажи мне, куда идти?

Карл сошел с места.

— Покажу. Но ни одна женщина не стоит клейма.

Яспер последовал за ним.

— Эта стоит.

Глава двадцать пятая

Маэва уткнулась носом в колею, набрав полный рот пыли и проводила взглядом крытую повозку. Возле нее отплевывалась и откашливалась Сара. В нескольких футах, прямо посреди дороги, неподвижно лежал на спине закрывший глаза Дорьян.

Маэва неторопливо села. Почва вокруг была усыпана внушительного размера оранжевыми камнями. Словно с ними только что играл великан и, натешившись вволю, потопал прочь, разбросав по земле недавние игрушки.

Сара потянула ее за рукав.

— Надо унести Дорьяна с дороги и постараться, чтобы он не проснулся, — сказала она, — иначе следующий экипаж может раздавить его.

Она была права. Будить его не следовало. Кроме того, Дорьян говорил, что очень важно не прерывать сон дримвена. Только вот спал ли он? Дорьян был бледен как смерть.

Маэва поднялась на трясущиеся ноги. Она пригнулась и взяла Дорьяна за лодыжки. Сара подхватила его под плечи. Вместе они донесли его до полоски смешанного с песком гравия, прятавшейся у подножия высокой скалы. Руки Маэвы поведали ей, что жизненная сила почти полностью оставила Дорьяна. Она так испугалась, что он уже умирает, что шаги от дороги дались ей с большим трудом.

Сара осела на землю. Припав спиной к камню, она то ругала Дорьяна за то, что тот израсходовал последний остаток сил, чтобы спасти их, то благословляла его за это и молила Бога, чтобы все обошлось.

Маэва сняла камень дримвенов, еще обвязанный обтрепанными нитями, прежде бывшими в подоле ее рабьей рубашки, и приложила его ко лбу Дорьяна. Тот еще дышал — слабо и медленно, однако дыхание было жизнью. Маэва хотела положить руки на его грудь, хотела спеть ему, но она вспомнила Орло. Она пела ему, и он умер. Что, если она только поможет Дорьяну умереть?

Сара огляделась.

— Интересно, куда прицеливался Дорьян, если нас занесло в эту пустыню?

Маэва приложила ладонь ко лбу.

— Девин! — воскликнула она. — Девин наверняка ехал в той повозке.

Она вскочила на ноги.

Приютившая их скала была самой высокой во всей окрестности. Отыскав опоры для рук, она вскарабкалась на самый верх, чтобы осмотреть местность. Вокруг была только пустыня, раскаленные желто-оранжевые скалы окружали их со всех сторон. Несмотря на безжизненный с первого взгляда ландшафт, Маэва сумела заметить со своего обзорного пункта носившихся повсюду ящериц и заросли кактусов. Прорезавшая пустыню дорога казалась линией, проведенной ребенком, еще только учащимся рисовать — неровная и грубая полоса проходила с востока на запад. Далеко на востоке голубела возвышенность, которая напомнила ей Минвенду. На западе дорога поднималась на небольшую горку. За ней возвышалась крепость, сложенная из ржавого, как и вся пустыня, камня. Она была не слишком-то далеко — Маэва видела, как карета остановилась перед ней и мужчины принялись выгружать мальчишек. Она охнула, увидев Девина, которого узнала по светло-желтой рубашке.

Крепость в пустыне.

Если не считать дороги, сооружение это было единственным признаком человеческого пребывания в этом краю. Маэва попыталась представить себе, насколько далеко от Мантеди они оказались. То облегчение, которое она испытала, увидев, что Девин жив, сменилось опасением за мальчика, что его опять сделают рабом. Хорошо, если бы всех рабовладельцев Сливии поместили в окруженный стенами город, где они могли бы находиться исключительно в обществе друг друга.

Она сползла вниз. Дорьян даже не шевельнулся, только дыхание его сделалось едва заметным и неровным. Она рассказала Саре о том, что сумела увидеть сверху.

— Тот, кто похитил Девина, намеревается пристроить его к делу, — заметила Сара. — Мальчишек не стали бы везти в такую даль только для того, чтобы убить.

Маэва кивнула. Солнечные ожоги на лице Сары просто нельзя было не заметить. К счастью, скала, возле которой они устроились, давала тень. Однако сколько они сумеют протянуть без воды? И не умрет ли на ее глазах брат, с которым она познакомилась наяву только вчера? Потом, как сумеет она помочь Девину?

— Нам нужна вода, — повторила Сара мысль Маэвы. — Но я не хочу оставлять Дорьяна одного.

Маэва тоже не хотела этого делать.

— Я не заметила здесь никакой воды, правда, в крепости она, конечно, найдется.

На трещинах губ Сары запеклась кровь.

— Из открытого моря да прямо в пустыню, — проговорила она с горечью. — Солнце просто преследует меня. Раньше я думала, что голод — наихудшая пытка, однако теперь я поняла, каково приходится человеку без воды. И это несмотря на то, что я готова с голоду съесть ящерицу, если бы они не бегали так быстро.

Сара прищурилась.

— Когда солнце зайдет, мы найдем воду.

У Дорьяна не было сил стоять, да и сидеть ему удавалось с трудом. Вокруг него простирался обглоданный как кость край. Вдали поднимались горы, лысые и безлесые, на горизонте недвижно застыло свирепое солнце. Жаркий ветер слизывал с его кожи капли драгоценной влаги, пока он тщетно разыскивал в этом бесприютном краю какие-нибудь признаки жизни и растительности. Рядом простиралось сухое русло, покрытое растрескавшейся глиной.

В памяти угольками вспыхивали воспоминания: «Сара. Маэва. Я увлек их сюда вместе с собой. Где они?» Он огляделся, не обращая внимания на боль, обжигавшую его при каждом движении. Но вокруг была только опаленная солнцем голая и пустынная земля.

Но что это?.. Вдали, возле меловых холмов, что-то шевелилось. Дорьян устремился мыслью к этому движению, поскольку оно явно не зависело от ветра. Он ждал, опасаясь, что движение превратится в песчаный вихрь. Однако оно приближалось, и наконец оказалось, что он видит женщину в развевающемся по ветру синем шелковом одеянии. Ветер теребил и долгие пряди седых волос. Она приближалась. И когда она остановилась рядом с ним, Дорьян лихорадочно вгляделся в ее лицо. Бронзовую кожу ее покрывали многочисленные морщины; синие глаза казались подобием его собственных.

— Бабушка. — Склонив раскалывавшуюся голову, он прикоснулся к краю ее одежды. — Как случилось, что ты оказалась здесь, в пустыне?

— По молитве тех, кто любит тебя. — Она протянула ему руку. — Ты должен пойти со мной.

Он взял мягкую и прохладную ладонь.

— Я охотно сделал бы это, но у меня нет сил даже стоять.

— Ты должен. Оставаться здесь нельзя.

Рот его наполняла уже не слюна, а пыль.

— У тебя есть вода?

— Вода будет там, куда нам надо попасть. Здесь воды больше нет. Ты использовал всю до последней капли. — Она потянула его за собой. Огненная боль ожгла Дорьяна, когда он попытался устоять.

— Использовал… но я никогда раньше не был в этом месте.

— Ты прожил здесь всю свою жизнь. А теперь пора уходить, потому что здесь больше ничего не осталось.

Легкие его пылали.

— Не понимаю. Куда нам надо идти? А Сара уже там? И Маэва?

— Нам нужно попасть за тот холм, — показала она.

Потом Дорьян ощущал только каждый свой вздох и направлявшую его прохладную руку. Он вдыхал пронзающий огонь, выдыхал его и делал следующий шаг. Наконец они добрались до того холма, от которого пришла Марина. Она повела его в обход основания. Дорьян не думал, что боль его способна сделаться еще сильнее, но тем не менее это случилось, и ум его погрузился в истинный ад.

Перед ними оказалась вырезанная в камне короткая лестница. Дорьян побрел по ней вверх, каждый шаг превращался для него в истинную муку. Когда он оказался на верхней ступени, все вокруг преобразилось. Перед ним находился окаймленный сверкающими камнями водоем, в котором играла чистейшая вода. Вокруг водоема колыхалась сочная растительность и большие цветы; за ними высились прекрасные деревья, поднимавшиеся к подножию величественных гор.

Марина указала ему на водоем.

— Пей, — предложила она. — И окунись.

Он упал головой в воду, глотая, впитывая, поглощая ее.

Выбравшись из воды, Дорьян сел среди цветов, а бабушка смотрела на него внимательным взглядом. Теперь она почему-то показалась ему старше, чем была, когда он увидел ее: морщины на ее лице сделались глубже; спина чуть сгорбилась. Вновь поглядев на водоем, Дорьян изумился — там почти не осталось воды.

— Куда она подевалась? — спросил он.

— Она была нужна тебе, — проговорила негромко старая женщина.

— Но я просто не мог столько выпить. — Деревья, буквально мгновение назад казавшиеся высокими и зелеными, теперь стояли без единого листа. Цветы возле него осыпались.

— Где мы? — спросил он.

— Это моя жизнь. Ты израсходовал свою.

— Но почему здесь все засыхает?

Не отвечая на вопрос, она отвернулась от водоема.

— Ни я, ни ты не можем больше оставаться здесь. Пойдем.

Дорьян последовал за ней от водоема. Бабушка остановилась возле купы деревьев, еще сохранивших листву. Повернувшись назад, она молитвенно соединила руки и поклонилась с великим достоинством.

— Спасибо Тебе за мою жизнь, — произнесла она в глубоком поклоне, обращаясь к ставшему вдруг пустынным краю.

Она прощалась. Но что это значит? Она указала на расположенные невдалеке деревья.

— Теперь нам нужно идти вперед.

Дорьян медлил с первым шагом.

— Куда вперед?

Она чуть улыбнулась:

— Пойдем. Здесь нельзя больше задерживаться.

Она вошла под деревья и исчезла из вида.

Почва под его ногами начала крошиться. Ветер бросил ему в спину облако пыли, в которой кружили вырванные, засохшие стебли. Следуя за Мариной, Дорьян углубился под деревья.

— Он дышит ровнее, — проговорила Маэва.

Тревога чуть оставила лицо Сары.

— Он скоро проснется, — сказала она.

Чтобы скоротать время и подбодриться, они стали переговариваться: Маэва рассказала о своей встрече с Морленом; о том, как бежала от него и как была поймана. Сара слушала ее внимательно и засыпала вопросами. Маэва открыла ей все, что помнила. Когда речь зашла о заокеанской стране, показанной ей Морленом в видении, Сара вдруг схватила ее за руку.

— Он показал тебе короля и королеву Белландры? Ты видела их?

— Да. Они были в забытьи. И он сказал мне, что жить им осталось недолго.

Сара стиснула дрожащие пальцы.

— Недолго? Как это — недолго? Почему?

В прикосновении Сары угадывалась еще дремлющая мощь. Какова же была ее природа? Она переполнена силой, но явно не знает, что обладает ею.

— Их жизнь каким-то образом связана с волшебными предметами, — ответила Маэва, не желая вглядываться в то, что ощутила в Саре. — Потом он отвел меня в какую-то залу. Едва ли она является частью нашего мира. Нечто похожее я уже видела во сне. Там свет превращается в нечто совершенно другое.

Сара выпустила ее руку.

— Рассказывай.

Маэва продолжила свою повесть, однако Сара внезапно прервала ее:

— Замок целителей?! А что ты там видела?

Маэва описала сооружение, пульсировавшее серебряным светом, растрескавшиеся фундаменты других зданий.

— Ко мне направилась огромная темная птица. Морлен назвал ее птицей Иб. Он сказал, что все они теперь находятся у князя Тьмы.

— Птица Иб? Так эти темные твари называются птицами Иб? — Сара заморгала. Она поднялась, негромко бормоча себе под нос: — И все они у князя Тьмы. Птицы Иб.

Она принялась расхаживать, не обращая внимания на солнечный жар. Наконец Сара опустилась на землю возле Маэвы.

— Мы должны остановить их. Мы воспользуемся камнем дримвенов. Я могу воевать с ними. — Сара обняла Маэву за плечи. — Сегодня ночью. Мы сразимся с ними сегодня ночью. Если ты будешь рядом со мной, я смогу убить их.

Маэва посмотрела на разъяренную Сару едва ли не с испугом, но и с восхищением.

— Ты поможешь мне, я не могу обратиться к Дорьяну, он чересчур утомлен. — Сара выпустила плечи Маэвы. — Ты будешь рядом со мной?

— Н-наверно.

Удовлетворившись ответом, Сара рассказала ей, как познакомилась с Дорьяном и что из этого вышло. Закончила она свою необыкновенную повесть следующими словами:

— О том, что случилось с последней теццариной, я рассказала только тебе и Дорьяну.

— Птицы с перламутровыми перьями, — задумчиво проговорила Маэва. — Наверно, Белландра — настоящая страна чудес.

— Да, — согласилась Сара. — И мы не должны позволить умереть ее королю и королеве.

Не знающее жалости солнце неторопливо ползло по небу, и Маэва уже начала думать, что живыми из пустыни им не уйти. Каждый вдох обжигал легкие огнем. Язык ее пересох; обе они давно умолкли.

Следуя за бабушкой, Дорьян вышел из леса на луг. Но вместо ослепительного солнца над ним в полуночно-синем небе сверкали низкие звезды, проливая свой серебряный свет на траву, по которой бежали плавные волны. Марина уже ждала его, лицо ее светилось.

— Луга Вена? — спросил он взволнованным голосом. — Как мы попали сюда?

— Да, Дорьян, Луга Вена. — Старая женщина улыбнулась.

Легко ступая по траве, к ним приближалась фигура в одеяниях элловена.

— Элловена Ренайя? — спросил Дорьян, не веря собственным глазам и продвигаясь поближе, чтобы удостовериться. — А я думал, что вы мертвы, — неловко выпалил он.

— Это так, — согласилась она.

— В самом деле? — Он посмотрел на серебряный простор. — Значит, и я тоже мертв?

Она подняла руку.

Появилась еще одна фигура. Элловен Майн.

— Приветствую тебя, Дорьян, — сказал он.

— Но ведь вы-то живы? — Элловен Майн отрицательно покачал головой, и Дорьян уже не знал, что думать. — Значит, и я тоже мертв?

— Не совсем. Ты жив благодаря тому, что отдала тебе твоя бабушка.

— Тому, что отдала бабушка… — потрясенный Дорьян посмотрел на Марину. — Нет. Ты ведь…

Лицо Марины оставалось спокойным и радостным.

— Я не могла позволить тебе умереть, Дорьян, — сказала она.

— Но…

— Так лучше, — заверила его Марина. — Я прожила долгую жизнь.

Прежде чем Дорьян мог ответить, элловена Ренайя сделала шаг вперед.

— Мы должны кое-что показать тебе, — сказала она.

Она ласково прикоснулась к его голове. И Дорьян сразу словно бы вознесся в светлый воздух, сделался его частью. Взгляд его охватывал целый мир. Он увидел полную жизни драгоценную сферу, украшенную растениями и животными, водой и огнем, птицами и рыбами. Он увидел людей, увидел их души, некоторые светились, другие сияли небольшими солнцами, третьи были серыми и тусклыми. Он увидел и еще кое-что — блистающую серебряную оболочку, окутывающую весь мир.

— Это Серебряная граница, — пояснила элловена Ренайя.

— Приглядись к ней повнимательнее, — предложила ему бабушка.

Дорьян заметил тусклые серые зерна, прокравшиеся в блистающее серебро.

— Мир формы более не безопасен, — проговорил элловен Майн.

И вдруг зрение Дорьяна переменилось. На мир словно бы упала серая пелена. Даже вода перестала искриться. Дорьян посмотрел на людей, стараясь разглядеть среди них самые яркие души, которые только что видел, однако же не сумел их найти. Но лишенным света не было числа.

— Нет, — сказал он. — Этого не может случиться.

— То, что ты видишь сейчас, пока еще не случилось. — Он услышал голос Марины. — Однако Граница в опасности.

Видение внезапно рассеялось. Дорьян не мог толком осознать то, что видел. Значит, бабушка его умерла? И элловены тоже? Он ощутил смятение, несмотря на то что стоял на Лугах Вена. «Место, где царит высший мир и покой во всех пространствах, и я ощущаю тревогу».

— Серебряная граница удерживает князя Тьмы, — проговорила Марина. — И она рушится.

Дорьян не знал, что делать.

— Зачем вы показали мне все это? И почему вы не способны удержать Границу в неприкосновенности?

— Обрушить и восстановить Границу может только живой человек, — проговорил элловен Майн. — Мы не можем возвратиться в мир форм, но ты, Дорьян, должен это сделать.

Майн продолжал говорить — о Серебряной границе и Замке целителей; о том здании, которое иногда называют Домом-на-рубеже, использовавшемся элловенами многие века для охраны Границы… однако Дорьян все надеялся, что Марина вот-вот вмешается в разговор и скажет ему, что он видит обыкновенный кошмар, а не вещий сон. Но она молчала, и элловен Майн продолжил:

— Сегодня, Дорьян, Граница падет. Если только кто-нибудь из мира форм не воспрепятствует этому.

Дорьян чувствовал себя все более и более неуютно.

Ренайя похлопала его по плечу и достала изнутри своего одеяния крошечный фиал.

— Возьми его, — приказала она. — Пей.

В прозрачном фиале искрилась и сверкала жидкость.

— Что это?

— Сущность Вена, — ответила она. — Эта жидкость излечит тебя от последствий твоих путешествий.

Дорьян опустил голову:

— Я не достоин.

— Пей. Тебе нужно исцелиться.

Дорьян вспомнил, какую невозможную усталость испытал после спасения Маэвы… то сухое и растрескавшееся ложе ручья, возле которого его отыскала Марина. Не скрывая желания, он посмотрел на искристую жидкость.

— Я не достоин этой чести. Я нарушал законы дримвенов. Не один раз.

Элловен Майн подошел к Дорьяну.

— Нарушая букву закона, ты следовал его духу. Тобой руководила не жадность, и не гнев, и не жажда власти. В противном случае мы не получили бы права передать тебе этот фиал.

Дорьян посмотрел на свою бабушку. Марина кивнула.

Он принял фиал из рук Ренайи со всей почтительностью, вынул пробку и, запрокинув голову, выпил все до последней капли. Язык его ощущал невозможный, немыслимый вкус, словно бы жидкость эта состояла из серебряного света, лежавшего над этими лугами. Дорьян почувствовал, что сможет сделать буквально все.

Он низко поклонился:

— Спасибо вам.

Распрямившись, он заметил, что все трое, выжидая, глядят на него. Он вздохнул.

— А теперь, пожалуйста, объясните мне, как можно спасти Границу.

Элловен Майн начал описывать все премудрости Дома-на-рубеже и рассказал, каким именно способом Берн и ловена Камбер замыслили разрушить его.

— Однако еще есть шанс восстановить защиту, если ты сумеешь вовремя попасть туда.

— Я должен буду вернуться в Замок?

— Да. И вот что тебе следует сделать. — Майн приступил к долгим и подробным наставлениям. — Но прежде чем ты отправишься туда, Дорьян, запомни следующее. — Голос его сделался еще более серьезным, чем когда элловен вел речь о Границе. — Ты совершил уже семь путешествий во сне, когда разум твой увлекал за собой собственное тело. Тебе будет позволено совершить еще три. Если ты осмелишься отправиться в четвертое, тебя ждет немедленная смерть.

— Всего только три?

— Подобные путешествия являются неестественными для мира форм; совершать их может лишь человек, обладающий огромным родством с другими мирами. Тебе известна цена, которую заплатило твое тело. Тебя исцелили, но твоего здоровья хватит только на три такие дороги. Используй же их с мудростью.

— А как же те, кто путешествовал вместе со мной? Они тоже претерпели ущерб? Или это ждет их в следующих путешествиях со мной? Пожалуйста, скажи, что это не так.

— Жизненная сила каждого из путешественников претерпевает ущерб, однако их урон не настолько серьезен, как твой. Путешествий будет немного, и они оправятся. Но запомни — три, и ни одним больше, — проговорил Майн. — А теперь тебе пора возвращаться. За то время, пока ты был у нас, в мире форм прошло много часов. В пустыне сейчас вечер, а в Замке целителей время близится к полуночи.

Глава двадцать шестая

Сидя спиной к скале, изнемогая от жажды, Маэва наслаждалась пустынным закатом — яркие краски разлились не только на западе, но и на всем небе. И тут до слуха ее донесся стук копыт.

Вдалеке замаячил силуэт всадника.

— Яспер, — прошептала она, замахав руками, пытаясь закричать пересохшей глоткой.

Фортуна была уже совершенно рядом, и Маэва услышала:

— Тпру!

Яспер соскочил с лошади. Взяв из седельной сумы кожаную бутыль, он нагнулся над Маэвой, дав ей попить, а потом протянул воду Саре.

Лоб его перехватывала белая лента. Интересно зачем, подумала Маэва, потому что лента покатилась ей похожей на повязку, хотя, впрочем, она, наверно, защищала его голову от солнца.

— Спасибо, — сказала она, взяв его за руку. Прикосновение сказало ей, что ему очень больно. — Что случилось, Яспер? — спросила она. — Тебе больно?

Пожав плечами, он посмотрел на Дорьяна:

— Разбудить его и напоить?

— Мы решили, что он находится в странствии дримвена. А в таком состоянии его не стоит тревожить, пусть поспит, — сказала Сара. — Мне кажется, он выглядит сейчас лучше, чем когда мы оставили Белландру.

— Яспер, но как ты выбрался из города? — спросила Маэва.

— Это стоило мне половины дилана. — И Яспер рассказал ей, как выловил золотые из моря.

— Ты подкупил стражу?

Не отвечая, он передал ей бутыль с водой, а потом поднялся и полез в седельную сумку.

— Лучше поешь, — ухмыльнулся он.

Они принялись есть.

Яспер привез хлеб, сыр и яблоки. Вкус хлеба никогда еще не казался ей столь изумительным. Маэва рассказала Ясперу о том, что видела Девина за небольшим холмом. Новость его не обрадовала, лицо его сделалось серьезным.

— Надо будет сходить поискать его, — проговорил он.

— В одиночку? — спросила Сара.

— В одиночку, — твердым голосом сказал он. — Ночь скроет меня.

— Я пойду с тобой, — сказала Маэва, хотя усталость мешала ей пошевелиться.

— Нет. — Он приложил палец к ее губам. — Я никогда больше не позволю себе рисковать тобой.

Маэва хотела возразить, однако и на это у нее не было сил.

Яспер дал им два одеяла, оставил бутыль с водой и буханку.

— У меня есть еще, — сказал он, когда Маэва попыталась протестовать. Он поднял Маэву на ноги. — Я не могу оставить там Девина. Я вернусь. — Однако Маэву он обнял так, словно делал это в последний раз.

Оседлав Фортуну, он направился по залитой лунным светом дороге. Конь и всадник поднялись на холм и исчезли из глаз Маэвы. Ну почему он не объяснил ей, каким образом выбрался из Мантеди? И откуда пришла мучившая его боль?

— Даже приятно, что я настолько устала, — сказала Сара. — Вот-вот засну и встречусь с птицами Иб.

Она постелила одеяло на земле возле Дорьяна.

— Я знаю, что лорд Морлен будет искать меня. Ты говорила, что если эбровен однажды заглянул в твои глаза, то потом он может преследовать тебя во снах. Не понимаю, почему он не отыскал меня вчерашней ночью, когда мы заснули на берегу залива?

Маэва заставила себя задуматься о предстоящем.

— Дело в том уголке, который устроил для себя Дорьян в стране снов, — сказала она. — Сегодня мы можем начать прямо оттуда. Он объяснил мне, как попасть туда и как взять тебя с собой, как делал сам каждую ночь. Возможно, сейчас он уже там.

— Он брал меня туда каждую ночь? — Резкая нотка в голосе Сары удивила Маэву.

«Она ничего не знает. Дорьян ничего не сказал ей, а она не спросила».

— Да, он делал так каждую ночь для того, чтобы защитить тебя.

— Защитить меня?

— Он сказал мне, что тебя преследуют темные птицы, — проговорила Маэва неуверенным голосом. — Он давно хотел об этом тебе рассказать.

— Раз уж он спит, может быть, ты сделаешь это?

И Маэва, как могла, рассказала Саре об устроенной Дорьяном роще сикомор.

— Мы сможем уйти оттуда, как только удостоверимся, что оказались в одном сне, — полным волнения голосом пояснила она. — Птицы Иб охотятся за тобой, и, скорее всего, мы увидим их сразу же, как только окажемся в стране снов.

Она осторожно сняла камень дримвенов со спящего Дорьяна и надела себе на шею. Прикоснувшись к нему, она сразу же ощутила, что все в порядке. Где бы он сейчас ни находился, здоровье после бегства из Мантеди вернулось к нему.

«Дорьян, Дорьян, если ты только слышишь меня, пожалуйста, вернись к нам». Она расстелила одеяло рядом с Сарой, наверху ярко светила луна.

— Представь себе огромную сикомору, — пробормотала она.

Сара не ответила.

Когда Маэва увидела величественное и мирное дерево, возвышавшееся над уголком Дорьяна, она попыталась найти дух Сары, как учил ее Дорьян, однако не сумела этого сделать. Она оказалась в одиночестве. Здесь было так спокойно и тихо, что Маэве не хотелось никуда уходить. Может быть, Дорьян все-таки появится здесь. Однако если она станет ждать, а он не придет, Саре придется в одиночку и без чьей-либо помощи сражаться с птицами Иб.

Маэва заметила калитку, которая вела из мирного уголка. Распахнув ее, она оказалась на краю озаренного лунным светом утеса, у подножия которого взмывали океанские волны. Отвернувшись от морского простора, она заметила Сару, спешившую по тропинке. Она побежала, чтобы догнать ее.

— Если я сумею добраться до них, то смогу объяснить им, что случилось, — сказала Сара.

— Кому объяснить? — спросила Маэва.

— Королю и королеве Белландры. Мне знакомо это место — сейчас мы находимся недалеко от дворца.

Непереносимый крик пронзил слух Маэвы. Оглянувшись, она заметила нависший над утесом черный силуэт, устремившийся к ним. Птица Иб.

Сара повернулась лицом к птице.

— Стань рядом со мной, Маэва, — сказала она.

Маэва сорвала камень дримвенов с шеи и подняла вверх, глядя на золотой свет, лившийся из его середины. Протянув к нему руки, Сара принялась впитывать это сияние. Над утесом зазвучала песня дримвена — куда более громко, чем доводилось слышать Маэве. Песня прогнала из ее головы все мысли, наполнила сердце, хлынула в глаза.

Все предстало перед ней в собственном свете: выражение на лице Сары, полное безумной ярости, жажды боя и готовности убивать; птица Иб, охотница, выпущенная на Сару и уже расправившая когти. Темная птица была совсем рядом, одно из крыльев ее коснулось плеча Маэвы. И то, что она увидела, понять было невозможно, однако…

Она поняла, что представляет собой эта птица.

И сразу же опустила вниз камень — подальше от глаз Сары.

Слишком поздно.

Окруженная облаком света, Сара выпустила поток пламени в птицу Иб, та с криком упала на землю, покрытая ожогами… глаз птицы был поврежден огнем. Вновь подняв руки, Сара шагнула вперед. Маэва попыталась оттолкнуть ее и отвлечь, но словно наткнулась на гранитную стену. Сара даже не шелохнулась.

— Камень! — воскликнула она. — Где камень? Я должна добить эту птицу!

Маэва повернулась и побежала. За спиной прохрустели шаги. Сара догнала ее и, тряхнув за плечи, крикнула:

— Почему ты бежишь? Дай мне камень. Я могу убить одну из птиц Иб!

— Нет! Нет! Ты никогда не простишь себя за это. Остановись!

— Я не могу не закончить дела!

— Прости, — сказала Маэва. — Мне очень, очень жаль. Но я не знала.

— Чего ты не знала?

— Что птица эта служит князю Тьмы как подневольный раб. А не сознательный прислужник.

— Но она остается птицей Иб! Она исполняет поручения князя Тьмы.

Маэва кивнула:

— Да. Да, это так. Но, Сара, пойми — перед тобой плененная теццарина.

* * *

Берну нравились ночи, когда он мог красться по Замку, не стесняясь присутствия остававшихся в нем элловенов.

Ему казалось забавным, что повседневный распорядок жизни в Замке не переменился. Как-то целители объяснили смерть элловена Майна? Невзирая на старость, у него было идеальное здоровье. Нет, они не смогли определить причин его смерти, как и кончины элловены Ренайи. И тем не менее они продолжали учить и лечить. Драдены готовили пищу и поддерживали повсюду безукоризненную чистоту. Некоторые из новичков отправились восвояси, однако среди ловенов таковых не было, хотя многие из них жаловались на кошмары.

Больные продолжали обращаться за исцелением. Многие среди них поправлялись — особенно те, которых лечила ловена Камбер. Данные ею травы облегчали страдания пациентов, хотя при этом она хитроумным способом ослабляла их ген. И в настоящее время она отправилась во дворец Белландры со снадобьями для короля Ландена и королевы Торины, которых поразила неведомая болезнь. Берн улыбнулся про себя.

Каждую ночь он посещал Дом-на-рубеже, услаждая себя медленным угасанием серебряной вуали. Наступала ночь полнолуния. К утру Граница должна была ослабеть настолько, что восстановить ее уже не представлялось возможным. Силы, властвующие над миром форм, должны были перейти к князю Тьмы — тогда Замок рухнет и начнется новая эпоха.

Подойдя к ступеням Дома-на-рубеже, Берн произнес слова, открывавшие перед ним путь внутрь Темной невидимости, и поднялся на ступени.

Сара набросилась на Маэву, намереваясь отобрать у нее камень дримвенов.

— Ты ошиблась! — закричала она, поглядев назад, на вершину утеса, на которой била крыльями раненая Иб. — Ты никогда не видела теццарину. И ты не знаешь, какие они.

— Она коснулась меня. Поэтому я знаю — хотя не могу объяснить почему, — кто она. — Маэва припала к земле, чтобы телом защитить камень дримвенов.

— Этого просто не может быть! — Сара не могла даже представить, чтобы Иб осталась живой, чтобы вновь и вновь появляться в ее снах. — Дай мне камень, или я отберу его у тебя.

Она принялась выкручивать Маэве руки.

Сильные ладони легли на ее плечи и подняли от земли. Изогнувшись, она увидела Дорьяна.

— Маэва права, Сара, — сказал он, кивая в сторону птицы Иб.

Ей показалось, что Иб вонзила свой темный коготь в ее грудь.

— И ты это знал?

— Нет. Я считал их врагами.

— Но они и есть враги!

— И да, и нет. Но ты говорила, что готова отдать все, что угодно, чтобы только еще раз увидеть теццарину. — Дорьян показал ей на кошмарное создание. — Смотри. Это все, что осталось от теццарины.

Мысль, мелькнувшая в голове Сары, ей не понравилась: если перед ней действительно теццарина, порабощенная князем Тьмы, искаженная им, разве можно найти существо, более подходящее для вторжения в сны одаренных? Что, если это и есть та самая птица, которую она выпустила из клетки?

Нет. Они просто не могут оказаться правыми. Победа была очевидна, и Дорьян с Маэвой украли ее. Если бы Маэва выполнила свое обещание и стояла с ней рядом до конца, Иб уже была бы мертва, а не пыталась взлететь. Но даже если темная птица некогда была теццариной, теперь она ею не была.

Помимо желания в памяти Сары возникла одна из заповедей элловена: «Если правда обидна тебе, если ты не смеешь узнать…»

Гнев сразу уступил место стыду. Теперь Дорьян будет презирать ее.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Сара, — проговорил он заботливым голосом. — Ты этого не знала. Я тоже. Как и Маэва.

— А где ты был? — спросила она.

— Обещаю, что потом расскажу тебе все. Но сейчас у нас есть срочное дело. Нам троим необходимо попасть в Дом-на-рубеже, что находится в Замке целителей.

— В Дом-на-рубеже? Но Берн…

— Смотрите! — перебила ее Маэва, вскочив с места.

На утесе возле подбитой Иб возникла высокая и широкоплечая фигура. Она бросилась к ним навстречу с неимоверной скоростью, но не узнать лорда Морлена было невозможно.

— Так вы со мной? — воскликнул Дорьян.

— Да!

Вихрь закружил Сару, подхватил и понес, наконец она наткнулась на что-то прочное — пол круглого зала.

Теперь она не спала и только тяжело дышала. Свет луны лился из витражей на мозаичный пол. Под ее рукой оказалось изображение врезанного в мрамор меча. Картинка почему-то показалась ей знакомой.

Рядом моргала и пыхтела Маэва, сжимавшая в ладони камень дримвенов, тяжело дышал Дорьян, широко открыв ввалившиеся глаза. Сара оглядела зал, дожидаясь, пока глаза ее привыкнут к сумраку. Посреди зала, всего в нескольких ярдах от нее, сидел молодой человек. Берн. Призрачный свет странным образом освещал его милое лицо.

Словно не замечая ее, он поднялся, обратив свой взор к Маэве.

— Я забылся в одиночестве, закрыв свои глаза, — проговорил он, — а открыв их, увидел перед собой воплощение красоты. Меня зовут Берн. А тебя? Надеюсь, ты не снишься мне.

Маэва смотрела на него как завороженная. Она медленно поднялась.

— А что это за камешек у тебя? — Берн приблизился к ней мягким шагом и протянул вперед руку. — Можно потрогать?

Охватив камень дримвенов обеими ладонями, Маэва шагнула к Берну.

— Нет! — закричала Сара, неловко вскакивая.

Берн взял камень дримвенов. Рука Маэвы прикоснулась к его ладони, и улыбка на ее лице сменилась гримасой отвращения. Она отшатнулась назад и упала. И пока она падала, Сара успела услышать грохот, словно бы рассыпались, ударяя друг о друга, огромные камни. Она стиснула руки. Может, ей все-таки снится сон? Но такой грохот слышала она в том сне, когда Замок рассыпался в пыль.

— Ты опоздала, Сара, — поведал ей Берн. — Замок уже рушится, а с ним и Граница.

Снаружи донесся громкий удар, а Берн триумфально улыбнулся, сжимая в кулаке камень дримвенов. Достав другой рукой нож с тонким лезвием, он пригрозил им Саре.

— Я знаю, что ты не рада видеть меня, моя сладчайшая Сара. Тяжело ощущать собственное поражение. — Он поднес нож к губам. — Это лезвие убило твоих родителей.

«Он лжет… ему не дали бы приблизиться к ним с оружием…»

— Нет, моя душечка, увы, это так. Я пронзил им меч и кристалл Белландры. И теперь весь свет, что был в них, перешел во власть князя Тьмы. Король и королева не сумеютпонять, как случилось, что они умерли, и ради чего.

«Не сумеют понять… значит, они еще живы… он пронзил ножом меч и кристалл…»

Берн разжал кулак и приложил острие ножа к камню дримвена.

— А теперь в моих руках и эта столь любезная вам галька с берега моря.

Глядя на него, Сара ощутила, что в груди ее вспыхнул настоящий костер. «Я не позволю, чтобы камень достался тебе».

И она склонилась перед Берном, как перед победителем. Она задержала поклон подольше, следя за тем, как на лицо его вползает полная презрения насмешка. А потом, распрямившись, она прыгнула вперед, чистым и четким движением выбив камень дримвенов из рук Берна. На лету перебросив его Маэве, Сара нанесла Берну внезапный удар. Из-под ноги ее выкатилось кольцо серебряного света, и нож Берна звякнул об пол.

Он бросился на нее, Сара увернулась — легким танцевальным движением. А потом ушла влево и чуть отступила назад. Потом движение повторилось. Вперед, финт вправо, назад, снова вперед, удар.

Он отвечал ей ударами, и многие из них достигли цели, однако это ничего не значило. Никакого перерыва в бою, никакого отступления с ее стороны не будет. Она не остановится, пока не победит его, не остановится, если только сама не погибнет от его руки. И она сражалась, претерпевая удары Берна, а воздух сотрясал грохот падения камней.

Она уже оттеснила своего противника от центра комнаты на половину расстояния до двери, когда начала ощущать всю тяжесть полученных ударов. Твердые костяшки его кулаков ударяли по свежим синякам. Берн был очень силен; драться с ним было все равно, что драться с несколькими мужчинами сразу. Хотя она сопротивлялась всей своей жизненной силой, сдерживать его больше не представлялось возможным. Да, ее силы иссякли, и, заметив это, он бросил в сторону Сары лукавый взгляд.

— Ну, кто же из нас ничтожество? — спросил он.

Она рискнула, позволив себе посмотреть на друзей. Дорьян и Маэва сидели посреди комнаты на полу, положив между собой камень дримвенов. Глаза их были закрыты, пальцы совершали странные движения. Что они делали?

Нож Берна лежал совсем рядом. И прежде чем Сара успела дотянуться до него, Берн подобрал свое оружие с пола. На сей раз ее удару не хватило силы, чтобы выбить нож из кулака Берна. Прорезав куртку Сары, нож скользнул по ключице. Она ощутила прикосновение пронзительного холода, как если бы нож был сделан из острой льдинки. Тело ее содрогнулось, а Берн помахал перед ее носом ножом.

— Ну, кем заняться в первую очередь? — спросил он. — Тобой, Сара? Или этой парочкой, столь неприличным образом рассевшейся на пороге двери, которую я открыл для своего короля?

Сара отпрыгнула. Пол содрогнулся. Грохот снаружи усилился сильнее. Берн сделал новый выпад, и она неловко увернулась, пытаясь отвлечь его от Дорьяна и Маэвы.

— Сара, я готов танцевать с тобой до самого рассвета. — Берн почти не сбил дыхание. — Но ты не мастерица танцевать, потом, меня ждут и кавалер с дамой. Пора нам с тобой и проститься.

Сара медленно отступала, успевая увернуться от ножа. Она споткнулась, выпрямилась, снова споткнулась. Холод в ее груди, казалось, леденил сердце.

Она уклонилась от удара.

— Берн, ты ничтожество и таковым и останешься.

На слабеющих ногах Сара отступала к выходу, уводя Берна подальше от Дорьяна и Маэвы.

Он позволил ей добраться до двери и, когда Сара оказалась на небольшом расстоянии от него, оскалился и занес назад руку. Нож вылетел из его пальцев. Сара попыталась отчаянным движением увернуться. Нож просвистел мимо ее виска и вонзился в стену.

Схватившись за рукоять, она рванула. С тем же успехом можно было вырвать дерево из земли. За спиной Сары послышался полный издевки хохоток Берна. Сара потянула всем своим весом. Нож вдруг рывком вышел из стены, заставив ее повалиться на пол. Упав на спину, она увидела перед собой подбегающего Берна.

— Ничего, — одними губами шепнула она и метнула нож.

Лезвие вошло в грудь Берна. Он не сразу остановился, сделав еще пару шагов. А потом распростерся у двери. Содрогнувшись несколько раз, он застыл.

Сара лежала, пытаясь отдышаться, потрясенная случившимся. Сидевшие посреди зала Дорьян и Маэва даже не шевельнулись. Руки их по-прежнему что-то разглаживали. И хотя глаза обоих были закрыты, движения рук в точности повторяли друг друга.

Припав к стене спиной, Сара посмотрела на тело Берна. Струйка крови его медленно подползала к кольцу, сверкавшему рядом с великолепным, врезанным в камень мечом, который она заметила, когда открыла глаза, очутившись в этом зале. Теперь круг напомнил ей о принадлежавшем ее матери кристалле, а меч оказался очень похожим на легендарный меч Белландры.

Но почему кровь Берна высыхает так быстро? Она словно втекала в углубления гравированных изображений.

— Нет! — вскричала Сара. — Тебе они не достанутся. Ты мертв. Мертв!

Стащив с себя вязаную кофту, она швырнула ее на расползавшееся по полу пятно крови. Там, где кровь успела попасть на изображения, украшавшие кристалл, алмазы потускнели, как бы напитавшись дымом, а серебряное лезвие меча приобрело цвет свинца.

Сара вздрогнула всем телом, когда ее осенила мысль: «Здесь, в этом зале, Берн пронзил сокровища Белландры. Помещение это каким-то образом связано с настоящими мечом и кристаллом… и с моими родителями».

Дом-на-рубеже… так называл его Дорьян. Сара вновь посмотрела на Дорьяна и Маэву, руки которых плели узоры над камнем дримвена. Дом-на-рубеже. Как там сказал Берн? «Ты опоздала, Сара. Замок уже рушится, а с ним и Граница». Ей хотелось задать Дорьяну целую сотню вопросов, однако они с Маэвой были заняты делом. И каким бы оно ни было, она не могла отвлечь их. Ощущая, как болит избитое тело, как обжигает ледяной холод рану, Сара поднялась. Пройдя мимо распростертого Берна, она подошла к двери и выглянула наружу.

Сколько же продлилось ее сражение с Берном? Во всяком случае уже светало. Она видела, что многие из строений Замка рассыпались в щебень. Колокольня накренилась под совершенно немыслимым углом. Повсюду без всякого понятия бродили люди, на лицах которых застыло то самое бессмысленное выражение, которое она с Дорьяном видела в ту ночь, когда они бежали из Замка в Сливию. Никто не замечал, что она стоит в дверях. Почему ее никто не видит? Сара нисколько не сомневалась в том, что бодрствует.

Повернувшись спиной к руинам, она вернулась в Дом-на-рубеже. Мертвые глаза Берна смотрели на нее с нескрываемой злобой, рукоятка ножа торчала из его груди.

Ежась от холода в ране, Сара принесла обет, которого не могло не дать ее сердце:

— Пусть рушится вокруг меня весь мир, пусть у меня отберут все, что я люблю, но я найду способ отвратить совершенное зло.

Глава двадцать седьмая

Яспер попытался сфокусировать свои мысли на луне, сиявшей в чистом небе над пустыней, освещая ему путь от Маэвы и Сары к пустынному замку. Каждый удар сердца отзывался новой болью в клейменом лбу. Ему совсем не хотелось опять разлучаться с Маэвой, однако он попытался убедить себя в том, что ей будет куда безопаснее там, где она находилась сейчас, это все же лучше, чем попасть вместе с ним в новую беду.

Впереди заморгали фонари. Приблизившись к крепости, Яспер съехал с дороги. Привязав Фортуну к тонкому камню, он продолжил свой путь пешим.

Свет лился с крыши крепости, но в стенах ее были прорезаны только узкие и высокие окна. Фонари освещали площадку перед большим каретным сараем, и по ней сновали люди с корзинами в руках, они громко переговаривались между собой. Подобный шум свидетельствовал о том, что нападения здесь не ждали; часовых даже не было заметно.

Яспер обошел строение сзади. Забравшись на крышу крепости, он поглядел вниз сквозь стеклянный потолок, в котором уместилось столько стекла, сколько ему не приходилось видеть за всю свою жизнь. Внизу под стеклом росли растения, оранжевые листья которых тянулись вверх по дюжинам решеток. Помещение освещали несколько фонарей, однако людей Яспер не заметил. Он взобрался на крышу повыше, где на фоне неба вырисовывалось помещение чуть побольше. Здесь тоже горели фонари, освещавшие нескольких мужчин и примерно двадцать мальчишек, рты и носы их прикрывали повязки, они следили за горшками, в которых на медленном огне булькало варево. Яспер пригляделся к мальчишкам. Девина среди них не было. Значит, Девин заточен где-то внутри этой крепости, и от мысли этой у Яспера появилось желание запустить в стекло увесистым камнем.

Стеллажи, выстроившиеся вдоль стен находившейся под ним комнаты, занимали ряды бутылок. Их было с тысячу или более, все заполняла оранжевая жидкость. Яспер вспомнил слова седобородого, с которым беседовал в Мантеди. Морленова отрава. Оранжевые бутылки… ваххс.

В голове Яспера уже начинал созревать план. Спустившись с крыши, он вновь осмотрел фасад крепости. Люди, суетившиеся у сарая, закончили свою работу и ушли внутрь крепости, не гася фонарей. Выстроенные рядами корзины остались без присмотра.

Он стал собирать камни. Сняв рубашку, Яспер связал ее мешком, чтобы получить возможность залезть на крышу вместе с камнями. Он лихорадочно трудился, пока руки его не стало жечь, как клеймо на лбу, но на крыше к тому времени уже скопилась груда камней.

Наконец, выбрав камень побольше, он отнес валун к задней стене крепости. Там он увязал камень в штаны, а потом связал с рукавами рубашки. Перебросив связку через плечо, Яспер еще раз поднялся на стену. Очутившись на крыше, он положил валун возле стеклянного потолка.

Яспер оделся и перебрался поближе к запасу камней, которые оставались на краю крыши над входом. Первый же из брошенных им камней угодил в ничем не прикрытую корзину. Хрустнуло стекло. Оранжевая жидкость потекла на землю.

Он словно снова играл с Девином в ту игру, которой они развлекались во время путешествия в Мантеди. Ясперу было приятно — камни находили цель, хрустело, разбиваясь, стекло. И скоро свет фонарей заиграл на груде битого стекла и оранжевой луже. Повеяло приторно-сладким запахом.

Яспер бросал и бросал камни. Когда он уничтожил едва ли не все корзины, из двери высунулась чья-то голова. Увидев произведенные Яспером разрушения, мужчина взвыл. Яспер уложил его на месте пущенным в лоб камнем.

Выглянул второй, однако он толком-то и покричать не успел, когда уже расположился возле первого. Аналогичным способом Яспер уложил еще троих. Потом из двери появилось сразу пятеро. Трое из них друг за другом повалились на землю. Двое уцелевших торопливо юркнули обратно.

Через несколько минут снаружи оказался уже отряд человек в двадцать. Яспер бросил два камня и приготовил еще два. Внизу опять послышались стоны. Некоторые начали искать место, откуда можно, было бы подняться на стену, и, пока они осматривали ее, Яспер обрабатывал их камнями. Всякий раз, посылая камень в цель, он представлял, что именно этот тип участвовал в похищении Девина, что облегчало ему процесс.

Следующий камень он направил в человека, который лез на крышу, обгоняя всех остальных, и уже находился в опасной близости. Тот сумел уклониться, камень лишь скользнул по его черепу, и он продолжил подъем с ловкостью белки. Заметив руки на краю стены, Яспер нанес удар ногой в лицо, и человек повалился вниз, но вдруг появилась еще одна, теперь уже светловолосая голова.

Очередной камень отправил вниз и ее обладателя.

И наступила тишина.

Осторожно выглянув из-за крыши, Яспер увидел, что атакующих внизу не осталось. Выжидая, он разглядывал дверь и пытался отдышаться одновременно. Никто не выходил.

Пробравшись по крыше, он заглянул сквозь стекло в большую комнату. Лампы горели по-прежнему, однако ни мужчин, ни мальчиков видно не было. Перейдя к стеклянному потолку, Яспер удостоверился в том, что внизу никого нет.

Подобрав свой булыжник, он обрушил его на стекло, рассыпавшееся с оглушительным звоном. Яспер прыгнул в образовавшуюся брешь, ухватившись за одну из решеток, использовавшихся для поддержки растений.

Приземлившись, он замер от изумления. В первую очередь в глаза бросалось обилие воды, каплями покрывавшей широкие оранжевые листья странных растений, тянувшихся вверх по решеткам из огромных горшков на полу.

Вода посреди пустыни. Ее было здесь так много, что казалось, пить здесь можно сам воздух. Откуда она здесь? От растений неприятно пахло, и занятый быстрым осмотром Яспер подумал, что никогда не встречал такого растения.

В углу он обнаружил большой, полный до краев колодец. Яспер осторожно окунул палец. Вода, чистая и свежая. Этот оазис устроил Морлен! И он использовал в своих мерзких целях даже ни в чем не повинную воду.

Огибая решетки, Яспер направился к двери. И уже открывая ее, почувствовал слабость и головокружение. Оказавшись снаружи, он припал к стене. Ямы в полу еще курились, но во всем помещении ничего не было — если не считать полок с оранжевыми бутылками.

— Ваххс, — проговорил Яспер. Вспомнив, что мальчики и мужчины завязывали в этой комнате лица платками, он снял рубашку и обвязал ею лицо.

Махнув рукой по верхней полке, он сбросил на пол сразу бутылок двадцать. Большинство из них разбились. С нескольких просто слетели пробки. Схватившись за стеллажи, он начал валить их целиком. Даже через рубашку до него доносился дурман, Яспера стошнило. Когда на полу оказались все бутылки, голова его уже кружилась.

Он направился к противоположной двери. Она вела в узкий коридор, освещенный единственной лампой. Яспер побрел вперед, дымный воздух разъедал глаза. Ноги его заметно отяжелели, однако он продвигался вперед.

Коридор разделялся надвое. Яспер выбрал правый, который привел его к двери, образованной железными прутьями. За решеткой виднелось помещение, уставленное койками. Проделанное высоко в стене узкое окно пропускало в комнату самую каплю лунного света, однако глаза Яспера успели уже привыкнуть к сумраку. На койках виднелись спящие фигуры, то тут, то там на него смотрела чья-то полная любопытства физиономия. Малышня. В комнате этой помещалось не менее пяти десятков мальчишек.

— Девин, — негромко позвал Яспер. — Девин, ты здесь? Девин!

Поднялась голова.

— Девин! — Яспер вцепился руками в замок, пробуя его.

— Яспер!

— Сюда, Девин. К двери!

И тут ноги Яспера словно лишились опоры, а жесткие ладони ухватили его руки.

Дорьян постарался как можно внимательнее сконцентрироваться на том, что говорил ему элловен Майн, объясняя, как именно надо восстанавливать Границу. Он видел образованные светом пирамиды, петли и сферы; видел и то, как они рушились. Соединившись с Маэвой, он поднимал их, восстанавливал правильное равновесие.

Время никогда еще не представляло для него такой ценности. Даже услышав зов Сары, он заставил себя забыть про нее и продолжить дело. Новый элемент установлен в равновесии, еще одно прикосновение к кругу света — так продолжалось, пока Серебряная граница не обрела свою прежнюю силу.

Открыв наконец глаза, Дорьян увидел, как осела на пол Маэва, золотистую кожу которой покрывал пот.

И все же он ощутил: что-то не так, хотя Граница и была восстановлена. По комнате распространялся холод, серый и угрюмый. Дорьян попытался его изгнать, но не сумел.

Тяжело переступая, к нему подошла Сара. Она опустилась на колени. Лицо ее покрывали синяки, а линялая красная блузка была вспорота на ключице, открывая длинную и болезненную на взгляд рану. Она показала на вход, возле которого застыл неподвижный Берн.

— Он мертв, — сказала она. — Мертв и жив одновременно.

В голосе ее слышались потрясение и гнев.

— Вы закончили свое дело?

— Да. Граница опять на месте, — ответил Дорьян. Лицо Сары и кровь на ее блузке заметно встревожили его. Он поглядел на вход, на тело Берна, на кровавое пятно, покрывшее пол. Похоже на то, что серость и холод исходят именно от него.

— Меч и кристалл. — Сара потянула его за рукав. — Видишь их на полу? Символы меча и кристалла Белландры. Берн разрезал их.

Она показала.

— И разрезая символы на полу, он сумел каким-то образом повредить истинные меч и кристалл. Понимаешь?

Дорьян кивнул. Он все понял.

— Их магия утратила силу. Нам нужно вернуть ее. Нам придется последовать за Берном, Дорьян. — Его кровь пролилась на символы — после того как он умер.

Как это похоже на нее — лезть в самое пекло. Он вновь посмотрел на неприглядную рану Сары и на серое пятно, оставленное кровью Берна.

Последовать за Берном.

— Нам придется сделать это, — еще раз сказала Сара. — Мы должны.

— Чтобы последовать за ним, мы должны уснуть, — сказал он. — Здесь, на полу, а Маэва пусть охраняет нас.

— Я отправляюсь следом за Берном вместе с вами, — проговорила Маэва.

Часть шестая Эликсир Иб

Глава двадцать восьмая

Боз, главный надсмотрщик, ведавший владениями лорда Морлена в пустыне, спрыгнул с усталого коня и вприпрыжку понесся вверх по лестнице особняка Морлена в Мантеди. Тело Боза умоляло предоставить ему хотя бы глоток воды и мгновение отдыха, однако и жажда, и усталость представляли собой лишь нечто второстепенное. Он прибыл с дурными вестями, что было плохо уже само по себе; кроме того, ему пришлось ожидать, пока олухи, охранявшие лорда, решили, наконец, его пропустить. Эти прихвостни не знали его в лицо, потому что он работал в пустыне, выращивая и готовя ваххс, и скрестили свои копья перед самым его носом. Прежде Бозу лишь раз пришлось побывать здесь, и тогда он не входил в дом.

Солдаты заставили его отцепить шпоры: лорд Морлен завел такое правило, потому что не любил царапин на полу в своем доме. Один из стражей повел его дальше. Боз отметил, что едва ли не каждая стена, вдоль которой он проходил, была увешана оружием — готовым к использованию, отточенным и отполированным. И чем больше залов он проходил, тем больше хотелось ему оказаться в своей пустыне, тем больше проклятий обрушивал он на голову вандала, погубившего крупную партию ваххса.

Они остановились перед внутренней дверью.

— Вести из пустыни, требующие внимания лорда Морлена, — сообщил Боз стоявшему на страже гиганту.

— Лорд Морлен почивает, — отрывистым басом отрубил тот. — Твои вести подождут.

— Вести эти очень важны, и он будет недоволен, если мы растратим время понапрасну, — возразил Боз, ругая себя за то, что в присутствии этой горы мышц голос его сделался неуверенным.

— Его нельзя будить, — проговорил солдат.

Бозу указали на жесткое кресло, и он рухнул в него, гадая, сумеет ли не сомкнуть глаз до пробуждения лорда Морлена.

Сара стояла вместе с Маэвой и Дорьяном под высоким куполом. Сооружение с его высокими сводами могло бы показаться прекрасным, если бы только не лишенные окон серые стены и темный и холодный пол. Резкий свет, исходивший из неведомого источника, тяжко наваливался на всех троих сноходцев. Сара услышала звук далекой капели.

— Где мы? — спросила она.

— Где-то во владениях князя Тьмы, — пояснил Дорьян.

— Я уже была в этом зале, — сказала Маэва. — Меня принес сюда лорд Морлен.

Она повернулась к Саре.

— Это то самое место, о котором я рассказывала тебе, то самое, где гаснут капли света.

— Значит, мы действительно идем по следу Берна, — проговорила Сара.

Дорьян направился к узкой двери в противоположной стене купола. Сара и Маэва последовали за ним.

— Подождите, — сказала Маэва. — Эта дверь… лорд Морлен тогда сказал мне, что я еще вернусь сюда. Я не хочу даже открывать ее.

— За ней скрылся Берн, — ответил Дорьян.

Он открыл дверь и вошел. На Сару повеяло холодом. Она последовала за Дорьяном, Маэва оказалась последней. Дверь за ее спиной глухо хлопнула.

Сара оглядела квадратную комнату, внутри которой они оказались, — она была много меньше купола, и в ней ничего не было, кроме четырех простых серых горшков, находившихся посередине помещения и достававших верхней кромкой до плеча Дорьяна, за их края были зацеплены ковшики. Отчаяние охватило Сару, когда она увидела ясные капли, падавшие в горшки из отверстий в потолке.

Дорьян шагнул вперед. Протянув руку, он поймал желтую каплю на кончик пальца. И когда он повернулся к Саре и Маэве, кончик его пальца светился.

— Что это? — спросила Сара.

Заглянув внутрь одного из сосудов, он проводил взглядом другую каплю.

— Свет, — сказал Дорьян. — Это падает свет…

Он вновь повернулся к сосудам.

— Погашенный свет. Но не как пламя. Свет входит в эти сосуды и становится тем, что в них находится.

Сара подошла к одному из горшков. Его наполняла серая жидкость. И когда яркая бусинка света падала в нее, красный огонек растворялся в серой пустоте. Сара поежилась. Она посмотрела на потолок, на просачивавшиеся вниз капли.

— Сюда втекает и похищенная сила меча и кристалла.

Дорьян кивнул:

— И не только их.

— Но если свет можно влить в эти сосуды, — сказала Сара, — значит, есть и способ вылить его.

— Разумная мысль, — произнес голос, прозвучавший настолько близко к ней, что она подпрыгнула. — Однако чтобы войти в эту комнату и выйти из нее живым, одного только ума мало, Сара.

Возле нее стоял Берн. Берн или его подобие, облаченное в серое мрачное одеяние. Он насмешливо поклонился ей.

— Должен поблагодарить тебя. Ты помогла мне заслужить вечную честь у моего властелина. Только с твоей помощью я сумел добыть для него последнюю птицу Иб.

— Но ты мертв! — воскликнула она. — Ты всего только мертвая тень.

Берн улыбнулся.

— Тогда почему же вы следуете за мной, за ничтожеством? — спросил он. — Зачем вам следовать за мной в то самое место, где и сами вы можете стать ничтожествами…

Сара снова поежилась. Царивший здесь жуткий холод поглощал любое мыслимое тепло. Берн усмехнулся.

— Вы уже хотите уйти, правда? Потому, что здесь вы не способны ничего сделать. Однако вам не выйти отсюда. — Он показал на дверь. — Она заперта, и вам не найти ключа.

Однако едва Сара повернулась к двери, как та отворилась. В ней появился лорд Морлен, производивший куда более внушительное впечатление, чем в реальной жизни. Ей захотелось бежать, однако ноги ее словно приросли к месту. Дорьян и Маэва также не шевельнулись, и дверь захлопнулась.

Кивком поздоровавшись с Берном, Морлен отпустил Маэве изысканный поклон, подобавший знатному властелину, приветствующему желанную гостью.

— Как мило, что ты привела с собой друзей, Маэва. Я рассчитывал на новую встречу с ними. — Он поклонился всей компании. — Ваш пыл производит самое внушительное впечатление. Однако при всем этом, я надеюсь, он скоро оставит вас.

Сняв ковш с края одного из сосудов, он зачерпнул, а потом запрокинул голову, чтобы выпить все до конца.

— Ах-х, — с наслаждением вымолвил он, предлагая новый ковшик Маэве.

— Нет, — сказала она.

Морлен покачал головой:

— Бедное безрассудное дитя. Из этой комнаты нельзя выйти, не испив эликсир Иб. Считай, что ты попала в ловушку, моя дорогая.

Морлен осушил новый ковш.

— Выпив его, ты сделаешься союзницей птиц Иб. — Зачерпнув еще раз, он приподнял ковш. — Я хочу, чтобы так поступили все вы, ибо тот, кто не выпьет, умрет.

Он приблизился к Маэве.

— Если ты выпьешь, то научишься использовать собственный дар. И ты никогда впредь не станешь чьей-нибудь рабыней, даже моей.

На лице Маэвы промелькнуло желание отодвинуться от Морлена, однако она не шевельнулась.

— Камень дримвенов, — проговорил он негромко. — Так ты вернула себе камень дримвенов? Умница. Дай мне его. — Морлен протянул к камню ладонь. — Я верну его назад в мир форм. Если он останется в этом зале слишком долго, то сила его вольется в эликсир, смешается с тенями Иб. Он перестанет быть таким, как сейчас.

Маэва чуть качнула головой.

— Когда вы выпьете эликсир, — сказал Морлен, — то сможете вернуться в мир форм. Тогда мы будем пользоваться камнем совместно.

Он протянул руку к камню, и Маэва не стала сопротивляться. Морлен снял его с шеи девушки, ошеломленная Сара только следила за происходящим.

— Нет! Не отдавай ему сокровище дримвенов!

Сара прыгнула на Морлена, однако он отбросил ее к стене одним движением удерживавшей камень руки. Он вновь склонился перед Маэвой:

— Благодарю тебя. Я рад тому, что близится время, когда ты станешь рядом со мной. Твой голос, Маэва, обратит многих на службу князю Тьмы.

Сара вновь ринулась на него, но, прежде чем она успела прикоснуться к Морлену, он приложил камень дримвенов к своему лбу и исчез. Она посмотрела на место, где он только что находился.

— Значит, и мы можем оставить эту палату. Нам нужно только проснуться.

— Не только, — возразил Берн.

Сара пододвинулась поближе к Дорьяну:

— Помоги мне избавиться от этого сна.

Он покачал головой:

— Это сделать нельзя, иначе нас тут уже не было бы. Увидев Морлена, я сразу же попытался перенести нас.

Берн стал перед Сарой. Она подумала, только бы с его лица исчезла эта ненавистная улыбка.

— И как же мы поступим? — осведомился он. — Пьем эликсир или…

Она ударила его, вложив в движение всю силу. Но кулак Сары прошел сквозь Берна как через клуб дыма. Он расхохотался:

— Ты забыла, теперь я ничто, а посему ты не способна причинить мне вреда.

Отступив, она поглядела на Маэву, лицо которой превратилось в горестную маску… она настолько была ошеломлена, что не имела сил ни произнести что-либо, ни пошевелиться. В какое же отделение ада они угодили, если мертвый злодей способен здесь так издеваться над живыми? «И это я привела сюда моих друзей, потому что надеялась спасти своих родителей». И Сара представила себе отца и мать, лежавших в постели и не имевших сил защитить себя самих.

Слезы наполнили ее глаза, и она подумала: как это странно плакать во сне, зная, что ты спишь и не можешь проснуться.

Оставался единственный выход. Сара протянула руку к ковшу, который оставил лорд Морлен, и погрузила его в сосуд. Поднося его к губам, она услышала полный издевки смех Берна.

Кто-то тряхнул Боза за плечо. Еще сквозь сон он увидел, что над ним стоит лорд Морлен. Боз мгновенно и полностью пробудился.

В пустыне встречи его с лордом Морленом были короткими — лорд холодным и резким тоном отдавал ему свои приказы, а потом отпускал. На сей раз серые глаза наполняло такое свирепое торжество, что Боз едва не утратил дар речи. Наверно, ему не следовало являться сюда с сообщением о том, что пропала вся последняя партия ваххса, что крепость не выдержала нападения сверху. Надо было бежать отсюда и более не возвращаться, бежать и залечь на дно, спрятавшись в переулках Мантеди.

— Ну, говори же. Охрана сообщила мне, что ты явился из пустыни со срочной вестью и скакал всю ночь, едва не загнав насмерть доброго коня.

Язык Боза неловко шевельнулся во рту.

— Да, господин.

Беспомощный взгляд его коснулся развешанного по стене и обильно смазанного маслом оружия. Возможно, стоило дотянуться до одного из этих ножей и вонзить его себе в сердце, прежде чем стража схватит его. Смерть, во всяком случае, будет быстрой.

— Говори!

— Я… то есть… в крепость проник… — Боз огляделся, опасаясь заводить речь о считавшихся тайной вещах.

— Эти люди верны мне, они охраняют меня, пока я сплю. Значит, кто-то проник к вам, в мастерскую, где приготовляют ваххс? Ты это хотел сказать мне?

— Да, господин.

— Всего только один человек — и новость не могла подождать? Мне потребуется допросить его. И я сделаю это, когда в следующий раз посещу крепость.

Боз возблагодарил судьбу уже за то, что у него не было детей, на которых могла обрушиться месть лорда Морлена. Собрав всю отвагу, он заставил язык покориться себе.

— Случилось не только это, мой господин.

* * *

Драдена Эстер бродила среди руин Замка вместе с дра Джемом, разыскивая раненых. Она едва ковыляла, однако не позволяла Джему взять ее под руку. В качестве Главной драдены она не могла позволить себе проявить низменную слабость даже перед лицом внезапного землетрясения, разрушившего большую часть строений Замка.

Старательно обследуя руины, они с Джемом извлекали из-под обломков ошеломленных студентов и целителей. Большие залы, служившие для собраний, и столовая были разрушены, однако меньший учебный корпус устоял, как и часть помещений больницы. Большинство из домов исцеления погибли — вместе с просторными классами и бесценными коллекциями. Студенческие общежития находились в плохом состоянии, и потолочные балки торчали сквозь обрушившиеся крыши как ищущие опоры пальцы. К счастью, многие из студентов уцелели, отделавшись только ушибами. Однако некоторых никак не могли найти, в том числе и того, которого Эстер разыскивала в первую очередь, — своего племянника Берна, многообещающего нового дра.

Наконец Эстер заметила груду камней на самой окраине Замка — там, где сады граничили с лесом. И, озадаченная, она повернулась к дра Джему:

— Что это еще за камни? Ничего не узнаю.

Джем покачал головой:

— Простите, драдена, но и я тоже.

— Надо бы поглядеть, убедиться в том, что под этими развалинами никого не осталось.

Эстер самым странным образом не хотелось предпринимать это обследование. Раздосадованная, она попыталась сдвинуть один из камней. Тот даже не шелохнулся. Очень странно. Потом ноги ее ощутили под собой ступени. Итак, кто здесь незаконно занимался наложением чар?

Поднявшись по ступенькам, они с Джемом вступили в помещение, слишком просторное и высокое для той груды камней, которой оно казалось снаружи. Внутри было темно, и Эстер едва не споткнулась о кого-то, лежавшего на самом пороге.

— Берн, — не веря своим глазам, проговорил Джем.

— Нет, — выдохнула Эстер. — Этого просто не может быть.

— Это Берн, — повторил Джем. — И из груди его торчит нож.

— Нет, — еще раз повторила она, однако глаза ее уже привыкли к сумраку, и она увидела, что Джем не ошибся. От Берна растекалось пятно крови, большая часть которого была прикрыта вязаной кофтой. Струйка крови останавливалась там, где мастера Белландры давным-давно выгравировали эмблемы собственной страны — меч и кристалл.

Дальше в просторном зале лежали еще трое людей, головы их находились рядом. Драдена Эстер понимала, что должна выяснить положение дел, однако для этого ей нужно было переступить через тело Берна.

— Что здесь случилось? — спросила она, склоняясь над мертвым племянником. Выражение на лице его потрясло старую женщину — смерть застигла Берна в тот момент, когда его исказила мерзкая гримаса.

Дра Джем не ответил ей.

— Помоги мне вынести Берна, — сказала она. — Потом мы вернемся за остальными.

Джем послушно взялся за тело. Открытые глаза Берна настолько смущали Эстер, что она просила Джема закрыть их, и устыдилась того, что после этого ей стало много лучше. Ее племянник! Как мог Берн умереть? И как могло после смерти появиться на его лице столь злобное и мерзкое выражение?

— Теперь нам надо вынести остальных, — сказала она.

— Но они, возможно, живы, драдена.

— Гм. Сомневаюсь в том, чтобы они просто уснули.

И они вновь поднялись по ступеням развалин, внутри которых самым непредвиденным образом обнаружился просторный и богато украшенный зал — зал, в котором Берн с ножом в груди окончил свою жизнь.

Когда Дорьян увидел, что Сара выпила эликсир Иб, мысли его пришли в полный хаос. Глаза ее постепенно сделались серыми, как будто их изнутри заволок дым. Не выпуская из рук чашу, она без движения застыла на месте — только менялся цвет ее глаз. А потом она стала меркнуть, чаша выпала из ее руки. Когда Дорьян потянулся к ней, Сара исчезла.

Улыбающийся Берн стал на то самое место, где она только что находилась.

— Примите мои извинения за то, что я покидаю вас, — проговорил он, — но я просто обязан последовать за Сарой. В процессе трансформации ей потребуются мои советы. Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось.

И он исчез.

Дорьян понимал, что следует торопиться.

— Маэва, — сказал он, — я должен последовать за ними.

— Камень дримвенов, Дорьян. Я отдала ему камень дримвенов.

— Ты не отдавала его, Маэва. Он взял его сам.

Она промолчала.

— Я сделаю все возможное, чтобы вернуться к тебе. — Он подобрал выроненный Сарой ковш и зачерпнул им из ближайшего сосуда. И, став на то же место, выпил эликсир Иб.

Тьма втянула его так быстро, что он даже не понял, где находится. Он разыскивал Сару, но видел вокруг только клубы дыма. Тело его ощущало давление, плющившее его со всех сторон.

И вдруг все пропало.

Дорьян вытянул руку. Он пошевелил пальцами, радуясь тому, что они поддаются. Однако двигались они в бесформенной пустоте.

Шевеление слева заставило его повернуться.

— Дорьян? — спросила Сара.

Радуясь тому, что он слышит собственное имя, Дорьян прошептал: «Да», и собственный голос показался ему завыванием ветра в горном каньоне.

— Где мы? — спросила она. — И зачем попали сюда?

— Не знаю.

Рядом раздался негромкий смешок, и перед ними появилась тень Берна.

— Именно так, — сказал Берн. — Ты этого не знаешь. Знаю я. Вы попали сюда, потому что отныне будете служить князю Тьмы.

Сара нахмурилась:

— Я не намереваюсь служить ему.

— Придется. — Берн повернулся и издал зловещий клич, словно бы вспоровший пространство за его спиной. Из пустоты, шелестя крыльями, к ним поплыла целая стая огромных птиц. — Птицы Иб рады приветствовать вас, — проговорил Берн. Он поманил рукой, и птицы сразу приблизились. — Именно ты, Саравельда, подарила князю Тьмы вожака этой стаи.

Он указал на первую из птиц. На крыле ее остался отвратительный шрам, одного глаза не хватало, на не зажившей еще половине головы перьев не было. Уцелевший глаз наполняла серая ярость.

Дорьян увидел, как боль и сомнение проступили на лице Сары. Фигура ее начала меняться, покоряясь серости. Оставленный ножом Берна порез на ключице открылся. Подобная черной воде тень начала втекать через него в ее тело.

Нет, подумал Дорьян. Он обманывает ее.

— Вот, Сара, ты и встретила свою судьбу, — злорадствовал Берн. — Такая участь предназначалась тебе с самого начала. Ты выполняешь то, что задумал для тебя князь Тьмы.

И, словно бы следуя его словам, наполнявшая ее тень еще более сгустилась.

Но что это за место? Его нет в обыкновенном мире снов. Даже чертоги князя Тьмы не придали бы словам Берна столько истинной власти…

Откуда-то из недр памяти до слуха Дорьяна донесся напев дримвенского предания:

Пространство начал. Легендарный край, малейшее деяние в котором отражается на все миры и пространства.

«Так, значит, вот где мы — в пространстве начал».

Но как они попали сюда? И что теперь можно сделать?

Предание дримвенов предостерегало от посещений пространства начал, потому что здесь могла измениться сама сущность человека.

Нечего удивляться тому, что Берн попытался провозгласить их здесь слугами князя Тьмы. Потому что, если они сами поверят ему, слова его могут превратиться в истину.

Берн в пространстве начал! Сколько же зла способен сотворить он во всех мирах, имея доступ сюда? Предание дримвенов утверждало, что пространство это содержало в себе начала всего творения.

Наблюдая за тем, как тело Сары наполняла тень, Дорьян понял, что именно должен сделать. Он должен назвать ее истинную сущность, прежде чем Сара расстанется с ней.

— Ты ошибаешься, Берн, — проговорил он, наполняя свои слова жизненной силой. — Саравельда не будет служить князю Тьмы. Она — враг его. И ты ошибся, доставив ее сюда, ибо она — фирана. Духовная воительница!

Едва он произнес это, Сару окутало облако света. Тень из отверстия в ее груди хлынула наружу. Рана ее затянулась. Яростная сила начала распространяться от нее во все стороны. Ее внутренняя суть.

Сара обратилась к Берну:

— Более я не окажу ему ни одной услуги.

Она подняла руку, и тонкая золотая нить прорезала пространство за стаей птиц Иб. Нить расширялась, превращалась в дверь, из которой уже лился другой свет. Сара скользнула вперед.

Берн тоже махнул рукой. Сгустился удушающий серый туман. Дорьян слышал биения крыльев, однако не видел ничего, кроме ползучего тумана, наваливавшегося на него всей своей тяжестью.

«Надо сказать Саре, где мы находимся».

Однако Дорьян колебался. Возможно, оказавшихся здесь дримвенов обременяла тяжесть принесенных с собой знаний. Может, опасность уменьшится, если она не будет иметь даже представления о том, что говорили другие.

— Ты будешь служить ему, — заявил Берн. — Как и было предопределено с самого начала.

— Это не так!

Слова Сары рассеяли туман, и Дорьян, получив возможность снова вздохнуть, увидел ее лицом к лицу перед Берном. В руке ее появился кривой нож! Лезвие его казалось пепельным, но пепел тускл, а этот нож сверкал смертоносным светом.

— Мы свободны, — проговорила она.

Свободны.

Не зная, где она находится, Сара успела зачерпнуть достаточно пространства, чтобы создать из него нож с пепельным лезвием. Буквально за мгновение она успела создать оружие из первооснов!

Взмахнув ножом, она шагнула к Берну.

— Ты ничто! — вскричала она. — Ты ничто!

Птицы Иб сбились вместе, но, к удивлению Дорьяна, они только тихо шевелили крыльями и не собирались нападать. Берн отступал перед Сарой.

— Ты служишь ему! — воскликнул он внезапно сделавшимся жалким и тонким голоском.

Сара не ответила и закружилась вокруг него в танце.

На каждом шагу она ножом разрезала окружавшее Берна пространство. Она рассекала его под ногами Берна, возле расставленных рук, над головой. И на месте порезов пространство загибалось от него отогнутой кожицей, и хотя он пытался выбраться из создававшейся дыры, она только расширялась. Раздался далекий грохот.

— Ты ничто, — повторила Сара чистым голосом и более громким, чем нараставший гул.

Теперь, танцуя, она отгибала разрезанные края пространства обратно, закрывая ими фигуру Берна.

— Ты ничто! — закричала она, заглушая его вопли.

Края вдруг сошлись вместе и соединились, не оставив ни малейшего следа.

— Ничто, — прошептала она во внезапно наступившей тишине.

Берн исчез, навсегда растворившись в пустоте, Дорьян в этом не сомневался. Ибо Берн попытался сделать пространство начал средством достижения собственных целей, но встретился с Сарой.

«Но как мы попали сюда?»

Морлен сказал, что, испив эликсира, они станут союзниками птиц Иб. Но птицы эти на самом деле являлись теццаринами, захваченными в плен князем Тьмы, а эликсир Иб состоял из того, что прежде было светом. Может быть, воздействие эликсира меняется в зависимости от природы того, кто его пьет? «Сара выпила его не для того, чтобы угодить князю Тьмы. А я выпил потому, что люблю Сару».

Дорьян понял, что, возможно, никогда не узнает, каким именно образом попал сюда, однако сердце его переполняла обращенная к Саре благодарность. С ножом в руках она опустилась на колени перед могучими птицами с острыми клювами и злыми глазами. Их гигантские крылья заполонили все пространство.

Она с пылом обратилась к вожаку:

— Ты не принадлежишь князю Тьмы.

Израненный вожак открыл клюв. И крик его сотряс все Пространство.

— Вы свободны. Вы — теццарины! — провозгласила она. Вожак взмахнул своими черными как ночь крыльями, все птицы Иб взлетели. Совершив круг над Сарой и Дорьяном, они направились в проделанную Сарой полную света дверь. От взмахов их крыльев вокруг молодых людей забушевал ветер, и Дорьян зажмурил глаза. Когда он открыл их, дверной проем уже трепетал, словно раскаленный воздух, медленно закрываясь.

Удивившись заново обретенной пустоте, Дорьян понял, что должен сделать кое-что еще. Он должен исцелить дарованный миру свет.

— Отныне и навеки путь сюда закрыт для князя Тьмы и его клевретов, — обратился он к Пространству, вкладывая в слова всю свою силу. — Закрыт навеки! И эликсир Иб более не существует. Свет, отобранный тенью у мира, пусть вернется на свое место. Навсегда!

Глава двадцать девятая

Маэва толкнула дверь палаты, в которой хранился эликсир Иб, однако с тем же успехом можно было попытаться столкнуть с места глыбу промерзшего гранита.

«Все оказалось бесполезным — и рабство Лилы, и мое бегство, и наше путешествие. Я отдала камень дримвенов и теперь осталась одна. Холодно. Как же здесь холодно. Значит, я погибну от холода».

Она посмотрела на ковшик, которым Дорьян зачерпнул эликсир. Если она выпьет, то сумеет оставить насквозь промерзшую палату. Однако Маэва слишком хорошо помнила все, что видела зрением эбровена, когда лорд Морлен захватил власть над ней. Она не станет пить эликсир Иб. Она не посмеет марать мир форм: дорогой и милый ей мир, в котором ей выпало провести короткое, но такое полное событий время, в котором она жила, дышала, двигалась, пела и любила.

Пела.

Маэва попыталась вспомнить песню дримвена. Мелодия эта постепенно наполнила ее своим негромким, но могучим звучанием.

Маэва упрямо подняла голову кверху. Пусть смерть придет к ней быстро или еще помедлит, но, ожидая ее, она будет петь о жизни. Она не позволит себе провести в отчаянии последние оставшиеся ей мгновения.

Возвысив голос, она запела. Запела так, как если бы все остальное вокруг не значило ничего… как если бы свет рядом с ней не превращался в серую жижу; как если бы она стояла на земле с Яспером и Девином и плела венки; как если бы камень дримвенов по-прежнему оставался в ее руках; как если бы ее дыхание не относило морозными клубами к горшкам, вмещавшим эликсир Иб.

Эстер не понимала, каким образом можно было объяснить происходящее. Как только они с Джемом собрались вернуться в зачарованное здание, обнаруженное ими на окраине Замка, она вдруг увидела это сооружение целиком, во всей красе. Более того, она вспомнила, что неоднократно бывала в нем.

— Дом-на-рубеже! — воскликнул Джем.

— Действительно.

Свет лился наружу из ярких витражей окон, сверкавших так, как если бы в доме восходило само солнце. Эстер с благоговейным трепетом приоткрыла дверь. Пол в вестибюле, где буквально только что она заметила пятно крови, оказался чистым. Врезанные в пол самоцветы своим блеском слепили глаза. Не веря себе, онапосмотрела на то место, где совсем недавно лежали трое людей.

— Они исчезли, — проговорил Джем.

— Исчезли, — согласилась она.

Маэва открыла глаза под палящим солнцем. Слева от нее шевелились Сара и Дорьян, начинавшие просыпаться. Сев, она осмотрелась — вокруг были только оранжевые камни и песок.

— Мы вернулись назад в пустыню!

Мысль эта восхитила ее. Значит, она не осталась заточенной во владениях князя Тьмы. И не ждет более смерти на холодном полу. Она скатала одеяло, открыв песок, на котором спала.

Сара и Дорьян наконец проснулись. И, не вставая, принялись хохотать.

— Какой это был сон! — сказала Сара, когда они наконец успокоились.

— Это был не просто сон, — негромко напомнил Дорьян.

Он показал ей на оставшийся на одеяле кривой нож, пепельное лезвие которого сверкало ослепительным светом. Сара взяла его в руку. Простая и гладкая рукоятка в точности соответствовала ее руке, и лезвие в точности повторяло цвет ее ошеломленных глаз.

Серых глаз!

Маэва посерьезнела. Цвет глаз Сары теперь почти такой же, как у Морлена, хотя оттенок несколько мягче. Неужели она стала эбровеной?

Повернувшись к Дорьяну, Маэва ощутила, что не верит тому, что видит. На нее смотрели теперь серые глаза брата.

— Все в порядке, — сказал ей Дорьян.

Однако Маэва в сомнении отодвинулась от него. Они пили эликсир Иб. Ей нужно прикоснуться к обоим, чтобы проверить. Однако что делать, если окажется, что оба они превратились в подобия Морлена?

Поднявшись, она положила руку на плечо Сары. Подобное ощущение ей удалось испытать только однажды, когда по дороге в Мантеди она прикасалась к стручкам гороха: тогда таившаяся внутри стручка жизнь поразила Маэву своей полнотой. Сара тоже напоминала стручок, настолько переполняла ее жизненная сила. Но было и различие: любое семя безвредно и невинно — в Саре же угадывалась опасность. Как в яде, который может оказаться и отравой, и лекарством.

Маэва прикоснулась к Дорьяну. С ними было проще — она ощутила только переполнявшую его любовь.

— Не понимаю. Что случилось? Где вы были? Что это за нож? Откуда он взялся?

В прорехе блузки Сары виднелась только тонкая линия на ключице, синяки на ее лице и шее сделались едва заметными.

— Ты исцелилась.

— Мы побывали в пространстве начал, — сказал Дорьян. — Этот нож Сара создала из первооснов.

Маэва не понимала, о чем он говорит. Он поглядел на Сару.

— Прости меня, Сара, — проговорил он.

— Из первооснов? — Сара провела пальцем вдоль лезвия.

— Предание дримвенов утверждает, что таких существует всего три, — проговорил он. — Сара, прости меня.

— Так ты говоришь, из первооснов? — опять не ответила она.

— Мы находились в пространстве первооснов, — повторил он. — И ты создала себе оружие из их материи. Посмотри на него, Сара. Этот нож и есть ты. Таким и должно быть оружие Духовного воина.

— Пространство первооснов? — спросила Сара. — Значит, все это было в пространстве первооснов?

— Да, именно там. Сара, я хочу попросить у тебя прощения.

Сара положила нож на колени.

— Прощения, Дорьян? И за что же именно? За то, что не отдал меня на растерзание птицам Иб в те первые дни, которые мы провели в Замке? Или за то, что не оставил меня умирать на плоту посреди океана? Или за то, что исцелил меня в пространстве начал?

Сложив руки на груди, она с королевским достоинством поклонилась, а потом посмотрела ему в глаза.

— Да, Дорьян. Я прекрасно помню все, что ты для меня сделал. — Она улыбнулась. — И прощаю тебя за это.

Маэва ощутила прикосновение печали. Глаза Сары прежде были совершенно особенными, в них играла морская синева, а теперь они сделались серыми.

Улыбнулся и Дорьян.

— Спасибо тебе. Но сожалею я не об этом. Я не имел права все эти ночи без разрешения входить в твои сны и переносить тебя в свою рощу. В этом моя вина.

— Теперь я тебе разрешаю это. И сегодня, и завтра, и во все последующие дни, а также вчера и во все дни, которые были перед этим. Вот так.

Поглядев на нож Сары, Маэва вспомнила про камень дримвенов и про то, что собственными руками отдала его. И теперь он не лежал, тихо гудя, возле ее сердца. Теперь камень у лорда Морлена. Если, как сказал ей Дорьян, камень усиливает дарование того, кому принадлежит, каким образом способен им воспользоваться Морлен?

Далекий шум вдруг прервал ее мысли.

— Слышите? — Она приложила ухо к скале, донесшей до нее громкую конскую поступь. — Всадники.

Сара схватила нож и вскочила с места. Дорьян собрал одеяла и забросал песком вмятины от их тел. Маэва перебросила через плечо оставленную Яспером бутыль с водой и подхватила буханку хлеба. Они торопливо укрылись за скалистым выступом, послужившим им убежищем в предыдущий день. Дорьян осторожно выглянул из-за скалы и тут же снова спрятался за нею.

— Морлен скачет со своей свитой. И погоняет коней.

Маэва подобралась к краю скального навеса и последовала его примеру. Плащ Морлена трепетал впереди группы солдат, направлявшихся к крепости. Его сопровождал десяток зиндов, выделявшихся своими полосатыми камзолами. Остальные, их также было десять, были облачены в фиолетовые мундиры.

— Яспер, — прошептала Маэва. — Он так и не вернулся.

Ловена Камбер без особого труда добралась до дворца королей Белландры. Знаки принадлежности к Замку целителей обеспечили ей почтение как со стороны прохожих, так и содержателей гостиниц. Когда она прибыла в Замок, стражи встретили ее у ворот вежливыми поклонами и препроводили к мужчине с обезображенным шрамами лицом, который назвался Бангором. Он спросил о том, что ей нужно.

— Мне хотелось бы привести себя в порядок после дороги, но на это уйдет немного времени, потому что я стремлюсь поскорее попасть к королю и королеве.

— Конечно. Ванна будет готова через несколько мгновений. Могу ли я предоставить вам что-либо еще кроме еды и питья?

— Мне нужен чайник с кипящей водой, кувшин холодной, таз и два кубка, доставьте их в мою комнату, чтобы я могла приготовить лекарство для их величеств.

Слуги поспешно исполнили ее распоряжения. Камбер искупалась в мраморном бассейне, вода в котором была надушена лепестками лилий. Вытершись роскошным полотенцем, она облачилась в парадное одеяние. Потом она перекусила плодами, мягким хлебом и великолепным сыром. Ей принесли вино, однако она отказалась и ограничилась чашкой чая.

Оказавшись в одиночестве в показанной ей комнате, Камбер открыла свою сумку с травами. Она налила горячей воды в принесенный Бангором тазик, добавила вкусного настоя вишни и мака, не скупясь, всыпала сахара. Сахар и вишня скроют горький вкус мышьяка. А потом охладила смесь в прохладной воде.

Разлив вкусно пахнущую отраву по двум кубкам, Камбер поставила их на поднос и позвала Бангора.

С удивлением она узнала, что королева Торина примет ее в одном из своих залов под открытым небом. Камбер рассчитывала, что застанет ее неспособной подняться с постели. Вестник, явившийся в Замок целителей за помощью, говорил, что король и королева серьезно больны. А теперь выходило, что королева Торина выздоравливает… Что бы это значило?

Бангор провел Камбер по просторным коридорам в зал, где находилась королева Торина, окруженная небольшой группой солдат. С нею был гладко выбритый мужчина в расшитом одеянии провидца. Камбер с любопытством поглядела на королеву. Лицо ее лишь чуточку побледнело, но глаза оставались бодрыми. Рыжие волосы только подчеркивали белизну парчового занавеса, перед которым она сидела.

Кам сделала вежливый реверанс:

— Добрый день, моя королева. Я ловена Камбер, гербалистка из Замка целителей. Я прибыла сюда потому, что до нас дошли вести о том, что ваши величества страдают от загадочной болезни, с которой не могут справиться дворцовые целители.

— Приветствую тебя. Рада видеть, что в Замке целителей откликнулись на нашу нужду.

Камбер без особой уверенности заподозрила, что услышала иронию за любезными словами королевы.

— В этом можно было не сомневаться. Я привезла с собой разнообразные лекарственные средства, надеясь исцелить ваши величества. И для начала приготовила вам освежающее питье. — Камбер показала в сторону слуги, стоявшего за ее спиной с подносом, и тут же поняла, что попала в затруднительное положение.

«Раз королева поправилась, в случае ее смерти я не сумею изобразить, что моих сил оказалось недостаточно для исцеления. Во дворце могут понять, что она отравлена!» Камбер выругалась про себя.

— Освежающее питье? — И вновь в тоне королевы прозвучало понимание замысла Камбер. Поманив к себе слугу с подносом, она взяла один из кубков. — Скажи мне, ловена, что нового в Замке? Добрался ли до вас наш вестник, капитан Андрис? Дело в том, что он оставил дворец уже очень давно, но до сих пор не возвратился.

Королева поднесла кубок к носу и понюхала содержимое.

— Да, моя госпожа.

На самом деле Камбер перехватила королевского гонца, человека могучего и самоуверенного, еще до того как он сумел открыть целителям известие о том, что Граница слабеет, и приказание Саре покинуть Замок. Теперь Андрис был прикован к постели, ибо Камбер лично приглядывала за ним. Она гордилась своим знанием трав: человек этот не умрет, но здоровье вернется к нему, лишь когда весть его утратит всякое значение, да и после того он не вспомнит, зачем и куда его посылали.

Королева держала кубок в руке, но не прикасалась к нему.

— Серебряная граница уже восстановлена? — спросила Торина.

Камбер посмотрела вокруг. Рядом с ней замер Бангор возле статуи кренена. Мифическая тварь — лобастая и лопоухая — была изображена с необыкновенно точными подробностями.

— Не сомневаюсь, ваше величество сознает, что подобные вопросы нельзя обсуждать в присутствии солдат.

— Они не понимают, о чем идет речь, ловена. Так восстановлена ли Граница?

Камбер уставилась в полированный пол.

— Когда я уезжала, восстановление было еще не завершено, моя госпожа, однако в Замке осталось много искусных и даровитых целителей.

— Таких, как Берн?

Удивленная Камбер посмотрела на королеву.

— Берн? Да, он человек одаренный, но он не целитель, он будущий драден.

Она начинала ощущать волнение.

Королева пристально смотрела на нее.

— Берн мертв. Тебе известно об этом?

Камбер стиснула руки, а потом приказала себе расслабиться.

— Это немыслимо, моя госпожа. Когда я покидала Замок, Берн пребывал в добром здоровье.

— Я не сомневаюсь в этом. — Королева опустила ладонь на кожаный кисет, привешенный к ее поясу. — Однако с тех пор в Замке произошли значительные перемены. Когда ты уезжала оттуда, Замок еще стоял, а теперь он лежит в руинах. Когда ты уезжала, Берн занимался разрушением Границы, защищающей наш мир. Теперь он мертв, и Граница восстановлена. Когда ты уезжала…

— Этого не может быть!

— В самом деле? Но тогда, наверно, кристалл обманывает меня.

— Ваш кристалл! А как же невидимость…

— Теперь невидимости больше нет. Ее сняли и не поставили, хотя к концу дня положение это, как я полагаю, изменится. — Королева наклонилась вперед. — Так что предпринятое тобой путешествие напрасно.

Камбер вновь посмотрела на солдат.

— Неужели во всем дворце, мадам, не найдется даже одного человека, которому нужны услуги целителя?

— Целитель нам будет полезен, но только не ты.

Камбер оскорбилась:

— Как можно так говорить? Я же ловена!

— Ты явилась сюда со знаками Замка целителей, рассчитывая на почтение и гостеприимство, полагающиеся подлинному целителю, намереваясь отравить короля Белландры и пресечь династию.

Королева опустила кубок и встала, засвистев шелком.

— Я обвиняю тебя, Камбер, в измене. Я обвиняю тебя перед лицом Высшего провидца Рассида, перед лицом капитана Бангора, начальника гвардии короля Ландена, перед лицом гвардейцев и перед лицом самого короля!

Перед лицом короля?

Занавес за спиной королевы Торины шевельнулся. Из-за него появился высокий мужчина в винного цвета мантии. В руке его был обнаженный меч, переливавшийся всеми цветами радуги.

— Король Ланден? — Камбер едва сумела выдавить эти два слова.

Король кивнул. Как вышло, что он оказался жив и здоров? Берн уверял ее, что король и королева утратят почти все силы. Еще он утверждал, что ни мечу, ни кристаллу никогда не вернуть прежней силы. Но перед ней стоял здоровый король, державший в руке светоносный меч, и блистала свирепыми глазами провидица-королева, увидевшая в своем кристалле погибель Берна.

Камбер попыталась собраться с мыслями. «Темная невидимость. Я должна окружить кубки темной невидимостью. Если никто не сумеет увидеть их, яда не обнаружат».

Сперва ей было необходимо призвать тень. Камбер попыталась войти в соприкосновение с ней, однако тень сделалась слабой и какой-то далекой. Ее явно не хватало на скорое создание темной невидимости!

Оставалось прибегнуть к своему уму.

— Поскольку вы обвиняете меня, — проговорила Камбер, — я должна подчиниться закону. Я забираю свои лекарства и буду ожидать королевского правосудия.

— Забирать лекарство нет необходимости, — проговорила королева Торина. — Оно как раз пригодится тебе самой.

Королева взяла кубок в руки.

— Укрепляющее средство поможет тебе после долгого путешествия.

Камбер вновь попыталась дотянуться до тени, однако теперь она сделалась еще более слабой и далекой. Колени ее подогнулись, и она поняла свою уязвимость.

— Я чувствую себя превосходно, ваше величество.

— Но я хочу, чтобы лекарство еще более укрепило твое здоровье. Бояться нечего, Камбер. Ты сама готовила его и знаешь из каких трав.

Камбер обратилась к королю:

— Вас называют самым милосердным королем во всех королевствах.

Спокойный взгляд короля Ландена смущал Камбер почти в той же мере, как и безжалостный взор королевы.

— Милосердным не надо просить у меня пощады. Сейчас ты можешь снять с себя обвинение в измене. Если выпьешь то, что приготовила для нас.

Камбер оглянулась по сторонам, пытаясь найти понимание хотя бы на одном лице, но — увы!

— Я невиновна!

— Тогда пей! — приказала королева.

Камбер взяла кубок у Бангора, поднесла его к губам. И всем нёбом и глоткой ощутила вкус вишневого настоя.

Часть седьмая Серебряное и серое

Глава тридцатая

Ребра Яспера протестовали против каждого вздоха. Клеймо на лбу горело, а нос чесался. И это было хуже всего — связанными руками он не мог его даже почесать. И все же неудобства эти были ничтожны по сравнению с тем, что Девин находился рядом, со связанными руками, и пытался изобразить отвагу. Ну кто станет связывать руки ребенку?

Ответ был очевиден. Морлен и иже с ним.

Оба они были брошены к ногам Морлена. Свет в просторное каменное помещение проникал сквозь узкое оконце и через окно в потолке, до которого никоим образом нельзя было дотянуться. В зале находилось примерно двадцать вооруженных людей, половина из которых была зиндами. Еще сорок человек, чьи лбы украшали лиловые синяки, стояли вдоль стены с пустыми руками.

— Помоги этим пленникам, Пель, — сказал Морлен.

Услышав спокойный голос, памятный ему по месту, куда увлек их Дорьян своими сонными чарами, Яспер поежился. Вспомнив, что Маэва рассказывала ему о взгляде Морлена, он принялся рассматривать угодливого Пеля.

Прыщавую физиономию Пеля украшали рабские отметины.

— Как это, господин? — Он не смог скрыть недоумения.

— Помоги им сесть. Развяжи руки и ноги.

Яспер заставил себя ничем не показать облегчения, когда Пель снял грубую веревку с его запястий и лодыжек. Он только поднес освободившуюся руку к лицу и почесал нос. А потом подмигнул Девину, когда и его руки и ноги оказались на свободе.

— А теперь верни этому мужчине его оружие, Пель.

— Какое оружие, господин?

— То, с которым он сумел одолеть часовых, охрану крепости и работников.

— У него не было оружия, господин. Он свободный. И пользовался камнями.

— Значит, Пель, ты хочешь сказать мне, что этот человек, вооруженный только подобранными в пустыне камнями, сумел захватить крепость и уничтожить весь полученный ваххс? Сколько с ним было людей?

— Я… я не знаю, господин. Других я не видел.

— Других не было? Никого?

— Н-нет, г-господин.

— Впечатляющая картина, не правда ли? — Сапоги лорда Морлена приблизились к Ясперу и Девину. — И все это сделал один только человек… разыскивавший мальчишку?

Тишина сделалась еще более глубокой и жуткой, и Яспер был бы рад услышать любой звук, способный нарушить грозовое безмолвие.

— Убейте их, — приказал Морлен вполне миролюбивым тоном.

Услышав свой смертный приговор, Яспер решил, что будет сопротивляться голыми руками, ограждая Девина.

— Н-но вы не собираетесь сперва допросить их, господин? — В голосе Пеля прозвучало недоумение.

— Ах! Ты решил, что я имею в виду пленников? Нет, Пель, они нужны мне. Им есть что рассказать. — Сапоги его повернулись пятками к Ясперу. — Нет, я говорил про охрану, про них. — Яспер посмотрел вверх. Морлен указывал на выстроившихся вдоль стены людей. — Про так называемых часовых, не стоявших в карауле. Дураков, погубивших мой ваххс. Вот этих.

Зинды немедленно приступили к делу, их примеру последовали солдаты-рабы Морлена. Все они набросились на несчастных и безоружных людей. Яспер обнял Девина за плечи и прижал лицо мальчика к своей груди.

Два раза в жизни Ясперу приходилось видеть, как бьются невооруженные люди, защищая собственную жизнь. И теперь он вновь убедился в том, какие силы придает человеку жажда жить: работники крепости защищались отчаянно, отражая топоры и ножи голыми руками. В гуще схватки он заметил жилистого и ловкого мужчину, который едва не забрался на крышу крепости. Тому хватило сообразительности объединить свои силы с высоким блондином и коренастым смуглым крепышом. Втроем они сумели выхватить топорик у зинда. Убив его, они овладели и ножом.

Оставаясь в сторонке, посреди криков и стука клинков о кости, лорд Морлен взирал на происходящее как на спектакль, разыгранный для его увеселения. С точки зрения Яспера, крови было уже довольно, однако она все лилась и лилась вокруг него повсюду. Возможно, было бы лучше принять смерть от чистой стали, чем дожидаться, что лорд Морлен посчитает нужным сделать с ним и Девином после того, как бойня закончится. Он не был связан. И ничто не мешало ему самому подвернуться под руку кому-нибудь из зиндов.

Однако это означало оставить Девина наедине с Морленом.

Маэва обрадовалась, когда они обнаружили Фортуну. Кобыла благодарно уткнулась носом ей в лицо и на мгновение заставила забыть о том, что она уже собралась сдаться лорду Морлену.

Сама идея — сдаться в плен — принадлежала Саре. Она заметила, что куда проще попасть внутрь крепости через ее двери под охраной часовых, чем искать способ проникнуть в нее незаметно.

— Изобразим, что мы ведем к Морлену Маэву, и его стража впустит нас, — предложила Сара. — Я спрячу нож в юбке. А когда мы окажемся рядом с Морленом, воспользуюсь им.

— Стража обыщет нас, — заметил Дорьян.

— Они обыщут тебя, — возразила она. — Я не покажусь им опасной — стоит ли бояться девушки? А когда Морлен увидит нас живыми в мире форм, то решит, что мы на его стороне. Сами глаза наши свидетельствуют о том, что мы выпили эликсир Иб.

— Но я-то не пила, — напомнила Маэва.

— Смотри себе под ноги, чтобы он ни о чем не догадался. — Сара говорила голосом напряженным, в нем ощущалось желание скорее оказаться перед лордом Морленом и его зиндами. — А потом, когда мы окажемся рядом с ним и будем готовы к нападению, посмотришь ему в глаза. Это смутит его.

— Но если ему уже известно все, что мы сделали, после того как он оставил нас? — спросила Маэва.

Дорьян нахмурил брови.

— Берн погиб окончательно, а кроме него о наших делах никому не было известно. Морлен вывел себя из сна с помощью камня дримвенов. Потом он скакал сюда из Мантеди. Он просто не имел возможности заснуть.

Однако Маэва вспомнила, что Морлен покорил ее разум взглядом своих серых глаз и перенес его через просторы Минвенды и в иные миры, не погружаясь в сон. Возможно, он и не был способен переносить умом свое физическое тело, как это делал Дорьян, однако…

— Он вошел в мой разум, не погружаясь в сон, — сказала она. — Он читал все мои мысли. И поймет, что мы лжем.

— Морлен был уверен в том, что мы не сможем спастись и выпьем эликсир, иначе он не оставил бы нас; увидев наши глаза, он поверит. — Выражение серых глаз Сары смягчилось. — Мы рискуем. Но сегодня вечером Морлен уснет. И подобной возможности нам больше не представится.

И Маэва согласилась на план Сары. Ради Девина и ради Яспера.

Они отвязали Фортуну. Маэва плеснула немного воды в рот кобылы. И они отправились дальше. Вскоре крепость уже оказалась совсем рядом, напомнив Маэве огромную оранжевую ящерицу, выступавшие вперед высокие узкие окна казались зрачками рептилии. Снаружи их остановил седой солдат в фиолетовом камзоле.

— Нам нужно повидать лорда Морлена, — сказал Дорьян.

Рабские шрамы на лице солдата терялись в морщинах. Он ткнул в живот Дорьяна рукояткой ножа.

— А понадобитесь ли вы лорду Морлену, когда он закончит казнь?

Казнь. Песок поплыл под ногами Маэвы.

— Мы привели ему пленницу, — проговорил Дорьян, подталкивая Маэву вперед.

— Хорошо. Если с твоей милой мордашки сотрут грязь, может быть, лорд Морлен и заинтересуется тобой. Но у меня хватает ума, чтобы не тревожить его прямо сейчас. А может, я просто оставлю тебя при себе. Рука мужчины лежала на плече Маэвы, и она ощущала в нем страх и похоть — страх перед лордом Морленом и направленную на нее похоть. Но страх был сильнее.

— Ее зовут Маэва, — сказал Дорьян. — И мы ожидаем награды.

Солдат нахмурился:

— Маэва? Та самая, которую он так давно искал?

— Та самая.

Солдат окинул ее взглядом от головы до ног:

— Хорошо, идите все за мной.

Яспер попытался заткнуть уши и закрыть глаза, однако звуки ударов все равно проникали в него, сливаясь с воплями и стонами.

Когда побоище закончилось, вместе с охраной крепости погибла и половина солдат Морлена. Многие из них получили ранения и теперь вытирали клинки об одежду убитых.

Едва взглянув на капитана зиндов, Морлен приказал Пелю подать ему принадлежащее Ясперу свидетельство свободного человека. Взяв свиток в руку, он помахал им.

— Яспер Терновая Ветвь.

Яспер не хотел видеть свою свободу в руках лорда Морлена.

— А скажи мне, Яспер, — принялся размышлять вслух Морлен. — Как, по-твоему, раздосадовал ты меня своими деяниями или заинтересовал?

Яспер напряженно вздохнул. Похоже было, что молитве его о быстрой смерти суждено остаться без ответа. Какая странная штука жизнь: то, чего он просил в своих молитвах, обыкновенно свершалось, но совсем не так, как он этого хотел, а самое лучшее в его жизни нередко приходило к нему, когда он даже не надеялся, что это возможно. Как появилась в его жизни Маэва.

— Свиток этот более не потребуется тебе. — Морлен движением руки подозвал к себе солдата и передал ему свиток. — Сожги его, — произнес он небрежным тоном.

Яспер ощутил, как вспотел его затылок, как вспыхнуло жаром лицо. Значит, он жив, и еще как жив, иначе ему была бы безразлична судьба этого документа.

Морлен постучал пальцем по голове Яспера:

— И не изображай из себя дурачка. Пытаться обманывать меня опасно. И то, что ты сделал, тупице не под силу. Посмотри на меня.

Яспер против воли поднял голову и с ненавистью посмотрел не в глаза Морлена — на его тонкие губы и аккуратно подстриженные волосы.

— Вижу, тебя предупредили… боишься взглянуть мне в глаза. Не Маэва ли это сделала? Кстати, не один ли ты из моих незваных гостей, которые похитили ее у меня?

При упоминании имени Маэвы Яспер попытался вдохнуть, но воздух явно не шел в грудь.

Морлен повернулся к Девину:

— Теперь ты, Девин. Думаешь, я не помню тебя, мой мальчик?

Девин молчал. Только на горле его билась синяя жилка. Морлен нагнулся и прикоснулся к его щеке.

— Ах, Маэва, — продолжил он негромко. — Она еще большее чудо, чем я предполагал.

Морлен выпрямился. Достав свой патриер, он провел краешком лезвия по руке. Короткие волоски неторопливо посыпались на пол. Девин пододвинулся поближе к Ясперу.

— Я оставил Маэву в таком месте, откуда ее не достанут никакие докучливые друзья, — проговорил Морлен. Мелькнувший в воздухе патриер резанул по шее Яспера. — Да, я поймал ее, и теперь никто не сумеет помешать мне.

Спокойный, едва ли не дружелюбный голос продолжал говорить, и кровь уже потекла на воротник рваной рубашки Яспера. Опустив руку в карман куртки, Морлен извлек оттуда подвешенный на золотой цепи простой и гладкий камень. Яспер охнул. Камень дримвенов.

Морлен сделал многозначительную паузу, а потом продолжил:

— Я восхищен тобой, Яспер. Не имея дарования, ты наделен такой решимостью, которая позволила тебе совершить нечто, на что не способны даже одаренные люди. Ты уничтожил мои запасы ваххса! Сколько вас, свободных, мечтало об этом. Но никто не сумел оставить Мантеди. Как тебе удалось это сделать?

Голос Морлена вдруг сделался резким:

— Пель, сними повязку с его головы.

Яспер, не сопротивляясь, позволил Пелю смотать повязку, открыв клеймо. Прикосновение воздуха к ране заставило боль вспыхнуть вновь.

— Ах так! Клеймо фермера. — Он нагнулся к Ясперу. — Вижу, ты очень любишь ее, — проговорил Морлен насмешливым шепотом.

Сапоги его отодвинулись на два шага, Девин уставился на лоб Яспера.

— Интересно, — продолжил рассуждения Морлен, — чего же тебя следует удостоить? Конечно же рабства. Но сперва, как мне кажется, ты должен попробовать мой ваххс.

— У тебя не осталось ваххса, — процедил Яспер сквозь зубы.

Вместо ответа Морлен достал бутылку с оранжевой жидкостью. Он извлек пробку; Яспер ощутил тот сильный и сладкий запах, который остался в памяти по предыдущей ночи.

— Мальчишка выпьет первым, — сказал Морлен.

— Нет! Он тут ни при чем.

— Причем, и еще как причем. — Морлен взял Девина за плечо. — Выбирай, дитя мое. Или ты без всяких возражений пьешь ваххс, или я отрежу твоему приятелю Ясперу ту руку, которой он умеет так метко бросать камни.

Губы Девина побледнели. Вырвавшись из рук Яспера, он протянул руку к бутылке, однако Яспер остановил мальчика. Вновь мелькнул патриер Морлена, вспоров предплечье Яспера. Отодвинувшийся Девин взял в руку бутылку. Приложив губы к горлышку, он запрокинул голову. Морлен выхватил у него сосуд, после того как Девин сделал крупный глоток.

— Какой умный мальчик, — похвалил он. — Но, согласись, нужно оставить кое-что и твоему другу.

Выражение на только что испуганном лице Девина переменилось. Глаза его потускнели. Пустая и блуждающая улыбка напомнила Ясперу о другом человеке — об Орло. Итак, ваххс был причиной его предательства.

— А теперь твоя очередь, Яспер. — Морлен качнул бутылкой. — Я жду.

Яспер стиснул зубы. «Убей меня, Морлен. Тебе придется убить меня».

Одна из дверей за спиной Морлена распахнулась. В ней появился старый солдат. Он что-то шепнул стоявшим на страже возле двери солдатам. Морлен обернулся.

— Я приказал, чтобы никто не тревожил меня.

— Быть может, эта новость обрадует моего господина, — произнес седой солдат, вталкивая в комнату Маэву.

Казалось, что она выкупалась в песке, волосы и кожа испачканы, глаза опущены. Позади в подобном обличье находились Дорьян и Сара.

Когда сапоги Морлена направились к Маэве, Яспер не задумываясь поступил так, как только мог поступить в такой ситуации. Вскочив на ноги, он бросился на Морлена. Пусть этот лорд является воплощением зла и обладает непостижимыми силами, однако ему приходится пользоваться ногами чтобы стоять. Яспер ударил Морлена под колени.

С тем же успехом можно было ударить в стену. Яспер упал ничком на пол, а двое полосатых придавили его, приставив ножи к горлу.

Глава тридцать первая

Оказавшись в той каменной комнате, куда привел их старый солдат, Дорьян прежде всего ощутил запах страха. Потом он заметил вооруженных людей, вытиравших клинки о распростертые на полу тела. Вот к ним слишком быстрым шагом направился лорд Морлен с обоюдоострым кинжалом в руках, оставив за своей спиной Яспера и Девина. Лоб Яспера распух, а рука и шея кровоточили. На лице Девина застыла какая-то странная улыбка.

Когда отчаянный бросок Яспера на Морлена завершился его беспомощным падением, Дорьян против воли пожалел, что не может призвать себе на помощь силы тьмы, чтобы победить этого человека. Несмотря на удар Яспера, Морлен даже не пошатнулся.

— Лорд Морлен, — произнес Дорьян, стараясь действовать бесстрастно, надеясь отвлечь внимание Морлена прежде, чем оно вновь обратится к Ясперу, и что серые глаза его сами скажут то, что язык отказывался произносить.

Взгляд Морлена обежал вошедших. Привычным движением он убрал нож, а потом небрежно взмахнул рукой, и солдаты в полосатых камзолах схватили Дорьяна, Сару и Маэву.

Итак, план Сары провалился уже в начале. Серые глаза должны были обеспечить им более приятное отношение со стороны опьяненных пролитой кровью солдат.

— Я и не знал, что вы были так близко. — Тонкие губы Морлена пренебрежительно изогнулись, когда он рассмотрел их одежду. — Как не знал и того, что вы настолько подружились с пустыней. Увы, нас не представили друг другу так, как подобает.

Он прикоснулся пальцем к щеке Маэвы.

— Но Маэва скажет мне, кто вы.

Он погладил ее запыленный лоб.

— Приветствую тебя в своем доме, Маэва. Разве я не говорил, что мы соединены судьбой?

Маэва еще ниже нагнула голову, и он наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо, потом постучал пальцем по ее лбу.

— Видишь, где теперь камень дримвенов.

Сверкнули синие глаза.

— Что это? — Приветливое выражение оставило лицо Морлена. — Значит, ты не выпила эликсир? Тогда скажи, каким образом ты выбралась из той палаты, где я оставил тебя?

Дорьян вдруг понял, что до сего мгновения он еще не знал, что такое истинный страх. Даже шторм, в который он едва не утонул, не испугал его так, как подействовал на него голос Морлена.

— Она пить не стала, и мы увели ее, — проговорил он, уже понимая, что Морлен не поверит ему.

По знаку Морлена в комнате появились другие солдаты. Руки в перчатках извлекли длинные ножи. Сталь легла на горло Дорьяна. Итак, все идет наперекосяк. У него осталось право еще на одно мысленное перемещение. Не пора ли воспользоваться им?

Но, закрыв глаза, он ощутил, как жесткие пальцы Морлена раздвигают его веки.

— Фахд, — произнес Морлен. — Мне нужна крепкая нитка. — И, ожидая, пока ее принесут, он заговорил. — Ты, — обратился он к Дорьяну, — из тех, кто путешествует во сне. Да-да, я изучал анналы дримвенов. И на ваше несчастье, делал это самым тщательным образом. Я знаю, каким образом можно помешать тебе совершить то, что ты намереваешься сделать.

Насильно открытые глаза Дорьяна увидели перед собой руку в полосатой перчатке с крепким шнурком.

— Действуйте, капитан Фахд. Я подержу открытыми его глаза, а вы перехватите шнурком веки, так чтобы он не мог их закрыть.

Солдат аккуратно исполнил приказ, плотно обмотав шнурком голову Дорьяна, прижав кверху веки.

— Хорошо, — молвил Морлен. — А теперь внимательно следите за ним.

Ощущая растущий страх, Дорьян вдруг осознал, что с открытыми глазами не может увидеть свои сикоморы, не может отправиться в путешествие.

Морлен, расхаживавший перед своими пленниками, остановился возле Маэвы.

— А ведь мы с тобой уже почти было достигли взаимопонимания, не так ли? — проговорил он. — Однако нам помешали. Ничего. Теперь мешать будет некому. Твои друзья получат свой ваххс, а потом я решу, кому из них сохранить жизнь, а кого убить. — Он взболтал оранжевую жидкость в бутылке. — Как только они отведают ваххс, я узнаю, каким образом тебе удалось покинуть палату эликсира.

— В-ваххс? — вымолвила Маэва. Казалось, что она держалась на ногах лишь благодаря стараниям поддерживавших ее под руки солдат.

Морлен резко повернулся и поманил к себе Девина.

— Подойди-ка.

Дорьян отчаянно попытался моргнуть, когда Девин с застывшей улыбкой приблизился к Морлену.

— Скажи им, Девин. — Морлен вновь тряхнул бутылкой. — Скажи им, как тебе понравился ваххс.

На лице мальчика не было никакого страха.

— Мне нравится ваххс.

— А теперь скажи мне, Девин, кто из этих пленников ненавидит меня?

Девин без запинки ответил:

— Все.

— А кто-нибудь из них хочет моей смерти?

— Они все хотят твоей смерти.

— И ты тоже? Ты хочешь, чтобы я умер?

Девин помотал головой.

— А ты хочешь помочь мне?

Мальчик кивнул.

— Пора пить Ясперу, — сказал Морлен. — Но сперва мне хотелось бы кое-что поправить на его лице. И я хочу, чтобы ты помог мне, Девин.

Вынув свой острый кинжал, Морлен вложил его в небольшую ладонь Девина.

— Мне не нравится это клеймо на его лбу, — сказал лорд. — Срежь его.

Девин крепко обхватил пальцами рукоятку. Опустив другую руку на голову Яспера, он приставил лезвие ко лбу.

Яспер не смотрел на Девина. Глаза его были обращены к Маэве.

И тогда Маэва запела.

В песне ее не было слов, и никакими словами нельзя было описать то, что она произвела своими звуками в комнате. Солдаты примерзли к месту. Удерживавший Маэву стражник уронил руки, выпустив ее, Дорьян вырвался из хватки своего солдата, Сара последовала его примеру. Освободился и Яспер. Нож вывалился из пальцев Девина на пол. Замер даже лорд Морлен. Дорьян смахнул бечевку с лица.

И в этот миг всеобщего смятения Сара сорвалась с места, и в руке ее сверкнул кривой нож. Подбежав к Морлену, она полоснула его по горлу.

Хлынула кровь, Морлен отбросил Сару. Она неловко упала, не выпуская нож. Дорьян бросился к ней на помощь.

Должно быть, только нож, выкованный в пространстве начал, мог пролить кровь Морлена.

Лорд Морлен выронил бутылку, разбившуюся возле его ног, и вцепился в горло обеими руками, стараясь остановить поток крови.

— Убейте ее, — прохрипел он. — Отберите у нее этот нож и убейте девку.

Однако солдаты его не прикоснулись к оружию. Они внимали песне Маэвы и рыдали, как потерявшиеся дети. Дорьян поднял Сару на ноги. Она выставила нож в сторону Морлена. Не отрывая рук от горла, тот осел на землю. Меж его пальцев текли струйки крови.

— Тебе от меня не спрятаться, — пригрозил он.

— Ты умираешь, — ответила Сара, возвышаясь над Морленом, пока песня Маэвы сковывала всех остальных.

Это так. Она поразила его оружием, созданным из первооснов.

— Не смотри в его глаза, — предостерег Сару Дорьян. — Мгновение смерти приносит великую силу, и он способен увлечь тебя за собой.

— Я знаю, кто вы, и знаю, где найти вас, — выдохнул Морлен. — Смерть не способна остановить эбровена. И никто из вас даже отчасти не понимает природы моей власти.

Он прикоснулся рукой к висевшей на шее цепи и обхватил пальцами камень дримвенов. Рядом валялся нож, выроненный Девином, и Яспер потянулся к нему, однако Морлен стремительным движением перехватил его за запястье. Хрустнула кость, и Сара полоснула Морлена по руке. Он выпустил Яспера, и рука того бессильно повисла.

Яспер взял нож Морлена в здоровую руку и разрезал цепь, на которой висел камень дримвенов. А потом краем рубашки стер с камня кровь Морлена.

Он поднялся и неровным шагом побрел к Маэве, протянув ей сокровище дримвенов, как только она закончила свою песню. Взяв камень, Маэва упала в объятья Яспера. И оба они застыли, словно прикосновение это было важней всего остального, что происходило сейчас вокруг.

— Маэва, — скрипучий голос Морлена покрыл рыдания его людей, — а я бы сделал тебя эбровеной… подарил бы тебе весь мир…

— Только не поворачивайся к нему, — вновь предостерег Дорьян.

— Весь мир! — проскрипел Морлен.

— Мир? — ответила Маэва. — Мне не нужен весь мир.

— Дура, — выругался Морлен. — Твой дар растрачен… отвергнуто наследие, которое могло бы достаться тебе.

Маэва гордо подняла подбородок.

— С меня достаточно наследия моей матери, память о мужестве которой будет жить вечно.

Сара замахнулась лезвием, обретенным вне пространства и времени.

— А у тебя, Морлен, теперь нет ничего. Ты не найдешь никакой тропки отсюда, которую мог бы испоганить своей кровью.

Морлен закрыл глаза.

— Я буду искать тебя и после смерти, — прошептал он.

Маэва вдруг охнула:

— Девин!

Мальчик неторопливо приближался к Морлену, словно притянутый невидимой веревочкой. Бросившись к нему, Маэва повернула ребенка лицом к стене. Дорьян стал между ними и Морленом.

Тень опустилась на Дорьяна. Он услышал свое дыхание и удивился тому, что, хотя тень эта сгущалась и распространялась достаточно долго, грудь его еще не успела сделать ни одного вздоха. Он хотел крикнуть Саре, чтобы она вновь воспользовалась своим клинком и разрезала тень, медленно выраставшую перед ним, — однако воздух, постепенно наполнявший его легкие, не позволял говорить.

Тень толкнула его, волна холода окатила сердце. В голове его судорожно пульсировали собственные слова: «Мгновение смерти приносит великую силу». Однако единственный вздох так и не завершился.

«Помоги мне, Сара!»

Перед ним выросла другая фигура, отчасти похожая на человеческую, но наделенная длинными и темными крыльям, стоявшая в сером коридоре за серебряной вуалью.

Кабис говорил ему, что князь Тьмы является к умирающим. «Значит, я умираю?»

— Вот ты и пришел ко мне, как я и ожидал, — проговорил крылатый.

Какое-то острие кольнуло в бок Дорьяна. Тяжесть оставила его сердце. Тень Морлена скользнула мимо него, обдав волной холода, и исчезла в сером коридоре за Серебряной границей.

Дорьян с присвистом выдохнул. Сара стояла возле него, выставив нож, бдительно озираясь по сторонам.

— Сгинул, — сказала она.

— Спасибо тебе за это. — Дорьян вложил в слова все свои чувства.

Маэва поставила Девина на ноги. Спокойные карие глаза мальчика обратились к друзьям.

— Он умер? — спросил Девин.

— Да, — ответил Дорьян. — Морлена больше нет в живых.

Глава тридцать вторая

Капитан Андрис, королевский вестник, очнулся, увидев над собой суровое женское лицо.

— Вижу, вы пришли в себя, — проговорила эта особа. — Я Эстер, главная драдена. Вы поправились.

Андрис сел и заметил, что находится в комнате, в которой нет стен.

— Значит, я болел?

— Что еще, кроме болезни, смогло бы удержать вас в постели во время землетрясения? Но целители сказали мне, что вы поправились.

Землетрясения? Андрис спустил ноги на пол, ощущая себя вполне здоровым, и попытался вспомнить, чем болел и с каким известием его послали в этот Замок, но не сумел этого сделать.

— Значит, мне пора перестать пользоваться вашим гостеприимством, — проговорил он.

— Но вы не передали свою весть. — Главная драдена с осуждением посмотрела на капитана.

Андрис вновь попытался вспомнить, однако ему казалось, что кто-то аккуратно вскрыл его голову и вытряхнул оттуда всю память. Может быть, весть имела какое-то отношение к Саравельде?

— А как поживает принцесса Саравельда? — спросил он наугад.

— К сожалению, ее здесь нет. Саравельду давно не видели в Замке. — Главная драдена сложила руки на груди.

Андрис поднялся.

— Как это нет? Весьма неожиданная новость. Я должен немедленно доставить ее королю и королеве.

Никто не хотел задерживаться в этом зале после устроенного Морленом побоища и кончины лорда. Опираясь на утешительное плечо Маэвы, Яспер вышел со всеми под палящее солнце пустыни. Опустившись на землю в тени крепостной стены, он принялся разглядывать собственное запястье. Ладонь его смотрела совсем не в ту сторону, куда надо. Распухнув раза в два, она еще и приобрела странный фиолетовый оттенок. Такое увечье должно быть мучительным, однако он не ощущал никакой боли.

Дорьян опустился на колени перед Яспером.

— Я немного знаком с ремеслом костоправа, — сказал он. — Если хочешь, готов помочь тебе, как сумею.

Яспер протянул руку. Длинные пальцы Дорьяна осторожно ощупали ее.

— Очень болит?

— По правде сказать, здесь что-то не так — я совсем не ощущаю боли.

— Все как надо, — заверил его Дорьян. — Просто боли было слишком много.

Вокруг Сары толпились уцелевшие солдаты Морлена, то и дело сталкивавшиеся друг с другом. Утерев обгоревшее на солнце лицо грубым рукавом, она откинула назад растрепавшиеся волосы. Нож блестел в ее руке.

— Не пресмыкайся передо мной, словно раб, — нахмурившись, сказала она Пелю.

— Он и есть твой раб, Сара, — объяснил Яспер. — Ты убила его господина, и по закону он принадлежит тебе.

Она повернулась к Пелю:

— Значит, теперь ты мой раб?

— Да, моя госпожа.

— И полосатые тоже, — заметил Яспер.

— Полосатые?

— Зинды. Мы, люди свободные, называем их полосатыми.

Яспер показал здоровой рукой на черно-серые камзолы шести уцелевших зиндов. Ему не нравились острые черные топоры на их поясах, зинды могли легко расправиться с ним и его друзьями. И тем не менее он не опасался — после песни Маэвы.

— Видишь на их скулах двойной шрам? Они наемники. Обычно они служат императору, но Морлен использовал их, чтобы поймать Маэву. Условие контракта ими не выполнено, поэтому они должны служить тебе.

Сара обратилась к зиндам:

— Есть ли среди вас капитан?

Навстречу ей шагнул рослый детина с несколькими свежими порезами на руках и шее.

— Как тебя зовут?

Он прокашлялся:

— Фахд, моя госпожа.

— Капитан Фахд, верно ли то, что я услышала от Яспера?

— Да, моя госпожа. — Он неловко переступил с ноги на ногу. — Кроме того, дело в песне. Я не могу забыть ее.

— Вам незачем забывать ее, капитан. Ты сумеешь вправить руку Яспера, Дорьян?

— Возможно. Я внимательно слушал элловена Майна. — Дорьян улыбнулся и обратился к Ясперу: — Ляг ровно.

Тот послушно опустился на землю.

— Мне потребуется помощь.

Сара кивнула капитану полосатых, которого звали Фахд. Рослый зинд опустился возле Яспера на колени, и Дорьян показал ему, что надо делать. Но Яспер не стал смотреть на них. Повернув голову к Маэве и Девину, он сказал:

— Там внутри остались дети.

Сара обратилась к солдатам:

— Покажите мне, где они. — Она резкими шагами направилась к двери.

Пель с поклоном пропустил ее. Остальные солдаты последовали за ними.

Яспер ощутил, что руку его повернули и несколько раз дернули. Он с опаской посмотрел на нее. Ладонь выглядела, как и положено. Однако сразу вернулась и боль, ноющая и мучительная.

— Придется положить твою руку в лубок, — проговорил Дорьян. — Потом нужно омыть ожог и перевязать его, если только здесь найдется чистая ткань.

Яспер рассказал Фахду о находившемся внутри крепости источнике. Фахд принес воды и нашел чистый лоскут. Когда Сара и сопровождавшие ее солдаты вернулись с пятью десятками мальчишек, Дорьян уже омыл запястье Яспера и перевязал его. Все это время Маэва просидела возле них, положив руку на плечо Девина. Яспер не стал расспрашивать о том, каким образом глаза Дорьяна и Сары обрели серый цвет. Он не спрашивал ни о чем. Он был рад уже тому, что остался свободным, а Маэва и Девин находятся возле него.

Спасенные ребятишки с испугом поглядывали на зинда. Многие из детей были голодными.

— Накормите мальчиков, — приказала Сара солдатам.

Яспер улыбнулся при виде той прыти, с которой эти мужчины отсалютовали совсем юной сероглазой девушке. Торопливо вернувшись в крепость, они принесли детям еду и воду, и Сара продолжала отдавать команды:

— Накормите каждого ребенка. И поешьте сами. Покормите и напоите коней. А потом вынесите наружу тела убитых и похороните их — всех, кроме лорда Морлена. К нему не прикасайтесь. Можете заболеть.

Сама она только выпила воды. Яспер тоже пил с удовольствием, однако есть ему не хотелось. Только что пролитая на его глазах кровь лишала его аппетита.

Солдаты взялись за рытье могилы в каменистом песке, мальчишки оживились и принялись бегать и швырять камнями в крепостную стену. Девин не хотел отходить от Маэвы, однако Яспер уговорил его присоединиться к ребятне, чтобы Дорьян и Маэва смогли немного посидеть вместе и поговорить. Они устроились в тени скалы, Яспер издалека наблюдал за ними и видел, что Маэва все время вытирает глаза… Она, должно быть, говорила о матери. И об отце.

Сидевшая возле Яспера Сара поинтересовалась о том, что было с ним после того, как он оставил их с Маэвой вчера ночью. Пока Яспер рассказывал свою историю, перевалило за полдень.

— Ты отважный человек, — сказала она. — И не побоялся рискнуть своей жизнью.

Яспер пожал плечами. Пришлось.

— А твои глаза… что с ними случилось?

Она рассказала. Пульсирующая боль во лбу и не унимавшееся запястье помешали ему понять и половины из сказанного ею. Пространство начал? Яспер даже не был уверен в том, что правильно разобрал эти слова.

Вернувшиеся с пропотевшими солдатами Фахд и Пиль сообщили, что с похоронами закончено. Сара вздохнула.

— Надо ли приказывать вам отдыхать? — Она махнула рукой. — Идите пейте и мойтесь. И перевяжите свои раны.

Маэва привалилась спиной к стене, Яспер взял ее теплую руку.

— Дорьян, — спросила Сара, — а Морлен действительно способен преследовать и после смерти?

Рослый юноша отрицательно покачал головой:

— Серебряная граница восстановлена. Едва ли он способен пересечь ее после смерти.

Яспер ощущал слишком большую усталость, чтобы допытываться смысла этих слов. Морлен мертв, а покойники не возвращаются назад. С него было достаточно и этой мудрости.

— А я-то мечтала победить князя Тьмы! — Голос Сары был полон разочарования.

— Наверно, это действительно невозможно и каждая душа обязана сделать свой выбор. — Серые глаза Дорьяна сверкнули серебром. — Но ты победила Берна и Морлена.

Она погладила свой нож.

— Общими усилиями. Впрочем, надеюсь, что я искупила то, что невольно оказала князю Тьмы помощь.

Голос Сары вдруг стал таким же хриплым, каким был, когда она впервые вступила на землю Сливии.

Дорьян кивнул, и на сей раз Яспер готов был поклясться, что глаза его сделались серебряными.

Маэва прикоснулась к камню дримвенов, вновь висевшему на ленте у нее на шее.

— Интересно, запоет ли вновь камень дримвенов.

— Вновь? — удивился Дорьян.

Сняв камень с шеи, Маэва передала его Дорьяну.

— Должно быть, лорд Морлен что-то сделал с ним. Теперь он не поет.

Дорьян обхватил камень загорелыми руками.

— Сила его не уменьшилась, — заметил он. — Как и способность усиливать дар того, кто обладает им. Способность защищать странствующего за пределами мира форм. — Он вернул камень на ее ладонь. — А пел ли он раньше для кого-нибудь кроме тебя, Маэва?

— Не знаю.

— Значит, он пел, пока ты не знала своего дарования.

— Моего дарования?

— Твоего голоса. Ты победила Морлена тем, что он хотел поставить на службу себе. Твой талант превратился в оружие против его власти.

Яспер вспомнил, как Маэва говорила ему, что большую часть своей жизни пыталась скрыть то, что умеет петь.

— В оружие? — переспросил он.

— Разве не ты сразила своей песней убийственную ненависть в людях Морлена? Нет, Маэва, камень дримвенов ничего не утратил. — Дорьян посмотрел на нее с проницательной улыбкой.

«Сразила своей песней убийственную ненависть…»

Взволнованный Яспер качнулся вперед и задел больную руку.

— А не способна ли она победить всякого своей песней? Скажем, прочих лордов? И императора вместе с ними? — Он не стал дожидаться ответа. — Ты должна петь перед императором, Маэва! Должна заставить его освободить рабов!

Она задумалась, синие глаза потемнели.

— Освободить рабов… Ты думаешь, это возможно?

Дорьян и Сара смотрели на нее двумя парами совершенно одинаковых глаз.

— Освободить рабов… — повторила почтительным голосом Сара.

— Освободить рабов, — повторил Дорьян.

Под крики игравших возле крепостной стены мальчишек Маэва запрокинула голову и посмотрела в беспредельное пустынное небо над головой. «Вспомнила о матери», — подумал Яспер.

— Так это возможно? — повторила она, обратившись лицом к небу.

— Да, — произнес Яспер. — Да, Маэва.

Маэва посмотрела на Дорьяна.

— Расскажешь ли ты обо мне Кабису, если я останусь в Сливии? — спросила она чуть слышно.

Он посмотрел в сторону пустыни.

— У меня осталось право только на одно путешествие в сновидение, Маэва. И завтра мы с Сарой воспользуемся им, чтобы вернуться в Замок целителей. Ты можешь сопутствовать нам. Но если останешься здесь, я больше никогда не сумею перебросить тебя через океан. Так что, если ты решишь на какое-то время отложить встречу с отцом, тебе придется проделать весь путь на корабле.

Маэва склонила голову. Дрогнувшие пальцы ее охватили камень дримвенов.

— Расскажи ему, — попросила она. — Расскажи ему обо мне.

— Расскажу, — мягким голосом пообещал Дорьян. — И о тебе, и о твоей матери.

— Спасибо, — сказала она. — Спасибо за то, что ты приплыл в Сливию.

«Не знаю как, — дал себе обет Яспер, — но я устрою ей возможность спеть перед императором».

Из крепости стали появляться солдаты, волосы их были влажными, а раны аккуратно перевязаны мешковиной.

Сара сказала:

— Ты так считаешь, Маэва? Ты хочешь петь перед императором?

Маэва с жаром кивнула.

— Капитан Фахд, — проговорила Сара, и Яспер вдруг понял, что день был для Фахда долгим и утомительным. Возможно, он едва не валился с ног, однако не позволял себе поддаться усталости. — Вы служили императору Сливии?

Капитан поклонился.

— Я служил лично императору Долену.

— Можете ли вы добиться приема у него?

— Да, моя госпожа.

— На какой срок император предоставил вас лорду Морлену?

— До зимнего солнцестояния.

— Тогда у меня есть для вас еще несколько приказаний, — проговорила Сара, поигрывая ножом. — Во-первых, сопроводите Маэву, Яспера и Девина ко дворцу императора. И приглядите за тем, чтобы с ними ничего не случилось. Устройте так, чтобы Маэва спела перед императором Доленом.

В голосе ее звучали королевские нотки.

«Под охраной зиндов! Вот уж не думал, что буду возвращаться в Сливию под защитой зиндов». Яспер сжал пальцы Маэвы; она ответила тем же.

Капитан Фахд вновь поклонился Саре, а потом Маэве и Ясперу:

— Охрану певицы считаю делом чести.

— Благодарю вас, капитан. Можете со своими людьми отдыхать.

Поклонившись, зинды отправились в крепость.

Сара подозвала к себе Пеля:

— Сколько повозок можно найти здесь?

— Восемь, госпожа. Мы как раз собирались отправить партию ваххса в Мантеди.

— Лошади есть?

— Да, госпожа. По две на каждую повозку и еще те кони, на которых ехали солдаты.

— Пель, вместе с остальными рабами ты отвезешь на этих повозках детей в Мантеди. Они были украдены, и их необходимо вернуть родителям.

— Да, госпожа.

— Потом волен поступать как знаешь. Я не рассчитываю впредь на твои услуги.

Пель поскреб прыщавую физиономию:

— Вы хотите сказать, что теперь мы свободны?

— Свободны — после того, как выполните мои приказы.

Пель коснулся меток раба.

— Но чем мы будем тогда жить, госпожа?

Сара окинула взглядом этих людей, их полные уныния лица. Перспектива стать свободным не обрадовала ни одного из них. Она была потрясена.

Вмешался Яспер:

— Можно отдать им повозки и коней. Пусть работают в Мантеди извозчиками.

Кое-кто из рабов, уже успевших услышать от Яспера о прелестях жизни извозчика, несколько повеселели.

После воистину чудесного выздоровления королевы Торины она вместе с Рассидом воспользовалась кристаллом Великой провидицы, чтобы узнать о состоянии дел в Замке целителей. Однако Торина тщетно искала там свою дочь Саравельду.

Торина не привыкла просить видений о собственных детях — ей казалось важным соблюдать их духовную независимость. Однако сейчас ей необходимо было знать, что с ее дочерью. Саравельды в Замке целителей не было. Куда она могла подеваться?

После того как ловена Камбер приняла свою судьбу, Торина и Ланден вместе отправились в свой заветный уголок на берегу Белланского моря. Усевшись на песке, они смотрели на невысокие волны, накатывавшие с запада. Торина вновь вынула свой кристалл и попросила видения о Саравельде. Она была взволнована, и ей пришлось ждать достаточно долго, пока в душе воцарится необходимый покой.

Странные видения, которые явились ей, на первый взгляд никакого отношения к Саравельде иметь не могли.

…Усеянная камнями пустыня, кровавый закат. Крепкий молодой человек со свежим клеймом на лбу разжигает костер.

Сливия.

…Возле вечернего костра сидят люди, они поют. Запевает прекрасная девушка, одетая в лохмотья, а разжигавший костер юноша смотрит на нее с любовью.

…Возле этой красавицы задремал мальчик. Вокруг костра на страже стоят солдаты в полосатых камзолах.

А потом возле костра Торина увидела свою дочь. Казалось, Саравельда не причесывалась с того самого дня, когда отправилась из дворца в Замок, ее обгоревшее на солнце лицо облупилось. В руке ее блестел кривой кинжал, а глаза более не напоминали цветом Белланское море — теперь они сделались пепельными.

Но прежде чем королева успела удивиться произошедшим в дочери переменам и тому, что она неведомо каким образом оказалась за океаном и возвращение ее будет не скорым, могучий посыл из будущего затмил видение Сливии.

Покой оставил королеву. Она опустила кристалл в кисет и повернулась к королю.

Маэва расстелила одеяло под пустынными звездами, чтобы Яспер мог уложить на него спящего Девина. Никто не захотел спать в казематах крепости. Неподалеку капитан Фахд выставлял ночных часовых. Пель вместе с остальными рабами уже уехали в Мантеди — в повозках, полных детей.

Когда солнце зашло, сделалось прохладнее, воздух посвежел. Сами звезды в небе над крепостью, казалось, улыбались и подмигивали.

— Надеюсь, источник скоро преобразит этот уголок пустыни, — проговорила она.

— Место, где Морлен готовил свой ваххс, однажды станет оазисом. И все благодаря тебе.

— И твоим трудам, Яспер.

— Я рад, что буду рядом с тобой, когда ты будешь петь перед императором.

— Спасибо, что ты был со мной все это время, Яспер. — Она взяла его здоровую руку. — Разве можно было подумать…

— Нет, даже в голову не приходило. — Он пододвинулся к ней поближе. — Теперь я знаю, что мир куда более велик, чем казался мне прежде.

Лунный свет осветил его доброе лицо. Яспер притянул к себе Маэву.

Губы их соприкоснулись. Поцелуй этот словно преобразил все костры, которые он зажигал за время их долгого странствия, в один-единственный. И пламя его было ровным.

Торопливые шаги рядом заставили их оглянуться. Это были Сара и Дорьян.

— Простите, что помешали. — Обтрепанный наряд Сары казался на ней роскошным платьем — не менее прекрасным, чем то, которое сшила из синего шелка Лила.

— Вы намереваетесь уснуть? — спросила Маэва.

Они дружно кивнули.

— И завтра утром вас здесь уже не будет, — проговорила она голосом, полным печали.

— Но дорога в мою рощу тебе известна, Маэва, — промолвил Дорьян со внезапной хрипотцой. — Разрешаю бывать там так часто, как тебе будет угодно.

Маэва внимательно посмотрела на них обоих.

— Хотелось бы, чтобы цвет ваших глаз стал прежним, — сказала она порывисто. — Разве они никогда больше не будут синими?

— Скорее всего, — ответил Дорьян.

— В этом нет беды, — заметила Сара. — Что мы видели и где были, не отменишь и не забудешь. Ты ведь тоже стала другой.

Посмотрев на Яспера, на спящего Девина, на зинда, Маэва поняла, что это действительно так. Все переменилось. Она больше не бежала от лорда Морлена, чтобы попасть к отцу. И готова была возвратиться в Сливону, чтобы спеть перед императором.

— Не буду прощаться, — проговорила она, глотая слезы.

— А мы и не прощаемся, — ответил Дорьян. — Мы встретимся еще не раз.

Однако все они обнялись, как перед вечной разлукой.

А зинд поклонился им с тем же почтением, с каким склонился бы перед императором.

Глава тридцать третья

Когда Сара проснулась на поросшей травой лужайке, ей показалось, что она все еще спит. Впрочем, теперь-то уж она научилась видеть разницу между сном и бодрствованием, и лужайка эта была из ее настоящего мира. Повернув голову, она увидела внимательный взгляд Дорьяна. Он улыбнулся. И в улыбке этой она прочитала все то, что случилось с ними после первой встречи в Замке целителей в мире форм и пространстве начал до настоящего мгновения.

Прогалину, на которой они лежали, окружали деревья, и листва их сверкала как в тот давний, почти забытый день.

— Где мы? — спросила она.

— В Замке целителей, — ответил он. — Внутри седьмого священного кольца.

Сара услышала певучий голос. Поднявшись, она посмотрела на небо. Над ее головой медленно кружили огромные птицы. На их перламутровых перьях переливалась радуга.

— Теццарины, — выдохнула Сара. — Они вернулись.

Теперь птицы выглядели чуть иначе — кончики их крыльев сделались угольно-черными. Однако они стали еще красивее. Одна из них опустилась на землю и вперевалку направилась к Саре. Оперение ее покрывали пятна, на месте одного из глаз остался шрам.

Сара шагнула навстречу и преклонила колени. И на сей раз, когда теццарина открыла клюв и полилась ее чудесная песня, она зарыдала, зная, что никто не вправе приказать ей молчать.

Драдена Эстер восседала перед целой грудой пергаментов. До полудня еще далеко, а работники уже несколько раз прерывали ее своими вопросами.

Послышался новый стук, и дра Джем открыл дверь прежде, чем она успела попросить его подождать. Эстер уже решила, что Джем стал пренебрегать этикетом и за короткое время превратился из надежного дра в прохвоста, способного бесцеремонно вломиться в ее кабинет.

Он просто не мог выбрать худшего времени для своего появления. Эстер только что поставила огромную кляксу на документе, который она составляла. Кляксу! Промокнув чернила, она поняла, что лист придется переписывать.

— Ну что там у тебя? — Она постаралась укрыть листок с кляксой за другими пергаментами.

— Очередные новости, драдена.

— Какие еще? — Словно ей было мало хлопот с восстановлением Замка.

— Прибыл вестник от короля.

— Хорошо. Он сможет доставить мое послание во дворец, — сухим тоном проговорила Эстер, радуясь тому, что получила возможность без всякого труда известить короля и королеву о том, что их дочь нашлась и что она жива и невредима. Саравельда вышла из леса вместе с этим высоким чужеземцем Дорьяном. Оба они были одеты в грязные и немыслимые лохмотья. И оба не выказали должного уважения к Эстер, когда она объявила им, что решение по поводу их проступков будет вынесено, как только проступки эти получат надлежащую оценку. В ответ они самым невежливым образом потребовали, чтобы им предоставили возможность помыться, а потом созвали всех элловенов. Эстер не могла согласиться с подобным требованием, и тогда Саравельда сказала, что элловены будут созваны и без участия драденов. Глаза этой девицы показались Эстер одичалыми, и что самое ужасное, они были пепельного цвета, как и у Дорьяна.

Эстер обошла элловена Дисака и элловену Клер, занявшую место мистива в Совете Замка, и настояла на том, чтобы совещание по поводу нарушителей порядка было проведено немедленно. Они согласились, однако сказали, что не видят беды в том, если оба провинившихся студента предстанут перед всеми элловенами. И вопреки возражениям Эстер такая встреча состоялась без присутствия единого драдена. О результатах Эстер не известили, ей только дали понять, что Сара и Дорьян согласились остаться в Замке до вынесения решения.

«Согласились! Какая наглость!»

— Драдена! — Взгляд Джема был странным.

Эстер взяла себя в руки.

— Да?

— Вестник сказал, что король и королева будут здесь завтра днем.

— Завтра днем! Но на завтра я назначила совещание Совета.

— Его придется перенести на другое время.

Эстер вдруг представила, какой позор предстоит испытать королеве Торине.

— Впрочем, возможно, на нашем совещании будут присутствовать сам король или королева. Да. Так мы и поступим, Джем. Поручаю это дело тебе. — Она постучала костяшками пальцев по столу. — Это все?

— Нет, драдена. Элловены утверждают, что видели теццарин над лесом. Элловены Рена и Клер сегодня намереваются подняться к седьмому священному кольцу, чтобы проверить, вернулись ли они.

Ланден, король Белландры, прибыл в Замок целителей в середине золотого осеннего дня. Рядом с ним ехала его жена, королева Торина, их сопровождал небольшой отряд до зубов вооруженных солдат. Капитан Андрис встретил их по пути, и король попросил его вернуться вместе с ним в Замок.

Возле распахнутых настежь парадных ворот Замка гостей ожидали четыре драдена. Коней путешественников отвели в конюшню, а их самих препроводили внутрь Замка.

Хотя Торина подготовила мужа, рассказав ему о своих видениях, Ланден был потрясен состоянием Замка. Строения выглядели так, будто их пинал рассвирепевший гигант. Купола на крышах провалились, унылыми скелетами торчали вверх балки. На месте уютного фонтана в саду осталась груда обломков. Рытвины зияли даже в мощеных пешеходных дорожках.

Однако было видно, что работы по восстановлению Замка уже начаты. Некоторые из дорожек были переложены; одно из зданий могло похвастаться новой стеной. Выпрямилась и колокольня, сверкавшая серебряными колоколами.

Драдены проводили короля и королеву в избежавший разрушения зал. Им предложили закуски и вино, встречала их драдена Эстер. Главная драдена с кислым выражением на лице выслушала короля. Он поинтересовался, нет ли вестей от его дочери. Торина заверила его, что Саравельда возвращается в Замок, путешествуя из Сливии каким-то неизвестным и необычайно быстрым способом.

— Саравельда уже здесь, — сказала драдена Эстер. — И скоро вы увидите ее, ваше величество. Вот-вот начнется заседание Совета, на котором будет разбираться ее поведение.

— Ее поведение?

— Да, — жестким тоном молвила драдена Эстер. — Ваша дочь позволила себе в высшей степени подозрительную деятельность. На Совете будут присутствовать все элловены и драдены.

Ланден с улыбкой посмотрел на Торину.

— Как удачно вышло, что мы сумеем присутствовать на этом заседании. Вы очень любезны, драдена, и я благодарю вас за приглашение, поскольку мне известно, что в Замке не принято посвящать чужаков в свои внутренние дела.

Он посмотрел на драдену Эстер, на лбу которой выступил пот.

— Да, — подхватила Торина. — Я тоже благодарю вас, драдена. И прошу не задерживать из-за нас начало Совета.

Расположившись между элловенами и драденами, Ланден ожидал появления дочери. Для совещания была выбрана комната, в которой уцелели все четыре стены; на них висели со вкусом подобранные картины, солнечные лучи притенялись элегантными шторами. Два простых кресла остались пустыми. И вот дверь открылась, и на пороге появилась Саравельда, за ней следовал высокий молодой человек. Поклонившись собравшимся, они заняли свои места.

Ланден подвинулся вперед, внимательно разглядывая собственную дочь. Она показалась ему такой взрослой. Что было причиной — место или ситуация? Волосы ее на этот раз были причесаны — пусть и не совсем идеально. Она была в ученической одежде Замка целителей. На облупившемся от солнца лице ее не было признаков робости, и на собравшихся она взирала совершенно необычным взглядом. Торина уже предупредила короля о том, что Сара побывала в настолько сложном путешествии, что оно преобразило даже цвет ее глаз, и все же подобного король не ожидал! Серые, отливавшие серебром глаза, казались ему странным образом и добрыми, и свирепыми. Заметив среди собравшихся своих родителей, Сара не вскочила с места и не бросилась к ним навстречу; она только приветливо улыбнулась.

Драдена Эстер представила высокого молодого человека. Он носил имя Дорьян. Парень этот напомнил Ландену старого знакомого, он не видел его уже много лет, — новобранца, которого после морской битвы со сливийцами он выловил из волн океана. Звали его Кабис. Нос и подбородок Дорьяна имели ту же форму, что и у Кабиса, и цвет лица был такой же, однако глаза… Глаза в точности напоминали глаза его дочери Сары. Было ясно, что эти серебристо-серые очи видели много такого, о чем лучше не говорить.

Ланден слушал, как драдена Эстер обвиняла Сару в снятии наложенной элловеном печати, разрушении магической клетки, защищавшей священную птицу, а также во многих других таинственных и подозрительных событиях, в которых, с точки зрения Эстер, замешана Сара, а точнее — в смерти племянника Эстер и в незаконном наложении чар на Дом-на-рубеже.

Потом слово предоставили Саре, однако она попросила, чтобы от ее лица выступил Дорьян. Драдена Эстер без особого желания согласилась.

Дорьян поднялся.

— Рад, что никто из присутствующих здесь не испытывает чувства голода.

Интересное начало для самооправдания.

— Повесть моя будет долгой, и ее следует рассказывать с самого начала. Так что вы, возможно, успеете проголодаться.

Элловены переглянулись.

— Она начинается восемнадцать лет назад, еще до того, как мой отец Кабис Денон был призван в сливийский флот и был вынужден отплыть вместе с армадой на Главенрелл.

Ланден продвинулся еще вперед.

— Что за ерунда, — перебила его Эстер. — Наше заседание…

— Пусть говорит! — При желании Ланден легко мог заставить слушать любую толпу и, хотя в Замке не подчинялись королевской власти, воспользовался своим могучим голосом.

Эстер не посмела вновь прервать Дорьяна.

Ланден не пропустил ни слова из необычайной повести. О роде дримвенов, любви Кабиса и Лилы, камне дримвенов, дочери, о которой Кабис так и не узнал. Об элловене Ренайе, и нареченных ею дарованиях Дорьяна и Сары, и о шармале Берне. О том, как Берн воспользовался внутренней энергией Сары, о птицах Иб, нападавших на одаренных во сне, о Серебряной границе и князе Тьмы. О плавании через океан, о спасении Маэвы, о схватке в Доме-на-рубеже, в которой погиб Берн. О перемещении в палату эликсира Иб и в пространство начал. О возвращении света в истекавшие им волшебные предметы. О созданном из материи первоначал оружии, убившем одного из самых могущественных слуг князя Тьмы, лорда Морлена. О расставании в пустыне; о желании Маэвы освободить сливийских рабов. И наконец, о теццаринах.

Заканчивая свою речь, Дорьян показал в сторону Саравельды.

— Пусть Саравельда и выпустила последнюю из теццарин, — сказал он, — но она же освободила их всех от служения князю Тьмы, напомнив этим птицам об их истинной сущности в пространстве начал. Да, она убила Берна, но у нее не было выбора, в противном случае он убил бы ее… Более того, он разрушил бы Серебряную границу, и князь Тьмы получил бы возможность вступить в мир.

Дорьян сел в полнейшей тишине.

Следующей вызвалась говорить высокая женщина в серебристом одеянии. Она повернулась лицом к собравшимся:

— Я элловена Клер. Как мистива, я свидетельствую, что этот молодой человек сказал правду. Собравшиеся здесь элловены благодарят за возвращение теццарин. Мы скорбим об оставивших нас элловенах Ренайе и Майне. Кроме того, мы считаем, что настала пора назвать имена еще двух элловенов.

Она подняла вверх обе руки, и сидевшие элловены разом встали.

Элловена Клер повернулась к Саре и Дорьяну:

— Прошу и вас встать.

Оба с удивлением поднялись.

— Дорьян и Сара, вы исцелили свет. Вы спасли Серебряную границу и услышали песнь теццарин. Мы признаем вас элловенами. И приветствуем.

Если Ланден до сих пор считал целителей людьми сдержанными и чопорными, он получил возможность пересмотреть свое мнение. Общая радость, смех и поздравления, которые царили в аудитории, были тому подтверждением. В радости этой как-то растворились извинения Эстер — она-де ничего не знала, и элловена Ренайя могла бы обо всем вовремя сказать ей, и тогда места для непонимания бы не осталось.

Принимая поздравления и приветственные поцелуи обитателей Замка, Сара и Дорьян пробрались к королю и королеве — чтобы и от них получить поздравления.

— Благодарю вас, молодой человек, — сказал Ланден, — за все, что вы сделали для нас.

Он заглянул Саре в лицо.

— Значит, твое дарование оказалось иным? Мы считали тебя плясуньей, а ты Духовный воин.

— Покажи-ка свой нож, — попросила королева.

— И хотя она фирана, — невозмутимо проговорил Дорьян, — Духовная воительница, владеющая оружием из материи первооснов, однако, спасая Серебряную границу, она танцевала, как танцевала и в пространстве начал, исправляя неправду. Саравельда действительно плясунья, мой господин, плясунья, наделенная великой силой.

Ланден отметил неведомую прежде глубину в улыбке дочери. «Совсем недавно она оставила дом норовистым ребенком. А теперь передо мной юная дева, побывавшая там, куда мне доступа нет».

— Да, — ответил с уважением Ланден. — Да, она у нас плясунья.

Пожав руку Дорьяну, он благословил тот день, когда собственными руками поднял Кабиса Денона из волн океана.

СЛОВАРЬ

Авьен. Целитель, наделенный дарованием художника. В Замке целителей авьенов учат создавать произведения искусства, укрепляющие и гармонизирующие здоровье людей, которые смотрят на них.

Великая провидица. Высшая среди провидцев. Великая провидица рождается в каждом пятом поколении, одна на все королевства.

Ген. Таинственный и животворящий жизненный поток. Жизненная сила.

Геновен. Геновены учатся в Замке целителей умению сознательно передвигаться во сне и исцелять от тоски и безумства. (Белландрианский эквивалент дримвена.)

Двойная невидимость. Защитное поле, которым элловены окружили Замок целителей. Двойная невидимость полностью укрывает Замок от всякого глаза и всех разновидностей внутреннего зрения. Применяется только в пору крайней опасности.

Дом-на-рубеже. Округлое здание на границе леса вокруг Замка целителей, охраняющее Серебряную границу. Дом-на-рубеже задумали и построили могущественные элловены; он укрепляет ген всякого, кто переступит через его порог, и добавляет силу каждому произнесенному внутри него слову и произведенному действию. Окна его выложены цветными стеклами и украшены всякими драгоценными самоцветами. В мраморный пол врезаны разные знаки, сделанные из самоцветных камней и драгоценных металлов.

Дра. Драден, обучающийся своему делу.

Драден. Работник в Замке целителей. Драдены изучают и воплощают в жизнь законы Замка. На них также лежит выполнение таких обязанностей, как приготовление пищи, уборка, поддержание распорядка и все хозяйство.

Дримвен. Личность, способная во сне, но осознанно посещать края, находящиеся за пределами мира. Законы чести запрещают дримвенам посещать без разрешения разум спящих людей.

Замок целителей. Находящаяся в Белландре школа целителей. На территории Замка находятся больница, помещения для занятий, столовые и кухни, залы собраний, спальни, отдельные домики, сады, утесы, спускающиеся к Белланскому морю, и лес священных колец.

Иб. Огромная птица, обитающая в мире теней. Птица Иб принадлежит царству мрака и служит князю Тьмы. Летая над незримыми мирами, они нападают на души спящих людей.

Индивидуальная невидимость. Создаваемое элловенами защитное поле, охраняющее Замок целителей от внешнего вторжения, в том числе и от проникновения взоров провидцев.

Князь Тьмы. Князь теней, лжи, жадности и гнева.

Кристалл Великой провидицы. Чрезвычайно чистый кристалл белландрианского хрусталя, которым по традиции пользуется Великая провидица, чтобы получать с его помощью самые отчетливые видения.

Лирен. Музыкально одаренный целитель. Лирены учатся в Замке целителей создавать музыку, которая укрепляет и гармонизирует здоровье тех, кто слушает ее.

Ловен. Тот, кто овладел в Замке целителей одной или несколькими науками. Ловен считается почтенным и умелым целителем.

Мистив. Психически одаренный целитель. Мистивы учатся в Замке целителей воспринимать сущность людей.

Печать. Невидимая преграда или замок, устроенный одним или несколькими элловенами.

Сангив. Наделенный властью целитель. Сангивы учатся в Замке целителей умению бескровно удалять из тела злокачественные опухоли; кроме того, сангивы являются умелыми костоправами.

Семь священных колец. Семь концентрических кругов, образованных древними деревьями в лесу Замка целителей. Кольца защищены печатями различного уровня. Каждое последующее кольцо расположено выше предыдущего. Внутри последнего, седьмого кольца расположена высокая прогалина, служащая домом теццаринам.

Серебряная граница. Ограда, окружающая весь мир, созданная устремлениями всех живых душ. Серебряная граница не позволяет князю Тьмы непосредственно вступить в мир. Ее поддерживают элловены из Дома-на-рубеже в Замке целителей.

Теццарина. Крупная священная птица с радужными перьями. Теццарины живут на прогалине внутри седьмого кольца Замка целителей. Вступать в контакт с теццаринами могут только элловены.

Триан. Одаренный танцор. В Замке целителей трианы учатся создавать танцы, укрепляющие и гармонизирующие здоровье зрителей.

Шармаль. Обаятельная и необыкновенная, но бессовестная личность. Шармали умеют видеть других насквозь, однако пользуются своим даром не для блага людей, но ради исполнения собственных желаний.

Фитосен. Целитель, знающий растения. Фитосены узнают в Замке целителей способы употребления растений и учатся их выращивать; обучаются делать настои и составлять лекарства.

Фиран. Чрезвычайно редкое дарование. Фираны учатся в Замке целителей искусству духовных битв.

Эбровен. Дримвен, подпавший под власть князя Тьмы. Кодекс чести дримвенов не связывает эбровенов; и все же эбровен не способен вторгнуться в сны человека, которого не видел. Но эбровену достаточно поглядеть в глаза бодрствующему человеку, чтобы подчинить себе его разум.

Эбромаль. Преданный служитель князя Тьмы.

Элловен. Ученый целитель, прошедший обучение одному из предметов, которые преподают в Замке целителей, а также испытавший состояние элловенства. Элловены обладают высоким уровнем жизненной силы, который позволяет им накладывать печати, создавать невидимость; они необычайно искусны в своем деле.

Элловенство. Пережитое лично состояние духовной любви и единства.

Оглавление

Часть первая Сливия

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

Часть вторая Замок целителей

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

Часть третья Путешествие

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

Часть четвертая Камень дримвенов

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

Часть пятая В укрытии

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

  Глава двадцать седьмая

Часть шестая Эликсир Иб

  Глава двадцать восьмая

  Глава двадцать девятая

Часть седьмая Серебряное и серое

  Глава тридцатая

  Глава тридцать первая

  Глава тридцать вторая

  Глава тридцать третья

СЛОВАРЬ