Лягушачий замок [Юстейн Гордер] (fb2) читать онлайн

- Лягушачий замок (пер. Элеонора Леонидовна Панкратова) (и.с. Маленькие человечки) 8.05 Мб, 64с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Юстейн Гордер

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Юстейн Гордер Лягушачий замок


При свете луны

Никак не могу вспомнить, как именно началась вся эта история, помню только, что светила луна, и я шел по снежному насту. То, что маленький мальчик, один, разгуливал ночью в лесу при свете луны, похожей на огромный воздушный шар, конечно же, было удивительным.

Но в ту ночь произошло много еще более удивительного.

Когда я проходил мимо заболоченного пруда, с берега которого, улегшись на живот, мы с папой любили наблюдать за головастиками, я вдруг заметил гномика. Это было бы, наверное, не столь невероятным, если бы он тихонько вышел из-за деревьев или откуда-то еще, но он появился совсем по-другому.

Я уселся прямо на снегу и задумался о чем-то. Вдруг, откуда ни возьмись, прямо передо мной появился гномик, он вырос как будто из-под земли, или проступил из воздуха, одним словом, проник сюда каким-то совершенно неведомым путем. Кроме обычной, красной, в виде колпачка, шапочки, которую носят все гномы, на нем был зеленый костюм. Хотя ростом он был ниже меня, сразу было видно, что это совсем взрослый гном.

— Ну, вот, — сказал он, когда стал таким же отчетливым, как и деревья вокруг. Произнося это, он одновременно вытаскивал руку откуда-то из другого пространства, находящегося за воздухом, окутывающим все вокруг нас.

— Ну, так вот, — произнес он решительно.

Так начинают разговор те, кому в общем-то и сказать особенно нечего, и они надеются только на отклик собеседника.

— Что значит вот, — спросил я осторожно.

Он взглянул на меня и зажмурился, как будто бы лунный свет слепил ему глаза.

— Ты тоже не спишь, а гуляешь, — произнес он.

В этих словах тоже особого смысла не было, ведь и так все было ясно: мы оба стояли на берегу замерзшего тритоньего пруда.

Чтобы подразнить его, мне так и хотелось сказать: «Нет, я не гуляю». Вместо этого я произнес: «Да, мы оба гуляем».

Мне такой ответ показался весьма подходящим, а ему не понравился.

— Да, мы оба гуляем, но только один из нас расхаживает при лунном свете в ночной одежде.

Я посмотрел на свою голубенькую кофточку, всю в таких картинках автомобильчиков и мотоцикликов. Оказывается, я был в одной пижамке, и мне захотелось спрятаться. Но куда там, когда гномик застал меня на месте преступления.

— У природы нет плохой погоды, — сказал я, изо всех сил стараясь говорить как взрослый. — Тебе кажется странным, что я сейчас в пижамке, а по-моему, быть гномом еще более невероятно.

Но ему, видимо, было важно во что бы то ни стало одержать надо мной верх, и он показал на меня своим пальчиком.

— Все-таки, самое странное из всего возможного — это ходить босым по снегу. Ты, наверное, совсем бедный, раз у тебя нет даже пары башмаков.

Тут я взглянул на свои ноги и смутился еще больше, чем в первый раз, когда обнаружил, что одет в ночную одежду. Я вдруг почувствовал, что и в самом деле стою босиком и пальцы на ногах совсем окоченели. И подумал, как хорошо было бы прикрыть их теплым одеялом, но сама мысль была такая безумная, что я даже не решился высказать ее вслух. Кому придет в голову разгуливать по лесу, по снежному насту, сгибаясь под тяжестью одеяла, при свете полной луны.

— Мои папа и мама очень богаты, — сказал я. — У нас есть свой большой дом с верандой и шезлонгами. Если родители только захотят, то хоть тысячу пар башмаков купят, но они просто считают, что ходить босиком полезно, и еще они несколько раз называли меня маленьким принцем.

Последнее его как-то особенно заинтересовало.

— А позвольте узнать имя маленького принца, — спросил он, отвесив глубокий поклон.

— Меня зовут Кристоффер Поффер, — произнес я торжественно. Не мог же я сказать, что меня зовут Кристоффер Хансен, ведь тогда бы он ни за что не поверил, что я настоящий принц.

— Очень интересно, — заметил он. — Мне достоверно известно из одной старинной книги, что именно такие принцы очень любят блинчики с земляничным вареньем, а я как раз напек их целую гору. В моем саду полным-полно земляники.

Я ему не поверил. Знаю я этих взрослых, когда хотят поважничать перед детьми, начинают хвастаться тем, что умеют печь блинчики и всякое такое. Я опустил глаза и стал пристально рассматривать снег у себя под ногами, размышляя о том, что и земляника сейчас не растет. Но возражать не осмелился, ведь мне было прекрасно известно, что гномы гораздо умнее детей.

И, если бы не его красная шапочка-колпачок, я бы вполне мог принять его за ребенка, такого же мальчика, как я сам. А еще я заметил какую-то печаль в его синих глазах, похожих на огромные черничины.

— Ну, так хочешь попробовать? — спросил он.

— Черники? — испуганно спросил я.

Он замер и покачал головой.

— Ну вот, я приглашаю ночного странника отведать свежих блинчиков с земляничным вареньем, — произнес он. — Приглашаю, несмотря на то, что он тут топчется босиком по снегу. И что же делает в ответ на это наш принц Поффер? Он начинает расспрашивать о чернике. Вот именно такие впечатления и огорчают нас, гномов, и сделали нас грустным лесным народцем.

Я принялся вспоминать, говорил ли я что-нибудь подобное, мне показалось, что об этом я только подумал, а не сказал, а это ведь не одно и то же.

— Мы с тобой решаем весьма простой вопрос. Будем ли мы лакомиться блинчиками с вареньем из земляники, которая выросла у меня в саду или ты предпочитаешь бродить здесь в полутьме? Вопрос стоит именно так, потому что сегодня в нашем меню стоят блинчики с вареньем.

— Точно так же говорит обычно мой папа. Он вечно спрашивает, что там у нас «стоит в меню». Я всегда думал, что меню это то же самое, что плита, ведь еда обычно стоит на ней, но здесь, в лесу, при свете луны, никакой плиты не было.

— У тебя нет плиты, — произнес я.

Гномик стоял и глазел на меня в изумлении. А потом принялся прочищать себе уши пальцами.

— Прошу прощения, принц Поффер, но, вероятно, у меня в ушах скопилась сера, и я не совсем расслышал, что ты мне сказал.

— У тебя нет плиты, — повторил я.

— Но ведь не будешь же ты ее тащить всякий раз с собой, когда вздумаешь прогуляться по лесу и полюбоваться луной.

Теперь пришла моя очередь схватиться за уши, чтобы проверить, не завяли ли они у меня и не отвалились ли совсем после услышанного. К счастью, они прочно держались на своем месте, также, впрочем, как и нос. А вот кончики пальцев на ногах продолжали зябнуть.

— К сожалению, здесь немного сквозит гномик, помотав головой в своей красной вязаной шапочке. — Собственно говоря, это не удивительно, ведь лес стоит над огромной проПАСТЬЮ.

Когда он сказал слово «проПАСТЬ» я испугался — вдруг сейчас выйдет волк или лев. И вообще, мне стало страшно: если долго стоять тут и разговаривать, можно договориться до чего-нибудь ужасного. Поэтому я торопливо пробормотал:

— Я с большим удовольствием буду кушать блинчики с земляничным вареньем, если они все еще стоят в меню.

Тогда гномик широко заулыбался и провел языком по губам сначала в одну сторону, потом — в другую.

— Это очень Зрелое решение, особенно учитывая тот факт, что у меня в саду полно Зрелой земляники.

Но никакого домика и никакой земляники я не видел. Передо мной были деревья и сугробы, освещенные лунным светом.

— Где же твой домик в земляничнике?

— Он — среди лета, — сказал он. — Это недалеко, прямо за углом. Но туда нельзя идти в нижнем белье.

Он еще не закончил фразу, как я весь преобразился: на мне появились зеленые шелковые брюки и шелковая рубашка, красная как земляника.

Я был поражен, но сделал вид, что ничего особенного не произошло.

— Держись за мою руку, Кристоффер Поффер, — сказал он.

И тут меня осенило, я ведь еще не знаю, как его зовут, а мама говорила, чтобы я не ходил домой к незнакомым людям. Наверняка, это относится и к незнакомым гномам.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Он протянул мне руку и учтиво поклонился.

— Зови меня просто Умпин.

Он взял меня за руку, и мы вместе вышли из зимы. Здесь, на другой стороне, был жаркий летний день. Взявшись за руки, мы стояли на том же самом месте, на берегу тритоньего пруда. Только теперь светило солнце.

Блинчики

— Что будем делать сначала, — спросил меня гномик Умпин, — ловить головастиков, а потом кушать блинчики с земляничным вареньем или наоборот?

Правильный выбор тут было сделать совершенно невозможно.

— Давай-ка поскорее скушаем эти аппетитные блинчики, пока кто-нибудь не убрал их совсем из меню, — сказал я.

— Терпеть не могу, когда клянчат, — сказал он. — Это единственное, чего мы, гномы, не выносим. А вообще-то, мы привыкли вытягиваться в струнку перед подлинными принцами Пофферами, мой прадедушка однажды так вытянулся, что сломался пополам.

Я молча уставился на него.

— А вообще, думай, что говоришь, — сказал он. — Однажды моей бабушке довелось услышать такую чепуховину, что от удивления у нее глаза на лоб полезли, да так, что совсем вылезли. И долго-долго катались по лесу. Вот почему здесь так много черники. А гномы никогда не едят блинчиков с черничным вареньем. Ну что ж, пойдем, мой домик тут неподалеку.

Мы углубились в чащу леса. И вскоре подошли к невероятно толстому дереву, такого я еще никогда не видел. Оно было очень толстое и в то же время гораздо ниже других деревьев вокруг. Наконец, я понял, что передо мной ствол или пень. Вокруг этого толстого ствола алело множество земляничек. Тут я догадался, что это и был домик гнома Умпина, а все эти кустики земляники и были его садом, но убедился в этом окончательно только тогда, когда он открыл дверцу в стволе.

— Кристоффер Поффер! — произнес Умпин торжественно. — Если можно так выразиться: добро пожаловать в мой дом!

Мы вошли, и я увидел, что внутри все очень маленькое. Только один раз в жизни я видел такой домик, это был кукольный дом в саду у Камиллы, моей двоюродной сестры, которая живет в Телемарке. Все здесь так напоминало обстановку внутри ее кукольного дома, что я даже испугался, а вдруг гномик пришел ночью и украл всю ее кукольную утварь. Но ведь отсюда так далеко до Телемарка. Нужно ехать много часов в машине, а гномы не могут водить машину. Нет, наверняка это просто случайное сходство.

Тут я заметил и большую гору блинчиков. Но они стояли не в каком-то там меню и даже не на плите, а на маленьком столике, рядом с банкой варенья.

Мы уселись на зеленые стулья и взяли себе по блинчику. Поскольку было столько разговоров о лесной землянике, мне захотелось узнать, было ли и вправду что-нибудь лесное в этом земляничном варенье. Лучше бы я об этом не спрашивал, потому что гномик погрустнел.

— Должен уточнить: я ем землянику только из своего сада. Но время от времени случается, что среди ягод попадаются такие зелененькие иголочки…

Он покачал головой.

— Кристоффер Поффер, — сказал он. — Я заключил торжественный договор со всеми лесными иголками, чтобы они держались подальше от моего садика. Одновременно я дал им разрешение залетать в нос и в уши всех маленьких принцев, которые откажутся кушать мое земляничное варенье.

Я тут же поспешил пообильней полить блинчики вареньем, потому что, как мне показалось, у меня зачесалось, засвербило в носу.

— Ну, как тебе понравились блинчики? — спросил он после того, как мы скушали по четыре, а может быть и по пять блинчиков.

— Очень вкусно, — ответил я.

Но гномику мой ответ не понравился.

— Ты кажется не расслышал, что я сказал, — заметил он.

— Как понравились блинчики, — ответил я. — И если кто-нибудь меня спрашивает: «Как тебя зовут?» Я отвечаю: «Кристоффер». Нельзя же ответить, например: «Мама обычно зовет меня домой по многу раз».

Если честно признаться, мне и в самом деле было невдомек, как я должен был ответить на этот вопрос.

— На пять с плюсом, — попытался было исправиться я.

Умпин бросился убирать со стола.

— Тогда ты кушаешь здесь блинчики в последний раз, — проворчал он. — Совсем недавно у меня в гостях был другой принц Поффер и сказал, что я — настоящий волшебник в отношении блинчиков, прямо на все сто.

И тут меня осенило.

— Конечно же, я имел в виду, что ты — волшебник на пять с половиной сотен.

Тут Умпин заплясал вокруг стола, подскочил ко мне и поцеловал в щеку.

— Ну, вот и хорошо, а теперь мы можем выпрыгнуть прямо в летний день и начать ловить головастиков.

И он схватил банку из-под варенья, которая стояла на лавке.

Головастики

Мне доводилось множество раз бывать в лесу у тритоньего пруда, но сегодня здесь все казалось необычным. Деревья были ослепительно зелеными, а небо синее-пресинее, как на картинке. Кроме всего прочего, никакие веточки и иголочки не кололи меня, хотя я шел босиком.

Гном лег на живот и принялся смотреть на головастиков.

— А ты и раньше знал, что из головастиков могут получиться лягушки? — спросил он меня, наклонив голову близко-близко к воде.

На это я даже не стал отвечать, это и так ясно. Вместо этого я сказал:

— Нужно поймать очень-очень много головастиков, чтобы получилась целая лягушка.

Тут Умпин поднял вверх свою банку и показал, что трех головастиков он уже поймал.

— Но тебе, наверное, неизвестно, что если лягушку поцеловать, она станет принцем, а принцы живут в больших замках, в которых всегда случается много необыкновенного.

И это мне было известно. Однажды дедушка рассказал мне сказку о том, как одна лягушка стала принцем только потому, что какая-то девчонка-воображала поцеловала ее в мордочку. Но если бы я признался, что и это мне известно, ясное дело, гномик обиделся бы из-за того, что я знаю не меньше его, если же сказал бы, что не знаю этого, он считал бы меня совсем глупым. К счастью, отвечать не пришлось, так как в это время Умпин вытащил банку из воды. В ней было множество головастиков.

— Надо пошевелить в банке волшебным прутиком, — сказал он.

Я пошел по тропинке и нашел подходящий прутик. Правда, я не знал, волшебный ли он. Пока не испытаешь, не узнаешь.

Прутик оказался волшебным. Не успел Умпин опустить его в банку, как все головастики превратились в одну большую лягушку.

— Вот это да! Красота! — воскликнул он и помахал прутиком в воздухе.

Мне лично никогда лягушки не казались особенно красивыми. Мне всегда гораздо больше нравилось смотреть на головастиков.

Лягушка выпрыгнула из банки, уселась на камень и уставилась на нас. Сердце у нее так бешено колотилось, что животик у бедной лягушки все подымался и опускался: туда-сюда, туда-сюда. Рядом стояла банка с водой, там теперь оставался только один головастик.

— Но мы сделали только полдела, — пробормотал Умпин.

Сначала я не понял, о чем речь.

— Кто из нас поцелует лягушку? — продолжал он.

— Чур, не я! — закричал я, потому что у меня не было ни малейшего желания целовать мерзкую лягушку.

— Мы ОБЯЗАНЫ ее поцеловать, если хотим, чтобы она превратилась в принца. Весьма странно, что тебе противно поцеловать лягушку.

— Почему это?! — спросил я, чуть не плача.

— Потому что когда-то ты и сам был лягушонком, — сказал Умпин и коснулся меня волшебным прутиком.

Тут я расплакался.

— Я… никогда… никогда не был никаким лягушонком, — смог я произнести, наконец.

Вместо того, чтобы успокоить меня, гномик только покачал головой.

— Кристоффер Поффер, — произнес он. — Разве мы не договорились, что ты настоящий принц? Или я угощал тебя своими замечательными блинчиками по недоразумению?

Я так и замер на месте.

— И разве мы не договорились, откуда берутся принцы? — продолжал Умпин нетерпеливо.

Эти слова поразили меня как громом.

— Разве не ясно, что когда-то ты был лягушонком?

И он посмотрел на меня своими черничными глазами. Я не удивился бы сейчас, если бы они вышли из орбит и покатились бы по лесу.

— Я появился из маминого живота, — сказал я. — А туда я попал, потому что папа поцеловал ее. Ведь когда он поцеловал ее, к ней в животик попало несколько таких маленьких штучек.

Мне и самому было ясно, что объяснение такое длинное, что смахивало на оправдание. Наверное, поэтому Умпин уселся на пенек и потер себе лоб, как будто бы очень устал. А лягушка важно восседала рядом на камне и продолжала пульсировать.

— Мы сразу же должны решить один важный вопрос, — сказал гномик. — Какие такие еще штучки, если не головастики, приплыли в животик твой мамы, когда твой папа ее поцеловал? И разве ее поцеловать лучше, чем лягушку? Кроме того, разве папа с мамой никогда не называли тебя, купая в ванне, своим лягушонком? И как ты думаешь, мог бы ты умудриться жить у нее в животе, если бы не умел плавать как лягушка?

Возразить мне было нечем, но я почувствовал, что ненавижу и эту мерзкую лягушку и упрямого гнома.

Умпин снова прикоснулся ко мне волшебным прутиком.

— Конечно же, ты можешь сколько угодно ненавидеть лягушку, — сказал он. — Но я хочу сказать тебе, что тебе нужно только совсем слегка чмокнуть ее в мордочку. Потому что, если ты не сделаешь этого, то мы никогда не доберемся до большого замка, в котором живет принц, и никакой сказки не будет!

Я понял, что выбора у меня нет. Если я не послушаюсь гнома, он может дотронуться до меня своим волшебным прутиком и превратить в лягушку. Ведь если лягушка может превратиться в принца, то, наверняка, и принц может превратиться в лягушку.

Тогда я лег на землю и поцеловал гадкую лягушку в саму мордочку, ощутив при этом губами слизь.

Каролюс

— Приветствую вас, господа, — произнес принц.

Лягушка исчезла в то же самое мгновенье, как только я поцеловал ее, и прямо перед нами стоял настоящий принц. На его плечи была накинута бархатная мантия, на голове была маленькая золотая корона, усыпанная рубинами, а на серебряном поясе висел настоящий меч.

Тут я совсем смутился. Оказаться в таком обществе, с одной стороны — гном Умпин, с другой — этот принц. Сам-то я — всего-навсего обыкновенный лесной принц, а это был настоящий, из тех, что живут в королевских замках, я это сразу понял.

— А позвольте узнать имя принца? — спросил Умпин.

— Меня зовут Каролюс-рекс, принц Каролюс, — ответил он с важным видом. — Но это было давно.

Я ничего не понял, и Умпин — тоже.

— Когда-то я был наследным принцем в большом замке, — объяснил он. — Но в один прекрасный день меня превратили в тысячу головастиков. Это случилось потому, что я не хотел отдавать свое сердце злому гному, который жил в пне под замковой горой. Но теперь вы снова собрали меня в единое целое, и я вас отблагодарю за это.

Я повернулся и посмотрел на Умпина: теперь он в своей высокой шапочке-колпачке уже не казался мне таким рослым. И на этот раз он уже не предлагал никаких блинчиков с земляничным вареньем. Вместо этого он произнес:

— Очень интересно! Только совершенно невозможно, чтобы это был мой родственник, потому что в нашем роду нет таких бессердечных.

— Чепуха, — возразил принц.

— Ни у кого из гномов нет бьющихся сердец, как, например, у людей и лягушек. И поэтому гномы постоянно охотятся за сердцами людей. И чаще всего это происходит среди сугробов при свете полной луны…

— Ой, неужели блинчики с вареньем были только приманкой, а на самом деле Умпин стремился украсть мое сердце?

— Давай-ка лучше поговорим о замке, — произнес Умпин решительно. — Если ты и взаправду настоящий принц, наследник престола, то наверняка живешь в белом замке с высокими башнями и множеством слуг.

Принц Каролюс важно кивнул головой, и мы тут же увидели его замок справа от тритоньего пруда.

— Потрясающе! — воскликнул гном и почесал голову своими пальцами. — Я бываю у этого пруда больше одиннадцати лет и никогда не обращал внимания на такой красивый замок.

— Я тоже много раз приходил сюда с папой. И мы даже ни одной башенки не заметили.

Принц Каролюс поправил у себя на голове корону, усыпанную рубинами, и произнес:

— Досточтимые господа, неужели вы и в самом деле думаете, что все может оставаться по-прежнему, после того как вы расколдовали заколдованного принца?

Тут он вложил в рот два пальца и засвистел так громко, что эхо прокатилось по всему лесу. В то же мгновенье подкатила карета, запряженная четверкой огромных лягушек. Карета выехала из самой чащи и подъехала по тропинке прямо к нам.

Еще никогда в жизни не доводилось мне видеть таких гигантских лягушек, но я слышал, что подобные лягушки существуют и что большую часть года они проводят в Южной Америке. Конечно, они не такие громадные, как лошади, но с собаками-овчарками, например, их вполне можно сравнить.

— Прошу в карету, господа, — произнес принц Каролюс и распахнул перед нами дверцу. — От всего сердца прошу вас пожаловать в мой замок.

Мы сели в удивительную карету, а лягушки поскакали по тропинке, таща ее за собой. Карета так тряслась и дребезжала, что мне стало казаться, что сердце у меня в груди запрыгало, стало падать и даже рваться на части. Тут я вспомнил своего дедушку, маминого папу, у которого стало плохо с сердцем, и он умер. Это случилось через несколько дней после маминого отъезда во Францию.

Тритоны

— Ведите себя прилично в замке и держитесь подальше от тритонов, — предостерег нас принц Каролюс, когда наша карета прогромыхала через ворота замка.

— Тритонов? — воскликнул Умпин.

— Это стражники. И я думаю, вам следует знать, что они никогда не были в особенном восторге от гномов или от принцев Пофферов. Но можно предположить, что они станут относиться к вам лучше, когда узнают, что это вы собрали меня из частей в единое целое.

Мы приблизились к замку и увидели у входа многочисленных стражников-тритонов. Они были гораздо больше обычных обитателей тритоньего пруда, почти такого же роста, как сам Каролюс, а он был ростом со взрослого. Но во всем остальном, по своему внешнему облику, они были точно такие же, как те тритоны, которые карабкались и ползали по папиной руке, которую он им подставлял. У каждого из них за поясом висел длинный меч. И поскольку их тела были покрыты чешуей, кольчуги им были не нужны.

Когда мы вышли из кареты, четверо тритонов поспешили навстречу Каролюсу и приветствовали его, скрестив мечи у него над головой.

— Как изволило себя чувствовать Ваше Высочество в пруду? — спросил один из них.

— Вода удивительно освежает, — ответил Каролюс. — Но очень трудно управлять собой, когда состоишь из стольких маленьких существ.

Он с важностью посмотрел на меня и Умпина: эти двое ребят пришли мне на помощь, правда, сначала основательно подкрепившись из меню. Именно им выпала великая честь собрать меня воедино, хотя первоначально в их намерения входила ловля тритонов.

Тут стражники встали навытяжку, а мы с Умпином сделали прямо противоположное: каждый из нас попытался сжаться в комок.

— Принц Каролюс, — продолжал тритон, обратившийся к нему ранее. — Разве ты забыл о строжайшем запрете королевы приводить в замок гномов и принцев Пофферов?

В этот момент множество тритонов устремилось по лестницам замка вниз.

— Похищено сердце короля, — кричали они.

Тут принц Каролюс бросился вверх по лестнице, а так как Умпину и мне совсем не улыбалось оставаться наедине со стражниками-тритонами, мы бросились за ним.

И вдруг неожиданно мы оказались в большой голубой комнате. Здесь, на застеленной красным шелком постели лежал король. Он не дышал, и взгляд у него был застывший. Принц Каролюс положил свой меч на круглый столик и бросился к отцу.

— Папа, милый, — рыдал он. — Не может быть, чтобы ты умер.

Тритоны деликатно стояли в отдалении, в то время как принц предавался скорби. Мы с Умпином тоже стояли в сторонке и уронили несколько слезинок.

Вскоре из боковой комнаты показалась какая-то непонятная дама, у нее была голая грудь, совсем как у тети Ингрид, когда та расхаживает по пляжу, и за что ее и прозвали королевой Телемарка. Я, правда, честно говоря, никогда не мог понять, как это можно стать королевой только потому, что сбрасываешь с себя всю одежду во время летнего зноя.

Кроме голых грудей, еще я заметил длинную синюю юбку, ее единственное одеяние.

Принц Каролюс обнял свою маму.

— Мама, — прошептал он. — Папа умер.

Тут королева взглянула на нас, и у нее глаза полезли на лоб.

— Каролюс! — вскричала она. — Уж не этот ли гном украл сердце короля?

Но Каролюс даже не успел ответить.

— ТРИТОНЫ! — закричала королева так громко, что у нее подпрыгнули соски.

В следующее мгновенье у двери появились четыре жирных тритона.

Королева указала на Умпина.

— Как вы могли впустить сюда этого гнома, как раз в то самое время, когда я горевала по поводу утраты сердца моего милого мужа?

— Просим прощения, досточтимая королева, — произнес один из тритонов. — Но мы не по своей воле…

— В темницу его, немедленно! — приказала королева.

Тут я совсем испугался, да и Умпин тоже. Ясное дело, что королевская темница — это глубокое, холодное и мокрое подземелье. К тому же там могут быть страшные львы.

Четверо тритонов бросились на гнома Умпина. Он взглянул на меня своими печальными черничьими глазами:

— Постарайся освободить меня.

Но голая королева внушала мне такой же страх, как и ему. Кроме того, я думаю, что принц Каролюс уж мог бы тут сказать свое слово, ведь гномика Умпина уже уводили в темницу. Теперь королева обратила внимание на меня.

— А это еще что такое? — спросила она строго.

— Это мой хороший лесной друг, — сказал Каролюс. — Его зовут принц Кристоффер Поффер.

— Ах вот как? — спросила королева. — А ты разве забыл, что я не разрешаю тебе играть с принцами Пофферами?

— Но, мамочка, этот принц Поффер тысячу раз спас мне жизнь.

Королева-мать замерла на месте, пристально глядя на своего принца. И вдруг она задрожала так, как будто бы у нее замерзли плечи. А может быть, ее затрясло от собственной злобы.

— Мальчик, мой хороший, — произнесла она, наконец. — Я прямо не знаю, что происходит со мной сегодня. В таком случае этот принц Поффер может пообедать сегодня в замке.

— Большое спасибо, ваше королевское величество, — выпалил я, опасаясь, как бы она не передумала.

— ТРИТОНЫ! — закричала королева.

Двери тут же распахнулись, и вновь появились четыре тритона.

В пиршественном зале

— Немедленно проводите этого принца Поффера в пиршественный зал. Я повелеваю подать блинчики с вареньем в несметных количествах. Но прежде каждый обязан расправиться с полной тарелкой буквенного печенья.

Тритоны направились ко мне, и я испугался, хотя в данный момент в их намерения не входило бросить меня в темницу. Они препроводили меня в большую комнату, где уже вовсю накрывали стол на четыре персоны.

Вскоре появилась королевская семья. Первой пожаловала ее королевское величество: королева гордо проследовала по залу, выставив вперед свои груди, и уселась по другую сторону стола. Потом пришел Каролюс, который сел рядом с ней. И, наконец, в зал вбежала вприпрыжку девочка, это была Камилла. Удивительно, как она сумела приехать сюда из далекого Телемарка. Королева хлопнула в ладоши:

— Все встают, чтобы поприветствовать принцессу Аврору, — произнесла она.

Мы поднялись, а принцесса, недолго думая, уселась рядом с королевой.

Как и я, принцесса была босиком, кроме того, она даже не удосужилась надеть королевский наряд, на ней была ночная рубашка. Правда, у Камиллы такая красивая ночная рубашка, что в ней вообще можно ходить хоть целый день. Во всяком случае, она привыкла ходить в ночной рубашке с утра до вечера, когда тепло.

— Камилла, — прошептал я.

Она уставилась в пол.

— Юный принц Поффер, — произнесла королева. — Мне кажется, ты не расслышал, что я только что сказала, что принцессу зовут Аврора. У нее имя, подобающее принцессе, и ее ни в коем случае не могут звать так, как зовут какую-то там девочку в Телемарке.

Наверняка я ошибся. Конечно же, это была принцесса, а не Камилла, ведь мы с ней всегда были таким хорошими друзьями, и она не стала бы врать с тем чтобы выставить меня дураком в глазах всех обитателей замка.

Тем не менее, я спросил:

— Почему на тебе ночная рубашка моей двоюродной сестры?

И тут я понял, что сказал что-то не то. Королева изменилась в лице. Она поднялась и произнесла сурово:

— С глубоким прискорбием я должна отметить, что Кристоффер Поффер — большой негодяй. И мое сожаление по этому поводу так же глубоко, как глубока темница нашего замка. Ведь никто еще не позволял себе называть принцессу Аврору воровкой, а ее лучшее платье — ночной рубашкой.

— Все это так, дорогая королева, — вступил в разговор Каролюс. — Но ведь он однажды уже решил одну очень сложную головоломку из головастиков. Поэтому сейчас его еще нельзя бросать в холодную темницу. И, кроме того, он еще не использовал свой следующий последний шанс.

Все закружилось у меня перед глазами, но я решил быть очень осторожным в словах.

— Тритоны! — закричала королева. — Немедленно подайте буквенное печенье.

Один из тритонов открыл широкую дверь, и с противоположного конца зала показались четыре картонных автомобильчика, у каждого их них был свой моторчик. Они были битком набиты буквенным печеньем. Посреди зала они развернулись, а затем каждый проследовал в своем направлении и остановился под определенным стулом. Оставалось только поднять автомобильчик и поставить его на стол как вазочку с печеньем, что и сделали тритоны.

Каждый из сидящих за столом открыл дверцы картонного фургончика и высыпал огромную горку печенья на скатерть. Я боялся сделать что-нибудь не так и потому внимательно следил за тем, что делали другие.

Все оказалось гораздо сложнее, чем я ожидал, так как королева распорядилась, чтобы никто не смел кушать буквы, пока не сложит из них слово. Но я не умел читать, а потому и писать, то есть складывать буквы в слова. У других получались такие замечательные слова! «КОРОЛЕВСКОЕ ЖЕЛЕ», — читали они. «БАЛКОН ЗАМКА, МАРШАЛ, ПИСЬМО В БУТЫЛКЕ, ГИПНОЗ, КРЫЖОВНИК, ВОДОЛАЗ», — произносил каждый и клал печенье в рот. Что касается меня, то я только крошил печенье на скатерть.

Когда королева обнаружила, как у меня обстоят дела, она так резко поднялась, что у нее даже груди подпрыгнули.

— Неужели принцу Пофферу не нравятся королевские буквы? — спросила она меня с таким видом, как будто я дразнил ее, но ничего подобного у меня и в мыслях не было.

— К сожалению, я не умею читать буквы, — сказал я и съежился.

— Ты слышишь, Аврора? — закричала она громко. — Этот принц Поффер не умеет читать.

— Но ведь принцесса на целый год старше меня, а я пойду в школу только осенью, — сказал я.

— Какая чепуха! Здесь у нас никто не ходит ни в какие школы. И если ты сию же минуту не сложишь из букв какое-нибудь слово, мы лишим тебя дара речи. А те принцы Пофферы, которые не научились говорить, должны быть немедленно брошены в темницу. Так написано в очень старинной книге.

— Хорошо, — произнес я так четко, как только мог.

В сущности, я был рад, что королева сказала определенно, что именно меня ждет, если я не смогу сложить никакого слова из тех букву, что лежали на белой скатерти передо мной. Теперь было ясно: попытаться сделать это я должен во что бы то ни стало.

Я сложил все буквы в ряд и громко прочитал:

— Я БЛАГОДАРЮ КОРОЛЕВУ И ЕЕ ДОЧЬ-ПРИНЦЕССУ ЗА ЧЕСТЬ ПОСЕТИТЬ ЗАМОК. Это были самые вежливые слова, на которые я способен.

— Посмотри-ка, правильно ли он читает слова, сложенные из букв? — спросила королева принца Каролюса.

И вот сам принц, которого я всего несколько часов назад спас от злодейских чар, превративших его в лягушку, наклонился через мое плечо и громко прочитал:

— ГМЕРСК СВИБИЛЛ ВАРУКС СИБ МАЛГХЕП КВИБУКС РАТАМУРЛОУ ХЕКСАТРУП СЕРДЦЕ КОРОЛЯ.

Теперь я уже и не испытывал такого страха. Темницы мне не миновать. Но стало стыдно, потому что я написал эти ужасные слова.

— Он использовал мои драгоценные буквы, чтобы написать эту чушь собачью! — воскликнула королева и всплеснула руками.

Тут к столу подошел один из тритонов и вмешался в разговор.

— Всемилостивейшая королева! — начал он. — Считаю своим долгом обратить внимание вашего величества, что этот принц Поффер не просто написал чушь собачью. Все до единого слова, сложенные им из буквенного печенья, — это слова гномьего языка.

— Выходит, он — шпион! — с негодованием воскликнула королева.

Мне нечего было возразить, я впрямь ощутил себя шпионом.

— Но что же это все-таки значит? — завопила королева. — Есть ли тут кто-нибудь, кто понимает язык гномов?

— С высочайшего разрешения королевы, я могу перевести: Я БЛАГОДАРЮ КОРОЛЕВУ И ЕЕ ДОЧЬ-ПРИНЦЕССУ ЗА ЧЕСТЬ ПОСЕТИТЬ ЗАМОК.

Но ведь то же самое я уже говорил и не видел ни малейшего смысла в переводе.

Королева приподнялась и постучала вилкой по стакану.

— Итак, мы не будем лишать принца Поффера дара речи, ведь он умеет читать и писать, хотя бы на языке гномов. Хуже другое, он — посланный ими в наш замок шпион. Но с этим мы разберемся завтра, а сейчас будет подано основное блюдо.

— Ура! — закричала ее высочество принцесса Аврора.

Я не был уверен, связан ли ее восторг с тем, что я не стану пищей львов в темнице, или с тем, что ей предстояло кушать блинчики. Но ведь Камилла всегда кричала «ура», когда тетя Ингрид делала что-нибудь приятное для нее. Эта королевская дочка ведет себя точно так же, ведь все девчонки одинаковы.

Сердце короля

В зал вкатили столик на колесиках, на нем стоял большой поднос с дымящимися вафлями. А рядом стояла ваза с вареньем.

— Но, мама, — воскликнула Аврора, — ты ведь сказала, что мы все будем кушать блинчики!

— В последний момент мы изменили решение, — ответила королева-мать. — Не подобает кушать блинчики с земляничным вареньем, когда похищено сердце короля.

— Но я хочу блинчиков с вареньем, — захныкала Аврора.

— Уймись, Камилла! — набросилась на нее королева.

Тут она себя и выдала. Теперь я понимаю, что здесь, в замке, живет моя двоюродная сестра, которую злая королева заколдовала в принцессу.

— И блинчики и вафли делают из одного и того же теста, — продолжала королева. — Сколько раз я тебе говорила. Так же, как лягушки и головастики, выглядят как разные существа, а сделаны из одного теста.

Когда она закончила фразу, я обратил внимание на стоящее варенье на столе. Сначала я думал, что это варенье из крыжовника, а потом понял, что это лягушачья икра, иначе с чего бы это королева затеяла разговор о лягушках и головастиках.

Я попытался схитрить так же, как я обманул с буквенным печеньем. Я взял два вафельных сердца и сложил вместе, но не стал промазывать изнутри, так чтобы на них не попала ни одна лягушачья икринка.

— Кристоффер Поффер, — произнесла королева, — почему это ты не ешь королевское варенье из крыжовника?

— У меня от него диатез, — ответил я.

— Чепуха, многие дети так говорят, когда не хотят есть чего-нибудь.

Мне ничего не оставалось, как слегка помазать одно из сердец вареньем и положить на него другое. И я тут же ощутил, что это, так сказать, «варенье» отнюдь не из сада, а из тритоньего пруда, что под замковой горой. Я никогда не пробовал лягушачьей икры, но иногда от некоторых блюд заранее воротит, хотя еще и не попробовал.

Вдруг принцесса Аврора встала со своего места и показала на буквенное печенье, оставленное на столе в том порядке, в каком я его сложил.

— Мама, — обратилась она к королеве. — Здесь написано совсем не то, что сказал тритон.

Тритоны, торжественно выстроившиеся вдоль стен, повернули друг к другу головы и обменялись взглядами.

— Но милая принцесса Аврора, ты ведь не умеешь читать на языке гномов.

— Конечно, — сказала она, в то время как тритоны принялись расхаживать взад и вперед по залу. — Но когда я была совсем маленькой, я часто играла с разными принцами Пофферами и тогда же научилась гномьему языку, ведь дети усваивают языки гораздо легче, чем взрослые.

— Ну и что же там написано?

— Там написано: «СЕКРЕТНОЕ СООБЩЕНИЕ ВСЕМ В ЗАМКЕ. ЭТО ТРИТОНЫ УКРАЛИ СЕРДЦЕ КОРОЛЯ».

Услышав это, некоторые тритоны устремились прочь из пиршественного зала, но вскоре возвратились, да не одни, к ним присоединилось множество новых тритонов.

Королева поднялась из-за стола.

— Тритоны! — провозгласила она. — Я повелеваю вам немедленно переловить тритонов и бросить их в темницу.

И они в самом деле принялись ловить друг друга. Наконец, все были пойманы. Так они и замерли в одном из углов зала, обхватив друг друга лапами.

Неожиданно из лап одного из них выскочила жирная лягушка. И запрыгала по полу.

— Вот оно, СЕРДЦЕ КОРОЛЯ, — закричала королева и показала пальцем на лягушку. — Каролюс! Скорее спасай сердце короля!

Но он не успел схватить его, так как тритоны отцепились друг от друга и сразу накинулись на принца, принцессу и королеву. Они связали их всех одной веревкой и потащили куда-то из пиршественного зала.

А я оказался один в огромном зале. Сердце короля сидело на полу и билось: тук-тук, тук-тук. Как только я подошел ближе, оно снова запрыгало по залу, я стал гоняться за несчастной лягушкой, пока не умудрился, наконец, поймать ее.

Прижав сердце короля к груди, я стал тихонько выбираться из зала. Идя по длинному коридору, я слышал какой-то шум этажом выше и в то же время ощущал, как бьется мокрое сердце-лягушка.

Вскоре я нашел ту самую комнату, где лежал король на застеленной красным шелком постели. Он лежал в том же положении, что и прежде. Я положил мокрое сердце под его красную мантию.

— Теперь твое сердце на месте, дорогой король, — сказал я и поклонился.

Он тяжко вздохнул два раза и посмотрел на меня.

— Дорогой ты мой, принц Поффер, ведь ты и впрямь оживил меня.

Я рассказал ему обо всем случившемся в замке. И тут король произнес речь:

— Кристоффер Поффер, — начал он. — Какое счастье, что ты пришел сюда, к нам в замок. Твои тайные послания разоблачили тритонов как бессердечных воров. Они строили коварные планы — отобрать у меня половину королевства, ведь тот, кто завоюет сердце короля, завоюет и полкоролевства. Я всегда отдавал себе отчет в том, что тритоны питаются икрой лягушек, но ведь есть лягушачью икру ничем не лучше, чем есть головастиков, а есть головастиков ничем не лучше, чем есть живую лягушку. Ты понимаешь меня, Кристоффер Поффер? Всякий, кто ест лягушек, ест, в сущности, заколдованных принцев, а тот, кто ест заколдованных принцев, ест королевскую плоть и кровь.

Я понял, что речь короля была очень важной, особенно потому, что она заканчивалась словом «кровь».

После этой речи он сказал:

— Пойдем со мной храбрый принц Поффер. Наш путь лежит в темницу, мы должны освободить гнома Умпина в благодарность за то, что он так щедро потчевал тебя блинчиками с вареньем, сваренным из земляники, которая растет у него в саду.

Девичья клетка

Мы долго плутали по коридорам замка, пока не добрались до темницы. Король так утомился, что не мог быстрее идти, да и у меня заболели ноги.

— Что старый, что малый, — произнес он, пока мы шли.

Я взглянул на него с удивлением, так как не понял, что он имел в виду.

— Мальчик растет и с каждым годом становится сильнее. А силы взрослого мужчины с годами начинают убывать. Но сейчас как раз то время, когда наши силы равны. И нам хорошо идти вместе.

Тут раздался бой часов: дин-дон, дин-дон…

Я сосчитал удары.

— Это замковые часы, — торжественно произнес король. — Каждый час они напоминают нам, что время идет.

Он положил руку мне на голову и продолжал:

— Но, собственно говоря, идет не время, мальчик мой.

— Не время?

— Это мы идем. Без нас, людей, у времени не было бы стрелок.

— А что же тогда делает время? — спросил я.

— Время лечит все раны. И наносит новые.

— Значит, время может быть и плохим и хорошим, — сказал я.

— Да, оно может быть и таким и таким.

Наконец он отпер заржавленную дверь перед лестницей, ведущей в подвал. Дверь со скрежетом отворилась. Я схватил короля за руку.

Лестница была такой темной, что мы вынуждены были пробираться на ощупь. Вскоре мы оказались в подземелье и, привыкнув к темноте, стали различать окружающие предметы. На полу валялось множество старых часов. Они были покрыты пылью и паутиной. Стоял запах гнили и затхлости.

— Можно сказать, что здесь время почти что остановилось, — произнес король.

Не успел он закончить фразу, как часы вокруг затикали.

— Почти остановилось, — повторил король. — Не стоит прятаться от времени. Ведь тот, кто прячется от времени, играет в прятки с самим собой.

Я старался понять смысл сказанного. Раньше я слышал загадку о времени: «Что идет и идет и никуда не придет?» Теперь я понял смысл этой загадки. Время идет, но ни вперед, ни назад, ни вверх, ни вниз. Оно идет совсем по-другому.

— Стой! — закричал король. Я остановился и прижался к нему.

Он показал на огромную дыру в полу. Вокруг нее не было никакой загородки. Я понял, что эта дыра и есть вход в темницу.

Вскоре мы услышали тихий плач гномика Умпина. Я лег на живот и вгляделся во тьму. Повеяло холодом.

Далеко-далеко, в самой глубине, разглядел я моего хорошего друга. Никаких львов рядом с ним не было. Только несколько юрких крыс бегало вокруг.

Король нашел толстую веревку и бросил один ее конец вниз. Веревка натянулась, и в следующую секунду гномик вскарабкался наверх. Сначала он постарался стряхнуть всех крыс, которые успели прицепиться к нему, а потом уже, распрямившись во весь свой маленький рост, он стоял рядом с нами.

— Неужели это вы, ваше королевское высочество? — испуганно спросил он.

Король кашлянул два раза:

— Ты видишь, что я не призрак, мой милый Умпин. Этот храбрый принц Поффер освободил мое сердце из лап похитителей-тритонов.

— Тритонов? — испуганно воскликнул гномик. — Неужели это они украли сердце короля?

Король кивнул.

— Но это означает, что они же похитили и вашу сердечную привязанность. А это — принцесса Аврора, дорогое вашему сердцу дитя, и, если не ошибаюсь, она лежит сейчас, связанная по рукам и ногам, в девичьей светелке, в высокой башне. Об этом я читал в одной очень старинной книге.

Тут мы поняли, что надо бежать к высокой башне. Мы осторожно прокрались мимо всех старых часов, валявшихся на полу, и бросились по лестнице к заржавленной двери.

В коридоре выстроились в ряд восемь жирных тритонов.

— Приветствую вас, дорогие тритоны, — произнес король с дружелюбной улыбкой. — Будьте любезны пропустить нас.

— Весьма сожалею, — заявил старший из них. — Но здесь никому не будет дозволено сделать ни шагу вперед. Мы взяли власть в замке в свои руки.

Король так расстроился, что сначала прямо-таки онемел.

— Как вы смеете быть такими непослушными, не повиноваться мне? — спросил он наконец. — Ведь это я вытащил вас из нищеты, из той холодной лужи, где вы влачили жалкое существование. Вам было сухо и тепло в моем замке, а посему повелеваю вам пропустить нас, чтобы мы могли пойти и освободить принцессу Аврору.

Тритон отрицательно покачал головой:

— Отныне мы повинуемся только королеве, но мы ее запрятали в тайный колодец, и поэтому нам не слышно, что она вопит оттуда.

И он попытался снова затолкнуть нас в подвал, но тут я ринулся вперед и умудрился проскочить у него между ног. Несколько тритонов бросились за мной, и один из них метнул копье, которое застряло в стене прямо у меня над головой. Но я был одержим только одной мыслью: я должен освободить принцессу, и вскоре я уже стряхивал с себя набросившихся тритонов с такой же легкостью, как гномик Умпин стряхивал крыс.

Я не знал, где находится девичья светелка, и решил, что поднимусь по первой же лестнице, которая встретится на пути. И вот наконец я поднялся по висячей лестнице в маленькую башенку. Здесь я оказался в маленькой комнатке, посреди которой стояла девичья клетка.

Клетка была такой маленькой, что принцесса едва помещалась в ней. Не приди я вовремя, принцесса могла бы умереть из-за недостатка места, ведь принцессы все время растут.

Аврора лежала неподвижно и, казалось, спала. Было темно, и ее золотистые волосы блестели во тьме, как солнечные лучи.

— Аврора, — прошептал я. — Я пришел, чтобы освободить тебя.

Она попыталась распрямиться, но это было трудно, ей только удалось с трудом сесть на корточки, ведь клетка была не больше птичьей.

— Я знала, что когда-нибудь ты все равно найдешь меня, — сказала она, всхлипывая.

Мне показалось, что нечто похожее я однажды уже слышал от Камиллы, когда мы играли в прятки у нее в Телемарке. Тогда я искал ее все утро и нашел наконец в сарае на сваях.

Тут я заметил тяжелый висячий замок, на который была заперта клетка.

— Попробуй, может быть, твой ключ подходит, — попросила принцесса.

Она просунула руку между прутьев решетки и схватилась за висящий у меня на шее ключ.

Я поднес руку к шее и действительно нащупал его. Сняв через голову тесемку, я вставил ключ в отверстие замка. К моему изумлению, ключ подошел.

Принцесса смеялась от радости, когда я помогал ей выбраться из клетки. Но как только она вылезла, ей сразу же стало не до смеха, она услышала на лестнице шаркающие шаги.

— Тритоны! — прошептала она.

Я спешно спрятал принцессу за дверь и распахнул окно в башню. В комнату стремительно протопали тритоны, к счастью, довольно худосочные. Когда один из них попытался схватить меня, я проворно отскочил в сторону и тритон так и полетел вниз из окна, с большой-пребольшой высоты. Я слышал, как он шлепнулся о землю прямо перед замком.

Другой тритон попытался втащить меня в клетку, но я так вертелся, что вместо меня в клетку попал он сам. Я тут же бросился на пол и запер клетку на замок.

Тритон орал и вопил, но я встал на четвереньки, просунул голову в клетку и произнес:

— Поступай с другими так же, как ты бы хотел, чтобы поступали с тобой. Ты ведь хотел посадить меня сюда, так что вполне справедливо, что я проделал это с тобой.

— Выпусти меня отсюда, подлый негодяй Поффер! — кричал он.

— Ты должен сам сделать свой выбор. Либо оставаться здесь, либо выпрыгнуть из окна, как твой приятель.

На это он ответил новым рычанием, что я расценил, как решение остаться в клетке. Ключ на веревочке, который был у меня на шее, я бросил на пол. Таким образом, несчастный тритон мог хотя бы видеть ключ к свободе.

Тут и Аврора выскочила из своего укрытия.

Костер на Иванову ночь

Из высокой башни мы спустились вниз по лестнице. К счастью, в узком проходе мы не встретили тритонов, ведь здесь не было ни окошек, из которых их можно было бы сбрасывать вниз, ни клеток, в которые их можно было запирать.

— Где же тайный колодец? — спросил я.

Спросил и сразу вспомнил: колодец — за тем большим домом, где жила Камилла в Телемарке. Несколько раз мы открывали крышку колодца и бросали туда большие камни, хотя нам это было строго-настрого запрещено. Однажды, когда там гостил дедушка, мамин папа, тетя Ингрид застала нас на месте преступления. В наказание она оставила нас без ужина.

— Марш в постель, — кричала она нам вслед.

И самое страшное, что даже дедушка счел такое наказание справедливым. В ту ночь я заснул в слезах.

Принцесса удивленно посмотрела на меня, как будто бы мы с ней тысячу раз говорили о тайных колодцах и мне они были хорошо известны. Тут я поведал ей, что тритоны спрятали королеву в такой глубокий тайный колодец, чтобы не было слышно ее криков.

Мы уже вышли на площадь перед замком, и только тут она прервала свое молчание.

— В королевском саду так много колодцев. Нам будет нелегко найти нужный.

И мы побежали в огромный сад, самый большой из всех тех, что мне когда-либо доводилось видеть. Повсюду были расставлены красные шезлонги. Среди деревьев и шезлонгов скакали гигантские лягушки и жадно поглощали зеленую траву. Я поначалу испугался, но принцесса сказала, что они не опасные.

— У них только одна неприятная привычка, они так любят детей, что как увидят ребенка, так начинают подпрыгивать, стараясь лизнуть в лицо.

И в ту же секунду в нашу сторону запрыгали две толстые лягушки, и они принялись вылизывать нам лица так сосредоточенно, как будто они были лягушачьей едой.

— Прочь, — сказала принцесса Аврора.

Они тут же тихо отступили под деревья.

В первом же колодце, куда мы заглянули, были только головастики. Следующий колодец и вправду выглядел очень потаенным, потому что скрывался в густых зарослях кустарника. Никакой королевы здесь не было, но зато резвилось много рыбок, которые даже забрызгали нам босые ноги.

Третий колодец был за большим лугом, на котором росла такая высокая трава, что колоски щекотали нас прямо в нос. Я даже боялся утонуть в такой высокой траве.

Вскоре мы услышали ужасные стоны, а потом увидели большой колодец. Нагнулись и посмотрели вниз. Воды в колодце не было, а на больших камнях сидели королева и принц Каролюс. Они были связаны по рукам и ногам, рты были завязаны шарфами, так что они не могли позвать на помощь.

— … Гмр… Хмр… — произнесла королева, заметив нас.

Я принялся думать, как же нам вызволить их из этого глубокого колодца. Через несколько мгновений я повернулся к принцессе.

— Ты очень похожа на одну девочку по имени Камилла. А у нее есть ПРЫГАЛки, такие длинные, что их можно назвать ВИСЕЛки… — Я не успел закончить фразу, как Аврора одним прыжком оказалась на лугу с очень высокой травой, а я лег на живот и стал смотреть вниз на узников.

— Гмр… хмр, — снова сказала королева.

Вскоре прибежала Аврора со своими ВИСЕЛками.

Мы спустили один конец в колодец, он быстро достал до дна, но никакого проку для узников от этого не было. Ведь королева и принц были связаны по рукам и ногам.

— Чтобы их спасти, мне самому нужно туда спуститься, — сказал я.

Аврора крепко держала конец прыгалок, а я начал спускаться вниз, в колодец. Спустившись на дно, я взглянул наверх. Надо мной был маленький кружок неба. Прямо с неба свисали белые, как крылья ангела, пряди волос принцессы. Теперь и она легла на живот, чтобы заглянуть в колодец.

Прежде всего, я постарался развязать руки принцу. Потом он уже сам развязал шарф, которым был завязан его рот, и произнес:

— Какой ты молодец, что спустился к нам сюда, но как же мы выберемся отсюда?

Он начал распутывать веревку на ногах королевы его матери, и освободил ее.

— Ты видишь принцессу, там, наверху? — спросил я.

Каролюс покачал головой.

— Как может маленькая принцесса вытянуть такую большую королеву из колодца?

— Разве ты не понимаешь, что сначала она вытащит меня. Как только я выберусь наверх, мы с принцессой тут же начнем тащить тебя, а потом втроем вытянем и королеву.

Принцесса наморщила свой носик и решила, что попробовать стоит.

— Держи прыгалки обеими руками и тащи меня! — крикнул я Авроре.

После этого я обмотался веревкой. Все шло хорошо, она меня подняла почти наполовину, когда силы у принцессы иссякли, и я свалился на дно колодца.

— Уф, — произнесла королева раздраженно. — Нашли время играть в перетягивание каната.

Не успела она это произнести, как я снова оказался на дне колодца. Тут я вспомнил, как дедушка (мамин папа) вытаскивал на берег лодку.

— Попробуй обвязать прыгалки вокруг дерева, — закричал я принцессе.

Вот тут-то ей и удалось вытащить меня из колодца.

Теперь мы с Авророй начали вытаскивать принца, и вскоре он был уже наверху. Оставалась только королева. Мы все легли на животы и посмотрели на нее.

— Немедленно вытащите меня отсюда, — произнесла она.

Мы спустили конец прыгалок вниз и вытащили тяжеленную королеву из колодца.

Теперь надо было спасти от козней тритонов короля с гномиком Умпином. Каролюс вынул меч из ножен.

— Вперед, к замку! — закричал он.

По лугу с высокой травой мы так быстро проскакали вприпрыжку и дальше, через королевский сад, что гигантские лягушки расквакались, судача об этом между собой.

На площади перед замком тритоны разожгли большой костер, который обычно бывает в Иванову ночь. Подойдя к площади, мы увидели, как гномика Умпина и короля, связанных, несли вниз по ступеням.

— Они хотят сжечь нас на костре! — крикнул Умпин.

Принц ринулся на тритонов, но не успел он взмахнуть мечом, как стражники бросились на него и повалили на землю. Тут вступилась его мать — королева.

— Тритоны! — закричала она. — Вы зарвались. Разве я уже не приказала вам раньше отправляться в темницу и укладываться там ровными рядами?

После этих слов все приготовления к празднованию Ивановой ночи тут же прекратились. Тритоны отпустили короля и гномика Умпина. Некоторые из них принялись заливать костер водой. Наконец, все тритоны смущенно выстроились перед разгневанной королевой.

— Марш в темницу! — продолжала она. — Никакие возражения не принимаются. Ваша игра проиграна!

Тритоны немедленно подчинились команде. Как приятно было наблюдать полное повиновение с их стороны!

Дружным строем промаршировали они вверх по лестнице замка.

Мне было страшно интересно, неужели они и впрямь в точности выполнят приказ королевы, и потому я пошел за ними на безопасном расстоянии.

В конце концов, мы спустились в самое глубокое подземелье замка.

Один за другим тритоны подходили и прыгали в страшную дыру в полу. С глухим всплеском каждый из них шлепался об пол.

Вот и самый последний тритон плюхнулся на дно, я теперь остался совершенно один в подвале. Тогда я лег на живот и посмотрел вниз.

— Ну, вот и сидите себе там, — сказал я. — Таким скверным тритонам не место в замке.

И тут мне захотелось пописать. Я встал на краю и долго-долго писал в дырку-темницу. Ведь я терпел так долго.

Вдруг в наступившей тишине темного подвала я услышал какой-то мерный звук. Сначала я подумал, что это стучит мое сердце, а потом понял, что это возобновили свой ход старые часы.

Я стал пробираться назад к лестнице. Не успел я поставить ногу на первую ступеньку, как что-то выскочило из огромных часов, которые лежали под кучей мусора в пыльной паутине.

«КУ-КУ» — услышал я.

Это была всего-навсего кукушка из тех, которые живут в часах, но мне уже было не до нее. Я взбежал по лестнице и выскочил из железной двери.

Когда я вышел на площадь перед замком, то увидел, что она напоминает огромный бассейн. Чтобы залить костер, тритоны вылили огромное количество воды. И, пройдя по площади, я основательно промочил в этой теплой воде ноги.

Высокий суд

В королевском саду вся королевская семья уселась вокруг огромного стола, который по такому случаю вынесли на улицу. Я подошел поближе и увидел, что все было устроено для вечеринки с грилем, какие часто устраивают летними вечерами. Я вспомнил, что мой дедушка, удивительный мастер готовить на гриле всякие вкусные вещи, умер от сердечной недостаточности. Когда это случилось, мама была во Франции, гостила в одном замке у друзей. А я как раз жил на даче у бабушки с дедушкой и вечером вошел в комнату дедушки, чтобы, как обычно, пожелать ему спокойной ночи. Он лежал на красном диване и даже не шелохнулся, когда я подошел, обхватил его руками и прижался к нему. Сначала я подумал, что он просто отдыхает, но он даже не ответил, когда я попытался заговорить с ним. Тогда я стал звать бабушку. Позднее, в тот же вечер, я узнал, что дедушка умер.

Тут мои мысли, к счастью, переключились на другое, так как все королевские величества стали махать мне, чтобы я составил им компанию, невзирая на поздний вечер, когда все дети должны уже быть в постели.

За круглым столом сидели король с королевой, принц и принцесса. Гномик Умпин тоже был здесь. Кроме них, за столом я увидел какого-то важного господина в парадной военной форме.

— Кристоффер Поффер, — произнес король. — Позволь представить тебе нашего королевского маршала.

Строгий мужчина в синей униформе вскочил, щелкнул каблуками и при этом четким движением сделал под козырек.

— Весьма рад, — произнес я как можно более официальным тоном. Мне еще никогда в жизни не доводилось знакомиться с маршалом, но я точно знал, что таким людям нельзя говорить «привет» или там «добрый день», ведь маршал весьма важная персона в королевстве.

— Это я должен благодарить за честь, — скромно произнес он и опустился на свое место.

Король постучал по стакану.

— Теперь, когда замок освобожден от тритонов, весьма подходящий случай отведать лягушачьих лапок, тушенных в масле. Несколько сочных кусочков я уже вложил в меню.

И он указал на большой гриль.

Я был совершенно сбит с толку. Ведь король сам говорил, что есть что-либо лягушачье — это то же самое, что есть королевскую плоть и кровь. Но ведь однажды я уже принимал участие в королевской трапезе, и то и дело попадал впросак, и поэтому я не решился возражать.

— Я протестую! — воскликнул маршал. Он поднялся и указал на меня своим длинным дрожащим указательным пальцем. — Этот принц Поффер только что подумал о том, что не желает есть те блюда, которые готовят и подают у нас в замке.

Я недоуменно огляделся вокруг. У всех сидящих за столом вдруг стали такие серьезные и огорченные лица.

Королева энергично затрясла головой. Она даже не удосужилась накинуть на плечи шаль, хотя уже явно стало холодать.

В разговор снова вступил маршал:

— А теперь он, видите ли, изволит возмущаться, что королева не украсила себя одеянием.

Тогда я решил какое-то время вообще ни о чем не думать, тут заговорила королева:

— Сдается, мне следует обратить всеобщее внимание на то, почему этот маршал получил должность у нас в замке. Он не только видит насквозь все письма, но также умеет читать и мысли, а ведь скверные деяния первоначально совершаются в мыслях.

Я понял, что битва проиграна. Нужно очень долго упражняться, прежде чем научишься управлять своими мыслями. Это гораздо труднее, чем произносить вслух гадкие слова.

— А все гадкие дела, — произнес маршал, — начинаются здесь.

Он наклонился над столом и приложил указательный палец к моему лбу.

Я взглянул на короля. Но он сидел нахмурившись.

— Милый мой принц Поффер, — произнес он. — Королева повелела, что тут, у нас в замке, недостаточно уметь прилично вести себя за столом. Если ты хочешь по-настоящему достойно вести себя в замке, то ты должен научиться управлять всеми своими даже незначительными мыслями.

Оба, и королева, и маршал, строго кивнули. Но тут встал гномик Умпин и постучал по стакану.

— Ваше королевское величество, — начал он. — Прекрасно, конечно, когда человек чист и в помыслах, и в словах, и в деяниях. Но, вероятно, следует дать возможность тому, кто умеет прилично вести себя за столом, постепенно освоить это умение. Этот принц Поффер должен, конечно, научиться управлять своими мыслями, как и все остальные в замке, но он никак не может нести ответственность за все происходящее здесь.

На лице у королевы появилась мерзкая гримаса, и она стала барабанить пальцами по столу.

— Неужели ты действительно полагаешь, что Кристоффер Поффер имеет законное право сидеть тут и в своих мыслях называть королеву мерзкой? — спросил маршал. — А как она распоряжается своими собственными пальцами — это ее сугубо личное дело.

— И совсем неудивительно, что у маленького лесного принца просто голова пошла кругом, когда вокруг он услышал столько странных вещей, — продолжал Умпин. — Осмыслить все премудрости жизни целого замка — это уж чересчур для такого маленького мальчика.

Королева поднялась с кресла, на котором сидела, наклонилась над столом и указала пальцем на меня и Умпина.

— Уф, — вырвалось у нее. — Вся эта чушь начинает просто бесить меня. Проблему можно разрешить очень легко и просто. Обоих — этого принца Поффера и гнома Умпина следует бросить в темницу. Я с самого начала говорила, что такого рода человечки совсем лишние в нашем замке.

За столом наступила тишина, только принцессе все было нипочем. Она подошла к большому грилю, взяла лягушачью ножку и стала облизывать ее на ходу, ей совсем не хотелось сидеть за столом с кислым видом, как все остальные.

Король постучал по стакану своей ручкой.

— Возлюбленная моя королева! — начал он. — Я прошу вас поступать так, чтобы законы справедливости в моем замке не нарушались. А посему гном Умпин и Кристоффер Поффер, какие бы преступления они ни совершили, не могут быть брошены в темницу без суда. Маршал, тебе известно, что в таком случае нужно делать.

Маршал поднялся, щелкнул каблуками и исчез на лестнице замка. Вскоре он показался снова и стал спускаться вниз, неся очень высокое кресло.

Это кресло он поставил на лужайке, на виду у всей компании, и взобрался на сиденье по специальной маленькой лесенке. Таким образом, он возвысился надо всеми.

— Это самое высокое кресло во всем замке, и с высоты его я буду вершить правосудие, и суд будет самый что ни на есть верховный, — начал маршал. — И если кто-либо из присутствующих может выдвинуть обвинение против гнома Умпина или его друга Кристоффера Поффера, я предоставлю ему слово.

Тут королева принялась прогуливаться взад и вперед по лужайке с таким видом, как будто маршал был работником спасательной станции, а весь мир — пляжем.

— Возможно, произносить это вслух было совершенно необязательно, — начала она. — Но ведь никто не станет отрицать, что с появлением данного принца Поффера в замке произошло множество неприятных событий.

— Но ведь никаких доказательств этому нет, уважаемая королева, — попытался вставить свое слово гном Умпин. — Ведь еще нужно доказать, что именно принц Поффер является виновником всех этих неприятных событий.

— Ну ладно, — продолжала королева. — А теперь я хочу выяснить у Кристоффера Поффера, действительно ли он считает меня большой дурой.

— Конечно же, нет, досточтимая королева, — выпалил я, прежде чем успел подумать, а когда начал думать, то в мыслях у меня было, что она не только большая дура, но вообще мерзкая и гадкая тетка.

— Маршал! — сурово воскликнула королева. — Не будешь ли ты столь любезен прочитать мысли Поффера.

Маршал свысока сначала посмотрел на меня, потом на королеву.

— Он думает, что королева не только дура, но и вообще мерзкая, гадкая тетка, — сказал маршал.

— Спасибо, — произнесла королева. — Вот теперь-то у меня есть доказательства того, что Кристоффер Поффер лжет, а тот, кто лжет, тот и ворует, а тот, кто ворует, должен быть немедленно брошен в темницу.

Это высказывание показалось мне вполне справедливым. Поэтому я опустил голову и уперся взглядом в траву. При этом я подумал, что принц или принцесса могли бы замолвить за меня словечко, ведь я уже успел спасти каждого из них по нескольку раз.

Но принцесса продолжала как ни в чем ни бывало сосать лягушачью ножку точно так же, как однажды Камилла ела цыпленка, когда мама рассердилась на меня из-за того, что я написал в штаны, когда Камилла сказала что-то такое смешное, что я прямо чуть не умер со смеху. Тут я понял, что принцесса — трусиха.

— Теперь этот принц Поффер думает о том, что принцесса — трусиха, — отрапортовал маршал.

— Это весьма вероятно, — снова заговорил Умпин. — И, возможно, он совершенно прав. Во всяком случае, совершенно несправедливо судить Кристоффера Поффера только за то, что он считает королеву дурой, прежде чем мы не решим вопрос, так ли это на самом деле.

Королева вскочила и указала перстом на моего друга.

— Докажи! — завопила она.

— Однажды эта злобная королева обвинила меня в том, что я якобы украл сердце короля, — начал гном Умпин. — И из-за этого меня бросили в темницу. Но всем известно, что преступное деяние — дело рук тритонов. А кто отдавал приказы тритонам? Королева. Следовательно, это она украла сердце короля, и, следовательно, она — дура, к тому же мерзкая и гадкая.

Тут со своего кресла поднялся король.

— Сегодняшний день был во всех отношениях весьма прискорбным для меня, — начал он. — Ведь получается, что либо горячо любимая мною королева внезапно превратилась в мерзкую и гадкую дуру, либо мой милый лесной принц Поффер стал лжецом, вором и шпионом.

Совершенно теряюсь, на чьей стороне правда.

— Предлагаю немедленно поручить решение этого вопроса маршалу, — произнесла королева.

— Это несправедливо! — закричал я сердито. — Несправедливо, чтобы решение принимал маршал, он всегда на стороне королевы.

Но сказанное мной не произвело никакого впечатления. Маршал распрямился в своем судейском кресле и сказал:

— Посему лесной принц Поффер и гном Умпин из тех же мест приговариваются быть брошенными в темницу сразу же после обеда.

Темница

Уже несколько раз мне приходило в голову, что мое пребывание в замке кончится тем, что я попаду в темницу. Но когда маршал объявил это громко и отчетливо, я расплакался.

Это ни капельки не помогло, хотя я так рыдал, что слезы лились рекой, никто и не подумал утешить меня. Как раз наоборот, все обитатели замка подошли к грилю и принялись лакомиться лягушачьими лапками. Я сидел один-одинешенек и всхлипывал, пока принцесса Аврора не принялась играть клубком шерсти перед самым моим носом, как будто ничего не произошло. Я так рассердился, что даже перестал плакать.

— Лучше бы ты принесла своей мамаше чем прикрыться, а то стоишь тут и выпендриваешься, дрянная девчонка.

Теперь уже я мог говорить что угодно, все равно меня бросят в темницу. Кроме того, я уже привык к грустным мыслям. После смерти дедушки в нашей семье произошло много всего грустного.

Все началось с того, что мама отправилась во Францию, чтобы погостить у друзей в замке, а меня взять с собой отказалась из-за того, что я очень плохо вел себя. Как только мама узнала, что дедушкино сердце остановилось, она тут же прервала свой отдых в замке и первым же самолетом прилетела домой, чтобы успеть на похороны.

Я очень любил своего дедушку, он всегда поднимал меня высоко-высоко и говорил, что я его маленький принц. А теперь он находился неведомо где, за горами, за лесами… Здесь, с нами, его, во всяком случае, не было, и я ужасно страдал, ведь мне так не хватало его. Я считал несправедливым, что такой замечательный человек уже никогда не будет больше управляться с грилем только потому, что его сердце не захотело больше биться. Все эти мысли одолели меня уже после того, как королева решила бросить меня в темницу. Я до последней минуты надеялся, что она переменит решение, но тут она начала то ли трястись, то ли дрожать.

— Прошу прощения за нарушение праздничного ритуала, — произнес вскоре маршал. — Я просто хочу уточнить, когда надлежит бросить этих негодяев в темницу, до или после десерта?

— Можно и до, — отрезала королева. — Я уже не могу: круглые сутки эти дети путаются под ногами.

Мы оба, гномик Умпин и я, с мольбой посмотрели на короля.

— Неужели я заслужил, чтобы меня бросили в темницу? — спросил я.

— К сожалению, мой милый принц Поффер, тебе придется подчиниться, ведь здесь, в замке, всем распоряжается королева.

Гномик распрямился и спросил:

— Дорогой король, как ты можешь говорить такое, ведь ты же не такой скверный, как королева?

И тут король произнес те слова, которые еще долго потом звучали у меня в ушах.

— Да, я не такой скверный, как она, милый Умпин, но после того, как мое сердце было похищено этими французскими тритонами, я уже не такой могущественный, как в прежние времена.

Я съежился, услышав, что тритоны были французские. Хотя я не мог сказать наверняка, так как никогда не был во Франции, у меня было давно подозрение, что их происхождение связано именно с этой страной.

Разговор был коротким. Так как в замке уже больше не было стражников для расправы с такими личностями, как гномик и я, то королева и ее личный маршал сами отвели нас к той дырке в подземелье, откуда нас должны были сбросить в темницу.

Я помню только, как я оглянулся и помахал рукой всей оставшейся компании в саду, и только дорогой мой дедушка, то есть король, у которого было такое слабое сердце, помахал мне в ответ.

Избалованная принцесса стояла перед столом и продолжала играть клубком шерсти, как будто бы на ее глазах и не происходило никаких печальных событий, а принц Каролюс сидел спокойно в лучах заходящего солнца и чистил себе ногти острием меча.

— Ну, пошевеливайтесь, — сказала королева и подтолкнула меня и гномика Умпина к лестнице в замок. — Не можем же мы тратить весь этот чудесный июньский вечер на возню с вами.

Вскоре мы оказались в подземелье, где валялось множество старых часов. Еще мгновенье, и мы стояли около большой дыры, и королева с маршалом столкнули нас вниз.

Мы начали падать в разреженном воздухе, и это падение было долгим-предолгим — темница оказалась очень глубокой.

Помню, как я кричал:

— Мы падаем!

— Да, это так, Кристоффер Поффер, — отвечал гномик, паря в воздухе. — Но мы еще не долетели до самого дна.

Наверное, в самом конце наше падение каким-то образом притормозилось, так как, упав на землю, мы были целы и невредимы, без малейшей царапинки.

Когда мы уже встали на ноги, откуда-то сверху до нас донесся голос:

— Ну, вот и сидите себе здесь, вы, пустомели. Всякие там гномы и принцы Пофферы, не нужны вы нам в нашем замке.

Самое последнее, что мы услышали, был хриплый смех маршала.

Черный котел

— Ну, что же, хорошо сидим, — сказал гномик Умпин, встряхивая свой зеленый плащ.

Мне было непонятно, как это можно «хорошо сидеть» в темнице. Кроме того, меня внезапно осенило, что мы оказались рядом со всеми тритонами. И наверняка следует ожидать от них страшной мести.

В то время, как нас окружала ночная тьма, на самом дне темницы абсолютной темноты не было.

— Это светлячки светят здесь во тьме, — сказал Умпин.

И он указал мне на странные крохотные существа, которые лежали рядами и были по размеру не больше головастиков.

— Разве здесь живут светлячки? — испуганно спросил я.

Умпин сделал большие глаза.

— Кристоффер Поффер, ты хочешь сказать, что и в самом деле ведать не ведаешь, откуда происходят эти светящиеся создания?

Я смущенно кивнул.

— Это превращенные тритоны. Когда тритоны совсем состарятся, они разводят большой костер на Иванову ночь, чтобы сжечь на нем короля и членов его семьи, а их самих по такому случаю всегда бросают в темницу замка, но они, попав туда, тут же превращаются в светлячков, которые светят во тьме для всех принцев Пофферов, которых бросают сюда же вслед за ними. Так сказано в одной очень старинной книге.

Я подумал, что все это звучит очень уж загадочно.

— А они могут снова превратиться в тритонов? — спросил я испуганно.

— Совершенно очевидно, мой милый принц Поффер, что у тебя нет привычки читать старинные книги. А там написано, что светлячки потом начинают долгий путь в тритоний пруд, из которого когда-то произошли. Как только они доберутся туда поздней осенью, они снова станут тритонами, стражниками в замках злых королев, которые постоянно охотятся за французскими тритонами.

— Как же они смогут снова возвратиться в тритоний пруд или даже в саму Францию, когда они заключены в глубокую темницу, позвольте вас спросить?

— Эта темница — еще не вся реальность, — продолжал Умпин. — Если я не совсем ошибаюсь, мы находимся в глубине подземной долины, а эта долина ведет прямо в тритоний пруд. Ты видишь, внизу струится река. Вода в эту реку собирается изо всех колодцев в королевском саду.

Как только он произнес эти слова, я огляделся вокруг и понял, что мы стоим на берегу подземной реки. Сияние, которое исходило от светлячков, невероятно длинной вереницей растянувшихся вдоль всего берега реки, рассеивало ночную тьму здесь, внизу.

Я понял, что потребуется уйма времени на то, чтобы эти испускающие свет существа снова стали тритонами. Кроме того, я почувствовал облегчение, что мне не придется остаток жизни провести в темнице, ведь если светлячки могут проделать длинный путь к тритоньему пруду, то и мы вполне способны на это.

— Пойдем со мной, — сказал гномик Умпин и протянул мне руки. И мы пошли вдоль подземной реки. Шли долго-долго, и вдруг тропинка кончилась, и мы оказались на берегу обрыва.

— Да, дальше идти невозможно, — заметил гномик. Теперь придется двигаться водным путем, а вот и лодочка внизу.

И он показал на лодку, которая была точь-в-точь похожа на красную весельную лодку моего умершего дедушки.

Нам пришлось спуститься вниз по отвесному склону. Не успел я кубарем скатиться вниз и плюхнуться в воду, как мы с Умпином уже сидели лицом к лицу в лодке, точно так же, как это бывало у нас с дедушкой, когда он был жив. Гномику Умпину не надо было даже грести, так как лодку несло само течение.

— Теперь мы с тобой в самой глубине, Кристоффер Поффер, — произнес он так громко, что по подземной пещере прокатилось эхо. — Мы находимся так глубоко, что нам следует изрекать исключительно глубокие истины.

Но никаких таких глубоких истин мне в голову не приходило.

— Мы находимся глубоко под земной поверхностью, — продолжал гном. — И посему не имеем права оставаться такими же поверхностными личностями, как прежде.

Мне вдруг стало страшно, чем же закончится наша беседа, если мы начнем копать так глубоко? Поэтому я промолчал.

— Ты знаешь, как называется эта глубина? — назидательно прошептал Умпин.

— Неужели мы в самой глубине небытия? — испуганно спросил я.

Мне показалось, что все окружающее как-то связано с моим дедушкой.

Гномик долго стоял, вглядываясь в подземную реку.

— Эта глубина называется «Черный Котел», — сказал он задумчиво.

— Неужели, правда?

Гном Умпин снисходительно кивнул точно так же, как обычно это делал дедушка, когда я спрашивал его о чем-то серьезном.

— Скоро часы пробьют одиннадцать.

Не успев закончить фразу, он стал показывать на какой-то предмет в воде. Я увидел пустую бутылку из-под лимонада, заткнутую пробкой. Я наклонился, перегнулся через борт и поднял бутылку, и сразу же догадался, что имею дело с морской почтой, ведь внутри я заметил белый листочек, свернутый в трубочку и перевязанный розовой шелковой ленточкой. Я открыл пробку и извлек содержимое бутылки. Сверху лежали очки, и стоило мне нацепить их на нос, как произошло нечто совершенно удивительное. Хотя я еще не научился читать, я вдруг увидел, что различаю все буквы, написанные на листочке.

— Я умею читать! — громко закричал я.

Гномик Умпин посмотрел на меня с некоторой завистью.

— Это только потому, что у тебя появились такие замечательные очки, — сказал он.

Я громко и отчетливо прочел написанное на листочке, свернутом в трубочку:

«Дорогой Кристоффер Поффер! Посылаю письмо в бутылке, которую я бросаю в колодец в королевском саду, я хочу предостеречь тебя и гномика Умпина. Королева намеревается спустить воду из всех колодцев, чтобы она хлынула и затопила темницу, тогда вы оба утонете. Она только ждет того часа, когда король отправится спать на диван в комнату в высокой башне. Тогда-то и начнется страшный потоп в Черном Котле. Выбирай между черникой и крыжовником. С приветом. Принцесса Аврора».

— Королева все еще не утратила вкус к злодеяниям, — вздохнул гном Умпин.

Он вставил весла в уключины и стал грести так быстро, что вода вокруг пенилась.

В ту же секунду я услышал, как подземная долина огласилась грохочущим шумом водопада. Обрушившийся поток поднял нас вместе с нашей лодочкой высоко на гребень волны и не отпускал, пока не вынес в толще воды из подземной пещеры.

Мы не утонули, нет. Вместо этого мы выплыли в тритоний пруд. Наша лодочка не опрокинулась, но в ней было полно воды, и оба весла потерялись.

Мы с гномиком лежали в лодке, а она плыла неведомо куда по водной глади пруда. Вокруг нас квакали лягушки. Змеи и ящерицы шуршали в траве, а птички щебетали в листве. Лес был переполнен звуками, и все месте они сливались в единый оркестр.

Когда мы, наконец, приплыли к берегу, почти в том самом месте, где давным-давно выловили всех головастиков и поцеловали лягушку, которая превратилась в принца, то оказалось, что мы совсем промокли и озябли.

За тритоньим прудом мы видели возвышающийся на фоне ночного неба замок. Оттуда, с высоты, до нас доносились какие-то отвратительные звуки, и я понял, что это беснуется королева, которая узнала, что, несмотря ни на что, мы не утонули.

Вдруг мы услышали в траве какое-то шебуршанье. Гномик Умпин очень испугался, и тут я увидел, что шебуршали огромные зайцы.

— Это королевские зайцы, — взволнованно прошептал Умпин.

— Зайцы, но почему ты так их боишься? — спросил я.

Умпин обернулся и посмотрел пристально на меня:

— Ты и впрямь думаешь, что это обычные трусишки зайки серенькие?

Я должен признаться, что в спешке не разглядел кто там, а теперь и сам испугался. И совсем уже не мог опомниться от страха, когда заметил, что одна из огромных южноафриканских лягушек выползла из воды.

Я ощутил, что мое сердце забилось в два раза сильнее обычного. Оно застряло у меня, как ком в горле, так высоко, что казалось выпрыгнет изо рта.

— Ну, теперь нам остается только как можно быстрее вернуться обратно в зиму, — воскликнул гномик Умпин.

— Да, да, — скороговоркой отозвался я.

И тут мы услышали голос Авроры, которая кричала нам с высокой башни замка:

— Берегитесь, вас подстерегает опасность!

Мы с гномиком переглянулись.

— Крепко держись за мою руку, Кристоффер Поффер! — скомандовал гномик Умпин.

В следующее мгновенье мы оба уже стояли на поверхности сугроба. На мне снова была моя пижамка с картинками автомобильчиков и мотоцикликов, только один рукав кофточки был оторван, потому что одна из лягушек успела крепко вцепиться в него как раз в тот момент, когда мы переходили из одного времени года в другое.

— Сюда они уже не придут, — выпалил, запыхавшись, гномик Умпин. — Потому что такого рода опасности подстерегают нас только летом.

«Бессердечный»

Весь лес был покрыт серебристым инеем, а над высокими елями светила луна, похожая на огромный воздушный шар.

Теперь, когда все опасности миновали, мы с гномиком принялись прогуливаться по снежному насту, даже не зная, что и сказать.

— Да уж, да уж, да уж… — произнес гномик по меньшей мере трижды.

Мне стало ясно, что он просто хочет поговорить со мной, но не знает, с чего начать.

— У меня сердце прямо как комок застряло в горле и вот-вот выпрыгнет из груди.

Умпин взглянул на меня, и его глаза наполнились слезами.

— Лучше иметь прыгающее сердце, чем никакого, — сказал, наконец, гномик.

От его слов мне стало не по себе. Я вспомнил слова принца о том, что гномы постоянно охотятся за сердцами людей, и охота эта происходит в полнолуние, когда кругом лежат сугробы, «оледенелые» — еще добавил он.

— У гномов никогда не бывает сердец, это всем известно. Ты можешь сам в этом убедиться.

Я подошел к нему и приложил ухо к его груди. Там было тихо, как в могиле.

— Тогда мне совсем непонятно, каким образом ты жив, — спросил я. — Ведь как только сердце моего дедушки перестало биться, он умер.

Гномик Умпин распрямился.

— Кристоффер Поффер, — произнес он. — Раз у меня нет сердца, которое бы постоянно билось, значит, я не из плоти и крови, как ты и все лягушки в лесу, значит я — только сон. А если я только сон, то должен быть кто-то, кому я приснился. И если я не ошибаюсь, этот кто-то — ты.

При этом он ткнул меня пальцем в грудь, да так сильно, что мне стало больно.

Тут я перепугался. Если это действительно сон, то тогда это впервые в моей жизни, когда я сам вошел в сон, который мне снится. А если я полностью вошел в этот сон, то значит меня не будет в моей кроватке рано утром, когда папа или мама придут будить меня. И где же тогда на самом деле буду я? Так трудно найти ребенка, который заблудился в лесу, но ведь еще труднее найти его, если он заблудится во сне.

— Этого не может быть, — сказал я, и у меня на глаза навернулись слезы.

— Это очень даже может быть, Кристоффер Поффер, — продолжал гномик Умпин.

— Например, твой дедушка умер, но он вполне имеет право жить в твоих мыслях.

— Это не одно и то же, — сказал я. — И ты не имеешь права говорить о моем дедушке, ведь ты никогда не сидел у него на коленях и не слушал его сказки.

Гномик Умпин заложил руки за спину и принялся расхаживать кругами по снежному насту. Наконец, он сказал:

— К сожалению, это одно и то же, мой милый принц Кристоффер Поффер. Ни я, ни твой дедушка не можем войти в реальную жизнь и ощутить, например, тепло солнечных лучей, как его ощущаешь ты, потому что мы существуем только в воображении. И хотя мне не довелось сидеть на коленях у твоего дедушки, и ни у какого другого человека из плоти и крови, я жил во многих сказках. Разве ты забыл, что дедушка рассказывал тебе множество сказок о гномах, принцах и белых замках, в которых происходило всегда так много необычайного.

Конечно же, дедушка рассказывал обо всем этом. И все же я никак не мог примириться с тем, что гномик Умпин — всего-навсего сон. Ведь много раз он говорил мне о совершенно неизвестных мне вещах, а ведь снящиеся никак не могут быть умнее тех, кому они снятся.

Я решил еще раз проверить это. Гномик стоял в задумчивости. Я спросил:

— Можно мне узнать, о чем ты сейчас думаешь?

Он с удивлением посмотрел на меня, но кивнул головой.

Теперь наступила моя очередь задуматься. Если гномик Умпин был всего-навсего моим сном, значит, мне не составляет труда прочесть его мысли.

— Сдается мне, ты думаешь о блинчиках, — сказал я.

— Неправда, — возразил он поспешно. — Я стоял тут и думал, вот бы выпить сейчас стаканчик сока.

Я обрадовался, что не угадал, ведь теперь стало совершенно очевидно, что гномик Умпин существует на самом деле.

Для верности я решил спросить еще что-нибудь. Вопрос должен быть трудным, и я сам не должен знать на него ответ.

— Как называется самая высокая гора в Норвегии? — спросил я.

— Слишком простой вопрос, милый мой принц Поффер. Эта гора называется Галгеберг.

Я радостно засмеялся. Ведь я-то не знал, как она называется.

— Очень интересно, — заметил я. — А я и не знал это.

Гномик Умпин принялся прочищать уши, как будто бы услышал что-то несусветное.

— Значит, ты живешь самостоятельной жизнью, понимаешь? — закричал я что было мочи. — И поэтому не можешь быть моим сном. Кроме того, будь это в моей воле, я ни за что бы не хотел видеть во сне лягушек, тритонов, злых королев… и маршалов, которые читают чужие мысли.

Умпин печально покачал головой.

— Кристоффер Поффер, — сказал он. — Ты, конечно, очень милый маленький принц, но порой говоришь глупости.

Он показал на лес и продолжал:

— Вот он, окружающий нас мир. Существует множество других стран. А в них живут непонятные люди и неведомые звери. И разве ты можешь утверждать, что тебе доступен весь окружающий мир?

Сейчас он рассуждал в точности, как мой дедушка.

Я покачал головой, ведь из других стран я был только в Финляндии и Игроландии, где я складывал из картинок изображения птиц, названия которых я даже не знал.

Гномик Умпин продолжал:

— Итак, — начал он. — Окружающий нас мир Есть еще и внутренний мир, мир Воображения. А ты уверен, что он ведом тебе до самой глубины?

Когда меня спрашивают подобным образом, я не могу ответить утвердительно. И поэтому я только помотал головой и смущенно уставился на снежный наст.

— Ну что же, давай не будем больше спорить ни о чем таком, — продолжал он.

— Лучше поговорим о том, что значит иметь сердце. Это больше всего волнует нас, гномов.

Я не знал, что и сказать, только чувствовал, как бьется сердце у меня в груди. Туда-сюда, туда-сюда, совсем как сердце-лягушка, похищенное у короля.

— Сердце стучит и стучит, — продолжал гномик. — И его ведь никогда не нужно заводить. Даже когда ты спишь или думаешь о чем-то, сердце работает, и точнее, чем часы.

Гномик Умпин посмотрел на меня, прищурившись. Я понял, что сейчас он украдет мое сердце.

— Сейчас ты украдешь мое сердце? — спросил я, глядяему прямо в глаза.

Но тут на губах гномика заиграла такая умная и добрая улыбка, какая бывала у моего дедушки, когда он собирался сказать мне что-нибудь хорошее.

— Твое сердце бьется за нас обоих, Кристоффер Поффер, и поэтому мне совсем ни к чему красть его.

Летние страхи

Гномик Умпин стоял при ослепительно ярком лунном свете, как бы размышляя, продолжать ли нам быть разными существами или превратиться в одно целое.

— Вот так мы тут все стоим и стоим при лунном свете, — произнес он, наконец.

Тут меня охватило сомнение. Все как-то переменилось, мне показалось, что и сам Умпин начал бледнеть, более блеклым стало его лицо, а зеленый костюмчик не таким ярким.

— Значит, это был всего-навсего сон, — вынужден был признать я.

Грустно было согласиться с этим, хотя сон был отнюдь не только приятным. Но тут лицо гномика снова стало более отчетливым.

— Милое мое солнышко, Кристоффер Поффер, — начал он. — Разве бывают всего-навсего сны? Сказать «всего-навсего сон» так же глупо, как сказать «просто действительность», ведь маленькие принцы Пофферы живут в своих мечтах точно так же, как и в той стране, из которой они убегают в мечты.

Я стоял и смотрел на запорошенный снегом лед, покрывший тритоний пруд. Под этим снегом и льдом затаились все мои летние страхи. И как только снег начнет таять, они снова оживут.

— В общем и целом, ты просто сбежал от всех и вся, — произнес Умпин.

Я подумал, что все-таки нехорошо с его стороны всю вину сваливать только на меня, раз уж мы с ним вместе удрали от летних страхов.

— Когда худшие опасения оправдываются, лучше всего устраниться, — произнес я таким взрослым тоном, каким только мог.

Умпин стоял рядом и мотал своей маленькой гномьей головкой.

— Тот, кто пытается убежать от страшного сна, будет возвращаться в него снова и снова. Страшный сон нужно встречать так же, как волка в лесу.

— Ну и как же это? — стал я спрашивать, ведь мне не так уж часто доводилось встречать волков в своей жизни.

— Коли встретишь страшного волка, ни за что не беги. Не то он побежит за тобой, а волки бегают быстрее принцев Пофферов. Вместо этого надо спокойно стоять и смотреть прямо в самую глубину зеленых волчьих глаз. Тогда волк сам убежит и спрячется от тебя или станет совсем кротким, как ягненок, подойдет к тебе и станет лизать руку. Так же надо расправляться и со всякими там летними страхами, королевами и маршалами.

— Ну, это уж дудки, — решительно возразил я. — Королева настолько скверная, что никогда не знаешь, какую пакость она придумает в следующий раз.

Гном Умпин принялся ковырять снег носком ботинка.

— Каков человек на самом деле, никогда не знаешь наверняка. Может быть, она очень добрая в самой глубине души.

Тут уж я рассердился не на шутку. Решительно выставив вперед свой указательный палец, я сказал:

— Как же это, интересно, она может оказаться хорошей в глубине души, если она бросила нас в темницу?

— Возможны и гораздо более невероятные вещи, чем маленький принц Поффер может себе представить, — произнес он.

Я замер, внимательно вглядываясь в тритоний пруд. Наконец, он снова заговорил:

— Ты все время поддавался летним страхам. Теперь тебе следует показать, что ты сильнее их. Иначе они будут преследовать тебя всю жизнь. Поэтому тебе необходимо вернуться в белый замок.

И уже не в первый раз я подумал, что гномик Умпин произнес очень умные слова. В то же время я не мог представить, чтобы я снова очутился в замке.

— Подумай, а вдруг я потеряюсь во сне, — произнес я.

Гномик Умпин стал переминаться с ноги на ногу, как будто по какой-то причине ему стало не по себе.

— По-моему, во сне потерялось нечто совсем другое — это ключ ко многим вещам. Разве ты забыл, что у тебя на шее висел ключ, и ты ходил, бродил здесь в полутьме, но ты не сумел сделать никаких открытий?

И он посмотрел на меня так, как будто бы открыл большую тайну.

— Кроме того, тритон не может сидеть в тюрьме вечно, — продолжал он. — Это чересчур суровое наказание даже для тритона.

Он дважды произнес слово «тритон», и я замер от страха.

— Я не хочу возвращаться к летним страхам, — громко закричал я.

— Как хочешь, — сухо сказал Умпин. — Но если ты не заберешь оттуда ключ, ты никогда не сможешь вернуться обратно к маме с папой и войти в свой большой дом с верандой и шезлонгами.

— Но ведь я могу позвонить в звонок.

— Конечно же, ты можешь позвонить, но тебе откроют не мама с папой. Если во сне потеряешь ключ от родного дома, тогда обитающие в твоем сне окажутся в твоем родном доме. А живущие в твоем настоящем доме, переселятся в воздушный замок твоих грез и фантазий. Об этом, как и о многом другом, написано в одной очень старинной книге.

У меня пересохло в горле, и я дважды проглотил слюну, прежде чем осознал, что сказал гномик Умпин, но у меня не было никаких причин не верить ему, ведь за все это время он успел сказать мне столько мудрого.

— Не бойся, все будет в порядке, — произнес он, наконец. — Я помогу тебе попасть обратно в лето. Такие путешествия принцам Пофферам без помощи гномов не по плечу.

Я задрожал.

— Держи меня за руку, Кристоффер Поффер, — сказал гномик Умпин.

В следующее мгновенье мы уже стояли там же, на берегу тритоньего пруда. На мне оказался красивый костюм, подобающий принцу. Ночь была почти на исходе. День еще не наступил, едва брезжил рассвет, ночной сумрак только начинал рассеиваться. Тритоний пруд был окутан редким туманом, а небо над ним было алым, как брусника, потому что солнце вставало навстречу новому дню. На берегу квакало множество лягушек, но это были самые обыкновенные лягушки, которых сотнями можно увидеть в лесу каждое воскресенье.

— Кристоффер Поффер, — произнес гномик Умпин. — Сдается мне, я забыл тебе сказать, что гномы не могут приходить в один и тот же замок дважды. Вот почему мне остается лишь пожелать тебе удачи. И если ты будешь смотреть всем опасностям прямо в глаза, то ничего на свете не сможет устрашить тебя.

Это были самые последние слова, произнесенные гномиком. После этого я увидел, как сначала исчезла одна его рука, потом скрылась из глаз и нога, так постепенно таял он весь, возвращаясь куда-то туда, в какое-то неведомое пространство по другую сторону воздуха.

Я остался стоять один в лучах восходящего солнца. Я снова почувствовал, что мои пальчики на ногах совсем замерзли, и лучше было бы натянуть на них сейчас теплое одеяло, ведь я стоял над пропастью. И мне было грустно, потому что я прекрасно понимал, что никогда больше не увижу гнома Умпина.

Ключ

Я вышел на тропинку и побрел к замку. И тут же мне на глаза попалась одна из здоровенных лягушек. Она скакала мне навстречу со стороны королевского сада. Я остановился и посмотрел ей прямо в глаза. Она мгновенно развернулась и запрыгала обратно к замку.

И вот я очутился у ворот замка, на том самом месте, откуда я проскочил в замок вместе с гномом Умпином и принцем Каролюсом. Над замком еще витал дым догорающего костра.

Хотя было еще совсем раннее утро, на лужайке стоял большой круглый стол, за которым сидела вся королевская семья. Скрестив руки на груди, восседая в высоком судейском кресле, маршал наблюдал за ними всеми.

Не успел я вступить на площадь перед замком, как королева поднялась со своего места и указала на меня пальцем, так что взоры всех присутствующих обратились ко мне.

— Кристоффер Поффер, — закричала она. — Подойди сейчас же сюда!

Она, конечно же, думала, что я испугаюсь, но я тут же подошел к ней, не отрывая взгляда от ее глаз, ведь я уже научился этому.

Подойдя вплотную к столу, я остановился рядом с королевой. Прежде всего, я отвесил ей учтивый поклон, я ведь отдавал себе отчет в том, что она — законная королева, но при этом я продолжал пристально смотреть на нее, хотя у нее по-прежнему была голая грудь.

Теперь уже не я, а королева была вынуждена отвести взгляд и уставиться в траву.

— Аврора, — сказала она. — Будь любезна, пожалуйста, принеси мне свитер.

Вскоре прибежала принцесса с лиловым свитером, который королева натянула на себя через голову.

— Ну и как вы, ваша честь, изволите поживать? — спросил я таким же тоном, как обычно говорит папа, когда хочет поприветствовать кого-нибудь в возвышенном стиле.

Ответ прозвучал с высоты.

— Мы все чувствовали себя здесь прекрасно с тех пор, как тебя и гнома Умпина бросили в темницу, — произнес маршал.

То, что всем им было хорошо, я и сам видел, ведь все члены королевской семьи сидели вместе и дружно играли в карты, а это самое лучшее времяпрепровождение на свете.

— Мы играем в кинга, — объяснила королева.

Это было сказано очень спокойным и приветливым тоном. Она не осмеливалась больше злиться на меня теперь, когда я смотрел ей прямо в глаза.

— Тот, кто окажется в конце игры с королем на руках, тот и выигрывает, — объяснила она. — По правилам игры нельзя крутить-вертеть восьмерками, да и другими картами тоже.

— А маршал все время крутится-вертится на стуле, поэтому его и не берут в игру? — вырвалось у меня.

Тут маршал прямо-таки подскочил в своем судейском кресле, потому что такого нахальства от меня он никак не ожидал. Мне ответил король:

— Он не может играть с нами в карты, милый мой принц Поффер, потому что умеет читать мысли всех. Это качество порой бывает очень неоценимым, но во время карточной игры оно совершенно ни к чему.

— Ты будешь с нами играть? — спросила меня Аврора и немножко подвинулась, чтобы я смог сесть между ней и принцем Каролюсом.

— Огромное спасибо за приглашение, — отозвался я. — Очень приятно, но сначала я должен сделать нечто более важное.

Все присутствующие обменялись недоуменными взглядами, а я повернулся к ним спиной и стал подниматься по ступенькам, ведущим в замок.

— Но милый мой, Кристоффер Поффер, — спросил король, — что, собственно говоря, так важно для тебя?

Я оглянулся и громко сказал:

— Когда мне довелось в последний раз быть в вашем замке, то произошло так много событий, что в суматохе в одной из башен я забыл одну маленькую штучку, а это ключ ко многому.

— Неужели, правда? — спросил король.

Тут он повернулся к королеве.

— Мне кажется, мальчик и в самом деле нашел ключ к решению всей тайны.

Мне было неясно, о чем шла речь, но я заметил, что маршалу явно стало не по себе. Королева тоже наморщила нос.

— Можем ли мы разрешить ему подняться в башню совершенно самостоятельно? — спросила она таким тоном, как будто бы ее могло огорчить, если я там упаду, ударюсь или что-то в этом роде.

Маршал кашлянул два раза, а потом произнес:

— Не следует ему разрешать этого. Во-первых, никогда не знаешь, что именно эти принцы Пофферы могут обнаружить, если начнут ходить по замку совершенно самостоятельно. Кроме того, ведь именно он принудил королеву надеть свитер. А на это его надоумил гном Умпин, все гномы обладают даром управлять мыслями других.

— Чушь, — немедленно вмешалась королева. — Я надела свитер, потому что мне стало холодно. И вообще, мне не по душе, маршал, что ты вмешиваешься не в свои дела.

Она отвела взгляд от высоко восседающего маршала и посмотрела на меня.

— Как только закончишь свои дела, Кристоффер, тут же спускайся назад, — сказала она. — Мне нужно тебе что-то сказать.

Я очень удивился, что это она вдруг назвала меня просто Кристоффер.

Поднявшись наполовину по замковой лестнице, я обернулся назад и внимательно оглядел королевский сад. Многочисленные южноафриканские лягушки сидели среди деревьев и шезлонгов, и тут я заметил, что по крайней мере у некоторых из них к шее был привязан колокольчик. Когда я поднимался наверх, звон этих колокольчиков доносился до меня.

Мне доводилось видеть в Телемарке коров и овец с колокольчиками на шее. Кажется, я один раз даже встретил лошадь с колокольчиком. Но лягушку с колокольчиком — никогда в жизни.

Я быстро взбежал вверх по замковым лестницам и устремился на самую высокую башню. Как только я приблизился к девичьей светелке или клетке, до меня донеслось какое-то ужасное сопение.

Совершенно очевидно, что я пришел в самую последнюю минуту.

Тритон в клетке настолько вырос с тех пор, как оказался в ней, что его тело стало свисать между прутьями клетки.

— Выыпустии… меееня… отсюдааа… — завыл он при виде меня.

Я нагнулся и нащупал на полу ключ.

— Сейчас я выпущу тебя из этой клетки, но сначала ты должен рассказать мне о том, что же все-таки ты и другие тритоны задумали совершить в замке.

Тритон буравил меня своими темными, похожими на крыжовник, глазами. Взгляд их был такой пронзительный, что, казалось, царапает мне лицо, но я смотрел в черные точки его зрачков, не отводя взгляда.

— Яаа… нее… мооогу… — бормотал он. Слова как крошечные тритончики выпрыгивали из его рта.

— Яаа… нее… имеюуу… правааа… раскрыыывать тайныее… плааны… пееред… принцами Поофферами… илии… пееред… гноомом… Уумпином.

Сначала я подумал, мне показалось, что он просто косноязычный, но потом понял, что, вероятно, он говорит по-французски, ведь французы всегда произносят слова как-то невнятно.

— Очень интересно, — сказал я. — Но если ты не скажешь правду, то я не отопру клетку, и ты останешься в ней навсегда.

Он зашевелился, и его жирный хвост высунулся между прутьями.

— Нуу… хоороошо, тогда яааа… скаажу тебе, — простонал он.

— Зачем вам нужно было похищать сердце короля? — спросил я.

Он прижался мордой к прутьям и произнес:

— Мыы… должныыы… былии… захватить… влаасть… в заамке… и… сжечь… наа… кострее… всюу… королевскуюу… семьюу…

— Все это задумала королева? — тут же вырвалось у меня.

— Неет, — слабо прошептал он. — Онаа… совеершенно… невиновна.

Тут-то, наконец, до меня дошло, почему этот тритон разговаривал так странно — он совсем задыхался.

— Поожалуйста… выыпусти… мееняаа… отсюуда, — умолял он.

Я уже вставил ключ в замочную скважину, но прежде, чем его повернуть, спросил:

— Кто же тогда задумал, чтобы вы захватили власть в замке?

— Этоо… мааршал.

Тут я повернул ключ, и толстый тритон вывалился из клетки. Он лежал на полу, как кусок шоколадного желе.

— Вот ты и на свободе, — произнес я. — Но ты участвовал в страшном заговоре. Обещай больше никогда не ввязываться в подобные дела.

Его тучное тело несколько раз всколыхнулось в знак согласия.

— Тогда поспешим скорее в королевский сад, чтобы арестовать маршала.

Я отворил дверь и пропихнул тритона впереди себя. Он покатился по ступенькам, потом вскочил на задние лапы и припустился бежать во всю прыть. Когда мы уже вышли из самого замка, он с таким остервенением бросился ползти вниз по ступенькам, что я испугался, как бы он не распался на куски до того, как мы сумеем поймать маршала.

Маршал

Я выгнал тритона в королевский сад. Утренний туман между деревьями и кустами почти рассеялся, а по небу плыли маленькие розовые облачка, которые восходящее солнце, как соком, пропитывало своими лучами.

Когда мы подошли ближе, то увидели, что все играют в игру «Спящий мишка». Медведем был маршал, все остальные водили вокруг него хоровод и пели.

Как раз в то самое врем, когда они пели «Мишка, нас не трогай, мы идем своей дорогой. Не боимся мы тебя…», я выскочил из-за кустов на лужайку.

— Зря вы не боитесь этого медведя, вот он-то как раз очень опасен, — закричал я что было мочи. — Ведь ему никогда нельзя верить!

Игра тут же прекратилась. Маршал вскочил на ноги и принялся стряхивать форму, одновременно пытаясь пронзить меня взглядом.

— Что еще за чушь такая? — спросила королева.

— Этот маршал совсем не такая уж невинная овечка, как вы думаете, — произнес я. — Он хотел вас всех сжечь на костре.

Тут они заметили тритона.

— А это еще что такое? — воскликнула королева. — Я была уверена, что все тритоны лежат рядами в темнице.

Вид у маршала теперь был отнюдь не торжественный. Он стряхивал с себя травинки, и при этом казалось, что все тело у него зудело.

— Это особенный тритон. Он был заперт в девичьей клетке. И очень хорошо, ведь именно благодаря ему нам удалось услышать правду о королеве и маршале.

Тут все начали рассаживаться за большим столом. Маршал озирался по сторонам, видимо считая, что для него лучше всего скрыться, но ведь это было бы то же самое, что признать за собой вину за все содеянное зло, а посему он решил, что лучше усесться за столом вместе со всеми.

— Послушай меня, Кристоффер Поффер, — доброжелательным тоном обратился ко мне король. — Даже если половина из рассказанного тобой правда и если в эту половину входит намерение маршала сжечь нас на костре, то дело принимает весьма серьезный оборот. Вопрос только в том, каким образом мы могли бы удостовериться, что рассказанное тобой — правда.

— Вот именно, ваше уважаемое королевское величество, — произнес маршал с надменной улыбкой. — Этот принц Поффер — не настоящий принц. Он всего-навсего жалкий лесной принц, который к тому же пробрался в замок в сопровождении гнома. И совершенно очевидно, что все истории, которые он тут рассказывает — сплошные выдумки.

— Он лжет, — закричал я. — Как раз он — не настоящий маршал. Он и есть тот самый злой гном, который превратил принца Каролюса в тысячу головастиков.

Тут маршал так расхохотался, что, казалось, может захлебнуться собственным смехом.

И тогда королева нашла хитроумный способ разрешить наш спор.

— Эта дискуссия — совершенно глупая и ненужная, — произнесла она. — Ведь среди нас находится тот, кто умеет читать мысли других. Маршал! Я повелеваю тебе немедленно взойти на судейское кресло!

Приказание тотчас же было исполнено, и тут я немножко испугался, как бы мне снова не остаться в дураках, потому что мне сразу же вспомнилось все, что произошло здесь в последний раз, когда маршал восседал на судейском кресле. Может быть, лучше всего убежать. Но ведь я не имел права таким бесславным образом убегать от опасностей в замке, и ведь гном предостерегал меня. Поэтому я уставился маршалу прямо в лицо. А для верности еще скорчил рожу.

— Маршал, — начала королева. — Не будете ли вы столь любезны поведать нам, верно ли то, что вы намеревались развести в Иванову ночь костер для того, чтобы на нем сжечь своего короля с королевой, или это все небылицы, сочиняемые гномами?

Маршал скрестил руки на груди, и все видели, что ему было явно не по себе — восседать в судейском кресле и исполнять приказания королевы.

— Уж эта-то история — явная чушь, высокочтимая королева, — сказал он. — Посему я выношу следующий приговор данному принцу Пофферу: до того, как часы пробьют одиннадцать, его надлежит утопить в Черном Котле.

— Ну, уж нет! — с ужасом воскликнула принцесса Аврора и бросила клубок шерсти прямо в физиономию маршалу. А принц Каролюс ударил по столу острием своего меча.

— Успокойтесь! — скомандовала королева. — Мы услышали весьма недвусмысленную речь маршала…

Тут король кашлянул три раза, но королева продолжала обращаться к маршалу:

— Не будете ли вы столь любезны, маршал, прочитать свои собственные мысли.

Маршал так перепугался, что стал скатываться вниз по ступенькам своего судейского кресла.

— Читай свои мысли! — строго повторила королева.

— Ну… я подумал о том, что… — начал маршал и остановился, потому что на него напал кашель.

— Что ты думал? — повторила королева. — Отвечай немедленно. Ведь тот, кто медлит с ответом, всегда лжет.

И она посмотрела маршалу прямо в глаза.

— Я думал о том, что это правда, что… я заколдовал всех тритонов в замке… чтобы схватить всю королевскую семью и сжечь на костре… чтобы присвоить власть… и самому стать королем. Я думал также о том, что все то, что говорил этот принц Поффер, — правда… что это я заколдовал принца Каролюса… превратив его в этих идиотских головастиков…

И тут маршал чуть не свалился с судейского кресла.

— Ну, тогда правда целиком на стороне принца Поффера, — произнес король. — И он действительно спас всех нас от ужасной беды.

Все на миг будто онемели, и тут снова заговорил король:

— И все-таки это еще не вся правда на сегодняшний день. Кристоффер Поффер сказал, что тот тритон, который был в клетке, рассказал правду о маршале и о королеве. Будь добр, расскажи нам всю правду и о королеве.

При этом король пристально посмотрел на маршала в судейском кресле, а потом бросил испуганный взгляд на горячо любимую королеву.

— Вся правда состоит в том, что королева — коварная ведьма, к тому же мерзкая и гадкая, — сказал маршал.

Услышав это обвинение, королева расхохоталась, да и я вместе с ней, правда, я смеялся так, чтобы другие не заметили, но так громко, что почувствовал щекотку по всему телу: ведь я-то знал, что сказанное маршалом о королеве — ложь.

— А теперь, пожалуйста, будь любезен, прочти те мысли, которые были в твой голове, когда ты говорил, что я коварная ведьма, — попросила королева.

— Хм… я думал о том, что королева… совершенно невинна, — сказал маршал и сник.

— И это, наконец, вся правда на сегодняшний день? — снова спросил король. — Можешь не отвечать. Не будем тратить время понапрасну, просто читай свои мысли.

Маршал покряхтел, откашлялся и, наконец, заговорил.

— Я думаю о том, что высказал вслух только половину правды, — сказал он. — Другая половина заключается в том, что королева была злой вчера, потому что я все время пронзал ее взглядом, и потому она была такой скверной и гадкой по отношению к Кристофферу Пофферу и гному Умпину, хотя они ни в чем не провинились. Это я с помощью колдовства принудил ее спустить воду изо всех колодцев в королевском саду, чтобы утопить эту парочку в Черном Котле.

Все сидящие за столом просто обомлели.

— Это самое откровенное, что мне когда-либо доводилось слышать, — вырвалось у королевы. — Конец гнусному колдовству!

Она повела плечами и опустила глаза. Потом обняла и крепко прижала меня к себе.

— Как неприятно сердиться на тех, кого любишь, — сказала она.

Я чуть не разрыдался, потому что меня обняла сама королева. В глубине души я всегда жаждал быть хорошим другом королевы с той самой минуты, когда пришел в замок.

— Значит, это маршал был шпионом у нас в замке. Да, тот, кто способен читать мысли других, может жульничать не только во время карточной игры. Такой способен обманом захватить в свои руки не только карточного короля с красным сердечком, но и сердце настоящего короля, а тем самым и полкоролевства. И за это маршал должен быть сурово наказан.

Королева снова поднялась со своего места и посмотрела на маршала.

— Ты слышал, что сказал принц. Теперь мы выслушаем приговор.

Тут я уже начал почти что испытывать жалость по отношению к маршалу. Ведь судить кого бы то ни было уже плохо, а себя самого — просто ужасно.

— Я приговариваюсь к бегу по королевскому саду и далее по всему живописному лесу вокруг, — произнес он жалостно. — Я приговариваюсь к тому, чтобы никогда не сметь и думать возвращаться обратно.

Королева взглянула на своего мужа.

— Король, мы утверждаем этот приговор?

Король кивнул.

— И он должен быть приведен в исполнение немедленно, — добавил он.

Принц встал и дважды ударил мечом по столу.

Тут маршал слез со своего судейского кресла. Какое-то время он стоял и растерянно смотрел на нас, тут снова заговорила королева:

— Ту прекрасную форму, которую тебе выдали в замке, будь любезен, положи на стол.

Маршал решительно начал раздеваться. В конце концов, он остался стоять, съежившись, в одном нижнем белье.

— А теперь сделай одолжение — удались немедленно, — сказал король.

Маршал посмотрел на тритонов, которые стояли за кустами и наблюдали за происходящим. Он им ничего не приказывал, и они не думали помогать ему.

— Схватить их всех и бросить в темницу! — вдруг завопил маршал.

Жирный тритон немедленно зашаркал к нам. Но я тут же принялся пристально смотреть ему в глаза, и в последнюю минуту он притормозил.

— Тебе отнюдь не следует бросаться на нас, — сказал я. — Будь любезен, пожалуйста, вместо этого, погоняй маршала по нашему лесу.

Мне не нужно было повторять дважды, тритон тут же припустил за маршалом, а тот бросился наутек во всю мочь. Оба отчаянно вопили. А потом с разбегу свалились в тритоний пруд, и с тех пор их уже никто в замке не видел.

Восход

После того, как проклятый всеми маршал бросился бежать во всю прыть от тритона, мы все сидели в мире и согласии за большим круглым столом. Потом вскоре королева поднялась и сказала, что она должна произнести короткую речь в связи со всеми удивительными событиями, произошедшими в замке.

— Дорогой мой принц Поффер, — начала она. — Сейчас в замке начнется великое торжество, ведь колдовские чары, которые заставляли меня быть такой мерзкой и гадкой по отношению к тебе и гному Умпину, рассеялись. Как случилось, что я с радостью могла творить зло, — страшная тайна, и я не буду пытаться раскрыть ее сейчас. Все вернулось на свои места, стало таким, как прежде, до злых чар. Правда заключается в том, что маленькие принцы Пофферы дороги моему сердцу, как никто другой. С этой минуты ты всегда желанный гость в нашем замке.

Принц и принцесса вскочили и захлопали в ладоши.

— Ура! — радостно закричала принцесса и протянула ко мне руки. — Будем вместе плести венки из цветов и продавать их, а потом покупать разные вкусные вещи.

Удивительно, что она заговорила о венках из полевых цветов, ведь это было наше с Камиллой любимое занятие. Бывало, наплетем целую корзину изумительных по красоте венков и шагаем к местному магазину или выходим на шоссе, где и продаем их случайным прохожим, что помогало им скрасить серые будни. Да и для нас эти будни становились праздниками, ведь появлялись деньги на мороженое и шоколад.

Тут король кашлянул два раза.

— Кристоффер Поффер был таким храбрым, что заслужил нечто большее, чем приглашение в замок. Я повелеваю, чтобы Кристоффера посвятили в Рыцари нашего Садового Стола. А в связи с тем, что все опасности, которые встретились ему здесь, он сумел преодолеть с ловкостью ДИПЛОМата, ему присуждается ДИПЛОМ. Он смог научиться управлять не только собственными мыслями, но также и мыслями этого гадкого маршала, так что вся подлинная правда вышла наружу и стала ясна как божий день.

Тут он посмотрел на своих детей и добавил:

— Ты, принцесса Аврора, пойдешь и нарисуешь ему ДИПЛОМ. А ты, принц Каролюс, посвятишь Кристоффера Поффера в рыцари.

Принцесса побежала внутрь замка. А принц Каролюс подошел ко мне и сказал, что я должен преклонить перед ним колени. Потом он ударил меня по плечу своим мечом. Мне было немножко больно, но ничего не поделаешь, надо было терпеть, если я хотел стать настоящим рыцарем.

Король и королева захлопали в ладоши, потому что я выдержал этот сильный удар, не проронив ни слезинки. Тут и принцесса Аврора сбежала вприпрыжку вниз по замковой лестнице, держа в одной руке диплом, а в другой — присуждаемое вместе с ним ДИПЛОМНОЕ эскимо.

В то время, как я облизывал ДИПЛОМНОЕ мороженое, король читал вслух текст ДИПЛОМА, написанный изумительно красивыми буквами, какими может писать только настоящая принцесса:

ПРИНЦ КРИСТОФФЕР ПОФФЕР ВПРЕДЬ ОТ СЕГО ТОРЖЕСТВЕННОГО ДНЯ СТАНОВИТСЯ РЫЦАРЕМ ЭТОГО ЗАМКА В СВЯЗИ С ТЕМ, ЧТО ОН ПОБЕДИЛ ГНУСНОГО МАРШАЛА И ГАДКИХ ТРИТОНОВ. ПОСЕМУ ОН ПРИОБРЕТАЕТ ТАКЖЕ ТИТУЛ ДИПЛОМАТА ЭТОГО ЗАМКА. ПУСТЬ ЕГО ДОБРОЕ СЕРДЦЕ ВСЕГДА БЬЕТСЯ В РИТМЕ ДОБРЫХ ДЕЛ!

Когда король дочитал все это до конца, я вновь начал размышлять обо всем произошедшем, в то время пока мама гостила в большом замке во Франции. Ведь, несмотря на все радостные события в этом замке, ничто уже не сможет вернуть к жизни моего дедушку, маминого папу.

Но сейчас на эти раздумья у меня уже не оставалось времени, потому что король захотел пойти вместе со мной на холм, чтобы смотреть на восход солнца. И там, на холме, он пообещал рассказать мне какую-то тайну. Король взял меня за руку, а всем остальным приказал идти в замок и навести порядок после всех этих событий.

Мы шли по тропинке среди деревьев и кустов в королевском саду, и по мере того, как уходили все дальше и дальше, мне стало казаться, что король все больше и больше становится похожим на моего родного дедушку, ведь именно с ним мы так часто отправлялись в дальние прогулки.

По мере того, как мы взбирались на вершину холма, тритоний пруд и белый замок становились все меньше и меньше. Одновременно становилось ясно, что этот лес гораздо больше, чем я предполагал.

— Ты очень горюешь после смерти дедушки? — спросил король.

Я шел с опущенной головой, разглядывая мох и вереск.

— Именно поэтому ты пожалел меня и помог вернуть мне сердце, когда его похитили тритоны? — спросил он.

Вопрос показался мне странным, ведь ни о чем подобном я не помышлял. Я покачал головой и поднял на него глаза. Теперь он уже настолько стал похож на моего дедушку, что я ожидал уже, что он достанет и закурит трубку точно так же, как это делал мой дедушка, когда мы взбирались на холм, уже вдоволь насидевшись в лодке, ожидая клева.

Взойдя на вершину холма, мы огляделись вокруг. Замок предстал перед нами таким маленьким домиком, не больше кукольного дома Камиллы в Телемарке. Позади замка мы увидели тритоний пруд, отсюда он казался ничуть не больше обычной лужицы.

Я увидел, что встает новый день, и он будет чудесным. Еще мгновение и взойдет на востоке солнце, крошечные красные облачка плыли по небу все быстрее и быстрее. Далеко внизу я увидел всех этих лягушек с колокольчиками на шее, которые паслись среди деревьев и кустов королевского сада. И уж совсем вдалеке с трудом можно было различить одинокого тритона, который все гнал и гнал впереди себя вероломного маршала.

— Наверное, они так прибегут на самый край света, — сказал я, показав на них пальцем сверху.

Король снисходительно кивнул.

— Когда такие маршалы и такие тритоны возьмут ноги в руки, тут уж их не остановишь.

Он произнес это точно таким же голосом, каким говорил мой дедушка.

И тут я понял, что это и был мой дедушка, ведь у него была точно такая же мудрая улыбка.

— Дедушка! — закричал я громко и обнял его.

И тут же заметил, что он почти разочарован этим, потому что я раскрыл тайну прежде, чем это успел сделать он.

Но скоро он уже ерошил мои волосы.

— Присядь сюда, мальчик мой, — показал он на большой камень, на который мы оба и уселись.

Он долго сидел молча, не произнося ни единого слова, только проницательно глядя мне в глаза, как будто пытаясь проникнуть туда, где теснились все мои мысли.

— Кристоффер Поффер, — начал он. — Хотя я стал все больше и больше походить на твоего дедушку и в один прекрасный день ты совсем не сможешь различить нас, он уже никогда не сможет прийти в твой дом с верандой и шезлонгами. Но это и не обязательно. Ведь теперь твой дедушка живет в твоем сердце.

Эти слова совсем смутили меня, и я даже немножко надул губы.

— Как же это, дедушка такой большой может поместиться в сердце маленького мальчика? — спросил я.

Он начал гладить меня по голове, а я в это время, не отрываясь, вглядывался в розовые облака, которые быстрее птиц неслись по небу.

— Если ты своим маленьким сердечком способен испытать большую любовь к дедушке, — сказал он, продолжая ерошить мои волосы, — значит, он вполне умещается в твоем сердце. Но это еще половина правды. Другая половина правды заключается в том, что он живет в твоем взгляде.

— Хм, — сказал я и потряс головой, чтобы он мне больше не ерошил волосы. — Если дедушка умер, то он уже не может видеть ничего вокруг.

Король кашлянул несколько раз, а потом заговорил:

— Кристоффер Поффер, — начал он. — Разве дедушка не был твоим самым лучшим другом? Как ты думаешь, поверил бы он тебе, если бы ты рассказал ему о чем-то увиденном, хотя он сам этого не видел?

Я снова кивнул и тут же вспомнил, как однажды на даче у бабушки с дедушкой мне встретился зайчонок.

Когда я прибежал и позвал дедушку, то он сказал, что ему совсем не обязательно подниматься с красного дивана, чтобы посмотреть на зайчонка, раз я-то его уже видел. Я припомнил и множество других случаев, когда я смотрел на что-то по его просьбе. Один раз дедушка попросил посмотреть для него на луну, потому что сам он утомился и хотел спать, но все же ему было интересно узнать, вышла ли на небо полная луна или нет.

— Ты видишь там внизу лес? — продолжал король. — Видишь весь этот мир вокруг себя, насколько хватает взгляда?

Я снова кивнул.

— Я убежден, что все это может видеть и твой дедушка. Именно поэтому мы можем сидеть с тобой вместе и наблюдать восход солнца.

Не успел он произнести «солнца», как на востоке из-за гор появилось оно, ослепительное солнце, а король исчез. Как и гномик Умпин, он ушел в страну по другую сторону пространства вокруг нас. И я ничуть не удивился, ведь встало солнце и начинается новый день.

Как только исчез король или мой дедушка, я увидел спускающуюся с неба воробьиную стаю. Двадцать или тридцать птиц так радостно щебетали, словно смеялись, и я тоже начал смеяться. Я смеялся и смеялся так, как будто занимающийся новый день и был создан для того, чтобы я мог смеяться.

Я сидел и смотрел на весь огромный лес вокруг. Я наблюдал за птицами, которые летели и летели так легко надо всем огромным лесным пространством. Змеи и тритоны уже больше не шелестели в траве, а гномы и сказочные короли ушли туда, откуда и появляются все подобные создания. Ночь отступила, и солнце позолотило своими лучами белую башню замка. Повсюду вокруг меня был огромный густой лес, а солнце на небе поднималось все выше и выше.


Оглавление

  • При свете луны
  • Блинчики
  • Головастики
  • Каролюс
  • Тритоны
  • В пиршественном зале
  • Сердце короля
  • Девичья клетка
  • Костер на Иванову ночь
  • Высокий суд
  • Темница
  • Черный котел
  • «Бессердечный»
  • Летние страхи
  • Ключ
  • Маршал
  • Восход