Прошлой ночью в «Шато Мармон» [Лорен Вайсбергер] (fb2) читать онлайн

Лорен Вайсбергер Прошлой ночью в «Шато Мармон»

1. Пианист

Когда поезд метро со скрежетом остановился на Франклин-стрит, Брук было уже дурно от тревоги. Она то и дело поглядывала на часы, убеждая себя, что это не конец света: Нола ее простит, обязана будет простить даже такое безбожное опоздание, на то она и лучшая подруга. Протиснувшись через тиски желающих войти, Брук, стараясь не дышать в плотной толпе, выбралась к лестнице. Здесь все пассажиры мгновенно вынули сотовые из сумок и карманов, молча выстроились гуськом и со слаженностью артистов кордебалета и четкостью пехотинцев зашагали вверх по бетонным ступеням, подобно зомби, уставившись в маленькие экраны на ладонях.

— Черт! — вскрикнула какая-то толстуха впереди, и через секунду Брук поняла почему.

Проливной дождь, не предсказанный синоптиками, обрушился ей на голову, едва она вышла из метро. Холодный, но вполне сносный мартовский вечер превратился в ледяной потоп. Гремел гром. Дождь лил стеной; с каждым порывом ветра струи больно хлестали прохожих. Остаться сухим было невозможно.

— Вот жуть! — присоединилась и Брук к хору негодующих возгласов. Все вокруг судорожно пытались вытащить зонты из кейсов или прикрыться газетами. После работы Брук успела заехать домой и переодеться, поэтому защититься от стихии могла разве что крошечной (признаемся, очень красивой) серебристой сумкой-клатчем. Прощай, прическа, подумала она, припустив бегом к ресторану. Бежать предстояло три квартала. «О, тушь для ресниц, как мне будет тебя не хватать!.. И вас, новые замшевые сапога, на которые ушла пятидневная зарплата…»

Вода текла с Брук ручьями, когда она влетела в «Сотто», скромное заведение, куда они с Нолой ходили два-три раза в месяц. Паста здесь была так себе — не тянула на первое место не то что в городе, но даже в квартале, да и обстановка была без особых изысков, зато у «Сотто» имелись важные преимущества: вино по умеренной цене, подаваемое в графинах, вкуснейшее тирамису и потрясающий красавец мэтр, жгучий брюнет-итальянец, который всегда оставлял для Брук и Нолы столик в тихом углу просто потому, что они добирались сюда издалека.

— Привет, Люка, — поздоровалась Брук с хозяином, выбираясь из вязаного пальто и стараясь не забрызгать водой весь пол. — Моя подруга уже пришла?

Люка прикрыл ладонью телефон и указал карандашом себе за плечо:

— Ваш обычный столик. Почему сегодня такое сексуальное платье, cara mia^[1]? Может быть, тебе стоит обсушиться?

Брук пригладила облегающее черное джерси с короткими рукавами, надеясь, что Люка прав: платье действительно сексуальное и выглядит она на уровне. Честно говоря, это был ее «дежурный» выходной наряд: с туфлями, босоножками или сапогами, в зависимости от погоды, она надевала платье почти на все выступления Джулиана.

— Я и так опоздала. Она рвет и мечет? — спросила Брук, отжимая волосы в тщетной попытке предотвратить неминуемую мелкокучерявость.

— Ополовинила графин и ни разу не положила мобильный на стол. Лучше сразу иди к ней.

Брук троекратно расцеловалась с Люка — когда-то она возражала против подобных нежностей, но мэтр настоял, — глубоко вздохнула и пошла к столику Нола паинькой сидела на диване: жакет перекинут через спинку, темно-синее мини-платье из тонкого кашемира открывало изящные руки, подчеркивая великолепную смуглую кожу. Градуированное каре длиной до плеч выглядело стильно и сексуально — высветленные пряди сияли в мягком освещении ресторана, безупречный макияж освежал лицо. По виду нельзя было догадаться, что Нола только что отработала двенадцать часов в отделе торговых операций, оглушительно крича в микрофон головного телефона.

Брук и Нола познакомились только в последнем семестре, хотя Брук, как все, знала Нолу в лицо и та в равной степени восхищала и ужасала ее. На фоне собратьев по университету, носивших мешковатые куртки с капюшонами и бесформенные угги, тоненькая, как модель, Нола выделялась благодаря сапогам на шпильках, стильным жакетам и отсутствием привычки как-то скреплять или подбирать волосы. Раньше она училась в элитных частных школах Нью-Йорка, Лондона, Гонконга и Дубая, где ее отец работал в инвестиционных банках, и привыкла к свободе, которой пользуется единственный ребенок очень занятых родителей.

Как Нола оказалась в Корнелле вместо Кембриджа, Джорджтауна или Сорбонны, оставалось только догадываться, но было очевидно: обстановка ее не впечатлила. Остальные студентки бегали по женским клубам, ходили на ленч в «Айви» и напивались в барах университетского городка, а Нола держалась особняком. Изредка просачивались какие-то слухи — об интрижке с профессором археологии, о частых появлениях в кампусе загадочных сексуальных мужчин, — быстро, впрочем, исчезавшие, но в целом Нола аккуратно посещала занятия, блестяще справлялась с любыми заданиями и каждую пятницу летала к себе на Манхэттен. Когда на факультативе по писательскому мастерству студентам задали написать рецензии на произведения, написанные сокурсниками, Брук оробела до потери речи, а Нола, как обычно, не выказав ни особенной радости, ни явного неудовольствия, через неделю вернула первое произведение Брук — фантастический рассказ о девушке, трудно привыкающей к миссии Корпуса мира в Конго. В ее отзыве были глубокие и точные комментарии и дельные предложения. На последней странице пространной, серьезной рецензии, написанной скверным почерком, значилось: «P.S. Может, добавить сексуальную сцену в Конго?» Брук так хохотала, что ей пришлось извиниться и выйти в коридор, чтобы успокоиться.

После занятий Нола пригласила Брук в маленькую кофейню в подвале одного из университетских корпусов, куда никто из подруг Брук не ходил, а через пару недель они уже вместе ездили в Нью-Йорк на выходные. Даже спустя несколько лет после окончания университета Брук восхищалась Нолой, но теперь она знала, что ее подруга плачет, когда в новостях показывают солдат, возвращающихся домой с войны, одержима тайной мечтой о домике в нью-йоркском пригороде с идеально белым штакетником, хотя неизменно поднимает на смех подобное мещанство, и патологически боится тявкающих маленьких собак (исключение составлял Уолтер, спаниель Брук).

— Прекрасно, прекрасно. Нет, по-моему, бар — это то, что доктор прописал, — говорила кому-то Нола и выразительно округлила глаза, увидев Брук. — Нет, заказывать столик не нужно, решим по ходу дела. Да, подойдет. Ну ладно, до встречи. — Она закрыла телефон и схватила графин с красным вином. Долив свой бокал, она вспомнила и о подруге.

— Ты очень злишься? — спросила Брук, размещая пиджак на спинке стула и кидая на диванчик мокрый клатч. Она отпила долгожданный глоток, с удовольствием ощущая, как терпкое вино обволакивает язык.

— С чего мне злиться? Всего-то просидела одна, какие-нибудь полчаса…

— Прости меня, ради Бога. На работе черт-те что, два штатных диетолога сказались больными — между прочим, по-моему, это подозрительно, — пришлось делить их пациентов и вести вместо них прием. А вот если бы мы договорились встретиться поближе ко мне, я бы успела вовремя…

Нола жестом остановила подругу:

— Мысль поняла. Нет, уж лучше вы к нам — ужин в западной части города меня как-то не привлекает.

— А с кем ты сейчас говорила? С Дэниелом?

— С кем? — Нола возвела глаза к потолку, якобы силясь припомнить. — Дэниел, Дэниел… А! Нет, у меня с ним кончено. На прошлой неделе я привела его на нашу вечеринку, и он вдруг переключился на мужчин! Очень неловко получилось. Нет, это я договаривалась на завтра с новым знакомым с сайта знакомств. Второй за неделю. Вот до чего докатилась, — вздохнула она.

— Перестань, все нор…

— Нет, правда, это же позор, мне почти тридцать, а я до сих пор вспоминаю об интрижке в колледже как о единственном настоящем романе. Еще позорнее клеить мужчин по Интернету. Но самое позорное — и это граничит с недопустимым, — я охотно рассказываю об этом любому, кто готов слушать.

Брук отпила еще глоток.

— Ну, я не любая…

— Ты поняла, о чем я, — оборвала ее Нола. — Будь ты единственной, кто знает о моей постыдной тайне, я бы это пережила, но у меня просто привычка выработалась…

— Тебе бы рыцарские романы писать.

— Спасибо. Я это прочла в гороскопе на день… Так вот, я настолько привыкла к своему униженному положению, что у меня отказали фильтры. Не далее как вчера я минут пятнадцать объясняла одному вице-президенту «Голдман» разницу между мужчинами с сайта «Свидания» и с сайта «Нерв». Этому нет оправдания!

— Ну и что это за новый парень? — спросила Брук, желая сменить тему. За еженедельными обновлениями списка друзей подруги уследить не представлялось возможным, как невозможно было понять, хочет ли Нола иметь постоянного друга и прочные отношения или презирает взаимные обязательства и жаждет красивой жизни и свободного секса. Ситуация менялась в долю секунды без предупреждения, и Брук оставалось только гадать, кем оказался последний в списке счастливчик — «классным парнем» или «полным отстоем».

Нола опустила ресницы и сложила накрашенные губки в фирменное пухлое сердечко, что означало «я хрупкая», «я прелесть» и «я хочу, чтобы ты меня покорил» одновременно. Ответ обещал быть пространным.

— Прибереги это для мужчин, подруга. На меня это не действует, — солгала Брук. Нола не была красива в общепринятом смысле, но это ничего не меняло: она так умела себя подать и излучала такую уверенность, что и мужчины, и женщины сразу подпадали под ее обаяние.

— На вид перспективный, — с сожалением сказала она. — Пройдет совсем немного времени, и у него обнаружится какой-нибудь колоссальный недостаток. Но пока вроде ничего.

— Так, а что он собой представляет? — настаивала Брук.

— Ну как — что… В колледже был членом лыжной команды, поэтому я на него и кликнула, и даже проработал два сезона лыжным инструктором, сначала в Парк-Сити, а затем в Церматте^[2].

— Словом, совершенство.

Нола кивнула:

— О да! Рост шесть футов, спортивная фигура — по крайней мере так он пишет, рыжеватый зеленоглазый блондин. Переехал в город несколько месяцев назад и мало кого здесь знает.

— Ну, это ты исправишь…

— Возможно. — Нола сложила губки бантиком. — Только…

— В чем проблема? — Брук долила оба бокала и кивнула официанту, отвечая на немой вопрос, принести ли им, как обычно.

— В его работе! В разделе «профессия» он написал «человек искусства». — В устах Нолы это прозвучало почти как «производитель порнографии»,

— И что?

— И то! Что это за фигня — «человек искусства»?

— Ну, мало ли. Он может оказаться и художником, и скульптором, и музыкантом, и актером, и писа…

Нола приложила ладонь ко лбу.

— Брось! Ты не хуже моего понимаешь, что это означает «безработный».

— Сейчас все хвастаются отсутствием работы. Это стало почти модно.

— Ой, не надо. С отсутствием работы из-за кризиса я еще соглашусь, но богему мне не переварить.

— Нола! Это просто смешно! Многие люди — сотни, тысячи, даже миллионы — зарабатывают на жизнь, занимаясь творчеством. Взять хотя бы Джулиана — он музыкант, так что же, мне с ним порвать, что ли?

Нола открыла рот для ответа, но передумала. Пауза получилась неловкой.

— Что ты хотела сказать? — не вытерпела Брук.

— Ничего, ничего. Ты права.

— Нет, что ты сейчас хотела сказать? Скажи!

Нола крутила бокал; было видно, что ей очень хочется оказаться не здесь, а где-нибудь еще.

— Я не говорю, что Джулиан лишен таланта, но…

— Что — но? — Брук подалась так близко к Ноле, что той волей-неволей пришлось посмотреть ей в глаза.

— Но музыкантом бы я его не назвала. Когда вы познакомились, он был стажером. А теперь ты его содержишь.

— Да, когда мы встретились, он был интерном, — ответила Брук, не скрывая раздражения. — Стажировался в «Сони», изучал музыкальную индустрию изнутри, чтобы понять ее законы. И знаешь что? Исключительно благодаря связям, оставшимся после стажировки, на него вообще обратили внимание. Если бы он ежедневно не выкладывался, стараясь стать незаменимым, стал бы глава отдела поиска и продвижения новых исполнителей тратить два часа, глядя, как Джулиан работает?

— Я знаю, только…

— Как ты можешь говорить, что он ничего не делает? Неужели ты правда так думаешь? Не знаю, понимаешь ты или нет, что он восемь месяцев не вылезает из студии, и не ради пустяка; «Сони» подписала с ним контракт и заплатила вперед. Если ты считаешь людей искусства — вот, опять это слово — бездельниками, то я просто не знаю, что тебе сказать.

Нола в примиряющем жесте приподняла ладони, пряча глаза:

— Да-да, ты права.

— И все же я тебя не убедила. — Брук начала грызть ноготь большого пальца. Приятное расслабление от выпитого вина мгновенно улетучилось.

Нола вилкой гоняла по тарелке листик салата.

— Но разве студии не подписывают довольно часто контракты с теми, у кого есть хоть искра таланта, в надежде что один хит окупит сотню мыльных пузырей?

Брук удивило, что подруга так хорошо разбирается в законах музыкальной индустрии. Джулиан всякий раз приводил именно этот довод, умаляя важность сделки со студией звукозаписи, чтобы, по его словам, «не обольщаться» насчет контракта с «Сони». Но слова Нолы отчего-то воспринимались серьезнее.

— Искра таланта? — прошептала Брук. — Вот как ты о нем думаешь…

— Ничего я не думаю! Не надо принимать все так близко к сердцу. Просто я твоя подруга, и мне тяжело видеть, как ты уже который год выматываешься на двух работах, чтобы поддерживать мужа, учитывая ничтожность шансов на успех.

— Ценю твою заботу обо мне, но прошу не забывать: я сама решила давать консультации в частной школе, чтобы у нас с Джулианом было посвободнее с финансами. Я не по доброте душевной это делаю, а потому что верю в мужа и его талант и знаю, даже если больше никто этого не понимает: его ждет блестящая карьера.

Брук разволновалась, наверное, даже сильнее, чем Джулиан, когда восемь месяцев назад он позвонил ей и рассказал о предложении фирмы «Сони». Двести пятьдесят тысяч — больше, чем они вдвоем заработали за последние пять лет, плюс вожделенная свобода творчества. Разве могла Брук предвидеть, что столь массированное вливание наличных ввергнет их в еще большую нужду, чем раньше? Из полученного аванса надо было платить за студию, нанимать дорогих продюсеров и звукоинженеров, оплачивать оборудование, дорожные расходы и подпевку. Деньги разлетелись за несколько месяцев, но ни доллара из них не пошло на оплату квартиры, коммунальных услуг или хотя бы праздничного обеда. И раз уже столько средств вложено, чтобы Джулиан сделал себе имя, было бы глупо не довести проект до конца. Раскрутка съела тридцать тысяч долларов их собственных сбережений, предназначенных на залог за квартиру; с каждым днем они все глубже погружались в долговую трясину. Хуже всего было то, что без обиняков высказала Нола: при всех затратах времени и денег шансы Джулиана на успех, даже при поддержке «Сони», были ничтожны.

— Надеюсь, он хотя бы понимает, как ему повезло с женой, — уже мягче сказала Нола. — Я, например, не смогла бы раствориться в мужчине и жить ради него… Вот почему мне суждено коротать дни в одиночестве.

К счастью, в этот момент принесли заказ — пасту, и тема беседы стала менее опасной: сколько калорий в мясном соусе, нужно ли Ноле просить прибавки к зарплате и о невыносимых свекре и свекрови, доставшихся Брук. Когда Брук жестом попросила счет, не заказав ни тирамису, ни даже кофе, Нола забеспокоилась.

— Ты не обиделась на меня? — спросила она, вкладывая кредитку в кожаную папку.

— Нет, — солгала Брук. — Просто устала на работе.

— А куда ты сейчас? Не в клуб же какой-нибудь, запивать ужин?

— У Джулиана… скажем так, выступление, — призналась Брук. Она бы с удовольствием умолчала о подработке мужа, но лгать Ноле не привыкла.

— Прикольно! — с интересом воскликнула Нола, осушив бокал. — Одна пойдешь или меня возьмешь?

Обе понимали, что Нолу не особенно тянет на концерт, а Брук не очень хочет, чтобы та шла с ней. Нола и Джулиан прекрасно ладили, и этого было достаточно. Брук ценила участие Нолы и знала, что она действует из благих побуждений, но неприятно же, когда лучшая подруга постоянно осуждает твоего мужа, а тебе, по существу, и возразить нечего.

— Я с Трентом иду, — сказала Брук. — Он приехал по работе, у них там ротация. Мы договорились встретиться.

— A-а, старина Трент… Как ему в медицинском?

— Уже закончил, теперь он интерн. Джулиан говорит, что Трент обожает Лос-Анджелес, и это нонсенс: коренной житель Нью-Йорка не может любить этот город.

Нола встала и начала надевать жакет.

— У него есть кто-нибудь? Если я не путаю, он жуткий зануда, но симпатичный…

— Недавно обручился со стажеркой из отделения гастроэнтерологии. Ее зовут Ферн. Фернинтерн, спец по желудкам. Боюсь представить, о чем эти жених и невеста воркуют.

Нола с отвращением поморщилась:

— Спасибо за красочное описание, просто учебный фильм. Подумать только, а ведь на месте этой Ферн могла быть ты.

— М-м-м…

— Надеюсь, мне все-таки зачтется ваше с Джулианом знакомство. Вот не гуляй ты с Трентом в тот вечер, быть бы тебе по сей день фанаткой твоего пианиста.

Брук со смехом чмокнула подругу в щеку, вынула из кошелька две двадцатки и положила на стол.

— Я побежала. Если не сяду на поезд в ближайшие тридцать секунд, то опоздаю. Завтра поговорим, ладно? — Схватив пальто и сумочку, Брук на ходу помахала Люка и выскочила на улицу.

Даже спустя несколько лет Брук вздрагивала при мысли, что они с Джулианом могли и не встретиться. Июнь 2001 года ничем не отличался от других месяцев. После окончания колледжа Брук с трудом привыкала к шестидесятичасовой рабочей неделе, разрываясь между написанием диплома по диетологии, необходимыми часами интернатуры и подработкой в качестве баристы в кафе у дома. Она не питала иллюзий в отношении двенадцатичасового рабочего дня за двадцать две тысячи долларов на круг, но и представить себе не могла, какая усталость накапливается от беспрерывной работы, маленькой зарплаты, недостатка сна и совместного проживания в двухкомнатной квартирке в Мюррей-Хилле с Нолой и еще одной девушкой. Вот почему, когда в воскресный вечер Нола предложила Брук сходить на концерт, та отказалась наотрез.

— Давай, Брук, нельзя же все время сидеть в четырех стенах, — настаивала Нола, натягивая обтягивающую черную безрукавку. — Выступает какой-то джаз-квартет, говорят, хороший. Бенни и Саймон займут нам места. Вход пять долларов и два напитка по цене одного. Что тебя смущает?

— Я очень устала, — твердила Брук, переключая телеканалы, лежа на матраце, заменявшем диван. — Мне еще отчет писать, а через одиннадцать часов снова на работу.

— Ну и что? Двадцать два года, а ноешь, как старуха! Переживешь! Быстро одевайся, через десять минут выходим.

— На улице льет как из ведра…

— Через десять минут и ни секундой дольше, или ты мне больше не подруга!

Когда девушки добрались до Ист-Виллиджа и втиснулись за слишком маленький столик, занятый для них заботливыми однокурсниками, Брук пожалела о своей уступчивости. Почему она вечно идет на поводу у Нолы? Зачем она торчит в прокуренном переполненном баре, нехотя попивая сильно разбавленную водку с тоником в ожидании выступления никому не известного джаз-квартета? Она вообще не большая поклонница джаза, да и любой живой музыки, кроме разве что концертов Дейва Мэтьюса или Брюса Спрингстина, где можно весело подпевать исполнителям. Здесь не подпоешь. Поэтому Брук ощутила раздражение, смешанное с облегчением, когда длинноногая белокурая барменша постучала ложечкой о край бокала и сказала:

— Эй, ребята! А ну, послушайте меня минутку! — Она вытерла свободную руку о джинсы и дождалась, пока гул голосов в баре немного стихнет. — Я знаю, всем не терпится услышать «Соплеменников», но нам только что сказали, что они стоят в пробке на лонг-айлендском шоссе и не успеют вовремя.

Послышались зычные «бу-у-у» и раздраженное «о Боже!».

— Да-да, я понимаю, но вот такая засада. Перевернулся тягач с прицепом, шоссе стоит вмертвую, сами представьте…

— Как насчет бесплатной выпивки в качестве компенсации? — крикнул толстяк средних лет, сидевший в дальнем углу с кружкой в руке.

Барменша рассмеялась:

— Извините, не получится. Но если кто-нибудь хочет сесть за инструмент и развлечь собравшихся… — Она говорила это, гладя прямо на любителя бесплатной выпивки. Тот покачал головой. — Серьезно, у нас отличное пианино. Кто-нибудь умеет?..

Все молча переглядывались и пожимали плечами.

— Брук, ты же играешь! — громко прошептала Нола так, чтобы услышал весь стол.

Брук иронически кивнула:

— Меня вышибли из ансамбля в шестом классе, потому что я не могла научиться читать с листа. А кого выгоняют из обычной музыкальной группы самой средней школы?

— Смелее, смелее! — настаивала барменша. — На улице льет как из ведра, всем хочется музыки и уюта. Так и быть, ставлю всем бесплатное пиво, если кто-нибудь сядет за инструмент!

— Я немного играю.

Брук обернулась на голос и увидела обросшего, довольно неухоженного парня, одиноко сидевшего у стойки. Он был в джинсах, белой футболке и вязаной шапочке, несмотря на летнюю пору. Разглядывая новоявленного пианиста, Брук решила, что его можно было бы счесть довольно симпатичным, если бы он принял душ, побрился и выбросил шапку.

— Немного, ну и ладно. — Барменша широким жестом показала на пианино. — Как вас звать?

— Джулиан.

— Итак, Джулиан, не стесняйтесь. — И барменша вернулась за стойку.

Джулиан уселся на круглый стул и взял несколько аккордов, не заботясь о ритме и синхронности. Аудитория тут же потеряла к нему интерес и вернулась к прерванным разговорам. Пианист тихо играл балладу, которую Брук не узнала, создавая скорее музыкальный фон, но когда минут через десять он заиграл вступление к «Аллилуйе» и запел неожиданно чистым и сильным голосом, в баре стало тихо.

Брук знала песню наизусть — одно время она очень увлекалась Леонардом Коэном, но дрожь, пробежавшая по спине, была ей внове. Она осмотрелась — что чувствуют другие, неужели то же самое? Пальцы Джулиана легко порхали по клавиатуре, а его голос заворожил всех. Когда отзвучало заключительное «аллилуйя», стены бара дрогнули от грома аплодисментов, свиста, воплей. Зрители вскочили с мест. Джулиан принял восторг публики с заметной неловкостью, стушевался, робко отвесил — как говорят, обозначил — небольшой поклон и бочком отступил к барной стойке.

— Черт, как он хорош! — вырвалось у молодой девушки, сидевшей со своим спутником позади Брук.

— Еще! — крикнула красивая женщина, державшая мужа за руку. Супруг кивнул и тоже громко потребовал продолжения. Через секунду к ним присоединился весь бар, скандируя «Еще! Еще!».

Барменша буквально потащила Джулиана к микрофону.

— Мы все потрясены! Вот это талант! — закричала она, гордясь своим нечаянным открытием. — Хотите, чтобы Джулиан сыграл нам еще одну песню?

Забыв обо всем на свете, охваченная жгучим волнением, которого не испытывала с юности, Брук повернулась к Ноле:

— Он сыграет еще? Нет, ну ничего себе! Непонятно кто в заурядном баре, придя на чужое выступление, может так петь?

Нола улыбнулась подруге и наклонилась к ней, чтобы перекричать шум в баре:

— Да, настоящий талант, жаль только, что такой зачуханный.

Брук восприняла ее слова как личное оскорбление.

— Ну что ты говоришь?! При чем тут его внешний вид? Мне нравится, как он поет! С таким голосом он обязательно станет звездой!

— Без шансов. Вокруг миллионы талантов, людей более раскованных и с приличной внешностью.

— Он нормально выглядит, его даже можно назвать красивым! — сдерживая негодование, возразила Брук.

— Красив, чтобы разок сыграть в Ист-Виллидже, но в рок-звезды не годится.

Брук уже хотела встать на защиту Джулиана, но он снова начал играть, на этот раз песню «Let’s Get It On», и спел ее лучше самого Марвина Гэя — медленнее, глубоким, чувственным голосом, полностью уйдя в музыку. Брук растворилась в звуках и даже не заметила, как за столом завязалась веселая беседа, когда принесли обещанное бесплатное пиво. Все наливали, выпивали и наливали снова, а Брук не могла отвести глаз от парня за пианино. Когда через двадцать минут он выходил из бара, то и дело наклоняя голову в знак признательности за отзывчивость аудитории и чуть заметно улыбаясь, Брук едва не бросилась вслед за ним. Она никогда в жизни так не поступала, но сейчас это казалось правильным.

— Слушайте, может, мне пойти и познакомиться? — спросила она, подавшись за столиком вперед и прервав разговор друзей.

— С кем? — удивилась Нола.

— С Джулианом! — возмутилась Брук. Как они не понимают, что он уже вышел на улицу? Еще минута — и он будет для нее потерян навсегда!

— С пианистом? — уточнил Бенни.

Нола вытаращила глаза и отхлебнула пива.

— И как ты это сделаешь? Побежишь за ним и выпалишь, что готова смотреть сквозь пальцы на его нищету, если он займется с тобой любовью на крышке рояля?

Бенни запел:

— В девять вечера в субботу… в смысле в воскресенье… все любители пивка собираются в клубешник…

Нола, смеясь, подхватила:

— И первым бежит завалящий тип, нежный любовник нашей Брук!

Все чокнулись пивными кружками.

— Ой, ну как смешно, — скривилась Брук.

— Ты за ним не побежишь! Ведь нет же?.. Бенни, иди с ней, вдруг этот пианист — серийный убийца! — скомандовала Нола.

— Я за ним не побегу, — отмахнулась Брук, но встала и пошла к бару. Впившись ногтями в ладони, пять раз раздумав и все же решившись, она набралась смелости и спросила барменшу, не знает ли она что-нибудь о таинственном пианисте.

Хозяйка бара смешивала «Мохито» на несколько порций, ей было некогда.

— Заглядывает иногда, обычно если играют блюз или выступает рок-группа, но ни с кем не общается. Он всегда приходит один, если вы об этом…

— Нет-нет, я… Я вовсе не об этом. Просто любопытно, — запинаясь проговорила Брук, чувствуя себя полной дурой, и уже повернулась уходить, когда барменша добавила:

— Он говорил, что по четвергам выступает в баре в Верхнем Ист-Сайде, не то «Трикс», не то «Рикс», как-то так. Надеюсь, вам это поможет.

Брук могла пересчитать по пальцам одной руки, когда она оказывалась на «живых» концертах. Прежде она не выслеживала и не искала незнакомых парней и, если не считать десяти — пятнадцати минут ожидания подруг или бойфрендов, не сидела в барах одна, однако это не помешало ей сделать десяток звонков в поисках «Трикса-«Рикса», и после трехнедельной борьбы с собой и короткой поездки в метро душным июльским вечером она вошла в бар-буфет «Никс».

Присев на одно из последних оставшихся мест в самом дальнем углу, Брук сразу поняла — затея того стоила. Бар был похож на сотни подобных заведений на Второй авеню, зато публика собралась необычайно разношерстная. Вместо вчерашних выпускников университетов, с наслаждением упивавшихся пивом, растянув узел новеньких галстуков от «Брукс бразерс», бар заполняли студенты Нью-Йоркского университета, протопавшие пешком полгорода, среднего возраста парочки, потягивавшие мартини и нежно державшиеся за руки, и орды облаченных в кроссовки «Конверс» битников и хиппи, редко собиравшихся группами в Ист-Виллидже и Бруклине. Вскоре «Никс» едва ли не трещал по швам — все места были заняты, и не меньше пяти-шести десятков посетителей стояли между столиками. Все пришли сюда с одной целью. Для Брук стало открытием, что не только ее одну потрясло выступление таинственного пианиста; у него оказалось множество преданных поклонников, готовых добираться через весь город, чтобы послушать его.

Когда Джулиан сел к инструменту и пробежался пальцами по клавишам, толпа загудела от нетерпения. Когда зазвучала песня, слушатели, закрыв глаза, стали тихо покачиваться в едином ритме, бессознательно подавшись к сцене. Брук ощутила необычайную легкость и свободу. То ли на нее так повлияло красное вино и чувственные баллады, то ли окружавшие ее незнакомые люди, но она поняла, что не сможет больше без всего этого обходиться.

Целое лето она каждый четверг приходила в «Никс», причем одна, без подруг. Когда они насели на Брук с требованием признаться, куда она исчезает каждую неделю, та придумала очень правдоподобную историю о книжном клубе и школьных друзьях.

Когда Брук сидела в «Никсе», глядя на Джулиана и слушая песни, ей начинало казаться, что она давно его знает. Раньше музыка была для Брук лишь ритмом для ходьбы на беговой дорожке, задорной танцевальной мелодией на вечеринке или фоном, помогавшим скоротать долгую поездку. Но тут было что-то новое, невероятное. Первые же аккорды Джулиана будоражили, настраивали на иной лад, вызывали самые разные мысли, поднимали над повседневностью.

До музыкальных четвергов в «Никсе» недели Брук походили одна на другую: львиную долю времени поглощала работа, изредка перемежаемая досадно краткими вечеринками с бывшим и однокурсниками и любопытными соседками по квартире. Брук считала это нормой, хотя порой ей казалось, что она задыхается. Теперь у нее появился Джулиан, он принадлежал только ей, и то, что они пока не обменялись ни единым словом или взглядом, нисколько ее не беспокоило. Ей было достаточно просто видеть его. После выступления он обходил зал — несколько неохотно, как казалось Брук, — пожимая руки и скромно принимая щедро сыпавшиеся похвалы, но она ни разу даже не подумала подойти к нему.

После печально известного одиннадцатого сентября прошло две недели, когда Нола предложила Брук пойти на свидание с парнем, с которым сама познакомилась на каком-то деловом мероприятии. Многие друзья и знакомые тогда либо сбежали из Нью-Йорка под благовидным предлогом навестить родных, либо спешно возобновляли старые любовные связи. Город был охвачен едким дымом и нестерпимым горем. Нола нашла себе нового парня и оставалась у него почти каждую ночь, а Брук чувствовала себя неустроенной и одинокой.

— Подбрасываешь мне кота в мешке? — холодно уточнила Брук, не отрывая глаз от монитора.

— Он прелесть, — сказала Нола, сидя рядом на коротком диванчике: они вместе смотрели по телевизору шоу «В субботу вечером». — Вряд ли вы потом поженитесь, но он достаточно красив, неглуп и сводит тебя в приличное место. Если не будешь изображать фригидную стерву, может, он даже закрутит с тобой роман.

— Нола!

— Никто тебя не заставляет! Сходи и развейся. Кстати, раз уж мы подняли эту тему, от душа и маникюра ты тоже не умрешь.

Брук машинально согнула пальцы и впервые заметила обкусанные ногти и неаккуратную кутикулу. Руки действительно выглядели ужасно.

— Это один из твоих бывших? — наконец спросила она.

Нола, презрительно фыркнув, ничего не ответила.

— Вот, значит, как? Тебе он надоел, и ты подбрасываешь его мне? — возмутилась Брук. — Нол, это гадко! И должна признаться, удивительно. Даже ты раньше так не делала.

— Успокойся, — не выдержала Нола, саркастически глядя на нее. — Я познакомилась с ним неделю назад на благотворительном вечере. Он был там с моим коллегой.

— Значит, ты все-таки с ним крутила.

— Нет! С его коллегой — да, не отрицаю…

Брук застонала и закрыла глаза.

— …Но не о том речь! Я помню, что его приятель был красив и одинок. Студент-медик, если я не путаю, но ты, по-моему, не страдаешь болезненной разборчивостью, тебе лишь бы живой был…

— Мерси, подруга.

— Ну что, пойдешь?

Брук уткнулась в компьютер.

— Если перестанешь меня понукать, я, так и быть, подумаю, — сказала она.

Вот так и вышло, что через четыре дня Брук сидела в уличном итальянском кафе на Макдугал-стрит. Трент, как и говорила Нола, оказался классным кадром — приятной внешности, чрезвычайно вежливым, прекрасно одетым и занудным до безумия. Разговор получился преснее лингуини^[3] с помидорами и базиликом, которые он заказал на двоих; Трент был так серьезен, что Брук подмывало ткнуть вилкой ему в глаз. Однако когда он предложил продолжить вечер в ближайшем баре, она, сама не зная почему, согласилась.

— Правда? — переспросил он с не меньшим удивлением.

— Да, почему бы и нет?

В самом деле, подумалось ей, почему бы и нет? Других перспектив не предвиделось, даже телевизор с Нолой посмотреть не удастся. Завтра нужно было начинать пятнадцатистраничный доклад, который следовало сдать через две недели. И еще в планы Брук входили такие интереснейшие мероприятия, как стирка, посещение спортзала и четырехчасовая смена в кафе. Чего ради спешить домой?

— Отлично! У меня как раз есть на примете одно местечко. — Трент любезно настоял, что сам оплатит счет, и наконец они ушли.

Всего через два квартала Трент свернул прямо перед Брук, заставив ее остановиться, и галантно открыл ей дверь самого скандально известного нью-йоркского бара. Это было последнее место в центре Манхэттена, куда нормальный парень повел бы новую знакомую, если только он не планировал подсыпать ей рогипнола^[4] и затащить в постель, но Брук только обрадовалась, что громкая музыка помешает продолжать наскучивший разговор. Она выпьет пива, может, даже две кружки, послушает хиты восьмидесятых годов из репертуара музыкального автомата и к полуночи доберется до дома, где ляжет спать — одна.

Глаза привыкли к полумраку лишь через несколько мгновений, но голос Брук узнала сразу. Всмотревшись в пианиста на эстраде, она замерла от неожиданности, настолько знакомой была картина; пальцы летали по клавишам, а исполнитель, почти касаясь губами микрофона, пел ее балладу собственного сочинения, которую она так любила: «Женщина сидит в комнате одна, / Одна в тихом доме, как в могиле, / Мужчина пересчитывает драгоценности в своей короне: / Что нельзя сберечь, измеряют в фунтах». Брук не могла сказать, сколько времени простояла в дверях, заслушавшись и забыв обо всем на свете, но, видимо, достаточно долго, потому что Трент счел нужным заметить:

— Талантище, слов нет. Пойдем, вон там есть свободные места.

Взяв Брук повыше локтя, он потянул ее за собой через толпу. Едва она успела присесть и положить сумочку на стол, как песня закончилась, и Джулиан объявил перерыв. Трент что-то говорил, перекрикивая шум бара, но Брук не слышала его, она не сводила глаз с пианиста.

Все произошло так быстро, что она не успела опомниться: Джулиан снял гармонику с электрооргана и спустя мгновение оказался возле их столика. Как всегда, он был одет в простую белую футболку, джинсы и вязаную шапочку, на этот раз баклажанового цвета; лицо и руки были чуть влажными от пота.

— Привет, рад видеть, — сказал Джулиан, хлопнув Трента по плечу.

— Взаимно! Похоже, первую часть мы пропустили. — Рядом освободился стул, и Трент подтянул его для Джулиана. — Падай, глина.

Джулиан, поколебавшись, с чуть заметной улыбкой взглянул на Брук и сел.

— Джулиан Олтер, — представился он, протягивая ей руку.

Брук хотела ответить, но ее перебил Трент:

— Господи, какой я растяпа, и кто только учил меня манерам! Джулиан, это моя, хм, это Брук. Брук…

— Грин, — улыбнулась она, радуясь, как удачно Трент подчеркнул, что они едва знакомы.

Они с Джулианом обменялись рукопожатием — странный жест в переполненном баре, но Брук не помнила себя от волнения. Она пристально смотрела на пианиста, который шутил с Трентом, прохаживаясь насчет какого-то их общего знакомого. Джулиан был всего на пару лет старше Брук, но выглядел гораздо более опытным, знающим, хотя она не могла бы точно сказать отчего. Нос у него был слишком длинным, подбородок несколько слабым, бледность стала еще заметнее сейчас, когда лето кончилось и все успели запастись сезонным витамином Д. Зеленые глаза казались невыразительными, а стоило ему улыбнуться, их окружали тонкие морщинки. Если бы Брук не слышала его песен и прекрасного голоса, заставляющего замирать зал, если бы она увидела его вот так, в вязаной шапочке и с пивом в руке в переполненном баре, то не взглянула бы на него второй раз. Но сейчас у нее сладко замирало сердце.

Приятели оживленно болтали, Брук смотрела на них, и вскоре Джулиан — а не Трент! — спохватился, что она сидит с пустыми руками.

— Позвольте угостить вас пивом, — сказал он, оглядываясь в поисках официантки.

Трент тут же вскочил:

— Я сам схожу. Мы только что пришли, у нас еще не взяли заказ. Брук, ты что будешь?

Она назвала первую пришедшую в голову марку пива. Джулиан протянул пустой бокал:

— А мне спрайт, если можно.

Когда Трент ушел, Брук запаниковала: о чем говорить с Джулианом? О чем угодно, напомнила она себе, только не о том, как она носится за ним по всему городу.

Повернувшись к ней, Джулиан улыбнулся:

— Хороший парень, правда?

Брук пожала плечами:

— Наверное. Мы только сегодня познакомились, я его почти не знаю.

— А, свидание вслепую! Ну и как, будете с ним встречаться?

— Нет, — ответила Брук, нимало не заботясь о том, как это прозвучит. Первоначальный шок никак не проходил: она едва сознавала, что говорит.

Джулиан захохотал. Не выдержав, Брук тоже прыснула.

— Но почему же? — спросил он.

Брук снова повела плечом:

— Не знаю. Он ничего, только нудный очень. — Признание вылетело, прежде чем Брук успела подумать.

Лицо Джулиана осветила широкая улыбка, настолько яркая и сияющая, что Брук забыла всякое смущение.

— Это моего-то двоюродного брата вы зовете нудным?

— О Боже, я не то хотела сказать. Он… э-э… классный, правда, только… — Чем больше она смущалась, тем больше это его забавляло.

— Да бросьте, — перебил он, положив широкую теплую ладонь на ее локоть. — Вы совершенно правы. Парень он хороший и на редкость прочный, но душой компании его не назовешь.

Повисла пауза. Брук тщетно подыскивала следующую реплику. Не важно, о чем пойдет разговор. Главное — не выказать себя глупой восторженной поклонницей.

— Я уже бывала на ваших выступлениях, — выдала она и в ужасе зажала рот ладонью.

Джулиан с удивлением посмотрел на нее:

— Правда? Где?

— В «Никсе» по четвергам.

Последняя возможность не показаться банальной уплыла безвозвратно.

— Да что вы? — Джулиан казался озадаченным, но явно был польщен.

Она молча кивнула.

— И как это вышло?

Брук хотелось солгать, что ее лучшая подруга живет неподалеку или что у них с друзьями традиция по четвергам ходить в бар, но по какой-то, не до конца ясной ей самой причине она сказала чистую правду:

— Я была в баре в Ист-Виллидже, когда отменили выступление джазового квартета и вы сыграли экспромтом. Вы мне так понравились… в смысле меня потрясло ваше выступление, и я узнала у барменши ваше имя и где вы регулярно выступаете. Я прихожу всякий раз, когда могу.

Она заставила себя поднять взгляд, уверенная, что он смотрит на нее расширенными глазами, в которых читается ужас, но вид у Джулиана оставался бесстрастным. Его молчание лишь укрепило решимость Брук кое-как заполнить образовавшуюся паузу.

— Поэтому я просто глазам не поверила, когда Трент привел меня сюда… Бывают же такие совпадения… — Брук неловко замолчала, внезапно пожалев о сказанном.

Когда она набралась смелости снова посмотреть на собеседника, тот молча покачал головой.

— Вам, наверное, неприятно, — нервно рассмеялась она. — Обещаю никогда не появляться возле вашего дома или офиса, где вы работаете… Ну, то есть если бы я знала, где вы живете, и если вы где-то работаете. Я понимаю, конечно, что музыка и есть ваша работа, ведь она — ваше истинное призвание, иначе и быть не может…

Теплая рука снова легла ей на локоть. Джулиан смотрел ей в глаза.

— Я вижу вас там каждую неделю, — сказал он.

— Что?!

Он кивнул и улыбнулся, чуть покачав головой, как бы говоря: «Поверить не могу, что признаюсь в этом».

— Да. Вы всегда сидите в самом дальнем углу, возле стола для пула, и всегда приходите одна. На прошлой неделе вы были в голубом платье с вышитыми по подолу белыми цветами и читали журнал, но отложили его, как только я вышел.

Все верно! Тогда на Брук был сарафан, подарок матери на окончание колледжа. Четыре месяца назад он казался очень стильным; в нем было что-то девически юное и бесхитростное, а голубой цвет делал ее рыжие волосы еще более яркими, почти огненными. Брук так задумалась, силясь прикинуть, хорошо ли она выглядела в прошлый четверг, что не заметила вернувшегося Трента, пока он не ткнул ей бутылку легкого пива «Будвайзер».

— Что я пропустил? — спросил он, усаживаясь. — Сегодня здесь не протолкнуться. Джулиан, дружище, вот умеешь ты собирать народ!

Джулиан чокнулся бокалом о бутылку Трента и сделал большой глоток.

— Спасибо. Я найду тебя после выступления,

Он кивнул Брук, обменявшись с ней (она готова была поклясться и очень надеялась, что не ошиблась) многозначительным взглядом, и вернулся к инструменту.

Она не знала тогда, что Джулиан попросит у Трента разрешения ей позвонить и что их первый телефонный разговор приведет ее в полный восторг: она готова будет взлететь. Она не знала, что все решится уже на первом свидании, что они станут близки ровно через три недели после нескольких долгих свиданий, когда ни ему, ни ей не хотелось расставаться, и что почти два года будут откладывать деньги, чтобы вместе поехать на машине через всю страну, и что обручатся они на концерте в захудалом тесном баре в Вест-Виллидже, и Джулиан наденет ей на палец простое гладкое колечко, купленное на заработанные деньги, и они поженятся в роскошном доме его родителей в Хэмптоне (а что бы они кому доказали, отказавшись провести недельку у океана?). Но одно Брук знала в тот вечер точно: она очень хочет его снова увидеть и в четверг придет в «Никс», пусть хоть пожар или потоп преградит ей путь. И еще она не в силах была прогнать с лица улыбку.

2. Страдает один — страдают все

В родильном отделении медицинского центра Лэнгон при Нью-Йоркском университете Брук задернула занавеску, отделяющую кровать пациентки. Так, восемь в родовой палате, три тут.

Она перебрала оставшиеся карты: беременная несовершеннолетняя, беременная с гестационным диабетом^[5] и первородящая, неумело нянчащая своих новорожденных близнецов. Взглянув на часы, Брук подсчитала: если все пойдет нормально, она сможет уйти вовремя.

— Миссис Олтер! — окликнула ее пациентка из-за шторки.

Брук вернулась к кровати.

— Да, Алиша?

Брук туже запахнула белую хирургическую куртку, не понимая, почемубеременная не дрожит в своей тонюсенькой больничной рубашке.

Алиша нервно заламывала руки, глядя на свои прикрытые простынкой колени:

— Знаете, вот вы говорили, витамины для беременных очень важны, даже если не с самого начала их принимать…

Брук кивнула.

— Конечно, грипп в тяжелой форме — хорошего мало, — начала она, подходя к кровати пациентки. — Но ты хотя бы попала к нам, и у нас появилась возможность дать тебе витамины и составить план до окончания беременности.

— А вот… У вас нет каких-нибудь бесплатных образцов? — договорила Алиша, избегая смотреть Брук в глаза.

— Да, конечно, это не проблема, — улыбнулась Брук, коря себя за то, что не удосужилась выяснить, может ли Алиша позволить себе купить витамины. — Так, тебе ходить еще шестнадцать недель… Я оставлю полный запас на сестринском посту.

— Спасибо, — с облегчением выдохнула Алиша.

Брук ободряюще потрепала ее по плечу и вышла за занавеску. Набрав витаминов для Алиши, она чти бегом припустила в унылую комнату отдыха для диетологов, без окон, со столом на четверых, маленьким холодильником и стеной шкафчиков. Если не терять времени, она успеет выпить чашку кофе и перекусить, не опоздав на следующую консультацию. С облегчением увидев, что комната пуста, а кофейник полон, Брук вынула из своего шкафчика пластиковый контейнер с нарезанными яблоками и выдавила на них натуральное арахисовое масло из маленького дорожного пакетика. Едва она набила рот яблоками, как зазвонил сотовый.

— Что случилось? — спросила Брук, не поздоровавшись.

— Ничего, — ответила мать после паузы. — А что должно случиться?

— Просто я сейчас занята, а тебе прекрасно известно: я не люблю болтать по телефону на работе.

Звук интеркома, висевшего над головой, заглушил конец фразы.

— Что? Я не расслышала.

Брук вздохнула:

— Ничего. Так что все-таки стряслось?

Она представила, как мать в неизменных камуфляжных штанах и балетках «Натуралайзер» — так она одевалась всю жизнь — расхаживает по тесной кухне у себя в Филадельфии. Миссис Грин плотно заполняла свои дни заседаниями книжных и театральных клубов и волонтерской работой, но Брук все равно казалось, что у матери слишком много свободного времени, а поэтому она так часто звонит своим детям спросить, почему они не перезванивают. С одной стороны, слава Богу, что мать с восторгом приняла выход на пенсию, но раньше, когда она ежедневно преподавала с семи до трех, Брук жилось спокойнее.

— Подожди минутку… — Голос матери в трубке на секунду сменился голосом Опры, который резко оборвался. — Вот так.

— Ничего себе, ты выключила шоу Опры! Значит, дело важное?

— А там снова Дженнифер Энистон. Слушать не могу, как она думать забыла о Брэде, счастлива, что ей за сорок, и абсолютно довольна жизнью. Все это поняли, сколько можно муссировать одно и то же?

Брук рассмеялась:

— Слушай, мам, давай я тебе вечером перезвоню, а то у меня через пятнадцать минут перерыв закончится.

— Конечно, детка. Напомни только рассказать о твоем брате.

— А что с ним?

— Ничего плохого, наоборот, наконец хоть что-то хорошее. Но ты занята, поговорим позже.

— Мам…

— Я позвонила тебе в разгар рабочего дня, не подумав. Я даже не…

Брук звучно вздохнула, улыбнувшись себе.

— Ты хочешь, чтобы я умоляла?

— Дочка, если момент неподходящий, значит, неподходящий. Поговорим, когда освободишься.

— Ладно, мам, я умоляю тебя рассказать мне о Рэнди. Просто становлюсь на колени. Ну пожалуйста, пожалуйста, расскажи, что с ним!

— Ну, если ты так настаиваешь… Ладно, слушай: Рэнди и Мишель беременны! Вот, ты заставила меня это сказать.

— Они — что?!

— Беременны. У них будет ребенок. Срок еще небольшой, примерно семь недель, но гинеколог говорит, все в порядке. Разве это не фантастическая новость?

Брук услышала, как снова заработал телевизор, на этот раз тише, но все равно можно было отчетливо различить смех Опры.

— Фантастическая? — переспросила Брук, откладывая пластиковый нож. — Знакомы всего полгода, не женаты и даже не живут вместе…

— С каких пор ты сделалась ханжой, деточка? — укоризненно поцокала языком миссис Грин. — Если бы мне сказали, что моя образованная, стильная тридцатилетняя дочь окажется завзятой традиционалисткой, я бы просто не поверила!

— Мам, вряд ли традиционалистами можно назвать людей, которые считают, что рожать детей нужно, имея более или менее прочные отношения.

— Ах, Брук, смотри на вещи проще. Не всем же выскакивать замуж в двадцать пять лет! Рэнди тридцать восемь, Мишель почти сорок. Неужели ты действительно полагаешь, что в этом возрасте кому-то требуется официальная бумажка? Нам всем уже пора понять, что это практически ничего не значит.

Брук вспомнила, как десять лет назад отец бросил мать из-за медсестры в той самой школе, где учились они с Рэнди, и как мать осадила ее самое после помолвки с Джулианом, заявив, что в наше время женщине для счастья брак совершенно не нужен. Миссис Грин яростно требовала, чтобы Брук подождала с созданием семьи, пока не разберется с карьерой. Интересно, что Рэнди, видимо, жил, руководствуясь другими, совершенно противоположными правилами.

— Знаешь, что меня больше всего забавляет? — продолжала мать как ни в чем не бывало. — А вдруг твой отец с Синтией тоже заведут ребенка — она ведь еще молода! Получится, что у тебя сразу и брат, и отец ожидают прибавления в семействе! Подумай, Брук, многие ли девушки могут этим похвастаться?

— Мам…

— Право же, детка, разве ты не улавливаешь в этом тонкой иронии судьбы? Ну хорошо, пусть не иронии, но странности — жена твоего отца на целый год моложе Мишель!

— Мам, перестань! Ты отлично знаешь, что папа с Синтией не планируют заводить детей. Ему в этом году сравняется шестьдесят пять, а она и слышать не хочет… — Брук замолчала, улыбнулась и покачала головой. — Знаешь, ты права: вдруг они пойдут на поводу у моды! Тогда папа и Рэнди смогут подружиться на почве графиков кормления и сна. Как умилительно!

Мать фыркнула:

— Ну уж конечно! Даже когда вы с Рэнди были младенцами, этот человек видел подгузники только в рекламе по телевизору. Мужчины не меняются, Брук. Твой отец и близко не подойдет к ребенку, пока тот не подрастет и не определится с политическими взглядами. А вот твой брат, смею надеяться, небезнадежен.

— Ага, ага, давай вот так и будем надеяться. Я, конечно, его поздравлю, но…

— Нет! — взвизгнула миссис Грин. — Я ничего тебе не говорила! Я обещала молчать, чтобы это был сюрприз, ведь Рэнди сам тебе позвонит.

— Спасибо, мама, за доверие, — усмехнулась Брук. — Значит, ты и Рэнди все рассказываешь, когда клянешься хранить мои секреты?

— Что ты, нет, конечно! Разве что самые интересные…

— Пламенное мерси.

— Целую тебя, детка. Помни, не проговорись!

— Обещаю и торжественно клянусь.

Нажав отбой, Брук посмотрела на часы. Без пяти пять. Следующая консультация через четыре минуты. Она знала, что не стоит тратить драгоценное время на звонок, но искушение было слишком велико.

Набрав номер, она с опозданием вспомнила, что Рэнди мог задержаться после занятий — он тренировал детскую футбольную команду, но брат сразу взял трубку.

— Привет, Брук, что стряслось?

— Это ты обо мне? Ничего абсолютно, полная тишина. Вот у тебя стряслось так стряслось. Можно сказать, ты сам устроил себе потрясение!

— О Иисусе, я сказал ей восемь минут назад, и она поклялась мне жизнью, что я лично смогу тебя обрадовать!

— Ну а я поклялась не выдавать тебе, что она проговорилась мне. Выходит, теперь все равно. Ну что, поздравляю, братик!

— Спасибо. Мы оба ужасно рады. Никак не придем в себя — это произошло куда быстрее, чем мы ожидали, но какая радость!

Брук даже дышать перестала:

— То есть как это — быстрее? Вы что, планировали рождение ребенка?

Рэнди рассмеялся. Брук слышала, как он сказал кому-то — ученику, должно быть, — чтобы минуту подождал, и ответил:

— Ну да. В прошлом месяце Мишель перестала принимать противозачаточные средства. Врач считал, что цикл у нее восстановится месяца через два и только потом можно будет сказать, возможна ли беременность в ее возрасте. Мы и не представляли, что это может произойти сразу.

Брук просто ушам не верила, слушая, как старший брат, закоренелый холостяк, уставивший дом футбольными кубками и выделивший столу для пула больше места, чем встроенной кухоньке, распространяется о восстановлении цикла, противозачаточных таблетках и мнении гинеколога. Вообще-то подобного торжественного объявления скорее можно было ждать от Брук с Джулианом…

— Вау! Что еще сказать, кроме «вау»…

Прибавить действительно было нечего. Брук боялась, что Рэнди услышит, как у нее дрожит голос, и неправильно истолкует ее реакцию.

От волнения за брата она чувствовала комок в горле. Рэнди давно был самостоятельным и казался вполне довольным жизнью, но Брук беспокоило его одиночество. Он жил в пригороде, населенном в основном молодыми семьями, все его университетские товарищи давно обзавелись детьми, и оставалось только гадать, хочется ему перемен или его все устраивает. Радость в его голосе подтверждала: он страстно мечтал о семье. Растроганная Брук чуть не заплакала.

— Да, это здорово! Первым делом научу его подавать пас. Куплю ему детский футбольный мяч из настоящей кожи — никакого нерфовского^[6] дерьма для моего мальчика, пусть парень вырастет настоящим футболистом!

Брук рассмеялась:

— То есть возможность рождения девочки ты даже не рассматриваешь?

— В нашей школе три беременных учительницы, и уже известно, что у всех будут мальчики!

— Интересное совпадение, но ты же понимаешь — даже если вы вместе работаете, ваши дети, по теории вероятности, не обязательно будут одного пола.

— Поживем — увидим.

Она снова засмеялась:

— Значит, решили выяснить? Или еще слишком рано?

— Я и так знаю, что у нас будет мальчик, и не вижу необходимости в УЗИ, а Мишель хочет сюрприза, поэтому мы решили подождать.

— Прикольно. И долго ждать?

— До двадцать пятого октября. Малыш родится на Хэллоуин. Он будет везучим!

— Скорее всего, — согласилась Брук. — Сейчас запишу в календарь. Двадцать пятого октября я стану тетушкой.

— Слушай, сестренка, а вы-то с Джулианом что? Нашему не повредит обзавестись двоюродными братьями, близкими по возрасту. Когда обрадуете?

Зная, что Рэнди непросто было решиться на такой личный вопрос, Брук не стала ему сразу грубить, но возмущенно подумала, что братец все же обнаглел. Когда они с Джулианом поженились, ей было двадцать пять, ему — двадцать семь, и она привыкла думать, что к тридцати обязательно родит. Однако ей уже за тридцать, но ничего не изменилось. Она несколько раз начинала разговор на эту тему, стараясь не давить, но получала одни и те же ни к чему не обязывающие ответы: «когда-нибудь» ребенок обязательно появится, и это будет здорово, а пока нужно заниматься карьерой. И хотя Брук очень хотела ребенка — вообще ничего другого не хотела, особенно теперь, после новости Рэнди, — она скрепя сердце согласилась с «генеральной линией» Джулиана.

— Как только, так сразу, — весело бросила она, стараясь не выдать своего напряжения. — Сейчас время неподходящее. Работы знаешь сколько?

— Конечно, знаю, — подхватил Рэнди, и Брук не поняла, искренне ли он говорит. — Вы заняты тем, что для вас важнее.

— Да, и поэтому тоже… Ох, слушай, у меня перерыв закончился, я уже опоздала на консультацию.

— Ладно, беги работай, спасибо за звонок и за поздравления.

— Ты что, это тебе спасибо за прекрасную новость! Ты мне поднял настроение на целый день, да что там, на целый месяц! Я так за вас рада! Вечером еще и Мишель поздравлю.

Повесив трубку, Брук помчалась обратно в отделение, на бегу недоверчиво качая головой. Наверное, она выглядела слегка тронутой, но в больнице этим мало кого удивишь. Надо же, Рэнди — будущий отец!

Она хотела тут же позвонить Джулиану, но в последнее время он ходил такой дерганый, да и времени не было. Второй диетолог взяла отпуск, а утро, как нарочно, выдалось напряженное — по необъяснимой причине рожениц поступило почти вдвое больше обычного, и Брук за день не присела. В принципе это было даже хорошо: чем больше двигаешься, тем меньше думаешь об усталости. Она вообще любила авралы, хотя и сетовала на них Джулиану и матери, и была просто влюблена в свою работу: удивительно непохожие пациентки с самыми разными судьбами попадают в больницу по самым разным причинам, но всем нужен специалист, чтобы подобрать подходящую диету.

Кофеин сделал свое дело — последние три консультации она провела с подъемом. Брук едва успела сменить спецодежду на джинсы и свитер, когда одна из ее коллег, Ребекка, заглянув в раздевалку, сказала, что ее вызывают к начальству.

— Сейчас? — расстроен но спросила Брук, переживая, что долгожданный свободный вечер может быть испорчен.

Вторник и четверг были священными днями, когда после больницы ей не приходилось бежать на вторую работу — консультанта-диетолога в Хантли, элитной частной школе для девочек в Верхнем Ист-Сайде. Родители одной из выпускниц, которая умерла в двадцать лет от анорексии, основали фонд для экспериментальной программы, чтобы прямо в стенах учебного заведения двадцать часов в неделю специалист консультировал учащихся по вопросам здорового питания. Брук была уже вторым специалистом, привлеченным к участию в новой программе, и хотя вначале она воспринимала консультации в Хантли только как подработку, постепенно привязалась к девочкам. От их раздражительности, бестактности, одержимости похуданием у Брук порой опускались руки, но она напоминала себе, что юные пациентки попросту беззащитны. Кроме того, работа в Хантли давала ей опыт работы с подростками, которого у нее не было.

По вторникам и четвергам она работала с девяти до шести. Оставшиеся три рабочих дня Брук приходила в Лэнгдон в семь и заканчивала смену в три, а затем двумя электричками и автобусом добиралась на другой конец города в Хантли, где консультировала учениц — а порой и родителей — до девятнадцати ноль-ноль. Как бы рано она ни ложилась и сколько бы кофе ни пила утром, ей постоянно хотелось спать. Работа отнимала все силы, но Брук рассчитывала продержаться еще год: потом она сможет открыть кабинет по подбору правильного питания беременным и кормящим. О собственной практике Брук мечтала с самого окончания колледжа и ради этого усердно трудилась со дня получения диплома.

Ребекка сочувственно кивнула:

— Она просила тебя зайти перед уходом.

Брук, побросав вещи в сумку, устремилась обратно на пятый этаж.

— Маргарет, Ребекка сказала, вы хотели меня видеть, — произнесла она, постучав в открытую дверь кабинета.

— Входи, входи, — сказала начальница, перебирая бумаги на столе. — Я тебя задержала, но ради хороших новостей.

Брук опустилась на стул, молча ожидая продолжения.

— Мы обработали анкеты пациентов, и я рада сообщить, что ты получила высший балл среди диетологов нашего отделения.

— Что? — изумилась Брук, не в силах поверить, что обошла шестерых коллег.

— И с большим отрывом. — Маргарет рассеянно выкрутила гигиеническую помаду и повозила по губам, не отрывая взгляда от бумаг. — Девяносто один процент пациентов оценили твои консультации как «превосходные», остальные девять — как «хорошие». Второе место занял врач, получивший отличную оценку всего восьмидесяти двух процентов пациентов.

— Вот это да! — с чувством сказала Брук, понимая, что следует вести себя скромнее, но не в силах сдержать широкую улыбку. — Какая хорошая новость, просто порадовали!

— Наверху тобой очень довольны, и этот результат не останется незамеченным. В интенсивной терапии ты продолжишь работать, но со следующей недели все твои дежурства в отделении психиатрии мы заменим на часы в неонатальном. Ты не против?

— Нет-нет-нет! По мне, так это прекрасно.

— В отделении ты по старшинству третья, но больше ни у кого нет твоего образования и опыта. По-моему, ты справишься.

Брук сияла. Наконец-то начал приносить плоды лишний год в аспирантуре, когда она занималась диетологией детей, подростков и новорожденных, и добровольный двойной срок интернатуры.

— Маргарет, не знаю, как вас благодарить. Это лучшая новость, что я когда-то получала!

Начальница рассмеялась:

— Ладно, всего тебе хорошего. До завтра.

Идя к метро, Брук мысленно воссылала благодарности небу за это повышение, и особенно ее радовало, что больше не придется иметь дела с кошмарными дежурствами в отделении психиатрии.

Толпа вынесла ее из поезда на Таймс-сквер, быстро протолкалась к лестнице и поднялась на Сорок третью улицу, откуда до дома было рукой подать. Не проходило дня, чтобы Брук не скучала по своей старой квартире в Бруклине, — она любила Бруклин-Хайтс и ненавидела Западный Мидтаун, но скрепя сердце признавала: сюда и ей, и Джулиану легче добираться.

Она удивилась, что Уолтер, их трехцветный спаниель с черным пятном вокруг глаза, вроде пиратской нашлепки, не залаял, когда она вставила ключ в замок, и не выбежал ее встречать.

— Уолтер Олтер! Ты где? — Брук почмокала и подождала. В квартире тихо играла музыка.

— Мы в гостиной, — ответил Джулиан. Уолтер неистово заскулил в знак приветствия.

Брук выронила сумку, судорожно сбросила туфли и только тут заметила, что в кухне стало гораздо чище, чем было, когда она уходила.

— Ой, а я и не знала, что ты придешь раньше! — сказала она, садясь к Джулиану на диван. Она потянулась поцеловать мужа, но Уолтер коварно влез между супругами и лизнул ее в губы.

— М-да, спасибо, Уолти. Я тоже рада тебя видеть.

Джулиан выключил звук телевизора и повернулся к жене.

— Я бы тоже с удовольствием вылизал тебе лицо. Мой язык не может сравниться с собачьим, но я хочу попробовать, — улыбнулся он.

Брук не уставала удивляться горячей, щекочущей трепетной волне, неизменно захлестывавшей ее, когда она видела эту улыбку.

— Обещания, обещания… — Она перегнулась через Уолтера и наконец поцеловала Джулиана в губы, на которых еще оставались капли вина. — Утром ты был такой напряженный, я думала, поздно вернешься. Случилось что-нибудь?

Джулиан сходил в кухню и принес второй бокал. Налив вина, он протянул его Брук.

— Все хорошо, просто я вспомнил, что мы уже неделю не виделись вечерами. И пришел пораньше, чтобы это исправить.

— Правда? — обрадовалась Брук. Она думала об этом уже несколько дней, но не жаловалась, поскольку Джулиан как раз переживал важный этап творческого процесса.

Он кивнул:

— Брук, я соскучился…

Она обняла его за шею и снова поцеловала.

— Я тоже. Хорошо, что ты рано пришел. Хочешь, сходим поедим лапши?

Ради экономии они с Джулианом старались ужинать исключительно дома, но быстро пришли к мнению, что посещение дешевого китайского кафе на углу мотовством не считается.

— Может, лучше останемся? Я хотел провести вечер дома. — Он отпил глоток вина.

— Ладно, но тогда предлагаю сделку…

— Что? Опять?!

— Я соглашусь на кухонную каторгу и приготовлю тебе вкусный и питательный ужин, если ты полчаса помассируешь мне ножки и спинку.

— Какая кухонная каторга, ты за две минуты куриную поджарку делаешь! Так нечестно!

Брук пожала плачами:

— Как хочешь. Тогда ищи в кладовке хлопья, только, кажется, молоко у нас кончилось. Ничего, сделаешь себе попкорн.

Джулиан повернулся к Уолтеру:

— Видишь, как тебе повезло, другелло? Тебя-то бесплатно кормят!

— Цена только что выросла — теперь это будет тридцать минут.

— Так ведь и было тридцать минут! — возмутился Джулиан.

— Это всего. А теперь полчаса ножки и еще полчаса — спинку.

Джулиан притворился, что обдумывает предложение.

— Сорок пять минут, и я…

— Попытки торговаться только увеличат цену.

Он выставил вперед ладони:

— Тогда сделки не будет.

— Ах так? Значит, сегодня ты на самообеспечении, — ухмыльнулась Брук. Джулиан участвовал в уборке, оплачивал счета и выгуливал пса, но на кухне он был бесполезен и знал это.

— А я уже все сделал. Ужин готов.

— Что?!

— То самое. — Где-то в кухне запищал таймер. — Все уже подогрелось, пока мы разговаривали. Садитесь, мэм, — галантно предложил он с фальшивым британским акцентом.

— Уже сижу, — сказала Брук, откинувшись на спинку дивана и пристроив ноги на кофейный столик.

— Понятно! — весело бросил Джулиан из крохотной кухоньки. — Вижу, ты уже в столовой.

— Тебе помочь?

Джулиан вернулся, держа широкую кастрюлю двумя руками в стеганых перчатках.

— Жареная паста для моей любимой…

Он готов был поставить кастрюлю прямо на деревянный пол, но Брук с воплем вскочила и кинулась за подставкой для горячего. Джулиан помешивал ложкой дымящуюся пасту.

— Сейчас ты признаешься в старой интрижке и попросишь прощения? — недоверчиво предположила Брук.

Джулиан засмеялся:

— Что за вопросы?! Ешь!

Она присела и положила себе салата. Джулиан щедро накладывал на тарелку гофрированные макароны.

— Слушай, потрясающе! Где ты этому научился и почему не готовишь каждый вечер? — восхитилась Брук.

Он поднял на нее глаза с робкой улыбкой.

— Ну может, я купил готовую пасту и просто разогрел в духовке. Но куплена и разогрета она с любовью!

Брук подняла бокал и подождала, пока Джулиан со звоном чокнется с ней.

— Великолепно, — искренне сказала она. — Просто объеденье.

За ужином Брук рассказала о Рэнди с Мишель и обрадовалась, отметив счастливое выражение лица Джулиана, который даже предложил в случае чего ездить в Пенсильванию нянчить маленького племянника или племянницу. Джулиан, в свою очередь, посвятил Брук в планы «Сони», добавив, что альбом близок к завершению, и рассказал о новом менеджере, которого взял по рекомендации своего агента.

— Лучший из лучших. У него репутация довольно агрессивного человека, но, по-моему, хороший менеджер таким и должен быть.

— А каким он показался тебе на собеседовании?

Джулиан подумал, прежде чем ответить:

— Это даже не было собеседование — он сразу предложил готовый план. Сказал, что сейчас наступает решающий момент, пора начинать «дирижировать процессом».

— Интересно было бы познакомиться, — сказала Брук.

— Есть в нем этакая голливудская вкрадчивость — знаешь, когда чувствуется, что человек что-то делаете прицелом на собственную выгоду, но мне импонирует его абсолютная уверенность. — Привстав, Джулиан поровну разлил остаток вина из бутылки. — Как в больнице, опять сумасшедший день?

— Ой, знаешь, у меня высший балл после анкетирования пациентов в отделении, и мне дадут еще несколько дежурств в педиатрии. — Брук с видом триумфатора сделала большой глоток — хорошая новость стоила утреннего похмелья.

Джулиан расплылся в улыбке:

— Отличная новость! Неудивительно, нездорово! Я тобой горжусь. — Он перегнулся через столик и поцеловал жену.

Вымыв посуду, Брук улеглась в ванну, а Джулиан занялся сайтом, который сам для себя делал. Позже они снова уселись на диван, облачившись во фланелевые пижамы. Джулиан накрыл себе и Брук ноги пледом и взялся за пульт.

— Кино? — спросил он.

Брук посмотрела на электронные часы: десять пятнадцать.

— Нет, уже поздно. Может, «Грейс»?

— Ты серьезно? — ужаснулся Джулиан. — У тебя хватит совести заставить меня смотреть это после того, как я приготовил ужин?

Брук с улыбкой покачала головой:

— Прямо уж — «приготовил»… Ну ладно, выбирай сам.

Джулиан выбрал новую серию «Места преступления».

— А пока будем смотреть, я тебе ножки помассирую.

Брук тут же положила ноги на колени Джулиана, готовая блаженно замурлыкать. На экране детективы осматривали изуродованное тело предполагаемой проститутки, найденное на городской свалке в Вегасе. Джулиан следил за сюжетом с жадным вниманием. Брук не очень любила детективные сериалы, где головоломные убийства раскрывают с помощью чудес техники, а ее муж, напротив, до утра мог смотреть, как полиция находит убийц с помощью лазерного сканирования и микроследов. Но сегодня она не возражала. Брук была счастлива сидеть рядом с Джулианом и наслаждаться массажем.

— Я тебя люблю, — сказала она, положив голову на подлокотник и закрыв глаза.

— Я тебя тоже люблю, Брук, не мешай смотреть.

Но она уже заснула.

Брук едва успела одеться, когда в спальню вошел Джулиан, заметно нервничая.

— Пора выходить, а то опоздаем, — сказал он, хватая кроссовки из их общего шкафа. — Ты в курсе, как мама любит опоздания?

— В курсе. Я почти готова, — поспешно сказала Брук, не успевшая принять душ после трехмильной утренней пробежки. Вслед за мужем она вышла из спальни, приняла из его рук шерстяное пальто и покорно проследовала на улицу.

— Я так и не понял, почему твой папа с Синтией сегодня в городе, — сказал Джулиан, когда они почти бежали к метро на Таймс-сквер. Тут подошел поезд.

— У них годовщина, — пожала плечами Брук. Мартовское воскресное утро выдалось по-зимнему холодным, и она страстно мечтала о чашке горячего чаю в магазинчике на углу, но у них не было буквально ни секунды.

— И они решились приехать в такую холодину?

Брук вздохнула.

— Видимо, здесь все-таки интереснее, чем в Филли^[7]. Синтия не смотрела «Короля льва», а папа рад лишний раз увидеться с нами. Я, кстати, тоже рада, что ты лично сообщишь им новость…

Украдкой взглянув на мужа, она увидела, что тот улыбается. Пускай погордится, заслужил, решила Брук, — накануне Джулиан получил чуть не самое лучшее известие за несколько лет, что делал карьеру.

— Да уж… Готов поспорить, мои будут сидеть с кислыми минами. Может, хоть твои поймут, — сказал он.

— Папа уже рассказывает всем знакомым, что у тебя талант не меньше, чем у Боба Дилана, и голос, сокрушающий сердца, — рассмеялась Брук. — Гарантирую, он будет в восторге.

От волнения Джулиан сильно стиснул ей руку.

Когда они входили в вагон поезда шестого маршрута, губы Брук тронула улыбка.

— Что случилось? — спросил Джулиан.

— Ничего плохого. Я так рада, что ты им все расскажешь, но меня пугает перспектива свести вместе твоих и моих родителей.

— Думаешь, ерунда получится? Но ведь они уже встречались!

— Так ведь только при большом скоплении народа — на нашей свадьбе, на праздниках, а с глазу на глаз — никогда. Папа способен обсуждать исключительно следующий сезон «Иглз», а Синтия будет ахать по поводу «Короля льва» и уверять, что Нью-Йорк для нее не Нью-Йорк без посещения «Русской чайной». А твои предки, неистовые, устрашающие, коренные ньюйоркцы, которые считают Эн-эф-эл^[8] французской благотворительной организацией, с шестидесятых годов не смотрят мюзиклов и в рот не возьмут ни крошки, если готовил не знаменитый шеф-повар. И вот скажи мне, пожалуйста, о чем им говорить друг с другом?

Джулиан легонько стиснул ее шею сзади.

— Это же просто бранч, малышка. Чашка кофе с бубликом, и отстрелялись; Вот увидишь, все пройдет нормально.

— Ну конечно: папаша с Синтией затеют трескотню в своей маниакально-счастливой манере, а твои родители будут сидеть в безмолвном непреклонном осуждении. Прелестное воскресное утро!

— Пусть Синтия общается с моими стариками на профессиональные темы, — кротко предложил Джулиан, причем по выражению лица было видно, что он и сам не верит в успех. Брук захохотала.

— Скажи, что ты этого не говорил, — повторяла она, вытирая выступившие слезы.

Дойдя до пересечения Семьдесят седьмой и Лексингтон-авеню, они направились к Парк-авеню.

— Ну а что? Они же все врачи!

— Ты такой милый, ты в курсе? — спросила Брук, привстав на носочки и целуя мужа в щеку. —

Синтия — школьная медсестра. Она умеет распознать ангину и дать лекарство, если болит живот, но решительно не в курсе, рекомендован ли ботокс с рестилайном тому, кто слишком широко улыбается. Ну, не пересекаются у них профессиональные интересы!

Джулиан разыграл возмущение.

— По-моему, ты забываешь, что моя мамочка названа одним из лучших в стране специалистов по удалению варикозных вен! — сдерживая улыбку, говорил он. — Ты представь, какая честь!

— Представила. Большая.

— Ладно, я понял. Слушай, но мой отец может разговаривать с кем угодно, с ним очень легко общаться. Они с Синтией поладят.

— Да, он настоящий балагур. — Когда впереди показался дом Олтеров, Брук взяла мужа за руку. — А еще он всемирно известный специалист по увеличению груди. Синтия решит, что он видит в ней перспективную клиентку.

— Брук, это глупость. По-твоему, все зубные врачи на корпоративах или вечеринках смотрят тебе в рот?

— Да.

— А психолог начинает тебя анализировать?

— Непреложная истина, не вызывающая сомнений.

— Ну, это уже смешно.

— Твой папаша по восемь часов в день обследует, щупает и оценивает си… груди. Я не говорю, что он извращенец, но у него явная профессиональная деформация — критически смотреть на женскую грудь. Женщины это чувствуют, вот и все, что я пытаюсь сказать.

— Напрашивается очевидный вопрос.

— Какой? — Увидев нужный подъезд, Брук взглянула на часы.

— Твою грудь он тоже рассматривает? — Джулиан теперь выглядел подавленно, и Брук захотелось обнять беднягу.

— Нет, милый, конечно, нет, — прошептала она, подавшись поближе и стиснув его плечо. — По крайней мере не после стольких лет нашей совместной жизни. Он уже понял, что никогда не прикоснется к моей груди, и, по-моему, отбросил переживания и успокоился.

— Брук, у тебя идеальная грудь, — автоматически сказал Джулиан.

— Ага, и поэтому после нашего обручения твой папаша предложил увеличить ее за минимальную сумму.

— Он предложил своего партнера, врача, который с ним работает, и не потому, что ему казалось, будто тебе это нужно…

— А потому, что ты решил — мне это не помешает? — Они говорили об этом миллион раз, и Брук прекрасно знала, что доктор Олтер предложил свои услуги, как портной предлагает всем знакомым сшить костюм со скидкой, но в ней до сих пор вскипало раздражение при воспоминании об этом.

— Брук…

— Извини. Просто я голодная и злая.

— Все будет вовсе не так плохо, как ты опасаешься.

Швейцар приветствовал Джулиана непринужденным шлепком по ладони и спине и проводил к лифту. Только когда они взмыли на восемнадцатый этаж, Брук спохватилась, что пришла с пустыми руками.

— По-моему, нужно выскочить и купить цветы или пирожных, — выпалила она, настойчиво дергая мужа за руку.

— Да ладно, дорогая, ерунда. Мы же к моим родителям идем, для них я — лучший подарок.

— Еще бы! Твоя мамочка обязательно обратит внимание что мы ничего не догадались принести! Господи, что сейчас будет!

— Главное, мы себя принесли.

— A-а, ну, нет проблем, только сам это и скажи.

Джулиан постучал, и дверь широко распахнулась. На пороге их встречала улыбающаяся Карлен, няня и домработница Олтеров вот уже тридцать лет. Еще в начале знакомства в момент особого доверия и откровенности Джулиан признался Брук, что до пяти лет называл мамой Кармен, поскольку другой матери не знал. Вот и сейчас, не успев опомниться, он попал в радушные объятия старой няни.

— Как поживает мой мальчик? — спросила Кармен, улыбнувшись Брук и чмокнув ее в щеку. Твоя жена хорошо тебя кормит?

Брук дружески обняла ее за плечи, в тысячный раз пожалев, что не Кармен настоящая мать Джулиана, и отозвалась:

— Разве у него голодный вид? Иногда я кормлю его ужином с вилки!

— Ты ж мой умничка! — восхитилась нянька, с гордостью глядя на воспитанника.

— Кармен, дорогая, пришли детей сюда и не забудь подрезать стебли, прежде чем поставишь цветы в вазу. В новую от Майкла Арама, пожалуйста. — Раздался пронзительный голос из гостиной дальше по коридору.

Кармен невольно взглянула на супругов в поисках цветов, но Брук помахала в воздухе пустыми руками, после чего повернулась к Джулиану и взглянула на него так, что у него вырвалось:

— Только не надо!..

— Не буду. Так и быть, промолчу из любви к тебе.

Джулиан повел жену в гостиную, и Брук все еще надеялась, что общения удастся избежать, сразу перейдя к еде, но… хозяева и гости сидели лицом к лицу на одинаковых ультрасовременных банкетках одержанных тонов.

— Брук, Джулиан! — Хозяйка дома улыбнулась, но не встала. — Как приятно, что вы смогли прийти!

Брук сразу уловила в тоне упрек за опоздание.

— Извините, Элизабет, мы задержались. В метро было так…

— Главное, добрались, — перебил доктор Олтер, обхвативший, как женщина, ладонями пузатый бокал с апельсиновым соком. Небось и груди всех своих пациенток так же оглаживает, подумала Брук.

— Брук! Джулиан! Что случилось? — Отец Брук вскочил с места и обнял обоих своих детей одним крепким движением, видимо, прервав обсуждение отдыха на природе в кемпинге как несомненно полезного для Олтеров. У Брук не хватало духу его осуждать.

— Здравствуй, пап. — Она обняла отца и подошла к Синтии, которая не могла встать с дивана, поскольку рядом оказалось столько людей, и неловко обняла нагнувшуюся Брук. — Привет, Синтия, рада тебя видеть.

— А я тебя, Брук! Мы с таким удовольствием сюда приехали! Мы с твоим отцом как раз говорили, что уже и не вспомнить, когда мы в последний раз выбирались в Нью-Йорк.

Брук понадобилось некоторое время, чтобы составить мнение о том, что сотворила с собой Синтия, явившись в красном, как пожарная машина, брючном костюме из полиэстра, белой блузке, черных лакированных туфлях без каблука и с тройной нитью фальшивого жемчуга на шее. Ансамбль завершала высокая прическа со множеством завитков, залитых лаком. Синтия словно решила изобразить Хиллари Клинтон на выступлении президента США о положении в стране, когда та желает выделиться в море темных костюмов. Брук, понимала, что мачеха всего лишь действовала в соответствии со своими представлениями о том, как одеваются богачки на Манхэттене, но убийственно ошиблась, и это особенно бросалось в глаза в гламурной, с намеком на азиатский стиль, квартире Олтеров. Мать Джулиана, будучи старше Синтии на двадцать лет, казалась ее младшей сестрой в своих Облегающих темных джинсах и невесомом кашемировом палантине поверх облегающей туники без рукавов. Сегодня Элизабет надела изящные балетки с изысканно-незаметным логотипом «Шанель», а из драгоценностей на ней были только золотой браслет и любимое кольцо с крупным бриллиантом. Лицо сияло здоровым загаром, оцененным легким макияжем, волосы свободно ниспадали на спину. Брук немедленно ощутила вину, представив, как неуютно сейчас Синтии. Сама она всегда чувствовала себя пришибленной в присутствии свекрови, но ей стало неловко, когда она оценила масштабы просчета Синтии. Даже отец Брук несколько смущался своих полотняных брюк и галстука, поглядывая на дорогую рубашку-поло доктора Олтера.

— Джулиан, сыночек, тебе, как всегда, «Кровавую Мэри». А тебе, Брук, «Мимозу»? — спросила Элизабет Олтер. Этот простой вопрос, как, впрочем, и все другие высказывания свекрови, таил в себе скрытый подвох.

— Вообще-то я тоже с удовольствием выпью «Кровавую Мэри».

— Как угодно. — Миссис Олтер с неодобрением поджала губы. По сей день Брук не могла с уверенностью сказать, связана ли неприязнь свекрови с выбором сына в принципе с тем, что Брук поддержала музыкальные амбиции Джулиана, или же она просто считала невестку лишенной вкуса.

Брук с Джулианом ничего не оставалось, как занять два оставшихся свободных места — неудобные стулья с прямыми спинками. Они сидели лицом друг к другу, так близко, что едва могли пошевелиться. Чувствуя себя беззащитной и неловкой, Брук бросилась в разговор, как в омут.

— Как прошла неделя? — спросила она Олтеров, с улыбкой принимая от Кармен массивный бокал с лимонной долькой на ободке и стеблем сельдерея и едва удерживаясь, чтобы не осушить его одним глотком. — Как всегда, напряженно?

— Да, я тоже не могу понять, как вы умудряетесь жить по такому графику! — подхватила Синтия несколько громче, чем следовало. — Брук говорила, сколько э-э… процедур вы успеваете сделать за день, так это же любой без сил останется! Я тоже с ног валюсь во время вспышек стрептококковой инфекции, но вы двое — это что-то, Господисусе, просто очуметь!

Элизабет Олтер улыбнулась широкой, безгранично снисходительной улыбкой:

— Да, мы действительно все время заняты, но работа — это же так скучно! Я с удовольствием послушаю, как дела у детей. Брук? Джулиан?

Синтия осеклась, совсем упав духом от заслуженного выговора. Бедняжка словно шла по минному полю, не представляя, как выбрать безопасную тропку. Она рассеянно потерла лоб, у нее вдруг сделался очень усталый вид.

— Ой, конечно. Как у вас дела?

У Брук хватало ума промолчать. Хотя именно свекровь договаривалась для нее о собеседовании в Хантли, это было сделано, лишь когда миссис Олтер убедилась, что Брук ни за что не променяет диетологию на карьеру в глянцевых журналах, модной индустрии, аукционных домах или в области пиара. Видя, что невестка упорствует в своем желании работать непременно по специальности, свекровь не могла понять, почему нельзя заочно консультировать читательниц «Вог» или стать диетологом легиона ее подружек из Верхнего Ист-Сайда — в общем, делать что угодно, только не дежурить в «занюханной больнице, куда свозят одних бездомных и пьяниц».

Джулиан тоже не был обделен догадливостью, поэтому поспешил на выручку супруге:

— Вообще-то я хотел сделать маленькое объявление.

Брук была искренне рада за Джулиана и с трудом сдерживала ликование, но ее внезапно охватила паника. Она мысленно взмолилась, чтобы он не говорил родителям о презентации, избавив себя от неминуемого разочарования. Брук было очень больно видеть мужа в подобные моменты. Общение с Олтерами до предела обострило инстинкт самосохранения: при одной мысли о том, что они скажут, Брук готова была схватить мужа в охапку и броситься домой, подальше от их враждебности и безразличия, что еще хуже.

Все подождали, пока Кармен внесла новый графин свежевыжатого грейпфрутового сока, и повернулись к Джулиану.

— Я… э-э… только что узнал от моего нового менеджера Лео, что «Сони» устраивает мне презентацию. В ближайший четверг.

Повисла пауза — каждый ждал, что скажут остальные. Первым заговорил отец Брук:

— Я не очень представляю, что такое презентация, но новость вроде хорошая. Поздравляю, сынок! — Перегнувшись через Синтию, он похлопал Джулиана по спине.

Доктор Олтер, с явным раздражением проглотивший это «сынок», сгримасничал в свою чашку кофе и обратился к Джулиану:

— Ну, объясни же нам, непосвященным, что это такое?

— Да, значит ли это, что кто-то наконец услышит твою музыку? — подхватила Элизабет Олтер, подбирая под себя ноги, как маленькая девочка, и улыбаясь сыну. Противное «наконец» проигнорировали все, кроме Джулиана, который переменился в лице, и Брук, которая это заметила.

За несколько лет брака она привыкла, что родители Джулиана мимоходом говорят ужасные вещи, но от этого не стала ненавидеть их меньше. Когда они с Джулианом начали встречаться, он постепенно рассказал, что родители абсолютно не одобряют его образ жизни и склонности. Когда они уже были помолвлены, Олтеры-старшие резко выступили против подаренного Джулианом невесте простого золотого колечка вместо «одной из фамильных драгоценностей Олтеров», на чем настаивала его мать. Даже когда Брук с Джулианом согласились устроить свадьбу в доме Олтеров на Побережье, родители пришли в ужас от категорического требования новобрачных, чтобы свадьба была скромной, без затей — и в мертвый сезон. За годы, пролетевшие после свадьбы, Олтеры постепенно стали держаться свободнее в присутствии невестки, и на бесчисленных обедах, бранчах и праздниках Брук убедилась, какими ядовитыми умеют быть свекор и свекровь.

— Это значит, в «Сони» узнали — альбом вот-вот будет готов. Им понравилось, что в нем много песен. Теперь собираются устроить презентацию для шишек музыкальной индустрии, ну, чтобы меня им показать, чтобы я устроил для них небольшой концерт, и посмотреть на реакцию. — Джулиан, обычно скромный, стеснявшийся сказать даже Брук, что, например, день в студии прошел удачно, сиял от гордости. Ей захотелось расцеловать мужа прямо здесь.

— Может, я и не разбираюсь в музыкальной индустрии, но это вотум большого доверия, — сказал отец Брук, поднимая бокал.

Джулиан не мог сдержать радости.

— О да, — кивнул он, широко улыбнувшись. — Пока все идет по самому лучшему сценарию, и я надеюсь…

Он замолчал, потому что зазвонил телефон, и мать Джулиана завертела головой в поисках трубки.

— Да где же он? Это наверняка звонят по поводу цветов, подтвердить время на завтра. Без меня не рассказывайте. Если я сейчас не закажу, зал останется не оформленным. — Она поднялась с дивана и суетливо упорхнула на кухню.

— Вечно эти цветы, — вздохнул доктор Олтер, прихлебывая кофе. Казалось, он вообще не слушал Джулиана. — Завтра на ужин ожидаются Беннеты и Каменсы, твоя мать с ума сходит. Господи, можно подумать, что выбор между фаршированным палтусом и тушеными ребрышками — вопрос национальной безопасности! А цветы! Я ей тысячу раз говорил: на цветы не обращают внимания, никто ничего не заметит. На роскошных свадьбах и всяких там вечеринках десятки тысяч долларов выбрасывают на кучи орхидей или что там сейчас в моде, а кто на них смотрит? Колоссальные суммы на ветер! Тратьте деньги на хорошую еду и выпивку — вот чем можно угодить гостям. — Он отпил кофе, оглядел собравшихся и нахмурился. — А о чем мы говорили?

Синтия поспешила сгладить неловкость.

— Это же лучшая новость за целую вечность! — воскликнула она с преувеличенным восторгом. Папа Брук с энтузиазмом закивал. — А где будет презентация? Сколько народу приглашено? Ты уже решил, что будешь петь?

Синтия засыпала вопросами героя дня, и впервые Брук не ощутила раздражения от трескотни мачехи. Об этом должны были спрашивать родители Джулиана, но пока они раскачаются, можно было ждать до бесконечности, а он только рад был погреться в лучах внимания.

— Планируется небольшой музыкальный вечер, только для своих. Помещение подберут где-нибудь в центре города. Если верить моему агенту, приглашены около пятидесяти человек — теле- и радиобукеры, руководители звукозаписывающих компаний, представители Эм-ти-ви и все в том же духе. Каких-то сверхрезультатов я не жду, но слава Богу, что в «Сони» мой альбом понравился.

— Презентации дебютантам устраивают в исключительных случаях, — гордо ввернула Брук. —Джулиан скромничает, вообще-то это большое событие.

— Ну, наконец-то хорошие новости, — удовлетворенно сказала миссис Олтер, снова усаживаясь на диван.

Губы Джулиана плотно сжались, он стиснул кулаки.

— Мама, все эти месяцы они помогали мне записывать альбом. Да, руководители студии требовали больше гитарного соло, но даже при этом вели себя в высшей степени достойно, и я не понимаю, почему тебе обязательно нужно говорить о них в подобном ключе.

Элизабет Олтер посмотрела на сына в некотором замешательстве.

— Сынок, я о другом. Хорошая новость в том, что наконец привезли достаточно калл, которых я хотела, и дизайнер, который мне нравится больше других, согласилась подъехать и все расставить. Не будь таким букой!

Отец Брук, не удержавшись, взглянул на дочь с немым вопросом: «Да что же это за мегера?!» Брук лишь пожала плечами. Она уже смирилась с тем, что свекра и свекровь не переделать. Именно поэтому она полностью поддержала мужа, отказавшегося принять в подарок на свадьбу квартиру в Верхнем Ист-Сайде, поближе к родителям. Поэтому Брук и вкалывала на двух работах, отказавшись от денег Олтеров, понимая, чем придется поступиться в противном случае.

Когда Кармен объявила, что стол накрыт, Джулиан уже замкнулся — молчал и сохранял внешнюю бесстрастность: забрался в свою скорлупу, как называла это Брук. Синтия выглядела помятой и измученной в своем синтетическом костюмчике, и даже отец Брук, отважно продолжавший поиски нейтральной темы для разговора («Вы слышали, в этом году нам обещают небывало холодную зиму?» или «Уильям, вы бейсбол любите? Конечно, «Янки» явные фавориты, но ведь команду не всегда набирают по признаку землячества…»), сидел с видом побежденного. При обычных обстоятельствах в испорченном настроении близких Брук винила бы себя — ведь они пришли только ради нее и Джулиана, но сегодня махнула на это рукой. Страдает один — страдают все, подумала она, извинилась и вышла, сказав, что ей надо припудрить носик. Не заходя в туалет, Брук направилась в кухню.

— Ну, как там дела? — спросила Кармен, перекладывая абрикосовое варенье в большую серебряную вазу.

Брук протянула опустевший бокал, сопроводив умоляющий жест жалобным взглядом.

— Так плохо? — рассмеялась Кармен и кивнула на холодильник, где Брук надлежало найти водку, пока Кармен отыщет томатный сок и соус табаско. — Как твои-то держатся? Синтия — настоящая леди и очень милая.

— М-да, этого не отнять. Ничего, они люди взрослые, сами решили нагрянуть сюда с визитом.

Я волнуюсь за Джулиана.

— Знаешь, сколько раз он с этим сталкивался? Не беспокойся, Джулиан себя в обиду не даст.

— Он потом долго ходит как в воду опущенный. Кармен воткнула стебель сельдерея в массивный бокал с «Кровавой Мэри» и подала Брук.

— Подкрепись. — Она поцеловала Брук в лоб. — И иди защищай своего мужчину.

Вопреки ожиданиям бранч не оказался и вполовину таким неудачным, как час коктейлей. Правда, хозяйка дома что-то шипела по поводу начинки блинчиков (всем очень понравился взбитый Кармен шоколадный крем, но Элизабет сочла его чересчур калорийным), а доктор Олтер время от времени надолго удалялся к себе в кабинет, зато миг родительского пренебрежения остался позади. Прощание тоже прошло безболезненно, но когда Синтия и отец Брук были благополучно усажены в такси, она увидела, что Джулиан по-прежнему замкнут и подавлен.

— Что с тобой, любимый? Папа с Синтией в восторге, я тоже едва сдерживаюсь…

— Я не хочу об этом говорить.

Некоторое время они молча шли к метро.

— Слушай, у нас же целый день свободный! Совершенно нечего делать. Может, в музей зайдем, раз уж мы рядом? — спросила Брук, взяв Джулиана под руку и изобразив попытку повиснуть на его локте.

— Да ладно, неохота толкаться в толпе! Сегодня же воскресенье.

Брук секунду размышляла.

— Помнишь, ты хотел посмотреть фильм в формате 3D? С удовольствием составлю тебе компанию, — солгала она. Чрезвычайная ситуация требовала крайних мер.

— Да я в порядке, Брук, — тихо сказал Джулиан, подтягивая шерстяной шарф к подбородку. Теперь лгал он.

— А можно пригласить на презентацию Нолу? Событие обещает быть гламурным, а Нола, ты же знаешь, не упустит возможности блеснуть.

— Наверное, можно, но Лео сказал, вечеринка будет только для своих, а я уже пригласил Трента. Он в Нью-Йорке всего на пару недель из-за своей ротации, работает сутками. Я решил, ему не повредит отдохнуть хоть вечер.

Они поговорили о презентации, обсудив, что Джулиан наденет на свое шоу, какие песни будет играть и в каком порядке. Брук радовалась, что ей удалось развеять плохое настроение мужа, выманить его из черепашьего панциря. Когда они приехали домой, Джулиан уже стал почти прежним.

— Я говорила, что горжусь тобой? — спросила Брук, когда они вошли в лифт.

— Да, — еле заметно улыбнулся Джулиан.

— Ну, тогда пошли, любимый, — сказала Брук, за руку вытаскивая его на лестничную площадку. — Сегодня я устрою для тебя шоу.

3. Рядом с ним Джон Майер^[9] — жалкий дилетант

— Куда нас привезли? — недовольно бурчала Брук, выйдя из такси и оглядывая темный пустынный переулок в западном Челси. Черные ботфорты, купленные на распродаже, упорно сползали с бедер.

— В сердце района галерей, Брук. «Авеню» и «1-ОУК» буквально за углом.

— А что такое «Авеню» и «1-ОУК»?

Нола только головой покачала:

— Ну, хоть выглядишь прилично. Джулиан будет гордиться такой красавицей женой.

Брук понимала, что подруга старается ее приободрить. Сегодня как раз Нола выглядела сногсшибательно. Она затолкала жакет от костюма и скромные лодочки в огромную сумку от Луи Вюиттона, надев массивное ожерелье из множества цепочек и туфли от Лабутено на непомерно высоких каблуках, нечто среднее между ботильонами и босоножками. На любой другой подобные аксессуары выглядели бы вульгарной дешевкой, ведь их дополняли алая помада, телесного цвета сетчатые колготы и черный кружевной бюстгальтер, просвечивавший под топом, но Нола выглядела одновременно игриво и авангардно. Юбка-карандаш от дорогого костюма, уместного в самой консервативной деловой обстановке на Уолл-стрит, подчеркивала круглые ягодицы и идеальные ноги хозяйки. Будь это не Нола, а какая-нибудь другая девушка, Брук возненавидела бы ее всей душой.

Она сверилась с блэкберри.

— Между Десятой и Одиннадцатой. Стало быть, мы на месте. Ну и куда дальше идти?

Из темного угла метнулась тень, и Брук взвизгнула.

— Спокойно! Она тебя боится больше, чем ты ее. — Нола отмахнулась от крысы, сверкнув броским, «вечерним» кольцом.

Брук поспешила перейти улицу: дома с четными номерами очень кстати находились на противоположной стороне.

— Тебе легко говорить — ты можешь проткнуть ее насквозь одним ударом каблука, а я беззащитна в этих сваливающихся ботфортах!

Нола, смеясь, грациозно посеменила за Брук.

— По-моему, нам сюда, — сказала она, указывая на единственный дом, который не казался заброшенным.

По короткой лестнице они спустились к глухой, без стекол, двери в подвал. Джулиан объяснял, что презентации такого рода не проводятся в каком-то раз и навсегда выбранном месте; музыкальный шоубиз всегда подыскивает трендовый клуб или галерею, чтобы вызвать слухи и обеспечить рекламу, и все равно Брук ожидала увидеть подобие паба «У Джо». А это что? Ни очереди на улице, ни объявления о вечернем выступлении над входом. Не было даже недовольной девицы с клипбордом, требующей, чтобы все отступили назад, не напирали и ожидали приглашения.

Брук не могла избавиться от некоторой тревоги, пока не потянула на себя тяжелую, как в склепе, дверь, очутившись в теплом коконе полутьмы, приглушенного смеха и отчетливого, хотя и слабого, запаха марихуаны. Зал был размером с большую гостиную, а стены, диваны и даже барная стойка в углу были обтянуты ворсистым бордовым бархатом. Единственная лампа, водруженная на пианино, мягко освещала пустой круглый табурет. Сотни крошечных огоньков свечей множились, отражаясь в зеркальных столешницах и потолке, создавая неожиданно чувственную обстановку в стиле восьмидесятых.

Собравшиеся выглядели так, словно их неожиданно выдернули с коктейльной вечеринки у бассейна в Санта-Барбаре и чудесным образом перенесли в Нью-Йорк. Человек пятьдесят, в основном все молодые и красивые, расхаживали по зальчику, потягивая напитки со льдом из низких бокалов и выпуская клубы сигаретного дыма длинными томными струями. Почти все мужчины были в джинсах, а те немногие, кто не успел сменить строгие костюмы, сняли галстуки и расстегнули воротнички рубашек. Из женщин почти никто не надел шпильки и маленькие коктейльные платья, ставшие своеобразной манхэттенской униформой; все пришли в туниках с красивым рисунком, звенящих серьгах с подвесками и джинсах настолько облегающих, что Брук с трудом удержалась от желания немедленно снять и спрятать свое черное платье-свитер. Некоторые повязали хипповые хайратники, распустив роскошные волосы до самой талии. Никто не выглядел скованным или напряженным, как бывает на Манхэттене, отчего волнение Брук мгновенно усилилось. Такой обстановки и такой публики на выступлениях Джулиана еще не было. Кто эти люди, и почему все до единого выглядят в тысячу раз лучше, чем она?

— Выдыхай, выдыхай, — шепнула Нола ей на ухо.

— Если уж я нервничаю, каково Джулиану?

— Не нагнетай. Пошли, возьмем себе чего-нибудь выпить. — Нола отбросила назад светлую прядь и протянула руку, но не успели они сделать и шага, как Брук услышала знакомый голос.

— Красное, белое или что-то покрепче? — спросил Трент, возникая рядом как по волшебству. Он был одним из немногих гостей, одетых в костюмы, и, казалось, ощущал неловкость, впервые за много дней выбравшись из больничных стен.

— Привет! — обняла его Брук. — Нолу ты, конечно, помнишь?

— Еще бы, — улыбнулся Трент, целуя Нолу в щеку. Что-то в его тоне говорило: «Конечно, я тебя помню, ты же ушла тогда с моим другом, и парень еще Долго был под впечатлением от твоей изобретательности в постели, — но он был слишком скромен, чтобы шутить на эту тему даже спустя несколько лет.

Впрочем, Нола излишней скромностью не страдала.

— Как там Лиэм? Так классно с ним было! — сказала она, широко улыбаясь. — Очень, очень классно.

Они с Трентом многозначительно переглянулись и засмеялись.

— Так, ладно, Трент, поздравляю с помолвкой, — вмешалась Брук. — Когда познакомишь с невестой? — Она не решилась произнести имя Ферн, боясь рассмеяться. Ну кто догадался назвать девочку Папоротником^[10]?

— Мы почти никуда не ходим вместе, кроме работы. Видимо, вы встретитесь только на нашей свадьбе.

Бармен помахал Тренту, который вопросительно повернулся к девушкам.

— Красное, — сказали они хором и стали смотреть, как бармен наливает три бокала калифорнийского каберне. Трент галантно подал бокалы дамам, осушил свой двумя жадными глотками и робко обратился к Брук:

— Я мало тусуюсь.

Нола извинилась и отправилась кружить по залу.

Брук улыбнулась Тренту:

— Расскажи же о ней. Когда свадьба?

— Да что рассказывать… Ферн из Теннесси, семья очень большая, праздновать будем в доме ее родителей. Свадьба в феврале.

— О, да у вас все на мази? Ну что ж, поздравляю!

— Пожениться — единственный способ видеться где-нибудь, кроме больницы.

— Значит, семья из двух гастроэнтерологов?

— Ну да, получается, так. Но меня больше интересует обследование и диагностика — ты не представляешь, какое оборудование сейчас делают! — а Ферн привлекают патологии брюшной полости и болезнь Крона. — Трент замолчал на секунду, размышляя над сказанным, и расплылся в улыбке: — Отличная девушка. Вот увидишь, вы поладите.

— Привет, старина! — Подошедший Джулиан хлопнул Трента по спине. — Конечно, поладим, она же будет твоей женой. С ума сойти! — Джулиан подался вперед и страстно поцеловал Брук в губы. Она ощутила приятнейший вкус, вроде мятного шоколада. Когда муж оказался рядом, ей сразу стало спокойнее.

Трент засмеялся;

— С ума сойти, что мой кузен свободной профессии женат уже пять лет! Это тоже неслабо.

В такие вечера Брук особенно, гордилась, что она — жена Джулиана. Он был в своем привычном образе, не изменившемся за несколько лет: белая футболка, джинсы «Ливайс» и вязаная шапчонка. Самый заурядный вид, но для Брук не было ничего сексуальнее. Шапочка была фирменной фишкой Джулиана, самой специфической и узнаваемой чертой его сценического облика, но Брук знала: дело не только в этом. В прошлом году Джулиан жутко расстроился, заметив маленькую плешь на макушке, где волосы давно начали редеть. Брук уверяла мужа — это практически незаметно, но тот ничего не желал слушать. Строго говоря, за шесть лет лысинка действительно увеличилась, но Брук не желала этого признавать.

Никто, видя соблазнительные темные кудри, выбивавшиеся из-под шапочки, не подозревал, что Джулиан прикрывает лысеющую маковку, а в глазах Брук это лишь добавляло мужу привлекательности, делая его немного беззащитным и уязвимым. Она втайне гордилась, что единственная видит Джулиана без шапки, когда дома он стягивает ее и встряхивает кудрями. Скажи Брук кто-нибудь раньше, что в этом она будет видеть нечто сексуальное, она только посмеялась бы, а между тем так вышло.

— Волнуешься? — спросила Брук, вглядываясь в лицо мужа и силясь понять, что у него на душе.

Всю неделю Джулиан почти не ел и не спал, а сегодня днем его даже вырвало от волнения, но стоило Брук заговорить об этом, как он тут же уходил в себя. Она хотела сопровождать его на презентацию, но он настоял, чтобы она поехала с Нолой — ему требовалось кое-что обсудить с Лео, приехать пораньше и проверить, всели готово. Видимо, все шло как надо.

— Я готов, — решительно кивнул он. — Чувствую себя отлично.

Брук поцеловала мужа в щеку, зная, что он измотан нервотрепкой, и гордясь его самообладанием.

— Выглядишь ты хорошо — именно готовым. Собранным. Ты произведешь фурор.

— Думаешь? — Он отпил сладкой содовой. Брук заметила, что костяшки его пальцев побелели. Джулиану страшно хотелось выпить чего-то покрепче, но он никогда не пил перед выступлением.

— Любимый, когда садишься за пианино, ты думаешь только о музыке. Сегодняшний вечер ничем не отличается от выступления в «Никс». Ты помни, публика тебя любит. Просто будь собой, и здесь тебя тоже примут на ура.

— Да-да, слушай ее, — подхватил незнакомый мужской голос.

Обернувшись, Брук увидела потрясающего красавца, такие редко попадались ей на жизненном пути. Незнакомец был выше Брук не менее чем на шесть дюймов, отчего она сразу почувствовала себя хрупкой и тоненькой. Она в тысячный раз пожалела, что Джулиан не такой высокий, как этот мужчина, но тут же запретила себе об этом думать: может, и Джулиан мечтает о жене с фигурой Нолы! Незнакомец обнял Брук за плечи и на миг прижал к себе. Она вдохнула запах его одеколона — резкий, но тонкий и явно дорогой — и покраснела.

— Вы, должно быть, жена Джулиана, — сказал он, целуя ее в макушку, интимно и равнодушно одновременно. Голос отнюдь не был низким, как можно было ожидать от человека такого роста и сложения.

— Лео, познакомься с Брук, — представил их друг другу Джулиан. — Брук, это Лео, мой новый суперменеджер.

Мимо прошла роскошная азиатка; Лео подмигнул красавице. Где носит Нолу? Нужно обязательно предупредить ее заранее и повторять почаще, что на Лео охота запрещена. Задача обещала быть сложной — Лео как раз в ее вкусе. Вечерняя рубашка неожиданного розового цвета была расстегнута чуть ниже, чем обычно решаются мужчины, и оттеняла красивый загар — достаточно темный, но без намека на солярий или аэрозоль. Пояс брюк сидел на бедрах, сами брюки были по-европейски узкими. При таком ансамбле обычно ожидаешь увидеть приглаженные назад и закрепленные гелем волосы, но темные густые завитки Лео падали на глаза. Единственный недостаток, который у него имелся по мнению Брук, — шрам, рассекавший надвое правую бровь маленькой четкой линией, но это ему даже шло, устраняя впечатление излишней ухоженности и неестественного совершенства. И еще в нем не было ни унции лишнего жира.

— Здравствуйте, Лео, — сказала Брук. — Джулиан много о вас рассказывал…

Лео не слушал, он повернулся к Джулиану:

— Я только что узнал, ты выступаешь последним. Первый пошел, второй пошел, а потом ты. — Говоря, Лео пристально смотрел куда-то за плечо Джулиана.

— Это хорошо или плохо? — вежливо осведомилась Брук. Джулиан уже говорил ей, что музыканты, которые должны выступать на сегодняшней презентации, ему не соперники. В числе заявленных исполнителей были, например, «Эр энд би» — группа, которую называли новыми «Бойз 2 Мен», и татуированная с ног до головы исполнительница в стиле кантри, с косами и в платье с оборками.

Лео смотрел в зал. Проследив за его взглядом, Брук увидела, что он разглядывает Нолу, вернее, ее обтянутые юбкой ягодицы, и решила пригрозить подруге изгнанием и даже чем-то похуже, если та хоть близко к Лео подойдет.

Суперменеджер кашлянул и отпил виски.

— Крутая девица. Не то чтобы я готов запасть на нее, но она вызывает интерес. По-моему…

Его прервали голоса, затянувшие короткую гармонию а капелла. В зале не было сцены, лишь пустой пятачок возле пианино, и сейчас там стояли, наклонившись к микрофону, четверо молодых афроамериканцев. Несколько мгновений казалось, что это действительно хорошая соул-группа, но когда трое исполнителей отступили назад, солист начал монотонно бубнить о своем детстве на Гаити. Собравшиеся с интересом внимали.

— Слушай, Джулиан, — сказал Лео, — забудь, где ты, зачем ты здесь, и просто делай свое дело.

Джулиан решительно кивнул и даже топнул ногой:

— Понял.

Лео показал на дальний угол комнаты:

— Пошли готовиться.

Брук приподнялась на мысочки и поцеловала Джулиана в губы. Стиснув ему руку, она сказала:

— Я буду здесь все время, но ты о нас не думай. Закрой глаза и выступай на разрыв аорты.

Он с благодарностью взглянул на жену, но не нашелся с ответом и исчез с Лео. Не успела Брук допить бокал, как один из представителей «Сони», занимающейся поисками новых талантов, объявил в микрофон выступление Джулиана.

Брук осмотрелась в поисках Нолы — та весело болтала у бара с молодыми людьми. Хорошо, хоть Трент рядом. Брук прошла к бархатному диванчику, куда он жестом предложил ей присесть. Она села на краешек и нервно собрала волосы. Судорожно копаясь в сумке, она никак не могла найти заколку.

— Держи, — сказала красавица азиатка, которой несколько минут назад подмигнул Лео. Она стянула коричневую резинку с запястья и протянула Брук. — У меня их сто штук.

Брук замялась на секунду, не зная, как поступить. Девушка улыбнулась:

— Бери, не стесняйся. Я сама терпеть не могу, когда волосы лезут в глаза. Но если бы у меня были такие волосы, я бы их никогда не собирала.

— Спасибо. — Брук проворно соорудила конский хвост. Она хотела сказать что-то еще, вроде ого, что она никому не пожелает быть рыжей, но тут Джулиан сел за инструмент, и она услышала, как дрогнул его голос, когда он благодарил собравшихся за оказанную честь.

Азиатка отпила из своей бутылки пива и спросила:

— Ты его уже слышала?

Брук кивнула, мысленно взмолившись, чтобы девушка замолчала. Больше всего ее сейчас волновало, расслышал ли кто-то еще в зале чуть заметную детонацию в голосе Джулиана.

— Потому что если нет, то это что-то. Самый сексуальный певец, которого я видела.

Эго замечание отвлекло Брук настолько, что она повернулась к азиатке:

— Что?!

— Ну да, Джулиан Олтер, — подтвердила та, указав на пианиста. — Я слышала его пару раз на разных тусовках. Он кое-где выступает регулярно. Должна сказать, он обалденно хорош. Рядом с ним Джон Майер просто любитель.

Джулиан заиграл «Ушедшему», трогательную песню о мальчике, потерявшем старшего брата, и Брук поймала на себе взгляд Трента: во всем зале, кроме нее, только он знал историю создания этой песни. Джулиан был единственным ребенком у родителей, но Брук знала, что он часто думает о старшем брате, который умер во сне младенцем. Олтеры никогда не говорили о Джеймсе, но Джулиан пережил период болезненной одержимости неотступной мыслью — каким бы мог вырасти брат и как пошла бы его собственная жизнь, будь у него старший брат. Пальцы пианиста коснулись клавиш, и в зале зазвучали первые аккорды, постепенно усиливаясь мощным крещендо. Охваченная ревнивым беспокойством, Брук теперь могла думать только об азиатке, сидевшей сзади. Она готова была дать ей пощечину и обнять в одно и то же время. Ей претили восторги экзотической красавицы по поводу сексуальности Джулиана — за годы брака Брук так и не привыкла к восторженным поклонницам мужа, а такие честные и откровенные признания вообще были большой редкостью.

— Вы так считаете? — спросила Брук, вдруг остро пожелав, чтобы собеседница повторила свои слова.

— Безусловно. Я сто раз говорила о нем своему боссу, но «Сони» все-таки заполучили его раньше. — Азиатка замолчала, потому что Джулиан заиграл громче. Когда он откинул голову и запел нарочито нескладный, эмоциональный припев, ее взгляд стал совсем знойным. Брук досадливо подумала — восторг мешает девице рассмотреть обручальное кольцо на пальце Джулиана.

Брук отвернулась и стала слушать, еле сдерживаясь, чтобы не начать подпевать. Она знала песню наизусть.

Джулиан закончил песню под аплодисменты — искренние, бурные — и без паузы начал следующую. Он поймал свой ритм; волнение, неуверенность исчезли, остался лишь знакомый блеск выступившего пота на руках и лице и сосредоточенно сведенные брови. Так всегда было, когда он пел баллады, над которыми работал месяцы, а то и годы. Сверкнула молнией вторая песня, началась и закончилась третья, и не успела Брук опомниться, а зрители уже восторженно кричали, требуя исполнить что-то на бис. Джулиан казался довольным и несколько растерянным — он получил четкие инструкции спеть три песни за отведенные двенадцать минут, но, видимо, получив добро от кого-то за несуществующими кулисами, улыбнулся, кивнул и заиграл одну из самых ярких своих композиций. Аудитория буквально взревела от удовольствия.

Когда Джулиан встал, оттолкнул табурет и сдержанно поклонился, атмосфера в зале заметно изменилась. Шумное одобрение, хлопки и свистки уступили место ощущению сопричастности чему-то важному. Брук, которую со всех сторон обступили фанатки Джулиана, встала, и тут же рядом возник Лео. Он с явным нежеланием поздоровался с азиаткой, назвав ее по имени — Юми, но та лишь смерила его взглядом и отошла прочь. Не успела Брук над этим поразмыслить, как Лео слишком крепко схватил ее за руку и притянул так близко, что на долю секунды ей показалось — он хочет ее поцеловать.

— Готовься, Брук. Готовься к сумасшедшей гонке. Сегодня только старт, а впереди — продолжение: настоящее безумие.

4. Тост за рыжих

— Кайли, милая, не знаю, как еще объяснить: худеть тебе не нужно. Посмотри на свои записи и на эту таблицу. У тебя идеальный вес!

— Здесь все не такие, как я, — расстроенно сказала Кайли, глядя в пол. Она рассеянно накручивала на палец вьющиеся каштановые пряди — наматывала и разматывала, наматывала и разматывала.

— Как это понимать? — спросила Брук, прекрасно зная, что имеет в виду Кайли.

— Я раньше… об этом не думала, пока не перешла сюда. В обычной школе я была нормальной, скорее, даже тощей. А здесь на меня все косятся. Так странно, вроде школа частная, я думала, будет интереснее, лучше, и вдруг оказывается — я толстая. — Голос девочки дрогнул.

Брук с трудом удержалась, чтобы не обнять глупышку.

— Милая, ну какая же ты толстая! Ну, вот посмотри на таблицу: сто двадцать пять фунтов при росте пять футов один дюйм — это же золотая середина! — Держа ламинированную таблицу вертикально, Брук поводила ручкой по длиннейшему столбцу значений нормального веса, но Кайли туда даже не взглянула.

Брук понимала, это слабое утешение, если перед глазами все время маячат анорексичные девятиклассницы. Кайли, стипендиатка из Бронкса, была дочерью мастера по ремонту кондиционеров, который один растил дочь после гибели супруги в аварии. Отец явно делал все, что в его силах, — в средней школе Кайли была круглой отличницей, хорошо играла в хоккей на траве. Об этом Брук знала от учителей. А еще девочка проявляла незаурядные способности к игре на скрипке, была милой и воспитанной дочерью своего отца, но Кайли замечала только то, что не соответствовало стандартам Хантли.

Кайли одернула плиссированную юбку, прикрывавшую крепкие, мускулистые бедра, которые вовсе не были толстыми, и вздохнула:

— Наверное, у меня плохие гены. Мама тоже была полной.

— Скучаешь по ней? — спросила Брук.

Кайли кивнула, и ее глаза сразу наполнились слезами.

— Она всегда говорила, что я хороша такая, как есть, но что она сказала бы, увидев здешних девчонок? Они идеальные. У них идеальные волосы, идеальный макияж, и фигуры у них идеальные. Даже в школьной форме они умудряются выглядеть как модели.

Неожиданным, но самым ценным аспектом работы консультанта для Брук стало доверительное общение с пациентками. В аспирантуре ей говорили: любой, кто регулярно общается с подростками и умеет слушать, играет в их жизни важную роль как внимательный, неравнодушный взрослый, но Брук не вполне понимала, что это значит, пока не попала в Хантли.

Брук еще раз повторила — что бы Кайли ни вообразила, у нее совершенно нормальный вес. Убедить ее было трудно — мускулистая и спортивная, она была еще и довольно широка в кости, но Брук не сдавалась. Если бы перемогать время на четыре года вперед и отправить Кайли сразу в колледж, думала Брук, она бы мгновенно поняла, какая чепуха все эти подростковые комплексы.

Но Брук по опыту знала: все не так просто. Она сама переживала по поводу своей комплекции до самой аспирантуры, а потом села на жесткую диету и похудела почти на двадцать фунтов. Удержать результат она не смогла — пятнадцать фунтов вернулись почти сразу. Сейчас, несмотря на правильное питание и регулярные пробежки, Брук по-прежнему находилась на предельной границе нормы для своего роста и реагировала на это примерно как Кайли. Вот почему она чувствовала себя лицемеркой, уговаривая девочку не портить себе кровь из-за «пустяков».

— Ты тоже идеальна, Кайли. Да, тебя окружают девочки со множеством достоинств, но поверь мне, ты очень красива. Скоро у тебя появятся подруги — найдешь девочек, с которыми интересно общаться, освоишься. Не успеешь оглянуться, как позади останутся и отборочный тест, и выпускной бал. Ты уедешь отсюда в отличный университет, где каждый хорош по-своему, где никто ни под кого не подстраивается, и тебе это понравится, вот увидишь!

В кабинете вдруг зазвучали звуки пианино — звонил Джулиан. Муж никогда не отвлекал ее, когда она была в Хантли, зная, что она не сможет ответить, даже количество сообщений старался сократить до минимума, поэтому Брук сразу поняла — что-то случилось.

— Кайли, извини, я сейчас. — Она развернулась на вращающемся кресле, чтобы взять трубку. — Пригнет. Что случилось? У меня сейчас пациентка.

— Брук, ты не поверишь, но… — Он замолчал и шумно, драматически вздохнул.

— Кроме шуток, Джулиан, если ничего срочного, я тебе потом перезвоню.

— Только что звонил Лео. Вчера на презентации и был человек от Джея Лено^[11]. Они хотят, чтобы я выступил в его шоу!

— Не может быть!

— Клянусь! Гарантия сто процентов. Наследующей неделе, вечером во вторник. Съемки в пять.

— Мой выход в музыкальном отделении, сразу после интервью. Представляешь?

— О Господи!

— Брук! Скажи что-нибудь еще!

Брук на минуту забыла, где находится.

— Ушам своим не верю! То есть, конечно, верю, но… все равно не верю! — Она слышала, как рассмеялся Джулиан, и подумала, как же давно он так радовался. — Когда домой придешь? Это надо отпраздновать. У меня есть кое-какие идеи…

— Надеюсь, выход в сетчатом боди в программе предусмотрен?

Брук улыбнулась:

— Я думала, скорее нужен «Дом Периньон». Помнишь, нам подарили? У нас все как-то не было случая его открыть.

— Нет, боди. Сегодняшний день заслуживает шампанского и бурного секса. Успеешь домой к восьми? Ужин я беру на себя.

— Не обязательно готовить, давай я что-нибудь закажу. Или куда-нибудь сходим! Почему не пойти в ресторан, отметить по-человечески?

— Позволь тогда, я сам всем займусь, — попросил Джулиан. — Пожалуйста! Есть у меня одно местечко.

Сердце Брук радостно забилось. Может, теперь он будет меньше времени проводить в студии и чаще бывать дома? Она ощутила знакомое жгучее нетерпение, какое испытывала раньше, прежде чем глянец новизны пообтерся и брак стал чем-то привычным.

— Ну конечно! Увидимся в восемь. Джулиан, просто не могу дождаться!

— Я тоже. — Он чмокнул, изображая поцелуй, чего не делал уже сто лет, и отключился. И только тут Брук вспомнила, где находится.

— Да, ничего себе у вас разговоры, — сказала Кайли улыбаясь. — Вечером свидание?

Брук не уставала поражаться, как юны на самом деле эти девочки при всей их самоуверенной дерзости и неестественно глубоких знаниях обо всем на свете — от экстремальных диет до техники минета.

Брук читала очень подробное описание в забытом одной из пациенток блокноте, настолько подробное, что почерпнула для себя кое-что новое, прежде чем спохватилась: полагаться на сексуальный опыт старшеклассницы — последнее дело. По многим причинам.)

— С мужем, — уточнила Брук, пытаясь «сохранить лицо». — Извини. Вернемся к…

— Интересные у вас там события, — заметила Кайли, отпустив прядку и принимаясь грызть ноготь. — Что стряслось?

С облегчением видя улыбку на лице девочки, Брук решилась ответить:

— Ну в общем, новость действительно из ряда вон. Мой муж, видишь ли, музыкант, и ему только что позвонили из шоу Джея Лено и пригласили выступить. — Голос Брук зазвенел от гордости, и хотя врачу делиться деталями жизни с подростком неэтично и неосторожно, удержаться она не смогла.

Кайли оставила в покое ноготь и вытянула шею.

— Он будет в шоу Лено?

Брук кивнула и переложила на столе несколько бумаг в тщетной попытке скрыть радость.

— Охренеть! — воскликнула девочка, и конский хвост мотнулся вправо-влево, словно соглашаясь с мнением хозяйки.

— Кайли!

— Извините. Как его зовут, и когда он будет в шоу? Обязательно посмотрю.

— В следующий вторник. Его зовут Джулиан Олтер.

— Это хре… фиг знает как престижно! Поздравляю, миссис Олтер. Ваш муж должен быть просто супер, раз его пригласили к Лено. Вы с ним полетите?

— Что? — Брук как-то не подумала об этом. Впрочем, Джулиан тоже не упомянул о перелете.

— Разве Лено снимает свои шоу не в Лос-Анджелесе? Вы обязательно должны поехать!

— Поеду, поеду, — машинально ответила Брук, хота под ложечкой возникло неприятное беспокойство: если Джулиан умолчал о поездке, причиной тому могла быть не только суета.

У Кайли оставалось десять минут, затем была намечена часовая консультация с юной гимнасткой, чей тренер контрольными взвешиваниями нанес сокрушительный удар по самооценке девочки, но Брук не могла усидеть на месте. Рассудив, что вела себя непрофессионально, разоткровенничавшись во время консультации, она повернулась к Кайли:

— Слушай, мне очень неловко, но давай сегодня закончим. Я приду в пятницу и предупрежу учительницу, которая будет вести у вас шестой урок, что назначила тебе новую консультацию. Ты не против?

— Еще бы я была против, миссис Олтер! У вас такая новость… Поздравьте от меня вашего мужа.

Брук улыбнулась:

— Спасибо, поздравлю. Да, Кайли, а наш разговор мы продолжим. Я не могу поддерживать твои фантазии, но если хочешь питаться более грамотно, мы с тобой подберем диету. Как тебе такое решение?

Кайли кивнула. Брук даже показалось, что на губах девочки промелькнула едва заметная улыбка. Видимо, досрочное завершение консультации ее ничуть не расстроило, но Брук все-таки мучила совесть. Подростки нелегко раскрываются, а с Кайли только-только у нее начало хоть что-то получаться.

Твердо решив рационально распланировать прием пациенток на пятницу, Брук сбросила коротенький е-мейл директрисе Ронде, сославшись на внезапное ухудшение самочувствия, сунула вещи в парусиновую торбу и буквально на ходу уселась в свободное такси. Если уж приглашение к «Лено» не повод кутнуть, тогда вообще жить не стоит.

Несмотря на час пик, поездка через парк по Восемьдесят шестой улице оказалась вполне терпимой, да и Вестсайдское шоссе не стояло — транспорт двигался с космической скоростью двадцать миль в час — просто сон и мечта в этот вечерний час! Потому приятно удивленная Брук подошла к дому уже в половине седьмого. Она поднялась к себе на этаж, стоически вытерпела восторженное облизывание, после чего предложила Уолтеру толстую, плетеную и очень пахучую кость из бычьих жил — какие спаниель уважал больше всего. Налив себе пино-гриджио из открытой бутылки, стоявшей в холодильнике, она отпила большой глоток, представляя, как хорошо было бы обновить информацию о Джулиане на Facebook, поведав миру потрясающую новость, но не решилась что-то делать, не посоветовавшись с ним.

Открыв свою домашнюю страницу, она, к собственному неудовольствию, увидела сообщение от Лео. Ну естественно, он самым бесцеремонным образом изучил ее записи в Facebook.

«Лео Уолш: ОТПАДНЫЙ ДЖУЛИАН ОЛТЕР СТАНЕТ ЗВЕЗДОЙ ЛОС-АНДЖЕЛЕССКОГО ШОУ ЛЕНО В БЛИЖАЙШИЙ ВТОРНИК. ВО КАК!»

У Брук вновь появился тошнотворный холодок под ложечкой; между строк недвусмысленно читалось — Джулиан едет в Лос-Анджелес, Лео едет в Лос-Анджелес, а она так и не получила приглашения.

Брук приняла душ, побрила ноги, причесалась, почистила зубы нитью и насухо вытерлась полотенцем. Да, нечего было и мечтать сопровождать Джулиана на запись шоу. Брук не знала, нужна мужу ее поддержка или он рассудил, что поездка чисто деловая и ехать полагается с менеджером, а не с супругой.

Нанося на свежевыбритые икры одобренный Джулианом увлажнитель без запаха — муж терпеть не мог ароматических отдушек, — Брук поглядывала на Уолтера, который с интересом за ней наблюдал.

— Что, зря папуся выбрал Лео в менеджеры? — тоненьким голоском спросила она.

Уолтер поднял голову с пушистого банного коврика, от которого его шерсть вечно пахла плесенью, вильнул хвостом и глухо гавкнул.

— Это означает нет?

Уолтер проворчал что-то односложное на своем собачьем языке.

— Или все-таки да?

Снова ворчание.

— Спасибо за глубокий анализ ситуации, Уолтер! Что бы я без тебя делала?

Пес лизнул ей щиколотку и снова улегся на коврик.

Взглянув на часы, Брук увидела, что уже без десяти восемь, поэтому, взяв себя в руки, вытащила мятую груду черной ткани из дальнего ящика с нижним бельем. В последний раз она одевала сетчатое боди больше года назад, когда обвинила Джулиана в потере интереса к сексу, а он подошел к ящику, вытащил эту вещицу и сказал что-то вроде «просто преступление иметь такое и не носить». Обстановка моментально разрядилась: Брук натянула ажурный шедевр и шутливо изобразила танец стриптизерши под самые разнузданные возгласы Джулиана.

Постепенно черное сетчатое боди стало их интимным знаком. Брук купила его на первом или втором году брака, когда Джулиан признался, словно в чем-то неприличном, что он обожает женщин в обтягивающем черном белье… и не очень любит яркие мальчишечьи шорты и полосатые маечки, в которых Брук ложилась спать, считая, что они тоже по-своему сексуальны — юной задиристой прелестью. Не считаясь с невозможными на тот момент сходами, Брук буквально разорилась, через два дня став обладательницей мягчайшей черной трикотажной комбинации на лямках-спагетти из «Блумингдейла», черной ночной рубашки с оборками в стиле бэби-долл от «Тайны Виктории» и короткой хлопковой ночнушки с надписью «Спящая красавица» на животе. Каждая обновка встречалась вышученным «прелестно, прелестно», и Джулиан продолжал читать журнал — даже шедевр от «Тайны Виктории» не вызвал у него искры интереса! На следующее утро Брук позвонила Ноле.

— Освобождай субботу, — велела та. — Пойдем по магазинам.

— Я уже потратила кучу денег, — заныла Брук.

— Погоди, давай разберемся: твой муж сказал, что хочет видеть тебя в сексуальном черном белье, а ты напялила ночнушку с надписью? Ты что?!

— А что? Он не уточнил. Сказал, нравится черное, а не яркое, я и купила все черное, короткое и обтягивающее. Ночная рубашка с надписью вообще со стразами. Что здесь не так?

— Все так… для озабоченной второкурсницы, решившей впервые переспать с парнем в общежитии. Хочешь не хочешь, но ты уже взрослая. Джулиан тебе намекает, что пора бы и выглядеть как женщина. Сексуальная, красивая женщина.

— Ладно-ладно, сдаюсь. В субботу во сколько?

— В двенадцать на углу Спринг и Мерсер-стрит. Пойдем в «Кики», «Ла перла» и «Провокатор». Уложимся в сорок минут и выберем именно то, что тебе надо. Давай, пока.

Брук всю неделю с нетерпением ждала шопинга, но поход по магазинам обернулся жалким провалом. Обладательница банковской зарплаты и огромных бонусов, Нола забыла сказать Брук, что чем меньше ткани идет на нижнее белье, тем оно дороже. Брук остолбенела, увидев, что в «Кики» французский комплект, от которого Нола пришла в восторг, стоил шестьсот пятьдесят долларов, а простая черная рубашка, купленная Брук в «Блумингдейле»— триста семьдесят пять. Да куда же ей, аспирантке, кинуться, когда черные кружевные стринги стоят сто пятнадцать долларов, а с открытым лобком — сто тридцать пять! Побывав в двух-трех магазинах, Брук твердо сказала подруге — большое спасибо за помощь, но купить сегодня ничего не получится.

Лишь через неделю, когда Брук оказалась в особом отделе «Рикис», надеясь купить кое-что для девичника одной из подружек, решение, можно сказать, пришло само собой.

На витринах от пола до потолка, между вибраторами и бумажными тарелками с разнообразными художественными вариациями рисунков пениса, была стена «тематических костюмов» в плоских, как конверты, индивидуальных упаковках, вроде колготок. Сверху были снимки красавиц во всевозможных одеяниях, которые только могла подсказать сексуальная фантазия: французской горничной, школьницы, пожарной, заключенной, капитанши команды болельщиц, ковбоя, а еще — целый ворох нарядов, как на подбор коротких, обтягивающих и черных. Самое приютное, что дороже сорока долларов они не стоили, а на большинстве пакетов значилась цена меньше двадцати пяти долларов. Брук рассматривала упаковки, пытаясь представить, что больше понравится Джулиану, когда к ней подошел продавец с синими волосами и густо подведенными глазами.

— Помочь с выбором? — заботливо предложил он.

Брук тут же отвернулась к набору соломинок для коктейля в виде пенисов и отрицательно покачала головой.

— Буду рад что-то порекомендовать, — не отступал консультант. — Костюмы, секс-игрушки, что пожелаете. Покажу вам, где тут у нас лежат бестселлеры.

— Спасибо, я ищу что-нибудь для девичника, — быстро ответила Брук, злясь на себя за дурацкое смущение.

— A-а, сейчас посмотрю.

Когда он вышел в торговый зал, Брук очнулась. Зная, что смелость ее покинет, если вернется экзотического вида продавец или кто-нибудь войдет, она схватила первую попавшую под руку упаковку, бросила ее в пластмассовую корзину и бегом побежала к кассе, на ходу добавив шампунь, большой пакет «Клинекса» и лезвия для бритвы, чтобы кассир не сразу увидел, за чем именно она сюда пришла. И только в метро, сидя в последнем вагоне, чудесным образом оказавшись на безопасном расстоянии от других пассажиров, она заглянула в пакет.

На конверте оказалась рыжеволосая женщина, не очень сильно отличавшаяся от Брук (если не считать ног, идущих от коренных зубов), в сетчатом боди. Красотка на фотографии провоцирующе отставила зад, призывно глядя в камеру, но, несмотря на постановочную сцену, ей удалось выглядеть сексуально и уверенно, не уподобившись вульгарной шлюхе. «Я сделаю это», — мысленно повторяла Брук. Вечером, когда она вышла из ванной в спальню в этой провокационной вещице и на шпильках, Джулиан чуть не упал с кровати.

Брук несколько лет облачалась в одиозный наряд по торжественным случаям вроде дней рождения мужа, годовщины свадьбы и редкого отдыха в хорошую погоду, но в последнее время они стали ощущать хроническую усталость, и ажурный шедевр занял непочетное место в дальнем углу ящика для белья. Брук расправила боди и, поджав живот, натянула его на себя. Придя домой, Джулиан сразу поймет, что она хочет сказать: «Я так тобой горжусь, это изумительный успех, иди сюда, я тебе это наделе докажу!» Не важно, что безразмерное боди сдавливало бока, Брук все равно чувствовала себя очень сексуальной. Она освободила волосы от тугой резинки и в ожидании прилегла на неразобранную кровать, когда зазвонил телефон. Наверно Джулиан хочет предупредить, что уже едет. Брук хватила трубку на первом звонке.

— Брук, детка, меня хорошо слышно? — задрожала трубка отпронзительного голоса матери.

Брук глубоко вздохнула, гадая, откуда у родительницы уникальный талант звонить в самый неудачный момент.

— Привет, мам, слышно хорошо.

— Отлично! Я надеялась застать тебя дома. Слушай, возьми ежедневник и наметь встречу со мной. Ты не любишь планировать заранее, но я готовлю…

— Мам, прости, что перебиваю, но у меня мало времени. Джулиан сейчас придет домой, я не успеваю приготовиться.

— А, будете отмечать потрясающее событие? Представляю, как вы оба счастливы!

Брук открыла рот ответить, но спохватилась, что еще не говорила матери о шоу «Лено».

— Откуда ты знаешь?

— От Рэнди, милая. Он видел сообщение на неофициальном сайте фанатов Джулиана, если я правильно поняла. Жаль, конечно, что моя дочь ничего мне не сообщила, но, к счастью, хоть сын помнит свою старую мать.

— Ах да, Facebook! Да, мы оба очень рады.

— И куда же вы пойдете отмечать?

Брук взглянула на свою прикрытую сеткой грудь. Словно подчеркивая абсурдность разговора с матерью в подобном наряде, напрягшийся левый сосок проскочил в ячейку сетки.

— Да знаешь, скорее всего Джулиан принесет ужин домой. Хорошее шампанское у нас есть, так что праздновать будем дома.

— Как мило! Поцелуй его от меня. Но как только у тебя будет свободная минутка, мне необходимо тебя увидеть…

— Да-да, хорошо, мам, я тебе завтра позвоню.

— Потому что на это нужна всего минутка, а…

— Мам!

— Ну, все, все, позвони мне завтра, целую, дочка.

— И я тебя, мам.

Брук положила трубку, и в этот момент щелкнул замок.

Она знала, что муж сначала снимет пальто и присядет поздороваться с Уолтером, значит, она успеет снять фольгу и раскрутить металлическую сетку, удерживающую пробку, — два высоких узких бокала уже стояли на тумбочке. Брук поспешно вытянулась на кровати, как кошка, и сразу перестала волноваться, едва Джулиан появился в дверях.

— Угадай, кто будет жить в «Шато Мармон»? — спросил он с широкой улыбкой.

— Кто? — села на постели Брук, забыв про свой наряд.

— Я, — гордо сказал он, и Брук мгновенно ощутила тревогу.

— Не может быть! — вырвалось у нее.

— Клянусь. В апартаментах на одного. Из отеля меня заберут на лимузине и отвезут на студию Эн-би-си на запись шоу «Лено».

Брук заставила себя сосредоточиться именно на этом, напомнив себе, что она к «Шато Мармон» и шикарным апартаментам никакого отношения не имеет.

— Боже, Джулиан, как шикарно! Об этом отеле пишет вся пресса. Кейт Хадсон устроила ночную вечеринку в тамошних бунгало! Джей Ло с Марком Энтони наткнулись у бассейна на Бена Аффлека, и Марк устроил скандал! Сам Белуши мер там от передоза! Легендарная гостиница!

— Угадай, что еще? — спросил Джулиан, присаживаясь рядом с ней на кровать и поглаживая ее обтянутый черной сеткой живот.

— Что?

— Моя роскошная жена поедет со мной, если пообещает взять с собой эту фацию, — сказал Джулиан, целуя Брук.

— Не разыгрывай! — воскликнула она.

— Ну, если, конечно, она захочет.

— Ты пошутил!

— Нет. Я говорил с Самар, моим новым рекламным агентом. — Приподняв брови, Джулиан заговорщически ухмыльнулся Брук. — Она сказала, если мы заплатим за твой билет, то можно. Лео считал, мне лучше ехать одному, чтобы никто не отвлекал, но я объяснил, что без тебя не стал бы тем, кто я есть. Ну, так что скажешь?

Брук решила не комментировать мнение Лео.

— Черт возьми, как здорово! — закричала она, кидаясь мужу на шею. — Мне не терпится устроиться с тобой в баре, целоваться и веселиться до утра!

— Ах, вот чего ты хочешь? — Джулиан повалил рук на подушки и устроился сверху, даже не раздеваясь.

— А ты как думал?! После всего, что я прочла, можно ожидать бассейнов, наполненных шампанским, горы кокаина, неверных знаменитостей с элитными девочками из эскорт-агентств и свежих сплетен десять таблоидов. О, еще и оргий! О них я не читала, но уверена: там без этого не обходится, возможно, прямо в ресторане.

Уолтер запрыгнул на кровать и, задрав морду к потолку, завыл.

— Заманчиво, правда, дружище? — обратился к нему Джулиан, целуя шею Брук.

Уолтер заскулил в ответ. Брук засмеялась.

Джулиан окунул палец в бокал с шампанским, провел им по губам жены и снова поцеловал ее.

— Может, перед оргией потренируемся? — спросил он.

Брук поцеловала мужа и стянула с него рубашку, задыхаясь от нетерпения.

— Ничего лучше я уже давно не слышала…

— Принести вам еще диетической колы? — спросил облачённый в бермуды официант, неслышно подойдя к шезлонгу и остановившись против солнца. Здесь было довольно тепло, и хотя Брук казалось, что семьдесят градусов^[12] чересчур прохладно для бикини, любителя загорать придерживались много мнения.

Брук, окинув взглядом людей, расположившихся вокруг бассейна и потягивавших затейливые коктейли, напомнила себе, что хотя сегодня только вторник, она в любом случае на отдыхе. Поэтому она и сказала:

— Мне, пожалуйста, «Кровавую Мэри». Очень острую, с двумя стебельками сельдерея.

Высокая стройная девушка — судя по изумительной фигуре, модель — грациозно спустилась в бассейн и подплыла очаровательным «собачьим» стилем к противоположному бортику, терпя большие неудобства, чтобы не намочить волосы. Брук услышала, как она окликнула своего спутника на испанском. Не поднимая головы от ноутбука, мужчина ответил ей по-французски. Девушка обиделась, мужчина заворчал, но через тридцать секунд подошел к бассейну, держа огромные женские темные очки от Шанель. Поблагодарила его девушка, готова была поклясться Брук, уже на русском. Зазвонил мобильный. Брук ответила вполголоса:

— Алло?

— Брук, как дела?

— Привет, папа. Не стану лгать, потрясающе.

— Джулиан уже выступал?

— Они с Лео только что уехали, по моим прикидкам, скоро будут в Бёрбанке^[13]. Запись не начинается раньше пяти или половины шестого, так что сидеть мне в гостинице целый день.

Официант принес «Кровавую Мэри» в бокале, который был таким же узеньким и высоким, как женщины, которые встречались в Лос-Анджелесе на каждом шагу, и поставил на столик разделенную на три части тарелку с маринованными оливками, смесью орехов и чипсами из печеных овощей. Брук готова была его расцеловать.

— Как отель, шикарный? — спросил отец.

Брук попробовала коктейль и сразу отпила большой глоток. Боже, как вкусно!

— Что так, то так. Видел бы ты, кто тут сидит у бассейна — один красивее другого.

— А ты знаешь, что Джим Моррисон покушался там спрыгнуть с крыши, а «Лед Зеппелин» гоняли на мотоциклах по фойе? Я слышал, это любимый отель буянов-музыкантов.

— Откуда информация, папуль? Из «Гугла»? — «смеялась Брук.

— Дочка, перестань! Не оскорбляй меня таким предположением!

— Значит, из «Википедии»?

Пауза.

— Ну может быть, — наконец почти признался он.

Они поболтали еще немного. Брук смотрела, как красавица в бассейне по-детски взвизгнула, когда ее бойфренд прыгнул в воду и окатил ее мириадами брызг. Отец рассказал о сюрпризе, который Синтия готовила для него уже несколько месяцев, — ей приспичило непременно отметить его шестьдесят второй день рождения и выход на пенсию. Но Брук слушала рассеянно: красотка выбралась из бассейна, и многие обратили внимание, что белые трусики-бикини, намокнув, стали совершенно прозрачными. Взглянув на свои махровые спортивные шорты, Брук почувствовала, что готова отдать что угодно, лишь бы так же прелестно выглядеть в бикини хотя бы час. Незаметно втянув живот, она наслаждалась бесплатным зрелищем.

Вторая порция «Кровавой Мэри» отлично пошла вслед за первой, и в блаженном подпитии Брук не сразу узнала Бенисио Дель Торо, который появился из бунгало у бассейна и тоже улегся в шезлонг. К сожалению, он не снял ни джинсы, ни футболку, но Брук все же с интересом разглядывала его через темные очки. В целом этот уголок «Шато Мармон» ничем особенным не отличался — в нью-йоркских пригородах попадаются бассейны более роскошные, но здесь явно ощущалась настоящая, не бьющая в глаза сексуальность. Трудно было сказать, в чем конкретно она заключалась. Хотя бульвар Сансет находился всего в паре сотен метров отсюда, под черно-белыми полосатыми зонтами, у бассейна было очень уютно за ширмой переплетенных, как в джунглях, кустов и высоких деревьев, обставленных растениями в огромных терракотовых вазонах.

Брук могла просидеть тут целый день, смакуя «Кровавую Мэри», но солнце постепенно опускалось, становилось холоднее, и она, подхватив книгу и ай-под, пошла к себе в номер. Быстрый взгляд, брошенный по сторонам в фойе по пути к лифту, — и Брук увидела Лиэнн Раймс, которая пила коктейль, устроившись с хорошо одетой женщиной постарше. Брук стоило большого труда удержаться и не сфотографировать их на блэкберри, чтобы послать снимок Ноле.

Вернувшись в номер — апартаменты с одной кроватью в главном корпусе с роскошными видами окрестные холмы, — Брук была приятно поражена, увидев огромную подарочную корзину с запиской, где значилось: «Добро пожаловать, Джулиан! Твои друзья из “Сони”». В корзине оказались бутылки «Вдовы Клико» и «Патрона», коробка крошечных, сделанных по старинному рецепту шоколадных трюфелей, богатый выбор энергетических пончиков и снэков, достаточно «Витаминуотер»^[14], чтобы открыть небольшой магазин, и дюжина кексов «Спринклс». Брук сфотографировала все это и слала снимок Джулиану, приписав: «Здесь тебя любят», после чего разорвала упаковку с кексами и десять секунд умяла красный бархатный^[15]. Разбудил ее звонок гостиничного телефона.

— Брук, ты там жива? — Беспроводная трубка от голоса Джулиана завибрировала.

— Жива, — выговорила Брук, озираясь, чтобы сообразить, что к чему, и с удивлением увидев, что лежит под одеялом в одном белье, а свет в комнате выключен. На подушке были крошки кекса.

— Я тебе полчаса на мобильный звоню. Ты где? Ничего не случилось?

Брук резко села и взглянула на часы. Полвосьмого. Она проспала почти три часа!

— Не надо мне было брать вторую «Кровавую Мэри», — вырвалось у нее. Джулиан захохотал.

— Я оставил тебя одну всего на день, и ты уже напилась?

— Неправда! Кстати, как там запись? Как все прошло?

Последовала краткая пауза, и Брук заволновалась, ведь что-то могло пойти не так, но Джулиан снова рассмеялся. В его смехе слышалось просто головокружение от восторга.

— Брук, это невероятно! Все получилось, да еще как получилось! Подпевка оказалась на порядок лучше, чем я ожидал после репетиций. — Рядом послышались чьи-то голоса, и Джулиан перешел на шепот: — Когда песня закончилась, Джей Лено подошел, обнял меня за плечи, развернул к камере и сказал, что это гениально и он хочет, чтобы я приходил каждый вечер.

— Не может быть!

— Так и сказал! Зрители аплодировали как сумасшедшие, а когда запись закончилась и мы болтались за кулисами, Джей даже поблагодарил меня, сказав, что будет с нетерпением ждать выхода альбома.

— Джулиан, это потрясающе! Поздравляю! Это настоящий прорыв!

— У меня словно гора с плеч! Слушай, мы приедем минут через двадцать. Встретимся в патио за коктейлем?

При одной мысли об алкоголе голова у Брук заболела сильнее — когда в последний раз у нее было похмелье ближе к ужину? Но она все-таки села прямо.

— Как только переоденусь, сразу спущусь, — сказала она, но Джулиан уже отключился.

Выбираться из теплой мягкой постели страшно не хотелось, но три таблетки эдвила и душ в режиме «дождь» помогли. Брук быстро натянула узкие, как леггинсы, джинсы, шелковый топ с коротким рукавом и блейзер, но ужаснулась, взглянув в зеркало на обтянутый джинсами зад. Содрать джинсы-леггинсы оказалось еще труднее, чем вползать в них змеей. Брук едва не заехала себе коленом по лицу, дюйм за дюймом стягивая штанины и терпя немалую боль. Живот колыхался, ноги бешено молотили воздух, но все равно дело едва двигалось. Интересно, девушка в белом бикини когда-нибудь сталкивалась с таким унижением? Брук с отвращением швырнула джинсы в угол. Единственное, что оставалось в ее гардеробе, — сарафан. Д ля открытого платья было слишком холодно, но с блейзером, хлопковым шарфом и балетками можно было рискнуть.

Более или менее, подумала Брук, снова подошла к зеркалу. Волосы в основном высушены и — следовало признать — выглядели чертовски хорошо, учитывая то, что она не тратила на это усилий. Брук нанесла тушь и размазала по щекам несколько точек жидких румян с блеском, которые Нола всучила ей несколько недель назад и настояла, чтобы подруга ими пользовалась. Схватив сотовый и сумочку, Брук выбежала из номера. Губы покрасила уже в лифте. Рукава блейзера задрались, пока она шла по фойе. Хорошенько встряхнув волосами, Брук стянула их в узел и почувствовала себя свежей и красивой. Джулиан сидел с компанией за главным столом в патио.

— Брук! — Он встал и сделал приглашающий жест.

Брук разглядела его улыбку с пятидесяти футов, и ее неловкость окончательно улетучилась, когда она побежала навстречу мужу.

— Поздравляю! — сказала она, обнимая его за шею,

— Спасибо, детка, — шепнул он ей на ухо и добавил громко: — Иди, поздоровайся. По-моему, ты еще не со всеми знакома.

— Привет! — сказала она сразу всем. — Я — Брук.

Компания устроилась за простым деревянным столом в настоящем шатре цветущих деревьев. Таких уютных уголков здесь было много, и почти везде сидели загорелые, смеющиеся люди, но в целом в патио царила атмосфера покоя, отсутствия спешки. Маленькие фонари мигали в темноте. В свете тонких свечей лица казались более таинственными и красивыми. Звенели бокалы с виски с содовой, негромко звучала музыка из динамиков, спрятанных где-то в кронах деревьев, а если постараться, можно было различить ровный шум бульвара Сансет. Брук никогда не была в Тоскане, но живо представила, как выглядит деревенский ресторан где-нибудь в Кьянти.

Ладонь Джулиана оказалась у нее пониже талии; Брук чувствовала, что ее мягко подталкивают к заранее отодвинутому стулу. Придя в восторг от обстановки в волшебном патио, ярко освещенном в ночи, она почти забыла, зачем пришла. Окинув взглядом собравшихся, она заметила, что Лео смотрит на нее с удивительно брюзгливым выражением лица. Женщина лет тридцати — или сорока, но с обилием ботокса? — с гладкой темной кожей и смоляно-черными волосами, должно быть, Самар, новый рекламный агент Джулиана. А смутно знакомый молодой человек… Да нет, это невозможно… Господи, это он! Да как же такое может быть?

— Лео ты уже знаешь, — начал Джулиан. Тот фыркнул. — А это наша замечательная Самар. Мне говорили — лучше ее не найти, но сейчас я могу это подтвердить на сто процентов.

Самар улыбнулась и протянула Брук руку через стол.

— Приятно познакомиться, — сказала она коротко, хотя и достаточно сердечно.

— Я о вас так много слышала, — произнесла Брук, пожимая ей руку, хотя взгляд помимо воли то и дело перескакивал на четвертого сидевшего за столом. — Когда Джулиан узнал, что вы будете его пресс-секретарем, он пришел домой взволнованный, радовался, что предстоит работать с лучшими из лучших.

— Вы очень любезны, — пренебрежительно отмахнулась Самар. — С Джулианом нам легко. Сегодня он показал себя настоящим профессионалом.

— Не могли бы вы обе перестать меня хвалить? — вмешался Джулиан, но было видно, что он польщен. — Брук, еще я хочу познакомить тебя с Джоном. Джон, это моя жена.

Господи Боже, это действительно он! Брук не веяла глазам — за столом среди поклонников ее мужа бокалом пива в руке запросто сидел Джон Бон Джови. Что говорить? Что делать? Где черти носят Нолу, когда она позарез нужна? Брук пыталась собраться с мыслями. Если удержаться от признаний вроде «я ваша горячая поклонница» или «мне очень импонирует, что вы столько лет женаты на одной женщине», она, может, и сойдет за нормальную, но не каждый же день садишься за стол с суперзвездами…

— Привет, — сказал Джон, кивнув Брук. — Какие классные у вас волосы, просто на зависть! Цвет свой?

Брук невольно прикоснулась к вьющимся локонам и вдруг покраснела. Огненный оттенок ее волос был столь чистым и ярким, что можно было либо безоговорочно восхищаться им, либо откровенно недолюбливать. Брук любила свой цвет, Джулиан его обожал, очевидно, и Бон Джови тоже понравилось. «Нола! — мысленно завопила Брук. — Ты мне нужна здесь и сейчас!»

— Да, свой, — ответила она, выразив гримаской притворное отвращение к природному цвету своих волос. — Сколько меня дразнили в детстве! Но я как-то, знаете, привыкла быть рыжей.

Краем глаза Брук видела, что Джулиан улыбается; оставалось надеяться, больше никто не понял, насколько неискренна эта напускная скромность.

— По-моему, цвет опупенный, — заявил Джон и поднял высокий конический бокал. — Предлагаю тост за огненных су… — Он оборвал фразу, и на его лице появилась очаровательная притворно-робкая мина. Брук хотела ему сказать, что он может звать ее «огненным лобком» в любой момент. — Тост за горячих рыжих девчонок и дебют у «Лено». За тебя, парень. Это было круто! — Джон протянул свой бокал, и все начали чокаться. Высокий бокал с шампанским коснулся бокала с пивом последним, и Брук ужасно захотелось увезти стакан домой в качестве сувенира.

— Поздравляем! — наперебой заговорили все. — За тебя!

— Так что там было? — спросила Брук мужа, радуясь дать ему возможность еще раз рассказать о своем успехе. — Расскажи мне все.

— Джулиан был безупречен, — сказала Самар профессионально-монотонной скороговоркой. — Его выступление поставили после самых ярких гостей шоу. — Она повернулась к Джулиану: — По-моему, Хью Джекмен был очарователен, как считаешь?

— Да, и он, и его новая девушка, — кивнул Джулиан.

— Нам здорово повезло — в кои-то веки две интересных знаменитости, никаких детских аниматоров, фокусников и дрессировщиков, — сказала Самар. — Просто ужасно, когда тебя затирают какие-то шимпанзе.

Все рассмеялись. Подошел официант, и Лео заказал на всех, не спрашивая. Брук терпеть не могла подобные манеры, но спорить с его выбором было трудно: еще бутылка шампанского, всем по коктейлю с текилой и побольше тарелочек с закусками — от брускетты с трюфелями и белыми грибами до моцареллы с рукколой. Когда принесли крабовые котлетки с пюре из авокадо, настроение Брук совсем исправилось — ее охватила эйфория от радостного возбуждения. Джулиан, ее Джулиан, тот самый, кто всегда спит в носках, выступил сегодня в самом полярном шоу, живут они в роскошных апартаментов одиозного «Шато Мармон», едят и пьют как рок-звезды первой величины. Один из самых знаменитых музыкантов двадцатого века во всеуслышание похвалил ее волосы. Конечно, лучшим днем ее жизни был день свадьбы (так полагается говорить), но сегодняшний вечер следовал за лидером с отрывом в долю секунды.

В сумке, стоявшей на земле, пожарной сиреной взвыл сотовый Брук — такой сигнал она выбрала после сегодняшнего «мертвого часа», боясь снова не услышать звонок.

— Почему не ответишь? — с набитым ртом спросил Джулиан.

Брук посмотрела на сотовый. Отвечать ей не хотелось, но дома уже за полночь, вдруг что-то случилось?

— Мама, — сказала Брук в трубку как можно тише, — я сейчас на праздничном ужине. У тебя все нормально?

— Брук, тут Джулиана показывают! С ума сойти! Он чудесно выглядит, ансамбль играет просто прекрасно! Господи, так бы и съела твоего пианиста! По-моему, это его лучшее выступление!.. — Захлебываясь от восхищения, миссис Грин говорила сумбурно, оставив дочь догадываться, о чем речь.

Она посмотрела на часы. В Калифорнии двадцать минут десятого, значит, сейчас шоу Джея Лено идет по всему восточному побережью.

— Что, правда? Значит, он хорошо смотрится? — спросила Брук.

Это привлекло внимание сидевших за столом.

— Ну конечно же, сейчас ведь шоу транслируют на восточном побережье! — осенило Самар, у она быстро достала блэкберри, вибрировавший с силой стиральной машины.

— Потрясающе! — искренне сказала мать Брук трубку. — Он выглядит изумительно. Джей так хорошо его представил… Погоди, он заканчивает песню…

— Мам, я тебе перезвоню.

— Хорошо, детка. У нас уже поздно, звони утром. И поздравь от меня Джулиана.

Брук нажала отбой, но телефон сразу зазвонил снова. Нола. Брук посмотрела на остальных и увидела, что все, кроме Джона Бон Джови, который отошел к другой компании пообщаться, заняты телефонными разговорами.

— Привет! Можно, я тебе перезвоню? Мы тут как раз ужинаем…

— Черт, как он прекрасен! — завопила Нола.

Брук улыбнулась. Никогда еще подруга с таким восторгом не говорила о Джулиане, ничего похожего просто не припомнить.

— Да, я знаю.

— Брук, я едва на стуле усидела! Когда он реально улетает и поет последние стансы, или как ты это называешь, закрыв глаза и запрокинув голову, у меня, черт, мурашки по спине бегают!

— Я тебе сто раз говорила, он — настоящий тают.

До Брук долетали слова Джулиана, благодарившего кого-то со смущенной, но гордой улыбкой. Лео орал кому-то, что Джулиан «охрененный гений», а Самар обещала собеседнику проверить, свободен ли певец на это время, и перезвонить утром. Телефон Брук разрывался от входящих е-мейлов и эсэмэсок — уведомления так и мелькали на экране.

— Слушай, давай потом созвонимся, здесь ас сумасшедший дом. Ты через час еще не ляжешь? — Брук понизила голос до едва слышного шепота: — А я сейчас ужинаю в «Шато Мармон» с Джоном Бон Джови. Оказывается, он любит рыжих!

— Да ты что?! — изумилась Нола. — Это удар ниже пояса! Офигеть! Это когда же моя лучшая подруга стала такой крутой? Ужин в «Шато Мармон»? Не врешь? Всё, я побежала краситься в рыжий и брать билет до Лос-Анджелеса.

Брук только смеялась.

— Не вздумай удивляться, если утром я ворвусь к тебе в номер с рыжей головой и займу диван! Считай, я предупредила.

— Нола, я тебя обожаю. Скоро перезвоню.

Брук нажала отбой, но вокруг звонили, жужжали, пели, играли мелодии остальные телефоны, их хозяева отвечали на звонки, нежась в потоке похвал и лести. Апофеозом, прямо-таки Нобелевской премией стал е-мейл от матери Джулиана, адресованный им с Брук: «Видели с отцом тебя сегодня в шоу Лено. Остальные его гости не произвели большого впечатления, но ты выступил довольно хорошо. Конечно, с теми возможностями, которые мы тебе дали, и неизменной родительской поддержкой с самого детства в конце концов можно чего-то добиться. Поздравляем с приятным событием». Брук и Джулиан одновременно прочли письмо на своих телефонах и теперь хохотали так, что пару минут не могли выговорить ни слова.

Лишь через час шквал звонков немного поутих. Джон вернулся к столу, Самар договорилась об участии Джулиана еще в двух шоу, Лео заказал третью бутылку шампанского. Джулиан сидел молча, ошеломленный и ликующий.

— Спасибо всем вам, огромное спасибо, — сказал он наконец, подняв бокал и кивнув каждому из присутствовавших. — Не могу подобрать слов, но это, это… это лучший вечер в моей жизни.

Лео откашлялся и поднял бокал.

— Извини, приятель, тут ты ошибаешься. — Он подмигнул собравшимся. — Это только начало.

5. Они ради тебя в обморок грохнутся

Этим майским утром уже в пол-одиннадцатого техасская жара стала невыносимой. Футболка Джулиана промокла от пота, а Брук жадно пила воду, убежденная, что оба они серьезно обезвожены. Она попыталась выйти на утреннюю пробежку, но через десять минут у нее закружилась голова и затошнило. Когда Джулиан впервые за пять лет брака предложил вместе пройтись по магазинам, Брук кое-как забралась в безобразную зеленую машину, взятую напрокат. В магазинах кондиционеры, и это обещало прохладу.

Они проехали жилой район, минут двадцать мчались по шоссе, подпрыгивали на извилистой сельской грунтовке, где местами имелось какое-то покрытие, и тогда было чуть меньше пыли и щебня. Всю дорогу Брук упрашивала мужа сказать, куда они идут, но Джулиан лишь широко улыбался и молчал.

— Даже не верится, что мы всего в десяти минусах от Остина, — восхитилась Брук, когда они проезжали по цветущему полю, на котором виднелся полуразвалившийся сарай.

— Да, прямо типичный поселок техасских рейнджеров, а не пригород немаленького города. Отличное место для съемок.

— М-да, то-то у меня на работе никто не верит, что здесь снимают сериал «В лучах славы».

Джулиан повернулся к жене:

— Кстати, на работе все в порядке? Ты в последнее время ничего не рассказываешь.

— В основном все хорошо. Помнишь мою пациентку из Хантли, новенькую девочку-стипендиатку? Ну, из другой социальной среды? Она чувствует себя в Хантли чужой и думает, это потому, что она толстая; Убедила себя, будто у нее чудовищное ожирение, хотя все в пределах нормы.

— И как ты ее лечишь?

Брук вздохнула:

— Знаешь, в таких случаях мало что можно сделать, только слушать и разубеждать. Просто нужно за ней присматривать и держать под контролем. У нее нет серьезных нарушений, но когда молоденькая девочка зацикливается на своем весе, это, сам понимаешь, небезопасно. Со следующего месяца у них каникулы, как бы чего не натворила за лето.

— А что в больнице?

— Все нормально. Маргарет меня еле отпустила, но тут уж ты не поможешь.

Джулиан посмотрел на жену:

— Неужели без тебя два дня не обойдутся?

— Но я же брала три, когда снимали шоу Лено, полдня на твои интервью в Нью-Йорке и один день для презентации твоего альбома. И это за полтора месяца! Ладно, пусть ворчит. Я тебя почти не вижу. Возможность побыть вместе не променяю ни на что!

— Брук, по-моему, несправедливо говорить, что мы с тобой совсем не видимся. Ты же понимаешь, столько событий, сумасшествие какое-то… в хорошем смысле.

Она не согласилась — нельзя считать совместным времяпровождением случайный час раз в пару дней, когда Джулиану удавалось вырваться домой. Однако Брук и сама не ожидала, что ее замечание прозвучит довольно резко.

— Я не то хотела сказать, — мягко произнесла она. — Сейчас мы вместе, так давай радоваться каждой минуте, хорошо?

Несколько минут они ехали молча. Брук коснулась лба кончиками пальцев и спросила:

— Неужели я познакомлюсь с самим Тимом Риггинсом?

— А кто это?

— Не притворяйся!

— Он тренер или квотербек? Я начинаю путаться, — улыбнулся Джулиан. Можно подумать, кто-нибудь не знает Тима Риггинса!

— Ну-ну. Придет он на вечеринку, все женщины умрут от страсти, вот тогда попрыгаешь.

Джулиан хлопнул ладонью по рулю в притворной ярости.

— Как же так? Ведь они должны умирать при моем появлении! Это же я рок-звезда!

Брук наклонилась и поцеловала мужа в щеку.

— Конечно-конечно. Если они на секунду отведут взгляд от Риггинса и заметят тебя, попадают как кегли.

— Ну, теперь я точно не скажу, куда мы едем, — пригрозил Джулиан.

Сосредоточенно сведя брови, он объезжал попадавшиеся через каждые десять футов выбоины, наполненные водой после ночной грозы. Джулиан не привык водить машину. Брук с ужасом думала: неужели они отправятся в поход? Или это будет вылазка на природу, или предстоит сплавляться на плотах, или удить рыбу? Но она напомнила себе, что муж родился и вырос в Нью-Йорке, и все его робкие попытки ощутить единение с природой ограничивались воскресной поливкой бонсая на тумбочке. Его натуралистические познания были ограничены: скажем, он мог отличить крысу от мыши на платформе метро и угадывал, кто из обитавших в винном магазинчике котов настроен дружелюбно, а к кому не стоит подходить, ибо знакомство кончится шипением и царапинами. Джулиан предпочитал не пачкать туфли и следить за чистотой кровати и отваживался войти в Центральный парк на концерт на лётней эстраде или на пикник, когда друзья что-нибудь праздновали, только вооружившись пригоршней таблеток кларитина и сотовым с полной зарядкой. Он терпеть не мог, когда жена называла его городским принцем, но доказать обратное не мог.

Безобразный торговый комплекс, выросший в прореженной лесной чаще, с ярчайшей неоновой вывеской «Одинокая звезда. Одежда в стиле вестерн», состоял из двух зданий с общей парковкой без покрытия, на которой находилось несколько машин.

— Вот и приехали. — Джулиан свернул с одной грязной дороги на другую.

— Шутишь? Скажи, что ты пошутил!

— А что? Я же сказал — шопинг!

Брук смотрела на приземистые корпуса и вереницу грузовых пикапов. Джулиан выбрался из машины, обошел ее и подал Брук руку, помогая выйти в грязную лужу.

— Когда ты сказал «шопинг», я думала, мы поедем куда-нибудь в «Нейман»…

Первым, кого заметила Брук, отдышавшись под долгожданным кондиционером в торговом зале, была красивая молодая блондинка в узких джинсах, облегающей клетчатой рубашке с коротким рукавом и ковбойских сапогах. Она сразу подошла и сказала:

— Добр-аэ утро! Вы мне ск’жите, если понадобится помощь.

Брук с улыбкой кивнула. Джулиан ухмыльнулся, и Брук ущипнула его за руку. Из динамиков под потолком лились мелодичные звуки гитары.

— Нам действительно очень нужна помощь, — сказал Джулиан блондинке.

Как заправский ковбой, девушка с размаху хлопнула их по плечам.

— Тогда приступим! Что мы сегодня ищем?

— Да, что мы сегодня ищем? — спросила Брук.

— Мы ищем ковбойский прикид для моей жены, — заявил Джулиан, стараясь не встречаться с Брук глазами.

Продавщица улыбнулась:

— Отлично, я знаю, что вам нужно.

— Джулиан, но я уже выбрала себе наряд на вечер — черное платье, которое при тебе мерила, и судочку, которую Рэнди и Мишель подарили мне на день рождения, помнишь?

Джулиан смущенно выкручивал руки.

— Я помню, просто утром прочел е-мейл. У меня наконец появилось время открыть приложение к приглашению. Там сказано, тема вечера — ковбойский стиль.

— Боже!

— Только без паники! Я понимаю, ты волнуешься, но…

— А я взяла черное платье и золотые босоножки! — срывающимся голосом крикнула Брук. Несколько покупателей обернулись.

— Да-да, дорогая, я помню, поэтому сразу написал Самар и попросил разъяснений. Она их тут же прислала. Самые подробные.

— Значит, есть разъяснения? — недоверчиво склонила голову Брук, удивившись и немного успокоившись.

— Да. — Вынув айфон, Джулиан прокрутил список сообщений, коснулся экрана и начал читать: — «Привет, дорогой, — она ко всем так обращается, — ребята из команды сериала «В лучах славы» устраивают костюмированную вечеринку, чтобы напомнить о своих техасских корнях. Не стесняйтесь разодеться на всю катушку — актуальными будут ковбойские шляпы, сапоги, кожаные гамаши и очень тугие сексуальные джинсы. А Брук скажи, ей нужны хорошие «Дейзи Дюкс»^[16]. Победителя выбирать будет сам тренер Тейлор, так что постарайтесь. Не могу дождаться, когда…» — Дочитывать Джулиан не стал. — Дальше неинтересная информация насчет времени и расписания. Самое важное я передал. Вот почему мы здесь. Ты недовольна?

— Ну, хоть с утра прочитал, и на том спасибо, а то приехали бы… — заворчала Брук, но спохватилась, заметив, что Джулиан смущен, взволнован и очень ждет хоть слова благодарности. — И еще спасибо тебе за то, что спас меня от позора и взял на себя хлопоты…

— Никаких хлопот, — с явным облегчением заверил Джулиан.

— Тебе же репетировать нужно!

— Время еще есть. Мы поэтому и выехали так рано. Я очень рад, что ты со мной. — Он ласково целовал Брук в щеку и помахал продавщице. Не удержавшись, та заулыбалась.

— Ну что, готовы? — спросила она.

— Готовы, — в один голос ответили Брук и Джулиан.

Когда час спустя они уходили, щеки Брук горели от радостного волнения. Шопинг оказался в тысячу раз лучше, чем она представляла, — ведь рядом был Джулиан, восхищавшийся ее видом в коротеньких шортах, обтягивающих топах и сексуальных сапогах, и все это напоминало веселые приготовления к карнавалу. Продавщица Мэнди со знанием дела подобрала Брук идеальный наряд для вечеринки: неподрубленная джинсовая юбка вместо шортиков, в которой Брук все же чувствовала себя неловко, клетчатая рубашка, в точности как на самой Мэнди, была сексуально завязана над пупком (Брук, правда, надела под нее белую майку, чтобы скрыть складку на животе). Ансамбль дополняли массивная бронзовая пряжка на ремне в форме звезды шефа, ковбойская шляпа с полями и шнурком со щегольской кисточкой и самые вызывающие прошитые ковбойские сапоги, какие Брук когда-либо видела в жизни. Мэнди предложила ей заплести две косы и вручила красную бандану, чтобы повязать на шею.

— Не забудьте погуще нанести тушь на ресницы, — посоветовала продавщица. — Ковбои обожали «дымчатые» глаза.

Джулиану не нужен был ковбойский костюм — ступать он, естественно, собирался, не меняя имиджа, но Мэнди подобрала ему ковбойскую шляпу, как у Брук.

Они смеялись всю дорогу до отеля. Когда Джулиан потянулся поцеловать Брук и сказал, что к шести вернется принять душ, она готова была молить его остаться. Едва сдержавшись, подхватила пакеты с покупками и поцеловала мужа на прощание:

— Удачи! А шопинг мне понравился!

Брук не сдержала широкой улыбки, когда Джулиан подтвердил, что и ему тоже.

В номер он вернулся с опозданием, так что пришлось бежать в душ и одеваться в темпе. Когда они сели в поданный для них лимузин, Брук почувствовала, что Джулиан волнуется.

— Волнуешься? — спросила она.

— Да вот, немного.

— А ты помни: из всех песен во вселенной выбрали твои. Каждый раз, когда люди включают телевизор посмотреть шоу, они хотят услышать твою песню. Это фантастика, любимый, и все же это правда!

Джулиан накрыл ее руку своей.

— Мне кажется, сегодня все пройдет хорошо. А ты у меня прямо модель, фотографы с ума сойдут.

Брук хотела спросить: «Какие фотографы?» — но лимузин уже остановился у входа в «Хулахат», знаменитый бар с сомнительной репутацией и лучшим сырным соусом квесо в этих местах. У входа толпились папарацци.

— Господи, нас что, снимать будут? — ужаснулась Брук. Об этом она не подумала. Асфальт у входа был покрыт длинным ковром с черно-белым принтом — видимо, техасская версия красной ковровой дорожки. Рядом актеры из массовки позировали папарацци.

— Подожди, я тебе дверь открою. — Джулиан выбрался из лимузина и обошел длинный черный бок. Открыв дверцу для Брук, он галантно подал руку: — Не волнуйся, мы им не очень Интересны.

Брук с облегчением убедилась, что он прав. Фотографы облепили лимузин, как мухи, в надежде видеть знаменитость, но сразу разочарованно разошлись. Только один спросил, не могли бы Брук с Джулианом встать перед большим черным экраном для статической съемки на фоне постера с рекламой сериала и эмблемы Эн-би-си. Без особого энтузиазма сделав несколько снимков, фотограф записал их имена на диктофон и отошел. Олтеры вошли в бар.

Увидев Самар, Брук вцепилась в руку Джулиана. Пиар-агент явилась в простом элегантном шелковом платье, босоножках-римлянках и длинных звенящих серьгах. Брук почувствовала себя глупо: она вырядилась как на деревенский праздник, а Самар словно сошла с подиума. Неужели произошла какая-то путаница, досадное недоразумение и большие никто не придет в ковбойском костюме? От ужаса у нее перехватило дыхание.

Однако, отважившись посмотреть по сторонам, рук увидела целое море сомбреро и обрезанных джинсовых шорт, смело открывавших ягодицы.

Она взяла у официанта фруктовый коктейль и целый час с удовольствием барахталась в море новых знакомых, общения, коктейлей и смеха. Эта была одна из тех редких вечеринок, где действительно весело — не просто съемочная группа и актеры, которые знают друг друга как облупленные, но и их супруги, друзья и даже с десяток знаменитостей, связанных отношениями с актерами шоу, или те, кого пиар-агенты заставили прийти рекламы ради. Возле блюда с горкой начос Брук заметила Дерека Джетера^[17] и попыталась вспомнить, с кем из съемочной группы он помолвлен, а Джулиан похвастался, что видел полуобнаженную Тейлор Свифт^[18], царившую на террасе, В баре буйно веселились приглашенные, одетые в гетры, клетчатые рубашки и подрезанные обтрепанные джинсы, угощаясь пивом и квесо^[19] и выделываясь под песни восьмидесятых, звучавшие из динамиков. Брук никогда не чувствовала себя так свободно и раскованно, она наслаждалась редким ощущением легкого опьянения, сознания своей привлекательности и того, что кругом все свои. Когда Джулиан и его группа поднялись на сооруженную у стены эстраду, Брук принимала активное участие в импровизированной дегустации «Маргариты» в компании новых знакомых, приветливых сценаристов сериала. Только сейчас она спохватилась, что еще не слышала вживую, как Джулиан играет с новой группой, с которой появлялся в шоу «Лено».

Глядя, как музыканты собирают и настраивают инструменты, Брук немного удивилась, что выглядят они вовсе не как рок-группа, а скорее как компания молодых людей, крепко сдружившихся в элитной частной школе где-нибудь в Новой Англии. Ударник Уэс имел, как полагается, длинные волосы, но они не свисали грязными сосульками ему на лицо: буйным темным локонам Уэса позавидовали бы многие девушки. Одет он был в пятнистую зеленую рубашку-поло, чистые отглаженные джинсы и классические серые кроссовки «Нью баланс». Уэс казался парнем, который, учась в старших классах, подрабатывал летом не ради денег, но чтобы «закалить характер», и с тех пор валял дурака, пока не пришло время стать партнером в папашиной юридической фирме. Гитарист, самый старший в группе — наверное, чуть за тридцать, — не производил такого консервативного впечатления, как Уэс, но и его поношенные легкие брюки, черные кроссовки «Конверс» и футболка с надписью «Просто сделай это!» тоже казались вызывающими или бунтарскими. В отличии от ударника Нейт совершенно не соответствовал стереотипу рок-гитариста: он был полноват, скромно улыбался и смотрел преимущественно в пол. Брук помнила, как поражен был Джулиан на прошивании, составив первое мнение о Нейте, когда тот поднимался на сцену. «Пока он шел, всем было ясно — из этого мальчишки всю жизнь, как говорится, выбивали дурь, пока он не начал бояться собственной тени. Но когда он заиграл, ей-богу, просто порвал нас всех. Это было бесподобно! И еще тут был Зак, игравший на бас-гитаре. Он больше других походил на рок-музыканта, но торчащие пряди, закрепленные гелем, бумажник на цепочке тонко подведенные глаза отдавали дешевым позерством. Джулиан Зака недолюбливал — на просушивании ему больше понравилась молодая бас-гитаристка, но в «Сони» сочли, что девушка затмевает самого солиста, и он не стал спорить. Группа низводила странное впечатление, в ней словно убрались случайные люди, но это заинтриговывало. Шум в баре стих.

Джулиан не представился и не назвал песню, как делал обычно. Коротко кивнув другим музыкантам, он запел переделанную «Ноющее разбитое сердце». Решение было рискованным, но расчет — блестящим. Затертую банально-слащавую песенку Джулиан исполнил серьезно, почти торжественно, и закончил иначе, неожиданным и ироничным финалом: «Вы ожидали серьезной песни или чего-нибудь из нового альбома, но мы не для того пришли, чтобы демонстрировать крутизну». В зале поднялся хохот, слушатели восторженно улюлюкали и подпевали, а когда песня закончилась, разразилась буря аплодисментов.

Брук аплодировала вместе со всеми, радуясь, что кругом, насколько она слышала, только и говорят, какой талант этот Джулиан и что его можно слушать хоть до утра. Восторг окружающих ее нисколько не удивлял — иначе и быть не могло! Сейчас, когда Джулиан сидел возле стенда с микрофоном и сверкал обаятельнейшей улыбкой, Брук видела, что ему в ответ улыбается весь зал.

— Всем привет! — сказал Джулиан, небрежно снимая свою огромную ковбойскую шляпу и держа ее на отлете. — Спасибо за то, как хорошо вы приняли янки в своем городке!

Польщенная толпа ответила воплями и аплодисментами. Брук видела, как Тим Риггинс поднял бутылку пива в знак того, что пьет за Джулиана, и с трудом удержалась от восторженного визга. Дерек Джетер рупором приставил ладони ко рту и издал громкое «йе-ху!». Пара сценаристок из тех, с кем Брук пробовала разные «Маргариты», встали перед самой сценой и оглушительно свистели, за что Джулиан наградил их очередной неотразимой улыбкой.

— Думаю, выражу мнение всех участников группы, если скажу, что для нас большая честь и радость видеть, как вы приняли и подхватили нашу песню. — Новые восклицания и свист, но Джулиан поднял руку и продолжил: — Мне очень хочется петь сегодня с вами. Через несколько минут я исполню «Ушедшему». А сейчас я хочу спеть для моей любимой жены. В последнее время она держалась молодцом — можете мне поверить, просто молодчиной, а я давно не говорил тебе спасибо, Брук, и эту песню посвящаю тебе.

Услышав свое имя, Брук залилась краской, неимоверно смутившись, но тут зазвучали начальные аккорды хита о безумной любви Вэна Моррисона, од которую они кружились в первом танце на своей свадьбе, — и она как зачарованная забыла обо всем. Джулиан смотрел прямо на нее, песня звучала все громче, заполняя собой зал, и только когда откинул голову назад и затянул припев, Брук отреклась от интимных воспоминаний и заметила, что все в баре смотрят на нее… Нет, не так. Мужчины, переминаясь с ноги на ногу, потягивали пиво и шали музыкантов, а все до единой женщины смотрели на Брук, и в их взглядах читалась неприкрытая зависть, смешанная с восхищением. Ощущение было почти нереальным: Брук искренне признавала за собой право на толику восхищения, достававшегося Джулиану на концертах, но никогда прежде она не опадала в фокус всеобщего внимания. Она улыбнулась, повела плечами, глядя на мужа, певшего ей Гренаду, и отчего-то, несмотря на присутствие десятков людей, этот момент стал одним из самых интимных в их жизни — и одним из лучших.

Когда наконец зазвучало вступление к «Ушедшему», покоренную, влюбленную аудиторию охватила настоящая эйфория. Энергия зала казалась физически ощутимой, и чем дальше, тем сильнее становился восторг зрителей. Все зашевелились, оборачиваясь, смотрели, перешептывались, некоторые вытягивали шеи. Что-то происходило, но Брук не могла ничего рассмотреть за спинами, пока… Подождите… Неужели это… Лайла Лоусон?

Это действительно была она, и пока Брук тщетно соображала, что Лайла Лоусон делает на вечеринке по случаю начала нового сезона «В лучах славы», Лайла плыла по залу. Выглядела она изумительно. Глядя на открытое платье с корсажем с цветочным узором и ковбойские сапоги, оставалось только гадать, костюм это или нет, однако не приходилось сомневаться, что Лайла — девушка стройная, счастливая и очень знаменитая. Все смотрели,как она обняла Самар как хорошую знакомую и направилась к сцене, оказавшись почти рядом с Брук.

Все случилось так быстро, что никто, включая Джулиана, не успел ничего понять. Едва отзвучали последние аккорды песни, потонувшие в громовой овации, Лайла поднялась на сцену по боковой лесенке, с многозначительным видом подошла к Джулиану и буквально бросилась ему на шею. Поцеловав в щеку и обеими руками схватив его повыше локтя, Лайла повернулась к залу. Казалось, миниатюрная красотка по-детски виснет на пианисте, поглядывая на него снизу вверх с искренним восхищением и сверкающей белоснежной улыбкой. Мгновение Джулиан стоял как громом пораженный, не веря своим глазам, но тут же спохватился и ответил Лайле обожающим взглядом.

Непринужденно наклонившись к микрофону, словно на собственном шоу, Лайла крикнула:

— Он просто нереально хорош! Вы согласны? Давайте поблагодарим Джулиана Олтера!

В зале началось нечто невообразимое. Фотографы, не обращавшие внимания на Брук и Джулиана начале вечера, словно обезумели: они толкались, выбирая лучший ракурс, и делали снимок за снимком — вспышки следовали одна за другой, как на церемонии вручения «Оскара».

Буря стихла почти так же быстро, как и началась. Лайла что-то шепнула Джулиану на ухо и спустилась со сцены в зал. Брук надеялась, что она останется на пару коктейлей, но старлетка, не останавливаясь, прошла к выходу.

Через десять минут мокрый от пота улыбающийся Джулиан спустился к Брук. Обычный после конвертов яркий румянец еще больше усилился от волнения и возбуждения. Он поцеловал жену — в главах читалось нетерпение и желание поговорить обо всем, что случилось, — и, стиснув ей руку, повел за сбой по залу, принимая поздравления и терпеливо нося объятия и восхищенные хлопки по спине.

Наедине они остались только ближе к часу ночи, когда Самар с Лео попрощались и пошли к себе (Лео, разумеется, с новой подружкой, которую подцепил на вечеринке). Едва за ними закрылась дверь, Джулиан повернулся к Брук и выпалил:

— Ты представляешь, я — на одной сцене с Лайлой Лоусон?

— Не видела бы собственными глазами, ни за что бы не поверила. До сих пор себя щипаю. — Сбросив ковбойские сапоги, Брук рухнула на кровать.

— Черт, сама Лайла Лоусон! Нереально! Откуда она здесь взялась?

— Не знаю, но позволь напомнить; девушки обладают свободой передвижения. Кстати, ты обратил внимание, как она извивалась рядом с тобой в каком-то подобии шимми или ламбады? Все следили за ней будто загипнотизированные. Можно подумать, как только ей в руку всунут микрофон, она ничего не может с собой поделать!

В дверь постучали.

Джулиан посмотрел на Брук; та лишь пожала плечами. Он открыл, и в номер без приглашения вкатился Лео. Брук чуть не захохотала: рубашка импресарио была расстегнута до пупа, а на воротнике красовался след помады.

— Слушай, — начал он без всяких излишеств вроде извинений за вторжение, — я понимаю, что предупреждаю в последнюю минуту, но Самар только что сказала: она договорилась для тебя о куче всяких выступлений в Лос-Анджелесе завтра. Сцена с Лайлой оказалась просто гениальной, люди с ума сходят, так что завтра в девять уезжаем в аэропорт, ясно?

— Завтра? — повторил Джулиан, не менее ошеломленный, чем Брук.

— В девять будь внизу. Билеты заказаны. В Нью-Йорк вернешься дня через три-четыре. Сегодня все было супер, дружище. Ну ладно, до утра, — сказал он и вымелся из номера.

Брук мысленно поблагодарила неведомую девицу, которая ожидала его в постели.

— Ну что… — начала она, когда за Лео закрылась дверь.

— Ну что, похоже, завтра возвращаемся в Лос-Анджелес.

— Ладно, — кивнула Брук, не зная, что сказать. Придется отменить ужин с приятелями

Джулиана по колледжу, которые приехали в город. Он не сможет сходить с ней на вечеринку в музее, куда их пригласила Нола, будучи членом молодежного комитета (кстати, билеты стоили целое состояние).

В дверь снова постучали.

Брук застонала:

— Ну, что еще?

На этот раз явилась необычайно оживленная Самар. Она тоже зашла, не дожидаясь приглашения, и сказала, глядя в записную книжку в кожаном переплете:

— Снимки с Лоусон выстрелили даже лучше, чем я ожидала, — их хватают буквально все!

Джулиан и Брук молча смотрели на нее.

— Поступило несколько десятков звонков с просьбами об интервью и фотографиях. Брук, я обдумываю заказ очерка о тебе, что-нибудь вроде «Кто такая миссис Джулиан Олтер?». Джулиан, на следующей неделе у тебя очень плотный график. В общем, прекрасные новости, сногсшибательные результаты, даже в «Сони» удивились!

— Вау, — ровно произнес Джулиан.

— Отлично, — слабо подтвердила Брук.

— Папарацци уже оккупировали фойе, утром будьте готовы. Могу порекомендовать людей, которые расскажут, что нужно делать для сохранения тайны частной жизни и безопасности. Специалисты, проверенные.

— Ну, это нам вряд ли понадобится, — сказала Брук.

— Угу. Ладно, потом запоете по-другому. А пока советую регистрироваться в отелях под разными именами и думать, что вы пишете в е-мейлах. Подчеркиваю: что пишете кому угодно.

— М-м… неужели это необхо…

Самар перебила Джулиана, захлопнув записную книжку. Встреча официально завершилась.

— Брук, Джулиан! — Она улыбнулась так, что у Брук по спине пробежали мурашки. — Добро пожаловать в шоубиз!

6. А ведь мог бы стать врачом

— Вы хотите, чтобы я повесил экраны, скрыв их вашими жалюзи, или сперва их снять? — спрашивал мастер, кивая в сторону спальни Брук и Джулиана.

Вопрос был несложный, но Брук обижало, что приходится все решать самой. Джулиан был где-то в северо-западных штатах — уследить за ним стало невозможно, и помощи в домашних делах от него в последнее время, естественно, было не дождаться.

— Не знаю. А как обычно делают?

Парень пожал плечами. На его физиономии было написано: «По мне — что так, что этак. Определяйся уже, чтобы я освободился. Сегодня суббота, между прочим». Брук отлично его понимала.

— Ну, повесьте так. Наши все-таки красивее.

Хмыкнув, мастер пропал в спальне. Уолтер, забыв о верности хозяевам, потащился за ним. Брук вернулась к чтению, но тут, к ее облегчению, зазвонил телефон.

— Привет, пап, как дела?

Им уже давно не удавалось как следует поговорить, а когда они созванивалась, отец расспрашивал исключительно о Джулиане.

— Брук, это Синтия.

— Привет. А я смотрю, папин номер на определителе. Как дела? В Нью-Йорк не собираетесь?

Синтия натянуто засмеялась.

— О, не так часто. Прошлая поездка оказалась… утомительной. Но ты всегда можешь приехать к нам.

— Знаю. — Это прозвучало резче, чем надо, — все-таки унизительно получать приглашение в родной дом к собственному папе.

Синтия, спохватившись, извинилась, и Брук стало стыдно: по сути, она срывала на мачехе свое дурное настроение.

— Ты тоже меня извини, — вздохнула Брук. — Просто у меня сейчас сумасшедший дом.

— Даже представить себе не могу!.. Слушай, я снимаю, это, наверное, невозможно, но ведь спросить можно, и я для благого дела…

Брук глубоко вздохнула. Начинается. Вот она, совершенно неожиданная сторона популярности — Джулиан ведь уже звезда, правильно? — о которой никто не предупреждал.

— Знаешь, я одна из сопрезидентов женского комитета храма «Бет шалом»…

Брук ждала продолжения, но Синтия молчала.

— Ну да, кажется, я что-то слышала, — подчеркнуто безучастно произнесла Брук.

— Через несколько недель у нас ежегодный благотворительный ленч, а женщина, с которой мы доверились, не сможет выступить. Она пишет кошерные кулинарные книги, хотя, по-моему, не совсем кошерные, просто в кошерном стиле. Одна книга рецептов для песаха, другая для хануки, третья — специально для детей…

— М-м-м…

— Представляешь, заявила, что ей надо удалять какую-то шишку на ноге, после чего некоторое время нельзя ходить, а по-моему, она просто ложится на липосакцию…

Брук попыталась быть терпеливой. Синтия — хорошая женщина, она собирает средства для нуждающихся. Брук медленно, глубоко вздохнула, стараясь, чтобы мачеха не услышала.

— А может, и правда у нее шишка, или она не хочет ехать из Шейкер-Хайтс в Филадельфию, не знаю. Да и кто я такая, чтобы ее осуждать? Предложи мне кто-нибудь кожу на животе подтянуть, я бы родную мать продала! — Пауза. — Господи, что я сказала…

Брук готова была уже рвать на себе волосы, но выдавила смешок:

— Ну, ты не одна такая, но липосакция тебе не нужна. Ты отлично выглядишь.

— Нет-нет, ты просто хорошо ко мне относишься.

Брук подождала несколько секунд, пока Синтия вспомнит, зачем позвонила.

— А! В общем, представляю, как Джулиан сейчас занят, но если бы он смог появиться у нас на ленче, было бы чудесно!

— Появиться?

— Да, появиться или выступить, это как он пожелает, и исполнить ту песню, которая сделала его знаменитым. Начало в одиннадцать, небольшой аукцион и аперитивы, затем переходим в главный зал, где я и Глэдис отчитаемся о работе комитета за этот год и о членстве в «Бет шалом», назовем даты следующих…

— Я поняла, поняла. Значит, ты хочешь, чтобы он выступил на дамском ленче с песней об ушедшем брате? Ты уверена, что это всем придется по душе?

К счастью, Синтия не обиделась.

— Придется по душе? Господи, Брук, да все примут в экстаз!

Два месяца назад Брук не поверила бы в саму возможность подобных разговоров, но к ней уже подходили бывшая одноклассница Брук, бывшая коллега, две двоюродные сестры и директриса Хантли с просьбой, чтобы Джулиан что-нибудь спел, подписал или прислал. Брук думала, ее уже ничем не удивить, но Синтия побила все рекорды. Брук представила, как Джулиан, наилучшим образом отрекомендованный раввином и президентом женского комитета, а капелла исполняет «Ушедшему» в «Бет шалом» перед пятью сотнями еврейских мам и бабушек, которые, дослушав песню, повернутся друг к другу и сокрушенно скажут: «М-да, врачом не стал и вот чем зарабатывает» или: «Я слышала, он ходил на подготовительные курсы в медицинском, но учиться не стал. Ай, какой стыд!..» Затем они обступят его плотным кольцом и, заметив обручальное кольцо, начнут расспрашивать о супруге: «Она тоже хорошая еврейская девушка? А дети есть? Нет? А почему нет? А когда заведете?» И примутся кудахтать, что ему куда больше подойдет их дочь, или племянница, или дочка подруги. Хотя они всю жизнь прожили на Мейн-лейн в Филадельфии, а Джулиан вырос на Манхэттене, по меньшей мере десяток дам выкопают родственные связи с его родителями и дедушками-бабушками. Джулиан вернется домой сам не свой, как солдат с войны, которую поймают немногие, и Брук не будет знать, куда кинуться, чтобы муж пришел в себя.

— Я у него спрошу. Ему будет очень приятно, что ты о нем вспомнила. Он бы с удовольствием приехал, но в ближайшие недели у него нет и минуты свободной.

— О, если ты считаешь, что он в принципе сможет приехать, я поговорю с другими членами комитета, и мы перенесем дату…

— Нет, этого делать не стоит, — поспешно возразила Брук. Она прежде не предполагала, что у нее не мачеха, а настоящая липучка, и не знала, как поступить. — Его график совершенно непредсказуем. Можно наобещать, а потом придется отменять. Нравится это Джулиану или нет, но он уже не принадлежит себе.

— Ну понятно, — пробормотала Синтия.

Брук отогнала мысль о злой иронии судьбы — она отбивалась от Синтии теми же аргументами, которые Джулиан приводил ей самой.

Было слышно, как Синтии позвонили в дверь. Она с извинениями положила трубку. Мысленно поблагодарив того, кто прервал их разговор, Брук прочитала еще две главы непридуманного отчета о похищении Итана Пэтца^[20], совершенно уверившись, что каждый зловещий тип на улице — потенциальный педофил, и ушла, когда установщик жалюзи — еще одна попытка защиты от папарацци — закончил работу.

Брук постепенно привыкала быть одна. Теперь, когда Джулиан постоянно был в разъездах, она шутила, что вернула себе свободу. Правда, и общения стало куда меньше. На извилистой Девятой авеню, проходя мимо итальянской булочной с намалеванной от руки вывеской «Кондитерская» и самодельными шторами, Брук не устояла и зашла. Это был маленький уютный магазин с кофе-баром в европейском стиле, где по утрам посетители заказывали капуччино, а днем — эспрессо, который выпивали стоя.

Брук осмотрела витрину с выпечкой, чувствуя на языке вкус масляного печенья, круассанов с джемом и тартинок с творогом и ягодами. Если бы ее заставили выбрать что-то одно, она взяла бы канноли, эту вкуснейшую, но губительную для фигуры поджаристую трубочку, щедро начиненную творогом. Прежде всего она слизала бы крем, а затем, освежив вкусовые ощущения большим глотком кофе, откусила побольше с того или другого конца, замерев, чтобы посмаковать…

— Dimmi!^[21] — сказала итальянка, прервав поток гастрономических фантазий.

— Большое латте без кофеина с обезжиренным молоком, — со вздохом попросила Брук и ткнула пальцем в бискотти без глазури, начинки и прочих излишеств, горкой лежавшие на подносе у кассы. Она знала, что миндальное бискотти будет свежим, вкусным и в меру хрустящим, однако с канноли его не сравнить. Но выбора не было: после уик-энда в Остине она набрала четыре фунта, и при одной мысли об этом ей захотелось завизжать. Пара лишних фунтов на обычной женщине сошли бы незамеченный, но для Брук — диетолога, а теперь еще и жены знаменитости — это было совершенно неприемлемо. Вернувшись из Остина, она немедленно начала вести дневник приема пищи и села на жесткую диету — не больше тысячи трехсот калорий в день. Эффекта пока не дало ни то ни другое, но Брук была настроена решительно.

Расплатившись, она взяла свой заказ и пошла вдоль стойки, когда ее кто-то окликнул:

— Брук! Сюда!

Обернувшись, она увидела Хизер, консультанта из Хантли. Их кабинеты были рядом по коридору, и хотя они встречались редко, разве что поговорить об ученице, которую вели обе, с недавних пор они виделись чаще — из-за Кайли. Именно Хизер первой заметила зацикленность пациентки на воображаемом ожирении и заставила ту обратиться к Брук; теперь о девочке пеклись обе докторши. Однако подругами они не были, и Брук ощутила неловкость при встрече с коллегой в кафе, да еще в субботу.

— Привет. — Брук присела за столик к Хизер. — Я тебя тут раньше не видела. Как дела?

Хизер улыбнулась:

— Я так рада, что сегодня выходной! Ты веришь, что нам осталось только две недели, а потом нас ждет трехмесячный отпуск?

— С трудом. — Брук решила не говорить, что на ее работу в больнице школьные каникулы не распространяются.

Но Хизер и сама вспомнила.

— Летом у меня тоже частные консультации, но по крайней мере я сама буду назначать время. То ли зима меня доконала, то ли выгораю как консультант, но я уже считаю дни.

— Да, я тебя понимаю. — Брук мучилась от неловкости, сознавая, что больше им говорить, по сути, не о чем.

Коллега словно прочла ее мысли:

— Странно встретиться не в Хантли, правда?

— Да уж. Я постоянно боюсь увидеть кого-то из девочек на улице или в кафе. Помнишь, в детстве наткнешься в супермаркете на свою учительницу и, опешив, понимаешь, что учителя, оказывается, выходят и за стены школы!

Хизер засмеялась:

— Как это верно! К счастью, мы далеко живем.

— Но это же паранойя! Знаешь, с Кайли мы очень хорошо поговорили на той неделе. Мне по-прежнему не хочется позволять ей худеть, но я согласилась, чтобы она вела дневник приема пищи. Посмотрю, можно ли подобрать ей более здоровый рацион. Ее это вроде бы устроило.

— Ну, слава Богу. Мы-то с тобой понимаем, что ее проблема не в лишнем весе. У нее всем знакомое ощущение своей чужеродности среди представительниц другой социоэкономической вселенной, обычное дело для стипендиаток. К счастью, такие подростки почти всегда находят свою нишу.

Брук не могла согласиться — она уже достаточно давно работала со школьниками и считала, что Кайли все-таки слишком много думает о своем весе, но спорить не стала. Улыбнувшись, она заметила:

— Слушай, мы с тобой даже в субботу о работе говорим.

Хизер отпила кофе.

— А я уже разучилась говорить на другие мы. Я всерьез думаю вернуться в школы попроще на годик-другой. Там легче. А ты? Ты еще долго будешь работать?

Брук вглядывалась в лицо Хизер, уловив намек на карьеру Джулиана. Неужели коллега хочет сказать, что Брук может увольняться, потому что ее муж начал прилично зарабатывать? А Хизер известно, почему Брук вообще выбрала свою специальность? К счастью, она вовремя одернула себя: если она сама не в состоянии нормально говорить о Джулиане, как ожидать этого от других?

— Не знаю, еще ничего не решено.

Хизер сочувственно посмотрела на нее, но тактично удержалась от расспросов. Брук подумала, что это первый разговор за месяц, когда собеседник первым делом не спросил о Джулиане. Она с благодарностью посмотрела на Хизер и поспешила сменить предмет беседы:

— Какие у тебя планы на сегодня?

Затем она быстро откусила кусочек бискотти, чтобы обеспечить себе несколько секунд молчания.

— В принципе никаких. Мой друг уехал с семьей на выходные, так что я одна. Просто похожу, погуляю.

— Прелестно. Люблю такие выходные, — солгала Брук, с трудом удержавшись от признания, что научилась виртуозно убивать время в выходные, когда спутника жизни носит неизвестно где. — А что ты читаешь?

— Ты об этом? — Хизер показала на журнал, лежавший обложкой вниз возле ее локтя. — Так, ерунда. Глупые светские сплетни, ничего интересного.

Брук сразу догадалась, что это тот самый выпуск «Ласт найт» с сенсацией двухнедельной давности.

— Ха-ха, — выдавила она, сознавая, что смех и отдаленно не напоминает естественный. — Та ужасная фотография.

Хизер стиснула руки и опустила глаза, словно позорно пойманная на лжи. Открыв рот, она осеклась и сказала явно не то, что собиралась:

— Да, странный снимок.

— Странный? Что ты имеешь в виду?

— Ничего такого. Джулиан получился замечательно!

— Нет, я тебя прекрасно поняла — тут что-то нечисто. — Брук не знала, почему она так наседает на собеседницу, которую знала только по работе, но отчего-то ей остро захотелось узнать ее мнение.

— Не в этом дело, просто снимок сделан в тот момент, когда он… э-э… смотрит на нее таким взглядом…

Ах вот оно что… Многие отпускал и похожие замечания. Эпитеты вроде «экстатический» и «обожающий» сыпались как из рога изобилия, что, между прочим, было совершенно нелепо и лишено оснований.

— Да, мой муж считает Лайлу Лоусон сексуальной. Как и все остальное мужское население Америки, — засмеялась Брук, изо всех сил изображая непринужденность.

— Безусловно, — энергично закивала Хизер, немного пережав с энтузиазмом. — Ему это просто нужно для карьеры, для повышения статуса.

Брук улыбнулась:

— Это точно. За одну ночь эта фотография изменила… ну, в общем, все.

Хизер словно опечалило это признание.

Она подняла глаза на Брук.

— Успех — это, конечно, здорово, но я и представить не могу, каково сейчас тебе. Наверное, все только о Джулиане и говорят.

Реплика застала Брук врасплох. Никому — ни Рэнди, ни ее родителям, ни даже Ноле — не пришло в голову, что свалившаяся на Джулиана слава — это не один сплошной восторг. Она с признательностью посмотрела на Хизер.

— Да, но ажиотаж скоро сойдет на нет. Пару недель в новостях подержится и уляжется.

— Тебе нужно беспощадно пресекать все поползновения папарацци сунуть нос в твою личную жизнь. У меня подруга была в колледже, Эмбер, так она вышла замуж за свою школьную любовь, с венчанием в церкви и свадьбой, все как полагается, а меньше чем через год ее муженек победил в «Американском идоле». Вот тут-то в их жизни и произошел… полный переворот.

— Так твоя подруга замужем за тем самым Томми, из первых сезонов?

Хизер молча кивнула.

Брук присвистнула:

— Надо же, а я и не знала, что он женат!

— И не могла знать. С того самого дня, когда он победил, у него буквально каждую неделю новая девица. Бедняжка Эмбер была так молода, всего двадцать два года, и так наивна, что не бросила его, хотя он без конца ей изменял. Она думала, нужно дать ему время, он остепенится и все станет как прежде.

— И что в итоге?

— Ну… это был сущий кошмар. Он путался с кем хотел и все откровеннее рассказывал об этом ей. Помнишь снимки, где он занимается петтингом с моделью? Тот, где гениталии размыты, но е остальное видно?

Брук кивнула. Те фотографии выделялись даже неиссякаемом потоке «шедевров» папарацци.

— Так продолжалось больше года без всяких признаков улучшения. У отца Эмбер лопнуло терпение, вылетел туда, где гастролировал Томми, пришел в номер и дал зятю двадцать четыре часа, чтобы подписать бумаги на развод, зная, что Эмбер на это не решится, — чрезвычайно порядочная, она не желала видеть реального положения дел. И Томми подчинился. Не знаю, часто ли он кидал людей до того, как прославился, но сейчас он просто законченный козел.

Брук пыталась сохранять спокойствие, сдерживая желание отвесить Хизер оплеуху.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — спросила она ровным тоном. — Джулиан же не такой.

Хизер испуганно приложила ладошку ко рту.

— Я и не говорю, что Джулиан похож на Томми. Конечно, он совершенно другой! Просто вскоре после развода Эмбер разослала е-мейл всем друзьям и родственникам, потребовав, чтобы они прекратили присылать ей фотографии, ссылки, журнальные вырезки и звонить с новостями о Томми. Я тогда даже удивилась — можно подумать, все подряд только и слали, что присылали ей интервью с ее бывшим мужем. Но потом она показала мне список входящих писем, и до меня дошло. Никто не пытался ее оскорбить, просто все были на редкость бесчувственными. Им отчего-то казалось, что ей будет интересно. К счастью, Эмбер полностью оправилась, совершенно изменила свою жизнь и, пожалуй, лучше всех знает… э-э… что влечет за собой эта известность.

— Да, у славы тоже есть издержки. — Допив латте, Брук вытерла губы. — Несколько недель назад я бы тебе, пожалуй, не поверила, но сегодняшнее утро ушло на установку плотных экранов на окна. Недавно вечером я прошла из ванной к холодильнику, завернувшись в полотенце, и вдруг откуда-то фотовспышки, одна за другой. Оказалось, под нашим окном на крыше машины сидел фотограф в надежде заснять Джулиана! Ничего гнуснее не представить!

— Господи, ужас какой! И что ты сделала?

— Ну что, набрала номер местного полицейского участка и сказала, что у моего дома мужчина пытается заснять меня раздетую. Мне сказали что-то вроде «добро пожаловать в Нью-Йорк» и посоветовали опускать жалюзи. — Брук опустила первую часть, когда первым делом она позвонила Джулиану и услышала, что нечего так бурно реагировать, а надо научиться самой справляться с такой ерундой и не названивать ему «каждый раз» в панике по «всяким пустякам».

Хизер содрогнулась.

— Гадость какая… У тебя хоть есть сигнализация?

— Она у меня на очереди. — Брук втайне надеялась, что они переедут прежде, чем понадобится установить сигнализацию: вчера по телефону Джулиан туманно намекнул на улучшение жилищных условий, «квартирный апгрейд», как он выразился. Правда, ей мало в это верилось.

— Извини, я на минутку. Мне надо в туалет, — сказала Хизер, сняв сумочку со спинки стула.

Брук смотрела, как коллега прошла за узкую дверь, и едва щелкнул замок, схватила журнал.

Последний раз она «любовалась» фотографией примерно час назад, но не удержалась от искушения открыть журнал на четырнадцатой странице.

Разложив журнал на столе, Брук склонилась пониже, чтобы лучше рассмотреть. За шестьдесят минут снимок приятнее не стал. На первый взгляд, не будь это собственный муж Брук и старлетка с мировым именем, она не нашла бы в фотографии ничего особенного. Снизу в кадр попали поднятые руки зрителей первого ряда. Правую руку Джулиан триумфально выбросил высоко вверх, сжимая микрофон, словно волшебный меч. Брук всякий раз охватывала дрожь, когда она видела Джулиана в этой позе, — просто не верилось, насколько же он похож на настоящую рок-звезду.

Лайла была в скандально коротком платье с цветочным рисунком, которое с тем же успехом могло оказаться и комбинезончиком, и в белых кожаных ковбойских сапогах со стразами. Она была загорелой, с профессиональным макияжем, со вкусом одета и снята в максимальном увеличении; она смотрела снизу вверх на Джулиана с откровенным упоением. От всего этого уже тошнило, но подлинное беспокойство у Брук вызывало выражение лица Джулиана. Смесь обожания с преклонением типа о-Господи-ты-самая-потрясающая-из-всех-кого-мне-доводклось-видеть, запечатленную в ярчайших красках (спасибо профессиональному «Никону»), отрицать было нельзя, такой взгляд жена надеется поймать на себе пару за целую жизнь — на свадьбе, ну в день рождения первенца. И ни одна жена не захочет, чтобы с таким выражением ее муж смотрел на другую, да еще странице национального издания.

Услышав, как за деревянной дверкой полилась вода, Брук быстро закрыла «Ласт найт» и положила лицом вниз напротив стула Хизер. Вернувшись, коллега взглянула на нее и на журнал с выражением «не надо мне было это здесь оставлять». Брук хотелось заверить Хизер, что она сильная, а человек ко всему привыкает, но, естественно, ничего такого не сказала. Она ляпнула первое, что пришло на ум, лишь бы сгладить неловкость:

— Очень, очень приятно было с тобой посидеть. Как все-таки досадно, что мы с тобой проводим по многу часов в одних стенах и ни разу не встречались в городе! Нужно это исправить. Может, встретимся в воскресенье за ленчем, а то и поужинаем где-нибудь?

— Договорились. Хорошего выходного! — Хизер помахала рукой, прощаясь. — Увидимся на неделе.

Брук помахала в ответ, но Хизер уже вышла на улицу. Брук тоже начала собираться, соображая, не обидела ли она коллегу нежеланием откровенничать, или, напротив, излишней откровенностью, или чем-то еще, когда зазвонил мобильный. На экране высветился номер Ней, старой знакомой по аспирантуре.

— Привет! — сказала Брук, положив на стойку два доллара и выходя на улицу. — Как ты, где ты?

— Брук, я просто так звоню. Мы ужасно давно не общались…

— Да, сто лет тебя не видела. Как там Бостон, как тебе твоя клиника, когда ты, нехорошая девочка, приедешь повидаться?

Прошло полгода с тех пор, когда Нея с мужем Роаном приезжали в Нью-Йорк на Рождество. В аспирантуре Брук и Нея сдружились, в Бруклине жили всего через пару домов друг от друга, но общение сильно затруднилось, когда два года назад Нея и Роан переехали в Бостон.

— Клиника отличная, даже лучше, чем ожидалось, но я уже созрела для возвращения. В Бостоне хорошо, но Нью-Йорк — это все-таки Нью-Йорк.

— Серьезно, ты хочешь вернуться? Когда? О, расскажи мне все!

Нея засмеялась:

— Да, мы планируем вернуться, и надолго, но надо сначала найти работу. Мне это проще, чем Роану. Приедем на День благодарения, у нас обоих выходной. Вы с Джулианом будете в городе?

— Мы обычно ездим к отцу в Пенсильванию, но папа говорил, в этом году они с Синтией поедут ее родне, так что есть шанс, что мы останемся в Нью-Йорке. Вы же зайдете в гости? А? Пожалуйста! — Брук знала, что Нея и Роан с родителями долго жили в Индии и не отмечают День благодарения, но ей ужасно хотелось желанной передышки после всех обрушившихся на нее перемен.

— Конечно, зайдем! Только послушай, отмотай на пару тактов. Значит, все-таки стала сказка былью? Ты там себя каждый день не щипаешь? С ума сойти! Ну, каково это — иметь знаменитого мужа?

Брук глубоко вздохнула, собираясь с силами откровенно выложить Нее, как один-единственный снимок в журнале перевернул все вверх дном, рассказать, что она живет с ощущением неприятной раздвоенности, но ей вдруг совершенно расхотелось что-либо об этом говорить. Не зная, как поступить, на рассмеялась и легко бросила:

— Нея, это что-то. Круче этого ничего в мире нет!

Нет ничего хуже, чем работать по воскресеньям. Будучи одним из старших диетологов отделения, Брук несколько лет прожила без воскресных дежурств и почти забыла, как это противно. Был конец июня, все ее знакомые с наслаждением перекусывали в уличных кафе, устраивали пикники в Центральном парке или занимались джоггингом. Стайка девочек-подростков в джинсовых шортах и шлепанцах потягивала фруктовые коктейли в кафе всего через дом от больницы, и Брук приходилось сделать над собой усилие, чтобы не сбросить белый халат и ужасные сабо и не подсесть к ним с порцией блинчиков. У самого входа в больницу зазвонил ее сотовый.

Глядя на экран, Брук колебалась, принимать ли звонок с незнакомым кодом 718, означавшим какой-то пригород, но думала слишком долго, потому что включился автоответчик. Но звонивший не оставил сообщения, а тут же перезвонил снова, и Брук забеспокоилась.

— Алло, Брук Олтер, — сказала она, сразу пожалев, что представилась, — наверняка таинственный абонент окажется репортером.

— Миссис Олтер? — прозвучал в трубке тоненький сдавленный голосок. — Это Кайли Дуглас. Из Хантли.

— Кайли! Как дела? Что случилось?

Всего пару недель назад на последней перед летними каникулами консультации Кайли, забросившая дневник приема пищи, который раньше прилежно вела, объявила о своем твердом решении провести лето в изнурительной работе над собой, сидя на разнообразных диетах, позволяющих быстро потерять вес. Попытки отговорить ее эффекта не возымели, разговор кончился тем, что Кайли расплакалась, повторяя: «Вам не понять, что означает быть бедной и толстой среди богатых и красивых». Брук даже испугалась и на всякий случай дала девочке номер своего сотового, взяв с нее обещание регулярно звонить летом даже при отсутствии новостей. Брук просила об этом вполне серьезно, но все же удивилась, услышав голос юной пациентки.

— Да нет, все нормально…

— Что происходит? Как ты провела три недели каникул?

Девочка зарыдала. Глубокие судорожные вздохи прерывались жалобным всхлипыванием.

— Простите меня, простите!

— Кайли, ты не плачь, просто скажи, что случилось?

— О, миссис Олтер, это просто катастрофа! Я работаю в «Тако Белл», нам каждую смену полагается бесплатный обед, и папа сказал — конечно, ешь, раз бесплатно, я и ела. А потом я вернулась домой, и бабушки наготовили массу всякой калорийной еды, а потом я пошла проведывать подруг по прежней школе, и у всех дома просто горы жареной курятины, и бурритос, и печенья, и я все это ела — я так изголодалась, миссис Олтер! И вот, лето только началось, а я уже набрала восемь фунтов!

Восемь фунтов за три недели — это и вправду много, но Брук заговорила мягко и спокойно:

— Детка, ты наверняка преувеличиваешь. Ты просто помни, о чем мы с тобой говорили: бифштексы и стейки должны быть размером не больше твоей ладони, зеленый листовой салат и овощи — без ограничений, но не налегай на заправки и поосторожнее с печеньем. Я сейчас не дома, но я посмотрю меню «Тако Белл» и подберу тебе более оптимальный вариант, если хочешь. Главное — не паникуй. Ты молодая и здоровая — ходи на прогулки с подругами, играй в футбол в парке. Это еще не конец света, Кайли, клянусь тебе.

— Я не вернусь в Хантли на будущий год, если не похудею! Я уже разожралась сверх всякой меры! Я и так была на грани допустимого, а теперь любой скажет, что у меня ожирение! — Кайли была почти в истерике.

— Кайли, никакого ожирения у тебя нет и быть не может, — сказала Брук. — Осенью ты отлично начнешь новый учебный год. Давай я вечером посмотрю и подумаю, а потом перезвоню, хорошо? И не волнуйся ты так, пожалуйста!

— Простите, что побеспокоила. — Она тихо всхлипнула.

— Никакого беспокойства, я тебе телефон дала, чтобы ты мне звонила. Я очень рада тебя слышать. Начинаю чувствовать себя популярной, — пошутила Брук.

После этого разговора Брук послала себе е-мейл с напоминанием поискать информацию о питании в ресторанах фаст-фуд и передать ее Кайли. На несколько минут позже положенного она поднялась в больничную рекреацию, где в одиночестве скучала Ребекка.

— А ты почему здесь? — удивилась она.

— Отрабатываю пропущенные смены. Я меняла три дежурства на два воскресных.

— Ого, жестоко. Пригодилось хоть?

Брук невесело засмеялась:

— Сдохну я с таким графиком. Зато посмотрела, как Джулиан выступает в Боннару. — Положив сумку и пакет с ленчем в шкаф, Брук вышла с Ребеккой в коридор. — Не знаешь, где сегодня Маргарет?

— Я здесь! — прозвучал голос сзади. Обернувшись, Брук увидела начальницу — в черных брюках со стрелкой, легкой голубой блузке и черных мокасинах. А сверху был накинут безукоризненно отглаженный накрахмаленный халат с вышитыми на кармане именем и ученой степенью.

— Здравствуйте, Маргарет! — одновременно сказали Ребекка и Брук, после чего Ребекка моментально испарилась якобы из страха опоздать к пациенту.

— Пойдем в мой кабинет, Брук, и поговорим.

Кошмар. Нельзя было забывать, что по воскресеньям Маргарет почти всегда заходит на работу — проверить, все ли в порядке.

— Да я, — заикаясь произнесла Брук, — просто интересовалась, увидим мы вас сегодня или нет.

Но начальница уже решительно шла по длинному коридору к своему кабинету.

— Идем, — повторила она, и у Брук не осталось выбора. Наверняка Маргарет догадалась, что Брук собирается вновь просить отгулы.

Кабинет начальницы располагался в глухом конце коридора рядом с комнатой, где хранились запасы лекарств, на этаже родильного отделения, поэтому были шансы, что разговор пойдет под аккомпанемент криков и стонов. Единственным плюсом была возможность заглянуть потом в отделение для новорожденных: может, удастся улучить минуту и поддержать на руках младенца…

— Заходи. — Маргарет распахнула дверь и включила свет. — Ты меня удачно застала.

Брук нерешительно вошла следом за начальницей, подождала, пока та снимет со второго ша кипу бумаг, и присела.

— Итак, чему обязана такой честью? — Маргарет улыбалась, однако Брук читала между строк. Отношения с руководством у нее всегда были хорошие, но в последнее время в них появилась напряженность.

Брук заставила себя улыбнуться в надежде, что слова Маргарет не означают заведомого отказа в ее просьбе.

— Ну что вы, какая там честь, я только хотела поговорить о…

Маргарет улыбалась:

— Еще какая честь — в последнее время мы тебя совсем не видим. Я рада, что ты здесь, мне надо кое о чем с тобой побеседовать.

Брук глубоко вздохнула, пытаясь сохранять спокойствие.

— Брук, ты знаешь, как хорошо я к тебе отношусь. Я всегда была очень довольна твоей работой — с тех пор как ты к нам впервые пришла. Пациенты тоже высоко тебя ценят, как видно из оценочных анкет, обработанных несколько месяцев назад.

— Спасибо, — сказала Брук, чувствуя, что похвалами дело не ограничится.

— Вот почему меня огорчает, что по пропускам ты поднялась с предпоследнего места на второе. Хуже было только у Перри.

Можно было не продолжать. Все уже знали, что случилось с Перри, и все с облегчением вздохнули, что хоть так закончилось. Перри переживала из-за выкидыша на позднем сроке, случившегося полгода назад, и этим объяснялось ее частое отсутствие. Теперь она снова была беременна, и врач прописал ей строгий постельный режим на весь второй триместр. Оставшимся пяти специалистам на полной ставке приходилось вкалывать дополнительные часы как бы за Перри, но, учитывая обстоятельства, никто не жаловался. Брук добросовестно отрабатывала лишний день каждую неделю и добавочный выходной на вызовах, который раньше выпадал ей каждые шесть недель, а теперь — каждые пять, но старалась не отставать и от гастрольного графика Джулиана, деля с ним радость и триумф, и все это делало расписание дежурств почти непосильным.

«Не объясняйся, не извиняйся, не оправдывайся, просто скажи, что исправишься», — велела себе Брук. Знакомый психолог как-то сказала ей, что женщины, выслушав порицание, часто пускаются в пространные объяснения, а между тем гораздо большего можно достичь, удержавшись от извинений и оправданий. Брук над этим упорно работала, но успехов пока не достигла.

— Извините! — вырвалось у нее. — У меня в последнее время… семейные проблемы, я изо всех сил постараюсь их решить. Клянусь, скоро все уляжется.

Маргарет приподняла бровь и пристально посмотрела на Брук.

— Неужели ты думаешь, я не в курсе происходящего?

— Как же, нет, конечно, просто на меня так много всего свалилось…

— С милым рай и в шалаше, — улыбнулась начальница, и Брук стало чуть легче. — Но работать кому-то надо, а ситуация вызывает у меня озабоченность. Ты за последние полтора месяца брала семь отгулов, не считая больничного в начале года, а сейчас, вижу, собираешься просить еще. Я права?

Брук просчитала варианты, что совсем не заняло времени из-за отсутствия таковых, и кивнула.

— Когда и на сколько?

— На субботу, через три недели. Я по графику работаю в выходные, но Ребекка со мной поменяется, а я отработаю выходные за нее через три недели. Поэтому фактически это только один день.

— Один день?

— Да. Это важное э-э… семейное событие, иначе я бы не просила. — Она мысленно поставила галочку прятаться от фотографов на дне рождения Кристин Стюарт в Майами, куда Джулиана пригласили исполнить четыре песни. Сначала он упирался, не желая быть свадебным генералом у старлетки, но Лео чуть не на колени встал. Брук эта поездка почему-то не нравилась, но единственное, что она могла сделать, — поехать туда и поддержать мужа.

Маргарет открыла рот, желая что-то сказать, но вдруг передумала. Постучав карандашом по потрескавшейся нижней губе, она сказала, глядя на Брук:

— Ты понимаешь, что уже выбрала весь отпуск за этот год, а ведь еще только июнь?

Брук молча кивнула.

Маргарет вновь постучала карандашом, на этот раз по столу. «Тук-тук-тук» прозвучало в унисон с ударами сердца Брук.

— И тебе не нужно объяснять, что посещение вечеринок под предлогом болезни больше не пройдет? Извини, Брук, но я не могу относиться к тебе иначе, чем к остальным.

Ого! Брук поступила так только однажды и была уверена, что Маргарет не в курсе. Она втайне планировала взять остальные десять дней больничного после отпуска; теперь об этом следовало забыть. Брук старалась сохранять невозмутимость.

— Значит, договорились: суббота твоя. Еще что-нибудь?

— Нет, ничего. Спасибо за понимание. — Под столом Брук сунула ноги в сабо и встала. Сделав прощальный жест, она скрылась за дверью, прежде чем Маргарет успела добавить хоть слово.

7. Обманутая кучкой сопляков

Войдя в салон «Лакис» на Девятой авеню, Брук увидела, что мать уже сидит в кресле с «Ласт найт» в руках. Джулиан так часто отсутствовал, что миссис Грин вызвалась приезжать в город и водить Брук после работы на маникюр-педикюр и в суши-бар. Переночевав у дочери, утром она возвращалась в Филадельфию.

— Привет. — Брук поцеловала мать. — Прости, задержалась — поезд еле полз.

— Пустяки, детка, я сама только что пришла, я, знакомлюсь со свежими сплетнями. — Мать приподняла журнал. — О тебе и Джулиане ничего, не волнуйся.

— Спасибо, я уже читала, — сказала Брук, опустив ноги в теплую мыльную воду. — Получаю журнал по почте надень раньше, чем он появляется на полках, и теперь в курсе всех событий.

— Ну тогда просвети меня насчет звезд реалии-шоу. Я тут что-то недопонимаю. — Она со вздохом перевернула страницу, открыв разворот с групповой фотографией юных актеров из нового фильма о вампирах. — Скучаю по прежним дням, когда гвоздем программы становились заснятые папарацци трусики Пэрис Хилтон или расставание Джорджа Клуни с очередной официанткой. А теперь мне кажется, что меня обманывает кучка сопляков.

У Брук зазвонил сотовый. Она не хотела брать трубку — пусть наговаривают на автоответчик, но подумала, что это может быть Джулиан, и все же ответила.

— Привет! Я так и надеялась, что это ты. Который у тебя час? — Брук посмотрела на часы. — Почему ты сейчас звонишь? У тебя же выступление вечером.

Хотя это была пятая или шестая поездка Джулиана в Лос-Анджелес после вечеринки в честь нового сезона «В лучах славы», Брук никак не могла привыкнуть к разнице во времени. Когда Джулиан просыпался на западном побережье, Брук, уже пообедав, возвращалась к работе. Она звонила ему вечером, вернувшись домой, и попадала в разгар интервью, а когда она собиралась ложиться спать, он всегда оказывался на каком-нибудь ужине и мог только шепнуть «спокойной ночи» под звон бокалов и смех гостей. Разница была всего три часа, но их графики настолько не совпадали, что с тем же успехом они могли общаться, находясь в разных полушариях. Брук старалась быть терпеливой, однако на прошлой неделе три вечера прошли под знаком эсэмэсок и наскоро брошенного «перезвоню».

— Брук, это безумие, тут такое творится… — устало сказал Джулиан, словно не спал двое суток.

— Надеюсь, в хорошем смысле?

— В запредельно хорошем! Хотел тебе вчера позвонить, но когда вернулся в гостиницу, у вас

Педикюрша закончила обрезать кутикулу и рывком поставила себе на колено ступню Брук. Выдаче ярко-зеленое мыло на кусок пемзы, она начала милосердно тереть нежную середину подошвы. Брук взвизгнула:

— Ой! С удовольствием послушаю хорошие новости.

— Я отправляюсь в гастрольный тур, уже точно.

— Что? Не может быть! Ты же говорил, на это практически нет шансов до выхода альбома, ведь звукозаписывающие компании больше не спонсируют гастроли!

На секунду возникла пауза, а когда Джулиан загорал вновь, в его голосе послышалось раздражение.

— Я помню, что говорил, но все изменилось. Я присоединюсь к «Марун 5», они сейчас на гастролях. У них заболел исполнитель на разогреве, Лео связался со своими знакомыми в «Лайв нейшн», и угадай, кого выбрали на замену? Если группа отправится на гастроли, разделившись, у меня есть шансы остаться вторым «разогревающим», но даже если этого не произойдет, ты только представь, какая будет реклама!

— О, Джулиан, поздравляю тебя! — Брук постаралась сказать это с восторгом, скрыв огорчение.

Поймав странный взгляд матери, Брук поняла, что и это не удалось.

— Ну, я же говорю, форменное безумие! Неделю репетируем и отправляемся. Альбом выходит через несколько недель, а тут гастроли как по заказу, еще, Брук, мне предлагают реальные деньги!

— Вот как? — безучастно спросила она.

— Реальные! Процент от продаж билетов, который вырастет, если я стану вторым «разогревающим». Учитывая, что группа «Марун 5» выступает на таких площадках, как Мэдисон-Сквер-Гарден, это куча денег, Брук. А что еще чудно, — он понизил голос, — это как на меня люди смотрят.Узнают…

Педикюрша нанесла на кожу теплый крем и начала массировать икры. Брук ничего так не хотела, как помолчать, откинувшись на спинку массажного кресла, насладиться ощущениями, но настроение оказалось безнадежно испорчено… Ей полагалось спрашивать о фанатах и прессе, но она выдавила лишь:

— Стало быть, домой ночным рейсом не прилетишь? А я надеялась, увидимся завтра утром…

— Брук!

— Что?

— Не начинай.

— Что не начинать? Ты когда домой приедешь?!

— Не омрачай мне эту минуту. Я так рад, так рад — это же крупнейшее событие после контракта на запись альбома, даже более важное! Что такое шесть-семь дней, если речь идет о моей карьере?

Шесть-семь дней подождать было можно, но как же гастроли? Мысль об этом ужасала Брук. Как они это выдержат? Смогут ли? Но она вспомнила, как однажды на концерт Джулиана пришли всего четыре зрителя, и он расстроился чуть не до слез. Еще она вспомнила о бесчисленных часах, отданных напряженной работе, когда они думали, где взять деньги, как найти время и что делать, если им станет плохо на нервной почве. Они шли на все эти жертвы ради того, что вдруг начало получаться сейчас.

Прежде Джулиан обязательно спросил бы о Кайли. Расскажи ему Брук об истерическом телефонном звонке этой девочки месяц назад и о том, как искала альтернативу фаст-фуду, отсылала по электронной почте новую диету, Джулиан обнял бы ее и сказал, что гордится своей женой. На прошлой неделе Брук списалась с Кайли, чтобы узнать, как у той дела, и заволновалась, не получив ответа. На следующий день она послала второе письмо, и Кайли ответила, что начала принимать какое-то слабительное, о котором прочла в журнале. Теперь она уверилась, что это и есть лучшее в мире средство для похудения. Брук заволновалась.

Чертовы слабительные! Они и для здоровых взрослых порой опасны, а для растущего организма — настоящая катастрофа, но девочки-подростки так легко верят заявлениям всяких звезд и обещаниям добиться быстрого и чудесного результата! Брук немедленно позвонила Кайли и обрушилась на нее с тирадой, которую уже выучила наизусть — всевозможные слабительные, голодания и соковые диеты были излюбленными методами похудания в Хантли. Вскоре Брук с облегчением поняла, что Кайли в отличие от своих одноклассниц воспринимает то, что ей говорят, взяла с нее обещание звонить каждую неделю и решила в сентябре обратить на девчонку особое внимание.

Но Джулиан не спросил ни о Кайли, ни о больнице, ни о Рэнди, ни даже об Уолтере, а Брук не стала напоминать. Она не сказала мужу, что за несколько недель он не провел дома и трех ночей, да и те висел на телефоне или торчал в студии, ведя бесконечные разговоры с Лео или Самар. Труднее всего для Брук оказалось удержаться от вопроса о дате начала и продолжительности гастролей.

Она просто сказала:

— Ты прав, Джулиан, тебе выпала редкая возможность. Это действительно очень важно.

— Спасибо, любимая. Я позвоню, когда все узнаю, ладно? Я люблю тебя, Ру, — сказал он с нежностью, которой она давно не улавливала в его тоне. Он прозвал ее Крошка Ру, когда они только начали встречаться; прозвище тут же подхватили друзья и родственники. Брук сердито округляла глаза и притворялась недовольной, но чувствовала необъяснимую благодарность Джулиану за это ласковое имя. Она решила на расстраиваться из-за того, что он дал отбой, не спросив, как у нее дела.

Маникюрша нанесла первый слой лака — цвет показался Брук неприятно ярким. Она хотела запротестовать, но передумала. Ногти на ногах ее матери были выкрашены в красивый оттенок розового, выглядевший естественно и шикарно.

— Что, у Джулиана хорошие новости? — спросила миссис Грин, отложив журнал.

— О да, — ответила Брук, стараясь говорить веселее, чем было у нее на душе. — «Сони» отправляет его на гастроли в качестве какого-то там разогрева. Неделю репетиции в Лос-Анджелесе, а на концертах он будет выступать до выхода «Марун 5». Эго прекрасный шанс засветиться перед большой аудиторией, прежде чем отправиться в собственный тур. Со стороны «Сони» это выражение самого высокого доверия.

— То есть он будет приезжать еще реже?

— Ну да, сейчас Джулиан остается репетировать, а на той неделе, возможно, заедет домой на несколько дней и уедет снова.

— И как тебе такой расклад?

Мать улыбнулась и опустила ступни на одноразовые шлепанцы.

— Ты не ответила.

Сотовый Брук пискнул.

— О, спасительный звонок, — весело сказала она.

Пришло сообщение от Джулиана: «Забыл сказать, компания рекомендует мне сменить имидж. Прежний, говорят, не пойдет. Бред какой-то!»

Брук захохотала.

— Что, что там? — встрепенулась мать.

— Все-таки есть на свете справедливость! Видимо, какой-то журналист, или служба маркетинга, или еще кто-то сказал Джулиану, что его вид никуда не годится. И теперь стоит вопрос о смене имиджа!

— И каким они хотят его видеть? Я не представляю Джулиана в псевдовоенном пиджаке а-ля Майкл Джексон или в брюках Эм-Си Хаммера, — сказала миссис Грин, заметно гордясь своей эрудицией.

— Ты что, шутишь? Я прожила с ним пять лет и могу по пальцам сосчитать, когда видела его не в джинсах с белой футболкой. Представляю, каково ему придется! Но ничего не попишешь — важный момент в карьере.

— Ну так давай ему поможем. — Миссис Грин протянула кредитку ассистентке, которая принесла счет. Брук схватилась за кошелек, но мать только отмахнулась.

— Поверь мне, на земле нет силы, способной изменить привычки Джулиана. Он скорее умрет, чем пойдет по магазинам. Он больше привязан к своим джинсам с футболкой, чем иные мужчины к своим детям. Вряд в «Сони» знают, с кем связались, но им не убедить его одеваться как Джастин Тимберлейк.

— Кстати, неплохая мысль. Ну, раз Джулиан ничего себе не покупает, надо ему помочь, — решила миссис Грин. Вслед за матерью Брук вышла из салона и спустилась в метро. — Подберем ему такой же ансамбль, только качеством получше. Знаешь, я кое-что придумала.

Проехав две остановки и совершив две пересадки, женщины вышли на Пятьдесят девятой улице и с подземного уровня поднялись в «Блумингдейл». Миссис Грин уверенно направилась в отдел мужской одежды.

Она подняла пару классических, чуть расклешенных джинсов с винтажной потертостью. Не слишком темные или светлые, чуть выцветшие, без раздражающих заплаток, молний, дыр, прорех или карманов в необычных местах. Брук пощупала ткань, удивившись ее легкости и мягкости. Пожалуй, даже мягче любимых Джулианом «Ливайсов».

— Ух ты! — восхитилась Брук, забирая джинсы у матери. — Да, ему понравится. А как это тебе удалось?

Мать улыбнулась:

— Я же одевала вас с Рэнди в детстве. Видимо, не все пока забыла.

Только тут Брук обратила внимание на ярлычок с ценой.

— Двести пятьдесят долларов?! Джулиан носит «Ливайсы» за сороковник! Я не могу купить ему такие дорогие.

Мать выхватила джинсы у нее из рук.

— Еще как можешь! И купишь. Возьмешь эти и еще несколько пар. А потом мы пойдем в другой отдел и купим ему мягчайшие, идеально сидящие белые футболки, лучшие, какие найдутся, и пусть они будут по семьдесят долларов, ничего страшного. С финансами я тебе помогу.

Онемев, Брук уставилась на мать. Та кивнула:

— Это важно по многим причинам, но главное — сейчас ему особенно нужна твоя помощь и поддержка.

Скучающий продавец направился было к ним, но мать Брук жестом отказалась от его помощи.

— Ты считаешь, я его не поддерживаю? Мало помогаю? С какой стати я вкалываю на двух работах четыре года, если я его не поддерживаю целиком и полностью? При чем тут несколько штанов из денима? — Брук чувствовала, что у нее вот-вот начнется истерика, но сдержаться не могла.

— Иди сюда! — Мать раскрыла объятия. — Дай я тебя обниму!

То ли из-за сочувствия, отразившегося на лице матери, то ли от незнакомого ощущения ее близости, но Брук начала всхлипывать. Она не знала толком, отчего плачет. Конечно, звонок мужа, сказавшего, что он не приедет домой еще неделю, ее опечалил, но в целом все шло хорошо, и все же слезы лились и лились. Мать обнимала ее все крепче, гладила по волосам и шептала успокаивающие слова, как делала в детстве:

— Сейчас в твоей жизни много перемен.

— К лучшему!

— Ну и что? Все равно страшно. Брук, детка, я знаю, тебе не нужно об этом напоминать, но Джулиана ждет известность. Когда выйдет альбом, и его, и твоя жизнь полностью изменится. То, что происходит сейчас, — это цветочки.

— Но мы же ради этого столько лет работали!

— Да-да. — Миссис Грин похлопала Брук по плечу и приподняла ее лицо ладонью. — Но все равно это серьезное, потрясение. Он мало бывает дома, то и дело возникают какие-то новые люди, спорят, высказывают свое мнение, суют нос в ваши дела. Станет больше как хорошего, так и плохого, и я хочу, чтобы ты была готова.

Брук улыбнулась и подняла отброшенные джинсы.

— К тому, чтобы покупать ему одежду дороже моей?

Мать всегда больше интересовалась модой, чем Брук, но и она не тратила деньги бездумно, не покупала слишком дорогих вещей.

— Именно так. В ближайшие месяцы ты во многом не сможешь участвовать, ведь Джулиан будет в разъездах, а у тебя работа здесь. Он уже не сможет распоряжаться своей жизнью, а ты своей. Это нелегко, но я знаю тебя, Ру, и знаю Джулиана. Вы, это выдержите, а когда все более или менее войдет в колею, заживете просто на зависть. Прости, что я вмешивалась порой в ваши отношения, но пока не кончится этот безумный период, ты можешь смягчить напряжение, помогая мужу всеми возможными способами. Придумывай для него маркетинговые ходы, вскакивай посреди ночи, когда он звонит, как бы сильно ты ни устала, — он будет звонить чаще, зная, что ты всегда рада его услышать. Покупай ему красивую новую одежду, когда он говорит, что ему это нужно, но он не знает, с чего начать. И не обращай внимания на цены! Если альбом разойдется хоть вполовину так хорошо, как все предсказывают, эта маленькая оргия покупок никак не скажется на ваших финансах.

— Надо было тебе слышать, сколько он планирует заработать за этот тур! Я плохой математик, но, кажется, он говорил о шестизначной цифре.

Мать улыбнулась:

— Вы это заслужили — столько времени работали на износ. В приступе отчаянного мотовства ты накупишь всяких роскошных вещиц, о существовании которых прежде не подозревала, и тебе это понравится. Официально вызываюсь сопровождать тебя во всех походах с проматыванием денежек в качестве носильщика пакетов. Отныне тебе придется мириться с массой неприятного, это уж как водится, детка, но ты все выдержишь.

Когда спустя полчаса они вышли из магазина, новой одежды было столько, что домой к Брук они еле все дотащили. Вместе они выбрали четыре пары синих джинсов и одну — потертых черных, а еще пару облегающих вельветовых брюк под деним, которые, как миссис Грин убедила Брук, были достаточно похожи на джинсы, чтобы удовлетворить Джулиана. Мать и дочь перебрали эвересты белых дизайнерских футболок, сравнивая мягкость джерси с египетским хлопком, обсуждали, не слишком ли эта прозрачная, а та широкая, прежде чем отобрали дюну в разных стилях и разного качества. Они разошлись на главном этаже, когда миссис Грин пошла покупать Джулиану всякой всячины от «Киль», клявшись, что не встречала мужчину, который не восхищался бы их кремом для бритья и лосьоном после оного. Брук сомневалась, что муж станет пользоваться чем-либо, кроме своей традиционной пены «Жиллет» в аэрозоле за два доллара, но поблагодарила мать за предложение. Сама Брук пошла в отдел аксессуаров, где после тщательного изучения отобрала пять вязаных шапочек, все приглушенных цветов, и одну чёрную в черную же тонкую полоску, приложив каждую к щеке, проверяя, чтобы они не оказались колючими или слишком теплыми.

Всего в магазине они оставили две тысячи двести шестьдесят долларов — самую большую сумму, какую Брук когда-либо тратила единовременно, считая покупку мебели. У нее захватило дух при мысли, что надо выписать чек на такие деньги, но она напомнила себе: Джулиан на пороге карьерного взлета, а долг хорошей жены — всецело поддерживать мужа. К тому же ей доставляло удовольствие, что она осталась верной его индивидуальному имиджу и с уважением отнеслась к эстетике нестареющих джинсов, белой футболки и вязаной шапочки, не пытаясь навязать новый образ. Это был один из самых головокружительных дней за долгое время. Пусть одежда не для нее, но выбирать и покупать от этого было не менее интересно.

Когда в следующее воскресенье Джулиан позвонил сказать, что уже едет в такси из аэропорта домой, Брук была вне себя от радостного волнения. Сначала она разложила покупки в гостиной, завесив диван джинсами, стулья в столовой — футболками, а вязаные шапочки на лампах и книжных палках по всей комнате, как елочные игрушки, но когда до приезда мужа оставались считанные минуты, передумала и сложила все обратно в пакеты, составив их в дальний угол общего шкафа и представляя, насколько веселее получится, когда он откроет шкаф и начнет доставать обновки одну за другой. Услышав звук открываемой входной двери и лай Уолтера, Брук выбежала из спальни и порывисто обняла Джулиана.

— Детка, — пробормотал он, приникнув к шее жены и глубоко вдохнув. — Господи, как я по тебе соскучился!

Он похудел и выглядел еще более сухопарым, чем всегда. Джулиан весил на добрых двадцать фунтов больше Брук, чего она никак не могла понять: они были одного роста, и ей всегда казалось, что муж просто утопает в ее пышных формах, а она вот-вот что-нибудь ему сломает. Брук окинула взглядом Джулиана с головы до ног, прильнула к нему и крепко поцеловала в губы.

— А я по тебе! Как полет? А такси? Ты голодный? У меня есть паста, можно разогреть.

Уолтер лаял так оглушительно, что они почти не слышали друг друга. Пес обычно не замолкал, пока с ним не здоровались, как он привык, поэтому Джулиан плюхнулся на диван и постучал по сиденью рядом с собой. Уолтер вскочил на грудь хозяина и принялся умывать его размашистыми движениями мокрого языка.

— У-у, полегче, приятель, — смеялся Джулиан. — Фу, у тебя изо рта пахнет! Тебе что, никто зубы не чистит, Уолтер Олтер?

— Ага, папашу дожидаемся, — весело сказала Брук из кухни, где она наливала вино.

Когда она вернулась в гостиную, Джулиан был, в ванной. Дверь была чуть приоткрыта, и в щелочку Брук увидела мужа перед унитазом. Рядом сидел Уолтер, с интересом наблюдавший за хозяином.

— А у меня для тебя сюрпри-из, — пропела Брук, — который тебе очень понравится.

Джулиан застегнулся, подставил руки под кран и вернулся на диван.

— У меня для тебя тоже сюрприз, — сказал он. — И мне кажется, тебе тоже понравится.

— Правда? Ты привез мне подарок? — не удержалась Брук. Конечно, это было ребячество, но кто не любит подарки?

— Ну да, наверное, это можно называть подарком. В принципе это для нас обоих, но не исключаю, тебе понравится даже больше, чем мне. Ну, говори, какой у тебя сюрприз?

— Нет, ты первый! — Брук не желала, чтобы блестящая презентация новых джинсов прошла поспешно, ей хотелось полного внимания мужа.

Джулиан посмотрел на нее, улыбнулся и пошел в коридор. Вернулся он с чемоданом на колесиках, который Брук не узнала: черный, от «Туми», невероятных размеров. Муж подкатил его к Брук и показал на него пригласительным жестом.

— Ты привез мне чемодан? — не поняла Брук. Чемодан, конечно, роскошный, но это не совсем то, чего она ожидала. Впрочем, он был набит до отказа, чуть не лопался по швам.

— Открой, — велел Джулиан.

Брук нерешительно нагнулась и потянула язычок молнии. Замочек не пошевелился. Брук потянула сильнее — по-прежнему никакого результата.

— Сейчас, — сказал Джулиан, укладывая тяжеленного монстра плашмя и рывком открывая молнию. Он откинул крышку чемодана, и Брук увидела… стопки аккуратно сложенной одежды. Она не знала, что и думать.

— Это что, одежда? — уточнила она, не понимая, отчего у Джулиана такой ликующий вид.

— Да, одежда, но какая! Перед тобой, дорогая моя Ру, новый, улучшенный имидж твоего мужа, результат работы его новешенького, с ярлыком, стилиста. Ну что, круто?

Джулиан выжидающе смотрел на Брук, но она не сразу сообразила, что он имеет в виду.

— Ты хочешь сказать, стилист подобрал тебе новый гардероб?

Джулиан кивнул:

— Абсолютно, стопроцентно новый гардероб и «новый уникальный имидж», по ее словам. Ну, Ру, я тебе скажу, девица знает свое дело. Мы потратили всего несколько часов, и мне не пришлось ничего делать — сидел себе в огромной отдельной примерочной в «Барнис», а продавцы и продавщицы все несли и несли вешалки с одеждой. Они подбирали — ха! — ансамбли и показывали, что с чем носить. Мы выпили пива, и я начал мерить шмотки, а они обсуждали, что подходит, а что нет. Когда все было сказано и сделано, мне оставалось только забрать покупки. — Он показал на чемодан. — Ты только посмотри, это же фантастика!

Он погрузил руки в чемодан, выдернул из стопки несколько вещей и бросил веером на диван. Брук хотела возмутиться, что так с одеждой не обращайся, что со сложенными вещами и стопками нужно осторожнее, но даже она поняла, насколько нелепо это прозвучит. Она взяла кашемировый анорак цвета зеленого мха с манжетами в английскую резинку, мягкий, как детское одеяльце. На ярлыке значилось 495 долларов.

— Прелесть, правда? — спросил Джулиан с восхищением, которое обычно вызывали у него только музыкальные инструменты или новые электронные гаджеты.

— Ты же не носишь анораки, — выдавила Брук.

— Самое время начать, — улыбнулся Джулиан. — Уж к анораку за пять сотен я как-нибудь привыкну. Чувствуешь, какой мягкий? А вот эти? На, посмотри! — Он бросил ей блестящий, словно масляный, кожаный пиджак и кожаные казаки от Джона Варватоса — нечто среднее между мотоциклетными и ковбойскими сапогами. Брук в этом не разбиралась, но видела, что обувь нерядовая. — Ну? Правда, потрясные?

Брук снова кивнула. Боясь расплакаться, если останется стоять неподвижно, она нагнулась над чемоданом и вытащила себе на колени новую стопку одежды — дизайнерские и винтажные футболки всех цветов, которые только можно представить. В чреве чемодана Брук заметила мокасины от «Гуччи» с гладкой шлифованной подошвой, без броского логотипа, и белые тенниски «Прада». Были здесь и головные уборы, целая гора самых разных: и вязаные шапочки, в каких Джулиан всегда выступал, и кашемировые, и панамы в колониальном стиле, и белые мягкие фетровые шляпы — пожалуй, не меньше дюжины шляп и шапок разных стилей и цветов, все разные, но каждая по-своему хороша. Несколько тончайших кашемировых пуловеров, приталенных итальянских блейзеров, сразу притягивавших взгляд стильной небрежностью, — и джинсы. Столько пар всевозможных покроев, цветов и степени потертости, что Джулиан недели две мог ежедневно надевать новые, не повторяясь. Брук заставила себя развернуть и рассмотреть каждую пару, пока у нее в руках не оказались — вот как знала, что так и будет — точно такие джинсы, какие ее мать первыми выбрала в «Блумингдейле» и которые Брук сочла превосходным началом.

— Ух ты! — через силу буркнула она, но голос получился каким-то сдавленным.

— Скажи, фантастика? — не унимался Джулиан, все сильнее оживляясь, пока супруга рассматривала одежду. — Наконец-то я буду выглядеть как взрослый человек! Дорого одетый взрослый человек. А знаешь, во сколько им это обошлось? Ну, угадай?

Брук не хотелось гадать: по качеству и просто по количеству одежды она видела, что «Сони» раскошелились не меньше чем на «десятку», но не стойло портить Джулиану настроение.

— Ну, не знаю… Две, три тысячи? Это просто безумие! — воскликнула она с наигранным энтузиазмом.

Джулиан засмеялся.

— Да, я бы тоже так предположил. Восемнадцать тысяч! Представляешь? Восемнадцать кусков на тряпки!

Брук потерла один из кашемировых свитеров ладонями.

— А ты не против смены имиджа? Ничего не имеешь против совершенно другого стиля?

Она задержала дыхание, когда Джулиан вроде бы задумался на минуту.

— Нет, я не могу цепляться за старое, — сказал он наконец. — Нужно двигаться вперед. Прежний имидж свою роль сыграл, сейчас я начинаю по-настоящему. Нужно принять и полюбить свой новый облик, а с ним, глядишь, и карьера пойдет в гору. Должен сказать, удивительно, но я всем сердцем приветствую перемены. — Он лукаво улыбнулся: — Помнишь поговорку — взялся делать, делай хорошо… Ну что, ты рада?

Брук через силу улыбнулась:

— Очень рада. Это ж просто здорово, что они готовы столько в тебя инвестировать.

Он сорвал старую, в катышках, шапчонку, нахлобучил белую мягкую шляпу с тканевой лентой, побежал к зеркалу в прихожей и принялся крутиться, рассматривая себя со всех сторон.

— А у тебя какие новости? — спросил он из прихожей. — Если я правильно понял, сюрприз не только у меня?

Брук печально улыбнулась, зная, что муж ее сейчас не видит.

— Да так, пустяки, — ответила она громче, надеясь, что голос звучит не так мрачно, как стало у нее на душе.

— Как это? Ты же хотела мне что-то показать!

Сложив руки на коленях, Брук смотрела на переполненный обновками чемодан.

— Ничто не сравнится с твоей новостью, любимый. Давай порадуемся твоему сюрпризу, а свой я приберегу до другого вечера.

Джулиан, неотразимый в мягкой фетровой шляпе, подошел и поцеловал Брук в щеку.

— Хорошо сказано, Ру. Сейчас я распакую всю добычу. Хочешь помочь? — И он принялся переносить стопки одежды в спальню.

— Я присоединюсь через минуту, — пообещала она, молясь, чтобы он не заметил в шкафу магазинных пакетов.

Джулиан тут же вернулся в гостиную и присел рядом с женой.

— Точно все в порядке, Ру? Что случилось?

Она снова улыбнулась и покачала головой, с трудом сглатывая комок в горле.

— Все замечательно, — солгала она, стиснув ему руку. — Все в полном порядке.

8. Троих Боливару точно не выдержать

— Это плохо, что я ужасно волнуюсь? — спросила Брук, сворачивая на улицу, где жили Рэнди и Мишель.

— Но мы действительно давно с ними не виделись, — пробормотал Джулиан, яростно нажимая на кнопки мобильного.

— Нет, я продень рождения. Всех гостей я знаю с детства, каждый будет расспрашивать, как у нас дела, и рассказывать, как поживают их дочери, подружки детства, которые обошли меня буквально по всем направлениям.

— Гарантирую — ни одна из них не вышла замуж столь удачно, — сказал Джулиан, пряча улыбку.

— Я тоже так думала, пока полгода назад не столкнулась в «Двадцать первом веке» с мамашей Саши Филипс. Эта Саша была пчелиной маткой шестого класса — она стягивала народ простым мановением щелкнувшего браслета — и обладательницей самых накрахмаленных носков и белейших кожаных кед.

— И к чему ты это?

— Я не успела спрятаться, и ее мать заметила меня в хозяйственном отделе.

— Брук…

— Она зажала меня в угол между занавесками для душа и полотенцами и давай хвастаться, что Саша вышла за человека, которого прочат на «очень важную» должность в известной итальянской «деловой семье». И подмигивает, подмигивает! Дескать, этот парень, настоящая находка и крупная рыба, мог выбрать любую женщину планеты, но был просто очарован ее Сашей, вот она и стала мачехой его четверым детям. Представляешь, ее мамаша этим хвастается! Она умеет расхвалить что угодно, я даже начала сожалеть, что ты не мафиози и не обременен детским садом от предыдущего брака.

Джулиан засмеялся:

— Ты мне об этом не говорила.

— Не хотела, чтобы ты рисковал жизнью.

— Но вдвоем-то мы как-нибудь выдержим! Пара аперитивов, потом обед, тост, и уйдем.

— Ну, если ты так считаешь… — Брук свернула к дому восемьдесят восемь, где жил Рэнди, сразу обратив внимание, что двухместного «Ниссана-3502», с которого братец сдувал пылинки, нигде не видно. Она хотела сказать об этом Джулиану, но у того в тысячный раз за два часа зазвонил сотовый, и он быстро выбрался из машины.

— Я вернусь за сумками, — сказала Брук, но муж был уже в конце дорожки, прижимал к уху трубку и сосредоточенно кивал. — Ладно-ладно, — пробормотала она и пошла к двери. Она поднималась на крыльцо, когда Рэнди распахнул дверь, выбежал и заключил ее в объятия.

— Привет! Как я рад вас обоих видеть! Мишель сейчас выйдет. Где Джулиан?

— Говорит по телефону. Боюсь, сотовый оператор задумается, не стоит ли отказаться от безлимитного тарифа, когда увидит счет Джулиана.

Они видели, как Джулиан улыбнулся, убрал сотовый в карман и зашагал к открытому багажнику.

— С сумками помочь? — предложил Рэнди.

— Нет, справлюсь сам, ~ отозвался Джулиан, легко забросив обе сумки на плечо. — А ты хорошо выглядишь. Похудел?

Рэнди похлопал себя по пухлому, но все же уменьшившемуся животу.

— Жена посадила на строгую диету, — сказал он с явной гордостью. К изумлению Брук, Рэнди был явно в восторге от союза с Мишель, почти обставленного дома и скорого появления младенца.

— Можно и построже, — сказала Брук, предусмотрительно отступая в сторону, чтобы избежать тычка.

— Кто бы говорил! Да, у меня есть пара лишних фунтов, но ты диетолог, у тебя нет оправданий. Тебе полагается быть анорексичным скелетом! — Рэнди потянулся к сестре и моментально взлохматил ей волосы.

— Глубокомысленный комментарий и оскорбление профессии в одном флаконе? Ты сегодня в ударе!

— Ладно, я просто шучу. Ты прекрасно выглядишь.

— Может, мне и надо сбросить пять фунтов, зато Мишель предстоит еще работать и работать, — не без злорадства сказала Брук.

— Поверь, я над ним работаю, — сказала Мишель, появляясь на крыльце и осторожно спускаясь по ступенькам. Живот у нее выдавался вперед чуть ли не на несколько футов, хотя ей предстояло носить ребенка еще семь недель, а лицо мгновенно покрылось потом на августовской жаре. Несмотря ни на что, Мишель выглядела счастливой, почти ликующей. Брук привыкла считать, что невидимый сияющий ореол вокруг беременных — миф, но при виде Мишель отчасти согласилась с этой метафорой.

— А я работаю над Брук, — сказал Джулиан, целуя Мишель в щеку.

— Брук и так красавица, ей ничего не надо улучшать, — перебила Мишель. По ее лицу читалось, что она заметила промах Джулиана.

Брук резко повернулась к мужу, словно забыв о присутствии Мишель и Рэнди:

— Что ты сейчас сказал?

Джулиан пожал плечами:

— Ничего. Шутка. Я просто пошутил.

— Ты надо мной работаешь, так ты сказал? Надо понимать, борешься с моим чудовищным ожирением?

— Брук, не начинай, а? Ты же понимаешь, я просто прикалываюсь!

— Нет, давай все-таки начнем. Что конкретно ты хотел сказать?

— Ру, клянусь тебе, это была шутка, — заговорил

Джулиан, раскаиваясь. — Ты же знаешь, мне нравится, как ты выглядишь, не нужно ничего менять. Я просто э-э… не хочу, чтобы ты сама стеснялась.

Рэнди взял Мишель за руку и сказал:

— Мы пойдем все приготовим. Давай мне сумки и входите, когда будете готовы.

Брук подождала, пока за ними закрылся сетчатый экран входной двери.

— С какой стати и чего мне стесняться? Я знаю, что не супермодель. А кто тут идеальный?

— Нет-нет, я все понимаю, просто… — Он пнул крыльцо кроссовкой «Конверс» и сел.

— Что — просто?

— Ничего. Ты же знаешь, для меня ты красавица. Просто Лео считает, тебе неловко быть на виду, в фокусе всеобщего внимания. — Он выжидательно уставился на Брук, но та буквально потеряла дар речи.

Глядя в землю, она молча достала из сумочки пластинку жвачки.

— Ру, иди сюда. Господи, зачем я это сказал!.. Я вовсе не то имел в виду!

Она ждала объяснений, что же на самом деле он имел в виду, но повисла долгая пауза.

— Ладно, пошли в дом, — предложила Брук, изо всех сил сдерживая слезы. Пожалуй, лучше было не выяснять, что он на самом деле хотел сказать.

— Нет, подожди. Иди сюда. — Джулиан взял ее руки в свои. — Любимая, прости, что я так сказал. Не то чтобы мы с Лео сидели и обсуждали тебя. Вся фигня с моим имиджем — не более чем фигня, я прекрасно это понимаю и уже на стенку лезу, — но пока вынужден прислушиваться к Лео. Альбом только что вышел; я стараюсь об этом не думать, но стоит представить успех или провал, и меня охватывает ужас. Если альбом станет хитом — ужасно. Если, что более вероятно, он окажется пшиком, пустышкой — еще хуже. Еще вчера я сидел в уютной маленькой студии и играл любимые мелодии, притворяясь, что на свете есть только я и инструмент, и вдруг ни с того ни с сего все эти появления на телеэкране, ужины с директорами компании, интервью… К этому я оказался не готов. И если в последнее время веду себя как козел, то искренне прошу прошения.

С губ Брук готовы были сорваться тысячи слов о том, как она скучает по нему, ведь он постоянно в разъездах, как нервничает из-за ссор, из-за того, что их отношения стали неровными и непредсказуемыми, как «американские горки». Она обрадовалась, что Джулиан выглянул из своего панциря, но вместо того чтобы выманивать его дальше, засыпать вопросами или оглушить излияниями чувств, Брук заставила себя оценить сделанный мужем шаг.

Она сжала руки Джулиана и поцеловала в щеку.

— Спасибо, — тихо сказала она, впервые за день встретившись с ним взглядом.

— Тебе спасибо. — Он поцеловал ее в ответ. Многое осталось недосказанным, и мучительная тревога не проходила, но Брук похлопала мужа по руке и пошла с ним в дом, решив сделать все возможное, чтобы как можно быстрее забыть комментарий насчет ее веса.

Будущие родители ждали их в кухне — Мишель готовила поднос для сандвичей, которые гостям предстояло сделать самим: нарезанная индейка, ростбиф, ржаной хлеб, «русская заправка»^[22], помидоры, латук и пикули. Были здесь банки вишневой газировки «Доктор Браун» и литр сельтерской с лаймом. Мишель вручила каждому по бумажной тарелке и жестом предложила угощаться.

— Когда начинается праздник? — спросила Брук, беря себе несколько ломтиков индейки (без хлеба). Она надеялась, что ни Рэнди, ни Джулиан ничего не заметят, поэтому не придется мучиться угрызениями совести.

— Вечеринка в семь, но Синтия хочет, чтобы мы собрались в шесть и помогли накрыть на стол. — Мишель двигалась с удивительной фацией, учитывая ее увеличившийся живот.

— Я не верю, что он удивится, — сказала Брук.

— А я не верю, что твоему папе шестьдесят пять! — заявил Джулиан, намазывая хлеб «русской заправкой».

— А я не верю, что он наконец ушел на пенсию, — признался Рэнди. — В сентябре мы впервые начнем учебный год не вместе. Так непривычно…

Брук вместе с остальными прошла в гостиную и устроилась рядом с братом.

— Что, уже скучаешь? С кем теперь ты будешь ходить на ленч?

У Джулиана зазвонил мобильный. Он извинился и вышел.

— Он выглядит довольно спокойным, учитывая, что альбом вышел недавно, — заметил Рэнди, вгрызаясь в огромный сандвич.

— Это только внешне, на самом деле он волнуется. Телефон надрывается, Джулиан разговаривает сутками, но пока никто ни в чем не уверен. Я думаю, сегодня или завтра что-то прояснится. По его словам, все рассчитывают, что дебютный альбом попадет в двадцатку самых популярных, но ничего нельзя сказать наверняка, — заметила Брук.

— Невероятно, — сказала Мишель, деликатно откусывая от ломтика ржаного хлеба. — Ты говоришь, альбом может выйти в двадцатку хитов? Многие всю жизнь к этому идут, а здесь вот так, сразу…

Брук выпила содовой и вытерла губы.

— Ну, этого еще не произошло, не хочу сглазить, но я согласна, это просто фантастика.

— Да нет, не фантастика, — сказал Джулиан, входя в комнату. На его лице сияла фирменная улыбка. Он улыбался так широко и искренне, что Брук забыла, какой болезненный удар он нанес по ее самолюбию.

Мишель взмахнула рукой:

— Ну-ну, не скромничай. Любой согласится: если дебютный альбом попадает сразу в двадцатку — это фантастический успех!

— Я бы сказал, фантастический успех — это когда дебютный альбом сразу попадает на четвертое место, — спокойно поправил Джулиан, не удержавшись от новой неотразимой улыбки.

— Что? — Брук невольно приоткрыла рот.

— Лео сказал. Пока это неофициально, но альбом на четвертом месте. На четвертом! В голове не укладывается!

Брук вскочила со стула и кинулась обнимать Джулиана.

— Господи, Господи, Господи, — повторяла она.

Мишель слабо вскрикнула и, обняв сразу Брук и Джулиана, достала по такому случаю бутылку особого виски.

Рэнди принес три бокала со льдом и апельсиновый сок для Мишель.

— За Джулиана, — сказал он, поднимая свой «тумблер». Все чокнулись и пригубили виски.

Поморщившись, Брук поставила бокал, а мужчины осушили свои до дна.

Рэнди хлопнул Джулиана по спине:

— Знаешь, я так рад за тебя, за твой успех и вообще, но должен сказать, это круто, когда в семье заводится своя рок-звезда!

— Да перестань ты, это же не…

Брук шлепнула Джулиана по плечу.

— Они правы, любимый, ты настоящая звезда. Разве многие исполнители после дебюта взлетели сразу на четвертое место в чартах? Пять человек, десять? «Битлз», Мадонна, Бейонсе и… Джулиан Олтер? С ума сойти!

Они радовались, говорили, забрасывали Джулиана вопросами еще минут сорок, но Мишель напомнила — пора собираться, через час нужно ехать в ресторан. Когда она вручила им стопку полотенец и закрыла за собой дверь комнаты для гостей, Брук повисла на Джулиане, так неистово стиснув его в объятиях, что в конце концов они упали на кровать.

— Это происходит на самом деле! Это правда! Это реальность! — повторяла она, покрывая поцелуями его лоб, веки, щеки и губы.

Джулиан поцеловал ее в губы и приподнялся на локтях.

— А ты понимаешь, что еще это значит?

— Что теперь ты настоящая знаменитость? — Брук впилась поцелуем в его шею.

— Это значит, что ты можешь наконец уйти из Хантли. Нет, бросай обе свои работы!

Брук немного отстранилась и уставилась на мужа:

— С какой стати?

— Во-первых, потому, что мы с тобой уже пару лет вкалываем как два папы Карло и заслужили отдых. А во-вторых, финансовая сторона начинает вырисовываться очень мило. Если сложить процент от гастролей «Марун 5», выступлений на частных вечеринках, о которых договаривается Лео, и деньги от этого альбома, ты можешь расслабиться и наслаждаться жизнью.

Все, что он говорил, звучало абсолютно логично, но по причинам, которые Брук не смогла бы внятно объяснить, она вскипела:

— Я в Хантли не только из-за денег! Я там нужна.

— Но ведь сейчас самое время! До сентября еще две недели, там успеют найти кого-нибудь тебе на замену. Даже если ты останешься в больнице, у тебя появится свободное время.

— Если останусь?! Джулиан, это моя карьера, я ради нее два года в аспирантуре провела, и между прочим, даже если это не интересует Номер Четыре в десятке хитов, я люблю свою работу!

— Знаю, что любишь, но, может, какое-то время ты будешь любить ее на расстоянии? — Джулиан шутливо пихнул жену в бок.

Она смотрела на него во все глаза:

— Что ты предлагаешь?

Он потянул ее обратно на себя, но Брук не далась.

Джулиан вздохнул:

— Ничего плохого я не предлагаю. Может, не будь ты так замучена заботами о количестве часов и графике работы, то обрадовалась бы небольшой передышке? Чаще ездила бы со мной, приходила на концерты…

Брук промолчала.

— Расстроилась? — спросил он, взяв ее за руку.

— Нет, — солгала она. — Мне кажется, я делаю все возможное, чтобы найти равновесие между работой и твоими делами. Мы вместе ходили на шоу Лено, на вечеринку съемочной группы «В лучах славы», на день рождения Кристин Стюарт. Я приезжала в студию, когда ты задерживался. Не знаю, что еще могу сделать, но уж явно не бросить работу, поставив крест на своей карьере, и тенью следовать за тобой повсюду. Рано или поздно тебе самому это надоест. Честно говоря, я бы себя уважать перестала, если бы так поступила.

— И все же подумай. — Джулиан направился в ванную, на ходу стягивая рубашку. — Обещай, что подумаешь!

Звук льющейся воды заглушил ее ответ. Брук решила отложить раздумья и не портить вечер: острой необходимости что-то решать не было, а если они с мужем, так сказать, на разных страницах книги, никто не говорит, что это неправильно.

Сбросив одежду, Брук отодвинула занавеску душа и встала в ванну.

— Чему обязан такой честью? — прищурившись из-за текущей по лицу мыльной пены, спросил Джулиан.

— Тому, что у нас меньше получаса до выхода, — сказала Брук, открывая горячий кран до отказа.

— Ну нельзя же так! — завопил Джулиан.

Она протиснулась мимо мужа, с удовольствием ощутив гладкость его намыленной груди, и выгнула спину под обжигающе горячей водой.

— А-а-а, как хорошо!

Джулиан с притворным негодованием отступил в дальний конец ванны. Брук засмеялась.

— Иди поближе, — попросила она, хоть и знала, что Джулиан может мыться только водой комнатной температуры, а горячую не выносит. — Здесь полно места.

Выдавив шампуня на ладонь, она сделала воду еле теплой и поцеловала мужа в щеку.

— Специально для тебя, милый.

Она снова проскользнула мимо него и с улыбкой смотрела, как он нерешительно встал под душ. Намыливая волосы, она наблюдала, как Джулиан с наслаждением моется под тепловатой водой.

Это была одна из сотен, может быть, тысяч мелочей, которые они знали друг о друге. Брук переполняло счастье при мысли, что она, пожалуй, единственная на Земле знает, что Джулиан ненавидит горячую воду в ванне, душе, джакузи, горячих источниках и всячески ее избегает, зато без жалоб моется под еле теплой водичкой. При этом он, по его выражению, непревзойденный глотатель кипятка — поставьте перед ним чашку обжигающего кофе или дымящуюся тарелку супа, и он, едва пригубив, не моргнув глазом проглотит все до капли; у него впечатляющая способность терпеть боль — как-то, сломав щиколотку, он лишь коротко вскрикнул «черт!», но всякий раз начинает скулить и вертеться, как девчонка, когда Брук подходит с пинцетом выщипать ему пару неправильно растущих волосков на бровях. Джулиан с удовольствием мылся кусковым мылом, предпочитая его гелям (вообще он без возражений пользовался тем, что дают, лишь бы средство не пахло лавандой или, еще хуже, грейпфрутом).

Брук потянулась поцеловать его небритую щеку, и струйка воды попала ей прямо в глаза.

— Так тебе и надо! — Джулиан хлопнул ее по ягодицам. — Не будешь издеваться над Номером Четыре!

— А что Номер Четыре скажет насчет того, чтобы по-быстрому заняться любовью?

Джулиан поцеловал Брук и вылез из ванны.

— Я не стану объяснять твоему отцу, что мы опоздали на его день рождения, поскольку его доченька прыгнула на меня в душе.

— Фу, слабак!

Когда они приехали в ресторан, Синтия была уже там: она суетилась в отдельном кабинете, отдавая приказы. По ее словам, «Понзу» был самым стильным новым заведением в юго-восточной части Пенсильвании. По мнению Рэнди, здесь гордо именовали «азиатским фьюженом» сверхамбициозную попытку подавать позаимствованные из японской кухни суши и терияки, псевдовьетнамские фаршированные роллы, тайскую лапшу «пад тай», которую мало кто из тайцев смог бы узнать, и «фирменную» курятину с брокколи, не отличавшуюся от той, что можно заказать на дом в дешевом китайском ресторанчике. Впрочем, никто из гостей не возражал против отсутствия в меню настоящих блюд в стиле фьюжен, и все четверо приглашенных сразу включились в работу.

Мужчины повесили два огромных транспаранта из фольги с надписями «С 65-летием!» и «Поздравляем с выходом на пенсию!», а Брук с Мишель расставляли привезенные Синтией цветы в стеклянные вазы, предоставленные рестораном, — по две вазы на стол. Едва они закончили первую партию, как Мишель спросила:

— Ты уже решила, что будете делать с деньгами?

От неожиданности Брук чуть не уронила ножницы. Они с Мишель обычно не обсуждали личные темы, и разговор о финансовом потенциале Джулиана показался ей неприличным и неуместным.

— О, у нас еще не выплачены кредиты на обучение и накопилась гора счетов, так что пока не все в шоколаде, как может показаться, — пожала она плечами.

Мишель заменила розу пионом и, по-птичьи наклонив голову, придирчиво рассматривала получившуюся композицию.

— Да брось, Брук, не прикидывайся. Вы же скоро будете просто купаться в деньгах!

Брук, окончательно растерявшись, смущенно засмеялась.

Друзья ее отца и Синтии явились ровно в шесть и сразу заполонили зал, уминая в ожидании виновника торжества проносимые на подносах закуски и орошая их вином. Когда отец приехал насладиться устроенным в его честь «сюрпризом», о котором давно знал, настроение уже создалось самое праздничное. Метрдотель проводил мистера Грина в отдельный кабинет, все дружно закричали «сюрприз!» и «поздравляем!», и отец Брук старательно изобразил притворное удивление хорошо осведомленного человека. Приняв бокал красного вина от Синтии, он залпом его осушил, видимо, решив все-таки получить удовольствие от праздника, хотя, как знала Брук, он охотнее остался бы дома готовиться к спортивным сборам.

К счастью, тосты у Синтии были запланированы на час коктейлей. Брук всегда волновалась, когда приходилось говорить на людях, и не хотела весь вечер дрожать в ожидании своих двух минут славы. Полтора бокала водки с тоником немного поправили дело, и Брук рассчитывала, что не собьется. Собравшимся понравился рассказ о том, как Брук с Рэнди пришли к отцу в первый раз после развода и увидели, что он складывает стопки оплаченных счетов и старых журналов в духовку на кухне — места для хранения в доме было маловато, а духовка все равно «пропадала». После Брук взял слово Рэнди, а за ним Синтия; несмотря на неловкое упоминание мачехи о тесной связи, которая возникла между ней и мужем с самой первой встречи (отец Брук тогда еще был женат на ее матери), все прошло гладко.

— Эй, гости дорогие, можно еще минутку вашего внимания? — Мистер Грин поднялся с почетного места в середине длинного банкетного стола.

В зале стало тихо.

— Я хочу сказать спасибо всем, кто пришел. Особенно благодарю мою прелестную жену за то, что сюрприз организован в субботу, а не в воскресенье — наконец-то она усвоила разницу между университетским и профессиональным футболом, — и спасибо всем моим четверым любимым детям зато, что вы сегодня здесь: все в жизни ради вас, ребята, все ради вас!

Гости зааплодировали. Брук покраснела, Рэнди выразительно округлил глаза. Джулиан сосредоточенно набирал что-то на мобильном, держа его под столом.

— И еще. Кто-то, возможно, уже знает, что у нас в семье есть восходящая звезда…

Джулиан поднял голову от телефона.

— Ну так вот, я счастлив объявить, что дебютный альбом Джулиана занял сразу четвертое место в чарте «Биллборда»! — Все зааплодировали, послышались одобрительные возгласы. — Прошу поднять бокалы замоего зятя Джулиана Олтера, совершившего почти невозможное! Думаю, выражу всеобщее мнение, если скажу, что мы безмерно тобой гордимся!

Брук растроганно смотрела, как отец подошел и обнял ее удивленного, но очень польщенного мужа. Этого Джулиан всю жизнь ждал от Олтера-старшего, и если уж надеждам не суждено осуществиться, ей было приятно, что эти слова произнес ее отец. Джулиан поблагодарил тестя и поспешно сел, явно стесняясь всеобщего внимания, но Брук видела, как ему приятно. Она взяла мужа за руку и крепко сжала; он ответил еще более сильным пожатием.

Официанты начали разносить напитки, когда Джулиан наклонился к Брук и попросил на минутку выйти с ним в общий зал для разговора.

— Это такой способ затащить меня в туалет? — спросила она, идя за Джулианом. — Ты хоть представляешь, какой будет скандал, если нас застукают? О, хоть бы это была мама Саши…

Джулиан действительно повел ее к туалетам. Брук резко дернула его за руку:

— Я же пошутила!

— Ру, только что звонил Лео, — начал он, прислонившись к спинке дивана.

— Ну и?..

— Он сейчас в Лос-Анджелесе, проводит от моего имени массу встреч… — Джулиан хотел сказать еще что-то, но замолчал.

— И что? Что-нибудь интересное?

Джулиан не мог больше сдерживаться. Широкая улыбка осветила его лицо, и хотя у Брук сразу возникло предчувствие, что это «что-нибудь интересное» ей не понравится, она невольно улыбнулась в ответ:

— Что? Ну что!

— Ну, вообще-то… — Джулиан замолчал, его глаза расширились. — Он сказал, что «Вэнити фэр» хочет включить меня в коллаж перспективных творческих молодых людей на обложке октябрьского или ноябрьского номера. На обложке, представляешь?!

Брук бросилась ему на шею.

Джулиан мазнул губами по ее щеке и отстранился:

— А фотограф знаешь кто? Энни Лейбович!

— Шутишь!

— He-а. Снимать будут меня и еще четырех. Сборная солянка. Лео считает, что скорее всего подберут музыканта, художника, писателя, как-то так. А знаешь, где будет фотосессия? В «Шато Мармон».

— Ну еще бы! Ха, мы становимся постоянными посетителями! — Брук уже прикидывала, как пропустить минимум рабочих дней, чтобы поехать с мужем, и какие вещи взять с собой.

— Брук… — Голос Джулиана остался ровным, но на лице проступила боль.

— Что?

— Прости, что я так с тобой поступаю, но я должен ехать немедленно. Лео заказал мне билет на шестичасовой рейс из аэропорта Кеннеди, а надо еще успеть в Нью-Йорк, забрать кое-что из студии.

— Ты поедешь сейчас? — Брук задохнулась, осознав, что билет Джулиану уже заказан и, хотя он изо всех сил старается изображать скорбную мину, его переполняет ликование.

Муж обнял ее и нежно погладил по спине.

— Конечно, приятного мало, милая. Прости, что все так внезапно, в последнюю минуту, прости, что ухожу в самый разгар веселья…

— До.

— Что?

— Ты уходишь не в самый разгар веселья, а фактически до начала праздника моего отца.

Он ничего не ответил. На секунду Брук показалось, что муж сейчас признается — он пошутил и ехать ему никуда не нужно.

— Как ты доберешься домой? — устало спросила она, не дождавшись ответа.

Джулиан привлек ее к себе и обнял.

— Я вызвал такси, доеду до станции, никому не придется меня везти. А ты завтра вернешься на машине. Так нормально?

— Конечно.

— Брук… Я люблю тебя. Когда вернусь, поведу тебя куда-нибудь отмечать. Все, что сейчас происходит, — это же редкая удача, понимаешь?

Брук заставила себя улыбнуться:

— Понимаю и очень рада за тебя.

— Я рассчитываю вернуться во вторник, но точно не знаю. — Джулиан нежно поцеловал ее в губы. — Ничего не планируй, ладно? Я хочу устроить нечто особенное.

— Ох, я бы не отказалась…

— Подождешь меня здесь? — спросил он. — Я только попрощаюсь с твоим отцом. Не хочу отвлекать на себя внимание, ведь это его праздник…

— Я считаю, тебе лучше уйти по-английски, — сказала Брук и увидела, что Джулиан вздохнул с облегчением. — Я все им объясню, они поймут.

— Спасибо.

Она кивнула:

— Пойдем, я тебя провожу.

Держась за руки, они спустились по ступенькам и пошли к парковочной стоянке, к счастью, не встретив по пути никого из гостей. Брук еще раз повторила, что так будет лучше, что она все объяснит отцу и Синтии и поблагодарит за гостеприимство Рэнди и Мишель. Никому не нужна сцена торжественного прощания, где придется сто раз все объяснять. Джулиан с траурно-серьезным лицом поцеловал Брук и прошептал, что любит ее, но когда показалось такси, устремился вперед, как молодой ретривер за теннисным мячиком. Брук хотела помахать ему на прощание, но такси рвануло с места с такой скоростью, что Джулиан не успел обернуться. Брук пошла обратно в ресторан.

Глядя на часы, Брук размышляла, останется ли у нее время для пробежки после консультации, но вспомнила, что за окном жуткая жара, и только псих решится бегать в такую погоду.

В дверь постучали — должно быть, это Кайли, впервые в новом учебном году. Брук с нетерпением ждала этой встречи: е-мейлы Кайли становились все более позитивными, и Брук не сомневалась — девочка все-таки приспособится к Хантли. Но в дверь вошла Хизер.

— Что случилось? Кстати, еще раз спасибо за утренний кофе.

— Еще раз пожалуйста. Слушай, Кайли сегодня не придет, она дома с желудочным гриппом.

Брук взглянула на список отсутствующих на своем столе.

— Как? Она же сегодня в школе!

— Да, была, но зашла ко мне и при этом так плохо выглядела, что я послала ее к медсестре, а та отправила ее домой. У Кайли ничего серьезного, но я хотела тебя предупредить.

— Спасибо, для меня это важно.

Хизер повернулась, собираясь уйти, но Брук ее окликнула:

— Слушай, а какой она тебе показалась? Ну, если отбросить симптомы желудочного гриппа?

Коллега подумала, затем ответила:

— Знаешь, трудно сказать, я ее три месяца не видела, а она не особенно склонна откровенничать. От других девочек я слышала, что Кайли подружилась с Уитни Вайс, то есть я могу вздохнуть спокойно. И еще одно: она очень похудела.

Брук резко вскинула голову:

— На сколько фунтов, как ты считаешь?

— Не знаю, на двадцать — двадцать пять. Прекрасно выглядит и явно очень довольна собой. — Хизер заметила тревогу Брук. — А что? Разве это плохо?

— Это огромная потеря веса за такой короткий срок, да и дружба с Уитни… Словом, есть повод для беспокойства.

Коллега кивнула:

— Ты ее раньше меня увидишь. Держи меня в курсе, ладно?

Попрощавшись с Хизер, Брук откинулась на спинку кресла. Потерять двадцать пять фунтов за два с половиной месяца — явный признак каких-то нарушений, а дружба Кайли с Уитни Вайс — просто головная боль для врача. Уитни — невероятно тощая девица, которая в прошлом году, перестав заниматься хоккеем, набрала пять или семь фунтов. Тогда ее дисрофичная мамаша заявилась в кабинет Брук с требованием посоветовать ей надежный «оздоровительный лагерь для толстых». Бурные протесты Брук, что это совершенно нормальное и даже положительное явление для растущей четырнадцатилетней девочки, эффекта не возымели, и Уитни отправили в элитный лагерь на юге штата «приходить в норму». Как и следовало ожидать, в результате у девочки появилась привычка объедаться и тут же вызывать рвоту. Неужели Кайли тоже так делает? Брук решила после первой же консультации позвонить отцу девочки и узнать, не замечал ли он что-нибудь необычное в поведении дочери.

Покончив с записями по проведенным консультациям, Брук решила, что на сегодня хватит. На улице она сразу попала в удушающе влажные объятия сентябрьской духоты; ощущение было таким, словно она с разгону ударилась о невидимую стену. Все мысли о том, чтобы поехать на метро, мгновенно испарились. К счастью, ангел-хранитель прочел ее мысли… то есть таксист, вероятно, выходец из Бангладеш, заметил ее отчаянные размахивания руками в попытке остановить машину. Такси замерло прямо перед входом в Хантли, пассажир вышел, и Брук рухнула на заднее сиденье, хватая ртом охлажденный кондиционером воздух.

— Угол Дуэйн и Гудзон-авеню, пожалуйста, — сказала она, пододвинув ноги к холодной струе из решетки кондишена. Всю дорогу она ехала, запрокинув голову и закрыв глаза. Когда такси уже подъезжало к дому Нолы, пришло сообщение от Джулиана: «Только что получил е-мейл от Джона Траволты! Пишет, что в восторге от моего альбома и поздравляет с таким дебютом».

Коротенькое сообщение так и лучилось радостью. «Джон Траволта?! — набрала Брук в ответ. — Быть не может! Фантастика!»

«Он написал это своему агенту, а агент переслал Лео», — ответил Джулиан.

«Поздравляю! Круто! Смотри не стирай, — писала Брук. — Я у Нолы. Позвони, когда сможешь. Целую, обнимаю».

Двухкомнатная квартира Нолы располагалась в самом конце длинного коридора, окна выходили на модное кафе со столиками на улице. Брук, не спрашивая, вошла через открытую нараспашку дверь, бросила сумку, скинула туфли и направилась прямо в кухню.

— А вот и я! — крикнула она, доставая из холодильника банку диетической колы — это запретное удовольствие она позволяла себе лишь в гостях у Нолы.

— В холодильнике диетическая кола. Мне тоже принеси! — прокричала Нола из спальни. — Я почти уложилась, сейчас выйду.

Брук открыла обе банки и пошла к Ноле. Подруга сидела посреди груд одежды, туфель, косметики, разнообразной электроники и путеводителей.

— Как, мать вашу, прикажете втиснуть все это в рюкзак?! — воскликнула она, пытаясь запихнуть круглую щетку для волос в боковой карман. Щетка упорно не желала помещаться, за что была пущена в долгий полет через всю комнату. — О чем я думала, когда записывалась?

— Понятия не имею, — отозвалась Брук, пораженная царившим в комнате хаосом. — Я себя об этом уже две недели спрашиваю.

— Вот что бывает, когда продлевают отпуск и нет бойфренда. Вот какие решения принимаются! Шестнадцать дней с одиннадцатью незнакомцами в Юго-Восточной Азии! Брук, это ты виновата!

Брук рассмеялась:

— Ну да, конечно! Я тебе сразу сказала, что затея неудачная, но ты же уперлась!

Нола встала, отпила колы и вышла в гостиную.

— Ужас! Мой пример должен показать всем одиноким женщинам — нельзя принимать импульсивных решений о групповых турах! Этот чертов Вьетнам никуда не денется, зачем я туда

— Ну перестань, поездка наверняка будет интересная! Может, в группе даже окажется красивый парень.

— Ну еще бы, и никаких тебе пожилых супружеских пар из Германии, доморощенных буддистов-хиппи и лесбиянок! Сплошь свободные богатые красавцы от тридцати до тридцати пяти! Глаза разбегутся!

— Главное — позитивный настрой, — пряча улыбку, кивнула Брук.

Что-то привлекло внимание Нолы, и она кинулась к окну. Брук тоже выглянула, но ничего необычного не заметила.

— За первым столиком слева, видишь? Натали Портман! В кепочке и темных очках. Можно подумать, в этих очках ее никто не узнает!

Брук посмотрела снова и заметила девушку в кепке, потягивавшую вино из бокала и смеявшуюся над чем-то, что сказал ее спутник.

— Да, похоже, это она.

— Конечно, она! И выглядит, блин, ослепительно! Не понимаю, почему я ее не возненавидела. Надо бы, да не могу. — Нола склонила голову, не сводя глаз с девушки за столиком.

— А зачем ее ненавидеть? — удивилась Брук. — Она вполне нормальная, все при ней.

— А вот именно поэтому. Ведь она не просто очень красива, даже с обритой головой, а еще и Гарвард закончила, говорит чуть ли не на пятнадцати языках, ездит по всему миру, выступая в поддержку микрофинансирования, и так любит природу, что не носит кожаную обувь. Все, кто с ней работал или хотя бы летал в одном самолете, клянутся, что она самая классная и разумная девушка на свете.

Нола спрыгнула с подоконника, и они с Брук уселись в покрытые чехлами кресла.

Отпив колы, Брук пожала плечами, вспомнив о фотографе у себя под окнами.

— Ну значит, Натали Портман умница, вот и все.

Нола медленно покачала головой:

— Нет, ну ты просто уникум.

— А что я такого сказала? Не понимаю. Мне что, надо ее обожать? Или завидовать ей? Может, она вообще существует только на экране!

— Да вон она внизу, сидит через улицу и блещет красотой.

Брук прижала руку ко лбу и застонала:

— А мы за ней подглядываем, как не знаю кто… Оставь ее, пусть сидит.

— Тебя волнует, что мы нарушаем уединение Натали? — мягче спросила Нола. — Странно, я годами читала журналы и видела все ее фильмы, могу вспомнить каждое платье, которое она надевала на церемонии вручения премий, готова сидеть на подоконнике и смотреть на нее весь вечер, но в то же время во мне поднимается какой-то протест…

Нола направила пульт на телевизор и перескакивала с канала на канал, пока не нашла станцию альтернативного рока. Подперев щеку ладонью, она произнесла:

— Понятно. Что еще стряслось, почему ты в таком паршивом настроении?

Брук вздохнула:

— Пришлось просить отгул на понедельник к следующему уик-энду в Майами. Маргарет, мягко говоря, не пришла в восторг.

— Ну, не может же она заставить подчиненных отказаться от личной жизни!

Брук фыркнула:

— Но она вправе ожидать, чтобы мы хоть иногда показывались на работе.

— Слишком ты к себе строга. Можно, я сменю тему на более интересную? Только не обижайся.

— На какую? О вечеринке в выходные?

— Приглашаешь? — ухмыльнулась Нола. — Могу быть твоим кавалером.

— Смеешься?! Я бы с удовольствием пригласила, но, боюсь, это невозможно.

— Как, неужели я обречена пить с каким-нибудь лузером в Нью-Йорке, когда могла бы лакомиться икрой с женой настоящей рок-звезды?

— Ну ладно, Джулиан будет только доволен, что не надо нянчиться со мной всю ночь… — Телефон Брук завибрировал. — Во, заговори о черте — запахнет серой… Привет! — сказала она в трубку. — Мы с Нолой как раз говорим о воскресной вечеринке…

— Брук! Представляешь, Лео только что узнал от вице-президента «Сони», что первые продажи альбома превзошли самые смелые ожидания!

В трубке слышалась музыка и какой-то шум, но Брук не могла вспомнить, где сегодня Джулиан — в Атланте? Или вечером они играют в Чарлстоне?

— Точно, Атланта была вчера, муж звонил в час ночи, в легком подпитии, но в отличном настроении, из «Ритца» в Бакхеде.

— Никто не хочет брать на себя никаких обязательств до окончания недели эфира, еще три дня осталось, но сегодня подвели итоги недели продаж. Спрос растет!

Накануне Брук два часа читала о певцах и группах, чьи альбомы вышли за последние две недели, но так и не поняла, как подводятся эти итоги. Спросить? Или Джулиана раздражает ее невежество?

— С четвертого места мы поднялись минимум на третье, а может, и выше!

— Я очень тобой горжусь! Вы там сейчас веселитесь в Чарлстоне? — на мажорной ноте спросила она.

В трубке повисла пауза. Брук испугалась — они что, в другом городе? Но через несколько секунд Джулиан ответил:

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но нам здесь в туалет сбегать некогда. Репетируем, выступаем, собираем чемоданы, каждый день — новая гостиница… Здесь все работают.

Брук помолчала.

— Я не говорю, что вы только и делаете, что празднуете, — заметила она, с трудом удержавшись, чтобы не припомнить ему пьяный вчерашний звонок.

Нола заметила выражение лица подруги и жестом показала: «Я уйду в другую комнату», — но Брук отмахнулась и сделала страшные глаза, означавшие: «Не будь дурочкой».

— Это из-за того, что я ушел с дня рождения твоего отца? Сколько мне за это извиняться? Ты еще долго меня упрекать будешь?

— Нет, речь не об этом, хотя, к твоему сведению, ты как уехал, сообщив об отъезде за шесть секунд, так две недели и не появляешься. — Брук заговорила мягче: — Я ждала, что после фотосессии ты приедешь на пару дней, ведь впереди гастрольный тур…

— А почему таким тоном?

Это было как пощечина.

— Что?! Я разве сказала что-то ужасное, спросив, где вы сейчас веселитесь? Или намекнула, что нам невредно повидать друг друга? Боже, какой я страшный человек!

— Брук, мне сейчас некогда выслушивать истерики.

От того, как муж произнес полное имя Брук, у нее по спине пробежал холодок.

— Истерика, Джулиан? Это для тебя истерика? — Она почти никогда не говорила мужу, каково ей приходится, — Джулиан был слишком взволнован, слишком занят, слишком увлечен или находился слишком далеко, а она стойко старалась не жаловаться, быть веселой, позитивной и все понимающей, как советовала мать, но это не всегда удавалось.

— Слушай, чего конкретно ты добиваешься? Извини, я не могу выбраться домой на этой неделе! Сколько мне еще просить прощения? Я, знаешь ли, работаю для нас обоих, могла бы хоть иногда вспоминать об этом.

Брук охватило ставшее почти привычным беспокойство.

— Ты ничего не понял, — спокойно сказала она. Он вздохнул:

— Я попробую взять сутки перед Майами и прилечу на выходные. Это тебя устроит? Первые недели после выхода альбома — не отпуск на пляже.

В первую секунду Брук хотела послать мужа куда подальше, но глубоко вздохнула, сосчитала до трех и сказала:

— Если приедешь, будет прекрасно. Я очень хочу тебя видеть.

— Постараюсь. Слушай, Ру, мне пора, а ты, пожалуйста; помни: я тебя люблю. И скучаю без тебя. Завтра позвоню. — И не успела она сказать слово, Джулиан отключился.

— Трубку бросил! — заорала Брук, швыряя мобильный на мягкий диван. Телефон отскочил от подушки и упал на пол.

— Не переживай ты так, — мягко произнесла Нола, стоявшая в дверях с веером меню разных ресторанчиков и кафе и бутылкой вина. По телевизору зазвучала мелодия «Ушедшему». Нола и Брук одновременно обернулись к экрану.

— Выключи, пожалуйста. — Брук резко опустилась на диван и прикрыла глаза, хотя не плакала. — Что же мне делать? — застонала она.

Нола проворно переключила канал.

— Прежде всего решить, чего тебе больше хочется: курятины с лимонным сорго или карри с королевскими креветками из вьетнамского кафе, а потом рассказать, что у вас происходит. — Тут Нола вспомнила о бутылке, которую держала в руке. — Но первым делом нужно выпить.

Она проворно счистила фольгу кончиком штопора и спросила, ввинчивая его в пробку:

— Ты до сих пор расстраиваешься из-за фотографии с Лайлой?

Брук фыркнула, принимая бокал красного вина. Нола наполнила его почти до краев, и это в иной компании сочли бы перебором, но Брук не возражала.

— Ты говоришь о том снимке, где рука моего муженька находится на ее талии в двадцать шесть дюймов в обхвате, а на его морде блаженство, как в момент оргазма?

Нола пригубила вино и положила длинные ноги на край столешницы.

— Какая-то тупая старлетка нашла возможность привлечь внимание прессы, засветившись вместе с новой большой звездой. До самого Джулиана ей и дела нет.

— Знаю. Дело не только в этом… От песен в барах и стажировки в «Сони» он поднялся до… такого! Все радикально изменилось буквально за ночь, Нола. Я оказалась не готова.

Не было смысла продолжать отрицать очевидное: ее муж, Джулиан Олтер, стал знаменитостью. Брук понимала, что к этому он долго и трудно шел: годы ежедневных репетиций, выступлений и сочинения песен (не считая не поддающейся подсчету халтурки и усилий, вложенных в карьеру еще до их знакомства). Были демозаписи, рекламные ролики, синглы, которые почти удавались, но всякий раз что-то срывалось. Да, однажды он подписал контракт на запись песен, на что изначально не рассчитывал, но ведь были недели и месяцы раздумий над списком контрактов, приглашение юристов, специализирующихся в сфере шоу-бизнеса, сотрудничество с более опытными исполнителями, от которых требовались советы и, возможно, наставничество. Сколько месяцев он провел в студии за подстройкой клавишного вокала, чтобы получился нужный звук… Бесконечные встречи с продюсерами, грозными топ-менеджерами, державшими в руках золотой ключик к его будущему. Затем приглашение от «Сони» на кастинг участников группы, потом интервью, прослушивание, курсирование между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, чтобы все держать под личным контролем; консультации с пиарщиками, знающими, как управлять восприятием аудитории, и обучение у медиатренеров правильному поведению перед объективами. Плюс стилист, отвечающий за новый имидж…

Несколько лет Брук без возражений тянула лямку на двух работах, чтобы поддержать семью, несмотря на обиду, которая накатывала, когда, вымотанная, одинокая, она сидела дома, а муж пропадал в студии. У нее тоже были мечты, планы, сознательно отодвинутые на задний план, — желание найти свою нишу в профессии, путешествовать, родить ребенка. Они с Джулианом жили под гнетом постоянного финансового напряжения, вынужденные вкладывать и реинвестировать каждый доллар в разные составляющие карьеры рок-музыканта. Работа в студии с утра до ночи, вечера, проведенные в прокуренных шумных барах, когда Джулиан выступал, а Брук слушала, всей душой поддерживая его, вместо того чтобы полежать на диване или уехать из города на выходные, как все нормальные люди. А теперь разъезды! Постоянные бесконечные разъезды — из города в город, с побережья на побережье. Они с Джулианом старались держаться, но ситуация продолжала ухудшаться. Спокойный, никем не прерываемый телефонный разговор уже стал роскошью.

Нола вновь наполнила бокалы и взяла трубку.

— Так что ты будешь?

— Я не голодна, — сказала Брук и удивилась, что это правда.

— Я закажу креветок и курятину, по полпорции тебе и мне, и блинчиков с начинкой, хорошо?

Брук покрутила бокал, чуть не пролив вино. Надо же, как быстро закончился первый…

— Да-да, ладно. — Тут Брук сообразила, что ведет себя с Нолой в точности, как Джулиан с ней самой. — Как у тебя дела, кстати? Как у вас с…

— С Дрю? Свалил. В прошлые выходные я немного… развлеклась и вспомнила, что вокруг множество более интересных мужчин, чем Дрю Макнил.

Брук снова прикрыла глаза рукой:

— О нет. Только не это.

— А что? Подумаешь, развлечься нельзя!

— Да где же ты время находишь?

Нола притворилась обиженной.

— Помнишь, в субботу после ужина ты улизнула домой, а мы с Дрю остались в клубе?

— Господи, только не говори, что у тебя снова был групповой секс! Мое слабое сердце этого не выдержит! Боливар не вынесет троих!

— Ты что? Дрю отчалил буквально сразу после тебя, а я осталась, выпила коктейль и в полвторого пошла, вся такая одинокая, ловить такси…

— Слушай, по-моему, нам уже малость не по возрасту увлекаться случайными перепихонами. Кстати, молодежь еще употребляет это словечко?

Тут уже глаза прикрыла Нола.

— Слушай, не будь ханжой, а? Такси я ловила минут двадцать, и вдруг какой-то тип попытался увести его у меня из-под носа. Прикинь, забрался с другой стороны!

— Ничего себе!

— Во-от! Ну, он оказался красивым, и я позволила ему составить мне компанию, и как-то так получилось, что через минуту мы начали целоваться.

— А потом? — спросила Брук, прекрасно зная ответ.

— Все было замечательно.

— Ты хоть имя его спросила?

— Ой, прекрати!

Брук смотрела на Нолу, припоминая, какой сама была до замужества. Парней у нее хватало, да и интрижек тоже, но никогда она так… так… свободно не следовала зову плоти. Порой, когда не приходила от Нолы в ужас, Брук завидовала ее уверенности в своей сексуальности. Однажды Брук тоже решилась на случайный секс и переспала с парнем дважды, уговаривая себя, что это весело, интересно и раскрепощает. Результат — лопнувший презерватив, двадцать четыре часа тошноты после противозачаточной таблетки, шесть недель ожидания, пока окончательный тест на ВИЧ не оказался отрицательным, и полное отсутствие звонков от так называемого любовника. Этого Брук хватило, чтобы усвоить: подобный стиль жизни не для нее.

Напряжение разрядил звонок домофона — доставили еду.

— Нола, ты вообще понимаешь, чем рисковала?

— Да-да, вдруг бы он оказался маньяком… Ты мне мораль не читай!

Брук воздела вверх ладони:

— Хорошо, как скажешь. Надеюсь, тебе с ним было хорошо, просто во мне говорит зависть.

Нола возмущенно пискнула и шлепнула по руке Брук.

— За что? — чуть не обиделась та.

— Не смей говорить, что завидуешь! — сказала Нола с неожиданной решительностью. — Ты как приятно со стороны наблюдать, какими глазами на тебя смотрит Джулиан. Пусть я не всегда была поклонницей его творчества, но он несомненно тебя любит. Понимаешь ты это или нет, но вы меня вдохновляете. Да, от вас потребовался долгий упорный труд, но сейчас вложенные усилия дают плоды!

В дверь постучали. Брук потянулась к Ноле и обняла ее.

— Ты настоящий друг. Спасибо, мне так надо было это услышать.

Нола улыбнулась, схватила кошелек и выбежала в общий коридор.

Ели они жадно и быстро. Чуть позже Брук, еле держась на ногах после напряженного рабочего дня и выпитого вина, попрощалась и отправилась домой. По привычке она села в поезд, заняв любимое место в конце состава, и, лишь проехав полдороги, вспомнила, что может позволить себе взять такси. Она нарочно не ответила на звонок матери и три квартала до дома мечтала о вечернем ритуале одинокой девушки: травяной чай, горячая ванна, охлажденная кондиционером комната, таблетка снотворного и мертвый сон под толстым одеялом. Может, стоит даже телефон отключить, чтобы Джулиан не будил ее спорадическими звонками с очередной сенсацией и женскими голосами и музыкой на заднем фоне.

Занятая своими мыслями, больше всего на свете желая оказаться дома и сбросить наконец одежку, Брук заметила цветы на коврике под дверью, только когда буквально споткнулась о цилиндрическую вазу высотой с годовалого ребенка, наполненную ярко-зелеными листьями банана и ворохом калл сочно-фиолетового и кремового оттенков, над которыми гордо реял высокий побег бамбука — в качестве акцента.

Конечно, Брук, как все женщины, порой получала букеты — подсолнухи от родителей, когда ей удалили зубы мудрости на первом курсе института, традиционную дюжину роз на День святого Валентина от бойфрендов, лишенных фантазии, букетики из ближайшего винного магазинчика от гостей в качестве подарка хозяйке дома, но ей никогда не дарили ничего подобного. Скульптура! Произведение искусства! Втащив вазу в квартиру, Брук оторвала крохотный конвертик, неприметно приклеенный внизу. Прибежал Уолтер и принялся обнюхивать новое душистое приобретение.

«Дорогая Брук,

очень скучаю по тебе. Считаю дни до нашей встречи в выходные.

Люблю,

Дж.».

Улыбнувшись, Брук уткнулась в нежные лепестки, наслаждаясь ароматом роскошных цветов. Упоение длилось секунд десять, прежде чем его затопило сомнение. Почему «Брук», если муж почти всегда называет ее Ру, особенно когда старается быть романтичным или речь идет о чем-то интимном? Это у него такой способ извиниться за то, что последние недели он вел себя как бесцеремонный толстокожий болван? Если так, почему не сказать «прости меня»? Разве человек, одаренный талантом — автор песен, а не кто-нибудь, — напишет нечто столь примитивно-банальное? А главное, почему именно сейчас он прислал цветы? Брук от лично знала, как муж ненавидит саму идею заказных букетов, считая это непомерно дорогим серийным суррогатом для людей, не умеющих адекватно выразить свои чувства. Символом чего может быть букет быстро вянущих цветов? Брук понимала точку зрения мужа и бережно хранила письма, песни и стихи, которые он, находя время, сочинял для нее. Откуда же взялось это шаблонное «считаю дни»?

Уолтер, уткнулся в ее колено и жалобно взвыл.

— Ну почему папочка не может тебя выгулять? — спросила Брук, прицепив поводок и выводя собаку. — Потому что его не бывает дома!

Несмотря на легкие угрызения совести, Брук потащила Уолтера домой, едва он успел сделать свои дела, а потом задобрила пса двойной порцией корма на ужин и — особенно! — толстой морковкой на десерт. Взяв карточку, она дважды перечитала текст, бросила ее в мусорное ведро, которое давно пора было вынести, но тут же вернулась и забрала карточку — все-таки благородный порыв.

Она набрала номер мужа, заранее зная, что скажет, но сразу включился автоответчик.

— Привет, это я. Только что пришла домой и увидела цветы. Господи, они… нереально хороши. У меня просто нет слов. — Брук не покривила душой. Она хотела попросить мужа позвонить, когда будет время, чтобы пообщаться, но вдруг почувствовала, что у нее совсем нет сил. — Ну вот. Спокойной ночи… или хорошего вечера. Я тебя люблю.

Наполнив ванну такой горячей водой, какую лишь могла вытерпеть, Брук взяла свежий выпуск «Ласт найт», который только что принесли, и потихоньку, чтобы привыкнуть, опустилась в ванну (процесс занял почти пять минут). Когда вода сомкнулась над ее плечами, Брук с облегчением выдохнула. Слава тебе, Господи, наконец-то день закончился.

До Достопамятной Фотографии для Брук не было большего удовольствия, чем лежать в горячей ванне с очередным номером «Ласт найт». Сейчас же она открывала журнал с опаской, боясь наткнуться на что-нибудь неприятное, но подчинялась старой привычке. Просматривая первые страницы, Брук качала головой: сколько же имеющих семью знаменитостей с готовностью распахивают двери своих спален, выдавая откровения вроде: «Наш секрет интимной гармонии? По воскресеньям он приносит мне завтрак в постель, а я на деле доказываю свою благодарность». Или: «Что сказать, мне здорово повезло — в постели моя супруга просто огонь». Страницы, отведенные звездам, притворявшимся простыми смертными, оказались неожиданно скучными: Дакота Фэннинг делает покупки в супермаркете в Шерман-Оукс, Кейт Хадсон вешается на своего очередного парня, Кэмерон Диаз выбирает трусики-бикини, Тори Спеллинг покидает салон, таща за руку белокурого ребенка. Немного интереснее оказался раздел о том, что получилось из вундеркиндов восьмидесятых. Но когда Брук дошла до статей, у нее перехватило дыхание. Раздел начинался многостраничной сессией «Авторы проникновенных песен, которые потрясли мир» с фотографиями и очерками примерно о полудюжине исполнителей. Взгляд Брук заметался по снимкам: так, Джон Майер, Гэвин Дегро, Колби Кейлат, Джек Джонсон. Ничего. Она перевернула страницу — Бон Айвер, Бен Харпер, Уилко. Тоже ничего… Стоп. Боже, вот на четвертой странице — сплошной желтый прямоугольник. «Кто такой ДЖУЛИАН ОЛТЕР?» — вопрошали фиолетовые буквы. Ниже размещался огромный снимок Джулиана и Лайлы Лоусон, а под ним — текст. «Господи!» — мелькнуло в голове Брук, услышавшей как бы со стороны, что сердце сильно бьется, а дыхание едва не остановилось. Ее охватило неудержимое желание прочесть, и в то же время хотелось, чтобы статья со снимком испарилась, пропала, навсегда стерлась из памяти. Это уже кто-нибудь читал? Джулиан видел? По подписке журнал приходит на день раньше, чем появляется на лотках с прессой, но отчего ее никто не предупредил? Схватив полотенце, Брук вытерла пот, выступивший на лбу, обтерла мокрые руки, глубоко вздохнула и начала читать.

«Джулиан Олтер не только произвел фурор на запомнившемся открытии нового сезона шоу Джея Лено своей улетной фотографией, но и нашел, чем закрепить успех: на прошлой неделе его дебютный альбом занял сразу четвертое место в чарте «Биллборда». Все заинтригованы — кто же он такой, этот певец?»

Уперевшись ногами в бортик ванны, Брук села прямо, поспешив приписать подступившую тошноту сочетанию слишком горячей воды и выпитого вина. «Ну, если ты сама в это веришь», — подумала она. Глубокий вдох. Легкая дурнота вполне естественна, когда без предупреждения натыкаешься на статью о собственном муже в национальном издании. Брук заставила себя читать дальше.

«Детство и юность. Родился в 1977 году на Манхэттене в Верхнем Ист-Сайде, окончил престижную частную школу Дальтона, лето проводил на юге Франции — словом, все условия, чтобы заняться искусством. Однако родители, ведущие светский образ жизни, отказывались всерьез воспринимать интерес сына к музыке.

Карьера. После окончания Эмхерста в 1999 году Олтер не стал поступать на медицинский факультет, решив целиком посвятить себя музыке и творчеству. В 2008 году, после двух лет работы с отделом продвижения молодых исполнителей, Олтер подписал контракт с «Сони». Его первый музыкальный альбом обещает стать одним из самых успешных дебютов года.

Увлечения. Когда Олтер не работает в студии, он с удовольствием проводит редкие минуты отдыха со своим двортерьером Уолтером Олтером и тусуется с друзьями. Одноклассники вспоминают, что в школе Дальтона он прекрасно играл в теннис, но бросил, потому что спорт «не вязался с его имиджем».

Личная жизнь. Не надейтесь на скорый роман с Лайлой Лоусон, потому что Олтер вот уже пять лет женат на своей давней любви Брук. Впрочем, в последнее время пошли слухи о сгустившихся в раю тучах из-за напряженного графика Джулиана. «Брук проявила редкую самоотверженность и всячески поддерживала мужа, когда он был никем, но сейчас ей очень сложно справиться с обрушившейся на них известностью», — заявляет источник, близкий к ним обоим. Живут супруги в скромной «двушке» возле Таймс-сквер, хотя друзья говорят, что у них есть планы на «квартирный апгрейд»…»

Внизу Брук увидела их с Джулианом снимок с вечеринки съемочной группы сериала «В лучах славы», который ей еще не попадался.

Она жадно всматривалась в фотографию и наконец вздохнула с огромным облегчением: оба получились вполне прилично. Джулиан, наклонившись, приник губами к ее плечу, на его лице можно было различить тень улыбки. Брук одной рукой обнимала его за шею, в другой держала бокал с яркой «Маргаритой» и смеялась, запрокинув голову. Несмотря на коктейль, ковбойские шляпы и пачку сигарет за закатанным рукавом рубашки Джулиана, Брук обрадовалась, что они выглядят счастливыми и беззаботными, а не пьяно-затрапезными. Придирчиво разглядывая снимок, Брук с сомнением изучила свой живот: из-за сильного прогиба назад, необычного ракурса и игры теней в полутемном зале клетчатая ковбойка, слегка вздувшаяся от ветерка, долетавшего с патио, создавала впечатление, что у Брук толстый живот. Ничего катастрофического, просто, как шутят, «запаска» на талии, хотя в действительности никакой жировой складки там не было. Впрочем, Брук не особенно волновал неудачный ракурс. Несмотря на тысячи возможностей изуродовать на снимке любого человека, они с Джулианом выглядели прекрасно.

Но вот статья… Во-первых, Джулиану очень не понравится упоминание о частной школе. Он не выносил намеков, что все, чего он достиг, явилось результатом обучения в элитном заведении. Затем эта фраза об увлечениях, включая времяпровождение с собакой… Как-то унизительно для героя статьи, если вспомнить, что нигде не написано, как он любит проводить время с женой или с родителями, не говоря уж о его хобби. Предположение, что девушки по всей Америке сильно расстроятся от того, что Джулиан с Лайлой не собираются закрутить роман, показалось и лестным, и неприятным, а уж слова о ее, Брук, неизменной поддержке и сложностях в связи со славой мужа!.. Это было правдой, но отчего-то казалось гнусной клеветой. Неужели кто-то из их друзей действительно такое сказал? Или журналисты просто все придумали? Единственная строчка во всей статье, от которой у Брук забилось сердце, — это что они с Джулианом подыскивают жилье получше. Джулиан, конечно, зная, что Брук мечтает перебраться обратно в Бруклин, но пока об этом не приходилось и мечтать.

Она швырнула журнал на пол, медленно встала, чтобы кровь не прилила к голове, и выбралась из ванны. Ей срочно требовалось переговорить с Нолой, прежде чем та отключит на ночь телефон. Завернувшись в полотенце, сопровождаемая Уолтером, слизывавшим капли воды с ее щиколоток, Брук схватила трубку и выбрала в памяти телефона номер Нолы.

Подруга ответила на четвертом звонке, за секунду до включения автоответчика.

— В чем дело? Мало мы сегодня пообщались?

— Я тебя разбудила?

— Нет, но я уже легла. Что стряслось? Не можешь отделаться от мысли, что я отъявленная шлюха?

Брук фыркнула:

— Ты «Ласт найт» читала?

— О нет!.. И что там?

— У тебя же подписка!

— Говори уже!

— Ты можешь сходить взять почту?

— Брук, ты что, головой ударилась? Я в постели с ночным кремом на морде, уже выпила снотворное, не пойду я вниз к ящикам!

— Там на двенадцатой странице огромная статья «Кто такой Джулиан Олтер?» и наша с ним фотография!

— Так, через две минуты перезвоню!

Несмотря на волнение, Брук не удержалась от улыбки. Она едва успела развесить полотенце и забраться обнаженной под одеяло, когда зазвонил телефон.

— Взяла? — спросила Брук.

— Конечно!

— Теперь ты меня бесишь! Ну, говори! Все очень плохо?

Молчание.

— Нола! Скажи хоть что-нибудь, иначе я с ума сойду! Все хуже, чем я думала, да? Меня уволят за нанесение ущерба престижу больницы? Маргарет наверняка не понравится…

— Это круче всего, что я видела.

— Ты на той странице читаешь?

— Ой, кто этот сексуальный исполнитель?.. На той, на той. И это потрясающе!

— Потрясающе? — возмутилась Брук. — Что потрясающего в словах о проблемах с нашим браком? Или в утверждении, что мы ищем новую квартиру, о чем я ни сном ни духом?

— Ш-ш-ш, — сказала Нола. — Медленно подыши и успокойся. Я не позволю тебе волноваться из-за всякой ерунды, как ты привыкла. Сделай паузу и вспомни, что твой муж — твой собственный муж!!! — настолько Известен, что стал темой целого очерка в «Ласт найт», да еще, по моему убеждению, очень лестного! Иначе говоря, его обожает вся страна, а он твой! Подумай об этом!

Брук замолчала, обдумывая услышанное: такая точка зрения была для нее внове.

— Взгляни на ситуацию как бы со стороны: Джулиан наконец-то реально пошел в гору, а ты никакая не сучка и не пустышка, мало ли что пишут!

— Я думала…

— Знаю! В его успехе твой огромный вклад, мы об этом сегодня говорили: он всего достиг благодаря твоей поддержке, твоему упорному труду, твоей любви. Ну так и гордись им! Радуйся, что твой муж стал знаменитым и девушки всей страны тебе завидуют! Это нормально, так и должно быть!

Брук молчала, напряженно слушая. Нола продолжила:

— А все остальное — фигня. Какая разница, кто что и где напишет, главное, чтобы вообще писали. Если статья в «Ласт найт» тебя так взвинтила, что ты запоешь, когда в следующем месяце его фото появится на обложке «Вэнити фэр»? А? Кстати, что Джулиан сказал об этой статье? Держу пари, он в восторге!

Брук это как-то не приходило в голову.

— Я с ним еще не говорила.

— В таком случае позволь дать тебе совет: позвони и поздравь его! Это же знаковый момент, наглядное доказательство славы! И не цепляйся к мелочам, хорошо?

— Постараюсь.

— Возьми журнал, ложись в постель и думай о том, что все девушки Америки готовы отдать что угодно, лишь бы поменяться с тобой местами.

Брук засмеялась:

— Ну, это ты загнула.

— Это правда! Ладно, мне все-таки пора спать. Хватит волноваться, расслабься и радуйся!

— Ага, так и сделаю. Все-таки я тебя очень люблю.

— Я тебя тоже.

Брук подняла журнал и снова принялась изучать их общий снимок, глядя в основном на Джулиана. Нельзя отрицать: было видно, что его переполняли нежность, любовь и счастье. Чего еще желать? Хотя Брук никогда не признавалась ни одной живой душе, но сознание, что ее муж — кумир миллионов, а ее собственные фотографии печатают в журналах, опьяняло, как вино. Нола была права — нужно расслабиться и радоваться, не думая о плохом.

Она взяла мобильный и набрала Джулиану короткое сообщение: «Только что прочла «Ласт найт» — потрясающе, я так тобой горжусь! Спасибо за прикольные цветы, понравились, и ты мне нравишься, целую, обнимаю».

Вот. Именно это сейчас нужно Джулиану — любовь и поддержка, а не истерики и критика. Гордясь одержанной победой над охватившей ее паникой, Брук отложила мобильный и взяла книгу. В каждом браке есть свои ссоры и примирения, подумала она, начиная читать. Разногласия немного обострились из-за необычных обстоятельств, но если приложить небольшие усилия, для них с Джулианом нет ничего невозможного.

9. Пирожок в пенке, а стакан в руке

Уолтер Олтер пристроил голову на щиколотку Брук и вздохнул.

— Удобно устроился? — спросила она. Пес моргнул. Брук протянула ему большой комок попкорна, который он обнюхал и деликатно взял зубами из ее пальцев.

Так чудесно было лежать на диване в ожидании приезда Джулиана, но в мыслях Брук невольно то и дело возвращалась к Кайли. Она пришла в ужас, увидев наконец свою подопечную. Хизер была права: Кайли очень похудела. У Брук просто захватило дух, когда девочка вошла в кабинет. У них состоялся длинный разговор, вернее, продолжение разговора о разнице между здоровым питанием и опасными жесткими диетами, и к концу консультации Брук показалось, что вроде бы наметился прогресс.

К реальности ее вернуло жужжание мобильного — Джулиан прислал сообщение, что будет через двадцать минут. Брук кинулась в ванную комнату, сбрасывая на бегу одежду, чтобы смыть хотя бы стойкий запах «Виндекса» с рук, оставшийся после маниакально-тщательной уборки квартиры. Едва она открыла воду, как в коридоре залаял Уолтер. Пес буквально зашелся лаем, что могло означать только одно: вернулся хозяин.

— Джулиан? Я через минуту выйду! — крикнула Брук, хоть и знала по опыту, что из гостиной муж не расслышит ни слова.

Через секунду она ощутила сквозняк — еще до того как увидела, что дверь открылась. Муж материализовался из потока холодного воздуха почти немедленно, и хотя он видел ее обнаженной сотни раз, она за своей прозрачной пластиковой занавеской испытала нестерпимое, почти отчаянное желание прикрыться, словно вдруг очутилась в центре Юнион-сквер.

— Привет, Ру! — Джулиан повысил голос, чтобы она услышала сквозь шум льющейся воды.

Брук инстинктивно отвернулась, тут же выругав себя за нелепое смущение.

— Привет, — сказала она. — Я почти закончила. Ты не хочешь меня подождать в… Ну… с баночкой колы, а я сейчас выйду?

После паузы Джулиан сказал «о’кей», и Брук почувствовала, что он задет, но напомнила себе, что не обязана извиняться или оправдываться.

— Извини, — все же сказала она, не поворачиваясь, хоть и слышала, что он уже ушел. «Не извиняйся», — вновь одернула она себя.

С рекордной скоростью смыв пену, она еще быстрее вытерлась. К счастью, в спальне Джулиана не оказалось, и она, озираясь, словно в доме появился посторонний, натянула джинсы и футболку с длинными рукавами, а мокрые волосы наскоро расчесала и стянула в конский хвост. Бросив взгляд в зеркало, она решила что краснота лица, нетронутого косметикой, сойдет за здоровый румянец радости от встречи, хотя подозревала, что спутать одно с другим все же сложно. Только войдя в гостиную и увидев мужа на диване с воскресным выпуском «Таймс», открытым на разделе «Недвижимость», и Уолтером под боком, Брук наконец-то ощутила радостное волнение.

— Ну, вот ты и дома! — Она надеялась, что слова прозвучат искренне, и присела на диван. Джулиан посмотрел на нее, улыбнулся и заключил в объятия, как показалось Брук, комнатной температуры.

— Привет, детка. Как я рад вернуться, ты себе представить не можешь! Глаза бы не глядели на гостиничные номера…

После ухода в разгар празднования дня рождения тестя Джулиан приезжал домой на две ночи в конце сентября, причем одну из них провел в студии. Затем он, отбыв в тур в поддержку нового альбома, исчез на три недели, и, хотя они постоянно общались по электронной почте, скайпу и телефону, расстояние порой казалось непреодолимым.

— Нашел что-нибудь хорошее? — спросила Брук. Ей хотелось поцеловать Джулиана, но она никак не могла преодолеть затянувшуюся неловкость.

Он указал на текст под заголовком «Роскошный лофт в Трайбеке», где всячески расхваливались четыре комнаты, две ванных, домашний офис, плоская крыша (пополам с соседями), газовый камин, швейцар на полный день и налоговая льгота на «лучшую цену в центре города» — 2,6 миллиона долларов.

— Вот, посмотри. Цены просто падают.

Брук пыталась понять, шутит Джулиан или нет. Как любая нью-йоркская супружеская пара, они часто принимали участие в воскресно-утренней «жилищной порнографии», обводя в «Таймс» объявления о жилье по астрономическим ценам и глубокомысленно рассуждая, хорошо ли иметь такую собственность. Но сейчас это не походило на розыгрыш.

— Отлично! Тогда берем две! Нет, лучше три, мы их объединим, — засмеялась Брук.

— Кроме шуток, Брук, два шестьсот — более чем умеренно за четырехкомнатный лофт в Трайбеке с полным обслуживанием.

Она смотрела на человека, сидевшего рядом с ней на диване, и недоумевала, что произошло с ее мужем. Неужели это тот самый Джулиан, который десять месяцев назад из кожи вон лез, желая продлить аренду этой халупы на Таймс-сквер, которую они оба ненавидели, лишь бы не платить тысячу долларов на переезд?

— Согласен, это кажется нереальным, — продолжал он, хотя Брук ничего не сказала. — Но, Ру, теперь мы можем позволить себе такую квартиру. С учетом всего, что начинает выстраиваться и копиться, мы легко сможем внести двадцать процентов, а гонораров от запланированных выступлений и роялти от записей с избытком хватит на ежемесячные выплаты.

И снова Брук не нашлась с ответом.

— Разве ты не хочешь жить в такой квартире? — спросил Джулиан, указывая на снимок, сделанный в ультрасовременном лофте с трубами под потолком и прочими шикарными деталями в промышленном стиле. — Это же черт знает как круто!

Каждая ее клеточка кричала «нет». Нет, Брук не хотела жить на переоборудованном складе. Нет, она не хотела жить на отшибе в ультрамодной Трайбеке с ее галереями мирового класса и модными ресторанами, где невозможно выпить чашку кофе по нормальной цене или купить простой бургер. Нет, будь у Брук два миллиона долларов на жилье, она выбрала бы что-то совершенно иное. Она словно вела разговор с незнакомцем, если вспомнить, сколько раз они вместе мечтали о таунхаусе в Бруклине или, если уж это совсем не по средствам — а так всегда и было, — об этаже в таунхаусе на тихой зеленой улице, с маленьким садиком за домом и обилием лепных украшений. Что-нибудь теплое, уютное, желательно довоенной постройки, с высокими потолками, со своей историей и неповторимым очарованием — дом для семьи в обжитом районе, с независимыми книжными магазинами, милыми кофейнями и парой дешевых, но хороших ресторанов, где они с Джулианом стали бы завсегдатаями. Словом, прямая противоположность металлически-холодному лофту в Трайбеке, смотревшему на нее со снимка. Брук невольно подумала, когда же идеалы Джулиана успели так резко измениться и, главное, почему.

— Лео только что переехал в новый дом на Дуэйн-стритс горячей ванной на плоской крыше, — продолжал Джулиан. — Говорит, в жизни не видел столько красивых людей в одном месте. Три раза в неделю обедает в «Нобу по соседству», представляешь?

— Может, кофе? — вырвалось у Брук. Она не знала как, но очень хотела сменить тему разговора. Каждое слово мужа усиливало ее разочарование.

Джулиан поднял глаза и задержал взгляд на лице Брук:

— Ты что?

Она отвернулась и ушла на кухню, где положила ложкой немного кофе в корзинку фильтра.

— Ничего, все нормально, — ответила она из кухни.

В комнате попискивал айфон Джулиана, рассылая эсэмэски. Охваченная необъяснимой печалью, Брук облокотилась на кухонный стол, глядя, как кофе понемногу капает за прозрачным стеклом. Она приготовила две кружки, как делала всегда. Джулиан взял кофе, не подняв головы от телефона.

— Эй! — сказала она, едва сдерживая раздражение.

— Извини, сообщение от Лео. Просит срочно перезвонить.

— Ну разумеется… — согласилась она, чувствуя, что интонация против ее желания выражает как раз противоположное.

Джулиан снова посмотрел на нее и впервые после приезда убрал телефон в карман.

— Нет, Лео подождет. Я хочу, чтобы мы с тобой поговорили.

Он замолчал, словно ожидая, чтобы Брук сказала слово. Отчего-то вышло похоже на первые дни знакомства, когда они только начали встречаться, хотя Брук не могла припомнить подобной неловкости и холодности, даже когда они были совсем чужими друг другу.

— Я вся внимание, — сказала она, ничего так не желая, как крепких объятий мужа, заявлений о вечной любви и клятвенного обещания, что жизнь немедленно станет нормальной, как прежде, — спокойной, скучной, бедной и предсказуемой. Счастливой. Шансы на это были ничтожно малы, да Брук и сама не хотела подобной перемены — это означало бы конец карьеры Джулиана, но она всей душой желала, чтобы он начал наконец серьезный разговор о трудностях, с которыми они столкнулись, и о способах решения накопившихся проблем.

— Иди сюда, Ру, — произнес он с такой нежностью, что у Брук забилось сердце.

Слава Богу, Джулиан понял, он тоже ощущает напряжение от того, что они подолгу не видятся, и хочет разобраться, как с этим быть. В душе у Брук затеплилась надежда.

— Скажи мне, что у тебя на душе, — мягко попросила она. — Тяжелые были недели, да?

— Да уж, — кивнул Джулиан. В его глазах появился знакомый блеск. — Я считаю, мы заслужили отпуск.

— Что?

— Поедем в Италию! Мы об этом давно говорили. Октябрь — прекрасный сезон. Я смогу выкроить шесть-семь дней начиная с конца следующей недели, — мне необходимо вернуться до шоу «Ту-дей». Поедем в Рим, Флоренцию, Венецию, покатаемся на гондолах, объедимся пастой и обопьемся вином. Побудем вдвоем, только ты и я. Что скажешь?

— Просто мечта! — не удержалась Брук и лишь секунду спустя вспомнила, что в следующем месяце должен родиться малыш Мишель и Рэнди.

— Ты у меня любишь вяленое мяско и сыры, — поддразнил он, шутливо ткнув ее в бок. — Будут тебе соленое мясо и горы пармезана для услады сердца.

— Джулиан…

— Сто лет собираемся, пора и съездить, зачем тянуть! Полетим первым классом — белые скатерти, шампанское, сиденья, которые при желании можно разложить как кровать… Давай побалуем себя!

— Прекрасная мысль.

— А почему тогда ты на меня так смотришь? — Джулиан стянул вязаную шапочку и провел пальцами по волосам.

— Потому что у меня не осталось дней от отпуска, а в Хантли середина семестра. Нельзя ли нам поехать в Италию на Рождество? Если уедем двадцать третьего, у нас будет почти…

Джулиан выпустил ее руку и раздраженно впечатался спиной в диван, разочарованно вздохнув.

— Брук, я понятия не имею, что будет в декабре! Сейчас я могу поехать, потом — не знаю. А ты мне про какую-то фигню…

Настала очередь Брук уставиться на него круглыми глазами.

— Эта «фигня», между прочим, моя работа, Джулиан. В этом году я брала отгулы чаще других. Я не могу снова заявиться к директрисе и потребовать еще недельку — меня просто уволят!

Он выдержал ее взгляд.

— И что в этом такого?

— Ты этого не говорил, а я не слышала!

— Брук, я не шучу. Ты же разрываешься между Хантли и больницей! Что плохого я предлагаю? Сделай перерыв, возьми тайм-аут!

Разговор неудержимо выходил из-под контроля. Джулиан отлично знал, что Брук осталось выдержать еще год, а потом она сможет открыть собственную практику, кроме того, она привязалась к девчонкам, особенно к Кайли.

Брук глубоко вздохнула:

— Ничего плохого ты не предложил, Джулиан, но этого не будет. Ты же знаешь, мне остался год, а потом…

— Ну так и прервись ненадолго! — перебил он, воздев руки вверх. — Мама считает, в больнице даже могут оставить место за тобой, но я полагаю, в этом нет необходимости. Можно подумать, ты не найдешь другую ра…

— Как это — мама считает?! С каких пор ты советуешься со своей матерью?

Джулиан посмотрел на нее:

— Не знаю, я просто сказал родителям, что мне тяжело постоянно быть с тобой в разлуке, и мама предложила очень неплохой вариант…

— Чтобы я уволилась с работы?

— Не обязательно увольняться, Брук, хотя если ты решишь это сделать, я двумя руками за, но хоть какое-то время отдохнуть надо!

Происходило что-то неслыханное. Конечно, мысль о полной свободе от жесткого расписания, дежурств и дополнительных часов, набранных где только можно, казалась в высшей степени заманчивой — а кто бы отказался? — но Брук искренне любила свою профессию и в мечтах видела себя главой собственной клиники. Она уже придумала название — «Здоровые мама и малыш» и в деталях представляла, как будет выглядеть веб-сайт. У нее и логотип был готов: две пары ног — очевидно, что это мама и ребенок, и протянутая вниз рука, готовая подхватить ручонку малыша.

— Я не могу, Джулиан, — сказала Брук, взяв мужа за руку, несмотря на волну раздражения, поднимавшуюся в ней от его непонятливости. — Я стараюсь принимать участие во всем, что происходит в твоей новой жизни, разделять и волнение, и радость, и ее безумие, но у меня тоже есть карьера.

Джулиан словно бы размышлял секунду над словами жены, потом подался к ней и поцеловал.

— Ру, ну подумай — целая неделя в Италии!

— Джулиан, я действительно не…

— Тогда не надо больше ничего говорить. — Он прижал палец к ее губам. — Никуда не поедем, если ты не хочешь… Если ты не можешь, — поправился он, заметив выражение лица Брук. — Я подожду, пока мы сумеем поехать вместе. Но обещай подумать!

Боясь, что голос ей изменит, Брук молча кивнула. Джулиан тут же продолжил:

— Вот и ладно. Куда сегодня пойдем? Куда-нибудь в ресторан поспокойнее, но чтобы шикарно. Ни прессы, ни подруг, только ты и я. Согласна?

Брук считала, что первый вечер лучше провести дома, вместе, но, с другой стороны, они сто лет никуда не ходили. Конечно, им о многом надо поговорить, но это можно сделать и за бутылкой хорошего вина.

Может, она слишком сурова к мужу, и ей не повредит немного расслабиться?

— Хорошо, только дай мне минуту, чтобы просушить волосы, а то совьются мелкими кудряшками…

Джулиан просиял и поцеловал ее.

— Прекрасно! Мы с Уолтером пока сядем на телефон и найдем подходящее место. — Он повернулся к псу и расцеловал заодно и его. — Уолти, малыш, куда бы мне повести жену?

Брук наскоро поводила над головой феном и достала самые красивые балетки. Подкрасив губы блеском, она надела двойную золотую цепочку и после некоторого колебания решилась на мягкий длинный кардиган вместо объемного блейзера. За результат премии бы ей не дали, но альтернативой было разве что раздеться и начать одеваться заново.

Джулиан говорил по телефону, когда она вышла в гостиную, но мгновенно оборвал разговор и подошел к ней.

— Иди ко мне, красавица, — промурлыкал он, целуя ее.

— М-м, какой ты вкусный…

— Прекрасно выглядишь. Сейчас пойдем поужинаем, выпьем вина, а потом вернемся домой и будем знакомиться заново.

— Я согласна, — сказала Брук, отвечая на поцелуй. Чувство неловкости, не покидавшее ее с самого возвращения Джулиана, сознание, что столько всего произошло за несколько минут, а они так ничего и не решили, не отпускало, но она старалась не обращать на это внимания.

Джулиан выбрал прекрасный маленький испанский ресторан на Девятой авеню. Погода позволяла посидеть за столиком на улице. Когда первая бутылка вина наполовину опустела, беседа потекла легко и непринужденно. Мишель скоро предстояло рожать; родители Джулиана уезжали на Новый год и предложили ему свой дом в Хэмптоне, мама Брук недавно побывала на потрясающей пьесе в одном малоизвестном театре и настаивала, чтобы дети тоже обязательно сходили.

Только вернувшись домой и раздевшись, Брук вновь ощутила неловкость. Она ожидала, что Джулиан кинется мириться в постели, едва войдя в квартиру — в конце концов, они три недели не виделись, но сначала его отвлек мобильник, затем ноутбук, и когда он пришел в ванную почистить зубы вместе с Брук, было уже за полночь.

— Тебе в котором часу завтра вставать? — спросил он, снимая контактные линзы.

— Планерка в больнице в полвосьмого. А тебе?

— Я встречаюсь с Самар в каком-то отеле в Сохо для фотосессии.

— Понятно. Мне увлажняющий крем сейчас наносить или позже? — спросила она мужа, чистившего зубы ниткой. Джулиан терпеть не мог сильный запах ее ночного крема и отказывался подходить близко, когда она его накладывала, поэтому вопрос стал их интимным кодом, означавшим: «Мы сегодня будем заниматься сексом?»

— Я выжат как лимон, малышка. График сейчас очень интенсивный, скоро выйдет новый сингл. — Он положил пластмассовую коробочку с зубной ниткой на раковину и поцеловал Брук в щеку.

Она внезапно почувствовала себя оскорбленной. Да, она понимала: он вымотан месяцами непрерывной работы и разъездов. Но она тоже порядком устала от подъемов в шесть утра, и все же Джулиан молодой мужчина, а они не виделись три недели…

— Ясно. — Она принялась накладывать толстый слой густого желтого крема, который в каждом отзыве на сайте beauty.com рекомендовали как средство «без ароматических добавок», но муж клялся, что улавливает его запах из другой комнаты.

Вообще-то Брук не могла не признать, что и для нее такой исход стал облегчением. И не потому, что она не любила заниматься сексом с мужем — как раз очень любила, с самого первого раза. Это была одна из лучших сторон их брака, и, к счастью, тут ничего не менялось. Конечно, когда в двадцать четыре года занимаешься любовью каждый день, а то и по два раза, и не без неловкости остаешься на ночь в чужой квартире, — так это у многих так бывает, но они ничуть не охладели друг к другу в браке. Брук часто слышала, как подруги шутят насчет Новых способов уклониться от секса с мужем или бойфрендом, и смеялась вместе со всеми, но не понимала, как такое может в голову прийти. Ложиться в постель с мужем и заниматься перед сном любовью было долгожданной отдушиной после тяжелого дня. Да и вообще это самая светлая сторона в жизни замужней работающей женщины!

Но теперь она понимала подружек. Ничего не изменилось, и секс не стал хуже, просто они оба постоянно были без сил: в ночь перед отъездом Джулиан буквально заснул на ней — в середине процесса. Брук обижалась минуты полторы, а потом тоже отключилась. Они не сидели на месте, подолгу не видели друг друга и увлеченно делали карьеру. Брук надеялась, что это временно; когда Джулиан будет чаще приезжать домой, а она сможет сама планировать рабочие часы, все вернется на свои места.

Выключив в ванной свет, она пошла в спальню. Джулиан уже устроился в кровати с журналом «Гитарист», а под локоть ему пролез ликующий Уолтер.

— Смотри, здесь пишут про мою новую песню, — показал он страницу.

Брук кивнула, мечтая об отдыхе. Ритуал отхода ко сну у нее был по-военному четкий, выработанный для максимально быстрого засыпания. Включив кондиционер на максимальную мощность, хотя на улице была приятная прохлада, Брук разделась донага и залезла под необъятное двуспальное стеганое одеяло. Запив водой противозачаточную таблетку, она выложила к будильнику синие мягкие беруши и любимую атласную маску и, довольная, начала читать.

Когда она поежилась от холода, Джулиан нежно положил руку ей на плечо.

— Сумасшедшая, — сказал он с притворным раздражением. — Категорически отказывается понимать, что температура регулируется. Можно даже, страшно сказать, выключить кондиционер или лечь в футболке…

— Еще чего!

Все знают, что лучшие условия для сна — это прохлада, темнота и покой; стало быть, еще круче — трескучий мороз, чернильная мгла и гробовая тишина. А голенькой Брук спала с тех пор, как научилась стаскивать с себя пижаму; она не высыпалась, если (в летнем лагере, или в университетском общежитии, или ночуя у парней, с которыми у нее еще не было секса) приходилось спать в ночной рубашке.

Брук пыталась читать, но в мыслях невольно возвращалась к волновавшим ее проблемам. Она подумала — самое время прижаться к Джулиану и попросить погладить ее по голове или помассировать спинку, но неожиданно у нее вырвалось совсем другое:

— Как по-твоему, мы достаточно занимаемся сексом?

— Достаточно? — переспросил Джулиан. — А есть какие-то нормы?

— Джулиан, я серьезно.

— Я тоже. С кем предлагаешь нам себя сравнивать?

— Ни с кем конкретно, но все же… — В голосе Брук прорвалось раздражение.

— Не знаю, Брук, по-моему, у нас все нормально. А по-твоему?

— М-м-м…

— Это из-за сегодняшнего? Но мы так устали! Не требуй слишком много.

— Так ведь три недели прошло, Джулиан. Раньше мы выдерживали максимум пять дней, и то потому, что я болела пневмонией.

Джулиан вздохнул и вернулся к журналу.

— Ру, перестань ты беспокоиться! Все у нас прекрасно, я тебе говорю.

Она помолчала несколько секунд, словно обдумывая его слова; секса ей сегодня действительно не хотелось, но как было бы хорошо, если бы близости желал Джулиан!

— Ты запер дверь, когда пришел? — спросила она.

— Да, по-моему, — пробормотал он, не поднимая глаз от статьи о технике игры на гитаре. Брук могла поклясться, что муж не помнит, повернул ли он ключ.

— Так запер или нет?

— Да, точно запер.

— Если не запер, я проверю. Лучше тридцать секунд померзнуть, чем рисковать жизнью — вдруг кто-нибудь ворвется ночью и убьет нас в постели, — не без пафоса сказала Брук.

— Да? — Джулиан глубже залез под одеяло. — Я не согласен. Я категорически против.

— На нашем этаже человек умер — недели не прошло! Тебе не кажется, что надо быть осторожнее?

— Милая, да столько пить, как он, — любой коньки отбросит, запирай дверь или не запирай…

Брук прекрасно это знала. Она была в курсе всего происходящего в доме — управляющий попался на редкость, а сейчас ей просто требовалось внимание Джулиана.

— По-моему, я беременна, — заявила она.

— Быть того не может, — мгновенно отозвался он, продолжая читать.

— Ну а если все-таки беременна?

— Но это ведь не так!

— Откуда ты знаешь? Бывает, что контрацептивы не действуют, могу и забеременеть. И что тогда? — Она притворно захлюпала носом.

Джулиан улыбнулся и наконец отложил журнал.

— О, любимая, иди ко мне. Я дурак, не сразу понял. Тебя надо приласкать.

Она кивнула. Хуже трехлетней, честное слово, но Брук ничего не могла с собой поделать.

Джулиан передвинулся на ее сторону кровати и нежно обнял жену.

— Тебе не приходило в голову сказать: «О, Джулиан, муж мой любимый, я жажду ласки, удели мне внимание!» — а не искать повод для ссоры?

Брук отрицательно покачала головой.

— Ну еще бы, — вздохнул он. — Тебя действительно тревожит наша интимная жизнь, или ты просто добивалась внимания?

— Ну, внимания, — солгала она.

— И ты не беременна?

— Нет! — сказала она чуть громче, чем хотела. — Совершенно точно, нет. — Она подавила желание спросить, так ли уж это было бы плохо. В конце концов, они уже пять лет женаты.

Они поцеловались на ночь (Джулиан скрепя сердце перетерпел увлажняющий крем, не наморщив нос и не изобразив подступившую тошноту). Брук подождала десять минут, пока его дыхание не стало ровным, набросила халат и ушла на кухню,

Проверив входную дверь, которая оказалась запертой, она присела за компьютер с намерением немножко побродить по Интернету.

Сразу после создания сайта Facebook Брук проводила немало времени в этом идеальном мире слежки за «бывшими». Отыскав ухажеров из старших классов и колледжа и парня из Венесуэлы, с которым пару месяцев встречалась, учась в аспирантуре, и который застрял где-то посередине между бойфрендом и мужем (ах, будь его английский чуть лучше!..), она почитала, что у них нового, и приятно удивилась, увидев, что все до единого выглядят хуже, чем во времена романа с ней. Как многие тридцатилетние женщины, Брук часто спрашивала себя, почему почти все ее подруги выглядят лучше, чем в школе или колледже, а парни, как один, стали толще, облысели и казались заметно старше?

Пару месяцев Брукс удовлетворением рассматривала фотографии близнецов, с которыми ходила на выпускной вечер, а потом начала искать друзей по детскому саду в Бостоне — тогда ее родители сами еще учились в аспирантуре. Были на сайте и знакомые из летнего лагеря в Поконосе, из школы в пригороде Филадельфии и десятки друзей и знакомых с курсов в Корнеле, слушателей магистерской программы в Нью-Йоркском университете, а теперь добавились коллеги из больницы и Хантли. Хотя многих Брук просто не помнила, пока их имена не появились в папке «Сообщения», она всегда рада была напомнить о себе, связаться вновь и посмотреть, как изменили знакомых прошедшие десять или даже двадцать лет.

Вот и сегодня Брук нашла запрос от подружки, которая переехала еще в средней школе, и жадно просмотрела ее страничку (не замужем, окончила Университет Колорадо в Боулдере, живет в Денвере, любит горный велосипед и парней с длинными волосами). Она послала коротенькое радостно-безличное сообщение, знаменующее начало и наверняка завершение «воссоединения» старых подруг.

Нажав кнопку возвращения на свою страницу, Брук просмотрела новости и обновления у друзей, узнав много интересного об игре в ковбоев, новых достижениях их чад, выбранных для Хэллоуина костюмах и отпусках, проведенных в разных концах света. И только в конце второй страницы она увидела обновление Лео — сплошь заглавными буквами, словно он вопил Брук в лицо:

«Лео Уолш: ФИГЕЮ ОТ ЗАВТРАШНЕЙ ФОТОСЕССИИ ДЖУЛИАНА ОЛТЕРА! СОХО! СУПЕРМОДЕЛИ! ПРИСЫЛАЙТЕ СООБЩЕНИЯ, ЕСЛИ ХОТИТЕ ЗАГЛЯНУТЬ…»

Бр-р-р-р! Фу! К счастью, почтовый ящик Брук пискнул, отвлекая ее от вульгарности менеджера мужа.

Ей написала Нола. Это было первое (вернее, второе; первой была отчаянная просьба: «Вытащи меня из этого ада!») письмо от подруги из отпуска, и Брук поспешила открыть его. Неужели Ноле понравилось?! Быть такого не может! Нола обычно отдыхала в Швейцарских Альпах, Сен-Тропезе или Кабо-Верде, развлечения у нее были, как правило, регулярно, стоили дорого, и почти всегда рядом с ней был обожавший секс мужчина, с которым она только что познакомилась и скорее всего никогда не планировала встречаться после возвращения домой. Брук попросту не поверила подруге, когда та призналась, что отправляется в групповой тур по Вьетнаму, Камбодже, Таиланду и Лаосу без спутника. Жить предстояло в двухзвездочных отелях, ездить на автобусах. С одним рюкзаком на две недели! При полном отсутствии ресторанов из списка «Мишлен», лимузинов, стодолларового педикюра, шансов отдохнуть на яхте нового знакомого или надеть босоножки «Лабутен»! Брук пробовала ее отговорить, пугая фотографиями, сделанными во время собственного медового месяца в Юго-Восточной Азии. Там преобладали крупные планы экзотических насекомых, роскошных мясных блюд и коллажи туалетов типа «дыра в полу», которые пришлось посетить. И все же Нола стояла на своем. Брук рецикла не писать «я тебя предупреждала», но, судя по всему подруги, худшие опасения оправдались.

«Привет из Ханоя, переполненного настолько, что нью-йоркское метро в час пик покажется пустым, как поле для гольфа. Идет пятый день поездки; не знаю, как выдержать до конца. Достопримечательности, кстати, ничего себе, но группа меня достала. Мои спутники будто жизнь взаймы берут каждое утро — и автобусные переезды им не слишком длинные, и рынки не слишком людные, и отсутствие кондиционера не беда. Вчера я сдалась и сказала старшему группы, что готова заплатить за отдельный номер, поскольку пять дней подряд моя соседка просыпается за полтора часа до побудки, чтобы пробежать шесть миль перед завтраком. Мадам типа «я сама не своя без зарядки». Это вызывало тошноту. Деморализовывало. Подрывало мою самооценку, как ты сама понимаешь. В результате от меня ее убрали, и я считаю, что никогда еще не тратила пять сотен с такой пользой для себя. Больше в принципе писать не о чем. Страна, конечно, красивая и бесконечно интересная, но единственный неженатый младше сорока в нашей группе совершает тур со своей мамашей (которая мне, по иронии судьбы, очень понравилась. Ориентацию, что ли, сменить?). Я бы спросила, как у тебя дела, но раз ты не удосужилась написать мне ни разу, видимо, ничего из ряда вон не случилось. Ну ничего, все равно я по тебе скучаю и надеюсь, что тебе хоть в чем-то, пусть в мелочах, хуже, чем мне. Целую, обнимаю, я».

Брук написала ответ, уложившись в минуту.

«Моя дорогая Нола!

Не стану говорить «я тебя предупреждала»… Хотя отчего же, скажу. Я тебя предупреждала! Каким местом ты думала? Извини за молчание, но на этой неделе я для обмена сообщениями не гожусь. Уважительной причины нет, просто писать не о чем. На работе бедлам — масса народа в отпуске, работаю за всех. Надеюсь немного прийти в себя, когда придет наша очередь где-нибудь отдохнуть. Джулиан всю неделю в разъездах, правда, не без пользы — альбом расходится влет. С нашими отношениями творится нечто непонятное. Он как-то отдалился. Наверное, это из-за… Черт, не знаю. Где носит мою лучшую подругу, когда мне остро требуется убедительное объяснение? Эй, кто-нибудь, помогите бедной девушке!

Все, замолкаю, будем каждая сама по себе справляться со своими бедами. Считаю дни до твоего возвращения. Сходим во вьетнамский ресторанчик, я прихвачу склянку мутной воды неопределенного происхождения, и ты снова почувствуешь себя как в отпуске (прикалываюсь). Будь осторожна и привези мне… риса, что ли. Обнимаю. Я.

P.S. Ты нашла применение вульгарным затрепанным саронгам, которые я заставила тебя взять, чтобы не мозолили глаза в шкафу?

P.P.S. Я всячески за твой роман с этим (или любым другим) маменькиным сынком».

Брук нажала кнопку «Отправить» и тут услышала за спиной шаги Джулиана.

— Любимая, ты что? — сонным голосом спросил и, наливая себе воды. — За ночь Facebook никуда не денется.

— Я не в Facebook! — возмутилась Брук. — Мне не спалось, вот я и решила написать Ноле. Кажется, ей не нравятся ее спутники.

— Иди спать, — сказал Джулиан, выходя из кухни и на ходу глотая воду.

— Сейчас, — отозвалась Брук, но муж уже ушел.

Брук разбудил непонятный шум. Она резко села в кровати с бьющимся сердцем, не сразу вспомнив, что Джулиан дома. В Италию они не поехали, но муж отправился в большое турне со множеством остановок в крупных городах и выступлений на главных радиостанциях, встреч с диджеями, с короткими концертами непосредственно в студиях и общением со слушателями в прямом эфире. И снова его не было дома две недели.

Брук повернулась посмотреть на будильник — задача, оказавшаяся не такой простой из-за Уолтера, кинувшегося облизывать лицо, и в результате она не сразу нашла очки. Три девятнадцать утра. Что Джулиан вытворяет, ведь им обоим рано вставать?!

— Так, пошли посмотрим, — буркнула она вилявшему хвостом Уолтеру, обрадовавшемуся неожиданному ночному развлечению.

Брук завернулась в халат и пошлепала в гостиную, где Джулиан сидел в трусах и наушниках в темноте, а его пальцы бегали по клавишам электропианино. Он не репетировал, скорее, отключился — отсутствующий взгляд был устремлен куда-то на стену повыше дивана, а руки двигались машинально, словно без участия сознания. Не проживи с ним Брук пять лет, решила бы, что муж начал бродить во сне или принял наркоту. Она присела рядом и сидела так некоторое время, прежде чем Джулиан обратил внимание на ее присутствие.

— О… — Он стянул наушники на шею. — Я тебя разбудил?

Брук кивнула.

— Но у тебя звук выключен, — показала она на клавиатуру, куда были воткнуты наушники. — Послышалось мне, что ли?

— Вот. — Джулиан сделал жест в сторону стопки компакт-дисков. — Я их ронял. Прошу прощения.

— Ничего. — Брук придвинулась ближе и потерлась о него боком, устраиваясь поудобнее. — Ты зачем встал? Что делаешь?

Джулиан обнял ее за плечи, по-прежнему сосредоточенно о чем-то думая. Его брови сдвинулись к переносице.

— Перенервничал, наверное. Столько интервью уже дал, но перед «Ту-дей» мне как-то неспокойно.

Брук схватила его руку, сжала ее и сказала:

— Все пройдет прекрасно, милый. Ты же с журналистами как рыба в воде.

Здесь она немного погрешила против истины — на считанных встречах с прессой, где она побывала, Джулиан держался неловко и скованно, но если уж существует ложь во спасение, то сейчас именно такой случай…

— Ты иначе и не скажешь никогда. Ты ведь моя жена.

— Верно, женам полагается поддерживать мужей, но я еще и верю в то, что говорю. Ты станешь звездой шоу.

— Это прямая трансляция на всю страну! Миллионы людей смотрят передачу каждое утро! Разве не страшно?

Брук уткнулась носом мужу в грудь, чтобы он не видел ее лица.

— А ты держись как всегда. Съемки будут на открытой площадке, пригласят восторженных туристов — это ж привычная для тебя обстановка гастрольных выступлений, а аудитория даже мельче…

— Меньше.

— Что?

— Мелких аудиторий не бывает. Есть аудитории побольше и поменьше.

Брук ткнула мужа в бок.

— Я тебя ради этого успокаиваю? Чтобы ты мне ошибки исправлял? Пошли ложиться!

— А зачем спешить? Посидим и пойдем.

Брук взглянула на проигрыватель. Было без двадцати пяти четыре.

— У нас осталось максимум минут пятьдесят до подъема — машина будет в четверть шестого, тебе надо успеть собраться.

— Господи, это просто бесчеловечно!

— Хотя какие пятьдесят? Сорок пять! Даже знаменитостям надо выгуливать собак.

Джулиан застонал. Уолтер залаял.

— Пошли, надо полежать, даже если не можешь заснуть. — Брук встала и потянула мужа за руку.

Джулиан поднялся и поцеловал ее в щеку.

— Иди, я сейчас приду.

— Джулиан!

Он сверкнул улыбкой, на этот раз искренней:

— Не тирань мужа, женщина! Мне нужно в туалет. Я быстро.

Брук притворилась возмущенной:

— Ах, я тиран? Пойдем, Уолтер, пойдем спать, пусть папочка посидит на унитазе, пока не загрузит в айфон все приложения. — Она наскоро поцеловала мужа в губы и чмокнула Уолтера, который послушно пошел за хозяйкой.

Разбудил ее оглушительный рев радиобудильника — мелодия «Незамужних девчонок» Бейонсе. Брук снова резко села в кровати, уверенная, что они проспали и пропустили шоу, но с облегчением увидела, что на часах всего четверть пятого. Она потянулась потрясти Джулиана за плечо, но обнаружила только скрученное одеяло и вольготно растянувшегося спаниеля. Уолтер лежал на спине, поджав лапы, затылком, совсем как человек, на подушке. Пес приоткрыл один глаз, как бы говоря: «А вы неплохо устроились, я тоже так хочу», — тут же опустил веко и удовлетворенно вздохнул. Брук на секунду уткнулась лицом в пушистую собачью шею, затем слезла с кровати и осторожно пошла в гостиную, уверенная, что увидит мужа там. В гостиной было пусто, но из-под двери гостевого туалета пробивалась полоска света. Подойдя узнать, все ли в порядке, Брук услышала, как Джулиана тошнит. Совсем бедняга расклеился, подумала она с сочувствием, к которому примешивалось облегчение — слава Богу, не ей идти на это интервью. Поменяйся они местами, Брук тоже сидела бы сейчас в туалете, изнывая от страха и моля провидение о чудесном вмешательстве.

Было слышно, как в раковину полилась вода, затем дверь открылась, и вышел бледный, покрытый потом Джулиан. Вытерев рот тыльной стороной ладони, он уставился на жену, удивленный приятным сюрпризом.

— Как себя чувствуешь, милый? Принести тебе что-нибудь? Имбирного эля хочешь?

Джулиан рухнул на табурет у маленького кухонного стола и схватился за волосы. Брук обратила внимание, что в последнее время его шевелюра стала гуще, а намечавшаяся на макушке плешь пропала, словно заросла, — видимо, благодаря заботам прекрасного парикмахера и профессиональных визажистов, знавших, как скрыть наметившуюся лысину. Так или иначе, но их усилия дали плоды, — не замечая редеющих волос, зрители любовались теперь очаровательными ямочками на щеках.

— Господи, как же мне дерьмово, — простонал он. — Слушай, я не смогу дать это интервью.

Брук опустилась рядом на пол, поцеловала мужа в щеку и взяла за руки.

— У тебя все прекрасно получится. После появления в «Америка Ту-дей» твоя популярность возрастет.

На секунду Брук испугалась, что Джулиан заплачет. К счастью, он оторвал банан от грозди, лежавшей в миске на столе, очистил его и, откусывая большие куски, стал жевать.

— Я правда считаю, что ты напрасно волнуешься. Все понимают, что тебя пригласили выступать. Споешь «Ушедшему», зрители придут в экстаз, ты забудешь о видеокамерах, ведущие поднимутся к тебе на сцену и спросят, каково это — в одночасье стать звездой. Ты едва успеешь ответить, как ценишь и любишь своих поклонников, и сразу пойдет прогноз погоды. Ерунда, а не интервью, сам увидишь!

— Ты действительно так думаешь?

Увидев в его глазах мольбу, Брук подумала, сколько же времени прошло с того дня, как она в последний раз успокаивала мужа и как она соскучилась по таким разговорам. Ее звездный супруг остался нервным, неуверенным в себе и таким любимым.

— Я это знаю! Давай, иди прими душ, а я сварю яйца и сделаю тост. Машина придет через полчаса, опаздывать нельзя.

Джулиан кивнул, взъерошил пышные волосы жены и пошел в ванную, не прибавив ни слова. Он волновался перед каждым выходом на сцену, будь то обычный концерт в университетском баре, маленький номер на частной вечеринке или выступление на огромном стадионе где-нибудь на Среднем Западе, но Брук не могла припомнить, чтобы раньше он так себя изводил.

Она заскочила под душ сразу после мужа, поколебавшись, не сказать ли ему еще несколько ободряющих слов, но в итоге решила, что тишина тоже не помешает. Когда Брук вымылась, Джулиан уже вывел Уолтера на прогулку, и она за минуту скомбинировала подчеркнуто простой наряд, гарантировавший комфорт при общем сносном впечатлении: длинный свитер-тунику, а к нему — черные леггинсы и ботильоны без каблука. Леггинсы она начала носить сравнительно недавно, хотя они снова вошли в моду. Не устояв и купив первые эластичные, простые в уходе леггинсы, Брук ни разу об этом не пожалела. После стольких лет мучительных сражений с узенькими джинсами с низкой талией, обязывающими юбками-карандаш и слаксами, пояс которых вечно впивался в тело, леггинсы показались Брук долгожданной наградой за неудобства, которые терпят женщины. Впервые что-то стильное выгодно подчеркивало ее фигуру, маскируя отнюдь не безупречный живот и ягодицы и привлекая внимание к красивым ногам. Каждый день, натягивая леггинсы, она мысленно благодарила их изобретателя и очень хотела, чтобы они подольше оставались актуальными.

До Рокфеллер-центра доехали за несколько минут — в такую рань дороги были почти пусты. Тишину, повисшую в машине, нарушал лишь Джулиан, постукивавший пальцами по деревянной планке подлокотника. Позвонил Лео и сказал, что уже ждет их в студии. Дальше они ехали молча, и только когда машина покатила по территории центра через «звездные» ворота, Джулиан так стиснул руку Брук, что она зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть.

— Все у тебя будет прекрасно, — прошептала она, когда они шли в актерское фойе в сопровождении молодого человека с наушником.

— Прямая трансляция на всю страну, — отозвался Джулиан, глядя расширившимися глазами куда-то вперед. Он был еще бледнее, чем утром, и Брук молилась, чтобы его снова не вывернуло. Достав из сумки упаковку жевательных таблеток «Пепто», она незаметно вылущила две, вложила в ладонь Джулиану и велела:

— Съешь!

Они миновали несколько студий, откуда веяло арктическим холодом кондиционера, — это делалось, чтобы ведущие могли выдержать под раскаленными юпитерами. Хватка Джулиана стала нестерпимой. Они повернули за угол, прошли мимо импровизированного салона, где три женщины раскладывали фены, расчески и все необходимое для макияжа, и оказались в комнате с креслами, двумя двухместными диванчиками и маленьким шведским столом.

Брук еще не доводилось бывать в артистических фойе, и хотя на двери имелась соответствующая табличка, обстановка была выдержана в бежевых и сиреневых тонах^[23]. Зеленым в комнате был только Джулиан.

— Вот он где! — заорал, входя, Лео децибел на тридцать громче, чем надо.

— Я э-э… вернусь за вами и провожу к парикмахеру и гримеру, как только соберутся остальные участники группы, — вставил служащий, явно испытывая неловкость. — А пока выпейте, может быть, кофе, чаю… — И он вышел.

— Джулиан! Ну как мы с утра пораньше? Ты готов? Что-то не бросается в глаза, что ты в хорошей форме. Ты себя нормально чувствуешь?

Джулиан кивнул. Брук показалось, что ему Лео тоже неприятен.

— Да, — выдавил он.

Лео похлопал Джулиана по спине и повел в коридор — видимо, для секретного приватного разговора. Брук сделала себе кофе и уселась в самый дальний угол, разглядывая присутствующих и строя догадки, кем будут другие приглашенные участники сегодняшнего шоу. Маленькая девочка, судя по заносчивой мине и скрипке, которую она держала за гриф, — вундеркинд; издатель мужского журнала, вполголоса повторявший со своим агентом десять советов для похудания, которые планировалось обсудить; известная писательница женских романов с новой книжкой в одной руке и мобильником в другой, просматривавшая список входящих звонков с выражением непередаваемой скуки на лице.

В следующую четверть часа подтянулись остальные участники группы, непостижимым образом выглядевшие одновременно уставшими и оживленными. Они шумно прихлебывали кофе и по очереди уходили к визажистам, и не успела Брук спросить, как там Джулиан, музыканты разбежались приветствовать фанатов и еще раз проверить звук. Было ясное, прохладное осеннее утро, и толпа собралась огромная. Когда часов около восьми группа начала играть, аудитория разрослась до нескольких сотен зрителей, среди которых преобладали женщины и девушки от двенадцати до пятидесяти лет, скандировавшие имя Джулиана. Брук не отрывала глаз от монитора в фойе, напоминая себе, что ее мужа в эту самую минуту видит вся Америка. Подошел молодой ассистент и спросил, не хочет ли Брук присутствовать на записи интервью в студии.

Брук вскочила и поспешила за ним вниз по лестнице в очень хорошо знакомую постоянным зрителям студию. Ледяной воздух пробирал до костей.

— Ой, как красиво! Но я думала, интервью будет на сцене, прямо перед зрителями…

Ассистент коснулся гарнитуры кончиком пальца, послушал и кивнул, а затем ответил Брук, думая о чем-то своем:

— Сегодня ветрище задувает в микрофоны, только его и слышно.

— А-а… — кивнула Брук.

— Можете здесь присесть. — Он указал на складной стул между двумя массивными видеокамерами. — Сейчас они войдут в студию, и сразу начнется трансляция. — Он сверился с секундомером, висевшим на шнурке на шее. — Через две минуты. Ваш сотовый выключен?

— Да, я его в фойе оставила. Господи, как классно! — восхитилась Брук. Она впервые находилась в телестудии, тем более в студии национального шоу, и едва могла усидеть на месте, так ее возбуждало присутствие на съемке, вид операторов, звукооператоров и продюсеров с головными телефонами, деловито сновавших по коридорам. Брук смотрела, как ассистент собирает огромные диванные подушки и ставит более жесткие, поменьше, когда в двери хлынул воздух с улицы и произошло какое-то движение. С десяток людей вошли в студию, и Брук увидела, как между Мэттом Лауэром и Мередит Виейрой идет Джулиан. Он выглядел слегка ошарашенным, над верхней губой выступил пот, но он смеялся и то и дело крутил головой.

— Минута тридцать секунд! — оглушил всех женский голос по громкой связи.

Они прошли совсем рядом, и на мгновение Брук замерла, так близко увидев лица популярных ведущих. Ее взгляд перехватил Джулиан, нервно улыбнулся и что-то сказал одними губами — Брук не поняла, что именно. К нему тут же подошли двое, один показывал, как пропустить микрофон под рубашкой на спине и прикрепить к воротнику, а другой ловко припудривал компакт-пудрой его блестящее от пота лицо. Мэтт Лауэр наклонился, что-то прошептал Джулиану, который засмеялся, и отошел. Мередит села напротив Джулиана, и хотя Брук не могла расслышать, о чем они говорят, ей показалось, что муж чувствует себя вполне свободно. Она представила, как он волнуется, какой ужас испытывает, каким нереальным ему кажется происходящее, и ей стало дурно. Вонзив ногти в ладони, Брук горячо молилась, чтобы все прошло хорошо.

— Сорок пять секунд до эфира!

Прошло не больше десяти секунд, и в студии воцарилась полная тишина, а на мониторе перед собой Брук увидела рекламу тайленола. Ролик длился секунд тридцать, после чего заиграла музыкальная заставка шоу «Ту-дей», а голос в репродукторе начал громко отсчитывать последние десять секунд. Все в студии замерло, и только Мередит просматривала свои записи и водила языком по передним зубам, проверяя, не попала ли на них помада.

— Пять, четыре, три, два, эфир!

За долю секунды перед словом «эфир» включились огромные прожекторы под потолком, залив студию ослепительным жарким светом. Мередит широко улыбнулась, повернулась к камере с мигающим зеленым огоньком и начала читать с телесуфлера:

— Мы рады снова приветствовать вас в студии! Для тех, кто только что к нам присоединился, напоминаем, что сегодня у нас в гостях одна из самых ярких молодых звезд музыкального Олимпа, исполнитель и автор песен Джулиан Олтер. Он выступал с «Марун 5», прежде чем отправиться в собственный гастрольный тур, а его дебютный альбом сразу занял четвертую строчку в чартах «Биллборда». — Она повернулась к гостю шоу, и ее улыбка стала еще шире. —Только что он проникновенно исполнил свою песню «Ушедшему». Это было великолепно, Джулиан! Спасибо, что пришли к нам сегодня!

Джулиан улыбнулся, но Брук улавливала его напряжение, обратив внимание, как он вцепился в подлокотник кресла.

— Вам спасибо за то, что пригласили. Я счастлив быть гостем вашей передачи.

— Должна сказать, я очень люблю эту песню, — с воодушевлением заявила Мередит. Макияж ведущей, густой и грубый вблизи, на экране казался тонким и безупречным. — Не могли бы вы рассказать историю ее создания?

Лицо Джулиана мгновенно оживилось, он подался вперед, сразу расслабившись, и вдохновенно поведал, как писал «Ушедшему».

Четыре минуты пролетели на одном дыхании: Джулиан отвечал на вопросы о том, как его заметили продюсеры, сколько он записывал альбом, верит ли он сам в свой фантастический успех и всеобщее внимание. Наконец-то сказался медиатренинг: ответы были остроумными и очаровательно самокритичными, ничуть не отдавали заученностью и не производили впечатления текстов, составленных командой профессионалов (на самом деле именно так и было). Он смотрел в глаза ведущей, держался непринужденно и в то же время однажды улыбнулся так неотразимо, что Мередит Виейра чуть не рассмеялась, сказав:

— Ну, теперь я понимаю, почему у вас столько молодых поклонниц.

Улыбка исчезла с лица Джулиана, когда Мередит взяла какой-то журнал светских сплетен, лежавший на столе обложкой вниз, и открыла его на отмеченной стикером странице.

Брук помнила, как Джулиан пришел домой после медиатренинга и поделился самым важным из всего, что узнал:

— Мне сказали: «Вы не обязаны отвечать на все вопросы, которые вам задают. Если вопрос вам не нравится, берите инициативу в свои руки и переходите к теме, которая вам больше по вкусу. Не нужно привязываться к конкретному вопросу, о чем бы вас ни спросили. Ваша задача — раскрыть только ту информацию, которой вы готовы поделиться. Держите беседу под контролем, не позволяйте вытягивать из вас ответы на неприятные или неловкие вопросы: улыбнитесь и смените тему. Обязанность ведущего — провести интервью гладко и без сбоев; никто не сделает вам замечание за уход от ответа. Утренняя телепередача — это не дебаты перед президентскими выборами, и если вы улыбаетесь, не выдавая смятения, то вы победили. Никто не сможет загнать вас в угол или заставить плясать под свою дудку, если вы будете отвечать только на те вопросы, которые вам нравятся».

С того вечера прошла целая вечность, и Брук оставалось только надеяться, что Джулиана не оставит эта уверенность победителя. «Придерживайся сценария, — молила она его, — и не вздумай вспотеть от волнения».

Мередит сложила журнал страницей вверх — мелькнула обложка, и Брук разглядела, что это «Ю-эс уикли», — и протянула Джулиану, указывая на фотографию в правом верхнем углу. Брук поняла, что речь идет не о скандальном снимке с Лайлой. Джулиан улыбнулся, но он явно был смущен.

— А, да, — сказал он, зачем-то отвечая на незаданный вопрос. — Это моя красавица жена.

О нет, мысленно застонала Брук. Значит, Мередит указывает на снимок, где супруги держатся за руки и счастливо улыбаются в объектив? Оператор дал журнальную страницу крупным планом, и Брук увидела себя в дежурном черном платье-свитере и смущенного Джулиана в слаксах и праздничной рубашке. Они стояли у накрытого стола с бокалами в руках… Где это снято? Она подалась вперед, вглядываясь в монитор, и ее осенило: папин юбилей. Видимо, снимок сделан после тоста Брук, когда все гости пили стоя. Кто это снял, и, главное, при чем тут этот еженедельник?

Камера чуть опустилась, и на мониторе появился заголовок: «Пирожок в печке, а стакан в руке?» Брук замерла, охваченная острой тревогой: свежий номер «Ю-эс уикли» вышел сегодня утром, никто из команды Джулиана журнал наверняка еще не видел.

— Я прочла, что вы с Брук женаты сколько? Пять лет? — спросила Мередит, глядя на Джулиана.

Тот кивнул, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Мередит подалась вперед и, улыбаясь от уха до уха, спросила:

— Так вы можете подтвердить сейчас, для наших зрителей?

Джулиан посмотрел ей в глаза с нескрываемым замешательством, которое испытывала и Брук. Что подтвердить-то? Брук видела, что до мужа не дошел намек на «пирожок в печке» и что он счел вопрос ведущей касающимся состояния их брака.

— Простите? — невнятно переспросил он. Но Брук его не винила. К чему клонит Мередит?

— Мы не удержались и решили поинтересоваться, не от беременности ли появился животик у вашей супруги, — широко улыбнулась ведущая, словно ответ был простой формальностью, потому что все уже и так всё знали.

Брук удержала возглас негодования — такого даже она не ожидала. Бедняга Джулиан был так ошарашен, словно ведущая неожиданно предложила ему перейти на русский язык. Может, Брук сейчас и не в лучшей форме, но она могла поклясться, что беременной не выглядит. Конечно, ракурс опять неудачный — снимок сделан снизу, поэтому кажется, что ткань подозрительно пузырится там, где на самом деле платье плотно облегает фигуру. Подумаешь, проблема!

Джулиан неловко заерзал на сиденье. Его смущение казалось самым веским подтверждением верности догадки ведущей.

— Ну не томите же нас, откройте секрет! Надо же, какой удачный для вас год — и дебютный альбом, и первенец! Ваши поклонницы очень хотят знать правду.

Брук почувствовала, что не может дышать. Что здесь происходит? Кем эти люди себя возомнили? Даже будь она беременна, какое им до этого дело? Кого это касается? Неужели она выглядит такой расплывшейся, что это можно приписать исключительно беременности? А главное, если допустить, что она и вправду беременна, то на фотографии она, жена популярного рок-кумира, предстает безответственной алкоголичкой! Брук отказывалась верить в реальность происходящего!

Джулиан открыл было рот, но тут же вспомнил о строгих инструкциях улыбаться перед камерами и отвечать только то, что хочет, и изрек:

— Я люблю мою жену. Ничего этого не было бы без ее неизменной поддержки.

«Чего «ничего этого»?! — чуть не заорала Брук. — Такой своевременной, но несуществующей беременности или того, что твоя жена пьет и будет пить до самых придуманных журналюгами родов?»

Повисла неловкая пауза, длившаяся всего пару секунд, но показавшаяся бесконечной. Затем Мередит поблагодарила Джулиана, повернулась к камере, велела всем бежать покупать его новый альбом, и пошла реклама. Брук почти не заметила, что нестерпимо яркий свет начал гаснуть. «Мередит отцепила микрофон и встала. Она протянула руку совершенно ошарашенному Джулиану, сказала что-то, чего Брук не расслышала, и быстро спустилась со сцены. По студии забегали служащие, проверяя провода, передвигая камеры, меняя клипборды. Джулиан по-прежнему сидел в кресле как оглушенный.

Брук встала и пошла к нему, но дорогу ей преградил неизвестно откуда взявшийся Лео.

— Наш парень держался молодцом, согласна, Брук? Слегка лажанулся на последнем вопросе, но в целом нормально.

— М-м-м… — Брук хотела пройти к Джулиану, но краем глаза заметила, что Самар, медиатренер и два пиар-агента повели его готовиться к следующему выступлению. Ему предстояло спеть еще две песни, одну в восемь сорок пять и другую в девять тридцать, прежде чем это утро наконец завершится.

— Хочешь выйти на воздух или посмотреть из фойе? Расслабиться, поднять ноги повыше? — ухмыльнулся Лео еще вульгарнее обычного.

— Ты тоже думаешь, что я беременна? — недоверчиво спросила Брук.

Лео замахал руками:

— Я не спрашиваю — это твое личное дело. Разумеется, это как нельзя более кстати для карьеры Джулиана, но вообще младенцы появляются, когда приходит срок…

— Лео, я буду очень признательна, если…

У Лео зазвонил мобильный, он выдернул его из кармана и благоговейно открыл, словно Библию.

— Я должен ответить. — Лео повернулся и направился к выходу из студии.

А Брук словно приросла к полу. Она перестала понимать, что происходит. Джулиан почти подтвердил ее несуществующую беременность в прямом эфире на всю Америку. Ассистент, который утром провожал их от входа, материализовался у локтя Брук.

— Проводить вас в фойе? Здесь сейчас начнется суматоха — готовят зал к следующему сегменту, — сказал он, сверившись со своим клипбордом.

— Да, спасибо, — с благодарностью отозвалась Брук.

Они молча поднялись по лестнице и прошли по длинному коридору. Ассистент заботливо открыл дверь фойе, и Брук показалось, что он готов был ее поздравить, но удержался. На ее месте устроился мужчина в белоснежном поварском облачении, поэтому она села на единственный свободный стул.

Девочка-вундеркинд со скрипкой буквально ела ее глазами.

— Вы уже знаете пол? — спросила она таким высоким голоском, словно только что подышала гелием.

— Что? — Брук показалось, что она ослышалась.

— Я спрашиваю, вы уже знаете, кто у вас? — выпалила девчонка. — Мальчик или девочка?

У Брук от удивления вытянулось лицо.

Мать гениальной юной скрипачки наклонилась и прошептала ей что-то на ухо — должно быть, что ее вопрос бестактен и неприятен, но девчонка громко возмутилась:

— Я только спросила, кого она вынашивает!

Брук не удержалась — вряд ли друзья и родственники так же легко купятся на эту шутку, огляделась и прошептала, нагнувшись к скрипачке:

— Девочка, девочка у меня будет. Такая, знаешь, прелестная, вроде тебя.

Лгать ребенку оказалось довольно неловко.

Телефонные звонки от подруг и родни начались еще по дороге домой и продолжались несколько дней без перерыва. Мать Брук обиделась, что подобную новость должна узнавать по телевизору, но не скрыла восторга от того, что единственная дочь наконец-то станет матерью. Отец Брук был польщен, что фотография с его юбилея появилась на национальном телевидении, и недоумевал, как это они с Синтией не догадались раньше. Мамаша Джулиана подбросила свою ложку дегтя в виде традиционного: «Что вы надумали, мы не такие старые, чтобы стать дедом и бабкой!» Добряк Рэнди предложил включить будущего сына Брук в детскую футбольную команду семейства Грин, которую мысленно составлял, а Мишель выразила желание помочь в оформлении детской для маленького/маленькой.

Нола пришла в бешенство, что Брук не доверилась ей первой, но согласилась сменить гнев на милость, если малышку назовут в ее честь. И все до единого звонившие, кто-то резко, кто-то мягче, комментировали бокал спиртного в руке Брук.

Интереснейшее положение, когда ей пришлось убеждать всю свою родню, семейку Джулиана, коллег и друзей в том, что, во-первых, она не беременна, а во-вторых, никогда не стала бы пить в таком состоянии, Брук восприняла как оскорбление, но ее заверения встречались с недоверием. Любопытствующих отрезвил (увы, лишь на время) свежий номер «Ю-эс уикли» со снимком, как Брук делает покупки в соседнем «Гристедесе». Ее живот здесь казался более плоским, но дело не в этом: на снимке в ее корзине рядом с гроздью бананов, упаковкой йогурта, литром воды «Поланд спринг» и бутылью «Виндекса» лежала коробка супервпитывающих тампонов «Тампакс», обведенная жирным черным маркером. Заголовок гласил: «Ребенка Олтеры не ждут!» — словно журнал, проведя хитроумное детективное расследование, подвел черту под этой темой.

Благодаря этому шедевру журналистики весь мир узнал, что Брук Олтер не беременна, но менструации у нее обильные. Нола находила это уморительным, а Брук не могла отделаться от мысли, что все, от школьного бойфренда до ее девяностолетнего дедушки, не говоря уж о подростках, домохозяйках, постоянных клиентах авиакомпаний, завсегдатаях супермаркетов, посетителей салонов, любительниц маникюра и подписчиков Северной Америки в курсе особенностей ее месячного цикла. А ведь она даже не заметила фотографа! С этого дня все товары, имеющие хоть какое-то отношение к интимным проблемам или пищеварению, Брук заказывала только по Интернету.

Скрыться от всеобщего внимания ей помогла Элла, дочка Рэнди и Мишель, появившаяся на свет спустя две недели после скандальной передачи «Ту-дей» и ставшая для Брук подлинным благословением. Элла любезно соизволила родиться в Хэллоуин, дав Брук и Джулиану прекрасный повод отвертеться от костюмированной вечеринки у Лей, Брук преисполнилась горячей благодарности племяннице: рассказы и пересказы подробностей родов (воды у Мишель отошли в итальянском ресторане, и она с Рэнди помчалась в больницу, где схватки, правда, длились еще двенадцать часов, зато владелец ресторана Кампанелли пообещал малышке пожизненные бесплатные обеды и ужины), уроки пеленания и трогательное пересчитывание пальчиков на ручках и ножках совершенно отвлекли внимание (по крайней мере родственников) от Брук с Джулианом.

Они стали образцовыми тетей и дядей, приехав к Мишель в роддом еще до рождения малышки с двумя десятками нью-йоркских бубликов и таким количеством копченого лосося, что хватило бы на все предродовое отделение. Джулиан умильно ворковал Элле на ушко, что ее крошечные ручки просто созданы для игры на пианино, а Брук позже вспоминала о племяннице, неизменно связывая ее появление на свет с последней блаженной передышкой перед настоящей бурей.

10. Ямочки соседского парня

Мобильный Брук зазвонил, едва она доволокла двадцатидвухфунтовую индейку в квартиру и бухнула ее на кухонный стол.

— Алло! — сказала она, одной рукой вынимая из холодильника все маловажное, чтобы поместилась гигантская птичка.

— Брук? Это Самар.

Брук растерялась — Самар никогда ей не звонила. Неужели хочет узнать мнение об обложке «Вэнити фэр»? Журнал буквально сметали с лотков, а Брук не могла насмотреться на фотографию, как ей казалось, винтажного Джулиана — в джинсах, обтягивающей белой футболке, в одной из своих любимых вязаных шапочек и с улыбкой как раз такой ширины, от которой на щеках появлялись милые, располагающие ямочки. Он, безусловно, был самым красивым в коллаже на обложке.

— Привет! Правда, Джулиан хорошо получился на обложке «Вэнити фэр»? Я, конечно, не удивляюсь, но здесь он такой…

— Брук, у вас есть минутка?

Так, милая женская болтовня о глянцевых журналах отменяется. Если эта женщина звонит сказать, что Джулиан не приедет домой на День благодарения, когда вся родня впервые соберется у них на Таймс-сквер, Брук ее просто убьет.

— Ну-у-у да, секунду подождите. — Брук закрыла холодильник и присела за крошечный кухонный столик, вспомнив, что надо позвонить и узнать, как обстоят дела с прокатом обеденного стола и стульев. — Все, я готова. Что случилось?

— Брук, тут вышла статья, довольно неприятная, — начала Самар отрывисто и сухо, как говорила всегда. Впрочем, плохие новости лучше так и сообщать.

Брук пробовала отделаться шуткой:

— Ну, сейчас каждый день статьи выходят. Я же беременная алкоголичка, помните? А что Джулиан говорит?

Самар кашлянула.

— Он еще не знает. Боюсь, он очень расстроится, поэтому я решила сначала поговорить с вами.

— О Господи!.. Что они о нем пишут? Нападают на его прическу? Высмеивают родителей? Или какая-нибудь шлюшка из его прошлого решила получить свои пятнадцать минут славы и заявляет, что…

— Брук, статья не о нем, а о вас.

Повисла пауза. Брук ощутила, что земля уходит у нее из-под ног.

— Как — обо мне? — спросила она почти шепотом.

— Нагромождение оскорбительной лжи, — невозмутимо ответила Самар. — Я хотела, чтобы вы узнали об этом от меня. И еще я хочу, чтобы вы помнили — наши юристы уже занимаются опровержением. Мы отнеслись к этому очень серьезно.

Брук не могла заставить себя заговорить. Нет никакого сомнения, что все очень серьезно, если Самар пошла на такие меры из-за таблоидной статейки. Наконец она сказала:

— Где эта статья? Я хочу прочесть.

— Она появится в завтрашнем выпуске «Ласт найт», сейчас вы можете прочесть ее в Интернете. Брук, пожалуйста, поверьте, мы все на вашей стороне, и я обещаю…

Впервые за свою взрослую жизнь — и впервые в жизни говоря с кем-то, кроме своей матери, — Брук повесила трубку, не дослушав, и кинулась к компьютеру. Страница журнала открылась за несколько секунд, и перед Брук предстала огромная фотография — они с Джулианом обедают за уличным столиком кафе. Она напрягла память, соображая, где это снято; к счастью, на заднем плане в кадр попала табличка с названием улицы. Ну конечно, испанский ресторан, где они провели вечер, когда Джулиан впервые появился дома через несколько недель после ухода с юбилея тестя. Брук начала читать.

«Супружеская пара, уписывающая порцию паэльи на двоих за уличным столиком в «Адской киске», выглядит довольно заурядно, но компетентные люди узнали нового любимца Америки, автора и исполнителя песен Джулиана Олтера и его старую жену Брук. Дебютный альбом Олтера взорвал чарты, а облик «своего» парня с очаровательными ямочками на щеках моментально обеспечил ему миллионы преданных поклонниц во всех уголках страны. А вот что представляет собой женщина рядом с ним, и как она переносит обрушившуюся на Джулиана славу?

Паршиво переносит, согласно близкому к семье неназванному источнику. «Они поженились очень молодыми и прожили пять лет, но сейчас они на грани развода, — сообщает источник. — У Джулиана напряженный график выступлений, а Брук не отличается особой гибкостью или желанием приспосабливаться».

Познакомившись вскоре после трагедии одиннадцатого сентября, они кинулись друг к дружке в посттравматическом угаре, охватившем потрясенный Нью-Йорк. «Несколько месяцев Брук практически по пятам ходила за Джулианом по всему Манхэттену, садилась на виду на всех его концертах, не оставив парню выбора. Они оба были так одиноки», — поясняет источник. Близкий друг Олтеров соглашается: «Родители Джулиана были шокированы, когда он заявил о помолвке с Брук через два года после знакомства. К чему была нужна такая спешка?» Пару окрутили, устроив скромную церемонию в доме Олтеров-старших в Хэмптоне, хотя доктор Олтер «с самого начала подозревал, что Брук, девица из безвестного городишки в Пенсильвании, попросту захотела пролезть в высшее общество с помощью выгодного брака».

Последние несколько лет Брук тянула на двух работах, чтобы помочь мужу в его музыкальной карьере, но одна из ее подруг пояснила, что «Брук пошла бы на все, лишь бы помочь Джулиану в поисках славы, о которой она мечтала. Две работы или десять — разницы не было, главное, что ее муж станет звездой». Мать ученицы элитной частной школы в Верхнем Ист-Сайде, где диетолог Брук консультирует учащихся, сообщила: «По-моему, миссис Олтер очень приятный человек, хотя дочь говорила мне, что Брук часто уходит раньше или отменяет консультации». Проблемы на работе этим не ограничиваются. Коллега Брук в медицинском центре при Нью-Йоркском университете заявляет: «Раньше Брук была лидером всей нашей программы, но с недавних пор скатилась на последние места. Отвлекает ее карьера мужа, или просто надоело работать, но видеть это тяжело».

Что касается слухов о беременности, о которой зашла речь на передаче «Ту-дей», развеянных «Ю-эс уикли» уже через неделю (журнал поместил фотографию, доказывающую, что Олтеры ребенка не ждут), — так вот, не ждите скорых изменений. Старый друг Джулиана утверждает, что Брук «пыталась забеременеть чуть ли не со дня знакомства, но Джулиан это откладывал, не будучи уверен, что их брак надолго».

И кто его обвинит, если жена не расстается со стаканом?

«Я не сомневаюсь, что Джулиан поступит правильно, — заявил недавно близкий к Джулиану источник. — У него светлая голова, он найдет верный путь»…»

Брук не заметила, когда начала плакать, но к концу статьи перед клавиатурой стало мокро от слез, стекавших по ее щекам, подбородку и губам. Нет слов для описания ощущений при чтении чего-то подобного о себе, когда знаешь, что все это высосано из пальца, но невольно спрашиваешь себя: а нет ли в этой лжи крупицы правды? Разумеется, та часть статьи, где говорилось об истории и причинах их знакомства, не выдерживала никакой критики, но неужели свекор и свекровь настолько ее ненавидят? Неужели ее репутация в больнице и в Хантли непоправимо испорчена частыми отлучками? Есть ли хоть крупица истины в гнусненьком предположении, почему Джулиан пока не хочет заводить ребенка? Подобная низость не укладывалась в голове.

Брук прочла статью второй раз, затем третий. Перечитывать можно было целый день, но телефон снова зазвонил, и это оказался Джулиан.

— Ру, я тебе передать не могу, как взбешен! Одно дело, когда ведро помоев выливают на меня, но когда начинают наседать на тебя…

— Я не хочу об этом говорить, — солгала Брук. Ей ничего так не хотелось, как поговорить о статье, выспросив у Джулиана его мнение по каждому пункту вздорных обвинений, но у нее не было сил.

— Я беседовал с Самар, она заверила, что юристы «Сони» уже готовят…

— Джулиан, я правда не хочу об этом говорить, — повторила Брук. — Статья чудовищная, гнусная, в ней ни капли правды — как я надеюсь, — но я ничего не могу с ней поделать. Завтра День благодарения, мы устраиваем прием на девять человек, надо начинать готовиться.

— Брук, я не хочу, чтобы ты хоть на одну секунду подумала…

— Да-да, знаю. Приедешь завтра домой?

— Еще бы! Первым рейсом. Самолет сядет около восьми, и я приеду на Таймс-сквер прямо из Ла-Гуардиа. Мне что-нибудь захватить?

Брук закрыла ненавистную статью и открыла список покупок для праздника.

— Вроде я все купила… Разве что еще пару бутылок вина. Одну красного, одну белого.

— Конечно, детка. Я скоро буду дома, и мы все обсудим, ладно? Я тебе еще позвоню.

— Угу, договорились. — Это вышло холодно и отстраненно. Хотя Джулиан ни в чем не был виноват, Брук против воли чувствовала обиду на мужа.

Закончив разговор, она хотела связаться по телефону с Нолой, а потом с мамой, но решила, что лучший способ справиться с проблемой — это вообще не пытаться с ней справиться. Она позвонила узнать, как обстоят дела с арендованным столом, опустила индейку в рассол, вымыла картошку, предназначенную для завтрашнего пюре, сделала клюквенный соус и очистила спаржу. Затем поставила на полную громкость хип-хоповский диск, хранившийся у нее со времен школы, и занялась генеральной уборкой и перестановкой. В пять Брук собиралась сходить на маникюр, но, чуть отодвинув экран и опасливо выглянув на улицу, увидела, что по меньшей мере двое, а в худшем случае — четверо мужчин с видеокамерами сидят в припаркованных у дома «эскалейдах»^[24]. Брук критически посмотрела на свои кутикулы и еще раз на подозрительных типов и решила, что рисковать не стоит.

Когда вечером она наконец легла спать с Уолтером под боком, ей почти удалось убедить себя в том, что все рассосется и забудется. Правда, утром, едва открыв глаза, она сразу вспомнила о статье, но ей удалось отогнать негативные мысли. Предстояло капитально подготовиться к приему гостей, которые ожидались уже через пять часов, поэтому, когда в начале десятого приехал Джулиан, Брук настояла, чтобы они сразу сменили тему.

— Но, Ру, как же такое не обсудить? Это даже как-то ненормально, — возражал Джулиан, помогая отодвигать мебель в гостиной к стенам, чтобы освободить место для взятого напрокат большого стола.

— А что тут скажешь? Да, это нагромождение наглой лжи, да, обидно, ужасно обидно читать такое о себе и своем браке, но раз в статье ни единого слова правды, я не понимаю, для чего жевать и пережевывать? Что это даст? — Брук вопросительно смотрела на Джулиана.

— Ни единого слова правды! — горячо подхватил он. — Ни о моих родителях, ни о том, что я «не уверен, что наш брак надолго», — все вранье!

— Ну и давай не будем портить себе настроение, ладно? Когда твои родители обещали откланяться? Я не хочу, чтобы с ними столкнулись Нея и Роан, — нам не угодить всем одновременно.

— В час они заедут на коктейль. Я их предупредил, что у нас будет время до двух. Годится?

Брук подняла стопку журналов и спрятала в шкафу в коридоре.

— Прекрасно. Все остальные приедут к двум. Скажи мне еще раз, что я не должна мучиться угрызениями совести за то, что мы так бесцеремонно выставляем твоих папу и маму!

Джулиан фыркнул:

— Никого мы не выставляем. Они едут к Каменсам и, будь уверена, не останутся у нас ни минуты лишней.

Волнения Брук действительно оказались напрасны. Олтеры-старшие приехали ровно к часу, согласились выпить по бокалу вина, которое привезли с собой («О, дорогие, оставьте свои запасы для других гостей, давайте выпьем что-нибудь хорошее!»), отпустили всего одно пренебрежительное замечание о квартире («Премилая квартирка, просто чудо, что вы здесь так долго живете») и уехали с пятнадцатиминутным опережением графика. Через тридцать секунд снова зажужжал домофон.

— Входите, — нажав кнопку, сказала Брук.

Джулиан погладил ее руку:

— Все будет хорошо, вот увидишь.

Брук открыла дверь, и миссис Грин вихрем влетела в квартиру.

— Ребенок спит, — заявила она с порога, словно объявляя прибытие президента с первой леди. — Где мы ее положим?

— Давай подумаем. Раз обедать сядем в гостиной, а в туалете ты ее не положишь, остается единственная возможность — наша кровать, — отозвалась Брук.

В дверях появились Рэнди и Мишель с Эллой в переносной люльке.

— Она еще слишком маленькая и не умеет переворачиваться, так что, наверное, можно, — сказала Мишель, целуя Джулиана в знак приветствия.

— Только через мой труп, — возразил Рэнди, втаскивая какую-то сложенную палатку. — Я специально для этого взял раскладной манеж. На кровать вы ее не положите.

Мишель переглянулась с Брук — кто станет спорить с заботливым папашей? — и они захохотали. Рэнди и миссис Грин отнесли Эллу в спальню, а Джулиан принялся наполнять бокалы вином.

— Ну что… Ты как, нормально? — спросила Мишель.

Брук закрыла духовку, отставила спринцовку, из которой поливала индейку, и повернулась к Мишель:

— Да, вполне. А что?

Золовка сразу смутилась:

— Извини, не надо мне было об этом говорить, но статья такая грязная…

Брук судорожно вздохнула:

— А я-то надеялась, никто не читал, раз журнал еще не вышел…

— О, наверняка больше никто! — заверила ее Мишель. — Мне ее подруга переслала, она постоянно ищет на сайтах светских сплетен.

— Понятно. Слушай, отнесешь это в гостиную? — попросила Брук, подавая Мишель сырную тарелку с разнообразными крекерами и розетками с вареньем из инжира.

— Да, конечно, — согласилась та. Брук решила, что невестка поняла намек, но она сделала пару шагов, обернулась и сказала: — Знаешь, кто-то названивает нам домой и расспрашивает о вас, но мы ни слова никому…

— Кто? — в ужасе спросила Брук, не в силах дольше сдерживаться. — Мишель, я же просила не говорить о нас с репортерами — ни по телефону, ни лично, никак!

— Я это помню, мы и не говорим. Просто ты учти, за вами настоящая охота.

— Ну, судя по результатам, с источниками у них негусто, — сказала Брук, наливая себе второй бокал белого вина.

Голос миссис Грин прервал неловкое молчание. Мишель поспешно ушла, унося сыр.

— Что здесь происходит? — спросила она, целуя Брук в волосы. — Как я рада, что в День благодарения мы собрались у тебя! Сколько лет я страдала в одиночестве, когда мои дети, посидев немного, уезжали к отцу!

Брук не стала говорить матери, что вызвалась устроить праздничный прием только потому, что отец с Синтией уехали к ее родителям в Аризону. Ну и, конечно, приятно было почувствовать себя по-настоящему взрослой, пусть даже и на один день.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда индейку попробуешь, — усмехнулась она.

В дверь позвонили. Элла завопила в спальне.

Все смешалось: Рэнди и Мишель кинулись к Элле, Джулиан — открывать еще бутылку вина, а миссис Грин поспешила за дочерью к дверям.

— Напомни мне, кто эти друзья? — попросила она. — Ты говорила, но я забыла.

— С Неей мы учились в аспирантуре, сейчас она ведет питание беременных в гинекологической клинике в Бруклине. Ее муж Роан — бухгалтер, они уже года три живут в Бостоне. Родом они из Индии, День благодарения там не отмечают, но все равно это повод их пригласить, — шепотом пояснила Брук, стоя перед дверью.

Миссис Грин кивнула. Брук поняла, что мать не запомнила и половины того, что она сказала, и рано или поздно примется расспрашивать самих Нею и Роана.

Брук открыла дверь, и Нея кинулась к ней с дружескими объятиями.

— Даже не верится, сколько времени прошло! Ну что же мы с тобой так редко видимся?

Брук обняла старую подругу и привстала на цыпочки поцеловать Роана в щеку.

— Входите, ребята. Нея, Роан, это моя мама. Мам, а это мои старые друзья.

Нея рассмеялась:

— Да, друзья с того самого времени, когда нам было по двадцать лет и мы еще котировались.

— И умели носить халаты и сабо, как никто другой. Давайте пальто, — командовала Брук, ведя гостей к столу.

Из крохотной кухоньки вышел Джулиан,

— Привет, приятель, — сказал он, тряся руку Роана и похлопывая по плечу. — Рад видеть. Как жизнь? — Джулиан выглядел настоящим красавцем в черных джинсах, сером кашемировом свитере рельефной вязки и винтажных кедах. Кожа, успевшая покрыться тонким лос-анджелесским загаром, сияла; глаза, несмотря на усталость, сверкали, и двигался он с непринужденной уверенностью, на что Брук впервые обратила внимание.

Роан взглянул на свои дешевые темно-синие хлопковые брюки и парадную рубашку с галстуком и покраснел. Они с Джулианом не были большими друзьями — Джулиан находил Роана консервативным тихоней, — но у них всегда находилось о чем поговорить в присутствии жен.

Теперь же Роан едва мог поднять на Джулиана глаза и мямлил:

— О, у нас все по-старому. Не так интересно, как у тебя. Позавчера мы даже видели твою фотографию в «Биллборде».

Возникла неловкая пауза, но тут внесли Эллу, уже переставшую плакать и одетую в прелестные ползунки с пятнистой «коровьей» расцветкой. Все вдоволь поохали и поахали над малышкой.

— Нея, как вам нравится Бостон? — спросила миссис Грин. Она размазала маленький кусочек сыра с плесенью по крекеру и отправила в рот.

Нея улыбнулась:

— Район прекрасный, люди замечательные, квартира чудесная. В Бостоне действительно очень высокий уровень жизни.

— То есть скука неописуемая, — перевела Брук, протыкая оливку зубочисткой, назначенной шпажкой.

Нея кивнула:

— Брук права. Бостон нагоняет тоску.

Миссис Грин рассмеялась; Брук видела, что мать очарована Неей.

— Так отчего же вы не вернетесь в Нью-Йорк? Брук была бы просто счастлива!

— В следующем году Роан получит степень магистра бизнеса, и — можно не продолжать, да? Мы продадим машину (ненавижу водить!), избавимся от нашей идеальной квартиры, попрощаемся со сказочно предупредительными соседями и на всех парах понесемся в Нью-Йорк, где сможем позволить себе лишь жилье в доме без лифта в сомнительном районе, населенном агрессивными грубиянами. И большего счастья в жизни мне не надо!

— Нея… — Роан услышал последнюю часть тирады и выразительно посмотрел на жену.

— Что? Не могу же я жить там всю жизнь! — Нея повернулась к Брук и миссис Грин и сказала, понизив голос: — Он тоже ненавидит Бостон, но стесняется — разве приличные люди могут любить Бостон?

Когда все собрались за праздничным столом, покрытым белой скатертью, с расставленными у приборов карточками, Брук почти забыла о чудовищной статье. Вина было много, индейка оказалась сочной и вкусной, и хотя картофельное пюре получилось пресноватым, гости наперебой уверяли, что ничего лучше давно не пробовали. Текла непринужденная беседа о новом фильме Хью Гранта, о скорой поездке в Мумбай и на Гоа, предстоявшей Нее и Роану с целью отдохнуть и навестить родителей. Все было так хорошо и приятно, что Брук чуть не уронила вилку, когда мать спросила ее на ухо, как она, Брук, держится.

— Ты читала?.. — вырвалось у Брук.

— Бог мой, ну конечно, читала. Утром я получила четыре письма от знакомых — все они жить не могут без светских сплетен. Я даже представить не могу, как ужасно, должно быть, читать…

— Мам, я не хочу об этом говорить.

— …о себе что-то подобное, но ведь все, кто вас знает, понимают: это полное, пардон, дерьмо!

Нея, расслышав последнюю фразу, тоже подалась поближе и сказала:

— Правда, Брук, это откровенная, кое-как состряпанная ложь. Ни слова правды. Выброси ее из головы.

Брук словно дали пощечину. Отчего она решила, что статью никто не прочтет? Как она убедила себя, что подобная грязь останется незамеченной?

— Я и пытаюсь об этом не думать, — сказала она.

Нея кивнула. Брук видела, что подруга поняла намек — в отличие от миссис Грин.

— Видели фотографов на улице, когда входили? — спросила она Нею и Роана. — Вот стервятники!

Джулиан, видимо, заметил, как изменилось выражение лица жены, и тактично кашлянул, но Брук все же сочла за благо объясниться, чтобы эта тема больше не поднималась.

— Все не так плохо. — Она передала Рэнди блюдо жаренного на гриле аспарагуса. — Иногда эти парни уходят проветриться, на окнах у нас непроницаемые экраны, снимков сделать они не могут. И хорошо, что мы убрали наш телефонный номер из справочников. Вот вам результаты восторженного приема дебютного альбома. Надеюсь, мы папарацци наскучим уже к Новому году.

— Ну уж нет, — возразил, улыбнувшись, Джулиан. — Лео добывает мне место на «Грэмми». Он считает вполне вероятным, что нас пригласят выступить на церемонии.

— Поздравляю! — воскликнула Мишель с воодушевлением, какого не было заметно с самого ее прихода. — Это секрет?

Джулиан посмотрел на Брук, которая выдержала его взгляд, не отведя глаз.

Он снова кашлянул.

— Ну, я не знаю, секрет или нет, но официально приглашенных выступить на церемонии не назовут до следующего года, поэтому, пожалуй, не стоит что-то пока говорить.

— Потрясно, парень, — с широкой улыбкой сказал Рэнди. — Если тебя пригласят, на церемонию явимся в полном составе. Ты же понимаешь, наша семейка — это аккордный контракт.

Джулиан говорил Брук о такой возможности по телефону, но когда это было озвучено при всех, перспектива появиться на «Грэмми» вдруг стала совершенно реальной. У Брук в голове не укладывалось, как это ее муж будет петь на «Грэмми» для всего мира.

Элла пискнула из своего манежа, установленного рядом со столом, и чары рассеялись. Брук принялась раскладывать на блюда угощение: два домашних пирога от матери — тыквенный и с ревенем, дюжину мятных печений от Мишель и фирменные кокосовые бурфи от Ней, похожие на рисовые «Криспи», но на вкус как мини-чизкейки.

— Брук, а как твоя работа? — спросил Роан, с удовольствием пережевывавший мятное печенье.

Брук отпила кофе.

— Нормально, все хорошо. Больница мне нравится, но в ближайшие год-два надеюсь открыть свой кабинет.

— Тогда тебе имеет смысл пообщаться с Неей — в последнее время она только об этом и говорит.

Брук посмотрела на подругу:

— Правда? Ты тоже хочешь открыть частную практику?

Нея кивнула так энергично, что черный конский хвост взвился вверх и дернулся вниз.

— Обязательно! Часть подъемных одолжат родители, но нужен еще и партнер, чтобы дело пошло.

Открываться, конечно, буду только в Нью-Йорке, когда вернемся.

— Я понятия не имела! — воскликнула Брук. Ее радость росла с каждой секундой.

— Не могу же я всю жизнь работать в чужом офисе! Когда-нибудь и мы станем настоящей семьей. — Нея бросила мимолетный взгляд на Роана, который покраснел и опустил глаза, отчего Брук предположила, что Нея на первых неделях беременности. — И мне не обойтись без более гибкого графика. В идеальном варианте — свой маленький кабинет, специализация на дородовом и послеродовом листании мамочек и их младенцев. Может, приглашу еще консультанта по лактации, не знаю.

— Это как раз то, о чем я думаю! — сказала Брук. — Мне еще девять месяцев до года клинической практики, а потом…

Нея деликатно откусила кусочек бурфи и повернулась к другому краю стола.

— Джулиан, как по-твоему, ты сможешь расстаться с толикой наличных, чтобы твоя жена смогла открыть здесь кабинет? — спросила она, и все засмеялись.

Позже, когда все разошлись, а хозяева дома вымыли посуду и сложили стулья, Брук присела к Джулиану, устроившемуся на диване.

— Надо же, Нея задумала то же, что и я! — восторгалась она. За десертом разговор плавно перешел на другие темы, но Брук думала только о частной практике.

— Да, редкое совпадение, — согласился Джулиан, целуя жену в макушку. Его телефон надрывался весь вечер, и хотя он отключил звонок и делал вид, что все хорошо, мысли его витали где-то далеко.

— Редкое и удачное, потому что когда я уйду в частную практику, у меня освободится время сопровождать тебя в поездках, ведь я смогу планировать свой график, не то, что сейчас! Правда, здорово?

— М-м… Здорово, да.

— Понимаешь, работать на себя не только выгодно, это просто классно. А работать с Неей — просто мечта! Мы сможем подменять друг друга и вести вдвое больше пациенток. Идеальный вариант! — щебетала счастливая Брук.

Она изголодалась по хорошим новостям. Постоянное отсутствие мужа, слежка репортеров, оскорбительная статья, о которой Брук до сих пор вспоминала с содроганием, сразу отошли на второй план при появлении новой перспективы.

Телефон Джулиана снова зазвонил.

— Да ответь уже! — досадливо сказала Брук.

Джулиан посмотрел на экран, на котором высветилось «Лео», и нажал кнопку «ответить».

— Привет, с Днем благодарения. — Он несколько раз кивнул, засмеялся и сказал: — Ну конечно. Да, я ее спрошу, но думаю, что сможет. Н-ну. Считай, мы придем. Все, пока. — Он повернулся к Брук с широченной улыбкой.

— Куда?

— Мы, моя дорогая, приглашены на ультраэксклюзивный праздничный VIP-ленч с коктейлем, который устраивает «Сони». Лео говорит, вечером на праздник выходит целый город, но только ведущих исполнителей приглашают на дневной ленч с руководителями компании в какой-то потрясающий дом в Хэмптоне. В качестве сюрприза — выступления приглашенных исполнителей. Туда и обратно на вертолете. О вечеринке нигде ничего напишут, потому что это негласно и эксклюзив, а мы с тобой поедем!

— Обалдеть! А в какой день? — спросила Брук, уже прикидывая, что надеть.

Джулиан вскочил и пошел на кухню.

— В пятницу перед Рождеством, число не знаю. Брук схватила его мобильный и открыла календарь.

— Двадцатое декабря? Джулиан, это последний день в Хантли перед каникулами!

— Ну и что? — Он достал пиво из холодильника.

— В Хантли будет рождественский вечер. Меня просили составить для девочек первое за всю историю школы праздничное меню из полезных продуктов, и я обещала Кайли познакомиться с ее отцом и бабушкой. Родители пригласили меня на вечеринку, и девочка очень радуется, что представит нас друг другу.

Брук гордилась своим нешуточным прогрессом с Кайли за последние месяцы. Чаще назначая ей консультации и задавая прямые вопросы об Уитни Вайс, Брук выяснила, что Кайли порой избавляется от съеденного, вызывая рвоту, но считала, что диагноз выраженного расстройства пищевого поведения ставить рано. После долгих разговоров с Брук и уделенного ей повышенного внимания Кайли вернула нормальный вес, который сбросила так быстро, и стала гораздо увереннее в себе. Она даже вступила в театральный клуб и получила желанную роль второго плана в ежегодной постановке «Вестсайдской истории». Наконец-то у нее появились подруги.

Джулиан вернулся к ней на диван и включил телевизор. Комнату наполнил разноголосый гам.

— Сделай потише, — попросила Брук, пытаясь скрыть раздражение.

Он подчинился, но посмотрел на нее странно.

— Слушай, не хочу показаться бестактным, — сказал он, — но не могла бы ты просто сказаться больной? Нас ждут вертолеты и встреча с главой «Сони». Неужели, кроме тебя, некому выбрать кексы?

За все пять лет совместной жизни Джулиан не разговаривал с Брук таким снисходительным, таким невероятно самоуверенным тоном. В довершение всего он смотрел на нее не смущаясь, его не волновало, насколько заносчивым и эгоистичным он сейчас кажется.

— По-моему, здесь прозвучали слова «выбрать кексы», как ты по-идиотски выразился. Ну еще бы — что такое моя дурацкая, пустячная работенка в сравнении с мировой важностью твоей карьеры? Но ты не забывай: я вообще-то люблю свое дело. Я помогаю этим девочкам. Я потратила массу времени и сил на Кайли и вижу, что это окупилось. Сейчас она счастливее и здоровее, чем за весь прошлый год. Девочка перестала издеваться над организмом и плакать каждый день. Конечно, это не сравнить с четвертым местом в чартах «Биллборда», но в моем мире это тоже достижение. Поэтому — нет, Джулиан, я не поеду с тобой на супер-пупер-VIP-тусовку. У меня свой праздник.

Она встала, с яростью глядя на него, ожидая извинений, обвинений, чего угодно, но Джулиан невидящим взглядом смотрел в телевизор с выключенным звуком, недоверчиво качая головой, и на лице его читалось: «Боже мой, я женат на сумасшедшей».

— Я рада, что мы это выяснили, — тихо добавила Брук и ушла в спальню.

Она ждала, что муж сейчас придет, обнимет ее, поговорит о том, что произошло, напомнит, что прежде они никогда не ложились спать, не помирившись, но когда час спустя осторожно вышла в гостиную, Джулиан, тихо похрапывая, устроился на диване под фиолетовым пледом. Брук повернулась и пошла в спальню одна.

11. Кругом текила и восемнадцатилетние красотки

Джулиан засмеялся, когда крупный лобстер выполз вперед.

— Полтора фунта вырывается в лидеры, впереди финишная прямая, — сказал он, удачно имитируя спортивного комментатора. — По-моему, у нас определился победитель.

Его соперник, лобстер поменьше с блестящим черным панцирем и, как готова была поклясться Брук, проникновенными глазами, прибавил скорость, стараясь сократить разрыв.

— Не спеши, — велела она.

Они сидели на полу в кухне спинами к серванту, подбадривая соревнующихся. Брук было немного неловко заставлять лобстеров бежать наперегонки, прежде чем бросить их в кипяток, но они вроде не возражали. Только когда Уолтер начал обнюхивать одного из них и тот отказался от дальнейшей борьбы, Брук бросилась вперед и спасла несчастного от дальнейших мучений.

— Сдаетесь! Победа наша! — закричал Джулиан, размахивая рукой, сжатой в кулак, и обменялся со своим лобстером дружеским шлепком ладони о клешню, скрепленную резинкой. Уолтер гавкнул.

— Победителю достается честь опустить их в кипяток. — Брук указала на кастрюлю для лобстеров, которую они отыскали в кладовой Олтеров-старших. — Я, пожалуй, несмогу.

Поднявшись, Джулиан протянул руку Брук, помогая встать.

— Сходи посмотри, как там огонь, а я, так и быть, разберусь с этими парнями.

Брук поймала его на слове и направилась в гостиную, где пару часов назад Джулиан учил ее разжигать камин. Кострами в семье Грин всегда занимались Рэнди или отец, и Брук с удовольствием смотрела, как надо правильно складывать очаг и поправлять кочергой поленья. Взяв не очень толстое полено из корзины у камина, Брук аккуратно положила его по диагонали сверху и села на диван, глядя в огонь как завороженная. В соседней комнате у Джулиана зазвонил мобильный.

Он вышел из кухни с двумя бокалами красного вина и сел на диван.

— Лобстеры будут готовы через пятнадцать минут. Клянусь, они ничего не почувствовали.

— Ну да, скажи еще, что им даже понравилось. А кто звонил?

— Звонил? Не знаю. Не важно.

— Чин-чин, — сказала Брук, с легким звоном звякнув о его бокал.

Джулиан глубоко вздохнул, выразив полное удовлетворение.

— Замечательно, правда? — спросил он. Вздох был естественный, поведение абсолютно логичное, но Брук во всем чудилось что-то не то. Джулиан держался как-то слишком мило.

Напряжение между ними значительно усилилось перед эксклюзивным ленчем «Сони»: Джулиан ожидал, что Брук все-таки отпросится, и был шокирован, когда ему пришлось лететь в Хэмптоне одному. После ленча прошла десять дней, они детально обсудили случившееся и выяснили отношения, но Брук не могла отделаться от ощущения, что Джулиан ее больше не понимает и, несмотря на обоюдные героические усилия забыть о ссоре и вести себя так, будто ничего не случилось, что-то никак не срасталось.

Брук отпила глоток вина и подождала знакомой теплоты в желудке.

— Замечательно — это недооценка. По-моему, все великолепно, — сказала она с какой-то неуклюжей официальностью.

— Не понимаю, отчего родители никогда не бывают здесь зимой. Так красиво, когда идет снег, камин этот огромный, кругом ни души…

Брук улыбнулась.

— Этого они и не выносят — чтобы кругом ни души. Для чего ходить обедать в «Ник энд Тони», если никто не увидит, что у них лучший столик?

— А, ну да. На Ангилье им понравится. Они будут в восторге, толкаясь в толпе отдыхающих. К тому же в разгар сезона цены в два-три раза выше, а это для них слаще меда. Новая возможность почувствовать себя особенными. Готов спорить, они сейчас счастливы, как никогда.

Ни Джулиан, ни Брук не говорили этого вслух, но были очень благодарны Олтерам-старшим, уступившим им на праздники свой дом в Ист-Хэмптоне. Они никогда не приезжали сюда на выходные, не желая встречаться с хозяевами, и по той же причине не бывали летом — даже свадьба у них состоялась в начале марта, когда еще лежал снег, — зато шесть месяцев в году могли беспрепятственно сбегать из шумного города в роскошные условия. Они пользовались этим первые два года брака, выходя, чтобы полюбоваться первыми проклюнувшимися весенними цветами, дойти до соседнего виноградника или погулять по пляжу в октябре, когда начинает меняться погода, но из-за безумного рабочего графика не приезжали больше года. Это Джулиану захотелось встретить здесь Новый год, и, хотя Брук подозревала, что это скорее предложение мира, чем искреннее желание сбежать от всех и побыть вдвоем, она сразу согласилась.

— Пойду сделаю салат, — сказала она, вставая. — Хочешь чего-нибудь?

— Я помогу.

— Что ты сделал с моим мужем, незнакомец?!

Снова зазвонил сотовый. Джулиан взглянул на экран и сунул мобильный обратно в карман.

— Кто это?

— Какой-то частный номер. Я не знаю, кто может сейчас звонить, — сказал он, идя за Брук в кухню, где без всяких просьб слил воду из кастрюли с вареной картошкой и начал делать пюре.

За обедом беседа потекла свободнее — возможно, благодаря вину. Супруги словно соблюдали негласное соглашение не говорить о работе — ни о его концертах, ни о ее больнице, поэтому болтали о повышении, которое получила Нола, о том, как счастлив Рэнди возиться с Эллой и смогут ли они выбраться на уик-энд в теплые края, прежде чем Джулиана вновь затянет напряженнейший график.

Печенье, которое Брук испекла на десерт, получилось клейким — покрытые взбитыми сливками, кремом из ванильного мороженого и шоколадной крошкой, мягкие пластинки походили скорее на рагу, чем на десерт, но на вкус оказались отменными. Джулиан надел лыжный костюм, чтобы выгулять Уолтера, а Брук убрала со стола и сварила кофе, и вскоре они вновь сидели у камина. Мобильный Джулиана снова зазвонил, но он сбросил звонок, не глядя.

— Как тебе вечер без выступлений? Не странно было все отменить? — спросила Брук, положив голову ему на колени.

Джулиана пригласили выступать на новогоднем шоу MTV на Таймс-сквер, а с полуночи — вести эксклюзивную праздничную вечеринку с участием множества знаменитостей в отеле «Ривингтон». Джулиан пришел в восторг, когда в начале осени Лео сказал ему об этом, но по мере приближения новогодних праздников его энтузиазм повыветрился. Когда на прошлой неделе он велел Лео все отменить, больше других была поражена — приятно, разумеется, — Брук. Особенно когда он повернулся к ней и спросил, не поедет ли она с ним в Хэмптоне пожить пару дней как люди.

— Не обязательно говорить об этом сегодня, — сказал Джулиан. Брук видела, что он старается быть с ней нежным, но тема ему неприятна.

— Знаю, — сказала Брук. — Но ты точно не жалеешь?

Джулиан погладил ее по волосам.

— Даты что, шутишь? После нервотрепки с «Ту-дей» и постоянных выступлений мне необходимо отдохнуть — в новом году расписание станет еще напряженнее. Нам обоим нужна передышка.

— Передышка что надо, — промурлыкала Брук, ощущая почти забытое полное удовлетворение жизнью. — Лео, наверное, бесится, зато я счастлива.

— Лео первым же рейсом вылетел в Пунта-дель-Эсте — наверняка купается сейчас в текиле с восемнадцатилетними красотками. Ты за него не беспокойся.

Они допили вино. Джулиан аккуратно закрыл перед догорающим огнем сначала экран, а затем стеклянные дверцы, и они с Брук пошли наверх, держась за руки, когда зазвонил домашний телефон. Не успел Джулиан открыть рот, как Брук взяла трубку в комнате для гостей, где они с мужем всегда останавливались.

— Брук? Это Самар. Извините, что звоню так поздно, но я несколько часов не могу дозвониться до Джулиана. Он сказал, что будет в Хэмптоне, однако не отвечает по мобильному.

— Здравствуйте, Самар. Да, он здесь, секунду подождите.

— Погодите, Брук! Я знаю, вы не можете приехать на «Грэмми» из-за работы, но в Нью-Йорке будут прекрасные вечеринки после окончания церемонии, я обязательно устрою приглашения для вас обоих.

Брук показалось, что она ослышалась.

— Что?!

— Я говорю о церемонии вручения «Грэмми», на которой выступает Джулиан.

— Самар, подождите минуту, не отключайтесь, пожалуйста. — Брук вдавила кнопку паузы и вошла в ванную, где Джулиан наполнял ванну.

— Ты мне почему о «Грэмми» не сказал? — спросила она, стараясь не сорваться на крик.

Он поднял глаза.

— Думал подождать до завтра, не хотел, чтобы мы весь вечер только об этом и говорили.

— Слушай, не надо, а? Ты просто не хотел, чтобы я поехала!

На лице Джулиана отразилась искренняя тревога.

— С чего ты взяла? Наоборот, я хочу, чтобы ты поехала!

— А вот Самар уверена в обратном — она только что посочувствовала моей занятости и невозможности присутствовать. Ты что, издеваешься? Мой муж будет выступать на церемонии «Грэмми», а его агент считает, что я не смогу отпроситься с работы ради такого?!

— Брук, наверное, она так решила, когда ты не смогла выбраться на ленч «Сони», но клянусь, я молчал только из нежелания портить вечер разговорами о работе! Я скажу Самар, что ты едешь.

Брук отвернулась и пошла в спальню.

— Я ей сама скажу.

Отключив паузу, она сказала в трубку:

— Самар? Здесь какое-то недоразумение, я совершенно точно поеду с Джулианом.

После бесконечно длившейся паузы Самар выдавила:

— Но вы понимаете, что это выступление, а не номинация?

— Понимаю.

Снова молчание.

— Вы точно уверены, что на этот раз работа вам не помешает?

Брук хотела закричать на непонятливую девицу, но сдержалась.

— Ну ладно, мы это организуем, — сказала наконец Самар.

Брук решила не обращать внимания на колебания — или разочарование? — в ее голосе. Какая ей разница, что думает Самар?

— Прекрасно. А что мне надеть? У меня нет ничего подходящего. Может, взять в прокате?

— Что вы?! Мы обо всем позаботимся. Вам нужно будет приехать за шесть часов до начала, и мы подберем платье, туфли, сумку, украшения, прическу и макияж. Не мойте голову сутки до церемонии, никакого солярия — только если скажут наши стилисты, сделайте хороший маникюр — берите только «Аллюр» от «Эсси» или «Жемчужную ванну» от «ОПИ», сделайте полную восковую эпиляцию рук и ног за пять-семь дней до церемонии и маску для волос с кондиционером за семьдесят два часа. Что касается окрашивания, я вышлю вам рекомендацию в салон, с которым мы работаем в Нью-Йорке. Со следующей недели начнете мелирование.

— Ого, ладно, а вы…

— Не беспокойтесь, я вышлю вам все это по электронной почте, и мы еще раз поговорим. Вы же понимаете, Джулиана будут много фотографировать, а Лео говорил о тренинге для вас обоих — найдете для этого время? — поэтому давайте я запишу вас к тому же специалисту, который делал зубы Джулиану. Дантист — просто гений, никто не скажет, что это виниры, выглядят абсолютно как свои. Вы будете поражены!

— Э-э… хорошо, вы мне только скажите, что…

— Мы обо всем позаботимся. Скоро мы с вами пообщаемся, Брук, мы все подготовим, а сейчас можно Джулиана? Обещаю, я его не задержу.

Брук кивнула, упустив из виду, что Самар ее не видит, и передала трубку Джулиану, который пришел в спальню раздеться.

— Да… Нет… Вроде неплохо. Я завтра позвоню, — сказал он и повернулся к жене: — Придешь в ванную? Ну пожалуйста!

Он умоляюще смотрел на нее, и она заставила себя не думать пока о «Грэмми». Вечер был таким прекрасным, что Брук решила — не позволит она какому-то затянувшемуся недоразумению все испортить. Она прошла за мужем в ванную и разделась. Они никогда не спали в кровати Олтеров-старших — как-то было неприятно, — зато занимались любовью в их ванной. То был рай на земле, царская роскошь — теплые полы, массивная джакузи и душевая кабина, а главное — и самое лучшее — маленький газовый камин. Не большой любитель крутого кипятка, Джулиан всегда наполнял ванну для Брук и, приняв душ отдельно, включал камин и садился на бортик составить жене компанию.

Брук высыпала ложечкой еще немного лавандовой соли в воду и легла в джакузи, положив голову на махровую подушечку. Джулиан пустился в воспоминания о первой ванне, которую они приняли вместе в самом начале знакомства. Он пересказывал, как страдал в обжигающей воде, но вытерпел пытку молча, чтобы произвести впечатление, а Брук только слушала, не в силах шевелить языком от приятнейшего, сразу охватившего ее расслабления; силы оставили ее, едва она погрузилась в горячую воду.

Потом, завернувшись в огромную пушистую махровую простыню, Брук пошла за Джулианом в спальню, где он поставил по зажженной свече на оба ночных столика и включил негромкую музыку. Они занимались любовью нежно, медленно, как пара, которая уже несколько лет вместе и все успела узнать друг о друге, и впервые за много месяцев уснули обнявшись.

Они спали почти до полудня, а когда проснулись, увидели, что на улице все покрыто толстым снежным ковром — верный знак, что они проведут в Хэмптоне еще одну ночь. Обрадованная Брук собрала волосы под заколку, не расчесываясь, надела угги и дутое зимнее пальто и села на пассажирское сиденье джипа, который Олтеры держали в гараже круглый год. Джулиан выглядел забавно старомодным в одной из зимних шапок своего отца, которую нашел в шкафу: на макушке был пришит помпон, а с ушей шапки свисали тесемочки, которые можно было завязать под подбородком. В Ист-Хэмптоне Джулиан сначала подъехал к «Старбаксу», куда Брук забежала взять «Таймс», а завтракать они пошли в кафе «Золотая груша».

Уютно устроившись за столиком на двоих, грея ладони о чашку горячего кофе, Брук блаженно вздохнула. Если бы ее попросили описать идеальный Новый год, она рассказала бы о последних двадцати четырех часах. Джулиан читал вслух статью «Таймс» о человеке, отсидевшем двадцать восемь лет и оправданном после проведенного анализа ДНК, когда у Брук зазвонил мобильный.

Джулиан поднял глаза.

— Нола, — сказала Брук, глядя на экран.

— Что же ты с ней не поговоришь?

— Ты не против? Она наверняка захочет рассказать, как встречала Новый год…

Джулиан покачал головой:

— Ну что ж, а я с удовольствием посижу и почиваю. Поговори с Нолой.

— Привет, Нол, — сказала Брук как можно тише. Она терпеть не могла, когда люди громко разговаривали по мобильным!

— Брук, вы где?

— Что значит — где мы? В Хэмптоне, я тебе говорила. Тут такой прелестный снег, мы решили остаться до…

— Ты уже видела «Ласт найт» в Интернете? — перебила Нола.

— «Ласт найт»? Интернета здесь нет, но у нас есть свежая «Таймс»…

— Слушай, я звоню, чтобы кто-нибудь другой не огорошил вас новостью. «Ласт найт» целую колонку отвела под совершенно чудовищную статью, где строят гипотезы, отчего Джулиан отменил новогоднее выступление.

— Что?!

Джулиан вопросительно посмотрел на жену.

— Конечно, чушь полнейшая, но ты вроде говорила, Лео где-то в Южной Америке, вот я и решила вас предупредить на всякий случай.

Брук глубоко вздохнула:

— Здорово. Просто здорово. Можешь сказать, что там написано?

— Лучше ты ее открой с телефона Джулиана. Жаль портить вам утро, но там сказано, что вы «прячетесь» в Хэмптоне, так что ждите репортеров.

— Господи, нет! — воскликнула Брук.

— Мне очень жаль. Ты скажи, если я чем-то могу помочь.

Они попрощались, и, только нажав отбой, Брук сообразила, что не спросила, как Нола встретила Новый год.

Не успела она сказать Джулиану и двух фраз, как он уже открывал страничку «Ласт найт» на телефоне.

— Вот, нашел.

— Читай вслух!

Глаза Джулиана бегали по строчкам.

— Ничего себе, — пробормотал он, теребя пальцем экран. — Где они это выкопали?

— Джулиан! Читай или дай телефон мне!

Робкая девочка лет самое большее шестнадцати подошла с двумя тарелками в руках и взглянула на Джулиана. Брук не поняла, узнала ли официантка в посетителе популярного исполнителя.

— Вегетарианский белый омлет с пшеничным тостом? — шепотом спросила она.

— Это мне, — подняла руку Брук.

— Стало быть, вам — комбинированный завтрак? — спросила она у Джулиана с такой широкой улыбкой, что у Брук сразу исчезли все сомнения. — Французский тост с сахарной пудрой, яичница из двух яиц с целыми желтками и хорошо прожаренный бекон. Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо, — сказал Джулиан, сразу насадив мягчайший французский тост на вилку.

Аппетит Брук совершенно испарился.

Он запил тост большим глотком кофе и взял телефон.

— Ты готова?

Брук кивнула.

— Отлично. Заголовок: «Где Джулиан Олтер?», рядом моя фотография, на ней я весь потный и выжат как лимон. Где только взяли!..

Он повернул мобильный экраном к Брук, которая через силу жевала пересушенный тост, жалея, что не заказала рис.

— А, знаю, это снято через полминуты после того, как ты спустился со сцены после выступления на вечеринке Кристин Стюарт в Майами. В тот день была жуткая жара.

Джулиан начал читать:

— «По сообщению неназванных источников, знаменитый певец прячется в доме своих родителей, в Хэмптоне после отмены выступления на новогоднем шоу MTV, но никто точно не знает почему. Многие подозревают, что у сексапильного шансонье, в одночасье ставшего знаменитым после выхода дебютного альбома “Ушедшему”, какие-то проблемы. Наш источник с опытом работы в музыкальной индустрии заявил, что сейчас Олтер переживает “период искушений”, когда многие молодые звезды увлекаются наркотиками. Не делая заявлений о злоупотреблении какими-либо препаратами Джулианом Олтером, компетентное лицо тем не менее отвечает: “Если артист начинает отменять выступления, ищите его в реабилитационной клинике”».

На этом Джулиан чуть не выронил телефон.

— Кто решил, что я в лечебнице? — ошарашенно спросил он.

— Да нет, прямо здесь такого не сказано, — усомнилась Брук. — Не пойму, к чему они клонят. Читай дальше.

— Источник с опытом в музыкальной индустрии? — повторил Джулиан. — Они что, издеваются?

— Читай дальше, — велела Брук, отправив в рот кусок омлета и пытаясь скрыть волнение.

— «Другие считают, что Джулиан и его старая любовь, жена-диетолог Брук, плохо выдерживают испытание славой. «Я не представляю супружескую пару, которая без проблем прошла бы «медные трубы», это всегда сильнейший стресс», — заявляет Айра Мелник, психиатр из Беверли-Хиллз. Олтеры не состоят в числе пациентов Мелник, но у врача богатый опыт консультирования таких «полузвездных» пар (когда один из супругов знаменит, а другой безвестен). «Если они немедленно обратятся за консультацией, — продолжает доктор Мелник, — у них появится хоть какой-то шанс»…»

— «Хоть какой-то шанс»? — Это прозвучало неприятно визгливо. — Что это за Мелник такой, и почему он позволяет себе распространяться о нашей семье, если мы с ним вообще незнакомы?

Джулиан только головой покрутил.

— Кто сказал, что мы не выдерживаем испытания славой? — недоумевал он.

— Не знаю, может, опять намек на передачу «Ту-дей» и мою беременность? Ты дальше читай!

— Ого! — опешил Джулиан, забежав вперед. — Я всегда знал, что желтые газетенки — порядочная дрянь, но эта просто бьет рекорды. «Клиника для наркоманов или лечение у психиатра — две наиболее вероятные причины исчезновения, — последнее слово он процедил с непривычным для него сарказмом, — Джулиана Олтера, но существует и третий вариант. Согласно близкому к семье источнику, исполнителя взяли в оборот знаменитости, увлекающиеся сайентологией, вероятнее всего, Джон Траволта. «Не знаю, был ли то дружеский жест или миссионерская вербовка, но мне точно известно, что они общаются», — говорит друг семьи.

Невольно начинаешь задаваться вопросом: неужели наш выскочка последует примеру Тома К. и обратится в «истинную веру»? Продолжение темы читайте в наших следующих номерах!»

— Так и написано — «выскочка»? — недоверчиво спросила Брук, уверенная, что Джулиан добавил это для выразительности от себя.

— Сайентология! — буквально заорал Джулиан. Брук испуганно шикнула. — С чего они взяли, что мы сайентологи?

Прочитанное не укладывалось в голове. Лечебница? Консультант по вопросам семьи и брака? Сайентология? Выскочка?! Вранье в статье не так расстраивало, как крупица правды в этой каше лжи. Какой такой «близкий к семье источник» наболтал про Джона Траволту, который действительно однажды написал Джулиану е-мейл, ничего общего не имевший с сайентологией. И кто-то настойчиво проталкивал мысль — уже второй раз в этом самом издании, — что у них с Джулианом проблемы в браке… Брук хотела поднять этот вопрос, но Джулиан был буквально убит, и она перешла на шутливый тон:

— Слушай, не знаю, как ты, но после сайентологии, мнения светила психиатрии, которое нас в глаза не видело, и «выскочки» я вынуждена признать — это настоящий успех. Если уж это не доказательства известности, тогда не знаю, что тебе еще нужно. — Она улыбалась, но Джулиан сидел совершенно подавленный.

Краем глаза Брук заметила за окном молнию и удивилась редкому природному явлению — зимней грозе, но не успела ничего сказать, как к ним снова подошла юная официантка.

— Я это… — запинаясь заговорила она тоном, в котором переплелись смущение и восторг, — извиняюсь, но вон там папарацци приехали…

Брук обернулась и увидела четырех мужчин с фотоаппаратами, облепивших с улицы окна кафе. Джулиан заметил папарацци раньше ее, потому что перегнулся через стол, взял ее за руку и сказал:

— Пошли отсюда.

— Наш… э-э… менеджер сказал им, чтобы не заходили, но с тротуара кого-то прогонять мы не имеем права, — лепетала официантка. Брук увидела, что девушка сейчас начнет просить автограф, и поняла, что пора убегать.

Она выдернула две двадцатки из бумажника, сунула их девушке и спросила:

— Есть другой выход?

Официантка кивнула. Брук схватила мужа за руку:

— Идем!

Взяв пальто, перчатки и шарфы, они быстро направились через зал к служебному выходу. Брук боялась подумать, насколько вульгарно она выглядит в спортивных штанах и с растрепанными волосами, но в первую очередь ей хотелось защитить Джулиана. Благодаря счастливому стечению обстоятельств их джип был припаркован на стоянке позади ресторана, и они успели сесть, завести мотор и выехать со стоянки, прежде чем их заметили фотографы.

— Что делать будем? — спросил Джулиан с дрожью в голосе. — Домой нельзя — они за нами увяжутся.

— Да они и так наверняка знают, где дом! Они специально сюда приехали!

— Это как сказать. Мы были в центре Ист-Хэмпна. Если зимой искать здесь знакомых, лучше начинать с центра. По-моему, им просто повезло. — Джулиан ехал по Двадцать седьмому шоссе на восток, подальше от дома родителей. Их нагоняли две машины.

— Может, сразу вернемся в город?

Джулиан ударил ладонью по рулю.

— Все вещи в доме, да и опасно сейчас на дороге — разобьемся к черту…

Секунду они молчали, затем он попросил:

— Ну-ка набери номер местного полицейского отделения и включи микрофон.

Брук не знала, что он задумал, но спорить не стала. Трубку сняли, и Джулиан начал говорить, когда ответила женщина-диспетчер:

— Алло, меня зовут Джулиан Олтер, я сейчас еду по Двадцать седьмому шоссе, проезжаю Ист-Хэмптон. Мою машину на опасной скорости преследуют несколько автомобилей папарацци. Боюсь, если сейчас поеду домой, они попытаются ворваться за мной. Нельзя ли, чтобы полиция встретила меня у дома и напомнила этим людям об ответственности за посягательство на частную собственность?

Диспетчер пообещала прислать кого-нибудь в течение двадцати минут. Джулиан продиктовал адрес дома родителей и отключился.

— Умно, — похвалила Брук. — Как ты до этого додумался?

— Это не я, это Лео велел мне так поступать, если где-нибудь за пределами Манхэттена за нами увяжутся папарацци. Сейчас увидим, поможет или нет.

Минут двадцать они добросовестно кружили по маленькому городку. Наконец Джулиан посмотрел на часы и свернул направо, на проселочную дорогу, ведущую на открытый луг, где дом Олтеров-старших занимал полтора акра. Двор был большой, над ним отлично поработал ландшафтный дизайнер, но телескопический объектив позволял зафиксировать мельчайшие детали. С огромным облегчением они увидели полицейскую машину на пересечении проселочной дороги и аллеи, ведущей к гаражу. Джулиан подъехал поближе и опустил окно. Машины папарацци словно размножались по дороге: их стало уже четыре. Все они затормозили, не доезжая джипа. Когда полицейский направился к машине Олтеров, сразу затрещали фотоаппараты.

— Добрый день, сэр. Я Джулиан Олтер, это моя жена Брук. Вот, пытаемся спокойно попасть домой. Помогите нам, пожалуйста.

Полицейский был молодым, лет двадцати восьми; он без особого раздражения отнесся к вызову в первое утро нового года. Брук вздохнула с облегчением, надеясь, что коп узнает Джулиана.

И коп не подвел.

— Ого, вы Джулиан Олтер? Моя девушка — ваша большая поклонница. До нас дошли слухи, что ваши предки обитают в наших краях, но точно мы не знали. Это, значит, их дом?

Джулиан сощурился на табличку с фамилией полицейского.

— Офицер О’Мэлли, — сказал он, — я счастлив, что вашей девушке нравятся мои песни. Скажите, порадует ее альбом с автографом?

Треск затворов не ослабевал, и Брук подумала, под какими заголовками появятся эти фотографии. «Обкуренный Джулиан Олтер арестован за превышение скорости», или «Полицейский Олтеру: “Таких, как вы, нам тут не нужно”», или излюбленное: «Олтер пытается обратить полицейского в сайентологию»?

О’Мэлли просиял:

— Еще бы! Да она подпрыгнет от восторга!

Не дожидаясь просьбы мужа, Брук проворно открыла бардачок и подала Джулиану диск с хитом «Ушедшему». Они захватили новый сингл посмотреть, прослушают ли его родители Джулиана до следующего лета, но сейчас диску нашлось лучшее применение. В сумке Брук отыскала ручку.

— Ее зовут Кристи, — сказал полицейский, тщательно выговаривая каждую букву.

Джулиан сорвал пластиковую обертку, вынул бумажный вкладыш и написал: «Кристи с любовью, Джулиан Олтер».

— О, ну вот спасибо, она просто с ума сойдет, — сказал О’Мэлли, бережно убирая диск в боковой карман куртки. — Так чем я могу быть вам полезен?

— Арестуйте этих типов, — попросил Джулиан, чуть улыбаясь.

— Боюсь, не получится, но я заставлю их отъехать и напомню о неприкосновенности частной собственности. Вы проезжайте, а я этих ваших друзей введу в курс дела. Звоните, если будут проблемы.

— Спасибо! — одновременно поблагодарили Брук и Джулиан и, не оглядываясь, въехали в гараж и опустили дверь.

— По-моему, он славный парень, — отметила Брук, когда они сбрасывали обувь в прихожей.

— Все, сейчас же звоню Лео. Мы тут как в осаде, а он на пляже валяется! — И Джулиан удалился в отцовский кабинет в глубине дома.

Брук проводила мужа взглядом и пошла по комнатам, опуская экраны на окнах. День сменился серыми сумерками, освещаемыми вспышками фотоаппаратов. Выглянув из-за жалюзи на втором этаже, она едва не вскрикнула, увидев линзу объектива размером с футбольный мяч, направленную прямо на нее. Штор на окнах не было, только в маленькой душевой комнате на третьем этаже, которой никогда не пользовались, но Брук не желала рисковать и широким скотчем приклеила на окно плотный мешок для мусора.

— Все нормально? — спросила она, спустившись к Джулиану и распахнув дверь кабинета, поскольку он не отозвался на стук.

Джулиан поднял глаза от ноутбука.

— Да, все хорошо. Ты-то как? Прости за все это, — добавил он, хотя Брук не поняла его интонацию. — Отдых, конечно, испорчен…

— Ничего он не испорчен! — солгала Брук.

Джулиан снова не ответил, глядя на экран.

— Может, я разведу огонь, и посмотрим фильм? А, Джулиан?

— Хорошо. Да. Я приду через пять минут.

— Чудесно, — сказала она с наигранной беззаботностью и тихо прикрыла за собой дверь, мысленно кляня папарацци, гнусную колонку в «Ласт найт» и отчасти собственного мужа за свалившуюся на него популярность. Она стоически выдержит все, но в одном муж был прав: долгожданное блаженно-тихое уединение закончилось. Никто не смел приблизиться к дому или подойти к окнам по газону, но народ на улице все прибывал. В ту ночь они спали под гул голосов и доносившийся до них смех, под шум включавшихся и выключавшихся моторов, и хотя старались не обращать внимания, у них это слабо получалось. Когда на следующий день снег немного растаял и появилась возможность ехать, они, подремав всего часа полтора, чувствовали себя совершенно разбитыми, поэтому до Нью-Йорка добирались в молчании. Папарацци преследовали их до самого дома.

12. Лучше или хуже, чем у Сиенны?

— Алло, — сказала Брук, взяв трубку.

— Это я. Ты уже оделась? Какое платье выбрала? — тараторила Нола, задыхаясь от эмоций.

Брук покосилась на стоявшую рядом женщину лет тридцати семи и поймала на себе такой же взгляд, брошенный украдкой. Охрана «Беверли-Уилшир» делала все возможное, чтобы не впускать папарацци, но немало репортеров и фотографов обходили правила, снимая номера в отеле. Брук уже видела эту женщину в вестибюле, когда отправилась посмотреть, есть ли в магазине сувениров мятные пастилки, а сейчас она вбежала в лифт вслед за Брук, когда дверцы уже закрывались. Судя по внешнему виду — шелковая блузка без рукавов, хорошо скроенные брюки, дорогие лодочки и элегантная неброская бижутерия, — женщина не была блоггером, автором колонки светских сплетен или переодетой папарацци, как тип, карауливший у здания, или другой, ходивший за Брук по пятам в супермаркете. Было от чего встревожиться: настоящая, живая, думающая, наблюдательная журналистка.

— Слушай, я сейчас поднимусь в номер и перезвоню тебе оттуда. — Брук отключилась, не дав Ноле добавить ни слова.

Женщина улыбнулась ей, обнажив великолепные жемчужно-белые зубы. Улыбка была искренней и говорила: «Я понимаю, что это такое, мне тоже надоедают по телефону подруги, — но инстинкты Брук за последние месяцы обострились до предела: несмотря на располагающую внешность и сочувственный взгляд, женщина явно была хищницей, охотницей за сенсациями, вампиром с вечнооткрытым блокнотом. Замешкайся — и тебя сожрут. Брук безумно захотелось спрятаться.

— Вы приехали на церемонии? «Грэмми»? — мягко спросила женщина, как если бы была слишком хорошо знакома с нелегкими приготовлениями к такому событию.

— М-м… — неопределенно промычала Брук, не желая ничего говорить. Она понимала: стоит хоть что-то произнести, и женщина обрушит на нее ряд вопросов, это как беглый огонь по неприятелю. Брук уже познакомилась с тактикой «усыпи бдительность и нападай», пообщавшись с агрессивной блоггершей, которая подошла к ней после появления Джулиана в передаче «Ту-дей», притворяясь безобидной поклонницей, — но так до сих пор не выучилась упреждающей грубости.

На десятом этаже лифт остановился, и Брук пришлось вытерпеть обмен репликами типа «Вы наверх? Нет, нам вниз между загадочной женщиной и супружеской парой типично европейского вида (оба в брюках-капри, причем у него более обтягивающие, чем у нее, и с одинаковыми кислотно-неоновыми рюкзачками «Инвика»). Затаив дыхание, она мечтала, чтобы лифт поскорее тронулся.

— Должно быть, интересно впервые приехать на «Грэмми», особенно когда выступления вашего мужа все так ждут?

Началось. Брук шумно выдохнула, сразу почувствовав себя лучше. Огромное облегчение — подозрения подтвердились; не нужно больше притворяться и делать безразличный вид. Мысленно она обозвала себя последними словами за то, что отказалась от помощи ассистентки Лео, хотя могла отправить ее за мятными пастилками, и уставилась на световую панель с указателем этажей над дверьми, притворившись, что не расслышала вопроса.

— Я только хотела спросить, Брук, — при звуках своего имени Брук невольно вздрогнула, — как вы относитесь к последним фотографиям?

Последние фотографии? О чем речь? Брук сверлила взглядом дверцы лифта, напоминая себе, что эта братия готова на все, лишь бы вытянуть хоть несколько слов, которые потом переврут, вывернут наизнанку и добавят всякой дряни. Брук молчала, не желая угодить в очередную ловушку.

— Как вы терпите все эти грязные слухи о своем муже и других женщинах? Даже представить не могу, насколько это трудно. Наверное, поэтому вы не пойдете на праздник после церемонии?

Дверцы лифта наконец мягко открылись на этаже пентхауса. Войдя в холл своего четырехкомнатного сьюта, Брук сразу попала в эпицентр Безумных Приготовлений к «Грэмми». Ей ужасно хотелось съязвить, что если бы Джулиан действительно спал со всеми женщинами, которых ему приписывают таблоиды, он не имел бы времени взбежать на сцену. Брук хотелось добавить, что после того как начитаешься откровений неназванных источников о том, что твой собственный муж не может пройти мимо всего, что шевелится — от татуированных стриптизерш до жирных мужчин, — на рассказы о заурядных супружеских изменах просто перестаешь обращать внимание. Больше всего ей хотелось бросить в лицо этой женщине подлинные факты, справедливость которых она могла засвидетельствовать лично: как ее муж, редкостно одаренный, талантливый и уже бесспорно знаменитый, блюет от волнения перед каждым выступлением, покрывается потом, когда молоденькие поклонницы визжат при его появлении, и имеет странную привычку стричь ногти на ногах, зависая над унитазом. Джулиан просто не из породы бабников, вот и все. Это очевидно всем, кто знаком с ним лично.

Разумеется, ничего этого Брук сказать не могла, поэтому она, как обычно, промолчала, даже не оглянувшись на сомкнувшиеся за ней дверцы лифта.

«Я не буду думать об этом сегодня», — мысленно повторяла Брук, открывая дверь картой-ключом. Сегодняшний день принадлежит Джулиану и никому более. Сегодняшний вечер окупит все гнусные вторжения в личную жизнь, нечеловечески плотный график работы и неизбежные накладки в существовании. Что бы ни случилось — очередной гнусный слух о похождениях Джулиана, унизительный снимок папарацци, оскорбительное замечание «источника», который лишь «пытается помочь», — Брук твердо решила прочувствовать каждое восхитительное мгновение церемонии, ведь сбылась ее с Джулианом мечта. Всего пару часов назад мать Брук ударилась в лирическое настроение и долго говорила о судьбоносности и неповторимости этого вечера, когда только от них самих зависит, насколько полно они смогут насладиться долгожданным триумфом. И Брук поклялась сделать для этого все, от нее зависящее.

Решительным шагом войдя в сьют, она улыбнулась ассистентке, и та усадила ее в кресло для макияжа, даже не поздоровавшись. Истерическая суета, царившая в комнате и действовавшая на любого вошедшего словно ведро холодной воды, не могла испортить сказочный вечер. Брук решила, что никакие приготовления не помешают ей радоваться празднику.

— Время? — спросила одна из ассистенток противно-пронзительным голосом, казавшимся еще противнее от сильного нью-йоркского акцента.

Три других ответили одновременно, с паническими нотками в голосе:

— Десять минут второго!

— Начало второго!

— Час десять!

— Так, работаем! Сейчас время «Ч» минус час пятьдесят, минут, а судя по состоянию дел… — тут ассистентка сделала театральную паузу, окинула взглядом комнату, преувеличенно быстро вертя головой, остановилась на Брук и отчеканила, глядя ей прямо в лицо: — до презентабельного вида нам как до Луны.

Брук осторожно подняла руку, стараясь не задеть двух визажистов, работавших над ее глазами, и поманила к себе ассистентку.

— Что? — Наталья даже не старалась скрыть раздражения.

— Когда вернется Джулиан? Мне надо ему кое-что…

Наталья выпятила почти несуществующую задницу и сверилась с пластиковым клипбордом.

— Так, ему скоро закончат делать расслабляющий массаж, потом у него горячее бритье. Сюда он вернется ровно в два, но ему надо встретиться с портным — необходимо убедиться, что ситуация с лацканами под контролем.

Брук сладко улыбнулась раздраженной девице и решила зайти с другой стороны:

— Должно быть, вы ждете не дождетесь, когда закончится сегодняшний день. Сразу видно — не присели сегодня.

— Это у вас такой способ говорить, что я фигово выгляжу? — взвилась Наталья, машинально пригладив волосы. — Если да, скажите прямо!

Брук вздохнула — с этими людьми решительно невозможно общаться по-человечески. Четверть часа назад, когда она отважилась спросить Лео, не в этом ли отеле снимали «Красотку», он взорвался и сказал, что на экскурсии ездят за свой счет.

— Я не это имела в виду, — сказала Брук. — Просто сегодня безумный день, а вы гениально справляетесь с немыслимым объемом хлопот.

— Ну, должен же кто-то работать, — буркнула Наталья и отошла.

У Брук возникло желание подозвать ее снова и напомнить кое-что о правилах хорошего тона, но она передумала, ведь за происходящим с расстояния восемь футов наблюдал репортер. Этот журналист собирался написать большой очерк о Джулиане, поэтому его допустили смотреть на подготовку к «Грэмми». Лео обещал ему беспрепятственный и неограниченный доступ к Джулиану в течение недели в обмен на снимок на обложке журнала «Нью-Йорк», поэтому уже четыре дня свита Джулиана изо всех сил старалась делать вид «так, улыбочки, мы любим свою работу», всякий раз позорно проваливаясь. Поглядывая на маячившего неподалеку журналиста, довольно приятного на вид молодого человека, Брук мечтала его убить.

Ее изумило, как искусно хороший репортер умеет слиться с фоном. Целую вечность назад, в нормальной жизни, ей всегда казалось нелепым, если супруги ссорились, делали выговор горничной и даже отвечали на звонок по сотовому в присутствии падких до сенсаций акул пера; теперь она только сочувствовала беднягам. Репортер журнала «Нью-Йорк» тенью следовал за ними уже четыре дня, но притворялся слепым, глухим и немым и мешал не больше, чем обои, — то есть был на редкость опасным.

Брук слышала звонок в дверь, но не могла повернуть голову, боясь обжечься о щипцы для завивки.

— Это принесли ленч? — с надеждой спросила она.

Одна из визажисток фыркнула:

— Вряд ли. Фашист, составлявший график работы, по-моему, вообще забыл о ленче. Сейчас помолчите — я буду убирать ваши мимические морщины.

Брук давно перестала обращать внимание на подобные замечания, радуясь, что девица не спрашивает, не хотелось бы ей походить на отбеливание, чтобы вывести веснушки, — в последние дни все сразу переходили на эту тему. Она пыталась отвлечься, листая «Лос-Анджелес таймс», но не могла сосредоточиться из-за общей суеты. В двухэтажном пентхаусе площадью более двух тысяч квадратных футов собрались два визажиста, два парикмахера, маникюрша, стилист, агент по связям с прессой, пиар-агент, бизнес-менеджер, журналист из «Нью-Йорка», закройщик из «Валентино», который подгонял готовые костюмы, и толпа ассистенток, которая могла заполнить Белый дом.

Зрелище было комичное, но Брук невольно прониклась торжественностью предстоящего события. Она на церемонии «Грэмми» (!!!) и вскоре пойдет рука об руку с мужем по красной ковровой дорожке, и их увидит весь мир. Сказать, что это казалось нереальным, будет мало; такие события всегда кажутся сказкой. С самого первого раза, когда в тесном баре Ист-Виллиджа (Господи, девять лет назад!) Брук услышала, как поет Джулиан, она говорила всем подряд, что его ждет мировая слава, но плохо представляла процесс превращения обычного человека в знаменитость, рок-кумира. Суперзвезду. Ее муж, тот самый, кто до сих пор покупает только трусы «Хейнс» в упаковке по три, обожает хлебные палочки в «Олив-Гарден» и ковыряет в носу, когда думает, что жена не смотрит, стал всемирно признанной рок-звездой, окруженной миллионами восторженно вопящих, визжащих преданных фанаток?! Брук не могла представить, как сейчас или в будущем она сможет осознать это и уложить случившееся в голове.

В дверь позвонили вторично. Кто-то из неправдоподобно юных ассистенток побежал дробной рысью открывать. Послышался восторженный визг.

— Кто там? — спросила Брук, не имея возможности открыть глаза — ей как раз наносили подводку.

— Охранник от Нила Лейна^[25], — услышала она голос Натальи. — Принесли ваши драгоценности.

— Драго… — Брук сама едва не испустила восторженный вопль, поэтому зажала рот ладонью и изо всех сил сдерживала улыбку.

Когда пришло наконец время надевать платье, Брук уже боялась упасть в обморок от волнения и голода; при наличии целой армии помощников никто не озаботился заняться доставкой еды. Две ассистентки держали великолепное платье от «Валентино» у самого пола, а третья подхватывала Брук под руку, пока та забиралась в шедевр через верх. Платье легко застегнулось на спине, обтянув ее с недавних пор постройневшие бедра и приподняв грудь. «Русалочий» силуэт акцентировал талию и маскировал немного выпуклый живот, а вырез сердечком удачно подчеркивал бюст. Помимо цвета (глубокий золотой оттенок, не металлический, но цвета идеального сверкающего загара), платье демонстрировало, что роскошная ткань и безупречный покрой могут дать миллион очков вперед всяким рюшам, бусинам, рукавам, поясам и палеткам. И закройщик, и личный стилист Брук одобрительно кивнули, а сама она ликовала, что последние два месяца удвоила нагрузку в спортзале. Наконец-то усилия окупились!

Вслед за платьем пришел черед драгоценностей, и тут сдержаться было просто не в человеческих силах. Охранник, коротенький мужчина, с плечами как у футбольного полузащитника, подал стилистке три бархатных коробочки, которые та сразу же открыла.

— Идеально, — объявила она, поднимая украшения из бархатных углублений.

— Боже мой! — вырвалось у Брук, когда она увидела серьги — бриллиантовые подвески с жемчужинами, окруженными бриллиантами, закрепленными особым образом, «паве», а-ля старый Голливуд.

— Повернитесь, — приказала стилист. Она умело прикрепила серьги к мочкам Брук и застегнула браслет на ее правом запястье.

— Роскошь какая! — выдохнула Брук, не в силах оторвать глаз от великолепной игры бриллиантов в браслете, и повернулась к охраннику: — Только вы меня сегодня даже в туалет сопровождайте — у меня привычка терять украшения!

Своей шутке Брук смеялась одна — у охранника на лице не дрогнул ни один мускул.

— Левую! — гавкнула стилист.

Брук протянула левую руку, и не успела она понять, что случилось, как девушка стянула простенькое золотое обручальное кольцо, на котором Джулиан когда-то попросил выгравировать дату их свадьбы, и надела взамен перстень с бриллиантом размером с маленькое миндальное печенье.

Брук отдернула руку:

— Нет, так не пойдет, вы понимаете, это… м-м…

— Джулиан поймет! — отрезала девушка и закрыла коробочку с резким щелчком, словно подчеркивая неуместность дискуссии. — Я сейчас возьму «Полароид», сделаем несколько снимков — надо же посмотреть, как это выйдет на пленке. Не шевелитесь.

Оставшись одна, Брук покрутилась перед большим зеркалом, поставленным специально для этого. Впервые в жизни она могла бы назвать себя красавицей. Макияж сделал ее эффектнее, не изменив, однако, до неузнаваемости, а кожа засияла здоровьем и прелестным тоном. Бриллианты радужно сверкали, волосы, уложенные в низкий пучок, выглядели шикарно и естественно, а платье представляло собой настоящий шедевр — сама безупречность и совершенство. Любуясь своим отражением, Брук схватила стоявший у кровати телефон, чтобы разделить с кем-нибудь этот момент.

Не успела она набрать номер матери, как телефон зазвонил сам, и Брук ощутила знакомую тревогу. На определителе высветился номер ее медицинского центра при Нью-Йоркском университете. Какого черта они ей звонят? Второй диетолог, Ребекка, согласилась поработать за Брук две смены в обмен на два аналогичных дежурства плюс один выходной и один уикэнд. Условия не сахар, но альтернативы не было — это же «Грэмми»! У Брук мелькнула мысль, что звонит Маргарет с новостью, что отныне Брук сможет без ее разрешенияменяться сменами.

Замерев от сладкой надежды, Брук все же решила, что это Ребекке потребовались какие-то разъяснения по таблице. Она откашлялась и сказала «алло».

— Брук, ты меня слышишь? — Мембрана задрожала от громкого голоса Маргарет.

— Здравствуйте, Маргарет. Что-нибудь случилось? — Брук старалась говорить как можно более спокойно и уверенно.

— О, привет. Теперь я тебя хорошо слышу. Брук, у тебя все в порядке? Я уже начинаю волноваться.

— Почему же? Все прекрасно.

Неужели Маргарет прочла какую-то очередную чушь, на которую намекала репортерша в лифте? Только не это!

Маргарет тяжело, почти скорбно вздохнула:

— Брук, я знаю, это большое событие для тебя и Джулиана, ты должна там быть, и мне не хочется тебя сейчас беспокоить, но мы здесь все-таки больных лечим, а как прикажешь справляться, когда нет врачей?

— Как это — нет врачей?

— Я понимаю, тебе сейчас не до этого, но ты обязана была найти себе замену. Твоя смена началась в девять, сейчас уже десять…

— Господи, Маргарет, извините, ради Бога, я сейчас все улажу. Дайте мне пять минут, я перезвоню.

Не дожидаясь ответа, Брук отключилась и быстро прокрутила пальцем список контактов. Она нетерпеливо слушала долгие гудки в трубке и испытала огромное облегчение, когда ответила Ребекка.

— Ребекка? Привет, это Брук Олтер.

В трубке повисла странная пауза, но через мгновение коллега произнесла:

— Привет! Как дела?

— Все нормально, но только что звонила Маргарет, спрашивала, где я. Мы же с тобой поменялись… — Брук не стала договаривать, боясь не сдержаться.

— Да, мы договаривались поменяться, — сладеньким голоском согласилась Ребекка, — но я оставила сообщение, что не смогу тебя подменить.

Брук словно дали пощечину. В гостиной от восторга завопил какой-то мужчина, и Брук захотелось его убить, кто бы это ни был.

— Ты оставляла мне сообщение?

— Конечно. Сегодня воскресенье, значит, я оставляла тебе сообщение в пятницу днем.

— В пятницу днем? — Брук уехала в аэропорт в районе двух. Ребекка, видимо, позвонила ей на домашний и надиктовала сообщение на автоответчик. Брук стало дурно от отвращения.

— Да, я точно помню — где-то в два пятнадцать или полтретьего, потому что я забрала Брейдена из детского сада, а Билл позвонил узнать, сможем ли мы пойти к его родственникам на семейный обед, к нему сестра с мужем прилетели со своим ребенком, кореянкой, которую они недавно удочерили, и…

— Ясно, — перебила Брук, из последних сил сдерживаясь, чтобы не сорваться. — Спасибо, что объяснила. Извини, что вешаю трубку, Маргарет ждет моего звонка.

Брук, еще успев услышать отдаленное «я прошу прощения», нажала отбой.

Черт, все хуже, чем она думала. Брук заставила себя набрать номер, не желая тратить на все это ни единой секунды своей долгожданной сказки.

Маргарет ответила на первом звонке:

— Алло?

— Маргарет, я не знаю, как извиняться, но произошло досадное недоразумение. Я договорилась с Ребеккой, чтобы она вышла за меня сегодня, — вы же знаете, я никогда бы вас не подвела, не явившись на работу, но у нее якобы возникли какие-то срочные дела, и она не смогла прийти. Она утверждает, что оставила мне сообщение, но я его…

— Брук… — В голосе Маргарет явственно звучала печаль.

— Маргарет, я понимаю, это ужасно неприятно и мешает работе, простите меня, что так вышло, но, пожалуйста, поверьте, я…

— Брук, мне очень жаль, я помню, что говорила тебе прежде, но теперь нам урезали бюджет, идут проверки графиков работы, сравнивают количество часов у всех до единого.

Брук прекрасно понимала, что происходит: ее увольняли. Это приводило ее в ужас, но в голове крутилась единственная мысль: «Пожалуйста, не говори этого! Пока слова не прозвучали, все это как бы не по-настоящему. Пожалуйста, только не сейчас, не поступай со мной так! Пожалуйста, пожалуйста!»

Но она сказала лишь:

— Боюсь, я не совсем понимаю…

— Брук, я прошу тебя подать заявление об уходе. Считаю, что твои частые отсутствия и сосредоточенность на личной жизни стали мешать твоему участию в программе. Я больше не могу рассчитывать на тебя.

Ком в горле вырос и почти душил Брук, она почувствовала, как по щеке катится одинокая горячая слеза. Визажистка обязательно устроит ей головомойку.

— Вот как? — спросила Брук; голос звучал глухо и сдавленно от подступивших слез. — У меня высший балл по оценке пациентов. Я закончила Нью-Йоркский университет второй на курсе! Маргарет, я люблю свою работу и считаю себя хорошим специалистом! Что я такого сделала?

Маргарет вздохнула, и Брук вдруг поняла, что начальнице почти так же тяжело, как и ей.

— Брук, мне очень жаль. Но из-за… смягчающих обстоятельств я приму твое заявление об уходе и подтвержу всем твоим будущим руководителям, что ты ушла по собственному желанию. Утешение, может, и слабое, но это все, что я могу для тебя сделать.

Брук тщетно старалась придумать, что еще сказать. Не существует готовых сценариев окончания телефонного разговора, после того как тебя уволили, особенно когда ты еле сдерживаешься, чтобы не заорать: «Ну и пошла ты!..» Повисла неловкая пауза.

Маргарет прервала ее:

— Брук, ты слушаешь? Давай поговорим, когда ты придешь забирать вещи.

Слезы потекли ручьем. Брук могла думать только о неизбежной истерике визажистки.

— Хорошо, тогда я зайду на неделе. — И, не зная, что добавить, Брук проронила: — Спасибо за все.

Почему она благодарит женщину, которая только что ее уволила?

— Всего доброго, Брук.

Нажав «отбой», Брук долго не мигая смотрела на телефон, медленно осознавая ужас произошедшего.

Уволена. Впервые в жизни. Позади бесчисленные подработки нянькой еще в средней школе, раздатчицей йогурта в старших классах, летняя работа официанткой в кафе «Фрайдис», три семестра в качестве экскурсовода по университетскому городку в Корнелле и бесконечно долгие часы интернатуры в аспирантуре. И вот теперь ее, профессионального диетолога, бесцеремонно уволили. Заметив, как дрожат руки, Брук взяла стоявший поблизости стакан воды.

Горькие, жестокие мысли терзали ее, отчего становилось только хуже. Этого никогда бы не произошло, если бы она не ставила интересы Джулиана превыше всего. Вечно надо следовать за ним, сопровождать его, поддерживать, иначе они не будут видеться месяцами. Ситуация просто не укладывалась в голове. У Брук стиснуло горло.

Она выпила воду, поставила стакан и вздохнула так глубоко, насколько позволяло платье. На следующей неделе она придет в больницу и будет унижаться, умолять и обещать, пока не убедит руководство, что серьезно относится к работе, но сейчас надо взять себя в руки и перестать об этом думать. Промокнув потекшую тушь теплой губкой, Брук поклялась сделать все, чтобы Джулиан ничего не заподозрил. Сейчас нужно отмечать его успех, разделять волнение и предвкушение удачи, купаться во всеобщем внимании, смаковать каждый момент сегодняшнего вечера.

Долго ждать не пришлось. Через пару секунд дверь открылась, и вошел Джулиан, еще более измотанный и напряженный, чем обычно, — должно быть, виной тому были волнение и костюм с облегающей, наполовину расстегнутой рубашкой, открывавшей чуть не полгруди. Брук заставила себя улыбнуться.

— Привет! — сказала она, покрутившись на месте, чтобы показать платье. — Что скажешь?

Джулиан вымученно улыбнулся, явно думая о другом:

— Вот это да! Прелестно выглядишь.

Брук уже хотела сказать, что после стольких усилий ожидает от мужа куда больше восторгов, но всмотрелась в его лицо и промолчала. Гримасничая, словно от боли, он опустился в обитое бархатом кресло.

— Ты очень волнуешься, да? — спросила Брук, подходя. Она попробовала опуститься на колени рядом с креслом, но платье было слишком узким, и ей пришлось стоять. — Какой красивый костюм, тебе очень идет!

Джулиан молчал.

— Иди ко мне, любимый, — проникновенно сказала она, взяв его руку в свои. Брук чувствовала себя немного фальшиво, притворяясь, будто все нормально, но так было нужно. — Волнение — совершенно естественно, но сегодняшний вечер будет…

Выражение глаз мужа заставило ее замолчать на полуслове.

— Джулиан, что случилось? Что?

Он пригладил волосы пальцами и глубоко вздохнул. Когда он наконец заговорил, от его глубокого ровного голоса у Брук по спине побежали мурашки.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — произнес он, глядя в пол.

— Хорошо, говори.

Он медленно вдохнул, выдохнул, и Брук вдруг догадалась: его состояние не имеет ничего общего с волнением. Перед ней мысленно промелькнули картины возможных несчастий, одно страшнее другого: у него нашли рак или опухоль мозга, болен кто-то из его родителей, кто-то разбился на машине… Господи, а если что-нибудь случилось с ее родней? Маленькая Элла? Мать?..

— Джулиан, да говори же, что произошло? Ты должен мне сказать, говори, и все!

Наконец, словно набравшись решимости, он поднял на нее глаза. На долю секунды Брук показалось, что все нормализовалось и можно продолжать подготовку к церемонии, но выражение глаз Джулиана тут же стало прежним. Он указал на кровать.

— Брук, ты лучше присядь, — предложил он с какой-то зловещей интонацией. — Такое тяжело слушать.

— С тобой что-нибудь? Или с нашими родителями? Джулиан! — Брук уже не сдерживала паники, уверенная, что произошла катастрофа.

Он приподнял руку и покачал головой:

— Нет, ничего такого. Это касается нас.

Что?!

— Нас? А что такого с нами?

Неужели он решил именно сейчас поговорить о проблемах в их отношениях? Вот уж действительно — нашел время!

Джулиан смотрел в пол. Брук потянула его за руку, потрясла за плечо.

— Джулиан, что ты несешь? Хватит подготовки, говори уже, не тяни!

— Такое дело… Появились, ну… фотографии… — Это было сказано с такой интонацией, словно Джулиан признавался, что ему осталось жить три месяца.

— Какие фотографии? — спросила Брук, некстати вспомнив о репортерше, ехавшей с ней в лифте. Она не забыла, с какой скоростью распространилась новость о ее несуществующей беременности, месяцами читала сообщения о романе Джулиана с Лайлой Лоусон, но компрометирующие снимки еще никогда не появлялись.

— Фотографии, которые выглядят подозрительно, но не отражают реального положения вещей…

— Джулиан!

Он вздохнул:

— Плохие, в общем, фотографии…

— Хуже или лучше, чем у Сиенны?

Всего пару недель назад они обсуждали «снимки Сиенны», вызвавшие настоящий скандал. По иронии судьбы, именно Джулиан отказывался понимать, как женатый человек, отец четверых детей, мог выйти на балкон номера отеля с полуобнаженной актрисой, виснувшей у него на шее. Брук придумала сразу несколько абсолютно логичных объяснений сцене, которая, казалось бы, допускала единственно верное толкование, но в конце концов согласилась, что не существует удовлетворительного объяснения, отчего Балтазар Гетти ласкает грудь Сиенны на одном снимке и засовывает язык ей буквально в глотку на другом. Неужели у него не хватило ума остаться в номере, раз он, полуголый, занят петтингом и вообще изменяет законной жене?

— Примерно такие же. Но, Брук, я клянусь тебе, все не так плохо, как может показаться!

— Что значит «примерно такие же»?! Что «не так плохо, как может показаться», если, как ты говоришь, ничего не было? — Брук смотрела на мужа, пока он наконец не взглянул на нее подобно робкой овце. — Покажи! — Брук протянула руку за журналом, который Джулиан сжимал в руке.

Он развернул журнал — это оказался «Спин».

— Нет, это не то, это я читал. Брук, позволь мне объяснить! Фотографии сделаны в «Шато Мармон», а ты знаешь, как нелепо…

— Когда это ты был в «Шато Мармон»? — взвилась Брук, изумляясь, каким визгливым стал ее голос.

Джулиан словно получил пощечину: его глаза недоверчиво (или в страхе?) расширились, с щек сбежал румянец.

— Когда я там был? Я там был четыре, пять… в прошлый понедельник, вот когда. Помнишь, мы выступали в Солт-Лейк-Сити, а потом всей группой улетели в Лос-Анджелес, потому что до среды выступлений не было? Я тебе говорил.

— На прошлой неделе это звучало совсем иначе, — тихо сказала Брук. Руки у нее снова задрожали. — Я смутно помню, ты говорить что летишь в Лос-Анджелес, поскольку у тебя там с кем-то встреча, не знаю с кем, но ты ни слова не сказал о своем выходном.

— Да?

— Ну, ты же клянешься мамой и папой, будто всегда делаешь все, что в твоих силах, лишь бы при малейшей возможности прилетать домой хоть на сутки. Значит, та ночь стала исключением?

Джулиан вскочил, подошел к Брук и попытался ее обнять, но она попятилась, как пугливый олененок.

— Брук, иди ко мне. Я… я с ней не спал. Все не так, как выглядит на снимках!

— Ты с ней не спал? И что мне делать — сидеть и ждать, пока ты с ней переспишь?

Джулиан схватился за волосы:

— Да не так же все!

— Как — не так? Что вообще происходит, Джулиан? Явно что-то происходит, ведь у нас еще никогда не было подобного разговора.

— Ну, это как бы… В общем, это сложно.

Брук почувствовала, что не может дышать. «Скажи мне, что ничего не было, — думала она. — Скажи: «Любимая, это клевета от начала до конца, полное искажение фактов», — и я тебе поверю».

Она взглянула на мужа — он отвел глаза. Говорить тут было нечего.

По совершенно непонятной причине ярость Брук испарилась мгновенно. Ей не стало лучше или спокойнее, просто словно кто-то выкачал из нее гнев и влил глубокую холодную обиду. Она не могла произнести ни слова.

Они сидели молча, не решаясь нарушить молчание. Брук уже трясло — дрожали руки, плечи, — а Джулиан упорно рассматривал свои колени. Брук испугалась, что ее сейчас вывернет наизнанку.

Наконец она сказала:

— А меня уволили.

Джулиан вскинул голову:

— Что?

— Да, пару минут назад. Звонила Маргарет и сказала, что руководство начало сомневаться в моей добросовестности и заинтересованности в программе, потому что меня никогда нет на месте. За полгода я взяла больше выходных и менялась сменами чаще, чем все врачи за десять лет. Я слишком много разъезжаю с тобой по стране, живу в роскошных отелях и так далее.

Джулиан схватился за голову:

— Я понятия не имел…

В номер постучали. Не дождавшись ответа, заглянула Наталья:

— Нам еще нужно последний раз порепетировать, а потом выдвигаться. Вы должны быть на красной дорожке через двадцать пять минут.

Джулиан кивнул, и дверь снова закрылась. Он посмотрел на Брук.

— Боже, как жаль, Ру. Неужели тебя все-таки… сократили? Да им повезло, что ты у них работала, и они это знали!

В дверь снова постучали.

— Сейчас выйдем! — крикнула Брук громче, чем хотела.

Дверь открылась, и появился Лео. Брук критически посмотрела на его тщательно состроенную мину миротворца, изобретателя консенсусов и хранителя конфидента, знающего все о трудных временах, и ее затошнило еще сильнее.

— Лео, ты не мог бы исчезнуть на минуту? — спросила она, не считая нужным скрывать неприязнь.

Он все же остался в номере и закрыл за собой дверь, словно не расслышав ее слов.

— Брук, поверь, я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но вы должны пройти по красной дорожке менее чем через полчаса, а моя обязанность — проследить, чтобы вы были готовы.

Джулиан кивнул. Брук не шелохнулась.

— Конечно, все мы знаем, что эти фотографии — фикция и фигня, но пока я докапываюсь до истоков и добиваюсь опровержения, — тут он сделал паузу, чтобы Олтеры прониклись уважением к его связям и влиянию, — я хочу, чтобы вы оба были готовы.

— Хорошо, — сказал Джулиан и повернулся к Брук: — Надо подготовить официальный ответ от нашего имени, чтобы выступить единым фронтом.

Брук чувствовала, что первоначальная ярость медленно превращается в глубокую печаль. Интересно, что делать, когда перестаешь узнавать собственного мужа? Джулиан, раньше буквально читавший ее мысли, совершенно разучился понимать ее.

Брук глубоко вздохнула:

— Вот вы вдвоем и составляйте этот ответ, а меня мало интересует, что вы будете говорить. Мне нужно закончить одеваться. — Она повернулась к Джулиану и посмотрела ему прямо в глаза: — Сегодня я с тобой выйду, буду улыбаться перед камерами и держать тебя за руку на красной дорожке, но сразу после окончания церемонии я возвращаюсь домой.

Джулиан встал, подошел к кровати и присел рядом с Брук. Взяв ее за руки, он заговорил:

— Брук, умоляю тебя, ну пожалуйста, не начинай…

Она резко отстранилась:

— Не смей вешать это на меня! Не по моей вине у нас в семье бардак и надо делать официальное заявление для прессы. Решайте эту проблему сами.

— Брук, ну неужели нельзя просто…

— Пусть поступает как хочет, Джулиан, — объявил Лео тоном, полным мудрости и опыта, и сопроводил слова взглядом, который можно было перевести примерно как: «Радуйся, что она согласна идти. Можешь себе представить облом для пиара, если бы она психанула и уехала? Не дави, дай своей чокнутой бабе немного свободы, скоро на сцену выходить…» — Делайте то, что считаете нужным, Брук. Мы с Джулианом все уладим.

Она некоторое время смотрела на них, затем повернулась и направилась в гостиную, где на нее сразу напустилась Наталья:

— Господи, Брук, что, черт возьми, с вашим макияжем? Найдите кто-нибудь визажиста, срочно, я сказала! — закричала она, кинувшись в дальнюю комнату.

Брук воспользовалась этой возможностью и зашла в третью, к счастью, пустую спальню. Заперев дверь, она позвонила Ноле.

— Алло?

Услышав голос подруги, Брук чуть снова не расплакалась.

— Это я.

— Ты уже в платье? Попроси Джулиана снять тебя на блэкберри и прислать мне, я так хочу посмотреть!..

— Слушай, у меня всего несколько секунд, пока меня не нашли…

— Тебя ищут? Неужели маньяк? Не совладал с собой на церемонии вручения?..

— Нола, не перебивай. Тут настоящий кошмар: появились фотографии Джулиана с какой-то девушкой, я их еще не видела, но говорят, неприличные. А еще меня уволили за бесконечные отлучки. Сейчас нет времени объяснять, но я вылетаю отсюда ночным рейсом сразу после церемонии и очень надеюсь, что ты разрешишь приехать к тебе. Боюсь, наша квартира сейчас в настоящей осаде.

— Фотографии Джулиана с девушкой? Брук, наверняка это монтаж. Желтая пресса печатает все, что удается урвать, — правду, неправду…

— Можно, я у тебя поживу? Я хочу отсюда уехать! Если тебе не нужны чужие проблемы, скажи, я пойму…

— Брук, замолчи немедленно! Я сейчас же позвоню и закажу тебе билет. У меня был в Лос-Анджелесе один проект, и я помню, что последний вечерний рейс до Нью-Йорка в одиннадцать, «Американские авиалинии». На нем и полетишь. До аэропорта доехать успеешь? Я тогда и машину закажу.

Тревога в голосе подруги глубоко тронула Брук.

— Спасибо, буду очень тебе признательна. Я позвоню, когда здесь все закончится.

— Не забудь посмотреть, правда ли Ферджи выглядит такой старой, как на фотографиях!

— Как ты меня достала!

— Знаю. Я тебя тоже очень люблю. Ты не теряйся, нащелкай незаметно фоток и разошли. Мне, пожалуйста, пару снимков Джоша Гробэна.

Брук невольно улыбнулась. Закончив разговор, она посмотрела на себя в зеркало ванной и, собравшись с силами, отперла дверь. Наталья, на грани обморока от волнения, буквально набросилась на Брук:

— Вы соображаете, что осталось двадцать минут, а вам надо весь макияж делать заново? Только идиотка станет рыдать, когда лицо готово. — Последнюю фразу она пробубнила себе под нос, но достаточно громко, чтобы Брук слышала.

— Знаете, что мне сейчас нужно, Наталья? — спросила Брук, тронув ее повыше локтя и не повысила голос, но в нем звучала сталь и угадывалось сдерживаемое бешенство.

Наталья уставилась на нее расширенными глазами.

— Мне нужно поправить макияж, найти туфли и заказать в обслуживании номеров водку с мартини и бутылку «Эдвила». И я хочу, чтобы все это вы сделали без комментариев. Без единого лишнего слова. Справитесь?

Наталья лишь смотрела на нее.

— Вот и чудненько. Я не сомневалась, что мы найдем общий язык. Спасибо вам огромное за помощь.

На этом, с ощущением крохотной одержанной победы, Брук направилась в спальню, твердо решив выдержать все до конца.

13. Боги и медсестры вращаются в разных сферах

— Значит, запомнили: держимся за руки, улыбаемся и ведем себя непринужденно — вы счастливы, влюблены и совершенно не волнуетесь из-за какой-то дешевой шлюшки, искательницы славы. Вы такой ерунды просто не замечаете. Итак, готовы? — Лео почти кричал, хотя находился всего в трех футах, на заднем сиденье лимузина.

— Готовы, — буркнул Джулиан.

— Психуем? И правильно делаем, что психуем! Чувствуете? — Лео подался к окну посмотреть, не машет ли им еще женщина с клипбордом, фиксирующая прибытие гостей. Согласно графику, Джулиан должен был ступить на красную ковровую дорожку ровно в шестнадцать двадцать пять, значит, если верить мобильнику Брук, до времени «Ч» оставалась одна невыносимая минута.

«Надо же, — подумала Брук, — мы чувствуем себя безвольным дерьмом, которое через минуту добровольно пойдет на казнь, потому что привыкло всячески избегать конфликтов и не готово сейчас гнать волну, решив, что проще не спорить и отдаться в руки палачу?»

— Не буду лгать, ребята, они вцепятся в вас, как пираньи. — Лео выставил ладони вперед. — Я только предупреждаю: будьте готовы. Не обращайте ни на кого внимания, улыбайтесь и наслаждайтесь моментом. Все пройдет прекрасно.

Его мобильный зажужжал. Взглянув на дисплей, Лео повернулся к Брук и Джулиану.

— Все, пора. Ну что, вперед, навстречу славе! — прокричал он и распахнул дверцу лимузина. Не успела Брук понять, что происходит, как ее ослепил шквал фотовспышек. Белое пламя в глазах было резким и болезненным, но эта мелочь не шла ни в какое сравнение с посыпавшимися вопросами.

— Джулиан! Как вам впервые выступать на церемонии «Грэмми»?

— Брук! Что скажете по поводу снимков в последнем выпуске «Ласт найт»?

— Джулиан! Сюда посмотрите! Сюда! У вас правда роман на стороне?

— Брук! Сюда повернись! Сюда, к этой камере! От какого дизайнера платье?

— Брук, если бы ты могла сказать одну фразу той цыпочке из «Шато Мармон», что бы ты сказала?

— Джулиан! Налево посмотри! Ага, вот так и стой! Вы разводиться будете?

— Джулиан! Правда, нереально идти по красной дорожке, когда год назад о вас вообще никто не слышал?

— Брук! Вы не считаете, что вина за произошедшее лежит на вас, потому что вы не соответствуете голливудским стандартам красоты?

— Что вы можете сказать всем молодым женщинам, которые сейчас нас смотрят?

— Джулиан, вам хочется, чтобы жена чаще сопровождала вас в поездках?

Брук чувствовала себя так, словно свет прожекторов со стадиона неожиданно направили им в спальню в три утра. Она не знала, куда смотреть, не могла сосредоточиться, и чем больше старалась изображать спокойную непринужденность, тем хуже получалось.

Она на секунду повернулась туда, где не было камер, и заметила позади Николь Кидман и Кита Урбана, выходящих из длинного черного «эскалейда». «Что вы к нам привязались? Вон знаменитости идут!» — хотелось завизжать ей. Отвернувшись — глаза уже немного привыкли к постоянным вспышкам, — она разглядела бесконечное море красного цвета. Какой же длины эта дорожка — миля, две, десять? Люди, которые шли далеко впереди, держались естественно, даже расслабленно. Они стояли группами по три — пять человек, болтали с репортерами или друг с другом, умело позировали для снимков, сверкая ослепительными, профессионально усвоенными улыбками. Неужели этому можно научиться? Сумеет ли она так же? А главное, дойдет ли она, доживет ли до конца этой немыслимо длинной ковровой дорожки?

И вот они двинулись вперед. Брук ровно ставила ноги в босоножках одну перед другой и шла, высоко подняв голову, с пылающими щеками, за Джулианом, который вел ее через толчею. Когда до входа в Стэйплс-центр осталась половина пути, сзади возник Лео. Положив горячие, потные руки на плечи Брук и Джулиану, он сунулся между ними и сказал:

— Впереди справа — журналисты из новостного блока «Е!». Если они попросят интервью, остановитесь и поговорите.

Брук увидела затылок низенького блондинчика, державшего микрофон перед трио юнцов в черных костюмах, на вид не старше пятнадцати лет. Чувствуя себя древней старухой, она ломала голову, кто это может быть, пока не вспомнила: «Джонас бразерс». Довольно симпатичные, если вы любите медвежат коала, но назвать их сексуальными? Соблазнительными? Способными довести миллионы девчонок до обморока одной улыбкой? Чепуха! Визжащим девчоночьим толпам стоит отыскать старые, времен «Тайгер бит»^[26], фотографии Кирка Кэмерона и Рики Шрёдера, если им хочется увидеть настоящих сердцеедов. Брук невольно покачала головой: неужели она мысленно сказала «сердцеед»? Не забыть рассказать Ноле.

— Джулиан Олтер, можно вас на пару слов? — Блондин наконец распрощался с «Джонасами» и повернулся к Брук и Джулиану. Сикрест^[27]! Такой же загорелый, как на «Американском идоле», с теплой, сердечной улыбкой! Брук готова была его расцеловать.

— Привет, — сказал Джулиан, тоже узнавший репортера. — Конечно, с удовольствием.

Сикрест показал оператору, находившемуся за его спиной, чтобы встал немного левее Брук и Джулиана. По его кивку оператор включил мощную лампу. Сразу стало жарко. Сикрест заговорил в микрофон, глядя в камеру:

— Только что ко мне присоединились Джулиан Олтер и его красавица жена Брук. — Повернувшись к ним, Сикрест взмахнул свободной рукой. — Спасибо, что нашли минуту с нами поздороваться. Должен сказать, вы сегодня великолепно выглядите.

Брук и Джулиан рефлекторно фальшиво улыбнулись. На долю секунды Брук охватила паника, когда она вспомнила, что на них сейчас смотрят миллионы зрителей страны и даже мира.

— Спасибо, Райан, — сказал Джулиан. Брук перевела дыхание, радуясь, что муж догадался назвать репортера по имени. — Мы очень рады быть сегодня здесь…

— Скажите, Джулиан, ваш дебютный альбом стал платиновым меньше чем за восемь недель. На сегодняшний день… — Сикрест сделал паузу и взглянул на маленький квадратик бумаги, который держал в ладони, — в мире продано четыре миллиона дисков. А сейчас вы выступаете на церемонии вручения премии «Грэмми». Скажите, что вы обо всем этом думаете?

Он сунул микрофон Джулиану прямо в губы и улыбнулся. Тот с удивившим Брук спокойствием улыбнулся в ответ и ответил:

— Должен сказать, Райан, это сумасшедшая, нереальная удача. Я был сражен невероятной популярностью нового альбома, а теперь такое приглашение… Это огромная честь для меня. Это просто не-бы-ва-лая честь.

Сикресту ответ вроде бы понравился: одарив их новой улыбкой, он кивнул, обдумывая что-то на ходу.

— Джулиан, в своих песнях вы много пишете о любви. Даже хит «Ушедшему», написанный в память вашего брата, — на самом деле песня о спасительной, очищающей силе любви. Что вас вдохновляет?

Вопрос с подтекстом, хотя и очень ясным. Брук посмотрела на Джулиана с видом, как ей казалось, любящей, внимательной и поддерживающей мужа жены, которая ловит каждое его слово, а вовсе не оглушенной, растерянной женщины, которой на самом деле в тот момент была.

Джулиан принял подачу и легко отбил мяч:

— Знаете, Си… Райан, когда я начинал, моя музыка в основном была мрачной, довольно тяжелой. Я через многое прошел в жизни, а музыка — это всегда отражение того, с чем сталкивается и что переживает ее создатель. Но теперь… — он повернулся к Брук и продолжал, глядя ей в глаза, — теперь все совершенно иначе. Благодаря моей прелестной жене и жизнь моя, и музыка стали бесконечно лучше. Брук — не только моя муза, она мой стимул, моя поддержка, мое… все.

Несмотря на случившееся в отеле, несмотря на потерю работы и новость о гнусных фотографиях, несмотря на голос интуиции, что все это игра на публику, Брук ощутила прилив горячей любви к мужу. В эту самую минуту, под прицелом камер, в непривычной одежде, когда их цитировали, фотографировали, чествовали, Брук почувствовала себя как в день знакомства с Джулианом.

Сикрест издал протяжное «ва-а-а-у», поблагодарил обоих за беседу, пожелал Джулиану удачи и повернулся к следующей гостье — Шакире, как показалось Брук. Джулиан наклонился к жене и сказал:

— Видишь? Сикрест даже не стал спрашивать о тех идиотских снимках. Любой уважающий себя журналист понимает: это полная чушь.

После упоминания о ненавистных фотографиях Брук словно опять оказалась в номере отеля; все нежные чувства тут же испарились. Не зная, что еще делать, и понимая, что кругом камеры и микрофоны, она лишь улыбнулась и кивнула. Вскоре Лео снова втиснул физиономию между ними, едва не мазнув по щекам; Брук чуть не дернулась, когда потная рука легла ей на шею.

— Джулиан, впереди Лайла Лоусон. Поздоровайся с ней и поцелуй в щечку, потом представь ее жене. Брук, будет очень хорошо, если ты изобразишь радость от знакомства с Лайлой.

Брук посмотрела вперед и действительно заметила Лайлу в элегантном коротком черном платье под руку с Кидом Роком. Согласно таблоидам, которые читала Брук, Кид был просто другом Лайлы — она избегала постоянных романов после тяжелого расставания со знаменитым квотербеком год назад.

Не успела Брук ответить Лео что-нибудь язвительное, как Лайла оказалась совсем близко. Интенсивность вспышек выросла вдвое, казалось, где-то рядом происходит перестрелка,

— Джулиан Олтер! — тоненьким голоском закричала Лайла и кинулась на шею Джулиану. — Я так жду твоего выступления!

Брук думала, ей будет сложно общаться с девицей, которую она так долго недолюбливала, но она вынуждена была признать, что Лайла обладает неким шармом, словно окружающим ее невидимой аурой, которая не видна на телеэкране или журнальных снимках. Даже прильнув к Джулиану, она выглядела привлекательно — еще милее, беззащитнее и в то же время казалась немного глупенькой, что тоже не портило впечатления. Брук вдруг стало легко.

Джулиан осторожно высвободился из объятий Лайлы и робко представил ее жене.

— Привет! — сказала старлетка с тягучим, как мед, южным акцентом. — Как приятно наконец-то с вами познакомиться!

Брук улыбнулась и протянула руку, но Лайла уже подошла к ней с раскрытыми объятиями.

— Да ладно, обнимемся, я вас будто сто лет знаю! Должна сказать, вашему мужу повезло!

— Спасибо, — сказала Брук, немного устыдившись прежних негативных чувств. — У вас прелестное платье.

— Ах вы лапочка! Давайте я вас обоих с Кидом познакомлю.

Схватив Кида Рока за руку, она попыталась отвлечь его внимание от небольшой армии моделей (группы поддержки? танцовщиц? запасных?), дефилировавших мимо. После краткого замешательства на его лице отразилось узнавание» и он хлопнул Джулиана по спине:

— Прикольный альбом, чувак! — Он облапил Джулиана обеими руками, как делают политики. — Респект и уважуха! Слушай, а тебе не нужно…

Брук не удалось расслышать, что Кид Рок спрашивал у ее мужа, потому что Лайла подтолкнула ее вбок и подалась так близко, что она отчетливо ощутила цитрусовый запах ее духов.

— Деньги начинай тратить сразу, — сказала она на ухо Брук. — Они такие же твои, как и его. Он без тебя ни цента бы не заработал, правильно? Ну и нечего себя обижать.

— Деньги? — ошеломленно переспросила Брук.

— Брук, милая, именно об этом я больше всего жалею в истории с Патриком. Я высидела сотни университетских и профессиональных матчей, летала на каждый Богом забытый продуваемый стадион в стране, поддерживала его, постоянно была рядом, пока с ним не подписали контракт на восемьдесят миллионов, — и тут он изменил мне с порнозвездой. Как вспомню, что именно я настаивала — дескать, неприлично покупать роскошный особняк… Учись на моих ошибках, лапонька. Купи себе какой хочешь дом, ты его заработала.

Не успела Брук ответить, как к ним вразвалочку подошли Джулиан и Кид Рок; все четверо, встав в одну линию, плечом к плечу, улыбались и махали фотографам.

У Брук не было возможности продолжить разговор с Лайлой — у входа в Стэйплс-центр их нагнал Лео. Она уже втайне поздравляла себя с успешно пройденной дистанцией, когда женщина в платье на бретелях, расшитом пайетками, и пятнадцатисантиметровых шпильках типа «смерти вопреки» сунула микрофон ей под самый подбородок и буквально завопила:

— Брук Олтер, что вы почувствовали, увидев мерзкие фотографии мужа, которого так долго поддерживали?

Вокруг вдруг стало очень тихо. За две секунды, которые звучал вопрос, все артисты, ассистенты, журналисты, телеведущие, операторы и фанаты словно онемели. В какой-то миг Брук показалось, что тишину до звона в ушах ощущает только она, поскольку падает в обморок, но сразу стало понятно — она не настолько удачлива. Десятки-сотни голов повернулись к ним в тот миг, когда Джулиан так сжал ее руку, что кости запястья едва не раскрошились, как мел. Брук хотелось кричать и смеяться одновременно. Интересно, какой будет общая реакция, если улыбнуться и сказать: «Забавно, что вы спросили. Верите ли, я чувствовала себя просто восхитительно. Ну какая женщина не мечтает услышать о предполагаемой интрижке мужа с другой, да еще во время трансляции по национальному телевидению от людей вроде вас? Какие еще умные вопросы прозвучат, прежде чем мы войдем в Стэйплс-центр? Неужели никаких? Отлично, приятно было познакомиться». И еще Брук жутко захотелось воткнуть острие ножниц поглубже в пайетки на груди мерзавки, а потом добить ту ее же острыми шпильками. Она задыхалась от ненависти.

Конечно, Брук не закричала, ее не вырвало, она не стала истерически смеяться или сыпать оскорблениями. Глубоко вздохнув через нос, Брук сделала виц, что не замечает устремленных на нее взглядов, и спокойно сказала:

— Я очень горжусь моим мужем, который столького достиг, и очень рада быть здесь сегодня и присутствовать на его выступлении. Пожелайте ему удачи! — Стиснув, в свою очередь, руку Джулиана, сама не зная, откуда у нее взялось такое самообладание, она повернулась к мужу и непринужденно предложила: — Идем?

Джулиан поцеловал ее, галантно предложил взять его под руку, и, прежде чем кто-нибудь еще успел приблизиться, Брук, Джулиан и Лео вошли в здание.

— Брук, ты была великолепна! — торжествующе завопил Лео, шлепнув потную ладонь Брук на шею сзади.

— Кроме шуток, Ру, это первоклассный ответ на репортерскую провокацию, — поддержал его Джулиан: — Ты разобралась с этой тварью как профессионал!

Брук выпустила руку мужа. От его поздравлений ее замутило.

— Мне надо в туалет.

— Подожди, Брук, вас должны сразу усадить, чтобы Джулиан мог уйти за кулисы и порепетировать перед выступлением с…

— Ру, неужели нельзя подождать хотя бы одну…

Не удостоив их взглядом, Брук повернулась и отошла, пробираясь в толпе красивых, великолепно одетых людей, уговаривая себя, что никто ее не знает, и как бы ее ни тошнило, никто на нее не посмотрит и не станет обсуждать. Она надеялась спрятаться от всех и прийти в себя. Дамский туалет оказался неожиданно убогим, что в принципе характерно для Стэйплс-центра, но совершенно не соответствует уровню церемонии «Грэмми», поэтому Брук, закрыв за собой дверцу кабинки, постаралась ни к чему не прикасаться. Она глубоко дышала, успокаиваясь, и рассеянно слушала женскую болтовню у раковин.

Одна из женщин рассказывала, как заметила Тейлор Свифт и Кейни Уэст, заговорившихся на краю ковровой дорожки, и отказывалась понимать, с чего красавица Тейлор обратила внимание на эту Кейни («она же ноль без палочки, вообще никто!»). Ее подруга спорила, кому больше идут почти одинаковые маленькие черные платья — Тейлор или Майли^[28] (мнения разделились), а потом каждая из собеседниц назвала самого, по ее мнению, сексуального мужчину на церемонии (выбор пал на Джея-Зи^[29] и Джоша Дюамеля^[30]). Одной не давало покоя, кто присматривает сегодня за сыном Дженнифер Хадсон, а вторая хотела знать, почему на «Грэмми» заявилась Кейт Бэкинсейл, если ни она, ни ее муж не имеют отношения к музыкальной индустрии. Словом, обычная женская болтовня, так трещала бы и Брук с Нолой, окажись они здесь. У Брук немного отлегло от сердца, но тут собеседницы перешли к новой теме.

— Ты уже видела фотографии Джулиана Олтера? — спросила та, чей голос был неприятно скрипучим.

— Нет. Что, действительно скандальные?

— Еще какие! Она об него тем самым местом трется. На одном снимке они, по-моему, вообще трахаются под ее юбкой.

— А кто она, узнали?

— Да никто, дура какая-то. Случайно попала в «Шато Мармон».

В тысячный, наверное, раз за вечер Брук перестала дышать. В туалет то и дело заходили женщины, мыли руки, поправляли воображаемые выбившиеся прядки и освежали безупречно наложенную помаду, но Брук превратилась в слух, улавливавший только два голоса. Растравлять себя не было смысла, но любопытство пересилило. Проверив, надежно ли заперта дверца кабинки, Брук приникла к длинной щели со стороны петель. Болтушкам у раковины было лет по двадцать семь; для себя Брук определила их как старлеток, хотя ни одна не показалась ей знакомой.

— О чем он думал, занимаясь этим в «Шато Мармон»? Если уж изменяешь жене, научись прятать концы.

Вторая фыркнула:

— Да ладно! Можно подумать, есть разница, где они изменяют! Тайное всегда становится явным. Взять хоть Тайгера… Просто мужчины идиоты.

Вторая усмехнулась:

— Джулиан Олтер — не Тайгер Вудс, да и его жена, поверь мне, не шведская супермодель!

Вполне отдавая себе отчет в том, что не является шведской супермоделью, Брук тем не менее вовсе не хотела слышать об этом от других. Она готова была уйти, но возвращаться к Джулиану и Лео хотелось еще меньше, чем продолжать подслушивать в туалете. Одна из собеседниц достала сигарету.

— Думаешь, она теперь от него уйдет? — спросила девица со слишком короткой модной челкой свою подругу Скрипучку.

Послышалось фырканье:

— Никуда она не уйдет… пока он сам не попросит.

— А кто она, училка какая-то?

— Вроде медсестра.

— Ну ничего себе! Живет такая мымра, и вдруг ее муж становится мегазвездой!

Скрипучка смеялась над этим особенно долго.

— Моему Мартину это точно не грозит. Придется самой, как всегда.

Челка выпустила последнее колечко дыма и затушила окурок о раковину.

— Этот брак обречен, — заявила она с непререкаемым авторитетом немало повидавшей в жизни женщины. — Она милая скромная мышка, а он — бог. Боги и медсестры вращаются в разных сферах.

«Диетолог я! — хотелось завизжать Брук. — Хотя бы профессию не путайте, когда лезете препарировать мой брак и разбирать по косточкам меня!»

Сплетницы аккуратно вынули жвачку, не задев подкрашенных губ, закрыли сумочки и вышли. Брук с огромным облегчением покинула свое убежище, даже не заметив женщину, прислонившуюся к самой дальней раковине и что-то печатавшую на мобильном.

— Простите за нескромность, вы не Брук Олтер?

Брук задохнулась, услышав собственное имя.

Сейчас она предпочла бы увидеть перед собой расстрельную команду очередного репортера.

Женщина повернулась к ней и протянула руку. Брук сразу узнала в ней всеми уважаемую всемирно знаменитую актрису кино и телевидения. Она старалась не показывать, что знает о ней все до последней мелочи — от многочисленных ролей в романтических комедиях до ужасного факта, что муж бросил ее на шестом месяце беременности ради какой-то теннисистки. И все же ей удалось убедительно притвориться, что она не узнала Картер Прайс. Кто, скажите, не узнает Дженнифер Энистон или Риз Уизерспун? Этому никто не поверит!

— Да, я Брук, — произнесла она так тихо и мягко, что сама изумилась печали, прозвучавшей в голосе.

— А я Картер Прайс. О Господи, я… не сразу поняла… Мне очень, очень жаль.

Брук инстинктивно схватилась за лицо. Актриса смотрела на нее с таким сочувствием, что Брук решила — произошла катастрофа с макияжем.

— Вы, конечно, слышали, о чем болтали эти дуры?

— Ну, я не особо…

— Не нужно вам слушать ни их, ни им подобных! Это мелкие, глупые, нелепые людишки, возомнившие, будто имеют полное представление о том, каково это, когда твой брак публично разбирают по косточкам. Но они понятия об этом не имеют, да и вообще ни о чем.

Хм, неожиданно, но очень, очень приятно.

— Спасибо, — сказала Брук, взяв протянутую Картер салфетку. Она даже подумала рассказать Ноле, как Картер Прайс проявила к ней участие, но тут же почувствовала себя глупо.

— Слушайте, вы меня не знаете, — начала Картер, — но я сейчас жалею, что мне в свое время никто не сказал: все уляжется. Любая история, самая пикантная или грязная, рано или поздно забывается. Стервятникам подавай чье-то горе, поэтому держитесь невозмутимо и отказывайтесь от комментариев. Все пройдет, вот увидите.

Брук, пораженная тем обстоятельством, что сама Картер Прайс стоит рядом и доверительно говорит с ней, явно имея в виду историю с бывшим мужем — одним из самых красивых, талантливых, легендарных актеров старшего поколения, потеряла дар речи.

Видимо, Брук молчала дольше, чем надо, поскольку Картер отвернулась к зеркалу, достала маскировочный карандаш и заметила, прикоснувшись к воображаемому темному кругу под левым глазом:

— Простите, я лезу не в свое дело…

— Нет! Вы ободрили меня и помыли, — заторопилась Брук, ужаснувшись, что говорит как смущенный подросток.

— Вот. — Картер протянула ей нетронутый бокал шампанского. — Вам это нужнее, чем мне.

В других обстоятельствах Брук скорее всего вежливо отказалась бы, но сейчас осушила бокал одним глотком. Она не сказала, что отдала бы за второй бокал, — жажда была слишком сильной.

Картер с одобрением посмотрела на нее и кивнула:

— Да, это как если бы целый мир пригласили к вам домой, и у каждого в запасе пара слов.

Она была такой милой! Такой… нормальной! Брук стало стыдно за все сплетни, которые они с Нолой читали о тяжелом характере Картер или о ее неудачной операции по увеличению груди, якобы толкнувшей ее мужа в объятия теннисистки. Брук мысленно поклялась никогда больше за глаза не судить о незнакомых.

— Вот именно, — согласилась Брук, стукнув ладонью о раковину, чтобы подчеркнуть свои слова. — А хуже всего, они считают, что это правда. Это идиотизм — брать на веру все, что печатает желтая пресса!

Картер перестала кивать и с недоумением наклонила голову. Через мгновение ее лицо озарилось догадкой.

— О, а я и не поняла…

— Чего не поняли?

— Вы считаете, он этого не делал. Дорогая, но те фотографии… — Актриса замолчала. — Слушайте, я знаю, это оченьтяжело, — поверьте мне, я сама через это прошла, — но упорный отказ видеть очевидное дела не поправит.

Милая Картер Прайс словно ударила Брук под ложечку.

— Я еще не видела фотографий, но знаю своего мужа и…

Дверь туалета открылась, и на пороге возникла молодая женщина в элегантном костюме, с блютусом в ухе и бейджем на шнурке на шее.

— Картер, мы должны усадить вас прямо сейчас. — Она повернулась к Брук: — Вы Брук Олтер?

Брук молча кивнула, молясь, чтобы дамочка не подключилась к разговору о Джулиане. Выслушивать еще чье-то мнение она была не готова.

— Менеджер мистера Олтера просил вам передать, что им нужно увести Джулиана за кулисы, но вы занимайте ваше место в зале, а перед его выходом он за вами пришлет.

— Спасибо, — с облегчением сказала Брук, избавленная от необходимости общаться с Лео или Джулианом. Впрочем, она тут же занервничала от перспективы входить в зал одной.

Волнения оказались напрасными!

— Я провожу вас обеих, если вы не против.

Картер переглянулась с Брук и широко улыбнулась.

— Мы — за, — сказала она, беря Брук под руку. — Правда?

Фантастика. За одну минуту актриса с мировым именем заявила, что, по ее мнению, Джулиан изменяет Брук, и тут же взяла ее под руку, чтобы вместе пройти с ней через толпу, подобно старым друзьям. На лице Брук, должно быть, отразились замешательство и неловкость. Когда леди с бейджем указала ее место в четвертом ряду, Картер наклонилась и прошептала:

— Было очень приятно с вами познакомиться. Поверьте мне: вы все это переживете. Если я смогла, кто угодно сможет. А сейчас начнется шоу. Помните — улыбайтесь, улыбайтесь, улыбайтесь. Сегодня камеры будут направлены на вас в ожидании срыва, а вы не давайте репортерам этой радости, ладно?

Брук кивнула, страстно желая нажать волшебную кнопку и мгновенно перенестись к Ноле, Уолтеру и любимым флисовым тренировочным штанам. Она села и улыбнулась.

Она беспрерывно улыбалась во время вступительного монолога Джимми Киммела^[31], выступления Кэрри Андервуд^[32], танцевально-песенного дуэта Джастина Тимберлейка и Бейонси, записанного заранее, и короткого эксцентричного номера Кэти Пери^[33]. У нее уже болели мышцы на щеках, когда сидевшая рядом с ней девушка, вроде бы одна из сестер Кардашьян, хотя Брук не отличала одну от другой и не помнила, чем они знамениты, наклонилась к ней и сказала:

— Вы сегодня просто красавица, чтоб вы знали. Не позволяйте гадким фотографиям испортить вам настроение.

Решительно все были в курсе ее семейных проблем! Это было невыносимо.

Она слышала, как ведущий объявил перерыв на рекламу, и не успела ответить девушке, как сбоку четвертого ряда материализовался Лео. Пригнувшись, чтобы не мешать другим, он поманил ее за собой. «Верный признак того, что все идет хуже некуда, — это когда радуешься, увидев Лео», — подумала Брук. Улыбаясь, улыбаясь, улыбаясь без перерыва, несмотря на ощущение странной легкости и головокружения, Брук оставила без ответа замечание гипотетической Кардашьян и, вежливо извиняясь, пошла к концу ряда, переступая через чьи-то ноги.

— Как он? — нехотя спросила она, идя за кулисы, в рабочую зону у самой сцены. Зная Джулиана и его страх перед выходом на сцену, Брук не могла не сочувствовать ему. Мысли против воли уносились к бесчисленным моментам, когда она держала Джулиана за руку, поглаживала спину и уверяла, что он звезда.

— Клиент готов, все кишки уже выблевал, — отозвался Лео, на ходу пожирая глазами филейную часть совсем юной девочки.

— Вот как? — прищурилась Брук.

— Да все нормально! Немного нервничает, но это ерунда. Джулиан приведет всех в экстаз.

Брук на долю секунды увидела мужа, прежде чем ассистентка, напряженно слушавшая то, что ей говорили в наушник головного телефона, кивнула и тронула Джулиана за плечо. Вся группа быстро разошлась по местам. Занавес пока не подняли, и было слышно, как Джимми Киммел шутит с аудиторией, не давая зрителям остыть во время перерыва на рекламу. На мониторе в рабочей зоне начался обратный отсчет с двадцати секунд; рука, которой Джулиан сжимал микрофон, заметно дрожала.

Когда Брук казалось, что больше она не выдержит, Джимми Киммел объявил выступление Джулиана, и занавес поднялся, открыв толпу людей столь огромную и шумную, что Брук показалось — музыки никто не услышит. Но ударник начал мягкое «тэп-тэп-тэп», гитарист взял несколько мрачных аккордов, а Джулиан прижал микрофон к губам и запел песню, сделавшую его знаменитым. Шум стих почти мгновенно, Брук словно пронзило долгим мучительным электрическим разрядом.

Она вспомнила, как впервые услышала «Ушедшему». Когда после любимых Брук каверов и нескольких песен самого Джулиана зазвучали первые аккорды новой баллады, у нее по спине побежали мурашки. За девять лет она несчетное количество раз присутствовала на концертных выступлениях, но всякий раз словно впервые слушала, как муж изливает душу в проникновенной песне.

Всего через несколько мгновений, по внутреннему счету Брук, песня закончилась, и аудитория взорвалась восторженными неистовыми воплями. Джулиан кланялся, благодарил своих товарищей и уже в следующую минуту спустился со сцены, сжимая в руке микрофон. Брук видела, что он торжествует, дрожа от волнения и гордости мужчины, только что покорившего сотни собратьев по сцене, в том числе своих кумиров. С сияющими глазами он пошел к Брук, раскрыв объятия.

Она отступила. Джулиан вздрогнул, словно получил пощечину.

— Пойдем, — сказал он, взяв ее за руку. За кулисами их окружили какие-то люди, наперебой благодаря, поздравляя и выражая восхищение, но Джулиан, не останавливаясь, провел Брук в свою гримуборную. Закрыв дверь, он широко улыбнулся.

Брук посмотрела на него в упор:

— Нам нужно поговорить об этих снимках. Момент неподходящий, но я больше не могу оставаться в неведении. Если бы ты слышал, что говорят люди… что они говорили мне…

— Тише, — попросил он, приложив палец к ее губам. — Мы обо всем поговорим, все выясним, а пока давай радоваться. Давай откроем шампанское! Лео сказал, после церемонии он поведет нас на вечеринку Ашера в «Гейша-хаус». Там будет классно!

Перед мысленным взором Брук пронеслись репортеры, ослепительные трескучие вспышки, разноликие назойливые неудачницы, лезущие с непрошеными советами, как пережить депрессию и унижение. Брук хотела было сказать Джулиану, что желает знать правду, и немедленно, но в дверь постучали.

Ни Брук, ни Джулиан не произнесли «входите», но Лео такие мелочи не смущали. Вместе с ним вошла Самар. Они стояли и смотрели на Брук.

— Ну как вы, Брук, ничего? — спросила Самар без тени заботы в голосе.

Брук молча продемонстрировала ей фальшивую улыбку.

— Си-би-эс хочет взять интервью сразу после выступления.

— Самар… — начал Джулиан, но Лео его оборвал.

— У вас двоих, — безапелляционно заявил он, словно назначив дату казни Брук и Джулиана.

— Да хватит уже, в самом деле, мы ведь договорились!

— Джулиан, приношу извинения, но, боюсь, я вынуждена настаивать, чтобы ты дал интервью. Брук самой решать, пойдет она с тобой или нет. — Самар сделала паузу и посмотрела на нее: — Но я позволю себе подчеркнуть, что в «Сони» все будут очень признательны, если она присоединится к тебе. Фотографии вызвали всеобщее любопытство. Вам нужно выйти вдвоем и продемонстрировать миру, что ничего не случилось.

Некоторое время было тихо, пока Брук не сообразила, что все смотрят на нее.

— Вы шутите? Джулиан, скажи им…

Он не ответил. Собравшись с духом, Брук подняла на мужа глаза и увидела, что он рассматривает свои ладони.

— Нет, — бросила она.

— Всего пять минут солидарности, Брук! Входим туда, улыбаемся, говорим, что все в порядке, и мы свободны!

Лео и Самар кивали, восхищаясь мудростью и здравым смыслом Джулиана.

Брук впервые обратила внимание, что ее золотое платье сильно помялось. Голова раскалывалась от боли. Она встала. Глаза ее были сухи.

— Брук, иди ко мне, давай обо всем поговорим, — сказал Джулиан с интонацией мужа, успокаивающего жену-истеричку.

Она прошла мимо Самар и оказалась лицом к лицу с Лео, преградившим выход.

— Можно? — спросила она, а когда он не отодвинулся, боком протиснулась к двери и потянула за ручку. В этот момент потная ладонь в очередной раз легла ей на шею.

— Подожди, Брук. — В голосе менеджера явственно слышалось раздражение. — Ты не сможешь просто уйти. У входа десять тысяч репортеров с камерами, они тебя порвут, как грелку!

Обернувшись, Брук в упор посмотрела на Лео.

— Хуже, чем здесь, не будет. Рискну, пожалуй. А теперь убери свою мерзкую руку с моей шеи и дай пройти.

Не добавив ни единого слова, она ушла.

14. Факт раздевания

Нола заказала машину, наказав Брук ждать в переулке позади Стэйплс-центра, и каким-то чудом — или потому, что гости обычно не уезжают в разгар праздника, — Брук удалось выбраться через запасной выход и сесть в машину, не привлекая внимания папарацци. Чемодан стоял открытый на заднем сиденье, вещи были аккуратно сложены добросовестной горничной «Беверли-Уилшир». Водитель великодушно ждал рядом с машиной, пока Брук снимала парадное платье и переодевалась в обычное.

Она быстро управилась и позвонила Ноле.

— Как ты умудрилась все организовать? — спросила она, не теряя времени на приветствия. — Из тебя выйдет отличный помощник руководителя! — Легче было шутить, чем пытаться объяснить, во что превратился сказочный вечер.

— Только не надейся легко отделаться — я хочу услышать все, однако, извини, планы меняются.

— Как — меняются? Только не говори, что мне придется остаться здесь!

— Нет, там оставаться не нужно, но и ко мне нельзя. Папарацци буквально взяли мой дом в осаду. Я насчитала на улице не то восемь, не то десять фотографов. Уже пришлось отключить городской телефон. Если у моего дома так, представляю, что творится у вашего. Не нужно тебе сегодня вечером подобных впечатлений.

— Нола, прости, ради Бога…

— Ты что! Это самое интересное, что со мной происходило в жизни, так что помалкивай. Жалко, не увидимся сегодня. Я заказала тебе прямой рейс в Филадельфию и предупредила твою маму о приезде. Вылетишь в десять, на месте будешь в начале седьмого. Она встретит тебя в аэропорту. Так нормально?

— Спасибо! Не знаю, как тебя благодарить. Просто отлично!

Водитель стоял возле машины, болтая по сотовому, и Брук надеялась уехать, пока ее никто не заметил.

— Не забудь надеть красивые носочки — при досмотре придется снимать обувь. Гарантирую, кто-нибудь тебя и там щелкнет. Как можно чаще улыбайся и сразу иди в салон ожидания бизнес-класса; туда репортеры, возможно, и не проберутся.

— Поняла.

— Да, все прокатное оставь на заднем сиденье машины. Водитель вернет вещи в гостиницу, а там уж их передадут стилисту.

— Не знаю, как тебя благодарить.

— Перестань, ты бы для меня то же самое сделала, если бы мой муж в один миг стал мегазвездой и за мной охотились папарацци. Конечно, для этого пришлось бы в первую очередь завести мужа, что, как мы с тобой знаем, маловероятно, да еще гипотетическому супругу нужно обладать толикой таланта, что еще менее вероятно…

— У меня сил нет спорить, но, к твоему сведению, сейчас твои шансы на счастье и нормальный брак выше моих в десять тысяч раз, хватит прибедняться. Все, пока, обнимаю.

— И я тебя. Не забудь красивые носки и позвони мне.

Всю дорогу от Стэйплс-центра до Международного аэропорта Лос-Анджелеса Брук аккуратно складывала платье в специально прилагавшийся пакет, опускала туфли в фирменный мешочек и бережно помещала драгоценности и клатч в выложенные бархатом коробочки, горкой сложённые на сиденье. Только стянув с левого безымянного пальца огромный «булыжник», Брук спохватилась, что ее простое обручальное кольцо осталось у стилистки. Придется попросить Джулиана забрать его. Она изо всех сил гнала от себя мысль, что это дурное предзнаменование.

Две «Кровавые Мэри» в самолете и таблетка амбиена обеспечили остро необходимый пятичасовой сон, но, как свидетельствовала реакция матери на выдаче багажа, утром после полета Брук выглядела не лучшим образом. Заметив мать у эскалатора, она улыбнулась, высунулась и замахала рукой, едва не сбив с ног стоявшего перед ней мужчину.

Мать крепко обняла ее, затем отстранила на вытянутых руках, окинула взглядом махровый спортивный костюм дочери, кроссовки, конский хвост и резюмировала:

— На кого ты похожа? Ты ужасно выглядишь!

— Спасибо, мам, я и чувствую себя препаршиво.

— Едем домой. У тебя много багажа?

— Нет, только вот это, — сказала Брук, указывая на сумку на колесиках. — Когда нужно вернуть платье, туфли, сумку, украшения и белье, паковать практически нечего.

Миссис Грин начала проталкиваться к эскалатору через толпу ожидающих.

— Я поклялась себе не задавать ни единого вопроса, пока ты не будешь готова к разговору.

— Спасибо, ценю твой такт.

— Ну и?..

— Что — ну и? — спросила Брук. Они сошли с эскалатора. Холодный воздух Филадельфии пробирал до костей. Можно подумать, ей требовалось напоминание, что Калифорния осталась позади.

— Ну, так я готова в любой момент, если ты вдруг захочешь поговорить. О чем угодно.

— Отлично, мерси.

Мать всплеснула руками и нервно распахнула дверцу машины.

— Брук, ты меня мучаешь!

— Мучаю?! — с притворным изумлением воскликнула Брук. — Я ловлю тебя на слове, на великодушном предложении избавить меня от вопросов!

— Ты отлично знаешь, что предложение не было искренним!

Брук перевалила колесную сумку в багажник и устроилась на пассажирском сиденье.

— Мам, можно, я хоть в машине отдохну перед допросом? Учти, если ты меня разговоришь, я уже не замолчу.

Она с облегчением слушала, как мать трещала всю дорогу до своего дома в центре, выкладывая все о людях, с которыми познакомилась в новом клубе любителей бега. Стабильный, в мажорном ключе монолог не прерывался, даже когда они оставили машину в подземном гараже и поднимались на лифте на пятый этаж, в трехкомнатную квартиру миссис Грин. Только войдя домой и закрыв дверь, она повернулась к Брук, которая уже собралась с духом.

Мать нежно коснулась щеки Брук ладонью.

— Во-первых, иди в душ. Там чистые полотенца, и я выставила новый шампунь с лавандой, знаешь, он мне так понравился… Потом ты поешь. Я тебе сделаю омлет — помню, помню, только из белков, — и тосты. Затем ты пойдешь спать. Ночные перелеты большая нагрузка, наверняка ты почти не спала. Комната готова, кондиционер уже повесили. — Она отняла руку и отправилась на кухню.

Со вздохом облегчения Брук вкатила сумку в спальню и бросилась на постель. Она заснула, даже не успев снять кроссовки.

Когда она наконец проснулась, солнце уже ушло задом. Часы показывали без пятнадцати пять. Было слышно, как мать вынимает посуду из моечной машины. Секунд через десять Брук с полной ясностью вспомнила вчерашний вечер. Она схватила сотовый и со смешанным чувством печали и удовлетворения увидела двенадцать пропущенных звонков и столько же сообщений — все до единого от Джулиана. Он начал отправлять эсэмэски и звонить ей в одиннадцать вечера по калифорнийскому времени и продолжал ночью и утром.

Брук кое-как слезла с кровати, направилась в туалет, а потом на кухню, где мать стояла у посудомойки, глядя на экран маленького телевизора под подвесным шкафчиком. На экране Опра обнимала очередную гостью, о которой Брук ничего не знала. Миссис Грин недоверчиво качала головой.

— О… — сказала Брук, в тысячный раз подумав, что будет делать мать, когда шоу «Опра» в конце концов снимут с эфира. — Это кто?

Миссис Грин даже головы не повернула.

— Макензи Филипс, — сказала она. — Снова. Представляешь? Опра расспрашивает, как ей живется после первой передачи.

— И как ей живется?

— Она — героиновая наркоманка, лечится. Десять лет жила с родным отцом как жена. Я не психолог, но что-то не верю в ее долгую счастливую жизнь.

— Согласна. — Брук взяла в стенном шкафу упаковку печенья «Ореос», надорвала и бросила в рот пару штук. — Ой, как вкусно! Неужели всего сто калорий?

Мать фыркнула:

— В этих жалких крохах? Еще бы! Нужно съесть пять упаковок, чтобы хоть немного насытиться. Везде один обман…

Брук улыбнулась.

Мать выключила телевизор и повернулась к ней.

— Я все-таки сделаю тебе омлет и тосты, ты не против?

— С удовольствием. Просто умираю с голоду, — сказала Брук, высыпая остатки печенья прямо в рот.

— Помнишь, когда вы были маленькие, я готовила такой омлет на ужин пару раз в месяц? Вы оба это просто обожали. — Она вытянула сковородку из выдвижного ящика и так щедро побрызгала на нее маслом, что она заблестела как мокрая.

— М-м… помню, конечно. Только ты жарила омлет два-три вечера в неделю, а не в месяц, и любила его только я одна. Рэнди с папой всегда заказывали пиццу.

— Перестань, не может быть, чтобы так часто. Я вообще от плиты не отходила, только и делала, что готовила!

— Ну да, конечно.

— Я каждую неделю делала большую кастрюлю чили с индейкой. Уж это блюдо вы любили. — Миссис Грин выпустила в миску полдюжины яиц и принялась взбивать веничком. Брук открыла было рот возразить, что мать добавляла в смесь свой, как она называла, фирменный соус — соевое молоко с ванильным вкусом, придававшее омлету тошнотворный сладковатый вкус, но вспомнила, что проблемы из этого не делала, просто заливала все кетчупом и глотала не пережевывая.

— Чили был готовым! — сказала Брук, разрывая вторую пачку «Ореос». — Ты только добавляла индейку и банку томатного соуса.

— Было вкусно, и ты это знаешь.

Брук улыбнулась. Мать понимала, что повар из нее никудышный и ни одно ее блюдо не вызывало иной реакции, кроме «фу, гадость», но они с Брук всегда с азартом спорили на эту тему.

Острой вилкой миссис Грин отскребла омлет от сковородки с антипригарным покрытием и положила на две тарелки. Вынув из тостера четыре ломтика хлеба, она разделила их поровну, упустив из виду, что тостер так и не включила. Вручив Брук тарелку, она кивнула на маленький стол, не поместившийся на кухне и поэтому поставленный на выходе.

С тарелками в руках они пошли к столу и заняли обычные места. Миссис Грин тут же бросилась в кухню и вернулась с двумя банками диетической колы, двумя вилками, одним ножом, старой банкой виноградного джема и бутылкой масла со спреем. Все это она без церемоний плюхнула на стол.

— Приятного аппетита.

— Ух, вкуснятина, — сказала Брук, гоняя пахнущий ванилью омлет по тарелке. Побрызгав на хлеб маслом, она подняла свою колу: — Чин-чин!

— Да, выпьем за… — Брук видела, что мать остановилась, удержавшись от фразы типа «за то, чтобы вы были вместе» или «за новые начинания» или от какого-нибудь прозрачного намека на поведение Джулиана. Вместо всего этого миссис Грин сказала: — За изысканную еду и хорошую компанию!

Поели быстро. Брук была приятно удивлена, что мать по-прежнему не задает вопросов. Разумеется, это возымело желаемый эффект — Брук самой остро захотелось все рассказать и задать вопросы, ответы на которые всякая мать просто обязана знать. Однако она замешкалась, никак не попадая вилкой электрочайника в розетку. Когда они сели на диван с кружками чаю, собираясь посмотреть последние три серии «Братьев и сестер» на DVD, Брук (едва не лопалась от распиравших ее эмоций.

— Ну, ты, наверное, сгораешь от желания узнать, что вчера случилось, — сказала она, отпив

Миссис Грин вытащила пакетик «Липтона», подержала секунду над чашкой, давая стечь, и выложила на стол, на салфетку. Брук видела, что мать упорно отводит взгляд. Должно быть, дела совсем плохи, испугалась она.

— Когда захочешь, тогда и расскажешь, — неопределенно ответила она с удивившим Брук жестом «мне без разницы».

— Что ж… Боже, я не знаю, с чего начать. Все так запуталось…

— Ну так начни сначала. В последний раз мы с тобой говорили в полдень по вашему времени, ты собиралась надеть платье. Тогда у тебя все было нормально. Так что случилось?

Откинувшись на спинку дивана, Брук положила ногу на край стеклянного кофейного столика.

— Да, примерно с того момента все и пошло не так. Я надела платье, украшения, все-все, и тут позвонила Маргарет.

— Так…

— Произошло недоразумение, меня мерзко подставили, а в результате — увольнение.

— Что?! — Миссис Грин вдруг стала само внимание. С таким выражением лица она выслушивала Брук, когда та приходила из начальной школы и рассказывала, как плохие девочки дразнили ее на перемене.

— Да, меня уволили. Маргарет сказала, что я их подвожу, что в больнице уже не уверены в моем желании делать карьеру…

— ЧТО?!

Брук вздохнула и улыбнулась:

— Ей-богу.

— Не иначе, эта Маргарет с ума сошла! — воскликнула миссис Грин, ударив кулаком по столу.

— Спасибо за поддержку, мам, но я должна признаться, что они по-своему правы. Последние месяцы моя работа не тянула на пятерку с плюсом.

С минуту миссис Грин хранила молчание, словно решая, что сказать. Когда она заговорила, ее голос был ровным и размеренным:

— Ты знаешь, я всегда хорошо относилась к Джулиану. Но не хочу лгать: когда я увидела те фотографии, мне захотелось придушить его собственными руками.

— Что ты сказала? — задохнулась Брук, чувствуя, что попала в ловушку. Она не то чтобы забыла о злосчастных снимках, которые ее муж сравнил со скандальными фотографиями Сиенны и Балтазара, но быстро отогнала мысли о них.

— Прости, дочка, это, конечно, не мое дело, и я дала себе слово помалкивать, но нельзя же делать вид, что ничего не случилось! Тебе необходимо добиться правды!

Брук охватило раздражение.

— Да и так понятно, что у нас с ним множество проблем. Я его в последнее время не узнаю, и дело не только в каких-то снимках папарацци.

Брук взглянула на мать в ожидании ответа, но та молчала.

— В чем дело? — не выдержала Брук. — О чем ты думаешь?

— Значит, ты их еще не видела?

Брук замялась на мгновение.

— Я хочу посмотреть, но не могу себя заставить. Понимаешь, когда я их увижу, все для меня изменится…

Миссис Грин забралась на диван с ногами.

— Детка, я понимаю, о чем ты говоришь, — начала она, взяв дочь за руку. — Поверь, еще как понимаю. Это как стоять на бортике крыши небоскреба, Да? Мне очень тяжело это говорить, но… По-моему, ты должна посмотреть.

Брук повернулась и округлившимися глазами уставилась на мать:

— Мам, да ты что? Ты сама советовала мне не обращать внимания на сплетни и клевету! Ты напоминала всякий раз, когда я расстраивалась из-за прочитанного, что девяносто девять процентов того, что пишут в таблоидах, — ложь и передернутые факты!

— Журнал лежит на моей прикроватной тумбочке.

— Где?! — заорала Брук, передернувшись от противного звука собственного голоса, в котором смешивались шок и паника. — И давно ты подписалась на «Ласт найт»? Мне казалось, тебе приносят только журналы по домоводству!

— Подписалась, когда вы с Джулианом стали регулярно появляться на его страницах, — тихо ответила мать. — Было интересно, и мне хотелось знать, о чем идет речь, когда все вокруг что-то обсуждают.

Брук невесело рассмеялась:

— Ну и разве ты теперь не рада? Это же настоящий кладезь полезной информации!

— Мне тебя очень жалко, но лучше тебе посмотреть снимки. Я подожду здесь. Иди.

Увидев гримасу боли на лице матери, Брук вскочила с дивана, стараясь не обращать внимания на охвативший ее страх и опасения, и пошла в спальню. Из столовой в комнату матери она шла, казалось, целую вечность. Наконец Брук опустилась на краешек кровати. С обложки журнала на нее смотрели смеющиеся лица Джастина Тимберлейка и Джессики Бигл, разделенные длинной зигзагообразной трещиной. Сверху красовалось «Вот и все!», выведенное ярко-красной краской.

Немного успокоившись, что сенсация семьи Олтер не потянула на обложку, Брук открыла содержание, чтобы просмотреть заголовки, но в этом не было необходимости. Чуть ли не всю страницу занимало фото Джулиана, сидевшего за столиком во дворе «Шато Мармон». Находившуюся рядом с ним девицу почти скрывали листья огромной пальмы в горшке, виден был только профиль — она тянулась к Джулиану, наклонив голову и приоткрыв рот, как для поцелуя. Джулиан с пивом в руке сверкал улыбкой, демонстрируя девице свои ямочки. Брук ощутила приступ дурноты, но тут ее как холодной водой окатило: подобные журналы никогда не печатают самые пикантные снимки на странице с содержанием, стало быть, худшее впереди.

Глубоко вздохнув, она открыла восемнадцатую страницу. Те, кто утверждает, что ужасные новости требуют некоторого времени для осознания, явно никогда не сталкивались с фоторепортажами на журнальных разворотах о собственных мужьях, соблазняющих других женщин. Брук все поняла сразу. Она мгновенно догадалась, что перед ней другая версия первого снимка: Джулиан слушает, как девица что-то шепчет ему на ухо. На снимке указывалось время 23.38. Следующая фотография с неоново-красным 00.22 показывала, как он хохочет, запрокинув голову, а девица упирается ладонью ему в грудь. Неужели она игриво отталкивает его или просто нашла предлог к нему прикоснуться? Последняя фотография на левой странице была еще хуже: девица прильнула к Джулиану, допивая розовое шампанское, а рука Джулиана находилась уже у нее под платьем (пиво он, кстати, так на столик и не поста вил). По изгибу запястья можно было с уверенностью сказать, что он всего-навсего держит ее за зад, но нельзя было отрицать, что руку он просунул далеко — половина предплечья совершенно скрылась под платьем. Лукаво улыбаясь — как Брук любила эту улыбку! — Джулиан подмигивал девице, а та с обожанием таращила на него большие карие глаза. Этот снимок был сделан в 01.03.

А затем шел гвоздь программы — предмет особой гордости «Ласт найт». На правой странице редакция разместила снимок без полей, размером с биллборд, сделанный, согласно надписи, в 06.18. Девица все в том же дешевом синем платье выходила из бунгало у бассейна «Шато Мармон» с растрепанными, сбившимися волосами — обычно так выглядят по утрам после бурной ночи. Клатч она прижимала к груди, словно защищаясь от фотовспышек, но, помимо шока, на ее лице проступало что-то еще. Гордость? Сознание достигнутой цели? В любом случае на стыд это ничуть не походило.

Против воли Брук рассматривала каждый снимок с тщательностью исследователя, изучающего препарат в поисках подсказки, намека, признаков какой-то закономерности. Это доставило ей несколько неприятных минут, но, вглядевшись в последнее фото, Брук поняла, что вызывает у нее особый протест. Девица точно не была знаменитой актрисой, супермоделью или звездой сцены. Она выглядела совершенно заурядно: жидковатые рыжевато-каштановые волосы, невзрачное синее платье и ничем не примечательная — на редкость ординарная — фигура. У Брук перехватило дыхание, насколько девица напоминала ее самое, начиная с лишних пяти фунтов и неумело накрашенных глаз и заканчивая не совсем подходящими босоножками со слишком толстыми каблуками. А самое противное заключалось в том, что она, Брук, была красивее этой девицы.

В голове не укладывалось, отчего муж решил изменить ей с безвестной серой мышью, встреченной в голливудском отеле. Не мог, что ли, получше выбрать? Хотя бы с силиконом и смазливой мордашкой? Где огромные фальшивые сиськи и теснейшие узенькие джинсы, загар из пульверизатора и мелирование за пять сотен долларов? Как такую вообще пустили в «Шато Мармон»? Допустим, знаменитый музыкант не всегда может позволить себе появляться в злачных местах в сопровождении очередной Жизель Бундхен, но неужели нельзя найти девушку красивее собственной жены?! Брук с отвращением отшвырнула журнал. Ей легче было думать об абсурдности измены мужа с подобной особой, чем признать, что измена действительно имела место.

— Дочка, ну ты как? — Голос матери удивил Брук. На лице миссис Грин, прислонившейся к дверному косяку, по-прежнему отражалась боль.

— Ты была права, — сказала Брук. — Хорошо, что я увидела это сегодня и здесь, а не завтра в поезде.

— Мне так жаль, детка… Сейчас это покажется тебе невозможным, но я считаю, надо обязательно выслушать Джулиана.

— То есть слушать фигню вроде: «Дорогая, строго говоря, я мог прилететь домой и провести ночь с тобой, но случайно напился и трахнул какую-то мымру, малость похожую на тебя. Да, и меня случайно сфотографировали за этим делом». — С удивлением слыша сарказм в своем голосе, Брук удивилась, что ей вовсе не хочется плакать.

Вздохнув, мать присела к ней на кровать.

— Не знаю, Ру. Конечно, он мог бы найти кого-то получше, но давай договоримся сразу: она ничуть не похожа на тебя. Это какая-то отчаявшаяся девица, буквально набросившаяся на твоего мужа. Ты превосходишь ее по всем параметрам и качествам.

Из соседней комнаты послышалась песня «Ушедшему». Миссис Грин вопросительно взглянула на дочь.

— Это мой мобильник, — сказала Брук, поднимаясь. — Закачала мелодию недели три назад. Теперь придется целую ночь ломать голову, как ее удалить.

Звонил Джулиан. Проигнорировать вызов Брук не смогла.

— Привет, — сказала она, снова опускаясь на кровать, но уже в гостевой комнате.

— Брук! Господи, я тут с ума схожу! Почему ты не отвечаешь на звонки? Я даже не знал, добралась ты домой или нет!

— Я не дома, а у мамы.

В трубке послышалось приглушенное ругательство, затем Джулиан спросил:

— У мамы? Ты же сказала, что возвращаешься домой!

— Я так и хотела поступить, но Нола предупредила, что наш дом осаждают папарацци.

— Брук! — В трубке послышался автомобильный сигнал. — Черт, он нам чуть в зад не въехал! Что этот придурок делает, водить разучился? — И снова ей: — Брук, прости. Я здесь чуть не умер без тебя.

Она не ответила.

— Брук…

— Да?

После паузы он попросил:

— Пожалуйста, выслушай меня до конца.

Джулиан снова замолчал. Брук понимала — он ждет, чтобы она сказала что-нибудь о фотографиях, но она не собиралась облегчать ему жизнь. Было очень обидно, как сопливой девчонке, играть в «холодно-горячо» с собственным мужем.

— Брук, Л… — Он замолчал и прокашлялся. — Я даже представить не могу, как тяжело тебе видеть эти фотографии, как ужасно, сокрушительно это, должно быть, было…

Брук так сжала трубку, что едва ее не раздавила, но так и не смогла заставить себя что-нибудь сказать. В горле возник ком, по щекам покатились слезы.

— А вчера, когда на красной ковровой дорожке бестактные журналисты задавали эти гнусные вопросы… — Он снова кашлянул. Брук даже подумала, что у него горло сжимается от эмоций или он вчера простудился. — Даже мне было трудно, но какой адской пыткой это показалось тебе…

Он опять замолчал, явно ожидая реплики, но Брук не могла выговорить ни слова сквозь тихие слезы.

Молчание затянулось на минуту или даже две, прежде чем Джулиан спросил:

— Любимая, ты что, плачешь? Ру, прости меня, я так виноват…

— Я видела снимки, — шепотом выдавила она и замолчала. Пора было задать главный вопрос, но в душе Брук по-прежнему верила — лучше ничего не уточнять.

— Брук, на снимках все гораздо хуже, чем на самом деле.

— Ты провел с той женщиной ночь? — все-таки спросила она.

— Все было не так…

Воцарившуюся тишину можно было чуть ли не рукой потрогать. Брук напряженно ждала, желая, чтобы он сказал: «Это недоразумение, подстава», — но Джулиан молчал.

— Ну что ж, — услышала она свой голос. — Это все объясняет. — Последние два слова вышли прерывистыми и невнятными.

— Нет! Брук, я… я с ней не спал, клянусь тебе!

— Она вышла из твоего номера в шесть утра.

— Говорю тебе, секса у нас не было! — умоляюще повторил он.

Тут до нее дошло.

— Секса не было, но было что-то другое, так надо понимать?

— Брук…

— Я хочу знать, что между вами произошло, Джулиан. — Брук испугалась, что ее прямо сейчас вырвет от волнения — вести такой разговор с собственным мужем, не представляя, к чему можно прийти и какие секреты узнать, на свою голову.

— Ну, факт раздевания имел место, а затем мы заснули, отключились! Ничего не было, клянусь тебе!

«Факт раздевания». Какая странная формулировка, такая отстраненная… В Брук вскипела желчь, когда она представила голого Джулиана в постели с другой.

— Брук, ты слушаешь?

Он говорил, но Брук не слушала — опустив трубку, она взглянула на заставку экрана, откуда на нее смотрел Джулиан, прижимавшийся щекой к морде Уолтера.

Она сидела на кровати еще секунд десять или двадцать, глядя на лицо мужа и слушая его взволнованный голос, потом глубоко вздохнула, поднесла панель микрофона к губам и сказала:

— Джулиан, я вешаю трубку. Пожалуйста, не звони. Я хочу побыть одна.

Боясь потерять самообладание, она торопливо выключила телефон, достала аккумулятор и бросила все это в ящик прикроватной тумбочки. Хватит с нее на сегодня разговоров.

15. Не какая-нибудь плакса под душем

— Точно не надо к тебе заходить даже на пять минут? — спросила Мишель, разглядывая вереницу внедорожников с тонированными стеклами, растянувшуюся в обе стороны на целый квартал от подъезда Брук.

— Абсолютно, — ответила Брук, стараясь, чтобы голос звучал убедительно. За двухчасовую поездку на машине из Филадельфии в Нью-Йорк она подробно ввела брата с невесткой в курс дела, но когда они добрались до Манхэттена, супругов прорвало вопросами о Джулиане, на которые Брук не была готова отвечать.

— Давай мы поможем тебе зайти в подъезд, — предложил Рэнди. — Давно хочу набить морду папарацци.

Брук невесело улыбнулась:

— Спасибо, я справлюсь. Они, наверное, сидят здесь с самой «Грэмми» и уйдут не скоро.

Рэнди и Мишель скептически переглянулись.

— Я вам серьезно говорю, — настаивала Брук, — через три часа стемнеет, вам лучше отправляться сейчас. Я и глазом не моргну, когда они выскочат из машин, просто молча пройду в подъезд с гордо поднятой головой. Я даже не скажу «без комментариев».

Рэнди с Мишель, впервые оставив Эллу дома, собрались на свадьбу в Беркшире, планируя приехать чуть пораньше и погостить там пару дней. Брук украдкой посмотрела на впечатляюще плоский, подтянутый живот Мишель и изумленно покачала головой. Настоящее чудо, если учесть, что беременность изменила спортивную фигурку Мишель — теперь она стала плотной и коренастой, а разница между объемами груди, талии и бедер стерлась. Брук думала, на восстановление прежней формы у Мишель уйдут годы, но всего через четыре месяца после рождения Эллы молодая мамаша выглядела лучше, чем раньше.

— Ну ладно, — неохотно согласился Рэнди, приподняв брови, и спросил жену, не надо ли ей зайти к Брук и воспользоваться туалетом.

Брук сникла. Ей обязательно нужно было побыть одной хоть несколько минут, прежде чем придет Нола и снова начнутся вопросы.

— Нет, я пока не хочу, — отозвалась Мишель. Брук незаметно выдохнула с облегчением. — Если движение станет еще плотнее, нам, пожалуй, действительно лучше отправляться. Ты точно нормально дойдешь?

Брук широко улыбнулась и перегнулась через сиденье, чтобы обнять Мишель.

— Обещаю, все будет в порядке. Вы спите там подольше и пейте от души.

— Боюсь, как бы не отрубиться и не проспать всю свадьбу, — проворчал Рэнди и подставил Брук щеку для поцелуя.

Совсем рядом раздался оглушительный треск фотовспышек. Папарацци, стоявший на другой стороне улицы, заметил их первым, хотя Рэнди и остановился за целый квартал до подъезда. В темно-синем анораке с капюшоном и брюках из хлопка, фотограф совершенно не скрывал своих намерений.

— Ничего себе реакция! Как у снайпера! — восхитился Рэнди, высунувшись из окошка, чтобы получше все рассмотреть.

— Я его уже видела. Гарантия, что в ближайшие четыре часа в Интернете появится снимок, как мы целуемся, под заголовком «Брошенная жена времени не теряет — уже нашла себе любовника.

— А напишут, что я твой брат?

— Вряд ли. О твоей жене на пассажирском сиденье тоже не упомянут. Скорее, намекнут на секс втроем.

Рэнди невесело улыбнулся:

— М-да, Брук, сочувствую. Несладко тебе.

Она сжала его руку:

— Да не переживай ты за меня, отправляйтесь веселиться!

— Обязательно, — бросила она так фальшиво-весело, что даже сама удивилась. — Осторожнее за рулем! — Она махала вслед брату и его жене, пока их машина не свернула за угол. Затем Брук пошла прямо к подъезду, но не успела она сделать и десяти шагов, как другие папарацци, привлеченные первыми фотовспышками, выскочили из машин и сбились в горластую, беспокойную толпу, преградив ей путь.

— Брук! Почему вы не поехали ни на одну вечеринку после «Грэмми»?

— Брук, вы решили выгнать Джулиана?

— Вы знали, что у вашего мужа роман?

— Почему ваш муж еще не вернулся домой?

«Хороший вопрос, — подумала Брук. — Надо же, я и папарацци беспокоимся об одном и том же». Они кричали, тыча камерами ей в лицо, но она ни на кого не смотрела. С непроницаемым видом она открыла наружную дверь, сразу плотно прикрыв ее за собой, а потом отперла дверь в холл. Папарацци снимали ее, пока не закрылись дверцы лифта.

В квартире было неестественно тихо. Брук в глубине души надеялась, что Джулиан бросит все и прилетит домой для серьезного разговора. Она знала, что его дни забиты выступлениями и изменить график невозможно, — как супруга, она была в списке рассылки и ежедневно получала расписание его выступлений, информацию о контактах и переездах. Ей было прекрасно известно — после выступления на «Грэмми» Джулиан не в состоянии отменить ни одной пресс-конференции и приехать домой даже на пару дней раньше, и все равно вопреки логике она отчаянно желала его. Джулиан прилетает в аэропорт Кеннеди через два дня, в четверг утром, к началу очередного медиатура и для участия в нью-йоркских ток-шоу. Что будет дальше, Брук старалась не думать.

Она успела принять душ и попробовать разогретый в микроволновке попкорн, когда в дверь позвонили. Нола и Уолтер ворвались в крохотную прихожую, излучая счастье, и Брук впервые за несколько дней засмеялась, когда спаниель подпрыгнул на четыре фута и попытался лизнуть ее в лицо. Она подхватила Уолтера на руки. Пес повизгивал, как поросенок, и часто-часто лизал ей губы.

— От меня такого приветствия не жди, — брезгливо поморщилась Нола, но тут же крепко обняла подругу. Втроем с Уолтером они образовали живой вигвам.

Нола поцеловала Брук в щеку (Уолтер — в нос) и прошла в кухню, где налила водки с оливковым соком чуть выше кубиков льда в бокалах.

— Если то, что творится внизу, напоминает Лос-Анджелес, тебе не помешает глотнуть, — сказала Нола, подавая получившуюся мутную смесь Брук, и села на диван напротив. — Ну… Расскажешь, что случилось?

Брук вздохнула и отпила из бокала. «Огненная вода» обожгла ей горло и приятно согрела желудок. Ей не хотелось заново переживать унижение, и хотя Нола полна сочувствия, ей никогда не понять, какой была та ночь.

Поэтому она говорила о рое ассистенток, роскошном пентхаусе, золотом платье от «Валентино», рассмешила Нолу рассказом об охраннике из ювелирной фирмы Нила Лейна и похвасталась, какую ей сделали изумительную прическу и маникюр. О звонке Маргарет Брук сказала только, что руководство больницы кипятком писало, поскольку она действительно часто отпрашивалась, и махнула рукой, отпив водки, заметив смятение на лице Нолы. Она с готовностью дала подробный отчет о том, что представляет собой дефиле по красной ковровой дорожке («гораздо жарче, чем я думала; как-то упускаешь из виду, сколько там прожекторов») и как звезды выглядят вблизи («стройнее, чем на фотографиях, и почти всегда старше»). Она ответила на расспросы Нолы о Райане Сикресте («классный и очаровательный, но ты же знаешь, я его обожательница и апологет»), действительно ли красота Джона Майера^[34] привлекает женщин, как лампа мотыльков («по-моему, Джулиан красивее; кстати, сама видишь, красивый муж — не воробей, вылетит — не поймаешь»), и не смогла ответить, кто лучше — Тейлор Свифт или Майли Сайрус («я их до сих пор не различаю»). Сама не зная почему, Брук умолчала о встрече с Лайлой Лоусон, сцене в туалете и советах Картер Прайс.

Она не сказала Ноле, что была буквально раздавлена неожиданным увольнением. Не стала описывать, как странно держался Джулиан, рассказывая ей о снимках, — беспокоился исключительно о необходимости «купировать их воздействие» и «не отклоняться от основной темы», что показалось Брук обиднее всего. Она опустила ту часть, как они шли по красной дорожке под градом унизительных вопросов о скандальных фотографиях, а папарацци выкрикивали оскорбления в надежде, что они повернутся к камере. Как могла Брук объяснить кому-нибудь, что чувствовала, слушая «Прежде, чем он изменит» в исполнении Кэрри Андервуд, зная, что весь зал со скрытой усмешкой смотрит на них с Джулианом, и как не могла забыть выражение лица Кэрри, исполнявшей припев: «И когда он изменит снова, он изменит уже не мне».

Брук выбросила эпизод с истерикой в машине по дороге в аэропорт, оттого что Джулиан не бросился умолять ее остаться, не запретил ей уезжать, и не упомянула, как оскорбительны были его вялые, неискренние протесты. Брук не хотела признаваться, что поднялась на борт самолета последней, цепляясь за жалкую надежду, что Джулиан, как в каком-нибудь фильме, примчится в терминал и не отпустит ее. Уже сидя в салоне, глядя на мягко закрывшуюся дверь, Брук больше ненавидела мужа за мягкотелость и слабохарактерность, чем за дурацкую интрижку.

Договорив, она повернулась к Ноле:

— Ну что, хватит тебе подробностей?

Нола покачала головой:

— Брось, Брук. Выкладывай правду.

— Правду? — Брук засмеялась, но смех прозвучал глухо и жалко. — Правду можешь прочитать на восемнадцатой странице свежего «Ласт найт».

Уолтер запрыгнул на диван и положил морду хозяйке на колени.

— Слушай, но, может, есть какое-нибудь логическое объяснение?

— Знаешь, довольно сложно обвинять в подтасовках таблоиды, если муж все подтверждает.

На лице Нолы отразилось недоверие.

— И Джулиан признался?..

— Да.

Нола поставила свой бокал и уставилась на Брук. Та пояснила:

— Если хочешь дословно, он сказал: «Факт раздевания имел место». Типа он понятия не имеет, что случилось, но одежду они сняли.

— Боже мой…

— Заявляет, будто не спал с ней. Можно подумать, я этому поверю! — Запиликал сотовый, но Брук сбросила звонок. — Нола, у меня перед глазами картина, как они лежат голые! А самое худшее знаешь что? Она — ничтожество, смотреть не на что! Он ведь даже совратьне может, что перебрал и приударил за красоткой моделью. — Брук судорожно затрясла номером «Ласт найт». — Самая обыкновенная девица, а он провел с ней целый вечер, соблазнял, ухаживал. Неужели я поверю, что он с ней не спал?

Нола рассматривала свои колени.

— Пусть даже не спал, но все равно собирался! — Брук вскочила и принялась расхаживать по комнате. Она чувствовала себя вымотанной и взвинченной, ее переполняло отвращение. — У него или интрижка, или он ищет, кого бы трахнуть. Что я, дура такие вещи не понять?

Нола по-прежнему молчала.

— Друг друга практически не видим, а когда он приезжает, ссоримся. Сексом не помню когда занимались в последний раз. Звонит всегда с какой-нибудь тусовки, постоянно слышу голоса каких-то девок, музыку, а я даже не знаю, где он. Все время грязные слухи, сплетни. Да, знаю, брошенные жены обычно хотят, чтобы все было не так, как казалось, но это не мой случай. — Брук выдохнула и покачала головой. — Господи, мы в точности как мои родители. Я была уверена, что мы другие, и вот приплыли.

— Брук, тебе надо с ним поговорить…

Брук всплеснула руками:

— Да я сама очень хочу поговорить, но где он? Подкрепляется суши в Западном Голливуде перед очередным ночным ток-шоу? Ты хоть представляешь, как трудно закрывать глаза на тот факт, что если бы он захотел здесь быть, то приехал бы?!

Нола круговым движением взболтала остатки водки в бокале и словно задумалась над этими словами.

— А он может приехать? — наконец спросила она.

— Конечно, может! Он не президент, не хирург на «скорой» и не сажает сейчас космический корабль. Он же певец, Бога ради, когда он наконец это поймет?!

— Ну а когда он, возможно, появится?

Брук пожала плечами и почесала шею Уолтеру.

— Послезавтра. Учти, не из-за меня, а потому что у него Нью-Йорк по графику. Как видишь, распад семьи не заслуживает новой линии в маршруте.

Нола поставила бокал и повернулась к Брук.

— Распад? Неужели вы собираетесь разводиться?

Фраза повисла в воздухе.

— Я не знаю. Очень надеюсь, что нет, но не представляю, как мы теперь сможем жить вместе.

Брук старалась подавить приступ дурноты, то и дело подступавшей к горлу. При всех своих заявлениях в последние дни о необходимости «взять тайм-аут», «побыть одной» и «разобраться» она искренне не думала, что эта проблема станет для них непреодолимой.

— Нола, прости, но я тебя выгоняю. Мне надо поспать.

— Что?! Ты же безработная, тебе завтра не вскакивать в шесть утра!

Брук засмеялась:

— Благодарю за чуткость. Позволь напомнить, я не безработная. У меня по-прежнему двадцать часов в неделю в Хантли.

Нора налила себе еще немного водки и на этот раз не стала ее разбавлять.

— В Хантли тебе только днем. С какой стати ложиться сейчас?

— Ну, мне же надо пару часов порыдать в душе, найти в себе силу воли не искать в «Гугле» ту девицу из «Шато Мармон» и уснуть в слезах, когда я все-таки не выдержу и полезу в «Гугл». — Брук, конечно, шутила, но прозвучало это совсем невесело.

— Брук…

— Да я прикидываюсь! Я не какая-нибудь плакса, рыдающая под душем. И вообще предпочитаю ванну.

— Я не оставлю тебя в таком состоянии.

— Тогда спи на диване, а я лягу на кровати, Серьезно, Нола, все хорошо. Мне бы сейчас одной побыть. Мать вела себя шокирующе тактично, но не оставляла меня ни на секунду. Правда, времени мало было…

Ей пришлось еще минут десять убеждать Нолу уйти, но когда подруга наконец отчалила, Брук не испытала ожидаемого облегчения. Она приняла ванну, надела самую мягкую хлопковую пижаму и самый любимый уютный халат и легла на покрывало, перенеся в кровать ноутбук. Еще в самом начале совместной жизни они с Джулианом договорились не ставить в спальне телевизор — запрет автоматически распространился и на компьютеры, — но, учитывая, что муж не объявлялся, Брук решила,

Что вправе загрузить «27 свадеб» или что-нибудь еще, столь же мелодраматичное, сугубо женское и позволяющее на время забыть о неприятностях. Она даже подумала съесть мороженого, но решила все же не уподобляться Бриджит Джонс. Фильм оказался превосходным средством отвлечься, к тому же Брук не сводила глаз с экрана и не позволяла себе отвлекаться от сюжета. Но когда фильм закончился, она совершила большую ошибку. Даже две.

Первым кардинальным промахом стало решение прослушать сообщения на автоответчике. Тридцать три сообщения звучали почти двадцать минут, поскольку копились со дня церемонии «Грэмми». Перемена настроения после воскресенья, когда друзья и родственники звонили пожелать ей удачи, до сегодняшнего дня, когда почти каждое сообщение походило на соболезнование, поражала возражение. В основном сообщения были от Джулиана, включая шаблонное «я все могу объяснить»; мольбы и просьб в них было предостаточно, но ни в одном не прозвучало «я тебя люблю». По одному сообщению оставили Рэнди, отец, Мишель и Синтия, предлагая поддержку и всячески подбадривая; четыре в разное время надиктовала Нола, желавшая знать, что происходит, и рассказавшая новости об Уолтере, и одно от Хизер, консультанта из Хантли, с которой Брук встретилась в итальянской кондитерской. Остальные были от старых друзей, коллег (теперь уже бывших) и знакомых, причем каждое звучало так, будто кто-то умер. До прослушивания сообщений Брук плакать не хотелось, но по окончании у нее комок стоял в горле.

Вторым, возможно, худшим, дилетантским промахом было зайти на Facebook. Она догадывалась, что многие напишут восторженные отзывы о выступлении Джулиана, — не каждый день друзья по школе или университету выступают на церемонии «Грэмми», но вот чего Брук наивно не ожидала, так это водопада горячего сочувствия в свой адрес, от «ты сильная, ты справишься», как написала ей мать одной из подруг, до эмоционального «это лишний раз доказывает, что все мужики сволочи. Не волнуйтесь, миссис Олтер, мы за вас горой!!!» от Кайли. При других, менее унизительных, обстоятельствах Брук порадовалась бы участию, но сейчас сгорала от стыда: ее личная беда стала всеобщим достоянием. Брук не могла объяснить почему, но ей легче было представлять безымянные, безликие миллионы, рассматривающие фотографии ее мужа с девицей в «Шато Мармон»; когда же в курсе вся родня, подруги, коллеги по работе и просто знакомые, это чересчур. Почти невыносимо.

Двойной дозы амбиена, которую Брук профилактически приняла на ночь, оказалось достаточно, чтобы на следующий день она буквально спала на ходу, но не хватило, чтобы заснуть быстро и без сновидений. Утро и начало дня прошли как в тумане, который слегка развеивали Уолтер и неумолкавший телефон. Правда, Брук на звонки не отвечала. Если бы она не боялась потерять работу в Хантли, взяла бы больничный. А так пришлось встать под душ, съесть сандвич с арахисовым маслом и хлебом из цельной пшеницы и заранее двинуться к метро, чтобы не спеша добраться в Верхний Ист-Сайд к половине четвертого. К школе Брук подошла на пятнадцать минут раньше, полюбовалась увитым плющом фасадом и вдруг заметила слева от входа небольшую толпу.

Возле Хантли кучковались папарацци и, кажется, два репортера (один с микрофоном, другой с записной книжкой). Они взяли в кольцо миниатюрную блондинку в длинной, до каблуков, дубленке из стриженой овчины, с аккуратным пучком волос и брезгливым выражением лица. Жадные до новостей медиаакулы так увлеклись, что не заметили Брук.

— Нет, ничего личного сказать не могу. — Женщина отрицательно покачала головой, затем, послушав секунду, вновь ответила: — Нет, я с ней ни разу не общалась — моей дочери не требуется консультация по правильному питанию, но…

На долю секунды Брук остановилась послушать, что говорит о ней незнакомка.

— Думаю, я выражу всеобщее мнение, что внимание такого рода несовместимо с нормальной учебной обстановкой. Моя дочь должна думать об алгебре и игре в хоккей с мячом, а вместо этого она отвечает на звонки репортеров, которые просят ее прокомментировать информацию таблоида. Это неприемлемо. Вот почему родительский комитет потребовал немедленного увольнения миссис Олтер.

Брук замерла, ахнув. Женщина заметила ее, и плотное кольцо, окружавшее трех женщин — рядом с блондинкой в дубленке стояли еще две мамаши, — распалось, чтобы сомкнуться вокруг нее. Сразу посыпались вопросы:

— Брук, вы знакомы с женщиной на фотографиях?

— Брук, вы уходите от Джулиана? Вы с ним после субботы виделись?

— Что вы думаете по поводу требования родительского комитета вас увалить? Вы вините в этом своего мужа?

Кошмар повторялся, только на этот раз без роскошного платья, без мужа и без бархатного барьера, сдерживавшего свору журналистов. К облегчению Брук, охранник школы, крепкий как скала, несмотря на свои почти семьдесят лет и метр семьдесят роста, удержал репортеров на расстоянии вытянутой руки и заставил отступить, напомнив, что тротуар общий, а вот ступени и крыльцо — уже частная собственность. Брук посмотрела на него с благодарностью и быстро прошла в здание. Шокированная и возмущенная, злилась она в основном на себя: как можно было упустить из виду, что скандал не пройдет мимо Хантли?

Глубоко вздохнув, она пошла в свой кабинет на первом этаже. Роузи, администратор консультативной Программы, подняла глаза на Брук, когда та вошла в переднюю сьюта^[35], где находились комнаты консультантов — ее, Хизер и еще троих. Роузи славилась привычкой совать нос в чужие дела, и сегодняшний день обещал стать чем-то особенным. Брук внутренне приготовилась к неизбежным разговорам о фотографиях Джулиана, или о папарацци у входа, или обо всем сразу.

— Брук, привет. Скажете, когда разберетесь со всем этим… м-м… безумием. Ронда хочет зайти на несколько минут, пока вы не начали консультации. — Роузи говорила достаточно нервно, чтобы Брук встревожилась.

— Зайти? Случайно, не знаете зачем?

— Нет, — ответила Роузи, явно солгав. — Она просила сказать ей, как только вы придете.

— Хорошо, но можно, я хоть разденусь и прослушаю автоответчик? Две минуты мне дайте.

Она вошла в маленькое помещение, где были лишь стол, два стула и вешалка для одежды, и тихо прикрыла дверь. Через стеклянное окошко она видела, что Роузи подняла трубку и с кем-то говорит.

Буквально через полминуты в дверь постучали.

— Входите! — как можно приветливее сказала Брук — она уважала Ронду и искренне ей симпатизировала.

Визит начальницы не был чем-то необычным, но сегодня Брук ужасно хотелось свести все контакты к минимуму.

— Хорошо, что вы зашли, Ронда. Я хочу сообщить вам новость о Лизи Стоун, — начала Брук, надеясь сразу перевести разговор на одну из учениц, которую консультировала. — Как тренеру Демичеву вообще доверили девочек? Может, олимпийцы и питаются святым духом, простите за шутку, но еще немного, и он доведет своих подопечных до голодной смерти!

— Бру-ук, — сказала Ронда, протянув ее имя неожиданно долго, — это очень интересно, напишите мне служебную записку. Но я пришла поговорить о другом.

— Да? Что-нибудь случилось? — спросила Брук, заволновавшись.

— Боюсь, что да. Мне очень грустно вам это говорить…

Брук все поняла по лицу Ронды. Это не ее решение, заверила та, но она директор и отвечает перед многими людьми, в частности перед родителями, которые считают, что повышенное внимание к Брук плохо отразится на их детях. Все понимают, что она не виновата, что никому не сладко жить под прицелом фотокамер, поэтому ее просят взять отпуск — оплаченный, разумеется, — пока все не уляжется.

Когда Ронда поясняла: «Я надеюсь, вы понимаете — это только временно, это крайнее средство, к которому никто из нас не хотел прибегать, — Брук уже мысленно смирилась с увольнением. Она не намекнула Ронде, что не она, Брук, а как раз враждебно настроенная мамаша, дающая сейчас интервью у школьного крыльца, привлекает к Хантли излишнее внимание прессы. Она удержалась и не сказала директрисе, что никогда не упоминала названия школы ни в одном интервью и никогда не компрометировала своих пациенток, сообщая о деталях консультаций. Она просто переключилась в режим автоответчика, заверив Ронду — да, она понимает, что это не решение директора, да, она обязательно вернется, как только скандал утихнет. Меньше чем через час Брук, выйдя в переднюю с пальто в руках и сумкой на плече, наткнулась на Хизер.

— Ого, ты уже отсеялась на сегодня? Я завидую! — сказала та.

Брук почувствовала, как в горле растет комок.

— И не только на сегодня. На неопределенный срок.

— Я слышала, что случилось, — прошептала Хизер, хотя они были одни. Брук удивилась, но вспомнила, как быстро распространяются слухи, особенно в женской школе.

Брук пожала плечами:

— Ну что ж, этого следовало ожидать. Будь я мамашей, которая платит за ребенка сорок тысяч в год, мне бы не понравилось, что у дверей школы шныряют папарацци. Ронда говорит, к некоторым девочкам репортеры таблоидов обратились через Facebook, спрашивая, какая я в школе и что рассказываю о Джулиане, представляешь? — Брук вздохнула. — Если это правда, меня действительно необходимо уволить.

— Гадость какая! Законченные скоты… Брук, тебе бы с моей подругой поговорить. Помнишь, я рассказывала, ее муж победил в «Американском идоле»? Мало кто понимает, как тебе сейчас приходится, но Эмбер все это знает… — Хизер замолчала, словно испугавшись, что перешла границу допустимого.

Брук абсолютно не хотелось знакомиться с молоденькой подружкой Хизер из Алабамы и сравнивать горе-мужей, но она кивнула:

— Конечно, дай мне ее е-мейл, я напишу.

— О, не беспокойся, она сама тебе напишет, если ты не против.

Брук была против, но что она могла сказать? Ей хотелось побыстрее уйти.

— Ладно, пусть пишет, — разрешила она.

С вымученной улыбкой Брук помахала коллеге на прощание и быстро пошла к выходу. В коридоре ей попалась стайка девочек; одна окликнула ее по имени. Брук хотела притвориться, что не слышит, но не смогла. Она обернулась — к ней спешила Кайли.

— Миссис Олтер, вы куда? У нас же сегодня консультация! Говорят, у дверей толпа репортеров!

Брук посмотрела на девочку: та, как обычно, нервно накручивала мелко вьющиеся пряди на пальцы. Почему-то она почувствовала себя виноватой перед ней.

— Привет, Кайли. Знаешь, меня, наверное, некоторое время не будет. — Заметив, что у неспешно прибавила: — Это ненадолго. А ты отлично выглядишь.

— Но, миссис Олтер, как же я теперь…

Брук наклонилась к самому уху Кайли, чтобы никто не мог их расслышать.

— А ты и без меня справишься, — сказала она, как ей казалось, с ободряющей улыбкой. — Ты сильная, здоровая и лучше других знаешь, как о себе позаботиться. Ты не только стала здесь своей, но и получила одну из главных ролей в вашей постановке! Отлично выглядишь, отлично себя чувствуешь… Черт, я не знаю, что еще можно для тебя сделать!

Кайли улыбнулась, и они обнялись.

— Я никому не скажу, что вы чертыхаетесь! — пообещала она.

Брук шутливо шлепнула девочку по руке и через силу улыбнулась:

— Звони, если что-то понадобится. Учти, так просто ты от меня не избавишься. Я скоро вернусь, хорошо? — Кайли кивнула, и Брук с трудом сдержала слезы. — Обещай мне — никаких больше дурацких слабительных. Мы с этим покончили, ясно?

— Ясно, — улыбнулась Кайли.

Брук кивнула ей и направилась к выходу. Решительно пройдя мимо кучки особенно упорных папарацци, которые, заметив ее, моментально впали в раж и оглушили воплями и вопросами, она не замедляла шаг, пока не добралась до Пятой авеню. Проверив, не следят ли за ней, Брук принялась ловить такси — безнадежное занятие в четыре часа дня. Когда мимо нее проехало не менее двадцати машин, она села в автобус-экспресс на Восемьдесят шестой улице и доехала до своего поезда, где ей удалось найти свободное место в последнем вагоне.

Закрыв глаза, она откинула голову, не заботясь о том, что касается волосами стены, о которую терлось несчетное число грязных, сальных затылков. Вот, оказывается, каково это — быть уволенной не один, а два раза за одну неделю. Брук стало нестерпимо жаль себя, но тут она открыла глаза и увидела Джулиана, улыбающегося с рекламного плаката.

Это была очень хорошо знакомая ей рекламная фотография на фоне обложки дебютного альбома «Ушедшему», но в метро Брук она еще не попадалась. Интересно — с любого ракурса Джулиан смотрел прямо в глаза зрителю. Вот ведь ирония судьбы — нигде не появляясь с женой, он ехал с ней в метро. Брук пересела в противоположный конец вагона, где рекламировались только услуги стоматологов и курсы английского для иностранцев. Украдкой оглянувшись на Джулиана, она ощутила раздражение. Как бы она ни поворачивалась и ни наклоняла голову, он с улыбкой смотрел прямо на нее, демонстрируя знакомые ямочки на щеках, и Брук почувствовала себя совсем несчастной. На следующей станции она перешла в другой вагон, подальше от мужа.

16. Бойфренд с виллой и ребенком

— Брук, если ты ничего не слышала из того, что я сказал, пожалуйста, пойми главное: я считаю, что за нас стоит бороться. — Джулиан подался к ней и взял ее руку в свои. — Я буду бороться за наш брак.

— Сильное начало, — кивнула Брук. — Хорошая формулировка.

— Ру, ну перестань, я серьезно!

В ситуации не было ничего смешного, но ей ужасно хотелось хоть немного поднять себе настроение. Джулиан только что пришел домой, и вот уже целых десять минут они держались как чужие — вежливо, предупредительно, осмотрительно и совершенно отстраненно.

— Я тоже, — тихо сказала она. Он ничего не ответил, и она спросила: — Почему ты не приехал раньше? Я знаю, у тебя обязательства перед масс-медиа, но ведь уже четверг. Или для тебя все это не важно?

Джулиан с удивлением взглянул на нее:

— Как ты могла такое подумать, Ру? Мне нужно было время подумать. Все произошло слишком быстро… Казалось, все на глазах разваливается…

Чайник запел. Брук знала: Джулиан не захочет лимонно-имбирного чая, который она заваривала для себя, но выпьет чашку простого зеленого, если ему приготовить. Она ощутила крошечную волну удовлетворения, когда он с благодарностью принял кружку и отпил глоток.

— Не могу тебе передать, как я сожалею, — начал он, обхватив чашку ладонями. — Подумать только, что ты испытала, когда увиде…

— Дело не в фотографиях! — повысила голос Брук сильнее, чем хотела. Помолчав несколько секунд, она продолжала: — Да, они чудовищные, оскорбительные для меня, позорящие, но то, что у кого-то появилась возможность сделать такие снимки, задевает меня куда сильнее.

Джулиан опять промолчал, и она задала очередной вопрос:

— Так что за фигня произошла той ночью?

— Ру, я тебе говорил: это была глупая ошибка, такое случилось единственный раз, и секса с ней у меня не было… И вообще ни с кем, — поспешно прибавил он.

— А чем же вы занимались?

— Я не помню. За ужином собралась большая компания, постепенно все стали расходиться, и, как я понимаю, к ночи мы с ней остались за столом одни.

Брук замутило от слов из уст родного мужа «мы с ней».

— Я даже не знаю, кто она и откуда взялась…

— Об этом не волнуйся, — съязвила Брук. — Это тебе теперь любой расскажет. Дженелл Мозер, двадцать четыре года, из маленького городка в Мичигане. Приезжала в Лос-Анджелес на девичник своей подруги, собравшейся замуж. А вот как она попала в «Шато Мармон», действительно загадка.

— Я ее не…

— На случай если тебе интересно, хотя ты об этом и без «Ласт найт» знаешь, — персонажи подлинные, это не фикция.

Джулиан вздохнул.

— Я слишком много выпил, и она предложила проводить меня в бунгало. — Он замолчал и провел пальцами по волосам.

— А потом?

— Мы целовались, а потом она сняла платье — будто спать собралась, не стесняясь и не придумывая предлогов. От этого я сразу протрезвел и велел ей одеться. Она оделась и начала плакать, говорила, как ей неловко и стыдно. Я попытался ее успокоить, мы что-то пили из мини-бара — я, правда, не помню что, а потом я проснулся одетый, а ее уже не было.

— Она ушла? А ты просто отключился?

— Ушла. Ни записки, ничего. Пока ты не сказала, я и имени ее не вспомнил.

— Ты хоть понимаешь, что в это верится с трудом?

— Она разделась, но я-то не раздевался! Брук, я не знаю, что тебе еще сказать и как тебя убедить, но клянусь твоей и моей жизнью и жизнями тех, кто нам дорог: это правда, все так и было!

— Но почему ты это сделал? Почему пригласил ее в бунгало и целовал? — спросила Брук, не глядя на мужа. — Почему именно ее?!

— Не знаю. Я же сказал: слишком много выпил, перестал соображать, чувствовал себя одиноким. — Он замолчал и потер виски. — Год очень тяжелый, Брук. Такая занятость, такое напряжение, сплошные разъезды, мы толком не видимся. Это, конечно, не оправдание, я понимаю, что облажался, — поверь, еще как понимаю! — но, пожалуйста, поверь, я в жизни ни о чем так не сожалел, как о той ночи.

Брук обхватила плечи руками, не в силах унять дрожь.

— Ну и что нам теперь делать, Джулиан? Не только с этим, а вообще со всем? С тем, что мы практически не видимся, живем каждый своей жизнью? Как нам с этим справиться?

Джулиан придвинулся к Брук и попытался обнять, но она словно окаменела.

— Мне больно видеть, как тебе тяжело, но ведь мы оба этого хотели, — напомнил он.

— Хотели, да, и я искренне за тебя счастлива. Но это не мой успех, не моя жизнь. Это даже не наша жизнь. Она только твоя.

Джулиан хотел возразить, но Брук жестом остановила его.

— Я не представляла, чем все обернется, ничего подобного не предполагала, когда ты пропадал в студии с утра до вечера, записывая альбом. При всем твоем таланте и везении шанс был один на миллион, но тебе повезло, ты поймал свою синюю птицу!

— В самых безумных и диких кошмарах я себе такого не представлял…

Брук глубоко вздохнула и сказала то, о чем думала уже три дня:

— Боюсь, я не смогу так продолжать.

Повисла долгая пауза.

— Что ты говоришь?! — воскликнул Джулиан, когда, казалось, прошла целая вечность. — Брук, что ты говоришь?!

Брук заплакала. Не истерически, судорожно рыдая, а тихо, безнадежно всхлипывая.

— Я не знаю, как так можно жить. Не знаю, как к этому привыкнуть, да я и не хочу привыкать. Раньше было тяжело, но теперь, после такого… Теперь это будет повторяться снова и снова.

— Ты — моя единственная любовь, Брук. Ты мой лучший друг. Тебе не надо ни подо что подстраиваться — сделаем все, как ты захочешь.

— Нет. — Брук вытерла щеку тыльной стороной ладони. — Обратного пути нет.

Джулиан вдруг показался ей очень усталым.

— Так будет не всегда, — сказал он.

— Что за ерунда — не всегда? Что изменится после второго альбома? А после третьего? А если тебя отправят в международный тур и ты будешь отсутствовать месяцами, как нам тогда быть?

До Джулиана наконец дошло — он сидел, чуть не плача.

— Это мезальянс. — Брук чуть улыбнулась и смахнула слезинку. — Такие, как ты, не женятся на таких, как я.

— О чем ты? — устало, опустошенно спросил он.

— Ты прекрасно знаешь, Джулиан. Ты теперь знаменитость, а я никто.

Они сидели и смотрели друг на друга десять секунд, полминуты, минуту. Сказать больше было нечего.

Когда полторы недели спустя утром в субботу в квартиру постучали, Брук решила, что это управляющий наконец пришел пробивать засорившийся душевой слив. Бросив взгляд на свои вылинявшие, в пятнах, спортивные штаны и рваную футболку, она решила — придется мистеру Финли это пережить, и с деланной улыбкой открыла дверь.

— Господи! — ужаснулась Нола, смерив Брук взглядом. Ощутив неприятный запах в квартире, она поморщилась: — Меня сейчас вырвет!

Подруга, как обычно, выглядела изумительно в сапогах на шпильках поверх узких темных джинсов, в обтягивающей кашемировой водолазке и дорогом пуховом пальто, в котором отчего-то казалась тоненькой и стильной — в отличие от многих других, напоминающих чучело, завернувшееся в спальный мешок. Щеки ее раскраснелись от холода, а волнистые светлые волосы, спутанные ветром, выглядели особенно сексуально.

— Неужели обязательно заявляться ко мне при полном параде? — спросила Брук, в свою очередь, оглядывая подругу с ног до головы. — Как ты вообще вошла в подъезд, интересно?

Нола протиснулась мимо нее, «бросила пальто и села в гостиной на диван, с брезгливой гримасой отпихнув грязную тарелку — там белели окаменевшие остатки хлопьев в молоке.

— У меня есть ключ, я же выгуливала Уолтера. М-да, все еще хуже, чем я думала.

— Нола, не начинай, я не хочу ничего слушать. — Брук налила себе апельсинового сока и осушила стакан одним глотком, не предложив подруге. — Может, тебе уже пора?

Нола фыркнула:

— Поверь, я бы не против, но — нет. Сегодня мы с тобой выберемся в город вместе.

— Черта с два, я никуда не пойду. — Брук собрала немытые волосы в хвост и опустилась в маленькое кресло напротив дивана, которое они с мужем купили на «блошином» рынке в Нижнем Ист-Сайде, когда Джулиан заявил — бархат клюквенного цвета напоминает ему волосы жены.

— Еще как пойдешь. Слушай, я не знала, что у тебя такая депрессуха. Мне надо забежать в офис на пару часиков. — Нола взглянула на часы. — Но потом я вернусь, и мы пойдем на ленч. — Брук открыла рот, чтобы запротестовать, но Нола не дала ей и слова сказать. — Во-первых, приберись и ликвидируй свалку. Во-вторых, вымойся. Ты будто собралась на кастинг на роль жалкой отвергнутой любовницы.

— Спасибо, ты умеешь поддержать.

Нола подцепила двумя пальчиками контейнер из-под мороженого «Хааген-Дац» и протянула Брук с выразительным взглядом.

— Возьми себя в руки, слышишь? Займись уборкой. Я приду часа через три. Если не послушаешь меня, ты мне больше не друг.

— Нола… — заныла Брук, но на самом деле она уже сдалась.

Подруга встала и направилась к двери:

— Я скоро вернусь. Ключ при мне, не вздумай сбежать или спрятаться. — И она ушла.

Узнав о вынужденном отпуске в Хантли и выдержав трудный разговор с Джулианом, Брук улеглась в постель и отказалась от общения с внешним миром. Она перечитывала накопившиеся выпуски «Космо», пинтами ела мороженое, выпивала по бутылке белого вина за ночь и снова и снова смотрела сериал «Частная практика» на ноутбуке. При этом она испытывала какое-то мазохистское удовольствие — так долго валяться в постели и баловать себя ей не приходилось со времен первого семестра в Корнелле, когда она на целых пять недель (в зимние каникулы!) свалилась с мононуклеозом. Но Нола была права — пора встать и привести себя в порядок. Брук уже начинала испытывать к себе отвращение.

Не поддавшись искушению снова лечь в кровать, она натянула старые флисовые тренировочные брюки и кроссовки и устроила себе трехмильную пробежку вдоль Гудзона. Вторая Неделя февраля выдалась необычно теплой, серая кашица, оставшаяся от снегопада на прошлой неделе, растаяла. Переполняемая энергией, гордясь своей волей, Брук приняла горячий душ, после чего позволила себе двадцать минут понежиться под одеялом, высушив волосы феном и прочитав пару глав из книжки. А потом приготовила здоровый завтрак: глубокую тарелку нарезанных фруктов, четверть чашки творога и поджаренную булочку из муки грубого помола с зернами. Только после этого у нее появились силы навести порядок в квартире.

Генеральная уборка заняла три часа и помогла Брук встряхнуться лучше, чем все прочие способы. Впервые за несколько месяцев она пылесосила, вытирала пыль, драила полы, всякие поверхности и ванную. Она сложила одежду в своем ящике, полностью проигнорировав ящик Джулиана, выбросила из общего шкафа старье и то, что, они давно не носили, навела порядок в шкафу в коридоре, где висели пальто, и в ящиках письменного стола и наконец — спустя целую вечность — поменяла картридж в принтере, позвонила в «Веризон» сообщить об ошибке в счете и решила непременно записаться на ежегодный осмотр у гинеколога, записать к дантисту себя и Джулиана (несмотря на обиду, она вовсе не хотела, чтобы у мужа появился кариес), а Уолтера показать ветеринару, чтобы узнать, не пора ли снова делать прививки.

Чувствуя себя богиней организованности и эффективности, ровно в три часа она распахнула дверь, услышав стук, и приветствовала Нолу широкой улыбкой.

— Вау, ты снова похожа на человека! — восхитилась та. — Губы, что ли, накрасила?

Брук кивнула, довольная реакцией подруги.

— Впечатляет! — присвистнула Нола. — Должна признаться, я не возлагала на тебя больших надежд и рада, что ошиблась. — В шкафу в коридоре она нашла короткое черное пальто и протянула Брук: — Пошли, вспомнишь, как там на улице.

Брук спустилась вниз, вслед за Нолой забралась на заднее сиденье такси, и вскоре они уже сидели за длинным столом в «Кукшопе», одном из их излюбленных бранч-кафе в западном Челси. Нола заказала им по кофе и «Кровавой Мэри» и настояла, чтобы Брук сделала по три глотка из чашки и бокала, прежде чем начнет говорить.

— Ну вот, — мягко сказала она, когда та подчинилась. — Правда, другое дело?

— Да, — подтвердила Брук, вдруг остро захотев заплакать. Она проревела всю неделю — слезы лились по любому поводу. Сейчас она заметила пару примерно ее возраста, взявшую французский тост на двоих. Они шутливо воевали за каждый кусок, притворяясь, что схватят тост, прежде чем другой воткнет в него вилку, смеялись и смотрели друг на друга тем особенным взглядом, который можно перевести как «во всей вселенной есть только ты и я». Таким взглядом Джулиан теперь смотрит на случайных знакомых в гостиничных номерах.

Брук сразу представила Джулиана с Дженелл, обнаженных, обнимающихся, страстно целующихся. Он нежно засасывает ее нижнюю губу, как делал когда-то с…

— Ты что? — спросила Нола, накрыв ладонью руку Брук.

Она пыталась сдержать слезы, но не смогла. Почти сразу горячие крупные капли побежали по щекам, и хотя она не всхлипывала, не задыхалась и не содрогалась от рыданий, ей казалось, соленый водопад никогда не остановится.

— Извини, — жалобно сказала она, осторожно вытирая щеки салфеткой.

Нола пододвинула к Брук «Кровавую Мэри»:

— Давай еще глоточек. Вот так. Это нормально, милая. Не держи в себе.

— Извини, такое позорище, — прошептала Брук. Оглянувшись, она с облегчением вздохнула — никто на них не смотрел.

— Ты расстроена, это естественно, — сказала Нола как никогда мягко. — Ты с ним давно говорила?

Брук тихо высморкалась, застыдившись, что очищает нос в ресторанную льняную салфетку.

— Позавчера вечером. Он был в Орландо, кажется, на каком-то мероприятии Диснейленда. Собирается на неделю в Англию. Платное выступление или музыкальный фестиваль, я не знаю.

Нола сжала губы.

— Я сама сказала ему, что нам нужно время, Нол. Попросила его уйти и настояла, что нам нужно побыть врозь, чтобы разобраться в ситуации. Он ушел лишь потому, что я попросила, — добавила Брук, не понимая, почему до сих пор защищает Джулиана.

— И когда вы увидитесь? Его величество снизойдет заехать домой после Англии?

Брук не отреагировала на намек.

— После Англии он будет в Нью-Йорке, но домой не заедет. Я велела ему останавливаться где-нибудь в другом месте, пока мы не поймем, что между нами происходит.

Приблизившийся официант, к счастью, совершенно не обращал внимания на посетительниц. Когда он принял заказ и ушел, Нола поинтересовалась:

— Так о чем позавчера шла речь? Договорились о чем-нибудь?

Бросив в рот кубик сахара, Брук наслаждалась ощущением тающей сладости на языке.

— Ага, договорились до ссоры из-за свадьбы Трента.

— Джулиан решил в последнюю минуту отказаться и не приезжать на церемонию из уважения к Тренту и Ферн. Считает, мы испортим им праздник, затмив жениха и невесту, а сам просто не хочет лишний раз появляться перед родней и старыми друзьями. Теоретически я могу понять — натянутые отношения, то-се, но на каком-то этапе пора это перебороть, все-таки двоюродный брат женится.

— И в результате?

Брук вздохнула:

— Он звонил Тренту и делился опасениями, но я считаю, что в итоге он не поедет.

— Ну и слава Богу. Тебе сейчас только чужой свадьбы не хватало.

— Нет, я поеду. Одна, если придется.

— Брук, это просто нелепо. Для чего такие жертвы?

— Потому что существуют нормы поведения! Нельзя не приехать на свадьбу родственника, отказавшись буквально накануне без веской причины! Мы с Джулианом вообще не познакомились бы без Трента, я считаю, можно и поднапрячься.

Допив кофе, Нола размешивала молоко.

— Не знаю, что это — смелость, отвага или жуткая глупость. Подозреваю, что все вместе.

Слезы снова подступили к глазам, на этот раз, когда Брук подумала, что на свадьбу Трента придется идти одной, но она взяла себя в руки.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом — о тебе, например. Мне необходимо отвлечься.

— Хм… о чем же нам поговорить? Давай подумаем, — ухмыльнулась Нола. Она явно ждала вопросов.

— Что? — встрепенулась Брук. — Вернее, кто?

— На следующей неделе в пятницу я еду на Тёркс и Кайкос^[36]. На весь уик-энд.

— Неужели? Ничего себе! Только не говори, что по работе! Господи, я выбрала не ту профессию!

— Не по работе. На отдых. Для секса. Я еду с Эндрю.

— О, он уже Эндрю? Это по-взрослому. Стало быть, у вас все серьезно?

— Нет, с Дрю я рассталась. Эндрю — это тот, из такси.

— Слушай, хватит!

— Что — хватит, я серьезно!

— Ты встречаешься с парнем, с которым трахалась на заднем сиденье через пять минут после знакомства?

— Ну и что тут такого?

— Ничего такого, просто это невероятно. Ты единственная женщина на планете, которой это удалось. Такие парни не перезванивают.

Нола лукаво улыбнулась:

— А я дала ему хороший повод позвонить на следующий день. И через день. И через два дня.

— Он тебе нравится? О Господи, да! Ты покраснела! Невероятно — ты краснеешь из-за мужчины! Замри, сердце, замри!

— Ладно-ладно, нравится. Подумаешь… Я им увлеклась, надолго — не знаю. А еще больше мне нравятся острова Тёркс и Кайкос.

При появлении официанта они замолчали. Им принесли китайский салат с курицей. Нола принялась за него с аппетитом, а Брук бесцельно гоняла куски по тарелке.

— Ладно, рассказывай, как это получилось. Однажды ночью вы лежали в постели, и он сказал: «Давай, что ли, съездим куда-нибудь»?

— Почти. У него вилла в Амане. Он регулярно вывозит туда сына.

— Нола, негодница! И ты от меня это скрыла?

Нола притворилась непонимающей:

— Что я скрыла?

— Что у тебя бойфренд с виллой и сыном.

— Не знаю, можно ли назвать его бойфрендом…

— Нола!

— Мне с ним легко. И интересно. Я пытаюсь не думать об этом слишком много, да и у тебя столько всего происходит…

— Выкладывай!

— Ну, зовут его Эндрю, это ты знаешь. Каштановые волосы, прекрасно играет в теннис, любит есть гуакамоль…

— Даю еще десять секунд.

Нола потерла руки и немного попрыгала на сиденье.

— Так прикольно тебя мучить…

— Девять, восемь, семь…

— Ладно. Ростом он примерно сто шестьдесят пять, в хорошие дни — все сто семьдесят; пресс у него такой рельефный, что я скорее пугаюсь, чем любуюсь. По-моему, его рубашки и костюмы сшиты на заказ, но голову на отсечение не дам. Играл в гольф в сборной колледжа, потом основал интернет-компанию, сделал ее общественной и удалился от дел в двадцать девять лет, хотя по-прежнему занимается консалтингом или как его там. Живет в особняке в Верхнем Ист-Сайде, чтобы быть поближе к сыну. Пацану шесть лет, живет с мамой. Еще у Эндрю квартира в Лондоне и вилла на острове. И он абсолютно, нереально неутомим в постели.

Брук схватилась за сердце, изображая, что падает в обморок прямо на стол.

— Врешь! — простонала она.

— Насчет чего?

— Насчет всего.

— Нет, — улыбнулась Нола. — Все правда.

— Я хочу за тебя порадоваться, очень хочу, но не могу забыть о собственной катастрофе.

— Ну, ты не забывай, что ему сорок один, разведен и с ребенком. Не совсем принц из сказки. Хотя человек очень хороший.

— Ну, если он не станет бить тебя или сына, что в нем плохого? Ты уже матери рассказала? Она может скончаться на месте.

— Шутишь, что ли? Представляю себе ее реакцию: «Что я тебе говорила, Нола? Влюбиться в богатого не сложнее; чем в бедного…» Фу, как представлю ее радость, противно становится.

— Ладно, что бы там ни было, я считаю, из тебя получится хорошая мачеха. Тебе сам Бог велел, — мечтательно продолжала Брук.

— Я даже не стану это комментировать!

Уже темнело, когда они вышли, Нола хотела поймать такси, но Брук обняла ее и сказала:

— Я пройдусь пешком.

— Да ты что, это же моветон! Ты хоть на метро поезжай!

— Нет, я люблю ходить. — Она взяла Нолу за руку. — Спасибо, что вытащила меня, Нол. Мне требовался пинок для старта, и я рада, что его дала мне ты. Хватит с меня дома сидеть. Очень рада за тебя с твоим любовником из такси.

Нола поцеловала ее в щеку и заняла заднее сиденье в подъехавшей машине.

— Я тебе позвоню! — крикнула она, отъезжая. Брук снова осталась одна. Она шла по Десятой авеню, задержавшись, чтобы посмотреть, как играют собаки на маленькой собачьей площадке на Тридцать третьей улице, затем срезала дорогу по Девятой и вернулась на пару кварталов, чтобы угоститься в «Биллис» кексом «Красный бархат» и чашкой кофе. К дому Брук подошла уже под дождем; пальто промокло, сапоги покрылись привычной в городе смесью соли, грязи и мокрого снега, поэтому она разделась в коридоре и завернулась в фиолетовый кашемировый плед, который мать связала много лет назад. Суббота, шесть часов, а у нее нет планов ни на вечер, ни, хуже того, на завтрашнее утро. Одинокая. Безработная. Свободная.

Уолтер свернулся калачиком и прижался к ее ноге. Брук открыла ноутбук и проверила почту. Ничего интересного, кроме письма от некой Эмбер Бейли. Имя показалось Брук смутно знакомым. Она открыла письмо и начала читать.

«Здравствуйте, Брук!

Вам обо мне говорила Хизер, по крайней мере должна была сказать, надеюсь, что не забыла! Конечно, в последнюю минуту не приглашают, и вам сейчас, наверное, меньше всего на свете хочется куда-то идти, но завтра вечером у нас встреча друзей Я немного расскажу об этом, если вам интересно. В общем, соберется компания замечательных женщин, моих знакомых, и у каждой есть… ну, выразимся так — опыт знакомства или брака со знаменитостью.

Вечеринка совершенно неформальная, мы собираемся где-то раз в два месяца и отрываемся вволю! Не хотите прийти? К восьми вечера, на Двенадцатую улицу, дом 128. Приходите, не пожалеете — будет весело!

Обнимаю, Эмбер Бейли».

Если не считать небольшого перебора с восклицательными знаками, письмо было очень милым. Брук перечитала его и, не позволяя себе придумать тысячу и одну причину для отказа, нажала кнопку «Ответить» и напечатала:

«Дорогая Эмбер!

Спасибо за приглашение, это просто то, что доктор прописал. Встретимся завтра.

Всего наилучшего,

Брук».

— Не знаю, на что нарвусь, Уолтер, но делать все равно нечего. — Она закрыла ноутбук и подтянула спаниеля на колени. Он смотрел на хозяйку, часто дыша, свесив набок длинный розовый язык.

Вдруг он подался вперед и лизнул ее в нос.

— Спасибо, друг, — сказала она, целуя пса. — Я тебя тоже люблю.

17. Старина Эд питал слабость к проституткам

Проснувшись утром, Брук увидела, что уже полдесятого. Она в ужасе вскочила — и тут же вспомнила, что никуда не надо спешить. Ситуация была, конечно, неопределенной и далекой от совершенства, но Брук твердо решила не делать из этого трагедию. У нее существовал план дел на день — первый шаг к упорядочиванию жизни, а четкий график в этих делах незаменим, как пишут в «Гламуре» в статьях про безработных.

Первым пунктом «гламурного» алгоритма действий значилось: «Сначала сделай все неприятные дела». Поэтому, даже не переодев ночную рубашку, Брук заставила себя взять телефон и позвонить Маргарет. Она знала: бывшая начальница только что закончила планерку и вернулась в кабинет составлять расписание на следующую неделю. Как и ожидалось, трубку взяли на первом звонке.

— Здравствуйте, Маргарет, это Брук Олтер.

Сердце в груди бухало так, что трудно было говорить.

— Брук! Рада слышать. Как дела?

В вопросе не было подтекста — Маргарет просто поддерживала разговор, но Брук на секунду запаниковала. Она имеет в виду Джулиана? Или ситуацию с той девицей из «Шато Мармон»? Или с тем, что пресса пишет об их браке?

— Все хорошо, — сказала она, сразу почувствовав себя по-дурацки. — А как у вас?

— Справляемся, руководим понемногу. Вот, провожу собеседования с кандидатами на твое место. Должна сказать, Брук, мне жаль, что так вышло.

Брук немного воспрянула духом. Неужели Маргарет намекает, что можно попроситься назад? Брук готова была умолять, чтобы ее взяли обратно, сделать что угодно, согласиться буквально на все, лишь бы доказать Маргарет свою полезность. Но нет, если бы в больнице были заинтересованы в ее услугах, то вообще не увольняли. «Веди себя естественно. Скажи, зачем звонишь, и повесь трубку».

— Маргарет, я знаю, что вряд ли вправе просить вас об услуге, но не могли бы вы иметь меня в виду, если появятся какие-то вакансии? Не в больнице, конечно, но если вы узнаете, что где-то требуется…

— Хорошо, Брук, — помолчав, сказала Маргарет. — Я учту. Если что-то будет, позвоню.

— Спасибо вам огромное! Я хочу как можно скорее вновь приступить к работе. Уверена, что карьера моего мужа больше не будет мешать мне выполнять свои обязанности.

Несмотря на естественное любопытство, Маргарет не задала ни одного вопроса. Они еще поговорили минуту-другую и попрощались. Брук вздохнула с облегчением — неприятное дело номер один осталось позади.

Неприятное дело номер два — позвонить свекрови и узнать, как ехать к Тренту, — обещало быть куда сложнее. После церемонии «Грэмми» миссис Олтер названивала почти каждый день и долго объясняла невестке, что означает быть великодушной и лояльной женой. Монологи включали яркие примеры неверности доктора Олтера (от флирта с целым штатом секретарш в приемной и медсестрами до отъезда на выходные без жены и «бог знает чего еще») и подчеркивали нечеловеческое терпение Элизабет Олтер и ее тонкое понимание мужской натуры. Расхожие фразочки типа «мужики есть мужики» и «за успехом всякого мужчины стоит женщина», которыми были пересыпаны пламенные речи свекрови, давили как прессом. С другой стороны, Брук и за тысячу лет не догадалась бы, что той не все равно, разведутся они, останутся вместе или вообще провалятся в тартарары. К счастью, Брук попала на автоответчик и оставила сообщение с просьбой выслать ей по электронной почте точный адрес и маршрут, так как онане сможет ответить на звонок до конца дня.

Она уже собиралась перейти к следующему пункту плана, когда зазвонил сотовый.

— Нея! Привет! Как твои дела?

— Брук, у меня хорошая новость: мы с Роаном Точно переезжаем в Нью-Йорк. К лету уже будем там.

— Быть не может! Здорово! Что, Роан получил предложение от нью-йоркской фирмы? — Брук уже обдумывала массу прекрасных возможностей: какое они название дадут компании, как будут набирать первых клиенток, идеи для рекламы. Вот и еще на шаг приблизилась к мечте!

— Вообще-то предложение получила я. Одна моя знакомая согласилась заменить диетолога, которая ушла в декрет, но у нее самой заболела мать, требуется постоянный уход, и она предложила место мне. Угадай, где?

Брук была уверена, что Нея будет работать на Гвинет, Хайди или Жизель^[37], и заранее расстроилась из-за срыва планов на совместную частную практику.

— Не знаю. Где?

— В «Нью-Йорк джетс»^[38], представляешь?! Я буду диетологом команды на сезон 2010/11-го! Ничего не знаю о питании трехсотфунтовых полузащитников, но всему научусь.

— Нея, это уникальная возможность! — искренне сказала Брук. Если бы ей самой подвернулось что-то подобное, бросила бы все остальное не моргнув глазом.

— Ой, так волнуюсь! А Роана надо было видеть: первое слово на мою новость — «Билеты!». Он уже распечатал расписание игр и повесил на холодильнике.

Брук засмеялась:

— Представляю, как ты, такая малышка, идешь по раздевалке с клипбордом и мегафоном и выбиваешь биг-маки и жареную курятину из ручищ этих верзил.

— Ага, и говорю: «Простите, мистер-звезда-НФЛ-зарабатывающий-восемьдесят-триллионов-в-год, попрошу вас завязать с этим сиропом к попкорну, а то в нем фруктоза зашкаливает!» Мечта детства!

Через несколько минут Брук попрощалась с Неей с ощущением, что кругом у всех сплошь карьерные взлеты, а у нее черная дыра. Значит, совместной частной практики им не открыть. Почти сразу сотовый зазвонил снова — видимо, подруга забыла что-то рассказать. Нажав кнопку, Брук весело сказала:

— Прикинь, а вдруг они с тобой драться начнут?

В трубке кто-то кашлянул, и прозвучал мужской голос:

— Это Брук Олтер?

На долю секунды Брук, без всяких на то оснований, поверила, что ей звонят сказать «Произошла ужасная авария с трагическим исходом», — или что Джулиан тяжело заболел, или…

— Брук, это Арт Митчелл из журнала «Ласт найт». Я хотел спросить, не будет ли у вас комментариев по поводу утренней статьи в «Шестой странице»?

Брук едва не завизжала в трубку, но у нее хватило самообладания дать отбой. Дрожащей рукой она положила мобильный на кофейный столик. Никто, кроме родни и самых близких подруг, не знал ее номер. Как это могло произойти?

Впрочем, она недолго ломала над этим голову; схватив ноутбук, Брук набрала адрес «Шестой страницы». Действительно, там, занимая почти весь монитор, были две фотографии: на одной, сделанной вчера, Брук плакала в «Кукшопе» за столиком с Нолой — фотограф запечатлел момент, когда она вытирала слезы салфеткой, а на другой Джулиан выходил из лимузина (судя по всему, в Лондоне — на заднем плане можно было разглядеть старомодное такси), прощаясь с очень красивой молодой женщиной. Под первым снимком значилось: «Дневной девичник: Брук Олтер оплакивает конец своего брака». Рука с салфеткой на фотографии была обведена аккуратным овалом — видимо, чтобы подчеркнуть отсутствие обручального кольца, а ниже стояла строчка: «Уже нет сомнений, они разошлись». Какой-то источник, близкий к миссис Олтер, заявлял: «На следующей неделе она даже собралась ехать одна на свадьбу родственника мужа». Под фотографией Джулиана красовалось: «Скандал его не остановил! Олтер кинулся искать развлечения в Лондоне после того как жена вышвырнула его из манхэттенской квартиры».

В Брук неудержимо росло хорошо знакомое бешенство, к горлу подступила тошнота, но она сделала несколько глубоких вздохов и заставила себя рассуждать логически. Она понимала, что присутствию красавицы в лимузине существует простое объяснение. Даже если она ошибается насчет Джулиана, он в любом случае не поступил бы настолько бестактно, пренебрежительно и непроходимо глупо. Что до всего остального, при мысли об этом Брук закипала. Судя по ракурсу и зернистости фотографии, сделанной в ресторане, снимал кто-то из посетителей на сотовый телефон. С отвращением она так ударила кулаком по дивану, что Уолтер с визгом спрыгнул на пол.

Зазвонил городской телефон. На определителе высветилось: «Самар».

— Самар, сколько можно? — крикнула Брук вместо «здравствуйте». — Это же ваша обязанность — обеспечивать нормальную рекламу! Вы что, не способны предотвратить появление таких статей? — Брук никогда не позволяла себе малейшей грубости в адрес этой женщины, но больше молчать не могла.

— Брук, я понимаю, почему вы расстроены. Я надеялась переговорить с вами до того, как вы увидите «Ласт найт», но…

— Да-а-а? — заорала Брук. — Между прочим, какой-то говнюк уже позвонил мне на сотовый за комментариями! Откуда у него мой номер?

— Брук, мне надо сказать вам кое-что. Во-первых, девушка в лимузине Джулиана — его стилист и парикмахер. Ее рейс из Эдинбурга задержали, времени на подготовку перед концертом не оставалось, поэтому она работала с ним в машине. В статье извратили и подтасовали факты.

— Поняла, — кивнула Брук, удивляясь, какое огромное облегчение ощутила, услышав это, ведь она с самого начала была уверена, что сюжету найдется логическое объяснение.

— Во-вторых, я мало что могу поделать, когда ваши знакомые вопреки предупреждениям все-таки говорят с журналистами. Я контролирую общую ситуацию, но это не распространяется на болтливых подруг и родственников.

Брук словно дали пощечину.

— Что вы сказали?

— Очевидно, ваш личный номер дал репортеру тот, кто знает о свадьбе в выходные и делает заявления для прессы касательно вашей жизни. Со всей ответственностью заявляю: с нашей стороны утечки не было.

— Но это невозможно, я точно знаю, что…

— Брук, не хочу быть грубой, но мне уже звонят, я должна идти. Ищите среди своих, хорошо? — На этом Самар повесила трубку.

Слишком взвинченная, чтобы на чем-то сосредоточиться, подогретая чувством вины — собаку давно пора было выгулять, Брук пристегнула поводок к ошейнику Уолтера, сунула ноги в угги, схватила из шкафа первые попавшиеся перчатки и почти бегом припустила на улицу. Благодаря шапке с помпонами и бесформенному дутому пальто двое папарацци, замеченные Брук за углом, на нее и не взглянули. Брук ощутила прилив гордости за маленькую одержанную победу. Выйдя на Одиннадцатую улицу, они направились к жилым кварталам, умело выбирая путь в плотном потоке людей. Брук остановилась, только чтобы дать Уолтеру попить из миски с водой возле магазина товаров для животных. Когда они добежали до Шестьдесят шестой улицы, пес вывалил язык набок и тяжело дышал. Брук, наоборот, только вошла в раж.

За двадцать минут она оставила истерические сообщения матери, отцу, Синтии, Рэнди, Ноле (Нола единственная взяла трубку, выслушала претензии и разумно ответила: «Господи, Брук, если бы я собиралась выболтать твои тайны, репортеры узнали бы куда более смачные истории, чем свадьба этого дурака Трента с интерном Ферн. Прекращай фигню гнать.») и набрала Мишель.

— Привет, Мишель, — сказала она после сигнала. — Я не знаю, где ты сейчас, но хочу пообщаться насчет сегодняшней статьи в «Шестой странице». Мы с тобой сто раз об этом говорили, но я всерьез обеспокоена, что ты, ну, случайно ответила на вопросы какого-нибудь журналиста или поделилась с подругами. Я прошу, умоляю тебя молча класть трубку, если кто-нибудь позвонит с вопросами о Джулиане или обо мне, и не обсуждать нашу жизнь ни е кем, хорошо?

Брук помолчала секунду, прикидывая, достаточно ли твердо она говорила, и решив, что вполне нормально, сочла миссию в целом выполненной и повесила трубку.

Она потащила Уолтера домой и остаток дня редактировала свое многократно переделанное резюме, надеясь в самое ближайшее время разослать его в разные места. Жаль, ничего не получится с Неей, но от своих планов Брук отказываться не собиралась: еще полгода работы в клинике, и у нее появится шанс начать свое дело.

Примерно в полседьмого она хотела позвонить Эмбер и сказать, что не придет, поскольку она уже охладела к идее провести вечер в компании незнакомых женщин, но спохватилась, что у нее нет контактного телефона. Брук неохотно встала под душ, а потом надела джинсы, сапоги и блейзер, годившийся на все случаи жизни. «В конце концов, если на меня начнут коситься с неприязнью, придумаю предлог и уйду, — решила она и села в такси до Виллиджа. — Зато я выбралась из дома на ночь глядя, чего со мной сто лет не случалось». Как ни старалась Брук успокоиться, ее затрясло, когда она вышла из такси на Двенадцатой улице и увидела довольно красивую девушку с ультракоротким светлым каре, курившую на крыльце.

— Вы Брук? — спросила девушка, выдыхая струйку дыма, ломаной спиралью повисшую в холодном влажном воздухе.

— Да. А вы Эмбер? Здравствуйте. — Брук переступила через скопившуюся у бордюра слякоть. Эмбер стояла на третьей ступеньке, но Брук все равно была на дюйм выше. Она с удивлением отметила огненно-красные колготки Эмбер и невероятной высоты стильные шпильки. Вместе с сигаретой это плохо сочеталось с образом наивной, нежной, верующей девочки, которую описывала Хизер.

Эмбер заметила взгляд Брук.

— А, туфли? — спросила она, не дожидаясь вопросов. — «Джузеппе Занотти». Я их называю «булавки для мужиков». — Ее тягучий южный акцент был нежным, почти слащавым, совершенно неожиданным для подобной внешности.

Брук улыбнулась:

— Если взяли напрокат, скажете где, хорошо?

Эмбер жестом пригласила ее за собой.

— Вам понравится, — пообещала она, открывая дверь в маленький холл с персидским ковром. — У нас отличная женская компания. Если выдумаете, что вам несладко, а порой вообще хуже не бывает, — гарантирую, бывает. Сами узнаете, девочки расскажут.

— Эго, конечно, хорошо, — кивнула Брук, заходя в маленький лифт вслед за Эмбер. — Но после утренней статьи «Шестой страницы» я уж и не знаю…

— Вы о той муре с любительскими фотками? Не смешите мои шпильки! Сейчас я вас с Изабель познакомлю, ее в бикини на целую страницу растянули и целлюлит в кружочек обвели. Вот это засада!

Брук невольно улыбнулась:

— М-да, подложили девушке свинью. А вы, значит, читали?.. Ну, «Шестую страницу»?

Лифт открылся в холл с пушистым паласом, мягко освещенный тонированными стеклянными бра.

— Милая, ее все читали, и все согласились, что это ерунда, пустячок. Фото, где вы плачете с подругой, вызовет у людей только сочувствие — женщины поймут это правильно, а нелепое предположение, что ваш муж трахается на заднем сиденье лимузина по дороге на концерт, — просто чушь. Все понимают: это его рекламный агент или стилист. Я бы в этом и секунды не сомневалась.

Тут Эмбер открыла дверь, за которой оказалась большая комната — копия… баскетбольной площадки. На дальней стене висело нечто, напоминающее стандартную баскетбольную корзину, по глянцевому деревянному полу были проведены боковые линии и линия штрафного броска. Ближайшую стену раскрасили для ракетбола или сквоша, а между двумя окнами от пола до потолка, выходившими на улицу, стояла гигантская корзина с разнокалиберными мячами и ракетками. Четвертую стену занимал телевизор с плоским экраном, по диагонали дюймов шестьдесят, а напротив находился длинный зеленый диван. Два темноволосых пацана в спортивных трусах жевали пиццу и мучили футбольную видеоигру, которую Брук не узнала, причем удовольствия на их лицах она не заметила.

— Пойдемте, — предложила Эмбер, пересекая «баскетбольную площадку». — Все уже наверху.

— А чья это квартира, я забыла?

— Знаете Дайану Вулф? Ее муж Эд был конгрессменом, не помню, от какого округа, кажется, от Манхэттена, и, естественно, возглавлял комитет по этике.

Брук поднималась за Эмбер по лестнице без перил.

— Вот оно что, — пробормотала она, сразу сообразив, что к чему. Прошлой зимой нужно было полтора месяца просидеть на необитаемом острове, чтобы не знать, о чем шла речь.

Эмбер остановилась, повернулась к Брук и понизила голос до шепота:

— Ну, вы же помните, что старина Эд питал слабость к проституткам, причем не к элитному эскорту, а к обычным уличным шлюхам? Двойной удар, потому что Дайана баллотировалась на должность прокурора города. Ай, как некрасиво получилось…

— Добро пожаловать! — прожурчала с верхней ступеньки женщина лет сорока. Безупречно сидящий сиреневый костюм дополняли великолепные черные шпильки из змеиной кожи и поражающая своей элегантностью нитка крупного жемчуга.

Эмбер поднялась к ней.

— Брук Олтер, это Дайана Вулф, хозяйка чудесного дома. Дайана, это Брук Олтер.

— С-спасибо за приглашение, вы очень любезны, — запинаясь выговорила Брук, вдруг оробев в присутствии столь опытной и уверенной в себе зрелой женщины.

Дайана взмахнула рукой:

— Ну-ну, зачем же так официально! Входите, угощайтесь. Эмбер наверняка рассказала вам, что моего мужа тянет, то есть тянуло, нет, точно не скажу, тянет или тянуло, поскольку он мне уже не муж, но, с другой стороны, старую собаку новым трюкам не научишь, — словом, что моего мужа неудержимо тянуло к проституткам.

Видимо, Брук не удалось скрыть шок — Дайана рассмеялась.

— О, дорогая, я не сообщаю вам ничего нового, об этом знает вся страна. — Она наклонилась к Брук и тронула ее волосы. — Но вряд ли многим известно, что он особенно любил рыжих. А я и понятия не имела, пока мне не показали записи скрытой камеры, сделанные ФБР. После двадцати пяти девиц уже можно определиться. Эд пройти не мог мимо рыженьких. — Дайана рассмеялась своим словам и продолжила: — Кения в гостиной, Изабель не придет, ее подвела нянька. Идите поздоровайтесь, я вернусь через минуту.

Эмбер провела Брук в белое нежную гостиную, где сидела царственная темнокожая красавица в потрясающих кожаных джинсах и роскошном меховом жилете. Брук сразу узнала Кению Дин, бывшую супругу звезды экрана и любителя несовершеннолетних девочек Квинси Дина. Кения встала и обняла Брук.

— Очень рада с тобой познакомиться! Садись рядом со мной, — сказала она, потянув Брук на белый кожаный диван.

Брук хотела поблагодарить, но не успела: Эмбер уже налила ей вина. Брук сделала упоительно долгий глоток, преисполнившись благодарности к гостеприимным хозяевам и гостям.

Дайана вошла в комнату с большим блюдом свежих морепродуктов на льду. Там были коктейль из креветок, устрицы разного размера, клешни крабов, хвосты лобстеров и морские гребешки, а к ним тарелочки с маслом и коктейльным соусом. Поставив его в центре кофейного столика, она сказала:

— Не смущайте девочку расспросами! Лучше поделимся с Брук опытом, чтобы она освоилась. Эмбер, может, ты начнешь?

Эмбер аккуратно откусила кусочек большой креветки.

— Моя история уже всем известна. Я вышла замуж за свою школьную любовь, а он, кстати, уже тогда был большим козлом. Через год после свадьбы муж победил на «Американском идоле». Ну и, скажем так, Томми времени не терял и наслаждался славой на полную катушку. К окончанию тура по Голливуду у него было больше девушек, чем у Коуэлла^[39] футболок. Но это было только начало; полагаю, сейчас число его побед утроилось.

— Мне очень жаль, — пробормотала Брук, не зная, что еще добавить.

— Жалеть не о чем. — Эмбер взяла вторую креветку. — Мне понадобилось время, чтобы это понять, но мне куда лучше живется без него.

Дайана и Кения кивнули.

Кения долила себе вина и отпила маленький глоток.

— Не могу не согласиться. Хотя на твоем этапе я бы этого не поняла, — сказала она, глядя на Брук.

— В каком смысле?

— Ну, после первой интрижки я не верила, что такое может повториться или что Квинси способен на измену и даже на преступление. Думала, может, его соблазнила какая-нибудь искательница славы. Но обвинения звучали вновь и вновь, потом начались аресты, девочки оказывались все моложе — шестнадцать, пятнадцать лет, — словом, отрицать очевидное стало невозможно.

— Скажи уж честно, Кения, когда Квинси впервые арестовали, ты повела себя так же, как я, а я не поверила ни одному слову обвинителей, — помогла ей Дайана.

— Это правда, я внесла за него залог. Но когда в передаче «Сорок восемь часов» показали съемки скрытой камерой, как мой муж буквально заманивал к себе старшеклассниц из футбольной команды, мечтая поиметь кого-нибудь из них, я начала осознавать масштаб катастрофы.

— Вау, — сказала Брук.

— Признаюсь, чувствовала я себя паршиво. Но большая часть моего медиа-кошмара была связана с тем, какой законченный подонок мой муж. А вот Изабель Принс — ее сегодня не будет — так легко не отделалась.

Брук знала, что речь идет о домашнем видео, которое муж Изабель, известный рэпер Мейджор Кей, намеренно сделал достоянием общественности. Джулиан видел запись и описывал ее Брук: Изабель и Мейджор Кей в горячей ванне на крыше пентхауса, обнаженные и пьяные, изощряются в сексуальных утехах. Съемки велись профессиональной камерой, принадлежавшей самому Мейджору, и вскоре он лично разослал запись во все информационные агентства Соединенных Штатов. Брук помнила интервью, в котором журналист спросил Мейджора, почему он злоупотребил доверием жены, и он ответил: «Потому что она убойно хороша, чувак, а я не жадный. Пусть каждый хоть разок увидит то, что я получаю каждую ночь».

— Она была просто убита, — поддержала Кению Эмбер. — Везде печатали стоп-кадры той записи и обводили ее жирок… Господи, какой ужас! — содрогнулась она.

Все на мгновение замолчали, представив этот кошмар. Брук почувствовала, что задыхается, как в ловушке. Просторная белая квартира вдруг показалась ей клеткой, а приятные женщины, столь милые и дружелюбные, заставили ее почувствовать себя еще более одинокой и непонятой. Она сопереживала им, и вели они себя в высшей степени тактично, но — где они и где она, Брук? Худшее преступление Джулиана — пьяный флирт с заурядной девицей ее возраста. При чем тут домашнее видео, сексуальная зависимость, связь с несовершеннолетними или проститутки?

Эти мысли, должно быть, отразились на ее лице, потому что Дайана укоризненно прищелкнула языком и сказала:

— Ты думаешь, наши ситуации сильно отличаются от твоей, да? Конечно, это трудно принять. Твой муж всего-то позволил себе пару свиданий в номере отеля, какой мужчина удержится от этого грешка? Пожалуйста, не обманывай себя. С этого всегда начинается. — Она сделала паузу и жестом обвела сидевших полукругом женщин: — А вот чем все заканчивается.

Это стало последней каплей. Брук почувствовала, что с нее достаточно.

— Все совсем не так, у нас же… Слушайте, я ценю ваше внимание, но мне пора, — сказала она срывающимся голосом и схватила сумку, избегая на кого-либо смотреть. Брук понимала, что ведет себя неучтиво, но ей неудержимо хотелось уйти отсюда.

— Надеюсь, Брук, я тебя не обидела, — примирительно сказала Дайана, но Брук видела, что она раздосадована.

— Нет-нет, что вы! Извините, я просто не… — Она замолчала. Не думая о том, чем заполнить паузу, она встала и повернулась к остальным.

— Мы даже не дали тебе рассказать твою историю, — расстроилась Эмбер. — Я же говорила, мы слишком много болтаем!

— Мне очень жаль. Пожалуйста, не думайте, что это из-за чьих-нибудь слов, просто… Наверное, я к этому разговору пока не готова. Спасибо еще раз. Эмбер, спасибо. Извините, — повторила она, сжимая пальто и сумку и отступая к лестнице. Один из мальчиков поднимался наверх. На секунду Брук испугалась, что он хочет ее удержать, и прошла мимо быстрее, чем требовалось.

— Ни фига себе! — раздалось за ее спиной, а через секунду мальчик добавил: — Мам, упас есть еще кола? Дилан всю выпил.

Это было последнее, что услышала Брук, проходя «баскетбольную площадку». Проигнорировав лифт, она побежала вниз по лестнице и выскочила на улицу. Морозный воздух обжег щеки, и Брук снова смогла дышать.

Мимо проехало свободное такси, затем еще одно, но Брук пошла пешком, почти побежала к себе домой. В голове крутились услышанные истории новых знакомых, и каждую она обдумывала, отвергала, отмахивалась, находила несоответствия и противоречия, доказывая себе, что к ней и Джулиану все это не относится. Идиотизм какой-то — из-за одного проступка, единственной ошибки думать, что их брак разрушится. Они ведь любят друг друга! Временные трудности не означают, что их отношения обречены, ведь так?

Она перешла Шестую авеню, потом Седьмую, Восьмую. Щеки и пальцы онемели, но Брук этого не замечала. Как хорошо, что она вырвалась из той квартиры и больше не слышит чудовищных откровений. Эти женщины не знают ни ее, ни Джулиана. Постепенно Брук успокоилась, замедлила шаг, глубоко задышала и твердо сказала себе — все будет хорошо.

Вот бы еще прогнать назойливую мысль, которая приходила на ум снова и снова: а что, если они правы?

18. Сильно достали еще при заселении

Телефон у кровати зазвонил. Брук в тысячный раз подумала, отчего в отелях не ставят определителей номера. Но, зная, что все остальные позвонили бы ей на сотовый, Брук нагнулась, выдернула трубку из «базы» и приготовилась к проверке нервов на прочность.

— Здравствуй, Брук, от Джулиана никаких вестей? — Доктора Олтера было так хорошо слышно, будто он находился в соседней комнате. К сожалению, так и было: несмотря на все усилия Брук, Олтеры поселились в номере рядом.

Она заставила себя улыбнуться, чтобы удержаться от колкости.

— Здрасте, — весело сказала она. Хорошо знающий ее человек сразу узнал бы этот фальшивый профессионально-бодрый тон.

Все пять лет она не знала, как обращаться к свекру. «Доктор Олтер» — слишком формально, «Уильям» — слишком фамильярно, а «папы» он от нее никогда не дождется!

— Он по-прежнему в Лондоне и пробудет там до начала следующей недели, — ровным тоном повторила она в сотый раз.

Это Олтеры знали — Брук сразу поделилась с ними информацией, когда они встретились у стойки портье. Родители Джулиана, в свою очередь, обрадовали невестку, что, хотя их попытались разместить в противоположном крыле отеля (как просила Брук), они настояли на смежном с ней номере «удобства ради».

Свекор неодобрительно цокнул языком:

— Неслыханно — пропустить семейный праздник! Они с Трентом родились с разницей меньше месяца, вместе выросли, Трент у Джулиана на свадьбе сказал такую прочувствованную речь, а он даже не приедет!

Брук невольно усмехнулась: вот уж поистине ирония судьбы — она устроила Джулиану настоящую головомойку из-за этой свадьбы, сказав практически то же, что и свекор сейчас, но теперь ей вдруг остро захотелось встать на защиту мужа.

— Вообще-то у него веская причина — он будет выступать перед большими людьми, в том числе перед премьер-министром Великобритании. — Она не стала упоминать, что Джулиану заплатят двести тысяч долларов за четырехчасовой концерт. — Кроме того, он не хочет отвлекать на себя внимание, потому что этот день принадлежит жениху, невесте и… ну… их торжеству.

Всем пришлось довольствоваться этим объяснением. Свекор не имел ничего против того, чтобы делать вид, будто все прекрасно, скандальных фотографий он не видел и статей, муссировавших грядущий развал семьи его сына, не читал. Сейчас, хотя ему раз сто говорили, что Джулиан не сможет быть на свадьбе Трента, он отказывался в это верить.

В трубке было слышно, как к мужу обратилась миссис Олтер:

— Уильям, что ты висишь на телефоне, когда она в соседнем номере?

Через несколько, секунд в дверь постучали.

Брук нехотя сползла с кровати и выставила в направлении двери оба средних пальца, шепотом заорав: «Пошел ты!..» — после чего растянула губы в вежливой улыбке и сняла цепочку со словами:

— Заходите, соседи!

Впервые за все время их знакомства свекровь выглядела нелепо. Ее обтягивающий кашемировый свитер был густого баклажанового цвета и смотрелся на подтянутой миссис Олтер как вторая кожа. К свитеру она выбрала чулки похожего оттенка и убойные ботильоны на шпильках, которые, несмотря на броскость, не создавали впечатления, что она долго и тщательно подбирала наряд. Массивная, но элегантная золотая цепочка, макияж, выполненный профессиональным визажистом, — словом, перед Брук предстал образец светской утонченности, иллюстрация того, как должна выглядеть женщина в пятьдесят пять лет. Но проблема все-таки была. В шляпе. Размером с поднос для посуды, головной убор в точности соответствовал цвету платья, но в глаза сразу бросались развесистые перья, пучки искусственных цветов и сетка, играющая роль вуали. Причем все это было скреплено огромным шелковым бантом. Сооружение опасно колыхалась, а элегантно обвисшие поля со снайперской точностью прикрывали левый глаз.

Вид свекрови так поразил Брук, что у нее вытянулось лицо.

— Что скажешь? — спросила Элизабет, коснувшись края шляпы. — Прелестно, правда?

— Ого! — выдохнула Брук, не зная, как продолжать. — А это для чего?

— Как для чего? Для Теннесси! — переливчато рассмеялась свекровь и заговорила, имитируя южный акцент, причудливо сплетая выговор человека, для которого английский — второй язык, и ковбоя из старого вестерна: — М-мы в Ч’а-тта-ннннуге, Бр’к! Ты должна-а-а понима-ать, что н’стояшшие ле-еди с Юга нно-осят такие шля-а-апы.

Брук захотелось накрыть голову подушкой и умереть.

— Правда? — почти проскулила она, не находя в себе сил продолжать.

К счастью, к Элизабет вернулся ее слегка гнусавый нью-йоркский прононс.

— Ну конечно! Разве ты никогда не видела скачек в Кентукки?

— Видела, конечно, но мы не в Кентукки. Шляпы и лошади действительно неразрывно связаны — дамам полагается блистать на дерби в шляпках, но я не думаю, что эта традиция распространяется на другие… э-э… светские рауты… — Брук не стала договаривать фразу, чтобы смягчить сказанное, но свекровь ничего не заметила.

— Брук, милочка, я смотрю, ты совсем не разбираешься в том, о чем берешься рассуждать. Мы на Юге с его богатыми традициями! Шляпка, в которой я буду на церемонии, еще затейливее этой. Завтра у нас будет время прикупить и тебе что-нибудь, не волнуйся! — Она сделала паузу и окинула Брук взглядом. — Как, ты еще не одета?

Брук посмотрела на свои тренировочные брюки, а потом на часы:

— Я думала, мы уходим в шесть.

— Да, но уже пять! Тебе же не хватит времени!

— Ой, точно! Вы правы! — воскликнула Брук с фальшивым энтузиазмом. — Побегу собираться. Для начала приму душ.

— Хорошо. Постучи, когда будешь готова, а лучше зайди и выпей коктейль. Уильям послал за приличной водкой, тебе не придется глотать ужасное гостиничное пойло.

— Может, встретимся в шесть внизу? Вы сами видите, — отступив на шаг, Брук продемонстрировала рваную футболку и спутанные волосы, — я надолго.

— М-м-м, — промычала свекровь, явно соглашаясь. — Ну хорошо, значит, в шесть. Кстати, Брук, почему бы тебе не подкраситься? Макияж творит настоящие чудеса!

Горячий душ и включенный погромче телевизор настроения не улучшили; выручила единственная бутылка белого вина, отыскавшаяся в минибаре, но, к сожалению, эффект ощущался недолго. Когда Брук в своем дежурном черном платье с запахом и нанесенными на веки тенями, изображая образцовую невестку, шла в холле, она опять чувствовала себя скованно и напряженно.

До ресторана проехать предстояло мили две, но дорога показалась вечностью. Доктор Олтер всю поездку возмущался — какой нормальный отель не держит специального человека для чистки одежды, как это в «Херце»^[40] имеются только американские машины, кто назначил ужин на полседьмого вечера, когда это практически обеденное время? Он даже пожаловался на недостаточно плотное для пятницы движение: в каком приличном городе улицы пустые и столько места для парковки? Где, кроме этой Чаттануги, такие омерзительно вежливые водители — торчат на светофорах по десять минут и машут друг другу, предлагая проезжать? Вот уж где он не хотел бы жить, будьте уверены! Приметы настоящего города — это заторы, грязь, давка, снег, сирены, колодцы на дорогах и прочие тридцать три несчастья, настаивал он в самый нелепой тираде, которую Брук слышала за свою жизнь. В ресторан она входила с ощущением, что они провели вместе целый день.

К ее неописуемому облегчению, у дверей стояли родители Трента. Брук было интересно, что они подумали об «ипподромной» шляпке Элизабет. Отец Трента и доктор Олтер были родными братьями и очень дружили, несмотря на значительную разницу в возрасте, поэтому обе супружеские четы поспешили удалиться в бар у дальней стены. Брук отпросилась под предлогом позвонить Джулиану. Ее проводили взглядами, в которых читалось облегчение: если жена просто так звонит мужу, значит, разводиться они не собираются.

Брук искала взглядом Трента или Ферн, но они как сквозь землю провалились. На улице было жарко — по сравнению с февральской погодой в Нью-Йорке просто тропики, — поэтому она даже не стала застегивать пальто. Брук была уверена, что Джулиан не ответит — за океаном полночь, а он только-только закончил выступление, но все же нажала кнопку вызова и с изумлением услышала голос мужа.

— Привет! Я так рад, что ты позвонила, — сказал Джулиан, явно пораженный не меньше Брук. В трубке было тихо — ни музыки, ни голосов, а в его тоне слышалась искренняя радость. — Я как раз о тебе думал.

— Правда? — с недоверием спросила она и тут же отругала себя за это. Последние две недели они разговаривали раз вдень, но звонил всегда Джулиан.

— У меня просто руки опускаются, как подумаю, что тебе пришлось ехать на свадьбу без меня.

— И твои родители ужасно огорчены.

— Они тебя сильно достали?

— Рекордная недооценка. Они почти доконали меня при заселении, и скоро мы друг друга поубиваем.

— Извини, — тихо сказал он.

— Считаешь, ты правильно поступил, Джулиан? Я еще не видела Трента и Ферн, но я не представляю, что им сказать.

Джулиан кашлянул.

— Скажи им еще раз, что я не хочу превращать важное для них событие в цирк с папарацци.

Брук помолчала. Она могла поручиться, что у себя на свадьбе Трент скорее стерпел бы пару любопытных журналистов, чем смирился с отсутствием двоюродного брата, с которым дружил с детства, но не стала это говорить.

— Так это… ну… как все прошло сегодня? — спросила она.

— О-о-о, Ру, это было невероятно, просто фантастика! Возле нашего отеля; расположенного в старинной усадьбе, на горе сохранилось уникальное средневековое поселение. Ближайший городок оттуда как на ладони. Единственный способ туда щи пасть — подняться на фуникулере, в вагончике человек на пятнадцать. Выходишь наверху и попадаешь в настоящий лабиринт: массивные каменные стены с факелами, маленькие ниши, где ютятся дома и лавки. Представь себе древний амфитеатр, который со всех сторон, насколько хватает глаз, обступают живописные шотландские горы. И я пел в темноте, все освещалось только свечами и факелами. Подавали подогретые лимонные напитки с пряными приправами. Чистый холодный воздух, обжигающее питье, неверное пламя, необъятный простор вокруг — в этом было что-то такое… У меня не хватает слов, но это поражало воображение…

— Интересно.

— Еще как! Слушай, а после концерта всех отвезли обратно в отель, или пансионат, или усадьбу, не знаю точно, как назвать, но это тоже нечто. Вообрази старинный сельский дом, затерянный среди пологих холмов, протянувшихся на сотни актов, но с плазменными телевизорами, теплым полом в ванной и просто безумно длинным бассейном — я таких никогда не видел. Номера по две тысячи в сутки, в каждом камин, небольшая библиотека и даже отдельный дворецкий! — Помолчав несколько мгновений, Джулиан очень нежно прибавил: — Для полного счастья мне здесь не хватает только тебя.

Брук приятно было слышать радость в его голосе. Кроме того, Джулиан явно шел ей навстречу: вероятно, его замучила совесть за недавний кризис в их отношениях. Однако довольно трудно разделять чужие восторги, когда рядом не главы государств или супермодели с мировым именем, а свекор со свекровью, а вместо буколических лугов — ряды магазинов и стандартный номер в «Шератоне», безусловная нехватка дворецких и прочей роскоши. В довершение всего Брук скрепя сердце приехала на свадьбу его кузена, поэтому ей не очень хотелось слушать о сказочном изобилии, красотах пейзажа и безумно длинных бассейнах.

— Знаешь, мне надо идти, начинается генеральная репетиция свадебного ужина.

Супружеская пара прошла мимо Брук ко входу в ресторан. Услышав ее слова, они с улыбкой переглянулись.

— Кроме шуток, как там мои родители? — снова спросил Джулиан.

— Выглядят прекрасно, а там кто их знает…

— Они себя нормально ведут?

— Скажем так, стараются. Папа твой ворчал по поводу прокатной машины, а мамаша решила, что здесь костюмированный бал, но в целом ничего.

— Брук, ты героиня, — тихо произнес Джулиан. — У тебя такое чувство долга… Трент и Ферн оценят твой поступок по достоинству.

— При чем тут это? Просто так принято.

— Все равно, мало кто поступил бы так же. Надеюсь, я тоже не ошибся в своем решении.

— Мы и наши проблемы тут ни при чем, — тихо сказала Брук в трубку. — Наша обязанность — изобразить радость и поздравить новобрачных. Это я и буду делать.

Она замолчала — мимо снова прошли гости. По особой выразительности брошенных на нее взглядов Брук поняла: ее узнали. Бог знает что напридумывают люди, увидев ее в одиночестве.

— Брук, мне очень жаль, клянусь. Я скучаю по тебе и очень хочу видеть. Я думаю…

— Мне надо идти, — повторила она, заметив, что к ее разговору прислушиваются посторонние. — Поговорим позже, хорошо?

— Хорошо, — отозвался Джулиан, и Брук поняла, что он задет. — Передавай всем привет и… повеселись, что ли. Я ужасно соскучился но тебе, любимая…

— Угу, и тебе того же. Пока. — Она нажала отбой с ощущением ставшего в последнее время привычным желания хлопнуться на пол и зарыдать. Не исключено, что она так и поступила бы, но из ресторана вышел Трент, одетый в лучших традициях частных школ: белая рубашка, синий пиджак, клюквенного цвета галстук, мокасины «Гуччи» — уступка прогрессу! — вызывающие брюки (без стрелки). Даже теперь, когда прошло столько лет, Брук хорошо помнила их первое свидание в скучном итальянском ресторане и глубокое, щекочущее волнение, которое она испытала, когда Трент повел ее в бар, где она увидела Джулиана.

— Ходят слухи, что ты здесь, — сказал Трент, наклонившись поцеловать Брук в щеку. — Это Джулиан звонил? — указал он на телефон.

— Да, из Шотландии. Телом там, душой с нами, — слабо отозвалась она.

Трент улыбнулся:

— Ну, хоть душой. Я тысячу раз повторял — это частное владение, пригласим охрану, ни один папарацци не прорвется, но он настаивал, что не хочет устраивать цирк. Я так и не смог его убедить.

Брук взяла Трента за руку,

— Извини. Виной всему чудовищно напряженный график.

— Пойдем внутрь, — предложил Трент. — Позволь угостить тебя аперитивом.

Брук сжала его локоть.

— Нет, поить будем тебя, — улыбнулась она. — Сегодня твой вечер. Кстати, я еще не познакомилась с твоей прелестной невестой.

Трент галантно открыл для нее дверь. В ресторане было шумно, гости расхаживали по залу с коктейлями и вели стандартные светские разговоры. Единственный, кого знала Брук, помимо родителей Джулиана и жениха, был младший брат Трента, Тревор — второкурсник колледжа. Он сидел в углу, всем своим видом демонстрируя нежелание общаться, и не поднимал глаз от айфона. За исключением Тревора все в зале на миг замерли при появлении Брук. Отсутствие Джулиана не осталось незамеченным.

Она невольно стиснула руку Трента. Тот отведал мягким пожатием.

— Иди общайся с гостями, — сказала она. — И радуйся — все хорошее заканчивается удивительно быстро.

Ужин, к счастью, не был отмечен сколь-нибудь заметными событиями. Ферн оказалась настолько добра, что, не дожидаясь просьб, пересадила Брук подальше от Олтеров, поближе к себе. Брук сразу оценила ее обаяние: она сыпала веселыми историями и уморительными шутками, расспрашивала каждого гостя о житье-бытье, а уж наукой самоиронии владела как второй специальностью. Когда один из университетских друзей Трента, напившись, поднял тост за былую слабость жениха к девицам с фальшивыми сиськами, Ферн со смехом оттянула платье на груди и, поглядывая вниз, воскликнула:

— Ах, это у него действительно в прошлом!

Когда закончился ужин и Олтеры подошли к Брук, чтобы отвезти ее обратно в отель, Ферн взяла ее за руку, с невинным видом заморгала, глядя на доктора Олтера, и на полную катушку включила южный шарм.

— О нет, помилуйте, как можно! — протянула она, к удовольствию Брук. — Она останется у нас. Вас, старых консерваторов, мы отправим восвояси, а сами будем веселиться! Мы о ней позаботимся, не беспокойтесь.

Олтеры, улыбаясь, откланялись. Едва они покинули зал, Брук повернулась к Ферн:

— Ты спасла мне жизнь! В отеле они заставили бы меня выпить с ними еще по коктейлю, а потом пришли в мою комнату задать еще шесть тысяч вопросов о Джулиане, причем свекровь не упустила бы возможности покритиковать мой брак или остальное. Не знаю, как тебя благодарить!

Ферн только рукой махнула:

— Ну что ты! Не могу же я отпустить тебя с особой в такой шляпе, вдруг люди увидят, — засмеялась она, окончательно покорив Брук. — Но знай: я задержала тебя из чистого эгоизма — ты очень понравилась моим подругам.

Брук понимала, что Ферн это придумала на ходу — у нее практически не было возможности с кем-то познакомиться, хотя в целом друзья жениха и невесты показались ей приятными, — но какая разница? Настроение поднялось, причем настолько, что Брук выпила с Трентом текилы «за Джулиана» и пару «лимонных леденцов»^[41] с Ферн и ее подругами по университетскому клубу (которые, кстати, пили так, что Брук трезвела, глядя на них). Ей было уже совсем хорошо, когда около полуночи выключили свет, и кто-то разобрался, как подключить айфон к стереосистеме в углу. Брук пребывала в самом лучшем расположении духа: еще два часа возлияний, танцев и шутливого, невинного флирта с одним из врачей, стажировавшихся вместе с Трентом. Она уже забыла, каково это, когда молодой красавец не отходит от тебя целый вечер, приносит напитки и всячески развлекает. Это было здорово!

Расплатой за легкомысленный вечер стало жестокое похмелье на следующее утро. Поспав часа четыре после возвращения в три, Брук проснулась и некоторое время смотрела в потолок, зная, что ее обязательно вырвет, и гадая, долго ли придется мучиться. Минут через тридцать она стояла на коленях в туалете, хватая ртом воздух и надеясь, что Олтерам не придет в голову постучать в дверь. Позже ей удалось забраться под одеяло и проспать до девяти.

Несмотря на жуткую головную боль и отвратительный привкус во рту, открыв глаза и проверив телефон, Брук улыбнулась. Джулиан шесть раз звонил и присылал сообщения, спрашивая, где она и почему не берет трубку, — он едет в аэропорт, откуда полетит домой, он соскучился, он любит, он дождаться не может, когда увидит ее в Нью-Йорке. Оказалось, очень приятно поменяться ролями, пусть даже на одну ночь. На этот раз она, Брук, слишком много выпила и безудержно веселилась на вечеринке почти до утра.

Приняв душ, она пошла вниз выпить кофе, очень надеясь не наткнуться на Олтеров. Накануне свекровь говорила, что они проведут день с родителями Трента; обе женщины были записаны к визажисту и парикмахеру, а мужчины собирались играть в сквош. Когда Элизабет предложила Брук к ним присоединиться, та солгала, что обедает с Ферн и подружками невесты. Едва она присела на стул с газетой и гигантской кружкой латте, кто-то окликнул ее по имени. У столика стоял Айзек, тот самый неотразимый медик-стажер, с который она флиртовала вечером.

— Брук, привет! Ты как? Я надеялся тебя увидеть.

Брук было лестно это слышать.

— Здравствуй, Айзек, рада тебя видеть.

— Не знаю, как ты, но я после вчерашнего еле ползаю.

Она улыбнулась:

— Да, вчера мы шли на рекорд. Но мне понравилось — Брук была уверена, что это прозвучало совершенно невинно, но флирт флиртом, а она пока замужем, поэтому на всякий случай добавила: — Мой муж очень расстроится, что пропустил свадьбу.

На лице Айзека появилось странное выражение — не удивление, а скорее облегчение от того, что она наконец разоткровенничалась. Через секунду Брук все поняла.

— Значит, твой муж Джулиан Олтер? — начал он, присаживаясь рядом. — Я слышал, как об этом вчера говорили, но не был уверен, правда ли это.

— Истинная правда, — подтвердила Брук.

— Это просто фантастика, чистое безумие! Говорю тебе, я хожу на его концерты с тех пор, как он начал петь в Верхнем Ист-Сайде, а сейчас все только о нем и говорят — пресса, телевидение… Боюсь уже утюг включать — вдруг его голос и оттуда зазвучит, ха-ха. Ничего себе! Ты, наверное, очень рада?

— Я в восторге, — автоматически ответила Брук, с тоской начиная понимать причину его интереса к ней. Она прикинула, сколько нужно выждать, прежде чем можно будет уйти, не показавшись невежливой, и решила вытерпеть еще три бесконечные минуты.

— Слушай, а можно спросить…

О нет! Айзек сейчас спросит о фотографиях. Восемнадцать блаженных часов ни один человек о них не упоминал, а сейчас он все испортит.

— Хочешь кофе? — выпалила Брук в попытке оттянуть неизбежное.

На секунду он непонимающе свел брови, но тут же покачал головой и полез в парусиновую сумку, стоявшую у стула. Оттуда он вытащил коричневый конверт и сказал:

— Я говорю, не могла бы ты передать это Джулиану от меня? Я представляю, насколько он загружен, сознаю, что я и вполовину не так талантлив, как он, но все свое свободное время, а его очень мало, я посвящаю музыке и… очень хочу услышать его мнение. — С этими словами он вынул из конверта компакт-диск в коробке и протянул Брук.

Она не знала, плакать ей или смеяться.

— Хорошо… Слушай, а может, дать тебе адрес его студии? Пошлешь ему сам, лично.

Айзек просиял:

— Правда? Вот здорово! Но мне казалось, что теперь, когда у него сплошные концерты, он редко бывает…

— Да нет, он проводит там много времени, пишет новый альбом. Слушай, Айзек, мне нужно позвонить кое-кому из номера. До вечера, ладно?

— Конечно-конечно, только еще одна маленькая просьба, ладно, Брук? Моя девушка — она придет сегодня — ведет блог.Пишет о знаменитостях, гламурных вечеринках, в общем, все такое. Так вот, она просто умирает от желания взять у тебя интервью, если тебе вдруг захочется честного и беспристрастного изложения твоей версии событий. Она просила передать, что с восторгом…

К счастью, Брук уже уходила, иначе она точно не совладала бы с собой, и ее ответ запомнился бы Айзеку на всю жизнь.

— Спасибо, пока не надо, но было очень любезно с ее стороны подумать обо мне.

Не дав ему времени сказать еще что-нибудь, она почти побежала к лифту.

Горничная как раз убирала номер, но Брук не вернулась в кафетерий, не желая рисковать. Она улыбнулась уставшей женщине, которой явно не мешало отдохнуть, и попросила закончить в следующий раз. Когда горничная собрала свое хозяйство и вышла, Брук рухнула на незаправленную кровать и попыталась настроиться на то, чтобы чем-нибудь заняться. До сборов еще часов шесть, значит, есть время просмотреть вакансии, разместить резюме и составить «рыбу» сопроводительного письма, которое позже можно дополнить.

На радиочасах она нашла станцию, передававшую классическую музыку, — маленький бунт против Джулиана, который забил ее медиаплейер не только собственными песнями, но и другими исполнителями, которых, как ему казалось, она должна слушать, и устроилась за столом. Первый час Брук сосредоточенно занималась делом — нелегкая задача, учитывая головную боль, — разместив резюме на всех крупных сайтах вакансий. В начале второго часа Брук заказала в номер салат с жареной курицей и посмотрела старую серию «Побега» на ноутбуке. Потом тридцать минут подремала. Когда в начале четвертого зазвонил сотовый, а на дисплее появилось «Номер не определен», Брук даже не хотела отвечать, но подумала — а вдруг это Джулиан, и приняла звонок.

— Брук, это Маргарет. Маргарет Уолтерс.

От изумления Брук чуть не выронила телефон. Первой реакцией был страх — неужели она снова пропустила смену? Но она тут же опомнилась: худшее уже произошло. С чем бы Маргарет ни звонила, второй раз она ее не уволит.

— Маргарет! Как ваши дела, все в порядке?

— Да, все хорошо. Слушай, Брук, прости, что беспокою в выходные, но мне не хочется откладывать это до следующей недели.

— Ничего страшного, я все равно сейчас резюме рассылаю, — улыбнулась Брук.

— А, это даже хорошо, потому что я знаю, куда тебе его нужно послать.

— Правда?

— Мне только что позвонила моя коллега Анита Мур. Точнее, она когда-то у меня работала, но уже давно перешла в «Маунт-Синай». Недавно она открыла собственную лавочку…

— Интересно.

— Детали пусть Анита сама тебе рассказывает, но, насколько я поняла, она получила федеральное финансирование на открытие женской консультации в неблагополучном районе — ну, для вмешательства на ранних стадиях. Ей требуется детский логопед и дипломированный диетолог, имеющий опыт работы с беременными, кормящими, родившими и новорожденными. Она будет обслуживать кварталы, где нет пренатолога, а женщины не имеют представления о правильном питании. Так что работа в основном примитивная — например, убеждать пациенток, что им необходима фолиевая кислота, но все же это интересно и важно. Анита не хочет переманивать диетологов из «Маунт-Синай» и спрашивала, нет ли у меня кого-нибудь на примете.

— И вы рекомендовали меня?

— Да. Скажу честно, Брук, я рассказала ей о Джулиане с его графиком и о твоих пропусках, но добавила, что ты была одной из лучших и самых одаренных врачей, с которыми мне доводилось работать. Словом, ни одна из сторон не покупает кота в мешке.

— Маргарет, это прекрасно! Спасибо вам огромное!

— Брук, я тебя только об одном попрошу. Если думаешь, что твой чересчур активный стиль жизни и впредь будет влиять на твою работу, сразу скажи об этом Аните. Без надежных сотрудников ей не справиться с делом, за которое она взялась.

— Маргарет, я могу обещать и вам, и Аните, что карьера моего мужа больше не будет отражаться на моей собственной.

Едва сдерживаясь, чтобы не завопить от радости прямо сейчас, Брук аккуратно записала телефоны и е-мейл Аниты Мур. Головная боль прошла как по волшебству. Звонко откупорив баночку диетической колы из мини-бара, Брук открыла электронную почту, нажала кнопку «Написать письмо» и начала печатать. Она твердо решила получить эту должность.

19. Танец из жалости

Брук устало улыбнулась свекру, который открыл заднюю дверцу прокатной машины и галантным жестом предложил ей садиться. К счастью, вчерашний гнев доктора Олтера в адрес компании «Херц» поулегся, и поездка прошла в приятной тишине.

Брук испытала прилив гордости от того, что удержалась от комментариев по поводу очередного головного убора свекрови. На шляпку пошел по меньшей мере фунт сколотой тафты, еще на ней красовался огромный букет искусственных пионов. Этот кич, способный распугать лошадей на пресловутых дерби, призван был дополнить элегантное платье от «Ив Сен-Лорана», сумочку «Шанель» и изумительные босоножки от Маноло Бланика с инкрустацией. С ума эта женщина сошла, не иначе.

— Джулиан не звонил? — спросила старшая миссис Олтер, когда они свернули на подъездную аллею.

— Сегодня нет. Вечером прислал несколько сообщений, но я поздно вернулась, не стала перезванивать. Господи, вот уж кто умеет веселиться, так это студенты-медики! Им все равно, замужем ты, не замужем…

В зеркало заднего вида Брук увидела, как брови свекрови сошлись на переносице, и возликовала от маленькой победы. До дома невесты ехали молча. Когда остановились перед внушительными воротами в готическом стиле — дом Ферн окружал красивый кованый забор, Брук заметила, что Элизабет едва заметно одобрительно кивнула, как бы говоря: «Если уж жить не на Манхэттене, то только вот так». Аллею от ворот к дому затеняли старые цветущие вишни и могучие дубы, такие высокие, что благодаря им дом и территория вокруг него заслуживали названия усадьбы. Несмотря на февраль, деревья стояли в густой зеленой листве, словно бахвалясь здоровьем. Дворецкий в смокинге принял машину, а красивая молодая женщина провела гостей в дом. Брук заметила, что девушка задержала взгляд на шляпе Элизабет, но была слишком хорошо вышколена, чтобы беззастенчиво рассматривать.

Брук всей душой желала, чтобы Олтеры оставили ее одну, и они не разочаровали ее: едва заметив барменов в галстуках-бабочках за массивной барной стойкой красного дерева, метнулись туда. Брук отчего-то вспомнила свою жизнь до замужества. Да, быстро забывается, каково быть без пары на чужих свадьбах, когда у всех остальных девушек есть спутник. Или теперь это считается нормальным?

Она ощутила вибрацию телефона и, взяв бокал шампанского у проходившего мимо официанта, удалилась в ближайший туалет.

Звонила Нола:

— Ну, как там дела?

Голос подруги показался Брук теплым мягким одеялом в этом ледяном, внушающем робость особняке.

— Не стану лгать, паршиво.

— А я тебя предупреждала. Как ты вообще решилась поехать?

— Не знаю, о чем я думала. Не ходила одна на свадьбу уже шесть, нет, семь лет и, видимо, забыла, как это все…

Нола фыркнула:

— Да уж, подруга. Полное дерьмо. Если тебе хотелось вспомнить, не нужно было туда мчаться, могла меня спросить.

— Нола, что я делаю? Не здесь, а вообще? — Брук удивилась, что в ее вдруг ставшем тоненьким голосе прозвучали нотки паники. Телефон чуть не выскользнул из вспотевшей ладони.

— Ты что? Тебе нехорошо?

— Нехорошо? А что тут хорошего? Мы с Джулианом не можем переломить ненормальную ситуацию, когда не знаешь, что делать дальше, не в силах простить и забыть! Я его люблю, но перестала доверять, мы совсем чужими стали. Не из-за той девицы, хотя это тоже отдельная тема, а из-за всего вместе!

— Тихо-тихо, успокойся, завтра ты вернешься домой. Я встречу тебя у дверей — уж извини, в аэропорт не поеду из-за Олтеров, — и мы обо всем поговорим. Если у вас с Джулианом есть возможность выяснить отношения и помириться, вы так и сделаете. Но если ты решишь, что это невозможно, я поддержу тебя и буду рядом. И не только я, а многие.

— Боже мой, Нола… — горестно простонала Брук. Слышать от кого-то, что они с Джулианом могут разойтись, было невыносимо.

— Брук, ты не вали все в одну кучу. Сегодня тебе нужно стиснуть зубы и с улыбкой выдержать церемонию, коктейль и прочее. Когда соберут посуду, садись в такси и поезжай обратно в гостиницу, поняла?

Брук молча кивнула, но Нола этого видеть, естественно, не могла.

— Так да или нет?

— Да.

— А сейчас выходи из туалета и следуй моим инструкциям. Завтра увидимся. Все будет хорошо, я обещаю.

— Спасибо, Нола. Расскажи по-быстрому — у тебя-то как? Эндрю по-прежнему в фаворе?

— Да, я сейчас с ним, кстати.

— Как — с ним? Чего ж ты мне звонишь?..

— У нас перерыв, он в ванной…

Что-то в интонации Нолы показалось подозрительным, и Брук спросила:

— А какое шоу ты смотришь?

— «Король-лев», — ответила Нола после паузы.

— Мультфильм?! А, поняла, ты осваиваешь роль мачехи!

— Ну да, мальчик тоже с нами. Ну и что? Он симпатичный.

Несмотря ни на что, Брук улыбнулась:

— Нола, я тебя люблю. Спасибо тебе.

— Я тебя тоже люблю, но если кому-то об этом расскажешь…

Брук широко улыбалась, выходя из туалета, но тут же наткнулась на Айзека и его любимую блоггершу.

— Привет! — воскликнул Айзек с бесполым восторгом человека, который целый вечер флиртовал с чисто эгоистическими намерениями. — Брук, позволь познакомить тебя с Сюзанной. Я уже говорил тебе, как она мечтает…

— …взять у вас интервью, — договорила Сюзанна, протягивая руку. Девушка была улыбчивой, живой и довольно миловидной — словом, у Брук тошнота подступила к горлу.

Использовав последние резервы уверенности и хладнокровия, Брук посмотрела Сюзанне прямо в глаза и сказала:

— Ну что ж, рада знакомству. Простите, я должна срочно передать свекрови важную информацию.

Сюзанна кивнула.

Зажав в руке узкий бокал шампанского как спасательный трос, Брук чуть ли не облегчение испытала, найдя Олтеров в шатре, разбитом для свадебной церемонии.

— По-моему, вы обожаете свадьбы! — весело сказала она, не зная, что еще придумать, и присела на занятое для нее место.

Свекровь пристально рассматривала себя в зеркальце и несколько раз коснулась спонжем воображаемого пятнышка на подбородке.

— Не могу понять, как это больше половины браков распадаются, хотя решительно все, идя к алтарю, уверены, что уж с ними этого не случится.

— Ну да, — пробормотала Брук. — Давайте теперь на свадьбе обсуждать процент разводов.

Это была настоящая дерзость, подобного она никогда себе не позволяла, но свекровь и бровью не повела. Доктор Олтер поднял глаза от блэкберри, в котором смотрел котировки акций, но, увидев, что жена не реагирует, вновь углубился в чтение.

К счастью, зазвучала музыка, и под тентом воцарилась тишина. Первыми вошли Трент и его родители. Брук улыбнулась, отметив счастье жениха и отсутствие у него малейшего волнения. За ним вереницей потянулись подружки невесты и свидетели жениха, а потом настала очередь сопровождаемой родителями Ферн, сиявшей, как и полагается невесте. В церемонии занятно переплелись еврейские и христианские традиции. Брук, несмотря на все свои проблемы, была глубоко растрогана, видя, как жених и невеста смотрят друг на друга особым долгим взглядом, который красноречивее слов.

И только когда раввин начал объяснять гостям смысл хупы, сказав, что белый свадебный балдахин символизирует новый дом, который новобрачные будут строить вместе, что он призван защищать и укрывать их от внешнего мира, но открыт с четырех сторон для друзей и членов семьи, Брук расплакалась — это была ее любимая часть свадебной церемонии. Когда на свадьбах доходило до хупы, Джулиан и Брук, держась за руки, обменивались такими же взглядами, как сейчас Трент и Ферн. А теперь она сидит одна, не в силах отрицать очевидное: квартира на Таймс-сквер давно перестала быть домом, где что-то теплится, а они с мужем неудержимо движутся к тому, чтобы пополнить статистику его мамаши.

Во время приема одна из подруг Ферн прильнула к своему бойфренду и что-то прошептала ему на ухо, отчего глаза у него сделались квадратными. Девушка энергично кивнула, Брук стало интересно, о чем они секретничают, но молодой человек вдруг подошел к ее креслу, галантно подал руку и спросил, не желает ли она потанцевать. Пригласил из жалости. Брук и сама часто заставляла Джулиана приглашать на танец женщин, оказавшихся на свадьбе в одиночестве, считая, что тем это понравится. Теперь же, узнав наличном опыте, каково получать подобную милостыню, она поклялась больше так не делать. Она рассыпалась в благодарностях, но танцевать отказалась, сказав — ей бы лучше таблеточку эдвила. С видимым облегчением кавалер отступил, и вскоре Брук снова направилась в туалет, готовая просидеть там до конца жизни.

Она посмотрела на часы — было без пятнадцати десять — и решила: если Олтеры останутся дольше одиннадцати, она вызовет такси. Выскользнув в холл, где гуляли сквозняки и, к счастью, не было ни души, Брук проверила телефон. Ни звонков, ни сообщений, хотя Джулиан уже должен быть дома. Брук прикинула, что он сейчас делает, забрал ли Уолтера у парня, который за ним присматривал. Наверняка хозяин и спаниель сидят сейчас рядышком на диване. Или он поехал сначала в студию? Брук не хотелось возвращаться в зал, поэтому она принялась расхаживать по коридору, открыв сначала Facebook, а потом на всякий случай отыскав телефон местной службы вызова такси. Когда развлечения и предлоги для отсутствия кончились, она опустила телефон в сумочку, скрестила обнаженные руки на груди и медленно побрела туда, где звучала музыка.

На плечо легла чья-то рука, и Брук, еще не обернувшись и не услышав ни звука, сразу поняла, что это ее муж.

— Ру? — вопросительно произнес Джулиан, не будучи уверен, как она отреагирует.

Брук не сразу оглянулась — она заволновалась: вдруг ошиблась, вдруг это не он, но когда все же обернулась, на нее налетел такой ураган эмоций, что она едва удержалась на ногах. Перед ней стоял ее муж в своем единственном костюме и улыбался скромно и неуверенно. В его глазах читалось: «Пожалуйста, обними меня!». И несмотря на все, что произошло, на океан, разделявший их долгие две недели, Брук ничего больше так не хотела. Она не могла отрицать невольную глубокую радость, поднявшуюся в ней при встрече с Джулианом.

Бросившись в его объятия, она почти полминуты не могла вымолвить ни слова. Джулиан был теплым, и запах у него был правильный, и обнял он ее так крепко, что она заплакала.

— Надеюсь, это от радости?

Брук вытерла щеки, зная, что тушь потекла, но нимало об этом не заботясь.

— От радости, от облегчения и много еще от чего.

Когда они наконец разомкнули объятия, она заметила, что на ногах у Джулиана кроссовки.

Он поймал ее взгляд.

— Забыл взять парадные туфли, — слегка пожал он плечами и указал на свои волосы: — А уж на голове что творится, лучше не смотреть.

Брук прижалась к мужу и поцеловала его снова. Все было хорошо, совсем как прежде! Полагалось сердиться, но она была безумно счастлива видеть мужа…

— Никто не заметит. Все будут в восторге, что ты приехал.

— Пойдем отыщем Трента и Ферн, а потом поговорим наедине.

То, как он это сказал, вдруг успокоило Брук. Муж был рядом, он взял на себя инициативу, и она с удовольствием подчинилась. Он провел ее по коридору, где прогуливались несколько пар, которые уставились на них, только что глаза не протирая, и среди них были Айзек со своей Сюзанной, как удовольствием отметила Брук.

Они вышли под тент. Оркестр не играл — как раз подали десерт, так что незаметно войти не получилось. При их появлении атмосфера ощутимо изменилась. Все смотрели на них, перешептываясь, а девочка лет десяти вообще указала на Джулиана пальцем и громко сообщила о его появлении маме. Свекровь Брук сначала услышала и только потом увидела.

— Джулиан! — зашипела она, материализовавшись непонятно откуда. — Что… как ты одет?!

Брук, не удержавшись, покрутила головой. Эта женщина никогда не перестанет ее удивлять.

— Привет, мам. А где…

Доктор Олтер отстал от жены лишь на секунду.

— Джулиан, где тебя носило, черт возьми? Пропустить предсвадебный ужин, бросить бедняжку жену одну на все выходные, а теперь заявиться в таком виде? Что на тебя нашло?!

Брук приготовилась к ссоре, но Джулиан лишь сказал:

— Папуль, мамуль, рад вас видеть. А сейчас извините меня, но…

И Джулиан провел Брук мимо своих родителей к Тренту и Ферн — виновники торжества обходили столы с гостями. Брук чувствовала, что все взгляды прикованы к ней с мужем.

— Трент! — негромко сказал Джулиан, положив руку на спину двоюродному брату.

На лице Трента отразился шок, тут же сменившийся радостью, едва он обернулся. Братья обнялись. Ферн улыбнулась Брук, и ее сомнения, понравится ли новобрачной внезапное появление Джулиана, сразу улеглись.

— Поздравляю вас обоих! — Джулиан хлопнул Трента по спине и наклонился, чтобы поцеловать Ферн в щеку.

— Спасибо, — поблагодарил сияющий Трент.

— Ферн, ты выглядишь сказочно прекрасно. Не знаю, как тебя заполучил этот тип, но ему чертовски повезло.

— Спасибо, Джулиан, — сказала Ферн с улыбкой, взяв Брук за руку. — Мы с Брук наконец-то познакомились и пообщались. Должна сказать, тебе тоже очень повезло.

Брук незаметно пожала ей руку.

Джулиан улыбнулся жене.

— Согласен, — кивнул он. — Ребята, мне очень жаль, что я все пропустил…

Новобрачные замахали руками:

— Ни о чем не беспокойся, мы рады, что ты смог приехать!

— Нет-нет, я должен был провести здесь весь уик-энд. Мне так жаль, вы себе не представляете…

С минуту казалось, что Джулиан вот-вот заплачет. Ферн привстала на мысочки, обняла его и сказала:

— Ты можешь искупить свою вину, подарив нам пару билетов в первый ряд на твое ближайшее выступление в Лос-Анджелесе. Правильно, Трент?

Все засмеялась. Брук заметила, что Джулиан подал Тренту сложенный листок бумаги.

— Здесь мой тост для предсвадебного обеда. Жаль, что я не смог его прочесть.

— Прочти сейчас, — предложил Трент.

Джулиан опешил:

— Сейчас?!

— Но это же твой тост?

Джулиан молча кивнул.

— Тогда я скажу от нас обоих: мы с удовольствием послушаем, если ты не передумал.

— Нет, конечно, — сказал Джулиан.

Откуда-то взялся микрофон, где-то звякнули бокалы, кто-то шикнул, и в шатре стало тихо. Джулиан откашлялся и сразу расслабился. Наверное, все заметили, как естественно он держится с микрофоном в руке, думала Брук, — совершенно непринужденно и на редкость обаятельно. Сейчас она очень гордилась мужем.

— Всем привет, — сказал он с улыбкой, от которой на его щеках заиграли ямочки. — Меня зовут Джулиан, мы с Трентом двоюродные браться, родились с разницей в полгода, так что, наверное, можно сказать, знаем друг друга всю жизнь. Я хочу пожелать моему брату и его прелестной жене самого большого счастья, какое есть в мире.

На секунду он остановился, разворачивая листок, но, пробежав первые строки, пожал плечами и сунул шпаргалку в карман пиджака.

— В общем, я с уверенностью могу утверждать, что, никогда еще не видел Трента таким счастливым. Ферн, добро пожаловать в нашу сумасшедшую семейку, будешь глотком свежего воздуха!

Все засмеялись, кроме Элизабет Олтер. Брук ухмыльнулась.

— Чего вы можете не знать, так это что я обязан Тренту своим счастьем. — Джулиан кашлянул, и вокруг стало еще тише. — Девять лет назад он познакомил меня с Брук, моей женой, любовью всей моей жизни. Страшно представить, что бы со мной сталось, окажись их первое свидание удачным. — Гости снова засмеялись. — Я счастлив, что у них что-то там не срослось. Если бы на собственной свадьбе мне сказали, что сегодня я буду любить мою жену еще сильнее, я бы не поверил, но сейчас я стою здесь, смотрю на нее и понимаю: это правда.

Брук чувствовала, что взгляды всех гостей направлены на нее, а сама она не могла отвести глаза от Джулиана.

— Любите друг друга сильнее с каждым прожитым днем и знайте: какие бы проблемы ни подбросила жизнь, сообща вы все преодолеете. Сегодня у вас все только начинается, и я уверен, выражу общее мнение, сказав, что для меня большая честь разделить это свадебное торжество. Поднимем же бокалы за Трента и Ферн!

Гости разразились приветственными криками, все звонко чокались бокалами, и кто-то крикнул:

— Еще, еще!

Джулиан покраснел и наклонился к микрофону.

— А теперь я спою «Ветер в моих крыльях» специально для счастливой пары, если новобрачные не возражают.

Он повернулся к Тренту и Ферн, которые тщетно пытались скрыть ужас, выждал долгую секунду — в шатре стало совсем тихо — и раскололся:

— Да я пошутил! Конечно, если вы желаете, чтобы я…

Трент вскочил и принялся шутливо тузить Джулиана. Ферн присоединилась к ним минутой позже, расцеловав в щеку и вымазав слезами. И снова гости смеялись и пили за здоровье молодых. Джулиан прошептал что-то Тренту на ухо, они обнялись. Оркестр заиграл мягкую фоновую мелодию. Джулиан подошел к Брук и, не говоря ни слова, повел ее через толпу обратно в коридор.

— Прекрасная речь, — севшим голосом сказала она.

Он взял ладонями ее лицо и посмотрел прямо в глаза.

— В ней каждое слово правда, могу поклясться.

Она прильнула к нему и поцеловала в губы. Поцелуй длился всего секунду, но Брук подумала, что это лучший поцелуй в их жизни. Она уже хотела обнять Джулиана за шею, когда он потащил ее к выходу, спрашивая на ходу:

— У тебя пальто есть?

Брук пристально посмотрела на курильщиков в дальнем конце аллеи и кивнула:

— В гардеробе.

Джулиан снял пиджак и помог Брук его надеть.

— Пойдешь со мной? — спросил он.

— Куда? Гостиница далеко, пешком не добраться, — шепнула она, когда они проходили мимо курильщиков, огибая дом вдоль стены.

Джулиан положил ей руку чуть ниже талии и решительно повел на задний двор.

— Уехать нам нельзя, но никто не будет возражать, если мы ненадолго исчезнем.

За двором начиналась тропинка, ведущая к пруду. Джулиан жестом предложил Брук присесть на каменную скамью у воды.

— Так нормально?

Сквозь тонкую ткань платья каменное сиденье показалось Брук ледяным. Пальцы ног начало пощипывать.

— Холодновато немного.

Он обнял ее и прижал к себе.

— Так для чего мы сюда пришли, Джулиан?

Он взял ее за руку.

— Когда я был в Нью-Йорке, приезд сюда казался мне бредовой идеей. Я пытался убедить себя, что лучше оставить все как есть, но ошибался. У меня было достаточно времени на раздумья, и я хочу, не теряя ни минуты, рассказать, к чему пришел.

— Ну попробуй.

Он взял другую руку Брук.

— Я летел с Томми Бейли, певцом, который пару лет назад победил на конкурсе «Американский идол».

Брук кивнула, решив не упоминать о знакомстве с Эмбер или о том, что про Томми она знает более чем достаточно.

— Первым классом летели только мы двое. Я направлялся в Англию работать, а он в отпуск — у него перерыв между выступлениями, снял где-то чумовую виллу. И вдруг меня как водой окатило — он летел один!

— Ты что, такой наивный? Это же не значит, что на вилле он будет грустить в одиночестве…

Джулиан приподнял ладонь, останавливая ее:

— Нет, все правильно, это так. Он не закрывая рта распространялся о девушках, которые его там ждут или сразу прибегут, только он свистнет. Его сопровождали пиар-агент, менеджер и какие-то друзья, которым он оплатил билеты. Неловко сказать, но мне показалось, что ему приятно иметь свиту, слушать лесть… Это многим нравится, я видел. Он пил, не зная меры, моментально надрался и над Атлантикой уже рыдал, говорю тебе, захлебывался слезами и лепетал, как тоскует по бывшей жене, родственникам и друзьям детства. Говорил, его окружают люди, которых он знает максимум пару лет, и всем от него что-то нужно. Томми совершенно расклеился, Брук, он вообще невротик законченный, а я смотрел на него и думал: «Не дай мне Бог стать таким же».

Брук наконец выдохнула — бессознательно, она задержала дыхание в самом начале разговора. Джулиан не хочет превращаться в Томми Бейли — вот слова, которых она так долго ждала.

Брук подняла глаза на мужа.

— Я тоже не хочу, чтобы ты стал таким, но и камнем у тебя на ногах я висеть не желаю. Не хочу быть сварливой женой, которая вечно придирается, угрожает, ставит условия и спрашивает, когда ты придешь домой.

Джулиан удивленно приподнял бровь:

— Как так? Ты же это обожаешь!

Брук немного подумала.

— Да, ты прав. Я это обожаю.

Оба улыбнулись.

— Слушай, Ру, я все время прокручиваю в голове вот что. Конечно, должно пройти время, прежде чем ты снова сможешь мне доверять, но я готов ждать сколько понадобится. Подвешенное состояние, в котором мы сейчас находимся, — это кошмар. Если ты по-прежнему ничего не хочешь слушать, знай: я буду за нас бороться. И сейчас, и потом.

— Джулиан…

Он прижал ее крепче.

— Нет, дай мне сказать. Ты выматывалась на двух работах, а я… я не замечал, насколько тяжело тебе все дается…

Она взяла мужа за руку.

— Да нет, здесь я тоже не во всем права. Сама на это пошла — ради тебя, ради нас, но я зря старалась сохранить обе должности, когда ситуация изменилась. Не знаю почему. Наверное, чувствовала, что безнадежно отстаю, что все выходит из-под контроля, вот и цеплялась за привычный порядок вещей. Я тоже много передумала. Надо было уйти хотя бы из Хантли, когда выпустили твой альбом, а в больнице перейти на полставки — может, тогда мы бы чаще виделись. А теперь, даже если я возьму часы в медцентре или открою свою практику, чем это нам поможет?

— Поможет! — сказал Джулиан твёрдо и настойчиво, как говорил когда-то. Брук очень давно не замечала у мужа такой интонации.

Он сунул руку в карман брюк и вытащил сложенные листки.

— Это что?.. — У Брук едва не вырвалось «бумаги на развод», но она сдержалась, испугавшись, что могло сорваться с языка.

— Это наш план игры, Ру.

— План игры? — Она слышала собственное неровное дыхание и уже не могла сдержать дрожь.

Джулиан кивнул.

— Для начала, — сказал он, заправляя пряди волос за уши, — раз и навсегда избавляемся от негативных людей. Первым идет… Лео.

При упоминании этого имени Брук поморщилась, как от зубной боли.

— При чем тут он?

— Ох, Ру, он законченный гад. Что-то ты, наверное, поняла с самого начала, а я, дурак, в упор не замечал. Он постоянно сливал информацию прессе, провел в «Шато Мармон» папарацци из «Ласт найт», именно он посадил ко мне за стол ту девицу, и все под предлогом, что любая реклама — это хорошая реклама. Он инспирировал и раздувал этот скандал. Я, конечно, сам виноват, но Лео…

Брук передернуло.

— Вот подонок!

— Я его уволил.

Брук вскинула голову. Джулиан улыбался.

— Правда?! — изумилась она.

— О да. — Он подал ей сложенный листок. — А вот второй этап.

Листок оказался распечаткой с веб-сайта. Под фотографией приятного пожилого джентльмена значилась его контактная информация и описание квартир, которые он продал за последние пару лет.

— Что, он известный человек, этот Говард Лью?

— Скоро ты с ним познакомишься, — улыбаясь, пообещал Джулиан. — Говард — наш новый брокер. Встретимся с ним в понедельник, если ты не против.

— Мы покупаем квартиру?

Джулиан протянул ей несколько сколотых листков.

— Будем смотреть вот эти… и, конечно, все, что тебе понравится.

Брук смотрела на него несколько секунд, перебирая бумаги, потом опустила глаза и ахнула. Это были распечатки с фотографиями прекрасных бруклинских таунхаусов, шесть или семь домов с интерьерами, поэтажными планами, техническими характеристиками и списком бытовых удобств. Брук привлек последний — четырехэтажный кирпичный дом с крыльцом и маленьким двориком с воротами, мимо которого они с Джулианом ходили сотни раз.

— Твой любимый? — уточнил муж, указывая на снимок.

Брук кивнула.

— Я так и думал. Его мы поедем смотреть последним, и если он тебе понравится, сразу на месте внесем залог.

Это не укладывалось в голове. Прекратились разговоры о шикарных лофтах в Трайбеке или ультрасовременных апартаментах в небоскребах. Джулиан желал иметь дом, настоящий дом, так же как и она.

— Вот, — сказал он, протягивая ей очередной листок.

— Еще дом?

— Ты разверни.

Новая распечатка, на этот раз с фотографией улыбающегося мужчины лет сорока пяти по имени Ричард Голдберг, сотрудника компании «Профессиональный менеджмент для профессиональных артистов».

— И кто же этот приятный господин? — с улыбкой спросила Брук.

— Мой новый менеджер, — сказал Джулиан. — Я звонил в разные компании и нашел человека, который понял, чего я хочу достичь.

— Можно узнать — чего?

— Я хочу построить успешную карьеру, не потеряв при этом самое важное — тебя, — тихо произнес он. Показав на фото Ричарда, он добавил: — Я говорил с ним, и он сразу меня понял. Мне не нужно «максимизировать мой финансовый потенциал», мне нужна ты.

— Но мы все равно сможем позволить себе этот таунхаус? — с лукавой улыбкой спросила Брук.

— Конечно. Даже не сомневайся. Если я решусь отказаться от части платежных чеков, то смогу ездить на гастроли раз в год, и то ненадолго — на шесть-восемь недель максимум.

— А как ты сам к этому отнесешься?

— Хорошо отнесусь. Не только ты ненавидишь мои гастроли — это же не жизнь, а собачье существование. Но шесть-восемь недель раз в год мы как-нибудь выдержим, если остальное время будет свободнее. Что скажешь?

Брук кивнула:

— Согласна. По-моему, это хороший компромисс, если только ты себя не обидел.

— Ну, это не идеально, но идеального варианта тут не подберешь. Для начала неплохо. И я не жду, что ты все бросишь и поедешь со мной. К тому времени у тебя уже будет новая любимая работа, а может, и ребенок… — Он выразительно уставился на Брук, приподняв брови. Она рассмеялась. — Студию можно оборудовать в цокольном этаже, тогда я все время буду дома, с семьей. Я проверил, у этих таунхаусов просторные подвалы.

— Господи, Джулиан, это же… — Брук потрясла распечатками, растроганная мыслью о том, сколько сил и раздумий он в это вложил. — Просто не знаю, что сказать.

— Скажи, что согласна, Брук. Мы сможем все наладить, я знаю. Стоп, подожди, ничего не говори. — Он распахнул пиджак, в который она куталась, и сунул руку во внутренний карман. Через секунду на его ладони оказалась маленькая бархатная коробочка.

Брук зажала рот рукой. Ей хотелось спросить Джулиана, что там, но не успела она сказать слово, как он сполз со скамейки и стал перед ней на колени, взяв ее за руку.

— Брук, ты согласна сделать меня счастливейшим человеком на свете, согласившись снова выйти за меня замуж?

Крышка коробочки отскочила, и Брук вопреки ожиданиям увидела не изысканное кольцо с огромным солитером или сверкающие бриллиантовые серьги-гвоздики. Бархатные валики удерживали ее собственное простое обручальное колечко, которое стилист сняла с ее пальца перед церемонией «Грэмми», то самое, которое Брук носила почти шесть лет и не надеялась увидеть снова.

— Я носил его на цепочке, когда мне его вернули, — сказал Джулиан.

— Я не хотела… — заторопилась с объяснениями Брук. — Просто забыла его забрать в той суматохе. Клянусь, я ничего символического не имела в виду…

Джулиан приподнялся и поцеловал жену.

— Ты окажешь мне честь, снова начав его носить?

Расплакавшись, она обняла его за шею и кивнула. Брук хотела сказать «да», но не могла вымолвить ни слова. Джулиан засмеялся, легонько потряс ее за плечи и крепко обнял.

— Вот, смотри, — сказал он, вынимая кольцо и указав на внутреннюю сторону, где рядом с датой свадьбы появилась новая гравировка — число этого дня. — Чтобы мы никогда не забывали свое решение начать сначала.

Он взял ее левую руку и надел на палец гладкое золотое колечко, без которого Брук все это время чувствовала себя незащищенной.

— Ру, не хочу разводить формализм, но ведь ты мне не ответила, — робко напомнил Джулиан.

Брук видела, что он до сих пор немного волнуется.

Это был добрый знак.

Нельзя решить все проблемы одним махом; но сегодня Брук об этом не думала. Они по-прежнему любят друг друга. Никто не знает, что принесет будущее, что случится через несколько месяцев или лет, суждено ли осуществиться их планам и сбыться надеждам, но одно она знала наверняка: они приложат для этого все усилия.

— Я люблю тебя, Джулиан Олтер, — сказала она, взяв его руки в свои. — Я согласна снова выйти за тебя замуж, да, да, да!

От автора

В первую очередь благодарю своего агента Слоуна Харриса, перед которым я в неоплатном долгу. Спасибо за неизменную поддержку, бесценные советы и спокойный, здравый подход к решению любого ЧП, которое я на него сваливаю! Каждый день я просыпаюсь с чувством благодарности всей команде Слоуна и восхищаюсь его способностью ввернуть слово «кабуки» почти в любом разговоре.

Спасибо моей собственной редакторской команде, в порядке появления: Мэрисью Руки, Линн Дрю, Грир Хендрикс. Любой автор был бы счастлив получать такие умные, профессиональные и быстрые замечания. Отдельно обнимаю Линн за ее трансатлантический вояж, совершаемый исключительно по зову сердца (ежегодная традиция?).

Спасибо Джудит Карр с ее заразительной энергией и Дэвиду Розенталю, который всегда в меня верил (и который ненавидит выражение «я всегда в тебя верил»). Огромное спасибо всем в «Атрии», особенно Каролин Рейди, Крису Ллореде, Дженн Ли, Лизе Скиамбра, Меллони Торрес, Саре Кантин, Лизе Кейм, Нэнси Инглис, Кимберли Голдстейн, Айе Полок, Рейчел Бостик, Натали Уайт, Крейгу Дину и торговому штату «Атрии» в полном составе. Я счастлива войти в вашу семью!

Спасибо вам, Бетси Роббинс, Вивьен Шустер, Элис Мосс, Кейт Бёрк, Кэти Глисон, София Бейкер, Кайл Уайт и Людмила Суворова! Я всех вас просто обожаю! Особая благодарность Кристин Кин, мгновенно предлагавшей гениальные советы на любую тему, от развития сюжета до туфель на шпильках, — вы всякий раз оказывались правы. Обнимаю Кару Вайсбергер за блестящие плодотворные ими. Спасибо Дэмьену Бендерсу за информацию о музыкальной индустрии и Виктории Штейн за важные детали, связанные с работой диетолога (все обложки в повествовании исключительно мои).

Море любви маме и папе и всей моей семейке Дане, Сету, бабуле, Папи, Берни, Джуди. Джонатану, Брайану, Линдси, Дейву, Элисон, Джеки и Мея за долгие часы бесконечной изнурительной болтовни, пропитанной любовью и поддержкой. Няня, я знаю, ты прочтешь это там, где ты сейчас. Мне тебя не хватает.

И наконец, самая большая благодарность моему мужу Майку. Без него не было бы этого романа. Мы обсуждали персонажей за завтраком, сюжет за ленчем, структуру романа за ужином, и муж не только ни разу не пригрозил мне разводом, но и смешил на каждом этапе работы над книгой. Эм-Си, я тебя люблю.

Примечания

1

Моя дорогая (ит.). — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Церматт — один из самых известных курортов в Швейцарии, на границе с Италией.

(обратно)

3

Лингуини — разновидность макарон. Буквально это слово означает «тонкие язычки».

(обратно)

4

Рогипнол — расслабляющий седативный препарат.

(обратно)

5

Гестационный диабет — нарушение углеводного обмена, которое возникает или впервые распознается во время беременности.

(обратно)

6

Мячи компании «Нерф» сделаны из мягкой полиуретановой пены для большей безопасности детей.

(обратно)

7

Шутливое прозвище г. Филадельфия.

(обратно)

8

Эн-эф-эл (NFL) — Национальная футбольная лига.

(обратно)

9

Джон Майер — американский автор песен и исполнитель, музыкальный продюсер.

(обратно)

10

Fern — папоротник (англ.).

(обратно)

11

Шоу «Сегодня вечером с Джеем Лено идет на канале Эн-би-си. Гостями Лено становятся самые известные деятели искусств и политики США.

(обратно)

12

По Фаренгейту. Примерно 20 °C.

(обратно)

13

Имеются в виду студии, принадлежащие известным звукозаписывающим и кинокомпаниям. Находятся пригороде Лос-Анджелеса.

(обратно)

14

Особым образом обработанная вода с добавками на фруктозе.

(обратно)

15

Название эти кексы получили из-за яркого цвета бисквита.

(обратно)

16

Джинсовые шорты-трусики.

(обратно)

17

Дерек Джетер — известный бейсболист.

(обратно)

18

Тейлор Свифт — американская исполнительница песен в поп- и кантри-стиле.

(обратно)

19

Квесо — овечий сыр.

(обратно)

20

Шестилетний Итан Пэтц был похищен по дороге к школьному автобусу в 1979 г. и так и не был найден. В 1991 г. сидевший в тюрьме за педофилию Хосе Рамос 132 признался сокамерникам в убийстве Итана.

(обратно)

21

Говорите! (ит.).

(обратно)

22

Имеется в виду приправа для салата с майонезом и пикулями.

(обратно)

23

Игра слов: greenroom — артистическое фойе, зеленая комната (англ.).

(обратно)

24

То есть во внедорожниках «кадиллак-эскапейд».

(обратно)

25

Нил Лейн — дизайнер ювелирных украшений.

(обратно)

26

«Тайгер бит» — журнал для девочек-подростков.

(обратно)

27

Райан Сикрест — популярный американский теле- и радиоведущий.

(обратно)

28

Имеются в виду Майли Сайрус и Тейлор Свифт — американские исполнительницы в стиле кантри.

(обратно)

29

Джей-Зи (Шон Кори Картер) — американский рэппер.

(обратно)

30

Джош Дюамель — американский актер, ранее — модель.

(обратно)

31

Джимми Киммел — известный телеведущий, комик и актер.

(обратно)

32

Кэрри Андервуд — американская певица в стиле кантри.

(обратно)

33

Кэти Пери (Кэтрин Элизабет Хадсон) — певица и композитор.

(обратно)

34

Джон Майер — американский автор песен, исполнитель, гитарист и клавишник.

(обратно)

35

Зд.: блок кабинетов, отдельное многокомнатное помещение.

(обратно)

36

Тёркс, Кайкос — острова, территория Великобритании в Карибском море.

(обратно)

37

Имеются в виду Гвинет Пэлтроу, Хайди Клум и Жизель Бундхен.

(обратно)

38

Профессиональный футбольный клуб, выступающий в Национальной футбольной лиге.

(обратно)

39

Саймон Коуэлл — знаменитый британский телеведущий, актер и продюсер популярных развлекательных шоу.

(обратно)

40

«Херц» — крупная компания, предлагающая услуги автопроката.

(обратно)

41

Коктейль из водки, лимонного сока и сахара.

(обратно)

Оглавление

1. Пианист

2. Страдает один — страдают все

3. Рядом с ним Джон Майер[9] — жалкий дилетант

4. Тост за рыжих

5. Они ради тебя в обморок грохнутся

6. А ведь мог бы стать врачом

7. Обманутая кучкой сопляков

8. Троих Боливару точно не выдержать

9. Пирожок в пенке, а стакан в руке

10. Ямочки соседского парня

11. Кругом текила и восемнадцатилетние красотки

12. Лучше или хуже, чем у Сиенны?

13. Боги и медсестры вращаются в разных сферах

14. Факт раздевания

15. Не какая-нибудь плакса под душем

16. Бойфренд с виллой и ребенком

17. Старина Эд питал слабость к проституткам

18. Сильно достали еще при заселении

19. Танец из жалости

От автора

*** Примечания ***