Расскажи, расскажи, бродяга [Ольга Александровна Лаврова] (fb2) читать постранично

Лаврова Ольга & Лавров Александр Расскажи, расскажи, бродяга

Ольга Лаврова

Александр Лавров

Расскажи, расскажи, бродяга

Постановление о продлении срока следствия было составлено загодя, и утром Знаменский направился к начальнику отдела Скопину. Туда же тянулись по одному и другие - был день визирования отсрочек. Пружинистой походкой джигита прорысил Леонидзе; вероятно, заканителил что-нибудь по лени, обычно он укладывался в отведенный месяц.

Скопин держал наготове ручку и уже занес ее над местом, где полагалось расписаться, но поднял львиную голову с крупными красивыми чертами.

- Зачем тебе? - спросил недоуменно.

Знаменский пожал плечами, словно извиняясь.

Как передать те смутные впечатления, даже еще не впечатления, а неразборчивые сигналы, воспринимаемые за порогом слышимости и видимости. Они ощущались, может быть, кожей, может быть, сетчаткой... или вызывали непривычный привкус во рту. Объяснению это не поддавалось. Скопин положил ручку.

- Дай-ка, - потянулся он к папке с делом. Изучить ее содержимое можно было за три-четыре минуты. Скопину хватило одной.

- Ну и что? - он закурил и жестом предложил стул.

Знаменский сел. Но решительно нечем было удовлетворить любопытство начальника отдела. Стандартный с виду бродяга, стандартные допросы, стандартная бумажная карусель проверок.

- Вадим Александрович, он уже менял показания... - произнес Знаменский; вяло произнес, потому что не был увлечен делом, рад бы закруглить его, да отчего-то не получалось.

Скопин щелчком стряхнул пепел, не дождался продолжения и поставил росчерк.

В проходной Бутырки Томин сказал:

- Насчет Ленинграда я сам прозондирую.

- Сделай одолжение.

Знаменский заполнял бланки вызова арестованных, Томин отошел поболтать с дежурной.

- Тишина у вас - в ушах звенит.

- Так ведь тюрьма... Кого будете вызывать?

- Ковальского.

Дежурная покопалась в картотеке:

- Двадцать седьмая камера.

- Ниночка, найди там еще Петрова! - попросил от стола Знаменский.

- Тоже в двадцать седьмой, - откликнулась она и добавила простодушно: Двадцать седьмая сегодня в бане была.

- Слышь, Паша, оба чистенькие!

- Рад за них.

- А что у тебя за Петров?

- Бомж и зэ.

- Что-о? - поразился Томин.

- Гражданин без определенного места жительства и занятий.

- Что такое бомж, я как-нибудь понимаю. А вот как тебе сунули такую мелкоту? Больше некому возиться?

- Данилыч возился. Теперь его дела роздали другим.

- А-а...

- Что с Данилычем? - встревожилась Ниночка.

- Помяли его старые знакомые. В госпитале лежит.

- А-ах! - жалобно протянула девушка.

- Ничего, он крепкий, - успокоил Томин, но для перестраховки постучал по деревянному прилавочку перед ее окошком.

Знаменский сдал бланки и получил ключ.

- Тридцать девятый кабинет, - сказала Ниночка, дрогнув ему навстречу ресницами.

Знаменский благодарно улыбнулся: тридцать девятый в отличие от остальных относительно просторен и светел.

Автоматическая железная дверь с лязгом отъехала вбок, и их приняло старинное каменное узилище, все недра которого круглосуточно и неистребимо пахли пареной капустой.

Ковальский был мошенник - обаятельная бесшабашная личность лет тридцати семи. Допрос его длился не более получаса. С Ковальским работалось легко и споро, если только не пытаться его брать на пушку. Ему грозило два года (и какой уже раз!), что не лишало его юмора и оптимизма.

- Весьма содержательно, - оценил он протокол. - А ленинградские проказы не мои, верьте слову. Ковальский производит тонкие операции по удалению лишних денег. - Подозрения Томина задели его, так как касались довольно грубого вымогательства.

"Протокол с моих слов записан верно, замечаний и дополнений нет". Изящная кружевная строка и в конце фамилия в завитушках.

- Это я освоил, - хмыкнул он. - Вообще, я все схватываю на лету, - сделал стремительный жест, будто поймал что-то в воздухе и сунул в карман. - Это мой главный недостаток. Верно, Пал Палыч?

- Верно, Ковальский, верно. В следующий раз мы поговорим о гайке. Гаечку продали иностранному туристу, не припоминаете? Турист поверил, что гайка платиновая и покрыта медью для маскировки, представляешь, Саша?

Ковальский протестующе вскинулся:

- Помилуйте, Пал Палыч!.. Александр Николаич!..

В томинских глазах запрыгали смешинки.

- И доказательства имеете? - огорчился Ковальский.

- Имеем, - кивнул Знаменский.

- Где только выкапываете?!

- Здоровая была гайка? - поинтересовался Томин.

Ковальский отмерил полмизинца, обозначив диаметр.

- Ловко!

- А! - отмахнулся он. - Я вот где-то вычитал: в человеческом мозгу четырнадцать миллионов клеток. Если б каждая клетка придумала чего-нибудь хоть на копейку - это ж капиталище!

Знаменский уже намеревался вызвать конвой, когда Ковальский заерзал на привинченной к полу табуретке:

- Пал Палыч, можно с просьбой обратиться? Похлопочите, ради бога, пусть мне разрешат в самодеятельности участвовать! Разве в камере акустика? - Он взял ноту, чтобы