Исчезнувший день [Турмуд Хауген] (fb2) читать онлайн

- Исчезнувший день (пер. Ольга Юрьевна Вронская) 2.76 Мб, 98с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Турмуд Хауген

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Турмуд Хауген Исчезнувший день


1


Однажды утром Виллем Линден проснулся невидимкой. Только понял он это не сразу. Поначалу все выглядело как обычно. На ночном столике тускло горела лампа. Дверь была открыта. Одеяло сбилось и из-под него торчали ноги. На полу валялись штаны, соскользнувшие со стула.

Словом, утро как утро, ничего особенного.

День обещал быть ясным. В окно заглядывало солнце, и на стене трепетали тени от листьев. С улицы доносились приглушенные звуки, но в самой квартире было тихо.

А почему у них так тихо?

Виллем прислушался — утром такая тишина была непривычной.

Странное дело.

Виллем сел, удивленно огляделся и сделал еще два открытия.

Открытие первое: с головой у него творилось что-то непонятное. Он совершенно забыл, когда вчера лег спать. И не мог вспомнить ни одного сна. А что касается вчерашнего дня, так этот день начисто исчез из его памяти.

Несмотря на все усилия, он не мог вспомнить ничего путного.

Виллем встревожился: до сих пор с ним ничего подобного не случалось.

Открытие второе: часы показывали половину десятого! Давно пора быть в школе. При мысли о школе мальчик покрылся испариной.

Школа, школа, лихорадочно соображал он. Какая же у них школа, большая или маленькая, желтая или красная? И где она, далеко или близко?

Короче, он забыл все, что касалось школы.

Виллем схватил будильник и хорошенько встряхнул его. Будильник был в полной исправности и, судя по всему, звонил в семь утра. Завод был спущен, однако Виллем не слышал звонка. Два года он просыпался по звонку этого будильника, а сегодня впервые проспал.

Ну ладно, а где же папа?

Виллему казалось, что он дома совершенно один. За окном все стихло. Тени на стене замерли. Будильник тикал чуть слышно.

Мальчик натянул одеяло до самого подбородка. Он испуганно озирался по сторонам. Ему хотелось, чтобы все это оказалось сном, но он был уверен, что не спит.

Щелкнула дверь папиной спальни. В коридоре послышалось шарканье. Дверь в детскую комнату распахнулась. На пороге появился растрепанный, заспанный папа.

— Виллем, мы проспали! — сказал он, зевая и почесывая голову. — Давай быстрее, мы и так уже здорово опоздали. Вставай-ка, а то…

Папа умолк на полуслове. Широко раскрыв глаза, он смотрел на постель. И хотя ничего страшного в этом, конечно, не было, Виллем почему-то натянул одеяло до самого носа. Дело в том, что папа, глядя на него в упор, никого не видел.

— Виллем?.. — тихо и недоуменно проговорил папа.

Он начал оглядывать комнату. На письменном столе, как обычно, лежали учебники, на спинке стула болтался ранец, а на сиденье была грудой навалена одежда, только штаны лежали на полу.

Папа снова посмотрел на постель и снова не обнаружил на ней сына.

Это сон, рассудил Виллем. Сейчас зазвенит будильник, и я быстренько нажму кнопку…

— Виллем, ты уже встал? — крикнул папа в коридор.

Мальчик хотел ответить, что он еще в постели, но слова застряли у него в горле.

Папа вышел из комнаты. Виллем слышал, как он открывает одну дверь за другой, зовет его и заглядывает во все укромные уголки. Пора бы папе понять, что Виллем уже не в том возрасте, когда дети любят прятаться от родителей.

Виллем положил руки на одеяло. Вот, пожалуйста, разве их не видно? Потом он медленно спустил с себя одеяло. И его полосатая пижама тоже видна отлично. А внутри пижамы — не кто-нибудь, а он сам. Виллем провел рукой по животу — живот был на месте. Он ткнул пальцем в живот, ущипнул себя — все как будто в порядке.

Тогда почему же папа его не видит?

Наверное, это все из-за того, что случилось вчера, подумал Виллем. На месте вчерашнего дня в памяти, по-прежнему, была черная пустота и безмолвие.

Виллем опять покрылся испариной. Сердце бешено стучало. Что же такое ужасное произошло вчера?

— Виллем, ты не вовремя затеял эту игру! Сейчас же вылезай! Нашел, когда забавляться!

Что эго с папой? Неужели он не понимает, что Виллем и не думает прятаться? Он уже и не помнит, когда в последний раз прятался так от папы.

Виллем со вздохом вылез из постели и босиком зашлепал по коридору.

Папа чуть не налетел на него. Виллем едва успел отскочить в сторону и прижаться к стене. Папа вихрем промчался к нему в комнату.

Мальчик дрожал от испуга: если бы он не увернулся, папа сбил бы его с ног. Неужели он не видел его?

А папа тем временем распахнул дверцы шкафа, перебрал всю одежду, заглянул под стол, под кровать, он метался по детской комнате и что-то бормотал себе под нос.

— Виллем, где ты? Ответь же мне наконец!

Но Виллем молчал. Он и рад был ответить папе, да у него ничего не получалось.

— Ничего не понимаю, — приговаривал папа. — Не мог же он уйти, не простившись со мной. Да и я бы услышал, как хлопнула дверь. Не знаю, вся ли его одежда на месте или чего-нибудь не хватает? Сколько у него штанов — две пары или три? А, может быть, четыре? И какой у него свитер? Этого зеленого я не помню. Хотя учебники и ранец лежат на месте.

Папа снова заглянул под кровать.

— Неужели это все из-за вчерашнего?

Виллем навострил уши. Может, сейчас все объяснится?

— А если он сбежал?

Виллем с трудом разбирал папины слова — папа говорил шепотом.

Зачем, интересно, ему сбегать? С чего это папа взял? Виллем не на шутку встревожился.

Папа принялся ощупывать постель, смял, потом вновь расправил одеяло. Он даже выглянул в окно, и Виллем увидел, как он вздрогнул. Плечи у папы отяжелели и поникли.

Виллем, наблюдавший за ним из коридора, робко остановился в дверях своей комнаты.

Папа вздохнул и отвернулся от окна. Его взгляд упал на Виллема, но он как будто не заметил его. Папа видел лишь пустой дверной проем и часть полутемного коридора.

Виллем повернулся и бросился в ванную, даже не думая, слышны его шаги или нет.

В ванной он встал перед зеркалом.

Однако глаза у него были закрыты, открыть их ему было страшно. Наконец Виллем все-таки сделал над собой усилие и открыл глаза.

Ему захотелось кричать. Он уже открыл рот… Но крик не вырвался наружу, а стал заполнять Виллема изнутри. Крик был такой громкий, что Виллем невольно заткнул уши, но вокруг по-прежнему было тихо.

Виллем вглядывался в зеркало до рези в глазах.

Я сплю, подумал он. Такое бывает только во сне. Миленький будильничек, зазвени, разбуди меня, ну, пожалуйста! Мне хочется, чтобы лил дождь, чтобы папа напоил меня какао и я, как всегда, побежал в школу.

В зеркале было пусто. Виллем видел только часть ванной и стену коридора у себя за спиной.

Он с трудом добрался до своей комнаты: у него подкашивались ноги, в горле стоял ком. Папы здесь уже не было.

Виллем лег и с головой укрылся одеялом. Теперь он уже и сам не видел себя.

2

Вдруг послышались чьи-то голоса. Папа! Голос у него был явно встревоженный. Другие голоса были Виллему незнакомы.

Кто-то приподнял его одеяло. Виллем зажмурился. Но одеяло тут же опустилось обратно, и Виллем с горьким вздохом свернулся калачиком.

Вскоре все стихло.

Виллем продолжал лежать. Когда он убедился, что папа и чужие люди ушли, он отбросил одеяло в сторону.

В комнате почти ничего не изменилось. Разве что его штаны были аккуратно повешены на стул да книги сложены на столе ровными стопками.

Тень от листьев незаметно передвинулась по стене, но не возобновила свой танец. Она казалась черным орнаментом на обоях. Лампа на ночном столике продолжала гореть, хотя косые лучи солнца еще заглядывали в комнату. Однако вокруг лампы как будто сгустились сумерки.

У Виллема начали слипаться глаза. Он так устал! Несколько раз он чуть не разрыдался.

Он размышлял. Папа его не видит. В зеркале он не отражается. Чужие люди, которых приводил папа, его тоже не видели. Ну, а сам-то он себя видит или нет?

Нужно встать, подумал Виллем. Нужно найти какой-то выход. Хорошо бы это был сон, но, к сожалению, я не сплю. Надо во что бы то ни стало отыскать вчерашний день… И кто-нибудь должен помочь мне… Эй, на помощь!..

Виллем уснул.

Постепенно тень на стене возобновила свой танец. Его ритм все ускорялся, узорная тень от листьев металась по стене, запрыгивала в углы, задевала шкаф. Ту-да-обратно, туда-обратно все быстрее и быстрее плясала она.

Неожиданно, сверкнув на солнце, распахнулось окно. Видимо, оно было плохо закрыто.

А Виллем все спал.

Но и во сне он продолжал звать:

— На помощь! На помощь! На помощь!

Мальчик словно находился на дне черной пропасти, и его собственный крик звенел у него в ушах. Выбраться из этой пропасти он не мог. Он не мог даже позвать на помощь, потому что голоса его никто не слышал.

И тогда он решил разослать воздушные шарики, которые вдруг появились у него, с коротким призывом — «На помощь!».

Записки с этим призывом каким-то чудесным образом сами оказались у него в руках. Виллем надувал шарик за шариком, предварительно вложив в каждый записку, и шарики медленно поднимались из той черной пропасти, в которой находился Виллем.

Красный, желтый, зеленый, синий, — всплывали шарики из глубины его темного сна, проплывали мимо его громко стучащего сердца, мимо лихорадочных мыслей и, преодолев грань между сном и явью, попадали в детскую, взмывали вверх и отскакивали, ударившись о потолок.

В комнату ворвался ветер. Он перелистал страницы книг, пошевелил штаны, висевшие на стуле, с любопытством приоткрыл скрипучую дверцу шкафа. Но вот он заметил разноцветные шарики и весело погнал их к распахнутому окну.

За окном шарики разлетелись во все стороны. Одни устремились в небо, к солнцу, но, приблизившись к нему, лопались. Другие понеслись к заснеженным горным вершинам, и некоторые застряли там в расселинах. Третьи полетели в открытое море к далеким островам, но по пути их клевали чайки. А записки, выпавшие из лопнувших шариков, съели прожорливые рыбы. И только один желтый шарик летел себе не спеша, едва подгоняемый ветром. Он плавно набрал высоту, пролетел над крышами домов, мимо церковного шпиля, часы на котором уже давно остановились на пяти минутах первого, и никто не думал их заводить.

Оставив позади город, шарик раз-другой опустился на берег, но потом снова взмыл в небо и, медленно покачиваясь, полетел над фьордом.

Наступили ранние сентябрьские сумерки, шарик уже поднялся к бледным звездам. Он был похож на утреннюю звезду, которая рвется к ночному небу.

Все выше и выше поднимался шарик. Наконец он повстречался с первой звездой, которая удивленно уставилась на него, не понимая, что он собой представляет.

Миновав вторую звезду, желтый шарик свернул в сторону и, проплыв сквозь сумрак ночи и звездную туманность, вылетел навстречу утренней заре.

Шарику предстоял долгий путь, и, возможно, его поджидало немало опасностей. Но ни одна из звезд не остановила его, и он безмятежно следовал дальше.

Наконец первые солнечные лучи коснулись его, и он начал медленно опускаться. Под ним серебрилась морская гладь и смутно проступали очертания какого-то острова. Чем ближе подлетал шарик к острову, тем отчетливее становились видны скалы и деревья. Он оказался в лагуне, залитой утренним солнцем. Там, на мелководье, сидела русалка и расчесывала волосы. Она изумленно посмотрела на шарик, опустившийся возле ее хвоста, потом весело засмеялась, схватила его и нырнула на дно лагуны.

3

Сон словно закончился. Лампа на ночном столике погасла. Комнату наполнили сумерки. За окном синел вечер. В коридоре горел желтый свет.

Виллем сел. Его охватило небывалое беспокойство. Я невидимка, подумал он. Но это его больше не пугало. За время сна он успел привыкнуть к своему новому состоянию. Кроме того, он почему-то был уверен, что к нему вот-вот подоспеет помощь. Кто-нибудь скажет ему, как избавиться от невидимости, даст готовое лекарство или научит волшебному слову.

Хотя при чем тут волшебное слово? Он уже не маленький, чтобы верить в волшебные слова. Волшебные слова помогают только в сказках.

И все-таки Виллему было не по себе. Как будто кто-то войдет к нему сейчас и скажет: Сим-силабим, чары, рассейтесь! Невидимка, стань видимым!

Он, конечно, понимал, что этого не произойдет. И его вновь одолели невеселые мысли.

А что, если ему так никто и не поможет? И он уже никогда не сможет ни с кем разговаривать? Его больше никто никогда не увидит? Он никогда ни с кем не сможет познакомиться?

Виллем всхлипнул, но не заплакал, потому что вспомнил про приснившийся ему желтый шарик. Весь сон со всеми подробностями до сих пор стоял у него перед глазами, и мальчик не понимал, то ли ему это приснилось, то ли случилось наяву.

Виллем бросил взгляд на окно. Оно было приоткрыто. За окном совсем стемнело.

Он не знал, что делать, но был не в силах оставаться дома, пока папа его не видит.

Виллем встал с постели, скинул с себя пижаму и натянул штаны и свитер. Его белые кроссовки стояли в коридоре возле входной двери. Он быстро зашнуровал их и вышел из квартиры.

Героем Виллем себя не чувствовал, но и не трусил.

На лестничной площадке он задержался возле окна: в темном стекле среди неясных теней виднелся мальчик. Этот мальчик повторял каждое движение Виллема: Виллем поднял руку — и мальчик поднял руку; Виллем наклонился вбок — и мальчик сделал то же самое. И хотя лицо мальчика разглядеть было трудно, Виллем не сомневался, что это его собственное отражение.

Что ж, пока все идет неплохо, сказал он себе. Значит, со временем все уладится. И тем не менее у него навернулись слезы. Этого еще не хватало!

Виллем сбежал по ступенькам, рванул входную дверь и выскочил на улицу. По сторонам он не глядел. Какое ему дело, изменился ли мир с тех пор, как он стал невидимкой!

Он быстро шел по тротуару, не глядя на прохожих. Ему не хотелось их видеть.

Один встречный шел прямо на него. Виллем не свернул. Сейчас он выяснит, может быть, его уже просто не существует.

Он шел, не сворачивая, — прохожий приближался. Еще несколько шагов, и они столкнутся!

Почти под самым носом у прохожего Виллем отпрыгнул в сторону и спрятался среди лип. «Этого не может быть!» — в отчаянии шептал он про себя. Его ноги утопали в шуршащей листве, он громко всхлипывал.

Нет, он не мог исчезнуть совсем! Это неправда! Он существует! Ну, а если все-таки нет?..

Виллем перебежал через улицу. В сквере он пролез через кусты, прошел по клумбе, по газону с табличкой «По траве не ходить!», вновь пересек широкую улицу, потом узкую, свернул в подворотню, миновал один двор, другой, пролез через щель в заборе, перепрыгнул через одну ограду, прополз под другой, дал крюка по темному переулку и наконец в полном изнеможении повалился на скамейку уже в другом сквере.

Переведя дух, Виллем горестно подпер голову руками.

— Но ведь я по-прежнему Виллем. Уж это-то точно, — тихо произнес он.

И бежал он так же быстро, как, например, вчера… И сердце его колотилось точно так же…

Стоп! Вчера… Значит, вчера он тоже бежал? Нет, сейчас лучше об этом не думать.

Он сидел один-одинешенек на облупившейся скамейке. Внизу чернела река. Время от времени по ней пробегала золотистая рябь. Виллем поднял голову. Слева над деревьями висела желтая луна.

Виллем любил смотреть в эту пору на реку. Вечером она казалась таинственнее, шире и глубже.

За спиной у него послышалось шуршание. Виллем обернулся и стал вглядываться в кусты. Там кто-то был: то ли зверь, то ли человек. Виллем поймал на себе чей-то взгляд. Этот взгляд был устремлен именно на него. У Виллема перехватило дыхание.

Этот кто-то видел его!

Виллем не двигался. Его все больше сковывал страх. Таинственный взгляд следил за ним. Кто же это видел его, если его не видел даже родной папа?

Виллем снова посмотрел на кусты и вдруг совершенно неожиданно почувствовал, что таинственный взгляд как будто отпустил его.

Ветви кустарника дрогнули. Но ветер, мышь или белка были тут ни при чем.

В кустах притаился кто-то куда более крупный. Послышались осторожные, крадущиеся шаги.

Кто-то сквозь кусты приблизился к дорожке. Виллем и сам не знал, хочется ли ему увидеть того, кто вот-вот выйдет на свет.

Из зарослей вынырнула странная фигура. Это был немного сутулый человек, в широком сюртуке, волосы у него торчали в разные стороны. Больше Виллем не разглядел ничего, — луна ушла за облако, и река, кусты, дорожка, а также фигура незнакомца погрузились в темноту.

Неожиданно Виллем услышал шепот:

— Идем. Я помогу тебе. Я тебя вижу. Идем, не бойся… Я жду…

Виллем вскочил. И голос, и фигура показались ему знакомыми, только он никак не мог вспомнить, кто же это. Взгляд этот он видел впервые. И почему-то он пугал Виллема.

Виллем не двигался, пока луна не вышла из-за облака.

Когда он вновь увидел реку, золотистой ряби уже не было. В кустарнике было тихо, на дорожке — безлюдно.

Таинственный незнакомец исчез.

4

— Да помоги же мне! Что стоишь как истукан!

Услышав этот голос, Виллем не испугался. Наоборот, он обрадовался — тишина, воцарившаяся после исчезновения таинственного незнакомца, томила его.

Он огляделся. Окликали его откуда-то сзади и сверху. Мальчик посмотрел на реку.

Слабый вздох, словно шелест ветра, коснулся его слуха.

— Если ты думаешь, что мне очень приятно тут висеть, то ошибаешься!

Голос доносился из кроны склонившейся над рекой березы. Виллем пристально вглядывался в густые ветви.

Береза была как бы присыпана белой лунной пылью. Неподвижная листва уснула.

Внезапно ветки дрогнули, листья затрепетали. Раздался треск, вой. Что там за говорящий зверь?

— О-ой! А-ай! Нет! — завопил тот же голос.

Снова затрещали ветки, ломая их, вниз летел кто-то большой и тяжелый.

Темная тень шлепнулась на землю, и все стихло.

Виллем не мог понять, живое это существо или какой-то предмет. Во всяком случае, упавшее тело не двигалось.

— У-у-я! — послышался хнычущий голос.

С березы сорвалась сломленная ветка и упала на распростертое внизу существо.

— Ай! — взвизгнуло существо.

И снова стало тихо. Виллем ждал.

— Чего стоишь? Помоги же мне! — послышался недовольный голос. — Клоун я тебе, что ли? Помоги мне подняться!

Виллем подошел к березе. Под нею было совсем темно. Виллем разглядел только протянутую ему руку. Он взял ее и осторожно потянул. Как ни странно, обладатель этой руки оказался очень легким.

Через мгновение перед Виллемом стоял мальчик. Чуть пониже его самого. Виллем был уверен, что никогда раньше его не встречал.

— Ну, вот и я! — Незнакомый мальчик подбоченился. — Ты, кажется, не рад?

Виллем в смущении отступил. Мальчик сделал шаг вперед. Наконец их обоих озарило лунным светом.

Никогда в жизни Виллем не встречал такого удивительного мальчика! Одежда на нем была сшита из листьев невиданных растений.

Виллем не мог бы сказать, сколько лет мальчику. Он был почти на голову ниже Виллема, и Виллем решил, что ему лет восемь-девять, не больше, хотя выглядел он старше.

Мальчик улыбнулся, обнажив мелкие, острые зубы, похожие на молочные. Виллем провел языком по собственным зубам. У него-то зубы покрупнее!

— Я очень спешил! — сказал незнакомый мальчик. — Ты долго меня ждал? Я не опоздал? Понимаешь, твой желтый шарик попал к русалкам. Я гнался за одним пиратом, прибежал на берег Русалочьей лагуны и увидел у русалок шарик. Они мне кричат: «Погляди, что у нас есть! А ну-ка, отними!» Хотели меня подразнить, но у них ничего не вышло. Я выхватил шарик и наутек, они там что-то кричали мне вслед. Но шарик вдруг лопнул, и в руках у меня оказалась записка. «На помощь!» — было написано в ней. Вот я и явился на помощь.

— А откуда ты узнал, что эту записку написал я? — спросил Виллем.

Голова у него шла кругом. Выходит, шарик был наяву, а не во сне?

Мальчик с недоумением посмотрел на него.

— Но ты же подписал записку. Тебя зовут Виллем Линден, верно?

— Верно, я Виллем Линден. Но ведь в записке было написано только два слова: «На помощь!»

— Кто ты? — Виллем пытался справиться с волнением.

Лучше бы он этого не спрашивал! Глаза у мальчика вдруг стали грустные-грустные. И сам он показался Виллему таким одиноким.

— Сперва ты зовешь меня на помощь, а когда я появляюсь — даже не узнаешь меня. Мне очень обидно…

Виллем начал оправдываться:

— Прости! Я не хотел тебя обидеть. Я и в самом деле не знаю, кто ты. Я же не знал, к кому попадет моя записка. Просто я во сне просил о помощи, потому что со мною случилась непоправимая беда. Правда, теперь я не знаю, может, мне все это только пригрезилось… Скажи… ты меня видишь?

— Конечно! А разве другие тебя не видят? — недоверчиво спросил мальчик.

Виллем кивнул.

— В таком случае положись на меня, — сказал мальчик. — Раз я тебя вижу, то уж как-нибудь помогу.

— А как я выгляжу?

— На тебе какие-то чудные синие штаны, а сверху что-то красное. Волосы у тебя светлые, как песок в Русалочьей лагуне, а глаза голубые, как вода, которая омывает Маронскую скалу.

Русалочья лагуна… Маронская скала… До чего знакомые названия.

— Да знаешь ты меня, прекрасно знаешь, — сказал незнакомый мальчик. — Иначе бы меня здесь не было.

Постепенно в голове у Виллема начало проясняться. Прошлой зимой он болел и, лежа в постели, читал книжку про мальчика, с которым ему хотелось бы познакомиться, потому что жизнь этого мальчика была полна приключений.

— Питер…

— Пэн, — охотно подсказал мальчик. — Я так и знал, что ты меня разыгрываешь. Сперва я чуть тебе не поверил: все-таки я давно не заглядывал в ваши края. Последний раз я побывал в Лондоне, у детей, которых звали… — Питер наморщил лоб.

— Венди, Майкл и Джон, — напомнил Виллем.

— Хм, может быть, и так, не помню, — признался Питер. — Ладно, плевать, какая разница. Так себе оказались ребятишки — не прислали мне с тех пор ни одной весточки.

Виллема задело, что Питер так пренебрежительно отзывается о детях, которые ему самому очень понравились, и он поспешил переменить тему разговора.

— Я читал о тебе в книжке.

— В книжке?

— Ну да, это сказка, которую рассказывают перед сном, — пояснил Виллем, вспомнив, что Питер нарочно подлетал к окнам, чтобы послушать сказки. А потом, вернувшись домой, рассказывал эти сказки своим потерянным мальчишкам.

Питер лучезарно посмотрел на Виллема.

— Я всегда знал, что я лучше самой лучшей сказки на свете. А теперь поспешим. У нас мало времени! А до страны Нетинебудет лететь долго.

Оттолкнувшись ногой от земли, Питер взлетел, как воздушный шарик. Виллем раскрыл рот от удивления.

Все произошло так быстро, что он не успел опомниться и подумать, а хочет ли он улететь отсюда. Он ничего не понимал… Ему нужно было время, чтобы решиться на это.

— Я не умею летать, — признался Виллем.

Питер, висевший над землей на уровне нижних веток березы, посмотрел на него сверху вниз. Он махнул рукой и с ветки сорвалась испуганная синица. Она судорожно замахала крыльями и чуть не оказалась на земле. Питер что-то чирикнул ей. Она чирикнула ему в ответ и снова уселась на ветку, на этот раз повыше.

— Что значит: не умею летать? Летать умеют все.

Виллем покачал головой.

— Неужели они успели лишить тебя этой способности? Или ты таким и родился?

Виллем кивнул.

Питер вздохнул и опустился пониже.

— Попробуй прыгнуть с обрыва или хотя бы с этого дерева, ты обязательно полетишь.

— Нет, что ты! — испугался Виллем.

— Но ты же не пробовал!

— Пробовал, — ответил Виллем. — Только тогда я был совсем маленький. Мы ездили за город, там я взобрался на здоровенный камень и полетел с него прямо вниз головой. Видишь, у меня до сих пор шрам на лбу.

Виллем откинул волосы, чтобы Питер сам убедился.

— Любопытно, — проговорил Питер. — Очень любопытно. Ты и в самом деле уверен, что не умеешь летать?

— Да, — сказал Виллем. — Я и в самом деле не умею летать.

— Как же нам быть?

— Но ведь Венди и ее братья тоже не умели летать, пока ты не посыпал их волшебной пыльцой феи Динь-Динь, — напомнил Виллем.

— Кто такая Динь-Динь? — удивился Питер. Виллем понял, что Питер забыл свою фею. В замешательстве он не знал, что ответить, но Питер уже как будто забыл и свой вопрос.

— А ты погляди, как я летаю. Может, тогда вспомнишь, как это делается? — предложил он. — Гляди!

И, взмыв высоко в воздух, он стал летать, как будто плавал то на спинке, то на животе. Описав круг, он вдруг ринулся на землю, но тут же снова взлетел, едва коснувшись травы животом.

— Летать — это же раз плюнуть! — крикнул он.

— Еще бы, когда умеешь, — завистливо заметил Виллем.

Питер приземлился рядом с ним.

— Не понимаю, как ты мог разучиться, — сказал он. — Ведь если разобраться, летать умеет каждый дурак. Ну, постарайся, вспомни, как это делается. Голова у тебя дырявая. Вот я никогда ничего не забываю.

В это мгновение луна зашла за тучу, и вокруг стало темно-темно.

— Питер! — тихонько позвал Виллем.

Никакого ответа.

— Питер!

Опять ни звука.

— Питер! Не бросай меня! Я боюсь оставаться один с этими злыми глазами, которые смотрят на меня…

Рядом раздался смех. Это смеялся Питер.

— Здорово я тебя напугал?

— Не вижу ничего смешного, — обиделся Виллем и невольно всхлипнул. — Пугать людей подло.

Снова появилась луна. Оказалось, что Питер сидит рядом — он никуда не улетал.

— Ну, теперь ты меня видишь? — спросил он.

Виллем даже не хотел смотреть в его сторону.

— Полетим с тобой в страну Нетинебудет, — мечтал вслух Питер. — Там солнце, русалки плещутся в лагунах, кругом полно кровожадных пиратов. Познакомишься с потерянными мальчишками, поохотишься ночью на диких зверей, навестишь Тигровую Лилию — гордую индейскую принцессу… и… и…

С удивлением Виллем услышал, что Питер, рассказывая о своей стране, нет-нет да и всхлипнет. Питер снова взмыл над землей и кружил над головой у Виллема.

— Летим! — крикнул он. — Страна Нетинебудет ждет тебя!

— Но я же не умею летать.

— А ты попробуй! Закрой глаза и представь себе, сколько приключений тебя ждет в стране Нетинебудет, а потом представь себе свою здешнюю жизнь, ведь это сплошное мученье. Ну, давай!

И Виллем представил себе страну Нетинебудет, о которой говорил Питер, всех русалок и разбойников. Вспомнил, как мечтал попасть в нее, когда читал зимой книжку о Питере Пэне.

Питер подлетел к нему и крепко взял за руку.

А Виллем тем временем думал о том, что он теперь невидимка, что даже папа не видит его и что в зеркале вместо его отражения зияет пустота.

— Ты уже летишь! — крикнул Питер. — Я знал, что у тебя получится!

Виллем глянул вниз. Он летел невысоко над землей. Они с Питером взяли курс на реку. Все произошло так быстро.

— Прибавь скорость и поднимайся выше! Летим прямо в страну Нетинебудет! — восторженно закричал Питер.

Но тут Виллем вдруг вспомнил свою комнату. Плюшевого медвежонка с грустными стеклянными глазами. Книжки, письменный стол с тайными надписями на обратной стороне столешницы. И, конечно, папу. Того, прежнего, который его видел. Когда-то папа весело сказал ему, что он может слететь с барьера веранды прямо к нему в руки.

— Лети, Виллем! Не бойся!

Виллем прыгнул, благополучно угодив в папины объятия, и они оба со смехом кубарем покатились по траве.

— Я не могу! — крикнул Виллем и тут же ударился о землю.

Это произошло так неожиданно, что он дважды перекувырнулся через голову.

— Что значит не могу! — рассердился Питер. — Только что мог!

— Я хотел сказать, что не могу улететь отсюда.

— Это еще что за новости? Тебя же здесь никто не видит!

Виллем не ответил. Он сидел на земле и тер колено, делая вид, что ушибся. Подняв глаза, он встретился взглядом с Питером. Глаза у Питера стали узкими как щелки, а голос превратился в злой свистящий шепот:

— Не можешь улететь от своей мамочки? Знал бы ты, что такое эти мамочки! Уж я-то на них насмотрелся. Верить им нельзя ни на грош, обязательно предадут. Они только притворяются, что любят своих детей. И твоя мамаша наверняка не лучше.

— У меня нет мамы.

— Мамы есть у всех.

— А у меня нет. Понимаешь, она уехала, когда я был совсем маленький. Питер с торжеством посмотрел на Виллема:

— Ну, а я что говорил? Да она тебя просто бросила!

— Неправда! — крикнул Виллем. — Она хорошая!

— Тогда почему же она уехала?

— Не знаю…

Питер взял его за руку.

— Летим, — сказал он — Поверь мне, я знаю цену всем этим мамам.

— Зато у меня есть папа, и он меня любит, это уж точно. Я должен остаться с ним.

— Ах так, ну и пожалуйста, живи в клетке, если тебе так нравится, — обиженно сказал Питер.

— В клетке? При чем тут клетка? Ты знаешь, что такое папа?

— Конечно, знаю! Я вообще все знаю! Правда, ручного папу мне доводилось видеть только в клетке. Потому что дикие живут в горах.

Виллем вздохнул. Он понял, что говорить с Питером о папе бессмысленно. Он молча зашагал по дорожке, ведущей в город.

— Ты куда? — крикнул Питер.

— Домой, — ответил Виллем. — Вдруг на этот раз папа меня увидит? У меня есть предчувствие, что он меня обязательно увидит.

— Ну, ты даешь! — разозлился Питер. — Сперва зовешь на помощь, а потом уходишь своей дорогой. Нет уж, с меня хватит, сыт по горло!

Он оттолкнулся от земли и перелетел на другой берег реки.

5

Виллем спешил домой. Но, ступив на тротуар, он вдруг остановился. Внизу у реки раскинулся большой город.

Виллем стоял между двумя фонарями. По улице шел прохожий, мальчик скользнул в тень, и прохожий прошел мимо.

Виллем всхлипнул.

Он хотел домой, к папе, хотел, чтобы папа снова видел его. Зачем ему эта страна Нетинебудет, дома лучше. Ему вспомнились потерянные мальчишки, которые жили с Питером.

Но они-то потерянные, а он — нет! У него с ними нет ничего общего! А, может, есть?..

До дому Виллем добирался кружным путем. Он старался идти через скверы, выбирал улицы потемнее, безлюдные переулки. Если же ему приходилось идти по широким, ярко освещенным улицам, он бежал со всех ног, стараясь не глядеть на прохожих.

Наконец показались липы. Их здесь было столько, что все соседние улицы и переулки назывались Липовыми — Липовый спуск, Липовая аллея, Липовый тупик. Виллем был у дома. Сейчас он проверит, видит папа его или нет. Ему осталось только перейти улицу, отпереть подъезд, взбежать по лестнице и крикнуть, с порога квартиры:

— А вот и я!

Однако Виллем этого не сделал. Просто не смог. Ноги у него стали; как ватные, и мужество ему изменило.

Он юркнул в сад перед домом и, сжавшись в комок, устроился под кустом, от которого веяло ушедшим летом.

Там Виллем дал волю слезам. Что ему делать? Неужто он на всю жизнь останется невидимкой? Как же ему тогда жить?

Его могли видеть только двое, и лишь один из них был ему другом. Питер. Может, зря он не улетел с Питером? Что с того, что он не потерянный мальчишка? Лучше кем угодно быть в стране Нетинебудет, чем здесь — ничем.

Но время упущено. Питер давно улетел. Виллем уронил голову на руки, его все больше и больше охватывало отчаяние.

— Только умоляю, не реви! — раздался знакомый голос. — Терпеть не могу плакс!

Виллем вскочил, ему захотелось смеяться…

— Питер! — закричал он. — А я думал, тебя давно и след простыл!

— Я решил тебя припугнуть. Все это время я шел за тобой по пятам.

Мальчик не верил своим глазам — Питер Пэн собственной персоной! Он кинулся к нему на шею, но Питер отступил, и Виллем непременно упал бы, если бы Питер не удержал его за руку.

— Я еще могу улететь с тобой? — спросил Виллем.

— Можешь.

— А я увижу пиратов и диких зверей? И твоих потерянных мальчишек?

— Само собой, — ответил Питер.

— А они меня увидят?

— В стране Нетинебудет тебя увидит всякий, даже пираты и крокодилы. Ты еще пожалеешь, что перестал быть невидимкой, — сказал Питер. — Ну, что, полетели?

— Погоди, — остановил его Виллем. — Мне надо сперва уладить два дела.

— Что еще? — подозрительно спросил Питер и выпустил руку Виллема. Но Виллем сам схватил его за руку.

— До страны Нетинебудет далеко, а летаю я слабовато. Мне надо потренироваться. Кроме того, я должен последний раз повидать папу. Можно?

Питер тяжело вздохнул и опустил глаза.

— Обычно я отказываю в таких просьбах, но на этот раз пусть будет по-твоему.

— Ты настоящий друг! — обрадовался Виллем. — Только помоги мне, я боюсь идти домой один. С тобой мне будет не так страшно. Пойдем?

— Отчего же не поглазеть на ручного папу? — благодушно согласился Питер.

Они уже собирались перейти на другую сторону улицы, как дверь в доме номер десять по Липовому тупику, где жил Виллем, открылась и из дома вышел какой-то человек.

— Папа! — прошептал Виллем. Он схватил Питера за руку и утащил обратно в сад.

Питер, вытянув шею, старался разглядеть человека на противоположной стороне улицы.

— Самый обычный человек, — заметил он.

— А ты что думал? Это же папа. Ты хоть знаешь, что такое папа?

— Получше тебя! — рассердился Питер. — Просто у нас в стране папа это, так сказать, помесь медведя со львом. Папы очень опасны, и поймать их трудно. Но если случится их приручить, они охотно живут в клетке и становятся добрыми, как собаки.

— А у тебя был когда-нибудь папа?

— Был, конечно, и не один. Я приручил многих пап, — ответил Питер.

— Я имею в виду не таких пап. Мой папа, например, утром встает раньше меня, готовит завтрак, потом спешит на работу, а вечером возвращается домой усталый. Он любит сказки, только стыдится в этом признаться. Когда у него есть время, он садится ко мне на постель и читает вслух, но часто засыпает при этом. Перед сном он обнимает меня и желает спокойной ночи. У тебя был когда-нибудь такой папа?

— Если ты будешь надо мной смеяться, я от тебя уйду. Оставайся один, если хочешь. — Питер с оскорбленным видом взлетел в воздух, но Виллем успел схватить его за ногу.

— Не улетай. Давай лучше последим за моим папой. Мне интересно знать, куда он пойдет.

— А следить за твоим папой — это приключение? — Питер несколько оживился.

— Пожалуй, да, — ответил Виллем.

— Тогда пошли, чего же ты мешкаешь? — заторопился Питер. — Вдруг нам попадутся по дороге пираты? Тогда я научу тебя, как надо отрубать им головы.

Питер нетерпеливо взлетел, и Виллему пришлось бежать рысцой, чтобы поспеть за ним.

6

Сперва папа зашел в один из домов на своей же улице. Там жил Кай. Когда-то Виллем и Кай очень дружили.

Через несколько минут папа снова вышел на улицу и пошел на детскую площадку, где в далеком детстве играли Виллем и Кай.

Папа беспрестанно оглядывался, но было темно, и он зажег карманный фонарик. Луч фонарика скользил по земле, завернул даже за ствол вековой липы, которая больше уже не казалась Виллему сказочной шхуной.

Дальнейший папин путь лежал на Розовую улицу. Он подошел к дому Антона и позвонил в дверь. Когда-то Антон с Виллемом были друзьями, но это было очень давно.

За Розовой улицей следовал Липовый спуск. Здесь, в доме номер пятнадцать, жила Лена. Виллем знал ее чуть не с самого рождения. Но теперь Лена училась в другой школе, и они лишь изредка встречались на улице. Иногда они здоровались, но чаще молча проходили мимо друг друга.

Из Лениного дома папа вышел совсем понурый. Он сгорбился, словно ему на плечи легла огромная тяжесть. Папа растерянно смотрел по сторонам и, по-видимому, не знал, что делать.

Только сейчас Виллема осенило — папа ищет его! На сердце у него потеплело, он как будто снова стал маленьким. Ничего странного, что Виллем так поздно догадался об этом. Вот если бы папа пошел к Вилле или Като, с которыми теперь дружил Виллем, он бы сразу понял, что у папы на уме. Но папа их даже не знал. Они никогда не приходили к Виллему домой, потому что… потому что…

— Это мне уже надоело, — прошептал Питер. — Где же твои пираты? Почему твой папа только кружит по улицам и заходит в чужие дома?

Папа направился дальше, и Виллем, не успев ответить, поспешил за ним. Питер недовольно пробурчал что-то себе под нос, но поплелся следом.

Теперь папа держал путь к Поющей запруде. Когда Виллем был маленький, они часто ходили туда теплыми летними вечерами. Там было хорошо купаться. Правда, теперь Виллем предпочитал купаться во фьорде.

Миновав запруду, папа вошел в темную рощу.

— Ну, уж здесь-то наверняка должны быть разбойники, — с надеждой сказал Питер.

Папа вышел к омуту, в котором однажды Виллем чуть не утонул.

Наконец папа приблизился к старому дому, пустовавшему уже много лет. Ура! Я уверен, что здесь есть привидения! — обрадовался Питер. — Давай дождемся полуночи и подстережем их!

Однажды Виллем и Кай без разрешения забрели сюда поиграть. Они так заигрались, что позабыли обо всем на свете и не заметили, как стемнело. Вдруг снаружи раздался сердитый голос:

— Виллем!

Это был папа. В поисках Виллема он уже успел обежать всю округу. Совсем, как теперь, подумал Виллем.

Папа приоткрыл дверь заброшенного дома и посветил внутрь фонариком.

— Виллем, ты здесь?

Разумеется, папе никто не ответил.

Той же рощей папа вернулся обратно на залитые светом городские улицы.

— У твоего папы нет воображения, — зевая от скуки, сказал Питер. — Если он сейчас же не приведет нас туда, где нас ждут приключения, я умру с тоски. Папа, казалось, уже хотел вернуться домой. Вдруг он остановился. Его словно осенило. Свернув в Липовую аллею, он почти побежал. Виллем едва мог за ним угнаться.

— Наконец-то запахло приключениями, — приободрился Питер, паря по воздуху рядом с Виллемом.

Возле небольшого коричневого дома папа остановился. Дом стоял у самой дороги, перед ним не было ни забора, ни палисадника. Маленькие окошки были задернуты цветными занавесками, сквозь которые просачивался теплый свет лампы. Папа позвонил, и дверь тут же открылась.

На пороге стоял Сюденъельм.

Сюденъельм был хозяином лучшей в мире кондитерской, которая называлась «Сладкий рай». Когда Виллем был поменьше, он приходил сюда каждую пятницу и покупал себе сладости.

Сюденъельм был очень добрый. Он всегда давал своим покупателям лишнюю карамельку или несколько леденцов. Бывало даже, что вместо одной шоколадки он давал целых две. Но это в исключительных случаях.

У Сюденъельма были добрые ласковые глаза. Виллем любил приходить в «Сладкий рай», особенно когда у него было плохое настроений или что-то не ладилось. Кондитер не задавал лишних вопросов, но Вилюем чувствовал, что он прекрасно все понимает. Приветливость Сюденъельма, его теплый взгляд и бесплатные леденцы действовали лучше всяких утешений.

На лицо хозяина кондитерской упал свет. Седые волосы были гладко причесаны. Широкая куртка — расстегнута.

Он переступил через порог и посмотрел на папу. Виллем невольно вздрогнул. Нет, наверное, ему просто почудилось. Но полумрак вокруг Сюденъельма внезапно изменил его облик, напомнив Виллему о чем-то, что он видел совсем недавно.

А не мог ли я видеть Сюденъельма с растрепанными волосами, в просторном длинном сюртуке?

Да нет же, мне это только показалось, решил он, но уверенности в том у него не было.

Кондитер не отрывал глаз от папы. И слава Богу, подумал Виллем. Вот он что-то сказал и покачал головой. Папа кивнул и развел реками, Дверь за Сюденъельмом закрылась, и папа медленно побрел назад.

Виллем посмотрел на кондитерскую, на ее приветливые окна и решил, что он все-таки ошибся.

— Питер, ты его видел?

— Ну, видел. А что в нем особенного? — спросил Питер. Старик как старик, и пахнет от него лакрицей и конфетами.

Значит, Виллему все померещилось.

Он оглянулся, папа был уже в двух шагах от него. Виллем поспешно отступил в тень.

— Ну, все, папу повидали. Теперь быстренько потренируемся и айда в страну Нетинебудет, — сказал Питер.

Папа остановился и посмотрел на часы. Виллему послышался вздох. Питер вздрогнул.

— Что это? — прошептал он. Какой-то знакомый звук.

Виллема так и тянуло подойти к папе. Он с трудом подавил в себе желание выйти на освещенное место. Папа вздохнул так глубоко, так грустно… Но Виллем все-таки пересилил себя. Нельзя ему к папе. Нельзя… Пока…

— И там его нет, и здесь. Где же еще его искать? — тихо проговорил папа.

Он огляделся.

Фонарей на Липовой аллее почти не было. Из окон домов сочился желтоватый свет, но середина аллеи скрывалась во тьме. Лунный свет сюда не достигал. Верхушки деревьев слабо серебрились, но в аллее все равно было темно.

Виллем и Питер прижались к ограде. За оградой росла сирень, ее ветви свешивались наружу. Осень уже начала обрывать с них листья. Виллему показалось, что он уловил слабый запах цветущей сирени, но этого не могло быть. Ведь сирень отцвела несколько месяцев назад.

Папа вглядывался в темноту Липовой аллеи. Потом он медленно повернул голову в ту сторону, где стояли Виллем и Питер. Его взгляд заскользил по стенам домов, по забору.

Виллем затаил дыхание. Взгляд папы остановился на ограде, у которой стояли они с Питером. Его глаза слабо блеснули в темноте. На какой-то миг они напомнили Виллему стеклянные глаза плюшевого медвежонка.

— Виллем! — позвал папа. — Ты здесь?

Не задержался ли его взгляд чуть дольше на том месте, где притаился Виллем? Случайно папа позвал его или почувствовал, что Виллем где-то близко?

Однако к ограде папа не подошел. И больше ничего не сказал. Понурив голову, он зашагал по аллее.

Папа отказался от поисков. Виллем понял, что папа сдался.

— Папа! — крикнул он, то ли вслух, то ли про себя.

— Т-с-с! — шикнул на него Питер.

Папины шаги раздавались все тише. Но его голос глубоко тронул Виллема. Он понял, что папе без него плохо.

— Ну, идем? — прошептал Питер.

Виллем повернулся к нему. Случайно его взгляд упал на дом Сюденъельма.

Свет в окнах погас. Черные стекла были похожи на черные дыры. Скрипнула дверь. Кто-то вышел на улицу.

— Идем, — шепотом позвал Питер и потянул Виллема за собой.

— Виллем…

— Кто это?

Виллему показалось, что кто-то подходит к нему. И снова послышался тихий шепот:

— Виллем, подожди…

Но Виллем ждать не стал. Наоборот, он пустился наутек, Питер полетел рядом. Только на Широком проспекте, залитом светом фонарей, они остановились.

Виллем обернулся. Позади никого не было.

7

— Ну, приступаем к тренировкам! — скомандовал Питер. — Ты сам сказал, что лететь долго и надо потренироваться, чтобы поскорей долететь до страны Нетинебудет.

Питер говорил торопливо, и ему не стоялось на месте, он то и дело взмывал вверх и описывал круги надасфальтом.

Он совершенно забыл про осторожность, но, к счастью, его никто не видел.

Виллем не слушал Питера. Его мысли были далеко, он думал о папе. Виллем все отдал бы за то, чтобы идти сейчас рядом с папой.

— Виллем, в чем дело? — настороженно спросил Питер и опустился на тротуар.

Папа уже почти дошел до дому. Вот сейчас он завернет за угол, поднимется в гору и выйдет к Липовому тупику. Все дома там одинаковой высоты, но разного цвета. От проезжей части их отделяют деревья. Ветви деревьев переплелись друг с другом, однако расстояние между деревьями оставляло место для солнца.

— Виллем… — Питер шагнул было к нему, но остановился.

Вот папа шагает по тротуару, поддавая ногами опавшие листья. Поднимается по ступенькам крыльца — ступенек пять — и шарит по карманам в поисках ключа. Конечно, ключ отыщется лишь в последнем кармане. Потом папа войдет в подъезд и дверь за ним захлопнется.

Дальше воображение Виллема не шло. Что-то сдавило ему горло, и с каждым папиным шагом сдавливало все сильнее.

— Я вижу, никуда ты со мной не полетишь, только обещаешь, — помолчав, сказал Питер. Голос у него был обиженный, как у маленького.

Виллем мгновенно перенесся из Липового тупика обратно на Широкий проспект. Они с Питером стояли под фонарем. Желтый свет падал Питеру на лицо. Виллему показалось, что он побледнел и осунулся.

Слова Питера задели Виллема за живое. Он хотел было возразить, но Питер перебил его:

— Пожалуй, полечу-ка я один! — Голос у него слегка дрожал, а по лицу пошли белые пятна. — И зачем только я сюда прилетал! Мне бы сразу догадаться, что тебе моя помощь не нужна. Прощай!

И он взмыл в воздух.

— Постой!

У Виллема стало совсем скверно на душе, когда на его глазах Питер растворился в ночной темноте. Он почувствовал, что к нему приближается Сюденъельм, а папа был так далеко от него!

— Не улетай, прошу тебя! — взмолился Виллем.

— К тому же я понял, что страна Нетинебудет для тебя ничего не значит, — сухо сказал Питер, и Виллему стало больно от его слов.

— Не говори так! — воскликнул он.

Питер полетел медленнее, но все равно удалялся от Виллема.

— Мне не обойтись без твоей помощи! — крикнул Виллем.

— Ничего не поделаешь. Вот в стране Нетинебудет я бы тебе помог. А здесь это все несерьезно.

Он вдруг обернулся и посмотрел Виллему в глаза.

— Чем я могу помочь тебе здесь?

— Понимаешь, быть невидимкой — это ужасно. А когда ты рядом, я уже не невидимка, мне не так одиноко. И я ничего не боюсь. Мне хочется улететь с тобой в страну Нетинебудет. Честное слово! Только мне трудно так быстро на это решиться.

— Обратного пути нет, — резко сказал Питер. Он опустился на землю, но держался в тени, и Виллем не видел его лица. — Забудь своего папу, — продолжал Питер сурово. — Он вовсе не любит тебя. Скоро ты в этом убедишься. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

— Но это же неправда! — горестно воскликнул Виллем.

Он услышал, как вдали хлопнула дверь. Это папа вошел в квартиру. Наверное, он зажег свет в комнате Виллема и уже в который раз осмотрел ее.

— Помнишь, какой у папы был голос, когда он звал меня на Липовой аллее? Он меня любит! Слышишь? Любит!

— Забудь своего папу… — прошептал из темноты Питер. Он как будто не слышал Виллема: — Больше тебе ничего не остается.

Питер опустился на землю. Виллем нырнул в темноту и с трудом разглядел его. Питер сидел на пригорке, закрыв лицо руками. Он выглядел совсем маленьким и жалким.

— Ты плачешь? — удивился Виллем.

— Я никогда не плачу, — рассердился Питер. — Плачут только дураки! Чего мне плакать? Подумаешь, горе большое! Да если хочешь знать, я самый счастливый человек на свете! Мною никто не командует: что хочу, то и делаю. Могу сколько угодно гоняться за пиратами, разбойниками или дикими хищниками. Мне здорово живется! О другой жизни я и не мечтаю. Да чтобы я когда-нибудь распустил нюни из-за какой-то мамы или это, как его там, папы…

Он снова закрыл лицо руками.

— Смех да и только! И нечего болтать, будто я плачу.

Виллем молчал. Смех Питера все больше смахивал на всхлипывания.

— А мне скучно без папы, — признался Питер. — Я бы с радостью здесь остался… Только ты не думай, страна Нетинебудет мне тоже нравится, — поспешно добавил он. — Я бы непременно улетел с тобой, если бы…

— Если бы что? — спросил Питер, не отнимая рук от лица.

— Если бы я точно знал, что здесь так и останусь невидимкой.

— А ты еще в этом сомневаешься? Видеть тебя могу только я и другие жители страны Нетинебудет, — заверил его Питер.

— И Сюденъельм, — добавил Виллем. — Правда, не знаю почему.

— Ну, сам посуди, с чего вдруг ты перестанешь быть невидимкой? — Питер начал взволнованно выдирать из земли пучки травы. — Или ты надеешься, что тебе кто-нибудь поможет? Ты знаешь такого человека? А как он тебе поможет, если даже не увидит тебя? Ты пошевели мозгами!

Виллем молчал. Питер встал и расправил плечи, в голосе у него снова появились нотки превосходства:

— Или ты слышал про какое-нибудь волшебное зелье? Или другое средство? Скажи на милость, каким образом ты из невидимки снова превратишься в обычного мальчика? Эх ты! Летим-ка со мной, не откладывая!

— Но ведь кто-то должен мне помочь! — не сдавался Виллем. — Не один, так другой. Ты случайно не знаешь?

— Нашел у кого спрашивать! — Питер даже рассердился. — Сам ищи такого волшебника, если он тебе нужен!

Точно, волшебник… Виллем напряг память. В голове у него застучало. Он даже испугался и уже хотел отказаться от попытки что-либо вспомнить, но тут в его памяти что-то забрезжило.

Волшебник… ну, да, конечно!

— Рыбацкий мыс, девятнадцать. На двери табличка с именем «Мерлинсен», — сказал он.

— Откуда ты знаешь? — Питер был поражен.

— Ниоткуда… Знаю и все, — ответил Виллем. — Пойдем со мной, прошу тебя. Я не могу идти по городу один.

Питер не двигался с места.

— Ну, прошу тебя…

— Ты и в самом деле этого хочешь? — тихо спросил Питер.

— Конечно. Я очень боюсь исчезнуть совсем. А если ты будешь рядом, этого не случится.

— Что ж, пошли, — сказал Питер. — Но тебе скоро придется решить, полетишь ты со мной или останешься. Я не могу торчать здесь целую вечность. Предупреждаю, ты теряешь драгоценное время. Полетели бы сразу, и дело с концом…

Виллем шел, Питер летел.

Некоторое время оба молчали. Скоро Виллему показалось, будто над ним кто-то мурлычет песенку, но уверенности в этом у него не было.

— Нам надо торопиться, — сказал он.

— По земле быстро не пойдешь, — сказал Питер. — Вот если бы ты летел, другое дело.

Однако они продолжали путь по-прежнему: Виллем шел, а Питер летел. Они выбрали более длинный путь, зато были уверены, что никого не встретят.

8

Рыбацкий мыс вдавался далеко в море и был похож на огромный палец. В суставах палец утолщался, а на его ногте стоял дом, самый высокий на этом мысе. Дом был четырехэтажный, с башенкой. К нему-то и держали путь Виллем и Пи-тер.

Путь был долгим, и мальчики старались поскорей добраться до цели. Правда, по разным причинам они двигались медленнее, чем им хотелось бы. Один раз Питер застрял в розовом кусту. В другой раз он врезался в дерево, потому что смотрел на Виллема и собирался крикнуть ему, чтобы он глядел себе под ноги.

Оба раза Питер разозлился и свалил всю вину на Виллема: мог бы, мол, и предупредить, ведь Питер здесь впервые. Будь Виллем умнее, он бы уже давно улетел с Питером в страну Нетинебудет.

Виллем его не слушал. Упреки Питера были так нелепы, что Виллем понимал: Питер скрывает за ними свое смущение.

Последняя часть пути прошла бы без помех, не произойди один случай.

Питер и Виллем уже различали черную, блестящую гладь моря, слышали шум прибоя, напоминавший гул ветра. Виллем бегом спускался по песчаному откосу, поросшему чахлой травой. Питер следовал за ним по воздуху. На всякий случай они держались подальше от домов. Справа от них сияли городские огни.

Дом с башенкой возвышался над мысом и морем, словно черная колонна, подпиравшая небо. Его освещенные окна казались большими звездами.

Не успели Виллем и Питер окончить спуск и выйти на дорогу, откуда ни возьмись выскочила собака. С громким лаем она остановилась перед Виллемом. Потом задрала голову и огласила воем ночное небо.

Она меня видит, подумал Виллем, он остановился как вкопанный и боялся пошевелиться.

А собака рычала и скалила зубы. Ее уши были прижаты к голове, хвост ходил из стороны в сторону.

— Белло! — позвали из темноты, и к собаке подбежал хозяин. — Что случилось? Я же тебя зову! Чего ты воешь?

Хозяин Белло огляделся. Виллем не шевелился. Хозяин Белло был совсем рядом с ним, но он ничего не видел, кроме освещенных окон, блеска волн, прибрежных теней и ночного неба. Он нацепил на Белло ошейник и потащил его прочь.

Виллем боялся шелохнуться. Неужели собака его увидела? А может, она залаяла случайно?

— Ты еще долго намерен стоять здесь и ломать себе голову над неразрешимыми загадками? — спросил Питер.

Виллем вздрогнул. Питер засмеялся и описал несколько кругов над его головой.

— Пошли. Времени у нас в обрез. Нам надо затемно вылететь в страну Нетинебудет — ночью можно ориентироваться по звездам. Днем звезды отсыпаются, их не уговоришь показывать путь. Для них это сверхурочная работа, а у них и ночью нагрузки больше чем достаточно.

Виллем зашагал дальше. Бежать он был не в силах, но окна домов на Рыбацком мысу приветливо светились уже совсем близко.

Рыбацкий мыс был такой узкий, что на нем умещался только один ряд домов, дорога и маленькие причалы.

Сзади море подступало к самым домам. Ходило немало историй о том, как в былые времена жестокие бури и жадные волны обрушивались на стены домов, а иногда врывались и внутрь.

Виллем не очень-то верил этим историям.

Дорога была посыпана гравием. Она вела к дому с башенкой. Когда-то здесь жили рыбаки, у причалов стояли их шхуны.

Теперь здесь был заповедник. Облик Рыбацкого мыса должен был сохраняться неизменным, меняться могли только люди.

Когда Виллем ступил на дорогу, Питер приземлился и пошел рядом.

— Сейчас, пожалуй, лучше притвориться обыкновенным мальчиком, — объяснил он.

Виллем ничего не сказал, только с сомнением посмотрел на его одежду.

По пути им никто не встретился. В окнах домов отражалась луна. Вокруг было совершенно безлюдно.

Виллем думал о волшебнике. Может, это он удалил с мыса всех людей, и теперь дома ждут смельчака, который отважился бы в них войти.

Из одного дома доносилась тихая музыка. Играли на фортепьяно и скрипке, однако ни в одном окне не было света. Приглядевшись, Виллем и Питер заметили, что на окнах нет даже занавесок. Заглянуть внутрь им не удалось, но дом казался покинутым.

— Вот где нас ждут настоящие приключения, — обрадовался Питер. — Давай влезем туда!

— Не надо! — испугался Виллем и тут же добавил, стараясь не обнаружить свой страх: — У нас же совсем нет времени.

Наконец они подошли к дому с башенкой. По сравнению с остальными домами он показался им необыкновенно высоким. Башенка почти сливалась с ночным небом.

Даже Питер приумолк, когда они, задрав головы, разглядывали высокие стены. Вид у дома был грозный. Скоро им стало казаться, что башенка вот-вот рухнет прямо на них. У Виллема все поплыло перед глазами, и он опустил голову.

Питер медленно взмыл вверх и скрылся за домом. Виллем ждал — прошла целая вечность.

— Это здесь, на самой верхотуре, — сказал Питер, приземлившись наконец рядом с Виллемом.

Они подошли к двери, которая была не заперта, но чтобы открыть ее, им пришлось вдвоем на нее навалиться.

— Ступай-ка ты лучше один, — решил Питер, заглянув в полумрак прихожей.

— Как один? — испугался Виллем. — А ты?

— Насколько я помню, помощь волшебника требуется тебе, ведь невидимка ты, а не я. Вдруг он разозлится, что к нему пришел обыкновенный мальчик.

— Я один боюсь.

— Я подлечу к верхнему окну, мне там все будет видно.

— Обещаешь?

— Что за разговор? — возмутился Питер.

Виллем заглянул в прихожую.

— Ну, я пошел, — вздохнул он.

Из прихожей наверх вела полуосвещенная винтовая лестница. Виллем поднял голову и увидел, что наверху лестницы совсем светло. Под самым потолком висела удивительная люстра. В ней горело не меньше тысячи лампочек.

Виллем стоял как бы на дне глубокого колодца. По его стенам спиралью поднимались ступени. Мальчику стало жутковато, но усилием воли он заставил себя подняться на первую ступеньку. Скоро у него закружилась голова, оттого что он шел все время по кругу. Один раз он перегнулся через перила и посмотрел вниз. Лучше бы он этого не делал — под ним была бездонная пропасть. Виллем прижался к стене и медленно стал подниматься дальше.

Наконец лестница уперлась в дверь, находившуюся под самой люстрой. Ее свет ослепил Виллема.

Сбоку на двери ярко сияла табличка, словно она была из чистого золота.

Мальчик попытался прочитать, что на ней написано. Но буквы так сверкали, что разглядеть их было невозможно. Виллем прижался носом к табличке, но и это не помогло. Ему показалось, что там написано «Эрлингсен», но вполне возможно, что и «Мерлинсен».

Звонка на двери не было, и Виллем решил постучаться.

Ему никто не ответил. Он постучал сильнее, и снова ни звука.

Виллем забарабанил в дверь кулаком.

— Иду, иду, — послышалось из-за двери. — Нечего поднимать такой шум, я не глухой. Заходи!

Виллем толкнул дверь, но она не поддалась. Он толкнул еще раз, изо всей силы. Но дверь не открывалась.

— Дверь не открывается, — крикнул Виллем. Его голос эхом раскатился по бездонному колодцу.

— Не открывается? Что еще за глупости! Нажми сначала на ручку, а потом толкни дверь. Если у тебя ничего не получится, тогда я сам нажму на ручку и потяну дверь на себя… Однако… Что за черт? Так она же заперта! А где у меня ключи? Сейчас… сейчас…

Виллем слышал, как в замочную скважину вставляли один ключ за другим. Глухой голос бормотал:

— Этот не подходит, он от сундука… Этот от ящичка с кофе… А этот? Не помню… Уж не его ли я искал столько лет?.. Ведь он от… Между прочим, откуда он здесь взялся?.. А этот…

Наконец замок щелкнул и дверь открылась. Еще мгновение, и Виллем увидит самого волшебника Мерлинсена.

9

Виллем переступил порог, но Мерлинсен, если это был он, уже повернулся к нему спиной и пошел в глубь своего жилища. Виллем увидел только его спину.

Виллем стоял в дверях и осматривался. По стенам горело множество мелких лампочек, комнату наполняли причудливые тени. Виллем даже не понял, коридор это или гостиная.

Хозяин дома вдруг споткнулся и чуть не упал.

— Мумле-мумле-мумле, — пробурчал он себе под нос и повернулся к Виллему. В стеклах его очков отражался свет одной из лампочек.

Мерлинсен, если это был он, мало походил на волшебника. Во всяком случае, Виллем никогда не слыхал, чтобы волшебники ходили в вязаных кофтах, бриджах, красных чулках и деревянных башмаках. Пожалуй, только белоснежные, седые волосы, которые падали ему на плечи, были как у настоящего волшебника.

— Разве ты не знаешь, что дурно смеяться над человеком, который споткнулся, особенно если он стар?

— А я и не смеюсь, — ответил Виллем.

— Я сам слышал, как ты смеялся, — возразил волшебник. — Не отпирайся. И слышал, и видел.

У Виллема пересохло во рту, язык прилип к гортани.

— Так, значит, ты меня видишь? — с трудом проговорил он.

Волшебник подошел ближе, вытянул шею и прищурился за стеклами очков.

— Гм, без всякого сомнения. Сколько тут человек?

— Я один, — ответил Виллем.

— Я одного и вижу. Значит тебя, — сказал волшебник. — Странный, между прочим, вопрос. Почему бы мне тебя не видеть, если ты здесь?

— Ну, понимаешь… Как бы это сказать… Словом, я стал невидимкой…

Виллем думал, что волшебник рассмеется, но Мерлинсен сохранял серьезность. Он снял очки и протер стекла.

— Говоришь, невидимка? — задумчиво спросил он. — Любопытно…

Он снова надел очки и вытянул шею, он наклонялся все ниже и ниже…

Сейчас он упадет, испуганно подумал Виллем.

За стеклами очков он ясно видел глаза Мерлинсена. Они приветливо и внимательно изучали его. Вдруг они как бы вспыхнули, и волшебник всплеснул руками:

— Невероятно! Не может быть! Глазам не верю!..

Он снова наклонился к Виллему, да так близко, что Виллем с трудом удержался и не отпрянул назад.

— Ты уверен, что знаешь, кто ты? — с интересом спросил волшебник. Его глаза впились в Виллема.

— Уверен.

— Ну и кто же ты?

— Виллем… Линден…

— Ага, Виллем Линден… Странно. По-моему, я уже слышал это имя. Виллем Линден? Так? У тебя папа, случайно, не альпинист?

Виллем покачал головой.

Волшебник вздохнул, и взгляд у него стал рассеянный.

— Мне показалось, что где-то я тебя уже видел, но… Никак не найду эту книгу… Кстати, ты читал ее?

— Какая книга?

— Та, о которой мы с тобой говорим, какая же еще? — Волшебник нетерпеливо взмахнул руками и задел одну из лампочек, она упала и разбилась. — Ну, ладно… Так о чем же мы с тобой говорили?.. Мне приходится решать столько важных вопросов, что я не могу помнить обо всяких мелочах…

— Ты сказал, что видел меня раньше.

— Ах да, припоминаю. Не такой уж я рассеянный, как тебе кажется… Но мы еще о чем-то говорили до того, как ты вспомнил про эту дурацкую книгу, которую я даже не читал.

— Мы говорили о том, что я невидимка.

— Совершенно верно! Как раз об этом и шла речь. О том, что ты невидимка! А ты меня видишь? Я, например, очень хорошо тебя вижу. Забавно, правда?.. Ну ладно, а теперь расскажи мне все по порядку.

И Виллем все рассказал.

— Гм. — изрек волшебник, когда Виллем умолк.

Наступила тишина. Виллем ждал. А волшебник молчал, лишь изредка произнося:

— Гм… гм… Мм-м…

Казалось, Мерлинсен совершенно забыл про Виллема. Он уставился в потолок. Виллем тоже на всякий случай взглянул наверх, но не увидел ничего, кроме толстых потолочных балок.

— Гм-м, — произнес Мерлинсен после долгого раздумья. Интересно, куда я засунул свой зонтик.

— Прости, я думал, что ты мне поможешь, — напомнил о себе Виллем.

Волшебник растерянно заморгал.

— Помочь?.. Тебе?.. Чем же я могу тебе помочь? И вообще, как ты сюда попал?

Виллем начал сызнова свой рассказ.

Но Мерлинсен прервал его:

— Да, да, да! Сколько можно твердить об одном и том же! Думаешь, я совсем выжил из ума? Просто я сейчас должен сосредоточить свои мысли на одном из научных трудов великого Вальденвальда. Мне кажется, в его исследования вкралась неточность…

— Ты Мерлинсен или нет? — осторожно спросил Виллем.

— Конечно, Мерлинсен. Кто же еще? — изумился волшебник и поглядел на свои руки. — Руки, во всяком случае, мои. — Потом он подошел к зеркалу и ткнулся в него носом. — Ну, конечно, это я! Ты меня чуть с тачку не сбил. Довольно в доме одного невидимки… — Он повернулся к Виллему. Так ты хочешь, чтобы я тебе помог? А кто тебе сказал, что это в моих силах?

— Никто. Просто мне так показалось. Поэтому я взял и пришел, сам не знаю почему.

— Взял и пришел! Нет, вы только послушайте! — Мерлинсен затряс головой и замахал руками, на пол полетела еще одна лампочка. — Ну, раз так, давай подумаем, что можно сделать.

Он повернулся и пошел в темный угол. Виллем направился за ним. Вдруг он споткнулся и чуть не упал. В темноте раздался смех Мерлинсена.

— А вот я имею право смеяться, когда спотыкаются молодые. И в этом ничего дурного нет, — сказал он.

Они подошли к крутой лестнице. Ступеньки заскрипели под ногами у Виллема, зато Мерлинсен ступал совершенно бесшумно. Он откинул чердачный люк, который ударился об пол, и их окутало облако пыли.

— Батюшки мои! — воскликнул Мерлинсен. — Ведь я был здесь совсем недавно, не понимаю, откуда взялось столько пыли.

Его слова потонули в чихании и кашле.

— Ладно, ладно, смейся на здоровье, — сказал Мерлинсен, когда пыль наконец улеглась и он отчихался. — Мне что, наше дело стариковское… Мы к этому привыкли… Мумле… мумле… мм-м…

Он вылез на чердак.

Виллем высунулся в отверстие люка и увидел, что Мерлинсен зажег на столе керосиновую лампу. По чердаку разлился оранжевый свет, загнав темноту в углы, под стол и стулья.

Странный это был чердак.

Он был совершенно круглый и кверху сужался. Вдоль стен, одна над другой, висели полки с книгами, большими и толстыми, маленькими и тоненькими и даже совсем крохотными.

Посреди чердака стоял большой письменный стол на массивных ножках, украшенный латунными накладками. На столе Виллем увидел штатив с пробирками, колбы и стеклянные трубки, назначения которых он не знал. Выглядело все очень таинственно.

Большое окно выходило на море. Впрочем, в темноте моря не было видно. Слышался только слабый шум прибоя. Виллем выглянул в окно в надежде увидеть там Питера. Но в кромешной тьме ничего нельзя было разглядеть.

Под креслом с высокой спинкой загорелись две светящиеся точки. Они то вспыхивали, то гасли. Потом они передвинулись глубже под кресло.

Наверху, под самой крышей, засветились два огонька, побольше. Они часто мигали, и оттуда донеслось чье-то уханье.

— Т-с-с, — произнес Мерлинсен. — Разве ты не видишь, что к нам пришел гость? Веди себя прилично.

Он подошел к одной из полок и стал читать названия книг. Его бормотание слилось с шумом морского прибоя.

— Э-э-э… магические… мм-м… свойства… гм-гм… колец… волшебные… кхе-кхе… превращения в полнолуние…

Он повернулся к Виллему и сказал немного смущенно:

— Понимаешь, это мое хобби, страсть. Я всю жизнь собираю книги по колдовству и черной магии. Многие из них я помню наизусть. — Он нахмурился. — Честно говоря, я сам не понимаю, зачем я привел тебя сюда. Здесь еще никогда никто не бывал…

Он снова устремил на Виллема пристальный взгляд, от которого мальчику стало не по себе. Но тут же Мерлинсен вновь обратился к своим книгам и опять забубнил себе под нос:

— Гм-гм… как изводить злых отчимов… Э-э-э… симптомы осенней подагры… Напомни-ка, что с тобой случилось?

— Я стал невидимкой, — прошептал Виллем.

Мерлинсен мельком глянул на него.

— Но я-то тебя вижу! — удивился он. — Какой же ты в таком случае невидимка? Твое дело, можно сказать, решенное.

— Меня не видит папа… И другие тоже…

— Ах, вот ты о чем! Первый раз слышу, чтобы невидимость поражала и детей.

Мерлинсен наморщил лоб:

— Давай обратимся к истории. В 1760 году губернатора Пребена фон Вобенъюля постигло несчастье: исчезла его любимая жена Магдалена. Вечером, когда он заснул, она спала рядом, а утром ее как ветром сдуло. Губернатор принял это так близко к сердцу и так испугался сплетен, что объявил всем, что его жена просто-напросто стала невидимкой. Мол, ночью на нее оказали воздействие некие таинственные силы. Правда, вскоре расползлись слухи, что Магдалена сбежала к матери.

Эту историю рассказывают по-разному. Одна из версий была записана Мортеном Халсефолдом, близким другом губернатора. Через месяц и семнадцать дней после случившегося он описал это невероятное происшествие в письме к своей матери. Впоследствии это письмо почему-то обнаружилось в бумагах покойного бродячего артиста. Мне стоило больших усилий напасть на след этого письма. Но это уже другая история.

Вторая версия была записана в 1803 году Магнусом Стаэром, который приводил этот случай в качестве доказательства, что явление невидимости существует. Он утверждает, что молодая особа, объявившаяся в доме у губернаторской тещи, вовсе не пропавшая губернаторша, а ее сестра-близнец, которая в 1713 году исчезла при таинственных обстоятельствах по дороге в Париж. Никто не знает, каким образом она вдруг нашлась. У меня есть свои соображения по этому поводу, и я намерен вскоре предать их гласности.

Мерлинсен перевел дух и продолжал:

— Вот и все, что мне известно о явлении невидимости, но, строго говоря, к настоящей невидимости это не имеет ни малейшего отношения. Впрочем, пока я тебе все это рассказывал, я успел мысленно перебрать свои книги. В них говорится про разные типы невидимости, но про детскую невидимость нет ни слова.

В книге Фердинанда Корпа «О невидимых явлениях и предметах» на странице 317, параграф «Б», рассказывается о ребенке, у которого на глазах исчезали предметы, но это, как я понимаю, не совсем то, что нам нужно. Постой-ка, недавно у меня появилась старинная книга о детях, я ее еще не читал… Сейчас посмотрим…

Мерлинсен повел глазами по полке и с радостным возгласом выхватил тонкую книгу в черно-красном переплете. Он с такой силой швырнул ее на письменный стол, что гусиное перо и чучело ежа слетели на пол.

— Сейчас, сейчас… Где тут оглавление?

Его палец заскользил вниз по странице.

— Та-ак, детское упрямство, детские капризы, детские шалости, детский запах… Ты слышал что-нибудь подобное? Здесь есть все о детях, а вот про детей-невидимок ни слова. Скажи, сам ты видел когда-нибудь ребенка-невидимку?

Виллем покачал головой.

— И тем не менее уверен, что ты невидимка?

Не дожидаясь ответа, Мерлинсен вновь погрузился в книгу. Вскоре он огорченно покачал головой.

— Нет, про таких, как ты, здесь ничего не сказано. Что ж, попробую сам помочь тебе.

Он подошел к шкафу и достал из него коробку.

— Кажется, у меня здесь должен быть пряник против невидимости.

Он открыл крышку и воскликнул с облегчением:

— Есть, есть… Вот он, я его вижу! Он тебе наверняка поможет.

Мерлинсен достал из коробки коричневый пряник и протянул его Виллему.

— Жуй каждый кусочек тринадцать раз и повторяй про себя: Меня видно! Меня видно!

Виллем так и сделал.

— Ну что, помогло? — спросил Мерлинсен, когда Виллем проглотил кусочек пряника. Подействовало?

— Не знаю, — ответил Виллем.

— Ну а пряник-то хоть вкусный?

— Похож на медовый.

— На медовый? — Мерлинсен недоверчиво посмотрел на Виллема. — Пряники против невидимости совсем не похожи на медовые.

Мерлинсен отломил от пряника кусочек, съел, и лицо его озарилось улыбкой.

— Так это же медовый пряник от Арлетты! Вот куда он попал. Я бы никогда в жизни не вспомнил. Не знаешь, может, медовые пряники тоже помогают от невидимости?

Виллем покачал головой.

— Вот и я тоже не слышал… Тогда зачем же ты его ел? — удивился Мерлинсен.

Он снова подошел к шкафу и вернулся с бутылкой, покрытой пылью.

— Сейчас ты кое-что увидишь, — торжественно объявил он.

Мерлинсен вынул пробку, и из горлышка вылилось несколько красных капель. Он налил немного из бутылки в кружку и протянул ее Виллему.

— Сделай три глотка и каждый раз повторяй про себя: «Меня видно!»

Виллем отхлебнул из кружки один глоток — сделать второй он был уже не в силах.

— Фу, какая гадость! — проговорил он, отплевываясь.

— Гадость? — грозно переспросил Мерлинсен и выхватил у него кружку.

Он осторожно пригубил ее, и по лицу его разлилась блаженная улыбка.

— Вино! Но как оно попало ко мне в шкаф?.. Ума не приложу!.. — Он снова пригубил кружку. — Гадость! Скажешь тоже. Превосходное старое вино.

— А оно мне поможет? — жалобно спросил Виллем.

— Каким образом? — искренне удивился Мерлинсен. — Это уже смешно! — И он на самом деле весело рассмеялся. — Никогда не слышал, чтобы вино помогало невидимкам!.. Что за чепуха…

От смеха у Мерлинсена запотели очки, и ему пришлось их протереть.

Виллем неожиданно рассердился:

— Мне все это уже надоело. Я пришел к тебе не для того, чтобы ты надо мной потешался. Я пришел за помощью. Думаешь, приятно быть невидимкой? Побывал бы ты в моей шкуре! Скажи мне лучше, можешь ты мне помочь или нет?

Мерлинсен от изумления отхлебнул прямо из бутылки.

— А ведь ты прав, — сказал он, подумав. — И в самом деле тут нет ничего смешного.

Вид у него стал серьезный.

— Честно говоря, не знаю…

Он уселся в кресло с высокой спинкой. Кресло пискнуло, как будто под его обивкой сидела мышь.

— Я ничем не могу тебе помочь, — грустно сказал Мерлинсен. — Я никогда не слышал, чтобы дети превращались в невидимок, и не знаю, можно помочь такому ребенку, если вообще ему можно помочь… В былые времена такого не случалось, и я слишком стар…

Он прервал себя на полуслове, как будто в голову ему пришла неожиданная мысль. Его голубые глаза стали совсем прозрачными. Они напомнили Виллему летний дождь. Как давно это было…

— Даже не знаю… — прошептал Мерлинсен.

Он снова умолк. Кресло пискнуло громче, наверху снова ухнуло. Из-под стола показались уже знакомые светящиеся желтые точки.

— Никакой я не волшебник… Просто у меня такое смешное хобби… — признался Мерлинсен дрогнувшим голосом. — И еще я люблю играть.

Глаза его стали еще светлее, и он опустил веки.

— Увы, это так, — вздохнул он.

— Тогда кто же ты? — спросил Виллем.

— Я Мерлинсен, так меня все называют.

— А почему ты меня видишь, если я невидимка? Ведь ты даже не знаешь, бывают ли дети-невидимки? — тихо спросил Виллем.

Мерлинсен поднял веки. Теперь глаза у него стали темно-синие, как осенние сумерки. Он даже откинулся в кресле, чтобы быть подальше от Виллема.

Мерлинсен открыл рот, потом снова закрыл его, так и не сказав ни слова.

Шумело море. Светящиеся точки под столом исчезли, уханье под потолком затихло. Кресло больше не пищало, зато на одной из верхних полок что-то заскреблось. В окно чуть слышно постучали. Питер! Виллему казалось, будто они расстались всего минуту назад.

— Неужели никто не в состоянии мне помочь? — спросил Виллем.

Мерлинсен надолго задумался. Он думал долго-долго. В конце концов спросил:

— А ты уверен, что ты это ты?.. Даю голову на отсечение, что ты мумле… мумле…

— Так поможет мне кто-нибудь или нет? — снова спросил Виллем.

— Э-э-э, мм-м… Пожалуй, только она…

— Кто?

— Ты должен отыскать Розамунду. Серая расселина, дом пятнадцать, а, может, девять или одиннадцать.

— Кто эта Розамунда?

Мерлинсен долго в упор смотрел на Виллема и морщил лоб.

— Я забыл что-то очень важное и никак не могу вспомнить, — сказал он наконец. — Почему-то мне кажется, что тебя нельзя посылать к Розамунде… Почему-то это опасно, но почему, не помню…

Однако Виллем уже твердо знал, что пойдет к Розамунде. С Питером ему будет не страшно.

Снова тихо постучали в окно. Этот стук означал: «Ты идешь? Я жду». Виллем подошел к чердачному люку.

— Всего хорошего. Спасибо за помощь, — сказал он Мерлинсену на прощание.

Мерлинсен поднял глаза.

— Какая же это помощь? Одни разговоры. Никак не могу вспомнить что-то очень важное… Но я точно знаю: тебе нельзя идти к Розамунде.

Виллем уже покинул чердак, больше он ничего не слышал.

По винтовой лестнице Виллем летел стрелой. На крыльце его дожидался Питер. Он навалился на дверь снаружи, Виллем стал тянуть изнутри, и общими усилиями им удалось ее отворить.

— Ну и чудак этот Мерлинсен, — сказал Питер, когда дверь наконец открылась. — Сделал он тебя видимым?

— Нет, — ответил Виллем. — Но теперь я должен найти какую-то таинственную Розамунду.

10

Пока Виллем был у Мерлинсена, вокруг все переменилось.

Из глубины моря исходило серебристое сияние, как будто там, на дне, лежала луна. Вдали, словно воздушный мост над водой, сверкала покатая радуга.

Волны лениво накатывали на берег, и их шорох напоминал шорох лип за окном у Виллема.

Город тоже изменился. Казалось бы, Виллем вышел из той же самой двери, в которую недавно вошел, но перед ним лежала неведомая ему местность.

Между берегом и грядой невысоких гор неярко мерцали городские огни. Дома на склоне казались черной стеной на фоне светлого горизонта.

Здания в центре города напоминали фиолетовые фигуры, усыпанные блестками освещенных окон. Все остальные краски исчезли, город был только черным и фиолетовым.

Стояла полная тишина. Интересно, который сейчас час, подумал Виллем, неужели ночью на время смолкают все звуки?

Он смотрел на улицы, дома, прислушивался. Однако ни мяуканье кошки, ни звук человеческого голоса не нарушали тишину. Зато аромат цветов был особенно силен. Виллем не знал, что это за цветы, но запах напомнил ему о лете.

Небо над морем и городом стало черным. А звезды! Виллем никогда не видел таких огромных и ярких звезд. При этом они висели так низко, что, казалось, стоит подняться по лестнице и достанешь звезду.

А как много их было! Большие и маленькие, горели они на черном небе.

Рядом кто-то всхлипнул. Виллем удивленно оглянулся на Питера. Тот смотрел на море, на небо, на звезды.

— Ты чего? — спросил его Виллем.

— Звезды уж больно красивые, — отозвался Питер. — Они рассыпаны отсюда до самой страны Нетинебудет. Там вдали, над самым морем, сияет голубая звезда. Она показывает путь в мою страну. Вон она, видишь?

— Вижу, — ответил Виллем, хотя на самом деле он не видел никакой голубой звезды.

Они молча смотрели на мерцающее ночное небо и вдыхали аромат цветов.

— Я хочу домой, — тихо сказал Питер.

— Так лети, ты же знаешь дорогу, — сказал Виллем.

Всхлипывания стали громче. Питер плакал уже не таясь.

— Улечу, когда надо будет…

— Но ты же говоришь, что тебе хочется вернуться домой.

Питер промолчал. Виллем почувствовал, что тут кроется какая-то тайна.

— Ты со мной не полетишь, — выговорил сквозь слезы Питер. — Я знаю. И все равно помогаю тебе, только из-за тебя здесь и торчу.

Виллем молчал.

Питер уже рыдал в голос.

— Я знаю, что мне придется одному возвращаться в страну Нетинебудет.

В его словах было столько горечи, что Виллем вдруг понял, как одиноко, грустно и тоскливо Питеру в этой непонятной стране.

Он-то думал, что там очень весело. В книге рассказывалось об увлекательных приключениях, а послушать Питера, так засомневаешься, есть ли там вообще что-нибудь.

Не зная, как утешить Питера, Виллем растерянно смотрел на море. Радуга постепенно таяла. Остатки ее слизали волны. Серебряное сияние потускнело, и поверхность воды подернулась туманом. Туман медленно подбирался к берегу.

Питер перестал всхлипывать. Цветами больше не пахло, потянуло холодом, и Виллем вздрогнул.

— Пошли, — сказал он.

— Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? — удивленно спросил Питер.

— Конечно. А как же иначе? — Виллем тоже удивился.

— Я подумал, что ты не захочешь дружить со мною, — ведь я совсем не такой, каким хочу казаться, и ты теперь это знаешь.

Виллем с недоумением смотрел на него.

— Ну, вспомни, что написано обо мне в той книге. Разве там я такой? Такой, как сейчас?

— Не совсем, — замялся Виллем. — Но это не имеет значения. Пошли.

И, повернувшись, Виллем пошел по дороге, желая избавить Питера от тягостных размышлений. Питер молча последовал за ним.

С каждым их шагом звезды тускнели, и ночь теряла свое волшебное очарование. Пройдя мыс, они свернули налево, к городу. В это время резкий порыв ветра взметнул в воздух облако песка и закрутил его вокруг них.

Питер остановился.

— Чувствуешь? — спросил он.

Виллем сразу понял, что Питер говорит про ветер, про то, что он холодный.

— Осенний ветер, — заметил Виллем.

— Это еще как сказать, — хитро сказал Питер, и в его голосе вновь послышались бодрые нотки.

Они ускорили шаг и вышли на набережную.

Виллем остановился и огляделся.

— Чудно, — сказал он.

— Что тебе чудно? — спросил Питер.

— Удивительный был сегодня день, и удивительный вечер. Сейчас мне почему-то уже не так страшно, как было. Я почти забыл, что я невидимка и меня никто не видит, кроме тебя, Мерлинсена и… — Виллему не хотелось произносить имя Сюденъельма. — Знаешь, когда я вышел из дома Мерлинсена, я обомлел от красоты. И не могу понять: то ли здесь всегда было так красиво, то ли мне это показалось, потому что я никогда не был здесь так поздно, то ли мне все кажется таким прекрасным, потому что я невидимка.

— Ты это узнаешь, когда прилетим в страну Нетинебудет, — сказал Питер. — Если тебе все там покажется таким же красивым, как здесь, то это потому, что здесь тебя не видит никто, а там, наоборот, увидят все.

Виллем озабоченно наморщил лоб.

— Что-то я не понял, — сказал он после некоторого раздумья.

Питер тоже наморщил лоб.

— Я тоже, — признался он.

Они шли по улицам, поднимавшимся по склону. Вокруг было удивительно тихо. Виллему казалось, что ему снится сон, и он никак не может проснуться.

На Вдовьей горке они увидели одинокого прохожего, он шел им навстречу.

Сейчас я узнаю, может, я уже даже не невидимка, может, меня просто нет, подумал Виллем.

Он шел прямо на прохожего, но, чуть-чуть не доходя до него, отскочил в сторону.

— Ты напрасно думаешь, будто сквозь тебя можно пройти, как сквозь пустое место, — сказал Питер.

— А ты откуда знаешь, что это не так? — мрачно спросил Виллем.

— Знаю и все, — отмахнулся Питер, взмыл в воздух и скрылся за углом.

— Не улетай! — закричал Виллем. — Постой!

Из-за угла выглянула удивленная физиономия Питера.

— Ты чего раскричался?

— Не улетай от меня! — взмолился Виллем и кинулся к нему. — А то мне кажется, что я тут остался совсем одни… Это так ужасно. Ты итого не понимаешь…

Питер снова скрылся за углом. Но Виллем успел заметить, что глаза у него вдруг стали сердитыми и грустными.

— Понимаю не хуже, чем ты… — услышал Виллем из-за угла его голос.

От этих слов у Виллема сжалось сердце. Он снова почувствовал, что существует какая-то недоступная ему тайна.

Он завернул за угол. Питер сидел там на земле. Привалившись спиной к стене дома, он колотил камнем о камень.

— Прости меня, — сказал Виллем.

— Тебе-то легко говорить, — сказал Питер и чаще застучал камнем.

Виллем сделал вид, что все в порядке, и продолжал подниматься по Вдовьей горке. Питер побрел за ним.

Они пересекли весь город и все время шли в гору — одни улицы были пологие, другие — круто уходили вверх, и только одна была совсем ровная.

Наконец они миновали город и пошли вдоль опушки леса.

— Далеко еще? — спросил Питер.

— Не очень, запыхавшись, — ответил Виллем — так быстро я гору он еще никогда не поднимался. — Сейчас мы свернем к Серой расселине.

Скоро они действительно дошли до поворота.

— Стой! — тихо, но решительно проговорил Питер.

Виллем замер, сто охватил прежний страх.

От деревьев разбегались тени с острыми, хищными когтями. Ветер, свесив язык и тяжело дыша, бежал на своих мягких лапах. Темнота сгустилась. Виллему стало жутко, он дышал с трудом.

— Что это? — прошептал ом.

Питер не ответил, он молча потащил Виллема в гущу леса, свернув с дороги на узкую, чуть заметную тропу.

— Прислушайся! — велел Питер.

И Виллем услышал, что вдалеке, среди деревьев, кто-то плачет. В лесу, как ни странно, оказалось совсем не темно. Они легко пробирались между острыми сучьями и колючими кустами. Впереди показалась небольшая поляна. На ней кто-то был. Питер нырнул за кусты и потянул за собой Виллема. На поляне плакал маленький мальчик.

— Еще одни потерянный мальчишка, — прошептал Питер самому себе.

Он хотел уже подойти к несчастному мальчику, но вдруг в чаще леса послышались какие-то звуки. Питер отпрянул назад. Это был не шум ветра и не шорох лесных зверюшек. У Виллема громко застучало сердце, Питер весь напрягся.

Звуки приближались. Вскоре Виллем понял, что там по мху и вереску идут люди. И тут же среди черных стволов замелькали тени. Они обступили поляну.

Самая большая тень вышла на открытое место. Виллем тотчас узнал всклокоченные волосы, широкий сюртук и сутулую спину.

Это был Сюденъельм.

— Чего ты плачешь, мальчик? — спросил Сюденъельм.

Голос у него был ласковый и приветливый. Он погладил мальчика по щеке.

— Ты заблудился?

Мальчик покачал головой.

— Тогда какое же у тебя горе?

— Мне некуда деться.

— А где же твой дом? — вкрадчиво спросил Сюденъельм.

— Дом? — Казалось, мальчик впервые слышал это слово.

— Ну да, дом, мама, папа?

— Мама? Папа? — Эти слова тоже были мальчику непонятны.

Он снова заплакал.

Сюденъельм озабоченно покачал головой.

— Ну, ну, успокойся, бедняжка! Тебе некуда идти? Хочешь, пойдем со мной?

«Скажи „нет!“. Скажи „нет!“», — мысленно заклинал Виллем мальчика. — Он не добрый. Он злой. Ты должен сказать «нет!»

Однако мальчик поднял глаза, и, несмотря на темноту, Виллему показалось, что он улыбается.

Мальчик протянул Сюденъельму руку.

— Эй, друзья! — крикнул Сюденъельм теням, окружившим поляну. — Вот еще один, кто нуждается в нашей заботе!

Среди деревьев послышался смех, звонкие голоса, и на поляну выскользнули тени, поджидавшие среди деревьев. Это были дети, большие, средние и совсем маленькие.

Питер вздрогнул и покачал головой.

— Не может быть! — прошептал он. — Сразу столько потерянных детей!

— Откуда все эти дети? — спросил Виллем. Ему стало страшно — опять эта Тайна, которую он должен разгадать. — Что это значит? И почему они пришли сюда со Сюденъельмом?

Дети затихли. Виллем и Питер услыхали голос Сюденъельма:

— Тебе не придется жалеть, что ты пошел с нами, дружок. Лучше, чем у нас, тебе не будет нигде!

— Как бы не так! — задыхаясь, проговорил Питер. — Он же все врет!

— Однако мы должны продолжить поиски. — сказал Сюденъельм. — Мы еще не нашли того несчастного мальчика, из-за которого, собственно, и пришли сюда. Ищите, ищите: скоро будет поздно.

Несчастный мальчик? — подумал Виллем. Его охватило тревожное предчувствие, что несчастный мальчик это он сам. Но почему Сюденъельм ищет его с этой оравой детей?

Толпа на поляне рассеялась, дети разбежались по лесу, вновь превратившись в тени.

Одна тень направилась к тому кусту, за которым притаились Виллем и Питер.

— Смотри на меня внимательно, — сказал Питер. — Сейчас ты увидишь, как надо драться.

Когда тень поравнялась с кустом, Питер выскочил из укрытия и набросился на нее. Они кубарем покатились на землю.

Виллем не успел опомниться, как Питер уже сидел верхом на поверженном враге, приставив к его шее кинжал.

— Только пикни и отправишься на корм крокодилам! — прошипел Питер. — Вставай и веди себя, как мужчина. Но ни звука, ясно? Мой кинжал не терпит возражений.

Питер встал.

Тень тоже медленно поднялась с земли. Тонкий луч луны пробился сквозь густые облака, скользнул по поляне и осветил всех троих.

Перед Виллемом и Питером стояла перепуганная девочка, судя по всему, их ровесница.

11

Девочка остановила взглядна Питере. Разглядев кинжал, она всхлипнула и схватилась за шею.

— Т-с-с! — предупредил Питер. — А то убью! Говори только шепотом!

Он чуть пригнулся, готовый кинуться на нее в любую минуту. Девочка не двигалась, ноги ее как будто вросли в мох.

— Кто ты? — прошептала она.

— А ты? — спросил Виллем.

Девочка его даже не услышала, а Питер сердито толкнул его в бок:

— Здесь вопросы задаю я, прошу не забывать!

Виллема смутил гнев Питера.

— Кто ты? — спросил Питер у девочки.

— Карина, — прошептала она.

— А что ты здесь делаешь?

— Ищу одного мальчика.

— Какого?

Карина не ответила.

В ветках зашуршал ветер. Виллему это не понравилось — ветер мог заглушить другие звуки. Например, шорох подкрадывающихся теней.

Встревоженный, он подошел поближе к Питеру. Но ветки вокруг них вздрагивали только от ветра.

Сплошные облака, затянувшие небо, вдруг раздвинулись, и на лес хлынул поток лунного света.

Мох на поляне вспыхнул золотым блеском. Деревья опустили ветви. Свет полился к самым ногам Карины. Однако лица у всех троих оставались в тени, и за спиной у Виллема висела черная завеса ночи.

— Ну, так какого же мальчика ты ищешь? — повторил Питер свой вопрос.

Карина перевела взгляд на Виллема. Виллем уже приготовился к тому, что ее взгляд пройдет сквозь него, как сквозь стекло. Однако взгляд Карины остановился на нем. Виллем даже вздрогнул.

— Ты меня видишь? — шепотом спросил он.

— Да. — ответила Карина.

Виллем был окончательно сбит с толку. Кто же, в конце концов, мог его видеть, а кто нет? И почему?

— Кого ты ищешь? — в третий раз спросил Питер, голос его звучал уже не так властно и решительно.

— Его. — Карина не отрывала глаз от Виллема.

Питер вскрикнул и уронил кинжал. Виллем, разинув рот, смотрел на Карину. Ему показалось, что она чуть заметно улыбнулась.

— Меня? — прошептал он так тихо, что сам не услышал своего голоса. Питер подошел к Виллему и взял его за руку.

— Виллем не хочет, чтобы вы с потерянными ребятами нашли его. Он меня просил помочь ему.

— Зачем ты меня искала?

— Чтобы помочь тебе. Так же, как тому мальчику на поляне.

— А что с ним случилось? — спросил Виллем. Он задышал чаще и удары сердца гулко отдавались v него в ушах.

— О нем забыли, его потеряли, он стал невидимкой, — объяснила Карина.

— Но ведь я его видел!

Карина промолчала.

— Скажешь, не видел? В видел, как вы нашли его. Какой же он невидимка?

— Может быть, и с тобой ничего не случилось? — спросила Карина. — Зачем ты тогда звал его на помощь? — Она кивнула на Питера.

— Потому что… Потому что я стал невидимкой.

Карина удовлетворенно кивнула.

— Мы здесь все невидимки, все, кого ты видел, — сказала она.

— Кто же вам помогает? — спросил Виллем.

— Сюденъельм.

— Нет! Это невозможно! — забывшись, громко крикнул Виллем.

Питер зажал ему рот рукой. Они притихли, но вокруг все было спокойно, только луна немного сдвинулась в сторону, и темнота за спиной у Виллема подступила ближе.

Питер убрал руку.

— Нет! Это невозможно, — повторил Виллем. — Я видел, какими злыми глазами смотрел на меня Сюденъельм. Его взгляд не предвещал добра.

Карина покачала головой.

— Ты ошибаешься. Я его знаю, он добрый.

— Забытая и потерянная, — пробормотал Питер.

Он поднял с земли свой кинжал и убрал его в ножны, которые висели у него на поясе.

— Ты знаешь сказки? — спросил он у Карины.

Карина кивнула.

— Тогда махнем со мной в страну Нетинебудет!

— Нетинебудет? Что это за страна? Я никогда о такой не слыхала. — В голосе у Карины послышалось недоверие.

Но Питер, видно, этого не заметил, он с упоением начал расписывать свой остров, где могли происходить самые невероятные приключения.

Виллем уже успел забыть, как там интересно. Он слышал Питера, и ему все больше и больше хотелось в страну Нетинебудет. У него даже пропала уверенность, что ему хочется снова стать видимым.

Карина, как завороженная, слушала Питера. Она вся подалась к нему, и в ее расширившихся глазах отражалось все, о чем он рассказывал.

Но вот Питер умолк, и Карина быстро выпрямилась. Ее глаза стали прежними — волшебные краски в них потускнели.

— Я тебе не верю, — заявила она. — Все это выдумки. Ты ничем не лучше других болтунов.

— Нет, все это правда. Такая страна есть, — сказал Питер. — И я там живу.

— Он говорит правду, — подтвердил Виллем.

Карина замотала головой.

— Нет, нет, нет! — В голосе у нее зазвенели слезы. — Замолчи! Что мне делать? Никто не говорит правды, все только обманывают…

— И Сюденъельм? — спросил Виллем.

— Нет! Он не обманывает!

— Сюденъельм держит вас в неволе, — тон Питера не допускал возражений.

— Нет! Неправда!

— Он держит тебя в неволе, и потому ты навсегда останешься невидимкой. Зато в стране Нетинебудет ты будешь видимой. Летим со мной! Чего мы ждем?!

И Питер приготовился взмыть в воздух. Он протянул руку Карине, и у Виллема похолодело внутри.

Как легко он меня бросает, подумал Виллем.

— Питер, а как же я? — жалобно спросил он.

Питер рассеянно посмотрел на него. В глазах у него мелькнуло замешательство. Виллем понял, что Питер просто забыл о нем.

— Ведь это я должен был лететь с тобой в страну Нетинебудет.

Питер, уже взлетевший в воздух, вновь опустился на землю.

— Не знаю, можно ли тебе верить, — грустно сказал он, но тут же лицо его расплылось в улыбке, обнажившей его мелкие молочные зубки. — А там всем места хватит, и вам, и всем другим невидимкам Сюденъельма. Летим, ребята!..

— Мы никуда лететь не собираемся! — раздался из темноты чей-то голос.

Виллем и Питер одновременно обернулись. Из-за деревьев вышли тени, которые незаметно подкрались к ним под шум ветра.

— Перестань рассказывать сказки, — произнес тот же голос. — Кто тебе поверит! Не слушай его, Карина. Он врет, как все взрослые.

Питер выпятил грудь, глаза его сверкнули.

— Сам ты врешь! Все, что я говорил, чистая правда. Немедленно возьми обратно свои слова о том, что я вру, как все взрослые. Иначе, ваша милость, я вызываю вас на дуэль! Извольте драться, как настоящий мужчина!

Питер выхватил кинжал и приготовился к бою.

Тени окружили Питера и Виллема. Скоро они уже оказались в плотном кольце детей.

Впереди всех стоял высокий мальчик, он был выше Виллема. В руках он держал увесистую дубинку. Дубинка производила куда более грозное впечатление, чем кинжал Питера.

По мнению Виллема, Питер вел себя мужественно. Он весь подобрался и от этого стал как будто еще меньше. Но, вспомнив про все победы, которые Питер одержал над пиратами, и про хищников, которых он уложил на охоте, Виллем испытал жалость к этому большому мальчику.

Мальчик, по-видимому, предводитель потерянных детей, невозмутимо похлопывал дубинкой по своей ладони.

— Ты кто? — спросил он.

— Я Питер Пэн, — громко ответил Питер и гордо выпрямился.

— Питер Пэн? — Мальчик задумался… — Питер Пэн… — Казалось, он вот-вот что-то вспомнит, однако голос его зазвучал сурово: — Первый раз о таком слышу. Да и выглядишь ты каким-то ненастоящим.

Это он зря сказал. Питер тут же кинулся на него, в лунном свете сверкнул кинжал.

— За твою наглую ложь я выколю тебе глаза и перережу глотку! — кричал Питер.

Они покатились по земле, поросшей мхом.

Виллем, Карина и другие ребята испуганно расступились. В темноте ничего не было видно, только слышалась возня, глухие удары да крики: Ай, сдавайся, ни за что, честь дороже, царапаться нечестно, кровь твоего сердца зальет темноту ночи!

— Что здесь происходит? — Громоподобный голос заставил всех поднять глаза. Драка прекратилась.

Человек в широком сюртуке, с всклокоченными волосами схватил за шиворот дерущихся и заставил их встать.

Он переводил взгляд с одного на другого.

— Итак, кто мне объяснит, что здесь происходит?

Он обернулся к ребятам, глядя на них из-под кустистых бровей. Вдруг он увидел Виллема.

Его узкие губы растянулись в странной улыбке.

— Какое счастье! Нашелся наш потерянный друг!

— Никакой я не потерянный, — пробормотал Виллем. — Я прекрасно знаю, где я.

Сюденъельм от души расхохотался, его глаза утонули в глубоких складках.

— Чудесно, чудесно, мой мальчик! — в горле у него еще клокотал смех. — Чудесно, что ты любишь шутить. Но я-то сейчас говорю серьезно. — Складки вокруг глаз Сюденъельма расправились, и он остановил взгляд на Карине. — Может, вы, Карина, объяснишь мне, что здесь происходит? Из-за чего они дерутся?

— Вон тот чудной мальчик хотел заманить нас с собой в страну, которую он называл Нетинебудет.

— Ах, вот как! — Волосы Сюденъельма вздыбились еще больше, а голос стал глуше. — Зачем же он вас туда звал?

— Он говорит, что там очень хорошо… Что мы там… перестанем быть невидимками.

— Вот как? Любопытно! И вы ему поверили? — спросил Сюденъельм.

— Нет, и не подумали, — сказала Карина. — Из-за этого Тур с ним и подрался. Очень нужно верить всякой болтовне.

Питер что-то пробормотал, но Сюденъельм так встряхнул его, что он тут же умолк.

— А еще он говорил, что ты держишь нас в неволе.

Глаза Сюденъельма снова утонули в бесчисленных складках. Но внезапно он оборвал смех, отпустил Тура, а Питера швырнул на землю. Нагнувшись над ним, он злобно проговорил:

— Да как ты смеешь говорить, будто я держу их в неволе! Не тебе об этом судить! А знаешь, сколько брошенных и бездомных детей бродит ночью по городу и его окрестностям? Неволя! Это ж надо выдумать! Ты просто маленький лгунишка! Хотел такой хитростью заманить к себе моих ребятишек?

Потом он выпрямился с таким видом, словно Питер был всего лишь какой-то несъедобный гриб, и обратился к детям:

— Итак, вы нашли потерянного мальчика, которого мы искали.

— Он тоже говорит, что ты злой, — вдруг сказала Карина, глядя на Виллема.

Приветливое выражение с лица Сюденъельма как ветром сдуло, вид у него стал обиженный и грустный.

Тени за спиной у Виллема грозно зашептались.

— Виллем, — сказал Сюденъельм хорошо знакомым голосом хозяина кондитерской. Такой голос мог быть только у доброго человека.

У Виллема заныло под ложечкой. Уж не возвел ли он напраслину на Сюденъельма? Однако он не мог забыть угрюмый, холодный взгляд, которым Сюденъельм смотрел на него у реки, тот взгляд не предвещал ничего доброго.

— С чего ты взял, что я злой, Виллем? — спросил Сюденъельм.

Виллем мотнул головой — он не желал разговаривать с Сюденъельмом. Он смотрел на Питера, безуспешно стараясь разобрать, что тот шепчет ему.

— Я желаю тебе добра, и мне жаль, что ты этого не понимаешь. Спроси у этих детей, разве я бываю с ними груб или жесток? Скажите ему сами, дети!

— Нет, никогда! — почти в один голос ответили дети.

Сюденъельм посмотрел на Виллема.

— Боюсь, как бы сегодня ночью ты не исчез окончательно, слишком нынче темно. Ты уже начал исчезать. Хорошо, что хоть мы еще видим тебя. Ты исчезаешь с каждой минутой. Твои руки уже тают в тумане, ноги…

— Не верь ему! Он врет! — крикнул Питер.

Сюденъельм сделал вид, что ничего не слышал.

— Я хочу помочь тебе, пока ты не превратился в воздух и слезы, — продолжал Сюденъельм. — И сделать это могу только я. Больше никто…. Хватайте их! — вдруг крикнул он. — Хотят, не хотят, неважно! Они сами не понимают своего счастья.

На миг все оцепенели… Питер оказался проворнее всех. Он взвился в воздух, когда толпа детей, разбившись на две группы, кинулась на него. Дети схватили лишь пустой вереск да мох. Питер со смехом летал над ними.

— Питер Пэн самый хитрый на свете! — ликовал он. — Никто не может схватить Питера Пэна!

Остальные ребята бросились к Виллему. Перед глазами у него мелькали бледные лица, растопыренные руки, а он стоял и не мог взять в толк, что происходит.

— Беги, Виллем, беги! — закричал над ним Питер.

Виллем повернулся и кинулся бежать.

Он бежал напрямик через темный лес, углубляясь в самую чащу, петлял между деревьями, перепрыгивал через камни. Бежать быстрее он уже не мог бы. Он спотыкался, падал, вскакивал и снова бежал. Ветки хлестали его по лицу, цеплялись за одежду, но он бежал, не останавливаясь. Он не слышал, преследуют ли его тени. Он слышал только собственное дыхание и собственный топот, приглушенный вереском и мхом.

— Держи его! — крикнул кто-то совсем рядом, и Виллем во весь рост растянулся на земле. Вокруг что-то захрустело, затрещало, раздался победоносный смех Сюденъельма, и тут же Питер крикнул ему:

— Не бойся, Виллем! Я обязательно спасу тебя! Даю слово! Через час я вызволю тебя из плена! Я вырву тебя из рук этого негодяя!

А удалявшийся голос Карины повторял:

— Это вовсе не плен, никто не желает тебе зла, мы только поможем тебе… поможем… поможем…

12

Прошло не менее часа.

Виллем ждал, но Питер так и не появился. Этого Виллем и боялся. Питер забыл о нем. Виллем представил себе, как Питер, проплыв мимо деревьев, затерялся среди мигающих звезд. Но ведь Виллем не одинок — с ним Карина.

Нет, при чем здесь Карина?

Он вовсе и не думает о ней! Виллем попытался вспомнить что-нибудь веселое, но в голову лезли только грустные мысли.

Он стал вспоминать прочитанные книги, но почему-то вспоминались только те, которые ему не нравились.

Лучше уж думать о пирожных, — решил он, и тут почувствовал, что ему хочется есть.

Тогда он начал перебирать свои сны. И вспомнил про шарик, а стало быть, и про Питера. Наверняка этот злополучный час уже прошел. Может быть, даже много часов! Или дней… Сколько времени он спал?

Виллем читал, что в заточении время тянется очень медленно. Теперь он сам убедился, что оно почти не движется, в неволе минута кажется вечностью. Однако светлая комната, в которой он проснулся, мало напоминала тюрьму. Он лежал в чистой постели. Здесь не было ни сырых каменных стен, ни железных решеток, ни крыс.

Он проснулся уже давно. А, может, недавно? Если бы знать это точно!

Неожиданно на пороге появилась Карина.

— Привет! — сказала она с улыбкой, увидев, что Виллем уже не спит.

— Привет! — Виллем тоже улыбнулся.

Какое счастье, что она не улетела с Питером. Но, может, Питер тоже не улетел, может, он выжидает подходящий момент где-нибудь неподалеку?

— Как спалось? — спросила Карина.

— Отлично, — ответил Виллем. — А я долго спал?

— Ровно час. — По глазам Карины Виллем понял, что она догадалась, почему он об этом спрашивает.

— Пойдем к ребятам?

Виллем встал и пошел за Кариной.

Карина распахнула какую-то дверь, и Виллем застыл на пороге от удивления.

Комната была очень большая, и в ней было много-много детей. Каждый занимался своим делом. Один лежал на полу и играл с железной дорогой, другой за столом разгадывал головоломку. Девочки играли в куклы, мальчики строили дома из кубиков, другие дети наряжались в театральные костюмы, играли в прятки или читали.

Виллем догадался, что это и есть те самые тени, которые охотились за ним и Питером в лесу. Сейчас они были самыми обыкновенными детьми.

— Неужели все они тоже невидимки?

Виллем украдкой обвел глазами комнату, но Сюденъельма в ней не обнаружил.

Комната была очень уютная. Вдоль стен стояли ящики с игрушками и книжные полки. На полу были разбросаны большие подушки, на которых было удобно сидеть, а в камине, напротив двери, приветливо горел огонь.

Карина спросила, не хочет ли Виллем горячего какао с плюшками. До сих пор Виллем считал, что в неволе сидят на воде и хлебе. Конечно, в такой уютной комнате какао и плюшки были куда уместнее.

Карина подвела Виллема к камину, он сел в глубокое кресло и стал болтать ногами. Вскоре девочка вернулась с дымящейся чашкой и тремя золотистыми плюшками с изюмом.

— Дать тебе какую-нибудь книгу? — спросила она.

Виллем сперва кивнул, а потом замотал головой.

— Да или нет? — засмеялась Карина.

— Не знаю, — смущенно прошептал он.

— Скажи, если захочешь.

Виллем пил какао маленькими глотками и быстро поедал плюшки. Ведь он не ел уже очень давно. Когда он ел в последний раз? Ужинал он вчера или нет?

Вдруг Виллем перестал жевать: из черного провала памяти выплыла странная картина — пол, усеянный осколками стекла.

Когда он это видел? Вчера? В голове начало покалывать.

Карина с удивлением смотрела на него. Виллем снова принялся жевать плюшку, чтобы Карина перестала задавать ему вопросы.

— Как тебе нравится такая неволя? — все-таки спросила она Виллема, серьезно глядя на него. — Посмотри, как здесь все счастливы. Сюденъельм очень добрый. Это он устроил нам такой дом.

— А почему он это сделал? — спросил Виллем.

— Он жалеет всех детей, которым живется так плохо, что им остается только исчезнуть. Он берет их к себе, и они живут в подвале его кондитерской.

Виллем огляделся. Он и не подозревал, что в маленькой кондитерской такой большой подвал.

— Радуйся, что он нашел тебя и хочет помочь, — сказала Карина. Потом тихо прибавила, опустив глаза: — Мне-то здесь очень нравится.

Все в этой комнате дышало счастьем и покоем. Виллем почти не знал Карину, однако не сомневался, что она говорит правду, — ей здесь действительно нравилось.

Но тревога все равно не покидала его. Он ощущал какую-то опасность.

— Я не хочу оставаться здесь, — сказал Виллем.

— А что ты намерен делать? Как ты будешь жить один в мире, где тебя никто не видит? — спросила Карина.

Этого Виллем не знал.

Дверь открылась, и оживленные голоса детей зазвучали еще радостнее. На пороге стоял Сюденъельм. Он широко улыбался. Казалось, вместе с ним улыбаются и его вздыбленные волосы, и каждая морщинка, и даже широкий сюртук. А с его узких недобрых губ в любую минуту был готов сорваться веселый смех.

Сюденъельм подошел к Виллему и заботливо склонился над ним, засыпая вопросами.

— Как дела? Как себя чувствуешь? У тебя ничего не болит? Чего тебе хочется? Что я могу для тебя сделать?

Он уселся на табуретку напротив Виллема.

— Добро пожаловать к нам, дорогой Виллем. Хорошо, что мы наконец нашли тебя. Когда твой папа пришел ко мне, я сразу понял, что тебе живется несладко. Ведь искать тебя здесь было бесполезно. Ты теперь почти не заглядываешь в «Сладкий рай». Но твой папа об этом даже понятия не имеет.

От слов Сюденъельма Виллему стало неприятно. Они затронули что-то, что он так мучительно пытался вспомнить… Почему-то это было очень важно.

— Как только твой папа ушел, мы пустились на поиски. — Сюденъельм помолчал, внимательно наблюдая за Виллемом. — Это ты был вечером у реки?

Не дожидаясь ответа, Сюденъельм кивнул сам себе и продолжал:

— Мне показалось, что это ты, но я не был уверен. Я только подумал: надо бы понаблюдать за этим мальчиком, похоже, он скоро исчезнет. А это недопустимо.

Он снова засмеялся, и дети засмеялись вместе с ним.

— Я рад, что ты в конце концов попал к нам. Поможешь мне искать потерянных ребятишек. Здесь тебе будет спокойно, ни забот, ни тревог. У тебя будет своя комната, свои вещи, как у всех остальных. Ты уже видел свою комнату, но она еще не совсем готова.

В душе у Виллема опять шевельнулась тревога. Он огляделся. Разноцветные игрушки, неяркие лампы, уютные подушки на полу и счастливые детские лица. Почему же ему кажется, будто это тюрьма?

Наверное, Сюденъельм что-то заподозрил. Его лучезарная улыбка погасла. Он придвинулся к Виллему и тихим голосом, в котором сквозил холодок, сказал:

— Час-то уже давно прошел, а дружка твоего все нет. Наверное, забыл о тебе. Может, и он перестал тебя видеть?

Виллем сжал подлокотники кресла, его охватил прежний страх.

Сюденъельм погладил Виллема по голове, он уже опять улыбался.

— Но ты не горюй. У тебя есть мы. Зачем тебе такой ненадежный друг. А вот мы будем тебе верными друзьями.

Я в настоящей тюрьме, подумал Виллем, хотя в ней нет ни решеток, ни кандалов. Но где-то тут они все равно есть. Их просто спрятали. Под подушки, за занавески, в ящики с игрушками…

— Здесь тебя все видят, — утешал его Сюденъельм. — Оставайся у нас. Чувствуй себя как дома!

Он встал с табуретки, и Виллем вздохнул с облегчением. Он боялся, что Сюденъельм прочтет его мысли. Теперь он твердо знал, чего он хочет. Он хочет вырваться отсюда, не хочет оставаться с этими невидимками, даже если они его видят. Он хочет быть видимым среди видимых. Здесь он — в неволе. Отсюда надо бежать, и как можно скорее. Куда подевался Питер? Нет, о Питере лучше не думать. Нужно действовать самостоятельно. Он должен выбраться отсюда и найти Розамунду. Эта мысль отчасти вернула Виллему мужество.

Но как осуществить этот план? Кругом дети. Вряд ли на них можно положиться. Однако без посторонней помощи ему не обойтись. Озираясь по сторонам, Виллем вдруг сообразил, кто ему поможет. — Карина!

Сюденъельм ходил по комнате. Он говорил с одними, помогал другим — и каждый ребенок, казалось, светился счастьем.

Неужели они не чувствуют себя здесь в неволе? — подумал Виллем.

Карина снова подошла к нему и села на табуретку, на которой только что сидел Сюденъельм.

— Я все вижу, — сказала она.

— Что ты видишь?

— Что тебе здесь не нравится, — грустно сказала она. — Ты хочешь сбежать. Не понимаю, как можно тепло, уют и доброту считать тюрьмой!

— Я хочу, чтобы папа, друзья и все, кто меня видел раньше, видели бы меня и теперь, — сказал Виллем.

— Не надейся, все равно не увидят, — жестко сказала Карина. — Лучше сразу забудь об этом.

— Не могу, — сказал Виллем. — Неужели я никогда не вернусь домой, не увижусь с друзьями?

— Не понимаю, зачем тебе дом и какие-то друзья, когда здесь так хорошо?

— А ты не скучаешь по маме и папе? — спросил Виллем.

Карина покачалась на табуретке.

— У меня нет и никогда не было ни мамы, ни папы, — твердо отчеканила она. — И, пожалуйста, не спрашивай о них. Мне здесь хорошо, и я навсегда останусь у Сюденъельма. Без этого дома я бы превратилась в воздух и слезы.

— Я не хочу здесь оставаться! — заявил Виллем.

— Это огорчит Сюденъельма, — сказала Карина. — Он столько сил тратит, чтобы нам было хорошо.

— Помоги мне сбежать, — попросил Виллем.

Карина вздохнула и потупила взгляд. Она долго молчала. Потом посмотрела ему прямо в глаза.

— Скоро мы пойдем в столовую ужинать, — тихо заговорила она. — Не удивляйся. Когда мы ищем потерянных детей, мы поздно ужинаем и поздно ложимся. Сюденъельм пойдет первым, а я — последней, чтобы проверить, все ли в сборе. Видишь ту лестницу в углу? Когда мы уйдем, поднимись по ней. Она приведет тебя в кондитерскую, а оттуда ты легко выберешься на улицу. Там тебя ждет ночь, одиночество, и ты снова будешь невидимкой.

Карина встала и, не глядя на Виллема, быстро ушла. В углу комнаты она скрылась за тяжелой портьерой, и Виллем больше не видел ее до самого ужина.

Скоро зазвонил колокольчик. Дети столпились возле двери. Сюденъельм открыл ее, и они высыпали в коридор. Карина вышла из-за портьеры, когда в большой комнате, кроме Виллема, уже никого не было. Она прошла мимо него, и он заметил, что глаза у нее красные. Но он для нее больше не существовал. Она закрыла за собой дверь, и Виллем остался один.

Теперь он мог бежать. Однако мальчик не спешил. Он думал о детях, которым суждено остаться у Сюденъельма, и в первую очередь — о Карине. Он понимал, что ей тоже страшно здесь, может быть, еще страшней, чем ему.

Наконец Виллем взбежал по скрипучей лестнице. К счастью, никто не слышал этого скрипа. Он благополучно добрался до кондитерской, где в нос ему ударил хорошо знакомый сладкий запах. Он сразу вспомнил все лакомства, которые покупал здесь, бывало, на свои карманные деньги.

Сильней всего пахло банановым кремом, потом Виллем уловил запах ванильного печенья и мятных палочек.

Но как бы вкусно здесь ни пахло, отсюда надо было бежать. Входная дверь легко открылась и мягко щелкнула, закрывшись за спиной у Виллема.

Он очутился у подножия Вдовьей горки.

Луна скрылась за вершинами холмов, небо расчистилось, снова сияли звезды, однако свет в окнах затмевал их.

Виллем даже не стал искать Питера. Больше он Питеру верить не станет. О нем вообще лучше забыть, надо полагаться только на себя.

Виллем бежал, пока хватало сил. На этот раз ему никто не помешает добраться до Розамунды.

На городской ратуше ударили часы.

Глухие, тяжелые удары плыли над городом. Часы пробили двенадцать раз. Полночь. Спать Виллему не хотелось, хотя было уже очень поздно, впрочем, идти в гости тоже было поздно. Тем не менее Виллем решил повидать Розамунду нынче же ночью, чего бы это ни стоило. Он должен поговорить с ней, даже если для этого придется взломать дверь, разбить окно и кричать так же громко, как он кричал вчера…

Виллем остановился.

Кричать так же громко, как он кричал вчера… Он вдруг услыхал этот крик. Это он сам кричал от страха и одиночества.

Еще одно крохотное воспоминание о вчерашнем дне вернулось к нему.

Мальчик снова бросился бежать. Что его гнало туда, он и сам толком не знал. Он бежал к Розамунде и вместе с тем убегал от чего-то такого, от чего убежать было невозможно.

13

Виллем бежал.

Он не хотел думать о Питере. Однако Питер не шел у него из головы… Он внушал себе, что ничуть не нуждается в нем, и тем не менее ему очень хотелось, чтобы Питер был рядом.

Когда человек один, ночь кажется ему совсем другой: вдруг она никогда не кончится, вдруг станет еще чернее?.. Вдруг погасит все звезды?..

Виллему чудилось, что на каждой улице его подстерегает опасность. За каждым углом пряталось большое, черное чудовище с жадной огнедышащей пастью и горящими глазами. Но когда Виллем, набравшись храбрости, заворачивал за угол, чудовище отбегало и пряталось за следующий угол.

Виллем побежал быстрее.

Вернется ли он к Сюденъельму с его потерянными детьми и Карине, если навсегда так и останется невидимкой?

Нет, там тюрьма, а Виллем не хотел жить в неволе.

Он прибавил шагу. У него закололо в боку. Во рту появился странный привкус. Но останавливаться было нельзя. Он уже бежал по опушке леса — сейчас будет поворот и Серая расселина.

В конце концов он все-таки остановился. Как раз там, где они с Питером услыхали плач потерянного мальчика. В лесу было очень тихо.

Виллем уже намеревался бежать дальше к Серой расселине, но неожиданно для себя свернул в лес и побежал к той поляне, на которой плакал мальчик.

Тьма вокруг сгущалась. Деревья казались Виллему великанами. Из глубины леса доносились тяжкие вздохи. Поляны все не было, и Виллем не узнавал леса.

Наверное, я перепутал дорогу, — решил он, но тут же увидел впереди просвет.

Конечно, на поляне никого не было. Виллем рассердился на самого себя. В глубине души он надеялся встретить здесь Питера: Питер начнет каяться, ссылаться на всякие обстоятельства, которые якобы помешали ему прийти Виллему на помощь, и будет клясться, что этого никогда не повторится.

Как будто Виллем непременно снова попадет в плен. Как будто Виллему вообще есть дело до этого глупого Питера, которого здесь, на поляне, даже и не было. Нет, надо раз и навсегда выкинуть его из головы. Точка!

Виллем повернулся, чтобы идти обратно, но вдруг заметил, что под березой кто-то сидит.

— Питер? — шепотом спросил он.

Под березой послышалось легкое шевеление.

— Чего тебе?

— Что с тобой случилось?

— Ничего, — невозмутимо ответил Питер. — Сижу себе, скучаю и думаю, не пора ли мне обратно…

— Он скучает! А кто обещал спасти меня?

— Неужели я? — Питер был очень удивлен. — Не сердись, пожалуйста! Ты уверен, что ни с кем меня не путаешь?

— Ты Питер Пэн или нет? — закричал Виллем.

— Конечно, я Питер Пэн, только зачем ты так орешь?

Виллем подошел к нему, и Питер поднялся с земли.

— Но ты же мне обещал… — сказал Виллем.

Питер разглядывал Виллема и как будто не мог припомнить, кто это.

— Ну чего ты на меня уставился? — не выдержав, закричал Виллем. Ты что, забыл, кто я?

— Да… Нет… Ты… ты… Вспомнил! — Питер просиял. — Я обещал тебе помочь. Ты прислал мне письмо с воздушным шариком.

— Наконец-то! А еще ты обещал спасти меня от Сюденъельма.

— От какого еще Сюденъельма?

У Виллема лопнуло терпение.

— Катись-ка ты подобру-поздорову! С меня хватит! — Крик Виллема ударился о стволы деревьев. — Ты мне больше не друг. Я не хочу тебя видеть! Самовлюбленный эгоист! Думаешь только о себе и о своей дурацкой стране Нетинебудет! На других тебе наплевать! Обещал выручить, а сам сидишь тут и скучаешь! Скучно ему, видите ли! А я должен томиться у Сюденъельма. Ладно, прощай! Можешь лететь на все четыре стороны, обойдусь без тебя…

Виллем повернулся и, не разбирая дороги, кинулся в лес. К счастью, ноги сами вывели его на тропинку.

— Эй! Погоди! Как там тебя… Виллем! — крикнул Питер ему вслед.

Но Виллем не остановился.

Он бежал, заткнув уши, чтобы не слушать Питера.

Вдруг кто-то сверху дернул Виллема за волосы. Виллем испуганно поднял глаза. Над ним летел Питер, он так и держал Виллема за вихор.

— Пусти! — рявкнул Виллем.

— Да постой ты! Вот бешеный! Подумаешь, дело большое! Когда я, бывало, попадал в плен… — начал он.

Виллем ударил Питера по руке, и Питер отпустил его волосы.

— На этот раз в плену был я, я — это не ты. Я — это я. И я сыт по горло твоими историями о том, как тебя топили пираты или индейцы заперли в пещере. Сыт по горло, понятно! Ты думаешь только о себе.

Виллем орал все громче, он и сам не понимал, откуда у него берутся такие слова.

— Ну хватит, Виллем, мир! Теперь я все вспомнил. Я не виноват, что так легко забываю…

— Да, забываешь! И мне не надо такого друга.

— Мы же договорились лететь вместе в страну Нетинебудет, — жалобно сказал Питер. — Не забывай, какой мне пришлось проделать путь, чтобы прилететь к тебе на помощь.

— Только не говори мне о помощи! Ты прилетел, чтобы забрать меня с собой, ты вообразил, что я тебе там пригожусь.

Виллем снова побежал по неровной, извилистой тропинке. Он спотыкался, перепрыгивал через рытвины, чуть не падал, но не останавливался.

— Виллем! — донеслось издалека.

Сейчас, вот-вот, он будет у Серой расселины.

— Отстань от меня! — крикнул Виллем. — Такой друг мне и даром не нужен!

Позади все стихло.

На душе у Виллема скребли кошки. Но он ни в чем не раскаивался и ни о чем не жалел. Лучше быть одному в этом большом, полном опасностей мире, привыкнуть к мысли, что он невидимка. Чему быть, того не миновать.

Показалась Серая расселина. Значит, он не сбился с пути.

Виллем остановился, чтобы перевести дух. Он очень устал, и ему хотелось плакать, но плакать было нельзя. Чего доброго услышит Питер.

Постепенно Виллем отдышался. Подняв голову, он смотрел на отвесную стену Серой расселины. Там, на уступе, поросшем лесом, стоял дом, в котором светилось несколько окон. Дом был похож на крепость.

Здесь живет Розамунда, подумал Виллем.

Почему-то ему стало смешно, что Розамунда живет в крепости и умеет колдовать.

Однако посмеяться он не успел. Лес, из которого он только что вышел, внезапно наполнился знакомыми шорохами. Они медленно приближались.

Это был не ветер. Это Сюденъельм со своими помощниками шел по его следу. Только бы не попасть снова к ним в плен!

Теперь это был уже не шорох, а топот легких ног, которые бежали по всем лесным тропинкам.

Виллем припустил что было духу. Он должен успеть добежать до Розамунды, пока его опять не схватили.

— Ах, Питер, Питер, — подумал Виллем. — Был бы ты сейчас здесь со мной, остался бы моим другом…

Но сейчас было не время думать о Питере. Погоня приближалась. Виллем мог полагаться только на себя.

Хоть бы Карина была не с ними! Впрочем, почему она должна быть лучше других?

Виллем мчался, боясь обернуться назад.

Он со страхом ждал, что вот-вот за его спиной раздастся победный крик: «Держи его!»

Он как будто уже слышал горячее сопение и шарканье ног по гравию. Еще чуть-чуть и его схватят чужие руки.

Луна давно скрылась. Дороги было не видно. Нескончаемая ночь помогала врагу.

Над головой Виллема сияли окна дома-крепости, к нему вела дорожка. Виллем свернул на нее, он помчался к двери, освещенной фонарем, прочь от ночной темноты, от догонявших его детей, от пожизненной неволи.

14

Виллем даже не дотронулся до двери, она сама беззвучно распахнулась перед ним. Внутри было еще темнее, чем снаружи.

С разбега Виллем запнулся о порог и растянулся на полу. От боли он даже вскрикнул. Повернув голову, он увидел, что дверь за ним затворилась.

«Ловушка!» — подумал Виллем.

В ушах у него шумело, дышать стало трудно. Он хотел было закричать, но вдруг услышал женский голос:

— Я уже начала тревожиться.

Помолчав, она добавила:

— Ты не ушибся?

— Нет, — прошептал Виллем.

— Прости, пожалуйста, что здесь так темно. Возьми меня за руку, я провожу тебя в гостиную.

Чьи-то пальцы тронули его руку. Тронули и исчезли. Потом они снова нащупали его руку и сжали ее. Сперва осторожно, потом покрепче.

Никто никогда не держал его за руку так крепко. Но он чувствовал, что в любую минуту, если захочет, сможет высвободить свою руку. Сейчас он этого не хотел.

— Я ждала тебя, — тихо проговорила она.

«Интересно, она увидела меня в хрустальном шаре или в волшебном зеркале?»— подумал он.

Ему опять стало страшно. А вдруг эта незнакомка ведет его в холодное и сырое подземелье?

— Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого, — прошептала она.

— Ты Розамунда? — тоже шепотом спросил Виллем.

— Да, — ответила она.

Дверь открылась, и внезапный свет ослепил Виллема.

Чуть погодя он разглядел массивную мебель, тени, неяркую лампу, которая после темноты показалась ему ослепительной.

— Садись, я сейчас вернусь, — сказала Розамунда и исчезла так быстро, что Виллем не успел ее разглядеть.

Он сел на пуф, обойдя стороной слишком большие и глубокие кресла.

Розамунда вернулась с подносом. Она замешкалась в дверях. Лицо ее скрывала тень. Чашки на подносе слегка позвякивали.

Второй раз за эту ночь Виллем почувствовал запах какао.

Повернувшись к нему спиной, Розамунда поставила на стол две большие чашки. Потом она села на диван напротив Виллема.

Наконец-то он мог ее разглядеть.

В душе Виллема шевельнулась непонятная тревога. Он уже видел эти глаза! Эта затаенная улыбка когда-то согревала его! У Розамунды были длинные, темные волосы, и Виллем почему-то знал, что когда они прикасаются к щеке, от них становится щекотно. На каждой руке Розамунды, державшей чашку, было по кольцу с красным камнем. Кажется, он уже видел эти камни!

Но ведь этого не могло быть!..

Виллем с удивлением заметил, что глаза Розамунды наполнились слезами, она поспешно наклонила лицо к чашке. Розамунда долго пила какао большими, редкими глотками.

Когда она отставила чашку, слезы уже высохли. Теперь ее глаза улыбались так же, как и губы.

— Виллем!

Мальчик вздрогнул. Этот голос он слышал во сне, когда был совсем маленький.

— Как ты узнала, что я приду? — прошептал он.

— Мне позвонил Мерлинсен. Ты, наверное, думал, что я увидела тебя в хрустальном шаре или в волшебном зеркале? Нет, я не ведьма, хотя ночью все видится иначе, и люди меняются при свете луны.

Розамунда наклонилась к Виллему, и ему захотелось, чтобы так она смотрела на него все время.

— Расскажи все, что с тобой сегодня случилось, — попросила она, не сводя с него глаз.

Виллему было легко рассказывать ей свою историю. И он рассказал все, без утайки, так, во всяком случае, ему казалось.

Когда он рассказывал, как папа забыл, сколько у него штанов, и искал их не там, где они могли быть, она тихо рассмеялась, но смех у нее был невеселый.

— Теперь я уже ничего не понимаю, — вздохнул Виллем. — Одни меня видят, другие — нет. Почему так?

— А что с тобой случилось вчера? — спросила Розамунда.

— Этого я не помню.

— А позавчера?

Виллем кивнул — позавчерашний день он помнил.

— Тогда расскажи, что ты делал позавчера.

Виллем пожал плечами.

— День как день, ничего особенного. Утром я встал и пошел в школу. Забыл дома тетрадку с сочинением. На математике первый раз в жизни писал примеры на доске. Дома сделал уроки, пообедал, потом немного почитал и лег спать. Розамунда нахмурилась.

— В самом деле, ничего особенного. Только, по-моему, очень скучно. Правда?

— Правда, — согласился Виллем. — Но что поделаешь.

— Ты охотно пошел в школу?

— Нет, — вырвалось у Виллема, и он испугался своей откровенности. Очевидно, заметив его испуг, Розамунда поспешила его успокоить:

— Лунной ночью можно без страха признаваться в чем угодно.

— Мне хотелось прогулять школу, — честно сказал Виллем.

— А сочинение ты написал хорошее?

— Наверное. Мои сочинения всегда хвалят. Только…

— Что только?

— Только мне хотелось бы написать совсем о другом.

— А решать у доски примеры тебе было приятно?

— Нет. Я чуть не швырнул мелом в учителя. Мне хотелось крикнуть ему, что все это глупости.

— Может быть, ты так сделал, не помнишь?

— Да нет… — собственная неуверенность озадачила Виллема.

— Ты не ошибся?

— Я никогда так не делаю. И я хорошо помню все, что случилось позавчера. Ничего такого не было. Позавчера…

Странно, почему он сделал упор на слове «позавчера»?

— А дома тебе хотелось делать уроки?

— Нет. Мне хотелось пойти куда-нибудь с Фреде и Янусом, это ребята из моего класса. Они всегда придумывают что-нибудь интересное, только мне редко удается поиграть с ними…

Это была чистая правда, но почему-то раньше Виллем не думал об этом. В голове у него опять стало покалывать. И в черном провале памяти замелькали белые тени.

— Почему ты меня обо всем расспрашиваешь? Ты же меня совсем не знаешь! — Виллем даже рассердился.

Розамунда откинулась на спинку дивана, глаза ее смотрели вдаль.

— Да, я тебя совсем не знаю… — шепотом сказала она.

Как вдруг заболела голова! Виллем подпер ее руками.

— Тебе не хочется, чтобы я тебя расспрашивала?

— Не понимаю, зачем тебе это? — Виллем не поднимал на нее глаз.

— Я хочу тебе помочь, но для этого мне надо кое-что узнать.

Голос Розамунды дрогнул. Виллем удивленно посмотрел на нее. Ее взгляд по-прежнему был устремлен вдаль.

— Тогда давай, спрашивай! — Виллем не рассчитывал, что это прозвучит так грубо.

Розамунда взглянула на него:

— Позавчера вы с папой делали что-нибудь вместе?

— Нет, палы почти весь день не было дома. Он был занят.

Виллем снова подпер голову руками. Он ждал совсем других вопросов, а на такие ему отвечал, не хотелось… Но Розамунда продолжала спрашивать. Он слушал вполуха.

— А твоя мама?.. Что ома говорит?

— У меня… нет мамы. Она уехала от нас, когда я был совсем маленький.

Розамунда замолчала. Она молчала долго. Виллем украдкой наблюдал за ней.

Вдруг ока встрепенулась и быстро спросила:

— А почему ома уехала? Ты знаешь?

— Нет. Папа об атом не говорит…

— Ага, не говорит… Впрочем, так и должно быть…

Виллем в упор посмотрел на нес.

— Кто ты? — прошептал он.

— Я? — Розамунда быстро встала, — Ты меня не знаешь. Я… я не могу тебе сказать, кто я… пока не могу… И не спрашивай меня об этом, пожалуйста…

Тут Розамунда заплакала по-настоящему. Виллем не сводил с нес глаз. Она подошла к окну и чуть-чуть задернула шторы.

Она долго стояла у окна, и Виллему казалось, что ей не хочется его видеть.

Наконец она сказала:

— Как бы там ни было, сам ты себя видишь. И я тебя вижу. И Питер, и Сюденъельм, и Карина…

— Но мне так страшно, — тихо признался Виллем.

Розамунда медленно повернулась и подошла к столу. Она протянула руку, что-.В бы погладить Виллема по голове, но се рука застыла в воздухе.

— Пей какао, а то остынет.

Виллем слушал Розамунду, но не понимал смысл ее слов.

— Ты только запомни — ночь не опасна…

За спиной у Виллема что-то скрипнуло. Он вскочил и испуганно обернулся.

В темном углу была лестница, которая вела на второй этаж.

— Эта лестница всегда поскрипывает, когда в щели дуст ветер, — успокоила его Розамунда. — Садись, не бойся.

Виллем снова сел.

— Значит, тебе не хотелось бы жить у Сюденъельма? Подумай, может, у него не так уж и плохо?

— Нет, — прошептал Виллем. — Я не хочу там жить.

— Ну, а Питер? Разве плохо улететь вместе с ним нынче же ночью? В стране Нетинебудет тебя ждут всякие приключения.

— Мы больше не дружим.

— По-моему, тебе нечего бояться, — сказала Розамунда. — И уж во всяком случае…

Раздался телефонный звонок. Розамунда вздрогнула.

— Странно, так поздно?.. — пробормотала она и скрылась в соседней комнате.

Виллем не слышал, о чем она говорила по телефону. Зато он вновь услыхал тихое поскрипывание. Как будто кто-то осторожно шел по лестнице и ступеньки предательски скрипели. На этот раз ветер был ни при чем.

Виллем медленно обернулся. Он обвел взглядом все ступеньки, начиная с нижней. Верхние ступеньки были погружены во мрак. Но именно там, где-то на самой верхней ступеньке, кто-то стоял и ждал.

15

Вернулась Розамунда. Лоб ее перерезали две морщинки.

— Ничего не понимаю, — сказала она. — Почему-то мне никто не ответил…

Она улыбнулась, но улыбка получилась натянутая.

Подойдя к Виллему, Розамунда взяла его за руки:

— Пока ты здесь, тебе нечего бояться.

— Там на лестнице кто-то стоит, — прошептал Виллем. — Я слышал…

— Зачем кому-то понадобилось забираться сюда? — спросила Розамунда, глядя Виллему в глаза.

— Может, это Сюденъельм?

Розамунда еле заметно вздохнула.

— А ты не ошибаешься, может, он вовсе не такой, как ты думаешь?

— Ведь я же убежал от него!

— Идем!

Виллем повиновался. Розамунда повернула выключатель, и лестница озарилась желтым светом.

Они начали подниматься по ступенькам. Розамунда все время держала Виллема за руку. В тишине шорох ее платья казался Виллему раскатами грома.

Неожиданно лестница закончилась.

Наверху никого не было.

Однако… Виллем принюхался. Он почувствовал какой-то знакомый запах. В доме Розамунды этот запах был чужой. Где же могло так пахнуть? Сегодня он уже слышал этот запах, но где?

Розамунда молча повела Виллема дальше. Они вошли в первую комнату, заглянули за кресла, в шкафы, осмотрели все уголки. Никого. Они прошли в другую комнату.

Они проходили комнату за комнатой, спальню за спальней. Какие-то непонятные помещения. И всюду Виллем слышал тот же запах, что и на лестнице..

— Ну, убедился, что здесь никого нет? Тебе просто показалось, — сказала наконецРозамунда.

Они остановились в небольшом коридоре у высокого окна, в которое заглядывала осенняя ночь.

Однако Виллем знал, что он прав. В доме кто-то был, кто-то спрятался от них, и даже Розамунда не могла найти его.

— Давай-ка лучше… — Розамунда не успела договорить, в дверь дома громко застучали. Виллем и Розамунда вздрогнули.

— Боже мой! Так поздно? Кто же это?

Она торопливо направилась к лестнице.

— Идем, Виллем! — крикнула она, сбегая вниз.

Но Виллем остался в коридоре. Взгляд его был прикован к окну. Окно было приоткрыто, в щель тянуло холодом.

Виллему показалось, что это сон. Он подошел к окну и открыл его.

За окном все было залито белым лунным светом, чернели тени, было по-осеннему холодно.

Под окном виднелась темная крыша маленькой веранды, и по ней кто-то полз.

— Я тебя вижу. — неожиданно для себя сказал Виллем.

Темная фигурка выпрямилась и подошла к окну. Виллем посторонился, чтобы она могла перелезть через подоконник.

Перед ним в сумраке стояла Карина.

— Ты пришла за мной? — спросил он.

Карина покачала головой.

— Я убежала от Сюденъельма, — сказала она и продолжала, не дав Виллему опомниться: — Когда ты сбежал, он вовсе не рассердился. Но был очень расстроен, как я и говорила. Он уселся в углу и не хотел ни с кем разговаривать. А я задумалась. Мне хорошо жилось у Сюденъельма, но он никогда не обещал, что я в будущем перестану быть невидимкой. А ты был уверен, что это невозможно, и смело сбежал от него… Мне стало страшно, я почувствовала себя такой трусихой…

Она горько вздохнула и опустила глаза.

— Как ты меня нашла? — спросил Виллем.

— На поляне под деревом сидел твой чудной друг. Он даже не хотел со мной разговаривать, потому что все время пытался вспомнить что-то очень важное.

— Питер? — удивился Виллем. — Так он меня еще не забыл?

— Забыл, но потом вспомнил. Когда я спросила у него, где ты, он очень расстроился, потому что никак не мог понять, о ком идет речь. Но потом все-таки вспомнил тебя и даже показал, в какую сторону ты убежал. Хорошо, что здесь мало домов, я стала заглядывать во все окна и наконец нашла тебя.

Виллем молчал. Ему не хотелось думать о Питере. Ведь он все еще сердился на него.

— Понимаешь, — продолжала Карина. — Мне вдруг стало одиноко. Захотелось, чтобы ты был рядом… Если ты не против… Мне тоже хотелось бы перестать быть невидимкой.

Карина вдруг ойкнула и отпрянула от окна. Виллем обернулся.

На крыше веранды, где только что была Карина, появилось какое-то огромное существо, похожее на человека. Растрепанные волосы торчали во все стороны. Кончики пальцев серебрились. Глаза напоминали две черные дыры. Лицо было мертвенно-бледно. Красный рот безобразно кривился.

Сквозь закрытое окно они отчетливо услышали знакомый голос:

— Карина, вернись, будь хорошей девочкой!

Сюденъельм почти плакал.

Карина замотала головой.

— Нет, — прошептала она и отодвинулась от окна, ее пальцы впились в руку Виллема.

Сюденъельм протянул к ней руки, но их разделяло оконное стекло.

— Тебе было так хорошо у меня, — уговаривал Сюденъельм Карину. — Ты ведь никогда не жаловалась. Вспомни, как я тебя нашел! Была холодная ночь, дул ветер, лил дождь.

Карина дрожала. Ее пальцы постепенно разжались.

— Тебе некуда было идти, у тебя не было крыши над головой, не было дома. Слова «мама» и «папа» ты давно забыла. Ты даже не знала, сколько времени бродяжничала в одиночестве… Помнишь?

И Карина вспомнила. Она нерешительно двинулась к окну.

— Ты была невидимкой, — продолжал Сюденъельм. — Только я мог тебя видеть. Помнишь, как ты этому обрадовалась? И дети, которые жили у меня, тоже тебя видели. Ты обещала, что никуда от меня не уйдешь. Помнишь, Карина?

Карина и это вспомнила. Она медленно приближалась к окну. Виллем хотел удержать ее, но был не в силах пошевелить даже пальцем. От голоса Сюденъельма на него напало странное оцепенение.

— Ты навсегда останешься для всех невидимкой, — сказал Сюденъельм.

Он злобно сверкнул глазами на Виллема и снова перевел взгляд на Карину.

— Не слушай Виллема. Он ошибается. Уж я-то знаю! Тебе суждено всегда быть невидимкой.

— Неправда, — прошептал Виллем. — Это не может быть правдой! Я не верю ему! Не слушай его, Карина!

Карина закрыла глаза. Она дрожала всем телом, медленно переводя взгляд с Виллема на Сюденъельма.

— Вернись домой, Карина! — умолял Сюденъельм. — Я дам тебе вдоволь шоколада, позволю читать любые книги. Ты сможешь делать все, что захочешь! Карина, милая, вспомни, как я старался, чтобы тебе было хорошо. Где бы ты сейчас была, если б я не нашел тебя тогда ночью? Ты бы до сих пор бродила по мокрым дорогам, мерзла холодными ночами. Или превратилась бы в воздух и слезы.

— Нет! — закричала Карина, она зажала уши, затопала ногами. — Замолчи! Хватит! Я не вернусь к тебе! Никогда!

— Карина!

В черных глазах Сюденъельма вспыхнуло красное пламя, казалось, оно проникает и сквозь стекло.

— Ты сама не знаешь, что говоришь! Ты сейчас не в себе. Пойдем со мной…

Руки Сюденъельма ощупывали окно. Он хотел попасть в дом.

Карина метнулась к Виллему и схватила его за руку.

— Бежим, спрячемся! — закричала она. — Найди такое место, где бы он не нашел нас!

Карина помчалась по коридору и потянула за собой Виллема. Он втолкнул ее в первую открытую дверь, повернул ключ, и тут же в коридоре с шумом распахнулось окно.

— Карина! — голос Сюденъельма разнесся по всему дому.

Внизу на первом этаже что-то крикнула Розамунда. Ей ответил громкий мужской голос. Виллем знал этот голос, но не мог вспомнить, кто это. Они с Кариной бежали из комнаты в комнату, запирая за собой все двери. Однако Виллем понимал, что никакие замки не остановят Сюденъельма.

16

Дальше бежать было уже некуда. Виллем и Карина очутились в комнате, из которой не было выхода. Они в отчаянии смотрели друг на друга. Вдалеке слышался топот погони, кто-то барабанил кулаками в двери, щелкали, открываясь, замки.

— Что нам делать? — прошептала Карина.

— Не знаю, — так же шепотом ответил Виллем.

Они огляделись. В комнате было пусто, только у стены стоял большой шкаф. Они бросились к нему, но дверцы шкафа оказались запертыми.

— Давай залезем наверх! — предложила Карина. — Там он нас не найдет.

— Нам туда не забраться!

— Заберемся, — сказала Карина. — Поставь ногу мне на руки, я приподниму тебя, ты ухватишься за край шкафа и…

— Лучше я тебя подниму, — смущенно предложил Виллем.

— Не говори глупостей! — огрызнулась Карина. — Лезь давай!

Виллем поставил ногу ей на руки и удивился, как легко она приподняла его. Он крепко ухватился за край шкафа и подтянулся.

— Ну, кто из нас сильнее? — спросила Карина. — Теперь я подпрыгну, а ты хватай меня за руку и тяни.

Карина подпрыгнула, и Виллем ухватил ее за руку. Он боялся, что не сможет вытянуть ее наверх, но она уперлась ногами в стенку шкафа и через секунду была уже наверху.

— Ты меня слабо тянул, пришлось самой карабкаться, — упрекнула она Виллема, устраиваясь на шкафу рядом с ним.

Они легли плашмя, надеясь, что в полумраке их никто не заметит.

Теперь топот слышался совсем близко. Впереди бухали тяжелые шаги, за ними — легкие и частые, а позади — опять шаги потяжелее.

Уже доносились неясные голоса, и наконец Виллем и Карина смогли различить слова:

— Нет! Нет, тебе говорю! Как ты смеешь врываться в мой дом без спросу! — кричала Розамунда.

— Мне не оставалось ничего другого, сударыня, — отвечал ей Сюденъельм. — Девочка не в себе. Обещаю, что мальчика я не трону!

— Так я тебе и поверила! — крикнула Розамунда.

— Позвольте, сударыня! — оскорбился Сюденъельм. — Чем я заслужил подобное недоверие? Вы хотите опорочить весь мой титанический труд? Где были бы все эти несчастные невидимки, если бы не я?

— Так-то оно так! Но ведь ты не отпускаешь их на свободу! Ты не разрешаешь им вернуться туда, откуда они пришли.

Но этим детям суждено остаться невидимками. Взрослые их предали. Матери потеряли способность их видеть, отцы постарались улизнуть кто куда.

— Не так-то все просто, — возразила Розамунда. — Я знаю, что некоторым твой дом кажется тюрьмой.

— Мой дом — тюрьма?! — Голос Сюденъельма сорвался на визг. — Какая несправедливость! Вы оскорбили меня в лучших чувствах, сударыня!

— Я говорю то, что слышала… Мне Виллем все рассказал…

— Зачем же слушать этого глупого мальчишку? Он сам не понимает своего счастья…

— Виллем? — прервал их третий голос, это был мужчина. — Он здесь?

Виллем вздрогнул. Папа! Как он сюда попал?

— Розамунда, — продолжал папа. — Как же так, Виллем здесь, а ты мне ничего не сказала?

— Ты не спросил, а и не успела, ты был в таком состоянии… Нет, Сюденъельм! Я не позволю тебе носиться по моему дому злым духом!

— Я! Злой дух?! Выбирайте выражения, сударыня. Я самый добрый человек на свете. Возможно, вашей милости неизвестно, но дети часто не понимают своего же блага. Они нуждаются в защите. А кто, кроме меня, защитит несчастных детей, которых я подобрал на улице?

— Отойди от двери!

Виллем и Карина услышали за дверью возню. Дети теснее прижались друг к другу. За дверью слышались стоны, визг и возгласы.

— Ай, ой, пустите меня, ни за что на свете, сударыня, ведите себя достойно!

Шум, как волны, то нарастал, то стихал.

В дверь скреблись, стучали, пытались выломать замок, дергали ручку. Там стонали, сопели и отпихивали друг друга.

— Как интересно! — прошептала Карина.

Она хотела свеситься со шкафа, но Виллем оттащил ее от края. В любое мгновение сюда могли ворваться. Виллем не находил в этой возне ничего интересного. Он многого не понимал.

Что здесь делает папа? Откуда он знает Розамунду?

В голове у Виллема опять стало покалывать. Только бы у него не разболелась голова! Дверь затрещала, и раздался душераздирающий крик Розамунды:

— Погоди же, Сюденъельм, ты мне ответишь за каждую сломанную в доме вещь!

Дверь распахнулась. Два человека упали на пол.

— Как ты смеешь!

Розамунда вскочила первая, потому что Сюденъельм оказался под ней. Она кашляла, отряхивалась и повторяла, что Сюденъельм ведет себя как дикарь. Сюденъельм встал. Он тоже кашлял, чихал и вся его одежда была в пыли. Они должны быть здесь! Из этой комнаты нет выхода, — хриплым от пыли голосом сказал он.

— А ты это откуда знаешь? — неприязненно спросила Розамунда. Она стояла, подбоченившись, между Сюденъельмом и шкафом.

Виллем вглядывался в темный дверной проем, но третий человек так и не вошел в комнату. Один раз там как будто мелькнула какая-то тень, но лица Виллем разглядеть не успел.

— Розамунда! — позвали из-за двери, однако она не откликнулась, она не сводила глаз с Сюденъельма.

Виллем и Карина прижались к шкафу. Сейчас они были бы рады оказаться невидимками и для Сюденъельма.

— Пожалуйста, посторонитесь, сударыня, — сказал Сюденъельм. Они должны быть в этом шкафу!

— В шкафу их нет! — крикнула Розамунда. — И сторониться я не собираюсь! Это мой дом, где хочу, там и стою, а тебе здесь делать нечего! Где это слыхано, чтобы…

Сильная рука Сюденъельма отодвинула Розамунду в сторону. Покачнувшись, она схватилась за стену. Сюденъельм рванул дверцу шкафа.

— Сюденъельм, — закричала Розамунда.

В ее голосе было столько отчаяния, что по спине у Виллема побежали мурашки.

Карина всхлипнула.

Внизу вдруг стало тихо.

Виллем осторожно глянул вниз. Розамунда стояла у стены и широко открытыми глазами смотрела на Сюденъельма. Сюденъельм застыл перед шкафом. Он молчал. Одной рукой он держался за верхний край дверцы, с его волос сыпалась пыль. На лице медленно появилось выражение безысходной тоски и одиночества.

Но вот в дверях появился другой человек и завладел вниманием Виллема. Голос у него был папин, но таким папу Виллем видел впервые.

Папа остановился на пороге и заглянул в комнату. Он долго смотрел на Розамунду, потом бросил беглый взгляд на Сюденъельма. Вот он протянул руку, но тут же опустил ее.

Нет, Виллем никогда не видел папу таким. Он вдруг вспомнил слова Розамунды:

— Ночью все видится иначе. Невидимое становится видимым.

Неужели он сейчас видит настоящего папу?

Этот папа мог бы отправиться с экспедицией в джунгли, поплыть на поиски затонувших сокровищ, он мог бы пуститься в пляс, не думая, что его кто-то увидит, такой папа не стеснялся своих слез, готов был смеяться в любую минуту, никогда не раздражался, его руки могли погладить по голове даже в самый неподходящий момент…

Виллем не верил своим глазам, это был совершенно новый папа. Неужели достаточно лунного света, чтобы человек так изменился? Может, родись папа дикарем, он был бы именно таким?

Питер… впрочем, о Питере лучше сейчас не думать, тем более, что возле шкафа опять что-то происходило.

Сюденъельм, Розамунда и папа глядели в раскрытую дверцу шкафа. Изнутри шкафа лился серебристый свет, отчего лицо Сюденъельма сделалось еще бледнее, вид у него теперь был совсем жалкий.

Зато в глазах у Розамунды появилось теплое мерцание, как будто она увидела что-то, таившееся у нее в душе.

Папа сделал несколько шагов в глубь комнаты. Он хотел подойти к Розамунде, но остановился и снова заглянул в шкаф.

— Я и не знал, что ты все это хранишь…

— Ты вообще многого не знаешь, — прошептала в ответ Розамунда. Неожиданно в комнату ворвался непонятный шум. Виллем вздрогнул, хотя ему казалось, что его уже ничем нельзя удивить. У двери дома кто-то кашлял, бурчал, бубнил, скребся, шуршал, топотал и стучал. Потом дверь распахнулась, и кто-то, запнувшись о порог, вошел в коридор. Хриплое бурчание и бормотание возобновилось, и Виллем разобрал слова:

— Интересно, зачем ей понадобилось разворачивать дом задом наперед?.. Взял я с собой зонтик или нет?.. Ну-ка, ну-ка… Кажется, меня пригласили к обеду…

На пороге показался Мерлинсен. Его седые волосы были аккуратно причесаны и лежали красивыми волнами, как у всех уважающих себя волшебников. На плечи он накинул голубой плащ. Плащ был длинноват и путался в ногах.

— Розамунда, милая! — воскликнул он, устремляясь в комнату и не замечая никого вокруг. — Надеюсь, праздник еще не начался?.. Я так рад, что буду ночевать в палатке… Что с тобой?.. Неужели я опять что-то напутал?..

Это было последней каплей.

Сюденъельм яростно захлопнул дверцу шкафа, но она снова раскрылась. Мерлинсен даже подпрыгнул от неожиданности, он начал кричать о больном сердце, о стариках, о современной молодежи…

— Где Карина? — взревел Сюденъельм. — Во всем виноват этот проклятый мальчишка! Я этого не потерплю…

Он пулей вылетел из комнаты, оставив позади себя облако пыли. Мерлинсен в полном недоумении смотрел ему вслед.

— Вы уже начали играть в прятки? — спросил он.

17

Розамунда засмеялась. От смеха она согнулась и бессильно прижалась к стене. Мерлинсен отступил на шаг и с удивлением уставился на нее.

— Я… Я что-то напутал?.. Разве сегодня не среда?.. Праздник на свежем воздухе… Жаркое на вертелах?..

— Успокойся, ты ничего не напутал, сегодня четверг, и никакого праздника не будет, — ответила Розамунда, продолжая смеяться.

— А почему ты смеешься? Я плащ надел наизнанку? Или у меня нос в саже? Может, я не вытер ноги?

— Я вообще-то не смеюсь, — тихо сказала Розамунда. — Это только так кажется.

Мерлинсен огляделся. Он вытянул шею и, прищурившись, стал разглядывать папу Виллема.

— А это кто?.. Ты?.. Вы?.. Розамунда, ты забыла представить меня своему гостю.

— Ты его знаешь, — устало сказала Розамунда.

— Я?.. Неужели?.. Прошу прощения… Мои глаза уже не те, что были раньше…

Он еще больше вытянул шею, казалось, он вот-вот упадет.

— Ну, надо же… Подумать только… Какая приятная неожиданность… — бормотал Мерлинсен.

Карина ущипнула Виллема за бок и тихонько фыркнула. Виллем вздрогнул — он был слишком поглощен происходящим внизу и совсем забыл про нее. Он даже не сразу сообразил, кто она. Карина, как завороженная, смотрела вниз.

— Не верю своим глазам!.. — воскликнул Мерлинсен. — Неужели это ты?..

— Да, я, — подтвердил папа Виллема.

— Я столько лет не видел тебя… А тут еще такое расстройство… Обещали праздник… А праздника нет… Ничего не помню…

Он схватился руками за голову и стал бегать по комнате. Плащ, как голубой флаг, развевался у него за спиной.

— Прискорбно… весьма прискорбно…

Он остановился перед шкафом и заглянул внутрь… Постепенно лицо его преобразилось. На губах заиграла легкая, нежная улыбка, Виллем никогда в жизни не видел такой улыбки.

Карина шмыгнула носом. Виллем толкнул ее, чтобы она не шумела, но Карина и не думала подчиняться.

— Я вспомнила слово, которое никак не могла вспомнить, — прошептала она.

— Какое еще слово? — шепотом спросил Виллем, не глядя на нее.

— Дедушка, — ответила Карина. — Только не знаю, что это значит.

Виллем вздрогнул. В голове опять, в который уже раз, закололо, а в темноте памяти мелькнул светлый луч. Дедушка? Но ведь у него нет дедушки. Он посмотрел на папу. Губы у папы были сомкнуты. У него рот всегда как будто на замке, подумал Виллем.

— Всегда! — крикнул он неожиданно.

— Т-с-с! — шикнула Карина. — Ты нас выдашь.

Розамунда быстро глянула наверх. Виллем прижался к шкафу, он не знал, заметила она его или нет.

— Милые, чудные друзья, — начал Мерлинсен. — Возможно, я сказал что-то не то. Но одно несомненно, я совершил непростительную глупость…

— Глупость? — удивилась Розамунда.

— Ты уверен, что это глупость? — опросил папа.

Виллем еще теснее прижался к шкафу. Он ничего не понимал. Мерлинсен. Розамунда. Папа. Покалывание в голове усилилось. Он стиснул зубы. Ему вдруг все стало безразлично.

— Я пришел, Розамунда, чтобы рассказать, какую я сделал глупость… Ты знаешь, какой я рассеянный… Вечно думаю не о том…

— Еще бы мне не значь! — вырвалось у Розамунды.

— Но что касается моей работы или моего хобби, тут у меня полный порядок.

— Да, к сожалению! — со вздохом согласилась Розамунда.

— Сегодня вечером ко мне пришел мальчик и пожаловался, что он… что он… Нет, не могу говорить об этом в присутствии посторонних.

— Посторонних! — возмутился папа. — Это я-то посторонний?

— Конечно, нет. — Мерлинсен, прищурившись, посмотрел на папу, — Чем больше я на тебя смотрю, тем больше убеждаюсь, что ты изменился до неузнаваемости. Стал как-то больше похож на самого себя.

— Ну, не тяни же! — сказала Розамунда.

Виллем затаил дыхание и дотронулся до головы, в которой теперь уже стучало. Он почувствовал тошноту.

— Да… мм-м… Так вот, значит, приходит ко мне мальчик. А ты сама знаешь, как неприятно, когда приходят ночью, уже при луне…

Виллем глянул вниз. Папа кивнул, мол, он-то прекрасно это знает!

— И вот этот мальчик… С ним приключилась одна неприятная история… Как бы это сказать…

— Он стал невидимкой, — договорила за Мерлинсена Розамунда.

— С чего ты взяла? Мой сын вовсе не невидимка, — возмутился папа.

Розамунда хотела ответить, но Мерлинсен поспешил предупредить готовую вспыхнуть перепалку.

— Ты совершенно права! — воскликнул он. — Именно это я и хотел сказать. Тяжелая форма невидимости, не поддающаяся традиционным методам лечения, совершенно необратима. Это я в конце концов нашел в своих книгах. Ни в одной из них нет ничего про детскую невидимость. Ты только подумай! Сперва я решил, что такого не бывает и мальчик ошибается. Но он говорил так серьезно, что мне пришлось поверить ему. Но помочь ему я не мог. Я, в сущности, мало кому могу помочь, вот я и подумал о тебе, Синемунда…

Розамунда вздохнула:

— Ты и в самом деле не знаешь, отчего дети становятся невидимками?

— Понимаешь, мы хотели назвать тебя Синемундой, по-моему, синий цвет гораздо красивее, чем розовый, но твоя мама сказала… А где мой зонтик?..

— И ты послал мальчика ко мне? — спросила Розамунда.

— Какого еще мальчика? Ах да, мальчика!.. — вспомнил Мерлинсен. — Почему же ты заговорила о зонтике? Вечно ты меня перебиваешь, когда я рассказываю о чем-нибудь важном!

— А что стало с мальчиком? — спросил папа.

— С мальчиком? О каком мальчике ты говоришь?

— Папа! — взмолилась Розамунда. — Постарайся сосредоточиться.

Мерлинсен закрыл глаза.

— Папа… Чудесное слово! Ты так мило его произносишь. Почему ты так редко зовешь меня папой?.. Впрочем, мы говорили про мальчика. Когда я его увидел, я почему-то подумал о тебе. Совершенно невольно… Мне показалось, что ты сможешь ему помочь.

Он поперхнулся и наморщил лоб.

— Я вижу твое притворство, — сказала Розамунда. — Не надо разыгрывать передо мной волшебника. И не надо делать вид, будто ты все забываешь. Я ведь знаю, что это не так.

Мерлинсен весь сжался под ее взглядом и в рассеянности дважды обмотался плащом.

— Ты совершенно права, — сказал он. — Не знаю, откуда у тебя эта проницательность. Но только после ухода мальчика я понял, что заставило меня послать его к тебе. Я вдруг понял, почему его рот, нос и лицо показались мне такими знакомыми… И я подумал, пусть я лезу не в свое дело… пусть ты объяснила мне раз и навсегда… Словом, я кинулся к тебе со всех ног…

— Отчего ты не рассказал всего этого, когда звонил? — спросила Розамунда.

— Я как раз хотел рассказать и даже позвонил еще раз! Но потом решил, что такой важный разговор лучше вести не по телефону. И я повесил трубку прежде, чем ты успела снять свою. По дороге сюда я вспомнил все, что ты мне тогда говорила. Каждое твое слово, когда ты пришла ко мне и рассказала о своем намерении… Была весна, шел дождь, я радовался приближению лета и жалел, что рядом нет твоей мамы… Я сказал тебе, что ты сама должна знать, что для тебя лучше…

— Ты меня очень поддержал тогда, — сказала Розамунда.

— Я все вспоминал, вспоминал… Не понимаю, почему я все забываю и говорю невпопад…

— Ты все помнишь, когда хочешь, — сказала Розамунда. — Наверное, кое-что тебе просто не хочется помнить. Может, ты боишься воспоминаний. А, может, для тебя важнее то, что написано в твоих старых, пыльных книгах.

— Розамунда! — с укоризной воскликнул Мерлинсен.

Виллем слышал каждое слово. Но их голоса пробивались словно сквозь толщу тумана, которым головная боль окутала его память. Он слышал, о чем они говорят, но не хотел этого понимать… Не хотел!..

Карина толкнула его в бок.

— Слушай, оказывается, Розамунда твоя…

— Молчи, я не желаю этого знать! — оборвал ее Виллем.

— Не понимаю, о каком невидимом мальчике вы говорите? — вмешался папа. — Виллем совсем не невидимка. И я по-прежнему считаю, что ты тогда поступила неправильно, Розамунда. Я никогда не забуду…

— Только не начинай все заново, — взмолилась Розамунда.

Виллем посмотрел на папу. Вот сейчас он выглядел таким, как обычно.

Карина ущипнула Виллема.

— Выходит, у тебя есть и папа, и мама, и дедушка? — грустно и сердито сказала она. — Тебе-то легко перестать быть невидимкой.

— Не болтай! — огрызнулся Виллем. — Выдумала тоже! Нет у меня ни мамы, ни дедушки. Есть только папа! И он меня видит!

— Так ты все наврал? — рассердилась Карина. — Просто морочил мне голову? Хватит! Я возвращаюсь к Сюденъельму… Ну, как ты мог!

Она хотела сесть. Но Виллем заставил ее снова лечь. Карина сопротивлялась, она всхлипывала, кусалась, брыкалась. Они оба забыли, что находятся на шкафу.

Вдруг Виллем услышал, как Розамунда, папа и Мерлинсен вскрикнули в один голос. У Виллема душа ушла в пятки. Шкаф зашатался. Виллем отпустил Карину и вцепился в край шкафа. Карина — тоже.

Шкаф с грохотом рухнул на пол. Полетели щепки, взвилось белое облако пыли. Виллем и Карина барахтались на полу среди груды вещей, которые вывалились из шкафа. Здесь были ползунки, погремушки, кубики, медальон с выпавшей из него прядью волос, фотография маленькой девочки, сидящей на коленях у какого-то мужчины, рисунок, на котором был изображен папа Виллема, золотое сердечко, альбом с фотографиями и шкатулка, из которой выпало перо, отливавшее всеми цветами радуги, блестящий камушек, засохший цветок и разноцветные стеклышки.

Карина первая вскочила на ноги. Она прошла сквозь облако пыли и улизнула из комнаты. Виллем кинулся за ней. Из-за пыли их никто не заметил.

18

Виллем нагнал Карину уже в лесу. Увидев Виллема, она громко вскрикнула. Тут же Карина споткнулась и упала в кусты. Затрещали ветки, зашуршала листва.

Карина не шевелилась.

— Что с тобой? Ты не ушиблась? — запыхавшись, спросил Виллем.

Вдруг он услыхал, что она плачет. Виллем стоял в растерянности.

Сквозь рыдания послышались какие-то слова, но Виллем их не разобрал.

— Что, что? — переспросил он.

— Уходи от меня! — вытворила Карина. — Видеть тебя не хочу!

— Но почему? Что я тебе сделал?

— Ты просто дурак! — сказала Карина и снова заплакала.

— Да что случилось? — Виллем и в самом деле чувствовал себя дураком.

— Ты ничего не понимаешь! — закричала Карина, садясь на землю прямо среди кустов. — Тебе легко говорить, что ты не хочешь жить у Сюденъельма. У тебя ведь есть и мама, и папа, и дедушка!

— Неправда! — воскликнул Виллем. — У меня никого нет!

— Я сама их видела! — сказала Карина.

— И все-таки ты ошиблась! У меня есть только папа! Про какую маму и про какого дедушку ты все время толкуешь?

Карина поднялась на ноги и выбралась из кустов. Она остановилась перед Виллемом. Ее лицо было грязное от древесной трухи и слез. На щеках краснели [ссадины. В длинных волосах застряли стебельки мха и даже одна сосновая шишка.

— А у меня нет никого на свете! Слышишь, никого! Поэтому не говори, что я должна делать то же самое, что и ты. Тебе легко быть смелым!

— Но ведь и у тебя должны быть где-то мама и папа, — сказал Виллем.

— Нет у меня ни мамы, ни папы! Ясно? Никого у меня нет. И хватит решать за меня!

Она оттолкнула Виллема и зашагала по тропинке.

— Ты куда? — крикнул Виллем ей вслед.

— Неважно, с тобой я все равно не останусь! Я знаю, что мне суждено навсегда быть невидимкой! А тебе я больше не верю!

— Ты хочешь вернуться к Сюденъельму?

Карина остановилась.

— Я же сказала, что ты дурак и ничего не понимаешь! Я не могу туда вернуться. Неужели не ясно?

— Ты сама говорила, что хочешь вернуться к нему… — буркнул себе под нос Биллем.

Карина зашагала дальше, Виллем последовал за ней.

— Нечего таскаться за мной! — бросила Карина через плечо.

— Да не за тобой я. Просто мне случайно по пути. Тропинка ничья хочу и иду, — сказал Виллем.

— Тогда и не приставай ко мне!

— А я и не пристаю… Но, может, ты мне все-таки скажешь, куда ты идешь? Хочу найти Питера Пэна, — ответила Карина.

— Питера? — От удивления Виллем даже остановился. — Зачем он тебе? Карина не ответила. Зато ускорила шаг. А Виллем все стоял на месте. Он чуть совсем не забыл о Питере. Карина тем временем растворилась в темноте. Карина! — тихо окликнул Виллем, но никто ему не ответил.

Питера он потерял. А теперь он потерял и Карину. Виллем вдруг догадался, что она задумала.

— Карина!

Спотыкаясь, Виллем побежал по тропинке. В темноте он не разглядел Карину и чуть не сбил ее с ног.

— Ты его все равно не найдешь, — сказал Виллем.

— А, может, он еще сидит на поляне.

— Знаю… Ты хочешь…

Виллем умолк. Ему было трудно высказать вслух свою догадку, а Карина не собиралась приходить ему на помощь.

Неожиданно перед ними открылась знакомая поляна. Лунный свет падал на мох, теперь мох казался серым.

Виллем тревожно огляделся. Но ни предательских теней, ни сгорбленного, всклокоченного Сюденъельма видно не было.

Однако под деревом слева от Виллема кто-то сидел.

Карина ничего не заметила, а Виллем быстро подбежал к дереву. Там, обхватив голову руками, сидел Питер. Он не двигался. Казалось, он ничего не видит и не слышит.

— Питер Пэн! — воскликнула Карина.

Она тоже заметила Питера, подошла и опустилась возле него на колени.

Питер поднял голову и посмотрел сперва на Карину, потом на Виллема. Он их не узнал. И хотя Виллем был к этому готов, ему стало обидно.

— Я Карина. Ничего страшного, даже если ты меня не помнишь, — сказала она.

Виллему захотелось стукнуть ее за эти слова. Взгляд у Питера по-прежнему был отрешенный.

— О чем ты думаешь? — с любопытством спросила Карина.

— Стараюсь вспомнить то, что забыл. Кажется, это было что-то очень важное, — ответил он тихо. — Кажется, я прилетел сюда, чтобы кому-то помочь… А кому — не помню…

— Ты хотел помочь мне, — сказал Виллем.

Питер поднял на него глаза.

— Тебе? — удивился он. — Но я в первый раз тебя вижу.

— Первый — не первый, какая разница, — холодно сказал Виллем. — В страну Нетинебудет я все равно не полечу. Это все выдумки! Ты просто хочешь надуть меня.

— Виллем! — одернула его Карина, вставая с земли. — Как ты смеешь так говорить с бедным мальчиком! Разве ты не видишь, как он страдает из-за того, что не помнит тебя?

— Не вижу! — отрезал Виллем.

Питер и Виллем уставились друг на друга. Виллем первый опустил глаза. Питер смотрел на него, как на чужого. Почти так же сегодня утром на Виллема смотрел папа.

— Питер, я полечу с тобой в страну Нетинебудет! Хочешь, летим прямо сейчас! — сказала Карина.

— Честное слово?

— Честное слово!

Питер выпрямился, голос его задрожал в радостном предвкушении приключений:

— А ты не испугаешься опасностей?

— Не испугаюсь, — ответила Карина.

— Будешь вместе со мной выслеживать пиратов и не струсишь, когда я стану рубить им головы?

— Не струшу!

— А ты сможешь прыгнуть с дерева на крадущуюся пуму?

— Конечно! — воскликнула Карина.

— Будешь искать со мной русалочьи клады?

— С удовольствием!

— А если тебя свяжут и бросят на Маронской скале во время прилива, и у тебя не будет никакой надежды на спасение?

— Все равно я лечу с тобой! — крикнула Карина и в темноте было видно, как загорелись ее глаза.

— Есть еще одно условие. — Питер перешел на шепот. — Ты умеешь рассказывать сказки?

— Я знаю все сказки на свете, — заверила его Карина. — И про принцессу, которая не хотела умываться, и про лягушку, которая не желала спать, и про троллей, которые пришли на рождественский бал.

Виллему стало интересно, он этих сказок не знал.

— Будешь рассказывать свои сказки мне и потерянным мальчишкам?

— Обещаю, что каждый вечер буду рассказывать вам сказки, если ты возьмешь меня с собой в свою замечательную страну!

— Летим! — воскликнул Питер и схватил Карину за руку.

Виллему стало грустно. Ведь сейчас на месте Карины мог быть он.

— Ну, полетели!

Питер поднялся над землей, но Карина выдернула у него свою руку.

— Я не умею летать, — грустно сказала она.

— Не умеешь летать? — Питер приземлился возле нее и наморщил лоб. — Кто-то мне недавно говорил то же самое. Странно. Но я знаю, что ты умеешь летать, я в этом уверен. Летать умеют все, только многие забыли, как это делается. Сперва представь себе, сколько приключений тебя ждет в стране Нетинебудет, а потом вспомни все свои обиды и огорчения. И ты сразу взлетишь. Ну, попробуй!

Карина так и сделала. Она закрыла глаза, и на лбу у нее появились морщинки. Питер взял ее за руку и терпеливо ждал. Постепенно морщинки на лбу у Карины разгладились, и она заулыбалась.

Питер тихонько оторвался от земли и осторожно потянул Карину за собой. Она тоже оторвалась от земли.

— Я лечу! — закричала она. — Лечу!

— Ну? Что я тебе говорил? — Питер был в восторге.

Они поднимались все выше и выше, весело переговариваясь. Вот они уже парили над лесом. Питер отпустил руку Карины. Карина взвизгнула и замахала руками. Теперь она летела сама.

Они скользили в дорожке лунного света. Волнистые волосы Карины развевались на фоне звездного неба.

Виллем, не двигаясь, следил за их полетом. Несколько раз он смахнул слезу.

Он остался совсем один.

Его обступал безмолвный, бескрайний лес. Где же знакомая тропинка? Вокруг черные холодные тени, темнота…

Питер был с ним совсем недолго. И совсем недолго Виллем знал Карину. И вот уже их здесь нет.

Виллем приложил руки ко рту и крикнул им вслед, его слова понеслись над макушками деревьев, но Виллем не был уверен, что они его услышат:

— Он обманывает тебя, Карина! Там нет ни одного мальчишки, ни одного пирата! Дикие звери давно покинули остров. Питер там один! Он нарочно заманил тебя, он боится одиночества. Там нет даже русалок!

Виллем умолк. Возможно, насчет русалок он преувеличил. Но все остальное — правда, в этом он не сомневался.

Виллем не жалел, что остался. Но смотреть, как другие улетают в далекую, неведомую страну, было все-таки грустно.

Вдруг он услышал, или ему только почудилось:

— Прощай, Виллем, прощай!..

Наверное, это кричала Карина.

Виллем еще видел их, но кто из них Карина, а кто Питер, уже не различал. Они летели, обгоняя друг друга, потом вдруг свернули и скрылись из виду.

— Карина!

Виллему показалось, что это крикнул он сам. Однако, оглядевшись, он увидел Сюденъельма.

— Неужели она и в самом деле улетела с этим мальчишкой? — с отчаянием сказал он. — Ах, Карина, Карина, зачем ты это сделала? Лучше, чем здесь, там тебе не будет. Я хорошо знаю, как тяжело быть маленькой, да еще невидимкой. Кому-кому, а уж мне-то это хорошо известно. Но я знаю также, что незачем становиться видимым. Мы, невидимки, видим друг друга, и этого достаточно. Карина, я никогда тебе не рассказывал, как сам в детстве был невидимкой. Мне удалось с этим справиться, и я дал себе слово помогать всем, кто попадет в такую же беду. Я хотел помочь тебе, Карина. Не покидай меня!.. Я не сделал ничего плохого…

Сюденъельм упал в мох на колени. Он рыдал, закрыв лицо руками.

К нему подошел мальчик. Это был Тур. Он положил руку на плечо Сюденъельму.

Сюденъельм замотал головой, не отрывая рук от лица.

— Вы слишком добры ко мне. Я не заслужил этого. Лучше уходите, бросьте меня. Как-нибудь доживу один…

Тур покачал головой.

— Мы не уйдем. Ты нам нужен. Ты спас нас.

Сюденъельм быстро встал, слезы его мгновенно высохли. Твердым голосом он крикнул:

— Пошли!

И они углубились в лес. Сюденъельм шагал впереди, дети — за ним. Вскоре они скрылись из виду, и вокруг стало совсем тихо.

— Не забывайте Карину! — шепнул Виллем им вслед, но так тихо, что сам почти не расслышал своих слов.

Небо вдруг окрасилось розовым светом. Занималось утро.

Звезды погасли одна за другой — целый день они будут отдыхать. Возможно, как раз сейчас Питер и Карина приземлились в Русалочьей лагуне.

Розовый свет разгорался все ярче. Он тронул верхушки деревьев. Между стволами засверкали солнечные ворота, открылись зеленые коридоры.

Проснулись осенние птицы. В ветвях сонно зевнул ветерок. Две ледяные звездочки, сиявшие в луже под старой елью, растаяли и погасли. Солнце постепенно заливало лес, стало почти как летом. Между двумя разлапистыми елями проходила тропинка, она вела к лесному озеру. По ней в утреннем тумане приближались три фигуры. Впереди шел папа. Он часто оборачивался к Розамунде, которая шла за ним. Один раз они даже взялись за руки — это папа помог ей перепрыгнуть через ручей или канаву.

Последним шел Мерлинсен. В тумане казалось, что он не идет, а скользит. Голубой плащ, словно парус, трепетал у него за спиной.

Они шли из ночи в день. Виллему было приятно видеть их.

Мама, папа и дедушка, — звенели у него в ушах слова Карины. Виллем не обращал внимания на вернувшуюся головную боль, но прогнать ее усилием воли он тоже не мог.

Прищурившись, он смотрел на папу, Розамунду и Мерлинсена, плывущих в золотистом тумане.

Послышался смех — это смеялся папа. Ему ответил смех Мерлинсена.

Черноту памяти озаряли вспышки молний. Виллем сжал голову руками. Он боялся, что она вот-вот лопнет.

Наконец солнце развеяло остатки ночного тумана, и вся троица окончательно вступила в день. Они шли легким шагом, и Виллем уже сомневался, держал ли папа Розамунду за руку. Куда-то исчез великолепный плащ Мерлинсена. Но ведь у Розамунды Мерлинсен был в плаще? Виллем своими глазами видел, как этот плащ колыхался в тумане.

Теперь за спиной у Мерлинсена болтались лишь концы голубого шарфа, обмотанного вокруг шеи.

Мерлинсен уже не пританцовывал. Он перепрыгивал с кочки на кочку. Видимо, берег лесного озера был заболочен.

От боли в голове Виллем закрыл глаза.

— Виллем, где ты? — услышал он голос Розамунды.

— Виллем! Иди сюда! — позвал папа.

— Виллем! — подал голос Мерлинсен.

Виллем слышал, что Мерлинсену нравится произносить его имя.

От их слов сумрак в его голове постепенно рассеялся. И Виллем ясно увидел то, что было от него скрыто.

Он увидел вчерашний день…

19

Этот день начался необычно.

В коридоре послышались чьи-то крадущиеся шаги. Кто-то хотел пройти совсем неслышно — было еще очень рано. Виллем лежал в темной комнате и сонно щурился. Когда зазвонил телефон, он окончательно проснулся. В доме происходило что-то странное. Мальчик спрыгнул с кровати и выбежал в коридор. Телефон прозвонил два раза и умолк. В гостиной спиной к двери стоял папа. В руке у него был выдернутый из розетки телефонный шнур.

— Папа, что случилось? — спросил Виллем.

Папа вздрогнул и быстро обернулся. Он попытался спрятать шнур за спину.

— Да так, ничего, — сказал он растерянно и вдруг рассердился: — Ты почему за мной шпионишь?

— Я не шпионю… Меня разбудил телефон…

— Иди и ложись, — велел папа. — Еще рано.

Папа был одет и собирался куда-то уходить.

— Ты уходишь? — спросил Виллем.

— Я ненадолго. Когда тебе нужно будет вставать, я вернусь и разбужу тебя. Папа прошел мимо Виллема. Уже около входной двери он обернулся:

— Если кто-нибудь придет, пока меня не будет, ни в коем случае не открывай. И не шуми, пусть думают, что дома никого нет.

— Но… — Виллем не успел задать свой вопрос — папа был уже за дверью.

В этот день все шло шиворот-навыворот.

Когда-то давно Виллем плохо положил на рычаг телефонную трубку. Вечером папа очень долго объяснял ему, что трубка должна плотно лежать на рычаге и что телефон всегда должен быть включен в сеть. Вдруг кто-нибудь позвонит по важному делу? Он сам несколько часов безуспешно пытался дозвониться до Виллема, чтобы предупредить его, что вернется попозже. Виллем тогда очень испугался, когда папа не пришел домой вовремя…

А сегодня папа сам отключил телефон…

Нет, что-то явно было не так.

Виллему не хотелось оставаться одному в пустой квартире. Тем более, если кто-то мог прийти к ним ни свет ни заря. Наверное, это связано с какой-то опасностью.

Почему он должен не открывать дверь, а наоборот, делать вид, будто никого нет дома?

Он побежал в свою комнату. Дверь в папину спальню была приоткрыта, и Виллем невольно заглянул в нее. Это еще что такое?

Обычно папа оставлял свою спальню в образцовом порядке. Он застилал постель. Вешал одежду в шкаф. Убирал с ночного столика все до последней бумажки. И открывал окно, чтобы проветрить.

Виллем никогда не мог поддерживать в своей комнате такой же порядок. Хотя и старался. Папа не бранил его, но Виллем понимал, что папа считает его неряхой.

И вдруг…

Постель у папы осталась незаправленной. На стуле висела одежда. Занавески были задернуты. И воздух в спальне был спертый. На ночном столике горела лампа. Рядом с нею лежал конверт. Он был желтый и привлекал к себе внимание.

Виллем впервые видел, чтобы на папином столике что-то лежало после его ухода.

Виллем не мог оторвать глаз от конверта. Обычно папа запирал свои письма в ящик письменного стола. Как будто Виллем стал бы читать чужие письма!

Конверт излучал нежное желтое сияние. Он словно подавал Виллему знак, притягивал его. И Виллем уступил соблазну.

Он раскрыл конверт, достал письмо и не почувствовал никаких угрызений совести. Почему-то ему казалось, что он должен прочесть это письмо, хотя оно и было адресовано папе.

Он прочел:

«Иван,

пишу тебе в третий и последний раз. Первые два письмо были длинные, я пыталось объяснить, почему я обращаюсь к тебе со своей просьбой. В этом письме я вновь повторяю свой вопросу не можешь ли ты встретиться со мной, чтобы решить, когда я смогу увидеть мальчика? Если до вторника я не получу ответа у то позвоню тебе в среду утром. Если тебе сложно написать или позвонить мне, передай ответ через моего отца. Он по-прежнему живет в доме с башенкой, Рыбацкий мыс, девятнадцать. Когда-то ты любил моего отца, помнишь? Ты называл его старым волшебником, потому что он напоминал тебе волшебников из детских сказок. Ты даже в шутку стал звать его не Эрлингсеном, а Мерлинсеном. Может, магические чары Мерлинсена помогут нам с тобой договориться? Я решила, что добьюсь от тебя ответа во что бы то ни стало, даже если мне придется дежурить под дверью твоей квартиры. Так больше продолжаться не может!

Розамунда».

Виллем снова перечитал письмо, потом еще раз. После этого он торопливо положил его на прежнее место. Он вдруг испугался, что папа застанет его в спальне с письмом в руке.

Он побежал в свою комнату и спрятался под одеялом. Что было написано в письме, Виллем не понял, но оно напомнило ему один давний разговор с папой.

— А где моя мама? — спросил он тогда.

Папа сидел в гостиной и читал газету. Наверное, он шелестел страницами и не расслышал вопроса.

— Где моя мама? — повторил Виллем.

Эти слова вырвались у Виллема помимо его воли. Папа долго молчал, потом так же молча встал и вышел из гостиной.

Виллем бросился за ним:

— Я хочу знать, где моя мама? — крикнул он. — Почему она не с нами?

В коридоре папа обернулся и бросил загадочные слова:

— Ты лучше спроси, где твой папа.

Он скрылся в спальне и запер за собой дверь. Виллем оцепенел. Он не мог и не хотел шевелиться. В квартире стемнело, за окнами зажглись фонари. Когда папа, наконец, вышел из спальни, мальчик спрятался за диваном.

Что было после этого, Виллем не помнил. Но он был уверен, что больше никогда не спрашивал про маму. И, как ни странно, почти не вспоминал о ней…

Кто-то сдернул с Виллема одеяло. Чья-то рука трясла его за плечо. Он открыл глаза и увидел папу. Оказывается, он заснул.

— Пора вставать, Виллем, — сказал папа и, не прибавив больше ни слова, вышел из комнаты.

Виллем стал торопливо собираться в школу. Ему хотелось поскорее уйти из дома, от папы, который вдруг так переменился.

Виллем уже открывал входную дверь, когда папа спросил:

— Ты сделал уроки?

Виллем остановился,держась за ручку двери.

— Уроки, уроки, уроки… Ты сделал уроки?..

Виллем вдруг вспомнил, что папа каждое утро задавал ему этот вопрос с тех пор, как Виллем пошел в школу, папа и сегодня спросил про уроки, несмотря на загадочные события, которые происходили или, наоборот, не происходили утром у них в доме.

Виллем захлопнул за собой дверь, так и не ответив. Сбегая по лестнице, он подумал, что сегодня первый раз не попрощался с папой.

Виллем быстро шагал по улице. Он был расстроен, сердит и ему хотелось плакать. Он сжал руки в кулаки и засунул их поглубже в карманы, стараясь сдержать слезы. И тут в одном из карманов он обнаружил монету в десять крон. Она случайно осталась у него от вчерашней сдачи в магазине. Обычно папа строго следил, чтобы Виллем отдавал ему сдачу, — Виллем должен был довольствоваться теми деньгами, которые папа раз в неделю давал ему на карманные расходы.

Виллем побежал прямо в кондитерскую «Сладкий рай». Сейчас он накупит сладостей на все десять крон, пусть потом папа шумит из-за этих денег, сколько угодно.

Виллем вошел в кондитерскую, тихо звякнул колокольчик, в нос ему ударил аппетитный запах. Как давно он здесь не был!

Сюденъельм бесшумно вынырнул из-за цветастой занавески и занял свое место за прилавком. Он ничуть не изменился. При виде Виллема он застыл в изумлении.

— Не может быть! Неужто ко мне пожаловал сам Виллем Линден? Я уже и не помню, когда ты был здесь последний раз. Не сразу и узнал тебя.

Любимый «Сладкий рай»! Когда-то Виллем приходил сюда каждую неделю, оставляя в кассе часть своих карманных денег.

Сюденъельм перегнулся через прилавок. Он явно был чем-то огорчен. Своим галстуком он задел стопку шоколадок, но даже не заметил этого. Глаза его не отрывались от Виллема.

Виллем ответил ему удивленным взглядом. Неожиданно на глазах у Сюденъельма показались слезы. Он снял очки и протер стекла.

— Что с тобой, Виллем? Твое лицо похоже на запертую дверь, которую кто-то пытается открыть изнутри…

Виллем опустил глаза. Когда-то ему нравилось, что Сюденъельм угадывает его настроения. Но сейчас Виллем сжал в карманах кулаки. Какое Сюденъельму дело до его лица?

— Ты чем-то огорчен? Может быть, коробочка ванильных помадок поднимет тебе настроение? Или тебе хочется поплакать? А вот лакричные палочки. Может, поведаешь мне свое горе? Будь осторожнее, Виллем. Лицо — это приоткрытая дверь…

Виллем убежал из кондитерской, так ничего и не купив.

Он побежал по улице, пока не выбился из сил. Только после этого он остановился и отдышался. Пока он переводил дух, на городской ратуше начали бить часы, и Виллем понял, что опоздал в школу. Такого с ним еще не случалось, но теперь это не имело никакого значения — у Виллема вообще не было желания идти в школу.

— Ты сделал уроки?.. Уроки… уроки…

Сколько раз он уже слышал эти слова! Сколько часов он потратил на все эти уроки! Виллем начал было подсчитывать, однако у него закружилась голова. Но ведь он любил школу… Ты сделал уроки?.. Учитель всегда говорил: «Виллем это наверняка знает!» — Виллем и правда знал. Он всегда мог ответить урок. Даже сегодня… Он боялся не приготовить уроки.

При этой мысли Виллем даже застонал. Неужели он боялся? Увы, боялся, и еще как!

Вот Сюденъельм сразу спросил: «Что с тобой, Виллем?» А папа ни разу не задавал ему таких вопросов. Никогда. Вернее, однажды, когда у Виллема поднялась температура и он не мог утром встать. Папа заглянул в комнату и спросил: «Что с тобой, Виллем?» Правда, потом папа погладил его по лбу, но по его глазам Виллем видел, что папа думает о чем-то своем… «Ты сделал уроки?..» Папа никогда не интересовался, что было задано… Виллем всегда готовил уроки без папиной помощи… Может, просто боялся просить папу помочь?.. Вдруг папа откажет?.. Где моя мама?.. Папа: Ты лучше спроси, где твой папа… За диваном в гостиной была пыль… Розамунда… Давно… Кто она была?.. А мальчик?.. Это был он, Виллем?.. Папа будил его по утрам… Папа готовил ему завтраки… Папа приходил вечером с работы, ужинал, уходил на собрания, а если и оставался дома, был погружен в свои мысли. Он улыбался Виллему… Часто улыбался… Но по глазам было видно, что он думает о чем-то своем… Уроки… Школа…

Виллем вдруг закричал. Он понял, что кричит, услышав собственный голос, и быстро зажал рот рукой.

И снова побежал. Ноги несли его прямо к школе. Он ворвался в класс, не постучавшись, и подбежал к своей парте. Никто из ребят не обратил на него внимания. Все разбились на группы и сидели над своими картами. Учитель глянул на Виллема, хотел что-то сказать, однако Виллем не был намерен его слушать. Он сел за парту, но ничего не делал. Сегодня он не мог ничем заниматься. Сегодня он вообще ничего не мог.

Самое ужасное случилось на математике. Виллема опять вызвали к доске решать примеры. Он вертел мел в руке и смотрел на цифры.

— Ну? — сказал учитель. — Для тебя это простые примеры.

И тут Виллема прорвало. Он сломал мел, схватил с доски губку и швырнул ею в учителя. Мокрая губка угодила учителю в лицо. Класс замер. Все боялись пошевелиться. Учитель сплюнул, по лицу у него струйками стекала вода.

Виллем подбежал к своей парте, схватил тетрадку, разорвал ее на кусочки и рассыпал их по классу.

После этого он пошел к двери.

— Виллем, что с тобой? Тебя не узнать, — сказал учитель.

Мальчик обернулся к нему и грубо крикнул:

— Как ты можешь меня узнать, если ты меня и не знал! Плевать я хотел на все, и на тебя тоже!

— Виллем! — Учитель повысил голос, теперь он стал строгим. — Ученики не должны так себя вести.

— А мне плевать! — крикнул Виллем и захлопнул за собой дверь.

Он бежал по коридору, по лестнице, по двору, по улице. Он мчался, не останавливаясь, пока не добежал до папиной работы. Там он решительно поднялся по лестнице в папину контору, где папа проектировал дома.

Дома для него важнее, чем я, думал Виллем. Краски важнее, чем я. Линейки, карандаши, кульманы, миллиметровка важнее, чем я…

Поднимаясь по лестнице, он повторял про себя: Розамунда, Иван, Розамунда, Иван…

Наконец он увидел папу, который сидел, склонившись над чертежом, рядом в комнате сидели еще пять человек, у каждого из них был свой чертеж и своя настольная лампа.

Папа заметил Виллема, когда тот был уже совсем близко.

— Виллем? — удивился папа.

— Я больше не могу… — сказал Виллем.

Все в комнате оторвались от чертежей.

— Я больше не могу, слышишь! — закричал Виллем. — Я не пойду больше в школу. И не хочу жить с тобой — ты меня все равно не замечаешь.

— Виллем, будь так добр…

Но Виллем не собирался быть добрым. Перед папой стояла стеклянная ваза с красными розами. Виллем схватил ее обеими руками, поднял и что было силы швырнул об пол. Вода брызнула во все стороны, по полу разлетелись осколки стекла, рассыпались сломанные розы.

Виллем повернулся и вышел. Папа ничего не сказал и не пошел за ним.

— Ну и пусть, — думал Виллем.

Остаток дня он просидел в старом шалаше на Липовой горке. Только вечером он вернулся домой. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким усталым.

Папы дома не было. Виллем прошел в свою комнату, разделся и лег.

Неожиданно на пороге появился папа.

— Виллем! — позвал он.

Виллем не мог понять, какой у него был голос — строгий, сердитый или, может быть, грустный?

Он притворился спящим, но папа не уходил.

— Я тебя сегодня не узнаю, — сказал папа. — Что с тобой?

Виллем сел на кровати.

— Кто эта Розамунда? — крикнул он. — Она моя мама?

Папа нахмурился. Глаза превратились в щелки.

— Ты читал письмо? — тихо, но грозно спросил он.

— Да! — ответил Виллем. — Ведь ты не отвечаешь на мои вопросы.

Папа не рассердился. Он молча опустил голову. «Только не уходи!» — молил про себя Виллем. Но папа ушел.

Виллем снова лег. У него все болело, он с трудом дышал.

«Я больше не могу!» — думал он.

Ему приснился сон. Он смотрится в зеркало и видит, что его лицо превратилось в дверь. Серая дверь заперта на ключ. Кто-то барабанит в нее изнутри. Дергает ручку. Постепенно дверь открывается все шире, шире…

— Нет! — закричал Виллем и сел.

Весь в испарине, он осторожно ощупал свое лицо. Лицо было на месте.

В комнату заглядывала луна.

Виллем подошел к окну. Город спал. Липам снился ветер, тихо шелестели последние листья. Вдалеке дремал фьорд, а за ним открывалось безбрежное море.

«Ночью все меняется, — думал Виллем, — и я тоже».

Он не знал, хорошо это или плохо.

В конце концов мальчик снова уснул, убаюканный шумом моря, звучавшим у него в ушах.

20

Поднялось солнце. Оно прогнало из леса ночной сумрак, остались только тени. Они пили тепло из нагретого солнцем мха. Щебетали птицы, оставшиеся зимовать в лесу. Радуясь теплу и свету, гудели осенние мухи.

Ночь длилась долго. Первый раз в жизни Виллем не спал целую ночь.

«Где-то сейчас Питер и Карина?» — Виллем был рад, что не полетел с ними, но без них ему было тоскливо. Он вспоминал о них, как вспоминают сон.

Мальчик посмотрел в сторону озера. Туман рассеялся, на берегу никого не было.

Виллем пошел по тропинке к городу.

«Розамунда и Мерлинсен, — мысленно повторял он. — Розамунда и Мерлинсен». — Ему нравились эти имена.

Тропинка петляла среди деревьев.

«Мама и дедушка», — думал Виллем. Да, теперь он мог думать об этом.

— Мама и дедушка, — громко сказал он.

Произносить эти слова было совсем не трудно.

Тропинка то поднималась вверх, то сбегала вниз.

«Розамунда, наверное, его мама. А Мерлинсен, наверное, дедушка», — думал Виллем.

Спустившись в овраг, Виллем остановился. Ветви елей нависли над тропинкой. Казалось, утро здесь еще не наступило.

— Иван, — сказал Виллем. Иван — это его папа.

Виллем вспомнил того папу, которого он видел ночью у Розамунды. Может быть, ночной папа не имеет ничего общего с дневным?

Иван… Как странно, что они с папой ни разу не говорили о маме? Почему?

И почему мама ни разу к ним не пришла, ведь она жила в том же городе?

Это были невеселые мысли. От них на душе кошки скребли. Но Виллем уже не мог прогнать их.

Он зашагал дальше.

«Может быть, мама не любит меня», — пронеслось у него в голове. Эта мысль так ошеломила его, что он невольно остановился.

Нет… Этого не может быть… А письмо?.. Ведь он читал письмо… Розамунда писала, что хочет увидеть мальчика… То есть его, Виллема… Кого же еще?..

Идти с такими мыслями было тяжело, хотя тропинка шла под гору.

Взрослых не понять. Но они искали его. Звали. Сегодня утром, еще до восхода солнца, на берегу лесного озера, затянутого предрассветным туманом.

Виллем вытянул вперед руки — он их видел. Ему даже казалось, что сегодня они видны лучше, чем вчера. Он чувствовал, как бьется его сердце, слышал свое дыхание. Виллем напряг мышцы рук, спины. Он ощущал свое тело. Теперь он знал, что он есть и что он — это он.

Тропинка вывела Виллема на незнакомую дорогу, и он пошел по ней, преодолевая усталость. Вскоре показались первые дома.

Город просыпался. Сколько всего случилось этой ночью! Теперь Виллем уже не боялся встречи с прохожими. Кто-то, кажется, обернулся и посмотрел ему вслед. А может, Виллему это только почудилось.

Наконец он увидел знакомые места. Вдовья горка. Кондитерская «Сладкий рай». На крыльце кондитерской стоял человек и отпирал дверь. Это был Сюденъельм. Вид у него был вполне мирный. Вместо широкого сюртука обычный пиджак, волосы гладко причесаны. Старик отпер дверь и вошел в кондитерскую, не заметив Виллема.

Виллем вспомнил о детях, которых нашел Сюденъельм. О потерянных детях, которые блуждали темными, сырыми ночами.

Он бы ни за что не остался у кондитера. И в страну Нетинебудет тоже не полетел бы. В ушах у него еще звучали слова Карины:

— Тебе-то что, у тебя есть папа, мама и дедушка!

Наверное, она права. Наверное, он так и не понял, каково быть безнадежно затерянным в темноте. Как-никак, а у него был папа, и Виллем все время об этом помнил.

Вот и его родной Липовый тупик. Его освещали косые лучи солнца. За облетающими липами желтел его дом. Пройдет еще несколько дней, и липы потеряют последнюю листву.

Виллем взбежал по лестнице, осторожно вставил ключ в замочную скважину и тихо вошел в прихожую. Из кухни доносились знакомые звуки. Виллем спрятался за пальто, которые висели на вешалке. На кухне возился папа.

Вот он показался в дверях.

— Виллем, это ты? — спросил папа и вышел в коридор.

Виллем не двигался. Папа остановился.

— А мне показалось, что ты пришел, — тихо сказал он, как будто самому себе. — Виллем?

Виллем стоял среди пальто и слышал каждое слово. Ему не было страшно. Но и особой отваги он тоже не чувствовал. Стоять здесь дольше было бы глупо. Он медленно раздвинул пальто и вышел в коридор навстречу папе.

— А вот и я.


Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20