Улыбка фортуны [Дафна дю Морье] (fb2) читать онлайн

Дафна Дюморье Улыбка фортуны

1

Ноябрьский пасмурный день таял. Порывистый ветер гнал гранитно-серые тучи и моросящий дождь. В два часа пополудни уже смеркалось; окрестности растворились в тумане, тени сгустились, к четырем грозило стемнеть вовсе. Несмотря на закрытые окна, сырой холодный воздух проникал внутрь дилижанса. Крыша подтекала, и сверху то и дело падали капли. На изгибах дороги и на открытых участках пути экипаж то сотрясало порывами ветра, то раскачивало из стороны в сторону, будто пьяного человека.

Промерзшие пассажиры совсем съежились на своих местах и только разом вскрикивали, когда экипаж приседал особенно глубоко.

Мэри Йеллан сидела в углу, как раз там, где протекала крыша. Когда холодные капли падали ей за шиворот, она нервно передергивала плечами.

Почти сорок миль отделяли ее от дома, где она провела все свои двадцать три года. И сейчас надежда в ее сердце слабела, и мужество, с которым она перенесла долгую болезнь и смерть матери, уже готово было иссякнуть под этим унылым дождем и пронизывающим ветром.

Места были совершенно чужими, что само по себе действовало угнетающе. Как далеки отсюда светлые воды Хелфорда, зеленые холмы и долины, белые домики у самой воды! В Хелфорде и дождь был ласковым. Здешний дождь безжалостен и груб; он заливает бесплодную, в сорняках землю. Деревьев почти не видно, разве что редкий кустарник. Голые кривые ветки под порывами ветра прогибаются до земли, и даже, если их когда-нибудь коснется дыхание весны, почки едва ли распустятся: они будут убиты поздними заморозками. Убогий край, край камней, черного вереска и чахлого кустарника!

С Хелстоном, где Мэри садилась в дилижанс, ее связывало много детских воспоминаний. В прежние времена она каждую неделю ездила с отцом на базар, а потом, когда отца не стало, — с матерью. Мать укладывала в тележку клетки с курами, горшки с маслом, и Мэри усаживалась подле корзин, которые были больше ее самой. Люди в Хелстоне добрые, фамилию Йеллан в городке уважали — все знали, как тяжело приходится вдове; при этом ей и в голову не приходило снова выйти замуж.

Работа на ферме ее и доконала, и хотя она не щадила себя все семнадцать вдовьих лет, дела шли все хуже и хуже. Потом пришла болезнь, сгубившая всю живность в округе. Никто не знал, как она называется и как ее лечить. Мэри и ее мать беспомощно смотрели, как дохнут одна за одной утки и куры, телята падают мертвыми на пастбище. Больше всего было жаль старую кобылу Нелл, верно прослужившую им двадцать лет. Когда ее закопали под яблоней, мать сказала: «Словно и меня зарыли вместе с бедняжкой Нелл. Больше не могу».

В течение шести долгих месяцев Мэри усердно ухаживала за матерью. Но несмотря на все ее старания и усилия доктора, вдове не суждено было подняться. Она ждала смерти как избавления и молилась, чтобы та пришла к ней поскорее.

— Не хочу, чтобы ты мучилась, как я, Мэри, — сказала она дочери. — Страдания убивают тело и душу. Не оставайся в Хелфорде после моей смерти. Будет лучше, если ты уедешь к тетушке Пэйшнс, в Бодмин.

— Я не брошу ферму, мама, — говорила Мэри. — Здесь я родилась. Все Йелланы отсюда. Я не боюсь бедности. Я сильная, могу делать мужскую работу, ты же знаешь.

— Девушка не может жить одна, Мэри, иначе она помешается или впадет в грех. Ты же помнишь бедняжку Сью, что ночами ходила босиком по кладбищу и звала своего возлюбленного, которого никогда не было. Была еще одна девушка — до того как ты родилась. Она осиротела в шестнадцать лет, сбежала в Фалмут и связалась с матросами. Не будет мне покоя в могиле, пока ты не попадешь к хорошим людям. Тебе понравится тетушка Пэйшнс, она всегда была веселой и озорной. У нее доброе сердце. Ты помнишь, она приезжала сюда лет двенадцать назад? Тогда один малый положил на нее глаз, но она дала понять, что он ей не пара.

Да, Мэри помнила, как тетушка Пэйшнс, с локонами и большими голубыми глазами, подобрав юбки, пробиралась через грязь во дворе, прекрасная, как фея из сказки.

— Не знаю, что за человек твой дядя Джошуа, — продолжала мать, — я никогда его не видела. Сестра вышла за него десять лет назад, на день Святого Михаила. Тогда от нее пришло такое восторженное письмо!

— Они сочтут меня невоспитанной, — сомневалась Мэри, — у меня недостаточно хорошие манеры.

— Они полюбят тебя такой, какая ты есть. Пообещай мне, дитя мое, что, когда я умру, ты уедешь к тетушке Пэйшнс.

— Обещаю, — согласилась наконец Мэри с тяжелым сердцем.

Мать протянула до листопада. Когда первые заморозки прихватили землю, вдова заметалась в постели, разбрасывая простыни. Она бормотала о давно прошедших событиях, о людях, которых Мэри никогда не знала. Долгие три дня она жила в своем собственном мире. На четвертый матери не стало.

…Мэри наблюдала, как вещи, любимые ею с детства, переходят в чужие руки. Какой-то человек из Каверека заинтересовался домом и купил его. С трубкой во рту бродил он по двору и указывал, что нужно переделать. Мэри, вздыхая, укладывала пожитки в отцовский сундучок. Этот человек из Каверека сделал ее чужой в собственном доме; теперь ей и самой захотелось покинуть все это навсегда.

Она еще раз перечитала письмо тети, написанное торопливым почерком на дешевой бумаге. Тетя писала, что потрясена случившимся, — она даже не знала, что сестра больна. «У нас многое изменилось, — читала Мэри. — Я теперь живу не в Бодмине, а в двенадцати милях от него, по пути в Ланстон. Это уединенная и дикая местность, и если ты к нам приедешь, я буду рада твоему обществу, особенно зимой. Мой муж Джошуа не возражает. Он сказал, что если ты не болтаешь много и будешь помогать по хозяйству, то приезжай. Он не будет платить тебе деньги или кормить за просто так, ты же понимаешь. Но если будешь помогать ему за стойкой, он даст тебе кров и пищу. Твой дядя — хозяин гостиницы «Джамайка-Инн».

Мэри сложила письмо и убрала в сундучок. Тетушка Пэйшнс, в ее шелковой накидке, с изящными манерами, — жена кабатчика?! Об этом мать Мэри даже не догадывалась! Как будто то восторженное письмо, десять лет назад, и эти торопливые строчки писали разные люди!

Так оказалась Мэри Йеллан далеко на севере от Хелстона, в скрипучем штатском дилижансе. Когда они приехали в Бодмин, такой же серый, как и окрестные холмы, совсем стемнело. Пассажиры покинули экипаж — все, кроме Мэри; она осталась в своем углу, озябшая и одинокая. Кучер заглянул в окно.

— Вы едете в Ланстон? — удивился он. — Через болота, ночью? Вы можете переночевать в Бодмине и поехать утренним дилижансом. Ведь, кроме вас, пассажиров нет.

— Меня ждут, — отвечала Мэри, — я не боюсь дороги. И мне не нужно в Ланстон. Довезите меня до «Джамайки-Инн».

Кучер почти испуганно посмотрел на нее.

— «Джамайка-Инн»?! — переспросил он. — Вы, наверное, ошиблись.

— О да, я слышала, это довольно уединенное место. Но я не горожанка. В Хелфорде, откуда я родом, тоже глухомань.

— При чем здесь глухомань? — проворчал кучер. — Вы меня не поняли. Я имел в виду не двадцать миль болот, хотя это тоже кое-что.

Женщина, что стояла с фонарем на пороге, спустилась по ступенькам и заглянула внутрь дилижанса.

— Это ужасное место, — подтвердила она. — Если вы ищете работу — там вам ее не найти. Они не любят чужих. Лучше бы вам попытать счастья здесь, в Бодмине.

Мэри улыбнулась ей.

— Я еду к родственникам. Мой дядя — хозяин «Джамайки-Инн».

Возникла долгая пауза. В тусклом свете фонаря Мэри заметила, что кучер и женщина испуганно переглянулись. Ей стало неловко. Она ждала какого-нибудь ободряющего слова, но женщина пошла прочь от дилижанса, а кучер принялся насвистывать, чтобы скрыть неловкость. Мэри тронула его за локоть.

— В чем дело? Скажите, не стесняйтесь. Моего дядю здесь не любят? Что-нибудь случилось?

— «Джамайка» пользуется дурной славой, — не сразу ответил кучер.

— Вы хотите сказать, что там много пьют? Мой дядя водит дурную компанию?

— Я ничего такого не говорил, — поспешно заметил кучер. — Люди болтают. Порядочный народ в «Джамайке» не останавливается — это все, что мне известно. Мы гоним лошадей без остановки аж до Файв-Лэйнс.

— А в чем причина? — не отставала Мэри.

Кучер долго молчал, очевидно подбирая слова.

— Люди боятся этого места, — ответил он наконец. Воцарилась напряженная тишина.

Робкий внутренний голос шептал Мэри: «Оставайся в Бодмине, оставайся!» Ей стало страшно. Но она вспомнила свое обещание матери и велела трогать.

Кучер захлопнул дверцу и взгромоздился на козлы. Дилижанс покатил по улице, мимо каменных домов с освещенными окнами. Редкие прохожие спешили укрыться от дождя и ветра. Мэри чувствовала себя маленькой и одинокой.

Лошади поднимались в гору. Девушка видела, как удаляются огни Бодмина и смыкается темнота. Вскоре Мэри потеряла ощущение времени и пространства и со страхом думала о том моменте, когда ей придется оставить дилижанс: сейчас он казался ей единственным безопасным местом среди непогоды.

«Джамайка» торчала посреди болот, открытая всем ветрам. Мэри наглухо застегнула плащ. Кучер натянул вожжи, и мокрые от дождя и пота лошади остановились.

Кучер спустился с козел и поставил на землю сундучок, с опаской поглядывая на темные окна гостиницы.

— Приехали, — угрюмо сказал он. — Постучите, и вам откроют. А мне надо спешить, не то я и к утру не доберусь до Ланстона.

Хлестнул кнут, дилижанс резко дернул с места и растаял во мраке, словно его и не было. Мэри услышала лязг отодвигаемых засовов. В дверях показалась огромная фигура и помахала фонарем. Мэри шагнула навстречу. Свет бил ей в глаза, она ничего не видела. Человек захохотал и грубо втащил ее за рукав на крыльцо.

— Так это ты! — сказал он громко. — Приехала наконец? А я твой дядюшка Джошуа Мерлин, милости прошу в «Джамайку-Инн»!

Он увлек ее в дом и захлопнул дверь. При свете фонаря они разглядывали друг друга.

2

Это был мужчина огромного роста, почти семи футов, с густыми черными бровями и смуглым, как у цыгана, лицом. Темные космы падали на глаза. Во всем его облике чувствовалась богатырская сила: плечи необыкновенной ширины, руки чуть ли не до колен, кулаки величиной с гири. Голова на этом огромном теле казалась маленькой, утонувшей в плечах, что придавало ему сходство с гигантской гориллой. Однако в его лице не было ничего обезьяньего: нос с горбинкой, все еще красивые темные глаза — лицо портили только красные прожилки на скулах.

Лучшее, что у него было, — это зубы, очень белые и здоровые; когда он улыбался, они выделялись на загорелом лице, придавая ему сходство с волком.

— Значит, ты — Мэри Йеллан, — сказал он, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть ее. — И ты проделал весь этот путь, чтобы увидеть своего дядюшку Джошуа! Ну что ж, поцелуй меня!

Мэри отшатнулась — при одной мысли об этом ее передернуло. Он пьяный или сумасшедший? Или то и другое вместе?..

Он увидел ее реакцию и снова прыснул:

— Да не дрожи ты, никто не собирается тебя трогать! Ты у меня здесь как за каменной стеной. Никогда не любил брюнеток, так и знай. Не хватало мне еще играть в эти игры со своей родственницей!

Он потрепал ее по плечу и повернулся к лестнице.

— Пэйшнс! — загремел его голос. — Какого черта ты там возишься? Девчонка тебя заждалась! Я ей уже надоел.

Сверху послышались шаги. Мелькнул огонек свечи. По ступенькам спускалась женщина в мятом чепце поверх жидких седых волос. Лицо ее было осунувшимся, заостренным. Единственное, что еще жило в нем, это глаза, большие, яркие. На женщине болталась застиранная нижняя юбка, когда-то, наверное, вишневая, теперь розовая; на худых плечах — ветхая шаль. Мэри онемела. Господи, да неужели это несчастное создание и есть та прекрасная сказочная фея?!

Она подошла к Мэри и взяла ее за руки.

— Это ты? — произнесла она тихо. — Ты, моя племянница Мэри Йеллан?

Мэри кивнула. Благодарение Господу, что мать не может видеть сейчас свою сестру!

— Дорогая тетя Пэйшнс, — сказала она как можно ласковее, — я рада снова видеть вас. Столько лет прошло с тех пор, как вы приезжали к нам в Хелфорд!

Женщина жадно разглядывала Мэри и вдруг прижала ее к себе и заплакала в голос.

— Ну, началось, — заворчал муж, — вечные сопли. Чего ревешь, дура? Неужели ты не видишь, что девчонка хочет есть? Отведи ее на кухню и сооруди пожрать и выпить.

Он нагнулся и подхватил сундучок Мэри с такой легкостью, словно тот был сделан из картона.

— Я отнесу это в ее комнату, — сказал Джошуа Мерлин, — но если я спущусь вниз и ужин не будет на столе, тогда ты у меня не так заплачешь. И ты тоже. — Он посмотрел на Мэри и опять расхохотался.

Тетушка Пэйшнс вымученно улыбнулась и поправила седые букли таким знакомым жестом, что Мэри едва удержалась, чтобы не заплакать.

На кухне горели свечи.

— Не обижайся на дядю Джошуа, — бормотала тетя, — он любит пошутить, не все это понимают.

Тетушка Пэйшнс сновала по кухне, накрывая на стол, а Мэри пыталась отогреть у огня замерзшие пальцы.

— Дядя Джошуа тебе понравится, ты привыкнешь к его манерам, — продолжала тетушка, — он очень хороший человек, очень храбрый. Его здесь все знают и уважают. Никто не может ничего сказать против Джошуа Мерлина. Здесь у нас иногда собирается большая компания. Не всегда бывает тихо, как сегодня. Дорога очень оживленная. Каждый день проезжают кареты. Окрестные господа нас уважают. Вчера сосед заезжал, я ему пирог испекла в дорогу. «Миссис Мерлин, — сказал он, — вы единственная женщина в Корнуолле, которая умеет печь такие пироги». Именно так и сказал. И даже сам сквайр Бассет из Норт-Хилла — ему тут все земли принадлежат — недавно проезжал мимо, так даже шляпу снял: «Доброе утро, мадам». И поклонился в седле. А тут Джо из конюшни выходит, он колесо менял у телеги. «Как жизнь, мистер Бассет?» — спрашивает. «Да не хуже вашей», — отвечает сквайр, и оба смеются.

Мэри заметила, что тетушка избегает глядеть ей в глаза. Она напоминала ребенка, что сочиняет истории на ходу и сам верит в них. За дверью раздались тяжелые шаги Джо Мерлина, и тетушка Пэйшнс замолкла. Хозяин вошел в кухню.

— Я все слышал, что ты здесь кудахтала, курица. Думаешь, твоя племянница поверила хоть одному слову? Да ты и ребенка провести не сумеешь, не то что такую ушлую девку!

Он с грохотом подвинул стул, и тот жалобно скрипнул под ним. Хозяин отрезал большой ломоть хлеба, обмакнул в подливку и принялся есть. Жир стекал по его подбородку. Жестом он пригласил Мэри к столу.

Тетушка Пэйшнс поджаривала бекон на огне. Все молчали. Мэри не нравилось, как Джо Мерлин разглядывает ее через стол. Внезапно тетушка уронила сковородку. Мэри бросилась было помочь, но Джо Мерлин жестом велел ей сидеть.

— Хватит одной безрукой, — рявкнул он. — Сиди, пускай твоя тетка сама управляется. С ней это не впервой.

Хозяин откинулся на стуле и принялся ковырять в зубах.

— Что будешь пить? — спросил он. — Бренди, вино или эль? Здесь ты можешь сдохнуть от голода, но не от жажды. У нас в «Джамайке» горло никогда не пересыхает.

— Я бы выпила чашку чаю, — ответила Мэри.

— Да что ты? Ладно, пей сегодня свой чай, но клянусь, через пару месяцев ты сама попросишь бренди!

Он перегнулся через стол и взял ее руки в свои ручищи.

— Для девушки с фермы твои ручки слишком белы и нежны. Я боялся, что они будут красными и грубыми. Противно, когда эль разливают некрасивыми руками. Впрочем, мои посетители не избалованы.

Хозяин усмехнулся, взглянув на жену.

— Пэйшнс, дорогая моя, — сказал он, — вот тебе ключ. Пойди и принеси мне бутылку бренди. У меня такая жажда, что все воды Дозмэри не смогут ее утолить.

Пока Пэйшнс дожаривала бекон, Джо Мерлин пил, глядя перед собой. Внезапно он ударил по столу кулаком так, что подпрыгнули тарелки и чашки.

— Вот что, Мэри Йеллан, — выкрикнул он. — Я хозяин этого дома и хочу, чтобы ты это знала! Ты должна делать то, что тебе велят: помогать по дому и прислуживать посетителям. Тогда я тебя пальцем не трону. Но если ты будешь болтать языком и своевольничать, я тебя обломаю так же, как твою тетку!

Мэри посмотрела на него через стол, спрятав руки на коленях, чтобы он не видел, как они дрожат.

— Мне все понятно, — сказала девушка как можно спокойнее. — Я не любопытна. Меня не касается, чем вы занимаетесь и кто к вам ходит. Я буду делать любую работу, и у вас не будет причин сердиться. Но если вы когда-нибудь обидите мою тетю Пэйшнс — предупреждаю вас, я приведу сюда констебля.

Эти слова оказали неожиданное действие на хозяина — он откинулся на стуле и с любопытством посмотрел на нее.

— Что ж, начало неплохое, — произнес он. — Понятно, что за птичка к нам залетела. Только тронь — она показывает коготки. Прекрасно, дорогая, мы с тобой, оказывается, одного поля ягоды. Ну что ж, будем играть вместе. Может быть, в один прекрасный день и для тебя найдется работенка в «Джамайке», какую ты никогда прежде не делала.

Мэри услышала, как тетя Пэйшнс у нее за спиной негромко ахнула. Мэри обернулась и увидела ужас в ее глазах. Девушка почувствовала, как холодок пробежал по спине. Что так испугало тетушку Пэйшнс? Джо Мерлин раздраженно махнул рукой.

— Иди спать! Надоела мне твоя постная физиономия! Мы с девчонкой прекрасно понимаем друг друга.

Женщина встала и, не говоря ни слова, направилась к двери. Они услышали ее шаги на лестнице. Джо Мерлин и Мэри остались одни. Он оставил пустой стакан и положил руки на стол.

— У меня есть в жизни только одна слабость, — заговорил он, — и я скажу тебе какая. Это выпивка — мое проклятие. В один прекрасный день она убьет меня, и слава Богу. В иные дни я не пью ни капли, но потом на меня нападает жажда, и я подолгу не просыхаю. И власть, и слава, и женщины — все для меня в одном стакане! Это и рай, и ад. Я начинаю говорить и могу выболтать все свои секреты. Я запираюсь в комнате, чтобы никто, кроме подушки, меня не слышал. Никто об этом не знает, кроме меня и Пэйшнс, а теперь еще ты. Я говорю тебе об этом, потому что немного выпил и не могу держать язык за зубами. Но я не настолько пьян, чтобы выболтать тебе, почему я живу в этом Богом забытом месте и почему я — хозяин «Джамайки-Инн»!

Голос его звучал хрипло. Огонь в очаге почти погас, свечи тоже догорели, и фигура Джо Мерлина отбрасывала на стену огромную жуткую тень. Он улыбнулся и пьяным жестом коснулся пальцем своего носа.

— Если ты хочешь знать больше, можешь расспросить свою тетку. Она тебе сочинит сказочку. Я слышал, какую она несла чепуху. Все это чистейшее вранье! Сквайр Бассет и носа сюда не кажет — до того боится. Если он встречает меня по дороге, то осеняет себя крестом и пришпоривает лошадь. И все остальные в округе тоже. Наплевать — гостей и без них хватает. Да, здесь пьют, и еще как! Иногда все дома в округе стоят без огней, и только в «Джамайке» до утра яркий свет, а наши крики и пение слышны аж на фермах за Рафтором. В такие ночи ты будешь стоять за стойкой и сама увидишь, что за компания здесь собирается.

Мэри сидела молча. Она боялась пошевелиться, чтобы болтовня дяди не сменилась вспышкой гнева.

— Они все боятся меня, — продолжал он, — вся эта сволочь. Они боятся меня, а я не боюсь никого. Скажу откровенно: будь я образован, я бы сейчас состоял в королевской свите! Это все проклятая выпивка да моя горячая кровь — наше родовое проклятие, Мэри! Еще ни один Мерлин не умер в своей постели. Моего отца повесили в Эксетере — он поскандалил с одним парнем и убил его. Я старший из трех братьев. Мы все родились под сенью Килмара, за болотом Двенадцати Мертвецов. Если идти через Восточное болото до Рушифорда, увидишь огромную гранитную скалу, похожую на палец дьявола, уставленный в небо. Это и есть Килмар. Тот, кто родился под сенью Килмара, обречен на пьянство, как я. Мой брат Мэтью утонул в болоте. Когда он пропал, мы решили, что он подался в матросы. А потом выдалось жаркое лето. За семь месяцев не упало ни капли дождя; его нашли в пересохшем болоте — руки подняты над головой, а вокруг туча стервятников. Мой брат Джем, черт бы его побрал, был еще малым ребенком, цеплялся за материнскую юбку, когда я и Мэт уже бегали за девками. Дьявольски умен и остер на язык. Но придет время — и его тоже повесят, как нашего папашу!

На минуту дядя умолк, глядя в пустой стакан. Потом поднял его, но тут же поставил.

— Нет, я уже и так много сказал. На сегодня достаточно. Иди спать, Мэри, пока я добрый. Вот свеча. Твоя комната над входом.

Мэри взяла свечу и пошла наверх. Когда она проходила мимо дяди, он схватил ее за плечо и развернул к себе.

— В какую-нибудь из ночей послышится скрип колес на дороге, — сказал он. — Эти колеса не проедут мимо, они остановятся у «Джамайки-Инн». Ты услышишь шаги во дворе и голоса. В такую ночь тебе следует остаться в своей постели, Мэри Йеллан, и накрыться с головой одеялом! Понятно?

— Да, дядя…

— Очень хорошо. Теперь иди отсюда.

Поднявшись по лестнице, Мэри принялась искать свою комнату. Девушка прошла мимо комнат для гостей — по две с каждой стороны. Слабое пламя свечи осветило нужную дверь. Она увидела свой сундучок прямо посреди комнаты с голыми дощатыми стенами. Перевернутый ящик должен был служить туалетным столиком, на нем стояло треснутое зеркало. Из белья имелись только два тонких покрывала. Мэри решила не раздеваться, а лечь прямо в дорожном платье, завернувшись в плащ. Она подошла к окну и посмотрела вниз. Ветер утих, но дождь, мелкий и частый, скребся в грязное стекло.

Откуда-то со двора раздался звук, похожий на стон животного, которому причинили боль. Было слишком темно, чтобы что-то разглядеть наверняка, но она заметила темный силуэт, раскачивающийся взад и вперед. От пьяных рассказов Джо Мерлина воображение девушки тут же нарисовало виселицу и повешенного. Но это была всего лишь вывеска гостиницы. Мэри легла в постель, стуча зубами от холода. Закрыв глаза, она увидела мысленным взором лицо Джо Мерлина и поняла, что попала в ловушку, из которой ей не вырваться, как бы она ни старалась. Единственный шанс на спасение — это уйти сейчас. Спуститься из окна и бежать, мчаться что есть сил по дороге, вьющейся через болота. Завтра будет поздно.

На лестнице раздались тяжелые шаги. Мэри замерла в страхе, но с облегчением услышала, как дядя свернул и удаляется по коридору. Стукнула дверь, и снова воцарилась тишина. Мэри решила: сейчас или никогда. Если она проведет под этой крышей хоть одну ночь, мужество покинет ее, и тогда она пропала. Совсем как тетушка Пэйшнс. Мэри открыла дверь и выскользнула в коридор. Она дошла на цыпочках до лестницы, остановилась и прислушалась. Ее рука была уже на перилах, а нога — на ступеньке, когда из конца коридора донеслись рыдания, приглушенные подушкой. Это была тетя Пэйшнс. Мэри постояла, подумала, потом повернулась и пошла назад. Бросившись на постель, она закрыла глаза. С чем бы ни пришлось ей столкнуться в будущем, как бы ни было ей страшно, она не имеет права оставить тетю Пэйшнс в «Джамайке-Инн». Может, все-таки удастся каким-то образом защитить тетю, встать между ней и Джо Мерлином. И ей не страшен этот дом, в котором царит зло. Нужно только набраться мужества и одолеть все невзгоды.

3

Когда Мэри проснулась, дул сильный ветер. Проглянуло призрачное размытое солнце. Девушку разбудил шум во дворе. Она поняла, что уже поздно, около девяти утра. Выглянув в окно, Мэри увидела, что дверь конюшни открыта, а в грязи двора отпечатались свежие следы копыт. Слава Богу, хозяин уехал и Мэри сможет поговорить с тетушкой Пэйшнс без свидетелей.

Мэри достала из сундучка шерстяную юбку, фартук и тяжелые ботинки, которые носила на ферме. Через десять минут она была на кухне и умывалась в закутке для посуды.

Тетушка Пэйшнс принесла из курятника свежие яйца в фартуке.

— Я думаю, ты не откажешься от яичка на завтрак, — сказала она. — Вчера ты слишком устала и ничего не ела.

Они избегали говорить о вчерашнем и не упоминали имени Джо Мерлина. Мэри не спрашивала, куда и зачем он уехал. Тетя охотно говорила о чем угодно, лишь бы это не было связано с ее нынешней жизнью. Она боялась вопросов, и Мэри щадила ее. Разговор сосредоточился вокруг прежней жизни в Хелфорде, болезни и смерти матери.

Тетя Пэйшнс кивала головой, то и дело издавая тихие возгласы, но Мэри видела, что долгие годы страха вытравили в ней способность к сопереживанию.

После завтрака женщины занялись домашней работой, и Мэри представилась возможность подробно изучить гостиницу. Это был мрачный неуютный дом с длинными коридорами и неожиданным расположением комнат. Бар имел отдельный вход с торцевой стороны дома, и хотя сейчас в нем было пусто, сама атмосфера напоминала о вчерашнем вечере. Пахло застоявшимся табачным дымом и винным перегаром. Только это помещение в доме выглядело обитаемым. Остальные комнаты были и вовсе заброшены. В одной из них хранились доски, вдоль стены были свалены какие-то ящики и лошадиные попоны, изгрызенные мышами, в другой на сломанной кровати были насыпаны картофель и брюква.

В комнату хозяев, в дальнем конце коридора, девушка заглянуть не решилась. Под нею, также в конце коридора, но на первом этаже, была еще одна комната, с запертой дверью. Мэри вышла во двор, чтобы заглянуть в нее через окно, но оконный проем был заколочен досками, и ей ничего не удалось увидеть.

Дом и пристройки образовывали три стороны прямоугольника, посередине был двор, а в центре его стояли кормушки и поилка для лошадей. В стороне пролегала дорога — узкая лента до самого горизонта, окруженная болотами, коричневыми, вспученными от дождей. Пробегали облака, и на болота ложились мрачные тени. Воздух был холодным и прозрачным, как в горах. Мэри глубоко вздохнула и почувствовала, как к ней возвращается смелость, словно от глотка сидра. Морозный ветер защекотал ноздри и покрыл лицо румянцем. Теперь можно было возвращаться в дом, к тете Пэйшнс. Ей захотелось есть — впервые за последние сутки.

— Тетя, — спросила Мэри, отведывая тушеную баранину, — а почему дядя Джо — хозяин «Джамайки-Инн»?

Вопрос застал женщину врасплох, какое-то время она молча смотрела на племянницу. Потом покраснела и заговорила, аккуратно подбирая слова:

— Ну, видишь ли, это очень удобное место, возле дороги. Это же основная дорога с юга. Дилижансы проезжают здесь дважды в неделю. Здесь много народу: путешественники по торговым делам и по частным, иногда — моряки из Фалмута…

— Но почему они не останавливаются в «Джамайке»?

— Они останавливаются. Спрашивают выпить чего-нибудь в баре. У нас много клиентов.

— Да ведь гостиной никогда не пользуются! В комнатах для гостей живут лишь крысы да мыши! Мне приходилось бывать в гостиницах гораздо меньших, чем эта. У нас в деревне тоже была гостиница. Мы пили чай в холле, а наверху гостевые комнаты всегда были прибраны и ожидали гостей.

Тетя ответила не сразу.

— Твой дядя Джо никого не упрашивает остаться. Он говорит: никогда не знаешь, кого к тебе занесло. В таком глухом месте могут и зарезать в постели.

— Но какой толк от гостиницы, в которой не могут предоставить постель честному путнику на ночь? Зачем еще она нужна? И на что вы живете, если у вас нет постояльцев?

— У нас есть клиентура, — уверяла женщина. — Сюда приезжают люди с ферм и из других мест. Тут на болотах много ферм и коттеджей. Бывают вечера, когда бар полон народу.

— Вчера кучер сказал мне, что порядочные люди больше не бывают в «Джамайке». Он сказал, что они боятся.

Тетушка Пэйшнс провела языком по пересохшим губам.

— У твоего дядюшки Джо тяжелый нрав, — со вздохом призналась она. — Его легко рассердить, он не любит, когда люди суют нос в его дела…

— Тетя, но почему кто-то должен совать нос в дела хозяина гостиницы, честно делающего свое дело? Каков бы ни был у человека нрав, зачем ему распугивать людей?

Тетя молчала. Мэри попробовала подойти с другой стороны.

— Зачем вы сюда приехали? Мы думали, что вы живете в Бодмине, мы получили ваше письмо оттуда, когда вы вышли замуж.

— В Бодмине я познакомилась с дядей Джо, — отвечала тетя Пэйшнс. — Мы жили некоторое время около Пэдстоу, а потом переехали сюда. Джо купил гостиницу у мистера Бассета. Она несколько лет пустовала, и дядя решил, что это подходящее место. Нам надо было где-то устроиться. Он на своем веку много путешествовал, побывал в таких местах, что я и названий не упомню. По-моему, даже в Америке…

— Он не мог выбрать ничего похуже? — не отставала Мэри.

— Это недалеко от его прежнего дома. Его брат Джем и поныне живет там, когда его не носит по стране. Иногда он наезжает сюда, но дядя Джо его не очень любит.

— Мистер Бассет бывает здесь когда-нибудь?

— Нет.

— Почему? Ведь это он продал гостиницу дяде.

Тетя помолчала, потом заговорила:

— Твой дядя купил ее через знакомого. А когда мистер Бассет узнал, что здесь поселился Джо Мерлин, он был очень недоволен.

— Почему?

— В молодости дядя Джо пользовался дурной репутацией. Это не вина его, Мэри, а беда.

Она откинулась в кресле, утомленная допросом. Мэри видела, как она страдает, но с жестокостью, присущей юности, решилась задать еще один вопрос.

— Тетя Пэйшнс, я хочу, чтобы вы посмотрели мне в глаза и ответили. Больше я не буду вас беспокоить. Что это за запертая комната в конце коридора и как она связана со скрипом колес, которые останавливаются возле «Джамайки-Инн» по ночам?

Едва успев произнести эти слова, она пожалела об этом. Тетя совершенно потерялась, в глазах ее застыл страх. Губы дрожали, руки беспорядочно бегали, не находя себе места.

Мэри оттолкнула стул и опустилась перед тетей на колени. Обхватив ее ноги, она взмолилась:

— Простите меня! Не сердитесь. Я грубая, невоспитанная. Какое мне дело до всего этого? Я не имела права расспрашивать вас, тетя. Прошу вас, забудем об этом.

Тетя закрыла лицо руками и так замерла. Они долго молчали. Потом тетя Пэйшнс открыла лицо и взглянула на Мэри. Страх в ее глазах исчез. Она взяла девушку за руки.

— Мэри, — сказала Пэйшнс почти шепотом, — я не могу ответить на твои вопросы, потому что сама многого не знаю. Но ты дочь моей сестры, и я должна предупредить тебя. — Оглянувшись назад, словно там мог стоять сам Джо Мерлин, Пэйшнс продолжала: — Здесь, в «Джамайке», случается такое, что рассказать язык не поворачивается. Ужасные, жуткие дела. Многое ты и сама скоро узнаешь. Твой дядя Джо водится со странными людьми, которые занимаются странными делами. Иногда они приходят по ночам. Дядя пускает их в дом и проводит в ту самую комнату, что всегда заперта. Они о чем-то подолгу разговаривают. Они уходят до рассвета, и никаких следов их пребывания не остается. Никогда ни о чем не спрашивай ни меня, ни дядю Джо, вообще никого, потому что если ты узнаешь хотя бы часть того, что знаю я, твои волосы поседеют, как и мои. Ты начнешь заикаться и плакать по ночам. Твоя молодость умрет, как моя.

4

Джо Мерлин отсутствовал неделю. За это время Мэри немного освоилась.

Посетители так и не появились. После работы по дому и на кухне у девушки оставалось достаточно свободного времени, чтобы обследовать округу. Пэйшнс Мерлин была домоседкой; она никогда не выходила дальше лужайки за гостиницей и даже не помнила названий ближних холмов. Мэри решила осмотреть окрестности сама. Ориентиром ей были только солнце и прирожденное чутье сельской жительницы.

Взобравшись на самый высокий холм, Мэри увидела, как вдалеке блеснуло море. Вокруг простиралась бесплодная, не тронутая человеком местность. На каменистых вершинах холмов громоздились гранитные валуны самых причудливых форм — они лежали здесь с тех самых пор, как их создала рука Творца.

За Восточным болотом она увидела непроходимую топь, а за трясиной, на другой ее стороне, вырастала скала, напоминающая перст, указующий в небо. Это и был Килмар, и где-то здесь неподалеку родился Джо Мерлин и сейчас живет его брат. В этой трясине утонул Мэтью Мерлин. Мэри представила, как он пробирался через болото, что-то насвистывая. Его настигает темнота, он оступается, и его начинает затягивать бездонная топь! Мэри даже почудился крик, полный ужаса.

Мэри остановилась, ей стало жутко от этой картины. Она сделала шаг назад, потом другой, третий — и стремглав понеслась обратно к дому, перепрыгивая через камни и кусты вереска. Уже пересекая двор, она вдруг почувствовала, как сердце ее останавливается. Дверь в конюшню была заперта, и лошадь на месте. Джо Мерлин вернулся.

— Эй, — крикнул он, — чего прячешься? Ты что, не рада меня видеть? Не соскучилась?

Мэри заставила себя улыбнуться и спросила, была ли приятной его поездка.

— Какая, к чертям, приятность? — заорал Джо Мерлин. — Я деньги делал, а это главное. Не у короля же я гостил!

Голос дяди звучал весело. Тетушка Пэйшнс робко улыбалась из-за его плеча.

Мэри собралась было подняться к себе, но Джо окликнул ее:

— Эй, не вздумай куда-нибудь смыться сегодня вечером. Для тебя найдется работенка. Поможешь своему дядюшке. Ты не забыла, какой сегодня день?

Мэри задумалась, она успела потерять счет времени. Она села в дилижанс в понедельник? Значит, сегодня суббота! Понятно, что имеет в виду Джо Мерлин. Сегодня в «Джамайке-Инн» соберется компания.

Они приходили по одному, люди с болот, словно боялись быть узнанными. У некоторых были фонари, чей свет, похоже, пугал их обладателей, поэтому они прикрывали лица. Один или двое гостей приехали верхом, но большинство пришло пешком, без фонарей. Непонятно было, чего они прячутся, ведь любому проезжему было очевидно, что сегодня «Джамайка-Инн» принимает гостей: в окнах, обычно темных, горел свет, изнутри доносились голоса.

Странная компания собралась здесь. Мэри из-за стойки бара незаметно разглядывала гостей. Все были грязные, оборванные, с нечесаными волосами и заскорузлыми пальцами — бродяги, нищие, браконьеры, воры, конокрады, цыгане. Был среди них фермер, лишившийся фермы по причине собственной нечестности, и пастух, спаливший скирду у хозяина. Сапожник из Ланстона под прикрытием своего дела приторговывал краденым. А тот, который валялся пьяным на полу, в прошлом помощник капитана шхуны в Пэдстоу, когда-то посадил корабль на мель. Коротышка, что сидел в дальнем углу, грызя ногти, раньше рыбачил в Порт-Айзеке, про него ходил слух, будто он прячет в печной трубе много золота, но никто бы не сказал, откуда оно взялось.

Люди из окрестностей, живущие на болотах, сидели с кружками эля, положив ноги на стол, и рядом с ними — слабоумный парень из Дозмэри. Все лицо его было изуродовано родимым пятном.

В помещении стоял крепкий настой винных паров, дешевого табака и смрада немытых тел. Мэри чувствовала нарастающую тошноту. Ее обязанностью было стоять за стойкой бара, мыть стаканы и вновь наполнять их из большой бутылки. Джо Мерлин сам разносил бренди посетителям. К счастью, компания быстро утратила интерес к Мэри. Двое молодых людей пытались было заговорить с ней, но быстро стушевались под взглядом Джошуа.

Те, кто потрезвее, собрались вокруг забулдыги из Редружа, который чувствовал себя душой общества. Он знал множество похабных песен и сейчас развлекал ими компанию. Мэри вздрагивала от взрывов неуемного веселья. Бродяга обратил внимание на несчастного идиота из Дозмэри, который, упившись, не мог подняться с пола. Его посадили на стол, и бродяга заставил помешанного повторять слова куплетов, сопровождая их мерзкими действиями под общее ржание толпы. Мэри стало невыносимо терпеть все это. Она тронула дядю за локоть, и он повернул к ней раскрасневшееся потное лицо.

— Не могу больше, — сказала она, — прислуживайте своим друзьям сами. Я ухожу наверх.

Он отер пот рукавом и хмуро посмотрел на нее. Она удивилась, что он абсолютно трезв, хотя пил весь вечер.

— Надоело, да? — спросил Джо Мерлин. — Ты воображаешь, что лучше нас? Вот что я тебе скажу, Мэри. Тебе досталась легкая работа, и ты должна быть мне благодарна. Ты моя племянница, но если бы ты ею не была, клянусь, от тебя бы сейчас уже только рожки да ножки остались!

Джо Мерлин ухмыльнулся и больно ущипнул ее за щеку.

— Да ладно, катись, — сказал он. — Скоро полночь, ты мне больше не нужна. Запрись на ночь покрепче, Мэри, и закрой ставни. Твоя тетка уже давно лежит в своей постели, натянув одеяло на голову. — Он схватил ее руку и больно вывернул за спину, так что девушка вскрикнула от боли. — Вот так, это вроде задатка, чтобы ты знала, что тебя ожидает. Держи язык за зубами, поняла? В «Джамайке-Инн» любопытство ни к чему.

Хозяин уже не смеялся. Пристально глядя ей в глаза, он будто читал ее мысли.

— Ты не такая дура, как твоя тетка, вот в чем дело. У тебя лицо, как у ученой мартышки, и мозги варят. Ты непростая штучка. Но имей в виду, Мэри, я тебе вышибу эти мозги, если они начнут работать не в ту сторону.

Он отвернулся и, взяв стакан со стойки, принялся протирать его. Но выражение глаз девушки, видимо, озадачило его. Хорошее настроение вмиг улетучилось и сменилось вспышкой гнева — он швырнул стакан об пол, и тот разлетелся на мелкие осколки.

— Снимите с этого вонючего идиота одежду, — заорал он, — и отправьте к мамаше голым! Может, ноябрьский воздух освежит его дурацкую красную рожу и излечит от собачьих фокусов.

Бродяга и его присные завизжали от восторга и набросились на несчастного, а он тщетно отмахивался от них руками и блеял.

Мэри выскочила из комнаты и побежала наверх. Там она бросилась на постель и закрылась с головой одеялом. Со двора доносились голоса и взрывы хохота. Она вскочила и закрыла ставни. Глаза успели разглядеть обнаженную дрожащую фигуру, которая металась по двору под градом ударов. В толпе преследователей выделялась гигантская фигура Джо Мерлина с кучерским кнутом…

Уже проваливаясь в сон, Мэри услышала где-то далеко на дороге стук копыт и скрип колес…

Пробуждение было неожиданным, как от толчка. Мэри села и прислушалась. Сначала не было слышно ничего, кроме стука сердца, но через несколько минут раздался непонятный звук — как будто тяжелые громоздкие предметы волокли по коридору, задевая стены.

Мэри встала и, подойдя к окну, на дюйм приотворила ставню. Во дворе» было тесно от повозок. Они были закрыты тентами и запряжены парой лошадей каждая. Возле крыльца стоял крытый фургон. Лошади фыркали и переминались.

Вокруг повозок сновали люди, которые пили здесь вечером. Прямо под окном стоял сапожник из Ланстона и разговаривал с кучером; моряк из Пэдстоу протрезвел и едва удерживал лошадь; бродяга, что мучил несчастного идиота, взобрался на повозку и возился с каким-то ящиком. Звук передвигаемых тяжестей тем временем возобновился, и Мэри без труда определила направление, откуда он исходил. Что-то тащили вдоль коридора в дальнюю комнату, которая всегда стояла запертой. Она догадалась: ящики, привезенные на повозках, хранят в этой комнате. От лошадей идет пар — значит, они проделали неблизкий путь, возможно, от самого побережья.

Люди во дворе работали в спешке. Содержимое одного из крытых фургонов перегружали на деревенскую телегу. Вещи различались размерами и формой: большие коробки и коробки поменьше, длинные свертки. Когда телега наполнилась, возница взобрался на козлы и тронул.

На крыльцо вышел Джо Мерлин и следом за ним бродяга. Оба, несмотря на холод, были без шляп и курток, с закатанными рукавами.

— Это все? — негромко спросил хозяин, и кучер фургона утвердительно кивнул. Люди начали усаживаться на повозки. Каждый держал под мышкой или на плечах какой-нибудь узел или сверток.

Фургоны и телеги поехали со двора вереницей, словно похоронная процессия; одни повернули на юг, другие на север. Во дворе никого не осталось, кроме хозяина «Джамайки-Инн», бродяги и еще одного незнакомого Мэри человека. Они возвратились в дом. Мэри услышала их шаги по направлению к бару.

Наступила тишина, нарушаемая только тиканьем часов в гостиной да нарастающим шипением, означавшим, что сейчас раздастся бой. Пробило три. Мэри отошла от окна и села на кровать. Стало холодно, она накинула на плечи платок.

Сна не было. Несмотря на страх перед дядей, в ней проснулось любопытство. Несомненно, «Джамайка-Инн» — идеальное место для темных дел, и Джо Мерлин купил гостиницу именно поэтому. Все разговоры о возвращении в родные края, конечно, просто басни. Гостиница стоит на большой дороге, идущей с севера на юг, и не составляет никакого труда организовать здесь перевалочный пункт для фургонов, везущих контрабандные грузы с побережья.

Способен ли Джо Мерлин, с его энергией и недюжинной силой, наводящей страх на сообщников, руководить таким предприятием? Не этим ли он занимался во время своей недельной отлучки? Должно быть, так оно и есть. И Мэри, несмотря на все свое презрение к хозяину, почувствовала к нему что-то вроде уважения.

Неужели можно так откровенно и безнаказанно нарушать закон? Любой констебль в первую очередь заподозрил бы «Джамайку», если только сам не подкуплен. Мэри поежилась.

«Джамайка-Инн» — грязный воровской притон, и преступники во главе с ее дядей занимаются перевозкой контрабанды с побережья в Девон. Это все, что ей известно. Но то, чему она оказалась свидетелем, было, видимо, лишь частью игры. Она вспомнила ужас, застывший в глазах тетушки Пэйшнс, и ее слова об ужасных, жутких делах, сказанные при их первой беседе. Контрабанда — занятие, преследуемое законом, но отнюдь не жуткое.

Ей нужен совет, а спросить было не у кого. Совсем одна в чужом и злом мире. Будь она мужчиной — спустилась бы вниз к Джо Мерлину и его сообщникам, и вступила бы с ними в схватку, и победила бы, может быть. А потом они с тетушкой Пэйшнс оседлали бы лошадей и — прочь из этих мест, на юг, к родным берегам Хелфорда.

Но все это только фантазии, а ситуация требовала от нее реального, а не воображаемого мужества. Мэри выругалась — второй раз в жизни. Первый был тогда, когда за ней гнался бык в Мэнэккене.

Я не выкажу своего страха ни перед Джо Мерлином, ни перед кем другим, — приказала она себе. — Вот я сейчас спущусь туда, где они сидят, и взгляну им в лица. И пускай только они попробуют меня тронуть. Она решительно оделась. Обувь надевать не стала, открыла дверь и прислушалась. Не было слышно ничего, кроме тиканья часов.

Мэри выбралась в коридор и подошла к лестнице. Держась за перила, девушка начала судорожно спускаться. Каменный пол холодил ступни. В коридоре блеснул свет, и послышались голоса. Открылась дверь, ведущая в бар, и кто-то прошел оттуда в кухню и вернулся обратно. Мэри захотелось взбежать по лестнице и запереться в своей комнате, но любопытство пересилило страх. Она прокралась по коридору и прижалась к стене в нескольких шагах от приоткрытой двери. Сначала ей не было слышно ничего, кроме ударовсобственного сердца. Сквозь узкую щель она могла видеть стойку бара, пустые бутылки и стаканы. Хозяин, бродяга и гость сидели на скамьях у дальней стены, поэтому их она не видела. Послышался громкий голос незнакомца.

— Нет и еще раз нет, — говорил он. — Я не буду участвовать в этом. Это убийство, мистер Мерлин, по-другому никак не назовешь. Настоящее убийство.

Голос говорившего дрожал. Хозяин что-то негромко ответил. Послышался смех бродяги, громкий и издевательский.

— Повешение? — переспросил незнакомец. — Я уже не раз рисковал быть повешенным. Не в этом дело. Я могу убить в честной схватке, если нужно, но когда речь заходит об убийстве невинных людей, женщин, детей, то ну его к дьяволу, мистер Мерлин!

Мэри услышала скрип стула и удар кулаком по столу. Потом послышался приглушенный зловещий голос дяди.

— Не спеши, дружище, не спеши. Ты уже по шею увяз в этом деле! Обратной дороги нет. Я с самого начала в тебе сомневался — больно замашки у тебя благородные. Черт побери, я оказался прав! Гарри, закрой-ка дверь!

Раздался вскрик, потом грохот опрокинутого стола и звук падающего тела. Бродяга снова рассмеялся.

— Ну что, разденем его, как придурка Сэма? — спросил он. — Мне подойдут его часы с цепочкой. Бедные люди с дороги, вроде меня, не имеют денег, чтобы купить себе часы. Ну-ка, посмотрим, какого цвета у него кожа.

— Заткнись, Гарри, и делай что сказано, — коротко приказал хозяин. — Встань у дверей и, если он попробует вырваться, проткни его ножом! Ну вот что, мистер любитель справедливости, сегодня ты свалял дурака, но из меня дурака тебе не сделать. Ты хотел бы выйти отсюда, сесть на лошадь и уехать в Бодмин, чтобы утром в «Джамайку» слетелись все констебли округи и полк солдат в придачу?

Мэри слышала тяжелое дыхание незнакомца. Его, должно быть, сильно ударили, голос его звучал так, словно ему было больно говорить.

— Делайте свое грязное дело, — сказал он, — не в моих силах вас остановить. Даю честное слово, что не донесу. Но я не буду в этом участвовать, и это мое последнее слово.

Воцарилось молчание, потом снова заговорил Мерлин.

— Поосторожнее. Я уже слыхал такие слова от одного человека, а через пять минут он болтался в воздухе и до земли ему не хватало всего полдюйма. Я спросил, нравится ли ему такое, но он не ответил. Язык у него вылез изо рта, он его прокусил.

Мэри почувствовала, что покрывается холодным потом. Она хотела бежать, но ноги будто налились свинцом. Ужас парализовал ее.

Голос дяди донесся глухо, словно он прикрывал рот ладонью.

— Гарри, у тебя больше не будет сегодня работы в «Джамайке». Забери его лошадь и проваливай. Я сам тут все улажу.

…Мэри все-таки лишилась чувств на какой-то миг, потому что обнаружила вдруг, что сидит на полу. Интересно, хватит ли у нее сил добраться до ближайшего жилья в Дозмэри и попросить о помощи? Это означало пройти ночью по болотам той самой дорогой, которой помчался несчастный умалишенный. А что, если обитатели пастушьей хижины принадлежат к дядиной компании? Тогда она попадет в ловушку. От тетушки Пэйшнс никакого толку, вряд ли она станет ей помогать. Положение складывалось безнадежное; у незнакомца не оставалось никаких шансов спастись, если только он не сумеет договориться с Джо Мерлином. Мэри охватило отчаяние. Хоть бы какое-нибудь ружье или нож — она смогла бы ранить дядю и задержать его, пока незнакомец убежит.

Приступ слабости прошел, она уже стыдилась его. Мэри поднялась с пола и приоткрыла дверь, ведущую в коридор, на несколько дюймов. Только тиканье часов нарушало тишину.

Мэри уже собралась пересечь холл и подкрасться поближе, когда откуда-то сверху донесся скрип доски. После паузы звук повторился. Кто-то осторожно ступал у нее над головой. Тетушка Пэйшнс спала в другой части дома. Десять минут назад ускакал бродяга Гарри. Дядя в баре с незнакомцем. Наверх никто не поднимался. Снова скрипнула половица, и послышались шаги. Кто-то был в пустой комнате для постояльцев на втором этаже.

У Мэри снова заколотилось сердце. Кто бы это ни был, он находится там уже много часов. Скорее всего, затаился с вечера и скрывался за дверью, когда она шла спать. Если бы он пришел позже, она услышала бы его шаги по лестнице. Их с незнакомцем разделяла лишь тоненькая перегородка, и он должен был слышать каждое ее движение.

Значит, у него была причина прятаться, иначе он вышел бы вслед за нею и спросил, что она здесь делает. Кто же это? Кто пропустил его в комнату? Он спрятался там незаметно для контрабандистов. Значит, он не был одним из них, он был врагом ее дяди? Шаги смолкли. Но ошибки быть не могло: кто-то, вероятно союзник, прятался в комнате по соседству с ее спальней, и он мог бы помочь ей спасти незнакомца. Она уже занесла ногу над первой ступенькой, когда в дальнем конце коридора снова блеснул луч света и открылась дверь, ведущая в бар. В холл вышел дядя. Мэри метнулась под лестницу. Хозяин прошел через холл и начал подниматься по ступенькам. Его шаги замерли возле комнаты для постояльцев. Он подождал немного и тихо постучал два раза.

К Мэри вернулось отчаяние. Этот человек, увы, не враг ее дяди! Джо Мерлин сам впустил его в сумерках, пока они с тетушкой Пэйшнс готовили ужин, и он просидел там, покуда все не разошлись. Поэтому дядя и выпроводил бродягу. Мэри поблагодарила судьбу за то, что не поднялась и не постучала в дверь.

А вдруг они заглянут в ее комнату, чтобы проверить, спит ли она? Они уже спускались вниз. Они были от нее на расстоянии вытянутой руки. Послышался негромкий голос дяди.

— Как вы решите, так и будет. Я сделаю это, только скажите.

Мэри мешала увидеть неизвестного лестница. Они прошли в бар. Дверь за ними закрылась, и больше Мэри ничего не слышала.

Первым ее желанием было открыть засов входной двери и броситься бежать, но она сообразила, что ей могут встретиться другие сообщники дяди.

Девушка простояла под лестницей минут десять, прислушиваясь, но все было тихо. Однажды она услышала вскрик, но он был так короток, что мог ей и померещиться.

Мэри прокралась в коридор. Из-под двери бара не было видно света. Из замочной скважины тянуло сквозняком. Мэри заглянула внутрь. Дверь, ведущая во двор, была отворена, и помещение наполнял ноябрьский холод. Вот отчего сквозило. Скамьи были пусты, опрокинутый в драке стол так и лежал перевернутым. Люди ушли. Очевидно, они направились в сторону болот. Мэри вдохнула холодный воздух. Страх отступил.

Лунный свет образовал зеленоватую дорожку на полу, и в ней шевелилась какая-то тень. Мэри подняла взгляд к потолку и обомлела: покачиваясь на сквозняке, с крюка свисала веревка.

5

Шли дни, и Мэри привыкла к жизни в «Джамайке-Инн». Оставить тетю Пэйшнс одну девушка уже не могла. К весне, быть может, удастся уговорить тетушку бежать в Хелфорд. А пока Мэри предстояло провести здесь три беспросветных зимних месяца. Она решила использовать это время, чтобы побольше узнать о дяде и его сообщниках. Она не могла забыть событий того субботнего вечера; перед ее глазами продолжала качаться веревка, свисающая с потолка.

Доказательств тому, что произошло убийство, конечно, не было, и вся история при свете дня выглядела совершенно фантастической. В ту ночь Мэри вернулась к себе в комнату: открытая дверь бара свидетельствовала, что дядя может вернуться в любую минуту. Измученная пережитым, она упала без сил на постель и провалилась в забытье. А когда проснулась, солнце стояло высоко; внизу слышался голос тети Пэйшнс.

Бар был чисто выметен и прибран, мебель расставлена по местам, битое стекло убрано. Веревки под потолком уже не было. Хозяин возился в конюшне, выбрасывал вилами навоз. В полдень он явился к столу. Поглощая огромное количество еды, Джо опять подробно расспрашивал Мэри о жизни в Хелфорде, ни словом не поминая вчерашнее. Он был в хорошем настроении и даже не придрался ни разу к своей жене. Невозможно было поверить, что всего несколько часов назад он кого-то убил. Может быть, убивал тот неизвестный? Но Мэри своими глазами видела, как дядя гонял по двору несчастного сумасшедшего. Именно он верховодил компанией в баре, он угрожал человеку, которого после не стало.

Прошло две недели. Возможно, последнее предприятие удовлетворило дядю и его сообщников. Повозки больше не приезжали — Мэри спала чутко и услышала бы скрип колес. Дядя не возражал против ее прогулок по болотам, и она день за днем изучала округу, находя прежде не замеченные тропинки, ведущие к скалам. Она научилась избегать предательских трясин, внешне таких безобидных, но смертельно опасных. Вечера они коротали с теткой, а Джо Мерлин запирался один в баре или уезжал верхом в неизвестном направлении.

Однажды в дождливый и ветреный день, когда невозможно было даже высунуться за порог, Мэри решила прибрать длинный темный коридор, ведущий в дальнюю часть дома. Эта нелегкая работа потребовала много сил, и Мэри очень устала. Все было отвратительно в этом доме, и даже вечно вздрагивающая тетя вызывала в девушке раздражение и злость. В этот момент послышался стук копыт, и через некоторое время кто-то постучал в дверь.

Это было событием: давно уже никто не приближался к «Джамайке-Инн». Мэри хотела предупредить тетку, но та уже побежала за мужем. Дверь в бар, вероятно, не была заперта, потому что, к ее удивлению, там уже сидел незнакомый, довольно молодой человек за стаканом эля. Несколько секунд они молча разглядывали друг друга.

Четкая линия рта, прямой нос, густые брови и особенно дерзкий насмешливый взгляд, которым он ее встретил, были удивительно знакомы и определенно не нравились.

— Что вы здесь делаете? — резко спросила девушка. — Кто вам дал право распоряжаться, как у себя дома? Хозяин этого не любит.

Незнакомец как ни в чем не бывало допил свой эль и протянул стакан, чтобы она его снова наполнила.

— С каких это пор в «Джамайке» завели прислугу? — Незнакомец вытащил из кармана трубку, зажег и выпустил дым прямо ей в лицо.

Его манеры вывели Мэри из себя, она выхватила трубку и бросила об пол. Глиняная трубка разбилась на куски. Незнакомец и бровью не повел, лишь присвистнул.

— Так-то тебя научили прислуживать гостям? — сказал он после паузы. — Я невысокого мнения об их выборе. В Ланстоне, где я вчера был, есть служанки и получше, к тому же прехорошенькие. Ты в зеркало смотришься? Волосы всклокочены, щека в грязи…

Мэри повернулась к нему спиной и пошла прочь, но он крикнул ей вслед:

— Наполни мой стакан! Надеюсь, ты здесь для этого? Я проехал двенадцать миль и хочу пить.

— Можете проехать хоть пятьсот, — бросила она через плечо, — и уж коль вы знаете сюда дорогу, сами и наполняйте. Я скажу мистеру Мерлину, что вы в баре.

— Лучше не беспокой Джо — он в это время суток бывает злой как черт, — последовал ответ. — К тому же он никогда особенно не был рад меня видеть. А что с его женой? Он ей дал отставку? Трудно, наверное, бедняжке. Как она выдержала с ним целых десять лет, ума не приложу!

— Миссис Мерлин во дворе, — строго сказала Мэри. — Сюда не ходите, я только что вымыла пол.

— Что ж, подожду и здесь, у меня масса времени. — Он продолжал демонстративно разглядывать ее.

— Если вы не хотите видеть хозяина и закончили пить — положите деньги на стойку и уходите, — сказала она, потеряв терпение.

Незнакомец рассмеялся, и блеск его ровных белых зубов снова ей кого-то напомнил, но она все еще не могла понять, кого именно.

— Неужели ты и с Джо так дерзко разговариваешь? — спросил он. — Тогда он здорово переменился. Никогда бы не подумал, что он привлечет к своим делишкам столь молодую особу. А куда вы деваете по вечерам бедняжку Пэйшнс? На пол укладываете или спите втроем, рядышком?

Мэри вспыхнула:

— Джо Мерлин — мой дядя, а тетя Пэйшнс — единственная сестра моей матери. Всего хорошего.

Она пошла прочь и в дверях столкнулась с хозяином.

— Ты с кем там, черт побери, болтаешь? — прошипел он.

— Все в порядке, — отозвался человек из бара, — не надо ее наказывать. Она разбила мою трубку и отказалась меня обслуживать — это твоя школа, Джо? Иди сюда, я хочу взглянуть на тебя.

Джо Мерлин оттолкнул Мэри.

— Так это ты, Джем? Чего тебе нужно в «Джамайке» на сей раз? Я не могу купить у тебя лошадь, если ты приехал за этим. Дела идут плохо, я беден как церковная мышь. — Он закрыл за собой дверь, оставив Мэри в коридоре.

Девушка взглянула в зеркальце. Грязное пятно на щеке оттерла фартуком. Значит, это Джем Мерлин, младший брат ее дяди. Ну конечно, она с самого начала отметила сходство. У него были глаза, как у Джошуа Мерлина, только без мешков, такой же подбородок, линия рта. Он выглядел так, как мог выглядеть Джошуа Мерлин восемнадцать-двадцать лет назад, только чуть меньше ростом и гораздо стройнее.

Мэри плеснула воду на каменный пол и начала яростно тереть его тряпкой. Что за гнусная порода эти Мерлины, с их бесцеремонностью и грубостью! Джем столь же необуздан, как и его братец, это сразу видно. Тетя Пэйшнс говорила, что он самый неуправляемый в их семейке. Хотя он пониже ростом и поуже в плечах и бедрах, чем Джо, в нем тоже чувствуется физическая сила. Скоро и он станет точь-в-точь как брат Джо, если пойдет по той же дорожке. «Против крови все бессильно, — говорила мать. — Если два поколения живут честно — они могут иногда поправить дело, но третье поколение обязательно сорвется и начнет все по-старому». И с этими ужасными Мерлинами связала свою судьбу тетя Пэйшнс! Она лишилась всего: воли, характера. А ведь могла стать женой фермера из Гвика, иметь детей, свой дом, землю и все атрибуты спокойной зажиточной жизни: сплетни с соседками, церковь по воскресеньям, поездки на рынок. Почему женщины так глупы и близоруки?

Размышляя на эти вечные темы, Мэри ожесточенно скребла каменные плиты. Она была так занята, что не услышала, как в окно стукнул камешек. Только когда от обрушившегося града камней стекло треснуло, Мэри поднялась с пола и выглянула. Внизу стоял Джем Мерлин, держа под уздцы лошадь. Мэри отвернулась, но в окно снова полетели камешки, и стекло разбилось окончательно.

Мэри вышла на крыльцо.

— Что вы тут хулиганите? — спросила она, неожиданно застеснявшись своих растрепанных волос и грязного фартука.

Он по-прежнему рассматривал ее с любопытством, но без всякой враждебности.

— Прости, если я был груб с тобой, — сказал Джем. — Я просто не ожидал в этой дыре встретить женщину, и уж тем более столь приметную. Я думал, Джо подобрал тебя где-то в городе и привез сюда в качестве наложницы.

Мэри снова покраснела.

— Разве я похожа на горожанку? В этом фартуке и башмаках? По-моему, любой, у кого есть глаза, легко догадается, что я выросла на ферме.

— Не знаю, не знаю, — отвечал Джем уклончиво, — одень тебя в красивое платье и туфли на каблуках да сделай прическу — ты и в большом городе не затерялась бы.

— Вы думаете, что делаете мне комплимент, — сказала Мэри, — но я себя лучше чувствую в собственном наряде и хочу оставаться сама собой.

— Что ж, дело хозяйское, — засмеялся он.

Мэри повернулась, чтобы уйти в дом.

— Да подожди же, не уходи, — сказал он. — Если бы ты знала моего брата, ты поняла бы, что я имею в виду. Странно видеть такое хрупкое существо в «Джамайке». Зачем вообще ты сюда приехала?

Мэри посмотрела ему в лицо — он был серьезен на этот раз, и его сходство с Джо улетучилось. Как жаль, вдруг подумалось ей, что он Мерлин!

— Я приехала сюда к тете Пэйшнс, — отвечала она. — Моя мать умерла совсем недавно, и у меня больше нет родных. Скажу вам одну вещь, мистер Мерлин, — я рада, что она перед смертью так и не увидела свою сестру.

— Да, не думаю, чтобы ее брак с Джо был идиллией, — согласился Джем, — у него всегда был чертовски крутой нрав, к тому же он пьет как лошадь. Никогда он не был другим, сколько я его помню. Он частенько бил меня маленького, да и сейчас хотел бы это сделать, но не решается.

— Мне кажется, тетю ввели в заблуждение ваши обманчивые глаза, — сказала Мэри. — Тетя Пэйшнс всегда была легкомысленна. Она не вышла замуж за фермера, который просил ее руки, и уехала из дому, чтобы встретить вашего брата. Это был самый черный день в ее жизни!

— Ты не слишком высокого мнения о Мерлинах, а? — насмешливо спросил он.

— Что же тут странного? Дядя превратил мою тетю из веселой, красивой женщины в жалкое существо, и я, пока живу на свете, не прощу ему этого!

Джем присвистнул и потрепал холку своей лошади.

— Мы, Мерлины, увы, никогда не были ласковы с нашими женщинами, — согласился он. — Я помню, как папаша бил мою мать до тех пор, пока она встать не могла. Но она его все равно любила и была при нем до самой смерти. Когда его повесили в Эксетере, она три месяца ни с кем не разговаривала. Ее волосы в одночасье поседели. Бабку свою я не помню, но мне рассказывали, что она дралась рядом с моим дедом в Каллингтоне; когда солдаты пришли, чтобы схватить его, она откусила одному парню палец. Не знаю, за что можно было так любить моего деда, только он о ней больше ни разу и не вспомнил, а когда его наконец посадили, он все свои сбережения оставил другой женщине.

Мэри молчала, ее поражало спокойствие в его голосе. Джем говорил об этом без тени сочувствия и жалости, и ей подумалось, что этим людям такие чувства просто незнакомы.

— Как долго ты собираешься оставаться в «Джамайке»? — спросил он. — Это не место для приличной девушки. Компания здесь неподходящая.

— Что я могу поделать, — вздохнула Мэри, — но я ни за что не оставлю тетю одну, особенно после всего, что я здесь видела.

— А что ты могла узнать за такое короткое время? — спросил Джем с деланным безразличием.

Но Мэри было нелегко провести. Ведь дядя мог попросить своего братца проверить, не проболтается ли она. Нет, она не такая дура. Мэри пожала плечами.

— Я помогала дяде в баре в субботу вечером, и мне не очень понравились люди, которые тут собирались.

— Чему уж тут нравиться, — покачал головой Джем. — Они не приучены к изящным манерам: слишком много времени проводят в тюрьмах нашего графства. Интересно, что они подумали о тебе? Наверное, ошиблись, как и я, и теперь ославят тебя на всю округу. А в следующий раз Джо запросто проиграет тебя в кости, и ты окажешься в седле за спиной какого-нибудь грязного браконьера.

— Для этого, — ответила Мэри, — им придется оглушить меня или вовсе убить.

— Для них это сущие пустяки, — сказал Джем и невесело рассмеялся, совсем как его брат.

— А чем вы занимаетесь? — неожиданно полюбопытствовала Мэри.

— Я конокрад — без тени смущения ответил он. — Но это не слишком прибыльное дело. Мои карманы постоянно пусты.

— И вы не боитесь, что вас поймают?

— Кражу лошади непросто доказать, — пояснил он. — Допустим, хозяин отправляется ее искать. У той лошади длинная грива, одна нога в белом «чулке» и горошина в ухе — это сужает поиск, не так ли? И вот хозяин идет на ярмарку в Ланстон. Но он не найдет своей лошади. Хотя, конечно, лошадка здесь — где ж ей быть. Ее уже купил барышник и перепродал кому-то. Только гриву ей обрезали, «чулочек» закрасили, а в ухе вместо горошины — шрамик. Хозяин на нее даже не взглянет. Все очень просто.

— Если это просто, то почему вы не проезжаете мимо «Джамайки» в собственной карете?

— Я никогда не умел считать деньги, — улыбнулся он обезоруживающе. — Ты бы удивилась, если б знала, как быстро утекают денежки из моих пальцев. Например, на прошлой неделе у меня в кармане было десять фунтов. А сегодня — всего шиллинг.

Мэри неожиданно рассмеялась. Он был так откровенен, говоря о своем малопочтенном ремесле, что она не могла на него рассердиться.

Джем Мерлин мрачно насвистывал, а потом вдруг наклонился к ней.

— Послушай, я говорю серьезно. Можешь забыть всю чепуху, что я тут нес. Мы с братом никогда не дружили, и я могу говорить о нем все, что хочу. У нас с ним разная жизнь — так уж судьба решила. Но с какой стати тебе-то быть замешанной в его грязных делах? Почему бы не сбежать? Я провожу тебя до Бодмина.

Он говорил горячо, и слова его казались искренними. Но она не решилась довериться ему — во всяком случае сейчас. Время покажет, каков он есть.

— Я не нуждаюсь в помощи, — ответила она сухо, — и сама о себе позабочусь.

Джем закинул ногу в стремя и вскочил в седло.

— Ну ладно, — сказал он, — не буду тебя смущать. Мой дом стоит за ручьем Уайти-Брук — на случай если я тебе понадоблюсь. Я пробуду там до весны. Счастливо оставаться. — И он ускакал прежде, чем она смогла что-то ответить.

Мэри медленно побрела в дом. Ей очень был нужен друг, но она не могла допустить, чтобы этим другом стал брат хозяина. Он ведь обычный конокрад, преступник, хотя, если честно, весьма симпатичный. Она уже была готова поверить его обезоруживающей улыбке. А он, возможно, в душе посмеивался над ней. У него дурная кровь, он каждый день нарушает закон и, ко всем своим грехам, является братом Джошуа Мерлина, от этого никуда не денешься. Джем говорил, будто между ними нет ничего общего, но это может быть ложью.

6

В ту ночь повозки приехали снова. Мэри проснулась, когда часы внизу пробили два, и сразу услышала шаги на крыльце и незнакомый голос. Она босиком подбежала к окну. Да, они были там — две повозки и шестеро человек с ними. На этот раз повозки пришли пустыми и загружались остатками того, что было завезено раньше. Гостиница служит временным местом хранения, размышляла Мэри, а потом, по мере надобности, груз отправляется на берег Тэймара и там перепродается. Раньше до Мэри слабо доходили слухи о контрабандистах; речь шла о пачке табака или бутылке бренди, не больше. Это считалось невинным занятием. Сейчас все обстояло иначе. Дело было грязное, кровавое. А если кто-нибудь и вспоминал о совести — ответом ему была веревка на шее. Неожиданно Мэри пронзила мысль: а был ли случайностью утренний визит Джема Мерлина? Совпадение ли это, что следом за ним приехали повозки? Мэри разозлилась на свою доверчивость. А она еще рассчитывала на его дружбу!

Следующие дни прошли без приключений. Только дилижанс до Ланстона пролетел мимо «Джамайки» как большой испуганный шмель. И вот настало ясное морозное утро, солнце сияло. Пожухлую траву на болотах покрыл иней. В колодце на воде появилась корочка льда. Мэри решила устроить большую стирку. Она с удовольствием погружала руки в горячую мыльную воду. Дядя уехал в сторону болот, в доме было непривычно тихо, и Мэри радовалась редким часам свободы.

Наверху распахнулось окно. Мэри подняла голову и увидела, что тетя Пэйшнс машет ей рукой, лицо ее бледно и перепуганно. Мэри вытерла руки о фартук и побежала в дом. Тетка обхватила ее дрожащими руками и безудержно разрыдалась.

— Успокойтесь, пожалуйста, — сказала Мэри, — я не могу ничего понять. Сядьте и выпейте воды. Ну, в чем дело?

Бедная женщина раскачивалась на стуле, губы ее нервно вздрагивали.

— Мистер Бассет из Норт-Хилла, — шептала она, — я увидела его из окна. Они едут верхом, он и еще один…

Она не закончила говорить, как раздался громкий стук в парадную дверь. После паузы удары возобновились.

— Зачем он приехал?! — воскликнула тетя Пэйшнс. — Он всегда держался подальше отсюда. О, Мэри, что нам делать?

Девушка задумалась. Мистер Бассет представлял закон, и у нее появился шанс выдать дядю с головой. Она могла рассказать о повозках и обо всем, что видела здесь со дня своего приезда.

— Мэри, Мэри! Бога ради, скажи мне, что я должна им говорить? — взмолилась тетя, хватая племянницу за руки.

В дверь стучали непрерывно.

— Послушайте, — остановила ее Мэри, — прежде всего мы должны их впустить, иначе они выломают дверь. Ничего говорить не надо. Скажите только, что дяди Джо нет дома и вы ничего не знаете. Пойдемте.

Женщина смотрела на нее испуганно:

— Мэри, если мистер Бассет спросит тебя, что ты знаешь, ты ведь не будешь ему отвечать, правда? Ты ничего не скажешь им о повозках? Если какая-то опасность будет угрожать Джо — я покончу с собой!

— Идемте, — сказала Мэри решительно. — Не бойтесь, я буду молчать.

Они вместе вышли в холл, и Мэри открыла тяжелый засов. Один из всадников спешился — очевидно, это он стучал в дверь. Другой, здоровенный, мрачный, в плаще, сидел верхом на красивой крутой лошади. Шляпа была низко опущена на глаза, но Мэри видела его очень загорелое и морщинистое лицо. На вид ему было лет пятьдесят.

— Вы что, заснули? — рявкнул он. — Не очень-то вы рады гостям. Хозяин дома?

Пэйшнс коснулась Мэри рукой, и та спокойно ответила:

— Мистера Мерлина нет дома, сэр. Не желаете ли чего-нибудь выпить? Я обслужу вас, милости просим в бар.

— К чертям выпивку! — крикнул незнакомец. — У меня есть дела поважнее, чем визиты в «Джамайку-Инн»! А вы жена хозяина? Когда он вернется?

Тетя Пэйшнс присела в неуклюжем реверансе.

— Если вам угодно, мистер Бассет, — сказала она неестественно громко и отчетливо, словно ученица, отвечающая урок, — мой муж уехал сразу после завтрака, и я не знаю, вернется ли он до захода солнца.

— Хм, — ухмыльнулся сквайр, — черт бы его побрал! Послушайте, ваш драгоценный супруг смог приобрести «Джамайку-Инн» за моей спиной, по своей разбойной привычке. Бог с ним, не будем к этому больше возвращаться. Но я не потерплю, чтобы о моей земле болтали по всей округе, будто здесь процветает притон!

— Не понимаю, о чем это вы, мистер Бассет, — говорила тетя Пэйшнс, не зная, куда девать трясущиеся руки. — Мы живем здесь очень тихо, честное слово, моя племянница скажет вам то же самое…

— Да бросьте! — перебил ее сквайр. — Я уже давно слежу за вами. Дурная слава не рождается на пустом месте, миссис Мерлин, а «Джамайка-Инн» распускает зловоние аж до самого побережья. Нечего из себя строить святошу. Эй, Ричардс, подержика-ка лошадь!

Слуга взял поводья, и мистер Бассет тяжело спрыгнул на землю.

— Раз уж мы здесь, я хочу осмотреть все, — сказал он, отстраняя женщин с порога и проходя в дом. — И имейте в виду, мне бесполезно препятствовать. Я мировой судья и имею право.

Мистер Бассет с брезгливым неодобрением осматривался по сторонам.

— Боже праведный! — воскликнул он. — Здесь воняет, как в склепе. Чем вы тут, черт возьми, занимаетесь? — Он шагнул в коридор. — Никогда не видел ничего более мерзкого. Ну что ж, миссис Мерлин, ведите меня наверх.

Тетя Пэйшнс, бледная и взволнованная, повернулась к Мэри, вздохнула и пошла впереди всех.

— Жена хозяина в один миг сделалась глухонемой, — язвительно произнес сквайр. — А вам, девушка, есть что сказать?

— Я здесь недавно, — выговорила Мэри, — моя мать умерла, и я переехала к тете. Она очень болезненная, вы же видите — нервная, легко расстраивается…

— Еще бы, если живешь в таком месте, — подхватил мистер Бассет. — Ну что ж, здесь смотреть больше не на что, так что проводите меня вниз и покажите, что у вас в комнате с заколоченными окнами. Я хочу туда заглянуть.

Тетя Пэйшнс шевельнула пересохшими губами и взглянула на Мэри.

— Извините, сэр, — вступилась та, — но если вы имеете в виду старую столярную мастерскую в конце коридора, то боюсь, что дверь заперта. Дядя всегда носит ключ с собой.

Сквайр подозрительно посмотрел на женщин.

— Ну что ж, это очень легко решается. Мы высадим дверь в один момент. — И пошел во двор, чтобы кликнуть слугу.

Мэри схватила тетку за руку.

— Да не тряситесь же! — зашептала она. — Каждому видно, что вы что-то скрываете. Единственное, что остается, — это делать вид, будто вам ничего не известно, и пусть они смотрят все, что хотят!

Мистер Бассет вернулся со своим слугой. Тот, ухмыляясь, нес старую оглоблю из конюшни. Девушка с тревогой наблюдала, как мистер Бассет и его слуга методично ударяют оглоблей по замку. Послышался треск ломаемого дерева. Тетя Пэйшнс вскрикнула, когда сквайр ворвался в открывшуюся дверь. Ричардс отбросил оглоблю и вытер пот. Мэри через его плечо заглянула в комнату. Там было темно — заколоченные окна не пропускали света. Слуга достал из кармана свечу, зажег ее и протянул хозяину.

Некоторое время стояла тишина. Сквайр осветил свечой каждый угол и разочарованно пощелкал языком.

— Ничего, — сказал он, наконец обернувшись, — абсолютно ничего. Мерлин снова меня одурачил.

Кроме пустых мешков, валявшихся в углу, толстого слоя пыли и паутины на стенах, в комнате ничего не было.

Поверх мешков был брошен моток веревки.

Сквайр пожал плечами и вышел в коридор. Женщины проследовали за ним до крыльца. Мистер Бассет постукивал хлыстом по сапогу и задумчиво глядел перед собой.

— Повезло вам, миссис Мерлин, — сказал он. — Если бы я нашел что-нибудь из того, что рассчитывал найти, — завтра ваш муж уже сидел бы в тюрьме. Поехали, Ричардс!

Слуга подвел лошадей.

— А вы послушайте меня. — Мистер Бассет указал хлыстом в сторону Мэри. — Неужели вы думаете, что я поверю, будто вам ничего не известно о делишках вашего дяди? И что никто сюда не приезжает, ни днем, ни ночью?

Мэри смотрела ему прямо в глаза.

— Я никогда никого не видела, — отвечала она.

— Вы не заглядывали в эту запертую комнату?

— Никогда в жизни.

— Вы не знаете, почему она стояла закрытой?

— Нет, не знаю.

— И не слышали, чтобы по ночам приезжали повозки?

— Я сплю очень крепко. Меня ничем не разбудишь.

— Куда ездит ваш дядя, когда уезжает из дому?

— Не знаю.

— Вам не кажется странным — держать гостиницу на королевской дороге и не пускать сюда проезжих?

— Мой дядя вообще странный человек.

— Несомненно. Он до того странный, что половина округи не может спать спокойно, пока он не будет повешен, как и его папаша. Передайте ему это от моего имени.

— Хорошо, мистер Бассет.

— А вы не боитесь жить здесь, на отшибе, без соседей, в компании этой полусумасшедшей старухи?

— Ничего, я привыкла.

— У вас острый язычок, голубушка. Ну да вам не позавидуешь. Я скорее предпочел бы увидеть свою дочь в могиле, чем в «Джамайке-Инн», рядом с таким человеком, как Джошуа Мерлин. — Бассет влез на лошадь и взял в руки поводья. — Еще один вопрос. Вы никогда не встречали младшего брата вашего дяди, Джема Мерлина?

— Нет, — твердо ответила Мэри.

— Да ну! Разве? Ну что ж, счастливо оставаться!

Тетя Пэйшнс сидела на кухне в полном отупении.

— Ах, да возьмите же себя в руки! — раздраженно сказала Мэри. — Мистер Бассет уехал, ничего не добившись. Вы с дядей Джо здорово все прибрали, ничего не скажешь…

Мэри налила воды и выпила залпом. Ей было не по себе. Она солгала, чтобы спасти шкуру своего дяди! Увидеть веревку, ту самую, и смолчать — было выше ее сил. И все же она промолчала — из-за тети, и теперь сама оказалась втянутой в это болото. Обратного пути нет. Теперь она и эта шайка — соучастники. Мэри представила, что и ее когда-нибудь повесят, рядом с дядей. Она соврала не только, чтобы спасти Джо, она выгородила и его брата Джема.

Джо Мерлин вернулся в полдень. Мэри слышала, как он прошел на кухню и был встречен потоком слов жены. Голос тетки срывался и дрожал. Дядя время от времени перебивал ее вопросами. Через некоторое время он позвал Мэри. Джо Мерлин стоял возле очага, лицо его пылало яростью.

— Выкладывай теперь ты, как все было, — заорал он. — От твоей тетки ни черта невозможно добиться. Безмозглая курица.

Мэри спокойным голосом рассказала о том, что произошло утром. Она не упустила ничего, кроме расспросов о Джеме Мерлине, и закончила тем, что передала слова мистера Бассета: люди не будут спать спокойно, пока Джошуа Мерлина не повесят, как и его отца.

Хозяин слушал молча. Когда девушка закончила, он треснул кулаком по столу и грязно выругался.

— Вонючий ублюдок! — прорычал он. — У него не больше прав входить в мой дом, чем у любого прохожего. Все разговоры о том, что он мировой судья и у него есть разрешение, — блеф. Нет в природе таких разрешений! Черт возьми, будь я дома — я бы его отправил в Норт-Хилл в таком виде, что его бы родная жена не узнала! Я еще покажу этому Бассету, кто здесь настоящий хозяин. Он вас надул, слышите вы! Я сожгу его дом вместе с ним, если он еще раз сюда сунется!

Мерлин орал во всю глотку, но Мэри не было страшно. Она знала, что бояться следует тогда, когда дядя говорит тихо, почти шепотом. Сейчас он был напуган сам.

— Дайте что-нибудь пожрать! — потребовал он, вдоволь накричавшись. — Мне снова надо ехать, у меня мало времени. Ты, Мэри, сегодня все сделала хорошо. Я этого не забуду.

Племянница посмотрела ему в глаза.

— Надеюсь, вы не думаете, что я это сделала ради вас?

— А мне наплевать, ради кого ты это сделала, результат тот же самый. Будь это не такой безмозглый болван, как Бассет, он мог бы чего-нибудь и найти. Он же родился с задницей вместо головы! Сядьте вон там, не маячьте!

Обе женщины молча заняли места в дальнем конце стола. Обед прошел в молчании. Закончив есть, Джо Мерлин встал и, не говоря ни слова, пошел в конюшню. Мэри думала, что он снова уедет верхом, но хозяин вскоре вернулся, через кухню вышел на задний двор, перелез через изгородь и отправился в сторону скал Толборо и Кодда. Некоторое время Мэри колебалась, обдумывая план, внезапно родившийся у нее в голове. Услышав, как наверху за теткой закрылась дверь, Мэри сбросила фартук и, накинув на плечи платок, побежала вслед за дядей. Возле изгороди девушка подождала, пока фигура Джо Мерлина не скрылась из виду, а затем тоже перелезла через ограду и пошла по его следу.

Мэри не сомневалась, что утренний визит сквайра в «Джамайку» изменил дядины планы, и этот неожиданный поход пешком через Западное болото связан со случившимся. Было около половины второго дня, погода была идеальной для прогулок. Земля промерзла, идти было легко.

Приходилось выдерживать порядочную дистанцию, чтобы оставаться незамеченной, но хозяин шел быстро, и через некоторое время Мэри поняла, что отстает. За скалой Кодда он свернул на запад, к подножию Браун-Уилли. Мэри отерла пот со лба и остановилась. Зачем хозяину «Джамайки-Инн» подниматься на самый высокий холм? Она двинулась дальше, убыстряя шаг.

Грунт под ногами стал мягким, грязь набивалась в ботинки и холодила ноги, подол юбки намок. Дядя был уже далеко, и она едва различала его фигуру среди зарослей. Потом он вообще исчез за гранитным валуном.

Мэри шла наугад, глубоко проваливаясь в болотную грязь: в такой жиже разглядеть следы было невозможно. Она продолжала свой путь только из природного упрямства. У нее хватило ума, сделав большой крюк, обогнуть трясину, и, пройдя две мили, она выбралась на твердый грунт.

Мэри безнадежно отстала, и никаких шансов догнать дядю не оставалось. Но девушка не сдавалась. Она начала карабкаться на Браун-Уилли, скользя по мокрым камням и лишайнику.

Когда Мэри достигла вершины, тучи сгустились над головой и весь мир погрузился во мрак. С болот поднимался туман. Она потратила почти час, чтобы добраться сюда, но усилия оказались напрасны: Джо Мерлин исчез. Он мог вообще не подниматься на холм, просто обогнуть его по склону. Мэри его уже не найти. Глупо было пускаться в такое рискованное путешествие коротким декабрьским днем: по опыту она знала, как быстро смеркается над Бодминскими болотами.

Усталая и разочарованная, Мэри осмотрелась по сторонам. Прямо под нею было озерцо, из которого вытекала речушка Фоуи. Туда нельзя было идти ни в коем случае: там была топь. Мэри забрала влево, чтобы обойти озерцо, но не успела спуститься, как густой туман окутал и вершину Браун-Уилли, и окружающие болота, и она окончательно потеряла направление.

Если бы не туман, вечер был бы вовсе прекрасным, совсем нехолодным. Неужели она не найдет какую-нибудь тропинку, которая выведет ее к дому?

Начался подъем, и было приятно ступать по твердой земле. Самое худшее осталось позади, но Мэри очень устала и выбилась из сил. Она шла, с трудом переставляя ноги, и никогда мрачные трубы «Джамайки-Инн» не казались ей такими желанными.

Она вышла на дорогу. Показался перекресток, и Мэри застыла в нерешительности, не зная, куда идти дальше. В это время донесся стук копыт — кто-то гнал лошадь изо всех сил.

Из тумана неожиданно вырос всадник. Он натянул поводья, едва не наскочив на Мэри.

— Эй, — крикнул он, — кто здесь? Помощь нужна?

Он наклонился в седле и воскликнул удивленно:

— Женщина! Что вы здесь делаете?

— Вы не могли бы помочь мне? — попросила Мэри. — Я заблудилась.

— Спокойно. — Всадник потрепал лошадь по шее. — Да стой же ты! Откуда вы пришли? Конечно, я помогу вам, если это в моих силах. — Голос его внушал доверие.

— Я живу в «Джамайке-Инн», — проговорила она и тут же пожалела о сказанном: ведь этих слов было бы вполне достаточно, чтобы всадник подхлестнул лошадь и оставил ее одну-одинешеньку на ночной дороге.

Незнакомец медлил — этого она и боялась. Потом он заговорил, голос его был ровным и доверительным.

— «Джамайка-Инн», — произнес он в раздумье, — боюсь, вы идете в противоположном направлении.

— Глупо было с моей стороны отправляться в путь столь поздно. Я была бы вам благодарна, если бы вы только сказали мне, в какую сторону идти.

Всадник помолчал, потом спрыгнул на землю.

— Вы устали, — сказал он, — дальше идти не можете, и я вам не позволю этого делать. Мы сейчас недалеко от моей деревни, и нам лучше поехать туда. Давайте, я помогу вам взобраться в седло.

Через минуту Мэри сидела верхом, а он стоял внизу, держа поводья в руке.

— Так лучше, не правда ли? — улыбнулся он. — Поедемте ко мне, просушите обувь и одежду, поужинаете, а потом я сам отвезу вас в «Джамайку-Инн».

Он говорил так убежденно, что Мэри вздохнула с облегчением, доверившись ему. Она взглянула на него близко-близко и легонько отшатнулась: глаза его были прозрачны как стекло, таких глаз она прежде не видела. И волосы совсем белые. Мэри поняла, что перед ней альбинос.

Незнакомец снял шляпу и слегка поклонился.

— Видимо, мне лучше представиться, — сказал он с улыбкой. — Необычная встреча, не правда ли? Меня зовут Френсис Дейви, я священник прихода Алтарнан.

7

В доме священника царило умиротворение. Мэри чувствовала себя здесь как в сказке, где герой, заблудившись в лесу, попадает в волшебный мир, обитатели которого проспали тысячу лет.

…Она улыбнулась и протянула руки к огню. Все страхи остались позади. Здесь было совсем не так, как в «Джамайке-Инн», где тишина угнетала и тревожила. Мэри сидела в уютной гостиной. Мебель, картины на стенах словно не принадлежали сегодняшнему дню. И человек, живущий здесь, нес на себе отпечаток прошлых поколений.

Мэри наблюдала за священником, а он накрывал на стол. Ее глаза замечали все подробности: стены свободны от обычных библейских изречений, нет и богословских книг, которые, по ее мнению, должны были бы сопутствовать сельскому священнику. В углу мольберт, а на холсте незаконченный пейзаж, напоминающий озеро в Дозмэри в пасмурный день. Он привлек внимание Мэри. Даже почудилось, будто капли дождя упали ей на лицо. Священник заметил, куда она смотрит, и подошел к мольберту.

— Это написано в спешке, — сказал он, смущаясь. — У меня не было времени закончить пейзаж. Если вам нравится живопись, рекомендую посмотреть другие картины, получше. Но вначале я накормлю вас ужином. Можете оставаться там, где сидите. Я принесу вам все сюда.

Все было так необычно!

— Женщина, помогающая мне по хозяйству, уходит в четыре, — продолжал он. — Я люблю все делать сам. Сегодня у меня замечательно удался яблочный пирог. Надеюсь, он вам понравится.

Мэри было неловко: черное одеяние священника еще сильнее подчеркивало необычный цвет его глаз и волос. Девушка прихлебывала чай и продолжала осматриваться.

— Это Провидение Божие, что я встретил вас на дороге, — говорил священник. — Ночь не время для прогулок по болотам. Куда вы шли?

Мэри посмотрела ему в глаза. В них читалось живое сочувствие, и ей захотелось все ему рассказать.

— Я в отчаянном положении, — начала она. — Я пробыла в «Джамайке-Инн» не больше месяца, но мне они показались двадцатью годами. Если бы я только могла забрать оттуда тетю! Но она не оставит дядю Джо, как бы грубо он с ней ни обращался. Каждую ночь я засыпаю в страхе, что меня разбудит скрип повозок. В первый раз их было шесть или семь. Они привезли свертки и ящики и сложили их в комнату, которая обычно заперта. В ту ночь убили человека, я видела, как с потолка свисала веревка… — Она замолчала, краска заливала ей лицо. — Я никому об этом не говорила, но больше не могу молчать. А может быть, не следовало этого рассказывать?.. Я поступила ужасно глупо.

Некоторое время он молчал, очевидно давая ей прийти в себя. Потом заговорил тихо и ласково, словно отец, успокаивающий испуганное дитя.

— Не бойтесь, — сказал он, — ваша тайна в надежных руках, от меня никто ничего не узнает. Вы очень устали, вам надо лечь. Когда вы отдохнете, я отвезу вас домой и сам объясню хозяину, почему вы отсутствовали.

— Ой, что вы, не надо! — вскричала Мэри. — Если он догадается, что я была с вами откровенна, он убьет меня! Он ужасный человек, его ничто не остановит. Вам этого не понять.

— А может быть, у вас просто разыгралось воображение? — улыбнулся священник. — Возможно, я выгляжу бесчувственным и холодным, но сейчас девятнадцатый век, люди не убивают друг друга без причин. Кстати, не расскажете ли вы мне всю вашу историю до конца? Как вас зовут и как давно вы живете в «Джамайке-Инн»?

Мэри еще раз остановила взгляд на его бесцветных волосах, отметила стеклянную прозрачность глаз и подумала, до чего же странен ее новый знакомый: ему может быть двадцать один год, а может — шестьдесят. Его мягкий вкрадчивый голос буквально вытягивает все твои тайны…

— Успокойтесь, — повторил он с улыбкой, — мне доводилось слышать немало исповедей. Ваша история не кажется мне такой уж невероятной. Я много повидал в жизни, мир не кончается в «Джамайке-Инн», уверяю вас.

Его улыбка немного смутила ее. Вероятно, он принял ее за истеричную молодую особу. Она начала свой рассказ с того субботнего вечера в баре, рассказала и об обстоятельствах своего приезда в гостиницу. Ее повествование звучало не слишком убедительно даже для нее самой. От волнения ей не хватало нужных слов, и она делала долгие паузы, повторяясь и путаясь. А разговор в темном баре между дядей и незнакомцем и вовсе звучал как бессмыслица — Мэри вскоре уловила сомнение в глазах священника. Возможно, все это казалось ему сильно приукрашенной историей про деревенского пьяницу, который раз в неделю колотит свою жену. А повозки по ночам? Вероятно, это были обычные телеги, развозящие провиант.

Когда она закончила, священник встал со стула и начал ходить по комнате. Он тихонько насвистывал себе под нос и вертел пальцами пуговицу сюртука. Потомостановился возле камина, спиной к огню, и посмотрел на Мэри.

— Я верю вам, — мягко сказал он. — Но для суда ваша история не годится. Все очень похоже на фантазию. И еще: конечно, контрабанда — зло, но она, к сожалению, процветает по всей стране, и половина мировых судей и магистратов имеет в ней свою долю. Это шокирует вас, не так ли? Но если бы закон был строже, вашего дядю с его делишками в «Джамайке-Инн» давно прихлопнули б. Я виделся раз или два с мистером Бассетом, и, мне кажется, это честный человек, но, между нами говоря, он немного глуповат. Много шума и разговоров — и только. На самом деле у него не было права входить в гостиницу и обыскивать комнаты. Если станет известно, что он это сделал и ничего в итоге не нашел, он станет всеобщим посмешищем. Скажу другое: этот визит наверняка напугает вашего дядю и он на какое-то время затихнет. Думаю, повозок в «Джамайке-Инн» больше не будет.

Мэри слушала его доводы с недоверием. Хоть бы он возмутился, что ли, — нет, на его лице ничто не отразилось.

Священник заметил ее разочарование.

— Я могу повидаться с мистером Бассетом, — пообещал он. — Но пока вашего дядю не поймают с поличным, с повозками во дворе, доказать ничего нельзя. Боюсь, это звучит слишком безнадежно, но ситуация трудна с любой точки зрения. Вы ведь не хотите, чтобы ваша тетушка была замешана в этом деле, а я не знаю, каким образом этого можно избежать, если дело дойдет до ареста.

— Что же мне делать? — спросила Мэри беспомощно.

— На вашем месте я бы подождал. Проследите за дядей, и, когда повозки приедут снова, сразу же сообщите мне. И мы вместе решим, что делать.

— А как же быть с тем несчастным, который исчез? — спросила Мэри. — Его убили, я уверена в этом. Вы хотите сказать, что и с этим ничего нельзя поделать?

— Очень может быть, что его вообще никто не убивал, — ответил священник. — Все, что вы видели, — это кусок веревки, вспомните.

— Я слышала, как мой дядя угрожал ему, — настаивала Мэри. — Разве этого недостаточно?

— Милое дитя, люди угрожают друг другу каждый день, но за это не вешают. Теперь послушайте меня. Я ваш друг, и вы можете мне доверять. Если вас будет что-нибудь беспокоить, придите ко мне и расскажите. Договорились? А теперь надевайте чулки и ботинки, пока я приготовлю тележку. Я отвезу вас в «Джамайку-Инн».

Ночь была прекрасная, облака рассеялись, и небо покрылось звездами. Мэри сидела рядом с Френсисом Дейви на высоком сиденье двухколесной тележки, закутавшись в его плащ с бархатным воротником. Это была необыкновенная поездка. Ветер бил в лицо. Копыта стучали по твердой белой дороге, поднимая облако пыли, и Мэри на повороте буквально швырнуло к ее спутнику. Он не отстранился и не придержал лошадь, только чуточку улыбнулся — Мэри это почувствовала.

— Но-о! — крикнул он лошади. — Ты же можешь бежать еще быстрее!

Голос его звучал резко, возбужденно. Он словно не замечал Мэри, а та, сидя очень близко к нему и пользуясь темнотой, глядела на него во все глаза. Он не был ни на кого похож. Черты его лица были тонки и очень четки. Необычное, редкостное произведение природы. Он напоминал птицу — в плаще, раздуваемом ветром, и с руками-крыльями. Наконец он обернулся к Мэри, и она снова увидела его мягкую располагающую улыбку.

— Мне нравятся эти места, — говорил он. — Вы познали их, к сожалению, не с лучшей стороны. Но если бы вы видели их в разные времена года, вы бы их тоже полюбили. Они не похожи ни на какую другую часть страны. Иногда мне кажется, что с древней эпохи здесь ничего не изменилось. Болота — это первое, что было создано Господом. Потом уже леса, долины и моря. Поднимитесь как-нибудь до восхода солнца на Рафтор и прислушайтесь, как поет ветер в камнях. Тогда вы поймете, что я имею в виду.

Мэри вспомнила священника из Хелдфорда — добродушного коротышку с целым выводком детей, похожих на него. Его жена делала потрясающий сливовый мармелад. На Рождество он всегда читал одну и ту же проповедь, которую прихожане знали наизусть. Интересно, что проповедует Френсис Дейви в алтарнанской церкви? Упоминает ли Рафтор и утренний свет над озером в Дозмэри?

Они подъехали к речке Фоуи, за которой начинался подъем. Мэри уже различала очертания «Джамайки-Инн».

Поездка закончилась, прежний страх перед дядей вернулся к ней. Священник остановил лошадь за стогом сена.

— Никого не видно, — сказал он тихо, — дом словно вымер.

— Вон моя комната, — показала она, — над крыльцом. Я смогу залезть туда, если вы позволите мне взобраться вам на плечи. Это совсем не трудно.

— Вы сорветесь, — возразил он, — я не позволю это сделать. Нет ли другого способа попасть внутрь?

— Дверь бара скорее всего закрыта, и кухонная тоже, но можно пойти и посмотреть. — Она пошла вперед, но, зайдя за угол, резко остановилась и приложила палец к губам. — На кухне горит свет, — прошептала она, — значит, дядя там. Тетя Пэйшнс всегда рано ложится. Окно без занавесок. Если мы пройдем здесь, дядя нас заметит.

Она прижалась к стене дома. Священник жестом велел ей не двигаться. Мэри следила, как он подкрался к окну и несколько минут смотрел в него. Затем он с улыбкой поманил ее.

— Сегодня дискуссия с хозяином «Джамайки-Инн» отменяется, — объявил он.

Мэри подошла поближе. Кухню освещала единственная свеча, воткнутая в горлышко бутылки. Пламя дрожало и прыгало от сквозняка. Джошуа Мерлин сидел, уронив голову, в пьяном оцепенении. Перед ним на столе валялись пустая бутылка и разбитый стакан.

Френсис Дейви указал на открытую дверь.

— Вы можете войти и подняться в свою комнату. Дядя вас не услышит. Закройте за собой дверь и задуйте свечу. Пожар нам ни к чему. Спокойной ночи, Мэри. Если у вас будут трудности и я вам понадоблюсь, жду вас в Алтарнане.

Он свернул за угол и скрылся.

8

Джошуа Мерлин беспробудно пил пять дней. Подобие постели ему соорудили прямо на кухне. Он спал с раскрытым ртом, и храп его раздавался по всему дому. Около пяти часов вечера дядя просыпался, требовал бренди и громко рыдал. Его жена спускалась к нему, поправляла подушку, обращаясь с ним словно с больным ребенком, подносила к губам стакан. Джо Мерлин смотрел по сторонам бессмысленным взором, бормотал что-то и дрожал как от озноба.

Тетя Пэйшнс демонстрировала хладнокровие и здравый смысл, которых не ожидала от нее Мэри. Она целиком посвятила себя уходу за мужем и воспринимала это как должное, не обращая внимания на крики и брань, которыми Мерлин встречал ее.

В кухне невозможно было находиться, и Мэри с теткой устроили себе подобие убежища в одной из нежилых комнат. Пэйшнс вспоминала счастливые времена в Хелфорде, когда они с матерью Мэри были еще детьми, иногда даже принималась петь. Запои повторялись у Джо Мэрлина каждые два месяца или даже чаще. Последний был вызван визитом сквайра Бассета в гостиницу. Хозяин был очень зол и расстроен, сказала она Мэри, и когда он возвратился с болот около шести вечера, то прямиком направился в бар. Тетя Пэйшнс без вопросов приняла объяснения Мэри по поводу ее позднего возвращения с болот. Она только предупредила, что надо избегать топких мест. Мэри ничего не сказала о встрече со священником из Алтарнана. Женщины прожили несколько мирных дней, пока Джо Мерлин валялся в пьяном забытьи на кухне.

Погода стояла холодная и пасмурная, из дома выходить не хотелось, но на пятое утро ветер утих, появилось солнце. Хозяин проснулся в девять и сразу принялся браниться. Мэри больше не могла переносить крик и вонь из кухни. С чувством неловкости перед тетей она незаметно выбралась из дома и пошла в сторону болот. На этот раз она держала путь на восток, ориентиром ей был Килмар — так она не боялась заблудиться. По дороге она размышляла о Френсисе Дейви, странном священнике из Алтарнана, припоминая, как мало он рассказал ей о себе, в то время как она раскрыла перед ним всю историю своей жизни. Интересно, что заставило его стать священником и любят ли его жители Алтарнана? Скоро Рождество, в Хелфорде в это время украшают дома ветками омелы и можжевельника. Готовится ли Френсис Дейви к празднику?

Ясно одно: в «Джамайке-Инн» веселья не будет.

Мэри шла уже целый час или больше, когда дорогу ей преградил ручей. Мэри уже знала эту местность. Впереди маячил каменный палец Килмара, уставленный в небо. Слева простиралось болото Треварта-Марш.

Ручей весело журчал по камням, через него была проложена переправа. Мэри перешла через него и пошла лощиной между холмов. С холма на водопой спускались лошади. Они шумно ступали по камням, отталкивая друг друга, их хвосты и гривы полоскал ветер. Они, должно быть, вышли из тех ворот, слева. За воротами виднелся двор фермы.

Мэри заметила человека, который шел из ворот и нес по ведру в каждой руке. Она собиралась идти дальше, но он окликнул ее. Это был Джем Мерлин. На нем была грязная рубаха и перепачканные штаны, все в конском волосе и навозе. Он был небрит и улыбался, показывая зубы, и очень походил сейчас на своего брата.

— Значит, ты нашла ко мне дорогу, а? Я не ожидал тебя так скоро, иначе бы испек пирог в твою честь. Извини, я не умывался три дня и питаюсь одной картошкой. На-ка, возьми ведро! — И прежде чем она успела что-либо сказать, он побежал к воде.

Она спустилась к ручью, и он наполнил оба ведра, улыбаясь ей через плечо.

— А что бы ты делала, если бы не застала меня дома? — спросил Джем Мерлин, вытирая лицо рукавом рубашки. Мэри не удержалась от улыбки.

— Я даже не знала, что здесь ваш дом, — сказала она. — А если бы знала, то непременно бы свернула в сторону.

— Я тебе не верю, — засмеялся он. — Ты вышла из дому в надежде встретить меня, и не пытайся утверждать обратное. Ну что ж, ты пришла вовремя, чтобы приготовить мне обед.

Они двинулись вперед по скользкой тропинке и, повернув, вышли к маленькому серому домику, стоящему на склоне холма. Тоненькая струйка дыма поднималась из трубы.

— Огонь разведен, — сказал он, — и тебе не понадобится много времени, чтобы приготовить кусок баранины. Надеюсь, готовить ты умеешь?

Мэри смерила его взглядом.

— Вы всегда так обращаетесь с гостями?

— Мне не часто представляется такая возможность, — ответил он, — но ты можешь и отказаться. Я всегда сам себе готовил — после того как моя мать умерла. С тех пор в доме не было женщины. Ну, заходи, что ли?

Она вошла за ним в дом, пригнув голову, чтобы не удариться о низкую притолоку.

Комната была маленькой, наполовину меньше, чем кухня в «Джамайке-Инн», с открытым очагом в углу. Пол был усеян картофельными очистками, капустными листьями, хлебными корками. По всей комнате разбросан разный хлам, и на всем — толстый слой торфяной золы из очага. Мэри испуганно смотрела по сторонам.

— Вы что, никогда не убираете?! — ахнула она. — У вас на кухне хуже, чем в свинарнике! Вам должно быть стыдно.

Она сразу принялась за работу: ее врожденная привычка к чистоте и порядку не позволяла терпеть такое. Через полчаса кухня была вычищена, мусор выметен, каменный пол сиял, вымытый. Она нашла в буфете глиняную посуду и кусок полотна, который расстелила на столе; баранина тушилась в горшке вместе с картофелем и репой.

Пахло вкусно, и Джем появился в дверях, шевеля ноздрями, как голодный пес.

— Пора обзаводиться женщиной, — сказал он. — Теперь я это понял. Может, бросишь свою тетку и переедешь ко мне?

— Вам это обойдется слишком дорого, — съязвила Мэри, — у вас денег не хватит.

— Все женщины жадные, — констатировал он, усаживаясь за стол. — Уж и не знаю, что они делают с деньгами, только никогда их почему-то не тратят. Моя мать тоже была такой. Она прятала деньги в старом чулке, и я их никогда в глаза не видел. Ну, тащи скорей обед — я голоден как волк.

— А вы нетерпеливы, — сказала Мэри строго. — Я не слышу слов благодарности. Уберите руки — горячо!

Она поставила перед ним пышущую жаром баранину, и он облизнулся:

— Да, похоже, ты кое-чему обучена. Я всегда говорил, что есть две вещи, которыми женщина должна владеть. Стряпня — первая из них. Дай мне воды.

Мэри наполнила кружку и подала ему.

— Мы все родились там. — Джем указал на потолок. — В комнате, что над нами. Отца мы редко видели. Но зато уж слышали, когда он приходил. Я помню, как он запустил ножом в мать. Он рассек ей кожу над бровью, и кровь залила все лицо. Я перепугался, убежал и забился в угол. Мать ничего не сказала, она просто промыла глаза и подала отцу ужин. Она была храброй женщиной, мне кажется, хотя мало разговаривала и никогда не давала нам достаточно еды. Меня она немного баловала, как самого младшего, и мои братья колотили меня, когда никто не видел. Между собой они тоже не очень ладили — у нас вообще не слишком дружная семья.

— Давно ваша мать умерла? — спросила Мэри.

— На Рождество семь лет будет, — ответил он, накладывая себе еще баранины. — Так уж вышло, что папашу повесили, Мэт утонул, Джо уехал в Америку, а я рос вольным, как птица. В последние годы мать стала жутко религиозной и суеверной. Она молилась целыми часами, жалуясь Господу Богу. Я терпеть этого не мог и поэтому смылся. Нанимался матросом на шхуну в Пэдстоу, но желудок у меня плохо с морем ладит, и я вернулся домой. Нашел мать высохшей как скелет. «Тебе надо есть больше», — сказал я ей, но она меня не слушалась, и я снова уехал. Некоторое время околачивался в Плимуте, сшибая шиллинг то там, то здесь. Вернулся сюда на Рождество и вижу, что никого нет, дом заперт. Меня зло пробрало. Я не ел сутки. Пришел в Норт-Хилл, а мне говорят, что моя мать умерла. Ее уже три недели как похоронили. Лучше бы уж я в Плимуте оставался, чем такое Рождество… В чем дело? Ты похожа на больную корову. Это что, от баранины?

— Хорошо бы, если бы в Корнуолле не осталось ни одного Мерлина, — проговорила Мэри. — Уж лучше эпидемия, чем такая семейка. Вы и ваш брат уже родились испорченными. Вы никогда не думали о том, как страдает ваша мать?

Джем удивленно посмотрел на нее, не переставая жевать.

— Мамаша была в полном порядке, — возразил он. — Она никогда не жаловалась. Она привыкла. Замуж за отца она вышла в шестнадцать лет, у нее не было времени, чтобы страдать. Джо родился через год, потом Мэт. Все ее время уходило на них, а когда они подросли настолько, чтобы слезть с ее шеи, появился я, и все началось сначала. Я был зачат по ошибке. Папаша надрался на ярмарке в Ланстоне, пристроив трех коров, которые ему не принадлежали. Если б не это, я бы здесь с тобой сейчас не сидел.

Мэри встала и принялась мыть посуду.

— Как там хозяин «Джамайки-Инн»? — спросил Джем, откидываясь на стуле.

— Пьет, как и его отец, — коротко ответила Мэри.

— Когда-нибудь это его доконает, — серьезно сказал Джем. — Чертов болван! Сколько это уже продолжается?

— Пять дней.

— Ну, это пустяки для Джо. Ему ничего не стоит и неделю проваляться. Потом он встанет, еле держась на ногах, как новорожденный теленок, с синими губами. Вот тогда за ним надо следить — он очень опасен, берегись.

— Меня он не тронет, об этом я позабочусь. У него есть другие дела, поважнее.

— Не говори загадками. Что у вас там происходит?

— На прошлой неделе к нам приезжал мистер Бассет из Норт-Хилла, — ответила Мэри.

Джем с грохотом отодвинул стул.

— Черт побери! — выругался он. — И что сквайр вам сказал?

— Дяди Джо не было дома. Они взломали дверь, но ничего не нашли. Сквайр был очень удивлен и уехал в дурном настроении. Он спрашивал и о вас, но я сказала, что никогда вас не видела.

Джем присвистнул и рассмеялся.

— Зачем же ты ему наврала?

— Мне показалось, что так будет лучше, — ответила Мэри. — Если бы у меня было время подумать, я бы наверняка сказала ему правду: вам же нечего скрывать, не так ли?

— Да ничего такого, пожалуй, — согласился Джем, — кроме той вороной лошади, что ты видела у ручья, — она принадлежит ему. Еще на прошлой неделе она была серой. Она обошлась сквайру в целое состояние. Мне удастся выручить за нее несколько фунтов в Ланстоне, если повезет. Хочешь взглянуть на нее?

Они вышли из дому. Мэри, вытирая руки о фартук, задержалась у двери, а Джем пошел к лошадям. Дом стоял на склоне холма, над ручьем Уитси-Брук, который извивался по долине и скрывался за холмами. За домом простиралось болото Двенадцати Мертвецов.

Раздался стук копыт и громкий возглас — из-за угла вышел Джем Мерлин, ведя вороную кобылу.

— Вот эту лошадку я хотел тебе показать, — сказал он. — Она бы тебе подошла, — сквайр вырастил ее для своей жены. Эта кобыла отправится на рынок в Ланстон, барышники за нее сразу ухватятся.

Джем сорвал травинку и принялся жевать ее.

— А что ожидал найти в «Джамайке-Инн» мистер Бассет? — спросил он.

Мэри посмотрела ему в глаза.

— Вам это лучше знать.

— А ты много знаешь? — спросил он неожиданно, отбрасывая травинку.

Мэри пожала плечами.

— Я пришла сюда не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы. С меня достаточно мистера Бассета.

— Джо повезло, что барахло успели вывезти, — невозмутимо продолжал Джем, — я ему говорил на прошлой неделе, что он ходит по самому краю. Поймать его — дело времени.

Мэри ничего не сказала. Если Джем думал, что на нее произведет впечатление его откровенность, то он очень ошибался.

— У тебя, наверное, хороший обзор из окна. Скажи честно, тебя разбудили в ту ночь?

— Откуда вы знаете, где моя комната?

Он рассмеялся и сорвал еще одну травинку.

— Окно над крыльцом было распахнуто настежь в то утро, когда я приезжал к вам. Я никогда прежде не видел в «Джамайке-Инн» раскрытых окон.

Объяснение было правдоподобным, но не настолько, чтобы успокоить Мэри. Ужасное подозрение закралось ей в голову. Уж не Джем ли прятался в пустой комнате для гостей в ту субботнюю ночь?

— Ну, что же ты молчишь? — не отставал он. — Ты что, решила, будто я пойду к брату и скажу: «Слушай, твоя племянница распускает язык»? Черт возьми, Мэри, ты ведь не дурочка и не слепая. Даже ребенок почуял бы неладное, проживи он месяц в «Джамайке-Инн».

— Что вы хотите этим сказать? И какая вам разница, сколько мне известно? Все, о чем я думаю, — это забрать мою тетю оттуда. Понадобится какое-то время, чтобы убедить ее, и мне приходится быть терпеливой. Что касается вашего брата, то я желаю ему скорее упиться до смерти.

Джем присвистнул и отшвырнул камешек носком башмака.

— Так, значит, контрабанда тебя не пугает? — уточнил он. — И ты позволишь моему брату забить все комнаты в «Джамайке» бочонками с бренди и ромом и не проболтаешься? А если предположить, что он замешан кое в чем еще — предположим, это связано с убийством, — тогда что? — Джем пристально смотрел на нее, и она поняла, что на этот раз он не шутит, глаза его стали серьезны, насмешливый тон исчез.

— Я не знаю, что вы имеете в виду, — ответила Мэри.

Он долго смотрел на нее, не говоря ни слова. Было похоже, что он мысленно ищет ответ на какой-то вопрос и пытается прочитать его на лице девушки. Джем на глазах стал старше и жестче.

— Может быть и так, — сказал он после долгой паузы, — не знаешь, так все равно узнаешь, если проживешь там подольше. Почему твоя тетка похожа на привидение — ты можешь мне объяснить? Спроси у нее, спроси у нее, когда в следующий раз подует норд-вест!

Мэри молча выдержала его взгляд. Он говорил загадками, но было непонятно, чем он хотел ее испугать. Джем-конокрад, беззаботный и безденежный, — это еще можно было понять, но здесь что-то другое. И девушка не могла себе ответить, что именно.

Он рассмеялся.

— В один прекрасный день между мной и Джо что-нибудь случится, и об этом пожалеет он, а не я. — С этими непонятными словами он повернулся и пошел за лошадью.

Мэри глядела ему вслед, кутаясь в платок. Значит, ее первая догадка была правильной. Незнакомец в баре в ту ночь говорил об убийстве, и сейчас Джем косвенно подтвердил его слова. Она не была ни дурочкой, ни истеричкой, что бы ни думал про нее священник из Алтарнана. Трудно сказать, какую роль во всем этом играл Джем Мерлинг, но то, что он посвящен в события, не вызывало сомнений.

Ей захотелось поскорее уйти. Она уже почти дошла до калитки, когда услышала позади быстрые шаги.

— Почему ты уходишь? — спросил он, нагнав ее. — Еще рано, темнеет только после четырех. Я тебя подвезу до Рушифорд-Гейт. Что с тобой случилось? — Он взял ее за подбородок. — Мне кажется, ты меня боишься. Ты думаешь, что я храню бутылки с бренди и ящики с табаком в старой спальне наверху и собираюсь сперва показать их тебе, а потом перерезать горло? Я угадал? Мы, Мерлины, жуткие люди, и Джем — самый ужасный из них. Ты ведь так думаешь?

— Что-то вроде того. — Мэри улыбнулась ему, сама этого не ожидая. — Но я не боюсь вас, не думайте. Вы мне могли бы даже понравиться, не будь так похожи на своего брата.

— Ничего не могу сделать со своей физиономией, — отвечал он, — но я намного симпатичнее Джо, ведь ты не будешь этого отрицать?

— Зато у вас множество других качеств, которые возмещают с лихвой этот недостаток, — сказала Мэри. — Впрочем, я ничего не имею против вашей смазливой наружности. Можете продолжать и дальше разбивать дамские сердца. А теперь позвольте мне уйти. До «Джамайки-Инн» путь неблизкий, и я не хочу снова заблудиться на болотах.

— Глупо шляться по болотам, — сказал он, — между «Джамайкой» и Рафтором есть места, где целое стадо скотины может исчезнуть без следа, не то что такая букашка, как ты. Затем ты это делаешь?

— Я хотела пройтись, ведь мы живем взаперти.

— Ну вот что, Мэри, в следующий раз, когда тебе захочется пройтись, лучше прогуляйся в моем направлении. Ты поедешь со мной в Ланстон в Сочельник? — неожиданно спросил он.

— А что вы собираетесь делать в Ланстоне?

— Только продать лошадку мистера Бассета, радость моя. Тебе лучше в этот день уйти куда-нибудь из «Джамайки», насколько я знаю моего брата. Он к этому времени продерет глаза от пьянки и начнет искать скандала. Я привезу тебя домой к полуночи. Скажи, что ты согласна, Мэри!

— А что, если вас поймают в Ланстоне с лошадью мистера Бассета? Глупый же у вас тогда будет вид. И у меня тоже, когда я окажусь за решеткой рядом с вами.

— Никто меня ловить пока не собирается. Рискни, Мэри. Разве ты не любишь острые ощущения?

Она рассердилась.

— Ну вот что, Джем, не надо думать, что я испугалась. Мне все равно, где сидеть — в тюрьме или в «Джамайке-Инн». Как мы поедем в Ланстон?

— Я отвезу тебя туда в крытой повозке, с нами будет лошадка мистера Бассета. Ты знаешь дорогу в Норт-Хилл через болото?

— Нет, не знаю.

— Пройдешь милю по большой дороге и на вершине холма увидишь проем. Впереди у тебя будет Кэри-Тор, а Хокс-Тор останется справа. Если будешь так держать, то не заблудишься. Я проеду полпути, чтобы встретить тебя. Будем придерживаться болот: дорога в Сочельник полна людей.

— Во сколько мы выезжаем?

— Дадим им всем собраться там до нас, на улицах к двум часам будет достаточно многолюдно. Ты можешь выйти из «Джамайки» в одиннадцать, если захочешь.

— Я ничего не обещаю. Если вы меня не встретите — поезжайте один. Я могу понадобиться тете Пэйшнс.

— Да, конечно, это причина!..

— Там впереди брод. Дальше я сама найду дорогу.

— Кланяйся хозяину и передай ему, что я хотел бы, чтобы у него улучшился характер. Спроси, не хочет ли он, чтобы я приехал украсить крыльцо «Джамайки» веником омелы. Осторожнее, вода! Тебя перенести на руках? А то ноги промочишь.

— Я могу и по пояс промокнуть, мне не страшно. До свидания, Джем Мерлин.

Когда она вошла во двор «Джамайки», уже стемнело. Как всегда, гостиница выглядела темной и необитаемой. Мэри обошла дом и постучала в заднюю дверь. Тетка открыла сразу же, она была бледной и взволнованной.

— Твой дядя целый день тебя спрашивал, — сказала она. — Где ты была? Уже почти пять часов.

— Гуляла по болотам, — отвечала Мэри. — Я не думала, что понадоблюсь ему.

Она с нарастающим беспокойством посмотрела на кровать в углу кухни — там было пусто.

— Куда он ушел? — спросила девушка. — Ему лучше?

— Он решил посидеть в гостиной, — ответила тетка. — Целый день тебя из окна высматривал. Ты должна успокоить его, Мэри, и не спорь с ним. Это очень трудное время, когда он выздоравливает… Он с каждым днем становится все сильнее, но иногда у него случаются припадки, он делается буйным. Будь осторожна, когда будешь разговаривать с ним, Мэри.

— Зачем я ему нужна? — спросила Мэри.

Тетя Пэйшнс подняла глаза к потолку.

— Просто любопытство. Он разговаривает сам с собой. Не обращай внимания на то, что он говорит. Он сейчас сам не свой. Я пойду, скажу ему, что ты пришла.

Мэри налила воды из кувшина. У нее пересохло во рту. Стакан дрожал у нее в руках. Тетя Пэйшнс вернулась.

— Джо успокоился, — прошептала она, — и задремал в кресле. Теперь он проспит весь вечер. Мы пораньше поужинаем. Там тебе оставили пирог.

Мэри глотала пищу через силу. Обе молчали. Тетя Пэйшнс вязала и постоянно оглядывалась на дверь. Когда ужин был закончен, Мэри подбросила торфа в огонь и села на пол возле очага. Горький едкий дым наполнил воздух, но теплее не стало.

Вечер прошел, хозяин так и не появился. Мэри уронила голову на грудь, глаза, помимо ее воли, слипались, в полудреме она слышала, как тетка встала из-за стола и убрала вязанье в комод. Потом до нее донесся шепот:

— Я иду спать. Дядя теперь проспит всю ночь. Не будем его беспокоить.

Наверху скрипнула дверь. Мэри погружалась в сон все глубже. Тиканье часов постепенно перешло в звук шагов на дороге: она снова бежала по болоту вдоль ручья, и ноша, которую она несла, была очень тяжелой. Если бы она могла положить ее и отдохнуть!..

Мэри открыла глаза и увидела, что лежит на полу возле потухшего очага. В кухне было холодно и совсем темно. Свеча почти догорела. Мэри потянулась, и в это время дверь в кухне очень медленно начала открываться. Мэри замерла. На пороге появился, покачиваясь, Джо Мерлин с широко расставленными руками. Его глаза вперились в одну точку на противоположной стене, и он остановился. Мэри пригнулась, пытаясь спрятаться за столом и чувствуя, как колотится ее сердце. Дядя медленно повернулся в ее сторону и несколько минут прислушивался. Потом раздался его хриплый голос.

— Кто здесь? Что ты здесь делаешь? Почему ты молчишь?

Его лицо напоминало маску мертвеца. Глаза, налитые кровью, блуждали по сторонам. Мэри не шевелилась.

— Убери этот нож, — бормотал он, — убери, я тебе сказал!

Джошуа Мерлин вышел на середину комнаты и двинулся в ее сторону, хватая руками воздух. Мэри следила за ним, затаив дыхание. До его руки оставалось меньше одного ярда; она уже чувствовала на лице его смрадное дыхание…

— Дядя Джо, — позвала она тихо, — дядя Джо…

Он застыл на месте, уставившись на нее, потом нагнулся и провел рукой по ее голове и лицу.

— Мэри, — сказал он, — это ты, Мэри? Почему ты со мной не разговариваешь? Куда они ушли? Ты их видела?

— Здесь никого не было, кроме меня, — ответила она. — Тетя Пэйшнс наверху. Вам плохо? Я могу помочь вам?

Он озирался по сторонам.

— Они ничего не могут мне сделать, — прошептал он. — Мертвецы не трогают живых. Они растаяли, как свечка… Верно, Мэри?

Она кивнула, глядя ему в глаза. Он придвинул к себе стул и сел, положив руки на стол. Потом тяжело вздохнул и облизнул потрескавшиеся губы.

— Это все приснилось, — сказал он, — приснилось. Я хочу пить, Мэри, сходи в бар и принеси мне бренди.

Он полез в карман и вынул связку ключей. Мэри взяла их дрожащей рукой и выскользнула в коридор. Некоторое время она размышляла, не оставить ли его там одного и не уйти ли к себе в спальню. Но раздался его крик:

— Что ты там возишься?

Послышался звук отодвигаемого стула. Бежать было поздно. Когда она вернулась, дядя сидел за столом, уронив голову на руки. Она поставила перед ним бутылку и стакан. Джо Мерлин налил стакан до половины и взял его обеими руками.

— Ты славная девчонка, — сказал он, — сообразительная и храбрая. Тебе следовало родиться парнем. Он отхлебнул бренди, странно улыбаясь, и поднял палец. — Это лучшее, что можно купить за деньги. У самого короля Георга нет лучшего бренди, чем это! А что я заплатил за него? Ни одного гроша! Мы в «Джамайке-Инн» пьем бесплатно!

Он рассмеялся, показывая язык.

— Это серьезная игра, Мэри. Я рисковал своей башкой раз десять или двадцать. Они не смогли меня поймать, — я слишком ловкий для них! Прежде чем мы переехали сюда, я жил в Пэдстоу, работал на побережье. Каждые две недели мы в прилив имели одну баржу. Нас было пятеро, не считая меня. Но по мелочам много денег не заработаешь. Сейчас нас больше сотни, и мы работаем от побережья до границы графства. Клянусь, Мэри, я не раз видел, как убивают людей, но наши игры дадут сто очков вперед — здесь каждый день ходишь со смертью в обнимку.

Он покачнулся, отпил еще бренди и оглянулся на дверь.

— Слушай, — прошептал он, — иди сюда, поближе, чтобы я мог тебе рассказать. У тебя мозги соображают, я это вижу, ты не боишься, как твоя тетка. Мы должны работать вместе, ты и я.

Он схватил Мэри за руку и притянул к себе.

— Это все чертова выпивка, она делает меня дураком, — сказал он, — я становлюсь слабым, как слизняк. У меня бывают кошмары: я вижу такие вещи, которые трезвому и в голову не взбредут. Черт побери, Мэри, я убивал людей своими руками и никогда об этом не вспоминаю; я сплю, как младенец! Но когда я пьян, я вижу их во сне. Глаза выедены рыбами, мясо свисает клочьями с костей, в волосах водоросли… Там однажды была женщина, Мэри, она цеплялась за плот, у нее в руках был ребенок. Корабль сел на скалы во время отлива, и водная гладь была невозмутима, как в блюдце. Все могли добраться до берега живыми, все до одного. Женщина кричала, чтобы я ей помог, Мэри, а я размозжил ей лицо камнем. Она упала, выпустив ребенка. Я ударил ее еще раз и смотрел, как они тонут оба.

…Тогда мы впервые забыли про отлив. Через полчаса они могли выйти на берег. Мы были вынуждены ломать им руки и ноги, и они все тонули на наших глазах, хотя вода едва была им по плечи. Все утонули, потому что мы укокошили их камнями. — Его лицо было совсем близко, налитые кровью глаза уставились на нее. — Ты что, никогда раньше не слыхала о мародерах? — спросил он шепотом.

Часы ударили один раз, и этот удар прозвучал, как погребальный колокол. Было очень холодно, огонь давно погас, пламя свечи колебалось и дрожало. Мерлин взял руки Мэри в свою — рука была холодной как у мертвеца. Возможно, он увидел в ее глазах ужас, выпустил руку и отвернулся. Бросив взгляд на пустой стакан, он забарабанил пальцами по столу.

Спустя некоторое время дядя снова повернулся к ней и мотнул головой в сторону холла.

— Эти часы звонят как бакен с колоколом там, в бухте. Мне он по ночам снится. Очень тоскливо, Мэри, звонит этот колокол в бухте. Он так действует на нервы, что кричать хочется. Приходится плыть к нему на шлюпке, чтобы заглушить. Мы заматываем его язык тряпками. Тогда наступает тишина. Представь себе: ночь, туман над водой, а мимо бухты плывет корабль. Капитан вслушивается, не зазвенит ли бакен, но ничего не слышно. И корабль входит в бухту; сквозь туман он плывет прямо к нам, поджидающим его, Мэри, и мы видим, как он внезапно вздрагивает, налетев на скалу, и опрокидывается. Волна накрывает его.

Джо дотянулся до бутылки бренди и налил себе немного в стакан. Понюхал и сделал глоток.

— На корабле начинают кричать от страха и облепляют палубу, как туча мух, — маленькие черные точки. Корабль разваливается под ними, и они летят в море. Но до берега они добираются уже покойниками, Мэри.

Хозяин вытер губы ладонью и посмотрел на нее.

— Мертвые молчат, Мэри, — сказал он.

9

В Сочельник небо затянуло тучами, собирался дождь. Ночью потеплело. Девушка выглянула в окно, влажный ветер подул ей в лицо. Через час Джем Мерлин будет ждать ее на болотах, чтобы ехать на ярмарку в Ланстон. Встречаться с ним или нет — зависело только от Мэри, но она еще ничего не решила.

Она стала взрослее за эти четыре дня. Ее лицо в треснувшем тусклом зеркальце выглядело измученным и усталым. Под глазами темнели круги, щеки ввалились. Сон сморил ее поздно ночью, и сейчас она чувствовала себя совершенно разбитой. Впервые она заметила сходство между собой и тетей Пэйшнс — такой же выпуклый лоб и сжатый рот. Теперь все трое знали тайну, о которой никогда не посмеют говорить.

Сначала Мэри чувствовала себя плохо, очень плохо. Она лежала в ту ночь в постели, изо всех сил призывая сон. В темноте перед нею вставали лица утопленников: ребенка со сломанными руками, женщины, чьи мокрые волосы опутывали лицо, других людей, кричавших от ужаса. Может быть, то же испытывала тетя Пэйшнс, одна в своей комнате по ночам, и пыталась отогнать от себя эти образы?

С того времени Мэри перестала бояться дядю. Остались лишь отвращение и брезгливость. Джо Мерлин утратил в ее глазах все человеческие качества. Зверь, промышляющий ночами. Теперь он пьет, и она знала, почему он пьет, и не боялась его. Ни его, ни всей остальной компании. Подонки, отбросы общества! Она не успокоится, пока их не изведут под корень.

Оставались только тетя Пэйшнс и… Джем Мерлин. Он ворвался в ее жизнь против воли. Слишком уж похож он на своего брата: его глаза, его рот, его улыбка. В этом и заключалась главная опасность. Теперь-то Мэри понимала, почему тетя Пэйшнс сваляла дурака десять лет назад. Было очень просто влюбиться в Джема Мерлина.

До сих пор в жизни Мэри мужчины не играли никакой роли — слишком много было работы на ферме в Хелфорде, чтобы думать о них. Были парни, которые улыбались ей в церкви и ходили с Мэри на пикник по случаю сбора урожая. Однажды сосед поцеловал ее за стогом сена. Это получилось так глупо, что с тех пор она его избегала. Нет, Мэри никогда не выйдет замуж! Когда она уедет из «Джамайки-Инн» и заработает достаточно, чтобы купить дом для тети Пэйшнс, у нее не будет времени на мужчин.

Но в мыслях, несмотря ни на что, снова и снова всплывало лицо Джема Мерлина и его нахальные глаза. Он занимается делами, которые ей отвратительны, но она чувствовала, что может полюбить его. Мужчины и женщины — как животные на ферме в Хелфорде, думала она. Все живые существа тянутся друг к другу. Разум здесь ни при чем. Мэри слишком долго жила среди скотины и птицы, видела, как они спариваются, приносят потомство и умирают. В природе было мало места для романтики, и в своей жизни она ее не встречала. В деревне девушки гуляли с парнями, держась за руки, на лугу за фермой — его так и называли Лугом Влюбленных, хотя у стариков было для этого более острое словцо. Парень обнимал девушку за талию, она опускала голову ему на плечо. Они любовались на звезды и луну, а Мэри, выходя из коровника и отирая пот со лба, смотрела вслед уходящей парочке и шла сообщить матери, что скоро в деревне будет еще одна свадьба. Потом были колокола и свадебный пирог, и парень в праздничном костюме стоял на ступенях церкви с сияющим лицом и дрожащими коленками, а рядом невеста в муслиновом платье, с завитыми локонами. Но уже через год это были совсем другие люди: парень возвращался еле живой после работы в поле и громко ругался, что ужин подгорел, а девушка, с оплывшей фигурой и без локонов, металась по комнате, качая на руках крикливого малютку. Не было у Мэри на этот счет никаких иллюзий. Но Джем Мерлин был мужчиной, а она — женщиной, и неважно что — его руки или его улыбка, — но что-то вызывало отзвук в ней, и сама мысль о нем одновременно и возбуждала, и раздражала.

Мэри посмотрела на серое небо и низкие облака. Если она собирается ехать в Ланстон — самое время поторопиться. Никого спрашивать она не собирается — за эти четыре дня она стала решительнее и тверже характером. Выпивка развязала Мерлину-старшему язык, и Мэри держала теперь его судьбу в своих руках. Она еще не решила, как использовать свою осведомленность, но спасать его она больше не будет.

Странный Сочельник, думала Мэри, шагая через Восточное болото прямо на Хокс-Тор. В прошлом году в это время она молилась в церкви со своей матерью, чтобы Господь даровал им здоровье и силы. Теперь она одна среди жестокости и преступлений, под ненавистной крышей, рядом с людьми, которых презирает. И сейчас идет по пустынному болоту на встречу с конокрадом и, возможно, убийцей. Пусть Бог не ждет от нее молитв и благодарности в это Рождество!

Мэри подождала на возвышенном месте у Рушифорда, пока не увидела, что приближается целая кавалькада: лошадь, запряженная в крытую повозку, и еще две, привязанные сзади. Кучер махал кнутом в знак приветствия. Мэри почувствовала, что лицо ее покрывается краской. Джем бросил к ее ногам небольшой сверток.

— Счастливого Рождества! — приветствовал он. — У меня завалялась серебряная монета, которая прожгла мне карман. Там новый платок для тебя!

Мэри намеревалась быть с ним сдержанной и молчаливой, но этот человек вечно путал все ее планы.

— Очень мило с вашей стороны, — улыбнулась она, — но я боюсь, что вы напрасно потратили ваши деньги.

— Меня это не беспокоит, я привык, — ответил он, — оглядывая ее с головы до ног в своей привычной нахальной манере. — Ты рано пришла. Боялась, что я уеду без тебя?

Мэри взобралась на повозку и взяла в руки вожжи.

— Мне нравится править лошадьми, — улыбнулась она, пропуская мимо ушей его реплику. — Мы с мамой ездили на рынок в Хелфорд каждую неделю. Сердце сжимается, когда я вспоминаю те времена. Как нам было весело! Но вам этого не понять: вы всегда думали только о себе.

Он сложил руки на груди и смотрел, как она держит вожжи.

— Эта лошадка пройдет по болотам с завязанными глазами, отпусти ее. Она еще ни разу в жизни не оступилась. Так что ты говоришь?

— Ничего особенного, вроде как сама с собой разговариваю. Значит, вы собираетесь продать на ярмарке двух лошадей?

— Это двойная прибыль, Мэри, и если ты мне поможешь, то получишь новое платье. Не улыбайся и не пожимай плечиком: я не терплю неблагодарности. Что с тобой сегодня? Ты спала с лица, глаза грустные. Уж не заболела ли?

— Я не выходила из дому с тех пор, как мы виделись с вами, — отвечала она. — Я была наедине со своими мыслями — а это не слишком приятная компания. Мне кажется, я постарела за четыре последних дня.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Я мечтал въехать в Ланстон с красивой девушкой, чтобы все ребята оглядывались и завидовали мне. А ты какая-то кислая сегодня. Что случилось в «Джамайке-Инн»?

— Ничего не случилось, — не сдавалась она. — Тетка хлопочет на кухне, дядя сидит за столом, подперев голову руками, над бутылкой бренди. Изменилась одна я.

— У тебя синяки под глазами. Ты устала. Я уже видел как-то женщину в таком состоянии, но у нее для этого были причины. К ней в Плимут вернулся муж после четырехлетнего плавания. Такой причины у тебя нет? Ты хоть вспоминала обо мне?

— Да, вспомнила один раз. И подумала: интересно, кого раньше повесят — вас или вашего брата?

— Если Джо повесят, — отозвался Джем, — сам и виноват. Боюсь, что, когда это случится, у него не будет под рукой бутылки бренди, чтобы забыться. И закачается в петле трезвым. Куда ты смотришь?

— Я посмотрела на ваши руки, — ответила она, — они такие же, как у вашего брата.

— Ты уже замечаешь мужские руки? Не ожидал. Так ты расскажешь мне, почему просидела четыре дня в своей комнате, или хочешь, чтобы я угадал? Женщины любят напускать на себя таинственность.

— Никакой таинственности нет. Вы спрашивали меня, знаю ли я, отчего моя тетя выглядит как привидение. Ведь это ваши слова? Теперь я это знаю, вот и все.

— Пьянка вообще забавная вещь, — сказал он, помолчав. — Я как-то раз сильно надрался в Амстердаме — еще когда плавал. Помню, как церковный колокол прозвонил половину девятого вечера, а я сижу на полу, обнимая какую-то симпатичную рыжую девицу. Потом — провал. Очнулся утром в сточной канаве, без штанов и башмаков. Интересно, чем я занимался эти десять часов? Все думаю и думаю, а вспомнить никак не могу.

— Ваш брат не такой везучий, — отозвалась Мэри. — Когда он напивается, то не теряет памяти, а, наоборот, обретает ее. Когда никого нет, он может разговаривать сам с собой. На этот раз он был не один, рядом оказалась я. Он бредил…

— И услышав его бред, ты заперлась в комнате на четыре дня, так? — подхватил Джем.

— Вы угадали.

Неожиданно он нагнулся и перехватил вожжи.

— Ты не смотришь куда правишь! — вскричал он. — Я говорил, что эта лошадь не спотыкается, но ты ее гонишь вскачь по камням размером с пушечное ядро! Дай-ка мне.

Она откинулась на сиденье, отдав ему вожжи.

— Что ты собираешься делать дальше? — спросил Джем.

Мэри пожала плечами.

— Уж не думаете ли вы, что я доверю вам свои планы?

— А почему бы и нет? Я же не адвокат Джо.

— Вы его брат, и этого достаточно. В этой темной истории много белых пятен, и вы прекрасно вписываетесь в некоторые из них.

— Ты думаешь, мне больше дела нет, кроме как работать на своего братца?

— Там дел не так уж и много, насколько я поняла. Остается достаточно времени и на собственные делишки. Мертвые молчат, Джем Мерлин.

— Конечно, но не мертвые корабли, когда на всех парусах мчатся к берегу. Ты видела когда-нибудь, как мотылек летит на огонь и сжигает себе крылья? С кораблем случается то же самое, когда он плывет на фальшивый свет. Такое может сойти с рук один, два, даже три раза, но на четвертый смрад от его останков донесется аж до Господа Бога, и тогда вся округа всполошится и захочет узнать, в чем дело. Мой брат сам лишился руля, и его несет на скалы.

— Вы составите ему компанию?

— Я?! Что у меня с ним общего? Да, я позволил себе разжиться табачком пару раз, и грузы я перевозил, но скажу тебе, Мэри, хочешь верь, а хочешь нет: я ни разу в жизни не убил человека — пока что.

Он резко огрел лошадь кнутом, и она рванула галопом.

— Значит, ты решила, что я занимаюсь мародерством? Стою на берегу и смотрю, как тонут люди? А потом обшариваю карманы у мертвецов? Славная картинка!

Была его злость неподдельной или наигранной, Мэри не поняла, но увидела, как проступил румянец на его щеках.

— Так вы это отрицаете? — спросила она осторожно.

Он удивленно посмотрел на нее и неожиданно рассмеялся, как над неразумным ребенком. Это обидело ее. А он спросил неожиданно и вполне серьезно:

— Если все обстоит именно так, почему же ты едешь со мной в Ланстон?

Похоже было, что он насмехается над ней. Мэри ответила с наигранной веселостью:

— Из-за ваших ясных глаз, Джем Мерлин!

Он никак не отреагировал на ее ответ и принялся насвистывать. Но она почувствовала, что напряжение между ними спало, появилась какая-то детскость.

Они выехали на большую дорогу. Повозка весело подпрыгивала на ухабах, а за ней бежали на привязи две краденые лошади. Когда они проезжалиАлтарнан, Мэри вспомнила о Френсисе Дейви и представила, что он ей скажет, когда узнает всю эту историю. Вряд ли он посоветует ждать еще чего-то. Голос Френсиса Дейви сулил мир и забвение несчастий. В нем все было необычно — картины, что он рисовал, и то, как он правил лошадью, и как внимательно слушал Мэри. Но самым странным, пожалуй, была печальная невозмутимость его покоев, где ничто не говорило о нем как человеке. Да, он был скорее тенью человека, и сейчас, когда Мэри была далеко, он совершенно утратил свою реальность. В нем не было мужской агрессивности Джема, он казался бесплотным.

…Лошадь неожиданно метнулась в сторону, и громкая ругань Джема вывела Мэри из состояния задумчивости.

— Тут есть церковь поблизости? — спросила она. — Я последние месяцы прожила как язычница, и это нехорошо.

— А, чтоб тебя! — крикнул Джем лошади. — Ты что, угробить нас хочешь? Церковь, говоришь? Откуда мне знать о церквах? Я в церкви был один раз в жизни, меня принесла туда на руках мамаша и вынесла оттуда с именем Джеремиа. Ничего я не могу тебе сказать про церковь.

— В Алтарнане есть церковь, не так ли? Это недалеко от «Джамайки-Инн». Я могла бы завтра туда сходить.

— Лучше приходи на рождественский ужин ко мне. Я не могу угостить тебя индейкой, но каждое Рождество я добываю себе гуся у старого фермера Таккетта из Норт-Хилла. Он до того слеп, что никогда не замечает пропажи.

— Вы знаете священника из Алтарнана?

— Нет, не знаю. Никогда не имел никаких дел с попами и не хочу иметь. Они какие-то странные. В Норт-Хилле жил один, когда я был совсем мальчишкой. Он был очень близорук, и, говорят, как-то в воскресенье начал всех причащать вместо вина бренди. По деревне сразу же разнесся слух, и что ты думаешь? Через полчаса в церкви было не протолкнуться, негде колени преклонить. Мне эту историю рассказал мой брат Мэт, он в тот день дважды причастился, и священник ничего не заметил. Доставай хлеб с сыром, Мэри, у меня живот к спине присох.

Мэри покачала головой и вздохнула.

— Вы когда-нибудь в жизни были серьезны? — спросила она. — Вы никого и ничто не уважаете!

— Я уважаю свои потроха, — ответил он, — а они требуют пищи. Вон коробка, у меня под ногами. Можешь съесть яблоко, если ты такая пуританка.

Чем дальше от «Джамайки-Инн», тем бесшабашнее становилась Мэри, и это не осталось не замеченным ее спутником.

Городок стоял у подножия холма с крепостью, будто сошедшей со страниц сказки. Везде, куда ни взглянешь, росло множество деревьев, блестела вода в ручье. Болота были далеко, и про них пора было забыть. Мэри надела платок, который ей подарил Джем. Она даже позволила ему повязать его, как тому хотелось. Они оставили повозку у въезда в город, и сейчас Джем проталкивался в толпе, ведя на поводу двух краденых лошадей. Мэри еле успевала за ним. Он уверенно прокладывал путь, направляясь на центральную площадь, где собрался весь Ланстон. Вокруг шатров и палаток рождественской ярмарки толпились крестьяне и знатные господа, купцы из Девоншира и других мест.

Сердце Мэри забилось чаще, когда они выбрались на ярмарочную площадь. Что, если какой-нибудь фермер из Норт-Хилла вдруг признает краденых лошадей? Джем сдвинул шляпу на затылок и беззаботно насвистывал. Мэри стояла позади, возле толстой торговки с корзиной, и видела, как Джем занял место среди барышников, кивнув некоторым из них. Потом с невозмутимым видом раскурил трубку. Румяный молодой человек в шляпе с широкими полями протолкался через толпу и подошел к лошадям. По его тону Мэри поняла, что это барышник. Вскоре к нему присоединился тип с вострыми глазками в черной куртке. Они остановились возле вороной лошади, которая раньше принадлежала сквайру Бассету. Востроглазый нагнулся, пощупал лошадиные ноги и зашептал что-то румяному человеку.

— Где ты взял эту лошадь? — спросил барышник, положив руку на плечо Джему. — Она явно не с болот — с такой холкой и посадкой головы.

— Она родилась в Каллингтоне четыре года назад, — небрежно проговорил Джем, не выпуская изо рта трубки. — Я ее купил годовалой у Тима Брея, ты знаешь Тима? Он продал ее мне и уехал в Дорсет. Тим всегда говорил, что я рано или поздно верну свои деньги за эту лошадку. Ее мамаша из Ирландии набрала кучу призов.

Он попыхивал трубкой, пока те двое внимательно осматривали лошадь. Казалось, прошла вечность, прежде чем они закончили.

— А что у нее со шкурой? — спросил востроглазый. — Она шершавая на ощупь. У нее какой-то налет, это мне не нравится. Ты ее не красил случайно?

— Да все у нее нормально, — ответил Джем. — Вон еще одна стоит, она летом чуть не сдохла, но я ее выходил. Лучше было бы подержать ее до весны, да это денег стоит. Да нет, эта вороная — вы с ней не промахнетесь. По-моему, ее папаша был серой масти, взгляните на волос, вон там, поближе к коже, — она серая, верно? Тим, по-моему, продешевил с этой лошадкой. Взгляните на холку, это же то, что вам надо. Я прошу за нее всего восемнадцать гиней.

Востроглазый покачал головой. Барышник колебался.

— Пятнадцать — и ударим по рукам, — предложил он.

— Нет, моя цена — восемнадцать и ни пенни меньше.

Двое мужчин советовались шепотом. Мэри услышала слово «жульничество», и Джем бросил на нее взгляд поверх голов.

— Что-то мне не нравится, — мялся востроглазый. — А где у нее примета?

— А ты осторожный покупатель, — похвалил Джем востроглазого и показал ему шрам в лошадином ухе. — Можно подумать, будто я украл эту лошадь. Ну что, примета есть?

— Как будто есть. Но тебе повезло, что Тим Брей уехал в Дорсет. Он никогда не был хозяином этой лошади, что бы ты здесь ни пел. Я бы не брал ее, Стивенс, на твоем месте. У тебя с ней будут неприятности. Пойдем отсюда.

— Она неплохо смотрится. — Громкоголосый с сожалением смотрел на лошадь. — Неважно, какой масти был ее папаша, хоть пегой. Чего ты придираешься, Уилл?

Востроглазый пошептал ему что-то на ухо.

— Понятно, — кивнул барышник. — Несомненно, ты прав. У тебя глаз наметанный. Пожалуй, лучше не связываться. Можешь оставить эту лошадь себе, — обратился он к Джему. — Послушайся моего совета и сбавь цену. Если она останется у тебя, ты потом пожалеешь. — И он начал проталкиваться через толпу. Остроглазый двинулся за ним.

Мэри облегченно вздохнула, когда они удалились. Она ничего не могла понять по выражению лица Джема, который продолжал насвистывать. Никто больше не подходил к вороной лошади. На нее смотрели искоса. В четверть шестого Джем продал вторую лошадь за шесть фунтов какому-то простофиле-фермеру после долгого и веселого торга. Мэри начала уставать. Сгущались сумерки, зажглись фонари. Городок погружался в атмосферу загадочности. Мэри уже раздумывала о возвращении к повозке, когда услышала женский голос и негромкий смех. Мэри обернулась и увидела дорогой плащ и шляпу с перьями. Красиво одетая дама вышла из кареты.

— Посмотри, Джеймс, — говорила она, — ты когда-нибудь видел такую прекрасную лошадь? Она держит голову совсем как бедняжка Бьюти. Сходство поразительное, только эта вороная, и, конечно, не так воспитана.

Ее спутник посмотрел через монокль.

— Черт побери, Мария, я ничего не понимаю в лошадях. Ты хочешь купить ее, дорогая?

Женщина рассмеялась.

— Это будет чудесный подарок детям на Рождество! Они проклинают беднягу Роджерса с тех пор, как пропала Бьюти. Спроси цену, Джеймс.

Мужчина подошел к Джему.

— Послушай-ка, дружище, ты продаешь эту черную лошадку?

Джем покачал головой.

— Она обещана моему знакомому. К тому же эта лошадь вас не повезет. На ней ездили дети.

— О да, конечно. Мария, этот парень говорит, что лошадь не продается.

— Разве? Какая жалость! Я от нее глаз не могу оторвать. Я заплачу его цену, скажи ему.

Мужчина снова вставил в глаз монокль и заговорил.

— Этой леди понравилась ваша лошадь. У нее недавно пропала почти такая же, и она хочет найти ей замену. Черт с ним, с вашим знакомым. Какова ваша цена?

— Двадцать пять гиней, — ответил Джем. По крайней мере столько обещал мой знакомый.

— Я дам за нее тридцать, — сказала леди в шляпе. — Я миссис Бассет из Норт-Хилла, и я хочу подарить эту лошадь детям на Рождество. Пожалуйста, не упрямьтесь. Мой конюх заберет ее и отведет в Норт-Хилл. Вот вам деньги.

Джем снял шляпу и отвесил поклон.

— Благодарю вас, мадам. Я надеюсь, мистер Бассет будет доволен вашей покупкой.

— Конечно, она совсем не похожа на ту, что у нас украли. Бьюти была очень породистой. Но и ваша лошадка — достаточно симпатичное создание, детям она понравится. Поехали, Джеймс, уже темнеет, я промерзла до костей. — Она пошла к своей карете. Долговязый лакей раскрыл перед ней дверцу.

Джем оглянулся по сторонам и подозвал стоящего невдалеке парнишку.

— Эй, ты хочешь заработать пять шиллингов?

Парень кивнул.

— Тогда посторожи эту лошадь и, когда придет конюх, отдай ему. Мне только что передали, что моя жена родила двойню и ее жизнь в опасности, нужно спешить. Счастливого тебе Рождества.

И он пошел, держа руки в карманах. Мэри в трех шагах следовала за ним. Ее лицо было пунцовым, она не подымала глаз. Ей было смешно, и она прикрывала рот платком. Еле сдерживаясь, девушка выбралась из толпы. Джем ждал ее с невозмутимым, словно у судьи, видом.

— Джем Мерлин, — объявила она, — вы заслужили, чтобы вас повесили! Продать эту лошадь обратно миссис Бассет! Вы были на волосок от гибели, я поседела, глядя на вас!

Он расхохотался, и она не смогла больше сдерживаться. Они смеялись столь заразительно, что прохожие начали оглядываться на них. Джем взял ее за руку.

— Так ты довольна, что поехала со мной?

— Да, — честно призналась она.

Они смешались с ярмарочной толпой. Джем купил Мэри темно-красную шаль. Они съели по апельсину под полосатым навесом, и старая цыганка погадала им.

— Опасайся черного незнакомца, — сказала она Мэри. Они переглянулись и расхохотались.

— А у тебя на руке кровь, молодой человек, — сказала цыганка Джему. — Когда-нибудь ты убьешь человека.

— Что я говорил тебе? — вопрошал Джем. — Видишь, я пока еще невинен! Теперь ты веришь мне?

Мэри покачала головой и ничего не ответила. Холодные капли упали на их лица, но они не замечали дождя. Поднялся ветер, он гнал обрывки бумаги. Дождь припустил. Джем взял Мэри за плечи, она обернулась к нему, и он поцеловал ее.

— Опасайся черного незнакомца, — сказал он и поцеловал еще раз.

Темнота сгустилась. Ветер задул фонари. Площадь быстро пустела. Джем прикрывал Мэри от ветра. Он развязал ей платок и провел рукой по волосам. Его пальцы скользнули по ее шее вниз, к плечам. Мэри отвела его руки.

— Я уже достаточно наделала сегодня глупостей, Джем Мерлин, — сказала она и сделалась пунцовой. — Пора подумать о возвращении.

— Не собираешься же ты ехать в открытой повозке в такую погоду, — возразил он. — Ветер дует с моря, это надолго. Придется ночевать в Ланстоне.

— Еще чего! Идите за лошадью, Джем. Я подожду вас здесь.

— Не будь пуританкой, Мэри. Ты промокнешь до нитки, пока доедешь. Представь, будто ты влюблена в меня, разве это трудно? Тогда тебе будет легче.

— Вы разговариваете со мной так, потому что я — служанка из «Джамайки-Инн»?

— Да провались она, эта «Джамайка-Инн»! Ты мне нравишься, и этого достаточно для мужчины. Для женщины, думаю, тоже.

— Может быть, для кого-то и достаточно. Я не из таких.

— Что, у вас в Хелфорде женщины по-другому устроены? Оставайся со мной, Мэри, и мы это проверим. К утру ты будешь как все, держу пари.

— Именно поэтому я и предпочту вымокнуть в повозке.

— Боже, до чего ты упрямая, Мэри Йеллан! Ты еще об этом пожалеешь, когда останешься одна.

— Лучше жалеть об этом, чем о другом.

— Если я тебя еще раз поцелую, ты передумаешь?

— Нет.

— Неудивительно, что мой братец на неделю присасывается к бутылке. Ты что, ему псалмы поешь?

— Возможно.

— В жизни не видал такой упрямой. Я тебе куплю кольцо, если ты хочешь выглядеть порядочной.

— Сколько же у вас жен?

— Шесть или семь, в разных концах Корнуолла. Не считая тех, что живут за Тэймаром.

— Не многовато ли для одного? Я бы не спешила на вашем месте заводить себе восьмую.

— Ну и острый же у тебя язычок. Ладно, запрягу повозку и отвезу тебя домой, к тете, но сначала я тебя поцелую, нравится это тебе или нет.

Он взял ее лицо в ладони. Она зажмурилась и закусила губы.

— Ну-ну! Я могу и подождать, пока у тебя будет более подходящее настроение. Так что сегодня — это только начало. Стой здесь, я скоро вернусь.

Он пригнул голову и пошел по улице. Мэри представила, как ужасна и впрямь будет эта дорога под проливным дождем и пронизывающим ветром. Мысль о том, чтобы остаться на ночь в Ланстоне с Джемом Мерлином, заставила ее сердце забиться, но она еще не окончательно потеряла голову. Мэри завернулась в шаль и зябко поежилась. Ах, если бы женщины не были такими слабыми! Она смогла бы остаться на ночь с Джемом Мерлином, забыв наутро обо всем, — как и он. Увы, это невозможно. Несколько поцелуев — и она уже в полной от него зависимости. Отныне тишина болот будет для нее мучением из-за того, что Джем находится всего в четырех милях. Мэри вспомнила о тетушке Пэйшнс, которая бродит, словно тень, за своим хозяином, и ее передернуло. С ней может случиться то же самое, если она позволит себе расслабиться.

Мэри переминалась с ноги на ногу, дуя в ладони. Джем явно не торопился возвращаться. Он, наверное, рассердился, получив отказ, и бросил ее одну здесь, в подворотне. Это была уже месть, без всякого намека на юмор или оригинальность. Где-то пробило восемь. Он отсутствовал уже полчаса, а до места, где они оставили повозку с лошадью, было всего пять минут ходу. Мэри совсем пала духом. С полудня она не присела, и теперь, когда возбуждение прошло, почувствовала, как гудят ноги.

Наконец она почувствовала, что больше не может стоять, и отправилась на поиски. Длинная улица была пустынна. Дождь хлестал беспощадно, ветер налетал порывами.

Мэри добралась до конюшни, где они с Джемом поставили повозку с лошадью. Дверь была на замке, и, заглянув в щель, она убедилась, что внутри пусто. Она постучалась в маленькую лавку по соседству, дрожа от волнения. Дверь открыл парнишка, который днем пустил их в конюшню. У него был недовольный вид.

— Что вам надо? — спросил он.

— Я ищу своего спутника, — отвечала Мэри. — Мы приехали вместе в повозке, если вы помните. Вы его не видели?

— Простите, я вас не узнал. Ваш приятель уехал двадцать минут назад. Он очень спешил, с ним был еще один человек.

— Он мне ничего не передавал?

— Нет. Может быть, вы найдете его в «Уайт-Харте».

— Да, спасибо. Я попробую. Спокойной ночи.

Парень захлопнул дверь. Мэри пошла в обратном направлении. Она снова вышла на мощенную булыжником площадь. Окна таверны «Уайт-Харт» ярко светились, но возле нее не было никаких повозок. У Мэри екнуло сердце. Минуту она раздумывала, потом подошла к двери и смело шагнула внутрь.

Зал был полон, люди смеялись и разговаривали. Подошел слуга и предложил войти.

— Я ищу мистера Джема Мерлина, — сказала Мэри твердо. — Он приехал сюда на повозке.

Слуга удалился, оставив Мэри у входа. Мужчины прекратили разговор и уставились на нее. Среди них она узнала того самого барышника и востроглазого типа.

Ее охватило тревожное предчувствие. Слуга принес на подносе стаканы, которые разобрала компания, потом бисквиты и ветчину. На Мэри он не обращал внимания, пока она не окликнула его снова.

— Извините, — отозвался он, — у нас сегодня полно народу, совсем времени нет, ярмарка. Здесь не было никого по имени Мерлин. Я спрашивал — никто о нем не слыхал.

Мэри повернулась к двери, но перед ней вырос востроглазый тип.

— Если это тот цыганистый парень, который пытался сегодня продать лошадь моему партнеру, то я могу сказать вам кое-что о нем. — Он показал в улыбке неровные зубы. Компания рассмеялась.

— Что именно?

— Десять минут назад его видели с одним джентльменом, — ответил востроглазый, не переставая улыбаться. — С помощью одного из нас его усадили в карету, которая его поджидала. Он попытался было противиться, но мы его убедили. Вы, конечно, знаете, что случилось с вороной кобылой? Цена, что он запросил, была слишком высока.

Его фраза потонула в новом взрыве хохота. Мэри без страха взглянула на востроглазого.

— Вы не знаете, куда они поехали?

— Путь его во мраке, — произнес он, — и мне очень жаль, что ваш приятель не оставил вам даже прощального привета. Впрочем, сейчас Сочельник, еще не поздно, и вы можете позаботиться о себе. Погода не для прогулок. И если вы согласны подождать, пока ваш приятель не соизволит вернуться, мы будем рады составить вам компанию.

Мэри, не говоря ни слова, вышла на улицу. Ее проводили взрывы хохота.

Она стояла посреди пустынной площади под потоками дождя. Значит, случилось худшее, и кража лошади раскрылась. Она бессмысленно глядела в темноту перед собой. Какое теперь наказание ожидает его за воровство? Вешают ли за это, как за убийство? Ей стало дурно. Значит, Джем потерян для нее навсегда, и она никогда больше его не увидит! Короткое приключение закончилось. Она бесцельно побрела в направлении холма. Если бы она согласилась остаться на ночь в Ланстоне, этого бы не случилось! Они нашли бы какую-нибудь комнату и были бы вместе этой ночью и любили друг друга.

Даже если бы его схватили утром, эти часы они провели бы вдвоем. Теперь, когда его не было с ней, ее разум и тело кричали от обиды и несправедливости — она желала его как никогда. Да, ошибки уже не исправить. Его повесят, и он умрет в петле, как его отец.

Ничего хорошего не осталось в Ланстоне — он был мрачным, серым, враждебным. Мэри шла по дороге в «Джамайку-Инн» и не думала о предстоящих милях. Если любовь к мужчине столь болезненна — это ей не нужно. Любовь лишает человека душевного равновесия и мужества, она превратила Мэри в беспомощное дитя, утратившее всю свою силу и решительность. Дорога круто уходила вверх. Мэри вспомнила, как днем они неслись по ней, подпрыгивая на ухабах. Внезапно она замедлила шаги. Идти дальше было безумием; дорогу развезло, и через пару миль она выбьется из сил.

Она обернулась и посмотрела на город, лежащий внизу, в мерцающих огнях. Может быть, кто-нибудь пустит ее переночевать? Ветер трепал ее мокрые волосы. Деревья вдоль дороги гнулись и скрипели.

Мэри почти бежала под горку, подгоняемая ветром, словно осенний листок, когда в темноте увидела карету, что поднималась ей навстречу. Когда они поравнялись, Мэри окликнула кучера, закутанного в плащ.

— Вы не в Бодмин? У вас есть пассажиры?

Кучер помотал головой, но прежде чем Мэри сделала шаг в сторону, из окна кареты протянулась рука.

— Что делает Мэри Йеллан в Ланстоне в рождественскую ночь? — послышался глуховатый голос. Рука была твердой, но голос ласковым. В окне показалось бледное лицо. Из-под широкополой шляпы на нее смотрели знакомые глаза настоятеля из Алтарнана.

10

Она рассматривала его профиль. Тонкий нос напоминал птичий клюв. Губы, узкие и бесцветные, были плотно сжаты. Подбородок покоился на длинной трости черного дерева, зажатой между колен.

Она никак не могла разглядеть его глаз — они были прикрыты белесыми ресницами. Ресницы дрогнули, и прозрачные, как стекло, глаза взглянули на нее.

— Итак, мы снова путешествуем вместе, — сказал он. Голос был тихим и ласковым, как у женщины. — Снова судьба в пути посылает мне вас. Вы промокли до нитки, вам надо переодеться.

Она молчала, стараясь отцепить булавку с промокшей накидки.

— Там есть шерстяной плед, закутайтесь в него и согрейтесь, — предложил он. — Что касается башмаков — лучше совсем разуться. В карете достаточно тепло.

Забившись в темный угол кареты, Мэри сбросила промокшую накидку, испачканную одежду и, оставшись в одной сорочке, закуталась в одеяло, которое он протянул ей. Мокрые волосы рассыпались по плечам. Она чувствовала себя как ребенок, пойманный на шалости, и сидела, смиренно сложив руки на коленях.

— Ну-с? — повторил он почти строго, и она послушно начала пересказывать весь прожитый день. Как и в тот раз, в Алтарнане, было в священнике что-то, что лишало ее уверенности в себе, почему-то хотелось выглядеть недалекой, темной, деревенской. Рассказ про девицу, которая дала себя одурачить на ярмарке в Ланстоне и осталась брошенной своим ухажером, звучал сбивчиво и до ужаса банально. Мэри представила Джема, как объездчика лошадей, с которым она познакомилась на болотах. В Ланстоне у него вышла неприятность с продажей лошади, и она боится, что его уличили в нечестности.

Она догадывалась, что Френсис Дейви думает о ней: молодая девушка отправляется в Ланстон со случайным знакомым, потом теряет его и теперь слоняется ночью под дождем, словно уличная женщина. Он дослушал ее молча, только раза два сглотнул, пристально глядя на нее.

— Значит, вы вовсе не так одиноки, — проговорил он, — и «Джамайка-Инн» не настолько изолирована от внешнего мира, как я предполагал.

Мэри покраснела, почувствовав себя виноватой, словно совершила нечто недостойное.

— Как зовут вашего спутника? — бесстрастно спросил он.

— Это брат моего дяди, — призналась она. — Вы, конечно, плохо обо мне думаете, — торопливо продолжала Мэри. — При всем моем отвращении к дяде водить компанию с его братом?.. Он нечестный человек и вор, он сам мне об этом сказал, но… — Голос ее задрожал и смолк.

В конце концов Джем ничего не отрицал, он даже не особенно пытался защищаться, когда она обвиняла его. А теперь, неизвестно почему, она сама его выгораживала, и все из-за этих его рук и поцелуев.

— Вы хотите сказать, что брат хозяина не знает о его ночных делах? — вежливо вопрошал священник.

Мэри в отчаянии сложила руки.

— Я не знаю, у меня нет доказательств. Он сказал только, что никогда никого не убивал. И я верю ему. Он еще сказал, что его брат непременно попадет в руки закона, и это будет скоро. Будь он одним из шайки, он бы так не говорил, правда? — Мэри пыталась скорее убедить себя, чем сидящего рядом человека: вопрос невиновности Джема внезапно приобрел жизненную важность.

— Вы говорили мне в прошлый раз, что немного знакомы со сквайром, — продолжала она. — Вы могли бы попросить его проявить милосердие к Джему, когда придет расплата? В конце концов, он же еще молод и может начать жизнь сначала.

— Мое знакомство с мистером Бассетом самое поверхностное, — вежливо отвечал священник. — Мы пару раз встречались и разговаривали о наших прихожанах. Едва ли он отпустит вора, даже ради меня, особенно если он — брат хозяина «Джамайки-Инн».

Мэри промолчала. Снова этот странный слуга Божий говорил безупречные слова, и возразить было нечего.

— Вы, кажется, беспокоитесь о его судьбе? — спросил священник, и ей послышалась насмешка в его голосе. — А что, если ваш протеже, как и его брат, виновен в посягательстве на имущество и жизнь своих сограждан — что тогда, Мэри Йеллан? Вы все равно будете думать, как спасти его?

Мэри ощутила его руку на своем плече, холодную и бесплотную, — и вдруг разрыдалась, как обиженный ребенок. Все смешалось: хлопоты дня, и страх, и разочарование, и любовь к человеку, которого навсегда потеряла.

— Я не знаю, — всхлипывала она. — Я попала в ловушку, и все из-за человека, которого презираю! Я не хочу любить, как женщина, чувствовать, как женщина, мистер Дейви, это ужасно! Это крест на всю жизнь! Я не хочу этого!

Мэри отвернулась, вдруг застеснявшись своего порыва. Она чувствовала себя глубоко несчастной.

— Сколько вам лет? — спросил он.

— Двадцать три.

Он сложил руки на набалдашнике своей трости из черного дерева и надолго умолк.

Дождь усилился. Мэри дрожала, безотчетно прижимаясь к спутнику, чтобы согреться. Наконец священник заговорил:

— Вы очень молоды, Мэри Йеллан, и вам кажется, что мир раскололся на части. Но ваш маленький кризис вполне преодолим. Не стоит проливать слезы из-за мужчины, которого вы видели два раза в жизни. Скоро вы забудете своего приятеля вместе с его крадеными лошадьми. Успокойтесь же, вытрите глаза, вы не первая, кто кусает себе локти, потеряв возлюбленного. Кстати, я был прав, когда предполагал, что в «Джамайке-Инн» все успокоится? Повозки больше не будят вас по ночам?

К Мэри вернулось ощущение реальности. В памяти сразу ожил весь ужас прошедшей недели и то, что она узнала.

— Мистер Дейви, — прошептала она, — вы слыхали что-нибудь о мародерах?

Она впервые произнесла это слово, которое показалось ей почти неприличным. В карете было темно, и Мэри не видела выражения лица священника.

— Когда-то, много лет назад, когда я была маленькой, — продолжала она, — я слышала про них от соседки. Я спросила свою мать, и она мне ответила, что все это выдумки нехороших людей, ничего подобного не может быть. Она была не права. Мой дядя — мародер, мистер Дейви, он сам сказал мне об этом.

— Священник сидел неподвижно, словно изваяние, и Мэри продолжала:

— Они этим занимаются — все те люди, которых я видела в ту субботу в гостинице, — цыгане, браконьеры, матросы, бродяги… Они убивают женщин и детей своими руками, топят их, забивают камнями. Эти повозки, что приезжают по ночам, возят не контрабанду, а грузы с разбитых и ограбленных кораблей, вещи убитых людей. Вот почему моего дядю боятся и проклинают все порядочные люди в округе. Они давно подозревают его, но ничего не могут доказать. Дядя когда-нибудь напьется в присутствии незнакомого человека, и его тайна станет известна всем! Вот так, мистер Дейви, теперь вы знаете правду.

Девушка прислонилась к стенке кареты, ее колотила дрожь. Белое лицо под широкополой шляпой повернулось к ней.

— Значит, хозяин разговаривает, когда напьется? — спросил он, и Мэри показалось, что в голосе священника что-то изменилось. Недоставало прежней отрешенной кротости. Но лицо оставалось спокойным и ясным.

— Четыре дня назад он немного пришел в себя после запоя и разговорился. Так я узнала все. Теперь я больше не верю ни в людей, ни в Господа Бога. Поэтому я и вела себя сегодня в Ланстоне как дура.

Буря усилилась. Карету раскачивало, струи дождя стучали в окна, как пригоршни мелких камней. Френсис Дейви подался вперед.

— Мы приближаемся к Файв-Лэнс и повороту на Алтарнан, — сказал он. — Кучер отвезет вас в «Джамайку-Инн». Я выйду у Файв-Лэнс и доберусь до деревни пешком. Скажите, я единственный человек, удостоенный вашего доверия? Или я разделил эту честь с братом хозяина?

— Джем Мерлин знает, — неохотно призналась Мэри. — Он не ладит с моим дядей. Впрочем, это не имеет значения, Джем попал в тюрьму за другое преступление.

— А если предположить, что он может спасти свою шкуру, выдав своего брата, — что тогда, Мэри Йеллан?

Мэри замерла. Это не приходило ей в голову!

— Это будет, конечно, выход для него и для вас, — продолжал священник, словно угадав ее мысли, — если только он сам не замешан в этих делах. Но ведь всегда остается сомнение, не так ли?

Священник, видимо, заметил ее растерянность, его голос снова стал ласковым. Он положил руку ей на колено.

— «Дни светлые прошли, наш путь лежит во мраке», — продекламировал он. — Если бы нам разрешили брать цитаты у Шекспира — странные проповеди звучали бы в Корнуолле, Мэри Йеллан. Ваш дядя и его компания — не члены моего прихода. Если даже они и были бы ими, меня им все равно не понять. Вы качаете головой — я говорю загадками? «Этот человек не утешитель, — скажете вы, — уродец с бесцветными глазами». Не возражайте, я ведь знаю, о чем вы думаете. В утешение я скажу одну вещь. Через неделю наступит Новый год. Фальшивые огни будут погашены, и никаких разбоев больше не будет.

— Я не понимаю вас. Откуда вам это известно и какое отношение ко всему этому имеет Новый год?

Он убрал руку с ее колена и начал застегивать плащ. Подняв окно, он окликнул кучера и попросил остановиться. В карету ворвался холодный воздух.

— Я возвращаюсь с ежегодного собрания в Ланстоне. Нам сообщили, что наконец-то правительство Его Величества готовится наладить патрулирование побережья. На скалах вместо огней будут выставлены посты, и на тропы, известные до сих пор только людям вроде вашего дяди, выйдут стражи закона. Теперь понятно?

Священник открыл дверцу кареты и вышел на дорогу.

— Вашим неприятностям приходит конец, — сказал он. — Повозки покроются ржавчиной, тетушка Пэйшнс будет спать спокойно, а дядя или допьется до смерти, или станет проповедником и будет распевать псалмы по дорогам. А вы вернетесь на юг и найдете себе нового возлюбленного. Завтра Рождество, и колокола в Алтарнане будут звонить, возвещая мир и благоволение! Я буду молиться за вас.

…Девушка сидела в углу кареты, размышляя о будущем, когда через открытое окно ветер донес звук выстрела и далекий крик. Из темноты послышались голоса людей и топот бегущих ног. Она высунулась в окно, дождь хлестал ей в лицо. Кучер издал испуганный возглас, и лошадь остановилась. Дорога круто поднималась из долины, «Джамайка-Инн» была уже совсем недалеко. В этот момент появилась кучка людей. Впереди всех бежал мужчина с фонарем в руке. Прогремел еще один выстрел, кучер покачнулся на козлах и упал. Лошадь вздрогнула и побрела в сторону рва. Карета накренилась. Послышались хохот и свист.

В окно просунулась знакомая голова: грязные спутанные волосы, налитые кровью глаза. Одна рука водила фонарем, в другой дымился ствол пистолета. Джо Мерлин улыбался — это была улыбка безумного. Он приставил ствол Мэри к горлу.

Вдруг он узнал ее и расхохотался. Распахнув дверцу, он грубо вытащил девушку на дорогу. Вокруг столпились десять или двенадцать оборванцев, почти все были так же пьяны. Некоторые были вооружены пистолетами, остальные — ножами, отбитыми горлышками бутылок и камнями. Бродяга Гарри держал лошадь. Неподалеку во рву лежал лицом вниз без движения кучер. Джо Мерлин снова посветил Мэри в лицо, и когда вся компания увидела, кто это, последовал взрыв смеха.

Хозяин наклонился, схватил ее волосы и намотал их на руку.

— Так это ты? — прошипел он. — Решила вернуться, как маленькая нашкодившая сучка, зажав хвост между ног?

Мэри ничего не отвечала и дрожала от страха.

— Ты что, немая? — крикнул дядя и ударил ее по лицу. Мэри вскрикнула и попыталась закрыться, но он вывернул ей руку. Она застонала. Джо Мерлин засмеялся.

— Мне давно нужно было тебя убить. Ты думаешь, будто можешь что-то сделать против меня? Какого черта ты делаешь в полночь здесь, на дороге, полураздетая, с распущенными волосами? Ты же просто обыкновенная шлюха!

Он толкнул ее, и она упала.

— Вы не имеете права прикасаться ко мне! — закричала она. — Вы вор и убийца. Весь Корнуолл знает об этом. Сегодня я была в Ланстоне, чтобы заявить на вас.

В толпе поднялся гвалт, все подались вперед, но хозяин гаркнул, и они отступили.

— Прочь, болваны! Неужели вы не видите, что она врет, чтобы спасти свою шкуру? — заорал он. — Как она может заявить, если ей ничего не известно? Она ни за что не протопала бы одиннадцать миль до Ланстона. Взгляните на ее ноги. Она была где-то неподалеку, с мужиком, и, порезвившись с ней вволю, он отправил ее назад в карете.

Он поднял ее рывком и поставил перед собой.

— Смотри! — Джо Мерлин показал на небо, которое начало очищаться от облаков. — Дождь уходит на восток. Ветер будет дуть и дальше, так что рассвет на побережье выдастся что надо. Гарри, приведи лошадь с телегой из конюшни. А ну, пошевеливайтесь, пьяные рожи, или вы не хотите почувствовать, как золото и серебро течет между ваших пальчиков? Я провалялся бревном целую неделю, но сегодня здоров, как младенец, и опять хочу прогуляться на морской берег! Кто со мной, через Кэмелфорд?

Из дюжины глоток вырвался рев, руки взметнулись в воздух. Джо Мерлин смотрел на Мэри, пьяно улыбаясь. Потом он схватил ее за руку, потащил к карете и затолкал внутрь. Затем влез сам и крикнул бродяге, чтобы тот подхлестнул лошадь.

Оборванцы начали на ходу прыгать на козлы и запятки, подгоняя лошадь ударами палок. Несчастное животное помчалось галопом в гору.

Джо Мерлин зажал девушке рот и прижал ее к стенке кареты.

— Так ты хотела донести на меня? — говорил он. — Ты хотела, чтобы я повис в петле, как дохлая кошка? А вместо этого ты будешь стоять на берегу и увидишь рассвет и морской отлив. Знаешь, что это означает? Тебе известно, куда я хочу взять тебя?

Мэри смотрела на него с ужасом, она хотела что-то сказать, но мешала его рука.

— Ты думаешь, что не боишься меня, да? — спросил он. — Ну, что ты вытаращилась? Да, я пьян. И я сейчас могу горы своротить. Сегодня мы славно повеселимся, — возможно, в последний раз, и ты поедешь с нами, Мэри, на побережье…

Лошадь, выбравшись на ровную дорогу, поскакала быстрее. Огни «Джамайки-Инн» растаяли в темноте.

11

Этот кошмар продолжался около двух часов, пока они мчались к побережью. Мэри лежала в углу кареты в полубесчувственном состоянии. Сюда же вслед за дядей забрались бродяга Гарри и еще двое. Было трудно дышать от винного и табачного перегара, смешанного с запахом немытых тел.

Хозяин и его напарники находились в состоянии дикого возбуждения, а присутствие женщины развеселило их еще больше. Сначала они пытались с ней разговаривать, громко смеялись и выкрикивали непристойности, но она никак не отвечала, и это еще больше раззадоривало их.

Они наблюдали за выражением ее лица, надеясь увидеть на нем признаки стыда или возмущения, но Мэри была слишком измучена, чтобы реагировать на такие выходки. Их голоса доносились до нее как сквозь пелену, в бок упирался локоть дяди, причиняя боль.

Когда они поняли, что она полужива, сразу утратили к ней интерес. Джошуа Мерлин достал колоду карт. Мэри забилась подальше в угол, прочь от горячего, животного смрада, исходящего от дяди, и погрузилась в темное забытье.

Когда девушка очнулась, карета стояла. Внутри было темно. Люди ушли, взяв с собой фонари. Мэри села и выглянула в окно. Дождь прекратился, но дул сильный ветер. Лощина, в которой была остановлена карета, круто уходила вниз, и Мэри видела вперед лишь на несколько футов. На небе ни звезды, ветер с болот гнал клочья густого тумана. Мэри попыталась открыть дверь, но она была заперта снаружи. До ее ушей донесся знакомый однообразный шум: лощина спускалась к морю. Где-то там внизу, в темноте, ее дядя с сообщниками ожидают отлива. Если бы Мэри слышала их голоса или пьяный смех, ей было бы легче, но эта тишина была зловещей. Они протрезвели для дела, у них появилась цель.

В карете больше нельзя было оставаться. Мэри прикинула размер окна; можно попытаться пролезть в узкий проем. Необходимо было рисковать. Что бы ни произошло сегодня ночью, ее собственная жизнь стоила очень мало: дядя со своей компанией вернется и убьет ее. Мэри с трудом протиснулась в окно: плечи и бедра оказались слишком широкими. Крыша кареты была мокрой и скользкой. Потеряв равновесие, она упала на землю. Падение было удачным; она не ушиблась. Девушка поднялась и побежала вверх. План так и не сложился в ее голове, было ясно лишь, что надо бежать, и как можно быстрее, прочь от моря.

Лощина вела прямо к скалам, где в расщелине Мэри предполагала укрыться. Где-то впереди должна быть дорога — ведь карета как-то приехала сюда; а если есть дорога — должно быть и жилье, где живут честные люди.

Девушка брела по узкому проходу, спотыкаясь о камни. Тропа резко повернула, и Мэри чуть не споткнулась о человека, присевшего на корточки. Тот вскрикнул от неожиданности, вскочил и ударил ее кулаком в лицо. Она упала. Это был бродяга Гарри. Он наклонился над ней, усмехаясь.

— Не ожидала меня увидеть? Ты думала, я на берегу с остальными? Значит, ты проснулась в своей колыбельке и решила пойти прогуляться. Рад тебя видеть. — И он грязной рукой провел по ее щеке. — Сыро здесь, верно? Их еще долго не будет. Я вижу, ты не ладишь с Джо. Он не имеет права держать тебя взаперти, как птичку в клетке, — тебе даже надеть нечего; небось даже брошку тебе не подарил? Ничего, я тебя одену в кружева, и в шелка, и в браслеты!

Он нагнулся к ней, продолжая ухмыляться, и протянул руку. В то же мгновение она ударила его кулаком в челюсть. Он завизжал, как кролик, и она опять ударила его. На этот раз он набросился на нее всерьез. Лицо побелело, напускная вежливость исчезла. Мэри на миг прикинулась, что сдается на его милость, Гарри слегка ослабил хватку, и Мэри, уловив момент, нанесла ему резкий удар коленом ниже живота и ткнула пальцами в глаза. Он присел и повалился на бок. Мэри выбралась из-под него и, вскочив на ноги, пнула ногой скорчившееся тело. Затем набрала пригоршню песку, швырнула ему в лицо и бросилась бежать. Вскоре она услышала за спиной его крики и топот. Ее охватила паника, и она полезла вверх по отвесной скале. Лицо и руки кровоточили, но Мэри карабкалась дальше, цепляясь за пучки жесткой травы. Она не чувствовала ни боли, ни усталости. Мэри выбралась наверх, стена тумана сомкнулась над ней, и она потеряла ориентацию. Она не знала который час — три, может быть, четыре утра. Темнота была густой и вязкой. Снова начался дождь, и ей показалось, что звук морского прибоя доносится уже со всех сторон. Наконец Мэри опустилась в изнеможении на колени и увидела, что прямо перед ней, в пятидесяти ярдах, разбиваются о берег морские волны. На берегу были люди. Они сбились в стаю. В их неподвижности было что-то угрожающее. Лица были повернуты к бушующему морю. Мэри ждала. Не было слышно ни звука.

Туман начал медленно рассеиваться, приоткрывая очертания бухты. Скалы проступили более четко. Вдалеке справа тянулась высокая гряда, обрывающаяся в море, и Мэри заметила там тонкий лучик света. Сначала она решила, что это звезда, пробившаяся через пелену тумана, но вскоре поняла, что это не так. Свет двигался в темноте, словно большой белый глаз. Он плясал на волнах как живой. Неожиданно Мэри все поняла, и этот мерцающий огонек стал для нее символом ужаса. Это был фальшивый маяк, зажженный дядей и его сообщниками.

Внизу в направлении берега торопливо пробирался какой-то человек. Люди обернулись на звук его шагов. Он сложил руки рупором и что-то крикнул, но Мэри не расслышала его слов. Те, что стояли на берегу, сразу зашевелились, некоторые бросились навстречу бегущему, но он снова что-то выкрикнул и указал рукой в сторону моря. Тогда они побежали к линии прибоя, их крики перекрывали шум волн. Ее дядя — она узнала его по огромному росту и широким плечам — поднял руку, призывая к тишине. Все замерли. Эти люди напоминали стаю воронов, чернеющую на белом песке. Из темноты появился еще один луч Света. Он не плясал на волнах, как первый, — его тяжело качало, он проваливался и вновь возникал. Расстояние между ним и первым лучом сокращалось. Люди, столпившиеся на берегу, стояли неподвижно в ожидании.

Второй огонь снова поднялся на волнах, и Мэри разглядела массивный корпус корабля. Он неумолимо приближался к фальшивому маяку, словно ночная бабочка на огонек свечи. Терпеть больше не было сил. Она вскочила и бросилась вниз по склону, крича и плача, размахивая руками над головой, стараясь перекричать шум волн и ветер. Кто-то заметил ее и бросился наперерез. Чьи-то руки схватили Мэри и повалили наземь. Крик оборвался — ей в рот забили кляп, руки скрутили за спиной. Тугая веревка впилась в тело. Потом ее бросили лицом вниз в двадцати ярдах от прибоя, и она осталась лежать, беспомощная, не в силах даже кричать.

…Словно под воздействием таинственного магнита, море отступило — начался отлив. Мэри извернулась и увидела, что корабль, напоминающий огромную черепаху, уже совсем близко. По палубе метались черные точки. И вдруг глыба корабля раскололась надвое. Люди посыпались в бушующее пенное море.

Мэри закрыла глаза, уткнувшись лицом в песок. Тишине пришел конец — те, что долгие часы таились на пустынном пляже, неслись по берегу, крича и улюлюкая в диком возбуждении, и бросались в волны прибоя, не думая об опасности. То были не люди, а звери. Некоторые сбросили одежду и бежали нагишом в холодной декабрьской ночи, чтобы ничто не мешало им выхватывать из волн то, что принес прибой. Они галдели и ссорились, как обезьяны, вырывая вещи друг у друга. Кто-то разжег костер на скале, и пламя отбрасывало желтый свет на берег и волны. В этом свете метались черные тени.

Когда на берег вынесло первого мертвеца, они столпились вокруг, обшаривая его одежду. Грабители лихорадочно ощупали его пальцы в поисках колец и после этого бросили. Тело колыхалось в волнах прибоя.

Отлив кончился, вода начала прибывать, сильно похолодало. На горизонте начало светлеть. Разбойники не замечали этого, продолжая метаться по берегу. Наконец Джо Мерлин поднял голову и принюхался, озираясь. Потом что-то крикнул, показывая своим товарищам на небо, продолжавшее бледнеть. Они колебались, глядя на плавающую вокруг добычу, но потом дружно выскочили из воды и помчались к лощине. Они опаздывали. Удача заставила их забыть об осторожности.

Джо Мерлин вытащил кляп изо рта Мэри и поднял ее на ноги. Она была не в состоянии двигаться сама. Время летело неумолимо, с каждой минутой становилось все светлее и светлее, и он перебросил ее через плечо, словно мешок. Ее голова болталась, когда он бежал по пляжу в сторону лощины. Грабители лихорадочно и суетливо грузили добычу на спины трех лошадей. Протрезвевший хозяин подгонял их. Карета застряла в лощине и никак не хотела сдвинуться с места, это усиливало панику. Некоторые бросились бежать дальше, бросая награбленное. Рассвет был их врагом, и лучше было встретить его в одиночку: здесь, на побережье, все знали друг друга в лицо, и подозрение могло лечь на всякую группу незнакомых людей. Беглецам выкрикивали вслед проклятия те, что вынуждены были возиться с каретой. В спешке они толкали ее так грубо и неловко, что карета опрокинулась на бок и одно колесо отвалилось.

Эта неудача окончательно вывела их из себя. Последовал дикий штурм оставшейся телеги, что стояла чуть дальше, и перегруженных поклажей лошадей. Кто-то, кто сохранял еще разум и выполнял команды хозяина, поджег опрокинутую карету: она могла служить уликой. Люди бились за право влезть на телегу — в ход были пущены камни и осколки битых бутылок. Хозяин и его подручный, бродяга Гарри, имели преимущество — у них были пистолеты. Они стояли спиной к телеге, а вокруг бушевала толпа сообщников, которые теперь глядели на них как на врагов, заведших их в ловушку. Прогремел первый выстрел, пуля взрыла песок, но один из противников успел ткнуть хозяина в глаз острым обломком камня. Джо Мерлин поразил нападавшего вторым выстрелом. Парень согнулся пополам и упал на землю, вскрикнув от смертельной боли. Гарри прострелил горло другому. Остальныебандиты, бросив умирающих товарищей, пустились наутек.

Кровь бежала из разбитого глаза хозяина. Вместе с бродягой Гарри они перетаскали часть награбленного и погрузили на телегу рядом с Мэри. Основная добыча была брошена на берегу: они не решились вернуться за ней — с каждой минутой светлело.

Двое застреленных валялись возле телеги. Их тела служили уликой, и Гарри отволок их в костер. Джо Мерлин впряг лошадь, оба без слов взобрались на телегу, и она тронулась с места.

Лежа на спине, Мэри смотрела на низкие облака. Темнота рассеялась, утро было пасмурным. Она слышала шум прибоя; он постепенно удалялся и слабел. Начинался прилив. Ветер тоже утих. Пахло сырой землей и прелой травой, лег густой туман. На лицо Мэри снова упали капли дождя. Издалека донесся веселый перезвон колоколов, в холодном воздухе утра он звучал как-то странно, нелепо. Мэри вспомнила, что наступило Рождество…

12

Квадрат окна был ей знаком. Мэри смотрела на него, напрягая память и пытаясь понять, почему больше нет дождя и ветра. Видимо, карета остановилась где-нибудь в лощине, на берегу. Предстояло снова выбираться через окно и падать на землю, потом — путь по лощине наверх и схватка с бродягой Гарри. А внизу, на берегу, группа мерзавцев ждет, когда неуклюжий корабль войдет в бухту… Мэри застонала и повернула голову. Она увидела знакомую стену со следами гвоздей.

Она лежала в своей спальне в «Джамайке-Инн». Вид этой ненавистной комнаты все же успокаивал — здесь не было дождя, ветра и бродяги Гарри.

Если сейчас к ней придет смерть — она ее не испугает: жизнь потеряла для Мэри всякий смысл. Над ней склонилось чьей-то лицо, и она вжалась в подушку, прикрывшись руками: в памяти ожил слюнявый рот бродяги Гарри с гнилыми зубами.

Ее осторожно погладили по руке, и она увидела голубые испуганные глаза. Это была тетя Пэйшнс. Они обнялись. Мэри плакала долго и неутешно. И тогда природа снова взяла верх, и девушка ощутила, как жизнь возвращается к ней.

— Вы знаете, что там было? — повторяла Мэри, и тетя Пэйшнс сжимала ее руки. Глаза у нее были, как у провинившейся собаки.

— Сколько времени я лежу здесь? — поинтересовалась Мэри и получила ответ: второй день. Некоторое время она раздумывала. За этот срок могло многое случиться, а она лежала здесь, беспомощная.

— Надо было меня разбудить, — сказала она, отводя руки тети. — Я не ребенок, у меня дела, как вы не понимаете!

— Ты не могла пошевелиться, — сказала тетя Пэйшнс. — Ты была вся окровавлена и избита. Я думала, что ты серьезно ранена, но, слава Господу, ничего страшного. Порезы заживут, а долгий сон пошел тебе на пользу.

— Вы знаете, кто это сделал? Вы знаете, где я была?

Отчаяние сделало ее жестокой, она не могла сдерживаться и начала рассказывать о людях на берегу. Глаза пожилой женщины наполнились ужасом, и Мэри не стала продолжать. Она села и опустила ноги на пол. Голова болела и кружилась.

— Мэри, умоляю тебя, не зли его больше. С того времени, как он вернулся с тобой, бледный и страшный, с пистолетом в руке, дверь гостиницы закрыта. Я знаю, ты видела ужасные вещи, но, Мэри, разве тебе не понятно, что, если ты спустишься сейчас вниз, он может снова ударить тебя, может даже убить…

— Тетя Пэйшнс, я уже и так слишком многим поступилась ради вас. Кем бы ни был для вас дядя прежде — сейчас это не человек. Это зверь, обезумевший от бренди и крови. Он убивал людей там, на берегу, разве вы не понимаете? Люди тонули в море. Эти ужасные картины будут преследовать меня до самой смерти!

Голос Мэри звучал все громче, она была на грани истерики. Тетя Пэйшнс напрасно умоляла ее говорить потише. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился хозяин «Джамайки-Инн». Он упирался головой в притолоку и глядел на женщин. Лицо его потемнело и осунулось, над глазом красовалась кроваво-красная рана.

— Мне показалось, что я слышу голоса во дворе, — сказал он. — Я посмотрел в окно, но никого не увидел. Вы что-нибудь слышали отсюда?

Ему не ответили. Тетя Пэйшнс покачала головой. Джо Мерлин уселся на кровать и поднял голову, прислушиваясь.

— Он придет, — сказал хозяин, — он должен прийти. Я сам себе перерезал горло — я пошел против него. Он предупреждал меня, но я лишь посмеялся над его словами. Мы все, считай, уже покойники — вы и я. Игра закончена. Почему вы позволяете мне пить? Почему вы не переколотите все эти чертовы бутылки и не запрете меня на ключ? Я бы не тронул вас пальцем. Но теперь уже поздно.

Он смотрел на них налитыми кровью глазами. Женщины были потрясены: они никогда не видели его таким.

— Что вы имеете в виду? — спросила Мэри. — Кого вы боитесь? Кто предупреждал вас?

Джо покачал головой.

— Нет, — отвечал он, — я сейчас не пьян, Мэри, и мои тайны останутся при мне. Но я скажу одно: тебе тоже не вырваться, ты теперь точно так же замазана в этом, как и Пэйшнс, теперь у нас кругом враги. С одной стороны, закон, а с другой… — Он замолк, глядя на Мэри. — Хочешь узнать, не так ли? — сказал он ядовито. — Ты бы выскользнула из дому с этим именем и выдала меня? Тебе очень хочется видеть меня повешенным. Ну что ж, я не могу осуждать тебя за это: я сделал достаточно, чтобы ты запомнила меня по гроб жизни. Но ведь я и спас тебя, не так ли? Подумай, что эта свора могла сделать с тобой, если бы меня там не было? — Он засмеялся и сплюнул на пол. — За одно это ты должна быть мне благодарна. Никто не дотронулся до тебя в ту ночь, кроме меня. Это я попортил тебе личико. Порезы скоро заживут. Черт побери, но ты же знаешь, что я мог бы с тобой сделать еще тогда, в первые дни, если бы захотел. Ты же все-таки женщина. И сейчас ты бы валялась у меня в ногах, как твоя тетка. Пошли отсюда. Здесь сыро и воняет.

Он поднялся и потянул ее за собой к двери. Когда они вышли на лестницу, он прижал Мэри к стене. Свеча освещала ее израненное лицо. Мэри, несмотря на отвращение, выдержала взгляд Мерлина. Хозяин отпустил ее и задул свечу. Женщины без слов спустились за ним.

Он прошел на кухню, где дверь и окна были закрыты наглухо, проверил запоры, достал из кармана трубку и принялся набивать ее табаком.

— Нам нужно продумать план, — объявил он. — Мы тут сидим уже три дня, словно крысы в клетке, и ждем, когда нам свернут шею. С меня довольно. Если уж будет драка, то, черт побери, лучше принять открытый бой. Гарри вполне надежен, но и он расколется, если решит, что в этом для него есть какая-то выгода. Все остальные рассеялись по округе и поджали хвосты, словно паршивые псы. Я тоже напуган — вы должны это понимать. Нам крупно повезет, если мы выберемся отсюда без поножовщины. Ты можешь и дальше строить рожи, Мэри, но тебе и Пэйшнс придется так же плохо, как и мне.

Пэйшнс дотронулась до его рукава.

— Что тебе? — грубо спросил он.

— Почему мы не можем убежать сейчас, пока еще не поздно? — прошептала она. — Тележка в конюшне, мы через несколько часов будем в Девоне.

— Чертова дура! — крикнул он. — Ты что, не понимаешь, что вдоль дороги в Ланстон расставлены люди, которые только ждут случая, чтобы пришить мне все преступления в Корнуолле? Вся округа уже знает, что случилось на побережье в ночь перед Рождеством, и если они увидят, что мы смываемся — это же будет уликой против нас. Хороши же мы будем, когда поедем на тележке, поверх всего барахла, словно фермеры на ярмарку, помахав ручкой на прощание ланстонскому сквайру! Нет, у нас есть один шанс на миллион. Нам нужно сидеть тихо, заглохнуть. Они начнут разнюхивать и разведывать. Им нужны надежные улики, прежде чем они сюда сунутся. И покуда кто-нибудь из этой поганой своры не проболтается, нам ничто не угрожает. Да, там в бухте целый корабль, разбитый о скалы, а на берегу валяются сундуки, сваленные кем-то и подготовленные к погрузке. Еще они найдут два трупа, обгоревшие до костей, и кучу золы. Все это выглядит подозрительно, даже очень, но где доказательства? Ответьте мне. Я провел Сочельник как уважаемый человек, в кругу семьи, играя в снэпдрэгон^[1] со своей племянницей.

— Вы забыли об одном… — возразила Мэри.

— Нет, моя прелесть, я ничего не забыл. Кучер той кареты был застрелен и свалился в канаву не дальше мили отсюда. Ты надеялась, что мы оставили труп там, да? Пусть тебя не шокирует, Мэри, но мертвец ехал с нами до побережья и лежит сейчас на глубине десяти футов. Ясное дело, его кто-то хватится, но они никогда не найдут его карету. Может быть, ему надоела жена, и он уехал на континент. Пускай поищут его там. А теперь, когда мы все пришли в чувство, давай, Мэри, выкладывай, какого черта ты делала в этой карете и где тебя носило. Если не скажешь, я найду способ заставить тебя разговориться.

Мэри лихорадочно соображала. Было нетрудно солгать: время сейчас было самым важным фактором, если она и тетя Пэйшнс хотят выбраться отсюда живыми. Есть только одна возможность для спасения, и до нее близко, не больше пяти миль, — в Алтарнане.

— Я ходила пешком в Ланстон на ярмарку, — сказала она. — Когда начался дождь, я вся промокла и не могла идти дальше. Я наняла этот экипаж. Вот и все, больше мне нечего вам рассказать.

Джо Мерлин сплюнул на пол.

— У тебя есть одно преимущество — я не могу доказать твою ложь. Вряд ли хоть одна девка твоего возраста будет проводить день одна в Ланстоне, это я тебе точно скажу. И домой они одни тоже не ездят. Но если твоя история правдива, наши шансы повышаются. Они не будут искать этого кучера здесь. Черт побери, я бы сейчас чего-нибудь выпил!

Хозяин откинулся на спинку стула и затянулся трубкой.

— Не плачь, Пэйшнс, ты еще будешь ездить в собственной карете, — пообещал он, — в шляпе с перьями и в бархатной накидке. Я не сдамся. Может быть, я брошу пить и буду ходить в церковь по воскресеньям. А ты, Мэри, будешь держать меня под руку, когда я состарюсь, и кормить меня с ложечки. — Он откинул голову и расхохотался, но смех вдруг оборвался — он вскочил, лицо его стало белым как бумага.

Кто-то осторожно царапался в кухонное окно. Как будто ветка плюща, вздрагивая от ветра, скребла по стеклу. Стало так тихо, что слышалось учащенное дыхание тети Пэйшнс. Мэри следила за хозяином, неподвижно стоящим посреди кухни. Затем он пригнулся и, не сводя глаз с окна, достал пистолет.

У Мэри пересохло в горле. Кто там, за окном: друг или враг? Страх хозяина передался и ей, сердце заколотилось.

Джо Мерлин немного подождал и рывком распахнул ставни, держа пистолет наготове. Перед окном стоял бродяга Гарри… Джо Мерлин выругался и перевел дух.

— Черт бы тебя побрал! — крикнул он. — Ты что, пулю захотел, идиот? Я уже пять минут целюсь тебе в лоб! Открой дверь, Мэри, да брось за стены хвататься, ты же не привидение. В этом доме все сдвинулись!

Он пытался скрыть свой испуг. Девушке стало не по себе: вид бродяги напомнил ей схватку в лощине. Она открыла дверь и спряталась за нею, а когда Гарри вошел, не глядя на него, прошла к тлеющему очагу и стала подбрасывать в него торф.

— Ну что, какие новости принес? — спросил хозяин.

Бродяга цыкнул и указал большим пальцем через плечо.

— Пахнет жареным, — сказал он. — Языки аж дымятся, отсюда до Сент-Ивса. Я утром был в Бодмине, весь город только об этом и болтает. Все они рехнулись на крови и правосудии. Есть только один выход, Джо, — зашептал он, — надо драпать. Дороги для нас — смерть, я дерну через болота в Девон, в сторону Ганнислейка, хоть это и займет больше времени. У тебя есть немного хлеба, хозяйка? Я не жрал со вчерашнего дня.

Вопрос обращался к жене хозяина, но глаза смотрели на Мэри. Пэйшнс засуетилась, доставая хлеб и сыр из буфета.

— Слышишь, что он говорит? — спросила она мужа, накрывая на стол. — Это безумие — оставаться здесь. Ради Бога, послушай его, Джо! Я не о себе думаю, это ради тебя…

— Заткнись, дура! — крикнул хозяин. — Я сам решаю, что делать! Значит, ты тоже подался в бега, Гарри?

— Да чтоб ты сдох, Джо! Мозгами шевелить надо! Мы и так ходили по самому краю последнее время, разве не так? Я не буду свидетельствовать против тебя, Джо, но именно по твоей дурости мы вляпались в это дерьмо. Ты напоил нас и потащил на побережье на дело, которое никто не подготовил. У нас был один шанс на миллион, и этот оказался не наш. Чья это была промашка? Твоя или тебе не ясно? Он стукнул кулаком по столу.

Джо Мерлин некоторое время мрачно разглядывал Гарри. Голос его зазвучал угрожающе.

— Значит, ты обвиняешь меня, Гарри? Значит, ты, как все остальные, решил увильнуть в сторону, когда удача ускользнула из рук? Разве тебе не хватало золота, чтобы жить как лорд все эти месяцы, вместо того чтобы бегать с тачкой в каменоломнях, где тебе и место? А если бы мы управились до рассвета, как обычно? Ты бы сейчас крутился вокруг меня, чтобы набить себе карманы, не так ли? Лизал бы мне руки, чтобы заполучить свою долю. Ну что ж, беги к Тэймару, зажав хвост между ног, и будь ты проклят! Я и сам управлюсь.

Бродяга натужно засмеялся и пожал плечами.

— Мы же можем спокойно все обговорить, Джо. Я не против тебя. Мы все здорово упились в Сочельник, так что забудем об этом: что было, то было. Все перепуганы и не будут высовываться. Остались только мы вдвоем — я и ты, Джо. Мы оба занимались этим делом больше всех и теперь должны помогать друг другу. За этим я сюда и пришел. — Он снова засмеялся, обнажая гнилые зубы.

Хозяин спокойно посмотрел на него и затянулся трубкой.

— Так к чему ты клонишь, Гарри?

Бродяга ухмыльнулся.

— Послушай, Джо: я не хочу выходить из игры с пустыми руками. В той комнате, что мы загрузили с тобой пару дней назад, кое-что осталось, верно? Я не думаю, чтобы там было много, но почему бы мне не захватить кое-что с собой в Девон?

Хозяин выпустил ему в лицо клуб дыма.

— Значит, ты вернулся в «Джамайку-Инн» не только ради моих прекрасных глаз?

Бродяга снова ухмыльнулся и встал.

— Да ладно, — сказал он, — мы же друзья, верно? Ничего страшного, если мы откровенно поговорили. Что, если мы с тобой заключим сделку и покончим с этим?

Хозяин задумчиво сосал трубку.

— Из тебя идеи сыпятся, как из дырявого мешка. А если я избавился от барахла? Я здесь торчу уже два дня, а телеги ездят прямо под окнами, ты же знаешь. Что тогда, Гарри?

Ухмылка исчезла с лица бродяги, он разинул рот.

— Ты что, в двойную игру играешь? — спросил он. — Я замечал кое-что, но молчал. Ты неплохо зарабатывал на этом, а нам, кто больше всех рисковал, платил гроши. Мы тебе вопросов не задавали, верно? Послушай, Джо Мерлин, ты получал приказы от кого-то повыше тебя?

Хозяин бросился на него. Ударом кулака в подбородок он опрокинул бродягу на пол. Едва подняв голову, Гарри увидел, что на него смотрит дуло пистолета.

— Если шевельнешься — ты покойник! — произнес Джо.

Гарри затравленно смотрел на хозяина. Тетя Пэйшнс прижалась к стене, охваченная ужасом. Мэри следила за дядей. Он опустил пистолет и ткнул бродягу носком ботинка.

— Ну, теперь мы можем поговорить, — сказал хозяин и положил пистолет на стол перед собой. Бродяга приподнялся с пола.

— Я всегда был главным в этой игре, — сказал Джо Мерлин. — Три года назад мы возили грузы с двенадцатитонных лодок из Пэдстоу и считали, что нам повезло, когда в карман перепадало семь с половиной пенсов. Я сделал это дело самым крупным в стране, от Хартленда до Хейла. Я выполняю приказы? Черт побери, я хотел бы посмотреть на человека, который попытается мне приказать! Все, с этим покончено. Ты сегодня пришел не для того, чтобы предупредить меня об опасности, ты пришел посмотреть, что можно из всего этого заполучить? Ты ведь не ожидал застать меня здесь? Думал, что с Пэйшнс и Мэри ты бы легко справился? Ты — крыса, Гарри, я это сразу понял по твоей роже, когда она появилась в окне.

Бродяга коротко вздохнул.

— Хорошо, — неожиданно согласился Джо, — мы заключим сделку, как ты предлагаешь. Я не могу увезти все в одиночку.

Хозяин поднял пистолет.

— Вставай, сволочь! Значит, твои ручки хотели пощупать то, что мы привезли с побережья, Гарри, да? Ты проведешь ночь среди этого барахла. Пэйшнс, это первый случай, когда у нас появился постоялец. Я не беру в расчет Мэри — она член семьи. — Джо рассмеялся.

Вернувшись на кухню, он сказал:

— Гарри завидует мне. Они все мне завидуют. Они знают, что я умнее их, и ненавидят меня за это. Что ты уставилась на меня, Мэри? Поужинай и иди спать. Завтра тебе предстоит долгое путешествие, и я предупреждаю тебя, что оно будет нелегким.

Мэри смотрела на него через стол, обдумывая свои планы. Сейчас не имело смысла говорить, что она не собирается никуда с ним ехать. Каким-то образом до завтрашнего вечера надо добраться до Алтарнана. Дальше все сделают другие. Мэри слабо разбиралась в юридических тонкостях, но в конце концов правосудие восторжествует. Она защитит свое честное имя и имя тетки. Все останется в прошлом, и они обретут наконец покой.

Мэри отвела глаза от хозяина и повернулась к шкафчику, чтобы взять свечу.

— Я не хочу ужинать, — сказала она.

Тетя Пэйшнс беспокойно забормотала, но Джо Мерлин треснул кулаком по столу.

— Оставь ее в покое! Какое тебе дело, будет она есть или нет? Женщинам и скотине полезно поголодать, они от этого только резвее делаются. Погоди, Мэри, тебе будет спокойнее, если я запру тебя на ключ. Не люблю, когда кто-то шляется по ночам.

Его глаза задержались на приоткрытых ставнях.

— Закрой окно, Пэйшнс, — сказал он, — и заложи ставни доской. Поужинаешь и тоже можешь идти спать. Я сегодня не уйду из кухни.

Тетя встала и поспешила к окну. Мэри вышла в темной коридор. Дядя собрался сидеть всю ночь в темной кухне с пистолетом на столе, поджидая кого-то. Кого? Джо проводил ее до двери спальни и на мгновение задержался, приподняв пальцем ее подбородок.

— Я к тебе все же неравнодушен, Мэри, — сказал он. — Ты сильная и храбрая. Если бы я был моложе, то взял бы тебя. И мы уехали бы вместе. Тебе понятно?

Она ничего не ответила. Ее рука со свечой невольно дрогнула.

Хозяин понизил голос до шепота.

— Меня подстерегает опасность. Дело не в легавых — я могу за себя постоять, если нужно. Сейчас я боюсь другого — шагов, Мэри, что прозвучат ночью, и руку, которая нанесет мне смертельный удар.

Его лицо выглядело усталым и постаревшим.

13

Мэри заснула не раздеваясь. Ей приснилось, будто буря разыгралась вновь и дождь с ветром стучат в окно. Мэри открыла глаза. Звук повторился: в окно со двора бросили пригоршню земли. Мэри спустила ноги на пол и замерла. Кто-то, не знающий расположения комнат в гостинице, видимо, ошибся окном. Дядя сидит внизу с заряженным пистолетом в ожидании визитеров — один из них пришел и стоит во дворе… Мэри осторожно подкралась к окну. Было еще темно, но тонкая светлая полоска на горизонте предвещала рассвет.

Она не ошиблась: внизу стоял мужчина. Мэри замерла. Человек снова нагнулся, набрал горсть земли и швырнул в ее окно. На этот раз она увидела его лицо и едва не вскрикнула: это был Джем Мерлин. Она тотчас приотворила створку и хотела крикнуть, но он знаком велел ей молчать. Подкравшись поближе, он громко прошептал:

— Спустись вниз и открой мне дверь!

Мэри покачала головой.

— Я не могу этого сделать. Я заперта в комнате.

— Спусти простыню, — тихо приказал он.

Привязав угол простыни к ножке кровати, она выбросила другой конец в окно. Джем подтянулся без труда и влез на навес. Мэри попыталась открыть раму, но все было бесполезно: окно раскрывалось не более чем на фут.

— Придется разговаривать с тобой отсюда, — сказал он.

Некоторое время они молча глядели друг на друга. Джем казался усталым, его глаза ввалились. Он был серьезен.

— Ты прости меня, — наконец сказал он, — я тогда бросил тебя в Ланстоне. Причину я тебе объяснить не могу. Пока.

В нем что-то изменилось, она не могла понять что.

— Я беспокоилась за вас. В «Уайт-Харт» мне сказали, что вы сели в карету с каким-то джентльменом. Там был торговец лошадьми, с которым вы разговаривали на рынке, и остальные. Это ужасные люди, и я им не поверила. Я подумала, что кража лошади раскрылась. И очень расстроилась. Но я не осуждаю вас. Это ваше дело.

Увидев Джема, она вообразила, что он пришел сюда ради нее. Его холодность ранила ее. Он даже не поинтересовался, как она добралась домой в ту ночь.

— Почему тебя заперли? — спросил Джем.

Мэри пожала плечами и ответила равнодушным голосом:

— Мой дядя боится, что я подслушаю его секреты. Вы же не любите, когда интересуются вашими тайнами, не так ли? Например, зачем вы забрались сюда этой ночью?

— Да ладно тебе! — вспыхнул он неожиданно. — Впрочем, я догадываюсь, что ты обо мне думаешь. Когда-нибудь я смогу тебе все объяснить — если только ты от меня не сбежишь. Выбрось к черту свои обиды. Я хожу по краю пропасти. Один неверный шаг будет стоить мне жизни. Где мой брат?

— Он сказал, что проведет эту ночь на кухне. Он кого-то очень боится. Окна и двери на запоре, а у него оружие.

Джем рассмеялся.

— Он еще больше напугается, узнав, что случилось за эти часы. Я пришел сюда, чтобы увидеть его, но если он сидит там с пушкой, то лучше уж я подожду до утра.

— Он собирается бежать из «Джамайки-Инн» завтра ночью.

Джем молчал. Для него это было новостью. Мэри наблюдала за ним. В ней проснулись давние подозрения. Он вполне мог быть тем гостем, которого ждал хозяин. Тем человеком, что держал в руках все нити, а значит, и жизнь дяди.

— Вам бы лучше позаботиться о своей жизни, когда вы увидите брата, — предупредила она. — Он опасен.

— Я не боюсь Джо и никогда его не боялся.

— Возможно. Но что, если он боится вас?

Джем ничего не ответил и дотронулся пальцем до ссадин на ее лице.

— Кто это сделал? — спросил он.

Мэри ответила не сразу.

— Я получила это в ночь перед Рождеством.

Блеск в его глазах сказал ей, что он все понял и ему все известно. И именно поэтому он пришел сюда. Джем ударил кулаком по стеклу, не обращая внимания на кровь, залившую порезанную руку. Теперь в комнату можно было легко пролезть. Это он и сделал, прежде чем девушка успела что-то сказать. Он поднял ее на руки и отнес на кровать. При тусклом свете Джем долго рассматривал порезы на ее лице и шее. Потом задул свечу и сел рядом.

— Боже мой, зачем ты поехала с ними!

— Они упились до безумия. Не думаю, чтобы они соображали, что делают. Я не могла сопротивляться. Их было больше дюжины, а мой дядя… Он верховодил ими. Не заставляйте меня вспоминать об этом!

— Мой брат бил тебя больше всех? — спросил он.

Мэри тяжело вздохнула. Сейчас это не имело никакого значения.

— Вам хорошо известно, на что они способны.

— Да, я знаю. — Он помолчал, потом взял ее за руку. — За это он умрет.

— Его смерть не вернет людей, которых он убил.

— Я сейчас думаю не о них.

— Если вы думаете обо мне — не тратьте времени попусту. Я сама могу за себя постоять. Я знаю теперь, что полагаться можно только на себя.

Женщины — слабые существа, Мэри, несмотря на всю их храбрость. Тебе лучше держаться подальше от этого. Дело теперь за мной.

Девушка не ответила. У нее были свои планы.

— Что ты собираешься делать? — спросил Джем.

— Он хочет, чтобы я уехала с ним, и тетя Пэйшнс тоже.

— А ты что?

— Завтра посмотрим…

Мэри внезапно сообразила, что выдав правосудию дядю, она тем самым выдаст и Джема.

— Если я попрошу вас кое о чем, вы послушаетесь? — спросила она.

Он первый раз улыбнулся, как тогда, в Ланстоне, и у нее забилось сердце.

— Откуда мне знать? — ответил он.

— Я хочу, чтобы вы ушли отсюда.

— Сейчас уйду.

— Нет, я имею в виду, что вы уйдете подальше от «Джамайки-Инн» и никогда больше сюда не вернетесь. Я сама справлюсь с вашим братом. Нельзя, чтобы вы были здесь завтра.

— Что ты задумала?

— Вас это не касается, но это может вам повредить. Больше я ничего не могу сказать. Лучше поверьте мне на слово.

— Поверить? Черт возьми, я, конечно же, тебе верю! Это ты мне не доверяешь, дурочка. — Он засмеялся и, наклонившись, обнял ее и поцеловал, совсем как тогда, в Ланстоне.

— Будь ты парнем, я бы не мешал тебе, но из-за твоего красивого личика, из-за твоих алых губок, которые я поцеловал и поцелую еще, я должен уберечь тебя от опасности. Ты же не хочешь убить себя? Сейчас мне пора уходить — через час будет светло. А если ты меня никогда больше не увидишь? Тебе, конечно, все равно…

— Я бы так не сказала, Джем. Но вам этого не понять.

— Женщины думают совсем не так, как мужчины. За это я их и не люблю — от них одни расстройства и неприятности. С тобой было хорошо съездить в Ланстон, но если встанет вопрос жизни и смерти, как у меня сейчас, то, Бог свидетель, мне хотелось бы, чтобы ты была где-нибудь за сто миль отсюда, в гостиной с вышиванием.

— Это не для меня — ни сейчас, ни в будущем.

— А почему бы нет? В один прекрасный день ты обвенчаешься с каким-нибудь фермером или лавочником и будешь вести спокойную жизнь среди уважающих тебя соседей. Не рассказывай им, что когда-то жила в «Джамайке-Инн» и любила конокрада. Прощай, я желаю тебе жить в богатстве.

Джем встал с кровати и пошел к окну. Перебросив ноги через подоконник, он ухватился за простыню и соскользнул вниз. Мэри выглянула из окна и невольно помахала ему вслед. Но он не обернулся, мелькнул как тень.

Скоро наступит утро, и больше ей не уснуть. Девушка сидела на кровати в ожидании, когда хозяин откроет дверь. Ни в коем случае нельзя вызывать подозрения; она должна выглядеть пассивной и безвольной, готовой отправиться в дорогу вместе с хозяином и тетей Пэйшнс. Позже Мэри сошлется на усталость и пойдет отдохнуть к себе в комнату перед дорогой — вот тогда наступит самое опасное. Придется незаметно покинуть «Джамайку-Инн» и мчаться, как заяц, в Алтарнан. Уж на этот раз Френсис Дейви ей поверит. Потом Мэри вернется в гостиницу — убедиться, что ее отсутствие осталось незамеченным, ведь, если хозяин зайдет в комнату и обнаружит ее отсутствие, жизнь Мэри не будет стоить и ломаного гроша. Но если Джо Мерлин ей поверит — игра продолжится. Они будут готовиться к отъезду, даже сядут в телегу и выедут на дорогу. И вот тогда их судьба будет целиком в руках священника из Алтарнана.

Когда окончательно рассвело, минуты поползли, как часы. Было неестественно тихо, все ждали вечера. Тетя Пэйшнс слонялась по дому, занимаясь бестолковыми сборами: увязывала пожитки и снова развязывала, вспомнив что-то важное, открывала и закрывала кухонные шкафы, заглядывала в ящики, переставляла посуду. Мэри помогала ей, но все трое ощущали бесполезность и бессмысленность происходящего.

Джо Мерлин мрачно наблюдал за ними, взрываясь руганью, когда Пэйшнс роняла что-нибудь на пол. Ночь, проведенная на кухне, не улучшила его настроения. Он ходил от окна к окну, словно опасаясь быть застигнутым врасплох. Бродяга, запертый в комнате, не издавал ни звука. Хозяин словно забыл о нем.

Во время обеда Джо, с его волчьим аппетитом, только барабанил пальцами по столу. Случайно подняв глаза, Мэри увидела, что он исподлобья пристально смотрит на нее. Ее пронзил страх — уж не подозревает ли он ее? Наконец она набралась храбрости и спросила, когда они собираются покинуть «Джамайку-Инн».

— Как только я буду готов, — ответил хозяин коротко.

— Может быть, нам с тетей Пэйшнс отдохнуть перед дорогой? — спросила она. — Ночью спать не придется, а тетя еле держится на ногах, да и я тоже. Какой от нас уставших будет толк?

— Иди отдохни, если хочешь, — не возражал хозяин. — Скоро для вас обеих будет серьезная работа. Ты права, спать нам не придется. Ну, ступай, я хочу побыть один.

Мэри вошла к себе в комнату и заперла дверь. Сердце ее сжималось и ныло в предчувствии событий. До Алтарнана около четырех миль, она сможет пройти это расстояние за час. Хозяин едва ли соберется раньше семи. Значит, у нее есть три часа, чтобы все сделать.

Мэри надела самое теплое платье и закуталась в платок. Бой часов прозвучал, как сигнал трубы. Приоткрыв дверь, Мэри прислушалась. Слышны были чьи-то шаги и шепот… Но это ей, конечно, показалось. Все было тихо. Теперь дорога была каждая секунда. Мэри заперлась и подошла к окну. Выбравшись на навес, она перекрестилась и прыгнула. Ноги почти мгновенно соприкоснулись с землей — было и впрямь не очень высоко.

Вечер был прекрасен — хоть в этом ей повезло. Она шагала, глядя прямо перед собой. Стремительно опустились сумерки. Ветра не было. Луна запаздывала. Девушка дошла до Файв-Лэнс, где дорога раздваивалась, и повернула налево, к спуску на Алтарнан. Она увидела огни в домах и почувствовала запах жилья. Этот мир был полон забытых звуков: лай собак, скрип колодезного ворота, хлопанье дверей, плач ребенка и голос утешающей его матери. Мимо проехала телега, и возница поздоровался с Мэри. Девушка направилась к священнику. Дом был погружен в темноту.

Она поспешила к церкви. Френсис Дейви должен быть там. Сегодня же воскресенье. Навстречу ей шла женщина с букетом цветов. Она внимательно посмотрела на Мэри, но не узнала ее и молча прошла мимо. Девушка догнала ее.

— Простите меня, Ханна, вы не скажете, где мистер Дейви?

— Его преподобие уехал в другой приход, далеко отсюда, — сказала женщина. — Сегодня его не будет в Алтарнане.

14

Мэри смотрела на Ханну, не веря своим ушам.

— Он уехал?! — переспросила она. — Вы, наверное, ошибаетесь.

Все ее планы рухнули.

— Его преподобие уехал вчера после обеда, — повторила женщина с обидой в голосе, — мне-то лучше знать — я веду его хозяйство.

Она увидела слезы в глазах Мэри и смягчилась.

— Если вы хотите что-то ему передать, скажите мне. Когда он вернется… — начала она, но Мэри покачала головой.

— Будет поздно, — сказала она потерянно. — Раз мистер Дейви уехал, все пропало! Мне теперь никто не поможет.

Мэри лихорадочно искала выход. Прийти в Алтарнан и вернуться в «Джамайку-Инн» ни с чем было немыслимо. Нужно найти представителя власти — кого-нибудь, кто знает Джо Мерлина и «Джамайку-Инн».

— Есть где-нибудь поблизости мировой судья? — спросила она.

Женщина удивленно подняла брови.

— Ни одного, — сказала она нерешительно. — Разве что сквайр Бассет из Норт-Хилла, милях в четырех отсюда. Но вы же не пойдете туда так поздно?

— Пойду, — сказала Мэри, — мне больше ничего не остается. Подскажите, пожалуйста, где дорога на Норт-Хилл?

— Идите две мили по Ланстонской дороге, потом сверните направо. Но послушайте, едва ли стоит девушке ходить ночью: на дорогах — разбой и грабеж.

— Спасибо вам, — сказала Мэри, — но я уже давно ничего не боюсь. Когда священник вернется, передайте ему, что… Погодите, лучше я напишу все сама.

Мэри прошла за женщиной в дом, горя от нетерпения: время летело быстро, а посещение Норт-Хилла окончательно путало ее планы.

Ханна вернулась с ручкой и чернильницей, и Мэри принялась торопливо писать:

Я пришла попросить Вашей помощи, но Вы уехали. Вы, наверное, уже слышали об ужасном кораблекрушении на побережье в рождественскую ночь. Это сделали мой дядя и его компания. Он знает, что его подозревают, и хочет скрыться сегодня вечером через Тэймар в Девоншир. Я отправляюсь к мистеру Бассету в Норт-Хилл, чтобы рассказать ему все, и пусть он пошлет людей в «Джамайку-Инн». Надо схватить дядю, пока не поздно. Отдаю эту записку Вашей домоправительнице. Простите, тороплюсь.

Мэри Йеллан.

Мэри сложила записку, отдала женщине и с тяжелым сердцем отправилась в ночь.

Она так надеялась на Френсиса Дейви, что до сих пор никак не могла поверить в случившееся. Грустно было уходить от огней Алтарнана, сознавая, что ничего из задуманного не получилось. Возможно, в эту самую минуту дядя барабанит в дверь, обнаруживает ее отсутствие и сразу же решает бежать. Но тетя Пэйшнс — как она поведет себя? Мэри ускорила шаг.

Дойдя до развилки, она свернула налево. По обеим сторонам потянулись высокие изгороди. Мэри попыталась представить себе семью сквайра Бассета и вспомнила, как его жену одурачил на рыночной площади конокрад, продав ей ее же собственную лошадь. Счастье Мэри, что она не стояла рядом с Джемом во время этой сделки.

Местность снова изменилась. Болота остались позади. Взошла луна и осветила дорогу. Наконец девушка подошла к высоким воротам. Вероятно, это и был Норт-Хилл. Мэри пошла по дорожке к дому. Церковный колокол где-то в темноте пробил семь раз. Нервозность вернулась к ней, когда она звонила в большой дверной колокольчик. Яростно залаяли собаки. Послышались шаги, дверь отворилась, и на пороге появился слуга. Он сердито прикрикнул на собак, которые бросились обнюхивать ночную гостью. Мэри вдруг застеснялась своего затрапезного вида. Слуга ждал.

— Я пришла к мистеру Бассету по очень важному делу, — сказала она. — Он может не знать моего имени, но если уделит мне несколько минут, я все объясню.

— Мистер Бассет еще утром уехал в Ланстон, — ответил слуга. — Его срочно вызвали, и он до сих пор не вернулся.

Мэри не сдержалась, и у нее вырвался возглас отчаяния.

— Если я не увижу его в ближайший час, случится что-то ужасное, — еле проговорила она. — Опасный преступник скроется от правосудия!

— Миссис Бассет дома, — смягчился слуга, — возможно, она вас примет, если дело и впрямь срочное. Следуйте за мной.

Ярко освещенная библиотека показалась ей чем-то нереальным — она привыкла к потемкам. Женщина, в которой Мэри сразу же признала ту самую леди, которую видела на рыночной площади, сидела в кресле у камина и читала вслух двум очаровательным мальчикам.

— Эта девушка пришла с каким-то срочным известием к сквайру, мадам, — объяснил слуга. — Вы ее выслушаете?

Миссис Бассет встала и отложила книгу.

Мэри поздоровалась и воскликнула:

— Если бы я могла поговорить с вами наедине!..

Миссис Бассет отослала детей. Слуга последовал за ними.

— Чем я могу быть для вас полезна? — спросила она ласково. — Вы выглядите бледной и испуганной. Присядете?

Мэри покачала головой.

— Благодарю вас, но мне нужно знать, когда вернется мистер Бассет.

— Не знаю, — женщина развела руками. — Ему пришлось срочно уехать рано утром. Я очень беспокоюсь. Если этот ужасный хозяин гостиницы будет сопротивляться, мистера Бассета могут ранить, хотя там будут и солдаты.

— Что вы имеете в виду? — спросила Мэри.

— Ваше лицо мне незнакомо, из чего я могу заключить, что вы не из Норт-Хилла, иначе вы наверняка слышали бы об этом Мерлине, что держит гостиницу на дороге в Бодмин. Сквайр уже давно подозревал его в жутких преступлениях, но у него не было верных улик. Наконец сегодня он уехал в Ланстон, чтобы собрать людей. Насколько я поняла, он намерен ночью окружить гостиницу и захватить ее обитателей.

Что-то в лице Мэри показалось ей знакомым, потому что она побледнела и потянулась к звонку.

— Вы девушка из гостиницы, племянница хозяина, — вдруг сказала дама, — та самая, о которой он говорил! Стойте там и не двигайтесь, или я позову слуг! Что вам надо от меня?

Мэри была так же бледна, как и хозяйка дома.

— Я не сделаю вам ничего плохого, — взмолилась она, — прошу вас, не звоните! Позвольте мне объяснить.

Миссис Бассет смотрела на нее с ужасом, ее рука сжимала шнурок звонка.

— У меня здесь нету денег, — говорила она, — я ничего не могу для вас сделать. Если вы пришли сюда, чтобы просить за своего дядю, — уже поздно…

— Вы меня не поняли, — воскликнула Мэри. — Хозяин «Джамайки-Инн» стал моим родственником только потому, что женат на моей тете. Я боюсь его и ненавижу больше, чем кто-либо в округе. Я пришла сюда, чтобы предупредить мистера Бассета: он собирается ночью бежать. У меня есть доказательства его преступлений, которых нет ни у кого больше. Но вы сказали, что сквайр сейчас, возможно, находится возле «Джамайки-Инн»? Тогда я напрасно потеряла время.

Она опустилась в кресло, сложила руки на коленях и уставилась на огонь. Силы покинули ее. Она допустила непростительную ошибку, уйдя из гостиницы. Скорее всего дядя уже скрылся, и мистер Бассет застанет гостиницу брошенной. Она подняла глаза на хозяйку дома.

— Я глупо поступила, придя сюда. Я думала, что это необходимый шаг, но сделала только хуже.

Жена сквайра отпустила шнурок звонка.

— Вы говорите искренне, — сказала она ласково. — Простите, что я вам не доверяла, но «Джамайка-Инн» — такое место, что любой пришел бы в ужас, узнай он, что перед ним — племянница самого Мерлина. Вы очень смелая девушка, если пришли сюда ночью, чтобы предупредить моего мужа. Но как же теперь быть? Я хочу вам помочь.

— Придется ждать, когда вернется мистер Бассет, — вздохнула Мэри. — Он не слишком обрадуется, когда услышит, что я натворила. Бог свидетель, я это заслужила…

— Но вы же не знали, что моему мужу все известно, — улыбнулась миссис Бассет. — Я его успокою, не бойтесь.

— Как же случилось, что сквайр узнал правду?

— Понятия не имею. Он обмолвился лишь парой слов, пока ему седлали лошадь. Отдохните и забудьте обо всех этих ужасных делах. Вы наверняка проголодались.

Мэри стало неловко — едва ли эта леди была бы так ласкова с ней, знай она, что произошло тогда на ярмарке.

Появился слуга. Хозяйка велела ему принести ужин для Мэри и принялась болтать о каких-то пустяках, пытаясь скрыть беспокойство.

Каминные часы пробили восемь, и Мэри больше не могла терпеть. Бездействие было хуже, чем опасность и погоня.

— Простите меня, — сказала она, вставая, — вы были так добры ко мне, я очень благодарна вам. Я должна знать, что происходит в «Джамайке-Инн», и отправлюсь туда прямо сейчас.

— Конечно, вы беспокоитесь, — сказала миссис Бассет. — Я это вижу и пытаюсь вас отвлечь. Я тоже переживаю за своего мужа. Но сейчас идти туда крайне опасно. Я велю заложить коляску, и Ричардс отвезет вас. Он очень надежный человек и возьмет с собой оружие. Я бы и сама с вами поехала, но ужасно боюсь…

— Я привыкла к опасностям и ночным путешествиям, — сказала Мэри. — Уверяю вас, я не устала и могу идти пешком.

Но миссис Бассет уже дернула шнур звонка.

Через четверть часа Ричардс с коляской были готовы. Мэри узнала в нем слугу, который приезжал с мистером Бассетом в «Джамайку-Инн». Только когда коляска отъехала, Мэри поняла, в какое трудное и опасное путешествие они пустились. Все что угодно могло произойти в «Джамайке-Инн» за эти пять часов. Но, в конце концов, Ричардс вооружен и она сама может, если надо, воспользоваться оружием.

— Они уже должны быть там, — сказал Ричардс, — и хозяин гостиницы уже наверняка связан по рукам и ногам. Эх, жалко, мы раньше не приехали, — держу пари, это было захватывающее зрелище.

— Никакого зрелища не будет, если мистер Бассет опоздает, — возразила Мэри. — Мерлин знает эти болота как свои пять пальцев, и, если успел удрать, его не догонишь.

— Мой хозяин тоже вырос в этих местах, — упорствовал Ричардс. — Если дело дойдет до погони, то я ставлю на него.

Они подъехали к узкому мосту через речушку Фоуи. На фоне темного неба ясно виднелись трубы гостиницы. Ричардс замолк и потрогал пистолеты. Сердце у Мэри учащенно забилось, и она крепче вцепилась в борта коляски.

Когда они взобрались на вершину холма, Ричардс прошептал ей на ухо:

— Может, вам лучше подождать здесь, на обочине, а я пойду вперед и посмотрю, как там?

Мэри покачала головой.

— Лучше пойду я. Судя по тишине, сквайр еще не приехал. Если дядя здесь, я попробую рискнуть. Дайте мне пистолет, тогда я могу не опасаться его.

— Я ожидал, что здесь будет шум и пальба, — настороженно проговорил слуга. — Что-то тут не так, я чувствую. Наверное, они задержались в Ланстоне. Давайте подождем их.

— Лучше уж столкнуться нос к носу с дядей, чем торчать здесь в канаве, ничего не ведая, — возразила Мэри. Она сбросила тяжелый плащ и взяла протянутый Ричардсом пистолет. — Не ходите за мной, пока я вас не позову или не подам сигнала. Я почему-то уверена, что дяди здесь нет.

Она надеялась, что он все-таки уехал в Девоншир и округа избавилась от него. Джо был ей больше не интересен.

Мэри подняла пистолет и вошла во двор. Здесь было пусто. Дверь конюшни заперта. Дом был таким же темным, как и в час, когда она покинула его. Никаких следов бегства. Дверь — на замке.

Мэри подошла к конюшне и прислонилась ухом к двери — лошадь была на месте. Значит, дядя все еще в «Джамайке-Инн»? Ее сердце замерло. Еще не поздно вернуться к Ричардсу и подождать, пока прибудут люди сквайра Бассета. Мэри еще раз посмотрела на темный дом. Она колебалась, ситуация была загадочной.

Замерев у крыльца, она прислушалась. Потом обошла дом и неслышно приблизилась ко входу в бар. Света нигде не было. Мэри положила руку на дверную ручку и медленно повернула ее. К ее удивлению, дверь тихонько отворилась. Заходить было страшно.

Очень медленно она приблизила голову к дверному проему. Не было слышно ни звука. Краем глаза она увидела очаг; огонь уже погас. Инстинкт подсказал ей, что кухня пуста. Она широко распахнула дверь и сделала несколько шагов. Здесь было холодно и сыро. Мэри раздула уголек из очага и зажгла свечу. Подняв ее повыше, она осмотрелась. На стульях лежали узлы, на полу валялись брошенные одеяла. Они решили отложить бегство и спят у себя наверху? Но почему?

Дверь в коридор была широко раскрыта, темнота казалась зловещей. Что-то было не так, чего-то не хватало. И Мэри поняла, что не слышит тиканья часов. Она медленно двинулась по коридору, держа в одной руке пистолет, в другой — свечу.

Свернув за угол, она увидела опрокинутые часы и множество осколков стекла. Хозяин «Джамайки-Инн» лежал лицом вниз посреди разгрома. Одна рука прикрывала голову, другая сжимала обломок дерева. Он казался еще огромнее, чем при жизни.

На каменном полу была кровь, целая лужа крови, уже почерневшей. Кровь была и между лопаток хозяина — там, куда вонзился нож. Его убили ударом сзади, он расставил руки и повалился, опрокинув часы.

15

…Нескоро Мэри решилась ступить на лестницу. Силы оставили ее, взгляд блуждал по окружающим предметам. По руке мертвеца бежал паук, и странно было видеть, что дядя не пытается согнать его. Паук точно знал, что хозяин не может причинить ему вреда. Мэри тоже это понимала, но ужас не покидал ее.

Свет свечи плясал на стенах, но верхняя часть лестницы была погружена во тьму. Она знала, что ей не надо подниматься. Что бы там ни было, все должно остаться как есть. Смерть опустилась сегодня на этот дом, и ее дух витал в воздухе.

Мэри содрогнулась, она знала, что означает эта мертвая тишина. Крик уже готов был сорваться с ее губ. Она повернулась, сделала несколько шагов в сторону кухни, и когда вдруг увидела отворенную дверь, нервы ее не выдержали. Она с криком бросилась вон. Выбежав на дорогу, девушка упала прямо на руки конюху. Он удержал ее и потянулся за пистолетом.

— Онмертв! — крикнула она. — Он лежит на полу. Я его видела!

Ричардс отвел ее к коляске и закутал в плащ.

— Он мертв, — повторяла она. — Там была кровь. Он лежит лицом вниз за часами. Кровь уже высохла.

— А Ваша тетя? — спросил слуга.

— Не знаю, не видела. Я хочу уехать.

Она понял, что силы ее оставили, и помог забраться в коляску.

— Ну ладно, — сказал он, — успокойтесь. Никто больше не причинит вам вреда. Не стоило на такое смотреть девушке! Лучше бы я пошел.

Сочувствие помогло ей.

— Лошадь все еще в конюшне, — сказала она. — Они даже не успели собраться. По полу разбросаны узлы.

— Не понимаю, что со сквайром, — забеспокоился Ричардс. — Ему уже давно пора быть здесь.

Они помолчали, глядя на дорогу.

— Кто же убил хозяина? — спросил Ричардс. — Говорите, он ждал нападения? Да, его многие не любили.

— Там еще был бродяга, — вспомнила Мэри. — Должно быть, он каким-то образом выбрался из запертой комнаты.

— Далеко ему не уйти, сквайр догонит, — пообещал конюх, — можете не сомневаться. — Он сделал паузу и продолжил: — Пойду в гостиницу, если вы позволите, и посмотрю, не сохранилось ли там каких-нибудь следов.

Мэри схватила его за руку.

— Я не останусь одна, — взмолилась она. — Можете считать меня трусихой, но я больше не выдержу. Я чувствую, что и тети нет в живых. Она лежит где-то там, в темноте, на втором этаже…

Слуга молчал. Чем он мог помочь ей? В конце концов, она была для него совсем чужой, и все, что творилось под крышей этой гостиницы, его не касалось.

Мэри подняла руку.

— Послушайте! — сказала она. — Вы что-нибудь слышите?

Со стороны долины, из-за холмов, донесся стук копыт.

— Это сквайр, — радостно воскликнул Ричардс. — Наконец он приехал.

Через минуту на дороге появился всадник, за ним еще один и еще. Ричардс выскочил на дорогу, чтобы встретить их.

Первый всадник, оказавшийся сквайром, натянул поводья и удивленно поднял брови при виде конюха:

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Хозяин гостиницы мертв, его убили, — закричал слуга. — Меня послала миссис Бассет, сэр. Эта девушка сейчас сама вам все расскажет.

Он придержал лошадь, пока хозяин спешился.

— Если этот тип убит, как ты сказал, то, видит Бог, он это заслужил, — сказал мистер Бассет. — Но я бы предпочел все-таки надеть на него кандалы. С мертвеца нечего взять. Ступайте во двор, а я немного потолкую с этой девчонкой.

Сквайр с удивлением выслушал рассказ Мэри.

— Ничего не понимаю! — воскликнул он. — Я считал, что ты заодно со своим дядей. Зачем же ты солгала мне тогда, месяц назад? Ты сказала, что ничего не знаешь.

— Я лгала ради своей тети, — отвечала Мэри, — только ради нее. К тому же я тогда не знала то, что мне известно сейчас.

— Да, ты совершила смелый поступок, проделав ночью такой путь, и я этого никогда не забуду. Всего этого можно было бы избежать и предотвратить преступление, если бы ты была тогда откровенна со мною. Ну, об этом позже. — Сквайр окликнул слугу: — Побудь с девушкой, пока мы обыщем гостиницу. Я прошу тебя, Мэри, подождать во дворе, ты единственная, кому все известно, и последняя, кто видел дядю живым.

Мэри кивнула. Теперь она должна была делать то, что ей скажут, и отвечать перед правосудием.

Дом больше не выглядел безжизненным. Распахнулось окно бара, затем окна гостиной. Кто-то поднялся наверх и принялся осматривать пустые комнаты для гостей. Только тяжелая парадная дверь оставалась закрытой, и Мэри знала, что за ней, у порога, лежит мертвый дядя. Вот кто-то громко крикнул из гостиницы, ему ответило сразу несколько голосов. Ричардс взглянул на Мэри и по ее лицу понял, что она услышала. Во дворе появился сквайр и подошел к коляске.

— Мужайся, — сказал он, — у меня плохие новости. Мы нашли твою тетю. Ты, наверное, ожидала этого? Не думаю, чтобы она мучилась. Она там, в спальне, в конце коридора. Зарезана, как и твой дядя. Она могла ничего не знать. Поверь, я очень сожалею.

Мэри сидела без движения. Она беззвучно молилась, чтобы тетя Пэйшнс простила свою племянницу. Ее загубленная душа обрела наконец покой. Сейчас, наверное, она уже встретилась со своей сестрой и не так одинока. И только одна мысль по-прежнему терзала Мэри: не покинь она «Джамайку-Инн», тетя была бы жива.

Из дома снова донеслись возбужденные крики и топот ног. Послышался треск ломаемых досок. Вскоре из-за угла появились шестеро человек во главе со сквайром. Они тащили кого-то визжащего и упирающегося.

Мэри посмотрела на пленника, тот жмурился от яркого света. Лицо его было заросшим и черным от грязи — это был бродяга Гарри.

— Ты знаешь этого типа? — спросил сквайр. — Мы нашли его в запертой комнате, на каких-то мешках, но он твердит, что ему ничего не известно о преступлении.

— Он из этой компании, — тихо ответила Мэри, — он пришел в гостиницу вчера вечером и поссорился с хозяином. Дядя запер его, угрожая ему оружием. У него были все причины, чтобы убить дядю. Он лжет.

— Но дверь была заперта снаружи, мы еле смогли ее выломать, — возразил сквайр. — Самостоятельно он выйти не мог. Да ты взгляни на него: он ослеп от темноты. Нет, он не убийца.

Бродяга испуганно смотрел на своих стражей, его поросячьи глазки слезились, и Мэри поняла, что сквайр говорит правду.

— Тот, кто это совершил, ничего не знал об этом негодяе, — продолжал сквайр. Бродяга ничего не видел и не слышал, но он может назвать своих сообщников. Один из них убил своего главаря, и мы найдем его, можете не сомневаться. Эй, кто-нибудь, отведите этого парня в конюшню и не спускайте с него глаз. Остальные пошли со мной обратно в дом!

Мэри сидела в коляске, подперев голову руками, не обращая внимания на вопли Гарри. Она видела перед собой другое лицо и слышала другой голос: «Он умрет за это». Вспомнились и слова, сказанные Джемом по дороге в Ланстон: «Я еще никогда не убивал», и пророчество цыганки на ярмарочной площади: «Когда-нибудь ты убьешь человека». Проклятая кровь Мерлинов, грубые и необузданные нравы!

Джем пришел в «Джамайку-Инн», как обещал, и его брат умер, как он и поклялся. Мэри охватил ужас от этой догадки, и она подумала, что лучше бы ей оставаться в гостинице — пусть бы он убил и ее тоже. Она знала, что цепочка улик против него выстроится очень легко. Достаточно ей сейчас подойти к сквайру и заявить: «Я знаю, кто это сделал» — и тогда Джема ничто не спасет. Сейчас он спокойно спит в своем доме, где родились и он, и убитый им брат. А утром уедет из Корнуолла навсегда — такой же убийца, как и хозяин «Джамайки-Инн». Мэри даже вообразила себе стук копыт его лошади, затихающий вдали, но внезапно и в самом деле услышала со стороны дороги этот звук. Мэри повернула голову и прислушалась, руки ее похолодели.

Цокот копыт приближался. Всадник явно не спешил. На пороге гостиницы появился сам сквайр.

— Стой! — крикнул он. — Именем короля! я вынужден спросить вас, что вы делаете ночью на дороге?

Всадник свернул во двор. Черная шляпа скрывала его лицо. Когда он ее снял, обнажились бесцветные волосы.

— Кажется, мистер Бассет? — Он наклонился в седле, держа в руке какую-то бумагу. — У меня здесь записка от Мэри Йеллан из «Джамайки-Инн», которая попала в беду и просит моей помощи. Но я вижу, что опоздал и здесь уже много народу. Вы должны меня помнить, мы встречались прежде. Я настоятель из Алтарнана.

16

Мэри сидела в гостиной священника и смотрела на огонь в камине. Она долго спала и сейчас отдохнула и посвежела, но все еще не обрела душевного покоя.

…Все были с ней добры и ласковы — даже слишком. Мистер Бассет гладил ее по плечу, словно обиженного ребенка, и говорил: «А теперь тебе нужно поспать и все забыть. Самое страшное позади. Я обещаю, что мы найдем человека, который убил твою тетку».

У нее не было сил ничего решать, все решали за нее, и когда Френсис Дейви предложил ей остаться в его доме, она согласилась — где угодно, лишь бы не в «Джамайке-Инн»! Наконец-то она наслаждалась тишиной: ее ни о чем не спрашивали и не приставали со словами утешения.

В Алтарнан приехали в три часа ночи. Священник вызвал свою служанку и велел ей приготовить комнату для гостьи, что и было сделано тотчас.

Мэри уже закрывала глаза, когда на ее плечо легла рука.

— Выпейте это. — Френсис Дейви протянул ей стакан. Она подчинилась, горьковатый вкус выдавал в напитке лекарственное снадобье.

— Теперь вы заснете, — сказал священник. Последнее, что она запомнила, — холодное прикосновение его руки и прозрачные неподвижные глаза.

Было уже около четырех часов дня, когда она проснулась. Боль и отчаяние немного притупились. Оставалась только жалость к тете Пэйшнс, но ее уже не вернуть.

Когда Мэри оделась и спустилась вниз, она увидела, что в камине горит огонь, а священник, видимо, уехал куда-то по своим делам. Перед ней снова встало лицо Джема, и девушка ощутила подступающую слабость. Одно слово священнику или записка сквайру — и тетя Пэйшнс будет отомщена. Джем умрет с петлей на шее, как и его отец. А Мэри вернется в Хелфорд, в свою прежнюю жизнь.

Она встала с кресла и принялась ходить по комнате, борясь с навязчивыми мыслями. У нее было непонятное и тревожное ощущение, будто бесцветные глаза Френсиса Дейви следят за ней. Вдоль стены были расставлены холсты, повернутые обратной стороной. Мэри из любопытства перевернула один из них. На нем был изображен интерьер церкви, погруженной в полумрак. На потолке играли странные зеленые отблески. Мэри никогда не решилась бы повесить эту картину в своем доме. Переворачивая картины одну за другой, она поняла, что у автора, рожденного альбиносом, было нарушено цветоощущение. Это, конечно, многое объясняло, но тревожное чувство осталось.

Мэри повернула холсты лицом к стене и продолжила изучать комнату. В ней было очень мало мебели и книг. Даже письменный стол выглядел так, будто им редко пользуются. Мэри постучала пальцами по его полированной поверхности, представив, как хозяин пишет за этим столом свои проповеди, и неожиданно открыла узкий ящик стола. Он был пуст, и ей стало неловко. Она уже готова была его закрыть, когда заметила, что бумага, которая выстилала ящик, с одного угла отогнута, а на обратной стороне что-то нарисовано. Она вытащила бумагу и всмотрелась. Это тоже был церковный интерьер. На скамьях сидели прихожане, а священник стоял за кафедрой. Приглядевшись внимательнее, она изумилась: на плечах прихожан красовались бараньи головы. Копыта были молитвенно сложены. Выражение на бараньих мордах было одинаковым — безнадежно идиотским. Священником был сам Френсис Дейви, себе он придал волчьи черты, и этот волк саркастически усмехался, глядя на собравшееся стадо.

Картинка была кощунственной и издевательской. Мэри быстро перевернула ее и закрыла ящик. Отойдя от стола, она снова села к огню. Это ее не касалось и должно было остаться на совести художника.

За дверью послышались шаги. Мэри быстро отодвинула кресло в тень: когда хозяин войдет в комнату, он не должен видеть выражения ее лица.

Священника почему-то долго не было. Мэри обернулась и вздрогнула: он стоял у нее за спиной. Она издала возглас удивления, и он приложил руку к груди.

— Извините меня, — сказал он, — вы не ожидали, что я вернусь так скоро и помешаю вашим размышлениям.

Мэри покачала головой. Священник осведомился о ее самочувствии, снял плащ и встал у огня.

— Вы что-нибудь ели? — спросил он.

Она ответила отрицательно.

— Если вы достаточно отдохнули, накройте, пожалуйста, на стол и принесите поднос с кухни, — сказал Френсис Дейви. — Ханна нам все приготовила, и мы не будем ее беспокоить. Что касается меня, мне придется кое-что записать, вы не возражаете?

Мэри старалась не смотреть ему в лицо, когда накрывала на стол. Краем глаза она заметила, что холсты убраны. На столе появились бумаги и письма. Часть из них он сжег — пепел лежал поверх торфа в камине.

Они сели за стол. Мэри разрезала холодный пирог.

— Странно, почему Мэри Йеллан не спрашивает, чем я занимался сегодня, — сказал священник, улыбнувшись.

— Меня это не касается, — покраснев, робко ответила она.

— Вы не правы, — возразил Френсис Дейви. — Я занимался вашими делами. Ведь вы просили меня помочь, не так ли?

Мэри стало неловко.

— Простите меня, я еще не поблагодарила вас ни за ваш приезд в «Джамайку-Инн», ни за ночлег. Вы, наверное, сочли меня неблагодарной?

— Я никогда этого не скажу, что вы. Я только удивляюсь вашей невозмутимости. Вы заснули в четыре утра, а сейчас уже семь вечера. Прошло столько времени — и жизнь наша не стоит на месте. Моя гнедая лошадь хромает, и я не мог ею воспользоваться. Пришлось ехать на старой кляче. Она еле доползла до «Джамайки-Инн», а потом и до Норт-Хилла.

— Вы были в Норт-Хилле?

— Мистер Бассет пригласил меня позавтракать. Там собралось восемь или десять человек. Каждый хотел перекричать соседа. Впрочем, в одном все были едины: убийце вашего дяди недолго осталось гулять на свободе.

— Мистер Бассет кого-нибудь подозревает? — насторожилась Мэри.

— Мистер Бассет готов подозревать даже себя. Он собирается допросить всех жителей в радиусе десяти миль, всех подозрительных личностей, которые не ночевали дома. Понадобится неделя или больше, чтобы выяснить правду о каждом из них, но мистер Бассет не сдается.

— А что они сделали с… с моей тетей?

— Их обоих утром отвезли в Норт-Хилл, где они будут похоронены. Все улажено, и вам не надо беспокоиться.

— А бродяга? Его не отпустили?

— Разумеется, нет, он сидит под замком, изрыгая проклятия. Я о нем и не думаю. Вы, полагаю, тоже.

— Что вы имеете в виду? — спросила Мэри.

— Я слышал от Ричардса, что вы этого несчастного подозреваете в убийстве? Жаль, но запертая комната доказывает его невиновность. А признайтесь, из него получился бы отличный козел отпущения, и мы бы избавились от дальнейших забот.

Священник продолжал с аппетитом поглощать свой ужин, но Мэри даже не притронулась к еде.

— А чем бродяга вызвал у вас такую сильную неприязнь? — спросил Френсис Дейви.

— Однажды он напал на меня.

— Я так и думал. Это на него похоже. Вы, конечно, дали ему отпор?

— Да, кажется, я даже его поранила.

— Что ж, у вас не было выбора. Когда это произошло?

— В ночь перед Рождеством.

— После того как я оставил вас у Файн-Лэнз?.. Я начинаю понимать. Вы тогда не вернулись в гостиницу? Вы столкнулись с хозяином и его дружками на дороге?

— Да.

— И они взяли вас с собой на побережье?

— Пожалуйста, мистер Дейви… Мне бы не хотелось говорить о той ночи — ни сейчас, ни в будущем.

— Вы и не будете больше говорить об этом, Мэри Йеллан. Я корю себя за то, что отпустил вас тогда одну. Трудно даже представить, что вам довелось пережить. Вы проявили замечательное мужество, я восхищаюсь вами — хоть это и странно слышать от приходского священника.

Она посмотрела на него и отвела взгляд.

— Когда я думаю о бродяге, — сказал священник, накладывая себе мармелад, — то нахожу странным, что убийца не заглянул в запертую комнату. Возможно, он торопился, но минута-другая ничего не решала, и он мог бы все успеть.

— Вы хотите сказать, убить и его тоже?

— Именно. Этот бродяга — не украшение нашего мира, пока он жив. А когда умрет, то хотя бы послужит пищей для червей. Если бы убийца знал, что бродяга нападал на вас, у него был бы двойной повод, чтобы убить его.

Мэри отрезала кусок пирога и надкусила его. Этим она пыталась скрыть свое замешательство. Руки ее дрожали.

— Какое отношение к этому имею я? — спросила она.

— Вы о себе слишком скромного мнения, — возразил он.

Они продолжали есть в молчании. Мэри не поднимала глаз от тарелки. Инстинкт подсказывал ей, что он играет с ней как кошка с мышкой. Наконец она не выдержала.

— Значит, мистер Бассет и остальные что-то знают?

— Да, конечно, кое-что нам известно. Мы узнали от бродяги о том, что было на побережье в рождественскую ночь. Мы услышали о повозках, приезжавших в «Джамайку-Инн» по ночам, он назвал своих сообщников… Тех, которые ему известны. Он договорился до того, что предположил, будто хозяин «Джамайки-Инн» только считался главарем, а на самом деле получал приказы от кого-то. Это, конечно, усложняет дело. Все очень обеспокоены. А вы что об этом думаете?

— Конечно, такое возможно…

— Если это так, то, может быть, таинственный главарь и убийца — одно лицо. Вы согласны?

— Да, я тоже так думаю.

— Это значительно сужает поле поисков. Теперь мы можем не принимать в расчет остальной сброд и искать героя поумнее и позначительнее. Вы никогда не встречали кого-нибудь подобного в «Джамайке-Инн»?

— Нет, никогда.

— Он должен был приезжать и уезжать тайком, скорее всего ночью. Вы не слышали стука копыт, но есть возможность прийти и пешком, не так ли?

— Да, такая возможность есть.

— Значит, этот человек знает окрестные болота. Кто-то из джентльменов предположил, что он живет неподалеку. Так что кольцо вокруг убийцы сжимается, и скоро он будет схвачен. Мы все уверены в этом. Почему вы так мало едите?

— Я не хочу…

— Ханна решит, что ее пирог не понравился. Я не говорил еще, что сегодня видел вашего знакомого?

— У меня нет здесь знакомых, кроме вас.

— Благодарю вас, Мэри. Это прекрасный комплимент, и я способен его оценить. Но вы не совсем откровенны. У вас есть знакомый, Вы мне сами об этом говорили. Разве не брат вашего дяди возил вас на ярмарку в Ланстон?

Мэри вцепилась в край стула.

— Я с тех пор его и не видела. Я думала, что он уехал.

— Нет, он здесь с самого Рождества. Он узнал, что вы у меня, и попросил передать вам, что ему очень жаль. Так и сказал. Мне кажется, он имел в виду вашу тетю.

— Это все, что он передал?

— Я думаю, он хотел сказать что-то еще, но нам помешал мистер Бассет.

— Мистер Бассет? Он был там, когда вы разговаривали?

— Ну конечно. Это было перед тем, как я уехал из Норт-Хилла, дискуссия там затянулась.

— И Джем Мерлин тоже участвовал в этой дискуссии?

— Он имел на это право как брат покойного. Хотя, по-моему, он не сильно опечален утратой.

— Мистер Бассет и остальные допрашивали его?

— Они говорили целый день. Его ответы были очень уклончивы. Он куда умнее своего брата. Вы говорили, что он занят каким-то малопочтенным ремеслом. Кажется, ворует лошадей?

Мэри кивнула. Ее пальцы блуждали по скатерти.

— Что с ним сделают, мистер Дейви? — спросила она.

— Сделают? — искренне удивился он. — Почему с ним должны что-то сделать? Мне кажется, он помирился с мистером Бассетом, и ему нечего бояться. Едва ли ему будут вспоминать старые грехи после того, что он для них сделал. Разве я не говорил, что Джем Мерлин донес на своего брата?

Она уставилась на него не понимая.

— Джем донес на своего брата?

Священник отодвинул тарелку.

— Так мне сказал мистер Бассет. Он столкнулся с вашим приятелем в Ланстоне в Сочельник и отвез его в Норт-Хилл для допроса. «У меня есть право засадить тебя в тюрьму, где ты не увидишь лет двенадцать ни одной лошади, — сказал он. — Но ты можешь заслужить свободу, если дашь показания против брата». Ваш приятель отказался. Тогда сквайр сунул ему под нос объявление. «Смотри, Джем, — сказал он, — как это тебе нравится? В ночь перед Рождеством было самое страшное кораблекрушение с прошлого года, когда «Леди Глостер» налетела на рифы у Пэдстоу. Может, теперь ты передумаешь?» Дальше я не все понял, нам постоянно мешали, но я догадываюсь, что ваш приятель ночью сбежал. А вчера утром возвратился, подошел к сквайру, когда тот выходил из церкви, и сказал: «Хорошо, мистер Бассет, вы получите то, что хотели». Вот почему я сказал, что он умнее своего брата.

Мэри смотрела перед собой, пораженная услышанным.

— Мистер Дейв, — произнесла она, — похоже, я самая большая дура из всех, что когда-либо появлялся в Корнуолле!

— Я верю вам, Мэри Йеллан, — улыбнулся священник. В голосе его звучала укоризна.

— Что бы ни случилось дальше, — продолжала она, — я могу смотреть в будущее спокойно!

— Я рад за вас, — сказал он.

Она поправила волосы и улыбнулась — впервые за все время их знакомства.

— А что еще сказал Джем Мерлин? — спросила она.

Священник посмотрел на часы и вздохнул.

— Время бежит слишком быстро! Я думаю, мы уже достаточно поговорили о Джеме Мерлине.

— Он был все еще в Норт-Хилле, когда вы уехали?

— Да. Кстати, именно из-за его последних слов я и поспешил сюда. Он сказал, что сегодня вечером собирается навестить кузнеца в Уорлеггене.

— Мистер Дейви, вы говорите загадками. Какое это имеет отношение к вам?

— Он покажет кузнецу гвоздь от лошадиной подковы, который нашел в зарослях вереска неподалеку от «Джамайки-Инн». Гвоздь совсем новый, а Джем Мерлин знает всех кузнецов в округе. «Смотрите, — сказал он сквайру, — я нашел его сегодня утром за гостиницей. Вам я здесь больше не нужен. С вашего разрешения, я поеду в Уорлегген и швырну в лицо Тому Джори его плохую работу».

— Ну и что дальше? — не понимала Мэри.

— Вчера было воскресенье, верно? А по воскресеньям ни один кузнец не работает — если только не согласится из большого уважения к заказчику. Только один всадник проезжал вчера мимо кузни Тома Джори, и было это, кажется, около семи часов вечера. После этого всадник продолжил свой путь в сторону «Джамайки-Инн».

— Откуда вам это известно? — прошептала Мэри.

— Этот всадник был настоятелем из Алтарнана.

17

В комнате воцарилась тишина. Откуда-то потянуло холодом. Каждый ждал, когда заговорит другой. Мэри услышала, как Френсис Дейви сглотнул. Бесцветные, застывшие глаза глядели на нее через стол, но они уже не были бесстрастными — они ярко сверкали на белой маске лица.

Пауза тянулась бесконечно. Наконец Мэри вымученно улыбнулась:

— Вы сегодня такой загадочный, мистер Дейви.

Он ответил не сразу. Мэри услышала, как он снова сглотнул, потом наклонился в кресле и резко сменил тему.

— Вы утратили доверие ко мне сегодня еще до того, как я вошел, — сказал он резко, — вы полезли в мой стол и наткнулись на рисунок. Вы были напуганы. Нет, я не из тех, кто подглядывает в замочную скважину. Я просто заметил, что бумагу переворачивали. Вы спросили себя: «Что это за человек — алтарнанский священник?» А когда услышали мои шаги, то бросились в это кресло, чтобы я не мог видеть вашего лица. Не прячьтесь, Мэри Йеллан. Мы теперь можем быть откровенны друг с другом.

— Я очень сожалею, что открывала ваш стол, — пробормотала Мэри, — я до сих пор не знаю, как это получилось. Что же касается рисунка, — я не разбираюсь в таких вещах и даже не могу сказать, хорош он или плох.

— Не в том дело, хорош он или плох, а в том, что он испугал вас. Вы снова сказали себе: «Этот человек — причуда природы, и его мир — не мой мир». Не так ли? Вы были правы, Мэри Йеллан. Я живу в прошлом. Тогда люди не были такими смирными, как сейчас. Я говорю не об исторических персонажах в камзолах и чулках — они никогда не были моими друзьями. Мое время — это начало бытия, когда реки и моря были одним целым, а древние боги жили в горах!

Он поднялся с кресла и встал у огня — темная долговязая фигура с белыми волосами и глазами, прозрачными, как стекло. Его голос звучал так же вкрадчиво, как и в день их первого знакомства.

— Будь вы юношей, вы поняли бы меня, — сказал он, — но вы женщина, живущая в девятнадцатом столетии, и потому мой язык кажется вам странным. Да, я причуда природы и причуда времени. Я не принадлежу к этому миру, я родился с ненавистью к своему времени и с ненавистью к человечеству. В девятнадцатом веке очень трудно обрести покой. Я думал найти его в христианской церкви, но меня воротит от ее догматики, и вся она построена на детских сказках. Впрочем, обо всем этом мы сможем поговорить позже, когда нас никто не будет преследовать. Впереди — целая вечность. По крайней мере, у нас нет багажа, и мы можем путешествовать налегке, как это делали в старину.

Мэри смотрела на него, вцепившись в подлокотники кресла.

— Не понимаю вас, мистер Дейви…

— Да нет же, вы прекрасно меня понимаете. Вы уже догадались, что это я убил хозяина «Джамайки-Инн» и его жену. Бродяге бы тоже не жить, знай я о его существовании. Да, это я направлял каждый шаг вашего дяди, главарем он был только номинально. Он сидел на вашем месте, а на столе перед нами была разложена карта Корнуолла. Джо Мерлин, гроза всей округи, вертел шляпу в руках и потирал лоб, когда я разговаривал с ним. Он беспомощное дитя без моих приказов, жалкий уличный задира. Тщеславие связывало нас, и чем громче гремела его слава, тем больше он гордился собой. Нам сопутствовала удача, и Джо Мерлин верно служил мне. Ни один человек в мире не знал о нашем сотрудничестве.

Вы стали тем препятствием, Мэри Йеллан, о которое мы споткнулись. С вашими широко раскрытыми любопытными глазами и умной головой вы появились среди нас, и я понял, что конец близок. Как я восхищался вашими умом и смелостью! Конечно, вы слышали меня, когда я был в пустой комнате для гостей, но все равно спустились вниз и увидели свисающую веревку. Это был ваш первый вызов нам.

А потом вы прокрались по болотам за дядей, у которого была назначена встреча со мной возле Рафтора, и, потеряв его в темноте, натолкнулись на меня. Я стал вашим другом, разве не так? И разве не я давал вам добрые советы? Поверьте, лучших не смог бы дать и мировой судья. Ваш дядя ничего не знал о нашем странном союзе. Он заслужил такую смерть своим непослушанием. Я ведь знал о вашем намерении выдать его при первой возможности. Он не должен был вам давать повода, и со временем ваши подозрения рассеялись бы. Но ваш дядя упился до потери разума в ночь перед Рождеством и поднял на ноги всю округу. Я сразу же понял, что, когда вокруг его шеи затянется петля, он выбросит последний козырь и продаст своего наставника. Значит, он должен был умереть, Мэри Йеллан, и ваша тетя, что была его тенью, — тоже. А вы, если бы оказались в «Джамайке-Инн» вчера ночью… Нет, вы бы не умерли.

Он наклонился к ней и, взяв ее за руки, поднял с кресла.

— Нет, — повторил он, — вы бы не умерли. Вы бы уехали со мной. Вы это сделаете сегодня.

Она посмотрела в его глаза. Они ничего не выражали. Руки крепко держали ее запястья.

— Неправда, — прошептала она, — вы бы убили меня, а значит, убьете сейчас. Я не поеду с вами, мистер Дейви.

— Смерть или бесчестье? — спросил он, странно улыбаясь. — Я не предлагаю вам такого выбора. Вы учились жизни по старым книгам, Мэри, где плохой человек обязательно имеет хвост и изрыгает пламя. Вы опасный противник, а я бы хотел видеть вас союзником. Вы молоды и обладаете привлекательностью, которую мне не хотелось бы устранять. Со временем мы сможем восстановить нашу дружбу, которая разрушилась в прах сегодня вечером…

— Вы правы, что обращаетесь со мной, как с неразумным ребенком, мистер Дейви, — перебила Мэри, — и я была им, когда столкнулась с вами в ту ноябрьскую ночь. Дружба между нами была скорее насмешкой, и вы мне сами дали прекрасный совет, когда на ваших руках еще не просохла кровь невинного человека. Мой дядя по крайней мере был честен — пьяный или трезвый, он никогда не забывал о своих преступлениях. Но вы — вы носите облачение слуги Божьего, прячетесь под сенью Святого Креста. И вы еще говорите мне о дружбе…

— Вы возмущаетесь и нравитесь мне еще больше, Мэри Йеллан, — проговорил он. — В вас есть огонь — как в женщинах древности. Ваша дружба — не та вещь, которой можно поступиться. Давайте оставим религию. Когда вы узнаете меня получше, мы сможем вернуться к этой теме, и я расскажу вам, как пытался найти убежище в Христианстве, но обнаружил, что в его основе лежат ненависть, зависть и алчность. Лишь древнее язычество было чистым и непорочным. Мне все надоело… Мэри, вы готовы? Ваш плащ висит в холле, я жду вас.

Она прижалась спиной к стене и посмотрела на часы, но он не выпускал ее запястий и даже сдавил их сильнее.

— Дом пуст, вы это знаете, и ваши крики никто не услышит, — говорил он. — Старушка Ханна сидит у себя дома. Я гораздо сильнее, чем вы можете предположить, — ваш дядя имел возможность в этом убедиться. Я не хочу причинить вам вреда, Мэри Йеллан, но мне придется это сделать, если вы будете сопротивляться. Ну же, где ваш дух искательницы приключений? Где ваши смелость и отвага?

Она понимала, что он уже опаздывает. Он умело скрывал свое нетерпение, но оно все же проявилось в блеске его глаз и поджатых губах. Была половина девятого, и Джем сейчас уже должен был беседовать с кузнецом в Уорлеггене. Их разделяло не более двенадцати миль. И Джем был не так глуп, как она. Мэри лихорадочно обдумывала свои шансы. Если она согласится идти с Френсисом Дейви, то сможет задержать его, станет для него обузой и тормозом. Погоня последует по пятам, и ее присутствие выдаст его в конце концов. Если же она откажется идти, ее ждет нож в сердце; ведь он не оставляет свидетелей.

Дейви назвал ее смелой? Что же, посмотрим, насколько ей хватит смелости, — ставкой в этой игре будет сама жизнь. И Мэри без страха посмотрела ему в глаза.

— Хорошо, я пойду с вами, мистер Дейви, — согласилась она, — но я буду вам обузой. Вы пожалеете.

— Пойдете вы в качестве друга или врага — для меня не имеет значения, — сказал он. — Сначала вы будете камнем на моей шее, это я понимаю. Но скоро отбросите ваши предрассудки. Вы забудете все, что привила вам эта жалкая цивилизация. Я научу вас жить, Мэри Йеллан, так, как жили мужчины и женщины четыре с лишним тысячи лет назад!

— А если мы кого-нибудь встретим по дороге?

— Разве я говорил о дороге? Мы пойдем через болота и холмы, через гранит и вереск, как друиды много веков назад.

Мэри едва не рассмеялась ему в лицо. Она больше не боялась его. Ничто больше не имело значения, потому что человек, которого она любила, был на свободе и на нем не было крови. Она могла любить его не стыдясь и знала, что он вернется за ней.

Мэри последовала за Френсисом Дейви в конюшню, где стояли оседланные лошади, и это ее неприятно поразило.

— Вы не собираетесь взять коляску? — спросила она.

— Нет, Мэри, нам придется путешествовать верхом, — ответил он. — Я буду держать ваши поводья. Не обещаю вам бешеной езды, увы, моя кобыла устала. А что касается гнедой лошади, то она хромает, как вам известно, и тоже не годится для скачек.

Ночь была темна, в воздухе повис туман, стоял пронизывающий холод. По небу тащились низкие облака, луны не было видно. Она взобралась в седло, размышляя, услышит ли кто-нибудь ее крики о помощи. Но его рука хлопнула лошадь по крупу, и та тронулась с места.

— Это было бы глупо с вашей стороны, — сказал священник: он читал ее мысли, будто по книге, и тут же отвечал. — В Алтарнане ложатся спать рано, а когда они продерут глаза, я буду уже далеко отсюда, а вы — вы будете лежать лицом вниз, несмотря на ваши юность и красоту.

Они долго ехали по болотам. Френсис Дейви, казалось, видел в темноте, безошибочно находя дорогу. Сердце Мэри рвалось из груди: расстояние до Уорлеггена увеличивалось.

— Куда мы едем? — спросила она наконец, и он, обернувшись, показал рукой на север.

— Скоро стражи закона начнут патрулировать побережье, — сказал он. — Но сегодня и завтра нам никто не помешает. Я всегда любил Атлантический океан, Мэри. Вы слыхали про такую вещь, как корабль? Хотя едва ли вам приятно говорить на эту тему. Корабль увезет нас из Корнуолла.

— Значит, мы покидаем Англию, мистер Дейви?

— После сегодняшнего дня алтарнанский священник покинет лоно Христовой церкви и снова станет изгнанником. Вы увидите Испанию, Африку, вы познаете солнце и пустыню, Мэри. Впрочем, меня мало волнует, куда мы едем, можете выбирать сами. Почему вы улыбаетесь и качаете головой?

— Я улыбаюсь потому, что все сказанное вами — фантастика, мистер Дейви. Вы же хорошо понимаете, что я убегу при первой возможности. Я поехала с вами только потому, что иначе вы убили бы меня, но при свете дня, там, где будут люди, вы ничего не сможете со мной сделать.

— Как вам угодно, Мэри Йеллан, я готов рисковать.

— Ну допустим, — не сдавалась Мэри, хотя ее охватил страх, — допустим, мы окажемся на корабле и поплывем в Испанию или Африку. Неужели вы думаете, что при первой возможности я не выдам вас как убийцу?

— К этому времени вы обо всем забудете, Мэри Йеллан.

— Забуду, что вы убили сестру моей матери?

— Да, и все остальное тоже — болота, «Джамайку-Инн», слезы, что проливали по пути из Ланстона, и того молодого человека, что был их причиной.

— О ком вы, мистер Дейви?

— Да бросьте вы. Я в своей жизни слышал много исповедей и знаю, о чем мечтают женщины и девушки. Видите, и тут у меня преимущество перед братом хозяина «Джамайки-Инн».

Мэри показалось, что стало еще темнее. Лошади ступали осторожно, словно нащупывая дорогу копытами. Ее спутник внимательно вглядывался вперед, нервозность лошадей передалась и ему. Мэри стало по-настоящему страшно. Френсис Дейви знал болота, но даже он мог ошибиться и сбиться с дороги. Мэри почувствовала запах трясины и гниющей травы, и в это время прямо перед ними опустилась стена плотного тумана.

Френсис Дейви натянул вожжи, и обе лошади остановились. Они немного подождали, но воздух был абсолютно неподвижен.

Френсис Дейви обернулся к Мэри. Он был похож на привидение.

— Боги все-таки против меня, — сказал он. — Двигаться дальше было бы большим безумием, чем вернуться назад. Мы должны дождаться рассвета.

Мэри ничего не сказала, у нее вновь проснулась надежда, но она тут же поняла, что туман собьет со следа и погоню: он был врагом и для охотника, и для жертвы.

— Все будет позже, — сказал он, — пещера для отдыха и каменное ложе. А сегодня нам придется заночевать на Рафторе.

…Через некоторое время Мэри сидела, закутавшись в плащ, спиной привалившись к камню. Ноги она поджала к подбородку, но все равно было холодно. Высокая вершина холма пронзала пелену тумана, и над ними висели тяжелые густые облака. Воздух был кристально чист. Холодный ветер свистел в камнях. Лошади стояли за скалой, сбившись головами вместе.

Священник сидел в стороне, в нескольких ярдах от своей спутницы, и она ощущала на себе его взгляд. Он велел ей спать, но она ни за что не заснула бы.

Только пение мертвых камней нарушало тишину, то усиливаясь, то затихая. Мэри плотнее завернулась в плащ, чтобы не слышать этот заунывный звук, но он все равно продолжал звучать.

— Засыпайте, Мэри Йеллан, — услышала она голос Френсиса Дейви, — до рассвета еще далеко. Расслабьтесь, не бойтесь, ни о чем не думайте.

— Я не могу спать.

— Если вы замерзли, идите ко мне, мы согреем друг друга. Перед рассветом будет еще холоднее. Прижмитесь ко мне, тогда вы уснете. Я обещаю не трогать вас.

Она покачала головой в ответ и обхватила себя руками. Ноги и руки немели, подступала дремота.

Пробуждение было неожиданным. Она почувствовала, что его рука зажимает ей рот. Мэри попробовала сопротивляться, но священник держал ее крепко и беззвучно приказывал не шевелиться.

Он завел ей руки за спину и связал ремнем, не больно, но туго. Она беспомощно следила за ним. Френсис Дейви вынул из кармана платок и, свернув, завязал ей рот. Когда все было сделано, он помог ей подняться и потащил за скалы.

— Вчера вечером, планируя нашу маленькую экспедицию, — говорил он, — я не учел тумана. И если я проиграю, то только поэтому. Прислушайтесь, и вы поймете, почему я вас связал и почему ваше молчание нас спасет.

Он стоял над обрывом, придерживая ее за плечи, и указывал вниз.

— Послушайте, — повторил он, — у вас слух должен быть тоньше, чем у меня.

Туман покрывал болота сплошной пеленой. Она посмотрела туда, куда он указывал, но ничего не увидела. И вдруг до Мэри донеслись голоса и лай собак. Это было совсем далеко, но звуки приближались. Френсис Дейви обернулся к ней.

— Я забыл об ищейках сквайра Бассета, Мэри. Нам очень не повезло, это плохо для нас обоих, я совсем о них забыл.

Мэри с ужасом посмотрела на него.

— Бедные лошадки уже послужили нам достаточно, и должны послужить еще раз, — сказал священник.

С замиранием сердца Мэри следила, как он отвязал лошадей и подвел их к склону. Потом, нагнувшись, набрал в обе руки камней и начал швырять их в лошадей, и те бросились бежать вниз по склону.

— Быстрее! — крикнул Френсис Дейви, хватая Мэри за руку, — мы теперь в любом случае вместе!

Они побежали в обратную сторону, взбираясь все выше и выше, прямо к острой вершине Рафтора. Здесь, наверху, где края камней были очень острыми, Мэри упала, задыхаясь, а он влез на самый верх, цепляясь за выступы.

— Надо спасаться! — крикнул он. Его глаза сверкали, волосы развевались на ветру.

Туман рассеивался, и Мэри увидела людей на склоне. Их было не меньше полусотни, они быстро перебегали, прячась за кустами вереска. Восходящее солнце окрасило и вереск, и фигуры людей в багровые тона. Тот, что был ближе всех, поднял ружье и выстрелил. Пуля ударила в скалу рядом с ней. Мэри узнала в этом человеке Джема, но он не видел ее. Раздался еще выстрел. На этот раз пуля просвистела совсем рядом. Собаки зашлись громким лаем. Подняв голову, Мэри увидела черную долговязую фигуру Френсиса Дейви на фоне неба. Какое-то время он стоял как изваяние, с развевающимися на ветру волосами. Потом раскинул руки, словно птица, и опрокинулся с гранитной скалы на мокрый вереск и камни.

18

Был морозный ясный январский день. Лужи на дороге покрылись льдом. Мэри шла через болото Двенадцати Мертвецов. Холодный ветер обдувал ей лицо. Каменный палец Килмара, что остался слева, утратил свою зловещую таинственность. Болота вокруг больше не пугали ее.

Девушка была свободна и могла идти куда угодно. Ее тянуло на юг, в Хелфорд, к знакомым лицам и теплу человеческого дома. Хотелось снова ощутить теплый запах фермы и дыхание коров, лижущих ей руки. Одиночество не принималось в расчет: работнице на ферме некогда об этом думать — она ложится спать, когда сделает всю работу. Мэри все уже решила для себя, и будущее было ясным и определенным. Сегодня за обедом она поговорит с Бассетами. Они были так добры к ней.

Мистер Бассет вчера сказал, будучи в прекрасном настроении:

— Тебе надо решать, Мэри. Ты слишком молода и хороша собой, чтобы жить одна. Мы рады будем видеть тебя в Норт-Хилле, и жена хочет, чтобы ты осталась. У нас много работы: нужно ухаживать за цветами, писать письма, следить за детьми. У тебя рук не хватит, я тебе обещаю.

Миссис Бассет в библиотеке повторила ей то же самое.

— Почему бы тебе не согласиться? — добавила она. — Дети от тебя без ума, а Генри даже разрешил брать его лошадь, если захочешь. У тебя будет много свободного времени. Неужели ты все еще думаешь о своем Хелфорде?

Мэри улыбнулась, поблагодарила ее и не стала объяснять, что значит для нее Хелфорд.

Еще одной причиной для отъезда было то, что она стала объектом всеобщего любопытства, и Бассеты демонстрировали ее своим многочисленным гостям как героиню прошедших событий. Мэри была им благодарна, но чувствовала себя не в своей тарелке. Она не принадлежала к их кругу. Уважала их, но никогда не смогла бы полюбить…

Со стороны Килмара навстречу двигалась повозка. Мэри посмотрела на нее с удивлением — поблизости не было никакого жилья, кроме как в Треварте, но там дом стоял пустым с того самого времени, как Джем участвовал в погоне на Рафторе.

Неблагодарный негодяй, — возмущался сквайр, — как и вся их порода. Он, конечно, здорово тогда нам помог, без него мы бы никогда тебя не нашли, но после всего случившегося, не сказав ни слова, он скрылся неведомо куда. Еще ни один Мерлин не выбился в люди. И этот, видно, пошел по той же дорожке.

Повозка приблизилась, и Мэри прикрыла глаза ладонью от солнца, чтобы разглядеть ее. Лошадь шла тяжело. Девушка увидела, что повозка доверху нагружена домашним скарбом. Когда повозка приблизилась, она узнала возницу. Джем Мерлин спрыгнул и положил камень под колесо.

— Эй, как дела? — окликнул он ее. — Я слыхал, что ты заболела и тебя уложили в постельку.

— Вам сказали неправду, — ответила Мэри, — я провела все это время в Норт-Хилле.

— Прошел слух, что ты собралась поселиться там и стать компаньонкой миссис Бассет. Что ж, там тебе будет хорошо. Они тебе понравятся, когда привыкнешь.

— Они были очень добры ко мне, добрее, чем кто-либо другой в Корнуолле. Но все равно я не останусь в Норт-Хилле.

— Неужели?

— Нет, я возвращаюсь в Хелфорд.

— Что ты там собираешься делать?

— Попробую снова работать на ферме. К сожалению, у меня нет денег, чтобы завести свое хозяйство. Но там есть много знакомых и в Хелстоне тоже, они помогут мне.

— Где же ты будешь жить?

— В деревне нет дома, в который меня не пустили бы. Мы там, на юге, все очень дружны между собой.

— У меня никогда не было соседей, так что не могу с тобой спорить, но по мне — так лучше в гробу, чем в деревне. Каждый непременно сует свой нос через забор. Не дай Бог, если у соседей картошка уродилась крупнее, — вот тебе и зависть, и ссора, а если ты готовишь себе кролика на ужин, то можешь быть уверен, что сосед принюхивается к твоей стряпне. Черт побери, это не жизнь!

Она рассмеялась.

— Что вы собираетесь делать со всем этим? — спросила она, указывая на повозку.

— Хочу уехать подальше от Килмара, что маячит перед глазами с утра до ночи. В этой повозке все, что у меня есть, Мэри, и я еду куда глаза глядят. Я с детства был бродягой, никогда меня ничто не связывало.

— Сама жизнь — это вечное путешествие, и не надо ее усложнять. Придет время, и вы захотите обосноваться, иметь крышу над головой, обрести приют натруженным ногам.

— Вся страна принадлежит мне, Мэри. Небо для меня — крыша, а земля — постель. Тебе меня не понять. Ты — женщина, и твой дом — твое царство. Я никогда не смог бы так жить. Мы говорим на разных языках, ты и я.

Мэри погладила лошадь, кожа ее была теплой и влажной на ощупь. Джем смотрел на нее улыбаясь.

— А в какую сторону вы едете? — спросила она.

— На запад я больше не вернусь, пока не состарюсь, не поседею и не забуду обо всем. Я подумывал двинуть на север, за Ганнислейк, и дальше в глубь страны. Там живут богато, там человеку с головой на плечах может повезти. Глядишь, и у меня появятся денежки в карманах, и я смогу покупать лошадей для собственного удовольствия, а не красть их.

— Там, в глубине острова, грязные, противные места, — Мэри скривила губы.

— Мне все равно, — отвечал он, — не грязнее здешних болот. Или твоих свинарников в Хелфорде. Какая разница?

— Вы говорите только чтобы поспорить, в ваших словах нет ни капли здравого смысла!

— Откуда ж ему взяться, если ты стоишь у меня поперек дороги, твои волосы треплет ветер, и черезкаких-нибудь десять минут я буду вон за тем холмом, без тебя, а ты пойдешь себе пить чай в Норт-Хилл, со сквайром Бассетом.

— Тогда отложите свое путешествие, поехали в Норт-Хилл.

— Не будь дурой, Мэри. Ты можешь представить меня распивающим чай со сквайром? Я не из этой компании, да и ты тоже.

— Я знаю. И потому возвращаюсь в Хелфорд.

— Тогда ступай прямо сейчас. Через десять миль ты выйдешь на дорогу, она приведет тебя в Бодмин, из Бодмина в Труро, из Труро в Хелстон. А в Холстоне ты встретишь своих знакомых и будешь жить у них, пока не найдешь себе подходящую ферму.

— Что-то вы слишком жестоки сегодня.

— Я жесток со своими лошадьми, когда они упрямятся и не слушаются, но от этого я не перестаю их любить.

— Любить! Да вы никого никогда не любили в этой жизни, — сказала Мэри.

— Я просто не привык пользоваться этим словом, вот в чем дело, — парировал он.

Он обошел повозку и выбил носком сапога камень из-под колеса.

— Что ты делаешь? — спросила Мэри.

— Уже поздно, и мне пора ехать. Я достаточно проболтал здесь с тобой, — сказал он. — Будь ты мужчиной, я бы предложил тебе ехать вместе. И ты была бы рядом столько, сколько захотела…

— Я бы сделала это, если бы ты повез меня на юг, — отвечала она.

— Да, но я еду на север, и ты не мужчина. Ты всего лишь женщина и прекрасно все понимаешь. Уйди с дороги, Мэри, и отпусти вожжи. Я уезжаю. Прощай!

Он сжал в ладонях ее лицо и нежно поцеловал, и она увидала, что он смеется.

— Когда ты станешь старой девой в своем Хелфорде, — сказал он, — воспоминаний обо мне тебе хватит до конца дней. Он был конокрадом, — скажешь ты, — и плохо обращался с женщинами. Если бы не моя гордость, то сейчас я могла бы быть с ним.

Он влез на повозку и посмотрел на нее сверху вниз, поигрывая кнутом.

— До ночи я проеду пятьдесят миль, — сказал он. — Остановившись, разожгу огонь и зажарю кусок свинины на ужин. А потом засну мертвым сном на обочине дороги. Ты будешь думать обо мне, а?

Она не ответила, глядя на юг и размышляя. Где-то за холмами ее ждал Хелфорд.

— Это не гордость, — ответила она. — Ты же знаешь, что это не гордость. Это привязанность к дому и всему тому, что я потеряла.

Он ничего не сказал, дернул вожжи и свистнул.

— Подожди! — крикнула Мэри. — Подожди. Дай мне руку.

— В чем дело? — Он засмеялся, отложил кнут и помог ей взобраться на повозку. — И куда это ты собралась? Твой Хелфорд в противоположной стороне, разве не так?

— Да, я знаю, — отвечала она.

— Если ты поедешь со мной, Мэри, тебя ждет нелегкая жизнь и временами даже ужасная, без удобств и радостей. У меня очень трудный характер, видит Бог. Я не обещаю тебе покоя, которого ты ищешь.

— Я готова рискнуть, Джем!

— Ты любишь меня, Мэри?

— Да, я люблю тебя, Джем!

— Больше, чем Хелфорд?

— Не знаю…

— Тогда зачем же ты садишься рядом со мной?

— Потому что хочу этого. Потому что это место отныне и навеки принадлежит мне, — ответила Мэри совершенно серьезно.

Он рассмеялся, явно довольный ее словами, и протянул ей вожжи. Она больше не оборачивалась назад, она глядела только вперед, в сторону Тэймара.

Примечания

1

Снэпдрэгон — рождественская игра, в которой хватают изюминки с блюда с горящим спиртом.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

*** Примечания ***