Из уст в уста [Тьерни Макклеллан] (fb2) читать онлайн

Тьерни Макклеллан Из уст в уста

Моему бывшему мужу,

Джону Маккафферти,

с глубокой признательностью.

Глава 1

Тот день не заладился с самого утра. Стоял чудесный сентябрь, была среда, я ехала на службу, в агентство "Квадратные футы Джарвиса Андорфера".

Конечно, могло быть хуже. Например, если бы на рабочем месте меня подкарауливал вездесущий репортер из телепередачи "Сенсации дня с микрофоном наголо и съемочной бригадой наготове. Вот когда бы я, наверное, задергалась! А так, вместо нахального репортера, у дверей агентства меня поджидал всего лишь Джарвис Андорфер — человек, которого кое-кто называет моим боссом.

Входная дверь в нашу риэлторскую фирму всегда распахнута настежь — дабы привлекать своей открытостью случайных прохожих. Поэтому я заметила начальство, притаившееся за внутренней прозрачной створкой, как только свернула с Тейлорсвиль-роуд на стоянку перед агентством.

Джарвису давно перевалило за пятьдесят. Толстое брюхо, не умещающееся в штанах, мясистые губы и нос словно шишковатая картофелина, — короче, не самое приятное зрелище с утра пораньше.

Порою я удивляюсь, как его жена терпит это чудище изо дня в день!

Строго говоря, мистер Андорфер мне не босс, кто бы что себе ни воображал. Он всего лишь совладелец — на пару с женой — фирмы, в которой я числюсь агентом по продаже недвижимости. Я считаюсь независимым агентом, работаю сама на себя, не за страх, а за совесть, и в начальниках не нуждаюсь.

Сие, по моему глубокому убеждению, означает, что я сама принимаю решения и отвечаю за свои действия. Верно, Джарвис получает проценты с моих комиссионных, но никакой власти указывать и приказывать он не имеет. О чем пришлось себе напомнить, когда я перешагнула порог и оказалась лицом к лицу с Джарвисом, явно не собиравшимся уступать мне дорогу. Вены на его висках едва не лопались.

Что ж, пришлось напомнить себе еще кое о чем: я — взрослая женщина сорока двух лет, а не первоклашка, которая трепещет от одного взгляда строгого учителя.

Если вы заглянете в наше агентство, то сразу попадете в просторную комнату с четырьмя металлическими столами по углам. Бывает, конечно, что офис пустует, когда все служащие на выезде. Но мне, как всегда, повезло: мои коллеги — Барби Ландерган и Шарлотта Аккерсен — торчали на своих местах.

Ни одна из этих дам даже не взглянула в мою сторону. Более того, они усиленно делали вид, будто страшно заинтригованы редкостными вещицами, неизвестно как оказавшимися на их столах. Барби, например, словно загипнотизированная, не сводила глаз с пачки канцелярских скрепок.

— Доброе утро! — бодро приветствовала я Джарвиса, прекрасно понимая, что это утро наотрез отказывается быть добрым. Но почему бы не попытаться его уговорить?

— Скайлер, — воскликнул мой так называемый босс, — слава богу! Наконец-то! Я пытался дозвониться тебе домой!

Очевидно, здороваться он счел излишним.

— Случилось нечто ужасное! — торопливо продолжил начальник. — НЕЧТО УЖАСНОЕ!

В последнее время, когда Джарвис волнуется, он начинает повторяться. И второй раз произносит фразу громче, чем в первый. Такое впечатление, будто прослушиваешь одну и ту же запись на магнитофоне, постоянно прибавляя звук.

Не знаю, откуда у Джарвиса взялась такая привычка. Правда, год назад он вдруг страстно увлекся спортивными телепередачами. Видимо, долгие бдения перед ящиком повлияли на психику, и он возомнил, что каждый волнующий момент в его жизни должен быть повторен как минимум дважды.

Не сомневаюсь, его отношения с женщинами отныне стали просто сказочными.

— Кошмар, Скайлер! Просто КОШМАР!

Наращивая звук, Джарвис принялся размахивать перед моим носом газетой. И хотя страницы изрядно помялись, я точно знала, что это за газета, — вчерашний «Курьер». Я даже знала, что босс сжимает в руке не всю газету, а лишь ту ее половину, которая называется "Городские новости".

Только не подумайте, будто я экстрасенс.

— Ты читала это? ТЫ ЧИТАЛА ЭТО?!

Широко раскрытыми глазами я уставилась на измятые страницы, помолчала минуту, а потом тряхнула головой.

— Ты имеешь в виду вчерашнюю газету? Нет, Джарвис, боюсь, всю газету мне прочесть не удалось.

Одно из преимуществ женского пола, на мой взгляд, заключается в том, что при необходимости можно притвориться идиоткой, и всегда найдется мужчина, который поверит, что ты и впрямь дура набитая.

Жилка на правом виске босса теперь сильно напоминала гору Везувий накануне того памятного инцидента в Помпеях.

— Нет, НЕ ВСЮ газету! — завопил Джарвис. — Ты прочла статью о нашей фирме?

Собственно, это была крошечная заметка, а не статья, и вовсе не о "Кв. футах Андорфера", но поправлять начальника я не стала. В конце концов, дело не в словах.

— А… это. — Я пожала плечами с таким видом, будто речь шла о сущих пустяках.

— Это! ЭТО!!! — Право, Джарвису следовало бы что-нибудь сделать с венами на висках. Откачать из них лишнюю кровь, например. Или удалить хирургическим путем. — Вчера вечером я вернулся домой поздно, десять раз переписывал договор с клиентом. Поэтому газету взял в руки только сегодня утром. За завтраком. Господи, я чуть не подавился. ЧУТЬ НЕ ПОДАВИЛСЯ!!!

Меня подмывало вставить: "Да неужели? НЕУЖЕЛИ?!" Но я сдержалась.

Мало было пульсирующих жилок на висках, так теперь и глаза Джарвиса полезли из орбит.

— Твой ляп стал достоянием всего МИРА!

Я и бровью не повела. Похоже, босс полагал, что где-нибудь в Косово людям больше заняться нечем, как только изучать луисвильский «Курьер» от корки до корки. Лично я в этом почему-то сомневалась. Но Джарвис негодовал так, словно история о моем «ляпе» была напечатана аршинными буквами на первой полосе.

Надо сказать, это далеко не соответствовало действительности. Заметку, о которой шла речь, поместили на пятой странице, почти в самом низу, и размером она была с сигаретную пачку.

Она даже не заслужила снимка. Под заголовком "Адвокат против риэлтора" в весьма кратких выражениях сообщалось следующее: на местного агента по продаже недвижимости по имени Скайлер Риджвей — то есть меня — подал в суд местный адвокат Эдвард Бартлет — то есть хорек вонючий, — которому агент Риджвей несколько месяцев назад продала дом. В заметке также упоминалось 6 том, что, согласно голословным утверждениям Бартлета, вышеупомянутая Скайлер Риджвей из "Кв. футов Андорфера" знала о некоторых дефектах дома, однако намеренно и сознательно не сообщила о них адвокату.

Вот и все содержание статейки. Разве что ближе к концу неведомый автор усовестился и добавил: материал написан исключительно со слов истца.

Когда прошлым вечером я наткнулась на эту пакость, то даже слегка обиделась на газетчиков — могли бы позвонить и узнать мое мнение.

Впрочем, возможно, оно и к лучшему, что не позвонили. В ответ я могла бы разораться и обозвать Бартлета "лживым вонючим хорьком". Что стало бы крупной тактической ошибкой. И вовсе не потому, что мои слова не соответствовали действительности. Бартлет был самым настоящим вонючим хорьком. Уж поверьте мне.

Однако, несмотря на истинность моих слов, через несколько дней в газете появилась бы другая заметка о том, что местный адвокат Эдвард Бартлет опять подает в суд на риэлтора Скайлер Риджвей. На сей раз за клевету.

Думаю, из «Курьера» не позвонили именно по этой причине — не захотели увязнуть в мелочной теме. Даже газетчики понимали, сколь скучное это чтение. Рядом было набрано сообщение о другой городской новости под заголовком "Перенос телеграфного столба". Так вот, телеграфный столб удостоился куда более крупного шрифта, чем иск Бартлета.

Я откашлялась:

— Послушай, Джарвис, ну кого интересует…

Босс не дал мне договорить. Он вообще не любит слушать других. Ростом не более 165 см — и то если на нем ботинки с толстыми подошвами, — бедняга Джарвис всю жизнь мучается СК — синдромом коротышки. У этого недуга много симптомов. Один из них выражается в том, что страдалец постоянно норовит заткнуть рот собеседнику, пребывая в печальном заблуждении, будто знает все лучше всех. И стремится обнаружить свою мудрость при каждом удобном и неудобном случае.

Сейчас у коротышки явно был период обострения.

— Ведь это может влететь в копеечку! В КОПЕЕЧКУ!

И на эту провокацию я не поддалась. Босс орал так, словно опасался за свой карман. Между тем ему было отлично известно, что все агенты в "Кв. футах" имеют страховку. Она называется "страховка ОиН", где О обозначает «ошибки», а Н — «недочеты», и предназначена на покрытие расходов, если какому-нибудь клиенту вдруг взбредет в голову — как Бартлету сейчас — потащить нас в суд за ошибку или недочет, случившиеся, по его мнению, при продаже недвижимости.

Страховка ОиН отнюдь не дешева, в этом смысле она очень походит на страховку от ошибок во врачебной практике.

— Джарвис, — терпеливо напомнила я, — наша страховка…

Он снова перебил меня. Я к этому уже привыкла.

— Даже если никто из нас не потратит и пенса, эта статейка — худшая разновидность рекламы!

Босс не только не вышел ростом, но и с головой у него не все в порядке. Я имею в виду волосяной покров, от которого у Джарвиса остался лишь каштановый пушок за ушами и на затылке. Однако следует отдать должное нашему коротышке: он по крайней мере не подражает иным лысым парням и не отращивает три волосины с одной стороны, чтобы зачесать их на другую. У Джарвиса свой пунктик — постоянно проводить рукой по голове, словно отбрасывая назад пышную шевелюру. Вот и теперь он убрал со лба несуществующие космы и выкрикнул что было мочи:

— ЭТО ХУДШАЯ РАЗНОВИДНОСТЬ РЕКЛАМЫ!!!

— Да ладно, некоторые считают, что любая реклама хороша, лишь бы твою фамилию не переврали… — попробовала я утешить босса, но, похоже, избрала не совсем верную тактику. Глаза и вены Джарвиса вдруг затеяли соревнование — кто первым лопнет.

— Что ж, Скайлер, твоя правда, мою фамилию не переврали! — И Джарвис опять замахал "Курьером".

Коротышка намекал на самое последнее предложение, в котором было упомянуто название нашей фирмы. Но поскольку заметка навевала зевоту, оставалась надежда, что мало кому удастся дочитать ее до конца. Впрочем, я понимала, отчего бесится Джарвис. Осилившие статейку целиком (пусть даже таких наберется не много) догадаются, что на суде будет два ответчика — миссис Риджвей и мистер Андорфер.

Я же об этом не догадывалась, а знала наверняка и честно намеревалась сообщить боссу. Еще вчера утром, когда посыльный от шерифа принес в агентство повестку в суд.

Если бы Джарвис присутствовал на рабочем месте, ему бы тоже вручили повестку. Но так уж случилось, что в ту пору я оказалась в конторе в полном одиночестве.

Я действительно собиралась преподнести этот сюрприз Джарвису, но выжидала подходящий момент. Например, такой, когда буду в настроении схватиться с диким зверем. Конечно, если бы я знала, что «Курьер» напишет об иске Бартлета, то озверела бы много раньше.

Голос Джарвиса достиг максимальной громкости:

— О ДА, СКАЙЛЕР, МОЮ ФАМИЛИЮ НАПЕЧАТАЛИ ПРАВИЛЬНО, ОГРОМНОЕ СПАСИБО!..

Я вздохнула:

— Послушай, мне очень жаль, правда…

Но коротышка вновь пригладил мифическую шевелюру и вновь перебил меня. Привычка — вторая натура.

— Ах, тебе жаль?! Знала бы ты, как мне жаль, что ты не последовала моему совету! — И Джарвис опять замахал газетой. — НАДО БЫЛО РАЗОБРАТЬСЯ С НИМ ДО СУДА!

Не хотелось признавать, но кое в чем коротышка был прав. Вчера вечером, читая эту жуткую заметочку в моей уютной гостиной, я подумала, что, возможно, полюбовная договоренность была бы не самым плохим выходом из ситуации.

Собственно, я бы так и поступила, если бы не одно обстоятельство.

— Джарвис, сколько раз повторять: полюбовная договоренность — именно то, чего от нас добивается Бартлет! Это ему на руку!

Пригрозив судом, Эдвард Бартлет долго оттягивал подачу иска. Месяцами этот побитый молью хорек названивал мне, напоминая, что у него есть свидетельница, готовая заявить в суде, будто слыхала от меня про сырой подвал в его новом доме, про неисправную сантехнику в ванной и дымящий камин в гостиной. Бартлет утверждал, что я откровенничала со свидетельницей еще до того, как был подписан контракт.

Хорек долго не хотел называть имя моей предполагаемой собеседницы. Наконец сознался: Глория Турман, его сожительница.

Я едва не расхохоталась в ответ.

Ну конечно, подружка Бартлета ни в коем случае не станет врать в суде в пользу своего дружка. Да ни за что на свете!

Выяснив, кто у хорька в свидетелях, я сообразила, что суд вряд ли уважит претензии истца. Зачем, спрашивается, мне понадобилось признаваться сожительнице адвоката в затеянном мною же надувательстве? Мы что, делились друг с другом своими женскими победами?

Не говоря уж о том, что было бы затруднительно поделиться чем-либо с Глорией Турман, потому что я никогда в глаза ее не видела.

— Джарвис, — гнула я свое, — Бартлет хочет поживиться за наш счет, и лично я не собираюсь идти у него на поводу.

На самом деле адвокатишка вызвал у меня недоверие с первого взгляда, стоило ему переступить порог "Кв. футов". Я сразу отметила дешевый полиэстеровый костюмчик, два огромных вычурных перстня и то обстоятельство, что маленькие карие глазки посетителя упорно избегали встречаться с моими. Скользкий тип, подумала я. Честное слово, это было первое, что пришло мне в голову.

К сожалению, моей второй мыслью было: ну и что? Скользким типам не запрещено время от времени продавать и покупать дома.

Следовало быть умнее. Следовало помнить, что всякого рода скользких тварей рекомендуется обходить стороной.

Пока я работала с Бартлетом, он все время ворчал по поводу семи процентов комиссионных, которые должен был заплатить за продажу своего бывшего дома. И постоянно ныл: "Такие дикие бабки только за то, чтобы показать человеку его новое жилье". Наверное, он полагал, что за мои семь процентов я должна была оказать ему куда больше услуг.

И теперь я почти не сомневалась, что этот хорек поволок меня в суд в надежде возместить комиссионные, которые уплатил. А заодно и отремонтировать дом задарма, — если, конечно, ремонт вообще необходим, а в этом у меня, напротив, были большие сомнения.

— Джарвис, если бы я договорилась с ним полюбовно, то тем самым признала бы, что с продажей дома дело было нечисто, — продолжала я. — Но это не так! Я не допустила никаких ляпов, и мне не в чем каяться!

Глаза и вены Джарвиса ввязались в очередной раунд борьбы не на жизнь, а на смерть.

— Поэтому, — угрожающе произнес мой босс, — ты позволила этому типу вывалять нашу фирму в грязи! Теперь всем известно: мы банда мошенников!

— Чепуха. Мошенник Бартлет, а не мы! Хорек вонючий, жаль, что его не переехал грузовик.

— Да пусть он хоть скунсом будет, я потерплю! — взорвался Джарвис. Приглушенные звуки напомнили, что в комнате мы не одни. Я глянула на коллег. Барби Ландерган фыркала в ладошку. Шарлотта Аккерсен быстро отвернулась, но я успела заметить, как ее губы расползаются в улыбке. Но коротышку не волновала реакция слушателей. — Тебе придется с ним разобраться! — неистовствовал он. — И НЕМЕДЛЯ!

По мне, договариваться с Бартлетом — все равно что прыгнуть с вышки без парашюта, о чем я и намеревалась заявить боссу. Но вдруг подумала, что это не так. Будь у меня выбор, я бы скорее сиганула с вышки, вопя от ужаса и чувствуя, как желудок подкатывает к горлу, а потом болтаясь на веревке, привязанной к щиколотке, словно мешок с костями, — так вот, я бы скорее прыгнула, чем уступила Бартлету. Но выбора-то не было.

— Уж лучше… — начала я.

Меня опять перебили, но на этот раз не Джарвис, как ни странно. В агентство, открыв внутреннюю прозрачную дверцу, вошла молодая пара, обоим слегка за двадцать. Я невольно уставилась на них, в памяти вдруг всплыло далекое детство.

Когда я была маленькой, то с упоением читала книжки о близнецах Бобси, Фредди и Флосси, "румяных, круглолицых, с голубыми глазами и пушистыми золотистыми волосами". Молодые люди, появившиеся в агентстве, выглядели словно повзрослевшие Фредди и Флосси. По крайней мере, такими я представляла себе близнецов, когда они вырастут. У наших посетителей были румяные круглые лица, и голубые глаза, и волнистые светлые волосы, которым вполне подходили определения «пушистые» и "золотистые".

А еще малышей Бобси в тех книжках всегда называли «пухленькими». Правда, никто из молодых людей не соответствовал этой характеристике: у девушки была очень ладная фигурка, на которую я бросила быстрый завистливый взгляд.

Позволяя Джейн Фонде (разумеется, с помощью волшебного ящика — видеомагнитофона) измываться надо мной три раза в неделю, я довела-таки свой вес до 65 кг и при росте 167 см могла больше не опасаться, что меня спутают с распухшим зомби-ветераном из "Пятницы, 13". Однако у девушки, стоявшей напротив, похоже, и в мыслях не было сравнивать себя с какими-то зомби. Более того, она наверняка понятия не имела, что означает популярное нынче словечко "целлюлит".

Молодой человек, по-видимому, тоже. Казалось, эти ребята большую часть жизни провели в спортзале.

Что не удивительно, если вдуматься. Насколько я помню, в тех детских книжках малыши Бобси только и делали, что играли. Стоит ли менять привычки, повзрослев?

Посетители были даже одеты как близнецы: белая рубашка с короткими рукавами и юбка цвета хаки, едва доходившая до коленей, на девушке, а на юноше точно такая же белая рубашка и шорты цвета хаки. Оба надели сандалии на босу ногу и были одинаково загорелыми.

Если бы я не знала, кто эти двое, я бы приняла их если не за близнецов, то по крайней мере за брата и сестру. Но я знала.

Вчера вечером мне позвонила девушка по имени Эми Холландер и начала с того, что наткнулась на мое имя в "Желтых страницах". Думаю, она была первой. До сих пор я полагала, что плачу за объявление в справочнике исключительно потому, что так делают все риэлторы Луисвиля, а мне не хочется слыть среди них белой вороной.

Эми попросила показать ей и ее жениху, Джеку Локвуду, несколько домов поблизости, и мы договорились встретиться в агентстве около девяти. Сейчас было как раз около девяти. Фредди и Флосси на самом деле прозывались Эми и Джеком.

Порою мне кажется, что Джарвис носом чует свежего клиента. Его толстые ноздри даже слегка задрожали, когда молодые люди вошли в агентство, и сам он мгновенно подобрался. Даже вены на висках наконец утихомирились.

— О, добрый день, — произнес он, делая шаг вперед и протягивая руку молодому человеку. Голос босса был чистое масло: смешивай с уксусом и поливай салат. — Чем могу служить?

Юноша пожал протянутую руку, но смотрел он на меня.

— Мы пришли к Скайлер Риджвей.

Джарвис скис.

Я просияла.

Глава 2

Пять минут спустя, когда мы с Эми и Джеком усаживались в мою машину, улыбка по-прежнему играла на моих устах. Я готова была рассыпаться в благодарностях перед новыми клиентами за то, что они избавили меня от Джарвиса, но если бы попыталась выразить вслух свою признательность, у меня бы ничего не получилось. Джек не закрывал рта всю дорогу.

И пусть бы себе болтал, я бы ничего не имела против, не уступи Эми жениху место рядом с водителем. Собственно, она ни секунды не раздумывала, куда ей садиться, и сразу забралась на заднее сиденье. Наверное, она относилась к той разновидности женщин, которые считают, что мужчина должен всегда первенствовать. Ему полагается самый большой кусок жареной курицы, а также последний ломоть пирога, и уж во всяком случае он должен всегда сидеть на переднем сиденье.

Моя мать возлюбила бы Эми всем сердцем.

Каковы бы ни были побуждения девушки, Джек оказался рядом со мной. Увы. Стоило нам выехать на запруженную машинами Тейлорсвиль-роуд, как я только и делала, что рулила и кивала, рулила и кивала.

А Джек говорил, говорил и говорил.

Этот юноша умел создать эффект собственного присутствия.

Мы не одолели и мили, а я уже страшно радовалась тому, что первый дом, который предстояло осмотреть, находится совсем рядом.

— Мы с Эми уже несколько недель присматриваем себе дом, — разглагольствовал Джек. — Эми не совсем устраивал тот уровень сервиса, который нам предоставлял прежний риэлтор. — Он со значением глянул на меня. — Поэтому мы обратились к вам.

Я ответила вежливой улыбкой, но про себя подумала: на что, интересно, Джек рассчитывает? Если полагает, будто агенты по недвижимости встают на уши по первой просьбе, то он сильно заблуждается.

— И мне, и моей невесте двадцать два года, — сообщил молодой человек, — мы окончили колледж, и, если честно, нам немного надоело, что нас до сих пор держат за детей.

Я искоса глянула на него. Пожалуй, излишне сообщать клиентам, что они напомнили мне малышей Бобси из детской книжки.

— Хочу сказать, — продолжал Джек солидным тоном, — что мы не какие-нибудь несмышленыши.

Я бы поверила моему спутнику на слово, если бы он тут же не добавил:

— Многие думают, что если ты не работал полный рабочий день, то у тебя молоко на губах не обсохло. Я работал летом. У отца в магазине электротоваров. У него целая сеть магазинов в Кентукки, Теннесси и Индиане. Общим числом три.

Догадываюсь, парень хотел произвести на меня впечатление, но я лишь задумалась: составляют ли три магазина сеть?

— Неужели? — откликнулась я.

Больше ничего не успела спросить. Джек захлебывался словами:

— Работа у отца помогла мне узнать торговое предприятие изнутри, и теперь, когда я получил диплом бакалавра по маркетингу и стал районным менеджером по продажам, думаю, я смогу внести свежие идеи в наш бизнес. Приступаю на следующей неделе.

Молодой человек вещал словно на собеседовании при найме на работу.

— Потрясающе, — улыбнулась я. Не сомневаюсь, служащие папочки Джека разделят мой восторг. Представляю, как они бросятся наперегонки воплощать в жизнь новаторские идеи юного менеджера.

— Точно, — просиял Джек. — Я не какой-нибудь среднестатистический выпускник колледжа. Я кое-что смыслю в этой жизни, и меня на мякине не проведешь.

Вот уж не думала, что такое возможно в положении сидя, но юноша умудрился глянуть на меня сверху вниз.

Мне оставалось только еще раз улыбнуться. Надеюсь, одобрительно, хотя очень хотелось спросить: интересно, что же ты смыслишь в этой жизни? Как из кубиков башенку сложить?

Заявив о себе как о мировом лидере в торговле электротоварами, Джек перешел на личные темы.

— Поскольку с моей карьерой все ясно, я решился на следующий важный шаг. — Молодой человек сделал паузу и бросил нежный взгляд на заднее сиденье. — Через два месяца мы с Эми поженимся. Да, всего через каких-то восемь недель мы станем мистером и миссис Джек Локвуд.

Его прямо-таки распирало от гордости.

Я улыбнулась еще шире и прокомментировала бодрым тоном:

— Замечательно.

Но поскольку я сама вышла замуж в двадцать лет — только для того, чтобы восемь лет спустя, родив двоих детей, развестись, — на искренние поздравления меня не хватило.

Между прочим, вышеупомянутым детям, Натану и Даниэлю, сейчас двадцать и двадцать один год соответственно. От мысли, что кто-нибудь из моих сыновей, на их-то нынешнем уровне зрелости, поведет к алтарю наивную, доверчивую девушку, меня бросает в жар, а потом в холод.

Если же они и впрямь попытаются связать себя узами брака, то на церемонии венчания, в тот самый момент, когда священник спрашивает, известны ли кому-нибудь препятствия для заключения священного союза, я наверняка не утерплю и выскажусь. А в подтверждение своих слов предъявлю академический лист с отметками, которых удостоились мои отпрыски в Луисвильском университете.

Оба умудрились вылететь из колледжа в прошлом году. Где учились за мой счет, кстати. Оба уверяют, что вернутся к занятиям, как только университет простит им прегрешения, и на этот раз непременно будут платить за обучение сами, вместо того чтобы спускать мои денежки в сортир.

Хотелось бы верить хоть одному их слову.

И тут я подумала, прислушиваясь к Джеку: не возникло ли у меня предубеждения против молодежи в результате тесного общения с Натаном и Даниэлем? Не чересчур ли я сурова к моему спутнику? В конце концов, он окончил колледж и получил диплом. К тому же он чуть старше моих детей. Возможно, Джек был редким исключением: вполне зрелый человек в возрасте двадцати двух лет.

Чудеса случаются.

Правда, не на моем веку. Я и себя-то не могу назвать вполне зрелым человеком в мои сорок два года.

Но я еще больше засомневалась, когда Джек заявил:

— Знаете, мы с Эми помолвлены уже полгода, а влюблены друг в друга как в первый день.

Вот так взял и ляпнул. Словно его за язык тянули.

Я уставилась на него, мысленно вопрошая: ты любому встречному-поперечному выкладываешь про свою любовь? А еще подумала: ну конечно, полгода — это огромный испытательный срок для нежных чувств.

— Замечательно.

Джек кивнул и смахнул светлую прядь со лба.

— Я влюбился в Эми, как только ее увидел.

Комментировать это заявление я не стала. Похоже, сейчас было не время объяснять, что я не верю в любовь с первого взгляда. Понимаю, это ужасно неромантично, но, на мой взгляд, любить по-настоящему можно только в том случае, если ты очень, очень хорошо знаешь человека. А для того чтобы хорошенько узнать кого-нибудь, необходимо время. Как ни странно.

Что касается меня, то вот уже три месяца я встречаюсь с одним человеком, но до сих пор не могу сказать, люблю его или нет. Мне нравится проводить время с Матиасом, в постели я от него просто без ума, а когда вспоминаю, что вечером мне предстоит поужинать с ним, сердце начинает биться чуть быстрее.

Но люблю ли я его? Откуда мне знать? Ведь прошло всего три месяца!

Я еще ни разу не признавалась Матиасу в любви и от него не слыхала ничего подобного. И если бы он вдруг затронул эту тему, я бы посмотрела на него как на сумасшедшего.

Вероятно, дело в возрасте: двадцать и сорок сильно отличаются друг от друга. В двадцать если я испытывала жгучее желание укрыться под одеялом с каким-нибудь парнем, то называла это любовью. Но с тех пор узнала, что для «этого» есть много других названий.

Джек определенно не знал ни одного. Он опять самодовольно напыжился.

— Уверен, это судьба: между мной и Эми просто должна была вспыхнуть любовь.

Поскольку я уже призналась в своей сугубой неромантичности, никого не удивит, если теперь скажу, что терпеть не могу выражения "любовь вспыхнула". Словно любовь — это старая электропроводка, от которой только и жди беды. Или облако бензиновых паров. Или, того хуже, куча старого хлама — чиркни спичкой, и она загорится синим пламенем.

Возможно, развод сделал меня циничной, но не думаю, что любовь должна все сжигать на своем пути.

Не говоря уж о том, что в разбушевавшемся пламени могут погибнуть весьма ценные вещи.

— Однажды я увидел Эми, она шла по университетской аллее, и я сказал себе: вот она, моя будущая жена.

И Джек снова бросил томный взгляд на заднее сиденье моего "терсела".

Мне же хотелось заткнуть уши. А также обернуться, глянуть девушке прямо в глаза и спросить: "Почему, черт возьми, ты выходишь за этого остолопа?" И второй вопрос, который на самом деле должен быть первым: "Зачем вообще выходить замуж так рано?"

Я вдруг вспомнила робота из телесериала "Затерянные в космосе", как он отчаянно махал руками и верещал: "Опасность, ребята! ОПАСНОСТЬ!"

Не сделать ли мне то же самое?

Но эти ребята вряд ли меня послушали бы. Взглянув в зеркало заднего вида, я обнаружила, что Эми взирает на жениха с той же нежностью, что и он на нее, а может быть, и во сто крат большей.

— В качестве свадебного подарка мои родители покупают нам дом, — сообщил Джек.

Вот как. Что ж, ответ на мой первый невысказанный вопрос к Эми я получила. Сеть из целых трех магазинов электротоваров и новый дом — мощный стимул к замужеству. Особенно если тебе всего двадцать два года.

— Разумеется, — добавил Джек, — это будет дом только на первое время, но мы хотим, чтобы наше жилье было первоклассным.

Я искоса глянула на Джека. Вчера по телефону Эми назвала три продающихся владения, которыми заинтересовались молодые люди. Все три оценивались не менее чем в сто тысяч долларов. И это он называет жильем всего лишь "на первое время"? Я бы на месте моих спутников рухнула на колени и возблагодарила Господа за такое начало.

Но Джек принимал подарок как должное.

— Нам обязательно нужны по крайней мере две ванные комнаты, — деловито продолжал он. — На меньшее я не соглашусь. Я даже сказал маме и папе: если не будет двух ванных, то считайте, что и разговора не было.

Очевидно, молодой человек не усматривал ничего зазорного в том, чтобы смотреть в зубы дареному коню.

Эми, в отличие от жениха, была более благодарным существом. Всю дорогу она помалкивала, пока Джек трещал без умолку, но каждый раз, когда я смотрела на нее в зеркальце заднего вида, мне казалось, что я вижу Золушку. В тот момент, когда ей примеривают потерянную на балу туфельку.

Тем временем юношу опять потянуло на интимные откровения:

— Всю жизнь я искал по-настоящему хорошую девушку и наконец нашел. Стоило познакомиться с ее родителями — честными, порядочными, истинной солью земли, — как сразу стало ясно: у моей невесты потрясающая родословная.

Я прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего. С ума сойти, малый выбирает жену, как коккер-спаниеля! Я украдкой бросила взгляд на мою спутницу: не обижает ли ее разборчивость жениха.

Поверите ли, она порозовела, услышав столь высокую аттестацию своего происхождения. Эми взирала на затылок жениха по-собачьи преданными глазами. Похоже, Джек прав: это судьба, молодые люди просто созданы друг для друга.

Что я могла им пожелать? Будьте счастливы, если сможете.

Поскольку мы уже добрались до дома, который я намеревалась показать счастливой парочке, пришлось сосредоточиться на поисках удобной парковки. Симпатичный двухэтажный особняк в стиле эпохи Тюдоров на Озерном проезде выставили на продажу всего неделю назад. Дом был расположен в отличном месте, находился в идеальном состоянии, и просили за него меньше рыночной цены.

Относительная дешевизна объяснялась тем, что его хозяева, Марвин и Дениз Кадрило, уже подыскали себе новое жилье в более дорогом районе и им не терпелось побыстрее переехать.

Этим домом многие интересовались, я уже дважды приводила сюда клиентов и, откровенно говоря, рассчитывала продать его без особого труда. Если не Джеку и Эми, то кому-нибудь еще.

Как только мы выбрались из машины, я прямиком направилась к крыльцу, на котором, свернувшись калачиком, лежала маленькая керамическая кошка.

Приподняв кошечку, я обнаружила под ней ключ.

Знаю, весьма опрометчиво прятать ключи на крыльце. Но не таскать же с собой слесарные инструменты или набор отмычек только потому, что Дениз Каррико по абсолютно непонятной причине решительно отказывалась снабдить меня запасным ключом. Наверное, опасалась, как бы в ее отсутствие я не проникла в дом и не перемерила все ее наряды.

Когда, занявшись собственностью четы Каррико, я попросила ключ, Дениз глянула на меня так, словно я потребовала доступа к ее банковскому сейфу.

— В этом нет необходимости, милочка, — отрезала она.

Дениз едва перевалило за тридцать — то есть эта женщина на десять лет моложе меня, — но держалась она так, словно была лет на двадцать старше. Вероятно, на ее манеры как-то повлиял возраст Марвина, ее мужа. На вид ему было если не шестьдесят, то очень близко к тому. Пусть не во внучки, но уж в дочки жена ему точно годилась.

Дениз была в восторге от своей выдумки: прятать ключ не под ковриком, а под керамической кошкой.

— Никто никогда не догадается посмотреть там, — утверждала она.

Ну-ну.

Отперев дверь и пропустив молодых людей вперед, я завела свою риэлторскую песню. Я помнила ее назубок, поскольку уже показывала этот дом. Все равно что включила магнитофонную запись.

— Нынешним хозяевам невероятно жаль покидать этот дом, но он стал им тесноват. Однако жилье просто идеально подходит молодой паре, только начинающей семейную жизнь. Чувствуете, сколько в нем очарования…

Эми следовала за Джеком. Внезапно юноша притормозил рядом со мной и поднял руку.

— Мы с Эми не гонимся за очарованием, — перебил он тоном учителя, поправляющего нерадивого ученика. — Мы хотим быть уверены, что не покупаем чужие проблемы. — Он хитро улыбнулся. — По правде говоря, когда вы сказали моей невесте по телефону, что хозяев утром не будет дома, я подумал, что это большая удача. Потому что мы хотим проверить, все ли бачки спускают воду, нормально ли работает душ и…

Дальнейшее я пропустила мимо ушей. Просто стояла и смотрела на разглагольствовавшего Джека.

Вчера вечером, когда я позвонила Дениз, чтобы договориться о показе, она действительно предупредила, что они с мужем поедут утром по магазинам. Обычно мне безразлично, присутствует владелец дома при показе или нет. Иногда даже лучше, если присутствует, чтобы ответить на вопросы о расходах на отопление, уборке мусора и прочем. Однако вчера я обрадовалась, узнав, что четы Каррико не будет дома, и теперь, услышав, каким образом Джек вознамерился провести утро, порадовалась еще больше.

Дело в том, что Дениз Каррико относилась к разряду фанатичных домохозяек. Когда я стала их агентом, Дениз первым делом потребовала, чтобы все, кто придет смотреть дом, снимали обувь при входе. Честное слово, не вру. Пришлось долго и нудно доказывать хозяйке, что такой подход к людям может обернуться нежелательными последствиями, например проникновением бог знает какой заразы в ее сверкающее чистотой жилище. Помнится, я несколько раз произнесла зловещее слово "грибок".

И теперь я не представляла себе, как бы отреагировала Дениз на двух незнакомцев, которые шляются по ее дому, спуская воду в унитазах. Наверное, заставила бы посетителей натянуть резиновые перчатки.

— Налево гостиная, — продолжила я свою речь, когда молодые люди двинулись в глубь дома, — куда мы сейчас пройдем. Обратите особое внимание на дубовую, ручной работы полку над камином и антикварные светильники по обе стороны от…

Внезапно Джек и Эми остановились как вкопанные в двух шагах от арки, которая вела в упомянутую гостиную.

Сначала я подумала, что они потрясены великолепием комнаты. Но когда сделала шаг вперед, намереваясь похвалить медные розетки и "практически новый" бежевый шерстяной ковер, то поняла, что приковало взгляд молодой пары.

Прямо посреди хваленого и практически нового бежевого ковра, распростершись на спине, отчего жуткое алое пятно, расплывшееся на его груди, сразу бросалось в глаза, лежал человек лет пятидесяти в белой трикотажной рубашке и синих брюках в полоску.

И надо же было такому случиться, что человеком на ковре оказался небезызвестный адвокат Эдвард Бартлет.

Глава 3

Я застыла на пороге. Откуда-то издалека доносился истошный вопль.

Через секунду я поняла, что вопль доносится не издалека, а из меня самой. Орала я.

Джек и Эми стояли рядом абсолютно молча и неподвижно, не сводя глаз с Бартлета. По-моему, они даже не дышали.

Я двинулась вперед. Мне хотелось пересечь комнату как можно быстрее, однако ноги вдруг сделались тяжелыми, словно к ним привязали гири. Каждый шаг длился вечность. Наконец я добралась до тела, успев по пути крикнуть:

— Джек! Эми! Наберите 911! — Мельком оглядев гостиную и не обнаружив телефона, указала на дверь, ведущую в прихожую: — Джек! Скорее!

Юноша встрепенулся, словно пес, которого дернули за поводок.

— Ага, сейчас! — И выскочил из комнаты.

Я опустилась на колени рядом с Бартлетом. На расстоянии алое пятно на его рубашке напоминало пролитый кетчуп. Вблизи стало окончательно ясно, что это не кетчуп.

Я в ужасе уставилась на рану.

Что делают в таких случаях? Когда мои маленькие сыновья прибегали домой с разбитыми коленками и прочими ссадинами, я машинально брала йод, пластырь и латала раны.

Возможно, я ошибалась, но, судя по всему, йод и пластырь Бартлету вряд ли помогут. Я перевела взгляд на его лицо. Глаза были закрыты, а кожа приобрела неприятный цвет сырого теста. Однако раненый дышал.

Я тоже вздохнула, глубоко-глубоко: как бы мне хотелось оказаться сейчас где-нибудь в другом месте! Затем склонилась над Бартлетом, чтобы получше разглядеть рану. В центре пятна, пропитавшего трикотажную рубашку, виднелась дырка величиной с монетку.

С трудом сглотнув, я склонилась еще ниже. Надо ли зажать рану? Как зажимают глубокие царапины или порезы? Или давление только усилит внутренние повреждения? Ведь пуля все еще там… Рана сильно кровоточила, возможно, оттого, что Бартлет лежал на спине.

Мне вдруг вспомнилась памятка об оказании первой помощи, которую я собственноручно отпечатала и прилепила на дверцу кухонного шкафчика. Много от нее сейчас толку. Правда, когда я составляла эту памятку под названием "Бытовые травмы и их лечение", мне и в голову не пришло включить в список досадных происшествий огнестрельное ранение.

А зря. В наше время никогда не знаешь, что может с тобой приключиться в домашних условиях…

Я выпрямилась и крикнула в дверной проем:

— Джек, когда дозвонитесь, спросите у них, что нужно делать при пулевом ранении в грудь!

В ответ не раздалось ни звука, но зато я услышала Эми. Девушка по-прежнему стояла, как статуя, на пороге гостиной, но вдруг шумно и протяжно выдохнула. Словно шина спустила.

— Все в порядке, — постаралась я успокоить ее. — Этот малый выкарабкается.

Похоже, мои слова Эми не убедили. Она продолжала испуганно пялиться на Бартлета.

Успокаивая несостоявшуюся клиентку, я не заметила, как Бартлет открыл глаза. И когда внезапно обнаружила, что он смотрит прямо на меня, то слегка вздрогнула.

Наверное, будь у адвоката достаточно сил, он тоже бы вздрогнул, узнав меня. Его глаза удивленно расширились и — поверите ли! — на физиономии появилась недовольная гримаса. Очевидно, Бартлет предпочитал, чтобы ему на помощь пришел кто угодно, но только не Скайлер Риджвей.

Я его понимала.

Впрочем, секунду спустя раненый изменил отношение к моей особе. По-видимому, решил, что уж лучше я, чем вообще никого. Лицо его исказилось от боли, и он схватил меня за руку.

И больше не отпускал.

Каюсь, моим первым побуждением было отдернуть руку. Но я быстро справилась с собой.

Знаю, знаю, я треска бесчувственная. Но если вы помните, этот самый человек не далее как вчера публично — через печатный орган — усомнился в моей порядочности. А до того в течение нескольких месяцев распространял ложные слухи обо мне и моей профессиональной пригодности.

Не стоит также забывать, что я таки преодолела себя. Более того, крепче сжала руку Бартлета.

Хотя он и был хорьком вонючим, но, похоже, жить ему оставалось недолго.

— Все в порядке, — повторила я. Эми мне не поверила. А Бартлет? — Мы вызвали службу 911, они скоро приедут. И помогут. — Надеюсь, в моих словах прозвучал оптимизм, которого на самом деле я не испытывала.

Спорить бедняга был не в состоянии, но, видимо, поверил моему заявлению не больше, чем Эми. В ответ он медленно отвернулся и застонал.

Стон получился не слишком громким. Напротив, он прозвучал очень тихо и быстро смолк.

Тут-то меня и осенило: Бартлет может не дожить до прибытия "скорой помощи", или полиции, или кого бы то ни было. И тогда мы лишимся последней возможности узнать, как было дело.

Я наклонилась поближе к уху раненого и спросила первое, что пришло в голову:

— Что случилось?

Бартлет снова обратил ко мне лицо. Взгляд стал рассеянным, слова давались ему с невероятным трудом:

— Это… это… была…

Я сообразила, что ответ на такой расплывчатый вопрос потребует от раненого слишком большого напряжения и, возможно, чересчур много времени, которого у него в запасе оставалось негусто. Взмахом руки я освободила адвоката от необходимости описывать ситуацию и поспешила с вопросом, который, по моему мнению, обязательно задали бы полицейские:

— Кто в вас стрелял?

Бартлет скорчился от боли. Выглядел он совершенно измученным. То ли оттого, что сильно страдал, то ли оттого, что моя суетливость (вопросов на переправе не меняют!) мешала ему сосредоточиться. Наверное, лучше было оставить несчастного в покое. Но вместо этого я повторила громче, вероятно набравшись этой пакости от Джарвиса:

— КТО В ВАС СТРЕЛЯЛ?

— Это… это… — Бартлет снова обессиленно смолк. И вдруг выдохнул имя, но настолько тихо, что я ничего не разобрала.

— Кто? — переспросила я, приставив ухо к губам раненого.

Адвокат, очевидно, полагал, что общение между нами не клеится по моей вине. Он глянул на меня с явным раздражением, проглотил слюну и прошелестел:

— Портера…

Я в недоумении уставилась на него. Очень не хотелось приставать к страдальцу и требовать уточнений, но деваться было некуда: Бартлет выражался загадками. Что за «портер»? Это имя? Пострадавший зовет на помощь кого-то из своих друзей? Или возжелал хлебнуть крепкого пивка? По-моему, сейчас не время для возлияний.

— Какого портера? — осведомилась я, едва не засунув ухо в рот Бартлета, но тут заметила, что мои волосы упали ему на лицо. Жестоко щекотать нос человеку при последнем издыхании. Правую руку сжимал Бартлет, поэтому пришлось изогнуться и придержать волосы левой. Поза вышла не самая грациозная.

Бартлет взирал на мои манипуляции уже не с раздражением, но с явным отвращением. Он закрыл глаза — надолго. Мне даже почудилось, что он их больше никогда не откроет. Однако в конце концов страдалец все-таки поднял веки, глянул на меня в упор и произнес, задыхаясь, с огромным усилием:

— Это была… девочка… Портера Мередита…

Я насторожилась. Знала я одного Портера Мередита. Он, как и Бартлет, был адвокатом. Наше агентство не раз обращалось к нему, когда нужно было оформить сделку.

Раненый цеплялся за мой рукав, очевидно пытаясь сказать еще что-то. Ему даже удалось немного приподняться, чтобы я лучше его слышала.

— Больно… а-а… стало… — с трудом выдавил он.

По крайней мере, так я его поняла.

— Что?

Но адвокат, по-видимому, решил, что высказался с исчерпывающей полнотой, и для убедительности застонал. На этот раз стон был долгим и душераздирающим, у меня даже волосы на голове зашевелились.

А когда я увидела струйку крови, вытекающую из его рта, мне стало совсем худо.

Я не могла оторвать глаз от этой струйки. Я не врач и ничего не смыслю в медицине, но такое развитие событий, на мой взгляд, не сулило ничего хорошего.

И кое-что ещепришло мне в голову. Стыдно признаться, поскольку меня могут счесть мелочной, но я вдруг сообразила, что за ковер, если Бартлет зальет его кровью, отвечать придется мне.

Кровь из раны на груди в основном растекалась по рубашке. Но та, что сочилась изо рта, должна была неминуемо пролиться на пол. А кровавые пятна — как мне известно из личного опыта стирки детской одежды — смыть нелегко.

Дениз Каррико пыталась заставить посетителей снимать обувь при входе в дом. Бартлет намеревался совершить кое-что похуже, чем пройтись в ботинках по бежевому ковру.

Я быстро огляделась в поисках куска ткани. От рубашки Бартлета, без воротника и с короткими рукавами, оторвать было нечего. Конечно, я могла бы надорвать ее снизу, но рубашка была заправлена в брюки, пришлось бы ее вытаскивать, а я опасалась потревожить раненого.

В пределах досягаемости обнаружились лишь три подушечки, аккуратно разложенные на диване, и кружевная салфетка под антикварной лампой на изящном столике.

Боюсь, хозяйка дома не одобрила бы использование ее подушечек и салфеточек в качестве тампонов для остановки кровотечения.

— Эми! — заорала я. — Принесите полотенце из ванной!

Девушка по-прежнему торчала на пороге, глаза у нее были как блюдца. Она напоминала оленя, внезапно выхваченного светом фар в темном лесу.

Эми не двинулась с места.

— Полотенце из ванной! Живо!

Кровь изо рта Бартлета вот-вот должна была стечь на ковер. Еще секунда, и мне пришлось бы вытирать его щеку собственной юбкой. Из белого льна, между прочим.

В магазине она стоит 138 долларов, но я купила ее на распродаже за 33 доллара.

Можете себе представить, как я обожала эту юбку.

— Эми!

Девушка дернулась так же, как и ее жених, — словно собака, услышавшая команду. Оглядываясь через плечо, она выбежала из комнаты в прихожую, рванула дверь и исчезла в ванной. Не успела я глазом моргнуть, как она вернулась с бордовым полотенцем в руках.

Цвет полотенца, должна заметить, идеально подходил для моих целей.

Когда девушка передавала мне полотенце, Бартлет потерял сознание. Его голова безвольно скатилась набок.

Видимо, это зрелище — Бартлет теперь сильно походил на мертвеца — добило Эми. Она завопила, прижав ладони к щекам. Последний раз я видела этот жест у героинь старых черно-белых триллеров, которых в детстве насмотрелась в невероятных количествах.

Я не была готова к резким звукам. Когда Эми потеряла контроль над собой, от неожиданности я едва не повалилась на пол рядом с Бартлетом.

Девушка все не умолкала. Орала как оглашенная. Может, встать и влепить ей затрещину, как обычно поступали в тех старых фильмах? Но тут, слава богу, в комнату влетел Джек.

Своим возвращением он доставил мне большую радость. Поскольку я совершенно уверена, что риэлтору не рекомендуется общаться с клиентом посредством оплеух.

— Джек, что сказали в 911? Что делать с огнестрельным ранением, пока они не приедут?

Молодой человек направился прямиком к своей невесте. На меня же глянул, как на надоедливого комара.

— О чем вы? — Прежде чем я успела ответить, Джек обнял Эми. — Милая, как ты? Ах ты моя маленькая, иди сюда, крошка, иди к своему папочке.

Вот уж ни за что бы не подумала, что к двадцатидвухлетнему юнцу с ясными голубыми глазами можно относиться, как к папочке. Однако девушка придерживалась иного мнения и, не раздумывая, прильнула к жениху.

Оказавшись в объятиях Джека, она по крайней мере перестала вопить и теперь, к моему великому облегчению, лишь тихонько всхлипывала.

— Все хорошо, дорогая, — успокаивал невесту Джек, — я с тобой. Все обойдется, малышка.

Понимаю, с моей стороны было бестактностью прерывать столь трогательную сцену, но Бартлет, похоже, умирал.

— Джек! — вмешалась я. — Что нам делать?

Юноша глянул на меня пустыми глазами.

— Ждать «скорую». — Его тон явно подразумевал: сама могла бы догадаться.

— Разве вы не поняли, о чем я просила? — процедила я сквозь зубы. — Нужно было узнать, что делать при ранении в грудь.

Джек по-прежнему обнимал Эми и повторял как заведенный: "Ах ты моя девочка…" Тем не менее он меня услышал.

И недоуменно пожал плечами.

Я молча взирала на него. Очевидно, в списке приоритетов Джека Локвуда "Спокойствие Эми" стояло много выше "Спасения умирающего".

— Наверное, не мешало выяснить, — произнес молодой человек, бросив беглый взгляд на Бартлета, — но все равно они будут здесь через минуту. — Разрешив таким образом проблему, Джек снова повернулся к невесте. — Маленькая моя, напугалась, да? Я бы вернулся раньше, но никак не мог найти телефон! Обыскал весь дом, пока не заметил аппарат под шкафчиками на кухне. Нашли место для телефона! Если бы я не нагнулся, то вообще бы его не увидел…

Я поверила ему на слово. Дениз Каррико, несомненно, полагала, что телефонные аппараты портят ее идеальные стены.

— Обшарил спальню, кабинет, ванную и… — продолжал Джек расписывать свои подвиги.

Я же сидела на полу рядом с Бартлетом, держала его за руку и жалела о том, что пошла в риэлторы, а не в медсестры.

Никогда прежде не чувствовала себя такой беспомощной. Но что я могла поделать? Я боялась зажать рану, дабы не навредить Бартлету. Боялась его перевернуть. Словом, боялась всего и сразу.

Поэтому ничего другого не оставалось, как держать беднягу за руку и ждать, а в ожидании размышлять над его словами.

Неужто мы с Бартлетом знакомы с одним и тем же Портером Мередитом?

Ничего странного в том нет. Наверное, у адвоката Бартлета и у меня, проработавшей в риэлторском бизнесе девять лет, было немало общих знакомых среди юристов. Просто до сих пор не представилось случая их вспомнить.

А Портера Мередита я знала, можно сказать, совсем неплохо.

Одно время мы даже встречались. Около двух месяцев. Собственно, до того, как я познакомилась с Матиасом, Портер Мередит был последним мужчиной, с которым у меня были мало-мальски серьезные и длительные отношения, — то есть когда не ограничиваешься двумя свиданиями. Если вдуматься, в моей связи с Портером также не было ничего удивительного, поскольку мистер Мередит не пропустил ни одной сколько-нибудь привлекательной женщины в Луисвиле. Он был, что называется, бабником. Именно это обстоятельство и побудило меня расстаться с ним. Была и другая причина: Портер возомнил, будто близкие отношения дают ему право мною командовать.

Когда он начал указывать, какого цвета помадой мне следует пользоваться, я решила, что с меня хватит, и дала командиру отбой.

Но пострадавший, кроме имени, произнес кое-что еще. Он сказал: "Девочка Портера Мередита". Неужто нынешняя подружка Портера пристрелила беднягу Бартлета?

Однако поразмыслить хорошенько над последними словами умирающего я не успела, потому что прибыла полиция. И "скорая".

Я так обрадовалась сиренам за окном, что едва не составила компанию Эми, которая до сих пор не прекратила лить слезы, шмыгать носом и тереть глаза.

Когда же я увидела, как двое полицейских входят в дом Каррико и направляются в мою сторону, то с трудом удержалась, чтобы не разрыдаться в голос. Но уже не от радости.

Полицейских звали Мюррей Рид и Тони Констелло.

Я имела удовольствие столкнуться с ними три месяца назад.

Тогда они терзали мою особу расспросами по поводу убийства Эфраима Кросса, богатого владельца домов для престарелых, оставившего мне в наследство больше ста тысяч долларов. Помнится, я так и не сумела удовлетворить любопытство копов, каким образом оказалась наследницей по кривой. Собственно, мне и сказать-то было нечего, кроме того, что я знать не знала Эфраима Кросса.

Рид и Констелло скептически отнеслись к моим признаниям. Они возвели меня в ранг главной подозреваемой и все допытывались, как же могло случиться, чтобы совершенно чужой человек отвалил мне целое состояние.

Спешу сообщить, что подозрения с вашей покорной слуги в конце концов были полностью сняты. Более того, я приложила руку к поимке настоящего преступника. В связи с чем теперь имела все основания надеяться на более приязненное отношение со стороны Рида и Констелло.

Но не тут-то было. Облом. Ни намека на дружеские чувства в их пытливых глазах.

Мне даже почудилось, что копы были рады видеть меня не больше, чем я их.

К чему бы это?

Глава 4

Мюррей Рид и его напарник, Тони Констелло, всегда напоминали мне солонку и перечницу. Рид с белесыми волосами, прилипшими к черепу, и приземистой фигурой штангиста, разумеется, был солонкой, а смуглый Констелло с густыми черными усами и тяжелыми веками над темно-карими глазами — перечницей.

В гостиной бригада медиков обрабатывала Бартлета. Я топталась в прихожей дома Каррико и дивилась тому, сколь угрожающе могут выглядеть обычные столовые приборы — солонка и перечница.

— Ну-ну, — произнес Рид. Невинное междометие в его устах прозвучало обвинительным заключением.

Такая уж у Рида манера высказываться — монотонная и отрывистая, как у бездушных полицейских боссов из старых телесериалов. Те экранные начальники даже биг-мак заказывали прокурорским тоном.

Думаю, современному полицейскому не стоит подражать персонажам, которые не вызывают симпатии публики. Сначала я подозревала, что Рид разговаривает так нарочно, дабы попугать, однако за все время нашего знакомства он ни разу не сбился на человеческую интонацию. И тогда я догадалась: у Рида такой голос от рождения. Потому-то он и стал полицейским.

С голосом, как у бездушного копа из телесериала, у него просто не было выбора.

Вероятно, этим даром природы объясняется неизменно плохое настроение Рида. Возможно, он мечтал стать дантистом. Или священником. Но куда там! По причине особого устройства голосовых связок у бедняги была только одна дорога — в полицию. Пожалуй, станешь тут раздражительным.

— Кого я вижу, — пробурчал Рид, нахмурившись. — Куда ни придешь, всюду вы.

В его интонации не было и намека на "рад снова встретиться с вами".

Когда прибыла «скорая», Эми и Джек перебрались в прихожую, и, хотя холл в доме Каррико размером с мою столовую, молодые люди заняли позицию в двух футах от полицейских, жадно прислушиваясь к каждому слову.

— Что значит «всюду»? Уже три месяца прошло, как мы не виделись, — обиделась я. Не хотелось, чтобы мои клиенты возомнили, будто я регулярно имею дело с полицией.

Констелло пожал плечами:

— Как быстро летит время. — Высокий и худой Констелло походил на мелкого мафиози из "Крестного отца", но голос у него был, как у фермера из Восточного Кентукки, — глубокий и раскатистый.

Рид пригладил ладонью белесую шевелюру. У кого-нибудь другого пальцы запутались бы в волосах, но военная стрижка Рида не позволяла намотать волоски даже на кончик мизинца.

— Получается, всех ваших знакомых убивают, — ворчливо заметил он.

У молодых округлились глаза. Они быстро переводили взгляд с Солонки и Перечницы на меня и обратно, словно следили за теннисным матчем.

— Минуточку, — возразила я. — Если помните, Эфраим Кросс не был моим знакомым. Того, кто лежит там, — я махнула рукой в сторону гостиной, — я действительно знаю, но он еще жив.

Все, кто находился в прихожей, повернули головы и посмотрели на Бартлета, словно ожидая, что он подтвердит мои слова.

Я тоже глянула на раненого. По-моему, нам придется подождать, прежде чем Бартлет сможет произнести хоть слово. И возможно, мы так ничего и не дождемся.

Медики разорвали рубашку и теперь присоединяли к его груди и рукам различные трубки, проволочки и бутылочки. Не знаю, что именно делали врачи, но, похоже, толку от их стараний было мало. Голова Бартлета была по-прежнему безвольно повернута набок, а цвет лица еще сильнее напоминал сырое тесто.

Полицейские повернулись ко мне. Рид прищурился:

— Вы знаете этого парня?

Тут с ответом торопиться нельзя. В прошлый раз, когда я общалась с Солонкой и Перечницей, убитый был мне совершенно не знаком, и все равно в его смерти обвинили меня. Ясно, что в нынешней ситуации следовало осторожнее выбирать выражения.

— Не очень хорошо, — уклончиво заявила я. — С Эдвардом Бартлетом нас связывали деловые отношения. Несколько месяцев назад я помогла ему купить дом и продать прежнее жилье. Вот и все. С тех пор я его больше не видела.

Разумеется, в течение этих нескольких месяцев я время от времени беседовала с Бартлетом по телефону, когда он звонил мне с угрозами, но сейчас я сочла эти подробности излишними.

Но и той малости, что я поведала копам, оказалось достаточно, чтобы привлечь их пристальное внимание. Стоило мне открыть рот, как Рид вынул из кармана блокнотик и принялся яростно строчить шариковой ручкой. Я сразу почувствовала себя неуютно, припомнив, как сдавала экзамен на водительские права. Уже в шестнадцать лет я знала, что каждый раз, когда полицейский, сидящий рядом со мной, хватается за ручку и блокнот, это означает, что я допустила промах.

Сейчас же, по-видимому, я успела совершить кучу промахов, потому что Рид строчил без передышки.

У меня засосало под ложечкой.

И это ощущение только усилилось, когда я заметила, что Джек и Эми, уже не стесняясь, подслушивают мою беседу с копами. Они в открытую таращились на нас и ловили каждое слово.

Констелло, очевидно, почувствовал на себе взгляды молодых людей. Он резко обернулся к ним и, откашлявшись, произнес:

— Вас не затруднит подождать в столовой? Мы побеседуем с вами через несколько минут.

Джек и Эми растерянно посмотрели на Констелло. Возможно, они не ожидали, что их станут допрашивать, и немного встревожились или даже испугались, вообразив, будто подслушивание полицейских при исполнении служебных обязанностей карается штрафом. Как бы то ни было, дважды просить себя они не заставили и стремительно ретировались в столовую.

Я заметила, как Эми по пути бросила пристальный взгляд на Бартлета. Так смотрят на жертв дорожных происшествий. Со смесью ужаса и неодолимого любопытства.

Конечно, я сразу догадалась, зачем Констелло отправил молодых людей в столовую. Мало кому приятно, когда на него пялятся, но в данном случае следовало изолировать свидетелей друг от друга. В телевизионных детективах — а я посмотрела их не меньше миллиона — всегда так делают. Полицейские в кино допрашивают свидетелей раздельно, а потом сопоставляют показания.

Из чего я сделала вывод: Рид и Констелло вовсе не уверены в том, что ни я, ни Джек с Эми не замешаны в случившемся. Более того, копы отнюдь не исключают возможности сговора между нами. Вероятно, в их дубовых головах мигом созрела изумительная версия: мы втроем объединились в банду, которая специализируется на расстреле людей в домах, выставленных на продажу.

Если Риду и Констелло хотя бы на секунду могла прийти в голову такая чушь, то они не только походили на солонку и перечницу, но и мозгов у них было не больше, чем у этих столовых приборов.

Но поскольку в свое время я уже хлебнула горя с этими ребятами, то на сей раз решила оказывать копам максимальное содействие, дабы у них не возникло даже и тени подозрения в моей неблагонадежности.

Очень скоро выяснилось, что я была настроена чересчур оптимистично.

Рид и Констелло подождали, пока молодые люди исчезнут в столовой, и возобновили допрос.

Я с чинным видом уселась на церковную скамью.

Да-да, в прихожей Каррико у огромного окна, тянувшегося от пола до потолка, хозяйка установила церковную скамью. Дениз, наверное, ноги в кровь сбила, разыскивая этот образчик мебели, ибо скамья была точно такой же ширины, как и окно. Когда Джек и Эми удалились, Рид подтолкнул меня к скамье, словно без его помощи я бы не нашла к ней дороги.

Стоило мне сесть, как я в полной мере ощутила неловкость ситуации. Беседовать с полицейскими, взгромоздясь на церковную скамью, было несколько странно. Так и чудилось, что они вот-вот спросят: "Молилась ли ты на ночь?.." Но они не спросили.

Рид уселся рядом, положил блокнот на колено и опять принялся энергично строчить. Ни он, ни Констелло не произнесли ни слова.

Что записывал Рид, было выше моего разумения. Возможно, список продуктов, которые ему нужно купить по дороге домой.

Наконец оставшийся стоять Констелло открыл рот:

— Итак, что вы намереваетесь нам поведать?

Постановка вопроса мне не понравилась.

— Правду, — отчеканила я. — Когда мы вошли, Бартлет лежал на полу.

Я рассказала им все до мельчайших подробностей, какие только могла припомнить. Пока я говорила, Констелло, возвышавшийся передо мной, поглаживал свои черные усищи. Таким рассеянным жестом гладят кошек. Когда я дошла до признаний Бартлета, чернявый коп резко замер. А белобрысый — Рид — перестал строчить.

— "Девочка Портера Мередита"? Именно так он сказал? — уточнил Рид. Я кивнула. Следующий вопрос Солонки не добавил мне уверенности в себе: — Кто-нибудь еще слышал его слова?

Выходит, моих показаний было недостаточно. Я искоса глянула на Рида. Насколько я помнила, Джек звонил в «скорую», но Эми оставалась на пороге гостиной.

— Думаю, Эми Холландер, девушка, которая дожидается вас в столовой.

— Угу, — произнес Констелло. Возможно, мне померещилось, но это «угу» прозвучало весьма скептически.

Однако скептицизм Констелло был сущим пустяком по сравнению с тем недоверием, которое проявили полицейские, когда речь зашла о последней фразе Бартлета.

— "Больно стало"? — переспросил Констелло.

— Бартлет сказал: "Больно стало" — и застонал. А потом потерял сознание.

— Значит, "больно стало"? — задумчиво повторил Констелло.

— Именно. Я почти уверена, — упорствовала я.

— Почти? — поймал меня на слове белобрысый.

Я пожала плечами:

— Бартлет сильно ослаб и говорил тихо, но, по крайней мере, так я его поняла. — Рид молча ел меня глазами. Я выдержала его взгляд. — Послушайте, Бартлет не навязывался мне с признаниями. Пришлось его расспрашивать. Иначе мы бы вообще ничего не узнали.

Не понимаю, зачем я это сказала. Подозреваю, в надежде заработать очки в глазах полицейских. Заслужить их похвалу за то, что мне пришла в голову блестящая идея разговорить Бартлета, прежде чем тот отключится. Между прочим, я оказала Солонке и Перечнице великую услугу.

Однако копы не спешили с благодарностями.

— Больше вам нечего добавить? — холодно осведомился Рид.

Ну, знаете. В следующий раз, когда наткнусь на жертву нападения, даже имени его не спрошу.

— Я ничего не выдумываю. Возможно, Бартлет из тех людей, что обожают докладывать о своем самочувствии, а возможно, до того он не чувствовал боли, — убеждала я полицейских, закипая от злости, но, честно говоря, эта версия даже мне казалась притянутой за уши. Уж что-что, а боль Бартлет должен был почувствовать сразу, как только в него вошла пуля. И зачем ему понадобилось напрягаться из последних сил? Чтобы всего лишь пожаловаться?..

Рида, очевидно, посетили те же соображения. Теперь он смотрел на меня так, словно мысленно прикидывал, какой размер тюремной робы мне подойдет.

— Что-нибудь еще? — вопросил он.

До сих пор я намеревалась ограничиться исключительно событиями в доме Каррико. Почему-то не хотелось подбрасывать столовым приборам информацию, которая могла бы навести их на мысль о не совсем безоблачных отношениях между мной и Бартлетом. Но теперь мне пришло в голову, что пусть уж лучше полицейские узнают обо всем от меня, чем от кого-нибудь другого.

— Так, сущая ерунда, — ответила я. — Даже не знаю, стоит ли об этом упоминать.

Копы переглянулись.

— Продолжайте, — подбодрил меня Рид. — Не стесняйтесь говорить ерунду.

Ладно, была не была, история с судебным иском все равно скоро выплывет наружу.

— Эдвард Бартлет подал на меня в суд, — выпалила я. — Но это не более чем совпадение.

Полицейские навострили уши. Судя по всему, они не верили в совпадения.

— Ну-ну, — отозвался белобрысый и принялся строчить в блокноте с удвоенным рвением. Я уже упоминала, как грозно умел Рид нукать.

Я осторожно придвинулась к Солонке, чтобы подсмотреть, что он там пишет, и тут же почувствовала себя школьницей на экзамене, которая норовит сдуть у соседа.

От взгляда, брошенного на меня Ридом, я смутилась еще больше. Выпрямилась и поспешила объяснить:

— Бартлет утверждал, будто бы (эти слова я выделила особо) я намеренно дала ему неверную информацию о доме, который он купил. — И небрежно пожала плечами, давая понять, что считаю претензии Бартлета абсолютно идиотскими.

Однако Рид и Констелло не усмотрели идиотизма в поведении Бартлета. Оба одинаково угрюмо взирали на меня.

— Но это ложь! — воскликнула я. — Он все выдумал!

— Угу, — хмыкнул Констелло.

— Конечно, — натянуто улыбнулся Рид.

— Послушайте, я стараюсь быть с вами предельно откровенной. Не хочу, чтобы вы подумали, будто мне есть что скрывать.

— Угу, — опять произнес Констелло.

Да сколько же можно угукать!

И тут я здорово пожалела, что не осталась сегодня дома. Уж на работе-то точно не следовало появляться. Тогда бы не случилось того сомнительного эпизода, о котором теперь я была вынуждена докладывать копам. А куда деваться? Полиция легко все разузнает, наведавшись в "Кв. футы Андорфера".

— Чтобы быть до конца откровенной с вами и ничего не утаивать, добавлю еще кое-что. — Я замялась. — У меня просто сорвалось с языка, поверьте. Когда я произносила эти слова, я была немного зла на Бартлета за то, что он тащит меня в суд.

Копы были само внимание. Рид прекратил писать, а Констелло оставил в покое усы.

— Да?

— Мои слова ничего не значат, — продолжала я.

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо обронил Рид. — Мы понимаем.

Я была абсолютно уверена, что ни черта они не понимают. Скорее я выиграю на этой неделе в лотерею, чем Солонка и Перечница правильно истолкуют мои признания.

— Не хотелось бы, чтобы вы придавали значение тому, что на самом деле пустая болтовня.

— Не будем, не будем, — торопливо пообещал Рид.

Я собралась с духом:

— В общем, признаюсь, что сегодня утром я обозвала Бартлета хорьком вонючим и выразила пожелание, чтобы его переехал грузовик.

Стоило мне замолчать, как я тотчас пожалела о сказанном. Возможно, надо было рискнуть: а вдруг никто в агентстве не доложил бы о моей перепалке с Джарвисом? Теперь Рид и Констелло смотрели на меня не просто внимательно, но завороженно.

— Но я ничего не имела в виду! Всего лишь выпускала пар!

Должно быть, не вовремя я вылезла со своими откровениями.

Медики, закончив обрабатывать раненого, уложили его на носилки и потащили к выходу. И надо же такому случиться: когда носилки проносили мимо меня, Констелло задумчиво повторил:

— Значит, "чтобы его переехал грузовик".

Не хотела бы я в тот момент запечатлеться на памятном снимке.

Впрочем, в следующий тоже.

Врачи с Бартлетом исчезли за дверью, и в ту же секунду в дом вошли двое. Мое сердце заныло, когда я увидела их.

Марвин и Дениз Каррико.

Несомненно, Рид обозначит их в своем блокноте как "владельцев места преступления".

Я глянула на их возмущенные физиономии и тут же пожалела, что не меня вынесли сейчас на носилках.

— Что, черт побери, тут происходит?

Для шестидесятилетнего мужчины у Марвина Каррико был довольно зычный голос. По крайней мере, рама на окне дрогнула.

Глава 5

Голос Марвина Каррико звучал как набат.

— Кто эти люди? И что им здесь надо?

Предполагается, что агент по продаже недвижимости должен находить выход из любых неловких ситуаций. Он обязан схватывать на лету, ничему не удивляться, а споткнувшись и упав, встать, отряхнуться и продолжать как ни в чем не бывало.

На риэлторских курсах даже специально разбирают случаи вроде "Продажа дома вследствие смерти или развода", "Что делать, когда отказано в займе" и прочее. Но я что-то не припомню, чтобы на курсах или в учебниках, прочитанных мною за девять лет работы с недвижимостью, рассматривалась такая ситуация: "Как объяснить наличие в гостиной человека с пулевым ранением".

Недоработали наставники.

Видимо, по причине их халатности я понятия не имела, что ответить Марвину Каррико.

Разумеется, я встала со скамьи, словно примерная ученица, и даже открыла рот, но в голове у меня было совершенно пусто.

К тому же Марвин Каррико вид имел весьма внушительный, а прожитые годы — числом около шестидесяти — не смягчили его облик. Ростом мистер Каррико был под два метра и весил не менее 120 кг. Будучи менеджером по системному дизайну — что бы сие ни значило — в компании "Дженерал Электрикс", Марвин всегда говорил властным тоном человека, который ни секунды не сомневается в том, что слушатели внимают ему с замиранием сердца.

— Я требую объяснений! — гудел он.

На сей раз тряхнуло не только оконную раму, но и меня тоже. Я пялилась на хозяина дома, лихорадочно соображая, как бы потактичнее объяснить случившееся.

К счастью, оказалось, что мне и не надо ничего говорить, ибо вперед выдвинулся детектив Констелло. Разгладив усы, чернявый коп произнес, по-деревенски растягивая слова:

— Произошел несчастный случай, сэр.

И почему полицейские называют все что ни попадя "несчастным случаем"? Даже если происшествие вовсе не является случайным. Напротив, тщательно подготовленным и заранее обдуманным.

— Не понимаю, — заявил мистер Каррико.

Щеки у Марвина толстые и багровые, под глазами не мешки, а баулы, лицо же напоминало разлинованный листок — все в мелких морщинках. Типичная внешность для человека его возраста. Нетипичной была только растительность на его голове — густого темно-каштанового цвета.

И происхождение этого богатого оттенка не вызывало сомнений, достаточно было взглянуть на ворот синей рубашки. Верхняя пуговица воротника была расстегнута, а из прорехи торчали седые волоски.

Убедились? Ну конечно, он красится!

— Что произошло? — В голосе Марвина не слышалось и намека на сочувствие.

Возможно, мистер Каррико не застегивал рубашку доверху с целью выставить напоказ тяжелую золотую цепь. Судя по толщине цепи, она стоила не меньше нескольких сотен долларов.

Рид тоже встал. Отвечая, он не спускал глаз с цепочки.

— Видите ли, сэр, здесь стреляли. — Должно быть, массивное украшение на шее свидетельствовало о солидности и влиятельности его обладателя, потому что тон Рида слегка переменился. В голосе бездушного копа вдруг зазвучали виноватые нотки.

— Стреляли? Здесь? В моем доме? Но почему?! — Марвин перевел взгляд с Рида на Констелло и наконец на меня, словно ожидая ответа от нас троих сразу. Очевидно, предполагалось, что мы бросимся давать объяснения, перебивая друг друга.

— Вы хотите сказать, что стреляли в того человека, которого только что вынесли отсюда? — До сих пор Дениз Каррико помалкивала, предоставив мужу вести беседу, но, видимо, более не могла сдерживаться. Сделав шаг вперед, она встала рядом с Марвином, ее большие голубые глаза медленно расширялись.

Дениз Каррико, наверное, единственная женщина в Америке, которая пытается выглядеть старше своих лет. Как я уже говорила, ей слегка за тридцать, но ее темно-русые волосы столь обильно политы лаком, что издалека кажутся седыми, каковой была бы шевелюра ее мужа, если бы он не красился. Сегодня Дениз стянула волосы в тугой пучок и надела длинное платье без рукавов, с цветочным рисунком. Этот наряд отлично смотрелся бы на моей матери.

Я скользнула взглядом вниз, на ее ноги, ожидая увидеть ортопедическую обувь. Но, слава богу, до этого Дениз еще не дошла. На ней были белые босоножки.

— О господи! — воскликнула она. — Но это… это ужасно!

Я удивилась. До сих пор миссис Каррико казалась мне дамочкой заносчивой и холодной, совсем как дохлая треска. Похоже, я ошибалась. Дениз явно расчувствовалась, услышав о судьбе несчастного Бартлета.

Но тут же обнаружила природу своих чувств:

— Просто ужас! Что подумают соседи!

Что ж, значит, я была права насчет дохлой трески.

Миссис Каррико дернула мужа за рукав:

— Марвин, об этом же напечатают в газетах! И все узнают, что в нашем доме застрелили человека! — Тон у нее был такой, словно в ее гостиной произошла кровавая резня в светлый праздник Рождества.

Мистер Каррико отреагировал, как и положено мужчине:

— Предоставь это мне.

— Но мы даже не знаем этого типа! — не унималась его жена. Она гневно уставилась на меня: — Кто этот человек? И что он здесь делал? Вы показывали ему дом?

Я вознамерилась было изложить суть происшествия, но последний вопрос Дениз сбил меня с толку. Неужто она думает, будто я показываю клиентам недвижимость, держа их под прицелом?

Наверняка это очень действенный прием, если вы хотите заставить человека что-нибудь купить. Но я предпочитаю считать, что Дениз пошутила.

— Не знаю, как он попал сюда, — пояснила я, обретя голос. — Когда мы вошли, он лежал в гостиной.

Теперь признаки замешательства проявил Марвин:

— "Мы"? Кто это — "мы"?

Как вам это нравится? Он что, забыл, зачем я сюда явилась? Или чета Каррико полагает, что я наведалась в их дом просто так, ради удовольствия?

— Со мной двое потенциальных покупателей.

Между столовой и гостиной не было двери, как и между прихожей и гостиной. Помещения отделялись друг от друга арками. Поэтому молодых людей трудно было не заметить. Эми и Джек стояли рядышком и глядели в нашу сторону.

Видимо, услыхав шум при появлении Каррико, они придвинулись ближе к выходу из комнаты, чтобы выяснить, что происходит. Оба находились почти под аркой, при этом оставаясь в столовой. Словно их удерживал какой-то невидимый барьер. Вроде той воображаемой стеклянной стены, которая якобы отделяет мимов от зрителей.

Барьером служил приказ полицейских — ждать в столовой, и золотоволосые ребятки свято его исполняли. Но подслушивать и подглядывать им ведь никто не запрещал.

Когда супруги Каррико глянули в их сторону, Джек поднял руку в приветственном жесте:

— Здрасьте…

Марвин некоторое время тупо взирал на юношу, словно пытаясь понять, с какой стати этот парень торчит в его столовой.

— Привет, — неуверенно бросил он и снова повернулся ко мне: — Почему здесь стреляли? КАК такое могло случиться? У нас даже нет оружия!

Последнее заявление привлекло внимание полицейских. Они так и впились глазами в Марвина.

— Совсем никакого оружия? — Рид опять застрочил в своем блокноте.

Увидев это, Дениз еще больше насторожилась.

— Разумеется, никакого! — Похоже, сама мысль о владении огнестрельным оружием приводила ее в ужас.

Марвин бросил на Рида уничтожающий взгляд:

— Мы не из тех людей, что обзаводятся пушками. — Судя по презрительному тону мистера Каррико, он полагал, что владельцы пистолетов ему не ровня.

Следует отдать должное Марвину. Не побоялся заявить такое человеку, который в данный момент наверняка имел при себе пистолет.

Но Рид даже бровью не повел.

— Всякое бывает, — ровным тоном отозвался он.

Констелло прочистил горло:

— А у вас есть оружие? — Его взгляд был устремлен на меня.

Примеру чернявого копа последовали остальные. Все — Марвин, Дениз, Рид, Джек и Эми — не сводили с меня глаз. Они даже немного подались вперед, словно предчувствуя сенсацию. Да что эти люди себе вообразили? Что меня хлебом не корми, только дай пальнуть разок-другой? Даже обидно, согласитесь.

— Нет. У меня нет оружия.

Уточнять, что однажды подумывала купить небольшой револьвер, чтобы держать его в тумбочке рядом с кроватью, я не стала. В конце концов, мужа у меня нет, живу одна. Но, поразмыслив, я отказалась от этой затеи. Такая растяпа, как я, скорее всадит пулю в себя, чем в грабителя.

Вот и в телевизионных новостях сообщили, что по статистике ваши шансы получить огнестрельное ранение увеличиваются в три раза, если в доме хранится оружие. По-моему, звучит правдоподобно.

Я полагала, что удовлетворила любопытство слушателей, но все продолжали на меня пялиться. Не знаю, то ли они не поверили, то ли ожидали более развернутых объяснений.

— У меня никогда не было пистолета, — подсыпала я подробностей. — И я никогда не намеревалась его приобретать.

На мой взгляд, трудно высказаться с большей полнотой. Похоже, я даже чуть-чуть перестаралась, поскольку Солонка и Перечница взирали на меня с нескрываемым недоверием.

Однако Марвин Каррико удовлетворенно кивнул и перешел к следующему вопросу:

— Итак, кто этот тип? Вы его знаете?

Вот и наступил самый щекотливый момент.

— В общем-то знаю, — нехотя буркнула я.

Рид обрадовался случаю потрепать мне нервы.

— Жертву зовут Эдвард Бартлет, сэр, — зловеще улыбнулся он. — Это знакомый миссис Риджвей.

— Ваш знакомый? — Дениз вытаращила глаза.

Я небрежно пожала плечами. Уж не знаю, насколько мне удался этот жест.

— Весьма поверхностное знакомство. Несколько месяцев назад я занималась продажей дома Бартлета и покупкой нового.

— Он подал на нее в суд, — внес свою лепту Констелло.

Я метнула на него сердитый взгляд. Разве полицейское расследование не предусматривает конфиденциальности? Или хранить секреты полагается только адвокатам?

— В суд?! — В устах Дениз это слово прозвучало грязным ругательством. Обхватив ладонью горло, она встревоженно глянула на мужа.

Марвин, однако, не заметил беспокойства жены. По той простой причине, что не спускал с меня свирепого взгляда.

— Так он подал на вас в суд? Парень, которого подстрелили в нашей гостиной, подал на вас в суд?

— Чистое совпадение, — заверила я.

Взгляд Марвина не смягчился. Похоже, он тоже, как Солонка и Перечница, не верил в совпадения.

— Парень, которого ранили в нашей гостиной, подал на вас в СУД?!!

Наверное, не только мой босс любит смотреть по телевизору повторы острых спортивных моментов.

Я вздохнула. Деваться некуда, придется в который раз рассказывать, как было дело. Солонка и Перечница слушали с отрешенным видом. Пока я подробно разъясняла, почему Бартлет счел возможным подать иск, Дениз тоже заскучала. При упоминании о мошенничестве, задуманном адвокатом, она нетерпеливо поморщилась, обогнула меня и направилась в гостиную.

— Суд решит, — поспешила я закруглиться.

Марвину явно полегчало от моего рассказа, однако всех его сомнений мне не удалось развеять. Он открыл было рот, но в этот момент всеобщее внимание привлек визг Дениз.

Очевидно, медики, не в пример мне, обращались с Бартлетом не столь осторожно. Уложив раненого на носилки, они оставили маленький сувенир на память о его пребывании в гостиной.

На "практически новом" бежевом ковре ярко алело пятно. Небольшое, размером с серебряный доллар. Однако находилось оно прямо посередине и было хорошо видно с порога.

Оттуда, где стояла орущая Дениз.

— Силы царя небесного, посмотрите, что они сделали с моим чудесным ковром!

Я уже говорила, что миссис Каррико относится к той разновидности людей, которые во всем стремятся добиться совершенства. Таких не много, но время от времени вы с ними сталкиваетесь. И понимаете, что эти «совершенные» господа все равно что пришельцы из космоса.

В последнее время я виделась с Дениз довольно часто, и ни разу ни один волосок не выбился из ее прически. Она была всегда идеально подкрашена, ее одежда идеально отглажена, а ногти идеально отполированы.

Хоть бы раз размазала помаду по зубам! Так нет же.

И теперь, хотя миссис Каррико была сильно расстроена, она по-прежнему держала спину и орала воспитанно.

— Испорчен! Мой любимый ковер совершенно испорчен!

Похоже, кроме меня, утешить миссис Каррико было некому.

— Успокойтесь. Это легко отмыть. Смочите пятно теплой водой, спрысните пятновыводителем, потрите губкой, и пятна как не бывало. — Я щелкнула пальцами.

Мое выступление походило на телевизионную рекламу. Еще немного, и я гаркну с преувеличенным энтузиазмом: "Да! Если в вашем доме застрелили человека и кровь попала на ковер, пользуйтесь «Ресолвом»! Пары капель «Ресолва» хватит, чтобы замести все следы!"

Дениз не понравилось мое непрошеное вмешательство. Она явно полагала, что я несу чушь.

— Что? Вы предлагаете мне отмывать чужую кровь? Издеваетесь?!

Можно подумать, я предложила ей слизать пятно языком.

— Разумеется, вы наденете резиновые перчатки и…

Ледяной взгляд миссис Каррико заставил меня умолкнуть.

— Убирать должен тот, кто напакостил! — отрезала она.

Не трудно было догадаться, кого она имеет в виду.

— Боюсь, мистер Бартлет в ближайшее время будет не в состоянии произвести уборку в вашем доме. — Я намеренно притворилась тупицей. Если вести себя как дура, то не только мужчины, но и некоторые женщины сочтут тебя законченной идиоткой.

Дениз, очевидно, относилась к этой категории женщин. Она пытливо вглядывалась в меня, стараясь определить, хватит ли у меня мозгов осмыслить ее требования насчет ковра.

Но свои претензии изложить не успела. Позади нас раздалось гневное рычание Марвина:

— О черт!

Я обернулась. Хозяин дома стоял у распахнутой входной двери и мрачно взирал на свой двор.

Мне стало любопытно, отчего цвет лица у мистера Каррико вдруг стал таким же, как у Бартлета. Оказывается, во дворе ребята в форме натягивали ярко-желтую ленту, на которой без конца повторялась надпись: "Полицейская зона".

К сожалению, Дениз тоже приблизилась к двери.

— О боже! — заверещала она. — И надолго они ее повесили? — Сначала она обращалась к Риду и Констелло, но в конце концов ее взгляд опять уперся в меня. — Нет, это уж слишком. Мы не можем приглашать в дом покупателей, когда вокруг кишмя кишат полицейские!

Слово «полицейские» в сочетании с "кишмя кишат" прозвучало не слишком почтительно. Как будто Дениз равняет стражей порядка с тараканами.

Быстрый взгляд на Солонку и Перечницу подтвердил, что копы поняли Дениз правильно. Рид нахмурился и открыл рот, но я его опередила.

Разрешать споры, гасить конфликты и исподволь вразумлять клиентов — все это неотъемлемая часть профессии риэлтора. Впервые с тех пор как я обнаружила Бартлета в гостиной, у меня появилось ощущение, что наконец-то смогу заняться делом.

— По-моему, вам не о чем беспокоиться, Дениз. Уверена, ленту не оставят здесь дольше абсолютно необходимого срока.

Разумеется, я нагло врала, поскольку понятия не имела, как долго продлится оцепление дома Каррико. Однако, судя по физиономиям Рида и Констелло, если бы Дениз вовремя не заткнулась, желтая лента красовалась бы в ее дворе до первого снега.

Что бы тогда подумали соседи миссис Каррико? Что теперь пошла такая мода — украшать двор на Рождество полицейскими атрибутами?

— Не сомневаюсь, — бодро частила я, — что вы с радостью предоставите ваши владения в распоряжение полиции, чтобы они поскорее нашли виновника этого кошмара.

Дениз продолжала дико таращиться, но благоразумие все же взяло верх.

— Конечно, я хочу, чтобы они поймали преступника.

Успокаивая Дениз, я решила про себя, что кое о каких мелочах чете Каррико знать пока не следует. Во-первых, ни к чему делиться с ними моими прогнозами по поводу Бартлета. Очень сомнительно, что он выживет. Конечно, мнение дилетанта не много стоит, я не дипломированный врач и могу ошибаться, однако видала я покойников, которые выглядели куда здоровее, чем раненый Бартлет.

Во-вторых, ни за что на свете не стану рассказывать супругам Каррико о доме, который я пыталась продать, после того как там произошло убийство.

Тот дом находился в Истридже, районе еще более привлекательном, чем Холмы, где жили Каррико. Увы, чудесный особняк немедленно утратил привлекательность, стоило его хозяйке взбеситься и пристрелить спящего мужа. Когда дамочку осудили, родственники выставили недвижимость на продажу.

Взявшись за эту работу, я не сразу сообразила, что речь идет о том самом доме, который показывали в новостях по всем каналам. Такая уж я недотепа.

Правда, до сих пор мне не приходило в голову первым делом осведомляться у клиентов, не случалось ли в их жилище убийства. Обычно мое внимание поглощено тем, чтобы они, ставя свою подпись в контракте, не перепутали строчки.

Домом в Истридже я занималась два года назад.

Он и сейчас не продан.

Нет уж, про недвижимость в Истридже я от них утаю. Знаете, бывает, что гонцов, приносящих дурные вести, убивают. А вдруг супруги Каррико попытаются задушить меня желтой полицейской лентой?

Глава 6

Рид и Констелло отпустили меня первой. Я была уверена, что это недобрый знак, и чувствовала себя как когда-то на вечеринках в старших классах. С таких вечеринок не уходишь до последнего, потому что знаешь: стоит выйти за дверь, как все немедленно примутся о тебе сплетничать.

Полицейские даже не позволили мне дождаться Эми и Джека, чтобы отвезти клиентов обратно в "Кв. футы Андорфера".

— Мы сами доставим их в лучшем виде, — заверил Констелло своим напевным деревенским говорком, который прозвучал в моих ушах похоронным маршем.

— Но я все равно еду туда и с удовольствием их подвезу. Конечно, после того, как вы с ними поговорите.

Рид затряс белобрысой головой.

— В этом нет необходимости, — отрезал он.

— Чего себя зря утруждать. — Констелло ласково погладил усы. — Мы будем рады-радешеньки прокатить их. Не тревожьтесь.

По правде говоря, меня не слишком беспокоило, каким образом молодые люди доберутся до своей машины. А уж когда Рид добавил: "Кстати, миссис Риджвей, вы ведь не собираетесь уезжать из города в ближайшее время?" — транспортные проблемы Джека и Эми окончательно выветрились из моей головы. А если уж договаривать до конца, я почувствовала, что вот-вот впаду в панику.

По дороге в агентство я постаралась успокоиться, мысленно повторяя: "Брось, Скайлер, ты чересчур мнительна. Ну и что с того, что ты оказалась единственной на месте происшествия, с кем у Бартлета были какие-либо контакты? И что с того, что ты публично угрожала этому типу в тот самый день, когда в него стреляли, и у тебя была очень веская причина злиться на него? Этого явно недостаточно, чтобы полиция заподозрила тебя в нападении на адвоката".

С моих мыслей мед бы пить.

Наверное, я неправильно себя успокаивала. Потому что, когда затормозила у "Кв. футов Андорфера", у меня было такое чувство, словно я наглоталась раскаленных углей.

Тут я вспомнила, что с утра ничего не ела, однако решила, что накрывать обедом раскаленные угли — не очень хорошая идея. К тому же я совсем не испытывала голода.

Слава богу, когда я вернулась, Джарвиса в агентстве не было. Не знаю, что бы я сделала, если бы он опять принялся настойчиво советовать разобраться с Бартлетом до суда. Я была настолько расстроена, что могла запросто ляпнуть: "Отдыхай, Джарвис, с адвокатом уже разобрались".

Иззавтрашних газет все узнают, что произошло в доме Каррико. Вот тогда мы с боссом и поговорим.

В офисе я застала лишь Барби Ландерган. Она даже не подняла головы, когда я швырнула сумку на стол.

Полное равнодушие Барби к моей особе меня не удивило. С тех пор как я стала встречаться с Матиасом, моя бывшая подружка относится ко мне не слишком дружелюбно. Точнее, заметно недружелюбно.

Дело в том, что фамилия моего приятеля Кросс. Верно, та же, что и у Эфраима Кросса, совершенно чужого мне человека, который тем не менее оставил мне в наследство сто тысяч долларов. Но кроме денег его гибель поспособствовала появлению в моей жизни говорящих Солонки и Перечницы.

Эта смерть также стала причиной моего знакомства с Матиасом. Единственный сын Эфраима Кросса, Матиас навестил меня на работе сразу после похорон отца, горя желанием усадить вашу покорную слугу на электрический стул за убийство. Потребовалось некоторое время, чтобы убедить Кросса-младшего в том, что я абсолютно не причастна к преждевременной кончине его родителя.

Если бы мне тогда сказали, что между мной и Матиасом возникнут романтические отношения, я бы не поверила.

Барби Ландерган тоже не поверила бы. Она из кожи вон лезла, пытаясь привлечь внимание богатого наследника, разве что не плясала перед ним голой.

Впрочем, Барби просто до этого не додумалась, иначе бы сплясала.

Наверное, с моей стороны не слишком любезно так говорить, потому что мой приятель, несомненно, очень симпатичный парень, но, по-моему, Барби всегда больше привлекало состояние семьи Матиаса, нежели он сам. Почему я так думаю? Хотя бы потому, что незадолго до появления Кросса-младшего на пороге нашего агентства Барби мечтательно заявила: "Обязательно выйду замуж — за кучу денег".

Кажется, все ясно.

Я пыталась объяснить подружке, что Матиас вовсе не такой богач, каким его считают. Семейные деньги полностью находятся под контролем его матери, а Матиас гордится тем, что сам зарабатывает на жизнь. Он даже как-то сказал: "Я не взял ни цента у родителей и никогда не возьму". Но Барби не стала меня слушать. Ее слух улавливал только информацию о несметных богатствах Кроссов.

Впрочем, когда мы с Матиасом начали потихоньку сближаться, ее локаторы немедленно уловили и это. А когда стало совершенно очевидно, что мы встречаемся, Барби объявила мне бойкот.

Не скрою, я переживала. Прежде мы с ней были хорошими подругами. Наверное, мы неизбежно подружились бы — у нас было много общего. Обе работали агентами по продаже недвижимости, обе были разведены и почти ровесницами (хотя Барби не преминула бы уточнить: ей всего тридцать девять, а мне целых сорок два). У нас были дети одного возраста и во многом одинаковые вкусы. Например, обе любили рассказывать друг другу за ужином страшные истории про бывших мужей.

Барби часто меня смешила. Придумала моему бывшему мужу Эду забавную кличку — мистер Ад. Своего бывшего она почти всегда обзывала непечатными словами, но прозвище моего проливалось бальзамом на мою душу.

Подозреваю, что ничто так не сближает женщин, как возможность поведать друг другу, какими козлами были их бывшие мужья. Это придает дружбе особую теплоту.

Однако стоило возникнуть на горизонте Матиасу, как наши девичьи посиделки канули в вечность. Барби вдруг усмотрела во мне соперницу. А когда Матиас перестал обращать внимание на других женщин в моем присутствии, лучшая подруга объявила меня своим заклятым врагом.

Разве это не печально? То, что женщины ссорятся из-за мужчин?

Когда мужчина находит себе спутницу, то все твердят, что его «заграбастали». В голове не укладывается. Неужто мужчины не способны принимать самостоятельные решения? Неужто стоит им столкнуться с женщиной, как они превращаются в полных кретинов, над которыми властвуют гормоны?

А коли несчастных, управляемых гормонами мужчин не считают ответственными за свои поступки, следует естественный вывод: женщины вертят ими как хотят. Я часто слышала подобное мнение, но соглашаться с ним не желаю. Почему, скажите на милость, Барби не ополчилась на Матиаса? В конце концов, кто пренебрег ею? Вроде бы он, а вовсе не я.

Но моя бывшая подружка думала иначе. Она ясно дала понять, что я браконьерствовала на ее территории, где и поймала в капкан доверчивого мистера Кросса.

Обычно угрюмое молчание Барби действует мне на нервы. Но проведя полдня в компании с четой Каррико, златокудрыми ребятками и столовыми приборами, я радовалась тому, что моя коллега не в настроении поболтать.

Потому что и сама не была расположена к беседе.

Более всего я была расположена выпить. Но не то, что вы подумали. В алкоголе я не нуждалась. Я жаждала напитка с тремя «К»: калориями, кофеином и карбонизацией. Я жаждала кока-колы. Отчаянно. Большой-пребольшой стакан колы и много-много льда.

Прошествовав мимо Барби в крошечную кухню, я открыла холодильник и вынула двухлитровую бутылку (всегда держу в холодильнике запас на крайний случай).

Мне полегчало уже от шипения вырвавшегося из бутылки газа.

Наверное, меня можно назвать колаголичкой. Я начинаю день не с двух чашек кофе, а с двух кружек колы, и каждый раз, когда расстраиваюсь или волнуюсь, первым делом хватаюсь за большой стакан с коричневой шипучкой. Кола для меня все равно что жидкий транквилизатор.

Я осушила стакан почти залпом. Снова наполнила его и вернулась к своему столу. Там покоилась изрядная кипа сообщений, поступивших в мое отсутствие.

Некоторые были от клиентов. Но больше всего записок поступило от двух агентов. Тех самых, что занимались недвижимостью, которую я намеревалась показать Эми и Джеку после осмотра дома Каррико.

Я прочла сообщения и немедленно отхлебнула колы.

Черт. После всего, что случилось, я совершенно позабыла позвонить агентам и отменить встречи.

На показ дома Каррико я отвела час, поэтому звонки от первого агента начались примерно в 10.15 и продолжались каждые пятнадцать минут, пока она не отчаялась со мной связаться. Последнее сообщение было выдержано в обиженном тоне: "Мы ждали больше часа. Перезвони, пожалуйста!"

Второй агент начал с того, что возвестил: "Ждем!" Следующая записка гласила: "Все еще ждем!" Однако этот парень оказался не столь терпеливым, как первая дама. Он сдался через сорок пять минут, высказавшись напоследок: "Где тебя черти носят?"

Я долго изучала эти записки. В практике агентов нередко бывают проколы. Клиенты то неожиданно отменят встречу, то клюнут на какой-нибудь дом и больше ничего не желают смотреть. Или же ты сама перепутаешь время и даты. Случается и такое. Но, очевидно, с теми двумя агентами ничего подобного никогда не происходило. Когда я позвонила с извинениями, их ледяной тон едва не заморозил телефонную линию.

Конечно, мои объяснения звучали довольно неубедительно. Правды я сказать не пожелала — про то, как позабыла обо всем на свете, убеждая полицию в своей непричастности к свежим городским убийствам. Отговорилась тем, что перепутала время. Малый, что осведомился про чертей, имел наглость съязвить: "Порою нам всем недостает профессионализма".

По-моему, я проявила исключительный профессионализм, когда ответила: "Ты абсолютно прав". «Придурка» я добавила, лишь когда положила трубку. Да и то шепотом.

Покончив с неприятной обязанностью оправдываться (чего мне стоили супруги Каррико и полиция!), я позволила себе перевести дух. Позвонила клиентам, разобралась с бумагами, скопившимися на столе, обновила заявки, просмотрела просьбы о займах, то и дело прихлебывая газированный транквилизатор.

Пока я трудилась, Барби головы не повернула в мою сторону. Даже когда у дверей затормозил седан Рида и Констелло, из которого вышли Джек и Эми, коллега не проронила ни слова.

Входная дверь, как всегда, была нараспашку, и Барби не могла не заметить молодых людей. Я, например, отлично видела, как Джек и Эми, даже не взглянув в сторону агентства, чуть не бегом бросились к своей машине.

Барби могла бы полюбопытствовать, почему эта парочка, выехавшая утром со мной, вернулась несколько часов спустя с полицейскими. Рид и Констелло разъезжали на машине без мигалки и прочих опознавательных знаков, но Барби знала, кто они такие. Расследуя убийство Кросса-старшего, Солонка и Перечница допросили в "Кв. футах" всех и каждого.

Правда, моя коллега сидела в глубине комнаты. Возможно, она не успела разглядеть блюстителей закона, но Джека и Эми должна была видеть. Очевидно, если Барби и сочла происходящее странным, тем не менее отказалась поступиться гордостью и нарушить бойкот.

Ах, она разбила мне сердце.

Сидя за столом слева от двери, я наблюдала, как рванул с места автомобиль златокудрых ребяток. Надо думать, мои шансы вновь увидеть Эми и Джека равны нулю.

Молодых людей я не осуждала. Если продырявленного выстрелом человека и полицейского допроса не достаточно, чтобы срочно сменить агента, то уж тогда не знаю, что вам еще нужно.

Я вернулась к бумагам, по-прежнему радуясь тому, что не надо ни с кем объясняться и можно полностью отдаться работе… и унынию. Однако к тому времени, когда я разобралась с документами, мое настроение изменилось. Барби давно ушла, мне же страстно захотелось обсудить с кем-нибудь последние события.

Возможно, этот кто-нибудь развеет мои тревоги.

Конечно, я имела в виду Матиаса. Сегодня вечером мы намеревались поужинать у меня дома. Готовить, разумеется, должен был он.

Сразу признаюсь, хуже меня поварихи на всем белом свете не сыскать. В чем я виню свою мать. В то время как других девочек мамочки учат готовить, моя учила орудовать консервным ножом.

В открывании банок мне равных нет.

До своего дома в Гарвардском проезде я обычно добираюсь за пятнадцать минут. Сегодня долетела за десять. Когда я подъезжала к дому, автомобиль Матиаса как раз тормозил у моей двери. Матиас разъезжает на древнем, видавшем виды «БМВ». Считается, что он его реставрирует. По-моему, этой колымаге никакая реставрация не поможет. Она нуждается в реанимации.

Издав предсмертный хрип, экипаж замер на месте.

Почему Матиас души не чает в этой развалине, выше моего понимания. Впрочем, я не совсем понимаю и другое — почему он души не чает во мне. Выбравшись из своего катафалка с пакетом в руках, Матиас подмигнул и произнес:

— Привет, красотка.

Он преувеличивал. Правда, малые дети не разбегаются в ужасе, завидев мою особу, но красавицей я себя не считаю. Цвет моих каштановых волос чересчур банален, карие глаза чересчур велики, и хотя я довела свой вес до 65 кг, однако не худо было бы сбросить еще парочку лишних. Но если мой приятель предпочитает называть меня красоткой, не мне с ним спорить.

Глядя на Матиаса, я вдруг подумала, что, возможно, возвела напраслину на Барби. Совершенно не исключено, что не только деньги влекли ее к этому парню. В синей рубашке, потертых джинсах и кожаных сапогах с облупленными носами Матиас походил не на профессора колледжа, коим он являлся, а на ковбоя с рекламы "Мальборо".

Ковбой Мальборо, который не курит.

Мой некурящий ковбой высок ростом, широк в плечах, зеленоглаз и обладает каштановой гривой, спадающей почти до плеч. Кроме того, у Матиаса есть одно отличие от прежних моих близких приятелей: он бородат. И я обожаю запускать пальцы в его густую, аккуратно подстриженную бороду.

Матиас исключителен и еще кое в чем: он на год моложе меня. Я могла бы назвать наш союз неравным, если бы не пример Марвина Каррико, — до этого педофила мне далеко.

Мое сердце учащенно забилось, когда Матиас улыбнулся:

— Проголодалась, детка?

Как я уже говорила, он ни разу не признавался в любви, но всякими ласковыми словами меня называет.

Я не возражаю.

Я также не возражаю, когда в первую же секунду нашей встречи Матиас долго и нежно меня целует.

Когда мы добрались до входной двери, события, не дававшие покоя целый день, показались мне сущими пустяками. Что верно, то верно: Матиас умеет целоваться.

Еще он умеет готовить. Такой эксперт в кулинарии, как я, понятия не имеет, почему еда у моего друга всегда получается изумительно вкусной. Конечно, я знала, что сегодня, например, он использовал кусочки бифштекса, чесночное масло и какие-то невероятно белые макароны из пшеницы очень твердых сортов. А также много всего прочего, обнаруженного в моих кухонных шкафах.

Матиас изменил мою кухню до неузнаваемости. Прежде я считала ее ненужным помещением, пользовалась только микроволновкой, купонами со скидкой в ближайшие рестораны и списком телефонов заведений, где отпускали обеды на дом.

А теперь — о чудо! — в моей кухне появились продукты. И приправы. И всякие приспособления вроде деревянных лопаток. И дуршлаг. И разные другие штуковины, которые я раньше видела только в журналах.

Матиасу пригодились все эти штуковины, пока он колдовал над плитой. Я же в это время готовила то, что у меня лучше всего получается. Мое фирменное блюдо.

Правильно: два больших стакана колы со льдом.

Закончив приготовление наших фирменных блюд, мы двинулись в столовую. До этого момента я проявляла похвальную сдержанность. Дождалась, пока мы сядем за стол и приготовимся отведать кулинарной фантазии с чесночным маслом, и только тогда выложила, что со мной сегодня стряслось.

Поначалу Матиас отреагировал на мой рассказ так, как мне и хотелось.

— Что-о-о? — Он уже подхватил макароны, намереваясь отправить их в рот, но со звоном опустил вилку на тарелку. — Ты напоролась на перестрелку? Бедная моя! Как ты себя чувствуешь?

Я едва не расплылась в улыбке, настолько мне нравится, когда со мной носятся. Однако сдержалась. Не следует рассказывать жуткую историю с улыбкой на устах — вам могут и не поверить. Не говоря уж о том, что Матиас перестал бы надо мной причитать.

— Ну, это была не совсем перестрелка. — И я подробно изложила, как нашла раненого Бартлета и что он мне сказал.

С этого момента реакция Матиаса нравилась мне все меньше и меньше. Он долго смотрел на меня и наконец осведомился:

— Ты уверена, что он сказал "больно стало", а потом застонал?

Я кивнула:

— Так я его поняла.

— Наверное, плохо расслышала. — Матиас покачал лохматой головой и продолжал, словно беседовал сам с собой: — А если ты неправильно поняла эти слова, то, возможно, насчет девочки Мередита, стрелявшей в него, тоже ошибаешься.

Я грозно хмыкнула.

— Что слышала, то и слышала. Я ничего не выдумываю.

Матиас принялся за еду, ответил он уже с набитым ртом:

— Гм.

Это «гм» прозвучало очень скептически.

И последующая речь Матиаса тоже. Поверите ли, он начал анализировать каждое мое слово!

— Возможно, Бартлет сказал не «стало». — Он задумчиво поскреб бороду. — Возможно, опустившись на колени рядом с ним, ты нечаянно придавила ему что-нибудь, например руку, и на самом деле он сказал "больно, встань".

Настал мой черед долго и пристально разглядывать Матиаса.

— Так вот, ничего я ему не придавила, а то бы заметила. И ему не пришлось бы тратить последние силы, чтобы сообщить мне об этом.

Что он себе воображает? Что я могу навалиться на лежащего мужчину и ничего при этом не почувствовать?

Мой друг пожал плечами:

— Что "больно, встань", что "больно стало" звучит одинаково несуразно. — Тон у него был обиженным.

Я снова хмыкнула. С ума сойти: самый близкий мне человек сомневается в моих словах! Да он не многим лучше Солонки и Перечницы!

— Дорогой, — подавшись вперед, начала я. Полагаю, легкая язвительность в моем голосе была вполне оправданна. — Я потратила кучу времени, доказывая полицейским, что ничего не выдумываю и лишь повторяю слова Бартлета. А теперь ты вынуждаешь меня делать то же самое.

Но Матиас не так прост, как кажется. С минуту он молча жевал, а потом вдруг сказал, словно только что заметил:

— Послушай, ты ведь не съела ни кусочка. Попробуй и скажи, как получилось.

Однако я тоже не лыком шита. На удочку Матиаса не клюнула и тему сменить отказалась.

— Эдвард Бартлет четко произнес…

В этот момент зазвонил телефон. Матиас явно обрадовался перерыву в нашей теплой беседе. Что ж, его можно понять.

Автоответчик стоит в гостиной. Гостиную отделяет от столовой арка, как и в доме Каррико. Посему я слышала каждое слово. Трубку я снимать не собиралась, но, услышав знакомый истерический голос, вздохнула, бросила салфетку на стол и двинулась в гостиную.

Дениз Каррико почти орала:

— Скайлер, это ужасно! Просто не знаю, что делать!

— Добрый вечер, — перебила я, — как мило, что позвонили. — Я бессовестно лицемерила.

Серия щелчков — это отключался автоответчик, — и вновь раздался голос Дениз. Дама перешла на визг.

— Вы в курсе? Об этом передали в вечерних новостях!

Когда кто-то впадает в истерику, я норовлю сохранять спокойствие. Дабы уравновесить ситуацию. Вот и сейчас безмятежно осведомилась:

— О чем вы? Что было в новостях?

Маневр не удался. Похоже, миссис Каррико уже колотилась головой об стенку.

— Как о чем?.. Да об этом Бартлете! Он умер в реанимации!

У меня сдавило желудок.

Какое уж тут спокойствие! Не забиться бы в истерике, как Дениз.

Глава 7

Эдвард Бартлет умер? Верно, я предполагала, что он не выживет, но тем не менее весть о его смерти потрясла меня.

— Нет, я ничего не слыхала, — пробормотала я.

— Уму непостижимо! — продолжала Дениз. Миссис Совершенство пребывала в растерзанных чувствах, что, видимо, с ней редко случалось.

— Видите ли, иногда врачи бывают бессильны…

Однако моя попытка утешить ее не удалась.

— Но почему, скажите на милость, его застрелили в нашем доме! — перебила она. — Мы всегда запираем дверь. Всегда! — Дениз сделала паузу. — Не иначе, кто-то по небрежности оставил дверь незапертой — это единственное объяснение.

Было совершенно ясно, на кого намекает моя клиентка.

— Послушайте, я не оставляла дверь открытой. Напротив, отлично помню, как достала ключ из-под кошки и отперла дверь. Иначе я бы не попала в дом!

— Ну тогда не понимаю, каким образом он туда проник!

Миссис Каррико едва не плакала. Теперь она намеренно валяла дурочку. Держать ключ на крыльце под керамической статуэткой и не понимать, как можно забраться в дом?

Ее жилье значится в общем списке продаваемой недвижимости. Сие означает, что хотя Каррико и подписали со мной эксклюзивный контракт на продажу, однако любой агент имеет право показывать их владения своим клиентам. И если дом будет продан другим риэлтором, я, как личный агент хозяев, поделю с ним комиссионные поровну.

Все это я заблаговременно разъяснила чете Каррико, так что Дениз была в курсе.

Не надо обладать незаурядным воображением, чтобы предположить такой вариант: Бартлет мог спрятаться и понаблюдать, откуда я или какой-нибудь другой агент берем ключ. Затем он сам проделал то же самое, проник в дом, а потом вернул ключ на прежнее место — под кошку. Где я его и обнаружила, приехав с Эми и Джеком.

Мало того, как я уже говорила, владение на Озерном проезде было выставлено на продажу аж неделю назад и вызвало на рынке большой интерес. Соседи, наверное, уже привыкли к тому, что около дома Каррико то и дело шастают незнакомцы. Возможно, никто и не заметил маневры Бартлета. А если и заметил, то не придал значения: мол, еще один агент наведался.

Так что проникнуть в этот дом было проще пареной репы.

Однако если Бартлет действительно забрался туда по своей воле, то встает вопрос: зачем? Что ему там понадобилось? Ведь хозяева утверждают, что не были с ним знакомы.

Что Бартлет замышлял?

По-моему, этот хорек вонючий — знаю, о мертвых плохо не говорят, и упокой Господи его душу, но давайте смотреть правде в глаза — был способен на все. Да он мог запросто вломиться в дом Каррико с целью ограбления!

Интересная мысль. А что, если Бартлет вломился в дом, а хозяева его застукали? И застрелили вора, а уж потом улизнули из дома, якобы за покупками.

В таком случае почему бы Марвину и Дениз не сознаться? Защита собственного жилища и, возможно, жизни повредит их репутации куда меньше, чем нераскрытое убийство.

— Наверное, прятать ключ на крыльце — не самый лучший способ… — осторожно начала я.

Но собеседница, вероятно, сообразила, к чему я клоню. Она вдруг заторопилась окончить разговор.

— Милочка, я всего лишь хотела сообщить вам о смерти Бартлета, только затем и позвонила. — И тут же повесила трубку.

Терпеть не могу, когда молодая женщина, которая мне чуть ли не в дочери годится, называет меня «милочкой». Да, похоже, что чета Каррико вскоре последует за Эми и Джеком. То бишь покинет ряды моих клиентов. Дениз определенно не жаждала со мной больше встречаться.

Правда, Каррико, как и златокудрые ребятки, подписали контракт на три месяца. Так что им придется еще немного меня потерпеть. Но продление контрактов мне явно не светит.

Матиас догадался по моему лицу, что я не в настроении комментировать беседу по телефону.

— Ешь, — посоветовал он, когда я снова села за стол, и придвинул ко мне тарелку. — Остывает.

Не успела я проглотить и кусочка, как опять начался перезвон.

На этот раз не телефонный. Звонили в дверь. Кто-то жал на кнопку не переставая. Я вскочила, едва не перевернув стул.

— Ладно! Иду!

Дадут мне сегодня поужинать или вынудят поститься?!

Либо посетитель из-за шума не услыхал моего крика, либо решил во что бы то ни стало довести меня до бешенства, но трели раздавались до тех пор, пока я не зажгла свет на веранде и не открыла дверь.

На пороге стояла очень высокая, очень худая и очень сердитая дама.

И видела я ее впервые в жизни.

— Да?

Незнакомка была одета в шелковый костюм от Эллен Трейси с воротником кораллового цвета. Я заприметила этот костюмчик в «Бейконе» и влюбилась в него с первого взгляда. Любовь продолжалась до тех пор, пока я не взглянула на ценник. Платить такие деньги за вещь, у которой нет даже пары колес?!

Стоило мне подать голос, как посетительница сложила руки на груди.

— Меня зовут Вирджиния Кеньон, — объявила она.

Тон вкупе с мрачным взглядом давал понять, что это имя должно мне о чем-то говорить.

Никаких воспоминаний.

Я внимательно оглядела гостью. Модная прическа — писк сезона: волосы разделены на косой пробор и зачесаны назад, а густая челка завита и взбита. Даже при тусклом свете уличного фонаря невозможно было не заметить, что посетительница безукоризненно подкрашена, цвет ее губной помады идеально сочетается с лаком на ногтях, а на шелковом костюме нет ни морщинки.

Господи, еще одно Совершенное Создание! Второе за день, считая Дениз Каррико. Прямо нашествие какое-то!

— Меня зовут Вирджиния Кеньон, — с раздражением повторила незваная гостья.

Я продолжала тупо смотреть на нее.

— Послушайте, Скайлер, хватит притворяться! Вы отлично знаете, кто я такая.

— И кто же вы такая? — Если учесть, в каком настроении я открыла дверь, мне полагалась медаль за терпеливость.

Вирджиния, напротив, и не думала сдерживать свои эмоции. Язвительно хмыкнув, она выпалила:

— Я встречаюсь с Портером Мередитом!

Вот как! Ну теперь все понятно.

Я кивнула, продолжая пристально вглядываться в посетительницу. Значит, она та самая «девочка», что укокошила Эдварда Бартлета!

К счастью, вслух я этого не сказала, вовремя спохватилась. Но, вероятно, ход моих мыслей отразился на физиономии, потому что глаза Вирджинии Кеньон вдруг полыхнули недобрым огнем.

— Верно, я та самая, что заменила вас!

Что ж, можно и так сказать.

— Знаете, что я делала последние два часа? — Тон гостьи становился все свирепее.

Меня приглашали сыграть в «Угадайку», но я была не в настроении развлекаться, поэтому молчала.

— Объяснялась с полицейскими! — Последнее слово Вирджиния произнесла с той же брезгливостью, что и Дениз Каррико. Очевидно, Совершенные Создания не жалуют ребят в форме. Вот Солонка с Перечницей расстроятся! — А вам известно, почему меня допрашивали?

Я решила, что отвечать на этот вопрос нет необходимости, так же как и на предыдущий.

— Потому что вы сказали, — продолжала Вирджиния, — будто я застрелила Эдварда Бартлета!

— Минуточку! — Я подняла руку. — Ничего подобного я не говорила. Всего лишь повторила слова покойного.

Незначительная разница, но, на мой взгляд, существенная. Увы, гостья не желала вдаваться в тонкости.

— Вы обвинили меня в убийстве! — рявкнула она.

— Ошибаетесь. Я не делала никаких заявлений. Вас обвинил Бартлет. Не я.

— Да ладно трепать-то! — съязвила Вирджиния.

Надо же, дама в невероятно элегантном костюме употребляет столь вульгарные выражения!

— Тем не менее я не говорила того, что сказала. — Надеюсь, она меня поняла. Разозлившись, я порой начинаю заговариваться. А Вирджинии удалось-таки вывести меня из равновесия. Ради чего, спрашивается, эта нахалка выдернула меня из-за стола? — Я рассказала полиции то, что узнала от Бартлета. Повторила его слова, и все.

Пятна на щеках мисс Кеньон стали почти такого же цвета, что и воротник на ее костюме, — кораллового.

— Значит, вы неправильно расслышали! — Гостья буквально задыхалась от гнева. К сожалению, она нашла в себе силы закончить: — Я пришла, чтобы предупредить: если вы и дальше будете распространять обо мне гнусную ложь, я привлеку вас к суду за клевету! Даю слово!

С ума сойти! Только я избавилась — если можно так выразиться — от одного иска, как мне угрожают другим. Похоже, я становлюсь мечтой адвокатов. Вечная ответчица.

— Послушайте, вам не о чем беспокоиться. Подозрения сами по себе ничего не значат, если нет мотива преступления. А разве он у вас был?

Моим намерением было успокоить посетительницу, залить, так сказать, водой бушевавшее в ней пламя, но реакция оказалась такой, словно я плеснула в огонь не водой, а маслом.

Вирджиния скрестила руки на груди и вздернула подбородок.

— К вашему сведению, я не общаюсь с людишками вроде Эдварда Бартлета. — Гостья скривила идеально накрашенный рот. — Он был жалким адвокатишкой и мерзким пронырой, в клиентах у него всякая шваль… подонки общества!

Оставалось надеяться, что мисс Кеньон не попросят произнести надгробное слово.

— К тому же я его почти не знала… А с Портером у них было очень отдаленное знакомство. — Тряхнув головой, Вирджиния фыркнула. — Мы с Портером вращаемся в иных кругах… более патрицианских.

Надо же, живые патриции! Где Вирджиния обретается, по ее мнению? В Древнем Риме? Почему-то мне трудно было представить ее в тоге среди увитых венками римлян.

А не врет ли моя гостья как сивая кобыла? Для дамы, вращающейся в «иных» кругах, она подозрительно много знает о Бартлете.

И, между прочим, называет его по имени.

Матиас, очевидно, решил, что я не вернусь за стол, пока он силой меня не притащит.

— Возникли проблемы? — осведомился он, внезапно появившись за моей спиной.

Я не совсем поняла, к кому он обращался, ко мне или к мисс Совершенству, но Вирджиния разбираться не стала.

— Да уж, есть у нас одна проблемка. Ваша зазноба!

Я слегка оторопела. До сих пор мы с Матиасом как-то затруднялись определить наши отношения, но вот явилась мисс Кеньон и все нам объяснила. Как мило с ее стороны.

По крайней мере, Матиаса не перекосило от речей гостьи. Более того, он положил руку мне на плечо.

— И что же моя зазноба натворила?

"Моя зазноба", как я отметила, он произнес с особым удовольствием. Или мне померещилось?

— Распространяет обо мне гнусные слухи, вот что! — доложила гостья. — И знаете почему? Потому что Портер предпочел ей меня!

— Что-о?! — У меня едва не отвалилась челюсть.

— Именно! Портер бросил вас ради меня, вот вы и беситесь.

Замечательно! Мы с Портером встречались всего два месяца, но Вирджиния представила дело так, словно мы отметили серебряную свадьбу. Настал мой черед скрестить руки на груди.

— Мне глубоко плевать, с кем встречается мистер Мередит.

— Ну конечно, — ухмыльнулась Вирджиния. — Что еще вы можете сказать в присутствии вашего хахаля?

На этот раз я даже не вздрогнула. Кажется, начинаю привыкать к тому, что нас с Матиасом считают подходящей парой.

— Я уже рассказала Портеру, как мерзко вы со мной обошлись, — торопливо продолжала гостья, — наговорив полиции черт знает что. Из участка я первым делом позвонила ему и предупредила, что еду к вам. Он все знает! А вы думали, я от него утаю?

Ответить было нечего. Дамочка несла полную ахинею.

— Вирджиния, меня не волнует, что и кому вы рассказали…

Но гостья не слушала.

— Да уж, Скайлер, мне отлично известно, какие отношения у вас были с Портером, — процедила она, подавшись вперед и тряхнув головой, так что кудряшки запрыгали над ее лбом. — Портер ничего не скрыл. И между прочим, он сказал, что вы начали его преследовать, после того как он вас бросил!

На сей раз я не смогла удержать на месте свою челюсть — она отпала.

— Кого это я преследую?.. — Тут я сообразила, что гостья нанесла мне оскорбление дважды. — Секундочку, Портер бросил меня? — Я перевела дух. — Уж не знаю, что он вам наплел, но я уже несколько месяцев в глаза его не видела. И к тому же все было наоборот: я его бросила, а не он меня.

Реакция Вирджинии меня разочаровала: она презрительно фыркнула.

— Ага, конечно, — обронила она и снова уставилась на Матиаса. — Вот фуфло, а? Нет, вы когда-нибудь видали такое фуфло?

Вирджиния была одета как дама, но разговаривала как рыночная торговка. Наверное, она все-таки не относится к категории Совершенных Созданий.

Матиас решил, что гостья ждет от него ответа.

— Послушайте, никому не интересно… — начал он. Похоже, посетительнице удалось и его вывести из себя.

— Да вы хоть знаете, с кем встречаетесь? — перебила Вирджиния. Она сделала шаг вперед и ткнула в меня наманикюренным пальчиком, едва не угодив по носу. — Вам известно, как эта женщина обращается с бывшими дружками? И с их новыми подружками?

Эту нахалку опять несло. Я попыталась ее остановить:

— Понятия не имею, о чем вы говорите…

— Ладно, хватит ходить вокруг да около. — Глядя в упор на Матиаса, гостья звонко отчеканила: — Скайлер — настоящая психопатка.

Спасибо, Вирджиния, просветила. Теперь все встало на свои места. И лишь одна маленькая деталь осталась неразъясненной: почему мисс Кеньон набросилась на меня? Ревнует к прошлому? Но в таком случае ей придется объявить войну половине Луисвиля. Из бывших любовниц Портера Мередита можно составить женскую дивизию!

Хорошо, положим, Вирджиния бесится от ревности. А Портер? Если мисс Кеньон не сама сочинила эту белиберду, значит, говорит со слов своего приятеля. Зачем ему врать? Мстит за то, что мы расстались? Однако не сказать чтобы он сильно переживал наш разрыв. Напротив, все выглядело так, словно нам просто пришла пора разбежаться.

Но даже если Портер в то время слегка и досадовал, то теперь у него есть Вирджиния. Чего же злиться?

— Знаете поговорку "Любовь слепа"? — Теперь гостья тыкала пальчиком с коралловым ноготком в нос Матиасу. Голос мисс Кеньон звенел от переполнявших ее чувств. — Мой вам совет: глядите в оба!

Затем она развернулась на каблуках — на ней были дорогие коралловые шпильки — и зацокала прочь, оставив нас с Матиасом стоять на крыльце и ошарашенно глядеть ей вслед. Я никак не могла собраться с духом, чтобы обернуться и посмотреть моему другу в глаза.

Будь я на его месте, поверила бы россказням Вирджинии? Или списала бы их на истеричность дамочки, которой к тому же заморочили голову?

Не знаю…

В конце концов, мы с Матиасом вместе всего три месяца. И если это слишком короткий срок, чтобы понять, любим ли мы друг друга, то уж тем более мы пока не можем знать, кто на что горазд.

Я обернулась, только когда Вирджиния, усевшись в сверкающий голубой «мерседес», укатила прочь. И обнаружила, что Матиас выглядит как обычно — нежным, заботливым и определенно красивым.

— Женщина с таким нравом вполне способна на убийство.

И больше он ничего не сказал.

По идее я должна была испытать безмерное облегчение. Мой друг даже не попытался что-либо выяснять. Такое впечатление, будто, ни секунды не колеблясь, он счел все, что наплела Вирджиния, заведомой ложью.

Однако меня одолевали сомнения. В течение всего обеда. Фантастическое блюдо не утратило своих отменных вкусовых качеств, хотя и немного остыло. Когда мы подобрали последние крошки, Матиас принялся убирать со стола. Как обычно.

Он собрал грязные тарелки и загрузил их в посудомоечную машину. Затем наполнил водой раковину, добавил моющего средства и начал оттирать плиту и шкафчики. Так уж у него было заведено. Матиас моет и чистит, словно мужчине иначе и не положено.

Если бы мой бывший муж Эд хоть разок помыл посуду после ужина, то непременно превратил бы это действо в захватывающее шоу. "Видишь, что я делаю? — разливался бы он соловьем. — Видишь? Я убираю. Помогаю тебе. Вот какой я молодец. Тебе можно только позавидовать". Возможно, даже заставил бы свою женушку позвонить матери и свекрови, дабы поведать в красках, какой замечательный ей попался муж.

Матиас же словно и не замечал, что делает. Мыл, тер, расставлял посуду и при этом болтал о том о сем.

Поверите ли, этот мужчина разведен! Ума не приложу, как такое могло случиться, но вот уже восемь лет Матиас живет один. Сразу после развода Барбара, бывшая жена, забрала дочку и переехала в Бостон, поближе к родителям.

Мой друг не слишком распространяется на эту тему, но я знаю, что для него самым чувствительным ударом был не столько развод, сколько расставание с дочерью Эмили. В этом году ей исполняется двадцать, она учится на втором курсе Бостонского университета. Матиас видится с ней по праздникам и во время летних каникул, но я знаю, что он скучает по дочке.

Не имею ничего против того, чтобы познакомиться с Барбарой и Эмили. На фотографиях я видела их много раз, но в жизни мы никогда не сталкивались. Признаюсь, больше всего мне хотелось бы взглянуть на бывшую жену. И выяснить при личной встрече, все ли у нее в порядке с головой.

Этот вопрос я часто задаю себе, наблюдая, как Матиас, засучив рукава и обнажив загорелые мускулистые руки, возится на моей кухне.

Как бы то ни было, Барбара вышла за другого через два дня после развода. Неужто она — в отличие от вашей покорной слуги — верит в любовь с первого взгляда? Или же — что еще более удивительно — изменяла Матиасу?

Мне ее не понять. Мой друг умеет целоваться, отлично готовит и запросто наводит порядок в доме. И великолепен в постели. Чего еще желать?

Матиас умеет также держать язык за зубами. Пока мы расправлялись с грязной посудой после вкуснейшего ужина, он ни словом не помянул Вирджинию. Мы беседовали о разных вещах, но эта тема не всплыла ни разу.

Еще бы.

Покончив наконец с уборкой, мы перебрались на веранду, где оставались довольно долго, любуясь осенним небом.

Казалось, этот вечер ничем не отличается от других. Поговорили о начавшемся семестре в Кентуккийской школе искусств, где Матиас преподает технику гравюры. Он рассказал об учениках, о том, кто из них подает надежды. Упомянул об Эмили, которая никак не может определиться и в сотый раз меняет специальность.

Если бы нас подслушивали, то никогда бы не догадались, что всего час назад какая-то незнакомка обозвала меня в лицо психопаткой. Матиас даже поцеловал меня перед уходом. Как всегда. И тут он впервые за вечер прокомментировал визит Вирджинии, да и то косвенным образом:

— Не тревожься, Скайлер, все образуется.

Верно, он пытался меня утешить, но я не могла не отметить про себя: остаться на ночь Матиас не предложил.

И домой он отправился довольно рано, на часах было лишь начало одиннадцатого.

Разумеется, Матиас не всегда остается. Мы ведь не подростки, чтобы отмечать каждое свидание запотевшими окнами в машине. Кроме того, мой приятель мог просто устать. Семестр только начался, и завтра его ждали на работе к восьми утра.

И все же, наблюдая, как Матиас садится в свой катафалк, я размышляла, не наметилась ли трещина в наших отношениях. И не слишком ли холоден он был со мной. Прежде чем отъехать, Матиас послал мне воздушный поцелуй. Я улыбнулась и ответила тем же.

Однако чувствовала себя подавленной.

Ну почему мы все так усложняем? Почему нельзя спросить напрямик? Например: "Ты уходишь потому, что устал, или потому, что после всего, что услышал сегодня, тебе не до любовных утех?"

А можно еще откровеннее: "Тебя не возбуждает женщина, которую подозревают в убийстве?"

Также любопытно было бы узнать, не вообразил ли Матиас свою Скайлер "черной вдовой", паучихой, что убивает своих кавалеров, и не решил ли спастись бегством?

Какая же ерунда лезет в голову. А все потому, что на душе скверно.

Наверное, я так и стояла бы на крыльце еще часа два, глядя на дорогу, по которой уехал мой приятель, если бы не зазвонил телефон. Я захлопнула дверь и, подавив тяжелый вздох, поспешила в гостиную.

— Скайлер? — раздался голос на другом конце провода. — Думаю, нам надо объясниться.

С этим человеком я не разговаривала по телефону много месяцев, однако он не сомневался, что я немедленно его узнаю.

Какая наглость.

С другой стороны, я действительно его сразу узнала. Потому и осведомилась:

— С кем я говорю?

Этот вопрос должен был покоробить моего собеседника.

Чего я и добивалась.

После недолгой паузы, во время которой он наверняка считал до десяти, я услышала:

— Скайлер, это Портер. Кажется, произошло недоразумение…

Недоразумение? Его подружка заявилась ко мне домой, чтобы обозвать психопаткой. И это он называет недоразумением?

— …но, полагаю, мы сможем во всем разобраться, — закончил мистер Мередит.

Я крепче сжала трубку.

Разобраться было бы не худо.

Глава 8

Голос Портера журчал, как ручеек в жаркий полдень.

— Только что беседовал с Вирджинией, и, честное слово, когда она рассказала в подробностях о вашей встрече, я пришел в ужас. Ее занесло. Сильно занесло.

Следовало отдать ему должное: он выбил почву у меня из-под ног. Я-то ожидала, что он начнет защищать Вирджинию, но Портер, не раздумывая, швырнул подружку под колеса автобуса. Я немного растерялась, не зная, что сказать.

Впрочем, ответа от меня и не ждали.

— Я понятия не имел, зачем она едет к тебе, иначе, поверь, остановил бы. — Он горестно вздохнул. — Скайлер, ты не представляешь, как мне жаль.

Да неужели?

А я-то едва не попалась на его удочку! И даже подумала, не слишком ли сурова к бывшему приятелю. Но последняя фраза все расставила по местам. За то время, что мы встречались, я привыкла слышать извинения от Портера. Он не менял линии поведения, но каждый раз, не моргнув глазом, просил прощения.

Он извинялся даже в день нашего знакомства.

Это случилось почти полгода назад. Мы оформляли сделку о продаже многоквартирного дома в офисе мистера Мередита. Пока шло оформление, Портер был сама деловитость, но как только в документах была поставлена последняя точка и клиенты разошлись, хозяин офиса придвинулся ко мне поближе и произнес:

— Я должен извиниться.

Укладывая бумаги в папку, я взглянула на него.

Да и было на что посмотреть: высокий стройный мужчина в дорогом костюме почти того же оттенка, что и его седые виски. Он пристально разглядывал меня. Кажется, я забыла упомянуть, что у Портера удивительно голубые глаза, которым Пол Ньюмен мог бы позавидовать. Дальнейшее понятно: мое глупое сердечко дрогнуло.

— Извиниться? За что?

Красавец адвокат провел рукой по густой смоляной шевелюре.

— Я думал, все заметили. Никак не мог сосредоточиться на деле, потому что рядом со мной сидели вы. — Он впился в меня своим пол-ньюменовским взглядом. — Господи, вы меня прямо-таки околдовали. И похоже, понятия не имеете, какое впечатление производите на мужчин.

В его голосе звучали мальчишеская непосредственность и откровенное восхищение. Помнится, я подумала: невозможно столь убедительно притворяться, он наверняка искренен.

Увы, в ту пору я еще не ведала, что мистер Мередит, благодаря обширной практике, успел поднатореть в науке обольщения.

Я заглотила наживку, как глупый пескарь. Меня оправдывает только то обстоятельство, что долгое время до встречи с Портером я не замечала вокруг себя мало-мальски привлекательных лиц.

Не прошло и двух месяцев, как я прозрела. Пока мы были вместе, этот красавчик обращался со своей фирменной «колдовской» речью по крайней мере к двум женщинам.

Первой чаровницей оказалась официантка. Отлучившись в туалет, я вернулась за столик немного раньше, чем предполагал Портер. Он как раз произносил слово «околдовали». Тогда мой приятель отшутился.

— Да ты никак ревнуешь! — Он чмокнул меня в щеку. — Восхитительно! — А затем долго втолковывал, что у меня нет ни малейших оснований для ревности и что с официанткой он всего лишь безобидно пофлиртовал. И подытожил: — Купить не куплю, но почему бы не прицениться?

Чудная философия.

Затем его пол-ньюменовский взгляд посерьезнел.

— Скайлер, если я тебя хоть чем-нибудь обидел, прошу, прости меня.

Портер мог бы сколотить состояние на пособиях "Учитесь правильно извиняться".

Немного времени спустя моего милого дружка обворожила школьница старших классов. Она ходила из дома в дом, предлагая подписку, дабы собрать средства в фонд школы. Портер не учел, что с лестничной площадки второго этажа, где я случайно оказалась в тот момент, отлично слышно все, что делается в моей прихожей, в том числе и то, как он выпрашивает у девушки телефончик. Думаю, не затем, чтобы навести справки насчет подписки. Скорее уж намеревался лично произвести замеры школьницы — уж очень он расхваливал ее фигуру.

После этого очаровательного эпизода Портер заявил, участливо глядя мне в глаза:

— Прости, ни за что на свете не хотел тебя обидеть. Правда. Если этот легкий флирт тебя раздражает, я больше не буду. Честное слово, Скайлер, мне искренне жаль.

За те два месяца, что мы провели вместе, я наслушалась не только «колдовских» речей и извинений. Мне также изо дня в день указывали, что и как я должна делать. В этом Портер удивительно походил на моего бывшего мужа Эда.

Уж не знаю почему, но некоторые мужчины склонны контролировать жизнь своих спутниц вплоть до мелочей. Возможно, они чистосердечно уверовали в байку о младенцах, мальчиках и девочках, которые при рождении тянут жребий: кому быть хозяином по жизни. И однажды эти мужчины, заглянув себе в штаны, вдруг обнаруживают, что вытянули длинную спичку.

И от счастья у них едет крыша.

Портер вел себя даже более по-хозяйски, чем мой бывший. А это о многом говорит, уж поверьте. Он всегда знал, как поступить, и охотно делился своими соображениями. Я всю жизнь искала мистераПравильного, и угораздило же меня напороться на мистера Мередита. Он больше всех смыслил в том, как надо мыть машину, ухаживать за ногтями и в какой руке держать вилку.

Утомившись от бесконечных наставлений, я наконец поняла, что на самом деле мне нужен не мистер Правильный, а мистер Понимающий.

Мистер Мередит давал рекомендации, когда отходить ко сну, когда вставать и чем занять себя в промежутке. Определял, какая прическа мне пойдет, какие цвета мне лучше носить и в каких платьях он предпочитает меня видеть. Даже осмелился подсчитать, сколько стаканов кока-колы полагается выпивать за день.

Зря он это сделал. Кока-колу трогать не следовало. С тех пор я его больше не видела.

Когда я рассталась с Портером, у меня было такое чувство, будто я бросила не мужчину, а школу.

И вот теперь, позвонив поздно вечером, мистер Мередит опять был в своем репертуаре:

— Скайлер, у меня нет слов, чтобы выразить, как я огорчен поведением Вирджинии.

— Правда?

— Истинная правда! — подхватил он, либо не замечая издевки, либо предпочитая не обращать внимания. — Побеседовав с Вирджинией, я понял, что она неверно истолковала мои слова.

— Неужто?

Постойте-ка. Разве мисс Кеньон не заявила, что Портер бросил меня, а не наоборот? И не утверждала, что с тех пор я из мести преследую коварного любовника?

Что тут можно неверно истолковать? Яснее некуда.

Однако мой бывший кавалер придерживался иного мнения.

— Ума не приложу, с чего она взяла, но Вирджиния почему-то считает, что мы с тобой враги. — Портер понизил голос до интимного мурлыканья. — Но, Скайлер, хотя мы больше не встречаемся, я хотел бы верить, что мы навсегда останемся добрыми друзьями.

Опять этот хитрец загнал меня в тупик. Я не могла со всей искренностью ответить, что считаю его другом. Хотя бы потому, что стараюсь не дружить с лгунами и обманщиками. Однако врагом он тоже не был.

— Что ж, э-э… знаешь, э-э… — К стыду моему, на большее меня не хватило.

Портер словно и не заметил, что мой ответ никоим образом не тянул на законченную мысль.

— Очевидно, Вирджиния и тебя неправильно поняла. Поверишь ли, она сказала, что ты обвинила ее в убийстве! — изумился он.

— Стоп. Я ни в чем ее не обвиняла. — Видимо, опять придется растолковывать, что обвинял Бартлет, я лишь повторяла его слова, но Портер не нуждался в разъяснениях.

— Ну и отлично, я ей так и сказал. Опять она все напутала. Но если мы втроем соберемся и побеседуем с глазу на глаз, уверен, нам удастся понять друг друга.

Я замялась.

— Ты предлагаешь?..

— Встретиться у меня, — подхватил Портер, — прямо сейчас. Чем скорее мы разберемся с возникшим недоразумением, тем лучше. — Он сделал паузу и добавил извиняющимся тоном: — Не хочу на тебя давить, но Вирджиния пообещала приехать, если ты приедешь.

Я задумалась.

Чего добивается Портер? Его подружка сказала то, что сказала, — между прочим, при свидетеле, Матиасе. А теперь мой бывший приятель надеется внушить мне, будто она сказала не то, что я слышала, но то, что он сам только что сказал?

Или же я зациклилась на "сказал — сказала" и сама уже не понимаю, что говорю?

У меня разболелась голова.

Потирая висок, я вдруг подумала, что с Вирджинии станется подать на меня в суд за клевету. И было бы неплохо урезонить эту дамочку, пока она не ославила меня на весь город в качестве живого примера старинной поговорки "Брошенная женщина страшнее черта".

Черные вороны, Рид и Констелло, только этого и ждут. Они с радостью поверят любым, даже самым диким, слухам обо мне. Наверное, стоило воспользоваться шансом, предложенным Портером, дабы обезопасить себя от грядущих неприятностей.

А заодно и выяснить, кто из них врет — Вирджиния или ее дружок.

Я взглянула на часы. Было чуть больше половины одиннадцатого.

— Ладно, — решилась я, — еду.

— Чудненько! Сейчас же звякну Вирджинии. Мы ждем тебя через полчаса, ладно?

Я собралась было положить трубку, но Портер добавил:

— Ох, Скайлер, чуть не забыл. Завтра у меня важное судебное заседание, и я хотел бы поработать над документами в кабинете. Эта комната в самой глубине дома, помнишь?

Еще бы. Однажды мы с Портером занимались любовью в его кабинете. На восточном ковре, аккурат перед письменным столом.

Воспоминание, на котором мне не хотелось задерживаться.

Портер умолк. Неужто и он тоже припоминал тот инцидент на восточном ковре? И разумно ли я поступаю, отправляясь к нему домой? Даже если там — предположительно — будет Вирджиния.

Правда, к моему брелоку с ключами прицеплен газовый баллончик на всякий пожарный случай. Я ношу его с собой с тех пор, как меня осенило: агенту по продаже недвижимости приходится встречаться с абсолютно незнакомыми людьми часто после наступления темноты и всегда в чужих домах. Так что газовый баллончик был не лишней тяжестью.

Вот и сейчас он пригодится. Уверяю вас, я не задумываясь прысну газом в лицо Портеру, если потребуется. Впрочем, скорее всего не потребуется. В голосе мистера Мередита не было и намека на угрозу.

— Звонок уже неделю не работает, а домовладелец все никак не починит, — продолжал он. — Поэтому стучи громче и настойчивее, договорились?

Я молчала. Его тон показался мне немного странным.

Портер немедленно почувствовал мою настороженность.

— Не могу же я заставлять красивую женщину дожидаться в темноте под дверью, а?

В этом был весь Портер, каким я его не любила.

— Конечно, не можешь, — согласилась я. А про себя подумала: не волнуйся, не стану я дожидаться под дверью, потому что если ты сразу не откроешь, то уберусь восвояси.

Мой бывший дружок занимал квартиру в шикарном доме в одном из самых дорогих районов Луисвиля. Поездка на другой конец города заняла двадцать минут. По дороге, которую я так хорошо изучила, пока мы с Портером встречались, мне все больше становилось не по себе.

Я решила, что виной тому нахлынувшие воспоминания. Такое впечатление, что я снова еду на свидание к мистеру Правильному. Жуть!

Оставив машину неподалеку от дома и сжимая в кармане газовый баллончик — на всякий случай, — я двинулась к знакомой двери.

Как и следовало ожидать, на стук хозяин не откликнулся. А ведь он отлично знал, сколько времени занимает дорога от моего дома, и тем не менее не стоял у окна, выглядывая меня.

Вполне в его духе. Мистер Мередит поглощен исключительно собой. Он был единственным из моих знакомых мужского пола, который не мог пройти мимо зеркала, чтобы не остановиться и не полюбоваться собственным отражением. Наверное, и сейчас наткнулся по дороге к двери на зеркало и не в силах отвести глаз от себя, любимого.

Я постучала громче.

Безрезультатно.

Постучав четыре раза, заорала что было мочи:

— Портер! Портер!

Где он, черт возьми? Я же знаю, что дома. В конце концов, я только что говорила с ним по телефону.

Пока я колотила в дверь и орала, в окнах замаячили головы соседей. Наконец дверь приоткрылась.

— Где ты пропадал? — первым делом осведомилась я.

Портер высунул голову наружу и с удовлетворением огляделся.

— Как ты думаешь, все в округе тебя слышали?

Я не поняла, к чему он клонит, но мне вдруг стало зябко. В сентябре по вечерам становится прохладно, однако мурашки побежали по спине не от холода.

— Что это значит?

Портер ответил долгим взглядом. Мне почудилось, что он с трудом сдерживает смех, наглый, издевательский.

— Это значит, — он понизил голос, — что теперь мои соседи где угодно подтвердят, что видели тебя здесь сегодня вечером и слышали, как ты колотила в дверь и орала. До тех пор, пока я не вышел и не заставил тебя заткнуться. — Последнюю фразу он произнес с неприкрытой злобой.

— Надо понимать, со звонком все в порядке? — сглотнув, осведомилась я.

Портер отступил назад, чтобы его никто не видел, кроме меня.

— Разумеется, в порядке. С чего ты взяла, что он не работает? — Теперь он откровенно ухмылялся. Укрывшись от любопытных глаз соседей, глазел на меня и мерзко скалился.

Я молчала.

Меня подставили. Вызвали среди ночи и выставили законченной психопаткой, наглядно подтвердив заявление Вирджинии. Возможно, эта пронырливая особа сейчас прячется в доме, потешаясь — как легко оказалось заманить меня в ловушку!

Ловко сработано. Вмазать бы сейчас по самодовольной физиономии Портера! Или прыснуть из газового баллончика. Но не на глазах же у соседей. Вряд ли у них сложится впечатление, будто я воспользовалась баллончиком в целях самозащиты.

— Дерьмо поганое, — тихо процедила я.

Знаю, не так давно я порицала Вирджинию за употребление вульгарных выражений. Мол, не подобает даме из высших слоев… Так вот я — из низших.

Чем и горжусь.

Портер подался вперед и прошипел:

— Скажи в полиции, что ошиблась и что на самом деле ты не разобрала бормотания Бартлета. Иначе я заявлю, что ты не даешь мне прохода с тех пор, как мы расстались. Я не шучу, Скайлер, у меня хватит доказательств, чтобы обвинить тебя в преследовании.

Собрав остатки куража, я небрежно пожала плечами:

— Чушь! Никто тебе не поверит. Так что давай, звони в полицию!

Конечно, я отчаянно блефовала. Мне ли было не знать, что Солонка и Перечница не верят во всем Луисвиле только одному человеку — Скайлер Риджвей. Не говоря уж о том, что у подлого Портера имелись свидетели.

Я крепилась изо всех сил, изображая спокойствие. А Матиас, поверит ли он Портеру? Черт, в такой ситуации я бы и сама поверила, если бы не знала наверняка, что мистер Мередит лжет.

Портер без труда разгадал мой блеф.

— Не искушай попусту, — усмехнулся он. — Ты отлично знаешь, на чьей стороне будут копы. Да и зачем мне врать?

Отличный вопрос! Его стоило повторить.

— Действительно, зачем? Мы оба знаем, что ты лжешь, но почему ты это делаешь?

Уж не защищает ли он Вирджинию, вынуждая меня отречься от своих показаний? На эгоиста Портера это не похоже, однако всякое бывает.

Мой бывший приятель долго разглядывал меня, на губах его по-прежнему играла ухмылка. Я уже решила, что не дождусь ответа. Наконец он произнес:

— Тебе не приходило в голову, что, возможно, ты плохо расслышала Эдварда Бартлета? Возможно, на самом деле он сказал не "это была девочка Портера Мередита", а несколько иначе? "Это был, девочка, Портер Мередит". — Взгляд моего собеседника более ничем не напоминал Пола Ньюмена. Передо мной стоял Фредди Крюгер со стальным блеском в глазах. — Насколько я помню, старина Эдвард ко всем женщинам обращался «девочка». Некоторых это раздражало.

Я затаила дыхание.

Это что, признание в убийстве?

Наверное, поднялся ветер, потому что мне стало не просто зябко, но зверски холодно.

Портер продолжал ухмыляться.

Я попятилась.

Называл ли меня Бартлет «девочкой»? С ходу я не могла припомнить, но подобная фамильярность была вполне в его духе.

Теперь Портер скалился во весь рот. Естественно, ведь его убийственных откровений никто не слышал. Кроме меня. Но он знал, с каким трогательным доверием относится полиция к моим словам.

Я решила, что пора отчаливать.

До машины добралась почти бегом.

По дороге домой миновала несколько телефонов-автоматов. И каждый раз порывалась позвонить Солонке и Перечнице и передать им нашу беседу с Портером. Но каждый раз проезжала мимо.

А что, если они вообразят, будто, отчаявшись засадить подружку Портера, я принялась поливать грязью самого мистера Мередита? Моего бывшего любовника. Которого, по свидетельству его нынешней пассии и нескольких соседей, я преследую с тех пор, как он меня бросил. Потому что испытываю к нему роковое влечение и вот-вот сварю его кролика, если у него таковой имеется, как та полоумная в кино.

Господи, еще немного, и стараниями Портера, Вирджинии и полицейских все население Луисвиля, едва завидев мою особу, станет прятать домашних питомцев от греха подальше. А вдруг я приготовлю из них жаркое!

Глава 9

Следующее утро до боли напоминало предыдущее. Едва свернув с Тейлорсвиль-роуд, я заметила Джарвиса за внутренней стеклянной створкой двери. Опять поджидает меня? И как ему не надоест?!

Однако вчера Джарвис выглядел вполне нормально по сравнению с тем, что явилось моему взору сегодня. Босс дико вращал глазами, брызгал слюной — короче, вел себя как совершеннейший безумец.

— Ты! — завопил Джарвис, стоило мне переступить порог. — ОПЯТЬ!!!

На сей раз я даже не сделала попытки поздороваться. Молчала, словно воды в рот набрала (нет, кока-колы!). И думала: "А ведь могла вообще не приходить!" Строго говоря, мое обязательное присутствие в агентстве требовалось исключительно по вторникам и пятницам. То были дни моего дежурства.

В большинстве риэлторских фирм дежурный отвечает на звонки и беседует с новыми клиентами, прибирая их к рукам или — если полна коробочка — передавая другим агентам. Но поскольку наш драгоценный Джарвис был чересчур жаден, чтобы нанять секретаря, дела в "Кв. футах Андорфера" обстояли несколько иначе. У нас дежурный кроме всего прочего отвечал на личные звонки Джарвису, заполнял его документы и печатал его корреспонденцию.

Интересно, сошла бы боссу с рук эксплуатация служащих в качестве секретарей, появись в агентстве хотя бы один риэлтор мужского пола? За Последние девять лет, что я знаю Джарвиса, только женщины соглашались с ним работать. Ходили слухи, что нашу фирму прозвали в народе "Джарвис и его бабочки".

Собственными ушами я никогда этого прозвища не слыхала и продолжаю надеяться, что это выдумки конкурентов.

Молва молвой, однако на практике доказано: терпеть Джарвиса способны только особи с хромосомами XX. Особь с хромосомами XY давно бы его придушила.

У моего босса не только свои представления о дежурстве, у него также выработалась дурная привычка забывать, в какой день недели он имеет право гонять тебя, как девочку на побегушках. Поэтому стоит появиться в агентстве, как Джарвис начинает распоряжаться тобой по своему личному усмотрению. Неудивительно, что сотрудники "Кв. футов Андорфера" стараются бывать в конторе исключительно в дни своих дежурств, а в другие норовят не попадаться боссу на глаза.

Сегодня, в четверг, я была вольна как птица, и, однако, вот она я — ровно в девять на рабочем месте. Хотя могла бы с чистой совестью укрыться дома. Именно по этой причине я и пришла: мое отсутствие могло быть истолковано как желание спрятаться — поведение, недостойное взрослой женщины.

Мало того, что я явилась на работу, что само по себе заслуживает похвалы, так еще в такую рань, хотя обычно не показываюсь в агентстве раньше одиннадцати. Но, глядя на пульсирующие вены Джарвиса, я поняла, что мою дисциплинированность никто не оценит.

— Имя нашей фирмы опять вываляли в грязи! И опять по твоей милости! — хрипел босс.

Как и вчера, Джарвис остервенело размахивал «Курьером». И я знала, на какой странице раскрыта газета.

К счастью, сегодня, кроме босса, никого на работе не было. По крайней мере, мои коллеги не слышат беснующегося коротышку.

Я чувствовала себя совершенно разбитой. Ночью почти не сомкнула глаз, ворочаясь с боку на бок и тщетно размышляя, следует ли рассказать полиции о Портере. В ушах стоял голос моего бывшего приятеля: "Это был, девочка, Портер Мередит". Жуть. Неужто Портер убийца? Человек, который несет смерть? Таким людям не положено разгуливать на свободе. Разве я не обязана сообщить властям?

Но поверят ли мне? Или я понапрасну потрачу время и нервы?

Не говоря уж о том, что я не могла с легкостью отмахнуться от угроз Портера.

К утру тревога улеглась, но мрачные мысли не отпускали. Принимая душ и облачаясь в единственный выглаженный наряд в моем гардеробе — черно-белое платье с широкой юбкой, — я осушила два стакана колы со льдом. Не помогло. Мне до сих пор казалось, будто глаза засыпаны мокрым песком.

— На этот раз статья напечатана на первой полосе, в разделе "Городские новости"! — Джарвиса трясло. — НА ПЕРВОЙ ПОЛОСЕ!!!

Я читала заметку, о которой вел речь мой босс. Она выглядела несколько иначе, чем вчерашнее сообщение об иске Бартлета. Заголовок был набран более крупным шрифтом, и, хотя был кратким, пропустить его было невозможно: "Убит адвокат". Рядом со статьей даже поместили фотографию Бартлета.

Ну и за что Джарвис на меня взъелся? Может быть, я добиваюсь популярности у прессы? Раздаю интервью? Устраиваю презентации убийств?

Разумеется, я была упомянута в статье, как один из свидетелей — наряду с Эми Холландер и Джеком Локвудом, — обнаруживших раненого Бартлета в доме Марвина и Дениз Каррико. Вот обрадуются супруги Каррико, увидев свое имя напечатанным в газете! А заодно и собственный адрес: Озерный проезд, 221225. Да уж, теперь от покупателей отбоя не будет. Луисвильцы выстроятся в очередь, дабы приобрести в личную собственность место преступления.

В статье говорилось также об иске Бартлета к моей особе. Никаких выводов не делалось, просто констатировали факт. Но даже упоминание об этом факте в заметке о смерти адвоката показалось мне зловещим.

Наверное, оттого, что сама была расстроена, миндальничать с Джарвисом я не стала. Добравшись до своего стола, с грохотом швырнула сумку на шкафчик для папок и заговорила:

— Послушай, я тут ни при чем. Мне не больше твоего нравится, когда мое имя треплют в газетах.

— Ты… ты… ты… — Когда Джарвис теряется, он начинает заикаться. Сейчас он тарахтел, как газонокосилка, у которой кончился бензин.

— Заладил! Что мне, по-твоему, было делать? Эдвард Бартлет был уже ранен, когда мы вошли в дом Каррико. Поверь, если б я знала, что этот малый валяется посреди гостиной с пулей в груди, я бы туда не поехала.

— Ты осознаешь, как все это выглядит? — Джарвис оправился от заикания. — ТЫ ОСОЗНАЕШЬ? В парня, который подал на тебя в суд, стреляют, а ты тут как тут!

Я шумно выдохнула. Неужто мистер Андорфер воображает, будто я не понимаю, в какой переделке оказалась? Он меня за идиотку держит? Хорошо, будет ему идиотка.

Широко раскрыв глаза, я захлопала ресницами.

— Нет, Джарвис. А как это выглядит?

Уж не знаю, что босс ожидал услышать, но на секунду он лишился дара речи.

— Э-э… мы э-э… мы не можем позволить себе такой вид рекламы. МЫ НЕ МОЖЕМ… — Он судорожно махал рукой, отбрасывая со лба мифическую шевелюру.

Я снова глянула на Джарвиса, но уже не распахнутыми и отнюдь не невинными глазками. Напротив, мои глаза скорее походили на узкие щелочки.

— Чего ты от меня добиваешься? Чтобы я сказала, что больше не буду? Ладно, обещаю: больше не буду никого убивать!

Похоже, коротышка не уловил сарказма. Вены на его висках совершенно взбесились. Не спуская с меня глаз, босс попятился, а потом, не проронив более ни слова, рванул наверх в свой кабинет. Перепрыгивая через две ступеньки.

Отлично. В следующий раз он обыщет меня в поисках оружия, прежде чем запустить в офис.

День, начавшийся на столь высокой ноте, не сулил ничего хорошего. Только я разделалась с Джарвисом, как позвонили мои сыновья.

Даниэль и Натан снимали квартиру в Старом Луисвиле. Не сомневаюсь, если бы они продолжали учебу, то по-прежнему жили бы со мной. Однако вылетев из университета за мой счет, детки поторопились съехать, видимо опасаясь за свои молодые жизни. Я была страшна во гневе. Мало ли что могла подсыпать в пищу этим двум лоботрясам?

Первым начал Даниэль, старшенький:

— Ма? Я не застал тебя дома и решил, что ты на работе.

Мои сыновья, похоже, уверены, что в моей жизни нет ничего, кроме работы. Оба знают о Матиасе, но им в голову не приходит, что я могу провести ночь у него. Очевидно, матерям подобные вольности не к лицу. Не удивлюсь, если они воображают, будто появились на свет в результате непорочного зачатия. А мне дважды была благая весть.

— Я видел сегодняшнюю газету. Ничего себе, а? — восхитился Даниэль. Мой старшенький был бы на седьмом небе от счастья, если бы его мать подалась в международные террористки.

Даниэль у нас чрезвычайно раскованный парень. В одежде он предпочитает один цвет — черный. На его джинсах столько дыр, словно, выходя на улицу, он непрерывно отстреливается. А в ухе всегда торчит серьга, обычно замызганная.

— Так сколько в него всадили пуль? — полюбопытствовал он. — Парень был уже мертв, когда ты?.. — В трубке послышался шум. Сынок выругался сквозь зубы, и трубка перекочевала к младшенькому.

Натан на год моложе Даниэля, но кровавые подробности его абсолютно не интересовали. Куда важнее указать на мою промашку.

— Ма, ради бога, мне уже телефон оборвали! — Голос у Натана был смущенный. Таким же тоном он, будучи в седьмом классе, запретил мне целовать его на прощанье перед школой. — Газету-то все прочли.

И что прикажете отвечать? "Какое счастье, что твои друзья умеют читать"? В чем, глядя на некоторых из них, я прежде сомневалась.

— Ма, ну разве так можно!

Натан пошел в папеньку. Оба полагают, что на свете есть вещи, которые просто недопустимы. Например, целовать сыночка на глазах одноклассников. Или носить одежду без ярлыка модного дизайнера. Не говоря уж о том, чтобы спотыкаться на ровном месте о раненого человека. Ужасная пошлость!

Звонок сыновей не поднял мне настроения.

— Честное слово, Натан, если бы не давняя мечта увидеть собственное имя в газете, я бы переступила через этого парня и двинулась дальше.

Младшенький не почуял сарказма, как и Джарвис. Он долго молчал и наконец выдавил:

— Угу.

— Я люблю тебя, малыш. Передай Даниэлю, что его я тоже люблю. — А затем без лишних церемоний повесила трубку.

Только для того, чтобы телефон снова зазвонил. То был первый из длинной серии однотипных звонков, раздавшихся за день.

— Это… э-э… Скулер Ригвей? — осведомились на другом конце провода.

Мне бы сразу догадаться, что звонивший не только не знает меня лично, но и на мое имя наткнулся случайно. Угадайте с трех раз, где он его увидел, причем — как говорят в начальной школе — первые два раза не считаются.

— Скайлер Риджвей, — поправила я, чеканя слоги. — Чем могу помочь?

— Э-э… гм… Да, да, вы можете помочь. Я вот подумал, а не поглядеть ли на тот домишко, про который в газете пропечатали?

Поскольку я давала объявления в газеты на несколько домов, то решила, что мой собеседник имеет в виду какой-нибудь из них.

Глупая женщина.

Когда я начала зачитывать информацию, звонивший дружелюбно указал на мой промах.

— Не, я не про то. Мне бы посмотреть на тот домик, где парня укокошили.

Согласитесь, не многие станут с нежностью отзываться о своем будущем жилище как о "доме, где парня укокошили". Я прочистила горло.

— Вы хотели бы приобрести эту недвижимость?

Ответу собеседника явно недоставало искренности:

— Э-э… гм… Ну да, приобрести, чего там… Уж очень мне по нраву этот дом…

— …где парня укокошили, — поспешила я на помощь. А потом повесила трубку.

Но телефон все звонил, раскаляясь добела. Несколько раз звонившие опережали меня и давали отбой, стоило только спросить, заинтересованы Ли они в покупке дома.

К полудню я успела побеседовать со всеми извращенцами города Луисвиля. По крайней мере я так думала. Но ошибалась. Оставались еще двое. Они-то и заявились в агентство без десяти двенадцать.

Детективы Рид и Констелло.

К тому времени (везет же мне) население нашей конторы изрядно выросло. Джарвис варил в кухонном закутке, наверное, сотую чашку кофе, Шарлотта Аккерсен беседовала с клиенткой, даже Барби заявилась. Вернувшись с показа, она лихорадочно просматривала почту.

Мне вовсе не улыбалось разговаривать с Солонкой и Перечницей на глазах у коллег и клиентов, а тут вдобавок на пороге возник и Матиас. Быстрым шагом он направился к моему столу, опередив Рида и Констелло.

Я заметила всех троих почти одновременно. И одеревенела.

Со мной всегда так: приятное событие обязательно приправляется какой-нибудь гадостью. Вот Матиас заглянул — и копы тут как тут.

Мой друг тоже не обрадовался Риду и Констелло.

— Я подумал, у тебя трудный день, и решил, что неплохо бы пообедать вместе. — Матиас покосился на полицейских. — Но, похоже, ты сейчас занята.

Ответить я не успела, вмешался Рид:

— Мы ее надолго не задержим.

— Нам бы только задать парочку дополнительных вопросиков, — добавил Констелло. — И всех делов.

И тут я обнаружила, что допрос становится во сто крат неприятнее, когда рядом близкий тебе человек, который внимает каждому слову.

Не говоря уж о Джарвисе, Барби и Шарлотте с ее абсолютно неведомой мне клиенткой. Вся честная компания дружно навострила уши.

Полицейские были в штатском, однако выдать их за обычных посетителей не представлялось никакой возможности. Всего три месяца назад Рид и Констелло целыми днями торчали в агентстве в связи с убийством отца Матиаса.

Только один человек в комнате не знал, кто эти парни, — клиентка Шарлотты. Толстая матрона с подсиненными волосами (цвет — точь-в-точь как у воды в бачке моего унитаза) оторвалась от проспектов и уставилась на меня поверх очков в тонкой оправе. Впрочем, возможно, она пялилась на меня не из любопытства, а всего лишь подражая остальным.

Внимание аудитории не смутило Солонку и Перечницу. Напротив, мне показалось, что Рид прямо-таки купался в лучах славы.

— Миссис Риджвей, — почти весело начал бездушный коп, — мы побеседовали с мистером Мередитом, и, надо сказать, он поведал нам кое-что очень интересное. — Я выгнула бровь дугой. Держу пари, мне известно, что именно он поведал. Однако Рид не стал вдаваться в подробности. — Мы также побеседовали с… — тут он заглянул в блокнот на спирали и дальше зачитывал по бумажке, — с Эми Холландер. Она утверждает, что не слышала слов Эдварда Бартлета, обращенных к вам. — Оторвавшись от шпаргалки, коп посмотрел на меня. — Но она слышала, как раненый застонал.

Видимо, Рид ожидал от меня какой-то реакции. Я его не подвела. Пожала плечами.

— Ну и что? Эми стояла на пороге гостиной, когда я разговаривала с Бартлетом. Ничего удивительного, что с такого расстояния она его не услышала. — Тон, хочу надеяться, был довольно небрежным, но внутри у меня все сжалось. Надо же, единственный человек, который мог подтвердить мои показания, ничего не слышал! Кроме стона Бартлета.

С чем я себя и поздравила.

Пока Солонка и Перечница пытали вашу покорную слугу, Матиас стоял в двух шагах от моего стола. Я искоса глянула на него. Мне мерещится или он действительно выглядит чрезвычайно обеспокоенным?

На остальных я избегала смотреть. И без того на душе кошки скребли.

Всю жизнь, когда нервничаю или расстраиваюсь, моя шея покрывается красными пятнами. И сейчас я чувствовала, как она начинает гореть. Спорю на последний доллар, моя шея выглядела так, словно ее натерли ядовитым плющом.

Но нет худа без добра: я немного воспрянула духом, подумав, что, возможно, Матиас разволновался из-за пятен на моей коже, а не из-за настырных копов, и теперь размышляет, не сбегать ли за каламиновым лосьоном?

Сообщив новость о глуховатости Эми, бездушный полицейский продолжил:

— Мы также опросили близкую приятельницу покойного… мисс Глорию Турман. — Имя было мне знакомо. Я его видела не где-нибудь, а на документах, поданных Бартлетом в суд. — Мисс Турман заявила, что вчера, уходя из дома, мистер Бартлет сказал, что собирается встретиться с миссис Скайлер Риджвей. — Рид метнул на меня взгляд. — Мы находим это весьма занятным. Человек направляется на встречу с вами, а потом в него стреляют.

Не было причин сомневаться, что все присутствующие также находят заявление мисс Турман очень интересным. Клиентка с голубыми волосами, подавшись вперед и приоткрыв рот, не сводила завороженного взгляда с моей особы.

Но более всех прочих меня встревожил Матиас.

Он выглядел так, словно получил удар под дых.

Глава 10

— Так вот, миссис Риджвей, Глория Турман утверждает, что в день убийства Бартлет собирался встретиться с вами, — повторил Рид, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

Он сделал паузу и неторопливо оглядел комнату. Малый словно выступал перед судом присяжных. Обернувшись ко мне, он добавил:

— Что вы на это скажете?

"Брехня!" — сказала бы я, но, боюсь, это короткое и емкое высказывание повредило бы мне в глазах Солонки и Перечницы. Впрочем, дела мои складывались настолько плохо, что, похоже, мне уже ничто не могло повредить. Разве только участие в заговоре с целью убийства президента Кеннеди.

— Она лжет. — Я смотрела Риду прямо в глаза. — Глория Турман и прежде лгала насчет дома, который я продала Бартлету, лжет и теперь.

— Вы так думаете? — ровным тоном осведомился бездушный коп.

— Нет, знаю.

— А ежели она говорит правду? — вставил Констелло, его деревенский выговор стал еще заметнее.

Я не совсем понимала, куда он клонит, но решила подыграть.

— Положим, она не врет и Бартлет действительно сказал, что отправляется на встречу со мной. Хотя ни о чем подобном мы не договаривались. — На отрицательной частице «не» я повысила голос, дабы все в комнате слышали. — Но Бартлет мог воспользоваться мною как прикрытием. Домом, в котором его застрелили, я занимаюсь совершенно официально. Мое имя значится на щите, установленном во дворе. Бартлет сказал своей даме, что встречается со мной, но на самом деле он знал, что в доме Каррико его поджидает кто-то другой.

Я сочиняла на ходу. А что еще оставалось? Моей целью было заронить сомнение в крепкие головы копов. Возможно, тогда они перестанут видеть во мне злодейку.

— Другой вариант: убийца назвался моим именем, — продолжала наворачивать я. — Тот… вернее, та, что назначила свидание Бартлету, сказала, что она — это я. Бартлет думал, что увидит меня, но в доме Каррико его поджидал совсем другой человек.

Тут я выдохлась.

Солонка и Перечница смотрели на меня так, словно я потеряла не нить рассуждений, а последние крупицы разума.

Не удержавшись, я украдкой оглядела аудиторию. На лицах Джарвиса, Барби, Шарлотты и ее клиентки с голубыми волосами было написано одно и то же: эта женщина (то бишь я) нуждается в помощи, желательно психиатрической.

Даже Матиас смотрел на меня как-то странно.

— Миссис Риджвей, небось вам известно, что про вас рассказывает ваш бывший дружок, Портер? — Констелло любовно поглаживал усы, словно это было домашнее животное.

Я вздохнула. Лучше бы мы и дальше обсуждали Глорию Турман.

— Известно. Он лжет…

— Миссис Риджвей, — перебил Констелло, — а вам не кажется, что больно много людей вдруг принялись сочинять про вас байки?

Чернявый коп был прав. Получалось, что параноик, страдающий манией преследования, доверяет людям больше, чем я.

Осознав, как выгляжу в глазах копов, — и, что немаловажно, всех остальных свидетелей допроса, — я решилась. Спокойно и четко пересказала полицейским то, что услышала вчера вечером от Портера.

— Он меня подставил. И я ума не приложу, зачем он это сделал, если только по какой-то причине ему не понадобилось замутить воду. Мистеру Мередиту определенно есть что скрывать.

Мои откровения не потрясли Солонку и Перечницу. Да и всех прочих тоже.

Сострадание проявил только Матиас. Теперь он смотрел на меня не странно, но с жалостью. Рид и Констелло переглянулись. На их физиономиях не читалось ни удивления, ни сочувствия, — лишь голый скептицизм.

— Итак, вы полагаете, что Эдварда Бартлета убил кто-то из двоих — или мистер Мередит, или его подружка? — небрежным тоном осведомился Констелло, словно мы беседовали на вечеринке за бокалом вина. — И какой, по-вашему, у них мотив?

Он меня поймал.

— Откуда мне знать! — И чуть не добавила: "Это ваша забота — найти мотив", но, слава богу, успела захлопнуть рот, прежде чем эти слова сорвались с языка.

Впервые за время допроса Констелло согласился со мной, кивнув чернявой головой.

— Вот и мы никак в толк не возьмем, с чего бы им убивать Бартлета, — промурлыкал он. — Потому ищем в другом направлении.

Глядя в его черные глаза, я без труда сообразила, в каком направлении они рыщут.

— Ежели вы пристрелили Бартлета, — продолжал Констелло тем же светским тоном, — то таким манером вам удалось убить двух зайцев. Первое, вы избавились от парня, который хотел вас засудить. Второе, по вашей милости подружка Портера, укравшая у вас кавалера, отправится за решетку, потому что, по вашим словам, жертва признала в ней убийцу.

Моя шея опять раскраснелась как маков цвет.

— Мистер Мередит вовсе не мой дружок.

— Но был им, — многозначительно обронил Рид.

Констелло, напротив, продолжал играть роль "любезника".

— Миссис Риджвей, вы небось вообразили, что коли с вас сняли обвинения в убийстве Эфраима Кросса, то теперь вам сам черт не брат.

Зря чернявый коп упомянул отца Матиаса. Про себя я решила, что не стану больше смотреть на слушателей, — моя шея и без того горела огнем, — но краем глаза заметила, что при упоминании об отце мой друг резко обернулся в сторону Констелло.

— Если вы рассчитывали, что мы по старой памяти не станем вас подозревать, — Рид почесал белобрысую голову, — то здорово заблуждались.

Я оторопела. Неужто нашлись люди, считающие меня способной на убийство? Да я даже муравьев в кухне не убиваю. Осторожно собираю их бумажным полотенцем и выношу во двор.

Однако насчет спасения муравьиных жизней я предпочла не распространяться. Информацию про мои взаимоотношения с муравьями могли расценить как еще одно доказательство психической неуравновешенности.

— Вы и вправду думаете, что я стреляла в Бартлета в доме, рядом с которым аршинными буквами начертано мое имя? А затем, не моргнув глазом, вернулась на место преступления, дабы обнаружить тело?

Невероятно, но оба копа дружно кивнули.

Я заметила, что клиентка Шарлотты тоже радостно затрясла голубой головой. Дама наверняка не пропустила ни одной серии "Она написала убийство".

— Мы считаем вас тонкой штучкой, — пояснил Рид. — Такие, как вы, отважатся на что угодно, лишь бы сбить с толку следствие.

Почему-то я не приняла его слова за комплимент.

Более того, мне бы хотелось, чтобы Матиас не слышал этой сомнительной похвалы. И все остальные тоже.

Я опять не удержалась. Бросила взгляд на моего друга. Он смотрел прямо на меня широко открытыми глазами.

Казалось, что Солонка и Перечница провели в агентстве целую вечность. На самом деле наша беседа длилась не более двадцати минут. На прощанье Констелло строго напомнил:

— Похоже, не надо повторять, чтобы вы не уезжали из города.

— Уже повторили, — не менее суровым тоном откликнулась я.

Копов провожали взглядом все присутствующие. Стоило им скрыться, как любопытные взоры устремились на меня.

Вероятно, нужно было встать и сделать заявление. Например: "Большое спасибо за внимание. Позволю себе добавить: несмотря на то, что вы здесь услышали, я никого не убивала". Но вряд ли это заявление могло переломить ситуацию в мою пользу. Тем более что, встретившись со мной взглядом, коллеги и клиентка немедленно попрятали глаза. Что толку выступать с речью перед аудиторией, которая от тебя отворачивается?

Пришлось удовлетвориться единственным слушателем, Матиасом.

— Понимаю, все это выглядит не очень хорошо, но знай, я не убивала Эдварда Бартлета.

Он был явно шокирован.

— Господи, Скайлер, я знаю, что не убивала. Меня в этом убеждать не надо.

Так ли?

Я хотела верить Матиасу, честное слово. Но если он ни секунды не сомневался в моей невиновности, тогда почему во время допроса у него глаза полезли из орбит? Проблемы с контактными линзами? Такое объяснение явно притянуто за уши. Хотя бы потому, что он не носит контактные линзы.

— Ты не виноват, если у тебя возникли некоторые сомнения.

Теперь лгала я. Виноват, еще как виноват! Неужто Матиас считает меня способной выстрелить в человека? За кого он меня принимает? За Никиту?

Матиас махнул рукой, словно отметая напрочь какие бы то ни было подозрения.

— Чушь, я в тебе уверен. Всегда. — Тем не менее он поспешил сменить тему: — Так мы пойдем обедать?

— Пойдем. — Я сверлила его взглядом. — И не одни, а вместе с Глорией Турман.

— С подружкой Бартлета? — Матиас едва не пустил петуха и опять вытаращил глаза. Откашлявшись, он уточнил: — Ты предлагаешь пообедать с подружкой Бартлета?

Я кивнула. Хотя мне хотелось не столько пообедать с ней, сколько поболтать о том о сем. Спросить, к примеру, зачем она наврала, будто я сбагрила ее любовничку не дом, а сущую развалину. И с какой стати она заявила копам, будто Бартлет вчера собирался встретиться со мной?..

Я жаждала получить разъяснения. И непременно в присутствии Матиаса. Как ни странно, он вовсе не обрадовался такой перспективе.

— Скайлер, неужто вчерашний случай с Портером тебя ничему не научил?

Похоже, что так. Я уже рылась в ящике стола в поисках телефонного справочника.

Склонившись над ящиком, я не заметила, как Барби встала из-за стола и медленно направилась к нам. А когда подняла голову и увидела перед собой бывшую подружку, мне показалось, что она выросла из-под земли.

— Скайлер, — Барби наматывала платиновую кудряшку на палец, — так уж получилось, что я все слышала…

Ну конечно, «получилось» совершенно случайно. Да она глаз с меня не сводила. Если бы не сумела расслышать, то прочла бы по губам.

— И знаешь, — продолжала она, — если нужна моя помощь, только дай знать.

Я чуть было ей не поверила — мол, старая подруга предлагает забыть прежние обиды и помириться, — но вовремя одумалась. Барби вдруг этак небрежно скользнула взглядом по Матиасу.

— О, привет, — поздоровалась она, словно только что его увидела.

Даже Матиас насторожился.

— Привет.

Барби всем телом подалась к нему. Забыла упомянуть: на ней было алое трикотажное платьице с глубоким вырезом. Такое впечатление, что платье на несколько размеров мало. Спортивные купальники свободнее облегают телеса, чем наряд Барби.

— У Скайлер такая бурная жизнь, правда? — обратилась она к Матиасу доверительным тоном. — Не то что у меня. Да уж, по сравнению с ней я обитаю в тихой заводи.

Я оторвалась от телефонного справочника и пристально воззрилась на Барби. Дамочка явно пыталась внушить Матиасу, что, в отличие от его резвой подружки, ее не подозревают в убийстве каждые три месяца.

— Спасибо, Барби, — поблагодарила я бесцветным тоном.

Она вздрогнула. Должно быть, испугалась, что сейчас получит по заслугам за свое поведение.

— Что? — скосила она глаза в мою сторону.

Я холодно улыбнулась и процедила сквозь зубы:

— Спасибо за предложение. Хорошо иметь столь преданную подругу.

— А, ты об этом. — Барби захлопала густо накрашенными ресницами и снисходительно кивнула: — Ну конечно, можешь на меня рассчитывать. Всегда рада помочь.

Да у этой вертихвостки ни стыда ни совести! Но теперь ей ничего не оставалось, как удалиться восвояси. Предварительно бросив знойный взгляд на Матиаса.

Мне же ничего не оставалось, как отыскать мисс Турман в телефонной книге. Ну и мысленно обругать Барби.

В справочнике была только одна Г. Турман, проживавшая на Васильковой дороге, 93005. Эта улица находилась в микрорайоне Садовые Аллеи, южном пригороде Луисвиля.

Хотела бы я претендовать на звание величайшего риэлтора в мире по той причине, что выучила назубок все улицы в Луисвиле и даже могу указать, где находится Васильковая дорога. Но на самом деле эта улица была мне знакома потому, что давным-давно я сама жила в Садовых Аллеях.

Тридцать пять лет назад ветеранам — в том числе и моему отцу — сделали заманчивое предложение: новехонькие дома за 9000 долларов в рассрочку. В наши дни строительство гаража обойдется дороже. Разумеется, сейчас это жилье выглядит не столь привлекательно, как тогда. Последний раз я наведывалась по делам в Садовые Аллеи два месяца назад, и у меня защемило сердце, когда я увидела обшарпанные дома. Некоторые пустовали, а кое-где во дворах ржавели автомобили.

Единственное, что изменилось со временем в лучшую сторону, так это деревья. Тонкие прутики, которые я помнила с детства, разрослись, покрылись густой листвой, и дома, укрывшиеся в их тени, казались рядом с ними игрушечными.

Если Глория Турман и впрямь обитает в Садовых Аллеях, значит, с деньгами у нее негусто.

Мои родители прожили там всего пять лет, потом у них хватило благоразумия переехать. Они переезжали несколько раз, пока не пустили корни в уютном просторном ранчо на окраине Луисвиля, неподалеку от Садовых Аллей.

Однако я не собиралась сообщать Глории о том, что она и мои родители почти соседи. Вряд ли это обстоятельство сблизило бы нас.

Глория взяла трубку после первого же гудка. Но, услышав, кто ее спрашивает, тут же пожалела, что подошла к телефону.

— Что?.. А чего вы мне звоните? Я… я ничегошеньки не знаю.

Голос Глории дрожал так, словно она находилась в эпицентре землетрясения.

Садовые Аллеи и в самом деле временами потряхивает, мне это известно от мамы. Иногда она звонит и рассказывает, как у них пол в гараже ходит ходуном.

Не многие люди за пределами Кентукки знают, что весь регион лежит на Новомадридском разломе. Я и сама об этом не ведала, пока некий горе-эксперт не предсказал неминуемое землетрясение. Все покупатели недвижимости принялись требовать страховку на случай стихийных бедствий.

Землетрясения так и не случилось. И я была уверена, что тремоло Глории не имеет никакого отношения к подвижкам почвы.

— Мисс Турман, приглашаю вас пообедать.

— О боже, боже, боже!

Можно подумать, я велела ей встретиться со мной на рассвете в глухом переулке и захватить с собой оружие.

— Не беспокойтесь, я не намерена ссориться с вами… — увещевала я собеседницу.

Но Глория не верила в мою искренность, как и я в ее.

— Знаю я вас, таких.

— Мисс Турман, честное слово, я всего лишь хочу кое-что выяснить.

— А… а если я не хочу?

— Что ж, в таком случае вам, очевидно, есть что скрывать и мне придется обратиться в полицию…

— Ох нет! — перебила Глория. Ее голос взмыл вверх на целую октаву. — Зачем нам полиция!

Очевидно, эта дама любила общаться с копами не больше меня.

— Тогда встретимся. Не вынуждайте меня раскрывать перед полицейскими ваши маленькие секреты.

Разумеется, я блефовала. Сейчас мне не удалось бы убедить Рида и Констелло даже в том, что небо голубое. Но Глория об этом не догадывалась.

— О боже, боже, боже, — опять завела она любимую песню. Когда причитания смолкли, я испугалась, не грохнулась ли бедняжка в обморок. — Ладно, если я и соглашусь встретиться с вами, то только в очень людном месте. Вроде ресторана или… автовокзала. Я не какая-нибудь дурочка.

Отлично. Глория желает пообедать на автовокзале и при этом утверждает, что она недурочка? В принципе я ем все, но когда последний раз заскочила перекусить на автовокзал, мне почудилось, что там кормят исключительно остатками комплексных обедов, которые подают в самолетах.

— И в одиночку я к вам не приду. Нетушки.

До сих пор я думала, что моя собеседница нервничает потому, что ей неловко беседовать с человеком, против которого Бартлет при ее пособничестве затевал мошенничество. Но теперь я сообразила: Глория не просто нервничает. Она боится. Меня. Дамочка искренне полагает, что я нацелилась убрать всех, кто вставлял мне палки в колеса. Начав, разумеется, с главного зачинщика — самого Бартлета.

— Одна я никуда не пойду! — повторила Глория. — И не думайте мечтать!

Наверное, Бонни и Клайду было легче устроить званый обед, чем мне сейчас.

— Мы будем не одни. Не возражаете, если я приведу моего близкого друга? — Я глянула на Матиаса. Он ведь признал меня во всеуслышание своей зазнобой. Долг платежом красен.

— Прихватите своего хахаля? — уточнила Глория и умолкла, видимо соображая, смогу ли я убить ее на глазах парня, с которым у меня интрижка. Но к однозначному выводу так и не пришла. — Я… не знаю.

Ладно, положим, мне она не доверяет. Но неужто эта трусиха думает, что Матиас станет спокойно наблюдать, как я ее расстреливаю? Где Глория нахваталась подобных представлений? На каких задворках жизни?

— Мой друг — профессор колледжа. Он преподает в Кентуккийской школе искусств.

— Ах, он профессор! — В голосе моей собеседницы послышалось облегчение. Очевидно, по ее мнению, для риэлтора убить — раз плюнуть, зато университетской профессуре положено держать себя в рамках. — Ладно, тогда вроде все нормально. Встречусь с вами, ежели ваш профессор явится. И в ресторане, где полно народу.

Ближайший ресторан из тех, что я вспомнила и где всегда было битком набито, принадлежал Джеку Муллу и находился на Бардстон-роуд.

Это заведение пользовалось популярностью по двум причинам: оно было небольшим и там отменно кормили. Сидя в главном зале, вы видели всех и были на виду. Отличное место, для того чтобы людей посмотреть и себя показать.

Мне определенно хотелось себя показать. И не кому-нибудь, а Глории. И как можно скорее.

— Значит, с профессором, да? — Невероятно, но голос моей собеседницы опять задрожал.

Мне пришлось дважды заверить ее, что Матиас самый настоящий профессор и обязательно придет. Наконец встреча была назначена.

Положив трубку, я перевела дух. То-то, наверное, забавно делить трапезу с человеком, который считает тебя убийцей.

А что Матиас? Я незаметно глянула на него.

О черт. Похоже, за обедом не одна Глория станет смотреть на меня волком.

Интересно, полезет ли мне кусок в горло в такой компании?

Глава 11

Прежде я никогда не встречалась с Глорией Турман. Но по телефону она заверила, что узнает меня без труда, поскольку видела где-то раньше. И на этот раз — по-видимому, для разнообразия — Глория сказала правду. Стоило нам с Матиасом усесться за столик, как в ресторан Джека Мулла вошла полная рыжая женщина. Нервно оглядев зал, она немедленно вычислила меня и моего спутника и неторопливо двинулась в нашем направлении, отбивая что-то вроде марша высокими каблуками по черно-белым плиткам пола.

При этом выражение лица у нее было в точности как у человека, который направляется к дантисту. Сверлить коренной зуб.

— Ну вот и я, — оповестила мисс Турман таким тоном, словно ожидала награды за свое появление.

Очевидно, Глории подсказали в свое время, что рыжим очень идет зеленый цвет. Ее платье-костюм, колготки и туфли-лодочки — все было ядовито-зеленым. Как и сумочка, серьги в ушах и тени на веках, наложенные аж до самых бровей.

Я в изумлении уставилась на нее. Глория Турман походила на пожилую лягушку-великаншу.

К волосам она прицепила зеленый бантик. Казалось, будто над ее правым ухом уселась бабочка, приняв рыжую шевелюру дамы за огромный цветок. Бантик был пришпилен не очень крепко, и стоило Глории пошевелить головой, как «бабочка» начинала махать крылышками.

Матиас при появлении мисс Турман встал.

Она искоса глянула на него.

— Так вы тот самый профессор? — И, повернувшись ко мне, добавила: — Чтой-то он не больно похож на ученого.

Я промолчала. А что я должна была ответить? Мистер Кросс маскируется?

Матиас был одет как обычно: в видавшие виды ковбойские сапоги, потертые джинсы и синюю рубашку с засученными рукавами. Видимо, Глория ожидала увидеть джентльмена в двубортном черном костюме, гетрах и со скрипкой под мышкой.

— Я Матиас Кросс. Рад познакомиться. — Он протянул руку.

Поскольку мой друг представился по всем правилам этикета, Глория решила, что он все-таки тянет на профессора. Она даже слегка зарделась, пожимая его руку.

— Зовите меня по имени, — кокетливо пробормотала она.

При этом смотрела Глория исключительно на Матиаса. И в течение всей нашей беседы едва удостоила меня взглядом. Видимо, полагала, что смотреть в глаза хладнокровной убийце рискованно. А вдруг я ее загипнотизирую, как кобра, которая перед тем, как напасть, завораживает свою жертву.

У нашего столика стояло два свободных стула, один рядом с Матиасом, другой рядом со мной. Угадайте, какой выбрала Глория. Сев, она придвинулась поближе к моему приятелю. В случае, если я рассвирепею, она бросится искать защиты у соседа.

— А я здесь никогда и не бывала, — заметила она, оглядывая ресторан. — Ой, да тут интересно.

Голые белые стены заведения Джека Мулла украшали черно-белые фотографии в рамочках. На снимках был запечатлен центр Луисвиля во время знаменитого потопа 1973 года и лично Джек Мулл, пожимавший руку людям вроде боксера Роки Грациано и выпускников местных колледжей. Фотографии были действительно интересными, но Глория таращилась на них так, словно в жизни не видела ничего более захватывающего.

Меня не обманешь. Хотя она усердно делала вид, будто потрясена снимками, но я заметила, что она в них не вглядывается, просто скользит по фотографиям глазами. Думаю, ее не столько интересовали эти фрагменты луисвильской истории, сколько не хотелось встречаться взглядом со мной, грозной коброй.

Бессмысленно таращась на фотографию выпускниц давно упраздненной женской гимназии, Глория обронила:

— Вам повезло, что застали меня дома. — Полагаю, она обращалась ко мне. Не к древнему же снимку? — У меня постоянная должность временного служащего. Вообще-то я целыми днями пропадаю на работе.

Постоянная должность временного служащего? Разве эти два понятия не исключают друг друга? Как, например, полицейский и интеллектуал?

— Есть такие агентства, которые подыскивают временную подмогу фирмам, — продолжала Глория. — Я зарегистрировалась во всех. — Теперь она пялилась на фотографию Джека Мулла с женой на фоне их собственного ресторана. — Гоняют по всему Луисвилю. Денечек здесь, недельку там.

— Занятная у вас работа, — вставил Матиас.

Может, и занятная, но, честно говоря, я не удивилась тому, что мисс Турман не задерживается на одном месте дольше нескольких дней. Особенно если на этом месте требуется знание правильного английского.

— Так я и познакомилась с моим Эдди, — добавила Глория. — Работала на него всего неделю, но потом мы уже были не разлей вода.

Что речь идет об Эдварде Бартлете, до меня дошло не сразу. Догадалась, только когда на глаза нашей собеседницы навернулись слезы. Я тронула ее за плечо.

— Поверьте, мне очень жаль, что Эдди больше нет. — Странно было называть Бартлета «Эдди», но, выражая соболезнования, наверное, не стоит вспоминать, кем, с моей точки зрения, покойный являлся на самом деле. А именно хорьком вонючим. — Ужасное происшествие.

Мне и вправду было жаль Бартлета, несмотря ни на что. Даже хорьки вонючие не заслуживают пули в грудь.

Моя искренность произвела на Глорию сильное впечатление. Она вздрогнула и отпрянула, словно к ее лицу поднесли зажженную спичку.

— Зачем надо было его убивать? — пробормотала она, не спуская глаз с мистера Мулла и его хозяйки.

Поначалу я приняла мисс Турман за свою ровесницу. Но при ближайшем рассмотрении стало ясно, что она по крайней мере лет на десять старше. Смерть Бартлета, очевидно, потрясла ее. Черные круги под глазами проступали даже сквозь толстый слой крем-пудры.

— Если бы Эдди не застрелили, он сейчас был бы живехонек, — поведала Глория укоризненным тоном чете Муллов.

С таким утверждением не поспоришь. Наступила неловкая пауза. На помощь пришел Матиас. Мой друг придерживается мнения, что поесть всегда на пользу. Наверное, он так думает потому, что сам хороший повар. Мысль о том, что еда может навредить, представляется ему дикой.

Поскольку из меня повариха еще та, я не раз испытала на себе вредоносность пищи. И в состоянии стресса у меня никогда нет аппетита.

Матиас подозвал официантку и заказал большое блюдо креветок на закуску. Еще одна причина, по которой ресторан Джека Мулла всегда полон, — феноменальное обслуживание. Креветки появились на нашем столе почти мгновенно.

Есть мне хотелось так же, как прыгнуть с моста зимой в реку. Однако Глория при виде креветок взбодрилась. Появление же двух коктейлей «Маргарита» со льдом вызвало у нее неподдельную радость.

"Маргариты" придали ей смелости: она начала украдкой поглядывать на меня. Так косятся на голодного питбуля. Но по крайней мере она не дергалась и не жалась к Матиасу, как прежде, что уже было большим достижением. Надо было воспользоваться первыми завоеваниями и осведомиться, что она наплела полиции, но Глория меня опередила.

— Я не врала полицейским. Эдди и вправду сказал, что идет к вам. — Она энергично кивнула, и зеленая «бабочка» на ее голове затрепетала крылышками. — Как сейчас помню: "Иду на свиданку со Скайлер Риджвей".

Всем своим поведением я старалась внушить Глории, что хочу только одного — добиться правды. Но если правда была такова, то лучше бы я ее не добивалась.

— Вы точно помните?

— Ну да! — «Бабочка» опять взмахнула крыльями, а Глория отхлебнула большой глоток «Маргариты». — Точнее не бывает. — Она повернулась к Матиасу. — Эдди сказал, что идет к Скайлер, и ушел, и больше живым я его не видела.

Браво, Глория, умеешь ты растрогать.

Если мисс Турман рассчитывала на какую-то реакцию со стороны Матиаса, то ее ждало разочарование. Он лишь поскреб бороду. Со стороны могло показаться, что Матиас вообще не слышал Глорию, если бы его правая щека не начала дергаться.

Я заерзала на стуле. Если наша собеседница лжет, то у нее несомненный талант по части вранья. На мой взгляд, она говорила очень убедительно. А уж Матиас тем более должен был ей поверить.

Похоже, Глория не обладала стойкостью к алкоголю. Либо она вливала в себя столько спиртного, что желудку надоело его переваривать. Поэтому выпивка беспрепятственно разлилась по ее телу.

— Ей-богу, я не хотела давать показания против вас… — Язык мисс Турман уже немного заплетался. — Ну, про тот дом, что вы продали Эдди. Просто повторила, чего Эдди велел сказать. Он думал, что ваша страховая компания не станет доводить дело до суда. — Она опять сделала приличный глоток и, размахивая стаканом для пущей убедительности, добавила укоризненным тоном: — Он говорил, страховые компании всегда раскошеливаются. Вам не пришлось бы последнее с себя снимать. А Эдди перепало бы немножко деньжат.

Изумительная трактовка! Можно подумать, ее Эдди собирал средства для благотворительного фонда. Впрочем, Глория не слишком покривила душой. Бартлет, наверное, всю жизнь занимался благотворительностью — исключительно в свою пользу.

— Он никого не хотел обидеть, — продолжала соломенная вдова.

Очевидно, по мнению Глории, мошенничество — всего лишь безобидная шутка. Она подняла на меня затуманенный взор.

— За такое, — она энергично, хотя и не слишком трезво, тряхнула головой, — за такое нельзя убивать.

Я и бровью не повела. Как, скажите на милость, убедить эту женщину в моей невиновности?

— К смерти Эдварда Бартлета я не имею никакого отношения. — Знаю, я это уже говорила, но повторить стоило.

— Угу. — Глория опять обращалась к чете Муллов на стене.

Это начинало действовать на нервы.

— Послушайте…

Матиас уловил опасную нотку в моем голосе и немедленно вмешался:

— Милые дамы, вы готовы пообедать?

Я была не готова, однако Матиас и Глория поспешили заказать гамбургеры и жареную картошку. Сомневаясь, смогу ли проглотить хотя бы веточку петрушки, я в конце концов выбрала фирменный салат.

В ожидании блюд я усиленно соображала, что бы нам еще обсудить, не касаясь моей мнимой причастности к смерти Бартлета, — эта тема мне уже изрядно приелась. И тут вспомнила о визите мисс Кеньон прошлым вечером.

— Кстати, Глория, вы не знаете, был ли Эдди знаком с Портером Мередитом?

Глория на миг протрезвела и так энергично закивала, что «бабочка» едва не вспорхнула под потолок.

— А то! Они начинали вместе, после того как закончили адвокатскую школу.

Вот так новость! Я подалась вперед.

— И долго они работали вместе?

— Ну, какое-то время, не помню точно. — Глория пожала массивными плечами. Язык все меньше ее слушался. — Но я-то з-знаю, почему они расплевались. Все п-потому, что Эдди запил.

Я кивнула, словно она подтвердила мои подозрения.

— Вот, з-значит, — продолжала Глория. — Как Эдди начал пить, дела у него пошли прахом. Потом он уже защищал только стриптизерш и… — она брезгливо поморщилась, — всяких таких. Но он все равно был потряс-с-сным адвокатом.

Лично я сомневалась в профессиональных достоинствах алкоголика, но виду не подала.

— Они оба состояли в коллегии адвокатов, Эдди и Портер. — Глория тыкала в меня толстым пальцем. — Так с чего, спрашивается, мистеру Мередиту нос задирать?

Я наблюдала за ней, размышляя: понимает ли она сама, что говорит?

— Уж Эдди так переживал, так переживал. Его оскорбили в лучших чувствах. — Глория утерла слезу. Тушь на ее ресницах слегка размазалась.

Верно, о покойниках плохо не говорят. Но давайте начистоту: по-моему, лучших чувств у Бартлета вообще не водилось. Возможно, в его душе обитало лишь одно искреннее чувство, которое он испытывал к деньгам.

— На что же обиделся Эдди?

— Портер в упор его не видел. Делал вид, что и не знаком с ним вовсе.

Я постаралась изобразить праведный гнев. Что было нелегко.

— Однажды мы с Эдди наткнулись на Портера в одном классном ресторанчике в центре, — горячилась Глория, — и Эдди подошел с ним поздороваться. И этот выскочка знаете что сделал? Даже не стал с ним разговаривать! Это же надо! А ведь когда-то Эдди ему здорово помог. — Ее возмущение было безгранично. Впрочем, в таком состоянии границы легко преодолеть.

— Помог? Как? — Если бы я была охотничьей собакой, то сейчас непременно навострила бы уши.

— Н-не знаю. — Глория пожала плечами и снова приложилась к стакану. — Эдди не рассказывал.

Я ей верила. Хотя бы потому, что она была слишком пьяна, чтобы лгать.

Интересно, какую услугу Бартлет мог оказать Мередиту? Не здесь ли следует искать мотив убийства? Я нахмурилась, размышляя.

Глория немедленно всполошилась. Одним махом прикончив второй коктейль, она жалобно заныла, не забывая коситься на Матиаса. Видимо, проверяла, не подкачает ли он в случае чего.

— Разве ж я виновата, что Эдди мне не сказал? Да если б я знала, разве ж стала бы таиться?

— Все в порядке, — попыталась я ее успокоить. Но если человек считает вас прирожденным убийцей, никакие увещевания не помогут.

Глория бледнела на глазах, словно ее лицо медленно посыпали мукой.

— Д-да я… я п-помочь вам хочу, ей-богу. Но вот такая беда, не в курсе я. — Она едва не плакала.

Я старалась не выдать своих эмоций. Ну почему со мной обращаются, как с маньяком-людоедом! Да еще в присутствии Матиаса!

Но досаду как рукой сняло, когда в голову пришла любопытная мысль: возможно, это хорошо, что Глория меня боится? Не обратить ли ее страх на пользу дела?

— Вы случайно не знаете, где Эдди держал свои архивы? — осведомилась я.

"Бабочка" на рыжей шевелюре отчаянно затрепетала.

— Знаю, знаю! В конторе.

— А нельзя ли на них взглянуть?

Матиас явно не ожидал такого поворота. Его кудлатая голова резко дернулась в мою сторону. И разумеется, на лице было написано неодобрение.

Я сделала вид, что ничего не заметила.

— Чего ж нельзя, — неуверенно протянула Глория. — У меня есть ключи от конторы, Эдди дал.

— Давайте съездим туда после обеда.

— Ох… ну, надо подумать…

— Послушайте, — сердито перебила я, — вы думаете, что знаете, как умер Эдди, но, повторяю, вы ошибаетесь. Я ни в чем не виновата, и мне надоело выслушивать обвинения в том, чего я не делала.

Глория вытаращила глаза, нервно сглотнула и тоненько пискнула:

— Мамочка родненькая!

— Я намерена выяснить, кто на самом деле убил Эдди, но мне необходима ваша помощь.

Глория верила в мою невиновность не больше, чем в начале нашей встречи. Но теперь она выглядела куда более испуганной.

— Ой, господи, — залепетала она, — я не хотела… не хотела вас обижать. Только не подумайте…

Похоже, дамочка начала поддаваться. И тут я воспользовалась своим козырем: глянула на нее в упор. И насупилась.

Глаза у Глории стали в пол-лица. Теперь она была на все согласна.

— Да боже ж мой, конечно, поехали! Да я завсегда готова. Покажу вам все папки, какие захотите. Прямо щас!

Ах, если бы нахмуренные брови производили такое же впечатление на моих сыновей! Учились бы они сейчас в университете на отлично.

Согласившись ехать в контору Бартлета, Глория решила, что необходимо укрепить свой моральный дух, прежде чем она сядет со мной в машину. И уговорила еще парочку «Маргарит», закусив их гамбургером и картошкой.

Помните золотое правило: когда пьешь, закусывай, дабы не опьянеть? Глория была тем самым исключением, которое подтверждает правило.

К концу обеда она клевала носом над тарелкой и в какой-то момент едва не рухнула лицом в кетчуп, которым щедро полила жареную картошку, но вовремя отпрянула.

Похоже, у Глории и Эдварда Бартлета и впрямь было много общего. Например, выпивка.

Мне стало жаль ее. Пришлось даже напомнить себе, что эта женщина оболгала меня и ее вранье было напечатано в газете. Но все равно я ее жалела. Хотя уже немного меньше.

Когда она в конце концов отключилась — оповестив об этом громким храпом, — Матиас решил воспользоваться возможностью перемолвиться со мной парой слов.

— Скайлер, — он перегнулся через стол и понизил голос почти до шипения, — думаешь, это нормально?

Что он имеет в виду? Если то, что Глория дрыхнет, уронив голову на стол, то это ненормально. Она запросто может утонуть в луже кетчупа.

— Ты о чем? — спросила я.

— Вламываться в офис Бартлета!

— Мы не станем вламываться, — не моргнув глазом, уточнила я. — Просто отопрем дверь и войдем. Большая разница.

Однако Матиас не видел разницы, ни большой, ни маленькой. Он с тревогой смотрел на меня.

— Скайлер, не предоставить ли расследование профессионалам?

— Смеешься?! Эти твои профессионалы почти уверены в том, что я убила человека! Не знаю, как тебе, но мне лично такое мнение не кажется профессиональным!

Наверное, в запале я повысила голос, потому что храп внезапно смолк и Глория беспокойно заерзала головой по столу.

Матиас не проронил ни слова до тех пор, пока Глория снова не захрапела. Ждать пришлось недолго.

— Скайлер, пойми меня правильно…

Последний раз я слышала эту фразу от моего бывшего мужа. Тогда Эд предлагал "открытый брак". Сие означало, что он хочет в открытую спать с другими женщинами. А также хочет, чтобы я по-прежнему спала только с ним.

Помнится, я правильно поняла Эда. По всем пунктам. А затем подала заявление на развод по всем правилам.

— Не находишь, что твое поведение скомпрометирует тебя в глазах полиции? — Матиас озабоченно морщил лоб. — Мол, ты шаришь в конторе Бартлета, пытаясь обнаружить хоть какую-нибудь зацепку, дабы отвести подозрение от себя?

Потрясающе! А зачем еще соваться в этот офис?

— Ты отлично сформулировал, — похвалила я. — Не пойму, что тебя смущает.

Видимо, в моем голосе прозвучала издевка, потому что Матиас слегка поежился.

— А ты не боишься, — заторопился он, — что твой поступок будет выглядеть так, словно ты из кожи вон лезешь, лишь бы навесить убийство Бартлета на кого-нибудь другого?

Поправьте, если я ошибаюсь, но не повторил ли он то же самое, только другими словами?

— Верно, — согласилась я. Моему терпению любой мог бы позавидовать. Матиас слегка опешил. — Не отпираюсь, я жажду развеять подозрения полицейских, и это единственная причина, которая заставляет меня выяснять, кто убил Бартлета. Основной мотив моих поступков. Других нет. — А он что подумал? Что мне просто нравится разгадывать тайны? Кем он меня вообразил? Шерлоком Холмсом? — Понадобится, так прочешу каждый миллиметр в конторе Бартлета. А если ты отказываешься ехать со мной, что ж, не надо, я пойму…

Опять я лгала, не пойму. Уже не понимала, зачем вообще обсуждать, стоит ли ехать в офис адвоката.

Убедившись, что меня не переспорить, Матиас накрыл своей рукой мою:

— Я с тобой.

Хотела бы я сказать, что испытала облегчение. Но мне не давала покоя одна мыслишка: а что, если Матиас согласился меня сопровождать в своих собственных интересах? Например, в надежде разобраться раз и навсегда, способна ли я на преступление?

Я улыбнулась ему, словно и не сомневалась в чистоте его намерений. Затем перегнулась через стол и гаркнула в ухо спящей толстухи:

— Глория!

"Бабочка" качнулась на рыжих волосах, как на волнах.

— А? Что?.. апф! — Глория открыла глаза и тупо уставилась на Матиаса, словно пытаясь припомнить, кто это.

Однако при виде меня ее взгляд мигом прояснился.

— А-а-ахр! — выдохнула толстуха. Очевидно, Матиаса она не слишком хорошо запомнила, зато моя личность намертво врезалась в ее память.

— Вы хотели проводить нас в офис Эдварда Бартлета.

О своем обещании Глория, видимо, также успела подзабыть. Она вдруг сникла.

— Ах да, как же, — забормотала она. — Со всей душой. — Радости, однако, в ее голосе не прозвучало.

Тревога на лице Матиаса проступала все отчетливее. Он, как и Глория, далеко не ликовал.

Что ж, принято единогласно. Перспектива рыться в бумагах покойника и у меня не вызывала особого восторга. Но выбирать не приходилось.

Я твердо глянула на Матиаса. Мой взгляд говорил: "Ладно, когда в следующий раз меня заподозрят в убийстве, буду сидеть сложа руки и дожидаться, пока меня не свезут в каталажку. Но сейчас мы займемся офисом".

Глава 12

В контору Бартлета мы поехали на моей машине, но за руль сел Матиас. Возражать я не стала. Во-первых, в доисторическом раритете моего друга нет кондиционера. Луисвиль же, как часто бывает с этим городом, все не мог решить, какое в нем время года — то ли еще лето, то ли уже осень.

Вообще погода в Кентукки отличается томительной неопределенностью. На мой взгляд, неудивительно для штата, который во времена Гражданской войны выступал то за южан, то за северян, так и не определившись окончательно, на чьей же он стороне.

Сегодня, в середине сентября, температура в тени доходила до тридцати градусов, и если бы мы ехали на машине Матиаса, то она превратилась бы в настоящий катафалк. Только на кладбище свезли бы не меня. А того, кто не удосужился поставить кондиционер.

Вторая причина заключалась в том, что, откровенно говоря, я ненавижу водить машину.

Знаю, странно слышать такое заявление от агента по недвижимости, ведь по долгу службы мне приходится постоянно колесить по городу. Это все равно как если бы шеф-повар заявил: "В моей профессии я терпеть не могу одного — готовить". И тем не менее я никогда не любила садиться за руль. Эту нелюбовь я объясняю тем, что в прошлой жизни, наверное, была жутко богатой и меня возил личный шофер, как в фильме "Шофер мисс Дейзи". Вот почему вождение кажется мне столь тяжкой обязанностью.

Впрочем, у моего бывшего мужа Эда имеется другая теория. Он уверяет, что если про меня снимут фильм, то он будет называться "Шофер мисс Лентяйки".

Эд думает, что он ужасно остроумный.

Итак, я ненавижу водить машину, а Матиас всегда готов сесть за руль, — хотелось бы верить, что это свидетельствует о нашей удивительной совместимости. Но я не обманываюсь на сей счет. Предложите любому мужчине на выбор: вести машину или предоставить это дело женщине, и он непременно выберет первое. Матиас не оригинален в этом отношении.

Подозреваю, что страсть к вождению как-то связана с мужским самолюбием. По той же причине мужчины не любят, когда их обгоняют на дороге. Каждый инстинктивно понимает, что, если его обгонит другой водитель или за рулем будет женщина, он лишится кусочка своего мужского достоинства.

Разумеется, мужчины неустанно внушают женщинам, что те ничего не смыслят в вождении и только потому их не пускают за руль. Но, по-моему, каждый мужчина в глубине души уверен: позволь он женщине управлять автомобилем, и его голос станет выше на целую октаву.

Контора Бартлета находилась в десяти минутах езды от ресторана. Мы спустились вниз по Бардстон-роуд, свернули на Бродвей, затем почти сразу же на Глиняную улицу и двинулись к реке Огайо. Колес замочить не успели, остановившись в нескольких кварталах от берега, перед главным входом в старое офисное здание под номером 13201 по Глиняной улице.

Однако я почти не обращала внимания на дорогу. У меня была другая забота — устроиться поудобнее.

Глория сидела рядом с Матиасом, указывая путь заплетающимся языком, поэтому я приткнулась сзади. Между прочим, я впервые ехала на моем «терселе» на заднем сиденье. И не могу сказать, что мне хотелось бы повторить этот опыт.

Мой «терсел» ярко-красный снаружи и серый внутри, и у меня возникло ощущение, будто я разъезжаю в пещере на колесах.

В очень маленькой пещере.

Впервые я глубоко осознала тот факт, что владею импортной машиной. И смастерили это средство передвижения маленькие сухощавые уроженцы Азии. Либо сказочные эльфы. Мне на заднем сиденье было невероятно тесно, хотя — спешу добавить — не такая уж я огромная: рост — 167, вес — 65; кажется, я уже об этом упоминала. Словом, не амазонка. Тем не менее я не знала, куда девать ноги, — сгибала, подгибала, скрючивала, пока вовсе не перестала их чувствовать. И когда Матиас выключил зажигание, я не смогла сразу выползти из машины. Пришлось дожидаться, пока восстановится кровообращение.

Мне вспомнилась Эми Холландер. Она тоже ехала на заднем сиденье, но, похоже, не испытывала ни малейших неудобств. Правда, она сантиметра на три ниже меня и — полагаю, вы уже догадались — на парочку килограмм худее. С другой стороны, возможно, Эми тоже чувствовала себя неуютно в моей машине, но промолчала. Впрочем, если ей уютно в обществе ее жениха, Джека Локвуда, то, возможно, органы чувств у нее вовсе атрофированы.

Разминая затекшие ноги, я разглядывала через заднее окошко дом, в котором находилась контора Бартлета.

Старое кирпичное здание в пять этажей, выкрашенное в синевато-серый цвет, с белой аляповатой лепниной и высокими узкими окнами. Такие дома риэлторы восхваляют за "дух старины", на прочий люд веет скорее духом запустения.

Дом был зажат между шикарным частным владением и не менее шикарным кооперативным банком, напротив же располагалась низкая белая коробка, отнюдь не старинная и тем не менее вполне запущенная. Хотя вывеска на фасаде коробки отсутствовала, но не составляло труда догадаться, что перед вами ресторан. По мятому объявлению в большой витрине: "Бутерброды и пирожки". Ниже буквами помельче значилось: "Кофе и домашний окорок". По бокам объявления были налеплены два одинаковых плакатика "Пейте кока-колу" с полустершейся бутылкой.

Либо хозяину по ошибке прислали два экземпляра одного и того же плакатика и он использовал оба, либо он полагал, что совет пить колу не грех повторить дважды.

И я вполне разделяла его точку зрения.

Однако если бы вы захотели освежиться шипучим напитком или перекусить, то вас ожидало разочарование. Витрина под объявлением была заколочена досками, а входная дверь болталась на одной ржавой петле.

В риэлторском бизнесе такое состояние жилых районов именуется «переходным». На практике это означает, что дела здесь идут все хуже и хуже.

Но даже в этом «переходном» районе за дом, в котором находилась контора Бартлета, можно было бы выручить кругленькую сумму. Исключительно по причине близости к центру Луисвиля, где цены на недвижимость неуклонно рвутся ввысь.

Впрочем, на самом деле это здание не стоило ни гроша. И не потому, что обветшало и лет ему было не меньше ста. И даже не потому, что хороший порыв ветра мог запросто сорвать последние уцелевшие ставни. Нет, его дешевизна объяснялась местонахождением — кварталом, традиционно именуемым Мясницким. Некоторые уголки Мясницкого квартала вошли в моду и пользуются большим спросом. Но не тот, где обретались сейчас мы.

Здесь нетрудно было догадаться, почему местность получила такое название, особенно в жаркий летний день. Стоило лишь сделать глубокий вдох.

Совсем рядом находились две фабрики мясных изделий, и при каждой была бойня. Как штат Кентукки лежит на Новомадридском разломе, так Мясницкий квартал лежит в провале между бойнями. В полном провале.

Когда ветер дует в определенном направлении, клиентов сюда лучше не водить. Вонь стоит такая, что они не только снизят цену за дом, но и станут вегетарианцами.

Я сама подумывала о том, чтобы перейти на строгую соевую диету, когда, окончательно распрямив ноги, выбиралась из машины. Матиас уже помог вылезти Глории и теперь стоял перед распахнутой задней дверцей, предлагая мне руку помощи.

Лучше бы он позвонил спасателям или вызвал подъемник. В конце концов я поняла, что грациозно из этой штуковины не выбраться. Поставила ногу на землю, ухватилась за край дверцы и рывком освободилась из заточения.

Ощущение было такое, будто заново родилась: из тьмы и тесноты я вывалилась в яркий солнечный мир, а рядом стоял парень и беспомощно наблюдал.

Родившись, вам хочется глубоко вдохнуть. Я же немедленно задержала дыхание, опасаясь, как бы меня не вырвало от густого запаха тухлятины. Интересно, скоро ли мы попадем в дом?

Перспективы у нас были не самые радужные. Глория оцепенела посреди тротуара, зажав нос и выпучив глаза.

— О-о-а-а! — провыла она. — Га-а-дысть!

Матиас тоже слегка ошалел и засуетился. Схватив Глорию за локоть, он чуть ли не волоком потащил ее к подъезду.

— В жизни не дышал такой дрянью! — бросил он.

— Ой, не могу! — верещала Глория, выразив таким образом свое согласие с Матиасом. — Не могу-у!

Она долго возилась с замком. Частично оттого, что деревянная дверь рассохлась и перекосилась, а частично оттого, что после стольких «Маргарит» путалась в ключах.

Когда она наконец справилась со своей задачей, Матиасу пришлось тащить ее вверх по лестнице. Но, даже опираясь на Матиаса, Глория несколько раз споткнулась по пути, что ее нисколько не смутило. Вообще, когда за нами захлопнулась входная дверь и дышать стало чуть легче, наша спутница мгновенно воспрянула духом. Каждый раз, промахиваясь ногой мимо ступеньки, она весело хихикала, приговаривая: "Прыг-скок! Прыг-скок!" Глории явно понравилось висеть на руке Матиаса и льнуть к нему.

— Знаешь, — вдруг заявила она, поглядев ему в лицо, — твои зеленые глазищи очень идут к моему костюмчику.

Матиас бросил на меня умоляющий взгляд через плечо.

Я сделала вид, что не понимаю, в чем проблема. Кажется, я уже говорила: есть во мне некоторая стервозность.

Контора Бартлета, разумеется, оказалась на самом верху. Мы взбирались на пятый этаж по лестнице столь узкой, что непонятно было, как хозяину удалось занести письменный стол.

Попав в офис, я обнаружила, что Бартлет втащил туда не только стол, но и кучу других вещей. Комната была загромождена мебелью: огромный диван, обитый черным материалом (продавцы в магазинах важно именуют этот материал кожзаменителем, но на самом деле это обычная клеенка, не лучше той, что подкладывают под собак с течкой), несколько столиков из прессованных опилок, парочка замечательно уродливых торшеров с разноцветными пластиковыми шариками на абажурах и поеденные молью коврики.

В конторе также стояли серые металлические шкафы с отделениями для картотеки. Они занимали всю стену, но не в главном офисе, а в смежной комнате, однако я их сразу углядела в дверной проем.

Подъем на пятый этаж, видимо, подорвал силы Глории. Отперев офис, она тут же рухнула на диван для сексуально озабоченных псин и тупо уставилась в пространство.

Если бы ее грудь не вздымалась и не опадала, я бы подумала, что с ней случился удар. Удивляюсь, как меня кондрашка не хватил. Даже Матиас запыхался.

— Господи, — прохрипел он, когда мы направились к шкафам с картотекой, — если бы я здесь работал, то ко мне вызывали бы «скорую» каждый божий день.

Мне не хватило дыхания, дабы вслух согласиться с Матиасом. Я лишь понимающе кивнула, продолжая подбираться к заветным ящичкам.

Казалось, меня отделяет от них не меньше мили. Наконец я доковыляла до смежной комнаты, включила верхний свет и рванула к ближайшему шкафу, опередив Матиаса на пару шагов. Взявшись за ручку верхнего ящичка, дернула.

Ящик открылся.

Очевидно, Бартлет не боялся воров, если не запирал картотеку. Но с другой стороны, какой уважающий себя вор сюда попрется? И зачем? Чтобы потом спускать краденое с пятого этажа на собственном горбу?

Я бы хорошо подумала, прежде чем стащить из этого офиса хотя бы скрепку для бумаг.

Бартлет не только не запирал свою картотеку, но и не располагал ее по алфавиту. Мне пришлось заглянуть в полдюжины ящиков, прежде чем я наткнулась на букву «М». После чего обнаружить потрепанную папку с надписью "Мередит Портер" не составило труда.

— Матиас, — позвала я, вынимая папку, — взгляни.

Впрочем, могла бы и не сотрясать воздух, ибо Матиас уже стоял за моей спиной и пожирал глазами папку.

Судя по жеваным уголкам, ее открывали не раз. Однако внутри она была почти пуста, если не считать коричневого конверта, скрепленного металлическим зажимом. На обратной стороне было размашисто выведено черными чернилами: "Ванда Фей и Дженни, 1975–1977".

— И все? — Матиас почесывал бороду. Уж не знаю, чего он ожидал, но разочарование было очевидно. Оно длилось до тех пор, пока я не сняла металлический зажим и не извлекла содержимое конверта.

В нем лежали старые фотографии. Штук восемь или девять. На верхнем цветном снимке была запечатлена кудрявая темноволосая девочка лет четырех на коленях у худой брюнетки. Девочка была одета в голубое ситцевое платьице и черные кожаные туфельки, с застенчивой улыбкой она склонила голову набок. Глаза у девочки были удивительные — огромные, голубые, в пол-лица. Брюнетка, вероятно, приходилась ей матерью, поскольку у нее были такие же глаза.

Обычная семейная фотография на первый взгляд, если бы не одна маленькая деталь. Брюнетка, похоже, заказала свой наряд из каталога нижнего белья «Фредерикс»: черные кружевные бюстгальтер и трусики, черная кружевная прозрачная комбинация, черный кружевной пояс с резинками и черные чулки в сеточку.

Возможно, я склонялась к поспешным выводам, но, похоже, эта миссис Черное Кружево не относилась к разряду образцовых мамаш и домохозяек.

Матиас откашлялся.

— Пожалуй, в журнал "Наш малыш" такой материал не примут, а?

— Кто эта женщина? — приступила я к делу, строго глянув на него. — И эта девочка? И какое отношение они имеют к Портеру?

Матиас не знал ответов на мои вопросы. Он снова уставился на снимок. На его обороте тем же размашистым почерком было написано: "Ванда Фей и Дженни, 15/10.76".

На следующей фотографии брюнетка была одна. Но в том же наряде. Собственно, и снимок был сделан в тот же день, судя по надписи на обороте: "Ванда Фей, 15/10.76". Молодая женщина смеялась во все горло. Неизвестно, что ее так развеселило, но она откинула голову назад, зажмурила глаза и широко открыла рот.

Беззаботнейшее существо. Никаких проблем.

На следующем снимке опять были мать и дочь. Девочка выглядела немного старше — ее каштановые кудри стали длиннее, и сама она как будто подросла, — но платьице осталось прежним. Девочка опять сидела на коленях у Ванды Фей, которая снова облачилась в наряд из каталога нижнего белья «Фредерикс», но на сей раз все предметы женского туалета были белыми, оторочены белым кружевом и дополнены белым перьевым боа, наброшенным на плечи.

Я чуть было не заподозрила Ванду Фей в рабском подражании Мадонне, но вовремя сообразила, что в семидесятые годы о Мадонне слыхом не слыхивали. Ванда Фей стала провозвестницей нового направления в моде, сама о том не ведая.

Я поднесла фотографию ближе к свету, пытаясь определить возраст брюнетки. Ей можно было дать от двадцати до тридцати пяти. Точнее трудно сказать. Не сомневалась я лишь в одном: молодая женщина заметно устала. А если еще точнее, брюнетка выглядела так, словно повидала все в этой жизни и ничего-то ей не понравилось.

Приглядевшись повнимательнее, я заметила еще одно отличие от ранних снимков: ее дочка подросла, но сама Ванда Фей уменьшилась. Она стала значительно худее, а вокруг рта пролегли морщины, которых прежде не было. Такое впечатление, что матери девочки явно нездоровилось.

Надпись на обороте фотографии, сделанная определенно тем же почерком, гласила: "Ванда Фей и Дженни, 3/1.77".

Почти все остальные снимки были вариациями первого: брюнетка и ребенок в разных позах. И в различных нарядах.

Ванда Фей, похоже, тратила кучу денег на нижнее белье. У нее был красный кружевной комплект, розовый кружевной, черный кожаный, в котором она походила на заядлую рокершу. Малышка Дженни, напротив, появлялась на снимках либо в голубом ситцевом платьице, либо в шортах и майке.

Понятно, почему брюнетка не баловала девочку обновками: в каталоге «Фредерикс» вещички не из дешевых.

Лишь на одном снимке мать и дочь были не одни, а в компании женщин, чьи вкусы в одежде абсолютно совпадали со вкусами Ванды Фей. Я не могла утверждать наверняка, поскольку никогда не бывала в подобных местах, но мне подумалось, что фотография была сделана в одном из тех домов, которые моя мать именует не иначе как "вместилища порока". По крайней мере, такими изображают обитательниц этих заведений в кино.

Возникал естественный вопрос: почему эти снимки оказались в папке с пометкой "Портер Мередит"?

Пока я задумчиво разглядывала фотографии, новые вопросы замелькали в моей голове. Насколько хорошо Портер знал брюнетку и ее дочку? Не был ли Портер близок с Вандой Фей, в результате чего появилась Дженни? Весьма вероятно.

Матиас выдвинул иную версию:

— Возможно, эта женщина — родственница Портера? Например, сестра?

Я пожала плечами. Вопросов у нас было хоть отбавляй, но ответов на двоих ни одного.

— Вероятно, — продолжал Матиас, — у мистера Мередита была сестра, занимавшаяся проституцией, а услуга, которую ему оказал Бартлет (помнишь, Глория говорила, что ее Эдди однажды здорово помог другу?), заключалась в том, чтобы помалкивать об этом. Как ты думаешь, похоже на правду?

Я никак не думала, но твердо знала, что надо делать дальше. Развернувшись, я двинулась в главный офис, где мы оставили Глорию. Матиас следовал за мной по пятам.

Глава 13

Глория уже не сидела на собачьем диване, тупо уставившись в пространство. Но и не сказать чтобы лежала.

Она сползла вниз, откинувшись на спину, зад висел над полом, посрамляя закон притяжения, руки и ноги были раскинуты. Глория по-прежнему походила на пожилую лягушку. Но теперь это была лягушка, которую переехал грузовик.

Увидев ее, я вздрогнула. Боже, неужто подъем на пятый этаж доконал бедную толстуху! Возможно, мы внесли сюда ее труп, а я и не заметила, озабоченная тем, как бы побыстрее добраться до картотеки.

Я рванулась к дивану. И тут услыхала ЗВУК.

В ресторане наша спутница храпела громко, но сейчас она превзошла самое себя. Локомотивы на полном ходу не производят столько шума.

Голова Глории покоилась на спинке дивана. Если бы ее глаза были открыты, она смотрела бы прямо в потолок. Но открыты были не глаза, а рот. Во всю ширь. Я заметила, что в свое время Глории удалили гланды. Либо их снесло храпом.

В этот момент храп достиг крещендо. Еще минута, и толстуха начнет засасывать побелку с потолка.

— Глория! — позвала я.

Нет ответа. Даже веки не дрогнули.

— Глория! — повторила я громче.

Опять никакой реакции.

Пришлось Матиасу взять нашу спутницу за мясистые плечи и как следует встряхнуть. «Бабочка» на рыжих волосах затрепетала, и мисс Турман наконец открыла глаза. Но взгляд оставался рассеянным, пока она не узрела моего друга.

— Кого я вижу! — Она обняла Матиаса и радостно осклабилась, словно обнаружила его под рождественской елочкой — этакий подарок от Санта-Клауса.

Не хотелось портить дамочке праздник, но расспросить ее было крайне необходимо. Я сунула ей под нос фотографии Ванды Фей и Дженни. Матиас, воспользовавшись моментом, высвободился из объятий зеленой лягушки и поспешно ретировался на безопасное расстояние.

Вид у него был такой, словно он только что спасся от динозавра из "Парка юрского периода".

— Вы знаете эту женщину? — спросила я. — Или эту девочку?

По-моему, я выбрала лучшую фотографию Ванды Фей. На снимке Ванда была в черном бикини с розовой блестящей бахромой. Ансамбль дополняли черные перчатки, того же цвета сапожки (все с розовой бахромой) и черная бархотка на шее.

Что касается Дженни, она, как водится, сидела на коленях у матери. И опять — вы уже догадались — в голубом ситцевом платьице.

Глория ответила не сразу. Сначала она опустила руки, разочарованная тем, что Матиас вырвался из ее жарких объятий. Затем мутным взором уставилась на меня.

— Что? — переспросила она заплетающимся языком. — Какую еще женщину? И что за девочка?

Честно говоря, мне полагалась медаль за долготерпение. Вздохнув один-единственный раз, я поднесла снимок ближе к глазам толстухи. Еще немного, и я пришлепнула бы фотографию к ее зеленым векам.

К счастью, обошлось. Глория сумела-таки сфокусировать взгляд. И когда она совершила этот подвиг, ее глаза медленно полезли на лоб.

— Господи, — произнесла она и поджала губы.

— Вам знакомы… — не унималась я.

Она отмахнулась и попыталась презрительно фыркнуть, но издала звук, отдаленно напоминавший… э-э… кряхтенье.

— Вы только гляньте! — обратилась она кМатиасу. Тот и не подумал приблизиться. — Гляньте на это непотребство!

Вашу покорную слугу Глория игнорировала. Очевидно, она полагала, что оценить в полной мере неприличие снимка способен лишь человек с образовательным уровнем Матиаса. Сомнительная же особа вроде меня, которая, как всем известно, промышляет на досуге убийствами, в жизни не догадается, чем этот снимок отличается от обычных семейных фотографий.

— Эта бесстыдница еще и ребенка на колени усадила! А какой на ней бесстыжий костюмчик! — возмущалась Глория. — Совсем стыд потеряла… — Похоже, о стыде и его отсутствии она могла распространяться часами.

— Вы знаете этих людей? — перебила я.

Толстуха вздернула подбородок, что далось ей не без труда, но она не пожалела усилий.

— Конечно, не знаю! — Языком она еле ворочала, но апломба было не занимать. — Я не вожусь с… — Подружка Бартлета подыскивала нужное слово, но я заранее знала, что она скажет. — С бесстыжими!

В подтверждение своих слов Глория столь энергично затрясла рыжими кудрями, что «бабочка» наконец вспорхнула и слетела на пол. Пыхтя и отдуваясь, Глория подняла зеленый бантик с пола и снова воткнула его в волосы.

— Нет, в жизни не видала ни этой маленькой бедняжки, ни этой…

Похоже, она потратила слишком много сил и теперь снова готова была отключиться. Тело медленно начало клониться набок, голова повисла. Точь-в-точь надувная кукла, которую проткнули иголкой. Я оказалась смелее Матиаса и не побоялась приблизиться к ней вплотную.

— Но почему этот снимок оказался в папке с пометкой "Портер Мередит"?

Толстуха выпрямилась и часто заморгала.

— Не знаю, — ответила она после паузы. — А что?

Мое терпение начинало лопаться. Заметив, как я свирепею, Матиас надумал вмешаться:

— Вот об этом мы вас и спрашиваем. — Он старался держаться за моей спиной, используя меня в качестве оборонительного заграждения. — Почему снимок положили в папку Портера Мередита?

— Откуда мне знать? — Глория пожала плечами. — Сроду не видела этой фотки. Никогда в жизни! — Чуть подавшись вперед, она послала Матиасу томный взгляд. — Поверь, голуба, если б знала, уж тебе бы все рассказала. Как на духу.

Как ни странно, Матиас не выглядел польщенным. Он бросил на меня страдальческий взгляд. Но я не отрывала глаз от нашей спутницы.

— Честное слово, — бубнила та. — Знала бы, сказала бы.

Если человек однажды солгал, затруднительно верить ему на слово. Возможно, Глория глаголила истину. Или врала, как лиса Алиса.

Толстуха опять начала потихоньку сдуваться, и я поспешила показать ей остальные снимки. На этот раз я держала фотографии строго перед ее глазами. Так дошкольникам показывают карточки теста умственного развития.

— Узнаете кого-нибудь на этих фотографиях?

— Никого я тут не знаю. — Обращаясь к Матиасу, она хлопала ресницами и демонстрировала всяческую готовность помочь. Но когда я задавала вопросы, принималась жалобно хныкать, словно и впрямь была дошкольницей. Малюткой, которая пока толком не научилась ни ходить, ни говорить. — И зачем вы мне показываете эти бесстыдные картинки, когда я тыщу раз… — Она осеклась, уставившись на фотографию Ванды Фей и Дженни в компании других женщин. Сглотнув, присмотрелась повнимательнее. — О боже, — толстуха была потрясена, — да это же Сиси! Провалиться мне на этом месте! Она самая!

Глория казалась не слишком трезвой, но ее взгляд будто приклеился к снимку, который я держала в руке.

— Глазам своим не верю! Неужто она! Точно!

— Кто такая? — поднажала я.

— Сесилия Смак. Я познакомилась с ней здесь, когда временно работала на Эдди. — Глория оторвалась от фотографии и покосилась сначала на Матиаса, потом на меня. — Сиси зашла к Эдди по делу, и мы разговорились. Пяти минут не прошло, как мы стали закадычными подружками. — Она помотала головой, словно хотела привести в порядок свои мысли. Я не стала ей говорить, что она затеяла безнадежное предприятие. — Но ведь Сесилия была клиенткой Эдди еще с тех времен! — Она выглядела совершенно обескураженной.

— С тех времен? — переспросил Матиас.

— Ну когда он еще не вел дела стриптизерш, проституток… — толстуха скривилась, — и прочих бесстыжих людишек. — Она была явно разгневана. — Кто бы мог подумать, что у Сиси… — Глория запнулась, и опять я не обманулась в своих ожиданиях, — ни стыда ни совести! А Эдди, как он мог так обмануть меня?

Я промолчала, но кое-какие соображения промелькнули в голове. Эдвард Бартлет затеял мошеннический иск, вынудил мисс Турман солгать под присягой, а теперь она удивляется, что он ее надул? На что она рассчитывала? На то, что "ее Эдди", который обманывал всех подряд, сделает для нее исключение?

— Вы бы тоже попали впросак! — Глория ткнула в меня пухлым пальцем. — С виду Сесилия — настоящая дама! Настоящая!

Возражать не имело смысла, но про себя я подумала: если вы знакомитесь с женщиной в конторе адвоката, о котором доподлинно известно, что он ведет дела проституток (и к тому же эту женщину зовут Сиси Смак), неужто вам даже на секунду не придет в голову, что новая знакомая, возможно, подрабатывает на панели?

— Но это она. — Глория снова пялилась на фотографию. — Много моложе, конечно. Но узнать легко по "вдовьему чепчику": видите, у нее волосы посередке спускаются клинышком на лоб.

Я взглянула на снимок. Единственная женщина с такой приметой стояла прямо позади Ванды Фей и Дженни — высокая, стройная, с платиновыми волосами до плеч. Она была наряжена горничной из барского дома, точнее, горничной из мужских снов. Черные чулки в сеточку, черные кружевные панталоны, миниатюрный белый передник с оборками, крошечная накрахмаленная шапочка и, разумеется, — какая же горничная без нее обойдется! — белая метелочка для смахивания пыли.

Прелестно.

О том, как Сиси использовала кокетливую метелочку из перьев, я не стала раздумывать. Вместо этого пристальнее вгляделась в лицо мисс Смак. "Вдовий чепчик", высокие скулы и маленький подбородок придавали ее лицу форму сердечка. Наверное, она была хорошенькой, но по фотографии трудно было судить как о внешности, так и о возрасте этой женщины.

Мешала косметика. Глаза Сиси были густо обведены черным, на ресницах лежал толстый слой туши, а губы лоснились от блестящей темно-красной помады.

Любой клоун счел бы, что дамочка переусердствовала с гримом.

— А я-то радовалась, что дружу с такой приличной особой, — жаловалась Глория. — Нет, правда, я ведь думала, что она из богатеньких, не задирает нос, а запросто общается со мной. Она даже позвонила сегодня! Как прочла газету, так и позвонила. Сказала, как ей жаль Эдди и все такое. И ни словом не обмолвилась, что гулящая!

Я приподняла бровь. Как, интересно, Глория представляла себе разговор с мисс Смак? "Привет, подруга, прими мои соболезнования, и, кстати, я проститутка".

Глория насупилась — не слишком приятное зрелище. Рыжие брови сошлись в жирную линию, словно на лбу толстухи провели черту оранжевым мелком.

— Души в ней не чаяла, — горевала подружка Бартлета, — мол, какая Сесилия хорошая, но выходит, хорошей была я! Она должна мне спасибо сказать за все, что я для нее сделала! — Глория вдруг умолкла, ее рот приоткрылся. — Мать честная! — наконец выдохнула она. — Я же везде с ней ходила. По магазинам. И в рестораны. Нас видели вместе!

Я недоуменно уставилась на нее. Ну и что?

— Люди могут подумать, что я тоже… что мы с ней обе… мамочки родные!

По-моему, Глория проявляла излишнюю щепетильность. Не в наряде же горничной мисс Смак сопровождала ее на прогулки.

— Стоит ли… — начала я.

— Она мне даже не намекнула! — перебила Глория. — Просто таскала за собой по городу. На глазах у всех! Грязная лгунья! — Лично я избегала слова «лгунья» в общении с мисс Турман. Очень любопытно, а кем же она считала себя? — Вот прямо сейчас отправлюсь к Сиси и выскажу все, что о ней думаю!

Я насторожилась. Глория хочет поболтать со своей подружкой? Куй железо, пока горячо.

— Отличная идея, — подхватила я. — Хотите, мы вас отвезем?

Судя по реакции Матиаса, я предложила прокатиться с ветерком и пострелять в прохожих. На этот раз он шарахнулся от нас обеих, но взгляд вытаращенных глаз был прикован ко мне.

Никогда не замечала, что у него столь большие глаза.

— Так и поступлю, — насупившись, мычала Глория. — Скажу ей в лицо, как подло с ее стороны быть хорошей!

Не совсем уловив ход ее мыслей, я все же кивнула.

— Совершенно верно. Сиси вас использовала. Она должна была рассказать о своем прошлом. И вы просто обязаны выяснить с ней отношения. Прямо сейчас.

Глаза Матиаса напоминали иллюминаторы.

— Скайлер! — Он поднял указательный палец. — Скайлер! Можно тебя на пару слов?

— Сию минуту, — откликнулась я и склонилась над Глорией. — Мы будем рады отвезти вас к мисс Смак. Вам необходимо с ней поговорить. И отвести душу.

Поразительно, как легко уговорить пьяного. Глория не колебалась ни секунды. Она кивнула и принялась подниматься. Но не успела выпрямиться, как ее зашатало из стороны в сторону, словно в конторе Бартлета поднялся штормовой ветер.

Придется нам с Матиасом тащить ее к машине на руках.

— Едем… сейчас же… — бормотала толстуха. — Она у меня попляшет. Вперед, в "Ивовый Гребень"…

— Куда-куда? — оторопела я.

— Сиси там живет.

Если Матиас прежде лишь таращил глаза, то теперь у него еще и перехватило дыхание — апоплексический удар в миниатюре.

Я понимала, почему ему вдруг стало дурно. "Ивовый Гребень" — одно из самых роскошных строений в Луисвиле. И самых престижных. И разумеется, самых дорогих.

Очевидно, старушка Сиси давно рассталась со своим прошлым. Либо ее профессия куда более прибыльна, чем я подозревала. Недаром же она самая древняя в мире. Древнее даже, чем патологоанатом.

— Точно, — продолжала Глория, — я должна с ней объясниться. Пусть знает, что я не терплю, когда мне врут…

Матиас дергал меня за рукав:

— Скайлер, можно с тобой поговорить?

Я обернулась, но Матиас не желал беседовать при Глории. Он взял меня за локоть и почти силком отвел в маленькую смежную комнату, туда, где стояли шкафы с картотекой.

— Глория пьяна! — прошипел мой друг таким тоном, словно сообщал свежую новость. А я-то думала, что у толстухи врожденный дефект речи!

— Конечно, пьяна. — Я похлопала Матиаса по плечу. — Не волнуйся, мы не пустим ее за руль.

Но он так разнервничался, что всплеснул руками.

— Она не понимает, что говорит! Возможно, даже не знает той женщины на снимке. В таком состоянии она бы родную мать не узнала!

Я и бровью не повела.

— Ну уж родную мать она не стала бы обзывать…

— Скайлер, ради бога! — перебил Матиас.

Он всегда восклицает "ради бога!", когда расстроен. И чешет бороду. Сейчас он скреб ее пятерней, как граблями, словно вздумал разбить бороду на грядки.

— По-твоему, это хорошая идея — отправиться не куда-нибудь, а в "Ивовый Гребень" и обвинить тамошнюю обитательницу в занятии проституцией?

— Не собираюсь никого ни в чем обвинять, — возразила я, не теряя хладнокровия. — Мне лишь нужна информация о женщине и ребенке на фотографиях. И все.

— Но, Скайлер, для того чтобы получить информацию, тебе придется попросить совершенно незнакомую женщину вспомнить прежние веселые деньки, когда она спала с кем попало ради денег!

Мой друг четко сформулировал суть происходящего. Я бы так не сумела. Однако от аплодисментов воздержалась. Благодаря умному Матиасу до меня вдруг дошло, сколь щекотливое дельце я затеяла. Но разве был какой-нибудь выбор?

— А как иначе выяснить, какое отношение Ванда Фей и Дженни имеют к Портеру Мередиту? Глория либо действительно ничего не знает, либо не хочет говорить. В любом случае от нее мало толку. Наша единственная зацепка — Сесилия Смак. Она знакома и с матерью, и с девочкой. Более того, она не сможет этого отрицать. У нас есть доказательство — фотография.

— Она сможет другое — вызвать полицию. — Борода Матиаса теперь напоминала огород перед севом. — И обвинить тебя в преследовании. Или еще бог знает в чем.

— Поэтому и надо взять с собой Глорию. — Я пожала плечами. — Не станет же Сиси натравливать полицию на свою подругу. И если она не захочет беседовать с незнакомцами, то с Глорией ей придется объясниться.

По-моему, предложение было вполне разумным, но, судя по встревоженной физиономии Матиаса, я молола полную чушь.

— Не хочу, чтобы у тебя были неприятности… — просительным тоном начал он.

— …поскольку их у меня и без того хватает, — закончила я.

Непременно поблагодарю Матиаса за участие, но попозже, когда перестану злиться. То он возражает против встречи с Глорией, то пытается помешать залезть в картотеку Бартлета, а теперь противится встрече с женщиной, которая может помочь найти истинного убийцу.

— Видишь ли, — мой голос звучал резковато, — я тоже не хочу неприятностей. Именно по этой причине мне необходимо встретиться с Сиси Смак.

— Ради бога! — Матиас закатил глаза. (Вот опять! Мой друг напоминал заезженную пластинку.) — Неужели ты полагаешь, что обеспеченная и довольная жизнью дама станет откровенничать о сомнительных делишках пятнадцатилетней давности?

— Кто знает? Съездим и проверим. — Я двинулась к выходу, но Матиас удержал меня за руку.

— Расспросы о прошлом ей могут не понравиться.

— А мне обвинения в убийстве уже не нравятся.

Я выдернула руку и решительно направилась в соседнюю комнату.

Глава 14

Как я и предчувствовала, транспортировка Глории вылилась в коллективный проект. Матиас подхватил ее под одну пухлую руку, я — под другую, однако лишь с третьей попытки нам удалось поставить толстуху на ноги.

Если бы я напилась так, что не держалась на ногах, мне было бы неловко. Однако Глория считала опьянение своего рода достижением.

— Ну и нагрузилась же я! — расслабленно сообщила она, явно гордясь собой, и весело подытожила, пока мы с Матиасом, кряхтя и охая, приводили ее в вертикальное положение: — Ну просто в стельку!

Матиас со значением глянул на меня: мол, слыхала, она сама подтверждает, что пьяна.

Я ответила не менее выразительным взглядом: ну и что с того? Да будь Глория хоть в коме, мне все равно необходимо поболтать с ее подружкой.

Распрямившись с нашей помощью, толстуха, к моему изумлению, обрела способность передвигаться самостоятельно. Словно оторвавшееся колесо, она то и дело натыкалась на стулья и хваталась за Матиаса, однако исправно переставляла ноги и умудрилась добраться до лестничной площадки, ни разу не грохнувшись.

За меня Глория не уцепилась ни разу. Стоило ей подняться с дивана, как она отпихнула мою руку. Так же она отвергла бы Дракулу, вздумай тот подставить ей плечо.

Я не обиделась. Если бы Глория хваталась за меня, то могла бы помять ценную находку — конверт, папку с фотографиями, которую я держала в руках.

Когда мы начали спуск по узкой лестнице, толстуха уже не балансировала на каблуках, используя Матиаса в качестве страховки. Она поступила проще: вцепилась в него мертвой хваткой. Но, несмотря на то что Глория крепко держалась за Матиаса, у меня сердце уходило в пятки. На поворотах толстуху так заносило, что я опасалась, как бы она не сделала двойное сальто через перила. Увлекая за собой моего друга.

Но не врет старая поговорка: Господь бережет детей и пьяных. Глория добралась до двери на улицу без происшествий.

Стойкий оловянный солдатик.

Оказавшись на улице, она еще больше прониклась воинским духом и затянула песню.

Если за всю жизнь вы ни разу не слышали, как пожилая одурманенная лягуха орет "Путников в ночи", то, по-моему, вы толком и не жили. Правда, после такого концерта вам, возможно, совсем расхочется жить, но это уже другой вопрос.

Что нашло на Глорию и почему она вдруг заголосила во все горло, было выше моего понимания, но, вероятно, пьяным не требуется особых поводов для песнопений. Она прошлась по репертуару «Битлз», а потом завела "Танцы под дождем".

Последняя песенка была явно не к месту. Дождя не было и в помине, да и Глория, едва переставлявшая ноги, вряд ли сумела бы сплясать.

Продолжая горланить, она уселась рядом с Матиасом. Я протиснулась на заднее сиденье, дверцы захлопнулись, но Глория не заткнулась.

Мало того, стоило Матиасу включить двигатель, как она запела громче, дабы шум не заглушал ее пения. Зря надрывалась. Ее голос был бы слышен даже при авиационной катастрофе.

Однажды Глория все-таки прервала концерт, когда мы свернули к "Ивовому Гребню". Оборвав на полуслове "Люби меня нежно", она резко повернулась к Матиасу:

— Мы правда едем к Сиси, а?

Похоже, алкогольный туман понемногу рассеивался, иначе она бы не осознала, что согласилась сесть в одну машину со мной. Опять начинается. Интересно, что она себе вообразила? Что мы с Матиасом везем ее "в лесок"? Так, кажется, называются прогулки со смертельным исходом в гангстерских фильмах, которые я смотрела в детстве? Я не силилась запоминать хлесткие словечки, потому что не собиралась в будущем примерить ситуацию на себя.

Матиас ответил не сразу.

— Верно, — медленно произнес он, — мы едем к вашей подруге Сесилии. — Так разговаривают с психически больными.

Видимо, ответ не удовлетворил Глорию.

— А ежели вы везете меня не к ней, то знайте, меня хватятся. Я рассказала куче народа, что иду с вами обедать.

Это уже было слишком.

— Мы едем к мисс Смак, не волнуйтесь. — Но, как и Матиас, я зря сотрясала воздух. Глория, похоже, оглохла от собственных воплей.

— Я и письма написала, — сообщила она, покосившись на заднее сиденье. Много писем. И все отправила. Случись что со мной, они знают, с кого спросить.

Хотела меня удивить?

Я усомнилась в том, что толстуха написала хотя бы одно письмо, но решила не затрагивать эту тему. Почему-то не хотелось выяснять — да еще в присутствии Матиаса, — предупредила ли она своих друзей о предстоящем обеде с убийцей.

Возможно, я слишком чувствительна.

— Мы едем в "Ивовый Гребень". — Слова я произносила, словно отрубала их ножом. — Дабы побеседовать с вашей подругой Сиси. Иных намерений у нас нет!

В ответ Глория вновь затянула "Люби меня нежно". В жизни не слыхала худшего исполнения песни Элвиса Пресли. И тут меня осенило: наверное, для Глории сейчас петь все равно что свистеть в темноте. Она отчаянно боится и песенками пытается рассеять свои страхи.

Я встревожилась. А что, если Глория не умолкнет и после того, как мы доберемся до места? Тогда нам крупно повезет, если привратник выпустит нас из машины. В Луисвиле не много домов с привратниками. Но в "Ивовом Гребне" таковой обязательно имеется.

До сих пор я сталкивалась с привратником лишь в одном месте — в шикарном отеле «Силбах», что расположен в центре города. Заметная нехватка лиц этой профессии объясняется тем, что Луисвиль по уровню преступности сильно не дотягивает до крупных городов. В Чикаго или Нью-Йорке привратник необходим для охраны дома. В Луисвиле его держат главным образом ради престижа. Это не очень тонкий способ напомнить, что у людей, ныряющих под своды роскошного портала, водятся денежки, и немалые.

Столь немалые, что они не желают пускать в свой дом кого ни попадя.

И в частности, пьяную лягушку, орущую хиты шестидесятых годов.

— Глория, давайте больше не будем петь, ладно? — осторожно предложила я.

Вряд ли она меня услышала, но резко сменила репертуар, затянув, несомненно, свою любимую — гимн завсегдатаев пивных. Уж эту песню наверняка не откажутся послушать в блестящем обществе. Например, в "Ивовом Гребне".

— "Девяносто девять бутылок на стене, — завывала Глория. — Були-буль, хлоп-топ, и нет одной…"

Когда она дошла до девяносто седьмой бутылки, я не выдержала и потрясла ее за плечо.

Она подпрыгнула, испугавшись даже сильнее, чем в ресторане Джека Мулла. И замолчала. Если б я знала, что мое прикосновение произведет такой эффект, то дотронулась бы до нее много раньше.

— Как давно вы знакомы с Сиси?

Ответ меня не очень интересовал. Моя цель заключалась в том, чтобы беседой отвлечь Глорию от пения.

Не до конца уняв дрожь, она поспешно ответила:

— Да уж изрядно. — И тут же принялась за старое: — "Девяносто семь бутылок…"

Тут вмешался Матиас. Либо он разгадал мой маневр, либо его барабанные перепонки едва не лопались и он был готов испробовать что угодно, только бы толстуха умолкла.

— Вы сказали, что дружите с мисс Смак "изрядное время"? — заорал он, стараясь перекрыть бравурную мелодию.

Не блестящая реплика, но дело свое она сделала. Глория оборвала песню.

— Дружу? Эта бесстыжая мне не подруга! — Она выпятила губу. — Была, да вся вышла.

Я почти не прислушивалась к ее словам. Скорее блаженно внимала странной тишине. Словно выключили отбойный молоток.

— Не горячитесь, — вставил Матиас.

— А я и не горячусь! — рявкнула Глория. — Мне бы раньше догадаться, какая из нее подруженька! Ведь она такое несла про Эдди, просто жуть!

— Жуть? — Матиас, добрая душа, видимо, решил стоять насмерть: если надо, он будет подбрасывать вопросики этой меломанке хоть до следующего лета.

— А то! Послушать ее, так Эдди был не адвокатом, а законченным преступником!

Матиас неплохо справлялся. Мне не требовалось вносить свою лепту, тем более что мое вмешательство могло вновь настроить Глорию на песенный лад. Но все-таки мне с трудом удалось не отреагировать: "Да неужели! Кто бы мог подумать!"

— Сиси подбивала меня бросить Эдди! Представляете?

Лично я не могла представить другое — какая нормальная женщина согласится встречаться с Бартлетом.

— Надо же! — Матиас помотал кудлатой головой.

— Теперь-то я понимаю, — продолжала Глория, — она просто завидовала. Хотела, чтобы я тоже осталась без мужика. У нее-то самой никого! Да и откуда у Сиси мужик-то возьмется? Кто ж польстится на такую? — Я ждала, когда в разговоре всплывет слово «стыд». Ждать пришлось недолго. — Надо бы бесстыднее, да некуда!

Сейчас Глория опять начнет морализировать. Я не выдержала и подалась вперед.

— Что за жуткие вещи рассказывала Сиси об Эдди?

У толстухи перехватило дыхание. Словно Терминатор вдруг шепнул ей на ухо пару теплых слов.

— Скажу, коли вам интересно, — угрюмо ответствовала она. — Кое-кому может показаться, будто Сиси ничего плохого и не говорила… — Намек понятен: человек, убивший Бартлета, не ужаснется россказням ее подруги. Мы, убийцы, славимся своим бессердечием. — Но по мне, она змеюка подколодная!

— Не сомневаюсь.

Мое сочувствие не тронуло Глорию.

— Еще бы! — фыркнула она. — Эта нахалка даже заявила, что за пять долларов Эдди родную бабушку продаст!

Я насторожилась. Любопытно. Похоже, Сиси видела людей насквозь. Что придавало делу новый оттенок. Не включить ли мисс Смак в постоянно пополнявшийся список "Людей, которые не прольют ни слезинки по безвременно ушедшему от нас Эдварду Бартлету"?

Конечно, попадание в этот список чревато неприятными последствиями. Например, вас немедленно могут превратить в главного подозреваемого. Мое имя в этом списке несомненно значилось, и все думали, что Бартлета убила я. Мне еще сильнее захотелось побеседовать с коварной подружкой Глории.

Перед нами замаячил внушительный каменный фасад "Ивового Гребня". Я бывала здесь прежде, показывала квартиры, выставленные на продажу, и знала, что в этой крепости имеется не только привратник, но и охрана. Довольно хилая, но вполне достаточная, чтобы создать дому репутацию уютного гнездышка для тех, у кого денег куры не клюют. Если петляющей подъездной дорожки и дубовых дверей парадного входа с затемненными стеклами покажется мало, то каменный флигель для охранника, проверяющего каждого визитера, довершит дело.

Легче получить разрешение прогуляться босиком по золотым запасам Соединенных Штатов, чем проникнуть в "Ивовый Гребень".

Зная все это, я была исполнена решимости не подпустить Глорию к охраннику. Матиас, очевидно, стремился к тому же. Едва нажав на тормоза, он открыл дверцу и откинул переднее сиденье, помогая мне выбраться. Выпустить нашу спутницу он и не подумал.

— Эй, а меня вы с собой берете? — всполошилась толстуха.

— Нет, пока нет! — хором выпалили мы с Матиасом.

— Не утруждайте себя, — постаралась я смягчить удар. — Посидите здесь, а я пойду переговорю с охраной.

Не дождавшись благодарности за великую услугу, которую будто бы ей оказываю, я рванула к каменному флигелю: а вдруг Глория решит, что не нуждается в услугах? Тем более в моих.

Уже на ходу я услышала, как Матиас вновь садится в машину.

— Итак, часто вы здесь бывали? — Похоже, он уже исчерпал все темы для светской беседы и перешел к протокольным вопросам.

Сначала я назвала девушке-охраннице имя Глории, поскольку Сесилии Смак оно было знакомо, потом свое и Матиаса. Пока девушка звонила, выясняя, можно ли нас впустить, я огляделась. "Ивовый Гребень" утопал в магнолиях. У парадного подъезда росло могучее дерево, еще два в узком дворике и три на лужайке сбоку от дома. Магнолии служили доказательством сразу двух пунктов: во-первых, обитатели "Ивового Гребня" очень богаты, во-вторых, Луисвиль действительно находится на юге.

Последняя мысль не нова. Я прожила здесь всю жизнь и никогда не слыхала, чтобы кто-нибудь сомневался в южном статусе Луисвиля. Это считалось само собой разумеющимся. Хотя какую бы карту США вы ни взяли, на любой отлично видно, что наш город расположен не на севере и не на юге, но точно посередине.

Подозреваю, что и простые луисвильцы, и обитатели "Ивового Гребня" настаивают на своей принадлежности к югу по одним и тем же соображениям: Юг звучит куда шикарнее, чем Середина.

Сиси Смак, вероятно, согласилась нас принять, потому что девушка протянула мне регистрационный листок.

— Распишитесь, пожалуйста.

Наступил напряженный момент. Матиасу и Глории также придется заполнить нужную графу. Но сумеет ли толстуха поставить хотя бы крестик, не говоря уж о том, чтобы начертать свое имя? К счастью, девушка в форме добродушно предложила:

— Распишитесь и за остальных. Все так делают.

Это было вопиющим нарушением правил безопасности, но я не стала спорить. Сделала, что мне велели, и вернулась к машине.

Следующий опасный момент наступил, когда Матиас, передав мне конверт с фотографиями, принялся помогать Глории выйти из машины. Стоило той ступить на твердую землю, как ее зашатало из стороны в сторону. Я испугалась, что толстуха не доберется до подъезда на своих двоих. Но нет, тяжело повиснув на Матиасе, она преодолела дистанцию, как и подобает стойкому оловянному солдатику.

Вот только песен больше не пела. Поразительно, но она даже не мурлыкала себе под нос, пока мы тащились к парадному. Все свое внимание Глория сосредоточила на ногах, осторожно ставя их одну перед другой.

"Добро" охраны дает вам пропуск в элитное общество. Привратник не только распахнул перед нами дверь, но и отдал честь, прикоснувшись пальцами к шляпе, словно приветствовал английскую королеву.

Глория пришла в восторг. Пройдя сквозь дубовые двери, она широко улыбнулась привратнику и отсалютовала в ответ, похлопав ладонью по зеленому бантику в рыжей шевелюре.

В таких местах, как холл "Ивового Гребня", невольно переходишь на шепот. Минуя зеркала в золотых рамах с лиственным орнаментом, огромные филодендроны в горшках и антикварные канапе, расставленные по углам, мы с Матиасом переговаривались приглушенным тоном распорядителей похорон:

— Какой этаж?

— Сказали, третий.

Роскошь, вынудившая нас с Матиасом понизить голос, нисколько не смутила Глорию.

— Ух ты! — гаркнула она. — Разве это не высший класс, а?

В холле я насчитала четырех людей. Все они обернулись на замечание толстухи. Все четверо были седовласы и смотрели неодобрительно.

Энергичным кивком я дала понять нашей спутнице, что слышала ее и повторять нет нужды, и отвернулась, дабы оборвать ее излияния.

Благодаря мягкому свету, струившемуся из медных бра на стенах, мраморным плитам на полу и деревянным панелям благородных синих оттенков в холле "Ивового Гребня" чувствуешь себя, как в соборе. Если, конечно, найдется собор просторный, как футбольное поле, с огромной хрустальной люстрой на потолке и журчащим фонтаном в центре.

И проститутка живет в таких условиях. Вот уж действительно ирония судьбы!

Матиас, вероятно, тоже ощутил эту иронию.

— Ты уверена, что мы не ошиблись адресом? — прошептал он. — Очень уж это место не похоже на…

— Да тут она живет, все правильно! — перебила Глория. Матиас по-прежнему поддерживал ее из опасения, как бы дамочка не рухнула по дороге и нам не пришлось втаскивать безжизненное тело в лифт. — Мне ли не знать, я не раз наведывалась к ней в гости.

Пройдя не меньше тридцати ярдов по футбольному холлу, мы поравнялись с антикварным резным столом, за которым восседал человек в строгом костюме. Он вежливо указал на лифт с дверьми из орехового дерева.

Я тоже бывала здесь. Несколько раз. И никогда парень за резным столом ничего другого не делал. В конце концов я решила, что для того его и наняли, чтобы указывать на лифт плавным мановением руки, не издавая при этом ни звука.

Даже лифт в этом доме умел вести себя тихо. Его двери распахнулись без малейшего шороха. Но то, что умел лифт, было китайской грамотой для Глории. Когда двери лифта открылись, она присвистнула. В том, что седовласые головы опять повернулись в нашу сторону, не было ничего удивительного. Удивительно, что охрана не прибежала, ведь акустика была прекрасная.

— Какой шик! — Глория глянула на меня. — Теперь вы понимаете, почему я и за миллион лет не догадалась бы, что Сиси Смак — шлюха?

Возможно, мне почудилось, но последнее слово прозвучало особенно громко и гулким эхом прокатилось по холлу.

Языком Глория ворочала уже много лучше, посему не было никакой надежды, что ее слов не разберут. Матиас, например, отлично разобрал. Он вдруг издал странный звук, словно его душили. И уж наверняка трубный глас Глории достиг ушей всех присутствовавших. Пока мы с Матиасом запихивали толстуху в лифт, я не удержалась и украдкой оглянулась.

Четверо седовласых и парень за резным столом застыли с открытыми ртами.

Вероятность, что в этом доме живет еще кто-нибудь по имени Сиси Смак, была ничтожна мала. Мне ни в коем случае не хотелось нести ответственность за разрушение той новой жизни, которую устроила для себя бывшая проститутка. И я ляпнула первое, что пришло в голову, стараясь говорить так же громко, как Глория:

— Да, да, Сиси шьет ух как! Получше всяких карденов! Мастерица хоть куда!

Вряд ли аудитория купилась на эту уловку. Однако, на мой взгляд, я удачно вышла из положения, учитывая, что времени на раздумья не было. Матиас придерживался иного мнения.

Он посмотрел на меня как на чокнутую. Глория была с ним согласна:

— Сиси? Да она в жизни иголки в руках не держала! Чего это вы несете?

Двери лифта бесшумно закрылись.

Оправдываться не имело смысла. Боюсь, Глория не поняла бы. Но она и не ждала моих оправданий, потому что тут же потеряла ко мне интерес.

Вывалившись из лифта на третьем этаже, Глория торопливо заковыляла к квартире № 302. К счастью, дверь находилась в двух шагах от лифта. Толстуха нажала на кнопку звонка, умудрившись не промахнуться. Держалась она довольно прямо.

В таких домах звонка на лестнице не слышно. Но, вероятно, его хорошо слышно внутри квартиры. Дверь почти сразу же отворилась.

Я слегка оторопела. На пороге стояла женщина лет пятидесяти пяти. Примерно моего роста, но килограммов на десять тяжелее. Блеклые каштановые волосы с заметной проседью были собраны в "конский хвост" и перетянуты толстой канцелярской резинкой. Мешковатый спортивный костюм превращал хозяйку квартиры в бесформенную глыбу.

Обыкновенная женщина, каких много. Столкнись я с Сиси на улице, не обратила бы на нее внимания, если бы не одна деталь. На ней были огромные меховые шлепанцы. К каждому шлепанцу сзади был приделан хвост, спереди — две лапы, глазки-пуговки и два войлочных треугольных уха. Шлепанцы-кошки. Создавалось впечатление, будто мисс Смак стоит на двух пушистых персидских котах.

С трудом оторвав взгляд от ног хозяйки, я сообразила, что затейливая домашняя обувь была единственной яркой чертой в облике этой дамы. Она не носила украшений, лак на ногтях отсутствовал, косметика на лице тоже. Даже не подкрашивала губы.

Сиси Смак походила скорее на бывшую монахиню, чем на бывшую проститутку.

И тем не менее я безошибочно узнала в ней «горничную» со снимка. Глория не преувеличивала: узнать ее было легко. Зачесанные назад волосы открывали лоб, на котором был хорошо виден "вдовий чепчик" — мысок волос посередине. Высокие скулы также сразу бросались в глаза.

— Глория! — Хозяйка шире распахнула дверь. — Хорошо, что ты зашла! Я думала о тебе с самого утра, с тех пор как прочла в газете об Эдди.

— Да ну? — воинственным тоном отозвалась толстуха. — Я тоже о тебе думала. С тех пор как увидала ту фотку.

— Фотку? — недоуменно переспросила мисс Смак.

Я почувствовала, что пора вмешаться. И сделала шаг вперед, крепко сжимая в руке конверт с фотографиями.

Матиас был прав. Разговор предстоял нелегкий.

Глава 15

Глория, Матиас и Сиси Смак выжидательно уставились на меня. Я сделала глубокий вдох и начала:

— Мисс Смак, мы обнаружили кое-какие снимки в офисе мистера Бартлета и хотели бы задать вам парочку вопросов.

Я говорила тоном, не допускающим возражений. Таким тоном я обычно сообщаю клиентам о том, что им отказано в займе. Твердость моего голоса не раз спасала от безобразных сцен — клиенты не орали в ответ на своего агента. Однако Сиси Смак ничуть не смутилась. Ее серые глаза смотрели на меня без всякого выражения.

— Миз Смак,^[1] — невозмутимо поправила она. (Надо же! Проститутка-феминистка. Любопытный гибрид!) — А вас как зовут, дорогуша?

Терпеть не могу, когда незнакомые люди называют меня «дорогуша», но я не стала одергивать собеседницу. У меня были проблемы и посерьезнее. К тому же Сиси за долгую профессиональную жизнь, вероятно, привыкла называть «дорогушами» всех без разбору. От привычки, въевшейся в плоть и в кровь, трудно избавиться.

— Скайлер Риджвей. — Я сверкнула улыбкой преуспевающей деловой женщины и протянула руку. — А это Матиас Кросс. Мы пытаемся выяснить…

Я намеревалась, не теряя времени, задать ей вопрос о Ванде Фей и Дженни, ибо у меня сложилось впечатление, что еще чуть-чуть, и миз Смак захлопнет дверь у нас перед носом.

В начале своей карьеры агента по недвижимости мне пришлось немало походить по домам, и у меня развилось шестое чувство: стоило человеку открыть дверь, я уже точно знала, через сколько минут он прервет разговор. Тут нет никакой мистики. Надо лишь понимать язык жестов. И воспринимать сигналы. Вот, например: рука, которую я сейчас пожала, напоминала на ощупь рыбий плавник. Плохой признак. Поэтому я и хотела устроить Сиси допрос немедленно, но она меня опередила. Опустив рыбий плавник, она тотчас приступила к установлению моей личности:

— Скайлер Риджвей? Имя кажется знакомым. — Нахмурившись, Сиси вынула из кармана спортивного костюма очки в тонкой оправе и водрузила их на нос, отчего глаза стали раза в четыре больше. Теперь она уже и лицом походила на рыбу. — Гм, Скайлер Риджвей… — она подалась вперед, пристально вглядываясь в меня. — Мы не встречались…

— Нет, не встречались! — вмешалась Глория. — Твое счастье! Потому как она пришила Эдди!

На сей раз невидимые руки принялись душить меня. Матиас же тихо охнул.

Что касается Сиси, она не издала ни звука. Но на ее лице появилось удивленное выражение. Я попыталась рассмеяться: мол, Глория — большая шутница. Мой смех прозвучал довольно жалко.

— Ваша подруга выразилась не совсем точно, — торопливо пояснила я. — На самом деле я лишь обнаружила тело Эдди. Мое имя кажется знакомым, потому что оно упомянуто в газетной заметке.

— Верно, — кивнула хозяйка. — В газете я и…

— Вранье! — Душечка Глория затрясла головой. Зеленая «бабочка» отчаянно цеплялась за рыжую прядь волос. — Говорю тебе, она застрелила Эдди. Насмерть!

Наверное, сообщение толстухи произвело бы большее впечатление, если бы у нее не заплетался язык. Сиси недоверчиво уставилась на подругу.

— Я не только не убивала мистера Бартлета, но мне очень любопытно, кто же настоящий убийца. — О главной причине своего любопытства — всеобщем согласии с мнением Глории — я предпочла не упоминать. — Хотелось бы узнать…

— Пришлось потребовать, чтобы она привела с собой хахаля, — снова перебила Глория и кивком головы указала на Матиаса. — Иначе она бы и меня прикончила! Как пить дать!

Зеленая лягуха, разумеется, орала во всю глотку. Казалось, ее голос слышен на другом конце коридора, выкрашенного в цвет слоновой кости и устланного ковровой дорожкой.

Сиси встрепенулась, быстро оглядела коридор и пригласила нас войти. Она едва не втолкнула нас в квартиру.

— Беседовать лучше в более уютной обстановке, не так ли? Сядем в гостиной и все обсудим.

Перспектива мусолить проблему, убила я Эдварда Бартлета или нет, меня не слишком прельщала, но я не стала сопротивляться. В конце концов, моей целью было переговорить с Сиси. А как только разговор завяжется, я перехвачу инициативу.

Стоило нам переступить порог, как хозяйка поспешила захлопнуть дверь. Очевидно, по ее мнению, убийство — не тема для обсуждения в коридорах "Ивового Гребня". Слышала бы она, что Глория ляпнула в холле!

Из маленькой прихожей мы попали в столь же маленькую, со вкусом обставленную гостиную. Настала моя очередь удивляться. Не знаю, чего я ожидала. Портьер из бусинок? Картин в золоченых рамах, изображавших обнаженных красавиц на медвежьих шкурах? Огромных афиш порнофильмов?

Гостиная миз Смак могла бы служить образцом неброской элегантности. На бежевых стенах висели акварельные пейзажи в простых деревянных рамках, а по паркетному полу были разбросаны шерстяные коврики с цветочным узором. Я вспомнила, что видела такие в каталоге Лоры Эшли.

Глорию, на своих двоих добравшуюся до гостиной, хозяйка заботливо усадила на диван, обитый вощеным ситцем с мелкими розочками. Обивка тоже была от Лоры Эшли.

— Устраивайся и чувствуй себя как дома.

Меня же Сиси задержала при входе в комнату, вытянув вперед ногу в шлепанце-кошке.

— Не беспокойтесь, дорогуша, — шепнула она. — Завтра Глория и не вспомнит о том, что говорила сегодня.

— Вспомню! — Глория резко дернула головой и упала на подушки.

Я ей верила. О чем, о чем, но обо мне, хладнокровной убийце, она долго не забудет.

Хозяйка уткнула руки в бока.

— Если ты считаешь эту женщину столь опасной, почему же тогда разъезжаешь в компании с ней?

Прежде Глория не задумывалась о противоречивости своего поведения. Она склонила голову набок и наморщила лоб.

— Не станет же она убивать меня на людях! (Сильный аргумент, правда?) К тому же мне не хотелось садиться за руль, — приукрасила ситуацию толстуха, — и Скайлер предложила отвезти меня сюда, чтобы высказать все, что я о тебе думаю!

На лице миз Смак вновь отразилось недоумение.

— Обо мне? Но, дорогуша…

— Я имею в виду тот снимок! — Глория опять затрясла головой. — Я его видела! Да!

Хозяйка явно ничего не понимала и за разъяснениями обернулась к нам с Матиасом.

Мой приятель, видимо, решил, что, поскольку заварила кашу я, мне ее и расхлебывать. В одиночку.

— Скайлер! — буркнул он и опустился в бежевое кресло с изогнутой спинкой, стоявшее рядом с диваном.

Спасибо, Матиас, никогда не забуду, как ты мне помог.

Я прочистила горло, открыла конверт и вынула фотографии.

— Миз Смак, — словно с неохотой произнесла я, — мы лишь хотели выяснить, узнаете ли вы кого-нибудь на этих снимках. — Своим тоном я пыталась дать понять, что ее прошлое нас совершенно не интересует.

Сиси не обратила внимания на мой тон. По-прежнему недоумевая, она уставилась на фотографию, которую я протягивала ей. В глазах за очками появился странный блеск.

У меня внутри все сжалось: сейчас миз Смак пошлет нас куда подальше!

Реакция хозяйки обескуражила еще сильнее, чем обстановка в ее квартире.

Она рассмеялась.

Взглянула на фотографию и, закинув голову, расхохоталась во все горло. Даже прослезилась от смеха.

— О боже, вы только гляньте! Ну и ну! — Сиси утирала слезы. — Узнаю ли я кого-нибудь? Да всех! Дорогуша, ведь это же я во втором ряду!

Она и не думала запираться! От растерянности я онемела.

У Матиаса были иные трудности: его опять душили.

Хозяйка взяла у меня фотографию и уселась в кресло в розочках, поближе к огромному, от пола до потолка, окну. Снимок она держала так, чтобы на него падал свет, проникавший сквозь полупрозрачные занавески.

— Неужто это я! С ума сойти! Надо же было так вырядиться! Какой шик! — от души веселилась она.

Опустившись в кресло рядом с ней, я неуверенно улыбнулась.

— Это был мой лучший прикид, — с гордостью сообщила Сиси. — Из чистого шелка… даже фартук. Обошелся мне в копеечку, но я с лихвой компенсировала расходы. О да, дорогуша, с лихвой!

Я до сих пор не обрела дара речи и мимикой выразила восхищение ее прозорливой инвестиционной политикой. Глория была также потрясена откровениями подруги. К несчастью, с немотой она справилась раньше меня.

— Так ты сознаешься? — Она выпучила глаза.

— Конечно, сознаюсь, почему нет? — Хозяйка недоуменно пожала плечами.

— Выходит, ты лгала мне? — пьяно возмутилась Глория.

— Лгала? — Недоумение Сиси перешло в полнейшее изумление. — Дорогуша, я никогда тебе не лгала.

— Но ты не сказала правды!

— По единственной причине, — миз Смак пожала плечами, — я думала, ты знаешь. Все знакомые Эдди были в курсе. Ведь этот малый был моим адвокатом.

— Эдди говорил, что ты его постоянная клиентка. Оставшаяся еще с тех времен, — захныкала толстуха.

— И ты это приняла за чистую монету? — Тон Сиси явно подразумевал: здравомыслящий человек скорее поверит в НЛО, чем Бартлету.

Я полностью разделяла ее мнение. Такие уж мы с ней странные. Я придвинулась ближе к хозяйке:

— Нас интересует…

Она не слушала меня, по-прежнему глядя на Глорию и поигрывая своим "конским хвостиком".

— Видишь ли, девочка, знай я, что ты не в курсе, обязательно бы тебе рассказала! Честное слово! Непременно! Мне нечего стыдиться!

— Нечего стыдиться?! — Глория заерзала на диване. — Но ведь это же… — она бросила взгляд на снимок, — полное бесстыдство!

Почему я не удивилась, услышав это слово?

— Вот как! — Сиси вздернулаподбородок. — Сейчас я объясню тебе, что такое бесстыдство! — Ее глаза вдруг полыхнули огнем. — В этой стране миллионы женщин живут со своими мужьями только потому, что те оплачивают их счета. Не потому, что они любят этих несчастных обормотов, но потому, что им не хватает духу выйти из дома и найти работу. Так какая, спрашивается, разница между мной и ними? По крайней мере, я была куда честнее! Прямо говорила каждому мужчине, что делаю это за деньги!

Что ж, точка зрения, достойная существования.

— Мне не в чем каяться! Моя мать была пьяницей, отец сбежал, когда я была еще ребенком. Школу закончить так и не удалось. Что мне оставалось? Я скопила денег и теперь живу здесь. В нашей профессии рано выходят на пенсию, но, думаю, я неплохо устроила свою жизнь!

— Нет, плохо! — У толстухи был такой вид, словно Сиси ударила ее. — Очень, очень плохо!

Пора было сменить тему.

— Миз Смак, вы знаете эту женщину и девочку? — Я указала на Ванду Фей и Дженни.

Похоже, хозяйка могла бы еще много о чем порассказать негодующей подружке Бартлета, однако она отвернулась от Глории и снова, прищурившись, вгляделась в фотографию.

— Кого? О боже, ну конечно. Давненько я не вспоминала об этой бедняжке.

— Еще бы не бедняжка! — встряла Глория. — Когда у нее мамочка бесстыжая…

— Когда я сказала «бедняжка», — отчеканила Сиси, — то имела в виду Ванду Фей. На этом снимке ей всего двадцать один год. Жаль ее.

— Значит, вы хорошо знали Ванду Фей? — Я постаралась не обнаружить своей жгучей заинтересованности.

Хозяйка кивнула и вернула снимок.

— Разумеется. Мы ведь, черт возьми, работали вместе.

С дивана донеслось возмущенное фырканье. Я предпочла не обращать внимания.

— Не подскажете, как можно связаться либо с ней, либо с Дженни?

— О Дженни ничего не знаю, — Сиси покачала головой, — но с Вандой вам никак не удастся связаться.

Уже догадавшись, почему мать девочки была недоступна, я все-таки спросила:

— Почему?

— Она умерла.

У меня перехватило дыхание. Взгляд миз Смак был прикован к фотографии.

— Бедняжка умерла от передозировки наркотика через год после того, как был сделан этот снимок. — Она помолчала немного. — Обидно, она была такой молодой. Но без наркотиков шагу ступить не могла. Чего только не принимала: и стимуляторы, и транквилизаторы, и даже героин. — Сиси взглянула на меня. — Счастье, что она в конце концов согласилась отдать ребенка приемным родителям.

Я навострила уши:

— Девочку удочерили?

Собеседница кивнула:

— Когда малышке было лет пять. Этим занимался Эдди. От Ванды я слышала, что девочку следовало отдать сразу после рождения. На этом настаивал отец ребенка. Но Ванда не соглашалась. По крайней мере, тогда.

— А кто был отцом Дженни? — Вопрос исходил от Матиаса. Когда самое тяжелое осталось позади, он наконец решил выступить.

Хозяйка покачала головой:

— Со слов Ванды мне известно, что он учился с Эдди в колледже. — Я едва не подпрыгнула и переглянулась с Матиасом. Портер Мередит! — Насколько помню, Ванда говорила, что познакомилась с этим парнем на университетском вечере. Она тогда еще училась в школе и вообразила, глупышка, что это любовь на всю жизнь. Искренне верила, что они поженятся и заживут, как два голубка, в пряничном домике под леденцовой крышей. — Сиси вздохнула и пошевелила пальцами на ногах, отчего у персидских котов зачесались носы. — А когда прекрасный принц узнал, что Ванда беременна, ни она, ни ребенок ему стали не нужны. — Она пожала плечами. — Ванда говорила, что этот прохвост пытался заставить ее избавиться от ребенка, но она не согласилась. После чего он бесследно сгинул, предоставив Эдди разбираться. Предполагалось, что тот без лишней огласки отдаст ребенка на усыновление, но на деле вышло немного иначе. — В ее голосе появились жесткие, непримиримые нотки.

— Что же случилось?

Прежде чем ответить, Сиси сняла очки и потерла глаза.

— Эдди есть Эдди, вот что случилось. Хотя он заключил договор с отцом ребенка, Ванде, не хотевшей отдавать девочку, не перечил и позволял ей держать ребенка у себя. А ведь он отлично знал, как живется Ванде. Родители выгнали ее, когда узнали о ребенке. Она стала проституткой, чтобы прокормить себя, дочку… ну и чтобы достать денег на наркотики. — Сиси покачала головой. — Думаю, бедняжка стала наркоманкой, потому что ей было тошно жить. Но какова бы ни была причина, в матери она уже не годилась. Эдди знал об этом, но Ванда подбрасывала ему то полтинник, то двадцатку, Бартлет же за пару лишних баксов был готов на все.

Я не сводила с нее глаз. Теперь в голосе Сиси звучало презрение. Эта женщина зарабатывала на жизнь, торгуя собственным телом, и, однако, были кое-какие вещи, которые она не сделала бы ни за какие деньги.

А Эдвард Бартлет делал. Трогательный штрих к портрету покойного.

— Эдди тянул денежки и с матери, и с отца, — продолжала хозяйка, — и очень долго пальцем не шевелил в интересах ребенка. Девочке было пять лет, когда ее наконец избавили от этого кошмара и она обрела нормальную семью.

А не было ли удочерение той самой услугой, о которой упоминала Глория? Той, что Эдди якобы оказал Портеру?

Я обернулась к толстухе в надежде услышать ее мнение. Увы, печальная история Ванды Фей и ее дочки Дженни подействовала на Глорию усыпляюще. Она снова, как и в офисе Бартлета, распласталась на диване. Ее глаза были закрыты, а рот открыт, и Глория старалась изо всех сил, засасывая побелку с потолка. Под соответствующие звуковые эффекты.

Сиси кивнула в сторону отключившейся подруги:

— Похоже, она заложила за воротник, а?

"Заложила за воротник" — это было мягко сказано.

— Выпила несколько коктейлей за обедом, — уточнил Матиас.

— Вы не поверите, но, когда я познакомилась с Глорией, она вообще не пила, — сообщила миз Смак. — Только-только начала работать у Бартлета и была в завязке. Ходила к Анонимным Алкоголикам и все такое. А потом у них с Эдди закрутился роман и Глория обрела собутыльника. Не прошло и месяца, как она уже не могла без спиртного. Черт, Эдди даже на день рождения дарил ей вино. Очень на него похоже… — Она снова заговорила непримиримым тоном. Сиси определенно считала Бартлета ничтожеством. Заметив, что я пристально разглядываю ее, она осеклась и заговорила по-другому: — Ладно, хватит поносить Эдди. Тем более что он умер. В общем, он был нормальным парнем.

Как же, нормальнее некуда.

Хозяйка поспешила сменить тему. Она глянула на Глорию. Если судить по звукам, доносившимся с дивана, та увлеченно пилила гигантские бревна.

— Смерть Эдди ее подкосила, Глория наверняка чувствует себя виноватой.

Мы с Матиасом встрепенулись:

— Виноватой?

Сиси пожала плечами:

— Эдди умер, прежде чем они успели помириться.

Вот это новость!

— А они ссорились? — допытывалась я.

— Еще как, дорогуша. — Она опять пошевелила пальцами на ногах, и меховые кошки скривили морды. — Между прочим, из-за вас.

— Из-за меня?

— Глория страшно не хотела лгать под присягой. Я ее понимаю. За такое можно и в тюрьму угодить. Меня пару раз сажали за решетку, и, честное слово, дорогуша, не хотела бы я застрять там надолго.

Я молчала, размышляя. Отношения Глории и ее сожителя испортились незадолго до его смерти. Почему толстуха и словом об этом не обмолвилась? Не потому ли, что отлично сознавала: ссоры с Бартлетом могли стать поводом подозревать ее в убийстве?

Мысль моя лихорадочно работала. И не для того ли Глория обзывает меня убийцей, дабы отвести подозрения от собственной персоны? Известный прием: громогласно обвиняй другого, тогда на тебя никто не подумает.

О том же, что Бартлет в день смерти намеревался встретиться со мной, мы также знаем исключительно со слов Глории. А если она лжет? Неужто Глория столь умна? Тогда она это очень хорошо скрывает.

И не напилась ли она, чтобы заглушить угрызения совести? Когда убьешь близкого человека, наверное, хочется забыться.

Я сверлила взглядом толстуху, храпевшую, как рота солдат.

— Она ужасно злилась на Эдди последнее время, — добавила Сиси.

Так-так. Только ли Глория желает отвести от себя подозрения? Возможно, миз Смак нарочно рассказывает о размолвках Глории с Бартлетом, чтобы самой остаться в тени?

В отличие от Глории, Сиси ума не занимать. Она сразу смекнула, что отозвалась о Бартлете чересчур жестко. Не было ли у нее причин убить его?

И не выдумала ли она разногласия, якобы возникшие между Глорией и Бартлетом? Мне хотелось бы расспросить толстуху, но, прислушавшись к храпу, я сообразила, что сейчас легче было бы допросить Бартлета.

Зато у Матиаса нашлось о чем спросить Сиси.

— Вы случайно не знаете человека по имени Портер Мередит? Его имя было на папке, в которой лежали фотографии.

— Портер Мередит? — Наша собеседница покачала головой. — Не припоминаю. Но я знавала много мужчин. — Она просто констатировала факт. Не хвасталась, но и не стыдилась. — И доложу я вам, далеко не все сообщали мне свои настоящие имена.

— Не может быть.

— Может. — Ее губы дрогнули в улыбке.

Я улыбнулась ей в ответ, вдруг осознав, что она мне нравится. Сиси Смак была честным человеком, без претензий и жалости к себе. Что в этом плохого?

Остался последний вопрос, который мне не терпелось задать.

— Не хочу показаться грубой, но Сиси Смак — ваше настоящее имя?

Хозяйка даже бровью не повела.

— Представьте себе. Мое полное имя — Сесилия Магдалина Смак. Возможно, мне на роду было написано заниматься тем, чем я занималась. — Она опять улыбнулась. — А возможно, имя тут ни при чем. Мне всегда нравилась идея продавать товар и в то же время не расставаться с ним.

Даже я слегка оторопела и порадовалась тому, что Глория дрыхнет и не слышит откровений хозяйки. Хватило Матиаса. У него случился приступ кашля.

Я и головы не повернула в его сторону. Это сделала миз Смак.

— Портер Мередит вполне мог быть отцом девочки. По этой причине Эдди и хранил эти фотографии в его личном деле.

— Мы тоже так думаем, — согласилась я.

— Если он был отцом Дженни, то он законченный подонок.

Что тут скажешь? Портер мог напечатать на своей визитке: "Портер Мередит. Подонок с большой буквы".

Я задумчиво смотрела на фотографию.

— Хотела бы я показать это Портеру и посмотреть на его физиономию.

Это были мысли вслух, но их стоило озвучить!

Мне вдруг стало абсолютно необходимо взглянуть на физиономию моего бывшего дружка. И не позже чем через полчаса.

Похоже, Матиас догадался, о чем я думаю. И закатил глаза.

Глава 16

В контору Портера я вознамерилась отправиться без промедления, пока не пропал запал.

Торопливо распрощалась с Сиси, поблагодарила за помощь и двинулась к Глории. Дабы поставить ее на ноги. Матиас привычно бросился мне на подмогу. Казалось, отныне мы всю оставшуюся жизнь будем таскать Глорию за собой, как чемодан, который некуда приткнуть.

Миз Смак избавила нас от этой мрачной перспективы.

— Да не трогайте вы ее, пусть отдохнет. А когда проспится, я отправлю ее домой.

За это предложение я ухватилась, как за спасительную соломинку. Матиас едва не сиял от счастья.

Я снова рассыпалась в благодарностях, более пылких, чем прежде.

— Итак, — начал Матиас, когда мы вышли из "Ивового Гребня", — ты намереваешься отправиться в центр? Прямехонько в контору мистера Мередита?

По его тону можно было решить, будто я вздумала поехать в центр, чтобы кинуться под колеса автобуса.

Мы уже добрались до моей машины. Я отпирала дверцы, устраивалась на переднем сиденье, пристегивала ремень безопасности и притворялась, будто целиком поглощена этим занятием. В конце концов, сесть в машину — дело серьезное!

Верно, я действительно собралась рвануть в контору Портера. Но без Матиаса.

И этот план не только что созрел. Я пришла к выводу не брать его с собой еще в квартире Сиси Смак. В тот момент, когда увидела белки его глаз. В миллионный раз за сегодняшний день.

Я представила, как стану беседовать с Портером, а Матиас будет стоять рядом и закатывать глаза, изображая слепца с бельмами вместо зрачков. И эта картина мне совсем не понравилась.

К тому же неизвестно, что скажет мистер Мередит, а уж он на выдумки горазд. Вчера вечером он умудрился преподнести несколько сюрпризов. С помешавшейся на почве ревности дамочкой из "Рокового влечения" он меня уже сравнил. Кто следующий? Вампирша, пьющая кровь своих любовников?

Портер умел быть убедительным. Вчера он легко обвел меня вокруг пальца в разговоре по телефону. И мне вовсе не улыбалось, чтобы Матиас услыхал его вранье вживую.

— Пожалуй, загляну в агентство, — безмятежно заявила я, поправляя ремень.

— Слава богу! — Матиас захлопнул дверцу с моей стороны, сел за руль и, пристегнувшись, добавил: — Передать не могу, как я рад, что ты отказалась от встречи с Портером.

Я хмыкнула. Матиас неправильно меня понял.

Признаюсь, на секунду мне захотелось оставить все как есть и не разубеждать моего друга. Пусть думает, что я в самом деле еду на работу. Но почти сразу же почувствовала себя лгуньей. И трусихой.

Я взрослая женщина, и мне не требуется чье-либо высочайшее одобрение, чтобы поступать так, как считаю нужным.

Матиас завел машину, и мы двинулись по Ивовому проспекту в направлении парка Чероки и агентства "Кв. футы Андорфера". Я откашлялась:

— Раз уж ты упомянул о Портере, то, наверное, стоит к нему заскочить. Но тебе не нужно меня сопровождать. Будет лучше, если мы заедем в агентство, где ты заберешь свою машину…

— Что-о-о? — Опять он таращил глаза. И как только не надоест!

— Матиас, — я Пыталась сдерживаться изо всех сил, — тебе не стоит зря тратить время.

Больше ничего не добавила, потому что Матиас меня уже не слушал. Резко свернув на обочину, он пнул ногой по тормозам. Нас сначала качнуло вперед, потом отбросило назад.

— Минуточку. — Он повернулся ко мне. — Уж не подумываешь ли ты наведаться к Портеру в одиночку?

Я разглаживала несуществующую морщинку на юбке.

— Уже подумала. И решила.

Матиас шумно выдохнул и выключил зажигание.

— Скайлер, ради бога!.. — И с чего он вдруг рассердился? — Ты же сама говорила, что этот малый может быть убийцей. А теперь хочешь, чтобы я позволил тебе встретиться с ним наедине?

Я почувствовала, как деревенеет мое лицо. Знаю, следовало обрадоваться: мол, как меня берегут, холят и лелеют! Но одно слово, произнесенное моим другом, испортило все. Слово "позволил".

— Поступлю так, как считаю нужным! — Теперь и я немного рассердилась. — И ничьих позволений мне не требуется.

Возможно, я завелась на пустом месте, но несколько месяцев назад я встречалась с одним мистером Правильным, несколько лет назад вышла замуж за другого мистера Правильного и больше не желала, чтобы мною кто-либо командовал.

Большое спасибо, но у меня уже есть папочка. Отцу семьдесят три года, и он давно перестал читать мне наставления.

Матиас снова перевел дух. Бывают у нас ситуации, когда очень ясно видно, как я довожу его до белого каления.

— Скайлер, я всего лишь беспокоюсь о тебе. — Он провел пятерней по волосам. — У меня и в мыслях не было указывать, что надо делать.

Глядя на него, я смягчилась. Все-таки у этого парня самые зеленые глаза на свете.

— Это же понятно: когда любишь кого-то, — продолжал Матиас, — то не можешь не волноваться.

На сей раз не только лицо, но я вся одеревенела.

Что? Что он говорит?

Я молча всмотрелась в Матиаса, а затем решила, что ослышалась. Не мог он такое ляпнуть!

— Разумеется, ты нервничаешь, — сглотнув, произнесла я. — Вполне естественно…

Матиас крепче сжал мою руку и наклонился ко мне. Взгляд его зеленых глаз стал еще более пронзительным.

— Скайлер, я серьезно. Давно хотел тебе сказать: я люблю тебя.

Руки я не отняла только потому, что совершенно растерялась. Мне всегда казалось, что, если Матиас произнесет нечто подобное, я сочту его сумасшедшим.

В реальности все оказалось несколько сложнее. Да, мне почудилось, будто мой друг рехнулся, но и сама я вдруг забормотала как безумная:

— Матиас, я… э-э… я… гм…

Он ласково приложил палец к моим губам:

— Понимаю, я тебя ошарашил. И не жду никаких ответных признаний.

Я недоверчиво глянула на него. Обычно когда признаются в любви, то в ответ ожидают того же. Матиас выпадал из общего правила?

Но я не могла утверждать то, в чем сомневалась. Матиас — замечательный человек, я к нему очень привязана. Но люблю ли я его? Когда-то я воображала, будто люблю Эда. Черт возьми, я даже верила, что люблю Портера. Целых десять секунд.

Так как же узнать наверняка, что ты чувствуешь?

Жаль, что я не персонаж из голливудского фильма. Тот, что каждую минуту произносит: "Я люблю тебя, крошка" — и шпарит себе дальше, ни о чем особенно не задумываясь.

— Знаю, тебе трудно произнести эти слова, — продолжал Матиас.

Я обомлела. Погодите, я произношу эти слова постоянно. Вчера, например, я сказала Натану, что люблю его, и велела передать Даниэлю то же самое. И когда навещаю родителей, то каждый раз говорю им "люблю".

И уж без всяких колебаний заявляю, что люблю устриц. И дождливую погоду. И замороженные овощи. Да мало ли что я люблю. А шипучую колу со льдом просто обожаю.

Но, мысленно перебирая мои любови, я понимала, что Матиас имеет в виду нечто иное. Поэтому и сидела как идиотка, не зная, что сказать и куда девать глаза.

Зато он говорил за двоих:

— Я просто хотел объяснить, что я чувствую. И почему мне тревожно отпускать тебя одну к Портеру.

— Ну конечно, э-э… — опять залепетала я.

Да что случилось с моим языком? И с мозгами? Со слухом и зрением вроде все было в порядке: вот Матиас, он говорит и держит меня за руку, заглядывает мне в глаза. Но в голове царил полный сумбур. И вдруг этот сумбур сложился в слова. И они поплыли строчками, как субтитры в фильме.

Неужто Матиас и впрямь сказал, что любит меня? Разве у нас не было договоренности на этот счет? Разве мы оба не пришли к выводу, что любовь требует времени? Что она не вспыхивает ни с того ни с сего, словно куча старого хлама?

Пока я читала эти субтитры, Матиас развивал тему:

— Думаю, я полюбил тебя давно, в первую же нашу встречу.

Час от часу не легче! Впервые мы с Матиасом увидели друг друга на оглашении завещания его отца. Мистер Кросс-старший оставил мне сто тысяч долларов с хвостиком. Хотя я не была с ним знакома. И если мне не изменяет память, первые слова, которые я услышала от его сына в тот злосчастный день, звучали так: "Я знаю, кто вы. Женщина, что убила моего отца".

Поправьте, если я ошибаюсь, но, по-моему, от этого признания не веет нежностью.

По-видимому, Матиаса поразил синдром ретроактивной памяти. Это когда настоящее накладывается на прошлое и давние события предстают в воспоминаниях в совершенно ином свете.

Видимо, сомнения отразились на моей физиономии. Матиас улыбнулся и махнул рукой.

— Ладно, Скайлер, не смотри на меня так. Знаю, необходимо время, чтобы ты поверила мне. Тебе не очень везло с мужчинами, и ты стала предельно осторожна. Я не обижаюсь.

Неизвестно с какой стати, но мои глаза вдруг наполнились слезами. Не хватало только разреветься. Я таращилась изо всех сил, стараясь сдержать слезы.

Со стороны могло показаться, что я увидела инопланетянина.

— По той же причине ты опасаешься слишком близких отношений. Но я уважаю твои проблемы, — не унимался Матиас.

Послушайте только! По его словам выходило, будто я — эмоциональный урод.

— Постой, я не боюсь близких отношений. И нет у меня никаких проблем.

Не успела я возразить, как сама себя поймала на неточности. Если под близкими отношениями подразумевалось замужество, тогда признаю, у меня есть проблемы. Я уже была замужем и не могу сказать, что мне понравилось.

И тут меня осенило: наверное, по этой причине я не могу заставить себя произнести "люблю тебя". Потому что за этой фразой потянется опасный шлейф из таких вещей, как обручальные кольца, супружеские клятвы и свадебный гимн.

По крайней мере, так оно было с Эдом.

Я же вовсе не была уверена, что снова хочу замуж. Знаю, мое заявление противоречит общепринятому мнению. Судя по женским журналам и телевизионным ток-шоу, женщины в возрасте после сорока только и делают, что устраивают облавы на любого мало-мальски приличного мужчину. Предполагается, что мы из кожи вон лезем, лишь бы прильнуть к груди законного супруга. Что он за фрукт, не столь важно; главное, заполнить пустоту нашей жизни.

Ох, ребята, боюсь, вы сильно заблуждаетесь! К сорока годам женщина становится профессионалом в своем деле и обычно неплохо зарабатывает, и жизнь ее вовсе не пуста. Напротив, она наконец живет в свое удовольствие.

Зачем, скажите на милость, вновь стремиться замуж? Чтобы все испортить?

Думаю, опрос, проведенный несколько лет назад, был построен на ложной предпосылке. Помните, тот опрос, о котором судачили на каждом углу? Социологи сделали тогда железный вывод: у женщины за сорок много больше шансов быть убитой террористом, чем выйти замуж. И никому в голову не пришло спросить самих женщин, хотят ли они замуж. Это само собой разумелось.

На мой взгляд, вывод из того опроса следовало сформулировать иначе: женщины после сорока предпочтут быть убитыми террористом, чем выйти замуж.

— Скайлер, не переживай. — Матиас опять взмахнул руками. — Мне все равно, боишься ты близких отношений или нет. У нас с тобой вся жизнь впереди. Я подожду, пока ты будешь готова и перестанешь пугаться.

Мой подбородок взметнулся вверх. А в голове снова поползли строчки, стремительно, как титры в конце фильма. "Эй, не гоните лошадей! За кого он меня принимает? За некое пугливое существо, которое надо выманить из зарослей кусочком сахара? Я что, Бэмби? Или, того хуже, Снежный человек?"

— Ничего я не боюсь, — буркнула я. — Просто не хочу торопить события, вот и все.

Матиас молча почесывал бороду.

— А я не стану ни торопить, ни принуждать, — наконец произнес он. — Мне было бы неприятно, если бы ты чувствовала себя обязанной.

Если он искренен, тогда зачем было затевать этот разговор? И загонять меня в угол? В этом углу стало совсем темно, когда Матиас добавил:

— Не забывай, я люблю тебя.

Он наклонился и поцеловал меня, долго и нежно. После чего я вновь впала в бредовое состояние:

— Э-э… я, гм… у-э…

Встряхнуть бы себя как следует. В конце концов, я взрослая самостоятельная женщина. И почему, когда мужчина признается мне в любви, я превращаюсь в косноязычную идиотку?

Наверное, виной тому пережитый шок. Лишь несколько минут назад я твердо верила в наше полное взаимопонимание в том, что касалось романтических отношений.

Я ошибалась. Матиас явно придерживался иных взглядов. И если он до сих пор не сказал, что любит меня, то вовсе не потому, что любовь, по его мнению, возникает постепенно.

А потому, что боялся меня спугнуть.

— Пойми, я тревожусь за тебя. — Он опять сжал мою руку. — И поеду с тобой, ладно?

Я была так рада завершению этой пытки объяснениями в любви, что, не задумываясь, согласилась:

— Ладно.

Опять вместо мозгов сработал язык. Хотя, возможно, мой язык был прав. Неплохо иметь свидетеля, который бы подтвердил все, что скажет Портер. Жаль, что вчера вечером я никого с собой не взяла.

— Значит, ты позволяешь мне поехать с тобой? — Матиас лукаво улыбнулся.

Я неуверенно улыбнулась в ответ. Впрочем, позволения разные бывают, смотря от кого они исходят.

— Конечно. Почему нет?

Матиас завел двигатель и выехал на Ивовый проспект. Я же тем временем думала, сидя рядом: "Если он разыграл это представление с единственной целью отправиться вместе со мной к Портеру, то он гений".

Честно говоря, я бы согласилась прыгнуть в клетку с тигром в луисвильском зоопарке, лишь бы прекратить нашу беседу.

Но нет худа без добра: предстоящая встреча с Портером теперь представлялась детской забавой. В худшем случае мистер Мередит окажется убийцей. Что не так страшно, как невероятно привлекательный мужчина с зеленющими глазами, который объясняется в любви.

Глава 17

Я и прежде бывала в конторе Портера, поэтому ничему не удивилась. В отличие от Матиаса. Тот тихонько присвистнул, когда мы затормозили перед Первой национальной башней, стоявшей на пересечении Первой и Главной улиц.

— Неслабая конурка.

Это было мягко сказано. Юридическая фирма мистера Мередита занимала двадцать шестой этаж Первой национальной башни. Я всегда подозревала, что контора Портера не случайно оказалась в самом заметном здании города. Если посмотреть на Луисвиль с высоты птичьего полета, то Первая национальная башня сразу бросается в глаза. Она возвышается над всеми остальными постройками, если не считать небоскреба со светящимся куполом.

Пока не построили небоскреб Купол, Башня почиталась самым высоким строением в городе. Некоторые до сих пор утверждают, что пальма первенства перешла к Куполу незаслуженно, ибо он обогнал соперницу по высоте за счет стеклянной блямбы на макушке, а не за счет количества этажей.

Мне бы заботы этих людей.

Башня выделяется не только размерами; у нее, в отличие от многих других современных зданий, нормальный цвет и нормальная форма — классическая обувная коробка, поставленная на попа, что свидетельствует о консервативности и хорошем вкусе ее создателей.

Нам повезло: мы с первой попытки нашли, куда поставить машину. В будний день в окрестностях Башни легче наткнуться на святой Грааль, чем на свободную парковку. Приходится заезжать в гараж или еще бог знает куда.

Матиас скормил парковочному счетчику монеты, и мы двинулись в здание.

Внутри Башня столь же консервативна, как и снаружи. Вестибюль сотворен из стекла и серого мрамора; пол выложен светлыми и темными мраморными плитами, которые образуют геометрические фигуры. При виде этих плит я неизменно вспоминаю о детских «классиках». Мне не раз приходило в голову, что если я окончательно сойду с ума, то люди в белых халатах заберут меня отсюда, из вестибюля Башни, где я буду прыгать на одной ножке, играя в "классики".

Нашла о чем думать перед встречей с хитроумным Портером, одернула я себя.

Переступая порог вестибюля, вы почти сразу замечаете массивную мраморную стойку справочного бюро. Тут же красуется указатель, на котором выпуклыми медными буквами обозначены все обитатели Башни.

Выпуклые медные буквы выглядят очень элегантно, однако место для указателя, на мой взгляд, выбрано не самое удобное. Посетитель долго озирается в поисках информации. Не обнаружив никаких табличек на стенах, решает обратиться в справочное бюро, и вдруг натыкается на указатель!

Наверное, поэтому всем, кто впервые посетил Башню, гарантировано плохое настроение.

А если трюка с указателем неопытному визитеру покажется мало, у башенного персонала есть в запасе убойный номер с лифтами. От вестибюля отходят три коридора, в каждом свои лифты, которые поднимаются на разные этажи. Из правого коридора можно подняться на этажи с 16-го по 29-й, из среднего коридора — до 15-го и ниже, а из правого — на 30-й и выше. Очевидно, устроители Башни руководствовались идеей равномерного распределения нагрузок.

Однако определить, какой лифт тебе нужен, с первого взгляда решительно невозможно, хотя на стене каждого коридора этажи обозначены медными цифрами. Столь же элегантными, как и буквы в указателе. Проблема в том, что эти крошечные цифры чересчур элегантны и потому не бросаются в глаза.

Вот почему я думаю, что на самом деле лифты были разделены по этажам не ради пользы, а ради увеселения служащего из справочного бюро. Сидит этот работничек и наблюдает, ухмыляясь: вот посетитель рванул в один коридор, исчез на секунду в лифте, выскочил как ошпаренный и побежал в другой коридор. Потеха!

Похоже, служащим в справочном бюро развлечения просто необходимы. Когда мы с Матиасом проходили мимо парня, восседавшего за мраморной стойкой, мне показалось, что он спит с открытыми глазами. Поскольку я уже не первый раз наведывалась в Башню, спрашивать его было не о чем. Я прекрасно знала, из какого коридора мы сможем подняться на двадцать шестой этаж, тем самым лишив парня возможности повеселиться за наш счет.

Мы вошли в лифт, двери закрылись, послышалось приглушенное жужжание, и кабинка поползла вверх. Я немедленно напустила на себя беззаботный вид. По двум причинам.

Во-первых, не хотелось, чтобы Матиас думал, будто я все еще переживаю из-за нашего разговора. Во-вторых, я стеснялась своей лифтобоязни.

Всю жизнь ненавидела лифты. В "Ивовом Гребне" было не так страшно, там мы поднимались лишь на третий. Но здесь надо было преодолеть двадцать пять этажей, и мой желудок начал сжиматься, едва я ступила на пол кабины.

Догадываюсь, что более всего мне претит ощущение полной зависимости от внешних сил. Как только я вхожу в лифт, на меня сразу накатывает чувство беспомощности. То же самое происходит со мной в самолете. Я отлично понимаю, что, если случится катастрофа, я ничего не смогу изменить.

Лифты в Башне мне особенно ненавистны. В них даже музыки нет. Пока эта штуковина ползет вверх, вы ничего не слышите, кроме невнятного жужжания. И каждый раз я мучительно ломаю голову: издает ли этот звук лифт, или же то журчит моя кровь, отливая к пяткам.

На неподвижную твердь двадцать шестого этажа я ступила, будучи слегка не в себе. Хотелось бы приписать мою взвинченность исключительно лифтобоязни, но, полагаю, предстоящая беседа с Портером также не добавляла спокойствия.

Опять же, если быть до конца честной, я до сих пор не оправилась от разговора с Матиасом в машине, хотя старалась вести себя так, словно ничего сверхъестественного не произошло. Словно я чуть ли не каждый день выслушиваю признания в любви. Не знаю, насколько мне удалось притвориться безмятежной. В лифте я не раскрыла рта. По той причине, что понятия не имела, что сказать Матиасу. Наверняка моя шея горела огнем.

В этом было нетрудно убедиться: одна из стен в небольшом холле перед офисом Портера зеркальная, но я нарочно не повернула головы. Если уж мне суждено войти в контору бывшего дружка с красной, как у рака, шеей, то я ничего не хочу об этом знать. Поэтому я решительно двинулась к двойным дверям из мореного дуба, а если и огляделась по сторонам, то лишь мельком.

Ковер в холле был таким мягким, что создавалось впечатление, будто вы ступаете по зефиру. Судя по цвету ковра — густо-коричневому, возможно, он и был сделан из зефира в шоколаде.

В центре дубовых створок сверкали медные буквы. Однако они были не столь элегантными, как в вестибюле. Когда вам гигантскими буквами втолковывают: "Браун, Кандиф и Мередит", вы заметите это, даже если не захотите.

Матиас открыл дубовую дверь и пропустил меня вперед. Я улыбнулась ему.

Я всегда улыбаюсь, когда передо мною распахивают дверь. Люблю, когда мне оказывают знаки внимания. Понимаю, это не современно. Эмансипированная особа, каковой меня считают, должна хвататься за дверную ручку при первой же возможности. Но ничего не могу с собой поделать. Мне нравится, когда мой спутник ведет себя как джентльмен.

Кроме того, я никак не возьму в толк, какое отношение равные права имеют к манерам. Если женщины не желают, чтобы перед ними захлопывались двери фабрик и фирм, то почему они непременно должны толкать плечом все остальные двери?

Словом, я, как обычно, улыбнулась Матиасу. Однако на сей раз улыбка вышла кривоватой. Уж не знаю почему, но я вдруг почувствовала себя неловко. Меня занимал вопрос: если я ему улыбаюсь, значит ли это, что мы уже помолвлены? Нет, похоже, Матиас прав. Наверное, я слишком долго прожила одна и теперь панически боюсь всяких уз.

За дубовыми дверьми фирмы "Браун, Кандиф и Мередит" на небольшом возвышении стоял стол администратора — антикварный, резной и очень дорогой. Когда я прежде наведывалась сюда для оформления сделки или по иным делам, каждый раз возникало ощущение, будто приближаюсь к божеству, восседающему за этим столом, как на троне.

Сегодня роль божества исполняла незнакомая мне молодая брюнетка в костюме из голубого шелка в тон ее глазам. Черные волосы были мелко завиты по последней моде, но если бы в шестидесятых девушка после химической завивки выглядела таким образом, она бы проплакала всю ночь. Мисс Кудряшке на вид было не больше двадцати. Завидев нас, она сверкнула улыбкой:

— Добрый день. Чем могу помочь?

Взгляд ее голубых глаз остановился на Матиасе.

По совершенно неведомой причине, когда я вхожу в офис с мужчиной, в девяти случаях из десяти администраторы обращаются к моему спутнику. Меня они, видимо, принимают за стенографистку. Я так и не решила до сих пор, чьи это трудности, администраторов или мои.

Я шагнула вперед:

— Мы хотели бы увидеться с мистером Мередитом.

Мисс Кудряшка не ожидала, что рот раскрою я, и немного растерялась. Ее улыбка поблекла, она бросила неуверенный взгляд на Матиаса, однако быстро сориентировалась.

— Конечно, — обратилась она ко мне и потянулась к телефону. — Как о вас доложить?

— Скайлер Риджвей и мистер Кросс.

Когда я назвалась, в голубых глазах девушки что-то мелькнуло. Ее рука вдруг застыла в воздухе. Секретарша скроила виноватую мину.

— О, извините, вылетело из головы, — она постучала пальцем по лбу. — Очень жаль, но мистер Мередит сейчас занят.

Ради справедливости следовало признать: эта молодая особа лгала не слишком часто, ей явно недоставало практики. Я посмотрела на табличку с именем, стоявшую на столе. "Линнда Хатчис, помощник администратора".

Значит, Линнда, с двумя «н». Это чтобы было больше похоже на Мадонну? Полагаю, в свидетельстве о рождении имя девушки выглядит иначе, с одним «н». Либо ее родителям следует подучиться орфографии.

— Мисс Хатчис, уверена, если мистер Мередит узнает, что мы здесь, он с удовольствием с нами побеседует.

— Вы же слышали, босс занят. К сожалению. Не перенести ли встречу на другой день? — Улыбка не сходила с лица секретарши, словно ее забетонировали.

— Мисс Хатчис, — я и бровью не повела, — будьте любезны, передайте мистеру Мередиту, что у нас срочное дело.

Я была предельно вежлива. Линнда же явно встревожилась. Ее голубые глаза забегали.

— Боюсь, это невозможно. Босс, гм, велел его не беспокоить. — Когда врешь редко, хороших результатов через пару минут ждать не приходится. Ей уже было неловко встречаться со мной взглядом, и она сделала вид, будто изучает настольный календарь. — У мистера Мередита через несколько минут состоится важная встреча, и до конца дня все расписано.

Очевидно, секретарша принимала меня за полную идиотку. Стрелки часов приближались к трем, и даже с моего места было отлично видно, что на страничке календаря, которую она пристально разглядывала, пусто. Если только она не отмечает встречи своего босса симпатическими чернилами.

Линнда опять врала. И причина ее вранья лежала на поверхности: Портер объяснил ей, что говорить в случае, если в контору заявится особа по имени Скайлер Риджвей.

— Послушайте, Линнда (я нарочно долго протянула звук "н"), понимаю, вы стараетесь хорошо делать свою работу, но почему бы мистеру Мередиту самому не решить, хочет ли он меня видеть? — В глубине холла находились три двери. Я знала, что крайняя справа ведет в кабинет Портера, и взмахом руки указала на нее. — Почему бы вам не доложить о нас?

— Вы меня не расслышали. — Девушка нервно сглотнула. — Мистер Мередит занят!

Поймав ее взгляд, я не мигая уставилась в голубые глаза — так в детстве смотришь на школьного хулигана, когда он начинает задираться.

— Не уйду, пока его не увижу.

Я говорила очень спокойно, но секретарша отреагировала так, словно я собиралась вломиться в кабинет Портера. Она выскочила из-за дорогого антикварного стола и встала напротив меня, загораживая путь к кабинету.

— Мистер Мередит рассказывал о вас. Вы досаждаете ему. Он предупредил, что вы можете здесь появиться.

Линнда оказалась девушкой крепкого телосложения, наверняка занималась гимнастикой. С гантелями. И ростом она была повыше меня сантиметров на семь без учета кудряшек. Думаю, этой девице ничего не стоило размазать меня по стенке.

Похоже, Матиаса посетила та же мысль. Он придвинулся ближе:

— Послушайте, мы не отнимем у вашего босса много времени, всего несколько минут…

— Мистер Мередит чудесный человек, — перебила его девушка. — Он всегда внимателен и предупредителен…

В этом я не сомневалась. Портер давно взял за правило быть внимательным к молодым женщинам и предупреждать их желания.

— Мистер Мередит не заслуживает, чтобы она так к нему относилась. — Линнда кивком указала на меня и снова воззрилась на Матиаса. — Вы тоже производите приятное впечатление. Почему бы вам не вывести ее отсюда…

Поскольку секретарша не видела ничего дурного в том, чтобы перебивать других, я последовала ее примеру:

— Не знаю, что мистер Мередит вам наговорил, но…

Однако мисс Кудряшка владела искусством обрывать собеседника на полуслове много лучше вашей покорной слуги.

— Портер рассказал мне все! — Портер? По-видимому, секретаршу с боссом связывали не только деловые интересы. Она даже не заметила, как назвала начальника по имени, столь ей не терпелось меня выставить. — Он сказал, что вы не желаете мириться с реальностью. Не хотите поверить в то, что вы ему больше не интересны. — Она тряхнула кудряшками. — Не понимаю таких женщин. Если мужчина говорит вам, что все кончено, почему бы просто не уйти? Неужто у вас совсем нет гордости? Как же надо не уважать себя, бегая за человеком, который не хочет вас видеть?

Невероятно: сопливая девчонка учит меня жить! Похоже, Линнда вообразила себя на женском ток-шоу.

Девушка пожала плечами, обтянутыми голубым шелком, и обратилась к Матиасу:

— Пожалуйста, уведите ее отсюда. Вы же не хотите скандала. Иначе мне придется вызвать охрану…

Ужасно бесит, когда в вашем присутствии о вас говорят в третьем лице.

— Погодите, — встряла я, — мне тоже не хочется скандала. Так почему бы вам…

Закончить я не успела: в холл вышел Портер собственной персоной. В бежевой рубашке с монограммами, серых брюках в полоску, бордовом галстуке и такого же цвета подтяжках. Можно подумать, что он заказывает одежду из каталога «Шпигель». Впрочем, так оно и есть на самом деле.

"В «Шпигеле» вещи всегда самого отменного качества", — однажды заявил Портер. Это было еще до нашего разрыва. Я глянула на него и подумала: "Теперь понятно, почему тебя нет в этом каталоге".

— Линнда, что здесь происходит? Я пытаюсь работать, но при таком шуме… — Завидев меня, Портер умолк, словно в фонтане вдруг кончилась вода. Он долго, не мигая, смотрел на меня, потом скользнул взглядом по Матиасу, хмыкнул и спросил: — Что ты здесь делаешь?

В его голосе было не больше дружелюбия, чем в голосе секретарши. Какой удар по моему самолюбию.

— Забежала по дороге. Решила, что тебя могут заинтересовать фотографии, которые я нашла. — Подозреваю, мой тон также не отличался сердечностью.

Портер пожал плечами, но не развернулся и не скрылся в своем кабинете.

— Какие фотографии? — осторожно осведомился он.

Дважды меня не надо было просить. Я открыла папку из веленевой бумаги, достала из конверта первый снимок и приблизилась к Портеру, чтобы он мог хорошенько его разглядеть.

На всякий случай я покрепче сжала фотографию в руке. А вдруг он попробует ее отнять.

Портер не шевельнулся.

Он пристально всматривался в изображение Ванды Фей и Дженни, и лицо его медленно заливала бледность.

Затем попытался сделать вид, что ничего особенного не происходит, отвел глаза, прочистил горло. Но обман не удался: в его лице не осталось ни кровинки.

Глава 18

Портер смотрел на снимок Ванды Фей и Дженни, как на змею. Словно боялся, что фотография может его укусить.

— Откуда у тебя это? — прохрипел он.

— Нашла в кабинете Эдварда Бартлета, — откровенно призналась я.

Наступила пауза. Портер разглядывал меня, слегка прищурившись. Как будто до него не сразу дошел смысл моих слов.

— В кабинете Бартлета? Что ты там делала?

Этот вопрос я решила пропустить мимо ушей.

— В картотеке Бартлета я обнаружила интересную папку. В ней оказались еще кое-какие фотографии.

В доказательство я извлекла очередной снимок. Но Портер едва на него взглянул.

— Ну и что? — спросил он. — Какое это имеет отношение ко мне?

Надо отдать ему должное: держался он отменно. В его голосе даже прозвучало раздражение человека, которого беспокоят по пустякам.

— Полагаю, ты отлично знаешь, какое эти снимки имеют к тебе отношение, — не сразу ответила я. — Кроме того, тебе хорошо известно, кто такие Ванда Фей и Дженни.

— Ошибаешься. — Портер оставался невозмутим. Он сунул руки в карманы и прислонился к столу администратора, приняв небрежную позу. — Понятия не имею.

Его голубые глаза в упор смотрели на меня. Голубые, как и у Дженни. Постойте, если я ничего не путаю, в школе на уроках биологии нам втолковывали, что голубоглазость — рецессивный признак. То есть у голубоглазых родителей практически всегда рождается голубоглазый ребенок.

Портер Мередит вполне мог быть отцом Дженни.

— Вы утверждаете, что понятия не имеете, кто эта женщина и маленькая девочка? — вмешался Матиас.

— Именно. — Портер имел наглость улыбнуться. — В жизни не видел ни той, ни другой.

Не знаю, что на меня нашло, но в тот момент, когда Матиас произнес «девочка», мне вдруг послышался голос умирающего Бартлета: "Это была девочка Портера Мередита".

Господи, неужели Бартлет имел в виду дочку Портера? Я уставилась на фотографию. Неужто этот прелестный ребенок вырос и стал убийцей? Но почему? Зачем ей сейчас убивать Бартлета, человека, с которым ее отец когда-то дружил, но которого в последнее время старался избегать? Какой смысл?

— Портер, — решительно начала я, — ты можешь говорить что угодно, но на папке с фотографиями стоит твое имя. Убедись сам.

Мистер Мередит весьма натурально изобразил недоумение.

— Ну-ну, очень странно.

Его наглое самодовольство, похоже, действовало на нервы не только мне, но и Матиасу. Он выдвинулся вперед:

— Действительно странно. И как вы это объясните?

— У меня нет объяснений. — Глаза Портера теперь напоминали кусочки голубого льда. — Да и не считаю нужным что-либо объяснять. Однако мог бы высказать догадку, почему снимки оказались именно в этой папке. Обычная канцелярская ошибка.

Канцелярская ошибка? Версия для слабоумных дурачков: Бартлет сунул фотографии в папку с надписью "Портер Мередит" не глядя. Он нас за идиотов держит? Не иначе.

— Напутали при составлении картотеки. — Портер небрежно пожал плечами. — Обычная история.

— И вы думаете, мы этому поверим? — Матиас саркастически хмыкнул.

— Мне плевать, чему вы поверите. — Глаза мистера Мередита недобро полыхнули, в его голосе послышалась угроза.

И говорил он теперь громче. Двери в глубине приемной отворились, из них высунулись головы и с любопытством уставились на нас.

Матиас не жалует зевак. Я заметила, как он стиснул зубы, но тоже повысила голос. Если Мередиту наплевать, слышат ли нас его подчиненные, то мне тем более.

— Подружка Бартлета сказала, что когда-то он оказал тебе большую услугу. Что она имела в виду?

— Шутишь? — презрительно фыркнул Портер. У него был такой вид, словно он вот-вот расхохочется. — Какую услугу мог оказать мне человек вроде Бартлета? — Он глянул на секретаршу и был награжден восторженной улыбкой. Переведя взгляд на меня, Портер добавил: — Скорее уж наоборот.

От скромности этот человек не умрет.

— Вы закончили? Я уже сыт по горло вашими домогательствами.

Портер огляделся, дабы удостовериться, что публика по-прежнему внимает нам. Она, конечно же, внимала. Бросив на меня взгляд, который заморозил бы воду, он торопливо продолжил:

— Скайлер, я хотел бы кое-что сказать. Пожалуйста, выслушай внимательно. Ты слушаешь?

А он как думал? Предположил, что я по памяти разгадываю кроссворд из вчерашней газеты?

— Не сомневайся.

— Мы больше никогда не будем вместе. — Портер провел рукой по своей модной стрижке. — Все кончено. Я серьезно. Прошу, прекрати выдумывать идиотские предлоги, чтобы увидеться со мной. — Мне почудилось, что по его губам скользнула тень улыбки. — Надо смириться с положением вещей.

Когда я сильно разозлюсь, мне становится трудно дышать. Такое ощущение, будто чья-то могучая рука давит на грудь. Судя по физиономиям подчиненных Портера, они слышали каждое слово и теперь с любопытством изучали мою особу.

— Ты отлично знаешь, черт возьми!.. — Я почти кричала.

Очевидно, мой бывший дружок добился желаемой реакции: на его лице промелькнуло удовлетворение.

— Если ты не перестанешь преследовать меня, — продолжил он медленно и четко, словно и не слышал моего вопля, — придется обратиться в полицию. Очень жаль, Скайлер, но если ты не прекратишь свои домогательства, у меня не будет другого выхода. — Этот мерзавец повторял одну и ту же мысль на разные лады, дабы до всех дошло, если кто еще не понял.

Его трубный глас, наверное, был слышен в самолете, пролетавшем над Башней.

Я с трудом подавила желание врезать по его наглой физиономии.

— Прими добрый совет, приятель, — обратился Портер к Матиасу. — Не бросай эту даму. В такой ситуации она очень опасна.

Матиас разъярился не меньше меня. Я с интересом пригляделась к нему. Оказывается, в гневе у него белеют губы.

— А теперь послушай меня, приятель, — Матиас ткнул пальцем в Портера. — Если ты вообразил, будто я поверю в этот идиотский розыгрыш, который ты здесь устроил, то ты еще больший болван, чем кажешься.

— Да ну? — Губы Портера скривились в полуулыбке. — А кто сказал, что я тебя разыгрывал? И откуда тебе знать, правду я говорю или лгу?

— Я знаю Скайлер, — без колебаний ответил Матиас. Я вздернула бровь. Боже, неужто он и вправду уверен, что за три месяца сумел хорошо меня изучить? В таком случае он доверяет своим инстинктам много больше, чем я своим. — Если она говорит, что ты лжешь, значит, так оно и есть. — Матиас продолжал сверлить взглядом противника. — Иных доказательств мне не требуется. Ты соврал насчет снимков и теперь наговариваешь на нее.

Если он надеялся взбесить Портера, то его постигло разочарование. Мистер Мередит не шелохнулся, и странная полуулыбка играла на его лице.

Я глянула на Линнду. Она наблюдала за мужчинами, словно за игроками в настольный теннис, — отличное упражнение для глаз. Каждый раз, когда взгляд девушки падал на мистера Мередита, ее словно осеняла небесная благодать.

Ясное дело, Линнда на крючке у Портера. Видала я поклонниц Элвиса Пресли, которые взирали на своего кумира с меньшим восхищением. Похоже, девушка была готова на все ради своего начальника. Так уж на все? Любопытно было бы проверить.

— Говорю вам, я никогда не видел этой женщины и девочки! — отрезал Портер. — И вы ничего не сможете доказать… — Он начинал повторяться, и я решила заняться Линндой.

Придвинувшись к ней, я доверительно произнесла:

— Знаете, перед смертью Бартлет сказал, что в него стреляла девочка Портера Мередита. — Мне не пришлось повторять по буквам. Мисс Кудряшка сразу смекнула, как можно интерпретировать слова Бартлета, и насторожилась. Я подошла к ней почти вплотную. — Так и сказал: девочка.

Линнда бровью не повела и в свою очередь поделилась конфиденциальной информацией:

— Портер предупредил, что вы можете заявить нечто в этом роде.

— Разве?

Неужто Портер догадался, что Бартлет имел в виду его преданную секретаршу?

— Да, — подтвердила Линнда. — Он даже посоветовал, что вам ответить. — Мое изумление росло. Девушка заговорила еще тише: — Вы правы.

Я настолько оторопела, что некоторое время не могла вымолвить ни слова.

— Что? — наконец выдохнула я.

Она оглядела холл, с удовлетворением отметила, что ее не слышит никто, кроме меня, и повторила:

— Вы правы.

— В чем? — не верила я своим ушам.

— Эдварда Бартлета убила я, — прошептала секретарша. — Застрелила его.

Я инстинктивно отшатнулась. Неужто эта кудрявенькая девчушка только что призналась в убийстве?

Где же Матиас? Они с Портером стояли почти вплотную друг к другу, что-то сердито выкрикивая.

Таково уж мое везение: опять важное свидетельство слышала только я.

Но на всякий случай решила проверить.

— Ты слышал? — отвлекла я моего друга от перепалки с Портером. — То, что сказала Линнда?

Матиас обернулся:

— Нет, а что она сказала?

— Она убила Эдварда Бартлета!

Матиас отнесся к новости довольно вяло. Он внимательно глянул на меня и переспросил:

— Ты уверена?

В ответ я кивнула.

— Вы признались в убийстве Бартлета? — обратился он к девушке.

Минуточку. Не этот ли парень только что утверждал, что доверяет мне безгранично, а теперь уже сомневается в моих словах? Почему он ищет подтверждения у Линнды?

Невероятно, но девушка пожала плечами:

— Ничего подобного я не говорила. Она… гм… видимо, неправильно меня поняла.

Это было уж слишком.

— Что?! — разъярилась я. — Неправильно поняла? Да я собственными ушами слышала!..

— Очень жаль, — перебила девушка с невозмутимым видом, — но вы ошиблись.

Теперь мне и ее захотелось ударить. Матиас изумленно взирал на нас обеих.

— Послушай, Матиас, сейчас она отпирается, но она действительно призналась в убийстве.

Он растерянно переводил взгляд с меня на Линнду, его замешательство росло с каждой секундой.

Зато Линнда и ее босс откровенно забавлялись.

— Скайлер, давай объяснимся. — Портер поднял указательный палец, подчеркивая важность момента. — Ты заявляешь, будто моя секретарша убила Бартлета? Так?

Голос Портера гулко звучал в маленьком холле на радость всем любопытным.

И тут до меня дошло. Получалось, что я обвиняю всех знакомых мистера Мередита. Начала с его официальной подружки, Вирджинии Кеньон. Затем предположила, что он сам мог быть убийцей. А теперь добралась до секретарши.

Кто на очереди? Его престарелая мамочка?

Портер снова надул меня и прекрасно знал это. Тонкая улыбочка на его физиономии сменилась широкой ухмылкой.

— Ладно, вы задали свои вопросы и выдвинули нелепые обвинения. Почему бы вам теперь не убраться восвояси? — Я не двинулась с места, кипя от злости. — А ты, Скайлер, — добавил он, — должна немедленно отправиться в полицию и повторить там все, что наговорила здесь. Они будут рады послушать о том, как моя секретарша стреляла в Бартлета. — Его ухмылка стала еще противнее. — Беги же скорее. Чего ты ждешь?

Признаю: я тугодум. Только сейчас до меня дошло, что Портер опять расставил мне ловушку. Он подучил Линнду. И если я передам полицейским ее слова, то снова предстану перед ними рехнувшейся от любви дамочкой, чего мой бывший дружок и добивается.

Надо же быть такой дурой!

Портер продолжал ухмыляться. Мне ничего не оставалось, как развернуться и с гордым видом удалиться.

— Скайлер, его секретарша действительно сказала, что убила Бартлета? — осведомился Матиас, когда мы, протопав по шоколадно-зефирному ковру, оказались у этих проклятых лифтов.

Вопрос Матиаса лишь усугубил мое дурное настроение. Я с трудом заставила себя ответить:

— Не знаю, убила ли она его на самом деле, но сказала именно это.

Надо было сразу поделиться с ним моей догадкой: Портер меня подставил, второй раз подряд. Но я промолчала. Внезапно я так рассердилась на Матиаса, что мне вовсе расхотелось с ним разговаривать.

Никто из нас не раскрыл рта, пока мы не сели в машину и не выехали на запруженную транспортом Главную улицу.

— Знаешь, — вдруг заметил мой приятель, — странно, что только тебе говорят всякие вещи.

Я резко обернулась к нему:

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, просто странно, и все. — Он пожал плечами.

Возможно, я преувеличивала — подозрение в убийстве изрядно потрепало мне нервы, — но, по-моему, слова Матиаса (между прочим, это тот самый человек, который совсем недавно объяснялся мне в любви) можно было истолковать двояко.

1. У меня слуховые галлюцинации. В таком случае я психопатка.

2. Я все выдумала. То есть наврала с три короба.

Но какой мне резон врать? Только с единственной целью — скрыть ужасную правду. Правду о том, как я стреляла в Бартлета.

Я не сомневалась, что ход мыслей Матиаса был именно таков. И о чем после этого с ним разговаривать?

До "Кв. футов Андорфера" мы доехали в гробовом молчании. Похоже, мой приятель решил, что я погружена в свои мысли. И когда я вышла из машины, с треском хлопнув дверцей, он удивленно посмотрел на меня.

Уж не знаю, неужто я предъявляю чересчур высокие требования к мужчине, который твердит, что любит меня? Всего-навсего прошу поверить, что не способна на убийство.

Наверное, я излишне привередлива.

Матиас проводил меня до двери агентства.

— Давай все обсудим, — предложил он.

— Нечего обсуждать. — Я протянула руку за ключами от машины.

Он с удрученным видом отдал ключи.

— Скайлер…

Понятия не имею, что он намеревался сказать. Дожидаться я не стала. Не успел он произнести мое имя, как я уже переступила порог конторы.

Матиас за мной не последовал. Он постоял немного на пороге, и вид у него был столь же ошарашенный, как и в офисе Мередита.

Затем он медленно направился к стоянке, где оставил свой катафалк, сел в машину и уехал прочь.

Добравшись до своего рабочего места, я обнаружила, что меня трясет. Да что, собственно, происходит? Матиас лишь высказал замечание. И, откровенно говоря, он был прав. Действительно странно: почему только мне делают страшные признания? Он же не обвинил меня в убийстве. Вообще ни в чем не обвинил. Однако я повела себя так, словно он вознамерился связать меня по рукам и ногам и сдать в полицию.

Неприятно сознавать, но, боюсь, моя злость на него была вызвана не только полным провалом встречи с Портером. Возможно, подсознательно я делала все, чтобы оттолкнуть Матиаса от себя.

Наверное, он прав: я панически боюсь связать свою жизнь с мужчиной.

Обреченно вздохнув, я отправилась в кухонный закуток за большим стаканом колы. С огромным количеством льда.

Глава 19

В агентстве, кроме меня, находился еще один человек — Барби Ландерган.

Когда я вернулась с запотевшим стаканом, Барби сидела, просматривая бумаги. Из своего угла она не могла не видеть, как мы с Матиасом расставались у входа в "Кв. футы", и несомненно догадалась, что мы оба не в духе. Бывшей подружке явно не терпелось выяснить, что происходит. Она даже привстала, намереваясь подойти к моему столу.

Наверняка хотела осведомиться, не принял ли наконец Матиас мудрое решение бросить меня ради женщины с менее преступными наклонностями. Однако, наткнувшись на мой суровый взгляд, Барби сообразила, что сейчас не время для девичьей болтовни. Она поспешно села и взялась за телефон. И больше ни разу не повернула головы в мою сторону.

Извини, коллега, плохое настроение у всякого человека случается.

Кипа розовых записочек с сообщениями не настроила меня на более оптимистический лад. В основном они содержали пожелания посмотреть дом Каррико.

Однако на одной записочке стояло имя Эми Холландер. Я тупо уставилась на розовый листочек. Конечно, я знала, о чем пойдет речь. Не надо быть ясновидящей, чтобы догадаться: молодые люди в поисках "дома на первое время" желают нанять другого агента.

Удивительно лишь, что Эми нашла время сообщить мне об этом лично. Как правило, когда клиенты бросают вас, они просто растворяются в воздухе, и ни звонков, ни приветов. Более того, когда вы им звоните, они не отвечают. И не перезванивают.

Эми, в отличие от многих, поступила благородно, взяв на себя труд объяснить, почему она и ее жених отказываются от услуг риэлтора, устроившего им индивидуальный осмотр места преступления.

Я не сомневалась, что именно такое направление примет наша беседа, и, набрав номер, приготовилась к неизбежному разочарованию. Терпеть не могу терять клиентов. Особенно когда сама ни в чем не виновата.

Голос Эми прозвучал на удивление весело. Настолько весело, что в первую секунду я подумала, что ошиблась номером.

— Привет! — поздоровалась она. — Мы с Джеком хотели напомнить, что по-прежнему не прочь посмотреть те два дома, которые не удалось посетить вчера…

Вот так удивила! От изумления я не могла вымолвить ни слова. В последнее время я только и делаю, что теряю дар речи и снова нахожу. А повторение, как известно, мать учения, поэтому на сей раз я справилась с немотой довольно быстро.

— Ну конечно, с удовольствием покажу вам другие дома.

— Отлично! — обрадовалась Эми. — Мы с Джеком хотим взглянуть на них как можно быстрее. Нас по-прежнему привлекает тот район. — Выдержав паузу, она выразительно добавила: — Но мы не думаем, что нам подходит дом, который смотрели вчера.

Молодые люди давали понять, что мертвец в гостиной — не их стиль.

Непременно возьму на заметку.

— Сейчас же договорюсь с агентами хозяев. — Я старалась не обнаружить своего возбуждения, но, откровенно говоря, едва не заикалась, столь потрясло меня поведение молодой пары.

— Мы также хотели бы посмотреть дома в других районах, — продолжала Эми, словно не заметив моего заикания.

— Ну разумеется, РАЗУМЕЕТСЯ! — Боже, я и впрямь скоро уподоблюсь Джарвису с его тягой к повторам.

— В последнем номере журнала "Домашний очаг" мы обнаружили несколько очень привлекательных предложений, — чирикала девушка. — И если вас не затруднит…

В журнале "Домашний очаг" каждые две недели публиковались фотографии и описания домов, выставленных на продажу в регионе под названием Кентуккиана. Этот регион объединяет округа, расположенные по берегам реки Огайо по обе стороны границы между штатами Кентукки и Индиана. Однако журнал печатает не только снимки домов, но и фотографии риэлтеров. Буквально на каждой странице. А страниц в "Домашнем очаге" более двухсот.

Выходит, Эми должна была знать, что на свете существуют тысячи агентов по недвижимости, которые с радостью помогут ей в охоте за домом. Помимо вашей покорной слуги.

Я испытала прилив глубокой симпатии к этой девушке. Что за прелесть! И какая неслыханная широта взглядов! Подумаешь, наткнулись на полутруп, ерунда!

Напрасно я сравнивала Эми с малышкой Боб-си из детской книжки. О нет, моя клиентка не четырехлетнее дитя. Надо быть очень зрелой женщиной, чтобы проявить такую терпимость.

Еще раз пообещав договориться с хозяевами домов, я повесила трубку и улыбнулась, кажется, впервые за последние сутки.

Но хорошее настроение продлилось не долго. Вновь договариваться с агентами, которых прокатила вчера, — это не анекдоты по телефону травить. Парень, что оставил мне записку, начинавшуюся словами "где, черт побери", осведомился сварливым тоном:

— Давай начистоту, ты будешь завтра или как?

— Можешь на меня рассчитывать, — пробормотала я сквозь зубы.

— Видишь ли, — не унимался он, — в отличие от некоторых, я очень занятой человек. Для многих агентов недвижимость всего лишь приработок, заработают на булавки и довольны, для меня же это дело жизни. Я не могу позволить себе попусту тратить время.

Выслушав такую речь, хочется ответить: "Катись ты…" Но я вспомнила чудесную девушку Эми и в подражание ей продемонстрировала зрелость ума и широту взглядов:

— Я тоже на полном рабочем дне. Так что не сомневайся, не подведу. Мне, как и тебе, не хочется транжирить время.

И повесила трубку, прежде чем этот козел успел что-нибудь добавить.

Повторный звонок к Эми не компенсировал трудностей переговоров с коллегами. Я намеревалась кратко, но прочувствованно сообщить, что с осмотрами домов все улажено, и назначить встречу на завтра в "Кв. футах Андорфера". Однако не Эми взяла трубку.

Ответил Джек, и его тон, мягко говоря, был прохладным:

— А, это вы.

Я рассказала, как обстоят дела.

— Хотел бы уточнить, — строго произнес молодой человек, и мне совсем стало кисло, — сюрпризов больше быть не должно.

Очевидно, Джек не мог похвастаться широтой взглядов. Более того, он был столь суров, словно винил меня лично во вчерашнем недоразумении.

Не хотелось давать волю эмоциям, но меня просто распирало от гнева. Он что же, вообразил, будто я специально подложила подстреленного Бартлета в гостиную? Видимо, для того, чтобы оживить интерьер?

Пришлось досчитать до пяти, прежде чем продолжить беседу. Наверное, надо было досчитать до десяти, но это отняло бы слишком много времени.

— Верно, — отрезала я, — обойдемся без сюрпризов.

Последовавшие звонки окончательно вогнали меня в уныние. Звонили чокнутые, интересуясь домом Каррико. Их набралось немало. Похоже, все придурки Луисвиля, не сумевшие связаться со мной вчера, решили наверстать упущенное сегодня. Некоторые даже не знали адреса, они без затей просили показать им "дом, где произошло убийство".

С этими я расправлялась быстро. Когда с первого слова становилось ясно, что у звонившего проблемы с психикой, просто вешала трубку.

Однако кое-кто из придурков поумнел со вчерашнего дня. Эти водили меня за нос, расписывая, чем их привлекает владение на Озерном проезде. На всякий случай приходилось выслушивать всю эту галиматью и назначать встречи. В их перспективности как клиентов я сильно сомневалась, однако к концу дня договорилась о пяти показах дома Каррико в выходные дни.

Каждый раз я звонила Дениз, дабы согласовать время, и миссис Каррико выказывала все большее расположение ко мне. На пятом звонке она уже приветствовала мою особу как старую и любимейшую подругу.

— Чудесно, милочка. Знаете, я опасалась, что после случившегося к нашему дому пропадет интерес. Но умные люди всегда отличат барахло от подлинного качества, поэтому нам ничего не грозит. Как вы думаете, милочка, мы продадим дом к концу недели?

— Не будем загадывать, — отозвалась я бодрым тоном, который дался мне нелегко. Миссис Каррико даже не догадывалась о причинах бурного интереса к ее "подлинно качественному" жилью. Похоже, она искренне полагала, что стоит полицейским убрать желтую ленту со двора (по ее словам, ленту сняли целых шестнадцать часов назад), и об убийстве немедленно забудут.

Как же.

Я не стала объяснять ей, что из пяти назначенных встреч только одна, последняя, почти не вызывала у меня сомнений. Почти, потому что и тут, на мой взгляд, было не все гладко.

Последней позвонила женщина, назвавшаяся миссис Паттерсон. Судя по голосу, ей было не меньше шестидесяти. Дама поведала, как недавно проезжала с мужем мимо "прелестного особняка в стиле Тюдоров на Озерном проезде" и увидела мое имя на объявлении во дворе.

— Мы с мужем ищем место, где могли бы поселиться на пенсии, и подумали, что этот дом нам подходит. Нельзя ли посмотреть его прямо сейчас?

Когда я передала ее просьбу Дениз, та недовольно заметила:

— Хотелось бы, милочка, чтобы вы предупреждали нас заранее. Но если эта пара прямо-таки сгорает от нетерпения, как вы утверждаете, что ж, видимо, придется их принять, — закончила она страдальческим тоном. Святая мученица!

— Буду вам очень признательна.

— Кстати, — добавила миссис Каррико, — впредь мы с Марвином будем присутствовать во время визитов покупателей. Думаем, так будет лучше. — Она откашлялась. — Хотим уберечь вас от лишних хлопот. Теперь вам не придется искать запасной ключ.

Конечно, поднять керамическую кошку страшно хлопотно.

Чета Каррико явно опасалась оставлять меня без присмотра. Мало ли что могу учудить! Не исключено, что приступ убийственной ярости повторится, и я опять испорчу их практически новый бежевый ковер.

Разумеется, я не поделилась своими догадками с Дениз.

— Замечательно. Рассчитываю на вашу помощь, — ответила я, прекрасно сознавая, что реальной помощи от супругов Каррико дождаться столь же проблематично, как и от трупа Бартлета.

С миссис Паттерсон мы договорились встретиться у дома на Озерном проезде в половине шестого. Белый «кадиллак» последней модели затормозил на подъездной дорожке почти одновременно с моим "терселом".

Верные своему обещанию, Дениз и Марвин стояли на крыльце, наблюдая, как мы с Паттерсонами шествуем к дому.

Мои новые клиенты оказались такими, какими я их себе представляла, — симпатичной пожилой парой. Единственное, о чем я не догадалась, беседуя с ними по телефону, — их на редкость маленький рост. В миссис Паттерсон было не более полутора метров, муж перерос ее сантиметра на два.

Такое ощущение, будто я показываю дом гномам. Состарившимся толстеньким гномам, которых легче перепрыгнуть, чем обойти.

— О, прелестно! — восхитилась миссис Паттерсон, едва переступив порог.

Познакомив клиентов с хозяевами, я затянула ту же песню, которую пела Эми и Джеку: "Налево гостиная. Обратите внимание на дубовую полку ручной работы над камином…"

Стоило мне раскрыть рот, как чета Каррико скрылась в неизвестном направлении, видимо испугавшись, как бы покупатели не утомили их расспросами. Я не обратила внимания на их исчезновение. У меня была одна забота — не забыть упомянуть о старинных бра в гостиной.

Когда мы с гномами вошли в гостиную, холодок пробежал по моей спине, но я взяла себя в руки. Повествуя о размерах комнаты, я избегала смотреть на то место, где накануне лежал Бартлет.

Впрочем, было бы нелегко точно определить то место. Дениз воспользовалась исключительно эффективным средством: на бежевом ковре не осталось и следа от алого пятна.

Я надеялась, что стоит нам выйти из гостиной, и мурашки сойдут на нет.

Ничего подобного. Пока мы с Паттерсонами осматривали холл, моя тревога лишь возросла. Что-то тут было не так. Но я не могла взять в толк, что именно.

Пожилые гномы бодрым шагом направились в покои хозяев, я же, пропустив их вперед, задержалась, оглядываясь.

Попадая из гостиной в холл, натыкаешься на три двери: в комнаты хозяев, стенной шкаф и ванную. Была и четвертая дверь, в глубине, она вела в гараж.

Миссис Паттерсон охала и ахала над настоящими медными розетками.

— Да, — подтвердила я. — Они стоят здесь с тех времен, когда был построен дом.

Но думала совсем о другом: "Концы с концами не сходятся". Но какие концы? И почему не сходятся? Что мне необходимо вспомнить?

Покинув клиентов, я вернулась назад, в гостиную. Стоя под аркой, невольно уставилась на чистейший ковер. И разумеется, опять вспомнила последние слова бедняги Бартлета: "Это была девочка Портера Мередита". Верят мне или нет, но он выразился именно так. Голову даю на отсечение. Однако смысл его слов оставался неясен. О какой девочке шла речь? О подружке мистера Мередита, его верной секретарше или о дочке? Был ли у Портера внебрачный ребенок? Та самая темноволосая девочка, чья мать подвизалась в древнейшей профессии? Если так, то тогда понятно, почему он побледнел, увидев фотографии.

Но если он действительно был отцом Дженни, то какую услугу мог оказать ему Бартлет? Понятно, что покойный знал о ребенке, недаром он держал фотографии в папке с именем Портера. Не заключалась ли услуга в том, что Бартлет обещал помалкивать? А когда преуспевающий Мередит унизил неудачника Бартлета в ресторане, тот решил, что не станет больше молчать. Поэтому его и убили.

Впрочем, была и другая версия. Не шантажировал ли хорек вонючий старого приятеля?

Мне вдруг страшно захотелось побеседовать с Портером. Но с глазу на глаз, без любопытных соглядатаев. В своей конторе он настолько взбесил меня нелепыми домыслами, что я напрочь позабыла поделиться с ним информацией, добытой у Сиси Смак, про то, как отец Дженни учился с Бартлетом в колледже. Интересно, что Портер скажет на это.

Я заторопилась.

Клиенты, напротив, не спешили. Они прошлись по комнатам хозяев, заглянули в гараж, затем в ванную, и все с толком, с расстановкой, словно стремились запечатлеть в памяти каждую деталь.

Осмотрев второй этаж, мы вновь спустились вниз. Миссис Паттерсон наградила меня ангельской улыбкой.

— Очаровательный дом, голубушка. Очаровательный. — Она заковыляла к гостиной. — А эта комната нравится мне больше всех.

Я последовала за ней, подавив нетерпеливый вздох.

Несмотря на то, что Бартлет собирался утверждать в суде, я неизменно рассказываю клиентам все о приобретаемой ими собственности. И не судебный иск скользкого типа напомнил мне о моих обязанностях. Я всегда отлично сознавала, что агенту по недвижимости лучше ничего не утаивать от клиентов, если он не хочет нажить себе неприятностей.

Сие означает, что я должна предоставить всю возможную и невозможную информацию, дабы клиент мог принять взвешенное решение. Особенно подробно следовало сообщать о недостатках.

Наблюдая, как миссис Паттерсон, сияя улыбкой, бродит по гостиной, иногда наступая на то место, где, по моим воспоминаниям, лежал Бартлет, я взывала к своему чувству долга.

— Очень милая комната, — согласился пожилой гном, бросив на жену взгляд поверх очков.

Трудно поверить, но, похоже, эта парочка не слыхала об убийстве. Наверное, они были единственными людьми в Луисвиле, которые не читали газет. И не смотрели телевизор.

Я собралась с духом, понимая, что, возможно, сейчас распрощаюсь навеки с перспективной сделкой.

— Миссис Паттерсон…

Но старушка взмахнула пухлой ручкой.

— Ш-ш-ш… — Она даже нахмурилась, что совершенно не шло ее добродушному личику. — Пожалуйста, нам необходима абсолютная тишина.

Я обомлела. Абсолютная тишина? Зачем?

Старушка закрыла глаза и принялась глубоко и медленно дышать. Да что с ней происходит? Я глянула на мистера Паттерсона. Однако тот не находил в поведении жены ничего предосудительного. Он даже поспешил встать рядом со своей половиной и тоже закрыл глаза.

Я растерялась. Оба замерли посреди гостиной. Очевидно, гномы вздумали расслабиться. Знаю, неприлично теребить людей во время отдыха, но я решила, что с меня хватит.

— Мистер Паттерсон?

Никто не шевельнулся.

Я повысила голос:

— Миссис Паттерсон!

Седовласая ангелица открыла глаза и глянула на меня поверх очков.

— Простите, голубушка, — прошептала она, — но сейчас ее присутствие ощущается очень сильно, боюсь спугнуть.

— Кого спугнуть? — изумилась я.

Снова холодок пробежал по моей спине, но уже другого свойства, чем тогда, в холле.

— Она ушла. — Старушка опять ангельски улыбнулась. — Но она была здесь. Не сомневаюсь. Я ее чувствовала.

Я же чувствовала лишь раздражение. И немножко страх. Неуверенно оглядевшись, переспросила:

— Была здесь?

— Да-да, голубушка, прямо здесь, в гостиной.

— В гостиной? — Я повторяла как попугай, но ничего не могла с собой поделать.

— Конечно. — Миссис Паттерсон кивнула и, сияя, пояснила: — Душа того бедняги, что вы нашли в этой комнате. Она была здесь, с нами, сию минуту.

После чего мне уже не терпелось поскорее выпроводить Паттерсонов из дома Каррико. А заодно проследить, чтобы они ни в коем случае не остановились поболтать с хозяевами. Не хватало только, чтобы блаженные гномы поведали Марвину и Дениз, как сильно ощущается присутствие убиенного Бартлета в их гостиной. У меня и без того был веселый денек.

Паттерсоны не обиделись на мою внезапную суетливость. Они продолжали безмятежно улыбаться. Когда я чуть ли не запихивала гномов в «кадиллак», миссис Паттерсон похлопала меня по руке.

— Мысль о жизни после смерти пугает вас, голубушка?

Не хотелось ее обижать, но меня почему-то не тянуло обсуждать проблему потустороннего существования с чокнутой старушкой, которая впадает в транс в чужих домах.

— Нет-нет, — заверила я. — Все в порядке.

— Вам нечего стыдиться, милая. — Старушка опять похлопала меня по руке. — Многие не задумываются о том, что они смертны.

Я скрипнула зубами. Как объяснить человеку, что не жизнь после смерти моя самая большая проблема? Скорее уж жизнь до смерти. Та, в которой я трачу попусту уйму времени, показывая двум патентованным сумасшедшим дом, где произошла трагедия.

— Миссис Паттерсон, вы действительно заинтересованы в покупке этой недвижимости, или…

— Не спешите, — с лукавым видом ответствовала старушка. — Надо подумать. Это ужасно важное решение.

— Мы дадим вам знать, — пожилой гном кивнул седой головой.

Что ж, валяйте.

Распрощавшись с клиентами, я отыскала чету Каррико. Они отсиживались на заднем дворе.

— Полагаете, они купят дом? — с места в карьер осведомилась Дениз. — По-моему, они очень заинтересовались.

Я сказала ей правду:

— Они действительно заинтересовались. — Чем именно, не стала уточнять. — И если надумают купить, я немедленно вам сообщу.

Добавив про себя "держи карман шире", я направилась к своей машине. И покатила к дому Портера.

Добралась быстро. Но мне, охваченной нетерпением, показалось, что дорога отняла слишком много времени.

Я была решительно настроена потребовать от Портера внятных объяснений: почему фотографии Ванды Фей и Дженни оказались в папке с его именем. И обязательно упомяну о шантаже и посмотрю, как отреагирует мой собеседник.

Выйдя из машины, я перебросила сумку через плечо и твердым шагом направилась к двери Портера. По пути сняла колпачок с газового баллончика, висевшего на брелоке с ключами.

Так, на всякий случай.

Я не ожидала никаких пакостей, но — давайте смотреть фактам в лицо — до сих пор Портер ни разу не оправдал моих ожиданий.

На кнопку звонка я нажала, наверное, раз десять. Как и вчера, Портер не открывал. Однако в доме горел свет. Не желая более играть роль "безумной Скайлер, устраивающей тарарам", я попыталась открыть дверь. Она оказалась не заперта.

Я сунула голову в проем и позвала:

— Портер?

В гостиной играла музыка. "Разве это любовь?" — проникновенно вопрошала Тина Тернер. Прикрыв за собой дверь (не дай бог, соседи услышат шум, пусть даже столь мелодичный), я двинулась на звук.

И тут я его увидела.

Он лежал навзничь посреди гостиной почти в той же позе, что и Эдвард Бартлет в доме Каррико.

Дырка в груди Портера также показалась жутко знакомой. Как и алое пятно на бежевой рубашке с монограммой.

Глава 20

— Портер! — завопила я и бросилась к нему.

И опять, как тогда с Бартлетом, мои ноги стали ватными. Мне почудилось, будто я сплю и вижу тот же сон. Ночной кошмар повторился.

С единственной разницей: когда я приблизилась к Портеру, он не открыл глаза.

И — в отличие от Бартлета — не издал ни звука.

А я-то думала, что хорек вонючий, лежа на бежевом ковре, выглядел хуже некуда. Портер его переплюнул. Лицо мистера Мередита приобрело явственный желтоватый оттенок и казалось вылепленным из воска.

Как бы я ни была зла на бывшего дружка, но схлопотать пулю никогда бы ему не пожелала.

— Портер, — снова позвала я, опускаясь на колени.

Тут я заметила, что все еще держу в руке газовый баллончик. Угрожать человеку в таком состоянии особенно жестоко. Даже я — по моему собственному признанию, немножко стерва — устыдилась.

Швырнула баллончик в сумку и, преодолевая страх, коснулась тела. На запястье пульс не прощупывался. На шее тоже. И глаза Портера остекленели. Однако кожа была еще теплой.

Отдернув руку, я вскочила на ноги. Судорожно огляделась: телефон стоял на этажерке.

Набирая 911, я думала, что, возможно, Портер не совсем мертв. Ведь в наше время врачи умеют творить чудеса, не правда ли?

Приложила трубку к уху. Гудок отсутствовал. Я тупо глядела на телефон, и тревожные мысли проносились в моей голове.

Портер был еще теплым. Значит, если он мертв, то недолго. И следовательно, убийца может быть поблизости. Не исключено, что прячется где-нибудь в квартире.

Пока я тут стою и раздумываю.

Я опять дико огляделась. Сердце в груди колотилось как сумасшедшее.

О боже, о боже, О БОЖЕ!

Уже ничего не соображая, я схватила сумку и рванула к выходу. Но где он, выход?!

В прихожей было несколько дверей, и я не запомнила, какая из них вела на улицу. Наши свидания с Портером обычно заканчивались в моем доме. Я бывала у него раза два, да и то очень давно. К тому же после столкновения с мертвым телом я совершенно очумела и уже не ориентировалась на местности.

За первой дверью, которую я открыла, был стенной шкаф.

Это называется черным юмором.

Рванула к следующей двери, и, когда нажимала на ручку, меня вдруг осенило. Я поняла, почему мне было столь не по себе в доме Каррико сегодня вечером.

Распахивая входную дверь, — наконец-то! — я вспомнила то, что прежде упорно ускользало из памяти. Когда мы обнаружили тело Бартлета, Эми Холландер, получив приказ найти полотенце, не колеблясь, ринулась в ванную. В холле Каррико было четыре двери, и тем не менее девушка ни секунды не сомневалась. Она точно знала, какая дверь ей нужна.

Словно уже бывала в том доме раньше.

Но когда? По ее словам, они с Джеком впервые попали в жилище Каррико вместе со мной. Если, конечно, она не врала с самого начала… Если она — о господи! — не встретилась с Бартлетом еще до осмотра дома.

У меня пересохло во рту. Неужто это была Эми?

Но хорошенько пораскинуть мозгами не удалось. Распахнув входную дверь, я увидела перед собой мисс Холландер собственной персоной.

С пистолетом в руке.

Направленным прямо на меня.

Глава 21

Я стояла, не сводя глаз с этой ужасной штуковины в руке девушки.

Меня заворожила маленькая дырочка, черневшая в дуле пистолета. Эта дырочка, по-видимому, обладает сильным гипнотическим воздействием. Охнуть не успеешь, как из нее вылетит маленькая пулька и вопьется в тебя. Как тут не оцепенеть?

Замереть я замерла, но в голове роились всякие мысли. Одна из них была особенно примечательной: неудивительно, что Эми не пожелала отказаться от моих услуг. И вовсе не терпимость и широта взглядов послужили тому причиной. Общаясь со мной, девушка рассчитывала получать информацию о расследовании убийства Бартлета из первых рук.

При условии, конечно, что я останусь в качестве подозреваемой и полицейские будут регулярно меня тягать.

Пока я пялилась на пистолет, Эми рассматривала меня. Никто так и не проронил ни слова. Казалось, девушка учтиво ждет, пока я, как старшая по возрасту, первой завяжу беседу.

Я же никак не могла сообразить, с чего начать.

Обычно, сталкиваясь на улице со старым знакомым, я вежливо говорю: "Привет, рада вас видеть". Но когда на тебя направлен пистолет, о хороших манерах как-то забываешь.

Эми, видимо, тоже не собиралась передо мной расшаркиваться. Не дождавшись от меня ни звука, она взяла инициативу в свои руки и заявила:

— Он это заслужил!

— Кто?

По-моему, я задала совершенно естественный вопрос. Однако моя недогадливость рассердила девушку.

— Портер Мередит, разумеется.

И почему Эми говорит со мной таким тоном? Она могла иметь в виду и Эдварда Бартлета. Откуда мне знать? Конечно, за моей спиной, на полу, лежал именно Портер. Наверное, следовало сообразить, что в данную минуту девушка захочет обсудить наиболее актуальные события.

— Он вышвырнул меня. — Эми вздернула подбородок.

— Вышвырнул? — не поняла я. — Когда? Сейчас?

— Сразу после моего рождения. Он избавился от меня, как… как от мусора. — Ее подбородок взметнулся еще выше. — Какой же надо быть скотиной, чтобы наплевать на собственную плоть и кровь!

Не хотелось вслух соглашаться с Эми. Мол, Портер Мередит был именно такой скотиной. Стоит ли поносить мертвеца? Упокой Господи его душу.

Я смотрела на мою собеседницу, пытаясь разглядеть в ней ту маленькую девочку, какой она когда-то была. Темноволосую застенчивую Дженни.

Не разглядела.

И подумала, что сейчас не самый подходящий момент спрашивать у Эми, обесцвечивает ли она волосы.

— Идем, — приказала девушка.

— Куда? — Я не валяла дурочку. Я и в самом деле не совсем понимала, куда мы могли бы направиться.

Эми слегка дернула пистолетом.

— Повернись и ступай в дом.

— Что? — На сей раз я намеренно изображала тупость.

— Шевелись!

Вот уж не ожидала такой грубости от голубоглазого златокудрого создания. Впрочем, оружие меняет характер человека.

Я развернулась и направилась в квартиру Портера. По пути наткнулась на тело хозяина, лежавшее посреди гостиной, обогнула его и прошла дальше. За моей спиной Эми хлопнула входной дверью и двинулась следом.

Я лихорадочно размышляла, как выпутаться из этого маленького недоразумения. Газовый баллончик по-прежнему висел на брелоке с ключами. Правда, сам брелок был похоронен в сумке.

А еще говорят, будто сорокалетние женщины мудры и предусмотрительны! И зачем я только забросила эту чертову штуковину в сумку! Теперь я не находила ничего подлого в том, чтобы угрожать Портеру, даже если он был скорее мертв, чем жив. В конце концов, ему уже все равно. Отойдя в мир иной, он стал выше всяких обид. Я же не могла возвыситься над пистолетом в руке Эми.

Не останавливаясь, я скосила глаза на сумку. Она у меня фирменная, от Дуни и Бэрка, и обладает весьма внушительными размерами. Надо прикинуть, сколько потребуется времени, чтобы сунуть в нее руку и выловить из темных глубин проклятый баллончик.

Хорошо, что второпях я не застегнула молнию. Это сократит время на поиски. Но плохо то, что моя сумка как черная дыра: все, что в нее попадает, исчезает бесследно.

Производя в уме расчеты, я украдкой обернулась на Эми. И конечно, на пистолет.

О да, никаких сомнений: девушка успеет выстрелить не более трех-четырех раз, прежде чем я нашарю проклятый баллончик в моей фирменной черной дыре.

Ладно, придется придумать что-нибудь получше.

— Хотите, расскажу о моей жизни? — осведомилась Эми.

Она шутит? Возможно, я склоняюсь к поспешным выводам, но держу пари, что, как только Эми закончит свой рассказ, она в меня выстрелит. Возможно, даже не один раз. И не успокоится, пока не добьет. В такой ситуации я готова внимать чему угодно, но предпочла бы, чтобы девушка с пистолетом прочла мне Британскую энциклопедию от корки до корки.

— Расскажите мне все! — Свой живейший интерес я подкрепила жестом: энергично кивнула.

— Хочу, чтоб вы поняли: я ни в чем не виновата.

Я снова кивнула, делая вид, будто соглашаюсь с каждым ее словом. Конечно, она не виновата. Нисколечко. Горе тому, кто подумает иначе.

— Так сложились обстоятельства, и сложились они еще до моего рождения, — продолжала Эми бесцветным тоном. Словно повествовала об абсолютно неважных для нее событиях. Просто излагала факты.

По словам Эми, ее мать, Ванда Фей, забеременела от Портера, когда тот еще учился в колледже. Негодяй умыл руки, предоставив позаботиться о будущей матери своему, в то время хорошему, другу Эдварду Бартлету. Они договорились, что Бартлет отдаст ребенка на усыновление.

В свидетельстве о рождении Эми не было даже имени отца. Она узнала, кто он, только в тот момент, когда умирающий Бартлет произнес: "Это была девочка Портера Мередита".

Тогда, в гостиной Каррико, Эми отлично слышала каждое слово умирающего. И, понимая, что речь идет о ней, сообразила, что Портер Мередит ее отец. О чем прежде понятия не имела.

Трогательный мог бы получиться момент, но сейчас он не вышиб из меня слезы.

— Это было вполне в духе Портера Мередита. — Голос девушки был исполнен презрения. — Он использовал всех, кто попадался на его пути. Даже не потрудился объясниться с женщиной, забеременевшей от него. Выдал инструкции Бартлету и был таков.

Поскольку я успела неплохо узнать моего бывшего ухажера, мне нечего было возразить его дочери, даже если бы и осмелилась ей противоречить. Мистер Правильный счел, что его решение непогрешимо, и более ни о чем не тревожился.

Эми говорила без передышки. Слова лились потоком, словно она давно искала возможности выговориться. Не скажу, что я была польщена, когда она выбрала в наперсницы меня, поскольку догадывалась, что ее откровенность не предвещает ничего хорошего. Девушка должна быть уверена: я ни с кем не поделюсь услышанным. Постаравшись отмахнуться от этой невеселой мысли, я сосредоточилась на рассказе Эми.

— Портер Мередит не удосужился проверить, выполнены ли его инструкции. Не выяснил, пристроен ли ребенок в приличную семью. Нет, он продолжал развлекаться, сбагрив свою плоть и кровь на попечение этого… жуткого Бартлета!

Ее вдруг затрясло. Дрожащий человек с огнестрельным оружием в руке — это совсем не смешно, доложу я вам. Особенно если пистолет направлен прямо на тебя.

Теперь главная опасность заключалась в том, как бы девушка случайно не нажала на спусковой крючок. Наверняка она станет ужасно сокрушаться, если убьет меня преждевременно, не дорассказав свою историю!

— И самое потрясающее, Портер Мередит имел наглость оправдываться: мол, он ничего не знал, потому что бросил меня на произвол судьбы. Ничего — ни как я жила, ни кто меня удочерил. Якобы Бартлет сообщил ему мое теперешнее имя лишь несколько лет назад. И до сих пор Мередит пребывал в уверенности, что его инструкции были исполнены в точности.

Теперь понятно, почему мой бывший дружок внезапно побледнел, когда увидел фотографию Ванды Фей и Дженни. Он сразу узнал женщину и сообразил, что ребенок на ее коленях — его дочь.

И он не мог не заметить, что девочка уже не младенец. Тогда-то он и смекнул, что Бартлет наплевал на его указания ипозволил матери Эми держать дочь при себе. По крайней мере некоторое время.

— Портер Мередит даже заявил, что, знай он, в каких условиях я живу, непременно забрал бы меня. — Эми хмыкнула. — С ума сойти, он рассчитывал, что я поверю, будто человек, бросивший меня двадцать два года назад, вдруг передумает и вернется за мной… — Глаза девушки полыхнули огнем. — Портер Мередит держал меня за полную дуру.

Странно, но она все время называла своего родного отца полным именем. Словно он был ей совсем чужим.

Впрочем, кем же еще он ей был.

— Печально… — Я постаралась, чтобы мой голос мягкостью и нежностью напоминал шелк. — Как жаль…

Однако девушка не нуждалась в моем сочувствии. Она прищурилась:

— Ты, сука, не смей распускать нюни! Я в состоянии позаботиться о себе. Всегда заботилась, и у меня неплохо получалось. — Пистолет больше не дрожал в ее руке. Напротив, она сжала его покрепче. — Я лишь хочу, чтобы ты поняла: я ни в чем не виновата. Слушай и вникай. Я заставлю тебя понять.

Ладно, не хочешь участия, не надо. И я напустила на себя понимающий вид.

Так, давайте разберемся. Эми убила двух человек, но она ни в чем не виновата. Как прикажете это понимать? А вот как! Наверное, проблема в пистолете. Из-за производственного дефекта он стреляет сам по себе, не спросясь хозяина. И, как назло, точнехонько в живых людей. Все просто!

Размышляя, я не сводила глаз с маленькой черной дырки в дуле.

Эми, похоже, забылась. Взгляд стал отрешенным. Пора ее встряхнуть.

— Разумеется, ты ни в чем не виновата. — Я пожала плечами. — Это очевидно…

— Заткнись и слушай! — скомандовала она.

Я заткнулась. И слушала.

А пистолет в руке девушки опять задрожал.

— Почти до шести лет мне пришлось жить с этой чудовищной женщиной. — Эми передернуло. — В жутких домах! Хотела бы я сказать, что ничего не помню, но я помню! Всех ее товарок… — Безумие мелькнуло в ее взгляде. — Передо мной до сих пор стоит ее лицо! — Эми скривилась от отвращения. — От нее всегда пахло отвратительными цветочными духами и… спиртным. Вперемешку.

Я вдруг припомнила фотографию Ванды Фей, ту, где она хохочет, запрокинув голову, словно жизнь у нее гладкая и счастливая… А ведь она была такой молодой. Я прочистила горло.

— Уверена, твоя мать…

Кажется, с этой девушкой я только и делаю, что попадаю впросак.

— Не называй ее так! — взвизгнула она. — Никогда!

Наверное, разумнее всего вообще помалкивать в тряпочку. И завороженно внимать златокудрой Эми.

— Эта женщина мне не мать! Она прятала меня от моих настоящих родителей, вот какой мерзавкой она была!

Когда Эми исполнилось пять лет, ее удочерили Холландеры, бездетная пара, щедро заплатившая Бартлету за счастье обзавестись собственным ребенком.

Подбородок девушки опять взмыл вверх.

— И я забыла, что вокруг меня когда-то были другие люди. Забыла, и все.

Я слушала ее с каменным лицом, догадываясь, что происходило на самом деле: все последние годы Эми изо всех сил старалась забыть прежнюю жизнь, но тщетно.

— А потом, — заторопилась девушка, — когда я готовилась к самому счастливому дню в моей жизни, на меня вдруг как гром среди ясного неба сваливается Бартлет. Я его едва признала, но он помнил обо мне всегда! — В голосе ее явственно сквозила горечь. — Чертов слизняк вздумал выдоить меня, как корову, поскольку я выхожу замуж за состоятельного человека.

Бартлет, который лично устраивал удочерение, без труда отыскал свою бывшую подопечную. Прочтя в газете о грядущей свадьбе, он заявился к ней и потребовал денег за молчание о ее прошлом.

Эми прекрасно понимала, что стоит жениху уличить ее во лжи — и он разорвет помолвку. Потому что праведный Джек мог жениться только на девушке с "хорошей родословной".

Я онемела — в который раз за день. Она сделала это ради Джека? Совершила убийство, чтобы остаться с ним? Вот уж, действительно, о вкусах не спорят.

— Эдвард Бартлет возомнил, что держит меня на крючке. Но я ему показала!

Что верно, то верно. Она ему показала.

Вот, значит, почему Эми так и не вошла в гостиную Каррико, когда я обнаружила там Бартлета, и продолжала топтаться на пороге. Боялась, что он увидит ее и разоблачит.

Я также поняла, что имел в виду Бартлет, когда произнес: "Больно… стало". На самом деле он хотел сказать: "Большая стала". Пытался втолковать мне, что его убила дочка Портера Мередита, ставшая взрослой.

— Все оказалось много проще, чем я думала, — похвасталась Эми. — За день до осмотра дома Каррико я установила за вами слежку. Парковала машину на другой стороне улицы, и вы меня ни разу не заметили. Вы показывали дом другим клиентам, и я увидела, где хранится ключ, — под той дурацкой кошкой. И тогда я позвонила Бартлету. — Она усмехнулась, припоминая. — Вы сами сказали, что хозяев не будет дома в первой половине дня. Поэтому я назначила Бартлету встречу на час раньше осмотра. От вашего имени. — Девушка пожала плечами. — У него было полно времени, чтобы сдохнуть.

Я коротко кивнула, не забывая демонстрировать свою понятливость. Действительно, кому понравится, если жертва не помрет вовремя? Ужасно досадно!

— Убрав Бартлета, я решила, что теперь все в порядке. И Джек никогда ничего не узнает. — Ухмылка на лице Эми поблекла. — Но в тот самый вечер позвонил мой так называемый отец! Я в жизни с ним словом не перемолвилась, и вдруг он звонит и говорит, что знает, как я расправилась с его закадычным дружком.

Портер, вероятно, позвонил сразу после разговора с Вирджинией, сообразила я. Когда Вирджиния поведала ему о последних словах убитого, он немедленно заподозрил свою дочь. Ибо только она из его «девочек» была каким-то образом связана с Бартлетом.

Но он не мог быть уверен на сто процентов. Наверное, Портер позвонил Эми, надеясь, что она опровергнет его подозрения.

И узнал, что его дочь — убийца.

— До сих пор не понимаю, как он меня вычислил, — Эми покачала золотистой головой, — но если уж все равно догадался, то я подумала: "Какого черта!" И рассказала ему, что я сделала и почему. — Девушка опять усмехнулась. — И знаете, что он ответил?

— Что? — Я была и в самом деле заинтригована.

— Портер Мередит обозвал Бартлета козлом и сказал, что тот заслужил пулю.

Как мило, что отец и дочь проявили единодушие хотя бы в одном вопросе.

— А потом понес всякую ерунду, — продолжала Эми. — Будто бы он на моей стороне и хочет помочь. С ума сойти! Он надеялся, что я поверю этой брехне! Поверю, что человек, плевавший на меня двадцать два года, поможет мне уйти от ответственности за убийство! — Ее хорошенькое личико исказила злоба. И я считала эту гарпию милой наивной девушкой? Где были мои глаза? — Портер Мередит велел не беспокоиться. Мол, он все устроит.

Эми не поверила отцу, а зря. Я-то знала, что Портер не лгал. Он немедленно принялся за дело, для чего и позвонил мне вчера вечером — видимо, сразу после разговора с Эми — и настоял на встрече.

После стольких лет он попытался защитить свою дочь. Выставив меня законченной психопаткой, свидетельству которой нельзя верить. Что ж, поступок нежного, заботливого папаши. Однако Эми не оценила самоотверженности родителя. Она еще больше разозлилась.

— Как же, помог бы он! Нашел идиотку! Упек бы меня в тюрьму, вот и вся его помощь!

Я усмехнулась про себя: какая ирония! Портер впервые в жизни повел себя, как подобает преданному отцу. Но Эми уловила лишь одно: он знает правду. И потому опасен, как Эдвард Бартлет.

— Естественно, я отправилась сюда. Надо же было замести последние следы.

Естественно.

Похоже, Эми закончила свой рассказ. Мои глаза невольно остановились на дуле пистолета. Я слыхала, что, когда ранение очень тяжелое, его не ощущаешь. Опять-таки, я лишь слыхала об этом, но никогда лично не расспрашивала человека, в которого стреляли.

— Он это заслужил!

О ком из двоих она говорит? Эми поспешила растолковать:

— Портер Мередит был таким же козлом, как и Эдвард Бартлет. Грязные подонки.

Я не стала спорить. Но кто бы говорил! Эми, между прочим, убивала людей. Убийца же, на мой взгляд, стоит не многим больше обычного козла. А в некоторых обстоятельствах я уж точно предпочту козла душегубу.

Странная полуулыбка заиграла на лице Эми. Я похолодела. Было от чего: девушка унаследовала улыбку своего отца.

— Наверное, не стоило втягивать вас в это дело, но после того, как я прочла заметку об иске Бартлета, надо быть полной дурой, чтобы не воспользоваться такой возможностью.

Я постаралась не обнаружить своих эмоций, когда до меня дошло: девушка намеренно убила Бартлета в доме Каррико, чтобы впутать меня. Она прочла об иске Бартлета и в тот же вечер наняла вашу покорную слугу в качестве агента по недвижимости. Хотя до тех пор они с Джеком пользовались услугами другого риэлтора.

Эми, в сущности, подставила меня, как и ее папаша.

Наверное, это у них семейное. Решив прикрыться мною, Эми с легкостью выяснила, какой недвижимостью я занимаюсь. Она либо позвонила в агентство, либо прокатилась по городу в поисках объявления с моим именем. Обнаружив дом Каррико, она без труда узнала, как туда попасть. И в тот же вечер попросила показать именно этот дом. Рядом с которым красовался щит, приглашавший заинтересованных лиц прямиком обращаться к вашей покорной слуге.

Эми подписалась под убийством моим именем. Смекалистая девчушка.

— Это судьба, вы все время попадаетесь у меня на пути. — Полуулыбка на лице Эми превратилась в ухмылку. — Как, например, сегодня. Я уже садилась в машину, когда увидела, как вы тормозите. Вот я и спряталась в кустах. — Она ухмыльнулась еще шире. — И тут сообразила: опять мне подворачивается отличная возможность, которую нельзя упустить.

Видимо, я должна была ответить: "Всегда к вашим услугам".

— Наверное, вам интересно, что сейчас будет?

Я поспешно замотала головой:

— О нет, ничуть. Я даже не задумывалась…

— Вы только что застрелили Портера, — перебила Эми, — а теперь раскаиваетесь и собираетесь наложить на себя руки.

Забавно. Оказывается, на самом деле некоторые вещи происходят совсем не так, как вы себе представляли. Думаете, услышав о своей скорой кончине, вы закричите или станете умолять сохранить вам жизнь?

Ничуть не бывало.

У меня даже возникло ощущение, будто Эми обращается к кому-то другому. К кому-то очень далекому. И ко всему безразличному.

— Правда? Застрелюсь? — рассеянно переспросила я, словно интересовалась, чем закончился фильм.

— Точно! — Эми окончательно развеселилась.

— Знаете, они ведь тщательно исследуют оружие.

Девушка улыбнулась еще шире.

— Они лишь способны определить, стреляли из оружия или нет, — поправила она. — Не беспокойтесь, к тому времени, когда вас найдут, пистолет выстрелит.

Я опять невольно кивнула: понятно, к чему она клонит. Эми вложит в мою руку пистолет. Когда я, разумеется, буду уже мертва.

Итак, как же мне выпутаться из этого маленького недоразумения? Я все еще пребывала в состоянии отрешенности, посему мне потребовалось немного времени, чтобы перебрать в уме шансы на спасение и сделать вывод.

И я его сделала. Шансов нет никаких.

Вот стою я тут с сумкой от Дуни и Бэрка через плечо, жду, когда пуля полетит в мою сторону, и все, что могу предпринять, это…

Я уронила сумку.

Содержимое огромной черной дыры рассыпалось по деревянному полу гостиной Портера.

— Какого черта? — раздраженно вопросила Эми.

Я притворилась, будто сумка упала случайно, — мол, в предчувствии неминуемой гибели меня охватила безумная дрожь, — но сама лихорадочно искала глазами ключи.

Пристегнутые к брелоку. Вместе с газовым баллончиком.

Ключи попались на глаза почти сразу. В то время как тюбики с губной помадой, расческа, щетка, пудра и туалетные принадлежности весело подпрыгивали у моих ног, брелок заскользил в сторону Эми.

Ни секунды не колеблясь, я нырнула за ним.

К несчастью, девушка углядела брелок одновременно со мной. Газовый баллончик она заметила тоже. Его нельзя не заметить — большой серебристый фаллический символ.

Одинокой женщине без него просто не выжить.

Эми тоже бросилась за ключами. Предварительно выстрелив.

Я услышала выстрел. Но ничего не почувствовала.

Либо девушка промахнулась, либо я получила то самое тяжелое ранение, которое не ощущаешь.

Глава 22

В тот же миг я сообразила, что есть новости плохие и хорошие.

Хорошая новость: Эми определенно промахнулась.

Плохая новость: до баллончика она доберется раньше меня.

И действительно, мгновением позже девушка схватила ключи и забросила их в угол. Дальний. И победно вскрикнула.

Я же приветствовала ее ловкий маневр тихим стоном.

Возможно, она добралась до ключей быстрее меня, потому что, как ни крути, была моложе лет на двадцать. Веская причина, ничего не скажешь. Но я предпочитала думать, что ей просто повезло.

Однако в тот момент, когда девушка размахнулась, чтобы швырнуть ключи, к моим ногам подкатился баллончик с лаком для волос. Я проворно схватила его. Затем одним прыжком оказалась рядом с Эми и направила струю лака прямо ей в глаза.

Зажмурившись, она взвыла от боли.

Зря она зажмурилась. Воспользовавшись ее временной слепотой, я подскочила к ней вплотную и выбила пистолет из ее рук!

Видимо, не такая уж я сильная, как мне кажется. Пистолет не отлетел в другой конец комнаты, на что я рассчитывала. С громким стуком он упал у ног Эми, подскочил разок и заскользил по полу прочь от нас.

К сожалению, к тому времени, когда пистолет упал на пол, Эми уже протерла глаза. И немедленно бросилась за оружием. Я, разумеется, последовала ее примеру.

С этого момента началась полная кутерьма.

Входная дверь распахнулась, и в квартиру влетел Матиас. С воплем:

— Скайлер! Скай…

Увидев Портера на полу, он осекся.

А затем увидел, как мы с Эми рвемся наперегонки завладеть пистолетом. По-моему, я опережала Эми, но появление Матиаса отвлекло меня на какую-то долю секунды.

Впрочем, этой доли секунды хватило, чтобы подумать: "Что он здесь делает?" и "Боже, ему грозит опасность!"

И тут я обнаружила, что моя соперница почти добралась до пистолета. Шустра, нечего сказать. Неужто она снова обгонит меня!

Ворвавшись в квартиру, Матиас не остановился, но по инерции пролетел еще несколько шагов. Теперь он находился ближе к Эми, чем я.

Все, что от него требовалось, — подскочить к ней, занести могучий кулак и убрать девчонку с дороги.

— Матиас, — заорала я, — врежь ей!

Поверите ли, он колебался!

Я по-прежнему стремилась к пистолету, Матиас же стоял в растерянности посреди комнаты, и, как мне показалось, пребывал в этом состоянии долго, слишком долго.

Странно, но после того, как я заорала, события как бы замедлились. Однажды я попала в автокатастрофу и ощутила то же самое. Мне вдруг почудилось, что время остановилось.

Я успела бросить возмущенный взгляд на моего друга и подумать: "Черт бы побрал это старомодное мужское правило: никогда не бить женщин!" У меня также оказалось достаточно времени, чтобы нагнуться и плавным движением подхватить с пола губную помаду.

В отличие от моего приятеля, мне ничего не стоило ударить женщину.

Зажав помаду в кулаке, я обогнула Эми и преградила ей дорогу. Девушка, увлеченная погоней за пистолетом, не ожидала от меня такой прыти. Я глянула на нее в упор, занесла руку и со всей силы врезала ей прямо по губам.

Эми как подкошенная рухнула на пол. Мне даже стало неловко, до того просто оказалось с ней расправиться. Словно я налетела на нее, как бандитка с большой дороги. А то, что эта хорошенькая блондинка укокошила двух людей, напрочь вылетело из моей головы.

И пока Матиас набирал 911, пока мы ждали полицию, пока пошатывавшуюся Эми заковывали в наручники и уводили, я твердила себе: это хрупкое создание с золотистыми локонами убило двух человек.

Сегодня она там, где ей положено быть, — в более чем неуютной камере луисвильской тюрьмы, ожидает суда за убийство Эдварда Бартлета и Портера Мередита.

Но у меня до сих пор язык не поворачивается назвать Эми во всеуслышание убийцей. Признаюсь, я сочувствую девушке. Что ни говори, но родители ей достались не самые лучшие на свете. С другой стороны, тяжелое детство еще не дает права творить всякие гадости в зрелом возрасте. Наступает момент, когда ни родители, ни обстановка, в которой ты вырос, уже не имеют значения. Остается только сам человек и его выбор. И все-таки каждый раз, когда читаю в «Курьере» о грядущем суде над Эми, я со слезами на глазах припоминаю маленькую темноволосую девочку по имени Дженни.

Мои слезы вовсе не признак депрессивного состояния. Напротив, дела идут лучше некуда. Я стала всеобщей любимицей. Джарвис Андорфер расточает мне хвалы, что с ним редко бывает. К нему присоединяются супруги Каррико. Вот уж от кого я не ожидала избытка добрых слов.

Босс и клиенты восторгаются мной по одной и той же причине: через неделю после ареста Эми я продала дом на Озерном проезде.

И кому бы вы думали? Паттерсонам.

Когда я вторично показывала владения Каррико пожилым гномам, миссис Паттерсон разоткровенничалась с Дениз: "Я всегда мечтала жить в доме с привидениями". Оккультизм, как выяснилось, был давним увлечением гномов.

Узнав об этом, хозяева решили повысить первоначальную цену. Паттерсоны в конце концов выплатили всю сумму. До единого цента. И теперь Каррико, гномы и даже мой босс счастливы.

По словам миссис Паттерсон, Эдвард Бартлет тоже счастлив. Вскоре после переезда в новый дом миссис Паттерсон позвонила и сообщила, что несколько раз видела покойного. Он стоял посреди гостиной. И улыбался.

Допустим. Хотелось бы верить, что этот скользкий тип и вправду счастлив, — хотя бы потому, что оставил солидную страховку Глории Турман.

Толстуха сменила обшарпанное жилье в Садовых Аллеях на "Ивовый Гребень". Теперь они с Сиси Смак соседки. Думаю, им хорошо вместе. А Бартлет шлет улыбки из загробного мира, радуясь за свою подругу. Однако в привидения я не верю. Но не настолько, чтобы не заняться домом в Истридже, — тем, что уже два года продать не могут. А что, если разрекламировать его как место, "где, возможно, обитают привидения"?

Утверждать наверняка я не осмелюсь. Но чего не бывает на белом свете!

Впрочем, глядя на нас с Матиасом, можно поверить во что угодно.

Сразу после ареста Эми он признался, что следил за мной, потому и объявился в тот вечер в квартире Портера. Его признание меня не удивило. Матиас следовал за моей машиной с того момента, как я покинула агентство, чтобы показать Паттерсонам дом Каррико. Затем двинулся за мной к Портеру. С автостоянки Матиас даже видел нас с Эми.

Девушка стояла к нему спиной, поэтому он не разглядел пистолета в ее руке. Забеспокоился только тогда, когда мы надолго исчезли в квартире Портера, и решил поинтересоваться, что происходит.

— Скайлер, я следил за тобой, потому что мне не понравилось, как мы расстались. Искал случая объясниться, — уверяет Матиас.

Ну-ну.

— И конечно, я волновался за тебя, — повторяет он снова и снова.

Что ж, прекрасно.

Не то чтобы я ему не верю. Матиас — честный малый. Он и впрямь волновался, и помириться ему хотелось. И все-таки меня не оставляет подозрение: не было ли у него еще одной цели, о которой он предпочитает умалчивать? Не жаждал ли он убедиться раз и навсегда в том, что не такая уж я преступница, каковой меня все считали? Поразмыслив хорошенько, я решила, что это не так уж плохо. Даже если Матиас усомнился во мне и, возможно, предположил, что я способна на убийство, он по-прежнему думает, что любит меня. Что, если разобраться, ужасно лестно для моего самолюбия.

Теперь меня обожают не только вопреки тому, что я не умею готовить, но и невзирая на мою предполагаемую причастность к мокрому делу. В жизни не чувствовала себя столь неотразимой женщиной.

А когда Матиас вбежал в квартиру Портера, до меня кое-что дошло. Я поняла, как он мне дорог. И какой пустой станет моя жизнь без него. Как если бы из дома вынесли всю мебель. Выходит, я ошибалась и любовь имеет отношение к старому хламу.

Вчера вечером, когда после ужина, приготовленного Матиасом, мы сидели на веранде и смотрели на звезды, я набралась храбрости и выпалила:

— Я люблю тебя.

Коли уж он рискнул при моих-то обстоятельствах, то мне сам бог велел. Если бы я предвидела его реакцию, то не стала бы столь долго уклоняться от признаний. Поразительно, какое впечатление производят три простеньких слова.

Матиас расцвел на глазах.

И я повторила. Для пущего эффекта.

Примечания

1

Обращение, введенное феминистками; в отличие от мисс (незамужняя) и миссис (замужняя) не указывает на семейное положение женщины.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

*** Примечания ***