Ковчег [Иван Кузнецов] (fb2) читать онлайн

- Ковчег (а.с. Анабиоз -5) 983 Кб, 249с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Иван Кузнецов

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Иван Кузнецов КОВЧЕГ

Пролог

За окном раскинулось море. Покрытая пегими хлопьями пены вода стучалась в окна, вползала в подъезды, взбиралась по ступеням эскалаторов. Застрявшие в вечной пробке автомобили давно скрылись в темной глубине. Лишь одинокий троллейбус, словно пытаясь удержаться на плаву, продолжал цепляться за провода усиками антенн.

Улицы таяли в пелене дождя. Ровные, откалиброванные на небесах струи рушились бесконечным потоком, покрывая водную гладь мириадами оспинок. Ни грома, ни молний, ни даже самого слабого ветерка. Только бесконечная серая хмарь и застывший во времени город.

Странно, я представлял конец света совсем иначе: разверзшаяся бездна, карающий огонь с небес, божественный свет, отделяющий праведников от грешников. Что угодно, только не вода, лениво, пядь за пядью, поглощающая землю. В век небоскребов и авианосцев это выглядело нелепым архаизмом, но, видимо, в небесной канцелярии предпочли проверенное решение. Все равно спасаться от потопа некому.

Я отошел от окна. На что там смотреть?

Пройдет час, два, день — картина останется прежней. Разве что вода поднимется немного выше, отвоюет себе еще несколько ступенек или даже этаж. Но мне-то какое до этого дело?

Конечно, можно встать, преодолев отвращение, спуститься вниз, разбить стекло и выбраться наружу. До дома не так далеко: вплавь минут тридцать. Квартира на девятом этаже, ее не затопило. В холодильнике есть продукты — вчера вечером я зашел в магазин. Потом, когда вода доберется до моих окон, можно построить плот и отправиться в Жигулевские горы. Или на юго-восток, к Памиру, если Жигули окажутся недостаточно высокими. А если вода съест и семитысячную гряду, можно податься еще дальше, в Тибет, к девятикилометровому Эвересту.

Возможно, это моя судьба, возможно, я — Ной новой эпохи. В конце концов, я — последний оставшийся в живых…

Я опустился на каменный пол и прислонился к бортику эскалатора.

Бессмысленно, все бессмысленно. Я не герой, не святой и не счастливчик, вытянувший единственный выигрышный билет. Когда вокруг мертвый мир, жизнь не дар, а проклятье.

Я не понимал, что произошло, да и кто бы на моем месте понял.

Минуту назад я осматривал новые английские смесители, болтал с продавщицей Дашей и уже готовился записать ее телефон. А потом все изменилось. Я лежал на полу, а рядом лежала Даша. Ни пульса, ни дыхания. Моя спортивная сумка превратилась в пыльный сугроб, зажатый в руке мобильник молчал. В комнате висел тяжелый гнилостный запах, от которого желудок сжался, норовя вытолкнуть легкий завтрак.

Я обошел этаж. В секциях царил полумрак, электричества не было. Большинство отделов закрыто: «Скала» переживала не лучшие времена. В оставшихся магазинчиках — три продавщицы: одна за столиком перед компьютером, две на полу. И охранник, рядом со сломанным эскалатором. Я не врач, но для того чтобы проверить пульс, большого ума не требуется. Пульса не было. Ни у кого.

Я решил спуститься, и меня чуть не вывернуло наизнанку. Тела лежали и на третьем этаже, только выглядели они куда страшнее — полуразложившаяся масса, кое-как набитая в рубашки и джинсы, содранная с лица и рук кожа. А еще я понял, откуда шел тот самый тошнотворный запах гнили, как понял и то, что на нижних этажах все будет еще хуже.

Взлетев наверх и кое-как отдышавшись, я подошел к прозрачной стеклянной стене и впервые увидел затопленный город, в котором не осталось живых людей.

Я еще раз обошел этаж. Еще раз проверил пульс и даже поднес к губам Даши найденное в ее сумочке зеркальце. Отражение не помутнело.

Телефоны не работали. Ни мой, ни Дашин, ни сидевшей за компьютером рыжеволосой Тамары. Рация охранника молчала. Я несколько раз крикнул, но никто не ответил. Впрочем, глупо ждать ответа в мертвом мире. Вообще глупо что-либо делать.

Я присел рядом с эскалатором, прикрыл глаза и вдруг сквозь веки увидел едва заметную вспышку. Секунда — и я снова был на ногах. Что угодно! Луч солнца, случайный блик — любое движение, любое изменение в застывшем мире!

Ничего. В пустом холле по-прежнему царили сумерки. За стеной монотонно шуршал дождь. Просто игра воображения…

Лежавший лицом вниз охранник с хрипом втянул воздух и перевернулся на бок. Сел, ощупал левую скулу. С удивлением посмотрел на меня, попытался встать, однако ноги слушались плохо, и он снова опустился на пол.

Я тупо смотрел на ожившего мертвеца и не мог пошевелить ни единым мускулом. Просто не знал, что делать — бежать или помочь подняться.

— Блин… — сипло выдохнул охранник.

И я вдруг расхохотался. Диким, безумным смехом, сбрасывая напряжение. Первое слово, прозвучавшее в мертвом мире, надо же.

Охранник смотрел на меня, и его лицо медленно багровело. А я все никак не мог остановиться. Смеялся до слез, до хрипоты, пока не услышал еще один звук.

Едва слышный стон. Кажется, он шел из секции, где лежала Даша.

Часть первая ГОРОД, КОТОРОГО НЕТ

Глава 1

Вопреки расхожему заблуждению, английский завтрак не сводится к одной лишь овсянке. Сказать по правде, жидкая размазня, гордо именующаяся кашей — самая унылая его разновидность. В наших краях сие блюдо пользуется популярностью не столько у лордов, сколько в детских садах. И оттого не заслуживает подробного рассмотрения.

Иное дело английский континентальный завтрак. Апельсиновый сок, кофе, тосты и круассаны смотрятся строго и элегантно. Никакой роскоши, никаких излишеств. Если вы не питаетесь так сами, опросите знакомых и несомненно обнаружите, что половина из них предпочитают именно этот вариант, с успехом заменяя тосты и круассаны бутербродами и печеньем.

Третий подвид английских завтраков столь же редок, как и первый, но совсем по иным причинам. В него входят жареный бекон, лоснящаяся от жира сарделька, грибы, фасоль или бобы. Обязателен крепкий спелый помидор либо томатный соус. И уж совсем никак не обойтись без двуглазой солнечной яичницы.

К несчастью, такое изобилие требует известного трудолюбия, а также избытка свободного времени. Встретить его можно лишь на столе человека солидного, семейного, способного зарабатывать за двоих, оставляя на попечение жены домашний очаг и плиту марки «Империал».

Увы, я не был семейным человеком, давно покинул детский сад и с детства не любил сухомятку. А потому для меня оставался только четвертый вариант. Сытные, но легкие мюсли, приятно разбухшие в тарелке деревенского молока, ароматное оксфордское печенье и стакан крепкого свежезаваренного чая — вот выбор молодого спортсмена, не желающего наедаться до отвала, но и ненавидящего перехватывать куски на ходу.

Сегодня мой завтрак выглядел именно так.

До тренировки оставалось полтора часа. Я поменял струны на теннисной ракетке, смахнул пыль с компьютера и поставил на скачивание парочку свежих аддонов. Времени оставалось в обрез, но я все же сделал небольшой крюк: зашел в «Скалу» купить новый смеситель — благо, от торгового комплекса до кортов пять минут ходьбы. Поднялся на четвертый этаж. Покрутил краны, посмотрел новые «вечные» шланги из Англии.

Шланги мне не приглянулись, а вот смешливая темноволосая продавщица Даша — вполне. Я порасспросил ее о том о сем. Выяснил, что в данный момент она совершенно свободна и, судя по тону, совершенно не против этот статус поменять. Народная мудрость гласит: куй железо, пока горячо. Я подтвердил серьезность своих намерений, достал мобильник, чтобы записать ее телефон…

И все изменилось. Свет померк, пол устлал ковер пыли, а льющаяся с небес вода медленно поглощала выцветший город…

— Может быть, глобальное потепление? — Даша стояла у окна и смотрела на разлившееся внизу грязное море. — Я читала, что если ледники начнут таять, затопит всю землю, кроме гор.

— А мы? Что будет с нами? — Тамара, уже наверное в десятый раз, попыталась включить компьютер. Безуспешно.

Третья продавщица — высокая худенькая Ильсия — молчала. Ей было плохо. После пробуждения она так и не смогла подняться, пришлось взять ее на руки и усадить на стул. Полная рыжеволосая Тамара тоже ощущала слабость, хотя и сумела доковылять до окна и посмотреть на тонущую Самару. Охранник — бритоголовый, крепко сбитый мужик под сорок — нашел в себе силы повторить мой нехитрый маршрут. А вот Даша чувствовала себя нормально, только пожаловалась, что очень хочет пить. Увы, воды не было ни у меня, ни у девчонок, а местную столовую месяц назад сдали то ли под картинную галерею, то ли под фотостудию.

— Поймем, когда узнаем, что произошло. — Я оторвался от унылого заоконного пейзажа и повернулся к Тамаре. — Мы ведь потеряли сознание все разом, так? Но от чего? Газ, какое-нибудь излучение? А откуда вода за окном? А пыль на полу? — Я шаркнул ногой, подняв серое дымчатое облако. — Тут пыли, как будто год не убирали. Мобильники не работают, а я свой с вечера зарядил, батарея неделю держит. Все так, будто много времени прошло. Только вот, — я провел рукой по гладкому подбородку, — я с утра брился. Если бы мы пролежали несколько дней, щетина бы отросла.

Тамара машинально провела ладонью по ноге. Судя по лицу, результат ее удовлетворил.

— Я слышала, есть такие бомбы, которые все приборы отключают, — не очень уверенно сказала Даша.

— А пыль, а во… — Я прервался на полуслове, девушка и так была напугана.

— Ничего не вяжется, — продолжил я тоном ниже. — Будто нас забросило в будущее или в параллельный мир. Как в кино…

— Хорош трепаться, — прервал мои разглагольствования охранник. — Выбираться надо. Сан Саныч. — Он протянул руку. Я машинально пожал и посмотрел на бэджик: «Александр Неробелов».

— Николай. Коля.

Рука охранника дрожала. Он бодрился, но было заметно, что странный сон не пошел ему на пользу.

— Я не умею плавать. — Тамара испуганно посмотрела на меня.

Я перевел взгляд с Тамары на едва живую Ильсию, на вспотевшего от пятиминутной прогулки Сан Саныча.

Выбраться вплавь в их состоянии нереально.

— Сделаем плот.

— Что? — удивленно посмотрел на меня Сан Саныч.

— Плот. Обычный плот. Здесь полно дерева. В соседнем отделе продают двери. Двери, кухонные гарнитуры, доски для отделки. Кажется, я видел ДСП. Здоровенные, как раз для плота. Свяжем вместе, спустим на воду, найдем что-нибудь, чтобы грести. В крайнем случае, разломаем пару шкафов.

* * *
— Эта немного полегче. — Сан Саныч придирчиво осмотрел дверь и перешел к следующей.

На поверку двери оказались тяжелыми, намного тяжелее, чем я думал. Конечно, они не утонут, но и большой вес на воде не удержат. И главное, их было мало. Даша сказала, что в отделе выставлены только образцы. После заказа продукцию доставляли напрямую со склада.

Оставалась кухонная мебель и древесно-стружечные плиты, но после осмотра дверей оптимизма поубавилось. ДСП весили будь здоров, а доски, из которых собирали шкафы и тумбы, были слишком узкими или короткими. Будь у нас инструменты, мы бы, наверное, смогли сбить их вместе. Но инструментов не было.

— Надо идти вниз, искать там. — Сан Саныч повернулся к девушке. — Дарья, ты останешься тут. Будешь за старшую. Мы скоро вернемся.

— Можно я пойду с вами? — умоляюще посмотрела на меня Даша.

— Не надо. — Я вспомнил гниющие тела внизу и ощутил тошноту. В отличие от нас, девушки мертвецов не видели. — Даша, не волнуйся, мы ненадолго. Просто осмотрим здание, а потом вернемся и расскажем, что нашли. Слушай… — я замялся, — у тебя есть духи?

Даша посмотрела на меня с удивлением, а вот Сан Саныч понял сразу и кивнул.

Девушка порылась в сумочке, вытащила флакончик «Кензо». Несколько секунд она недоуменно смотрела на флакон, потом отвинтила крышку и понюхала.

— Кажется, я пролила. — Даша недоуменно заглянула в сумку, перевела взгляд на меня, словно ища объяснение, как такое возможно. — Он пустой… Подождите, я сейчас.

Мы вышли в холл следом. Даша стояла рядом с Тамарой, рыжеволосая продавщица рылась в сумке.

— Вот, держите. — Тамара протянула черный флакон «Кристиан Диор». — А зачем вам?

— Там внизу… — Я запнулся, не зная, как лучше объяснить.

— Трупы там, девчонки, — сказал Сан Саныч. — Много их. И гниют. Вы, девчонки, пока тут посидите. За нами идти не надо. Смрад там.

Тамара прижала руку ко рту. На глазах Даши выступили слезы. Ильсия что-то беззвучно зашептала.

Некоторое время я безуспешно пытался соорудить маску из носового платка, потом плюнул, стянул футболку и начал рвать на полосы. Ткань лопнула мгновенно, словно это не фирменный «Найк», а «бумажная» майка с рыночной распродажи. Оторвав две ленты, я смочил их Тамариными духами, протянул одну Сан Санычу, другую повязал сам. Я не был уверен в том, что аромат духов полностью перебьет трупный запах, но уж лучше так.

Оставив девушек, мы спустились по застывшему эскалатору.

На третьем этаже было прохладнее, в спину ударил ветерок. Я обернулся и сразу обнаружил его источник: в стене зияла дыра. Большие стеклянные панели были выбиты, алюминиевые рамы разорваны и согнуты так, будто снаружи ударил тяжелый стенобитный таран. Только вот находились мы на третьем этаже. И ничего похожего на таран рядом с проломом не было.

Прямо под разбитыми окнами лежало тело женщины. Возраст не определить, да я и не слишком пытался. К горлу мгновенно подступил комок. Шею и руки женщины словно изрезали маникюрными ножницами. Крошечные ранки превратились в сплошную сетку. Местами кожа, не выдержав, расползлась, местами была скрыта под толстой кровавой коркой.

— Птицы, — глухо проговорил Сан Саныч. — Залетели и поклевали.

Я отвернулся.

В холле третьего этажа мы нашли еще троих. Им досталось меньше, но было видно, что птицы добрались и до них. Еще несколько человек лежали в отделе бытовой техники. От холла его отделяли стеклянные стены, и пробраться внутрь пернатым не удалось. Впрочем, вздувшиеся синие тела выглядели немногим лучше.

Внутрь мы заходить не стали. Прошли на галерею, где располагался небольшой мебельный магазин, и сразу увидели выстроенные вдоль стены древесно-стружечные плиты — тяжелые, под полсотни кило весом каждая. Вряд ли, даже сложенные вместе, они удержали бы на плаву одного человека, что говорить о пятерых.

Я почувствовал, как отступившая было апатия навалилась с новой силой. Мы по-прежнему оставались в ловушке. Идея плота представлялась сейчас до ужаса нелепой. Как она вообще могла прийти в голову? Мы не в мире Тома Сойера и Робинзона Крузо. Мы в полузатопленном, набитом разлагающимися трупами торговом комплексе. И половина выживших едва стоит на ногах.

— Идем, — подтолкнул меня в сторону эскалатора Сан Саныч. — Вниз.

Глаза закрыла багровая пелена, накатила слепая, жадная, жаждущая чужой крови злость. Я стряхнул с плеча руку, резко обернулся, намереваясь врезать по морде. Охранник отшатнулся. Он был ниже меня на полголовы, хотя и не уступал в весе. Случись драка, наверное, он стал бы серьезным противником. Но после странного пробуждения Сан Саныч и ходил-то по стеночке, что говорить о махании кулаками. К тому же, когда перед тобой молодой мужик за метр девяносто ростом, четверть века посвятивший спорту, невольно задумаешься, прежде чем переть на рожон.

Секундная вспышка ярости угасла столь же внезапно, как возникла. Снова навалилась апатия. Я стиснул зубы. Буркнул:

— Извини.

Спускаться на второй этаж не хотелось. Ну, найдем мы еще пару деревяшек, толку-то?

— Там инструменты кое-какие продаются, — пробубнил Сан Саныч сквозь маску-повязку. — Недавно открыли отдел. Есть еще один, на первом этаже. Там всё: от ломов до бензопил. Но его наверняка затопило.

Я постоял немного, словно взвешивая слова. На самом деле в голове была ватная пустота. Сан Саныч говорил правильные вещи, но никакого желания воплощать их в жизнь не было. В конце концов я все же взял себя в руки, кивнул и, пересилив отвращение, спустился вниз.

Охранник, держась на небольшом расстоянии, двинулся следом.

Первое, что бросалось в глаза, — вода. Она залила второй этаж тонким слоем. Кое-где проглядывали сухие островки, местами собрались лужи — ровный каменный пол на поверку оказался не таким уж ровным. Стены здесь не пострадали, а вот мертвых было намного больше: семь человек в холле, полдюжины в отделе электроники, еще столько же в компьютерном напротив.

Меня снова начало мутить. То ли духи, которыми я смочил импровизированную маску, выветрились, то ли трупный запах был настолько силен, что пробивался даже сквозь повязку. Впрочем, удивительно, что я вообще мог дышать. В отличие от третьего этажа здесь не было и малейшей вентиляции.

— Тут все затопило, — пробурчал за спиной Сан Саныч.

— Где? — Я не сразу понял, о чем он говорит.

— На этаже. Видишь стекло?

Приглядевшись, я увидел на прозрачной стене грязные разводы. Такие, разве что светлее, остаются в банке с застоявшейся водой. Разводы покрывали стекло сверху донизу. Если они следствие потопа, значит, этаж уходил под воду полностью. На стеклах третьего этажа разводов не было. Выходит, выше третьего вода не поднималась и, что еще важнее, сейчас она не прибывала, а уходила. Но тогда дождь — это просто обычный дождь, а не причина потопа. А наводнение… Здесь мыслительная система дала сбой. В Самаре не бывает наводнений. Весенние паводки могут затопить несколько мелких деревень, но и только. Да и какие паводки в середине лета?

И все же я почувствовал прилив сил, сердце забилось чаше. Конец света отменялся. А если происки Высших Сил ни при чем, значит, можно бороться. Нельзя раскисать. Это не пустые дергания в паутине. Надо только собраться.

— Николай. — Голос Сан Саныча раздался с правой стороны галереи.

Как оказалось, пока я занимался анализом, охранник действовал. Нашел отдел с незатейливой вывеской «Все для сборки мебели» и прошел за прилавок.

Продавец лежал тут же — молодой парень в грязной белой рубашке с короткими рукавами. Рядом валялась жеваная бейсболка. Уходящая вода деликатно оставила ее рядом с хозяином.

И шкафчики, и витрина оказались закрыты на ключ — продавец был педантом. Обыскивать разлагающийся труп я не решился. Видимо, Сан Саныч любил утопленников не больше моего. Он молча снял со стенда молоток, разбив стекло витрины, вытащил отвертку и выломал хлипкие замки шкафов, используя ее как рычаг.

Улов был небогатый. Все же тут продавали не инвентарь для столяров и плотников, а инструменты для сборки мебели. Очистив витрину от стекла и распотрошив два десятка коробок, мы стали обладателями груды крепежа, уголков, разнообразных ручек и защелок. Из инструментов нашлись разномастные отвертки, пассатижи, молотки, пара полотен по металлу и полдюжины дрелей — в наших условиях совершенно бесполезных. Со стенда я снял разводной ключ, одинокое долото и набор стамесок. Немного, но гораздо лучше, чем ничего. Сборка плота выглядела теперь вполне посильной задачей. Знать бы еще, поднимет он нас или нет.

* * *
Как оказалось, сомневался не только я. Пока мы таскали инструменты к лестнице, Сан Саныч хмурился и беззвучно шевелил губами, словно что-то подсчитывал.

Когда мы закончили, он опустился на ступени. Лицо покраснело, на лбу выступила испарина. Я молча присел рядом, давая охраннику отдышаться.

В нескольких шагах от нас начиналась вода. Эскалатор на первый этаж превратился в экзотическую лестницу, ведущую в царство Тритона. Ни малейшего волнения или движения. При желании под водой можно было разглядеть стенд и автомат для продажи кофе.

Происходящее по-прежнему не укладывалось в голове. Всего пару часов назад я ходил там, внизу, поднимался на эскалаторе…

— С вами все в порядке? — прокричала сверху Даша.

— Все нормально, — крикнул я в ответ. — Скоро будем.

Повернулся к охраннику.

— Вам лучше вернуться. Я спущу доски, а вы пока посидите.

— Хреново выгляжу? — Сан Саныч с трудом поднялся. — Пойдем, Коля, надо тут еще посмотреть. Нельзя сейчас сидеть.

— Куда? — Я с сомнением посмотрел на напарника. Выглядел он не просто хреново, а словно только что из могилы вылез. И ведь если хлопнется в обморок, мы даже не сможем ему помочь — ни врачей, ни лекарств.

— В «Зеленую страну». — Сан Саныч с силой провел рукой по лицу, смахивая капли пота. — Не поднимут нас эти доски, Коля. Надо что-то еще.

Некоторое время я пытался сообразить, чем нам может помочь «Зеленая страна». Насколько я помнил, продавали там, в основном, дачный инвентарь, краску, семена, плетеные корзины, еще какое-то барахло. Единственное, что пришло на ум, — грабли. Пожалуй, из них вышли бы хорошие рукояти для весел или шесты.

Мы дошли до галереи, соединявшей торговый центр со зданием, где находилась «Зеленая страна», и остановились. Переход, расположенный метрах в шести над землей, был подтоплен. Его построили не на уровне второго этажа, немного ниже. И вода, в полном соответствии с законом сообщающихся сосудов, не спешила отдавать завоеванную территорию.

Я разулся, закатал джинсы выше колен. Сан Саныч, помявшись, и вовсе стянул брюки.

— Снимай, — посоветовал он. — Там еще один спуск, все равно намочишь.

Поколебавшись, я последовал его примеру, оставшись в плавках. Стесняться было некого, но я все равно чувствовал себя неуютно, будто одежда как-то могла защитить, отгородить от сошедшего с ума мира.

По колено в воде, мы пересекли небольшой стеклянный тоннель. Ливень начал стихать, и я невольно задержался, пытаясь понять, что происходит на улице. Увиденное не принесло облегчения. Пелена дождя спала, но город за окном по-прежнему оставался мертвым. Ни движений, ни звуков. Я заставил себя отвернуться и, стиснув зубы, ускорит шаг.

Охранник оказался прав: второй этаж «Зеленой страны» располагался заметно ниже соседа из торгового комплекса. Несколько ступенек — и мы оказались по пояс в воде.

Кафе на выходе из галереи было разгромлено. Легкие пластиковые стулья лежали в полном беспорядке. Бесцельно дрейфовали набухшие бумажные стаканчики и бутылки с напитками. Окон тут не было, в помещении царил полумрак.

Мы осторожно пересекли затопленную забегаловку. Вода, словно болотная жижа, неприятно липла к коже. Здесь не было мертвецов. Возможно, тела вымыло в коридор, возможно, унесло за высокую барную стойку, однако боязнь наступить на утопленника заставляла выбирать место для каждого шага. Один раз я оступился и едва не рухнул в воду. Но это была лишь банка пепси, смытая на пол и почти неразличимая в темноте под водой.

Свернув направо, мы вошли в главный павильон «Зеленой страны». В нос ударил знакомый тошнотворный запах. Желудок немедленно взбунтовался, снова попытавшись избавиться от завтрака. Я закашлял и рефлекторно оперся о стену.

На то, чтобы подавить рвотные позывы и привыкнуть, ушла пара минут. Сан Саныч терпеливо ждал. Наконец я заставил себя отлипнуть от стены и выпрямиться.

Ни окон, ни освещения в отделе не было. Тусклый свет, проникающий из коридора, разгонял сумерки лишь у самого входа. Но и этого хватило, чтобы понять — ловить здесь нечего.

Водную поверхность, словно язвы, покрывали небольшие плавучие островки. Разглядеть детали в темноте было трудно, и я понял что это, лишь подойдя к одному из них. Как и в кафе, вода здесь добралась до потолка. Только там она перевернула пластиковую мебель, а тут смыла все, что стояло на полках. Большая часть утвари утонула, но кое-что осталось на плаву, собравшись вот в такие островки. Какие-то корзины, шланги, пластиковые трубы и пакетики с семенами. Фанерные плитки, деревянные полки, многочисленные пластиковые бутылки и баллончики аэрозолей. У двери на противоположной стороне зала, в пятачке рассеянного света, плавало несколько массивных предметов. По едва различимым контурам — что-то вроде ванн. Только откуда они здесь?

— Нам туда, — пробубнил сквозь повязку Сан Саныч и направился к ближайшей «ванне».

Я последовал за ним, раздвигая плавучий мусор и стараясь дышать через рот.

Запах усилился. Через несколько шагов мы погрузились во тьму. Дальняя дверь служила теперь единственным маяком.

Меня вдруг прошиб озноб, не от холода — вода была вполне терпимой. Лапа липкого иррационального страха мягко коснулась спины. Я судорожно оглянулся. Ничего. Ни единого движения. Ни единого звука, кроме мерного плеска расходящихся от нас волн. Но легче от этого не стало. Казалось, плавучее кладбище, через которое мы шли, может проснуться в любой момент. Или оно уже проснулось?

«Прекрати, — мысленно скомандовал я себе. — Это не фильм ужасов. Мертвецы поднимаются из могил лишь в кино».

«Это не фильм, — шепнул в ответ страх. — Тут все будет по-настоящему. Это ловушка, капкан, из которого не вырваться. Тьма скроет их, пока они не схватят тебя за горло. Вода не даст убежать».

«Здесь не от кого бежать!»

Я стиснул зубы.

«Ты так ничего и не понял. — Страх обволакивал, проникал в каждую клеточку тела. — Мертвый город, прогнивший торговый центр, затопленный склеп, по которому вы идете… Ты следующий. Ты даже не успеешь закричать…»

Я запнулся о какую-то коробку. Пытаясь сохранить равновесие, сделал пару неверных шагов и налетел на один из островков. Отмахнулся, разгоняя мусор. Пальцы неожиданно встретили сопротивление — мягкая безвольная масса, тяжелая, не желающая уходить с пути. А в следующую секунду я понял, к чему именно прикоснулся.

Отпрянул в сторону, споткнулся и рухнул на спину, врезаясь в стеллаж. Падая, раскинул руки и сорвал несколько легких деревянных полок. Предплечье пронзила боль. Сверху с грохотом посыпался какой-то хлам. Тяжелая металлическая банка с краской ударила ребром по ключице. Я вскрикнул от боли, повалился на бок и на секунду с головой ушел под воду.

Несколько секунд барахтался, безуспешно пытаясь найти опору. Потом наконец сообразил, что вода достает лишь до пояса, нащупал дно, выпрямился и прижался к стене.

Сердце колотилось как сумасшедшее. Я мог сколько угодно повторять, что мертвецы останутся мертвецами. Что бояться утопленников взрослому мужику стыдно. Все было бесполезно. Пелена инстинктивного первобытного ужаса не желала уходить. Смерть и темнота — два вечных страха, поселившихся в человеке до того, как он обрел разум, — сейчас слились воедино.

— Коля, — охранник возник рядом, удивленно посмотрел на разгромленный стеллаж, — что случилось?

— Ничего. Подожди. — Я все-таки нашел в себе силы ответить, автоматически перейдя на «ты».

Подозреваю, мой голос звучал не очень убедительно, но Сан Саныч промолчал. Дождался, пока я окончательно приду в себя, и снова пошел вперед.

Я поспешил за ним. Остаться хоть на секунду одному казалось в этот момент немыслимым.

Мы прошли больше половины пути. Плечо ныло, саднила кисть. Хуже всего было с промокшей маской. Ставшая тяжелой тряпка моментально провисла и норовила соскользнуть. Мне приходилось поправлять ее буквально через шаг. Но одна мысль о том, чтобы полной грудью вдыхать отравленный гнилостный воздух, вызывала спазм в животе.

Наконец Сан Саныч остановился. До двери оставалось не больше десятка шагов. Здесь было немного светлее, и этот неровный сумеречный свет произвел магический эффект. Сердце стало биться реже, утихла мелкая дрожь. Страх не ушел полностью, но отступил, спрятался в дальнем уголке сознания, ожидая подходящего момента, чтобы снова вырваться на свободу.

Я наконец сумел разглядеть загадочные «ванны». И не понял ничего. «Ванны» оказались пластиковыми. Часть вложена друг в друга на манер бумажных стаканчиков. Три из них — круглые — больше всего походили на огромные тазы. Еще пара — на обычные ванны. Последняя напоминала небрежно выведенную букву S.

— Придержи. — Сан Саныч выбрал самую широкую и с заметным трудом забрался внутрь. «Ванна» слегка просела, но вес держала. Сан Саныч покачал ее, проверяя баланс, и снова спрыгнул в воду. — Тащи к выходу.

Он подтолкнул ко мне стопку круглых бадей, а сам взялся за импровизированную лодку.

— Что это?

— Ванны для фонтанов. Я их тут видел раньше.

После нехитрого упражнения дышал охранник тяжело.

— Плыть в них собираешься? — Несмотря на наглядный эксперимент, идея показалась мне на редкость глупой.

— Нет. Используем, как поплавки. Чтобы плот держали. — Сан Саныч все никак не мог восстановить дыхание. — Свинтим. Сверху доски положим. Тащи.

* * *
Обратный путь дался легче. Проходя через кафе, я открыл холодильник и высыпал в одну из ванн все бутылки. Проблем с питьевой водой в ближайшие дни не будет.

Мы изрядно провозились у дверей, но все же протащили ванны через переход и бросили их у эскалатора, рядом с инструментами. Я стащил мокрые плавки, натянул джинсы на голое тело. Вслед за плавками последовала ненавистная маска.

Поднявшись наверх, мы столкнулись с перепуганными девушками. Оказалось, пока мы были в «Зеленой стране», они звали нас. Не дождавшись ответа, решили, что мы их бросили. Я начал путано рассказывать о нашем коротком походе, но мои неуклюжие попытки обойти скользкие моменты безжалостно прервал Сан Саныч.

— Никого там нет, девчонки. Все мертвы. Только мы остались.

Охранник сел прямо на пол и привалился к стене. Подъем отнял у него остаток сил.

— И что теперь будет? — тихо спросила Ильсия.

— Сделаем плот. — Я поймал себя на мысли, что затея больше не кажется мне безумной. — Мы нашли инструменты и кое-какие материалы. Выплывем отсюда. Я живу недалеко, минут за сорок доберемся. Сварганим что-нибудь поесть. За продуктами я вчера ходил по магазинам. А потом… Видно будет.

Я не знал, что будет потом. Ясно одно — в «Скале» нам делать нечего. Надо выбираться — и выбираться как можно быстрее. В нашем положении единственным средством уплыть всем вместе был плот. Значит, надо заняться плотом.

— Помогу. — Даша словно прочла мои мысли. — Что надо делать?

Я вздохнул.

— Пока ничего. Если что, мы позовем.

— Я что, мертвецов раньше не видела? — возмутилась она.

— Даша, он прав, — подал голос Сан Саныч. — Нечего там делать.

На секунду в глазах девушки появился испуг, но ответила она твердо:

— Сама разберусь. Нам все равно спускаться к плоту. Или вы нас с завязанными глазами поведете?

— Вот я сейчас возьму ремень и дам кому-то по заднице, — пригрозил Сан Саныч.

Угроза вышла сомнительная. Охранник хоть и был заметно старше, но в отцы явно не годился. Впрочем, что-то в его словах поколебало Дашину уверенность. Воспользовавшись моментом, я попытался закрепить успех.

— Если что, мы тебя позовем. Обещаю.

Получилось. Даша ничего не ответила, и я вздохнул с облегчением. Посмотрел на Сан Саныча и тут же пожалел о своей принципиальности. Охранник был бледный, обильно потел и, кажется, даже дышал через силу. В ближайшее время на его помощь можно было не рассчитывать. Значит, возиться с досками придется мне одному.

Я отодрал от футболки свежую полосу и соорудил новую маску.

— Сидите здесь. Я пока спущу доски вниз.

Сан Саныч не стал возражать. Видимо, ему стало совсем худо.

В полном молчании я перетащил несколько древесностружечных плит к эскалатору, спустил их сначала на третий этаж, потом на второй. Одну все-таки не удержал — плита выскользнула из рук, прокатилась по ступеням, с грохотом рухнула на пол и переломилась.

Неожиданная хрупкость массивной деревянной плиты заставила задуматься. Я вспомнил толстый слой пыли на полу. Вспомнил, с какой легкостью разошлась ткань футболки. Время, обойдя стороной нас, по полной отыгралось на окружающем мире.

Оставшиеся ДСП я проверил на прочность нехитрым способом: ставил под углом к стене и бил в центр ногой. Одна плита треснула, три удар выдержали. Живем!

На транспортировку ушло около получаса, и, вернувшись, я обнаружил, что Сан Саныч немного оклемался. Тамара и Ильсия тоже выглядели живее. То ли помогла найденная в кафе минералка, то ли просто отошли от шока. Я мысленно порадовался этому обстоятельству.

Таскать по лестницам деревяшки в полсотни кило весом — та еще задачка. После небольшого привала я вновь спустился вниз. Сан Саныч нашел силы подняться, и через минуту мы стояли на втором этаже над сваленными в кучу материалами, решая, что делать.

Мою идею катамарана с палубой из ДСП и ваннами-поплавками по краям Сан Саныч забраковал сразу. В отместку я поставил крест на его задумке собрать «палубу» из деревянных плит, прикрутив их к круглым ваннам как крышки. С нашим скудным запасом плит подогнать ровный настил было нереально.

В конце концов остановились на компромиссном варианте. Две широких прямоугольных ванны-бассейна решили накрыть деревянными листами поменьше и разместить по краям. А под самую большую плиту загнать две круглые пластиковые бадьи. Никакой эстетики, зато грузоподъемность должна получиться достаточной.

Я старался полностью сосредоточиться на работе. Это не ограждало от реальности, но помогало ненадолго выкинуть ее из головы. Размеренный скрип шурупов, позвякивание металла, мелкая стружка. Если смириться с запахом и смотреть лишь на свои руки, на минуту удается забыть, что в десятке шагов от тебя лежат разлагающиеся тела…

Больше всего мешало отсутствие дрели. Шурупы-саморезы полностью заменить сверла не могли. Хорошо, что пластик ванн оказался не очень твердым.

С креплениями проблем не возникло. Несколько коробок с уголками для карнизов решили исход дела. С бадьями пришлось повозиться. В конце концов мы просто соединили их болтами, прикрутив по краям к деревянной плите. В итоге получили три независимых части: центральная — с основой из двух круглых ванн — и два боковых прямоугольных поплавка.

Осталось собрать плот.

Пока Сан Саныч подбирал крепеж, я сообразил, что после сборки мы получим неподъемную конструкцию в полтора центнера весом. По уму, плот надо было дотащить до стапелей по частям и свинтить уже там. Однако со стапелями все оказалось не так-то просто.

Вставшее на пути препятствие было таким очевидным, что оставалось гадать, как мы не заметили его раньше. Разбить стекла, заменяющие торговому центру стены, не сложно, но мы совершенно упустили из виду рамы и несущие швеллеры, к которым они крепились. Пройти через эту металлическую сеть плот не мог.

Подтащив полусобранный плот поближе к стене, я оставил Сан Саныча свинчивать блоки воедино, а сам принялся пилить алюминиевые профили.

Эта работа отняла пару часов и куда больше сил, чем вся сборка плота вместе взятая. С помощью отвертки, стамески, молотка и грубой силы я выломал пару профилей. Еще у одного я выбил верхнее крепление, нижнее стояло насмерть. Пришлось браться за полотно по металлу. Будь у меня нормальная ножовка, я справился бы быстрее. Но ножовки не было, и единственное, что оставалось, — запастись терпением.

Вполголоса матерясь и обливаясь потом, я подпиливал профили и выбивал их ногой. Сан Саныч, закончив возню с плотом, помогал по мере сил.

Наконец все закончилось. Мы стояли, тяжело дыша, и смотрели на плещущуюся у ног мутную воду. Будто шахтеры, замурованные под землей, и сумевшие пробиться сквозь завал на поверхность.

Дождь кончился. Влажный свежий воздух смыл с кожи липкий запах тления. По-прежнему царила гробовая тишина. Ни одного движения, ни одной птицы. И все же… И все же это была другая тишина. Не та, что царила в склепе со странным названием «Скала».

— Пойду наверх. — Я хлопнул Сан Саныча по плечу. — Скажу дамам, что карета подана.

Глава 2

С приглашением я поторопился. Плот мы спустили на воду без проблем, а вот на изготовление весел ушел еще час. К деревянным перекладинам для вешалок прикрепили узкие короткие полки. Получилось сносно. Я хотел запастись шестами, но ничего подходящего на глаза не попалось. Правда, по словам Сан Саныча, при такой глубине от шестов все равно мало проку.

Девушки держались достойно. Я боялся, что кто-нибудь сорвется, закатит истерику или просто хлопнется в обморок. Нет, дошли. Хотя белые как мел лица наглядно показывали, чего им это стоило. Мы по очереди спустились на плот. В центр поставили ящик из тумбы, куда сложили инструменты. Рядом приткнули мою спортивную сумку, под завязку набитую бутылками с водой.

Весел сделали четыре. Не столько для девушек, сколько про запас. Тем не менее, Даша твердо вознамерилась грести наравне с нами. Я отправил ее на левый борт помогать Сан Санычу. Сам сел справа.

На палубе было тесновато, но развернуться можно. С ваннами Сан Саныч не прогадал, плот держал нас без всяких проблем. По-моему, он поднял бы и десять человек, сумей они на нем уместиться, а вот управлять было непросто. Весла на поверку оказались неудобными, сам плот — чудовищно неповоротливым. У нас ушло четверть часа, чтобы выгрести на середину затопленной улицы.

— Три мудреца в одном тазу, поплыли по морю в грозу, — пробормотал я. Поймал вопросительный взгляд Сан Саныча и закончил: — Прочнее был бы старый таз, длиннее был бы мой рассказ.

Никто не засмеялся. Лишь Даша неуверенно улыбнулась.

— Ну что, ко мне? — Я постарался, чтобы мой голос звучал бодро.

— Я живу рядом, — смущенно сказала Тамара, — на Дачной. Шестнадцатиэтажка, знаете? Там еще школа во дворе.

— Знаю, у меня там школьный товарищ живет… Жил. Сейчас вроде переехал.

Я прикинул маршрут: вниз по Московскому шоссе, налево по Коммунистической — и как раз к Тамариной свечке. Правда, потом придется поплутать по дворам, чтобы выбраться на Чернореченскую, но, по большому счету, всё рядом.

— Остальные где?

— Я на Победе. — Ильсия зябко передернула худенькими плечами.

Даша отрицательно покачала головой.

— Родители на Самарской площади. Я снимала квартиру на проспекте Кирова. Только она на втором этаже, там вода, наверное.

Сан Саныч в ответ на мой взгляд просто махнул рукой.

— Понятно. — Я снова взялся за весло. — Тогда план такой: сначала на Дачную, потом ко мне. Тут всё по пути.

Возражений не последовало. Плот неуклюже, вперевалку двинулся вперед.

По-прежнему было тихо. Словно разграничительные линии тянулись троллейбусные провода. Торчали уродливые парики деревьев, внизу под нами проплывали неровные силуэты автомобилей. Большинство машин стояло, уткнувшись друг в друга. Разноцветные подводные гусеницы тянулись десятками метров, разваливались и тут же собирались снова. Пару раз мне казалось, что сквозь лобовое стекло я вижу сидящих за рулем водителей. Но возможно, то была лишь игра воображения.

Прошло не менее получаса, прежде чем мы вывернули на Коммунистическую. К тому моменту Даша основательно запыхалась, а Сан Саныч просто выбился из сил. Пешком я прошел бы то же расстояние за пять минут. Но о пеших прогулках предстояло на время забыть.

Плот замер на середине улицы: править в одиночку было невозможно. Во время привала разговаривали мало — обстановка на девушек действовала угнетающе. Я же, наоборот, почувствовал неожиданную и немного неестественную бодрость. По мышцам разлился тягучий огонь, зовущий вперед, желающий вырваться наружу, взорваться действиями. Любыми.

Хриплое карканье заставило вздрогнуть. Я обернулся и увидел ворону. Тощая некрупная птица сидела на торчащем из воды столбе и старательно прочищала горло.

— Ворона… — с удивлением пробормотала Тамара. — Ворона. Живая!

Живая. Я не люблю ворон, но сейчас это не имело значения. В одном слове Тамара выразила то, о чем думали все. Мы не единственные жители затопленного города…

Словно в подтверждение этой мысли раздался крик. Громкий, мужской. Кричали откуда-то со стороны кирпичной многоэтажки.

Не сговариваясь, мы схватились за весла. За считанные секунды плот набрал максимально возможную скорость. Мне казалось, голос идет с другой стороны здания, но не успели мы подплыть и на сотню метров, как я услышал ответ. И еще один, и еще. В считанные секунды разноголосица искромсала паутину тишины.

Мы невольно сбавили темп. Теперь голоса звучали отовсюду: спереди, слева, справа. Разобрать фразы целиком не удавалось, но интонации были понятны — страх, удивление, растерянность. Плот неторопливо вошел в зону жилого массива. Одно из окон многоэтажки распахнулось на нашу сторону, из него по пояс высунулся взлохмаченный мужчина.

— Эй! Сюда! Вы спасатели?

— Кто? — Я не сразу сообразил, о чем он говорит.

— Вы из МЧС? Гребите сюда, у меня соседка с третьего дверь не открывает. Может, случилось что, у нее сердце слабое.

— Мы не из МЧС! Мы из «Скалы»! Только выбрались. Что здесь творится?

Некоторое время мужик пытался сообразить, о какой скале идет речь. Потом махнул рукой и скрылся в квартире.

— Значит, везде — то же самое, — тихо сказала Даша.

Ей никто не ответил.

* * *
До дома Тамары мы добрались за час. Первая эйфория прошла. Картина складывалась не самая радужная. Выжившие нашлись в каждом доме, мимо которого мы проплывали, но число их было невелико. Женщины, мужчины, старики и дети — напуганные, не знающие, что произошло, и что им делать дальше. На наш плот они смотрели, как на диковину. Что-то кричали, просили помочь.

Я сорвал голос, пытаясь объяснить, что мы не спасатели, а такие же, как они. Жертвы.

Дважды нам предлагали поработать таксистами, один раз — продать плот. Умоляли, ругались, требовали, трясли веером купюр. Деньги за плот предлагали такие, что проняло даже меня, далеко не бедного человека.

Я не знал, что делать. Не знал, что отвечать. Я понимал этих людей, очнувшихся в нереальном, абсурдном мире, цепляющихся за любую, даже мнимую надежду. Что бы они делали с нашим плотом? Куда плыли? Спроси их, они не смогли бы ответить. Плот был для них символом организации, отчаянной попыткой сопротивления поглотившей город стихии. Он казался им чем угодно, только не жалкой, сколоченной на скорую руку конструкцией с тремя перепуганными девчонками на борту.

Одинокая шестнадцатиэтажная свечка стала избавлением. Слышать в свой адрес десятки перемежающихся проклятьями просьб — тяжелое испытание.

Мы обогнули Тамарин дом. Я знал, что подъезд затоплен, но рассчитывал на другое, и расчет оправдался. Высокий фундамент добавил дому роста. Козырек над подъездом хоть и накрыло, но совсем чуть-чуть. Высадиться на него было вполне реально. А дальше?

Широкую лоджию над козырьком я помнил, она вела на лестничную площадку. А вот о чем забыл, так это о железной решетке, не дающей на лоджию залезть.

Мы аккуратно подогнали плот к подъезду. Заплыть на козырек не получилось, вода покрывала его всего сантиметров на тридцать.

Пока остальные держали плот, я выбрался на бетонную плиту,осмотрел и подергал решетку. На ладонях остались рыжие отметины. Металл проржавел насквозь и держался на честном слове. Вооружившись разводным ключом и молотком, я начал методично выламывать съеденные ржой штыри. Сопротивлялись они недолго.

Высвободив правый край решетки, я попытался оторвать ее силой. Не вышло. Пришлось перейти к креплению слева. Я так увлекся, что пропустил появление нового действующего лица, и это едва не стоило мне руки.

Краем глаза я уловил движение, обернулся и увидел невысокого худого мужчину. Загорелого, с недельной щетиной и черными запавшими глазами. Впрочем, детали я разглядел позже. А в ту минуту все внимание приковала монтировка. Я отдернул руку за мгновение до того, как железяка со звоном обрушилась на решетку. Попади удар в цель, обычным переломом я бы не отделался.

Я отступил на шаг, покрепче сжав молоток. Спиной почувствовал движение: Сан Саныч перебрался на край плота, готовясь спрыгнуть на козырек. Но угрозы пока не было, решетка надежно разделяла нас с незнакомцем.

— Убирайтесь, — перехватывая монтировку, хрипло прорычал мужик. — Волки…

— Дядя Витя! Не надо, — вдруг выкрикнула Тамара.

Несколько секунд мужчина смотрел на девушку, пытаясь сообразить, кто она.

— Тамарка… Ты откуда?

— Мы из «Скалы» приплыли. Они мне помогли. Дядя Вить, мы только хотели решетку сломать, чтобы я в квартиру попала. Аркадий Юрьевич, объясните ему!

Тамара перевела взгляд в глубь площадки. Из-за спины дяди Вити осторожно выступил благообразный старичок за шестьдесят. С аккуратной бородкой и в неуместном пиджаке.

— Тамара?

Он с подозрением уставился на нашу компанию. Точнее, на меня. Голый по пояс, с молотком в одной руке и гаечным ключом в другой, я внушал старикану вполне понятные опасения. Но Тамара уже выбралась с плота, дошлепала до решетки и пустилась в объяснения.

Разобрались. Дядя Витя помог добить решетку, используя монтировку как рычаг. Штыри, всхлипнув, вышли из гнезд. Решетка опасно качнулась, но была подхвачена и поставлена на пол.

— Мужик, ты прости. — Дядя Витя пожал мне руку. — Ты же видишь, что творится. Я думал, бандиты лезут. Что пожар, что потоп — волки всегда найдутся.

Несмотря на запойный вид, рука у дяди Вити была крепкая, жилистая, и я снова порадовался, что монтировка не достигла цели. Мое рукопожатие он тоже оценил, посмотрел на меня с уважением. Пока мы братались, бдительный Аркадий Юрьевич сосредоточил внимание на остальных членах водной экспедиции. Сан Саныч его не заинтересовал, а вот Даша и Ильсия — весьма.

— Тамара, это твои подружки? — спросил он.

— Мы работаем вместе. — Глаза Тамары заблестели, щеки порозовели. — Дашка, Лиска, оставайтесь. У нас три комнаты, место найдем. Куда вы сейчас поплывете?

Тамара выглядела абсолютно счастливой, словно ничего не произошло. Словно не было набитого трупами супермаркета и затопленного города. Словно все проблемы теперь были решены. Как говорят наши англоязычные друзья: «Дом, милый дом».

Ильсия согласилась, Даша, поколебавшись, тоже. Только посмотрела на меня, будто извинялась.

Я помог девушкам перебраться через парапет, где их не без удовольствия принял Аркадий Юрьевич. Расставание было недолгим. Тамара спешно нас поблагодарила и сразу утащила подружек вверх по лестнице, те едва успели сказать спасибо. На прощание я удостоился благосклонного кивка Аркадия Юрьевича и пожал руку дяде Вите, который сразу начал прилаживать решетку на место.

— Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, — пробурчал я под нос, отталкиваясь веслом.

Сан Саныч не расслышал или сделал вид, что не расслышал.

Мы неспешно обогнули соседний дом и выгребли на Чернореченскую. Меня обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, я был рад, что нам удалось пристроить девушек. Несмотря на первое впечатление, дядя Витя казался мужиком надежным, да и Аркадий Юрьевич, по большому счету, тоже. И все же было немного обидно, что Даша предпочла остаться с подругами, а не с нами. «Не с тобой, — поправил внутренний голос. — Называй вещи своими именами».

Я отложил весло, давая Сан Санычу отдышаться. Заодно прикинул дальнейший маршрут и осмотрел окрестности.

Пейзаж выглядел удручающе. Крытый теннисный корт вздымался над поверхностью широкой черной полусферой, словно выброшенный на мель кит. «Перекресток», где я обычно закупался продуктами, ушел под воду полностью. Поликлиника и банк — соседи по длинному одноэтажному зданию — разделили судьбу «Перекрестка». От старой пожарки, выстроенной еще в дореволюционные времена, осталась лишь наблюдательная башня. Рядом торчали метровые буквы «Хлеб-Молоко» — еще один пережиток ушедшей эпохи. Продукты тут перестали продавать в девяностых, хозяева менялись раз пять, и до сего времени магазинчик торговал одеждой и обувью. Но вот вывеска осталась и пережила всех хозяев. В буквальном смысле слова.

* * *
Когда мы подплыли к дому, смеркалось. Солнце полностью скрылось за тучами, но по ощущениям казалось — часов восемь. Сказать точнее было невозможно: наручные часы я не носил, обходясь мобильным, а Сан Саныч именно сегодня умудрился забыть свои дома.

Пришвартовались уже проверенным способом: к козырьку подъезда. Высокого крыльца у нас не было, лоджии на лестничной площадке тоже. Мы вплотную подплыли к стене, а дальше пришлось повозиться. Окна второго этажа наполовину скрылись под водой, окно третьего находилось на расстоянии двух с лишним метров над палубой. С одной стороны, ничего страшного, рост позволял мне подтянуться, забраться внутрь и помочь Сан Санычу. С другой — снаружи окно не откроешь. Чтобы выбить стекло, надо стоять почти вплотную, на башку все и посыплется.

Я до сих пор помнил, как в пятом классе один мой товарищ на перемене сел на подоконник и прислонился к стеклу. А оно аккуратно треснуло ровно посередине. Нижняя половина опрокинулась назад, а верхняя, как гильотина, скользнула вниз. Расстояние было небольшим, и удар пришелся по касательной. Это и спасло. Но кровищи было столько, что мы потом неделю по тому коридору не бегали. И шрам толщиной в палец на шее остался.

В конце концов мы просто отплыли на несколько метров, и я швырнул в окно молоток. Во избежание. Зачастую простые решения самые лучшие.

Стекло разлетелось вдребезги. Висячих кусков не осталось, хотя осколки усыпали всю раму и подоконник. Я разметал их, как мог, сломал или вытащил торчащие в нижней части рамы стеклянные зубья. Осторожно провел рукой по деревяшке. Вроде чисто, но ведь не проверишь толком! Чуть рука соскользнет, и разрежешь пальцы на хрен. Это только Брюс Уиллис босиком по стеклу бегает. Да тибетские йоги.

— Снимай штаны. — Я повернулся к Сан Санычу.

Охранник ухмыльнулся.

— А сам?

— А сам — без трусов, — огрызнулся я. — Мне что, с голой задницей на стену лезть?

— Кого-то стесняешься? — продолжал лыбиться Сан Саныч.

— Блин, ты снимешь или нет?

Я начал злиться всерьез. Вероятно, в другое время ситуация показалось бы смешной, но за сегодняшний день чувство юмора у меня атрофировалось.

Продолжая ухмыляться, Сан Саныч стянул брюки. Ткань была тонкая. Я сложил их по стрелке и свернул вчетверо. Какая-никакая, а подкладка, мелкие осколки не пропорют. Во всяком случае, не должны.

Я уперся покрепче, рывком пробросил тело наверх. Вцепился в раму и осторожно ступил на бетонный подоконник. Лестничная клетка была засыпана стеклом, но я высмотрел местечко почище и спустился. Несколько раз глубоко вздохнул, унимая сердце. Выглянул в окно.

— Я поднимусь в квартиру, найду веревку и что-нибудь стекло застелить. Пришвартуем плот, и вытяну тебя.

— Погоди. — Сан Саныч покопался в тумбе с инструментами, достал стамеску и кинул мне. — Прихвати, мало ли что.

Несколько секунд я пытался сообразить, зачем мне стамеска, потом до меня дошло. Вот оно что… Я взвесил ее в руке, примеряясь. Говорить о балансе не приходилось, но, пожалуй, это серьезное оружие. Пострашнее молотков и гаечных ключей. Молоток я тем не менее подобрал.

В доме царила тишина. Я медленно поднимался по лестнице, останавливаясь и прислушиваясь на каждом пролете. Проморгать «дядю Витю» с монтировкой не хотелось. Но, видимо, с защитниками порядка в нашем подъезде было туго.

Я беспрепятственно поднялся на девятый этаж. Поковырялся в замочной скважине — ключ пришлось поворачивать с заметным усилием — и зашел в квартиру. Первое, что бросилось в глаза, — пыль. «Скала», по сравнению с домом, смотрелась образцом чистоты. Толстый пушистый ковер стелился по полу, серым чехлом накрывал висящую в прихожей одежду. Стоявший у входа пуфик напоминал кавказскую папаху.

В комнатах было еще хуже. Широкие деревянные подоконники сгнили, обои под ними превратились в грязные жухлые лоскуты. Ковер можно было выбрасывать на помойку. Обои на стенах выцвели, рисунок едва просматривался — вот тебе и гарантия пятнадцать лет. Мебель и техника на первый взгляд не пострадали, если не считать все той же пыльной шапки. Впрочем, сейчас не до анализа, сначала надо пристроить плот и вытащить Сан Саныча.

Как выяснилось, с веревками я погорячился, в доме нашлась только бельевая. Моток здоровый, с запасом, вопрос в том — хватит ли прочности. Майке и деревянной плите вот не хватило.

Я размотал клубок и подергал веревку. Вроде держит. Если сложить в несколько раз, точно не порвется.

Я переобулся в кроссовки и натянул свежую футболку. Девушек мы высадили, демонстрировать мышцы некому. В носу немедленно засвербело. Футболка, хоть и лежала в шкафу, насквозь пропиталась пылью.

Пару раз чихнув, я подхватил старую кожаную куртку, добавил к экипировке пудовую гирю и швейцарский кухонный нож с широким лезвием.

Как оказалось, пока я собирал барахло, Сан Саныч тоже не валял дурака. Вколотил в плот пару гвоздей подлинней, загнул их в форме подковы. Я спустил ему гирю и кусок веревки. Гиря звучно шлепнулась в воду и опустилась на козырек подъезда. За якорь сойдет.

Мы переправили через окно инструменты и спортивную сумку. Затем я расстелил на подоконнике кожаную куртку и занялся финальной частью спасательной операции. Она продлилась меньше минуты, но по ее окончании руки висели как плети. Сан Саныч выглядел еще хуже: лицо багровое, пальцы дрожат. Вытянуть мужика под девяносто кило весом — задача для тяжелоатлета, а не для теннисиста. Особенно, если мужик почти ничем не может помочь, хоть и старается.

* * *
Мы сидели в гостиной и решали что делать. За окном смеркалось, света не было. Я нашел пару свечек: одну в форме елки — подарок тети на Новый год, другую в форме фаллоса — друзья-шутники постарались. И ведь нашли же, умудрились… Впрочем, горел фаллос отлично. На эту ночь хватит, а дальше будем думать. И не только о свечках.

К холодильнику я подходил с опаской, но опасения не подтвердились. Все, что могло прокиснуть — прокисло, все, что могло протухнуть — протухло, однако произошло это настолько давно, что продукты успели высохнуть до состояния камня. Так что вместо тошнотворного смрада меня встретил уже привычный затхлый запах с легким привкусом пластика.

Распахнув окно, я без затей повыкидывал продукты на улицу. Достал с нижней полки несколько банок консервов, прошелся по кухонным шкафам. На первый взгляд все было не так плохо: пакет пшенки, пакет риса, гречка, консервы, два кило муки и пять сахара, несколько сухих супов, полпакета макарон, нераспечатанная упаковка спагетти и плитка шоколада. Вроде и много всего, а есть нечего. Без электричества не включишь плиту, не сваришь каши. Хоть мебель ломай и разводи костер на лестничной площадке.

Я возлагал надежды на консервы, но тут нас поджидал неприятный сюрприз. Две банки зримо вздулись, и Сан Саныч забраковал их сразу. Банка с лососем выглядел нормально, но едва пробили крышку, запах ударил такой, что лосось немедленно проследовал в окно. Оставалась тушенка, не съеденная в последнем походе за Волгу, фасоль и кукуруза.

— Вегетарианец? — Сан Саныч вскрыл фасоль и вывалил содержимое в тарелку.

— Для салата. — Я подтолкнул к нему банку тушенки. — Тертый сыр, чеснок, фасоль. Отлично получается.

— Жаль. — Охранник разделил мясо на две равные порции. — Жаль, что не вегетарианец. Тушенка бы мне досталась.

— Оборжаться. — Я подцепил вилкой мясное волокно.

Мы смели ужин минут за пять. Без хлеба вышло не сытно. Увы, высохший до сухаря батон заплесневел до полной несъедобности.

— Тихо у вас. — Сан Саныч хмуро посмотрел на оставшуюся банку с кукурузой.

Я хмыкнул, поднялся.

— Обойду соседей. Не может быть, чтобы никого в подъезде не осталось.

— Не откроют. — Сан Саныч кинул ложку в тарелку. — Если до сих пор не сбились в кучу, значит, сидят по норам на своих запасах. Не откроют.

— Или их некому пнуть.

Я вышел в коридор и тут же услышал тихие шаги. Где-то сверху: не то одиннадцатый, не то двенадцатый этаж.

— Есть кто? — Я высунулся в пролет лестницы, но в коридоре было слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

На секунду все стихло.

— Николай Иванович? — Я узнал голос.

— Игорь, ты?

Быстрая дробь шагов скатилась по лестнице. Игорь — высокий худощавый паренек — сбежал на нашу площадку. С удивлением посмотрел на Сан Саныча.

— Николай, с вами все в порядке? — в голосе Игоря звучала неподдельная радость. — Вы не отвечали, я решил, что вы с утра ушли на тренировку и…

Он замолчал, а я вспомнил затопленный на три четверти корт. Если бы спарринг назначили на десять, а не одиннадцать, мы бы сейчас не разговаривали. Впрочем, история не имеет сослагательного наклонения. Меня удивило другое.

— Что значит, не отвечал? У тебя есть телефон?

— Телефон?.. Нет. Я обходил квартиры. Стучал во все двери, проверял, кто остался дома. Вот, составил список. — Он полез в нагрудный карман. — К вам тоже стучал. А вы не ответили.

— Я был в «Скале». Сан Саныч — Игорь.

— В «Скале»? — недоверчиво переспросил Игорь, обменявшись с охранником рукопожатиями. — Вы что, вплавь добирались?

— Построили плот.

— Плот? — Это известие смутило Игоря еще больше.

Я невольно улыбнулся.

— Плот-плот. Стоит у подъезда пришвартованный. Ты не слышал, как мы окна били?

— Н-нет. — Кажется, Игорь все-таки поверил. — Я на крыше был. Пытался понять, что вокруг происходит. С соседними домами связался.

— Перекрикивался? — уточнил Сан Саныч.

— Ну да. А что оставалось? Я только сейчас спустился, специально ждал, когда стемнеет, чтобы проверить. Света нигде нет. Ни у нас, ни в Новокуйбышевске. Вы же видите, какая погода: ни звезд, ни луны. А у меня бинокль десятикратный, я бы любой блик заметил, что в домах, что на воде. И нефтяные факелы за рекой не горят. Там же, в Новокуйбышевске, вся нефтепереработка. Куча заводов… И полная темнота!

Игорь говорил быстро и сбивчиво, ему явно требовалось с кем-то поделиться.

— Я ждал, что пошлют вертолеты или еще что-то. Сложил на крыше костер, чтобы посигналить. Но ничего такого. Я вообще не слышал, чтобы где-то моторы работали.

Он наконец замолчал.

— А что остальные? — Я взял список жильцов.

— А ничего, — неожиданно зло ответил Игорь. — Вышли, побродили, как бараны, и снова по квартирам засели. Ждут, когда их спасут.

— Понятно…

Я зажег свечу и посмотрел на заполненный ровными строчками лист бумаги. Не густо — пустой двенадцатый этаж, старушка-алкоголичка и снимающие квартиру студентки на одиннадцатом, отец с маленьким сыном на десятом… Вместе с нами семнадцать человек, из них шестеро — пенсионеры. Последние строчки относились к пятому этажу. На третьем и четвертом никто не отозвался.

Понемногу картина складывалась. Люди погибли там, куда добралась вода. Судя по ее уровню, затопило весь город. Граница прошла где-то между третьим и четвертым этажами. Местами ниже, местами выше.

Сознание мы потеряли примерно в десять утра в четверг. Рабочий день — заполненные машинами улицы, люди в офисах и на предприятиях, дачи, пляжи, детские сады… По квартирам сидели немногие, и те, кто сидели, вовсе не были цветом общества.

Я отложил список. В голове была пустота. Сколько всего выжило? Если по списку, шестнадцать человек на сорок восемь квартир. Десятая часть, даже меньше. Конечно, все равно немало. Самара — миллионник, тысяч сто наберется. И все же…

— Ночь на дворе, — прервал затянувшееся молчание Сан Саныч. — Завтра разберемся.

Игорь вопросительно посмотрел на меня. Кажется, он ожидал другого. Только что я мог сказать?

— Если хочешь, оставайся у меня.

Игорь отрицательно качнул головой.

— Мне надо кое-что сделать, — с прохладцей сказал он.

— Шустрый, — подытожил Сан Саныч, когда я закрыл за парнем дверь.

— Ага. Папаша — тренер «Крыльев Советов».

— Вержбицкий? — Кажется, эта новость поразила Сан Саныча больше, чем все катаклизмы вместе взятые.

— Точно. Да не, он нормальный парень. Учится в медицинском на хирурга, вроде отличник, мы с ним иногда в третий «Лефт» гоняем.

— Чего?

— «Лефт фо дэд» — игра компьютерная.

Сан Саныч буркнул что-то неодобрительное и повалился на диван. Через минуту он уже храпел, а я еще долго не мог уснуть. Стоял у окна и смотрел на вырезанный из черного картона город.

* * *
Разбудил меня рев. В нем не было ничего человеческого. Так ревут гризли, когда операторы «Энимал плэнет» тычут им в морду камерой, стараясь взять план покрупнее.

Я продрал глаза, выглянул в окно, но так ничего и не понял. Небо посветлело, хотя толком еще не рассвело. Голосили откуда-то из новостройки. Иногда крик прерывался, но спустя несколько минут вновь набирал силу. Через четверть часа стало ясно, что никого не насилуют и не режут. Так блажат алкаши, когда в лобные доли радостно стучится белочка.

Еще через четверть часа анонимный алкоголик поднял Сан Саныча.

— Хрен знает, — ответил я на незаданный вопрос. — Алкаш какой-то. Не пойму — где.

— Пошли на крышу, — мрачно сказал Сан Саныч.

— Чего там делать?

— Разберемся. — С утра он был неразговорчив.

— С чем? — не понял я. — Это где-то там. — Я указал в сторону стройплощадки, отделенной от нас затопленным пустырем. — Из соседних домов пусть разбираются. Поди, уже всех перебудил.

— Разберутся они. Твои, вон, вчера со многим разобрались?

Я вспомнил обход Игоря и засевших по норам соседей. Хмыкнул.

— Ну, а мы-то при чем? Своих проблем мало? Нажралась скотина и орет.

— Нажрался — значит, не человек?

Сан Саныч посмотрел на меня исподлобья и вышел из комнаты. Через секунду щелкнул замок. Продолжая недоумевать, чего охраннику дался этот ранний пьяный, я последовал за ним.

Небо по-прежнему было затянуто облаками. Мы прошли мимо сигнального костра, собранного Игорем из разломанных стульев и табуреток. Подошли к краю крыши. Пока неведомый алкаш собирался с силами, я огляделся. Вода была везде. Если она и шла на спад, то отнюдь не так быстро, как хотелось.

Сзади послышались шаги. Я обернулся и увидел Игоря.

— Тоже проснулись? — вместо приветствия спросил он.

Снова раздался вопль. На этот раз в нем слышались какие-то слова, но я разобрал только «тащите».

— На кране. — Игорь протянул мне бинокль. — Я еще из окна вычислил.

— Охренеть, — только и сказал я.

Алкоголик сидел в кабине крана — обычного башенного крана, достраивавшего десятый этаж дома. Как он туда попал, почему молчал весь вчерашний день, оставалось загадкой. Зато трагедия предстала как на ладони. Лестница, по которой взбирался крановщик, была сломана у самой кабины. Путь назад был отрезан, разве что как-то спуститься по решетчатому корпусу крана. Но, похоже, такой вариант орущий благим матом оператор не рассматривал.

— Что будем делать? — деловито поинтересовался Игорь, когда я протянул бинокль Сан Санычу. Не дождавшись ответа, сказал: — Вообще-то у меня есть план.

— Рассказывай, — совершенно серьезно предложил охранник.

— Стрелу видите? Она совсем близко от дома. Метров десять, не больше. Если подняться на последний этаж и закинуть оттуда веревку, он сможет проползти по стреле и по веревке спуститься на крышу.

— Веревка нужна толстая, — с сомнением сказал Сан Саныч. — Иначе не выдержит.

— Толстая не нужна, — быстро сказал Игорь. — У меня есть альпинистское снаряжение. Там веревки легкие и прочные, не порвутся. И «кошка» есть, зацепится за стрелу без проблем.

Сан Саныч задумчиво кивнул. Я посмотрел на обоих, как на сумасшедших. Спасательная операция на ровном месте. И нет, чтобы старушки или ребенка, — алкаша, зачем-то забравшегося на подъемный кран.

— Ладно, там посмотрим, — тяжело проговорил охранник.

— Ага, я только все соберу. Встречаемся через пять минут у плота.

Игорь быстро спустился в люк.

— Шустрый парень, — повторил Сан Саныч.

— Кажется, я перестаю воспринимать это как комплимент. Во всяком случае, из твоих уст.

Сан Саныч шутку не оценил.

* * *
Весло я Игорю вручил сразу: хотел поработать спасателем — работай. И он работал, причем с энтузиазмом. Я посадил его на левый борт к Сан Санычу, а сам греб справа.

В таком составе дело шло быстрее, да и Сан Саныч за ночь немного пришел в себя. Мы быстро обогнули дом, поплутали между разросшимися на газонах деревьями и выплыли на простор пустыря. Правда, добраться в один прием все равно не получилось, остановились на полпути.

Небо посветлело. Легкий ветерок гнал рябь по свинцовой воде. Странное ощущение — сидеть посреди огромного, раскинувшегося за твоим домом озера, там, где еще два дня назад были гаражи, стоянка, спортивная площадка…

Пока мы отдыхали, Игорь разглядывал в бинокль недостроенное здание. Потом вдруг отложил бинокль, расстегнул длинный чехол и достал оттуда ружье.

А я-то гадал, что в нем.

— «Эдган», — пояснил Игорь в ответ на мой недоуменный взгляд. — Пневматика. Но довольно мощная.

Он вытащил из рюкзака оптический прицел и добавил:

— Прицельная дальность сто метров.

Сан Саныч скептически хмыкнул.

— Зря смеетесь. — Игорь закрепил прицел. — Зимнюю одежду пробивает на раз. Скорость вылета пули больше, чем у «Макарова». Калибр, конечно, мелковат, но попадет — мало не покажется.

— Ты его вытащил-то зачем?

— Затем, что там кто-то есть, — указал Игорь на недостроенный дом. — Только я не понял — кто.

— В доме? — Я с удивлением посмотрел на безмолвный серый остов.

— Ага. Что-то промелькнуло, я потому в бинокль и смотрел. Но сейчас все тихо.

— Может, птица?

— Может, и птица. Только рисковать не хочется. — Игорь зарядил винтовку. — Жаль, она однозарядная. У меня есть вторая, покруче, но там прокладка воздух пропускает. Не успел вечером починить.

Сан Саныч как-то подобрался, и мне вдруг стало не по себе. Охранник воспринимал слова Игоря всерьез. Вся эта дурацкая игра, в которую я зачем-то позволил себя втянуть, внезапно приобрела зловещий оборот.

Мы снова взялись за весла. Пока гребли, я не сводил глаз с приближающейся стройки. Ни души. И тихо, как на погосте. Даже псих на кране замолчал.

Когда до дома оставалось два десятка метров, мы как по команде бросили весла.

— Оружие взяли? — деловито поинтересовался Игорь.

Мне захотелось влепить ему подзатыльник. Эти милитаристские игры начинали раздражать. К моему удивлению, Сан Саныч только кивнул и продемонстрировал мой швейцарский нож. Я даже не заметил, как он его стянул.

Игорь кивнул в ответ, достал из рюкзака тяжелый охотничий нож в кожаных ножнах и передал мне.

— Медленно подгребайте. — Он взял винтовку наперевес.

Секунду я размышлял, не врезать ли ему веслом по заднице, чтобы немного пришел в чувство. Потом плюнул и начал грести.

Каменный скелет здания медленно приближался. Наконец плот уткнулся в бетонную плиту перекрытия.

— Высаживайтесь, я прикрою. — В голосе Игоря не было и намека на иронию.

Сан Саныч коротко посмотрел в мою сторону и первым спрыгнул на пол, оказавшись по колено в воде. Чувствуя себя полным идиотом, я последовал за ним. В кроссовках немедленно захлюпало. Игорь бросил гирю-якорь, закинул за спину рюкзак со снаряжением и, по-прежнему держа винтовку наперевес, спустился вслед за нами. На ногах у него красовались новенькие армейские берцы, но защитить они не могли — вода стояла слишком высоко.

Сан Саныч пошел первым, Игорь вторым. Я замкнул шествие.

Крановщик начал орать вновь. На сей раз, его речь была более членораздельной, но ничего осмысленнее, чем: «Заберите, не рвите душу», не прозвучало.

Поднявшись на третий этаж, я уловил знакомый запах гниющей плоти. А вскоре увидел его источник.

Рабочий лежал у самой стены. Точнее то, что от него осталось. Рубашки не было, штаны — изодраны в клочья. Тело распотрошили, вывернули наизнанку и обглодали почти до костей. Чуть дальше лежал еще один. Этого вообще разорвали на части — одну руку целиком, другую по локоть. Я почувствовал холодок в животе. Птицам такое не под силу. Это или животные, или… Нет, одернул я себя. Это невозможно. Люди не могли сделать такого. Сан Саныч, мрачно разглядывавший останки, вдруг сделал несколько шагов к ближнему мертвецу, нагнулся и подобрал валявшийся на полу лом. Железяка сильно заржавела, но как оружие годилась.

В полном молчании мы поднялись на четвертый этаж.

На этот раз кости были собачьи — некрупную дворняжку растерзали в двух шагах от лестницы. Кости обглодали с таким тщанием, что не осталось даже крошечного кусочка плоти.

Игорь присел на корточки и почти сразу констатировал:

— Собаки сожрали. Не очень крупные. Я такие укусы сто раз видел. Видимо, здесь жила стая. Только странно, что они задрали своего. Псы так не поступают.

— Ты в бинокль не собаку видел? — хмуро спросил Сан Саныч.

— Не знаю. — Игорь выпрямился. — Вряд ли. Собаки охраняют свою территорию. Они бы нас давно облаяли, а тут тишина. Ничего не понимаю.

Сан Саныч пожал плечами и, поудобнее перехватив лом, пошел к лестнице. Он успел подняться до середины пролета, когда сверху на него обрушилась тень.

* * *
Пес промахнулся. Зубы клацнули у самого уха охранника, когти распороли майку, однако цели охотник не достиг. Правда, от удара Сан Саныч покачнулся, но на ногах все же удержался. И тут же врезал собаке ногой, отчего та, всхрипнув, впечаталась в стену. В следующую секунду Игорь оказался рядом. Хлопнул выстрел, но Игорь целился не в нападавшего, а куда-то вглубь пятого этажа. Раздался визг.

Я подскочил к побитому псу и пнул изо всех сил, целясь в живот. Попал. Пес рухнул на пол и завозил лапами. Из пасти вырывался сип. Но, как оказалось, это был лишь авангард. На верхнюю площадку выскочили сразу две собаки — рослые, с грязной свалявшейся шерстью, оскаленными пастями. Первая с ходу прыгнула на охранника, и снова бросок не достиг цели. Сан Саныч выставил перед собой лом как копье. Нанизать собаку не получилось, но в морду ткнул. Дворняга хлопнулась на пол и заскулила.

Сан Саныч шумно выдохнул, перевел взгляд на второго противника — и нападение захлебнулось. Пес спустился было на несколько ступенек и остановился. Утробный рык перешел в хриплый лай. Сан Саныч отступил на шаг, чтобы видеть обоих псов. Я топтался сзади — лестничный пролет не позволял драться плечом к плечу. Ситуацию разрядил Игорь, причем разрядил в прямом смысле слова. Дослал новую пулю в ствол, вскинул винтовку и в упор выстрелил в оскалившуюся псину.

Та взвизгнула, неловко подскочила и заковыляла назад, но, сделав несколько неуклюжих полушажков-полускачков, свалилась на пол. Оглушенный пес так и не успел толком очухаться. Сан Саныч махнул ломом, как клюшкой, и сшиб его с площадки. Пес угодил в лестничный просвет, а через секунду внизу раздался всплеск. Игорь перезарядил ружье и хладнокровно выстрелил в первого нападавшего, которому досталось и от охранника и от меня. Тот дернулся и затих. Три — ноль в нашу пользу.

Мы, тяжело дыша, посмотрели друг на друга. Отбиваться от собак мне и раньше приходилось, но тут мы столкнулись не со сборищем уличных шавок, а с безмолвными, безжалостными хищниками. Таившимися в засаде, выбравшими удобный момент для атаки.

— Наверху еще один, — напомнил Игорь, перезаряжая винтовку. — Я не уверен, что уложил его с первого выстрела.

Игорь ошибся. Выстрел был точен, и подстреленный пес распластался в дюжине шагов от лестницы. Но он был не один. На другом конце этажа стоял рослый, стройный дог — белоснежная шерсть с иссиня-черными пятнами, гордая осанка. Он выглядел генералом, руководившим сражением с безопасного расстояния. Я готов был поклясться, что дог смотрит мне прямо в глаза. И от этого взгляда мне стало не по себе.

Накатило странное чувство, непривычное и в то же время знакомое — вспышка, короткая и яркая, пробежавший по мышцам электрический разряд. Я вспомнил миг пробуждения, твердый холодный пол «Скалы», скрипящую на зубах, набившуюся в нос пыль, ватное тело и… легкость, абсолютное, всеобъемлющее понимание, знание того, что произойдет в следующую секунду, через день, через год, почти просветление. И это странное ощущение было как-то связано с породистым грациозным животным.

Мгновение озарения прошло. В следующую секунду мир вновь стал привычным и серым. Игорь выскользнул из-за моей спины, вскинул ружье и почти сразу нажал на спуск. Хлопнул выстрел. Дог вздрогнул, развернулся и сиганул вниз. Раздался звучный всплеск.

Игорь перезарядил винтовку, подошел к самому краю и озадачено уставился вниз. С полминуты он высматривал беглеца, но так ничего и не обнаружил. Методичность, с которой он расстреливал собак, завораживала и пугала одновременно.

— Кажется, готов, — будничным тоном сказал он. — Признаюсь честно, не ожидал. С одного выстрела завалить такую тушу из «Эдгана»… Нам повезло.

— Кто это был?

Я спросил автоматически и тут же пожалел — вопрос вышел идиотским. Впрочем, Игорь понял его по-своему.

— Тиггердоген, сейчас таких называют Арлекинами — немецкий дог мраморного окраса. Видимо, он и был вожаком. Странно только, что стоял в стороне, а не шел первым, вожаки всегда ведут стаю за собой.

Я кивнул и, чтобы побыстрее замять тему, мотнул головой в сторону лестницы: мол, идем дальше. Игорь не возражал.

* * *
До крыши мы дошли без приключений. На шестом этаже обнаружился еще один обглоданный собачий скелет. Видимо, наводнение застало стаю в доме, отрезав от окружающего мира. Пришлось заниматься самоедством, да вот беспомощные строители подвернулись. Впрочем, это были лишь мои догадки.

Крановщик закатил концерт, едва мы поднялись на последний этаж. Сан Саныч, не мудрствуя, вложил два пальца в рот и оглушительно свистнул, прерывая причитания. Крановщик затих, с минуту молчал, а потом до него, кажется, что-то дошло. Он распахнул дверцу кабинки, высунул голову и что-то забормотал, глядя в нашу сторону. На вид ему было лет сорок — чернявый, с широкими мушкетерскими усами, в неуместной оранжевой каске.

— Не виноват я. — Голос его сорвался на крик. — Не виноват. Все пили. И бригадир пил, и Петруха, и Даник. Я что? Я как все. Не виноват я…

Он вдруг зарыдал.

Я скептически посмотрел на Сан Саныча. Белочка, как есть белочка.

Мы подошли ближе, пытаясь понять, что делать дальше. Впрочем, более подробный осмотр ничего не дал. Лестница, ведущая из кабины, была сломана аккурат у основания и торчала под углом. Если спуститься через люк и повиснуть на руках, на нее можно было встать. Только вряд ли она выдержит такой вес. Не вариант.

Спуститься по решетчатому корпусу крана с высоты двенадцатого этажа? Для альпиниста — решаемая задачка, для алкаша-крановщика — невыполнимая.

Оставалась стрела. Только что с ней делать? Если бы она висела над домом, можно было бы проползти и спуститься по железному тросу с крюком на конце. Но стрела не дошла до дома метров пять, с крюка не допрыгнуть никак. Повиснуть и раскачаться? На воздушного гимнаста крановщик походил не больше, чем на альпиниста.

— Мужик, тебя как зовут? — крикнул Игорь.

— …ыч.

— Как зовут, спрашиваем? — поддержал парня Сан Саныч.

— Михалыч. — Крановщик всхлипнул.

— Михалыч, слушай. — Игорь достал из рюкзака темно-зеленый трос, скрученный в плотный моток. — Вылазь на стрелу. Кинем тебе веревку, спустишься к нам на крышу.

Взгляд у крановщика был пустой-пустой, не уверен, что он вообще понял, о чем говорил Игорь. Но парня это не смутило, он извлек из рюкзака «кошку» и сноровисто закрепил ее на конце веревки.

— В горы ходил? — Сан Саныч внимательно следил за манипуляциями.

— Только раз. Познакомился с девушкой на Грушинском, она все Жигули облазила. Потом расстались, а снаряжение осталось. У меня приятель хотел купить, но я не продал. Как знал, что пригодится.

Игорь подергал крепление, подошел к краю площадки, раскрутил веревку и метнул с таким расчетом, чтобы «кошка» зацепилась за стрелу…

Через пять минут выяснилось, что ниндзя из Игоря хреновый. Еще через пять, что из Сан Саныча — не лучше. «Кошка» пролетала то выше, то ниже, то билась о стрелу, то соскальзывала, не найдя за что зацепиться. Цирк да и только. В конце концов я не выдержал, отобрал у них веревку и почти сразу попал. Первый раз чуть-чуть не рассчитал по длине, а вот второй бросок увенчался успехом. Веревка перехлестнулась через стрелу, стальные крючья нашли опору и прочно в нее впились.

Игорь, размотав веревку, закрепил ее у дальнего конца крыши. Трос повис под углом градусов в тридцать. Посадка будет жесткой, но терпимой, если, конечно, крановщик не сорвется на полпути. И если вообще полезет.

— Михалыч, ты меня слышишь? — крикнул Игорь. — Лезь на стрелу, только не спеши. Доберешься до веревки, схватишься и съедешь на крышу. Все понял?

Крановщик смотрел на парня все с тем же отсутствующим выражением.

— Михалыч, все в порядке. Ничего не бойся, — продолжал увещевать Игорь. — Стрела широкая, ветра нет, веревка крепкая, из альпинистского набора. Только жилетку сними и с собой возьми вместо перчаток. Иначе руки сорвешь об веревку. Ты понял?

Крановщик даже не шелохнулся.

Игорь посмотрел на нас. Кажется, впервые я видел его растерянным. Он придумал план, запасся снаряжением, все рассчитал, проложил ковровую дорожку к спасению… И ничего не вышло. Жертва осталась на месте и вовсе не собиралась съезжать по тонкой ниточке, протянутой над тридцатиметровой пропастью.

— А ну встал, козел! — неожиданно заорал Сан Саныч. — Вон из кабины! Полез наверх!

Крановщик вздрогнул. Его взгляд сделался осмысленным. Он посмотрел на Сан Саныча и вдруг заскулил, точь-в-точь как раненый пес.

— Начальник, не проси. Убьюсь, расшибусь. Не проси, начальник. Лучше сдохну, лучше птицы склюют. Не полезу, начальник, не проси.

— Лезь, гребаный ублюдок!

Сан Саныч подошел к самому краю крыши. Казалось, еще чуть-чуть, и он прыгнет на кран, чтобы добраться до крановщика.

Михалыч завыл.

— Нет… Не проси… Сдохну… Лучше тут…

Я подошел к Игорю.

— Ружье заряжено?

— А? Да. А что?

— Дай-ка сюда. — Я подхватил «Эдган» и направил на кабину. — Лезь, пристрелю!

Продолжая поскуливать, Михалыч посмотрел на меня.

— Лезь! — Заорал я и нажал на спуск, целясь повыше. Хлопнул выстрел, разлетелось стекло кабины. — Лезь! Пристрелю!

Михалыч заревел — натурально зверь! — выбрался на площадку и, всхлипывая, полез на стрелу. Движения были угловатыми, неровными, но держался он крепко. Где-то на середине пути я вдруг осознал, что если крановщик сорвется, виноват буду я и только я. Неважно, какими были намерения, неважно, что другого пути не было. Именно я заставил его поставить на карту жизнь, и именно я буду отвечать за смерть.

Михалыч дополз до края стрелы, судорожно ощупал веревку и стянул оранжевую рабочую жилетку. Свернул в рулон, вцепился и начал медленно сползать со стрелы. Ему удалось перекинуть одну ногу через трос, когда вторая сорвалась, и крановщик с воем заскользил вперед.

У меня екнуло сердце.

Каким-то невероятным напряжением мышц он смог удержаться, буквально за секунду пролетел над просветом между краном и крышей, пронесся мимо нас и грохнулся на бетонную плиту крыши.

Сан Саныч подбежал первым. Крановщик свернулся в позу младенца, продолжая поскуливать.

— Не виноват я, начальник. Все пили. И Данник, и Петруха, и Юрген заходил… Я первый утром вышел… Не виноват я, начальник…

Я подошел следом. Веревка разрезала жилетку пополам. Грубая ткань продержалась ровно столько, чтобы спасти своему хозяину жизнь. От крановщика разило спиртом, рядом стремительно растекалось пятно. Пнув жилетку, я обнаружил во внутреннем кармане разбитую чекушку водки. Крановщик пил не только с вечера, он притащил бутылку с собой в кабину, где и отключился. А потом, проснувшись, снова налег на водку. В ослабленном состоянии ему потребовалось совсем немного, чтобы окончательно снесло башку.

— Ну, пойдем, пойдем. — Сан Саныч помог Михалычу встать и повел по лестнице вниз.

Игорь перезарядив ружье, показал мне большой палец.

Глава 3

Мебель горела плохо. Игорь даже порывался спуститься на плот и спилить ближайшее дерево, но Сан Саныч посоветовал не маяться дурью, а следить за кашей. Мы извели три стула, прежде чем вода начала закипать.

Окончательно рассвело. В облаках появились первые прорехи, сквозь которые нет-нет да выглядывало солнце. Народ в окрестных домах окончательно проснулся. То тут, то там из окон высовывалась чья-нибудь голова. Обозрев окрестности, голова обычно пропадала, но иногда начинала перекрикиваться с головой, торчащей несколькими этажами выше или ниже. Разговоры сводились к извечным: «Кто виноват?» и «Что делать?» Герцен и Чернышевский были актуальны, как никогда.

Игорь пытался что-то отвечать, я в основном слушал, Сан Саныч не обращал на головы никакого внимания. Он собрал костер, соорудил из кастрюли котелок и занялся завтраком. Выбор блюд был невелик, сошлись на пшенке. Пока вода закипала, я успел выслушать полдюжины предположений о случившемся: глобальное потепление, поднявшиеся грунтовые воды, прорванная канализация и разрушенная плотина. А вот ответа на второй вопрос так и не прозвучало. Ничего лучше, чем «ждать МЧС и военных» головы друг другу не присоветовали.

К моменту, когда вода закипела, Игорь сорвал голос, и Сан Саныч послал его за тарелками.

Михалыч после высадки впал в полузабытье. Сидел, обхватив колени, и смотрел в пространство. Иногда принимался что-то бормотать, но вскоре затихал. На кашу, правда, отреагировал: схватил ложку и, обжигаясь, принялся запихивать в себя густую массу. Остальные тоже не дремали. Я вдруг почувствовал жуткий голод, будто не ел лет десять. Судя по тому, как Игорь с Сан Санычем орудовали ложками, они испытывали схожие ощущения.

Я почти прикончил свою порцию, когда раздался шум, и на крышу неуклюже, по-медвежьи вылез мужик. На вид ровесник Сан Саныча, он отличался грузной фигурой при том, что ростом был с меня, если не выше. Кажется, он въехал к нам недавно. Мы сталкивались пару раз в лифте, но по имени друг друга не знали.

Богатырь, кряхтя, выпрямился и уставился на нас. Если он и ожидал кого-то увидеть, то уж точно не квартет завтракающих вокруг костра мужчин.

Зато Игорь отреагировал мгновенно.

— Владимир Николаевич, садитесь. Кашу будете?

— Здравствуй, Игорь. — У детины оказался глубокий, хорошо поставленный бас.

— Сан Саныч. — Охранник поднялся и протянул руку.

— Отец Владимир. — Детина пожал руку. — В миру Владимир. Как вам удобно.

О как. Я несколько сумбурно представился. Михалыч промычал что-то невнятное, но позы не поменял и в нашу сторону не посмотрел. Сан Саныч махнул рукой — мол, не обращай внимания и, несмотря на протесты, бухнул отцу Владимиру каши. Остатки разделили между собой. Не сказать, что наелись досыта, но червячка заморили. Правда, насладиться ощущениями я не успел.

— Что будем делать? — спросил Игорь.

— Что делать, что делать — сухари сушить. — Я отставил пустую тарелку. — Что ты хочешь услышать? Все же сам видишь.

— Я-то все вижу, — жестко сказал Игорь. — И знаю, что сидеть тут — не выход. Уже ясно, что за нами никто не приплывет. Больше суток прошло — ни одного вертолета. Про катера я молчу, но хотя бы дежурный облет должны были совершить. Значит, не осталось никаких вертолетов. Если у нас вода три этажа затопила, все аэродромы тоже под водой. Все гаражи, вся техника, ничего не осталось. Значит, рассчитывать мы должны только на себя.

Я хмуро посмотрел на парня.

— И что ты предлагаешь?

— Перво-наперво — обойти все квартиры. Соберем продукты, устроим общий склад. Пока вода не спадет, еду придется экономить. Потом вскроем пустые квартиры, там тоже что-нибудь найдется. На первое время должно хватить. Дров надо напилить, на табуретках много не сваришь. Все лекарства собрать. И вообще действовать, а не сидеть. — Он вдруг повернулся к отцу Владимиру и без малейшего стеснения выдал: — Вы почему вчера не вышли, когда я всех обходил? И вообще не ответили.

— Игорь, угомонись… — начал было я, но отца Владимира вопрос не смутил.

— Я молился. Обо всех, кто погиб во время наводнения. Не знал, что делать, и просил совета.

— И как, получили?

— Игорь, ты или утихнешь…

— Или? — Парень посмотрел на меня с вызовом.

— Все в порядке, Коля, он прав. — Отец Владимир помолчал, собираясь с мыслями. — Я должен был помочь живым людям и только потом думать о мертвых. Но я растерялся и искал вразумления в молитве.

— Нашли? — продолжал наскоки Игорь.

— Да, Игорь. — Голос отца Владимира не дрогнул. — Господь напомнил мне о Ное, приставшем к горе Арарат, когда земля скрылась под водой.

— Предлагаете плыть к Арарату? — не сдавался Игорь.

— Нет. На Управленческий. — Отец Владимир перевел взгляд на нас. — Я слышал, что его строили на горе с таким расчетом, чтобы не затопило, даже если сорвет Жигулевскую плотину. В нашем доме вода едва дошла до четвертого этажа. Вряд ли Управленческий пострадал. Город затоплен. Магазины, аптеки, транспорт — ничего не осталось. На Управленческом мы найдем и то, и другое, и третье. И людей, которые не пострадали и готовы помочь.

— Помогут они, как же, — фыркнул Игорь, отказываясь признавать поражение.

— Я с вами. — Я поднялся. — У меня на Управе родители, а здесь все равно цепляться не за что.

Игорь презрительно посмотрел на меня.

— А люди?

— А на Управе не люди?

— Ну, знаешь, я там никого не знаю. А здесь живут наши соседи.

Я прищурился.

— Кажется, вчера ты называл их стадом баранов. Нет?

— Чтотакое Управа? — вклинился в разговор Сан Саныч.

— Так вы не местный? — с легким удивлением спросил Игорь.

— Формально — район города, — ответил я. — Строили на отшибе, вокруг завода. По факту получился небольшой отдельный городок, тем более что между ним и Самарой — лес.

— Далеко?

— На машине полчаса.

Я задумался, пытаясь перевести минуты езды в километры.

— Далеко, — резюмировал Сан Саныч. — С нашими темпами и за день не доплыть.

Отец Владимир тактично кашлянул.

— Я рыбак. Есть лодка. Только достать ее трудновато будет.

Мы воззрились на него с изумлением. Отец Владимир едва заметно улыбнулся. Первым отреагировал Игорь.

— Откуда достать?

— Из гаража. — Отец Владимир махнул рукой в сторону пустыря, который мы пересекли, когда плыли к подъемному крану. — Должно быть, его затопило.

Игорь вскочил.

— Я за снаряжением.

— Ты же только что никуда не хотел плыть? — съязвил я.

— Лодку надо достать в любом случае, — серьезно ответил парень. — Сейчас она на вес золота.

* * *
— Твою ж мать. — Я уцепился за настил плота и с минуту шумно сипел, пытаясь восстановить дыхание. Наконец выдохнул: — Бесполезно. Вдвоем надо. Или втроем.

Игорь с готовностью посмотрел на меня.

— Не, ты там не поможешь.

Отец Владимир шумно вздохнул и в три приема спустился в воду. Силой он и впрямь обладал богатырской, но вот грацией похвастаться не мог. Сан Саныч ухнул следом. Я подплыл к крыше гаража.

— Значит так. Я подтащил ее к двери вплотную. Мы с Санычем подныриваем и тащим заднюю часть, вы тяните спереди.

— С Богом.

Отец Владимир одной рукой облокотился о крышу, готовясь к решительному рывку лодки наружу. Я поглубже вдохнул и нырнул в гараж…

Рассказ о нашем заплыве больше всего походил на рассказ пациента дурки. Сомневаюсь, что на Земле найдется хоть один человек, который бы выуживал резиновую лодку из затопленного гаража посреди города. Но все когда-то бывает впервые.

Игорь завернул про снаряжение не ради красного словца. Вдобавок к веревке и набору инструментов из «Скалы» у нас теперь была трубка и маска для подводного плавания. На вопрос Сан Саныча: «А акваланга у тебя случаем нет?» — Игорь хмыкнул и заявил, что предпочитает дайвингу снорклинг. Кажется, ответ понял только я.

Михалыч так и не вышел из полукоматозного состояния. После завтрака я запустил его к себе в квартиру и оставил одного.

Доплыли быстро. Утонувший гаражный массив находился неподалеку — ржавые железные коробки, выстроенные в два ряда. В девяностых, когда половины окрестных домов не было, они продавались за бесценок, сейчас стоили бешеных денег. По словам отца Владимира, гараж достался ему в наследство, а поскольку машины не было, там хранились лодка и всякий хлам.

— Неужели не предлагали продать? — поинтересовался я.

— Предлагали. Только куда я барахло складывать буду? — простодушно ответил священник. — Да и лодка здоровая.

Пришвартовались. Гаражи стояли на пригорке, поэтому ушли под воду неглубоко: от крыши до поверхности меньше метра.

Вопреки опасениям, поначалу все шло гладко. Больше всего я боялся, что заклинит замок, но с пятой или шестой попытки нам удалось повернуть ключ. На то чтобы открыть дверь, ушло минут десять. Петли основательно заржавели, а дернуть как следует под водой не удавалось. Но, сменяя друг друга, мы ее расшатали и после серии неудачных нырков все-таки отодвинули засов.

Распахнуть створку ворот с одной стороны оказалось тяжелее, с другой — проще. Нырять было неглубоко, да и край крыши служил надежной опорой, однако сил и времени угрохали изрядно.

Через полчаса все лежали пластом. Игорь активного участия в работах не принимал, толку от него было немного — только мешался. Но пока мы приходили в себя, завладел маской и пару раз нырнул в распечатанный гараж. Это стоило ему ободранных локтя и спины, зато он сообщил, что нашел лодку. Собственно, найти было не сложно: даже в сдутом состоянии она занимала немало места. Вопрос — что делать дальше?

Игорь промаялся с четверть часа, но не сумел отбуксировать ее даже к входу. Я отобрал у него трубку и попытался выволочь лодку наружу. Черта с два — здоровенная дура. Пришлось звать тяжелую артиллерию.

Помощь отца Владимира решила исход дела. Один за другим, кашляя и отфыркиваясь, мы вынырнули и облокотились на край плота. Три четверти лодки по-прежнему оставалось в гараже, но главное было сделано — нос торчал наружу, а значит, до победы оставался один шаг. Нужно было лишь отдышаться и собраться с силами…

— Пожрать надо, — недипломатично высказался Сан Саныч в ответ на предложение Игоря отплыть немедленно.

Мы вернулись совершенно без сил — последние крохи ушли на то, чтобы забраться в дом. На этот раз мы не стали мучиться с десантированием в окно, а причалили с другой стороны, к одному из балконов. Залезть на него оказалось не в пример проще. Даже отец Владимир, несмотря на немалый вес, одолел подъем. Подозреваю, что в окно мы бы его не втянули.

Квартира, в которую мы проникли, была пуста. Я, уже приготовившись к встрече с утопленниками, вздохнул с облегчением.

Пока мы, выбравшись на лестничную площадку, пытались отдышаться, деятельный Игорь устроил обход подъезда и выцыганил два ручных насоса. Тот, что остался в гараже, мы даже не пытались выловить.

— Он прав, — поддержал я охранника. — Надо передохнуть хотя бы часок. Нам же грести.

Отец Владимир ничего не сказал, но его багровое лицо и всклоченная борода были красноречивее всяких слов.

— Ладно, — сдался Игорь, — пойду разведу костер.

Михалыча мы обнаружили на том же месте, где оставили. Крановщик сидел у окна и что-то монотонно бубнил, глядя на затопленные улицы. Но не буянил — уже хорошо.

Пока закипала вода, я прикидывал маршрут заплыва. Самую простую идею — спуститься к Волге и доплыть по реке напрямик — пришлось забраковать. Прямик прямиком, но грести надо будет против течения. Если такое и возможно, то точно не в нашем нынешнем состоянии. Значит, надо плыть через город. Например, по маршруту «полтинника». Насколько я помнил, пятидесятый автобус ходил на Управу едва ли не кратчайшим путем. Нормальный вариант. Единственное, что меня беспокоило, успеем ли мы до темноты. Судя по солнцу, сейчас где-то в районе полудня. Последний раз я плавал на лодке в далеком детстве и совершенно не представлял, сколько нам понадобится времени.

Ночевать посреди дороги категорически не хотелось. С другой стороны, летом темнеет поздно. Даже если мы выплывем после обеда, уж за девять-то часов допилим. Тут пешком дойти быстрее.

Костер в этот раз горел бодрее, и вскоре каша была готова. Пока Сан Саныч возился с обедом, Игорь носился, как электровеник: собрал очередной «дорожный комплект», осмотрел и немного подкачал лодку, а также привел в порядок, как он сказал, главный калибр. Если «Эдган» не являлся боевым оружием в полном смысле слова, то второе ружье, по его словам, не уступало огнестрелу.

— Так что можно не волноваться, — подытожил он. — И от зверья отобьемся, и от идиотов, которым наша лодка понадобится.

— Замечательно, — кивнул Сан Саныч. — Садись, ешь.

За едой я высказал свои соображения. Отец Владимир согласился, что к ночи должны успеть. Правда, как мне показалось, в его голосе прозвучало сомнение. Сан Саныч только пожал плечами. На Управленческом он не бывал и оценить расстояние не мог. Что касается Игоря, то он готов был отплыть в любой момент.

Я отправил его с порцией каши к Михалычу, а сам пошел следом. Рюкзак у меня был, как и добротная дорожная сумка. Осталось решить, чем набить. Комплект одежды для себя и Сан Саныча, инструменты, остатки воды и еды… Что еще? Моток бельевой веревки — альпинистская Игоря в разы прочнее, но мало ли, — ножи, свечи, лекарства… В итоге набралось прилично. Я даже засомневался, выдержит ли лодка, если Игорь и отец Владимир притащат столько же. Да и вообще четыре мужика на борту… Четыре.

Я посмотрел на Михалыча. Кашу он смел с той же скоростью, что и во время завтрака. После чего снова уставился в окно с отсутствующим видом. Я не представлял, что с ним делать. Брать с собой — не вариант. Плюнуть и оставить тут? Выпроводить из квартиры?

Я спустился на третий этаж, в чужую квартиру, через которую мы проникли в дом. Игорь не поленился, затащил лодку в комнату. На поверку она оказалась здоровенной и даже в сдутом состоянии заняла полспальни.

— Давай-ка вытащим ее обратно, — посоветовал я. — Чует мое сердце: надуем — застрянет.

Игорь фыркнул для вида, но спорить не стал. Легкость, с которой он соглашался, могла соперничать лишь с его же упрямством. Расположившись на плоту, мы принялись за работу.

Один насос оказался совсем дохлым. Второй был получше, и все же прошло немало времени, прежде чем лодка приняла презентабельный вид. Она и впрямь была огромной. Даже учитывая габариты отца Владимира, четверо могли уместиться без особых проблем, да и для вещей осталось немного места.

Работая посменно, мы добились того, что ее бока стали упругими. На первый взгляд, лодка воздух держала. Нигде не шипело, пузырьки не шли.

— Я за вещами. — Игорь одним прыжком забрался на балкон.

Отец Владимир кивнул и кряхтя поднялся следом.

— Думаешь о крановщике? — угадал мои мысли Сан Саныч.

Я махнул рукой:

— Разберусь.

— Ну-ну. — Сан Саныч влез на балкон последним. — Я пока тут осмотрюсь. Может, что подходящее подвернется. Хозяевам вещи больше не понадобятся.

Я пожал плечами и поднялся к себе. Крановщик лежал на диване и смотрел в потолок.

— Михалыч, слушай, — нерешительно начал я и осекся.

Как сообщить человеку, что его выгоняют на улицу? Пусть даже дом не его, но другого-то нет. Может, и впрямь плюнуть да оставить его здесь?

— Михалыч, мы сейчас уплываем…

— Уплываем, — эхом отозвался крановщик и посмотрел на меня пустыми глазами.

— Да, у нас есть лодка, и мы решили плыть на Управленческий…

Я снова сбился и разозлился сам на себя. Чего я оправдываюсь? Мы спасли ему жизнь, накормили. Он сидит в моей квартире. Почему я должен чувствовать себя виноватым?..

— Лодка. — Михалыч вдруг поднялся. — Где лодка?

Как сомнамбула, не глядя на меня, он вышел в коридор и тяжело потопал вниз. В полной растерянности я последовал за ним. Ориентировался Михалыч на удивление неплохо. Не задерживаясь, спустился до третьего этажа, зашел в распахнутую дверь.

Сан Саныч стоял на балконе и смотрел на наш небольшой флот. Заслышав шаги, он обернулся и с удивлением перевел взгляд с крановщика на меня. Я развел руками: мол, сам пришел, что я могу сделать.

Михалыч выглянул на улицу, посмотрел на лодку и неожиданно широко улыбнулся.

— Спасибо, мужики, — хрипло, с чувством проговорил он.

И в следующую секунду провел Сан Санычу тяжелый хук в челюсть. Охранник врезался в ограждение балкона и, не издав ни звука, растянулся на бетонном полу.

* * *
Меня спасло то, что Михалыч стоял в проеме балконной двери. После удара он не смог быстро развернуться и вырубить меня так же, как Сан Саныча. Точнее, развернуться он успел, но я среагировал, отступил на шаг и ударил ногой. Узкий проем помешал крановщику уклониться и, хотя он принял пинок на руку, сила удара пошатнула его.

Я попятился, судорожно оглядываясь в поисках чего-нибудь, что могло послужить оружием. Михалыч, оскалившись, запрыгнул в комнату. Его лицо преобразилось: пустые глаза в один миг стали жесткими и злыми, рот кривил оскал. Ни дать ни взять — дикий зверь. Несмотря на запойный потасканный вид, двигался он на удивление мягко. Подготовку было видно сразу. Да и свалить Сан Саныча одним ударом смог бы только очень сильный боксер.

Я отступил на шаг, лихорадочно вспоминая основы рукопашного боя. Вспоминал и понимал, насколько это бесполезно. Мне ли, мастеру спорта, не знать, как смешны потуги любителей в споре с профессионалами. Михалыч был профессионалом. Впрочем, он не спешил. Замер у балконной двери, сунул руку за спину и вытащил нож. Мой кухонный нож.

— Застрелить хотел, да? — ухмыляясь, проговорил он. — Сейчас я тебя буду резать.

Он перехватил нож обратным хватом.

— Зарежу и уплыву на лодке. Я же только ждал, когда вы с того плота уйдете. А вы лучше. Вы лодку привезли. С лодкой я тут королем буду. Только зарежу.

Он сделал ложный выпад. Я инстинктивно отпрянул, задел кресло и потерял равновесие. Михалыч метнулся вперед, сбил меня с ног, повалил на пол. Кресло отчасти помешало и ему, что спасло мне жизнь.

Я перехватил руку с ножом, удержав острие у самого горла. Михалыч навалился всем весом, кончик лезвия неприятно уколол кожу. Безмолвная борьба длилась вряд ли дольше минуты, но для меня растянулась на вечность. Крановщик давил, я удерживал пляшущее лезвие в сантиметре от горла.

Закончилось все внезапно. Ни я, ни Михалыч не обратили внимания на раздавшийся сбоку шум. Вероятно, крановщик его не услышал, я же при всем желании просто не мог повернуть голову.

Сан Саныч возник за спиной крановщика и обрушил на затылок разводной ключ. Михалыч обмяк и кулем свалился на пол. Судорожным движением я вырвал нож, вскочил и прижался к стене. Крановщик лежал без движения.

— Жив, паскуда, — со злостью пнув Михалыча, невнятно выговорил Сан Саныч.

Тот рефлекторно дернулся: гаечный ключ отправил крановщика в глубокий нокаут.

— Ты как? — Я поймал себя на том, что не могу унять дрожь в руках.

— Сука, крепкий. — Сан Саныч осторожно ощупал челюсть. — Боксер, что ли. Как сам?

— Нормально.

Я коснулся шеи. Пальцы окрасились красным, но крови было немного — царапина.

Сан Саныч кивнул на скрючившегося крановщика:

— Что делать будем?

— Свяжем, пока не очухался.

Сан Саныч хмыкнул и присел на краешек кресла, предоставив мне идти за веревкой. Как он ни хорохорился, было видно, что удар в челюсть не прошел бесследно. Удивительно, как охранник вообще смог подняться и вмешаться в драку.

Принеся моток веревки, я неумело заломил и начал вязать Михалычу руки. За этим занятием нас и застал Игорь, ввалившийся в дверь с рюкзаком за спиной и парой ружей в руках. Через несколько минут подошел отец Владимир.

— …и теперь не ясно, что с этим счастьем делать, — закончил я короткую историю побоища. — Оставить здесь — соседям подарочек. Хитрая тварь. Ведь выдумает что-нибудь, дверь упросит открыть, а потом и прирежет, и ограбит. Но не топить же его.

— А что, самая унизительная казнь. Или на кране повесить в назидание. — Игорь посмотрел на меня с совершенно серьезным выражением лица, но не удержался и улыбнулся. — Шучу я, шучу.

— Мы его одного оставим, — вмешался отец Владимир. — Свяжем покрепче, погрузим в лодку и оставим где-нибудь на островке. Судить мы не вправе, кем бы он ни был, но и оставлять здесь нельзя. Раз привезли, мы за него в ответе.

— Не по-христиански как-то, — съехидничал Игорь. — К свету обратить не хотите?

Отец Владимир ничего не ответил, а Сан Саныч отвесил парню легкий подзатыльник.

— Ноги тоже свяжи, — посоветовал он. — И будем грузить.

* * *
Михалыч пришел в себя уже после отплытия. Заворочался, попытался сесть, но сумел лишь перевернуться на другой бок. В следующую секунду он согнулся пополам и выблевал обед на настил плота.

Игорь демонстративно взял в руки ружье.

— Будешь дергаться — стреляю, — предупредил он.

Михалыч зашелся в кашле, перевел злобный взгляд с парня на меня. Потом разом обмяк, завалился на спину и уставился в небо. Должно быть, понял: раз не убили сразу, его жизни ничто не угрожает. Я с трудом подавил желание перебраться на плот и столкнуть мерзавца в воду. В возможное раскаяние я не верил, такой не раскается и на кресте. А так хоть мир станет чище.

Мы уже выгребли на Чернореченскую, когда Игорь тронул меня за плечо.

— Эта подойдет, — он указал на длинную крышу одноэтажного здания, совмещавшего банк и поликлинику.

За ночь вода и впрямь спала. Не сильно, но здание, вчера затопленное полностью, теперь чуть-чуть выглядывало из воды. Мелькнула мысль: «Не спешим ли мы с отплытием?», но я тут же сообразил, что пройдет несколько дней, прежде чем по дну можно будет ходить. Да и далеко ли уйдешь по грудь в воде?

Причалив к крыше, мы без особых церемоний выкинули Михалыча «на берег». Отец Владимир следил за нами с заметным напряжением, но вслух ничего не сказал. Правда, мне показалось, что именно его присутствие удержало Сан Саныча от пары хороших зуботычин пленнику. Напоследок охранник ткнул Михалыча мордой в мокрый рубероид и разрезал стягивающую руки веревку. Едва мы отплыли, крановщик принялся терзать веревку на ногах, однако высвободиться на наших глазах так и не успел.

Обогнув соседний дом, мы выплыли на Владимирскую. Управлять лодкой оказалось намного проще, чем плотом, и все же мы двигались не так быстро, как хотелось. Сам плот тащился позади на привязи и тоже скорости не добавлял.

Я брезгливо посмотрел на загаженную Михалычем палубу.

— Оставим здесь?

— Шутишь?

Игорь ловко перебрался с носа лодки на корму и подтащил плот поближе. В нос ударил тошнотворный кислый запах, но парень даже не поморщился. Достал из рюкзака какую-то тряпку, прополоскал и, перебравшись на плот, принялся аккуратно вытирать доски.

Я посмотрел на него с удивлением.

— Ты чего?

— Сейчас протрем, будет как новенький. — Игорь отжал тряпку и пошел по второму кругу. — Коль, это же плот! Сам же рассказывал, как у вас его купить предлагали. Думаешь, сейчас желающих будет меньше?

— Ты серьезно? По-твоему, валюта до сих пор котируется?

— Балда. — Игорь придирчиво посмотрел на палубу, не удовлетворился результатом и стал протирать доски в третий раз. — Обменяем на что-нибудь полезное. У нас, например, проблемы с едой. Сахар да крупы, и тех только на день хватит.

— Сдается мне, еду сейчас никто не отдаст даже за плот. Тем более, вода скоро спадет.

— Ты думаешь, многие это просекли? — Игорь скомкал и выбросил тряпку. — Очень сомневаюсь. И плот для большинства выглядит ой как привлекательно.

Я заметил, что Игорь несколько раз посматривал в сторону отца Владимира. Не из страха, скорее с вызовом: мол, опровергни. Отношения с церковью у него явно не сложились. Однако священник оставил его слова без комментариев. То ли чувствовал задиристое настроение, то ли считал, что сейчас не время для проповедей.

— Ты погреби, умник. А потом рассуждай, стоит или не стоит его тащить.

Я слегка осадил парня, но это ничуть его не обескуражило.

— Давай так, если за час не продадим — бросим, — азартно предложил Игорь. — Обещаю, после этого буду грести две смены.

— Может и будешь, только толку с тебя, — буркнул я в ответ.

Первое «предложение» поступило через полсотни метров. Небритый лохматый мужик высунулся в окно шестого этажа и попросил подвезти. После недолгой торговли Игорь махнул рукой и заявил, что тут ловить нечего. В ответ мужик обложил нас матом. Пришлось досрочно закончить переговоры.

Впрочем, Игорь оказался прав, желающих нашлось немало. Наша и без того невысокая скорость упала, то и дело приходилось останавливаться для очередного разговора. Игорь вел себя как заправский торгаш, сиречь менеджер по продажам. Смело выставлял условия, торговался, искал альтернативы, если предложенная оплата не устраивала. Я уже подумывал о том, чтобы разорвать договор в одностороннем порядке и просто отвязать плот, но тут Игорь, что называется, нашел клиента.

После недолгого перекрикивания, мы отгребли во двор соседнего здания и привычно пришвартовались к козырьку подъезда. Покупателями оказалась семейная пара: женщине за сорок, мужчине около полтинника. Им пришлось повозиться, чтобы спуститься на палубу. Мужчина деловито осмотрел крепления и весла, нашел импровизированный якорь-гирю. Женщина робко поинтересовалась ценой лодки, но Игорь сразу закрыл вопрос, заявив, что лодка не продается, что мы плывем в незатопленные районы за помощью, и что от этой лодки зависят жизни многих людей.

Женщина осеклась. Выглядела она усталой и какой-то потухшей. Мужчина держался лучше, но и ему было явно не по себе. Заплатили они щедро: шесть аккуратных консервных банок, ни вздутий, ни ржавчины. Словно только со склада. И откуда у них такие запасы?

— Если вы спасателей встретите, передайте им, пожалуйста, наш адрес, — попросила женщина. — И еще вот это. — Она протянула бумагу. — У нас дети вчера утром на «Динамо» уехали, они в футбольной секции занимаются. Старший уже пять лет, младший — год. Мы, конечно, сами туда сейчас поплывем, но, может быть, у спасателей получится быстрее.

— Передадим, — сухо ответил Игорь, сложил листок и засунул в нагрудный карман.

Мне кажется, он прекрасно понял, что на стадионе у детей не было ни единого шанса выжить.

— Оставьте себе половину, — вмешался отец Владимир. — Три банки нам хватит.

Игорь бросил на него злой взгляд.

— Мы договорились на шесть, — раздраженно сказал он.

Отец Владимир некоторое время молчал.

— Хорошо, Игорь, — сказал он наконец, — будем считать, что вы договорились на шесть. Но я как хозяин лодки взял с вас три банки за проезд. Эти три банки принадлежат мне, и я возвращаю их этим людям.

Повисла тишина. Я даже немного подался вперед, не отчебучил бы парень чего. Ситуацию разрядил мужчина.

— Возьмите четыре, — сказал он. — Нас двое, вас четверо, по одной на каждого.

Отец Владимир кивнул. Негромко сказал:

— Помоги Господи.

Глаза женщины наполнились слезами. Она прижала руку ко рту и уткнулась мужу в плечо. В полном молчании Игорь покидал банки в рюкзак, перебрался в лодку и отвязал веревку. Я бросил прощальный взгляд на плот. Женщина плакала, мужчина обнимал ее и что-то негромко втолковывал.

Мы обогнули дом с другой стороны. Говорить было не о чем. На душе гадостно, будто я совершил какое-то паскудство. А может, и совершил? Может, стоило вмешаться и отдать плот просто так? Плюнуть на голос разума, на то, что никого они на стадионе не найдут, на то, что еда пригодится и нам. Что если мы не съедим ее по дороге, то на Управленческом она достанется моим родителям, которые консервами не запасались. Что в затопленном городе тысячи семей остались без родителей, столько же без детей, и помочь каждой мы не в состоянии. Все это было правильно, рационально и очень по-Игоревски. Только легче не становилось.

Я приналег на весла, стараясь выкинуть бессмысленные рефлексии из головы. Лодка набрала ход. То ли Сан Саныч поддержал порыв, то ли сказывалось отсутствие плота, но дальше мы двигались быстро. Клиническая и Мичурина остались позади. Вдали промелькнуло здание «Скалы».

Скалы, вознесшейся над морем и невольно спасшей мне жизнь.

Мы выгребли на Осипенко. Дорога, клумбы, каскад лестниц — не осталось ничего. На месте аллеи искрилась усыпанная золотыми чешуйками река. О прошлом напоминали только зеленые шапки деревьев, обрамлявшие ее по краям. По мере того, как мы приближались к Волге, деревья уходили под воду все глубже и вскоре окончательно скрылись под водой.

Минут через пять мы выплыли на проспект Ленина, и только теперь до меня дошел масштаб трагедии.

По мере нашего продвижения картина менялась. Под воду уходили не только деревья. Вычислив, что на пике вода затопила наш дом до четвертого этажа, я отчего-то решил, что в остальных местах уровень был таким же. На деле все оказалось иначе. Мой дом, равно как и «Скала», стоял едва ли не в самой высокой точке города. Расположенным ближе к реке многоэтажкам досталось куда больше. И чем дальше мы плыли, тем безрадостнее становилась картина. Вот скрылся с глаз четвертый этаж. У следующего дома — пятый. За ним вытянулось длинное здание, и водная граница, начавшись у шестого этажа, в конце уверенно полоснула по седьмому.

Проспект Ленина выглядел не лучше. Фонтаны и площадь, трамвайные линии, провода — все ушло под воду. Правая сторона, построенная на естественном возвышении, пострадала меньше, левая… Левая сторона превратилась в одно огромное озеро. Взбесившаяся стихия полностью проглотила этот район. Кое-где торчали крыши высоток. Вздымались несколько свечек — небоскребы. Особняком возвышалась «Ладья» — элитный комплекс с видом на Волгу, выстроенный в начале двухтысячных. Сумасшедшая цена на жилплощадь окупилась с лихвой — ультрасовременный муравейник спас не одного владельца. Даже с учетом перепада высот вода вряд ли добралась ему до пояса. А вот кроме счастливых миллионеров не выжил никто. И в старом городе наверняка творилось нечто подобное.

Самара потеряла не половину и даже не три четверти жителей. Хорошо, если уцелело десять процентов. Но, глядя на безбрежную водную гладь, поглотившую побережье, я не был уверен и в этой цифре. Сколько нас осталось на самом деле: сто тысяч, пятьдесят?..

Мы немного сбавили темп. Сан Саныч начал уставать, да и я почувствовал, как заныли мышцы. Странный сон, перебросивший нас в новую Самару, не обошелся без последствий. Несмотря на неудобную позу и непривычную нагрузку, неделю назад я бы даже не поморщился. А тут полчаса размеренной гребли — и уже не по себе. Ладно, решил я, догребем до Челюскинцев, а там поменяемся. Прыгать за весла и обратно каждые десять минут — тоже не дело.

— Эй, до Победы подбросите? — прозвучала очередная просьба из окна дома справа.

Парень, нимало не смущаясь, сидел на подоконнике последнего этажа, метрах в десяти над водой.

— Нет, — односложно ответил я. Подобные вопросы задавали каждые пять минут, и это начинало утомлять.

— Да ладно, я заплачу. Есть баксы, есть евро.

Что-то в голосе парня заставило насторожиться. Сан Саныч отложил весла, обернулся и нахмурился. Он тоже что-то почувствовал.

— Сказано — нет, — грубовато ответил Игорь. — Не по пути.

— Ну, как знаете.

Парень легко спрыгнул с подоконника и скрылся в глубине комнаты.

Сан Саныч проводил его мрачным взглядом. Лодка начала неспешно набирать ход. Мы почти поравнялись с распахнутым окном, когда из него вылетела бутылка. Я сидел на веслах, лицом к корме, поэтому крик Игоря: «Ложись» услышал с запозданием. Бутылка была тяжелая, из-под шампанского. Попади такая в голову — всё, кранты. Да и не в голову приятного мало. Но нам повезло, снаряд пролетел в полуметре над головами и плюхнулся в воду.

— Гаденыш! — крикнул Игорь.

Вскинул ружье, прильнул к оптическому прицелу. Лодка по инерции прошла еще пару метров и остановилась. Оконный проем был пуст.

Прошла минута.

— Ладно, двинули. Чем быстрее пройдем, тем лучше, — сказал я.

Выпрямился, с опаской поглядывая через плечо, снова взялся за весла. Сан Саныч последовал моему примеру. Мы успели сделать лишь несколько гребков, как вторая бутылка, кувыркаясь, вылетела из окна, ударилась о резиновый борт, отскочила. И в тот же момент Игорь выстрелил. Раздался звон разбитого стекла, вскрик. Игорь хладнокровно передернул затвор, снова прицелился.

— Прекрати! — велел отец Владимир.

Священник словно очнулся. Сидел на носу и сейчас ломанулся через всю лодку к Игорю. Я отпрянул в сторону, всем весом навалился на борт, чтобы лодка не перевернулась от неожиданного маневра священника. Сан Саныч оказался не столь расторопен, но, к счастью, моего веса хватило. Лодка оказалась устойчивее, чем я думал.

— Греби! — заорал Игорь.

Он барахтался на корме под тяжестью отца Владимира. Сан Саныч тоже оказался втянутым в кучу-малу, так что я был единственным, кто сохранил подобие свободы. Разогнать лодку в одиночку оказалось не так-то просто. Но я очень старался. Прошло не меньше минуты, прежде чем мы оказались на безопасном удалении от злополучного окна. Новых бросков не последовало. То ли кончились бутылки, то ли выстрел охладил пыл малолетнего подонка.

На корме наконец угомонились. Сан Саныч выбрался из-под священника. Отец Владимир оставил попытки вырвать ружье из рук Игоря. Тот вцепился в оружие как клещ и, подозреваю, улетел бы за борт вместе с ним, напрягись священник посильнее. Видимо, отец Владимир тоже это понял.

— За весла. Оба, — тяжело дыша, сказал я. — Игорь — ко мне. Сан Саныч — на корму.

Слова вылетели без запинки. Я даже удивился, насколько твердо мне удалось их произнести.

На перетасовку ушла пара минут. Игорь смотрел на отца Владимира волком, протискиваясь мимо с таким видом, будто ждал нападения в любую секунду. Сев за весла, он первым делом перезарядил ружье и начал высматривать, где бы его пристроить.

— Дай-ка мне. — Я тронул парня за плечо. — Если что, ты все равно стрелять не сможешь.

Игорь поколебался, но оружие все-таки протянул. Видимо, с моей стороны подлянки он не ждал. Сан Саныч, сдав вахту, ополоснул руки и поудобнее устроился среди рюкзаков на корме. Спонтанную драку он никак комментировать не стал.

— Попал? — тихо спросил я, когда мы двинулись дальше.

— Не было там никого, — нарочито громко ответил Игорь. — Угол слишком острый. Я в стекло стрелял, шугануть хотел. Не знаю, чего он орал. Может, с перепугу, может, осколком задело.

Я положил ружье на колени и уставился вперед.

Я не знал, чью сторону выбрать. Мотивы Игоря были понятны и объяснимы. Отца Владимира — тоже. Как поступил бы я, будь ружье у меня… не знаю. Наверное, выстрелил. Стрелял же в стекло кабины, чтобы подстегнуть Михалыча.

Куда интересней другой вопрос. А если бы цель была видна, стал бы Игорь бить на поражение? И что бы в этом случае сделал я?

Глава 4

В молчании мы миновали злополучный дом. Кряхтел сидящий на веслах отец Владимир, шумно дышал Игорь. Ему доля гребца выпала впервые. Первое время он постоянно возился, то и дело оборачивался посмотреть, что по курсу, а заодно — не избавился ли я от ружья. Потом немного успокоился, и я мысленно поздравил себя с удачным решением. Посади я его перед отцом Владимиром, он бы точно извелся, не строит ли священник козни за его спиной. А так отец Владимир перед ним, и Игорь уверен — не строит.

Настроение было паршивое. Голодную стаю псов можно понять. С людьми получалось сложнее. Спасенный Михалыч, оказавшийся волком в овечьей шкуре, псих с бутылками… Зачем он их кидал, чего хотел добиться? Просто мстил за отказ?

Я вспомнил дядю Витю из дома Тамары, принявшего нас за мародеров и набросившегося с монтировкой. Тогда я решил, что он не в себе, но теперь не знал, что и думать. Возможно, он был разумнее всех нас. Во всяком случае, сразу сообразил: во время катастрофы ждать от людей можно чего угодно. С другой стороны, тот же Сан Саныч оказался отличным мужиком. Два дня знакомства, а я уже готов положиться на него больше, чем на многих приятелей. Да и отец Владимир, хоть и с заморочками, но тоже ничего. Признаться, я боялся, что он начнет читать проповеди на ровном месте, но пока не услышал ни одной. Значит, все не так плохо. Просто нужно держать ухо востро.

Пока я размышлял, лодка сделала небольшой вираж. Блеснула на солнце торчащая из воды железяка. Сначала я не сообразил, что это, потом догадался. Ракета-носитель «Союз» — памятник далеким временам, когда Самара была одним из центров ракетостроения. Потом, с перестройкой, космонавтика начала загибаться, вместе с ней успешно загнулся и завод. Взгроможденный на постамент «Союз» стал красивым надгробием временам, когда ракеты запускали в космос, а не выставляли в качестве исторической реликвии. Правда, смотрелся памятник красиво. Во всяком случае, до наводнения. Сейчас все, что осталось над поверхностью, — острая поблескивающая верхушка.

Впрочем, огрызком ракеты я любовался недолго. Неподалеку, метрах в пятидесяти от нее и в сотне от нас, стоял катер — красивое белое судно с высокой посадкой и воздушными крыльями. На палубе — четверо мужчин.

Нас они тоже заметили.

— Стоп, машина, — негромко приказал я.

Игорь бросил весла и, тяжело дыша, обернулся. С минуту обе стороны изучали друг друга.

— Давайте потихоньку вперед, — наконец решил я. — И заберите немного вправо, чтобы не впритирку пройти.

Катер стоял неподалеку от очередного затопленного дома, кормой к нему. Откуда он тут взялся и куда плыл — неясно. Команда тоже подобралась странная — в одних плавках.

Когда мы приблизились, на палубе возникло волнение.

— Мужики, помогите катер оттащить, — крикнул лысый, но заросший густым волосом по телу толстяк.

— Чего? — Я не сразу уловил суть проблемы.

— Катер, говорю, помогите к дому пришвартовать! Мы тут застряли. Бензина нет, весел нет. Веревка не достанет. Подтащите поближе, чтоб причалить могли.

Игорь, между тем, снова отложил весла и потянулся за ружьем.

Я незаметно показал ему кулак. Крикнул мужикам:

— Вы откуда?

— Да вот из дома. — Толстяк махнул рукой в сторону одинокого здания рядом с ракетой. — Тут трындец какой-то творится, все затопило. А тут смотрим — катер. Мы сразу к нему, а он без горючего. Вот, второй день кумекаем, что делать.

— Бред какой-то, — вполголоса сказал я. — Откуда здесь катер?

— У нас во дворе магазин был, — вмешался в разговор второй пассажир, смуглый черноволосый мужчина с легким акцентом, по виду типичный кавказец. — Лодки продавали, катера. Во дворе пара стояла. Вода поднялась, их снесло, но один зацепился.

— Вот-вот, — поддержал кавказца толстяк. — Мы его у этого дома нашли, бок помятый, будто с разгона врезался, но не тонет. Видно, со двора течением отнесло и к дому прибило. Мужики, подсобите, ну никак. Мы дома хоть весла какие настрогаем.

Я хмыкнул, вспомнив наши потуги управлять плотом. Грести на катере с высокими бортами — занятие безнадежное.

— Катера во дворах цепями крепят, чтоб не увели, — вполголоса проговорил Сан Саныч и уже громче осведомился: — Веревка есть?

— Есть, — крикнул кавказец.

— Есть, — подтвердил толстяк, — только короткая, метров десять.

— Заманивают, — пробормотал Игорь. — Если подплывем ближе, накинутся.

— Десять метров по воде — не так уж близко. Тем более что мы вооружены.

— А они, думаешь, нет? — Игорь посмотрел на меня исподлобья. — Да они там что угодно могут прятать. Травматика, ножи, топоры. Копья сделать — плевое дело.

Я заколебался. Почему я их защищаю? Пять минут назад размышлял о людской подлости, а тут, в ситуации куда более сомнительной, встаю на сторону незнакомцев. Если подумать, вся история шита белыми нитками. Посаженный на цепь магазинный катер отнесло со двора течением. Да так удачно, что прибило к крыше соседнего затопленного дома. Сказочка для младшего школьного возраста.

— Игорь, подсоби.

Отец Владимир взялся за весла и стал подгребать с одной стороны, разворачивая лодку к катеру.

Игорь подскочил как ужаленный.

— С ума сошли?

— Люди просят помочь, — спокойно сказал священник.

— Какие люди? — прошипел Игорь. — Четверо здоровых мужиков. Один вообще чеченец. Будет драка, я сниму одного, максимум двух. Перережут нам глотки и заберут лодку.

— У нас тут тоже четверо здоровых мужиков, — усмехнулся отец Владимир. — Не дрейфь. Я пока в церкви служил, с кем только не общался. В людях разбираюсь, поверь. Им и правда нужна помощь.

— Какая к черту помощь! — выкрикнул Игорь. — Даже если они агнцы, их там четверо! Они что, не могут придумать, как катер вытащить? Сделать дома весла и вплавь их довезти? Собрать плот и дотолкать? Да что угодно! Причем тут мы?

— Игорь, давай-ка местами поменяемся. — Я мягко, но настойчиво потянул парня за плечо. — Ты уже запыхался. Если что, я быстрее погребу. А ты лучше стрелять будешь. Если что.

Не сводя со священника возмущенного взгляда, Игорь перебрался на нос.

— Не бойся, Коля, — сказал отец Владимир.

Посмотрел мне в глаза и снова начал грести.

* * *
Кавказец действительно оказался чеченцем. Звали его Аслахан, и в Самару он переехал из Грозного. Волосатый толстяк представился: «Юрец» и рассыпался в благодарностях. Юрец был шумным и не по делу энергичным. Пока мы буксировали катер, он успел представить всех своих спутников, описать ужас ситуации и поделиться соображениями насчет дальнейшего будущего. Как выяснилось, они с вечера собрались у Аслахана, обладателя двухметровой плазменной панели, и смотрели футбол.

— «Крылья» «Спартак» три один придрали, — возбужденно делился Юрец. — А я ведь еще когда говорил, что Вержбицкий голова! — При этих словах Игорь усмехнулся. — Быть нашим в этом сезоне чемпионами. Ну, а потом как такое не отметить? Взяли еще пива, включили запись, утром проснулись, а тут… — Толстяк вздохнул. — Сами откуда?

Сан Саныч кратко пересказал наши злоключения.

Юрец планы горячо одобрил, подтвердив, что Красную Глинку должно было затопить, а Управленческий, скорее всего, уцелел.

— Жаль, бензина нет, — посетовал он, — а то мы бы с вами рванули… Полчаса — и на месте.

Я словесный поток толстяка игнорировал, берег дыхание. Волочь на буксире катер оказалось намного сложнее, чем плот. Отец Владимир тоже помалкивал, а Игорь, кажется, так до конца и не поверил, что происходящее — вовсе не смертельная ловушка.

Стометровку от дома до дома мы преодолели за четверть часа. Под конец Аслахан спрыгнул за борт, залез в распахнутое над водой окно, принял от нас канат и привязал катер. Один за другим пассажиры перебрались в полузатопленную квартиру и вместе подтянули катер вплотную к стене.

— Заходите, — предложил Юрец. — Передохнете, расскажете, что как.

— Мы бы рады, но плыть надо, — развел я руками. — До темноты не успеем, придется ночевать посреди леса.

— Тоже верно, — со вздохом согласился Юрец. — Ну, удачи вам. Спасибо за помощь.

— Спасибо на хлеб не намажешь, — процедил Игорь.

Толстяк то ли не услышал, то ли сделал вид, что не услышал.

— Так, господа, эксчейндж. — Я слегка подтолкнул Игоря, направляя к веслам.

Сан Саныч занял место священника. Мы уже начали разворачиваться, когда в окне вновь появился Аслахан.

— Эй, воин, — крикнул он.

Игорь обернулся.

— Кинжал возьми. — Он продемонстрировал тяжелый широкий клинок. — Хорошая сталь, острый, вчера сам точил.

— У меня свой есть, — с неприязнью ответил Игорь.

— Гордый, да? — усмехнулся Аслахан. — Лови.

Игорь ловко поймал брошенные часы.

— Хорошие часы, — сказал Аслахан. — Точные. Сорок восемь камней. Батарейка не нужна, только заводить не забывай.

Сан Саныч неожиданно ухмыльнулся. Аслахан поймал его взгляд, улыбнулся в ответ и махнул на прощание рукой.

Игорь повертел часы. Пробормотал: «Неплохо живут гости с юга». И нацепил часы на руку.

— Смотри, намочишь, — предупредил отец Владимир.

— Пофиг, — отмахнулся Игорь. — Водонепроницаемые.

Сан Саныч наблюдал за его действиями с каким-то нездоровым вниманием, и когда Игорь наконец справился с ремешком, заржал в голос.

Я недоуменно посмотрел на него.

— А этот Аслахан ничего, — отсмеявшись, сказал Сан Саныч. — Подрезал-таки в отместку.

— Вы о чем? — Игорь тоже не понял охранника.

— Анекдот знаешь? Отец-чеченец сына отчитывает: «Ты зачем кинжал на часы поменял? Вот придут к тебе домой, скажут, мы твою мать убьем, твою жену убьем, твою дочь убьем. И что ты ответишь? Полвторого?» Вот и наш — кинжал на часы променял…

— Я же сказал, у меня свой есть, — моментально окрысился Игорь.

Его лицо сделалось пунцовым. Мне стоило больших усилий удержать смешок. Нет, не в адрес Игоря — я легко мог оказаться на его месте, — над ситуацией. Вот тебе и Аслахан. Вроде отблагодарил, а вроде как и посмеялся. И ведь точно в цель попал. Меня бы такая подколка не задела, а Игоря — вон как.

— Не бери в голову, — подмигнул я и хлопнул его по плечу. — Зато теперь у нас есть часы.

Это было правдой. У отца Владимира в электронных часах сдохла батарейка. Что до нас с Игорем — до вчерашнего дня мы вполне обходились мобильными. Мать несколько раз пыталась навязать мне часы в подарок, «для солидности», но я упорно сопротивлялся. На тренировке не поносишь, дома тоже. Не в магазин же надевать?

Игорь по-прежнему злился, и я счел за благо сменить тему.

— Кстати, давно хотел спросить, а чего ты ружье поменял? По собакам же из другого стрелял?

— Ну да, из «Эдгана». А это «Диана». Я же говорил, у нее прокладка рассохлась и воздух пропускала. Я заменил перед отъездом. Так-то она намного мощнее.

Игорь бросил на катер прощальный, полный ненависти взгляд и налег на весла. Вымещал злость на них. Подход оказался конструктивным, лодка быстро набрала ход. Потянулась затопленная пустошь. В этом районе было много трех-четырех-пятиэтажных строений, сгинувших под водой целиком. По правому борту еще встречались дома повыше, слева простиралась покрытая барашками водная гладь, упирающаяся в далекие горы на другой стороне Волги. А еще воцарилась тишина, нарушаемая лишь криками птиц и плеском весел. Никто не просил подбросить, не уговаривал, не проклинал. Догадаться о причинах было несложно. Даже рослые дома выглядывали лишь на один-два этажа. Несколько дней назад, когда уровень воды был выше, их затопило с крышей, а значит… Значит, не выжил никто.

Мы пересекли Панова, миновали Постников овраг. Лет двадцать назад здесь стояли, в основном, старенькие деревянные хибары. Позже их скупили, у кого по желанию, у кого по принуждению. Хибары снесли, и на их месте построили многоэтажки. Они тоже частично избежали затопления. Вдали, словно спина вынесенного на мель каменного кита, из воды выглядывал гигантский жилой массив. Обитатели последних этажей уцелели и в нем.

Дальше высотных домов не было, и ориентироваться стало сложнее. Ни Госунивер, ни крытый теннисный корт, ни Загородный парк над водой не показались. Мы держали направление на глазок.

Еще раз поменяли гребцов.

Я поймал себя на мысли, что не воспринимаю катастрофу катастрофой. Наводнение выглядело настолько масштабно и нереально, что мозг отказывался воспринимать его как трагедию. Ни трупов, ни воронок, ни сгоревших дотла зданий, ни оторванных конечностей. Только мирно плещущаяся вода, по которой даже волны почти не бежали. Тысячи утопленников остались где-то там, на дне. Запертые в машинах, сидящие за партами в школьных классах, прижатые к стеклянным стенам супермаркетов, закрытые в собственных квартирах. Смерть была везде и нигде. Скрытая под паранджой воды и по странной прихоти не желающая показывать миру свое лицо.

* * *
На вид ей было лет двадцать-двадцать пять. Ярко-рыжие крашеные волосы, обкромсанные до колен джинсы, клетчатая рубашка «а ля дачник» и тонна самомнения.

Девушка сидела на краю крыши в метре над водой и, прищурившись, следила за нашим приближением. Темные очки были сдвинуты налоб.

С тех пор, как мы расстались со счастливыми обладателями катера, прошло почти два часа. Солнце понемногу сползало к горизонту, но и большая часть пути осталась позади. Мы добрались до проспекта Кирова, отсюда совсем немного до Барбошиной поляны. А дальше — короткая пригородная зона, и можно праздновать экватор путешествия. На выходе из города я планировал небольшой привал. Непривычные к гребле, мы основательно вымотались за последние полчаса. Менялись на веслах дважды.

Незнакомку я увидел издали. Трудно не заметить одинокую девушку, сидящую на краю крыши и голосующую с совершенно будничным видом. Будто такси ловила. Правда, среди всех услышанных нами просьб, ее вариант мог претендовать на самый оригинальный:

— До суши подбросите?

Я даже опешил в первую секунду.

— Чего?

— До суши, говорю, подбросьте. Вы же из города плывете? Подвезете?

— Мест нет, — грубовато ответил Игорь.

Он дежурил с ружьем на корме, на веслах сидели Сан Саныч и отец Владимир.

— Ничего, подвинешься, — нагло парировала девица.

«Не люблю рыжих», — подумал я. Правда, заинтриговать она сумела. Например, самим фактом своего существования. Приплыть сюда с одного из окрестных домов — дело нехитрое, но вот чтобы так ловить лодку, надо обладать большим запасом уверенности. В себя и в удачу.

— Давно сидишь? — вмешался я до того, как Игорь вернул «любезность».

— С обеда, — все так же развязно ответила девица.

— И много лодок проплыло?

— Вы первые.

Сан Саныч прекратил грести. Обернулся.

— Тебе чего надо? — нахмурившись, спросил он.

— Я два раза сказала: добраться до суши. — Суровый вид охранника ее ничуть не смутил.

— Ты откуда? — снова вмешался я.

— От мамы с папой. — Девица слегка изогнула бровь. — Или тебе адрес прописки?

— Ты бы, милая, совесть поимела, — дружелюбно посоветовал Сан Саныч. — А то так и будешь сидеть на камне голой жопой.

Девица фыркнула.

— Ну, оттуда, — она махнула рукой в сторону проспекта Кирова. — Если выбираться из города, то либо тут, либо на Московском шоссе. Сюда было ближе. Так подбросите? Я заплачу.

— Чем? Натурой? — съязвил Игорь.

— Ага, — презрительно бросила девица. — Только подрасти не забудь.

Второй раз за день я увидел, как Игорь краснеет. Не так ярко, как после анекдота Сан Саныча, но достаточно, чтобы это стало заметно.

Отец Владимир посмотрел на девушку.

— Как тебя зовут?

Та вдруг смешалась. Нет, не то чтобы смутилась, но ответила на удивление просто:

— Ника.

— Редкое имя, — улыбнулся отец Владимир и, кажется, окончательно сбил нагловато-игривый настрой девчонки.

— Вероника, — сказала она после заминки. — Но это для работы. В жизни — Ника.

— Владимир, — представился священник. — Мы плывем на Управленческий. Его не должно было затопить. Надеемся, там найдутся люди, готовые помочь.

— До Управленческого подвезете? — снова спросила девушка.

Впервые в ее голосе промелькнула легкая озабоченность.

Отец Владимир едва слышно вздохнул. Кажется, он ожидал другого ответа. И вдруг посмотрел на меня, словно передавая право решать.

— М-м… — промычал я, но тут же спохватился и взял себя в руки. — Одна? Вещей много?

— А ты видишь кого-то еще? — Оказалось, сдержанный тон распространялся только на отца Владимира. — Вещи вот.

Она продемонстрировала средних размеров рюкзачок.

Я почувствовал себя неуютно. Если потесниться, мы и впрямь могли разместиться впятером. Что бы ни говорил Игорь, объективных причин для отказа не было. Не считая того, что до Ники мы отказали двум десяткам желающих прокатиться.

— Подойдите поближе, — сказал я гребцам без особой радости.

Ника просияла.

— Спасибо, солнц. Вы не думайте — если надо, я тоже грести могу.

Она закинула за спину рюкзак и выпрямилась в полный рост…

Ножки очень даже ничего.

Кроме рюкзака, к багажу прилагался небольшой надувной матрас, который Ника спешно скрутила в тугой рулон. После недолгой возни девушку с сумками определили на нос, а я перебрался к Игорю на корму.

Отдых пошел нам на пользу, и вскоре лодка набрала прежний ход.

* * *
— Долго еще до вашего Управленческого?

Сан Саныч угрюмо разглядывал проклюнувшуюся на пальце мозоль.

— Примерно столько же, — отозвался я.

Расстегнул боковой карман рюкзака, куда сложил медикаменты, и протянул охраннику пластырь. Свои пальцы я, как заправский волейболист, замотал белыми лентами заранее. Сан Саныч совету не внял — и вот результат.

Ника, притихшая после посадки в лодку, оторвалась от созерцания пейзажа.

— Вы не местный?

— Из Первоуральска. — Сан Саныч залепил мозоль. — Полгода жил в Чапаевске, потом перебрался сюда.

Я вернул пластырь на место.

— Не ближний край. Какими судьбами?

— Дальнобойщиком работал, — объяснил Сан Саныч и привалился к борту. — Хотели в Чапаевске перевалочную базу организовать. Только кинули нас. Машину пришлось продать, квартиру. Домой возвращаться не хотел, да и проблемы остались с кидалами. Прижали нас тогда крепко. Вроде откупились, а все равно. Так и остался тут. В Чапаевске потыкался — бестолку. Работы нет совсем. Все развалено, народ мыкается по области на заработки. Пока деньги оставались, перебрался в Самару. Тут тоже не разбежишься, вышки-то у меня нет. Работал кем придется. Потом охранником на склад устроился. Платили неплохо, график хороший. Зазнакомился с людьми, подсобили вот, в «Скале» местечко организовали. Обычно туда только молодых берут. Таким, как я, с улицы, путь заказан — только по знакомству. Вот, дежурил посменно: день в «Скале», день на складе. День дома. Вроде и работа не пыльная и деньги поднимать стал. Думал, с комнаты съехать, квартиру нормальную снять, бабу завести. А тут случилось. Просыпаюсь — ребра болят, морда горит, будто кирпичом вдарили, горло дерет, а этот, — кивнул он в мою сторону, — сидит и на меня смотрит. И рожа, словно покойника увидел.

Я хмыкнул. Признался:

— Примерно так ты и выглядел.

— Сам-то где калымишь, спортсмен? — ухмыльнулся в ответ Сан Саныч.

— В спортзале, — в тон ему ответил я. — С семи лет в секции, с девятнадцати зарабатываю себе на жизнь.

— Ты ж не качок вроде? — с удивлением переспросил Сан Саныч. Явно не ожидал, что его шутка обернется правдой.

— Не качок. Теннисист. Мастер спорта, между прочим. И трехкратный чемпион города.

— А в мировом рейтинге? — с интересом спросила Ника.

— Шутишь. — Я с улыбкой посмотрел на девушку. — Это другая лига. Для мирового рейтинга мастера спорта мало. Да и старенький я уже для большого спорта.

— И сколько тебе лет, старичок?

— Тридцать.

— Да, уже на пенсию пора. — Она обернулась к священнику. — Владимир, а вы почему молчите?

— Слушаю вас. — Священник подхватил эстафету улыбок. Его вышла добродушной и удивительно искренней. — В тот день, когда я очнулся и понял, что старого мира больше нет, я искал вразумления. Я обратился к Господу, прося дать сил и укрепить меня в вере. Я искал ответы, а вместо них обрел понимание. Я увидел город в воде. Я вспомнил, какой сегодня день, и понял, что людей, которых я знал, больше нет. Что батюшки только-только закончили утреннюю службу. Что все церкви и монастыри в городе затопило. Все. Я осознал великую ответственность. Потому что, если провидение чудом спасло лишь меня, я единственный батюшка в Самаре. Последний. И это знание неожиданно придало мне сил, потому что великая ответственность — не только бремя. Это мой крест, и я знаю, что буду нести его, насколько хватит сил. Потому что людям нужна вера. Сейчас как никогда.

Отец Владимир замолчал. Ника смотрела на него во все глаза. Она никак не ожидала, что отец Владимир окажется священником. На меня эта странная исповедь произвела гнетущее впечатление и, видимо, не на меня одного, потому что даже Игорь удержатся от очередной нападки.

Сан Саныч молча взял рюкзак и развязал клапан.

— Надо перекусить, — сказал он, доставая консервы. — Нож взял?

Я стряхнул с себя оцепенение.

— Да.

Сан Саныч на удивление ловко вскрыл на весу пару банок. Понюхал и резюмировал: есть можно. Хлеба у нас не было: его полностью съела плесень, но у отца Владимира нашлось немного сухарей. Большую часть тоже съела плесень, однако пара пакетов осталась. По его словам, освященные сухари продавали как благословение небольшими порциями при церквях.

— И почем опиум для народа? — буркнул за моей спиной Игорь, но так тихо, что услышал только я.

Содержимое двух банок поделили поровну. Тушенка оказалась вполне съедобной. Черные сухарики таяли на языке. Жаль, их было мало. К ужину неожиданно вышел десерт: Ника вытащила из рюкзака пакет с пряниками. Пряники высохли и стали твердыми, хоть гвозди забивай. Зато плесень обошла их стороной. Да здравствуют вакуумные упаковки! Несмотря на камнеобразность, полпакета смели в момент. Размачивали в воде и грызли, не дожидаясь, когда толком набухнут.

Ссыпав в рот крошки и соскоблив со стенок последнее мясное волокно, двинулись дальше. После ужина грести не хотелось, но время играло против нас. Я заметил, что Игорь с беспокойством поглядывает на солнце, отчетливо подкрасившее облака розовым. Оказаться ночью посреди затопленного леса мне тоже не улыбалось, и свою смену я отрабатывал так четко, как только мог.

* * *
Вода понемногу спадала. Дорога, над которой мы плыли, постепенно уводила от Волги, и чем дальше мы уходили от реки, тем больше обнажался затопленный ландшафт. Окно за окном дома освобождались от водных оков. Они по-прежнему были скрыты больше, чем наполовину, но на верхних этажах появились первые признаки жизни. Чья-то негромкая перебранка, отблеск огня, поднимающийся над крышей дым костра.

Показались первые верхушки деревьев.

Мне почему-то стало спокойнее. Казалось бы, двадцать метров воды под тобой или десять — невелика разница. Ан нет. Но по-настоящему я оценил ее лишь за городом. Шоссе, над которым мы плыли, было не то чтобы узким, но и не сильно широким. Верхушки деревьев живой изгородью обозначили магистраль. Не будь их, могли бы запросто залезть в лесной массив и пропороть днище лодки о ствол или ветви. А так — ориентир.

— Курить хочется, — пожаловалась Ника.

Игорь разогнул спину, посмотрел на нее презрительно и снова начал грести. Сам он не курил и в адрес курящих женщин отзывался очень нелестно. Я вдруг подумал, что сигареты сейчас будут нарасхват, и что нашей маленькой компании повезло — курильщиков в ней не было.

— Терпи теперь до Управы.

Я привалился к борту, наслаждаясь минутами отдыха. Сан Саныч бесцеремонно пихнул меня в бок — мол, чего развалился, лодка нерезиновая. Ника фыркнула.

— Вы, спортсмены, все такие сообразительные?

— Сама-то кто? — поинтересовался Сан Саныч. — Не журналистка, часом?

— С чего вы решили?

— Треплешься больно много, — беззлобно пояснил охранник.

— Ой, какие все нежные, — всплеснула Ника руками.

— А что, журналистика тебе бы пошла. — Я иронично посмотрел на девушку. — Напроситься в лодку к четверым незнакомым мужчинам не каждый решится.

— Ха, я что, слепая? Я, между прочим, полгода в «Леди-такси» работала. На всякое, знаешь ли, насмотрелась и сразу вижу, если с клиентом будут проблемы.

— Так-таки сразу?

— Да уж дело нехитрое. Думаешь, маньяки сплошь интеллигентные каннибалы Лекторы? Нет, в жизни они обыкновенные придурки, и все их намерения на морде написаны.

— И мы, по-твоему, на затаившихся маньяков не тянем?

— Ну что ты! Вы зайчики.

Несмотря на напускную веселость, в голосе Ники слышалось едва заметное напряжение. Что бы она ни говорила, а возможность вляпаться в историю ее все-таки пугала.

Я посмотрел на мрачную рожу Сан Саныча с синей отекшей скулой и засмеялся.

Охранник ткнул меня локтем в живот.

— Чего ржешь?

— Ох, — выдохнул я. — Извини, засмотрелся… Зайчик.

— Засранец.

Сан Саныч снова двинул меня локтем. Довольно болезненно. Правда, по расплывшейся на секунду физиономии было видно — шутку охранник оценил.

— Что-то не похожа ты на таксистку, — заметил он.

— Правда, что ли? И на кого же я похожа?

— На журналистку, — съехидничал я.

Ника вдруг усмехнулась.

— Это временно. Вообще-то я работаю на «Дежурную часть». Телек не смотрите? У нас на тэвэ сейчас мода — защищаться. Типа, без диссера ты человек второго сорта. Большинство покупает, конечно. А я сама хотела накатать, про особенности психологии извоза. Потому и устроилась в такси, посмотреть изнутри, связи-то у меня были. Полгода отмотала. Думала осенью уволиться, материала набралось выше крыши. Но вот не успела.

— Ясно, многогранная личность.

Я снова хотел ее подколоть, а прозвучало как комплимент.

Ника отвернулась и уставилась вдаль.

Кокетничает.

Мы миновали первую развилку, едва угадываемую по прорубленной просеке, и я снова пересел на весла. Смеркалось. Солнце едва проглядывало между деревьев. Через полчаса оно скроется полностью, еще через полчаса окончательно стемнеет, а значит, финишировать придется впотьмах.

В принципе, я не так уж ошибся в расчетах. Если бы мы не потеряли время на торговле, если бы не провозились с катером — шанс прибыть засветло был. Чего я действительно не учел — физических кондиций остальных. Отец Владимир оказался мужиком здоровым, но не особо выносливым. Сан Саныч все еще до конца не восстановился, а Игорь совсем сдал и дышал, как паровоз. Правда, мы уже одолели большую часть пути, и все было бы не так страшно, если бы… если бы не темнота.

Отдышавшись, Игорь махнул в сторону рослого дерева.

— Подрулите туда.

— Зачем?

— Спилю несколько веток.

Парень стал рыться в сумке с инструментами.

Я обернулся.

— Зачем?

— Сделаю пару факелов. Коля, мы засветло не успеем никак. Останемся посреди леса в темноте. Фонарей нет, нужен свет.

— Факелов? Мы лодку спалим в момент.

— Не спалим, если не будем тупить. У тебя есть идеи лучше?

— Небо вроде чистое, света луны должно хватить.

Я поискал взглядом бледный молочный диск. Луна была на месте — не склонная к полноте, но и далеко не тощий полумесяц.

— Ну, если хватит, не зажжем, — раздраженно сказал Игорь. — Это правило, понимаешь? Ночью посреди леса нельзя оставаться без огня. Лучше потратить пять минут сейчас, чем потом жалеть.

— Всё-всё, уболтал, — сдался я.

В конце концов, не здесь так на Управе пригодятся. Родители жили на другом конце городка, до них еще надо было дойти. А по дороге мало ли что случится. Не свечку же зажигать.

Разумеется, поиск пригодных веток занял не пять и даже не десять минут. Игорь срубил три штуки — две покороче и одну длинную, чтобы установить на манер бушприта. Он хотел срубить еще, но я не дал, слишком много времени мы потеряли на остановке. Сан Саныч взял мою сторону, и спор закончился сам собой — на веслах-то сидели мы. Игорь вынужденно смирился. Разорвал одну из своих маек и принялся накручивать ткань на ветку. Ника молча взяла вторую. У нее получилось даже лучше: тряпка была накручена плотно, хвосты из-под бечевки не торчали.

Когда прямо по курсу показалась вторая, и последняя, развилка, факелы были готовы. К тому времени сумерки сгустились, и деревья начали сливаться в одну сплошную полосу. Насколько я помнил, кольцо-развязка находилось примерно на равном расстоянии от Самары и Управленческого. Три четверти пути остались позади, но теперь окончательно стало ясно: добраться до городка засветло мы не успеем.

* * *
Кольцо дорожной развязки выглядело как круглая водная полянка. Посередине торчал вылинявший фанерный щит, рекламирующий последнюю пасту в линейке «Колгейт». Щит торчал из воды примерно на метр. Я прикинул высоту подводной части. По всему выходило, что она от силы три метра, а то и меньше. Значит, до суши осталось совсем чуть-чуть.

— Нам налево.

Я отложил весла и стал разминать пальцы. Пластырь, насквозь промокший от пота, держался на честном слове. Ничего, скоро все закончится.

Я перебрался на корму, Игорь нехотя занял мое место. Он действительно вымотался, и мне его было жаль. Но я тоже не железный, и хотя руки не налились свинцом, как в конце пятисетового матча, надо было передохнуть. Хотя бы четверть часа.

— Может, факел зажечь? — предложила Ника.

— А смысл?

Темнота скрадывала ее черты, четко я видел лишь сидящего передо мной Игоря.

— Не знаю. Дышать темно.

— У нас их всего три, — напомнил я. — И надолго не хватит.

— Надо же, какой бережливый. А до этого даже один сделать ломало.

В голосе Ники усталости было больше, чем недовольства. Настаивать она не стала…

Мы вырулили на финишную прямую. Еще один поворот — и на месте. Однако не прошло и пяти минут, как лодку тряхнуло. Удар был не сильный, но завязли сразу.

— Бамс, — прокомментировала Ника, по-прежнему сидящая на носу. Взяла один из факелов и потыкала в воду. Раздался глухой звук. — Похоже на металл.

— Машина, — первым сообразил я. — На крышу сели.

— Может, и правда факел зажечь, — сказал Игорь. — Посмотрим, что за марка, сможем прикинуть высоту. Если автобус или «газель» — это одно, если легковушка…

— Да это-то мы и без факела выясним, проблема в другом…

Я порылся в сумке, достал гаечный ключ, тщательно обмотал веревкой и бросил в воду. Подождал, пока опустится на дно, вытянул обратно и посмотрел на мокрую веревку. На глазок — метра полтора.

— И в чем же проблема? — Игорь внимательно следил за моими манипуляциями.

— Проблема в том, что днище пропорем. Пара таких ударов — и все может очень плохо кончиться. Давай-ка тот длинный запалим.

Я прикинул: когда машины покажутся над водой, увидеть их можно будет и без света. Пока же лучше не рисковать.

Факел горел плохо. Не факел, а одно название. Впрочем, оно и неудивительно: ткани с гулькин нос и никакой пропитки. Тем не менее, воду прямо под собой он худо-бедно освещал. Оказалось, мы налетели на древнюю девятку — первую в кластере из полудюжины машин. Венчал цепочку солидный черный джип. В отличие от соседей, его кабина слегка выдавалась над водой. К счастью, водителя не было видно. По спине пробежал холодок. Я вспомнил, как брел по «Скале» по пояс в воде в окружении утопленников. Только сейчас утопленники были закатаны в четырехколесные консервные банки.

Факел почадил еще пару минут и погас. За это время мы встретили лишь две машины. Первую заметили в последний момент и едва успели притормозить, вторую увидели загодя — хэтчбек горбом торчал над темной поверхностью воды.

Я снова бросил импровизированный лот. На сей раз веревка не промокла и на метр. Дорога по-прежнему шла в гору, и меня охватило смутное беспокойство. Лес тянулся ровной черной стеной. Ни прорех, ни отблесков далеких костров, ничего.

Еще пара минут — и лодка мягко уткнулась в асфальт. Нового факела не понадобилось, все было видно и так. Вода обрывалась, дорога шла дальше, городок так и не показался.

— Приплыли, — хрипло сказал Сан Саныч.

— Приплыли, — согласился я. — Дальше, видимо, пешком.

Игорь выбрался на сушу и закинул за спину рюкзак. Спросил:

— Лодку спускаем?

— Погоди… — Что-то мне во всем этом не нравилось. — Слушай, давай-ка немного вперед пройдем. — Я повернулся к остальным. — Вы пока тут подождите, мы скоро вернемся.

Сан Саныч пожал плечами и присел на пузатый борт. Отец Владимир кивнул.

Игорь, поколебавшись, расстегнул чехол и достал второе ружье — то, из которого стрелял по собакам. Зарядил, сунул в руки Сан Санычу.

— На всякий.

Охранник не стал спорить, хотя наверняка полагался на нож больше, чем на пневматику. Впрочем, чего тут бояться. Еще день назад это место скрывала вода. Все, что могло дышать, давно погибло.

— Я с вами, — безапелляционно заявила Ника. — У меня ноги затекли сидеть.

Я пожал плечами, потом сообразил, что в темноте жест останется незамеченным. Сказал:

— Как хочешь.

Прихватил один из факелов, и мы двинулись вперед. Я первый, Ника рядом, а Игорь — замыкающим, с ружьем наперевес.

* * *
Я понял, в чем дело, едва увидел на воде лунную дорожку.

— Твою ж мать…

Несколько минут ходьбы, и мы стояли на вершине горы и смотрели на озеро. Интуиция не подвела, хотя по-хорошему стоило сообразить сразу. Ведь ездил к родителям десятки раз, а тут — как заклинило.

Дорога в этом месте походила на спину двугорбого верблюда. На дальнем горбе Управленческий, к ближнему пристали мы, а между горбами… Между горбами серебрилось озеро, в поперечнике — добрый километр.

— Впадина глубокая? — спросил Игорь.

— Глубокая, — мрачно ответил я. — Вброд не перейдем. Придется тащить лодку.

Игорь промолчал. Он греб последним и потратил на этом участке едва ли не последние силы.

— Ладно, пошли назад. — Я хлопнул парня по плечу. — Недолго осталось.

Когда по возвращении я обрисовал ситуацию, отец Владимир только кивнул.

— Верно. Я и забыл совсем, давно тут был, — пробасил он.

Сан Саныч меланхолично хмыкнул.

Я попытался их подбодрить, хотя и сомневался, что им нужна моя поддержка:

— Тут недалеко.

— Справимся, — уверенно проговорил священник.

После недолгого совещания мы сгрузили большую часть сумок на Игоря с Никой, а сами втроем взялись за лодку. Идти в гору оказалось непросто. Вроде и нагрузка, если разделить, не такая большая, а мышцы заныли уже через несколько шагов. Сказывалась накопившаяся за день усталость.

Первую передышку устроили уже через полсотни метров…

Мы прошли половину пути до вершины горба и уже порядком удалились от воды, когда я услышал тихий треск.

— Стойте.

Я дернул край лодки, призывая остановиться.

— Коля, что случилось, устал? — Отец Владимир шел первым, мы с Сан Санычем держали корму.

— Нет. Там, — махнул я рукой в сторону леса, чертыхнулся и пояснил на словах. — Что-то услышал.

— Птицу, что ли? — шумно дыша, спросил Сан Саныч.

Прежде чем я успел ответить, раздался новый треск. На этот раз громче. И тут же следом протяжный вой — не в чаще, совсем близко.

— Волки! — крикнул Игорь.

Сумка с инструментами грохнулась на землю. Парень кошкой метнулся к лодке и вслепую нащупал ружье.

— Откуда тут?.. — начал было Сан Саныч, и в этот момент вой повторился.

Ветки снова захрустели, уже вполне отчетливо.

Ника схватила один из факелов и судорожно чиркнула спичкой. Факел занялся на удивление быстро и вспыхнул ярко. Ника подняла его высоко над головой. Пятно неровного света выплеснулось на растрескавшийся асфальт, выхватило смутные силуэты деревьев. Никого.

Вой перешел в рык, и в чаще, на краю видимости, мелькнула смутная тень.

— Сумки в лодку, быстро! — скомандовал я. — Бежим.

И мы рванули с места.

Адреналин лучше любого энергетика — мне ли, спортсмену, этого не знать. Как выяснилось, волк за спиной прекрасно способствует выработке адреналина.

А волк был не один: вой раздался снова, немного более высокий и чуть впереди по курсу. Сзади повторился хриплый рык. Снова затрещали ветки. Кажется, хищник не решался в одиночку напасть на пятерых, но не просто преследовал нас — он рычал и подвывал, привлекая внимание собратьев. Судя по шуму, вполне успешно.

Мы взбежали на вершину горба. До воды оставалось метров двести. И тут из темноты наперерез нам вылетел темный силуэт.

Отец Владимир затормозил так резко, что лодка едва не выскользнула из рук. Ника, бежавшая впереди, отпрянула назад и метнула догорающий факел. Бросок вышел неточным. Тлеющая палка ударилась об асфальт в паре метров от волка.

Хищник инстинктивно отпрыгнул вбок, прижался к земле, зарычал.

Это было последним, что он сделал. Короткой вспышки света Игорю хватило, чтобы сориентироваться. Едва хищник замер в стойке, хлопнуло ружье. Раздался громкий визг. Волк неуклюже скакнул и тут же свалился на бок, попытался встать и упал опять.

— Дальше, дальше! — крикнул Игорь, передергивая затвор.

Мы сорвались с места и подстегиваемые уже непрекращающимся треском рванули вперед.

Нам не хватило всего полусотни шагов. Еще один волк, выскочив наперерез, замер у самой кромки воды, сзади послышалось шуршание лап. Нас взяли в клещи.

Игорь прижал приклад к плечу, но не решился стрелять в темноте.

— Саныч, держи!

Я выпустил свой край лодки, моля, чтобы охранник понял меня правильно. И Саныч не подвел — перехватил лодку, не дав ей завалиться на бок. Я нашарил последний факел. Ника оказалась тут как тут, с коробком спичек в руках. Первая сломалась, но со второй край ткани удалось подпалить.

Факел горел не ахти, с прошлым не сравнить, но для того чтобы оценить положение, света хватило. Два хищника замерли в десятке шагов позади. Они утробно рычали, шерсть на загривках стояла дыбом. Однако бросаться в атаку волки не спешили. Вдали продолжали трещать кусты: стая спешила на помощь авангарду.

Слишком много. Возможно, днем у нас были бы какие-то шансы — не победить, но отбиться, напугать, уйти. В темноте шансов не было. Факел потухнет, и мы не увидим зверье, пока оно не вцепится нам в горло. Не помогут ни ружье, ни ножи.

— Вперед! — заорал я. — На прорыв! Игорь, сними его! Я прикрою!

Вода была единственным спасением. Успеем отплыть — выживем, нет — нам конец.

Сан Саныч заревел и ринулся вниз по склону. Ни дать ни взять живой таран. Отцу Владимиру ничего не оставалось, как поддержать порыв. В Игоре я не сомневался, Игорь — умница. Он тоже понимает, что главное — прорваться. Он не будет колебаться, прикрывать меня или прокладывать дорогу к спасению… Придется выкручиваться самому, но это мой выбор.

Ничего, не страшно. До воды близко. Надо продержаться всего-то секунд десять. Против двух волков.

Что жертва пытается уйти, они поняли мгновенно: метнулись следом. Я махнул факелом, выписав огненный полукруг. Волки отскочили и разом повернулись ко мне. Правый одним рывком преодолел разделявшее нас расстояние, клацнул зубами, целя в лодыжку. Но я оказался быстрее. Моему удару позавидовал бы и Тайгер Вудс. Толстая горящая палка с глухим стуком врезалась хищнику в морду. Ослепленный и обожженный, он неловко крутнулся на месте и, поскуливая, засеменил назад.

Я угрожающе махнул факелом в сторону его напарника, стараясь удержать того на дистанции. Это было ошибкой. Горящая тряпка сорвалась с древка и улетела в темноту. В руках у меня осталась лишь короткая палка с красным угольком на конце. Уголек волка не смутил. Он тут же метнулся вперед, и я вытянул его палкой по хребтине. Удар вышел хороший, плотный, вот только передо мной стояла не зарвавшаяся дворняжка, а рослый лесной убийца.

Удар не прошел бесследно, зубы хищника лишь разорвали штанину. Однако отступать волк не собирался. Я попытался пнуть его в живот — он легко увернулся. Кусты слева зашуршали, на дорогу вылетел еще один волк — помельче того, что стоял передо мной, но столь же решительный. И если отбиться от одного шансы оставались, то с двумя не справился бы и отец Владимир.

А на подходе уже были основные силы.

Осознать всю безнадежность положения я не успел. Грохнул выстрел. Второй. Третий. Мелкий волк пронзительно завизжал. Четвертый. Тот, что стоял передо мной, неожиданно тонко тявкнул и, припадая на переднюю лапу, отскочил назад. В шаге за мной, двумя руками сжимая пистолет, стояла Ника.

— Сюда! — раздался крик Игоря.

Я схватил девушку за руку, и мы побежали вниз. Сзади кто-то рычал, шуршали по асфальту десятки лап, но я не оборачивался. Счет шел не на секунды — на доли секунд. Любое промедление было подобно смерти.

Игорь выстрелил. Еще и еще раз. Легкие пули не могли остановить вал первобытной ярости, что хрипел за нашими спинами. Но они задержали его на несколько мгновений. Этого оказалось достаточно…

Лодка немного отошла от берега, последние шаги пришлось делать по колено в воде. Я подхватил Нику и буквально забросил ее на борт. Плашмя прыгнул следом. Приклад ружья больно впился в ребра: Игорь не успел убраться с моего пути. Но мое падение придало лодке импульс, а секунду спустя Сан Саныч уже работал веслами как заведенный.

Сзади прозвучали неуверенные мокрые шлепки, а затем один из волков завыл. Протяжный тоскливый звук подхватила вся стая. Лодка набрала ход и под жуткий аккомпанемент выплыла на середину озера. Но лишь когда мечущиеся на берегу тени слились с чернотой ночи, Сан Саныч выпустил весла и без сил привалился к борту.

* * *
Главный недостаток адреналина — последствия. Так бывает со всеми наркотиками, и тот, что вырабатывает организм, не исключение. Минуту назад ты был готов пробежать стометровку за десять секунд, схватиться врукопашную с волком, а сейчас — полная развалина, мечтающая об одном: лечь на землю и уснуть. К счастью, до земли еще грести и грести. В таком состоянии активность лучше покоя, организму нужно прийти в себя после короткого шока и набрать прежние обороты.

Я ощупал ребра и поморщился. Саданул меня Игорь знатно, но ребра вроде целы, и рассечения нет. На ноге крови тоже не было, а штанину можно заштопать.

Мы кое-как перегруппировались. Обессиленного Сан Саныча отправили отдыхать, я с отцом Владимиром сел за весла. Игорь перезаряжал ружье. Ника забилась на нос и молчала.

— Спасибо, — бросил я через плечо. — Когда второй выскочил, я думал кранты.

— А? — встрепенулась Ника. — Извини, что?

— Спасибо, говорю. Откуда у тебя пистолет?

— Пистолет… Это не настоящий, травматический.

— И ты до сих пор молчала? — вскинулся Игорь.

— Откуда я знала, — огрызнулась Ника. — Да и вообще… отобрали бы, и всё.

Игорь хмыкнул.

— Если патроны остались, перезаряди, — посоветовал он. — И в следующий раз давай без сюрпризов. Повезло, что эта хрень вообще выстрелила. Я ружье три часа драил, прежде чем ржу соскоблил. Ладно смазка нашлась.

— Он в сейфе лежал. Что с ним станется? — попыталась оправдаться Ника.

— Ну-ну.

Игорь замолчал. Видимо, счел собеседницу абсолютно некомпетентной.

— А ты у нас снайпер.

Грести и одновременно разговаривать было тяжело, но я считал долгом похвалить парня. Если бы не он, мы бы точно не выбрались.

— Ты тоже молодец, — серьезно ответил Игорь. — Я думал, вы сейчас лодку бросите и начнете отбиваться.

— Может и стоило, — буркнул Сан Саныч. — Прежде чем в штыковую ломиться.

— Да нет, не отбились бы, — уверенно сказал Игорь. — Николай здорово придумал. Я вот сейчас думаю и других вариантов просто не вижу. Ударить в слабое место, прорвать окружение, оставить заслон. Как в книжке. Хорошо, что вы его послушали. Ночью мы бы от них не отбились, и днем, наверное, тоже.

— Где стрелять-то научился? — Ника впервые проявила к Игорю какой-то интерес.

— Я догхантер. Опыт есть.

Игорь то и дело оглядывался по сторонам, словно ждал, что волки могут подплыть с флангов.

— Догхантер? — недоуменно переспросила Ника.

— Ну да, отстреливаю бездомных собак. Обычно ночью из машины. Так что ситуация знакомая. Волки, собаки — разница небольшая.

— Что значит, отстреливаешь собак? — Голос Ники изменился, но Игорь этого не заметил.

— То и значит — отстреливаю. Собакам без хозяев в городе делать нечего. Раз властям плевать, что стаи без присмотра бегают, значит, надо брать дело в свои руки.

— Ты что, совсем…

Ника неожиданно грубо выругалась.

Игорь в первую секунду опешил, но тут же взял себя в руки.

— Собачница, что ли? — с напускным равнодушием спросил он.

— Да какое вы, придурки, имеете право?!

— Собак без хозяев на улицах быть не должно, — жестко повторил Игорь. — Я, когда в медицинском практику проходил, в больницах сполна на их работу насмотрелся. Такие укусы зашивать приходилось, что оторопь брала. Когда видишь пятилетнего ребенка, у которого кость перегрызена, все сомнения пропадают.

— Ну и козел.

Судя по тону, аргументы Игоря не произвели на Нику никакого впечатления.

— Сама дура, — равнодушно ответил он. — Ты еще волков защищать начни.

— Кстати, откуда они взялись? — встрял я до того, как Ника успела ответить.

— Не знаю. — Игорь задумался. — В принципе, волки в области водятся. На них даже охотятся, чтобы не плодились. Но, конечно, не здесь, под самой Самарой. Я другого не пойму, как их водой не смыло.

— Их смыло, — догадался я. — Видно, они были ближе к городу, чем к Управе. Когда вода поднялась, пытались выбраться, а эта горка и полоска леса — единственное сухое место. Вот и застряли тут. Будь мозгов побольше, переплыли бы это озеро и выбрались на нормальную сушу, а так сидели, как привязанные.

— Как только с голоду не подохли, — пробормотал Игорь.

— Хрен знает, — выдохнул я. — Видать, не одни на горе спаслись. Если тут волки свободно гуляют, то и другого зверья наверняка хватает.

— Может и так, конечно, — с сомнением сказал Игорь. — Это ж сколько времени прошло, что они так расплодились…

А действительно, сколько? Я вспомнил толстый слой пыли, сгнивший подоконник, проржавевшую насквозь лестницу подъемного крана. Мозг тогда отложил проблемы куда-то на дальнюю полочку с ярлыком «лет пять-десять». Его больше беспокоило насущное: как выжить в затопленном городе. Я даже не подумал об абсурдности такого ярлыка — пролежать столько времени и выжить человеческому организму не под силу, даже на летаргический сон не спишешь. Лишь теперь я по-настоящему задумался, насколько далеко нас закинуло в будущее. Точно ли на пять-десять лет?

— Берег, — негромко сказала Ника.

Когда я вклинился в их перепалку, она замолчала. То ли взяла себя в руки, то ли сочла, что спорить с девятнадцатилетним парнем ниже ее достоинства.

Я оглянулся. Рассыпчатая лунная дорожка обрывалась неподалеку. Вскоре лодка мягко села днищем на асфальт.

Мы выбрались на сушу и застыли на месте, напряженно вслушиваясь в ночные шорохи. Мысли, похоже, у всех были примерно одинаковые: «Если стая волков встретилась на той стороне озера, почему бы другой стае не встретиться на этой». Но пока все было тихо.

— Мы точно на месте? — осторожно спросил Игорь.

— Точно. Сейчас немного поднимемся, повернем налево. Там город. Что с лодкой, спрячем тут?

— Ага, мы ее в темноте так здорово спрячем, что с утра — слепой найдет, — забраковал идею Игорь. — Надо спускать и тащить. Слишком ценная вещь.

— Вот ты и потащишь, — угрюмо сказал Сан Саныч, едва не валившийся с ног.

— Я понесу, — решительно прервал дискуссию отец Владимир.

— Все понесем, — вздохнул я и вытащил свой рюкзак. — Помогите разобрать вещи.

Часть вторая ГОРОД, КОТОРЫЙ БЫЛ

Глава 1

Я проснулся оттого, что в глаза било солнце. Зажмурился, перевернулся на бок. Рядом посапывал Игорь. Завернувшись в покрывало, свернулась на диванчике Ника. Из соседней комнаты доносился могучий храп Сан Саныча. Отец Владимир вторил прерывистыми трелями.

Я потянулся, стиснул зубы и сел. Задрал майку и полюбовался на здоровенную гематому немного ниже сердца. Однако.

Мышцы ныли после вчерашнего, в суставы будто насыпали песка. Я босиком проковылял в коридор и осторожно прикрыл за собой дверь. До Игоря солнце доберется минут через двадцать, до Ники и вовсе через час, пускай пока спят, герои.

Паркет предательски скрипел, желтые деревянные бруски совсем рассохлись. У входной двери громоздилась бесформенная резиновая куча. Рядом, вдоль стены, аккуратно выстроились рюкзаки — это уже явно постаралась мать. На лодку у нее сил не хватило.

Я расстегнул сумку. От выловленного в «Скале» запаса воды осталось две бутылки, одна початая. Я залпом выпил из горла добрые пол-литра. В соседней комнате полюбовался на спящих чуть ли не в обнимку охранника и священника, заглянул к родителям. Отца не было, мать стояла на балконе, рядом поднимался столб дыма. Я открыл дверь.

— Проснулся. — Она обняла меня тут же, на пороге. Битые ребра кольнуло. — Живой, что ли?

— Напополам.

Я протиснулся на балкон.

Здесь было просторно. У дальней стены стояла ржавая, с облупившейся краской печка-буржуйка. Изрядный кусок трубы отсутствовал, его заменял обрезок водосточной. Рядом притулилась небольшая вязанка дров. В огромной кастрюле потихоньку закипала вода.

— Откуда допотопный мегадевайс? — Я с удивлением посмотрел на агрегат и поймал себя на мысли, что термин «допотопный» надо будет пересмотреть.

— Ну откуда он может быть? — Мать все никак не могла от меня оторваться. — Дед со свалки притащил. Сначала на огороде приспособить хотел, а когда газ отключили, приволок к нам. Что есть будешь? Вот, макароны, рис, гречка. Могу манной каши сварить.

— Манкой тут не обойтись, мужики не поймут. Вари макароны. У нас есть тушенка, пара банок. Если не испортилась, намешаем по-флотски.

— Откуда? Ты же тушенку отродясь не ел.

— Выменяли на плот, — объяснил я. Вздохнул. — Долгая история. Короче, у меня опять лопнул шланг, и пошел я с утра в «Скалу» за смесителем…

Я вкратце рассказал о пробуждении в затопленном торговом центре. О том, как мы добирались до дома, а потом решили плыть сюда. На середине истории вода закипела, и мать засыпала макароны. Часть про волков с сожалением пришлось выкинуть. С одной стороны — повод для гордости, с другой — лишние нервы. И ничего, что история закончилась благополучно. Все равно будет переживать.

— Такие дела, — закончил я. — У вас тут как?

— А что у нас, — вздохнула мать. — Проснулась в своей постели, а отец перед телевизором. Света нет, газа нет, воды нет. Продуктов вот немного осталось. Сходила к родителям, у них, слава богу, все в порядке. Дед, сам понимаешь, сразу деятельность развел, начал выяснять что да как. Решили в город на велосипедах ехать — дорога затоплена. Сходили на вертолетную площадку, там вода до середины горы. Соседние острова с деревьями затопило, от Красной Глинки одни трубы да верхушка завода остались. И Самару видно, что подтопило, хотя много ли с вертолётки разглядишь? Вот, решили пока подождать.

— Ясно. Отец где?

— За водой пошел. Воды нет, даже колонки на улицах не работают, ходим на Волгу. Хорошо еще, что Волга поднялась — спускаться недалеко.

— Да всяко не ближний край. — Я посмотрел на бурлящие макароны, в животе заурчало. — Где дед?

— Дед в дружину записался. Обходит дозором.

— О господи. — Я демонстративно закатил глаза. — Не навоевался еще? Что за дружина-то?

— Да у нас тут ЧП вчера приключилось. — Мать помешала макароны. — Заключенные сбежали.

— Какие заключенные? — не сразу понял я.

— У нас же тут две колонии…

Мать вопросительно посмотрела на меня.

— Первый раз слышу.

— Вот, из одной вчера сбежали. Да и не только в них дело. Магазины грабят средь белого дня. Собаки совсем с ума посходили, кидаются на людей. Вот, решили организовать дружину, чтобы хоть как-то порядок наводить. Вот, и дед твой туда же.

— Погоди, у вас же тут полиция должна быть? Ладно, Самару затопило, но тут-то — все живы-здоровы.

— Может и есть, да много ли их? На всех не хватит.

— Понятно.

Я облокотился на перила и посмотрел вниз. Все как в детстве. Тот же балкон четвертого этажа, тот же газон, разве что чересчур разросшийся, та же дорога. Только «пежо», впечатавшегося в дом напротив, не было. И сложенной в гармошку «калины», ударившей лоб в лоб старенький «хёндай».

— Бабушка дома?

— Какое там дома. — Мать встала рядом. — На огород, поди, пошла. Вот, сейчас вас накормлю и тоже пойду.

— Да ну, прекрати, мы поедим и разберемся. И с водой, и с огородом. Зря я, что ли, бригаду привез.

— Бригада к работам готова, — раздался голос из-за спины. — Доброе утро.

Игорь стоял на пороге и улыбался. В отличие от меня, на нем была свежая рубашка, волосы аккуратно расчесаны.

— Доброе утро, Игорь, — улыбнулась в ответ мать. — Как спалось?

— Все замечательно.

Парень зашел на балкон и прикрыл дверь. Выглядел он неважно, хотя и пытался бодриться: глаза красные, под глазами синяки.

Игоря мать знала, я пару раз про него рассказывал. Правда, воочию видела впервые. С вечера, а точнее с ночи, разговора не вышло. Сил у нас хватило лишь на то, чтобы вползти на нужный этаж, достучаться, попадать и уснуть, где попало. Поэтому познакомиться толком не успели.

— Не знаете, сколько сейчас времени? — вежливо поинтересовался Игорь.

— Все часы встали. — Мать снова помешала макароны и сочла, что они разварились достаточно. — Так, выйдите оба, мне надо воду слить.

— Дай, помогу…

Я попытался перехватить кастрюлю, но не тут-то было.

— Иди банки открывай, — присоветовала мать и вытолкала нас с балкона.

— Слышал, — бросил я Игорю, — иди, открывай банки.

— Ага, разбежался. Тебе сказано, ты и открывай.

— Наглый, как танк. Ладно, пошли, что ли, на кухню, вытащим стол.

— Куда вытащим? — не понял Игорь.

— На середину, куда! Нас теперь семеро. У стены будет тесновато.

* * *
— Всё, теперь можно лечь и помереть.

Сан Саныч откинулся на спинку стула и блаженно улыбнулся.

— Типун тебе на язык, — обронил отец Владимир и поднялся из-за стола. — Благодарю, хозяйка.

— Вам спасибо, батюшка.

Перед едой мать попросила священника благословить пищу. Я следил за ними с кислым видом. Церковь не вызывала у меня отторжения, как у Игоря. Православию я даже симпатизировал. Но все эти ритуалы перед едой… Как в кино, честное слово. Ел, тем не менее, с удовольствием, да и не я один. Консервы оказались вполне годными, и я второй раз с теплотой вспомнил пару, пожелавшую купить у нас плот.

Макарон мать сварила два пакета, тем не менее, смели всё да еще доели пряники. Выглядело это расточительством, но после вчерашнего организму нужно было хоть немного восстановиться.

К концу завтрака вернулся отец. Получил свою порцию и немедленно присоединился к застолью.

Я снова взял командование в свои руки:

— Значит так, мы тут застряли надолго, поэтому сначала надо подумать о хлебе насущном. Где вертолётка знаете?

— Здесь есть аэродром? — удивленно спросил Сан Саныч.

— Да нет, вертолетная площадка. Это просто название. По сути, местечко для отдыха, вроде парка. Лавочки, кафе — всё рядом с обрывом, с видом на Волгу. Оттуда к воде кратчайший спуск.

— Я знаю, — отозвался Игорь.

— Я тоже, — сказала Ника.

— В общем, я сейчас на огород, посмотрю. Точнее, что от него осталось. Если повезет, соберу чего-нибудь. Заодно пройду через центр, гляну, что тут как. А вы пока давайте, как в сказке, воды натаскайте да дров нарубите.

— Экий умник, — крякнул Сан Саныч.

— Надо о наводнении в Самаре властям рассказать. Полиции, пожарникам, администрации, МЧС, — пробормотал Игорь без особого энтузиазма.

Было видно: он и сам не верил, что от этого будет толк. До суши-то мы доплыли, но Управленческий хоть и находился в менее бедственном положении, чем Самара, свободными людьми и ресурсами не располагал. И надеяться, что здесь немедленно создадут бригады, которые рванут в город спасать от наводнения людей, не приходилось.

— Я поспрошаю, — успокоил я совесть Игоря. — Если тут и правда народное ополчение, центр они должны контролировать. Там и магазины, и рестораны.

— Я с тобой, — вызвалась Ника.

Я хмыкнул. Резонно: на огороде от нее толку больше, чем с водой или дровами. Ну и вообще… люблю, когда полезное сочетается с приятным.

Последний раз я был у родителей в начале июня. С тех пор многое изменилось. Разумеется, не так, как в затопленной Самаре, тем не менее, разница была видна невооруженным глазом.

Улицы были пусты. Почему-то я ожидал толпящихся во дворах и у магазинов людей, живо обсуждающих происходящее. Даже готовился к встрече с немногочисленными шапочными знакомыми. Встречи не состоялось. Пока мы шли по узкой зеленой аллее, навстречу попались лишь двое — пожилая женщина и полный краснощекий увалень, тащивший огромный, советского розлива, рюкзак.

Я поинтересовался, где искать дружинников, но внятного ответа не получил. Увалень вообще не понял, о чем я, женщина сказала, что утром видела мужчин с красными повязками, патрулировавших соседнюю улицу. Негусто.

— Твои родители местные? — нарушила затянувшееся молчание Ника.

— Да. Хотя не совсем. Вообще, бабушка из Сибири, а дед питерский. Сюда они приехали после войны. Самара во время войны промышленным центром была, а Управленческий вообще вокруг завода Кузнецова построили. Тут раньше авиационные и ракетные двигатели выпускали, и большинство местных как раз на заводе работали. Вот и дед тоже — после армии отучился в институте на вечернем и на завод определился. Мать уже здесь родилась. А отец с Урала. С мамой познакомился в Москве, потом после универа тоже в Самару переехал. Квартиру в городе дали, когда мне пять было, до того жили у родителей на Управленческом. Так что меня тоже местным можно считать. А когда родичи на пенсию вышли, сюда уехали. Типа, тут воздух чище и все такое.

— Понятно, — протянула Ника. — Деревня.

— Сама-то кто, интеллигент в пятом поколении?

— О, смотри! — дернула она меня за руку.

Мы шли мимо древних, с растрескавшейся побелкой, двухэтажных домов. Смотреть на них без боли было невозможно. По уму, их бы давно снести и построить что-нибудь нормальное, но до Управы рука прогресса пока не дотянулась. С закрытием завода население городка потихоньку сокращалось. Все, кто могли, перебирались в город, и большой потребности в новом жилье не было.

Ника указала на следующую двухэтажку. Окна с полопавшимися стеклами почернели, дверь превратилась в головешку. Дом выгорел дотла и, судя по всему, выгорел давно. Два месяца назад он стоял целехонек.

Через два десятка шагов мы увидели аварию: три намертво склеенные машины. Еще одна стояла рядом на обочине, врубившись в рослый дуб. На крыше лежала толстая, сломанная ветром ветка, капот покрывали листья.

— Не может быть!

Ника бросилась через газон к машине. Мне ничего не оставалось, как поспешить следом.

За рулем сидел скелет, настоящий скелет из пиратских фильмов. Пристегнутый ремнем безопасности, в гнилой майке. Ветерок, врываясь сквозь опущенное стекло, трепал бледные лоскутки. Салон был загажен птичьим пометом, сиденья почти скрылись под слежавшимися высохшими листьями.

— Охренеть. — Ника храбро подошла к машине и осторожно сунула голову в салон. — Да он вообще сухой, даже не пахнет!

— Верю на слово.

— Коля, ты что, не понял? — Глаза Ники горели. — Он полностью высох. Это сколько времени должно пройти?

— Не знаю, много, — пожал я плечами. — Что тебя удивляет? Я дома окно оставил приоткрытым, так у меня подоконник новый сгнил. Да и металл полностью проржавел, глянь на капот. — Я указал на темно-рыжие пятна. — Мы лет десять… проспали. Как бы бредово это ни звучало.

Ника как-то странно на меня посмотрела.

— Ты так легко об этом говоришь.

— А как я должен об этом говорить? Я проснулся посреди затопленного универсама в окружении разлагающихся мертвецов. Город затоплен, в пригороде стаи волков. Я не против потрындеть на абстрактные темы, но сейчас вопросы выживания волнуют меня больше метафизики.

— Деревня, — со вздохом повторила Ника. — Ладно, пошли дальше.

* * *
Центр города оставил двойственное впечатление. Пожары прошлись и здесь. Небольшое кафе-ресторан на центральной площади сгорело дотла, как и мелкий магазинчик по соседству. Стеклянные стены офисов мобильной связи, торговавших телефонами, были разбиты, стенды перевернуты. Несколько телефонов валялось на полу, большинство выгребли. Битые автомобили стояли кучей и порознь, в киоск уткнулся автобус с разбитыми стеклами. Здесь проходила самая оживленная часть трассы. Вчера ночью, когда мы шли мимо, деталей не разглядели. Да, сказать по правде, мы и не смотрели по сторонам, мечтая об одном: упасть на что-нибудь горизонтальное и уснуть. Теперь же я рассмотрел картину во всех подробностях.

Однако, несмотря на удручающий пейзаж, в глаза бросилось и другое. Центральная площадь стала первым местом, за которое люди начали борьбу.

Главное, на что я обратил внимание, — отсутствие трупов. Ни обглоданных тел, ни высушенных скелетов. Убирать машины с трассы не стали, но водителей или то, что от них осталось, вытащили. Второе — люди. Около местных магазинов собралась небольшая толпа. Несколько человек копались в стареньких раздолбанных «газельках». Мимо прокатил велосипедист. В общем, жизнь кипела.

Ополченцев с красными повязками я тоже заметил. Один прилаживал к маршрутке шланг, собираясь, по-видимому, слить бензин или что от него осталось. Двое дежурили у закрытых дверей магазина. На перекрестке стоял одинокий полицейский — щуплый парнишка в обшарпанной форме, при фуражке и пистолете. Кобура расстегнута.

Когда я направился к нему, он напрягся и положил ладонь на рукоять.

— Стой, — предупредил он. Я замер. — Кто такой, чего надо?

Мы проговорили минут пять. Я так и не понял, поверил ли он, что я из города. Зато мне его напряги стали понятны. За последние полтора дня на полицию нападали трижды. Два раза успешно. Убивали, забирали оружие. Двоих нападавших подстрелили, они оказались беглыми заключенными. Постовой сказал, где заседает местное начальство, но добавил, что хрен мы туда попадем — не до нас.

— Ты пистолет взяла? — спросил я у Ники, когда мы отошли в сторону.

— А как сам думаешь?

— Хорошо. — Разговоры про сбежавших бандитов, нападающих на полицию, мне не понравились. — Давай-ка сходим к местному царьку, тут недалеко. Примут не примут не знаю, а совесть будет чиста.

Не приняли. Нужное здание я нашел быстро. Приемная была забита до отказа, гвалт стоял такой, что себя не слышно. Мне удалось протолкаться в приемную и сообщить секретарю — сурового вида женщине, — что мы приплыли из города и хотим пообщаться с руководством вне очереди. Женщина ненадолго скрылась в соседнем кабинете. Через минуту оттуда выглянул жилистый широкоплечий мужчина в очках, мельком глянул на меня и тут же нырнул обратно. Секретарь посмотрела на меня презрительно и велела выметаться.

— Зашибись, — только и сказал я, когда мы вышли на улицу. — Что это было?

— Эпик фейл. — Ника откинула челку. — И куда теперь?

— Куда-куда, травку полоть.

— Ты всерьез хочешь там копаться? — удивленно приподняла брови Ника.

— Не хочу, — признался я, — а придется. Кушать-то хочется.

Огород представлял собой жалкое зрелище. Я спустился в овражек, где располагался небольшой участок, сначала стихийно облагороженный, а потом честно приватизированный дедом в начале двухтысячных. Я вспомнил, сколько труда ушло на то, чтобы привести его в порядок, заполнить ровными рядами грядок, выстроить прямые, пригодные для посадок террасы на склоне, вырастить деревья.

Не осталось ничего. Исчезли ровные дорожки, исчезли аккуратные грядки. Везде росла сорная, по колено, трава. Ручей, где я в детстве с успехом ловил лягушек, пересох, видимо, питался от городской канализации. А вот миниатюрный колодец с родником на дне уцелел.

Я опустил руку в холодную воду и почувствовал легкую пульсацию у дна. Не найдем еды, так хоть воды наберем.

— Сюда однажды ёж упал, — повинуясь импульсу, сказал я. — Видимо, ночью шнырял, днем мы тут ежей никогда видели. Упал, а выбраться не может, края скользкие. Он лапкой зацепился за край, так и висел до утра. А утром мы с дедом пришли и его нашли. Вытащили, он едва дышал. Мы завернули в вату и положили на солнце. Я весь день вокруг вился, но он так и лежал. Ватку к животу прижал и свернулся в клубок. Так его на ночь и оставили. А на следующий день пришли, его уже не было, только вата. Радости было…

Я отряхнул мокрые руки, выпрямился и посмотрел на Нику. Она едва заметно улыбалась. Я еще раз обвел взглядом участок и вздохнул.

— Ладно, давай посмотрим, что к чему. Не могло же вообще всё зарасти.

Результаты осмотра оказались неутешительными. Огурцы и помидоры отсутствовали как вид. Я внимательно осмотрел грядки и не нашел даже намека на их существование. Морковь росла, но выглядела жалко. Вместо ровных рядов она торчала, где попало, и выкопанные экземпляры по толщине не превышали указательного пальца. Чуть лучше обстояли дела с редисом и свеклой. Облепленные ягодами кусты остались на месте, и я приставил Нику собирать малину и смородину. Крыжовник был зеленый и кислый.

Сам быстро накидал в пакет гороха и бобов — полноценных стручков, к сожалению, нашлось немного — и занялся осмотром деревьев. Здесь дела обстояли чуть лучше. К садоводству дед относился серьезно, и яблонь, несущих кислые терпкие плоды, у нас не росло. Зато были вишни, сливы и привитые абрикосы. Последние, к некоторому удивлению, без присмотра не загнулись и даже худо-бедно плодоносили. Плоды деревьев оказались основным продуктом, который удалось собрать. Еще среди сорняка проглядывали всякие травки, вроде петрушки и укропа. Я сорвал пару пучков маме на радость.

Мы управились за пару часов: урожай был весьма скудным. В принципе, повозись мы подольше, накопали бы еще с десяток корнеплодов, но я решил, что этим можно заняться и завтра. Тем более что огород все равно надо приводить в порядок, чай, не последний день живем.

После слов матери я все ждал появления бабушки, но она так и не пришла. И на двух соседних участках я тоже никого не видел. Странно. Казалось бы, в нашей ситуации дачный участок — одно из первых мест, которое надо проверить. Да и вообще…

Я набрал в прихваченную из дома бутылку родниковой воды, и мы выбрались из оврага. Солнце клонилось к горизонту, но до темноты было далеко. На глазок — часов шесть. Я решил закинуть собранное домой и пойти искать дружинников, а заодно и деда. Однако нехитрый план был разрушен в самом начале.

— О, дачники, — раздался голос откуда-то сверху и справа. — Хорошо поработали? Теперь выкладывайте.

Их было трое: дедок под семьдесят, в потертом сером пиджаке и английском кепи, красномордый толстяк с пивным пузом, едва прикрытым майкой, и высокий субтильный тип — сутулый, с глазами навыкате. Оружия у троицы на первый взгляд не было. Толстяк, единственный, кто выглядел грозно, был в ветхих сандалиях. На матерых разбойников, собирающих с дачников долю, они не походили. Впрочем, что я знаю о матерых разбойниках? Может, у них тактика такая — расслабить противника, а в карманах ножи и пистолеты?

— Это мой огород, — дружелюбно сказал я, оглядываясь в поисках чего-нибудь подходящего к моменту.

— Я и вижу, — проскрипел дед. — Рюкзак сыми.

— А не то что?

Я наконец присмотрел палку — короткую, зато толстую и плотную. Не полицейская дубинка, но если приложить — мало не покажется. На меня вдруг накатило странное безбашенное веселье. На фоне вчерашней ночной схватки, на фоне Михалыча, прижавшего нож к горлу, эти горе-грабители не вызывали ничего, кроме смеха. Я мимолетно подумал, что Михалыча мы сначала тоже ни в чем не заподозрили. Но не каждый же раз так ошибаться в людях, тем более что за моей спиной стояла Ника.

— Ты чего, не понял? — грубовато спросил толстяк. — Сказано, рюкзак сними.

Он неуверенно потоптался, сделал пару шагов вперед, но дальше не пошел. Это развеселило меня окончательно.

— Шли бы вы домой, уважаемые, — посоветовал я. — Чесслово, дел по горло.

— Да вы совсем охренели!

Старикану, видать, окончательно снесло крышу. Он набычился и двинулся ко мне. Ничего, что едва доставал до плеча. Я сделал шаг в сторону и подхватил примеченную палку. Она идеально легла в ладонь, как тщательно подобранная рукоять ракетки.

Старикана палка не остановила. Он продолжал переть в мою сторону, сжимая сухонькие кулачки. Я до последнего ждал, что он выкинет фортель, достанет из кармана нож или еще что-нибудь. Но мздоимец, вооружившись одними намерениями, бесстрашно подобрался ко мне по краю оврага и бесхитростно схватил за грудки.

Надо сказать, все могло закончиться неприятно: пока старикан шел, я все никак не мог решить, что с ним делать. Во-первых, уважение к старости было вбито с детства. Во-вторых, был бы он крепче, а так… дунуть страшно — развалится. Лучше бы и в самом деле вытащил нож. Но он не вытащил, а подошел вплотную и вцепился, как клещ.

Толстяк маячил за его спиной и, наверное, смог бы воспользоваться моей нерешительностью, но место боя грабители выбрали неудачно. Узкая тропинка — с одной стороны забор, с другой овраг — не позволяла напасть даже вдвоем.

Кое-как отодрав от себя старичка, я швырнул его в объятия толстяка. Тот с неожиданной нежностью поймал подельника и переправил в тыл. Видимо, тоже уважал старость. На этом сантименты закончились. Ко мне он бросился со всей серьезностью асфальтоукладочного катка, но хлипкие сандалии и узкая дорожка не позволили разогнаться как следует. Я от души врезал ему палкой. Целился в голову, а попал в ключицу. Толстяк хрюкнул от боли, врезался в меня и прижал к забору. Синяк от приклада немедленно дал о себе знать. Я сумел вывернуться и оттолкнуть толстяка, напоследок пнув по бедру и добавив палкой по плечу.

Старикан костерил меня на чем свет стоит. Толстяк с мрачной решимостью готовился к новой атаке. Долговязый маячил позади, в руках он тоже держал палку, но я бы такую подбирать постеснялся. Ей разве что собаку по двору гонять. Да и то не всякую.

Я ухмыльнулся, поудобнее перехватил дубинку и пошел расчищать путь.

* * *
Мы сидели на крепко сбитых деревянных лавочках. Рюкзаки стояли рядом. Долговязый мялся и краснел, старикан кипятился, толстяк потирал ушибленные места, а Ника веселилась. Я же чувствовал себя неловко. Это чувство внушил дед, который расхаживал взад-вперед по дворику и отчитывал присутствующих. Больше всех досталось, понятно, мне. Хотя складывалось впечатление, что про себя дед мною гордится.

Наконец, дед оставил меня в покое и переключил внимание на старикана.

— Нет, ну они великовозрастные балбесы, но ты-то куда полез?

— А чего я должен делать? — не уступил тот. — Смотрю, на вашем огороде какие-то копаются. Не по краям деревья щиплют, а на грядки забрались. Совсем, думаю, офонарели. Вот Пашу с Игорем позвал и пошли. Мне их что, просто так отпустить было?

— Митя, башкой-то надо думать. Тебе лет сколько? Скоро восьмой десяток пойдет. Ты сам-то чего в драку полез?

— И чего я должен был делать? — не сдавался старикан. — Если не мы, то кто? Сам-то туда же.

Я фыркнул. На плече деда поверх белой рубашки красовалась широкая красная повязка дружинника.

— Чего ржешь? — Дед смягчился. Все-таки увидеть меня здесь он не ожидал. Для порядка резюмировал: — Сейчас как уши надеру.

— Ладно-ладно. — Я примирительно поднял руки, обозначая сдачу. — Все всё поняли. Больше не будем.

— Не будут они.

Дед присел на край лавки.

— Ну никто же не пострадал, — сказал я.

Ребра несогласно заныли. Я немного лукавил: с одной стороны, мы действительно отделались синяками, с другой — все могло закончиться куда хуже. Особенно, когда мы с Пашей снесли забор, и повалились на рассохшиеся доски. Но повезло. Царапины не в счет.

— Не пострадали они… Бараны. — Дед окинул меня оценивающим взглядом. Нет, ему решительно нравилось, что я уделал и Пашу и Игоря. — Ну, как ты? — спросил он. — Как добрался?

Я понял, что с матерью они не встречались.

— Да как доберешься… Приплыли.

— С товарищами, что ли? А лодка откуда?

— Нашлась у одного… священника.

Прозвучало как-то глупо, даром что правда.

— Утром, что ли? — продолжал допрос дед. — А где остановился?

— Ночью. У матери.

— А с городом чего?

— Да чего с городом… Затопило все. У нас вода до четвертого этажа дошла, на проспекте Ленина одни крыши торчат, а дальше… совсем… — Я махнул рукой. — Откуда только взялось.

— Говорят, Жигулевскую плотину снесло. — Дед поднялся. — Ты бы в нашу администрацию сходил, рассказал, как есть.

— Ходил я утром, даже слушать не стали.

— Как не стали? — с удивлением посмотрел на меня дед.

— Да никак не стали. Сказал, что из города, тут же получил пинка под зад.

— Это вас, наверное, перепутали, — сказал массировавший локоть Паша. — Они же вчера в город экспедицию по реке послали, чтобы разведать. Наш главный лично инструктировал. А когда вас увидели, решили, что вы себя за одного из них выдаете, чтобы без очереди на прием попасть.

— Зачем? — изумился я.

Паша пожал плечами и поморщился.

— Мало ли у кого какие проблемы. Там же сейчас такие очереди, с ночи надо занимать.

— Вы, Николай, зловещая фигура, — серьезным голосом сказала Ника. — Расхищаете огороды, пытаетесь обмануть честного чиновника…

Долговязый Игорь тактично кашлянул в кулак. Дед одобрительно хмыкнул, перевел взгляд на Нику.

— А вы, сударыня, откуда?

Я вполуха слушал, как Ника рассказывает о нашей встрече. Шутки шутками, но это и впрямь что-то феноменальное. За последние три дня меня дважды принимали за негодяя, дважды пытались загрызть, а также зарезать и закидать бутылками. А я всегда считал, что умею избегать неприятностей. Видимо, счастливое спасение в «Скале» стоило запаса удачи на год вперед. И хорошо, если на год.

— Волки?.. — повернулся ко мне дед. — Коля, ты точно видел?

— Волки-волки, — подтвердил я. — Кстати, днем раньше были собаки.

Я в двух словах пересказал историю про крановщика.

— Собаки и тут набрасывались, — сказал Паша. — Я слышал, вчера женщину покусали и мальчишку. Совсем одичали.

— Может, они и правда одичали? — сказала Ника. — Мы же не знаем, сколько прошло времени. Старые про людей забыли, а молодые вообще… не знали.

— Это сколько ж времени должно пройти? — недоверчиво посмотрел на девушку Паша.

— Лет десять, вполне хватит, — ответил я.

— Тридцать, — сказал дедушка.

— Что?

— Сашка Лопатин говорил, тридцать лет прошло.

— Ладно!

— Да ну!

— Не может быть!

Взгляды всех присутствующих скрестились на деде. Тот развел руками.

— Не знаю, откуда он взял. Нам не до того было. Как раз про тюрьму рассказали. Ты слышал, у нас тут побег? Из колонии чуть не сто человек сбежало.

— Слышал.

Я все никак не мог переварить новость. Пять, десять, ну максимум пятнадцать… но тридцать!

— И чего делать будешь?

— В смысле?

— В дружину не хочешь пойти, раз уж приплыл?

Я вздохнул.

— Соглашайся, — подбодрила меня Ника. — Хуже не будет. Тебя все равно на каждом шагу норовят прибить. А так хоть делу послужишь.

— Очень смешно.

* * *
В дружину нас все-таки записали. Не то что бы я этому факту радовался, но и отказаться не мог. В конце концов, восьмидесятилетний дед, охраняющий сон тридцатилетнего внука, — это слишком. Зато Игорь аж просиял. Ну, может быть, не просиял, но к красной повязке отнесся со всей серьезностью. Сан Саныч привычно хмыкнул и пожал плечами — надо, значит надо. Отца Владимира не было, он ушел посмотреть на местную церковь и до сих пор не вернулся.

Смеркалось. Мы сидели в прокуренном зале Дома Культуры, временно выбранного штабом, и проходили инструктаж. Инструктаж вел капитан полиции. В отличие от субтильного нервного постового это был матерый человечище. Коротко стриженый, подтянутый, с хриплым командным голосом и скупой артикуляцией. Вместо того чтобы рассказывать о долге и чести, он достал кипу бумаг — выцветшие старые листы с фотороботами, выдержки из дел с фотографиями.

— Беглые, — пояснил он. — Всего девяносто человек. Те, что помечены, особо опасные: грабежи, убийства. Увидите, зовите подмогу.

Я пошуршал пачкой, разделил на три части, передал Игорю и Сан Санычу. В моей стопке красным карандашом было отмечено семеро. Трое ничем не примечательные, увидишь — не узнаешь: один загорелый с отчетливо азиатскими чертами, еще один с двойным подбородком, массивным лбом и крошечными глазками, третий — темноглазый, с носом пуговкой и круглым плоским лицом…

— Эти вместе, — сказал капитан. — Не разбегутся. А этот, — он показал на последнего, лысого лопоухого типа с бородавкой на подбородке, — не наш, тольяттинский. Его должны были в конце года этапировать, но не успели.

Не успели… Сколько раз я уже слышал эти слова за три дня. Игорь деликатно кашлянул, забрал мою стопку и передал свою. Потом поменялся с Сан Санычем. Через полчаса в голове у меня крутился калейдоскоп лиц. Кто-то, конечно, врезался в память, вроде троицы с азиатом во главе, но большинство остались беспорядочными обрывками.

— Как вы собираетесь их ловить? — спросил Игорь. — И что требуется от нас?

— Никак не собираемся, — сказал, как отрезал, капитан. — После побега нас осталось семнадцать человек. Половина женщины. Это на весь городок.

— После побега? — не сразу понял я.

— Думаете, их не пытались остановить? — Капитан посмотрел мне в глаза. — Или думаете, тех, кто пытался, не мочканули?

Я отвел взгляд.

— Невиновных там нет, — жестко заключил капитан. — Они подонки, будь моя воля, расстрелял бы всех. Но наша задача удержать город. В первую очередь — полицейский участок, магазины и склады. А дальше будет видно. Сейчас солдатики пытаются наладить связь. Да и не они одни. Все батареи сдохли, но, говорят, придумали, как зарядить. Только вряд ли мы помощи дождемся. Точно даже не известно, что с городом.

— Мы знаем. — Игорь деловито собрал бумаги в стопку и вернул капитану. — Мы из Самары приплыли.

Капитан принял бумаги. Посверлил парня взглядом.

— И что там?

— Жопа там, — коротко ответил за Игоря Сан Саныч. — Мы плыли сюда за помощью.

— Ясно. — Капитан устало помассировал лицо. Махнул рукой в сторону лейтенанта, что-то втолковывающего мужикам рядом со сценой: — За распределением к Севе. Оружие у вас есть?

— Пневматика, — снова опередил Игоря Сан Саныч. Причем сказал с таким видом, что капитан только рукой махнул.

— Ясно. Бывайте.

Глава 2

Игорь хлопнул меня по плечу:

— Не спи, замерзнешь.

— Да не сплю я, не сплю, — вяло отпихнулся я.

— Твоя очередь идти в обход.

— Ты же только что обходил?

— Коля, ну ты даешь. В чем, по-твоему, смысл обходов?

— И в чем?

— В регулярности. Если задницу от лавки не отрывать, никакого смысла не будет.

— Тебе бы в гестапо работать.

Я с неохотой поднялся. Отнекиваться бесполезно. Игорь, если прилип, не отстанет, особенно когда считает себя правым.

Ночь была темной и теплой. Я оставил куртку на скамье и, сунув руки в карманы, побрел вдоль улицы. Луна снова спряталась в тучах, и дома сразу превратились в бесформенные черные кляксы. Надо же, пошел четвертый день, а до меня только сейчас дошло, что значит остаться без света.

Первый день выдался слишком сумбурным и больше походил на какой-то безумный аттракцион. Грот с мертвецами, затопленный город, собранный на коленке плот, ночь без единого огонька — все одно к одному. Вторая ночь осталась в памяти тусклым размытым пятном. Мы тащили лодку через весь Управленческий, Игорь каждый шаг спотыкался, Ника висла у меня на руке, а в голове билась одна-единственная мысль: поскорей бы дойти. Если бы родители не открыли, мы бы, наверное, уснули вповалку прямо на лестничной площадке — идти куда-то еще не было сил. И вот третья ночь. И первая, когда я могу, наконец, перевести дух и спокойно оглядеться.

С районом нам повезло. Он вплотную прилегал к центральной площади — единственному месту, которое патрулировали полиция и военные. Хотя патрулировали — сильно сказано: пара полицейских и пара солдатиков, как снисходительно назвал их капитан. Юнцы восемнадцати-двадцати лет и в самом деле не походили на матерых спецназовцев из фильмов. Но у них были автоматы.

То, что на Управленческом есть воинская часть, стало для меня неожиданностью. Правда, по словам деда, там не часть, а одно название — взвод призывников, набранных этим летом, да пяток ребят постарше. Сразу после катастрофы несколько человек сбежали, остальные… остальные отчаянно пытались сохранить остатки боеспособности. К ним в часть уже нагнали механиков со всей округи. Пытались привести в порядок технику, наладить связь. Пока безуспешно.

Когда произошел побег с зоны, военные начали патрулировать город. Ну, если три наряда по два человека можно называть патрулями. По счастью, один из таких патрулей как раз дежурил на центральной площади. Случись что, на помощь придут. Признаться, меня такое соседство успокаивало. Это Игорь обходил территорию с видом хозяина, а мне было не по себе.

Вдалеке залаяла собака. До катастрофы их тут водилось изрядно: какому-то особо умному чиновнику пришла в голову идея свозить сюда псов со всего города для кастрации. После операции животных выпускали на волю, часть дохла, но большинство выживало, и постепенно Управленческий заполонили озлобленные бродячие псы. После катастрофы их поубавилось, но разговоры о нападениях на людей я слышал несколько раз. Кажется, после сбежавших зэков собаки стали врагом номер один.

Удивительно, но факт: споры мародерства — неизменного спутника любого бедствия — тут словно не смогли прорасти. Офис мобильной связи оказался едва ли не единственной жертвой вандализма. Разумеется, вокруг магазинов весь день кипела толпа. Разумеется, большинство было недовольно тем, что деньги не принимают, а продукты выдают на руки только в исключительных случаях. Но словами дело и ограничивалось.

Городок выдержал первый удар и на удивление быстро оправился после нокдауна. На складах и в магазинах в авральном режиме вели переучет товаров, решался вопрос с выдачей еды по талонам. Проводилась перепись населения. Если бы не побег заключенных, можно было бы сказать, что Управа отделалась легким испугом. Но побег состоялся, и эта бомба замедленного действия, заложенная под просевший фундамент, могла взорваться в любой момент.

Я дошел до перекрестка. Ни души. Отблески огня вдалеке — где-то жгли костер, зашедшаяся лаем псина, которой в несколько глоток вторила стая, луна, провалившаяся в огромную лужу вниз по улице. Никого.

Поколебавшись, я повернул назад, прошел мимо старого кинотеатра, полюбовался на два далеких огонька — патруль на центральной площади устроил перекур. По-хорошему, надо бы обойти дворы, но таскаться по закоулкам одному не хотелось. Мало ли.

Игорь, прилегший было на скамью, при моем приближении вскочил.

— Что-то быстро ты вернулся, — заявил он.

Я посмотрел на свою аккуратно сложенную куртку, которую Игорь использовал в качестве подушки. Демонстративно расправил и отряхнул.

— Совсем страх потерял?

— Да ладно, что ей будет, — тоном ниже пробормотал Игорь.

— То-то, — сурово проговорил я. — А вернулся быстро, потому что дворы не осмотрел. Луна за тучи зашла, не видно ни черта. Хочешь — можем вместе сходить.

— Пошли, — легко согласился Игорь. — Правильно, что один не сунулся. Неприятное место.

— Сам-то, небось, ходил?

— Я только заглянул. К тому же, я вооружен.

— Ну-ну.

Я зашагал назад к перекрестку.

— Я вас откровенно не понимаю. — Игорь поравнялся со мной. — Откуда такое отношение? Я хоть раз дал повод в себе сомневаться? И Сан Саныч тоже: «Пневматика…» Еще презрительно так, как будто не на его глазах из «Дианы» волков рубал.

— Балда, — усмехнулся я. — Он же это специально. Знал, что ты все равно про ружья расскажешь.

— Ну, рассказал бы, и что?

— А то, что тебя про оружие не зря спрашивали. Взяли бы и отобрали в пользу тех же дружинников. А так, у людей с пневматикой ассоциация какая? Пшикалка из тира. Несерьезно. Так что скажи Сан Санычу спасибо. Ценит он тебя, раз выгородить решил. Иначе, дорогой мой правдолюб, остался бы ты без своей «Дианы».

Игорь не нашелся что ответить.

* * *
Ночь прошла без происшествий. К рассвету даже Игорь заскучал, и мы заглянули на центральную площадь перекинуться парой слов с патрульными. Полицейские оказались сонными и оттого неразговорчивыми парнями, а вот солдатики держались бодрячком. Одному было девятнадцать, другому — двадцать один, оба срочники. Того, что постарше, выперли с четвертого курса Аэрокосмического университета, и он тут же попал под кампанию по борьбе с уклонистами. Мне решение преподавателей показалось верным: парень — не семи пядей во лбу, правда, на удивление вежливый. Того, что помладше, тоже звали Колей, и на этой почве мы быстро разговорились. Когда есть что-то общее, разговаривать всегда проще.

В целом ребята оставили приятное впечатление. На службу особо не жаловались. Назначению на дежурство сдержанно радовались, поскольку альтернатива — работа по хозяйству, а таскать воду от Волги до части замучаешься.

Я, в свою очередь, поведал о наших злоключениях. Вышло неплохо, даже сонные полицейские подтянулись. Рассказ про волков вызвал недоверие, но Коля подтвердил, что рядом с частью тоже видели волка. Сначала подумали, собака из поселка забрела, но сержант сказал — волк, значит волк. С сержантами не спорят.

В конце я упомянул про «теплый» прием в администрации и спросил, вернулись ли разведчики из города. Патрульные только руками развели.

— Коля, ты приходи прямо к нам, — предложил тезка. — Поговоришь со старлеем, расскажешь, что да как. Он мужик нормальный, дурака валять не будет. Мы тоже никто ничего не знаем. Связь третий день налаживаем, но пока не выходит. Только это, — он вдруг спохватился, — ты не болтай, ладно? А то как узнают, что мы тоже ни ухом ни рылом, паника начнется и всё такое. Мы же армия, все на нас надеются и вдруг узнают, что мы не в теме.

— Не буду, — пообещал я. — Где у вас часть-то стоит? Никогда про нее не слышал.

— Да тут недалеко, километров пять-шесть. — Он вкратце объяснил маршрут. — Там шлагбаум с постовым, расскажете про себя и про нас, он пропустит. От шлагбаума по дороге еще с километр.

— Ясно. — Я посмотрел на светлеющее небо. — Ладно, бывайте, мужики. Нам вахту сдавать.

На прощание обменялись рукопожатиями. Крепким с солдатами, вялым с полицейскими. Рожи у них были кислые: в отличие от нас, любителей, им еще дежурить часа три, не меньше.

Игорь деловито подкрутил стрелки часов и сообщил, что теперь мы хотя бы ориентировочно будем знать время.

— В конце июля светает примерно в полпятого, — пояснил он. — Точно мы время, конечно, не выставим, но погрешность в полчаса — уже неплохо. Надо будет сверить часы, чтобы относительно друг друга точно показывали.

Смена опоздала на добрый час, но обвинять крепкого загорелого дедка даже у Игоря язык не повернулся. Он лишь побурчал на обратном пути, что почтенным пенсионерам надо сидеть дома, а не улицы патрулировать. Я вспомнил собственного боевитого предка и со вздохом согласился…

Когда я проснулся, был уже день. Если верить часам Игоря — без четверти два. Кроме нас в доме никого не было, в записке, нацарапанной карандашом на желтоватой бумаге, отец сообщал, что они с матерью на огороде. Куда разбрелись остальные, оставалось только гадать.

На обед был щавелевый суп, летний салат, горсть сухарей и остатки утренней каши. Я прикинул, что такими темпами мы проедим родительские запасы за неделю. А дальше… дальше надо будет что-то решать.

— Какие планы? — поинтересовался Игорь, бодро лопая кисловатый суп. Продовольственный вопрос его явно не беспокоил.

— Не знаю. Надо что-то придумать с едой, иначе через неделю будем лапу сосать.

— А что тут придумаешь? — Игорь выхлебал суп и ткнул вилкой в порезанный редис. — Пока не начнут раздавать карточки, только ждать. Сам подумай — все магазины под контролем. На огороде всё выгребут и без нас. Охотиться тут не на кого, хотя… если развелись волки, должна быть и крупная дичь… В общем, я все равно не умею. Так что или по чужим квартирам шарить, или рыбу ловить. По квартирам несолидно, мы все-таки дружинники. Рыбу… Рыбу можно. Тем более что лодка есть. Сегодня вечером, когда все соберутся, надо обсудить.

Беззаботные рассуждения Игоря мне не понравились. Не то что бы они были лишены смысла, но все равно очень хотелось дать парню в лоб. Должно быть, мои намерения отразились на лице, потому что Игорь поспешил сменить тему.

— Я что предлагаю. Давай сходим к военным.

— А смысл?

— Узнаем про всё из первых рук. И про связь, и про общее положение дел. Заведем знакомства. Коль, ты иногда как маленький. Все решают связи. Сейчас мы представляем ценность. Мы единственные, кто может рассказать в подробностях про город. Когда вернутся местные разведчики, наша ценность станет равной нулю. Поэтому надо ситуацией пользоваться сейчас, потом будет поздно. К тому же у нас есть персональное приглашение, помнишь? Нельзя упускать такую возможность!

Я криво улыбнулся. Кажется, за эти три дня я узнал Игоря лучше, чем за предыдущие полтора года знакомства. И я не был уверен, что рад этому. Он, безусловно, личность незаурядная, иногда даже не верилось, что ему только девятнадцать. И все же… И все же что-то с ним было не так.

— Ты прав, наверное. — Я составил тарелки в раковину. — Давай, сходим.

— Ага! Пять минут.

Игорь ускакал в зал проверить и зарядить ружье, а я так и остался на кухне. Присел на подоконник и смотрел на залитую солнцем пустую улицу.

* * *
— Физкульт-привет! — Я махнул Сан Санычу рукой.

Он привычно ухмыльнулся и подкатил ближе.

— Откуда счастье? — кивнул я на велосипед.

Выглядел он новеньким, словно бы и не прошло тридцати — или все-таки десяти-пятнадцати? — лет.

— Из магазина. — Сан Саныч хитро на нас посмотрел. — Я же теперь тоже дружинник, а дружинникам во временное пользование раздают велосипеды. Для мобильности.

— Офигеть! — возмутился Игорь. — Мы всю ночь дежурили — и нам ничего!

— Потому и ничего, что всю ночь дежурили, — добродушно пояснил Сан Саныч. — Раздавали с утра, а вы дрыхли.

— Зашибись, — кажется, Игоря задело за живое, — отличные порядочки.

— Ты ездить-то умеешь? — поинтересовался я.

— А кто не умеет?

— Ну, я вот, например, с детства не катался.

Игорь пожал плечами и зло спросил:

— Уже все разобрали?

— Не все, — усмехнулся Сан Саныч. — На вас хватит. Магазин спорттоваров. Дальше по улице — и налево.

Он указал приблизительное направление.

Я кивнул:

— Ага, знаю.

— А кудай-то налегке? — поинтересовался Сан Саныч, глядя на ружье Игоря, составлявшее всю нашу экипировку.

— За велосипедами можно без танков, — огрызнулся Игорь. Ему не понравилось, что охранник, вместо того чтобы объяснить прямо, стал наводить тень на плетень.

— Это я понял, — проигнорировал выпад Сан Саныч. — Потом куда?

— К военным, — сказал я. — Оказывается, тут часть стоит.

Я вкратце пересказал ночной разговоров с патрульными и утренние рассуждения Игоря о нашей кратковременной полезности.

— Это правильно, — кивнул Сан Саныч. — Пожалуй, прокачусь с вами. Далеко отсюда?

— Километров пять-шесть, как я понял.

— Вот и хорошо.

Охранник оттолкнулся от бордюра и поколесил в сторону магазина.

Велосипедов и впрямь хватало. Рядом с кассиром, худощавым ровесником Игоря, дежурил крепкий ровесник Сан Саныча.

— Вот это Коля, это Игорь, которые как раз со мной приплыли, — представил нас Сан Саныч.

Мужчина кивнул, поправил красную повязку и пожал нам руки. Неожиданно крепко. Видно, они с Сан Санычем нашли общий язык, и охранник выставил нас в выгодном свете.

Продавец быстро отыскал наши фамилии в списке «вип-персон», пометил галочками, попросил расписаться и отправил в правое крыло, где ровными рядами стояли велосипеды.

Выбор оказался велик, но Сан Саныч предупредил, что все не так радужно — у многих проблемы с резиной. Он сразу направился к стойке с такими же, как у него, моделями и стал придирчиво изучать колеса.

— Лучше полегче, с широкими шинами, — посоветовал Игорь. — Быстрее освоишь.

— Брать надо, как у меня, — обернулся Сан Саныч.

— Николай сказал, что с детства не ездил. Ваша модель тяжеловата и колеса узкие…

— Багажник, — прервал рассуждения Сан Саныч. — Главное, багажник.

— На фига велику багажник?

— А ты подумай.

Охранник вернулся к осмотру шин.

К чести Игоря, он не стал продолжать спор. Более того, выбрал «дачный вариант» и для себя. В отсутствии машин велосипеды становились главным транспортом. И возможность увезти на багажнике лишние двадцать-тридцать килограммов стоила любых преимуществ спортивных моделей. Повезло еще, что вообще сохранились: видимо, внутрь магазина не добралась коварная влага, а как следствие — ржавчина. И герметичные банки с солидолом в мастерской нашлись…

Военная часть располагалась за пределами Управленческого.

Выехав из городка, мы первым делом свернули направо. Мне было интересно посмотреть, что стало с озером, спасшим нас от волков. Да и не мне одному, судя по быстрому согласию. Озеро осталось на месте, хотя изрядно обмелело. Конечно, мы пересекали его ночью, и нам тогда было не до замеров, но на глазок за последние сутки вода отступила по склону на несколько метров. Задерживаться не стали, развернулись на сто восемьдесят и покатили в сторону военной части.

— Вы не в курсе, что с машинами?

Вопрос я задал где-то на середине пути. Поначалу было не до болтовни — привыкал к новому способу передвижения. В фильмах часто шутят, что навык езды на велосипеде остается на всю жизнь. Может, оно и так, только разница между ощущениями десятилетнего мальчишки и тридцатилетнего мужчины слишком велика, чтобы от этого навыка был какой-то прок. Считай, что учился заново. Но я справился и наконец получил возможность не только наслаждаться поездкой, но и вести разговор.

— Чего? — переспросил Сан Саныч.

— Не в курсе, что с машинами, спрашиваю, — уже громче крикнул я. — Странно. Тут же воды не было. Почему до сих пор ни одной на ходу? Неужели не придумали, как зажигание включить?

— А как без аккумулятора включишь? — спросил Сан Саныч.

— Ну, не знаю. — Я мучительно вспоминал курс школьной физики. — А от конденсатора нельзя? Его же проще зарядить. Да и просто аккумулятор — должны быть какие-то динамо-машины, бензиновые генераторы… не знаю.

— Бензина нет. Мужики по городу сливали из баков, везде одно — помойка.

— А солярка?

— Соляра дольше хранится. До части доберемся, спросим. У них должен быть запас.

— Ага, нам вчера сказали, что у них какие-то ремонтные работы ведутся…

Игорь в разговоре не участвовал. Он ехал чуть впереди и получал удовольствие. Определенно, велосипедная прогулка была ему по душе.

Тихо шуршали колеса. Асфальтовое шоссе потрескалось, у обочины сквозь полотно кое-где пробились кустики травы, временами приходилось объезжать принесенные ветром сухие ветви. Но в целом дорога сохранилась хорошо. Глядя на нее, не верилось, что прошли десятилетия. Лес совсем не изменился. Он выглядел точно так же, как пару лет назад, когда мы выезжали компанией на пикник, так же, как два десятка лет назад, когда мы с дедом ходили сюда за грибами…

Я заметил, что Игорь нет-нет, да поглядывает по сторонам. Нападение волков не шло у него из головы. Да и я, несмотря на умиротворяющий пейзаж, не мог не вспомнить ночную стычку. Правда, патрульные о нападениях не говорили, но с моей нынешней удачей стоило ожидать неприятностей на ровном месте.

Однако то ли все волки остались за полосой воды, то ли Фортуне надоело тыкать меня головой в самое пекло, но до нужного поворота мы добрались без приключений. Неподалеку от развилки стоял шлагбаум. Вопреки словам патрульных, рядом никого не было.

Игорь поморщился.

— Проходной двор.

Сан Саныч ловко объехал шлагбаум. Игорь тоже протиснулся в полуметровый просвет, а я не стал рисковать: не хватало сверзиться в придорожный овраг.

Наверное, если бы я ездил лучше, просто последовал бы за ними. И, наверное, не увидел бы лежащего в кустах человека…

— Стойте!

Велосипед лязгнул, ударившись об асфальт. Я сбежал с дороги, смел ветки, небрежно набросанные поверх тела. На земле лежал тот самый паренек из ночного патруля, отчисленный из Аэрокосмического за неуспеваемость. Камуфляж залит кровью — не запекшейся, свежей. На правом боку ткань распорота — пырнули ножом. Оружия рядом не было.

— Кто, за что… — глухо проговорил я.

— Оружие, — сказал Игорь и присел рядом, держа ружье в руках.

На тело он посмотрел мельком и тут же начал вглядываться в просветы между деревьев.

— Зачем…

— А зачем нападают на полицию? Бандиты. Сообразили, что одинокий постовой — отличная цель. Как только подкрались незаметно…

— Никто к нему не крался, — мрачно сказал Сан Саныч. — Он просто не решился выстрелить.

— Надо сообщить в часть. Кровь свежая, могут быть неподалеку.

И словно в подтверждение моих слов воздух разорвал грохот выстрелов.

* * *
Стрельба звучала со стороны части. Длинная очередь, сдвоенный хлопок. Еще одна очередь, несколько одиночных…

Затем все стихло.

— По великам, быстро. — Сан Саныч, плюхнувшийся на землю с первым же выстрелом, поднялся и, пригибаясь, подбежал к велосипедам. — Надо сообщить в город.

Автомат заработал вновь. Еще один, и еще. Раздалось несколько приглушенных хлопков. Бой и не думал заканчиваться, он только-только набирал обороты.

— Я туда. — Глаза у Игоря былисовершенно сумасшедшие.

— Идиот!

Я попытался схватить его за плечо, но он увернулся.

— Кто-то напал на часть, возможно, им нужна помощь.

— Придурок, это уже не собаки! У них оружие. Не твоя пулялка, автоматы!

Игорь ничего не ответил и все с тем же безумным выражением лица бросился в лес.

— Кретин…

Я побежал следом. Мысль была простая: догнать и отобрать ружье. Без него-то этот идиот никуда не сунется. Будь мы на дороге, Игорь не пробежал бы и пятидесяти метров. Но лес сыграл злую шутку, я споткнулся о корень и полетел в траву. Пока поднимался, парень успел уйти в отрыв. Не такой уж существенный, на ровном участке мне хватило бы минуты, чтобы его догнать, но в лесу это было труднее. Мало того что деревья не давали толком разогнаться, так еще и под ноги приходилось смотреть. Игорю же адреналин крепко ударил в голову. Он скакал, как горный козел, и догнать этого козла было непросто.

Тем не менее, расстояние между нами неумолимо сокращалось. Но и выстрелы теперь звучали намного ближе. Дважды стрельба стихала, через полминуты возобновляясь вновь.

Игорь остановился внезапно. Да не просто остановился, а растянулся на земле. Догадаться о причине труда не составляло. Я упал на землю следом. И тут же снова застрекотал автомат. Впрочем, били не в нашу сторону. Кто бы ни сошелся в схватке, противники были целиком заняты друг другом.

Игорь шустро пополз вперед, и я пожалел, что не добежал до него каких-то десяти метров. Преследовать ползком оказалось куда сложнее. Правда, длилась гонка червяков недолго. Игорь скользнул в едва приметную ложбинку, замер и приложил к плечу ружье.

— Сюда, быстро, — прошипел он.

Пришлось подавить желание свернуть ему шею.

В ложбинке нашлось место и для меня. Я по-прежнему не видел участников перестрелки. Слева между деревьями проглядывала дорога, чуть впереди, за полуразрушенным забором, — похожие на гаражи здания.

— Там. Правее сарая, — шепотом сказал Игорь.

Я осторожно поднял голову. Рядом с гаражом, метрах в тридцати от нас, стоял мужик. Кряжистый, кривоногий, в широких шортах до колен и бежевой рубашке с коротким рукавом. Что твой дачник. Вот только патронташ и двустволка выглядели необычно.

— Узнал? — все так же шепотом спросил Игорь. — Он в той папке был, которую кэп давал. Отмеченный красным. На шухере стоит, гад.

— Да наплевать! Валим отсюда!

— Коля, ты не понял? Это те самые сбежавшие бандиты. Они хотят оружие захватить. Если сумеют — будут в городе хозяйничать. И уже ничего не сделаешь! Нет, сейчас я этого засранца сниму, пока он один…

— Ты идиот…

Договорить я не успел. Впереди, уже совсем рядом, загрохотали выстрелы, и в тот же момент хлопнула «Диана». Мужик дернулся и, не издав ни звука, упал на землю.

— Быстро. Вперед.

Игорь сорвался с места столь резво, что я успел поймать рукой лишь воздух. Несколько секунд — и он был рядом с подстреленным бандитом. Вполголоса матерясь, я подбежал следом.

— Держи. — Игорь сунул мне в руки двустволку и принялся выдирать из-под грузного тела патронташ. — Предохранитель снят. Целишься, стреляешь, потом переламываешь, рычаг вот здесь, вставляешь новые патроны, стреляешь.

Я невольно перехватил протянутое ружье, перевел взгляд на убитого. Он лежал, уткнувшись липом в растрескавшийся суглинок, затылок был залит кровью. Игорь положил пулю аккуратно, в основание черепа. Легко и непринужденно, будто стрелял в бешеного пса.

Я не знал, что делать. В сотне метров от нас шел невидимый бой. Мой сосед — обыкновенный студент обыкновенного медицинского университета — только что застрелил человека. В руках у меня оказалась старенькая, но каким-то чудом до сих пор рабочая двустволка, а Игорь… Игорь вновь вернулся в лес и короткими перебежками уже продвигался дальше, понемногу удаляясь от гаражей и дороги. Бежать за ним? Стрелять в людей, о которых мы ничего не знаем, и погибнуть под автоматными очередями? Догнать, врезать прикладом по башке — потому что слов он не послушает, — оттащить в кусты и подождать, пока все закончится?

Я сделал несколько шагов и увидел тела…

За гаражами, на небольшой площадке, стояли грузовики. Капоты откинуты, шины сняты и сложены невысокими башенками. Рядом лежали механики: голый по пояс мужчина, молодой парнишка лет двадцати в майке и камуфляжных штанах и седовласый старик в спецовке. Худая загорелая рука до сих пор сжимала гаечный ключ, в белых волосах запеклась кровь. Ни них даже не тратили пуль, просто резали и проламывали черепа. Может быть, не хотели поднимать шум, а может, экономили патроны. Не знаю.

Игорь остановился, отчаянно замахал рукой — сюда.

И я пошел. В голове было пусто-пусто. Я так и не сообразил, что должен делать, — перелесок закончился слишком быстро. Деревья еще оставались, но уже не заслоняли открывшуюся картину.

Дорога, с которой мы сошли, огибала лес и заканчивалась на неровной асфальтированной площади. По краям стояла пара двухэтажных зданий, на въезде — две ржавые легковушки, в центре — старенький ЗИЛ со снятыми колесами.

За грузовиком прятался мужик с охотничьим ружьем, еще один «охотник» с карабином притаился за стопкой шин правее. Дверь в казарму была открыта. Я никогда не мог похвастать фотографической памятью, но выглядывавшего из двери темнокожего азиата узнал сразу. Тот самый, обведенный красным карандашом, которого капитан отнес к «особо опасным». В руках азиат держал автомат Калашникова. Его подельников, отмеченных в досье, я не заметил. Мужики за машиной на них вроде не походили, но в казарме могли быть и другие. Судя по тому, что все трое смотрели в сторону второй двухэтажки, оплот сопротивления находился именно там.

— Вижу четверых, — шепотом сказал прильнувший к оптическому прицелу Игорь. — Двое у машины, один у двери, еще один на той стороне в лесу…

Зазвучали выстрелы. Били из осажденного здания, но не в нашу сторону, а вглубь леса и по забору, охватывающего площадку с противоположной стороны.

— Обходят с тыла! — раздался приглушенный крик, и я узнал тезку, с которым мы болтали ночью.

Лицо азиата исказила злоба, он выглянул из-за двери и дал две короткие очереди. Зазвенело разбитое стекло. Мужики за машиной запоздало поддержали его огнем, и тут же ответная очередь из здания хлестнула по стопке шин. Звякнуло: одна из пуль угодила в грузовик.

— Вот все и определилось, — удовлетворенно произнес Игорь. — Так, Коля, у меня есть план…

— Для меня место найдется? — раздался голос у нас за спиной.

Игорь подскочил как ужаленный, дернулся, поднимая ружье, но Сан Саныч мягко перехватил ствол и отвел в сторону, дабы парень не пальнул в него с перепугу.

— Не шуми, — тихо предостерег он.

Игорь смотрел на охранника круглыми глазами. Ни он, ни я не слышали приближения Сан Саныча. Я отнесся к этому спокойно, только мысленно порадовался, что это все же Сан Саныч, а не один из бандитов, а вот Игоря с его милитаристскими замашками чуть удар не хватил. Видимо, он и впрямь возомнил себя смертоносным ассасином, и подобравшийся незамеченным охранник нанес мощный удар по его самолюбию.

— Стрелял раньше? — кивнул Сан Саныч на мою двустволку.

— Нет.

— Тогда давай. — Он без церемоний забрал у меня ружье и патронташ. И то ли в шутку, то ли всерьез осведомился у Игоря: — И какой план?

Вообще-то ситуация к шуткам не располагала, но я не мог поверить, что он спрашивает у девятнадцатилетнего парня: что делать? Однако Игорь воспринял вопрос серьезно.

— Снимем двоих за грузовиком. Потом отгоним тех, что в здании справа. Они не смогут отстреливаться на две стороны. Останется отряд в лесу, но если мы устраним угрозу с нашего фланга, солдаты в доме смогут полностью сосредоточить огонь на них.

Я, прищурившись, посмотрел на Игоря. Уточнил:

— И это ты называешь планом?

— Большего тут и не надо. — Он снова прильнул к прицелу. — Это же бандиты, а не спецназ. Потеряют пару человек и побегут. Они пришли сюда забрать оружие, а не биться до победного. На счет «три» я сниму того, что справа.

Сан Саныч хмыкнул и поднял дробовик. Руки у него не дрожали.

— Один… Два… Три…

Грохнули выстрелы. Один из «охотников» судорожно дернулся, схватился за подножку грузовика и сполз на землю. Рубашка моментально покраснела, из разорванной дробью спины хлестала кровь. Второй бандит вскрикнул, выронил ружье и схватился за ключицу. Игорь торопливо передернул затвор, почти не целясь, выстрелил второй раз. Мужик хрипло вскрикнул и, не оглядываясь, заковылял к азиату. «Диана» хлопнула третий раз. Игорь снова попал, но ни одна из легких пуль не смогла найти уязвимую точку на теле.

Выстрелить еще раз Игорь не успел. Азиату понадобилось всего несколько секунд, чтобы сориентироваться. Высмотреть нас среди деревьев он не смог, но положение оценил верно. Длинная, в полмагазина, очередь ударила поверх голов. Подпрыгнула и завалилась набок подрубленная молодая елка. Локоть уколола щепка. Сан Саныч сполз за бугор, служивший нам прикрытием, и сноровисто перезарядил двустволку. Игорь, опомнившись, заталкивал в магазин пули. Лицо побледнело, пальцы заметно дрожали — в него тоже стреляли впервые.

Я сместился чуть левее, осторожно выглянул из-за невысокой насыпи. Раненый доковылял до распахнутой двери и ввалился внутрь. Азиат по-прежнему держал под прицелом лес. Рядом, в полумраке, маячил еще чей-то силуэт. Теперь уже стало ясно: бандит там не один.

Из второго здания выстрелов не прозвучало. Наш внезапный наскок оказался для солдат такой же неожиданностью, как и для бандитов. Вопреки расчетам Игоря, сориентироваться и поддержать нас огнем они не сумели.

Воцарилась хрупкая тишина, только из глубины здания подвывал раненый бандит. Выстрелы в перелеске тоже стихли. Обе стороны пытались понять, что происходит. Среди них и впрямь не было спецназовцев или заматеревших в боях вояк. Никто даже не попытался воспользоваться паузой. И это был наш шанс.

— Алекс, Стас, Юрец, — заорал я, — зайдите справа, мы прикроем!

Сан Саныч понял задумку на середине фразы и, едва я замолчал, дуплетом выстрелил в дверной проем. Штукатурка над головой азиата взорвалась белым облаком, заставив того нырнуть внутрь.

Игорь наконец справился с нервами, выбрался на позицию и стал выцеливать кого-то в глубине здания.

— Бей по окнам! — шикнул я.

И парень тут же, на задавая вопросов, нажал на спуск. Сверкающим фейерверком брызнуло стекло. Еще одна прозрачная пластина раскололась пополам, со звоном осыпавшись на подоконник. В ответ тявкнул автомат, но как-то робко, неуверенно. Я не понял, куда ушли пули. Хотя уже через пару секунд это перестало иметь значение, потому что державшие оборону солдаты наконец сообразили, что к чему.

Захлебываясь, наперебой заработали сразу четыре ствола. Разлетелись остатки стекол, треснула и провалилась внутрь высохшая рама. Может, неэффективно, зато эффектно. Одно дело сражаться, когда невидимые пули свистят где-то над головой, другое, когда крушат все вокруг тебя. Особенно такую зримую и звонкую субстанцию, как стекло.

— Кореец, валим, — раздался визгливый вскрик.

— Шатун, прикрой.

Едва слышная команда завершилась очередной короткой очередью в пустоту, для острастки. Возможно, главарь и не поверил в мою нехитрую уловку, но решил не рисковать. Ситуация и до нашего появления сложилась патовая, а сейчас могла обернуться полным разгромом. Если бы наш фантомный отряд и впрямь существовал, он обошел бы казармы в считанные минуты, и азиат сотоварищи оказались бы под перекрестным огнем с трех точек.

Сан Саныч и Игорь выстрелили еще несколько раз, целя в пустые оконные проемы. Ни в кого не попали, зато обратили организованное отступление в бегство.

Стрельба в лесу возобновилась, однако длилось она недолго. Бандиты потеряли всякое желание сражаться и просто прикрывали отход. Игорь снова прилип к прицелу, пытаясь найти среди деревьев цель, не преуспел, а спустя пару минут все окончательно стихло.

Но мы выждали почти четверть часа, прежде чем решились покинуть облюбованную ложбину.

* * *
— Алексей.

Я сжал протянутую ладонь. Рукопожатие старлея было крепким. Выглядел он лет на двадцать пять, только в волосах торчал одинокий, словно плеснули краской, клок абсолютно седых волос.

— Николай.

— Это вы кричали? Неплохо придумано. — Алексей опустился на скрипучий, с продавленным сиденьем стул. — Я не сразу сообразил. Когда вы стрелять начали, я сначала думал, они трюк затеяли. А потом, когда побежали, поверил, что с Управы подкрепление прибыло. А оказалось… в самом деле трюк.

— Могли бы и «спасибо» сказать, — хладнокровно проговорил Игорь. — Если бы не Коля, они бы вас выкурили.

Некоторое время старлей внимательно изучал парня. Игорь взгляда не отводил.

— Спасибо, — наконец сказал Алексей. — Плохо вышло. Нам и правда повезло.

— Что случилось-то? — спросил я и облокотился о стену. Оба свободных стула не внушали доверия и на вид годились разве что на растопку.

— Да что случилось, вы сами всё видели. Зэки пришли разжиться оружием.

— И вы просто так отдали? — хмыкнул Игорь.

Статус собеседника парня ничуть не смущал. За последние полчаса он буквально переродился, бой придал ему уверенности. Нет, ее и раньше было хоть отбавляй, но теперь она превратилась в уверенность человека, применившего книжные знания на практике. Даже ночная битва с волчьей стаей не изменила Игоря так сильно, как это короткое сражение.

— Не выёживайся, — коротко ответил Алексей. Похлопал ящиком стола и скривился. — Курить хочется. У вас нет?

Сан Саныч развел руками. Старлей захлопнул ящик, устало потер лоб.

— Хреново вышло. У меня же тут что — два десятка пацанов, половину два месяца назад доставили.

— Нам говорили, у вас тут взвод стоит, — все так же холодно сказал Игорь.

— Стоял. Только треть после этой хрени разбежалась. Вчера за водой четверых послал, вернулся только один, трое остались на Управе.

Сан Саныч едва заметно кивнул.

— Повезло вам.

— Повезло. С оружием. Вот уж не думал, — усмехнулся старлей. — Они же сюда за оружием пришли. Их всего-то человек десять было. Но наши-то — мальчишки… Эти суки сначала даже не стреляли, просто резали ребят. Только со стволами им обломилось. У нас на всю часть только шесть калашей рабочих осталось.

Брови Игоря изогнулись вопросительным знаком. Двумя знаками.

— Но взвод…

— Да не стреляло ни хрена, — прервал его Алексей. — Всё ржа съела. Эти-то на хранении лежали, да и то драили потом сутки. Три ствола у караульных, три тут. У караульных они отобрали, сюда сунулись — по рогам получили. Но упорные твари, не побежали. Так мы и отбивались, пока вы не подошли.

— У вас же должна быть экстренная связь с городом, — продолжал докапываться Игорь. — Ну там… сигнальная ракета. Хоть что-нибудь.

— Ты уже задрал, спаситель! — не выдержал старлей. — Башкой-то хоть думал, чем твои сигналы могут помочь? Не?

— В городе есть полиция и дружина…

— Ты видел ту дружину? Предлагаешь гнать стариков на автоматы, стратег?

Игорь замолчал.

— Надо людей предупредить, — вмешался я. — Вряд ли бандиты будут долго по лесам бегать.

— Надо. — Старлей хмуро посмотрел на лежащий рядом автомат. — Все-таки добились своего, сволочи. Уперли стволы… Вы двоих застрелили?

— И еще один тяжело ранен, — добавил Игорь.

— Я только одного грохнул, — недовольно сказал Алексей. — Кажется, ребята кого-то в лесу зацепили. Не знаю. Не бросили, значит сам ковылять смог.

Я нахмурился. Плохи дела. Трое убитых и двое раненых — из десяти человек. Даже если раны окажутся серьезными, радоваться нечему. Половина банды осталась боеспособной и вооружена теперь не ножами и дробовиками, а калашами — не хуже военных. Теперь они реальная сила, а вокруг сильных немедленно собьются шакалы.

Алексей вдруг подошел к старому серому сейфу, достал бутылку и четыре стакана.

— Парней надо помянуть, — буркнул он. — Потом на Управу. Я вам дам пару человек на всякий случай. Пешком пришли?

Я только сейчас вспомнил о брошенном транспорте.

— На велосипедах.

— Ясно. — Алексей плеснул на два пальца, залпом опустошил стакан и поморщился. — Коля говорил, вы же из города приплыли. Рассказывайте.

Говорил в основном Игорь. Говорил четко, выбирая нужные детали и безошибочно отбрасывая мелочи. Я даже немного позавидовал его способности точно выражать мысли. Алексей слушал внимательно, лишь однажды задал уточняющий вопрос.

— Значит, за помощью приплыли, — резюмировал он, когда Игорь закончил. — Только какая от нас помощь — сами все видите.

— Коля говорил, вы с техникой работаете и почти восстановили связь, — осторожно сказал я.

— Да ничего мы не восстановили. Мужики, правда, обещали один грузовик на колеса поставить. Только нет больше мужиков, вы же видели. Опять надо кого-то искать. Тем более, не сегодня завтра спадет вода, и тогда…

Он замолчат.

И тогда. Хотел бы я знать, что будет тогда.

* * *
Вертолётка почти не изменилась. Разве что разрослась, местами скрыв каменные дорожки, низкая колкая трава. Я вспомнил, как за два месяца до всеобщей отключки приезжал сюда в составе свадебного кортежа. Школьный приятель, с которым мы поддерживали отношения и в университетские времена и после, когда он уехал работать в Ирландию, наконец встретил девушку своей мечты. Тоже из Самары, вместе с семьей переехавшую в крошечный ирландский городок. Но сыграть свадьбу они решили здесь, а бывшая вертолетная площадка с роскошным видом на Волгу была обязательным местом фотосессии самарских молодоженов. Пока фотограф отрабатывал обязательную программу, я и еще пара человек из свиты улизнули в стоявший неподалеку тир, где за полчаса успешно простреляли оставшиеся от выкупа невесты деньги.

Железная коробка стояла на месте, только проржавела насквозь, да мишени скрылись под пыльной паутиной. Ружей не было. Видимо, рачительный хозяин, очнувшись, забрал их с собой. Хотя — зачем? Наверняка они сгнили.

— Дай разок стрельнуть.

Игорь посмотрел на меня недоуменно, но скинул «Диану» с плеча и протянул мне. Ружье оказалось тяжелее обычного пневмата. Я прижал приклад к плечу, совместил прорезь с мушкой, нажал на спуск. «Диана» едва заметно дернулась, качнулся пятачок мишени. Заслонка отскочила в сторону, и стальной шарик нехотя покатился по желобу вниз, таща за собой серый шлейф. Десятилетия запустения не сломали простенький механизм.

— В яблочко, — хлопнул меня по плечу Игорь.

— В июне у меня была кое-какая практика, — криво улыбнулся я и вернул ружье.

Мимо прошмыгнула стайка ребят лет по двенадцать-тринадцать, с ведрами. Вода спала, но все равно здесь был ближайший спуск к реке. Только с каждым днем приходилось сходить все ниже и ниже по склону.

Мы подошли к обрыву. Внизу сверкала миллионами золотых чешуек Волга. Неловко барахтались надувные лодки. Несмотря на сильное течение, с каждым днем все больше людей выходило на рыбалку. На вчерашнем собрании даже вынесли предложение: собрать лодки в коллективное пользование и организовать посменную ловлю от рассвета до заката.

Я присел на каменный парапет. Немного правее начиналась крутая тропинка, по которой с утра до вечера сновали люди с ведрами. Вот и сейчас ребята сбегали по ней вниз, а навстречу поднимался крепкий загорелый парнишка с парой канистр и пухлым рюкзаком за спиной. Набивать рюкзак бутылками с водой догадались не только мы.

Вода уходила. На месте затопленных островов посреди Волги появился похожий на спину ежа частокол — рослые деревья проклюнулись еще вчера, сегодня показались их более хилые собратья. Самара по-прежнему была подтоплена, однако берег заметно обнажился. Такими темпами завтра-послезавтра вынырнет и набережная.

Утром я проверил выезд из городка. Озеро, спасшее нас от волков, ужалось вдвое. Если так пойдет и дальше, через несколько дней до Самары можно будет добраться посуху.

После сражения в воинской части прошло два дня. Банда азиата с незамысловатой кличкой «Кореец» так себя и не показала. Несмотря на это, охрану двух центральных складов усилили настолько, насколько вообще возможно с учетом нехватки людей и оружия. С Алексеем мы больше не виделись, а вот с тезкой вновь пересеклись, на сей раз на дневном дежурстве. Он рассказал, что нашлась еще пара толковых мужиков, ремонтные работы возобновились, и первых результатов, тут он загадочно подмигнул, можно ждать со дня на день.

— Сидите, трутни?

Я обернулся. Ника щурилась, глядя на меня против солнца. В руках она держала пустые пятилитровые бутыли, за спиной горбился рюкзак.

— Пойдем. — Я взял у нее тару. — Ты где утром пропадала?

— В церковь заглянула. Прикинь, папаша наш Владимир уже службу организовал. Двери нараспашку, свечи, песнопения, народу — не протолкнуться.

— Тоже мне новость, — фыркнул Игорь. — Бабкам только позволь молиться, сразу лоб расшибут.

— Молодежи, между прочим, до черта… — Ника поскользнулась, и я поймал ее за локоть. — Спасибо. Много, в общем.

— Ну и бараны, — зло сказал Игорь. — Дел до хрена, а они в церкви торчат.

— Вот все-таки ты, Игорь, зануда, — беззлобно сказала Ника.

— Родители на огороде? — вклинился я до того, как Игорь начал перепалку.

— Ага, мы вместе вышли. Саныч пораньше свалил, он там что-то с твоим дедом химичит. Какой-то агрегат то ли собирать, то ли уже запускать собираются.

Я почувствовал, как губы невольно растянулись в улыбке.

— Эти могут.

— А знаете, мы молодцы, — внезапно, без всякой прелюдии сказал Игорь.

— В смысле?

— В целом. — Он ловко скользнул по гладкому скату и поравнялся со мной. — Я вечером на дежурстве думал. Знаешь, люди всегда что-то делают не так. Лень, ошибки, бесцельное шатание из угла в угол… Великие правители сильны не тем, что изобретали какие-то новые экономические модели. Они умели организовать людей, заставляли их правильно использовать свое время. Пускай, зачастую, против их воли, но в конечном счете с пользой для них самих и для страны.

— Ну а мы тут при чем?

— Понимаешь… Я вспоминал те шесть дней со дня пробуждения. Каждый час, шаг за шагом. И ты знаешь, мы не потеряли ни минуты. С утра до вечера, каждый день, по самому краю. Мы действительно сделали все, что могли! Никто не сделал бы больше.

Я усмехнулся.

— Но это ведь только начало.

— Ты о чем?

— Понимаешь, — с растущим возбуждением проговори Игорь, — все только начинается. Вода скоро спадет. Управленческий — это всего лишь островок. Главное — Самара. Если тут творилось такое, представляешь, что будет там?

— У тебя такой вид, будто ты предлагаешь туда немедленно вернуться.

— Я обязательно вернусь, — твердо сказал Игорь. — И мне хочется видеть вас рядом. Понимаешь, нам тут не отсидеться. Сколько бы ни унесло наводнение, в Самаре остались десятки или даже сотни тысяч людей. И им намного хуже, чем местным. Если им не помочь, если их не организовать, там же такое начнется!

Тропинка выписала последний поворот и впереди показалась кромка воды. Я отвинтил крышку, опустил пластиковую бутыль в воду. Невольно посмотрел налево.

Затопленный город ждал. Сосед по лестничной площадке, оставшийся дома с приболевшим сыном. Семья на плоту, чьи дети не вернулись домой. Толстый любитель футбола на сломанном катере и чеченец Аслахан, продемонстрировавший горское остроумие. Тысячи других людей, отрезанных водой от всего мира, ждущих помощи, которая, как мы теперь знали точно, не придет. Игорь по-своему был прав, но здесь тоже моя Родина, здесь мои родители, нуждающиеся в помощи, здесь бандиты, от которых я должен защитить дом. Оставить все это ради незнакомых людей, вернуться в город, которого больше нет…

— Самары, какой она была, больше нет, — сказал Игорь. Он словно прочел мои мысли. — Но только от нас зависит, возродится она или нет. Только от нас, понимаешь?

Из широкого горла вынырнул последний пузырек. Я вытащил из воды враз потяжелевшую бутыль, завинтил крышку и молча передал ее Игорю.

Глава 3

— Психология сексуальности.

— Чего? — Ника, до того разглядывавшая стеклянные двери, с удивлением посмотрела в мою сторону.

Я подошел к старенькому «форду фокусу».

— Психология, говорю. Сексуальности.

Книга в красной глянцевой обложке лежала на крыше машины. Вода пропитала ее насквозь, склеила страницы в сплошную ватную массу. А вот твердая ламинированная обложка уцелела. Во всяком случае, название и автора прочесть было можно. Как вода столь ювелирно уложила книгу на «форд», оставалось загадкой.

— Коля, ты здоров? — с нарочито озабоченным видом спросила Ника.

— Вполне. — С резким режущим звуком я отодрал книгу. На грязной, в разводах крыше остался отпечатанный прямоугольник. — Психология сексуальности. Зигмунд Фрейд. Как думаешь, пригодится?

Я подошел поближе и обнял Нику за талию.

— Кому что, а вшивому баня, — пробормотала она. Отстраняться, впрочем, не стала.

— Думаешь, мы все это уже знаем? Вот, к примеру, предисловие…

Я безуспешно попытался разлепить страницы.

— Да что ты мне эту гадость суешь? Дитя тридцатилетнее…

Сзади послышались голоса, на парковку вышли Игорь и Сан Саныч.

— Развлекаетесь? — ухмыльнулся охранник.

Игорь наклонил голову набок и прочитал вслух:

— Зигмунд Фрейд. Очерки по психологии сексуальности. Ого, месье знает толк в извращениях.

— Так, остряки, дошутитесь. — Я с сожалением выпустил Нику и бросил книгу на капот «форда». — Нашли что-нибудь?

Сан Саныч пожал плечами.

— Чего тут искать. Сзади ворота, грузовик пройдет.

— Только заклинило так, что мы открыть не смогли. Сейчас провозимся, убьем кучу времени, а потом окажется, что никакого генератора нет! Вот если всё на месте, тогда и будем вскрывать. Или грузчики пусть вскрывают, а сейчас надо идти через проходную, — убежденно и с таким видом проговорил Игорь, что стало ясно: этот спор они уже вели.

— Подождешь? — тихо спросил я Нику.

— Там вроде нет никого, — не очень уверенно ответила она.

Я прижался к стеклу, прикрылся ладонями от бокового света.

Холл телефонной станции был пуст. Помещение выглядело на удивление чисто, будто время и наводнение обошли его стороной. Остались у стены железные скамейки с обитыми искусственной кожей сиденьями. Напротив них уснул грузный зеленый банкомат. Лишь каменные кадки с сухими палками — все, что осталось от пальм, — напоминали о прошедших годах. Тел я не увидел, но расслабляться не стоило: сколько я здесь ни бывал, пара охранников всегда дежурила на проходной. Их трупы вполне могли оказаться за стойкой в кабинке напротив входа.

— Давай так: я зайду первым. Если все нормально, дам отмашку, если нет, ты постоишь тут. Хорошо?

— Давай, — не стала спорить Ника.

Я чмокнул ее в ушко и взялся за длинную, утратившую блеск ручку.

Петли основательно проржавели. Стекло дребезжало, пока я рывками открывал внешнюю дверь. Внутреннюю тоже заклинило, но она сдалась после первого же приложенного усилия. Я осторожно втянул затхлый кисловатый запах и немного расслабился. Пахло отнюдь не розами, но в сравнении с вонью разлагающихся тел — аромат божественный.

В холле я вдохнул полной грудью. Трупный запах отсутствовал, за последние три недели мы научились определять его безошибочно. Приятная, хотя и неожиданная новость. Дверь, ведущая на задний двор, была распахнута настежь. Одной проблемой меньше — не надо возиться с замком.

На всякий случай я подошел к кабинке охранников и заглянул внутрь. Мертвецов не оказалось и тут.

— Чисто!

Я огляделся. Правый коридор пустовал. Двери лифтов слева были закрыты. Пыльный восьмигранник настенных часов показывал четверть двенадцатого. Жаль, год не указан. Часы крепили на совесть, даже поднявшаяся до потолка вода не смогла сбросить их на пол.

Вертушку проходной заклинило основательно. Я безуспешно пнул ее пару раз, потом подхватил Нику и перенес через матовые прутья ограждения. Игорь едва заметно улыбнулся, но от комментариев воздержался.

— Где тут лестница?

— Слева, — указал я на запертую дверь.

— А охранники? — Он заглянул в стеклянную кабину и безуспешно подергал ручку. — Закрыто.

— Не знаю. Может, в туалет или покурить выходили, когда все вырубились. Вон, дверь во двор открыта.

Игорь привстал на цыпочки и ненадолго прилип к стеклу. Пробормотал:

— Странно. Оружия нет. Не сидят же они на унитазе с автоматами.

— Поверь, еще как сидят, — снисходительно похлопал его по плечу Сан Саныч.

— Тогда надо проверить. Где туалет?

— Без понятия.

— Ты же говорил, здесь твой знакомый работал.

Я фыркнул.

— И как это связано с моими познаниями в области дислокации туалетов?

— Ладно, разберемся. Вы тогда идите, а я осмотрюсь и догоню.

Игорь начал внимательно разглядывать обстановку.

— Валяй.

Пару недель назад я бы, наверное, отпустил шутку по поводу неуемной страсти Игоря к оружию, но то — пару недель назад. Обстановка в городе с каждым днем становилась все напряженнее. За последние трое суток я дважды участвовал в мелких стычках. А на прошлой неделе произошло настоящее побоище. Результат: два трупа и пятеро раненых. По счастью, не с нашей стороны. Учитывая плачевное состояние городских арсеналов, оружие ценилось на вес золота, особенно автоматы. Не сможем починить — пойдет на запчасти. Две-три бесполезные железяки на моих глазах не раз собирали в один рабочий ствол.

Задний двор больше походил на запущенный сад: разросшиеся кусты, трава по колено, густые кроны деревьев. От наводнения он не пострадал, нечему было страдать. Справа от выхода высился аккуратно сложенный штабель кирпичей, впереди — невысокая пристройка. Я на всякий случай дернул массивный висячий замок. Закрыто. Придется повозиться.

Я скинул тяжелый рюкзак с инструментами, отложил лежащий сверху пакет с нехитрым обедом и походной аптечкой, достал найденную Сан Санычем фомку и начал пристраиваться к замку. Железо скользило по железу, зацепиться толком не удавалось.

— Интеллигенция, — хмыкнул Сан Саныч.

Отобрал у меня фомку, подцепил дужку, напрягся и сорвал штифт. Вернул фомку, бросил поверженный замок на траву.

— Шерлок Холмс утверждал, что из сыщиков выходят неплохие преступники, — весело сказала Ника. — А из охранников явно получаются неплохие взломщики.

— В конце концов, взломщики тоже люди, — поддакнул я.

— Ага, такие же, как мы. Я когда в «Дежурной части» работала, читала чью-то работу по психологии заключенных. Там было написано, что девяносто семь процентов осужденных считают, что их осудили несправедливо, а восемьдесят с чем-то, что они вообще ни в чем не виноваты.

— Балаболки, — прервал нас Сан Саныч, — давайте свет.

* * *
— Оно, — удовлетворенно сказал Сан Саныч. — Может, даже на ходу.

Факел зажигать не стали. Солнце светило ярко, помещение было небольшим, и пробивающегося сквозь дверной проем света хватило, чтобы понять: поход оправдался на все сто.

Про генератор я узнал от товарища. Несмотря на засилье мобильников, междугородняя телефонная станция относилась к стратегическим объектам, и как стратегический объект должна была работать при любых условиях. Даже если город останется без электричества. Для этого в специальном помещении устанавливался дизель-генератор, способный поддерживать станцию, пока есть топливо. Рассказ этот прозвучал во время застольной беседы то ли на Новый год, то ли на чьем-то дне рождения и был благополучно забыт до вчерашнего дня. А вчера технари на ночь глядя затеяли очередной спор по поводу работоспособности стоящего на заводе генератора. Понять, в чем конкретно закавыка, я не смог — язык пролетариев столь обильно сдабривался матом, что проблема уплотнительных колец осталась тайной за семью печатями. Но от многократного повторения слова «генератор» в мозгу что-то щелкнуло, и вспомнился давний рассказ.

Когда я радостно поделился новостью с Сан Санычем, он даже не стал ждать утра: пошел к начальству, выложил все как есть и получил для нашей группы утреннее назначение на междугородку. Назначение, надо сказать, прекрасное. На труповозку нас бы, конечно, не поставили, но послать куда-нибудь на Металлург или по супермаркетам могли вполне. А тут Ленинский район, по нынешним временам самый безопасный, работа на свежем воздухе да еще возможность заглянуть домой, благо, до квартиры десять минут ходу.

Уже по дороге я вспомнил о дежурных-охранниках с автоматами, что превратило наш рейд в натуральную охоту за сокровищами постапокалиптического мира. Причем, более чем успешную: генераторов оказалось два. Один огромный — метра четыре длиной и под десять тонн весом, второй поменьше, видать дублирующий. Правда, к радужной оценке Сан Саныча относительно их работоспособности я отнесся скептически. Вспоминая, сколько сил угрохали на ремонт другой техники, надежды, что генераторы заработают сходу, не было.

— Что будем делать? Здоровая дура.

— Что тут сделаешь. — Сан Саныч обошел вокруг дизелей, прикидывая вес. — Грузовик нужен. Вскроем ворота, подгоним поближе. Большой, конечно, не утащить, а тот, что поменьше, разберем за пару часов, по частям погрузим. Вернемся, напишем заявку.

Кроме дизелей в подсобке ничего интересного не обнаружилось. Стояли несколько старых метел и деревянных лопат, цинковое ведро с грязными тряпками и ржавый лом. Поживиться нечем. Впрочем, от добра добра не ищут.

Игорь ждал нас во дворе, сидел на травке и судорожно дышал через рот. Лицо у него было красно-зеленое, как недозрелый помидор, лоб — влажный от пота. Рядом валялись мокрый носовой платок и портупея. Из кобуры торчала рукоять «Макарова».

— Действительно… в туалете, — с усилием выдавил он. — Автомата… не было… Только… пистолет.

Я представил труп месячной давности, запертый в тесной туалетной кабинке. Стены, насквозь пропитанные запахом разложения, отсутствие минимальной вентиляции. Такую вонь ничем не заглушить, хоть платок насквозь духами промочи. А Игорь не просто заглянул внутрь, он расстегнул и стащил с мертвеца пояс.

— На, глотни. — Я протянул бутылку с водой.

— Не надо… Сейчас… Уже лучше.

По-настоящему лучше ему стало минут через десять. И то, когда проходили через холл, я заметил, как он задержал дыхание. Судьба второго охранника осталась неизвестной. Возможно, он и впрямь вышел во двор покурить, когда произошла отключка, а потом, много лет спустя, разделил судьбу тысяч горожан, уснувших на улицах и унесенных водой.

Мы вышли из здания.

— Ну что, какие планы? — поинтересовалась Ника. — Одиннадцать утра, время детское.

Она была права. Возвращаться в лагерь не стоило. Рабочие машины на сегодня заняты, а дежурную никто не даст даже ради генератора. Зато какая-нибудь срочная работа обязательно найдется. И вряд ли приятная. Единственный плюс — горячий обед — не окупал возможных минусов. На сегодня мы были в статусе вольных добытчиков, и этим надо пользоваться сполна.

Я прикинул варианты и констатировал:

— Все продуктовые в районе разобрали. Аптек тут три, их тоже под ноль выгребли. Есть отделы одежды, но они были затоплены. Электроника всякая, компьютеры — ничего интересного. Так что даже не знаю…

— Коля, а «Скала»? — Сан Саныч погладил отрастающую бороду. После недели мучений он бросил эксперименты с опасной бритвой, и результат не замедлил прорасти. На лице.

— Чего «Скала»? — переспросил я и машинально коснулся подбородка.

В отличие от охранника я пока держался. Главным образом из-за Ники, утверждающей, что моя щетина ужасно колючая и вообще, надо иметь совесть. Приходилось бриться.

— На первом этаже есть отдел с инструментами. Он был полностью затоплен. Там много чего, стоит заглянуть.

— Точно! — неожиданно поддержал Сан Саныча Игорь. — Я там тоже был. Мы на первом курсе с пацанами на даче трэш-ужастик про зомбей снимали. Я там бензопилу покупал.

— Маньяки, — с чувством сказала Ника. — Но я тоже за «Скалу». Хочу пройти по местам боевой славы, посмотреть, где вы там плавали.

— Где мы плавали, ты точно не посмотришь. Это надо на четвертый этаж подниматься… Ладно, ладно, я не против. — Я поднял руки.

Мысль была и в самом деле недурная. В инструментах большого недостатка не ощущалось, а вот расходных материалов не хватало. Особенно шурупов, болтов и прочих гаек. Так что удачная находка вполне оправдывала потраченное время. Тем более что наш отряд был у начальства на хорошем счету, а авторитет надо поддерживать. Как кто-то мудро заметил: «Сначала ты работаешь на авторитет, потом авторитет работает на тебя». Увы, до второй стадии мы пока не добрались. Да и не только мы.

* * *
Я стоял у подножия «Скалы». Торговый центр, ставший ковчегом для горстки людей, безучастно следил за возвращением спасенных. Тускло поблескивали грязные тонированные стекла. В левом боку здания зияла дыра, другая, пониже — в правом. Ее проделали мы.

С тех пор прошел месяц. Вода покинула улицы. Говорят, обнажилась даже набережная. Но тот день остался в памяти навсегда. День, когда я проснулся.

Сан Саныч молча стоял рядом. Глаза прищурены, на лбу — морщины. Выходит, и для него, сорокалетнего мужика, повидавшего всякое, это место что-то да значило.

— Идемте, чего встали, — поторопил Игорь, и я наконец оторвал взгляд от расколотых стекол.

Небольшой магазинчик располагался на первом этаже — не в основном корпусе, в пристройке. Той самой, где мы нашли ванны. Я мысленно порадовался этому обстоятельству. Судя по тому, что мы видели на третьем этаже «Скалы», первый представлял собой одну большую могилу. Как, впрочем, и в других крупных магазинах. Вот почему назначение в рейды в торговые центры разыгрывалось лишь среди мужчин и всегда по жребию. Хуже только работа на труповозках.

Игорь распахнул дверь, постоял на пороге, потом отступил, с сомнением покачав головой.

— Воняет, — констатировал он. — Не сильно, но воняет. Давай маску.

Маски носили все. Без них разбирать магазины оказалось просто невозможно. После наводнения тела на улицах встречались редко, разве что в машинах, но их всегда можно было обойти стороной. А вот замкнутые помещения превратились в смердящие могильники. В каждом магазине или аптеке были продавцы, в большинстве — покупатели. Вынести их наружу просочившаяся сквозь окна и двери вода не могла.

Парадоксально, но это обстоятельство сыграло коммуне на руку. Если бы не запах, если бы не распухшие разлагающиеся тела, магазины выбрали бы подчистую в первые дни, задолго до организации рейдов. Вернуть же награбленное вряд ли бы удалось. С людьми, бьющимися насмерть за пачку прогорклых чипсов и вздувшуюся консервную банку, мы уже сталкивались. А так продавцы даже после смерти смогли встать на защиту товара: подавить природную брезгливость смогли не все.

Я натянул маску, сшитую Никой из шарфа. Верхняя губа немедленно покрылась капельками пота. Летом, после часового похода, маску можно было выжимать. В начале сентября стало прохладнее, но не настолько, чтобы носить плотную ткань и не потеть. Зато вонь она глушила надежно. Особенно, если заранее смочить чем-нибудь ароматным. Придуманный в «Скале» трюк с духами мы использовали до сих пор.

Игорь оказался прав: запах был отчетливый, но не такой сильный, как обычно. Даже Ника, от подобных ароматов дважды терявшая сознание, не осталась на улице. Откуда здесь вентиляция, выяснилось быстро. Несколько окон с боковой стороны здания были разбиты. Снаружи мы этого не заметили, отдел располагался в полуподвальном помещении, и дыры зияли прямо над тротуаром. Рядом с одной из них валялся молоток, так что сомнений не оставалось — окна били специально. Ни одного тела в отделе мы не нашли, зато на площадке этажом выше лежало аж три. Неизвестные не только устроили вентиляцию, но и не поленились оттащить мертвецов в сторонку. Беглый осмотр показал, что утащили пока немного. Видимо, собирались вернуться, когда комнаты проветрятся. Вполне здравая мысль.

М-да, ситуация…

Дело вовсе не в том, что меня мучила совесть. Будь моя воля, я бы мысленно поблагодарил неизвестных за подготовку помещения и вынес всё до последнего болта. Кто бы здесь ни побывал, эти люди не из коммуны. Но действовали они разумно и организованно, и их явно было несколько человек. Значит, либо торгаши-мародеры, либо сбившиеся в кучку друзья-приятели, решившие, что они проживут и без нас. Как мы неоднократно убеждались, о коммуне слышал уже весь город, и те, кто до сих пор не присоединились, не присоединялись исключительно по собственной воле. Сан Саныч относился к таким толерантно — мол, мало ли какие у людей мотивы. Игорь считал их порядочными мерзавцами, и я, редкий случай, был согласен с ним, а не с Санычем.

Как правило, это были одиночки или небольшие группы, в чьих руках после пробуждения оказалось нечто, пригодное для обмена. Одного такого орла мы недавно поймали. Сторож продовольственного склада, с вечера забухавший с соседом и оттого избежавший утопления, едва спала вода, упер со склада несколько мешков с крупами и полцентнера сахара. На сахаре он и погорел. Сидел бы тихо, как хомяк-переросток, никто бы ничего не узнал, а он торговать начал. Я вам сахар — вы мне то да сё, в основном, ясное дело, водку. Раз поменялся, два поменялся, а потом ребята заинтересовались, откуда столько сахара. С третьей попытки выследили и устроили экспроприацию. За украденное сторож бился. Одному ножом так руку располосовал, что потом зашивали. В итоге все-таки скрутили. Так этот гаденыш еще орал, что мы, воры, грабим его, честного труженика. То, что в коммуне мужчин пятая часть, а остальные — пенсионеры, женщины и дети, его не интересовало. То, что стариков и детей надо кормить, — тоже. Отдельно взятые сволочи не стремятся поделиться своими благами, а садятся на них жопой и предпочитают потреблять в одно рыло.

— Место есть? — пробубнил Игорь сквозь повязку.

Я стянул рюкзак.

— Мой забит наполовину. Кое-что можно выкинуть.

— У меня почти пустой, но туда много не влезет. — Ника тоже сняла миниатюрный рюкзачок. — Тут кое-какие бумаги, велено передать…

— Забей, выкладывай, — прервал ее Игорь. — Здесь недалеко, и так донесем.

— Слушай, а чего нам вообще дергаться?

— В смысле? — Парень посмотрел на меня с недоумением.

— В прямом. Ты правильно сказал, до базы недалеко. Сходим, возьмем тележку или велики, прихватим кого-нибудь в помощь и основательно затаримся.Чего по мелочам карманы набивать?

— А если, пока мы ходим, эти вернутся?

— Да брось. Туда-обратно за час обернемся. Ты думаешь, они именно в этот час придут и всё выгребут?

— Все равно, сколько унесем — надо взять, — уперся Игорь.

Все-таки Ника права, иногда он превращался в невероятного зануду, упрямого, как баран. Я уже собирался было поделиться этим наблюдением вслух, как хлопнула входная дверь…

Игорь среагировал молниеносно: толкнул Сан Саныча за стеллаж, разделявший торговый зал на две половины, и скрылся за ним сам. Послышались быстрые, тяжелые шаги, и в зал грузно вбежал потный мужчина в повязанном на манер бандитов Дикого Запада платке.

Немая сцена длилась несколько секунд. Визитер смотрел на нас, мы на него. Первым молчание нарушил он:

— Ты кто такой?

— Николай. Приятно познакомиться.

В другое время я бы воздержался от подобного тона. Гость выглядел далеко не хлюпиком. Ростом он был пониже, но весил заметно больше, руки, как поленья, кулаки с небольшие гири. Вся кожа в синюшных татуировках. Шутить с такими типами не рекомендуется, однако засадный полк в лице Игоря и Саныча придавал уверенности.

— Ты чё несешь. Кто такой, спрашиваю?

— Коммуняка он. — С лестницы спустился еще один мужчина.

Он был старше и суше, с проседью в клочковатой бороде и темными колючими глазами. Сразу стало ясно: в паре главный именно он. В паре ли? Возможно, эти двое только авангард.

— Коммуняка. — Бугай посмотрел на мою нехитрую нашивку рейдера. — Плохое ты место выбрал, коммуняка.

— Это вы тут прибрались?

— Заткни хлебало! — набычился бугай и двинулся в мою сторону. — Что в рюкзаках?

— Инструменты.

— Ты чё паришь. — Он плотоядно посмотрел на Нику. — Сняли рюкзаки.

Я ухмыльнулся и взял лежавший на стенде бур. По виду он напоминал обычное сверло, только длиной был больше метра, а по весу не уступал хорошему лому. Я перехватил его двумя руками, оттеснил Нику за стойку и сделал шаг вбок, так что угол стойки оказался между мной и бугаем. Броситься на меня он теперь не мог, а будет обходить — получит буром. Место узкое, не увернется.

Бугай остановился. Видимо, осознал возникшие трудности.

— Петенька! — громко крикнул главарь. Снова хлопнула дверь, раздалось приглушенное «чего?». — Петенька, спустись к нам, у нас тут интересное наметилось.

Петенька оказался жилистым мужиком почти одного со мной роста. Уши оттопырены, лицо болезненного желтоватого оттенка. При виде нас он остановился и вопросительно посмотрел на главаря.

— Видишь, Петенька, мы здесь поработали, а коммуняки тут же на готовенькое. Делиться не хотят, железками машут. Ты бы Ильясу помог, объяснил ребятам, что нехорошо они поступают.

Петенька сухо кивнул, подошел к круглой стойке, снял с нее лопату да так и замер, глядя в глубь зала.

— Лопату брось. Руки за голову, — сурово приказал Игорь.

Я не видел ни его, ни Сан Саныча, но судя по звуку шагов, Игорь отошел к самой стене и теперь выцеливал не только Петеньку, но и главаря. Амбала, как и нас, от стрелков по-прежнему отделял стенд.

Петенька растерянно посмотрел на главаря.

— Ты чего не понял? Лопату бросил, на колени, руки за голову!

Голос Сан Саныча прозвучал куда убедительнее. Все-таки Игорь, при всех своих достоинствах, не производил впечатления грозного бойца. Да и его мелкокалиберное ружье устрашающе не выглядело, не то что двустволка Сан Саныча.

Петенька выронил лопату, отступил на шаг и вдруг, взвыв, бросился вверх по лестнице.

— Стой, стреляю, — крикнул Сан Саныч, но на Петеньку угроза не произвела никакого впечатления.

Бить в спину Сан Саныч, конечно, не стал, а вот Игорь, не раздумывая, выстрелил, передернув затвор, выстрелил еще раз. Донесшийся с лестницы вой подтвердил, что попал, а хлопнувшая дверь — что этого вновь оказалось недостаточно. Все-таки что бы Игорь ни говорил, на полновесное боевое оружие его «Диана» не тянула. Хоть я и видел, что она способна убивать.

Главарь не побежал. Он стоял, подняв руки, и, видимо, лихорадочно обдумывал, как бы ему выкрутиться. Тяжеловес же Ильяс растерялся. Он и так-то не выглядел интеллектуалом, а тут еще оказался в капкане. Мы оба понимали, что в рукопашной он меня заломает, но я сжимал в руках бур, а позади стояли люди с оружием. Единственное, что меня беспокоило — не последуют ли они примеру Петеньки, ломанувшись на прорыв. Но главарь решил не рисковать, а Ильяс без команды не действовал.

— Это что у тебя, игрушка? — нарочито развязно спросил главарь.

— А ты проверь, — вызывающе ответил Игорь. — Если сразу не ляжешь, через час истечешь кровью, как твой придурок.

— Это ты меня пугаешь, малек?

— Это я тебе констатирую, дядя.

— На пол лёг, живо, — прервал бесплодную перепалку Сан Саныч. — Руки за голову.

— Ильяс, на пол, — поколебавшись, сказал главарь.

Сложил руки на затылке и опустился на мраморные плиты. Бугай все с тем же обиженно-недоуменным видом последовал его примеру.

Сан Саныч с двустволкой в руках наконец вышел из-за стенда.

— Коля, дай веревку.

— Ничего себе хреновина, — присвистнул Игорь при виде стального бура.

Поймал брошенный моток и принялся вязать подельников. Сноровисто, хитрым узлом, сгубившим, по его словам, не одного иллюзиониста. Не знаю насчет трюкачей, но когда он демонстрировал узел на мне, я не сумел даже ослабить веревку.

Через пару минут все было кончено. Игорь с довольным видом отряхнул руки и вернул остаток мотка.

— Жаль, нет наручников.

— Извращенец, — фыркнула Ника.

— Нет худа без добра, — подвел я итог. — Теперь в наших планах есть определенность. Надо брать этих голубчиков и вести на склад. Порадуем дядю Витю. А потом вернемся сюда и доведем дело до конца. Не думаю, что в наше отсутствие Петенька вернется.

— Вернется он, как же, — недобро усмехнулся Игорь.

* * *
— Николай, какими судьбами?

— Аркадий Юрьевич.

Я невольно улыбнулся. Была в этом подвижном пожилом человеке непонятная мне изюминка, какое-то редкое сочетание активности и размеренности. Всё знает, везде сует нос, за всем следит. Другой на его месте давно бы стал объектом всеобщей ненависти, но Аркадий Юрьевич держался с такой уверенностью и достоинством, что мало кто мог устоять перед его обаянием. В неизменном пиджаке и разношенных, но без единого пятнышка, туфлях, он производил впечатление человека из иного мира — энергичного, добродушного, целеустремленного, хоть и любопытного сверх всякой меры.

Мы встретились неделю назад. Несмотря на то, что знакомство на козырьке Тамариного дома было скоротечным, я узнал его сразу. И он меня тоже. Сейчас Аркадий Юрьевич работал бухгалтером или, точнее, завхозом местного центра коммуны. Вскоре после организации регулярных рейдов нам понадобились перевалочные базы. Всего их было четыре, и, насколько я знал, в ближайшее время на периферии планировалось развернуть еще две: на проспекте Кирова и улице Победы. Но пока не складывалось. Дальние районы оставались проблемными, и чтобы закрепиться там, требовалось немало сил. К сожалению, свободных людей не было, и о том, чтобы взять под контроль весь город, приходилось только мечтать. Но то на периферии. А здесь, в центре Ленинского района, была тишь да гладь. Разумеется, по нынешним меркам.

— Николай, вы один? Пойдемте, я напою вас чаем с сахаром. Только что заварил.

— Шикуете, Аркадий Юрьевич?

— Помилуйте, Николай, разве это шик? Как говорили у нас в институте Лебедева: чай для сотрудников умственного труда не роскошь, а производственная необходимость.

Я деликатно кашлянул.

— Аркадий Юрьевич, бежать надо, мы буквально на минутку заскочили. У вас есть свободные люди? Нам надо пару человек на пару часов. И какой-нибудь транспорт.

— Что-то ценное нашли?

— Да тут целая история…

Я в двух словах рассказал про «Скалу» и короткую стычку.

— И где бандиты сейчас? — поинтересовался старичок.

— Сдали дяде Вите. Сан Саныч с Игорем как раз с ними, конвоируют на всякий случай.

Аркадий Юрьевич покачал головой.

— Плохо это все, Коля, плохо. Чует мое сердце… Пойдем, покажу.

Мы вышли на улицу. Перевалочный пункт открыли во дворе Тамариного дома, в здании бывшей школы. Оно подошло как нельзя лучше — нашлось место и для складов, и для людей. Окна первого этажа были забраны железными решетками, местность хорошо просматривалась со всех сторон. Но главное — школа была пуста: летние каникулы. Нам досталось просторное, чистое, насколько это возможно, помещение. На момент отключки единственным человеком внутри был сторож.

Аркадий Юрьевич повел меня в обход здания и показал на торцевую стену правого крыла. На грязной потрескавшейся побелке двойными линиями был нарисован красный крест. Рядом неровными буквами выведено: «Маршал».

— Трое суток назад, ночью, несколько человек хотели выломать решетку и влезть через окно, — озабоченно сказал старичок. — Их пугнули. А утром мы обнаружили вот это.

— Ну и что такого? Обыкновенные хулиганы. Удивительно только, где краску взяли.

— Я тоже так подумал. Ребяткам показал для смеха. Но позавчера у нас была группа с Ленинградской. Так они сказали, что в том районе видели такой же знак, и не раз. И надпись тоже.

— С Ленинградки? Хм…

Я прикинул расстояние и подивился. Тащиться оттуда, прямо скажем, не ближний край.

— Вот и мне, Коля, это не понравилось. Выходит, эта зараза и до нас добралась. — Он показал на крест.

— Аркадий Юрьевич, не драматизируйте…

— Нет-нет, Коля, — торопливо перебил меня старичок, — попомни мои слова, мы с этими еще хлебнем горя.

Я покорно склонил голову. По мне, это были тревоги на ровном месте, но переубедить Аркадия Юрьевича было ничуть не проще, чем упершегося рогом в землю Игоря.

— Ладно, Коля, пойдем, что тут стоять. — Кажется, он понял, что не сумел донести до меня истину. — Говоришь, вам люди нужны и тележки? Поглядим, кто у нас без дела сидит.

С бездельниками оказалось туго. Что неудивительно: с дядей Витей не забалуешь. За разгильдяйство он карал строго и без всякого снисхождения. Тем не менее, пару человек Аркадий Юрьевич обещал выделить, сняв с каких-то мелких слесарных работ.

В ожидании остальных я прошелся по коридорам школы. Большинство комнат по-прежнему пустовало. Часть была отведена под склады. Не так давно сюда перетаскали весь вещевой рынок, расположенный по соседству. Если подумать, та еще работенка — утопленников не меньше, чем в супермаркетах. Даже ткань провоняла, неделю сушили на солнце.

С тех пор прошел почти месяц. Одежду частично разобрали, но несколько классов было завалено уцелевшими джинсами и куртками до сих пор. Погода стояла теплая, и особым спросом одежка не пользовалась, тем более что какие-то тряпки сохранились дома у всех.

Из спортзала на втором этаже доносились мерные удары железом по железу, там располагался ремонтный цех. Однако заглянуть в него я не успел, на лестничной площадке послышались голоса и навстречу мне вышел дядя Витя. Все так же небритый, со всклоченными волосами, в заляпанном смазкой синем халате.

— Ты где шляешься? — вместо приветствия спросил он.

— Изучал надписи на стенах. — Я пожал протянутую руку.

— А, Юрьича встретил. Не бери в голову, старик на этих фашистах совсем двинулся. Короче, бандюков я оформил и запер в подвале. Ребята вам попались суровые: сбегут при первом случае, еще и охрану загрызут. Таким у нас не место, надо сразу в клетку. Бумажку я написал, в штабе отдадите. Пусть пришлют конвой посерьезнее — и прямиком в тюрьму.

Насчет магазина не тяните, прямо сегодня все и разберите. Где колеса стоят, знаешь, вот ключи, занесешь в сто вторую. Всё, мне пора, бывай.

— Наши-то где? — едва успел спросить я.

— Спустятся через минуту.

Дядя Витя махнул на прощание рукой и вышел на улицу. Занятой человек.

Я направился на третий этаж в кабинет администрации, за Никой. Похоже, бумажная возня в очередной раз затягивалась.

* * *
С утра зарядил дождь. Он продолжался около часа, после чего сменился мелкой моросью, то затихающей, то вновь покрывающей одежду водной пылью. Небо из свинцово-черного сделалось равномерно серым — ни малейшего просвета. Ждать у моря погоды не имело смысла.

Всего поехало восемь человек: Сан Саныч в кабине с водителем, остальные в кузове. «Урал» бодро катил по пустынным улицам. Трясло изрядно. Время не пошло дорогам на пользу, асфальт потрескался и провалился. Полноприводному армейскому грузовику такие мелочи нипочем, а вот его пассажирам доставалось.

«Урал» был свой, родной. Мы приехали на нем с Управленческого. За проведенные там две недели на колеса удалось поставить два грузовика. Один остался в части, на другом мы отправились в Самару вместе с полудюжиной солдат. Появление работающей машины произвело в городе эффект разорвавшейся бомбы: как я потом узнал, до нас их просто не было.

С тех пор ситуация понемногу менялась. Починили уже пять дизельных грузовиков, и в ближайшее время еще несколько должны были вернуться в строй. Однако пока они по-прежнему ценились на вес золота, и выдавали их лишь по особым случаям. Например, для транспортировки дизель-генератора.

Экипаж подобрался соответствующий, чтобы у мародеров даже мысли не возникло отбить машину. Из шестерых пассажиров двое служили в армии, один работал в полиции, а лупоглазый широкоплечий Толик Пушкин на спор мог скрутить арматурину в бараний рог. Ну, или неугодного человека вместо арматурины.

Неугодных людей к счастью не попалось. Зато, пока корячились с генератором, Толику нашлось применение.

Ворота открыли быстро. С большим генератором решили не возиться, сразу занялись маленьким. Работа закипела. Совместными усилиями генератор был разобран, по частям вытащен на улицу и погружен в кузов грузовика. Туда же покидали найденные лопаты и лом. В кузове сразу стало тесно — разместиться при желании можно, но враскоряку.

Я откинул капюшон и, прищурившись, посмотрел вверх. Просветов в небе не наметилось, но дождь временно стих.

— Вы сейчас к школе, заключенных забрать?

— Ага. — Водила нам достался неразговорчивый, зато просидевший за баранкой без малого четверть века.

— Оттуда сразу в город?

— А чего ждать? Погрузим, что сказали, и поедем.

— Десять минут подождете?

— Десять подождем, — снисходительно согласился водитель.

— Кудай-то намылился? — поинтересовался Сан Саныч.

— Домой, куда. Я же еще вчера хотел. Из головы вылетело…

Вчера и впрямь вышло глупо. «Скалу» разгребали до вечера. Уже смеркалось, когда мы отправились обратно, оставив позади лишь пустые полки. Выбрали все подчистую, даже ненужные, на первый взгляд, насадки для садовых шлангов, грабли, электродрели и бензопилы. Тележка и корзины на колесиках, которыми мы пользовались для транспортировки мелкого барахла, оказались забиты под завязку. Без неприятностей не обошлось. На полпути у одной из них сломалось колесико. Пришлось распихивать груз по рюкзакам, а потом, чертыхаясь, тащить облегченную тележку, выслушивая мерзкий скрежет железа по асфальту и утешая себя мыслью, что тут недалеко.

В результате, когда мы уходили из школы, основательно стемнело. Ночная Самара разительно отличалась от более-менее спокойного Управленческого. Даже ружья не гарантировали безопасность, тут нападали на отряды и покрупней нашего. Всю дорогу мы были на взводе, и потому лишь на подходе к лагерю я вспомнил: так и не заглянул в родную квартиру…

— Что ты там забыл? — Игорь, заслышав нашу беседу, выбрался из кузова.

— Одежду хотел кое-какую взять. И Библию. Отец Владимир просил, говорит — не хватает.

— У тебя есть Библия? — В голосе Игоря прозвучало такое изумление, будто он уличил меня в хранении тонны героина.

— Ну да, я пробовал читать.

— И как? — с искренним любопытством спросил Сан Саныч.

— Бросил, как. Тяжелый текст.

— Да уж не детектив. — Охранник запрыгнул в кабину. — Мы подождем, но не задерживайся.

— Хорошо.

Я козырнул Санычу и водиле и быстрым шагом пошел в обход телефонной станции. Грузовик всхрипнул, заворочался, выбрался на дорогу и, тяжело покачиваясь, унесся к школе.

— Любишь ты приключения. — Игорь нагнал меня и зашагал рядом.

— В смысле?

— Вот почему до школы не подъехать, а остаток пути пройти пешком?

— Ты в кузов заглядывал? Там не повернуться.

— Зато быстрее и безопасней.

— Ну, знаешь…

Книжный рационализм Игоря иногда вгонял меня в ступор.

— Вот я об этом и говорю: любишь приключения.

— А кто их не любит? Сам-то со мной пошел, а не с грузовиком, — попытался отшутиться я.

— Потому что поодиночке ходить — последнее дело, тебе ли не знать, — с совершенно серьезным видом пояснил Игорь.

— То есть, ты теперь не только ассасин, но и бодигард по совместительству?

Я легонько толкнул парня в плечо.

— Да ну тебя, все хохмишь. Взрослый же дядя, на десять лет меня старше, — насупился было Игорь, но тоже не сдержался и улыбнулся. — Ладно, прорвемся.

В просвете между домами мелькнула школа. Грузовик уже припарковался, и водитель с автоматом на груди ждал, пока перетащат вещи со склада. Я помахал рукой, но он, кажется, нас не заметил. Мы вышли на Чернореченскую. Я с тоской посмотрел на огромное здание крытого корта — последнее место работы. Перевел взгляд на приземистую поликлинику, куда мы сгрузили связанного Михалыча.

После возвращения в Самару я первым делом проверил крышу поликлиники. Михалыча не было. Вырвался он сам или ему помогли — кто знает? Сказать по правде, я бы не позавидовал тому сердобольному человеку, что разрезал путы крановщика. Плавали, знаем. В квартиру я шел с опаской. Михалыч знал мой адрес и мог… да мало ли что психу в голову придет? Хотя бы устроить пожар. Однако дверь была на месте, замки закрыты, и никаких следов взлома я не обнаружил. Если Михалыч и выжил, у него нашлись дела поважней.

Мы свернули во дворы, и я вдруг почувствовал противный зуд, будто тысяча крошечных кусачих жучков промаршировала по спине. Ощущение исчезло так же внезапно, как появилось, а следом заломило в висках. Несильно, но неприятно. Секунду спустя ноздри обжег странно знакомый запах.

Я остановился. Игорь, бодро шагавший рядом, тут же врос в землю и скинул с плеча ружье. Шепнул:

— Что случилось?

— Нет, ничего, все в порядке. Пошли.

Я осторожно втянул воздух — привычный прелый аромат ранней осени. В висках продолжало пульсировать, однако боль исчезла без следа.

Игорь хмыкнул и закинул «Диану» на плечо. Мы вышли на детскую площадку перед домом.

Он стоял у подъезда, шагах в сорока от нас. Именно стоял, а не лежал, скучая в ожидании. Рослый, грациозный дог мраморного окраса с безупречной шерстью и ушами торчком. Ни вывалившегося языка, ни текущих слюней, ни одного даже самого скупого движения. Он больше походил на статую, чем на живое существо. И он ждал меня. Снова защипало кожу, заслезились глаза. Мимолетный запах внезапно заполнил ноздри, горло, легкие. В этот раз я узнал его сразу — запах пыли тридцатилетней выдержки, запах, окружавший меня в момент пробуждения.

— Не шевелись, — тихо предупредил Игорь, поднимая ружье. — Сейчас я его сниму.

Перед глазами вспыхнули ослепительные разноцветные пятна, словно яркость и контрастность окружающего мира разом вывели на максимум. На секунду я ослеп, но пляска цвета тут же успокоилась, рябь ушла, размытость сложилась в четкие картинки. Мне почти удалось понять, что на них изображено…

Хлопнуло ружье. Дог сорвался с места — не к нам, куда-то вбок. Я мучительно закашлялся, пытаясь выдавить из легких несуществующую пыль. Игорь судорожно передернул затвор и послал вдогонку псу еще одну пулю. Тот не остановился. Нырнул за угол здания.

— Я же попал, попал! — На миг мне показалось, что Игорь бросится в погоню или от досады расколошматит ружье об асфальт. Разумеется, ни того ни другого не произошло. — Нет, ну ты видел! Опять сбежал! Это же тот самый, со стройки, помнишь?

— Помню…

Я снова закашлялся. Стало легче. Налетевший порыв ветра, унес аромат прошлого. Мир вернулся к нормальным цветам.

— Похлопать? — Игорь был так возбужден, что даже не заметил моего странного поведения. — Нет, ну это потрясающе! Второй раз та же самая собака… И опять смылся!

Он перезарядил ружье.

— Ничего, еще поквитаемся. Пошли быстрее за твоей Библией, а то грузовик уедет.

— Пошли…

Второй раз. Второй и не последний. Я не знал, зачем приходил этот похожий на призрака пес. Возможно, и в самом деле по мою душу. Но отчего-то я был твердо уверен, что он вернется. Куда бы я ни перебрался, где бы ни жил, он снова найдет меня. И снова посмотрит мне в глаза.

Глава 4

Начальство бывает разное. Умное и глупое, расчетливое и самонадеянное, злобное и благодушное. Неизменна лишь одна черта: начальство всегда знает, как лучше, но не всегда способно выразить это знание в словах. И неизбежно наступает момент, когда подчиненный уныло, в сотый раз повторяет одни и те же аргументы, а начальник, которому упрямство подчиненного уже поперек горла, с каменным выражением лица безапелляционно приказывает: «Прекратили дискуссию. Делай, как я сказал…» Что именно приключится с подчиненным в случае отказа, во многом зависит от сдержанности и рассудительности начальника. И, разумеется, от сиюминутного настроения.

Наше начальство было рассудительным. Его решения от настроения не зависели, и потому спорить никто не пытался. Распределят на труповозки — и всё. С другой стороны, на труповозках хотя бы безопасно, а здесь… Здесь может случиться всякое. И даже наш усиленный, до зубов вооруженный личный состав вовсе не гарантия безопасности.

Однако хорошее начальство способно не только приказать, но и убедить. «Вы делаете важное дело, парни. Если не вы, то кто? Если не сейчас, то когда?» Десять минут разговора — и ты уже ощущаешь себя супергероем, от действий которого зависит спасение всего города. И тогда ничего не остается, кроме как взять под козырек и, осознав свою исключительность, отправиться к черту на рога ради великой цели.

Впрочем, важность миссии — это одно, а вот предоставить подчиненным транспорт — совсем другое. И несмотря на все просьбы, аргументы и заверения вернуть все в целости и сохранности, в грузовике нам отказали наотрез. «Очень важно, чтобы вы съездили туда, ребята, поэтому на велосипеды — и вперед!» Вот такой вот циничный прагматизм.

После трехдневных дождей немного прояснилось. В свинцовом полотне неба появились прорехи, сквозь которые нет-нет да выглядывало солнце. Воздух после дождя был свеж, приятно пахло прелыми листьями. Идеальная погода для велопрогулки. Только вот назвать нашу поездку прогулкой язык не поворачивался.

Из лагеря мы выехали ранним утром. Путь предстоял неблизкий, а возвращаться в темноте не хотелось. Я толком еще не проснулся. Под утро мне опять приснилась эта дурацкая собака, и часов с четырех я мучился, на минуту-другую проваливаясь в сон и тут же просыпаясь. Треск будильника стал настоящим избавлением, однако через час организм напомнил о недосыпе. Поэтому я пристроился в конце велокоманды и, позевывая, катил за пелетоном, вполглаза поглядывая по сторонам.

Проспект Ленина — тот самый, над которым проплывала наша лодка, — был пуст. Немногие счастливчики, встретившие наводнение на верхних этажах, перебрались в лагерь коммуны в числе первых. Конечно, нашлись и те, кто остался в своей квартире, отчаянно цепляясь за осколки прошлого. Однако с каждым днем таких становилось все меньше.

В целом район считался безопасным. Грабить было некого, все уцелевшие хлебные места раздраконили, едва сошла вода. Да и наши патрули приглядывали за порядком. Поблизости стоял завод и военная часть — объекты, которые серьезно охранялись. Так что бандитам и поживиться особо нечем, и огрести можно по полной, а такие расклады они не любят. То ли дело удаленные районы, пострадавшие меньше других и первыми избавившиеся от тяжелого водного покрывала. Там и потенциальных жертв больше, и рука правосудия не дотягивается. Горькая, но правда.

Наш последний блокпост стоял на стыке улиц Гагарина и Победы. Металлург и Безымянка лежали вне зоны контроля коммуны. Металлург, собственно, и стал главным рассадником насилия. Он и до отключки слыл неблагополучным районом, а теперь вовсе превратился в царство беспредельщиков. Чем руководствовались люди, не желавшие переезжать оттуда в наш лагерь, оставалось загадкой. Уж точно не здравым смыслом. А еще там творилась какая-то антинаучная, по словам Аркадия Юрьевича, хрень, с которой было велено разобраться. Нам.

Пока двигались без приключений. Бутылки из окон в нас не кидали, тягать катер не предложили. Нынешнее путешествие началось куда спокойней того, первого.

Увы, сомнений в том, что в конце пути мы опять столкнемся со стаей волков, практически не было. И от того, что волки в этот раз будут двуногими, легче не становилось.

* * *
— Ну, и что это за хня? — деловито поинтересовался Толик Пушкин.

Он подобрал камень и без долгих раздумий метнул его через забор, прежде чем кто-либо сказал хоть слово. Камень перелетел через ограждение и скрылся с наших глаз. Не удовлетворившись результатом опыта, Толик подошел к дереву и одним движением отломил длинную ветку.

Игорь бросил в мою сторону дикий взгляд — сделай что-нибудь!

— Толя, — позвал я. Пушкин посмотрел на меня блеклыми, ничего не выражающими глазами. — Толь, не надо. Мало ли что.

— Думаешь, опасно? — Он с сомнением перевел взгляд на отчекрыженную ветку.

— Да хрен знает. Чего рисковать?

— Интересно же, как оно устроено, — обиженно ответил Толик.

Он и так не блистал интеллектом, а временами вел себя совсем как пятилетний ребенок. Аргументация была соответствующей.

Я, наверное в сотый раз, посмотрел на счетчик Гейгера. Счетчик молчал: показывал, что радиация в пределах нормы. Молчал и второй, у Сан Саныча, так что грешить на неисправность не приходилось.

— Давайте-ка посмотрим, что с той стороны, — предложил я.

Возражений не последовало — возможно, потому что никто не представлял, что делать.

Мы двинулись вдоль бетонного забора с тянущейся поверху колючей проволокой. Вскоре асфальтовая дорога ушла в сторону, и пришлось свернуть на суглинок. Он хоть и подсох после дождя, все равно оставался скользким, в чем немедленно убедился Пушкин. Колесо угодило в предательскую ямку, велосипед подпрыгнул, и Толик, матерясь, полетел в грязь. Вынужденно спешились. Прошлепав по коричневому месиву, мы снова вышли на разбитый асфальт, кое-как очистили обувь и обогнули комплекс.

Мучения оказались напрасными: открывшийся вид не внес никакой ясности. Счетчики Гейгера по-прежнему показывали нормальный радиационный фон. За унылым бетонным забором гордо высились пузатые, похожие на шахматные ладьи, градирни. Торчало здание администрации и верхушки каких-то железных конструкций. Разглядеть детали не удавалось. Вся территория Самарской ТЭЦ утонула в ровном янтарном сиянии. Стена света начиналась аккурат за забором — местами почти прозрачная, местами бликующая, густая, словно кисель.

Застывшее золотистое облако поставило в тупик не только меня, но и повидавшего всякое Сан Саныча и всезнающего интернет-сёрфингиста Игоря. Ни одной здравой догадки. Бесхитростный эксперимент Толика свечение гордо проигнорировало, камень пролетел сквозь желтую стену без малейших помех. Версию о силовых полях пришельцев, облюбовавших территорию ТЭЦ и припарковавших корабль рядом с градирнями, пришлось отбросить как несуразную.

Других версий не было. Ни читанная в детстве фантастика, ни многочисленные фильмы и игры помочь не смогли. Конечно, какие-то ассоциации сработали — и с порталом в иные миры, и со знаменитой Зоной, по которой любили бродить охочие до хабара сталкеры. Но то книжки. В жизни же ни один вменяемый человек, увидев подобное, не станет проверять, попадет он в иной мир, распылится на атомы или вернется с ценным артефактом за сто тыщ миллионов.

Конечно, если этот человек не Толик Пушкин.

Пока мы глазели на феномен, он осторожно направился к забору. Уж не знаю, что он собирался сделать — видимо, залезть и посмотреть, что с другой стороны. Однако в этот раз стена света отреагировала. Толик, не пройдя и половины пути, вдруг остановился.

— Она светится, — удивленно проговорил он. Сделал несколько шагов и приложил ко лбу ладонь козырьком, будто смотрел против солнца. — Точно светится. Ярче и ярче.

— Толя, ты баран!

Я бросился к Пушкину, собираясь оттащить искателя приключений подальше, и невольно зажмурился. Стена света, до того почти прозрачная, засияла с яркостью небольшого прожектора. Смотреть еще можно, но разобрать, что за ней — уже нет.

По счастью, Толик не стал сопротивляться и позволил эвакуировать себя к остальной группе. Нежданно вспыхнувший свет поубавил его тягу к экспериментам.

Я кратко пересказал ощущения, и у Игоря моментально загорелись глаза.

— Чушь, — безапелляционно заявил он. — Мы все это время смотрели на стену, и с ней ничего не происходило. А вы прошли шагов пятнадцать, не больше, — и все поменялось. Абсурд! Не могла яркость скакнуть, как ты описываешь.

— Сам иди и посмотри, — огрызнулся я.

— И пойду, — немедленно согласился Игорь. — Дай фотоаппарат.

— Зачем?

Я запоздало подумал, что его резкое заявление — чистейшей воды провокация. В Игоре тоже проснулся исследователь, который пострашнее личины ассасина, потому что напрочь отключает всю его рассудительность и инстинкт самосохранения в придачу.

— Надо, Коля, надо. — Игорь посмотрел на мое мрачное лицо и со вздохом добавил: — Проведем небольшой эксперимент подручными средствами. Нас зачем посылали? Проверить, что за хрень тут творится. Хрень мы обнаружили, теперь надо собрать о ней как можно больше данных. Приборов у нас — кот накакал, поэтому надо использовать их по максимуму.

Как ни крути, а убедительности Игорю не занимать. Во всяком случае, внешне.

Я еще поупирался для виду, но в итоге фотоаппарат все-таки отдал. Это был настоящий раритет: «Зенит» девяностого года выпуска, пленочный и оттого работающий даже в нынешних условиях. Правда, самой уцелевшей пленки, как верно заметил Игорь, было «кот накакал», но для нас выделили катушку. По слухам, кроме пленочных аппаратов в коммуне были и работающие цифровики — наши мастера якобы научились заряжать аккумуляторы от динамомашин. С другой стороны, чего удивительного: ноутбук же запускали, сам видел. Как бы то ни было, несмотря на всю важность и судьбоносность нашей миссии, вместо цифровика нам достался «Зенит», а вместо грузовика — велосипеды.

Пока я размышлял о двуличной сущности начальства, Игорь действовал. Точнее, фотографировал стену света: снимок, пять шагов вперед, снимок, еще пять шагов… Вскоре он перестал смотреть в видоискатель — свет из яркого стал слепящим. Однако Игоря это не остановило, и наш начинающий фотолюбитель дошел до самого забора. Вот и думай, кто больший балбес: выгнанный за неуспеваемость восьмиклассник Пушкин или отличник-интеллектуал из Медицинского университета, возжелавший разгадать тайну свечения.

Остановившись у бетонной стены, Игорь ненадолго задумался, потом повесил аппарат на шею и полез в рюкзак. Достал оттуда моток веревки и небольшой гаечный ключ. Привязав ключ, он отступил на пару шагов и с размаху метнул его через забор. Прямо в желтую стену. Ключ пролетел сквозь нее с той же легкостью, что и камень. Игорь выждал немного, а потом шустро выбрал веревку. Стена света и не думала мешать: через минуту ключ снова оказался в руках юного исследователя. Исследователь повертел его в руках, зачем-то понюхал и приложил к другому ключу.

— Ни фига не понятно, — вынес вердикт Игорь. Закинул рюкзак за спину и вернулся к нам. — Нагрева нет, ничем не пахнет, не магнитится. В общем, отрицательный результат по всем пунктам. Интересно, что будет на снимках.

— Засветка там будет, — буркнул Сан Саныч.

— Если это объективная реальность, то конечно, — согласился Игорь. — А может, всё это иллюзия или еще что-то такое.

— Ага, призрачная стена, — поддакнул я. — Мы ее видим, а на фото ничего.

— Может, и призрачная! — посмотрел на меня с вызовом Игорь. — Пока не проверим, нельзя отметать ни одну гипотезу. Во всяком случае, никакого разумного объяснения этой штуке нет.

— Ладно, орлы, закругляйтесь, — прервал дискуссию Сан Саныч. — А то до вечера тут проторчим.

— А чего торчать, надо возвращаться. Все же ясно. — Видимо, Пушкину загадочное свечение успело надоесть.

— Ясно не ясно, а надо завод проверить. — Сан Саныч подобрал с земли велосипед. — Кажется, эта ваша хрень не только ТЭЦ, но и «Металлург» накрыла. Надо выяснить точно. За тем нас и посылали.

* * *
Самарский металлургический завод, в просторечье «Металлург», был построен еще в пятидесятые годы прошлого века. Кировский район, в простонародье также прозванный Металлургом, строился именно вокруг завода. Завод жил и здравствовал в советский период и, как многие предприятия, начал загибаться в девяностых. Речь даже шла о закрытии. В начале двухтысячных из крутого экономического пике удалось выбраться. К прежним объемам производства завод не вернулся, но все-таки мало-помалу пыхтел. Производил он разнообразную алюминиевую продукцию, занимал огромную территорию, и людей там работало немало.

Все это нам поведали на инструктаже перед отъездом. Сказать по чести, рассказали больше, но запомнил я только это. В конце концов, рядом сидел Игорь, который впитывал лекции как губка. Меня же больше волновала практическая сторона вопроса: полные цеха мертвецов. Да, этот район пострадал от наводнения меньше прибрежных, но вода все же побывала и здесь. Значит, завод был затоплен полностью…

Подозрения Сан Саныча подтвердились: стена бледного света окружила не только ТЭЦ. Завод тоже оказался заключен в прозрачную лимонную скорлупу. Светящаяся полоса шла аккурат по периметру, временами ныряя в заводские стены и проступая уже над крышей. Похоже, ни кирпич, ни бетон не являлись для нее преградой. Неподалеку от входа она поворачивала — резко, почти под прямым углом. Накрой покрывало света проходную, мы бы туда и не сунулись. А так пришлось заходить, проверять. Правда, меня тоже разобрало любопытство: как этот диковинный свет уживается с каменной постройкой?

Мы оставили велосипеды снаружи под присмотром Эдуарда Вербовски — пятого и последнего члена нашей выездной бригады. Ника тоже порывалась ехать с нами, но я настоял, чтобы она осталась в лагере. Поездка не сулила ничего хорошего, и мне не хотелось лишний раз рисковать. После долгих препирательств Ника сдалась, а ее место занял Вербовски — рослый, крепкий мужчина с рубленым римским профилем, короткой стрижкой и квадратной челюстью. До отключки Вербовски работал в госнаркоконтроле, а еще раньше — судебным приставом. К своим тридцати пяти он имел седину, одно ножевое и одно пулевое ранение, навыки рукопашного боя, железное самообладание и умение стрелять по людям без колебаний — по нынешним временам навык весьма ценный. В остальном — совершенно обычный человек среднего ума и остроумия, любитель пошлых анекдотов и женщин, неразговорчивый, терпеливый и неукоснительно выполняющий приказы начальства. У нас роль начальника исполнял Сан Саныч. Он быстро просек, что вся эта возня со свечением Вербовски не нравится, и оставил его снаружи контролировать обстановку. Остальные прошли внутрь.

Двери поддались на удивление легко. В нос ударил до боли знакомый запах гниющих тел. Я рефлекторно задержал дыхание и поспешно натянул маску. Отдышался. Заводская проходная выглядела на удивление цивильно: светлые стены, аккуратная будка охранника, две шеренги стульев, никелированная перегородка и белая рамка металлодетектора. Прямо за ним скорчился в позе эмбриона чоповец. Разглядеть детали я бы не смог и при желании. Стена света висела тут же, прямо за детектором. На таком расстоянии она слепила не слабее полуденного солнца. Ее верхняя часть спокойно уходила в потолок, нижняя упиралась в пол. А ведь эта штуковина может уходить вглубь и на десять метров, и на километр… Правый край стены разрубал боковой коридор, левый упирался в стену.

Я прикрыл глаза и отвернулся. Дальше не пройти.

— Вот сволочи! — внезапно выругался Игорь.

Я обернулся и увидел, что он присел на колено и изучает пол. Подошел ближе.

— Что случилось?

— Следы!

Игорь зло ткнул в пол. Приглядевшись, я тоже заметил проложенную в многолетней пыли тропинку. Если бы не сияние, мы бы заметили ее сразу, но слепящий свет резал глаза, и разобрать детали было непросто. Однако Игорь сумел.

— Ну, следы, и что? — Я так и не понял, почему наш следопыт так возмутился.

— А то! — раздраженно сказал Игорь и быстрым шагом подошел к охраннику. Ногой перевернул его на спину. — Ничего нет! Ни рации, ни дубинки. Кобура пустая. Обобрали его, вот что!

Игорь возмущенно взмахнул руками. Сейчас от него до стены света оставалось не больше метра. «Придурок, — подумал я, — пистолета не нашел. Совсем на этих стрелялках помешался. Надо его оттащить, а то чего доброго вляпается в эту хрень».

По-видимому, Сан Саныча посетили схожие мысли, потому что вперед мы шагнули одновременно. Стена вспыхнула, в один миг запылав еще ярче, и меня вдруг прошиб озноб. Закружилась голова. Я почувствовал уже знакомый зуд и ничуть не удивился, когда легкие наполнил затхлый запах пыли. Я даже обернулся, ожидая увидеть за спиной странного дога окраса Арлекин. Но пса не было. Только Толик Пушкин глазел на Сан Саныча, тащившего Игоря к двери.

Я отступил следом.

На улице мне понадобилась минута, чтобы прийти в себя. Я прокашлялся, глотнул воды и обнаружил, что голова вновь стала ясной, зуд исчез, а вместе с ним прошло и внезапное недомогание. За спиной Сан Саныч распекал Игоря за безалаберность и безответственность. Пушкин гыгыкал, Вербовски довольно скалился, ну а Игорю только и оставалось, что пристыженно молчать. Случившегося со мной приступа никто из них не заметил.

* * *
Через пару минут нравоучения закончились. Будь мы на фронте или в армии, одними нравоучениями дело бы не ограничилось — могли и в морду дать. В воспитательных целях. Но дело было на гражданке, действия Игоря вроде бы никому, кроме него, не угрожали, а Сан Саныч относился к парню с симпатией. К тому же не представляю, как Игорь отреагировал бы на зуботычину. Сан Саныч, подозреваю, тоже. Так что обошлись нравоучениями. И, судя по пунцовому лицу, их оказалось достаточно. Как говорится, осознал и раскаялся.

Перед отъездом Игорь сделал еще несколько снимков. Засим исследование объекта сочли законченным, соваться внутрь дураков не нашлось.

Заводской комплекс и ТЭЦ стояли на самой окраине города. Несмотря на опасения, сюда мы добрались без приключений. Тем не менее расслабляться не стоило. В этом районе на наши рейд-отряды неоднократно нападали средь бела дня. Две группы не вернулись, еще одна угодила в настоящую засаду — потеряли троих. Жители, перебравшиеся с Металлурга в наш лагерь, тоже рассказывали всякое. По всему выходило, что в окрестностях орудуют не гопники, а настоящие банды, вооруженные и опасные. Обобранный труп охранника являлся лишним свидетельством — огнестрел есть не только у нас. Рабочий или нет — проверять не хотелось.

Пока все было тихо. Мы выкатили на центральную улицу и двинулись вперед, стараясь держаться поближе к домам. Темп держали невысокий, предпочитая в ущерб скорости смотреть по сторонам.

В целом картина не отличалась от той, что я видел в других районах: заполненные битыми ржавыми машинами дороги, переполненный мертвецами троллейбус, вылетевшая с трассы и разбившаяся о дерево «газель». Вокруг ни души, улицы пустовали. Выжившие предпочитали сидеть по домам, и дело заключалось не только в безопасности. Прогулки по кладбищу — не самое приятное занятие, особенно, если трупы забыли закопать.

Наводнение сыграло на руку лишь в одном: вода выкосила не только людей. Гигантская волна утопила, унесла или прогнала и животных. За все время я не увидел в Самаре ни одной крысы, ни одной собаки, кроме загадочного дога. Ну и той одичавшей стаи, спасшейся в недостроенном доме. Кошку я встретил только однажды: она сразу шмыгнула в ближайший подвал. Впрочем, не удивительно: за десятилетия животные совершенно забыли людей.

А вот почему за все то время, пока мы валялись в отключке нас не обглодали до костей — это вопрос. Как и проблемы с заморозками, бактериями, пролежнями… Вопросы, вопросы, вопросы… И ответов на них пока нет. Лишь гипотезы, домыслы…

Мы миновали еще один «Металлург» — на этот раз стадион. Главная футбольная арена Самары, где играли наши «Крылышки», понемногу перестраивалась, готовилась к чемпионату мира две тысячи восемнадцатого. Отключка разрушила и эти планы.

По правую руку промелькнуло несколько магазинов с разбитыми окнами и распахнутыми дверями. Здесь явно похозяйничали мародеры.

Мы выехали на перекресток, и я притормозил. Пушкин по инерции проскочил вперед, но остальные встали почти мгновенно.

— Что случилось? — напрягся Игорь.

— Глянь-ка, — кивнул я в сторону.

Вниз по боковой улице, метрах в тридцати от нас, стояла небольшая аптека.

— Ну, аптека, и что? — недоуменно спросил Игорь. — Наверняка же всё сгнило. А что не сгнило — растащили.

— Может, растащили, а может, и нет. Ты видел, сколько хлама вокруг разграбленных магазинов? А тут смотри: окна целые, вокруг чисто. Надо бы проверить.

— Надо, — согласился Сан Саныч.

Мы свернули с проспекта и подкатили к аптеке. На вид совершенно обычная, только чересчур чистая. На крыльце прямо перед дверью валялась небольшая коробка. Я прислонил велосипед к перилам и взбежал по высоким ступенькам. Подобрал коробку и фыркнул.

— «Дюрекс антисептический. Тонкий слой бактерицидной смазки послужит дополнительной защитой и убережет от заражения нежелательными болезнями во время полового контакта. Стопроцентная защита только с „Дюрекс“»… Хм, интересно, они — чтобы не заразиться или чтобы не заразить?

Вербовски заржал над топорной шуткой, ухмыльнулся Сан Саныч.

— Зашибись. — Игорь аккуратно пристроил велосипед рядом с моим. — Осталось изобрести презервативы-антиперспиранты. Разумеется, с банановым вкусом. Кстати, коробка явно из аптеки. А это значит, что ее все же разграбили.

Его дедуктивныепостроения выглядели убедительно.

— Да ладно, — махнул рукой Игорь. — Лучше чем ничего. Коробка же запечатана? Ну и отлично. Бери с собой, будет Веронике подарочек.

— Засранец, — засмеялся я. — Всандалить бы тебе пинка под зад.

— Да ладно, — в тон продолжил глумиться Игорь, — она же говорила, мол, без подарка не возвращаться. Чем не подарок? Особенно в нынешних средневековых условиях.

— Так, сейчас кто-то доострится.

— Всё-всё, молчу, — скорчил серьезную мину Игорь, но не удержался и снова хихикнул. Подмигнул. — Ты все ж подумай. Вдруг и впрямь с банановым вкусом?

Идея отвесить хороший пинок этому клоуну казалась заманчивой, но не гоняться же за ним по улице…

Вероятно, Игорь прав, но раз уж свернули, лучше потратить лишнюю минуту и убедиться во всем наверняка. Да мало ли, вдруг утащили не всё?

Наудачу я дернул ручку. Дверь мои усилия проигнорировала. Я дернул сильнее. Никакого эффекта: дверь сидела как влитая. Еще пара попыток — и пришлось признать поражение.

— Заело? — поинтересовался Сан Саныч.

— Такое ощущение, что заперто. — Я прислонился к стеклу, пытаясь разглядеть помещение. Виден был только правый угол: прилавок и пустые стеклянные стеллажи. — Кажется, разграблена.

— А я что говорил? — довольно усмехнулся Игорь.

— Зачем тогда двери на замок закрывать? И вообще, откуда у них ключ?

— От продавца, откуда. — Топтание на месте Игорю начало надоедать. — Коль, пошли уже.

За стеклом мелькнула тень. Я невольно отшатнулся. С другой стороны к закрытой двери подскочил белобрысый мальчишка лет шести и забарабанил по стеклу кулачками.

— Откройте, откройте, откройте!

Это было настолько неожиданно, что в первые секунды я даже растерялся, в отличие от Сан Саныча и Вербовски. Но, хоть они и услышали стук одновременно, Вербовски действовал быстрее. Сан Саныч еще только скидывал с плеча двустволку и делал шаг к крыльцу, а Вербовски уже стоял рядом со мной. Лицо каменное, в руке пистолет. Заметив его, мальчишка перестал колотить в дверь, замер, как кролик, увидевший удава, и вдруг громко, в голос, заревел. Брови у Эдика поползли вверх.

— Ребенок? — изумленно сказал он.

— Тише-тише, не плачь, — попытался я успокоить мальчишку, но двойное стекло надежно отсекало нас друг от друга. Ребенок рыдал взахлеб. — Эдик, замок прострелить можешь?

— Зачем стрелять? — Вербовски оттеснил меня с крыльца, бегло осмотрел дверь и констатировал: — Ничего стрелять не надо. Замок дерьмо, на пять минут работы. Дайте инструменты.

— Как там твоя говорила? Из охранников получаются неплохие взломщики? — вполголоса спросил Игорь, когда я спустился с крыльца.

— В последнее время мне кажется, что взломщики получаются из всех подряд: из сыщиков, охранников, вот теперь из наркоборцов…

Вербовски не подкачал. Не прошло и пяти минут, как раздался негромкий щелчок.

Эдик осторожно приоткрыл дверь и, заглянув внутрь, приглашающе махнул рукой: все в порядке. Я вошел следом. Мальчуган стоял посреди комнаты и, всхлипывая, тер глаза.

Аптека была разграблена. Полки пустые, на полу — пожелтевшие облатки таблеток, пластиковые пузырьки.

Я подошел к мальчишке и присел рядом.

— Эй, все в порядке. Не бойся. Как тебя зовут?

Мальчишка недоверчиво посмотрел на меня.

— Ва-аня.

Всхлипывать он не перестал, но в три ручья уже не ревел. И то хлеб — не представляю, как успокаивать плачущих детей.

— А меня Коля. Этот дядька с пистолетом — Эдик. Он настоящий полицейский и охраняет нас от бандитов. Ты не бойся. Пока мы рядом, ничего не случится. Тебе сколько лет?

— Пя-ять.

— Целых пять? — Я чувствовал себя полным идиотом, повторяя нелепые книжные фразы.

Мальчик кивнул.

— А где твои родители? Как ты здесь оказался?

— Меня привели-и… — На глазах ребенка вновь выступили слезы.

— Кто привел?

— Китаец…

Мальчик испуганно посмотрел на Вербовски, словно тот был китайцем.

— Китаец? — Я с удивлением посмотрел на мальчугана. — Как Джеки Чан?

Он кивнул. Уточнил:

— Только темный.

Я недоуменно посмотрел на подошедшего Сан Саныча. Тот пожал плечами: мол, Джеки Чан вроде тоже брюнет.

— И куда темный китаец ушел?

— Ушел, — невпопад подтвердил Ваня. — Он сказал, чтобы я ничего с пола не ел, и закрыл. Я весь день стучал… Кричал! Потом он принес еду и опять закрыл. Я хотел сделать подкоп, но не сумел. Потом он пришел, дал макароны, машинку и опять закрыл. — Мальчик показал в угол комнаты, где лежал красный игрушечный «Биг Фут».

— Давно ты тут? — рассеянно спросил Игорь. Пока я успокаивал ребенка, парень успел наспех осмотреть аптеку и уже рылся под стойкой.

Мальчик загнул два пальца и твердо сказал:

— Три.

— Три дня?

— Три дня? — Игорь высунулся из-за прилавка. — А когда в последний раз этот приходил? Ну, который темный Джеки Чан.

Круглые глаза Вани снова заблестели, но вместо того, чтобы заплакать, он растянул губы в улыбке. Игорь улыбнулся в ответ.

— Утром. Дал коржик и воды. — Ваня поднял с пола бутылку. — Коржик был твердый, как камень. Его мочить пришлось.

— Молоток! Сообразил.

Я не удержался и потрепал мальчишку по голове. Светлые волосы были мягкие, как пух.

— Он больше ничего не сказал? — Игорь снова нырнул под прилавок.

— Нет. Только взял коробку. Вот эту. — Ваня ткнул в упаковку презервативов, которую я, как дурак, все это время держал в руке.

— Коробку? — Игорь резко выпрямился. — Коробку…

Вербовски перевел взгляд с Игоря на презервативы. Было видно, что за гранитной маской спокойствия кипит непонятная мне работа мысли.

— Чего тут у вас? — Пушкин возник в дверях — автомат наперевес, уши как локаторы, морда любопытная и глупая-глупая.

— Хватай мальчишку…

— Валим отсюда!

Возгласы Эдика и Игоря прозвучали одновременно, а в следующий миг загрохотали выстрелы.

* * *
Треснула короткая очередь, слегка приглушенная стеной и расстоянием. Брызнула осколками стеклянная витрина. Пушкин вздрогнул. Любопытство на его лице сменилось крайним удивлением. Он перевел взгляд на стремительно расползающееся по животу алое пятно. Сделал неверный шаг и все так же, не издав ни звука, повалился ничком на пол. Лязгнул автомат. Майка на спине покраснела мгновенно. По полу стремительно побежал алый ручеек. Пули прошли навылет, и кровь теперь хлестала фонтаном.

Окно, буквально взорвавшись, разлетелось на сотни осколков. На противоположной стене с шуршанием лопнула известка. Я почувствовал резкие уколы в ладонь и скулу. Сан Саныч с ревом рухнул на пол. Я нырнул следом, подминая под себя мальчишку. Сзади с хрустящим звоном сложилась пробитая пулей витрина.

— Это стреляют так? — с детской непосредственно спросил Ваня.

— Не вставай! — шикнул я. — Ни в коем случае. Что бы ни случилось, не вставай!

— Не буду, — шепотом пообещал Ваня. Испуг наполнял его взгляд поровну с любопытством. — А дядю застрелили, да?

Я резко обернулся. Пушкин лежал в луже собственной крови. Не было нужды проверять пульс, все было ясно и так. Стволы у тех, кто на нас напал, очень даже рабочие.

Сан Саныч скорчился под разбитым окном и, чертыхаясь, снимал с предохранителя двустволку. Рубаха на его левом плече начала краснеть, по шее змеился алый ручеек.

— Нормально, — процедил охранник в ответ на мой незаданный вопрос. — Дробь. Царапнуло.

Вербовски с «гюрзой» в руке присел слева от распахнутой двери.

— Я в порядке, — негромко произнес из-за прилавка Игорь. — Дверь закройте.

— Выходите! — раздался окрик с улицы. — Мы вас не тронем. Оружие, одежда, велосипеды — всё наше! Вы идите. Мальчишку можете взять с собой.

Незнакомец говорил с едва заметным акцентом. Голос показался мне смутно знакомым. Вербовски, не показываясь в дверном проеме, схватил Пушкина за руку и потянул. Тот весил немало. Эдику пришлось напрячься, и понемногу, оставляя на полу широкую красную полосу, удалось полностью втащить тело внутрь. Хлопнула дверь. Эдик с трудом перевернул Пушкина на спину. Круглые, широко распахнутые глаза бессмысленно таращились в потолок.

— Коля, держи. — Вербовски толкнул в мою сторону пистолет. — Предохранитель снят. Наводишь, стреляешь.

Сам он не без труда стянул с убитого автомат.

— Зачем дверь закрыли? — снова раздался голос снаружи. — Дурака не валяйте. Оружие в окно выкиньте. Всех отпущу, обещаю.

— Дай подумать! — крикнул я в ответ.

— Думай быстро, — бодро отозвался незнакомец. — Минута есть.

Я огляделся. Аптека размешалась в небольшом помещении — входная дверь, широкое разбитое окно, прилавок, стеллажи… и еще одна дверь в углу.

— Вань? — тихо позвал я, — ты ту дверь открывал?

— Открывал, — честно ответил он. — Там ведро и швабра. И халаты драные висят.

Подсобка. Я мысленно выругался. Значит, выход один: через дверь на крыльцо, которое как на ладони. В том, что наш противник хороший стрелок и при попытке побега не промахнется, мы уже убедились.

Ловушка, обыкновенная ловушка. Циничная и такая простая. Запереть плачущего ребенка как приманку, подбросить коробку на крыльцо, чтобы привлечь внимание… Вероятно, одиночку они повязали бы без стрельбы. Но наша группа оказалось слишком большой и хорошо вооруженной, чтобы ввязываться в открытый бой. Они подождали, пока мы зайдем внутрь, и ударили в спину. Холодный, расчетливый ход. Мы заперты в клетке, из которой только один выход. Мы не знаем, где наши противники, сколько их и как они вооружены.

Ясно одно — у них редкий в нашем мире козырь: рабочие стволы.

За прилавком раздалось шуршание. Игорь, как ящерица, заскользил под прикрытием стеллажей.

— Что будем делать? — сипло спросил я.

— Ничего, — хладнокровно ответил Вербовски. — Подождем.

Словно в ответ на его слова с улицы вновь донесся голос:

— Прошло время. Зачем тянете? Бросайте оружие в окно и выходите.

Никто не ответил. Снова зашуршал Игорь. Я наконец увидел его сквозь уцелевший прозрачный стеллаж. Он посмотрел на выбоину в стене, потом куда-то вверх сквозь разбитое окно. Отполз назад и, не вставая, прильнул к оптическому прицелу.

Я тоже времени не терял. Пока бандит распинался, встал на четвереньки и оттащил мальчишку в угол. Это место снаружи не простреливалось, хоть откуда лупи.

— Сиди здесь, — строго наказал я и, выпрямившись, подкрался к разбитому окну.

Улица слева была пуста. Блестели на солнце велосипедные рамы. Выглянуть я не решился, но и отсюда крыльцо просматриваюсь неплохо. Эдик, особо не высовываясь, сквозь дверное стекло следил за подходом справа. Пат. Нам не выйти, но и им не подойти. Нашу позицию и спецназу было бы непросто брать. Нужны либо орудия, чтобы разнести аптеку в клочья, либо гранаты, дымовые шашки, бронежилеты и снайперы прикрытия для штурмового отряда. Без них атаковать в лоб — самоубийство. А мы можем дождаться ночи и тогда, в темноте…

— Долго думаете, — снова крикнул незнакомец. — Я сделаю, чтобы вы думали быстрее.

Мы с Эдиком переглянулись. Я снова посмотрел на улицу — слева пусто. Вербовски тоже чуть высунулся из укрытия… И выругался.

Звякнула бьющаяся о стену бутылка. Раздалось тихое «ф-ф-фух», и в разбитое окно потянуло черным вонючим дымом. Бутылка с зажигательной смесью ударила в стену чуть ниже окна. Влети она внутрь… Не представляю, что бы мы делали.

— Еще! — крикнул незнакомец.

Вербовски отступил от двери на шаг и вскинул автомат.

— Закройте лицо! — скомандовал он и через секунду выстрелил.

Вдребезги разлетелось дверное стекло. С улицы донесся вопль. Эдик тут же прижался к стене, и ответная короткая очередь, впустую прошив дверь, ушла в стену. Запоздало грохнул ружейный выстрел, окончательно разбивший окно и осыпавший Сан Саныча градом мелких осколков.

— Посреди улицы стоял, — зачем-то пояснил Эдик. — Прямо с бутылками. Посреди улицы. Идиот.

— Вижу стрелка, — негромко сказал Игорь. — В доме напротив, третий этаж. Что-то охотничье, без оптики. Меня не видит. Сейчас я его сниму.

В разбитом окне полупрозрачной занавесью висела черная дымка. Ветра не было, и внутрь эту вонючую гарь не задувало. Как ни парадоксально, брошенная «зажигалка» сыграла нам на руку, предоставив зыбкий щит взамен выбитого окна. Изнутри улицу видно, а нас снаружи — не очень.

Хлопнула «Диана», и воцарилась тишина.

Игорь на добрую минуту превратился в застывшую статую, потом отстранился от оптического прицела и передернул затвор.

— В яблочко, — ровно сказал он. — Минус один. Я все ждал, может, еще кто-то появится. Но, кажется, он заседал там в одно рыло. Автоматчика отсюда не видно. Судя по траектории пуль, он должен быть правее и ниже нас.

— Не вижу, — глухо отозвался Эдик.

— А и не надо, — недобро проговорил Игорь. — Спорим, он уже свалил?

Вербовски вопросительно посмотрел на парня, который выбирался из-за стеллажа.

— Коль, ты узнал? — Игорь осторожно вдоль стенки подошел ко мне.

— Что?

— Не что, а кого. — Он дослал небольшую пульку в ружье. — Я сначала не сообразил, где слышал этот голос. А потом вспомнил про темного китайца и все понял. Это же тот самый засранец с Управленческого, который шайкой верховодит. Нам еще кэп досье на него показывал. Как его там, кореец? Когда мы в воинской части дрались, он сразу сделал ноги. Я уверен, что и сейчас сбежит. Это натура такая подлая — бить в спину и смываться, едва жареным запахнет.

— Уверен, что это он? — хрипло спросил я, а сам подумал, что голос и вправду похож.

— Не на сто процентов, все-таки месяц прошел, но акцент редкий. Плюс смуглая кожа, как пацан говорил. Азиат. И главное: у него был автомат. Наверное, тот самый, что захватил в части. Все сходится.

— Мы не знаем, сколько их, — морщась от боли, сказал Сан Саныч.

— Не думаю, что много. Человек пять-шесть. Но это неважно, главное, у них только два ствола. И одного они только что лишились.

— С чего ты взял, что два? — резко спросил Сан Саныч.

— А вы думаете, они главный калибр в резерве держали? Что было, из того и лупили. Автомат да ружье. Два ствола.

— Ждем, — прервал препирательство Вербовски. — Пока ждем.

* * *
Мы просидели в аптеке около часа. На улице воцарилась вязкая, напряженная тишина. Выгорела и перестала чадить выплеснувшаяся на стену горючая смесь. Ни новых угроз, ни команд, ни даже банальной ругани. И не ясно: бежали бандиты или же коварно ждут, когда мы высунем нос из убежища. Игорь был уверен в первом, Вербовски требовал не пороть горячку и отсидеться.

Я перевязал Сан Саныча — курсы первой медицинской помощи прошли все члены рейд-отрядов. Крови натекло порядочно, но рана опасной не выглядела: одна дробина скользнула по шее, не задев артерию, три или четыре впились в плечо чуть правее лопатки. Неудобное для перевязки место.

Кое-как замотав рану, я помог охраннику одеться. Игорь перебрался к двери и внимательно изучал двор и дома напротив. По его словам, все было чисто. Ваня осмелел и порывался завязать разговор, задавая бесхитростные детские вопросы: «Дядя умер?» или «У него теперь вся кровь вытечет?..»

Перестрелка и засыпанный битым стеклом пол все же вызвали в нем больше любопытства, чем откровенного страха…

В конце концов Эдик устал одергивать Игоря, и тот решился на вылазку. Приоткрыл дверь, скатился по крыльцу и пластом переполз за росший на газоне клен. Никто ему не препятствовал. По одному выбрались остальные. На стене чуть пониже подоконника чернело огромное жженое пятно. На дороге, метрах в двадцати от крыльца, скрючился подстреленный Эдиком поджигатель, рядом валялась вторая бутылка.

Под прикрытием Сан Саныча и Вербовски Игорь осмотрел тело, но из оружия нашел только нож и сумку с еще одной бутылкой. После непродолжительного спора приняли решение проверить место стрелка. Лично мне затея казалась неоправданно опасной, но Игорь настаивал, Вербовски не возражал, а Сан Саныч занял непривычно нейтральную позицию. В итоге Игорь с Эдиком отправились в дом напротив, а мы временно вернулись в надежное укрытие — аптеку.

Не прошло и пяти минут, как довольная рожа Игоря показалась в окне. Он потрясал ружьем, видимо трофейным, и всем своим видом демонстрировал несостоятельность моих опасений. Вскоре они вернулись. Вербовски передал мне трофей, отобрал и сунул в кобуру пистолет.

— Теперь уж точно ясно, их было три, максимум четыре, человека, — возбужденно сказал Игорь. — Прикинь, они даже за ружьем побоялись подняться. Просто свалили. Трусливые, расточительные подонки.

— Удивительно, как этот кореец понял, что ты стрелка снял. Он ведь даже не вскрикнул.

Игорь пожал плечами. Он ощущал себя абсолютным победителем и не хотел ломать голову над сомнительными загадками.

Что делать с Толиком Пушкиным мы так и не придумали. Будь мы ближе к лагерю, собрали бы носилки, а так… С раненым Сан Санычем и пятилетним мальчишкой тащить тяжелое тело до ближайшего форпоста слишком опасно. В конце концов мы приняли неприятное решение: оставили его в аптеке. Сан Саныч хмуро пообещал выбить для возвращения тела грузовик, но мне показалось, он сделал это больше для очистки нашей совести. Шансы, что грузовик и впрямь дадут, стремились к нулю.

Добиться от Вани, где он живет, не удалось. Он показывал то туда, то сюда, номер дома не знал — только подъезд, этаж и квартиру. Его семья состояла из мамы и некой тети Светы. А дядя увел его на улице, когда мамы не было рядом.

— Забей, — посоветовал Игорь после пяти минут расспросов. — Ничего мы не поймем. Надо везти его в лагерь. Если у матери есть хоть капля мозгов — сама к нам придет. А если не придет… Пацан хотя бы цел останется.

В итоге я пересел на Толин велосипед с внушительным багажником. Усадил позади себя Ваню и взял с него обещание не совать пятки в колеса.

— А мама? — серьезно спросил Ваня.

— Мы ее найдем, — сказал я, не глядя пацану в глаза. — Или она нас. Не бойся.

Ваня и не боялся. Он просто не до конца понимал, что происходит…

Ехать по главной дороге мы не решились. Попетляли дворами и вырулили на проспект Кирова. Пронеслись по кольцу между ипподромом и памятником Ил-2. Выбрались на Московское шоссе и наконец оказались в относительно безопасной зоне.

Остаток пути прошел без происшествий. Уставшие и голодные, мы въехали в лагерь еще засветло. Игорь сразу же ускакал к фотографу, устроившему у себя дома небольшую химическую лабораторию — и где только реагенты достал? Вербовски забрал бандитское ружье и ушел к завхозу регистрировать. Сан Саныч направился к руководству бронировать на завтра грузовик, а я внезапно остался один на один с Ваней.

Надо отдать должное, вел себя Ваня образцово. Видно сказалось трехдневное заточение. Он не ныл, не мучил меня вопросами и после моего лживого обещания не просился к маме. Словно ему было не пять лет, а все двадцать пять. Впрочем, многие и в двадцать пять нудят так, что хочется засунуть в рот кляп…

Я хотел посоветоваться с Никой, но сегодня она работала в распределительном центре на Ленинградке и еще не вернулась. Пришлось сдать мальчишку в общую детсадовскую группу. Детей в лагере было немало. Почти треть осталась без родителей, и детский сад, или точнее интернат, организовали в первые же дни становления коммуны. Объяснив, что да как, я заполнил бланк и пообещал Ване навестить его завтра утром. Ваня доверчиво кивнул, а я поспешил уйти, ощущая себя последним мерзавцем. Не то что я успел привязаться к пятилетнему мальчугану, но все же вот так спихнуть его с рук было сродни предательству. С другой стороны, что мне с ним делать? Не усыновлять же. Да и что значит «усыновить» в наших условиях? Из лагеря я уезжал утром, возвращался поздно вечером. Иногда оставался ночевать на перевалочных пунктах. В таком режиме с ребенком толком и не встретишься. Да и какой из меня воспитатель…

Сан Саныч заглянул через полчаса. Результат переговоров был написан на его красном от злости лице, и все же он пояснил:

— Не дали. Говорят, хотите, берите лопаты и отправляйтесь хоронить. Наряд на пять человек и полдня сроку.

— Поедем завтра? — Я глянул на охранника исподлобья.

— Завтра. Увидишь Игоря или Эдика — предупреди. Пятым возьмем Стаса, они с Пушкиным друзья со школы.

— Хорошо.

Я достал початую бутылку водки, и мы выпили не чокаясь. По одной. Если позволять себе больше, недолго и спиться, потому что поводы находились каждый день.

Сан Саныч ушел, а я растянулся на кровати и, глядя в потрескавшийся потолок, ждал возвращения Ники. На завтра мы планировали небольшой «уикенд», но теперь все отменялось. За полдня увольнительной мы с похоронами явно не управимся. Значит, опоздаем на смену. Значит, получим выговор и будем вкалывать потом допоздна. Ника, конечно, будет недовольна — со дня поездки за генератором мы только ночи и проводили вместе… Но похоронить Толика все равно надо.

Обязательно.

Нельзя бросать тела товарищей, иначе наступит день, когда никто не станет хоронить тебя.

Часть третья ГОРОД, КОТОРЫЙ БУДЕТ

Глава 1

К шестидесяти годам женщины неизбежно делятся на две категории: бабушки и старушки. Бабушки — вечно румяные, мудрые и малость лукавые, в неизменно потертом, но чистом наряде. Они весело щебечут на лавках в залитых солнцем двориках, кормят воробьев кусками мягкой булки и раздают на улице крошечных пищащих котят, принесенных в дом беззаботной кошкой. Они возятся с внуками, пока родители шляются по кинотеатрам или улетают на выходные в Турцию. Они наполняют наши сердца гордостью за старшее поколение и помогают примириться с неизбежной старостью. В конце концов, думаем мы, старость — не так уж плохо, после чего с любовью берем бабушку под локоток и переводим ее через улицу.

Иное дело старушки. Не дай вам бог перепутать эти две стороны одной медали. В отличие от спокойной и рассудительной бабушки, старушка всегда заряжена на борьбу. Ее корпус наклонен вперед, в глазах полыхает огонь, а сама она стремится к одной лишь ей известной цели. Если вы стоите в очереди или на остановке, у вас есть шанс отпрянуть в сторону. Если вы движетесь старушке навстречу — неприятностей не избежать. Ее не смутит ваш двухметровый рост и полтора центнера мышц. Не остановят велосипед и роликовые коньки. Даже черный джип — последнее чудо японского автопрома, за бешеные деньги выписанное прямо с завода, — не произведет на старушку никакого впечатления. И горе вам, если вы решитесь сыграть с ней на слабачка. Потому что, как бы ни тверда была ваша рука, слабачком окажетесь именно вы. Подслеповато прищурившись, старушка ни на миллиметр не отклонится от выбранного курса, и в итоге именно вам придется искать спасения на бордюре, газоне или того хуже — в кювете. Старушки непоколебимы и неуязвимы — это закон природы. Нам остается лишь стиснуть зубы и попытаться хоть как-то в этой природе жить.

К сожалению, описать все многообразие мира двумя категориями невозможно. Всегда найдется злосчастное исключение. У нас оно приняло форму анекдота про Вовочку: бывают бабушки, бывают старушки, а бывает Милена Юрьевна.

О демоне во плоти, живущем в перевалочном центре на Победе, слухи ходили давно, но я, будучи человеком рациональным, полагал, что они сильно преувеличены. Как оказалось, я ошибался. Слухи не передали и половины правды.

Наше первое знакомство не продлилось и пяти минут, но, выходя со склада, я вдруг отчетливо осознал: Раскольников не хотел убивать старушку. Она сама его спровоцировала.

— А бабульку-то пора усыпить, — задумчиво произнес Игорь, но не удостоился ни смешка Вербовски, ни подзатыльника от Сан Саныча.

Мужчины были мрачны и сосредоточены. Видимо, думали о том же.

Кто и зачем назначил Милену завхозом перевалочного пункта, оставалось загадкой. Поверить в существование у нее протеже было невозможно. Я не мог представить себе человека, который бы общался с ней от души, а не по служебной необходимости. Бронзоволосая семидесятилетняя мегера в вульгарной красной блузке могла достать кого угодно. Обычно я легко нахожу контакт с женщинами вне зависимости от возраста, но тут словно уперся лбом в стену. Впрочем, не только я. Ни мужественный Эдик, ни вежливый Игорь, ни Сан Саныч, у которого полкоммуны ходило в приятелях, не смогли добиться от нее элементарной вежливости, не то что расположения.

Обитала старая ведьма там же, где и до отключки, — в подвальчике одного из домов. Раньше в нем был небольшой продуктовый магазин, а Милена ведала бухгалтерией и складским помещением. Неумолимое время и наводнение привели содержимое витрин и склада в полную негодность, однако Милену Юрьевну это не остановило. Сгнившие и высохшие продукты отправились на помойку. Из соседнего дома доставили облупившийся стол и скрипучий стул. Стол водрузили посреди бывшего склада, а на стул водрузилась сама Милена. На покрытую клеенкой столешницу легла пухлая тетрадь с записями приходов и расходов. Рядом притулились стакан с карандашами и пластмассовая линейка кислотного цвета — весь инвентарь.

Надо сказать, помещение соответствовало хозяйке и сеяло страх в сердцах посетителей. Во всяком случае, впервые оказавшись здесь, я мучился только одной мыслью: когда же нас отпустят? Комната Милены не просто находилась в аварийном состоянии, она грозила развалиться в любую секунду. Старушку такая перспектива не пугала, остальные, глядя на бегущие по стенам и потолку трещины, думали только об одном — как выбраться отсюда побыстрее. Рекомендации переехать в другое помещение Милена игнорировала. Как и кислый, гнилостный запах, навеки впитавшийся в стены подвала. Посетителям оставалось только смириться.

* * *
Я приподнялся на локте и одним глазом посмотрел на будильник. Без четверти одиннадцать. Ника спала. Ей выпала ночная смена, и домой она вернулась под утро.

Некоторое время я разглядывал резко проступающие под загорелой кожей позвонки, потом осторожно провел рукой по спине.

— Отстань, — пробормотала Ника.

Я наклонился поближе и куснул ее за розовое ушко.

— Отстань, мерзавец, я спать хочу. — Ника уткнулась в подушку.

— Если женщина говорит «может быть» — это означает «да», — прошептал я. — Если говорит «нет» — это означает «может быть».

— А если утюгом по башке? — глухо пробубнила она.

— Про утюг ничего не написано. Такого экспириенса у Фрейда с Юнгом не было.

— А у тебя будет.

Вздохнув, я выбрался из кровати, зябко поежился и натянул джинсы. Подобные ситуации неизменно ставили меня в тупик. По крайней мере, в отношении Ники. Продолжи я приставания, вполне мог бы добиться желаемого, а мог получить по башке. И как отличить одно «нет» от другого — совершенно непонятно. Должно быть, я не чуткий.

Небо затянула серая хмарь. Судя по мокрому асфальту, утром прошел дождь, термометр показывал плюс двенадцать. Сентябрь погодой не баловал.

Позевывая, я прошел на кухню, задержался в коридоре полюбоваться в зеркале на мускулистый торс. Торс по-прежнему был ничего, учитывая, что с момента пробуждения я потерял пять с лишним килограммов.

Я выпил стакан воды, некоторое время смотрел на печку-буржуйку, в которой едва тлели угольки. Печка была отличная. Кустарно-промышленное производство, организованное на подшипниковом заводе уже выдало первую продукцию. Сан Саныч выбивал печку лично. Он же помог раздолбить стену и организовать правильную вытяжку. Так что в теории проблема горячей еды решилась. На практике мы с Никой готовили ужин лишь однажды, когда у нас совпал выходной. В остальное время только кипятили воду да грели комнату.

Раскочегаривать печку я не стал: через час обед в столовой — поем там. Заглянул в ведра, затем — в коробку, служившую поленницей. Дров и воды достаточно. На сутки точно хватит.

Я умылся и почистил зубы. Собрал рюкзак. Официально моя смена начиналась в восемь, по факту на Победу надо прибыть к шести. В лагере тоже остались кое-какие дела, так что шанс выкроить минутку и вернуться в квартиру был невелик. Да и смысл — Ника все равно продрыхнет до вечера.

— Ты на Победу? — Вопрос настиг меня уже на пороге.

— Да. В ночь. Вернусь завтра в девять-полдесятого.

— Хорошо. — Послышался громкий зевок. — Милену увидишь, убей, пожалуйста.

— Топором?

— Можно и топором, — покладисто согласилась Ника. — Получится со значением. И вообще… мог бы поцеловать на прощание.

Я закатил глаза и стал разуваться. Женщины. И зачем утюгом угрожала?..

На обед я, естественно, опоздал. Точнее, опоздал к первой смене. Вторая начиналась через полчаса, надежды перекусить в перерыве не было. С едой у нас строго: каждый грамм крупы на учете, каждая порция строго дозирована. Конечно, умельцы урвать кусок находились и тут, но многим за большие аппетиты доставалось. Поваров, пойманных на мухлеже с продуктами, сразу гнали в шею, поэтому большинство предпочитало не рисковать. Кому хочется потерять хлебное место!

В ожидании звонка я сидел у окна и думал о непростой судьбе. Странная у меня карма. Вот Игорь глумится, мол, я постоянно нахожу на свою голову приключения. Самое смешное, что он прав. Если оглянуться и оценить все, что со мной случилось с момента пробуждения, хватит на полновесный роман. Что ни день, то история, что ни шаг, обязательно во что-нибудь вляпаешься. История со спасенным Ваней уже стала местным фольклором, а я то ли героическим, то ли комедийным персонажем. Чувствую, скоро про нашу группу начнут складывать легенды. За водой пошли — русалку встретили, в магазин — мародеров разогнали, потрепаться присели — раскрыли мировой заговор. Смех и грех.

С другой стороны, есть же и светлые пятна. У начальства мы на хорошем счету. На общественные работы нас не гоняют, о труповозках речь и вовсе не идет. Быт какой-никакой обустроили. Квартира нам с Никой досталась отличная: три комнаты, окна целые, мебель крепкая, ничего нигде не прорвало, не затопило. И район отличный — до Самарской площади три минуты ходьбы. Ничего комфортнее и безопаснее в городе просто нет. Опять же печка, талоны на дрова и двухразовое питание. Хорошие назначения. Казалось бы, чего тут о судьбе задумываться, живи и радуйся…

Столовая постепенно заполнялась людьми — в основном стариками, женщинами и детьми. Работяги тоже были, но их набралась едва ли десятая часть. Конечно, тут район такой. Тихий, мирный — ветеранский. Те, кто помоложе, покрепче, работают и обедают на заводах и в мастерских. Солдаты на постах, рейдеры и вовсе берут еду с собой. Однако общую картину пропорция отражала. Грустную картину. Большая часть выживших — пенсионеры и дети, следом — женщины. Мужчин хорошо, если пятая часть наберется. И с каждым днем перекос увеличивался.

Коммуна, сложившаяся в первые дни, разрасталась все быстрее и быстрее. Увы, в основном за счет пенсионеров. Тех, кто первый месяц сидел по квартирам. Затем запас еды дома и в окрестных магазинах закончился, и им ничего не осталось, как идти к нам на казенные хлеба. Просто чтобы не умереть с голоду.

Я взял поднос, отдал повару талон и получил взамен тарелку жидкого рисового супа, половник картофельного пюре, кусочек говяжьей тушенки и стакан компота из сухофруктов. Кормежка по категории Б, лучше только у ударников и на вредном производстве. Впрочем, не настолько лучше, чтобы из-за харчей в ударники стремиться.

Вернувшись за стол, я принялся за еду. Суп был пустой, но хотя бы горячий. Пюре из картофельного порошка на воде отдавало синтетикой. Увы, ничего лучше не предлагали. Я быстро смел обед, посмотрел на часы: без десяти два. Если поторопиться, как раз успею.

Я сдал в мойку поднос с пустыми тарелками и поспешил на улицу.

* * *
Отец Владимир выглядел неважно: лицо осунулось, под глазами залегли синяки. За последний месяц он потерял добрых десять килограммов. Несмотря на опрятную одежду, ровный загар и аккуратно уложенную бороду, было видно, что ему приходится нелегко. Последний священник потерявшего надежду города, он не просто разговаривал с людьми, служил литургии и панихиды. Имея официальное освобождение, он участвовал и в общественных работах. Во всяком случае, я несколько раз видел его среди лесорубов.

— Здравствуй, Николай, — пожал протянутую руку отец Владимир.

Мы нашли сухую лавку напротив захлебнувшегося фонтана, капюшон раскидистых кленов укрыл ее от утреннего дождя. Мимо прокатила труповозка — тяжелая грузовая тележка с взгроможденным на нее деревянным контейнером. Сопровождали тележку трое — мрачный бородач с кривой ухмылкой, наверняка штрафник, худой, высокий блондин с выпирающим кадыком — регуляр. Я видел его на труповозках не раз. Видать, не брезглив от природы, раз выбрал такой способ заработать на питание категории А. Третьим был молодой парнишка лет двадцати. С этим не понятно. То ли тоже проштрафился, то ли вытянул несчастливый жребий. Работа на труповозках была неизбежным злом: рук постоянно не хватало, поэтому часть могильщиков приходилось назначать. Кого-то по графику, кого-то по жребию.

Тележка прогромыхала и скрылась за углом. С каждым днем чистильщики забирались все дальше. Прошли времена, когда вздувшиеся, разлагающиеся трупы валялись прямо на улицах, сидели в разбитых машинах, лежали в некогда затопленных квартирах. Жить в гниющей могиле невозможно, и с момента основания коммуны день за днем, квартал за кварталом мы чистили город. Вытаскивали тела, складывали их в ящики труповозок и свозили на растущие, как грибы, кладбища.

Поначалу работали все. Позже, когда удалось очистить достаточную для проживания территорию, назначения на труповозки стали нерегулярными. Нашу команду и вовсе сняли — дескать, раз уж вам везет, приносите пользу в другом месте. Тем не менее, тележки с телами по-прежнему катались по городу с утра до вечера. И не было их работе конца…

— Что тебя беспокоит? — спросил отец Владимир.

Несмотря на накопившуюся усталость, в его голосе звучало искреннее участие. Все-таки мы вместе прошли через многое, одна стычка с волками чего стоит.

— Отец Владимир, я хотел спросить… Что вы обо всем этом думаете? Вся эта катастрофа, то, что люди не изменились за тридцать лет?..

— Ты спрашиваешь, было ли мне откровение Господне? — пристально посмотрел мне в глаза отец Владимир.

— Ну, прошел месяц, сейчас мы смотрим на это иначе, чем в первые дни…

Я замялся.

— Николай, все это страшная трагедия. Страшная и необъяснимая. Но знаю одно, что все прошло с попустительства Господа. Что смерть людей не была напрасной. Что во всем этом есть промысел Божий, пусть мы и не способны пока его понять…

— Отец Владимир, я немного о другом. Я хотел спросить, мог ли Господь сделать это? То есть сам Господь. Лично или там руками ангелов, я не знаю. Ведь прошло тридцать лет. Никто из нас не состарился ни на день. Наши тела не тронули ни животные, ни бактерии. Прошло три десятка морозных зим. Да те же пролежни… Это невозможно. Если коллективную отключку еще хоть как-то можно объяснить, то заморозку во времени — нет. Промысел Божий — это одно, но как это произошло? Я слышал разговоры об инопланетянах, об экспериментах американцев и китайцев, о временных аномалиях и черных дырах, но это же все детский лепет. Как такое вообще могло случиться, если не божественным вмешательством?

— Я не знаю, Коля, — покачал головой отец Владимир. — Я священник, а не святой. Господь направляет меня, Он поддерживает меня в трудную минуту, но не говорит со мной, как с великими святыми. Но ведь ты хотел спросить не об этом, тебя мучает что-то другое?

Я помолчал. Разговор вышел тягостным. Я никогда не считал себя по-настоящему верующим человеком. Уверенности, что жизнь после смерти есть, и Библии, которую я «когда-нибудь прочитаю», мне вполне хватало. Да и отец Владимир, при всем моем уважении, оставался обычным, пусть и неглупым человеком. Ждать от него откровений там, где не нашли ответов другие, было наивно. И все-таки…

— Вы слышали про нашу поездку на Металлург? Про свет вокруг электростанции?

Священник кивнул.

— Я поговорил с несколькими специалистами. Никто не знает, что это такое, как такое вообще возможно. Я хотел спросить: это не может быть проявлением чего-то… божественного?

— Почему ты так подумал? — бесхитростно спросил отец Владимир, и я непроизвольно сглотнул.

Вот мы и подошли к тому, что меня по-настоящему интересовало. Только как рассказать про мои странные видения, про неубиваемого пса, заинтересовавшегося моей персоной, приходящего во сне и наяву? Я неоднократно проговаривал этот монолог, и каждый раз он выглядел бредом сумасшедшего. Ника, когда я попытался поговорить на эту тему, только отмахнулась и посоветовала сходить к врачу. Сказать по правде, не худший совет. В нашем положении только глюков и паранормальных собак не хватало. Я, понятно, был уверен, что с головой у меня все в порядке. Только… психи тоже в этом уверены.

— Не знаю, — сфальшивил я. — Просто золотое свечение всегда связывали с чем-то божественным. После того, что произошло с миром, хочешь не хочешь, а везде сверхъестественное мерещится.

— Второе пришествие мы ни с чем не спутаем. Так сказано и так записано.

Отец Владимир продолжал пытливо смотреть на меня, и я невольно отвел глаза. Кажется, он не поверил. Как ни посмотри, а в людях священник разбирался превосходно. Но я не мог рассказать ему всю историю. Не мог, хоть убей!

— Отец Владимир, — я сделал над собой титаническое усилие, — а черти или демоны могут превращаться в животных? В кошек или собак?

Судя по удивленному взгляду, этим вопросом я застал священника врасплох. Во всяком случае, ответил он после небольшой заминки:

— Такие случаи известны. Не превращаться, конечно, но бес может войти в тело животного, как после изгнания Иисусом легион вошел в стадо свиней. Животных строжайше запрещено впускать в церковь, и даже если в нее забежит бродячий пес, церковь придется освящать заново, иначе она больше не будет храмом Господним.

— Понятно…

Моя решимость окончательно иссякла. Сейчас затея казалась ужасно глупой. Что я хотел услышать? Что пес — демон из ада? Что ангелы устроили на территории ТЭЦ пикник, закрыв ее от простых смертных божественным светом? Что Отец Владимир раскроет тайну нашей летаргии, объяснить которую не смог пока никто?

Я посмотрел на ржавые трубы сломанного фонтана. Если бы мы легко узнавали божественные проявления, вопрос о Его существовании давно был бы снят. К сожалению, в спорах о высших материях доказать что-либо не удалось никому. Все сводилось к одному — вопросу веры.

* * *
К ночи похолодало. Я сменил легкую ветровку на кожаную куртку и с угрюмым видом сидел у костра. Игорь играл в шахматы с Сан Санычем, Вербовски дремал, подложив под голову кулак. На часах было без четверти полночь. Сна — ни в одном глазу. В такие минуты я искренне завидовал Эдику, приученному засыпать, едва выпадет такая возможность.

— Сдаюсь. — Игорь демонстративно поднял брови и покачал головой. Указал на доску. — Вот здесь кошмарно сыграно. Вообще неправильно посчитал.

Сан Саныч усмехнулся.

— Слишком быстро сдаешься.

— А чего продолжать? Партия-то проиграна.

— Учись бороться, нельзя сдаваться после первой ошибки.

— Не надо совершать ошибок, — недовольно сказал Игорь. — Если бы это была красивая боевая партия, где один пересчитал другого, я бы играл до конца. А тут просто глупый, грубый ляп с моей стороны. Незачем продолжать. Я лоханулся и был наказан. В следующий раз буду внимательней.

— Николай? — Сан Саныч обернулся ко мне.

— Чего?

— Ты же мастер спорта? Объясни Игорьку, почему надо бороться до конца.

— Я не говорю, что не надо бороться! — не дал вставить и слова Игорь. — Просто за глупость надо наказывать. Это была идиотская ошибка. Бороться после такой — полный абсурд!

Я меланхолично хмыкнул. Обе позиции мне были прекрасно известны. Позиция новичка, у которого все впереди, и позиция ветерана, выжимающего все возможное из своего опыта. По большому счету, Сан Саныч прав: среди любителей победа — зачастую не результат сильной игры, а результат ошибок противника. Затянуть проигранный матч, дать сопернику эти ошибки совершить — вполне разумная тактика. Увы, сейчас у меня не было желания кому-то что-то доказывать. Тем более что Игорь моему хмыканью обрадовался и поспешил сменить тему.

— Кстати, ты фотки видел?

— Какие фотки?

— Те, что мы нащелкали. На ТЭЦ.

— И чего там? — навалившаяся после разговора с отцом Владимиром апатия до сих пор не желала уходить.

— Какие вы все-таки приземленные, — осудил Игорь. — Раз в жизни столкнулись с чудом и тут же на него забили. Подумаешь, стена света без всякого источника, да? Ну, яркость с каждым шагом растет по экспоненте. Ну, сквозь камень без проблем проходит. Действительно, чего тут удивительного!

— У нас чудес за последний месяц хоть задницей жуй.

— Я и говорю: приземленные, — с некоторой обидой в голосе закончил Игорь. Он явно ожидал расспросов с моей стороны.

— Так что было на фотографиях? — поинтересовался Сан Саныч.

Я с некоторым удивлением посмотрел на бывшего охранника. Его любопытство выглядело искренним.

Игорь заколебался. После моего показного безразличия ему явно хотелось встать в позу и никому ничего не рассказывать. Однако парня распирало, и после короткой внутренней борьбы он все-таки не удержался.

— Снимков, конечно, мало. Их надо было в десять раз больше сделать, чтобы что-то определенное сказать. Но некоторые странности видны и сейчас. Про то, что яркость света растет не линейно, а по экспоненте, я уже сказал. При этом, как выяснилось, происходит сдвиг спектра. Чем ближе мы подходим, тем краснее он становится. Разница не очень большая — на глаз отличить трудно, но на фотографиях отследить можно. И это еще не все. Последние два снимка были засвечены, а вот на предпоследнем — очень интересная картина. По всей световой стене полоски разводов. Слабые, но разглядеть можно. Полоски эти в форме восьмерок. Помните, как в школе магнитные поля рисовали? Как раз такими пучками в виде восьмерок. А тут такие же разводы на светящейся стене.

Я пожал плечами. Азарт, с которым говорил Игорь, на миг заставил меня поверить, что на снимках и впрямь что-то необычное: призрак там или припаркованная за стеной летающая тарелка.

Игорь чутко уловил мое настроение.

— Дурак ты, Коля. Одно слово — спортсмен.

— И в чем ценность этих разводов? — Лезть в перепалку не хотелось до тошноты.

— Да в том! Никто даже близко не знает, как эта стена стоит. Но ужеочевидно, что никакой мистики тут нет. Это физическое явление, пусть пока и необъяснимое.

Я едва удержался, чтобы повторно не пожать плечами. Такого бы мне точно не простили.

— Между прочим, завтра с утра туда отправляется новая экспедиция, — продолжил Игорь. — Оказалось, у нас в коммуне несколько сотрудников физического института и еще кто-то из Аэрокосмического. Будут исследовать эту штуку по полной, всем, что есть.

— Ну, молодцы, чё. Главное, чтобы их по дороге не пристрелили.

Я и в самом деле не мог принять энтузиазма Игоря. Да, есть место, где творится что-то непонятное. Но мало ли на свете непонятного? Как по мне, наша тридцатилетняя отключка куда более серьезная загадка, чем этот свет с разводами.

— Начальство в курсе? — как бы между делом спросил Сан Саныч.

— Насчет чего? — не понял Игорь.

— Насчет исследователей.

— Так оно их и послало! — Парень вскочил. — Полная экспедиция на десять, кажется, человек, на несколько дней.

— Странно, — задумчиво почесал бороду Сан Саныч.

— Чего тут странного? Наверху, чай, не дураки. Понимают, что мимо такой вещи нельзя просто пройти, вот и собрали группу, которая будет разбираться. Не то, что этот… — Игорь возмущенно кивнул в мою сторону.

— Да нет, Игорек, тут что-то другое. — Сан Саныч подвинулся ближе к костру. — Посуди сам: рук не хватает, ситуация аховая, а тут десять взрослых мужиков снимают со всех работ и отправляют заниматься наукой.

— Там, поди, одни пенсионеры. — Замечание Сан Саныча неожиданно пробудило во мне искру интереса. — Кто из молодых сейчас в науку идет.

— Может и пенсионеры, — не стал спорить охранник, — но все равно рабочие руки. И охрану им наверняка приставили, а то и впрямь не доедут, и паек на несколько дней дали, и оружие. Нет, не так все просто.

— И какие варианты? — вмешался Игорь.

— Не знаю, — пожал плечами Сан Саныч. — Вы слышали про котельную?

— Слышал, — я тоже невольно подался вперед, — только без подробностей.

— Подробностей пока нет. — Сан Саныч повернулся к недоумевающему Игорю и пояснил: — Мужики всякое железо осматривали на пригодность, и вроде, по слухам, одна из котельных оказалась в сносном состоянии, С трубами пока непонятно — их проверять и проверять, но то, что на поверхности, вроде как работает. Сейчас там тоже бригада возится. Если удастся запустить…

— И какая связь со светом? — нетерпеливо перебил Игорь.

— А такая, что котельной нужно топливо. Тот же мазут.

— Свет-то при чем?

— При том, что на территории ТЭЦ должен храниться запас резервного топлива на случай аварии газопровода. Как раз тот же мазут.

— То есть, по-вашему, ученых послали только для того, чтобы потом добраться до мазута? — У Игоря было такое выражение лица, словно собирается придушить нас обоих на месте.

— Не знаю. — Сан Саныч зевнул. — Что знал, то сказал.

Игорь презрительно фыркнул, а я мысленно порадовался, что держу язык за зубами. Рассказывать про собаку и странные видения не стоило даже друзьям.

* * *
Без четверти два вернулись патрульные. Вообще-то, сдать вахту они должны были ровно в два, но Сан Саныч не стал возмущаться. Все свои.

Я растолкал беззаботно храпящего Вербовски, выхлебал чашку кофе и стал собираться. Трое патрульных раскладывались вокруг костра, их смена закончена. Теперь до утра они будут охранять перевалочный пункт, а нам обходить окрестности и следить за соблюдением порядка. Пять часов на ногах… Моментально накатила сонливость. Слабенький кофе ничуть не бодрил. И почему я не Вербовски? Пока мы спорили за науку, он отлично выспался и теперь довольно щерился, глядя на наши снулые физиономии. Сан Саныч сверился с часами, расписался в тетради о приеме дежурства, и мы нырнули в темноту переулков.

Сказать по правде, если бы не Милена с ее залетами, назначению можно было бы радоваться. Конечно, с дежурством около лагеря или в центральном перевалочном пункте не сравнить. Там и квартира рядом, и каждый закоулок знаком, и Аркадий Юрьевич всегда готов рассказать какую-нибудь байку или поделиться последними новостями. Но все же место было неплохое, хотя и сопряженное с некоторым риском.

Наш перевалочный пункт находился на стыке улиц Гагарина и Победы. В отличие от того, которым заведовал Аркадий Юрьевич, этот пункт располагался в нескольких зданиях: одинокой многоэтажке, с крыши которой просматривалась вся окрестность; паре железных коробок-магазинчиков, переоборудованных под складские помещения; нескольких пустых квартирах в соседних домах и подвале Милены.

На первый взгляд охранять такое количество объектов непросто, на деле — ничего сложного. Ключом к центру являлись небольшая площадка и сквер рядом с многоэтажкой. Отсюда можно следить за всем: и за складами, и за квартирами, и даже за входом в проклятый подвал. Правда, на моей памяти никто на них пока не покушался, но обстановка накалялась с каждым днем. И наверху приняли решение усилить патрули. Раньше дежурило трое-четверо, теперь — по десять-двенадцать человек. Одна группа в сквере, две обходят территорию. Обязательно с оружием. Разбойных нападений становилось все больше, отбиваться добрым словом и подручными средствами уже не удавалось.

Если вдуматься, ситуация менялась абсолютно закономерно. Ресурсы в открытом доступе почти закончились. Еда, лекарства, инструменты, все полезное и пригодное из магазинов и аптек давно вытащили. Конечно, кое-что оставалось в пустых квартирах. Но те, что на нижних этажах, уже разграблены, а пробраться в остальные нелегко. Среди мародеров редко встречались умельцы, способные вскрыть железные двери. Вот и приходилось промышлять грабежом и разбоем.

Нападать на крупные склады коммуны бандиты не решались, круглосуточная охрана и автоматы отбивали у них охоту связываться. Однако простым гражданам доставалось.

У нас не хватало людей, чтобы гарантировать безопасность повсюду. Коммуна держала под контролем центр города. В Ленинском районе тоже было спокойно. В остальных местах надежно охранялись только перевалочные пункты да прилегающий к ним квартал-другой.

Народные дружины, на которые поначалу возлагали надежды, себя не оправдали. В отличие от Управленческого, городские, особенно молодежь, шли в патрульные неохотно. Дисциплина постоянно нарушалась, выдерживать график не удавалось. Не раз и не два так называемых дружинников ловили за руку во время тех же самых грабежей. Выданные им красные повязки многие восприняли исключительно как символ власти, позволяющий творить что душе угодно.

Мародеров, особенно своих, в коммуне не прощали и карали безжалостно, но ситуация лучше не становилась. И что печальнее всего: перспектива не просматривалась. Дальше будет только хуже — это понимали все. Но сделать ничего не могли.

Костер позади становился все меньше и, наконец, исчез из виду. Впереди лежала пустая Победа. Большинство машин в этом районе оттащили на обочину, освободив проезжую часть. Мы прошли по дороге метров двести, потом свернули направо. Дальше начинались «Дикие земли» — экспромт Игоря приклеился к этим местам намертво. На самом деле, ничего особо дикого тут не наблюдалось. До площади Кирова и Металлурга еще пилить и пилить. И все-таки за пределами расчищенной зоны мы уже не были полноправными хозяевами. Тем более, по ночам.

Наш небольшой отряд выписал крюк. Всюду стояла тишина. Ни людей, ни животных. Правда, в такую темень пока нос к носу не столкнешься, никого не увидишь. Небо полностью затянули тучи. Огня в окнах не было, да и толку от него. Так что всего света — механический фонарик да запасной факел на всякий случай. Фонарик работал исправно. Бледный конус света выхватывал из темноты тротуар с провалившимися пластами асфальта и скрывшиеся в траве бордюры. Разглядеть что-либо на расстоянии больше двадцати метров не удавалось, но хотя бы не споткнешься.

Через два часа мы закончили обход и вернулись к костру. Если уж честно, обходить территорию полагалось непрерывно, но на такие подвиги мало кто решался. Обычно вверенные земли обходили дважды, в начале и в конце дежурства.

* * *
У костра мы просидели до пяти. Разговор особо не клеился, бодрячком выглядел только Вербовски, остальные клевали носом. Еще месяц назад я провел бы ночь на ногах и глазом не моргнул, но то было месяц назад. Укатали сивку крутые горки. Плохое питание и постоянные напряги даже на мастерах спорта сказываются не лучшим образом. Так что зевал я непрерывно и без всякого стеснения.

В пять часов небо слегка посерело, и пришлось подниматься. Лень ленью, а совершить второй обход надо. Смена заканчивалась в восемь часов. Как раз к тому времени вернемся. Практика показывала, что предрассветный час самый тихий. Если что где и случалось, то до полуночи. Но, как говорится, практика практикой, а долг долгом. Поставили в патрульные — патрулируй, пусть и в щадящем режиме.

Обход не задался сразу. Не прошли мы и сотни метров, как зарядил дождь. Спустя несколько минут он обернулся холодным ливнем, и нам пришлось спешно искать укрытие. Небеса извергали воду едва ли не полчаса. Потом напор поутих, и дождь сменился мерзкой осенней моросью. Вроде и не промокнешь, а раздражает.

Пока мы прятались от дождя, окончательно рассвело. Очертания зданий обрели резкость. Коль скоро мы должны вернуться к смене караула, надо было идти дальше, но вылезать на улицу не хотелось категорически. Главным образом из-за бессмысленности: ну какой идиот будет разбойничать в такую погоду? Однако Сан Саныч сказал «надо», и пришлось оставить крохотный салон красоты, послуживший нам убежищем.

Еще через полчаса выяснилось: опаздываем. Полный обход вверенной территории отнял бы добрых три часа, это ночью мы двигались по сокращенному маршруту.

После недолгого совещания решили разделиться. Сан Саныч и Вербовски отправились проверять дворы по одну сторону от шоссе, мы с Игорем по другую. Встретиться договорились в пиццерии, на самой границе подотчетной зоны.

Дождь то стихал, то вновь начинал моросить, неприятно холодя кожу. Сонливость отступила, но настроение все равно было отвратительным. Я сунул замерзшие руки в карманы, накинул тонкий нейлоновый капюшон и с энтузиазмом изображал горного козла, перепрыгивая с одного участка сухого асфальта на другой. Ручейки, в один миг превратившиеся в настоящие реки, не давали проходу. Сзади вполголоса ругался Игорь. С прыжками ему везло меньше, чем мне.

На улицах не было ни души. Никто не стрелял, не бил окна и не звал на помощь. По такой погоде — вполне закономерно.

В конце концов, промочив и основательно измазав в грязи кроссовки, мы вернулись назад на Победу. До пиццерии оставалось каких-то тридцать метров, когда снова полил дождь. Чертыхаясь, мы выдали короткий спринт и буквально ввалились в стеклянные двери.

Пиццерия не изменилась: десяток круглых столов, стулья с высокими спинками, стойка и дверь на кухню. Я бывал здесь пару раз до отключки и один раз после. Но вот кого во время предыдущего посещения не было, так это четверых посетителей — трех мужчин и женщины. Парочка курила за крайним столиком в дальнем конце зала, один дремал, положив голову на сложенные перед собой руки, четвертый возился с рюкзаком. Наше появление оказалось для них сюрпризом.

Когда я хлопнул дверью, дремавший мужчина, опрокинув стул, подскочил как ужаленный. Тот, что возился с рюкзаком, дернулся и вскочил со стула, рука скользнула за спину. Курившая парочка тоже поднялась.

— Тише, свои! — выкрикнул я до того, как события начали принимать неприятный оборот.

Продемонстрировал нашивку. Такие носили все члены рейд-отрядов коммуны. На плече у стоявшего напротив меня мужчины тоже была такая.

— Вы кто такие? — напряженно спросил он, по-прежнему держа руку за спиной.

— Патрульные, кто. С перевалочного.

— Только двое?

— А вы сами кто? — вклинился Игорь до того, как я успел ответить.

Мужчина хмуро посмотрел на плечо парня, где тоже красовалась нашивка.

— Местные мы. Возвращались с Кирова, спрятались от дождя.

— Ясно.

Я вдруг почувствовал странное волнение, смутное, никак не конкретизированное. Что-то было не так. Я перевел взгляд на подошедшую парочку, на проснувшегося мужчину. Нашивок у них не было, только красные ленты дружинников. Ничего необычного: на местах часто дежурили смешанные составы из одного-двух коммунаров и парочки местных. Нет, дело явно не в лентах. Но тогда в чем? Парочка вполне обычная: парень лет двадцати пяти, слегка полноватый, с отросшими небрежно уложенными патлами, девчонке и вовсе лет двадцать, нос пипкой, длинные черные волосы, в носу и губе пирсинг. Мужчины заметно старше: лет по тридцать пять-сорок. Тот, что спал, — крепкий, хотя далеко не атлет. С нашивкой — сухощавый, среднего роста, с густой черной бородой, то ли кавказец, то ли с Ближнего Востока. В национальном вопросе я не эксперт, да и разглядеть черты лица в полумраке трудно.

— Кто у вас главный? — снова спросил Игорь.

— Степанов, — сквозь зубы ответил «кавказец». Напористость девятнадцатилетнего парня ему не понравилась.

— Степанов, — задумчиво повторил Игорь. — Антон?

— Алексей.

На миг мне показалось, что на лице «кавказца» промелькнула злая ухмылка. Уловка Игоря не сработала. Бывший депутат городской думы Алексей Степанов был фигурой известной и отвечал именно за Победу. Под приказом о нашем назначении в патруль стояла его подпись.

Игорь все так же задумчиво кивнул. Черноволосая девушка сжала руку толстощекого бойфренда, и я вдруг все понял. Четко и ясно.

Ухнуло сердце. Я почувствовал уже знакомый зуд. Но мир перед глазами не поплыл, наоборот, стал кристально прозрачным.

— И в какой вы смене работаете? Потому что бригады Алексея Степанова…

Игорь не понимал. Он был умничка, сообразительный, умеющий связывать факты, чувствовавший ложь и фальшь в других. Он тоже догадался, что наши негаданные знакомцы не те, за кого себя выдают. Он нашел аргументы и готовился вывести их на чистую воду. И вывел бы, никаких сомнений. Вот только в детективном азарте он совершенно не учел, что нас только двое. Против четверых…

Договорить Игорь не успел. Мужчина с красной повязкой шагнул вперед и коротко тюкнул парня в лицо. Голова Игоря дернулась назад. Он издал странный икающий звук и рухнул на спину.

«Кавказец» плавным движением вытянул из-за спины пистолет и, наверное, все бы закончилось в несколько секунд…

Но я начал действовать раньше.

Никогда не считал себя специалистом по рукопашному бою, хотя и посещал курсы по самообороне. Последние — под руководством Вербовски. По просьбе Сан Саныча Эдик показал несколько приемов уличного боя. Что называется, из «основных». К урокам я отнесся без особого энтузиазма. Будучи профессиональным спортсменом, я прекрасно представлял эффективность таких курсов. Стань мастером единоборств за месяц. Ага, как же, как же. Однако когда твои противники тоже непрофессионалы, даже от кратких курсов может быть польза. Особенно, если ты под два метра ростом.

Мой первый удар, классический лоу-кик, прошел идеально, словно бил не по живому человеку, а по мешку в спортзале. Выудивший пистолет «кавказец» отправился в короткое путешествие к стойке, попутно сбив стол и пару стульев. Вырубивший Игоря мужик успел повернуться ко мне и даже уклонился от бокового удара в голову. На этом его везение закончилось, потому что боковой был чистым финтом, а вот в пах я залепил от души. Этому трюку нас научил Эдик. Наглядно продемонстрировав и на Игоре, и на мне, что обычный человек после удара в голову меньше всего ждет продолжения в пах. С хрипом мужик согнулся пополам.

Впору было торжествовать победу. Толстощекий парнишка не выглядел серьезным противником в драке один на один. Вот только он не собирался устраивать боксерские поединки, а вытащил нож и без разговоров попытался распороть мне живот…

Драться с ножом всегда проще, чем драться против ножа. Эту нехитрую истину нам сообщил на занятии инструктор, а мы — двадцатилетние парни — радостно заржали, радуясь тренерскому остроумию. Увы, как-то так получалось, что каждый раз с ножом был не я, а стоящий напротив человек. Вот и сейчас я едва успел отпрянуть от нехитрого удара. Бандит по инерции проскочил мимо, но я не сумел воспользоваться моментом. Зато, пока он разворачивался на второй заход, успел оглядеться.

Мои удары вышли на загляденье, как по книжке. «Кавказец» скорчился у стойки и слепо пытался нащупать пистолет. Второй мужик скулил, намертво вцепившись в промежность. Девчонка стояла, вытаращив глаза, и даже не пыталась что-либо предпринять. Это в активе. А в пассиве был Игорь, лежавший на полу без движений, — глаза закрыты, голова запрокинута.

На этом рекогносцировка закончилась. Любитель ножевого боя сделал угрожающее движение в мою сторону, пришлось спешно отступить.

Больше всего я боялся, что либо он, либо девчонка бросятся к пистолету «кавказца». Но, похоже, такая очевидная мысль не пришла им в голову. А может, парень просто захотел покрасоваться или ощутил себя Стивеном Сигалом. Как бы то ни было, на новый наскок он пока не решался, держал нож прямо перед собой и делал короткие рубящие движения. Толку от них мало, но и подойти невозможно. Я попытался пнуть его по кисти, но он успел отдернуть руку.

Позиционная борьба могла продолжаться долго. К несчастью, время работало против меня. «Кавказец» вот-вот очухается, да и девчонка могла вспомнить о пистолете. Надо было что-то предпринимать, и я сделал первое, что пришло в голову: отступил назад, распахнул дверь и выскочил на улицу. Прямо под проливной дождь.

Кругломордый парнишка бросился вслед за мной и закономерно столкнулся с закрывающейся дверью. Я немедленно съездил ему ногой по бедру, к сожалению, недостаточно сильно. Парень стиснул зубы и отмахнулся ножом. Инструктор говорил, что большинство любителей, пропустив болезненный удар, очертя голову бросается вперед. К сожалению, мой противник принадлежал к меньшинству — тем, кто получив плюху, становился вдвойне осторожным. Это меня никак не устраивало. Правда, оставался шанс, что подтянутся Сан Саныч с Вербовски, но мне не без оснований казалось, что быстрее очухается «кавказец».

Я надеялся, что ливень отвлечет противника, заставит хоть на секунду потерять концентрацию. Однако кругломордый внимательно следил за каждым моим движением. Я уклонился от пары не особо глубоких выпадов. Дважды попытался достать его лоу-киком. Впустую. До головореза-боксера Михалыча этому засранцу было, как до луны. Только мне-то что делать? Я почти физически ощущал, как утекает время. Но не бросаться же с голыми руками на нож!

С голыми руками… Решение оказалось настолько очевидным, что впору было стукнуть себя кулаком по лбу. Я сделал вид, что собираюсь выбить ударом ноги нож. Парень отпрянул, я тоже отступил на шаг, разрывая дистанцию. Дернул молнию, расстегивая ветровку, и вытащил из легкой кобуры пистолет. За неделю ношения он мне ни разу не понадобился, и в пылу борьбы я совершенно забыл об оружии, которое легко решало исход поединка. Хорошо, что вообще вспомнил, балбес этакий… Но уж лучше поздно, чем никогда.

Толстощекий парнишка замер, зачаровано глядя на «Макарова».

— Брось нож!

Парнишка стоял как вкопанный.

— Брось нож! Лицом на землю!

Не сводя глаз с пистолета, кругломордый сделал шаг вперед.

Я вдруг почувствовал легкую дрожь. Подушечки пальцев начало покалывать, заслезились глаза.

— Стоять! Брось нож, я сказал!

Парень замер на какую-то секунду, а потом с воплем бросился на меня. Я спустил курок. Рефлекторно. Единственно на что меня хватило — опустить ствол пониже в надежде не убить, а прострелить ногу. Только выстрела не последовало. Парень на полном ходу врубился в меня, и мы оба полетели на асфальт.

Меня спасло то, что самурайский наскок был жестом отчаяния. Не знаю, что в точности двигало парнем, однако на успех он точно не рассчитывал. И вместо того, чтобы насадить меня на нож, лишь распорол куртку. Я вскочил на ноги первым и врезал самураю ногой по лицу. Удар прошел вскользь, но парень, вскрикнув, снова полетел в лужу.

Я бросил взгляд на пистолет и едва сдержал вздох облегчения. Определенно, я заслужил приз за проявленный идиотизм. Но все хорошо, что хорошо кончается.

Щелкнув предохранителем, я снова направил пистолет на бандита.

— Лежать! Всё, отпрыгался.

Парень перевернулся на бок, затравленно глядя на пистолет. На щеке наливалась красным широкая полоса. А недурно получилось… Краем глаза я уловил движение сбоку, но среагировать не успел. Бахнул выстрел. Руку обожгла боль. Пальцы разжались, и «Макаров» шлепнулся на тротуар.

— Шибздец тебе, сволочь. — В дверях пиццерии стоял «кавказец». — Шибздец.

Он поднял пистолет, целясь мне в голову. Все мысли исчезли напрочь. Вот она — смерть, совершенно неожиданная и нелепая. На пороге пиццерии в ходе самого обычного скучного патруля…

В лицо словно плеснули кипятком. По позвоночнику прошел электрический разряд. Заслезились глаза. И я снова с кристальной ясностью понял, что произойдет в следующую секунду.

Дог мраморного окраса стремительной, бесшумной тенью вынырнул из пелены дождя. Прыжок был великолепен. Зубы сомкнулись на вытянутой руке «кавказца». Грохнул выстрел, пуля ударила в бордюр, брызнула гранитная крошка. Пес, мягко приземлившись, присел и дернул стрелка в сторону. «Кавказец» завопил и рухнул на четвереньки. Пистолет он не выронил, но удержаться на ногах не смог.

В следующую секунду я снова обрел способность двигаться. Подхватил выроненный пистолет, мимолетно порадовавшись, что раненая рука осталась работоспособной.

Продолжая вопить, бандит ударил собаку по хребту, а потом, более прицельно, — по носу, но дог и ухом не повел.

— Стоять, стреляю! — в третий раз повторил я бесполезную мантру.

«Кавказец» скривился, выпустил пистолет и с неожиданной ловкостью подхватил его левой рукой. Дог отреагировал мгновенно — разжал зубы, отскочил назад и вдруг, повернувшись ко мне, посмотрел прямо в глаза. Мол, я свое дело сделал, остальное за тобой. Ствол чужого пистолета плавно заскользил вверх. «Кавказец» даже не стал вставать с колен.

И тогда я выстрелил.

Пуля ударила бандита в грудь, опрокинув на спину. Второго выстрела не понадобилось, подстреленный «кавказец» даже не дернулся. А вот его коллега с ножом нашел в себе силы подняться.

— На землю! — закричали со стороны.

Из пелены дождя вынырнула грузная фигура Сан Саныча. За ним с автоматом наперевес бежал Вербовски. Дог одарил меня долгим тяжелым взглядом и все так же беззвучно скользнул прочь.

Толстощекий паренек тоже бросился наутек. Впрочем, бегал он еще хуже, чем дрался. Вербовски перехватил его через три десятка шагов, свалил на землю и ударом приклада пресек всякие попытки сопротивления.

— Где Игорь? — Дышал Сан Саныч тяжело.

— Внутри!

Я первым ворвался в пиццерию.

К счастью, спешка оказалась излишней. Девчонка, следившая за дракой сквозь стеклянную стену, закатила истерику. Скорчившийся на полу мужчина после моего удара так и не пришел в себя. Игорь, правда, тоже. Пришлось лезть в аптечку, искать нашатырь…

* * *
— Он мне нос сломал, — прогундосил Игорь.

Нос действительно покраснел и распух. Вата в ноздрях и широкий пластырь добавили объема. В общем, все было бы смешно, если бы не было так грустно.

— Это ты мне жалуешься?

Извиваясь ужом, я кое-как натянул ветровку. Правое предплечье горело, отзываясь болью на каждое касание. Хотя жаловаться было грех: пуля чиркнула по руке, разорвав рукав куртки и оставив на коже жгучую красную полоску. Рана была неопасной и не ограничивала подвижность. В общем, легко отделался.

— Я не жалуюсь, я констатирую. — Игорь привалился к спинке кровати и прикрыл глаза.

— Голова не кружится?

— Кружится, конечно, не деревянная! Есть сотрясение, если ты об этом. Но, кажется, легкое, так что не волнуйся, мебель не заблюю.

— Я и забыл, ты же у нас медик.

Игорь не ответил. Дверь приоткрылась, в комнату зашел Сан Саныч.

— Живой? — спросил он у Игоря.

— Да.

— Это хорошо. — Охранник опустился в рассохшееся пыльное кресло.

— Ну, что там? — полюбопытствовал я.

— Да ничего. Эдик с ними поработает, но по мне — глухарь. Шестерки. Главаря ты застрелил.

— В твоих устах звучит так, будто это было ошибкой.

— Нет, почему… — Сан Саныч устало потер лицо. — В общем, ничего они толком не знают. Работали за еду. Девчонка с парнем просто малолетние дураки, примкнули неделю назад. А евнух — зэк бывший, по разговору видно. Но и он не рубит. Ему приказывали — он делал. В основном, грабили по мелочи. Говорит, старшой какого-то Маршала упоминал.

— Маршала? — открыл глаза Игорь. — Это что за хрен?

— Он не знает подробностей. Просто Маршал.

— Не в том дело, — напряженно произнес Игорь. — Я слышал это имя раньше. Ребята с Ленинградской рассказывали. Там все стены этим Маршалом разрисованы. «Маршал жив», «Маршал вернулся», в таком духе.

— Точно! — Я вспомнил двойной крест, намалеванный на стене школы, и надпись рядом. — Аркадий Юрьевич тоже про Маршала упоминал.

— Может, пахан их местный? — Игорь вопросительно посмотрел на меня, словно я знал всех местных паханов.

— Хреново это все, ребята, — покачал головой Сан Саныч.

— Да ладно, — Игорь снова закрыл глаза, — бандит и бандит. В наших условиях мародерство неизбежно. Подумаешь, под наших закосили. Большого ума не надо.

— Нет, Игорек, — вздохнул Сан Саныч, — тут другое. Это ведь не случайный сброд. Это один человек шайку собрал. И не просто собрал, а удержал и направил. Если таких, как он, по городу немало, если у них один главарь… Плохо это все. Ленинградская, центр, теперь вот Победа. Нет, это не случайные люди. И нашивки наши с убитых сняли… Плохо.

Я промолчал. Игорь тоже не ответил. Пессимизм Сан Саныча действовал угнетающе, тем более что его прогнозы часто сбывались.

— Ладно, парни, не дрейфьте. — Охранник поднялся. — У Милены отметимся и можно отдыхать. Идти сможешь?

— Смогу, — сквозь зубы процедил Игорь.

— Хорошо. А то старая кляча опять докопается, не посмотрит на ваши раны.

В ответ Игорь прошипел что-то нечленораздельное и, подозреваю, нецензурное.

Мы вышли на улицу. Дождь прекратился, небо окончательно посветлело. На часах — начало девятого.

Снова навалилась усталость. Адреналин схлынул, глаза буквально закрывались на ходу. Ничего, недолго осталось. Отстоять десять минут, выслушать поток ведьминых придирок по поводу и без, и можно спать, спать, спать. Уж по ранению, пусть оно и пустяковое, наверняка от работ освободят. Так что будет у меня неделя, а может и две. Нужно привести в порядок квартиру, замазать щели в стене — дымоход печки плотнее подогнать. Наконец-то провести пару вечеров с Никой. Надо только выдержать еще один недолгий отчет.

Сан Саныч распахнул скрипучую, с проржавевшими петлями дверь, и мы спустились в темный коридор. Склеп, натуральный склеп. Чтобы выбрать такое место своей резиденцией, определенно надо быть потусторонним существом. Ну, или повредиться разумом.

— Если что, бейте в голову, — пробормотал Игорь.

— Чего? — недоуменно переспросил Сан Саныч.

— Ведьму надо бить в голову. Из дробовика. Тогда кроун, и она дохнет сразу.

Я фыркнул. Пояснил:

— Не обращай внимания. Это из игры. Игорь шутит.

Отсылки к фильмам и играм Сан Саныч не любил. Он уже было обернулся, собираясь прочитать контуженому Игорю нотацию, как пол вздрогнул. Громыхнуло так, будто взорвалась граната. Не в коридоре — впереди, в комнате, где сидела Милена Юрьевна. Одним прыжком Сан Саныч преодолел остаток пути, рванул хлипкую дверь…

В комнатушке висело белое облако, в лучших традициях не то ужастика, не то пародии на него. Пахло мелом и штукатуркой. В потолке зияла дыра — огромная, бесформенная, с торчащими по краям гнилыми деревянными планками. Избороздившие потолок трещины от угроз перешли к делу. Источенный временем, затопленный во время наводнения потолок, наконец, не выдержал и обрушился.

Милена, как изваяние, сидела за старым деревянным столом, волосы и одежда — в белом порошке. Сам стол и большая часть комнаты были погребены под обвалом.

При виде этой трагикомедии мы с Игорем замерли на пороге, однако Сан Саныч не растерялся. Посматривая наверх, он подобрался к Милене, осторожно приобнял ее за плечи и вытащил из-за стола. Старушка поглядела на него совершенно безумным взглядом. Вдруг вся подобралась, запустила руку в груду обломков на столе и выудила толстую бухгалтерскую тетрадь.

— Не отдам, — каркающим голосом отчетливо произнесла она.

— Конечно-конечно.

Сан Саныч бережно подхватил старушку под локоть и вывел из комнаты.

— Очешуеть. — Игорь обвел взглядом разрушенное помещение. — Ведь сто раз ей говорили, что потолок в аварийном состоянии.

— Но заметь, как старуха выбрала место. Ее обвалом не тронуло, а вот нас… — Я непроизвольно поежился. — Представь, вошли бы мы на две минуты раньше, стояли бы перед столом, аккурат в эпицентре…

Игорь фыркнул.

— Я тебе больше скажу. Даже если бы мы поменялись с ней местами, все равно убило бы нас, а не ее.

— В смысле?

— Да в прямом. Это как сосульки зимой: взрослого убьет, ребенка убьет, кого угодно убьет, а по старушке промажет. Старушки они, Коля, ближе к Богу. Законы физики на них не распространяются. Помни об этом.

Захотелось отвесить Игорьку подзатыльник, но я вовремя вспомнил о его сотрясении и своей простреленной руке.

Глава 2

Гармоничных людей мало. Если присмотреться, их почти совсем нет. Большинство лишь выглядят гармоничными. Возьмите иного профессора — вдумчивый, сдержанный, в костюме московской фабрики качества, с поблескивающими золоченой оправой очками. Казалось бы, чем не образец строгой гармонии, пропитанной духом чистого знания? Ан нет. Достаточно увидеть того же профессора дома, в трусах и халате, с бутылкой пивчанского в одной руке и пультом в другой, подпрыгивающего в кресле и негодующего, когда спартаковская перекладина ловко отражает мяч, закрученный нападающим ЦСКА… Нет в нем в ту минуту и тени суровой университетской гармонии. Разрушен целостный образ, словно в профессоре живут два разных человека.

Увы, отсутствие гармонии — это полбеды. Иной раз сама гармония — зрелище куда ужаснее. Взять хотя бы падшего бомжа, давно забывшего прежнюю жизнь, — пьяного, страшного, плюнувшего на человечество и проклятого им в ответ. Пропитанного презрением к самому себе и запахом, который не выпарить даже в самой жаркой бане. Ибо запах этот у бомжа везде: и в одежде, и в коже, и в волосах. Бомж гармоничен. В нем нет ни единого противоречия. Он одинаково пьет дешевый портвейн что осенью, что весной. Одинаково копошится в мусорных баках и в лютую стужу, и в жаркий солнечный день. А если вы решите с ним заговорить, одинаково скользнет по вам пустым, бессмысленным взглядом, будь то раннее утро или самый поздний вечер. Бомж гармоничен — и это навеки въевшаяся страшная гармония, которую не под силу сломить в одиночку.

Но есть и третья категория людей, совсем маленькая, но оттого сияющая подобно золотой песчинке в груде пустой породы. Люди, для которых гармония дар, а не проклятье. Такие, как Аркадий Юрьевич.

Обстоятельный и педантичный. Любопытный и невозмутимый. Способный очаровать любого собеседника, любящий крепкий чай и молодых девиц, с коими, впрочем, неизменно тактичен и обходителен. В потрепанном, но чистом пиджачке, брюках и стареньких туфлях, которые подходят ему лучше, чем модели последних коллекций.

Да, Аркадий Юрьевич не был совершенен, как и все мы. Однако между гармонией и совершенством нельзя ставить знака равенства. Отказать же старичку в гармонии было решительно невозможно.

Даже небольшое отверстие напротив сердца имело аккуратную, идеально круглую форму. Даже темная кровь не посмела выбраться из-под борта пиджака и лишь стыдливо пропитала белую сорочку.

Но и умирая, Аркадий Юрьевич не дрогнул. Его лицо сохранило все то же добродушное выражение, только веки были полуопущены, да слегка замялся карман пиджака.

— Напали вечером, часов в одиннадцать, — сипло сказал дядя Витя. Его левая рука висела на перевязи, лицо побледнело, но от постельного режима он отказался наотрез. — Аркадий случайно задержался. У него всю неделю сердце шалило, а вчера вроде отпустило. Бумаг за неделю накопилось, хотел разгрести. А потом они с Палычем сели чаи гонять… — Дядя Витя кивнул в сторону второго тела с изувеченным окровавленным лицом. — Тут и началось.

— Много их было? — хмуро спросил Вербовски.

Дядя Витя скептически посмотрел на миниатюрный стул для младших классов и сел на парту.

— Много. Четверо прошли через главный ход. Представились нашими, показали нашивки и даже карточку. Назвали пароль. Сторож открыл, а тут Аркадий с Палычем вышли. Ну, и слово за слово раскусили визитеров. Они задергались и начали стрелять.

Я вздрогнул, заныла уже затянувшаяся рана. Знакомая ситуация, совсем как у нас. Только отделались мы не в пример легче. А ведь тоже могли лежать с дырками и слушать с того света сухой пересказ дяди Вити.

— В общем, Аркадия сразу положили. Палыча ранили, потом добили. Охранник в ответ успел одного подстрелить, прежде чем до него очередь дошла. Дальше началось — мама не горюй… У них, оказывается, и снаружи отряд был. Левое крыло запалили, начали по окнам стрелять. То ли отвлечь хотели, то ли напугать. Те, что внутрь зашли, сразу на третий этаж сунулись, в бухгалтерию и к Аркадию в кабинет. Там мы их и прищучили. Со мной ребята были толковые. Одного сразу срубили, одного ранили. Хотели взять живым, но он стрелял, как черт. Меня зацепил. Пришлось добить. Последний в окно сиганул. Не разбился, сволочь, ушел. И те, что подожгли, тоже.

Я слегка подался вперед.

— У них при себе ничего не было?

— Ничего. Ни документов, ни рюкзаков. Только одежда и оружие. Рабочее оружие.

— Что за оружие? — Вербовски присел рядом с телом Аркадия Юрьевича.

— Пистолеты, обрезы, у одного карабин. Снаружи — не знаю. Стреляли одиночными…

— …но вооружены были все, — закончил Вербовски. — У них был пропуск, они знали пароль, который мы меняем каждую неделю, они знали, где какой кабинет, и пришли чистыми. Но при этом на месте действовали, как идиоты. Потеряли людей, ничего не добились. Это не профессионалы. А вот тот, кто их готовил, — спец. Вероятно, он был снаружи. Наблюдал за операцией.

— И почему сам не пошел? — скептически спросил Игорь. — Какой смысл тратить столько сил на планирование и доверять исполнение идиотам, которые завалят все дело?

Я усмехнулся.

— Не все такие герои, как ты.

— Точно, — осклабился Вербовски. — Но шанс у них был. Если бы Аркадий не задержался допоздна. Если бы они не столкнулись в дверях. Если бы он не оказался таким въедливым и поверил пропуску и паролю. Если бы исполнители не оказались нервными. Если бы Виталий с парнями не застал их врасплох или отвлекся на пожар… Очень много «если». И любое из них играло на руку бандитам. В каком-то смысле нам повезло.

Повезло… Я посмотрел на тела, повернулся к Вербовски.

— Объясните мне другое. К чему вообще это нападение? Ладно, я могу предположить, откуда у них нашивки и карта. Могу представить, откуда пароль. Да и про планировку здания знали многие. Но что им понадобилась? Что за секретные документы у Аркадия Юрьевича? Мы тут бывали чуть ли не каждую неделю. На этом складе ничего серьезного нет, одно барахло. Вся бухгалтерия, весь приход-расход касается распределения этого же самого барахла. Тут нечего похищать, и бухгалтерия — куда отправлены десять курток и двадцать пар сапог — большой ценности не представляет. Тогда зачем все это? Планировать, нападать, терять людей. В чем смысл?

— Хороший вопрос, — кивнул Эдик и вопросительно посмотрел на дядю Витю.

— Хрен знает, — простодушно ответил тот. — Колька прав, тупо вышло. Чужих положили, своих положили.

— Контакты, — сказал Сан Саныч. — Аркадий знал всех наших функционеров верхнего и среднего звена.

— Я тоже знаю многих, — скептически заметил Игорь. — Да и не только я.

— Многих, но не всех. В бухгалтерии Аркадия есть конкретика: кто чем заведует, чьи разрешения требуются, чьи визы стоят. Подписи, наконец. Если планируются не просто бандитские налеты, а нечто большее, — это ценная информация.

— Чтобы такое использовать, нужна серьезная организация, — заметил Вербовски. — С ресурсами и, главное, целями. Нужна структура, нужен командир.

— Ага, Маршал, — невесело улыбнулся я.

* * *
Толпа кипела. Если бы не двойная цепь солдат, она бы снесла заграждения и трибуну. Что делать дальше, толпа не знала. Она пробовала выжить самостоятельно, не преуспела и стала частью коммуны. Она требовала от других помощи, и она ее получила. В обмен на еду, кров и безопасность толпа согласилась вести себя тихо и кое-как выполнять нехитрые общественные обязанности.

Сегодня перемирие закончилось. Впервые со дня основания коммуны администрация заявила о сокращении пайков.

Сокращение — совсем небольшое — стало последней каплей, катализатором, воспламенившим прежние обиды. «Почему Васе, а не мне выдали двухкомнатную квартиру в центре?», «Почему щегла Петю, а не меня кормят по категории Б?», «Почему рабочая смена Юли длится шесть часов, а моя девять?» И плевать, что Вася переехал в центр с Металлурга, а его новая квартира в двух минутах ходьбы от мастерской, где Вася вкалывает с утра до вечера. Плевать, что Петя дважды ранен во время ночного патрулирования. Плевать, что Юля после шестичасовой смены еще четверть суток часов работает воспитательницей в детском саду. Главное: почему кто-то имеет право жить лучше, чем они — некогда успешные офисные сотрудники, работники умственного труда, владельцы папиных БМВ и подаренных на совершеннолетие квартир.

Анабиоз перевернул привычный мир с ног на голову, но понимание жизни у граждан осталось прежним. Только раньше борьба шла за ежеквартальные премии и теплые бюджетные места, а теперь — за лишние граммы уцелевшей тушенки и десяток заплесневелых сухариков.

Толпа не желала слушать о сложности положения, о необходимости экономить продукты в преддверии зимы, об увеличении численности коммуны, вынудившей сократить размер пайка. Ее не интересовали успехи: с горем пополам реанимированные заводские цеха и запущенные станки, поставленные на колеса грузовики и первый запуск котельной с обещанием обогреть зимой до двух десятков домов. Единственное, что сдерживало толпу, — три десятка солдат в бронежилетах и с автоматами. А еще тупое рыло БТР, как бы невзначай развернувшееся пулеметом в сторону митингующих.

Неизвестно, чем бы все закончилось — люди в таком состоянии пострашнее обдолбанной гопоты, — но к концу выступления зарядил дождь. Холодный октябрьский дождь, крупный, косой от бьющего порывами ветра.

Толпа начала разваливаться. Конечно, остались те, кого дождем не запугать, но таких оказалось мало. Остальные предпочли стихийному митингу крышу над головой. Обсуждать и возмущаться злобной сущностью руководства комфортнее в помещении, а не под открытым неприветливым небом. За несколько минут толпа поредела на порядок. Вспыхнувший было конфликт угас сам собой.

Надо отдать должное Коршунову, он выстоял под дождем еще с четверть часа, отвечая на вопросы, и лишь потом объявил общее собрание законченным. Оставшиеся горожане повозмущались для приличия, но понемногу дождь охладил даже самые горячие головы. Вскоре площадь опустела, и только тогда хмурый немолодой мужчина с погонами подполковника приказал снять оцепление. Остался лишь бронетранспортер — символ безопасности, символ порядка, понемногу превращающийся в символ власти.

— В следующий раз надо оцепление усилить, — по-свойски сказал Игорь. — Слишком мало солдат. Если эти ломанутся, взвод их не остановит.

— Где людей найдешь? — с изрядным сарказмом поинтересовался Вербовски.

— Да хоть где, — отмахнулся Игорь. — Ополчение, добровольцы, дружинники — кто угодно. Надо же что-то делать. Сдается мне, непопулярных решений будет все больше.

— Оцепление тут не поможет, — наставительно сказал Сан Саныч. — Надо завязывать с этими сборищами. Вначале они работали на укрепление власти. Людям нужна была поддержка, хоть какая-то информация, уверенность в завтрашнем дне. Но сейчас — слишком опасно. Коршунов играет с огнем.

— Да ладно, — скептически отозвался Игорь. — Толпа толпой, но не конченые же они дебилы. Полсотни солдат, второй броник подогнать. Не полезут же на пулеметы?

— Толпу легко завести, — ответил Сан Саныч. — Несколько нужных людей внутри, несколько фраз, пара камней, вовремя брошенный призыв — и толпу уже не остановить ни военной формой, ни стрельбой в воздух. Разве что и впрямь пулеметами.

— Ребята, у вас все в порядке? — Я с изумлением посмотрел не столько на Игоря, сколько на Сан Саныча. — Это вообще-то люди. Среди них есть наши друзья и знакомые. Вы сейчас рассуждаете о том, как правильно расстреливать их из пулеметов?

Я ожидал увидеть на их лицах смятение или хотя бы смущение, но Игорь только посмотрел на меня исподлобья. Хорошо знакомый взгляд, означавший: «я понял, что ты говоришь, но остаюсь при своем мнении». Прочитать, что творится на душе у Сан Саныча, было сложнее. Охранник что-то неразборчиво буркнул и отошел от окна.

— Пойдемте, — без энтузиазма сказал он. — Опаздываем.

Игорь кивнул, вытащил из чехла зонт и первым пошел по лестнице вниз. Сан Саныч последовал за ним. Вербовски хлопнул меня по плечу, как мне показалось, одобрительно. Слава богу, хоть кто-то в этом мире не сошел с ума.

Дождь и не думал стихать. Когда мы пересекли площадь, в ботинках хлюпало. Джинсы до колен промокли насквозь. Сушиться было некогда. Коршунов назначил встречу на полпервого, на часах было двадцать восемь минут.

Охрана проверила наши пропуска, секретарша — записи, и ровно в назначенный срок мы вошли в кабинет самопровозглашенного главы коммуны.

* * *
Кабинет почти не изменился. Я бывал здесь однажды, в бесконечно далеком две тысячи первом. В тот год я занял второе место на чемпионате России по кадетам, и меня включили в состав делегации талантливых подростков. Мэр лично пожал нам руки, раздал грамоты и подарки, пожелал дальнейших успехов. С успехами как-то не вышло, а вот кабинет запомнился. Нынешнее его воплощение почти неотличалось от предыдущего. Словно не прошло сорок с лишним лет — сумасшедший, если подумать, срок.

Несмотря на синяки под глазами, Коршунов держался бодрячком. Нам принесли настоящий молотый кофе и колотый белый шоколад. Кофе в разряд деликатесов пока не попал, а вот за шоколад можно было выторговать что угодно. Ну, кроме оружия. Я взял фарфоровую чашку с ароматным напитком и в который раз подумал, как все-таки хорошо, что я не гурман, не сладкоежка и не любитель алкоголя и сигарет. Тридцатилетняя отключка насильственным путем избавляла людей от вредных привычек. Запасы из разграбленных в первые недели магазинов и складов подходили к концу. Хуже всего приходилось курильщикам: время и наводнение практически полностью уничтожили запасы табака.

Я сделал осторожный глоток и оглядел собравшихся — восемь человек: наша четверка, еще двое шапочных знакомых, тоже из рейд-отрядов, бритый наголо мужчина средних лет с погонами капитана и патлатый очкарик под пятьдесят с изрезанным морщинами лбом. Этого я раньше не видел, с капитаном пару раз сталкивался.

— Добрый день, коллеги. — Коршунов отпустил секретаршу и повернулся к нам. — Спасибо, что пришли. Какие-то вопросы, пожелания будут? Нет? Тогда начну я.

Он обвел всех тяжелым взглядом.

— Что сегодня происходило на площади, все видели. Это только начало, дальше будет хуже. Мы, конечно, смягчим, как сможем, но… буду с вами откровенен: положение у нас сложное, если не сказать критическое. Перспектив никаких. Катастрофа слишком масштабна, город к ней не был готов. По оценкам, во время наводнения погибло более девяноста процентов населения, но даже при таких потерях у нас острая нехватка ресурсов.

В начале сентября коммуна насчитывала три тысячи человек, к концу месяца — уже восемь. За первые девять дней октября к нам прибыло более четырех тысяч. На регистрационных пунктах очереди. Если темпы прироста сохранятся, к началу зимы у нас будет тридцать-сорок тысяч, которых надо кормить, селить и, главное, охранять. Что творится на улицах, вы знаете лучше меня.

Зимой все станет в десять раз хуже. Люди начнут замерзать. Деревьев в округе все меньше. Сейчас допиливают парки, к ноябрю закончатся и они. Я подписал указ об организации лесозаготовочной базы за городом, со следующей недели она начнет работу. Однако, учитывая рост коммуны, проблема с дровами зимой все равно будет. Собственно, для этого я вас и собрал.

Коршунов сделал скупой глоток.

— Нам удалось поднять котельную. Пока в аварийном режиме, но к концу ноября ее доведут до ума. Есть проблемы с подачей воды, есть проблемы с дизелями на насосах… Разберемся. Сколько система проработает, не знает никто. Может, всю зиму. Может, месяц. Может, неделю. Большинство труб — труха. Повезло, что незадолго до отключки в том районе проводился капремонт коммуникаций. Насколько его хватит, не знаю, но котельная — наш шанс пережить зиму. Если удастся дать отопление хотя бы в несколько домов, разместить там больных, стариков и детей…

Коршунов замолчал и принялся размешивать кофе в полупустой чашке, серебряная ложка неприятно позвякивала. Игорь покосился на Сан Саныча. На лице бывшего охранника промелькнуло злорадство: мол, я же говорил. Остальные, похоже, не поняли, куда клонит Коршунов. Капитан сидел с каменной рожей и прямой спиной — воплощенный солдафон из анекдотов. Патлатый очкарик с рассеянным видом следил за движением ложечки. Вид у него был нездоровый и какой-то помятый.

— Котельной нужно топливо. — Коршунов решительно бросил ложку и посмотрел на капитана так, словно тот мог решить эту проблему взмахом руки. — Солярки для насосов пока хватает. Нужен топочный мазут. Того, что при котельной, хватит на неделю. Мазут как резервное топливо держат при электростанциях. Во время катастрофы Безымянская ТЭЦ выгорела полностью, на ГРЭС минимальный трехсуточный запас. Основной… хранился на Самарской ТЭЦ.

Коршунов вновь замолчал, давая переварить сказанное. На лицах рейдеров проступило запоздалое понимание. Вербовски выглядел ошеломленным. Сан Саныч довольно скалился. Остальные на сообщение не прореагировали. То ли не сообразили, к чему все идет, то ли знали заранее.

— Вы люди проверенные, — резюмировал Коршунов, — прошли через многое. Я не прошу от вас невозможного. Понимаю весь риск. Обещаю, мы сделаем все возможное, чтобы свести его к минимуму. Так же обещаю вам достойную компенсацию вне зависимости от исхода дела. Исследовательская группа проработала рядом с ТЭЦ две недели, с их выводами вы ознакомитесь. Получите в свое распоряжение всё, что у нас есть. Никаких глобальных задач. Только разведка. Нужно убедиться, что топливо на месте. Убедиться, что оно доступно и не утратило рабочих свойств. — Коршунов сделал последнюю паузу и закончил: — Прошу вас сформировать бригаду для проникновения на территорию Самарской ТЭЦ. Несмотря на связанные с феноменом трудности.

* * *
— Что, так прямо и сказал? Связанные с феноменом трудности? — Ника подхватила шипящую сковородку и плюхнула на разделочную доску.

— Ага, — кивнул я и принялся накручивать на вилку спагетти.

— Вот урод. Надо было послать его вместе с феноменом. — Она села напротив и подперла кулачком подбородок. — Коля, ну какого черта ты согласился? Что, никого больше нет?

— Если не мы, то кто? — Я отправил спагетти в рот. — Ефли не фифяс, то кофда?

— Вот ты, Коля, все-таки местами умный, а местами спортсмен.

— Так за это ты меня и любифь. За фпортифные мефта.

— Дурак. — Ника посмотрела на меня осуждающе. — Как макароны, пересолила?

— Не. — Я проглотил. — В самый раз.

— Хорошо… Коль, возьми меня с собой?

— В феномен с трудностями?

— Да, в феномен.

— Ника… Ты же знаешь — не возьму. Не для того мы всё это пережили, чтобы в такое место на пару лезть.

— Ничего мы еще не пережили, — хмуро сказала Ника. Но тут же разгладила морщинку на лбу. — Минуту назад ты уверял, что это совершенно безопасно.

— Уверял. — Я вздохнул. — Но нет. Проси, что хочешь, только не в терновый куст.

— Ясно. — Ника встала, сняла закипевший чайник и разлила кипяток по чашкам.

— К тому же, состав утвержден. Снаряжение подготовлено в расчете на восемь человек.

— Снаряжение? — В ее голосе звучал скепсис. — Это какое же? Зонтик и резиновые сапоги?

— Ну, почему зонтик… Там много чего собрали. Оружие, кое-какие приборы, противогазы…

— Противогазы, — передразнила Ника. — Самому не смешно?

— Не смешно, — честно признался я. — Совсем не смешно. Но надо. К тому же, если все обойдется, получим билет в светлое будущее. Даже если не обойдется, ты получишь вместо меня. На зиму будешь обеспечена и едой, и дровами, и чем угодно. Коршунов обещал. По-моему, неплохо.

— Натурально дурак, — покачала головой Ника. — Ты думаешь, меня еда волнует? Что там с этими учеными?

— Ну, я не эксперт, но как сказал Сан Саныч: если они ничего не смогли объяснить на пальцах, без формул, значит, сами ни черта не поняли. Ну и хрен с ними, главное они установили: свет безвреден.

— Рентген тоже не сразу убивает.

Ника присела на подоконник и сложила руки на груди. Короткая майка слегка задралась, обнажив полоску побледневшей, но все еще загорелой кожи. Разговаривать о завтрашней экспедиции сразу расхотелось. Зато захотелось другого.

— Коля, Коля, мы тебя теряем. — Ника, уловив направление моего взгляда, демонстративно пощелкала пальцами. — Блин, какие вы все-таки примитивные, как в анекдоте: расстегнула верхние пуговицы — мозг мужику выключила, застегнула — включила.

— Ну… — я постарался собраться с мыслями, — пока никаких проблем. Пичугин — это местный ученый — сказал, что проходил за стену дважды, и там совершенно ничего особенного. Правда, надолго он там не задерживался: зашел, взял пробы, сфотографировал, вышел. Зато они отловили голубя, засунули в клетку и продержали на той стороне три дня. И ничего. Ворковал, пил, жрал, загадил клетку. Выпустили — полетел. Стало быть, безопасно.

Ника вновь неодобрительно покачала головой, деловито посмотрела на часы.

— В общем, все равно дурак, — подытожила она. — Я сейчас по делам, вернусь вечером, часов в семь. Может, в восемь. Чтобы был дома как штык.

— Йа-йа, как штык, мадам знает толк…

— Дурак!

Ника кинула в меня полотенце, показала язык и вышла из кухни.

Я в свою очередь посмотрел на часы: половина шестого, придется немного подождать. Отхлебнул чай. Ничего, чревоугодие тоже толковый грех. Голубь, конечно, голубем, но неизвестно, удастся ли мне еще хотя бы раз попробовать горячую пищу.

* * *
За ночь тучи рассеялись, с утра выглянуло солнце. Воздух был прохладный, столбик термометра застыл на отметке плюс шесть. Глядишь, к нашему возвращению поднимется до плюс десяти. Если возвращение состоится.

Прощальный вечер вышел совсем не таким, как мне представлялось. Вроде все подготовил: и свечи, и коньяк, и томик Шопенгауэра для чтения на ночь, а никакой романтики не вышло. Только безудержный секс в первую половину ночи и рев до утра во вторую. Не знаю точно, что нарисовала в своем воображении Ника, но по невнятным всхлипам я понял, что она считает меня кем-то средним между шахидом-камикадзе и Александром Матросовым. Уговоры не помогли, Ника проплакала всю ночь. И хотя ни шахидом, ни Матросовым я себя не чувствовал, уходил из дома с тяжелым сердцем. Признаться, продлись Никины уговоры чуть дольше, я, вероятно, пошел бы прямиком к Коршунову и послал его вместе со всеми трудностями и феноменами. А так — пришлось исполнять долг.

Щедрое начальство выделило нам грузовик, так что добирались с комфортом. Вербовски привычно дремал, Сан Саныч вел неспешные беседы с новыми знакомцами. В походном облачении, с рюкзаком за спиной он вполне мог сойти за туриста, если бы не висящий на груди автомат. Игорь, судя по ерзанию, и вовсе не мог дождаться, когда мы прибудем на место. Кроме нас, рейдеров, в кузове сидели двое солдат. Согласно установке, они должны были охранять грузовик и дожидаться нашего возвращения. Помнится, узнав об этом, Вербовски немедленно сострил про заградотряд и удостоился яростного взгляда Коршунова. На прощание нам пожали руки и пожелали удачи. Засим и отчалили.

С момента прошлого посещения золотистая стена вокруг ТЭЦ ничуть не изменилась. Правда, я увидел ее только мельком, издали. Грузовик подкатил не к ТЭЦ, а к входу на металлургический завод.

Нас уже ждали — семь человек, трое при оружии. Видимо, та самая исследовательская группа с охраной. Возглавлял ученых седовласый мужчина с прилипшей к губам улыбкой. Над улыбкой топорщились усы щеточкой.

— Пичугин Александр Иванович, — бодро представился он. — А вы, я так понимаю, группа разведки? Ничего, я вас долго не задержу.

Он достал из кармана сложенный вчетверо лист и сунул его мне.

— Это карта. Неполная, конечно, но чем богаты.

На листке обнаружился грубый набросок — завод, прилегающие улицы, территория ТЭЦ. Постройки окружал желтый контур. В нескольких местах линия пересекала заводские корпуса. Выходит, рисунок был не условным, он точно передавал положение световой стены. Но заинтересовало меня не это. На территории ТЭЦ рядом с градирнями тянулась еще одна желтая полоса, кое-где непрерывная, кое-где отмеченная пунктирной линией.

— Это что? — ткнул я в пунктир.

Игорь подошел и с интересом заглянул в листок.

— Там еще одна стена, — охотно пояснил Пичугин. — Прямо за этой. Сначала мы хотели пройти внутрь электростанции по Черемшанской — видите, улица между ТЭЦ и заводом? Так вот, стоило нам пройти через первую стену, как мы увидели вторую. Точно поперек улицы. Видите крестики? Это места, где мы проходили через внешнюю стену. Надолго мы не задерживались, поэтому картина неполная и дорисована пунктирной линией.

Я выслушал немного путаную речь ученого и резюмировал:

— Хреново.

С неудовольствием посмотрел на пунктир, аккуратно опутавший цистерны с мазутом. Проходить и через одну чертову стену не больно хотелось, а уж через две…

— Рекомендую — через завод. — Пичугин царапнул ногтем нижнюю часть карты. — Пойдете со стороны ТЭЦ — упретесь во внутренний барьер. А со стороны завода барьер одиночный. Вглубь мы, правда, не заходили, может быть, второй барьер и там есть, но если повезет, подойдете к цистернам со двора. Тогда внутреннюю стену пересекать не придется.

Я посмотрел на расположение крестиков: три со стороны ТЭЦ, еще два на Черемшанской и только один у входа на завод. Как-то маловато они наисследовали.

— На сам завод вы не заходили?

— Нет. — Пичугин отклеил улыбку и посмотрел на меня с возмущением. — Там, знаете ли, не розами пахнет.

— Ага, — вполголоса сказал Игорь. — Холопам идти можно, а бояре побрезговали.

Пичугин покраснел.

— Мы, знаете ли, жизнью своей рисковали. Дорогу вам проложили. Могли бы и «спасибо» сказать.

— Ну да, вымостили благими намерениями, — совсем тихо пробормотал Игорь.

Пичугин то ли не услышал, то ли не узнал цитаты.

— Ладно, все ясно. — Я счел за благо закруглить дискуссию. — Еще что-нибудь интересное расскажете?

— Сами всё увидите, — в голосе Пичугина звучала обида. Впрочем, он взял себя в руки, вернул улыбку под усы и добавил: — Ничего там особенного нет. Я за барьер три раза заходил — ни холодно, ни жарко. Только темные очки наденьте и глаза прикройте. Внутри… обычная картина для людного помещения. Вы такое, поди, сто раз видели. Разве что по сторонам смотрите. Тут собачья стая прибилась.

— Стая? — удивленно изогнул брови Игорь.

— Самая натуральная. Я сам видел, как псина через барьер бегает. Здоровенная такая.

— Ясно, — сразу подобрался Игорь.

Все-таки, что бы он ни говорил, на собачках у него пунктик. И у меня, похоже, тоже. Когда Пичугин упомянул псину, сердце екнуло и забилось чаще. Проклятый дог, в каждой тени теперь мерещится.

— Хватит рассусоливать, — отрезал Сан Саныч. — Больше сказать нечего? Тогда пошли, а то до ночи простоим, в бумажку глядя.

Вербовски усмехнулся.

— Я готов. — Игорь походил на сжатую пружину. Предвкушая встречу с четвероногими врагами, о стене света он уже не думал.

Сан Саныч придирчиво осмотрел наш небольшой отряд и первым двинулся вперед.

Глава 3

Несбывшиеся ожидания бывают трех видов. Чаще всего они не вызывают ничего, кроме раздражения. Взять, к примеру, опытного игромана, собаку съевшего на компьютерных баталиях. Решит игроман развлечься отстрелом конкурентов в многопользовательской сетевушке, и вдруг с ужасом обнаруживает, что в его команду записались сплошь новички, которые не то что о раше — о хедшотах не слышали. В гневе бьет игроман по клавиатуре или джойстику и выходит из игры, предварительно прокричав, что он думает о нубах.

Есть другая категория — приятная, хотя и, несомненно, более редкая. Вместо того, чтобы слить матч, сборная России вколачивает в ворота итальянцев три безответных мяча, и оголтелые футбольные фанаты, еще вчера клеймившие «кривоногих пешеходов», взрывают петарды и оглашают ночные улицы радостным воем, мешая спать честным гражданам. Парадоксально, но несбывшиеся ожидания способны приносить не только печаль, но и радость.

Существует и третий вариант. Странный и непривычный. Когда ожидания обманывают столь нейтральным либо причудливым образом, что не знаешь, как и реагировать.

Я не разделял страхов Ники, не пылал исследовательским энтузиазмом Игоря. Я до последнего ждал какого-то подвоха. И когда стена света оказалась на расстоянии вытянутой руки, все внутри сжалось в комок.

Как и в прошлое посещение зудела кожа, ныли зубы, спина покрылась мурашками. Еще один шаг — и свет, пробивающийся сквозь сжатые веки и очки-поляроиды, погас. Ничего не произошло. Я по инерции прошел дальше, и ослепительное сияние осталось за спиной.

Я открыл глаза. Обычная проходная, обычный коридор, развилка в конце. В углу над распахнутой дверью — растрепанная паутина. Мелкие комочки земли на полу: кто-то из рабочих умудрился принести на ботинках редкую летнюю грязь. Ни звука, только шуршание шагов. Знакомый гнилостный запах — не очень сильный. Главное испытание будет впереди. Ничего необычного, совсем ничего.

Не знаю, что я ожидал увидеть: полный мутантов и аномалий мир Зоны, Зазеркалье, проход в Злую Параллельную Вселенную? Не знаю. Но мои ожидания не оправдались. Никак.

Сан Саныч снял очки и помассировал переносицу. Вербовски убрал одну руку с автомата.

— Похоже, первое испытание пройдено, — с истеричной ноткой в голосе сказал Илья — приписанный к нашей четверке рейдер. Надо же, выходит, тоже нервничал, а с виду скала скалой.

Сан Саныч убрал темные очки в карман.

— Пошли.

— Только не спешите, — предостерег Игорь.

— Собак боишься? — Сброшенное напряжение развязало Илье язык.

— Мало ли что, — серьезно ответил Игорь. — Ученые сами сказали, что дальше границы не проходили.

Он сделал легкое движение рукой, и железный шарик от подшипника заскакал по каменному полу и подкатился к стене напротив. Выходит, мысль о Зоне пришла в голову не только мне. Сан Саныч посмотрел на шарик с удивлением, а Эдик Вербовски вдруг улыбнулся. Узнал.

Мы миновали коридор и увидели первое тело. Чоповец с пристегнутой к поясу рацией и дубинкой распластался перед открытой дверью. Рядом лежал перевернутый стул. Запах усилился. Не сговариваясь, мы натянули противогазы. Что творится в цехах, я прекрасно представлял, и на сей раз ожидания, к сожалению, сбылись.

Людей было много. Счет шел на десятки, если не на сотни. И хотя огромные размеры цехов скрадывали масштаб трагедии, стоило вспомнить сухие цифры, как по спине бежал холодок. Я боялся, что придется идти в полумраке, но огромные окна пропускали достаточно света.

Мы прошли мимо гигантского пресса со стертыми полуметровыми буквами «УЗТМ», мимо огромных цистерн и широкого языка конвейерной ленты. Мне вдруг стало не по себе — не от мертвецов, их я уже повидал достаточно, не от застывших во времени заводских махин. Что-то было не так. Это место чем-то отличалось от могильников, в которых мне довелось побывать. Чем-то неуловимым и вместе с тем важным.

Я немного сбавил шаг, пытаясь понять, что меня взволновало. На первый взгляд — всё как обычно. Сан Саныч и Вербовски бодро вышагивают с автоматами наперевес. Рядом вьется Игорь — в одной руке пистолет, в другой подшипники. Через каждые несколько шагов он останавливается и бросает шарики вперед. Шарики скачут по полу и замирают в четком соответствии с законами физики. Интересно, что кончится раньше — их запас или терпение у Игоря? Вполне возможно, что ни то, ни другое: парень упорен и запаслив. Илья тоже не суетится, его напарник Михаил с любопытством поглядывает по сторонам. Трупами его не увидишь, а вот на заводе он впервые. Все нормально, никакой опасности, даже мифической собачьей стаи. Всё в порядке… Тогда откуда это нарастающее ощущение неправильности?

Я забрал чуть левее, обходя сразу два тела — совсем молодой парень в грязных перчатках и мужчина постарше, до сих пор сжимающий какой-то прибор. На обоих заляпанная синяя униформа, рядом валяются белые каски. Кожа покрыта отталкивающими синюшными пятнами. Трупными пятнами…

— Стойте! — Отряд послушно замер. Вербовски поудобнее перехватил автомат. — Секунду.

Преодолевая отвращение, я внимательно осмотрел тело, перешел к соседнему. Затем еще к одному. Утопленники, такие же, как везде. Как в «Скале», как в магазинах, в квартирах. Вот только…

— Трупы… свежие. Недели две, не больше.

Меня сначала не поняли и, подозреваю, посмотрели, как на идиота. Хорошо, что за противогазами не видно выражение лиц…

Но Игорь не удержался и подошел к ближайшему мертвецу, перевернул его на спину. Некоторое время изучал тело с педантичностью судмедэксперта, затем резко вскочил и перешел к соседнему.

— Николай прав. — В искаженном фильтром голосе звучало удивление. — Две, может быть три недели, но никак не два с лишним месяца.

Сан Саныч нехотя вернулся к нам и присоединился к осмотру. Остальные, помедлив, последовали его примеру. Прямо симпозиум врачей на выезде.

Мозговой штурм не состоялся, здравых идей не было даже у Игоря. Он, правда, блеснул нездравой, заметив, что человечество испытало на себе похожий эффект. Если мы ничуть не изменились за тридцать лет, то тут трупы «законсервировало» еще на пару месяцев — то же самое воздействие, только в измененной форме. Вроде эффекта эха. На резонный вопрос: «Почему же во всем городе трупы гниют?» Игорь пожал плечами и заявил, что он ученый, а не гадалка и вообще: «может, близость света сказывается, может, еще что».

На этом научный диспут закончился.

Не скажу, что рассуждения Игоря показались мне убедительными, но холодок по спине пробежал. Вновь выпустил когти подавленный было страх: «А как на нас скажется близость света?»

Остальным, видать, тоже стало не по себе, потому что отряд без понуканий ускорил шаг. Но выйти с завода не удалось.

* * *
Не прошло и минуты, как воздух впереди замерцал. Еще два десятка шагов — и едва заметные вспышки слились в ровное, светлое полотно. За ним виднелись широкие распахнутые ворота и заваленный металлическими чушками двор. Если верить карте, от него до ТЭЦ рукой подать. Только что толку? Дорогу полностью перегородил еще один световой барьер.

— Пойдем в обход, — без колебаний сказал Сан Саныч, остальные молча подчинились.

Даже Игорь не стал выступать с риторикой: мол, прошли одну стену — пройдем и вторую. Гнетущая атмосфера не располагала к спорам и экспериментам.

Мы пересекли узкую дорожку между корпусами и вошли в соседний цех. Картина здесь в точности повторяла предыдущую. Только стена света немного изогнулась и оттеснила нас от ворот еще дальше. Игорь осмотрел пару тел и еще раз убедился в их «свежести». Выходит, дело не в конкретном цехе. Странный «консервант» будто бы «распылился» по всей территории завода. Возможно, версия о влиянии загадочного света была не так уж далека от истины.

Мы двинулись дальше вдоль барьера, миновали несколько помещений. Везде одно и тоже: на полу графитовая пыль, высохшая смазка, окалина. Пару раз пришлось обходить шлаковые ямы — огромные колодцы, куда стекалась отработанная жидкость. Сейчас, после наводнения, они были заполнены, даже высохшая за тридцать лет эмульсионная пена вновь покрывала поверхность грязными серыми хлопьями.

Мы вошли в прокатный цех. Огромное помещение, стан на всю длину, печи, карманы с трубами. Наверху, метрах в пятнадцати над станом, застыл мостовой кран. На рольгангах лежали заготовки. Их вереница тянулась через весь цех, вливалась в раскрытую пасть печи, выкатывалась на прокатный стан. Словно фотография, стоп-кадр, случайный скриншот производственного процесса. Вот только гигантская печь остыла много лет назад, а ролики, по которым скользили заготовки, покрылись налетом ржавчины.

Золотистая стена полыхала и тут. Я не считал корпуса, но и без того уже знал: мы почти пересекли территорию завода. Вот-вот должен показаться внешний барьер. Видимо, придется выйти «наружу» и искать другую дорогу, в обход внутренней стены. Ученые не нашли лазейки со стороны ТЭЦ, но, может быть, нам повезет больше…

— Стой! — Игорь махнул рукой. — Кажется, там проход.

Он отделился от группы и, пригнувшись, на полусогнутых направился к внутреннему барьеру. Словно кот, крадущийся к добыче. Мы двинулись за ним. Вскоре стало понятно, о чем предупреждал Игорь. Оставалось только дивиться его наблюдательности.

Внутренний барьер изгибался почти под прямым углом. Зазор между ним и прокатным станом едва ли превышал полтора метра. Если пройти по нему, можно протиснуться в раскрытые ворота и выйти во двор. Определенно, это шанс. Главное, не оступиться, не нырнуть в ослепительное сияние, до которого в буквальном смысле рукой подать.

— Я проверю, — сказал Игорь.

Скинул рюкзак, подошел поближе и чертыхнулся. Сияние слепило. Идти по узкой тропке лицом к нему было попросту невозможно. Ему пришлось повернуться спиной.

Я с замиранием сердца следил за Игорем. Два приставных шага, мимолетный взгляд по ходу движения, и снова прикрывает глаза. Два приставных шага…

Прокатный стан закончился. Теперь перешагнуть через мертвеца, уткнуться коротким хоботом противогаза в стену.

Два приставных шага…

Игорь миновал рамку ворот. Сделал еще несколько шагов вдоль барьера и нырнул за угол…

Его не было минут пять. Я уже начал всерьез волноваться, когда нескладная фигура парня вновь показалась в узком просвете.

— Чисто! Я проверял, можно ли дальше пройти. Через Черемшанскую точно пройдем. Дальше еще одна стена, но она правее. До ТЭЦ доберемся, а там… хэзэ.

— Жди, — после короткого раздумья крикнул Сан Саныч.

Кажется, он решал: устроить разнос за самоволку сейчас или уже на той стороне.

— Готовы? — мрачно обратился он к нам, видимо, приняв решение, и стал стаскивать рюкзак.

Протиснуться в узкий лаз с горбом на спине было нереально. Игорь отошел чуть дальше от света и стал следить за нашим переходом.

С вещами в руках Сан Саныч осторожно двинулся по узкой колее. За ним последовали Вербовски, Илья, Михаил. Мне выпало идти последним.

С каждым шагом свет становился ярче, возник уже привычный зуд. Дрожь заставила стиснуть зубы. Я заморгал, пытаясь смахнуть слезы. По примеру Игоря повернулся к светящемуся барьеру спиной, до боли зажмурился. Помогло не очень — сияние пробивалось даже сквозь сомкнутые веки. Перед глазами запрыгали красно-желтые круги. Захотелось ускорить шаг, поскорее покинуть этот искусственный переулок, но я заставил себя удержать прежний темп. Надо потерпеть. Не хватало вляпаться в эту гадость. Игорь прошел, Сан Саныч прошел, значит… тоже пройду.

Я на миг разлепил глаза. До ворот оставалось несколько метров, дальше двор. Большая часть пути позади. Идущий передо мной Михаил уже миновал самый узкий участок. Еще чуть-чуть потерпеть…

Закружилась голова, слюна стала горькой, накатила тошнота. Я вслепую попытался схватиться за железную створку ворот, не преуспел, а в следующую секунду почувствовал мягкий и одновременно тяжелый удар в правый бок. Пальцы бессильно скользнули по металлу, тщетно пытаясь найти малейший выступ. Я оступился, потерял равновесие и рухнул на спину.

В ослепительные объятия янтарного света.

* * *
Падение было быстрым и в то же время каким-то неправильным. Я не успел толком среагировать, даже не выставил руку. Приземлился на спину и болезненно ударился локтем. Однако несколько мгновений для тела растянулись в добрые полминуты для сознания. На миг слепящий свет погас и тут же вспыхнул с новой силой. Снова погас и снова полыхнул.

Я так и не понял, что столкнуло меня с проторенной колеи, но вполне четко сознавал, что пересекаю внутренний барьер. Что надо быть готовым ко всему и при малейшей возможности бежать назад к найденной Игорем узкой дорожке…

Однако планам не суждено было сбыться.

Едва я почувствовал под собой твердую поверхность, как меня рванули за руку. Новый полет оказался короче предыдущего, а удар в конце слабее.

Я не стал разлеживаться. Сразу откатился в сторону, выхватил из кобуры пистолет и щелкнул предохранителем.

Стрелять вслепую — не лучшая идея. К тому же светопляска вокруг вроде прекратилась. Я вытянул руку с пистолетом перед собой и осторожно открыл глаза.

Я лежал на небольшой круглой площадке, от силы метров десять в поперечнике. За моей спиной возвышалась небольшая стопа алюминиевых заготовок. Кажется, на нее я и приземлился в первый раз, после чего меня сдернули на пол. Бетон подо мной был мокрым. То тут, то там мелкие лужицы: вода скопилась в неглубоких трещинах и выбоинах в полу.

Рядом лежал рабочий с удивительно спокойным, умиротворенным лицом. Синяя спецовка промокла насквозь, на бледной восковой коже еще не проступили трупные пятна. Казалось, он умер только вчера.

Стена света никуда не делась. Она опоясывала площадку сияющим забором, но почему-то, несмотря на близость, уже не резала глаза.

Однако не она приковала мое внимание.

В центре круга первозданным белым пламенем полыхала колонна света. Идеально ровная в основании, она раскрывалась кверху подобно шляпке гриба. Края шляпки перетекали в сияющий барьер, замыкая меня в полый цилиндр с выточенным из света сердечником. А рядом с сердечником безмолвно, по струнке стоял дог мраморного окраса. Старый знакомец, спасший меня на Победе и дважды подстреленный Игорем.

Вот и свиделись.

Я прицелился. Нас разделяло два метра. Промазать с такого расстояния невозможно, а выстрелы в упор свалят даже лошадь. Пес равнодушно покосился на пистолет и посмотрел мне в глаза. Совсем по-человечески мотнул мордой в сторону огненной колонны.

— Кто ты? — Дурацкий вопрос сам собой упал с губ.

Фильтр противогаза смазал голос.

Я мотнул головой, поморгал. Не опуская пистолета, осторожно поднялся на ноги. Боль в локте постепенно уходила — просто ушиб.

Дог, не ответив, снова приглашающе мотнул головой в сторону сердечника. Да что же это происходит? Как он здесь оказался? Ждал нас? Шел по следу? Обе версии казались совершенно невероятными. Как и устроенная им засада, заправский толчок в спину, рывок, втащивший меня внутрь светящегося кольца. Ни один пес, да что там пес — человек, не мог предвидеть наше появление. Три дня назад я понятия не имел, что окажусь здесь. Час назад мы не знали, каким маршрутом пойдем. И вот теперь пес хочет, чтобы я приблизился к этой колонне света.

Я невольно сделал шаг, спохватился и взял себя в руки.

Куда, идиот?! Поворачивайся, беги назад!

Когти цокнули по полу, дог нетерпеливо переступил лапами. Видя, что я медлю, подскочил к самому огненному сердечнику, завилял обрубком хвоста. Снова уставился на меня, всем своим видом демонстрируя: подходи, здесь безопасно.

Вопреки всякому здравомыслию, я осторожно шагнул вперед. Еще чуть-чуть, и смогу коснуться ее рукой…

В голове взорвалась граната. По крайней мере, именно таким было первое ощущение. Мир поплыл, сменился калейдоскопом цветов и образов. Большинство проскользнули мимо сознания, словно бесформенные полупрозрачные тени, которые можно выхватить лишь боковым зрением: столб пламени, метель, выезжающий на улицу танк, рушащийся с небес самолет, незнакомые лица, одежда, беззвучные крики, обрывки слов… Я не узнавал ничего. Обрывки исчезли, и сознание раздвоилось. Я прекрасно понимал, что стою посреди завода. В то же время я лежал на бетоне и смотрел в темное серое небо, а надо мной почему-то стоял Михалыч. Все те же безумные глаза, та же волчья ухмылка, только в руке он держал не нож, а пистолет. Я дернулся в сторону, пытаясь уклониться от пули, и сердце взорвалось кровавым фонтаном…

Видение поблекло, хотя хор голосов не стих. Вновь нетерпеливо прогарцевал дог. «Давай же, — читалось на его морде, — еще пара шагов, и ты все поймешь. Никаких загадок, никаких тайн, просто прикоснись…»

Хлопнул выстрел, потом еще один.

Меня схватили за руку и дернули назад, прочь от сияющей колонны. Еще дважды слитно рявкнул пистолет.

— Глаза!

Голос Игоря вывел меня из ступора. Я едва успел зажмуриться перед тем, как мы вновь утонули в океане света…

* * *
Остаток пути я проделал на автопилоте. Игорь тащил меня за руку, а я послушно брел следом. Опомнился только во дворе. Рухнул на чахлую травку. Сердце колотилось как сумасшедшее, перед глазами по-прежнему прыгали разноцветные пятна. Игорь упал рядом и, содрав противогаз, закашлялся. Я последовал его примеру. После всей этой свистопляски противогаз казался глупой, бесполезной игрушкой. От чего, кроме запаха, он может защитить?

— Охренеть, — выдохнул Игорь. — И что это было?

— Меня спрашиваешь? — сипло сказал я.

Шумно втянул прохладный, удивительно свежий воздух. Остальные уже стояли рядом.

— Вержбицкий, сдай оружие, — глухо потребовал Сан Саныч.

Я немо воззрился на бывшего охранника. Игорь словно бы с удивлением посмотрел на пистолет, криво усмехнулся, поставил на предохранитель и протянул Сан Санычу рукоятью вперед.

— По возвращении получишь дисциплинарное взыскание.

— И с какой же формулировкой? — нагловато поинтересовался Игорь.

— За безответственность и самовольные действия.

— О… — Игорь сложил губы трубочкой и беззлобно добавил: — Да идите вы со своей ответственностью. Я Колю не брошу.

Он поднялся и принялся отряхивать пятнистые штаны от сора. Сан Саныч подошел вплотную и вдруг без замаха нанес короткий удар. Вскрикнув, Игорь снова полетел на землю. Тут же подобрался и зло посмотрел на охранника.

— Ну что, кэп, самоутвердился? И что дальше? Изобьешь меня? Руки свяжешь? Поставишь под конвой? Большой, ять, начальник…

Игорь провел рукой по носу, размазывая красную дорожку. Сан Саныч молча врезал ему сапогом по ребрам, и парень, охнув, сложился пополам.

— Вы что, с ума посходили? — Я нашел в себе силы подняться. Встал между Игорем и охранником.

— Забей, — сипло прошипел из-за спины Игорь. — Ничего он мне не сделает.

— Я приказал оставаться на месте, он не подчинился. Отойди, Климов.

Сан Саныч попытался меня отстранить, но я уперся.

— Коля, не лезь, — повысил голос Сан Саныч. — Если не вбить ему в башку, что такое дисциплина, будет только хуже.

Игорь, держась левой рукой за бок, тяжело поднялся. Из носа тянулась алая струйка. Но отступать он явно не собирался, сплюнул на землю.

— Вы посмотрите, кто у нас дисциплинированный выискался. Как чужих баб трахать и наряды за тушенку продавать — это нормально. А когда своих из говна вытаскивать — дисциплина проснулась.

— Прекратите! — Я с трудом, но все же устоял на ногах после повторного толчка Сан Саныча. — В лагере разберетесь. Сейчас делом надо заниматься.

Некоторое время Сан Саныч сверлил меня взглядом. Странная и глупая ситуация — стоять нос к носу с человеком в противогазе. В другое время кто-нибудь из нас обязательно сострил бы по этому поводу. Вот только сейчас нам было не до шуток. Мне показалось, охранник всерьез обдумывает, не дать ли в морду и мне, но он сдержался. Сменил тему:

— Что произошло?

* * *
Пустынное шоссе, перекресток с уткнувшимся в столб грузовиком, гулкая ночная тишина. За последние месяцы я видел подобную картину десятки раз.

Только раньше ночь не наступала в час пополудни.

Луч фонаря выхватил длинный, заваленный трубами прицеп. Грузовик едва успел вырулить с завода, когда водитель отключился. Машина не успела набрать скорость, удар вышел несильным, и спустя тридцать лет водила должен был открыть глаза. Однако в город пришла вода, и сейчас на ремнях безопасности висел лишь склеванный птицами полуразложившийся труп.

Я оглянулся. Несмотря на темень, светящийся барьер был почти не виден: мы отошли слишком далеко. С той минуты, как мы проникли на завод, прошло чуть больше трех часов.

Вот тебе и безобидный, ни на что не влияющий свет.

Никаких прыжков во времени и прочих видимых катаклизмов не случилось. Просто, едва мы вышли с территории завода на Черемшанскую, начало смеркаться, хотя часы показывали полдень. Впору было бежать без оглядки, но мы не сразу сообразили, что к чему. Решили, что виноваты затянувшие небо облака.

Затем начались барьеры. Их было много. Они огораживали небольшие участки, словно огромные капли ртути, разлитые вокруг ТЭЦ. Мы лавировали по пылающему лабиринту, и яркое, неестественное сияние разгоняло сгустившуюся тьму.

Наконец, кольца света остались позади, и мы оказали ровно там, где хотели: рядом с гигантскими цистернами.

Тихо.

Над головой — черное небо, расчерченное падающими звездами.

Ночь среди белого дня — сильное впечатление.

Сан Саныч приказал проверить содержимое цистерн. Мы убили четверть часа, борясь с заржавевшими люками и забирая пробы вязкой черной жидкости…

В город выбрались без проблем. Пунктирная линия на карте на поверку оказалась не монолитной: мнимый внутренний барьер состоял из двух, с довольно широким проходом посередине. Грузовик пройдет без проблем. Так что, если топливо сочтут годным, трудностей с транспортировкой не будет.

Конечно, если найдутся люди, готовые работать там, где день пролетает за три часа…

Пройдя перекресток, мы свернули на Алма-Атинскую и вскоре увидели отблески костра.

— О! А мы уж думали, вам конец! — радостно выдал молодой солдат вместо приветствия.

Проснулся задремавший Пичугин и немедленно полез с расспросами. Остальные — что солдаты, что ученые — сгрудились вокруг. Рассказ о хроновыверте встретили прохладно. Попросту говоря, нам не поверили. Пичугин долго требовал, чтобы мы признались в розыгрыше и перевели подкрученные стрелки часов обратно. Так и не выбив из нас признания, он, в конце концов, с досадой махнул рукой и перешел к частностям. Главным объектом интереса стал я — человек, побывавший за внутренней стеной света.

Игорь из дискуссии самоустранился, неуклюже присел возле костра и уставился на огонь. Судя по неестественной позе, простым синяком на ребрах он не отделался.

Мой рассказ Пичугина не удовлетворил. По его мнению, он слишком смахивал на сцену из фантастического фильма. В ответ я спросил: что именно он ожидал услышать? Рассказывать, как меня затащил пес, я не стал. Версия о том, что я поскользнулся на смазке, звучала достовернее. Никто и не подумал, что вся смазка, попавшая на пол, если она там и была, должна была давно высохнуть и окаменеть. Ну, а выстрелы — что выстрелы… Вы же сами видели тут стаю. Тупой пес заскочил за барьер, и Игорь подстрелил его во избежание… Нормальная версия.

Поняв, что больше из меня не выжать, Пичугин все внимание переключил на карту. Потребовал нанести наш маршрут и нарисовать все встреченные барьеры. Я воспользовался паузой и, пока остальные упражнялись в топографии, подсел к Игорю.

— Болит?

— Ребро. Кажется, трещина или перелом. — Игорь косо посмотрел в мою сторону. На скуле у него разлилась лиловая гематома.

— Спасибо.

— Да ладно, Коль. Сколько мы друг друга в «Лефт фор дэд» поднимали.

Я через силу улыбнулся вялой шутке.

— Ты всегда был командным игроком.

— Да ладно, — повторил Игорь. Криво улыбнулся. — Ты бы тоже за мной пошел. Что я, не знаю?

Я отвел глаза, посмотрел на пляшущие языки пламени. Пошел бы? Наверное, пошел. Это ж не на амбразуру кидаться. Впереди ждала неизвестность, и что бы ни болтали всякие умники, неизвестность лучше верной смерти.

— Коля, это ведь тот самый пес? — тихо спросил Игорь после паузы.

— Да.

— Откуда он взялся?

— Не знаю. Ты его убил?

— Убил. — Игорь подобрал сухую веточку и кинул в костер. — Убил и добил. Не поверишь, я испугался. Никогда собак не боялся, а тут, когда его узнал, страшно стало. Сейчас думаю, может и не стоило его убивать.

— Может быть. — Тема вдруг стала мне неприятна до тошноты.

— Коль, сколько их было?

— Кого?

— Ну, этих… барьеров. — Игорь отправил в огонь очередную щепку. — Мы не один пересекли — это точно. Сначала мне показалось — два, но теперь мерещится, что три.

Я вдруг отчетливо вспомнил, как после падения в свет на миг воцарилась темнота. Потом вспыхнуло вновь, и опять свет сменился мимолетной тьмой — стоящие подряд стены света, между которыми считанные сантиметры?.. Почему бы и нет? Далеко не так безумно, как разлившаяся посреди белого дня ночь.

— Не знаю. Я глаза закрыл. Там какие-то вспышки были. Кажется, всего три.

— Ага. — Игорь осторожно оперся о локоть и растянулся на холодной земле. — Я немного посплю. Когда эти наболтаются, разбудишь, ладно? Тут где-то есть надежная квартира. Наверное, мы туда пойдем, не всю же ночь посреди поля торчать.

— Хорошо.

Я подобрал и отправил в костер веточку. Она занялась и вспыхнула. Янтарные язычки заплясали на ней, как искры в пресловутых мерцающих стенах.

Что же вы такое, черт вас побери?

Что?

Глава 4

— Все в порядке? Жалоб нет?

— Вроде нет.

— Прекрасно, голубчик, прекрасно. Маечку повыше.

Хитроглазый усатый доктор протер стетоскоп и занялся прослушиванием моих легких. Стетоскоп сменился тонометром. Затем док поводил перед глазами молоточком, деловито постучал по коленке и бегло осмотрел ухо-горло-нос.

Как по мне, в осмотре не было никакой необходимости. По мнению дока — тоже. Но распоряжение подписал лично Коршунов, так что выбирать не приходилось. Два раза в день я без очереди заявлялся в кабинет врача, краснел под обжигающими взглядами больных и характерным подергиванием ноги демонстрировал отличные рефлексы.

— Кошмары не мучают? Стул хороший? Голова не кружится?..

Доктор сделал запись в тетради и погладил округлый животик. В наши дни похвастать таким могли немногие. Злоехидный Гиппократ ряшку не только не растерял, но и нарастил.

— Откуда столько злобы? — пробормотал я, натягивая куртку.

Меня била дрожь, несмотря на растопленную печку, в кабинете было прохладно.

— Профессия, знаете ли, обязывает. — Док отложил карандаш и залихватски пригладил усы. — Это не злоба. Жесткость, цинизм, правда-матка в глаза.

У меня было стойкое ощущение, что доктор надо мной посмеивается.

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул Вержбицкий. Глаза сонные, волосы нестриженые.

— Легок на помине. — Я приветственно махнул рукой. — Заходи, я всё.

— Привет.

Игорь зашел и прикрыл за собой дверь.

— Здравствуй-здравствуй, Игорек. — Доктор снова принялся протирать стетоскоп.

— Привет, Гиппо…

Я спешно покинул комнату. Эти двое друг друга терпеть не могли. Я пару раз присутствовал при их разговорах — яд в каждом слове, причем в смертельных дозах. Профессиональная ревность, что ли?

Продолжая зябко кутаться, я выскочил наружу и быстро зашагал в сторону Самарской площади. В последнее время у меня появилась дурацкая привычка приходить в последнюю минуту… Последнее время, последняя минута — неоптимистичные какие-то тавтологии… И вроде слежу за временем, стараюсь выходить в срок, а все равно постоянно опаздываю. Обязанности, чертовы обязанности, которых с каждым днем все больше: Коля сделай то, Коля сделай это, и никакого света в конце туннеля.

На площади было пусто. Только туша бронетранспортера привычно стыла на ветру. БТР не мог сдвинуться с места — маленький секрет, известный лишь узкой группе людей. Какая-то серьезная поломка, которую так и не смогли устранить. Но башня ворочалась, пулеметработал, так что паралитика отбуксировали к зданию мэрии, то ли для солидности, то для устрашения. Что до бодро бегающего предшественника, он охранял главную сокровищницу коммуны — топливное хранилище.

На КПП я показал пропуск, назвал пароль — теперь их меняли каждые три дня — и прошел в мэрию. По дороге меня останавливали еще дважды. Обыскали и сверили рожу с черно-белой фотографией с такой тщательностью, будто я тут впервые.

Кажется, у Коршунова развилась паранойя.

Впрочем, понять его можно. В последнее время дела шли из рук вон плохо. Нападения неизвестных участились. Было разграблено несколько мелких объектов на периферии. Перевалочный пункт на Ленинградской пришлось эвакуировать. А три дня назад на Победе шел настоящий ночной бой. Мы потеряли троих, еще четверо получили ранения. У нападавших двое погибли, еще двоих взяли в плен и допросили с пристрастием. Никакого толку: твердили, что ничего не знают, что им приказали, что работают за еду. Ссылались на каких-то военных. Вновь прозвучало имя «Маршал».

Сначала им не поверили. Одного отлупили так, что он едва кони не двинул, однако выжать больше так и не удалось.

По наводке пленных навестили пару квартир. Одна оказалась пустой, на другой взяли какого-то узбека или таджика, который по-русски едва говорил. Вроде как просто присматривал за домом. Приходили какие-то люди, о чем-то разговаривали. Кто такие, не знает, куда уходили — тоже. Кормили хорошо, поэтому и служит. Вот и весь сказ.

Нападения между тем продолжались. В основном, по мелочи, но нервы у всех были на пределе. В ночные патрули меньше чем по четверо теперь не выступали. Еще немного и впору переходить на осадное положение. Знать бы только, кто нас осаждает.

— Николай, присаживайся. — Коршунов выглядел уставшим. Морщины на лбу стали резче, кожа бледная, ни кровинки. — Что врач сказал?

— Здоров как бык.

Я примерно представлял, к чему эти вопросы и о чем пойдет разговор.

— Хорошо.

По лицу Коршунова пробежала тень. Если бы я корчился в смертных муках, ему было бы проще. Проект «Поселение» закрыть, на идее поставить крест. Увы, никто из побывавших за барьером умирать не собирался и ничем страшнее простуды не заболел. Ну, а простуда по осени — дело житейское.

— Вчера опустошили первую цистерну, — поделился новостями Коршунов. — Пичугин с командой составили подробную карту территории.

Я молча кивнул, ожидая продолжения.

— Пойдешь с ними? — внезапно спросил Коршунов.

На секунду я опешил, вопрос вышел совершенно неожиданным.

— Я?

— Ты-ты, — в голосе мелькнуло раздражение. — Неважно, на каких условиях. Ты готов пойти с ними?

Некоторое время я лихорадочно обдумывал ответ. В голову лезла всякая ерунда в стиле: «Если партия прикажет».

— Ясно, — прервал Коршунов мучительные раздумья. — Разберемся ближе к делу. Если тенденция сохранится, в начале ноября объявлю набор добровольцев.

Я почувствовал себя оплеванным.

— Это действительно необходимо? — Вопрос вышел глупым, лучше б я и дальше сидел с закрытым ртом.

— Да, Николай, это необходимо. — Коршунов прошелся по кабинету, остановился у окна. — Люди продолжают приходить. Размещать их негде, кормить нечем. Зимой будем замерзать и голодать. Как в Ленинграде сорок третьего.

— А котельная? Лесозаготовки?

— Не хватит солярки. Мазут ладно, мазута хватит. Но водяные насосы работают на дизеле. У нас достаточно топлива, чтобы нагревать воду, но недостаточно, чтобы гнать ее по трубам. Если повезет, растянем на месяц-полтора. Больше не выйдет, нужно оставить запас на весну-лето.

— Зачем? — на автомате спросил я.

— Для посевной. Как бы мы ни экономили, продовольствия осталось на считанные месяцы. Единственный шанс пережить следующую зиму — плановые посевы. Нас слишком много, огородами не отделаться. Нужен хлеб, нужна картошка. А для них нужна техника, которая жрет топливо. Спалим весь запас на обогрев — вымрем с голоду. Просто чуть позже.

— Помощи ждать бесполезно?

— Помощи? — Коршунов устало усмехнулся. — Откуда? Пол-области смыло. От Кинеля ничего не осталось, Новокуйбышевск вообще давным-давно выгорел дотла, в Тольятти на месте Жигулевской плотины водоворот в километр, и вода по ночам светится вроде как у нас на ТЭЦ. Наводнение ведь было слишком сильным, вода держалась долго… Оно не просто так случилось. Это там, там, на плотине, что-то произошло перед пробуждением. Да что говорить. Тут везде… — Он поискал слово. Обронил: — Черт знает что.

— А Москва?

— А что Москва? Сейчас все равны, дотаций не будет. Там своих забот полон рот. Мы не знаем, как вытянуть коммуну на тридцать тысяч человек, а в Москве — пара миллионов. Да они там, поди, скоро друг друга заживо жрать начнут. Если уже не начали.

Повисло молчание.

— Почему вы мне это рассказываете? — наконец спросил я.

— Я хочу, чтобы ты понял: «Поселение» необходимо. И мне нужны люди, которые будут им заниматься. У меня хватает администраторов, но тут они не помогут. Для работы нужны люди, которые всё видели своими глазами. Которые знакомы с нестандартными ситуациями. Которые умеют их решать.

— И я лучшая кандидатура?

— Да пойми, в городе будет не лучше! — Коршунов звучно хлопнул ладонью по столу.

Дверь моментально открылась, в проеме показался охранник и тут же исчез, словно ветром сдуло.

— В городе будут свои проблемы, — уже тише продолжил Коршунов. — Может, более предсказуемые, но их будет не меньше. Я не могу тебе приказать. Мне надо, чтобы ты сам понял! Бери Вержбицкого, Неробелова, бабу свою бери. Мы вас всем обеспечим, будете жить как короли.

— Но почему…

— Да потому! Потому что если не справитесь вы, не справится никто. Потому что вы первые поймете, если что-то пойдет не так, и вытащите остальных! Сейчас ни у кого нет такой квалификации. Ни у солдат, ни у профессоров, ни у эмчеэсовцев. Понимаешь ты это?

Я промолчал.

— Думай, — резюмировал Коршунов. — Несколько дней у тебя есть. А потом жду положительного ответа.

* * *
Весь следующий день я промаялся, не зная, как поступить, а под вечер взял и выложил все Нике. Как-никак, в плане Коршунова и ей отводилось место. Ника выслушала не перебивая и тут же въедливо поинтересовалась:

— Твой Коршунов прикидывается или в натуре дурачок?

— Это значит, твердое «нет»? — уточнил я, еще не решив, горевать или радоваться.

— Это значит, что план его — идиотский, — пояснила Ника. — Лезть не пойми куда, чтобы сэкономить вязанку дров. Дурь.

— Ну, он же не предлагает лезть всем. Много там все равно не разместить. Те, кто могут перенести зиму на ногах, останутся. За барьер на завод отправят старушенций всяких. Может быть, детей. Тут бы они мерзли пять месяцев на голодном пайке, а там, за стеной… Там ведь всего месяц пройдет.

— А еще можно их расстрелять, — ядовито заметила Ника. — Тогда мерзнуть совсем не будут. Сплошная экономия.

— Нет, ну мы же там были. Нас обследовали, никаких отклонений…

— Ага, только мозг съежился, раз такие планы обсуждаете. Организовать поселение за барьером… Коля, ты хоть понимаешь, что собираешься влезть непонятно во что, непонятно зачем и с непонятными последствиями? Откуда вы вообще про сжатие времени взяли?

— Пичугин замерял. Сказал, что за барьером время течет медленнее. Он нам тогда так и не поверил, полез сам убедиться. Ну и вот. За барьером, как он выражается, «хроноаномалия». Даже коэффициент сжатия вычислил: четыре целых девяносто две сотых. Зимние холода до апреля продержатся, считай, пять месяцев. За барьером пройдет всего месяц. Так что, если в ноябре рядом с ТЭЦ организовать поселение, как раз в пять раз зимовку сократим.

Ника откинула со лба отросшую челку.

— Тебе, Коля, надо было не в теннисисты, а в математики идти. Дурак и уши холодные.

— Всё-всё, понял. Выдам Коршунову решительное «нет».

Я почувствовал себя подкаблучником. Начал от этого злиться, но пока держал себя руках.

— Да ничего ты ему не выдашь, — отмахнулась Ника. — Будто я тебя не знаю. В каждой бочке затычка. Тобой вертят, как хотят, а ты ведёшься.

Ника, демонстративно отвернувшись, зарылась в шкаф с одеждой.

Я плюнул и ушел на кухню. И чего, спрашивается, злюсь? Сам же решил посоветоваться. Вот мне и посоветовали. Между прочим, вполне конкретную вещь безо всяких уловок и оговорок. Чем же я тогда недоволен? Хотел услышать другой ответ? Ах, дорогой, я так рада, пойду собирать чемоданы? Но тогда Ника права. Выходит, никакого вопроса передо мной не стоит, и я, взяв время на размышление, мысленно согласился с предложением Коршунова. Может, поэтому он не стал меня уговаривать, искать какие-то аргументы, пытаться купить? Он просто знал, что я и так соглашусь.

Черт, как же меня все это достало…

Часовая стрелка уперлась в цифру семь. На полвосьмого Коршунов назначил собрание. Должно быть, официально расскажет про «поселенцев». Сначала в узком кругу — посмотреть реакцию, потом запустит информацию в массы. Мол, разыскиваются добровольцы. Родина-мать зовет, усиленное питание прилагается. И ведь найдутся, найдутся желающие рискнуть своей шкурой ради сытного обеда и мнимой безопасности за волшебной золотой занавеской. А значит, неизбежно наступит момент, когда Коршунов подойдет ко мне, положит руку на плечо и проникновенно спросит: «Ты готов?» И я, по мнению Ники, тяжело вздохнув, непременно отвечу: «Да».

Вот такая гнусная предопределенность.

* * *
— …Она же до сих пор там стоит, я давеча заглядывал. Я же сразу к вам, а меня в шею, говорят, очередь. А какая же тут очередь, если разберут всё? Это же сейчас надо, пока еще осталось.

Вид путеец имел слегка сумасшедший: волосы немытые, всклоченные, глаза горят. На щеках щетина, которую он то и дело почесывал желтыми нестрижеными ногтями, под которые забилась грязь. В промежутках между почесываниями он оживленно размахивал руками; с губ слетали мелкие брызги слюны. В общем, зрелище малоприятное, с какой стороны ни посмотри. Однако вещи он рассказывал любопытные. Да что там любопытные — жизненно важные.

По нынешним временам Железнодорожный район считался гиблым местом, хуже Ленинградки и Металлурга. На Металлурге орудовали мелкие банды гопников. На Ленинградке мы столкнулись с целенаправленным сопротивлением, но это сопротивление оказывали отдельные бригады, которые наносили удары и тут же отступали, не пытаясь удержать территорию. В привокзальном районе ситуация сложилась иная. По нашим данным — проверенным и не очень, — этот район превратился в настоящий рассадник бандитизма. Именно отсюда пресловутый Маршал осуществлял руководство.

Разговоры об ответном ударе ходили давно, но все упиралось в недостаток ресурсов. Да, коммуна была многочисленнее. Да, мы были лучше вооружены. Но у нас не хватало людей, чтобы планомерно, дом за домом, зачищать район. Тем более что опыта таких зачисток не имели даже местные вояки, что говорить об обыкновенных дружинниках и добровольцах.

В результате привокзальная зона опустела. Все, кто могли, перебрались ближе к центру. Ничего ценного в окрестностях тоже не осталось. Местную больницу распатронили в числе первых, еще до Маршала. На вокзал мы наведались в августе, сразу, как сошла вода. Оценили состояние полотна, вывезли несколько вагонов полезного барахла, выкачали пару цистерн солярки. Безусловно, кое-что ценное там осталось. К примеру, вагон с углем. Летом его не выгребли — нашлись дела поважнее, а зимой уголь бы ой как пригодился. И все же потеря казалась не столь значительной, чтобы всерьез о ней жалеть. Однако рассказ путейца заставил задуматься.

Сам он был местным. До недавнего времени жил неподалеку от вокзала. Пару недель назад, когда совсем прижало, оставил квартиру и вскоре оказался в длинной очереди желающих прописаться в коммуну. Вполне обычная судьба. Заинтересовало не его прошлое, а рассказ о происходящем на вокзале. Путеец туда нет-нет да наведывался. Все ходы-выходы он знал, а поживиться по мелочи там можно было до сих пор.

В конце сентября халява закончилась. Какие-то люди взяли вокзал под полный контроль. Охраняли с оружием, стреляли без предупреждения и мало-помалу перетряхивали стоявшие на запасных путях составы. И вот тут начиналось самое интересное. По словам путейца, за считанные минуты до отключки в Самару прибыл товарняк из Новокуйбышевска. Состав пересек мост и уже выруливал к вокзалу, когда машинист вырубился. Скорость была низкая, обошлось без серьезной аварии.

Состав небольшой, в основном цистерны с пропаном — продуктом ценным, но не срочным, благо, запас имелся, а использовали его сейчас в основном для сварки. Но вот что Коршунова по-настоящему заинтересовало — так это четыре цистерны с дизельным топливом в конце состава. Как оказалось, заинтересовали они не только Коршунова. Пару дней назад путеец заглядывал на старую квартиру забрать какое-то барахло. Заглянул и на маневровые пути. Состав никуда не делся, но вокруг уже крутились непонятные типы с ружьями. Видать, нашли клад.

Путеец, сообразил, что топливо может уплыть на сторону, и бросился на прорыв к Коршунову. Два дня всеми правдами и неправдами пытался попасть на прием. Попал-таки. Случилось это сегодня утром, а в обед мне сообщили о назначенном на вечер экстренном совещании, где я и еще три десятка человек выслушали историю из первых рук.

Пока путейца засыпали вопросами, я сидел и думал, может ли все это быть правдой. По всему выходило, что может. Сам я после катастрофы бывал на вокзале всего пару раз, но разговоры слышал. И о бессистемности поисков, и о том, что неплохо бы осмотреть окрестности, да времени нет. Под конец, правда, отчитались, что все ценное выгружено, с вокзалом можно закругляться, но работяги к отчету отнеслись скептически. Как оказалось, не зря. Бесхозяйственность вышла нам боком. Точнее, могла выйти, если бы не путеец.

— В общем, надо брать, — подвел итог выступления Коршунов. — Я приказал укомплектовать разведгруппы. Ночью ребята выяснят обстановку. Утром надо решить проблему, пока ее не решили другие. Левитин, отвечаешь за транспорт. Сколько единиц свободно? Нам надо забрать за один заход. Балуевский! Где Балуевский? Макаров вместо него? Организуй личный состав. Если надо, сними часть с охраны. Нужен боеспособный отряд. Звягинцев?..

* * *
Заседание продолжалось до глубокой ночи, самой беспокойной ночи после посещения ТЭЦ. Домой я вернулся только под утро, переоделся, растолкал сонную Нику и кратко ввел ее в курс дела. Для таких ситуаций мы ввели неукоснительное правило: о любых неприятностях предупреждать заранее. Хоть днем, хоть ночью. В принципе, я не считал грядущий поход неприятностью, но и рядовым событием он точно не был, так что предупредить стоило. От греха подальше.

Ника отнеслась с понимаем. Назвала меня балбесом, который опять первым лезет под пули, а Коршунова — тоталитарным кровопийцей. Правда, вела себя более сдержанно, чем раньше. Видимо, масштаб привлеченных сил ее немного успокоил. В итоге я оставил ее досыпать, а сам поспешил на площадь к месту сбора.

Администрация сработала оперативно. Вояки тоже не подкачали. Так что, когда в пять утра разведчики вернулись, основные силы уже приняли позу готовности.

Наша четверка была в полном составе. Вербовски щеголял в бронежилете с АК-74 наперевес. Игорь в десятый раз перебирал винтовку — не пневматику, дедушку Драгунова, — которой давно перевалило за полтинник. Сан Саныч что-то перетирал с водилами.

Я же сидел в кузове грузовика и мелкими глотками пил кофе.

Разведчики докладывали, начальство под чутким руководством Коршунова верстало план, вояки солидно кивали. На их физиономиях читалось, что, как только отряд отъедет подальше, все планы гражданских отправятся в мусорную корзину, а солдаты будут действовать по своему усмотрению. Собственно, по этой причине я и сидел в стороне, а не участвовал в обсуждении — все равно никакого толку. Сан Саныч с Вербовски рассудили так же.

К половине шестого совещание закончилось. На прощание Коршунов пожелал всем удачи, и автоколонна отчалила.

БТР гордо рассекал предрассветные сумерки. За ним шел грузовик с солдатами, еще один с забитым пустыми бочками кузовом и две автоцистерны. Замыкал кавалькаду третий грузовик с нами — ополченцами. Надо сказать, народу и впрямь согнали немало: человек тридцать, не считая экипажа бронетранспортера. Все при оружии, половина в жилетах. Коршунов отнесся к проблеме со всей серьезностью, хотя, по словам разведчиков, по-настоящему проблемной ситуация не выглядела.

Рассказ путейца разведчики подтвердили. Состав с цистернами стоял ровно там, где он накарябал на карте. Его действительно охраняли. У разожженного рядом костра дремал сторож, еще один курил неподалеку. Сам вокзал тоже не пустовал. Внутри здания вокруг огня сидели то ли двое, то ли трое. Разглядеть точнее разведчики не смогли, а соваться внутрь не стали.

В остальном — ничего серьезного. Даже если кого и просмотрели, у нас все равно будет трех-четырехкратное преимущество. Впрочем, береженого Бог бережет. Как бы ни было ценно топливо, как бы ни были отморожены бандиты, у них хватит ума не связываться с взводом солдат и бронетранспортером в придачу. А значит, мы уже победили. Без боя.

Не доехав пару кварталов, колонна остановилась. После короткого совещания из первой машины выгрузились и ушли вперед десять солдат. Задачу им поставили простую: быстро и тихо захватить вокзал. Шуму наши машины наделают немало, если в здании только часть банды, они поднимут тревогу, а дальше всякое может случиться. А так авангард возьмет вокзал, основные силы развернутся на привокзальной площади, и можно будет спокойно заняться цистернами. Простой и надежный план. Лишняя пальба нам ни к чему.

Передовой отряд растворился во мраке. Не прошло и получаса, как зашуршала рация, и штурмовики сообщили, что они на позиции. Колонна снова двинулась в путь. На востоке небо уже слегка посветлело, понемногу приближался рассвет. Впрочем, небольшой запас времени оставался. Подобраться под покровом ночи мы успеем и, если все пройдет успешно, захватим вокзал затемно.

Железнодорожный район и впрямь обезлюдел. Пока мы катили по улице, я лишь однажды видел далекий отсвет костра, да в одном из окон мелькнул огонек свечи или лучины.

Здание вокзала — башня в стиле хайтек — смутно проступило на фоне темно-серого неба. Прямо перед ним на добрый гектар распласталась автостоянка. Соседние дома чернели безжизненными коробками.

У сидящего напротив лейтенанта — единственного военного в нашем грузовике — хрюкнула рация.

— Готовность.

Ладони стали влажными. Я почувствовал легкий озноб. Надо же, через столько прошел за эти месяцы, а такая реакция…

Я вдруг понял, в чем дело. Это была не просто первая войсковая операция. Я впервые сознательно совал голову под пули. Прежние стычки, опасные, пусть даже смертельно опасные, были делом случая. Даже нож Михалыча, пляшущий в миллиметре от моего горла, даже волки, пытавшиеся разорвать нас на куски, даже перестрелка в аптеке на Металлурге, даже падение сквозь сияющий барьер. Все они произошли случайно. Я не провоцировал их, не ввязывался в драку в надежде сорвать куш. Танцы со смертью выходили спонтанными, и времени как следует испугаться не оставалось. Сейчас все было иначе. Мы сознательно шли на конфликт, сознательно рисковали жизнью, стараясь заполучить добычу, которая бы оправдала риск. Только риск от этого меньше не становился.

Я поймал взгляд Игоря.

Игорь улыбался. Игорь расслабленно держал тяжелую винтовку. Игорь готовился действовать. Несмотря на травмированный нос, несмотря на избиение на ТЭЦ, он по-прежнему относился к риску иначе. Нет, не как к игре — как к соревнованию, вызову, операции, которую надо разыграть идеально.

От этой улыбки мне стало не по себе. Возможно, как раз потому, что я был спортсменом и прекрасно понимал разницу между соревнованиями и реальной жизнью…

Краем глаза я уловил короткую вспышку. Раздалось низкое, неприятное шипение, а затем на идущем впереди бронетранспортере вспух пузырь пламени.

* * *
Я не сразу сообразил, что происходит. Опомнился только, когда по кабине забарабанили пули. Сначала робко, потом все сильнее. Сидевший рядом Михаил, вскрикнув, согнулся на дне кузова. Игорь на стрельбу отреагировал мгновенно: метнулся ко мне и вцепился в плечо. Мы выкатились из кузова, залегли за метровыми колесами. Рядом распластался Вербовски.

Свинцовый дождь и не думал стихать. Наоборот, с каждой секундой он набирал силу. Теперь выстрелы звучали отовсюду. Звонкие четкие шлепки, звон разбитого стекла, крики раненых. Снова раздалось едва слышное шипение, и БТР подпрыгнул еще раз. В небо ударил столб дыма. Огня почти не было: боеприпасов на борту мало, а до топливного бака осколки не добрались.

Высыпавшие из кузова солдаты открыли ответный огонь, в основном наугад. Идущий вторым грузовик попытался развернуться и встал поперек дороги с заглохшим двигателем. Автоцистерны с места не тронулись. Из кабины первой вывалился водитель и, матерясь, передернул затвор автомата.

Я не видел, откуда по нам стреляли. Казалось, молотят со всех сторон. Рядом с вокзалом перебивали друг друга десятки стволов. Передовой отряд вляпался не хуже нашего, и противостояли ему явно не снулые поутру охранники. Подмоги от авангарда ждать не приходилось — ушли бы живыми!

Я вжался в землю, изо всех сил стискивая бесполезный карабин. В голове звенело. Куда стрелять? По кому? Нас поливали с нескольких точек. Вскоре в нестройную автоматную балладу вклинился жесткий ритмичный стук пулемета. Звук доносился откуда-то со стороны вокзала, но чтобы понять, где гнездо, надо было приподняться. А это было сродни самоубийству.

— Коля! — дернул меня за штанину Игорь. После падения я потерял его из виду и не понял, как он оказался за моей спиной. — Коля, сюда!

Он ящерицей пополз назад, и я машинально последовал за ним. Мы обогнули ржавую легковушку и вскоре оказались посреди автомобильного кладбища. Привокзальная автостоянка была отличным прикрытием. Высмотреть несколько человек, ползущих между припаркованными машинами и днем-то непросто, а уж в темноте…

Однако я недооценил Игоря. Он вовсе не собирался отступать. Не успел я вздохнуть, как услышал сдержанный шепот:

— Они на крышах. Там, там и там. — Он ткнул в два невысоких старых здания на правом фланге и в многоэтажку прямо по курсу. — Кажется, еще на смотровой площадке вокзала, точно не понял. Но главные силы там. — Он снова показал на многоэтажку. — Из гранатомета били оттуда, и пулемет там же стоит. Надо снять, а то они всех положат.

Несколько секунд я тупо пытался врубится в «надо снять», а когда наконец сообразил, Игорь уже тянул меня сквозь стройные ряды автомобилей.

Поначалу я даже не сопротивлялся. Вырваться из зоны плотного огня было единственным желанием. А потом сопротивляться стало поздно. У края автостоянки нас ждал Вербовски и незнакомый парень лет двадцати пяти. Он ехал в первом грузовике, видно, из армейских.

— Через улицу, быстро, — процедил Вербовски, ткнул в сторону многоэтажки и тут же пополз вперед.

Пять метров узкой односторонней трассы показались бескрайним полем, и я удивился, что они вдруг закончились. Один за другим мы скользнули под прикрытие замершего у привокзальной остановки кособокого троллейбуса. Не знаю, темнота или удача сыграла на нашей стороне. Возможно, и то и другое сразу. Во всяком случае, ни одного выстрела по нам так и не сделали. Бандиты полностью сосредоточились на грузовиках, пропустив наш фланговый рывок.

Беспорядочная пальба не стихала ни на секунду, но теперь я смог четко выделить длинные пулеметные очереди. Били действительно со стороны многоэтажки, с крыши или с верхних этажей. Как Игорь сумел вычислить пулеметное гнездо еще на стоянке, оставалось загадкой.

Вербовски не дал перевести дух.

— Быстро-быстро!

Он погнал нас вдоль кирпичной стены к входу в подъезд. Железная дверь предательски скрипнула, но пронзительный звук утонул в грохоте автоматных выстрелов.

В подъезде было темно, хоть глаз выколи. Зажигать фонари мы не рискнули: вдруг бандиты оставили на лестнице прикрытие? По той же причине бег через ступеньку заменился размеренным и осторожным подъемом.

Мы миновали седьмой этаж, когда в пыльном окне лестничной площадки мелькнул красный отблеск. Сигнальная ракета стремительно ушла в небо и лениво зависла над темным городом, почти тут же сверкнула вторая. Красные ракеты. Это означало только одно — атаку опорных пунктов, гаражей, складов горючего и продовольствия.

Выходит, нападение на колонну лишь часть единого плана, кусочек мозаики, заботливо выложенной неизвестным стратегом, одна из тех ловушек, в которые мы попадали не единожды. Только на сей раз ловушка масштабная, прекрасно скоординированная и потому совершенно неожиданная. Топливо оказалось лакомой приманкой, а путеец — засланным казачком и прекрасным актером, заманившим отряд в капкан.

— Суки, — одними губами прошептал Игорь.

— Наверх. — Вербовски толкнул меня в спину и, уже не таясь, ринулся вперед.

* * *
Стрелявшие не выставили прикрытия на лестнице, но на последнем этаже нас поджидал неприятный сюрприз. Сухие, кашляющие звуки, доносящиеся из приоткрытой двери одной из квартир, не оставляли сомнений: отсюда тоже ведут стрельбу. Плохо, что пулемет работал с крыши. Огневых точек оказалось две, и если накрыть одну, стрелки второй это сразу поймут.

Вербовски сориентировался мгновенно.

— Коля, мы наверх. — Он повернулся к военному. — Стас, вы с Игорем возьмете квартиру. Когда мы поднимемся, досчитайте до пятидесяти и зачистите.

Стас кивнул и достал из подсумка гранату. Игорь осторожно прислонил винтовку к стене, вытащил пистолет. Вербовски тяжело вздохнул и, придерживая автомат, решительно полез на крышу.

Я последовал за ним. Лестница оказалась ржавой до трухи, в ладонь немедленно впилась стальная заусеница. Приклад карабина клацнул по железяке, но звук получился глухой, и за стрельбой его никто услышать не мог.

Мы оказались в небольшой кирпичной надстройке с распахнутой дверью. Вербовски осторожно выглянул наружу. Видимая часть крыши была пуста, пулеметное стаккато звучало с другой стороны надстройки. Видать, использовали ее для маскировки и как естественный щит.

— Зайдешь слева, — шепнул Вербовски. — Я сверху. Подсади.

Он уцепился за край надстройки и с моей помощью в два приема забрался на крышу. Я несколько раз глубоко вздохнул и с карабином наперевес осторожно двинулся вдоль стены.

Обойти надстройку, присесть за углом, дождаться Вербовски, а потом… Потом придется стрелять. В бескровный захват я не верил — не та ситуация. Да и жалости к людям, расстреливающим меня и моих товарищей, не испытывал.

Бетонная плита под ногами вздрогнула. Раздался гулкий взрыв. Я застыл, пытаясь сообразить, в чем дело.

Граната.

Игорь с напарником пошли на штурм квартиры. Отпущенная нам минута истекла чуть раньше, чем хотелось.

Пулемет замолчал, за углом надстройки раздался невнятный возглас. Я метнулся вперед, стремясь занять выгодную для стрельбы позицию, и столкнулся с идущим навстречу бандитом. Рефлекторно отшатнувшись, судорожно нажал на спуск. Карабин рявкнул.

Стреляя в упор, трудно промахнуться. Нужно либо фантастическое невезение, либо хорошо подготовленный противник.

Я столкнулся со вторым.

Моей едва заметной заминки хватило, чтобы он ударил по направленному в живот стволу.

Пуля, прорвав кожаную куртку, ушла в кирпич стены, выбив крошку. Выстрелить повторно я не успел. В мой живот погрузился похожий на молот кулак. Я врезался в стену, безуспешно силясь вдохнуть, и тут же получил правый боковой в челюсть. В последний миг мне удалось отдернуть голову. Кулак скользнул по щеке, а последовавший прямой вышел не столь четким, иначе я бы просто отключился.

Но хватило и его.

Карабин сделался скользким, как рыба. Мир перед глазами поплыл, ноги стали ватными. Я опустился на бетонную плиту и тут же получил болезненный удар ногой по ребрам. Упал на спину, с запозданием сообразив, что остался без оружия. Попытался вслепую нащупать карабин…

Стоящий надо мной мужчина словно в замедленной съемке вытащил из-за спины пистолет. И, несмотря на вязкую предрассветную дымку, я неожиданно отчетливо увидел его лицо. Все та же неопрятная борода, тот же жесткий, безумный взгляд.

Губы Михалыча искривила усмешка, он меня тоже узнал. На секунду замерший пистолет снова заскользил вверх, целя в лоб.

Вот она — смерть.

Я оперся правой рукой о стену надстройки. У меня оставался последний шанс. Сейчас он начнет давить на спуск, я дернусь влево, и если повезет…

Мир замер. Застыл. Стал черно-белым. Контрастным. Чересчур резким.

Я уже лежал на этой крыше. Я видел Михалыча с пистолетом. Я дергался, пытаясь опередить пулю, и она взрывала мое сердце. Все это было. Отчетливо и ярко. Не здесь. На ТЭЦ. Когда я стоял в круге чистого безупречного сияния. В шаге от столба света. Я уже видел свою смерть и по странной прихоти судьбы получил шанс действовать иначе…

Мгновение озарения прошло. Я дернулся. Но не вбок, а вперед, и пнул Михалыча по коленке. Хлопнул выстрел, ногу пронзила дикая боль. Михалыч, на секунду потерявший равновесие, отступил на шаг, оскалился и снова поднял пистолет.

Простучала короткая очередь — Вербовски всегда экономил патроны. Выпущенные в упор пули ударили крановщика в грудь. Злой, сумасшедший взгляд в один миг стал пустым и бессмысленным. Михалыч привалился к кирпичной стене и сполз на бетон, уткнувшись лицом в грязный рубероид. А Вербовски уже снова стрелял — не в него — туда, где находилось гнездо пулеметчика.

Я с трудом сел. Трясущимися руками расстегнул подсумок. Попытался разорвать упаковку бинта, но она выскользнула из рук столь же ловко, как карабин.

Вербовски грузно спрыгнул с надстройки.

— Коля, ты живой?

— Живой. — Я пытался говорить громко, но с губ сорвался только невнятный сип. — Живой.

— Дай посмотреть. — Эдик достал нож, разрезал штанину. — Навылет. Сейчас.

Он вытащил резиновый жгут, перетянул ногу, вскрыл пакет просроченного стрептоцида и засыпал рану ровной желтоватой дорожкой. Лучше чем ничего.

Сзади послышались шаги.

— Живой? — Игорь присел рядом. — Эдуард, к пулемету, я им займусь.

Повторять дважды не пришлось. Вербовски метнулся к оружию, а Игорь наложил тампон и принялся бинтовать рану.

— Сейчас-сейчас, почти закончил, — приговаривал он.

— Я так хреново выгляжу, что нуждаюсь в утешении?

— Ничего-ничего, — кажется, моих слов Игорь не услышал, — только потерпи немного. Сейчас мы дорогу расчистим…

Снова застучал пулемет, послышался звук бьющегося стекла: Вербовски открыл огонь по вокзалу. Мимо пробежал Стас, и вскоре к пулемету присоединилась автоматная трель.

— Сиди, не шевелись. — Игорь затянул узел, помог мне удобнее прислониться к стене. — Я сейчас.

Он подхватил тяжелую винтовку и сжатой пружиной бросился к краю крыши. Раздался одиночный выстрел.

Я поплотнее запахнулся в куртку. Начало знобить. Забинтованная нога судорожно подергивалась то ли от ранения, то ли от холода. А может, от избытка адреналина… Кажется, я слышал о таком в одном фильме…

Веки потяжелели. Несмотря на продолжающуюся канонаду, я задремал…

Очнулся от того, что Игорь хлопал меня по щекам. Простреленная нога онемела. Головокружение прекратилось, хотя голова болела адски.

— Так, давай вдвоем.

Игорь подставил плечо, а Вербовски обхватил меня за поясницу.

— Что… — Я едва смог разлепить губы. Закашлялся и уже тверже произнес: — Что там?

— Кончено. — Игорь перехватил меня поудобнее. — Вокзал взяли. Остальные разбежались. Они не ждали, что их главный ствол начнет бить по своим. Так, на ногу не ступай, давай осторожнее. Сейчас нам главное — спуститься вниз…

Эпилог

Погрузка подходила к концу. Грузовики, под завязку набитые людьми и вещами, чинно выруливали на широкое шоссе. В хвост колонне пристроился солидный черный джип с охраной. Еще один шел впереди — живое доказательство того, что перегонный куб запущен и первая партия нефти переработана в бензин.

Автоколонна стремительно набрала ход и вскоре скрылась за поворотом.

Второй рейс за сегодня из пяти запланированных.

— Гуляешь, инвалид? — Игорь приветственно хлопнул меня по плечу.

— Да, осточертело лежать.

Опираясь на костыль, я проковылял к старенькой лавочке напротив фонтана. Рана заныла.

— Мне можешь не объяснять. — Игорь присел рядом. — Как Ника?

— Пакует вещи.

— Понятно… Когда отъезжаете?

— Завтра, после обеда.

— И всего вас?..

— По спискам — четыреста человек. Обещают до двух тысяч.

— Кто обещает?

— Коршунов.

— Этот не соврет, — двусмысленно прокомментировал Игорь. Улыбнулся, но тут же убрал улыбку и стал серьезным. — Хотя, может и наберется. Сейчас холода ударят, и люди задумаются, что страшнее: месяц за светящейся стенкой на полном пайке или зимовье в городе на урезанном. Честно, я и сам подумывал к вам записаться.

— Но решил остаться?

— Решил, — кивнул Игорь. — А что делать? Это сейчас затишье. Через пару недель банды очухаются, посадят на место облажавшегося Маршала какого-нибудь Генералиссимуса, и все закрутится по новой. Предрекаю: зимой будет та еще заварушка.

— И ты, конечно, не останешься в стороне, пророк.

— Ну, кто-то должен делать грязную работу, — с серьезным видом ответил Игорь. — Слышал, Эдика назначали главой безопасности на лесопилке?

— Да, Ника рассказала. А Саныч теперь ответственный за коммуналку в Поселении.

Игорь промолчал. После похода на ТЭЦ тему Сан Саныча он начисто игнорировал. Даже не поинтересовался, насколько серьезно того ранили во время боя. Причины были. Не каждый день тебе на публике ломают нос за то, что ты бросился спасать товарища.

— Ладно, я пошел. — Игорь снова хлопнул меня по плечу. — Завтра утром увидимся.

— Напоследок?

Игорь засмеялся.

— Прекрати! Вы же не навсегда уезжаете. Да и стена эта, благо дело, не бетонная. Буду зимой к вам заглядывать с новостями. Ну, и в картишки перекинуться. Тут… — он заговорщически понизил тон, — чертовски мало хороших игроков в покер.

Я улыбнулся.

Игорь подмигнул и быстрым шагом направился к зданию администрации.

Стало тихо.

Я остался один. Странное чувство, почти забытое за последние месяцы. С момента пробуждения в «Скале» я почти не бывал в одиночестве. Сначала в силу обстоятельств, потом — потому что понял: одиночки долго не живут.

Три месяца мы держались вместе, и вот теперь, к середине ноября, наши дороги разошлись. Я, Ника и Сан Саныч проведем за загадочным барьером свою самую короткую зиму. Вербовски будет комендантом лесопилки. А Игорь останется в городе. Бороться, сражаться, защищать. Хотя, если подумать, эти слова подходили всем нам.

Я не знал, что случится дальше. Октябрьская бойня показала: мы не можем чувствовать себя в безопасности. Ночное сражение возле вокзала, когда отряд потерял половину бойцов. Штурм хранилищ, в ходе которого погибла почти вся охрана. Атака перевалочных пунктов, сгоревшая дотла база на Победе. Говорят, там тоже сражались до последнего. А Милену Юрьевну нашли застреленной с разряженной двустволкой в руках. Мертвой хваткой, говорят, держала.

Коммуна устояла. Словно во времена Второй мировой люди гибли, отбиваясь до последнего патрона, и сломить их сопротивление бандиты так и не смогли. Нападавшие отступили, оставив после себя десятки трупов. Топливные хранилища и продовольственные склады остались нетронутыми.

Наверное, Игорь прав, теперь у нас есть немного времени. Пока собаки залижут раны, пока сбросят главаря, чей план провалился, пройдет несколько недель. Но прав Игорь и в другом. Они обязательно вернутся. Без того, чем располагает коммуна, им просто не выжить, а стать ее частью и работать вместе со всеми они не захотят. Работа — это для черни. Благородным бандитам приличествует разбой.

Я тяжело поднялся и похромал в сторону дома.

Последний день в городе. Завтрашний я проведу уже на заводе, за стеной золотистого света в компании таких же сумасшедших переселенцев. Но самое странное: какая-то часть меня ждала этого. Даже если бы не план Коршунова, я бы все равно прошел через внешний барьер. А потом еще раз, через внутренний. В круг света, к сияющей колонне, в самое сердце червоточины. В то место, куда меня привел странный пес, дважды спасший мне жизнь. Потому что он привел меня туда не случайно. Судьба, Божий промысел — это можно называть как угодно. Видение боя на крыше дало мне лишнюю секунду, и эта секунда спасла меня от смерти.

Теперь я жил в долг, а долги надо отдавать.

Не знаю, что произойдет, когда я сделаю последний шаг и прикоснусь к сиянию. Но я как-то связан с ним и теперь должен понять как. Возможно, это случится через день, возможно, через неделю или год — не важно.

Я вернусь к тебе, свет. И на сей раз не отступлю. Ты ведь часть меня, правда?..

Перед тем как свернуть во двор, я задержался. Посмотрел на Самарскую площадь, на огромный подернутый ржавчиной монумент — уходящий в небо пьедестал, на вершине которого стоит стальной человек, держащий в руках распростертые крылья.

Сверкнула молния. Со стороны Волги шел грозовой фронт. Через час он окажется здесь и накроет площадь, но стальной человек не обратит на него внимания. Перед ним бессильны штормы, тридцатилетний сон и страшное наводнение. Он простоял здесь десятки лет, постоит и еще.

Символ города, который был.

Символ города, который будет.


Оглавление

  • Пролог
  • Часть первая ГОРОД, КОТОРОГО НЕТ
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  • Часть вторая ГОРОД, КОТОРЫЙ БЫЛ
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  • Часть третья ГОРОД, КОТОРЫЙ БУДЕТ
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  • Эпилог