Королевское приглашение [Джулия Фэнтон] (fb2) читать онлайн

Джулия Фэнтон Королевское приглашение

Аннотация

Приглашение сулило сказочный праздник на борту роскошной яхты, в обществе знаменитостей, включая правителя Коста-дель-Мар князя Генриха. Но для юной американской теннисистки Тедди Уорнер круиз обернулся трагедией: она пережила исчезновение отца и оказалась причастной к миру придворных интриг, скандалов, борьбы за власть. Только один из наследников князя Генриха сможет взойти на престол. Тедди не сразу поймет, что сердце живет по своим собственным законам…

МАЙ 1994

Отполированный до блеска черный «бентли» медленно двигался вдоль Елисейских полей, мимо Триумфальной арки, через площадь Согласия. Сгущались сумерки; широкая магистраль была освещена призрачным светом фонарей. По обеим сторонам улицы, одной из тех, что составляют славу Парижа, возвышались прекрасные здания классической архитектуры, свидетели истории.

Немолодой пассажир, отличавшийся утонченно-благородной внешностью, бесстрастно взирал сквозь затемненное стекло на всемирно известные памятники. Со стороны никто бы не догадался, что этого человека терзает сильнейшее беспокойство. От волнения у него пересохло во рту. Даже Клод, его личный шофер, не подозревал, сколь многое зависит от предстоящей встречи.

Элегантный автомобиль притормозил перед внушительным мраморным фасадом правительственного здания, свернул в узкий проезд между старинными домами и остановился у неприметной боковой двери, которой в прежние времена пользовались министры, чтобы незаметно ускользнуть из присутственного места.

Возле автомобиля тут же появились двое офицеров службы безопасности; у каждого за ухом можно было различить микротелефон.

— Следуйте за нами, мсье.

К входной двери вели четыре низкие ступеньки. Посетитель в сопровождении офицеров вошел в здание и оказался в лабиринте сводчатых коридоров. Каждый шаг по мраморным плитам отдавался гулким эхом.

Навстречу торопливо шла секретарша, в ее руках была папка с документами. Ее взгляд оживился при виде знакомого лица с глубоко посаженными темными глазами, аристократическим носом и аккуратными усиками над тонкой губой. Посетитель нахмурился: он предпочел бы остаться незамеченным. Секретарша почувствовала его неудовольствие и поспешила пройти мимо.

Белые мраморные ступени широкой лестницы привели к просторной, роскошно отделанной приемной. Темно-пурпурные обои безупречно гармонировали с парчовой обивкой диванов и кресел. На стенах во множестве красовались потемневшие от времени портреты выдающихся государственных деятелей Франции времен Второй империи и Третьей республики. На резных столиках высились стройные композиции из живых цветов.

Посетитель по-прежнему ничем не выдавал своего нервного напряжения.

Один из офицеров сказал что-то в переговорное устройство и распахнул дверь. Седовласый человек переступил порог, и створки двери закрылись за ним с легким щелчком.

Кабинет поражал воображение еще больше, чем приемная: затянутые серым шелком стены, портреты французских королей, трехцветный флаг на золоченом постаменте. Одну из стен занимали фотографии Джорджа Буша, Маргарет Тэтчер, испанского короля Хуана Карлоса, королевы Великобритании Елизаветы II и других видных фигур современности. Окна выходили на ухоженный внутренний сад.

— А, это вы, — хозяин кабинета привстал и снова уселся за массивный письменный стол красного дерева с полированной гранитной столешницей. — Входите, друг мой.

Они обменялись приличествующими случаю любезностями, эти два человека, которые — каждый по-своему — влияли на судьбы своих стран.

— Погода сегодня… унылая. Типичная парижская погода. В вашей стране более приветливый климат.

— Oui^[1], над Коста-дель-Мар неизменно светит солнце. У нас всегда ясное небо.

Теперь хозяин кабинета счел возможным перейти к делу. Он прочистил горло, погладил холеную каштановую бородку и сказал:

— Если все, что вы мне сообщили относительно вашего брата и его троих детей, соответствует действительности, то у вас остается совсем мало времени. Но обстоятельства, так же как и чувства, могут измениться. Поэтому хотелось бы без промедления скрепить наши договоренности взаимными обязательствами. Я готов принять ваш план и поддержать союз с мсье Скуросом, но в свою очередь попрошу вас об ответной услуге.

— Разумеется, — кивнул посетитель.

— Мне необходима дополнительная сумма в пятьдесят миллионов франков — она позволит держать моих друзей-политиков в состоянии боевой готовности.

— Пятьдесят миллионов?..

Респектабельный господин в душе содрогнулся, сохраняя внешнее хладнокровие. С него уже взяли немалые деньги, которые не так-то просто было раздобыть, а теперь требуется еще пятьдесят миллионов? Уму непостижимо!

Однако вслух он лишь задумчиво произнес:

— Учитывая всевозможные проверки, это будет непросто… Мои расходы не должны вызывать ни малейших подозрений…

— Либо я получу всю необходимую сумму, либо вы распрощаетесь со своими планами. Надеюсь, это понятно? Кто дергает за хвост французского льва, тот не может рассчитывать на снисхождение.

— Oui, oui, — неохотно кивнул посетитель. — Mais certainement^[2], я все сделаю.

ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ…

На Рю-де-Риволи обрушился настоящий ураган. Косой дождь заливал цветочные вазоны, ветер гнал по асфальту обрывки газет и норовил вырвать из рук швейцара большой черный зонт, услужливо раскрывающийся над головами мужчин и женщин, подъезжавших к отелю «Мерис», где в свое время останавливались Сальвадор Дали, Мария Кал-лас, Уинстон Черчилль.

Старомодное парижское такси затормозило у парадного входа, и на тротуар выпрыгнула Тедди Уорнер. Она с трудом удерживала ворох пакетов с покупками.

— Парижский дождь, — восторженно улыбнулась она облаченному в униформу швейцару, который провожал ее к дверям.

Тедди стремительно пересекла вестибюль знаменитого отеля. Она была приятно возбуждена походом по модным парижским магазинам.

Во что бы то ни стало нужно с ним увидеться. Может быть, хотя бы на этот раз она не наделает ошибок. Может быть…

Принц Жак неотступно присутствовал в ее мыслях вот уже пять лет. Но через два дня представится удобный случай определить, суждено ли сбыться ее мечтам.

Высокий рост, пружинистая походка, тренированное тело в сочетании с женственностью фигуры выдавали в ней спортсменку. Выгоревшие на солнце светлые волосы были заплетены в тугую косу; на загорелом лице блестели голубые глаза; полные, чувственные, четко очерченные губы свидетельствовали о дружелюбии и твердости характера.

В ожидании лифта Тедди опустила пакеты на пол и достала газету. С первой полосы на нее смотрело ее собственное лицо: она стояла в обнимку с отцом, сияя от счастья. Ее изображение получилось весьма лестным, а отец, к сожалению, не вовремя моргнул. Заголовок гласил: «Тедди взяла верх! Златовласка, вдохновленная поддержкой отца, одержала победу над Штеффи Граф на открытом чемпионате Франции».

Тедди шагнула в лифт, чудом не растеряв многочисленные свертки. Двери с мягким шорохом сомкнулись у нее за спиной. Ее восторженность постепенно сменилась трезвыми рассуждениями. Приятно, конечно, что они с отцом получили приглашение на «Бело-голубой турнир» в Коста-дель-Мар, карликовое европейское княжество, но она, кажется, проявила излишнюю самонадеянность, когда приобрела вечерние туалеты для благотворительного бала. Нельзя забывать, что отец еще не дал согласия на ее участие.

Непременно надо туда поехать, думала она. Нужно поставить точку в отношениях с Жаком… любым способом.

Тедди влетела в номер-люкс и бросила на пол пакеты, сумочку и сложенную газету. Ее отец, Л. Хьюстон Уорнер, глава крупной компьютерной фирмы «Уорнер», сидел за столом, изучая проект контракта с компанией «ПроСерв», который доставил агент Тедди, Расс Остранд.

— Как прошла тренировка, Тедди?

Хьюстон Уорнер с любовью улыбнулся дочери. В 1955 году он входил в двадцатку лучших теннисистов мира. Глядя на его сухощавую, крепкую фигуру, можно было предположить, что он и сегодня мог бы доставить массу неприятных минут на корте Джону Макинрою или Огги Штеклеру.

— Великолепно, — откликнулась Тедди. — А потом я пробежалась по магазинам. Купила совершенно фантастические платья! Папа…

— Как ты потренировалась? Сумела усилить удар с лета? Ты еле-еле вырвала победу у Штеффи, детка. Мне нужно, чтобы в следующей встрече ты ее разгромила. Пусть она лишится покоя. Она должна тебя бояться!

— Папа, ты же знаешь, что я постоянно работаю над ударом с лета. Ты сам научил меня выкладываться на двести процентов.

Тедди с улыбкой обняла отца и чмокнула его в самое ухо.

— Привет, Расс, — повернулась она к агенту, который вел ее дела с тех самых пор, когда она в пятнадцать лет выиграла турнир «Вирджиния Слимз» в Далласе и перешла в профессионалы. — Принес контракты?

— А как же! Целых двадцать страниц.

Контракты были разложены на журнальном столике. Парижская фирма «Маритэ» предлагала Тедди рекламировать новую коллекцию спортивной одежды. Для Тедди подписание такого контракта означало, что ее доходы только от рекламы достигнут восьми миллионов долларов в год. От нее требовалось лишь играть в любимую игру.

Но любит ли она теннис так же страстно, как прежде, спрашивала себя Тедди. У нее в ушах все еще звучал утренний телефонный разговор с принцессой Кристиной. «Непременно приезжай, Тедди, обещаешь? Мы хотим, чтобы ты присутствовала на благотворительном балу. К тому же… по тебе скучает Жак».

Благотворительные мероприятия, проводимые с целью сбора средств для борьбы со СПИДом, были рассчитаны на три дня. В рамках этой акции должен был состояться теннисный турнир с призовым фондом в сто тысяч долларов, а также этап гонок «Формулы-1» с участием сильнейших гонщиков мира, в число которых входил Жак. Венцом всей программы обещал стать блистательный бал на яхте Никоса Скуроса. Тедди в мыслях была уже там.

После ухода агента она обратилась к отцу:

— Папа… Я так устала. Мне нужна передышка.

Хьюстон Уорнер со вздохом отложил контракты:

— Ох, Медвежонок-Тедди, надеюсь речь идет не о поездке в Коста-дель-Мар.

— Как раз об этом. Папа…

— Твой график расписан по минутам, милая. В следующем месяце тебя ждут три турнира, а там и Уимблдон не за горами.

— Это каких-то три дня… Пойми, там будет вся княжеская семья: обе принцессы, и Жак, и даже сам князь Генрих. Приедет Элизабет Тейлор и еще масса знаменитостей… Ты же знаешь, Никос Скурос сам не свой до голливудских звезд. Неужели мы с тобой откажемся от такого королевского приглашения?

Отец почему-то не разделял ее восторга.

— Девочка моя, как можно прерывать тренировки в самый разгар сезона? Ты должна отдавать себе отчет…

— Неужели я не могу развеяться? — перебила Тедди. — Ты, наверно, забыл, что есть такое слово. Я вкалываю до седьмого пота, но ведь я не машина. К тому же эта программа послужит благородному делу.

— Милая моя… — начал Уорнер.

— Я хочу поехать, — упрямо заявила Тедди.

Уорнер колебался.

— Мне не в чем тебя упрекнуть, малышка, — произнес он после некоторого раздумья. — Если ты настаиваешь, давай закажем билеты в Коста-дель-Мар.

Георг, брат князя Генриха, главы правящей династии княжества Коста-дель-Мар, обвел глазами свои апартаменты. В просторной спальне стояла резная кровать с балдахином. Стены украшали редкие шпалеры семнадцатого века с охотничьими сценами. Спору нет, богатое убранство — но не соответствующее его положению. Приличная резиденция, но отнюдь не дворец.

— Мсье, — на пороге возник камердинер Эмиль, державший два комплекта военной формы на деревянных плечиках. — Какую форму прикажете подать: парадную или полупарадную? Я приготовил и ту, и другую. Орденскую ленту сейчас доставят из чистки.

— Что за дурацкие вопросы, Эмиль? — взорвался принц Георг. — Ты прекрасно знаешь, что сегодня нужна парадная форма. Повесь ее в гардеробной и ступай. Да, еще вот что: распорядись, чтобы мне принесли вина.

— Слушаюсь.

Этот олух до сих пор не научился добавлять «…ваше высочество».

По линии престолонаследия принц Георг шел пятым. Он был на десять лет моложе своего брата, князя Генриха.

Выйдя на лоджию, Георг остановился у гранитной балюстрады. Перед ним открывался захватывающий вид на лазурные воды залива.

Очередное благотворительное мероприятие, с досадой размышлял он. Я, как повелось, буду стоять в тени своего братца, венценосного правителя. Бесплатное приложение. Пустое место.

Жалкая роль.

Его снедала зависть.

К жужжанию факсов примешивались трели телефонных звонков и голоса координаторов. Шли последние приготовления к «Бело-голубому турниру звезд».

— Ваше высочество, — торопливо сообщала секретарша, подойдя к антикварному письменному столу, за которым сидела темноволосая молодая женщина, изучавшая список приглашенных на яхту Скуроса, — только что поступило сообщение из Голливуда. Стивен Спилберг все-таки приедет. Они с супругой в последний момент сумели перестроить свой график.

— Будьте добры, внесите их в список, — попросила принцесса Габриелла, снимая очки.

Она была старшей из двух принцесс; ей исполнилось двадцать шесть лет. У нее под глазами от усталости пролегли темные круги, но овальное лицо в обрамлении черных локонов оставалось по-прежнему миловидным. Она еще не пришла в себя после рекламной поездки в Нью-Йорк, где открывалась выставка ювелирных изделий, выполненных по ее эскизам.

— Но на яхте всего двадцать пять кают класса «люкс».

— Не забывайте, что герцогиня Йоркская не сможет оторваться от дел, — напомнила Габи, которая, как и ее сестра, свободно говорила по-английски. — Значит, одна каюта освобождается.

— Совершенно верно, ваше высочество.

За соседним столом можно было увидеть принцессу Кристину. Эта эффектная блондинка уже снялась в пяти голливудских фильмах. Сейчас она наблюдала, как один из ассистентов выводит на монитор цифры финансовых расчетов.

Принцессы ежедневно заходили в свой офис в Вандомском замке — правда, не более чем на пару часов. Они сами задумали предстоящую благотворительную акцию и не собирались никому уступать инициативу.

— Жаль, что я так и не освоила компьютер, — вздохнула Кристина, а потом, повысив голос, окликнула сестру. — Габи! Думаю, мы соберем никак не меньше миллиона. А если повезет, то и полтора. Кстати, приятная новость: Тедди Уорнер все-таки к нам приедет. Только что звонил ее агент.

— По-твоему, Жак еще не утратил к ней интереса?

— Кто знает? Он ведь не отличается постоянством, — ответила Габриелла.

— Конечно, у него бывают увлечения. Но ведь она — теннисистка, Габи. Можешь себе представить, что скажет отец. У него настолько…

— Наш отец всегда верен себе.

— Не хочу быть принцессой! Не хочу! — капризный детский крик нарушил рабочую атмосферу офиса.

Принцесса Кристина поспешно вышла в коридор и подхватила на руки расшумевшуюся трехлетнюю девочку. Малышка брыкалась и барахталась, пытаясь вырваться, но принцесса понесла ее в кабинет.

— Шарлен, Шарлен, — терпеливо говорила она дочери, — ты делаешь мне больно. Объясни, что случилось?

Девочка сердито раскраснелась, но при этом оставалась удивительно похожей на свою красавицу мать: у нее были те же пепельные локоны, правильно очерченные нежные губы и точеный, чуть вздернутый носик.

— Не хочу розовое платье! Не хочу!

— Можешь примерить голубое — оно такого же цвета, как твои глазки. Ты будешь помогать вручать призы на теннисном турнире, поэтому тебе нужно быть особенно нарядной. Адриенна, — обратилась Кристина к оказавшейся поблизости секретарше, — вызовите, пожалуйста, няню. Шарлен пора отдыхать.

Когда ребенка увели, принцессы обменялись понимающими взглядами.

— Помнишь, что она устроила, когда отец с мамой выступали по французскому телевидению? — содрогнулась Габриелла. — Бульварные газеты писали: «В княжеской семье — не без урода».

— Я была такой же несносной девчонкой. А ты — еще хуже, — усмехнулась Кристина. — Вспомни, как ты меня окунула головой в унитаз и заявила, что сестра тебе вовсе не нужна.

— Неужели ты это помнишь? Ведь ты была совсем маленькой.

— Мне рассказывала мама.

Когда прозвучала эта фраза, принцессы умолкли. Их мать, княгиня Лиссе, уроженка Швеции, ослепительно красивая женщина, кинозвезда мировой величины, погибла десять лет назад на горнолыжной трассе, прямо на глазах у мужа и дочерей. Воспоминания об этой кошмарной трагедии не изгладились из их памяти. Кристина опасалась, что на всю жизнь останется лишь бледным отражением славы своей матери. Габи терзалась чувством вины: мать пожертвовала собой, чтобы спасти ее от сорвавшейся с гор снежной глыбы.

Кристина первой нарушила паузу. Отпив кофе, она вернулась к обсуждению предстоящих событий:

— Скажи, что ты думаешь о Никки Скуросе? Он ведь не просто так предоставляет свою «Олимпию» для нашего бала. Чего же он потребует взамен? Может быть, тебя?

Габриелла вспыхнула:

— Я отношусь к нему с большой симпатией, но он для меня слишком стар. И вообще… у меня другие интересы.

Кристина снисходительно кивнула:

— Понимаю: Клифф Фергюсон. Этот техасец. Для Никки это не преграда — он не отступится.

— Правильнее будет сказать, он не отступится от тебя. Никки всегда домогался тебя, Кристина, а не меня… — Габи помолчала. — Да, Клифф — техасец, его родители — шотландские евреи, он владеет обширной сетью магазинов и даже по американским меркам сказочно богат. Не вижу в этом ничего предосудительного. Мне трудно понять, почему… — она запнулась. — Не стану с тобой спорить. Я смертельно устала и хочу только одного: как следует выспаться.

— И увидеть во сне Никки Скуроса, — не удержалась Кристина.

Правитель княжества Коста-дель-Мар положил под язык таблетку нитроглицерина. Ему доставили телеграмму из Парижа: «Сити-банк» извещал, что решение о выпуске в обращение казначейских билетов Коста-дель-Мар на сумму в сто миллионов долларов будет принято в течение двух недель с момента подачи официального заявления.

Князь Генрих опустил бланк телеграммы в ящик письменного стола, где лежало несколько папок с документами и корреспонденцией. Несмотря на доходы от деятельности всемирно известного «Казино-де-Пале», экономика государства находилась на грани краха. Алчные французские политиканы выжидали удобного случая, чтобы под благовидным предлогом присоединить княжество к Французской республике. Иностранные инвесторы исподволь прибирали к рукам контрольные пакеты акций и земельные участки — и все это при попустительстве местных чиновников, которые — по слухам — не гнушались взятками. Скорее всего, в коррупции была замешана целая преступная группировка, но пока никого не удавалось поймать за руку.

Займы, которые предоставлял Никос Скурос, до поры до времени давали возможность поддерживать в стране финансовую стабильность, но с каждым месяцем положение ухудшалось. Князь Генрих надеялся на то, что предстоящая благотворительная акция позволит привлечь внимание общественности и будет воспринята мировым банковским капиталом как благоприятный признак экономической устойчивости княжества.

Сам Господь Бог послал ему Никки Скуроса!

Поднявшись из-за стола, князь Генрих расхаживал по кабинету, вдоль стены, увешанной собственными изображениями, а также фотографиями его отца в обществе Шарля де Голля, президентов Эйзенхауэра и Кеннеди, других государственных деятелей самого высокого ранга. Уже не в первый раз он подумывал о том, чтобы сделать Никки Скуроса своим зятем.

Это имело бы полный смысл.

Скурос входил в тройку богатейших людей планеты; в его руках была сосредоточена реальная власть. И, что не менее важно, Никки был из породы тех редких мужчин, которые могли бы укротить любую из двух принцесс.

Генрих нахмурился. Его старшая дочь, Габриелла, уже давно перестала жить интересами княжества. Скурос с легкостью вернул бы ее на землю. По мнению Генриха, разница в двадцать пять лет не могла считаться серьезным препятствием. Скурос стал бы носить ее на руках, она бы родила ему детей, постепенно превращаясь рядом с ним в сильную, энергичную женщину, личность государственного масштаба и вместе с тем — в заботливую мать семейства, какой ее желали видеть подданные.

Ее брак с Никки Скуросом означал бы решение всех финансовых проблем и восстановление пошатнувшегося международного престижа Коста-дель-Мар. В последние годы княжество утратило былую славу игорной столицы Европы; богатейшие туристы со всего света все реже наведывались в «Казино-де-Пале». Индустрия туризма сократилась на четверть, обнаруживая тревожную тенденцию к дальнейшему спаду.

Морщины на лбу князя Генриха сделались еще глубже. Деньги. Все сводится к одному. Но он любил свое княжество почти так же горячо, как родных детей.

Надо будет сделать все возможное, чтобы Габриелла проявила внимание к Никосу Скуросу.

На борту «Олимпии», стоявшей на якоре в столичной гавани Порт-Луи, находился банкир из Германии. Застыв на краешке стула и сложив руки на коленях, он наблюдал, как человек, сидящий за письменным столом, ставит размашистую подпись на официальных бумагах.

— Вот здесь. И еще раз, — приговаривал Скурос, переворачивая документ за документом. — Вы прекрасно поработали, Мюллер. — Он сверкнул своей знаменитой лукавой улыбкой. — Эти люди будут в восторге от нашей щедрой благотворительности. Лучшего и желать нельзя.

Мюллер сдержанно кивнул. Он сотрудничал с Никосом Скуросом вот уже тридцать лет. За это время босс дважды развелся, но так и остался бездетным. По сути дела, Скурос всего добился сам. Унаследовав от отца пару грузовых судов, он превратил скромный бизнес в мощную финансовую империю, перед которой померкла даже слава империи Аристотеля Онассиса. Затем его интерес распространился на банки, отели и земельные участки. Женщины были от него без ума, самые влиятельные люди не упускали случая похвалиться в обществе личным знакомством со Скуросом.

Сейчас Мюллер перешел к подробному изложению своих планов относительно их нового начинания. Скурос слушал с предельной сосредоточенностью. Им помешал очередной телефонный звонок.

— Да, Скурос слушает, — сказал в трубку судовладелец.

Звонили из лондонской фирмы «Сотби» по поводу большого полотна Ренуара, которое Скурос собирался приобрести на аукционе за девять с половиной миллионов долларов.

— На семьсот пятьдесят тысяч больше? Пожалуй, нет.

Мюллер волей-неволей слушал чужой разговор. Картина принадлежала известному американскому торговцу недвижимостью, владельцу гигантского отеля в Атлантик-Сити. Поговаривали, что он увяз в долгах.

— Доходы от игорного бизнеса пошли на спад в связи с экономической депрессией; это ни для кого не секрет. Сам Мак-Гарри потерпел целый ряд неудач. Банк сократил ему объем кредитов…

Рука Никоса выводила какие-то линии на листе бумаги.

— Ну, допустим. — Скурос собрался сделать последнее предложение, и в его голосе зазвучали жесткие нотки. — Японцев я не беру в расчет. Мак-Гарри играет в свои игры. Передайте ему, что я снижаю предложение до восьми миллионов и согласен ждать ровно сутки. — Он, улыбаясь, повесил трубку. — Нас ждет захватывающий уик-энд. Я обожаю американских актрис, а вы? Они трогательно предсказуемы. Надеюсь, мы с вами еще увидимся, Каспар?

Мюллер кивнул.

— Я собирался в круиз по Адриатике, — сообщил Скурос, вставая из-за стола и подходя к ряду иллюминаторов, за которыми открывалась маленькая живописная гавань, — но потом передумал. Принцессы задумали благотворительную акцию; я не смог им отказать. Коста-дель-Мар — райский уголок, вы согласны? Настоящий Старый Свет.

ЧЕРЕЗ ШЕСТЬ ДНЕЙ

К вечеру небо потемнело и сделалось густо-лиловым; у горизонта тянулась прозрачная вереница розоватых облаков.

Женевьева Мондальви, тридцати девяти лет, репортер светской хроники журнала «Пари-матч», припарковала машину вблизи правительственного причала. Ей было хорошо видно, как в бухте снуют катера, доставляя гостей на борт яхты «Олимпия», стоящей на рейде. Каждая пара выложила десять тысяч долларов за честь провести вечер в обществе голливудских кинозвезд и особ королевской крови.

Над головой завис голубой вертолет с эмблемой военно-морского флота Коста-дель-Мар. Приглашенным знаменитостям не пришлось тесниться на катере: вертолет доставлял их прямо на палубу.

Элизабет Тейлор и Ларри Фортенски. Джоан Коллинз. Тедди Уорнер, «златовласка теннисного корта». Лючано Паваротти. Жерар Депардье… Кумиры публики, представители правящих династий — в их числе принцесса Монако Стефани и нидерландская королева Беатриса. Разумеется, здесь же присутствовали и хозяева бала — княжеское семейство Коста-дель-Мар, привыкшее существовать под пристальными взглядами толпы.

Женевьева записала несколько впечатлений на свой миниатюрный диктофон и, прищурившись, мучительно пыталась разглядеть, что происходит на рейде.

Яхта «Олимпия», длиной в 325 футов, не имела себе равных среди судов такого класса. На ней размещались три ресторана, два камбуза, грандиозный танцевальный зал и двадцать пять кают-люкс, отделанных в соответствии с традиционными европейскими представлениями о королевской роскоши. На борту имелся кинозал на тридцать мест, а также центр связи, каким мог бы похвалиться разве что президентский самолет. Одна лишь коллекция картин была застрахована на сто миллионов долларов. Яхта не выходила в море без двухмоторного вертолета сопровождения, сорока спасательных шлюпок и пары быстроходных катеров.

Гостей обслуживали 125 членов экипажа, от виртуоза шеф-повара до парикмахеров, массажисток, офицеров службы безопасности и секретарей, владеющих полудюжиной языков. Игорный бизнес был представлен в прекрасно оборудованном салоне, где играли в рулетку, «блэк-джек» и «шмен-де-фер».

От причала в очередной раз отделился катер, принявший на борт дам в шифоновых платьях и мужчин в смокингах. Женни Мондальви поднесла к губам крошечный микрофон, однако вместо последующих наблюдений у нее вырвалось грубое ругательство.

Она бы отдала все на свете, чтобы только оказаться на борту «Олимпии».

Над водой поплыли звуки оркестра. Скрипка выводила нежную мелодию. Тедди Уорнер вдохнула полной грудью. Прошло уже пять лет с тех пор, как ее впервые принимало княжеское семейство Коста-дель-Мар, но и теперь у нее от волнения кружилась голова. Тедди не понимала, почему ее отец остается совершенно безучастным.

— Смотри, как великолепно выглядит принцесса Габриелла, — шепнула она, подтолкнув отца локтем.

Гости выстроились в очередь, чтобы пожать руку владельцу яхты Никосу Скуросу и самому хозяину бала, князю Генриху.

На всякий случай Тедди осмотрела свое платье от Сен-Лорана, нежно-зеленое, со смелым разрезом вдоль бедра. Ее выгоревшие на солнце волосы, поднятые в высокую прическу, удерживались перламутровыми заколками.

— Папа… — она снова ткнула в бок Хьюстона Уорнера, — смотри: Лиз и Ларри. Боже, какая красавица! А вот там, по-моему, Тед Тернер и Джейн Фонда.

Они сами не заметили, как подошла их очередь. Грек Скурос, магнат-судовладелец, одарил их ослепительной улыбкой и обеими руками мягко пожал руку Тедди. Ей не раз доводилось разглядывать его фотографии в журналах, но в жизни он оказался еще привлекательнее. Серебристая седина в темных вьющихся волосах. Голубые глаза. Орлиный нос. Этот человек излучал энергию, которая передавалась окружающим.

— Тедди Уорнер! Счастлив видеть вас на борту моей яхты. Теннисистка номер один! Я внимательно слежу за вашими успехами. Спасибо, что нашли время приехать.

Тедди не могла противиться его обаянию. Ее губы сами собой растянулись в улыбке.

— А вы, Хьюстон, продолжаете кампанию по сбору средств для следующей Олимпиады? Я читал о вашей инициативе — она достойна восхищения. Это важный вклад в олимпийское движение.

Уорнер был приятно поражен такой осведомленностью.

Они с дочерью медленно двигались дальше.

— Тедди! — Принцесса Габриелла протянула ей руку. — Как я рада тебя видеть! Поздравляю с победой. Ты сегодня совсем загоняла Эберхардт. Хочу тебя еще раз поблагодарить: твое участие в турнире стало настоящим праздником.

— Спасибо, мне очень приятно.

Через несколько минут они завершили церемонию рукопожатий, и стюард проводил их в уютный салон, где был устроен бар. Гости входили и выходили. Это был парад роскошных туалетов, созданных ведущими европейскими модельерами. На шеях, в ушах, на запястьях дам блестели и переливались бесценные бриллианты.

Тедди огляделась, ища глазами принца Жака. Она сгорала от нетерпения… Интересно, изменился ли он внешне? Возникнет ли между ними прежнее чувство? Пробежит ли обжигающая искра?

Почему-то она разволновалась.

— Тедди! — появляясь на пороге салона в изумительном платье из белого крепа, выгодно подчеркивающем ровный загар, стояла принцесса Кристина. На ее шее сверкало бриллиантовое ожерелье.

— Кристина! — Тедди искренне радовалась своей встрече с давней партнершей по теннису.

Они обнялись.

— Я по тебе соскучилась, — смеялась Кристина. — Мы так давно не виделись; я уж думала, ты нас забыла.

Тедди улыбнулась ей в ответ:

— Тебя невозможно забыть. Я по три раза смотрела каждый фильм с твоим участием. Когда я подхожу к журнальному киоску, то на всех обложках вижу либо тебя, либо Габриеллу.

— Знаешь, сниматься в кино — огромное удовольствие, но я бы не сказала, что у меня все получается. К счастью, все мои фильмы окупились, так что киностудии не в убытке, — скромно сообщила принцесса. — Ты уже разговаривала с Жаком?

— Нет…

— Он будет счастлив тебя видеть. Его приезд до последней минуты был под вопросом. У него масса дел — его фирма проводит испытания нового гоночного автомобиля.

Тедди кивнула, чувствуя легкое разочарование. Жак, безусловно, знал, что ей послали приглашение, однако сам он приехал сюда лишь благодаря случайному стечению обстоятельств. Не очень-то лестно для нее!

Хьюстон Уорнер смешался со сверкающей толпой, отмечая знакомые лица. В последние годы все, что касалось правящей династии княжества Коста-дель-Мар, вызывало у него неподдельный интерес: политический курс, интриги, скандалы… и призрак опасности, который незримо витал над монаршим семейством.

Зачем он привез сюда Тедди? Надо было ее отговорить. Тедди занимала самое важное место в его жизни. После смерти жены он так и не вступил в брак и вот уже восемь лет жил вдовцом.

Ему было известно, что его дочь и принцесса Кристина быстро подружились; одной из причин послужило то, что у обеих матери безвременно погибли в результате несчастного случая. Однако Хьюстона не отпускала какая-то смутная тревога. Не иначе как в нем заговорило шестое чувство.

Напрасно Тедди грезит принцем Жаком, говорил себе Хьюстон. Но если представить, что ее мечты сбудутся, на спортивной карьере придется поставить крест. Для него это было бы трагедией. Вдобавок Уорнер вовсе не был уверен, что желает своей любимой дочери войти в княжеское семейство. Ему стали известны такие подробности…

Хьюстон замер. Из дверей главного салона появилась высокая, аристократическая фигура принца Георга, младшего брата князя Генриха. В каждом движении сквозит надменность, — подумал Уорнер. Этот человек держался так, словно был на голову выше остального мира.

Георг тихо переговаривался с кем-то из мужчин. Скользнув взглядом по лицу Хьюстона, он равнодушно отвел глаза в сторону.

Прогуливаясь по нарядно украшенной палубе, Хьюстон Уорнер то и дело возвращался мыслями к принцу Георгу. Хьюстон обладал поистине энциклопедическими сведениями об этом семействе. Но в последнее время его стало посещать смутное, тревожное чувство, что об этом увлечении кому-то стало известно…

Князь Генрих неторопливо прохаживался по верхней палубе, подставляя разгоряченное лицо прохладному бризу. Сегодня он, вопреки обыкновению, позволил себе бокал вина. Согласно конституции Коста-дель-Мар, если у правящего монарха рождались только дочери или если старшим ребенком была дочь, монарх мог назначить наследником престола любого из своих детей, но избранник должен был официально подтвердить свое согласие. Если в ближайшие два года князь Генрих не сумеет убедить никого из своих детей стать наследником трона, то княжество Коста-дель-Мар будет аннексировано Францией. Девять столетий независимости и славных традиций растворятся без следа в истории другого, крупного государства.

Снова ощутив острую боль в груди, Генрих проглотил еще одну таблетку. Он опасался, что может умереть в это неспокойное для страны время, так и не подготовив никого из своих детей к вступлению на трон.

Жак наотрез отказался от княжеской короны, чем несказанно огорчил своего отца.

Габи с головой ушла в бизнес; ее мысли были весьма далеки от интересов княжества. История ее появления на свет, внутрисемейные противоречия, какое-то нелепое нападение на нее — все это стало предметом грязных сплетен. Примут ли подданные такую княгиню?

Что касается Кристины — его прекрасная, волевая младшая дочь предпочла княжеской короне славу голливудской звезды. Конечно, размышлял Генрих, остается еще Георг, полный сил и энергии, хотя ему перевалило за шестьдесят. Этот был бы не прочь примерить на себя корону. Очень не прочь.

Ни за что, поклялся про себя Генрих, морщась от очередного приступа боли.

Шагая по трапу через две ступеньки, принц Жак спешил в судовой офис.

— Добрый вечер, ваше высочество.

— Добрый вечер. Для меня что-нибудь поступало по факсу?

— Да, сэр. Прошу вас.

Жак бегло просмотрел пачку сообщений и выбрал послание от Жиля Авейрона, генерального директора своей новой фирмы по выпуску гоночных автомобилей.

«Опытный образец потерпел аварию на трассе в Сен-Тропезе. Взрыв топливного бака. Гонщик-испытатель погиб».

Жак перечитал текст, не веря своим глазам, потом вышел из офиса на палубу и облокотился на перила. Он редко задумывался об опасности, но сейчас у него защемило сердце; по спине пробежал озноб. Он дружил с погибшим гонщиком.

— Жак! — негромко окликнул чей-то голос.

Сзади неслышно подошла Тедди Уорнер. Она выглядела необычайно привлекательной: легкое боа, высокая прическа, огромные глаза в обрамлении пушистых темных ресниц.

— Тедди Уорнер! — улыбнулся он. — Рад тебя видеть. Я… часто тебя вспоминал.

Тедди расцвела:

— Я читаю все, что о тебе пишут. Знаю, как ты выступил в Марокко.

Жак кивнул. В Марокко он одержал последнюю из своих побед. Однако непринужденного разговора не получалось; они перекинулись парой фраз о гонках «Формулы-1», потом о теннисе. Так могут беседовать случайные попутчики, но не мужчина и женщина, которые когда-то были близки.

— Роскошная яхта, — сказала Тедди, чтобы заполнить неловкую паузу. — Ты хорошо знаешь Никоса Скуроса?

— Он давний друг нашей семьи, — сдержанно ответил Жак. — Старинный друг.

Они снова замолчали, глядя на темную воду.

В ресторане был подан изысканный ужин.

Потом заиграла рок-группа. Сумасшедший ритм увлек молодые пары. Гости постарше играли в карты и в рулетку, любители кино смотрели новый фильм, еще не вышедший на экраны; остальные оживленно беседовали.

Хьюстон Уорнер присоединился к игрокам в бридж, заняв четвертое место за столом, где сидели князь Генрих, Никос Скурос и Омар Фаид, египетский актер, снискавший славу в американском кино на рубеже шестидесятых — семидесятых годов.

Уорнер внутренне содрогнулся, когда его коронованный партнер, князь Генрих, отдал Никосу Скуросу две верные взятки.

— Вы сегодня странно молчаливы, мой добрый друг, — улыбнулся Генриху Фаид.

— Ах, тут и политика, и весьма специфические проблемы экономики, и даже… — Генрих понизил голос.

Однако Хьюстон Уорнер сумел разобрать последние слова. Значит, информация, которой он располагал, хотя бы отчасти подтвердилась.

— Ваше величество, смею надеяться, что я принадлежу к тем немногим бизнесменам, которые не создают проблем для вашей экономики, — вставил Скурос. — Хотя мои интересы в значительной степени связаны с Коста-дель-Мар.

— Вы занимаетесь совершенно законным бизнесом, Никос. Я же говорю о тех нечистоплотных дельцах, которые беззастенчиво эксплуатируют нашу страну, — сказал Генрих; в его безупречном английском появился едва различимый акцент. — Мы — маленькое княжество; наши доходы складываются из игорного бизнеса и туризма, но доходы эти сравнительно невелики. А в последнее время мне стало мерещиться предательство — и в кабинете министров, и в собственном семействе…

Генрих назвал пару имен. В разговоре наступила напряженная пауза. Хьюстон Уорнер не смог скрыть своего изумления. По всей видимости, от выпитого алкоголя у Генриха развязался язык, иначе он не позволил бы себе даже намека на внутренние разногласия.

Заметив, что от Никоса Скуроса не укрылся его повышенный интерес к этой теме, Хьюстон спешно притворился, будто изучает свои карты и ждет, пока князь сделает очередной ход.

— Ты удивительно мягко двигаешься в танце — как дикая кошка, — произнес Жак.

Время близилось к четырем часам утра. «Олимпия» давно вышла в открытое море. На борту остались только те из гостей, кого ждали каюты-люкс. Князь Генрих, сославшись на головную боль, удалился к себе; никто не смел его беспокоить. Все сообщения были отложены до утра.

Тедди улыбнулась:

— На какую же кошку я, по-твоему, похожа?

— Ну… наверно, на пуму. В Америке водятся пумы?

— Едва ли, — сказала Тедди, — впрочем, все может быть.

Ей казалось, что она плывет по воздуху, увлекаемая его движениями.

Когда оркестр заиграл романтическую балладу, Жак привлек Тедди к себе. Ее охватило знакомое сладостное предчувствие.

— Пойду подышу воздухом, — Хьюстон Уорнер помахал дочери рукой, покидая танцевальную площадку.

Он прошелся по нижней палубе до кормы и остановился у перил, глядя на пенистый след яхты. Огромная, ослепительно яркая луна бросала серебристые блики на темные морские волны.

Мысли Хьюстона обратились к князю Генриху, которому он оставил записку. Но князь проследовал прямо в свою каюту, так что разговор откладывался до утра. По-видимому, князь недооценивал тот размах, которого достигли…

Уорнер скорее почувствовал, чем услышал за спиной какой-то шорох.

— Простите… — проговорил он, поворачивая голову.

Чьи-то руки бесцеремонно подхватили его сзади и подняли в воздух. У Хьюстона вырвался испуганный крик. Он пытался ухватиться за перила, но почувствовал, что летит за борт.

Его ударила набежавшая волна. Уорнер уже не понимал, где верх, где низ.

Отчаянно барахтаясь, он захлебывался горько-соленой водой. На какой-то миг его голова показалась из пучины.

— Тедди! — из последних сил закричал он.

Яхта уходила все дальше и дальше. Палубные огни сверкали и переливались, как алмазная диадема.

Оркестр играл медленную балладу.

— Мне кажется, ты о чем-то задумалась, — прошептал Жак на ухо Тедди.

— Ну… в общем, да… — невнятно пробормотала Тедди.

Ей вдруг сделалось не по себе. Обнаженные плечи вздрогнули, как от озноба.

Покраснев, она сказала:

— Мой отец, наверно, отправился к себе в каюту. Я хочу сказать ему спокойной ночи — утром он должен лететь в Нью-Йорк.

Тедди извинилась и заспешила на палубу. Проходивший мимо стюард в белых форменных брюках так грубо задел ее локтем, что она пошатнулась.

Сбежав по трапу, она различила приглушенный крик. Ей даже послышалось, что кто-то зовет ее по имени. Тедди побежала в ту сторону, откуда доносился зов, и вгляделась в серебристую дорожку лунного света, плясавшую на волнах.

«Тедди!» — опять послышался ей едва различимый крик. Но в это время грянул оркестр, поглотивший все звуки ночи.

Подойдя к каюте отца, Тедди постучала, а потом осторожно толкнула дверь. Внутри было темно; в воздухе витал легкий запах лосьона, которым пользовался Уорнер. На полу были разбросаны какие-то бумаги — Тедди сразу подумала, что это совершенно не вяжется с привычками ее педантично аккуратного отца. Ее бросило в дрожь.

— Папа! — окликнула она.

Неужели ей не послышалось?.. Неужели это он звал ее?..

Задыхаясь от ужаса, Тедди бросилась к телефонному аппарату и набрала указанный в настольном информационном листке номер капитанского мостика.

— Ходовая рубка, — сразу ответили ей.

— Мой отец! — закричала она. — Он… он, кажется, упал за борт!

— Мадам… — начал спокойный мужской голос.

— Он упал за борт! Скорее, черт возьми! Организуйте поиск!

«Олимпия» развернулась и шла обратным курсом, включив полную иллюминацию. Матросы с биноклями вглядывались в мерцающие волны. На всякий случай были осмотрены все судовые помещения. Никос Скурос стоял на палубе у капитанского мостика и в электронный мегафон отдавал команды экипажам двух спасательных катеров.

Двухмоторный вертолет «Аугуста-109» кружил над яхтой, прорезая ночной мрак мощными прожекторами.

— Этого нельзя допустить, — князь Генрих сокрушенно качал головой; его сердце стучало как молот — нитроглицерин уже не действовал. — Никос, прикажите капитану связаться с военно-морской базой и вызвать адмирала Маурера.

— Будет исполнено, ваше высочество. — Одного кивка Скуроса было достаточно, чтобы стоявший поблизости матрос опрометью кинулся выполнять приказ.

— Как же он мог упасть за борт? — пробормотал Генрих, не сводя глаз с темной воды.

— Несчастный случай, — ответил Скурос. — А может быть, самоубийство. Такую вероятность тоже нельзя исключать. Возможно, он запутался в финансовых проблемах… Всякое бывает.

Внезапно князь Генрих почувствовал, что силы его покидают. Сильнейший сердечный спазм отозвался в левом предплечье; острая боль пронзила грудь и шею. Генрих охнул и втянул голову в плечи.

— Что с вами, ваше высочество? — встревожился Скурос.

— Ничего страшного, — хрипло отозвался Генрих. — Продолжайте… поиски. Прошу вас.

Полоска облаков на горизонте порозовела в лучах восходящего солнца. Хьюстона Уорнера до сих пор не нашли.

Теддиприкрыла глаза рукой. Как жить без отца?

Она окаменела от горя.

— Я принесла тебе завтрак, — сказала Кристина.

Младшая принцесса собственноручно доставила из камбуза поднос в каюту Тедди.

— Я не могу есть.

— Тедди… Не знаю, как начать… Никос просил меня с тобой поговорить.

— Не надо! Не хочу ничего слышать! — В глазах Тедди блестели слезы; она отвернулась. — Зачем только мы приехали на эту злосчастную яхту!

— Тедди, прошло больше восьми часов. Твоему отцу за пятьдесят. Трудно предположить… что он мог продержаться так долго. Скурос с офицерами будут продолжать поиски еще в течение суток, но все считают, что надежды не осталось.

— Нет! Нет!

— Прости, — дрогнувшим голосом произнесла принцесса. — Если мы хоть чем-то можем тебе помочь, только скажи.

Тедди смотрела в иллюминатор на морские волны с белыми барашками пены. На воде покачивались чайки. Папа, беззвучно звала она, не отрываясь от этого зрелища. Я люблю тебя, папа. Ты мне столько дал. Я не всегда это ценила. Ты сделал меня такой, какая я есть.

Ей трудно было сосредоточиться, но в памяти сам собой возник образ мужчины в белой униформе, толкнувшего ее локтем. Можно было подумать, он слишком спешил убраться подальше от того места.

Теперь ее мысли заработали. Она вспомнила, что отец с крайней неохотой согласился на эту поездку. Незадолго перед тем, в Нью-Йорке, он сказал ей, что у него такое ощущение, будто за ним следят. Тогда она не придала этому значения, решив, что такое бывает только в кино. Однако сейчас слова отца приобрели совершенно иной смысл.

Когда яхта вошла в уютную гавань Порт-Луи, Тедди явственно ощутила безвозвратность потери.

Осознание было внезапным. Ее сердце разрывалось от горя и гнева.

Кто-то сбросил ее отца за борт. Но кто? Почему?

МАЙ 1988

Тедди Уорнер выходила из женской раздевалки. Теплый ветерок раздувал ее короткую теннисную юбку.

Она направлялась к центральному корту. Ухоженная площадка была покрыта бархатистым ковром тщательно подстриженной травы. Прямо над стадионом высились гранитные стены княжеского замка. Их венчали островерхие башенки, расположенные на разных уровнях, и на каждой развевался бело-голубой государственный флаг Коста-дель-Мар.

— Небось впервые играешь против особ голубой крови? — спросил Огги Штеклер, присаживаясь рядом с ней на боковую скамейку и отбрасывая со лба прядь белых, как кудель, волос.

Ему было двадцать четыре года, но он по-прежнему позволял себе эксцентричные выходки на корте, за что его считали теннисным хулиганом.

— Допустим. А откуда ты знаешь?

— Мне ли не знать?! — Огги Штеклер так и норовил придвинуться поближе к Тедди. — Хочешь бесплатный совет? Не давай им спуску. Болельщики будут в восторге — да и княжеская семейка тоже.

Тедди выпрямила спину:

— Я и не собиралась поддаваться.

— Умница моя.

— Умница, только не твоя, — парировала Тедди.

Коста-дель-Мар казалась ей сказочной страной, больше похожей на декорацию к голливудскому фильму, чем на княжество с населением в семьдесят тысяч человек.

На трибунах, защищенных козырьками от палящего солнца, не осталось ни одного свободного места. Билеты на этот внеплановый матч, проводимый профессиональной теннисной ассоциацией, продавались по тысяче долларов. Весь сбор предполагалось направить в пользу детей-инвалидов. Болельщики не могли отказать себе в удовольствии посмотреть встречу смешанных пар: Тедди и принц Жак против Огги Штеклера и принцессы Кристины.

Тедди нервно проглотила слюну. Они с Огги ждали появления принца с принцессой.

Над трибунами пронесся оживленный гул. Потом грянула музыка: это оркестр заиграл государственный гимн Коста-дель-Мар.

На обрамленной цветочным бордюром дорожке, ведущей на стадион прямо из Вандомского замка, показались юноша и девушка в белой теннисной форме. Их сопровождали двое гвардейцев с каменными лицами. Принц Жак был высок и прекрасно сложен. Его тело покрывал ровный, глубокий загар. Плотно прилегающие темные очки не могли скрыть правильных черт его лица. У Кристины была хрупкая, изящная фигурка и роскошная копна пшеничных волос.

Трибуны встретили принца с принцессой громом аплодисментов. Зрители поднялись со своих мест.

— С ума сойти! — вырвалось у Тедди.

— Значит, ты — Тедди Уорнер, — сказала принцесса Кристина, подходя к Тедди и протягивая ей маленькую, крепкую руку.

— Да… да. Здравствуйте, ваше высочество.

Кристина непринужденно рассмеялась:

— Меня зовут Кристина. Говори мне «ты». Спасибо, что приехала к нам!

— Мы давно следим за твоими выступлениями, — сказал принц Жак, глядя на Тедди с высоты своего роста.

Хотя ему не исполнилось и восемнадцати, у него была фигура взрослого мужчины — мощный торс, широкие плечи.

Судья жестом пригласил их на корт для разминки.

Под оглушительные аплодисменты трибун Тедди, не успев прийти в себя, последовала за остальными на площадку.

Как только Тедди ступила на корт, все ее волнения как рукой сняло. Здесь принц превратился для нее в обыкновенного партнера. Она знала, что отец, занявший место в первом ряду ложи, будет ждать от нее только победы. Он всегда оставался самым страстным ее болельщиком.

Тедди охватил спортивный азарт.

Они с Жаком выиграли два первых гейма.

На противоположной стороне корта Огги Штеклер демонстрировал свою обычную индивидуалистичную манеру игры. Он что есть силы лупил по мячу, носился по площадке очертя голову и полностью игнорировал принцессу Кристину, которая пропустила несколько мячей, летевших прямо ей на ракетку.

— Пардон, — бросила Кристина, когда мяч в очередной раз ударился о ее половину площадки и отскочил в аут.

— Шевели ногами! — не выдержал Штеклер.

— Помолчи, — отрезала она, выходя на линию подачи. Светлые волосы принцессы разметались, на лице выступил пот. Подкрученный мяч вылетел, как из пушки.

Тедди была на высоте. Она смело выходила к сетке и раз за разом выигрывала геймбол. Они с Жаком одержали победу.

Тедди с отцом возвращались на такси к себе в отель «Крильон», сказочное сооружение, облицованное голубоватым известняком; бесчисленные резные украшения делали его похожим на пряничный домик. Тедди мысленно перебирала свои туалеты и не могла решить, что ей следует надеть на торжественный ужин в замке. Получалось, что у нее нет подходящего платья.

— Папа, почему я вечно выгляжу как спортсменка? А что делать с волосами? Ума не приложу… — Тедди озабоченно теребила тугую золотистую косу. — Я и подумать не могла, что здесь все будет организовано на таком европейском… королевском уровне.

— У тебя изумительные волосы. И сама ты — просто прелесть. Но, если хочешь, можно купить какое-нибудь сногсшибательное платье в модном магазине.

— Что-нибудь эффектное, с вышивкой бисером, — решила Тедди. — А потом нужно сделать прическу. Эта коса как у старой девы.

— Дорогая моя, — Уорнер улыбнулся дочери, — разве ты не заметила? Многие женщины явились на стадион с косичками наподобие твоей. Ты положила начало новой моде, милая. Оставайся такой, как есть, я уверен, именно этого от тебя и ждут.

Ровно в восемь вечера к отелю был подан лимузин. Тедди надела открытое воздушное платье из белых шелковых лепестков с блестками. Ее золотистые волосы, зачесанные назад надо лбом и на висках, были заплетены в косу и сколоты перламутровой пряжкой, а оставленные на затылке пряди локонами ниспадали на спину.

Автомобиль проехал мимо караула гвардейцев через ворота в пятиметровой каменной стене, миновал еще два поста охраны и очутился во внутреннем саду. Вдоль мощеных дорожек, прорезавших аккуратно подстриженные газоны, зеленели безупречно ровные ряды деревьев. Повсюду били фонтаны, украшенные каменными изваяниями резвящихся нимф и амуров.

— Фантастика! — выдохнула Тедди, оглядываясь вокруг.

— Это превосходит даже княжеский дворец в Монако, — отметил Уорнер.

— Ущипни меня. Неужели это не сон?

Со всех сторон их окружали средневековые стены Вандомского замка. Династия Беллини воцарилась здесь в начале пятнадцатого века. На протяжении столетий к зданию добавлялись различные пристройки. По слухам, в замке насчитывалось более ста двадцати комнат, из которых использовались далеко не все.

К лимузину поспешил швейцар, чтобы открыть дверцу и помочь гостям выйти. У входа стояла пара молодых гвардейцев с красивыми непроницаемыми лицами.

— Вас ожидают в холле; оттуда мажордом проводит вас в малый бальный зал восточного крыла, — сообщил шофер.

— Вот это да! — воскликнула Тедди, не в силах скрыть возбуждение.

Они шли по коридорам замка. Любопытство Тедди сменилось благоговением, потом изумлением, но все же благоговение взяло верх. Замок династии Беллини несколько раз «модернизировали»; в его интерьерах соседствовали детали рококо, заставляющие вспомнить Версальский дворец, и элементы классицизма.

Бальный зал отличался необъятными размерами. По ширине его пересекали мраморные колоннады. Окна были задрапированы нежно-пурпурным шелком; на стенах висели полотна импрессионистов. Роспись плафона изображала нимф в розовато-золотистых одеяниях среди прозрачных облаков. Вдоль стен стояли ряды стульев с пурпурной обивкой более темного оттенка. На возвышении играл небольшой оркестр. Зал утопал в цветах, источавших море тонких ароматов.

— Если это — малый бальный зал, представляю, каков большой, — успела шепнуть отцу Тедди, когда распорядитель возвестил об их прибытии.

В центре зала был накрыт длинный стол на двадцать персон. Мягко поблескивали серебро и хрусталь; тонкий китайский фарфор словно светился изнутри.

— Рада видеть тебя вне корта, Тедди, — подошла к ним принцесса Кристина, — очень приятно познакомиться с твоим отцом.

Ее серо-голубое платье оставляло открытыми изумительные плечи и оттеняло ровный загар. Шею Кристины украшала золотая цепочка с кулоном. Тедди никогда в жизни не видела такого крупного сапфира, да еще окруженного россыпью бриллиантов. Хотя Тедди знала, что они с принцессой ровесницы — обеим было по восемнадцать лет, — Кристина сегодня выглядела светской дамой без возраста, излучающей европейский шарм.

— Мне очень понравился замок, — взволнованно заговорила Тедди, — но как вы… то есть… вы действительно живете… Я хочу сказать, как вы здесь отдыхаете? Ну, в смысле… — она совсем растерялась и умолкла.

Кристина рассмеялась, запрокинув голову.

— Помещения, по которым вы шли, — это парадные залы; их открывают только во время торжественных приемов. Жилые комнаты гораздо меньше по размеру и куда скромнее. Если захочешь, позже мы их посмотрим. У нас есть домашний бассейн, кинотеатр, а у Жака — тренажерный зал. У меня целая комната отведена под коллекцию кукол, которую я собираю с раннего детства. Пойдем, я познакомлю тебя с моей сестрой Габи.

Принцесса Габриелла, вся в снежно-голубом, приветливо пожала ладонь Тедди двумя руками; ее улыбка обнажила идеальные белые зубы.

— Вы словно всю жизнь играли в паре с моим братом, Тедди Уорнер. А вот со мной Жак отказывается выступать — говорит, что я не догоняю мяч.

Габриелла светилась утонченной, экзотической красотой.

— Какое ожерелье! — Тедди не скрывала своего восхищения. — Просто изумительное!

— Моя собственная работа.

— Неужели?

Габриелла зарделась от удовольствия, дотронувшись кончиками пальцев до витого ожерелья из ярких самоцветов.

— Я начала работать в мастерской нашего известного ювелира, но это оказалось не так-то просто: мое присутствие собирает толпы зрителей и мешает делу.

Тедди и Хьюстон смешались с толпой гостей. Здесь были министры с женами и теннисные звезды: Огаст Штеклер, Мартина Навратилова, Штеффи Граф, Иван Лендл.

— Тебе известно, что принцессы готовы вцепиться друг другу в горло из-за некоего мужчины? — улучив момент, спросила Карен Рот, одна из сильнейших теннисисток в мировой классификации.

— И кто же этот мужчина? — полюбопытствовала Тедди.

— Жан-Люк Фюрнуар. Сначала он был помолвлен с Габриеллой, но после разрыва с нею до безумия увлекся Кристиной.

— Что-то не верится, — усомнилась Тедди. — По-моему, принцессы прекрасно ладят друг с другом — я видела их вместе.

Карен коротко рассмеялась.

— Работа на публику. В газетах пишут, что за закрытыми дверями они бранятся, как торговки. Говорят, Габриелла завидует внешности своей сестры, а Кристина завидует таланту Габи.

Принц Жак, появившийся с опозданием, ленивой походкой вошел в зал. Он был так привлекателен в безупречном вечернем костюме, что у Тедди застучало сердце. Однако она не успела даже улыбнуться ему — принца подхватила под руку эффектная молодая женщина. Жак обернулся, скорбно посмотрел в сторону Тедди и пожал плечами, словно говоря: ничего не поделаешь.

Вслед за сыном в зал вошел князь Генрих, облаченный в голубую парадную форму со знаками отличия, с белой атласной лентой через плечо и серебряными ножнами на поясе. Это был красивый пожилой мужчина с гордо посаженной седой головой, карими глазами и безукоризненно прямым носом; по его внешности в нем можно было безошибочно узнать европейского монарха. Овдовев пять лет назад, он больше не женился.

Габриелла подошла к отцу, взяла его под руку и на правах хозяйки вечера приветствовала вместе с князем длинную вереницу гостей, находя для каждого приветливое слово. Кто-то преподнес ей букет нежных роз; Габриелла поцеловала галантного гостя сначала в одну щеку, потом в другую и передала букет лакею.

Когда князю Генриху представили Тедди, он благосклонно улыбнулся.

— Вы показали хороший пример моей младшей дочери, — произнес он. — Не хотите ли погостить в Коста-дель-Мар еще несколько дней? Вы могли бы дать Кристине несколько уроков тенниса. Если, конечно, позволит ваш напряженный график, — добавил князь.

— Я… с удовольствием, — запинаясь от неожиданности, ответила Тедди.

Принц Георг предстал перед гостями в сером английском костюме, выгодно подчеркивающем его пропорциональную фигуру, стройную и подтянутую, несмотря на возраст. Он презирал американских теннисистов за их нескрываемое любопытство. C'est stupide. Невероятная ограниченность.

Он остановился рядом с Этьеном Д'Фабрэ, министром финансов Коста-дель-Мар.

— Мой брат зажился на этом свете, — шепнул он на ухо министру, не спуская глаз с князя Генриха, который приветствовал гостей в другом конце зала.

— М-м-м, — неопределенно протянул Д'Фабрэ.

Ему было пятьдесят два года; из них десять лет он занимал свой нынешний пост. В консервативной бюрократической иерархии Коста-дель-Мар его считали едва ли не новичком.

— Он стареет. Сердце никуда не годится: приступ за приступом. Брат скрывает состояние своего здоровья, но у меня есть надежные источники. Даже его электрокардиограммы проходят через мои руки. Для меня не существует тайн.

— Понимаю, — кивнул Д'Фабрэ с показным интересом.

Собеседники укрылись в небольшой нише.

— Наш князь в любую минуту может протянуть ноги, — Георг больше не считал нужным выбирать выражения. — Кто же тогда наденет корону? Принц Жак? Желторотый повеса. Не пройдет и года, как у него в замке будет крутиться рулетка, в тронном зале начнут пьянствовать гонщики, а в бассейне станут плескаться голые девки.

Министр осторожно кашлянул.

— Возможно, вы правы.

Георг подошел к нему вплотную и понизил голос:

— Генрих и сам порицает Жака, мне это доподлинно известно. Кому приятно иметь беспутного сына? В прошлом, как вы знаете, костанские правители не раз ходатайствовали перед парламентом об изменении порядка престолонаследия…

— Такого не бывало вот уже семьдесят лет, — возразил министр.

— Но прецеденты имеются. В случае необходимости я мог бы… Я вполне способен управлять государством, не то что какой-то взбалмошный юнец, — презрительно изрек Георг. — Но инициатива, естественно, должна исходить от кого-то другого. Генрих прислушивается к вашему мнению, следует вашим советам.

Министр нахмурился:

— Я не предам своего князя.

Георг отступил назад; его лицо застыло.

— Любезный мой Д'Фабрэ, — сказал он, — за вами в казино числится должок, который вы не потрудились оплатить. Франков этак на пятьсот тысяч.

У министра расширились зрачки.

— Но это еще не все, — продолжал Георг. — Вы транжирите деньги супруги, не так ли? А она и не догадывается. Ах, как это рискованно!

— Да, да… — забормотал министр, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Скажите, чего вы хотите, ваше высочество.

Георг снова понизил голос:

— Я хочу…

Слова застряли у него в горле — совсем рядом стоял Хьюстон Уорнер, который спросил, глядя на Георга:

— Прошу прощения, не скажете ли, где здесь телефон?

— На это есть лакеи, — рявкнул Георг и демонстративно отвернулся.

Уорнер удивленно поднял брови и молча отошел в сторону.

— Я хочу возглавить это государство, — продолжил Георг. — Тот, кто мне поможет, будет щедро вознагражден… а его жена никогда не узнает, что он потрошит ее банковские счета.

Д'Фабрэ долго колебался и наконец сказал:

— Как прикажете, ваше высочество.

Хьюстон Уорнер содрогнулся от унижения и гнева. О чем беседовали эти холеные типы? Похоже, один шантажировал другого.

Он дважды спросил, откуда можно позвонить, прежде чем лакей объяснил, что телефон находится у мужской гардеробной, налево по коридору.

— Напомните мне, кто эти господа, — воспользовавшись случаем, попросил он лакея. — Те, что стоят в нише, у голубой картины.

— Это принц Георг, сэр, а с ним министр финансов мсье Д'Фабрэ.

— Ах да, как же я не узнал, — сказал Уорнер.

Гардеробная сохранилась в неприкосновенности с 1815 года. Ее украшали картины с изображением охотничьих сцен и винно-красные драпировки. Здесь Хьюстон обнаружил новейший кнопочный телефон, а также факс — по-видимому, для удобства гостей.

Быстро набрав номер, он соединился со своим офисом в Нью-Йорке. У него не выходил из головы принц Георг.

Неужели шантаж? Уорнер где-то читал, что политики Коста-дель-Мар — это пауки в банке. Несомненно, Георг был самым ядовитым.

— И последнее, Кэтрин, — быстро сказал Уорнер секретарше, — сходите в библиотеку и просмотрите все, что касается Коста-дель-Мар, и в первую очередь — принца Георга, младшего брата князя. Раскопайте все сведения, какие только можно, ладно? Мне почему-то стало любопытно. Сделайте подборку материалов. Я прочту их сразу по приезде.

После ужина, который продолжался два часа и включал восемь перемен блюд, Тедди разговорилась с теннисистами, но принцесса Кристина увлекла ее за собой, чтобы показать жилые апартаменты княжеской семьи.

— Значит, ты согласна погостить у нас и дать мне несколько уроков? — спрашивала она, ведя свою гостью бесконечными коридорами. — Я так и думала, что отец тебя пригласит.

— Я — с удовольствием! До следующего турнира у меня десять дней. Но проблема в том, что я должна ежедневно тренироваться по шесть часов, бегать кросс, работать с гантелями и не менее часа заниматься аэробикой. Мне нельзя нарушать тренировочный график.

— Тренироваться можно вдвоем, — заявила Кристина. — Я буду твоим спарринг-партнером. Могу и кросс бегать вместе с тобой. Ты, кстати, когда-нибудь бегала по морскому песку? Очень полезно для ног — лучше не придумаешь.

— Отлично! Считай, что все решено.

Если парадные залы подавляли своей помпезностью, то жилые комнаты дышали теплым и приветливым уютом.

Спальню Кристины оформил сам Карл Лагерфельд, чья вилла находилась неподалеку от замка. Стены были затянуты расписным зеленым шелком. Стулья и канапе с мягкими ситцевыми сиденьями стояли островками. У окон располагались изящные кресла, достаточно широкие, чтобы можно было забраться на них с ногами, если захочется почитать при дневном свете.

На одном из таких кресел лежал журнал «Вог» на французском языке.

— На обложке должна была появиться моя фотография, — сообщила Кристина, и в ее голосе зазвучали капризные нотки. — Но отец запретил мне подписывать контракт. Он сказал, что мое имя не должно быть связано с индустрией моды.

В дальнем конце спальни возвышалась кровать с балдахином на резных столбиках. На расстоянии вытянутой руки стояла стереосистема, а рядом с ней стеллажи с огромной коллекцией компакт-дисков с записями французских, английских и американских рок-групп. На книжных полках преобладали книги о Голливуде и модные журналы.

— Вот одна из моих туалетных комнат, — говорила Кристина, идя к дверям впереди Тедди. — В прошлом году здесь установили ванну с гидромассажем.

— Потрясающе! — восторгалась Тедди.

— Комнаты Габи — в другом конце коридора, — сообщила Кристина. — В этом крыле расположен подземный ход. Вообще-то говоря, в замке есть четыре потайных зала и два подземных хода. Здорово, правда? Когда мне нужно попасть на дискотеку так, чтобы не заметили часовые, я проскальзываю через подземный ход.

— Вот это да! — Тедди была окончательно сражена.

— Хочешь, покажу? Это совсем рядом. Правда, там пыльно и грязновато: надо двигаться с осторожностью, чтобы не перепачкаться.

Кристина зажгла свечу, достав ее из ящика у входа в темный, прохладный винный погреб, где на полках по стенам были в строгом порядке расставлены бутылки с французскими винами.

— Здесь нет электричества. Так повелось, что по туннелю передвигаются со свечкой, — объяснила принцесса.

Она подошла к одной из полок, с силой надавила на какую-то бутылку, и целая панель стены плавно сдвинулась в сторону, открыв бесконечный темный проход, уводящий в ночь.

— Мои предки устроили эти тайные ходы на случай вражеской осады, — рассказывала Кристина. — Во время второй мировой войны в замке прятали евреев и участников французского Сопротивления. По этому туннелю они выходили к морю, а оттуда их переправляли на подводных лодках через Ла-Манш. Если бы отец знал, что теперь я пользуюсь этим туннелем для своих ночных побегов, он бы, наверно, приказал заложить его кирпичами.

Слегка наклоняя головы, девушки продвигались вперед, под уклон. В каком-то месте подземный ход разветвлялся надвое. От холода и сырости у Тедди началась легкая дрожь.

— Один ход ведет прямо на берег, — пояснила Кристина, — а другой — в сторону эспланады. Оттуда рукой подать до моей любимой дискотеки. Ты танцуешь, Тедди?

— Немного.

Трепетный огонек свечи озарял лицо принцессы таинственной красотой. У нее разгорелись глаза.

— Тогда ты непременно должна пойти с нами, прямо этой ночью. Будет очень весело, вот увидишь! А когда ты выиграешь турнир, мы с тобой приступим к тренировкам.

Тедди в нерешительности замешкалась. Четвертьфинальные матчи начинались на следующее утро.

— Почему ты сомневаешься?

Перед мысленным взором Тедди пронеслись годы бесконечных тренировок. С шести лет она не видела ничего, кроме тенниса. Ее юность прошла в бесконечных разъездах; она не успевала подружиться с одноклассницами, не смогла даже прийти на выпускной бал, потому что нельзя было пропустить важный турнир; в колледже пришлось выбрать заочный курс обучения, чтобы не прерывать спортивную карьеру. Теперь ей предлагает дружбу настоящая принцесса; неужели и сейчас она должна ответить отказом?

Искушение оказалось слишком сильным.

— Я уже ни в чем не сомневаюсь, — со смехом отозвалась Тедди. — Только хочу тебя предупредить: я сто лет не танцевала.

— Ничего страшного, я тебе покажу основные движения, — пообещала Кристина.

В дискотеке собралось множество народу. Все были ярко одеты и казались Тедди необыкновенно красивыми. В толпе мелькали лица знаменитостей, а также неудачливых теннисистов, выбывших из борьбы.

Кристина, как и обещала, показала ей несколько самых модных движений. Тедди усвоила их без труда. Она позвонила отцу, чтобы он не беспокоился, и постаралась пропустить мимо ушей его негодующие протесты.

Тедди танцевала с разными партнерами; среди них были экстравагантный французский парикмахер, известный гонщик, сын прославленного актера. Ее пьянило ощущение свободы и счастья.

Около половины третьего ночи появился принц Жак.

— Тебе нравится моя страна? — спросил он, ритмично двигаясь в такт оглушительной музыке.

В каждом жесте принца сквозила природная чувственность; Тедди невольно залюбовалась его гибкой, тренированной фигурой. Он выглядел намного старше своих семнадцати лет. Подумаешь, убеждала себя Тедди, ему скоро исполнится восемнадцать, так что разница в возрасте совсем невелика.

— Еще как нравится!

— Хочешь посмотреть самые красивые уголки?

Тедди захлестнуло восторженное чувство:

— С удовольствием!

— На завтра у меня намечены полеты на параплане. В скалах есть для этого великолепные места. Присоединяйся! Там такая красота — просто дух захватывает.

Тедди с сожалением покачала головой:

— Может быть, после окончания турнира. Да и то не знаю… Вдруг я получу травму? Мне нельзя рисковать. Но… как же мне посмотреть страну?..

Жак пристально смотрел на нее смеющимися голубыми глазами:

— Я покажу тебе мою собственную Коста-дель-Мар — это совсем не то, что на открытках и в журналах.

Не в силах разлепить глаза, Тедди со стоном нащупала кнопку будильника. Ей было слышно, как под окнами ее номера журчит фонтан и щелкают садовые ножницы.

Она отбросила простыню и спустила ноги на пол. В висках стучало от выпитого накануне вина. Взгляд Тедди упал на иллюстрированный журнал, который она купила по дороге со стадиона.

«Фюрнуар — яблоко раздора?» — вопрошала обложка, на которой красовался фотомонтаж: портреты Кристины и Габриеллы в профиль, а между ними — улыбающееся лицо интересного брюнета. Тедди узнала его: вчера ночью он танцевал с Кристиной.

Вопреки ожиданиям, в журнальной статье не оказалось никаких разоблачительных или скандальных слухов. Читателям сообщалось, что Габриелла какое-то время появлялась на людях в обществе этого мужчины, потом они расстались и оба наотрез отказались давать интервью для печати, а примерно через год Фюрнуар начал встречаться с Кристиной.

«Из хорошо информированных источников стало известно, что Фюрнуар и принцесса Кристина намерены вскоре объявить о своей помолвке…»

Журналисты просто отрабатывают свой хлеб, подумала Тедди. Принцессы, видимо, к этому привыкли.

На ночном столике зазвонил телефон.

— Стало быть, изволила проснуться, — услышала Тедди голос отца. — Я уж думал, ты вообще не сможешь открыть глаза. Надеюсь, у тебя хватит сил добраться до корта и взять в руки ракетку?

— Папа… ну что ты, в самом деле? Какие проблемы?

— Проблемы есть, и весьма серьезные. Сегодня в девятнадцать тридцать у тебя первый матч, Тедди. Ты не забыла? Только попробуй продуть!

— Не продую.

— Какое легкомыслие! Я тебя не узнаю. Отправиться на танцульку и не спать до рассвета накануне игры — это же полная безответственность. Остается только надеяться, что тебе не придется за это расплачиваться. Поторопись к завтраку. Жду тебя на корте. Мануэль уже там.

Мануэль Муньос, профессиональный теннисист, был спарринг-партнером Тедди и сопровождал ее во всех поездках.

— Пап, не волнуйся, — со вздохом произнесла Тедди. — Неужели я не выиграю? А что касается дискотеки — как ты не понимаешь? Меня пригласила принцесса Кристина. Я здесь задержусь на недельку или около того… буду… ну, в общем, давать ей уроки тенниса.

— Уроки тенниса? — Хьюстон решил, что ослышался. — У тебя нет времени…

— Я найду время.

Наступила тягостная пауза.

— Тедди, спорт не прощает ошибок. У теннисиста должна быть одна-единственная цель. Тебе придется…

— Папа!..

— Ты увидела живую принцессу и дала волю фантазии, вот и все. Это пойдет во вред игре. Ты будешь горько раскаиваться.

— Постарайся понять, папа. Меня покорила эта страна; Кристина — чудесная девушка. Обещаю, что я выиграю этот турнир. А потом в моем графике так или иначе будет несколько свободных дней.

Огромная вилла в испанском стиле, под красной черепичной крышей, стояла на высоком утесе у побережья Коста-дель-Мар. До нее можно было добраться только по извилистой горной дороге. Широкая открытая терраса выходила прямо на сверкающую морскую гладь.

— Я не собираюсь оставаться статистом при своих попрыгуньях-племянницах и их беспутном братце, — резко говорил принц Георг.

— Вас можно понять, — ответил Никос Скурос, хозяин виллы.

Он только что вышел из бассейна: по коже струйками стекала вода. Георг с завистью оглядел фигуру Никки. Его собственное тело, хотя и не обросло старческим жирком, но давно утратило былую упругость. Он совсем мало двигался, разве что время от времени выезжал на охоту в Пиренеи.

— Было бы абсурдно вверить страну заботам легкомысленных юнцов, у которых на уме только танцы, теннис, модные тряпки и гоночные машины. Что они понимают в государственных делах? Кристина — это просто позор семьи, ей лишь бы вертеть хвостом; Габриелла — не более чем смазливая физиономия. Жак день ото дня становится все более распущенным.

— Вы правы, так и есть.

— И это в то время, когда я… — Георг сделал паузу, чтобы его слова прозвучали более весомо. — Я могу принести столько пользы своей стране.

— На это нечего возразить, — сказал Никос Скурос, вытирая полотенцем серебристую шевелюру. — Но почему вы поверяете мне свои сокровенные мысли? Думаю, вам вовсе не хочется делать их достоянием гласности. Благодарю за доверие, но все же осмелюсь спросить: что привело вас именно ко мне?

— Думаю, мы могли бы выработать план взаимовыгодных действий.

— Вот как? — Скурос вопросительно поднял бровь.

— Вы заинтересованы в развитии этой страны. Если не ошибаюсь, вы пытались получить лицензию на открытие казино, но вам было отказано.

Скурос кивнул:

— Ваш брат Генрих считает, что развитие игорного бизнеса будет притягивать в Коста-дель-Мар мафию со всего мира. Сам он делает ставку только на элиту — чрезвычайно узкий круг игроков, которые свободно путешествуют по свету и располагают неограниченными капиталами. Но если привлечь сюда людей с более скромными доходами, они охотно начнут вкладывать средства в местную недвижимость. Те, кто побогаче, станут приобретать дома и квартиры, остальные заполнят номера доступных отелей. Генрих еще не до конца оценил мощный финансовый потенциал своей страны.

— Зато я все оценил, — сказал Георг, наклоняясь вперед и понижая голос. — Если бы во главе государства стоял я, все было бы по-другому. Страна была бы открыта для… скажем так, капиталовложений иностранных граждан. Игорный бизнес получил бы такое же развитие, как в Лас-Вегасе или Атлантик-Сити.

— Если бы во главе государства стояли вы, — эхом повторил Скурос, задумчиво глядя на высокого гостя.

Вскоре со стороны Пиренеев налетели тучи; на террасе сделалось прохладно. Собеседники скрылись за дверью виллы. Их разговор продлился не один час.

Во время финального матча Хьюстон Уорнер сидел в переднем ряду ложи.

Тедди обводящими ударами заставила Монику Селеш отойти на заднюю линию. Хьюстон подался вперед и вцепился в бортик. На протяжении всей игры он ни на минуту не отвлекался:

— Давай, Тедди! Вперед! Смэш! Вот так!

В какой-то момент ему показалось, что Тедди утратила сосредоточенность и чуть не упала на ровном месте. Уорнер в сердцах стукнул кулаком по колену.

Его напряжение не ослабевало. Тедди стоило немалых трудов выровнять игру, но все же она смогла вернуть себе инициативу. Не прошло и часа, как счет уже был 6:2, 4:2. С трибуны для почетных гостей раздались аплодисменты, которые подхватил весь стадион.

Все-таки Тедди сумела вырвать победу, думал Хьюстон. Вот что значит настоящая чемпионка.

— Ваше высочество, моя мастерская для вас слишком мала; к тому же осмелюсь предположить, что было бы неоправданно растрачивать ваш творческий талант на изготовление отдельных украшений. Поверьте моему опыту, ваше высочество, это просто нерационально.

Ювелирную мастерскую основал еще прадед нынешнего владельца, мсье Эпиналя; сам Эпиналь вот уже тридцать лет оставался поставщиком двора. Габриелла больше всего на свете любила делать эскизы и пыталась изготавливать по ним украшения. Но с недавнего времени она начала понимать, что у нее не хватает профессиональных навыков.

— Наверно, вы правы, мсье, — удрученно сказала она, откладывая в сторону заготовку для причудливого кулона, в которую она безуспешно пыталась вставить два рубина. — Просто я очень люблю это занятие…

— Но ваше высочество! — взмолился ювелир. — Я вовсе не хочу сказать, что вам надо от него отказаться. У вас неподражаемый талант дизайнера. Ваши идеи уникальны. Но над их воплощением должен работать целый штат мастеров.

Габриелла поднялась со стула; у нее на глазах выступили слезы.

Эпиналь прошел в тесный закуток, заменявший ему офис, нашел по «ролодексу» нужный номер телефона и записал его на листке бумаги.

— В Нью-Йорке работает Кеннет-Джей Лейн; он давний знакомый вашей семьи.

— Да, я о нем слышала, — кивнула Габи.

Кенни Лейн был знаменитым дизайнером ювелирных изделий, владельцем сети роскошных магазинов. У него заказывали украшения богатейшие знаменитости — Элизабет Тейлор, Глория Вандербильд и многие другие. Княжеское семейство Коста-дель-Мар долгие годы поддерживало с ним связь: его слава началась с того, что он изготовил украшения для вечерних платьев по заказу княгини Лиссе.

— Мне известно, что его мастерская — это святая святых; туда нет доступа посторонним. Но для вас он, по-видимому, сделает исключение.

Габриелла изучала номер телефона. Слова старого ювелира звенели у нее в ушах. Неподражаемый талант? Уникальные идеи? Она снова опустилась на стул, чувствуя, как бьется сердце.

Тедди гордо выпрямилась. Под звуки костанского гимна князь Генрих вручил ей чек на пятьдесят тысяч долларов и главный приз — золотую фигурку теннисистки.

Выходя с центрального корта под шквал аплодисментов, Тедди увидела спешащую к ней принцессу Кристину.

— Ты просто чудо, Тедди! Беги скорее в душ, переоденься и присоединяйся к нам. Мы сняли целый клуб «Ипполито».

Тедди чуть не запрыгала от радости. Еще неделю назад она не видела в жизни ничего, кроме изнурительных тренировок; теперь каждый вечер был для нее праздником.

Ночной клуб, построенный из розового туфа, сиял неоновыми огнями. Автомобильную стоянку заполнили дорогие «феррари», «альфа-ромео» и «мерседесы».

Шеф-повар приготовил лангусты и креветки, всевозможные салаты и французские десерты. У фуршетных столов толпилось несколько десятков человек — в основном молодежь. Короткие, смело декольтированные платья девушек едва прикрывали загорелые тела. Тедди узнала принцессу Монако Стефани и актрису Настассию Кински. Жака среди присутствующих не было.

— Я тебе завидую, — говорила принцесса Габриелла, стоя рядом с Тедди; она разрумянилась и стала еще красивее. — Ты ездишь по всему свету — у тебя такая свобода.

— Свобода? — Тедди даже рассмеялась. — Если бы ты знала, как я живу! Каждый день расписан по минутам: теннис, теннис и еще раз теннис.

— Это же прекрасно! — У Габи горели глаза. — Я бы дорого дала, чтобы у меня было дело, которому можно отдавать себя до конца.

Тедди ответила ей удивленным взглядом:

— Но я думала… Как же так… Ведь ты принцесса.

Грянули первые аккорды рок-музыки. В дверях появился запоздалый гость — интересный, загорелый мужчина лет сорока. Тедди узнала его по фотографии в журнале: это был Жан-Люк Фюрнуар.

Габриелла вспыхнула и затаила дыхание. Тедди ожидала, что она бросится на шею Жан-Люку. Однако ему навстречу побежала принцесса Кристина, нетерпеливо протягивая руки.

Резко повернувшись, Габриелла устремилась к выходу, у дверей толпились фотографы светской хроники. Вспышки их камер прорезали полумрак зала.

В дамской комнате Кристина расчесывала пышные светлые локоны, а потом взбивала их, чтобы придать прическе нарочитую небрежность.

— Она в своем репертуаре. Что за дурная привычка — устраивать сцены? — сетовала Кристина, обращаясь к Тедди, которая стояла перед зеркалом, подкрашивая губы. — Мы с ней обо всем договорились — он ей совершенно не подходит. Но она даже на людях не сдержалась. К чему выставлять напоказ свою ревность? Фотографы только этого и ждали. Завтра же снимки появятся в газетах. Папа на нас страшно рассердится.

Тедди недоуменно посмотрела на младшую принцессу:

— О чем вы с ней договорились? Я думала… я читала, что она когда-то была помолвлена с Жан-Люком.

— Правильно, — подтвердила Кристина. — Но они повздорили. Габи, в общем-то, его не любила. Она всегда поступает наперекор отцу. Раз отец был против этого брака, она хотела непременно выйти замуж за Жан-Люка. Только себе делает хуже. Она сама мне сказала, что не испытывает к нему никаких чувств, и мы с ней решили, что ей лучше разорвать с ним отношения. И вот теперь… только потому, что я начала с ним встречаться, она вдруг воспылала к нему страстью.

Тедди покачала головой, представив, как будут ликовать бульварные газеты.

— Ну и пусть. — Кристина безмятежно улыбнулась. — Теперь это совершенно неважно. Я с ней поговорю завтра утром. Пошли танцевать. Обожаю танцы.

— Мои сестры готовы перегрызть друг другу горло, — рассказывал Жак, когда они с Тедди на следующий день отправились кататься на мотоцикле по улочкам Порт-Луи. — Когда родилась Габи, она считалась наследницей трона. Ее превозносили до небес. Потом на свет появилась Кристина, а за ней и я; Габи уже не могла ощущать себя центром мироздания. Кроме того, ходили слухи… относительно тайны ее рождения. У нашей мамы долго не было детей, и она отправилась на лечение в швейцарскую клинику. Когда отец приехал ее навестить, они зачали ребенка. Конечно, все это хранилось в строгой тайне, но кто-то все равно прознал. — Жак пожал плечами, как это делают французы. — Поговаривали, будто Габи родилась вовсе не от моего отца и, следовательно, не может считаться законной дочерью.

— Представляю, каково ей было это слышать, — ужаснулась Тедди.

— Через некоторое время страсти улеглись. Но кое-кто до сих пор не может забыть эту историю. Бедная Габи, у нее много недоброжелателей, и она очень тяжело это переживает.

Тедди сочувственно кивнула.

— Наверно, смерть вашей матери была для нее страшным ударом.

Жак кивнул.

— Знаешь, как она погибла? С горы обрушилась снежная глыба, и мама бросилась спасать Габи. С тех пор Габриелла не может избавиться от чувства вины. Ей кажется, что родные ее осуждают. Думаю, Кристина и вправду возлагает на нее вину за мамину гибель. Впрочем, не знаю. Кто их разберет? То они в разлуке не могут и дня прожить, то грызутся… как собака и кот? Так говорят в Америке?

— Как кошка с собакой, — улыбнувшись, поправила Тедди.

День выдался великолепный. На синем небе кое-где белели легкие перистые облака. Цветущие кустарники поражали буйством красок. Тедди захлестнул озорной задор. Сегодня — никаких тренировок, решила она. Ей, как любой юной американке, хотелось просто путешествовать, наслаждаться захватывающей красотой Коста-дель-Мар, раз уж судьба привела ее в эту сказочную страну.

Порт-Луи напоминал игрушечный городок. По обеим сторонам извилистых, поднимающихся в гору улочек стояли старинные оштукатуренные таверны и крошечные лапочки, в которых можно было купить все, от моднейших купальных костюмов до самых дорогих духов. Через каждую сотню ярдов встречались сторожевые посты: у полосатой бело-голубой будки неотлучно находился великан гвардеец.

— Почему здесь столько часовых? — поинтересовалась Тедди, когда они с Жаком зашли в кафе, чтобы освежиться лимонным гляссе.

— Такова традиция — как смена караула у Букингемского дворца.

Помолчав, Жак предложил:

— Могу показать тебе изумительный пляж. У вас в Америке таких и в помине нет.

Они снова уселись на мотоцикл и устремились в сторону бульвара, по каменным мостовым, мимо бесчисленных баров, кафе и бистро. Яркие вывески зазывали посетителей, предлагая прохладительные десерты и «дары моря» — креветок, омаров, крабов.

Бульвар Круазетт тянулся на целую милю вдоль белого песчаного пляжа. Они доехали до самого конца, обгоняя неторопливо прогуливающиеся парочки. Тедди заметила, что некоторые из женщин расхаживали в одних шортах или трусиках-бикини.

— Дальше пойдем пешком, — распорядился Жак, прислоняя мотоцикл к стволу дерева.

На пляже было многолюдно. Отдыхающие плескались в ласковых волнах моря, загорали или нежились в тени под полосатыми тентами. Живописные пляжные кабинки, окрашенные в синий, зеленый или оранжевый цвет, выстроились ровными рядами.

— Фантастика! — вздохнула Тедди.

Они бежали босиком по кромке песка, держась за руки. От морских брызг у Тедди очень скоро намокла юбка; пришлось ее снять. Тедди заметила, что Жак разглядывает ее загорелые стройные ноги.

— Ты совсем не похожа на моих знакомых девушек, — сказал он.

— В каком отношении?

— Ты более… уверена в себе. Ты умнее.

— Но ведь мне уже почти девятнадцать, — не без колебания сообщила Тедди.

Жак только пожал плечами:

— Ну и что? Я знавал и двадцатипятилетних. Бежим — нам нужно перебраться через камни. Будь осторожна!

Пляж перегораживала каменная насыпь, уходившая прямо в воду. Они вскарабкались наверх. Жак подал Тедди руку.

По другую сторону насыпи оказался почти безлюдный дикий пляж. Здесь не было ярко раскрашенных кабинок — только белоснежный песок и набегающие волны прилива.

У Тедди захватило дух. Навстречу им шли две парочки — совершенно обнаженные.

— Ничего себе, — вырвалось у нее.

Однако Жак ничуть не смутился.

— Вот, смотри, это мой любимый пляж. Здесь хорошо летать на параплане. Хочешь попробовать? Я заказал два катера. Если, конечно, ты не струсишь, — лукаво добавил он.

— Почему это я должна струсить? — не подумав, возмутилась Тедди.

У Тедди вырвался восторженный крик, когда она взмыла высоко над волнами. Голубой шелк параплана раздулся на ветру. До поверхности моря было не менее двадцати метров. Стропы параплана крепились к катеру, как при катании на водных лыжах.

Рядом с ней под красным парапланом парил Жак. Он то и дело устремлялся ввысь; Тедди мерещилось, что он касается облаков. Катера ускорили ход; парапланы взмыли еще выше.

Тедди ахнула и вцепилась встропы, беспомощно болтая ногами. Ветер обдувал ей лицо и затруднял дыхание. Ей казалось, что она превратилась в птицу.

— Ну как, понравилось? — мягко спросил Жак.

— Просто чудо, — со вздохом ответила Тедди, удерживаясь за борт десятиметрового катера, который подбрасывало на волнах.

Жак отпустил рулевого и сам встал к штурвалу. Они унеслись далеко в море и причалили с подветренной стороны к скалистому утесу. Достав из плетеной корзины провизию для пикника, они жадно впились зубами в куски сыра и копченые колбаски, нетерпеливо отламывая хрустящую корочку длинного французского батона. Потом очередь дошла до сочных слив и красного вина.

Утолив голод, блаженствуя под лучами южного солнца и слушая мерный рокот волн, Тедди ощутила сладостную истому. Она вытянулась на мягком сиденье, оставшись в черном бикини.

Жак небрежно стянул рубашку, обнажив широкую мускулистую грудь и крепкие плечи. Его кожа, покрытая золотистым загаром, оказалась гладкой, как у младенца. Глядя на него, Тедди почувствовала смутное волнение.

— Ты очень красивая, — произнес Жак, обжигая ее взглядом.

— Кристина гораздо красивее, — в растерянности выдавила Тедди. — Она — настоящая красавица, даже по голливудским меркам.

— Кристина, действительно, хороша собой, но у нее в голове нет ни одной мысли. Она взбалмошна и живет одним моментом, — пренебрежительно заметил Жак и тут же спросил без всякого перехода. — Не хочешь снять лифчик?

Тедди нервно поерзала и инстинктивно скрестила руки на груди.

— Нет, я не… — начала она с самым жалким видом.

— Ну, а я разденусь, — как ни в чем не бывало сказал Жак, стягивая с себя шорты и купальные плавки.

Тедди облизнула пересохшие губы. К своему ужасу, она не могла отвести глаз от его крепкого тела. Миллионы девчонок отдали бы полжизни, лишь бы оказаться сейчас на моем месте, сказала она себе, чувствуя, что ее бьет дрожь.

— У меня с собой une capote anglaise^[3], — сообщил Жак, поднимая скомканные шорты и доставая из кармана презерватив.

Он потянулся к Тедди. От его гладкой кожи упоительно пахло морем.

— Тедди, ну прошу тебя… Пожалуйста…

— Послушай, я еще никогда… — Тут губы Жака, хранившие вкус французского вина, накрыли ее рот.

У Тедди отчаянно заколотилось сердце. Она обняла его за шею и почувствовала, как его пальцы привычно нащупали застежку у нее на спине.

Через мгновение Жак таким же умелым движением снял с нее трусики. Их обнаженные тела прижались друг к другу; руки и ноги переплелись. Жак тяжело дышал, его руки скользили по ее бокам, по спине, опускаясь все ниже. Ей в живот упиралось что-то твердое.

Страх отступил; теперь Тедди ощущала только дикое, первобытное влечение. Она хотела испытать все сполна…

Они лежали на мягком кожаном сиденье, сжимая друг друга в объятиях. Волны мерно покачивали катер, солнце смотрело сверху на наготу молодых тел.

— Я хочу, чтобы ты вся принадлежала мне, — шепнул Жак, осыпая ее лицо поцелуями.

Катер стоял на якоре. Жак и Тедди были ненасытны. Только когда над утесом завис полицейский вертолет, они на минутку отстранились друг от друга, чтобы прикрыться широким купальным полотенцем.

Жак оказался нежным и настойчивым любовником. Он ласкал самые сокровенные уголки ее тела. В первый раз Тедди пронзила боль, но это быстро забылось под нахлынувшей волной наслаждения. Чувство любовного экстаза ошеломило ее.

— Теперь ты нравишься мне еще больше. Хорошо, что я был у тебя первым, — шептал Жак, целуя ее шею. — Ты такая… Я не ожидал…

Тедди вся растворилась в его ласках. Когда наконец они разжали объятия, она спросила:

— Ты всегда отправляешься с девушками на морские прогулки?

Жак сложил руки за головой. Его лицо дышало покоем.

— Иногда. Но ты так прекрасна, так не похожа… Ты мне очень нравишься.

— Ты мне тоже, — отозвалась Тедди, размышляя о том, скольких титулованных наследниц, восходящих кинозвезд и сексапильных фотомоделей успел соблазнить Жак.

Налетел прохладный бриз. Тедди села и собрала разбросанную одежду. Какой чудесный был день. О большем и мечтать нельзя.

Нет, мечтать, пожалуй, можно.

Тедди с отцом сидели на террасе отеля. Уорнер потягивал «мартини», Тедди удовлетворилась стаканом минеральной воды. Отблески заходящего солнца золотили поверхность моря. Из бара доносились звуки оркестра и оживленные голоса.

— Как ты сказала? — Хьюстон Уорнер едва не поперхнулся. — Ты летала на параплане? За катером? Ты соображаешь, что делаешь, Теодора? — В минуты гнева он всегда называл ее полным именем.

— Меня никто не заставлял, — упрямо заявила Тедди, — мне хотелось почувствовать, что такое свободный полет.

Ее лицо горело от поцелуев Жака, все тело слегка ломило, но она надеялась, что отец ничего не заметит. Тедди знала, что запомнит вчерашний день на всю жизнь.

— А представь себе, что ты бы получила травму? Боже мой, ты могла руки-ноги переломать.

— Не ведь не переломала.

— По чистой случайности. Я сейчас же позвоню в агентство и закажу билеты на ближайший рейс. Надо возвращаться в Коннектикут. Там, по крайней мере, ты сосредоточишься на игре, тебя не будут отвлекать никакие принцессы. Вернее, принцы.

Отец попал в точку.

— Папа, я уже не маленькая, — у Тедди брызнули слезы. — Хватит меня опекать. Разве я не могу устроить себе передышку? Ты привык считать, что теннис заменяет в жизни все.

Хьюстон Уорнер побагровел и отвел глаза.

— Ты еще никогда так со мной не разговаривала, Теодора.

— Наверно, я изменилась. Пойми меня правильно, папа, я люблю теннис, но не хочу, чтобы вся моя жизнь была подчинена только игре. Я хочу… большего.

— Два миллиона в год только за рекламу — это немало, Теодора. А ведь это только начало, детка. Через несколько лет ты станешь золотой девушкой тенниса — моя золотая дочка.

— Конечно, папа. — Тедди устыдилась своей несдержанности; она погладила руку отца и крепко сжала его пальцы. — Ты для меня столько сделал. Я это ценю и очень тебя люблю… Но я должна сама распоряжаться своей жизнью.

После долгого молчания Уорнер сказал:

— Понимаешь, мне завтра утром нужно быть в Нью-Йорке: я не могу отменить деловые встречи. Буду занят всю неделю: мы покупаем новый завод. Ты справишься здесь без меня?

Тедди не верила своим ушам. Отец доверяет ей настолько, что собирается оставить ее одну в Коста-дель-Мар?

— Папа, милый! — воскликнула она. — Спасибо тебе!

— За что? Если ты выбьешься из тренировочного графика, то сама же за это поплатишься, — проворчал Хьюстон.

По прибытии в свой офис Хьюстон Уорнер просмотрел корреспонденцию, рассортированную референтом и помеченную «важное», «срочное», «первоочередное».

Выбрав из стопки плотный конверт с ксерокопиями газетных и журнальных статей, он помедлил, потом задумчиво вытряхнул содержимое и разложил на письменном столе.

Публикации касались самых разных сторон жизни княжества — от правительственных переговоров до сплетен вокруг казино. Однако в каждой заметке непременно присутствовало имя принца Георга, а то и его фотография.

Уорнер вглядывался в это удлиненное, недовольное лицо и спрашивал себя, что чувствует человек, обреченный быть вечно вторым, стоять тенью рядом с братом-монархом, обладать множеством громких титулов, но не иметь никакой реальной власти.

Страдает ли Георг от такого положения? Может быть, он плетет сети заговора? Уорнер покачал головой. История Европы полна кровавых событий. В одной из заметок он прочел, что в шестнадцатом веке один из первых представителей династии Беллини (кстати, тоже Генрих) зверски убил своего брата Эдуарда, чтобы занять престол этого карликового государства, которое в ту эпоху промышляло исключительно каперством.

— Мистер Уорнер, на шестой линии — Антон Тьюз, — сообщила секретарша по интеркому.

Уорнер неохотно сдвинул в сторону газетные вырезки.

В течение дня, даже во время серьезных деловых обсуждений, он не раз возвращался мыслями к принцу Георгу и невольно подслушанному разговору. Уорнер понимал, что располагает конфиденциальной информацией, но не мог решить, как должен поступить.

Что бы ни происходило в его жизни, важнее всего на свете для него была Тедди. Оставалось только надеяться, что знакомство с коронованными особами не вскружит ей голову. Без дочери его существование утратит всякий смысл.

* * *

Прошла неделя: днем солнце и теннис, а вечерами — встречи, дискотеки, прогулки под луной на королевской яхте «Белль Лиссе-II». Тедди близко сошлась с принцессами, особенно с Кристиной.

В конце недели Габриелла улетела в Нью-Йорк, где, по ее словам, должна была повидаться со своей подругой детства Сидни Меллон, с которой в течение двух лет училась в дорогой женской школе мисс Портер в Фармингтоне, штат Коннектикут. Тедди удивилась, что старшую принцессу сопровождала в этой поездке целая свита, куда, в частности, входили телохранитель, камеристка и пресс-секретарь.

Тедди втайне надеялась, что Жак еще раз пригласит ее на свой любимый пляж, но этого не произошло: он уехал в Канны на очередные гонки и вернулся только в субботу.

Только в начале следующей недели, когда они купались в бассейне, она поймала на себе его ласкающий, призывный взгляд.

Проскользнув мимо челяди, они поднялись в апартаменты Жака — анфиладу из четырех огромных комнат, выходящих на море, с небольшой кухней, отделанной светлым деревом.

— Мне приятно тебя обнимать. Обожаю заниматься с тобой сексом, — шептал Жак, покрывая поцелуями ее шею.

— Жак… Жак…

Тедди задыхалась; по ее телу пробежала сладостная судорога. Почти сразу вслед за этим у Жака вырвался хриплый стон.

Они лежали на необъятной кровати с темными резными стойками. Когда страсть утихла, Тедди захотелось плакать… «Заниматься сексом»? Если б он хотя бы сказал «заниматься любовью». Она уткнулась в плечо Жака, влажное от пота.

— Что случилось?

— Ничего.

— Я же чувствую — ты вся напряглась.

— Ничего подобного, — возразила она, садясь в постели. — Просто я… Жак…

— Хочу тебе кое-что подарить, — он вскочил и босиком направился к комоду.

Открыв один из ящиков, Жак вытащил красивую розовую ракушку.

— Я достал ее со дна моря в Сен-Тропезе и заказал ювелиру инкрустацию жемчугом. Возьми, Тедди. Ее можно носить на шее как украшение.

— Я так и сделаю, — смущенно отозвалась Тедди, разглядывая раковину и силясь улыбнуться.

По каким-то неуловимым признакам она поняла, что это прощальный подарок. Ее душила обида. Выходя из спальни Жака, Тедди незаметно опустила розовую раковину с жемчугом обратно в ящик.

— Вот так! Получай!

Кристина, размахивая ракеткой, неловко перебрасывала мяч через сетку. Тедди точным движением направляла удар в противоположный угол, заставляя Кристину бегать по всему корту.

Принцесса оказалась недостаточно подвижной: мяч, отскочив от площадки, все чаще уходил в аут. По ее лицу струился пот, эластичная повязка на лбу промокла насквозь, но, несмотря ни на что, Кристина лучилась красотой. Ей необыкновенно шли нежно-желтые шорты и такая же тенниска.

— Кристина, тебе надо быть более агрессивной. Смелее иди на мяч, — начала Тедди, когда они сделали перерыв.

— Да-да, — вздохнула Кристина, — я сама знаю. Боюсь, что мне не дано достичь высот в теннисе, Тедди. Я, наверно, всю жизнь так и буду играть — чуть выше среднего уровня.

Девушки подошли к раскладному столику у корта, где их ждали фрукты и свежий лимонад.

— Я не распоряжаюсь своей жизнью, — сказала Кристина, опускаясь в плетеное кресло. — Здесь такая скука. Чудесно, что ты смогла у нас погостить, но скоро ты уедешь, и тогда… не знаю, что будет.

— О чем ты?

— Помнишь, я тебе рассказывала про свою недолгую карьеру манекенщицы. У меня уже было готово профессиональное фотодосье, и нью-йоркское агентство «Вильгельмина» не могло дождаться, когда я приступлю к работе. В честь подписания контракта должен был состояться грандиозный банкет. Меня сфотографировали для обложки журнала «Вог». Я прилетела в Нью-Йорк, чтобы ознакомиться с контрактом, но позвонил отец и запретил мне его подписывать. Он потребовал, чтобы я немедленно возвращалась домой и забыла о карьере манекенщицы, поскольку принцессе не пристало появляться на подиуме.

— И ты подчинилась?

— А как же? Я — дочь правящего монарха, мне нельзя иначе.

— Представляю, как тебе было трудно переступить через свои мечты.

— Я обманула ожидания множества людей. Агентство поставило на меня большие деньги. Я обманула свои собственные ожидания, — грустно сказала Кристина.

За то время, что Тедди провела в Коста-дель-Мар, от нее не укрылось, что принцесса Кристина одержима каким-то беспокойством. Она ни на чем не могла сосредоточиться.

— Но тебе принадлежит так много, — возразила Тедди.

— А что толку? В этой жизни за меня уже все решено. Мне предстоит выйти замуж за человека с титулом и состоянием, причем главное — чтобы он понравился отцу. Я обязана присутствовать на разных официальных церемониях, торжественных обедах — это такое нескончаемое занудство. Мне положено возглавлять три-четыре благотворительных фонда. У меня огромное количество роскошных туалетов — я должна блистать на дворцовых балах и приемах. Я, естественно, должна произвести на свет двух детей и дать им подобающее воспитание… Но пойми, Тедди, — со вздохом добавила Кристина, — это все ожидает меня здесь, в этой стране, в этом замке, согласно установленным правилам и ритуалам. У меня никогда не будет приключений… мой путь предрешен…

Тедди не нашлась что на это ответить. Раньше она считала, что жизнь членов правящей династии окружена романтическим ореолом, но даже если вспомнить британскую королевскую семью… Сколько пришлось пережить Ферги и принцу Эндрю, потом поползли слухи насчет принцессы Анны и капитана Марка Филлипса… а в последнее время поговаривали, что принцесса Диана и принц Чарлз больше не живут вместе.

Послышались угрожающие раскаты грома. В стекла лимузина барабанил дождь.

Габриелла, сидевшая на заднем сиденье, подалась вперед, вглядываясь в подрагивающее море черных зонтиков, заполонивших Пятую авеню.

— За десять минут мы продвинулись не более чем на три метра, — посетовала пресс-секретарь Мари-Поль Коти.

В автомобиле также находились телохранитель Пьер и офицер службы безопасности, которого приставил к принцессе Госдепартамент США по просьбе князя Генриха.

— Я ничего не имею против, — сказала Габи. — Здесь кипит жизнь.

По официальной версии, она поехала в гости к старой школьной подруге, которая теперь жила на Манхэттене. Однако рядом на сиденье лежала кожаная папка с эскизами ювелирных украшений. Это были лучшие творения Габи, которые она отобрала после мучительных размышлений. Она лихорадочно соображала, не напрасно ли исключила серию набросков броши в форме котенка. В последнюю минуту она решила, что концепция не вполне продуманна. В этой коллекции каждый предмет должен был стать ошеломляющим открытием. Больше всего на свете ей хотелось заслужить одобрение Кенни Лейна.

Выбравшись из дорожной пробки, лимузин в конце концов свернул с Пятой авеню на Уэст 37-ю стрит и сразу остановился.

Водитель распахнул дверцу. Первым из автомобиля вышел Пьер, чтобы раскрыть большой черный зонт для Габриеллы. За ним появились Мари-Поль и американец-охранник.

Габриелла раздраженно вырвала зонтик из рук своего телохранителя и устремилась вперед.

* * *

В тесный, старомодный лифт могли втиснуться только четверо. Они поднялись на шестой этаж и оказались в небольшом холле. За письменным столом сидела секретарша, Бланш Дэвинджер, которая так давно работала у Кенни Лейна, что превратилась в непременный атрибут обстановки.

При их появлении она выразила бурную радость. Сопровождающие остались в холле, а Габриелла прошла в демонстрационный зал, где в застекленных витринах были выставлены ювелирные изделия работы Кенни Лейна. Стол, покрытый черным бархатом, служил для показа образцов оптовым покупателям. На стенах висели фотографии самых знаменитых творений Лейна.

С бьющимся сердцем Габи осматривалась по сторонам.

— Дорогая моя, — сказал Кеннет-Джей Лейн, поднимая глаза от тщательно проработанных эскизов, — дорогая моя, это сказочная красота.

— Как… неужели? — Щеки Габи залил обжигающий румянец.

Они сидели в элегантно отделанном кабинете. Лейну было слегка за пятьдесят; внешностью он напоминал типичного англичанина: зачесанные назад седеющие волосы, пепельно-серая рубашка с белоснежным воротничком и манжетами, синий галстук в белый горошек, синий блейзер и серые брюки.

— У вас выдающееся дарование, Габриелла. Такой талант встретишь нечасто. Женщины будут сходить с ума от этих украшений. Что вы планируете делать со своими работами?

— Продавать, — решительно ответила Габриелла.

Ее охватил неожиданный, безумный восторг.

Лейн на мгновение задержал на ней пристальный взгляд:

— Позвольте сказать вам одну вещь. Никогда в жизни я не заключал соглашений с другими фирмами или дизайнерами. Эта мастерская создана из ничего моими собственными руками. Я не привык ни на кого оглядываться. Но, поскольку я хорошо знаю вашу семью и нахожу эти эскизы незаурядными, могу предложить вам нечто вроде совместного производства.

Габриелла улыбнулась, спрятав сумасшедшую радость под маской царственного хладнокровия.

— Слушаю вас.

— Мы назовем эту коллекцию «Принцесса Габриелла», — сказал Лейн. — Будем ориентироваться на совершенно определенную клиентуру: на самостоятельных деловых женщин с собственной чековой книжкой. Вы приедете в Нью-Йорк на две-три недели, чтобы поработать со мной и моими художниками. Необходимо уточнить окончательный дизайн и количество предметов новой серии. У вас будет личный секретарь, небольшой кабинет при моем демонстрационном зале и еще один — при мастерской. Для начала я предложу вам пять процентов от прибыли; по достижении определенного объема продаж — мы оговорим его в соглашении — ваша доля поднимется до семи с половиной процентов, а потом и до десяти.

Габриелла смотрела на него в упор.

— До десяти процентов… от чего?

— Думаю, в течение первого года прибыли составят восемь-десять миллионов. В течение второго года — от десяти до двенадцати миллионов, а на третий год — если серия будет пользоваться таким успехом, какой мы ей прочим — миллионов пятнадцать.

Габриелла помедлила, делая в уме подсчеты. Ей никогда не приходилось вести переговоры, но сейчас она решила пойти ва-банк.

— Кенни, — сказала она, — подписание этого соглашения лишит меня права на какую бы то ни было приватность; мне придется постоянно быть на людях. Не исключено, что я стану объектом… ну, скажем, похищения или нападения террористов. Я требую сумму в три миллиона в качестве гарантии условий нашего договора, плюс соглашение сроком на пять лет. Один миллион должен быть выплачен при подписании, а остальное — равными частями в течение оставшихся четырех лет, независимо от объемов продажи.

Слушая ее, Лейн менялся на глазах: сначала он был повергнут в шок, потом изумление сменилось задумчивостью.

— Независимо от объемов продажи? Но это не вполне…

— Я ставлю на карту не только свою репутацию, но и репутацию своей страны и вправе ожидать компенсации за этот риск.

Лейн кивнул:

— Предлагаю два миллиона сто тысяч, с выплатой семисот тысяч при подписании соглашения. Но вы возьмете на себя расходы на рекламу — это примерно сто пятьдесят тысяч в год. Серия «Принцесса Габриелла» должна прогреметь во всех средствах массовой информации. Надо заручиться поддержкой известных телеведущих, таких, как Фил Донахью и Опра Уинфри. Вам понадобится собственный рекламный агент. Это вас не отпугивает?

Габриелла понимала, что князь Генрих будет отнюдь не в восторге от того, что его старшая дочь разъезжает по всему миру и торгует украшениями. Даже если ей удастся заручиться его согласием, он выдвинет такие условия, которые свяжут ее по рукам и ногам. Однако Габриелла уже не могла остановиться. Перед ней открывалась долгожданная перспектива — всерьез заняться любимым делом, стать личностью, а не просто дворцовой куклой.

— Отец не будет чинить мне препятствий, — с излишней поспешностью заверила она Кенни Лейна. — Я сама с ним поговорю, как только вернусь домой. Уверена — он… — Габриелла запнулась, не зная, какова будет реакция князя Генриха.

Кейн улыбнулся:

— Габриелла, когда дело дойдет до маркетинга и связей с общественностью, вам придется следовать моим инструкциям. Я знаю этот бизнес как свои пять пальцев. Первые изделия нашей серии будут запущены в продажу с помощью вашего отца.

— Что?

— Все очень просто. Вам придется всего лишь внушить ему, что продажа фантастических украшений серии «Принцесса Габриелла» будет способствовать укреплению престижа Коста-дель-Мар, что вы будете представлять не столько ювелирные изделия, сколько свою страну.

— Понимаю, — лицо Габи осветилось лукавой улыбкой.

— Положитесь на мой опыт. Я знаю, что говорю.

* * *

Тедди позвонила из отеля Джамайке Дю-Росс, своей подруге, с которой они долгое время шли бок о бок по ступеням теннисной лестницы.

— Джейми, ты не поверишь — это как в кино, — взахлеб рассказывала Тедди. — Страна просто сказочная: повсюду чистота, море цветов. Бедняков здесь нет: княжество опекает каждого из своих подданных, представляешь?

— Это все очень здорово; а мужчины там есть? — спросила Джамайка.

— Еще какие! — вздохнула Тедди. — Даже часовые — глаз не оторвать… А принц Жак — это просто мечта. Только…

Тедди осеклась. Она чуть не проболталась.

— Тедди?.. — Джамайка сразу что-то заподозрила. — Давай, рассказывай. Какой он, этот Жак? Танцевать умеет? Ты с ним хоть раз танцевала? В журналах пишут, что он неравнодушен к девушкам — это правда? Он надменный?

— Думаю, что да, — невпопад ответила Тедди. — В смысле, неравнодушен к девушкам. Но он совсем не надменный. Он очень даже милый.

Принц Жак разминался на тренажере «нордик-трек» в своем спортивном зале и думал о Тедди Уорнер. Его размышления прервал камердинер, который позвал его к телефону, а заодно сообщил, что через двадцать минут его желает видеть князь.

Женщина, звонившая из Парижа, была на грани нервного срыва:

— Принц Жак, я просто в отчаянии, не знаю, что делать. Я не собиралась вас беспокоить, но решилась, зная о вашем великодушии, — скороговоркой говорила она. — Больше мне не к кому обратиться. Моя дочка, Сесиль…

— Сюзетта, что случилось?

Сюзетта Мулен была женой его друга Жоэля Мулена, который недавно получил тяжелую травму во время гонок «Формулы-1».

— Я помню, как вы помогли нам, когда Жоэль попал в беду. А вчера наша малышка ужасно обгорела в автомобильной аварии.

Жак похолодел.

— Сюзетта, какое несчастье! Постарайся успокоиться. Я пришлю за Сесиль свой самолет, и мы доставим ее сюда, в Коста-дель-Мар. У нас лучший ожоговый центр в Европе. Потом я свяжусь с французскими хирургами-косметологами, и мы устроим консилиум.

— Но мы не можем позволить себе…

— Все расходы я беру на себя, Сюзетта.

Жак, как мог, успокоил молодую мать, а потом позвонил своей секретарше и поручил ей заняться организацией всех необходимых мероприятий. Только после этого он вернулся в спортзал, разделся и встал под душ.

Его слегка тревожил предстоящий разговор с отцом. Подставляя тело под прохладные струи, Жак раздумывал о том, что же так срочно понадобилось князю Генриху.

Утренняя столовая в замке когда-то служила ткацкой мастерской — в прежние времена все наряды для княжеской фамилии изготовлялись придворными мастерами. Здесь до сих пор стояли резные комоды, в которых раньше хранились рулоны сукна. Теперь в середине комнаты воцарились удобные круглые столы, а по стенам вились тропические лианы. Когда Генриху представляли архитектурные проекты, требовавшие его одобрения, он любил разворачивать листы ватмана именно в этой комнате.

Зачесав назад мокрые волосы, Жак поспешил в утреннюю столовую. Подходя к двери, он услышал рассерженный голос отца — видимо, тот разговаривал по телефону.

— Нет! — отрезал князь. — Я сказал: нет! Этого не будет. Мне безразлично, сколько вы готовы заплатить. Права на открытие игорных заведений в Коста-дель-Мар не продаются. Повторяю, не продаются. Ваше предложение оскорбительно.

Жак испытал неловкость оттого, что невольно подслушал этот разговор. Он осторожно постучался.

— Его светлейшее высочество ожидает вас. — Секретарь распахнул перед ним дверь.

Жак вошел. Генрих сидел за одним из столов, гневно взирая на стопку увесистых конторских книг, в которых содержались подробные планы княжества Коста-дель-Мар с указанием всех владельцев недвижимости. Его лицо выражало крайнюю обеспокоенность. Однако Жак сказал себе, что отец всегда с честью выходил из трудных ситуаций.

— Отец, ты хотел меня видеть?

Генрих оторвался от книг, словно вернулся откуда-то издалека.

— Да, сын.

Жак выжидал. Торопить князя не дозволялось никому.

Наконец Генрих заговорил:

— На следующей неделе к нам с официальным визитом прибывает президент Клинтон с супругой. Я хочу, чтобы ты их сопровождал. Мсье Дюпре даст тебе график визита. В последнее время ты целиком посвятил себя автомобильному и водно-моторному спорту — в ущерб своим обязанностям.

Жак вспыхнул. Официальные визиты всегда были ему в тягость. Он не выносил длинных речей, нескончаемых обедов и помпезных церемоний. Когда ему было пятнадцать лет, его задержали у выхода из туннеля — он улизнул с торжественного обеда, посвященного визиту королевы Елизаветы II. За эту непростительную выходку князь Генрих на целый год лишил его денег на карманные расходы.

— Отец, — сбивчиво заговорил он, — на следующей неделе у меня запланирована поездка в Турин. Мне нужно посмотреть новый гоночный автомобиль…

Генрих сверкнул глазами:

— Я не допущу неуважения к президенту.

— Как тебе будет угодно, — сдался Жак, заливаясь краской.

— Внешняя политика имеет для нас первостепенное значение. Мы должны всемерно укреплять связи с ведущими державами, и прежде всего с Америкой.

Жак вежливо кивал, слушая пространные рассуждения отца о международных отношениях и о неустойчивой национальной экономике, требующей притока дополнительных средств.

— В нашу государственную казну не поступают баснословные суммы налогов, не то что в Соединенных Штатах, — размеренно продолжал Генрих. — Как это ни прискорбно, акулы французской политики только и думают о том, чтобы превратить нас в свой «протекторат»… Они готовы лишить наших граждан всех привилегий, задушить их налогами, прибрать к рукам наши больницы и музеи.

Жак нахмурился. Ему уже не раз доводилось выслушивать это, но он всегда считал эти опасения надуманными.

В конце концов Генрих остановил себя.

— Все, довольно, — с раздражением произнес он. — Я вижу, тебя это не интересует.

— Почему же? — запротестовал Жак. — Эти проблемы мне небезразличны.

— Возможно, когда-нибудь ты займешься ими вплотную. Время покажет.

Проходя дворцовыми коридорами, Жак кипел от досады. На месте Генриха он бы нанял своих собственных «акул», приказав им покончить с любыми посягательствами извне. Но он тут же одернул себя: к чему забивать голову государственными делами? Парни в его возрасте хотят жить в свое удовольствие — можно завербоваться в армию, можно стать гонщиком или каскадером.

Не исключено, конечно, что он когда-нибудь передумает и захочет управлять страной, но стоит ли торопить события? В обозримом будущем такого не случится, заверил он себя.

Женевьева Мондальви в свои тридцать с лишним соблюдала строжайшую диету, чтобы сохранить стройность фигуры. Она писала в различные французские журналы для разделов светской хроники. Многие опасались ее острого языка.

— Вы знаете, что газеты опубликовали ваши фотографии с принцем Жаком? — Она брала интервью у Тедди в номере отеля. — Вы видели эти снимки?

Тедди отрицательно покачала головой.

Женни Мондальви вытащила из сумки сложенную газету и протянула ее Тедди. «Жак развлекается с теннисной звездой», — кричали французские заголовки.

Тедди ошарашенно вглядывалась в газетные страницы. Камера запечатлела, как они с Жаком играют в теннис, готовятся взлететь на парапланах; вот Жак по-хозяйски положил руку ей на плечо, проверяя стропы; вот они мчатся на катере в тот самый день, когда она стала женщиной; вот они, обнявшись, соединили губы в страстном поцелуе. На размытых черно-белых фотографиях Тедди, одетая в бикини, казалась обнаженной.

— Вы давно близки с принцем? — полюбопытствовала журналистка.

— Мы всего лишь друзья, — вырвалось у Тедди; она с ужасом думала, что скажет князь Генрих, увидев эти снимки.

— Друзья? — Женни сверлила ее прожженно-циничным взглядом.

— Да, — стояла на своем Тедди.

— Представители прессы внимательно следят за увлечениями принца Жака, — поджав губы, сообщила Женни Мондальви. — Вы не первая девушка, с которой у него завязались романтические отношения. Наш юный принц успел заслужить репутацию порядочного ловеласа. Насколько мне известно, он встречается с Камиллой де Борели. Она происходит из богатой, титулованной семьи — для принца это вполне подходящая пара.

Журналистка выжидала, надеясь, что Тедди вспылит и выдаст свои чувства. Газеты требовали сенсаций.

— По-моему, он в ближайшее время не собирается вступать в брак, — спокойно произнесла Тедди. — Ему и так неплохо.

Ее щеки залил румянец.

— Ты регулярно тренируешься?

— Каждый день, — ответила Тедди.

Она еще не успела остыть после пятичасовой тренировки на корте и изнурительной пробежки по песчаному пляжу. Удерживая телефонную трубку плечом, она расплетала длинную золотистую косу, чтобы вымыть голову.

— Не беспокойся, папа, я в форме.

— Не отлыниваешь от нагрузок?

— Нет, честное слово! Кристина мне подкидывает.

— Кристина для тебя слишком слаба, дочка. Жаль, что мы отправили домой Мануэля. Ты же знаешь, тебе необходимо…

— Я играю не только с ней, но и с принцем Жаком, — перебила Тедди. — Он очень сильный игрок. Вполне мог бы выступать в турнирах профессионалов.

Она тряхнула головой, и по плечам рассыпались золотистые волны. Ей не терпелось закончить разговор — Кристина и Габриелла пригласили ее проехаться по магазинам. Времени оставалось в обрез.

— С принцем Жаком? — забеспокоился Уорнер. — Я о нем наслышан, Тедди. Уже двое знакомых прислали мне газетные вырезки. Кажется, ты собиралась давать уроки тенниса принцессе Кристине, но дело, как видно, этим не ограничилось.

Тедди покраснела, представив, как отец разглядывал эти фотографии.

— Все уже позади, — призналась она. — Жак теперь… встречается с одной герцогиней.

— Родная моя, — Уорнер уловил в голосе дочери горькие нотки, — Тедди, помни, что вы с принцем Жаком принадлежите к совершенно разным мирам. С тобой он может играть в теннис, но встречаться должен с титулованными особами. К этому обязывает его положение, этого ожидает его семья…

— Папа! — нетерпеливо перебила Тедди. — Я сама знаю, чего ожидает его семья. Я сама знаю, что у нас нет ничего общего. Незачем лишний раз мне об этом напоминать.

Ей удалось переключить внимание отца на другое: она начала расспрашивать о новой теннисной ракетке, которую изготавливали по ее заказу, и подтвердила, что прилетает в Нью-Йорк на следующий день.

— Очень жду тебя, Тедди. Пора приниматься за дело. В твоей жизни, дочка, главное — теннис, а не светские развлечения. Коста — в высшей степени политизированная страна, хотя ты, наверно, этого не понимаешь. Мы с тобой там чужие.

Через пять минут они распрощались. Настроение у Тедди совсем упало.

Напрасно она воображала, какое будущее ждет их с Жаком. Он не сказал ей и пары слов с того дня, как они предавались ласкам в его спальне. Лучше последовать советам отца. Надо возвращаться в Коннектикут и приступать к нормальным тренировкам. Ее ждали съемки в двух рекламных клипах, важный турнир в Мельбурне, а потом — открытый чемпионат Франции. На глупые фантазии не останется времени.

Принц Георг мерил шагами гостиную в резиденции «Ройял-Хаус», расположенной поблизости от замка — в его тени. Вечно в тени. Георга снедала ненависть: он не прощал вероломства.

Ему только что стало известно, что Д'Фабрэ переметнулся на сторону князя Генриха в наболевшем вопросе о присоединении к Франции.

«Мы никогда, даже под страхом смерти не объединимся с Францией», — говорилось в заявлении Генриха. И министр финансов, этот жалкий лизоблюд, тут же подхватил: «Если нас подчинит Франция, мы потеряем свою национальную самобытность, превратимся в деревенских бедняков и мелких буржуа — кое-кому это было бы только на руку».

С каждым днем становилось все очевиднее, что народ склоняется к позиции Генриха. А его вообще перестали замечать… На днях одна бульварная газетенка по недосмотру редактора прибавила ему десять лет, и эта ошибка прошла почти незамеченной — он догадывался, что люди считают его никчемным стариком, отжившим свой век.

Это предубеждение необходимо было искоренить — причем безотлагательно. Для этого требовалось заручиться поддержкой кого-нибудь из министров, но не червяка, вроде Д'Фабрэ, а преданного человека, разделяющего его взгляды и убеждения. У Георга имелся на примете достойный кандидат — Франсуа Жерар. Они были знакомы со школьной скамьи. Вместе играли в футбольной команде. И что немаловажно — к нему благоволил Генрих.

Георг нахмурился и потер виски. Должен же быть какой-то выход… Кажется, у Жерара есть связи в армии. Там можно найти дисциплинированных специалистов, которые не станут задавать лишних вопросов.

Да. Это то, что нужно. Придется, правда, действовать через посредников. Исполнителям вовсе незачем знать имя того, кто… Георг остерегался даже мысленно произносить это слово. Как-никак, он — принц. Член правящей династии не опустится до низменных материй… если не заставит жизнь.

Маленький двухмоторный самолет кружил над Лазурным берегом. Внизу мелькали черепичные крыши Сен-Тропеза, золотые полоски пляжей, россыпи островков на фоне морской синевы. К востоку от Канн берег поднимался уступами. Мыс Антиб вдавался далеко в море.

Этьен Д'Фабрэ и его жена Эмилия впервые за долгое время смогли позволить себе отправиться на отдых. У Эмилии, дочери богатейшего парижского парфюмера, была вилла неподалеку от мыса Антиб.

— Этьен, — ворковала Эмилия, прильнув к мужу, который даже в самолете не отрывался от папки с документами, — Этьен, я — как бы это сказать? — очень хочу…

Министр устало повернулся к своей пятидесятилетней жене. В ней сразу можно было угадать француженку: невысокая, смуглая, оживленная, она всегда следила за модой и не утратила женской привлекательности. Ей было невдомек, что муж пустил по ветру ее капиталы. Она по наивности доверила ему ведение своих финансовых дел и ничего не заподозрила, когда он показал ей фальшивые отчеты, свидетельствующие о мифических прибылях. Этьен проигрался в пух и прах. В прошлом году, оказавшись по делу в Соединенных Штатах, он завернул в Атлантик-Сити. Это было роковой ошибкой. Американские казино не желали ждать. Пришлось набраться духу и выпотрошить большую часть ее счетов. Если она дознается…

Тогда не миновать развода. Его имя будет опорочено навек. Придется эмигрировать из Коста-дель-Мар.

Он нуждался в помощи.

Как назло, совсем недавно у него возникли серьезные разногласия с принцем Георгом. По одному из важных вопросов Этьен принял сторону Генриха. А куда было деваться? В конце концов, страной управляет Генрих.

Вообще-то говоря, они с женой отправились на отдых только для того, чтобы не попадаться на глаза Георгу. Пусть немного остынет.

— Этьен! Ты меня совсем не слушаешь, — обиделась Эмилия.

— Ничего подобного, я все слышу. Ты хочешь… ввести меня в искушение, — ответил он, легко проводя пальцем по ее ладони: это прикосновение всегда сводило ее с ума. — Тебе это не составит труда. Ты невероятно соблазнительна.

Он бросил красноречивый взгляд на маленькую ванную комнату, оборудованную на борту самолета. Им уже случалось уединяться там во время полетов.

— Как ты считаешь, дорогая, не удалиться ли нам?..

— Oui, — с готовностью прошептала она.

Они поднялись со своих кресел и направились по проходу к тесной ванной комнате. Д'Фабрэ случайно взглянул в иллюминатор по левому борту. Его ослепила ярко-красная вспышка, похожая на извержение вулкана.

Тут же огненный шар ворвался в салон. Д'Фабрэ на какую-то долю секунды охватила невыносимая боль, и самолет вместе с экипажем и пассажирами превратился в бурлящую лаву.

Принцессы сделали первую остановку возле маленького магазинчика, торговавшего старинными кружевами. Когда продавщица упаковывала покупки Габи, с улицы вошли две женщины.

Та, что была помоложе, бросила негодующий взгляд на принцессу Габриеллу и, понизив голос, обратилась к своей приятельнице с какой-то тирадой. Она говорила по-французски, и к тому же тарахтела, как трещотка, так что Тедди смогла уловить только имя Лиссе, а в конце — непонятную фразу une poufiasse vache salope.

— Уйдем отсюда. — Габи изменилась в лице.

Но Кристина с воинственным видом направилась к женщинам:

— Советую придержать языки!

Садясь в «роллс-ройс», Кристина гневно заметила:

— Им здесь слишком хорошо живется! Такие особы не заслуживают гражданства Коста-дель-Мар — они его не ценят. Пользуются бесплатной медицинской помощью, не платят налогов — и еще смеют так говорить о Габи!

— А что они сказали? — отважилась спросить Тедди.

— Ничего, — отрубила Габриелла, закусывая губу.

Она так крепко сцепила руки на коленях, что у нее побелели пальцы.

— Это наши внутренние политические дрязги, — помолчав, объяснила Кристина. — Кое-кто в нашей стране выступает против монархии и, соответственно, против монархического семейства. Такие люди ратуют за республиканскую форму правления. Но это все ужасная скука. Давайте заедем в салон «Коломба» — у меня назначена примерка. А ты, Тедди, посмотришь, какие там шьют умопомрачительные платья. Непременно выбери что-нибудь для себя.

Сидя в крошечном салоне и наблюдая, как манекенщицы демонстрируют ослепительные платья для коктейля, Тедди пыталась представить себя на месте принцессы. Она бы тоже входила танцующей походкой в самые дорогие салоны, заказывала что душе угодно… она бы тоже была привязана ко дворцу.

Провожая глазами изумительные облака шифона и крепдешина, она заметила, что принцесса Габриелла ни разу не улыбнулась. Она явно не могла прийти в себя после неприятного эпизода в магазине кружев.

Немного спустя Тедди скрылась в примерочной и через тонкие перегородки услышала спор двух принцесс.

— Кто тебя просил за меня заступаться? Я не нуждаюсь в защите!

— Но та женщина позволила себе грубость, — возражала Кристина.

— Я могла бы сама ей ответить. Зачем ты вмешалась?

— Однако ты ей не ответила — ты стояла как каменная. А сейчас вместо благодарности обрушиваешь на меня упреки.

— Я, по крайней мере, не вешаюсь на шею каждому встречному. Как поживает тот фотограф? Не иначе как ты теперь подбираешься к нему — Жан-Люк, я чувствую, вот-вот получит отставку. Или ты можешь с двумя одновременно?

Кристина чуть не задохнулась:

— А хоть бы и так! Зато я ничего из себя не изображаю — не висну во время приемов на папином локте и не делаю вид, что могу заменить собой маму.

— Что?

Даже не видя их лиц, Тедди содрогнулась.

— Что слышала. Ты — не мама и никогда не будешь даже отдаленно на нее похожа, хоть расшибись.

Габи, судя по всему, была близка к истерике:

— Но отец… он сам просит меня… Ему нужно, чтобы рядом с ним была хозяйка вечера.

— Он просто-напросто тебя использует! — выкрикнула Кристина. — Кто бы еще согласился терпеть все это занудство? Только не думай, что за это он станет тебя больше любить. Ты не добьешься даже элементарного уважения.

— Посмотрим. Теперь у меня есть собственное дело…

— Подумаешь! — беззаботно бросила Кристина. — А у меня есть Жан-Люк. Остальное мне неинтересно.

В голосе Габи зазвучал страх:

— Уж не собираешься ли ты?..

— А вот увидишь, — пообещала Кристина.

В примерочной Тедди лихорадочно стаскивала через голову воздушное гипюровое платье с блестками и мучилась угрызениями совести от того, что невольно подслушала чужой разговор.

На борту яхты «Белль Лиссе-II» играл оркестр из восьми музыкантов. В ожидании выступления Пола Анка и Лайзы Минелли пары в вечерних туалетах танцевали фокстрот.

Все разговоры сводились к недавней авиакатастрофе.

— Такое несчастье. Такая трагедия, — нашептывал на ухо Тедди ее партнер, солидный французский бизнесмен, который без умолку рассказывал ей о своей судоходной компании. — Разумеется, цены на ближневосточную нефть сказались на стоимости морских перевозок.

— Это интересно, — откликнулась Тедди, подавляя зевоту и стараясь не сбиться с ритма.

— В судоходстве существует — как говорится у вас в Америке? — жесткая?.. жестокая конкуренция. Это такой бизнес, в котором мужчина должен проявить…

Тедди только вздохнула. Это был ее последний вечер в Коста-дель-Мар. Она ожидала совсем другого. Официальный прием, устроенный князем Генрихом (Габриелла опять стояла рядом с ним как хозяйка вечера), проходил по заведенному порядку. Большинство приглашенных — их было не менее полутора сотен — составляли пожилые аристократы, чьи имена мелькали на страницах газет и журналов, а также преуспевающие бизнесмены, такие, как Андре Шамбор, партнер Тедди.

Обведя взглядом зал, она отыскала глазами принца Жака. Одетый в парадную военно-морскую форму, он как раз входил на танцевальную площадку, обняв за талию поразительно красивую темноволосую девушку.

Наверно, это и была та герцогиня, которую упоминала Женни Мондальви. Тедди отметила, что высокая прическа Камиллы де Борели скреплена старинной бриллиантовой заколкой, которая, наверно, передавалась в ее семье из поколения в поколение. Жак закружил Камиллу в танце; она преданно смотрела ему в глаза.

Тедди отвернулась.

— …и, naturellement^[4], я приобрел еще четыретанкера для перевозки сырой нефти, — продолжал ее партнер.

Тедди стиснула зубы и проглотила непрошеные слезы. Раз так, надо забыть Жака.

Она-то, как последняя дура, вбила себе в голову, что он его заинтересовался.

* * *

Кристину вел в танце Жан-Люк Фюрнуар. Она выпила слишком много вина. У нее перед глазами словно в калейдоскопе мелькали танцующие пары, огни, яркие туалеты и сверкающие бриллианты дам.

Тонкие обнаженные руки принцессы обвили шею Жан-Люка. Его узкие бедра чувственно двигались в такт музыке. Такие партнеры не оставляли Кристину равнодушной. Жан-Люк был сам не свой до светских развлечений, и это ей тоже нравилось.

— Я хочу сделать «мостик», — шепнула ему Кристина.

Жан-Люк опасливо покосился на возвышение, где восседал князь Генрих, а рядом с ним — принцесса Габриелла.

— Давай, — требовала Кристина.

Фюрнуар послушно опустил ее к самому полу. Кристина выгнула позвоночник и грациозно отставила руку.

— На нас все смотрят, — засмеялся Жан-Люк, поднимая Кристину.

— Я хочу, чтобы мы сегодня же сделали объявление, — мечтательно сказала она.

— О чем? — не понял Жан-Люк.

— Не притворяйся. Объявим сегодня!

Фюрнуар застыл. Несколько дней назад они тайно заключили помолвку и решили не спешить с ее объявлением, чтобы князь Генрих, убежденный католик, свыкся с мыслью о том, что его зятем готовится стать разведенный мужчина, имеющий двух взрослых детей.

— Прямо сейчас? Но мы же собирались…

— Сейчас, — упрямо повторила Кристина. — Здесь Габи и все остальные. Зачем откладывать? Тем более что вино придает храбрости.

Не давая ему возразить, Кристина ринулась сквозь толпу танцующих к эстраде, на которой играл оркестр.

— Мне нужен микрофон, — заявила она, останавливаясь рядом с изумленным дирижером.

— Слушайте все! У меня есть сообщение! — загремел ее голос, усиленный динамиками.

Танцующие замерли. Все взгляды устремились на Кристину. Она спрыгнула с эстрады, подбежала к Жан-Люку и потащила его за собой к микрофону.

— Жан-Люк и я… мы собираемся пожениться! Ровно через месяц!

По залу прокатился ропот. Кристине было видно, как князь Генрих, побледнев, поднимается со своего кресла. Габриелла поддержала его за локоть, чтобы он не упал.

Принц Георг сидел в салоне, угрюмо разглядывая стоящий перед ним графин. Помолвка Кристины нарушила его планы.

Его так и подмывало выплеснуть коньяк в физиономию этой капризной девчонке. Он долго ждал своего часа. Как она посмела? Кристина еще слишком молода, чтобы думать о замужестве. Чего доброго, через девять месяцев на свет появится ее отпрыск, еще один наследничек, и тогда он отодвинется на пятое место. Отвратительная перспектива.

— Почему ты не празднуешь вместе со всеми? — сухо спросил князь Генрих, входя в салон.

— Не правда ли, замечательная новость? — Георг ушел от прямого ответа.

— Конечно. — Генрих повелительно махнул официанту, и тот заспешил к нему. — Бренди, — приказал князь и снова повернулся к брату. — Не могу прийти в себя после сообщения об этой авиакатастрофе.

— Да, весьма прискорбно.

— Дети взрослеют. — Генрих переменил тему и сокрушенно покачал головой. — Хлопот с ними…

— О да, — подтвердил Георг. — По моему убеждению, Кристина еще не вполне ответственна за свои поступки. Разумеется, она будет самой очаровательной невестой, — поспешно добавил он, видя, что брат нахмурился.

— Женихи, невесты… У меня две дочери и сын, — сказал Генрих. — Подозреваю, что в ближайшие годы дело не ограничится одним этим бракосочетанием. Возможно, состоится еще и коронация.

Коронация? У Георга похолодело в груди. Mon Dieu!.. Боль в сердце не отпускала. Он даже испугался, что это инфаркт. Ловя ртом воздух, он силился что-то сказать:

— Ты планируешь… отречься в пользу…

— До этого еще далеко, — перебил его Генрих и прищурился. — Можешь быть уверен, я не выроню корону Коста-дель-Мар. Придет время — и Жак вступит на престол по всем правилам.

Кристина стояла на корме, перегнувшись через перила. Ее слегка подташнивало. После импровизированного объявления помолвки она выпила еще три бокала вина и теперь с трудом вспоминала, какие слова произнесла в микрофон. Единственное, что отпечаталось у нее в сознании — это всеобщий шок. Присутствующие потеряли дар речи. Жан-Люк, сын видной французской актрисы, всю жизнь спекулировал известностью матери и своим собственным сомнительным обаянием. Он не принадлежал к католической церкви; его развод оброс грязными сплетнями. Его ни с какой стороны нельзя было считать подходящей партией для принцессы.

— Ты довольна?

Кристина обернулась и увидела хмурое лицо отца.

— Да, — тихо ответила она, — я очень довольна.

Ее сознание прояснялось с каждой минутой.

— Ты совершила безрассудный поступок. Газеты раструбят по всему миру, что мужем моей младшей дочери будет малопочтенный cavaleur вдвое старше ее по возрасту. Человек весьма сомнительного происхождения; повеса, который уже был однажды женат, оставил двух детей и никогда в жизни пальцем о палец не ударил.

— Начнем с того, что тридцать шесть лет — это не возраст для мужчины, — возразила Кристина, но отец жестом остановил ее.

— Разве ты не понимаешь, что я хотел для тебя лучшей участи, нежели этот… Жан-Люк. Тебе нужен сильный мужчина, на которого ты во всем сможешь положиться, который уважает нашу страну и наши обычаи. А этот — даже не католик. Что будет, если он откажется принять веру?

— Не откажется, я уверена. Он хороший!

— Кристина, — устало произнес Генрих, — когда мы вернемся домой, позвони ему и скажи, что ты разрываешь вашу, с позволения сказать, помолвку. Зачем устраивать весь этот фарс?

— Что? — Кристина была сражена.

— Я не могу благословить ваш союз.

— Тебе придется это сделать! — вспылила она. — Я хочу венчаться в соборе. А если ты запретишь, тогда… тогда я полечу в Лас-Вегас, и мы обвенчаемся в первой попавшейся брачной конторе. Ты этого добиваешься? — Кристина повысила голос. — Вокруг нас будут виться американские репортеры. Я всем расскажу, что ты запретил мне венчаться на родине и вынудил меня к такому шагу.

— Ты не посмеешь этого сделать! — загрохотал Генрих.

Кристина задрожала.

— Посмею. Сейчас не средние века. Я вправе сама выбирать себе мужа. Возможно, он далек от совершенства — ну и пусть. Мне нужен только он! И я ему нужна. Я люблю его.

Генрих молчал.

— Ну хорошо, Кристина, — сказал он наконец, сокрушенно покачав головой. — Может быть, когда у тебя будет семья… дети… ты угомонишься. Остается только надеяться. Но это должно быть католическое венчание в лоне церкви, а перед тем будет составлен подробнейший брачный контракт. На подготовку, конечно, потребуется больше месяца. Мы во всем будем следовать протоколу, в этом можешь не сомневаться.

Отец удалился, оставив Кристину стоять на палубе. Ветер трепал ее бальное платье и холодил мокрое от слез лицо.

На следующее утро от борта яхты отделился катер. С той самой минуты как Кристина во всеуслышание объявила о своем решении, Тедди преследовало ощущение потери от того, что Кристина, Габриелла и Жак будут и дальше жить своей жизнью, а она вернется в совершенно другой мир — мир, в котором нет места ни для чего, кроме тенниса.

Уже не в первый раз она задумалась, как долго теннис будет оставаться ее жизнью. Да, она любила выходить на корт, она собиралась еще долго одерживать победы, радуя отца. Но неужели она всю себя отдавала игре только во имя отцовского честолюбия? Он всегда вел ее вперед… она его горячо любит… и все же… Господи, как трудно в этом разобраться!

В последнее время Тедди стало казаться, что перед ней открыты совершенно новые, неизведанные пути — надо только решить, чего она хочет.

Через несколько часов она, пробиваясь сквозь толпу в аэропорту «Орли», подходила к газетному киоску.

Как и следовало ожидать, заголовки всех изданий кричали о помолвке принцессы. «Кристина выходит замуж за плейбоя». «Известие о помолвке Кристины повергло в шок княжество Коста-дель-Мар». Тедди купила американский журнал светской хроники «Конфиденшл» и на ходу вглядывалась в четкие строчки.

«Как стало известно из информированных источников, князь Генрих с негодованием встретил неожиданное известие о помолвке своей младшей дочери с легкомысленным французом», — говорилось в одной из статей. — «Жан-Люк Фюрнуар известен своими похождениями с манекенщицами и актрисами; если верить слухам, у него также была связь с известным автогонщиком. Теперь Фюрнуар собирается принять католичество; кроме того, ему придется подписать брачный контракт, предусматривающий все детали возможного расторжения брака».

Тедди протянула посадочный талон стюардессе авиакомпании «Америкен эйрлайнз» и поднялась по трапу. На нее нахлынула волна грусти.

Жак. Все, что между ними было, — это только сказка, как и все остальное в этом удивительном княжестве.

Сестры-принцессы. Тедди успела полюбить их обеих, особенно Кристину. Они могли бы стать подругами, если бы принадлежали к одному и тому же миру. Тедди не могла взять в толк, почему Кристина собирается обвенчаться с Фюрнуаром, порочным и своенравным себялюбцем. Какая саморазрушительная страсть подтолкнула принцессу к этому шагу?

Тедди нашла свое место в бизнесс-классе и опустилась в кресло. Ей хотелось верить, что это была не последняя ее встреча с членами княжеской династии.

— Папа, — сказала Тедди, когда они с отцом завтракали на веранде своего дома в Коннектикуте, — мне надо с тобой поговорить. Это важно.

Хьюстон Уорнер внимательно посмотрел на дочь.

— В чем дело, Медвежонок-Тедди? Сейчас пора на тренировку. Мануэль уже дожидается нас в клубе.

— Тренировка может подождать, — возразила Тедди, опуская на тарелку недоеденный круассан.

— Нет, милая, тренировка не будет ждать. — Уорнер улыбнулся, чтобы не обидеть дочь своей резкостью.

— Я подумала, — начала Тедди, — что мне надо сделать годичный перерыв. Немного прийти в себя. Может быть, прослушать несколько курсов в колледже или просто перевести дух, расслабиться, поваляться на солнышке.

— Что я слышу? Ты шутишь?

— Папа, — мягко сказала Тедди, — я знаю, что ты желаешь мне только добра. Я и сама люблю теннис, честное слово. Но я перегорела Я потеряла счет месяцам и странам. Меня повсюду окружает теннис и только теннис. Вокруг него крутятся все разговоры. Когда я ем, сплю, читаю — меня душит теннис. — У нее дрогнул голос. — Я вкалываю больше, чем девяносто девять процентов взрослого населения, а отдыхаю меньше всех.

— С чего вдруг такие разглагольствования, Тедди?

— Это не разглагольствования. Я устала, папа. Мне хочется просто побродить по пляжу, заняться виндсерфингом, посмотреть гонки «Формулы-1». Мне хочется…

— Гонки «Формулы-1»? Так вот откуда ветер дует… Эти принцы и принцессы вскружили тебе голову.

— Ничего подобного, — вспыхнула Тедди. — Папа, всего на один год!

Уорнер смотрел ей прямо в глаза:

— Ты потеряешь не просто год. Ты потеряешь вкус к победе. Сейчас у тебя есть кураж, Тедди. Ты сильна, ты в хорошей форме. Через год придут другие девчонки, молодые и напористые. Они будут наступать на пятки и неизбежно обойдут тебя. Поверь, тебе самой это будет невыносимо.

— Ты не хочешь меня понять, папа, — устало сказала Тедди. — Ты просто не хочешь слушать.

— Неправда, я тебя слушаю. Ты действительно работаешь на износ. Может быть, тебе стоит отдохнуть недельку-другую, даже пропустить турнир…

— …но не прекращать ежедневных тренировок — это ты хочешь сказать? Чтобы не потерять вкус к победе, правильно? — Глаза Тедди наполнились слезами. — Хорошо, папа. Пусть опять все будет по-твоему. Я ведь теннисистка и люблю этот спорт… Но почему мне все время кажется, что жизнь проходит мимо? Я все время что-то упускаю, только не могу точно определить, что именно. Почему так получается?

Поезд уносил Хьюстона Уорнера в Нью-Йорк. Он развернул свежий номер «Нью-Йорк таймс», но не смог сосредоточиться. Его мысли то и дело возвращались к дочери. Когда у нее это началось?

После встречи с принцем Жаком, — ответил себе Уорнер. Черт бы их побрал — этих баловней судьбы. Оставалось только надеяться, что они не перечеркнут спортивную карьеру его дочки — век теннисной звезды и без того недолог.

Габриелла не решалась поговорить с отцом, боясь его гнева, но Лейн уже несколько раз звонил из Нью-Йорка, и она поняла, что больше тянуть нельзя.

— Папа, — взволнованно начала она за завтраком. — Папа…

— Да-да, слушаю, — рассеянно отозвался князь, жуя булочку с грушевым джемом и не отрываясь от свежего номера «Монд».

— Я прекрасно провела время в Нью-Йорке.

— Хм-м-м, — неопределенно протянул Генрих, переворачивая страницу.

Габриелла набралась храбрости:

— Я встречалась с Кенни Лейном. Мы собираемся запустить в производство серию ювелирных изделий под названием «Принцесса Габриелла». Условия договора уже согласованы. Мне предстоит отправиться в рекламное турне…

Генрих в изумлении воззрился на дочь:

— Что ты сказала?

У Габриеллы упало сердце. Она машинально произнесла заранее отрепетированную речь, подчеркивая те преимущества, которые даст им производство украшений, выполненных по ее собственным эскизам. У нее были наготове рекламные фотографии для журналов «Вог» и «Таун энд кантри». Она показала отцу подробный план своего рекламного турне по пятнадцати городам и сценарии видеоклипов для канала телепокупок.

Генрих выронил газету.

— По пятнадцати городам? Что за сумасбродство? Почему я должен отпускать тебя на край света?

— Потому что серия украшений — заметь, дорогих и элегантных, самого высоко качества — под названием «Принцесса Габриелла» привлечет внимание всего мира к княжеству Коста-дель-Мар. Люди узнают, что от нас исходит самое лучшее. — Габриелла мало-помалу обретала уверенность. — Вокруг Коста-дель-Мар появится ореол изящества, блеска и роскоши!

— Но ты собираешься стать… торговым агентом.

— Нет, полномочным представителем! — воскликнула Габриелла. — А также дизайнером шикарных украшений. Это будут неповторимые изделия. Женщины станут сходить с ума. Папа, ведь ты сам нередко называешь себя главой корпорации по имени Коста-дель-Мар. Разве не так? Но каждой корпорации нужна реклама, иначе…

— Довольно, — остановил ее Генрих.

Заразившись энтузиазмом дочери, он не смог удержаться от смеха.

— Значит, ты разрешаешь?

— Только при соблюдении двух условий.

— Каких же? — насторожилась Габриелла.

— В поездках должна быть гарантирована твоя безопасность. Тебя будут сопровождать по меньшей мере двое телохранителей; в дополнение к этому каждый принимающий город должен обеспечивать надлежащую охрану в местах твоего пребывания. Сейчас конец двадцатого века, милая Габриелла. Международный терроризм представляет реальную угрозу, особенно для тех, кто всегда на виду. Помнишь, что произошло с принцессой Монако Каролиной и ее мужем Стефано? Их чуть не похитили. Это внушает серьезные опасения. Таково мое первое условие. А второе… — Генрих помедлил.

— Да, папа? Какое второе?

— Я хочу, чтобы ты всегда помнила, где твое сердце.

— О папа! — воскликнула Габриелла и бросилась к нему на шею.

Это было одно из тех редких мгновений, когда отец с дочерью не скрывали своих чувств. Габриелла светилась от радости:

— Я знаю, где мое сердце. Оно здесь, в Коста-дель-Мар… И навсегда останется здесь… Навсегда.

В прохладном осеннем воздухе далеко разносился стук теннисных мячей.

Из окна своего кабинета Хьюстон Уорнер видел грунтовой корт, на котором яростно сражались Тедди и Джамайка Дю-Росс. Ни одна не желала уступать.

Хьюстону пришло в голову, что Тедди незаметно превратилась в прекрасную молодую женщину, которая сама еще не знает, насколько она хороша.

Размышления Уорнера прервал телефонный звонок. Он ожидал известий из Цюриха, но вместо этого услышал незнакомый голос с французским акцентом:

— Его высочество наследный принц Жак просит к телефону мисс Тедди Уорнер.

Принц Жак.

Изумление Уорнера быстро сменилось отцовской тревогой. Он не был слеп: ему не составило труда догадаться, что у Тедди во время поездки в Коста-дель-Мар завязался роман с Жаком, после чего тот просто-напросто выбросил ее, как надоевшую игрушку. Чего еще можно ожидать от избалованных отпрысков княжеского рода? От Уорнера не укрылась тщательно скрываемая горькая обида дочери. Он был вне себя от ярости.

И вот теперь принц Жак надумал ей позвонить — не иначе, только для того, чтобы повторить все сначала: развлечься и бросить. Но Тедди так ранима — она совсем еще дитя. Этот принц причинит ей новую боль. А тут еще жадные до сенсаций газетенки — они на всю жизнь прилепят Тедди ярлык «дважды брошенной принцем». Нет, надо уберечь ее от такого позора.

— Алло! — повторяла секретарша, не получив ответа. — Алло!

— Да, слушаю, — спохватился Уорнер.

— Его высочество просит к телефону мисс Тедди Уорнер.

— Прошу прощения, но моя дочь отправилась в путешествие в горы, — нашелся Хьюстон и утер пот со лба.

Он повесил трубку и долго сидел с отчаянно бьющимся сердцем.

Уорнер придерживался убеждения, что отцы не имеют права вмешиваться в жизнь своих дочерей. Господи, он же хотел как лучше. Правильно ли он поступил?

После долгих раздумий он потянулся к телефону и набрал код Парижа.

* * *

— Ты уверен? — переспросил Хьюстон Уорнер; его голос звенел от волнения. — Ты твердо уверен, Макс?

Молодой репортер Макс Бергсон работал в парижской редакции журнала «Тайм». Уорнер платил ему за сбор сведений о правящей династии Коста-дель-Мар.

— На все сто. У меня нет конкретных доказательств, но я пользуюсь надежными внутренними источниками. Мне сообщили, что принц Георг вел подозрительные телефонные переговоры с одним старым однокашником. У этого типа большие связи среди военных. Их переговоры кое-кто слышал — аристократы в большинстве своем не принимают в расчет прислугу.

— Понимаю.

— Поразительное совпадение, правда? Стоило ему позвонить кому следует, — и через неделю Д'Фабрэ вместе с женой погибает в авиакатастрофе. А потом — совершенно случайно! — дружок принца Георга занимает освободившийся пост министра финансов.

Хьюстону Уорнеру показалось, что у него волосы встали дыбом.

— Не хочешь ли ты сказать… что принц Георг виновен в сговоре с целью убийства?

— Послушайте, я никого ни в чем не обвиняю. Для этого нужны доказательства, а у камердинера не хватило духу записать разговор на пленку. «Тайм» ни за что не опубликует информацию, основанную на слухах. Возможно, камердинер просто недолюбливает своего хозяина, или обижен, или хочет отомстить. Я располагаю только его устным сообщением, — закончил Бергсон. — Вам ведь это и требовалось?

— Конечно. — Уорнер был потрясен. — Да, конечно, спасибо тебе. Держи ухо востро, Макс. Любые мелочи, любые намеки — для меня все имеет значение.

— Будьте уверены. Но когда настанет время, это будет мой эксклюзивный материал, имейте в виду.

Уорнер с тяжелым чувством положил трубку. Он начал собирать информацию о принце Георге скорее из любопытства, но это хобби вскоре стало затягивать его, как зыбучие пески. Чем больше Уорнер узнавал о князе Генрихе, тем большим уважением проникался к этому человеку. Что же до Георга… Неужели он ведет двойную игру? Или, что еще хуже… Не следует ли предостеречь князя Генриха?

Хьюстон снова подошел к телефону и набрал код Коста-дель-Мар. Теперь он порадовался, что не пошел в офис. Там все его переговоры осуществлялись через референта, который дозванивался по нужным номерам. Но этот звонок должен был остаться в тайне.

Города в карликовом княжестве не имели своего кода. Через несколько минут Уорнер соединился с замком.

— Говорит Хьюстон Уорнер, председатель совета директоров компании «Уорнер», — представился он. — Мне необходимо связаться с князем Генрихом.

Мужской голос на другом конце провода тут же перешел с французского на английский.

— Прошу прощения, но, исходя из требований безопасности, его светлейшее высочество не отвечает на незапланированные телефонные звонки.

— Я — Хьюстон Уорнер, — повторил он. — Князь Генрих приглашал меня к себе в резиденцию. Он меня знает…

— Вы можете оставить для него сообщение, сэр.

Через два дня секретарь князя соединил его с Уорнером.

— Вы просили мне передать, что у вас есть важные сведения, не так ли? — осведомился князь. Несмотря на возраст, его голос звучал твердо и уверенно.

— Ваше светлейшее высочество, право, не знаю, как приступить к этому разговору… Я располагаю некой информацией… Не могу поручиться за ее достоверность, но тем не менее… — Уорнер изложил то, что рассказал ему репортер, понимая, насколько сомнительно это звучит — дворцовые сплетни, не более.

Генрих заговорил медленно и с очевидным недовольством:

— Благодарю за беспокойство, мистер Уорнер. Я не оставлю без внимания данный вопрос. Однако должен заметить, что этот журналист, Макс Бергсон, опубликовал несколько материалов, порочащих княжество Коста-дель-Мар. Он преследует единственную цель — устроить сенсацию и не гнушается слухами и домыслами. Подобно всем журналистам, он нередко исходит из ложных посылок. Я бы попросил вас, мистер Уорнер, воздержаться от вмешательства во внутренние дела Коста-дель-Мар. Моя страна прошла долгий и тернистый путь; посторонним трудно понять нашу историю и современное положение.

До Уорнера не сразу дошло, что он получил высочайшую отповедь — попросту говоря, его попросили не совать нос в чужие дела. Но он не считал, что должен просить прощения за то, что поступил как подсказывала ему совесть.

— Мне показалось, что следует поставить вас в известность, — сказал он.

— Разумеется. Мы внимательно рассмотрим ваше сообщение.

Все княжество блестело как стеклышко — страна завершала последние приготовления к свадьбе принцессы Кристины и Жан-Люка Фюрнуара. В булыжных мостовых отражалось солнце. Повсюду полыхали краски осенних цветов; на ветру реяли бело-голубые флаги.

Пираты-фотографы с утра заняли позиции на ступенях собора. На площади собрались толпы туристов, репортеров и рядовых граждан. Всем не терпелось увидеть, как принцесса Кристина с женихом выйдут из золоченой кареты, сохранившейся еще с наполеоновских времен.

На подступах к собору выстроился почетный караул конных гвардейцев.

Подвенечное платье для Кристины было заказано Иву Сен-Лорану. Невеста утопала в облаке кружев и расшитого жемчугом шифона. Ее лицо закрывала фата. Кристина задумчиво смотрела перед собой. Период помолвки оказался крайне беспокойным: между ее отцом и Жан-Люком что ни день вспыхивали конфликты — из-за ритуала обращения в католичество, из-за списка приглашенных, даже из-за того, как рассадить гостей на скамьях собора. К огорчению Кристины, Габриелла хранила враждебное молчание и заговаривала с ней только на людях.

Она до сих пор не могла простить, что сестра «увела» у нее Жан-Люка.

Кристину охватила паника. Неужели она совершает ошибку? Oh, mon Dieu… Однако было уже слишком поздно.

Князь Генрих, сидя в первом ряду, увлажнившимся взглядом наблюдал за обрядом венчания. Он решил сделать Жан-Люку дополнительный подарок: пожаловал ему титул маркиза де Коста, но предусмотрительно оговорил, что этот титул сохранится за ним только в том случае, если не будет расторгнут брак.

Его мысли почему-то вернулись к недавнему разговору с Л. Хьюстоном Уорнером. Начальнику службы безопасности в тот же день было поручено побеседовать с камердинером принца Георга, но тот категорически отвергал свою причастность к утечке информации.

Неужели Георг способен?.. Генрих поежился. Нет, сказал он себе. Взрыв на борту самолета, который расследовала специальная комиссия, произошел, скорее всего, по вине экипажа. Генрих не мог представить себе, что его младший брат, всю жизнь державшийся в тени, замешан в кровавом преступлении.

Георг просто слабый человек, вот и все. Он не чужд зависти, но это нетрудно понять. Его жизнь проходит впустую: гольф, путешествия, мимолетные романы. У Георга не хватит ни мозгов, ни решимости, чтобы устроить заговор.

Сидя между отцом и принцем Жаком, Габриелла до боли сжимала пальцы и улыбалась застывшей улыбкой. Ведь он принадлежал мне, — думала она.

Но принадлежала ли она ему? Глядя на коленопреклоненную чету у алтаря, она не могла поверить, что когда-то спала с Жан-Люком, и более того — отдала ему свою девственность. С тех пор прошло больше года. Сейчас это казалось странным сном.

Она лежала с ним в постели. Их тела сливались в одно. Габриелла почувствовала болезненный укол одиночества. Иногда ей казалось, что ничего подобного в ее жизни больше не будет. Она всегда воздвигала преграду между собой и мужчинами. Даже Жан-Люк называл ее ледышкой.

Ей вспомнилась грязная статья в какой-то газете. Жан-Люк, его женщины — и его мужчины. С ним надо быть начеку, подумала Габриелла. Понимает ли Кристина, на что идет? Она несколько раз пыталась предостеречь сестру, но та ничего не желала слушать.

— На этот раз я хочу сама принять решение, — упорствовала младшая принцесса.

Габриелла закрыла глаза. Ее захлестнула острая жалость к бунтарке-сестре.

После венчания состоялся прием. Гостям подали шестиярусный свадебный торт; между пятым и шестым ярусами помещалась серебряная клетка, а в ней — пара белых голубей. Новобрачные получили в подарок от князя Генриха новые апартаменты в замке, от подданных Коста-дель-Мар — дорожные кофры, серебряные ларцы и набор столового серебра из двух тысяч предметов, от родителей Жан-Люка — антикварный стол эпохи Людовика XIV. Никос Скурос преподнес картину Ренуара.

Девятьсот приглашенных выстроились в очередь, чтобы поздравить новобрачных. В течение двух с половиной часов Кристина и Жан-Люк принимали поздравления. Руки принцессы, затянутые в белые перчатки, уже ныли от бесконечных рукопожатий, но с ее лица не сходила очаровательная улыбка. Для каждого Кристина находила приветливое слово. На церемонию бракосочетания прибыла принцесса Диана; принц Чарлз не смог ее сопровождать — его присутствие требовалось в Вене, на международном матче по игре в поло. Приехали члены правящих династий Европы, крупнейшие промышленники, главы международных корпораций и знаменитые кинозвезды. Среди приглашенных были Нэнси Рейган, Дастин Хоффман с женой, Ричард Гир и Синди Кроуфорд, Макс фон Зюдов, Изабелла Росселлини и влиятельнейший голливудский импресарио Майкл Овитц, представляющий агентство «Криэйтив артистс».

— Вы самая красивая девушка на свете, — сказал Майк Овитц, подходя к Кристине, которая болтала со стайкой своих школьных подруг.

Кристина привыкла слышать такие комплименты, но сейчас эти слова приобрели для нее совершенно особый смысл: устами Овитца говорил Голливуд.

— Благодарю вас, — улыбнулась она.

— В начале апреля состоится церемония вручения призов Американской академии киноискусства. Мне бы хотелось пригласить вас с супругом быть моими гостями. Я беру на себя все необходимые приготовления.

— Чудесно! Пусть ваш секретарь свяжется с моим, — с готовностью откликнулась Кристина.

Овитц взял ее руку в свои:

— Обещаю, принцесса Кристина, что вам не придется скучать. Я задумал один проект — собираюсь запустить в производство фильм…

Кристина подумала, что ослышалась. Она недоверчиво уставилась на импозантного, уверенного в себе импресарио, возглавляющего крупнейшее голливудское агентство.

— Фильм?.. — выдохнула она.

— Принцесса Кристина, — по-отечески улыбнулся Овитц, — если вы проявите хоть малейший интерес, приезжайте в Голливуд — всего на неделю. Гарантирую, что вы не пожалеете о потраченном времени.

— Давай смотаемся отсюда, — вполголоса говорил раскрасневшийся от выпитого вина Жан-Люк, оглядывая из-за плеча Кристины сверкающую толпу приглашенных.

— Мы обязаны быть здесь до конца, — прошептала в ответ Кристина. — Пока отец здесь, никто не имеет права уходить.

— Скорей бы, — твердил Жан-Люк. — У меня уже ноги подгибаются.

Кристина выразительно посмотрела на мужа. Ее и Габриеллу с детства приучили молча сносить известные неудобства, усталость и скуку.

— Послушай, Жан-Люк…

— Хочу наконец уединиться с моей молоденькой женушкой, — настаивал он.

— Теперь уже скоро, — сказала Кристина.

Ей и самой хотелось остаться наедине с мужем, но это желание померкло перед перспективой сотрудничества с Майком Овитцем. Он обратил на тебя внимание только потому, что ты — принцесса, — внушал ей разум. Кристина понимала, что так оно и есть, но мечта стать кинозвездой заслоняла все остальное.

В гардеробной анфиладе на первом этаже замка была отведена комната для переодевания принцессы Кристины. Там ее поджидала Габриелла.

— Ты… ты прелестно выглядишь, — тихо сказала она сестре. — По-моему, у нас в стране еще не было такой красавицы невесты.

— Мама была красивой невестой. Помнишь фотографии?

— Ты ее превзошла.

Кристина подняла глаза на сестру. Она так устала, что не сразу смогла расценить эти слова как шаг к примирению.

— Желаю счастья, — сказала Габи.

— Я… Габи…

— Настоящего счастья. В полном смысле слова. Мы с тобой часто ссорились. Наверно, я не самая лучшая сестра…

— Нет, ты самая лучшая! — воскликнула Кристина.

Они бросились друг к другу и крепко обнялись. Кристина разрыдалась на плече у Габи.

— Я не хотела тебя обидеть, — вздрагивала Кристина. — Я эгоистка, думала только о себе.

— Не надо об этом.

— Иногда я сама себя не понимаю, — всхлипывала Кристина.

Тедди Уорнер не отрывалась от экрана телевизора в вестибюле мельбурнского «Риджент-отеля», где поселились спортсмены, прибывшие в Австралию для участия в теннисном турнире. В программе «Энтертейнмент тунайт» показывали репортаж о бракосочетании принцессы. Можно было только позавидовать кружевному платью Кристины, пышности и торжественности свадебной церемонии.

Когда передача окончилась, Тедди побежала к лифту. Ей нужно было успеть переодеться — она вместе с другими девушками собиралась поужинать в ресторане, чтобы снять напряжение прошедшей недели.

— Стой! Стой! Задержи лифт! — выкрикнул чей-то голос.

Двери уже закрывались, но в щель просунулась пара загорелых, мускулистых рук, а следом втиснулся и сам Огги Штеклер, «посеянный» первым на этих соревнованиях. Тедди не виделась с ним с тех пор, как они провели парную показательную игру в Коста-дель-Мар. Поразительно… он не побоялся повредить руки.

— Кого я вижу: Золотая Девушка! — широко улыбнулся Огги; его голубые глаза рассматривали Тедди с нескрываемым интересом. — Я слышал, ты получила королевское приглашение от самого монарха Коста-дель-Мар. Как провела время?

— Превосходно! — Тедди ответила ему неуверенной улыбкой: в теннисном мире Огги слыл соблазнителем.

— Говорят, принцесса Кристина нашла себе муженька.

— Свадьба была просто шикарная! Только что показывали по телевидению.

— А что ж тебя не пригласили?

— Не тот уровень, — погрустнела Тедди.

В тесной кабине лифта они стояли совсем близко. Тедди вдыхала запах одеколона «Брут». У Огги была квадратная челюсть и ямка на подбородке, как у Майкла Дугласа.

— Не боишься завтра играть финал со Штеффи Граф?

— Нисколько. Чего мне бояться?

Светлые брови Огги поползли вверх:

— Ну, у тебя и нервы! Правда, со Штеффи иначе нельзя. Молодчина, что ты так себя настроила.

— Не знаю, — задумчиво произнесла Тедди, — может, у меня просто характер такой. Я никогда не мандражирую перед матчем. Чему быть — того не миновать. Нужно просто играть в полную силу, а потом еще немножко прибавить. Ну, и конечно, — добавила она со смехом, — не мешает с вечера помолиться.

— Зайдешь ко мне выпить? — предложил Огги.

— Нет, не могу. Мы с девчонками договорились поужинать, а потом посмотреть фильм. Но все равно спасибо.

— А то пойдем! Скучно не будет, вот увидишь.

Она снова улыбнулась, но ничего не ответила.

Войдя к себе в номер, Тедди увидела мигающий огонек. Это означало, что на ее имя оставлено сообщение. Она набрала номер портье и узнала, что ей звонил отец. Тедди вздохнула. Когда Хьюстон не мог сопровождать ее в поездках, он не находил себе места и требовал от дочери подробнейших отчетов о всех сыгранных партиях. При этом он обсуждал с ней каждый удар и строго критиковал все тактические просчеты.

Тедди набрала код Коннектикута. Через пару минут она уже разговаривала с отцом.

— Все идет прекрасно, — заверила она.

Уорнер засыпал ее обычными вопросами.

— Между прочим, — сказал он напоследок, — по Си-Эн-Эн сообщили, что принц Жак собирается принять участие в гонках «Гран-при Коста-дель-Мар». Это очень рискованная затея; я бы сказал, со стороны наследника престола это просто безумие. Принц не отличается рассудительностью, верно?

— Он участвует в гонках?

— Говорят, в отборочных заездах он пришел вторым, совсем немного уступив лидеру. Старый князь вне себя от бешенства. Опасается, что сын не доживет до собственной коронации, — сухо отметил Уорнер. — Гонщики вообще не отличаются долголетием.

— Но Жак не такой, как другие, — попыталась возразить Тедди.

— О чем ты, милая моя? Он просто слишком молод и сам не знает, чего хочет. Ладно, Медвежонок-Тедди, не стану тебя задерживать, раз ты собираешься на ужин. Помни, что я тебя люблю и буду за тебя болеть. Желаю удачи! Позвони завтра сразу, как освободишься.

— Обязательно, — пообещала она.

Тедди заметалась по комнате. Она забыла, что ей пора переодеваться и выходить. На ночном столике у кровати лежала мельбурнская газета, принесенная по ее просьбе горничной. Тедди стала лихорадочно перелистывать страницы в надежде найти заметку о костанском Гран-при.

Добравшись до раздела спортивных новостей, она жадно впилась глазами в информацию о предварительных заездах. С фотографии на нее смотрело лицо принца Жака. В гоночном костюме, рядом с низким, обтекаемым автомобилем он выглядел спокойным и уверенным в себе.

У Тедди заколотилось сердце. Она ринулась к телефону, чтобы сейчас же, сию же минуту позвонить Жаку, но что-то ее остановило.

Она закрыла глаза. Перед ней снова возникли чистые улочки, утопающие в цветах, ласковое солнце, средневековый замок с развевающимися бело-голубыми флагами. Ей на мгновение показалось, будто сильные руки Жака сжимают ее в объятиях…

Тедди стряхнула с себя оцепенение. Ее ждали подруги по команде. Вполне возможно, что завтра она станет победительницей этого турнира. Тогда ее фотографии появятся во всех газетах, о ней будут рассказывать по всем программам телевидения. Сейчас не время фантазировать.

Жаку она не нужна. Была бы нужна — он бы сам ей позвонил.

Египетское солнце нещадно слепило глаза. Кристину не спасали даже прилегающие темные очки, изготовленные по ее заказу Американской оптической корпорацией. Три часа назад личный самолет доставил сюда новобрачных из Каира. Принцесса вышла из джипа и оказалась в нубийской деревушке неподалеку от Асуана, в пятистах милях от египетской столицы. Вокруг теснились глинобитные хижины с соломенными крышами.

Жан-Люк, который вчера выпил лишнего в отеле «Нил Хилтон», всю ночь не давал ей спать, требуя многократного исполнения супружеских обязанностей. Сейчас он не стал выходить из джипа. Несмотря на жару, он был одет в безупречный итальянский костюм.

— У меня раскалывается голова, — пожаловался он. — Погуляй одна, дорогая, потом поделишься впечатлениями.

Кристина вздохнула. Ей успела наскучить эта поездка. Они уже сфотографировались у пирамид, осмотрели сфинкса, а вечером побывали на лазерном шоу. Потом была экскурсия в храм Абу-Симбел, в гробницу Тутанхамона, поездки в Луксор и Карнак. Местные достопримечательности поражали воображение, но Жан-Люк, который уже бывал в Египте, не проявлял никакого энтузиазма, что очень огорчало Кристину. Поначалу ее увлек этот экзотический мир прошлого. Она даже решилась проехаться на верблюде.

Принцесса бродила вдоль единственной деревенской улицы, разглядывая худых голых ребятишек и облезлых собак.

— Господи, сколько можно изображать из себя мать Терезу? — не выдержал ее муж. — Прошу тебя, садись в машину. Какая радость смотреть на эту голытьбу? Поехали назад в отель. Мне хочется выпить и принять душ. А потом лечь с тобой в постель, — добавил он.

Кристина вернулась в джип. Шофер повез их обратно к аэродрому теми же пыльными дорогами.

В вестибюле отеля толпились вновь прибывшие туристы, оживленно болтающие по-французски.

— Жан-Люк! — От толпы отделилась молодая женщина с длинными высветленными волосами и огромными карими глазами, одетая с истинно парижским шиком. — Бог мой, ты ли это? Когда мы виделись в последний раз, ты был bien cuit… пьян в стельку!

— И собираюсь это повторить! — подхватил Жан-Люк, расплываясь в улыбке.

От его томной гримасы не осталось и следа. Он шагнул вперед и заключил женщину в объятия, оторвав ее от пола. Потом он повернулся к Кристине:

— Познакомься, Кристина — это Софи Шенонсо. В свое время я чуть было на ней не женился, но у нее хватило ума мне отказать.

Софи хихикнула и улыбнулась Кристине, а потом снова затараторила по-французски, обращаясь к Жан-Люку:

— У вас была блистательная свадьба — я видела фотографии в «Пари-матч». Между прочим, я недавно вторично вышла замуж. Вон мой муж, Морис, ругается с concierge, со швейцаром. Он ужасно ревнив. Не будем рассказывать ему о нашей «дружбе», ладно? Он терпеть не может всех, с кем я была знакома до свадьбы. Думаю, вы оба это понимаете.

От Кристины не укрылась сияющая улыбка мужа, адресованная Софи.

— Такую встречу необходимо отметить, — объявил Жан-Люк. — Давайте встретимся через час и выпьем по коктейлю. Договорились?

— Чудесно! — воскликнула Софи.

Кристина молча кивнула.

Кристина прочла в «Интернэшнл геральд трибюн», что Тедди Уорнер одержала победу над Штеффи Граф в открытом чемпионате Австралии. Фотокамера запечатлела Тедди в прыжке. Короткая юбка открывала безупречно стройные ноги.

Внезапно Кристину охватила острая зависть. Тедди сумела стать настоящей звездой, пусть только в спорте, тогда как она сама… Кристина уже поняла, что совершила непоправимую ошибку, выйдя замуж за Жан-Люка.

Две супружеские четы в сопровождении телохранителей Кристины отправились в Александрию, где заранее заказали номера в отеле «Монтазе Шератон», на самом берегу Средиземного моря. Муж Софи, занимающийся импортом нефти, назначил там встречу с каким-то арабским шейхом.

Отель наводнили фотографы, прознавшие о предстоящем визите принцессы. Они не давали проходу Кристине и Жан-Люку. Естественно, в кадр то и дело попадала также Софи со своим мужем.

Через пару дней Жан-Люк и Морис отправились на деловой ужин. У Софи разыгралась мигрень: она сказала, что останется у себя в номере и вряд ли сможет встать на ноги в течение ближайших трех дней. Кристина тоже решила отдохнуть. За две недели ей ни разу не удалось выспаться. Жан-Люк совершенно измучил ее своими прихотями.

Она заказала ужин себе в номер и расположилась в шезлонге на балконе, наслаждаясь видом на набережную, вдоль которой тянулись пальмовые заросли и ряды внушительных особняков.

Вдруг ей показалось, что внизу мелькнула Софи, которая садилась в такси. Кристина встала, чтобы рассмотреть ее получше, но такси уже скрылось за углом.

Она ушла в спальню и с наслаждением легла на кровать. Через три часа она проснулась, бодрая и посвежевшая. Все-таки Жан-Люк был необыкновенным любовником, он не мог равнодушно находиться рядом с ней. Многие женщины об этом только мечтают. Ожидая возвращения мужа, Кристина надела белое кружевное неглиже, его любимое, с дразнящими прорезями на груди и в низу живота.

— Наконец-то, дорогой! — прошептала она, обнимая его за шею и целуя долгим, дразнящим поцелуем.

— Подожди, — попытался высвободиться Жан-Люк, — мне надо в душ. В этом дурацком ресторане нечем было дышать, я весь взмок.

— Нас с тобой это никогда не останавливало. — Кристина принялась расстегивать на нем рубашку.

— Нет, все-таки я сперва приму душ.

Жан-Люк скрылся в ванной и запер за собой дверь.

Через пару дней Кристина в сопровождении телохранителя вышла из отеля, чтобы пройтись по дорогим магазинам в центре города. Софи сказала, что там продаются потрясающие изделия из кожи.

На тротуаре к ней привязался местный фотограф, одетый в видавшую виды белую рубашку и такие же штаны.

— Mademoiselle, mademoiselle, — окликнул он по-французски с местным акцентом, сверля ее маслянистыми черными глазами.

— Никаких фотографий, — загородил ее телохранитель Люсьен.

— Нет, я не снимать. Я имею фотографии.

— Что еще за фотографии? — потребовал Люсьен.

— Вот, — сказал фотограф, обходя телохранителя и показывая Кристине несколько снимков.

Она в шоке смотрела на изображение своего мужа: он стоял на коленях над обнаженной женщиной с длинными высветленными волосами, в то время как другая женщина, также совершенно обнаженная, стояла на коленях у него за спиной и бесстыдно ласкала его языком. Изображение было нечетким — видимо, фотографии делались с большого расстояния, с помощью длиннофокусного объектива, но ошибки быть не могло.

И это — когда еще не кончился медовый месяц, — пронеслось в голове у Кристины. Ей вспомнились все подозрения относительно Жан-Люка.

— Пятьсот египетских фунтов, — вывел ее из ступора голос фотографа. — Или я посылать это для князь Генрих в Коста-дель-Мар.

— Ни в коем случае, — Кристина даже отшатнулась.

— Пятьсот фунтов — или я посылать по почте сегодня.

Этого нельзя было допустить. Кристина судорожно рылась в сумочке, пока не вытащила триста египетских фунтов — все, что она захватила с собой.

— Ваше высочество… — попытался остановить ее телохранитель, но она оттолкнула его.

— Я… я принесу остальное позже, — пообещала она. — Подождите здесь, я схожу к себе в номер за деньгами.

— Деньги сразу, или я отправлять по почте.

— Боже мой! Поймите, я не ношу с собой таких денег.

Египтянин был непреклонен:

— Деньги сейчас.

У Кристины вырвался отчаянный крик. Неожиданно для себя самой она выхватила унего фотографии и опрометью бросилась в отель. Опередив телохранителя, она вскочила в лифт и нажала на кнопку своего этажа.

Ее била дрожь. Выйдя из лифта, Кристина решила, что ей следует позвонить отцу и предупредить, что какой-то мошенник пытался ее шантажировать, изготовив коллаж из фотографий Жан-Люка и двух неизвестных женщин легкого поведения.

Да, отца необходимо поставить в известность. В бульварных газетах иногда публиковались подобные фальшивки — они приводили князя Генриха в ярость.

Кристина отперла дверь и ворвалась в номер. Ей было уже не до магазинов. Она распахнула створки стенного шкафа, где аккуратно висели дорогие костюмы Жан-Люка, заказанные у итальянских и французских модельеров. Внизу выстроились в ряд мягкие кожаные туфли.

Кипя от злости, она сгребла в охапку несколько костюмов, а потом нагнулась за обувью и схватила столько, сколько смогла удержать. Выбежав на балкон, Кристина перегнулась через перила и бросила весь ворох на тротуар.

— Что ты наделала? — разбушевался Жан-Люк, явившись в отель и обнаружив пустой шкаф.

— Как ты посмел отправиться к девкам, когда у нас даже не кончился медовый месяц? — выкрикнула Кристина, запустив в него скомканной льняной салфеткой.

— Какие еще девки?

— Не смей мне врать! Я видела фотографии! Вы с этой мерзавкой Софи…

— Что ты мелешь? Мы с ней только выпили по коктейлю.

— Ты так обнаглел, что даже позволил себя сфотографировать! — В Жан-Люка полетела хрустальная солонка. — У меня вымогали деньги за эти гадкие снимки!

— Дорогая, умоляю…

— Презираю тебя! Зачем я только вышла за тебя замуж!

Вне себя от злости, Кристина сбросила на пол поднос, оставшийся от завтрака, упала на кровать и зарыдала, уткнувшись лицом в подушку.

— Ну, ну, малышка, — заворковал Жан-Люк, гладя ее волосы. — Я не нарочно. Просто напился, вот и все. Ничего не соображал. Эта гадюка Софи затаила на меня злобу, потому что я на ней не женился. Она решила меня опорочить. О, дорогая…

— Ненавижу тебя, — Кристину душили рыдания.

— Умоляю, не казни меня, дорогая. Ну, пожалуйста. Не знаю, как это могло случиться. Я люблю тебя… куколка моя.

— Ах, замолчи!

— Неужели ты думаешь, что я хотел причинить тебе боль…

— Именно это ты и сделал.

— Я не нарочно. Сам не знаю, как это получилось, — твердил Жан-Люк, осторожно поглаживая ее плечи. — О, Кристина, ma petite…

Весной в лесах Коннектикута расцветали кизиловые деревья; повсюду распускались тюльпаны и нарциссы. Хьюстон Уорнер этого не замечал. События в Коста-дель-Мар стали для него навязчивой идеей.

Он еще раз связался с Бергсоном и приказал ему потормошить осведомителей.

Бергсон перезвонил ему только через месяц.

— Оказывается, принц Георг — мастер заметать следы. Мне почти ничего не удалось раскопать. Так, мелочи. А его камердинер теперь и вовсе пошел на попятный — все отрицает. Глухая стена, да и только.

— Неужели никаких слухов? — наседал Уорнер. — Совсем ничего?

— Практически ничего. Наш родник иссяк, — сказал Бергсон. — Но вот что я вам скажу, мистер Уорнер. Коста — очень маленькое государство. Если кто-то начинает проявлять излишнее любопытство, это немедленно становится известно всем и каждому. Возможно, по этой причине люди предпочитают держать язык за зубами. Вы ступили на зыбкую почву; я бы посоветовал вам на время затаиться.

— Ерунда. Будь начеку, Бергсон. За деньгами я не постою. Если ты считаешь, что нынешних гонораров недостаточно — только скажи.

— Сейчас речь не о деньгах, мистер Уорнер. Дело в том, что… — Бергсон вздохнул. — Ну, ладно, слушайте. Вот что я выведал. Лет десять назад один из лакеев принца Георга погиб в автомобильной аварии. А незадолго до этого бедолага доложил князю Генриху об интрижке Георга с какой-то девчонкой из дворцовой обслуги. Генрих придерживается достаточно пуританских взглядов. Он устроил брату жуткую выволочку и потребовал, чтобы тот держал себя в рамках приличий. Скажете, совпадение? Возможно. Но по стране поползли слухи, будто аварию подстроил Георг.

— Не может быть, — выдохнул Уорнер.

— Кто его знает? — Уорнер физически ощутил, как Бергсон пожал плечами. — По моему разумению, младший братец Джорджи-бой — бо-о-ольшой проказник. Так что лучше поостерегитесь, мистер Уорнер.

— Приму к сведению, — сказал Хьюстон.

Через три дня Макс Бергсон погиб. Уорнер узнал о его смерти лишь через месяц. Дежурная по редакции сообщила ему, что это был несчастный случай: Бергсона сбила машина, когда он совершал ежедневную пробежку по набережной.

С утра в воздухе висел туман. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь влажную завесу, окрашивая верхушки деревьев изумрудно-зеленым.

Тедди Уорнер шла по направлению к центральному корту Уимблдона. На ней было нарядное теннисное платье с расклешенной юбкой и эмблемой фирмы «Рибок». Рядом семенили репортеры, на ходу засыпая спортсменку вопросами. Она привычно бросала им лаконичные ответы. Да, она подписала контракт на триста пятьдесят тысяч долларов. Да, она обязалась три года выступать в одежде и обуви фирмы «Рибок». Да, у нее новая ракетка «Йонекс», сделанная по индивидуальному заказу; переговоры о цене вел ее агент.

Под трибуной центрального корта Тедди остановилась. У нее слегка участился пульс. Матч мог начаться только после того, как члены британской королевской семьи займут места в своей ложе. У выхода на корт был натянут транспарант со словами Киплинга: «Верь сам в себя наперекор Вселенной».

По рядам пронесся возбужденный ропот. В королевской ложе появились князь Монако Ренье и его дочь принцесса Каролина. Следом за ними прибыла принцесса Диана; на ней было темно-бирюзовое платье в желтый горошек. Диану сопровождала стайка преувеличенно оживленных молодых дам, приближенных ко двору.

Когда на корт вышли Тедди Уорнер и Мартина Навратилова, стадион огласился приветственными криками и шквалом аплодисментов. Спортсменки остановились у линии подачи и по традиции сделали реверанс в сторону королевской ложи. Тедди поймала адресованную ей улыбку принцессы Дианы.

Уимблдон — вершина карьеры любого теннисиста. Тедди с нетерпением ждала начала встречи. Вся ее сознательная жизнь была подготовкой к этому испытанию.

Подняв глаза, она увидела, что к королевской ложе пробирается опоздавший гость.

Тедди похолодела. Жак? Здесь?

Принц Коста-дель-Мар, спрятав глаза под прилегающими темными очками, уселся среди манерных молодых дам, сопровождавших принцессу Диану. Одна из них весьма фривольно положила руку ему на плечо и принялась с улыбкой нашептывать что-то ему на ухо.

У Тедди упало сердце. Почему Жак выбрал именно этот момент, чтобы продемонстрировать ей свое равнодушие? Неужели он хотел выбить почву у нее из-под ног?

Кожей чувствуя на себе взгляд Жака, Тедди шагала к противоположной линии подачи. В горле у нее стоял ком.

Нет, распускаться нельзя. Ни за что!

— Она — просто прелесть, правда? — говорила леди Филиппа Готорн. — Смотри, какие у нее движения. А ведь считается, что спортсменки — мягко говоря — не слишком женственны.

— Тедди Уорнер очень женственна, — сказал Жак.

— Тогда зачем она занимается такой жесткой игрой, как теннис?

— Чтобы побеждать, — ответил Жак, подавшись вперед.

Тедди летала по корту. Иногда край ее короткой юбки поднимался на ветру, приоткрывая плотные белые трусы, отделанные кружевом. Она точным ударом послала мяч на боковую линию. Трибуны ахнули.

— Мне все надоело и хочется пить. Такая жара… Зачем мы только сюда пришли? — капризно протянула Филиппа. — Теннис — ужасно скучная игра, ты согласен?

Губы Жака тронула усмешка.

— Не удивительно, что матч тебе уже наскучил. Но Филли, дорогуша, в середине партии уходить нельзя. Так не принято.

Они с Филиппой встречались вот уже два месяца.

— Ой, скажите на милость! Какое нам дело до того, что принято? И вообще я в тысячу раз красивее этой Тедди Уорнер.

— Конечно, — солгал Жак, не сводя глаз с Тедди.

Он познакомился с леди Филиппой во время «Гран-при Монако». Филиппе недавно исполнилось двадцать лет. Внешне она была копией принцессы Дианы, только немного моложе. Ее типично английская красота привлекала фотографов светской хроники; стройная фигура была словно создана самой природой для дорогих вечерних туалетов. Жак не сомневался, что брак с Филиппой был бы очень удобным. Пресса без труда могла бы сделать из нее вторую принцессу Диану.

Что касается чувств… Отец настойчиво требовал, чтобы Жак остепенился. Браки наследников престола по традиции заключались как политические, а не любовные союзы.

Жак напряженно следил за ходом матча. Тедди выиграла тай-брейк и сверкнула ослепительной улыбкой. Жака привлекал ее энергичный, напористый стиль игры. Ее чистый, юный облик. Странно, почему она не ответила на его телефонный звонок?

Наверно, он должен был бы послать ей письмо с извинениями за свою черствость. Но как объяснить, почему он отдалился от нее после того, как она стала его возлюбленной? Жак не умел писать письма — это делали за него секретари. Не мог же он просить секретаря написать любовное письмо.

— Прекрати наконец глазеть на нее! — Филиппа дернула его за рукав.

Стадион «Уимблдон» готов был лопнуть по швам. Толпа кричала, смеялась, размахивала американскими флагами. Тедди, «посеянная» под пятым номером, одержала победу над прославленной Мартиной Навратиловой. Ликование охватило даже королевскую ложу.

— Папа! — У Тедди брызнули слезы счастья: она до сих пор прижимала к себе врученный принцессой Дианой серебряный кубок и чек на сто семьдесят пять тысяч фунтов стерлингов. — Ой, папа!

— Родная моя, мы выиграли!

— Тедди! Что ты сейчас чувствуешь? Ты на седьмом небе? — спрашивал радиокомментатор Фред Мэнфра.

Все телекамеры были направлены на новую чемпионку.

— Великолепно! Все великолепно! — отвечала Тедди, принимая от кого-то букет роз.

Тедди едва пробилась в раздевалку.

— Тебе всю неделю сопутствовала удача! — трещала Лоретта, одна из четвертьфиналисток, переодеваясь рядом с Тедди. — Надо же, мы так близко видели членов королевских семей! Согласись: принцесса Диана — само совершенство. Только очень худенькая. Но принц Жак… какой потрясающий парень! Я бы все отдала, лишь бы пять минут побыть с ним наедине.

Тедди еще не пришла в себя после трудной победы. Она только кивала.

— Жаль, что он вот-вот женится на этой англичанке… Леди Филиппа или как там ее. Говорят, он ей подарил фамильное ожерелье, которое носила княгиня Лиссе. Наверно, старый князь спит и видит, чтобы сын наконец остепенился. Представляю, с какой королевской помпой они обставят эту свадьбу.

Тедди застыла и уставилась на Лоретту, словно получив удар в солнечное сплетение.

— Она — одна из приближенных принцессы Дианы. Говорят, ее семья владеет половиной Англии…

Не в силах больше это выносить, Тедди отвернулась.

В такси, по дороге в отель, Хьюстон Уорнер возбужденно разбирал каждый гейм, удар за ударом. Тедди его не слушала. Леди Филиппа. Королевская свадьба.

Войдя к себе в номер, Тедди увидела мигающий красный огонек и позвонила портье.

— Мисс Уорнер, в бюро обслуживания оставлен конверт на ваше имя, — услышала она. — Посыльный может доставить его вам в номер.

Тедди приготовила чаевые. Посыльный вручил ей плотный кремовый конверт с тисненым костанским гербом.

У нее захватило дух. В конверте лежал небольшой листок, на котором было торопливо нацарапано незнакомым мужским почерком: «Тедди, поздравляю с победой. Если хочешь со мной увидеться, позвони, пожалуйста». Далее следовал номер телефона, а внизу подпись: «Жак».

Тедди долго смотрела на эту короткую записку, потом медленно разорвала ее пополам и бросила в корзину для бумаг.

Вечером они с отцом ужинали в ресторане «Ше Нико» неподалеку от Сент-Джеймсского дворца. Хьюстон настоял, чтобы они отпраздновали победу. За соседним столом сидел «белокурый хулиган» Огги Штеклер со своим агентом, в компании десятка приятелей. Огги выиграл в финале у Ивана Лендла.

Очень скоро он подошел к Уорнерам.

— Поздравляю, — сказал он Тедди. — Ты превзошла самое себя.

Он легко поцеловал Тедди в щеку; ей ничего не оставалось как ответить ему тем же и принести ответные поздравления.

— Мне пришлось изрядно попотеть, — признался Огги. — Разрешите пригласить вас обоих пересесть к нам. Мы заказали шампанское, а потом продолжим празднование в «Комеди стор» или «Стрингфеллоуз» и, наверно, успеем посмотреть ночное ревю в кабаре «Ипподром» на Лестер-сквер.

После минутного колебания Тедди согласилась. Безумная радость победы постепенно улеглась. Может быть, теперь неплохо было бы провести вечер в компании.

Расторопные официанты придвинули еще один столик и поставили приборы для Тедди и Хьюстона. Огги начал рассказывать длинную и путаную историю о том, как они с Джоном Макинроем однажды отмочили какую-то шутку во время престижного турнира.

Через некоторое время вся компания перекочевала в «Стрингфеллоуз», и Тедди постаралась забыть о полученной записке.

В два часа ночи Хьюстон Уорнер извинился перед присутствующими: рано утром ему предстояло лететь в Штаты. Когда они с Тедди уже собрались уходить, Огги успел шепнуть ей на ухо:

— Пообедаешь завтра со мной?

— Нет, ничего не получится, — ответила Тедди, стараясь смягчить свой отказ улыбкой. — Я возвращаюсь в Нью-Йорк вместе с отцом. Во вторник мне нужно быть в Чикаго на съемках рекламного клипа для «Рибока».

— Ах, Тедди, Тедди, Тедди, — сокрушенно качал головой Огги, провожая ее к выходу.

На улице моросил холодный лондонский дождик. В лужах на тротуаре отражались неоновые огни. Огги взял Тедди под руку и увлек ее в сторону:

— Скажи, Тедди, почему ты меня недолюбливаешь?

— С чего ты взял?

— Ты улыбаешься, когда я треплюсь, но все время как будто сдерживаешь себя.

— Ничего подобного, — неубедительно возразила Тедди.

— Поверь, я вовсе не такой развратник, каким меня изображают эти болваны-журналисты.

— Да что ты говоришь?! — усмехнулась Тедди. — А как тебе Наташа Лилова? А Марго Дженелли? А Стейси Джинн? Или их тоже выдумали болваны-журналисты? Да, не забудь еще Джетту Мишо и Орхидею Ледерер.

— Ну, хватит, хватит, — засмеялся Огги. — Ладно, признаюсь, я не монах. Но таков теннисный мир, любовь моя: вся жизнь проходит в отелях, в четырех стенах. Единственная отрада — телевизор.

— Ах ты, бедненький.

Уорнер уже остановил такси. Водитель придерживал дверцу, дожидаясь Тедди.

— Все, я поехала, — сказала она. — Скоро увидимся.

— Когда?

— Ну, например, на Кубке Шведской федерации, — туманно предположила Тедди. — Потом я играю в Японии…

— Да-да, турнир «Фудзи».

— Точно.

— Я тоже там выступаю!

— Значит, увидимся в Токио, — успела сказать Тедди, уже сидя в машине.

Такси умчалось в темноту, разметывая брызги.

В Коста-дель-Мар пришла весна. Ее наступление ощущалось во всем. Перед каждой, даже самой маленькой лавочкой на тротуаре появились вазоны с цветами; фешенебельные виллы распахивали свои двери перед богатыми владельцами, съезжавшимися в страну со всего мира. Принцесса Кристина, усталая и похудевшая, вернулась домой после затянувшегося медового месяца. Принцесса Габриелла с головой ушла в свой новый коммерческий проект.

Никос Скурос стоял на пирсе в доке судоверфи «Сан-Маркос», с радостным волнением оглядывая изящный белоснежный корпус новой круизной яхты, для которой уже было придумано название — «Олимпия». Он строил ее как подарок себе самому к пятидесятилетнему юбилею. На палубах кипела работа. Здесь в две смены трудились корабелы, плотники, дизайнеры, электрики.

Отец Никоса был судовладельцем средней руки. Клаудиос Скурос считал, что основа всему — как в делах, так и в семейной жизни — железная дисциплина. Однажды Никос, которому едва исполнилось двенадцать лет, пропустил репетицию хора в православной церкви Св. Антония, которую посещала их семья; за это отец на неделю отправил его в психиатрическую лечебницу со строгим наблюдением.

С тех пор у них с отцом началась непримиримая вражда. Никос появлялся в школе то с синяком под глазом, то с разбитым носом. Хорошо еще, что никто не видел его распухших ягодиц с багровыми рубцами.

Никос волей-неволей подчинялся отцу, но за его спиной завел дружбу с рабочими отцовской судоверфи. В семнадцать лет он стал совладельцем семейного предприятия и быстро проявил коммерческую жилку. Через пять лет семейные капиталы удвоились; он открыл собственные банковские счета в Афинах, Лондоне и Цюрихе. Никос брал не грубым напором, а мягкой улыбкой и обходительностью. Этого оказалось достаточно. Он не сомневался, что очень скоро станет владельцем такого состояния, какое и не снилось отцу.

Его тактика срабатывала безотказно. Клиенты и партнеры все чаще заявляли, что желают иметь дело «с молодым Никки». Люди тянулись к нему. Семейная флотилия уже бороздила океаны по всему миру — от Гонконга до Нью-Йорка, от Буэнос-Айреса до Лондона. Ежегодные прибыли достигли такой суммы, которая среднему человеку показалась бы астрономической.

Скурос-старший терзался завистью. Как-то раз он снова взялся за ремень с тяжелой пряжкой, но Никосу было уже двадцать два года. Он сумел за себя постоять.

Через год Никки и вовсе вынудил отца уйти на покой и взял весь бизнес в свои руки. Первым делом он построил два супертанкера. Через год его состояние перевалило за миллиард. Но богатства ему было недостаточно. Он хотел утереть нос тирану отцу.

Пятьдесят лет, — думал он. — Столько же было моему папаше, когда он в последний раз поднял на меня руку.

Но ему не хотелось возвращаться к тому случаю. Он стал неторопливо прохаживаться по пирсу, с которого открывался прекрасный вид на гавань Порт-Луи. Ничего не скажешь, красивая страна — Коста-дель-Мар. Как сказка. Скурос согласно кивнул своим мыслям.

На стоянке его поджидал автомобиль с шофером. Джонни Андропулос служил у него не один год.

— В «Казино-де-Пале», — приказал Никос.

Машина сорвалась с места. Скурос взял трубку радиотелефона и набрал номер.

— Алло? — отозвался глубокий, звучный голос.

— Я еду в казино, — без всякого выражения сообщил Скурос, не называя себя: на некоторых диапазонах телефонные разговоры прослушивались по радио.

— Возможно, я тоже сыграю в «шмен-де-фер», — сказал Франсуа Жерар, назначенный министром финансов Коста-дель-Мар после трагической гибели Этьена Д'Фабрэ. — Что, если нам встретиться через полчаса?

Скурос повесил трубку и тут же позвонил по другому номеру, в Париж, где находился принц Георг. Вслед за тем он соединился с замком.

Князь Генрих плавал в дворцовом бассейне, неторопливыми движениями разрезая лазурную воду. Врач посоветовал ему больше двигаться, и Генрих определил себе ежедневную нагрузку в тридцать дорожек.

У него не шло из головы письмо, полученное от какого-то египетского фотографа. Содержимое конверта не особенно удивило князя — он знал, за кого выходит замуж его дочь, только не ожидал, что гром грянет так скоро: ведь у Кристины с Жан-Люком еще не кончился медовый месяц. Придется сегодня же заняться этим вопросом. Он уже приказал вызвать Фюрнуара к себе в кабинет для беседы. По правде сказать, его больше тревожило другое: почта продолжала доставлять в замок письма, порочащие Габриеллу. В них содержались угрозы и низкие инсинуации. Анонимные авторы в один голос твердили, что она не может считаться его законной дочерью. Не так давно в стране объявилась радикальная группировка, которая поставила своей целью избавить страну от старшей принцессы. Эти люди печатали воззвания, в которых поливали грязью его дочь. Считая Габриеллу любимицей князя, они требовали исключить ее из числа претендентов на костанскую корону.

Генрих тщательно продумал интервью, которое собирался дать ежедневной газете «Коста монд». Необходимо было выразить неодобрение действиям радикалов и разъяснить истинное положение дел. Одно время княгиня Лиссе думала, что страдает бесплодием; это ее чрезвычайно угнетало, и она потребовала, чтобы ее поездка в швейцарскую клинику сохранялась в тайне. Путешествуя инкогнито, Генрих отправился ее навестить. Они много гуляли, дышали кристально чистым горным воздухом и жили нормальной супружеской жизнью. Лиссе забеременела. И вот теперь ему приходится доказывать, что Габи — его законная дочь.

Мысли Генриха переключились на Никоса Скуроса. Этот немолодой красавец-грек был сделан из того же теста, что Аристотель Онассис и Ставрос Ниархос, но отличался безграничным обаянием и дружелюбием. Генрих ему доверял. Но бывали моменты, когда между ними возникала определенная натянутость.

Скурос выразил готовность дать княжеству заем в пятьдесят миллионов долларов сроком на десять лет. Эта сумма нужна была стране, как воздух, чтобы рассчитаться с германскими банками, но Генрих знал, что Скурос вынашивает планы строительства гигантского казино и недорогого жилищного массива. Мекка для людей со средним достатком. Толпы играющих, жующих и праздношатающихся. Чартерные рейсы из Токио для японских бизнесменов. Наплыв сомнительных личностей из Европы и Америки.

Нет, это невозможно! Территория княжества составляет всего-навсего пять квадратных миль. Непродуманная застройка может разрушить веками складывавшийся исторический облик.

Чтобы оградить страну от такого нашествия, Генрих приказал своим юристам разработать положение, по которому на территории государства в течение десяти лет запрещалось строительство отелей, кемпингов и многоквартирных домов. Он содрогался от мысли, что часть его страны перейдет в руки такого человека, как Скурос. Но где же выход? Все лучше, чем протекторат Франции.

Инструктор, стоявший у кромки бассейна, просигналил князю, что на сегодня норма выполнена. Генрих вышел из воды и принял протянутое ему полотенце с вытканным фамильным гербом династии Беллини.

Со стороны террасы к князю заспешил камердинер, неся на серебряном подносе телефон сотовой связи.

— Ваше высочество, звонит господин Скурос.

— Можете идти, — сказал Генрих, поднимая трубку. Он напряженно слушал. Его лицо побледнело, потом залилось краской. Пульс участился.

Никос Скурос обратился к нему с просьбой отметить свое пятидесятилетие в кругу княжеской семьи.

Поразительная бесцеремонность. Впрочем, Никос Скурос никогда не отличался излишней скромностью. Но от него многое зависело…

У Жан-Люка Фюрнуара раскалывалась голова. В висках стучал кузнечный молот. Вдобавок ко всему никак было не избавиться от отвратительного привкуса. Он потер лоб, лихорадочно соображая, как бы избавиться от тяжелого похмелья.

Накануне они с Кристиной пригласили человек шестьдесят гостей на ночное гулянье. На берегу был разожжен огромный костер. Они жарили на вертеле барашка и танцевали до упаду прямо на песке, под открытым небом.

— Ты совсем не уделяешь мне внимания, — упрекнула Кристина, когда от костра остались только тлеющие угли и большинство парочек растворилось во мраке.

— С чего ты взяла, ma petite? — притворно удивился он.

— Ты не отходил от этой итальянской манекенщицы. Чем вы с ней занимались в темноте?

Голос Кристины звенел от обиды. Она повернулась и ушла, не дожидаясь ответа.

— Выслушай меня, Кристина, — обратился он к ней наутро. — Буду с тобой предельно честен. У меня случались срывы, я вел себя не лучшим образом — ты знаешь, что я имею в виду. Но теперь мне нужна только ты. Я ничем не обманул твоего доверия.

У Жан-Люка вспотели ладони. Пытаясь справиться с волнением, он изучал портреты предков Беллини на стенах приемной.

— Прошу вас, пройдите в кабинет его светлейшего высочества, — сказал секретарь, открывая дверь.

Жан-Люк оказался в просторном кабинете князя. Одну стену от пола до потолка занимали стеллажи. На застекленных полках стояли средневековые фолианты — истинные раритеты, среди которых было несколько ранних иллюстрированных изданий Библии. Фрески на потолке изображали сцены охоты.

Князь Генрих сидел за массивным письменным столом вишневого дерева. Перед ним лежал грубый конверт, облепленный иностранными марками.

— Ваше светлейшее высочество, — учтиво поклонился Жан-Люк, не подавая виду, что у него трясутся поджилки.

Князь молча протянул ему конверт.

— Что это? — спросил Жан-Люк.

— Потрудитесь ознакомиться, — ответил Генрих с металлом в голосе.

После секундного замешательства Жан-Люк запустил руку в конверт и извлек несколько тусклых черно-белых фотографий.

— Но… я не… Это какая-то ошибка!

— Ошибка?

— О, я никогда не был… в жизни не видел этих женщин. Человек на фотографиях — это не я.

Генрих прищурился:

— Какое, однако, разительное сходство.

Жан-Люк перебирал снимки, изображая праведное негодование.

Генрих устремил на зятя взгляд, полный презрения. Наконец он нарушил затянувшуюся паузу:

— Нам и раньше было известно о ваших эскападах. Но теперь тайное стало явным. Публикация таких фотографий в прессе способна нанести непоправимый ущерб монархии Коста-дель-Мар.

— О, разумеется, — энергично закивал Жан-Люк.

— Я дал поручение своему доверенному лицу уладить это дело. Что же касается вас…

У Жан-Люка душа ушла в пятки.

— Что касается вас, — повторил князь Генрих, — я ожидаю, что впредь вы будете вести себя так, как подобает мужу принцессы Коста-дель-Мар. В противном случае я вынужден буду расторгнуть ваш брак, toute de suite, comprenez-vous?

— Да… да, ваше светлейшее высочество, — забормотал Жан-Люк, который успел привыкнуть к роскоши и вовсе не хотел в одночасье лишиться всех привилегий.

— Не смею вас долее задерживать.

В кабинете князя долго не выветривался терпкий запах одеколона, которым пользовался Жан-Люк. Одиозные фотографии аккуратной стопкой лежали на столе.

— Отец! — Кристина чуть не плакала. — Это не то, что ты думаешь. Пираты-фотографы не брезгуют никакими средствами. Это фальшивки!

Князь Генрих раздраженным жестом приказал ей замолчать. Он поднялся из-за стола, отодвинул кресло и подошел к окну.

— Дело не только в этих фотографиях. Недопустимое поведение твоего мужа бросает тень на всю династию Беллини, и в первую очередь — на тебя, Кристина.

— За мной нет никакой вины, — тихо сказала принцесса.

— Ошибаешься. Твой брак — это не твое частное дело. Это государственный вопрос, который имеет множество различных аспектов. Твои желания играют здесь второстепенную роль. Позаботься о том, чтобы твой супруг не переступал грани приличий. Это твоя обязанность, Кристина. Если в вашем… грязном белье станут копаться все, кому не лень, этот позор отраженным светом падет и на меня. Монархия Коста-дель-Мар не переживет такого скандала. Ты знаешь, каково сейчас положение в стране. Для тебя не секрет наша политическая и финансовая нестабильность. Определенные силы во Франции — да и не только во Франции — выжидают удобного момента, чтобы устроить coup de grace^[5].

— А вдруг… — Кристина провела языком по пересохшим губам, — вдруг он опять примется за старое?

— Не думаю. Ему определенно понравилось жить в твоих апартаментах, пользоваться двумя твоими автомобилями, транжирить твои средства. — Генрих немного смягчился: как-никак Кристина была его любимицей. — Завтра я устраиваю обед в честь юбилея нашего греческого друга, Никоса Скуроса. Вы с Жан-Люком должны присутствовать. Прошу тебя, окажи внимание Скуросу. Это важно.

— Конечно, — попыталась улыбнуться Кристина.

У нее была запланирована поездка в Лос-Анджелес. В последние дни она не могла думать ни о чем другом. Если отец запретит ей лететь в Штаты, это будет крушением всех ее надежд.

— И все же, отец, — решилась она, — эти фотографии на самом деле смонтированы. Жан-Люк не виноват, что…

— Итак, завтра, во второй половине дня, — прервал ее отец. — Постарайся выглядеть как можно лучше.

Кристина вплыла в зал под руку с Жан-Люком. Ей удивительно шло гладкое золотистое платье. На светлых волосах сверкала знаменитая бриллиантовая диадема в форме сердца, которую носила ее мать, княгиня Лиссе.

Все взоры устремились на нее, когда она подошла к почетному гостю.

— С днем рождения! — тепло поздравила Кристина миллиардера-судовладельца. — Чудесно, что в этот день мы можем быть вместе с вами.

Грек сверкнул ослепительной улыбкой; от него исходило неотразимое мужское обаяние.

— Я счастлив, что нахожусь сегодня здесь. Ваш отец необыкновенно великодушен.

Обед продолжался более трех часов. Каждая перемена блюд сопровождалась тончайшими винами. Никос Скурос, сидя на почетном месте, рядом с князем Генрихом, развлекал присутствующих описанием своей поездки в Италию, где по его заказу на одном из заводов создавали новый гоночный автомобиль. Стоило принцу Жаку уловить слова «гоночный автомобиль», как он тут же забыл о своей миловидной спутнице и весь обратился в слух. Скурос время от времени появлялся на ралли «Формулы-1» и даже хвалился, будто в молодости сам участвовал в гонках. Все его рассказы блистали изяществом и остроумием. Но Кристина заметила, что пристальный взгляд Скуроса все чаще задерживается на ее лице.

После ужина она вышла на балкон. У нее не было ни малейшего сомнения, что Скурос последует за ней. Так и случилось.

— В этом зале нет никого прекраснее вас, — сказал он своим глубоким голосом с едва различимым греческим акцентом.

— Неужели? — Кристина улыбнулась. — Я видела в доке вашу новую яхту. Вы уверены, что она пройдет главным фарватером? Там довольно мелко; наша гавань не рассчитана на суда… такого класса.

Скурос встретился с ней взглядом.

— Меня заверили, что глубина достаточна для корпуса с такой осадкой, более чем достаточна. Вас интересует мореплавание, принцесса Кристина?

— Пожалуй, да.

— Надеюсь, вы не откажетесь посетить «Олимпию». Сейчас мастера заканчивают внутреннюю отделку. Получается очень и очень неплохо. Это будет самая заметная частная яхта в мире.

— Но я совершенно не разбираюсь в устройстве судов. Боюсь, что не смогу оценить ее так, как это сделал бы специалист.

— Меня интересует только ваше мнение.

— Ну, хорошо… но не знаю когда.

— Он что, подбивал клинья? — Жан-Люк требовал ответа, уведя Кристину в угол.

Она поморщилась:

— К чему такая вульгарность? Типично американское выражение. Никки всего-навсего проявил любезность. Я же тебе говорила, что нам с тобой надо будет уделить ему внимание — об этом просил отец.

— Это теперь называется «уделить внимание»?

— Прекрати этот дурацкий допрос, — не выдержала Кристина. — Я пригласила несколько человек в «Каво-де-ля Юшетт». Сделай одолжение, предложи Скуросу и его даме присоединиться к нам после обеда.

Жан-Люк помрачнел:

— Только при условии, что сперва заскочим в казино.

— Ты прекрасно знаешь, что отец не разрешает нам с Габриеллой там показываться. Ни одна женщина из династии Беллини не переступала порога игорных заведений.

Жан-Люк собирался было затеять спор, но, поймав на себе взгляд князя Генриха, счел за лучшее согласиться.

— Так и быть, — сказал он. — Приглашу его. И эту — кхм — «даму».

Компания провела пару часов в популярном джаз-клубе, а потом перешла в дискотеку «Сигаль». Вечер выдался сырой и прохладный, но в зале стояла невыносимая жара. На потолке металась радуга цветомузыки в такт пульсирующим ритмам «Роллинг Стоунз».

Габриелла, которую сопровождал молодой французский аристократ, не могла говорить ни о чем, кроме своих планов.

— Вы настоящая деловая женщина, — не выдержал ее спутник, с трудом скрывая неодобрение.

— Ну и что? — бросила Габи. — Принцесса Монако Каролина занимается бизнесом, а мне нельзя?

Кристина танцевала с Никосом Скуросом. Грек поражал ее неиссякаемой энергией.

Он весь вечер не сводил с нее глаз. Его спутница Жизель де Боссе, известная фотомодель, выходила из себя. Она сидела за угловым столиком и пыталась поддерживать разговор с кем-то из знакомых.

Жан-Люк был мрачнее тучи. Его брови почти сомкнулись на переносице.

— Пожалуй, мне действительно стоит посмотреть вашу яхту, — сказала Кристина.

— Когда? — У Скуроса сел голос. — А ваш супруг?

— Он не любит рано вставать. У меня будет время завтра утром. В десять часов.

Скурос с сомнением покачал головой: было уже около половины пятого.

— Это для вас не слишком рано?

— Нет. Я буду готова ровно в десять.

Рев двигателей был слышен даже в замке. Гоночная трасса проходила по извилистым улицам Порт-Луи. Рано утром начались квалификационные заезды. Княжество Коста-дель-Мар во второй раз проводило у себя этап «Формулы-1». Первый опыт оказался успешным: все затраты окупились сторицей. Князь Генрих дал согласие на проведение очередного «Гран-при Коста-дель-Мар».

Кристина, одетая в узкие джинсы и белый ажурный джемпер, села в серебристый «роллс-ройс», на котором приехал за ней Никки. Ее муж так и остался храпеть в постели — он даже не шевельнулся.

— Мне бы не хотелось вас компрометировать, — с улыбкой сказал ей Скурос. — Извините, если получилось не вполне удобно.

— Я сама решаю, что для меня удобно, а что — нет, — с напускным апломбом ответила Кристина. — Жан-Люк будет спать часов до двух, а то и до трех. Для него сон — лучшее лекарство от похмелья.

Из бара в салоне лимузина Скурос извлек бокалы и предложил Кристине шампанское с апельсиновым соком. Она медленными глотками выпила бодрящий прохладный напиток.

— Куда вы дели свою даму? — спросила Кристина.

— Отправил в Париж.

— Так рано?

— У нее съемки на телевидении…

Через пять минут они уже подъезжали к верфи. Огромная яхта была видна издалека. На корпусе поблескивали изящные позолоченные буквы.

— «Олимпия», — прочла Кристина. — Сразу вспоминаются древнегреческие боги.

— Вы — первая богиня, освятившая ее борт своим посещением.

Скурос провел Кристину по деревянным сходням к грузовому лифту. Когда клеть взмыла вверх, перед ними открылся вид на Королевскую гавань, ощетинившуюся лесом мачт; вдали маячили башни Вандомского замка.

Оказалось, что «Олимпия» почти готова к спуску на воду. Бронзовые светильники, мебель, ковровые покрытия — все уже было на месте. Скурос демонстрировал Кристине салон за салоном, но через полчаса ей это наскучило.

— А вот и моя каюта. — Он распахнул дверь.

Каюта состояла из нескольких просторных помещений. Обшитые тиком стены создавали ощущение тепла. Сквозь стеклянный купол лился солнечный свет. Широкая кровать уже была застелена белоснежными шелковыми простынями.

Кристина сделала шаг вперед, но остановилась сразу за порогом.

— Я… я замужем, — вырвалось у нее.

— Разумеется, моя несравненная принцесса. Как вам нравится внутренняя отделка?

Скурос склонился к микрофону интеркома. Через несколько минут в каюту вошел стюард, толкая перед собой позолоченную тележку.

— Камбузы еще не введены в действие, но мне подумалось, что вы захотите перекусить, и я заказал завтрак.

На подносе стояли французские булочки, омлет с баскским гарниром, зеленый салат, земляничный шербет и бутылка розового вина.

— Тонкий фруктовый букет с едва уловимым цветочным ароматом, — со знанием дела объявил Скурос, взбалтывая вино в бокале. — Оставляет послевкусие свежести. Превосходный напиток.

Никос начал рассказывать Кристине, что собирается приобрести виноградник в Бургундии. Он досконально разбирался в сортах винограда и секретах виноделия, знал, как нужно ухаживать за лозой и сколько выдерживать вино в бочках. Кристина мало-помалу успокаивалась, открывая для себя новые грани его личности.

— Может быть, вы когда-нибудь сможете отправиться со мной в Бургундию, чтобы посмотреть этот виноградник. Я хочу услышать ваше мнение.

Скурос накрыл своей ладонью руку Кристины.

Ее взволновало чувственное тепло этого прикосновения. Никос улыбался. Он был неотразим.

Кристина плохо помнила, как они закончили завтрак. Этот учтивый, загадочный грек оказался совсем не таким, каким она привыкла его видеть.

— Я непременно должен показать вам еще кое-что, — сообщил Скурос, когда стюард, убрав поднос с остатками завтрака, подал десертное вино, источающее аромат меда и пряностей.

— Что же?

— Уникальное произведение — рисунок Тинторетто. Предварительный набросок к изображению девы Марии. Я отдавал его на экспертизу специалистам: это подлинник, собственноручная работа великого мастера.

Скурос слой за слоем разворачивал мягкую ткань, пока наконец не показалась картонная папка. Раскрыв ее, он осторожно вынул пожелтевший лист плотной бумаги размером шесть на семь дюймов, на котором выцветшей тушью была нарисована прелестная женская головка с зачесанными назад волосами, перехваченными лентой. Полные губы, изящно очерченные скулы, плавная линия подбородка… Натурщица художника казалась зеркальным отражением Кристины. В это невозможно было поверить!

Кристина ахнула, жадно вглядываясь в уверенные линии. Невероятно… и все же с рисунка смотрело ее лицо.

— Видите, какое сходство? — Скурос гордо улыбался. — Она бесподобна; вы двойники, Кристина. Вначале я не поверил своим глазам, но потом уже не мог выпустить этот набросок из рук. Я знал, что настанет день, когда я преподнесу его вам.

— Но я… не могу принять такой дорогой подарок.

— Моя божественная Кристина, деньги, заплаченные за этот рисунок, ровным счетом ничего не значат. Разве я мог спокойно пройти мимо него? Он должен принадлежать вам. Мне хочется, чтобы вы смотрели на свое изображение и изредка вспоминали обо мне.

Скурос опустил рисунок на стол и встретился взглядом с Кристиной.

— Никос, — прошептала она, касаясь его руки.

Он привлек ее к себе. Кристина не сопротивлялась. У нее бешено забилось сердце. Ей щекотал ноздри манящий запах терпкого лосьона, дорогого мыла и мужского пота.

— Я не вправе тебя принуждать, — Скурос покрыл поцелуями ее шею. — Кристина… ты так прекрасна… ты прекраснее девы Марии.

Кристину разбудил сноп солнечных лучей, льющихся сквозь стеклянный купол и горячивших ее обнаженное бедро. С минуту она лежала не двигаясь, чтобы насладиться ровным теплом, которое исходило от тела Скуроса. Mon Dieu, это было восхитительно. Никос вернул ее к жизни.

Он оказался искушенным и властным любовником. Кристина взмывала к вершинам страсти, вскрикивая в моменты острого наслаждения.

— Какой ужас, скоро шесть! — воскликнула она, взглянув на свои золотые часики.

Они с Жан-Люком должны были присутствовать на приеме в честь участников ралли.

— И в самом деле, — удивился Скурос, стряхнув остатки сна.

Он сел в постели и, услышав телефонный звонок, мгновенно снял трубку:

— Вам было ясно сказано: меня не беспокоить, — раздраженно выговаривал он — видимо, своему секретарю. — Ну, хорошо, если это так срочно — соедините, но впредь потрудитесь выполнять мои распоряжения.

Кристина выпрыгнула из постели; Скурос продолжал телефонный разговор.

— Минут через десять, Клод, — сказал он и повесил трубку, когда Кристина выбежала из душа и начала одеваться.

Никос встал во весь рост, не стыдясь своей наготы, и сжал Кристину в объятиях.

— Моя драгоценная Кристина, я не нахожу слов, чтобы выразить свои чувства.

Она прильнула к нему, но уже начала сожалеть о том, что между ними произошло.

— Ты плачешь. — Он осторожно провел кончиком пальца по ее ресницам, смахнув соленую влагу.

— Я не знаю… не могу…

— Кристина, девочка моя, прекрасная принцесса, умоляю тебя, не плачь. Это невыносимо. Я чувствую то же, что и ты. Почему мы только сейчас нашли друг друга? Где мы были раньше?

Собрав все свои силы, Кристина высвободилась. В ее глазах сквозила невыразимая печаль.

— Нужно забыть об этом, Никос. Я принесла клятву перед Богом. А теперь нарушила ее… Это грех. Не надо мечтать о том, чему не суждено сбыться. Прошу тебя… прости.

— Дорогая, я не хотел тебя огорчить. — Скурос легко поцеловал ее. — Сейчас я вызову стюарда, он проводит тебя к машине, любовь моя. Не забудь рисунок. Вместе с ним ты унесешь мое сердце.

Кристина не нашлась что сказать на прощанье.

— Иди же, дивная Кристина. Возвращайся в свою жизнь.

Над трассой носились запахи смазки, масла и бензина. На площади Куронн и вдоль бульвара княгини Лиссе были возведены временные трибуны. Цена билетов доходила до десяти тысяч долларов, но фанатичным болельщикам эта сумма не казалась чрезмерной.

Принц Жак вошел в бокс и удовлетворенно вздохнул. Это была его стихия: грохот, сумятица, лязг металла. Протиснувшись по узкому проходу, он поравнялся с Уильямом Дэвидсоном, детройтским магнатом, который представлял на этих гонках фирму-спонсора «Гардиан индастриз Инк.». Дэвидсон не раз получал приглашения в замок. У него был великолепный особняк в Коста-дель-Мар, куда он наведывался по преимуществу зимой, когда катался на лыжах во Французских Пиренеях.

— Удачный день, — сказал Дэвидсон. — Вы здорово прошли квалификационные заезды. Надеюсь, вы будете сегодня вечером моим гостем, ваше высочество.

— Да, конечно, — рассеянно ответил Жак.

Распрощавшись с Дэвидсоном, он двинулся дальше и столкнулся с Никосом Скуросом, одетым в черный шелковый пиджак с эмблемой судоходной компании «Скурос шиппинг лайнз» — его фирма также финансировала участие двух гонщиков. Они обменялись рукопожатием и разговорились.

— Гонщику недостаточно тренировок и опыта, — сказал Скурос. — У него должен быть особый дар. Врожденное упорство, мгновенная реакция, дух соперничества — все это сродни хищническому инстинкту. Жак, я много лет дружен с вашей семьей. Вы, можно сказать, выросли у меня на глазах. По-моему, вы — из тех избранных, кто рожден быть гонщиком. Мне стало известно, что вы хотите всерьез заняться гонками и нуждаетесь в спонсоре. Предлагаю вам свои услуги.

Жак покраснел. Делая такое предложение, Скурос рисковал потерять благосклонность князя.

— Я не могу ставить под угрозу ваши добрые отношения с моим отцом.

Скурос улыбнулся:

— Такая мелочь не сможет повредить нашей прочной дружбе с князем Генрихом. В данный момент компания «Скурос шиппинг лайнз» модернизирует «феррари-Ф92А» — оснащает машину полуавтоматической коробкой передач. Вам сам Бог велел сесть за руль такого автомобиля. Крометого, я заказал гоночный комбинезон из новой огнеупорной ткани и договорился о двухмесячной стажировке у самого Унзера. Обычно я не ошибаюсь в своих прогнозах: завершив курс подготовки, вы войдете в число сильнейших гонщиков мира.

Жак колебался. Что-то останавливало его, но он не мог понять что. Но своеволие взяло верх над осторожностью. Он хотел хоть немного пожить полной жизнью, пока государственные обязанности не опутают его паутиной скуки. При поддержке Никоса Скуроса ему будет обеспечен самый лучший автомобиль и самый лучший тренер.

— Что скажете, ваше высочество? — дружески спросил Никос.

— Я готов попробовать, — ответил Жак.

Дэвидсон устраивал прием в ресторане «Л'Эгль», расположенном на крыше пятизвездочного отеля «Касабланка». Отсюда открывался головокружительный вид на гавань, расчерченную мерцающими огоньками. Играл небольшой оркестр; зал наполнялся шумом голосов.

Гонщики вместе со своими богатыми спонсорами толпились у фуршетного стола. Бойкие девушки, какие стайками вьются на любых соревнованиях, пытались привлечь к себе внимание этих крепких парней, но те не снисходили до флирта — их переполняло чувство собственного превосходства.

Окруженный телохранителями, прибыл князь Генрих. В честь его появления оркестр исполнил государственный гимн Коста-дель-Мар. По правую руку от него шла принцесса Габриелла, сверкая украшениями, сделанными по собственным эскизам.

— Каково ваше мнение об этом приеме? — Женевьева Мондальви, репортер «Пари-матч», воспользовалась случаем, чтобы взять интервью у принцессы Кристины. — Все эти гонщики — настоящее созвездие, вы согласны? Такая мощь, воплощенное мужество. Меня буквально пробирает дрожь. А каков ваш брат, принц Жак?! Он всех удивил своим решением войти в команду.

— Жак? Войти в команду?

— Разве вы не слышали? Он упросил Никоса Скуроса, чтобы тот взял его в свою команду. Как на это смотрит князь Генрих? — Не дождавшись ответа, журналистка запустила пробный шар. — Думаю, он не в восторге от того, что единственный наследник престола по мужской линии рискует своей жизнью.

— Ничего не могу вам сказать. — Кристина ушла от ответа.

Тогда Женни Мондальви решила зайти с другой стороны:

— Если не ошибаюсь, вы с Никосом Скуросом «очень близкие друзья». Это так?

Кристина побледнела. Она не могла поверить, что сегодняшнее посещение яхты уже успело вызвать пересуды.

— Почему вы так считаете? — настороженно спросила она.

— Вчера в клубе «Сигаль» ваш танец выглядел весьма… эротично. А сегодня вы садились в его машину. Ни для кого не секрет, что Коста — очень маленькая страна со множеством глаз.

Кристина почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Женевьева была права. Стоило принцессе отчитать горничную, как об этом тут же сообщалось в газетах. Стоило купить сумочку или что-нибудь из нижнего белья, как владелец магазина тут же начинал трезвонить об этом на всех углах. Чтобы не давать повода для досужей болтовни, Кристина нередко делала заказы по телефону и посылала кого-нибудь из прислуги забрать из магазина пакет. Любой мужчина, на которого она обращала внимание, мгновенно попадал в поле зрения прессы.

— Принцесса Кристина, что с вами? — забеспокоилась Женни Мондальви. — Вам нехорошо?

— Немного болит голова, — ответила Кристина и поспешила отойти.

— Ты не будешь выступать за команду Скуроса! — Кипя от негодования, князь Генрих приказал сыну выйти вместе с ним на лоджию, подальше от посторонних ушей. — Сколько раз повторять: я этого не допущу. Как тебе такое могло прийти в голову?

— Я принял решение, — с вызовом сказал Жак. — Если хорошо знаешь свое дело, опасность сводится к минимуму.

— Тебе еще нет двадцати, а ты уже хорошо знаешь свое дело? — Князь Генрих попытался скрыть ярость под маской сарказма.

Жак стиснул зубы.

— Не беспокойся, папа, я не разобьюсь. У меня будут лучшие тренеры. Сегодня я успешно прошел трассу, — с гордостью добавил он.

Генрих чувствовал, что необходимо в корне истребить дьявольское упрямство сына. Речь шла не только о личной безопасности Жака, но и о судьбе монархии: с раннего детства он воспитывался как наследник трона.

— Твой успех меня совершенно не интересует. Гонки — опаснейшее занятие. Даже Айртон Сенна, которого считали лучшим из лучших, разбился на трассе в Италии. Ты не имел права принимать такое решение, не посоветовавшись со мной. — Генрих выдержал паузу. — Выбрось из головы этот вздор. Я запрещаю тебе даже думать о гонках.

Жак смотрел прямо в глаза отцу. У него на скулах перекатывались желваки.

— Я не стану брать назад свое слово.

— Что? — Генрих был поражен.

Глаза Жака полыхнули огнем.

— Мир не ограничивается пятью квадратными милями Коста-дель-Мар. Я не собираюсь всю жизнь быть почетным гостем на официальных церемониях. Мне нужно испытать себя! Я хочу жить! У меня нет никакого желания править этой страной — ни сейчас, ни в будущем!

Он повернулся на каблуках и ушел обратно в зал. Генрих остолбенел. Князя убила эта фраза: «У меня нет никакого желания править».

— Что прикажете, ваше высочество?

В арочном проеме показалась голова телохранителя. Генрих негодующим жестом приказал ему убраться с глаз долой.

Дрожа от гнева, он облокотился на перила. Перед ним простиралась земля Коста-дель-Мар, залитая лунным светом. Кольцевая трасса сверкала сотнями фонарей. В конце узкой улицы мигала неоновая вывеска «Казино-де-Пале». Богатейшим игрокам со всего света ничего не стоило поставить на кон многие тысячи франков. Оставляемые ими в казино миллионы обеспечивали безбедное существование всем гражданам Коста-дель-Мар.

«У меня нет никакого желания править этой страной».

Вглядываясь в ночные огни, Генрих почувствовал, как его глаза заволокла туманная пелена. В молодости ему самому случалось проявлять строптивость, но, когда его призвала родная страна, он отбросил всякие сомнения и отказался от юношеских устремлений.

Ему хотелось надеяться, что принц Жак поступит так же, когда придет его час. А вдруг нет?..

На следующий день Генрих посетил заседание Государственного совета и восстановил давно отмененную поправку к закону о престолонаследии. Эта поправка, позволяющая монарху обойти наследника мужского пола и выбрать себе в преемницы одну из дочерей, применялась всего два раза за многовековую историю правящей династии Беллини.

Князь Генрих пошел на этот шаг с тяжелым сердцем. Но он всегда считался с реальностью и обязан был предусмотреть все.

Тедди вернулась в Коннектикут. Она не могла опомниться после победы в Уимблдоне, а тут еще в программе «Эй-Би-Си спорт» показали интервью с принцем Жаком.

— Я люблю гонки больше всего на свете, — говорил он, не выходя из гоночного автомобиля.

Тедди впилась глазами в телеэкран. У нее тяжело стучало сердце, словно напоминая ей о безвозвратности потери. Потом она схватила пульт дистанционного управления и переключилась на другую программу. Господи, что за буря разыгралась у нее в душе? Она потеряла голову, как девчонка-школьница. Надо сделать над собой усилие, прямо сейчас.

Она вдруг устыдилась, что в последнее время начала собирать вырезки из газет и журналов, в которых говорилось о костанских принцессах. В ее папку попали даже светские сплетни о супружеской жизни принцессы Кристины. Тедди сохранила также статью о нападении на Габриеллу: старшая принцесса была атакована группой экстремистов, которых, по счастью, успели оттеснить охранники. Габриелла почти не пострадала. Четверо нападавших были приговорены к пяти годам тюремного заключения.

У Тедди создалось впечатление, что жизнь княжеской семьи получила над ней какую-то мистическую власть. Как ни странно, в суждениях отца она улавливала то же самое ощущение.

Хватит. С этим пора кончать. Нахмурившись, она выдвинула нижний ящик комода и достала папку с газетными материалами, фотографиями Жака, видовыми открытками. Методично, листок за листком, она разорвала всю свою коллекцию, сложила обрывки в пластиковый пакет и отнесла его в мусорную корзину.

Жак, встреча с тобой была чудом, но ты живешь в другом мире — не там, где простые смертные; не там, где я.

Все ведущие американские журналы стремились дать в номер публикацию о Тедди Уорнер. На телевидении срочно слепили сценарий сериала, в котором Тедди предназначалась роль чемпионки по теннису, расследующей гибель своего брата. Программа «Доброе утро, Америка» пригласила ее для съемок двадцатиминутного сюжета в ближайшую пятницу; Джоан Риверс заручилась согласием Тедди дать интервью ее передаче через две недели; компания «Фокс видео», которая в свое время выпускала кассеты с ритмической гимнастикой Джейн Фонды, жаждала наладить выпуск учебных фильмов с Тедди в роли инструктора.

— Ты настоящая звезда, дочка, — ликовал Хьюстон. — Теперь ты можешь кому угодно диктовать свои условия. К тебе потекут миллионы долларов!

— Да, все сложилось великолепно, — согласилась Тедди. — Во всяком случае, в спорте.

— К чему ты клонишь? — насторожился отец.

Она закусила губу.

— Я хочу сказать, что в теннисе у меня все получается, как задумано, а все остальное… не столь блестяще. В личном плане — ноль.

— Ты имеешь в виду мальчиков?

— Мальчиков? — Тедди невесело рассмеялась. — Папа, мне уже двадцать лет, но я могу пересчитать по пальцам, сколько раз ходила на свидания с молодыми людьми. Или, как ты выразился, с мальчиками. Мне до смерти надоели теннисисты. Я хочу встретить незаурядного человека, самостоятельного, который занимается интересным, захватывающим делом.

— А чем тебе не угодили теннисисты? — обиделся Уорнер, но тут же спохватился и закивал. — Ну, хорошо, я подумаю, как нам быть. Позвоню кое-кому из знакомых. Наверняка у кого-нибудь из них есть сын, который учится в Гарвардском или Йельском университете и будет счастлив с тобой познакомиться.

— Зачем ты мне подсовываешь кота в мешке? Бр-р-р, даже думать противно! Да и откуда у меня возьмется время, чтобы с кем-то знакомиться? — Тедди совсем помрачнела. — Я целыми днями тренируюсь, и к вечеру меня хватает только на то, чтобы уставиться в телевизор.

— Родная моя, — неумело утешал ее Хьюстон, не вполне понимая, чего она хочет, — мы можем пригласить гостей…

— Какой от них толк? — вздохнула Тедди.

Ближе к концу недели приехала Джамайка Дю-Росс, чтобы «постучать мячиком». Они с Тедди не виделись почти полгода. Джамайка оставила большой теннис и поступила в колледж.

— Пора спуститься с небес на землю, — сказала она. — Великой спортсменки из меня не получилось. Попытаюсь стать великим адвокатом.

Их встреча была назначена в теннисном клубе «Уэстон», где они когда-то делали первые шаги на корте. Тедди разгромила Джамайку всухую, 6:0.

— До чего приятно потерпеть поражение от чемпионки Уимблдона! — Джамайка ничуть не расстроилась.

Они откупорили по банке «дайет-пепси» и собрались посплетничать, как в былые времена.

— Я желаю знать все про твоих кавалеров, Тедди, — заявила Джамайка. — Принц Жак тебя не забывает?

— Джейми, — вспыхнула Тедди, — между нами ничего не было. Ну, потанцевали пару раз в ночном клубе, а газетчики наплели с три короба.

— Я-то думала… — разочарованно протянула Джамайка. — А что скажешь про Огги Штеклера? Мне говорили, твое имя не сходит у него с языка. Он клянется, что умрет, а тебя уложит в постель.

Тедди опять залилась краской.

— Наверно, это просто сплетни, — предположила Джамайка. — А вообще-то говоря, что тут такого? Он очень даже недурен, денег куры не клюют, «громит» всех подряд. Между прочим, если посмотреть на него сзади, ниже пояса — с ума сойти можно.

Тедди задумчиво потягивала «пепси».

— Огги действительно недурен, но я… сама не знаю, что мне нужно.

— Очень просто: тебе нужно завести любовника.

Потом Джамайка убежала на свидание. Тедди приняла душ и поехала домой. Она чувствовала себя совершенно подавленной. Ей доводилось слышать, что после победы в турнирах «Большого шлема», в особенности после Уимблдона, у теннисистов наступает депрессия, но она никогда бы не подумала, что сама поддастся этому недугу. Она достигла вершины. Что же дальше?

Ох, как она могла забыть? Ее ждали показательные встречи в Токио. Это послужит хорошей разрядкой.

Над Токио висела мелкая дождевая пыль. В сыром воздухе огни Гинзы казались размытыми.

Отель «Империал» находился вблизи одноименного парка, неподалеку от правительственных зданий. Тедди прилетела в сопровождении своего агента, Расса Остранда. Когда они подошли к стойке портье, три женщины-японки восторженно защебетали, узнав чемпионку Уимблдона, и стали протягивать ей клочки бумаги в надежде получить автограф.

Тедди торопливо расписалась и с изумлением увидела, что ее окружила толпа.

— Не иначе как меня принимают за Мадонну, — со смехом сказала она Остранду.

— То ли еще будет!

Ей отвели прекрасный номер-люкс, оформленный в японском стиле, но обставленный европейской мебелью. Тедди раздернула шторы и залюбовалась видом вечернего Токио. Прямо напротив ее окон вспыхивала неоновая фигурка девушки-теннисистки.

Тедди была ошеломлена: она узнала свое изображение.

— Ничего себе! — пробормотала она, не в силах оторваться от этого зрелища.

В номере зазвонил телефон. Тедди опомнилась и сняла трубку.

— Подумать только, ты меня обскакала! — услышала она голос Огги Штеклера. — Почему это тебя выставили на всеобщее обозрение, а меня — нет?

— Сама удивляюсь, — рассмеялась Тедди.

— Не хочешь чего-нибудь выпить на сон грядущий? Я стою через улицу от твоего отеля. Могу за тобой зайти.

— Ой, не знаю, — встревожилась Тедди.

— Слушай, давай сразу договоримся: никто не собирается покушаться на твою добродетель — если, конечно, ты сама этого не захочешь так же сильно, как и я. Про меня чего только не болтают, но я не какой-нибудь маньяк. Тедди, мне просто хочется узнать тебя поближе.

— Ладно, — не без колебания согласилась она. — Только не поднимайся ко мне в номер. Встретимся внизу, в баре «Империал».

Чтобы спастись от охотников за автографами, Тедди замотала голову шелковым шарфом, спрятав косу, и только после этого спустилась в вестибюль.

Огги Штеклер уже стоял в баре, окруженный толпой японских почитателей.

Завидев Тедди, он помахал ей:

— Вот оборотная сторона нашей популярности. Все-таки нам спокойнее будет у тебя в номере, Ти.

Тедди усмехнулась. Ти. Надо же, как мило. Она вовсе не собиралась приглашать Огги к себе, но в другом месте им бы не дали спокойно поговорить.

Огги пришел в восторг, увидев из окна панораму японской столицы. Его собственный номер в соседнем отеле располагался пятнадцатью этажами ниже. Он не дотронулся до Тедди, но от него исходили сексуальные токи. У нее по спине побежали мурашки. Одно дело — трепаться с Джамайкой о том, что ей нужно завести любовника, и совсем другое — остаться наедине с парнем, которого называют королем тенниса.

— Итак, — сказал Огги, когда по его заказу в номер доставили поднос с аппетитными закусками, — как тебе нравится быть знаменитой?

— Очень нравится, — ответила Тедди.

За едой они поболтали о том о сем, обменялись спортивными новостями и впечатлениями о новичках, появившихся на теннисном горизонте.

Вдруг Огги посерьезнел.

— Тедди, — начал он, — ты такая красивая, что мне даже страшно.

— Оставь, пожалуйста.

— Я не могу выбросить тебя из головы с тех пор как мы играли в Коста-дель-Мар. Знаешь, ты похожа на Грейс Келли. У тебя такое лицо…

— Я совершенно на нее не похожа. По-моему… по-моему, тебе пора, Огги.

Провожая его, Тедди открыла дверь в коридор. Огги наклонился и легко поцеловал ее в губы:

— Спокойной ночи, Золотая Девочка.

Встречи проходили в элитарном теннисном клубе на окраине Токио. Каждая из сорока площадок использовалась по восемнадцать часов в сутки.

Когда лимузин подъехал к территории стадиона, Тедди увидела длинную очередь желающих попасть на трибуны. По инструкции машины должны были подъезжать к задним воротам, но толпа блокировала движение. При появлении Тедди сотни людей устремились к ее автомобилю. В окна заглядывали чужие лица, тянулись руки.

— Видишь, как тебя встречают, — с гордостью сказал Расс Остранд.

Только вмешательство восьми полицейских позволило Тедди выйти из машины и добраться до раздевалки. Там уже находилась честолюбивая Роксанна Эберхардт, ее соперница, которая недавно вернулась на корт после травмы. В Уимблдоне она была «посеяна» под вторым номером, но из-за надрыва мениска выбыла из борьбы.

Роксанна хмуро ответила на приветствие Тедди.

— Подумать только, какие толпы народу, — дружелюбно сказала Тедди. — Я и не думала, что будет столько болельщиков.

— Обычно бывает куда меньше зрителей. Думаю, это не мои болельщики, — отозвалась Рокси.

Ей не давало покоя, что она получает всего семьдесят пять тысяч долларов за выступление, то есть вдвое меньше, чем Тедди. Победительнице их встречи было обещано еще сто тысяч.

Матч длился более двух часов, но постепенно Тедди измотала соперницу, и та начала допускать ошибки. Мяч с ее подачи все чаще попадал в сетку или уходил за линию. Тедди победила с перевесом в два очка. Трибуны неистовствовали.

— Тед-ди! Тед-ди! Тед-ди! — скандировали со всех сторон.

Рокси в сердцах отшвырнула ракетку и ушла с корта. Тедди приветственно махала восторженным зрителям. Огги Штеклер вскочил со своего места в ложе и бросился к ней через всю площадку с огромным букетом чайных роз.

— Сегодня, — успел он шепнуть ей на ухо. — Ужинаем в «Пасторали». Это самый шикарный ресторан в Токио, совсем близко от твоего отеля.

Тедди захлестнула радость победы. Обняв Огги, она закружилась с ним вместе на виду у всего стадиона. Она любила выигрывать. Жизнь снова показалась ей прекрасной.

* * *

Ресторан «Пастораль» располагался в районе Гинзы, на сороковом этаже отеля «Сейо». Тедди и Огги ужинали за низким столиком, сидя по-турецки. Ресторан славился французской кухней и астрономическими ценами: ужин для одного человека обходился не менее чем в двести пятьдесят долларов. Сюда приходили главным образом состоятельные бизнесмены, знающие толк в европейских деликатесах.

— Ты всегда бросаешь ракетку на трибуны? — полюбопытствовала Тедди.

Огги в тот день вырвал победу у известного скандалиста Джона Макинроя. Публика пришла в экстаз, когда два «теннисных хулигана» орали друг на друга через сетку.

— Частенько, — признался Огги. — Это, так сказать, мой фирменный жест. У меня все просчитано.

— А тебе не кажется, что это… Ну, как бы…

— Вульгарность? Работа на публику? Возможно. Но учитывая, что мое полное имя Огаст, а точнее Аугуст, и что я сын эмигрантов из Баварии, мне не приходится рассчитывать на респектабельный теннисный имидж. Перед зрителями все делается напоказ, Ти. Это цирк. Зато нам и платят такие деньжищи.

— Я читала в журнале «Теннис», что ты был женат, — отважилась Тедди. — Это правда?

— Целых полтора месяца, в возрасте двадцати лет. Она дико ревновала, когда я играл на выездах. Ей всюду мерещились измены.

Тедди иронически рассмеялась:

— Наверно, она тебя плохо знала!

Огги не обиделся: вокруг него действительно увивались толпы поклонниц. Он тоже посмеялся в ответ.

— Но я почти не давал ей повода.

— Как это «почти не давал повода»? Это все равно что сказать «она почти девственница».

Тут Огги нахмурился:

— Ты ко мне несправедлива, Тедди. Я серьезно говорю. Если бы рядом со мной была ты, остальные девушки перестали бы для меня существовать.

Тедди смотрела ему прямо в глаза:

— Я вижу, Огги, что ты говоришь серьезно, по крайней мере сейчас. Но… я не готова к такому шагу.

Их разговор был прерван появлением официантки, хрупкой и изящной, похожей на гейшу. Она забрала тарелки и подала десерт с сыром. Огги переменил тему. Тедди заметила, что он раскраснелся: ее слова задели его за живое. Однако она не покривила душой. Ее детство и юность прошли в штате Коннектикут; у нее не было привычки к легкому флирту. Вдобавок, один раз она уже больно обожглась.

По ступеням поднимался Келвин Клайн. Следом за ним прибыла Джина Дэвис, выдвинутая на премию «Оскар» в номинации «лучшая актриса второго плана» за роль в фильме «Случайный турист».

Сидя в лимузине вместе с Майком Овитцем и его гостями, принцесса Кристина во все глаза смотрела сквозь дымчатое стекло. С обеих сторон лимузин зажали машины с телохранителями.

Даже ее сестра отдала бы должное украшениям приглашенных дам, но Габи снова была в Нью-Йорке, в мастерской Кенни Лейна.

— Смотрите: Джуди Фостер! — воскликнула Кристина.

— Действительно, — подхватил Овитц. — Она будет счастлива с вами познакомиться. Между прочим, вы сегодня ослепительно выглядите.

В тот день Кристина надела платье из красного крепа, оставлявшее открытыми плечи. Лиф был расшит золотом; смелый разрез на юбке открывал соблазнительные длинные ноги. На шее сверкало бриллиантовое колье с крупным рубином, которое принадлежало династии Беллини вот уже полтора столетия.

Кристина с благодарностью улыбнулась Овитцу. С той минуты как принцесса ступила на иссушенную солнцем землю Лос-Анджелеса, она двигалась как во сне. Шеф службы безопасности просил не давать в печать сведений о ее запланированном присутствии на церемонии вручения «Оскаров».

Лимузин притормозил у входа, где ожидали двое швейцаров в форме. Один из них поспешил помочь Кристине. Ее ослепили вспышки фотокамер.

— Да это же принцесса Кристина! — раздался чей-то голос.

Вокруг нее мгновенно образовалось плотное кольцо. Телохранители, которые уже вышли из первой машины, загораживали ее от напирающей толпы. Кристина не испугалась; напротив, ее разбирал смех.

Лучшим фильмом года был признан «Человек дождя». Исполнитель главной роли Дастин Хоффман получил «Оскара» за лучшую мужскую роль. Приз за лучшую женскую роль достался Джоди Фостер за участие в фильме «Обвиняемые». По окончании церемонии Майк Овитц и его гости вернулись в отель «Беверли Хилтон», где обычно останавливались кинозвезды.

К парадному входу вел двадцатиметровый коридор, образованный металлическими заграждениями. Тысячные толпы всю ночь терпеливо дожидались появления знаменитостей.

— Кристина! Кристина! — неслось со всех сторон.

Она приветливо помахала в ответ.

— Поразительно! — воскликнул Овитц, когда они наконец оказались в вестибюле. — Вы произвели больший фурор, чем Джоди Фостер, а ведь она сегодня получила «Оскара»!

— О, — только и ответила Кристина, без тени смущения озираясь кругом. — Смотрите: Келвин Клайн!

— Вы неотразимы, — негромко сказал кто-то совсем рядом. — Вы поистине неотразимы, ваше высочество.

Кристина обернулась и ахнула: это был легендарный Брет Томпсон. Когда-то он начинал с участия в рекламных клипах, но сейчас, в возрасте тридцати четырех лет, слыл одним из самых высокооплачиваемых актеров Голливуда — за участие в каждом фильме ему платили не менее восьми миллионов долларов. В последнее время он пробовал свои силы как постановщик и даже был выдвинут на соискание «Оскара» в номинации «лучший режиссер».

— Неужели вручение призов Американской академии киноискусства каждый раз вызывает такой ажиотаж? — спросила она, чтобы скрыть свой восторг.

— Среди претендентов — безусловно. Они просто на стенку лезут, за это могу поручиться.

Томпсон сверкнул своей знаменитой плутовской улыбкой, за которую журнал «Пипл» назвал его «дьяволом-искусителем». На экране он выглядел довольно рослым, но сейчас его глаза оказались на одном уровне с глазами Кристины. Однако это нисколько не умаляло его мужского обаяния. В газетах писали, что он одновременно встречается с несколькими актрисами и никак не желает умерить свои аппетиты.

— Не верю своим глазам, — продолжал Брет. — Мне всегда казалось, что принцессу можно встретить только в сказке.

— Оказывается, ее можно встретить и в Голливуде. Более того, Майк Овитц устраивает для меня кинопробы.

— Вы не сочтете за дерзость, если я приглашу вас выпить по бокалу шампанского? Это будет достойным завершением искрометного вечера.

— С удовольствием приму ваше приглашение.

В баре, подав Кристине высокий бокал, Томпсон показал ей несколько известных лиц и посвятил в последние голливудские интриги. Она кивала и со знанием дела отпускала короткие замечания. Они подробно обсудили игру Джессики Тэнди в фильме «Шофер мисс Дейзи», который Кристина совсем недавно посмотрела у себя в замке. Постепенно бар заполнился дамами в умопомрачительных вечерних туалетах и мужчинами во фраках. Кристину охватил неописуемый прилив счастья.

Голливуд. Ее мечта.

Кристина держала в руках сценарий. Это был римейк старого фильма «Анна Кристи» по пьесе Юджина О'Нила. В 1930 году в нем блеснула Грета Гарбо — это был ее первый звуковой фильм, который принес студии «Метро Голдвин Майер» неслыханные по тем временам прибыли.

Даже странно: накануне ее мучила тошнота, будто при отравлении, а утром она встала бодрой и свежей, как ни в чем не бывало.

У нее было два дня, чтобы прочесть сценарий и выучить отмеченные реплики. Вокруг толпились техники, затянутые в джинсы девушки с «хлопушками», гримеры. Оператор ждал сигнала режиссера.

— Как только вы будете готовы — начнем, — сказал Лоренс Кэздан.

Майк Овитц обратился к этому прославленному постановщику с просьбой организовать кинопробы для Кристины. Кэздан согласился и даже сам вызвался подыграть ей.

— Я готова, — произнесла Кристина, в последний раз сверяясь со сценарием: им предстояло сыграть бурную любовную сцену. — Здесь сказано, что нам надо целоваться?..

— С этим повременим. Сегодня только прогоним диалог. Я буду подавать реплики за партнера, чтобы вам было легче. Можете не напрягать голосовые связки — микрофон достаточно чувствителен. Внимание, начали!

Кристина остановилась перед указанной чертой и по отмашке Кэздана пошла вперед, покачивая бедрами. Приближаясь к следующей отметке, она уже ощущала себя женщиной с сомнительным прошлым.

Было отснято семь или восемь эпизодов. С каждой попыткой Кристина обретала все большую уверенность. Когда пробы окончились, съемочная бригада зааплодировала. Майк Овитц потерял дар речи.

— Сорвать аплодисменты у киношников — это не каждому дано. Очень хорошая примета, Кристина!

Майк позвонил на следующее утро.

— Вы прирожденная актриса, ваше высочество. От вас исходит эмоциональность, чувственность. Это общее мнение.

— А как быть дальше? — спросила Кристина.

— А дальше я начну вести переговоры по поводу возможного контракта.

— Не понимаю, — Генрих в упор смотрел на младшую дочь, — что ты вбила себе в голову?

— Не лишай меня этой радости! — воскликнула Кристина, вскочив с кресла.

Она только что прилетела из Лос-Анджелеса и еще не ложилась спать — возбуждение оказалось слишком сильным.

— Я пока тебя ничего не лишаю. Мне нужно, чтобы ты усвоила одно: долг повелевает тебе быть здесь, а не в Америке, — терпеливо растолковывал Генрих.

Перед разговором с дочерью он долго сидел над какими-то цифрами, хмурясь и покачивая головой.

— Чтобы присутствовать на благотворительном собрании в церкви Св. Варфоломея? — Кристина чуть не плакала. — Чтобы украсить собой церемонию открытия новой больницы? Чтобы восседать за торжественным обедом, как Габи? Если в этом состоит мой «долг», то я отказываюсь его выполнять. Я хочу сниматься в кино. Майк Овитц считает, что у меня талант, он сказал…

— Моя дорогая дочь, — устало вздохнул Генрих, — ты достигла беспокойного возраста, когда человеку хочется расправить крылья и взлететь. Но ведь ты — замужняя женщина. Что скажет твой муж?

— Жан-Люк? — Кристина осеклась.

В Америке она даже не вспоминала о нем. Вот уже несколько месяцев между ними не было супружеской близости, если не считать одного-двух раз. Кристина не простила ему измены во время медового месяца. На церемонию присуждения «Оскаров» она отправилась без него и впредь не собиралась обсуждать с ним свои планы.

— Твой муж… — повторил Генрих. — Что скажут подданные, если ты будешь оставлять его в одиночестве, пропадая в другом государстве? Я не могу позволить, чтобы ты стала посмешищем в глазах всего света. Достаточно с меня того, что на Габи льются потоки клеветы. Я говорю с тобой об этом потому, что ты мне бесконечно дорога, Кристина. Возможно, скоро у тебя… — князь Генрих деликатно прокашлялся.

Кристина почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.

— Будет ребенок? Правильно я поняла? Нет, нет и нет! Я не собираюсь заводить от него ребенка. И ни от кого другого тоже.

Словно не замечая оскорбленного выражения, исказившего лицо князя, она бросилась прочь из кабинета.

Вне себя от огорчения и досады, Кристина не нашла в себе сил позвонить Майклу Овитцу и предупредить, что не сможет сниматься в римейке «Анны Кристи». Она поручила секретарше сообщить ему, что подписание контракта откладывается на несколько месяцев.

Не так-то просто было отказаться от своей мечты.

* * *

— Ваше высочество, какую прическу вы предпочитаете сегодня? — спросил модный парикмахер-англичанин, которого Беллини недавно переманили от британской принцессы Анны.

— Зачешите волосы назад, — попросила Габи, думая о другом.

С ее сестрой творилось неладное. После возвращения из Калифорнии Кристина не находила себе места. Она то смеялась в голос, то замыкалась в себе. Неужели виной всему Жан-Люк? Габриелла знала, что пишут о нем в газетах. Достопочтенный маркиз, как величали его репортеры, пользовался бешеным успехом у одиноких француженок; ходили слухи, что он также состоит в близких отношениях с неким молодым человеком. Одна из приятельниц Габи сегодня спросила ее об этом напрямик.

— Надо сделать что-нибудь эффектное, — предложил парикмахер. — У вас изумительные скулы: покажем их в самом выгодном свете.

— Полагаюсь на ваш опыт. — Габриелла удобно устроилась в кресле.

В Коста-дель-Мар начинался «сезон». В княжество устремилась мировая элита. Номера-люкс в лучших отелях и коттеджи в прибрежной полосе были заказаны заранее. Рестораны и дискотеки словно очнулись от спячки. «Казино-де-Пале» едва вмещало всех желающих. Ухоженные моложавые женщины в дорогих туалетах задавали моду следующего сезона.

— Вот, пожалуй, так, — сказал парикмахер по прошествии получаса. — Вам нравится, ваше высочество?

Только теперь Габи посмотрелась в зеркало. Она увидела необычайно привлекательное, открытое лицо с добрыми карими глазами и высокой прической, скрепленной перламутровыми заколками. Несколько тонких прядей свободно струились на плечи. В отличие от сестры, Габи не обладала совершенной красотой, да она к этому и не стремилась. Ей было важнее сохранить свою индивидуальность.

Вдруг она остро ощутила свое одиночество. Почему-то именно сейчас ей захотелось, чтобы рядом по жизни шел мужчина. Но кто?

— Очень хорошо, — с вежливой улыбкой ответила она.

Времени оставалось совсем немного. На сегодня планировалось вручение ежегодных наград князя Генриха за гражданскую инициативу, а вечером — открытие нового центра скорой помощи. Габриелла никогда не уклонялась от исполнения своих обязанностей.

На следующий день Габриелла долго сидела над своим блокнотом, пытаясь набросать эскиз броши в виде альбатроса.

Все варианты оказывались неудачными: либо однобокими, либо тяжеловесными. Она вырвала очередную страницу, скомкала ее и бросила в корзину, уже полную до краев. Это была восемнадцатая попытка — такая же беспомощная, как и все предыдущие.

Габриелла была совершенно подавлена. Казалось, она полностью исчерпала свои возможности.

Самостоятельная женщина с собственной чековой книжкой. Чем яснее она представляла себе этот образ, тем тягостнее становились ее раздумья. Что, если такая женщина даже не станет смотреть в сторону ее украшений, считая их слишком вычурными или архаичными? Кеннет-Джей Лейн поставил на нее миллионы долларов. Она не имеет права его подвести.

Габи потянулась к телефонному аппарату и набрала код Соединенных Штатов, а затем номер Лейна.

— Кенни, — выдохнула она, когда ювелир наконец снял трубку.

— Габриелла! Счастлив вас слышать!

— Я зашла в тупик. У меня ничего не получается. Все эскизы надо отправить в мусорную корзину. Один хуже другого.

— Скажите, Габриелла, нет ли у вас ощущения, что вы ходите по заколдованному кругу, постоянно возвращаясь к тому, с чего начали?

— Именно так.

Кенни Лейн рассмеялся.

— Это бывает, дорогая моя. Боязнь публичного показа. Такое случается даже у самых вдохновенных художников. Они зацикливаются на одном произведении, думают только о том, как будет принята их работа, и в конечном счете перегорают.

— Да… похоже, со мной так и произошло.

— В таком случае устройте перерыв на полтора месяца. Забудьте о нашем графике. Делайте один-два наброска в день и аккуратно складывайте в папку.

— Но как же…

— Ни о чем не задумывайтесь. Просто рисуйте. Через полтора месяца просмотрите все, что накопится, и выберите десять лучших эскизов. Над ними впоследствии и будете работать. К тому времени ваша тревога уляжется, вы почувствуете прилив творческой энергии — я это гарантирую.

— Я сделаю как вы советуете, — согласилась Габриелла. — Никогда бы не подумала, что творческая работа отнимает столько душевных сил. И в такой степени диктуется материальными соображениями.

— Считайте, что вы сделали шаг от сказки к реальности, принцесса, — сказал Кеннет-Джей Лейн. — Добро пожаловать в этот прозаический мир.

Кристина лежала лицом вниз на массажной кушетке, погрузившись в дремотное блаженство. Выписанная из Швейцарии массажистка была мастерицей своего дела.

Перед мысленным взором младшей принцессы проплывали знакомые картины… Вручение «Оскаров»… Блистательное созвездие кинематографистов… Брет Томпсон. Змей-искуситель Брет Томпсон.

Когда сеанс массажа закончился, Кристина подняла голову и увидела французский иллюстрированный журнал, который принесла с собой массажистка.

— Можно взглянуть?.. — как бы невзначай попросила Кристина.

С первой страницы читателям улыбался Жан-Люк, обнимающий двух пышнотелых красоток. Рядом была помещена фотография Кристины, сделанная несколько месяцев назад, когда она танцевала ламбаду в дискотеке «Ипполито». Подпись гласила: «Принцесса К. держит себя в форме, но супруг предпочитает другие формы».

Нахмурившись, Кристина бегло просмотрела статью, в которой рассказывалось о похождениях Жан-Люка с тридцатилетней эстрадной певицей из Франции и с девятнадцатилетней дочерью испанского дворянина. Между строк осторожно сообщалось еще кое-что: муж принцессы якобы проявлял интерес к некоему гонщику по имени Жиль Рок-бар. У Кристины перехватило дыхание, но она дочитала статью до конца.

Этого не может быть. Ведь отец его предупреждал.

В дверь постучали. Массажистка сообщила, что пришла принцесса Габриелла.

— Попросите ее войти, — сказала Кристина.

Она сразу заметила, что сестра чем-то озабочена.

— Кристина, я долго раздумывала, прежде чем заговорить об этом, но больше молчать нельзя.

Кристина жестом отпустила массажистку. Когда они остались наедине, она подняла глаза на сестру:

— Что случилось?

— Надо что-то делать!

— Ты об этом? — Кристина помахала журналом. — Это чушь, Габи. Бульварные сплетни.

— Нет, нет. — Габриелла не сомневалась в своей правоте. — Слишком много народу его видело. По стране ползут отвратительные слухи. Не смотри так на меня, Кристина, я говорю чистую правду. Судя по всему, он действительно состоит в связи с мужчиной.

Кристина почувствовала, что к горлу подступает тошнота. Ей вдруг вспомнилось, как они с сестрой ссорились из-за Фюрнуара.

— Более уместного случая ты, конечно, выбрать не могла, — съязвила она.

Габриелла не сочла нужным отвечать. Она обняла Кристину за плечи:

— Это серьезно. Прости, если я тебя обидела. Но я подумала, что лучше будет тебе услышать это от меня…

— Мне надо побыть одной… Я должна подумать.

— Умоляю тебя, Кристина…

— Я должна подумать!

Когда за Габриеллой закрылась дверь, Кристину бросило в дрожь. Она знала, что совершила ошибку, выйдя замуж за Жан-Люка. У них и раньше было мало общего, но в последнее время он совсем от нее отдалился и жил в праздности, ни в чем себе не отказывая. Жан-Люк не желал слышать о том, чтобы заняться хоть каким-то делом. Он даже перестал интересоваться своими акциями и банковскими счетами, не посещал никаких государственных мероприятий, а вместо этого целыми днями ходил под парусом, загорал, играл в теннис и просаживал колоссальные суммы в казино.

Но связь с мужчиной?

Кристина приняла душ, неторопливо оделась и вышла из массажной, захватив с собой журнал. Пройдя бесконечными коридорами, она наконец очутилась в своих апартаментах. Ей в нос ударил аппетитный запах чеснока и хорошего вина.

— Жан-Люк! — позвала Кристина.

Переступив через порог кухни, она увидела мужа. Совершенно голый, он стоял у плиты и готовил курицу в вине. Кристина остолбенела.

Подняв глаза от кастрюли, Жан-Люк просиял:

— Сегодня я сам накормлю тебя ужином. Мы подкрепимся, а потом я буду тебя любить — долго и нежно. Я покрою поцелуями все твое тело.

У него был такой нелепый вид, что Кристина не удержалась от смеха, однако быстро опомнилась:

— Что ты на это скажешь, Жан-Люк? — спросила она, развернув перед ним журнал.

— Неужели ты читаешь эту гадость? — Он удивленно поднял брови.

— Но здесь… говорится о каком-то мужчине. Можно так понять… что у тебя…

Жан-Люк расхохотался:

— Кристина, золотко, то, что пишут в таких журналах, можно понимать как угодно. Людям же надо как-то зарабатывать на хлеб. Это полная чушь. Мне нужна только ты — моя жена, моя любовь. Моя единственная.

Это была необыкновенная ночь. Кристина так хотела ему верить. Наутро у нее, как уже случалось, повторился приступ тошноты. Она еле добежала до ванной.

Приказав горничной купить в аптеке необходимый набор, Кристина проделала тест на определение беременности. Результат получился отрицательным. Кристина даже побледнела от волнения. Слава Богу, пронесло. У нее всегда были нерегулярные месячные, а в последнее время она переживала из-за кинопроб, из-за клеветы в бульварных журналах. Так или иначе, она не хотела иметь ребенка от Жан-Люка.

Над побережьем Коста-дель-Мар светило ослепительное июльское солнце. Воздух был насыщен ароматом цветов. Журналы мод со всего мира командировали фотографов в Порт-Луи, чтобы получить представление о летних туалетах самых богатых и знатных дам, которые нежились на пляжах и прогуливались по эспланаде.

Запершись в своей просторной, облицованной мрамором ванной, Кристина с ужасом смотрела на пробирку. В этот раз домашний анализ на беременность дал положительный результат.

Как же так? Ведь она всегда была крайне осторожна! Кристина опустилась на стул и долго сидела, опустив голову. Но постепенно ее смятение уступило место гордости. Ее ребенку суждено стать первым внуком князя Генриха.

Что до Жан-Люка — едва ли он превратится в заботливого отца, да от него этого и не требовалось.

— Нет, — говорил Жан-Люк в телефонную трубку, — нет, Жиль, сегодня не получится. Мы с Кристиной вечером улетаем в Париж.

— Я соскучился, — протянул Жиль. — Ты для меня — все… Твоя холодность меня убивает.

— Не преувеличивай. Я вернусь через неделю, не позже.

— Раз так — я тоже полечу в Париж.

— Ни в коем случае! Даже и не думай! — испугался Жан-Люк.

Слух о том, что его жена ждет ребенка, разнесся по стране с молниеносной быстротой. Костанские подданные всегда любили Кристину, а с недавних пор сделали из нее кумира.

Жан-Люк — и тот испытал нечто похожее на гордость. У него, правда, уже было двое сыновей-подростков, которые жили и учились в дорогом швейцарском пансионе, но он не возражал против того, чтобы в третий раз стать отцом. Отцом наследника престола. Вот тогда-то князь — старый брюзга — наверняка подобреет к своему зятю.

— Признавайся, в каком отеле у вас заказан номер? — не отступал Жиль Рокбар. — Сейчас же говори, негодник, или я раскрою всему свету нашу маленькую тайну.

Кристина обожала Париж. Особенно нравилось ей бывать в районе Марэ, где находились ателье Аззедина Алайя, Лолиты Лемпицкой и Поля Ка, самых модных дизайнеров нового поколения. Но в этот раз она собиралась в поездку с особым чувством: ей хотелось купить полное приданое для ребенка.

Жан-Люк отправился выбирать костюмы в магазин фирмы «Шарве», знаменитого парижского дома мужской моды. Лимузин Кристины приближался к Вандомской площади. Тут ей на глаза попался дорогой магазин детской одежды «Анфантэн». В витрине были выставлены длинные кружевные платьица для обряда крещения.

— Остановите здесь, — приказала она шоферу.

Ее прибытие, как всегда, вызвало переполох. Телохранитель зашел первым, чтобы проверить обстановку и оповестить хозяина о прибытии принцессы. Тот выразил неописуемый восторг. Он ни на шаг не отходил от Кристины, стараясь предугадать малейшее ее желание, прекрасно понимая: если она сделает здесь покупки, это послужит магазину отличной рекламой на много лет вперед.

— Ах, ваше высочество, вы оказали нам такую честь. Что я могу для вас сделать?

Ей хотелось поскорее показать покупки Жан-Люку, поэтому она отказалась от мысли объехать еще несколько магазинов.

Быстро вернувшись к себе в отель «Плаза-Атэнэ», Кристина, к своему огорчению, обнаружила записку, в которой муж просил ее отдохнуть после похода по магазинам, а потом заехать за ним в отель «Интер-Континенталь», расположенный неподалеку от Вандомской площади — Кристина только что оттуда приехала. Ей показалось странным, что он назначил встречу не в ресторане или в вестибюле, а в номере 1720. Однако она решила не терять времени.

На широкой двуспальной кровати лежали двое мужчин. Их тела поблескивали от пота после любовных игр, которые длились по меньшей мере два часа. Жан-Люк настоял на использовании презервативов. Он прошел обследование на СПИД, и Жиль клялся, что проделал то же самое, но риск был слишком велик.

— Mon cher, — пошевелился в постелиЖиль. — Я тебя люблю.

— Не выдумывай, — ответил Жан-Люк.

— Нет, это правда. Мне надоели случайные связи — они неизбежно заводят в тупик. Я хочу постоянства. Мне нужно наконец успокоиться — сколько можно рыскать по барам в поисках новых партнеров и что-то из себя изображать.

— Зачем что-то изображать? Природа тебя щедро наделила, — сказал Жан-Люк, сознавая, что ему не раз приходилось говорить то же самое женщинам.

— Значит, не так уж щедро. — Жиль выбрался из постели и босиком пошлепал к бару-холодильнику. — В этой комнате стоит аромат секса, — добавил он, наливая себе и Жан-Люку по стакану воды «перье».

Следя за движениями Жиля, Жан-Люк испытал какую-то смутную тревогу. Он тоже встал и направился в ванную.

— Нет, подожди! — всполошился Жиль. — Я хочу еще. Мне этого мало — мне всегда мало! О, почему мы должны таиться? Почему наши встречи так редки?

— Через час сюда явится Кристина. Надо успеть привести себя в порядок. Да и тебе пора сматываться.

— Она и так все время рядом с тобой. Побудь моим хотя бы оставшийся час. Разве я этого не заслуживаю?

Жиль притянул к себе Жан-Люка и опустился перед ним на колени.

В эту минуту раздался стук в дверь.

— Тебе было сказано повесить табличку «Не беспокоить», — вспылил Жан-Люк.

— Но я… я заказал для нас икру. Это, наверно, официант.

Жиль встал с колен, наспех обмотал вокруг пояса полотенце и подошел к двери.

— Принцесса Кристина! — вырвалось у него.

— Жиль Рокбар? Что вы здесь делаете? — Кристина не скрывала своей неприязни.

— Вот, приехал на недельку в Париж. — Он не потрудился поправить полотенце, которое едва держалось на его тощих бедрах.

Кристина переступила через порог. Ей сразу бросилась в глаза закутанная простынями фигура, скорчившаяся на кровати. Рядом, на ночном столике, валялись рассыпанные презервативы и вибратор в форме фаллоса.

— Жан-Люк, — прошептала Кристина, прислоняясь к стене.

— Все не так, как ты думаешь…

— Не так?

Силы покинули Кристину. Она чувствовала только обжигающую опустошенность. Все, что сказала Габи, оказалось правдой.

Сделав над собой усилие, она выпрямилась и заговорила размеренным, повелительным тоном, которому научилась у князя Генриха.

— Вставай и одевайся, — приказала она. — Ты выйдешь из номера вместе со мной, чтобы обслуживающий персонал ничего не заподозрил.

— Подожди…

— Делай, что тебе говорят.

Жиль Рокбар уставился на них во все глаза.

— Что касается вас, — Кристина стремительно развернулась к гонщику, — если вы посмеете еще хоть раз сунуть нос в Коста-дель-Мар, я прикажу вас немедленно арестовать, а затем депортировать. Наши законы запрещают подобную связь.

— Ох, как страшно, — хохотнул Жиль. — А как вы объясните это своему папеньке? Жан-Люк принадлежит мне, так было раньше и будет всегда. Вы не сможете нам помешать. Это любовь.

— Любовь? Не смешите!

Жан-Люк трясущимися руками пытался завязать галстук, но такая задача сейчас оказалась для него непосильной.

— Дай сюда! — Кристина вырвала у него галстук и засунула в сумочку, потом схватила со спинки стула пиджак и швырнула его в лицо Жан-Люку.

Подойдя вплотную к Жилю, она прошипела:

— Если хоть одна живая душа узнает, что здесь произошло — пеняй на себя.

Она потащила мужа к дверям. У лифтов им навстречу попался официант с тележкой.

— Положи руку мне на талию, — яростным шепотом приказала Кристина Жан-Люку. — Кому сказано?

Внизу ждал «роллс-ройс». Кристине предстояло многое обдумать, но сейчас у нее ни на что не осталось сил. Ей хотелось только вернуться к себе в отель и принять ванну. Ее брак рухнул.

* * *

Газеты и журналы в один голос твердили, что брак Кристины оказался неудачным. Однако вопрос о разводе откладывался до рождения ребенка.

Лежа на теплом пляже в Санта-Монике рядом с Огги Штеклером, Тедди листала английский журнал «Ройял».

Кристина ждет ребенка. А ведь они почти ровесницы…

Волны прибоя с шумом обрушивались на песок, оставляя за собой кружево пены. Загорающие не досаждали Тедди и Огги, уважая их право на уединение. Это был один из тех редких дней, когда у них выдалась возможность просто погреться под ласковым калифорнийским солнцем.

— Я вечно несусь куда-то сломя голову, — вздохнула Тедди. — То один турнир, то другой. Конечно, я сама выбрала для себя такую жизнь, но иногда хочется на минутку остановиться и посмотреть вокруг.

Ей невольно вспомнилось, что в последний раз она смогла выбраться на пляж в Коста-дель-Мар. Там она была с Жаком.

— Тебе известно, что ты — настоящая королева? — негромко сказал Огги, как бы невзначай коснувшись рукой ее обнаженного бедра.

У Тедди екнуло сердце.

— Ты тоже не последнего десятка, — так же тихо ответила она.

— Значит, я тебе нравлюсь?

Тедди рассмеялась:

— Не только мне, но и миллионам юных поклонниц. Будто ты сам не знаешь!

— Болельщики — это необходимая декорация в теннисном спектакле. Тедди, ты видишь, насколько я терпелив. Я долго крепился; все наши встречи проходили только на твоих условиях. Но сколько можно? Я живой человек. Неужели я тебе настолько безразличен?

У Тедди отнялся язык.

— Нет… что ты… я…

Огги истолковал ее замешательство в свою пользу. Он вскочил и начал торопливо запихивать вещи в пляжную сумку.

— Тогда чего мы ждем? Ти, милая, у меня классный номер в отеле «Беверли Хилтон». Я хочу тебя обнять. Я хочу целовать твои изумительные глаза. Жизнь так коротка. Не будем понапрасну терять время.

— Не волнуйся, — шепнул Огги, когда они подходили к лифту.

От него не укрылось, что Тедди охватило беспокойство. По дороге в Беверли-Хиллз они попали в пробку на автостраде, и ее романтический настрой постепенно сошел на нет. Отец предостерегал ее против Огги, а она собралась лечь с ним в постель.

— Легко сказать — не волнуйся. Что подумает мой отец?

— Он подумает: «Наконец-то моя дочка решила позволить себе хоть какое-то удовольствие».

— А вдруг я… — она не знала, как выговорить сакраментальное слово.

— Девочка моя, положись на меня. — Голос Огги звучал уверенно.

Когда они задернули плотные шторы, гостиничный номер погрузился в полумрак. У Огги хватило такта не тащить Тедди сразу в постель. Он крепко обнял ее и прижал к себе. Она почувствовала, как в нем нарастает страсть.

— Ты такая красивая, — шептал он. — Тедди, я схожу с ума, когда вижу тебя на корте. Когда у тебя взлетает край юбки…

Его поцелуи становились все настойчивее.

— Малышка… девочка моя…

Тедди задрожала. Они оба задыхались.

Стянув футболку, Огги уронил ее на пол; следом полетели плавки. Тедди была сражена совершенством его телосложения. Ее взгляд как магнитом притягивали светлые завитки, сбегающие стрелкой от мощного торса к низу плоского живота, словно указывая на призывную настойчивость его желания.

Тедди неловко сбросила шорты. Огги помог ей расстегнуть бикини. Теперь обоим не терпелось поскорее сорвать все покровы.

— О, Боже мой, — простонал Огги, легко поднял Тедди на руки и понес в спальню.

Они лежали в полном изнеможении, не выпуская друг друга из объятий. Тедди положила голову на влажную грудь Огги. Светлые завитки щекотали ей нос. От их тел исходили вибрирующие токи сексуальности, волны чувственной любви. Время потеряло для них счет.

— Ты была великолепна, — сказал Огги, играя длинной прядью ее золотистых волос. — Оказывается, ты настоящая тигрица.

Тедди тихонько засмеялась. Ее тело еще подрагивало после двух острых пиков наслаждения. Она чувствовала себя восхитительно свободной.

— Знаешь, я это делаю всего третий раз в жизни.

Огги вытаращил глаза в шутливой гримасе:

— Никогда бы не подумал!

— Честное слово.

— Кто же были те счастливцы — первый и второй?

Тедди отвернулась в сторону.

— Это был один и тот же человек, и я… не хотела бы о нем вспоминать.

— До меня доходили совершенно невероятные слухи, — признался Огги, — про тебя и принца Жака. Не он ли это был?

— Нет! Конечно, нет!

— Слава Богу. Он тебе не подходит. Еще пару лет покутит в свое удовольствие, а потом будет восседать на троне, как китайский болванчик. И то — если повезет. Говорят, он уже сказал папаше, что в гробу видал этот престол. Старика чуть удар не хватил.

Тедди закрыла глаза. Хоть бы Огги заткнулся.

— Я хочу спать, — пробормотала она.

Смех Огги гулко отдавался у него в груди.

— Это ты хорошо придумала, Медвежонок-Тедди. Давай спать, у меня тоже глаза слипаются. Бог мой, как я тебя люблю. Какое счастье, что я тебя не торопил. Я так боялся тебя потерять.

Сквозь сон она еле разбирала его слова.

Когда Тедди проснулась, в спальне было совсем темно. Откуда-то издалека доносился вой автомобильной сирены и приглушенный гул самолета. Она поежилась от холода. Скомканные простыни давно упали на пол; кожа была липкой от застывшего пота.

Огги Штеклер еще спал. Приподнявшись на локте, Тедди вгляделась в его лицо. Пожалуй, ей еще не доводилось видеть таких правильных черт.

«Бог мой, как я тебя люблю» — так, кажется, он сказал.

Может быть, она ослышалась? Или он говорил одно и то же всем своим любовницам? Тедди закусила губу, не зная, чему верить. Скоро она уедет к себе в Коннектикут. Как узнать, сказал он это всерьез или просто поддался порыву страсти? Если его чувства искренни, он тем или иным способом это докажет.

Она осторожно перевернулась на другой бок, стараясь не разбудить Огги. Ни для кого не секрет, что теннисисты сплошь и рядом заводили романы в своей среде. Но тем, кто относился к этим связям слишком серьезно, оказывалось все труднее сосредоточиться на игре, особенно если любовь давала трещину.

— Ти! — позвал Огги, поднимая голову от подушки. — Как выспалась?

— Нормально, — Тедди почти не различала его лица. — Огги…

— Что?

— Я не хочу, чтобы это было дешевым приключением.

— Дешевым приключением? — Огги рассмеялся. — Ну, ты даешь, Ти! Надо же такое придумать! Я люблю тебя, Тедди, ты мне нужна, и теперь, когда ты стала моей, я от тебя ни за что не отступлюсь.

Огги словно угадал ее мысли — именно это она и хотела услышать. Успокоившись, Тедди выбралась из кровати.

— Я вся липкая. Пойду в душ.

— Погоди, я с тобой, — вскочил Огги.

Стоя под теплыми струями, они опять принялись ласкать друг друга. Тедди охватила неистовая радость. Наверно, она полюбит Огги. Наверно, это и есть ее судьба.

— Не вижу причин для такой непримиримой позиции, — произнес принц Георг, в упор глядя на своего старшего брата, сидевшего за другим концом длинного стола.

Сегодня они обедали вдвоем. В твидовом пиджаке английского покроя, надетом поверх тонкого темно-вишневого джемпера, Георг был удивительно похож на герцога Эдинбургского, мужа королевы Елизаветы П.

— Объединение с Францией сулит большие преимущества, — убеждал он.

— О каких преимуществах может идти речь? Такой умысел равносилен государственной измене! — вскричал князь Генрих.

— У нас появится сильная армия, жизнеспособный флот, — спокойно перечислял Георг. — Мы сможем наконец стабилизировать экономику и перестанем зависеть от прихотей богатых туристов. Впоследствии можно будет поставить вопрос о вступлении в Европейское экономическое сообщество, а также добиться снижения пошлин в торговле с Соединенными Штатами.

— Возможно, — Генрих смотрел на брата ледяным взглядом. — Но мы потеряем свою самобытность. Наши граждане согнутся под бременем налогов, лишатся всех социальных гарантий. Мы будем довеском к чужой стране… Я этого не допущу!

— Я лишь хотел подчеркнуть…

— Кто тебя надоумил?

— Что ты имеешь в виду?

— Коста — небольшая, но богатая страна. Многие желали бы прибрать ее к рукам. Неужели ты способен на предательство, Георг? Неужели твои помыслы направлены на разрушение родной страны? Признайся: ты причастен к гибели Д'Фабрэ?

— Нет! Боже упаси, нет! — замахал руками Георг. — При чем тут гибель Д'Фабрэ? Я просто собирался… объяснить тебе…

— Объяснения излишни. Мы с тобой братья, Георг, но ты весьма далек от чаяний нашего государства. Прошу тебя, оставь свои мнения при себе. В твоих речах я слышу только циничный расчет. Должен сказать, мне это крайне неприятно.

Поднявшись из-за стола, Генрих щелкнул пальцами, чтобы подозвать секретаря.

— У меня совещание.

Георг застыл. Князь Генрих медленно направился к выходу, сопровождаемый прямым, как жердь, секретарем.

В Коста-дель-Мар пришла осень. Волны Атлантики, гонимые колючим, пронизывающим ветром, обрушивались на знаменитые пляжи.

Габриелла отбыла в свою первую рекламную поездку. Ее маршрут пролегал через Нью-Йорк и Палм-Бич. Пресса проявляла огромный интерес к серии ювелирных украшений «Принцесса Габриелла». Все ведущие журналы поместили статьи об этой коллекции; фотографии Габи появились на обложках журналов «Пипл» и «Таун энд кантри».

Кристина мучилась завистью.

Это несправедливо… Почему Габи занимается, чем хочет, и добивается успехов?

В замке без лишнего шума отметили день рождения Кристины: ей исполнился двадцать один год. Приглашенных было совсем немного. Жан-Люку не разрешили показываться перед гостями. Кристина объявила, что он заболел гриппом и не сможет к ним присоединиться.

После того случая в Париже она брезгливо сторонилась мужа. Он клялся, что всегда пользовался презервативом, но Кристина больше ни в чем ему не верила. Он подвергал и ее, и ребенка опасности заражения СПИДом.

Каждую ночь она плакала. Ей некого было винить в своем несчастье. Все отговаривали ее выходить замуж за этого лжеца и развратника, который в довершение всего оказался педерастом. Но ей было ничуть не легче от того, что она сама навлекла на свою голову этот позор.

Подобрав под себя ноги, Кристина сидела в широком кресле, стоявшем в нише у окна спальни. Пол и стены заливал лунный свет. Как и всякая женщина, она мечтала быть счастливой в браке, но теперь у нее не осталось к Жан-Люку никаких чувств, кроме ненависти.

Наутро погода прояснилась. Холодное осеннее солнце осветило мощеные улочки.

— Ты совсем исхудала, — заметил принц Жак, которого Кристина попросила подвезти ее в центр города за покупками.

— Да, я знаю.

— Мне всегда казалось, что женщины «в интересном положении» должны толстеть, а не худеть.

— У меня особая диета, — придумала Кристина.

Она не хотела признаваться, что заметная потеря веса вызвана тяжелыми переживаниями. Да и то сказать: ее брак бесславно распался, а актерская карьера, о которой она мечтала всю жизнь, так и не началась.

— Смотри не переусердствуй, сестричка: нам нужен красивый, здоровый, толстощекий продолжатель рода.

Жак уже опробовал свой новехонький «феррари» с электронным переключением скоростей: он участвовал в двух этапах гонки на трассе в Брэндс-Хетч, в Англии, и занял второе и восьмое места. Неудивительно, что он стал любимцем публики у себя на родине. Внимание общественности привлекла также его акция помощи пострадавшей дочери гонщика, а вслед за тем — деятельность по созданию фонда поддержки детей с умственными и физическими недостатками. Жака нередко видели в клубе «Вэрайети», который служил штаб-квартирой благотворительной организации. Он посещал клиники скорой помощи, не скупясь на пожертвования.

«Доброе сердце принца» — так называлась статья в одной из газет. На фотографии Жак держал на коленях забинтованного ребенка.

— Приехали, — объявил Жак, высаживая Кристину перед салоном модной обуви. — Всегда к вашим услугам, мадам!

От его улыбки веяло такой сердечностью, что Кристина дрогнула. Жак, наверно, поймет… Но она тут же взяла себя в руки. Зачем изливать ему душу? Пусть он лучше думает о своем будущем, а не о ее бедах.

— …а после рекламной паузы мы встретимся с принцессой Габриеллой, которая продемонстрирует свою блистательную коллекцию ювелирных изделий. Оставайтесь с нами. Вы не пожалеете! — говорила популярная телеведущая Опра Уинфри.

Габриелла сидела перед экраном монитора в актерской гостиной. У нее застрял ком в горле. Их с Опрой уже представили друг другу, но ведущая тут же убежала на совещание с продюсером.

Над креслом принцессы учтиво склонился один из директоров студии:

— Принцесса Габриелла, не желаете ли кофе или минеральной воды?

Габриелла отрицательно покачала головой: она боялась испортить грим.

— Осталось уже совсем немного. Помните, пожалуйста, что вам следует смотреть не в камеру, а прямо в лицо ведущей. У нас на Эй-Би-Си царит прекрасная, дружеская атмосфера, мы все здесь — одна большая семья. Вы будете постоянно ощущать нашу поддержку.

Габи снова проглотила слюну.

— Какие вопросы будет задавать Опра?

— О ювелирных изделиях, о вашей жизни. Она обычно импровизирует по ходу передачи, — ответил директор. — Ага, за вами уже пришли. Сейчас вас проводят в павильон.

Невысокая пухленькая девушка провела Габриеллу длинными, холодными коридорами в огромную студию, где стояли кресла для гостьи и ведущей и ряды стульев для зрителей. Ей навстречу бросился молодой звукооператор с миниатюрным микрофоном на длинном шнуре.

— У вас такой глубокий вырез, прямо не знаю, куда крепить микрофон, — растерялся звукооператор. — Не возражаете, если мы его пришпилим на изнанке юбки, у бокового шва?

Дрожащими руками Габи помогла ему справиться с этой деликатной миссией.

— Пора, принцесса Габриелла. Осторожно, не споткнитесь о кабель, — предупредил молодой человек, подводя ее к креслам, где с микрофоном в руке уже поджидала Опра, успевшая переодеться в синий шелковый костюм.

— Тридцать секунд… двадцать… десять…

Вдруг впереди замигала красная лампочка, и Габи поняла, что ее лицо увидели двадцать миллионов телезрителей.

— Если нам когда-нибудь понадобится блеснуть в обществе, — начала Опра, — то мы будем знать, какие ювелирные украшения подойдут для такого случая: те, которые создает для нас принцесса Коста-дель-Мар Габриелла. Сегодня у каждой из нас есть возможность почувствовать себя принцессой.

* * *

Сначала Габриелле предстояло примерить перед камерой каждое из пяти украшений, которые они с Кенни Лейном отобрали для этого показа, и рассказать историю их создания. Каждый раз зрители в студии восторженно ахали.

Продемонстрировав третье по счету изделие — изумительное ожерелье, — Габриелла успокоилась.

Наконец она поудобнее устроилась в кресле и приготовилась отвечать на вопросы ведущей.

— Что вы испытываете, когда создаете эскизы? Вы мысленно примеряете будущие украшения на себя? — спрашивала Опра.

— Обязательно, — убежденно ответила Габи. — Меня с детства привлекали изделия из драгоценных и полудрагоценных камней. Когда я была еще совсем маленькой, мама разрешала мне примерять свои браслеты и бусы.

— Ваша мама, несравненная княгиня Лиссе, уроженка Швеции, была знаменитой кинозвездой, — уточнила Опра. — Скажите, принцесса Габриелла, какое из украшений, доставшихся вам по наследству, для вас особенно дорого? И сразу еще один вопрос: отражают ли ваши эскизы эстетический вкус княгини Лиссе?

Габи улыбнулась:

— Мое любимое украшение — скромная нитка жемчуга. Я получила ее от мамы в день рождения, когда мне исполнилось семь лет. Эта вещица мне бесконечно дорога. Если у меня будет дочь, этот жемчуг точно так же перейдет к ней. Я не случайно включила этот мотив в свою коллекцию. — Ее глаза затуманились. — Что же касается второго вопроса… Мне кажется, все, что я делаю, несет на себе отпечаток ее индивидуальности. Она отличалась не только внешней красотой, но и редкостной добротой и сердечностью. От нее исходил внутренний свет. Я всегда восхищалась ею.

— Она безвременно ушла из жизни, — подхватила Опра. — Ее накрыла лавина, сорвавшаяся с гор… Скажите, это правда, что вы считаете себя виновной в ее гибели? Извините, если вам больно об этом вспоминать, но не могли бы вы рассказать нам, что вы чувствовали в тот трагический день?

Габи импульсивно спрятала лицо в ладони, но тут же опустила руки на колени.

— Я была еще ребенком. Мне трудно было понять, что произошло. Помню только ее отчаянный крик. Снежная глыба обрушилась со страшным грохотом. Меня засыпало снегом — я чуть не задохнулась. Потом меня откопали какие-то люди, я стала звать маму, но ее… — Габи запнулась и несколько секунд сидела молча. — Нет, мне не в чем себя упрекнуть. Что я тогда могла поделать? Мне очень не хватает ее. Я никогда не оправлюсь от этой потери.

У многих зрителей на глазах выступили слезы.

— Теперь вы увековечили ее память в своих прекрасных творениях, — сказала Опра. — Верите ли вы, что сейчас она вас видит?

— Конечно, верю.

— Коллекция принцессы Габриеллы включает поистине королевские украшения.

Опра решила посвятить оставшуюся часть программы самой Габриелле. Она задала осторожный вопрос о личной жизни принцессы.

— У меня есть друзья среди мужчин, но ни один из них не играет особой роли в моей судьбе, — ответила Габи.

— Ваше высочество, вы принадлежите к числу претендентов на костанскую корону. Как вы считаете, настанет ли день, когда вы взойдете на престол? Многие считают вас любимицей князя Генриха. Поскольку принц Жак отказался от управления страной, выбор отца вполне может быть сделан в вашу пользу.

Габриеллу бросило в краску. После недолгого раздумья она произнесла:

— Как бы ни сложились обстоятельства, я буду исполнять свой долг.

— Но каково ваше личное отношение к такой перспективе? — настаивала Опра. — Вам приятно об этом думать? Или у вас по спине бегут мурашки от страха? Я где-то слышала, что существует даже такое мнение: управлять Коста-дель-Мар — все равно что управлять солидной корпорацией.

Габи рассмеялась:

— Поскольку я теперь стала деловой женщиной, меня не должно пугать… — Она не договорила и покачала головой. — Нет, это шутка. Не думаю, что когда-нибудь я стану во главе государства. У меня другие устремления.

— И последний вопрос, принцесса Габриелла. Наши зрители наслышаны, что между вами и принцессой Кристиной существует своего рода соперничество. Как вы относитесь к младшей сестре?

Габи погрузилась в задумчивость. Опра вынуждена была заполнить паузу:

— Тут с ходу не ответишь, правда, друзья?

Зрители понимающе улыбались.

— Мы — родные сестры, но совершенно не похожи друг на друга, — решилась наконец Габи. — Это все, что я могу сказать. Кристина необычайно красива. И притом талантлива. По-моему, ее ждет большое будущее.

— Как и вас, принцесса Габриелла.

Заключительные слова Опры утонули в громе оваций.

Из Чикаго Габриелла полетела в Нью-Йорк для участия в передаче «Доброе утро, Америка», а оттуда — в Лос-Анджелес, где снималось «Тунайт шоу». Она давала интервью и фотографировалась для журналов. Кенни предупредил ее, что этим дело не ограничится. Во многих странах уже открылись ее фирменные ювелирные магазины. Коллекция «Принцесса Габриелла» шла нарасхват. Заказы превышали возможности производства. Кеннету Лейну пришлось значительно расширить штат мастеров-ювелиров.

— Думаю, нас ждут огромные прибыли, — сказал он Габриелле.

Тедди и Огги Штеклер виделись нечасто, но Огги звонил почти каждый день и говорил ей слова, от которых замирало сердце. Тедди прикипела к нему всей душой и уже не мыслила без него своей жизни.

Сентябрь выдался необычно жарким. Открытый чемпионат США «US Open» проходил на кортах Национального теннисного центра во Флашинг-Медоуз, неподалеку от аэропорта «Ла-Гуардиа». Отборочные матчи, четвертьфинальные и полуфинальные встречи — все это растянулось на десять дней. Участники, измотанные жарой, падали с ног от усталости. Между тем страсти накалялись.

Тедди без труда прошла полуфинал. Теперь ее ждала решающая встреча с Рокси Эберхардт. Рокси не простила ей своего поражения в Токио. Она заявила в одном из интервью, что собирается размазать Тедди Уорнер по корту.

— А потом мы отметим мою победу на пару с Огги Штеклером, — объявила она, столкнувшись с Тедди в раздевалке после тренировки.

— Что?

Рокси усмехнулась:

— Что слышала. Я не привыкла останавливаться на полпути.

Тедди вздернула подбородок и, зайдя в душевую кабинку, включила струю на полную мощность, чтобы не слышать язвительных выпадов Рокси.

— Ну и жарища! Как в джунглях Амазонки, — сказал Л. Хьюстон Уорнер, обмахиваясь свежим номером «Уолл-Стрит джорнэл».

Он заехал за дочерью, чтобы отвезти ее пообедать.

— А знаешь, Тедди, тебе это, пожалуй, на руку, — продолжал он. — Рокси излишне возбудима. На такой жаре она может дать слабину.

— Надеюсь, — отозвалась Тедди. — Но все равно, папа, она очень здорово подготовлена.

— Вспомни, Медвежонок, в прошлом году, во время австралийского первенства, стояла такая же адская жара. Рокси превратилась в комок нервов. Она обругала судью на линии, когда тот не засчитал ей мяч. Ее тогда оштрафовали на пять тысяч. Так что от тебя требуется только одно: сохранять самообладание.

Тедди прищурилась:

— Папа, вроде бы я вижу Огги. Не возражаешь, если я на минутку задержусь?

— Ничуть, родная. Жду тебя здесь.

Тедди пробилась сквозь толпу, кишевшую на теннисном стадионе. Сегодня многие пришли посмотреть, как Андре Агасси отрабатывает свою знаменитую пушечную подачу.

Огги тоже стоял у бортика, пристально следя за каждым движением своего будущего соперника.

— Огги! Огги! Мы с отцом едем обедать, но я хотела вначале с тобой поговорить.

— Что я слышу? А меня, значит, по боку? — улыбнулся Огги, не сводя глаз с площадки.

— Папа хочет, чтобы мы с ним сегодня посидели по-домашнему, — смущенно объяснила Тедди. — Послушай, дело вот в чем. Рокси Эберхардт… ну, как бы это сказать… треплет твое имя. Понимаешь?

— Нет, Ти, честно говоря, не понимаю.

— Она болтает, будто ты… вы с ней…

Огги наконец перевел взгляд на Тедди.

— Что ты жмешься? Выкладывай, Ти. Хочешь спросить, было ли у меня что-нибудь с Рокси?

Тедди залилась пунцовым румянцем.

— Нет, ну…

— Допустим, было, но очень давно. Еще в прошлом году, в Австралии. Я изводился от скуки, она тоже, вот мы и подумали: какого черта? Ну, и переспали пару раз. Но это ничего не значит, Тедди, честное слово.

Тедди захлестнула обида. Она не ожидала такого признания.

— Ну вот, мне завтра с ней играть, а я должна думать о всяких гадостях, — в сердцах воскликнула она.

— Почему же «должна»? Не хочешь — не думай.

— Но я так не могу!

— А это уж твои проблемы, — бросил Огги и снова отвернулся.

Тедди застыла на месте. Она торопливо смахнула набежавшие слезы.

— Извини, — сказала она, беря его под руку. — Просто я тебя очень люблю. Не могу спокойно думать про твои прежние похождения.

— Вот и не думай, Тедди, — без тени улыбки ответил Огги. — Милая моя, ты разве не знала, что я за человек? Я ни в чем тебя не обманывал. Действительно, я раньше не пропускал ни одной юбки, но встреча с тобой меня изменила. Я теперь другой. По крайней мере, изо всех сил стараюсь быть другим.

— Как я хочу тебе верить, — шепнула Тедди.

— И правильно, верь мне.

Он притянул ее к себе и поцеловал, не смущаясь присутствием спортсменов и тренеров. Кто-то в толпе присвистнул.

Со вздохом облегчения Тедди положила голову ему на плечо. К ней мало-помалу возвращалась уверенность.

Отец повез ее обедать в «Клуб 21», известнейший ресторан на углу 52-й стрит и Пятой авеню. У них еще оставалось немного времени, и они решили пройтись по ближайшим магазинам. Вдруг Тедди, поежившись, негромко сказала:

— Папа, ты, наверно, подумаешь, что у меня сдают нервы, но я почти уверена, что за нами следят.

Уорнер остановился и посмотрел через плечо:

— Кто? Этот чернявый парень в джинсах?

— Нет, не он. Смотри, вот там, высоченный тип в дорогом костюме.

Они остановились у витрины, в которой, как в зеркале, отражалась улица. Незнакомец, на которого указала Тедди, действительно был высок ростом. Элегантного покроя костюм топорщился на буграх бицепсов. Но человек прошел мимо них и скрылся в магазине, даже не взглянув в их сторону.

— Фу ты, чуть не напугала меня, Медвежонок-Тедди, — улыбнулся Хьюстон. — Нет, похоже, он просто глазеет на витрины, как и мы с тобой. А почему ты заподозрила неладное?

Тедди нахмурилась:

— Сама не знаю. Но от его взгляда мне стало не по себе.

— Может, он не мог от тебя отвести глаз. Ты же у меня красавица.

Тедди пожала плечами. Они вошли в ресторан и вскоре забыли об этом происшествии.

Над их столиком священнодействовали официанты в черных смокингах и крахмальных белых рубашках с черными галстуками-бабочками. Метрдотель Уолтер, знакомый Хьюстона, подошел, чтобы осведомиться, нет ли у них каких-либо пожеланий.

Когда им подали десерт, по залу пронесся оживленный ропот. В ресторан входила пара, сопровождаемая телохранителями в строгих темных костюмах. Женщина, необыкновенно красивая несмотря на заметную беременность, была в элегантном свободном платье. Ее темноволосый спутник мрачно смотрел исподлобья.

— Папа, да ведь это Кристина! Принцесса Кристина! А с ней, похоже, ее муж, Жан-Люк.

Принцесса уселась за столик в нише. Все присутствующие разглядывали ее, стараясь, чтобы их любопытство было не слишком очевидным. Тедди отметила, что принцесса стала еще прекраснее, чем раньше.

Она вспыхнула. У нее остались самые теплые воспоминания о Кристине. Пока она раздумывала, не следует ли ей подойти к столику принцессы и поздороваться, принцесса сама посмотрела в ее сторону и улыбнулась.

Через минуту к Тедди и Хьюстону подошел один из телохранителей и передал им приглашение присоединиться к членам княжеской семьи.

— Мы прилетели в Нью-Йорк за покупками, — сообщила Кристина, когда все расселись.

Жан-Люк почти ничего не говорил и только вежливо кивал. Тедди заметила, что он не в духе.

Кристина как ни в чем не бывало продолжала:

— Отсюда мы отправляемся в Лас-Вегас. Мне давно хотелось посмотреть, что он собой представляет. Конечным пунктом для нас станет Лос-Анджелес — там у меня назначено несколько встреч с агентами и режиссерами. Голливуд — это моя мечта.

Кристина держалась так просто и естественно, словно они виделись только вчера. Тедди поддалась нахлынувшим воспоминаниям о чудесной стране, похожей на сказочное королевство.

— Как поживает Габриелла? Как здоровье князя? Жак, я слышала, стал заправским гонщиком. Когда на свет появится твой малыш?

Смех Кристины звенел, как серебряный колокольчик:

— В марте — если не поторопится.

Потом она рассказала Тедди о последних гонках, состоявшихся в Испании.

— Отец был вне себя.

— Жак… с кем-нибудь встречается? — не подумав, спросила Тедди и тут же пожалела об этом.

Кристина испытующе посмотрела на нее.

— Он встречается с леди Филиппой Готорн. У них… довольно серьезные отношения — во всяком случае, со стороны Жака.

Довольно серьезные отношения? Тедди подумала, что это можно толковать как угодно. Но в любом случае, определенный этап в ее жизни завершился. Даже не этап — эпизод.

Наконец Тедди с отцом извинились и поднялись из-за стола. Завтра ей предстояло играть финальный матч.

— У вас есть билеты на «US Open»? — спросила Тедди прежде чем уйти. — Если нет, я попрошу, чтобы вас встретили и проводили в ложу.

Кристина мельком посмотрела на Жан-Люка, который снова помрачнел — его ничуть не обрадовало неожиданное приглашение.

— К сожалению, у Жан-Люка назначены деловые встречи в Лас-Вегасе, — извиняющимся тоном сказала принцесса. — Но мы непременно будем смотреть трансляцию финала, Тедди. Я буду молиться, чтобы ты переиграла эту злющую Рокси Эберхардт. И еще, Тедди… — Кристина понизила голос, и ее глаза увлажнились, — позвони мне, когда освободишься. Я… по тебе скучаю. Мы вернемся в Косту через неделю, а то и раньше. Непременно позвони!

Тренировка началась в шесть тридцать, но влажная жара даже в такой ранний час давала себя знать.

К полудню Тедди уже сидела у бортика, наблюдая за финальной встречей Огги Штеклера и Андре Агасси. Огги безнадежно проигрывал. По его лицу ручьями струился пот, тенниска промокла насквозь. Когда мяч после его удара ушел за боковую линию и трибуны зааплодировали, лицо Огги исказилось злобой.

После матча Тедди зашла его поддержать. Огги пребывал в крайнем раздражении, он едва посмотрел в ее сторону.

— Я страшно бешусь, когда проигрываю, — буркнул он, отстраняясь.

— Понимаю, но это тоже своего рода опыт. Надо проанализировать игру и впредь не допускать…

— Ради Бога, избавь меня от нотаций. Что за привычка вещать прописные истины? Оставь меня в покое.

Тедди сразу ушла. Огги даже не пожелал ей удачи, хотя до финальной встречи в женском разряде оставалось всего полчаса.

Тедди была предельно сосредоточена. Мягко пружиня коленями, она готовилась к приему подачи. Во время игры для нее не существовало ни рева трибун, ни рокота громкоговорителей.

Физически крепкая, Рокси Эберхардт исповедовала агрессивную, жесткую, почти маниакальную манеру игры.

Но Тедди не зря прозвали «Терминатором». Она двигалась точно и размеренно, словно теннисная машина, ей нужен был только импульс энергии… для очередного удара… и еще один…

В следующее мгновение со стороны Рокси последовал мощный проникающий форхэнд. Пытаясь догнать мяч, Тедди наступила на какой-то скользкий камешек.

Правую лодыжку пронзила нестерпимая боль, словно сотня ножей впилась в ногу до самого колена.

Нет, только не это! — пронеслось в голове у Тедди.

— Тедди, деточка моя, все будет хорошо, — говорил Хьюстон Уорнер охрипшим от волнения голосом.

Он стоял рядом с хирургом-травматологом, который дежурил на стадионе во время всех матчей «US Open».

Тедди открыла глаза. Она лежала на жестком грунтовом корте. Вокруг толпились члены оргкомитета, служащие стадиона и вездесущие фотографы. Словно откуда-то издалека до нее донесся ропот трибун. Сейчас уже все поняли, что одна из сильнейших теннисисток мира получила серьезную травму.

— Папа… Сама не знаю, как это произошло. Я бежала, а потом раз — и все.

— Я с тобой, родная.

Тедди искала глазами Огги, задыхаясь от боли.

Надо же такому случиться — перелом лодыжки!

— Сейчас приложим лед, сразу станет полегче, — говорила ей на ухо медсестра.

— У меня… тяжелый перелом?

— Это покажет рентген, миленькая. Теперь наложим шину и поедем в больницу. Все будет хорошо.

Тедди бессильно уронила голову на горячий грунт. Она твердо решила не давать воли слезам. Огги, где же ты? — в отчаянии думала она. Ей хотелось, чтобы он оказался рядом, взял ее за руку, ободрил и сказал, что через пару месяцев она снова выйдет на корт.

Огги протиснулся сквозь людское кольцо в тот момент, когда медики уже укладывали Тедди на носилки.

— Боже мой, Тедди, какой ужас. — Огги обнял ее за плечи.

— Огги…

Но его уже оттеснили в сторону. Санитары понесли Тедди к машине «скорой помощи».

Сидя на операционном столе, Тедди смотрела, как хирург слой за слоем накладывает марлю на легкий пластиковый гипс, сковавший ее ногу от колена до кончиков пальцев.

— Скажите, доктор, когда я смогу участвовать в соревнованиях? — спросила она, зажмурив глаза от боли.

— Трудно давать прогнозы. Все зависит от индивидуальных особенностей организма. Вам нужно будет оберегать свою ножку, как малое дитя. Не забывайте, что у вас еще и разрыв связок. Недели две походите на костылях. Когда мы снимем гипс, первое время придется передвигаться с палочкой. Отек, причем сильный, продержится несколько месяцев.

— Вы хотите сказать… несколько недель в гипсе, а потом еще несколько месяцев?

— Если речь идет о профессиональном теннисе, то, возможно, и дольше. Чтобы поддерживать форму, можно будет смотреть видеозаписи своих матчей.

Тедди даже не обратила внимания на абсурдность такого предложения. Она легла на спину, не веря своим ушам. Остаться за бортом чуть ли не на полгода?

Ее пересадили на кресло-каталку и вывезли из операционной в главный вестибюль. Ей навстречу заспешила санитарка с огромным букетом белых роз в нарядной зеленой упаковке.

Тедди приняла из ее рук цветы и безучастно посмотрела на приложенную карточку, содержащую всего два слова: «Люблю. Огги».

Огги не поехал с ней в больницу, но Тедди его не винила: она знала, что он заранее назначил пресс-конференцию для американских и зарубежных журналистов.

— Родная моя, не вешай голову, — говорил отец, толкая кресло-каталку к машине. — Мы это преодолеем. Как только снимут гипс, я приглашу лучших физиотерапевтов и специалистов по восстановительной гимнастике. Возьмем видео…

— И ты туда же: видео… — вздохнула Тедди.

Розы, которые прислал Огги, наполняли салон машины дурманящим ароматом.

— Послушай меня, дочка, — продолжал Хьюстон. — Мы с тобой скажем кухарке, чтобы она готовила нам все самое вкусное. А там, глядишь, можно будет отправиться в ресторан. Кстати, позвони Джамайке. Она несколько раз звонила из колледжа, все не могла тебя застать. Я завтра же установлю в доме тренажеры для рук и плечевого пояса, чтобы ты не теряла времени.

— Это то, что нужно, — вяло сказала Тедди.

Отец неловко пытался отвлечь ее от мрачных мыслей:

— У меня есть на примете несколько отличных молодых людей, которых…

— Папа! Сколько можно?!

Они ехали в сторону Коннектикута мимо прекрасных парков, высоких деревьев и аккуратно подстриженных живых изгородей. Бывшие деревушки Новой Англии давно стали престижными пригородами.

При въезде в Уэстпорт у Тедди брызнули слезы.

Меньше всего ей хотелось оказаться дома.

Отец сделал несколько телефонных звонков, чтобы отменить все ее матчи, назначенные на ближайшие четыре месяца.

Посыльные день и ночь доставляли цветы и телеграммы. Дважды звонила принцесса Кристина. Габи прислала изумительную коралловую подвеску с аметистами из своей новой коллекции. Огги не скупился на цветы: от него ежедневно приходил свежий букет.

Но Тедди это не радовало. Она хотела, чтобы Огги навестил ее сам, а не отделывался розами.

Правда, он звонил ей каждый день, переезжая из города в город: рассказывал о турнирах, в которых принимал участие, подробно описывал все свои матчи, перемывал косточки игрокам, передавал последние слухи об амурных похождениях общих знакомых.

— Тебе нужно быть спортивным обозревателем, — полушутя посоветовала ему Тедди.

Иногда ей казалось, что она стала чужой в мире тенниса.

— Ну уж нет, Ти, играть гораздо интереснее. Ох, извини, бэби, я ляпнул, не подумав.

Тедди пожаловалась ему на неудобства, связанные с гипсом. Особенно тяжело было принимать душ — приходилось натягивать на ногу пластиковый пакет.

— Ох, — вырвалось у Огги, — прошу тебя… не могу даже думать об этом. Давай переменим тему, не возражаешь? Угадай, что я тебе скажу. На следующей неделе я снова буду в Нью-Йорке — у меня съемки на телевидении. А потом — ура, ура! — пять дней свободных.

— Неужели? — Тедди несказанно обрадовалась.

— Это было не так-то просто устроить. Пришлось основательно перекроить график. Мой агент чуть с ума не сошел от злости. Но я непременно должен к тебе приехать, Тедди. Страшно подумать, как давно мы не виделись.

Крупное рекламное агентство «Дж. Уолтер Тапмен» устраивало прием в честь принцессы Габриеллы в ресторане «Лютеция». В отдельном зале собрались те, кто уже пользовался услугами этой фирмы, а также ее потенциальные клиенты. Руководители телеканала «Эй-Би-Си» надеялись уговорить Габи провести персональное ток-шоу в лучшее эфирное время.

Она беседовала с Дэном Берком, бывшим директором телепрограммы «Кэпитал ситиз», когда случайно заметила высокого, загорелого мужчину лет тридцати пяти, входящего в зал. Почему-то у Габриеллы перехватило дыхание при виде обветренного лица и решительного подбородка с ямкой посередине. Безукоризненного покроя серый костюм как нельзя лучше подходил к его фигуре. На ногах у него, как ни странно, были ковбойские сапоги из коричневой змеиной кожи.

— Кто это? — не удержавшись, спросила Габи своего собеседника.

— Клиффорд Фергюсон, владелец сети универмагов «Фергюсон». Его фирма базируется в Далласе, но открывает магазины по всей Америке.

Это имя было ей хорошо знакомо. Габи помнила, как ликовал Кеннет Лейн, получив сообщение о том, что от дирекции этой фирмы поступил солидный заказ на украшения серии «Принцесса Габриелла».

Техасец направился прямо к ним. Дэн Берк представил его Габриелле.

— Принцесса Габриелла, ваши украшения великолепны. Я приобрел несколько штук для своих близких, — сообщил он, осторожно пожимая ей руку.

— Приятно слышать, — сказала она, умело маскируя свое разочарование.

Значит, он женат.

— Решил побаловать дочку, Ребекку. Ей только что стукнуло тринадцать, моей Бекки. Ее мать скончалась два года назад. Сами понимаете, как это подействовало на девочку. Она у меня очень славная.

У Габи отлегло от сердца.

— Интересно, что вы для нее выбрали?

— Жемчужные бусы. Дорогие камни ей еще рановато носить, как по-вашему? — Он посмотрел Габриелле прямо в глаза. — Ребекка у меня фигуристка, выступает в одиночном разряде. Надеется принять участие в Олимпийских играх 1992 года. Я ей вчера звонил и, по чести говоря, признался, что собираюсь на этот прием. Она спит и видит получить ваш автограф. Сделайте одолжение, порадуйте ее.

Габриелла была заинтригована подкупающей безыскусностью его манер.

— Я бы с удовольствием, только мне не на чем писать.

Фергюсон просиял:

— А я подготовился!

Он вытащил из кармана пиджака кусочек картона размером с визитную карточку и протянул Габриелле вместе с золотой ручкой.

«Дорогая Ребекка, желаю больших успехов во всех твоих начинаниях. Принцесса Габриелла Беллини», — написала она после короткого раздумья.

— Вот спасибо, — улыбнулся Фергюсон, бережно опуская автограф в карман. — Она будет прыгать до небес, поверьте, Габриелла. Ох, извините, мне, наверно, не пристало вас так называть. У нас, американцев, язык не поворачивается сказать «ваше высочество».

— Нет-нет, вы вполне можете звать меня по имени.

— Габриелла, не согласитесь ли вы пообедать со мной завтра, если, конечно, позволит ваше расписание? И если не сочтете это нахальством с моей стороны. Но ведь у англичан даже есть пословица: и кошке дозволено смотреть на королеву. Может,не буквально так, но вроде этого.

Габи посмеялась:

— Я бы с радостью приняла ваше приглашение, но мне придется согласовать кое-какие детали с секретарем и охраной. У меня запланирована поездка в Сан-Франциско для встреч с оптовыми покупателями…

Фергюсон поднял бровь:

— Вот и отлично — я вас доставлю туда на своем самолете. А лучшей охраны, чем мой Джесси — его полное имя Джесси Джеймс, — вам не сыскать.

— Кто такой Джесси Джеймс?

— Здоровенный зверь, немецкая овчарка. Мы его назвали в честь легендарного ковбоя Джесси Джеймса, был такой герой-разбойник на Диком Западе. Расскажу вам о нем завтра за обедом, если ваша охрана найдет общий язык с моей, — широко улыбаясь, закончил он.

Во время перелета Фергюсон вместе с секретаршей сидел в бортовом офисе за факсом, а Габи листала свой альбом и делала наброски. Она ежеминутно ощущала присутствие Клиффа. К ее крайнему изумлению, он действительно привел с собой Джесси, мощного пса с царственным экстерьером. Пока они обедали, Джесси был оставлен на попечение сопровождающего.

В Сан-Франциско Габи провела намеченную встречу, после чего Фергюсон повез ее обедать в «Ла-Фоли». Голубой потолок был расписан белыми облачками; двойные ряды окон скрывались за ярко-желтыми занавесками с изображениями обезьян и попугаев.

— Называйте меня Клифф, — попросил он, когда им подали равиоли с мидиями. — Все меня так зовут. А некоторые даже говорят мне «Ферги», но я этого не поощряю. Пусть уж это прозвище останется за герцогиней Йоркской. — Он улыбнулся с хитрецой. — Я все удивляюсь, почему ваше присутствие не нагоняет на меня страх?

Габриеллу рассмешил этот вопрос.

— По-моему, я вообще не способна нагонять страх.

— Еще как способны! Видели бы вы, какими глазами на вас глядели вчера на приеме! У нас, американцев, нет привычки общаться с особами королевской крови: одни начинают перед ними пресмыкаться, другие шарахаются.

— К какой же группе вы относите себя?

Фергюсон негромко посмеялся, а потом ответил:

— Я — где-то посрединке. Но меня околдовало ваше лицо, Габриелла. У вас прекрасные глаза, как у газели, вы излучаете мягкость и доверчивость. Честное слово… вы — сама чистота и женственность.

Габриелла опустила глаза. У нее застучало сердце. Mon Dieu… Этот человек увидел в ней женщину. Он тоже привлекал ее своей теплотой, открытостью и добродушием. Но она не могла дать волю своим чувствам: он живет за океаном, он являет собой воплощенный образ техасца. Даже сегодня у него под костюмом вместо галстука был шейный платок, а ногах — ковбойские сапоги, но уже другая пара. Видимо, он сделал такой стиль своей униформой, подумала Габи; помимо всего прочего, у него тринадцатилетняя дочь и он явно не католик.

— Где находится ваше ранчо — недалеко от Далласа? — спросила она, чтобы разрядить обстановку.

— От Далласа будет добрых сто миль. Но у нас в Техасе это считается «недалеко». Места потрясающие. Мой прадед основал там ферму; сейчас у нас десять тысяч голов скота и пятьдесят тысяч акров земли. Прадедушка в молодости был парень не промах: он наскреб денег всего на сорок акров, но зато выбрал самый лучший участок в Южном Техасе, неподалеку от мексиканской границы. Наверно, он стал первым в истории еврейским ковбоем. — Фергюсон задумчиво улыбнулся. — Его фамилия была Фейерштейн, но мой дед Давид счел, что дела удобнее вести под именем Дэвид Фергюсон. В свободный час я и сам сажусь в седло. Еще не разучился брать препятствия и бросать лассо. Но в последние годы становится все труднее выкроить время. Универмаги «Фергюсон» требуют неусыпного внимания. Недавно мы открыли филиалы в Лондоне, Токио и Париже; ведем также переговоры в Москве и других городах.

Они еще некоторое время разговаривали о бизнесе. Габи поразило такое сочетание: техасский еврей, он же ковбой, он же владелец дорогих универмагов, славящихся во всем мире. Она увлеклась… даже слишком. Однако все было не так просто: Фергюсон, скорее всего, и слышать не захочет о том, чтобы переселиться в Коста-дель-Мар, а она не приживется в Техасе.

Господи, что за мысли?

Официант принес телефонный аппарат на серебряном подносе, и Фергюсон, извинившись, снял трубку.

— Прошу меня простить, срочное дело, — еще раз извинился он, закончив разговор. — Мне очень не хочется прерывать этот вечер, но, к сожалению, придется лететь в Нью-Йорк. Вы не рассердитесь, если мы вернемся раньше срока? Хотел сегодня показать вам вечерний Сан-Франциско, но уже не успеваю.

Габриелла кивнула, сожалея, что этот день так быстро подошел к концу.

Сидя в просторной гостиной, Тедди услышала за окном скрип гравия под колесами автомобиля.

— Это Огги! — воскликнула она. — Минута в минуту!

Хьюстон Уорнер, читавший «Уолл-Стрит джорнэл», не разделял ее энтузиазма.

— Медвежонок-Тедди, не строй напрасных иллюзий. Он занятой человек. К тому же среди теннисистов, как тебе известно, бытует специфическое отношение к тем, кто получил травму. Считается, что общаться с травмированным — плохая примета. Спортсмены вообще суеверный народ.

Но Тедди его не слушала. То припадая на одну ногу, то подпрыгивая, она уже спешила к дверям. Она остановилась перед антикварным зеркалом в массивной золоченой раме, которое принадлежало ее матери.

— Как я выгляжу, папа? Эта прическа…

Тедди недавно сделала химическую завивку, и теперь ее золотистые волосы кудрями рассыпались по плечам. Лицо стало меньше, а голубые глаза казались огромными. Она решила, что перед игрой будет стягивать на затылке пучок или заплетать косу, но сейчас ей хотелось выглядеть как можно привлекательнее.

— Ему понравится, дочка, — отозвался Уорнер. — Пусть только попробует критиковать — мы его спустим с крыльца. А можно и не дожидаться…

— Папа, прекрати!

Тедди распахнула дверь.

— Огги! — в восторге закричала она.

Его выгоревшие до белизны волосы были коротко подстрижены по последней моде. Он показался ей совершенно неотразимым.

— Бэби, бэби, бэби, — приговаривал Огги, протягивая к ней руки.

Тедди положила голову ему на грудь.

— Огги, — шептала она.

У нее защипало глаза. Она смеялась и плакала.

— Эй, пригласит меня кто-нибудь войти или нет?

— Ох, я забыла обо всем на свете. Заходи, пожалуйста. Отец нас сегодня повезет ужинать в таверну «Три медведя» — это чудесное старинное местечко, а завтра поедем кататься на машине. Здесь осенью все полыхает, ты увидишь…

— Трещотка! — Огги приложил ей к губам указательный палец. — Не все сразу. Сначала иди сюда. Я должен тебя как следует поцеловать.

Он, бесспорно, знал, как это делается. Тедди прильнула к нему всем телом. Три недели, что они не виделись, показались ей вечностью.

— Тедди! — раздался с верхней площадки голос Хьюстона. — Кто там — Огги?

Ее насмешила неловкая попытка отца изобразить деликатность.

— Ну конечно, папа, кто же еще! Сейчас мы поднимемся. Он приехал на целых пять дней!

Таверна «Три медведя» стояла в лесу полтора века. Это действительно была настоящая таверна, какие строились в Новой Англии — с низкими потолками и открытым камином, в котором потрескивали яблоневые поленья. Все столики были заняты состоятельными жителями близлежащих городков — Уилтона, Дэриена и Уэстпорта.

— Обожаю это место, — вздохнула Тедди. — Когда мама была жива, мы сюда частенько наведывались. И название такое уютное, как сказка.

Огги и Хьюстон обсудили биржевые новости. Огги сообщил, что сам контролирует свои капиталовложения и собирается приобрести в собственность многоквартирный дом в Уэстпорте. Это было одной из причин его приезда в Коннектикут.

— Так что завтра мне надо будет кое с кем встретиться, — извиняющимся тоном сказал он Тедди. — Сама понимаешь… Может быть, вы оба составите мне компанию? Посоветуете что-нибудь дельное.

— Обязательно, — ухватилась за его предложение Тедди, ничем не выдав своего огорчения.

Она рассчитывала, что утром они с Огги подольше поваляются в постели, а потом поедут кататься по окрестным деревушкам с игрушечными старыми церквами и аккуратными домиками.

Огги накрыл ладонью ее руку.

— Ти, милая, деловые встречи пройдут днем, а вечером мы будем вместе.

Когда они шли к машине, Тедди поскользнулась на мокрой опавшей листве. Загипсованная нога неловко поехала вперед. Тедди попыталась было опереться на руку Огги, но тот шагал немного впереди, и ее пальцы лишь царапнули по его рукаву. Она неуклюже замахала руками и со всего размаху шлепнулась на тротуар.

— Ти! Тедди! — одновременно закричали Огги и Хьюстон, бросаясь ее поднимать.

— Все в порядке, — сквозь слезы пробормотала Тедди. — Чертов гипс!

— Бери вот так, осторожно, не спеши, — командовал Уорнер.

Мужчины поставили ее на ноги. Глядя на Огги, Тедди заметила, что он поджал губы. Пока они не сели в машину, он старался держаться от нее на расстоянии.

— Хочу показать тебе наши семейные фотографии, — сказала Тедди, ведя Огги в верхнюю гостиную, где по стенам было развешено более ста пятидесяти черно-белых любительских снимков.

Начало этой традиции положила ее мать, когда Тедди была еще совсем маленькой. Потом свой вклад внес и Уорнер. В этих фотографиях отразился весь жизненный путь Тедди, от серьезной девочки с двумя толстыми косичками, сжимающей свою первую ракетку, до чемпионки «Australian Open» и Уимблдона.

— Классные снимки, — похвалил Огги, а потом перевел взгляд на Тедди. — Послушай, Ти…

— Что?

— Нет, ничего, — осекся он. — Знаешь, твоя сломанная лодыжка прямо меня преследует. Я суеверный идиот. Но я тебя люблю, Тедди. Не представляю свою жизнь без тебя.

Три дня Тедди прожила как в раю. Огги возил ее кататься на машине и даже побеседовал с ее врачом-физиотерапевтом, чтобы поделиться своими соображениями о том, как можно поскорее вернуть ей спортивную форму. Но на утро четвертого дня Огги вдруг объявил, что должен уезжать. Он сказал, что агент срочно вызывает его в Нью-Йорк.

— У меня для тебя есть маленький подарок, — прошептал Огги, когда они обнялись в холле, где уже были составлены его чемоданы.

Он открыл свой кейс и достал небольшую коробочку в фирменной обертке ювелирного магазина.

У Тедди замерло сердце.

— Может, посмотришь? Я долго выбирал. Надеюсь, тебе понравится.

Дрожащими руками она сняла бумагу и открыла крышку футляра. На синем бархате лежала миниатюрная золотая ракетка с ее инициалами. Тедди не поверила своим глазам. Ее бросило в жар. Она ожидала увидеть кольцо… а оказалось, что это всего-навсего теннисная ракетка. Зато золотая, — сказала она себе в утешение, едва сдерживая слезы.

— Это подвеска, ее можно носить на цепочке. — Огги бережно вынул украшение из футляра. — Подарок в преддверии помолвки. На счастье, Ти. Не обижайся, что я пока не дарю тебе кольцо. У меня уже был печальный опыт, и мне нужно время, чтобы решиться на вторую попытку.

Тедди приняла из его рук крошечную золотую вещицу.

— Чудесный подарок, — сказала она. — У меня никогда не было такого талисмана.

Огги снова сжал ее в объятиях.

— Ты, наверно, заслуживаешь более достойной партии, чем я, да и отец твой от меня не в восторге, но я тебя люблю, Тедди, ты мне нужна, а главное, — засмеялся он, — желаю тебе поскорее выйти на корт. Новый талисман тебе поможет. Передай своей докторше: если она будет валять дурака — ей придется иметь дело со мной.

— Так и передам.

— Вот и хорошо. Поправляйся, Тедди.

Она стояла на лужайке, пока машина Огги не скрылась за углом. И смех, и грех… «Подарок в преддверии помолвки». Золотая ракетка. Ни дать ни взять — эмблема спортивного клуба.

— До свидания, мистер Уорнер, — сказала Кэтрин, старший референт Хьюстона Уорнера.

После обычного для Уорнера и его служащих тринадцатичасового рабочего дня она едва держалась на ногах.

— Всего доброго, Кэтрин, — отозвался он.

Как только она вышла из приемной, Хьюстон поспешил к двери и защелкнул замок, а потом ослабил галстук. Вернувшись к себе в кабинет, он растянулся на кожаном диване и только сейчас почувствовал страшную усталость. У него ломило спину.

Его взгляд скользнул по стене, где висели фотографии Тедди и его самого в расцвете спортивной карьеры.

Тедди. Красивая, белокурая. Прирожденная теннисистка.

Уорнер нахмурился. Ему не давало покоя увлечение дочери. Что она нашла в этом Огги Штеклере? Скандалист, самовлюбленный тип. Подумать только: удосужился ее проведать! Он только выбьет ее из равновесия, сломает ее блестящую спортивную карьеру.

Оставалось лишь надеяться, что его место в сердце Тедди со временем займет кто-нибудь другой. Хьюстону вспомнился недавний разговор с дочерью:

— Папа, — сказала она, впиваясь глазами в спортивный раздел «Нью-Йорк таймс», — ты читал, что принц Жак выступает в «Формуле-1»? Он круче покойного Айртона Сенны, просто у него еще не было шанса это доказать.

Он усмехнулся:

— С каких это пор тебя стали интересовать гонки, Тедди? Я думал, ты читаешь только теннисные страницы.

— Ну, просто… Да что ты, папа, в конце-то концов: я лично знакома с Жаком, мне интересно, чем он занимается…

У нее дрогнул голос. Зная все оттенки настроения дочери, Хьюстон Уорнер похолодел.

— Тедди, — спросил он, — ты часом не влюбилась в этого принца?

— Вот еще! Конечно нет! — слишком бурно запротестовала она.

— Ну и ладно, — быстро сказал Уорнер. — Влюбляться — только время терять. Свою энергию надо беречь для спорта. Будь осмотрительна, Тедди. Не отвлекайся на глупости. У тебя уже есть один друг — Огги, а больше и не нужно. Всему свое время — будет у тебя и муж, и ребенок. Но надеюсь, не раньше чем лет через десять. С одной стороны, ты еще будешь молода, а с другой…

— Папа! — не на шутку рассердилась Тедди. — Ты, как я посмотрю, распланировал всю мою жизнь!

Уорнер смутился и тут же пошел на попятный:

— Ты уж извини меня, Медвежонок-Тедди, вечно я тебя опекаю. Никак не отделаться от застарелой привычки.

Тедди насупилась.

— Так и быть, прощаю, — буркнула она.

— Слава Богу, — вздохнул Хьюстон.

Теперь, прокручивая в голове тот разговор, он понял: Тедди действительно небезразличен молодой принц, что бы она ни говорила. От этого Уорнер только укрепился во мнении, что с этими костанскими правителями нужно держать ухо востро. Он даже порадовался, что от его давнего увлечения сейчас может быть какой-то прок.

Поднявшись с дивана, Уорнер подошел к картотечному шкафу и вытащил из нижнего ящика увесистую папку. Положив ее на стол, он принялся перелистывать страницу за страницей, освежая в памяти сообщения, которые присылал ему Макс Бергсон, а потом — сменивший его репортер «Пари-матч».

«Князь Генрих, просвещенный деспот, управляет своей страной в шорах», — говорилось в одном из ранних донесений Бергсона. — «На стареющего монарха, здоровье которого, если верить слухам, заметно пошатнулось, со всех сторон сыплются неприятности. Неустойчивое финансовое положение. Нашествие иностранных инвесторов (не всегда кристально честных). Оппозиционное движение за присоединение княжества к Франции. В стране усиленно циркулируют слухи — пока ничем не подтвержденные, — будто брат князя, принц Георг, плетет сети заговора».

Далее следовали рассуждения по поводу связей Георга с греческим магнатом-судовладельцем Никосом Скуросом, который использовал свое влияние с маккиавеллиевской хитростью.

Прежде чем перевернуть страницу, Уорнер, нахмурившись, еще раз пробежал глазами последний абзац, а потом пошел дальше:

«У Георга отнюдь не безупречное прошлое, однако на протяжении многих лет княжескому семейству удавалось скрывать это от общественности. В школьные годы он оказался причастным к гибели одноклассника, который на пари решил пройтись по капоту движущегося автомобиля. Поговаривали, что зачинщиком этой затеи выступил не кто иной, как Георг, но скандал удалось замять».

Хьюстон отодвинул папку в сторону. Он узнал даже больше, чем следовало. В последнее время ему стало казаться, что тот человек, которого Тедди заметила у входа в «Клуб 21», действительно следил за ними.

Но такого не может быть, убеждал он себя. Что за навязчивая идея? Просто он как глава крупной корпорации стал слишком подозрительным — это бывает.

ВЕСНА 1990

Прошло шесть месяцев. Тедди Уорнер вернулась в профессиональный теннис и выиграла показательный матч в Новом Орлеане. Журнал «Пипл» опубликовал ее фотографию в прыжке, с занесенной для смэша ракеткой, в короткой юбке, приоткрывающей плотные белые трусы с кружевной отделкой, которые стали ее фирменным знаком.

Кристина с завистью изучала эту фотографию, сложив руки на огромном животе.

Отшвырнув журнал в сторону, она тяжело поднялась со стула, подошла к кровати и опустилась на расшитое покрывало. По ее щекам текли слезы. Вот уже несколько месяцев ее изводили приступы тошноты; она не могла есть ничего, кроме сухих галет и фруктов.

Кристина снова и снова размышляла о своем положении. Жизнь расставила ей ловушку. Беременность. Тошнота. Существование в замкнутом пространстве. Она побледнела и осунулась, и только живот становился все больше. Даже если бы отец разрешил ей сниматься в кино — что толку: кому она теперь нужна? Но самое отвратительное — она замужем за Жан-Люком; до рождения ребенка нечего и думать от него отделаться.

Габриелла свободна как птица: разъезжает по Америке, рекламирует свои украшения, причем с ведома отца. Где же справедливость? Неужели продавать побрякушки — более достойное занятие, чем профессия манекенщицы или актрисы?

Подойдя к стеллажам, Кристина остановила взгляд на книгах о Голливуде. Штук пять-шесть из них были посвящены ее матери, княгине Лиссе. Одна так и называлась: «Княгиня Лиссе: сказка, ставшая былью». Кристина сняла ее с полки. С обложки смотрело фото ее матери в бриллиантовой диадеме.

Отец, вспомнилось Кристине, уже будучи женатым на маме, разрешил ей сняться в двух фильмах. Перелистывая страницы, Кристина спрашивала себя, каким образом матери удалось добиться своего.

«…князь Генрих, супруг Лиссе, выглядел как Наполеон, встретивший свое Ватерлоо, когда она улетела в Нью-Йорк и подписала контракт на участие в фильме Фрэнка Капры, в котором вместе с ней снимались…»

Кристина с улыбкой закрыла книгу.

— Спасибо за подсказку, мама, — прошептала она.

— Странно, что тебе позволено ездить куда попало, а мне не разрешается даже сняться для журнальной обложки — видите ли, принцессе это не к лицу, — язвительно заметила Кристина, не в силах больше сдерживать свою досаду. — Но ты выступала в программе Опры Уинфри, куда получают приглашение весьма сомнительные личности: транссексуалы, мужчины, которые избивают своих жен, женщины, которые заводят романы на стороне.

— В день моего выступления других приглашенных в студии не было. И вообще, чем бы я ни занималась, я в первую очередь представляю Коста-дель-Мар. — Габи была уверена в своей правоте. — Я создаю рекламу не только своим украшениям, но и нашей стране. По сути дела…

Кристина рассмеялась холодным смехом:

— Это мечта всей твоей жизни, не правда ли — представлять нашу страну? — Она вспыхнула румянцем. — Твои намерения шиты белыми нитками.

— О чем ты?

— Да о том, что ты хочешь занять престол, обойдя Жака. Вот ты и стараешься склонить на свою сторону общественное мнение. Какая низость!

Эти обвинения больно задели Габриеллу:

— Ничего подобного! У меня и в мыслях такого не было.

— Как же! Ты ведь прекрасно знаешь, что Жак объявил отцу о своем отказе.

— Кристина, прошу тебя, перестань. Я знаю, отец поступил с тобой не вполне справедливо…

— «Не вполне справедливо»! Да я просто на стенку лезу. У меня больше нет сил сидеть в Коста-дель-Мар, как в тюрьме, и делать то, что он прикажет. Я сама себе противна: уродливая, с огромным животом. Как только родится ребенок — улечу в Голливуд.

— Что ты надумала?

— Я оформлю развод; это будет несложно — в брачном контракте предусмотрены все детали. Заберу с собой малыша — а там хоть трава не расти. И отец не сможет меня остановить.

— Неправда, Кристина, он сможет тебя остановить, и ты это знаешь. В его руках власть.

— Ох, как ты его боишься! — выходила из себя Кристина. — А мне не страшно. Для нас он в первую очередь не князь, а отец. Что он мне сделает? Запрет в башне, чтобы я к сорока годам превратилась в седую старушонку?

Габи невольно улыбнулась:

— Почему же непременно в седую старушонку? Может быть, в Спящую Красавицу. А потом явится Прекрасный Принц и спасет тебя из заточения.

Кристина отмахнулась:

— Я знаю только одного «прекрасного принца», но к тому времени как мне исполнится сорок, ему уже будет за семьдесят. Вряд ли у него хватит сил вскарабкаться на башню.

— Кто же это? — насторожилась Габи.

— Не спрашивай. Помни, что я замужняя дама. — Она с усмешкой погладила округлившийся живот. — До такой степени замужняя, что дальше некуда.

В медицинском центре «Королевский госпиталь» завершился ремонт, но вдоль южного фасада еще тянулись строительные леса. Рабочие с пескоструйными аппаратами чистили древние каменные стены.

Проходя мимо журнального киоска, принц Жак заметил в витрине свежий номер «Спортс иллюстрейтед» с портретом Тедди Уорнер на обложке. Он невольно замедлил шаги.

Тедди. Ее фотографии не сходили со страниц газет и журналов, и всякий раз ему казалось, что он получил удар из-за угла До него дошли слухи о ее романе с Огги Штеклером. Чем привлек ее этот самовлюбленный скандалист? Разве что своей внешностью, сказал себе Жак, — этого у него не отнимешь.

Даже Филиппа — для окружающих леди Филиппа — заметила, что Тедди не выходит у него из головы, и не раз пыталась завести о ней разговор, называя ее не иначе как «эта нескладная теннисистка».

— Почему же «нескладная»? — вступился за нее Жак. — Будь объективна, Филиппа. Многие спортсменки действительно состоят из одних мускулов, но Тедди на редкость женственна. В Уимблдоне ей не было равных.

— Я вижу, ты ею не на шутку увлечен, — с укором отметила Филиппа.

— Нет, это не так.

— Хотелось бы верить.

Сейчас он спешил в детский ожоговый центр, созданный по его инициативе.

— Хочешь прокатиться со мной в гоночном автомобиле? Тогда слушайся докторов, чтобы скорее поправиться.

У Жака сжималось сердце. Он присел возле кресла-каталки, глядя на восьмилетнего Дидье, забинтованного так, что были видны только глаза. В доме его родителей произошел взрыв газа, и ребенок получил тяжелейшие ожоги.

— Хочу, — еле слышно прошептал мальчуган.

— Держись, малыш, — ободряюще улыбнулся Жак. — Я буду тебя навещать. Принесу тебе фотографии нового «феррари», на котором мы с тобой поедем кататься.

Ребенок кивнул. Жак поставил на тумбочку масштабную модель «феррари» размером со спичечный коробок.

— Это тебе, Дидье.

Жак выпрямился. У него щипало глаза. Сегодня он побеседовал с каждым из тридцати маленьких пациентов.

— Ваше высочество, не знаю, как вас благодарить, — говорила пожилая медсестра, провожая его к выходу.

— Что ждет этого мальчика по имени Дидье?

— Повреждения очень серьезны, — неохотно ответила медсестра. — Лицо будет обезображено.

Жак сказал ей, что вызовет из Соединенных Штатов бригаду специалистов по пластической хирургии. Женщина кивнула:

— Ваше высочество, каждое ваше посещение — настоящий праздник для этих детей. Еще бы: они чувствуют, что о них заботится сам принц. Это запомнится им на всю жизнь.

Жак не нашелся что ответить. Он вовсе не стремился снискать чьи-то лестные замечания или похвалу отца, хотя князь не первый год просил его не пренебрегать официальным представительством. Посещение больниц требовало напряжения всех душевных сил, но с тех пор как Жак помог маленькой дочке знакомого гонщика, он не мог безучастно смотреть на страдания детей.

Шагая к стоянке, где был оставлен его мотоцикл, Жак размышлял о возможных источниках финансирования своих медицинских программ. Он рассчитывал на помощь сестер.

Другим возможным источником оставалась леди Филиппа, чье состояние увеличивалось буквально с каждым днем. Жак взглянул на часы. Ровно в четыре ему предстояло лететь в Лондон.

Габи с Кристиной помирились. Они сидели за завтраком на открытой веранде и обсуждали программу благотворительного концерта, который собирались организовать по просьбе Жака для сбора средств на модернизацию ожогового центра.

Они уже заручились согласием группы «Нью кидз он зе блок»; предварительные подтверждения прислали Бонни Рейтт, Смоуки Робинсон и Натали Коул. Бродвейская певица Валентина сразу же дала положительный ответ. Теперь сестры хотели созвониться с агентом Джонни Коутса, английского рок-певца, которого называли наследником Рода Стюарта.

— По-моему, все складывается замечательно, — сказала Габи.

Но Кристина почему-то сникла. В мыслях она была далеко от дома. Ей хотелось перенестись на съемочную площадку. Даже короткие пробы в Голливуде показали, на что она способна. Она поверила в свои силы.

— Завтра попрошу секретаря навести необходимые справки и пригласить для меня педагога по актерскому мастерству, — как бы между прочим сообщила она. — Лучше всего, конечно, из Калифорнии. Я бы поселила его в отеле «Касабланка».

— Педагога по сценическому мастерству? В твоем положении? О чем ты думаешь, Кристина? — ужаснулась Габриелла.

— Только отцу не говори, — взмолилась Кристина. — Габи, если я этого не сделаю, я просто лопну!

В легкой дымке мартовского тумана камни на мостовых Порт-Луи стали влажными и скользкими.

Кристина никак не могла найти для себя удобную позу в просторном салоне «роллс-ройса». Она ездила на примерку платья для благотворительного концерта. Пена кружев и шифона должна была скрыть ее беременность. Кристина передвигалась из последних сил. Врачи сказали, что ребенок появится на свет недели через две, а то и раньше. Отец настойчиво предлагал ей остаться дома, но Кристина не хотела подводить Жака.

— Выпить бы сейчас, — уныло промямлил Жан-Люк, которому пришлось битый час дожидаться жену в ателье мадам Ормонт.

— У тебя одно на уме, — отмахнулась Кристина и тихо охнула.

Жан-Люк ничего не заметил. Он глазел на молоденькую девушку в мини-юбке, поравнявшуюся с их машиной.

— Кажется… О Господи… Жан-Люк!

Он повернулся к жене и прочел в ее глазах выражение ужаса.

— Как же так? Ты сказала, что через две недели. Еще не время!

Смех Кристины перешел в низкий стон.

— Оказывается, самое время.

Жан-Люк пять часов слонялся по больничной комнате отдыха для особо важных персон. Он то заговаривал с молодой женщиной-врачом, то присаживался к телевизору. Выпить так и не удалось; он совершенно изнемог.

В комнату торопливо вошел врач в зеленом халате и шапочке. Он спешил сообщить, что молодая мать и новорожденный младенец чувствуют себя хорошо.

Кристина родила девочку. Жан-Люк втайне надеялся на сына. Ну, ничего, может, в следующий раз будет мальчик. Если удастся уломать жену. Но он сильно опасался, что после рождения первенца их супружество и вовсе пойдет прахом.

Его пригласили пройти в палату.

— Думаю, надо назвать малышку Николеттой — в честь моей матери, — начал он.

Кристина посмотрела на него, как на сумасшедшего:

— У моей девочки уже есть имя: принцесса Шарлен-Лиссе.

Жан-Люк не стал спорить. Он разглядывал свою новорожденную дочь, весом в три килограмма с небольшим. Такая малютка, но подвижная, глаза синие, на голове смешной светлый хохолок, брови вопросительно подняты вверх.

— Какая красивая, — выдохнула Кристина. — Даже не верится.

— Совсем как ты. — Жан-Люк склонился над кроватью, поглаживая пальцем крошечный детский кулачок. — Кристина, не сердись, я не смог быть с тобой рядом… Просто я не переношу… ну, всех этих женских дел.

— Жан-Люк! — Кристина смотрела на мужа с нескрываемым презрением. — Надеюсь, отныне ничто не будет напоминать мне о нашем браке, кроме малышки Шарлен. А теперь мне нужно отдохнуть. Я очень устала.

Жан-Люк кивнул и послушно ретировался. Он чувствовал, что его роль сыграна до конца; Беллини возьмут на себя оформление развода и уладят дело с церковью.

Князь Георг и принц Жак стояли плечом к плечу, принимая военный парад. Оркестр играл государственный гимн. В соборе звонили колокола. Только что был дан артиллерийский салют из двадцати залпов.

Торжества были организованы в честь рождения новой принцессы. Князя Генриха переполняли чувства.

— Какие молодцы наши солдаты, — негромко сказал он сыну, глядя на марширующих гвардейцев, — все как на подбор.

— Да, в самом деле. — Жак тоже преисполнился чувством патриотической гордости.

Наряду с династическими знаками отличия, на его парадном мундире теперь красовались четыре медали, которые он заслужил за полтора года службы в морской авиации.

Когда парад закончился, Жак прошел в гардеробную, чтобы снять форму, и столкнулся с принцем Георгом.

— Я собираюсь кое-что обсудить с твоим отцом, — начал Георг, прочистив горло. — Есть определенные замыслы.

— Какие замыслы? — Жак даже прекратил расстегивать мундир.

— Никос Скурос выдвинул блестящие планы развития нашего государства. Страна засверкает как алмаз. Он продумал идею строительства крупных отелей и казино. Это будет способствовать привлечению туристов…

— Отелей и казино? Во множественном числе? Но ведь отец запретил строительство казино иностранцами.

— Никоса Скуроса едва ли можно рассматривать как рядового иностранца. Между прочим, он подал прошение о предоставлении ему гражданства Коста-дель-Мар. Тебе известно, дорогой племянник, что этот человек — большой друг нашей страны. Неужели ты до сих пор не удостоверился, что Скуросу дорога эта земля? Он многое способен для нее сделать.

— Возможно, — сказал Жак.

— Скурос не раз спасал нас от финансового краха. Если бы не он, наше положение было бы весьма плачевным. Его богатства неограниченны. Он готов и впредь помогать нам… если, конечно, мы его не оттолкнем. Тебе бы следовало поговорить об этом с отцом.

— Я подумаю, — неуверенно ответил Жак. Переодевшись, он направился в апартаменты отца, перебирая в уме все, что сказал ему дядюшка.

По непонятной причине он не очень-то доверял Никосу Скуросу, «большому другу» Коста-дель-Мар. В конце концов он решил, что с отцом действительно надо будет поговорить, но лишь для того, чтобы его предостеречь. Жак понимал, что сейчас для таких разговоров не самое подходящее время: мысли отца заняты предстоящим разводом Кристины… Но его сердце сжимала смутная тревога. Он вдруг осознал, что это тревога за судьбу Коста-дель-Мар. Нет, он не собирался брать бразды правления в свои руки, но будущее родной страны было ему небезразлично.

— Восемьсот человек… и все хотят присутствовать при крещении одного-единственного ребенка, — говорила Кристина, добавляя очередную фамилию к списку приглашенных.

— И еще восемьсот тысяч дорого бы дали, чтобы присутствовать на церемонии, — подхватил Никос Скурос, который пришел навестить ее перед отъездом в Грецию. — Всем хочется стать свидетелями такого выдающегося события. Князь Генрих давно мечтал о внуках. Ваша малышка будет — дайте подумать — четвертой по линии престолонаследия.

— Я вполне удовлетворюсь, если она будет просто счастливой, — сказала Кристина.

— Понимаю.

— Просто счастливой, — повторила Кристина.

Принцесса трудно привыкала к своей новой роли. Ее охватывала то кипучая жажда деятельности, то невыразимая нежность, то щемящая тоска. Зачем ребенку такой отец, как Жан-Люк? Сможет ли она сама стать хорошей матерью? Кристина до сих пор не брала на руки грудных детей. Она не ожидала, что ее новорожденная дочь окажется такой крошечной. Конечно, основные заботы возьмут на себя слуги, и в первую очередь Мэри Эбботт, старая няня принцессы.

— Салют из двадцати артиллерийских залпов, — задумчиво продолжала она, — восемьсот гостей… отец ежечасно присылает все новые и новые распоряжения. Получается какой-то аттракцион — и все это ради несмышленой малютки.

Скурос подался вперед, не сводя с нее проницательного взгляда.

— Вам чего-то недостает, ведь это так? — тихо спросил он. — Ваша душа требует другого.

Кристина даже вздрогнула:

— Конечно; все мечтают о большем, правда?

— Вам нужно нечто особенное.

— Не знаю, о чем вы. И да, и нет. Не знаю! У меня, например, никогда не было приключений. Я даже плохо представляю себе, что это такое. Теперь я стала матерью. Эту роль я тоже представляю весьма смутно.

Никки помолчал.

— Если вы мечтаете о приключениях, дорогая Кристина, — скажите только слово. Я к вашим услугам.

Его голос звучал так проникновенно, что у Кристины перехватило дыхание. Этот красивый, хотя и немолодой грек был незаурядной личностью. Но ей приходилось считаться с тем, что она пока еще состоит в браке с другим. К тому же она твердо решила больше не совершать опрометчивых поступков. Однако она не стала перебивать Скуроса, и он, ободренный этим, продолжал:

— Предлагаю вам идти по жизни вместе со мной, Кристина. Вы прекрасно знаете, как я к вам отношусь. Из меня получится хороший муж… и отец. Мы могли бы путешествовать по всему свету, от Тадж-Махала до Гималаев и Сейшельских островов. Куда пожелает ваша душа. Мы будем плавать в коралловых рифах…

— В коралловых рифах? — Кристина рассмеялась звенящим смехом. — Да, это было бы неплохо. Вы просто чудо, Никки. Но я хочу… — она широко развела руки в стороны, — я хочу объять все!

Личный самолет, на борту которого был оборудован рабочий офис, уносил Скуроса в Афины. За компьютером сидела секретарша, подготавливая текст соглашения, по которому одна из оффшорных корпораций Скуроса получала дополнительный участок береговой линии в Коста-дель-Мар.

— Заканчиваете, Жанна? — спросил он.

— Через десять минут будет готово, сэр.

— Хорошо. Сразу принесите мне распечатку.

Никос прошел мимо нее в свой кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Он сел за стол, придвинул к себе телефонный аппарат и уже начал набирать номер, но передумал.

Кристина. Ему не доводилось видеть женщин прекраснее. Он был дважды женат; и первая, и вторая жены были признанными красавицами, но ни одна не могла соперничать с Кристиной.

Как и следовало ожидать, ее брак с этим распутником оказался ошибкой. В Вандомском замке все уже знали, что развод не за горами. В трудную минуту он подставит принцессе свое плечо.

Удовлетворившись до поры до времени такими рассуждениями, Скурос снова взялся за телефон и вскоре соединился с одним из костанских министров. Это был его человек.

— Мне нужны дополнительные участки, — без всяких предисловий сказал Никос. — Предпочтительнее всего — милях в двух от эспланады, возле Пуант-а-Л'Эгль. Да, и вот еще что: передайте Георгу, чтобы он позвонил мне при первой же возможности.

— Непременно, сэр.

Небольшая процессия вошла в главный зал замка. Няня, Мэри Эбботт, несла на руках новорожденную девочку. Кристина, проведя пять дней в отдельной палате, снова оказалась дома. Она остановилась как вкопанная.

В зале собралась вся прислуга — двести пятьдесят человек. Люди выстроились вдоль зала в два ряда. Принцессу встретили радостными улыбками и аплодисментами.

— О! — Кристина одарила присутствующих лучезарной улыбкой. — Благодарю вас всех!

Она приняла из рук няни свою малютку-дочь и направилась с ней князю Генриху, который поджидал в противоположном конце зала. Двигаясь вдоль живого коридора, она держала девочку так, чтобы все видели ее личико. Старые слуги не скрывали слез.

Князь Генрих взволнованно поспешил ей навстречу:

— Моя первая внучка входит в свой дом.

Он совсем растрогался, дотронувшись до детской ручки. Крошечные пальчики цепко сжали его мизинец.

— Как она похожа на твою мать! — сказал он Кристине со слезами гордости.

Кристина просияла.

В тот вечер Габриелла долго мерила шагами светлый обюссонский ковер в своей спальне. Она попыталась было поставить свой любимый компакт-диск, но сегодня музыка не доставляла ей радости.

Какое прелестное дитя!

Нежно-розовая кожа, голубые глазки. И такой забавный хохолок надо лбом! Возможно, настанет день, когда эта девочка наденет корону Коста-дель-Мар.

В голову сами собой лезли и менее возвышенные мысли. Шарлен появилась на свет как законная наследница, никто не подвергал сомнению ее происхождение, никто не нашептывал, что «принцесса ненастоящая».

Габи вздохнула. Знакомство с Клиффом Фергюсоном совершенно выбило ее из колеи. Он звонил ей почти ежедневно и даже предлагал прилететь за ней в Коста-дель-Мар, чтобы вместе отправиться обедать в Париж, но она ответила отказом.

О его звонках незамедлительно донесли отцу.

— Дорогая Габриелла, — обратился он к ней за завтраком, — не могла бы ты выбирать друзей в непосредственной близости от Коста-дель-Мар?

— Ты хочешь сказать, что Техас от нас слишком далеко? Да к тому же среди жителей этого штата попадаются евреи? — вспылила Габи.

— Ты напрасно горячишься. Во время войны наша страна спасла жизни сотням евреев, — спокойно ответил князь Генрих. — Я просто хочу, чтобы ты тщательно обдумывала свои поступки. Помни, Габриелла: ты представляешь не только себя, но и нечто неизмеримо большее. Не будем продолжать этот разговор. Я рассчитываю на твое благоразумие.

Сейчас Габриелла не могла собраться с мыслями. Если бы отец попросту приказал ей прекратить это знакомство, она бы затеяла спор и настояла на своем. Но он предоставил решение этого вопроса ей самой. А ведь Клифф Фергюсон — из той породы людей, которые во всем требуют определенности.

Он подумывал о том, чтобы жениться вторично — за обедом в ресторане Сан-Франциско он ясно дал ей это понять.

Но она не готова дать ему ответ! Габриелла закрыла лицо руками. Она чувствовала, что теряет душевное равновесие.

Зазвонил телефон. Габи услышала голос секретарши:

— Ваше высочество, на третьей линии — мистер Фергюсон.

— Скажите ему, что меня… что я… Соедините, — решилась наконец Габриелла.

— Добрый вечер, прекрасная принцесса! — приветствовал ее Клифф. — Звоню сообщить, что прилетаю на день-другой в Париж. Мое приглашение остается в силе.

— Пообедать? В Париже? Я не уверена… Мне нужно поработать в мастерской… А потом будут крестины Шарлен.

— Ваши планы ничуть не пострадают. Я мигом доставлю вас обратно — если вас беспокоит только это, Габриелла. Боюсь, я слишком надоедлив. Прошу меня простить за такую назойливость. Но мне показалось, что нас связывают какие-то нити. Если это не так — поправьте меня.

Габриелла в смятении сжимала трубку:

— Нет… наверно… так и есть, — сдалась она.

Клифф облегченно рассмеялся:

— Значит, договорились. Нам никуда не деться от следующей встречи.

— Вы не хотите приехать к нам на крестины? — неуверенно спросила Габриелла.

— Буду просто счастлив!

С бьющимся сердцем Габи повесила трубку. Она подошла к зеркалу и долго смотрела на свое отражение, пытаясь увидеть себя глазами Клиффа Фергюсона.

Что он в ней нашел? Она без ложной скромности оценивала свое миловидное лицо и хорошую фигуру, но вокруг есть тысячи женщин — манекенщицы, актрисы и прочие, — с которыми ей соперничать не под силу. Между тем Фергюсон мог бы остановить свой выбор на любой из них.

Может быть, все дело в ее происхождении? Будучи принцессой, она всю жизнь находилась в центре внимания, но мужчин привлекал в первую очередь ее титул.

Нечего зря ломать голову, сказала она себе, отворачиваясь от зеркала. Нужно довериться своим чувствам.

Салат с трюфелями оказался необыкновенно вкусным; омар в ванильном соусе таял во рту. Но Габи не могла воздать должное этим кулинарным шедеврам.

— Вы сегодня необычно молчаливы, — заметил Клифф, беря ее руки в свои.

Сегодня у него на ногах вместо ковбойских ботинок были обычные туфли, но под белоснежной рубашкой все равно виднелся синий с белым шейный платок, который, как ни странно, вполне гармонировал с дорогим двубортным костюмом из темно-синего шерстяного сукна в карандашную полоску.

— Вы почти не притронулись ни к одному из блюд.

Они обедали в одном из лучших парижских ресторанов, где столики заказывались за месяц вперед. Великолепный, хотя и чуть мрачноватый банкетный зал, отделанный в стиле барокко, был разделен резными перегородками со вставками из матового стекла. Внутреннюю отделку дополняли высокие зеркала и пышные цветочные композиции.

За соседним столиком обедали трое телохранителей. Их задача была не из легких: не спускать глаз с принцессы и вместе с тем не нарушать ее уединения. В последние месяцы экстремисты возобновили свои угрозы, и князь Генрих категорически настаивал на том, чтобы Габриеллу сопровождали по меньшей мере трое охранников.

— Значит, сегодня я молчалива? — осторожно переспросила Габи, ощущая тепло его сильных рук.

— А разве не так? Между прочим, у вас очаровательный английский выговор. Слушать вас гораздо приятнее, чем американок.

Ее губы тронула легкая улыбка:

— Я немного устала после перелета. А скоро мне предстоит опять лететь в Америку — Кенни Лейн организует встречу с клиентами в своем ювелирном магазине в Палм-Бич. Он говорит, что личные контакты так же необходимы, как реклама на телевидении.

— И это все? — спросил Клифф. — Я хочу сказать, это все, что вас беспокоит? Габи, думаю, нам стоит реально посмотреть на вещи. Очень трудно поддерживать отношения, находясь за тысячи миль друг от друга.

Габриелла опустила глаза. Она долго разглядывала изящный хрустальный бокал, запотевший от холодного шампанского.

— Клифф, — произнесла она наконец, встретившись с ним взглядом, — мы такие разные. Нас разделяют не расстояния, а целые миры.

Фергюсон кивнул, но Габи заметила, что к его щекам прилила кровь.

— Понимаю. Я неотесанный американец, а вы — костанская принцесса. «И с мест они не сойдут…» Так?

— Не знаю, — прошептала Габриелла.

Ее тоже бросило в жар. Этот человек излучал душевное тепло, его характер подкупал открытостью; ей даже показалось, что она его полюбила. Mon Dieu, это было бы жестокой ошибкой.

Он чуть сильнее сжал ее руки:

— Габриелла, признаюсь, до знакомства с вами я мало что знал о вашей стране. Меня не особенно интересует, что делается во дворцах и замках. Заботи без того предостаточно: дочка растет без матери, бизнес требует постоянного контроля. Но за последнее время я прочел о Коста-дель-Мар все, что сумел раздобыть. Я сделал вывод, что ваш отец чрезвычайно консервативен: он типичный европейский правитель. Вы с этим согласны?

— Да, целиком и полностью, — кивнула она.

— Но мне приходилось иметь дело с такими людьми. Если человек вызывает у них уважение, то монархические догмы отступают на задний план. Прошу вас, Габриелла, дайте мне возможность познакомиться с вашим отцом. Кстати сказать, мы ведь и с вами едва знакомы. Если вам трудно принять решение, давайте не будем торопить события. Я ни на чем не настаиваю. Но я… — голос Клиффа на мгновение дрогнул, — не могу просто так отступиться, понимаете? Никогда бы не подумал, что способен на такие чувства. Очень прошу, постарайтесь меня понять.

Лицо Габриеллы осветилось неожиданной улыбкой:

— Постараюсь.

Тедди получила приглашение на крестины и сделала все возможное, чтобы освободить этот день в своем расписании.

На ее имя в отель доставили букет цветов от Жака, но сам он даже не позвонил. Местные газеты писали, что из Лондона прибыла леди Филиппа, которая будет сопровождать принца во время церемонии. Мне до этого нет дела, — убеждала себя Тедди. Главное — не показать Жаку, что она все время о нем вспоминает.

Из своего номера Тедди позвонила Огги, который находился в Мельбурне, где участвовал в благотворительных матчах, организованных обществом охраны природы.

— Ти! — радостно воскликнул он. — Как ты там? С августейшим семейством по-прежнему на дружеской ноге?

— Слушай, здесь так здорово! Город в цветах и флагах, князь Генрих постоянно появляется на людях, вся страна ликует.

— Отлично, отлично, — сказал Огги и пустился в подробный рассказ о своих тренировках и о конфликтах со спонсорами из-за невыгодного контракта. — Эти жулики спят и видят, как бы обвести меня вокруг пальца. Пользуются тем, что я так занят. В общем, сплошные заморочки, — заключил он.

Тедди привычно слушала его монолог, дожидаясь, когда же он скажет ей хоть одно ласковое слово.

— Огги, — не выдержала она, — ты не замечаешь, что в последнее время мы только и говорим о тебе и о твоих «заморочках»?

— Разве? — он расхохотался. — Ах, Тедди, Тедди, Тедди. Ладно, больше не буду. Я тебя люблю, бэби — или я сегодня уже это говорил? Люблю тебя больше всего на свете. Даже больше, чем мою ракетку. — Он первым рассмеялся своей шутке.

Через несколько минут Тедди, совсем погрустневшая, вынуждена была с ним распрощаться: из замка за ней прислали машину, чтобы она могла проехаться по магазинам.

Тедди получила приглашение на чаепитие у принцессы Кристины. Она решила отправиться на бульвар Княгини Лиссе, где можно было выбрать подходящие туалеты для этого вечера и для предстоящих крестин маленькой принцессы Шарлен. Ей повезло: понравившиеся ей платья словно были сшиты по ее фигуре и не требовали никаких переделок.

— Тедди! Наконец-то! — Кристина без всяких церемоний бросилась ей навстречу. — Ты потрясающе выглядишь! Волосы теперь у тебя совсем светлые.

Они не могли наговориться. Кристина рассказывала о своих занятиях по актерскому мастерству, о том, что ей невмоготу сидеть в четырех стенах, что в ближайшее время она оформит развод и уедет в Голливуд.

— А как отнесется к этому твой отец? — спросила Тедди.

— Ужасно. Но я должна сама строить свою жизнь, — заявила Кристина.

Кристина и Габриелла бок о бок подошли к ступеням старинного собора. Чуть позади следовала Мэри Эбботт с принцессой Шарлен-Лиссе на руках, в окружении целого штата нянюшек. Только после них в собор вошли самые знатные гости. Отношения между принцессами оставались натянутыми, однако на людях они разговаривали друг с другом в высшей степени приветливо.

Послышались звуки органной музыки. По этому сигналу члены княжеского семейства заняли свои места на скамьях, за низким барьером, украшенным затейливой позолоченной резьбой и инкрустированным цветными камнями.

— Кристина, — тихо сказала Габриелла, — я до сих пор… не поздравила тебя. Прости — это, наверно, обыкновенная зависть.

Кристина улыбалась, но от ее лица веяло холодом. Габи заторопилась:

— И все-таки лучше поздно, чем никогда. От всей души поздравляю тебя.

В ответ Кристина лишь неохотно кивнула.

— Не сердись! — умоляла Габи. — Мы с тобой… не всегда ладили, но все равно мы — сестры.

— Я же сказала, что принимаю твои поздравления, — Кристина немного смягчилась. — Пойдем, пора.

Через неделю парижские газеты сообщили, что адвокаты князя Генриха и Жан-Люка Фюрнуара за закрытыми дверями вырабатывают подробности предстоящей процедуры развода. Разумеется, принцесса Шарлен-Лиссе должна была остаться с матерью — этот вопрос не подлежал обсуждению.

Князю Генриху позвонила королева Великобритании; их много лет соединяли узы дружбы.

— Могу только посочувствовать, — сказала Елизавета II.

Она связалась с Вандомским замком по линии, защищенной от подслушивания, из своего кабинета в Букингемском дворце. Обоих монархов беспокоили семейные дела детей.

— Ох уж, это молодое поколение, — вздохнул Генрих. — Никакого уважения к монархии… Мы были совсем другими.

— Мы — последний оплот традиций, Генрих, — подтвердила Елизавета. — Теперь все стало иначе. Молодые хотят жить по-своему.

Кристина приказала одному из камердинеров упаковать одежду и личные вещи Жан-Люка. Ей оставалось только проститься с бывшим мужем.

— Давай расстанемся тихо и достойно, — сказала она.

Жан-Люк удрученно кивнул.

— Мне хотелось бы время от времени видеться с дочерью, Кристина, — попросил он. — Я имею на это право.

— Согласно условиям договора, ты увидишься с ней через десять лет, — сухо ответила Кристина. — К тебе и так проявлено излишнее великодушие, если учесть все обстоятельства.

Жан-Люк побагровел:

— Вы, Беллини, возомнили себя чуть ли не богами. Захотелось тебе развода — пожалуйста, готово, никаких проблем! И к черту последствия. Но ты-то сама — пустое место.

— Что?

— Нечего на меня таращиться. Скажите на милость, она берет уроки у педагога! — Жан-Люк подступил к ней вплотную. — Думаешь, тебе это поможет? Ты же полная бездарь. Посмешище!

МАЙ 1990

В мае Порт-Луи стал столицей традиционного кинофестиваля. В страну прибыло более десяти тысяч участников, гостей, прокатчиков и зрителей. Это событие вызвало даже больший интерес, чем кинофорум в Каннах, также проводимый в мае. Однако многие успели побывать и во Франции, и в Коста-дель-Мар.

Кристина всю себя отдавала дочурке, но когда начался кинофестиваль, она потеряла покой.

Ей удалось побывать на нескольких приемах. Один из них устраивал Майк Айзнер, представитель студии Уолта Диснея, в гранд-отеле «Коста». В залах яблоку негде было упасть. Собеседникам приходилось кричать, перекрывая многоголосый шум, но это никого не смущало. Приглашенные живо обсуждали достоинства показанных на фестивале картин. Кристина увидела Майкла Дугласа, который представлял свой последний фильм, а потом неожиданно для себя столкнулась с Бретом Томпсоном, актером и режиссером, которого помнила по Голливуду.

Со времени их встречи Брет стал еще эффектнее. Он отрастил волосы, которые были теперь стянуты сзади в короткий пучок, и вставил в одно ухо серьгу с бриллиантом. Такая броская, интригующая внешность пришлась Кристине по вкусу.

— Вот мы и встретились, — улыбаясь, сказал он.

Его внимательный взгляд сразу отметил костюм Кристины, который как нельзя лучше подчеркивал ее изящную фигуру и оттенял нежную кожу и белокурые волосы: на ней был черный трикотажный комбинезон с пиджаком, расшитым золотыми и серебряными нитями. В нем она выглядела тоненькой, как тростинка. Строгая диета и регулярные занятия гимнастикой сделали свое дело.

— Просто поразительно — сколько народу! — прокричала она Брету.

— Вы сейчас где-нибудь снимаетесь? — поинтересовался он.

— Пока нет, но надеюсь начать.

В лице Брета Томпсона произошла мгновенная перемена: вместо оценивающего мужского внимания появился неподдельный профессиональный интерес.

— Вот так удача! Я как раз готовлюсь к постановке новой картины. Буду сам и режиссером, и продюсером. Сценарий — бесподобный! Называется «Прихожане». Сюжет крутится вокруг замкнутой группы этаких кичливых аристократов из Филадельфии, которую раздирают религиозные распри и леденящие кровь тайны. Там есть роль, словно специально написанная для вас. Вам это интересно?

Кристина залилась румянцем:

— Да, конечно!

— Отлично. Вернусь в Лос-Анджелес — первым делом просмотрю ваши пробы. Впрочем, я привык доверять Майку Овитцу: он мне говорил, что вы чудо как хороши! Как я сразу не подумал! — Брет хлопнул себя по лбу. — Это же находка — настоящая принцесса… Я правильно понимаю: вашим агентом по-прежнему остается Майк Овитц?

Кристина кивнула, но упоминание имени Овитца вернуло ее к действительности. Она уже знала, что не сможет оставить малютку дочь более чем на неделю — даже ради съемок в Голливуде. К тому же отец занял совершенно непримиримую позицию.

— От этого шума голова трещит. Давайте отправимся куда-нибудь в другое место, чтобы можно было уточнить наши планы в спокойной обстановке, — предложил Томпсон, снова остановив взгляд на фигуре Кристины.

У нее пересохли губы. Она поняла, что он не ограничится предложением роли.

— Вообще-то мне пора возвращаться в замок. Надо поцеловать малышку на сон грядущий.

Томпсон уловил эту перемену настроения.

— Принцесса Кристина, неужели вы стремитесь ускользнуть, не дав мне ответа?

— Нет-нет! Я мечтаю сниматься в вашем фильме, но мне нужно многое обдумать. Понимаете, для меня это будет нелегким шагом. Меня связывают определенные обязательства. Придется изменить весь мой уклад жизни. Прошу вас, свяжитесь с Майком Овитцем дней через десять.

* * *

Кристина и Жак долго катались на мотоцикле, а потом решили пройтись по эспланаде. Бирюзовые волны прилива искрились под майским солнцем.

— Крис, ты все взвесила? — спросил Жак, когда они присели за столик в маленьком кафе. — Как ты собираешься воспитывать Шарлен в Голливуде?.. Как выдержишь этот сумасшедший ритм?.. Непонятно, как быть с требованиями безопасности. Может статься, ты вообще не задержишься в Калифорнии — разве это жизнь?

Кристина с горечью рассмеялась:

— А здесь разве жизнь? Возьму с собой телохранителей — это неизбежное зло. К Шарлен тоже будет приставлена охрана. Сниму дом, чтобы вокруг был забор с колючей проволокой под напряжением. — Она даже подалась вперед. — Барбра Стрейзанд, Элизабет Тейлор, Шер — они всю жизнь так живут, Жак, — и ничего, как-то приспосабливаются.

— Они — не принцессы.

Кристина задумалась.

— Знаешь, когда крестили Шарлен, я смотрела на это скопление людей, на толпы журналистов и думала: ради чего? Наверно, и на моих крестинах было точно то же самое — и так будет без конца. Шарлен повторит мой путь. Но мне все время чего-то не хватает в этой жизни.

— Такие чувства мне знакомы. — Жак нахмурил брови. — Наверно, это удел всех членов правящих семейств. В молодости, думаю, все через это прошли — и наш отец, и даже королева Елизавета. Принц Чарлз — я точно знаю — вынужден постоянно наступать себе на горло.

— Этот мирок меня душит! — воскликнула Кристина. — Я хочу вырваться! Надо хотя бы сделать попытку. Неужели мне суждено всю жизнь разрезать ленточки на официальных церемониях?

Жак сидел в задумчивости.

— Не знаю, что тебе сказать, Кристина. Конечно, у тебя большие задатки, я тобой восхищаюсь. — Он взял ее за руку. — Попробую убедить отца встать на твою точку зрения.

Кристина с благодарностью кивнула.

— Это будет нелегко. Он не терпит, когда ему противоречат.

Жак понимающе улыбнулся. Глядя на него, Кристина невольно представила, каким он станет по прошествии времени, когда увлечения юности останутся позади… Он станет похожим на настоящего князя Коста-дель-Мар.

По условиям контракта, за исполнение роли Хиллари Пейдж в фильме «Прихожане» Кристина должна была получить беспрецедентную сумму в восемь миллионов двести тысяч долларов. Натурные съемки начинались через два месяца, а пока шла подготовка декораций в павильонах студии «Уорнер Бразерс».

— Мой ассистент подыскал для вас дом в Лос-Анджелесе, — сообщил Брет Томпсон, позвонив из Америки в Вандомский замок. — Разумеется, он оборудован новейшей системой охранной сигнализации. Мы уже нашли супружескую пару, которая будет жить при доме, чтобы следить за поддержанием порядка и приготовлением пищи. По соседству зарезервированы три квартиры для прислуги. Это на улице Бел-Эйр, там же, где живут Кэрол Бернетт и Уоррен Битти.

— Прекрасно, — сказала Кристина; она не раз встречалась с Кэрол.

— Когда вы прилетите, мы сразу отправимся смотреть дом. Не понравится — найдем другой. Правда, есть одно «но», — игриво добавил Брет. — Ключ от двери получить непросто.

— Что же мне придется сделать?

— Вам придется со мной пообедать. Причем разговаривать будем о чем угодно, только не о кино. — Тут Брет спохватился, что разговаривает с принцессой, а не с девчонкой из актерской студии. — Но это остается всецело на ваше усмотрение. У вас, наверно, будет крайне напряженный график, ваше высочество.

— У меня действительно напряженный график, — подтвердила Кристина, у которой вовсе не было определенных планов. — Но я охотно приму ваше приглашение. Вы сможете прислать мне сценарий, Брет? Хотелось бы заранее с ним ознакомиться.

— Завтра у нас состоится совещание сценарной группы. Как только будет готов окончательный вариант, я отправлю вам его по факсу, — пообещал Брет. — Если у вас возникнут какие-то замечания, мы по мере возможностей постараемся внести исправления. Для нас большая честь плыть с вами под одним парусом, принцесса Кристина. Мы все очень волнуемся.

Кристину позабавил этот разговор. Ее, в жизни не сказавшую ни одной реплики перед камерой, просят выразить свое мнение о сценарии. Она не заблуждалась: причиной тому было только ее происхождение. Чем бы она ни занималась, от этого никуда не деться. Тем более важно всем показать, чего она стоит как актриса.

— Нет, ты не повезешь с собой Шарлен! — бушевал Генрих. — Я запрещаю! Категорически запрещаю!

— Но это моя дочь. Зачем перепоручать ее заботам нянюшек? Она должна быть со мной.

— Вот именно. Тебе надлежит воспитывать свою дочь. Ее место здесь. Ты лишаешь ее всего, что принадлежит ей по праву рождения. Собственную жизнь можешь строить по-своему, но Шарлен должна остаться в замке.

Кристина вздохнула. Она не ожидала такой бурной реакции. Князь Генрих был на грани сердечного приступа.

— Хорошо, — она старалась говорить ровным, рассудительным тоном, — на время натурных съемок я оставлю ее дома. При малейшей возможности буду прилетать в Косту. Я не собираюсь безвыездно сидеть в Голливуде. В перерывах между картинами я намерена жить здесь. Когда Шарлен немного подрастет, заберу ее к себе. Но она всегда будет помнить, что в замке у нее есть своя комната — это я могу обещать.

Слегка успокоившись, Генрих прочистил горло:

— Ты рассчитываешь на длительную и успешную карьеру. Но не кажется ли тебе, моя милая дочь, что дельцы кинобизнеса просто используют тебя — да и всех нас — как приманку? Они предложат тебе одну роль, потом другую, создадут шумную рекламу, а там новизна сойдет на нет, и ты окажешься никому не нужной.

— Я все обдумала, отец, и решила рискнуть. Кажется, у меня есть способности. Нужно только их проявить. Иначе я не успокоюсь.

Генрих удрученно вздохнул.

— Кристина, я никогда не произносил вслух таких слов и прошу, чтобы это осталось между нами. Ты всегда была моей любимицей. Ты так похожа на Лиссе… Не только внешностью, но и характером. Хрупкая фигурка и железная воля. Мне будет очень не хватать тебя и малышки. Я успел к ней привязаться.

Кристина разрыдалась и бросилась к отцу. Они долго стояли обнявшись.

— Мы устроим прощальный ужин, — сказал наконец Генрих, — а перед тем я дам пресс-конференцию. Необходимо также…

— Она действительно уезжает в Голливуд? — переспросил Никки Скурос своего секретаря.

— Отбывает на следующей неделе вместе с ребенком. Приготовления идут полным ходом.

— Странно, что князь Генрих это допустил, — неприязненно заметил Скурос.

На принадлежащий ему остров у побережья Коста-дель-Мар только что доставили американские тренажеры фирмы «Наутилус». Никос следил за своей спортивной формой. Даже сейчас он не прекращал разминку.

— Да, сэр, но вопрос уже решен. Князь дает в ее честь прощальный вечер. Сегодня для вас пришло приглашение.

— Так-так. — Скурос полностью овладел собой. — Позвони в замок и сообщи, что я не смогу присутствовать. Извинись за меня. Скажи, что мне пришлось срочно вылететь в Калифорнию.

Секретарь отправился выполнять распоряжение. Скурос слез с тренажера, вытер вспотевший лоб полотенцем и в задумчивости остановился у окна. Личные осведомители доложили ему, что к принцессе Кристине проявляет интерес известный киноактер Брет Томпсон.

Скурос давно хотел исключить Кристину из числа претендентов на костанский престол; казалось, этот замысел совсем близок к осуществлению. Однако в его расчеты не входило уступать ее какому-то прощелыге.

Никос принялся расхаживать по гимнастическому залу, обдумывая дальнейшие действия. Приняв душ, он решительным шагом прошел к себе в кабинет и, нажав кнопку зуммера, снова вызвал секретаря.

— Свяжись с лучшим детективным агентством в Беверли-Хиллз. Заруби себе на носу — с самым лучшим! Пусть их сыщики покопаются в прошлом и настоящем Брета Томпсона, — быстро отдавал распоряжения Скурос. — Мне нужны еженедельные отчеты при соблюдении полной конфиденциальности. Далее: найди для меня подходящий дом в Беверли-Хиллз, из тех, что сдаются внаем. Чем помпезнее и внушительнее, тем лучше. Хорошо, если это будет бывший особняк какой-нибудь кинозвезды. Да, это то, что нужно. Дом, который всем мозолит глаза.

Кристина так просто от него не отделается.

Своими очертаниями красный «феррари» напоминал пулю.

Принц Жак стоял в просторном заводском боксе, не сводя глаз с автомобиля, за который спонсоры выложили круглую сумму в пять миллионов долларов. Машина была оснащена полуавтоматической коробкой передач и рамой фирмы «Патрик Хэд». Под ласкающим глаз обтекаемым корпусом угадывалась дьявольская мощь двигателя. Сидя за рулем нового «феррари», можно было тягаться с гонщиками такого класса, как Найджел Мэнселл или Эммо Фиттипальди.

— Теперь вам сам черт не брат, ваше высочество! — с гордостью говорил Джотто Биццарини, прибывший из Турина вместе со своим сыном Джузеппе, чтобы здесь, во Франции, передать автомобиль принцу.

Теперь им предстояло опробовать машину на трассе и отладить двигатель.

Жак в который раз обошел вокруг, осматривая этот шедевр со всех сторон. От такой красоты и технического совершенства у него захватило дух. Но в сердце закралось сомнение: а вдруг задуманное окажется ему не по плечу?

После беседы с разработчиками Жак вышел из бокса и сел за руль своего личного «феррари-тестаросса» выпуска 1988 года. Двигатель приветливо заурчал.

Новая гоночная машина проходила модернизацию в Ниме, где над ней долго колдовал знаменитый французский проектировщик. Обратный путь лежал по автостраде, тянувшейся вдоль Средиземноморского побережья, а потом мимо Тулузы в направлении Коста-дель-Мар. Жак нажал на педаль акселератора, с наслаждением подчиняя себе скорость.

Что заставляет его смотреть в лицо смерти? Почему он упрямо держится за карьеру гонщика, хотя совсем недавно едва не сгорел заживо? Эти вопросы задавал ему отец, но Жак затруднялся ответить.

После трагической гибели матери он долго мучился ночными кошмарами, просыпаясь по ночам в холодном поту. По настоянию отца к нему пригласили психотерапевта, но Жак наотрез отказался говорить о своих потаенных, душераздирающих чувствах. В то лето он пристрастился нырять в море с высоты в тридцать футов, а то и более, и оставался под водой до последнего, пока легкие чуть не лопались от нехватки воздуха. Как-то раз… а может, и не раз… Жак задумался, стоит ли всплывать на поверхность. Но его здоровое тринадцатилетнее тело, отчаянно барахтаясь, само устремлялось вверх.

С тех пор прошло немало лет.

— Что тобою движет? Ты сознаешь, что играешь со смертью? — не раз спрашивал отец.

— Разве я не имею права распоряжаться своей жизнью? — дерзко отвечал ему Жак, но только сейчас он задумался над своими словами.

Кристина твердо решила поселиться в Калифорнии. Габи разъезжала по всему миру, рекламируя свои украшения. Здоровье отца заметно пошатнулось. Какая участь постигнет костанский престол? Жак чувствовал, что вокруг него неумолимо сжимается кольцо. Если бы судьба дала ему отсрочку хотя бы на десять-пятнадцать лет, тогда он, возможно, принял бы решение. Но сейчас он оказался в растерянности.

Жак прибавил газу и аккуратно обошел грузовик с ящиками французского вина.

— Тедди! — принцесса Кристина говорила громче обычного, перекрывая помехи на линии. — Звоню сообщить тебе: сегодня у меня прощальный вечер. Все-таки я уезжаю!

— Просто не верится! — обрадовалась Тедди.

Слово за слово, Кристина рассказала ей об аварии, в которую попал Жак пару месяцев назад.

— Боже мой, — Тедди была поражена. — По-моему, об этом нигде не писали.

— Понимаешь, его машина ударилась о другую, потом врезалась в заграждение и загорелась. Жак чудом успел выскочить. Отец был вне себя, — продолжала Кристина. — Они всерьез поссорились, Жак сел в свой «феррари» и укатил с глаз долой. Кажется, мой брат заигрывает со смертью. В тот раз он легко отделался, но мы постоянно опасаемся самого страшного.

Тедди думала о том же. Конечно, теперь у нее был Огги, и образ Жака должен был постепенно изгладиться из ее памяти, но она от всего сердца желала ему добра.

Словно угадав ее мысли, Кристина спросила про Огги.

— Мы, можно сказать, помолвлены, — призналась Тедди.

— Вот это новость! Что же ты молчишь? — воскликнула Кристина.

— Да так…

— Возникли какие-то сложности?

Тедди смутилась:

— Нет, ничего особенного. Просто мы оба все время в разъездах. Любовь по телефону. Иногда бывает трудновато поддерживать такие отношения.

Кристина помолчала.

— Ты и в самом деле веришь в любовь, Тедди? В настоящее, глубокое чувство, какое описывают в романах? По-моему, это миф. В последнее время я все больше склоняюсь к такому убеждению.

— Нет, все-таки любовь существует, — возразила Тедди.

— Ну, может быть, — Кристина не стала спорить. — Только почему-то она упорно обходит меня стороной.

— Не может быть! Кристина засмеялась:

— Я болтаю глупости. Меня ждет Голливуд, а ведь это город влюбленных. Просто я разволновалась. — После короткой паузы она добавила. — Возможно, там и мне посчастливится.

— Ты должна выиграть, я на тебя надеюсь, — сказал Хьюстон Уорнер, провожая дочь в аэропорту Джона Кеннеди.

Тедди улетала в Мельбурн для участия в открытом чемпионате Австралии — и для встречи с Огги. Она прижимала к себе спортивную сумку с ракетками, которую никогда не сдавала в багаж. На ней были джинсы и легкий пуловер с открытым воротом, из которого виднелась миниатюрная золотая ракетка на цепочке — подарок Огги.

— Папа, — сказала Тедди, — ты для меня столько сделал, когда я лежала с переломом. Если бы не ты, я бы не сумела вернуться в спорт.

Уорнер, улыбаясь, крепко обнял ее.

— Когда окажешься у антиподов, не забывай мне звонить. Я должен быть в курсе всех подробностей. Мы с тобой вместе выработаем оптимальную стратегию.

— Хоть раз такое было, чтобы я тебе не позвонила? — рассмеялась Тедди. — Ой, объявляют посадку на мой рейс.

В самолете Тедди закрыла глаза и постаралась расслабиться.

— Что вы желаете из напитков, Тедди? — стюардесса без труда узнала прославленную теннисистку и обратилась к ней по имени.

— «Дайет-пепси», пожалуйста.

Достав из сумки книжку, Тедди открыла ее на середине, но чтение так и не продвинулось: мысли все время обращались к Огги. Он обещал встретить ее в аэропорту. Они не виделись больше месяца, и Тедди отчаянно соскучилась.

Она не могла дождаться встречи.

В одиннадцать утра в Мельбурне стояла влажная духота.

Шестнадцатичасовой перелет с посадкой в Гонолулу оказался крайне утомительным. Тедди устало брела по коридору к залу прибытия. В толпе встречающих Огги не было. Ей стало ужасно обидно. Впрочем, он никогда не отличался пунктуальностью.

— Ти! Не иначе как ты собралась всех здесь сразить наповал! — раздался сзади знакомый голос.

Огги, загорелый, светловолосый, и сам выглядел сногсшибательно в легких синих брюках и желтой рубашке с расстегнутым воротом.

— Огги! Огги! — Тедди обвила руками его шею. — Наконец-то! Видишь, я ношу твой талисман. Мы с тобой, надеюсь, в одном отеле? Когда ты играешь? Ах, Огги, ты не представляешь, как я скучала! — Она чуть не плакала от радости.

— Малышка… — смущенно начал он.

— Поехали в отель, — Тедди не замечала ничего вокруг. — Я хочу тебя обнять по-настоящему; я хочу, чтобы мы были вместе.

На мгновение замешкавшись, Огги поспешно взял ее за руку и с улыбкой сказал:

— Ради тебя я готов босиком пойти через Альпы.

Номер для Тедди, как и в прошлый раз, был забронирован в «Риджент-отеле». Едва переступив порог, они повалились на кровать, катаясь и повизгивая, как пара счастливых щенков.

— Мне нравится твоя прическа. — Огги зарылся пальцами в ее волосы. — Господи, как я люблю твои плечи… и спину… и все остальное…

— Огги, — захлебывалась Тедди, — мне нужно столько тебе рассказать. Просто не верится, что мы снова вместе.

Ее руки скользнули вдоль его мускулистого тела. День обещал быть безмятежным.

Они дважды насладились любовью, а потом заказали обед в номер. Не одеваясь, они уселись по-турецки на кровати, поставив между собой подносы, и с аппетитом уписывали омара, ломтики поджаристого картофеля и свежий салат. Тедди уже забыла, что после долгого перелета едва держалась на ногах. Сейчас она была полна сил. Нога полностью зажила. Рядом сидел ее любимый. Настанет день, когда они поженятся, будут вместе ездить на соревнования, а когда закончат выступать, откроют теннисную академию.

— Да, кстати, — сказал Огги, — угадай, кто вчера прилетел в Мельбурн.

— Ну, кто?

— Твоя давняя соперница, Рокси Эберхардт. Правда, она «посеяна» всего лишь восьмой; самое большее, что ей светит — это четвертьфинал. Чего доброго, жребий опять сведет вас вместе.

— Боже упаси! — Тедди не имела ни малейшего желания сталкиваться со злопамятной Рокси.

— Она, между прочим… Хочу тебя предупредить, пока другие не наболтали всякой ерунды, — сказал Огги. — Она мне проходу не дает. Да и не она одна.

— Что?

— Другие девчонки, конечно, тебе в подметки не годятся. А на Рокси просто смотреть страшно, — хохотнул Огги, — одни кости да мышцы.

Тедди резко отодвинула поднос. Ее захлестнула ревность. В шутках Огги сквозила какая-то фальшь.

— Бэби, бэби, — Огги погладил ее голое колено. — Что ты вообразила? Я только хотел тебя чуть-чуть подразнить. Рокси Эберхардт совершенно не в моем вкусе. Она меня совсем не привлекает. Вот ты — совсем другое дело. Я к ней даже не прикоснулся, мне нужна только ты и еще раз ты.

— Надо же, опять эта Рокси, — вздохнула Тедди. — Я бы не пережила, если бы у вас с ней снова закрутился роман.

— Выбрось это из головы. Ничего у нас с ней не было, не беспокойся, моя золотая девочка. Давай-ка переставим эти подносы на стол, они нам мешают. Иди скорее ко мне, а то времени осталось совсем мало — у меня в отеле назначен массаж.

У Тедди мелькнула мысль, что Огги слишком бурно протестует, но, когда он прижал ее к себе, она больше не могла ни о чем думать.

Прощальный вечер подходил к концу. Сначала был устроен торжественный ужин на двести персон, потом бальные танцы. Все это соответствовало представлениям князя Генриха о мероприятиях подобного рода. Пойдя на уступку дочери, он пригласил Брюса Спрингстина, который как раз в это время оказался на гастролях в Коста-дель-Мар, и тот исполнил для гостей несколько песен. Кристина всегда внимательно следила за творчеством «Босса»; и он сам, и его новая подруга с нескрываемым интересом озирались вокруг.

У Кристины слегка кружилась голова от выпитого вина. Ей уже надоела вся эта помпезность. Она бы предпочла напоследок от души повеселиться в шумной компании, продемонстрировать всем свою независимость. Что бы такое придумать? Ей на ум пришло казино — блистательное «Казино-де-Пале», где она никогда не бывала. Ни разу в жизни! Им с Габи это было строжайше запрещено, а вот Жаку не возбранялось время от времени туда захаживать. Вот куда надо отправиться перед отъездом. Смести последнюю преграду!

Помимо Брюса Спрингстина, на вечер был приглашен также английский рок-певец Джонни Коутс. Повинуясь порыву, Кристина направилась прямо к нему.

— Джонни, — сказала она, — мне говорили, что ты не вылезаешь из казино. Я тоже хочу туда наведаться. Ты бы не согласился меня сопровождать?

Длинноволосый англичанин недоверчиво уставился на принцессу. Накануне они весь вечер протанцевали в дискотеке; Кристина прекрасно сознавала, что произвела на него неизгладимое впечатление; а теперь он и вовсе потерял дар речи, когда оказался среди титулованных особ в княжеском замке.

— Ну, пожалуйста, Джонни. Чисто по-дружески, — добавила она. — Мне нужно самой себе кое-что доказать.

Рок-идол нашел в себе силы кивнуть:

— Только вот… правитель-то… не будет возражать?

— Он ничего не узнает, — хихикнула Кристина. — Мы быстро. Беги вниз и жди меня снаружи, под аркой у сторожевого поста. Я буду через десять минут, мне нужно переодеться.

«Казино-де-Пале», огромное здание из кремового известняка, чудом примостилось на утесе, нависающем над океаном. Почти у самых стен бились волны Атлантики. Белый «роллс-ройс» подрулил к стоянке, и Джонни с Кристиной ступили на плотно утрамбованный песок.

Войдя в зал, они почувствовали на себе недоуменные взгляды. Посетителям казалось смутно знакомым лицо молодой женщины в кудрявом темном парике. Кристина была довольна собой: она не раз прибегала к такой хитрости, когда хотела сохранить инкогнито. Взяв Джонни под руку, она поспешила миновать толпу любопытных.

Казино шумело, сверкало и радовало глаз буйством цвета. В этой атмосфере нескончаемого праздника оживлялись даже самые томные посетители.

Полы были устланы обюссонскими коврами, вытканными под красно-синий узор из рубинов и сапфиров. Над головой сверкали гигантские хрустальные люстры. На стенах, задрапированных пурпуром, красовались античные барельефы из коллекции династии Беллини. В залах раздавались голоса крупье, щелкали фишки, то тут, то там слышались взрывы смеха. В одном из малых залов стоял лязг и грохот игровых автоматов.

— Я уже вижу, как здесь здорово, — заявила Кристина. — Что мне мешало прийти сюда раньше? Ой, ты знаешь, кажется, я… — она с трудом подбирала слова, — немножко захмелела. Напилась. Не стою на ногах.

К ним уже спешил управляющий. Он взглянул на Кристину, и его глаза расширились от ужаса. Ни одна женщина из династии Беллини не переступала порог этого заведения, даже своевольная княгиня Лиссе.

— Ваше высочество… — забормотал он. — Чем могу служить? Не прикажете ли вызвать ваш лимузин?

— В этом нет необходимости, — сухо ответила Кристина. — Думаю, я проведу здесь не более часа, этого будет вполне достаточно.

Управляющий так и остался стоять с раскрытым ртом. Кристина проплыла мимо него, направляясь в главный зал.

— У банкомета — два, у играющего — четыре, — возгласил банкомет, тщедушный человечек с длинными усами.

— Я выиграла? Я выиграла? — не веря своему счастью, Кристина смотрела на гору фишек, придвинутых к ней специальной лопаточкой.

— Как видишь, все твое, — снисходительно подтвердил Джонни, убедившись, что новичкам действительно везет.

Кристина не сводила глаз с пачки банкнот. Она только что получила восемь тысяч долларов. Хмель как рукой сняло. Она выиграла. Это показалось ей хорошей приметой… в преддверии новой жизни, которая начиналась на следующий день.

— Ваше высочество, — осторожно окликнул незнакомый голос.

Рядом с ней стоял один из сотрудников службы безопасности, которого она, входя, приметила возле карточных столов.

— Ваше высочество, к служебному входу подан автомобиль. Водитель доставит вас в замок.

Кристина всю жизнь слышала этот чопорный тон от нянь, потом от гувернанток, а в последнее время от телохранителей: так ей передавали распоряжения отца.

— А я еще не собираюсь уходить, — лучезарно улыбаясь, ответила она.

Под рев трибун Тедди Уорнер, улыбаясь, уходила с корта. За последние дни она успела загореть; сейчас на смуглом лице блестели капли пота. Вокруг толпились репортеры, щелкали вспышки фотокамер. Изнурительный турнир длился почти две недели, но Тедди, одержавшая победу над Рокси Эберхардт, была на седьмом небе. Может быть, хоть теперь можно будет о ней не думать.

Тедди и Огги решили позволить себе редкое удовольствие — несколько дней отдыха. Они собирались осмотреть местные достопримечательности, а если представится удобный случай, то и слетать в Новую Зеландию. Сегодня у них был заказан ужин в фешенебельном приватном зале ресторана «Фэнниз» на Лурсдейл-стрит.

Уворачиваясь от газетчиков, Тедди поспешила в раздевалку с единственной мыслью — поскорее принять горячий душ. Однако в дверях ей преградила дорогу невысокая бойкая женщина. Тедди узнала ее: это была Джуди Сиверс из «Ассошиэйтед пресс».

— Тедди, как вы себя чувствуете после травмы?

— Замечательно себя чувствую. Просто отлично.

Как ни странно, Джуди не задала ей ни одного вопроса о только что выигранной встрече.

— Значит, вы расстались с Огги Штеклером? — ее вопрос прозвучал как утверждение.

Тедди подумала, что ослышалась.

— Вы удивлены? Но я считала… Ингрид сказала… — журналистка почуяла сенсацию.

Тедди поняла, что случилось непоправимое.

— Разрешите пройти… Я тороплюсь.

Она поспешила в душевую и захлопнула за собой дверь. Ее лицо горело. Пальцы не слушались ее: она долго не могла набрать шифр на своем шкафчике. Ингрид? Что еще за Ингрид? Неужели та новенькая, Ингрид Херцлих, высокая, стройная немка семнадцати лет, которая всего три месяца выступает в турнирах профессионалов?

Нет, не может быть, — твердила Тедди, пытаясь взять себя в руки. Они с Огги все эти дни были неразлучны. Разве он не говорил ей, что любит только ее, что до других девушек ему нет дела? Вокруг теннисистов вечно возникают сплетни, которые растут, как снежный ком…

В отеле Огги не было. Тедди снова и снова набирала его номер; наконец дежурная телефонистка на коммутаторе не выдержала и сказала, что абонент не отвечает.

— Этого не может быть. Он ждет моего звонка!

— Мистер Штеклер вышел, — ответила телефонистка.

Тедди повесила трубку. Ее охватило тревожное чувство.

Она нащупала на шее золотой талисман — теннисную ракетку на тонкой цепочке, хранившую два имени. «Подарок в преддверии помолвки». Еще тогда Огги предупредил ее, что не готов к решительному шагу. Почему же воображение упрямо рисовало их совместную жизнь?

Тедди бесцельно слонялась по гостиничному номеру и в конце концов решила спуститься в бар. Ей никак не удавалось успокоиться.

В баре было полным-полно народу: в основном теннисисты, а также те, кого все привыкли видеть рядом с ними — родители, тренеры, агенты, поклонники и поклонницы. Наметанный глаз Тедди выхватил из толпы знакомые лица представителей известных агентств «ПроСерв», «ИМГ», «Эдвантидж интернэшнл». Они вели дела сильнейших теннисистов мира.

— Налейте мне безалкогольного вина, — попросила она молодого, красивого бармена-австралийца, но тут же передумала. — Нет, пусть лучше будет «кузнечик».

Найдя свободный столик в углу, Тедди сидела в одиночестве, потягивая пенистый коктейль с зеленым ментоловым ликером. Через несколько минут она подошла к телефону и позвонила Огги. Его номер по-прежнему не отвечал.

Тедди заказала еще один «кузнечик». Теперь ей стало казаться, что бар светится мягким мерцающим светом. К ней подсели знакомые; все оживленно обсуждали сыгранные матчи.

Имя Огги Штеклера в разговорах не упоминалось, но Тедди ловила на себе понимающие взгляды. Наконец она не выдержала и, распрощавшись со всеми, ушла, опасаясь, что здесь может появиться Огги, и скорее всего не один.

Она поужинала у себя в номере, а потом включила телевизор. Показывали запись сегодняшних матчей. Вдруг ей показалось, что на трибуне мелькнула светловолосая, коротко стриженная голова Огги, но камера тут же переместилась на другой сектор.

У Тедди брызнули слезы. Огги, если это правда, я тебя убью, — молча говорила она.

Он снял трубку только в восемь утра.

— Огги! — воскликнула Тедди. — Как же так? Ведь мы договаривались вместе поужинать!

— Ох, малышка, совершенно вылетело из головы, — сказал он. — Меня заморочил агент. Ты долго ждала?

— Всю ночь.

— Вроде я тебе говорил, что у нас с ним назначена встреча. Бэби, у меня сейчас столько дел, всего не упомнишь. Слушай, что, если нам с тобой сегодня пообедать? А потом я прямо на самолет — и во Францию.

— Во Францию?

Он ни словом не обмолвился, что ему надо будет лететь во Францию.

— Нет, Огги, мы с тобой не пойдем обедать. Я сейчас спущусь к тебе в номер. Нам надо поговорить.

Он нервно рассмеялся:

— Прямо сейчас? Я, между прочим, был в душе…

— Ничего страшного. Жди меня через пару минут, — настаивала Тедди.

Она торопливо расчесала волосы, провела по губам помадой и вышла в коридор.

Лифт остановился несколькими этажами ниже.

Тедди постучала в дверь.

— Ти! — Огги встретил ее в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер. — Когда человек говорит «через пару минут», никто не воспринимает этого буквально.

Ей померещился навязчивый запах духов. К горлу подступила тошнота. Что, если из ванной или из стенного шкафа вдруг появится женщина?

— Огги, до меня дошли слухи… надеюсь, это просто сплетни.

Он пожал плечами и улыбнулся своей обаятельной улыбкой, от которой у Тедди всегда замирало сердце.

— Ты же знаешь, малышка, про меня чего только не болтают. Теннисистов хлебом не корми — дай почесать языками.

— Возможно. Мне, например, сообщили, что мы с тобой расстались. Как тебе это нравится? Говорят, у тебя теперь новая девушка, ее зовут Ингрид. Похоже, она любительница крепких духов.

Улыбка сошла с лица Огги. Он понял, что притворяться бессмысленно.

— Тедди, лапушка, я не хотел, чтобы так получилось.

— А как ты хотел? — вырвалось у Тедди.

— Я собирался сразу тебе сказать, еще в аэропорту, но ты была такая ласковая, такая красивая, что я дрогнул. А потом мы легли в постель — тогда у меня и вовсе ум за разум зашел.

— Боже мой, — у Тедди подкосились ноги, и она без сил опустилась в кресло. — Огги…

— Я перед тобой виноват, Ти. Прости меня. Я к тебе очень хорошо отношусь.

— Это заметно.

— Понимаешь, когда ты лежала с переломом, я — как бы это сказать — от тебя отдалился. Для меня здоровье важнее всего, а сидеть рядом с больным — плохая примета. Может, это подло, но ты же знаешь: теннис — жесткий спорт. Ингрид мне как раз подходит. Она сильная, напористая, крутая девчонка. Самая крутая.

— Круче меня? — прошептала Тедди.

Если бы Огги сказал, что влюбился, это задело бы ее меньше, чем такое странное признание.

Собрав всю силу воли, Тедди поднялась с кресла. Она не могла допустить, чтобы Огги видел ее слезы.

У самого порога она обернулась.

— Желаю удачи, Огги. Ты порядочная скотина, но мне с тобой было хорошо. Может быть, мы останемся друзьями, но такое трудно себе представить.

Тедди не помнила, как добралась до своего номера. Она заперла дверь на ключ и подумала, что сейчас у нее будет истерика. Огги поступил как подонок, но она была с ним счастлива. Он обращался с ней ласково и бережно, умел и рассмешить, и поддержать. Ее сердце отзывалось любовью.

Однако их отношения рано или поздно должны были зайти в тупик. Огги всегда любил одного себя. Из него не получился бы хороший муж, а тем более отец. Если он бросил ее ради Ингрид — это только к лучшему.

Подойдя к окну, Тедди отдернула штору. Внизу у тротуара остановилось такси, из которого вышла хорошо одетая молодая пара. Женщина чему-то смеялась, запрокинув голову, и Тедди явственно слышала ее смех. Незнакомка чем-то напомнила ей принцессу Кристину.

Интересно, как Кристина устроилась в Голливуде? Тедди тут же решила позвонить ей. Сняв трубку, она стала нажимать на кнопки и вдруг почувствовала, что ее душат слезы.

ПРОШЛО ДВА ГОДА…

Ее отец исчез в холодных серых водах Атлантики.

Нет, не просто исчез. Его сбросили за борт… его убили.

Катер уносил Тедди с яхты «Олимпия» в сторону правительственного причала. Она словно застыла. Потом оцепенение сменилось яростью. Ветер трепал ее волосы, но она ничего не замечала. После исчезновения ее отца у князя Генриха случился тяжелый сердечный приступ. В сопровождении Жака и обеих принцесс его отправили вертолетом в кардиологический центр Порт-Луи.

— Не противьтесь, Тедди, — увещевал Скурос, стоя рядом с ней. — Пусть доктор даст вам успокоительное.

— Нет… я не могу…

— Вам станет легче, детка.

— Нет.

Она не сводила взгляда с серо-стальной воды, будто надеялась увидеть отца. Его тело так и не нашли. Тедди дали понять, что волны вряд ли прибьют его к берегу. Как же такое могло случиться? «Олимпия» считалась одним из самых безопасных судов в мире. Хьюстон Уорнер не страдал морской болезнью и не злоупотреблял алкоголем. Она была убеждена, что отец никогда не помышлял о самоубийстве. Его дела шли в гору, он не жаловался на жизнь. Ничто не мешало бы ему по прошествии некоторого времени вступить в повторный брак.

Неужели его действительно сбросили за борт? От одной этой мысли становилось жутко. Папа, — звала она, — папа, я так тебя люблю.

Когда катер пришвартовался у причала, Скурос покровительственно обнял Тедди за плечи.

— В гавани всегда толкутся репортеры. Думаю, вам сейчас не захочется с ними беседовать, Тедди. Я распоряжусь, чтобы вас проводили прямо к моей машине. Где вы остановились?

— В отеле «Иль-де-Франс», — через силу выдавила Тедди. — Но я не смогу… мне слишком тяжело туда возвращаться.

Она опять расплакалась. Скурос привлек ее к себе, утешая, как ребенка.

— Я отвезу вас в другую гостиницу, — мягко пообещал он.

— Мне придется срочно вылететь в Коннектикут. Надо известить близких, заказать отпевание. Как я одна справлюсь? Даже не знаю, с чего начать.

— Воспользуйтесь услугами моего секретаря, — с готовностью предложил Скурос. — Он возьмет на себя организационные хлопоты. Вас доставят в Коннектикут на моем личном самолете. Слава Богу, я могу хоть что-то для вас сделать.

— Спасибо…

Как только они ступили на причал, их окружила толпа репортеров.

— Тедди, что произошло с вашим отцом?

— Он когда-нибудь заговаривал о самоубийстве?

— Может быть, ему грозило банкротство?

Они бесцеремонно совали микрофоны ей в лицо. Стрекотали кинокамеры, щелкали затворы фотоаппаратов. Тедди инстинктивно заслонила лицо рукой.

— Пропустите…

Скурос сказал что-то своим матросам, и они проворно расчистили для нее проход к «роллс-ройсу», ожидавшему у причала. Никос опустился на сиденье рядом с Тедди.

Она спрятала лицо в ладони:

— У них ни стыда, ни совести.

— Когда известный человек погибает при невыясненных обстоятельствах, репортеры всегда тут как тут, — сказал Скурос. — Тедди, я знаю, как вам сейчас тяжело, и все же рискну попросить: вытрите глаза и посмотрите на меня.

Тедди подняла голову.

— Знайте: я со своей стороны сделаю все, чтобы выяснить, как погиб мистер Уорнер. Расследование уже начато. Будьте уверены, мы не оставим без внимания ни одну подробность.

— Благодарю вас, — сказала Тедди и почувствовала, что ее опять захлестнула волна гнева. — Я хочу знать, почему это произошло. Я должна докопаться до истины!

— Не знаю, возможно ли это, но я лично сделаю все, что смогу, для выяснения причин гибели вашего отца.

Как ни странно, Тедди немного успокоилась, услышав его заверения.

— Я твердо решила узнать причину! — с жаром воскликнула она. — И добьюсь своего. Как только улажу дела в Коннектикуте, немедленно вернусь сюда.

— Разумеется, — снисходительно кивнул Никос. — Впрочем, я надеюсь, что мы очень скоро соберем всю необходимую информацию, и вам не придется совершать еще один перелет.

«Роллс-ройс» доставил Тедди в отель «Нормандия», где у Скуроса были постоянные апартаменты и офис. Его секретарь, Ставрос Андреас, стоял навытяжку. Скурос извинился перед Тедди, сказав, что должен срочно возвращаться на яхту, чтобы допросить всех членов экипажа. Костанская полиция уже была на борту.

— Мистер Андреас поступает в ваше распоряжение, — добавил Никос.

— Не желаете ли кофе, мисс Уорнер? — учтиво осведомился секретарь, когда за его боссом закрылась дверь.

Тедди кивнула. Ее не раз выручали уравновешенность и врожденная практичность. Прежде всего следует позвонить в Палм-Бич и известить единственную сестру отца, тетю Алисию. Для нее это будет тяжелым ударом. Затем надо будет сообщить друзьям и дальним родственникам. Потом вице-президенту компании «Уорнер» Реджинальду Лудену. Он возьмет на себя профессиональные и деловые вопросы. Далее на очереди Джустина Рэйвер, их семейный адвокат, и, наконец, Расс Остранд, который уведомит оргкомитеты нескольких турниров, что Тедди вынуждена отказаться от участия в соревнованиях.

Она продиктовала секретарю список телефонов и задумчиво отпила кофе, с трудом заставляя себя сосредоточиться.

Через три часа Ставрос Андреас повез Тедди в аэропорт, где их уже поджидал «боинг» Скуроса, готовый к трансатлантическому перелету. По радио постоянно передавали сводки о состоянии здоровья князя Генриха. Ухудшения не наблюдалось. Все трое детей князя находились у его постели. Принцу Жаку предстояло взять на себя временное управление страной на период болезни князя или вплоть до особого решения Государственного совета.

Тедди стряхнула с себя задумчивость. Ее так оглушила боль утраты, что беды княжеского дома отступили для нее на второй план.

В выпуске новостей сообщили, что исчезновение Хьюстона Уорнера во время круиза на яхте «Олимпия», возможно, было результатом самоубийства по финансовым мотивам.

— Что за чушь! — вскричала Тедди, сжимая кулаки. — Почему им сходят с рук такие измышления? Это же злостная клевета!

Сидя в комфортабельном зале ожидания для привилегированных пассажиров, Тедди, к своему изумлению, увидела в дверях принцессу Кристину, бледную, напряженно оглядывающуюся вокруг.

— Тедди, я боялась, что ты уже улетела.

— Нет, Кристина, у меня еще остается минут десять. Очень печально, что твой отец оказался в клинике. Надеюсь, все обойдется.

Они обнялись; Тедди почувствовала, что Кристину бьет дрожь.

— Он не умрет, пока не подготовится, — приглушенно сказала Кристина. — Перед твоей трагедией все меркнет.

Из окна зала ожидания было видно, как по трапу элегантного серебристо-красного самолета с эмблемой компании «Скурос шиппинг лайнз» поднимается пилот, а за ним весь экипаж.

— Я скоро вернусь, — прошептала Тедди, — хотя бы для того, чтобы опровергнуть нелепые слухи.

— Ты рассчитываешь найти ответы на все вопросы здесь? В этом княжестве?

Тедди вспыхнула:

— Начну отсюда. Это единственное, что приходит мне в голову.

Кристина задумалась.

— Тедди, как только моему отцу станет легче, я вернусь в Голливуд. Из-за меня и так пропало несколько съемочных дней. Но я должна тебе кое-что сказать… Правда, не знаю, связано ли это с гибелью твоего отца. В моей стране существует целый ряд политических группировок, причем некоторые из них очень агрессивны. Возможно, твой отец невольно оказался втянутым в какие-то политические интриги. Сейчас очень остро стоит вопрос о присоединении княжества к Франции; многие другие проблемы тоже вызывают целый шквал страстей. Это какое-то безумие.

— Но каким образом он мог… И с какой стати?

— Как знать? Его все считают… считали… видной фигурой, со средствами, со связями. — Кристина пожала плечами с чисто французским изяществом. — Могу порекомендовать тебе человека, который, как мне кажется, будет полезен в твоей ситуации. Он действует одному ему известными методами и всегда сохраняет полную конфиденциальность.

— Ты хочешь сказать, это сыщик? — Тедди в недоумении посмотрела на принцессу.

— Именно так. Его зовут Фредерик Ламарше. Он сотрудничал с нашей личной охраной и проявил себя наилучшим образом.

Тедди, прищурившись, наблюдала, как грузчики заносят в самолет ее багаж вместе с чемоданами Хьюстона, которые были аккуратно упакованы служащими Скуроса. Никос поддержал ее в трудную минуту, но она не была уверена, что ему можно полностью доверять — ведь он, скорее всего, тоже не остался в стороне от политических страстей, раздирающих Коста-дель-Мар.

— Пожалуй, я воспользуюсь услугами этого человека, — решила Тедди.

В зал ожидания вошел стюард, который должен был сопровождать Тедди в полете.

— Мой секретарь сегодня же позвонит тебе и сообщит его номер телефона. — У Кристины на глаза навернулись слезы. — Я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помочь.

— Папа, — негромко позвала Габи, сжимая сухую руку отца.

Собравшаяся под окном толпа скандировала имя князя Генриха. Старшая принцесса с тревогой смотрела на отца, которого только что перевели в терапевтическую палату из отделения реанимации.

— Не беспокойся обо мне, милая, — глухо отозвался Генрих.

— Я отложу поездку в Даллас. Сейчас мне важнее быть рядом с тобой.

— Скоро я встану на ноги, — произнес князь. — Проследи, чтобы Тедди Уорнер оказали всестороннюю помощь. И передай нашим подданным… я все время думаю о них.

В палату торопливо вошел личный врач князя Генриха, а следом за ним доктор Джеймс Вонг, вьетнамец по происхождению, известнейший хирург-кардиолог, которого срочным порядком доставили в Коста-дель-Мар на самолете Клиффа Фергюсона. Медики попросили Габриеллу выйти в комнату для посетителей, поскольку ее отцу был необходим покой.

— Князь прекрасно держится, — добавил доктор Вонг на чистейшем французском языке. — Он очень волевой человек.

Выйдя из палаты, у дверей которой неотлучно дежурили двое охранников, Габриелла увидела Жака, нервно расхаживающего по комнате для посетителей. Он переоделся и был чисто выбрит. Вместе с ним находились главный советник князя Анатоль Бретон, пресс-секретарь Рауль Лабатт, а также брат князя, принц Георг, хмурый и озабоченный.

— Когда вам будет удобно дать пресс-конференцию, ваше высочество? — обратился Лабатт к принцу Жаку, когда Габриелла входила в комнату.

— Через час, — ответил Жак. — Сообщите об этом лечащим врачам.

— Слушаюсь, ваше высочество, — кивнул пресс-секретарь.

— Пока все, — сказал Жак, отпуская официальных лиц.

Те откланялись и исчезли. Принц Георг под каким-то предлогом тоже удалился вслед за ними, понимая, что Жаку и Габи нужно поговорить наедине. Габриелла впервые в жизни заметила, что у брата на лбу от волнения выступила испарина.

— Не верю, что отец может умереть, — вырвалось у Жака.

— Я тоже, — выдохнула Габи.

— Скорей бы он поправился.

Жак с глубоким вздохом расправил плечи.

С балкона третьего этажа Жак смотрел на собравшуюся внизу толпу. Когда он подошел к перилам, до него донеслись приветственные возгласы.

Взяв микрофон, протянутый ему пресс-секретарем, Жак обратился к собравшимся.

— Как вам известно, мой отец, его светлейшее высочество князь Генрих, перенес сердечный приступ. Могу сообщить, что ему уже лучше; кризис миновал.

Воздух огласился радостными криками, которые эхом отдавались от больничных стен.

— Хочу поблагодарить вас всех… — продолжал Жак, но его голос утонул в ликующем реве толпы.

Принц выдержал паузу, чувствуя предательское пощипывание в глазах. Когда оглушительные возгласы и аплодисменты мало-помалу смолкли, он снова поднес к губам микрофон.

— Мой отец просил передать вам, что он постоянно думает о вас, что он…

Жак больше не стыдился своих слез. Многотысячный хор голосов запел костанский государственный гимн.

По прибытии в Нью-Йорк Тедди дала пресс-конференцию в штаб-квартире компании «Уорнер».

— Все были ко мне чрезвычайно добры, в особенности мистер Скурос; я уверена, что в самом ближайшем будущем удастся найти ответы на все вопросы. — Сидя перед микрофоном, она читала заранее составленное заявление для прессы.

Когда Тедди закончила, в зале поднялся невообразимый гвалт. На нее обрушился целый шквал вопросов. Стоящий рядом с ней Реджи Луден вынужден был вмешаться и призвать собравшихся к порядку.

— Тедди! Говорят, ваш отец недавно получил сообщение из Вашингтона о том, что конкуренты собираются перекупить его компанию. Вы можете это подтвердить?

— Это не более чем домыслы, — ответила Тедди, ища поддержки у Лудена.

По правде говоря, такие попытки действительно предпринимались, но ее отец не поддался панике: в течение последнего месяца он осуществил программу «Золотой парашют».

— Мисс Уорнер, правда ли, что ваш отец в последнее время находился в депрессии из-за того, что больше не мог влиять на вашу спортивную карьеру и чувствовал себя… лишним?

Тедди холодно посмотрела на журналистку, задавшую этот вопрос.

— Где вы собираете эти слухи? Мы с отцом были очень привязаны друг к другу.

— Как вы считаете, не было ли здесь злого умысла? — прокричал из заднего ряда кто-то из репортеров. — Будет ли проведено официальное расследование?

Тедди похолодела:

— Конечно, нет.

Она ответила еще на несколько вопросов, после чего пресс-конференцию объявили закрытой. У Тедди оставалась еще масса дел. Заупокойная служба. Оглашение завещания Уорнера. А вечером она собиралась позвонить Фредерику Ламарше, частному детективу из Коста-дель-Мар.

Панихида по Хьюстону Уорнеру совершенно выбила Тедди из колеи. Хотя в церкви присутствовали сотни людей, в том числе Расс Остранд и Джамайка Дю-Росс, Тедди была безутешна.

Она ощущала невыносимое одиночество.

— Хьюстон Уорнер отличался истинной щедростью — в работе и в спорте, с родными и с друзьями, — говорил преподобный Ламонт Норидж, доктор богословия.

Когда настал черед дочери сказать прощальное слово об отце, она разрыдалась, но сумела взять себя в руки. В заключение Тедди подчеркнула:

— Всеми своими достижениями я обязана только ему. — Ее голос дрогнул. — Я верю, что он сейчас где-то рядом. Он навсегда останется рядом со мной.

Джамайка, сидевшая во втором ряду, содрогалась от слез.

— Тедди, прошу тебя, позвони мне, — сказала она, когда панихида закончилась и все потянулись к автостоянке. — Мы в последнее время совсем не видимся — я в колледже, ты постоянно на соревнованиях, но все равно ты для меня самая близкая подруга.

Они обнялись. Тедди прошептала:

— По-моему, с моим отцом произошло что-то ужасное. О, не могу заставить себя произнести это вслух.

Джамайка сокрушенно покачала головой. Газеты выдвигали самые невероятные гипотезы, включая версию о каком-то заговоре — в последние месяцы стало модно именно так объяснять смерть видных личностей, подобных Хьюстону Уорнеру и газетному магнату Роберту Максвеллу. Однако большинство изданий сходилось во мнении о самоубийстве, несмотря на бурные протесты Тедди.

Тедди поделилась с подругой своими планами вернуться в Коста-дель-Мар для расследования причин гибели отца.

— Только не подвергай себя опасности, — попросила Джамайка. — Помни, что ты спортсменка, а не сыщик в юбке.

— Не беспокойся.

— Пообещай, что будешь осторожна, Тедди. Обещаешь?

Тедди заставила себя улыбнуться. Она совсем обессилела.

— Конечно. Я же не круглая дура. И потом, ты права, я действительно спортсменка, и отец был этим очень горд. Так что я не смогу задержаться там надолго. Нужно готовиться к «US Open».

Но до отъезда в Коста-дель-Мар оставалось еще множество дел. Самое главное — надо было серьезно поговорить с Рассом Острандом.

— Тедди, я не могу опомниться, — сказал Остранд, который за долгие годы стал ей надежным другом. Ей и ее отцу.

Расс Остранд выглядел гораздо моложе своих пятидесяти пяти лет. У него были коротко стриженные седые волосы, карие глаза и загорелое обветренное лицо. Он умел находить выход из самых сложных ситуаций и всегда вселял доверие в своих друзей и клиентов.

Его беседа с Тедди длилась без малого три часа. Расс дал своей подопечной немало дельных советов относительно финансовых и домашних дел, связанных с имуществом отца, а напоследок порекомендовал ей надежную юридическую контору, где она могла получить консультацию по всем вопросам, касающимся ее дальнейших действий.

— Сейчас я даже думать об этом не могу, — прошептала Тедди, глотая слезы.

Однако жизнь заставила ее приступить к делам. Ей удалось вернуться в Коста-дель-Мар лишь через неделю. Летний сезон был в самом разгаре. Улицы Порт-Луи были заполнены роскошно одетыми отдыхающими, а также репортерами светской хроники, охочими до сенсаций и скандалов.

Князь Генрих через своего секретаря передал ей официальное приглашение остановиться в Вандомском замке.

Идя вслед за дворецким длинными коридорами замка, мимо открытых дверей, за которыми открывались великолепные залы, Тедди думала только об отце. Впервые она побывала в этих стенах вместе с ним.

Ей отвели поистине королевские апартаменты. Стены были обтянуты голубоватым Дамаском, полы покрыты обюссонскими коврами. На стене висела прелестная картина Сера и коллекция старинных вееров из слоновой кости. Помимо спальни с резной кроватью, здесь находилась маленькая библиотека и гостиная с нишей, где за антикварной ширмой стояли телевизор, видеомагнитофон и телефон.

Мажордом Мишель Буфэ показал ей облицованную розовым мрамором ванную, примыкающую к ней гардеробную и аппарат внутренней связи, по которому можно было связаться с другими помещениями замка, вызвать горничную, официанта или офицера службы безопасности.

— Спасибо, все замечательно, — сказала Тедди.

Когда Буфэ вышел, Тедди сняла трубку телефона и набрала номер, который дала ей Кристина.

— Ничего не могу обещать, мисс Уорнер, — говорил Фредерик Ламарше. — В моей профессии не может быть гарантий, зато случаются неприятные сюрпризы.

Его бюро примостилось на втором этаже, над магазином канцелярских принадлежностей. Сам частный детектив был жилистым темноволосым человеком лет сорока. Его разговор сопровождался типично французской жестикуляцией.

— Это понятно, — ответила Тедди.

— Но я сделаю все, что в моих силах. От вас потребуется задаток в сумме пяти тысяч костанских долларов; моя такса — сто долларов в час плюс накладные расходы. Вы будете получать еженедельные отчеты, а в особых случаях — ежедневные донесения. Разумеется, наша договоренность останется сугубо конфиденциальной.

— Ваши условия меня устраивают, — сказала Тедди, пытаясь сообразить, какого рода донесения она будет получать и к каким неприятным сюрпризам должна готовиться. — Когда вы сможете приступить?

— Как только получу ваш чек, — ответил Ламарше. — И еще одно, мисс Уорнер…

— Да?

— Насколько мне известно, вы прибыли в страну как гостья княжеского семейства. Имейте в виду, что Вандомский замок — как и Букингемский дворец в Англии, и княжеский дворец в Монако — это замкнутый мирок. Там у стен есть уши, а обслуживающий персонал подчас проявляет излишнее любопытство. N'еst-се pas?^[6] Храните мои донесения в недоступном для посторонних месте.

Через неделю после приезда Тедди врачи сочли, что здоровье князя Генриха пошло на поправку. Князь попросил сына и дочерей, чтобы те больше не дежурили день и ночь у его постели, а вернулись к нормальной жизни.

— Ты уверен, что можешь нас отпустить? — переспросила Габи.

— Смело можешь меня оставить, дочь. Я хотел бы просмотреть газеты.

Габриелла в тот же день вылетела в Даллас, где ее встретил Клифф Фергюсон.

Хотя их разделяло пространство океана и расстояние в три тысячи миль, Габи и Клифф в последнее время виделись не реже чем раз в месяц. Их отношения развивались непросто. Между ними стояла его американская экспансивность и ее европейская сдержанность. Толпы его приятелей и узкий круг ее близких друзей. Его увлечение атлетическими видами спорта и ее тяга к спокойным прогулкам. Габи понимала, что такому человеку, как Клифф, было бы душно в границах маленького государства. Но он окружал ее любовью и заботой; ни один мужчина не привлекал ее так, как он. Им стало трудно обходиться друг без друга; каждый научился уважать взгляды другого.

От аэропорта до ранчо «Джакаранда» было более часа езды. Габи и Клифф обменивались новостями.

Она рассказала ему о странном исчезновении Хьюстона Уорнера с борта яхты «Олимпия».

— Наверно, власти подозревают, что здесь дело нечисто? — предположил Клифф.

— Нет, вряд ли. Не думаю. Поскольку тело так и не нашли, ничего нельзя утверждать. Ходят слухи, что он упал за борт в результате сердечного приступа. — Ей было нелегко об этом говорить. — Он был фанатиком своей работы. От кого-то я слышала, что у него и раньше бывали нелады со здоровьем, но он это скрывал, даже от дочери. О Клифф, ты бы видел, как была убита Тедди. У меня просто разрывалось сердце.

Через некоторое время Клифф гордо объявил:

— В твою честь будет устроено ночное воскресное барбекью. Надеюсь, ты захватила подходящие наряды.

Габи улыбнулась:

— Это просто замечательно, дорогой. Сколько будет приглашенных?

— Немного. Человек шестьсот или около того, — засмеялся Клифф. — Ты же знаешь: у нас в Техасе все делается на широкую ногу. Между прочим, Ребекка тебя ждет — не дождется. Хочет продемонстрировать тебе тройной аксель. Не один месяц его шлифовала.

Они въехали в высокие деревянные ворота, которые венчало имя владельца и название ранчо. До особняка надо было добираться на машине еще минут двадцать. Это внушительное белое строение стояло в тени могучих деревьев. Его окружала декоративная ограда, увитая лозой и плетистыми розами. В отдалении располагались загоны для скота, многочисленные надворные постройки и домики рабочих. Рядом с двумя теннисными кортами сверкала лазурная вода бассейна. Поблизости был сооружен крытый искусственный каток для Ребекки, которая готовилась к участию в чемпионате США.

Габриелла вдохнула полной грудью. Она любила сюда приезжать. На ранчо ей не досаждали репортеры, она всегда расхаживала в джинсах, не пользовалась косметикой и не заботилась о соблюдении этикета.

— Как я понимаю, в аэропорту произошел неприятный инцидент, — осторожно сказал Клифф. — Мне рассказал твой телохранитель.

Когда самолет приземлился, Габриеллу плотной толпой окружили зеваки, не желавшие расходиться.

— Ничего страшного. Бернар знает свое дело. Ведь такое случалось уже не раз.

— Именно это меня и беспокоит.

Габриелла пожала плечами:

— Что поделаешь, я сталкиваюсь с этим всю свою жизнь, и мои родные — тоже. Однажды Жака чуть не разорвали на части американские студентки. А еще был такой случай: посторонний проник в замок и пытался найти спальню Кристины. Даже на отца однажды набросился какой-то человек и разразился непристойностями. На такие происшествия не стоит обращать внимания, Клифф, — добавила Габи, видя, что это его не убеждает. — Иначе придется ходить по улицам под колпаком из пуленепробиваемого стекла, в сопровождении взвода автоматчиков. Такая жизнь была бы ничем не лучше тюремного заключения.

— Да я вовсе не имел в виду… Как бы то ни было, на ранчо ты в полной безопасности. В худшем случае здесь проползет техасская змеюка или во время родео сорвется с привязи бык. Потому мне тут и нравится.

На подъезде к гаражу им навстречу выбежала девочка-подросток с развевающимися каштановыми волосами, одетая в голубой тренировочный костюм.

— Папа! Габи! — Шестнадцатилетняя Ребекка Фергюсон открыла дверцу машины и бросилась на шею Габриелле. — Габи, Габи, наконец-то! Мне тебе столько нужно показать! Посмотришь мои новые платья. Тренер меня похвалил за тройной аксель. На чемпионат я надену твою цепочку — папа разрешил!

Габриелла от души смеялась, прижимая к груди восторженную дочку Клиффа, которая выглядела уменьшенной и очень женственной копией отца и так же светилась приветливостью.

Клифф обнял за плечи Ребекку и Габи, и они все вместе вошли в дом.

— Покажу тебе нашего нового жеребенка, — говорил Клифф. — Такой красавчик — просто загляденье. Пегий, с белой звездочкой на лбу, самых чистых кровей. Выписал его с конного завода в Лексингтоне — это в штате Кентукки. Думаю, он будет резвее своего прапрадеда, Секретариата, а тот, между прочим, выиграл дерби в семьдесят третьем году. Если покупать лошадь с прицелом на будущее, так только в Лексингтоне. Это лучший конный завод в Америке, Габи. — Клифф был в своей стихии. — Нужно готовить этого малыша к скачкам. Как ты считаешь? Построю за озером ипподром, точно такой же, как «Черчилль-Даунз». Мой приятель Дэнни Гэлбрейт сделал такую же штуку у себя в Огайо — и не прогадал! Он прикинул, что его лошадки будут иметь больше шансов на победу, если привыкнут к таким условиям, в которых проводится «Дерби Кентукки».

Габриелла умиротворенно вздохнула. Это ранчо в Техасе стало ее вторым домом.

В необъятной спальне Клиффа горели десятки свечей. На огромных картинах Фредерика Ремингтона играли причудливые блики. Стены, облицованные орехом, излучали тепло. Из стереодинамиков лилась негромкая песня Джонни Мэтиса.

Габи откинула голову, подставляя точеную белоснежную шею поцелуям Клиффа. В любви он был нежен и терпелив, никогда не спешил сам и не торопил Габриеллу.

— Моя прекрасная, моя ненаглядная Габи, — шептал Клифф.

Она провела руками по его спине, наслаждаясь упругостью мышц.

Клифф страстно и бережно целовал грудь Габриеллы. Каждое его прикосновение задевало струны ее чувственности. Габи застонала. Тогда Клифф на миг отстранился и накрыл ее всем телом.

— Еле дождался тебя, — задыхался он. — Боже мой, Габи… ты меня сводишь с ума, я не могу без тебя.

Габриелла быстро достигла вершины наслаждения; через мгновение по телу Клиффа тоже пробежала сладостная дрожь.

Они лежали обнявшись.

— Не могу передать, как я по тебе скучал, — со вздохом произнес Клифф.

— Я по тебе тоже, — шепнула Габи, утыкаясь ему в шею.

— Наши встречи раз в месяц — с этим надо кончать, — сказал он. — Мы только успеваем заново привыкнуть друг к другу — и тут же приходится расставаться. Мы с тобой заслуживаем лучшего.

Габи затаила дыхание.

— Наверно… я смогу проводить в Штатах больше времени.

Клифф приподнялся на локте, чтобы смотреть ей в глаза:

— Не просто больше, а гораздо больше, Габи. Я устал любить издалека. Мне надоело, что в газетах меня называют «техасский друг принцессы Габриеллы». Давай поженимся.

Клифф не раз намекал, что хочет узаконить их отношения. Вот уже многие месяцы Габи с ужасом ждала этого неизбежного разговора, но сейчас она растерялась.

— Молчишь? — спросил Клифф. — Прости, Габи, может, я не так выразился. Ты же знаешь, красивые слова — не по моей части. Я тебя люблю. Я тебя обожаю. Не мыслю без тебя своей жизни.

— Я тоже. Но пойми, Клифф…

Что она могла поделать? Князь Генрих за последние месяцы проникся к Клиффу искренним расположением, но твердо сказал дочери, что желал бы видеть ее мужем человека, более близкого к укладу Коста-дель-Мар: католика, носителя старинного титула, приверженного европейским традициям и убеждениям. Габи знала, что ее помолвка с Клиффом стала бы для отца ударом. После тяжелейшего сердечного приступа князю были противопоказаны всяческие волнения; но разве у нее не осталось права принимать решения?

— Что такое, Габи? Господи, любимая, только не говори «нет». — Клифф прижал ее к себе.

— Дело не в этом… я не собираюсь говорить «нет», — Габи улыбалась сквозь слезы: это был самый прекрасный миг в ее жизни, а она еще терзалась сомнениями. — Я отвечу «да». Но у нас сразу возникнет множество трудностей. Мы такие разные…

Клифф еще крепче сжал объятия, не расслышав послед них слов.

— Габи, милая, мы поженимся буквально через месяц — больше я не выдержу!

— Через месяц? — Она села в постели, прикрываясь простыней. — Клифф, об этом не может быть и речи. В лучшем случае через полгода! Мне надо вернуться в Косту. Потом начнутся разнообразные приготовления. Нам, конечно же, придется венчаться в соборе…

— Ох ты, — Клифф тоже сел. — И в самом деле. Но главное — мы поженимся. Ты не представляешь, каких усилий мне стоило сделать тебе предложение. Ты ведь принцесса, а я простой мужик, который вытянул счастливый билет. Иногда мне кажется, что наша встреча — как сказка Андерсена, но вот я смотрю на тебя и вижу, что ты — настоящая. — Протянув руку, Клифф нащупал в ящике ночного столика маленькую серебряную коробочку. — Возьми. Я хочу, чтобы ты это носила, дорогая, если, конечно, тебе понравится. Это знак моей любви и восхищения.

Дрожащими руками Габриелла открыла крышку. На темном бархате лежало кольцо с безупречным голубым бриллиантом в десять карат. В дрожащем пламени свечей камень играл всеми цветами радуги.

Габриелла не могла оторвать от него глаз. Она узнала свой собственный дизайн, разработанный для следующей осенней коллекции.

Клиффа переполняла гордость:

— Я слетал в Нью-Йорк, и мы с Кенни Лейном перерыли все твои эскизы. Он посоветовал мне выбрать именно этот и поручил заказ своим ювелирам. Так что в моем подарке есть частичка тебя — я с самого начала так задумал.

Кольцо было словно создано для ее руки. На глаза Габриеллы навернулись слезы, но от этого сверкающие грани бриллианта только приобрели загадочную, мистическую красоту.

— Чудо, — прошептала она. — Такое же, как ты сам.

Минут через двадцать Габриелла позвонила в Вандомский замок.

— Отец! — Ее голос слегка дрожал от счастья и в то же время от неуверенности. — У меня есть новость. Чудесная новость. Хочу сообщить ее тебе первому.

— Что ж, сообщи, пожалуйста, и поскорее, — устало сказал Генрих. — Я давно не слышал приятных новостей.

— Мы с Клиффом решили пожениться!

Генрих, казалось, совсем не удивился.

— Это действительно хорошая новость, Габи. — У Габриеллы едва не вырвался вздох облегчения, однако отец тут же продолжил. — Но скажи, все ли ты взвесила? Тот, кто собирается на тебе жениться, должен взять на себя определенные обязательства. Ему известны наши законы о браке?

— Да…

— Надеюсь, что большую часть времени вы будете проводить в Коста-дель-Мар.

Габриелла покачала головой:

— Не знаю… Мы еще не говорили о деталях. Но у нас определенно будет два дома. Папа, порадуйся за меня! Не критикуй моего избранника. Я хочу, чтобы ты его полюбил. Он достойный человек, ему…

— Не сомневаюсь, что он достойный человек, Габриелла. Я наблюдаю за ним вот уже три года. Ему присущи честность и порядочность. Но он — типичный американец. Ты твердо решила выбрать себе в мужья американца, а не нашего подданного?

— А что здесь такого? — вырвалось у Габи. — Ты ведь в свое время взял жену из Скандинавии, правда? Клифф будет хорошим мужем. Он глубоко уважает наши традиции. Ты очень скоро убедишься в этом, папа!

— В таком случае я счастлив за тебя, — с уверенностью произнес Генрих. — По-настоящему счастлив.

ИЮНЬ 1990

Серый лимузин вырулил на скоростную автостраду и понесся в сторону легендарного Беверли-Хиллз, полыхающего в последних лучах уходящего солнца.

Кристина держала на коленях спящую принцессу Шарлен. Она была совершенно без сил после многочасового перелета через океан, после трагедии на борту «Олимпии» и болезни отца. Между тем в Голливуде ее ждала дилемма, которая требовала безотлагательного решения.

Лучше всех выразила суть дела газета «Голливуд репортер» в статье под заголовком «Княжеский замок или Голливуд?»: «Узел затянут. Каким способом разрубят его принцесса Кристина и суперзвезда Брет Томпсон?»

Кристина поежилась. Брет Томпсон.

Кумир миллионов женщин. Незаурядный талант, красавец, весельчак. Их роман длился с перерывами уже два года. Теперь судьба снова свела их в одном фильме. Одно время он поговаривал о женитьбе, но потом замолчал.

Значит ли это, что он передумал? Кристина всю дорогу терзалась этим вопросом; она твердо решила получить ответ. Даже князь Генрих, которому в последнее время стало немного лучше, упомянул в разговоре с ней об их отношениях с Бретом, подчеркнув, что хотел бы видеть ее мужем такого человека, который полюбит не только ее, но и Шарлен.

В доме на Лаго-Виста-драйв, где поселилась Кристина, в разное время жили Дебби Рейнольдс, Шерри Лэнсинг и Энтони Ньюли. Особняк с черепичной крышей и причудливыми арками был выстроен в испанском стиле. Два его крыла обрамляли бассейн с бирюзовой водой и мозаичным дном. В розовом саду белели изящные бельведеры, а между ними били фонтаны.

У ворот шофер затормозил и нажал на пульт дистанционного управления. Маленькая принцесса даже не шелохнулась, когда автомобиль въезжал в просторный гараж, рассчитанный на пять машин, над которым располагались квартиры телохранителей и японца-садовника.

Кристина про себя отметила, что лимузин остановился точь-в-точь в том месте, где поставил свою машину Брет, когда два года назад впервые привез ее осматривать дом…

— Цена вполне приемлемая, честное слово, — сказал тогда Брет. — Учитывая все удобства.

Он получил ключ у агента по торговле недвижимостью и теперь по-хозяйски распахнул дверь в прихожую, откуда была видна огромная гостиная с камином, дубовым паркетом и множеством застекленных дверей, выходящих в цветущий розовый сад.

— О, какие дивные розы! — воскликнула Кристина, подбегая к дверям.

— Как я уже говорил, здесь достаточно жилых помещений для прислуги, а уж о лучшем районе и мечтать нельзя. Дом — само великолепие, под стать вам, — добавил Брет.

Кристина обернулась. Он стоял у нее за спиной, внимательно и завораживающе глядя прямо на нее. Тогда она остро ощутила, что они остались наедине.

— Кристина, — прерывающимся голосом произнес Брет, — я думал о вас с того самого дня, когда мы познакомились на церемонии вручения «Оскаров». Это, наверно, карма. Я даже…

— О, это был незабываемый вечер, — с улыбкой перебила его Кристина. — У нас в Европе не бывает ничего похожего. Очень мило с вашей стороны, что вы нашли время показать мне дом. Так сколько, вы говорите, здесь комнат? Нужна просторная детская для Шарлен и комната для няни, а мне потребуется большая гардеробная.

Она устремилась вперед, восторженно ахая при виде все новых помещений. Брету волей-неволей пришлось ускорить шаги. Кристина испытала небывалый душевный подъем. Ею увлекся великий киноактер… но она, конечно, не помышляла о том, чтобы завязать с ним роман. После унизительного развода с Жан-Люком она сторонилась мужчин. Кроме того, ей вовсе не хотелось, чтобы ее имя начали трепать бульварные газеты. Чего доброго, слухи могли дойти до князя Генриха.

Почти три недели ушли на подгонку костюмов, поиски наилучших вариантов прически, грима, выигрышных планов. Кристина получила сценарий и прилежно зубрила роль. Потом сценарий забрали на доработку, и ей пришлось учить совсем другие реплики. Много времени занимали занятия с педагогом по вокалу — по ходу сюжета Кристине предстояло исполнить песню в стиле пятидесятых годов.

Во время репетиций ее телохранитель со скучающим видом сидел на стуле у входа. С некоторых пор его присутствие стало раздражать Кристину. Хотя принцесса выросла в окружении прислуги и охранников, здесь она начала сравнивать себя с другими молодыми женщинами, которые были так же красивы и знамениты, как она, но при этом запросто садились за руль, появлялись, где вздумается, и вообще не знали никаких запретов.

Кристина успела полюбить актерскую профессию. Лишь одно не давало ей покоя: она невыносимо скучала по дочери. С огромной неохотой она согласилась оставить малышку Шарлен в замке до окончания съемок своей первой картины.

Однажды, после репетиции музыкального номера, Брет повез ее обедать в «Бистро-гарден», где собирались влиятельные деятели кинобизнеса. Посетители, сидевшие на белых ажурных стульях под яркими зонтиками у фонтана, старались не подавать виду, что им до смерти любопытно поглазеть на самую красивую европейскую принцессу, появившуюся в сопровождении голливудского секс-символа.

— Я и не подозревал, что у вас такие музыкальные способности, — с улыбкой заметил Брет.

— В ранней юности я брала уроки пения, — сказала Кристина, поддевая вилкой печеные мидии в мускатном соусе. — У меня даже был сольный концерт, и отец сказал, что из меня получится вторая Эдит Пиаф.

— Кристина, дорогая, ваш голос звучит мягко и невероятно… сексуально.

— Рада, что вам нравится.

И в самом деле, подумала Кристина, он не на шутку увлекся. Но в ее планы вовсе не входило его обнадеживать.

Они немного поболтали о ювелирных изделиях Габи, которые пользовались бешеным успехом, особенно после того как Лиз Тейлор приобрела у нее с десяток украшений. Когда настало время уходить, Кристина услышала над ухом знакомый низкий голос:

— Принцесса Кристина! Какая неожиданная встреча. Ваше присутствие придает этому ресторану неповторимое очарование.

Рядом с их столиком стоял Никос Скурос, одетый в голубой пиджак спортивного покроя и легкую рубашку чуть более темного оттенка; эти цвета выгодно оттеняли серебристую седину его густой шевелюры и синеву проницательных глаз.

— Никки! — воскликнула Кристина, искренне обрадованная появлением знакомого лица.

Она представила магната-судовладельца Брету. Мужчины обменялись сдержанными рукопожатиями.

— Во время съемок вы должны оказывать очаровательной принцессе подобающие почести, — сказал Скурос. — Она привыкла к изысканному обращению.

Брет вспыхнул:

— Принцесса Кристина подписала контракт, в котором оговорены все детали протокола.

— Вот и отлично, — поставил точку Скурос и, повернувшись к Брету спиной, протянул Кристине сухую, горячую руку. — Ваше высочество, если вам что-нибудь понадобится, если возникнут какие-то затруднения, пусть даже самые незначительные, непременно позвоните мне. Пока в моем доме на Белладжо-драйв ведутся отделочные работы, я арендую бунгало в гостиничном комплексе «Беверли-Хиллз». Ближайшие два-три месяца я проведу в Лос-Анджелесе.

— Спасибо, вы очень любезны, — улыбнулась Кристина, чувствуя, как ощетинился Брет.

— Не забывайте, что в Беверли-Хиллз у вас есть друг, — учтиво поклонился Скурос. — Прошу простить, но у меня назначена встреча в верхнем зале.

Когда грек отошел, Брет Томпсон процедил сквозь зубы:

— Никки Скурос входит в тройку богатейших людей планеты. Или он уже поднялся на вторую ступень? Недавно про него была статья в журнале «Форбс», но я не дочитал — тоска смертная.

— Он давний друг нашей семьи, — объяснила Кристина. — Слушайте, Брет, расскажите мне подробнее о натурных съемках. Как вам удалось найти эту восхитительную церквушку в Филадельфии? Каким образом вы добились разрешения снимать на территории «Загородного клуба» в Бруклайне? Для посторонних он всегда оставался недоступным. Просто невероятно, что правление дало согласие…

Выйдя из «Бистро-гарден», Никос Скурос сел на заднее сиденье своего лимузина и взял трубку радиотелефона:

— Говорит Скурос. Что вы можете мне сообщить насчет Брета Томпсона?

— Секретарша как раз печатает для вас отчет, сэр, — услышал он в ответ. — За этим человеком тянется целый шлейф любовных похождений: с актрисами, с эстрадными певичками. Дольше месяца он не выдерживает. Частенько «снимает» какую-нибудь красотку на одну ночь. Похоже, большой любитель женского пола.

— Это я и сам знаю, — оборвал собеседника Скурос. — Неужели у вас нет ничего более существенного? Каково его финансовое положение? Не брал ли он ссуду в банке? Он ведь владелец сети закусочных — как там идут дела? От каких болезней он лечился? Мне нужны тщательно проверенные сведения, а не досужие сплетни. Если вы не способны на большее…

— Простите, сэр, но я уже отправил своего человека в Дирборн, штат Мичиган, где раньше проживал интересующий вас субъект. Поверьте, мы копаем глубоко, но этот тип — мастер заметать следы. Если за ним и водятся какие-то грехи, то нам пока об этом ничего не известно.

— Ладно, — недовольно буркнул Скурос, — держите меня в курсе. Как только обнаружите что-то важное, немедленно звоните.

— Конечно, сэр. Сразу же позвоним.

Известная журналистка Ширли Эдер, одетая в шикарный костюм верескового цвета от Перри Эллиса, брала интервью у Кристины в номере отеля. Вооружившись блокнотом и миниатюрным диктофоном, она спрашивала:

— Принцесса Кристина, вы волнуетесь перед началом вашей актерской карьеры?

Кристина мягко улыбнулась:

— Не просто волнуюсь, Ширли, а ужасно волнуюсь. Я хочу, чтобы мой дебют оказался успешным. На меня будет смотреть весь мир, а это накладывает огромную ответственность.

— Ваше высочество, вам, наверно, нелегко идти по стопам матери, княгини Лиссе, которая, если мне не изменяет память, три раза удостаивалась чести быть выдвинутой на премию Американской академии киноискусства.

— Конечно, нелегко. Но мне повезло со сценарием; он называется «Прихожане». Это великолепный материал.

Кристина вкратце обрисовала сюжет будущего фильма и характер своей героини, женщины благородного происхождения, раздираемой тайными страстями.

— И последний вопрос, — сказала Ширли Эдер. — В Голливуде ходят слухи, что у вас есть влиятельные и нежные друзья-мужчины — Никос Скурос и Брет Томпсон. Это правда?

— Никоса Скуроса я знаю с детства, он всегда был дружен с нашей семьей, — заученно произнесла Кристина. — А с Бретом нас связывают чисто профессиональные отношения.

После ухода Эдер принцесса в задумчивости остановилась у окна, из которого открывался вид на голливудский бульвар Сансет. Журналистка нащупала ее слабое место: сможет ли она хоть когда-нибудь сравниться с княгиней Лиссе?

Кристина захлопнула за собой дверь трейлера, не зная, что делать дальше. Она вдохнула тонкий цветочный аромат и подошла к букету роскошных темно-красных роз. Среди цветов была визитная карточка с надписью: «С любовью от Никоса. Желаю удачи». Кристина улыбнулась. Ей нравился Никки. Но он желал подчинить ее себе, а она не хотела подчиняться.

Рядом на столике стоял еще один великолепный букет. «Самой прекрасной принцессе. Сбылась моя мечта работать вместе с вами», — гласила записка с подписью Брета Томпсона.

Раздался стук в дверь. Кристина поспешила открыть.

— Ваше высочество, — торжественно провозгласил ее телохранитель Тьерри, словно дворецкий в замке, — к вам мистер Брет Томпсон.

Актер стоял на ступеньке трейлера, одетый в пиджак с ватными плечами и широкими лацканами, сшитый по моде пятидесятых годов, в клетчатых брюках, белой рубашке и цветастом галстуке. Его набриолиненные волосы были уложены в кок, также пользовавшийся популярностью в пятидесятые годы. Этот стиль как нельзя лучше подходил Брету Томпсону.

— Приветствую вас от имени всей съемочной группы, ваше высочество, — сияя улыбкой, сказал он.

— Зовите меня Кристина. «Ваше высочество» — слишком официально, вы не находите?

Брет кивнул:

— Признаюсь, так будет гораздо проще. Хотел сообщить вам о планах на сегодня. Прежде всего вы отправитесь в соседний трейлер, где вас ожидают парикмахер и гример. Потом с вами хотел поговорить художник по костюмам. После этого приступим к съемкам. Начнем с самой легкой сцены — вы выходите из машины и в ярости бежите за мной. Реплик там совсем немного. Короткая репетиция — и сразу будем снимать. Постараюсь всемерно облегчить вашу задачу.

Кристина с благодарностью кивнула, надеясь, что ничем не выдала своего панического волнения.

Ей предоставили возможность присоединиться к избранным: в трейлере Томпсона собрались сам Брет, второй продюсер Фред Уайзмен и режиссер Хитч Бирнкрант. Они просматривали видеокассету с отснятым накануне материалом.

Увидев себя на телеэкране, Кристина потеряла дар речи. Она представляла свой образ совсем другим. Линии фигуры и черты лица выглядели подчеркнуто выразительными, что делало ее похожей на темпераментную Риту Хейворт и одновременно на мягкую и грациозную княгиню Лиссе.

— Мило… очень мило, — бубнил Брет, прокручивая сцену за сценой. — Каждый кадр лучше предыдущего. Фантастика. Она сказочно фотогенична.

Двое других согласно кивали.

— Но мне казалось… — начала Кристина, вспоминая, как Брет безжалостно критиковал каждый дубль.

— Из вас получится звезда первой величины, — с удовлетворением изрек Брет. — Лично у меня на сей счет нет никаких сомнений.

Когда Кристина снималась в своем первом фильме, Тедди тяжело переживала разрыв с Огги. Она дала себе слово, что не повторит ошибок прошлого. Ни один мужчина — тем более спортсмен — впредь не будет играть на ее чувствах.

Жизнь Тедди шла по заведенному распорядку. Выигрывая турнир за турниром, она возвращалась в пустой номер отеля или шла обедать с отцом. Иногда к ним присоединялся ее спарринг-партнер Мануэль Муньос.

Она равнодушно пробежала глазами заметку в журнале «Ю-Эс-Эй тудэй», где говорилось, что Жак порвал с леди Филиппой и каждый раз появляется в обществе с новой подругой. Этакий светский лев. К чему о нем вспоминать?

На Рождество Тедди полетела к отцу в Коннектикут. Он обещал, что в гостиной дочку будет ждать трехметровая елка, а под ней — груда подарков.

— Если повезет с погодой, съездим в Вермонт покататься на лыжах, — планировал Уорнер. — Можно пригласить Джамайку.

За последние месяцы он заметно похудел, объясняя это тем, что врач назначил ему специальную диету.

— Ты не болен, папа? — встревожилась Тедди.

— Я — болен? Что ты, Медвежонок-Тедди, я здоров, как буйвол, — заявил он. — Кстати, ты слышала, что принцесса Кристина опять снимается в кино? Она с каждым днем становится все более похожей на мать. Княгиня Лиссе была воплощением целой эпохи. По-моему, ее можно считать символом Коста-дель-Мар. Само княжество — это тоже примета прошлого, ни дать ни взять — современный Камелот.

Отец пустился в рассказы о славной костанской истории. Он особо подчеркнул, что в годы второй мировой войны княжеское семейство спасло жизни пяти тысяч евреев и участников французского Сопротивления.

— Я и не знала, что ты так увлекаешься Костой, — сказала Тедди. — Прямо ходячая энциклопедия.

Уорнер смутился:

— Надо же чем-то удивлять родную дочь.

Вечером, пока Хьюстон работал у себя в кабинете, Тедди достала пакеты с рождественскими подарками, приготовленными для отца и Джамайки, и попыталась красиво завернуть их в яркую упаковочную бумагу. Порывшись в шкафу в поисках тесьмы, она решила заглянуть в чулан, где хранились какие-то коробки, рулоны и всякая всячина, в том числе старые теннисные принадлежности Уорнера.

Почему-то ее охватило любопытство. Забыв о том, что ей понадобилась тесьма, она выдвинула ящик из картотечного шкафа, в котором были сложены давнишние письма от агентов и пожелтевшие от времени газетные репортажи с фотографиями. Губы Тедди тронула улыбка. Хьюстон в свое время был весьма напорист, причем не только на корте. Он чем-то напомнил ей Огги, любимца женщин. Прикасаясь к свидетельствам прошлого, Тедди как никогда ощущала свою привязанность к отцу.

Ее внимание привлекла картонная коробка, лежавшая в нижнем ящике, на самом дне. Вытащив ее на свет, Тедди прочла полустершуюся надпись: «Коста». После недолгих колебаний она открыла крышку.

Внутри лежали сотни газетных и журнальных вырезок. Заметки касались самых разнообразных сторон жизни княжества, но главным образом политических проблем. В них сообщалось о внутренних противоречиях, которые на протяжении многих лет раздирали карликовое государство.

Неудивительно, что отец оказался сведущ в костанской истории, подумала Тедди со странным волнением. Выходит, он с давних пор собирал эти материалы, но ни словом не обмолвился о своем увлечении.

Непонятно… У отца никогда не было от нее тайн. Почему же он спрятал эту коробку с глаз долой?

Позже, когда они сидели перед жарко натопленным камином, Тедди упомянула, что обнаружила в чулане подборку газетных вырезок. Реакция отца ее поразила:

— Ты рылась в моих вещах? — вспылил он.

— У меня и в мыслях не было рыться в твоих вещах, — ответила Тедди. — Мне понадобился моток тесьмы, но я наткнулась на старые теннисные архивы и стала их просматривать. Почему ты собираешь все, что касается Коста-дель-Мар? Раньше за тобой такого не водилось. Во всяком случае, ты никогда об этом не заговаривал. Я не знала, что и думать.

Уорнер медлил с ответом.

— Ну… это просто безобидное увлечение.

— Увлечение? Коста? Ничего не понимаю.

— А что тут непонятного? — слабо защищался Хьюстон. — Почему ты считаешь, что для меня существуют только служебные обязанности и твоя спортивная карьера? У меня есть и другие интересы, милая моя. — Он снова изменил тон. — Что же еще ты там выискала?

— Так… ничего особенного. Наверно, плохо искала, да? — Тедди рассердилась: ее задело, что отец ополчился на нее из-за кипы пожелтевших бумажек.

— Прошу тебя больше не прикасаться без спросу к моим вещам, — ворчливо ответил Уорнер.

— Папа, да что с тобой, в самом деле?!

— Больше не буду, — сдался он и рассказал ей, как несколько лет назад принц Георг дал ему унизительную отповедь в ответ на просьбу показать, где находится телефон.

По словам Хьюстона, именно тогда в нем и проснулся интерес к делам княжества. Сперва это было просто любопытство, потом оно сменилось неотвязной страстью.

— Но почему?

Уорнер смотрел на тлеющие угли.

— Сам не знаю. Я не раз задавал себе этот же вопрос. Мне стали известны кое-какие подробности… впрочем, тебе это будет скучно, да и доказательств у меня нет. Возможно… — ему было трудно говорить, — возможно, причиной всему — ты и принц Жак.

— Я и принц Жак? — недоверчиво переспросила Тедди. — Папа, мне нет никакого дела до принца Жака, поверь. Это был самый банальный флирт, а потом каждый из нас вернулся к своей привычной жизни. Наши миры не пересекаются. Кроме всего прочего, его никак не может заинтересовать профессиональная теннисистка.

— Теннисистки дадут сто очков вперед всем остальным, — Уорнер был оскорблен в своих лучших чувствах.

— Ах, извини, — усмехнулась Тедди. — Папа, ты всегда стараешься меня оградить от всяческих проблем, но ведь я уже не маленькая. Ну да ладно… Хочешь, приготовлю попкорн? Я купила новый сорт: с сыром, специально для микроволновки. Вкуснота!

С тех пор ни отец, ни дочь больше не возвращались к разговору о Коста-дель-Мар. Тедди вскоре забыла об этом случае. После рождественских праздников она вновь вернулась к соревнованиям, одерживала победу за победой и коротала вечера в одиночестве.

Жизнь шла своим чередом.

Кристина набросила прозрачный шелковый пеньюар и посмотрелась в зеркало. Она нашла, что выглядит изящной и соблазнительной. Воздушная ткань с предельной откровенностью подчеркивала линии ее тела, но как-никак избавляла от необходимости показываться обнаженной. Белый кружевной лиф обрисовывал груди, а низко вырезанные проймы при любом повороте приоткрывали их почти наполовину.

— Это не совсем то, что нужно, — сказала Кристина, обернувшись к костюмерше, которая стояла наготове со швейным набором.

— Ваше высочество, это блеск! А на экране будет просто ослепительно.

Кристина подняла руки; шелк скользнул вниз, обнажив грудь почти до самых сосков. В контракте оговаривалась недопустимость съемок в обнаженном виде, но студия решила пойти на хитрость.

— Нет. — Кристина была настроена решительно.

— Но этот костюм уже утвержден постановщиком…

— Мне безразлично, кем он утвержден. В контракте ясно сказано: сцены с обнаженной натурой исключаются, — упорствовала Кристина. — Этот костюм требует переделки. Мое слово будет решающим.

— Я должна посоветоваться с мистером Томпсоном, ваше высочество, — неохотно сказала костюмерша.

Декорации спальни были выполнены в нежно-розовых тонах. Скомканные в художественном беспорядке шелковые простыни многозначительно свидетельствовали о том, что происходило с героями минутой раньше. Обвивая руками шею Брета Томпсона, Кристина игриво касалась губами мочки его уха и вдыхала запах грима. Брет был в пижамных штанах; пеньюар Кристины в результате долгих дискуссий подвергся основательной переделке.

— Ближе, — громовым голосом кричал в мегафон ассистент режиссера. — Кристина, голову вправо… Не заслоняйте лицо Брета. Вот так, это уже лучше. Брет, когда с ней целуешься, шевели губами, а то застыл, как покойник.

Кристина подавила нервный смешок. Миллионы американок были бы счастливы сняться в любовной сцене с сексапильным Бретом. Если бы они знали, какое это изнурительное занятие. Под назойливым оком камеры нужно было контролировать все до мельчайших жестов. Съемочная бригада состояла преимущественно из мужчин; у них на глазах требовалось принимать интимные позы. Тонкий пеньюар не мог скрыть тело Кристины от их взглядов. Ее заверили, что кадры с излишне откровенными ракурсами будут вырезаны при монтаже, но она не могла избавиться от чувства неловкости.

— Сверху, — скомандовал ассистент режиссера.

— Дорогой, — шептала измученная Кристина, в который раз принимаясь лобзать шею Брета.

Они меняли позу в строгом соответствии с указаниями. В какой-то момент Кристина почувствовала, что ей в бедро упирается что-то твердое. Она даже вздрогнула.

— Ты тоже возбудилась, — шепнул ей Брет, когда они, накинув халаты, уходили из павильона.

— Я просто… — Кристина была готова провалиться сквозь землю.

— Все в порядке, Кристина. Я сам чуть не взвыл. Может, заглянешь сегодня вечерком ко мне? Можно будет попариться в сауне, а потом нырнуть в бассейн.

Его намерения не оставляли никаких сомнений.

— Вечером мне нужно звонить в Косту, — сказала Кристина. — Миссис Эбботт каждый день мне докладывает, как там моя малышка. Ужасно скучаю по ней. Больше никогда не стану оставлять ее одну, даже на время съемок… Не знаю, разве что попозже. Если хватит сил.

Брет ухмыльнулся:

— Положись на меня. Я знаю верное средство снять усталость.

— Есть старая шутка: никогда не полагайся на мужчину, который говорит «положись на меня», — ответила Кристина, сознавая двусмысленность этой фразы.

— Отлично сказано!

Спальня Брета с примыкающими помещениями занимала целое крыло роскошного особняка. Кристине бросилось в глаза обилие темно-синей парчи.

Дело обошлось без романтических прелюдий — этого им хватило в павильоне, где было отснято шестнадцать сцен испепеляющей страсти. Они просто рухнули на кровать, стаскивая друг с друга одежду.

Брет овладел ею с молчаливой сосредоточенностью. Он оказался весьма искушенным любовником. Кристина ожидала услышать хотя бы одно нежное слово, но он поднял ее над собой и усадил верхом себе на бедра. Они двигались в такт. Кристина не надеялась быстро получить удовлетворение — обычно ей требовалось не менее получаса. Брет протянул руки к ее соскам. Его толчки становились все настойчивее.

— Нет, постой! — вдруг приказал он.

Достав откуда-то пластиковый пакетик и тонкую стеклянную трубочку, он протянул их Кристине:

— Амил-нитрат, — коротко объяснил он. — Чтобы ты взмывала до небес.

Так и случилось.

Кристина подремала с полчаса, свернувшись калачиком. Ее разбудил телефонный звонок, доносившийся из другой комнаты. С трудом раскрыв глаза, она не сразу поняла, где находится, и только увидев рядом с собой обнаженное тело Брета, вспомнила, как сюда попала. Она легла в постель с человеком, который не сказал ей ни одного ласкового слова.

Охваченная стыдом и разочарованием, она вскочила и стала торопливо натягивать белые джинсы и легкий зеленый джемпер. Ей показалось, что в спальне холодно. От ее игривого настроения не осталось и следа. Зачем было это делать? — корила она себя. Примитивный секс — и ничего больше. Брет не знал, что такое любовь, и теперь уже вряд ли узнает. Наверно, ему это не дано.

— В сексе я ценю технику, — сказал ей Брет следующим вечером.

Они поужинали в ресторане на девятом этаже отеля «Тауэрс», расположенного на берегу океана в Лагуна-Бич, и теперь босиком гуляли по пляжу, взявшись за руки.

— Женщинам это не всегда нравится, — продолжал Брет. — Им подавай льстивые речи, нежности и прочее. А я вместо этого предлагаю им жесткий спорт.

Кристина невесело рассмеялась:

— Да уж, могу подтвердить. Сегодня у меня все тело ноет.

— Я исправлюсь. С тобой мне хочется быть нежным. У меня получится — дай только срок.

Кристина остановилась и в упор посмотрела на Брета:

— Сначала должно прийти чувство, тогда не понадобится совершать над собой усилие. Женщины хотят, чтобы ими дорожили, Брет. Это для нас важнее всего.

Брет вспыхнул.

— Кристина… я боюсь тебя потерять.

— Не могу тебе ничего обещать, — ответила она после недолгого молчания. — Брак с Жан-Люком был для меня тяжелым испытанием.

— Понимаю… Мой развод тоже был очень болезненным. Развод вообще чертовски неприятная штука.

— У тебя есть дети?

— Три девочки. Живут с матерью в Мичигане. Грустно… я их почти не вижу. — Он вздохнул. — Давно думаю, что надо бы завести вторую семью и не повторять прежних ошибок.

Они еще долго бродили по песку, рассказывая друг другу о своей жизни. На зеленоватой поверхности океана играли последние блики закатного солнца. Только сейчас Кристина почувствовала, что смогла наконец отдохнуть и успокоиться.

Пусть их первая ночь и не принесла Кристине особой радости, но Брет стал ей близок — как личность, а не как случайный партнер. А любовь — бывает, что она приходит со временем.

Окончание съемок фильма «Прихожане» было ознаменовано пышным банкетом в ресторане «Спаго». Актеры и технический персонал поздравляли друг друга. По всем признакам фильм должен был оказаться кассовым. Конечно, предстояло еще немало работы — редактирование, наложение музыки и шумовых эффектов, но в успехе никто не сомневался. Специалисты предсказывали, что принцесса Кристина произведет сенсацию.

Кристина летала как на крыльях. Сбылась ее мечта… К Рождеству ее лицо появится на всех киноэкранах. А там не за горами апрель и — кто знает? Нет, пока не пришло время помышлять о наградах Американской академии киноискусства.

— Кристина, дорогая, — Брет подал ей высокий бокал и властно обнял за талию, — этот город упадет к твоим ногам. Можешь мне поверить, я сто лет кручусь в кинобизнесе и знаю, что к чему.

— Если Господу будет угодно, то маленький золотой человечек тоже упадет к вашим ногам, — подхватил Майк Овитц, который пробился к ним сквозь толпу вместе с высоким, загорелым мужчиной средних лет. — Принцесса Кристина, разрешите представить вам одного из наших партнеров, Уилла Кэмдена, совладельца агентства «Криэйтив артистс».

На Кристину смотрели внимательные серые глаза, готовые вспыхнуть улыбкой. Кэмден был из породы тех людей, которых Кристина часто встречала в Штатах: положение давало ему власть.

— Счастлив познакомиться с вами, принцесса Кристина. Я слышал о вас самые лестные отзывы от Майка. Думаю, что вы удовлетворены своим дебютом.

— Вполне.

Кристина почувствовала, что краснеет: проницательные серые глаза словно пронизывали ее насквозь. Брет отошел в сторону, и Кристине показалось, что она осталась наедине с этим новым знакомым. Раз Майк Овитц отрекомендовал Кэмдена своим партнером, значит, тот принадлежал к категории самых влиятельных лиц в Голливуде.

— Я полагаю, нелегко быть дочерью княгини Лиссе?

Если бы такой вопрос задал кто-то другой, Кристина сочла бы это нахальством. Но в устах Кэмдена эти слова прозвучали искренне и уважительно.

— Да, очень трудно, — подтвердила она.

Они поговорили еще минут двадцать. Кристина призналась, что во время съемок ей стоило больших усилий примириться с критическими замечаниями персонала.

— По-видимому, принцессе вообще тяжело привыкать к критике, — улыбнулся Кэмден.

— Нет, вы ошибаетесь, — возразила Кристина. — Знали бы вы моего отца…

Тут вернулся Брет и повелительным жестом взял Кристину за руку.

— Дорогая, ты не против, если мы уйдем пораньше? Мне нужно сделать несколько телефонных звонков. Прошу нас простить, — бросил он Уиллу.

— О, конечно, — светским тоном ответил агент, от которого не укрылась покровительственная манера Брета. — Всего хорошего, ваше высочество. Очень приятно было с вами поговорить. Смею надеяться, мы еще встретимся — в агентстве или в каком-нибудь другом месте. Голливуд — очень маленький городок.

Уходя под руку с Бретом, Кристина испытала легкую досаду. Она бы с удовольствием осталась на банкете до конца. Ей понравился Уилл: с ним было просто и приятно. Если бы рядом не было Брета… Впрочем, что об этом рассуждать, остановила она себя. У них сложились определенные отношения, о чем знала половина Голливуда, а значит, Уилл Кэмден тоже не остался в неведении.

Через пять минут она выбросила его из головы.

МАЙ 1993

За исполнение главной роли в фильме «Прихожане» Кристина была выдвинута на соискание «Оскара», но «маленький золотой человечек» достался Джоди Фостер. С тех пор прошло два года. Знающие люди говорили, что новый фильм Кристины, «Женщины мафии», вполне вероятно, принесет ей желанную награду.

Ее роман с Бретом развивался неровно, однако окружающие воспринимали их как постоянную пару и всюду приглашали вместе. Они встречались не реже двух раз в неделю, за исключением тех случаев, когда Брет улетал по делам в Лас-Вегас, где находилась дирекция его фирмы, объединяющей тридцать пять ресторанов быстрого обслуживания под названием «Гамбургер гасьенда».

Кристина вошла в дом, неся на руках принцессу Шарлен. Им навстречу торопливо вышла Мэри Эбботт, и Кристина перепоручила дочь ее заботам. Двое телохранителей внесли багаж и несколько коробок с игрушками. Горничная Кристины, Мари-Клер, принялась распаковывать вещи.

Кристина прошла к себе в кабинет, плотно прикрыла дверь и связалась по телефону с Коста-дель-Мар, чтобы справиться о состоянии здоровья князя Генриха. Слава Богу, он чувствовал себя неплохо. Она вспомнила о Тедди Уорнер, которая потеряла отца, и решила позвонить ей на следующий день.

После этого она набрала номер Брета.

— Слушаю, — отозвался ее возлюбленный.

— Брет, — сказала Кристина, — я вернулась. Мне не терпится тебя увидеть. Нам нужно поговорить, дорогой.

— Кошечка, перезвони мне через десять минут, ладно? Я говорю по другому телефону, у меня важное дело.

Кристина прикусила губу. Брет ни разу не приехал в Косту: он отказался от приглашения на благотворительный бал и не счел нужным быть рядом с ней во время тяжелой болезни князя Генриха. Его целиком поглотила работа над новой дорогостоящей картиной, расходы на которую намного превысили смету. Кристина прекрасно понимала его проблемы, но ей было обидно, что он даже не подумал прервать ради нее какой-то телефонный разговор.

— Детка, ты меня слышишь? — спросил он.

Кристина глубоко вздохнула:

— Слышу. Позвоню через десять минут.

Однако когда она вторично набрала его номер, секретарь ответил, что мистер Томпсон только что вышел и не оставил никаких сообщений.

— Как вы сказали? — переспросила Кристина, не веря своим ушам.

Не успела она выслушать его разъяснения, как в дверь постучала горничная, сообщившая о прибытии гостя:

— К вам мистер Томпсон, ваше высочество.

Гнев Кристины мгновенно улетучился.

— Где он?

— Я попросила его подождать в гостиной, ваше высочество.

С бьющимся сердцем Кристина выбежала в коридор. Брет, как всегда, был непредсказуем. Может быть, за это она его и полюбила?

— Кристина, Кристина, — приговаривал Брет, нежно обнимая ее. — Господи, как я соскучился. Черт бы побрал весь этот кинобизнес. Я вкалывал по двадцать часов в сутки — и все впустую. Из-за этого даже не смог полететь с тобой в Косту. Боже мой, как я скучал!

Они снова обнялись, без всякого стеснения прижимаясь друг к другу.

— У меня сердце колотится как бешеное! — засмеялась Кристина.

— А мое сейчас и вовсе выскочит из груди.

— Мне без тебя было плохо.

— Так обними меня покрепче, — приказал он, ласково поглаживая ее волосы, но тут в гостиную вошла горничная, и Кристина отстранилась.

— Не могла дождаться, когда тебя увижу, — шепнула Кристина. — Там такое случилось… Брет, — она нервно засмеялась: к ней вернулись старые страхи, — я не та женщина, с которой нужно хитрить. Я хочу не гадать, а знать наверняка.

В его взгляде сквозила нежность:

— Что ты хочешь знать, дорогая?

— В последнее время ты часто заговаривал о женитьбе. Значит ли это, что ты собираешься сделать мне предложение?

Брет на мгновение остолбенел, а потом рассмеялся, запрокинув голову.

— Прости. Ох, Кристина, только принцесса могла додуматься первой завести такой разговор. Да, дорогая, я действительно собирался просить твоей руки. Между прочим, я уже летал в Нью-Йорк и в Амстердам, чтобы присмотреть для тебя кольцо. Хочу подарить тебе гигантский бриллиант — такой, который затмит драгоценности костанской короны. Как там они у вас называются — фамильные? династические? А что, я могу себе это позволить. Жить будем в Голливуде, здесь же и обвенчаемся. Отметим бракосочетание в отеле «Бель-эйр».

Кристина не сводила с него изумленного взгляда. Он говорил так серьезно и восторженно, словно впервые собирался идти под венец.

— Брет, — спросила она, — ты уверен? Ты все продумал?

— Конечно, уверен. Я тебя так люблю, дорогая. Обожаю каждую твою частичку.

— Но почему… я хочу сказать…

— Ничего не желаю слушать. — Улыбка Брета рассеяла все ее сомнения. — Малышка, я не хочу с этим тянуть.

Он привлек ее к себе и поцеловал долгим, страстным поцелуем. Кристину захлестнула волна счастья. Брет иногда забывал обо всем на свете, кроме своей работы, да и прошлое его отнюдь не было безоблачным, но Кристина не сомневалась, что он ее горячо полюбил.

— Тедди, у тебя правда все в порядке? — спросила Кристина, дозвонившись до Вандомского замка.

Они с Бретом всю ночь напролет занимались любовью после его неожиданного предложения, но Кристина не забыла, что собиралась позвонить Тедди Уорнер.

— Да, конечно, — ответила Тедди. — Просто я устала. Вначале была пресс-конференция, потом нужно было позвонить множеству людей, — у нее дрогнул голос.

— Как жаль, что я не могу быть рядом. Скажи, чем тебе помочь? Слова здесь излишни. Представляю, что было бы со мной, если бы мой отец… если бы с ним что-то случилось.

— Будем надеяться, с ним ничего не случится.

Они помолчали.

— Я собираюсь замуж, — призналась Кристина.

— Неужели? За Брета Томпсона? Кристина, это просто замечательно!

— Да, я ужасно счастлива. У него есть свои недостатки, но все же… — Кристина замолчала: ей вдруг показалось, что эти призрачные мечты вот-вот рухнут.

— Но все же миллионы девушек не находят у него ровным счетом никаких недостатков, — закончила за нее Тедди. — Я так за тебя рада! Честное слово.

Кристина поборола сомнения и принялась рассказывать Тедди о том, что сказал ей Брет и как складывались их отношения.

— Тедди, мы с тобой в последнее время редко видимся, но я всегда о тебе помню. Мы родственные души, верно?

Через два дня Брет преподнес ей кольцо. Идеальный солитер в двенадцать карат играл ослепительным желтоватым блеском, как маленькое солнце в оправе.

— Хочу, чтобы мы были счастливы, — шептал он, покрывая ее лицо поцелуями. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебе было со мной хорошо. Это кольцо — только начало.

Кристина уткнулась ему в шею:

— Брет, я боялась, что после истории с Жан-Люком никогда не смогу полюбить.

— Теперь у тебя есть я… Любимая, — продолжал он, — мне нужно будет ненадолго слетать в Лас-Вегас. У меня назначена встреча с управляющими — будем думать, какие нам еще изобрести гамбургеры. Однако не позже пятницы я вернусь и вплотную займусь приготовлениями к свадьбе. Пусть у тебя будет самое шикарное платье, в кружевах, лентах, оборках, а к нему длинные белые перчатки, фата с цветами или что-нибудь в этом духе, — торопливо перечислял Брет, — в общем, что ты сама пожелаешь.

— Самое главное — чтобы у нас был настоящий медовый месяц, — со вздохом сказала Кристина. — Куда мы поедем, Брет?

— А куда тебе хочется?

— Я никогда не бывала на Дальнем Востоке. Там должно быть очень красиво. Цветущая сакура, гора Фудзи…

— Решено: отправляемся в Японию. Дорогая, я готов на все, лишь бы тебе было хорошо.

— Моя прекрасная, очаровательная принцесса, — глухо звучал в трубке голос Никоса Скуроса, звонившего по трансатлантической линии. — Слава Богу, я застал тебя дома.

— Что случилось, Никки? — У Кристины перехватило дыхание. — Это касается отца? Или Хьюстона Уорнера?

Кристину обуял страх.

— Милая Кристина, даже не знаю, с чего начать. Остается только надеяться, что это неправда.

— Никки, в чем дело? Если что-то случилось с отцом, я этого не переживу!

— Нет, моя девочка, твой отец в полном порядке, не слушается врачей и уже работает у себя в кабинете. Я говорил с ним не далее как сегодня утром. Нет, дело совсем в другом. Вопрос чрезвычайно щекотливый. Речь идет о Брете Томпсоне.

— В каком смысле? — не поняла она. — Что ты имеешь в виду?

На протяжении последних двух лет Никос много раз давал ей понять, что не одобряет их связь. Он явно ревновал ее к Брету, но тщательно скрывал это под маской доброжелательности.

— Из надежных источников мне стало известно, что этот человек не может на тебе жениться.

— Что?

— Он женат, дорогая моя. Как это ни прискорбно.

Кристина до боли сжала телефонную трубку.

— Не может быть. Кто тебе такое сказал? Никки, что за «надежные источники»? Это же ложь!

— Это чистая правда, Кристина. У меня возникли подозрения насчет Брета Томпсона, когда я впервые увидел вас вместе в Голливуде. Я обратился в частное детективное агентство и получил информацию о его прошлом. Нам не сразу удалось докопаться до истины…

— Как ты сказал? — закричала Кристина. — Ты нанял сыщика, чтобы шпионить за Брегом? Как ты смеешь вмешиваться в мою личную жизнь, Никос! И в жизнь близкого мне человека! Как ты смеешь…

В трубке слышалось потрескивание. Скурос звонил со своего греческого острова.

— Умоляю, не расстраивайся. Я пошел на это только потому, что мне небезразлична ваша семья. Если бы мы не обнаружили ничего предосудительного, я бы ни словом не обмолвился о слежке. Разве я позволил бы себе огорчать тебя без видимой причины? Но дело в том, что Брет Томпсон — как выражаются у вас в Америке? — очень скользкая личность.

— Говори прямо, Никки, — Кристина едва не рыдала. — Как он может быть женат? Он разведен. У него три дочки. Он сам мне рассказывал. У меня на руке его кольцо, Никки — огромный б-бриллиант.

— Когда-то он действительно развелся, дорогая, но на этом правда заканчивается. Как только его развод вступил в законную силу, он полетел в Лас-Вегас и женился на женщине по имени Ронна Сью Дрексел. Сейчас она входит в совет директоров его корпорации «Гамбургер гасьенда», а раньше позировала для «Плейбоя». Томпсон ее навещает по меньшей мере раз в месяц. Она выполняет его прихоти, причем весьма специфического свойства — видимо, другие женщины на это не соглашаются. По ее словам, он просил не разглашать тайну их брака, чтобы не разрушить его имидж. Жена согласилась: как-никак, он ее прекрасно обеспечивает.

— Входит в совет директоров? Позировала для «Плейбоя»? Выполняет его прихоти? — тупо повторяла Кристина, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. — Как же так, Никки? Ведь мы помолвлены, сегодня у нас пресс-конференция. Я…

— Поручи это мне, — мягко предложил Никос.

— Что… что ты собираешься делать?

— Заплачу его жене за молчание. По-мужски поговорю с Томпсоном. Заставлю его срочно оформить развод. Тебе нельзя больше попадать в грязную историю.

По щекам Кристины потекли горячие слезы.

— Никки, если его устраивает брак с этой женщиной, — пусть все останется как есть. Я порву с ним окончательно и бесповоротно. Но почему ты это сделал, Никки? Зачем? Ты не имеешь права лезть в мою жизнь.

— Кристина, я твой друг, — впервые его голос дрогнул.

— Дружба предполагает уважение к личной жизни! Друзья не нанимают сыщиков для слежки! Ты ревновал меня, признайся? Ревновал к Брету. Не хотел, чтобы я принадлежала ему. Только поэтому ты за ним шпионил.

— Кристина, милая, не все так просто…

— Наоборот, все очень просто! И вот что еще пришло мне в голову, Никос: если ты так поступил со мной, что же ты делаешь с другими людьми?

Кристина бросила трубку и без сил рухнула в кресло. С Бретом повторилось то же, что было у нее с Жан-Люком. Господи… Вдруг бы она вышла за него замуж?

После разговора с Кристиной Никос Скурос недовольно нахмурился. Вот стерва. Идиотка. А сколько гонора! Да если бы не ее красота…

Он взвешивал свои возможности в отношении Косты.

Огромный отель-казино под названием «Брейкере» на тысячу двести двухместных номеров плюс четыреста «люксов», из них двадцать отдельных апартаментов на верхних этажах. Один этаж будет полностью отведен под казино — такого же уровня, как в Лас-Вегасе. По соседству имеет смысл построить первый кондоминиум. И естественно, раскрутить сопутствующий бизнес: дорогие магазины, рестораны, кабаре, ревю и прочее. К нему в руки потекут миллиарды!

Дело оставалось за малым: получить правительственную лицензию. Если принц Георг выполнит свои обещания. Если князь Генрих будет больше заниматься своим здоровьем, нежели государственными делами. Если, если, сплошные «если», но чутье подсказывало Скуросу, что не пройдет и года, как он заложит фундамент небоскреба-казино.

Прервав его размышления, зазвонил телефон сотовой связи.

— Да! — рявкнул Скурос. — Да, да… — Он сменил тон. — Понимаю. Действуйте, как сочтете нужным. Нет, именно сегодня.

Положив трубку, он почувствовал учащенное сердцебиение.

Особняк в Малибу стоял на скалистом мысу, между двумя похожими строениями. Из окон открывался вид на песчаный пляж и голубую гладь Тихого океана. Вокруг дома тянулась открытая галерея из красного дерева; деревянная лестница вела прямо на берег. Дом оценивался в пять с половиной миллионов, хотя и уступал другим по величине.

Зажав под мышкой папку со счетами, из дома торопливо вышел Омар Фаид, располневший, стареющий актер-египтянин, который во время приема на «Олимпии» сидел за карточным столом вместе с князем Генрихом и Хьюстоном Уорнером.

День выдался теплый, но ветреный. До слуха Омара доносился рокот волн. Вдыхая соленый морской воздух, он направился к гаражу, где стояло его последнее приобретение — белый «порше-911».

Фаид вошел в гараж через боковую дверь, не придав значения тому, что она не заперта. «Порше» радовал глаз мощными, плавными очертаниями и приятным блеском.

Усевшись за руль, Омар повернул ключ зажигания.

Ему в глаза ударила нестерпимо яркая вспышка, проникшая в мозг и в сердце. Машина вместе с водителем превратилась в пылающий столб, пробивший крышу. Чудовищной силы взрыв разрушил гараж до основания.

В замке Тедди встречал принц Жак. Он еще раз выразил ей свои соболезнования, однако в его тоне сквозила некоторая настороженность.

— Тедди, для нас сейчас тоже настало нелегкое время — ты, наверно, это понимаешь. Болезнь моего отца отразилась на положении в стране. Но мы будем рады, если ты погостишь у нас подольше. — Он помолчал. — Скажи, что именно ты надеешься здесь найти?

Она вспыхнула. Со дня гибели Хьюстона Уорнера прошло чуть более недели. На борту «Олимпии», незадолго до той страшной трагедии, она сгорала от желания вновь увидеть Жака, но теперь ей казалось, что это было сто лет назад. Все ее мысли устремились к покойному отцу.

— Сама не знаю, — честно ответила Тедди.

Жак помрачнел:

— Ты считаешь, что виновников гибели мистера Уорнера надо искать здесь, в Коста-дель-Мар?

— У меня нет готового ответа. Я совсем запуталась. Знаю только, что я не могу ни есть, ни спать, потому что все время думаю о нем… о его последних мгновениях. Меня мучают кошмары, Жак. Я вскакиваю по ночам в холодном поту.

— Обстоятельства его исчезновения действительно остаются неясными, — задумчиво произнес Жак.

— Почему он погиб? Это не самоубийство, я уверена на сто процентов. Меня преследует ощущение, что его душа не обретет покоя, если я не добьюсь правды. — У нее на ресницах дрожали слезы. — Твоя страна так прекрасна, Жак, я храню о ней самые светлые воспоминания. Но теперь, когда пришла беда… — Тедди разрыдалась.

Жак обнял ее за плечи — совсем не так, как это делал своевольный юноша пять лет назад. Сейчас в нем чувствовалась готовность отвечать за свои слова и поступки.

— Постоянно держи меня в курсе дела, — сказал он.

Тедди подняла на него глаза. Она заметила, что у Жака на лбу пролегли морщины.

— Обязательно, — пообещала она.

Тедди поселилась в Вандомском замке. Ей было трудно ориентироваться в запутанных лабиринтах внутренних помещений; она часто плутала по коридорам и анфиладам, прежде чем попасть к себе. Габриелла поведала ей, что в укромных уголках замка время от времени обнаруживаются старинные изделия и бесценные предметы мебели, о существовании которых никто не подозревал.

Тедди напряженно пыталась извлечь из глубин памяти рассказы отца о Коста-дель-Мар. Черт возьми, она все это пропускала мимо ушей!

Ей вспомнилось, как за ними следил какой-то человек. Если даже это не было игрой воображения, едва ли здесь прослеживалась какая-то связь с Костой, внушала себе Тедди. Как ни крути, ее отец был видной фигурой — президентом промышленной корпорации. Не исключено, что за ним следили конкуренты.

Тедди решила наметить план действий. Если права Кристина и смерть Хьюстона была связана с костанской политикой, тогда надо опросить как можно больше народу. Она с нетерпением ждала первого донесения от частного детектива.

На следующее утро она отправилась в гавань, чтобы поговорить с членами экипажа «Олимпии», которая стояла на рейде Порт-Луи. Однако начальник порта отказался пропустить ее на яхту без разрешения Скуроса.

Тедди нашла маленькую таверну у причала. Вместо столиков перед входом стояли пустые бочонки под холщовыми тентами. Что-то заставило Тедди войти внутрь. Она оказалась в прохладном полутемном зале с грубыми каменными стенами и деревянными балками.

Заказав себе вина и сыра, она попросила молодого официанта-француза подать ей знак, когда в таверне появится кто-нибудь из Матросов с «Олимпии». Уговор тут же скрепили банкнотой в двадцать долларов.

Минут через сорок ее терпение было вознаграждено. В таверну вошли двое загорелых парней. Один из них, одетый в белоснежную форму с золотым галуном, по просьбе официанта присел к ней за столик.

— Меня зовут Марсель Милле, я стюард с «Олимпии», — представился он. В его произношении ощущался сильный французский акцент.

Тедди назвала свое имя и, объяснив, что хотела бы узнать обстоятельства гибели отца, попросила Марселя припомнить какие-нибудь подробности того вечера.

— Что я могу припомнить? Мы ничего не знали. Только слышали, будто кто-то упал за борт, а потом была ужасная сумятица, un chahut^[7].

Тедди огорченно вздохнула:

— Может быть, ваши товарищи что-нибудь видели?

— Non^[8], — покачал головой стюард.

Поблагодарив его, Тедди попросила, чтобы он пригласил к ее столику своего спутника, но и тот отвечал столь же уклончиво.

— Нас уже опрашивал мсье Скурос, только никто ничего не видел. Ваш отец в ту ночь заказал бутылку вина. Может, он был… как это сказать… навеселе?

— Это исключено! Отец никогда не пил больше одного бокала.

— Кто знает? Люди всякое болтают. Такое случалось не раз.

— Что? На «Олимпии»?

— О нет, мадемуазель, на других судах или, к примеру, в Бермудском треугольнике.

Обескураженная, Тедди прождала еще два часа, но все впустую. Наконец она вышла из таверны и побрела по мощеной улице, раздумывая, как быть дальше. Неужели члены экипажа действительно ничего не знают? Или им приказано молчать? Если так, то приказ мог исходить только от Никоса Скуроса. В конце концов, ее отец погиб во время пребывания на его яхте, и Никос, возможно, не хотел лишних пересудов.

Тедди пришло в голову, что принц Жак сможет организовать для нее встречу с представителями официального следствия, которые допрашивали матросов.

Узкая улица поднималась в гору. Тедди медленно шла мимо дорогого косметического салона, расположенного в старинном деревянном здании. Сквозь витрины можно было разглядеть фигуры парикмахеров и косметологов, склонившихся над клиентками. В числе постоянных посетительниц этого салона были Мелани Гриффит и Катрин Денев.

Самое подходящее место для встреч светских сплетниц, подумала Тедди; такой шанс нельзя упускать.

* * *

— Мадемуазель Тедди! — Ей навстречу семенила владелица салона, узнавшая прославленную теннисистку. — Вы оказали нам огромную честь… Одна из наших клиенток сегодня не смогла прийти, поэтому сейчас свободен наш лучший парикмахер. Его часто приглашают в замок: он причесывает обеих принцесс. Мсье Адриан Мариво будет счастлив вас обслужить. Это мастер высочайшего класса.

— В таком случае я охотно доверю свою голову мсье Адриану Мариво, — благосклонно улыбнулась Тедди.

Она решила сделать химическую завивку. За то время, что Мариво будет колдовать над ее волосами, Тедди надеялась вытянуть из него полезную информацию.

Парикмахер оказался на редкость словоохотливым. Через несколько минут он уже посвящал ее в костанские новости: кто приобрел виллу на побережье, какие знаменитости появлялись в этом сезоне на пляже, кого с кем видели в обществе.

— Наверно, всех сейчас занимает один вопрос: кто сменит князя Генриха на троне. — Тедди начала издалека.

— Mais oui^[9], несомненно! Этим озабочена буквально вся страна, — с готовностью подтвердил Мариво. — Но, naturellement^[10], престол займет принц Жак. Кто же еще? Он не хочет управлять страной и поэтому совершает безрассудные поступки — участвует в гонках, идет на риск, словом, искушает судьбу. Но со временем он угомонится, вы согласны? Он еще молод… видимо, так написано ему на роду.

Болтливый куафер священнодействовал с цветными бигуди и химическими составами.

— Я вижу, к вам сходятся все новости, — сказала Тедди. — Для вас не существует тайн.

Польщенный, Мариво кивнул в знак согласия.

— Значит, вы слышали и о том, что с яхты Скуроса исчез человек… мой отец. Что об этом говорят люди? Не возникло ли каких-нибудь подозрений? Буду признательна вам за любые сведения.

— Ах Тедди! — Руки, которые только что порхали над ее головой, замерли в воздухе. — Ходят слухи, что Хьюстона Уорнера столкнули за борт. Конечно, это всего лишь домыслы…

— Столкнули за борт, — эхом повторила она.

Ей и раньше это приходило в голову, а теперь она услышала то же самое из уст постороннего.

— Oui, mademoiselle^[11]. Один из наших мастеров причесывал Алисию Белькури, которая служила кастеляншей на «Олимпии». Я невольно подслушал ее рассказ. Она говорила так: «Открываю я бельевой шкаф, и что я вижу? Контрабандную взрывчатку! Вот так сюрприз!» Но тут ее застукал пассажирский помощник капитана, она до смерти перепугалась и сделала вид, что ни сном ни духом не ведает, что это такое.

Тедди подняла голову и в упор посмотрела на парикмахера:

— Вы ничего не путаете?

Тот пожал плечами.

— А с какой стати ее спешно перевели с «Олимпии» на личный остров Скуроса в Эгейском море? Пф! — типично по-французски фыркнул он. — Вот она здесь, делает прическу — и вот ее нет. Сослана в Грецию, с глаз долой. Чтобы не болтала лишнего.

Через два дня Тедди получила первое донесение от частного детектива Фредерика Ламарше.

— Если на яхте и было совершено преступление, — добавил от себя Ламарше, — то злоумышленник позаботился о том, чтобы не оставить никаких следов. Но я должен сообщить вам кое-какие побочные детали, мисс Уорнер.

— Что такое?

— Я восстановил до мелочей времяпрепровождение вашего отца в тот роковой день. Меня заинтересовала игра в бридж. Партнером мистера Уорнера был князь Генрих, а противниками — Никос Скурос и Омар Фаид.

— Да, знаю, я проходила мимо их стола. Что здесь особенного?

— На прошлой неделе Омар Фаид был найден убитым, мадемуазель. Кто-то подложил бомбу в его автомобиль.

— Не может быть!

— Об этом сообщило агентство «Ассошиэйтед пресс». Я позвонил в Калифорнию и связался с полицией Малибу. Говорят, это дело рук профессионала. Убийца использовал маленькую пластиковую бомбу невероятной мощности. Она взорвалась либо при включении зажигания, либо от детонатора с дистанционным управлением. Типичный почерк террористов.

— Н-не понимаю, — запинаясь, сказала Тедди. — Кому это понадобилось? Зачем?

Детектив покачал головой.

— Ответ может дать только тот, кто заказал убийство Фаида. Вдумайтесь, мадемуазель. За карточным столом сидели четверо. Из них двое погибли при невыясненных обстоятельствах.

Тедди затрясло.

— Но мой отец никогда прежде не встречался с Фаидом, иначе я бы об этом знала.

Она поделилась с Ламарше тем, что услышала от парикмахера, и детектив согласился сделать попытку разыскать Алисию Белькури, но тут же оговорился:

— Впрочем, не стоит себя обнадеживать. Весь остров принадлежит Скуросу. Его население, включая прислугу, отрезано от мира.

— Как в средние века, — заметила Тедди.

Детектив кивнул.

— Хорошо, что вы это понимаете, мадемуазель Уорнер. То же самое справедливо и в отношении Коста-дель-Мар. Взять хотя бы институт монархии. Вы привыкли, что в Америке высшие государственные посты выборные; в княжестве они передаются по наследству. Династия Беллини владеет огромным состоянием — здесь и античные статуи, и картины старых мастеров, я уж не говорю о фамильных драгоценностях. Ежегодный доход правящего семейства составляет более семидесяти пяти миллионов костанских долларов.

— Да…догадываюсь.

— Согласитесь, это серьезный повод для зависти и соперничества. В княжестве есть человек, который поглощен одной мыслью: занять престол. Поговаривают, что он привлек на свою сторону весьма влиятельные силы.

Тедди нахмурилась:

— И кто же это?

— Принц Георг, младший брат князя Генриха. Этого деятеля нельзя сбрасывать со счетов. Ему стукнуло шестьдесят, но он еще полон сил. С детства терпеть не может брата. Мне удалось поговорить кое с кем из его слуг. По их сообщениям выходит, что Георг ведет тайные дела с Никосом Скуросом.

— С Никки? — изумленно переспросила Тедди.

— Ничего определенного сказать не могу. Я пока не знаю, имеет ли это хоть какое-то отношение к гибели вашего отца. В каждом карликовом государстве кипят бурные страсти. Вполне возможно, эти две смерти — простое совпадение. Нельзя забывать, что у вашего отца могли быть крупные неприятности…

— Нет, — твердо сказала Тедди. — Это исключено.

Теперь нужно было сообщить Жаку обо всем, что она узнала. Тедди набрала внутренний номер, который дал ей Жак, но его секретарь ответил, что принца в замке нет. Посидев некоторое время в раздумье, Тедди отправилась пройтись по саду.

Однако тягостные мысли не отступали. Неужели отца и в самом деле убили? Она остановилась у фонтана, всматриваясь в искрящиеся струи. Папа, — шептала Тедди одними губами, — я узнаю, как ты погиб. Чего бы это ни стоило.

Тут ее осенило… Она решила позвонить Ламарше.

Тедди переоделась к обеду и поспешила в столовую, надеясь увидеть там Жака, пока не соберутся все остальные.

Ее расчет оправдался. Принц разговаривал по телефону. Хотя дверь была открыта, Тедди постучалась перед тем как войти.

Жак помахал ей рукой и быстро закончил разговор.

— Тедди, ты сегодня прелестно выглядишь. Тебе идет голубой цвет.

— Жак, можно тебе кое-что сказать?

— Конечно.

Он встал и прикрыл дверь. Тедди растерялась, не зная, с чего начать.

— Садись, пожалуйста, — пригласил Жак. — В этом зале раньше помещалась Малая библиотека. Это было излюбленное место моего деда. Видишь, на стене под стеклом до сих пор сохранилась его коллекция трубок. Тедди, почему ты так волнуешься? Что-нибудь случилось?

Тедди присела на краешек обтянутого парчой стула.

— Да, по-видимому, что-то случилось, но у меня нет полной уверенности. До меня дошли жуткие слухи. Я не нахожу себе места.

Жак подвинул стул и сел рядом с ней.

— Рассказывай, Тедди. У меня тоже было предчувствие…

Тедди поведала Жаку все, что узнала от парикмахера, не утаив, что Хьюстон в течение нескольких лет собирал информацию о Коста-дель-Мар, и, наконец, сообщила, что экипаж «Олимпии» уклоняется от прямых ответов. Но больше всего принца потрясло известие о гибели Омара Фаида.

— Омар убит? — Его взгляд увлажнился. — Знаешь, когда мне исполнилось четыре года, он подарил мне пони. Я катался на этой лошадке, пока не вырос… Мне не давало покоя… у меня давно возникали подозрения насчет Никоса Скуроса, но доказать я ничего не мог. Отец только сердится, когда я пытаюсь поделиться с ним своими сомнениями. Он всегда считал, что Никос Скурос спасает нашу страну от финансового краха, и даже прочил его в мужья Кристине.

— Но как странно, что Никос… — Тедди не договорила; она не могла представить, чтобы этот учтивый, обходительный грек обагрил руки кровью.

Лицо Жака застыло.

— Мне известно, что он стремится контролировать наши государственные дела и скупает костанскую недвижимость. Но у меня нет доказательств его преступных намерений.

— Понимаю, — вздохнула Тедди. — Слухи — это еще не доказательства. Но поверь, Жак, гибель моего отца была не случайной. Сейчас я совершенно уверена, что это результат злого умысла. Однако на следующей неделе мне придется уехать — надо готовиться к открытому чемпионату США. Отец был бы огорчен, если бы я пропустила эти соревнования.

— Тедди, я начну собственное расследование! Прежде всего возьму письменные показания у членов экипажа «Олимпии», а потом, если ты не возражаешь, отправлю Фредерика Ламарше в Калифорнию расследовать дело об убийстве Омара Фаида.

У Тедди свалился камень с души. Она знала, что не имеет формального права допрашивать команду «Олимпии» или вторгаться в хитросплетения костанской политической структуры. У Жака совсем другие возможности. Она собралась изложить ему свой план дальнейших действий, но вовремя остановилась, чтобы он ей не препятствовал.

— Я тоже буду держать ухо востро, — только и сказала она.

— Будем действовать сообща, — согласился Жак.

Они посмотрели друг на друга. У Тедди застрял ком в горле. Она вспомнила, как они занимались любовью на катере. С тех пор минуло пять лет, но ей показалось, что у нее до сих пор горит кожа от солнечных лучей и от объятий Жака.

— Тедди, что с тобой?

— Ничего.

Они не могли оторвать глаз друг от друга.

— Это правда?

— Не беспокойся обо мне, прошу тебя, — Тедди смущенно отвернулась.

Убранство столовой поражало своим великолепием. Чего стоили одни золотые подсвечники! За длинным столом сидели шестеро: Тедди, Габриелла, Жак, советник князя Анатоль Бретон со своей почтенной супругой и, наконец, сам князь Генрих, еще не вполне оправившийся после болезни, но внимательный и сосредоточенный.

На следующей неделе Жак улетал в Буэнос-Айрес для участия в гонках. За столом шел оживленный разговор о предстоящем этапе «Формулы-1».

— Моя новая машина дает мне все шансы на победу, — утверждал Жак. — В техническом описании двигателя сказано…

— Довольно! — резко перебил князь Генрих. — Неужели мы даже за обедом должны обсуждать гонки за смертью?

Жак покачал головой:

— Мы говорили не о смерти, а о соревнованиях «Формулы-1».

— Не желаю больше об этом слышать.

— Это заблуждение, что гонки всегда сопряжены с опасностью! — не удержался Жак. — Требуется только хорошая реакция, точный расчет и надежный двигатель.

— Хватит! — прикрикнул Генрих и повернулся к Тедди; выражение его лица смягчилось. — В каких турнирах вы собираетесь участвовать в ближайшее время, Тедди?

— В сентябре проводится открытый чемпионат США, — с готовностью ответила Тедди, не оправившись от смущения после неловкой сцены между отцом и сыном и желая разрядить повисшее в воздухе напряжение.

До самого конца обеда Жак мрачно молчал. Как только позволили приличия, он извинился и вышел, отказавшись от кофе.

К Тедди подсела принцесса Габриелла. На ней было изящное платье персикового оттенка, а на пальце сверкал огромный бриллиант — подарок Клиффа.

— Ты когда-нибудь бывала в Техасе? — спросила принцесса. — Если окажешься в тех краях, непременно приезжай к нам в гости на ранчо. Клифф почти каждый месяц устраивает грандиозное барбекью. Он подарил мне ковбойскую шляпу-стетсон и потрясающие ботинки из змеиной кожи.

— Мне нравится стиль «вестерн», — сказала Тедди.

— К сожалению, в Коста-дель-Мар он неуместен. Между прочим, в сентябре я буду в Нью-Йорке. У меня намечен совместный проект с Кенни Лейном, а потом банкет: издательство «Краун» заключило со мной договор на публикацию книги. Считай, что ты приглашена, Тедди, тем более что в это время ты как раз будешь в Нью-Йорке.

Потом Габи увлекла ее в уютную нишу, где они устроились в креслах лицом друг к другу. Здесь их беседа стала еще более доверительной.

— Ты ведь знакома с Клиффом Фергюсоном, правда? — тихо спросила Габриелла. — Что ты о нем думаешь, Тедди?

— По-моему, он очень славный человек, — ответила Тедди, еще не зная, куда заведет этот разговор.

— Так и есть. — Принцесса покусывала губы. — Я счастлива, что он сделал мне предложение. Но иногда мне становится не по себе. Он такой… стопроцентный американец.

Тедди не могла сдержать улыбку:

— О, да! А тебе не кажется, что это одно из его достоинств?

— Понимаешь, мне не с кем поделиться своими сомнениями. Друзья меня осуждают. Даже моя секретарша выразила недоумение. Для них он недостаточно рафинирован. Все только пожимали плечами, когда услышали, что я собираюсь половину времени проводить в Техасе.

Тедди сочувственно кивнула. Ей на глаза уже попадались газетные заголовки: «Принцесса и свинопас».

— А тебе самой хочется жить в Техасе? — спросила Тедди.

— Да, как ни странно, сельская жизнь пришлась мне по душе. Я полюбила уединение, долгие прогулки. На ранчо есть изумительное круглое озерцо, где мы с Клиффом… — Габи осеклась и покраснела. — Тедди, я всю жизнь на виду, даже в замке при мне неотлучно находятся слуги и телохранители. Только на ранчо я поняла, как прекрасно иногда побыть в одиночестве: пройтись по лесной дороге, покататься верхом.

— Ты увлекаешься верховой ездой?

— А что в этом удивительного? В юности я немного занималась конным спортом, а теперь научилась ездить, как принято на Диком Западе. Пару месяцев назад впервые в жизни заарканила бычка! — Габи просияла от гордости, но быстро посерьезнела. — Однако отец настаивает, чтобы я проводила большую часть года в Коста-дель-Мар. Он все время погружен в свои мысли, и, кажется, я знаю, что его тревожит. Он собирается отречься от престола.

Тедди затаила дыхание.

— Жак до сих пор не дал согласия править страной, — продолжала Габи. — Кроме гонок, ему ни до чего нет дела. Потому-то отец сегодня так рассердился. Кристина прочно связала свою судьбу с Голливудом, так что отец возлагает надежды на меня.

— На тебя?

Габриелла подалась вперед и сжала руки Тедди.

— У меня нет желания управлять княжеством! Господи, я для этого совершенно не гожусь! Клифф — человек отнюдь не европейского склада. У него в Америке сеть магазинов, не говоря уже о его любимом ранчо. Он никогда не согласится бросить это все, чтобы перебраться в Косту. Помимо всего прочего, здесь есть группировки, которые всегда меня ненавидели. Неужели я должна пожертвовать жизнью ради княжества? Наверно, ты осуждаешь меня за такие мысли, но я ничего не могу с собой поделать. Я люблю нашу страну, но хочу жить по-своему.

Весь вечер Тедди просидела как на иголках. Ей удалось дозвониться до Ламарше только ближе к полуночи.

— Мне нужно попасть на борт «Олимпии», — заявила она детективу.

— Извините, мадемуазель Уорнер, но это скорее по моей части, — возразил он. — Владения Скуроса надежно охраняются, а кроме того…

— Я придумала, как обойти охрану: позвоню его секретарю — он очень услужлив — и скажу, что забыла на борту кое-что из вещей: ракетку, тренировочный костюм, побрякушки. Пожалуюсь, что в день исчезновения отца была не в себе и теперь не знаю, где именно оставила вещи, но оказавшись у себя в каюте, возможно, вспомню. Думаю, он мне не откажет.

— Даже если удастся пройти сквозь кордон охраны, люди Скуроса будут следить за каждым вашим шагом — им, видимо, есть что скрывать.

— Надо хотя бы сделать попытку, — не отступала Тедди. — Расскажите мне, как выглядит взрывчатка.

Ламарше помедлил с ответом, потом глубоко вздохнул.

— Я вижу, вас не остановишь. Только усвойте одну заповедь: вы не должны привлекать к себе внимание необычными или подозрительными действиями, понимаете? Сделайте вид, что вы растеряны и еще не вполне оправились от переживаний — тогда, возможно, что-нибудь получится.

После этого разговора Тедди допоздна засиделась над книгой. Около половины третьего ночи ей захотелось чего-нибудь съесть. Она натянула джинсы и футболку, зашнуровала кроссовки, заплела завитые волосы в тугую косу и пошла длинными запутанными коридорами, гадая, в какой стороне находится кухня.

Где-то совсем рядом раздалась пронзительная трель телефонного звонка. Тедди вздрогнула от неожиданности. Перед ней возник принц Жак.

— Служба безопасности не дремлет, Тедди! Мне только что донесли о твоих перемещениях.

— Ой! — отпрянула она. — Я замышляла не дворцовый переворот, а всего лишь небольшой набег на кухню. Но если это запрещено…

— Нет-нет, — сказал Жак. — Я провожу тебя: здесь недолго заблудиться.

Они спустились вниз по лестнице, долго шли какими-то холлами и коридорами и наконец очутились перед массивной деревянной дверью. Жак распахнул ее, включил свет, и Тедди увидела, что перед ними буфетная с мраморными столешницами, всевозможной утварью, самыми современными электроприборами и огромными морозильными камерами.

Жак рассмеялся, видя ее изумление.

— Обеды на двести пятьдесят персон — в замке не редкость. Когда мой отец короновался на власть, он первым делом приказал переоборудовать кухню. — По лицу Жака пробежала тень. — Давай-ка посмотрим, чем здесь можно поживиться.

Они вошли в одну из морозильных камер, словно в комнату. На решетчатых пластиковых полках была расставлена всевозможная снедь, от мороженных шербетов до сочного ростбифа.

— Что ты выбираешь? — спросил Жак.

У Тедди разбежались глаза, но эти деликатесы почему-то ее не привлекали.

— Хочешь, я поджарю нам омлет? — предложил он.

Тедди расхохоталась:

— Разве ты умеешь готовить?

— В детстве я частенько сюда забегал. Одна из кухарок брала меня под крылышко и учила всяким кулинарным премудростям. Я был ее любимцем. Тебе с сыром? Со свежими шампиньонами? Как насчет лука и чеснока?

— Мне с сыром и шампиньонами, — попросила Тедди.

Омлет по-французски таял во рту. Жак хозяйничал за столом, подливая в бокалы охлажденное «шардонне».

— Рад служить, мадемуазель, — шутливо поклонился он, надев на голову поварской колпак.

Пока они с аппетитом поглощали омлет, Жак говорил о гонках.

— Ты не представляешь, какое это ощущение — мчаться быстрее всех. Кажется, что ты срастаешься с машиной и с ветром. Ничто не может с этим сравниться. Признаюсь тебе, Тедди, гонки — это наркотик.

— Наркотик?

— Кто пристрастился, тот по доброй воле не бросит. Это вроде кокаина. Так и тянет все время увеличивать дозу. Говорю по опыту. Я теперь себе не принадлежу. И отец это замечает.

— Но ведь ты — принц. На тебя возлагают совершенно определенные надежды, — осторожно сказала Тедди.

Жак перестал жевать и резко отодвинул тарелку.

— Возможно, когда-нибудь мне доведется принять на себя управление страной. Но только не сейчас! Я к этому не готов. Власть маячит передо мной как неприступная крепость, которую я не могу взять.

— Разве у тебя есть выбор? — не отступала Тедди. — Я хочу сказать…

Их беседа была прервана появлением поваров, которые пришли готовить завтрак. Тедди ахнула, взглянув на часы:

— Жак, уже почти шесть! Через час у меня тренировка.

— Я провожу тебя.

Возвращаясь теми же лабиринтами коридоров, они встречали заспанных горничных, которые тактично отводили глаза. Вдруг Жак остановился:

— Тедди, — быстро проговорил он, — ты тоже считаешь, что гонки — это моя блажь?

Этот прямой вопрос застал ее врасплох. Тедди знала, что одно ее неосторожное слово может навсегда встать между ними преградой.

— И ты, и я — мы оба занимаемся тем, к чему лежит душа, — сказала она.

Жак кивнул. Наверно, слова Тедди оказались созвучны его мыслям.

У порога ее спальни он взялся за ручку двери и долгим взглядом посмотрел ей в глаза.

— Тедди, Теодора, — от его шепота у нее замерло сердце. — Ты такая красивая. Я все время думал о тебе.

— Почему же ты не позвонил? — так же шепотом спросила она.

— Это ты не сочла нужным мне перезвонить. Я просил мистера Уорнера передать тебе…

Тедди на миг захлестнула обида на отца, но Жак не стал дожидаться ее ответа.

— Я совершил ошибку. Надо было проявить настойчивость. Но, Тедди, мы оба были так молоды, а меня испугало наше чувство. Я не знал, как с этим жить. Наверно, тогда я еще не перебесился. Я был недостоин тебя.

— Ну и ну, — вырвалось у Тедди, — ты был недостоин меня! Слышал бы это кто-нибудь! Кстати, уж не возомнил ли ты, что теперь мы — подходящая парочка? Сейчас я бы не смогла… быть твоей любовницей. Больше никому не удастся сделать из меня игрушку. Даже принцу…

Жак коснулся ее щеки кончиками пальцев.

— Разве я предложил тебе стать моей игрушкой, Тедди? Я многое позволял себе, это ни для кого не секрет. Но теперь все стало иначе. — Он наклонился и бережно поцеловал ее в губы. — Скоро ты улетишь в Нью-Йорк. Если разрешишь, я тебе позвоню, но не только для того, чтобы обсудить наше расследование.

— Хорошо, — выдохнула она.

Жак еще раз поцеловал ее на прощанье и ушел.

Тедди закрыла за собой дверь. Сквозь шторы пробивались лучи костанского солнца. Ее переполняло счастье. Жак не забыл прошлого. Она ему небезразлична!

Море было неспокойным. Катер, высланный за Тедди с «Олимпии», покачивало на волнах. Она сидела на корме, подставив лицо ветру, и внушала себе, что все пройдет как задумано. Ведь Скурос находился далеко за пределами Коста-дель-Мар.

Гидравлический подъемник доставил Тедди на борт.

— Вы очень пунктуальны, мисс Уорнер.

На нижней палубе стоял пассажирский помощник капитана, мощный, темноволосый мужчина огромного роста. Тедди почему-то вспомнились фильмы про мафию. На его белой форме выделялась именная бирка: «Демис Пападопулос».

— Через пару дней мне нужно возвращаться в Нью-Йорк, — сообщила Тедди, — но я вспомнила, что в каюте осталось кое-что из моих вещей. В частности, маленькая подвеска, которая дорога мне как память.

Взгляд черных глаз сверлил ее, как бурав, и она зачастила:

— Я была так убита горем… Забыла обо всем на свете. Разумеется, никому из обслуживающего персонала не пришло бы в голову присвоить мои вещи, просто у меня есть привычка засовывать разные мелочи куда попало. Потом сама не могу вспомнить.

Демис кивнул и повел Тедди на верхнюю палубу, где располагалась ее каюта. На яхте почти никого не было, за исключением нескольких матросов. По пути Тедди обратила внимание на обилие дверей с табличкой: «Служебное помещение». Только теперь она поняла, что сделала глупость. Бессмысленно было возвращаться на яхту. Если даже представить, что Пападопулос оставит ее одну, она понятия не имела, где искать то, что не давало ей покоя.

Пассажирский помощник стоял на пороге каюты, скрестив руки на груди, пока Тедди с притворным старанием обшаривала все закутки. Она держала наготове кулон в виде теннисной ракетки и при первом удобном случае сделала вид, что нашла его в цветочном горшке.

— Слава Богу! Эта вещица так много для меня значит! Мне вручили ее на открытом первенстве США, — тараторила Тедди, но Пападопулос не обращал на нее внимания: он что-то говорил по-гречески в миниатюрный радиотелефон.

Закончив разговор, он извинился:

— Небольшое недоразумение в пассажирской службе. Мне придется ненадолго спуститься в трюм. Каюта, в которой останавливался ваш отец, дальше по коридору. Можете на всякий случай заглянуть туда. Я пришлю стюарда вам в помощь.

Тедди кивнула. Как только Пападопулос скрылся за углом, она выскочила в коридор, чтобы успеть заглянуть в подсобное помещение до прихода стюарда.

Ее взору открылись аккуратные стопки дорогого постельного белья и коробочки душистого английского мыла. Но на одной из полок зияло пустое место, как будто оттуда извлекли содержимое.

Скользнув глазами сверху вниз, Тедди увидела на полу кусочек проволоки и черный с красным обрывок бумаги. Она нагнулась, чтобы поднять и то, и другое. На клочке вощеной бумаги сохранились буквы «…сти…». Ей вспомнилось, как в юности она вместе с отцом решала кроссворды из «Нью-Йорк таймс». Эти буквы могли быть частью слова «пластик».

— Мисс Уорнер, что вы здесь делаете?

Тедди подпрыгнула как ужаленная. Сзади стоял пассажирский помощник. Она инстинктивно сжала в кулаке свои находки.

— Я подумала, что мою ракетку могли засунуть в этот стенной шкаф. Горничная говорила, что на борту есть несколько ракеток, вот мне и пришло в голову, что мою, как видно, перепутали с другими. А она изготовлена на заказ и стоила немалых денег.

— Вам никто не давал разрешения открывать эту дверь.

— Ой, извините, пожалуйста, — Тедди пустила в ход все свое очарование. — Но стюард так и не пришел, что же мне было делать?

— Господин Скурос не допускает визитов на яхту в свое отсутствие и не терпит любопытных. Сейчас вы пройдете ко мне в кабинет. Я буду задавать вопросы и потребую прямых ответов. Возможно, нам придется задержать вас на борту до прибытия господина Скуроса из Нью-Йорка.

Тедди охватила паника. Неужели она попала в плен? Похоже, что так.

— Нет! — воскликнула она. — Вы этого не сделаете! Полиция знает, где меня искать, если я через полчаса не вернусь в замок.

Когда Тедди ступила на борт катера, у нее подкашивались ноги. Опасная авантюра оказалась небезуспешной. У нее в кармане лежали трофеи — проволока и клочок бумаги.

— От чего оторвана эта бумажка? — спросила она у Фредерика Ламарше, который согласился встретиться с ней вечером в баре небольшого отеля у самой эспланады.

Детектив внимательно изучил обрывок и поднял глаза на Тедди.

— Похоже, это фрагмент обертки пластиковой бомбы, какими пользуются террористы.

Тедди побледнела.

— А проволока?

— Как знать? Возможно, от бомбы, а возможно, и от какой-то корабельной снасти. Однако клочок бумаги кажется мне более перспективной находкой. Попытаюсь выяснить, каким путем он попал на яхту и под чьим именем заключалась сделка. — Лицо детектива стало строгим. — Мадемуазель, вы проникли на яхту и сумели выбраться. На этот раз вам повезло, но постарайтесь больше не испытывать судьбу.

Принц Жак остановился в отеле «Плаза де Майо», в самом центре Буэнос-Айреса, поблизости от правительственных зданий.

Телефонная линия работала из рук вон плохо. Жак почти кричал, прижимая трубку к уху:

— Тедди? Это ты?

— Да… Никос Скурос… на борту его яхты…

— Постой, ничего не слышно. Давай я перезвоню.

— …пластиковые бомбы.

Действительно она произнесла эти слова или ему послышалось? Жак положил трубку, потом набрал номер коммутатора в замке и попросил вновь соединить его с Тедди.

Она рассказала ему, что произошло на борту «Олимпии».

— Тедди, — простонал Жак, — это же безумие! Обещай больше ничего не предпринимать — слышишь, ничего! — до моего возвращения.

— Но разгадка уже совсем близко, Жак, я это чувствую. Теперь надо поговорить с самим Скуросом. Я спрошу его…

— Не смей! — закричал Жак.

В трубке слышалось только потрескивание. Он понял, что Тедди обиделась.

— Ради всего святого, Тедди, — продолжал Жак, взяв себя в руки, — пойми, даже если ты докажешь, что на яхте были взрывчатые вещества, это будет невозможно связать с гибелью твоего отца. Мне понятно твое нетерпение, но не спеши обвинять кого-то одного, особенно если дело касается близкого друга моей семьи. Этих сведений недостаточно. Через несколько дней я вернусь, и мы все обсудим.

Жак чувствовал, что Тедди совершенно подавлена.

— Ладно, — глухо ответила она.

— Тедди, — умолял Жак, — не сердись, прошу тебя. Ты действовала бесстрашно. Я горжусь тобой, ты смелая.

— Это не имеет никакого значения. Мне нужно установить истину.

— Мы все выясним, поверь мне. Я не стану здесь задерживаться. Остерегайся Никки Скуроса. Тедди… я боюсь за тебя.

Над пыльной тренировочной трассой в Сан-Исидро стоял оживленный гвалт; в воздухе плыл запах шашлыков. Из трейлеров и фургонов, сплошными рядами припаркованных возле боксов, торговали всевозможными напитками и закусками, от кока-колы до деликатесов аргентинской кухни.

Принц Жак, в новом красном комбинезоне с эмблемой фирмы Скуроса, шагал по автодрому, с трудом сдерживая злость. При транспортировке морем его машина получила повреждения; пришлось вызывать заводского механика для устранения неисправностей.

Жак с завистью смотрел на автомобили соперников, проносившиеся мимо. Ему не терпелось выйти на трассу, но на ремонт требовалось не менее суток. Разговор с Тедди тоже не прошел для него бесследно. Никки Скурос. Этот ловкач едва ли пошел бы на грязное дело, но у него столько приспешников…

Рядом притормозил другой «феррари» из команды Скуроса. За рулем сидел Поль Бельмондо, сын знаменитого киноактера. Жак направился прямо к нему:

— Дай пройти пару кругов, хочу размяться, — попросил он.

Бельмондо кивнул. Все гонщики Скуроса проявляли доброжелательность к Жаку — его участие обеспечивало команде дополнительную рекламу.

Через несколько минут Жака, успевшего надеть шлем и перчатки, уже пристегивали ремнями. Выехав на трассу, он сделал несколько кругов, затем обошел «Ямаху В-12» Стефано Модены и «Макларен-хонду» Герхарда Бергера. Спидометр показывал 110, 120, а потом и все 130 миль в час. Сжимая руль, Жак отдался пьянящему чувству скорости.

Вот что такое жизнь — настоящая, полная жизнь!

Слева появился красно-белый «макларен». Его пилот нахально теснил машину Жака, почти прижимаясь к крылу «феррари». Когда этот наглец успел выйти на трассу? Почему его до сих пор не было видно?

Нажав на акселератор, Жак рванулся вперед.

Послышался скрежет металла по металлу. Его «феррари» потерял управление и на полной скорости врезался в заграждение из мешков с песком.

От сильнейшего удара автомобиль перелетел через барьер, дважды подпрыгнул и завалился на бок. Это было последнее, что помнил Жак.

Потом он услышал крики: кто-то звал его по имени. В ноздри ударил отвратительный, нестерпимый запах. Жак дернул головой.

Открыв глаза, он увидел, что лежит в грязи на автодроме. Вокруг толпились Бельмондо, Бергер и с десяток механиков. Над Жаком склонился врач, который совал ему под нос тампон с нашатырным спиртом.

— Что за мерзость? — грубовато сказал Жак, отталкивая руку врача.

— Ваше высочество, не делайте резких движений. У вас сотрясение мозга. Вы были без сознания.

— Я в порядке, — отрезал Жак, борясь с тошнотой и головокружением.

Ему удалось подняться. Он с трудом доковылял до трибуны и рухнул на жесткое деревянное сиденье. То, что он увидел, не поддавалось описанию. Машина, в которой он только что мчался по трассе, превратилась в груду искореженного металла, над которой клубился черный дым. Жак понял, что его вытащили из машины за мгновение до взрыва. У него перед глазами возникли несчастные обожженные дети, которых он видел в ожоговом центре. Закрыв лицо руками, он разрыдался.

Прошло лето. Тедди так и не удалось узнать ничего нового о гибели отца.

Она вернулась в Штаты для участия в «US Open», но теперь мир выглядел для нее не таким, как прежде. Она снова и снова прокручивала в памяти редкие встречи с Жаком, вспоминая каждый жест, каждое прикосновение. Жак сказал, что боится за нее. Это кое-что значит! Может быть, он собирался сделать ей предложение? Или просто хотел возобновить их роман? Она терзалась сомнениями, ожидая его звонка, оставляла для него записки на гостиничном коммутаторе и без конца напоминала портье, что поступившие на ее имя сообщения должны быть переданы ей немедленно.

Наконец Жак позвонил из Бразилии. Спросил, чем она занимается, и услышал в ответ, что она тренируется на корте, посещает бассейн и ходит за покупками. Никаких развлечений.

— Это хорошо, — сказал он.

В разговоре наступила неловкая пауза. Они хотели многое сказать друг другу, но не знали, как начать. Чтобы только прервать молчание, Тедди спросила о погоде.

— Прохладно, но солнечно. Небо синее.

Между делом Жак сообщил ей, что получил легкую травму.

— Ничего страшного. Я бы о ней и не вспомнил, если бы газетчики угомонились.

Жак пожелал ей успеха и сказал, что ему пора идти. Он с приятелями собирался поужинать в ресторане, а потом заглянуть в дискоклуб.

— Буду думать о тебе и молиться, чтобы Бог послал тебе удачу, — пообещала Тедди, размышляя про себя, с какими девушками будут веселиться гонщики.

— Я тоже буду о тебе думать.

Из трубки донеслись чужие голоса, и Жак торопливо распрощался, сказав, что позвонит через три дня, когда выиграет гонки — если, конечно, к этому времени починят двигатель.

В ту ночь Тедди долго лежала без сна.

Она с легкостью преодолела четвертьфинал, а потом и полуфинал. Но почему-то после этого ее охватила невыразимая печаль.

Отец, — мысленно говорила она, — я выиграла. Но без тебя это совсем не то.

Приняв душ, Тедди сидела у себя в номере и сушила волосы ручным феном.

Людей, к которым она испытывала искреннюю привязанность, можно было пересчитать по пальцам. В спортивном мире ее окружали сотни знакомых, но близкой подругой стала только Джамайка.

Ей вдруг захотелось услышать голос Жака. Можно было просто снять трубку и набрать номер… но Тедди отказалась от этой мысли, чтобы не уподобляться толпам назойливых поклонниц.

Оставалась только Джамайка, которая сейчас училась в Мичиганском университете, на первом курсе юридического факультета. Тедди отыскала записную книжку и набрала номер квартиры в Энн-Арбор, которую Джамайка снимала вскладчину с двумя однокурсницами.

— Тедди! — радостно закричала Джамайка в трубку. — Как прошли полуфиналы? Что слышно из Косты? Удалось что-нибудь узнать? Как ты поживаешь? Ты ведь теперь совсем одна… Господи, я так рада тебя слышать, у меня даже мысли путаются!

— У меня все в порядке, Джейми. К сожалению, ничего существенного узнать не удалось.

Тедди в общих чертах рассказала подруге, как провела время в Коста-дель-Мар. О гибели Омара Фаида она умолчала.

— Ты жила в замке? — Джамайка потеряла дар речи.

— Да, конечно… Вообще-то я хотела тебе рассказать кое-что интересное.

— Например?

— Например: я, кажется, влюбилась.

— Да-а-а? В кого же?

Тедди коротко рассмеялась:

— Ты не поверишь.

— Тедди, неужели это тот, о ком я подумала? Не хочешь ли ты сказать, что это он? Принц Жак?

— Никому не говори, Джейми. Ни одной живой душе. Он еще не знает, что я его люблю. Для меня самой это неожиданность. Сейчас он в Южной Америке. Представляешь, я все эти годы о нем думала. Он говорит, что тоже не забывал меня.

— Тедди, — предостерегающе сказала Джамайка, — Тедди, ты витаешь в облаках.

— Понимаю, в это трудно поверить, но клянусь тебе, он ясно показал, что я ему небезразлична. Джамайка, если бы ты знала, какой он красивый! Кажется, мне наконец-то повезло.

— Послушай себя со стороны, — назидательно изрекла Джамайка. — Что он тебе ясно показал? Может, он сделал тебе предложение руки и сердца?

— Пока нет…

— Тедди, все мы читали в журналах, какой образ жизни ведет принц Жак. Вокруг него вьются десятки женщин — манекенщицы, герцогини, эта англичанка — как там ее? Всех их нужно занимать разговорами. Думаю, он каждой ясно показывает, что она ему не безразлична.

Тедди обиделась и замолчала. Джамайка продолжала:

— Извини, что испортила тебе настроение, но надо смотреть на вещи трезво. Пусть даже принц Жак писаный красавец, но он живет в урагане страстей. С какой стати он вдруг должен остепениться? И вообще, как ты представляешь ваши дальнейшие встречи? Он мотается по всему свету, участвуя в гонках, а потом сидит у себя в замке; ты летаешь с турнира на турнир, тебе даже дух перевести некогда.

Сжимая трубку, Тедди боролась с нарастающим раздражением. Джамайка действительно испортила ей настроение.

— Алло, Тедди, ты на меня не сердишься? — спохватилась Джамайка.

— Нет, что ты.

— Я хотела как лучше. Слушай, приезжай как-нибудь на выходные ко мне в Энн-Арбор. В Мичигане такие мужики — закачаешься! Студенты, аспиранты, доктора наук — у меня полно знакомых.

— Как-нибудь приеду, — неохотно согласилась Тедди и сменила тему.

Она рассказала Джамайке, как проходили матчи «US Open» и как поживают их общие знакомые.

Потом Тедди поужинала у себя в номере, уставившись в телевизор, и совсем расстроилась. Джамайка убеждала ее, что у Жака сотни подруг, каждой из которых он признается в «серьезных» чувствах. Ей невольно вспомнилось, как Жак добился от нее, чего хотел, и сразу бросил. Не исключено, что он поступит точно так же и в этот раз. Вполне возможно…

На следующий день в половине десятого Тедди вышла из здания Национального теннисного центра, направляясь к открытым кортам. Там ее ждал спарринг-партнер Мануэль Муньос.

Утро выдалось теплым и почти безоблачным. В голубой вышине белели дорожки от самолетов — неподалеку находился аэропорт Ла-Гуардиа. Воздух вибрировал от резкого стука теннисных мячей и пронзительных выкриков.

— Тебе посылка, Тедди, — сказал Мануэль, вручая ей пакет размером с обувную коробку. — Была оставлена на твое имя у портье.

— Наверно, доставили новые кроссовки, — предположила Тедди.

Мануэль пожал плечами. Они положили сверток на траву у входа на корт.

Через два часа Тедди позволила себе передышку. С нее градом лил пот, мышцы приятно ныли. Мануэль работал как заведенный.

Выходя с площадки, Тедди захватила пакет.

По дороге к раздевалкам им на глаза попалась тележка торговца прохладительными напитками.

— Постой минутку, я куплю нам с тобой по «дайет-пепси», — сказала Тедди. — Да и пачка печенья не помешает.

Они направились к столикам под яркими тентами, как раз напротив того корта, где тренировалась Габриэла Сабатини. Сегодня вечером Тедди предстояло встретиться с ней в финале; она хотела еще раз понаблюдать за соперницей.

Устроившись под ярко-красным тентом, Мануэль взял из рук Тедди посылку и потряс, приложив к уху.

— Кроссовками тут и не пахнет, — объявил он. — Наверно, подарок от неизвестного поклонника.

— Ха-ха! Раз ты такой специалист — открывай! — сказала Тедди, снимая целлофановую обертку с пачки печенья.

Мануэль поставил коробку к себе на колени, чтобы размотать пластиковую ленту.

— Странно, — сказал он. — По-моему…

Из коробки вырвался ослепительный огненный столб. Взрыв швырнул Тедди на землю.

— Мануэль! Мануэль!

Тедди захлебывалась слезами. Она порывалась подбежать к окровавленным останкам, которые кто-то уже успел накрыть одеялом, но ее удержали.

У нее застучали зубы. Колени подогнулись.

Пакет был адресован ей.

— У нее нервный шок, — сказал кто-то из толпы. — Принесите одеяло.

Тедди осторожно усадили на траву. Она знала Мануэля восемь лет. Он ездил с ней на все соревнования. В прошлом году он женился. Тедди тупо качала головой, не в силах осознать всего, что произошло. К ней бежали репортеры, на ходу щелкая затворами фотокамер.

— Тедди! Тедди! — кричали со всех сторон. — Ты не пострадала? Как ты думаешь, кому понадобилось…

Она молча смотрела перед собой.

Пакет был адресован ей. Мануэль погиб вместо нее.

— Назад, все назад, кому сказано! Ну, пеняйте на себя, шакалы чертовы! — раздался грубый, властный голос.

Репортеры бросились врассыпную. Тедди с трудом подняла голову и увидела рядом с собой мужчину в дешевых синих брюках и бесформенном клетчатом пиджаке, с кобурой и парой наручников у пояса. На кармане выцветшей рубашки поблескивал золотой жетон.

— Лейтенант Пирсэнт, полицейское управление Нью-Йорка, — представился он. — А это мой напарник, лейтенант Марчетто. Пройдемте в здание клуба, нам необходимо побеседовать.

Тедди провели в тесный кабинет, увешанный графиками предстоящих соревнований.

— Расскажите нам, что здесь произошло, мисс Уорнер, — сказал Пирсэнт. — Все по порядку, пожалуйста.

Озноб бил ее еще сильнее. Наверняка это случилось из-за того, что она обманным путем проникла на «Олимпию». Тедди не могла взять себя в руки.

— Мануэль принес на тренировку пакет. Он сказал, что получил его у портье. Пакет был оставлен на мое имя… Зачем я позволила ему вскрыть?.. Я разворачивала печенье… — сбивчиво говорила Тедди, смахивая слезы.

— Мисс Уорнер, подумайте, прежде чем ответить: кто мог желать вашей смерти?

Тедди застыла. Яхта. Пассажирский помощник, который не спускал с нее глаз и в открытую угрожал ей. Вряд ли он знал о ее находках. До поры до времени Тедди не собиралась рассказывать об этом никому, даже полицейским детективам.

— Не знаю… я не уверена, — жалобно простонала она; от ужаса ее затошнило. — Я не первая. Омар Фаид точно так же…

— Фаид? — быстро переспросил Пирсэнт.

— Мы вместе гостили на яхте у Никоса Скуроса. Но это еще ничего не значит. Не знаю, кому понадобилось меня убивать, я всего лишь спортсменка.

Допрос длился два часа. Детективы задавали одни и те же вопросы, каждый раз формулируя их по-другому. За окнами слышался ропот толпы: журналисты не расходились.

— Что мне им сказать? — спросила Тедди.

Пирсэнт был мрачнее тучи.

— Полагаю, вам сейчас придется дать пресс-конференцию. Отвечайте на вопросы коротко и уклончиво, мисс Уорнер. Никаких имен, никаких гипотез — говорите, как вам жалко Мануэля, вот и все.

Тедди последовала его указаниям. Через десять минут Пирсэнт выступил вперед:

— Все, пресс-конференция окончена. Не видите, девушка устала! Да и вам пора строчить свои бредни, идите, оболванивайте публику.

— Тедди, вам не страшно? — уходя, спросила какая-то женщина.

Тедди уничтожила ее взглядом:

— Вы так ничего и не поняли?

Взяв Тедди за локоть, Пирсэнт повел ее обратно в кабинет.

— Итак, мисс Уорнер, — сказал он, — не притрагивайтесь ни к каким пакетам или конвертам. Сейчас же смените отель. Сообщите мне, где вы остановитесь, и я пришлю саперов, чтобы они обыскали ваш номер. До окончания турнира мы приставим к вам круглосуточную охрану, а потом советую нанять телохранителей.

Тедди покорно позволила полицейским сопровождать ее в отель, выписала чек за проживание и перебралась в другую гостиницу. Организаторы турнира не сочли нужным перенести финальный матч. Вечером Тедди должна была играть с Сабатини или отказаться от борьбы.

Когда ее номер был тщательно проверен саперами, Тедди осталась одна. Она разделась и только теперь с ужасом заметила, что ее блузка и шорты забрызганы кровью Мануэля. К горлу подступил спазм. Она еле успела добежать до ванной.

В конце концов она заставила себя подойти к телефону и позвонить жене Мануэля, Кэти Муньос. Полиция уже известила ее о гибели мужа. Кэти не могла говорить, ее душили рыдания.

— Я сделаю для тебя, что смогу, — пообещала Тедди, с трудом произнося слова. — Сегодня же позвоню своему агенту, Рассу Остранду, и мы учредим фонд памяти Мануэля. Он это заслужил.

Она повесила трубку, несколько раз глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоиться, и позвонила Жаку в Бразилию. Но когда на другом конце провода раздался его голос, выдержка снова ей изменила:

— Жак, произошла ужасная трагедия! Убит Мануэль, мой спарринг-партнер, но бомба предназначалась мне!

— Я знаю. По телевидению уже показали репортаж. Я сразу бросился тебе звонить, но в отеле ответили, что ты выехала.

Тедди рассказала Жаку обо всем, что случилось в этот день. Он не скрывал своего ужаса.

— Mon Dieu^[12], Тедди, — повторял Жак, — дело зашло слишком далеко. Кому это понадобилось, как ты думаешь?

Тедди умолкла в нерешительности.

— Я немедленно вылетаю, чтобы быть с тобой, — воскликнул Жак.

— Ни в коем случае, — слабо возразила Тедди. — А как же гонки?

— К началу заездов успею вернуться. Тедди, — у Жака дрогнул голос, — я боюсь за тебя.

В финале Тедди проиграла. Она не смогла оправиться после трагедии с Мануэлем. Сабатини была в прекрасной форме. Ее мощные удары приносили ей очко за очком. Но когда Тедди уходила с корта, зрители поднялись со своих мест и принялись скандировать ее имя. Все знали, что утром она заглянула в лицо смерти. Сабатини обняла ее за плечи.

У входа в раздевалку Тедди попала в кольцо репортеров. Со всех сторон к ней тянулись микрофоны.

— Мануэль был прекрасным теннисистом, — сказала она. — Он оставался моим надежным другом на протяжении восьми лет. Сейчас мой поверенный в делах занимается созданием фонда Мануэля Муньоса. Я сделаю все возможное, чтобы помочь его семье. Полиция Нью-Йорка ведет расследование.

— Тедди! Тедди! Кто теперь будет вашим спарринг-партнером? Кто возьмет на себя обязанности вашего тренера?

— Пока не могу точно сказать, — ответила Тедди, стараясь говорить ровно.

— Тедди, мы тебя любим! — выкрикнул чей-то голос.

— Мы с тобой!

У нее потекли слезы.

Прямо с самолета Жак помчался к Тедди в отель, хотя было только пять часов утра.

— Жак… Жак… — она бросилась ему на шею.

Его лицо и руки покрывал глубокий загар.

— Тедди. — Жак, казалось, волновался не меньше, чем она. — В самолете все время крутили новости. Я несколько раз просмотрел эту кошмарную видеозапись.

Они долго стояли обнявшись.

— Не могу поверить, — хрипло прошептал Жак. — Ты цела и невредима, Тедди. Слава Богу. Ты не представляешь, что я пережил.

Он крепче прижал ее к себе. Они опустились на кровать.

— Хочу просто чувствовать, что ты со мной, — вырвалось у него. — Больше мне ничего не нужно.

Жак нежно гладил ее по голове, время от времени вытирая с ее лица слезы.

— Если бы ты погибла, я бы тоже не стал жить, — шепнул он.

— Мне так тебя не хватало, — сквозь рыдания проговорила Тедди.

— Я тоже не находил себе места.

— А Джамайка говорит, что я все выдумала.

— Тедди, родная, никому не верь. Ты ничего не выдумала. Вот я, рядом с тобой, живой, настоящий.

Жак сорвал с себя одежду; Тедди всем своим существом устремилась ему навстречу, осязая упругую плотность его мышц. Сейчас в целом мире остались только они двое. Их тела двигались в такт. Волны наслаждения захлестнули их почти одновременно.

— Боже мой, ведь я мог тебя потерять, — сказал Жак, уткнувшись ей в плечо. — В Аргентине… Тедди, я никому не рассказывал… машина, на которой я выехал на трассу, потерпела аварию. Это был шок. Мне всегда казалось, что со мной такого не может быть. Я чудом не сгорел заживо. Потом я уговорил товарищей по команде и наших соперников держать язык за зубами, но боюсь, что эта история все-таки просочится в газеты.

— О Жак, — выдавила Тедди.

— Раньше я считал, что гонки — моя судьба. Теперь у меня не осталось такой уверенности. Может быть, надо попробовать себя в другом деле.

Тедди понимала, как трудно далось ему это признание.

В предрассветных сумерках она испытала незнакомое ощущение надежности и покоя. Предчувствие не обмануло: Жак полюбил ее, пусть даже он сам себе в этом еще не признался.

Любовь пришла к ним обоим. Что же дальше?

Жак держал в объятиях задремавшую Тедди. Прислушиваясь к ее ровному дыханию, он не мог отделаться от страшных мыслей.

Выходит, Никки Скурос — убийца? Неужели он нанял киллера? С него станется. А может быть, убийстваорганизовал совсем другой человек? Кто станет следующей жертвой? Кому выгодно затянуть петлю вокруг княжеской семьи? Загнать Генриха в угол? Вынудить его ослабить государственную политику? Или даже отречься от престола? Но в чью пользу? Остается предположить одно…

— Жак, не могу поверить, что ты здесь, — сквозь сон шепнула Тедди.

Он улыбнулся и осторожно поцеловал ее. Было уже десять часов.

Тедди натянула трикотажный джемпер и расчесала волосы. В утреннем свете ее загорелая кожа излучала золотистый блеск.

— Сегодня ты отдохнешь в отеле, — распорядился Жак, — а я пойду в полицию, мне надо кое-что выяснить.

— Без меня ты никуда не пойдешь, — сказала Тедди, продолжая одеваться. — Это Америка, Жак. Здесь женщины не прячутся за мужскую спину.

В полиции их встретили более чем сдержанно, но Жак связался с госдепартаментом в Вашингтоне и, используя дипломатические каналы, добился своего. Им даже разрешили взглянуть на фотографии разрушенного взрывом гаража Омара Фаида. Тедди содрогнулась при виде этих снимков.

— Муньос тоже погиб от взрыва пластиковой бомбы, ваше высочество, — сказал лейтенант Пирсэнт, переводя взгляд с Жака на Тедди и обратно. — В обоих случаях поработали профессионалы — они действовали наверняка.

— Понимаю.

— Как вы считаете, кому было бы выгодно убрать их обоих — сперва Фаида, а затем Тедди Уорнер?

— Не имею представления.

— Вот хреновина… Ох, прошу прощения, ваше высочество, и у вас тоже, мисс. — По долгу службы полицейский детектив прежде общался с людьми совершенно иного склада. — Но должна же быть причина. Как я понимаю, судьба свела их на этой чертовой посудине, на яхте «Олимпия», так?

— Выходит, что так.

— Мне нужно допросить Скуроса.

— Могу дать вам номер телефона, по которому вы сможете с ним связаться. Впрочем, не думаю, чтобы он пошел вам навстречу — ведь он не американский подданный, — усомнился Жак.

— А «Интерпол» на что?

Жак попросил разрешения позвонить. Пирсэнт жестом указал на пустой кабинет, где стоял телефонный аппарат. Через пару минут Жак уже разговаривал с князем Генрихом.

— Отец, у меня дурные вести. Мне необходимо с тобой поговорить. Кто-то пытался убить Тедди Уорнер.

— Sacristi^[13]! — вскричал Генрих. — Боже милостивый!

— Как ты себя чувствуешь? — встревожился Жак, слыша, что отец закашлялся. — У тебя хватит сил выслушать эти известия?

— Да, да, не сомневайся.

Жак рассказал отцу всю правду.

— Так или иначе концы сходятся к Никки Скуросу, — подытожил он. — У меня не осталось никаких сомнений. И Тедди, и Омар были на его яхте. Хьюстон Уорнер — тоже. Пойми, на борту произошло нечто такое, что касалось всех троих. Как по-твоему, что это могло быть?

Князь Генрих долго молчал. Жак даже подумал, что связь прервалась.

— Жак, — с трудом произнес князь после тягостной паузы. — Это настоящая трагедия.

— Еще бы! Тедди чудом осталась в живых. Трое погибли. Отец, тебе что-нибудь известно?

— Не могу с уверенностью сказать.

— Важны любые сведения, — умолял Жак, — даже самые незначительные. Что объединяло этих людей? Случайности быть не могло.

Генрих прочистил горло.

— В тот вечер я, вопреки обыкновению, позволил себе выпить вина, — сказал он. — Едва ли смогу воспроизвести все в деталях. Я был крайне огорчен… Разговор зашел о государственных делах, о том, что в недрах монархии зреет предательство. Имен я не называл. Ну, может быть, за исключением одного или двух. Я подозревал, что некто берет взятки за незаконную продажу недвижимости и создание оффшорных корпораций, но доказательств у меня не было.

Жак нетерпеливо покачал головой:

— Ну, хорошо, ты назвал какое-то имя. Что за этим последовало?

— Я сидел за карточным столом напротив Хьюстона Уорнера — он был моим партнером; мы играли против Фаида и Никки Скуроса. Кстати, все пили вино. Но Тедди Уорнер поблизости не было. Возможно, она один раз прошла мимо. Но теперь я ни в чем не уверен.

Жаку показалось, что на него давит невыносимая тяжесть.

— Отец, я давно подозревал Никки Скуроса. Но почему ты никогда не рассказывал мне про этого министра?

— Потому что за государство пока еще отвечаю я, а не ты, — ответил Генрих. — Мы идем с этим человеком бок о бок вот уже четверть века. Я не имею права погубить его одним неосторожным словом.

— Это Анатоль Бретон? — Голос Жака зазвенел.

— Он мой друг, — сказал Генрих.

— Он твой враг! Он предатель! — взорвался Жак. — Отец, я решил пропустить завтрашний этап. Дело слишком серьезное. Сегодня же вылечу домой и займусь им вплотную. Ты проявил излишнюю снисходительность; теперь нашей стране грозит опасность. — В его тоне звучало осуждение.

— Я люблю Косту, — медленно произнес Генрих. — Я готов отдать за нее жизнь.

— Ты не одинок, — сказал Жак.

Защелкали вспышки фотокамер. Все головы повернулись ко входу. В дверях банкетного зала появились обе принцессы: Кристина в открытом платье из красного шифона и Габи в желтом вечернем костюме, с причудливым золотым ожерельем на шее.

Издательский банкет был устроен в ресторане «Ле Шантильи». Здесь присутствовали видные литераторы и самые авторитетные редакторы издательства «Даблдей». В числе приглашенных был и Кенни Лейн со своими неразлучными друзьями: Сидом и Мерседес Басс и Альфредом Таубменом с супругой.

Организатором банкета выступила Бетти Прэшкер, главный редактор издательства «Краун». Ей принадлежала идея заключить договор с Габриеллой на публикацию книги о секретах ювелирного мастерства. Рассекая толпу, Бетти величаво плыла к дверям, чтобы встретить принцесс. Она участливо осведомилась о здоровье князя Генриха, с которым была лично знакома.

Они заговорили о кошмарном случае с Тедди Уорнер, потом об издательских делах. Кристина извинилась и отошла в сторону. Тедди заранее позвонила ей и предупредила, что не приедет на этот банкет. Кристина огорчилась; она и так пребывала в самом мрачном настроении. Пузырьки шампанского покалывали горло. Она взяла второй бокал, и жизнь показалась ей чуть более сносной.

Брет Томпсон. Эта рана еще не зажила. Как он мог? Наглый лжец, отъявленный негодяй. Кристина знала, что не сможет его простить. Хоть бы он подавился своими гамбургерами. Хоть бы эта бесстыжая бабенка обобрала его до нитки. А Скурос? Тоже хорош! Как он посмел вмешиваться в ее дела?

Кристина со скучающим видом переходила от одной оживленной группы к другой и в конце концов опять оказалась рядом с Габи. Сестра хотела познакомить ее с другом Клиффа, известным хирургом из Далласа.

— Техасец? В ковбойской шляпе? Такие не в моем вкусе, — передернула плечами Кристина. — И вообще надо вначале навести справки о его прошлом. Кто был женат более одного раза, тот мне не подходит.

— Вот я, например, был женат только один раз. Рассмотрите, пожалуйста, мою кандидатуру, — раздался сзади приятный мужской голос.

Кристина вздрогнула и обернулась; она узнала Уилла Кэмдена, совладельца агентства «Криэйтив Артистс». Когда-то они уже встречались.

— Почему вы решили, что для вас имеется вакантная должность? — язвительно спросила она.

Уилл предпочел не замечать ее сарказма. Он внимательно посмотрел на нее приветливыми серыми глазами и предложил:

— Принцесса Кристина, не согласитесь ли присоединиться ко мне? Давайте присядем в нише у окна, там не так шумно. Я принесу нам с вами по бокалу шампанского.

У Кристины не было никакого желания флиртовать. Она воспользовалась его предложением только для того, чтобы под благовидным предлогом избавиться от общества сестры.

После обмена банальностями разговор зашел о Брете Томпсоне. Кристина поболтала шампанское в бокале, сосредоточенно глядя на поднимающиеся пузырьки, а потом сделала один большой глоток.

— Разве вы не знаете? Мы с Бретом расстались. По обоюдному согласию.

Уилл ничего не ответил. Прочтя в его взгляде неподдельное сочувствие, Кристина выложила ему все начистоту Она поймала себя на том, что Уилл стал первым человеком, которому она смогла поведать историю своего неудачного романа. Ей сразу стало легче.

— Представляете? — с горечью спросила она.

Уилл кивнул:

— К счастью, вам вовремя открыли правду.

— Да, но подозреваю, что отнюдь не бескорыстно. — Кристина смотрела на свой бокал. — Все равно я не выйду замуж за Никки. Не хочу больше связывать свою судьбу с другим человеком. Иногда мне хочется… сама не знаю, чего мне хочется.

Уилл ответил не сразу.

— Кристина, прошу вас, поймите меня правильно. Мне сорок два года; в моей жизни, как у всех, есть свои сложности, но я, по крайней мере, научился открыто выражать свои чувства — настолько, насколько мужчина может себе это позволить.

Кристина недоверчиво подняла на него глаза и встретила все тот же внимательный, сочувственный взгляд. Кэмден продолжал:

— Я хочу, чтобы мы были друзьями, Кристина. Пока не говорю о большем. Как только вы пожелаете, наши отношения прекратятся. Но меня привлекает ваш характер, и мне бы очень хотелось узнать вас поближе.

— Чтобы мы были друзьями? — переспросила она. — У меня никогда не было друзей среди мужчин. Сомневаюсь, что это возможно.

Габриелла и Кенни Лейн воспользовались этой встречей, чтобы поговорить о делах.

— В преддверии вашего бракосочетания мы должны поразить весь свет, — убеждал ювелир. — Надо создать романтическую серию: к примеру, украшения для подвенечного наряда. Кроме того, моя интуиция подсказывает, что пришло время начать выпуск именных духов. Я прощупал почву в Париже и нашел специалиста из фирмы «Ланком», который берется разработать для нас самый изысканный аромат, цветочный и вместе с тем слегка терпкий.

Габи пришла в восторг:

— Назовем их «Принцесса Габриелла».

— Или просто «Габи». Это коротко, броско, романтично; такое название будет однозначно ассоциироваться с вами. Что вы на это скажете?

После обсуждения первоочередных шагов Габи со вздохом посмотрела на часы:

— К сожалению, мне пора возвращаться в отель, Кенни. Клифф будет звонить из Бостона.

— Тогда утром позавтракаем вместе и обсудим все остальное, — сказал Лейн.

Воспользовавшись пейджером, Габриелла подала сигнал телохранителю и шоферу. Ее воображение целиком захватили мысли о новых духах. Она уже размышляла над дизайном причудливого флакона…

Телохранитель Пьер сопровождал ее через вестибюль к выходу. У тротуара поджидал лимузин с включенным двигателем. Вдруг откуда-то выскочил незнакомый человек и бросился прямо к ней. Раздался приглушенный хлопок, и Пьер упал.

Габриелла истошно закричала. Нападавший схватил ее за локоть, чтобы втолкнуть в лимузин. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь понять, что с Пьером Тот, падая, успел перевернуться на бок и выхватил пистолет. Грянул выстрел, и нападавший неловко осел на землю. Лимузин сорвался с места и умчался прочь.

* * *

— Как вы сказали? Подверглась нападению террористов? — князь Генрих пытался нащупать в кармане нитроглицерин.

— Ваше высочество, принцесса Габриелла не пострадала, — успокаивал его пресс-атташе. — У нее лишь царапина на левой руке и нервное потрясение. Телохранитель ранен в плечо; его состояние стабилизировалось. А вот шофера так и не нашли. Возможно, его убили террористы.

— Кто организовал нападение? — Генрих принял таблетку, и боль в сердце мало-помалу утихла.

— Полиция Нью-Йорка считает, что это дело рук костанских экстремистов. Если бы не мужество телохранителя, могло бы быть гораздо хуже.

— Можете идти, — сказал князь Генрих. — В ближайшее время прошу меня ни с кем не соединять.

После ухода пресс-атташе князь Генрих вытер со лба капли пота.

Исчезновение Хьюстона Уорнера. Убийство Омара Фаида. Посылка с бомбой для Тедди Уорнер. Теперь настал черед его дочери.

Князь тяжело поднялся с кресла и медленными шагами направился к высокому стенному шкафу. Сняв с полки какую-то книгу, он дотронулся пальцем до небольшой выемки на деревянной поверхности.

Перед ним почти бесшумно открылась потайная дверь. Генрих ступил в хранилище без окон, обшитое листовой сталью, и щелкнул выключателем. На потолке загорелись ряды ламп.

Здесь в ящичках стеллажей хранились фамильные драгоценности династии Беллини: знаменитый «Йеменский алмаз» в пятьдесят карат, оправленный в платину, бриллиантовые тиары, ожерелья из бирманских рубинов и многое другое.

Генрих приблизился к самому дальнему стеллажу и извлек из верхнего ящичка какой-то предмет, завернутый в шелковую ткань.

Это была костанская корона. Генрих надевал ее при вступлении на престол; до этого так же поступали его отец, дед, прадед.

Старый князь развернул корону и благоговейно поднес ее к глазам.

Осталось недолго, — сказал он себе, опускаясь на единственный стул. — Теперь осталось совсем недолго.

Не прошло и десяти минут, как князь уже расхаживал по своему кабинету. Вызвав секретаря, он приказал ему обеспечить немедленное возвращение обеих принцесс. Жак был уже на пути в Коста-дель-Мар.

После утреннего обхода врачи постановили, что состояние Габи «не внушает опасений». У ее палаты неотлучно дежурили двое охранников, присланных по распоряжению госдепартамента.

Клиффа Фергюсона заставили предъявить водительские права и визитную карточку.

— Габи! Слава Богу, ты цела и невредима! Дорогая, когда мне сообщили, я сразу прыгнул в самолет и примчался к тебе.

На нем, как обычно, был деловой костюм безупречного покроя, а на ногах — неизменные ковбойские сапоги. В руках он держал огромную охапку алых роз, из-за которой его лица почти не было видно.

— Здравствуй, Клифф.

Габи села в постели. У нее было перебинтовано левое предплечье; голова слегка кружилась от успокоительного. Клифф опустил цветы на столик и подхватил ее на руки.

— Ох, Клифф. — У нее перехватило дыхание. — Не знаю, как я жила без тебя.

— Теперь я с тобой. Больше я тебя не оставлю. Я не мог поверить… Габи, эти люди так просто не отступятся. Они наверняка рассчитывали получить за тебя выкуп.

Габи широко раскрыла глаза:

— Выкуп?

— Ну конечно. Родная, они могли потребовать за тебя многие миллионы, причем это вовсе не означает, что они собирались оставить тебя в живых.

Габи еще никогда не видела Клиффа в таком состоянии. Он раскраснелся, глаза горели гневом.

— Они бы не посмели… — робко предположила она.

— Ты же знаешь, сколько в мире происходит похищений. Начав открыто путешествовать по свету, ты превратилась в легкую мишень.

— Но я не могла не пойти на этот прием.

— Понимаю. Но ты ведь не такая, как все остальные. Ты — принцесса. Люди видят в тебе не женщину из плоти и крови, а символ богатства и власти — а это многим ненавистно.

Габриелла покачала головой и почувствовала, как палата снова поплыла у нее перед глазами.

— Я хочу, чтобы мы обвенчались при первой же возможности, — продолжал Клифф. — Устроим свадебный ужин прямо на ранчо; я постараюсь как можно меньше времени проводить в разъездах. На «Джакаранде» ты будешь в безопасности. Найму для тебя дополнительную охрану, введу патрулирование на всей территории…

— Нет, — твердо сказала Габриелла.

— Как это «нет»? — удивился Клифф. — Габи, ты еще не совсем пришла в себя. Это не шутки. Пойми, тебе грозит опасность.

Габи села на больничной кровати.

— Я сама знаю, что это очень серьезно. Но ты-то, Клифф, отдаешь себе отчет в том, что говоришь? Не хочешь ли ты, чтобы я забросила свое дело? Не иначе как ты собираешься упрятать меня за колючую проволоку. Отец намеревался поступить со мной точно так же, только в Коста-дель-Мар, а не в Техасе.

— Ничего подобного, — запротестовал Клифф. — Продолжай заниматься любимым делом, сколько душе угодно. Ты добилась больших успехов, дорогая. У тебя талант, этого никто не станет отрицать. Мы построим для тебя мастерскую прямо возле дома. Я найму ювелиров, которые будут…

Габи не сводила с него встревоженного взгляда. Она уже не мыслила себя вне бизнеса: ей нравилось не только создавать новые украшения, но и ездить по разным городам и странам, встречаться с людьми, выступать по телевидению, присутствовать на показах мод, давать интервью для прессы. У нее появилось чувство независимости, уверенности в себе. Ей удалось наконец-то вырваться из Косты, а Клифф хочет связать ее по рукам и ногам.

— Нет, — твердо сказала она. — Я не собираюсь жить за изгородью «Джакаранды». Как тебе только пришло в голову мне такое предложить?

— Не говори глупостей…

— Это не глупости. Жизнь в таких условиях ничем не отличается от жизни за оградой замка. Та же самая тюрьма. Как ты не понимаешь?

— Жизнь у меня на ранчо — это, по-твоему, тюрьма? — Клифф не на шутку рассердился. — Мне оскорбительно такое слышать, Габриелла. — Он вскочил со стула и смотрел на нее сверху вниз. — Пожалуй, я пойду. Нам обоим надо немножко остыть. Обдумай то, что я тебе сказал.

— Мне нечего обдумывать. Я не собираюсь ломать свою жизнь из-за этого дурацкого происшествия. — Габи в сердцах сорвала с пальца кольцо и швырнула его на стол. — Забирай! Я не стану это носить!

— Оставь у себя, — побледнев, ответил Клифф. — Наденешь, когда успокоишься.

— Ни за что!

Клифф повернулся и вышел из палаты. Габи обессиленно опустилась на подушки и заплакала.

— Изумительные розы! — воскликнула принцесса Кристина.

— Прикажи их убрать. — Габи смотрела на сестру покрасневшими глазами.

— Это еще почему? — изумилась Кристина. — Габи, в чем дело? Почему ты плачешь?

— Все кончено, — воскликнула Габи. — Я думала, мы с Клиффом поженимся, но он… он заставляет меня поставить крест на всем, чего я добилась, — и все из-за этих проклятых террористов. Но я никогда на это не пойду.

Кристина рассмеялась.

— Не слушай его. Он потерял голову от страха за тебя. Ты сама знаешь: с отцом случается то же самое. Пережди самое трудное время — и все образуется. Если хочешь, чтобы мужчина тебя понимал, надо его воспитывать.

Габи широко раскрыла глаза:

— Вот как ты рассуждаешь, Кристина? Значит, я должна его воспитывать? Немудрено, что все твои любовные истории закончились крахом.

— Немудрено, что у тебя до сих пор вообще не было ни одной любовной истории, — в тон ей ответила Кристина, но вовремя опомнилась. — Ладно, хватит об этом. Прекрати бередить себе душу. Нельзя же разрывать помолвку только потому, что Клифф стремится тебя защитить. Любой на его месте предложил бы то же самое.

Габи упрямо нахмурилась:

— Я не сделаю ни шагу назад. С какой стати? Мне стоило огромных трудов добиться нынешнего положения. Я только-только почувствовала свою самостоятельность и ни за что не поступлюсь ею — даже ради Клиффа. Именно это я ему и сказала.

Зазвонил телефон. Габи устало протянула руку.

— Да?

Телефонистка сообщила, что с принцессой будет говорить князь Генрих.

* * *

Через несколько часов позвонил Клифф Фергюсон.

— Габи, как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Получше?

— Точно так же…..

После его ухода у Габриеллы все время текли слезы.

— Габи, я так тебя люблю, — в отчаянии сказал Клифф. — Ужасно, что мы поссорились. Но надеюсь, ты меня поймешь.

— Я тоже люблю тебя, — ответила она, — но жизнь на твоих условиях для меня неприемлема. Я не хочу ни от кого зависеть.

— Габи, моя любимая, — простонал он, — мне нужно только одно: чтобы ты была в безопасности.

— Мне тоже нужно только одно: жить своей собственной жизнью, — прошептала Габриелла и повесила трубку.

На следующее утро Габи отдала кольцо секретарше и приказала отослать его Клиффу, а затем переоделась в бежевый брючный костюм, который ей доставили из отеля.

Медсестра помогла ей сесть в кресло-каталку; в сопровождении четырех телохранителей они спустились на лифте в конференц-зал, где должна была состояться пресс-конференция. Габриелла содрогнулась, увидев огромное скопление газетчиков и телерепортеров.

Один из телохранителей остановил кресло перед микрофонами; Габи медленно поднялась и начала читать заранее составленное заявление для прессы.

— На меня было совершено нападение. По мнению полиции, его организовала международная террористическая группировка, — внятно произносила она. — В настоящее время нельзя с уверенностью сказать, какие цели преследовали нападавшие. Отныне я буду более тщательно планировать свои передвижения, но не позволю себя запугать. Я верю, что Господь оградит меня от зла.

Коротко ответив на три-четыре вопроса, Габи заметила перед собой журналиста со значком телеслужбы «Си-Эн-Эн».

— Ваше высочество! — настойчиво выкрикнул он.

— Слушаю вас.

— Ваше высочество, можете ли вы подтвердить слухи о разрыве вашей помолвки с Клиффом Фергюсоном?

Габриелла растерялась: она не ожидала подобного вопроса.

— Мои отношения с Клиффом Фергюсоном — это сугубо личное дело.

В зале поднялся невообразимый галдеж.

— И все-таки, ваше высочество, это правда или нет?

— Персонал клиники утверждает что разрыв был окончательным. Что вы на это скажете, ваше высочество?

Габи взяла себя в руки.

— Сейчас неуместно обсуждать мою личную жизнь.

— Но ведь вы отослали Фергюсону кольцо. Это так? Почтовые служащие подтверждают наши сведения, — пронзительно выкрикивала корреспондентка газеты «Нью-Йорк пост».

Побелев, как полотно, Габи едва удержалась на ногах.

— Пресс-конференция окончена.

Клифф Фергюсон вернулся в Техас на личном самолете. Разрыв с Габи был для него тяжелым ударом.

Упрямица. Подвергает свою жизнь опасности. Ради чего? В деньгах они не нуждаются. Славу она тоже вкусила полной мерой. Что за глупость? Что за безрассудство? Больше он ни о чем не мог думать.

Он въехал в ворота ранчо, миновал ручей, вдоль которого они с Габриеллой катались верхом, потом круглое озерцо, где они купались обнаженными, а потом занимались любовью на теплом песке. У конюшни Клифф притормозил. Здесь стояла Нимфа, любимая лошадь Габриеллы…

У него на глаза навернулись слезы.

Со стороны искусственного катка к нему бежала заплаканная Ребекка.

— Папа! Я смотрела новости — Габриеллу чуть не убили! Папа, а правду говорят, что она тебе отказала?

Клифф кивнул.

— Но почему? Почему? — Ребекка плакала в голос.

— Не знаю, доченька. Так уж получилось, — с трудом произнес он. — Пойдем-ка в дом. Ты обедала? Я попрошу миссис Хендерсон что-нибудь приготовить.

— Не хочу есть. Папа, я ничего не понимаю, — Ребекка обливалась слезами. — Почему она так поступила? Мы же ее любили. Я думала, она будет мне вместо мамы. Папа, не отпускай ее…

— Не горюй, малышка моя. — У Клиффа разрывалось сердце. — Я ее огорчил. Хотел оградить ее от опасности, а сделал только хуже. Она обиделась, что я хочу запереть ее в четырех стенах… Прямо не знаю…

— Так позвони ей! — закричала Ребекка. — Сейчас же! Она тебя простит, вот увидишь. Папа, — умоляла она, — если ты ее любишь и она тебя тоже, разве можно просто так разойтись в разные стороны? Так не бывает!

— Не знаю, что и сказать…

— Позвони ей немедленно! — Ребекка потащила его к телефону.

— Нет, — воспротивился Клифф. — Пойми, Бекки, это не просто ссора из-за пустяка. Габи — принцесса; она живет в другом мире. Монаршие особы вечно у всех на виду, над ними постоянно висит угроза — как над нашим президентом. Это значит, что я могу в одночасье потерять все, что мне дорого.

— Папа, ну пожалуйста! — захлебывалась слезами Ребекка.

Но Клифф молчал.

* * *

Самолет княжеской семьи нырнул в воздушную яму.

Тедди потуже затянула ремень безопасности. Ее то и дело бросало в жар, все тело сотрясал кашель. Она так и не оправилась после гибели Мануэля. Неудивительно, что после того страшного дня ее лихорадило.

Она решила прервать свои выступления и лететь с Жаком в Косту. Надо было довести дело до конца. Жак заверил, что в Порт-Луи она будет в полной безопасности. Сейчас позади них сидел грубовато-самоуверенный офицер полицейского департамента Нью-Йорка.

— Тедди, у меня такое чувство, что ты напряжена, как пружина, — заметил Жак.

— Так и есть. Я была на волосок от смерти. — У нее перехватило дыхание. — Жак, я хочу поговорить с Никосом Скуросом без посредников, чтобы видеть его лицо. Других доказательств мне не нужно.

Жак заговорил медленнее, чем обычно:

— Тедди, ты не понимаешь, с кем мы имеем дело. Никос Скурос — сама галантность. Все считают его добрейшим человеком, неспособным ни на какое зло. Никто не поверит, что за этой личиной прячется хладнокровный убийца.

— Ненавижу его! — Тедди сжала кулаки. — Он убил моего отца — чужими руками. Скорее всего, его приказ выполнил этот жуткий тип — пассажирский помощник.

— Наверно, ты права. — Жак помолчал. — Но нам потребуются доказательства, а раздобыть их будет невероятно трудно. Придется действовать с величайшей осторожностью.

— Понимаю.

— Кажется, — задумчиво произнес он, — у меня есть план.

* * *

Пилот притушил огни в салоне, и они попытались вздремнуть, однако принц Жак беспокойно ворочался, так и не найдя удобного положения.

Жак, Габи и Кристина — все они должны были безотлагательно прибыть в Косту, но принцессы, по настоянию брата, полетели на «Конкорде». Жак ничего толком не стал им объяснять: он не хотел, чтобы они все втроем оказались на борту одного самолета.

Сейчас он старался отогнать от себя эту мысль. Ему было предельно ясно, что означает приказ отца всем троим срочно вернуться домой. Жак покосился на Тедди. Она прислонилась головой к иллюминатору; на одном плече лежала золотистая коса. Ее веки слегка подрагивали во сне, отчего она показалась Жаку по-детски беззащитной.

Он полюбил ее.

Все его сомнения развеялись в тот самый миг, когда он услышал, что бомба предназначалась ей. Тогда он понял, что не сможет без нее жить. У него было множество женщин, кому-то из них даже удалось затронуть его чувства, но ни одну он не любил.

Тедди — американка, звезда тенниса, ее карьера в самом расцвете. Если она выйдет за него замуж, ей придется расстаться с большим спортом. Жак не сомневался, что из нее, как в свое время из его матери, княгини Лиссе, а также из голливудской кинозвезды Грейс Келли, вышедшей замуж за князя Монако Ренье, немедленно сотворят икону. Ее вознесут на пьедестал, окружат почестями, сделают символом костанской монархии. Как воспримет это Тедди, привыкшая идти своим путем? Смирится ли она с необходимостью всегда быть на виду, терпеть постоянное присутствие телохранителей, удовлетворять чужое любопытство?

Даже Жаку, воспитанному в замке, подчас приходилось нелегко. Имеет ли он право обрекать ее на такую жизнь, скованную ограничениями? А самое главное — любит ли она его?

— Я уже скучаю по Клиффу, — сказала Габи, глядя в иллюминатор «Конкорда».

У нее задрожали губы. Далеко внизу простиралась синева Атлантики.

— Через месяц ты о нем и не вспомнишь, — с напускным безразличием отозвалась Кристина, которая до сих пор не могла прийти в себя после истории с Бретом.

Габи покачала головой:

— Нет, ты ошибаешься. Ну почему, почему им понадобилось устраивать это проклятое похищение? Только из-за этого Клифф… то есть мы с ним… — она запнулась.

— Все забудется.

— Разве тебе легко было забыть Жан-Люка? А Брета Томпсона? Ты же собиралась за него замуж, а потом ни с того ни с сего запретила упоминать его имя.

Кристина поежилась. Она не рассказала ни одной живой душе, что Брет собирался стать двоеженцем. Об этом знал только Никки. И вот теперь еще Уилл Кэмден. Ее новый друг.

— Мужчины, — презрительно фыркнула она. — Их для меня больше не существует. Разве что Уилл Кэмден. И то это не любовь, а всего лишь дружеские отношения.

Стюард подал изысканные закуски и шампанское. Кристина в задумчивости пригубила игристый напиток.

— Как ты думаешь, почему отец срочно вызывает нас домой?

— Боюсь, ему стало хуже.

— Нет, — возразила Кристина, — нам бы сообщили. Здесь что-то другое. Не иначе как речь пойдет… о короне.

Габи тихо охнула. Сестры углубились в свои мысли.

— Мне нужно встать на ноги в Голливуде, — неуверенно произнесла Кристина. — Я откажусь.

— Думаю, тебе ничего и не предложат, — с излишней резкостью сказала Габи.

* * *

Тедди отвели те же самые апартаменты в Вандомском замке. Она поймала себя на том, что вошла сюда, словно в родной дом. Здесь, рядом с Жаком, она чувствовала себя в безопасности.

— Завтра поговорим с Бретоном, — известил ее Жак. — А сегодня отец просил меня и сестер явиться к нему для конфиденциальной беседы. Ты не обидишься?

— Что ты, конечно нет, — тихо сказала Тедди.

Втайне она даже обрадовалась, что сможет спокойно отдохнуть. У нее нестерпимо стучало в висках; однако она твердила себе, что сейчас не время болеть.

Нажав кнопку звонка, Тедди вызвала горничную и попросила распаковать чемоданы, а потом приготовить ванну. Улыбаясь про себя, она отметила, что неплохо иногда пожить по-королевски.

Готовясь к разговору с сыном и дочерьми, князь Генрих явственно почувствовал тяжесть прожитых лет. Ему исполнилось без малого три четверти века. Для его страны эти годы не были безоблачными.

Князь Генрих назначил беседу в своем любимом Большом кабинете, украшенном портретами его предков и тяжелыми фолиантами в сафьяновых переплетах.

Кристина нервно ерзала на стуле. Рядом с ней устроилась Габи. Жак остался стоять. Все ощущали серьезность момента.

Генрих обвел детей пристальным взглядом. У каждого из троих были свои недостатки, но в их жилах текла кровь Беллини. Кому, как не им, отвечать за судьбы княжества?

— Хорошо, что все вы смогли вовремя приехать, — начал старый князь. — Габриелла, — обратился он к старшей дочери, — ты была рядом со мной, проявляя преданность и доброту, с тех самых пор, как умерла ваша мать; благодаря твоим успехам в области прикладного искусства на Коста-дель-Мар обратились взоры всего мира.

— Спасибо, отец, — прошептала Габи.

— А ты, Кристина, дочь моего сердца, показала миру, что в княжеском семействе не иссякает актерский талант. Ты с достоинством перенесла неудачное замужество: значит, ты повзрослела. Это отрадно.

Глаза Кристины наполнились слезами.

— Ты, Жак — мой единственный сын. У меня на глазах ты превратился из бездумного сорванца в зрелого человека, не боящегося ответственности.

Побледнев, Жак с благодарностью кивнул.

Наступило молчание. Князь Генрих тщательно взвешивал каждое слово.

— Передо мной стоит сложная задача, — сказал он наконец с тяжелым вздохом. — Через полтора месяца я собираюсь отречься от престола.

Это известие, услышанное от самого князя, повергло в замешательство всех троих. Кристина, самая порывистая, подбежала к отцу и бросилась ему на шею.

— Нет! Не может быть! Как же мы без тебя? Ты… ты… папа, ты не болен?

Генрих прижал се к груди. По его лицу пробежала судорога.

— Врачи следят за моим здоровьем. Они говорят, что я проживу еще много лет, если не буду переутомляться. Но в это трудное время страну должен возглавить сильный и волевой человек. Слабеющему старцу не место на троне Коста-дель-Мар. Здесь нужен молодой, энергичный монарх, который полон сил и решимости вывести княжество из нынешнего кризиса.

Принц и принцессы переглянулись, осмысливая эту речь.

Первым заговорил Жак:

— Ты уже сделал свой выбор, отец?

Генрих кивнул:

— Мой выбор пал на тебя, Жак.

Кровь снова отхлынула от лица Жака. Слова давались ему с трудом.

— Это высокая честь, но я не уверен…

— Ты должен быть абсолютно уверен! — с несвойственным ему пылом перебил Генрих. — Ты должен ощущать уверенность всем сердцем! — Он поднялся с кресла, не сводя взгляда с сына. — Коста-дель-Мар требует силы. Мужества. Свежих мыслей. Я прожил долгую жизнь; мое поколение должно уступить дорогу молодой поросли. Я сделал все, что мог, я боролся, но не сумел…

Он пошатнулся.

— Отец! — Жак бросился к нему и усадил в кресло.

Нервное напряжение не замедлило сказаться на состоянии князя Генриха.

— Сейчас князь отдыхает, мы дали ему успокоительное. У него слабое здоровье, но если он будет себя беречь, то проживет долгие годы, — поделился с принцем и принцессами лейб-медик, доктор Бланше. — Однако волнение для него губительно.

Собравшись в Малой библиотеке, сын и дочери князя отпустили секретарей и телохранителей. Они долго молчали, еще не опомнившись после беседы с отцом.

— Ты должен взять на себя управление страной, — заявила Кристина брату. — У тебя не остается другого выхода. Отец назначил своим преемником тебя.

Жак подавленно молчал.

— Жак! Скажи хоть слово! — взмолилась Габи.

Жак не сводил глаз с портрета своего прадеда и думал: неужели тому было столь же мучительно сделать свой жизненный выбор?

Все давно полагали, что перст отца укажет на него.

Рассудком он и сам понимал, что это осознанный выбор.

Но он не чувствовал в себе решимости сменить отца на престоле. За это придется заплатить дорогой ценой. Может быть, лет в сорок у него созреет желание править; но сейчас?..

— Мне нужно подумать до утра, — сказал он вслух и медленно вышел в коридор.

Жаку не спалось. Расхаживая по комнате, он пытался сосредоточиться. Он любил свою страну. Он любил свой народ. У него перед глазами до сих пор стояло незабываемое зрелище, которое открылось ему с балкона клиники: толпы подданных, поющие костанский гимн.

Жак не сомневался, что народ пойдет за ним — но это доверие придется оправдывать. На его плечи ляжет тяжелое бремя: вывести государство из трясины долгов, расквитаться с врагами. Скурос… Анатоль Бретон… А вдруг Бретон — вовсе не предатель?

Когда время уже близилось к полуночи, Жак отправился в бассейн. Проходя бесконечными сводчатыми коридорами, окидывая взглядом парадные портреты эпохи Возрождения и живописную лепку в стиле рококо, принц чувствовал, что Вандомский замок встречает его, как старый друг.

На темном ночном небе осколками бриллиантов поблескивали звезды. Тяжелая луна была наполовину скрыта дымкой облаков.

Приближаясь к бассейну, Жак услышал всплеск. На шезлонге у бортика белела футболка с надписью: «US Open, 1992».

Он сбросил купальный халат и, нырнув в прохладную воду, в считанные мгновения поравнялся с Тедди.

— Жак… — Она повернулась к нему и отвела с лица пряди мокрых волос; очки для плавания придавали ее лицу испуганно-удивленное выражение. — Вот уж не думала, что кому-то еще захочется окунуться в бассейн в такое время.

— Мне нужно было о многом подумать, — сказал Жак.

— О, извини. Если я тебе мешаю, то немедленно уйду к себе.

— Нет, не уходи. Я даже рад, что ты здесь.

Они несколько раз проплыли бассейн из конца в конец, стараясь не уступать друг другу и поочередно вырываясь вперед. Потом Тедди поднялась по лесенке, обтерлась полотенцем и опустилась в шезлонг. Жак не спешил выходить из воды. Приятная усталость всегда успокаивала его и помогала прояснить мысли.

После того как он наконец присоединился к Тедди, они некоторое время сидели молча. Тишину нарушало лишь едва слышное урчание водяных фильтров.

— Отец собирается отречься от престола и сделать меня своим преемником, — без всяких предисловий сообщил Жак.

Тедди ахнула.

— Значит… ты будешь князем? Главой государства?

— Совершенно верно. Так предначертано судьбой. Тебя это удивляет?

— Не то чтобы удивляет… просто это… — Тедди сжала руки на коленях. — Жак, это ведь очень серьезное решение, правда?

— Да, Тедди. Оно повлечет за собой большие перемены. Огромные перемены.

Тедди поежилась от налетевшего ветра.

— Жак, это тебе по плечу. Ты нужен своей стране.

Он взял с бортика бассейна несколько больших махровых полотенец и бережно укутал Тедди.

— Вот так, — тихо сказал он. — Тедди, окончательное решение остается за мной, но, поскольку дело касается и тебя, я хотел прежде поговорить с тобой.

В темноте ее глаза казались совсем черными. Жак не смог угадать их выражение. Тедди так же негромко спросила:

— О чем?

— Не знаю, согласишься ли ты принять такой образ жизни. — Жак обвел рукой древние стены Вандомского замка.

Глаза Тедди расширились от изумления. Она похолодела:

— В каком смысле?

— В том смысле, Тедди, что я…

Вблизи бассейна показался охранник. Луч его фонаря прорезал тьму. Офицер церемонно поклонился Жаку и Тедди. Когда он скрылся из виду, Жак шепотом спросил:

— Тедди, ты согласна выйти за меня замуж?

* * *

У Тедди отчаянно заколотилось сердце; перед глазами словно вспыхнул стоцветный фейерверк.

— Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж? Я не ослышалась? — с трудом шевеля губами, переспросила она.

— Могу повторить. — Впервые за все время Жак улыбнулся.

Тедди недоверчиво покачала головой; по щекам покатились крупные слезы.

— Но ведь я — американка.

— Дорогая моя Тедди. Прекрасная, чудная, милая Тедди. Наверно, я хочу слишком многого, но я так тебя люблю.

Она слабо рассмеялась, с трудом различая сквозь слезы его силуэт.

— Выходит, я буду…

— Моей принцессой. А потом — княгиней.

— Просто не верится. Я всю жизнь любила тебя. А теперь ты… мы с тобой… так не бывает!

Жак склонился над ее шезлонгом и легко поднял Тедди на руки. Она обняла его за шею и доверчиво прильнула к нему.

— Тедди, на первых порах тебе придется трудно, но ты привыкнешь, да и Габи с Кристиной помогут.

Она не стыдилась своих слез:

— Я так долго мечтала о тебе.

— Не плачь, — прошептал Жак, смахивая с ее щек слезы кончиками пальцев. — Отныне ты будешь жить в Косте. Страна от этого только выиграет! — Он тихонько рассмеялся. — Думаю, народ полюбит тебя гораздо сильнее, чем меня. Тедди, ты всегда будешь для меня единственной любовью — на всю жизнь!

* * *

Обнявшись, они пошли к замку.

— Дорогая, — сказал Жак, — я понимаю, что нам предстоит принять много трудных решений. Например, как быть с твоей теннисной карьерой? Я не вправе лишать тебя любимого занятия.

— Жак, теннис для меня действительно много значит, но я столько лет стучала по мячу, что пора уже остановиться. Возможно, займусь организацией открытого чемпионата Коста-дель-Мар, — размышляла она вслух. — Или открою теннисную академию.

— Утром сообщим отцу, — Жак вернулся к более насущным проблемам, — а через несколько дней официально объявим о помолвке. Тедди, не знаю, отдаешь ли ты себе в этом отчет, но ты станешь национальным достоянием Коста-дель-Мар.

Рано утром, до завтрака, Жак повел Тедди в западное крыло замка, где находились личные апартаменты князя Генриха. Через несколько минут мажордом распахнул перед ними дверь в огромную спальню. Князь Генрих, откинувшись на подушки, сидел в постели, накрытой темно-зелеными шелковыми покрывалами.

— Доброе утро, отец, — негромко произнес Жак. — Надеюсь, ты хорошо отдохнул.

Тедди присела в глубоком реверансе. Ее бросило в краску.

— Доброе утро, сын, — кивнул старый князь, переводя удивленный взгляд с Жака на Тедди.

— Отец, я пришел сообщить о своем согласии принять на себя управление страной, — официальным тоном объявил Жак. — А также, пользуясь случаем, прошу твоего разрешения на вступление в брак с Теодорой Уорнер.

Князь Генрих издал облегченный вздох и широко улыбнулся.

— Сын мой, — произнес он, — ты принес мне радостные, очень радостные вести. Что касается вас, Теодора, могу сказать, что вы станете желанным членом нашей семьи. С легким сердцем благословляю вас на брак. Дайте-ка старику вас обнять.

Генрих прослезился.

— Благодарю вас, ваше высочество, — Тедди была глубоко взволнована.

Она приблизилась к старому князю, чтобы тот мог прижать ее к груди.

Потом Генрих повернулся к сыну.

— Жак, выбери для Тедди подходящее кольцо, а я преподнесу ей в качестве свадебного подарка фамильную тиару «Принцесса».

Знаменитую бриллиантовую тиару, изготовленную в форме двух переплетающихся сердец, прислала в дар династии Беллини королева Виктория; с тех пор ее по традиции надевали супруги правящих монархов, включая княгиню Лиссе.

— Дорогая моя, — мягко сказал князь, — вы станете носить ее во время официальных церемоний. Уверен, это украшение будет вам к лицу. Добро пожаловать; наши владения открыты для вас… как и наши сердца, принцесса Теодора.

Князь Генрих пожелал, чтобы Жак сначала короновался, а затем, примерно через месяц, сочетался браком с Тедди.

— Я тебя люблю, — шепнул Жак, провожая ее до дверей.

— Я тебя тоже.

Жак обнял ее и поцеловал — нежно и ласково. Тедди прижалась к нему. Ей была необходима его поддержка, его забота. Она страшилась этой новой жизни.

— Ни о чем не беспокойся, — приободрил Жак, чувствуя ее неуверенность.

— Легко сказать! У меня уже поджилки трясутся.

— Вот-вот! — засмеялся он. — А я так — всю жизнь! Теперь ты понимаешь? Ну, ничего, вместе нам все будет нипочем. Тедди, ты не представляешь, сколько для меня значит твое согласие. С тобой мне будет в тысячу раз легче.

— Со мной? Я ведь не умею держаться, не знаю этикета — в Америке меня никто этому не учил. Какой тебе от меня толк?

— Ты нужна мне такой, какая есть, Златовласка.

Тедди отдала бы все на свете, чтобы иметь возможность поделиться своей радостью с отцом… Она так и не смогла примириться с мыслью, что его уже нет в живых.

У нее всегда была при себе фотография, на которой они с отцом были сняты после ее победы в Уимблдоне. Сейчас, вглядываясь в смеющееся лицо Хьюстона Уорнера, она шептала:

— Папа, ты представляешь: я выхожу за него замуж! Это такое счастье, просто невозможно поверить!

Ей показалось, что она слышит строгий голос отца: «А как же теннис?» Тедди поднесла фотографию к глазам.

— Теннис я по-прежнему люблю, — одними губами сказала она, — но в спорте нельзя жить вечно. Буду играть два-три турнира в год… Папа, ты же знаешь, я могу очень многое сделать для тенниса, но отныне это будут наши с Жаком общие усилия. Только вообрази: я стану княгиней!

Тедди показалось, что Хьюстон слегка кивнул. У нее брызнули слезы. Она убрала фотографию и только сейчас ощутила сильный озноб.

Пошарив в ящике комода, она извлекла свой любимый спортивный джемпер с изображением плюшевого медвежонка, который отец подарил ей на день рождения. С трудом попадая в рукава, она натянула его через голову.

Ей определеннонездоровилось. Она забралась в постель, укрылась всеми покрывалами, а потом придвинула к себе телефон.

— Джамайка, это ты? — для верности спросила Тедди, набрав знакомый номер в Энн-Арбор. — Джейми, ты не поверишь. Я и сама не верю, но это правда…

Габриелла делала новые наброски у себя в комнате, когда позвонил Жак и попросил разрешения зайти к ней на пару минут.

— Конечно, заходи, — сказала она. — Жак, что-нибудь случилось?

— Нет, все в порядке, — ответил ей брат.

Не прошло и пяти минут, как он появился на пороге. Габи остановилась посреди комнаты как вкопанная, не сводя с Жака изумленного взгляда — он сообщил ей, что женится на Тедди Уорнер.

— Ты как-никак моя старшая сестра, — покраснел Жак, — вот я и решил сказать тебе первой.

— О, это просто замечательно!

Едва совладав с собой, Габриелла опустилась в кресло, словно придавленная страшной тяжестью. Она всегда относилась к Тедди с симпатией; но эта новость поразила ее в самое сердце, обнажив ее собственную боль. Она остро почувствовала, что жизнь в разлуке с Клиффом обернулась для нее мучением.

— Габи? Тебе плохо? — испугался Жак.

У Габриеллы по щекам текли слезы.

— Я так счастлива за тебя! — глухо произнесла она. — Прости. Дело в том, что мы с Клиффом, наоборот, разорвали свою помолвку. До сих пор не могу опомниться.

— Сестренка! — Жак стиснул ее за плечи. — Это он виноват? Он тебя обидел? Только скажи, я ему…

— Нет-нет, это я сама. Он собирался держать меня взаперти. Ему не дано понять, что каждый день нашей жизни так или иначе связан с риском, и мы вынуждены с этим мириться — иначе придется влачить существование узников.

Жак кивнул:

— Понимаю. Но через пару дней ваша размолвка уже не будет казаться тебе такой трагичной.

Габи снова разрыдалась:

— Нет, все кончено! Он никогда не простит такого унижения!

Ночью Тедди почти не спала. Ее мысли перескакивали с одного на другое. Часов в шесть утра у нее начался неудержимый приступ кашля. Сердце тяжело стучало в самые ребра, каждый вдох причинял боль, пересохшая кожа горела.

С трудом выбравшись из постели, она поплелась в мраморно-розовую ванную и включила душ. Сейчас ей никак нельзя было болеть — предстояло слишком много важных дел. Жак сказал, что одних приглашений придется разослать не менее тысячи; эта астрономическая цифра повергла ее в благоговейный ужас.

Тедди пошарила в аптечном шкафчике и приняла две таблетки аспирина.

Завтракать ей не хотелось. Натянув джинсы и плотный джемпер, она направилась к западным воротам замка, от которых было совсем недалеко до берега. Часовой в синей форме отметил в журнале ее имя и время ухода. Тедди вспомнила, что ей полагается телохранитель, но решила, что в такой ранний час можно обойтись и без него. К тому же ей просто хотелось побыть одной.

На золотистый песок с шорохом набегали волны. Наверно, ночью прошел дождь: в воздухе висела влага, а на эспланаде поблескивали лужицы. В этот час здесь было безлюдно, если не считать нескольких заядлых рыболовов.

Тедди шагала вдоль кромки прибоя, не замечая, что у нее промокли кроссовки. Она до сих пор не могла представить себе, что же теперь ее ожидает. Наверно, ей, как принцессе Диане, не избежать постоянных выступлений и официальных встреч. Она будет жить в замке, где более сотни роскошных залов и бесчисленное множество челяди.

Готова ли она к такой жизни?

Но Жак говорил, что он в себе тоже не вполне уверен.

Ряды пестрых кабинок остались позади. Тедди приближалась к дикому пляжу. Метрах в тридцати она заметила двух мужчин, одетых в слаксы и легкие рубашки. Один, держа на согнутой руке кейс, положил на него блокнот и делал записи, а второй что-то быстро ему говорил, указывая на пустырь, примыкающий к пляжу.

Сначала Тедди, погруженная в свои мысли, не обратила на них внимания, но, поравнявшись с ними, к своему удивлению узнала в одном из них Никоса Скуроса. Она невольно отпрянула, однако Скурос даже не посмотрел в ее сторону.

Тедди почувствовала приступ жгучей ярости. К горлу подступила тошнота. Никки Скурос!

Мгновенно забыв все свои страхи, она, не раздумывая, повернула прямо к нему.

— Вы, я вижу, с утра на ногах, — тяжело дыша, бросила Тедди.

— Доброе утро, мисс Уорнер. — Скурос сверкнул своей неотразимой улыбкой.

Ветер с моря шевелил его густые серебристые волосы. Теперь Тедди узнала и второго из собеседников, стоявшего с блокнотом наготове: это был секретарь Скуроса, Ставрос Андреас. Поклонившись, он тактично отошел в сторону.

— Вы тоже поднялись с рассветом, — продолжал Скурос. — Кто же спит, когда за окном такое дивное утро? К полудню жара становится невыносимой.

Тедди не сдержала нахлынувшую ярость.

— Я знаю про вас все! — выкрикнула она. — И не только я — другие тоже знают!

— Мисс Уорнер, о чем идет речь?

— Вы… моего отца…

Лицо Скуроса расплылось у нее перед глазами.

Тедди едва удержалась на ногах. Почему она перед уходом не вызвала телохранителя?

Скурос по-прежнему улыбался:

— Расследование обстоятельств исчезновения вашего отца еще не окончено, но подразделения береговой охраны подтвердили версию о несчастном случае. Я понимаю, вам пришлось нелегко…

— Нелегко? — Тедди не поверила своим ушам. — Вы сказали «нелегко»? Мистер Скурос, мой отец погиб. На меня тоже готовилось покушение, только бомба досталась человеку, который работал со мной восемь лет. Полагаю, тут не обошлось без вашего участия.

— А я, в свою очередь, полагаю, что вы просто сломлены горем, милая Тедди Уорнер, — вкрадчиво произнес Скурос.

Он сделал шаг вперед и схватил ее за локоть, словно для того, чтобы не дать ей упасть. Она попыталась стряхнуть его руку, но из этого ничего не вышло.

— Отпустите!

— Мисс Уорнер, вы на грани истерики. Ничего удивительного: вас постигло большое горе.

— Не смейте! Пустите! — вырывалась Тедди.

Скурос продолжал с притворным участием:

— Будучи в состоянии стресса, вы бросаете мне в лицо необдуманные обвинения, граничащие с клеветой. Из уважения к вам я готов забыть эти слова; предлагаю и вам сделать то же самое. А теперь возвращайтесь в отель и вызовите врача — пусть назначит что-нибудь успокоительное. Могу порекомендовать опытного специалиста.

Наконец Тедди удалось вырваться из его цепких пальцев. Она нетвердо отступила на шаг назад.

— Нет, мистер Скурос, это не истерика, и я не нуждаюсь в ваших рекомендациях. — Ее голос сорвался на крик. — Вы попали под подозрение. Если со мной что-нибудь случится, вас арестуют по обвинению в убийстве!

Тедди не собиралась раскрывать карты, но сказанного было уже не вернуть. Глаза Скуроса потемнели.

— Ах ты, гадина, — прошипел он. — Безмозглая тварь.

Тедди не могла остановиться:

— Еще посмотрим, кто из нас безмозглый. Вы всеми силами рветесь к власти над этой страной, верно? Так вот: не обольщайтесь понапрасну! А когда я стану княгиней… — она прикусила язык.

— Вот, значит, как? Надумала окрутить Жака? — Скурос ухмыльнулся. — Размечталась, дорогуша!

Только сейчас Тедди по-настоящему испугалась. В голосе Скуроса звучала неприкрытая угроза.

— Советую вам держаться подальше от меня и от этой страны, мистер Скурос, — с напускной бравадой изрекла Тедди.

Повернувшись к нему спиной, она торопливо зашагала по песку в сторону замка, кожей чувствуя враждебные взгляды. Свежий морской ветерок казался ей ледяным вихрем.

Никос Скурос проводил взглядом ее спортивную фигуру и обернулся к секретарю:

— Девчонка становится опасной, Ставрос. Мелет всякую чушь. К чему нам лишние неприятности?

Ставрос кивнул.

— Узнай, где она остановилась, и поручи надежному человеку следить за каждым ее шагом. Пусть сообщает мне обо всех ее передвижениях.

— Слушаюсь, господин Скурос.

— Я хочу, чтобы эти участки перешли в мои руки, и не намерен ждать. Пришло время надавить на принца Георга, а заодно и на Бретона, — отрывисто добавил он. — Для начала соедини-ка меня с Бретоном.

Секретарь извлек из своего кейса телефон сотовой связи, набрал номер и передал трубку Скуросу.

Анатоль Бретон нежился в огромной мраморной ванне. Его молоденькая любовница Анаис, сидя на бортике, массировала ему спину жесткой губкой. Жену он предусмотрительно отправил в Париж за покупками.

Протянув руку, Бретон игриво ущипнул Анаис за пышную грудь. Настойчивый телефонный звонок раздался совсем некстати.

— Merde!^[14] — выругался Бретон.

Телефон не умолкал. Потеряв терпение, Бретон приказал Анаис подать ему аппарат. Услышав голос на другом конце провода, он жестом приказал ей убраться прочь, вскочил и, не выпуская трубки, обмотал бедра полотенцем.

Скурос негромко, но внятно выговаривал Бретону за нерасторопность и предательство интересов дела: до сих пор не были получены необходимые разрешения, из-за чего планы Скуроса оказались под угрозой. Советник князя Генриха весь покрылся испариной, слушая этот бесстрастный голос.

— Я сделал все, что мог, поверьте, господин Скурос. Все рычаги — в руках князя Генриха. Он не дает разрешений на строительство в прибрежной зоне, если это не отвечает его собственным представлениям о благе страны. У него развилась неприязнь к иностранным корпорациям. Он ввел бесчисленные ограничения, о которые разбиваются все попытки…

— Разрешения должны быть у меня завтра утром, — бесцеремонно перебил его Скурос. — Настоятельно советую вам поторопиться.

Тедди вконец обессилела. Она отдохнула у себя в спальне и еле поднялась, чтобы в условленное время встретиться с Жаком в главном холле, а потом вместе с ним отправиться к советнику князя, Анатолю Бретону.

— Жак, кажется, я совершила ошибку.

— Какую?

Она рассказала ему об отвратительной сцене на пляже.

— Я наговорила лишнего, — удрученно призналась Тедди. — Меня разобрало такое зло, что я забыла об осторожности. Он пришел в ярость от моих обвинений. Ты бы видел его глаза!

Жак нахмурился.

— Ничего страшного, Тедди. Я подумаю, как нам быть. А ты ни на шаг не отходи от телохранителя. Будет лучше, если без меня ты вообще не станешь появляться за воротами замка.

Тедди кивнула, сотрясаясь от жестокого кашля. В другое время она бы не потерпела таких ограничений своей свободы, но сейчас у нее просто не оставалось сил спорить.

Вилла Анатоля Бретона стояла на высоком берегу, всего в полумиле от Вандомского замка. При виде этого особняка под красной черепичной крышей и обширного сада с фонтанами и статуями Тедди вспомнились дома, которые она видела в Беверли-Хиллз.

Шофер Жака остановил «роллс-ройс» у крутого подъема, ведущего к вилле.

— Объясни, Жак, почему мы идем к Бретону домой, а не в офис?

— Мне кажется, в домашней обстановке мы добьемся большего.

— Не понимаю.

— Скоро поймешь. Доверь это дело мне, Тедди.

Шофер остался в машине, а Тедди и Жак в сопровождении двух телохранителей стали подниматься в гору. Дворецкий, ожидавший на пороге, провел вошедших анфиладой богато украшенных комнат.

Окна кабинета, где принимал их Бретон, выходили прямо на море. Как и в других помещениях, здесь все дышало роскошью.

— Мое почтение, ваше высочество, — поклонился Бретон.

Этому подтянутому, холеному мужчине никак нельзя было дать его шестидесяти двух лет. На его губах играла нервозная улыбка.

Поприветствовав Жака, Бретон переключился на английский и обратился к Тедди.

— Счастлив принимать вас у себя в доме, мадемуазель Тедди. Я приказал подать вина… У нас чудесная погода, не правда ли? Впрочем, вечерами бывает прохладно, вы не находите?

От Тедди не укрылось его беспокойство.

Слуга подал вино. Они вышли на открытую веранду, нависающую над морем. Жак перевел разговор на строительство, не преминув отметить возведение современного торгового центра на участке в восемнадцать акров, принадлежащем анонимному иностранному инвестору.

— Это ведь не первый случай, не так ли, мсье Бретон? За последние пять лет в руки неизвестных владельцев перешло немало земельных участков. Ими никто не мог бы распорядиться без вашей санкции.

Бретон судорожно комкал салфетку.

— Двор не упускает из поля зрения эти сделки, — продолжал Жак. — Вы злоупотребляете данной вам властью, мсье Бретон. Вам не к лицу преступать закон.

Бретон побледнел.

— Ваше высочество, я не вполне понимаю…

— Мне пришлось обратиться к услугам частного сыска, чтобы получить полный отчет о вашей деятельности, — спокойно пояснил Жак. — Мы располагаем неопровержимыми доказательствами целого ряда преступных сделок.

— Нет, — вырвалось у Бретона; когда кровь отхлынула от его лица, он на глазах превратился в изможденного старика. — Нет, ваше высочество, это ошибка, я никогда…

— Все наши сведения документально подтверждены; вам должно быть предъявлено обвинение в уголовном преступлении. Соответствующая статья предусматривает длительный срок тюремного заключения, — холодно говорил Жак. — Все ваше имущество, включая этот дом и коллекцию художественных ценностей, будет конфисковано в пользу государства. Если, конечно, вы не облегчите свою участь, оказав содействие органам правосудия.

— Органам правосудия! — эхом повторил Бретон. — Ваше высочество, умоляю…

— Говорите начистоту, мсье Бретон, — ледяным тоном приказал Жак. — Иначе я прикажу вас немедленно арестовать.

Министр обмяк, втянув голову в плечи.

— Я слишком стар. Чего вы от меня хотите? Я согласен на все.

— Мне нужно знать, кто скупает участки в прибрежной зоне. Назовите имена тех, чьи распоряжения выполнялись вами в течение последних трех лет. Предъявите ваши финансовые сводки, учетные книги, все документы, переписку и другие материалы. В противном случае… — Жак умышленно не закончил фразу, и его угроза повисла в воздухе.

— Не могу… Эта группировка… этот человек… у него огромное влияние.

— Имя! — потребовал Жак.

— Никос Скурос, — выдохнул советник. — Ваше высочество, он меня шантажировал, он угрожал моей семье, говорил, что я больше не увижу жену и внуков, если откажусь с ним сотрудничать. Он даже грозился изуродовать мою возлюбленную! Как я мог такое допустить, посудите сами, ваше высочество!

— Если ваше признание будет полным и чистосердечным, двор сможет ходатайствовать перед обвинением о смягчении наказания. Названное вами имя далеко не единственное, правда? Назовите всех остальных.

Бретон сглотнул слюну и пошевелил пересохшими губами, а потом неохотно выдавил:

— Да, есть еще кое-кто. Это ваш собственный… простите, ваше высочество, но это ваш дядюшка, принц Георг.

Жак медленно поднялся с кресла, подав знак Тедди последовать его примеру. Достав из своего кейса телефон сотовой связи, он приглушенно сказал в трубку несколько слов и повернулся к Бретону:

— Мсье Бретон, вы находитесь под домашним арестом. Через пять минут сюда прибудет полиция. В сопровождении офицеров вы отправитесь в свой служебный кабинет и передадите им все перечисленные мною документы.

Уходя, Тедди бросила сочувственный взгляд на старого министра, который так и остался сидеть, съежившись в плетеном кресле.

Не успели они спуститься к оставленному внизу «роллс-ройсу», как на подъездной дороге показалась вереница бело-голубых полицейских машин. Жак остановился.

— Мой блеф удался на славу, верно, Тедди?

— В общем, да, только этот министр… он такой старый, Жак. Неужели его ждет тюрьма?

Жак пожал плечами:

— На его совести государственная измена. Он покушался на ценности нашей страны. Ни я, ни отец не вправе этого прощать. Применять власть бывает очень трудно. Иногда приходится пересиливать себя, вот как сейчас. Думаешь, мне самому была приятна эта сцена? Однако я не вижу другого выхода. Надеюсь, ты меня понимаешь, Тедди.

— Ох… понимаю.

— Но это не самое главное, — продолжал Жак. — Бретон — всего лишь пособник. Он стал марионеткой в чужих руках — как, впрочем, и принц Георг. Если Скурос решил превратить княжество в подобие Лас-Вегаса, он ни перед чем не остановится. Георг завистлив, и Скурос не преминул этим воспользоваться.

Тедди пристально смотрела ему в глаза.

— Значит, моего отца все-таки убил Скурос.

У Жака на скулах дрогнули желваки:

— Пока не могу утверждать наверняка. После допроса принца Георга у нас, скорее всего, появятся ответы на многие трудные вопросы.

Принцу Георгу еще утром донесли о предстоящем визите Жака к Анатолю Бретону. Теперь он с нетерпением ждал дальнейших сообщений, нервно расхаживая по комнатам своей резиденции.

С какой стати Жаку взбрело в голову ехать к Бретону? Неужели этот юнец что-то заподозрил? У Георга засосало под ложечкой. Чего доброго, слюнтяй Бретон сболтнет лишнее и замарает его имя.

Когда зазвонил телефон, Георг бросился в кабинет и сам поднял трубку, яростно замахав руками на секретаря. Тот немедля вышел и плотно прикрыл за собой дверь.

Георг щелкнул дверным замком.

— Ну-ну-ну? — нетерпеливо закричал он в трубку.

— Георг, слишком поздно. Им все известно, — раздался безнадежный голос Бретона. — Сейчас здесь будет полиция.

— Что ты им рассказал? — Георг готов был растерзать Бретона собственными руками.

— Я назвал ваше имя. Меня вынудили! Жак все знает. Он нанял частных сыщиков. С минуты на минуту меня арестуют. Что же делать? Найдите для меня опытных адвокатов. Вы обязаны меня защитить! Я слишком стар, чтобы отправляться за решетку. Мне необходимо…

Телефонная трубка выскользнула из ослабевших пальцев Георга. Он тупо уставился в окно, за которым реяли бело-голубые флаги.

Значит, они докопались.

Взяв себя в руки, он немедленно позвонил Скуросу.

— Им все известно, — только и сказал Георг.

— Что? Это розыгрыш? — спросил Скурос, но по его тону Георг догадался, что тот кривит душой.

— Говорю вам, им все известно. Они докопались. Вы не знаете, что это за люди — мой брат и его сынок. Их месть будет страшной. Очень скоро настанет и ваш черед, Никос. Они пожертвуют всеми фамильными сокровищами, чтобы только упрятать вас за решетку. Мне ли не знать! Прошу вас, сделайте хоть что-нибудь! Нельзя же допустить, чтобы я сел в тюрьму!

— Отчего же? Да хоть бы ты сгнил за решеткой, болван! Неужели ты и вправду вознамерился править Костой? Что за фантазии на седьмом десятке! Всю жизнь лопался от зависти, а сам пальцем о палец не ударил, чтобы столкнуть братца с престола!

— Убийца! — завопил Георг.

— Нет, милый друг, это ты убийца. Разве не ты нанимал послушных исполнителей?

— Нет, я… только один раз!

— Я ли тебя не предупреждал? Шила в мешке не утаишь. Но ты не послушался. Надо было действовать тоньше.

— Это ложь!

— Неужто? Если дело дойдет до суда, кому из нас поверят: тебе, предателю своей страны, заговорщику, убийце министра финансов и его ни в чем не повинной супруги? Или мне, респектабельному греческому бизнесмену?

Услышав короткие гудки, Георг выдвинул правый нижний ящик письменного стола и достал пистолет.

Когда они вернулись в замок, Тедди почувствовала себя совсем скверно. У нее раскалывалась голова, все тело сотрясалось от сухого кашля.

— Ты сильно простудилась, — сказал Жак.

— Да, верно, — согласилась Тедди. — Утром я промочила ноги, да вдобавок промерзла на ветру. Не надо было выходить к морю.

— Сейчас же ложись в постель, Тедди. Я вызову к тебе нашего семейного врача.

Тедди еле доплелась до кровати. Несмотря на усилившийся озноб, у нее даже не хватило сил накрыться пледом.

Не прошло и пяти минут, как у ее постели уже сидел доктор Бланше, а рядом стояла медсестра. После тщательного осмотра, выслушивания и выстукивания грудной клетки врач измерил ей температуру. Тедди пожаловалась:

— Меня уже несколько дней бросает то в жар, то в холод. Сначала это было похоже на обычную простуду, да еще сегодня утром я промочила ноги.

Доктор Бланше нахмурился:

— у вас температура под сорок. Если вам привычнее шкала Фаренгейта, то это примерно сто три градуса. Вас не знобит?

— Еще как!

— Учащенное дыхание? Кашель?

— Да, одно мучение. К тому же голова раскалывается, — вздохнула Тедди.

— Необходимо сделать рентген грудной клетки, — сказал доктор Бланше. — Посмотрим, что в легких. Это похоже на запущенную пневмонию.

Тедди усадили на кресло-каталку и доставили в дальнее крыло замка, где помещался домашний лазарет.

Доктор Бланше помрачнел:

— Действительно, у вас пневмония. Придется уложить вас дней на десять в стационар, мисс Уорнер. Клиника оснащена новейшим оборудованием. К сожалению, в домашних условиях не удастся обеспечить надлежащий курс лечения. Не волнуйтесь, — добавил он, когда у Тедди вырвался отчаянный стон, — современные антибиотики творят чудеса. В считанные дни вас поставят на ноги.

Девятый этаж медицинского центра «Королевский госпиталь» был отведен для членов княжеского дома. Каждая палата скорее напоминала многокомнатный номер-люкс. Оснащенные по последнему слову техники кухни позволяли готовить деликатесы на самый изысканный вкус. У дверей палаты, куда поместили Тедди, дежурили двое: Мэк Дуглас, бывший полицейский из Нью-Йорка, и телохранитель, присланный из замка.

Переодевшись в пижаму, Тедди прилегла на кровать. Неужели у нее и вправду воспаление легких? Надо поскорее выкарабкиваться. У них с Жаком столько дел… Ей необходимо заняться костанской историей, изучить конституцию, основательно подтянуть свой французский. Надо позвонить тете Алисии — других родственников у нее теперь не осталось.

Мысли путались. Тедди закрыла глаза и забылась тяжелым, беспокойным сном.

Жак старался не подавать виду, что сообщение о самоубийстве принца Георга повергло его в шок.

— Вы уверены? — переспросил он начальника службы безопасности, когда тот принес ему печальную весть. — Вы уверены, что это самоубийство?

— В этом нет ни малейшего сомнения, ваше высочество. На рукоятке пистолета остались его отпечатки пальцев, дверь кабинета была заперта изнутри, равно как и окна.

— Понятно, — поежился Жак.

Как всякий католик, молодой принц испытывал ужас перед самоубийством, ибо, лишая себя жизни, человек закрывает себе путь в Царство Божие; он даже не может быть похоронен в соответствии с церковным обрядом.

— Я еду в «Ройял-Хаус», — заявил Жак.

— Но, ваше высочество, это зрелище… не из приятных.

— Сию же минуту, — принц не желал слушать никаких возражений.

Он созвонился с частным детективом Ламарше, чтобы тот поехал вместе с ним в резиденцию принца Георга.

Тело принца Георга успели убрать, но Жака охватило смешанное чувство подавленности и брезгливости. Он ясно сознавал, что Никос Скурос не отступил бы ни перед чем, лишь бы посадить Георга на костанский престол и сделать из него послушную марионетку.

Если так, то судьба самого Жака тоже была предрешена. От этой мысли он похолодел. Его бы убрали в первую очередь, причем это можно было бы устроить без лишнего шума. Участвуя в гонках — выступая за команду «Скурос шиппинг лайнз»! — он не раз попадал в аварии. Что стоило инсценировать заурядный несчастный случай?

Жак даже вздрогнул, когда понял, что все эти годы был самой удобной мишенью.

Вместе с Ламарше они обыскали кабинет принца Георга, разобрали письма и бумаги, но так и не обнаружили ни одной зацепки, которая могла бы привести их к Никосу Скуросу. При отсутствии веских улик Скуросу нельзя было предъявить никаких обвинений.

— Merde, — выругался детектив, задвигая нижний ящик секретера, где хранилась корреспонденция двадцатилетней давности. — Хоть бы что-нибудь существенное.

— Возможно, мы недооцениваем изобретательность Георга, — вслух размышлял Жак, которому вспомнилась потайная дверь в отцовском кабинете.

Он подошел к стеллажам и начал снимать с полок книги в надежде отыскать какую-нибудь кнопку или рычаг, но безуспешно. Если за стеллажами и имелось тайное хранилище, Георг позаботился о том, чтобы никто об этом не узнал.

Двигаясь вдоль стены, Жак поочередно сдвигал в сторону картины: за ними мог находиться сейф. Тут его внимание привлекла еле заметная складочка на дорогих зеленых обоях. Он несколько раз провел по ней пальцами вверх-вниз и нащупал незаметный выступ.

Полуметровая дверца в стене плавно отъехала в сторону, открыв их взору небольшой встроенный сейф с кодовым замком.

— Вызовите начальника службы безопасности, — взволнованно распорядился Жак. — Необходимо вскрыть этот сейф.

Не теряя времени, Жак позвонил придворному лейб-медику, который сообщил, что Тедди увезли в клинику.

Она металась и ворочалась, сбрасывая простыни.

— Лежите смирно, мадемуазель Уорнер, а то собьете капельницу, — донесся до нее голос медсестры.

— Я нечаянно, — прошептала Тедди.

— Прибыл его высочество, желает вас проведать.

Жак присел на краешек стула и, держа Тедди за руку, рассказал ей на ухо о потайном сейфе, найденном в резиденции Георга.

— Он делал почти стенографические записи, — торжествующе объявил Жак. — Неукоснительно вел дневник! Фиксировал каждую беседу со Скуросом, описал даже встречу с президентом Франции. Изложил все подробности убийства Д'Фабрэ. Похоже, Скурос долгие годы плел свои сети, чтобы прибрать к рукам Косту. Он опирался главным образом на двоих: на Георга и Бретона. Его план уже близился к завершению. В награду за услуги он собирался посадить Георга на трон.

Тедди сотрясалась от жестокого кашля.

— Моего отца… тоже он? — с трудом выговорила она, сжимая пальцы Жака.

— Тедди, как тебе помочь?

— Н-ничего не нужно. Рассказывай.

— Если верить записям, Георгу стало известно, что твой отец располагает компрометирующей информацией и в любой момент может ею распорядиться по своему усмотрению. Он поделился своими опасениями со Скуросом. Тот решил заставить мистера Уорнера — а заодно и Фаида — замолчать навсегда, поскольку оба слышали, как мой отец назвал фамилию возможного изменника в правительстве Косты. Что же касается тебя — ты задавала слишком много вопросов, да к тому же могла, как дочь мистера Уорнера, знать кое-что лишнее. Тедди? — забеспокоился Жак. — Тедди, ты меня слышишь?

— Пусть он за все ответит, — слабо прошептала она. — Во что бы то ни стало…

— Полиция уже идет по следу.

Тедди без сил откинулась на подушки и закрыла глаза.

— Доктор Бланше, — озабоченно спрашивал Жак, — как вы расцениваете ее состояние? У нее страшный жар! Почему не действуют лекарства?

— Затрудняюсь ответить, ваше высочество, но уверяю вас, мы принимаем все необходимые меры. У нее застарелая инфекция, которую трудно побороть. Начался сепсис. Сейчас многое зависит от сопротивляемости организма.

— Она должна выздороветь! — вскричал Жак. — Мы помолвлены, у нас скоро венчание.

— Ваше высочество, позвольте говорить с вами откровенно. Состояние мадемуазель Уорнер крайне тяжелое.

— Вы хотите сказать?..

Доктор молча кивнул.

— Господи, не допусти этого, — сдавленно простонал Жак.

Получив известие о самоубийстве принца Георга, Никос Скурос принялся лихорадочно хватать со стола бумаги и запихивать их в атташе-кейс, одновременно бросая отрывистые распоряжения Ставросу.

— Подать машину! Выезд через пять минут. По пути позвонить в аэропорт, чтобы немедленно готовили самолет к вылету… Нет, в аэропорту будет засада. Закажи на чужое имя вертолет. Быстро!

— Слушаюсь, господин Скурос, — испуганно бормотал сбитый с толку секретарь. — Мне… мне лететь с вами?

— Еще спрашиваешь! Да шевелись же ты! Мне вовсе не светит отправиться за решетку.

* * *

Жак, Кристина и Габриелла долго сидели в гостиной для посетителей, ожидая известий о состоянии Тедди.

— Жак, это просто чудесно, что ты на ней женишься, — пыталась приободрить брата Кристина. — Лучшей жены тебе не найти. Она поправится, вот увидишь.

— Конечно, — поддержала ее Габи.

Принцессы вздохнули и замолчали.

— Неужели я ее потеряю? — Жак, казалось, не замечал присутствия сестер.

Прошел час. Другой. Жак нервно расхаживал из угла в угол. Тедди! Она такая молодая, сильная, выносливая — неужели какая-то пневмония… одержит над ней верх?

С минуты на минуту ожидалось прибытие доктора Сэнфорда Склара из «Американского госпиталя» в Париже. Он слыл лучшим специалистом-пульмонологом. Жак сам вызвал его, наведя необходимые справки.

Одетый в белоснежный халат с четкой именной биркой, доктор Альдо Боски, мягко ступая по ковровой дорожке, пересек больничный вестибюль и поднялся на лифте на девятый этаж.

Там он подошел к посту дежурных медсестер, которые сверяли какие-то записи. Когда в клинике находился кто-нибудь из членов княжеского семейства, на этаже всегда устанавливали дополнительный пост.

Одна из девушек подняла глаза и привычным взглядом отметила его благородную седину, орлиный нос и уверенную осанку.

— Приветствую вас, — слегка поклонился вошедший. — Я доктор Боски. В какой палате мисс Уорнер?

— В девятьсот первой, — она вручила ему историю болезни.

Очнувшись от горячечного забытья, Тедди словно издалека услышала голоса. За дверью охранник Мэк Дуглас требовал у кого-то удостоверение личности.

— Вы уж извините за перестраховку, доктор Боски, — служба такая, — сказал бывший полицейский и открыл дверь.

Врач приблизился к кровати, на которой лежала Тедди.

— Разрешите представиться: доктор Альдо Боски из «Американского госпиталя» в Париже. Принц Жак попросил меня взять под контроль ваше лечение, — сказал он с легким акцентом.

Каждое движение давалось Тедди с трудом.

— Жарко, — прошептала она пересохшими губами. — Доктор… я не умру?

— Вы очень скоро поправитесь.

Выслушав ее сердце и легкие, он критически оглядел кровать и счел, что изголовье следует поднять повыше. Тедди слышала, как он водит рукой по металлическому каркасу.

— Ах, как я сразу не заметил, вот же рычажок электропривода.

Тедди невольно оказалась в сидячем положении. Она утомленно прикрыла глаза. Палата куда-то поплыла…

* * *

Молоденькая медсестра зашла в гостиную для посетителей и сообщила Жаку, что доктор, вызванный из Парижа, прибыл и уже успел осмотреть Тедди.

— Наконец-то! — с облегчением вздохнул Жак.

— Он ее в считанные дни поставит на ноги, — уверила Кристина. — Надо послушать, что он скажет.

— Доктор Боски сейчас вышел, — сказала медсестра. — Он хочет просмотреть рентгеновские снимки.

— Почему доктор Боски? — У Жака сердце ушло в пятки. — Я вызывал Сэнфорда Склара!

Медсестра непонимающе уставилась на принца. Ее лицо сделалось мертвенно-бледным.

— Но, ваше высочество, он занимался с мисс Уорнер добрых двадцать минут!

Жак ринулся прочь из гостиной.

Тедди опять бредила. Вдруг она почувствовала, что кто-то трясет ее за плечи.

— Тедди! — кричал Жак. — Тедди! Проснись же! Что с тобой? О, Господи!

Она с трудом подняла веки. Лицо Жака расплывалось у нее перед глазами.

— Ты жива, слава Богу, ты жива! — повторял он, прижимая ее к груди. — Я подумал, что это конец, что больше тебя не увижу.

— Я с тобой, — тихо откликнулась Тедди.

— Любимая, — шепнул ей Жак, а потом обернулся к стоящим в дверях охранникам. — Она не пострадала, но у меня дурное предчувствие. Надо перевести ее в другую палату — срочно.

В палате засуетились люди в белых халатах. Среди них Жак, Кристина и Габриелла чувствовали себя лишними. Тедди переложили на каталку, накрытую белой простыней, приятно холодившей разгоряченное тело. Рядом с каталкой кто-то осторожно нес капельницу.

— … в другую палату… — донесся до нее голос Жака. — Ради ее безопасности.

Почему меня везут в другое место? — метались в ее голове горячечные мысли. — Наверно, из-за этого врача… Тедди вздрогнула. Она силилась вспомнить что-то важное. Что-то подозрительное…

Он сел к ней на кровать. Взял стетоскоп. Долго шарил под кроватью, говорил, что нужно поднять изголовье.

Тедди провела языком по растрескавшимся губам. Почему ему не давала покоя ее кровать?

Неужели…

— Жак, — хрипло прошептала она, — там, наверно… Пусть все выйдут из палаты. Там, наверно, бомба.

Здание клиники содрогнулось от взрыва. Из окна палаты, откуда только что вывезли на каталке Тедди, вырвался красный огненный столб.

Охрана и медицинский персонал успели эвакуировать всех с девятого этажа. По предварительным данным, никто не пострадал.

Жак на руках вынес Тедди из здания, осторожно опустил на траву и приказал принести одеяла. Вокруг царила невообразимая суматоха: толпились какие-то люди, завывали сирены, бегали солдаты и полицейские. Пациенты сидели на траве или растерянно переминались с ноги на ногу. Те, кто оказались поблизости, во все глаза разглядывали принца Жака и бледную неподвижную девушку.

Врач, вызванный из Парижа, прибыл только к вечеру. Он внес коррективы в назначенный курс лечения. Через несколько часов температура снизилась. Прошло три дня, и Тедди уже могла самостоятельно садиться в постели.

Жак осыпал ее цветами. В одном из букетов она нашла бесценное жемчужное ожерелье.

Кафедральный собор утопал в торжественном убранстве. В присутствии узкого круга представителей монархических династий Европы, архиепископа Коста-дель-Мар и других церковных иерархов Жак опустился на одно колено на бархатную пурпурную подушечку. Церемония коронации длилась уже более полутора часов.

Князь Генрих, держа обеими руками сверкающую корону, произнес те же слова, которые говорил его отец много лет назад.

У Жака на лбу выступили капли пота.

Князь Генрих опустил корону на голову сына.

Князь Жак, правящий монарх Коста-дель-Мар, поднялся, осенил себя крестом и принес традиционную клятву верности своей стране. После этого он с улыбкой повернулся лицом к присутствующим, ища глазами Тедди.

После коронационной речи Жака перед тысячами собравшихся состоялся прием на пятьсот человек в Вандомском замке.

Князь Генрих, сияющий от гордости и удовольствия, приветствовал гостей, стоя рядом с сыном. На душе у него было необычайно легко.

— Ваше высочество, думаю, вы испытываете удовлетворение, — сказала королева Нидерландов Беатриса, когда, наконец, с приветствиями и рукопожатиями было покончено и Генрих смог взять бокал вина.

Генрих кивнул:

— Долгие годы я ждал, пока мой сын созреет, чтобы взять на себя ответственность за страну, и вот, хвала Господу, дождался. Теперь дело за венчанием. Он сделал прекрасный выбор. Надеюсь еще обнять внуков, — добавил старый князь.

— Уверена, будущая невестка подарит вам чудесных внуков, — одобрительно кивнула Беатриса. — В семью вливается молодая, сильная, свежая струя — что может быть лучше для продолжения рода!

— Тедди — необыкновенная девушка, — подхватил Генрих.

Обсудив с Беатрисой последние новости королевских семейств Европы, князь Генрих признался:

— Не помню, когда я в последний раз был так счастлив. Первым делом приведу в порядок свою коллекцию марок, а потом можно будет подумать о разведении арабских скакунов.

* * *

Плотный кремовый конверт был надписан от руки каллиграфическим почерком. На голубой марке красовался портрет князя Генриха. С обратной стороны клапан скреплялся печатью княжеского дома.

Королевское приглашение. Его получили тысяча двести человек.

Джамайка Дю-Росс запрыгала от радости, вытащив конверт из почтового ящика своего дома в Коннектикуте.

— Ты только посмотри! — бросилась она к матери, высаживающей в саду луковицы тюльпанов. — Вот оно! Значит, это правда! Я полечу в Коста-дель-Мар!

Майкл Овитц вскрыл конверт специальным серебряным ножичком и прочел изящно выгравированные строки: «Его высочество князь Коста-дель-Мар Генрих имеет честь…» Овитц дважды перечел эти слова и почувствовал, что у него участился пульс. Немногие в Голливуде могли похвалиться таким приглашением.

На его столе зажужжал телефон. Это Уилл Кэмден спешил поделиться с ним своей радостью: ему доставили такой же конверт.

Нью-йоркский художник-ювелир Кеннет-Джей Лейн первым делом связался с одной из своих самых знаменитых клиенток — Элизабет Тейлор. Получив приглашение на свадебный ужин в Коста-дель-Мар, он решил выяснить, кто еще оказался в числе избранных и кто мог бы предоставить ему место на борту личного самолета. Элизабет тоже собиралась в дорогу; в свое время она тепло приняла и поддержала княгиню Лиссе в начале ее актерской карьеры.

В Техасе, на ранчо «Джакаранда», Клифф Фергюсон едва не поссорился со своей дочерью Ребеккой.

— Почему это мы откажемся? Нет уж, папочка, раз нас пригласили — поедем, и все!

Клифф с сожалением покачал головой. Встреча с Габи принесет новую боль. Нет, больше он не сможет ступить на костанскую землю.

В Палм-Бич сестра покойного Хьюстона Уорнера, Алисия, прошлась по дорогим магазинам на Уорт-авеню. Вернувшись домой, она сразу заметила среди свежей почты плотный кремовый конверт. У нее дрогнуло сердце.

Принцесса Монако Каролина обсуждала с пресс-секретарем свой график на текущий месяц. При виде конверта с печатью костанского княжеского дома она сразу поняла, что приглашена на венчание. С довольной улыбкой она приказала особо отметить указанный день в своем календаре.

В Букингемском дворце королева Елизавета II, сидя у себя в кабинете, просматривала предварительно разобранную секретарем почту. При виде приглашения из Коста-дель-Мар она вздохнула и погрузилась в невеселые раздумья о семейной жизни собственных детей. Однако она решила подтвердить свое согласие присутствовать на этой церемонии, тем более что они с Генрихом не виделись целую вечность…

В аэропорту чилийской столицы стоял длинный черный лимузин. Никос Скурос, развалясь на заднем сиденье, развернул последний номер «Пари-матч», купленный в киоске.

«Свадьба века», — кричали заголовки на первой полосе.

Никос придирчиво изучил объявление о помолвке и официальную фотографию, на которой Тедди Уорнер, в розовом шелковом платье и потрясающем бриллиантовом колье, была изображена под руку с Жаком, новоиспеченным князем, одетым в военный мундир с костанскими регалиями. Скурос досадливо скомкал газету и бросил ее под ноги. Жизнь не кончается, сказал он себе. Были бы деньги.

— La oficina del présidente^[15], — бросил он по-испански шоферу.

Щурясь от яркого солнца, Никос разглядывал улицы Сантьяго. Весь город был к его услугам. В Чили, как и повсюду в Латинской Америке, деньги открывают любые двери. Кокаиновый бизнес, который в последние годы был на подъеме, сулил неограниченные возможности.

Да, риск есть. Но если действовать с умом…

Никос Скурос расслабился и улыбнулся своим мыслям.

— Мистер Фергюсон, я рада, что смогла до вас дозвониться, — говорила Кристина своим глубоким, чуть хрипловатым голосом.

Из трубки доносилось прерывистое дыхание.

— Простите, ваше высочество, не сразу услышал телефон — я был во дворе. Чем могу служить?

— Вы получили приглашение?

— Да, благодарю вас. Только у меня, к сожалению, на этот день назначены важные дела, так что мы с дочерью не сумеем выбраться. Очень прошу меня извинить.

— Но вы просто обязаны прибыть! — сказала Кристина, хотя у нее на языке крутились совсем другие слова: Что же ты терзаешь мою сестру, упрямый черт? — Это же важное событие!

Фергюсон колебался:

— Нет, принцесса Кристина, это невозможно.

— Что значит «невозможно»? — возмутилась Кристина — Габи уже полтора месяца почти ничего не ест, она превратилась в тень — и все по вашей милости! Вы разбили ее сердце.

— А не наоборот? Впрочем, это теперь не имеет значения. Я ценю вашу заботу, принцесса Кристина, но для всех нас будет лучше, если…

Кристина стиснула зубы. Ей никогда не приходилось разыгрывать из себя Купидона, и эта роль оказалась не из приятных. Клифф Фергюсон не желал сделать шаг навстречу, как, впрочем, и Габи.

— Я настаиваю! Могу прислать за вами наш самолет, хотя у вас, как мне известно, есть свой собственный. Убедительно прошу вас приехать. Отец воспримет ваш отказ как личное оскорбление, — на ходу придумала она. — Габи ждет вас. Она в тяжелом состоянии.

— Я думал, что это Тедди в тяжелом состоянии.

— Тедди уже выздоровела. А Габи изболелась сердцем, Клиффорд. Я знаю свою сестру — она из породы однолюбов. Если бы вы ее видели… Она тоскует, Клифф. Я за нее всерьез беспокоюсь. Что вам стоит поговорить с ней? Хотя бы десять минут. От силы — пятнадцать. А потом никто вас не станет удерживать.

Повисла пауза. Потом Кристина услышала то, чего добивалась: сдержанный смешок.

— Стало быть, вы настаиваете, чтобы я прилетел на венчание и провел десятиминутную беседу с Габи? Так я понимаю?

— Именно так.

— А позволительно ли мне будет задержать ее внимание на двадцать минут, если, конечно, я обязуюсь не превышать регламент?

— Сколько угодно, — рассмеялась Кристина. — Ну, пожалуйста! Мы с Габи не всегда ладили, как положено сестрам — иногда грызлись, как кошки, но сейчас я не могу равнодушно смотреть, как она мучается.

— Она знает о вашем звонке?

— Что вы! Конечно нет! Это будет для нее сюрпризом.

— Ясно. Будем надеяться, что этот сюрприз не огреет меня по голове. Приеду, — поставил точку Клифф.

В Вандомский замок поступали сотни пакетов со свадебными подарками. В Большом салоне их аккуратно распаковывали и выставляли для обозрения. Королева Елизавета прислала гравированный серебряный поднос. Мультимиллионер Джон Клюге подарил новобрачным антикварные настенные часы семнадцатого века. От князя Монако Ренье пришел изящный фарфоровый сервиз с ручной росписью. Федерация спортивных обществ Коста-дель-Мар преподнесла миниатюрную копию Вандомского замка, изготовленную из камней-самоцветов. Потом настал черед распаковывать подарки от Ивана Лендла, Штеффи Граф, Вупи Голдберг.

— Просто невероятно! — сказала Тедди опытной секретарше, которая помогала расставлять подарки на столах и объясняла, как пишутся благодарственные письма. — Как в сказке!

Женщина кивнула:

— Мадемуазель Уорнер, не желаете ли открыть посылку от президента Клинтона?

Прошло три недели. Проснувшись утром, Тедди не сразу поняла, где находится. Парчовые драпировки, старинные картины в массивных позолоченных рамах — все это было словно из другого мира.

— Мадемуазель Тедди? — в дверь деликатно постучала горничная. —Ваш завтрак.

Тедди села в постели, накинув нежно-голубой халат, расшитый скрещенными теннисными ракетками. Ей совсем не хотелось есть, но Кристина накануне советовала ей во что бы то ни стало подкрепиться хотя бы печеньем и горячим кофе. Впереди был долгий, напряженный день.

— Желаете что-нибудь еще, мадемуазель?

— Нет, спасибо.

Настал день ее венчания.

Тедди не могла унять дрожь в руках. Слава Богу, ее болезнь отступила, однако врачи настоятельно рекомендовали ей соблюдать щадящий режим и избегать волнений. Но разве такое возможно? Венчание, которое увидят четыреста миллионов телезрителей, обещало быть только началом.

В дверь опять постучали.

— Войдите! — сказала Тедди.

Это вернулась горничная.

— Мадемуазель Тедди, его высочество прислал вам сувенир. Приказано вручить его немедленно.

Она передала Тедди маленькую коробочку в серебристой обертке.

На белом атласе лежал гладкий золотой ключ. Под атласной подушечкой Тедди заметила записку. «Этот ключик откроет для тебя мою страну, — было написано в ней уверенным почерком Жака. — Он откроет мое сердце, а в придачу — новый теннисный стадион, который будет носить твое имя. Моя любовь — навсегда».

У Тедди на глаза навернулись слезы. Это был свадебный подарок Жака — теннисный стадион, где она сможет тренироваться, обучать талантливую молодежь, проводить благотворительные международные турниры. Но дороже всего для нее было то, что Жак ясно показал: он уважает ее право на собственные интересы.

На безоблачном небе ослепительно сияло солнце. Вандомский замок расцветился сотнями бело-голубых флагов. С утра звонили церковные колокола.

Женевьева Мондальви высунула голову из окна такси. Ей не удалось получить официальное приглашение на венчание; пришлось удовлетвориться приглашениями на важные приемы. Зато она сумела договориться об интервью с самой Тедди Уорнер.

— Да поезжайте же вы побыстрее, любезный! — нетерпеливо обернулась она к шоферу. — Жмите на газ — народ расступится.

— Oui, madame, — послушно отозвался таксист.

Все княжество оделось в праздничное убранство. Вдоль дорог полыхали все краски осенних цветов. По главным улицам проложили три мили голубых ковровых дорожек. В отелях не осталось ни одного свободного номера. Вездесущие журналисты лихорадочно строчили в своих блокнотах и щелкали затворами фотокамер. В Оперном театре была объявлена премьера нового балета «Княжеская сюита», с Михаилом Барышниковым и Лесли Браун в главных ролях.

Такси еле-еле ползло сквозь толпу. Подступы к замку были забиты толпами любопытных. Особо настойчивые провели на улице всю ночь, чтобы занять места получше. Все ожидали появления свадебной кареты.

— Женевьева Мондальви, «Пари-матч». — Женни протянула часовому свое удостоверение.

— Прошу прощения, мадам, в моем списке вашего имени нет.

— Но у меня назначено интервью с Тедди Уорнер!

— Ах, да, тысячу извинений…

Тедди подняла руки, чтобы две камеристки, стоящие на табуретах, помогли ей облачиться в великолепное свадебное платье от Сен-Лорана.

— Осторожнее, у меня уже накрашены ресницы! — воскликнула Тедди, пряча лицо от кружевных волн.

Камеристки принялись застегивать бесчисленные жемчужные пуговки, потайные крючки и «молнии». Пышный шлейф длиной в двенадцать футов предполагалось прикрепить к платью непосредственно перед венчанием в соборе, а затем снять на время торжественного приема.

Когда секретарша объявила о прибытии мадемуазель Мондальви из «Пари-матч», Тедди чуть не вздрогнула: она совсем забыла, что согласилась дать это десятиминутное интервью.

— Просто невероятно, — приговаривала Женевьева Мондальви. — Вы чем-то напоминаете княгиню Лиссе. Нет, не чертами лица, но всем своим обликом. Даже свадебная прическа у вас почти такая же, какую выбрала в свое время княгиня Лиссе.

Тедди только улыбалась; от волнения ей трудно было говорить.

— Какие чувства вы испытываете в столь знаменательный день? — Журналистка перешла к делу, достав диктофон.

— Я чувствую… Это трудно передать словами. Мне радостно. Мне страшно. Я испытываю волнение — в то же время уверенность. Жак — необыкновенный человек: я буду счастлива идти по жизни рядом с ним. Сожалею только об одном — что мой отец не сможет повести меня к алтарю.

По щекам Тедди покатились непрошеные слезы. Одна из камеристок тут же ринулась вперед с салфеткой наготове и осторожно промокнула влагу, чтобы не испортить грим.

— Кто же будет вашим посаженным отцом, Тедди?

— Расс Остранд. Он долгие годы был моим агентом и добрым другом нашей семьи.

На самом деле Женни это прекрасно знала: она внимательно изучила все пресс-релизы и не пропустила ни одной пресс-конференции. Ей просто требовалось разговорить Тедди, чтобы потом выудить какую-нибудь сенсационную новость — пусть собратья по перу сдохнут от зависти.

— Тедди, а правду говорят, будто теннисист Огги Штеклер, не получивший приглашения на свадьбу, сгорает от ревности и неоднократно атаковал вас телефонными звонками, умоляя выйти за него замуж?

У Тедди от изумления раскрылся рот. Потом она расхохоталась:

— Кто вам такое сказал?

— Ну, в общем-то… — Женевьева не могла признаться, что выдумала это сама.

— Он действительно звонил, но только для того, чтобы поздравить меня и пожелать счастья. Поверьте, он никогда не предлагал мне выйти за него замуж! У меня прекрасный жених, и я безгранично счастлива. Запишите это: я безгранично счастлива.

Подразделения костанской армии прошли торжественным маршем от Вандомского замка и образовали живое заграждение вдоль пути следования карет. Фотографы взбирались на крыши машин и залезали на деревья, чтобы выбрать подходящий ракурс. Над толпой завис вертолет. В небе вслед за спортивным самолетом тянулся транспарант: «Тедди и Жак».

Чей-то голос из толпы выкрикнул:

— Едут!

Из открывшихся ворот замка появились бравые кавалеристы в голубой форме. В гривы и хвосты их вороных коней были вплетены бело-голубые ленты.

За ними ехала первая карета, в которой сидели князь Генрих, принцессы Кристина и Габриелла, а с ними — маленькая Шарлен. Толпа приветствовала их восторженными криками.

Из ворот показалась новая кавалькада всадников. Следом за ними в открытой карете ехал Жак в своей парадной военной форме, при всех регалиях, с лентой ордена св. Этьена через плечо.

Женщины визжали от восторга. Солдаты с трудом сдерживали натиск толпы. Стрекотали телевизионные камеры, взрывались вспышки.

Последней из ворот дворца выехала карета невесты. По обе стороны от нее гарцевали кавалеристы. Эта карета, украшенная резными позолоченными лилиями и геральдическими львами, бережно сохранялась с семнадцатого века. Ее колеса были инкрустированы самоцветами. Тедди сидела среди моря лент и кружев, похожая на сказочную принцессу. Ее голову закрывала легкая фата, расшитая жемчугом. Туго заплетенные светлые волосы были уложены на затылке в изысканный шиньон. Со всех сторон люди выкрикивали ее имя.

Тедди сидела прямо, с трудом сохраняя видимость спокойствия.

На ступенях собора выстроился почетный караул. Только что сюда прибыл кардинал Бартолотта, посланец папы Римского. Его встречал монсиньор д'Эльер, архиепископ Коста-дель-Мар.

Готический собор был великолепен. Его украсили голубые корзины с белыми розами и лилиями. По проходу тянулась голубая ковровая дорожка. Алтарь утопал в белых цветах, источающих нежнейший аромат. Под сводами звучала органная музыка. На скамьях не осталось ни одного свободного места — тысяча двести гостей прибыли заблаговременно.

Жак настоял, чтобы в соборе были запрещены все виды съемки. Исключение сделали только для телекомпании Эн-Би-Си, которая на весь мир транслировала церемонию венчания по каналам спутниковой связи.

— Как страшно — просто ужас! — шепнула Тедди на ухо Джамайке, когда они ожидали в главном вестибюле. Шафером Жака был его школьный друг, молодой герцог Сен-Мишель, наследник одного из крупнейших состояний Франции.

Тедди обмирала от страха с того самого момента, как ее усадили в золоченую карету. Огромным усилием воли она заставляла себя улыбаться и даже несколько раз приветственно помахала толпе.

— Неужели это все происходит со мной? Ущипни меня, Джейми, — попросила она. — Не могу поверить, что это не сон.

— Какой уж тут сон! — тихонько засмеялась Джамайка, которая и сама волновалась не меньше. — Тедди, ты такая красивая — не передать!

— А вдруг я забуду, что полагается говорить? — выдохнула Тедди. — Джейми, меня ноги не держат.

— Ничего не бойся! — ободряла ее Джамайка. — В крайнем случае я тебе буду подсказывать, только это не понадобится, вот увидишь. Тедди, ты нашла свою мечту.

Габриелла и Кристина стояли рядом. Обе, как полагалось подружкам невесты, были в голубых, но совершенно разных платьях. Наряд Габи дополняли жемчуг и бриллианты; Кристина предпочла бриллианты с сапфирами.

— Кристина, — Габи даже вздрогнула, — мне показалось, что в толпе мелькнул Клифф. Как он мог здесь оказаться? Я его не приглашала.

— А я пригласила, — спокойно сообщила Кристина.

— Как?..

— Ради тебя, Габи. Не делай глупостей. Этот человек готов целовать землю, по которой ты ступаешь. Он себе места не находит. Неужели нельзя сделать шаг навстречу друг другу? Ну, что ты упрямишься? Он не будет тебе мешать заниматься любимым делом, но ты даже не хочешь его выслушать.

Габи покачала головой:

— Кристина, как ты могла?.. — она прикусила губу, чтобы не расплакаться.

— Допустим, я не все сделала правильно. Но, Габи, посуди сама! Для меня это было искуплением. За многое… Нет нужды тебе рассказывать, что мне не везло с мужчинами. Пусть хотя бы тебе повезет. Хотя бы одной из нас. Почему ты отворачиваешься от своего счастья, Габи? Чего ты боишься?

— Не знаю, — еле слышно ответила Габриелла.

Кристина подступила ближе:

— Подай ему знак, Габи. Любым способом. Скажи, что ты его любишь! Сегодня особенный день — не только для тех, кто идет под венец.

Габи недоверчиво посмотрела на гордую, своенравную Кристину, которая, кажется, впервые в жизни заговорила серьезно, а потом крепко обняла ее за плечи:

— Крис! Господи, какое счастье, что ты у меня есть! — Она быстрым движением сняла с пальца тонкое колечко с жемчужиной, которое подарила ей мать, княгиня Лиссе, за несколько дней до смерти. — Возьми. Это мамино кольцо.

— О, — только и смогла выговорить Кристина сквозь душившие ее слезы.

Принцесса Габриелла подошла к Тедди и легко поцеловала ее в щеку.

— Тедди, теперь мы с тобой сестры. Я очень рада, что ты вошла в нашу семью. Ты нужна не только Жаку, но и всем нам.

— Я хотела сказать то же самое, — присоединилась принцесса Кристина. — Уж не знаю, как тебе удалось вразумить моего брата, но уверена… — В это время орган заиграл прелюдию к свадебному маршу. — Кажется, началось, — взволнованно прошептала Кристина.

К ним торопливо приближался придворный мажордом Мишель Буфэ, назначенный распорядителем свадебной церемонии.

— Мадемуазель, — с поклоном обратился он к Тедди, — через несколько минут начинаем.

Тедди побледнела. На мгновение у нее перед глазами заплясали черные точки. Опасаясь, как бы не упасть в обморок, она стиснула руку Джамайки.

— Я с тобой, — шепнула Джамайка ей на ухо.

Неожиданно для себя самой Тедди вдруг обрела спокойствие и уверенность. Ей показалось, что вся ее жизнь была подготовкой к этому мгновению.

Подошел Расс Остранд. Тедди взяла его под руку.

— Тедди, твой отец сегодня с нами, — сказал он. — Я ощущаю его присутствие.

— Спасибо за все, — шепнула Тедди, прикоснувшись кончиками пальцев к золотым сережкам, которые когда-то подарил ей отец.

Да, ее отец был где-то рядом. Ей даже послышался его голос: «Держись молодцом, Медвежонок-Тедди. Не теряйся. Ты должна быть уверена в себе на двести процентов».

Тедди выпрямилась. Она была готова прошествовать по главному проходу.

Маршал Гюстав де Панн, главнокомандующий костанскими вооруженными силами, отдавал команды почетному караулу. Жак поднялся по ступеням собора. К алтарю его сопровождали четверо свидетелей, сыновья придворных, которые были знакомы с ним еще со школьной скамьи, а теперь служили офицерами в военно-морском флоте. Возле алтаря поджидал его духовник, отец Жан-Шарль Лаваль.

Жак сделал глубокий вдох, обводя глазами море лиц. Здесь присутствовали члены королевских фамилий, видные дипломаты, звезды кино и спорта со всего света, а также костанские придворные и родовая знать.

Наконец-то Тедди станет его княгиней. Жак хотел бы ускорить ход времени.

Маленькая принцесса Шарлен в пышном нежно-голубом платьице шла впереди, разбрасывая по ковровой дорожке лепестки роз. Она понимала ответственность своей миссии и выглядела по-взрослому сосредоточенной.

Медленно ступая по ковру, Тедди не различала лиц. Прелестные юные подружки невесты, дочери костанских придворных, несли длинный шлейф ее свадебного платья, но Тедди этого не замечала. В какой-то момент ее взгляд выхватил из множества гостей улыбающегося Клиффа Фергюсона, потом тетю Алисию. Кажется, поблизости мелькнул Брюс Спрингстин. А потом — Боже праведный! — она явственно различила королеву Елизавету II, в синем костюме в горошек и кружевной шляпке. Невероятно! Видел бы это отец…

У алтаря, увитого сотнями белых лилий и роз, украшенного златоткаными покровами, Тедди увидела Жака, светящегося любовью и нетерпением.

Невидимая волна несла ее к нему.

Сидя рядом с дочкой, Клифф Фергюсон, восхищенный красотой свадебной церемонии, почувствовал невыразимую грусть. Их места были у прохода. Клифф надеялся привлечь внимание Габи. Ему показалось, что она взглянула прямо на него, и в глазах у нее блеснуло что-то похожее на слезы.

Но теперь он ни в чем не мог быть уверен.

— Папа, — шептала ему на ухо Бекки, — классно, правда?

Эта свадьба выглядела эпизодом из жизни какого-то другого мира. Клифф отменил несколько важных деловых встреч, но до сих пор не знал, правильно ли он поступил, прилетев сюда по звонку Кристины. Коста — прекрасная страна, но он бы не согласился поселиться здесь навсегда. Что ему тут делать? Он привык с головой погружаться в дела, на нем было и ранчо, и множество магазинов по всей Америке, и заботы о Ребекке и ее тренировках. Он уже пожалел, что взял с собой дочку. Ни к чему забивать ей голову пустыми надеждами. Да и самому не следует напрасно обольщаться.

Габи, мысленно повторял он, мучаясь безвозвратностью потери.

Монсиньор д'Эльер размеренно вопрошал:

— Жак Луи Генрих Бертран Беллини, согласен ли ты взять в жены присутствующую здесь Теодору Элизабет по закону Святой церкви?

— Согласен, — ответил Жак сперва по-английски, затем по-французски: так они договорились с Тедди заранее.

— Теодора Элизабет, согласна ли ты взять в мужья присутствующего здесь Жака Луи Генриха Бертрана Беллини по закону Святой церкви?

Тедди заглянула в глаза Жаку.

— Да, — тихо сказала она. — Oui. Согласна.

Когда завершился обряд венчания, преподобный Бартолотта прочел приветственное послание от папы Римского, Иоанна Павла II.

Клифф Фергюсон словно застыл на церковной скамье. С каждой минутой он все отчетливее осознавал пропасть между бьющим через край счастьем Тедди и Жака и горечью собственного одиночества. Свадебная процессия должна была вот-вот прошествовать к выходу. Вместе с остальными уйдет и Габи — уйдет в свой мир, недоступный для простых смертных.

— Папа, — жарко зашептала Бекки, — гляди, Габи!

Такая милая, такая прекрасная. Она держала в руках воздушный букет из лилий и орхидей. Вглядываясь в бесчисленные лица, Габи искала кого-то среди гостей. Наконец она встретилась глазами с Клиффом.

Он поднялся со своего места, не сводя взгляда с Габриеллы. Все вокруг перестало существовать, кроме него и Габи. Клифф обвинял в их разрыве только себя. Он был слишком резок. Он не пошел на компромисс. Он попрекал ее высоким происхождением. Он хотел лишить ее права на собственные интересы.

Вдруг произошло непредвиденное. Габи, повернувшись к Клиффу, сунула ему в руки свой букет. Ее глаза звали, просили, молили…

— Я люблю тебя, — вырвалось у него. — Боже, как я тебя люблю.

Лицо Габриеллы осветилось улыбкой.

Тедди и Жак прищурились от ослепительного солнечного света. У ступеней собора их ждал бело-голубой «роллс-ройс».

Изумлению Тедди не было границ. Площадь вокруг собора по-прежнему была запружена праздничной толпой, но теперь здесь царила благоговейная тишина. Никто не кричал и не толкался. Люди вытягивали шеи и поднимались на цыпочки, чтобы получше разглядеть новобрачных. Многие утирали слезы. Тедди про себя отметила, с каким достоинством Жак, подняв руку, медленно помахал сначала вправо, потом влево. Этот королевский жест она не раз видела в кадрах кинохроники.

Тедди проделала то же самое.

Жак повернулся к ней с мальчишеской улыбкой:

— Княгиня Тедди, не желаете ли пробежаться до «роллс-ройса»? А то подданные, чего доброго, заподозрят, что перед ними — восковые фигуры.

— Пробежаться? В этом длинном платье? — недоверчиво переспросила Тедди.

Вся свадебная церемония была заранее отрепетирована до мельчайших деталей. Пробежка до машины определенно не предусматривалась протоколом. Но озорной задор Жака оказался заразительным.

— Если вы настаиваете, ваше высочество, — тихо ответила она, — не смею возражать!

Она ловко подобрала пышные складки кружев и смеясь посмотрела на Жака:

— Ну? Ты готов?

— Люблю тебя, — шепнул он.

Держась за руки, они бежали вниз по каменным ступеням, из прошлого к будущему.

Примечания

1

Да (франц.).

(обратно)

2

Да, да. Вполне возможно (франц.).

(обратно)

3

Английская шапочка (франц.).

(обратно)

4

Естественно (франц.).

(обратно)

5

Последний удар (франц.).

(обратно)

6

Разве не так? (франц.).

(обратно)

7

Шум (франц.).

(обратно)

8

Нет (франц.).

(обратно)

9

Да (франц.).

(обратно)

10

Естественно (франц.).

(обратно)

11

Да, мадемуазель (франц.).

(обратно)

12

Боже (франц.).

(обратно)

13

Черт побери (франц.).

(обратно)

14

Дерьмо! (франц.).

(обратно)

15

Канцелярия президента (исп.).

(обратно)

Оглавление

Аннотация

МАЙ 1994

ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ…

ЧЕРЕЗ ШЕСТЬ ДНЕЙ

МАЙ 1988

ВЕСНА 1990

МАЙ 1990

ПРОШЛО ДВА ГОДА…

ИЮНЬ 1990

МАЙ 1993

*** Примечания ***