Золотой браслет [Густаво Адольфо Беккер] (fb2) читать постранично

Золотой браслет Толедская легенда

I

Она была прекрасна, прекрасна той красотой, которая внезапно затмевает рассудок; красотой, которая ничуть не схожа с воображаемой нами ангельской и которая, однако, сверхъестественна; красотой дьявольской, которой он иной раз наделяет некоторых, делая их своим орудием на земле.

Он ее любил, любил той любовью, которая не знает ни границ, ни препятствий; любовью, в которой ищут радость, а находят лишь муки страдания; любовью, что подобна счастью и, однако, кажется, наполняет небеса во искупление грехов.

Она была своенравной, своенравной и сумасбродной, как все женщины в мире.

Он — суеверным, суеверным и отважным, как все мужчины его времени.

Ее звали Марией Антунес. Его — Педро Альфонсо де Орельяна. Оба были из Толедо и жили в том же городе, что был свидетелем их рождения.

В предании, которое повествует эту удивительную историю, произошедшую много лет назад, не говорится ничего более о ее персонажах.

Я как правдивый летописец не добавлю от себя ни единого слова, чтобы описать их подробнее.

II

Однажды он увидел ее плачущей и спросил:

— Почему ты плачешь?

Она вытерла глаза, пристально посмотрела на него, вздохнула и снова заплакала.

Педро подошел к Марии и, оперевшись логтем на арабского стиля перила, откуда красавица наблюдала, как проносится речной поток, взял ее за руку и снова спросил:

— Почему ты плачешь?

Река Тахо со стонами вилась у их ног среди скал, на которых расположен имперский город. Солнце заходило за соседними горами, и лишь монотонный шум воды нарушал громогласную тишину.

Мария сказала:

— Не спрашивай меня, почему я плачу, не спрашивай: ни я не знаю, что тебе ответить, ни ты меня не поймешь. Есть желания, которые скрываются в женской душе, и лишь один вздох может их выдать; безумные идеи, блуждающие в нашем воображении, которые не осмеливаются произнести наши губы; непостижимые феномены нашей загадочной природы, которые мужчины не могут даже постичь. Умоляю тебя, не спрашивай, что печалит меня; если я тебе скажу, возможно, ты просто рассмеешься.

Сказав эти слова, она снова склонила голову, а он стал повторять свой вопрос.

Нарушив свое упорное безмолвие, красавица сказала своему любимому глухим и дрожащим голосом:

— Ты сам этого хочешь; это сумасшествие, которое тебя рассмешит, но не важно, я скажу тебе, раз ты того желаешь.

Вчера я была в церкви. Был праздник Пресвятой Девы; ее образ, установленный на главном престоле на золотой скамейке, светился, как раскаленные угли; по всей церкви с дрожью распространялись, как эхо, звуки органа, а хор священников пел Salve, Regina.

Я молилась, молилась, погруженная в религиозные мысли, когда машинально подняла голову и мой взгляд обратился к алтарю. Не знаю, почему мои глаза устремились на предмет, который я до этого не видела, предмет, который — не понимаю, почему — привлекал к себе все мое внимание. Только не смейся… Это был золотой браслет на руке Божьей Матери, в которой она держала своего божественного Сына… Я отвела глаза и стала снова молиться… Это было невозможно! Взгляд снова непроизвольно обращался к браслету. Свет с алтаря чудесным образом отражался на тысяче граней его алмазов. Красные и голубые, зеленые и желтые — миллионы отблесков кружили вокруг камней, как вихрь атомов огня, как головокружительная ронда тех духов огня, что завораживают своим сиянием и невероятным беспокойством…

Я вышла из церкви и пришла домой, но пришла с этой навязчивой идеей в голове. Я легла спать, но не смогла заснуть… Всю ночь я только об этом и думала… К рассвету мои веки сомкнулись, и, веришь ли, даже во сне я встречала, теряла из виду и снова находила красивую смуглую женщину, носившую золотой браслет с алмазами; да, простую женщину, потому что это была уже не Пресвятая Дева, которой я восхищаюсь и перед которой смиряюсь; это была женщина, такая же как я, которая смотрела на меня и насмехалась надо мной. Казалось, она говорит мне, показывая драгоценность: «Видишь ее? Как она блестит! Она похожа на браслет со звездами, которые в летнюю ночь сорвали с неба. Видишь? Так вот она не твоя и никогда не будет твоей, никогда… Возможно, у тебя будут другие, лучше и богаче, если найдешь, но эта сверкает так волшебно, так завораживающе… такой у тебя не будет никогда…» И я проснулась, но с той же навязчивой идеей, как раньше, похожей на жгучую, дьявольскую, неодолимую боль. Идеей, внушенной мне, без сомнения, самим Сатаной… Что скажешь?.. Ты молчишь, молчишь и сник… Тебя не смешит мое сумасбродство?

Педро судорожно сжал в руке эфес своей шпаги, поднял голову, которую он, действительно, опустил и глухо сказал:

— У какой Девы этот браслет?

— У Дарохранительницы, — прошептала Мария.

— У Дарохранительницы! — с ужасом в голосе повторил юноша. — У Девы Дарохранительницы Кафедрального собора!..

И на миг у него на лице отразилось состояние его души,