Вторая поездка [Хулио Кортасар] (fb2) читать постранично

Хулио Кортасар Вторая поездка

Это малыш Хуарес познакомил меня с Циклоном Молиной как-то вечером после боя, вскоре Хуарес отправился в Кордову, нашел там работу, но я время от времени встречался с Циклоном в кафе на улице Майпу, дом пятьсот, которого теперь уже нет, почти каждую субботу после бокса. Возможно, мы стали говорить о Марио Прадасе с самого первого раза, Хуарес был таким фанатом Марио, просто сам не свой, но не больше Циклона, потому что Циклон был у Марио партнером по спаррингу, когда Марио готовился к поездке в Штаты, и помнил столько всего про Марио, и как он бил, и как пригибался до самой земли, и его великолепный удар левой, и его спокойное мужество. Все мы следили за карьерой Марио, и стоило нам встретиться после бокса в кафе, как непременно кто-нибудь вспоминал про Марио, и все за столом затихали, парни молча затягивались сигаретами, а потом начинались рассказы, много раз уже слышанные, уточнения, иногда споры по поводу дат, противников и матчей. Тут Циклону было что рассказать, больше, чем другим, потому что он был партнером по спаррингу у Марио Прадаса, и, ко всему прочему, тот относился к Циклону по-дружески, нельзя забывать, что Марио устроил ему первый дополнительный матч в Луна-парке во времена, когда на ринге жаждущих сделать карьеру было больше, чем в министерском лифте.

— Я тогда продул по очкам, — говаривал Циклон, и мы все смеялись, казалось забавным, что он так скверно отплатил за услугу, которую ему оказал Марио. Но Циклон ни на кого не обижался, тем более на меня, после того как Хуарес сказал ему, что я не пропускаю ни единого матча и знаю все о чемпионах мира начиная с Джека Джонсона, что твоя энциклопедия. Может, поэтому Циклону нравилось субботними вечерами встречаться со мной в кафе с глазу на глаз и говорить о спорте. Ему нравилось слушать о временах Фирпо, для него все это было чистой мифологией, и он смаковал, как ребенок, каждую новую деталь; о Гиббонсе и Танни, о Карпентье, я ему рассказывал о том о сем, мне и самому нравилось вытаскивать на свет божий воспоминания, все это нисколечко не интересно ни супруге моей, ни дочурке, сам понимаешь. А кроме того, Циклон все время так и выступал в дополнительных матчах, выигрывал и проигрывал более-менее поровну, не продвигаясь наверх, он был из тех, кого публика знала, но не особо любила, редкие голоса ободряли его посреди долгого скучного матча. Тут уж ничего не поделаешь, и он это знал, у него был плохой удар, ему не хватало техники, а в нынешние времена всякий дурак драться умеет; я, конечно, ему об этом не говорил, но считал его приличным боксером, который зарабатывал себе несколько песо, сражаясь в меру сил, у него никогда не менялось настроение, выигрывал он или проигрывал, он был как пианист в баре или актер на вторых ролях, ну, ты меня понимаешь, делал свое дело как будто бы отрешенно, никогда я не замечал, чтобы он как-то по-другому вел себя после матча, он приходил в кафе, если не был слишком побит, мы попивали пивко, а он ждал замечаний и принимал их с добродушной улыбкой, излагал мне свою версию боя, прочувствованную на ринге, иногда совсем не похожую на мою, увиденную снизу, мы веселились или молчали, судя по тому, как шли дела, и пивом либо отмечали праздник, либо залечивали раны, эй, Циклон, парнишка, милый мой дружок. И именно с ним должно было это случиться, но почему бы и нет, в такие вещи и веришь, и не веришь, это и случилось с Циклоном, он сам так и не понял, что это было, а началось все без предупреждения, после того как он проиграл один бой по очкам, а второй едва-едва свел вничью, как-то осенью, а в котором году, не припомню, давно это было.

Знаю только, что перед тем, как это началось, мы снова говорили о Марио Прадасе, а Циклон мне давал сто очков вперед, когда мы заговаривали о Марио, уж он-то о Марио знал больше, чем кто бы то ни было, хотя и не смог поехать с ним в Штаты на чемпионат мира, тренер выбрал только одного партнера по спаррингу, потому что в Штатах боксеров пруд пруди, и выбор пал на Хосе Каталано, и все же Циклон был в курсе всего благодаря друзьям и газетам, знал о каждом бое, выигранном Марио, вплоть до самого последнего, знал и о том, что случилось после, никто из нас не мог этого забыть, но Циклону было хуже всех, у него прямо рана какая-то открывалась в голосе и во взгляде, когда он об этом вспоминал.

— Тони Джарделло, — говорил он. — Тони Джарделло, выблядок.

Никогда я не слышал, чтобы он оскорблял тех, кто его самого побил, во всяком случае так, по-матерному, не оскорблял. То, что Джарделло одолел Марио Прадаса, не укладывалось у него в голове, и чем больше он узнавал о бое, чем больше деталей складывал воедино, читая газеты и выслушивая очевидцев, тем сильнее в глубине души не признавал поражения, молча искал объяснение, которое изменило бы все застрявшее в памяти, а главное, изменило бы и дальнейшее, то, что произошло, когда Марио не смог оправиться от нокаута, который за десять секунд перевернул всю его жизнь, заставил неудержимо покатиться вниз, два-три с