Лабиринт [Э С Х Смит] (fb2) читать онлайн

Седая сова

Никто из простых смертных не мог заметить эту сову — белую при лунном свете и черную на фоне звездного неба. Никто не мог услышать, как она плывет поверху на своих мягких бесшумных крыльях. Но Седая Сова видела и слышала все.

Вот она уселась на дереве, вцепившись кривыми когтями в толстую ветку, и уставилась на девушку, которая стояла внизу на поляне. Ветер стонал и раскачивал ветки, низкие облака стремительно проносились по вечернему небу. От ветра волосы у девушки вздымались кверху. Сова неотрывно следила за ней, выпучив свои темные круглые глазища.

А девушка в это время медленно двигалась к середине поляны, где поблескивал пруд. Девушка была задумчива и сосредоточенна. Каждый неспешный шаг приближал ее к желанной цели. Она раскрыла руки и держала их перед собой. Вновь зашептались деревья, потревоженные ветром. Ветер раздул полы мантии, накинутой на стройную фигуру девушки, и разметал волосы по ее лицу. Глаза у нее были широко раскрыты. Она заговорила.

— Верните мне ребенка, — произнесла Сара тихим, но твердым голосом, в котором звучало мужество, подобающее данной просьбе.

Девушка остановилась и, стоя все так же с протянуты-

ми вперед руками, повторяла:

— Верните мне ребенка… Я прошла через ужасы, опасности и бесконечные трудности, пока не нашла дороги сюда, к вашему замку в Гоблин-Сити. И я сделала это все ради того, чтобы забрать ребенка, которого вы у меня украли.

Она закусила губу и продолжила:

— И знайте, моя воля не слабее вашей… А мое королевство такое же могучее…

Девушка плотно сомкнула глаза. Грянул гром. Мигнула седая сова.

— Моя воля не слабее вашей… — Теперь Сара повторяла эти слова еще тверже, чем в первый раз, — а мое королевство такое же могучее…

Она нахмурилась и опустила плечи.

— Проклятие! — пробормотала она, залезая руками под мантию, и вытащила оттуда книгу.

На обложке золотыми буквами было выведено название «Лабиринт». Держа книгу перед собой, девушка стала вслух читать из нее. В сумерках она с трудом разбирала слова: «У вас нет надо мной власти…».

Она прервала чтение, потому что снова грянул гром — на этот раз ближе, и она вздрогнула. А еще заволновалась ее собака, огромный лохматый пастуший пес. Он и не думал усаживаться у пруда, как приказала ему хозяйка, а твердо решил, что пора идти домой, о чем и сообщил об этом коротким резким лаем.

Сара обмотала вокруг себя мантию, но от этого ей почти не стало теплее. Ведь мантия была просто-напросто старой занавеской, которую девушка прикрепила дешевенькой брошью к вороту платья.

Сара не обратила внимания на сигнал, который подал Мерлин, ее пастуший пес, — она была вся поглощена заучиванием своей речи из книги:

— У Вас нет надо мной власти, — прошептала Сара и, снова закрыв глаза, повторила эту фразу еще несколько раз.

Часы в парковой беседке пробили семь раз. Их удары проникли в сознание девушки и вернули ее на землю. Она уставилась на Мерлина.

— Ой, не может быть, — сказала она. — Не верю: уже семь часов, как это так?

Мерлин поднялся на лапы и отряхнулся, чуя что самые интересные дела еще впереди. Сара повернулась и побежала назад. Пес последовал за хозяйкой. Грозовые облака настигли их обоих и обрушили на них тяжелые капли дождя.

Все это видела Седая Сова. Когда Сара и Мерлин выбегали из парка, она преспокойно сидела на дереве и совсем не спешила за ними. Пришел ее час. Она знала, ЧТО ей хочется. Ведь совы появляются в этом мире, уже имея ответы на все свои вопросы.

Сара спешила по улице, с обеих сторон которой стояли особнячки, окруженные изгородями так же, как Сарин дом.

Девушка бормотала себе под нос:

— Это не честно, не честно.

А к тому времени; когда Сара приблизилась к своему дому, она могла лишь тяжело дышать. Да и Мерлин, не отстававший от нее ни на шаг на своих лохматых лапах, уже начал хрипеть. Странное дело: у его хозяйки, которая обычно двигалась плавно и сонно, появилась привычка по вечерам нестись из парка домой галопом. Может, во всем виновата сова? Мерлин не был в этом уверен. Но что он знал точно, это то, что ему не нравится Седая Сова.

— Это не честно, — Сара была близка к тому, чтобы разреветься.

Мир по большому счету был не справедлив, но особенно несправедливой и жестокой была ее мачеха. Вон она стоит — в дверях дома, разодетая как пугало. На ней темно-синее вечернее платье и меховая пелеринка, нарочно распахнутая, чтобы оставался открытым большой вырез спереди; ужасно безвкусная цепочка, мерцающая на груди, — а грудь-то вся в веснушках! И знаете, что делает эта женщина?… Смотрит на часы. Да не просто смотрит, а прямо впилась в них глазами: она хочет, чтобы Сара обязательно почувствовала себя виновной еще до того, как ее вновь отругают.

А Сара уже на садовой дорожке, ведущей к дому, услыхала, как в доме ревет Тоби, ее крохотный братик. На самом деле он приходился ей братом лишь наполовину, но Сара не обращала на это внимание. Даже тогда, когда ее школьная подруга Алиса спросила: «А где же его вторая половина?» — и Сара не знала, что ей ответить. Но ведь одной половиной не обойтись. Это как-то нехорошо. И к тому же неправильно.

Иногда ей хотелось изо всех сил защитить Тоби, хотелось самой одеть его и поносить на руках. Хотелось взять и унести его отсюда насовсем. Туда, где лучше, где мир добрее — возможно, на какой-нибудь необитаемый остров.

Но в другие минуты, а такое случилось однажды, она ненавидела Тоби, за которым ухаживало вдвое больше родителей, чем за ней. И когда Сара почувствовала, что ненавидит его, она испугалась. Испугалась, что может его обидеть. Она стала думать об этом и рассуждала так: наверно, я не совсем нормальная, если хотела обидеть человека, которого безумно люблю. А может быть, все не так: может, противоестественно любить человека, которого ты ненавидишь? Ей захотелось найти друга, который разрешил бы эту задачу и объяснил ей это. Но пока такого друга не было. Школьные приятели будут считать ее ведьмой, если она лишь заикнется им, что хочет наказать Тоби. Об отце и говорить нечего. Он испугается больше Сары, если узнает про это желание. Поэтому она тщательно скрывала свои мысли, которые донимали ее.

Сара остановилась перед мачехой и нарочно высоко подняла голову.

— Извините, — произнесла она скучным голосом.

Так, чтобы было понятно: она ни в чем не виновата и нет ни малейшей причины «делать соответствующие выводы» из того, что произошло.

— Ладно, — сказала мачеха, — нечего там стоять на дожде. Заходи!

Она отошла чуть в сторону, чтобы падчерица могла войти в дом, и снова взглянула на свои часики.

Сара взяла себе за правило никогда не дотрагиваться до мачехи, даже не позволяла себе слегка задевать ее одежду. Поэтому она буквально протиснулась в открытую дверь, почти касаясь дверного косяка. Мерлин хотел было пройти за Сарой в дом, однако мачеха сказала:

— Собаке тут нечего делать.

— Но ведь льет как из ведра.

Мачеха погрозила пальцем Мерлину.

— Ну-ка, ты, в гараж, — скомандовала она. — Живо!

Мерлин понурил голову и мелко затрусил к гаражу, обходя дом сбоку. Сара смотрела, как он уходил, и кусала губу. «Ну почему, — думала она в миллионный раз, — мачеха устраивает это представление всякий раз, когда они сами вдвоем с моим отцом собираются вечером улизнуть из дома? Ну просто цирк!» Это стало одним из любимых выражений Сары, с тех пор, как она впервые услышала его от Джереми, постоянного партнера ее матери по сцене. Ведь мать Сары была известной артисткой. А Джереми произнес эти слова во время репетиции пьесы, когда хотел поругать одного из актеров за то, что слова из него вылезают как из «драной сумки, доверху набитой штампами». Сара вспомнила: слово «штампы» Джереми произнес по-французки, чем напугал ее, потому что она не сразу поняла значение этого слова.

И теперь она подумала: ну почему ее мачеха не может как-то по-своему сыграть свою роль? Саре страшно нравились рассказы Джереми о событиях из жизни разных актеров. Она и сама твердо решила стать актрисой, чтобы всю жизнь можно было рассказывать о других что-нибудь интересное. А Сарин отец служил в конторе и вообще резко говорил о людях. Но уж если он и говорил о них, то слушать его было тоскливо…

Мачеха затворила входную дверь, снова взглянула на часы и, сделав глубокий вдох, и начала одну из своих штампованных речей:

— Сара, ты опоздала на час…

Сара открыла было рот, чтобы возразить, но мачеха тут же прервала ее, произнеся с легкой улыбкой, но без намека на юмор:

— Пожалуйста, Сара, позволь мне закончить. Мы с твоим отцом уходим из дома очень редко…

— Вы уходите каждый выходной, — быстро перебила ее Сара.

Мачеха не обратила на эти слова никакого внимания и продолжила свою тираду:

— …и я прошу тебя посидеть с ребенком, только если это не нарушает твои планы.

— Откуда вы знаете мои планы?…

Сара наполовину отвернулась от мачехи, чтобы не льстить ей своим вниманием, и занялась своими делами. Она поставила книжку на полку в прихожей, отстегнула брошку и перекинула мантию через руку.

— Вы не знаете, какие у меня планы. Ведь вы меня никогда не спрашиваете об этом.

Она мельком взглянула на свое отражение в зеркале, стоящем в прихожей, чтобы проверить себя. Взгляд ее должен быть холодным и ядовитым, но… не чрезмерно. Одета она, вроде, вполне симпатично: рубашка кремового цвета с длинными рукавами, поверх рубашки свободно накинут парчовый жилет и завершают наряд голубые джинсы с кожаным ремнем. Сара еще дальше отошла от мачехи, чтобы проверить, как сидит на ней рубашка от груди до пояса. И решила, что надо заправить ее под ремень чуть поглубже.

Мачеха с суровым выражением следила за падчерицей.

— Я надеюсь, ты бы сказала мне, если у тебя должно было состояться свидание. Мне было бы приятно, если у тебя было свидание. Девушка в пятнадцать лет ДОЛЖНА ходить на свидания.

«Как бы не так, — думала Сара, — если бы у меня на самом деле было свидание, ты была бы последней, кому я о нем рассказала бы. Ну просто цирк, как ты смотришь на жизнь».

Она мрачно усмехнулась про себя.

«Конечно, — подумала она, — может, у меня и будет свидание, может, мне этого хочется, но тебе оно СОВСЕМ не понравится — ни капельки, когда ты узнаешь, кто приглашает меня на свидание. Думаю, вряд ли ты его увидишь. И все, что тебе потом станет известно о моем свидании, это стук входной двери, закрывшейся за мной. И тогда ты прилипнешь к окну — как всегда, когда я ухожу, — и просунешь свой нос между этими страшненькими занавесками со взбитыми кружевами, и увидишь дразнящие огни серебристого лимузина, исчезающего за углом. А потом ты сможешь увидеть картинки в красивых журналах, где мы с ним сфотографированы вдвоем на Бермудах, в Сан-Тропезе, Бенаресе. И ты уже ничего не сможешь с этим поделать, не сможешь приставать ко мне со своими "пора в постель", "пора за уроки", "пора за дела" и "выдавливай зубную пасту только с конца тюбика". О, мачеха, сможешь ли ты извиниться, да и смогу ли я тебя простить, когда в журнале «Вог» ты прочитаешь, что в Голливуде нам предлагают обалденную сумму за…».

Отец Сары по внутренней лестнице спустился в прихожую. На руках он держал Тоби. Малыш был одет в костюмчик с красно-белыми полосками. Отец похлопывал его по спине.

— Ой, Сара, — мягко произнес он, — наконец-то ты дома. А мы уже волновались за тебя.

— Ой, оставьте меня в покое!

Сара почувствовала, что она вот-вот расплачется. И чтобы не слушать их нотаций, побежала наверх. Они всегда такие правильные, эти взрослые, такие рассудительные — особенно ее отец, который натерпелся от нее столько страданий и всегда мягок с ней. Который абсолютно уверен, что с женой они всегда и во всем правы, и что это только дело времени — оно придет, и Сара тогда сама поймет: она должна поступать так, как ИМ хочется. Интересно, почему ее отец всегда становится на сторону этой женщины, всегда с ней соглашается? Мама Сары никогда себя так не вела. У нее на лице никогда не было выражения страдающей покорности. Она была такой женщиной, которая могла в течение одной минуты и заорать на тебя и рассмеяться, и крепко прижать к себе и нашлепать. Когда они с дочкой ссорились, она взрывалась как бочка с порохом. А через пять минут ссора уже забывалась.

Тем временем мачеха уселась в холле, не снимая с себя полушубка. Измученным голосом она произнесла:

— Не знаю, ЧТО мы будем делать дальше. Она относится ко мне, как к злой мачехе из детской сказки, чтобы я ей ни говорила. Я уже все испробовала, Роберт.

— Та-ак… — задумчиво сказал отец, похлопывая Тоби. — Трудно в этом возрасте заменить ребенку мать. И вообще, я думаю, это трудно в любом возрасте.

— Ты всегда мне это говоришь. Ну конечно, ты прав. А вдруг она никогда не изменится?

Снова грянул гром, и по окнам заколотил дождь.

Сара была в своей комнате. Это единственное место на земле, где она чувствовала себя в безопасности. Она взяла за правило каждый день осматривать свою комнату, проверяя, все ли в ней находится на положенном месте. Хотя мачеха и редко заглядывала к ней — принести отутюженную одежду или дать Саре какое-нибудь задание, — все-таки лучше самой убедиться, что в комнате полный порядок. Мачехе вполне могло взбрести в голову вытереть в комнате пыль, хотя Сара была уверена, что у нее всегда чисто. А уж если мачеха возьмется за уборку, то начнет вещи переставлять с места на место и не поставит их потом так, как они стояли прежде. Поэтому важно не допускать этого раздражающего беспорядка.

Все книги должны быть расставлены по авторам в алфавитном порядке, а книги каждого автора располагаться в порядке их приобретения. Остальные полки были заняты куклами и игрушками. Они тоже были разложены по родственным признакам, которые были известны одной лишь хозяйке.

Занавески должны были висеть так, чтобы оба тополя казались стоящими симметрично и в одну линеечку, когда Сара смотрела в окно, лежа на кровати. Корзинка для бумаги должна стоять на полу строго на конце одной определенной паркетины. И если бы в комнате оказалось что-то не на месте, это могло бы обернуться весьма неприятными последствиями. Стоит только раз допустить беспорядок — и комната навсегда перестает быть тебе близкой.

Люди рассказывали, как тяжко пережить хозяевам ограбление дома, и Сара понимала, ЧТО они должны при этом чувствовать. И поэтому женщина, которая приходила три раза в неделю к ним в дом делать уборку, знала, что ей незачем заходить в эту комнату. Сара сама здесь наводила порядок. Она научилась обращаться с электрическими розетками, закручивать шурупы, вешать картинки на стену. Так что и отцу незачем было заходить в эту комнату, разве что поговорить с дочерью.

Теперь Сара стояла посередине своей комнаты. Глаза у нее покраснели от слез, она сопела и покусывала губу. Она подошла к туалетному столику и внимательно посмотрела на фотографию в рамке. Оттуда на нее пристально глядели ее отец, мать и она сама — когда ей было десять лет. Родители улыбались, как улыбаются уверенные в себе люди. Она подумала, что тогда малость перестаралась и на фотографии вышла чересчур ухмыляющейся.

Вот и вся ее комната. Сара обвела ее взглядом: фотографии и афиши, на которых мама изображена в разных костюмах и в разных ролях. Вырезки из журнала «Вэрайети», приклеенные липкой лентой к зеркалу туалетного столика. В них расхваливали спектакли, в которых играла мама, или сообщали о предстоящих постановках с ее участием. Над столом возле кровати висела реклама спектакля с последней маминой ролью. Там на фотографии она была рядом со своим постоянным партнером Джереми: щека к щеке, их руки переплетены, на лицах широкие открытые улыбки. Фотография получилась замечательная. Мама выглядела просто неотразимой. И партнер у нее здесь вышел здорово: весь из себя красивый, светловолосый, с золотой цепочкой на шее. Под фотографией стояли слова одного из театральных критиков: «Я редко ощущал, чтобы столько душевного тепла согревало публику».

На этом рекламном плакате огромными светящимися буквами было написано от руки: «Дорогой Сарочке на память от любящей мамы». И добавлено другой рукой: «Саре с наилучшими пожеланиями. Джереми».

Вокруг рекламного плаката было много разных вырезок из газет и журналов. Они все располагались в хронологическом порядке. На них можно было увидеть, как две театральные звезды вместе обедают в ресторанах, как они выпивают на банкетах и вечеринках, как смеются сидя в маленькой лодке. И везде вместе. Все подписи к статьям и картинкам были на одну тему: «Любовная история на сцене и в жизни».

Еще не успокоившись как следует, Сара подошла к маленькому ночному столику, стоящему у кровати, и взяла в руки музыкальную шкатулку. Мама подарила ее на день рождения, когда Саре исполнилось пятнадцать лет. Воспоминание об этом великолепном дне никак не стиралось из памяти. Утром за ней пришло такси. Но вместо того, чтобы отвезти ее к маме, оно доставило ее в порт, где Сару ждали мама и Джереми. Они сидели в его старом черном «Мерседесе». И тогда втроем они отправились на машине за город. И завтракали возле открытого бассейна в каком-то клубе, в котором состоял Джереми. И официанты говорили там по-французски, а позднее Джереми залез в бассейн и дурачился там, притворяясь, что тонет. У него это так здорово получилось, что какой-то пожилой мужчина зазвонил в колокол, подавая сигнал тревоги. А на обратном пути в город они без конца смешили друг друга. На квартире у матери Сара получила от Джереми подарок — вечернее бледно-голубое платье. Она надела его и в тот же вечер пошла с ними в театр на новый мюзикл, а потом был ужин в полуосвещенном ресторанном зале.

Джереми издевательски насмехался над всеми участниками мюзикла. А мама делала вид, что пытается опровергнуть его неприличную болтовню, но это привело к тому, что Сара и Джереми захохотали так, что уже не в силах были остановиться. Вскоре у всех троих выступили от смеха слезы. Потом Джереми танцевал с Сарой, он улыбался, глядя на нее. Но фотовспышки его раздражали. Это означало, что завтра утром их фото поместят в колонках сплетен все газеты и журналы. Обратно домой он вел машину очень быстро. Он сказал, ухмыляясь, что это нужно ему для того, чтобы сбросить с «хвоста» всех фотографов. Возле дома Сары они пожелали друг другу спокойной ночи, а мама передала ей небольшой сверток, упакованный в серебристую бумагу и обвязанный голубой ленточкой. Сара поднялась к себе в комнату и развязала сверток. В нем была музыкальная шкатулка.

Когда она ее открыла, оттуда раздалась мелодия «Гринсливз», появилась маленькая танцовщица в розовом платье с оборочками и начала кружиться, выделывая пируэты. Сара завороженно смотрела на нее, пока действие постепенно не замедлилось и не остановилось. Затем она закрыла шкатулку и тихонько продекламировала кусочек стихотворения, которое когда-то в школе учили на уроке английского языка:

«О, тело, подвластное танцу; о, сияющий взор.

Разве можно из танца понять твою душу, танцор?»

Учить стихи наизусть было для нее ерундовым занятием. И всякий раз, когда она открывала свою музыкальную шкатулку, эти строки сами собой приходили ей в голову. На самом деле это было доказательством того, что запомнить стихи легче, чем забыть их. Почему ж тогда она никак не может выучить свою роль из «Лабиринта»? А потому, что это всего лишь игра, в которую она играет. И никто не ждет, чтоб она произнесла эти слова. Нет никого кроме Мерлина, кто мог бы оценить, как она играет свою роль… Сара нахмурилась. Ну как можно надеяться хоть когда-нибудь выйти на сцену, если не можешь запомнить даже маленького кусочка роли?

Она попробовала произнести текст еще раз сначала: «Через ужасные опасности и бесконечные трудности я нашла дорогу сюда, в этот замок возле Гоблин-Сити, чтобы забрать ребенка, которого Вы украли…»

Она сделала паузу и посмотрела на изображение мамы, где та была в объятиях Джереми. Сара подумала: «Надо со всех сторон подготовиться к делу, и тогда это поможет овладеть ролью». Она вспомнила, как мама рассказывала: «Если хочешь войти в образ, обязательно нужны подпорки. Правильно выбранный костюм, косметика, парики — это все намного важнее для артиста, чем для зрителя. Эти подпорки помогают артисту на время уйти от самого себя и, как говорил Джереми, "отыскать свой путь к овладению ролью". А после каждого представления ты все это сбрасываешь с себя и вновь становишься чистым листом бумаги. Чтобы можно было каждый день начинать по-новому. И снова прожить на сцене придуманную жизнью».

Сара вынула губную помаду из ящика туалетного столика. Провела помадой по губам и сомкнула их, как делала мама. Вплотную приблизилась к зеркалу, посмотрела на лицо и наложила еще немного помады по краям губ.

Раздался стук в дверь и голос отца снаружи:

— Сара? Можно мне поговорить с тобой?

Не отрывая взгляда от зеркала, она произнесла:

— Нам не о чем говорить.

Она замерла в ожидании. Отец не войдет в комнату до тех пор, пока она не пригласит его. Она представила себе, как он стоит там за дверью, недовольный, и потирает лоб, мучительно соображая, ЧТО и КАК ему следует дальше сказать: с одной стороны, это должно звучать решительно, потому что он обращается к женщине, но, с другой стороны, это надо сделать по-дружески, ведь он говорит с дочерью и хочет ее в чем-то убедить.

— Тебе надо спешить, — сказала Сара, — если хочешь успеть на спектакль.

— Тоби уже поужинал, — услышала она голос отца, — и теперь в постели. Было бы хорошо, если бы ты убедилась, что он заснул и у него все в порядке. Мы вернемся очень поздно.

Вновь наступила пауза, а затем послышались звуки удаляющихся шагов. Шаги были замедлены ровно настолько, сколько требовалось, чтобы выразить ими смесь огорчения и покорности. «Он сделал все, что можно было от него ожидать», — подумала Сара.

Она отошла от зеркала и с укором уставилась на прикрытую дверь.

— Можно подумать, что ты и впрямь хотел поговорить со мной? — чуть слышно проговорила она. — Едва не вышиб дверь.

А ведь было время, когда отец не уходил от нее не поцеловав на прощание. Она опять усиленно зашмыгала носом, чтоб из него не потекло. Да, изменились порядки в этом доме.

Сара положила помаду в карман и вытерла губы салфеткой. Когда она подошла к корзине для бумаг, чтобы выбросить салфетку, она заметила какое-то изменение в комнате. Вернее, она уловила в ней отсутствие чего-то. В комнате не было Ланцелота.

Сара быстро-быстро перерыла на полке с игрушками, куклами и всякой там ерундой: обезьянками, собаками, клоунами, солдатиками, хотя заранее знала, что это бесполезно. Если б ее любимый медвежонок был там, он был бы на месте. А его не было. Значит, порядок в комнате нарушен. Щеки Сары вспыхнули огнем.

«Кто- то был в моей комнате, — подумала она. — Я ненавижу ее».

В это время от ворот их дома отъезжало такси. Сара услыхала шум включенного мотора и подбежала к окну.

— Я ненавижу тебя! — крикнула она.

Никто не услышал ее, кроме Мерлина. Но и он не мог сделать больше того, что уже делал: громко и непрерывно лаял у себя в гараже.

Сара знала, где наверняка найдет Ланцелота. Этому Тоби давали абсолютно все, что его душечка пожелает. У него уже сейчас было игрушек намного больше, чем у Сары. А ему все давали и давали — каждый день и без всяких вопросов.

Она ворвалась в детскую комнату. Ее медведь, беспомощно раскинув лапы, валялся на ковре. Конечно, его выбросили как ненужную вещь. Сара подняла Ланцелота и прижала к себе. Тоби, раздувшийся от молока, которым его напоили, почти спал в своей детской кроватке. Когда Сара вошла, он встрепенулся.

Она с ненавистью посмотрела на ребенка:

— Я ненавижу ее. И тебя ненавижу.

Тоби заплакал. Сара вздрогнула и прижала Ланцелота еще крепче к груди.

— Ооо, — простонала она. — Кто-нибудь… Спасите меня. Заберите меня из этого ужасного дома.

Теперь Тоби уже ревел вовсю, и лицо его сделалось красным. Сара стонала, на дворе лаяла собака. Прямо над их домом ослепительно сверкнула молния и грянул гром. В доме задребезжали окна. В кухонном шкафу заплясали чашки.

— Спасите меня, кто-нибудь! — взмолилась Сара.

— Тихо! — приказал гоблин и открыл один глаз. Все домовые вокруг него, над ним, под ним, — вся эта куча гоблинов медленно и сонно зашевелились. Открылся у кого-то еще один глаз, и еще один, и еще — безумные, воспаленные, вытаращенные глаза.

У одних гоблинов были на голове рога, у других изо рта торчали клыки, у некоторых вместо пальцев были когти, как у хищных птиц. Были одетые как рыцари: в шлемах и латных воротниках. И у всех у них на ногах была чешуя, и глаза у всех были злыми.

Они спали свалившись в кучу, в своем грязном жилище, которое было в одной из темниц королевского замка гоблинов. Домовые постепенно продирали глаза и начинали прислушиваться.

— Да успокойся же, тихо ты, шшш, — произнося эти слова Сара пыталась успокоить не только своего братика, но и себя в равной мере. — Ну что тебе надо? А? Хочешь, расскажу тебе сказку? Ведь все хорошо.

Она задумалась на одно мгновение — и начала пересказывать историю взятую из «Лабиринта».

— Однажды жила-была на свете прекрасная юная девушка. Она жила с мачехой, которая всегда оставляла ее нянчиться с малышом. А у того был противный характер: он хотел, чтобы все игрушки принадлежали ему одному, и девушка чувствовал себя в этом доме почти что рабыней. Но была у нее одна тайна, о которой не знал никто: король гоблинов влюбился в нее и дал ей огромную власть.

Все гоблины в замке широко раскрыли глаза — и обратились в слух.

Снова ударила молния и загрохотало, но Сара и Тоби уже немного успокоились.

— Как-то вечером, — продолжала Сара свой рассказ, — когда ребенок повел себя совершенно отвратительно, девушка не вынесла мучений и позвала на помощь гоблинов. И они сказали ей: «Произнеси те слова, которые ты ХОЧЕШЬ сказать, и мы заберем малыша в город гоблинов, и тогда ты станешь свободной». Вот что они ей сказали.

Домовые в замке энергично закивали.

Тоби готов был опять уснуть и уже почти не сопротивлялся этому. Сара была ужасно довольна, что смогла справиться с ребенком. Она вплотную приблизилась к детской кроватке и перегнулась через ее стенку. Она чувствовала, что ей удается овладеть публикой благодаря своему артистическому произношению. И Ланцелот, конечно, был с нею.

Поэтому она продолжила:

— Но девушка знала, что король гоблинов захочет оставить ребенка навсегда в своем замке и превратит его в гоблина. И она так страдала, в одиночестве, долгие-долгие месяцы… до тех пор, пока однажды, ночью, измученная рабской дневной работой и оскорбленная до глубины души грязными, неблагодарными словами своей мачехи, она не выдержала и…

Сара склонилась так низко, что теперь шептала свои слова прямо в розовое ушко Тоби. Неожиданно малыш перевернулся в кроватке и уставился на нее, почти вплотную глядя глаза в глаза. На мгновение наступила тишина. А потом Тоби открыл рот и начал орать — громко и настырно.

— Ой! — с отвращением фыркнула Сара, выпрямляясь и становясь в полный рост.

Прокатился гром, и Мерлин ответил ему изо всех сил.

Сара вздохнула, насупилась и пожала плечами. «Тут уж ничего не поделаешь», — решила она. Вытащила Тоби из кроватки и, баюкая вместе братика и Ланцелота, стала прохаживаться с ними по комнате. От небольшого светильника, зажженного у кроватки, по стене задвигались огромные колеблющиеся тени.

— Все хорошо, — проговорила она, — все хорошо. Давай, маленький, давай, — поскорее засыпай. Спи, мой Тоби, баю-бай.

Но Тоби вовсе не собирался засыпать. Подумаешь — качают ребенка. Нет, у него были серьезные жалобы, и он чувствовал, что обязан о них заявить.

— Тоби, — рассердилась сестра, — ты замолкнешь наконец или нет? Ну пожалуйста… или…, - она понизила голос, — или я… я произнесу эти слова.

Она бросила взгляд на тени на стене и, обращаясь к ним, произнесла как актриса на сцене:

— Нет, нет! Я не должна этого делать! Не должна! Не должна!.. Но я хочу… Я хочу…

— Слушайте — слушайте, — сказал тот же гоблин.

Теперь все глаза, светящиеся в темноте, и все уши в этом мерзком гнезде были открыты.

Заговорил другой гоблин:

— Она хочет сказать это!

— Что сказать? — спросил какой-то бестолковый гоблин.

— Шшш! — зашикал на него первый гоблин: ему приходилось напрягаться, чтобы услышать слова Сары.

Другие гоблины тоже заворчали на бестолкового:

— Заткнись ты!

— Сами заткнитесь! — ответил им глупый гоблин.

Начался такой галдеж, что первому гоблину показалось: он с ума сойдет от напряжения, пытаясь услышать, что она говорит.

— Шшшш, тихо! — он заткнул своей лапой рот глупому гоблину.

Второй гоблин заорал:

— «Тихо!» — и начал лупить всех, кто был рядом с ним.

— Да послушайте! — первый гоблин обратился ко всем. — Она собирается сказать эти слова.

Среди гоблинов наступила тишина. Они все очень хотели услышать Сару.

Она стояла выпрямившись. Тоби, с лицом красным как помидор, орал так, что захлебывался от крика. Его тельце, лежащее на руках у Сары, напряглось словно натянутая струна.

— Я не могу больше вынести этого! — воскликнула она и подняла орущего ребенка над головой, словно желала принести его в жертву. А затем стала произносить нараспев, как заклинание:

— Король домовых!

Король домовых!

Где бы ты ни был, приди!

И это дитя

в чужие края

Скорей от меня уведи!

Сверкнула молния. Грянул гром.

Гоблины, опустив головы, приуныли.

— Не те слова, — огорченно произнес первый гоблин.

— Где только она взяла эту чушь? — с издевкой проговорил второй. — Она даже не начала со слов: «Я хочу».

— Ша! — сказал третий гоблин, воспользовавшись случаем покомандовать другими.

Сара все еще держала Тоби над головой. Разъяренный таким обращением с ним, малыш заходился в крике громче прежнего. Девушка и представить себе не могла, что можно так кричать. Она опустила руки и снова стала баюкать ребенка. Эффект был небольшой: Тоби продолжал кричать, но уже на своем обычном уровне.

Измученная вконец, Сара сказала ему:

— Тоби, прекрати. Ты настоящее маленькое чудовище. Почему я должна все это терпеть? Я ведь не мама твоя. Я хочу быть свободной, хочу делать то, что мне хочется. Прекрати сейчас же! О, я хочу… Я хочу…

Она почувствовала себя безумно уставшей, подумала: «Все что угодно, только не этот бочонок кошмарного крика». И, всхлипывая, тихо-тихо произнесла:

— Хотела бы я знать, какие слова надо говорить, чтобы домовые забрали тебя.

— Какие уж тут трудности? — удивился первый гоблин и вздохнул раздраженно. — Такие простые слова. Вот они: «Я хочу, чтобы домовые пришли и забрали тебя. Прямо сейчас…» Ну? Разве трудно запомнить?

А в этот момент Сара в детской комнате повторяла:

— Я хочу… Я хочу…

Гоблины, кусая губы от напряжения, вслушивались в ее слова.

— Ну что, она ЭТО сказала? — громко спросил бестолковый гоблин.

Все гоблины как один обернулись к нему и в один голос выдохнули:

— Заткнись!

Буря, которую у себя в комнате устроил Тоби, потихоньку выдыхалась. Теперь он лишь всхлипывал и шумно дышал. А глаза у него были закрыты. Сара положила его в кроватку и укрыла простынкой, не очень с ним деликатничая. Затем она тихо вышла из комнаты и уже затворила за собой дверь, как вдруг из детской раздался жуткий вопль, и крики вновь понеслись. Теперь они были хриплыми, отчего казались еще более громкими.

Сара застыла на месте, схватившись за ручку двери.

— Аах! — простонала она беспомощно. — Я хочу, чтобы домовые пришли и забрали тебя… — Она сделала паузу…

Гоблины замерли, и стало так тихо, что, казалось, можно было даже услышать, как ползет улитка.

… и добавила: — Прямо сейчас!

В логове гоблинов раздались восторженные возгласы:

— Она произнесла это!

И по счету «раз, два, три!» все гоблины, кроме дурачка, исчезли, разлетевшись в разные стороны. А он, с глупой ухмылкой на морде, спокойно сидел на корточках, пока до него не дошло, что его бросили.

— Эй! — крикнул он тогда, — меня подождите! — и хотел было мчаться вдогонку за остальными, но не мог решить, в какую сторону ему бежать. И поэтому пытался бежать сразу в нескольких направлениях. Конечно, у него ничего не вышло, но через некоторое время он тоже исчез.

Гроза продолжалась. Ослепительно вспыхивали молнии, и удары грома словно молотом раскалывали воздух. Тоби выдавал свои пронзительные крики на полную катушку, а Мерлин лаял так, будто грабители, собравшись вместе со всего света, лезли к ним в дом.

Сказанного не воротишь

Над домом, где жила Сара, бушевал ураган. Потоки дождя сбивали листья с деревьев. В небе яростно метались тучи. Громы и молнии били одновременно.

Сара прислушалась. Ей показалось странным, что в детской вдруг наступила гробовая тишина. Тоби вдруг замолчал. Это было так неожиданно, что Сара испугалась.

Она заглянула в комнату. Светильник возле кровати погас.

— Тоби? — позвала она малыша.

Он не откликнулся.

Сара нащупала выключатель возле двери и щелкнула им — ничего не вышло. Она несколько раз подергала выключатель туда-сюда, но свет не включился. Заскрипел пол.

— Тоби, что с тобой? Почему ты молчишь?

Она, вся в напряжении, сделала несколько шагов по беззвучному пространству комнаты. Дверь осталась приоткрытой, и сквозь дверной проем с лестничной площадки в комнату падал свет. От него на стены и на ковер, лежащий на полу, протянулись незнакомые тени. В миг затишья между двумя раскатами грома Саре показалось, что она услышала в детской какое-то гудение. Но из кровати не доносилось вообще никаких звуков.

— Тоби, — прошептала она с волнением и, затаив дыхание, подошла к детской кровати. Руки у Сары дрожали как осиновые листочки, когда она протягивала их, чтобы снять простыню с ребенка.

Сара взялась за простыню — и отшатнулась: простыня ходила ходуном и под ней мелькали какие-то таинственные тени. Саре померещилось, будто из-под края простыни высовываются предметы, которые не имеют к Тоби никакого отношения. Саре казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет у нее из груди. Чтобы не закричать, она ладонью закрыла рот.

Через некоторое время простыня перестала трепыхаться и плавно улеглась на кровать. Всякое движение под ней прекратилось.

Сара хотела повернуться и убежать, но не смогла бросить малыша. Она должна знать ЧТО с ним. Даже если произошло что-то ужасное, Сара ДОЛЖНА ЗНАТЬ об ЭТОМ. Она решительно протянула руку и рванула простыню на себя.

Детская кроватка была пуста.

Сара никогда не смогла бы ответить, сколько времени — миг или целый час — неотрывно смотрела она на пустую кроватку. В голове у нее была абсолютная пустота. Она даже не чувствовала испуга.

А потом… потом она испугалась — от быстрых тяжелых ударов по оконному стеклу. Пальцы ее с такой силой сжались в кулак, что на ладонях остались глубокие следы от ногтей.

По окну настойчиво била крыльями Белая Сова. Свет с площадки у лестницы отражался в ее огромных круглых, темных глазах. Белизна ее оперенья особенно бросалась к глаза, когда вспыхивали молнии. А они, казалось, вспыхивали непрерывно. Позади совы, в такт ударам ее крыльев, кивали головами два гоблина. Но их Сара не видела. Она заворожено смотрела на сову, которая пялилась ей прямо в глаза.

Гроза никак не унималась. В какой-то момент Сара оторвала взгляд от окна — ее внимание привлекло свечение, излучаемое часами, стоящими на полке камина. Их стрелки показывали ровно тринадцать часов. Сара безумными глазами уставилась на них, но тут почувствовала, что кто-то толкает ее сзади по ногам. Она глянула назад и увидела, что возле самых ее ног по ковру двигается кроватка Тоби. У нее откуда-то появились четыре ноги на каждом углу, напоминающие лапы ящерицы: сплошь покрытые чешуей и с когтями на пальцах. Сара раскрыла рот, но не смогла произнести не звука.

Позади Сары кто-то захихикал. Она резко обернулась и увидела, что этот «кто-то» юркнул за шкаф. По стенам метались какие-то тени: это гоблины за ее спиной качались и прыгали. А Сара смотрела на шкаф. У него, как и у детской кроватки, появились четыре лапы с чешуей и когтями, и он начал приплясывать.

Теперь Сара уже заметила домовых: они крутились и скакали возле нее. Она, все так же с открытым от изумления ртом и сжатыми кулаками, стала оборачиваться, чтобы получше разглядеть домовых, но от ее взгляда они прятались по темным углам.

Она решила найти хоть какое-то оружие для защиты. В углу детской была старая швабра. Сара ее схватила и направила на гоблинов.

— Прочь! Прочь отсюда! — со слезами выкрикивала она, пытаясь вышвырнуть домовых. Но метла вывернулась у нее из рук и отлетела в сторону.

Ураганный ветер за окном сметал все на своем пути. От молний в комнате сделалось светло как днем. Испуганные гоблины стали исчезать, прячась по шкафам, буфетам, ящикам и коробкам, даже забились в щели между половицами.

Снова бухнул гром, и порыв налетевшего ветра распахнул окно. Шторы заметались из стороны в сторону, и в просвет между ними влетела сова.

Сара закрыла лицо руками и закричала. Ей почудилось, что машущая крыльями птица хочет наброситься на нее. Сара подумала: «Если это случится — я умру».

Теперь она чувствовала, как ветер раздувает ее волосы. Но хлопанье крыльев прекратилось. Сара сквозь пальцы посмотрела: «Куда делась сова? Может, она уже улетела?» Девушка начала медленно озираться по сторонам. Вдруг с оглушительным грохотом сверкнула молния, и на стене комнаты — напротив окна — возникла огромная тень, напоминающая тень человека.

Сара резко повернулась к окну. В оконном проеме на фоне кипящего неба, она увидела мужской силуэт. На мужчине был плащ, развевающийся по ветру. Девушка заметила: волосы у мужчины светлые и доходят до плеч, что-то поблескивает у него на шее. Больше она ничего не смогла разглядеть в полутьме.

— Эй… — сказала Сара и закашлялась. — Кто Вы?

— Разве тебе не известно? — спокойно и дружелюбно ответил мужчина.

Молния расчертила небо, осветив его лицо. На нем не было традиционной улыбки, которая обычно бывает на лицах людей, когда они хотят познакомиться. Но в то же время нельзя было сказать, что взгляд его был суров. Скорей, он был пристальным и гипнотизирующим.

Незнакомец сделал шаг в ее сторону и попал в полосу света от приоткрытой двери. Сара не сдвинулась с места. Может быть, не глаза его, а золотая цепь с кулоном в форме серпа загипнотизировали девушку. На мужчине была шелковая рубашка кремового цвета с распахнутым воротом, свободными рукавами и кружевными манжетами. Поверх рубашки был надет черный, плотно облегающий фигуру, жилет. На ногах серые лосины и черные сапоги. А на руках перчатки, тоже черного цвета. В одной руке он держал затейливую трость: рукоять ее была в форме набалдашника, отделанного драгоценными камнями, а конец напоминал рыбий хвост.

— Я… Я… — пролепетала Сара в ответ.

Тот гудящий звук, который еще прежде почудился девушке, теперь стал в комнате совершенно отчетливым и мелодичным.

Незнакомец улыбнулся ее нерешительности. Да, безусловно, он был очень красив. Сара этого не ожидала, и когда смогла заговорить, у нее получился только шепот:

— Вы — это вы, не правда ли? Вы король домовых? Незнакомец поклонился.

— Да, я Джареф.

Сара с трудом удержалась, чтобы не сделать в ответ реверанс.

— Я спас тебя, — произнес он. — Я сбросил с тебя оковы, которые угнетали и страшили тебя. Теперь ты свободна, Сара.

— О нет, я не хочу быть свободной, — ответила она. — Мне лишь казалось, что я хочу, но… Я хочу, чтобы мой братик вернулся назад. Пожалуйста, — она смогла ему улыбнуться, — ведь вам-то все равно.

Джареф возложил обе руки на наконечник трости.

— Сказанного не воротишь.

— Но ведь я совсем не то хотела сказать, — быстро промолвила Сара.

— В самом деле, не то?

— Да, пожалуйста. Где он?

Джареф насмешливо захохотал.

— Ты прекрасно знаешь, ГДЕ он.

— Пожалуйста, верните его, прошу вас.

— Сара!.. — Джареф нахмурился и решительно покачал головой. Он в упор посмотрел на девушку — в его взгляде не было никакого сомнения. — Иди в свою комнату. И читай книги. Примеряй наряды. Вот чем ты должна по-настоящему заниматься. И забудь про ребенка.

— Нет, я не могу забыть про него.

И решительно посмотрела на него. Они стояли друг против друга как два соперника, оценивающие силы друг друга перед долгой борьбой. Ударил гром.

И тогда Джареф поднял вверх левую руку и сделал ею большой пас над головой. Сара глянула по сторонам, думая, что он кого-то призывает на помощь. Когда она снова посмотрела на Джарефа, в руке у него был прозрачный светящийся шар.

— У меня есть для тебя подарок, Сара, — сказал Джареф, протягивая ей шар.

Она промолчала. Этому типу верить нельзя.

— Что это?

— Просто шар, и ничего больше. Но если заглянуть в него… увидишь то, о чем ты мечтаешь.

Девушка от удивления раскрыла рот. Джареф насмешливо смотрел на нее, раскручивая пальцами шар, который сиял у него на ладони.

Сара невольно подалась вперед и протянула за подарком руку. Джареф улыбнулся еще насмешливее и отдернул свою руку.

В другой руке он держал трость. Взмахнув ею, он сказал:

— Но этот шар — подарок не для обычной девчонки, которая нянчится с ревущим младенцем, — голос его окреп и стал еще тверже. — Ты хотела бы получить его, Сара? — он вновь протянул к ней руку с шаром.

На этот раз она не шелохнулась и ничего не ответила. Она неотрывно смотрела на пляшущие огоньки, которые вспыхивали в шаре. Увидеть свои собственные мечты! Ей казалось, она готова все отдать за это.

— Я знаю, каков твой ответ, — сказал Джареф. — Но тогда… забудь про этого ребенка!

Сара чувствовала, что она все еще колеблется. И тут снова ударил гром, и снова молния осветила небо.

Сара чувствовала, что разрывается на части оттого, что не может принять решение. Подарок для нее был не просто соблазнительным, нет, его хотел сделать тот, кто понимает ее, тот, кто может проникнуть в самые сокровенные уголки ее желаний и знает, как много они значат, как бесконечно дороги они для нее… Вдобавок ей не придется больше мучиться с этим вконец испорченным ребенком, который постоянно что-то требует от нее и ни капельки ее не уважает, который приходится ей братом лишь НАПОЛОВИНУ.

Светящийся шар продолжал вращаться.

Она закрыла глаза. И услышала голос, дающий ответ. Это был ее собственный голос, который звучал помимо ее воли, как во сне:

— Я… Я не могу. Я благодарна вам за помощь, но… я хочу, чтоб мой братик вернулся ко мне. Он наверное до смерти перепугался.

Она открыла глаза.

Джареф фыркнул и откинул назад свою гриву. «Довольно возиться с этой девчонкой — терпение лопнуло». Мягким взмахом руки он погасил шар. Еще один взмах — и в руке у него оказалась живая змея. Он вытянул руку перед собой — змея извивалась и шипела возле самого лица Сары. А затем он швырнул змею в девушку, приговаривая:

— Вот тебе за непослушание!

Змея обвилась вокруг шеи девушки. Она отчаянно рванула ее с себя — и увидела, что держит в руках шелковый шарф. Она глянула на него — в то же мгновение змея выскользнула из-под шарфа. Девушка завизжала, отшвырнула змею и отпрыгнула в сторону. Змея стукнулась о пол и рассыпалась на множество маленьких и ужасно гадких по виду гоблинов. Хихикая, они разбежались по углам комнаты. Другие гоблины в это время выползали из потаенных мест, где они обычно прятались, выскакивали изо всех углов. Теперь они собрались все вместе, заполнив собой комнату, и замерли, с нетерпением ожидая, что дальше будет проделывать их король с этой девчонкой.

— Мне не нравится, как ты ведешь себя по отношению ко мне, Сара, — голос Джарефа прозвучал надменно. — Оставь ребенка в покое. И прими мой дар. Я не буду предлагать его дважды.

Но прежде чем он успел что-либо сделать дальше, Сара сказала ему:

— Нет!

Наступило молчание.

Она прервала его первой.

— Еще раз благодарю вас, но я не могу выполнить то, что вы от меня требуете. Ну как вы не можете этого понять?! Мне надо, чтоб мой братик вернулся назад.

— Ты никогда не сможешь его отыскать.

— Ах, так! — Сара набрала полную грудь воздуха. — Тогда… тогда я скажу, что я ЗНАЮ, где надо его искать!

Сара заметила, что Джареф вздрогнул и в глазах его на какое-то время мелькнул страх. Может, это ей просто почудилось? Но лицо его действительно напряглось, и видно было, как он мучительно размышляет, прежде чем дать ответ. Девушке трудно было поверить в то, что она увидела своими глазами: Король домовых, пусть совсем ненадолго, но испугался того, что она сказала. Это придало ей силы и уверенности.

А он наконец произнес:

— Да. Есть такое место…

И затем, бездарным театральным жестом, как будто играет плохой водевиль, Джареф взмахнул рукой и, показывая на окно, добавил:

— Вон там!

«Хорошенькая подсказка, — подумала Сара, — это что же, молнию и гром он имел в виду?»

Она подошла к раскрытому окну и глянула в ночь. Далеко-далеко впереди, на высоком холме, в сиянии молний стоял замок. Сара оперлась на подоконник и, насколько могла, высунулась в окно, чтобы получше разглядеть открывающуюся ей картину. Она увидела башни с бойницами для орудий, могучие стены, шпили и купола соборов, спускаемые на цепях ворота, а перед ними — подъемный мост. Целый город стоял на вершине крутого холма. И освещался молнией, которая сверкала и раздваивалась наподобие змеиного языка. А дальше — по ту сторону замка — была полная темнота.

Стоя позади Сары, Джареф негромко проговорил:

— Ты все еще хочешь его найти?

— Да, — Сара сделала глотательное движение. — Это тот самый… — она вспомнила слова из «Лабиринта», — тот самый замок в Гоблин-Сити?

Джареф промолчал. Сара обернулась к нему. Он был все в той же позе и неотрывно смотрел на нее, но они были уже не в доме. Они стояли теперь на вершине какого-то холма, продуваемые ветрами, и смотрели друг другу в глаза. Между ними и замком на холме пролегала широкая долина. В темноте Сара не могла разобрать, что именно было там внизу.

Она отвернулась. Ветер разметал волосы ей по лицу. Она откинула их назад и сделала неуверенный шаг. Сзади ее нагнал голос Джарефа:

— Вернись, Сара. Вернись, а иначе будет слишком поздно.

— Я не вернусь. Нет, я не вернусь. Ну как вы не можете этого понять!

Она медленно покачала головой, глядя на замок вдали, и снова, теперь уже тихо, повторила для себя:

— Я не вернусь.

— Какая жалость, — голос Джарефа прозвучал мягко, почти нежно, будто он и в самом деле чувствовал это. Сара смотрела на замок. Путь казался не близким, но и не безумно далеким, чтобы нельзя было дойти до замка. Все зависит от того, с чем ей придется столкнуться в этой мрачной долине, насколько будет легко ее перейти. Интересно, всегда там так темно или нет?

— Мне кажется, до замка не так далеко, — сказала она храбрясь и почувствовала, каких усилий стоила ей эта храбрость.

Джареф подошел к ней вплотную. На этот раз он окинул ее ледяным взглядом.

— Он дальше, чем тебе кажется, — проговорил он и, указывая на стоящее чуть в стороне дерево, добавил: — А время короче.

Сара взглянула на дерево и с удивлением заметила в нем часы: в старинном деревянном корпусе, как будто выросшем из корней. Стрелки на часах показывали ровно тринадцать — столько же, сколько показывали часы в детской, когда их осветила молния.

— У тебя есть ровно тринадцать часов, чтобы распутать загадку Лабиринта, — сказал Джафер, — и если этого не произойдет, твой крохотный братик останется с нами и превратится в гоблина.

— В гоблина?

— Да, — Джареф кивнул, — навсегда.

Таинственное гудение снова наполнило воздух. Сара стояла молча. Лишь ветер раздувал ее волосы. Она снова и снова окидывала взглядом весь путь, который предстояло пройти до замка. Наконец она произнесла:

— Скажите, с какого места я должна начать?

Ответа долго не было. Затем она услышала:

— Очень жаль.

— Что жаль? — она повернула голову на звук, но Джарефа там не было. Сара оглянулась вокруг — он исчез. Девушка осталась сидеть в ночи на вершине, продуваемой ветрами.

Сара вновь посмотрела на замок. Буря понемногу затихла. По небу, то закрывая, то открывая луну, скользили обрывки туч. Девушке показалось, что высоко над ней, распластав крылья по ветру, по направлению к замку проплыла сова.

Сара сделала шаг вперед, чтобы начать спускаться в долину, но почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Девушка упала и покатилась вниз.

Дохляк

Сара летела вниз, в темноту, по крутому, но гладкому склону. От испуга у нее пересохло в горле. Раскинув руки и работая ими, она наконец-то остановилась, осторожно приподнялась и села. Испуг отошел, но рассиживаться она не имела права — у нее только тринадцать часов, чтобы преодолеть Лабиринт, отыскать в замке и вызволить Тоби.

Дальше она попробовала спускаться на попе, скользя по заросшему мокрой травой склону. Но из этого ничего не вышло — на пути стали попадаться камни и небольшие кусты, которые причиняли ей боль. А встать и попытаться пройти их в полный рост она не осмеливалась, так как было ужасно скользко и темно, словно ей приходилось прокладывать путь в глубинах моря, наполненного чернилами.

Слезы брызнули из глаз — она решительно их смахнула. Она добьется своего! Ее возможностям нет предела (так она считала), поскольку у нее полно решимости (этого у нее не отнимешь) и сообразительности (в чем она тоже неоднократно могла убедиться). А к этому нужно добавить всего лишь немного удачи (ну скажите честно, разве она этого не заслужила?).

— Я добьюсь своего! — поклялась девушка, сидя в кромешной темноте и не имея ни малейшего понятия, что ей делать дальше.

Свысока, из тех краев, куда улетела сова, раздалось пение жаворонка. Сара задрала голову кверху, и ей показалось, что, прорезая тьму, на самом краешке черного неба пробился робкий луч света. Свет постепенно усиливался, изменяясь от темно-красного до ярко-розового и постепенно разливался вокруг, превращая небо в бледно-голубой океан. А затем она увидела краешек солнечного диска над горизонтом. Девушка закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она почувствовала, как солнечные лучи ласкают ее лицо. Она ДОЛЖНА добиться своего.

Она снова открыла глаза — замок Джарефа сверкал перед ней своими шпилями и островерхими башнями, весь залитый светом. Сара с тревогой посмотрела вниз на долину — ее очертания на глазах становились все зримее, словно фотография, находящаяся в ванночке с проявителем.

Первое, что девушка смогла оценить, это размеры долины. По ширине она была не очень большой. «Я смогу пробежать через нее за пару часов, — подумала Сара. — Тут всего-то пару миль. Этот Джареф хотел надуть меня. Он думал, что я испугаюсь темноты, струшу и оставлю ему Тоби. Как бы не так! За тринадцать часов я запросто успею сбегать туда и обратно, и еще останется полно свободного времени. Интересно, движется ли время в стране домовых с той же скоростью, что и у нас. А если это так, что подумают ее отец с мачехой, когда вернутся домой? Небось, вызовут полицию… А что делать?»

Сара тут ничем не могла им помочь. Вряд ли можно надеяться, что в замке домовых ее будет ждать телефон. Она усмехнулась.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом и хорошо освещало долину. Теперь ее можно было рассмотреть во всех деталях. Сара заметила, что вся долина забита какой-то ерундой. Ну буквально вся. Сара продолжала внимательно вглядываться в долину, и постепенно картина открылась ей во всех подробностях.

Поначалу она не могла поверить своим глазам, но когда убедилась, что это не оптический обман, а все так и есть на самом деле, Сара пригорюнилась. Улыбка сбежала с ее лица. Она опустила плечи и горестно закачала головой.

Почти сразу от того места, где она сейчас сидела, до замка и по другую сторону от него, вправо и влево до самого горизонта тянулись бесконечные, хаотичные нагромождения стен и перегородок.

— Это Лабиринт, — прошептала она. — Теперь я знаю, что такое Лабиринт.

Она сделала попытку разобраться, как он устроен, понять схему расположения его отдельных частей. Это помогло бы ей пройти сквозь него. Но понять там что-либо было невозможно: двойные кружащие коридоры с поворотами и завитушками. Они вели от одних ворот к другим, а те — к третьим.

Картина напоминала такой огромный отпечаток пальца, который можно было бы получить, если бы тысячи разных отпечатков сложили вместе, вплотную друг к другу, накладывая один на другой.

«Интересно, — подумала она, — это кто-то специально все соорудил или так получилось само по себе?»

Чем дольше она смотрела на Лабиринт, тем яснее понимала: преодолеть этот путь ей не по силам. И тогда она поднялась, сжала кулаки и сквозь стиснутые зубы проговорила:

— Ну что ж, пора в путь. Топайте, ноженьки, да поживее.

Теперь на свету она отчетливо видела тропу, которая петляя вела к Лабиринту. Сара напрямую — через камни и кусты — направилась к ней и дошла до огромной стены, укрепленной по бокам могучими скалами. Стена тянулась в обе стороны до самого края: покуда хватало глаза.

Девушка приблизилась к ней, не имея ни малейшего понятия, что делать дальше. Однако, когда она оказалась у самой стены, Сара заметила какое-то движение у ее основания. И увидела там маленького человечка. Он утаптывал что-то у себя под ногами и при этом тихо бормотал себе под нос.

— Прошу прощения, — сказала Сара.

От этих слов человечка всего передернуло.

— Давай проходи, — сказал он, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, кто произнес эти слова.

Когда же человек повернулся в сторону Сары, головы он все равно не поднял и стал разглядывать девушку сквозь густые длиннющие брови.

— Ну и что… — воскликнул он сердито и в то же время с удивлением. — Ну и что…

Казалось, прежде ему никогда не доводилось видеть существа, похожего на Сару. Или, быть может, все дело в том, что прежде ни одно подобное существо, вроде Сары, не заставало его врасплох.

— Ну и что?! — повторил он снова.

«Никогда не встречала таких чудаков», — подумала Сара.

Это маленькое создание, действительно, было очень странным. Торчащие словно густые заросли брови, казалось, должны были придавать его лицу свирепое выражение, если бы не морщинки, избороздившие лицо вдоль и поперек, и никак не вязавшиеся с предполагаемой жестокостью. И тем не менее взгляд человечка был настороженным: не сильно враждебным, но и не больно приветливым. Сара отметила для себя, что он избегает встречаться с ней взглядом, а когда она двигала руками, смотрел только на них. На макушке у него сидела панамка наподобие шапочки кардинала. С пояса, который поддерживал бриджи, свисала цепь, украшенная блестящими висюльками. Саре показалось, что это только обычная бижутерия. Она увидела, как человечек раскрыл рот и начал было шевелить губами, чтобы вновь произнести ну и что?! но мгновенно опередила его:

— Простите, мне надо пройти через Лабиринт. Не могли бы вы показать, где можно войти в него?

Человечек так и остался стоять с раскрытым ртом. После Сариных слов он подмигнул ей, потом еще раз. А затем уставился в сторону. Еще через какое-то мгновение он бросился к стоявшему в двух шагах от него полевому колокольчику, одновременно доставая из-под курточки баллончик, напоминающий здоровенный шприц. Он прицелился баллончиком в цветок, и в это время Сара увидела, как из колокольчика появляется крохотная полупрозрачная фея.

Человечек быстрыми движениями несколько раз брызнул из баллончика прямо в нее. Фея мгновенно поникла, словно ссохшийся лепесток.

— Пятьдесят семь, — проговорил он с явным удовольствием.

Сара была потрясена.

— Да как вы можете?!

В ответ он проворчал что-то невнятное. Девушка подбежала к фее, которая лежала теперь на земле, подрагивая сморщенными крылышками.

— Бедняжка! — воскликнула Сара. Она нежно уложила фею на кончики пальцев, поднялась с колен и обернувшись к палачу выкрикнула:

— Вы — чудовище!

И в этот момент почувствовала в пальце острую боль — как порез от разбитого стекла: фея до крови укусила ее.

— Ой! — вскрикнула девушка, выронила фею и сунула палец в рот. — Она кусается, — жалобно проговорила Сара, зализывая ранку.

— Конечно, — обрадовался человечек. — А что, ты думаешь, должны делать феи?

— Я… — Сара нахмурилась, пытаясь быстро сообразить. — Я думаю, феи должны делать добрые, хорошие дела. Например, исполнять желания.

— Ха-ха-ха! — брови у человечка полезли вверх, а он громко расхохотался. — Это все, что ты знаешь, так что-ли?

Он направил свой баллончик на другой голубенький цветок и обдал его струей из него. Оттуда, содрогаясь, выпала новая фея, желтея на глазах, словно лист с дерева в осеннюю непогоду.

— Пятьдесят восемь, — произнес человечек и одобрительно махнул головой. — Они рождаются как раз в тот момент, когда я брызгаю.

Сара все еще морщилась от боли и сосала палец.

— Ух, — пожаловалась она, — как больно. — Сара вытащила палец изо рта и стала трясти им над головой.

Человечек подошел к какому-то растению, (оно стояло невдалеке и было той же высоты, что и он), сорвал с него лист — широкий, сероватого цвета — и протянул его девушке.

— Вот, возьми, — сказал он ей, — протри, где болит.

Сара с благодарностью за оказанную помощь стала делать то, что ей сказал человек. Но, едва начав тереть ранку, Сара отбросила лист, схватившись за больной палец, и, прыгая, начала крутиться на месте, завывая от боли:

— У-ух, как больно, намного больнее, чем раньше, У-У-У-У-х!

А человечек в это время схватился своими коротенькими ручками за бока и затрясся от хохота, приговаривая: — Ну конечно, больнее. Хорошенькое дело: ЭТИМ листочком тереть место, куда укусила фея. Да ты ж, плакса, вообще ничего не знаешь, вообще — ни-че-го!

Лицо Сары перекосилось от боли. Она с возмущением произнесла:

— А я-то думала, вы хотите мне помочь. Ой! Ох!

— Конечно, ты могла и такое подумать. Почему бы и нет? И вообще, ты могла бы много чего подумать, — он радостно захихикал, — но все, что ты думаешь, — глупости. К тому же, сзади — на штанах — у тебя полным-полно травы!

Сара обернулась через плечо и увидела, что в данном случае он прав. Трава осталась на брюках с той поры, когда она скользила на пятой точке вниз по склону. Как могла, она стала смахивать с себя траву. И тут до нее дошло: этот человечек мстит ей. Мстит за то, что она застала его врасплох.

— Сами вы бяка и плакса, — обиженно проговорила она.

— Нет, ошибаетесь, — произнес он, — я — Хряксон. А Вас как зовут?

— Сара.

— Я так и думал.

К этому времени он выследил еще одну фею и брызнул струей. А потом для надежности наступил на нее и стал топтать. Несчастная фея пискнула в последний раз.

— Пятьдесят девять, — сказал Хряксон.

Сара все еще размышляла, как следует ей поступить. Казалось, Хряксон что-то знает обо всем происшедшем. В таком случае он должен быть заодно с Джарефом, разве не так? Может быть, он его шпион? Очень даже может быть! Нет, все-таки он не похож на шпиона: шпионы не бывают такими злыми. И не станут разыгрывать вас подобным образом, ну, право же, не станут. Хотя, если все, что Сара говорят, это глупости (как он сказал), тогда получается, что последняя ее догадка — тоже глупость. А если так, — подумала она, — значит, надо полагать, он и вправду — шпион. И тогда может оказаться, что его задание — убедить меня в том, что все мои мысли неверные, в то время как все они правильные… Но если все они правильные, — тогда он… не шпион. Следовательно, ему нет никакой выгоды убеждать меня в том, что я всегда неправа. Именно поэтому может оказаться, что я неправа — так, и поэтому… предполагается, что он все-таки шпион…

— Ой! — воскликнула она, вконец запутавшись в своих рассуждениях. Это напомнило ей один из тех рисунков, которые были у нее в какой-то книжке. На том рисунке вода текла не сверху вниз, как положено, а наоборот — вверх. И в то же время, куда ни ткни пальцем, казалось, там все нарисовано правильно. Так что понять, где скрыт обман, было невозможно.

Хряксон сорвал лист с другого растения и, сердито хлопая глазами, предложил его Саре. Она вынула палец изо рта. Боль понемногу стихала. Девушка отрицательно покачала головой и невольно засмеялась, глядя на его потешное морщинистое личико.

В ответ это личико сделалось темным от гнева. Хряксон презрительно посмотрел на Сару: он не привык, чтобы над ним насмехались.

Да ладно, — подумала Сара, — тут ничего не поделаешь. Шпионит он за мной или нет, но он здесь единственный, кого я могу попросить о помощи. Будь, что будет: она решила попробовать.

— Вы случайно не знаете, где здесь дверь, чтобы войти в Лабиринт?

Морщинистое лицо Хряксона перекосилось.

— Очень может быть.

— Отлично, так где же она?

Вместо ответа он наклонился в сторону, протягивая свой баллончик.

— Шестьдесят.

— Послушайте, так где же она?

— Где ЧТО ?

— Ну, эта дверь.

— Какая дверь?

— Дверь в этот Лабиринт.

— Дверь! В Лабиринт! Ничего себе, — хорошенькое дело, — и он засмеялся недобрым смехом.

Саре очень захотелось трахнуть его по башке.

— Вас проси-не проси — все бесполезно.

— Совсем не бесполезно, когда бы ты правильно задавала вопросы, — он искоса поглядел на нее. — Ты пока что зеленая, как огурец.

— Интересно, а что значит правильно задавать вопросы ?

Хряксон щелкнул себя по кончику носа.

— Это зависит от того, что хотят узнать.

— Ну что тут непонятного? Я спрашиваю: как мне попасть в Лабиринт?

Хряксон засопел, а глазки его заблестели.

— А-а, вот это другое дело.

Саре показалось, что в воздухе вновь раздались непонятные звуки, волшебные музыкальные звуки, похожие на гудение, которое она уже слышала, когда Король домовых был рядом с ней.

— Теперь ты попала почти в самую точку, — одобрительно проговорил Хряксон и закивал, делая за ее спиной какие-то знаки. — Ты должна только правильно задавать вопросы, если надеешься попасть к нам в Лабиринт.

Сара обернулась вокруг и вдруг увидела в этой могучей стене огромные, причудливой формы ворота. Она изумленно уставилась на них: она готова была поклясться, что еще мгновение назад их не было.

— Тут нет никаких дверей, понимаешь? — продолжал наставлять ее Хряксон. — И теперь единственное, что тебе следует сделать, это отыскать нужный ключ.

Сара посмотрела на человечка, затем снова обернулась вокруг и сразу поняла, что найти ключ не будет для нее большой проблемой. Возле себя она увидела коврик, наподобие тех, что стелют в прихожих. С двух сторон из-под коврика торчал ключ неимоверных размеров.

— Так, — сказала она, — это дело нам по плечу. Она нагнулась, чтобы поднять ключ. Однако оказалось, что ей под силу оторвать от земли лишь один его конец: или тот, или другой. Ключ был такой тяжелый, что у нее не было сил его поднять. А о том, чтобы вставить его в замочную скважину, не могло быть и речи.

Она со злостью посмотрела на Хряксона.

— Полагаю, не стоит надеяться, что вы меня выручите?

— Естественно, — сказал Хряксон.

Она попробовала снова, напрягаясь изо всех сил, поднять ключ. Но это было совершенно безнадежным делом.

— Ох, — проговорила она, — как это глупо.

— Ты хотела сказать: какая я глупая, — поправил ее Хряксон.

— Да заткнись ты, тухлый Дохляксон.

— Не смей меня так называть! — рассвирепел Хряксон. — Я не Дохляксон.

— Нет, Дохляксон! — повторила Сара.

Она вспомнила, как в ее школе, когда она была совсем маленькой, нараспев дразнили самых противных девчонок, и сейчас сделала также:

— До-хля-а-а-ак, до-хля-а-а-ак. Маленький — гадкий — вонючий… До-хля-а-ак!

Хряксон просто взбесился от злобы.

— Не смей меня так называть! — завопил он. — Ты! Сама… Ха-ха-ха! Такая дура — ты сама, если веришь в то, что тебе говорят!

— Дохляк! Дохляк!

— Дура! Дура! Прекрати! Прекрати!

— Маленький, мерзкий, противный Дохляк!

Хряксон первым взял себя в руки и остановился. А затем, с некоторой долей достоинства, произнес:

— Если бы у тебя было хоть чуточку разума, ты должна была хотя бы дотронуться до ворот.

Эти слова враз остудили Сару. Она замолчала, призадумалась, потом подошла к воротам и слегка толкнула — едва дотронулась — до них. Ворота распахнулись.

— Никто и не говорил, что они заперты, — заметил Хряксон.

— Очень умно с вашей стороны.

— Тебе КАЖЕТСЯ, что ТЫ — очень умная, — сказал Хряксон. — А знаешь почему? — он сделал паузу. — А потому, что ты ничему не научилась.

Сара не стала с ним спорить. Она осторожно вошла в ворота. Перед ней предстала нерадостная картина: там было сумрачно и страшно. Пахло, как на помойке, а вокруг, громче, чем прежде, гудели все те же звуки.

Девушка собрала всю свою отвагу и сделала два шага вглубь Лабиринта. Но тут же пришлось остановиться: почти сразу же за воротами был вход в узкий коридор. Этот коридор загораживал собой все пространство перед Сарой. Она заглянула внутрь. Коридор был такой узкий, а стены его такие высокие, что небо там сделалось похожим на щелочку. Во мраке коридора гулким эхом отзывались звуки капающей воды. Девушка дотронулась до стены коридора — и тотчас отдернула руку: стена была влажная, скользкая, будто покрытая плесенью.

Хряксон просунул голову в ворота и сказал:

— Славное местечко, правда?

Сара вздрогнула.

Теперь Хряксон вел себя по-другому. Он переменил тон, и в голосе его можно было услышать даже немного сочувствия и беспокойства за девушку.

— Скажи, ты на самом деле хочешь туда пойти, это правда?

Сара снова почувствовала в себе неуверенность.

— Я?… Да! — наконец произнесла она. — Да, хочу… А что? Есть какие-нибудь причины, чтобы я не хотела?

Говоря это, она стиснула пальцы в кулак, потому что место, куда она пошла, казалось ей беспросветно гибельным.

— Конечно, — ответил Хряксон, — есть тысячи причин, чтобы не ходить туда. Давай начнем так: а есть ли хоть какой-то смысл в том, чтоб идти туда? Я имею в виду: хотя бы маленький разумный смысл?

— Есть. Вот, пожалуйста… — она призадумалась. — Смысл в том, что я считаю… что я должна!

— Делать нечего, — сказал Хряксон таким обреченным тоном, каким дают понять человеку, что тот сам, и только сам, будет повинен во всех своих бедах. — Ладно… Так в какую сторону ты пойдешь: направо или налево?

Она посмотрела туда, посмотрела сюда — и не увидела абсолютно никакой разницы между этими двумя направлениями. Везде было одинаково мрачно. Каменные стены, казалось, в обе стороны тянутся до бесконечности. Она удивленно пожала плечами: хотелось, чтобы ей сейчас помогли. Но просить о помощи гордость не позволяла.

— Мне кажется, все равно, в какую сторону идти, — ответила она Хряксону.

— В таком случае, — сказал он, — ты вряд ли сможешь далеко уйти, а? Как ты думаешь?

— Ну и ладно, — сказала она сердито. — А сами-то вы пошли бы каким путем?

— Я? — он грустно рассмеялся. — Я бы не пошел никаким путем.

— Тоже мне — экскурсовод!

— Никогда не был экскурсоводом и никогда не говорил этого, разве не так? Хотя тебе, конечно, не помешало бы воспользоваться его услугами. А так, скорее всего, ты закончишь свое путешествие ни с чем: снова вернешься туда, откуда начала путь. И распишешься в том, что вела себя неразумно.

— Ну и пусть, — огрызнулась Сара. — Если Вы ничем больше не в силах мне помочь, то лучше б оставили меня в покое. Я уж как-нибудь сама разберусь со своим поведением!

— А знаешь, какая твоя главная ошибка? — спросил Хряксон.

Она не обратила внимания на его вопрос и стала вглядываться в коридор, пытаясь решить для себя, в какую сторону ей лучше пойти: направо или налево.

— Я скажу тебе, — продолжал Хряксон. — Главная твоя ошибка в том, что ты слишком многое принимаешь на веру. Вот, например, этот Лабиринт. Ну даже если ты и доберешься до его центра — в чем я о-очень сомневаюсь, — ты никогда не сможешь выбраться из него.

— Это ваше личное мнение, — сказала Сара и сделала шаг направо.

— И все-таки это мнение лучше всего того, что приходит тебе в голову.

— Благодарю вас за просто так, Хряксон.

— Я — Хряксон! — эхом раскатилось по коридору, а человечек остался стоять в воротах. — И не говори потом, что я не предупреждал тебя!

Но Сара, сжав зубы, уже сделала первые шаги по коридору — между сырыми и страшными стенами.

Она прошла еще несколько шагов, как вдруг услышала грохот и лязг — ворота позади нее захлопнулись. Она остановилась и, не в силах противиться своему желанию, бросилась назад — посмотреть, откроются ли ворота снова… Ворота не открывались.

Хряксон был по ту сторону ограды. Их с Сарой разделяла стена. Единственные звуки, которые теперь были слышны из Лабиринта, это были звуки капающей воды и прерывистого дыхания девушки.

Какой который

Сара набрала полную грудь воздуха и снова отправилась в путь по коридору. Семейство лишайников, живущее при входе на столбе, открыло свои глаза и уставилось на девушку. Глаза, качающиеся на тонких усиках, смотрели с любопытством. Когда девушка удалилась от семейства на безопасное расстояние, лишайники все глаза свели вместе, чтобы поболтать друг с другом о происшедшем. Большинство их не одобрило то направление, которое выбрала девушка. Это можно было понять по выражению их глаз, с которым они смотрели друг на друга. Уж кто-кто, а лишайники хорошо разбираются в выборе нужного направления!

Сара прошла по коридору между могучих стен довольно значительное расстояние, но конца проходу не было видно, будто он тянулся до бесконечности, и ничего не менялось по сторонам. Девушка прошла еще какое-то расстояние, и все одно и то же. Ну вот, — сказала она сама себе, — делаю еще сто шагов, и, если никуда на приду, надо будет думать, что предпринять дальше.

Раз, два,… девяносто восемь, девяносто девять. Стены тянулись в беспредельную даль.

— Такое безобразие и называется, что ли, Лабиринтом? — громко сказала она, чтобы побыть хотя бы в компании со своим голосом. — Это там, где нету поворотов, углов и вообще ничего нету. И то, что идет, идет и не кончается.

Она замолчала, вспоминая, какие слова говорил ей на прощание Хряксон.

Но может быть, все, что я сейчас сказала, и не правильно, — стала она рассуждать. — Может быть… может, все дело в том, что я принимаю на веру, чего нет на самом деле. Еще она подумала: Хорошо бы узнать, сколько осталось времени из тех тринадцати часов. Это не честно, что я не знаю.

Она снова сделала глубокий вдох — и припустила бегом. При этом ничего не изменилось. Лишь кирпичи, из которых были выложены эти бесконечные стены, стали быстрее мелькать. Сара побежала еще быстрее, быстрее — а стены все так же однообразно простирались вперед: без единого поворота и… без конца. И вот они уже закружились у нее над головой — она почувствовала, что силы покидают ее и сейчас она потеряет сознание.

Она упала на какую-то мягкую кучу. Она рыдала, слезы текли по щекам.

Семья лишайников, жившая поблизости, смотрела на нее с сочувствием и покручивала своими глазами.

Когда Сара немного пришла в себя, она решила открыть глаза. Ей захотелось делать это страшно медленно, ей казалось, в таком случае она увидит нечто совсем иное: дверь… дверь ее собственной спальни. Но все, что она смогла увидеть, открыв глаза, — это стены.

Она пронзительно вскрикнула от досады и затарабанила кулаками по стене.

И тут, словно отвечая на звонок в дверь, из щели между кирпичами, по которым она колотила, выползло крошечное существо, напоминающее червяка с огромными глазами.

— Кто там? — произнесло это существо радостным тоном.

Удрученная горем, Сара нехотя взглянула на червяка. Говорящий червяк, — отметила про себя она. — Конечно, я бы никогда не поверила, что червяки могут разговаривать, — она пожала плечами, — но в таком случае, может, он даст мне полезный совет.

И она тихонько спросила:

— Вы не знаете, как пройти через Лабиринт?

— Это вы мне? — хмыкнуло существо. — Да ведь я просто червяк.

Сара кивнула. Конечно, именно ЭТО она и могла ожидать в ответ.

— Заходите в гости — познакомитесь с моей женушкой, — пригласил ее червяк.

Сара нашла в себе силы слегка ему улыбнуться.

— Спасибо, — сказала она, — но мне надо пробраться через этот Лабиринт, а в нем нет ни проходов, ни поворотов — вообще ничего нет. — Она вытерла слезы. — Он только прямо все идет и идет.

— У-у-у, милочка, — сказал червяк, — да вы не туда смотрите. Совсем не туда… У нас тут полным-полно проходов. Просто вы их не замечаете.

Сара с недоверием стала оглядываться вокруг. Стены, одни лишь стены до бесконечности, тянутся в обе стороны. Во всем этом не было никакой логики. А может, наоборот: не было ничего кроме логики? И в этом-то вся беда: одна логика — и никакого смысла.

— Вот здесь же ЕСТЬ проход, — снова раздался голос червяка. — Ну прямо перед вами!

Она опять оглянулась: кирпичная стена, скользкая плесень, куча лишайников и ничего больше.

— Нет здесь никакого прохода.

Червяк громко засопел и ласково произнес:

— Зайдите лучше к нам в гости и выпейте чашечку хорошего чая.

— Здесь нет никакого прохода, — упрямо повторила Сара.

— А вы попробуйте другим путем, — вон там, — подбадривающе кивнул червяк. — Да не беспокойтесь, вы найдете. Но сначала надо бы все ж таки выпить чашечку хорошего чая.

— Но где же он? — спросила Сара вновь оглядывая голую стену.

— А я уж и чайничек поставил.

Это червячное гостеприимство замучило ее.

— Здесь одна лишь СТЕНА, — с досадой в голосе проговорила она, — и нет никакого прохода.

— О-хо-хо, — червяк тоже огляделся по сторонам. — Боже мой, какое славное местечко! Поймите, милочка, не всегда надо верить своим глазам, а уж особенно здесь. Особенно здесь. Так что нельзя все принимать на веру.

Сара пристально взглянула на червяка. Вот те на! Он угощает ее теми же словами, что и Хряксон. В голове у нее вновь зазвучал голос того человечка: Я? Я бы не пошел никаким путем.

Получается так: 1) Никаким путем и 2) Прямо перед тобой. Так что ей надо сделать?… Она решилась. Вплотную подошла к стене и, преодолевая отвращение, прижалась к ней — и… оказалась по ту сторону стены, в другом коридоре.

Сара ликовала от радости. Новый коридор тоже тянулся до бесконечности, но все-таки это был ДРУГОЙ коридор.

Девушка обернулась назад и с благодарностью произнесла:

— Спасибо, червячок. Ваш совет невероятно помог мне.

Она двинулась дальше в путь, как вдруг из-за спины донесся негромкий окрик:

— Эй, не ходи туда!

Это был голос червяка.

Девушка остановилась. Потом вернулась назад и, запыхавшись, спросила:

— Что вы сказали?

— Сказал я вот что: Не ходите в ту сторону.

— О-о-о, — Сара кивнула, — спасибо. — И отправилась в противоположную сторону.

Семейство лишайников смотрело ей вслед и с облегчением вздыхало.

— Фу-у, — отдуваясь произнес червяк и выкатил глаза, — наконец-то это закончилось. А ведь если б она пошла по первому пути, то прямехонько угодила бы в этот отвратительный замок.

В это время в каменном замке короля гоблинов — в королевском зале — разинув рот до предела, продолжал орать Тоби. Он был все в том же трикотажном костюмчике с красно-белыми полосами и все так же, изо всех сил, сжимал свои кулачки. Глаза у него были закрыты, лицо алое от натуги, и он выдавал свой концерт с такой громкостью, которая в обычные дни заставляла Сару стонать.

Джареф с любопытством смотрел на младенца, и легкая улыбка не сходила с его лица. В этом месте кроме Джарефа, пожалуй, и некому было интересоваться Тоби. Там вокруг скакали лишь домовые: рогатые, или поросшие густой шерстью, или в шлемах, надвинутых на морды. Они скакали по вонючему полу, по ступенькам королевского трона, гонялись за цыплятами или за черным поросенком, на которого тоже был нахлобучен шлем. Некоторые домовые ссорились и бранились из-за лакомого кусочка, некоторые залезали в банки и горшки, в надежде отыскать что-нибудь вкусненькое. Кто-то, сидя на корточках раздирал и обгладывал кости, а кто-то лишь злобно поглядывал на остальных своими безумными глазами.

Весь пол в зале был завален полупустыми большими тарелками: с объедками пищи, кусочками протухшего мяса, гниющими овощами, всякими отбросами и прочей гадостью. Небольшой птеродактиль — летающий ящер — грозно хлопал там крыльями, пытаясь воспользоваться удобным случаем, чтоб урвать свою долю. Кривая корона висела над королевским троном как знак могущественного владыки. Корона была украшена рогами барана, и в ней орел-стервятник по случаю свил себе гнездо. А может быть, Джареф поселил его там для своего собственного удовольствия.

Королю гоблинов было необходимо, чтобы его развлекали. Но его подданные — домовые, по правде говоря, были скучными созданиями. Они были настолько тупы, что без посторонней помощи не могли отыскать путь через Лабиринт. У них не было ни ума, ни опыта. В стародавние времена, когда многих непослушных и вредных малышей родители предлагали домовым, Джареф думал, что очень скоро ему попадется тот, кого он сможет сделать достойным своего трона. Тот, чья юная кровь освежит Джарефа и вольет в него новые силы. Тот, кто бодростью духа развеет мысли о старости, которые начали угнетать короля гоблинов.

Но шли годы. Просьбы родителей украсть у них ребенка становились все реже и реже, и от этого Джареф делался еще угрюмее. Он перестал смотреть на себя в зеркало и не подходил к водной поверхности. Он чувствовал, как глубокие морщинки пролегли от углов рта, как избороздили они его лоб.

Удобно расположившись на своем мягком овальном троне, Джареф смотрел теперь на фигурку ревущего Тоби. Если повезет, — думал он, — из малыша со временем может выйти отличный, умненький домовой. Он, наверное, научится разным их штучкам. И уж во всяком случае, оценит самого Джарефа. А там, глядишь, начнет помогать ему и в управлении этим разваливающимся королевством. По крайней мере подбросит Джарефу свеженькие идеи из области шуточек. А то старые проказы, такие, как сотворить овцу о двух головах, заставить свернуться молоко, уронить на пол сковородку, похитить ночную одежду, оставить фруктовые деревья без плодов, сдвинуть с места столы, навести плесень на хлеб, — все они повторялись так часто, что до смерти ему надоели и казались теперь просто жалкими.

Джареф зевнул и устало оглядел тронный зал. Стены были украшены черепами и летучими мышами. Господи, — подумал он, — черепа да еще летучие мыши, — какое убожество. Он с надеждой посмотрел на часы. Стрелки в форме острых мечей показывали половину четвертого. Оставалось ждать еще девять с половиной часов до тех пор, пока звонарь-домовой пробьет тринадцать раз. Надо что-то придумать, чтобы убить это время. Он встал с трона, вытянул руки вперед, расставил их в стороны и начал прохаживаться по залу. Какой-то маленький домовой просеменил рядом. Джареф пригнулся, схватил его за шкурку и поднял в воздух. Домовой очумело уставился на своего короля.

— Ты чумовой домовой, — произнес Джареф и нарочито громко засмеялся.

Все остальные гоблины, как один, завыли от восторга. Ведь Джареф был их королем столько времени, сколько они могли припомнить (но никак не больше четырех секунд). И к тому ж они полагали, что он на веки вечные останется их королем.

От всего этого Джарефа передернуло, и он сморщился как от боли. Сара одна продолжала брести по каменным коридорам: все таким же высоким и пугающим. Но теперь они уже не тянулись до бесконечности в пространстве и времени. Иногда ей стали попадаться перекрестки и развилки, поэтому можно было выбрать, в какую сторону пойти, куда повернуть. Чтобы не запутаться и не кружить на одном месте, Сара придумала такой способ: губной помадой, которую она случайно прихватила из дома, стала наносить стрелочки на стену перед каждым поворотом или переходом. Каждая стрелка показывала, откуда пришла девушка и куда направляется дальше.

Но всякий раз, когда Сара продолжала свой путь, входя в новый коридор, какое-то маленькое существо за ее спиной вытаскивало кирпич с нарисованной стрелкой, переворачивало его вверх ногами и аккуратно ставило на место, так что стрелка больше не была видна.

Сара нанесла уже восемнадцать стрелок, и, когда рисовала следующую, девятнадцатую, кусочек помады треснул и, обломившись, осыпался на пол. Девушка выкрутила остальную часть помады, закончила стрелку, а потом пошла дальше: по новому пути, который она выбрала. За ней неотступно, крадучись, следовал отряд гоблинов. Но Сара неотрывно смотрела вперед и не замечала их. Она сделала еще несколько шагов и попала в огромный каменный мешок: перед ней была глухая стена. Девушка заглянула там во все ниши и закоулочки, за все выступы и столбы, но дальше прохода, действительно, не было. Она удивленно пожала плечами и вернулась назад — к тому месту, где нарисовала последнюю стрелку.

Она подошла к тому углу, где должна быть стрелка, но ничего не увидела.

Очень странно, — подумала Сара, — я уверена, стрелка была здесь: на этом углу, на этом самом кирпиче. А теперь все кирпичи тут чистые.

Она насупилась и огляделась: вот же — на полу — валяется кусочек помады. Она снова, еще внимательней уставилась на стенку — стрелки нигде не было. Да, это доказывало лишь одно: в этом месте творится что-то неладное.

Она выбросила остаток помады и громко произнесла:

— Кто-то стирает здесь мои значки. — Она была уверена, что злоумышленник где-то рядом и слышит ее. — Какое гадкое это место! И к тому же это не честно!

— Вы правы, — услышала она голос позади себя, — это НЕ честно!

Она вздрогнула от испуга и стала глядеть по сторонам. В глубине каменного мешка, в стене, она вдруг увидела две овальные двери. И перед каждой столбом стоял стражник.

Во всяком случае, — подумала она, — скорее всего, это стражники: стоят как истуканы и одеты в доспехи.

Но когда она пригляделась к ним повнимательней, то стала сомневаться в своей догадке: уж больно смешно они выглядели. Они стояли широко растопырив ноги — наверно, чтобы не упасть, ведь в руках у них были щиты необыкновенно больших размеров и, по-видимому, страшно тяжелые. Щиты были разукрашены разными геометрическими фигурами, разрисованы какими-то завитушками и схемами.

Бедняжки, — подумала Сара, — сколько же надо иметь терпения и сил, чтобы все время стоять вот так прямо.

У того, что был слева от нее, глаза, выглядывавшие из-под шлема, ужасно косили — точно так, как у ее дядюшки Леопольда, которого она ласково звала Лео. Поэтому про себя Сара решила: Левого стражника я тоже буду называть Лео.

Какие глаза у того, кто справа, она понять не могла: шлем у него был нахлобучен так низко, что лица вообще не было видно. Может они и близнецы, — подумала девушка, — но в их внешнем виде не все абсолютно одинаково. И чтобы не путаться, правого стражника она про себя назвала по имени другого своего дядюшки — Теодора — Тео. Получилось так: слева — Лео, справа — Тео.

Разобравшись с именами и запомнив их, она заметила самое удивительное: снизу из-под каждого щита выглядывало еще одно лицо, получалось что-то наподобие карточного валета пик. Эти странные перевернутые персонажи, казалось, навсегда застыли в своих крайне неудобных позах, вцепившись снизу в щиты огромными крючковатыми, когтистыми лапами. Недолго думая, Сара окрестила перевертышей Джимом и Тимом — чтоб было в рифму. Похоже, эти двое немало тяжести добавляли к тому грузу, от которого и без них пошатывались бы Тео и Лео.

После первых же слов, обращенных к ней, Сара поняла, что именно Джим заставил ее вздрогнуть от испуга, когда совершенно неожиданно произнес в ее адрес: Вы правы. Теперь он добавил к тем словам: И это лишь половина того.

— Половина чего? — удивилась Сара, перегибаясь вперед и склоняя голову так, чтобы оказаться перед говорящим лицом к лицу. Она чувствовала: остаться стоять прямо было бы для нее сейчас непростительно грубо. Надо всегда стараться как-то подстраиваться под тех, с кем имеешь дело, — даже здесь.

— Половина того, что больше этого вдвое, — ответил Джим.

— Вдвое больше чего? — с трудом сохраняя выдержку, спросила Сара.

— Вдвое больше, чем половина того, — последовал невозмутимый ответ.

— Погодите, — Сара подняла руку и пальцем указала на дальнюю стену каменного мешка, — вот здесь еще минуту назад была глухая стена.

— Нет, — это проговорил Тим-перевертыш. — ВОТ глухая стена, у вас за спиной.

Сара снова выпрямилась и обернулась. Он был прав. Проход, по которому она вошла сюда, теперь был перекрыт могучей стеной.

— Эй! — возмущенно воскликнула она. — Это не честно. В этом месте все непрерывно меняется. Что же мне прикажете делать?

— Это зависит от того, кто будет приказывать, — сказал Джим.

— А не от половины того, — добавил Тим.

— Попробуйте войти в одну из этих дверей, — предложил Джим.

— От одной двери путь ведет прямо к нашему замку, — подбадривая девушку, проговорил Тим, — зато другой путь ведет к неминуемой гибели.

Сара, задыхаясь от волнения, вымолвила:

— А какой — который?

Джим покачалсвоей перевернутой головой.

— Этого мы сказать не можем.

— Ну почему?

— Потому что не знаем! — радостным воплем победителя закончил Джим.

— А вот ЭТИ должны знать, — тоном заговорщика проговорил Тим и кивнул в сторону Тео и Лео.

Ну вот, хоть какая-то польза от этих перевертышей, — подумала Сара.

— Тогда их спрошу, — сказала она.

Но не успела больше произнести ни слова, потому что ее опередил Тео. Очень медленно, назидательным тоном он произнес:

— Ах, послушайте, Вы никак не сможете спросить НАС. Потому что Вы можете спросить лишь ОДНОГО из нас.

Сара заметила, что он вообще с трудом вытягивает из себя слова и к тому же заикается.

— Да-да-да, такие у нас правила, — быстренько подхватил Лео, и глаза у него совсем перекосились. Он стал тыкать своим пальцем по загогулинам на щите, которые вполне вероятно могли быть их правилами. — И я считаю своим долгом предупредить вас, что один из нас ВСЕГДА говорит правду, а другой всегда лжет. Это тоже наше правило. — Он показал глазами на соседа. — Вот ОН всегда врет.

— Не слушайте его, — нравоучительно проговорил Тео, — он Вас обманывает. Именно я — тот, кто говорит правду.

— Это ложь! — возмутился Лео.

Джим и Тим в это время дружно хохотали, спрятавшись за щиты. Довольно-таки наглые типы, — подумала Сара о перевертышах.

И тут Джим обратился к ней:

— Понимаете, если Вы спрашиваете одного из них, то невозможно понять, говорит он правду или ложь.

— Подождите-подождите. — Сказала девушка. — Я знаю такую загадку. Я слышала ее давно, только никак не могла отгадать.

В этот момент Тео пробормотал:

— Он врет.

— Сам он врет, — тут же ответил Лео.

Сара потерла бровь и стала размышлять вслух:

— Я помню, должен быть один вопрос, который надо задать, причем совсем неважно, кому из двоих его задавать, — она даже прищелкнула языком от нетерпенья. — Ну как мне сообразить, какой это вопрос?

— Давай-ка поживее, — раздраженно проговорил Тим. — Мы не можем здесь стоять целый день.

— Что это значит: «мы не можем»? — рявкнул Джим. — Это ведь наша работа — мы с тобой — стража на посту.

— Ах, да, я совершенно забыл.

— Не ссорьтесь, — приказала им Сара. — Что делать, если я не умею думать.

— Я говорю правду, — настойчиво повторил Тео, не вытаскивая головы из-под шлема.

— Ох-хо-хо! — автоматически отозвался Лео. — Какая ложь!

А Сара тем временем пыталась самостоятельно решить эту задачу. Она медленно вела пальцем по воздуху, размышляя вслух: Сперва надо найти, кто говорит неправду… Но… нет, с этого конца ничего не выйдет. Поэтому… Сначала надо придумать такой вопрос, который можно задать любому… и получить… одинаковый ответ.

— О, прекрасная мысль, — загоготал Тим. — Известно ведь, что один из нас говорит правду, а другой всегда лжет. И после этого вы хотите найти вопрос, на который мы оба ответим одинаково? О, это будет грандиозно. Это великолепный вопрос, вот что я вам скажу. Да-а-а.

И тут Сара прищурилась. Ей показалось, она отыскала тот самый вопрос.

— Ну-ка, ребята, — сказала она, — кого мне спросить?

Лео и Тео одновременно кивнули друг на друга. С легкой улыбкой Сара обратилась к Тео:

— Пожалуйста, ответьте: да или нет. Должен ли ОН, — она указала на Лео, — сказать, что от этой двери, — она ткнула пальцем туда, где стоял Тео, — идет путь в замок?

Лео и Тео сначала посмотрели на нее, потом друг на друга, а затем зашептались.

Наконец, Тео уставился на девушку и выдохнул:

— Ух… Да!

— В таком случае, мне нужна ДРУГАЯ дверь, — закончила Сара и показала на левую дверь, — именно от нее будет путь в замок. А если пройти через эту дверь — жди гибели.

— Как Вам удалось это узнать? — медленно проговорил Тео, и в голосе его прозвучало неподдельное огорчение. — Может быть, отвечая ДА, он сказал бы вам правду.

— А тогда бы вы не смогли сказать правду, — ответила Сара. — Получается так: если Вы говорите, что он скажет ДА , то в любом случае правильным ответом будет НЕТ .

Она была ужасно рада, что сама разгадала эту загадку.

А Лео и Тео выглядели удрученными. Они чувствовали себя так, будто их явно надули.

— Но ведь Я тоже мог сказать правду, — возразил Тео.

— Тогда ОН должен был мне наврать, — сказала Сара и широко улыбнулась: она не могла больше скрывать своей радости. — И все равно, правду Вы произносите или ложь, так или иначе: если Вы говорите, что он должен сказать ДА, я знаю — верным ответом, все-таки будет НЕТ.

— Погодите минутку, — проговорил Тео и нахмурился. — Эй, разве это правильно?

— Не знаю, не знаю, — беззаботно откликнулся Лео, — Я вас не слушал.

— Это правильно! — сказала Сара им обоим. — Я решила эту задачку. А раньше никак не могла. — Она просияла. — Мне кажется, я становлюсь сообразительней!

Она подошла к двери, перед которой стоял Лео.

— Какая умненькая! В самом деле, — огорченно произнес Джим и показал Саре язык.

Она ответила ему тем же и настежь распахнула дверь.

— Для меня это пара пустяков, — бросила она им через плечо. Перешагнула дверной проем и полетела вниз. В какую-то дыру — то ли в шахту, то ли — колодец.

Сара закричала.

Крышей этого колодца был диск света. И он уменьшался прямо на глазах.

Дурные воспоминания

Сара спиной падала в глубь колодца и кричала. И в это время почувствовала: ее падение задерживают какие-то мягкие предметы, о которые она все время задевает. Что-то похожее на большие толстые листья или огромные мясистые грибы, вырастающие из стен этой бездны. Но когда в любое мгновение ждешь страшного удара от падения, не особенно задумываешься о названии того, что может тебя спасти.

Поэтому Сара пыталась ухватиться за какой-нибудь выступающий предмет. И наконец — о, счастливый случай! — ей повезло. Ее рука прямо шлепнулась на поверхность одного из этих предметов и оказалась намертво зажатой в запястье. Девушка почувствовала толчок такой силы, что едва не разорвалась на части. Но все-таки уцелела и осталась качаться в воздухе на своей зажатой руке.

— Ох! — только и смогла произнести она с облегчением, едва переводя дух.

Понемногу она стала приходить в себя. Посмотрела вниз — на дно колодца — и поняла, как близка к тому, чтоб расшибиться в лепешку. Дна не было видно — один лишь длинный вертикальный тоннель, из которого выступали те самые предметы, что не дали ей погибнуть. Она глянула вверх — и увидела высоко-высоко над собой дверной проем, откуда начала падать.

Постепенно глаза ее привыкли к сумраку, и она разглядела то, что держало ее: это была кисть руки. И вокруг, высунувшись из стен колодца — словно морские водоросли, — торчали, покачиваясь и ощупывая воздух, кисти рук.

Чувство облегчения сменилось тревогой: она была в плену у какой-то руки, где не было вообще никаких других частей тела. И не понятно, как можно выбраться из этого плена… А вдруг это не руки, а лапы каких-то хищных зверей. Или пауков, которые держат свою жертву и постепенно растворяют ее, превращая в пищу. Девушка испуганно стала смотреть вниз-вверх, не висят ли там скелеты, как бывает в диких джунглях, когда люди оказываются в западне. Но ничего такого не увидела.

Зато почувствовала, как другие руки ищут, тянутся, дотрагиваются до нее, хватают за бедра, шею, за ноги.

Она содрогнулась от омерзения и закричала:

— Прекратите!

И понимая, что просить здесь о помощи бесполезно, все-таки стала звать:

— Помогите! Помогите!

Девушка начала изворачиваться, пытаясь сбросить с себя чужие руки. А свою свободную руку вытянула перед собой, отчаянно пытаясь хоть за что-нибудь ухватиться, чтобы вырваться оттуда.

Но единственное, за что можно было там ухватиться, — еще одна чужая кисть. Но это была и последняя надежда.

Нерешительно Сара вложила свою руку в чужую ладонь, и та мгновенно сомкнулась, сильно сжав ее. Теперь девушку держали крепче прежнего — она оказалась затянутой в паутину из рук.

— Помогите! — взмолилась она.

И тут кто-то хлопнул ее по плечу. Сара повернула голову, чтобы посмотреть, кто это. Можно представить, каково было ее удивление, когда она увидела из-за плеча, как несколько рук исхитрились изобразить из себя человеческую рожицу: двумя пальцами, соединенными в кружок, они сделали глаза, а двумя ладонями, сложенными вместе, — рот.

И этот рот заговорил с ней.

— Что вы имеете в виду под словом помогите ! Ведь мы только и делаем, что ПОМОГАЕМ. Мы — Руки Помощи.

— Вы делаете мне больно, — проговорила Сара, хотя это была не совсем правда. Страх, а не боль — вот что причиняло ей страдание.

Теперь вокруг нее появилось еще несколько таких рожиц.

— Вы хотите, чтоб мы исчезли? — спросил кто-то из них.

Сара мельком глянула вниз, и у нее вырвалось:

— Ах… нет.

— Ну ладно, — произнесла одна рожица, — тогда поторапливайтесь. И говорите, каким путем.

— Каким путем? — в замешательстве спросила она.

— Ну, вверх или вниз?

— А-а-а… — она еще больше смутилась. — Э-э-э…

Она невольно глянула на самый верх, где все еще брезжила полоска света. Но ведь это же будет моим поражением, — подумала она. И глянула вниз — в бездонную черную пропасть.

— Давайте, давайте поживей, — подстегнул ее нетерпеливый голос. — Что, мы здесь должны торчать целый день?!

«А что, не должны?» — подумала Сара.

— Это очень важное для нее решение, — произнес какой-то сочувственный голос.

— В какую сторону вы хотите двигаться? — спросил все тот же настырный голос.

В этом Лабиринте кого ни встретишь — все начальники, — подумала Сара. — У меня было всего-навсего тринадцать часов, чтоб отыскать братика. И, бог знает, сколько уже прошло времени. Ну почему эти человечки здесь (если, конечно, их можно так назвать) все такие важные, а?

— Живей, живей!

— Да… хорошо… — Сара все еще колебалась: вверх или вниз. Вверх — глупо. А вниз — страшно.

Вокруг нее теперь было полным-полно этих рожиц. Видя ее нерешительность, некоторые хохотали, прикрывая рты другими ладонями.

Она сделала глубокий вдох и наконец произнесла:

— Итак, вот путь, который я выбрала… Я продолжаю спускаться вниз? — услышала девушка шушуканье, среди пересмешников. — Она хочет… вниз!

— А что в этом плохого? — робко поинтересовалась девушка.

— Теперь слишком поздно, — отозвалась одна из рожиц.

После этих слов Руки Помощи начали опускать Сару в глубь колодца, осторожно передавая ее из Рук в Руки. При этом они запели песенку, похожую на ту, что когда-то хором напевали грузчики в порту, разгружая прибывший корабль:

Ниже, ниже, ниже, ниже,

Опусти пониже, братцы.

Час веселья ближе, братцы.

Ниже, ниже, ниже, ниже,

Опусти пониже, братцы,

Грусть- тоску гони же, братцы,

Ниже, ниже, ниже, ниже.

Вот так, с песней, Руки Помощи опустили Сару до низа колодца. А там лежала крышка люка, ведущего снова вниз. Другие Руки сняли эту крышку, а третьи — те, ловко поддерживая девушку, стали помогать ей спуститься на самое дно.

Напоследок она увидела, как Руки Помощи помахали у нее над головой, словно прощаясь и желая добра.

Едва она очутилась на каменном полу в мрачном подвале, крышка люка с лязгом захлопнулась. И Сара осталась сидеть в кромешной темноте, совершенно опустошенная.

Неподвижное лицо Сары ярко и четко высвечивалось внутри шара, которым владел Король гоблинов. — Теперь она в Тупике Забвения, — заметил Джареф.

Домовые гадко хихикали вокруг, танцуя и подпрыгивая. Челюсти их раскрылись от ржачки, они корчили рожи и похлопывали себя по бокам.

— Заткнитесь! — приказал им Джареф.

Домовые замерли на месте. А головы их, подергиваясь, стали поворачиваться так, чтобы видеть своего короля. Один, самый хитрый, спросил:

— Не так, что ль, смеемся?

— Она не должна была попадать в нашу темницу, — сказал Джареф, продолжая рассматривать изображение лица Сары. Он покачал головой. — Ну уж теперь-то ей придется остановиться.

— Она ни за что не остановится, — сказал проницательный гоблин.

— Ха-ха, — безрадостно засмеялся Джареф. — Не остановится? Остановится, и очень скоро — когда ей придется начать все с начала.

Он с большим удовольствием представил себе, что его Лабиринт — это настоящая игра: если вы оказываетесь слишком близко к победной клетке на игровом поле, то вам грозит встреча со змеей, которая отбросит вас в самое начало. Никто еще не смог пробиться в его игре к заветной цели, и очень мало кому удалось продвинуться так далеко, как этой нахальной девчонке. Жаль, что она слишком велика по возрасту, чтобы обратить ее в гоблина.

Джареф снова пристально вгляделся в свой шар — да, слишком стара, чтобы стать гоблином. И слишком юнна, чтобы оставить ее у себя. Будь прокляты эти невинные глаза! Ее надо немедленно, пока она не стала серьезной угрозой для Тоби, отправить назад в клетку номер один. И он, Джареф, знает подходящую для такого дела змею.

— Хряксон! — произнес он, вращая прозрачный шар. В шаре появилась физиономия Хряксона.

— Она в темнице, — сказал Джареф. — Проводи ее к нашему входу.

Хряксон, скривив лицо, покачал головой:

— Она уже такая опытная, Ваше Величество. Это дело совсем не простое…

— Делай, что говорят! — Джареф подкинул шар в воздухе, и тот пропал, будто лопнул мыльный пузырь.

Король гоблинов тихо и зло рассмеялся, представляя, какое лицо он увидит в шаре, когда Сара поймет, что находится снова у наружных ворот Лабиринта. Это будет, что надо, — подумал он. Откинув голову назад, он загоготал.

Домовые с недоумением следили за ним. Может, теперь им тоже надо смеяться?

— Ребята, поехали! — приказал им Джареф.

И тут началось. Домовые как дикий и злобный народец пустились веселиться на всю катушку. Самый матерый из них, вроде дирижера, заправлял ими, доводя всю компанию до безумного восторга.

Сидя на полу темной клетки, Сара думала о том, что теперь она бы попросила у Рук Помощи вызволить ее отсюда и поднять наверх, к свету. А здесь на что можно надеяться?

В темноте слух ее обострился: она уловила слабый скребущийся звук.

— Кто здесь? — испуганно проговорила она. — Кто здесь?

Тело ее напряглось как струна.

— Я, — прозвучало в ответ. Голос был хриплый и сердитый.

Снова там что-то заскреблось, и вспыхнул огонек — как от чиркнувшей спички. Затем появилось пламя, похожее на факел. И девушка увидела, что в ее камере — на плохонькой скамейке — сидит Хряксон. Он держал над собой горящий факел — так, чтобы оба они могли видеть друг друга.

— Ох, — воскликнула девушка, — Хряксон, как я рада, что встретила вас! — Сара и впрямь была готова и заключить его в свои объятия.

— Да, конечно, — грубовато ответил Хряксон. Он был слегка смущен такой ситуацией, в которую влип. — Что и говорить: приятно встретиться снова.

Сара приблизилась к нему и вошла в полосу света.

— Что вы здесь делаете? А главное, как вы ПОПАЛИ сюда?

Хряксон неопределенно пожал плечами и наполовину отвернулся от нее.

— Да вот, говорят, ты попала в беду — вскорости после того, как мы познакомились. Ну я и… это… того… пришел подсобить тебе.

Еще одна Рука Помощи, — подумала Сара и вздрогнула. — Нет уж, хватит: этих рук было предостаточно.

— Вы хотите сказать, — обратилась она к человечку, — что намерены помочь мне разобраться в этом Лабиринте?

— Разобраться в Лабиринте? — насмешливо переспросил Хряксон. — А знаешь ли ты, где сейчас находишься?

Девушка огляделась по сторонам. В световом круге, исходившем от факела, она увидела каменные стены, каменный пол и каменный потолок. Вся роскошь этого подземелья заключалась в грубо сколоченной деревянной скамейке.

— О, мы решили осмотреть свои покои, не так ли? — голос Хряксона из просто насмешливого сделался ядовитым. — Я полагаю, маленькая леди успела заметить, что здесь НЕТ дверей — только дыра наверху?

Сара изо всех сил вглядывалась в темноту, пока не убедилась, что его слова были правдой.

— Итак, — продолжил Хряксон, — это — Тупик Забвения, в нашем Лабиринте их полно.

Саре стало горестно и больно: и от того, что она сейчас узнала, и от того, каким тоном с ней разговаривал Хряксон.

Она ответила ему тем же тоном, полным презрительного сарказма:

— В самом деле?… Это очень мило.

— Не пытайся изображать из себя героиню, — сказал он. — Небось не знаешь, что такое настоящий Тупик Забвения?

— А вы?

— Знаю, — ответил Хряксон и с нескрываемой гордостью добавил: — Это место, куда сажают людей, чтобы забыть о них.

Хряксон стал скрести свою шею и одновременно, с важным видом оглядывать подземелье. Похоже, слова его не пропали даром: девушка застывшим взглядом смотрела на колеблющиеся в отсветах пламени стены и… дрожала.

…Чтобы забыть о них, — крутилось у нее в голове. Может быть так и собирается поступить с ней Джареф? Просто взять и забыть?

Она чувствовала, как все закипает в ней от возмущения. Ведь это НЕЧЕСТНО. Нашел тоже, с кем мериться силой. А сколько было преград на ее пути! И все-таки она смело начала свой путь. И вот теперь он хочет швырнуть ее сюда, чтобы она сгнила здесь? Не может он так поступить. Или может?…

Хряксон с факелом направился в дальний, неосвещенный угол темницы. И жестом поманил Сару. Она пошла за ним, отбрасывая на стене огромную тень… В углу валялся скелет. Он лежал на спине с согнутыми коленями, упершись черепом в стену.

Сара готова была закричать, но тут в голове пронеслась мысль: нет, так вести себя нельзя. Она должна пересилить, переломить себя и остаться внешне холодной.

— Теперь понятно? — Хряксон искоса глянул на нее. — Этот Лабиринт — опасное место. Совсем неподходящее для маленьких девочек.

Она посмотрела на Хряксона. Кого это, интересно, он называет маленькой?

Человечек кивнул в сторону скелета.

— Вот и тебя ждет такой же конец, если вздумаешь продолжить свой путь, — в одном из Тупиков Забвения. Поверь мне, много чего дурного останется в твоей памяти о Лабиринте. Так что тебе надо думать об одном: как унести отсюда ноги.

— Но я должна отыскать своего братишку.

— Да забудь ты про это. Так уж получилось, — Хряксон теперь пальцем усиленно тер щеку, — так получилось, что я узнал короткий путь отсюда к выходу из Лабиринта.

— Нет, — твердо сказала она. — Теперь я уже не могу отказаться. Слишком далеко зашло дело. И мне кажется, я начала его не так плохо.

Он кивнул и совсем другим, мягким голосом тихонько подтвердил:

— Ты вела себя великолепно.

Потом шумно втянул в себя воздух сквозь зубы и проговорил нарочито громким трескучим голосом, как раньше:

— Но ведь здесь лишь начало Лабиринта. Ты сделала в нем лишь первые шаги. А дальше… дальше будет НАМНОГО хуже.

В том, как он произносил последние фразы, было что-то фальшивое. Сара почувствовала это и насторожилась.

— Почему это, интересно, вы так заботитесь обо мне? — спросила она.

— Почему? Она еще спрашивает, почему? — в голосе Хряксона прозвучало огорчение. — Потому что Я — такой. Вот и все. Прелестная юная дева… и страшная, гиблая темница…

— Послушайте, — перебила его Сара, — мне кажется, вы любите драгоценные вещицы, ведь правда?

Он скривил личико и медленно проговорил:

— Это почему?

— А я вижу, вы все время носите очень милые безделушки, — она указала на цепь с украшениями, которая свисала у него с пояса. Сара не могла побиться об заклад — там было сумеречно, но она была почти уверена, на его лице засияла горделивая улыбка, а на небритых щеках появился легкий румянец.

— Спасибо, — сказал он.

— Если вы поможете мне пройти через Лабиринт, — она остановилась и перевела дыхание, — я подарю вам… — она сняла с руки браслет — это была дешевка из пластмассы, и совсем не то, что дарила ей мама и она надевала, когда хотела покрасоваться, — вот это! — закончила она и протянула ему браслет.

— Хм, — Хряксон облизал губы и оценивающим взглядом посмотрел на вещицу.

— Он ведь вам нравится, правда?

Девушка и без ответа видела, что это так на самом деле. А Хряксон, насмотревшись на браслет, перевел взгляд на кольцо, что блестело у нее на пальце. Оно тоже не имело большой ценности, но Сара любила его: именно это кольцо мать надевала всякий раз, когда играла Гермиону в «Зимней сказке» Шекспира.

— Да как тебе сказать, не очень, — ответил Хряксон. — И послушай: давай поступим таким образом. Ты — даешь мне браслет. А что делаю я? А я… ВЫВОЖУ тебя из Лабиринта. Ну как, годится?

— Но ведь вы предлагали мне это за просто так, — заметила Сара.

— Конечно, — согласился человечек. — Поэтому такой поступок с твоей стороны будет особенно милым, — сказал он и протянул руку за подарком.

— Э, нет, — Сара отдернула свою руку, в которой держала браслет. — За это вы должны показать мне дорогу ТУДА, а не обратно. И причем, до конца.

Хряксон громко запыхтел.

— С чего это вдруг наша маленькая мисс так уверена, что Хряксон знает, как пройти ТУДА?

— А ведь вы ж смогли попасть сюда, правда ведь?

— Что-что? — прокудахтал Хряксон и одобрительно закивал головой. — Да-да-да, но… должен сказать, все это были цветочки. Ты еще никуда не пришла. И пошевели немножко своими мозгами, ну… дальше этого места ты идти не должна. Это факт. Ты сделала все, что в твоих силах, и даже больше того. Доказала, что ты умненькая и храбрая девочка, и совсем не заслуживаешь той участи, которая тебя здесь ожидает. — Он многозначительно посмотрел на скелет — тот, казалось, приплясывал вместе с колеблющимся огнем. — Нет-нет, ты достойна того, чтоб тебя спасти. Я говорю это потому, что сильно тебя уважаю. Ну, так что будем делать? — Он в упор — снизу вверх — уставился на нее из-под своих кустистых бровей. Такие настырные глаза бывают лишь у тех, кто трезво смотрит на мир.

Девушка посмотрела ему прямо в глаза. Какую бы роль этот человечек не играл в данной игре, — подумала она, — он играет ее плохо. Ей пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться ему прямо в лицо.

— Послушайте, что Я вам скажу, — произнесла она, прищурив глаза. — Если Вы не можете провести через весь Лабиринт, доведите меня докуда можете. А дальше… а дальше, я сама как-нибудь попробую добраться.

Теперь он с отвращением глядел на нее.

— Фу! Из всех трердолобых тупиц, что когда-либо мне встречались…

Сара побренчала браслетом перед его носом.

— Хорошая сделка, смотрите! Но только без всяких условий: браслет — и все. Ну как, годится?

Браслет кружился у нее в руке, и вслед за браслетом двигались глаза человечка. Потом он как бы нехотя спросил:

— Из чего он сделан?

— Это пластмасса.

Глаза человечка просияли. Он поднял свою толстую коротенькую ручонку и подставил так, чтобы Сара надела на нее браслет. Когда браслет оказался на его запястье, он оглядел новинку со всех сторон и на личике, помимо его воли, выступила горделивая ухмылка.

— Я ничего не обещаю, но… — сказал он и решительно крякнул, — проведу тебя вперед докуда смогу. А потом — добирайся как знаешь. Идет?

— Идет! — согласилась Сара.

Он тоже кивнул. Глаза его радостно блестели всякий раз, как он бросал взгляд на браслет.

— Пла-стмас-са! — завороженно прошептал он.

— Пойдемте ж, наконец, — нетерпеливо прервала его Сара.

И тут Хряксон как туго закрученная пружина пустился в работу. Девушка никогда бы не догадалась, что в этом маленьком, хилом на вид существе может быть столько силы. Первым делом он схватил тяжеленную деревянную скамейку и поставил ее на попа, прижав плоское дощатое сиденье к гладкой стене. Сара удивилась, увидев на обратной стороне досок — справа и слева — две ручки от дверей. Но была совсем поражена, когда Хряксон повернул одну из них — и сиденье в том месте превратилось в дверь. Она оказалась вделанной в каменную стену. Это не честно, — успела подумать Сара. А Хряксон, с самодовольной гримасой, прямо-таки распираемый от гордости, сделал широкий жест рукой, указывая девушке на дверь, и, распахнув ее, шагнул в нее.

Сара готова была уже последовать за ним, как вдруг из-за двери раздались треск и грохот, и оттуда вылетели швабры с ведрами.

— О, проклятье! — услышала она голос Хряксона.

Похоже, он, бедняга, попал в сортир, — подумала девушка и невольно усмехнулась.

Хряксон в это время вернулся и, пряча от нее глаза, стал запихивать назад все ведра и щетки. Покончив с этим, он затворил дверь.

А потом, все-таки чуточку робея, взялся за другую ручку. Вышла промашка, но с кем не бывает? — пробормотал он себе под нос. И раскрыл вторую дверь. Но на этот раз он проделал свой трюк не так смело и потом осторожно выглянул за дверь.

— То, что надо, — сказал он. — Давай поживей.

Она шагнула за ним и попала в сводчатый, освещаемый тусклым светом коридор. Стены коридора были выложены причудливо обтесанным камнем.

Они уже двинулись по коридору, как вдруг чей-то голос бабахнул: Остановись!

Сара вся передернулась и стала озираться вокруг. Никого, кроме Хряксона, вроде и не было. Но потом заметила высеченный из камня огромный рот. Он торчал прямо из стены и был частью гигантского лица. Похожие физиономии она разглядела и впереди: они выступали по обеим сторонам коридора. И когда Сара вместе с Хряксоном проходили мимо, каменные пасти разевались и оттуда вылетали фразы, которые громовым эхом раскатывались по подземелью:

— Вернись, пока не поздно!

— Путь закрыт!

— Внимание! Прохода нет!

— Берегись! Берегись!

— Еще немного — и будет поздно!

Сара замучилась слышать эти крики: они эхом отдавались в голове, будто ее долбили. Она остановилась и заткнула уши руками.

Хряксон побежал вперед и не сразу заметил, что девушки рядом нет. Он стал смотреть, куда она подевалась, и увидел, что она позади и стоит на месте.

— Тьфу ты! — проговорил он и призывно замахал ей рукой. — Не обращай ты внимания на них: это же обычные ложные сигналы. Подобных штучек у нас навалом. Если они тебе встречаются, значит ты на верном пути.

— О, нет — не на верном! — вскрикнула одна из физиономий.

— Да заткнись ты! — рявкнул ей Хряксон в ответ.

— Ах, простите, простите, — ответила физиономия, — я ведь на службе: делаю, что прикажут.

— А для нас могла б этого и не делать, — заметил Хряксон и повел Сару дальше по коридору.

Физиономия посмотрела им вслед и с большим уважением пробормотала:

— Какие башковитые…

Подземный коридор петлял и извивался, но чутье подсказывало Саре, что они двигаются по Лабиринту в нужную сторону, и это придавало ей силы. На пути им встретилась еще одна физиономия, высеченная из камня.

— Эй, берегись! — прогремело вокруг. — Ведь…

— Спокойно! — Хряксон небрежно отмахнулся от нее.

— О, прошу вас, — взмолилась физиономия, — ведь я столько времени молчала. Вы не представляете, как тяжко быть замурованным в стену, когда…

— Пожалуйста, говори, — разрешил Хряксон. — Но не надейся, что мы послушаемся твоих советов.

Физиономия засияла от удовольствия.

— Нет, нет, что вы, конечно нет, — проговорила она и закашлялась, — потому что дорога, по которой вы топаете, ведет вас к верной погибели. — Физиономия замолчала, а потом вежливо добавила: — Благодарю вас.

Пока физиономия произносила свою речь, маленький прозрачный шар катился по коридору позади Сары и Хряксона, подпрыгивая и догоняя их. А когда те свернули за угол, шар догнал их и выскочил вперед.

Сара и Хряксон увидели перед собой слепого нищего. Он сидел на корточках и подпирал спиной стену. На земле, у его ног, лежала шляпа, перевернутая для подаяний. Прозрачный шар подскочил и угодил точнехонько в эту шляпу.

Хряксон застонал. Сара глянула на него — рот был раскрыт, а глаза остановились и остекленело уставились на шляпу.

Нищий обратил к ним лицо.

— Какими судьбами пожаловали сюда? — спросил он.

— Н-н-никакими, — заплетающимся языком пролепетал Хряксон.

— Никакими? Ни-ка-ки-ми?!

Нищий встал.

Хряксон застыл на месте. У Сары перехватило дыхание — перед ними стоял… Джареф.

— Ваше Величество! Ваше Величество… — Хряксон так низко склонился в раболепном поклоне, что едва не брякнулся вниз. — Какой… — он проглотил слюну и выдавил из себя жалкую улыбку. — Какой… — опять проглотил слюну. — Какой чудный сюрприз!

— Привет, Свинсон, — проговорил Король гоблинов.

— Он — Кряксон, — поправила его Сара.

— Я — ХРЯКСОН, — скрежеща зубами вымолвил человечек.

— Да, Хряксон, — неожиданно дружеским тоном заговорил Джареф, — сдается мне, ты помогаешь девушке?

— Помогаю? — заюлил Хряксон. — Это в каком смысле, а?…

— В том смысле, что ты ведешь ее в глубь Лабиринта.

— А-а-а, — сказал Хряксон, — в ЭТОМ смысле.

— Именно.

— Нет-нет. Нет, Ваше Величество, я веду ее… ко входу.

— Что?! — воскликнула Сара.

Хряксон скривился в заискивающей улыбке, которая, естественно, предназначалась Джарефу.

— Я ей сказал, что хочу помочь ей пройти через Лабиринт — маленькая хитрость с моей стороны… — он судорожно засмеялся. — А на самом деле…

Джареф перебил его:

— А что это за безделушка у тебя на руке?

— Эта?… — Хряксон широко раскрытыми от удивления глазами уставился на браслет: к этому времени он и думать о нем забыл. — Э-э-э, я — нет, где он, откуда.

— Послушайте, Хряксон, — спокойным голосом произнес Джареф, — если мне придет в голову, что вы предаете меня, то мне придется подвесить вас вниз головой так, что Ваша башка погрузится в Болото Вечной Вони.

— О, нет, Ваше Величество, — у Хряксона задрожали колени, — только не это, только не Вечная Вонь!

— Именно ЭТО, Хряксон. — Джареф повернулся к Саре и улыбнулся. — Как тебе нравится мой Лабиринт?

Сара проглотила слюну. Рядом с ней стоял Хряксон и трясся. Но она решила, что не позволит Джарефу запугать себя. А для этого надо напустить на себя безразличие и сделать вид, будто ей все до лампочки .

— Ваш Лабиринт… — она чуть замялась, подбирая слова, — это конфетка: прямо пальчики оближешь.

Джареф удивленно приподнял бровь.

Хряксон от страха зажмурился.

— Не шутишь? — по голосу чувствовалось, что Сарин ответ заинтересовал Джарефа. — А как насчет того, чтоб попробовать чего-нибудь повкуснее?

Взгляд его поднялся кверху, и в пространстве — над головой — появились часы, те самые, что имели на циферблате не двенадцать, а тринадцать чисел. Джареф грациозно взмахнул рукой — и стрелки на часах пошли быстрее (это было видно и на глаз).

— Это не честно, — сказала Сара.

— Ты слишком часто говоришь эти слова. Интересно, с чем ты сравниваешь то, что обзываешь такими словами?

Джареф вытащил из своей шляпы прозрачный шар и пустил его вскачь назад по тоннелю. В тот же миг из темноты, куда унесся шар, донесся шум: там что-то рушилось, трещало и жужжало. Шум, поначалу отдаленный, непрерывно приближался и делался громче.

На лице Хряксона застыла маска ужаса. Сара непроизвольно попятилась в противоположную от грохота сторону.

— Так, значит, Лабиринт — это просто конфетка? — рассмеялся Джареф. — Ну что ж, тогда поглядим, как тебе понравится вот этот кусочек нашего лакомства, — проговорил он и растворился в пространстве. А смех его — недобрый смех — продолжал разноситься вокруг.

Сара и Хряксон уставились в глубь тоннеля.

Но когда они увидели этот лакомый кусочек, у них челюсти отпали и они оба задрожали.

Мощная стена из огромных ножей, тесаков, резаков неумолимо надвигалась на них. Десятки острых как бритва, крутящихся лезвий были нацелены вперед. Они сверкали на свету и злобно звенели. Эта стена заполняла собой весь тоннель — как поезд в метро — и могла бы в мгновение ока искромсать на мелкие кусочки все на своем пути. Внизу этой ужасной мясорубки была платформа, из которой торчало множесто щеток. Они были обращены вниз и терлись о пол.

— Чистильщики! — заорал Хряксон и дал деру.

— Что это? — произнесла Сара, словно завороженная. Она была так напугана увиденным, что ноги ее будто приросли к полу.

— Беги! — кричал Хряксон уже где-то вдали от нее. Этот крик, многократно повторяемый эхом, дошел до сознания девушки, и она помчалась за человечком.

А гигантская мясорубка, лязгая и грохоча, неумолимо двигалась им вслед.

Теперь, чтобы закончить главу, осталось сообщить не многое: они попали в ловушку. Тоннель вскоре сделал поворот. И едва беглецы повернули за угол, как увидели массивную дверь с огромным запором. Эта дверь захлопнулась у них перед носом и перегородила собой тоннель.

Вперед и вверх

У Сары перехватило дыхание. Звон и свист лезвий становился все громче и ближе.

Хряксон изо всех сил стучался в дверь и что-то бормотал себе под нос. Но Саре было не до него. Она озиралась по сторонам, вверх-вниз, в надежде отыскать выход отсюда, хоть какую-нибудь лазейку. Обыскала стены: нет ли там ручки или чего-нибудь вроде кнопки — ведь должен же найтись какой-нибудь способ, чтобы удрать отсюда. Так уж устроен этот Лабиринт: в нем всегда есть такая фиговинка, которую надо лишь отыскать.

А грохот — бурлящий, звенящий, шипящий — все нарастал. Сара бросила взгляд на Хряксона — тот продолжал скрестись в дверь. Этому типу доверять нельзя. Но что она может сделать одна? Что?

Она уставилась на край стены, который соприкасался с дверью. С одной стороны этот край, в отличие от всей стены, был выложен металлическими пластинками. Девушка нажала на металл и почувствовала, что он слегка поддается.

— Хряксон! — позвала она, перекрывая клокочущий шум, многократно усиленный эхом.

— Сара, не оставляй меня! — донесся до нее голос человечка, который продолжал размахивать кулачонками и стучать ими в дверь. Словно надеясь, что дверь смилостивится и не даст им погибнуть.

— Скорей сюда — помоги же! — прокричала она ему в ответ.

Хряксон присоединился к ней. Вдвоем они изо всех сил навалились на край стены.

— Давайте, давайте, — подбадривала Сара, — ну налегайте же, маленький обманщик, толкайте!

Хряксон, напирая на плитки изо всех сил и задыхаясь, проговорил:

— Я могу все объяснить.

— Тол-кай-те!

Неожиданно панель провалилась вбок. Сара и Хряксон влетели в образовавшуюся дыру и шлепнулись прямо на пластинки.

Это случилось буквально за мгновение до того, как адская машина готова была раскромсать их на мелкие кусочки и едва не зацепила их за ноги. Теперь, подойдя к массивной двери, мясорубка крушила ее своими ножами и тесаками. Страшный грохот и скрежет заполнили все пространство: как щепки, летели от двери куски дерева, а снизу кружились щетки и дочиста все выметали. Управляли машиной четыре гоблина. Они стояли на платформе позади рабочей стенки и с таким усердием крутили в ней всякие рукоятки и хитроумные приспособления, что были в поту и хрипели от натуги. Грохочущая крушилка разнесла дверь в пух и прах. Затем протиснулась сквозь образовавшийся проход и двинулась дальше. Постепенно она скрылась из виду.

Сара лежала на спине и все еще приходила в себя. Хряксон, глядя на нее сверху, проговорил:

— Он ничего не жалеет для нас, — проговорил он это с легким восторгом и покачивая головой. — Чистильщики, потом Вечная Вонь — это же такая работа! Видно, из-за тебя ему приходится поломать голову.

Сара, с трудом улыбнувшись, ответила:

— Кое-что веселенькое он уже придумал.

Но Хряксон снова весь был в деле: его глазки так и бегали по сторонам — направо, налево, по темным углам, что-то отыскивая. И наконец он нашел это.

— Вот то, что нам нужно, — проговорил он и добавил, обращаясь к девушке: — Давайте за мной.

Сара села и огляделась. Они оказались в другом проходе. Невдалеке она увидела стоящую на полу лестницу. Лестница тянулась в темноту.

— Давай поживее, — сказал Хряксон.

Нижняя перекладина на лестнице была для него слишком высока. Он бегал и прыгал вокруг лестницы, тщетно пытаясь вскочить на нее.

Сара подошла. Лестница показалась ей ненадежной. Она была собрана из какого-то странного набора деревянных палочек, дощечек, веточек, которые где-то были перетянуты веревками, а где-то схвачены гвоздями.

— Поскорее, дай же мне руку, — нетерпеливо тормошил ее Хряксон.

Девушка одной рукой держалась за лестницу.

— Как можно вам доверять, когда я знаю, что вы хотели меня обмануть и вели к началу Лабиринта.

— Я НЕ ХОТЕЛ этого, — решительно заявил Хряксон и злобно уставился на нее своими маленькими поросячьими глазками.

Лгунишка, а совсем не умеет врать, — подумала Сара, — даже пожалеть его хочется.

— Это я ЕМУ сказал, что веду к началу, чтоб он не возникал, понятно тебе? Хе-хе, а на самом-то деле…

— Хряксон! — Сара невольно рассмеялась: она почти все ему простила. — Ну как можно верить хоть единому Вашему слову?

— Ах, вот как! — сказал он, прищуривая один глаз. — Давай, проверяй меня хоть сейчас. Я предлагаю двигаться этим путем. Может, у тебя есть какой-нибудь другой выбор?

Сара подумала и сказала:

— Этот, так этот.

— Тогда, — сказал Хряксон, — главное дело — снова забраться наверх.

Он опять стал подпрыгивать, пытаясь дотянуться до первой лестничной перекладины.

Сара подставила ему коленку и Хряксон начал взбираться по лестнице. Девушка последовала за ним. Ей казалось, что в любой момент вся эта хлипкая конструкция может развалиться. Но, с другой стороны, как сказал Хряксон, был ли у нее выбор?

Не поворачивая головы, Хряксон крикнул:

— Еще одно важное дело — вниз не смотреть!

— Ясно, — отозвалась она. И, словно играя в классики, когда невозможно удержаться, чтоб не подсмотреть — если прыгаешь с закрытыми глазами, взглянула себе под ноги.

— О-о-о-ох! — закричала она.

Оказывается, они забрались значительно выше, чем она предполагала. Хлипкая лестница шаталась и вот-вот готова была рухнуть под ней. Сара не могла теперь различить ни начала ни конца этой лестницы. Она чувствовала, что силы покидают ее, и она не может больше сделать вверх ни шага. Она вцепилась руками в лестницу, так как ее начала бить дрожь. Лестница заходила ходуном вместе с нею.

Наверху Хряксон отчаянно припал к дрожащей лестнице.

— Я ведь предупреждал, НЕ НАДО смотреть вниз, — простонал он. — Или, может быть, НЕ НАДО как раз означает НАДО — в тех краях, откуда ты явилась?

— Простите, я не думала, что так…

— Ладно, когда вдоволь надрожишься и перестанешь, возможно, нам удастся продолжить путь.

— Я ничего не могу с собой поделать, — захныкала Сара.

Раскачиваясь на лестнице, как обезьяна на ветке, Хряксон с трудом проговорил ей в ответ:

— Послушай, если так будет продолжаться, мы останемся здесь до тех пор, пока не шлепнемся вниз и не превратимся в гнилую дохлятину.

— Простите меня, — проговорила Сара, не переставая дрожать.

— О, хорошие новости: она просит прощения. В таком случае я не имею ничего против того, чтобы качаться здесь до самой смерти.

Эти слова подействовали на девушку: она твердо решила пересилить страх, посмотрела наверх и начала глубоко дышать, заставила себя думать о приятных вещах: вот любимый пес ее — Мерлин, вот ее комната, вот стол с таблицей умножения, вот чудесным вечером она выходит на прогулку с мамой… Это подействовало. Она вновь смогла управлять собой и снова стала карабкаться вверх.

Хряксон, почувствовав, что девушка двигается по лестнице, тоже начал подниматься.

— Понимаешь, — обратился он к Саре, — ты должна войти в мое положение. Вообще-то я… трус, а тут еще Джареф напугал меня.

— И все-таки мне непонятно, в каком ты положении?

— В самом паршивеньком. Вот отсюда и все мое поведение. И ты бы не стала так храбриться, если б тебе хотя бы разок довелось нюхнуть этого дерьмеца из Болота Вечной Вони. Это… как тебе сказать… Это…

Тут настал черед Хряксона остановиться, чтобы справиться со своей дрожью.

— Что с вами? — спросила девушка.

— Стоит мне подумать об этом Болоте, как начинает кружиться голова.

— А что там такого? — удивилась Сара. — Вонь, — и все?

— Поверь мне, что этого достаточно. О, боже мой, но ты дождешься, ты дождешься этого, если захочешь идти дальше.

— Не понимаю, разве нельзя просто взять и зажать нос?

— Не-е-ет! — Хряксон снова затрясся, но все-таки смог двигаться дальше. — С этой вонью ничего не поделаешь. Она лезет тебе в уши. Прямо в рот. Она пролезет повсюду.

Саре показалось, что она видит уже просвет над головой, — значит, конец этой лестницы близок.

— Но самое ужасное, — продолжал Хряксон, — если на кожу попадет хотя бы капелька той грязи. Ты ни за что, НИ ЗА ЧТО не сможешь отстирать эту вонь.

Теперь Хряксон был на самом верху лестницы. Он потянулся с последней ступеньки, отодвинул задвижку и… откинул деревянную крышку люка.

Снаружи было чистейшее голубое небо. Саре показалось, она в жизни не видела ничего более прекрасного.

Смысл жизни

Сара стояла на верхней ступеньке лестницы рядом с Хряксоном, ухватившись за край люка. Она чувствовала себя так, как чувствуют люди, которые сходят на берег после долгого морского путешествия.

Перед ними был парк, где пели птицы. И со всех сторон виднелся ровно подстриженный кустарник. Садовый парк с живой изгородью, — вот это что — подумала Сара. Действительно, заросли кустов шли точно по прямым линиям, оставляя аккуратные проходы между ними, поворачивали строго под прямыми углами. А лужайка такая ровная и вылизанная, что это место походило на огромный зеленый ящик, крышкой которого было синее небо.

Но чтобы какому-то месту называться настоящим английским садовым парком , ему мало быть похожим на ящик: в нем обязательно должны быть еще и статуи.

В данном случае, по всем формальным признакам, они оказались в настоящем садовом парке: на равных расстояниях и в строгом порядке там возвышались каменные изваяния. На одних были какие-то причудливые надписи и орнаменты, на других диковинные лица. Наверно, это те самые фигли-мигли, — подумала Сара, заранее настраивая себя на неприятные встречи.

Они с Хряксоном вылезли через люк и спустились на землю. Оказалось, что их люк — это верхняя часть здоровенной вазы, расписанной узорами. А ваза стоит на мраморном столе. Как странно здесь все устроено, — подумала Сара, — совсем не по-людски. Это напоминает какой-то иностранный язык, если б в нем все слова были те же, что и в нашем, но означали бы что-то совсем другое».

Сара с удивлением посмотрела на вазу, потом на траву. И сделала по ней несколько осторожных шагов. Вполне могло оказаться, что она прошлась сейчас по чьей-то макушке.

Хряксон театральным жестом раскинул руки.

— Наконец-то мыпришли. Дальше ты пойдешь сама.

— Что?

— Хряксон ходит только досюда.

— Вы…

— Говорили ж, я не обещал тебе ничего, — он равнодушно пожал плечами.

— Но Вы…

— А ты еще сказала, что обойдешься безо всякой помощи.

— А ты — ничтожный обманщик! — Сара взорвалась. — Ты мерзкий НИЧТОЖНЫЙ обманщик!

— Я не обманщик. Я сказал, доведу тебя вперед докуда смогу. Вот это — то самое место.

— Ты лжешь. Ты трус и лгунишка и… и…

Он сердито засопел.

— Не надо меня стыдить. У меня нет гордости.

— Дохляк!

— Не смей так! — Хряксон сжал кулаки.

— Гадкий — дрянной — лживый — крохотный — врушка — дохляк!

— Я сказал, не смей так говорить!

Она наклонилась к нему и прошептала в лицо: Дохляк.

— Уххх! — Тело Хряксона напряглось, он стиснул зубы. А потом стал подпрыгивать вверх и топтать землю ногами. Потом он повалился и покатился по траве, суча кулаками по воздуху и взбрыкивая толстенькими ножками. При этом он то ли выл, то ли рычал, но слова, хоть и с трудом, но можно было иногда разобрать:

— Кто захотел идти дальше? Ты! Я говорил, давай выведу тебя отсюда, но нет, нет, ведь мы такие умные. Мы знаем лучше, что надо делать. Я что, не так говорю? Ухххх… Пожалуйста, дальше топай сама. Как говорится: скатертью дорожка.

Он закрыл глаза и снова стал кататься по траве.

Сара раскрыла рот от удивления, глядя на эту сцену. Она в жизни не видела никого таким разъяренным, даже Тоби. Но мало-помалу Хряксон все-таки затих. Какое-то время он лежал с закрытыми глазами, лишь тело его изредка вздрагивало. Сара подумала: может, ему надо помочь? Она чувствовала себя виноватой, ведь все началось буквально из-за одного слова, которое сорвалось у нее, слова, которое, оказывается, может ударить больнее палки и камня.

Хряксон открыл глаза. Отряхнулся. Он даже не глянул в ее сторону, показывая, что у него хватит достоинства уйти с высоко поднятой головой.

— В другой раз Хряксон не придет тебе на выручку, — сухо сообщил он девушке.

— Ах, так! Ну мы еще посмотрим, — пробормотала Сара себе под нос. И прежде, чем Хряксон скрылся, она стремглав подскочила к нему и сорвала с его пояса цепь со всякими значками и брошками. Цепь сидела на поясе довольно крепко, так что Саре пришлось дернуть ее как следует, и человечек от этого едва не повалился.

— Ты что?! — крикнул он, протестуя.

— На, достань-ка! — Сара подняла и держала драгоценности человечка так высоко, что он не смог до них дотянуться.

Тот начал прыгать вокруг звякающей цепи, пытаясь схватить ее. Но ему это не удавалось.

— Отдай, мое! — закричал он.

— Нетушки. Ты получишь их назад, когда я буду в центре Лабиринта.

— Ты же слышала, что сказал Джареф, — захныкал Хряксон. — До центра я не могу идти. Нет, нет! — его всхлипывания перешли в пронзительное рыдание. — Висеть ВНИЗ ГОЛОВОЙ в Болоте Вечной Вони, — произнес он сквозь рыдания. Закрыл глаза и задрожал.

— Но замок ведь — вот он, — произнесла Сара назидательным тоном, каким родители обычно разговаривают со своими чадами, когда поостынут после вспышки. — Посмотри: шпили, башни с бойницами сверкают на солнце, — она указала туда, где над кустами виднелся замок. — Ну, каким путем мы должны идти?

— Я не знаю.

Хряксон сделался мрачным.

— Лгунишка.

— Отдай! — Хряксон подпрыгнул и снова попытался овладеть своей цепью. — ОТДАЙ сейчас же!

Но Сара не слушала его.

— Тогда попробуем пойти этим путем, — решила она и быстрым шагом направилась через один из проходов в изгороди. И оказалась на прямой аллее, окаймленной с боков густым-густым кустарником. За девушкой, спотыкаясь, шел Хряксон. Голова его совсем поникла.

Сара прошла через всю аллею и вскоре оказалась в другом парке, очень напоминающем тот, из которого она только что вышла. И эта похожесть ее не обманула, потому что… потому что она и в самом деле снова была в первом парке. Она очень скоро в этом убедилась. Вот ваза на столе. Она даже подняла крышку и заглянула внутрь, чтоб убедиться в своей догадке. Ну конечно: вот и лестница, уходящая вниз. Она нахмурилась: Выходит, я снова там, откуда ушла?

Хряксон в эти минуты ни на что не обращал внимания, кроме как на нитку со своими пустышками.

— А ты… а ты… — он вновь попытался вернуть свое сокровище, но не смог подпрыгнуть выше чем на полдюйма от земли и мычал от досады. — Мое отдай!

— Я просто уверена: это то самое место, — Сара с недоумением посмотрела на изгородь и решила попробовать пойти через другой проем.

— Давай пойдем сюда, — сказала она Хряксону.

Тот с жалким видом снова поплелся за ней.

Пройдя через этот проход, они вновь оказались на идеально прямой аллее. Она убегала вдаль и тоже была обсажена по бокам живой изгородью. Через некоторое время аллея кончилась, и они попали в какой-то парк, очень похожий на…

Сара застонала:

— Не может быть.

Из той аллеи они вышли опять к покрытой узорами вазе.

— Верни мои вещи!

Теперь Хряксон говорил с угрозой в голосе, но на это можно было не реагировать.

— Пойдем же, — сказала Сара и направилась в третий проем, который заметила в изгороди.

Результат этого похода ничем не отличался от первых двух.

Сара почесала в затылке.

— Ничего не понимаю, — пробормотала она и огляделась по сторонам. — В какую сторону мы еще не ходили?

Хряксон кивнул на новый проход.

— Ладно, давай сюда попробуем, — сказала она и снова двинулась в путь.

На этот раз Хряксон с ней не пошел, а остался на лужайке дожидаться результата. Ждать ему пришлось не долго — буквально через мгновение девушка вновь предстала пред ним.

— Нет, — простонала она, — это невозможно!

— Мы очень умные, правда? — Хряксон презрительно усмехнулся. — Думаем, сами со всем справимся. А в результате запуталась еще до того, как сдвинулась с места.

Сара ответила:

— Нечего тут особо важничать. И если мне не поможете, не получите назад своего барахла.

— Но… — сказал Хряксон с кислой гримасой на лице, — я НЕ ЗНАЮ, куда идти.

— Тогда могли бы мне помочь как-то по другому, ведь могли бы?

— У нее моя законная собственность, — прохныкал Хряксон, — а это… а это НЕ ЧЕСТНО.

— Конечно не честно, — согласилась Сара и невольно улыбнулась. Сначала она даже не поняла, что заставило ее улыбнуться. А потом сообразила — будто решила задачку, которая никогда больше не поставит ее в тупик: в мире все нечестно. И если вы ждете от него честности, окажетесь на века разочарованными. Она посмотрела на Хряксона и, не скрывая насмешки, закончила:

— Но так уж все устроено.

В этот момент она заметила некую фигуру, прогуливающуюся по лужайке, видимо, в глубокой задумчивости.

Это был глубокий старик с длинными седыми усами и огромными седыми бровями. Интересно, как он здесь появился? На старике была какая-то смешная накидка, но самой потрясающей вещью была его шляпа, напяленная на голову. Верх этой шляпы представлял собой живую птичью голову с острым клювом, сидящую на длинной тоненькой шее. Птица открытыми глазами стреляла по сторонам.

Сара прямиком по лужайке пустилась бегом к незнакомцу, крикнув на всякий случай: Простите! Старик медленно прохаживался склонив голову. Лоб его был изборожден глубокими морщинами, руки заложены за спину. По всему было видно, что он очень умный человек. И конечно же, от него будет больше пользы, чем от этого дохляка — коротышки, на которого ей до сих пор приходилось полагаться.

Когда девушка приблизилась к старику, тот степенно опустился на садовую скамейку.

— Пожалуйста, — сказала она, — не могли бы вы мне помочь?

Похоже, мудрец вообще не замечает присутствия Сары. Правда, он поднял и обратил к ней лицо, но так смотрел так, как смотрят отсутствующим взглядом, скажем, на дерево, ли на муху, или на облако. Казалось, он смотрит совсем не на девушку, а на бесконечно далекий горизонт, в такую даль, куда мало кому из смертных удавалось заглядывать.

Очевидно, думы его, независимо от предмета размышлений, были глубоки и широки. Наверное, он размышлял о таких вещах, о которых Сара и понятия не имела. Интересно, о чем он сейчас думает? Может, о каких-нибудь математических проблемах: что-нибудь вроде корня квадратного из минус двух? А может, о философских: например, о смысле всякого смысла? Нет, для него это слишком просто. Когда Сара читала об этих вещах, даже она что-то начинала в них кумекать. Нет, в этих огромных глазах, которые смотрели сейчас сквозь нее, можно было прочитать, что их обладатель поглощен мыслями о неразрешимых пока проблемах из области физики, или биохимии, или лингвистики, а может, и обо всем разом, и еще о чем-то.

— Будьте добры… — робко повторила она.

— Пошла прочь! — неожиданно заговорила птичья голова, сидящая на шляпе. — Ты что, не видишь — он думает?

Мудрец медленно и важно поднял кверху указательный палец, закатил к небу глаза и произнес: Ш-ш-ш .

Сара смиренно замолкла и стала ждать чуть в сторонке.

— И нечего пялиться, — сделала ей строгое замечание шляпа, — ты же сбиваешь его с мысли.

— Извините.

Мудрец снова закатил глаза и, медленно шлепая губами произнес, обращаясь к шляпе:

— Ти-ши-на.

Шляпа сердито покосилась на девушку.

— Вот какие благодарности я получаю, — произнесла она, не скрывая отвращения.

— Где я был? — вопросил Мудрец.

— Откуда мне знать? — чирикнула шляпа. — Это Вы у нас Великий Мыслитель.

Наконец- то Мудрец заметил Сару.

— О-о-о, — произнес он, — юная дева!

Сара ответила ему вежливой легкой улыбкой.

Мудрец продолжил взглядом обследовать местность. Бросив взгляд книзу, он приметил Хряксона.

— А это ваш братец?

— Нет-нет, — ответила Сара, — просто друг.

Услышав, как его обозвали сариным другом, Хряксон готов был отнекиваться, но тут прикусил язык и искоса глянул на девушку. Первый раз в жизни его назвали чьим-то другом. Он насупился.

Мудрец глубоко вздохнул.

— Чем же я могу вам помочь? — спросил он Сару.

— Пожалуйста, — сказала она робея и чувствуя неловкость, что приходится занимать такого Великого Мудреца такими ерундовыми делами, — пожалуйста, не подскажите ли вы мне… мы… — э-э-э, то есть я, должна попасть в замок… Но я даже выйти отсюда не могу. Сколько раз пыталась, — и все время возвращаюсь на то же самое место. И замок вроде недалеко — вон он, но… не подскажете ли, как пройти туда?

— Да-да, — медленно закивал Мудрец, прикрыв глаза.

Через некоторое время он произнес:

— Получается так, что вы хотите попасть в замок.

— Не повредит ли это мозгам? — требовательно вопросила шляпа, сверкая глазами.

— Спокойно! — скомандовал Мудрец.

— Псих ненормальный, — ответила ему шляпа.

Сара, чтобы не рассмеяться, прикрыла рот рукой.

Мудрец сложил руки на коленях и начал свою речь.

— Итак, прекрасная девушка, — начал он, но остановился в задумчивости. Потом, кивая, продолжил. — Чтобы попасть вперед, иногда следует вернуться назад.

Птичий верх шляпы еще больше вытянулся и неодобрительно произнес:

— Слушать такую чепуху?!

Мудрец уставился на свою шляпу и сжал пальцы в кулак. Откашлялся и продолжил:

— А иногда, — теперь он пристально смотрел на Сару, — чтобы попасть назад…

— Следует идти вперед, — перебила его шляпа. — Ну скажи, разве можно этому поверить?

— Я просил бы вас помолчать! — с важным видом произнес Мудрец шляпе. И вновь уставился на девушку.

— Весьма часто, прелестная дама, нам кажется, что мы никуда не двигаемся. Хотя на самом деле это не так.

Сара с отчаянием оглядела весь парк. Я просто уверена, — подумала она, — что в данный момент никуда не двигаюсь.

— Вступите в наш клуб, — сказала шляпа.

— Возможно, — проговорил Мудрец, — возможно, что все это нам только кажется. Все… хотя не всегда… что… кажется…

Было видно, как он погружается в свои размышления (может быть, о природе добра и зла, или об измерении и четырехмерном пространстве). И полностью туда погрузился, произнеся последние слова:… это лишь кажется .

Шляпа сверху покосилась на Мудреца, затем сердито посмотрела на Сару и Хряксона.

— Мне кажется, с вас достаточно, — сказала она. — На ваш вопрос к вашим ногам был брошен ответ, равный по значимости всей земной мудрости. Пожалуйста, сделайте вклад в копилку.

Только теперь только Сара заметила, что мудрец с рассеянным видом вытащил из-под полы своей накидки небольшой ящик, в верхней части которого была прорезь. Мудрец сидел теперь полностью отрешившись от всего происходящего и держал ящик-копилку на коленях.

Когда Сара взглянула на ящичек, Мудрец легонько потряс его.

Что оставалось ей делать? Сначала она колебалась, потом решила пожертвовать одним из значков, приколотых к цепочке, которую она все еще держала в руке.

Но Хряксон угадал ее мысли.

— Не смей этого делать! — рявкнул он. — Они мои!

Сара призадумалась, а потом сняла с пальца бутафорное кольцо, которое досталось ей от матери. Хряксон увидел, как девушка бросила кольцо в копилку и позеленел от злости. Он ведь так надеялся, что кольцо это тоже достанется ему!

— Весьма признательно вас благодарю, — сказала шляпа тоном балаганного зазывалы. — Проходите, пожалуйста.

И они снова пошли по парку. Когда они отошли от скамейки на значительное расстояние, Хряксон сказал:

— Зря отдала такую вещь. Он ведь тебе ничего путного не сказал.

— Понимаешь, — ответила Сара, — он сказал вроде того, что путь вперед — это иногда путь назад. Пока мы пытались идти вперед, мы никуда не пришли. Тогда почему бы нам не попытаться пойти назад? Может, так у нас получится.

По его кислой мине легко было понять, что Хряксон очень сомневается в успехе. Однако он решил ублажить девушку и сделать так, как она предлагает. Теперь они повернулись на сто восемьдесят градусов и пошли через последний, уже известный им проход, задом наперед. И парк оставался от них все дальше и дальше, наполненный спокойствием и пением птиц.

Шляпа неотрывно следила, как Сара и Хряксон пятились назад. Следила, пока они окончательно не скрылись вдали. И тогда прокричала:

— Ах, как много вы знаете! Они воспользовались вашим советом!

— Хр-р-р, — мерным храпом ответил Мудрец. Он задремал, расслабившись после такой напряженной умственной работы.

Шляпа, склонив голову, подмигнула ему и проговорила:

— Это большая честь быть вашей шляпой.

— Хр-р-р, — согласился Мудрец.

Очень громкий голос

Однако после того, как Сара и Хряксон потеряли из виду

мудреца, они обнаружили, что снова могут продвигаться вперед обычным способом, а не пятясь задом наперед. Это было для них приятной новостью. Но не более того. Потому что теперь они оказались в Лабиринте из живых изгородей, которые то и дело либо петляли направо или налево, либо так часто поворачивали назад, что замок ни на капельку не становился к ним ближе. Часто они видели его поверх зарослей — его шпили и башни, но как бы они ни спешили и сколько бы ни прошли, он оставался на недосягаемом расстоянии от них.

Сара все еще была под впечатлением от слов Мудреца.

— Хряксон, — спросила она, — как бы вы ответили на такой вопрос: когда человек говорит разумные вещи, а когда несет вздор?

Хряксон пожал плечами.

— Откуда мне знать? Хряксон знает одно: мы делаем вид, что идем куда надо, а на самом деле давно заблудились. Отпустите меня домой.

— Ни за какие коврижки. Пока не дойдем до замка, мы с тобой — не-разлей-вода, — сказала Сара и подумала о том, сколько времени у нее осталось.

— Ха! — довольно недружелюбно фыркнул Хряксон.

Но его драгоценные безделушки пока что в ее руках. И он не получит их, пока не отыщется Тоби. И пока эти пустышки у нее в руках, решила Сара, никакая сила на свете на заставит Хряксона бросить ее…

Аллея, поворот, снова аллея, тупик, каменная колонна, аллея, изваяния, еще поворот, еще аллея — и снова в никуда. Сара подумала, что это какая-то замкнутая система, из которой вообще нет выхода. А есть один лишь вход — ваза на мраморном столе. Скорее всего, это одна из штучек Джарефа, которую он придумал, чтобы отнять все оставшееся время. Но если это так, тогда… Она вздрогнула. Хватит ли у нее мужества вернуться обратно к той вазе, и снова по лестнице, и снова по этому кошмарному подземелью?

Значит, снова вниз, вниз, вниз…

Она припомнила те Руки, и темницу, и жуткую кромсающую машину, и Джарефа в нищенском наряде. Вспомнила фразу, которую ее мама однажды прочитала из какой-то книжки ей вслух. Мама всегда так поступала, когда находила для себя в книге что-то любопытное. Вот эта фраза: Когда разговариваешь с нищим, помни: может оказаться, что это переодетый Господь. Когда Сара снова встретится с мамой, она обязательно повторит эти слова и продолжит: …или это просто-напросто Король домовых.

Сара пожала плечами. Как она могла надеяться, что от Джарефа можно ожидать чего-нибудь порядочного? Он опасен и очень силен — это точно. Но все-таки он слишком любит это — пускать пыль в глаза, и, значит, он обманщик. У него есть уже кой-какие отработанные приемчики, в чем она неоднократно убеждалась. К тому же он довольно-таки привлекательный. Но уважать такого — а уж тем более восхищаться им, — простите! Самое лестное слово, которым можно его обозвать, — ГРУБИЯН.

Аллея, поворот, аллея… И все это между плотными рядами живой изгороди, когда абсолютно не видно, что происходит за соседним поворотом…

Хряксон какое-то время шел молча. Потом он спросил:

— Почему ты сказала, что я твой друг?

— Потому что это так и есть на самом деле, — призналась Сара. — До настоящего друга вам, может, и далеко, но вы — единственный, кто со мной в этом месте.

Хряксон подумал-подумал и проговорил:

— У меня никогда прежде не было друга.

Неистовый душераздирающий рев раздался откуда-то поблизости. Сара и ее спутник на мгновение замерли. Потом Хряксон повертелся из стороны в сторону и с криком: Береги наше добро! — пустился наутек.

Сара бросилась за ним, догнала и схватила за рукав.

— Эй, погодите, — сердито произнесла она, — вы мне друг или нет?

Хряксон замялся, и тут снова воздух задрожал от разлитого в нем рева. Этого вполне хватило, чтобы Хряксон разобрался в своих чувствах.

— Нет, нет и еще раз нет! Хряксон никому не друг. Он любит только себя. Между прочим, как и все остальные. — Он вызволил свой рукав. — Хряксон — друг Хряксона! — прокричал он, убегая от Сары и от дикого рева.

— Хряксон! — позвала его девушка. Но человечек исчез среди зарослей. — Хряксон, ВЫ — трус!

Снова раздался оглушительный рев — звук был не громче и не слабее, чем в первый раз, и шел из того направления. Похоже, чудовище, которое издавало такие звуки, оставалось на одном и том же месте.

— Это уже хорошо, — громко проговорила Сара, чтобы подбодриться. — Поэтому нечего мне бояться. И что говорил Мудрец? Иногда здесь происходит совсем не то, что кажется.

Воздух наполнился ревом, словно целое стадо голодных львов зарычало разом.

— Поэтому на самом деле, может, это какие-нибудь крохотные существа, — уговаривала она себя, — совсем безобидные… просто так получилось, что у них ОЧЕНЬ громкий голос… В конце концов, у кого самый громкий голос в их доме? У Тоби. Но ведь он не может вам ничем навредить… Сара никак не могла вспомнить, есть ли какие-нибудь правила, которыми предписывается, как надо себя вести с крохотулечками, которые производят самый большой грохот… Интересно, а динозавры умели рычать? — Она подумала и решила, что нет. — Они, наверное, только слегка ворчали. Ну а что касается муравьев… то как знать: может быть, они создают СТРАШНЫЙ шум, но на такой высоте звука, которую мы не слышим…

Ну ладно, поскольку она не убежала и не собирается отсюда никуда убегать, ей осталось лишь одно: продолжить двигаться в том направлении, куда она шла. И утешать себя слабой надеждой, что идти вперед здесь означает, все-таки, двигаться передом, а не задом. Поэтому, собравшись с духом и скрестив два пальца для удачи, она пошла по аллее дальше.

Но когда она подошла к новому проходу в ограде и осторожно заглянула туда, поняла, что действительно бывают такие вещи, которых, казалось, никогда не должно быть. Она увидела там огромного лохматого зверя, подвешенного за ногу к дереву. Зверь висел вниз головой, издавая тот самый рев. А ревел он от боли, потому что четверо домовых колотили его здоровенными дубинами. И не просто дубасили: на конце каждой палки сидело маленькое хищное существо, которое всякий раз, когда палка ударяла по зверю, яростно впивалось в него своими длинными острыми зубами.

Могучий зверь, покрытый длинной огненно-рыжей шерстью, молотил лапами по воздуху, пытаясь отбиться от домовых. Но единственным результатом его отчаянных попыток было то, что его огромное туловище стало раскачиваться из стороны в сторону. Это лишь забавляло гоблинов, ведь игра становилась для них все интересней: каждый пытался опередить остальных и первым нанести удар. И как можно больнее ткнуть палкой в ревущее и корчащееся от боли чудовище. По всему было видно: для домовых это лучшие минуты их жизни. Они делились друг с другом советами, как достать палкой до самых уязвимых мест тела, и сколько времени можно держать на теле впившегося туда зубами зверька — перед тем, как отпрыгнуть в сторону, чтоб не попасть под удары звериных лап. Они были так поглощены своим развлечением, что не замечали больше ничего вокруг. Поэтому Сара безо всякого риска для себя вышла из укрытия и приблизилась к месту жуткой расправы.

Девушка была потрясена увиденным.

— Ну и твари! — пробормотала она и стала осматриваться, не попадется ли под рукой что-нибудь подходящее, что можно использовать как оружие. Увидела рядом несколько небольших камней. И подняла один. Потом размахнулась и швырнула им в домового, который был к ней ближе других. Камень попал домовому прямо по башке. Но у него на голове торчал настоящий металлический шлем с забралом. От удара камня забрало упало вниз, закрыв домовому лицо.

— Эй! — закричал он. — Кто выключил свет?!

Ослепленный, он слегка зашатался, но не перестал тыкать и размахивать дубиной. А на конце по-прежнему сидело то самое, злобное существо, что готово было кусать каждого, в кого можно вцепиться зубами. И когда дубина, крутясь вслепую, задела другого гоблина, это кровожадное существо впилось в него.

— Ух! Ух! — заорал укушенный гоблин. — Кончай, а то получишь!

— Чего мне кончать? — крикнул первый гоблин, продолжая орудовать палкой все так же вслепую.

И тогда озверевший от злости, укушенный гоблин с криками: Ах ты, собачье дерьмо! Ах ты, крысиная падаль! — набросился на первого. Он решил сполна отомстить обидчику и стал с наслаждением колоть его своей кусачей палкой.

Теперь настала очередь ослепленному гоблину вопить от боли:

— Помогите! Кто дерется? Свет! Где свет?

Двое других домовых прервали свое садистское занятие и радостно уставились на дерущихся. Пожалуй, это развлечение повеселее. В зрительском азарте они подталкивали друг друга локтями и ржали, хватаясь за животики.

— Налетай! — кричал один из зрителей.

— Делай его! — орал другой, то подскакивая от возбуждения, то приседая.

Сара вооружилась еще одним камешком, прицелилась и швырнула им в зрителя. Девушка была удивлена, как метко удавалось ей сегодня пулять: камень точно попал в шлем, и от сотрясения забрало тюкнулось вниз. Еще один домовой зашатался, оказавшись в компании слепых.

— Помогите! — кричал один.

— Ничего не вижу, — пищал другой.

— В чем дело?

— Свет! Куда делся свет?!

Между тем, первый гоблин — с опущенным забралом — так и не смог разглядеть, кто его колошматит. Поэтому решил, что единственный выход для него — удрать с поля боя, и с дубиной наперевес, бросился наутек. Со всего маху он врезался сразу в двух домовых, да так, что те разлетелись в стороны. Видно, хорошо поработала его зубастая дубина.

Сара смеялась до слез, наблюдая, как трое домовых изо всех сил вслепую лупят друг друга, а четвертый в сторонке скулит от боли.

— Ух! Меня укусили!

— Помогите! Дайте свет!

— Ох! Кончайте!

— Тухлый червяк!

— Сам поганка!

С визгами, воплями домовые гонялись друг за другом, влетали в колючий кустарник и перекувыркивались через коряги. Все это продолжалось до тех пор, пока постепенно они не скрылись из виду.

Сара вытерла слезы и тут только снова заметила огромного, подвешенного вниз головой, зверя. Лицо ее сразу сделалось серьезным. Она спасла зверя от мучителей, это правда. Но ей не очень-то хотелось с ним знакомиться. Ей больше хотелось удрать отсюда и оставить его в покое. И все-таки чувство жалости к этому чудовищу не покидало девушку. Она осторожно приблизилась к зверю.

А лохматый зверюга увидел, что к нему приближается новый мучитель. И выдал жуткий рев, и замахал на девушку своими лапами.

Сара остановилась на безопасном расстоянии. Но, тем не менее, даже стоять и смотреть на гигантское перевернутое существо было жутко страшно. Она вспомнила, что где-то читала, как надо разговаривать с дикими животными: надо говорить уверенным и доверительным тоном. Поэтому, стараясь как можно лучше подражать голосу учительницы, она произнесла:

— Сейчас же ПРЕКРАТИТЕ это безобразие.

Зверюга уже изготовился всем своим нутром выдать очередной рык, но, услыхав обращенные к нему слова, прервался и с удивлением воскликнул:

— Мне?!

Сара укоризненно пощелкала языком:

— Ай-я-яй. Разве так ведут себя с теми, кто пытается вам помочь?

Чудовище все еще не доверяло ей. И на всякий случай решило немного порычать и помахать лапами, но нехотя, в этом особой необходимости не было.

— Прекратите, вы слышите, что вам говорят?

Сара произнесла это изумительно профессионально и осталась собой довольна. Да, эту роль она играет здорово. Хотя тут нет ничего удивительного, она столько раз у себя в школе слышала прекрасных исполнителей этой роли, что и сама успела изучить ее в совершенстве.

На последние ее слова чудовище ответило:

— Кто?

— Пожалуйста, ответьте, вы хотите или не хотите, чтобы я спустила вас на землю?

Чудовище на мгновение замерло, соображая, какой ему следует сделать выбор. Потом вытянуло шею, чтобы получше рассмотреть привязанную за щиколотку ногу, потом снова погрузилось в раздумье. Наконец оно повернуло морду к девушке и произнесло:

— Лудо — вниз.

Сара подошла поближе и нагнулась вперед, чтобы получше рассмотреть этого… Ну и страшилище! На голове рога наподобие бычьих, глазки маленькие и запали внутрь, здоровая челюсть, а из уголков широченной пасти наружу торчат клыки. Девушка ощутила на своем лице теплое дыхание зверя. Она присмотрелась внимательнее и удивилась: на страшенной морде она увидела улыбку — добрую улыбку.

Но дело не только в том, что зверь ей улыбался. Он еще и лукаво подмигивал, что вполне могло бы означать: Я-влип-в- дурацкую-историю-это-точно-все-равно-я-приветствую-вас- и-благодарю-за-хорошее-ко-мне-отношение.

Сара ответила ему осторожной улыбкой. Она не очень-то доверяла этому чудовищу, помня, что в таком чудненьком месте все может оказаться совсем не тем, чем кажется.

Вновь прозвучало:

— Лудо — вниз.

— Лудо? — спросила Сара. — Вас так зовут?

— Лудо — дружить.

— Ах-ах. Я уже столько раз слышала эти слова от разных людей. Так что я теперь ничего не принимаю на веру. Но… — она покачала головой и, не столько для Лудо, сколько для себя, добавила: — А ваши глаза так похожи на глаза моего Мерлина…

Она почувствовала себя уверенней и слегка потрепала рыжую шерсть между рогами на голове зверя. Лудо опять улыбнулся и вздохнул.

Сара выпрямилась и посмотрела, как завязана веревка, которая держит Лудо за ногу. Это был простой узел с бантиком: дернешь за кончик один раз, и он развяжется. Девушка протянула было к нему руку, но остановилась и посмотрела вниз, на Лудо.

— Я очень надеюсь, что вы не превратитесь снова в бешеное чудовище, когда я развяжу вас.

В ответ прозвучал ТАКОЙ рев, что даже скалы задрожали.

Сара отскочила назад.

— Я так и знала! Здесь НИКОМУ нельзя доверять.

Но потом она поняла, что Лудо вовсе не собирался на нее нападать. Он ревел от боли, которую причиняли ему раны. Те самые раны, что нанесли ему домовые своими кусачими палками. И теперь он лапами потирал там, где было больнее всего.

— Лудо — болеть, — простонал он.

Девушка снова приблизилась и внимательно оглядела его. Она увидела, что под шерстью все тело покрыто маленькими кровоточащими ранами.

— Ох, бедняжка! — вскрикнула она.

Теперь она решительно подошла вплотную и развязала веревку. Лудо плюхнулся на спину как огромный тюк. С рычанием и стоном он уселся на землю и стал гладить ушибленное место и ноющие раны.

Сара ни жива ни мертва смотрела на зверя, думая: что же он сделает дальше — поблагодарит ее или набросится, чтобы слопать.

— Гоблины — брать Лудо, — гримасничая проговорил он.

— Да, да, я знаю, — Сара энергично закивала головой, хотя чувствовала себя ой как неуверенно. — Домовые вели себя просто гадко. — Она шагнула еще ближе и похлопала его по руке. — Но теперь все будет хорошо.

Потираясь, Лудо какое-то время еще пофырчал. А потом на его морде появилась огромнейшая улыбка. Такая огромная, какой Сара не только в жизни ни разу не встречала, но и в мультиках никогда не видела.

— Дружить! — воскликнул Лудо.

— Верно, Лудо, верно! Я — Сара.

— Сара — дружить.

— Конечно! — Она вложила в свою улыбку все чувства, которые ее наполняли: наверное, прежде она никому так широко и радостно не улыбалась. — И еще, — добавила она, — я хотела бы, Лудо, попросить вас об одной услуге.

— Кто?

— Мне надо попасть в замок в центре Лабиринта. Не подскажете, как туда пройти?

Лудо, продолжая сиять невероятной улыбкой, отрицательно покачал головой.

— Интересно, а кто-нибудь знает, как пройти через этот дурацкий Лабиринт?

Сара призадумалась, подперев рукой подбородок. Конечно, это славненькое чудовище заслуживает куда большего доверия, чем трусливый дохляк — коротышка. Но ей нужно как-то найти провожатого… Ну что ж, если некому ей помочь, значит, придется самой что-то придумать.

Она выпрямилась. Лудо стоял рядом, возвышаясь над нею словно массивная башня. Пускай он не провожатый, — подумала она, — зато как здорово, что он на моей стороне.

Открывается другая дверь

Сара обошла дерево, к ветви которого был привязан Лудо, и двинулась дальше. Лудо, прихрамывая и корчась от боли, последовал за девушкой.

Вскоре перед ними возникла каменная стена. По бокам она была плотно огорожена непроходимым колючим кустарником. В стене — слева и справа — виднелось два проема, закрытых дверьми. Двери были широкие и очень высокие, а на каждой двери — по железной колотушке.

— Так, поглядим на них, — сказала Сара, радуясь тому, что она не в одиночестве. Жизнь намного веселее, когда нет нужды разговаривать лишь с самим собой.

Сара подошла ближе к стене, чтоб получше разглядеть дверные колотушки. Они были сделаны в виде металлических масок. Каждая маска изображала какую-то отвратительную физиономию. И в каждую было вставлено по массивному кольцу. Маски были закреплены неподвижно, а кольца могли качаться. На левой маске кольцо было вставлено физиономии в уши, на правой — в рот. Вот эти-то кольца — если их сначала приподнять, а потом отпустить — и колотили.

Двери по виду совершенно одинаковые. Сара от одной маски переходила к другой. Какую же выбрать? Раньше в таких трудных ситуациях ее всегда выручала одна маленькая хитрость. Если, допустим, на чьем-то дне рождения стоят два незнакомых торта, надо сначала украдкой их попробовать: исхитриться и отщипнуть по маленькому кусочку, но так, чтоб никто не заметил.

Сначала Сара огляделась по сторонам: может, здесь есть какой-нибудь другой путь, кроме этой стены… Другого пути не было. Тогда она решила окончательно разобраться с колотушками.

— Как ты думаешь, Лудо, какую из этих двух мерзких физиономий нам выбрать?

— Пялиться — очень неприлично, — произнесла колотушка с кольцом в ушах, та, что была слева.

Сара вздрогнула: она до сих пор не привыкла, что предметы, которые обычно ничего не произносят, в этом Лабиринте могут вслух высказывать свое мнение.

— Извините, — на всякий случай произнесла девушка, хотя чувствовала, вряд ли кто-нибудь ее осудит за то, что правильно, по ее мнению, — нечего тут выступать какой-то дверной колотушке. — Я просто должна разобраться, какую мне выбрать дверь — вот и все.

— Чего? — спросила первая колотушка.

Сара хотела было ответить, что в обществе, в котором она живет, одинаково неприличным считается как пялиться на человека, так и говорить ему Чего? .

Но не успела она и рта раскрыть, как услышала сбоку какое-то бормотание. Оказалось, это бормочет вторая колотушка — с кольцом во рту. Речь ее была примерно такой:

— «Ммм гли м г ду».

— Нечего с полным ртом говорить, — надменно молвила первая колотушка.

— Гр мр кер мбл мбл мбл…

Сара обратилась ко второй колотушке.

— Я ни слова не могу понять из того, что вы говорите, — сказала она и только тут сообразила, в чем дело.

— А-а-а, — сказала она, — погодите-ка минутку. — Схватилась за кольцо и потянула его на себя. Кольцо легко выскочило изо рта колотушки и оказалось в руках у девушки. На физиономии колотушки появилось выражение полной умиротворенности. Маска провела легкую разминку своих мускул: на щеках, на лбу, на подбородке, и осталась очень довольной.

— Как хорошо без этой штуки, — облегченно вздохнула она.

— Простите, а что вы раньше мне говорили? — спросила Сара.

— Первая колотушка — с другого бока от Сары — проговорила:

— Кого?

Вторая колотушка кивнула на первую:

— Я же сказала, без толку с ней разговаривать. Ну конечно, без толку. Это ж глухая тетеря, доложу я вам, точно-точно.

Первая колотушка ответила второй:

— А ты все бормочешь, бормочешь, бормочешь не пойми чего. Нечего сказать, замечательная собеседница!

— Сама бы сначала говорить научилась! — яростно выкрикнула вторая колотушка. — А то умеешь только жаловаться!

— Нехорошо, — сухо произнесла первая, — тебя совсем не слышно.

Сара посмотрела на вторую колотушку и спросила:

— Скажите, а куда ведут эти двери?

— Чего? — спросила первая колотушка.

— Хоть убейте, не знаю, — ответила Саре вторая, — ведь мы всего-навсего… колотушки.

— Да, — сказала Сара и подумала, что об этом она и сама могла догадаться.

— Значит надо выбирать: или ту дверь или эту… Она подумала — подумала, и выбрала вторую — потому что стояла напротив нее. Ну а сделав выбор, протянула руки вперед и толкнула дверь. Та не поддалась. Она толкнула сильнее. Потом уперлась плечом в дверь. Дверь оказалась такой же неприступной, как и стена, в которую она была вделана. Девушка решила, пора звать Лудо на помощь. Своим могучим корпусом он-то уж наверняка распахнет эту дверь.

Но сначала Сара спросила:

— А как можно туда войти?

Колотушка лукаво улыбнулась.

— А ты постучи, дверь и отворится.

— Вот оно что! — удивилась девушка и посмотрела на кольцо, которое держала в руках. Потом подняла его, чтобы вставить на место — колотушке в рот.

Колотушка скорчила недовольную рожу.

— Фу-фу, не нужна мне во рту эта штука.

Она крепко сжала губы и, как Сара ее ни уговаривала, ни за что не соглашалась открыть рот.

— Ну давайте, — пыталась убедить ее девушка, — я хочу в дверь постучать.

Но на все ее просьбы колотушка возмущенно качала головой.

— Н-да-а, — мрачно, как всегда, отозвалась первая колотушка и кивнула на вторую. — Не хочет, чтоб кольцо поставили ей на место. После этого повернется ли у кого-нибудь язык сказать, что я ругаюсь почем зря?

— Тогда, — сказала Сара, поворачиваясь к первой, — боюсь, вместо нее мне придется потревожить вас.

Она подошла к первой колотушке и взялась за кольцо.

— у-у-у! У-у-у! — Запротестовала та, скривив брезгливую морду.

Но Сара не обратила на это никакого внимания и дважды ударила кольцом по массивной двери. Дверь отворилась.

Девушка осторожно заглянула внутрь. И услышала смешки, гогот, уханье, гиканье. Поневоле она и сама заулыбалась и шагнула через дверной проем. Потом обернулась, чтобы подождать Лудо. Она думала, он пойдет за ней. Но Лудо покачал головой и остался снаружи.

Ну и что, — подумала Сара, — посмотрю, куда ведет эта дорожка. Что тут опасного?… А если увижу замок, вернусь и позову Лудо.

И вот она оказалась в лесу, наполненном солнечным светом. Кругом росли цветы: где-то кустами, где-то сплошными цветочными полянами. Видны были холмики, глубокие лощины и ровные долины, словно ковром сплошь покрытые маргаритками. И повсюду росли деревья с пышными, раскидистыми кронами. И смех там стоял заразительный. Не переставая хихикать, Сара решила разглядеть, что это за существа, которым так весело. Но не заметила ничего кроме растений.

— Кто здесь смеется? — проговорила она сквозь смех.

И услышала, как справа позади нее кто-то давится от хохота. Она обернулась и увидела: ветка дерева прикрывает своей лапой дупло в стволе, которое, по всей видимости, служило дереву ртом.

— Это же дерево! — воскликнула девушка. — Дерево, это ты, что ли?

В ответ раздался переливчатый звонкий хохот, идущий снизу, прямо от ее ног. Она посмотрела вниз и увидела семью лесных колокольчиков. Те дружно раскачивались и дрожали от смеха.

— Ой, посмотрите! — воскликнула Сара, упав на колени и хохоча вместе с цветами. Теперь колокольчики уже не могли разогнуться от смеха.

Дерево над Сарой тоже не в силах было удерживать свое веселье. Оно откинуло свою лапу от дупла и взорвалось громким радостным хохотом. Сара запрокинула голову, присоединяясь к нему.

И это послужило сигналом к бурной всеобщей радости. Пни, стоящие вокруг, засмеялись низкими хриплыми голосами. А деревья зашлись в смехе и закачались из стороны в сторону. Задрожали папоротники, корчась от хохота. Мыши повылезали из своих норок, белки — из дупел и по их мордочкам текли слезы от смеха. Птицы прыгали с ветки на ветку и верещали без умолку.

Сара уже обессилела от смеха. Едва переводя дыхание, она с трудом проговорила:

— А над чем же мы смеемся?

— Не знаю! — давясь от смеха прокричало над ней дерево. — Ха — ха — ха!

Весь лес дрожал от смеха — даже трава на земле. Сара почувствовала, что слабеет. Она села на землю и, хлопая себя по бокам, произнесла:

— Ох… прошу вас… прошу вас, помогите остановиться.

Но в ответ лишь усилился смех. Теперь все вокруг превратилось в сумасшедшее веселье. Птицы, содрогаясь от безудержного смеха, падали с веток и бились головой о землю. А глаза у них были совершенно безумные. Какие-то зверюшки, крича, выползали из-под корней деревьев. Они приближались к Саре, разевая хищные пасти и хлопая мерзкими глазами.

Не в силах превозмочь смех, Сара простонала:

— Прошу вас! Прошу! Помогите остановиться!

— Она не может остановиться! — радостно заявило дерево, и весь лес ответил ему разноголосым смехом.

Сара нашла в себе силы подняться. Ее качало и трясло от смеха, но глаза… глаза были измученными.

— Стой! — прошептала она. — Стой!

Шатаясь, девушка сделала несколько шагов назад — к открытой двери — и упала.

В ответ раздался новый взрыв неистовой радости.

Сара приподняла голову. Совсем рядом — по другую сторону дверного проема — она увидела Лудо и протянула к нему руку, прося о помощи. Лудо попробовал, но не смог сам протиснуться в эту дверь. Тогда он вытянул вперед лапу и дружески закивал, стараясь подбодрить девушку. Она из последних сил проползла еще несколько ярдов, что отделяли их друг от друга. Лудо нагнулся, ухватил Сару за руку и, вытащив наружу, захлопнул дверь.

Безумный смех прервался. Наступила тишина. И легкий шелест листьев. Она слушала его с закрытыми глазами, и ей казалось, что нет на земле звуков нежнее этих.

Она немного полежала, отдохнула — силы вернулись к ней. Лудо с тревогой неотрывно смотрел на девушку. Когда она поднялась, зашмыгала носом и слегка ему улыбнулась, он проговорил:

— Лудо — хорошо.

— Сара — хорошо, — ответила она и потрепала его по голове.

Теперь не оставалось ничего другого, как попытаться проникнуть во вторую дверь. Она подошла к ней, сказала Простите — и поднесла кольцо от колотушки ко рту маски. Та сморщилась и сжала челюсти.

— Ну, пожалуйста, прошу тебя, — вновь стала уговаривать колотушку девушка, но та лишь сердито хмурилась и сильнее сжимала рот.

И тут Саре пришла в голову идея. Она схватила колотушку двумя пальцами за нос и зажала его. Какое-то время та терпела — она мычала, становясь все свирепее. Но в конце концов стала задыхаться, не выдержала и шумно раскрыла рот, чтобы глотнуть воздуха.

В тот же миг Сара сунула ей в рот кольцо, а после грохнула им по двери.

Колотушка явно была разгневана и выражала свое недовольство такими словами:

— Крымпф. Мбл. Мбл. МБЛ. Грумффф.

— Извините, — сказала ей Сара, — но я вынуждена была это сделать.

— Все нормально, — заметила первая колотушка, — она ж к нему привыкла.

Дверь отворилась, и перед спутниками предстала картина угрюмого, непроходимого леса. По эту сторону двери ласково светило солнце, а по ту сторону… открывалась мрачная для них перспектива.

Лудо зарычал и попятился назад, но одной Саре в эту дверь заходить не хотелось.

— Эй, давай! — сказала она и, подбадривая себя, добавила: — У нас нет другого пути. Только если назад, но этого я ни за что не сделаю.

Она вошла в дверь и стала ждать Лудо. Дверь оказалась достаточно широкой, чтобы Лудо в нее протиснулся. Он нехотя проделал это и подошел к Саре.

Дверь сама по себе, резко стукнув, захлопнулась. И громкое эхо долго еще разносило этот звук.

Небо здесь было темно-серого цвета, а растения выглядели такими чахлыми, словно солнце не заглядывало в эти места со дня сотворения мира. Отвага сразу же покинула девушку, она задрожала. Для поддержания духа Сара посмотрела на Лудо. Но тот выглядел еще более несчастным, чем она.

— Ну что же ты, Лудо! — как можно бодрей сказала она. — Смешно, когда такое большое существо, вроде тебя, и боится.

Лудо замотал головой:

— Не быть — хорошо.

Сара пожала плечами и принялась разглядывать это место. Ей надо самой выбрать, в какую сторону идти. А на душе у нее было ой как тяжко. Замка нигде не было видно. Какая-то тропинка бежала по лесу. Но как узнать наверняка, что она ведет в нужную сторону? Девушка всталана цыпочки, да ничего нового не увидела. Хорошего тут не жди. Она почувствовала, как слезы выступили у нее от обиды. И раздраженно смахнула их.

Я должна что-то предпринять, — подумала она. — Но сначала надо бы растормошить этого Лудо.

Поэтому девушка сказала:

— А пугаться нам нечего! Подойдя вплотную к дереву, Сара стала разглядывать его ветви. Она и не заметила, как позади нее — там, где стоял Лудо, — земля разверзлась и в один миг поглотила его. И сразу после этого огромная дыра в земле бесшумно захлопнулась.

А Сара, между тем, продолжала спокойным голосом:

— Может, нам попытаться залезть на дерево? Тогда далеко будет видно, а вдруг до самого замка?

Она ухватилась за нижнюю ветку и попробовала на ней подтянуться. Ветка сухо хрустнула и обломилась у нее под рукой. Сара и сообразить не успела, что дерево это мертвое, как дерево с грохотом рассыпалось на части. Но девушка увидела перед собой не кучу трухлявых гнилушек, а кучу костей. И в руках у нее была не сломанная ветка, а здоровенная кость. Девушка с омерзением отшвырнула ее прочь. И услышала, как вокруг нарастает сухой треск, и с ужасом увидела, что все деревья вокруг падают замертво, превращаясь в скелеты динозавров.

Деревья, гремя костяными ветвями и стволами, одно за другим рассыпались по земле, словно костяшки домино. Пока всюду, докуда хватало взора, не остались валяться лишь груды костей. И больше — ничего.

Сара знала: во всем, что здесь произошло, виновата лишь и одна. Это она, сломав ветку, разрушила хрупкое равновесие, которое царило тут. Вынести тяжесть такой вины было выше ее сил. Она зарыдала и опустилась на землю. Она ничего не умеет делать как следует. А надеяться тут не на кого. Словом, полная безнадега.

Она долго рыдала, закрыв лицо руками, пока не вспомнила про Лудо и не надумала посмотреть: он-то что делает, может, тоже плачет?

— Лудо! — позвала она, оглядываясь по сторонам.

Его нигде не было.

— Лудо! — вскочила она в панике. Она обшарила все вокруг, но не заметила даже намека на его присутствие. А небо над головой становилось темней и угрюмей.

— Лудо! — кричала она, чувствуя себя бесконечно одинокой в этом разоренном до тла Скелетленде. — Где ты, Лудо?! Господи, что здесь происходит?!

Она бросилась бежать — куда угодно, лишь бы исчезнуть отсюда, пока сама не превратилась в груду костей. Она бежала, не разбирая дороги — прямо по ним, по костям. И добралась до другой части леса. Там тоже было сумрачно. Деревья стояли как одинокие персты, а погибшие ветви и листья покрывали землю. Могучие коряги повсюду простирали кривые щупальцы. Тут и там между деревьями виднелись прогалины, которые давали ей возможность двигаться дальше. Но на каждом шагу она тыкалась лицом в паутину, а из зарослей папоротника на нее тучей набрасывалась мошкара. Что здесь происходит? — хныкала она, но продолжала бежать подальше от этого гиблого места.

Лес становился гуще и темнее. Она выскочила на небольшую болотистую поляну, поросшую травой. Вокруг стеной стояли деревья, закрывая своими верхушками небо. Сара почти уже ничего не различала в темноте, но все продолжала бежать. До тех пор, пока из темноты не выпрыгнуло прямо на нее страшное, заросшее светящееся существо.

— Эй! — закричало оно. — Что тут происходит?

Сара на мгновенье остолбенела — и пронзительно завизжала.

Нет проблем

Тем временем Хряксон все еще продолжал топтаться среди запутанного множества живых изгородей, думая о своих собственных проблемах. Больше всего его заботило, конечно, что у девочки остались его сокровища. Хотел быть хорошеньким и ей, и Джарефу. И получилось то, что всегда бывает, когда думаешь услужить и вашим и нашим: ни навару, ни товару. Когда же Сара закричала на болоте — а это был страшный вопль, — Хряксон даже издалека его уловил. Он остановился и стал прислушиваться. Крики не кончались. Хряксон пошевелил своими мозгами, и, хотя они были у него не так, чтобы очень, решил, что должен идти на выручку. С криком: Бегу, хозяюшка! он бросился на помощь Саре. Он знал здесь все пути-дороги. И знал их получше, чем глупые гоблины, которые обитали в замке.

Но едва он повернул за угол, как уткнулся в чьи-то колени.

Перед ним стоял Джареф. В своей королевской мантии он был дьявольски хорош.

— Вот это встреча! — радостно произнес он. — Не могу поверить своим глазам.

— Правильно, не верьте, — вымолвил Хряксон дрожа.

— Куда же ты направляешься?

— Я… — Хряксон уставился в землю. — Я… — начал он было другим голосом, так как начинают обычно выступать перед публикой. Но, чтобы оттянуть время, он стал усиленно потирать поясницу, делая вид, что там у него ужасно чешется, и надеясь, что слушатель потерпит, пока он борется с невыносимым зудом.

Джареф терпеливо ждал, и улыбка не сходила с его лица.

— Э-э… — наконец собрался с мыслями Хряксон. — Маленькая хозяйка, значит, слиняла от меня… эээ… значит, но я только что слышал ее… так… — Джареф прищурился. — Поэтому я, это… ээ… это, я собираюсь найти ее и… это… привести ее к самому началу. Точно так, как вы приказывали.

Хряксон готов был согласиться на что угодно: чтоб его поколотили, побили камнями, что угодно, только бы не видеть этой улыбки — этой вежливой садистской улыбки.

— Понятно, — Джареф кивнул. — А я-то на мгновенье подумал, что ты полетел ее выручать… Но нет, я ошибся. Ты этого не сделаешь. После моего предупреждения… Это было бы просто глупо.

— Ха-ха-ха, — угодливо засмеялся Хряксон, хотя сердце его трепетало от страха. — Ой, не могу, ха-ха-ха… Глупо? Это вы про меня, что ли? Кому, ей помочь? После вашего предупреждения?

Джареф элегантно склонил голову, изучая одеяние Хряксона. Взгляд его остановился на голом ремне.

— О, Боже! — произнес он, стараясь выглядеть озабоченным, — бедненький Свинтус!

— Хряксон, Ваше Величество! — прорычал Хряксон.

— Я только что заметил: пропали ваши великолепные драгоценности.

— Ох!.. — Хряксон глянул вниз на печально одинокий ремень. — Эх, да — пропали. А лучше бы найти их, правда?… Но сначала… — и он произнес это твердо и горделиво, — я непременно отведу маленькую мисс к самому входу нашего Лабиринта… — Подумал и добавил. — Так, как мы с вами решили?

Сказав это, Хряксон уже собрался смыться — и пошел потихонечку. Но его догнал голос Джарефа:

— Подожди!

Человечек остановился ни жив ни мертв. И прикрыл глаза.

— У меня есть предложение получше, Хряксон. Передай ей вот это.

Хряксон обернулся и увидел, как Джареф сделал левой рукой плавный пас и в воздухе появился хрустальный шар. Еще миг — и он на ладони у Джарефа. Король гоблинов бросил его Хряксону. Тот поймал шар — в руках у него был крупный мясистый персик.

Хряксон посмотрел на него и, заикаясь, проговорил:

— Что это?

— Это подарок.

Хряксон заморгал часто-часто и медленно произнес:

— А… а… это не повредит маленькой миссис, а?

— Ну что ты! — Джареф положил руку на сердце. — А все-таки интересно, почему тебя это волнует?

Хряксон поджал губы.

— Да так, просто… занятно, и все.

Значит, это ей передашь, Хряксон. Вот и все, что от тебя требуется. И все, что тебе положено знать.

Тут Хряксон понял, что он разрывается на части: между страхом, который был ему хорошо знаком, и другим, новым чувством, которому он еще не мог дать название.

— Я… — теперь он выпрямился и гордо поднял голову. — Я не сделаю ничего, что могло бы ей повредить.

Он не сомневался: за такое непослушание, в лучшем случае, что он заработал, это хорошую порцию «березовой каши».

Но Джареф ответил ему своей дежурной улыбкой — той улыбкой, что сейчас полоснула Хряксона как бритва.

— Ну, Свинман, ну ты и даешь! — Король гоблинов звонко рассмеялся. — Я удивляюсь тебе. Потерять свою дурацкую голову из-за какой-то ДЕВЧОНКИ!

— Головы я не терял, — насупился Хряксон.

— Надеюсь, тебе не втемяшилось в башку, что хоть одной девушке сможет понравиться такой маленький, омерзительный паршивец, вроде тебя, а? Ну, говори!

Хряксон был жестоко оскорблен.

— Она сказала, мы будем… — он осекся, но было уже поздно.

Отвернувшись, Джареф усмехнулся:

— Кем? Неразлучными друзьями? Не так ли, Хрякман? Не так ли, наш поросеночек? Друзьями, правда ведь?

Хряксон весь покраснел и, часто моргая, снова уставился в землю.

— Не важно, что, — пробормотал он.

Твердый и жестокий голос Джарефа отрезвил его.

— Ты передашь ей это, Хряксон, или не успеешь снова моргнуть, как окажешься в Болоте Вечной Вони.

Чувствуя всю свою ничтожность, Хряксон сломался и покорно кивнул головой, соглашаясь.

Теперь, полагая, что разговор окончен, ему надо было спешить. Но вновь его остановил голос Джарефа.

— Вот что я тебе скажу, — произнес он, откинув назад голову и как бы оценивающе уставившись на Хряксона. — Если она когда-нибудь тебя поцелует… — он сделал паузу, — я превращу тебя в принца.

Хряксон понимал, что это ловушка. И все-таки спросил, не удержавшись:

— Неужели в принца?

Ну точно — ловушка.

— В принца… страны Вечной Вони.

Джареф решил, что это классная шутка. И даже растворясь в пространстве, он продолжал без умолку хохотать.

Светящимся, диким существом, выпрыгнувшим перед Сарой, была Огнеяна. А все Огнеяны — бешеные. Все и всегда. Они такие же бешеные, как полоумные придурки.

Сара снова закричала и, скрестив перед собой руки, отпрянула в сторону. Выскочившее существо было похоже на тощую лисицу, с мордой, которая кончалась огромным клювом, и с раскидистым пушистым хвостом. Шерсть на ней была огненно-рыжая с розоватыми и пурпурными оттенками. Это существо передвигалось, а точнее, перепрыгивало на двух тоненьких ножках, напоминающих куриные. И таращилось на все своими выпученными голубыми глазами с красными зрачками. На передних лапах у него было по четыре длинных пальца, которые без конца тряслись.

— Что тут происходит? — требовательно вопросило оно.

Девушка покачала головой и открыла было рот для ответа, но вместо слов из нее вырвались одни лишь всхлипы.

— А ну, немедленно закройся, слышишь, что тебе говорят?! — приказала Огнеяна.

— Точно, — поддакнула ей вторая, появившись у первой из-за спины. Она сразу начала испуганно прыгать на задних лапах туда-сюда. — Так не пойдет, так делать нехорошо.

— Никак нет, сэр! — выпрыгивая из-за деревьев заорала третья и уставилась на девушку безумными глазами.

— Никак нет, сэр, — это проговорила появившаяся четвертая.

А вот и пятая.

— Эй! — радостно закричала она девушке. — А ну, давай, шевелись.

Сара, полная тревоги, оглядела их всех.

— Что вы от меня хотите?

— Классно! — ответила одна из них, выбивая пальцами на камне быстрый ритм.

— Ух-ух! — произнесла другая, перебивая своими ударами первый ритм.

— ЧТО, это нам? — спросила третья.

Сара кивнула.

— О, нам ничего не надо: только что отдохнули, и так славненько.

— А-а, — смутившись сказала Сара, — я вижу.

Услыхав ее застенчивые слова, все Огнеяны дико захохотали и стали хлопать себя по бокам. Одна из них выкрикнула Х оп! и заколотила лапой по бревну.

— Она ВИДИТ! — завыли вокруг от восторга.

— Да-а-а-а-а!

— Э-эй, э-ге-гей!

— Ну что ты присохла к этому месту! — крикнула девушке одна из Огнеян.

— Нельзя же так! — сказала другая. — Растряси себя немного, будь свободней хоть чуть-чуть.

— Верно! Хватит хныкать. ВЫБИВАЙ эту дурь из себя.

Они прыгали вокруг, хлопали, ухали и стучали. Одна из них чиркнула пальцами по земле, и палец вспыхнул как спичка. От горящего пальца Огнеяна разожгла костер из сложенных в кучку дров. Затем с безразличным видом задула палец.

Сара тихонько и робко пятилась назад: она хотела от них сбежать.

— И то правда. Тебе надо чуток побеситься.

— Так точно, сэр!

Одна Огнеяна перепрыгнула через два пенька, стоящих рядом, и начала стучать по ним, как бьют в барабаны. Остальные зашлись в бешеном ритме танца, прыгая вокруг барабанщика, гремя и щелкая костяшками пальцев.

Теперь Сара уже не могла сбежать, даже если б хотела: она оказалась у огня, в центре, окружавших ее пляшущих существ. Она стояла и с удивлением наблюдала за происходящим. Во всяком случае, оторваться от такого зрелища было не просто.

Вот одна из Огнеян взяла и вытащила свои глаза. Потрясла их в ладонях как игральные кубики — и выбросила.

— Давай! — закричали остальные, подбрасывая подружку. Они сбились в кучу, отыскивая выброшенные глаза. Когда глаза были найдены, их передали хозяйке. Та, подогреваемая возгласами подружек, схватила их и подбросила вверх — как какие-нибудь стеклянные безделушки, а потом ловко поймала точно в глазницы, на свои места. Остальные Огнеяны продолжали хлопать, кричать и прыгать.

Вот другая, будто соревнуясь с первой, сорвала с себя голову и подкинула ее вверх. Все начали пинать голову словно футбольный мяч. Когда владелице головы это надоело, она сняла с себя ногу и ловким резким ударом, как будто это была клюшка, прихлопнула голову на место. А все вокруг верещали, хихикали и били себя по бедрам в такт барабану, который бешено колотился.

Потом они окружили Сару, пытаясь ввести ее в свой хоровод. Но, насмотревшись на все их забавы, девушка чувствовала себя неловко и робела. Однако теперь она решила, что ей повстречались просто-напросто любители хорошо погулять: придурковатые и безголовые. Так что бояться их нечего. Она не испугалась даже тогда, когда кто-то стал тянуть ее голову кверху, чтобы снять с плеч. Сара лишь крикнула:

— Эй ты! Больно ведь!

— Она у ней не снимается! — воскликнула Огнеяна.

— Не может быть! — удивились остальные и обступили девушку, пытаясь отобрать ее голову.

— Эй! — теперь уже грозно вскрикнула Сара. — А ну, прекратить!

— Ты права! Она у ней закреплена!

— Конечно, закреплена, — подтвердила Сара.

— И куда же ты, милочка, направляешься с такой головой?!

— Ну как же это, я… ОХ! — на девушку вновь навалилась тяжесть от ощущения безнадежности. Шмыгая носом, она стала всхлипывать и вспоминать: Лудо пропал, и Хряксона тоже нет.

— Эй, в чем дело, дамочка?

На Сару напала икота. И она, с трудом ее прерывая, проговорила:

— Ой! Мне надо-добраться-до-замка Джарефа-в центре-этого-Лабиринта.

— Святое дело!

— Ты хоть немножко соображаешь, что делаешь, девушка?

— Я — да! — твердо сказала Сара.

— Потрясно! Ну как вам это нравится!

Барабанщик прокричал:

— Она СООБРАЖАЕТ, что сейчас делает, — и выбил в честь Сары оглушительную дробь.

— Ура-а-а! — закричали остальные, гримасничая и аплодируя.

— Но у меня осталось всего лишь несколько часов, — проговорила Сара. Хотелось бы ей знать, сколько именно.

Огнеяны засвистели и, кривляясь, стали делать друг другу какие-то знаки.

— Ерунда, нету ничего — и НЕТ проблемы.

Сара глянула на них сквозь слезы, и лучик надежды блеснул в ее глазах.

— Это правда, что нету?

— Хоть застрели! Нету!

— Мы проводим тебя туда.

— Еще как проводим! — дико заорала одна из Огнеян, махая лапами над головой. — Не прошвырнуться ли нам немного, а?

Остальные поскакали, визжа, ухая и гогоча — они были до безумия возбуждены.

— В замок! О-о-о, красота!

— Конечно, это очень мило с вашей стороны, — нерешительно сказала Сара, — но все-таки.

— Думаешь, мы сейчас уже того, СЛИШКОМ БЕШЕНЫЕ?

Когда Огнеяна произносила эти слова, голова сама отделилась у нее от шеи и повисла в воздухе. Чтобы не потерять голову, Огнеяна обхватила ее двумя лапами и, прихлопнув, поставила на место.

Барабанщик отбил длинную дробь в честь Сары и прокричал:

— Давай стреляй! Мы не такие, как те, которые бешеные!

— Да, да, мы уже другие! — заорал кто-то. — Смотри!

Орущее существо приняло облик страуса, пробежало пару шагов и… взорвалось. А потом стало отыскивать разлетевшиеся кусочки и собирать себя по частям. Когда это ему удалось, остальные завыли от восторга и запрыгали, хлопая в ладоши.

Барабанщик снова отбил дробь, но при этом заметил:

— Остынь, подруга!

— Слушай сюда, девушка, тебе ни в жисть не дотопать до того места в одиночку.

Сара засопела от огорчения.

— Знаете, а у меня еще недавно был друг. Правда…

— Ага! Небось тот парень, что ходит в одежде. Он, что ли?

— Вы имеете в виду Хряксона?

— Точно. Хряксон, это он! Эх, классно! Да у нас каждый знает этого Хряксона!

— Правда? — удивилась Сара.

— Конечно! Мы с Хряком — ВО как! — Огнеяна скрестила два пальца.

— О-о, здорово.

Но прежде чем Сара успела произнести еще что-либо, эти существа потащили ее за собой. Куда? Она не знала, лишь заметила впереди каменистую дикую местность.

— Значит дворец твой, он где-то вон там — примерно, как мы идем, — стала убеждать девушку одна из Огнеян.

— А вы уверены, что ЗНАЕТЕ, как добраться хотя бы до центра Лабиринта? — тревожно спросила Сара. Мешкать больше она не имела права и думала: Лучше уж самой попытаться найти нужный путь.

Однако от Огнеян не вырваться: они обступили девушку, схватились за одежду своими длиннющими пальцами и, подпрыгивая на задних лапах, дружно потащили за собой.

— НАМ ли не знать, как добраться до центра?!

Они все затряслись, покатываясь со смеха. При этом головы их стали высоко подлетать в воздух, и лапам приходилось отделяться от туловищ, чтобы схватить свою голову и присобачить ее на место.

— Нет, милая дама! — завопила одна из них. — Может, мы и БЕШЕНЫЕ, но знаем точно, куда идем.

— Ну точно! — поддержали остальные.

— Тебе в замок что ль надо? Вот мы и ТАЩИМ тебя в замок, или мы делаем тут что-то другое?

— Нееет!

— Так что давай, дамочка, с нами, — и у тебя не будет НИКАКИХ проблем.

А Джареф в это время из замка наблюдал за Сарой. Глядя в свой хрустальный шар, он видел убитое горем лицо девушки и понимал, что она хочет удрать от его верных помощников.

Он поднял Тоби и приблизил его лицо к шару.

— Погляди — Сара, — тихонько проговорил он. — Это не то, что тебе хотелось бы отыскать?

Тоби, завидев лицо сестры, уставился в шар. И вытянул свою рученьку, пытаясь потрогать его.

— Столько хлопот из-за какого-то пустяка, — проговорил Джареф и покачал головой. Потом взглянул на удивленного Тоби. — Потерпи немножко. Скоро она совсем тебя забудет, мой милый друг. Вот Хряксон даст ей мой подарочек, — и порядок. Сразу позабудет — все-все.

Окно в дикий мир

Огнеяны тащили Сару за собой как упрямого осла. Она, действительно, была упрямой. И постоянно спрашивала: Где замок? Его же не было видно ни с какой стороны. Вместо ответа она слышала лишь одни визги и дикий хохот. А время без остановки отсчитывало свои минуты и приближалось к тринадцати. Поэтому она, может, и в самом деле была упрямым ослом, если позволила втянуть себя в этот бардак.

Она пыталась сообразить, в каком месте допустила просчет. Но для нее это оказалось слишком сложным. Допустим, она не подошла бы к Хряксону, тогда, в самом начале, а пошла бы другим путем: вокруг той огромной стены? Может, тогда она была бы уже дома и Тоби сейчас лежал бы в своей уютной кроватке? Может, и так. А может, и нет. Как знать? Какие у нее были доказательства, что она в том или другом случае поступила правильно? Или хотя бы единожды приняла верное решение? А вдруг все это — сплошной и жестокий обман, которым пользуется Джареф, чтобы помучить ее, оставив надежду на спасение Тоби?

Подступили слезы, и Сара закрыла глаза. Нет, этого она себе больше не позволит. Ведь если б она не была плаксой, вполне вероятно, что эти твари оставили бы ее в покое.

А все- таки есть доказательства, пусть и хлипкие, в некоторых случаях она поступала совершенно правильно. Вот, например, ее короткая дружба с Лудо (бедный Лудо!) — ну как такое забудешь? Его счастливая глупая улыбка, которой он одарил ее, когда она выручила его из беды — разве это пустяки в нашей жизни?

Даже Хряксон с его противным характером — и тот, несомненно, помог ей понять, что она в силах сделать больше, чем ей казалось. И если все это сложить вместе, то получится, что, несмотря на все козни, которые устроил ей Джареф, есть очевидные доказательства в ее пользу.

Это похоже на правду. И все-таки они ломаного гроша не будут стоить, эти доказательства, если она вовремя не отыщет Тоби и не спасет его… А пока, пока ей надо удрать от этой компании. Здесь только убивают время — ее время — и ничего больше.

— Эй! Слушайте, эта штука вроде вон там?! — завопил кто-то.

— Неее! — ответил другой голос. — Это просто скала.

— А это что? Замок?

— Не-не-не, — произнес здоровенный пень.

— Глянь! — заорал еще кто-то, указывая на запруду, — что скажешь об этой штуковине? Как пить дать — замок!

— Ни в коем случае, — проговорило самое умное среди них существо. — В замке должны быть окна и все такое прочее.

Угорь высунулся из воды, чтобы поглазеть на орущих. Это лишь подлило масла в огонь.

— Вот он замок! — указывая на угря, завопило сразу несколько голосов.

— Какая досада! — произнесла мудрая Огнеяна. На этот раз она была полностью согласна с остальными. — Что же нам делать? Ведь мы должны в него попасть.

— Ко-неч-но!

— Э-ге-гей!

— Кра-со-ти-ща!

Сара с отвращением смотрела на их ужимки и прыжки.

— Это не замок, — сказала она.

— А откуда ж у него тогда окна? Этот угорь-старикашка должен ведь через ЧТО-ТО смотреть, ну?!

— Значит, это не тот замок… — сказала Сара, — …который нужен. А теперь, пожалуйста, разрешите мне уйти.

— Послушайте, вы! — высоким голосом пропел угорь. — Что вы делаете?

— А мы просто отдыхаем: валяем дурака — и все.

Огнеяны запрыгали из стороны в сторону, хлопая себя по бедрам.

— Эй, угорь, будешь у нас замком?

— Нет, не буду, — переливчато и звонко ответил им угорь. — А ну, давайте отсюда.

— Эй, угорь, а зачем тебе тогда окна?

— Чтобы разглядеть вас и сказать: Проваливайте! - ответил угорь и с гордым видом свечой ушел в глубину.

— Вот сукин сын! — радостно завопили твари.

Они испытывали невероятный восторг от всего, что бы ни происходило. Неудача или удача — какая им разница!

— Простите, — сказала Сара, — но я должна уйти.

— А разве не славненько мы тут отдыхаем, и все вместе?

— Хорошо, конечно, — из вежливости соврала она, — но мне надо попасть в замок.

— А мы ПОЧТИ ЧТО его отыскали, специально для тебя.

— В замке должны быть настоящие окна. Ну хотя бы одно.

— Но мы же хотим тебе помочь.

— Точно! Потому что ты девка — что надо.

Сара вздохнула.

— Но ведь вы знаете ровно столько, сколько и я, где находится этот замок.

— Значит, все-таки мы ЗНАЕМ!

— А вот ты и не знаешь.

— А я думаю, что он будет сразу вон за тем или этим холмом.

— Точно, ну и скажи ей.

— Вперед! Чего мы тут ждем?

Бессвязно бормоча и толкаясь, они потащили Сару по диким пустынным местам. И тащили до тех пор, пока сами не выдохлись и слегка приутихли. А если говорить о Саре, она совершенно измучилась: еле волокла ноги и чувствовала, что нервы ее на пределе.

— Наверняка, эти замки очень трудно находить.

— А может, он маленький-маленький? — предположил кто-то.

— Ага! Хорошая мысля! — И все Огнеяны дружно взялись приподнимать камушки, которых вокруг было навалом, и заглядывать под них.

— Да нет, — досадливо проговорила девушка, — замок — это такая большая-пребольшая вещь.

— Тогда он, небось, за этим холмом, — сказала одна Огнеяна другой. — Глянь-ка, может, оттуда, сверху и увидишь этот замок, — она указала на высокую ель.

— Верное дело, — согласилась первая. Сорвала с себя голову и побежала, ударяя ею о землю, как играют с мячом. Подбежав к дереву, она сильно подбросила голову и попала ею точно… на верхнюю ветку.

— Ну как, не видишь оттуда замок? — спросила она свою голову.

— Я все вижу, — ответила голова с верхотуры. — И ЗАМОК могу увидеть!

— На что же он похож? — подозрительно спросила Сара.

— Это… он похож вроде этого… ну, как его… эээ… ну это самое, ну… похож на гипопотама, вот!

— Потрясно!

— Вот это замок!

— И мы почти пришли. Вперед!

— Меня подождите! — закричала голова, пока туловище карабкалось за ней по дереву.

— Я ухожу от вас, — заявила Сара.

— Дама! Вы же СЛЫШАЛИ, она сказала: вижу замок!

— Такой большой-пребольшой!

— Похожий на гипо-по попа… тама.

После этих слов раздался взрыв смеха, вопли и — понеслась бешеная пляска. Огнеяны исступленно прыгали и орали. Они были так этим захвачены, что Саре показалось, сейчас она сможет от них ускользнуть. Она потихоньку начала пятиться задом, а потом повернулась и быстро пошла в обратную сторону — откуда ее притащили. Но стоило немного отойти, как Огнеяны догнали ее, окружили и снова повели за собой дальше по этим диким местам.

Сначала Сара очень хотела вернуться к тому месту, где встретилась с Огнеянами. Но потом поняла всю тщетность этого желания, ведь у нее не было ни малейшего представления, куда двигаться дальше. А для того, чтобы толком сделать какое-нибудь дело, всегда нужна точка опоры. То есть нужно твердо знать: идти тем путем или этим, или спокойно стоять на месте, а может быть, и поплакать. И как бы не получилось так, что лучшее, на что можно рассчитывать в жизни, — это просто веселиться безо всяких хлопот.

Сара покачала головой и остановилась. Где бы ни была ее точка опоры, ясно, что она не здесь. Ничего не выйдет, пока она связана с этими тварями… Она стала оглядываться по сторонам: вдруг увидит такое, от чего ценная мысль сама придет в голову. Ну хоть какая-нибудь.

И вот неподалеку она заметила высокую круглую скалу, поросшую лесом. Она поняла, что надо делать.

— Погодите, — сказала она Огнеянам. — Никто из вас не знает, где находится замок. Вы даже не представляете, на что он похож.

— Если мы бешеные, это еще не доказательство, что мы не знаем, что такое замок.

— Ведь мы не безумные, нет, мы просто бешеные.

— Конечно БЕШЕНЫЕ, — подхватили все дружно.

Девушка молчала. Те поняли, что она сомневается в их словах. Тогда одна из тварей решила показать, какая она бешеная. Сняв голову, она подбросила ее вверх, но, когда голова опускалась, приближаясь к земле, Сара первая схватила ее и что было сил отшвырнула ее прочь.

— Эй, леди, это чужая голова.

Еще две головы отделились от туловищ: они решили подпрыгнуть и посмотреть, куда делась та голова.

Сара тут же схватила их и запулила в разные стороны.

— Это же МОЯ голова! — возмущенно произнесла в полете одна из голов.

— Эй, погоди-ка.

— Леди, что вы делаете?

— Вы швыряете ЧУЖИЕ головы.

— Точно. А законы разрешают выкидывать лишь СВОЮ, ведь правда?

Тут началась такая кутерьма, страшно подумать. Туловища стали с криком гоняться за головами: звали своих, но в суматохе хватали чужие, вокруг заверещали, закудахтали — и среди этого кромешного ада Сара сбежала. Она помчалась прямо к скале.

Сзади раздались крики.

— Эй, кто-нибудь, держи ее!

— Мы вот с ТЕБЯ щас снимем голову.

— Точно, и будем швырять ее В РАЗНЫЕ СТОРОНЫ.

— Мы тебя еще не уволили.

— Дайте сниму с нее голову.

— Слушай-ка, дамочка, притормози!

— Эй ты, давай назад.

— Мы же хотим ПОМОЧЬ.

— Все вперед!

Они понеслись за девушкой и стали ее нагонять. Но она-то побежала раньше и была у скалы прежде, чем они схватили ее. Проскальзывая между деревьями, Сара заметила расщелину в огромной отвесной стене и бросилась туда. Она попала на тропинку, пробитую внутри скалы. Затейливо петляя, тропинка серпантином вела кверху. Но за спиной уже эхом раскатывались голоса:

— Эй, дама, не желаете ли снять с себя голову, а?

— Конечно, желаем!

— Это же все так весело!

Сара мчалась сломя голову, все выше и выше, и вдруг тупик. Перед ней — лишь отвесная стена, покрытая мхом и лишайником. И не за что зацепиться, чтобы карабкаться вверх. Сара оглядела скалу до самой вершины там она была изрезана зубцами, словно башня какой-нибудь старой крепости.

А погоня совсем близко. Еще одна петля серпантина — и ее схватят. Бежать от них некуда.

— Вот она!

— Эй, леди, а мы нашли другой замок!

— Вроде коробки для бутербродов!

— Нет, вроде пачки!

— Кра-со-ти-ща!

— Стой, леди!

Сара прикрыла глаза.

Что- то стало щекотать ее по носу. Она открыла глаза и увидела веревку. Посмотрела наверх, а там — на самом верху — перегнувшись через край стены, кто-то стоит. Это… Хряксон, — она узнала его физиономию.

— Хватайся! — прокричал он ей сверху.

Она схватилась двумя руками за веревку, а он стал тащить ее. Огнеяны опоздали на мгновение. Подпрыгивая, они хватали девушку за ноги своими длиннющими пальцами и пытались сорвать ее с веревки. Она изо всех сил отбивалась от них ногами.

— Эй! — кричал кто-то, — ты что, не хочешь быть похожей на нас?

— Да сними ты свою голову!

— Снять с нее голову!

— На, возьми пилу!

— Она не пилит.

Хряксон быстро вытягивал веревку. И тогда огнеяньи головы начали взлетать и кружить возле девушки.

— Послушайте, дама, спускайтесь скорее вниз.

— Давайте так: мы разрешим вам нами поиграть, а вы снимете свою руку.

— Но если хотите, можете ногу.

— Нет, ухо! Лучше снять ухо, дама, это же совсем просто. Зачем вам два уха?!

Головы подлетали одна за другой, произносили подобную чушь и затем опускались.

— Мы хотим помочь тебе.

— Разве не мы показали тебе, что значит клево проводить время?

— Ага! Ты давай спускайся, тебе надо заправиться, а то все повылазит наружу.

— Пускай это все болтается.

— Эй, сюда — во потеха! Тут есть еще кой-чего посмотреть.

Хряксон подтянул Сару к вершине скалы. Он помогал девушке перелезть через зубчатую стену и одновременно отмахивался от огнеяньих голов. Он их гнал как назойливых мух и кричал им: Кыш!.. Летите прочь!

Оказавшись в безопасности, Сара огляделась вокруг.

На душе стало легко, и она засмеялась. Оказывается, они с Хряксоном стояли на смотровой площадке орудийной башни. А башня была частью Великой гоблинской стены, которая тянулась — Сара видела это — в обе стороны до бесконечности. И петляла, то опускаясь, то поднимаясь. На равных друг от друга расстояниях в этой каменной зубчатой стене были орудийные башни. Девушка обернулась к человечку.

— Хряксон! — ласково проговорила она.

Человечек, казалось, не замечает ее. Он продолжал отгонять последние головы, которые еще залетали к ним, но вид у них был уже совсем унылый.

— Назад, назад! — кричал он и махал на них руками. — Прочь отсюда, а ну пошли, кому говорят!

Когда с последней головой было покончено, он волей-неволей повернулся и обратил свое лицо к Саре. Она стояла, сияющая, и смотрела на него. А у Хряксона, как всегда, был сердитый вид. Но сейчас даже это не смутило девушку — она чувствовала, как ужасно хочется ей отблагодарить этого человечка. Хряксон потупил взор. Может быть, проверял, целы ли его побрякушки, которые девушка приторочила к своему поясу, кто знает? У него самого на поясе теперь болтался мешочек, где лежал персик — задание Джарефа.

Сара протянула вперед руки.

— Вы пришли, чтобы помочь мне? Спасибо, Хряксон.

Она обхватила человечка, наклонилась и приблизила свое лицо к его лицу.

— Нет! — взмолился он и хотел отмахнуться от нее, словно она была одной из тех летающих голов. — Не делай этого! Не целуй меня!

Но она его поцеловала. И зашаталась под ними земля.

Здесь птицы не поют

Камни, на которых они стояли, раздвинулись — словно открылась дверь в западне, и Хряксон, а за ним и Сара обрушились в какой-то темный скользкий провал, похожий на здоровенную воронку. И беспомощно понеслись по нему вниз.

Стоило ли ради этого Саре мучиться, выискивая нужный путь среди этих головоломок и отгадывая бесконечные загадки? Пустое это занятие, сказал бы Хряксон, если бы теперь он сам не катился на спине и не размахивал руками и ногами как бесхозная платяная вошь.

Повелителем здесь был Джареф. А он не мог допустить, чтобы в его владениях появились какие-то там чувства. Никакой дружбы, никакой помощи, никакого участия к другому быть не должно! И вот теперь — когда Сара в порыве благодарности поцеловала Хряксона — Джареф выполнил свое грозное обещание сделать Хряксона принцем страны Вечной Вони .

В королевстве Джарефа каждый был лишь за себя. А если кто-то и делал что-то для другого, то никогда он не делал этого от чистого сердца, все подчинялось расчету. Это был, так сказать, вклад, который в нужный момент мог принести вкладчику проценты. Слово давать здесь считалось неприличным, и его царапали только на стенах уборных. Слово любить не означало ничего иного, кроме как удовлетворять свои половые желания. Каждый здесь стоял на своих собственных ногах. И если при этом ему еще удавалось встать на чуткие ноги, чтобы сорвать с фруктового дерева плод, повыше и повкуснее, он действовал правильно. А правильные поступки ценились куда больше, чем хорошие. И чем больше зависти вы могли вызвать в других, тем весомей была мера вашего успеха в этом королевстве. Где все до одного завидовали Джарефу. И угождали каждой его прихоти. Что вполне его устраивало, и поэтому все так и должно было продолжаться.

По крутому скату Хряксона и Сару на полной скорости выбросило на какой-то узкий горизонтальный карниз, который выступал с внутренней стороны Великой гоблинской стены — примерно на половине ее высоты. Первым из воронки вынесло Хряксона. И его по инерции протащило за край выступа, он едва успел ухватиться за него и, качаясь, повис над бездной. А Саре повезло: падая в провал, она приземлилась на ноги, плюхнулась вперед и дальше спускалась на руках и поэтому успела затормозиться и подать Хряксону руку — до того, как он сорвался с карниза.

Пережив такие мгновения, Хряксон расплакался. Но плакал он недолго: сейчас на него действовало что-то сильнее, чем пережитый страх. Особенно сильно это что-то действовало на его выдающийся во всех отношениях нос. Хряксон сморщил его. Потом прикрыл глаза и застонал.

Сара невольно сделала то же самое. Она забыла про хлипкий карниз, который мог обвалиться в любую минуту. Все ее внимание теперь было сосредоточено на запахе. Никогда ничего подобного не било ей в нос, она даже представить себе не могла, что такой гадкий запах может существовать во Вселенной.

— Ооо-х! — застонал Хряксон и стал давиться, будто его сейчас должно вырвать.

— Что это? — спросила Сара.

Ее тоже начало мутить. Хряксон обратил к ней свое лицо. Оно не выражало ничего кроме страдания.

— Это… — он тяжело дышал. — Это… то… Болото… — он передохнул, задыхаясь, — … Вечной Вони.

Сара вспомнила, чем Джареф грозил Хряксону в ужасном подземелье. Вспомнила она и то, как Хряксон позднее говорил: если хоть одна капля этого болота, не дай бог, попадет на тебя, никогда не отмоешься — всегда от тебя будет вонять… Сара не обратила тогда внимания ни на угрозу Джарефа, ни на слова Хряксона. А теперь вот пришлось обратить.

— Фуууу! — простонала она. — Никогда такого не нюхала… Это же вроде… вроде… фууу!

— Да разве имеет значение, на что эта вонища похожа, — раздраженно проговорил Хряксон, — когда это и есть само Болото Вечной Вони!

Там, внизу под ними, было огромное мертвое пространство. Темного серо-коричневого цвета. Нечистоты подступали к самой стене. И пузырились по всей поверхности. Проходя через толщу зловонного тягучего месива, пузыри набирали силу и мягко выпрыгивали сквозь поверхность трясины на воздух, пропитанный вонью. Потом они разлетались вокруг мелкими брызгами грязи и шлепались вниз. И тогда по жиже кругами расползались маленькие волны. От хлопков пузырей и шлепков брызг возникал неописуемо мерзкий звук. Иногда его пытались передать словом урчащий . Но это не точно. Другие толкователи были вынуждены для его описания придумать слово выхолощенный — после того, как убедились, что липкий или слизистый даже в малой степени не вызывают в читателях того отвращения, которое соответствует действительности.

Но если почти невозможно описать тот звук, стоит ли надеяться отыскать хоть где-либо подходящее определение для того запаха? Один исследователь так пытается решить эту задачу: Если вы, мой читатель, особенно чувствительны к запахам, то припомните три самых вонючих предмета — с такими запахами, которые донимали вас до невозможности… Припомнили? Тогда мысленно смешайте эти запахи и возведите в седьмую степень. То, что получится, загоните в небольшой, но исключительно мощный насос. Вместе с вентилятором расположите его в одном дюйме от вашего лица и… не хотелось бы заканчивать это предложение, дабы не вызывать у вас слез, которые вполне соответствуют тому аромату.

Карниз, где стояли Сара и Хряксон, был узкий. Но проход от него в обе стороны вдоль стены был еще более узок. И дело не только в этом. Сара видела: камни, из которых сложен карниз, просто лежали друг на друге и в любой момент могли рухнуть. Она чувствовала, как смертельно опасно им здесь оставаться. Значит, надо уходить. Но сделать даже несколько шагов было тоже страшно. И непонятно, куда они смогут прийти. Стене в обе стороны не было видно конца, и проход снова может привести их сюда, на то же самое место… Пока Сара решала, что им делать, маленькие камни стали выскакивать у нее из-под ног и гремящим ручейком сыпаться вниз.

В это время на физиономии Хряксона было написано, что он далек от благодарности Саре за то, что она спасла его от мучительной смерти. Он хмуро уставился на нее и спросил:

— Зачем ты пришла сюда и зачем это сделала?

— Что сделала? — рассердилась Сара. — Вас, что ль, спасла?

— Нет, ПОЦЕЛОВАЛА меня.

Она смотрела на него.

— Не надо, Хряксон, изображать из себя сухаря. Ведь я знаю, что вы вернулись, чтобы помочь мне. Не спорьте. Вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО мой друг.

Он надул щеки.

— Давайте не будем… Я пришел, чтоб получить назад свои вещи. Которые ты у меня стащила. — Он залез в свой мешочек и вынул тот самый персик. — И это… вот… ну это, дать тебе,…ооо, дать тебе…

— Дать мне что?

Хряксон нервно переступил с одной ноги на другую. И этого было достаточно. Камень, на котором он прежде стоял, покатился и полетел вниз. Увлекая за собой другие — те, что оказались у него на пути. А потом рухнула часть выступа, где стоял Хряксон. И он, ухватившись за камень из карниза, полетел вместе с ним.

Сара попыталась схватить человечка, но было поздно. Какие-то мгновения она сама покачалась на камне, пытаясь удержать равновесие. А потом сорвалась и мертвым грузом полетела за ним в бездну.

Но упала на что-то большое и мягкое — как на меховую подушку. Этой подушкой был… Лудо. Он лежал на спине, прижимая своим весом Хряксона, который после падения каким-то образом закатился под него и теперь орал изо всех сил. Хряксон отвратительно чувствовал себя в душной темной ловушке и кричал не столько от вони, сколько от ужаса.

Сара с трудом проговорила:

— Лудо!

Лудо в ответ откинул голову и проревел:

— Воооооонь!

Оказывается, между краем болота и стеной было узенькое пространство, незаметное сверху. По нему и пробрался Лудо.

И теперь всего лишь несколько футов отделяли всех от вонючей трясины, которая обдавала их запахом здесь куда сильнее, чем наверху.

Сара, прикрыв лицо руками, застонала:

— Ооох! Ааах!

Хряксон все еще барахтался, пытаясь выбраться из-под Лудо. Но потерял всякую надежду и заголосил:

— По-мо-ги-те! От-пус-ти-те!

Сара не видела Хряксона. И не могла понять, откуда раздаются его крики. Она подумала, что он испугался Лудо и попросту спрятался. И придумала, как могла его успокоить.

— Все в порядке, Хряксон! — сказала она, — Это тоже друг. Его зовут Лудо.

— Воооонь! — завопил Лудо.

Сара сделала для себя открытие: надо крепко зажать нос, а дышать и говорить самым краешком рта — тогда легче выдерживать запах. Теперь она только так дышала и говорила.

— Лудо, — помоги — мне, — пожалуйста, — выйти — отсюда.

Лудо уселся и ласково и заботливо закивал головой, выражая согласие.

И тут Сара заметила копошащегося под рыжей шерстью человечка.

— Лудо, — сказала она, — дай же ему встать. Это Хряксон.

Выбравшись на свободу, Хряксон немедленно перешел в наступление. И, подозрительно так глядя на девушку, строгим голосом произнес:

— А что это значит: он твой друг? Ведь Я твой друг.

— Вы ОБА мои друзья, — ответила девушка. — И нужны мне.

— Но не так сильно, как я нужен себе, — заметил Хряксон.

— Хряксон, вы — просто невыносимы, — пробормотала Сара краешком рта.

— Ничего подобного. Я такой же невыносимый, как и ты. А если быть точным, я еще более выносимый.

Сара поняла, что спорить тут бесполезно, и пожала плечами. Потом повернулась к Лудо, чтобы узнать, как ему удалось сюда добраться из скелетного леса.

Но пока Сара и Хряксон препирались, Лудо не терял времени даром. С высоты своего роста он внимательно оглядел местность и теперь махал лапой, указывая в одну точку.

Девушка посмотрела и увидела в той стороне хилый мостик. Он начинался прямо от продолжения сухой полоски, на которой они стояли. Там, вдалеке, болото сужалось, и из него торчало несколько чахлых деревцев. Мостик тянулся через болото как раз в том месте, где стояли деревца, и заканчивался на другой стороне болота. А дальше, на другом берегу, стоял лес Большой лес.

Сара покорно кивнула головой. Какие бы опасности и заковыки и поджидали их в том лесу, там, все-таки, у них больше шансов добраться до замка, чем в этом кишащем нечистотами булькающем болоте.

— За мной! — скомандовала она и решительно направилась к мостику, добавив — Идти через болото надо быстро.

И они втроем пошли по узкой каменистой насыпи, отделяющей их от мерзкой жижи. Камешки — и те, что поменьше, и те, что побольше, — осыпались у них под ногами. И каждый неосторожный шаг мог оказаться последним.

Наконец они приблизились к мосту. Деревянные дощечки, из которых был собран мост, по цвету точно совпадали с цветом болотной жижи, будто были ею пропитаны. Казалось, сам воздух, тяжелый и смрадный, окрашен там тем же цветом.

Мост покоился на двух опорах. Едва путники сделали по нему несколько шагов, как из-за ближайшей опоры выскочило маленькое существо и с воинственным видом преградило им путь.

— Стой! — крикнуло существо, преграждая им дорогу. И поскольку больше никого не было, эта команда могла относиться только к ним.

Существо это имело весьма благообразную внешность и носило пышные длинные усы, что придавало ему аристократический вид. На нем был шикарный расшитыйкамзол, по фасону похожий на парадный офицерский френч, и головной убор, напоминающий большой дамский берет в складочку или шляпу, какие были у мушкетеров. Ножки его хотя и тонкие, но держался он на них уверенно. Сзади из-под френча гордо вздымался роскошный раскидистый хвост. В правой руке он держал жезл. И в целом походил на такое существо, про которое говорят: Маленький да удаленький .

Сара, вынужденная одной рукой все время зажимать нос, другой рукой еще прикрывала рот рукавом рубашки — чтобы хоть как-то предохраняться от всепроникающей вони. Вот в таком положении она и проговорила:

— Пожалуйста! Нам надо перейти…

— Без моего разрешения здесь никто не имеет права проходить.

— А кто вы? — спросила Сара.

Существо склонилась в низком поклоне.

— Сэр Дидемес, с вашего позволенья, миледи.

— Простите, сэр Дидемес, — сказала Сара, — но у меня совершенно нет времени.

Хряксон энергично закивал в ее поддержку.

— Нам срочно надо выбраться из болота.

— Вооооооонь! — простонал Лудо, изображая такую гримасу, что глазки его совсем скрылись за бровями, а пасть вот-вот должна разорваться на две части.

— Запах?! — удивился сэр Дидемес. — Не понимаю, о чем вы изволите говорить.

— Ну вот, этот вот запах, — Сара провела рукой вокруг, оторвав ее ото рта.

Сэр Дидемес несколько раз шумно вдохнул через нос воздух, принюхиваясь. Потом удивленно покачал головой:

— Не чувствую никакого запаха.

— Ну ты и шутник, — сказал Хряксон.

Будучи хорошо воспитан, сэр Дидемес решил поглубже разобраться в данном вопросе. Он встал по стойке «смирно» и шумно задышал через обе ноздри, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Через некоторое время он закончил эту процедуру и снова покачал головой:

— У меня прекрасный нюх: я им зарабатываю на жизнь. Но в данном случае ничего не чувствую. — И он продолжил глубокие вдохи. — Воздух, — сказал он, — сладок и свеж. — И, поигрывая своим жезлом, добавил: — Так что никто не имеет права здесь проходить без моего разрешения.

Лудо откинул назад голову и заревел:

— Дееееееерь-мооооооо!

Хряксон, не выдержав, рявкнул:

— Прочь с дороги! — и попытался проскочить по мосту мимо Дидемеса.

Но тот молниеносным движением перегородил жезлом путь.

— Предупреждаю вас: я вынужден буду исполнить свой долг. — И жезл, словно шпага, зловеще заблестел в его руке.

Хряксон, в безумной ярости, набычившись пошел напролом. Но сэр Дидемес живо остановил его: Хряксон увидел перед собой острие жезла — оно упиралось ему в грудь.

Лудо сначала с любопытством взирал на все происходящее. Но когда почуял, что беда угрожает тому, кого Сара назвала другом, встал на дыбы. Указывая лапой на Хряксона и с упреком без конца повторяя: Друг! он с недобрыми чувствами направился к сэру Дидемесу.

— Тогда и вы получайте! — крикнул Дидемес и с отчаянной храбростью напал на Лудо, делая целую серию головокружительных выпадов своей шпагой. Теперь Лудо был вынужден защищаться.

Хряксон, оказавшись в тылу у Дидемеса, попытался незаметно проскочить по мосту, но бесстрашный защитник истинной справедливости был тут как тут. Одним прыжком он оказался перед Хряксоном и наставил на него свой жезл.

Хряксон был вынужден остановиться и повернуть назад. А сэр Дидемес раздул ноздри и сделал несколько глубоких вдохов. С одной стороны он еще раз убедился, как свеж тот воздух, которым он дышит. Но больше его порадовала сама встряска. Не часто добирались до этих мест путешественники, и уж совсем немногие были готовы испытать его, сэра Дидемеса, рыцарское искусство и попробовать силой проложить путь через мост. По правде говоря, раньше никто не осмеливался на такое.

Но сэр Дидемес не зря постоянно практиковался в военных играх, он знал: когда-нибудь это искусство ему пригодится. И вот этот восхитительный момент настал. И кровь заиграла в его жилах. Вот она — настоящая жизнь. Вот то, ради чего он родился и ради чего стоит умереть.

Он с радостью сразится с сотней Хряксонов и с тысячью Лудами, если их войско подступит сюда и осмелится штурмовать его мост. Он и впрямь мечтал о том, чтобы явилось к нему вооруженное до зубов полчище неприятелей. Ведь лишь в сражении рыцарь может доказать свою отвагу, не так ли?

Сара шагнула вперед и, стараясь говорить спокойно и взвешенно, попросила:

— Ну, мы только пройдем по мосту, ладно?

Сэр Дидемес ответил ей жезлом. Он прыгнул вперед на согнутое колено и сделал перед Сарой несколько ловких угрожающих пасов, проворно работая кистью руки. Сара отскочила назад.

Увидеть такое и не отомстить обидчику — это было не для Лудо. В гневе, с бешеным ревом он набросился на Дидемеса. Но наш крохотный рыцарь отчаянно защищался и сам без конца кидался на врага. Лудо посылал мощные удары, но они не нападали в цель, потому что Дидемес искусно выплясывал перед ним и ловко уклонялся от ударов. К тому же он в полной мере использовал особенности данной местности: вскакивал на перила и соскакивал с них, молнией проносился по самому краю болота. У Лудо не было того филигранного, отточенного мастерства, как у его соперника, но была ярость и огромная сила. Они-то и вели его в бой, заставляя не думать о полученных ранах. И если бы хоть один из его, Лудо, ударов попал в цель, этого хватило, чтоб сэр Дидемес улетел через все болото.

А пока битва продолжалась, Хряксон решил тихой сапой проскользнуть по мосту. Ему наплевать на других, потому что своя рубашка ближе к телу, — со страхом и горечью подумала Сара. Она видела все, что происходит. Конечно, Хряксон или она мало чем могут помочь Лудо, но девушка чувствовала: они просто обязаны хотя бы морально поддержать друга.

Мост качался и трещал, когда Хряксон пробирался по нему. И даже целые куски отваливались от моста и рушились вниз.

Но все- таки у Хряксона хватило совести остановиться, когда он перебрался на другую сторону. Сара полагала, что он сразу убежит в лес, но человечек остался на берегу. Ему было уже не безразлично, чем кончится это сражение. А Сара в тот момент подумала: Кажется, я выигрываю свое сражение с этим толстокожим Хряксоном. Еще немного, и я с ним справлюсь.

А настоящий бой был в самом разгаре. Сара, не разжимая носа, криками подбадривала Лудо. Но признаков победы ни одной из сторон пока не было видно. Вот сэр Дидемес высоко взмахнул своим жезлом — и Лудо вырвал оружие из лап неприятеля. Сэр Дидемес изловчился и вцепился в рукоять жезла. И тогда Лудо поднял его, болтающего ногами, прямо на жезле высоко в воздух. Но тут скользкий и тонкий прут выскочил из его мохнатой лапы, и сэр Дидемес грохнулся оземь. Однако тут же вскочил как мяч-попрыгунчик и в прыжке ударил Лудо ногой.

Сторонник честного боя, Лудо не ожидал такой силы и жестокости от своего маломерного противника. И на мгновение опешил. Этого мгновения сэру Дидемесу хватило, чтобы проскочить у соперника между ног, вскарабкаться на него сзади — как на огневую башню неприятеля — и начать колотить его по башке. Резким рывком головы Лудо сбросил захватчика со своей вершины и стал оглядываться направо и налево, пытаясь увидеть, куда делся отважный соперник, а тот крепко ухватился за бакенбарды Лудо и болтался где-то внизу его подбородка. Лудо показалось, что у него зачесалась щека. Он поднял лапу, желая поскрести себя, и пальцем угодил прямо в рот сэру Дидемесу. Тот немедленно впился зубами во вражеский палец. Заревев от боли, Лудо резко махнул лапой. Сэр Дидемес взмыл в воздух и летел до тех пор, пока не врезался в скалу. Но это его нисколько не смутило. Он вскочил и помчался назад, выкрикивая по дороге, что лишь теперь, наконец-то, у него появилась возможность показать свой характер.

Однако и Лудо решил больше не церемониться с обидчиком. Он нашел какое-то бревно и начал дубасить им изо всех сил.

Но попасть по сэру Дидемесу было очень не просто: примерно так же, как клюшкой прихлопнуть летящую муху. Ямки на земле — это все, что оставалось от его ударов. Наконец сэру Дидемесу надоело прыгать. И он спрятался под могучими корнями мангового дерева, которые торчали наружу. Лудо, изловчившись, трахнул бревном с такой силой, что корни мангового дерева разлетелись на щепочки и дерево рухнуло.

Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Лудо. Он убил маленького рыцаря. И от этого чувствовал себя отвратительно и часто вздыхал. Но молчание длилось недолго. До тех пор, пока сэр Дидемес с победным криком не выскочил из дупла этого дерева.

Видно было, что соперники заметно выдохлись. У сэра Дидемеса ноги подкашивались и он не решался более приближаться к Лудо. А тот не мог уже столь проворно размахивать дубиной, чтоб достать сэра Дидемеса.

И дело закончилось тем, что наш маленький храбрец снова вскочил на мост, как в самом начале. Поднял кверху жезл — ну чисто рыцарь без страха и упрека — и задыхаясь от усталости, проговорил:

— Достаточно! Вы сражались как истинный и доблестный рыцарь.

Лудо с удовольствием согласился на перемирие. Сел на корточки и тяжело, прерывисто задышал. Но едва он привел свою дыхалку в порядок, как с новой силой заревел:

— Вооооооонь!

Сэр Дайдимус, не скрывая восхищения, обратился к нему:

— До этого счастливого дня я не встречал никого, кто бы был достоин меня в бою!

Потом он посмотрел на Сару и печально улыбнулся:

— Однако сей благородный рыцарь вытряс из меня все силы, совершенно.

Но Сара беспокоилась только о Лудо.

— Как ты там, Лудо? — нежно спросила она.

Тот все еще приходил в себя и смог ей ответить лишь: Ууу-ххх…

А сэр Дидемес, хоть и усталый, но снова бодренький, строевым шагом направился к тому, кто оказался достойным ему соперником.

— Сэр Лудо, если позволите вас так величать, — начал он, встав перед ним лицом к лицу. — В эту минуту я вручаю вам мой жезл, — сказал он и протянул свою шпагу.

Лудо взглянул на нее безо всякого интереса. В эту минуту он готовился снова завопить — в надежде, что кто-нибудь сможет что-нибудь сделать, чтоб избавить их от этого запаха. Лудо открыл было пасть…

Но сэр Дидемес, продолжая свою речь, произнес:

— И с этого времени давайте навсегда станем как братья и как один станем сражаться за правое дело.

Лудо, как открыл пасть, так и остался сидеть, приберегая свой вопль на будущее. Морда его расцвела в сияющей улыбке.

— Лудо — иметь — братья?

А маленькое, карманного размера, с пушистым хвостом трубой существо подошло к нему и стало похлопывать его по плечу как брата по оружию, и приговаривать:

— Приятная встреча, сэр Лудо, приятная.

— Лудо — есть — сэр?!

Сара подумала, что задохнется, если ей еще хоть немного придется дышать этим зловонием. Она попробовала совсем не дышать. Теперь, увидев, как два благородных рыцаря несомненно пришли к доброму согласию, она сказала:

— Хорошо. Тогда вперед, — и сделала шаг по направлению к мосту.

Но сэр Дидемес опередил ее и перекрыл дорогу. — Осади! — закричал он. — Миледи, вы забыли про мою священную клятву. Вы не имеете права здесь проходить.

Это было ужасно. Сара подумала, что сейчас она не выдержит, поднимет эту коротышку и зашвырнет далеко в болото. Но воинственная шпага снова была наперевес и угрожающе нацелена прямо на нее.

— Ой!.. — через зажатый нос она издала звук, выражающий дикую досаду, а потом проговорила:

— Но вы сами сказали, что Лудо — ваш брат. А в таком случае уж конечно…

Сэр Дидемес решительно перебил ее и мотая головой произнес:

— Я дал клятву и не нарушу ее даже ценой своей жизни.

— Вонища! — провыл Лудо.

Сара прикрыла глаза и задумалась.

— Ладно, — сказала она, — давайте толком разберемся с этим делом. Скажите точно, в чем вы поклялись?

Сэр Дидемес вскинул жезл высоко над головой и благоговейно уставился на него.

— Кровью своей я поклялся, что никто не сможет пройти через мост без моего на то разрешения.

— Понятно, — кивнув, сказала Сара и вновь призадумалась. Потом медленно проговорила: — Ну хорошо, а НЕ МОГЛИ БЫ ВЫ дать нам свое разрешение?

Воцарилась полная тишина. Казалось, сэра Дидемеса огрели пыльным мешком из-за угла. Он был просто ошеломлен подобным предложением. Он стал рассматривать его то с одной стороны, то с другой, и так его крутил и этак, и выворачивал наизнанку, и ставил вверх ногами. Но как ни пытался посмотреть на это дело, никак не мог отыскать изъяна в том, о чем его просила девушка. В конце концов он пожал плечами, вытянулся по стойке смирно , устремил взгляд на Сару, потом на Лудо, потом снова на Сару и выдал по данному вопросу окончательное решение: Могу!

— Вот и хорошо, — сказала Сара, стараясь как можно меньше дышать. — Значит, — идем?

Сэр Дидемес исполнил изысканный поклон и светским, замысловатым движением руки предложил девушке ступить на мост, добавив при этом: Прошу вас, миледи.

— О, благодарю вас, сэр, — ответила девушка и, помахав Хряксону, который все еще ждал на том берегу, шагнула на хлипкий мост.

Обжегшись на молоке

Но едва нога ее оказалась на мосту, все сооружение заскрипело и подалось вниз. Девушка быстро отпрыгнула назад.

— Вам нечего опасаться, милостивая сударыня, — заверил ее сэр Дидемес. — Этот мост простоял уже тысячу лет.

Сара обеспокоенно поглядела на мост:

— Знать бы, что он простоит еще хотя бы пять минут.

Она вновь выставила одну ногу вперед, перенося на нее вес тела, попробовала раскачивать мост. Тот снова просел, скрипя, как несмазанная дверная петля. Какие-то ошметки, рассыпаясь трухой, полетели вниз и шлепнулись в булькающее болото.

Сара положила одну руку на шаткие перила, другую вытянула в сторону и словно канатоходец сделала шаг вперед. Потом еще шаг. Каждое ее движение здесь сопровождалось скрипами и треском. Позади раздался глухой всплеск. Это один из камней, на которых держался мост, не вынес нагрузки и вылетел из опоры.

Деревяшка, на которой стояла девушка, подалась вниз. Сара понимала, что дальше идти нельзя. Но другого пути у нее не было. И она снова шагнула вперед.

А сэр Дидемес, напротив, был совершенно спокоен. Его больше не занимали мысли о том объекте, который он охранял. Теперь он размышлял лишь об одном: как подвергнуть себя высшему испытанию рыцарской чести — квесту, то есть отправиться по заданию в дальние края: на подвиги за правое дело. Он понятия не имел, ради чего пришли сюда эти незнакомцы, но ясно, что ради какого-то важного дела. Это же видно по поведению дамы — ему с его-то наметанным глазом это стало очевидным с первого взгляда. Более того, он не сомневается, что дело сие первостепенной важности — с чего бы иначе ее придворные, даже безоружные, готовы были биться с таким воином, как он.

Когда сэр Дидемес заговорил, обращаясь к Лудо, он чувствовал, как иголочками покалывает все тело и сверкают его глаза:

— Поскольку нам с вами суждено быть братьями, я пойду и останусь с вами, каким бы ни было то задание, что должно вам исполнить. Ведите меня!

Легким поклоном и изысканным жестом руки он предложил Лудо последовать за девушкой. Тот покачал головой:

— Лудо — ждать!

И в этот момент еще один здоровенный кусок вывалился из опоры моста и покатился в болото. Мост сразу обвис и заходил ходуном. Сара обеими руками вцепилась в перила. Из опоры моста теперь непрерывно сыпались все новые камни, и он стал постепенно погружаться в болото. А Сара стояла одна посередине трясущегося, тонущего моста. Она в ужасе огляделась вокруг, увидела, как рушится все, что осталось позади нее, и бросилась вперед.

Но слишком поздно. С визгом и треском гнилые балки под ней обломились и впереди — по половицам — забулькала мерзкая хлябь. Над мостом — возле того места, где сейчас стояла Сара — склонило голые ветви одинокое чахлое дерево. Сара подпрыгнула и ухватилась за нижнюю ветку.

Ветка стала раскачиваться и пригибаться под ее весом. Девушка посмотрела вниз и увидела, как остатки моста засасываются гадкими нечистотами. Качаясь, Сара слышала, как с каждым разом все громче потрескивает ее ветка, отдираясь от ствола, и жалобно закричала:

— Помогите!.. Лудо! Хряксон! Сэр Дидемес! Помогите! Сделайте что-нибудь!

Сэр Дидемес остолбенел: его мост исчез. Какое-то время потребовалось ему, чтобы поверить своим глазам. Еще какое-то, чтобы смириться с тем, что дело, которому он служил так преданно, кончилось навсегда… А затем вспомнил, что ведь он уже решил посвятить себя рыцарским подвигам во имя этих странников.

— Не бойтесь, прекрасная дама, — крикнул он Саре. — Я вас непременно спасу. — И оглядевшись в надежде отыскать хоть какое-нибудь средство для спасения, вдохновенно добавил: — Как-нибудь.

Сара, чувствуя, что ветка, на которой она качалась, вот-вот обломится, стонала:

— Спасите!

Сэр Дидемес протянул Саре жезл и прокричал:

— Держитесь за него! — хотя этот жезл сократил между ними расстояние лишь на самую малость.

Хряксон, стоящий на дальнем берегу, просто закрыл глаза.

А Лудо сел на корточки, запрокинул назад голову, разинул свою огромную пасть и завыл в десять раз громче того рева, который он издавал, когда гоблины истязали его.

Сэр Дидемес изумился неслыханному доселе шуму.

— Клянусь всеми святыми! — воскликнул он. — Я не верю свои ушам!

Сэр Дидемес был потрясен.

— Сэр Лудо, брат мой! — укоризненно обратился он к источнику шума. — Это вы? Вы самый отважный рыцарь, с которым когда-либо приходилось мне биться. Но как вы можете себе позволить сидеть и выть, когда прелестная юная дева нуждается в нашей отваге, молит о помощи?

— Выыыыыыть! — взревел Лудо.

Ногами девушка едва не касалась поверхности липкой серо-коричневой слизи. Она вспомнила слова Хряксона о несмываемых вонючих пятнах и поджала ноги — лишь бы отсрочить этот ужасный момент. Но она чувствовала, как на ветке лопаются последние жилки, удерживающие ее на весу.

И в это время с дальнего конца болота — со стороны леса — послышался нарастающий грохот. Из-за леса выкатился огромный валун. Хряксон, услышав шум, обернулся и едва успел отскочить в сторону. А камень проскочил мимо него и мягко скользнул в болотную жижу, рассекая ее густую поверхность и слегка возвышаясь над ней. Валун затормозил точно под ногами у девушки — в тот самый момент, когда спасительная ветка на дереве обломилась, — и Сара мягко спрыгнула на сухую поверхность камня. Она свернулась там калачиком и тихо заплакала. Эти слезы несли ей облегчение. Но душное вонючее болото было в нескольких дюймах от нее, и она почувствовала, что задыхается.

Однако вопли, которые издавал Лудо, оказались не напрасными: он ревел не из страха и не от испуга. Он помнил, что камни уже однажды спасли его — и совсем недавно: когда их удары, благодаря меткости девушки, пришлись точно по башке гоблинам. Теперь Лудо снова призывал камни на помощь.

Сэр Дидемес разинул рот от изумления. И непрерывно крутил головой: то глядел на валун, то на Лудо, то опять на валун. И никак не мог решить, какая сторона этого чуда более заслуживает его внимания: причина или следствие. Брат или камень.

Лудо не выдохся. Он продолжал реветь, откинув назад голову. На этот раз ему ответили камни, те, что поменьше, летящие на дно болота. Одни за другим они стали подниматься к поверхности и становиться бок о бок, образуя ровную мостовую над поверхностью болота, которая от валуна постепенно протянулась в обе стороны — от берега до берега.

Сара поднялась. Она увидела, какую работу сделал Лудо, и от удивления покачала головой. Потом радостно улыбнулась, послала ему воздушный поцелуй и побежала по мостовой. Туда, где ждал ее Хряксон и протягивал руку, чтоб помочь ей сойти на твердую землю.

— О-о-о! — произнес сэр Дидемес низким, полным уважения голосом. И пылким взором посмотрел на самого сильного в мире рыцаря, на этот цветок рыцарской доблести, на названного брата своего. И уже почти шепотом спросил:

— Вы умеете вызывать себе в помощь даже камни, сэр Лудо?

— Камни — друг, — радостно ответил Лудо. Он встал и бодро направился по мостовой, чтобы снова быть вместе с Сарой.

— Сэр Лудо! — прокричал ему вслед сэр Дидемес. — Подождите меня.

Дидемес не хотел расставаться с этой великолепной компанией. Он покрутился на месте, что-то высматривая, и выкрикнул:

— Амброзий! Мой конь благородный, ко мне!

Из- за дерева недоверчиво высунула нос лохматая собака староанглийской пастушьей породы. Увидев, что никакой опасности нет, собака послушно затрусила к хозяину. Подбежала и, тяжело дыша, уставилась на него.

Сара, ожидающая Лудо на другом берегу, очень удивилась, заметив Амброзия. Дело в том, что он как две капли воды был похож на ее Мерлина. Которого она сейчас вспомнила и с болью подумала: Наверно, он все еще запертый сидит в гараже.

А сэру Дидемесу Сара крикнула:

— Это и есть ваш конь?

— Конечно он, — отозвался сэр Дидемес, седлая Амброзия, — и нету рыцаря, который бы имел достойнее коня: такого быстроногого и крепкого на поле брани, такого преданного и послушного в мирные дни. Мой конь не делает ошибок… За исключением тех случаев, когда он видит кошку, — добавил сэр Дидемес. Пришпорил Амброзия и скомандовал: Вперед!

Амброзий рысцой проскакал по камням мостовой. На том берегу сэр Дидемес спешился и под уздцы повел своего скакуна к Саре и Лудо. Бравому рыцарю страсть как хотелось узнать, насколько опасно это задание, которое их всех поджидает. Но как истинный джентльмен, каким он и был на самом деле, сэр Дидемес скрыл свое нетерпение.

Сара глазами отыскала Хряксона. Этот коротышка все еще топтался у обрывистого края болота. Уж не понравилось ли ему там?

— Хряксон, пойдемте, — позвала его Сара.

А человечек решал в это время и никак не мог решить свою хрячью проблему. Одну руку он засунул в мешочек, который болтался у него на поясе. Этой рукой он сжимал персик… Если он даст его Саре, то станет последним из негодяев. А если не даст, то его самого опустят в Болото Вечной Вони лицом вниз.

Он вытащил руку с зажатым в ней персиком и вытянул ее над болотом. Он пока не сделал окончательного выбора, но думал: Когда все-таки решусь, самое правильное — действовать сразу, чтобы передумывать потом было поздно…

А между прочим, персик мог даже и нечаянно выскользнуть у него из руки и тогда не придется мучиться с проклятым выбором.

Он еще держал этот персик вот так, над вонючим дерьмом, когда услышал голос, идущий откуда-то сверху, над его головой:

— На вашем месте я бы не стал так делать.

Хряксон от испуга едва не выронил персик. Но пальцы помимо его воли еще сильней обхватили плод. И он, испытывая душевные муки, закрыл глаза. Где бы он ни был, этот Джареф следит за ним.

— Ну поймите, — прошептал Хряксон, — я не могу дать ей это.

В то же мгновение он почувствовал, как ноги его на краю обрыва скользнули к болоту.

— Нет! — закричал он. — Не надо! Я понял!

Он засунул персик снова в мешочек и, чувствуя себя несчастным существом, побрел к остальным.

Сэр Дидемес мучился и не мог найти себе места оттого, что поход задерживается. Но когда Хряксон к ним присоединился, он понял, что для их дела нужен новый предводитель. И он вполне может им стать. Пускай лишь объяснят, куда их вести. Он вновь оседлал Амброзия и верхом направился в лес. Куда двигаться, поначалу и так понятно: у всей этой компании какое-то необъяснимое отвращение к болоту.

Сара и Лудо последовали за Дидемесом. А Хряксон, слегка поотстав, плелся в хвосте.

Некоторое время все двигались молча. Сэр Дидемес хмурился и резко всасывал воздух сквозь зубы. Как настоящий командир, он думал о том, какие тяготы и опасности могут поджидать их на пути. Но с другой стороны, — думал он, пришпоривая Амброзия, — без этих трудностей нет и не может быть истинного рыцаря. И если в вашем сердце есть место боязни или вас чем-то легко напугать, знайте: вам никогда не склонить колена, чтобы на ваше трусливое плечо был возложен меч в знак высшей рыцарской доблести.

Лудо шел вслед за сэром Дидемесом и думал, как здорово дышать свежим воздухом. Еще он думал о том, как ужасно хочется есть. Сару тоже донимал голод, но больше ее мысли были заняты думой о Тоби: далеко ли он сейчас от нее и сколько еще осталось от тех тринадцати часов, которые дал ей Джареф. Хряксон с горечью думал о том, что так и не смог сделать свой выбор, и о том, что теперь ему не остается ничего другого, как совершить тот самый поступок по отношению к Саре. Но если б она все знала, — думал он, — она не смогла бы меня осудить, ведь правда? Окажись она на моем месте, захотелось бы ей повисеть вниз головой в этом Болоте?… Нет, во всем виновен Джареф. А я всего лишь выполняю приказ и не имею права от него отказаться.

Сара наконец сообразила, что понятия не имеет, куда ведет их сэр Дидемес. И спросила его об этом.

— В любую сторону и в любые края, куда потребует ваше задание» — таков был ответ. Наш рыцарь еще никогда не чувствовал себя таким счастливым.

— А дорогу до замка вы знаете?

— До любого замка, который вы назовете, прекрасная нежная дева. До замка Настойчивости? До замка Целомудрия? До замка…

— До замка Джарефа.

— А-а, это в Гоблин-Сити, — кивнул сэр Дидемес. Он-то ведь надеялся на задание, для выполнения которого потребуется по крайней мере лет семь. Но он и виду не подал, что его постигло разочарование. Может быть, просто его хотят испытать, а за этим последует что-то настоящее.

— Амброзий хорошо знает здешние места, — сказал он, — и не успеет озариться завтрашний день, как мы достигнем пределов этого города.

— Он рванул поводья, и Амброзий — понятливый конь — понесся вперед.

Завтра, — с тревогой подумала Сара, — завтра — это слишком поздно, чтобы спасти Тоби. Если считать, что солнце появляется снова через двадцать четыре часа или, как в этих местах, наверно через двадцать шесть. Она посмотрела на небо, проглядывавшее сквозь ветви деревьев, и поняла, что уже вечер. Низкое солнце высвечивало ленты облаков розовым и золотистым светом.

— Интересно, который час? — спросила она.

Сэр Дидемес пожал плечами.

— Я часов не наблюдаю, милая дева. Мы, рыцари, волей-неволей вынуждены исчислять свою жизнь не часами, а промежутками времени в семь лет.

— О! — Сара посмотрела на Лудо, хотя наверняка знала, что о часах ему ничего не известно.

Лудо заметил ее взгляд и печально произнес:

— Кушать.

— У нас нет времени сделать остановку, — объяснила ему Сара, — но, может, по дороге попадутся какие-нибудь ягоды или еще что-нибудь съедобное.

Она обернулась к Хряксону. Может, он сможет подсказать, сколько осталось у нее времени.

Хряксон увидел: она смотрит и ждет его. И он понял, что время его настало. Он возьмет себя в руки и сыграет нужную роль. Первым делом он изобразил пустую улыбочку на лице, приосанился и зашагал самоуверенной поступью — вот он, старый добрый Хряксон, вот он лучший друг.

— Хозяюшка, — сияя проговорил он и вытянул вперед руку.

На протянутой к ней ладони Сара увидела персик. Он был такой спелый, такой ароматный, такой большой и сочный на вид, что, казалось, светится изнутри. Девушка поняла, что Лудо не единственный, кто сейчас голоден. О, этот добрый Хряксон угощает ее! Наверно, услышал, как они говорили о еде.

Она протянула руку за персиком. Какой шикарный! Всем хватит полакомиться и достанется по хорошему кусочку.

— Хряксон, — произнесла она с теплотой в голосе, — вы наш спаситель.

Она подумала, не следует ли из вежливости сначала угостить других. Но ведь персик уже у нее в руке, а Хряксон смотрит на нее так нежно и радуется, что именно ее угостил. Она чувствует, как ему хочется, чтобы она попробовала его угощение. Она поднесла персик к губам. Потом передумала и решила еще чуть-чуть на него полюбоваться. Аромат стоял потрясающий.

Хряксон, сжимая кулаки от напряжения, бросил взгляд в сторону Лудо и сэра Дидемеса. Те как ни в чем не бывало, двигались дальше и были довольно-таки далеко. Это уже кое-что.

Сара смотрела на персик теперь почти с сожалением. Жалко портить такую славную вещь, — думала она. — Хотя в ее привлекательности все и дело, разве не так? Именно потому, что персик так хорош, его и хочется испортить. И создан он именно для того, чтоб его портить. Но если все это верно, то умные должны выглядеть отталкивающе. И тогда в один прекрасный день на Земле станут править гремучие змеи.

Сара смачно надкусила персик.

От этого звука Хряксон задрожал. Ему хотелось заткнуть уши руками.

Лицо у девушки сделалось задумчивым.

— Вкус какой-то очень странный.

Она отняла персик ото рта и снова посмотрела на него. Очертания плода стали туманными. Она пошатнулась. Почувствовала, что слабеет, и сделала шаг по направлению к Хряксону, надеясь на помощь. И тут же споткнулась. Держа персик на вытянутой руке, она все еще пыталась его разглядеть, а другой рукой непрерывно терла глаза. Пока не поняла, в чем дело. Тогда она медленно подняла глаза и обратила свой взор на Хряксона. Тот стоял перед ней, мерцая и расплываясь.

— Хряксон, — тихо сказала она, — что вы наделали?

И тут сдавленным голосом Хряксон прокричал:

— Будь проклят ты, Джареф! И я будь проклят вместе с тобой!

Он резко отвернулся и, не разбирая дороги, бросился в лес.

Сара попыталась идти. Ее шатало из стороны в сторону. С трудом ей удалось доковылять до дерева и прислониться к нему спиной. Она уже почти забыла и Хряксона, и Лудо, и сэра Дидемеса, и Тоби. Забыла, где она и зачем. Она смотрела прямо на небо, и мысли ее было только о Джарефе. — Кружится все, — прошептала она.

О, тело, подвластное танцу

Джареф держал в руках четыре хрустальных шара. И по очереди всматривался в каждый из них, будто выбирая. Наконец он взял один шар и быстрым взмахом руки запустил его в воздух. Шар взмыл легко, словно мыльный пузырь. Он проплыл сквозь открытое окно, возле которого стоял Джареф, и скрылся в темнеющем небе. За ним подобным же образом, один за другим, последовали и три остальных шара: они проплыли, переливаясь неземным светом по гаснущему небу, как очаровательные, но безумные, хотя и завораживающие шары.

Сара, обессилев, стояла, прислонившись к дереву. И все так же кружилось у нее перед глазами небо, когда она увидела в нем четыре приближающихся шара. Девушку охватил невольный трепет. Она уставилась на эти плывущие сферы, которые постепенно к ней приближались и опускались, и свет от них делался ослепительно ярким. И в такт переливам света качались эти сферы, и слышна была музыка, исходящая от них, — страстная, зовущая, пленительная музыка. Сара была не в силах оторваться от этого зрелища и даже рот разинула от изумления.

Теперь она могла рассмотреть, что там внутри. В каждом шаре находился танцор, исполняющий сложные и замысловатые балетные движения. Танцора в первом шаре девушка узнала: это был тот самый юноша, который выделывал причудливые пируэты в ее музыкальной шкатулке.

Сара почувствовала, как ее тело непроизвольно стало раскачиваться в такт музыке. Она вся слилась с музыкой и танцем. И оказалась внутри какого-то воздушного шара, одетая, как на балу. Очарованная сама и чарующая других, она медленно поплыла по небу, продолжая свой танец вместе с другими танцорами. А в небе к ним присоединялись все новые и новые шары. Они яркими звездочками расчерчивали темное небо и приближались к огромному шару, будто притягиваемые к нему магнетической силой. Внутри этого шара находился великолепный танцевальный зал. И Джареф был среди танцующих.

Сэр Дидемес и Лудо наконец-то вышли из леса. Теперь перед ними расстилалась голая, потрескавшаяся от безводья равнина. А впереди виднелись стены того самого замка.

Сэр Дидемес ласково похлопал Амброзия, ведь тот с ходу выбрал правильный путь.

— Ты хорошо поработал, мой верный конь, — похвалил он собаку. Потом обернулся вполоборота и, слегка бахвалясь, выкрикнул:

— Извольте видеть сей замок, моя госпожа!

Ответа не последовало. Он полностью обернулся, чтобы взглянуть на девушку. Лудо сделал то же самое и зарычал. Вместе они по своим следам отправились на поиски Сары.

Но девушка исчезла.

— Моя госпожа?! — звал ее сэр Дидемес. — Моя госпожа?!

Тем временем в небе над ними показался какой-то шар. Он проплывал в сторону замка.

Этот танцевальный зал хорошо знал, что такое богатство и роскошь. Между сверкающими карнизами там висело множество длинных канделябров. Воск, оплывая со свечей, стекал по ним сотни лет, превращаясь в сказочные сталактиты. Стены там были покрыты шелком, который за годы успел потускнеть и местами протерся. Зал украшали воздушные шары, и весь он был заключен в одну огромную шаровую оболочку, которая переливалась всеми цветами радуги. В одном из углов зала стояли высокие часы в золоченом корпусе. На их циферблате, где было обозначено тринадцать чисел, стрелки показывали почти двенадцать часов.

Сара разглядывала танцующих, а те, в свою очередь, разглядывали ее. По-видимому, она попала на костюмированный бал, и многие гости оказались там в масках. На мужчинах были шелковые рубашки, расстегнутые до пояса, и плотно облегающие брюки из бархата. Некоторых мужчин украшали широкополые шляпы с волнистым верхом, некоторых — мантии, накинутые на плечи; некоторые были с элегантными тросточками.

Дамские наряды оставляли плечи владелиц открытыми и имели глубокие декольте, из которых выглядывали груди. Прически у дам были высокие. И все это дополняли длинные, до локтей, перчатки.

Танцующие двигались по кругу, охватывающему весь зал. Движения их были блестящими, но вялыми, словно танцы длились уже целую ночь. Те из мужчин, кто в данный момент не танцевал, стояли с праздным видом, оперевшись на колонны, или располагались в обществе дам на низеньких мягких диванчиках, что находились в центре зала. Прислуга разносила всем отдыхающим фрукты на подносах и непрерывно наполняла бокалы. Маски на танцорах были грубыми, а из-под них выглядывали еще более уродливые морды и кверху торчали рога. И те, кто двигался, и кто отдыхал, элегантно прислонившись к колонне или откинувшись на спинку дивана, все следили за Сарой и друг за другом. Встречаясь взглядами сквозь прорези в масках, гости старательно улыбались. Маски прикрывали лишь верхнюю часть лица. Поэтому рты оставались открытыми, и на них проступали улыбки, едкие и опасные, как лезвие бритвы.

На Саре было платье жемчужно-серебристого цвета с пышными короткими рукавами. На шее у нее было ожерелье из жемчуга, и нитки жемчуга были вплетены в ее волосы. Глаза широко открыты. Для присутствующих на этом балу девушка казалась воплощением чистоты. Ее облик создавал привкус детской невинности и тем возбуждал танцоров, которые, не снимая масок, двигались с усталым изяществом в такт греховно-прекрасной музыке.

Она медленно прохаживалась по залу. Вот две шикарно одетые дамы хихикают, прикрывшись веерами, и судачат о ней. Сара остановилась возле высокого зеркала, чтобы взглянуть на свое отражение. Глядя в зеркало, она заметила, как проходящие мимо пристально смотрят на нее. Наверно, так смотрят хищные птицы на свою добычу…

А танцующие продолжали качаться, кружиться и извиваться.

И вдруг она заметила в зеркале то, от чего у нее перехватило дыхание. В танце перед ней мелькнул Джареф. Он был в объятиях какой-то роскошной женщины и бросил на Сару лишь мимолетный взгляд.

Сара мгновенно обернулась, однако нужная ей пара исчезла. Девушка стояла и вглядывалась в толпу, надеясь увидеть его. Она была так поглощена этим, что не заметила, как рядом с ней очутился некий молодой человек. Оперевшись о колонну, он вызывающе уставился на Сару. И с явным удовольствием стал всю ее разглядывать: ее лицо, шею, грудь, ноги. Он придвинулся к ней вплотную и, склонившись, прошептал на ухо:

— Ты потрясающе хороша, моя славная девочка.

Сара резко повернулась и оказалась лицом к лицу с незнакомцем. От удивления она раскрыла рот. Незнакомый юноша прочитал на ее лице смесь удивления и удовольствия. Тогда он откинул назад голову и рассмеялся. Она ответила ему нервной улыбкой.

Сара не знала, что все это время Джареф следил за ней, укрывшись от ее глаз под чужой мантией с капюшоном. Он следил за каждым ее шагом с той самой минуты, как она появилась в этом танцевальном зале, насквозь пропитанном фальшью.

Сара не могла понять поведения тех, кто здесь собрался. Казалось, они знают нечто, что было ей неизвестно. И от этого она чувствовала себя зажатой, ей было неловко. Она быстро пошла по залу, пытаясь отыскать Джарефа, хотя и сама не знала, зачем он ей нужен и что она скажет ему при встрече. Просто она чувствовала, что она должна, что ей позарез необходимо найти его.

Когда ей удалось его обнаружить, Джареф нашептывал что-то своей прекрасной партнерше. А та понимающе улыбалась в ответ и облизывала свои губы, медленно обводя их кончиком языка.

Сара покраснела и в замешательстве отвернулась. Она стояла теперь в другом углу зала, и там тоже было высокое зеркало. Глянув в это зеркало, она заметила, что Джареф вдруг оказался неподалеку от нее, и один. Стройный, светловолосый, с великолепной фигурой. На нем была роскошная темно-синяя кофта, украшенная на плечах и манжетах россыпями бриллиантов. Под кофтой рубашка из шелка пепельного цвета. Она оттеняла бледность его кожи. Воротник был сделан стоечкой. От него на грудь спускалась сияющая бриллиантовая подвеска. Наряд Джарефа дополняли черные лосины и черные сверкающие сапоги. В руке он держал рогатую маску, укрепленную на тонкой палочке. Но на Сару смотрел открыто, отстранив маску от лица. Джареф стоял среди тех, кто кружился в танце. Сара увидела в зеркало, как он призывно махнул ей рукой.

Она обернулась, все еще не веря, что это действительно он. Но это был он, и он продолжал движениями руки звать ее к себе. Она приняла его приглашение и почувствовала, как в тот момент все закружилось у нее перед глазами. Но когда она вошла в круг танцующих и очутилась в руках Джарефа, ведущего танец, вся робость куда-то исчезла. Сара была самой хорошенькой на этом балу. И она знала это, потому что видела, как Джареф улыбается, глядя на нее. Он не сводил с нее глаз. А его крепкие руки лежали на ее плечах, что волновало ее тело. Танцевать с ним было удивительно легко и приятно. Он сказал ей, что она прекрасна. И она смутилась.

— Я чувствую… Я чувствую как будто… Я… Я не знаю, что я чувствую.

Он был польщен.

— Впрямь ли не знаешь?

— Мне кажется… будто я во сне. Но я не помню, чтобы мне хоть когда-нибудь пригрезилось что-либо подобное!

Он слегка отстранился назад, чтоб еще лучше рассмотреть ее, и засмеялся. На этот раз нежно.

— Ты должна по-своему играть свою роль, — сказал он и закружил ее в танце по залу.

И она улыбалась ему. Она думала: Какой он сегодня красивый. Как жаль, что мужчинам не принято об этом говорить, ведь правда? Но, пожалуй, важнее то, что он не побоялся открыто всем показать, как счастлив он был в те минуты. Это было прямо написано у него на лице. Тогда как на других лицах здесь не было ничего, кроме притворства и насмешек.

— И когда ты отыщешь свой путь, — продолжил Джареф, — оставайся верной своей мечте, Сара. — Он смотрел ей прямо в глаза. И улыбка на его лице была искренной. — Поверь мне. Если хочешь быть по-настоящему свободной, быть воистину самой собой — ты должна хотеть именно этого, разве не так?

Сара кивнула.

— И лишь до тех пор, пока твоя мечта остается с тобой, ты будешь находить то, чего действительно хочешь именно ты. Но стоит однажды предать мечту, и окажешься во власти чужих желаний. И они делают из тебя то, что им будет угодно. Подумай об этом, Сара. И доверься своей мечте.

Сара была просто ошеломлена.

— Доверься мне, Сара, — сказал Джареф и вплотную приблизил ее лицу к своему. — Ты можешь это сделать?

Она кивнула и посмотрела на него. Она чего-то ждала. Сейчас он ее поцелует. Она закрыла глаза. Именно так это и должно произойти. Но что-то заставило ее вновь открыть глаза. Причиной было воцарившееся в зале молчание. Музыка прервалась. Их обступила толпа гостей. Со всех сторон она видела недобрые хитрые лица. Окружившие уставились на нее и на Джарефа. Они локтями подталкивали друг друга, перемигивались и кусали себе губы, чтобы не разразиться хохотом. Джареф, казалось, не обращал на это никакого внимания. Но ей сделалось жутко, она резко отвернула от него свое лицо. Он прижал ее к себе еще крепче и настойчиво стал искать губами ее губы. Ее охватило отвращение. Лицо залилось краской стыда, и она вырвалась из этих объятий на свободу.

Часы пробили двенадцать.

Сара прокладывала себе путь, с трудом пробираясь сквозь толпу, которая теснила и глумилась над ней. Какой-то мужчина по-лисьи улыбнулся из-под маски и тяжело дыхнул ей в лицо. Она почувствовала мерзкий запах его дыхания и в сердцах оттолкнула от себя.

В тот же миг между ними вклинилась стайка хохочущих женщин, за которыми гнались весело и грубо ржащие мужики. Сару отбросили в сторону, и она, потеряв равновесие, ударилась о колонну. Но снова кралась сквозь эту толпу, пока прямо перед собой не увидела трепыхавшуюся оболочку огромного шара, того самого, где проходил этот бал.

Рядом она заметила маленький стул, расписанный картинками. Держа обеими руками, она подняла его и ударила по шару.

Оболочка в этом месте лопнула, и Сара смогла протиснуться сквозь нее.

Она летела по небу. И смотрела на землю. Вдруг внизу она заметила Лудо и сэра Дидемеса. Те смотрели наверх и тоже видели ее. Они разевали рты, будто звали к себе. Но она слышала лишь свист рассекаемого воздуха.

А танцевальный зал, оставшийся позади, взорвался вместе с шаром и превратился в груду ненужного хлама, который разлетелся теперь по сторонам. Некоторые его кусочки со свистом неслись вперед, мимо девушки, некоторые плыли рядом с ней, а некоторые отставали, исчезая вдали.

Она стала узнавать какие-то знакомые, но позабытые предметы. Вот танцор из музыкальной шкатулки — он все так же делает свои пируэты. Позади него несколько ее любимых книжек. Они плывут себе в полном беспорядке, кто с кем хочет, и страницы свободно хлопают на ветру. Неподалеку ее Ланцелот, а под ним какие-то дурацкие вырезки из газет и журналов. Вон маленькая ложка и подставка для яиц. Сара ими пользовалась, когда была маленькой. Все вместе это походило на воздушный Бермудский треугольник, куда попадает и навсегда остается то, что вы видели или вообразили когда-либо, но перемешанное в самых невероятных сочетаниях. Если это и впрямь обломки танцевального зала, — думала она, — тогда выходит, все прожитое мною прошло на таком вот балу, где всегда надо быть в маске.

Она несласьтеперь по безбрежному морю памяти. Вместе со всем своим хламом. А скорость движения все нарастала, и предметы и мысли начали вращаться: быстрее, быстрее, сливаясь в могучий крутящийся вихрь и затягивая в него Сару. Даже воздух вокруг свистел и стонал от такой бешеной скорости. И вдруг все замерло…

Сара снова стояла на земле, в свой одежде. В руке она держала надкушенный персик. Она посмотрела внимательно и заметила в нем червоточину. Из дырочки высунулась противная личинка. Девушка отшвырнула персик. Она почувствовала, как тяжело ей дышать, — и потеряла сознание.

Годы ее жизни

Она очнулась непонятно где. Над головой было черное небо, а вокруг — голая, безжизненная поверхность, залитая ярким, слепящим светом. Это напоминало фотографии, сделанные на луне. Может быть, она оказалась именно на луне, как знать.

Все, что Сара могла сейчас вспомнить, это то, что была на каком-то балу. Где давали этот бал, и как она на него попала, и зачем, — этого вспомнить она не могла. Просто был танцевальный вечер. И на нем был Джареф. Ее бросило в жар, и она прикрыла глаза от стыда. От стыда за то, что не смогла устоять перед его чарами. И замарала свою честь тем, что произошло на балу. Так или иначе, но во всем виновата она сама. Да, там были мужики, которые лапали ее; да, Джареф пытался грубо, насильно поцеловать ее, но она, разве она была ни при чем, разве все они позволили бы так себя вести, если б она была совершенно чиста?

— Что же мне делать? — вслух произнесла она, села и огляделась вокруг. Со всех сторон ее окружало унылое пространство — пустыня, которую слегка украшали кучки мусора, побольше и поменьше. Тут абсолютно было нечего делать, — абсолютно. И ни одной живой души. Сара побледнела от испуга и отчаяния. Здесь, пожалуй, очень скоро забудешь, как тебя зовут.

С трудом она встала на ноги. Сделала первый шаг и сразу попала ногой в кучу какого-то старья. Неожиданно куча под ногой зашевелилась. Девушка отпрянула назад.

— Слушай! — раздался из-под кучи старушечий голос. — Ну-ка, давай с моей спины!

— Простите, — само по себе вырвалось у Сары, хотя она так и не поняла, с кем или с чем разговаривает.

Часть этой кучи приподнялась. И Сара увидела, что хлам этот покоился на согнутой спине старой маленькой домовихи. Тут только до нее дошло, что и все другие кучки мусора здесь — всего лишь поклажа на спинах живых существ. Она поняла это по тому, что все кучки очень медленно шевелились на фоне здешнего лунного пейзажа и при этом шуршали. Неподалеку девушка заметила тот расписной стульчик из танцевального зала. Теперь со сломанными ножками он громоздился на верху чьей-то кучи.

Согнувшись в три погибели под своей ношей, старьевщица-домовиха сердито уставилась на девушку. Все лицо старухи было изрезано морщинами. На горбу у нее возвышалась груда гнутых и разбитых металлических вещей, выброшенной одежды, разбитой посуды и мебели.

— Почему не смотришь, куда идешь, девушка?

— Я смотрела, — ответила Сара, слегка огорченная.

— И куда же тогда ты идешь?

— А-а… ну… да, я не помню.

Старьевщица фыркнула.

— Как же можно смотреть, куда идешь, если не знаешь, куда ты идешь?!

Сара подумала, что вообще-то она могла бы поспорить с этой теткой, но в данном случае, пожалуй, вежливость сослужит ей лучшую службу. Она огляделась по сторонам и сказала:

— Я хотела сказать, что я… что-то искала.

Такой ответ успокоил старуху, и она захихикала.

— Ну это ясно, что ты искала, моя милая. Все чего-нибудь ищем, разве не так? Но ты разуй свои глаза, если хочешь найти что-нибудь. Вот я, например, глянь-ка, сколько добра понаходила, — и она глазами указала наверх, где на спине у нее громоздилась куча дерьма.

Сара внимательно пригляделась к барахлу старухи. Действительно, там были кое-какие занятные штучки.

— О-о, — воскликнула девушка, — что у вас есть!

Старьевщица хрюкнула от удовольствия и что-то ласково проворчала.

— Какая симпатичная сковородка, — сказала Сара. — А вот дуршлаг. Вот свечки — такие все разные…

— О да, — кивала старуха. — В наши-то дни трудно отыскать такие шикарные вещи…

— И я так думаю, — проговорила Сара, глядя мимо старухи. Она увидела по сторонам много других бродячих старьевщиков. Каждый из них шел, казалось, куда глаза глядят, и при этом старался выхватить что-нибудь из чужой кучи. Но в конце каждого дня все они возвращались к своим холмикам.

— А ты не бойся, моя милая. — Старуха стала с ней ласкова совсем, как родная бабушка. — Я тебе потом кое-что подарю. И ты сможешь начать свое дело, поняла?!

— Ага, — как-то неопределенно ответила Сара. — Спасибо вам.

Старьевщица сдвинулась с места и начала бродить, как в тумане. Сара пошла рядом с ней. И заметила, как старуха одной рукой залезла в свое барахло, что-то нащупала там на спине и пытается вытянуть. Сара смотрела с большим опасением. Она думала, стоит вытащить оттуда одну-единственную вещь, и вся эта куча старья рассыплется под ногами. Но в конце концов старьевщица выдохнула ха! и благополучно извлекла на свет, что хотела, и передала Саре. Это был Ланцелот.

— Ланцелот! — кричала она и сжимала его в своих объятиях… — Спасибо, — сказала она старьевщице. — Спасибо. — Ей казалось, она опять стала совсем маленькой девочкой, которой папа дал игрушечного медвежонка.

— Похоже, ты все-таки его искала, а? — ласково спросила старуха.

Сара энергично закивала, прижимая к себе Ланцелота.

— Конечно. Я тогда просто забыла.

Она с облегчением вдохнула и поцеловала медвежонка.

— В таком разе, — сказала старьевщица, — почему бы тебе сюда не заглянуть: может, отыщется еще что-нибудь интересненькое? — она указала на сооружение, напоминающее большую палатку, такую же бесцветную, как и все остальное в этой неизвестно какой стране.

Женщина пригнулась и откинула полог палатки.

Сара шагнула в нее, увидела, что там внутри, и обомлела. Это была ее собственная комната.

Сара лежала на своей кроватке у себя дома и прижимала к себе медвежонка. Часы показывали полночь. Но она почему-то лежала одетой.

Потом девушка приподнялась и уселась на кровати. Внимательно оглядела комнату: все, вроде, на месте. Потерла лоб. Подумала: Нет, это был просто сон… И посмотрела на своего медвежонка.

— Мне все это приснилось, Ланцелот.

Она удивленно покачала головой.

— А казалось, будто… будто на самом деле, надо же так… — Она крепко сжала в руках медвежонка. — Плохо быть такой впечатлительной.

Девушка встала с кровати и на цыпочках подошла к двери. Ланцелот был с нею. Она прошептала ему: Давай посмотрим, вернулся ли папочка? Осторожно, боясь, что в доме все уже спят, приоткрыла дверь.

За дверью стояла та самая старуха. Она озабоченно уставилась на девушку.

— Тебе что, не нравятся тамошние вещи, моя милая?

Позади старухи открывался мертвящий лунный пейзаж. Он был залит жгучим светом и тянулся во все стороны от края до края.

Сара захлопнула дверь у женщины перед носом, подбежала к кровати, плюхнулась на нее и зарылась головой в подушку. Спустя какое-то время, она высунула голову наружу и, глядя на Ланцелота, твердо сказала:

— Все это сон.

Она закрыла глаза и заставила себя дышать глубоко и спокойно.

— Это сон, — повторяла она, кивая в такт словам и крепче сжимая Ланцелота. — Это сон.

Потом она встала, сделала глубокий вдох и уверенным шагом направилась к двери.

Когда она открыла ее, то увидела опять старьевщицу. Та все еще чего-то там дожидалась. Едва дверь распахнулась, старуха шмыгнула в комнату.

— Уж я лучше тута побуду, милочка — утешительно проговорила она. — С той-то стороны ни шиша нету, чего тебе надобно. — Она подмигнула Саре и по-свойски ей улыбнулась.

Сара осталась неподвижно стоять у двери.

— Ланцелот, — только и смогла она прошептать.

Старуха теперь суетилась в Сариной комнате. Она копалась в чужих вещах, перебирала, рассматривала их — словно проводила в доме генеральную чистку. Но всякий раз, когда находила нечто привлекающее ее внимание, она не добавляла, а совала девушке в руки.

— Глянька-ка, вот твой пушистенький зайчик… Хозяйка любит тебя, ведь правда?… А вот и тряпичная Эни! — Женщина радостно улыбалась. — Конечно, ты помнишь свою тряпичную Эни.

Сара смущенно ходила за женщиной вдоль полок. Она недоумевала, откуда та знает, какие у нее любимые вещи и как зовут ее игрушек. Но кроме недоумения Сара чувствовала, как в ее душе нарастает еще что-то, что-то серое и безразличное. Кажется, это называют отчаянием. Сара узнала его, но не могла понять, отчего это вдруг оно появилось. Ужасно противное ощущение. Наверно, во всем виновата эта старуха, — решила она, — роется тут. И пристает еще ко мне.

А старьевщица тем временем совала ей в руки одну вещь за другой.

— В этой коробке из-под обуви, гляди-ка, полно карандашей и резинок — они все тебе нужны?… Ой, вы посмотрите, какие панды! Это твои тапочки. Сама знаешь, как ты их любишь… Ни за что не хотела выбрасывать своих пандочек.

Сара опустилась на стул перед туалетным столиком. Выложила на столик все, что было у нее в руках, и уставилась на себя в зеркало.

— У-у-у, а вот это настоящее сокровище! Тебе это тоже нужно, так ведь, милочка? — Женщина передала девушке сломанную губную помаду. — На, держи. И давай починяй ее.

Сара взяла у старухи помаду, безропотно начала ее прилаживать. И пока она чинила, старьевщица стала наваливать ей на спину всякую дребедень. Странно, но вещи тут же прилипали одна к другой. По-видимому, у старухи это был какой-то профессиональный трюк.

— Вот она, твоя старенькая лошадка. Ты любишь свою лошадку. Помнишь: Мчись, лошадка, на лужок. Дай ножкам сделать цок-цок-цок. Хи-хи-хи. А вот книжки про барсука, все до единой тут… А-а-а, вот она старенькая твоя Неваляшка. Вот настольная игра. Это, я вижу, твой игрушечный магазин — даже карамельки остались в баночках. Вот Волшебник из страны Оз . А это твое первое вязание, гляди, не кто-нибудь, сама делала… Разве может такое не нравиться, а, милочка?

В зеркале Сара видела, что куча барахла, наваленного на нее, по размеру почти сравнялась с той ношей, которую тащила на себе старуха. Она заметила, как под этой тяжестью у нее уже начали опускаться плечи. Она, словно завороженная, смотрела в зеркало — прямо себе в глаза — и вдруг услыхала далекий голос: Я что-то ищу…

— Не мели чепухи, — прервала тот голос старуха. — Все здесь. Все, что тебе когда-то нравилось.

Сара с ног до головы оглядела старьевщицу.

Та по- прежнему со счастливой улыбкой шастала среди полок и всюду совала свой нос. Девушка снова повернулась к зеркалу и продолжила занятие с губной помадой.

— Ох, какая книга, с уточкой, — продолжала нахваливать старуха. — Ты, небось, не забыла, как она поднимается, опускается и крякает при этом…

Саре надоело слушать пустую болтовню. Она чувствовала: не сейчас, так потом обязательно разрыдается от обиды: снисходительная болтовня старьевщицы унижала ее. Она оглядела свой столик, пытаясь отыскать на нем то, что могло бы отвлечь от бесконечной заздравной молитвы. На дальнем конце туалетного столика, там, где она и оставила, лежал Лабиринт . Сара отложила помалу, открыла книгу и начала вслух читать:

«Сквозь несказанные опасности и бесконечные препятствия я нашла дорогу сюда, в этот замок, чтобы забрать ребенка, которого вы украли…»

Она опустила книгу на колени и обернулась. Старуха продолжала чего-то болтать, но Сара уже не слышала ее слов. В ушах, не переставая, звучало: Ребенка, которого вы украли… Она вспомнила, что ж она искала все это время. Ну, конечно… Тоби! Тоби!

И сразу все переменилось. Комната ее, понятно, осталась прежней, какой Сара всегда ее помнила. Но хозяйка этой комнаты теперь смотрела на вещи совсем другими глазами. Ей казалось, что комната забита какими-то огрызками, барахлом и гнилью. Все ее вещи, мебель, даже сами стены почудились ей кучей отбросов, кладбищенским склепом, из которого живая душа давно улетела.

Старьевщица заметила, что девушка изменилась в лице, и участливо так стала выпытывать:

— Что с тобой, милочка? Нам разонравились игрушки?

— Все это — хлам.

Женщина была ошеломлена. Она обиженно выпятила нижнюю губу и зашаркала по комнате, бормоча себе под нос что-то жалостное. Она что-то упорно искала: в ящиках, на полках — везде. Наконец нашла, что искала и решительно вытащила.

— На, смотри. Что скажешь? — требовательно вопросила она. — Это — не хлам.

Похоже, в руках у старухи была козырная карта: та самая музыкальная шкатулка. Женщина многозначительно посмотрела на Сару и повернула ключ. Мелодия Гринсливз затинькала в комнате. Но на этот раз музыка звучала необычно, словно это была другая музыка — та, что много раз преследовала Сару после бала с Джарефом.

Да, это был тоже хлам! Как и все на том балу, как выброшенные на помойку годы ее жизни, как все, от чего она так болезненно теперь хотела избавиться. Она понимала, что именно это и называется серым отчаянием. Ее комната для нее всегда была тюрьмой, и она сама в ней стала тюремщиком. Но теперь она знает, как ей вырваться на свободу: надо идти и делать достойное дело.

— Я должна спасти Тоби! — крикнула она.

И услышала, как кто-то звал ее: Сара, Сара! Звуки были очень тихими и шли откуда-то снаружи. Но она узнала голоса. Это Лудо и сэр Дидемес звали ее.

Она поднялась и сбросила с плеч всю эту муру, которую старуха наваливала на нее. В тот же миг стены комнаты задрожали. С полок полетели вещи, загремели игрушки. И стены начали рушиться, будто сляпаны были на скорую руку из какого-то дерьма.

Сара оглядывается по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Вдруг из дыры на потолке появляются две пары рук. И тянутся книзу. Сара хватается за них, и руки подтягивают ее наверх, а затем вытаскивают из комнаты.

И вот она опять на твердой земле. Вот ей улыбается Лудо. А вот и сэр Дидемес, все такой же обходительный и проворный. И конечно, не в силах удержаться от комплиментов.

— О, прекрасная дева, — произносит он, — наконец-то вы снова почтили нас своим присутствием.

Позади своих друзей Сара видит огромные нелепые двустворчатые ворота. За ними — замок Джарефа.

Ворота в город гоблинов

Сара смотрела на эти дурацкие ворота и не могла поверить своим глазам.

— Где мы? — спросила она.

Лудо поначалу вообще не мог говорить, лишь сиял от радости. Потом начал все-таки свою речь такими словами:

— Сара — назад.

Сэр Дидемес перебил его.

— С Вашего позволения, прекрасная дева, мы находимся у ворот Гоблин-Сити. Судя по тому, как вы описали нам замок, мы находимся у цели, не так ли?

— Все верно.

Сэр Дидемес выглядел задумчивым.

Но кто знает, есть ли ошибка или нету ошибки в том, что вы не пожелали выбрать такой замок, поиски коего потребовали бы от нас четырнадцати лет настоящих рыцарских странствий, полных опасностей и лишений и…

— О, сэр Дидемес, мне надо как можно скорее попасть в замок Джарефа. Иначе я потеряю Тоби.

— Тоби?! — с чувством глубокого сомнения осведомился сэр Дидемес.

— Ну, мой братишка.

— Тоби — Лудо — брат! — просиял Лудо.

— А-а-а, так это сэр Тобайес, наш брат по оружию! — воскликнул сэр Дидемес: — Тогда полный вперед! — О вскинул свой жезл, пришпорил Амброзия и помчался к воротам.

Сара и Лудо поспешили за ним. Они не заметили одинокую темную фигуру, которая пряталась от них за кучей мусора. Это был Хряксон. Он следил за каждым их шагом.

Снаружи перед воротами стоял стражник-домовой. Опершись на копье, он спал и похрапывал. Сэр Дидемес проскакал мимо, не обращая на того никакого внимания, и стал жезлом колотить по огромным воротам.

— Открывай! — заорал он — Открывайте ворота, во имя всего, что тут…

Сара дернула его, чтобы прервать. Положила палец поперек рта и, указав на спящего стражника, прошептала:

— Тише! Тише, сэр Дидемес.

Сэр Дидемес, бросив на спящего презрительный взгляд, закричал:

— Тьфу на него! Да за такого гоблина я ни фига не дам! — и продолжил барабанить в ворота. — Откройте же, вам говорят!

— Прошу вас, — стала упрашивать его Сара настоятельным шепотом. Она увидела как стражник, не прерывая сна, что-то буркнул и беспокойно зашевелился.

Но сэр Дидемес был неумолим:

— Все пусть проснутся. Я их всех уничтожу. — И он снова обрушил град ударов по гулко гремящим воротам.

Стражник у ворот захлопал глазами.

Сара схватила бравого рыцаря за рукав.

— Ну, пожалуйста! Умоляю вас, сэр Дидемес, ради меня, попробуйте не шуметь.

Не слезая с седла, сэр Дидемес склонился в поклоне так низко, что усами, как веником, провел по земле.

— Ну конечно, — сказал он, — для вас, прекраснейшая из всех дев, для вас я готов на что угодно! — Он приблизил к ней лицо и прошептал на ухо: — А я не окажусь тогда трусом?

— О, что вы! — шепнула она в ответ.

Но у сэра Дидемеса был еще один пунктик, связанный с его рыцарской честью. И он желал получить на него ответ:

— А как насчет запахов, здорово я их чувствую?

— О да, — ответила Сара.

Сэр Дидемес был полностью удовлетворен. Он гордо откинулся в седле, голос его снова зазвучал громко:

— В таком случае я готов драться с кем угодно и с чем угодно. В какое угодно время. В каком угодно месте… — он остановился, подумал и крикнул: — Каким угодно оружием!

Сара все время делала ему знаки помолчать, прижимая палец к губам.

— Знаем, знаем, — шептала она. — Ну, пожалуйста, сэр Дидемес, заставьте себя помолчать.

— Пожалуйста, — с готовностью произнес он.

Тем временем Лудо подошел к воротам и слегка толкнул одну створку. Она распахнулась.

Все трое проскочили внутрь. Но едва они оказались за воротами, как те с лязгом захлопнулись. А впереди — на некотором расстоянии — увидели еще одну пару ворот. Они были открыты.

— Ага! — закричал сэр Дидемес и гордо потряс головой. — Они знают, что им не устоять перед мощью сэра Дидемеса, и не смеют закрыть перед ним ворота. — И держа шпагу наперевес, этот цветок рыцарской доблести повел вперед свой неустрашимый отряд.

Однако створки внутренних ворот сомкнулись, прежде чем сэр Дидемес приблизился к ним. И то, чем они оказались на самом деле, было в тысячи раз страшней и опасней, нежели простые ворота. Каждая створка представляла собой половину гигантского защитного скафандра. И когда створки с грозным лязгом сошлись, из них получился целый, колоссальных размеров воитель.

Домовые прозвали его Гамунистом. Он открыл свою пасть величиной с пещеру, издавая немыслимый металлический рев. Глаза его горели огнем. В руке он сжимал огромнейшую секиру.

Сара заскулила. Она почувствовала, как задрожала земля, когда Гамунист поднял секиру и, оторвавшись от ворот, шагнул им навстречу. Она слышала, как рядом зарычал Лудо, но эти звуки казались напевом нежной свирели по сравнению с ужасным грохотом, который создавал двигающийся Голиаф.

Амброзий с первого взгляда понял, что к чему. И как следует взбрыкнул. Сэр Дидемес шлепнулся на землю. Но тут же вскочил и яростно заорал, приказывая своему коню вернуться. Однако Амброзий и ухом не повел. Он предпочел скрыться в засаде, среди стеновых укреплений.

— Тьфу! — в раздражении произнес сэр Дидемес и прищелкнул пальцами. — Дали бы мне вон с тем сойтись на копьях, я бы в два счета его обломал.

Однако Гамунист был не из тех, кому говорят Э й, ты. Он придвинулся уже достаточно близко к нашей троице и, подняв секиру, изготовился нанести сокрушительный удар. Но промахнулся. Удар пришелся по каменной стене — и фонтан искр брызнул из-под наконечника секиры. А в стене появилась здоровенная трещина.

Троица проскочила между ног Гамуниста, но он, резкими толчками отталкиваясь от земли, быстро обернулся и, подняв секиру над головой, как топором, рубанул ею. Видя замах, троица с визгом и криками разбежалась по сторонам, так что удар этот опять пришелся мимо. Металл с грохом вонзился в камни мостовой, дробя их на мелкие кусочки. Гигант, играючи, выдернул из камней свое оружие и, пригнувшись, начал размахивать им, словно в руках он держал косу. Наши герои плашмя растянулись на земле, а над головами их со свистом — как запущенная ракета — проносилась секира. Когда же секира в следующий раз взмыла вверх, они бросились спасаться к стенным укреплениям, ведь стены там опоясывали весь внутренний двор. Секира обрушилась на их укрытие, превращая все в груды щебня. Удар следовал за ударом. И попади хоть один в цель, от любого из них не осталось бы следа больше, чем от мошки, размазанной по стене. Единственное, что их выручало до сих пор, так это неторопливые, резкие движения Гамуниста. Благодаря этому у них было несколько спасительных секунд, за которые они могли предугадать, куда придется следующий сокрушительный удар. Но стоило им хоть раз ошибиться… А это наверняка было лишь делом времени, потому что Гамунист шастал за ними по замкнутому пространству двора и наносил удары без передышки. Казалось, неукротимая мощь его звериной атаки неподвластна времени.

Вдруг в одну из коротких передышек между ударами сэр Дидемес заметил, как кто-то пробирается по самому верху стены. Это же смертельно опасно.

— Смотрите! — задыхаясь от усталости проговорил он и указал на двигавшуюся фигуру.

— Берегись! — закричала Сара, и все трое одновременно бросились в сторону. А на то место, где они только что прятались, со свистом и грохотом упала секира, поднимая в воздух кучу осколков от разбитых камней.

Пока Гамунист примерялся к следующему удару, Сара успела взглянуть, куда указал сэр Дидемес. На верху зубчатой стены она увидела… Хряксона. Тот вприпрыжку продвигался к арке, которая возвышалась над внутренними воротами.

— Хряксон! — радостно крикнула Сара.

Это все, что она успела произнести, потому что ей пришлось в очередной раз промчаться у Гамуниста между ног и спрятаться в укрытии.

Конечно, непонятно, чем мог им помочь Хряксон, но он явно что-то замышлял, поскольку теперь упорно карабкался на самый верх этой арки.

Гамунист неуклюже переставил ноги, как закованный в броню рыцарь, и готовился нанести очередной удар. На этот раз ему пришлось спиной стать вплотную к внутренним воротам.

Сара увидела, как Хряксон, изготовившись, спрыгнул на рогатый шлем Голиафа. От ужаса она закрыла лицо руками, но оставила щелочки между пальцами, чтобы видеть происходящее… Кому нужен этот бессмысленный героизм? Хряксон напомнил ей муху, атакующую паровоз.

Еще через миг Хряксон с победным криком прыгнул вниз — на плечо Гамуниста.

— Хряксон! — прошептала Сара и рванула из своего укрытия — ей надо было уйти от громового удара.

А Хряксон, качаясь на одной ноге, размахнулся другой и вмазал его по рогатому шлему. Верхняя часть раскрылась, отлетев в сторону. Оказывается, она была прикреплена к нижней на обычной дверной петле. И стало видно, что в голове Гамуниста сидит крохотный домовой — в белом лабораторном халате — и как сумасшедший крутит какие-то рычажки. На носу у него очки с толстыми линзами, а глаза безумно застыли. Хряксон дотянулся до гоблина, схватил его под руки и вышвырнул вон. Тот весьма неудачно приземлился на дорожку, выложенную плитами, и долго потом ползал, пытаясь нащупать свои вдребезги разбитые очки.

Хряксон уже вскочил внутрь головы гиганта и сам стал орудовать рычажками. Можно было подумать, что он всю жизнь работал инженером. Кто знает, может, он и впрямь чего-то там понимал, а может, просто дергал, что под руку попадется. Но так или иначе, Гамунист перешел в автоматический режим работы и начал биться в судорогах. Ноги его, кривляясь, пошли вприсядку, туловище закачалось из стороны в сторону, секира быстро замолотила вверх-вниз, а шея начала вращаться все быстрее и быстрее. Хряксон подергал еще какие-то рычажки — и еле успел выпрыгнуть, потому как Гамунист сломя голову понесся напропалую, бешено размахивая секирой и выпуская пар изо всех щелей.

Хряксон благополучно приземлился на кучу мусора возле Сары. Девушка помогла ему встать на ноги, но на разговоры у нее сейчас времени не было. Гамунист носился по двору, как бешеный бык, временами отскакивая от каменных стен. Его секира без устали молотила вверх-вниз. Падая сверху, она вдребезги разносила камни по мостовой, потом вскидывалась наверх до упора и впивалась ему в спину. Случайно гигант снова оказался возле внутренних ворот, откуда и начал свой путь. Когда он в очередной раз замахнулся, острие секиры попало как раз в щель между двух камней арки. И очень крепко застряло. Дальше Гамунист со всей своей мощью хотел секирой ударить вниз. Но вместо этого всего тело со страшной силой рванулось вверх — ведь секира была намертво зажата. И теперь должно было случиться одно из двух:

или переломится секира, или обрушится стена. Но вышло по-другому: Гамунист опустился на колени и выгнул спину, став похожим на гигантский кузнечный пресс, который сломался. И теперь из него во все стороны сыпались искры — как при коротком замыкании в каком-нибудь электроприборе.

— А вы-то в порядке? — смогла наконец спросить Сара у Хряксона. Она склонилась, чтобы помочь ему, если он поранился.

Хряксон потирал ушибленные места и стоял, не поднимая головы.

— Я не буду просить прощения, — мучительно проговорил он, — и мне не стыдно за все, что я сделал… Мне плевать, что обо мне думают. — Он перекатывал ногой с места на место маленький камушек и смотрел лишь на него. — Я говорил тебе, что я трус. Ну вот, теперь ты убедилась, что я говорил правду. И не нужны мне друзья…

— Я прощаю вас, Хряксон, — просто сказала Сара.

Хряксон, весь похожий на гномика, вскинул голову и одним глазом посмотрел на девушку из-под кустистых своих бровей.

— В самом деле? — тихо произнес он.

Сэр Дидемес чеканным шагом подошел к Хряксону и хлопнул его по плечу.

— Хочу вас поздравить, — заявил он, держа одну руку на эфесе шпаги. — Редко доводилось мне видеть подобное мужество. Даже сам сэр Галахед^[1] будет потрясен, когда молва о вас дойдет до его слуха. Мы обязаны вам своей жизнью. Вы не что иное, как благоуханный цветок рыцарской доблести, сэр Хряксон.

— Это я? — молвил гномик.

Лудо тоже решил внести свой вклад в общее дело:

— Хряксон — Лудо — дружить.

— Будем? — то ли согласился, то ли нет, но как-то неопределенно сказал Хряксон.

Сара отвязала шнурок с безделушками, которые она отняла у Хряксона в Лабиринте из зеленых оград — теперь, казалось, это было давным-давно — и вернула ему со словами:

— Возьмите, Хряксон, — это ваши вещицы. Спасибо за помощь.

Хряксон взял свои драгоценности и с нежностью их оглядел. Потом оторвал от них взгляд и поднял голову. Довольная ухмылка была написана на его физиономии.

— Ну, — сказал он, — чего же мы ждем? — И быстро зашагал по направлению к внутренним воротам.

Сэр Дидемес крикнул:

— Амброзий!

Его конь, настороженно оглядываясь по сторонам, выглянул из-за пристенных укреплений, где все это время прятался.

— Амброзий! — теперь уже нетерпеливо и громко крикнул сэр Дидемес. Амброзий не то чтобы бросился к хозяину, но бочком, нехотя стал к нему приближаться. И когда рыцарь оседлал-таки своего коня, вся компания направилась к воротам, осторожно обходя по пути Гамуниста. Из него, шипя, продолжали сыпаться искры.

Воодушевленный победой, сэр Дидемес смог опередить Хряксона и первым ударил по воротам своим жезлом. За ним Хряксон стал колотить по ним. Ни у того, ни у другого из этого ничего не вышло. Зато для Лудо открыть ворота не составило никакого труда. Ведь без Гамуниста это были просто-напросто массивные двери, которые вели в Гоблин-Сити.

Джареф развалился в своем троне, облокотившись на него одной рукой. Рядом был Тоби. Вокруг собрались домовые. Они смотрели, как их король играет с ребенком. И надеялись, что им тоже достанется с ним поиграть. Было очень весело. Джареф должен был щекотать Тоби, а тот всякий раз, когда мог дотянуться, должен был бить Джарефа по лицу. Такая игра продолжалась у них довольно долго.

Джареф хохотал от души.

— Ох, и смелый ты малый, — радуясь, проговорил он. И подумал: Чего мне беспокоиться, когда слышат меня одни вот эти…гоблины? При них можно говорить, что угодно — и поэтому вслух добавил:

— Назову-ка я его, пожалуй, Джарефом, — у него мои глаза.

В этот момент Тоби вмазал ему смачно по глазу.

— И нрав мой, — добавил Джареф.

В тронный зал, трясясь на своих куриных ножках, влетел запыхавшийся домовой, грохнулся лбом об пол и в такой позе передал срочное послание.

— Ваше Высочество! Девчонка!

Джареф бросил на пришельца беглый взгляд и кратко спросил:

— Какая?

Поднимаясь с поля, домовой проговорил:

— Вроде бы та, что съела персик и обо всем позабыла.

— Ах, та. Понятно, — протянул Джареф, будто в последнее время ему доводилось иметь дело не с одной, а с несколькими. — Ну и что с ней?

Глаза у гоблина беспокойно забегали. Он махнул рукой, показывая назад.

Она здесь.

— Хм? — Джареф прекратил щекотать Тоби и уперся взглядом в посланника, который нес явную чушь.

— Она здесь, Ваше Высочество! И с ней это чудовище. И сэр Дидемес. И этот гном, что у вас на службе.

— Что значит здесь?

— Они прошли через ворота.

— Что?! — рявкнул Джареф.

— Ну, девчонка, что съела персик, и эти…

— Ясно! — на лице у Джарефа обозначилась напряженная работа мысли. — Она проскочила мимо Гамуниста?

— Да, Ваше Высочество. У того полетели все предохранители.

— Полетели… А эти где теперь?

— Они идут в замок.

Джареф встал с трона. На руках он держал Тоби, который весь извивался.

— Приказываю остановить их! — скомандовал Король гоблинов. — И вызвать стражу!

Домовые заметались по залу, передавая по кругу:

— Вызвать стражу!.. Вызвать стражу!..

— Надо не метаться, — сказал Джареф, — а дело делать. Девчонку необходимо остановить.

Гоблины все, как один, бросились к входным дверям.

— Стойте! — закричал Джареф. Не выпуская Тоби из рук, он подошел ко всей их компании и передал ребенка одному из домовых.

— Вот, — сказал он, — держи Джарефича. Она не должна до него добраться.

Домовой вместе с Тоби поспешил в укромную часть дворца, тогда как остальные выскочили наружу и помчались бить тревогу.

Джареф остался один.

— Она не получит ребенка, — повторял он про себя. — Мы ее остановим.

Святые, а небритые

Гоблин- Сити был городом лачуг. В нем было с десяток кварталов полуразвалившихся домишек, которые лепились друг к другу, и кривые переулочки, продуваемые ветрами со всех сторон. Дома заканчивались островерхими соломенными крышами. Окна там были такие малюсенькие, скособоченные и низкие, что, если смотреть снаружи, можно было подумать, в тех домах вообще нет полов. Большинство строений было украшено в стиле гоблинской гротеск , то есть по верху домов крепили обтесанные бревна, напоминающие торчащие усы или гоблиновские куринообразные лапки. Или спереди приделывали большущие рога. Проулочки между домами были совершенно заплеваны и загажены остатками пищи, которые выбрасывали прямо из окон, и прочей гнилой дрянью, узнать предысторию которых, даже при всем желании, никто бы не смог.

И все это местечко прижималось к замку. Он один возвышался там в своем дворцово-башенном великолепии. К главному входу во дворец вела длинная широкая лестница. Лицом она была обращена к внутренним воротам Гоблин-Сити. И могла бы производить сильное впечатление на каждого, кто намеревается войти в замок, если бы не лачуги, портящие всю картину.

Оказывается, двор между наружными и внутренними воротами Гоблин-Сити, который с большой осторожностью пересекли сэр Дидемес, Хряксон, Сара и Лудо, был рыночной площадью. Но в эти рассветные часы город еще крепко спал. И наша четверка, не считая Амброзия, кралась теперь по его закоулкам, приближаясь к замку, что одиноко возвышался впереди. Тут и там им встречались дремлющие гоблины, прикорнувшие к стенам домов. Сэр Дидемес прочистил глотку и громко объявил:

— Зачем таиться? Это чуждо моей натуре.

— Тшш! — зашикала на него Сара.

— Помолчи, пустозвон! — сердито добавил Хряксон.

— О, простите, прекрасная дева, — извинился сэр Дидемес, впрочем нисколько не понижая голоса. — Но слово страх мне не знакомо.

— Я знаю, — сказала Сара, — а мне оно прекрасно знакомо.

— И мне тоже, — вставил Хряксон. — Молчите! Они прошли мимо убогих лачуг и оказались на пустой площади. В дальнем конце начиналась лестница, ведущая в замок. Городок все еще тихо спал. Они медленно стали приближаться к лестнице. Сердце у Сары бешено колотилось.

— Кажется, наша берет, — прошептала она.

— Для нас это пара пустяков, — ее же словами ответил Хряксон.

А вот ему-то следовало бы разбираться получше в таких делах. Первый раз, когда он услышал эту фразу, расплатой стала машина-кромсалка. Теперь это была война. Прозвучала сигнальная труба, и с обеих сторон площади вдруг выскочили две толпы вооруженных домовых. Это было гоблинское воинство. Топая сапогами и лязгая оружием, оно устремилось к нашей четверке, издавая странно улюлюкающий воинственный клич. Вдоль всего крепостного вала, подковой охватывающего замок, видны были воины в шлемах. Их было множество. Нашей четверке оставался только один выход — бежать. И бежать можно было лишь в одну сторону: назад в город.

Все воинство было разделено на две армии, которые выползали из двух коридоров, с боков охватывающих парадную дворцовую лестницу. А выходы из коридоров располагались напротив друг друга. Впереди каждой армии взвод бомбардиров катил по пушке. А поскольку коридоры шли наклонно вниз, то пушки катились очень весело, и артиллерийские взводы обязательно бы столкнулись внизу лоб в лоб, если бы вовремя не остановились. Они и пытались было это сделать, но тщетно: сзади на них безжалостно давила пехота, навалилась кавалерия. Так что бомбардиры сами себя смяли в лепешку. А четверка беглецов услышала в этот момент жуткий грохот, словно тысяча пустых ведер, сойдясь в одном ударе, расплющили друг друга.

Беглецы обернулись и увидели, как воины-гоблины, волна за волной, налетают и валятся друг на друга. А не слышимый из-за криков трубач на крепостном валу, весь красный от натуги, играет сигнал атаки.

Джареф стоял боком к окну в своем тронном зале и молча наблюдал за развитием событий. Лишь иногда он почти незаметно вздрагивал.

Хряксон вприпрыжку вел всю компанию по кривым улочкам. Из окон домов выглядывали удивленные гоблины и таращились на них. Сэр Дидемес снова запротестовал:

— Надо остановиться и принять бой. Я хочу сражаться с врагом лицом к лицу. Только это делает честь…

Хряксон — будто по требованию сэра Дидемеса — неожиданно остановился. Растопырив руки, он дал знак всем стоять. В конце квартала, по которому они сейчас двигались, появился вооруженный отряд гоблинов. Увидев чужих, те выставили пики наперевес.

— О-го, — пробормотала Сара, — этого нам только не хватало.

— Не беспокойтесь, прелестная дева, — сказал сэр Дидемес. — Эти хилые гоблины не ровня сэру Дидемесу.

Он вскинул свой жезл и готов был в одиночку сразиться хоть со всем неприятельским войском, да вот Амброзий подвел его на сей раз: вильнул в сторону и умчался с поля битвы. Правда, всаднику удалось-таки удержаться в седле. И когда они сделали хороший круг по улочкам города, то оказались снова там, откуда Амброзий начал свой бег. К этому времени Сара отыскала пустой дом, где трое беглецов укрылись от погони. Дом этот — круглый, с высокой крутой крышей — очень походил на башню. Увидев сэра Дидемеса, Сара приоткрыла изнутри дверь и кивнула ему:

— Давайте сюда!

Сэр Дидемес весьма неохотно спешился и провел Амброзия в дом. Сара быстро закрыла дверь на засов. По лицу ее блуждала улыбка вдохновения. В какой бы величайшей опасности мы сейчас ни находились, — думала она, — ничего не может быть страшнее старухи-старьевщицы.

— Вы будете удерживать дверь, — приказала она сэру Дидемесу, — а мы с Хряксоном будем защищать окно. А ты, Лудо, давай забирайся на крышу.

Лудо послушно закивал.

— Лудо — вверх, — проговорил он и стал взбираться по внутренней винтовой лестнице.

— Осторожно! — вдруг крикнула Сара.

Она увидела на стене комнаты ползущие тени от домовых, с рогами и поросячьими рылами. Это вставшее солнце осветило их фигуры, и грозные тени проникли в комнату сквозь окно. Сэр Дидемес тотчас же изготовился у двери, а Сара и Хряксон заняли место возле кухонного шкафа, набитого всякой посудой.

Сара осведомилась:

— Лудо, ты готов?

— Лудо — готов.

В этот момент какой-то воин-домовой выбил пикой окно и просунул в него голову, чтобы посмотреть, кто там внутри. Сара, стоя сбоку от окна, швырнула в неприятеля суповой тарелкой и угодила ему прямо по башке. Домовой рухнул сначала на подоконник, а затем скатился на землю.

В оконном проеме возникла другая физиономия. Вторая глубокая тарелка справилась со своей задачей так же успешно, как и первая. Появилась третья голова. У нее хватило времени, чтобы оглядеть комнату и закричать:

— Хряксон! Ты же всегда был с нами.

— Конечно, — ответил Хряксон и обломил фарфоровый чайник о незадачливого гоблина.

Много еще других мерзких морд появлялось в окне, и всякий раз, завидев очередные остренькие уши и зубы, Сара или Хряксон ошеломительным ударом выводили их обладателей из строя.

Сэр Дидемес наблюдал эту картину со смешанным чувством. Конечно, надо отдать должное девчонке: она ведет себя храбро. И, быть может, придет день, когда она станет вполне приличной всадницей. Но, с другой стороны, она поставила своего самого доблестного рыцаря у запертой двери, где, похоже, вообще ничего не случится. Неопытность — это так называется. Он уже стал подумывать, не нарушить ли ему приказа и присоединиться к тем, кто у окна. И в этот момент дверь со стороны улицы проломилась под мощными ударами алебарды. В образовавшуюся дыру сэр Дидемес увидел красивые безумные глаза, которые следили за ним, и услышал снаружи резкие голоса. Это уже было похоже на дело. Сэр Дидемес встал на цыпочки и тогда сквозь ту же дыру разглядел полдюжины гоблинов, готовящих к бою стенобитный таран. Он мгновенно откинул дверной засов и распахнул дверь. А потом ловко проделал с каждым из тех, кто тащил таран, операцию по протыканию неприятеля своей верной шпагой.

— На, получай! — кричал он в азарте, перед тем как нанести очередной удар. И после добавлял: — На вечное хранение, сударь!

Разделавшись с противником, он стал прилаживать таран, пытаясь подпереть им разбитую дверь. И в этот момент на него налетел свежий отряд домовых. Сэр Дидемес не успел схватить свой жезл. Его сбили с ног, запрыгнули на спину, прижали лицом книзу и начали за волосы таскать по земле и с силой бить носом о землю. Немного погодя они решили передохнуть и посмотреть на результаты своей работы.

— Ха! — насмешливо крикнул им сэр Дидемес. — Надоело, что ль? Трусливые шавки! Не думал, что так быстро выдохнутся такие мерзавцы, как вы!

За такие слова его снова начали учить уму-разуму, да почище прежнего. Но Сара заметила, что происходит. И точно попавший в цель ночной горшок отбросил гоблинов, которые терзали благородного рыцаря. А еще через мгновение сэр Дидемес плясал уже на их поверженных телах, приговаривая:

— Ну, святые, а небритые! Может, стоит обломать о вас шпагу и отправить на тот свет, твари вы этакие?!

Тем временем Сара и Хряксон продолжали удерживать окно, однако их боевые запасы были на исходе, а домовые не унимались: они все лезли и лезли. Когда кончились обеденные тарелки, кувшины и бульонные чашки, в ход пошли блюдца и чашки. Но иногда приходилось тратить по два таких заряда на каждого гоблина. Еще один домовой успел узнать Хряксона и спросил его:

— Что мы тебе сделали?

— Не мне, а ей, — ответил Хряксон, указывая на Сару. — Вы украли у нее крохотного братишку.

— Подумаешь, — украли младенца! На то мы и есть домовые. Ты ж это знаешь, Хряк…

Его речь была прервана удачным полетом супницы, которую Хряксон приберег для особой надобности.

А на крыше этой башни в Лудо сыпались боевые стрелы. Он спасался от них, прячась за парапет, который шел там по всему верху. И тогда диверсионно-десантный отряд гоблинов решил снаружи штурмовать стены башни. Они приставили к стенам лестницы и стали карабкаться на крышу, надеясь одолеть Лудо. Но у Лудо не было желания, чтоб его одолели. Когда домовые, забравшись по лестнице, высовывались из-за парапета, он сбрасывал их на землю одного за другим.

На подмогу была вызвана артиллерия. Бомбардир выстрелил в Лудо из пушки и, конечно, промазал. На голове у него сидел крепко подвязанный островерхий шлем. Он кончался шариком, из которого торчало множество острых шипов. Пушкаря после выстрела отбросило назад, и он вмазался в стену ближайшего дома. Да так и остался висеть на стене, потому что шлем его впился своими шипами в стену и намертво застрял там. Бедный домовой висел, как чучело, и беспомощно махал руками-ногами.

А сэр Дидемес напряженно прислушивался к тому, что происходит за дверью. Там переговаривались двое домовых. Один из них сказал:

— А у нее есть мозги.

Другой на это ответил:

— Да, с такими мозгами я бы нашел, чем заняться.

— И я бы нашел, — сказал первый. — Главное — пожрать!

Эти двое затронули самые сокровенные струны в душе сэра Дидемеса. Стерпеть, что о прекраснейшей из всех дев говорят без должного почтения, было выше сил этого благородного рыцаря. И он прокричал, распахивая дверь и вспрыгивая на Амброзия:

— Варвары и вандалы! Защищайтесь тогда, эй вы, грязные хулители девичьей чести. Сэр Дидемес вытянул вперед свой жезл и изготовился к атаке.

Сара, увидев это, крикнула:

— Не надо!

Но было поздно.

Сэр Дидемес опомнился лишь через пару мгновений, когда понял, что Амброзий несет его галопом неизвестно куда.

В это время на подмогу своим примчались их братья по оружию. И Амброзий, обскакав городок, оказался лицом к лицу с шеренгой ощетинившихся копий. А позади, в узком переулочке, появились еще домовые, вооруженные копьями.

Сэр Дидемес, оценив ситуацию, доложил своему коню:

— Спокойно, Амброзий. Я так понимаю: мы их окружили.

И рыцарь на коне врубился в шеренгу передних противников. Серией головокружительных быстрых ударов, уверток и обманных движений враг был сломлен. А сэр Дидемес с победным криком рванулся снова вперед, врезался шпагой в балку крыльца — и вылетел из седла… Когда он очнулся и вновь оказался наногах, со всех сторон на него уставились вражеские копья.

— Ха! — зарычал он. — Выдохлись, что ли, а? Прекрасно! Бросайте оружие, а я прослежу, чтобы с вами хорошо обращались.

Но наконечники копий угрожающе приблизились. И тогда сэр Дидемес схватился за одно из копий, оттолкнулся ногами и как на метле перелетел на нем, чтоб опуститься прямо в седло. Но его, к сожалению, на том месте уже не было, поскольку что Амброзий вновь доказал, что продолжает придерживаться разумного поведения.

Между тем Саре пришла в голову новая идея.

— Лудо, — крикнула она, — вызывай камни!

Однако шум битвы заглушал остальные звуки, и Лудо, находясь наверху, не мог услышать Сариного крика. Она поняла это и решила забраться по лестнице наверх. Оставить же Хряксона одного она тоже не могла и поэтому приказала ему:

— Хряксон, отходите: по лестнице наверх!

— Я за тобой, — прозвучало в ответ.

Так они и сделали.

А сэр Дидемес, вплотную занятый неприятелем, вбежал в дом. Очень кстати: теперь он должен быть прикрывать отход своих. Стоя спиной к лестнице, он дрался за каждую ее ступеньку и отбивал атаки врага по всем правилам рыцарского искусства: то крытыми засечками, то длинными пассажами.

Сара добралась до крыши и, задыхаясь от усталости, выпалила:

— Лудо, вызывай камни! Камни вызывай, Лудо!

Нового приглашения не потребовалось. Лудо откинул назад свою огромную голову, прикрыл глаза и издал рев громче и дольше альпийского рога.

Их башня зашаталась, и задрожала земля. Послышалось отдаленное громыхание. Посыпались кусочки дворцовых стен.

Пока не прибыли камни, на которые Сара так надеялась, их положение оставалось крайне опасным: сэр Дидемес не сможет долго удерживать противника. Лудо отшвырнул все приставные лестницы от стен башни. Они попались в ловушки. И никто, даже друзья Лудо — камни, им не помогут, если не найти отсюда какого-нибудь выхода на волю.

Сара посмотрела, что делается внизу. Все домовые сгрудились перед входной дверью. Каждый хотел раньше другого протиснуться в дом — на помощь тем, кто сражался с сэром Дидемесом. На тропинке, с противоположной стороны дома, никого не было. Это и надоумило Сару.

Под самой крышей в башне была комната. Сара заметила, что в ней стоят две застеленные кровати. И наступающие гоблины еще не ворвались туда. Она сбежала вниз и крикнула:

— Задержите их, насколько хватит сил, сэр Дидемес!

— Это будет самой большой радостью в моей жизни, о, прекрасная дева, — услышала она в ответ.

И быстро связала узлами одеяла и простыни в одну веревку. Затем снова взбежала на крышу. Привязала конец веревки к парапету и всю ее свободную часть перекинула наружу. Глянула вниз — и на сердце отлегло: веревка доставала почти до земли.

— Давайте, Хряксон, вы первый, — сказала она.

Он колебался.

— Но ведь я трус.

— Нет, вы не трус.

Он выждал еще немного и почти улыбаясь проговорил:

— Знаешь, а ведь ты права… Смешно, но мне всегда казалось, что я трус.

Он вцепился в веревку, ступил на парапет и благополучно съехал по веревке на землю. Потом вместо якоря ухватился за нижний конец веревки, и Сара спустилась следом за ним.

— Лудо! — крикнула она снизу. — Давай! И скажи сэру Дидемесу, чтобы спускался сразу после тебя.

Когда туша Лудо перевалилась через парапет, она скрестила пальцы на руках и стала молиться, чтобы веревка выдержала его вес. Больше она ничем не могла ему помочь.

Но все кончилось хорошо, и Лудо был теперь с ними. Единственная неприятность состояла в том, что Лудо скользил слишком быстро и немного обжег себе лапы.

Теперь надо бы сэру Дидемесу как-то выкрутиться из беды. Те трое, стоящие на земле, запрокинули назад головы и вытянули шеи, чтобы лучше видеть происходящее. И они увидели следующую картину. Крошечный, но выдающийся рыцарь вскочил на парапет. Он стоял к ним спиной и продолжал отчаянно размахивать жезлом, как шпагой. Потом свободной рукой схватился за веревку и повис на ней под самой крышей: в нескольких дюймах от парапета. Следующим движением он, взмахнув своим жезлом, перерубил веревку над головой — и, камнем ринулся вниз.

Сара сдавила щеки руками и от ужаса раскрыла рот. Однако наш находчивый рыцарь знал, что он делает. Свободной рукой он сжимал один конец простыни, а той рукой, в которой был жезл, схватился за другой конец простыни. Воздух подхватил простыни, как парашют, и сэр Дидемес плавно опустился на землю возле своих друзей.

Сара, задыхаясь от волнения, проговорила:

— Сэр Дидемес! Ну зачем вы так?

— Голубушка, красавица, — ответил ей рыцарь, — не желаете ли обратить кверху свой несравненный взор?

Сара посмотрела на крышу и увидела толпу домовых, которые зло и обескуражено уставились на них с башни.

— Смею надеяться, вы не изъявите желания, чтобы они присоединились к нашей компании, не так ли? — спросил, сияя, сэр Дидемес.

К этому времени отдаленный поначалу грохот превратился в рев океана. Сотни камней откликнулись на призывный клич Лудо и покатились к замку. На пути им встретились наружные стены города. Тогда камни стали выстраиваться вверх, устанавливаясь друг на друге. Их куча росла до тех пор, пока следующие, вкатившись на образовавшийся настил, не смогли перепрыгивать через обе стены и плюхаться прямо на город. Скоро они наполнили собой улицы. Они сбивали домовых, словно те были кеглями. И безжалостно преследовали тех, кто пытался удрать. В городе не было места, чтобы укрыться. Катящиеся валуны проламывали двери домов, куда попряталось гоблинское воинство. А если домовые выпрыгивали из этих домов через окна, камни устремлялись за ними в погоню и настигали их. Целые отряды гоблинов были заживо замурованы камнями, навалившимися у дверей.

Командующий артиллерией знал лишь один способ борьбы с неприятелем — зарядить пушку и вдарить по врагу. Но в тот момент, когда бомбардир поджег запал, камень влетел в пушечное жерло, заткнув его собой. Вместо выстрела раздался взрыв, и командующий превратился в ободранное почерневшее пугало.

Сара вновь вывела друзей через запутанные городские улочки на площадь перед замком. Неожиданно, возле самой лестницы, путь им нагло преградила пара каких-то случайных воинов с алебардами. А за спиной Сара услышала в этот момент громкий стук. Она обернулась и вскрикнула: прямо на них накатывался здоровенный валун, который подскочил, перепрыгнул через них и… вмазал алебардщикам.

— Камни — дружба, — не без гордости заметил Лудо.

Лестница привела их к высокой и узкой двери, украшенной нелепой резьбой. Это был парадный вход во дворец. Сара подергала тяжелую дверь — она оказалась запертой.

Но подошел Лудо и одним ударом переломил дверь, словно спичку.

Внутри сразу за дверью начинался огромный прямой коридор. В дальнем конце его была распахнута дверь, и сквозь нее виден трон, над которым расположился стервятник.

— Тоби, — прошептала Сара и побежала вперед. Даже если Джареф и там, он не сможет ее остановить. И ничто теперь не сможет.

Тронный зал был пуст. В середине стояла детская кроватка, — пустая. Часы в зале показывали без трех минут тринадцать. Гриф на своей жерди переминался с ноги на ногу. Затем он раскрыл клюв и хриплым голосом дико захохотал.

Игра воображения

— Тоби, — снова прошептала Сара, оглядывая пустую кроватку.

Сэр Дидемес недоуменно смотрел то на Сару, то на колыбель. Он даже приподнял одеяло и подушку и заглянул под них. А потом покачал головой.

— До чего же мал ваш рыцарь, этот сэр Тобайес. Я даже заметить его не могу.

— Его нет, — сказала Сара. — Джареф его куда-то забрал.

Стервятник громко и сухо заклокотал.

Сара была уверена, что Джареф не мог покинуть замок. Значит, он где-то здесь. И с ним Тоби…

Сбоку от трона начинается лестничный пролет, идущий наверх. Это единственный выход из зала, не считая того, откуда они пришли. Куда ведет эта лестница, было непонятно, потому что наверху она скрывалась за поворотом. Но оттуда в зал проникало какое-то мягкое свечение.

— Это единственный путь, которым он мог уйти, — сказала Сара.

И помчалась вперед, стараясь не наступать на разбросанные повсюду полуобглоданные косточки, гнилые помидоры, раздавленные груши и всякие прочие тухлые объедки. Сэр Дидемес, Хряксон и Лудо побежали за ней. Сэр Дидемес успел обнажить свою шпагу и размахивал ею: мысленно он уже отбивал удары противника. Вдруг у самой лестницы девушка остановилась.

— Нет, — сказала она, повернувшись к своим друзьям. — Я… Я одна должна встретиться с ним.

Сэр Дидемес пришел в полное замешательство.

— В чем дело? — спросил он.

— Понимаете… — попыталась объяснить Сара… — вопрос был не совсем простой. — Понимаете, ну так полагается поступать в подобных случаях.

— Кто это сказал? — спросил Хряксон.

— Да все так делают, — ответила Сара. — Во всех книжках об этом написано.

Наступило молчание. Вся троица уставилась на нее. На их лицах Сара прочитала разочарование и почувствовала себя несчастной. Но она знала, что поступает правильно.

Нарушил молчание сэр Дидемес. Медленно и слегка растерянно он проговорил:

— Конечно, если именно так полагается поступать, тогда, значит, вы просто обязаны так поступать. — Он поднял свой жезл и принялся внимательно его разглядывать. — Но если бы вдруг вам случилось нуждаться в нас…

— Да, — вмешался Хряксон, — если мы понадобимся…

— Я позову вас, — обещала им Сара. — Спасибо всем вам, спасибо. — И она улыбнулась, чувствуя какую-то неловкость за свои спасибо .

Она повернулась и побежала по лестнице навстречу сиянию.

Лестница оказалась длинной. Несколько раз она поворачивала и, наконец, окончилась здоровенной каменной плитой. Задыхаясь от бега, Сара выскочила на нее — и обомлела.

Она оказалась в громадном каменном пространстве: сверху, снизу, вокруг нее — везде, куда бы она ни посмотрела, был каменный зал. Со множеством лестниц, балконов, окон, дверей. Они все располагались на разной высоте и под необычными углами друг к другу, так что понять, где там верх или низ, далеко или близко, внутри или снаружи, вперед или назад, — было невозможно. Стены переворачивались прямо на глазах, и то, что мгновение назад еще удалялось, вдруг выпирало на вас. Полы становились потолками, а там, где были стены, обнажались пропасти. Казалось, здесь отменили закон тяготения, а само пространство имеет семь измерений. И если бы здесь появилась вода, она, скорее всего, потекла бы снизу вверх.

Сара почувствовала: у нее кружится голова, она слабеет. Чтобы не упасть, она прижалась к колонне.

— Это невозможно, — прошептала она. — Пока смотришь в зал, он все время меняется. — И подумала: Интересно, а когда никто туда не смотрит, он все равно меняется?

Прижимаясь спиной к стене, она стала медленно продвигаться по плите. Если вот так — шаг за шагом — идти, — думала она, — то, может, я и приду, куда надо… Если здесь такое понятие: куда надо вообще существует.

Она двигалась вдоль плиты, надеясь, что это действительно вдоль, а не вверх, или мимо, или сквозь. И продолжала надеяться до тех пор, пока не убедилась, что пришла именно в ту точку, откуда начинала. Ну конечно, вот позади нее конец той самой лестницы… Она попробовала тогда двигаться в противоположную сторону. И пройдя немного, откуда-то снизу услышала голос. Она узнала его.

— Давненько дожидаюсь тебя, — произнес голос.

Хватая ртом воздух, Сара осторожно ступила на край плиты. Вдали она увидела Джарефа. Похоже, он сидел на гладкой вертикальной стене.

— Где Тоби? — спросила Сара.

— Он в порядке. Под моим присмотром.

— Не вам за ним присматривать.

— О-о-о. А почему бы и нет?

— Я ведь добралась сюда. Вы же видите.

Джареф ухмыльнулся:

— Потрясающий успех.

— Я уже здесь, так что отдайте мне Тоби.

— Ты ничего не поняла, — сказал Джареф. — Не разгадала ни одной загадки в моем Лабиринте. Ты даже не знаешь, какие они.

— Но мы об этом не договаривались.

Джареф откинул назад голову и рассмеялся:

— Слушай, что тебе говорят. Ты ничего не поняла.

— Неправда. По крайней мере, одну вещь я прекрасно поняла: ваша самоуверенность — всего лишь игра. И больше меня на этом не купите. Вы сейчас испуганы, Джареф.

— Ты тоже.

— Да.

Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза.

Затем Джареф стал перемещаться: сразу в семи направлениях. Сара наблюдала за ним. Казалось, он одновременно идет по потолку и спускается по лестнице. И прыгает по высоким стенам. Двигаясь, он продолжал разговаривать с ней:

— Ты бессердечная. Поэтому мы хорошо подходим друг другу. Мне нужна твоя безжалостность. Точно так же, как тебе нужна моя.

Сара почувствовала, как у нее задрожали колени. Она вновь угодила в его ловушку. Сара смотрела на него и не могла понять, смотрит ли теперь вверх или вниз, стоит ли на твердом основании или она в безвоздушном пространстве. Перед глазами все непрерывно менялось. Она раскинула руки, пытаясь сохранить равновесие. Но это не помогло. Голова закружилась, она оступилась, почувствовала, что срывается, падает вниз головой… и увидела, что опустилась на потолок. Какое-то время она приходила в себя. Потом, шатаясь, встала на ноги.

И увидела Тоби. Он упорно полз к лестнице, все в том же своем полосатом костюмчике.

— Тоби, — позвала она.

Малыш не откликнулся.

— Тоби! — закричала она изо всех сил.

В ответ раздался лишь хохот Джарефа.

Но она должна, как угодно, но должна добраться до Тоби. Она начала спускаться по незнакомой лестнице. И заметила какое-то движение под лестничным пролетом. Перегнувшись через край лестницы, она увидела Джарефа. Он шел в ту же сторону, что и она, но, по всей видимости, вверх ногами. Словно это был не он, а его отражение в зеркале. Хотя дело могло быть и не в нем. Вполне вероятно, это она двигалась вверх ногами.

Сара побежала. Ей нужно уйти от него и во что бы то ни стало добраться до Тоби. Но Джареф неотступной тенью следовал за ней. Она побежала по балкону и вдруг — в дальнем конце его — снова увидела Джарефа. На этот раз он стоял в обычном положении, прямо. Сара повернулась к нему спиной, побежала назад — и упала. На этот раз она ударилась очень больно. А Джареф стоял рядом, смотрел на нее и смеялся.

— Я все равно его заберу, — сказала Сара Джарефу.

Вместо ответа он вызвал хрустальный шар и зашвырнул его наверх лестничного пролета. Сара увидела, как шар опустился недалеко от Тоби, который на коленках и ручонках упорно карабкался вверх по лестнице. Вид у малыша был счастливый.

— Тоби! — закричала она в испуге.

Ребенок заметил скачущий шар и теперь все внимание сосредоточил на нем. Они сближались, Тоби тянулся к нему. Он уже почти схватил убегающий шар, когда Сара увидела, что Тоби оказался на самом краю бездонной пропасти.

— Нет! — крикнула она. — Не делай этого, Тоби!

Но Тоби уже перевалился через край и полз теперь вниз по вертикальной стене: он все еще пытался схватить шар, который бешено скакал туда-сюда, нарушая все законы движения.

Сара зажмурилась. В то, что она видела, невозможно было поверить. Джареф захохотал!

Она вновь попробовала идти по лестнице в ту сторону, которая вела к Тоби. И когда, казалось, она уже рядом с малышом — нужно лишь протянуть к нему руки, — тот неожиданно полз за шаром в другой плоскости, и она опять осталась ни с чем. Сара сделала еще одну попытку и еще, но все с тем же успехом. Он и она двигались в плоскостях, которые не пересекались. Но всякий раз ей мерещилось, что братишка вот-вот сорвется с балкона или полетит кувырком по длинной каменной лестнице.

Неожиданно Джареф подошел сзади и положил ей на плечи руки. Она мгновенно развернулась. Но сопротивляться у нее уже не было сил. Он насмешливо смотрел ей в глаза, словно говоря: Ты классно играла, Сара. Но время кончилось, и пора остановиться — тебе никогда не выиграть.

В этот момент краем глаза она заметила, что Тоби подбирается к подоконнику. Резкими движениями плеч она сбросила с себя лапы Джарефа и уставилась на братика. На этот раз не могло быть никакого оптического обмана: за окном, освещенные ярким солнцем, порхают птицы. И Тоби влезает на подоконник. Их с братом разделяет огромное пространство этого зала. А он уже на подоконнике и, покачиваясь, пытается встать на ноги и, значит, она не сможет, не успеет ему помочь, даже если и отыщет к нему путь через все эти обманчивые плоскости.

Ей казалось, хоть она и не была в этом уверена, что Тоби где-то снизу. И лишь в прыжке она могла бы добраться до него. В прыжке с неимоверной высоты, когда все косточки, наверно, переломаются.

Джареф победно улыбался. Вот как заканчиваются такие поиски. Если он не может оставить ребенка у себя, так пусть и ей он не достанется. Сара увидела, как Тоби зашатался на своем ненадежном шестке, и стон отчаяния вырвался у нее.

Она закрыла глаза — и прыгнула.

Когда открыла глаза, она не смогла сразу понять, где находится. Возможно, это была другая часть зала. Ей казалось здесь все знакомым, но вспомнить название этого места она не могла.

К тому же в обстановке что-то изменилось. Она увидела возле себя пустой оконный проем. Он имел куполообразную форму. Сквозь этот проем была видна дальняя часть дворца. Она была разрушена. На месте выпавших из кладки камней росла трава. Крыша на башенке обвалилась, а наверху той, самой высокой части замка раскинулись заросли ежевики.

В воздухе вокруг себя Сара услышала гудение. Она привыкла связывать этот звук с присутствием Джарефа. Но сейчас к этому звуку примешивался глухой и печальный звон. Это было похоже на музыку, звучащую в опустевшем доме. Девушка лежала на проходе, устланном каменными плитами. Она увидела, как в щель между двумя плитами, на которых она лежала, начала пробиваться живая поросль. Сара поднялась на ноги и огляделась. Тоби нигде не было видно.

В этот момент из темноты сводчатой арки неподалеку от девушки вышел Джареф. Его королевская мантия была теперь выцветшей и местами протерлась до дыр. Он постарел и осунулся. А по его шикарной светловолосой гриве рассыпался пепел.

Сколько прошло времени, как она очутилась здесь?… Она не могла этого определить, потому что не чувствовала, чтобы сама хоть в чем-то изменилась.

Джареф ждал ее, скрестив руки. И она шагнула навстречу. И сказала:

— Верните ребенка.

Он помедлил с ответом. Потом произнес:

— Сара, берегись. До этой минуты я был великодушен с тобой. Но я могу быть и жестоким.

— Великодушен! — Она сделала вперед еще один шаг. — Что из содеянного вами достойно называться великодушным?

— Все. Я сделал все, что ты пожелала.

Он отступил назад и вошел в тень арки.

— Это ты попросила убрать ребенка. И я забрал его. Потом я всего лишь пугал тебя. А ты все сжималась от страха.

Он отступил еще на шаг и рукой проделал пасы по воздуху.

— Я изменил ход времени, — сказал он, и в воздухе над его головой поплыли часы с тринадцатизначным циферблатом. Стрелки на них бешено вращались. — И я перевернул весь мир вверх тормашками.

Сара с протянутыми вперед руками неуклонно приближалась к нему. А он все дальше и дальше отходил в тень.

— И все это я сделал ради тебя, — сказал он, укоризненно качая головой. — Но я уже смертельно устал выполнять твои прихоти. И быть таким, каким ты хочешь меня видеть. Разве это не великодушие? Остановись! — Он поднял руки, словно желая закрыться от ее удара, сделал еще один маленький шаг назад и громко повторил: — Остановись!

Сарины губы, казалось, сами раскрылись, и она услышала:

— Через несказанные опасности и бесконечные трудности я нашла дорогу сюда, в этот замок, стоящий на краю Гоблин-Сити, чтобы…

— Слушай! — сказал один домовой другому из темного угла замка, где было их гнездышко.

Джареф теперь отступал вверх по лестнице, которая начиналась сразу за аркой. А Сара, продвигаясь вперед, в этот момент вошла внутрь арки.

— …чтобы забрать ребенка, которого вы украли, — читала она наизусть. — И моя воля так же сильна, как ваша…

— Стоп! — Джареф поднял ладонь, обращенную к Саре. — Подожди, Сара, смотри! Смотри, что я хочу тебе предложить.

Он поднял левую руку и сделал ею большой пас. В руке появился сияющий хрустальный шар. Пальцами руки Джареф вращал его на ладони. Лицо его тускло осветила болезненная улыбка. Он произнес:

— Ты увидишь в нем все, о чем мечтаешь. Ты помнишь?

Сара сделала еще один шаг.

— …а мое королевство такое же сильное, как…

— Она сейчас это скажет, — прошипел один домовой.

— Она сейчас скажет те самые слова, — возбужденно поддакнул ему другой.

Ступеньки, по которым взбирался Джареф, стали постепенно исчезать. И ему пришлось опускаться по лестнице. До тех пор, пока Сара не оказалась стоящей над ним.

— Я прошу от тебя совсем немногого, — сказал он, продолжая раскручивать шар. — Я хочу, чтобы ты просто поверила в меня. И тогда ты получишь все, что пожелаешь… все, о чем когда-либо мечтала… Исполнятся твои мечты, Сара…

Она больше не хотела его слушать. И все-таки остановилась. Чтобы продолжить:

— …а мое королевство такое же сильное, как… — она запнулась и хмуро пробормотала: О, черт!

Гоблин энергично замотал головой.

— Не то, не то. Совсем не то.

— Шшш! — зашикал на него другой.

Сара сжала пальцы в кулак с такой силой, что они побелели. Она стала лихорадочно вспоминать. Какие же слова идут дальше?…

Теперь Джареф сделал по лестнице шаг ей навстречу. Ему было необходимо, чтоб она поверила в него.

— Ну что тебе стоит бояться и любить меня, — нежным голосом проговорил он, — и делать так, как я скажу? И тогда… и тогда я стану твоим рабом. — Он протянул к ней руку и поднялся еще на одну ступеньку по лестнице.

— Нет, — гоблин покачал страшненькой головой. — И этот чего-то не то говорит, правда?

Пальцы Джарефа почти вплотную приблизились к Сариному лицу.

Она стояла, словно застыв на том месте, и перебирала про себя слова, пытаясь вспомнить нужные.

— Мое королевство такое же сильное… — бормотала она, — такое же сильное… такое же сильное… — Она увидела шар, который вращается у него в руке, и почувствовала на губах тепло от его вытянутой ладони. Она задержала дыхание, и тут, будто из потаенного уголка ее сознания, выскочили нужные слова. И выплеснулись наружу:

— У вас нет надо мной власти.

— Нет! — закричал Джареф.

— Нет! — в один голос воскликнули изумленные домовые.

Часы начали отбивать время.

Джареф кверху подбросил хрустальный шар. Тот воспарил и завис в воздухе. Сара посмотрела на шар. На его изменчивой переливающейся светом поверхности она увидела искаженное лицо Джарефа. Оно стало плавно перед ней опускаться. Руки у девушки, как заколдованные, сами потянулись к этому шару. И когда кончиками пальцев она прикоснулась к нему, он лопнул, как мыльный пузырь. Лишь легкий туман из мельчайших водяных капель поплыл к тому месту, где стоял Джареф.

Но Джареф исчез. Она услышала лишь его умоляющий голос и последние слова его: Сара… Сара… И увидела пустой плащ, медленно опадающий на пол. Солнечный луч высветил облачко пыли, которое медленно вздымалось над плащом.

Часы продолжали отбивать время.

На двенадцатом ударе, трепетно и тихо вздрогнув, плащ замер. Из-под него вылетела белая сова и закружила над девушкой.

Слезы текли по Сариному лицу.

Спокойной ночи

Сара закрыла глаза. Надо унять слезы и вытереть лицо.

— Пора мне избавиться от этой привычки: чуть что — и сразу плакать, — громко сказала она, чтобы отвлечь себя от грустной картины. — Еще я должна перестать разевать рот от удивления, задыхаться от волнения, дрожать, кричать и вообще нечего выходить из себя, когда… — Тут она вспомнила, что до сих пор не отыскала Тоби, и в испуге открыла глаза.

Над ней, как и прежде, кружила сова, но в остальном… все переменилось. Сара стояла на лестнице у себя дома, а за окном была темень.

Она подняла глаза и стала смотреть на сову. Та сделала прощальный круг, отыскала открытое окно и вылетела в ночь. Девушка побежала вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньку и зовя:

— Тоби! Тоби!

Малыш лежал в своей кроватке и крепко спал. Сара не могла удержаться, чтобы не поднять и не прижать его к себе. Он с трудом разлепил свои глазки, подумал, не пора ли начать плакать. Но потом решил, что ему и без этого не так уж плохо. И тогда вместо слез заулыбался.

Сара подняла с пола Ланцелота и вложила медвежонка малышу в руки, приговаривая:

— На, держи его, Тоби. Он теперь твой.

Она опустила малыша снова в кроватку, укрыла и тот сразу же уснул.

Она долго сидела возле него и просто смотрела, как он тихо дышит и спит, не выпуская из рук Ланцелота.

Потом прошла в свою комнату. Она была наполнена лунным светом. Сара включила люстру, но оставила шторы открытыми, чтобы позже полюбоваться на луну. Когда она ляжет в постель и выключит свет, та будет светить в ее комнату… Будильник возле кровати показывал первый час ночи. С минуты на минуту должны вернуться родители из театра.

Она присела к туалетному столику и взялась было за расческу, но тут ее внимание привлекли фотографии, налепленные вокруг зеркала. Вот мать и Джереми улыбаются друг другу, как юные возлюбленные. Афишки с фотографиями. Всякая печатная болтовня о романтической преданности… Уверенно и неторопливо она стала снимать картинки одну за другой. Мельком взглянув на картинку, она убирала ее в ящик столика.

Так она убрала все картинки, кроме одной. Где были изображены мать, отец и она сама, когда ей было десять. Эту картинку Сара поправила, чтобы висела ровно. Потом сходила и принесла музыкальную шкатулку. Она убрала ее в тот же ящик, куда положила вырезки и фотографии, но запихнула в самый дальний конец.

Внизу, открывшись и закрывшись, издала звуки входная дверь. Потом прозвучал голос мачехи:

— Сара?

Девушка не ответила сразу. В руках у нее был Лабиринт.

— Сара?! — раздался более громкий оклик.

— Подождите, — прошептала Сара. — Я заканчиваю главу своей жизни. — Она помедлила и добавила шепотом: — Потерпите еще чуть-чуть, пожалуйста. — Она положила книгу в тот же раскрытый ящик, куда убрала остальные, теперь уже ненужные вещи. И поднялась, не отрывая от него руки.

— Сара!

Девушка выждала еще мгновение и громко отозвалась:

— Да! Да, я здесь. — Она посмотрела на выдвинутый ящик и вздохнула. — Как хорошо, что вы вернулись! — прокричала она вниз.

— Что? — удивилась мачеха и замерла у лестницы, перестав снимать пальто. — Что ты сказала? — произнесла она, задрав голову кверху.

Сара открыла, было, рот и тотчас закрыла его. Хватит и одного раза, — подумала она. — Сказать один раз — это то, что надо. А повторяться — как-то неуважительно. Правда, я и сама тут едва не переиграла, — она усмехнулась и задвинула ящик.

Девушка выпрямилась. На темном окне, отделяющем ярко освещенную комнату от лунной ночи, она увидела свое изображение, а рядом с собой — Лудо.

— Лудо — Сара — до свидания, — сказал он.

Она вскрикнула от радости и обернулась — в комнате кроме нее никого.

Она опять взглянула на окно — рядом с ней там был уже сэр Дидемес

— И помните, очаровательнейшая дева, стоит вам когда-нибудь оказаться хоть в малейшем затруднении…

— Обязательно позову, — сказала она и быстро оглядела комнату. Конечно, пустую.

Но сэр Дидемес вновь появился на оконном стекле.

— Да, позабыл вам сказать одну вещь… Если вы когда-нибудь решитесь выйти замуж, то…

— Я понимаю, — ответила Сара. — До свидания, храбрый сэр Дидемес.

Он растворился. Сара, теперь не отрываясь, глядела на окно. Ждать пришлось недолго. Вот и Хряксон. Она заметила, как он выскочил из-под кровати.

— Да, если мы тебе когда-нибудь понадобимся… и совсем не важно, для чего… — он уставился на девушку из-под кустистых своих бровей — и начал растворяться.

— Хряксон, — сказала Сара, — вы мне нужны. Вы все мне нужны.

— Бывают времена, — заметил появившийся на оконном стекле Мудрец, — когда, чтобы в ком-то нуждаться… следует его отпустить.

— Вот здорово! — воскликнула живая шляпа. — Хотя это интересно только для новичков.

Все это время Белая сова — символ тех, кто следит и выжидает, — провела неподвижно на ветке, вцепившись в нее когтями. А теперь она взмахнула крыльями, поднялась над парком и устремилась прочь. На своих бесшумных бархатных крыльях она летела навстречу полной луне. Никто не заметил эту птицу — белую при лунном свете и черную на фоне звездного неба.

Скан&OCR: 3aH3u6ap

Сайт: rutracker.org

7 октября 2012

Примечания

1

Галахед — имя рыцаря из средневековой легенды, который, благодаря чистоте своих помыслов и деяний, отыскал Святую Чашу, то есть кубок, из которого пил Христос на Тайной Вечере.

(обратно)

Оглавление

Седая сова

Сказанного не воротишь

Дохляк

Какой который

Дурные воспоминания

Вперед и вверх

Смысл жизни

Очень громкий голос

Открывается другая дверь

Нет проблем

Окно в дикий мир

Здесь птицы не поют

Обжегшись на молоке

О, тело, подвластное танцу

Годы ее жизни

Ворота в город гоблинов

Святые, а небритые

Игра воображения

Спокойной ночи

*** Примечания ***