Желание герцога [Дженна Питерсен] (fb2) читать онлайн

Дженна Питерсен Желание герцога

Глава 1

1816 год

У нее никогда не было лица. С самого детства Саймон знал, что она часть его сна. Именно сна, а не кошмара, потому что она не была призраком. Нет. Он абсолютно не представлял, как описал бы ее. Возможно, он скорее описал бы свое ощущение, а не фигуру женщины, и этим ощущением был покой.

Он не помнил такого времени, когда эта женщина не приходила бы в его сны, проплывая по вечно меняющемуся пейзажу ночных фантазий и успокаивая редкие кошмары.

И еще, когда она говорила, она всегда произносила одну и ту же фразу: «Просыпайся, малыш».

От этих слов Саймон Крэторн, герцог Биллингем, подскочил, проснувшись, сбитый с толку и совершенно запутавшийся. Он пристально вглядывался в темноту своей спальни, обшаривая взглядом комнату, как будто надеялся, что таинственная фигура как-нибудь останется в его присутствии, только на этот раз она окажется из плоти и крови.

Конечно, она не осталась.

Пробормотав проклятия, он отбросил одеяло, прошел через всю спальню к зашторенному окну и, резко раздвинув шторы, недовольно поморщился от ударившего ему в лицо яркого солнечного света.

Он посмотрел на каминные часы. Время было раннее, у него оставался по крайней мере час до того, как придет слуга, чтобы помочь ему подготовиться к наступающему дню. Он поздно лег спать, выпив немного лишнего со своим лучшим другом Рисом Карлайлом, герцогом Уэверли, который приехал в имение Биллингема, чтобы оказать ему моральную поддержку во время внушающего благоговейный трепет важного приема, какой начнется сегодня.

Возможно, именно по этой причине к нему вернулся сон с женщиной, у которой не было лица. Обычно она появляется в его снах, когда он не в настроении, когда его что-то тревожит. И ведь действительно, этот прием очень важный.

В конце концов, совсем скоро, через несколько мимолетных часов, на подъездной аллее появится по крайней мере десяток богатых экипажей и привезет настоящую толпу молодых леди в сопровождении матерей или тетушек.

Прежде чем двухнедельное веселье подойдет к концу, одна из этих леди, вполне возможно, станет его суженой, на ее пальце засверкает Биллингемский бриллиант, какой уже одиннадцать поколений носит каждая герцогиня Биллингем, и все узнают, что новый герцог наконец нашел себе невесту.

Он тяжело вздохнул, задернул шторы и снова повалился в кровать. Если уж ему приснился сон с этой женщиной без лица, значит, прием будет действительно непростым.

* * *

— А ты уверена, что твоя тетушка спит? — прошептала Лиллиан Мейхью, толкая локтем в бок свою лучшую подругу леди Габриэлу Уотсенвейл. — Мне кажется, у нее глаза открыты.

Габби посмотрела дуэнью.

— Да спит она, — пробормотала Габби, отводя взгляд; — Все это довольно волнительно, правда? Но я уверяю тебя, тетушка Изабель спит. Даже если бы она не спала, то она еще и совершенно глухая. Мы можем прокричать весь «Словарь вульгарной лексики», а она даже не шелохнется.

— А у нас есть под рукой словарь, чтобы громко прокричать эти слова? Я бы с удовольствием пополнила свой словарный запас. — Лиллиан захихикала и прикрыла рот ладошкой. — Вот было бы здорово, если бы я могла решительно подойти к герцогу Биллингему и прямо сказать ему то, что думаю о его, с позволения сказать, безгрешном отце, да еще такими словами, от которых покраснеют уши!

— Но подобная выходка будет слишком дерзкой, ты не находишь? — наморщила лоб Габби. — Единственная цель твоего визита — это, не привлекая всеобщего внимания, получить доказательства, что отец герцога вовсе не является образцом добродетели, как полагает светское общество. Если ты оскорбишь нового герцога через пять минут после нашего прибытия, тебе придется уехать до наступления времени вечернего чая, и тебя это ни к чему не приведет.

— Наверное, ты права. — Лиллиан сложила руки на груди и глубже уселась на своем месте. — Предоставляю тебе право все тщательно обдумать и не потакать моим фантазиям. Знаешь, я иногда забываю, что старше тебя на четыре года!

— У меня опыт.

Лиллиан шутливо показала язык, потом вздохнула:

— Тогда я не стану заучивать неприличные слова и буду придерживаться изначального плана.

Морщины на лбу подруги стали еще глубже, и игривое настроение Лиллиан совсем пропало.

— Я опять должна тебе сказать, Лиллиан, что твой план меня беспокоит.

Лиллиан со стоном закрыла глаза. Эту проповедь она слышала раз десять или даже больше.

— Тебе не нравится слышать это, — продолжала подруга, не обращая на нее никакого внимания, — но Биллингем — один из самых влиятельных людей в стране. Если ты станешь ему поперек дороги…

— Думаю, что хуже, чем его отец поступил с моей матерью, Саймон Крэторн поступить со мной не может, — пожала плечами Лиллиан, и они обе одновременно вздрогнули.

— Я не могу поверить, — покачала головой Габби, — что твой отец рассказал тебе такое. Это не предназначено для ушей дочери.

Лиллиан заморгала, пытаясь бороться с подступившими слезами. Ее отец умер всего шесть месяцев назад, и на смертном одре он раскрыл такую тайну, такое страшное откровение, что всякий раз, когда она думала об этом, у нее закипала кровь, а руки дрожали от сильного потрясения и ярости.

— Он ничего не рассказывал мне, я просто нечаянно услышала, — пробормотала Лиллиан. — Он позвал моего брата и просил Джека отомстить герцогу за нашу семью. Вместо этого брат стал топить горе в виски, поэтому только мне остается исполнить последнюю волю отца.

— Месть не женское дело, Лиллиан, — прошептала подруга, касаясь ее руки. — Это очень неприятно и часто опасно. Ты уверена, что не можешь оставить все как есть?

— Оставить все как есть? — раздраженно воскликнула Лиллиан и бросила короткий взгляд на тетушку Изабель.

Но Габби оказалась права, пожилая женщина даже не шевельнулась, несмотря на то что всего в шести дюймах от нее шел оживленный разговор.

— Я не могу оставить все как есть! — продолжала Лиллиан. — Пять лет назад Роджер Крэторн, герцог Биллингем, нашел мою мать на светском рауте, когда она была одна, и… он… — Лиллиан едва нашла силы сказать это. — Он изнасиловал ее. Через месяц она покончила жизнь самоубийством, решив, что не сможет жить с таким позором. После того вечера я потеряла все, что было у меня дорогого. Мать, отца, а теперь и брата. Я уже не говорю о слухах, которые ходят о ее смерти. Из-за этого на мою семью смотрят с презрением, и мои шансы найти хорошую партию весьма ограниченны, и это в лучшем случае. — Габби нахмурилась, но Лиллиан не позволила ей прервать себя. — И все это происходит в то же самое время, когда прославляется память Роджера Крэторна. Ну вот пару недель назад я слышала, как клеветали на мою семью и буквально тут же говорили о том, каким замечательным человеком был покойный герцог Биллингем. Как я могу оставить все как есть? Как я могу смириться с этим?

— Но твой отец смог, — возразила Габби. — У него было пять лет, чтобы отомстить, но он не сделал этого.

Лиллиан покачала головой, думая об отце. После смерти матери он погрузился в печаль и с трудом вставал по утрам с постели, не говоря уже о том, чтобы думать о мести.

— Отец каждый день сожалел о собственной слабости! — Лиллиан снова подумала о последних словах отца. — Он сказал об этом брату и умолял его отомстить еще до того, как герцог умер.

— Так пусть твой брат и сделает это, — схватила ее за руку Габби.

— Я много месяцев ждала, пока он решится, но ты же знаешь моего брата. Он слишком похож на отца, он скорее утопит свою печаль в бутылке, чем сделает что-то. Но так просил отец, и моя мать заслуживает, чтобы за нее отомстили. Поэтому я здесь и намерена осуществить то, о чем просил отец, даже если об этом он просил не меня.

Габби долго смотрела на подругу.

— Я тебя понимаю, — кивнула она наконец. — Ужасно тяжело без конца слушать разговоры о том, каким прекрасным человеком был старший герцог, когда ты на самом деле знаешь правду. Я слышала, что за все хорошие дела ему собираются воздвигнуть памятник.

— Видишь? — сжала зубы Лиллиан. — Именно поэтому месть должна быть совершена, несмотря на то что герцог мертв. Я не позволю, чтобы еще один сезон прошел в хвалебных гимнах этому человеку.

— Понимаю, — прошептала подруга.

Лиллиан кивнула, но тут же почувствовала угрызения совести.

— По правде говоря, я больше за тебя беспокоюсь. В конце концов, если мне удастся доказать, что великий и всемогущий Роджер Крэторн был вовсе не святым, а отвратительным лгуном и грешником, то, по твоим же словам, я обрету сильных врагов. Если у тебя были планы найти себе пару в лице герцога или среди его друзей…

— Я уже не один раз говорила тебе, — протестующе подняла руку Габби, — что никогда не заинтересуюсь мужчиной, семья которого причинила тебе столько боли.

Лиллиан сжала руку подруги и посмотрела в окно на мелькавший сельский пейзаж, тем самым давая понять, что разговор на эту тему закончен. Она ценила преданность подруги, но была одной из тех немногих, кто знал о трудном финансовом положении семьи Габби. Ее подруге надо будет сделать хорошую партию, поэтому Лиллиан должна оградить имя Уотсенвейл от последствий своего плана мести.

— Неужели ты действительно думаешь, что найдешь хоть какое-то доказательство того, что совершил покойный герцог и в чем его обвиняет твоя семья? — Габби вновь попыталась вернуть к себе внимание подруги. — Высший свет бросится кусать и жалить своих героев, как гадюка, это правда, но только с вескими доказательствами.

— Я знаю. — Лиллиан откинула голову на кожаную спинку сиденья, почувствовав внезапную усталость, хотя она пока даже не начинала своих поисков. — Подлец…

Она замерла и метнула быстрый взгляд на тетушку Изабель. Несмотря на то что глаза женщины оставались открытыми, что само по себе производило жуткое впечатление, с ее губ слетел негромкий храп.

— Подлец был настолько любим всеми, стольких людей одурачил, что потребуется много усилий, чтобы заставить их понять, каким он был на самом деле. Но если я смогу найти достаточные доказательства, мне кажется, я смогу убедить их. Даже если они не услышат это от меня, тогда газеты напечатают правду. Люди не смогут проигнорировать это.

— Газеты? — Габби с трудом сглотнула. — Газеты уж точно потребуют твердых доказательств подобных обвинений, чтобы напечатать их и не побояться гнева семьи Биллингем.

— Пожалуй, — кивнула Лиллиан. — Поскольку старый герцог когда бывал не в Лондоне, то почти все свое время проводил в этом загородном имении, мне кажется, что это очень подходящее место, чтобы поискать здесь его ахиллесову пяту.

— Не говоря о том, — выгнула бровь Габби, — что это — единственный дом, куда тебя пригласили.

Лиллиан опять посмотрела в окно. Габби сказала так не со зла, но слова подруги лишний раз напомнили Лиллиан о ее месте в этом мире.

— Ты права. Герцоги не приглашают меня на балы, но, возможно, в этот раз удача будет на моей стороне.

Габби вздрогнула, словно поняла, что ее высказывание ранило подругу.

— Я уверена, что так и будет, — кивнула она Лиллиан. — Ты найдешь здесь то, что тебе нужно, я знаю. А я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

Лиллиан взяла руку Габби и тихонько сжала. Если в ее мире и осталось хоть что-то хорошее, так это Габриэла, лучшая и самая преданная подруга, которая у нее когда-либо была.

Когда отец Лиллиан умер, а младший брат повел разгульную жизнь, именно Габби убедила своего отца позволить Лиллиан остановиться у них и принять участие в сезоне в качестве ее гостьи. Именно Габби каким-то образом умудрилась попасть в списки приглашенных на прием к новому герцогу Биллингему. И наконец, именно Габби написала вдовствующей герцогине от имени отца письмо с просьбой включить в список приглашенных и Лиллиан тоже. И все потому, что Габби знала, как отчаянно Лиллиан хотела восстановить справедливость.

Экипаж замедлил движение и остановился, послышались громкие голоса. В этот момент тетушка Изабель,  издав сонный хрип, проснулась. Изменив свою немного нелепую позу и выпрямившись, она подарила девушкам легкомысленную улыбку и выглянула из-за шторки в окно экипажа.

— Наконец-то мы приехали! Для нас открывают ворота! — все еще хриплым от сна голосом воскликнула она.

Не успела она произнести эти слова, как экипаж тронулся с места и они въехали на территорию имения, где герцоги Биллингемы жили уже одиннадцать поколений. Теперь двенадцать, подумала Лиллиан. В конце концов, сейчас здесь новый герцог.

Ходили слухи, что отец и сын были довольно близки, поэтому сын, возможно, так же испорчен и лжив, как и его отец. По крайней мере так предполагала Лиллиан. Если новый герцог окажется не таким, то это определенно еще больше затруднит поиски доказательств.

Какая странная ситуация: надеяться, что хозяин поместья — негодяй.

Лиллиан выпрямила спину, пока экипаж катился по дорожке, ведущей к особняку. Настало время взять себя в руки и быть готовой ко всяким случайностям. Человек, с которым она скоро встретится, никогда не догадается, что она приехала погубить его. Нет, ей придется быть не холодной или злой, а милой, легкомысленной и не запоминающейся. Тогда новый герцог сосредоточит свое внимание на других бедняжках, за которыми он намерен ухаживать, и забудет о ней, предоставив ей возможность мирно вести свои поиски.

Экипаж остановился, и в ту же секунду началась толкотня и суета, когда лакеи с грохотом вскочили со своих мест. Дверца распахнулась, и тетушка Изабель вышла первой, приветствуя всех сразу. Габби последовала за ней, коротко, но многозначительно посмотрев в сторону Лиллиан.

Как только ее подруга вышла, Лиллиан сделала глубокий вдохи вышла из экипажа, воспользовавшись помощью слуги, который протянул ей руку в перчатке. Она хотела присоединиться к тетушке Изабель и Габби, но, обходя слугу, внезапно остановилась. Эти две женщины были не одни. К ним присоединился мужчина.

И не просто какой-то мужчина, а, возможно, самый красивый из тех, кого ей доводилось встречать на этой земле за свои двадцать семь лет. Он был высоким, примерно на полторы головы выше Лиллиан, широкие плечи прекрасно подчеркивались безупречно сшитыми жилетом и фраком. Густые черные волосы были чуть-чуть длиннее, чем нужно, и падали на лоб мелкими завитками. У Лиллиан появилось странное желание откинуть их назад. У него был твердо очерченный подбородок и полные губы. При взгляде на них она почувствовала необычную мелкую дрожь внизу живота.

Но не из-за этого все вдруг померкло вокруг. Такие черты лица могли быть присущи любому мужчине. На его необыкновенно красивом лице выделялись глаза.

Лиллиан никогда не видела мужчину с глазами цвета жадеита. Ясные и живые, наполненные сообразительностью и юмором с легким намеком на сдерживаемое озорство. И эти зеленые глаза так пристально смотрели на нее, что Лиллиан стало жарко, несмотря на то что от дуновения легкого весеннего ветерка ощущалась приятная прохлада.

— А это — спутница и подружка моей племянницы, мисс Лиллиан Мейхью, — объявила тетя Изабель, единственная, кто не обратил внимания на происходящее во время этой встречи.

Взгляд Габби метался между Лиллиан и мужчиной, она побледнела и плотно сжала губы.

— Добрый день, — прошептала Лиллиан, радуясь, что у нее не дрогнул голос и не выдал ее состояния, в каком она оказалась от одного только мимолетного взгляда незнакомца.

Мужчина взял ее за руку. Его рука была в перчатке, как и рука Лиллиан, но тепло и сила его пальцев проникли через два слоя ткани.

— Добрый день, мисс Мейхью. Добро пожаловать в мой дом. Меня зовут Саймон Крэторн…

У Лиллиан перехватило дыхание, улыбка соскользнула с лица, как капля воды.

— …герцог Биллингем, — закончил незнакомец.

Глава 2

— Ну, теперь, когда у тебя была возможность рассмотреть их, что думаешь о твоих потенциальных невестах? — спросил Рис, усаживаясь в удобное кожаное кресло в кабинете Саймона.

Саймон даже не сдвинулся с места. Он стоял у окна и смотрел на зеленую лужайку, раскинувшуюся за домом. Недавно там собрались все женщины, чтобы выпить чаю с его матерью. Герцогиня приехала в имение, чтобы принять гостей. Она не испытывала от этого особого восторга, поскольку они с сыном никогда не были близки, но выполняла роль хозяйки ради продолжения титула, и Саймон был ей признателен за это.

— Ты говоришь о них так, словно я осматривал скот, Уэверли, — наконец ответил Саймон, обращаясь к другу по титулу, как тот предпочитал.

Саймон напряг глаза, чтобы рассмотреть собравшихся на лужайке, и одна девушка обратила на себя его внимание. Лиллиан Мейхью с золотистыми волосами, которые выглядывали из-под края шляпки. Когда они встретились, он почувствовал странную связь с ней, вспышку, которая взбудоражила все в желудке… и в других частях тела, расположенных ниже. Но когда он представился, она выдернула руку и внезапно побледнела. О, она довольно быстро справилась с собой, но ее реакция не выходила у него из головы.

— Очень удачное сравнение, — прервал его мысли Рис. — Домашний скот — это капитал. И хорошая жена — тоже. Почему ты не должен как следует осмотреть ее, как, например, кобылу или козу?

Саймон отбросил мысли о Лиллиан и с усмешкой отвернулся от окна.

— Так вот, значит, как ты думаешь о своей Энн, а? Как о козе, которая увеличит твой капитал?

— Ты умышленно неправильно толкуешь мои слова. — Рис скрестил руки на груди, раздувая ноздри. — Ты же знаешь, что о моей невесте я вовсе не думаю как о козе, И никто не подумает о ней так. Леди Энн воспитанная, красивая и грациозная. Она станет отличной герцогиней, лучшей хозяйкой в Лондоне ив конечном счете воспитает мне сыновей, которыми я стану гордиться.

Саймон пристально посмотрел на своего друга. Он был обеими руками за то, чтобы соблюдались приличия и браки заключались в своем кругу, но иногда ему казалось, что Рис заходит слишком далеко.

— Но разве брак состоит только в этом? — покачал головой Саймон. — Ты рассуждаешь об этом так, как будто речь идет просто о деловом соглашении.

— И ты ни на йоту не ошибаешься, мой друг. — Рис сделал глоток чая и встал. — Это действительно настоящее деловое соглашение. Любой, кто утверждает обратное, пытается оправдать неудачный выбор.

— Но влечение, дружба, страсть….

— Ну конечно, ты будешь увлечен женщиной, на которой женишься, — махнул рукой Рис. — Все девушки, приглашенные сюда, красавицы, и когда придет время, выполнение супружеских обязанностей будет доставлять тебе удовольствие. Что касается дружбы, то разве в ней есть необходимость? У тебя и так много друзей, вряд ли тебе необходим еще один. А для страсти у тебя будет любовница. — Рис подошел к окну, положил руку на плечо Саймона и стал рассматривать собравшихся внизу дам. — Лучше скажи, какая-нибудь из присутствующих здесь заинтересовала тебя?

Саймон вздрогнул и пожал плечами. Хотя у них с Рисом были разные взгляды на счастье в браке, он уважал мнение друга.

— Пока еще было мало времени, чтобы по-настоящему узнать о них что-то, но я действительно ощутил связь с одной из девушек.

— Замечательно. И кто она?

— Лиллиан Мейхью.

Саймон ткнул пальцем в ее сторону, пока она, сидя во дворе, болтала с другими женщинами.

— Мейхью…

Рис изогнул бровь, безучастно глядя на гостей.

— Она приехала с леди Габриэлой, дочерью графа Уотсенвейла.

— О Господи, дружище, эта? — Рис повернулся к Саймону, и на его лице промелькнуло отвращение. — Теперь я знаю, почему это имя показалось мне знакомым.

Саймон отшатнулся, услышав в голосе друга презрительные нотки. Он никак не ожидал подобного и теперь сгорал от любопытства узнать, что же послужило причиной такой реакции.

— Ты так эмоционально говоришь о девушке, с которой тебе еще предстоит познакомиться.

— Знакомиться с ней нет никакой необходимости, — покачал головой Рис. — Я сразу могу сказать, что она не подходит тебе по стольким параметрам, что вряд ли я смогу перечесть тебе их все.

— Попытайся.

Саймон сложил руки на груди.

— Во-первых, — загнул палец Рис, — ее отец был практически никем: просто младший сын младшего сына, ни титула, ни денег. Вообще на это можно закрыть глаза, если у избранницы есть другие достоинства, но и здесь все против нее. Шесть месяцев назад умер отец, и, по слухам, ее брат стал совершенно неуправляемым. Но самое главное — ее мать. Ты должен знать о ней.

— Нет, — покачал головой Саймон.

— Господи, дружище, ты герцог, — округлил глаза Рис и отошел от окна. — Ты глава одной из самых уважаемых семей в Англии, не говоря уже о том, что ты несешь ответственность за сохранность чести и уважения, которые унаследовал от своего отца. Ты обязан лучше разбирать, кто ниже тебя по положению и кто занимает одинаковое с тобой положение. Особенно когда ты думаешь о паре в браке.

Саймон почувствовал, как в нем растет разочарование. Хотя он сильно любил Риса и тот был ему ближе всех остальных друзей в жизни, но иногда он просто не мог выносить его напыщенности.

Его друг всегда был зациклен на родословной. Он создал Герцогский клуб, когда они учились в Итоне, и не принимал туда молодых людей, которые происходили не из герцогских семей или не имели шанса унаследовать этот высокий титул. И с того самого момента, как умер отец Риса и он унаследовал титул герцога Уэверли, его высокомерие, похоже, только усилилось.

Но Саймон продолжал оставаться в дружеских отношениях с ним по одной важной причине. Оказавшись однажды в кругу друзей Уэверли, трудно было себе представить человека более преданного, чем Рис. Несколько лет назад он едва не погиб, заступаясь за Саймона в пьяной ссоре. Он мог получить пулю, если бы ситуация накалилась. Преданность — редкий товар в тех кругах, в которых они вращаются. Там дружбой часто пренебрегают в угоду личным целям, поэтому Саймон нашел способы не обращать внимания на некоторые стороны личности Риса, которые были менее привлекательными.

— Так что там насчет матери, Уэверли? — с нажимом переспросил Саймон.

— Ходят слухи, — Рис наклонился вперед, — что она… — его голос зазвучал еще тише, — самоубийца.

Саймон вздрогнул и отодвинулся от друга, но не по тем причинам, какие подразумевал Рис. Вместо того чтобы снизить интерес Саймона к Лиллиан Мейхью, эта новая информация только углубила его понимание молодой женщины. Он сам недавно потерял отца, которого он уважал и любил всю свою жизнь. Он мог только представить, что почувствовала Лиллиан, потеряв обоих родителей, один из которых, возможно, покончил жизнь самоубийством.

Оказавшись у другого окна, подальше от неодобрительного взгляда Риса, Саймон понял, что снова ищет Лиллиан. Теперь она смеялась, и ее улыбка была такой открытой и искренней, что у него возникло желание разделить с ней ее радость.

А почему бы и нет?

В свои тридцать два года он уже не первый сезон присматривался к молодым леди вокруг себя и пытался определить, есть ли среди них подходящие невесты. За все эти годы, с тех пор как он стал достаточно взрослым, чтобы смотреть на девушек с определенным намерением, почти никто не пробудил в нем интереса. А те, кому это удалось, при более близком знакомстве разочаровали.

Поэтому, несмотря на предупреждения Риса об отсутствии положения, денег и еще бог знает чего, Саймон собирался узнать мисс Мейхью получше. В конце концов, она дружна с семьей графа Уотсенвейла, и это значит, что какие-то связи у нее имеются. Кроме того, многие люди в браке с не титулованными леди стали только лучше.

После смерти отца проблема найти женщину, которая станет его герцогиней, встала еще острее. Ему нужен был наследник, чтобы вся семья могла вздохнуть с облегчением, включая ближайшего кузена — викария, который постоянно напоминал Саймону, как ему не хочется автоматически становиться герцогом.

— Ты собираешься продолжить это, да? — резким тоном прервал размышления Саймона Рис.

— Конечно, — с улыбкой посмотрел на своего друга Саймон. — В ее взгляде есть глубина, Рис, решительность, которую редко встретишь у леди. Мне это интересно и хотелось бы узнать, кроется ли за этим что-нибудь еще. Вероятно, нет, тогда на этом все и закончится.

Его слова немного успокоили друга, но у Риса по-прежнему был встревоженный вид, когда он бросил последний взгляд на женщину внизу.

— Просто будь осторожен, Биллингем, — произнес Рис, возвращаясь на свое место к забытому чаю. — Женщина, которая выходит за рамки своего круга, зачастую ищет что-то. Ты мой самый близкий друг, и мне будет жаль, если ты попадешь в ловушку.

* * *

Лиллиан аккуратно свернула ночную рубашку и положила ее в комод в большой спальне, которую она делила с Габби. Лежа на кровати, подруга хмуро наблюдала за ее действиями.

— Мэгги сделает это.

Лиллиан пожала плечами. Служанка ее подруги очень помогала ей, с тех пор как из-за нехватки денег Лиллиан пришлось отпустить свою прислугу. Но на этом приеме Мэгги была слишком загружена работой. А теперь еще обнаружилось, что на любимом платье Габби появилось пятно, и Мэгги помчалась к прачкам, чтобы лично проследить за процессом стирки.

Даже если бы служанка не была так занята, Лиллиан не хотела нагружать девушку дополнительной работой. Это было довольно унизительно, если не сказать хуже, прибегать к помощи чьей-то служанки, потому что не можешь себе позволить иметь собственную. Но она не могла сказать об этом Габби. В условиях неустойчивого финансового положения подруги было бы жестоко дать ей заглянуть в будущее, которое, возможно, ждет и ее.

— Мне не хочется спать, — пояснила Лиллиан, закрыв ящик комода.

Она оставила дорожный сундук там, где он стоял, чтобы прислуга убрала его позже, подошла к кровати и нервно убрала нитку, прилипшую к краю покрывала.

— Я вижу. — Габби зевнула и прикрыла рот рукой. — Надо попросить теплого молока или немного бренди. Может быть, это успокоит тебя и ты немного вздремнешь.

— У тебя действительно усталый вид. — Лиллиан наклонила голову, разглядывая подругу. — Прости, Габби, я не даю тебе отдохнуть. Почему бы мне не заняться разведкой…

— Выслеживанием, — перебила ее подруга, прикрыв глаза.

— Разведкой, — настаивала Лиллиан, засмеявшись. — Я приду за тобой примерно через час.

— Спасибо, дорогая, — ответила Габби, удобно устраиваясь в кровати. — Я надеюсь, что короткий сон восстановит мои силы. И все же смотри не попади впросак.

Лиллиан проигнорировала замечание подруги на прощание, выскользнула из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь. В коридоре она сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, и с любопытством осмотрелась вокруг. Много месяцев она пыталась просчитать, как отомстить человеку, который погубил ее мать, и вот теперь она в его доме.

И этот дом оказался просто огромным. Она понятия не имела, откуда начинать свои поиски. По правде говоря, она даже не знала, что ищет. Роджер Кэторн много десятилетий тщательно создавал публичный образ благочестия и добродетели, верности и благопристойности… Вряд ли он оставил повсюду следы своих дьявольских грехов, чтобы она буквально споткнулась о них.

И тут еще ее знакомство с сыном подлеца, новым герцогом Биллингемом. Саймон Крэторн здорово смутил ее. Она уже довольно давно вращалась в светском обществе, чтобы по некоторым признакам понять, что мужчина увлечен ею. И уж конечно, она хорошо знала себя, чтобы почувствовать, что она тоже увлечена. Уже на подъездной аллее все стало предельно ясно.

Но Лиллиан не хотела увлекаться новым герцогом, особенно когда между их семьями стоит такая безобразная история. Она не хотела, чтобы и он увлекся ею. Его интерес приведет к тому, что он станет высматривать ее. Он даже может искать ее, что будет означать едва ли не крушение планов тихо и незаметно обследовать его дом.

С этого момента ей придется быть осторожной в обращении с ним.

Отогнав подальше тревожные мысли, Лиллиан двинулась по коридорам дома. По сравнению с тем, какой шум здесь стоял днем, когда прибывали гости, сейчас все было совершенно тихо. После чая почти все дамы удалились в свои комнаты, чтобы подготовить наряды, подремать… и, возможно, посплетничать о симпатичном хозяине. Мужчины, вероятно, пили портвейн, или чем там еще занимаются мужчины, когда их покидают леди и у них появляется несколько редких мгновений покоя.

Все это означало, что для Лиллиан наступило удобное время, чтобы познакомиться с планом дома. Даже если ее застанут за этим занятием, у нее есть хорошее и достоверное оправдание, что Габби вздремнула, а ей не спалось и не хотелось мешать подруге. Поскольку ее поведение не вызывает подозрений, никто не поставит под сомнение ее намерения.

Спустившись по длинной изогнутой лестнице в холл, Лиллиан осмотрелась. Здесь было так много дверей и коридоров, что она даже растерялась. Но потом все же выбрала одну дверь наугад и открыла ее, действуя медленно на тот случай, если там будут люди.

К счастью, в комнате никого не было. Это оказалась небольшая гостиная, отделка которой была выполнена в цветочных мотивах. Мебель в бледно-розовых тонах, светлые шторы — все указывало на то, что здесь собираются леди. Лиллиан поморщилась от пресыщенной миловидности обстановки и закрыла дверь. Следующая комната оказалась еще одной гостиной, за которой следовала залитая солнцем комната для завтраков. Лиллиан старалась запомнить расположение комнат на тот случай, если позже у нее появится возможность осмотреть их более тщательно.

Она подошла к очередной двери, собираясь быстро осмотреть помещение и двигаться дальше. Но когда она толкнула массивную деревянную дверь, у нее захватило дух и она, не сумев удержаться, вошла и с любопытством осмотрелась вокруг.

Библиотека! Самая прекрасная из тех, какие ей доводилось видеть прежде. Книжные полки из вишневого дерева простирались вплоть до сводчатых потолков, поднимаясь так высоко, что здесь даже была терраса, для того чтобы достать верхние книги, и лестница на колесиках на каждом уровне для той же цели.

У дальней стены горел камин, пляшущие огоньки пламени согревали и освещали помещение. Перед камином стояли два кресла и стол между ними. Одну стену занимало высокое и широкое окно, его стекла были отполированы до сверкающего блеска, чтобы как можно больше света проникало сюда. Диванчик у окна, обиты и мягкой светло-зеленой тканью, манил Лиллиан присесть и на несколько часов погрузиться в чтение.

Неожиданно для себя Лиллиан обнаружила, что идет вдоль полок, скользя пальцем по корешкам книг, и читает все названия, начиная от Шекспира, журналов по медицине и заканчивая иностранными томами, которые она даже не знала. Приятнее всего было то, что, по всей видимости, книги читали, а не просто коллекционировали для всеобщего обозрения. На самом деле у многих книг были потрепаны корешки, потому что их много раз открывали и закрывали.

— Вы тоже являетесь поклонницей Шекспира?

Лиллиан подпрыгнула на месте и повернулась на голос, который мгновенно вывел ее из задумчивого состояния. В дверях, небрежно прислонившись к дверному косяку, стоял герцог Биллингем. Лиллиан удивленно вздохнула. Еще четверть часа назад она клялась избегать встреч с ним, и вот он здесь. Однако ее первой реакцией было вовсе не сожаление или досада, а нечто совершенно другое. Что-то, что она поспешила оттолкнуть от себя, когда он подарил ей улыбку, ожидая получить в ответ такую же.

Но Лиллиан не стала отвечать улыбкой на его улыбку. Вместо этого она отошла от книжной полки и скромно сложила руки на груди.

— Я англичанка. Разве быть поклонницей Шекспира незаконно, ваша светлость?

Лиллиан мгновенно пожалела о своих словах, потому что улыбка герцога превратилась в широкую ухмылку, а в зеленых глазах вспыхнули искорки веселья. У нее сжалось сердце. Черт, она рассмешила его. Неправильно она себя ведет, если хочет, чтобы он не обращал на нее никакого внимания.

— Наверно, этот закон касается книг, — задумчиво сказал Биллингем, делая шаг к Лиллиан. — Если такого закона нет, то я предложу его палате лордов, когда через несколько недель мы соберемся вновь. Я уверен, что он получит мощную поддержку со стороны всех партий.

На языке у Лиллиан вертелся остроумный ответ, но она заставила себя молча проглотить его. Игривое подшучивание не входило в ее планы, хотя ей очень хотелось сделать это.

— Я не собиралась приходить сюда без приглашения. — Лиллиан намеренно избегала направленного на нее взгляда Саймона, словно ее это нисколько не интересовало. — Моя подруга леди Габриэла решила немного вздремнуть, а мне было как-то неспокойно и совсем не спалось.

— Понятно. — Саймон с довольным видом огляделся вокруг. — Ну что ж, если и есть в этом доме комната, чтобы успокоить вас, то это именно библиотека. Уже очень давно она является моим любимым местом, где можно собраться с мыслями.

Лиллиан поймала себя на том, что уже довольно долго и пристально смотрит на него. Если бы не его семейные узы, он был бы для нее очень привлекателен сейчас — физически, потому что никто не станет отрицать, что герцог Биллингем был неотразимым образцом мужской красоты.

Но кроме этого, было кое-что еще. За несколько мгновений, проведенных вместе, Лиллиан почувствовала, какой он умный и, несомненно, начитанный, что всегда привлекало ее в людях. И это не говоря уже о том, что всякий раз, когда он улыбался, она не могла оторвать глаз от его рта, что вызывало в ней некоторый трепет и мешало чувствовать себя спокойно.

— Но вы пришли сюда в поисках уединения, ваша светлость, и я не стану мешать, — произнесла Лиллиан, стараясь освободиться от того странного воздействия, какое она ощущала в присутствии герцога.

Она направилась к двери, но Саймон быстро шагнул в сторону и загородил ей дорогу. Точно так же, как несколько часов назад, когда он взял ее за руку, знакомясь, Лиллиан, не удержавшись, подняла голову и посмотрела в его лицо — очень красивое и доброжелательное лицо.

— Я пришел сюда не за уединением, — мягко заметил герцог. — Я пришел сюда потому, что дверь оказалась приоткрытой. И я не просил вас уходить, мисс Мейхью.

Лиллиан заморгала. Тот факт, что он вспомнил ее имя после встречи с таким количеством гостей, только лишний раз подтвердил, что она запомнилась ему. И если сейчас она повернется и выбежит из комнаты, он запомнит ее еще лучше.

Придется прикинуться, туповатой, хотя на самом деле это к ней не относится.

— Книги собирают столько пыли, правда? — произнесла Лиллиан, изо всех сил стараясь не бросать отчаянные взгляды на бесконечные книжные полки.

Вероятно, у нее никогда больше не будет возможности побывать в этой восхитительной комнате, и ей было больно уходить отсюда.

От такого явного отвращения к книгам у герцога пропала улыбка с лица. Лиллиан с облегчением вздохнула. Если хоть немного повезет, он подумает, что она глупая, и на этом все и закончится.

Вместо этого герцог только пожал плечами:

— Если вам не комфортно в библиотеке, тогда я проведу для вас экскурсию по всему дому. Я уверен, что мы найдем по крайней мере одну комнату по вашему вкусу.

Он согнул руку в локте, предлагая ей взять его под руку, и Лиллиан поняла, что, не отрывая глаз, смотрит на нее. Очень красивая рука. Даже через одежду она видела крепкие мускулы. Ну почему он не может быть вялым, ленивым и непривлекательным?

— Мисс Мейхью?

Лиллиан моргнула, подняла голову и увидела, что Саймон смотрит на нее, улыбаясь уголками губ. Его согнутая рука по-прежнему находилась между ними, и Лиллиан наконец взяла его под руку, стараясь не обращать внимания на тревожное ощущение, которое пронзило ее в тот момент, когда она коснулась его руки.

Они вместе неторопливо вышли в коридор, как будто Саймону больше нечего было делать, как только показывать ей свой дом. Очевидно, это было не так. Ведь он герцог. У него столько обязанностей, так почему же он сосредоточил свое внимание на ней?

— Я слышал, что вы с леди Габриэлой — очень хорошие друзья, — произнес Саймон, входя вместе с Лиллиан в очаровательную гостиную, где у большого окна, которое выходило на окружавшие дом холмы, стояло пианино.

Лиллиан старалась дышать ровно, хотя испытывала необыкновенное удовольствие. Какой бы ни была его семья, ее определенно отличал хороший вкус. Черная поверхность прекрасного пианино сверкала, что, вероятно, свидетельствовало о хорошем уходе. Возможно, чуть позже Габби сыграет на этом инструменте. Ее подруга была очень талантлива.

— Габби — моя лучшая подруга, — откликнулась Лиллиан, когда они вышли из комнаты и двинулись дальше. — По возрасту она ближе моему младшему брату, но наши матери когда-то были дружны, поэтому мы знаем друг друга всю жизнь и стали близки, несмотря на неравенство в возрасте.

— Ну что вы, мисс Мейхью! — воскликнул герцог, немного отклонившись назад. — Не может быть, чтобы вы с подругой были разного возраста!

Несмотря ни на что, у Лиллиан зарозовели от удовольствия щеки. Она давно дебютировала в свете, но так долго не выходила замуж, что иногда чувствовала себя древней старухой, и особенно рядом с Габби, цветущей и привлекательной.

— Леди Габриэла моложе меня на четыре года, ваша светлость, и для большинства в наших кругах это целая вечность. — Лиллиан вдруг улыбнулась. — А вам следует знать, что джентльмены никогда не говорят с леди о ее возрасте.

— Прошу прощения.

Биллингем шутливо поклонился, и они вошли в бильярдную. У Лиллиан замерло сердце. Бильярд всегда вызывал у нее воспоминания о покойном отце. Он обожал играть и играл довольно хорошо. Он даже немного научил Лиллиан, несмотря на возражения матери. Какие счастливые были времена…

— Как же вы стали близки друг другу, когда у вас такая уж большая разница в возрасте? — шутливым тоном поинтересовался Саймон.

Лиллиан остановилась, боль железным обручем сжала ее сердце.

— Мы… у нас был одинаковый жизненный опыт.

— Например? — наклонил голову герцог, но теперь он казался намного серьезнее, как будто почувствовал перемены в ее поведении.

— Мы обе потеряли матерей в один год, — пояснила Лиллиан после долгого молчания.

Хотя ей не хотелось говорить что-либо о своей матери, особенно этому человеку, но большого секрета здесь не было. В обществе о смерти ее матери до сих пор продолжали сплетничать и шептаться. Поскольку она упомянула об этом сама, возможно, герцог узнает какие-то подробности и, перестанет проявлять к ней интерес. У многих, кто был до него, интерес к ней пропадал мгновенно.

— Подобный опыт заставил Габби повзрослеть и связал нас навеки, — нашла в себе силы продолжить Лиллиан.

— Я приношу свои извинения, — вздрогнул Саймон, — и на этот раз самые искренние.

Он коротко коснулся ее руки. Теперь они оба были без перчаток. Его рука была теплой, а кожа — немного грубее, чем ее.

— Я позволил себе шутить о больном и личном. Надеюсь, я не оскорбил вас.

Лиллиан с трудом сглотнула. Саймон показался ей таким искренним в этот момент. Вот только насколько это правдиво? Неужели его отец так же умело прикидывался добрым, если хотел соблазнить женщину? Лиллиан не знала, но все это очень смущало ее.

— Вы могли не знать этого, милорд, — покачала головой Лиллиан. — Это было очень давно.

— Мне кажется, — Саймон тихонько сжал ее пальцы, — что боль от потери родителей не ослабевает со временем. Мой отец умер полгода назад, и сейчас мне больно точно так же, как и в день его смерти.

При упоминании Роджера Крэторна Лиллиан выдернула свою руку.

— Простите меня, ваша светлость, я обещала подруге, что вернусь и разбужу ее к ужину. Я давно должна была это сделать. Спасибо за экскурсию.

С этими словами Лиллиан повернулась и пошла прочь.

Глава 3

— Он зашел настолько далеко, что осмелился сравнить смерть своего отца со смертью моей матери! Как будто их двоих можно поставить на одну ступень!

Лиллиан, сложив руки на груди, снова и снова мерила шагами спальню. Эмоции переполняли каждую клеточку ее тела, ее даже бросило в дрожь.

— Но, дорогая моя, — Габби с тревогой наблюдала за ней, — ты должна помнить, что для него эти две потери действительно равнозначны. Ты потеряла своих родителей, он потерял отца. Вас связывает смерть одного из родителей.

Лиллиан понимала, что в словах подруги есть доля истины, но не удержалась и покачала головой.

— Никогда не говори так! Меня ничего с ним не связывает. И никогда не будет связывать. — Лиллиан заморгала, чтобы победить внезапно подступившие слезы. — Моя мать была хорошей, скромной и доброй. Его отец был лицемером и дьяволом, который силой брал то, чего не заслуживал, не заботясь о последствиях.

— Ты забываешь, — Габби встала и направилась к Лиллиан, — что Саймон Крэторн может, как и все остальные, просто не знать о настоящем характере своего отца. Ты сама говорила, что Роджер Крэторн хорошо маскировал свое настоящее «я». Может быть, Саймон не имел ни малейшего представления о том, чем занимался покойный герцог, когда никто не видел.

Лиллиан вдруг перестала беспокойно ходить по комнате, остановилась и вздрогнула. В свой самый тяжелый час, когда она решила уничтожить доброе имя старого герцога Биллингема, она смогла отбросить мысли о том, как ее действия могут отразиться на невиновных людях. Теперь сделать это было труднее. С момента ее прибытия сюда чувство вины постоянно росло, когда она думала о том, к каким последствиям могут привести ее поиски.

Если членам семьи действительно ничего не известно о делах и лживости покойного герцога, это раздавит их.

Но разве такое может быть? Разве могла семья Роджера Крэторна жить рядом с ним и не представлять, каким подонком он был? Неужели это никакие проявлялось в нем?

Нет, скорее всего семья, включая Саймона, просто смотрела на все другими глазами, пользуясь привилегиями, созданными его лживой публичной персоной, и никогда ни на минуту не задумывалась о том, как приходилось тем, кого покойный герцог обижал.

Эта мысль заставила ее стряхнуть с себя чувство вины. Ее мать заслужила, чтобы за нее отомстили, но ни один мужчина в ее семье не смог, или не пожелал, сделать это. И Роджер Крэторн заслужил, чтобы его имя произносили с отвращением, а не прославляли его святость и доброту. Только Лиллиан может выполнить последнюю волю отца, по крайней мере попытаться сделать это теперь, когда она находится в доме герцога.

— А теперь, пока ты не убежала из этой комнаты, скажи мне, ты нашла что-нибудьинтересное о Саймоне или о его отце? — с нажимом спросила Габби.

Лиллиан пожала плечами. Две девушки решили называть нового герцога по имени, когда они одни, чтобы не путать в разговоре старого и нового герцогов. Но мысли о нем в таком дружеском ключе только осложняли осуществление планов.

— Саймон определенно обратил на меня внимание, — вздохнула Лиллиан. — В библиотеке особенно, он флиртовал со мной и потом, позже, в бильярдной, пока я не сказала ему о матери.

— Понятно.

Габби невольно вздрогнула, и Лиллиан знала, что в этот момент она подумала о своей матери.

— Мне кажется, — нахмурилась Лиллиан, — это показывает, что Саймон, возможно, точно такой, как и его отец.

— Потому что он немного пофлиртовал с тобой? — скептически улыбнулась Габби.

Лиллиан кивнула, стараясь не думать о том, что он показался ей искренним. Все это могло быть обыкновенной игрой, какой бы правдоподобной она ни была в тот момент.

— Послушай, Лиллиан, ты немного придирчива. Сколько мужчин безобидно флиртовало с тобой? И ты никогда плохо о них не думала. Не надо так слепо осуждать Саймона только ради того, чтобы чувствовать себя спокойнее.

— Одно дело, когда со мной флиртует второй сын графа или даже баронет, — убеждала Лиллиан. — Но герцогу демонстрировать свой интерес к такой, как я… Это вызывает подозрения. Вряд ли он думает о свадьбе, ему нужно кое-что совершенно другое.

Щеки Габби залил яркий румянец, когда она поняла, о чем говорит Лиллиан.

— Значит, ты не допускаешь, что он мог просто увлечься тобой, как и ты им, в тот самый первый момент, когда он увидел тебя сегодня утром? — нахмурилась Габби. — И что потом он просто хотел поговорить с тобой? Неужели речь может идти только о свадьбе или о месте любовницы и больше ни о чем?

— Тебе так хочется думать о других лучше, чем они есть на самом деле, — вздохнула Лиллиан и улыбнулась подруге. — Я высоко ценю это качество в тебе, хотя временами мне кажется это немного наивным.

Лиллиан снова подумала о кажущемся искренним извинении Саймона, которое он принес в бильярдной. А еще она думала о том, как он пристально смотрел на нее, пока они разговаривали.

— Возможно, ты права, — пожала она плечами, — возможно, новый герцог ничего гнусного не затевает против меня. Но в любом случае его интерес, какими бы ни были его мотивы, ставит меня в затруднительное положение. Похоже, теперь он будет очень внимательно отслеживать каждое мое движение.

— Да, об этом я не подумала.

Габби с хмурым лицом опустилась в кресло.

— Я постаралась предстать перед ним глупой и скучной. Может быть, этого было достаточно, — вздохнула Лиллиан. — Упоминание о матери может привести к тому, что ему захочется узнать подробности. Уверена, что, когда он услышит слухи о самоубийстве, его интерес сразу иссякнет.

— Лиллиан…

— Я просто пытаюсь быть честной, Габби, — махнула рукой Лиллиан. — Большинство семей не хотят быть причастными к подобному скандалу.

— А если этот человек не такой? — тихо спросила Габби.

Лиллиан на мгновение закрыла глаза. Сколько раз она фантазировала о том, чтобы найти человека, который окажется другим, не таким, как все? Он не обратит внимания на прошлое ее семьи, совершенно не подвластное ее контролю, и, не взирая ни на что, захочет жениться на ней.

Но Саймон Крэторн не был таким человеком. Он не мог им быть. И если слухи о самоубийстве матери не остановят его, то это еще больше насторожит Лиллиан.

— Если это не отпугнет его, тогда я буду вынуждена вести себя с ним грубо.

— Боже мой, Лиллиан, — усмехнулась Габби, — это самая большая глупость, которую я когда-либо слышала!

— Но почему?

— Потому что если ты будешь груба с одним из самых могущественных людей в обществе, ты заставишь не только его, но и всех окружающих следить за каждым твоим движением, хотя бы только ради сплетен, которые они привезут в Лондон после приема, когда официально откроется сезон!

— О, черт! — Лиллиан хлопнулась в свое кресло и уставилась на подругу. — Ты права. Как я ненавижу, когда ты права!

Габби засмеялась в ответ.

— Но что же мне делать? Как мне остановить его преследование, если мои сегодняшние попытки не заставят его раскрыть свои карты?

— Я знаю, что это не является твоей сильной стороной, дорогая, — улыбнулась Габби, — но, мне кажется, ты должна проявить терпение. Позволь его интересу развиваться естественным путем.

— Ты хочешь сказать, вообще ничего не делать?

У Лиллиан вытянулось лицо, и это не оставляло никаких сомнений насчет ее отношения к прозвучавшему предложению.

— Да, совершенно верно, — кивнула Габби. — В худшем случае ты всего лишь немного лучше узнаешь Саймона.

От этой мысли Лиллиан вздрогнула. У нее никогда не было такой сильной физической реакции на мужчину сразу после встречи с ним. Даже если бы он не был сыном человека, которого она презирала, Лиллиан была не уверена, захочет ли узнать его лучше. Подобные отношения казались несколько… опасными.

— Не смотри на меня так, — с хмурым видом сказала Габби. — Пусть тебе не хочется признавать это, но если ты найдешь способ завоевать доверие Саймона, возможно, ты узнаешь информацию о нем и о его отце, именно то, что тебе пришлось бы искать самой, если бы ты не привлекла его внимание. Если Саймон отчасти унаследовал истинный характер отца, дружба с ним может оказаться выгодной.

Лиллиан закусила губу. Конечно, Габби права. И все же всеми фибрами души она выступала против предложения подруги. Она приехала сюда, надеясь максимально избегать контактов с Саймоном и остальными членами герцогской семьи, поскольку это могло только усложнить дело.

— А на что я могу надеяться в лучшем случае, если позволю его интересу развиваться естественным путем? — поинтересовалась она.

— Ты наскучишь ему, — пожала плечами Габби. — Если это произойдет, он будет просто счастлив, что ты не замечаешь его и стараешься уйти в тень. Ты сможешь уединиться от остальных гостей и проводить любые поиски, которые, как ты считаешь, должна провести.

Лиллиан наморщила лоб. Ей не хотелось привлекать к себе внимание Саймона, однако мысль о том, что она может просто наскучить ему, была не из приятных. Но она тут же отбросила ее в сторону.

— Да, думаю, ты права. — Лиллиан наградила подругу шутливым взглядом. — В этой ситуации терпение может оказаться сильным преимуществом. Пусть все идет своим чередом.

— Очень хорошо, — кивнула Габби, — я рада, что ты согласилась. А сейчас, мне кажется, пора позвонить Мэгги. Скоро нас ждут к ужину, а мне нужна помощь, чтобы надеть свое аметистовое платье.

Лиллиан кивнула и встала, чтобы позвонить в колокольчик для прислуги. Конечно, Габби хочется выглядеть привлекательно сегодня вечером. Кроме герцога, на ужине будет несколько подходящих женихов. И если Лиллиан ничего не может сделать пока, чтобы осуществить свою цель пребывания здесь, она по крайней мере может помочь Габриэле привлечь внимание достойного человека.

Она все-таки надеялась, что Саймон обратит свой интерес на кого-нибудь еще, кроме нее.

Похоже, мать Саймона встала на сторону Риса в отношении Лиллиан Мейхью, потому что за ужином ее посадили ужасно далеко от него. Единственным утешением Саймона стало то, что место Лиллиан оказалось между чрезвычайно толстым и женатым сквайром Мартином и необыкновенно болтливой леди Суанли, поэтому было не похоже, чтобы ее преследовали некоторые красивые и подходящие на роль жениха молодые люди, приглашенные на прием.

Лиллиан, конечно, ни разу не посмотрела в его сторону. И это было странно. Он почувствовал ее интерес, когда они встретились, но после знакомства она стала вдруг холодна. То же самое произошло в библиотеке.

Она была такой сердечной, а потом оттолкнула его, упомянув о смерти матери. А сейчас она вела себя так, как будто его здесь вовсе не было.

Он не мог понять мисс Мейхью, и от этого она становилась для него все интереснее.

Саймон вздохнул, а девушка рядом начала пугающей скороговоркой рассказывать ему о преимуществах высокого фаэтона над плетеной двуколкой. Очевидно, кто-то сказал ей, что своим интересом к транспортным средствам она произведет впечатление на мужчину. К сожалению, этот кто-то не сказал ей, что подобного рода разговоры его совсем не интересуют.

Саймон изучал ее лицо, пока она говорила. Девушка была прелестной, этого нельзя отрицать. Леди… Аманда, вспомнил Саймон. Она была дочерью, очевидно, важного человека, потому что его мать подсунула ее и ее очень тихую маменьку прямо ему под руку. Дочь маркиза, что ли?

Во всяком случае, она была очень симпатичная. Но не было в ней той искры, которая зажгла бы его интерес. Ни умного блеска в глазах, ни намека на остроумие. Она была вся какая-то… обыкновенная. Еще одна богатенькая девушка, еще одна титулованная семья, все они были похожи друг на друга.

По правде говоря, Саймон никогда не чувствовал особого интереса к дамам такого сорта. Несмотря на его воспитание, тот уклад жизни, какой олицетворяла собой женщина, подобная этой, не привлекал его. Даже несмотря на то что отец много времени проводил здесь, когда не участвовал в парламентской сессии, роскошное убранство этого дома было скорее в стиле его матери, чем отца. Она как будто сделала это, чтобы досадить ему.

Иногда, когда Саймон смотрел на эту роскошь, он чувствовал себя неловко.

В действительности единственным местом, где он всегда чувствовал себя как дома, была палата лордов. Как только он достаточно повзрослел, чтобы занять там свое место, он стал активным членом парламента. Он с трепетом наблюдал, как отец боролся там за реформу. И с нетерпением сам хотел принять участие в этом.

Во всем остальном, что касается жизни герцога… Ну, он, конечно, будет выполнять свои обязанности. Но нет у него врожденного чутья к этому, и он сомневался, что когда-нибудь приобретет его.

— Ваша светлость?

Он, вздрогнув, повернулся и увидел леди Энн Денвере, невесту Риса, которая приехала несколько часов назад, Саймон улыбнулся ей, и его улыбка была искренней. Ему нравилась Энн, но вовсе не за то, что она в полной мере соответствовала званию леди, а за ее искренность. Он всегда знал, как вести себя с Энн. Ее честность вместе с добротой очень привлекали его. Он давно считал ее своим другом.

— Виноват! Простите мне мою невоспитанность, леди Энн.

Саймон бросил быстрый взгляд в сторону девушки, сидевшей с ним рядом. Теперь она что-то тараторила своей матери, которая продолжала жевать, глядя прямо вперед, как будто она овладела способностью блокировать постоянный поток шума. Саймон содрогнулся. Интересно, если он женился бы на леди Аманде, делал бы он в конце концов то же самое?

— Не беспокойся, — тихим голосом заверила его Энн. Она улыбнулась леди Аманде и понизила голос до шепота: — Ой, она так щебечет, не правда ли?

Саймон заглушил смех салфеткой, но не попался на удочку и не ответил.

— Вообще-то я хотела справиться о тебе. У тебя расстроенный вид. Все ли в порядке?

Саймон снова посмотрел на нее. Да, Энн безупречна в роли невесты, и к тому же еще милая и умная. Иногда только невеста Риса и поддерживала у Саймона надежду найти в лице одной женщины и подходящую для себя пару и счастье.

На самом деле он просто не хотел, чтобы его брак в результате стал похож, на брак родителей. Мать и отец были совершенно чужими людьми, между ними постоянно циркулировал странный поток скрытой враждебности, хотя они никогда не выплескивали его на поверхность, чтобы другие не могли стать свидетелями их разлада.

Из всего этого Саймон сделал вывод, что, когда речь заходит о женщине, с которой он проживет всю свою жизнь, ему надо нечто большее, чем просто ее «соответствие» титулу. Эта женщина будет воспитывать его детей, проводить с ним вечера, не говоря уже о том, что она станет свидетельницей его самых интимных моментов.

— Ваша светлость? — с подчеркнутым нажимом обратилась к нему Энн, хмуря брови.

— Все хорошо, — улыбнулся ей Саймон, избавляясь от собственных мыслей. — Просто задумался о сегодняшнем вечере.

— Тут много того, что следует обдумать. Рис говорит, ты ищешь невесту среди приглашенных девушек. И всерьез на этот раз. — Энн с таинственным видом наклонилась к Саймону. — Кто-нибудь уже привлек твое внимание?

Саймон не смог удержаться и рассмеялся, потому что ее вопрос в точности повторял вопрос Риса, прозвучавший сегодня немного раньше. Его взгляд скользнул по столу к Лиллиан. Впервые с тех пор, как они сели ужинать, она смотрела на него, немного прищурив глаза, как будто рассматривала что-то, что ее не особенно волновало.

Но вот она заметила, что он смотрит на нее, вспыхнула и отвернулась.

— Она очень хорошенькая, — отметила Энн.

— Кто?

Саймон вновь обратил свое внимание на невесту Риса.

— Мисс Мейхью, — сдержанно рассмеялась Энн.

— Рис уже изложил мне причины, по которым она не может быть подходящей невестой, — робко пожал плечами Саймон.

Энн продолжала улыбаться, но Саймону показалось, что в ее зеленых глазах вспыхнули сильные эмоции, которые он никогда не видел на ее обычно спокойном и счастливом лице — гнев, возможно, смешанный с глубокой печалью. Но Энн мгновенно овладела собой. Она взяла вилку и наколола на нее овощи в своей тарелке, не глядя на Саймона.

— Вы с Рисом как братья. Я знаю, ты доверяешь ему и ценишь его мнение. — Энн подняла глаза. — И во многом так и следует поступать, потому что он умный и может дать хороший совет. Но когда речь заходит о делах сердечных… — Она замолчала, тяжело вздохнув, потом продолжила: — Не слушай его. Здесь он может быть довольно глуп.

Саймон удивленно заморгал. Он никогда не слышал, чтобы Энн высказывала критические замечания в адрес Риса. Теперь он не знал, как ему реагировать на это. Он открыл рот, но Энн с улыбкой подняла глаза, как будто этого разговора никогда не было, и повернулась к мужчине, сидевшему справа от нее.

— Я помню, что вас интересует положение малолетних рабочих, ваша светлость. Вы знаете, что лорд Хартвейл собирает информацию как раз по этому вопросу?

Саймон кивнул, а мужчина стал развивать тему, которая действительно горячо волновала его. Но даже слушая лорда Хартвейла, он поймал себя на том, что смотрит на Лиллиан.

Энн права. Когда речь заходит о любви или о браке, у них с Рисом противоположные взгляды на эти вопросы. И поскольку у него будет только один шанс на счастье с невестой, глупо будет не последовать за женщиной, К которой он впервые за долгое время почувствовал сильный интерес.

В конце концов, у него есть две недели, чтобы лучше узнать мисс Мейхью. Возможно, за это время он поймет, почему она бросает в его сторону гневные взгляды и краснеет, когда он улыбается ей в ответ.

Глава 4

— Вот только пикника мне и не хватало. Я здесь не для этого, — со вздохом пожаловалась Лиллиан, наблюдая, как Мэгги помогает Габби завязывать пояс на платье.

Когда служанка закончила свою работу, она сделала девушкам реверанс и вышла из комнаты.

— Ты должна быть осторожнее, Лиллиан, — повернулась к подруге Габби. — Слуги всегда болтают между собой, ты же знаешь.

— Вот и хорошо, — со смехом фыркнула Лиллиан, — пожалуй, я открою им все, что узнаю о Роджере Крэторне, и пусть болтают дальше. Высший свет половину своих новостей узнает через подобную болтовню.

— Лиллиан… — предостерегающим тоном остановила ее Габби.

— Ладно, — сквозь зубы процедила та. — Я понимаю твою тревогу. Но у меня все равно нет желания шагать по имению и тратить целый день на то, чтобы послушать воркование женщин о Саймоне и шепот умиления в память о его отце. Мне досыта хватило этого вчера вечером за ужином. Даже невеста его лучшего друга смеялась над каждым словом, которое говорил Саймон, как будто он оказался самым интересным человеком в доме.

Лиллиан скрестила руки на груди, и в голове появился непрошеный образ очень милой леди Энн Денвере. У нее была очаровательная улыбка, и Саймон, похоже, полностью был поглощен их беседой.

— Понятно.

Брови Габби осторожно поползли вверх.

Это слово тяжелым грузом повисло в воздухе между ними, и Лиллиан в смущении посмотрела на подругу. Она не понимала, что означал этот тон.

— Ну, если ты не хочешь участвовать в пикнике, — пожала плечами Габби, — я могу извиниться за тебя. Легкая головная боль должна освободить тебя от обязательства присоединиться к нам.

— Я правда чувствую приступ головной боли, — произнесла Лиллиан, прижав пальцы к виску.

— Ладно, — засмеялась Габби и сжала руку Лиллиан. — Я все объясню гостям, но ты должна пообещать мне кое-что.

— И что же? — склонила голову Лиллиан.

— Если ты внезапно излечишься от головной боли и решишь обследовать дом…

Лиллиан засмеялась, потому что Габби, оказывается, слишком хорошо ее знала, ради ее же пользы.

— Будь осторожна, — продолжала подруга. — Вчера слуги были заняты, а гости отдыхали. Во всем доме стояла такая тишина, какая, вероятно, царит здесь постоянно, но тебя все равно обнаружил лорд Биллингем. Как только гости отправятся сегодня на пикник, слуги настороженно отнесутся к тому, что кто-то бродит по коридорам. Мне не хочется, чтобы ты попала в беду.

Лиллиан кивнула. Подруга всего лишь озвучила то, что тревожило и ее саму. Когда у нее появилась возможность приехать сюда и поискать доказательства вины герцога в смерти матери, она на самом деле совершенно не представляла, что это повлечет за собой. Она не имела опыта в плетении интриг и в действительности была не уверена, что сможет найти то, что искала.

— Я буду вести себя очень осторожно, — пообещала Лиллиан.

Меньше всего ей было нужно, чтобы кто-то по ошибке принял ее поиски за попытку грабежа или еще за какую-то подобную чушь.

— Теперь я должна идти. Подожди хотя бы четверть часа, прежде чем приступать к осуществлению твоих планов.

Быстро чмокнув подругу в щеку, Габби заторопилась из комнаты.

Лиллиан прошла в небольшую гостиную, являвшуюся частью их спальни, и погрузилась в кресло у камина, чтобы можно было видеть часы, тикавшие на каминной полке. Каждое мгновение казалось ей вечностью.

В конце концов она не выдержала, встала и начала беспокойно ходить по комнате, бросая нетерпеливые взгляды на часы.

Прошло десять минут, как ушла Габби. Лиллиан обещала выждать четверть часа, прежде чем начать свои поиски, но она уже какое-то время не слышала шума в доме. Наверняка гости ушли на пикник, и она в безопасности.

Да, терпение, как утверждала Габби, никогда не являлось сильной стороной ее характера. Лиллиан подошла к двери и уже хотела повернуть ручку, как вдруг с другой стороны послышался громкий стук. Лиллиан инстинктивно дернула дверь и оказалась лицом к лицу с Саймоном Крэторном, у которого был весьма удивленный вид.

— Мисс Мейхью, — он сделал шаг назад, — вы проявили невиданную расторопность. Вы ждали, что я приду?

Он ухмыльнулся, но Лиллиан даже не улыбнулась в ответ. Что он здесь делает?

— Конечно, нет, — фыркнула она, но потом смягчила тон. — Я думала, вы уже отправились на пикник.

— Мне сказали, что вы не очень хорошо себя чувствуете, — покачал головой Саймон.

Лиллиан сделала шаг назад. Неужели Саймон действительно беспокоится за нее? Это вздор! Он едва знаком с ней, и потом, она вовсе не принадлежит к категории важных гостей. Судя потому, какие взгляды метала вчера в ее сторону мать Саймона, ее даже желанной гостьей назвать было нельзя.

У него столько забот, так почему он продолжает преследовать ее?

— Не было никакой необходимости приходить сюда, — ответила Лиллиан, наморщив лоб.

— А мне захотелось.

От этих трех слов у Лиллиан  все перевернулось внутри. Ее опять поразило то, каким искренним он казался, несмотря на все ее опасения в отношении этого человека.

— О-о, — только и смогла пропищать она, беспомощно глядя на него. — Но я надеюсь, вы здесь не для того, чтобы составить мне компанию. Это всего лишь головная боль, так что не о чем беспокоиться.

— Вся компания с моей матерью и герцогом Уэверли двинулась вперед, — пожал плечами Саймон, но не сделал ни шага назад. — Я должен присоединиться к ним, когда буду уверен, что с вами все в порядке. — Он внимательно посмотрел на Лиллиан. — Но я мог бы легко остаться с вами. Не знаю, удастся ли мне хорошо провести время, когда одной моей гостье нездоровится.

Лиллиан скрестила руки на груди. Так, это явно нарушит все ее планы.

— Останетесь со мной в спальне? Боже мой, вы действительно знаете, как погубить репутацию девушки.

У него слегка порозовели щеки, а в глазах мгновенно вспыхнуло нечто тайное и чувственное. Но он тут же снова улыбнулся, а Лиллиан возненавидела себя за то, что хотела улыбнуться ему в ответ.

— Ну конечно, не в вашей спальне. Это было бы совершенно неуместно.

Его ответ противоречил предположению Лиллиан, что он охотится за ее целомудрием. Разве настоящий негодяй не подпрыгнул бы от радости, что у него появился шанс соблазнить ее, пока в доме никого нет?

— Значит, вы предлагаете, — Лиллиан спокойно смотрела на него, — чтобы я спустилась вниз и сидела там с вами, несмотря на головную боль?

Саймон прищурил глаза, но в них не было злобы. В них блестел вызов, как и в ее глазах. Судя по оживлению, царившему у него на лице, ему доставляла удовольствие словесная перепалка с ней. К сожалению… Лиллиан чувствовала то же самое.

— Но это тоже вряд ли будет иметь смысл, — признался Саймон, тихо рассмеявшись.

И этот смех, казалось, звучал у нее прямо в крови.

— В таком случае вы хотите спуститься вниз и посидеть там, пока я буду здесь отдыхать? — Лиллиан не смогла сдержать улыбку. — Вы правы, ваша светлость, я уверена, что это поможет мне избавиться от головной боли.

— Я вижу, мой высокий титул не внушает вам уважения, — опять со смехом заявил Саймон.

Лиллиан замерла при напоминании о титуле, но все же смогла удержать улыбку на лице.

— Нисколько, милорд.

— И все же, даже если я только посижу внизу, пока вы будете выздоравливать, я хоть буду знать, что не бросил свою очаровательную гостью в трудный час.

Лиллиан округлила глаза. Кажется, остановить его невозможно. Но если он останется в доме, она не сможет вести свой поиск и будет только бродить по комнате, чувствуя его присутствие, как тяжелое покрывало.

— По правде говоря, я уже чувствую себя намного лучше, — вздохнула Лиллиан. — Может быть, мне стоит прогуляться и подышать свежим воздухом. Это пойдет только на пользу.

— Вы уверены? — переспросил Саймон, и в его глазах опять появилось искреннее беспокойство, которое так тревожило Лиллиан.

— Вполне, — кивнула она.

Саймон склонил голову набок и долго смотрел на нее изучающим взглядом.

— Да, — нарушил он молчание, — это очень хорошая мысль. Гости, вероятнее всего, идут медленно, потому что среди них есть пожилые дуэньи, поэтому мы довольно быстро сможем догнать их.

— Вот и замечательно, — согласилась Лиллиан.

Она проскользнула мимо него в коридор и попыталась убедить себя, что у нее просто не оставалось выбора, как только последовать за ним. А еще она мысленно твердила себе, что ей безразлично охватившее ее легкое волнение от мысли о том, что он так сильно хотел, чтобы она пошла с ним.

Когда Саймон предложил Лиллиан опереться на его руку, она сделала вид, что не заметила ее. Но притворство было очевидным, потому что ее взгляд целенаправленно метнулся к Саймону, и только потом она отвела глаза и направилась по коридору к лестнице. Саймону пришлось ускорить шаг, чтобы не отставать от нее. И опять эта противоречивость. Всего минуту назад их разговор изобиловал остроумными шутками, и Саймон получал огромное удовольствие от этого. Похоже, она чувствовала то же самое, а сейчас отказалась даже прикоснуться к нему. Он мог бы объяснить это скромностью молодой мисс, если бы у него не сложилось ощущение, что внутри у нее боролись между собой неприязнь и интерес.

Ему стало любопытно, какое чувство победит в итоге и узнает ли он когда-нибудь причину ее сдержанности.

Скорее всего это произойдет не сегодня, поэтому Саймон выбросил эту мысль из головы. Они спустились по лестнице, вышли из дома, и он повел ее по извилистой подъездной дороге к тропинке, бежавшей среди свежей зелени.

Они прошли совсем немного пути, но Лиллиан, похоже, немного расслабилась и теперь дышала полной грудью. Саймон делал то же самое, вдыхая свежий запах зеленой травы и мягкий ветерок поздней весны. После многих месяцев зимы в холодном душном Лондоне эта передышка приносила радость.

Лиллиан, кажется, переживала такие же чувства, потому что она на мгновение закрыла глаза и тихонько вздохнула от удовольствия. И этот вздох рикошетом словно пронзил тело Саймона. Он неловко замялся. Ему явно нужна эта женщина, если даже простой вздох может разжечь в нем страсть.

Лиллиан почувствовала, что он смотрит на нее.

— Последние несколько дней нам везет с погодой, — заметила она, покашляв. — Дороги подсохли, и совершенно нет грязи, хотя сегодня здесь уже ходили.

Саймон едва не расхохотался. Она решила затронуть, кажется, самую скучную тему. Точно так же она поступила вчера, когда сделала вид, что ее не интересуют книги. Неужели она действительно думала, что ей удастся замаскировать свое восхищение, которое она испытала при виде книг в библиотеке, или спрятать свой ясный ум? И неужели она поступает так, чтобы обмануть или оттолкнуть его?

— Установилась удивительно хорошая погода, — согласился Саймон.

И прежде чем она смогла бы продолжить эту нудную тему, он поспешил заполнить паузу в разговоре:

— Я помню, вы говорили, у вас есть брат, мисс Мейхью. Младший?

Очевидно, тема оказалась не самой подходящей для Лиллиан, потому что у нее напряглась спина, а шаг стал отрывистым.

— Да, мой брат Джек моложе меня, — после долгого молчания ответила она.

— А где он сейчас? — не успокаивался Саймон, внимательно наблюдая за ее реакцией.

Она была как дикобраз с выставленными иголками, давая ему понять, что хочет, чтобы он остановился, ушел, проявил осторожность. У нее дергался подбородок, казалось, будто она жевала свои зубы.

— В Лондоне, ваша светлость, — отрезала Лиллиан и поспешила, также как и он несколькими мгновениями раньше, заполнить небольшую заминку в разговоре, не дав ему задать другие вопросы: — А что ваша семья? Мне было бы интересно послушать о ней.

Саймон удивленно приподнял бровь. Рис упоминал, что ее младший брат — никчемный человек, прожигатель жизни. И похоже, это обстоятельство доставляло ей неудобства. И все же ему хотелось добиться хотя бы намека на доверие к себе. Хоть немного информации, которую ему не надо выжимать из нее.

Он вздохнул. Возможно, если он немного расскажет ей о своей семье, это поможет ей быть более открытой в будущем, даст ей основание поверить, что с его стороны это не любопытство, а искренний интерес.

Саймону определенно нечего было скрывать.

— Я тоже в семье не один, у меня есть старшая сестра, виконтесса Наоми Уэстфорд. Она через неделю присоединится к нам.

— Я встречала вашу сестру на светских мероприятиях, — кивнула Лиллиан, — хотя мы никогда не были знакомы официально. Она очень красивая женщина.

— Да, — улыбнулся Саймон, — Наоми была как бриллиант чистой воды, когда выехала в свет. С годами ее красота ничуть не померкла, но, кроме внешней привлекательности, ее отличает величайшая доброта и обаяние. Мы всегда были близки с ней.

— И уж конечно, все знали вашего отца.

Лиллиан отвернулась, словно хотела рассмотреть качавшиеся былинки травы вдоль тропинки.

— Да. — Улыбка Саймона немного померкла. — Он был замечательным человеком и великолепным отцом. Мне его очень не хватает, и иногда я переживаю, как займу теперь его место, став герцогом. Я волнуюсь, что не справлюсь.

— Уверена, что это будет не так сложно, как кажется, — метнула в него взгляд Лиллиан.

Саймон посмотрел на нее. В ее голосе слышались резкие нотки, почти сарказм, но она не смотрела на него, пока они шли, поэтому Саймон прогнал от себя эту мысль.

— Надеюсь, вы правы. Увидим, когда через несколько недель соберется палата лордов и я должен буду выступить на открытой сессии.

Саймон постарался справиться с приступом нервозности, которую он переживал всякий раз, когда вспоминал об этом.

— А ваша мать? С момента нашего приезда у меня пока не было случая поговорить с ней лично, — продолжала Лиллиан.

Саймон ускорил шаг. Вообще-то он был бы счастлив сменить волнительную для него тему о карьере в палате лордов, но разговор о матери вряд ли можно было назвать приятным.

— О, посмотрите, — с облегчением сказал Саймон, когда они поднялись на вершину холма, — а вон и остальные.

Они приближались к остальным гостям, Саймон поднял руку, чтобы приветствовать их. И тут все головы практически одновременно повернулись в их сторону. Саймон вздрогнул. За всю свою жизнь он так и не привык к тому вниманию, которое вызывал его титул.

Похоже, Лиллиан тоже неуютно чувствовала себя от такого пристального внимания, потому что незамедлительно сделала большой шаг в сторону от Саймона.

— Спасибо за заботу, ваша светлость, — пробормотала она, не глядя ему в глаза. — И за то, что привели меня сюда. Я вижу леди Габриэлу и нашу дуэнью, пойду к ним. До свидания.

Прежде чем Саймон успел возразить, согласиться или попрощаться, Лиллиан почти бегом бросилась прочь. И когда Саймон сам присоединился к гостям, отыскивая место рядом с Рисом и Энн, он не смог сдержать улыбку. Мисс Лиллиан Мейхью действительно оказалась очаровательным созданием, и время, которое он провел с ней сегодня, нисколько не истребило его интереса к ней и желания узнать о ней больше.

Лиллиан облегченно вздохнула, когда гости после пикника устало побрели в обратный путь через поле к видневшемуся вдалеке дому Биллингема. День выдался долгим и утомительным, и поэтому головная боль, которую Лиллиан поначалу пыталась имитировать, стала превращаться в реальность.

— Он весь день смотрел на тебя, — пробормотала рядом с ней Габби.

И не было надобности объяснять, кого имела в виду подруга. Саймон был единственным мужчиной, пристальный взгляд которого постоянно задерживался на ней. Иногда он улыбался, когда их взгляды встречались.

А иногда просто смотрел. Потом, в спальне, когда можно будет свободно поговорить о прошедшем дне, Лиллиан скажет, что от такого пристального взгляда она чувствовала себя неловко. Или она скажет, что ее возмутило, что Саймон оказался таким же развратником, как и его ненавистный отец.

Но все эти высказывания будут ложными. Хотя она старалась не обращать внимания на его взгляды или осуждать их, но всякий раз, когда Саймон смотрел на нее, она трепетала от подобных знаков внимания. Она чувствовала его взгляд, даже когда не смотрела на него, у нее все дрожало внутри от мысли, что его интерес к ней выходит за рамки простой вежливости хозяина к своей гостье.

Внутри поднялось отвращение к самой себе. Неужели она так легко поддастся знакам внимания красивого мужчины, что забудет долг, какой привел ее сюда?

Предсмертное желание отца и честь матери должна быть важнее всего этого.

Вдвоем с Габби они немного отстали, от остальных гостей.

— Может, хочешь рассказать мне что-нибудь?

Габби взяла Лиллиан под руку.

— А рассказывать нечего, — тихо ответила Лиллиан, выискивая Саймона среди гостей.

Он шел в компании молодой дамы и ее дуэньи. Лиллиан почувствовала необычное напряжение, от которого все сжалось в желудке, но она отказалась отвести взгляд и признаться даже себе, как ей не нравится, что он обратил внимание на кого-то еще из гостей.

— Ну как же нечего, — не отставала Габби. — Он специально отстал от компании гостей, чтобы проведать тебя, потом как-то смог убедить пойти с ним, и вы вдвоем явились на пикник. За это время должно было произойти что-то интересное.

Лиллиан зажмурилась на мгновение и попыталась вычеркнуть из памяти все, о чем только что сказала Габби. Это оказалось невозможным, причем так продолжалось весь день. Эти мысли не давали ей покоя с тех пор, как она несколько часов назад рассталась с Саймоном. Она думала о том, как забавно было дразнить его, когда он предложил остаться и поухаживать за ней, и о том, какой искренней показалась его забота, когда он интересовался ее самочувствием.

Но больше всего за это время она размышляла над его словами о семье. Лиллиан глубоко тронули его добрые чувства к сестре. Когда-то они с братом были так же близки, а теперь она ужасно скучала по Джеку.

Саймон очень хорошо говорил о своем отце, но это нисколько не удивило Лиллиан. В конце концов, таково было общее мнение о старом герцоге. В обществе он слыл благопристойным и добродетельным человеком.  И когда Саймон произносил эти-слова, казалось, что он искренне верил в них.

Это могло означать одно из двух: либо он абсолютно наивен во всем, что касается его отца, и тогда, если ей удастся раскрыть правду, она причинит ему страшную боль, либо Саймон такой же лжец, как и его отец, и решил продолжать фарс, утверждая, что Роджер Крэторн достоин всяческой похвалы.

Ни то, ни другое не доставляло Лиллиан особой радости.

— Обычная болтовня, — ответила Лиллиан, когда поняла, что подруга все-таки ждет ответа. — Ничего интересного.

Она не знала, почему ничего не рассказывает лучшей подруге о своем разговоре с Саймоном, но, так или иначе, это казалось ей неправильным.

Мать Саймона, вдовствующая герцогиня Биллингем, которая шла впереди, проложила себе дорогу в толпе гостей к сыну. Лиллиан внимательно смотрела, как две женщины, в компании которых он находился, отошли в сторону, а мать и сын уединились от движущейся компании. Они говорили совсем немного, потом герцогиня ушла, оставив Саймона смотреть ей вслед.

Когда он повернулся, Лиллиан сразу заметила его недовольно поджатые губы. Она мгновенно вспомнила, как спросила его о матери. В тот момент она решила, что его нежелание говорить о ней объяснялось просто: они приблизились к гостям, расположившимся для пикника.

Теперь она задумалась, не обусловлены ли его сомнения чем-то другим. С тех пор как Лиллиан приехала в имение, она пока еще не заметила теплых отношений между матерью и сыном. На самом деле герцогиня совсем мало времени уделяла общению с Саймоном.

Да, интересно.

Внезапно Саймон повернулся к ней, и глаза их встретились. От его пристального взгляда у Лиллиан покраснели щеки, она не смогла сдержать вздох, когда заметила, как потемнели его глаза удивительного цвета жадеита, только совсем не от беспокойства, которое отражалось в них сразу после разговора с матерью.

Лиллиан с неохотой отвела глаза, но еще несколько секунд после этого чувствовала на себе его взгляд, пока он не смешался с толпой гостей. Они почти добрались до дома.

— Совсем ничего интересного? — прошептала Габби, когда они вошли в холл и слуга принял у них пелерины. — Мне кажется, если тот выразительный взгляд, который ты только что получила с его стороны, ты не считаешь интересным, то, возможно, тебе просто незнакомо значение этого слова.

Но когда ее подруга, тихонько хихикая, последовала вверх по лестнице за другими дамами, Лиллиан на секунду прикрыла глаза. Только других интересных встреч с Саймоном Крэторном ей и не хватало.

Но все же, похоже, им суждено было случиться.

Глава 5

Саймон окинул взглядом просторную комнату, которая являлась отцовским кабинетом. Покачав головой, он сам себя поправил: его кабинетом. Теперь это был его кабинет. Или по крайней мере станет его, как только ему удастся разобрать возвышающиеся горы бумаг и писем, которые отец оставил после себя.

Покойный герцог был привередливым человеком во всех отношениях. Но он никогда в жизни не выбросил ни одной бумаги и тщательно записывал все, что считал важным. И это было замечательно, когда дело касалось его мыслей и воспоминаний о каком-то важном моменте законодательной деятельности или писем, имеющих отношение к какому-либо историческому событию.

Но часто в его записях речь шла о рождении жеребят в другом имении, а среди писем встречались письма от эксцентричной и давно умершей тетушки отца — Полетт, которая сообщала что-то о своих швеях и негодовала, что мужчины больше не носят парики и туфли с пряжками.

Все эти письма и записи в беспорядке лежали на столе, стопками возвышались на полу рядом со стулом, валялись на книжных полках.

Саймон считал своим долгом до отъезда в Лондон рассортировать эти бумаги и решить, что с ними делать. Он даже думал составить биографию отца и был уверен, что некоторые материалы в этой комнате, когда время придет, будут очень важны для этой цели.

Он бы с удовольствием окунулся в разбор бумаг прямо сейчас, потому что через несколько часов ему предстояло выступать в роли хозяина приема. Но он не мог этого сделать: накануне после пикника мать попросила… нет, скорее потребовала, встречи с ним сегодня утром. Поэтому сейчас он ждал ее и даже не притрагивался к бумагам.

Как по сигналу, дверь в кабинет открылась, и вошла мать. Она закрыла за собой дверь и, фыркнув, осмотрелась вокруг.

Когда-то она слыла безупречной красавицей. До сих пор не умолкали рассказы о ее первом выходе в свет и о том, как мужчины боролись за возможность просто прикоснуться к ее руке. Но Роджер Крэторн, который вот-вот должен был стать одиннадцатым герцогом Биллингемом, скоро заявил о своих правах на нее, и все знали, что Крэторн, так или иначе, всегда добивается своего.

Саймон вздохнул, размышляя о том, как разрушились отношения родителей. Он посмотрел на мать. Она по-прежнему была довольно красивой женщиной. В темных волосах появился лишь намек на седину, а кожа оставалась гладкой, практически без морщин.

И все же чего-то в ней не хватало. Карие глаза никогда не светились большим счастьем, а жесткая линия губ подчеркивала горечь, постоянно жившую в выражении лица. Когда Саймон смотрел на нее, он тут же вспоминал, сколько раз она отворачивалась от него, сколько раз смотрела с нескрываемым презрением.

Саймон никак не мог понять, что же такого он сделал, чтобы пробудить в ней такой гнев. Отец всегда отмахивался, как будто это было не важно, хотя сам всегда окружал Саймона любовью и нежностью, и Саймон видел, что отец чувствовал глубокую пустоту, которая образовалась вокруг Саймона из-за равнодушного отношения к нему со стороны матери.

— Сколько раз я твердила ему, что этот кабинет — просто позор, — произнесла мать, отрывая Саймона от неприятных воспоминаний.

— Это из-за беспорядка, — выдавил улыбку Саймон. — Но я все уберу.

Совершенно неожиданно герцогиня перевела свой взгляд на него и задержала намного дольше обычного.

— Надеюсь, ты сделаешь это, — тихо заметила она.

— Ты об этом хотела поговорить со мной сегодня утром? — с нажимом спросил Саймон, почувствовав себя неловко под ее пристальным взглядом. — Может быть, есть что-то, что ты хотела бы посмотреть сама или оставить на память?

— Ничего, — покачала головой герцогиня и отошла от сына. — Меня не интересуют его вещи.

Ее ответ нисколько не удивил Саймона. В разрыве между родителями он, по правде говоря, больше винил мать, чем отца. Отец всегда проявлял по отношению к ней терпение и доброту, даже несмотря на презрительное отношение с ее стороны. А она все равно избегала мужа, точно так же, как избегала Саймона.

— Я хотела поговорить с тобой не об отце. — Герцогиня повернулась к Саймону, скрестив руки на груди. — Речь пойдет о той девушке, Саймон.

Саймон заморгал. Он надеялся избежать этого разговора, по крайней мере до окончания бала, который намечался на следующий вечер. Должно быть, его интерес к мисс Мейхью действительно стал заметен для окружающих, если мать решила уже обсудить это с ним.

— О девушке, мама? О какой? Ты же знаешь, их нынче здесь много.

Он считал свой ответ умышленной ребяческой дерзостью, но когда-то и ее равнодушие причиняло острую боль. Если ей безразлична его жизнь, то к чему такой диктат?

— Не надо вести со мной игру, — прищурила глаза герцогиня. — Я не люблю это, и времени играть в игры у меня нет. Ты знаешь, что я говорю о Лиллиан Мейхью.

— Понятно.

— Мне тоже понятно, — склонила голову набок герцогиня. — Ты так смотрел на нее вчера весь день во время пикника, что стало ясно: она тебя заинтересовала.

Саймон пожал плечами, не желая лгать, но и не желая обсуждать эту тему, пока его не вынудили.

— Но даже если бы я и не заметила, герцог Уэверли сам обратил мое внимание на это.

В глазах матери вспыхнуло торжество.

Саймон вздохнул. Рис знал, какие нелегкие отношения были у него с матерью, и наверняка сам был очень встревожен, если затеял с ней разговор на тему невест.

— Но разве все эти леди не по этой причине приехали сюда, мама? — Внимательно контролируя свой тон, Саймон прислонился к столу, едва не свалив стопки бумаг. — Ты достаточно ясно сказала, что теперь, когда я получил титул, у меня появились обязательства перед семьей: я должен жениться и как можно скорее заиметь наследника. Этот прием проводится именно с этой целью, или нет? Если я заинтересовался одной из девушек, приехавших сюда, почему ты не рада?

— Боже мой, Саймон! — Герцогиня приблизилась к нему на несколько шагов. — Прежде всего ее сюда даже не приглашали. Я вообще согласилась позволить ей присутствовать здесь только из уважения к особой просьбе отца леди Габриэлы, графа Уотсенвейла.

— Как это милосердно с твоей стороны, — пробормотал Саймон.

Она притворилась, что не услышала его замечания, хотя, судя по тому, как сердито скривились ее губы, все она прекрасно слышала.

— Она совершенно не подходит тебе. Ты должен понимать это.

Саймон покачал головой, подумав о блеске глаз Лиллиан и обворожительной противоречивости ее действий, не говоря уже о безупречном самообладании и волнующем совершенстве ее чувственного тела.

— Прости, мама, но я тебя не понимаю. Я считаю ее умной и интересной.

— Как будто такие вещи имеют значение при выборе пары! — с раздражением взорвалась герцогиня. — У ее отца не было титула, не было состояния, чтобы оставить ей в качестве приданого. Но даже если бы и было, у нее подозрительные родственники! Ее брат…

— Рис упоминал, что он немного сумасбродный, — пожал плечами Саймон. — Но мало кто из людей в его возрасте не является таким. Я отказываюсь осуждать его только лишь за то, что он сейчас позволяет себе чрезмерно выражать свои чувства.

— Тогда подумай о ее матери! Ходят слухи, Саймон, что она покончила жизньсамоубийством… Это ужасно! Абсолютно неприемлемо! — всплеснула руками герцогиня. — Я запрещаю отношения между вами. Я не могу спокойно смотреть на это!

Саймон едва не рассмеялся. Интересно, понимает ли она, что ее неприязнь к Лиллиан сделала эту девушку еще более привлекательной для него? Слова матери его нисколько не смутили.

Он оттолкнулся от края стола и двинулся вперед. Мать осталась на своем месте, но он видел, что ей хотелось сделать шаг назад.

— Вы забываете, мадам, — мягко сказал он, — что я больше не тот молчаливый ребенок, которого вы можете контролировать одним щелчком пальцев. Теперь я герцог, нравится вам это или нет. Что я делаю, кем интересуюсь и куда иду… это мое дело и касается только меня.

Она округлила глаза и раздула ноздри от ярости, которая была настолько сильна, что, блеснув у нее в глазах, застигла Саймона врасплох. Но она справилась с собой.

— Думаю, ты прав, — сквозь зубы процедила герцогиня.

— Но я ценю твою обеспокоенность, — отступил на шаг Саймон. — И я обязательно учту твое мнение.

— Спасибо, — выдавила герцогиня.

— Это все?

— Да. До свидания.

С этими словами мать направилась к двери.

Она ушла, и Саймону оставалось лишь вздохнуть ей вслед. Всю свою жизнь он старался угодить этой женщине, но уже много лет назад знал, что все его усилия обречены на провал. Он, конечно, не собирался опираться в своем выборе невесты, или друга, или любовницы на оценку матери.

Нет, в делах сердечных он собирался руководствоваться только своей интуицией и больше никого не слушать.

* * *

Лиллиан никогда не была сильна в крокете, независимо от правил игры. Она всегда слишком сильно ударяла по шару. Поэтому ее совершенно не удивило, что она рано выбыла из игры, организованной в тот день, буквально во второй партии, и была вынуждена наблюдать за игрой со стороны.

Но она и не возражала. Ей не хотелось играть. Она намного больше могла узнать, наблюдая со стороны, ведь во время игры раскрывалось много личных качеств участников.

Габби, конечно, была великолепна. Казалось, что она может все, и Лиллиан не могла сдержать улыбку, наблюдая за подругой. А еще она с удовольствием заметила, что на Габби обратили внимание несколько джентльменов из числа приглашенных на прием.

Другие оставшиеся на поле участники играли по-разному. Лиллиан заметила, что леди Филиппа, дочь графа, все время притворялась, будто теряет равновесие во время удара, потому что стояла рядом с Саймоном, и он всякий раз поддерживал ее.

Дочь маркиза, леди Тереза, так плохо била по шару, что Лиллиан была уверена, что она делала это целенаправленно. Похоже, глупышка не хотела обыгрывать Саймона и других подходящих женихов; в конце концов, она продержалась только одну партию и теперь должна была играть против других леди.

Леди Энн, невеста герцога Уэверли, играла совершенно иначе. Ее игра была внимательной и ровной, но всякий раз, когда у нее получался отличный удар, Лиллиан замечала, как восторженно горели ее глаза. За это она почти полюбила леди Энн.

Ну и, наконец, Саймон. Он тщательно рассчитывал каждое свое движение, никогда не бил по шару, не заняв выгодную позицию и не прикинув силу удара. Он всегда соблюдал хладнокровие и контролировал ситуацию.

Саймон приступил к новой партии и наклонился над шаром, чтобы прицелиться молотком для удара, но вдруг поднял голову, и Лиллиан увидела, что он смотрит прямо на нее. Точнее, он откровенно уставился на нее, потом, слегка улыбнувшись, ударил по шару.

Тот вылетел за пределы поля, попал в низкий кустарник и пропал из виду.

— Утраченный шар! — с фальшивым раздражением выкрикнул Саймон. — По правилам нашего турнира, кажется, я выбыл из игры.

Лиллиан открыла рот от удивления, и, похоже, не только ее удивило происходящее. У нескольких молодых леди, которые продолжали играть эту партию, на лице было написано искреннее огорчение, а леди Энн слегка округлила глаза.

Саймон передал свой молоток другому игроку и решительно двинулся через лужайку в направлении Лиллиан. Она замерла. Совсем как накануне, когда они вместе появились на пикнике, его открытое внимание привлекло к Лиллиан взгляды всех, кто присутствовал в это время на игровой площадке. И многие не скрывали своего неодобрения.

Проклятие! Он сделал ее центром внимания и нарушал все ее планы! И все же, когда он с улыбкой остановился перед ней, сердце Лиллиан дрогнуло.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам, мисс Мейхью?

Саймон встал рядом с ней, не дожидаясь ответа.

Лиллиан изогнула бровь и смерила Саймона взглядом:

— Если ваш удар оказался неудачным случайно, я съем свою шляпку.

Саймон удивленно рассмеялся, а его необыкновенные зеленые глаза заискрились очаровательным блеском. Лиллиан пришлось отвести взгляд.

— Целую шляпку? — Саймон отклонился назад, словно хотел оценить шляпку у нее на голове. — Вместе с пером?

— Перо — в особенности, — парировала Лиллиан, невольно улыбаясь.

Она замолчала и плотно сжала губы. Такое впечатление, что у нее появляется сильное желание отказаться от своих планов, когда Саймон пускает в ход свои чары. Габби сказала, что ей придется позволить его интересу спокойно развиваться, но это вовсе не значит, что ей должно нравиться, как он смотрит на нее или как улыбается ей.

— Мне бы не хотелось стать причиной расстройства вашего пищеварения, — пожал плечами Саймон. — Поэтому я признаю, что промахнулся специально.

— Ради чего? Вы играли вполне хорошо.

— Мне было интереснее поговорить с молодой леди, которая, по-видимому, хуже всех играет в крокет и поэтому не берет в руки молоток.

Он склонил голову набок, и, хотя его слова были попыткой подразнить ее, его пристальный взгляд пылал жаром, вызывая покалывание во всем теле Лиллиан. Желание возражать ему пропало, и она нервно сглотнула.

— Между прочим, я говорю о вас, мисс Мейхью, — прошептал Саймон.

— Вы очень невежливы. Я знаю, что я не самый плохой игрок в крокет. — Лиллиан старалась говорить беззаботным тоном, но в голосе неожиданно появились хриплые нотки.

— Вы знаете кого-то хуже? — расширил глаза Саймон. — О Господи! — Он всплеснул руками, которые заполнили пространство между ними. — Вы должны подробно рассказать мне о таком преступлении против спорта и природы. Может быть, во время прогулки по парку?

И Лиллиан опять нервно сглотнула. Похоже, ее тело настроено бороться с разумом, потому что она вдруг поняла, что немного подалась к Саймону, хотя разум кричал ей, что это сын мужчины, которого она ненавидит.

Но как она может отказать ему, когда все вокруг смотрят на них? Даже если гости делали вид, что им нет никакого дела, они все наблюдали за ними. Сопротивление могло только добавить неприятностей. По правде говоря, в данной ситуации выбора не было.

Подавив вздох, Лиллиан взяла его под руку и позволила проводить ее с площадки для игры в крокет в парк, по краям которого рос пышный кустарник, доходивший ей до пояса.

— А теперь я должен сделать еще одно признание, — сказал Саймон, когда они медленно шли по дорожке мимо красивых цветов и тщательно подрезанных кустов.

— Какое, ваша светлость?

У Лиллиан внезапно пересохло в горле.

— Я не хочу говорить с вами о крокете, — тихо засмеялся Саймон. — Если только он не является вашей страстью.

Лиллиан остановилась на середине дорожки и убрала руку из-под его локтя. Рука была теплой, как будто она прижимала ее к своей груди.

— Ваша светлость, простите мне мою дерзость, но почему вы продолжаете преследовать меня? — взорвалась Лиллиан и сразу же захотела взять свои слова назад.

Она вдруг подумала о годах неприятия в обществе, о мужчинах, которые проявляли интерес, но в конечном счете отпихивали ее в сторону, когда до них доходили слухи о прошлом ее семьи. Саймон теперь уже должен был узнать о ее матери. Кто-нибудь обязательно дал ему знать о ней, чтобы отговорить его от дальнейшего знакомства. И все же он продолжал свое неожиданное и ненужное преследование.

Прежде чем начать говорить, Саймон смотрел на нее долго и решительно, но на его лице не было ни досады, ни даже потрясения. Похоже, он действительно обдумывал ее вопрос, прежде чем дать ответ.

— Потому что, мисс Мейхью, в отличие от других молодых женщин, которые собрались здесь, вы мне интересны. По правде говоря, своим поведением вы ставите меня в тупик. Мало кому это удается.

— Ставлю в тупик? — повторила Лиллиан.

— То у вас шутливое настроение, — кивнул Саймон, — то в следующее мгновение вы хотите бежать от меня как можно дальше, насколько это в человеческих силах. Когда вы оказались в моей библиотеке, в ваших глазах я прочел любовь к книгам, но, услышав мой вопрос, вы сделали вид, что вас это совершенно не интересует. Я не знаю, что думать о вас, как понять вас, и мне это нравится. Я люблю неизвестность.

Лиллиан заморгала. Его ответ стал для нее полной неожиданностью. Она не думала, что кто-то из мужчин когда-нибудь будет столь откровенен с ней. Большинство пытались отвертеться красивыми словами и никогда не давали ответа. Но это… Это был хороший ответ.

— Не говоря уже о том, что вы очень красивая, мисс Мейхью, — продолжал Саймон, приблизившись к ней на один крошечный шаг.

Она вдруг поняла, какой он высокий и что от него едва уловимо пахнет сосной, как будто он много времени проводит на свежем воздухе. Она обнаружила, что незаметно вдыхает его запах, и тут же, покачав головой, отпрянула назад, отчаянно пытаясь разрушить удивительные чары, которыми он околдовал ее с помощью красивых слов и горячих взглядов.

 — Здесь по меньшей мере дюжина красивых женщин, Саймон, — выпалила Лиллиан и мгновенно вспыхнула, когда поняла свою оговорку.

Похоже, что решение называть его между собой по имени, которое они приняли с Габби, воспитало в ней дурную привычку, — Ваша светлость.

Но в его глазах уже зажегся триумфальный блеск. То, что она назвала его по имени, только воодушевило Саймона.

Лиллиан заторопилась, добавить что-нибудь еще, нейтрализовать свое неуместное заявление чем-то способным уничтожить его интерес.

— И эти женщины подходят вам больше меня, — прошептала она наконец. — Если вы решили ухаживать за мной, то это ничего не даст вам, ваша светлость, ни денег, ни союза с влиятельной семьей. Наоборот, по мнению некоторых, это пошатнет ваше положение в обществе. Я приехала сюда не для того, чтобы добиваться отношений с вами; на этот счет у меня нет иллюзии; возможно, я вообще не выйду замуж.

— Все, что вы сказали, может быть, правда, — улыбнулся Саймон, но на этот раз его улыбка была мягкой. — Только меня это совершенно не волнует. Я действительно считаю вас интересной леди, Лиллиан, нравится вам это или нет, ожидали вы этого или нет. И поскольку у меня есть власть, возможность и время, я не намерен отступать.

Губы Лиллиан раскрылись, когда он подошел еще ближе. Теперь она даже сквозь тон кое платье чувствовала тепло его тела. Оно согревало ее так, как согревают друг друга обнаженные и переплетенные тела. Испугавшись, Лиллиан отвернулась, но Саймон поймал ее за запястье.

— Вы загадка, которую я намерен разгадать, — прошептал он, не сводя с нее глаз.

Прежде чем Лиллиан смогла найти силы, чтобы ответить, у нее за спиной раздалось тихое покашливание. Она вырвала руку, повернулась на звук и увидела леди Биллингем, которая стояла, скрестив руки на груди, и во все глаза смотрела на них. А точнее — на Саймона, на Лиллиан она взглянула лишь мельком.

— Вы игнорируете своих гостей, ваша светлость, — холодным тоном сообщила она. — Почему вы не присоединяетесь к нам?

Лиллиан показалось, что она услышала едва уловимый вздох Саймона, прежде чем он ответил:

— Хорошо, мама.

Когда герцогиня ушла, Саймон повернулся к Лиллиан:

— Вы вернетесь вместе с нами?

— Нет, — покачала головой Лиллиан. — Мне бы хотелось немного побыть в парке.

— Хорошо, — улыбнулся Саймон, — надеюсь, вы найдете здесь что-нибудь интересное.

С молчаливыми проклятиями Лиллиан несколько мгновений смотрела ему вслед. Ощущение его пальцев на запястье, его слова о том, что он не собирается отказываться от своего повышенного интереса к ней, и его жаркий взгляд, который согрел ее до кончиков пальцев, — вот все, о чем она будет думать теперь. И все — из-за него.

Она будет думать только о нем.

Глава 6

На следующий вечер, готовясь к балу, Лиллиан обнаружила, что ее мысли снова и снова возвращаются к Саймону и к их разговору в парке. Она пыталась забыть это, не обращать внимания, даже проклинать, но эти мысли не оставляли ее в покое, несмотря на все попытки уничтожить воспоминания.

— Ты опять думаешь о нем, — сказала Габби, защелкивая застежку нитки жемчуга на шее Лиллиан.

Губы Лиллиан сжались в тонкую ниточку. Оставалось только надеяться, что для Саймона это не будет таким очевидным.

— Уверяю тебя, я сама себя за это презираю, — раздраженно откликнулась Лиллиан, разглядывая себя в зеркале.

Ее платье не было таким богатым, как у подруги, но оно было довольно привлекательным. По крайней мере она не будет выглядеть как чья-то бедная родственница.

Хотя какое это имеет значение. Она здесь не ради ухаживаний.

— Вчера вечером он смотрел на тебя во время ужина.

— По крайней мере хорошо хоть нас еще не посадили рядом. — Лиллиан зажмурила глаза. — Не представляю, что случилось бы тогда. Но я заметила, что он смотрел на меня, и за завтраком сегодня утром тоже.

— Ну, не знаю, Лиллиан. — Габби встала и улыбнулась. — Мне кажется это довольно романтичным, что он так честно объявил о своем интересе к тебе.

— Я думаю, — нахмурилась Лиллиан, — в обычных обстоятельствах я бы согласилась с тобой. Я всегда ценила откровенных людей. Но у нас другие обстоятельства, и Саймона невозможно назвать «обычным» мужчиной. Он сын человека, которого я ненавижу больше всего на свете. И перед смертью отец хотел, чтобы за нашу семью отомстили. У меня нет выбора, я должна идти по намеченному пути. Я не могу отказаться от цели только потому, что считаю этого мужчину привлекательным. Моя мать заслуживает, чтобы за нее отомстили. Все должны узнать, что Роджер Крэторн был страшным человеком.

— Да, — тихо согласилась подруга, — все так.

Лиллиан застыла от пронзившей ее сознание боли, но она быстро справилась с ней.

— Учитывая его воспитание и то, каким был его отец, сомневаюсь, что он искренний человек, — добавила она.

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурилась Габби, и ее брови сошлись у переносицы.

— Его отец умел от всех скрывать свое настоящее лицо. Как я могу принимать слова Саймона за чистую монету, зная, что Роджер Крэторн вполне мог преподать ему несколько ценных уроков по обращению с женщинами?

— И ты думаешь, что он с момента твоего прибытия практиковал эти «уроки» на тебе? И что все его чувства, которые он показывал или выражал, были ненастоящими?

Безусловно, страстный взгляд Саймона, похоже, был искренним, и его слова казались серьезными, но кто знает?

— Может быть, он действительно хочет меня, и, возможно, потому, что я совершенно не подхожу для него. Но означает ли это, что у него есть какой-то интерес, ко мне, помимо постели?

Лиллиан пожала плечами и попыталась не обращать внимания на волну тепла, которая при этой мысли прокатилась по ее телу.

— Ну, это совершенно другая тема.

Габби покраснела, и Лиллиан захотелось взять назад свои грубые слова. Она иногда забывала, что ее подруга моложе, намного чище и в этой жизни больше защищена от тревог и забот.

— Все это не имеет никакого значения, — вздохнула Лиллиан. — Потому что этот человек интересует меня только как источник информации о его отце. Каким бы ни был его интерес, я не отвечу ему взаимностью. Я просто не могу, даже если бы захотела. Это было бы предательством по отношению к моей семье.

У Габби был такой вид, словно она не вполне верила словам Лиллиан, но спор не затевала, только бросила взгляд на часы.

— О Боже, пора идти на бал. Ты готова?

Лиллиан бросила последний взгляд в зеркало. Она выглядела достойно, но наряд не бросался в глаза. Ну что ж, просто идеально, чтобы смешаться с толпой, если Саймон позволит ей это сделать.

И все же, когда они выходили вместе с Габби из комнаты, Лиллиан захотелось, чтобы у нее было такое же ослепительное платье, как и у подруги. Ей захотелось, чтобы и у нее было что-то такое, что заставило бы ее почувствовать себя красивой, что-то такое, что хотя бы на несколько часов вычеркнуло бы из памяти истинную цель ее присутствия здесь и позволило бы ей притвориться, что она просто одна из девушек, кружащихся в танце. Та, которая привлекла внимание самого блестящего и достойного жениха в Англии, пусть только на мгновение.

Бал был в полном разгаре, и Лиллиан не могла не гордиться собой. За последний час ей удалось избежать прямого столкновения с Саймоном. На самом деле, кроме нескольких взглядов, которые он бросил в ее сторону, казалось, что он совершенно забыл о ней. Он танцевал с другими дамами и болтал с гостями, полностью поглощенный своими обязанностями хозяина приема.

— У тебя встревоженный вид, — сказала Габби, бросив взгляд на тетушку Изабель.

Пожилая женщина стояла рядом с ними, но, похоже, не обращала никакого внимания на их разговор.

— Да нет, совсем нет, — торопливо ответила Лиллиан. — Я просто думала о том, как удачно, что Саймон, кажется, совершенно потерял интерес ко мне. Больше чем за час он всего лишь посмотрел в мою сторону.

— Понятно.

Лиллиан сощурила глаза. Ей не понравился тон подруги, и она уже собиралась сказать об этом, когда в конце зала появилась герцогиня и направилась прямо к ним.

— Добрый вечер, — приветствовала их леди Биллингем. Тон ее голоса был таким же ледяным, как и взгляд, которым она окинула их. — Надеюсь, вам нравится сегодняшний вечер.

— О да, ваша светлость, — кивнула Габби, — очаровательный бал.

Не глядя на Габби, герцогиня все свое внимание обратила на Лиллиан. Обычно Лиллиан никак не реагировала на пристальный интерес других людей. Она привыкла к их взглядам и покачиваниям головы, которые буквально преследовали ее после смерти матери.

Но леди Биллингем — совершенно другое дело. Когда она посмотрела на нее, у Лиллиан появилось желание отвернуться. Ей хотелось убежать или по крайней мере спрятаться от пренебрежительного взгляда женщины, которая ничего не испытывала, кроме крайнего презрения к ней.

— Мне бы хотелось отвлечь вас на минутку, мисс Мейхью.

Слова леди Биллингем прозвучали как приказ, и поскольку у Лиллиан не было веских причин, чтобы отказать ей, она послушно кивнула.

Герцогиня жестом предложила ей следовать за ней в тихий уголок зала, где никого не было. Там герцогиня медленно повернулась к ней и окатила ее еще одним ледяным взглядом.

— Мисс Мейхью, вы, конечно, понимаете, что единственная причина, по которой вас сюда пригласили, — это личная просьба лорда Уотсенвейла.

Ее светлость была так же прямолинейна, как и ее сын, хотя ее слова доставили Лиллиан небольшое удовольствие, потому что герцогиня даже не догадалась о том, что письмо от отца Габби было подделкой. Похоже, подруга все сделала правильно.

— Благодарю вас за приглашение, а графа благодарю за то, что просил за меня, — ответила Лиллиан, стараясь дышать глубоко и ровно, чтобы успокоиться.

Если она покажет свой страх, такая женщина, как леди Биллингем, бросится на нее, как кобра.

— Но я надеюсь, — фыркнула герцогиня, — что мою доброжелательность вы не истолкуете как-то по-иному. Вы ведь отлично знаете, что новый герцог ищет невесту и что этот прием организован для того, чтобы познакомить его с достойными молодыми леди.

— А я к таким не отношусь, — покачала головой Лиллиан.

— Я вижу, нам легко говорить друг с другом, — слабо улыбнулась герцогиня. — Мисс Мейхью, я, конечно, понимаю ваше желание повысить свое положение в обществе. Можно было бы даже восхититься вашей дерзкой попыткой завлечь герцога, если бы только это не выглядело так ужасно.

Лиллиан задохнулась от возмущения, сжав кулаки. У нее загорелись щеки и по телу пробежала нервная дрожь.

— Миледи, уверяю вас, я не пытаюсь завлечь герцога.

— Разве? — Герцогиня смерила ее взглядом. — Если это правда, можете забыть все, что я вам сказала. Но если раскроется, что вы лжете, я повторю свои слова. Саймон женится на достойной леди, мисс Мейхью. Я надеюсь, вы не будете забываться, просто потому что провели с ним некоторое время. И благодаря его обаянию вы не станете думать, что Саймон действительно сможет не заметить ваши более… неприятные качества.

Лиллиан была не в состоянии вымолвить ни слова.

— А теперь прошу простить меня, мне еще нужно подойти к большому количеству более важных гостей. До свидания.

Герцогиня, очевидно, и не ждала от нее никакого ответа, потому что просто повернулась и гордо удалилась. Лиллиан была рада такому повороту событий, потому что не смогла бы сформулировать ответ, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

Эта женщина не сказала ничего такого, что Лиллиан не слышала бы раньше. У нее никогда не было особого положения в высшем свете. Отец не обладал титулом, денег тоже почти не было, но у семьи была хорошая родословная, поэтому их приглашали на различные мероприятия. Во время своих первых выходов в свет Лиллиан даже получала знаки внимания со стороны мужчин, у которых не было нужды жениться ради состояния. Она жила надеждой, что сможет выйти замуж за человека, который ей понравится и которого она сможет полюбить.

Эти мечты погибли пять лет назад, когда ее мать свела счеты с жизнью. Как ни старалась семья утаить этот факт, правду скрыть было невозможно. Слухи и домыслы просачивались в гостиные и коридоры, о случившемся в их семье шептались не только хозяева, но даже слуги.

С тех пор Лиллиан отметила, что общество изменило свое отношение к ее семье. Их по-прежнему приглашали на светские мероприятия, но наблюдали, шептались за спиной. Мужчины, некогда проявлявшие к ней интерес, незаметно исчезли.

Со временем Лиллиан отказалась от надежды выйти замуж за кого-то из этого круга. Она сказала себе, что все эти разговоры не причинят ей боли.

И все же сегодня, стоя в углу переполненного зала, леди Биллингем умудрилась разбередить все раны Лиллиан, и она снова остро чувствовала боль, как будто пережила все случившееся в их семье заново.

Какое право у этой женщины говорить Лиллиан, что она не достойна внимания? Ее собственный муж был монстром, маскировавшимся под образец добродетели.

Лиллиан вздернула подбородок. Когда правда о старом герцоге выйдет наружу, леди Биллингем еще пожалеет о своих словах. Ее язвительность обернется против нее самой и ее семьи. Несколько мгновений Лиллиан упивалась этой мыслью, но потом печально вздохнула.

Она понимала, что, когда наступит момент мести, он не сотрет из памяти чувства гнева, печали и унижения. Он не изменит того, что случилось с ее матерью, и не вернет ее Джеку и Лиллиан. Но она по крайней мере будет знать, что выполнила последнюю волю отца. Она будет знать, что герцога больше не будут считать честным и уважаемым человеком.

Внезапно зал показался ей слишком маленьким, люди — слишком крикливыми, а танцы — слишком бурными. Ей казалось, что она попала в ловушку, даже собственное обещание мести казалось ей ловушкой. Она не могла отказаться от долга, который вынуждена была взять на себя из-за безответственности отца и брата.

Лиллиан осмотрелась вокруг. Ее манили к себе двери на террасу. Весенний воздух оставался немного прохладным, поэтому людей на террасе будет немного. Там она вообще может оказаться одна.

Сейчас ей хотелось именно этого: побыть одной и забыть герцогиню и Саймона хотя бы ненадолго.

Саймон видел, как Лиллиан медленно пробралась по залу и оказалась у дверей на террасу. Она как-то странно двигалась, неуклюже, резкими шагами, что было совершенно не похоже на ее обычно грациозную походку.

Весь вечер у него не было возможности поговорить с ней. Несомненно, все это было организовано его матерью и Рисом, потому что они постоянно подсылали к нему людей и возлагали разного рода обязанности, чтобы он не разыскивал ту единственную молодую женщину, которая интересовала его сейчас.

Но теперь, заметив ее бегство из танцевального зала, он знал, что его уже ничто больше не остановит. Саймон извинился, прервал беседу, которую вел с гостями, и устремился через зал к выходу на террасу. Увидев, что Рис сделал шаг в его сторону, чтобы снова вмешаться, Саймон повернулся к другу. Тот остановился, и взгляды их встретились.

Саймон медленно покачал головой. Несколько секунд внутри Риса, похоже, шла острая борьба, но в конце концов он опустил подбородок, словно сдаваясь, и вернулся к своей невесте. Саймон вышел на террасу и поспешно закрыл за собой двери.

Он не видел Лиллиан. Он ожидал, что она будет стоять где-то рядом, прислонившись к калитке в парк, где они недавно гуляли. Но ее там не было. Вокруг было тихо и пустынно. Единственным звуком был редкий шорох листьев, которые шевелил прохладный ветерок.

— Мисс Мейхью?

Саймон внимательно всматривался в темноту. Ответа не последовало, и он шагнул в тень.

— Лиллиан?

На этот раз послышался какой-то звук, но это был не ответ. Саймон понял, что этот тихий звук шел откуда-то от боковой стены дома, где в ожидании лета, когда можно будет завтракать и пить чай на открытом воздухе, были расставлены несколько столов со стульями. Туда не падал свет из танцевального зала, поэтому там нечего делать, если только нет желания спрятаться.

И это только усилило тревогу Саймона за состояние Лиллиан.

Он зашел за угол дома и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, которую нарушал только лунный свет. Лиллиан сидела на одном из холодных металлических стульев, обхватив голову руками.

К его крайнему удивлению и ужасу, плечи Лиллиан мелко дрожали, потому что она тихо плакала. Саймон застыл в нерешительности. Скорее всего она вышла из зала, чтобы побыть наедине со своей бедой, но он не мог оставить ее здесь в таком состоянии.

Саймон подошел к ней и осторожно положил руку на плечо. Она вскочила от неожиданности и обернулась. Когда Лиллиан увидела, кто помешал ее уединению, она совсем упала духом.

— Лиллиан, — прошептал Саймон, чувствуя себя беспомощным и глупым перед ее болью.

Но его интуиция вскоре взяла верх, и он заключил ее в свои объятия.

К его удивлению, она не противилась, хотя и не предприняла попытки обнять его в ответ, только положила голову ему на плечо и не пыталась вырваться из объятий. Так они простояли несколько мгновений, потом она успокоилась, по ее телу пробежала легкая дрожь. Только после этого Лиллиан отступила на шаг и отвернулась.

— Простите меня, ваша светлость, — прошептала она слегка дрожащим голосом. — Вы, наверное, считаете меня очень глупой.

Саймон покачал головой и полез в карман за носовым платком. Он протянул ей платок, и она улыбкой поблагодарила его.

— Я вовсе не считаю вас глупой, — сказал Саймон, когда Лиллиан вытерла глаза. — Очевидно, что-то или кто-то расстроил вас сегодня вечером. Вы же человек, и у вас есть чувства.

— И все же, — пожала плечами Лиллиан, — нельзя позволять себе такую слабость и расплакаться на балу. Это просто невозможно и только доказывает, что все правы.

— Все? — удивленно поднял брови Саймон.

— Простите, мне надо возвращаться, — закусила губу Лиллиан.

Она собралась уходить, но Саймон удержал ее за локоть. Глядя ей в лицо, он ощутил прилив непонятных и сильных эмоций. Да, это было желание. Причем оно оказалось намного сильнее того, что ему приходилось испытывать раньше.

Но, кроме желания обладать ею, было что-то еще. Оно скрывалось глубоко внутри. Ему хотелось защитить эту женщину от неприятностей и невзгод, оградить от сплетен и шепота за спиной, что явно причиняло ей боль, хотя она и не показывала виду.

— Я видел мать рядом с вами сегодня, — тихо сказал Саймон.

Лиллиан повернула к нему лицо, и Саймон едва сдержал тяжелый вздох. Стало понятно, кого имела в виду Лиллиан под словом «все».

— Могу только представить, что она наговорила вам, — тихо продолжал Саймон. — Я вижу, что она причинила вам боль, и так сердит на нее, что даже не могу выразить это словами. Хочу, чтобы вы знали, что она высказывалась только от своего имени, я к этому не имею никакого отношения.

— Она сказала только то, что другие повторяли десятки раз, — ответила наконец Лиллиан, освобождая руку, но не отступая от Саймона. — Думаю, что за спиной меня осуждают еще резче. Давно надо было привыкнуть.

— Вы никогда не должны привыкать к подобному неуважению ваших чувств. Вы никогда не должны принимать это как допустимый способ обращения. И не важно, как складываются обстоятельства, никто не заслуживает такого отношения.

Лиллиан растерянно заморгала, на ее лице отражалось изумление и от его слов, и от того, с каким пылом он их говорил. Он не обвинял ее. Большинство людей его круга думали совсем иначе, а он думал именно так. Он отстаивал закон в защиту бедных и их детей и собирался бороться и дальше. Никто не имеет права унижать человека только из-за обстоятельств его рождения или жизни.

Необыкновенно привлекательное создание сейчас стояло рядом с ним, она была практически в его руках. Эта странная женщина, которая с одинаковой силой то звала его к себе, то отталкивала. У нее были такие пухлые губы, что он не мог оторвать от них взгляд, а цвет карих глаз постоянно менялся, и Саймону хотелось накупить ей столько платьев, чтобы они сочетались со всеми оттенками ее глаз.

Он хотел ее. Он просто хотел прикоснуться к ней, почувствовать ее тело рядом со своим, почувствовать его под тяжестью собственного тела.

Его руки сами собой пришли в движение. Саймон сжал плечи Лиллиан и притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, только тихонько вздохнула, прижимаясь к его крепкому телу. У нее задрожала нижняя губа, когда Саймон взял ее за подбородок и приподнял ей голову, чтобы было удобнее поцеловать ее.

Он не мог отказаться от этого поцелуя, даже если бы от этого зависела его жизнь. Наклонив голову, он коснулся губами ее губ, намереваясь после этого сразу же отпустить ее.

Вместо этого руки Лиллиан обвились вокруг его талии и остались там, а сама она поднялась на цыпочки, как будто пространство между ними было слишком велико. Ее губы ожили, затрепетали, отвечая на его поцелуй. Она задрожала, выдохнув через слегка приоткрывшиеся губы. Саймон почувствовал тепло ее дыхания на своих губах и уже не мог остановиться.

Он еще крепче прижал ее к себе и дразнил ее полураскрытые губы кончиком языка, пока она не раскрыла их полностью и не позволила его языку проникнуть внутрь.

Лиллиан не понимала, как это все случилось: эта встреча и этот поцелуй. Но она была здесь, и Саймон так крепко прижимал ее к себе, что два их дыхания слились воедино. В такой ситуации она была не в состоянии обратить внимание на слабый внутренний голос, который говорил ей, что надо остановиться, вырваться из его объятий. Она не слышала, как здравый смысл напоминал ей о том, зачем она здесь. Она даже не осознавала, что крошечная частичка сознания твердила, что Саймон Крэторн попросту соблазняет ее, как он соблазнял сотни женщин до нее.

Нет, все это заглушалось бешеным стуком ее сердца, когда она уступила желанию, такому внезапному и сильному, что у нее появилось ощущение, будто она готова на все, чтобы это мгновение продлилось хоть немного дольше.

Язык Саймона терзал ее рот сладостной мукой, вызывая в ней ответный огонь. Он пробовал, на вкус каждый дюйм, добившись, чтобы их языки сплелись друг с другом. В его поцелуе она чувствовала вкус мяты, немного отдававший виски. Но сильнее всего в нем был выражен вкус желания и грешных удовольствий.

Лиллиан оказалась совершенно неготовой к появлению странной дрожи, которая, казалось, зарождалась во всех самых неприличных местах и потом распространялась жаркой волной по всему телу. Она была смущена и встревожена своими ощущениями, потому что никогда раньше у нее не возникало желания потереться о мужчину, как это делает кошка в брачный период.

Эта мысль заставила ее вырваться из объятий Саймона с такой силой, что она наткнулась спиной на перила террасы. Они стояли в ночной прохладе и пристально смотрели друг на друга в лунном свете. Саймон тяжело дышал, сжав кулаки по бокам и пытаясь овладеть собой.

И Лиллиан поняла, что со стороны она выглядит точно также. Припухшие от поцелуев губы, горящие желанием глаза, на скулах лихорадочный румянец от смущения и ненависти к самой себе.

Ей надо что-то сказать, или ударить его, или извиниться, или сделать что-нибудь, что угодно.

Но все закончилось тем, что Лиллиан подобрала свои юбки и бросилась назад в дом. Единственное, что она могла сделать, — это сбежать.

Глава 7

В три часа утра, даже после головокружительного бала, в доме установилась тишина. Прислуга, которая еще бодрствовала, и та направлялась спать, оставив уборку танцевального зала на утро, до того как проснутся гости и начнут требовать чай, печенье и яйца, приготовленные определенным способом.

Завсегдатаи балов натанцевались до упаду, и одни уже спали, а другие отправились на тайные свидания, о которых условились во время танцев. Вокруг не было никого, кто мог бы потревожить Саймона, пока он сидел за огромным столом из вишневого дерева в кабинете отца, который стоял здесь столько времени, сколько Саймон помнил себя. Одного только взгляда на этот стол было достаточно, чтобы нахлынули воспоминания, большинство из них — приятные.

Здесь он докладывал отцу о своих оценках в школе и получал похвалу, которая согревала его приятным теплом до кончиков пальцев. Позже они с отцом вели здесь споры о политике, и эти споры открыли Саймону совершенно новый мир ответственности. И в конце концов здесь он начал постигать деликатную науку быть герцогом и все то, что прилагалось к этому возвышенному титулу.

Саймон, улыбаясь, покачал головой, отгоняя воспоминания. Сейчас он должен был методично разбирать бумаги и личные вещи отца. А он вместо этого смотрел в окно на темный парк, и мысли его снова витали где-то далеко. Только на этот раз он думал о мягких губах и тихих вздохах.

— Вот ты где, — послышался голос Риса.

Он вошел в комнату, прикрыл дверь и, сложив руки на груди, посмотрел на Саймона.

Саймон вздохнул. Он догадывался, что Рис найдет его. Его друг не стал задавать вопросы, когда Саймон вернулся после встречи с Лиллиан, но это была лишь временная передышка. Сейчас, похоже, настало время расплаты.

— Разве ты не должен быть в постели? — поинтересовался Саймон. — Либо один… либо дальше по коридору, в спальне Энн?

Последние слова он произнес для того, чтобы разозлить Риса. Его друг был настолько разборчив в вопросах соблюдения правил приличия, что Саймон иногда задавался вопросом, а целовалась ли когда-нибудь эта «счастливая» пара.

— Тебе не удастся разозлить меня, даже оскорбив честь моей невесты, — сказал Рис, хотя у него и дернулся подбородок, когда он направился к Саймону. — Я хочу знать, что произошло на террасе сегодня, когда ты последовал за мисс Мейхью. Вы были некоторое время наедине, и когда ты вернулся, у тебя был странный вид. А девушка и вовсе исчезла.

Саймон пожал плечами, встал со стула и стал ходить по комнате.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал тебе, Уэверли? Что меня безумно влечет к женщине, которая, по твоему мнению, совершенно мне не подходит? Которую моя мать явно ненавидит, хотя ее мнение меня не слишком волнует. Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, что нашел Лиллиан на террасе и целовал, пока едва не задохнулся? Что, кроме как о том, чтобы прижать ее к стене, поднять юбки и овладеть ею прямо там, я ни о чем не мог думать? Это позволит тебе почувствовать свое превосходство надо мной?

Рис приблизился к Саймону, и на его лице царило искреннее беспокойство. Саймон сразу пожалел о грубых словах и обвинениях, брошенных другу в лицо. Наверное, Рис был снобом, но он был очень преданным человеком. Неудачи Саймона никогда не доставляли ему удовольствия, и было бы нечестно думать, что когда-нибудь может быть иначе.

— Ты в абсолютном восторге от этой девушки, да? И это не просто способ расстроить мать или пойти против общества. Ты искренне хочешь ее.

Судя по голосу, Рис был ошеломлен.

Саймон кивнул. Из всего сказанного ему нечего было опровергать.

— Значит, ты решил уничтожить себя?

Рис потер виски кончиками пальцев.

— Не знаю, — покачал головой Саймон, — вряд ли я стал бы так говорить. Я не могу сказать, что влюбился в эту девушку, но чувствую необыкновенное и сильное влечение к ней и признаю, что она меня заинтересовала.

— Тогда надежда еще остается. — Рис посмотрел на Саймона, и в его глазах промелькнуло облегчение. — Ты сказал, что мисс Мейхью по-прежнему никак не реагирует на твои попытки ухаживать за ней.

— Она постоянно, — кивнул Саймон, — заводит разговор о том, что она неподходящая невеста, прямо как вы с матерью.

— Возможно, молодая леди оказалась благороднее, чем я думал. — Рис удивленно поднял брови. — Ну в самом деле, Саймон, подумай, что ты делаешь! Скажем так: ты пошёл на поводу у собственного интереса, а закончил тем, что оказался прикованным кандалами к этой особе.

— Я не загадывал так далеко, Уэверли. У меня есть интерес, но я же не женюсь на этой девушке.

— Послушай, — покачал головой Рис, — поскольку ты принял титул, необходимость жениться крайне возросла. Ты знаешь свой долг. Поэтому каждая женщина, к которой у тебя «интерес», должна рассматриваться как потенциальная невеста.

— В таком случае это — возможный вариант, — задумчиво произнес Саймон, хотя вдруг обнаружил, что легко может представить себе Лиллиан в этой роли в его жизни.

Странно, поскольку он совсем недолго знал ее, а значит, просто вынужден узнать о ней больше. И возможно, стоит попробовать еще несколько страстных поцелуев, которые так завели его.

Рис пожал плечами, и этот жест привлек внимание Саймона.

— Вот именно. И я просто хочу, чтобы ты посмотрел, куда может завести тебя этот «интерес», если ты доведешь дело до конца.

— И это — брак… — Саймон наклонил голову набок. — Или «кандалы», как ты романтично называешь его.

— А что, если ты действительно вопреки здравому смыслу женишься на Лиллиан Мейхью? — Рис не обратил внимания на колкое замечание Саймона. — Если ты не хочешь подумать о себе, может, ты подумаешь о том, что это принесет ей?

— Что ты имеешь в виду? Она станет герцогиней и войдет в уважаемую и влиятельную семью. Это может только укрепить ее положение.

— Да, внешне все будет хорошо. В качестве твоей жены Лиллиан станут приглашать и даже принимать в обществе. Но неужели ты думаешь, что люди забудут о ее семье?

Саймон сразу подумал о замужних дамах общества, которые считались эталоном морали и достоинства. Внешне они казались добрыми, даже когда втыкали нож в чью-то спину. Он, конечно, замечал иногда, что одних леди они словно не замечали, других — принимали у себя, но это производило впечатление обыкновенного каприза с их стороны.

— Они ничего не забудут, — покачал головой Рис. — Они станут постоянно наблюдать за ней, судить каждый ее промах с жесткостью, значительно превосходящей нынешнюю. Возможно, это и есть причина сопротивления мисс Мейхью. Может, она не желает себе такого будущего.

Саймон отошел в сторону, размышляя о словах Лиллиан, которые она сказала ему днем в саду. Она говорила, что не думает о замужестве и, может быть, никогда не выйдет замуж. Ее слова подтверждали мысль Риса. Лиллиан расстроили слова его матери, и, хотя она пыталась скрывать это, колкие замечания других, очевидно, причиняли ей еще больше страданий, просто она держалась и не показывала виду.

Если все дело в этом, если Рис прав и она не хочет выходить замуж за человека, высокое положение которого заставит ее испытывать такую боль и трудности, тогда это вполне объясняет поведение Лиллиан по отношению к нему с самого момента ее приезда сюда. Ее влечет к нему, в этом Саймон был уверен. Но Лиллиан отталкивает его, потому что не хочет услышать слова осуждения, которые обязательно последуют, как только она станет добиваться его расположения и в конце концов станет его женой.

— Я знаю, ты считаешь меня высокомерным человеком, но ты должен учесть и то, как брак с этой женщиной отразится и на тебе тоже, — продолжил Рис, только на этот раз голос его звучал намного мягче.

— Ты знаешь, что меня это не волнует, — отрезал Саймон.

— Но тебе же не безразлична память об отце. Я знаю, что тебе не все равно. Когда говорят о герцоге Биллингеме, разве тебе не хочется, чтобы они вспомнили его работу в палате лордов, его доброту и честность?

— Ничто не может изменить отношения к этому! — покачал головой Саймон.

— Может. Брак с Лиллиан Мейхью может все изменить, — настаивал Рис, напоминая Саймону собаку с костью, которую она не выпустит из пасти, пока не высосет из нее весь костный мозг. — Если ты женишься на этой женщине, при упоминании о твоем имени люди будут думать о герцогине, у которой в семье, возможно, случилось самоубийство. Можешь стрелять в меня за каждый косой взгляд в твою сторону, только ты и сам знаешь, что это правда.

Саймон молчал. Ему нечего было возразить Рису, как бы он ни старался.

— Да, — тихо признал он, — думаю, все так и будет. Но что ты предлагаешь, Уэверли? Лиллиан — первая женщина, которой я действительно увлекся за такое долгое время, что теперь даже и не вспомню, когда это было со мной в последний раз. Ты предлагаешь мне бросить все это, только чтобы защитить доброе имя семьи? Или удержать ее от неспокойного будущего? Я же пока не прошу ее руки и даже серьезно не думаю об этом. Я что, должен отказываться от своего увлечения на тот случай, если неизбежным концом нашего знакомства действительно станет брак?

Рис помялся на месте, нахмурив брови, как будто ему было не по себе.

— Никого из нас нельзя назвать повесой, мой друг. Мы не хвастаемся своими победами, не говорим непристойности по поводу того, какие удовольствия мы получаем от женщин. Но мне кажется, что причина твоего интереса и влечения к этой даме кроется в том, что у тебя давно не было любовницы. Боль от потери отца, необходимость поскорее жениться, ответственность, которая легла на твои плечи… Все это можно облегчить каким-нибудь романом.

Саймон с удивлением посмотрел на своего друга. Рис был прав, они никогда не говорили о сексе так откровенно с тех пор,как были зелеными юнцами.

— И что ты предлагаешь?

— Мисс Мейхью уже давно на выданье, — неловко вздохнул Рис. — Она должна знать, что хорошее замужество в ее возрасте и с историей ее семьи маловероятно, особенно если она сопротивляется твоим формальным знакам внимания. Но может быть, она будет более сговорчива, если ты предложишь ей стать… твоей любовницей.

Саймон с потрясенным видом сделал шаг назад.

— Ты считаешь, что я должен просить совершенно невинную леди прийти ко мне в постель в качестве, игрушки?

— Но это не такая плохая жизнь, Биллингем, — протестующе поднял руку Рис. — Многие леди в ее положении выбирают именно это и довольны. Ты обеспечишь ее средствами к существованию, небольшим домиком в Лондоне, красивой одеждой. Если ты будешь вести себя благоразумно, это никак не отразится на ее положении, во всяком случае, хуже, чем сейчас, не будет. А когда у тебя с ней все закончится, ты хорошо ей заплатишь, обеспечив достойное будущее, чего не смогли сделать ни отец, ни брат.

Саймон, открыв рот, продолжал смотреть на Риса. Он никогда бы не подумал, что его друг, такой строгий в вопросах нравственности, мог предложить такое. Он только видел, что Уэверли делал это не от жестокости и равнодушия. Он по-настоящему искал способ для Саймона получить то, что ему хочется, не компрометируя себя при этом. В каком-то смысле это была неуклюжая попытка друга… сделать подарок.

— Ты говоришь, девушка откликается на твои прикосновения, — продолжал Рис. — Похоже, это — выход получить то, что ты хочешь, не испортив себе будущее и не превратив ее будущее в нечто невыносимое.

Саймон подошел к окну и уставился в темноту ночи. Хотелось, чтобы слова Риса стали неприятны ему, но в них на самом деле был смысл. Это действительно было решением его нынешней проблемы. И возможно, Рис прав. Наверное, это было лучшим решением для него и для Лиллиан. Мысль о том, чтобы овладеть ею, доставить ей удовольствие, совершенно не казалась ему противной. Наоборот, она заставила болезненно восстать его плоть.

Но Саймон не мог так поступить. В конце концов,  его воспитали совестливым человеком.

— Она леди, — пробормотал Саймон. — И не важно, как сложилась ее жизнь. Я не могу так поступить, Рис. Даже если то, что ты сказал, правда, и мы не можем быть счастливы вместе по-другому, я не могу просить ее унизиться до такой степени.

— Если я перестарался со своим предложением, прости, — опустил голову Рис, но слова Саймона, похоже, ничуть не удивили его.

— Не надо извиняться.

Саймон по-прежнему смотрел в темное окно. Больше всего ему хотелось перестать думать о Лиллиан Мейхью как о своей любовнице.

— Ты знаешь, что я предлагаю это только ради тебя. — Рис вздохнул. — Мне тяжело видеть, как ты беспокойно ходишь по комнате ночью и не можешь успокоиться из-за девушки.

Саймон повернулся и посмотрел на Риса. Ему хотелось сменить эту трудную тему и послушать мнение друга о чем-нибудь другом.

— На самом деле есть кое-что еще, что тревожит меня больше, чем эта девушка.

Рис удивленно поднял брови. В лице Саймона, вероятно, было нечто такое, из чего он понял, что разговор предстоит основательный, поэтому Рис присел в кресло напротив стола Саймона. Он порылся среди бумаг на столе, отыскал коробку с сигарами, достал две и передал одну Саймону.

Саймон, вздохнув, взял сигару и вернулся к своему месту за столом.

— Итак, расскажи мне, что тебя беспокоит, — попросил Рис, раскуривая сигару.

— Мой долг перед семьей — это место. — Саймон стал беспокойно ходить по комнате. — Этот титул и все, что к нему прилагается. Когда я нахожусь здесь, фигура отца кажется мне еще крупнее, а его наследие — еще величественнее.

Рис кивнул, и Саймон знал, что друг отлично его понимает. Всего несколько лет назад Рис сам унаследовал титул герцога. И для него это тоже оказалось делом нелегким.

— Надо еще разобрать вещи отца, — вздохнул Саймон. — Он вел такие подробные и иногда ненужные записи, что ими завален весь кабинет. До отъезда в Лондон я должен все разобрать и разложить. А из-за этого проклятого приема мне приходиться буквально выкраивать время для подобной работы.

Рис с содроганием окинул взглядом беспорядок в кабинете.

— Да, дело важное. Но если нужна моя помощь, я сделаю что смогу. Либо в этом деле… либо насчет мисс Мейхью.

Саймон улыбнулся честному признанию Риса. В конце концов, Рис несколько преувеличивал свое стремление казаться оригинальным. Саймон не сомневался, что друг встанет рядом, какое бы решение он ни принял.

— Спасибо, Рис. Я понимаю, насколько трудно тебе делать такое предложение.

— А, ладно, — ответил Рис, гася сигару в пепельнице и отодвигая ее подальше от старых бумаг. — В конце концов, это твое дело, чьей любви ты будешь добиваться.

Саймон кивнул. Теперь у его друга было легко на сердце, но они оба понимали, что он дал Саймону пищу для глубоких размышлений.

— Как насчет партии в бильярд перед сном?

Рис вскочил на ноги, широко улыбаясь:

— Мне кажется, это самая разумная мысль в твоей голове.

Но когда Саймон следом за Рисом вышел из кабинета, образ Лиллиан в его постели в качестве любовницы не давал ему покоя. И пусть он знал, что это невозможно, но в эту ночь, когда он вернется к себе в спальню, эта мысль долго не даст ему уснуть.

* * *

— Но тебя и раньше целовали!

Лиллиан беспомощно заморгала, усаживаясь на мягкий стул перед туалетным столиком в спальне. Габби старалась всего лишь помочь, но этот разговор, который начался вечером и продолжился сразу после пробуждения подруги сегодня утром, нисколько не успокоил Лиллиан.

— Я не уверена, что дело в этом, — зевая, ответила Лиллиан.

Она не смогла удержаться и бросила короткий взгляд в зеркало над туалетным столиком. Увидев себя, Лиллиан едва сдержала вздох. Все было замечательно: и платье, и прическа, которую рано утром соорудила Мэгги. Но если кто-нибудь посмотрит на нее, то сразу заметит ее усталый вид. Доказательство того, что она не спала всю ночь и просто вертелась в постели, снова и снова вспоминая тот поцелуй, было написано на лице в виде темных кругов под глазами.

Как только Саймон увидит ее, он сразу все поймет. Более того, он будет знать, почему она лежала в постели без сна. Каким триумфом это станет для него!

— А в чем тогда дело? — со вздохом спросила Габби. — Если дело не в поцелуе, скажи мне, что тебя тревожит.

— Сам поцелуй меня, конечно, тоже беспокоит. — Лиллиан ненадолго прикрыла глаза. — В конце концов, если бы нас увидели, это испортило бы мою репутацию, потому что хорошо воспитанные молодые леди просто не позволяют себе такого.

Габби округлила глаза, но мудро решила не перебивать подругу.

— А еще дело в том, что я… — Лиллиан замолчала в нерешительности, потому что признание, которое она собиралась сделать, было ужасным. Как только она произнесет эти слова вслух, она никогда не сможет забрать их назад. — Мне не должно было понравиться это. Это не должно было быть так приятно.

У Габби смягчились черты лица, она подошла к Лиллиан и положила на ее плечо нежную руку. Лиллиан, глядя в зеркало, улыбнулась ей.

— Это из-за того, что он Саймон Крэторн?

— Точнее, из-за его отца, — кивнула Лиллиан. — И из-за того, что я поклялась отомстить, раскрыв истинное лицо покойного герцога. Кроме того, я не могу быть уверена в истинных намерениях Саймона.

Последние слова Лиллиан произнесла медленно, ненавидя горький привкус, который они оставили у нее во рту.

— Ты уже говорила это раньше, — нахмурилась Габби, — но я не знаю, справедливо ли это, Лиллиан. Пока Саймон не давал тебе повода поверить, что он волокита и развратник. Какой ему в этом смысл, когда вокруг столько других женщин, которые не станут сопротивляться знакам внимания с его стороны?

Лиллиан закусила губу, стараясь оттолкнуть призрачную надежду, проснувшуюся в ней, когда подумала, что действительно могла понравиться Саймону, как он утверждал. Проклятие, она не хотела этого!

— Ты права, — произнесла Лиллиан. — Но это ничего не меняет. Я не должна была желать этого поцелуя. Я не должна была хотеть Саймона.

— Тем не менее ты хочешь.

Лиллиан пристально посмотрела на Габби, встала и отошла в сторону.

— Нет, я хотела и больше не хочу.

— Да? — рассмеялась Габби, но в ее смехе не было злобы. — Тогда почему ты прикасаешься к губам и краснеешь?

Лиллиан тяжело сглотнула. Она и не осознавала, что делает это. Подобные незначительные нервные привычки были красноречивее всяких слов. Как и тот факт, что ее сердце подпрыгивало всякий раз, когда она представляла, как за несколько секунд до поцелуя к ней приближается красивое лицо Саймона. Даже сейчас от этого воспоминания по телу прокатилась дрожь.

— Ладно, — призналась она, — вопреки моим самым лучшим намерениям меня тянет к нему, Габби. Я хочу его так, как никогда не хотела ни одного мужчину с тех пор, как выхожу в свет. Но с этим человеком мне никогда вместе не быть.

Габби посмотрела на нее, шутливое выражение исчезло с ее лица, уступив место серьезности.

— Объясни, что я должна делать теперь? — вздохнула Лиллиан.

— Если бы я знала, — прошептала Габби.

— И я не знаю. — Лиллиан направилась к двери. — Не знаю.

Завтрак, который был накрыт прислугой в имении Биллингема, поражал роскошью и обилием. В мармитах^[1] можно было отыскать блюда на любой, самый изысканный вкус. Обычно Саймон пропускал подобные мероприятия с обилием еды во время приемов в имении, предпочитая вместо этого простую пищу, и завтракал у себя.

Но сегодня утром он оказался среди гостей, наблюдая, как они накладывают еду в свои тарелки и собираются за столами, расставленными в столовой, чтобы поговорить и поглазеть на него. Внимание со стороны женщин напомнило ему, почему он обычно пропускал подобные мероприятия, но он все равно заставлял себя улыбаться гостям.

Все это стоило того, потому что он ждал, ждал Лиллиан. Он не переставал думать о ней с тех пор, как последний раз видел ее, с момента того самого поцелуя на террасе. И пусть это казалось невозможным, но он не мог не думать о предложении Риса сделать ее своей любовницей.

За те несколько часов, что ему удалось поспать, он даже увидел несколько очень подробных снов об этом. Это были сны, в которых Лиллиан проскальзывала к нему под простыни, ее прохладная обнаженная кожа касалась его кожи. Сны, где ее белокурые, с медовым оттенком, волосы скользили сквозь его пальцы, щекотали грудь, обвивались вокруг восставшей плоти, а губы ласкали эту плоть.

Саймон вздрогнул, почувствовав, как болезненно набухает плоть. Так совсем не годится. Он должен перестать думать о подобных вещах. И в этот самый момент под руку со своей подругой леди Габриэлой в дверях появилась Лиллиан.

И хотя наряд леди Габриэлы был намного экстравагантнее и ее даже можно было считать более красивой, Саймон не мог оторвать глаз от Лиллиан. Он запоминал черты ее лица, пока она медленно обводила взглядом помещение.

Наконец ее взгляд остановился на Саймоне, и они просто долго и пристально смотрели друг на друга. Потом ее подруга что-то шепнула ей на ухо, Лиллиан покраснела, отвернулась и подошла к столу.

Саймон видел, как она рассеянно наполняет свою тарелку, почти не глядя на то, что выбирает. Когда она заняла место за столом подальше от него, он встал и направился к ней. Саймон остро ощущал, что взгляды всех присутствующих здесь гостей последовали за ним. Лиллиан сидела прямо, словно аршин проглотила, и, конечно, тоже все видела.

— Доброе утро, мисс Мейхью, — произнес Саймон, останавливаясь рядом с Лиллиан. — Можно мне присоединиться к вам?

Он видел, как она взглядом искала подругу, но леди Габриэла не спешила с выбором блюд. А когда увидела, что рядом с Лиллиан стоит Саймон, просто села за другой стол. Лиллиан так сердито посмотрела на нее, что Саймону показалось, будто он услышал, как она пробормотала в ее адрес «предательница», и только потом кивнула ему в ответ.

— Конечно, ваша светлость. В конце концов, это ваш дом.

Лиллиан указала на стул напротив нее, но Саймон выбрал тот, что стоял рядом с ней.

— Мне кажется, вы чувствуете себя неловко, — улыбнулся Саймон.

Лиллиан густо покраснела, и его улыбка превратилась в ухмылку. Ему было забавно подразнить ее немного.

— Ничего подобного, — процедила сквозь зубы Лиллиан, тем самым опровергая сказанное.

— Понятно, — кивнул Саймон и притворился, что задумался на минутку. — Я подумал, может быть, вы хотите поговорить о том, что произошло вчера.

— Пожалуйста, следите за своим тоном.

Лиллиан быстрым взглядом окинула комнату, чтобы понять, не слышал ли кто-нибудь его слова. Когда стало ясно, что все смотрят на них, но ничего не слышат, она прошептала:

— Этого не должно было случиться.

Саймон пожал плечами. Она могла говорить все, что угодно, но от него не укрылся тот факт, что она не отрывала глаз от его рта. Пусть она не признает это, но тот поцелуй был желанным, и она хотела получить еще один.

— Наверно, это так, — откликнулся Саймон. — Мне кажется, правила приличия диктуют, что мы не должны были целоваться.

— Именно так, ваша светлость. Я рада, что вы это понимаете.

И все же вид у Лиллиан был не особенно радостный, пока она возила вилкой по тарелке.

— Но я бы солгал, — Саймон придвинулся немного ближе, — если бы не признался, что хочу, чтобы это повторилось.

Вилка стукнула о край тарелки, и Лиллиан повернулась к Саймону. В ее широко раскрытых глазах плескалось недоверие, которое болью отозвалось в сердце Саймона. Неужели она настолько осторожна, что не может поверить в свою привлекательность для мужчины?

Как ему хотелось доказать ей обратное… Защитить ее, хотя это желание показалось ему очень странным, ведь он почти не знает ее. Но ему хотелось узнать ее. Даже если все это ничем не закончится, все равно.

— Не могли бы вы позже встретиться со мной в библиотеке? — услышал свой шепот Саймон.

Последовала долгая пауза, прежде чем Лиллиан покачала головой, словно пробуждаясь от сна или заклинания.

— Нет, — прошептала она, хотя в ее голосе прозвучало мало уверенности. — Я… я не могу.

Несмотря на отказ, Саймон улыбнулся. Было совершенно очевидно, что она сказала «нет» только потому, что должна была так ответить. Стоит ему немного поработать в этом направлении, и, Саймон был уверен, она в конце концов скажет «да».

— Я, конечно, понимаю, что вы боитесь, — сказал Саймон, вставая со стула.

Он едва не рассмеялся, когда ее губы раскрылись в безмолвной ярости, ведь он только что обвинил ее в трусости.

— Если вы передумаете, я буду там после чая. До свидания, мисс Мейхью.

Саймон повернулся и ушел, оставив ее изумленно смотреть ему вслед.

Глава 8

Лиллиан рассеянно помешивала чай и безумными глазами смотрела на Габби. Последние несколько часов она усиленно изображала из себя вежливую гостью. Она приняла участие, правда совсем вялое, в игре в вист, поговорила с графиней Гемпшир о достоинствах шелка по сравнению с атласом и обсудила, какие цвета будут в моде в этом сезоне.

Она даже умудрилась выдержать прогулку по парку с леди Порцией и леди Пенелопой, дочками-близнецами маркиза Дриздейла, которые были готовы без конца говорить о Саймоне.

Но ничто из перечисленного не помогало ей избавиться от постоянной мысли о приглашении, которое сделал Саймон: присоединиться к нему в библиотеке после чая. Чем быстрее исчезали за столом чай с печеньем, тем больше нервничала и сомневалась Лиллиан Правильно ли она сделала, что отказалась?

— Ты должна перестать суетиться, Лиллиан, — мягко сказала Габби. — Твоя суета привлекает внимание больше, чем ухаживания Саймона.

Лиллиан заставила себя унять дрожь в коленках и глубоко вздохнула.

— Знаешь, когда я узнала, что ты приглашена в дом Саймона, когда поняла, что, присоединившись к тебе, смогу осмотреть этот дом и, возможно, найду доказательства двуличности его отца, я думала, что учла все непредвиденные обстоятельства, — прошептала Лиллиан. — Но я ошиблась, Габби. Я никогда не думала, что Саймон Крэторн так явно обратит на меня внимание или что он предпримет попытки ухаживать за мной!

— Я не знаю, почему ты сомневаешься, — тихо сказала подруга. — Ты очень красивая молодая женщина, умная к тому же. Ты притягиваешь внимание мужчин.

— И большинство из них уходит, как только слышит историю моей матери! — с горечью в голосе воскликнула Лиллиан. — Хотя Саймона это не остановило. Его продолжающееся преследование лишило меня всех шансов добиться цели, ради которой я приехала сюда. Что мне делать?

— Я думаю, — Габби закусила губу, — это зависит от того, насколько далеко ты готова зайти в поисках доказательств, что покойный герцог был вовсе не таким, каким представал перед обществом.

Лиллиан на мгновение задумалась. В ушах звенели предсмертные слова отца. Для нее он говорил их или нет, но они были наполнены острой болью и сожалением, что он не отомстил за мать. Отец хотел возмездия, но Лиллиан не могла доверить это дело Джеку. Ее брат уже упустил шанс встретиться лицом к лицу с Роджером Крэторном, дождавшись, пока старик умер. К тому времени, когда Джек выйдет из затуманенного алкоголем состояния, он уже ничего дельного не сможет предпринять.

Но Лиллиан здесь. Она сможет найти секреты герцога и сделать их достоянием общественности. Именно сейчас, пока все это еще имеет значение, пока имя Крэторна не превратилось в историю и не перестало волновать высший свет.

Покойный герцог уничтожил хрупкую душу матери. Она заслужила, чтобы за нее отомстили.

— У меня нет выбора. Я должна идти до конца, — подвела черту Лиллиан, чувствуя, как ее заполняет странное ощущение страха.

— Тогда ты должна пойти к нему, — прошептана Габби, наморщив лоб.

— Что?! — воскликнула Лиллиан намного громче, чем хотела.

И в ту же секунду несколько голов повернулись в их направлении. Одни смотрели с интересом, другие — с презрением. Лиллиан покраснела.

— Почему ты так говоришь? — спросила она, но на этот раз тише.

— Второго шанса побывать в этом доме у тебя не будет. — Габби накрыла своей рукой руку подруги. — Леди Биллингем никогда не допустит этого. Ты же помнишь ее разговор с тобой на балу.

От этих воспоминаний у Лиллиан сжались кулаки, но Габби была права. Вчера вечером герцогиня дала понять, что сделает все, что в ее власти, чтобы Лиллиан никогда больше не появлялась ни в ее доме, ни рядом с ее сыном.

— Если это так, — продолжала Габби, — у тебя никогда больше не будет возможности поискать что-то, после того как ты уедешь. Мне неприятно говорить об этом, и я вовсе не сторонница такого поведения, но, возможно, использование этой ситуации и внимания и интереса со стороны Саймона — лучший способ приблизиться к правде.

— О чем мы и раньше говорили, — вяло и безжизненно сказала Лиллиан. — Ты продолжаешь думать, что Саймон может что-то невольно сказать об отце. Или случайно проговориться, где и как лучше искать его тайны.

— Да, — медленно кивнула Габби.

Лиллиан закрыла глаза, чувствуя приступ тошноты.

— Я не хочу быть такой. Настолько равнодушной, чтобы использовать чьи-то чувства в собственных целях.

— Ты пытаешься доказать, что этот человек был ужасным предателем и лжецом, — мягко заметила Габби. — Мне кажется, это невозможно сделать, не потеряв частичку своей души. Именно поэтому я вообще не решалась помогать тебе в этом деле.

Лиллиан спокойно посмотрела на подругу. Несмотря на то что Габби была моложе, мудрости в ней было больше. В сказанном ею был смысл.

— В таком случае я должна, так или иначе, подчинить себя поставленной цели, — произнесла, выпрямляясь, Лиллиан. — Больше никаких рассуждений о правильном и неправильном.

— Должна, — кивнула Габби. — Только поторопись, мне кажется, герцог ждет.

* * *

Саймон со вздохом откинулся в кресле. Обычно в библиотеке к нему приходило ощущение мира и покоя, но сегодня он допустил ошибку, принеся с собой стопку отцовских бумаг и намереваясь разобрать их, пока со слабой надеждой ждал прихода Лиллиан.

Проведя последние полчаса за разбором бумаг, Саймон готов был выть от разочарования и скуки. Это была обыкновенная куча мусора, в которой он нашел цены на оборудование двадцатилетней давности, списки местных фермеров, которые работали еще на его деда, и рекомендации на слуг, которые умерли, когда Саймон был еще ребенком.

Честно говоря, Саймон никогда не понимал, как его отец был одновременно таким неорганизованным и таким талантливым. Ему пришла в голову мысль складывать бесполезные бумаги в отдельную стопку и уничтожать. Нет смысла хранить то, что ему не нужно или что не отслеживает истории семьи.

Дверь в библиотеку открылась, Саймон поднял голову и мгновенно забыл о своем разочаровании. Лиллиан застыла у двери, словно еще не решила, войти ей или нет.

Отложив бумаги в сторону, Саймон встал.

— Привет, Лиллиан. Я рад, что ты здесь.

На самом деле Саймон был потрясен. Учитывая ее утренний ответ, он был уверен, что она не придет. Если бы он был азартным человеком, он бы поспорил, что для того, чтобы она пришла сюда, потребуется еще несколько раз умолять ее об этом.

Впрочем, на что тут было жаловаться, когда она вошла в библиотеку и суетливо сложила руки перед собой? Она была необыкновенно красива. Ее простое, но симпатичное платье теплого зеленого цвета напоминало ему о весне, а в карих глазах танцевали зеленые искорки. Волосы в сложной прическе из завитков и кос были похожи на струи текущего меда, несколько прядей изящно спускались к подбородку. Саймон вдруг вспомнил, что, когда они целовались, ее волосы пахли лимоном.

— Не знаю, почему я пришла, — покраснев, ответила Лиллиан.

Она подняла глаза, и ее взгляд наткнулся на стопку бумаг на маленьком столике рядом с Саймоном. Он растерялся, когда она вдруг, подняв руки, отступила назад.

— Я вижу, что нарушила ваше уединение.

— Нет-нет, — Саймон сделал несколько шагов в ее сторону, — я просил тебя прийти. Пожалуйста, заходи.

Лиллиан еще несколько мгновений сомневалась, потом кивнула и переступила порог библиотеки. Она нерешительно прошла в комнату; как будто, с каждым шагом приближаясь к нему, она ставила под вопрос благоразумность своего поступка.

— Ты сомневаешься, — нахмурился Саймон. — Это из-за поцелуя?

Лиллиан остановилась в нескольких шагах от него и с изумлением посмотрела на Саймона, очевидно, пораженная его дерзостью. По правде говоря, так оно и было, но не потому, что это было у него в характере. Просто Лиллиан, кажется, разбудила в нем самые смелые желания.

— Мы оба хотели этого, Лиллиан, — продолжил Саймон, когда не дождался ответа. — В этом нет ничего постыдного.

Лиллиан открыла рот, словно хотела опровергнуть его слова, но тут же закрыла его. Саймон улыбнулся. Ей нечего было возразить.

— Садись, пожалуйста.

Но Лиллиан настороженно смотрела на стул рядом с ним.

— Я не собираюсь соблазнять тебя, если только ты сама этого не захочешь, — подмигнул Саймон.

Но Лиллиан не засмеялась над его шуткой и не притворилась испуганной, она вздрогнула, и улыбка с лица Саймона мгновенно пропала.

— Прости, это была неудачная шутка.

Лиллиан медленно покачала головой и присела на предложенный стул рядом с ним.

— Нет, ваша светлость. Просто это неизведанная для меня территория. И хотя я уже довольно давно выхожу в свет, мне кажется, еще ни один мужчина не преследовал меня так настойчиво.

— Н-да. И тебя это беспокоит?

— Тот факт, что мы целовались после столь короткого периода знакомства, — Лиллиан пожала плечами, — и что мне… понравилось целоваться с вами… Да, меня это беспокоит.

Саймон склонил голову набок. Обычно женщина бывает более скрытной, но честность Лиллиан в одинаковой мере и удивляла, и волновала его. Как ему хотелось снова поцеловать ее! Но в такой момент, когда она полна сомнений, так вести себя с ней неправильно.

— Мы два взрослых человека, которые целовались, потому что оба хотели этого, — тихо сказал Саймон. — Мы не нарушали никаких законов. Поверь мне. Я работаю в парламенте, и я бы обязательно знал об этом.

К его удовольствию, Лиллиан посмотрела на него, и на этот раз с улыбкой. Саймон: понял, что ее улыбка впервые была искренней, а не просто вежливой, и у него перехватило дыхание. В глазах Лиллиан появился блеск, как будто все происходившее между ними было очаровательной тайной шуткой.

— Возможно, вы правы, законы не нарушены, — откликнулась Лиллиан, и с ее плеч спало напряжение. — Я даже признаю вашу правоту в том, что мы оба хотели этого поцелуя. Но у меня остался вопрос.

Саймон слегка кивнул, словно дал молчаливое согласие задать вопрос.

— Что нам теперь делать, Саймон?

И снова ее прямолинейность удивила Саймона. И заинтриговала его еще больше. Молодые дебютантки сезона, у которых в голове мода и замужество, говорят только то, что, по их мнению, поможет им в достижении цели. Искренность Лиллиан была сродни свежему весеннему ветерку среди навязчивого парфюма.

— Я не делал секрета из того, что ты мне интересна, — сказал Саймон, наклоняясь к ней, чтобы быть ближе. — И желанна тоже.

Главной наградой для Саймона стал ее милый румянец на лице.

— Не знаю, к чему это приведет, однако я бы хотел получить шанс узнать друг друга лучше. Если это влечение усилится, если ты посчитаешь меня хоть немного интересным, тогда у нас, возможно, есть будущее.

Саймон вновь представил Лиллиан, лежащую у него в кровати, но тут же отогнал от себя подобные мысли.

Лиллиан поерзала на стуле — очевидно, она чувствовала себя неловко от такого разговора.

— Ты уверен, что хочешь хотя бы просто дружить со мной? Ведь совершенно очевидно, что подобные отношения никто не одобрит из-за прошлого моей семьи, и особенно твоя мать.

Саймон нахмурился. По лицу Лиллиан промелькнуло горестное выражение, и он понял, что она думает о смерти матери. И все же пока еще не наступило время задать деликатный вопрос о самоубийстве ее матери. Лиллиан мало доверяла ему, и Саймон боялся, что спугнет ее своими расспросами о таком горе.

Но он мог хоть немного приоткрыть завесу тайны, рассказав ей о собственной жизни.

— Мы с матерью далеки друг от друга, Лиллиан. Я уже давно привык к осуждению с ее стороны, так что даже боюсь, что просто растеряюсь и не буду знать, как поступить, если она вдруг что-то одобрит.

Лиллиан смотрела на него, и было заметно, как смягчились черты ее лица. Если признание Саймона и удивило ее, то это никак не отразилось у нее на лице. Там можно было увидеть только сопереживание. Не жалость, нет, а чувство понимания.

— Ты, наверно, тяжело переживаешь это, — прошептала Лиллиан, — потому что видно, что ты дорожишь отношениями, которые установились у тебя с сестрой и отцом.

— Переживал когда-то. — Саймон пожал плечами, с притворной легкостью отвергая накопившиеся смятение и боль. — Теперь ее чувства ко мне просто… есть, и все.

Повисла долгая тишина, но она не вызывала неловких ощущений. Когда Лиллиан заговорила снова, речь шла уже совершенно о другом, и Саймон был рад этому.

— А что это за бумаги, милорд?

— Означает ли это, — улыбнулся Саймон, — что ты забудешь о мнении моей матери и примешь предложение провести немного больше времени вместе?

Лиллиан немного посомневалась, прежде чем кивнула.

Саймон ухмыльнулся, потом собрал бумаги на столе и протянул Лиллиан:

— Боюсь, здесь нет ничего интересного. Просто кое-какие записи отца.

К его удивлению, Лиллиан как-то странно выдохнула, и бумаги разлетелись по полу к ее ногам. Они оба наклонились, чтобы собрать их.

— Извини, — дрожащим голосом сказала Лиллиан, передавая Саймону листок за листком.

Он обратил внимание, что она взглянула на каждую бумагу.

— Значит, ты приводишь в порядок его имение?

Саймон кивнул, отложил бумаги в сторону и помог Лиллиан сесть на стул.

— По крайней мере пытаюсь. Он был довольно неорганизованным человеком, и состояние его кабинета немного смущает.

— Понятно. — Лиллиан тяжело сглотнула. — И что ты уже узнал о нем?

Саймон нахмурился. Странный способ задавать вопрос. Он сомневался, что узнает об отце что-то такое важное, что до сих пор еще не было известно ему. Герцог был похож на открытую книгу, прожив свою жизнь на виду y вcex. Поэтому он и пользовался таким уважением.

— Пока мне лишь известно, что он решил не оставлять овец на северных полях и что побеседовал с четырнадцатью кандидатами на место дворецкого в один из его любимых домов в Лондоне, — вздохнув, ответил Саймон.

Лиллиан откинулась назад, смущенно нахмурив брови.

— Прости, я не поняла.

— Мой отец записывал все подряд, — снисходительно улыбнулся Саймон, — и то, что важно, и всякую домашнюю мелочь.

Лиллиан задумалась, и Саймону показалось, что он видит, как она глотает слюну.

— Все подряд? — переспросила она.

— Да. И теперь очень трудно разобрать все это.

Ее взгляд метнулся к Саймону, коротко задержался там и упорхнул в сторону.

— Если тебе понадобится моя помощь…

Саймон наклонил голову, чтобы поближе рассмотреть ее. У него все всколыхнулось внутри, когда Лиллиан заправила за ухо выбившуюся прядь волос. Он заметил, какой у нее изящный изгиб шеи, и почувствовал безудержное желание исследовать его губами.

Но вместо этого он потянулся к ней и провел кончиком пальца по ее щеке. Она вздрогнула от прикосновения и посмотрела на него, но не отшатнулась, когда он обвел линию ее подбородка и спустился к пульсирующей жилке у основания шеи.

— Поверь мне, Лиллиан, если я и попрошу тебя о чем-то, то не об услугах секретаря, — прошептал Саймон.

Когда она осознала смысл сказанного, у нее немного приоткрылись губы, она заморгала ресницами и прошептала:

— Саймон…

Саймон закрыл глаза от удовольствия. Он обожал звук своего имени, когда оно слетало с ее пухлых губ.

— Скажи еще раз, — пробормотал он, запуская пальцы ей в волосы и наклоняя ее голову.

Потом он наклонился к ней сам и приблизил свои губы к ее губам.

— Что? — только и смогла выдохнуть Лиллиан, потому что у нее перехватило дыхание.

— Мое имя, — пробормотал Саймон. — Скажи его, пожалуйста.

— Саймон, — спустя мгновение выполнила его просьбу Лиллиан, но голос у нее прервался от волнения.

Саймон удовлетворенно, вздохнул и прижался к ее губам. И так же, как на террасе, Лиллиан прильнула к нему, и ее губы покорно раскрылись ему навстречу. Саймон соскользнул со стула и, не прерывая поцелуя, опустился перед ней на колени.

Теперь его положение было немного ниже, чем Лиллиан, но она подстроилась под него, немного изменив наклон головы, так что он мог продолжать исследовать влажные глубины ее рта. Когда он обнял ее и прижал к себе, Лиллиан вздохнула. А когда он нежно пососал ее язык, она соскользнула со стула и тоже опустилась на колени, ее объятия стали крепче, и она тихо выдохнула жалобный звук желания и капитуляции.

Внутри Саймона росло удовольствие. И хотя желание обладать ею стучало в голове, как тысяча лошадиных копыт, у него все же хватило здравого смысла, чтобы понять, что это свидание, этот поцелуй быстро выходят из-под контроля. Дверь в библиотеку оставалась открытой, и в отличие от террасы, если кто-нибудь застанет их в такой ситуации, это может грозить бедой. Лиллиан — леди, они будут вынуждены пожениться, лишив друг друга любого другого выбора. Саймон этого не хотел.

С трудом он заставил себя оторваться от ее губ. Лиллиан смотрела на него, растерянно моргая.

— Видит Бог, я мог бы заниматься этим весь день, — произнес Саймон, убирая с ее щеки упавший локон. — Но так мы навлекаем на себя опасность.

Саймон встал на ноги и помог встать Лиллиан. Она вспыхнула и стала бессмысленно поправлять юбки.

— Я… это не похоже на меня, — пробормотала Лиллиан.

— И на меня тоже, — тихо откликнулся Саймон. — Отчасти именно из-за этого моя собственная реакция вызывает во мне огромный интерес. Но сейчас я больше не вынесу оставаться с тобой наедине.

Лиллиан кивнула, отступая назад.

— Я должна идти. Меня ожидают для прогулки в деревню.

— До свидания, Лиллиан, — улыбнулся Саймон.

— До свидания, ваша светлость… Саймон, — прошептала Лиллиан и поспешила уйти из библиотеки.

Саймон смотрел ей вслед. Он подозревал, что не одинок в своем желании. От подобной мысли он чувствовал не только волнение, но и разочарование. Она отвергала его на каждом шагу, а он хотел ее так отчаянно, что это начинало граничить с навязчивой идеей. И единственный способ заполучить ее — либо предложить брак, которого, по ее утверждению, она не хочет, либо воспользоваться советом Риса и стать ее покровителем.

Ситуация была очень запутанная. Из-за нее он оказался в трудном, болезненном и совершенно заколдованном состоянии.

Глава 9

— Как замечательно, что вы смогли присоединиться к нам сегодня, мисс Мейхью.

Лиллиан вздрогнула. Из задумчивого состояния ее вывели высокие нотки голоса леди Эвелин, дочери одного из многочисленных джентльменов, приглашенной на прием к Саймону. К сожалению, Лиллиан не помнила точно, кто отец этой девушки и разговаривала ли она с ней раньше. Она подняла на нее глаза и постаралась вернуться к реальности.

Лиллиан стояла в центре деревенского магазина тканей с десятком других женщин, приехавших в гости к Саймону. В душе она ругала себя за рассеянность и мысли о страстном и неожиданном поцелуе, который она позволила Саймону в библиотеке.

— С-спасибо, леди Эвелин, — сдавленно ответила Лиллиан, снова стараясь избавиться от воспоминаний. — День был чудесный.

— И все же, — леди Эвелин взяла экстравагантную шляпку и примерила ее на себя, крутясь перед зеркалом, — вы, наверно, чувствовали себя неловко.

— Неловко? — переспросила Лиллиан, подавив зевок.

Девушка украдкой покосилась в ее сторону, и Лиллиан мгновенно увидела злобно поджатые губы. Она вздохнула, приготовившись выслушать то, что собиралась сказать леди Эвелин.

— Я слышала много разговоров о том, что после смерти отца вы остались без денег. Как вам, должно быть, трудно находиться в магазине с другими женщинами, которые… не стеснены в деньгах.

Лиллиан не ответила, тогда леди Эвелин со сладкой улыбкой, которая, очевидно, должна была замаскировать злорадство, продолжила:

— Для меня это было бы самым ужасным, если бы я не могла покупать всякие там мелочи, которые и придают смысл жизни. А вы вряд ли можете позволить себе булавку для шляпки!

— В самом деле, — тихо сказала Лиллиан, глядя в невинные глаза леди Эвелин. — Прошу прощения.

Лиллиан повернулась и устремилась к выходу. Ей вдруг стало душно. Как хотелось сделать глоток свежего воздуха и быть подальше от этих ревнивых гарпий, которые не могли пережить, что их добыча, величественный герцог Биллингем, обратил внимание на женщину, которую они считали недостойной!

Лиллиан толкнула дверь, вышла на улицу и отпустила дверь, чтобы она закрылась. Не услышав колокольчика, который сигнализировал бы, что дверь закрылась, она обернулась. В дверях стояла молодая женщина. Лиллиан напряглась, узнав в ней леди Энн, невесту друга Саймона, герцога Уэверли, который неодобрительно отнесся к Лиллиан.

Лиллиан могла только догадываться, какие язвительные замечания сейчас последуют в ее адрес, но все же сделала попытку улыбнуться. Совершенно неожиданно Энн искренне и дружелюбно улыбнулась ей в ответ.

Она вышла на улицу следом за Лиллиан и закрыла за собой дверь.

— Me обращайте внимания на Эвелин, — сказала Энн, немного закатив глаза. — Она всегда отличалась сварливостью и всегда была неравнодушна к Саймону, несмотря на все его усилия любезно отделаться от нее.

Лиллиан широко раскрытыми глазами смотрела на леди Энн, Такой откровенный разговор редко услышишь от женщины подобного положения.

— Я… я не знала, что вы слышали наш разговор, миледи, — с запинкой произнесла Лиллиан.

— С момента своего приезда я все пыталась поговорить с вами наедине, но обстоятельства вечно мешали этому. Сегодня у меня появился такой шанс, но я не пыталась подслушивать.

— Я не собиралась подозревать вас…

— Конечно, нет, моя дорогая, — махнула рукой Энн, перебив Лиллиан. — Не хотите прогуляться со мной в имение?

— Но остальные…

Лиллиан оглянулась на дверь магазина.

— Моя дуэнья осталась в магазине, я предупредила ее, что мы вдвоем собираемся уйти пораньше. Она позаботится, чтобы нас не ждали и не искали.

— Хорошо, — кивнула Лиллиан, понимая, что возразить больше нечего.

К ее удивлению, леди Энн взяла ее под руку, и они направились по вымощенной булыжником улице к имению Биллингема, которое находилось примерно в миле отсюда.

— Вы когда-нибудь бывали в Биллингеме раньше, до этого приема? — спросила леди Энн.

— Нет, — покачала головой Лиллиан.

По правде говоря, она вообще редко покидала Лондон, только говорить об этом не собиралась. Это лишний раз напомнит о ее месте в обществе, а Лиллиан поняла, что ей не хочется, чтобы леди Энн была невысокого мнения о ней.

— Мне кажется, это одно из самых симпатичных имений во всей округе, — сказала леди Энн с глубоким вздохом наслаждения. Потом рассмеялась и покосилась на Лиллиан. — Только не рассказывайте Уэверли, что я так сказала. Он станет спорить, потому что считает, что его имение должно быть лучшим во всех отношениях.

— Обещаю, это станет нашим секретом, миледи, — ответила Лиллиан и вдруг поняла, что тоже смеется вместе с леди Энн.

— Замечательно, — улыбнулась леди Энн. — Но я настаиваю, чтобы ты называла меня Энн.

Лиллиан вспыхнула, но это случилось от удовольствия.

— Вы уверены? Мне бы не хотелось демонстрировать неуважение.

— Я думаю, что официальное обращение продемонстрирует еще большее неуважение ко мне, поскольку нам предназначено быть друзьями, — опять засмеялась Энн. — Я совсем скоро выхожу замуж за Уэверли. Он лучший друг Саймона, ты знаешь, они подружились, когда еще учились в школе. Я думаю, что в будущем мы станем проводить много времени в компании друг друга.

Лиллиан приподняла брови, не понимая, о чем говорит Энн. Потом до нее дошел смысл сказанного. Она резко остановилась, и поскольку они шли под руку, Энн пришлось тоже остановиться.

— Миледи… Энн… Мне кажется, здесь какое-то недоразумение. Герцог не делал мне предложения, и я его не принимала. — У Лиллиан покраснели щеки, когда она подумала о бесконечно страстном свидании, которое состоялось у них с Саймоном в библиотеке несколько часов назад, но эту мысль она поспешила отогнать прочь. — Мне бы не хотелось заставлять вас думать, что между нами существует нечто большее, чем есть на самом деле.

— Я знаю, что это так, — ответила Энн. — Но Саймон, приняв титул герцога, теперь активно ищет невесту.

— Уверяю, это не имеет ко мне никакого отношения! — настаивала Лиллиан, слыша громкий стук своего сердца.

— Возможно, — снисходительно улыбнулась Энн. — Но мы с Уэверли были помолвлены с самого детства, поэтому Саймона я знаю много лет. Никогда прежде я не видела, чтобы он проявлял такой интерес к женщине.

— Этого не может быть. — Лиллиан беспомощно заморгала. Ведь она почти убедила себя, что является лишь очередной победой для Саймона. — На этом приеме для него есть более подходящие невесты, и в Лондоне тоже.

Энн пожала плечами и сдвинулась с места, на этот раз заставив Лиллиан последовать за ней.

— В отличие от моего жениха я считаю, что существует много качеств, из которых складывается достойная пара. Конечно, есть те, кто заключает брак ради денег или только ради титула. Но мне кажется, что в нашем кругу самые счастливые союзы — те, где у пары общая цель, одинаковое восприятие мира и схожее чувство юмора и уровень интеллекта. По всем внешним признакам, похоже, вы с Саймоном очень подходите друг другу. По крайней мере что касается юмора и интеллекта.

Мысли Лиллиан невольно вновь вернулись к Саймону. И не только к его поцелую. Она подумала о том, как часто ей хотелось смеяться, когда она была с ним, или глубже проникнуть в его мысли. Неужели это то, о чем говорит леди Энн? Эта удивительная связь, которая намного теснее, чем только физическое желание.

Ее охватила дрожь, когда они поднялись на холм, откуда виднелся дом, возвышавшийся, как маяк на горизонте. Лиллиан не сводила с него глаз, пока они подходили ближе, и он становился все больше и больше.

— Я знакома с этим человеком всего несколько дней, — прошептала Лиллиан, — поэтому я просто не знаю, есть ли у нас что-то общее.

— Разумно, — откликнулась Энн, похлопав ее по руке. — Хотя я всегда дразнила Саймона, что, когда он найдет свою половинку, для него это будет как молния. Внезапная вспышка, от которой все остальные померкнут в его глазах. Мне будет очень интересно узнать, сбудутся ли мои предсказания.

— Я не знаю, но надеюсь, что, независимо от этого, мы станем друзьями, — тихо сказала Лиллиан.

Энн улыбнулась. В этот момент дворецкий открыл перед ними дверь, и они вместе вошли в солнечный холл.

— Ну конечно, Лиллиан! Я буду рада называть тебя подругой, независимо оттого, как сложатся обстоятельства в будущем. А теперь почему бы нам не пойти на террасу за домом и не попить чаю, пока не вернутся остальные? Я бы с удовольствием бессовестно посплетничала о платье, в котором вчера была леди Пенелопа. Ты когда-нибудь видела такой ужасный оттенок зеленого? Я слышала, она старалась подобрать его к глазам Саймона, но если это правда, то она потерпела страшную неудачу!

Лиллиан засмеялась и последовала за Энн на террасу. Ей очень нравилась леди Энн, но ее слова встревожили Лиллиан. С каждой минутой, с каждой встречей ситуация все больше и больше усложнялась. И она боялась, что результат никого не обрадует.

Особенно ее.

Саймон прочитал лежавшую перед ним бухгалтерскую книгу три раза, но слова и цифры все еще не укладывались в голове. Этого не может быть. Но ведь это почерк его отца, записи сделаны его рукой.

— У тебя взволнованный вид, в чем дело?

Саймон покачал головой, потом поднял глаза на Риса, который тоже сортировал стопки бумаг и просматривал бухгалтерские книги за несколько десятилетий, а теперь с беспокойством смотрел на друга.

— Мне непонятны эти записи.

Саймон поднял книгу, которую просматривал.

— Что там такое?

Саймон вновь посмотрел на строчки с именами и цифрами.

— Десять лет назад мой отец внес в палату лордов законопроект, который значительно облегчал условия работы людейна судоверфях. В палате были противники этого закона, люди, которые заработали свое состояние на спинах этих рабочих.

— Я что-то смутно припоминаю, — кивнул Рис. — Ходили слухи, что для отклонения этого закона давали взятки.

Саймон тяжело сглотнул, почувствовав приступ тошноты.

— Из этих записей видно, что отец действительно направил несколько платежей тем самым людям, которые возглавляли оппозицию. Тем, кого позже он обвинил во всех способах мошенничества ради достижения цели. — Саймон поднял глаза на Риса и увидел, что тот тоже смотрит на него. — Зачем отец делал это?

Его друг отвел взгляд, но Саймон заметил мелькнувшее в его глазах подозрение. Те же самые опасения, которые перевернули желудок Саймона.

— Я не знаю, Биллингем, — тихо ответил Рис. — Но я уверен, что этому есть объяснение. Возможно, твой отец надеялся с помощью денег добиться расположения своих оппонентов и позже убедить их встать на свою сторону. А может быть, они дали ему фальшивое обещание прекратить сопротивление, если он им заплатит.

— Отец всегда выступал против подобного рода политиканства. Кроме того, есть еще один очень крупный платеж, который прошел после того, как вся эта ситуация была исчерпана и забыта. Если отец пытался заплатить им за выход из оппозиции, то зачем он заплатил им еще, после того как они предали его?

Рис удивленно поднял брови. У Саймона совсем упало сердце. Существовало только одно очевидное объяснение поведения отца, хоть он и не хотел думать об этом. По крайней мере пока у него не появится дополнительная информация.

— Тебе попадались какие-нибудь другие бумаги, имеющие отношение к… — Саймон снова посмотрел на бухгалтерскую книгу, — лорду Кинстону или мистеру Ксавье Уоррену?

— Пока нет. — Рис пролистал бумаги, лежавшие на коленях. — А что?

— Этим двоим отец давал деньги для тех, кто находился в оппозиции. Любопытно, существуют ли другие бумаги или пояснения по данному делу?

— Подожди. — Рис вновь пролистал бумаги и достал конверт. — Вот, смотри, в обратном адресе указана фамилия Уоррена.

Саймон подошел к нему и взял конверт. Пока он открывал его, у него дрожали руки, хотя он не знал почему. Должно же быть разумное объяснение тому, что сделал его отец. Но то, что он обнаружил внутри, нисколько не облегчило его тревогу и замешательство.

— «Ваша светлость, я получил платеж, датированный тринадцатым июля. Можете считать этот вопрос закрытым и мое молчание — гарантированным. Ксавье Уоррен», — прочитал Саймон и посмотрел на Риса. — Молчание? Какое молчание мог покупать отец?

— Понятия не имею, — пожал плечами Рис. — Твой отец был выше всякого рода скандалов. Его очень уважали за честность и порядочность.

— И все же должно быть что-то еще, имеющее отношение к этому делу.

— Я полагаю, если есть бухгалтерская книга и письмо, — Рис осмотрелся вокруг, — значит, в этой комнате должны быть и другие доказательства. Теперь мы знаем, что надо искать.

Рис вновь углубился в бумаги, а Саймон, тяжело вздохнув, осмотрелся вокруг. Бумаг, которые предстояло просмотреть, было много, и теперь, когда он искал нечто конкретное, поиск приобрел дополнительный, но не особенно приятный смысл.

По правде говоря, Саймон не знал, хочет ли он найти что-то из того, что ищет.

* * *

Лиллиан откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. В комнате звучали успокаивающие звуки пианино и приятный голос Габби. Впервые с момента своего появления здесь Лиллиан ощущала покой.

Идея проведения музыкального вечера принадлежала герцогине. Она пригласила всех леди порадовать собравшихся своими талантами. Лиллиан была одной из немногих, кто не стремился поделиться своей «одаренностью». У нее никогда не было ни особой любви к музыке, ни голоса, ни терпения, чтобы профессионально овладеть игрой на пианино, арфе или каком-то другом инструменте, на котором должна уметь играть леди.

Герцогиня наверняка будет счастлива, когда Лиллиан не подойдет к инструменту. Эта женщина сидела рядом с ней весь вечер, и Лиллиан просто чувствовала поток презрения, исходивший от нее.

Лиллиан вздохнула, открыла глаза и одобрительно улыбнулась Габби, которая пела. Потом она стала осматривать комнату.

Смотреть на толпу, которая не подозревает, что за ней наблюдают, интересное занятие. Некоторые мужчины и женщины улыбались, явно наслаждаясь музыкой. Другие слушали с ревнивым выражением лица, особенно те, кто уже выступил и не обладал таким талантом, как ее подруга.

Среди собравшихся были и такие, кто откровенно скучал. Так, один джентльмен просто смотрел на карманные часы, как будто отсчитывал мгновения, когда все это закончится.

Лиллиан сдерживала улыбку, пока ее взгляд не наткнулся на Саймона. Он занял место в конце комнаты и так и стоял там, прислонившись к стене. Отделившись от толпы, он смотрел на Габби, но, похоже, не видел и не слышал ее.

Казалось, что он вообще далеко отсюда. Хмурое лицо, тревожно насупленные брови. Лиллиан затаив дыхание наблюдала за ним.

Зато время, которое они провели вместе, она, несомненно, стала лучше понимать его, потому что сейчас смогла уловить в его глазах печаль и отстраненную пустоту. А это значит, что он думает о неприятных вещах.

Внезапно Саймон моргнул, как будто почувствовал взгляд Лиллиан, нашел ее среди гостей и стал смотреть на нее. Уголки его губ приподнялись в легкой улыбке, и сердце Лиллиан невольно подпрыгнуло в груди.

Когда Саймон опять переключил свое внимание на Габби, Лиллиан вздохнула. Где-то глубоко внутри она почувствовала острую боль. И она знала причину этой боли.

Чувство вины.

Легко было планировать кончину честного имени умершего герцога Биллингема, пока она не познакомилась с его сыном. Пока не оказалась в его компании, она могла считать его семью заговорщиками или по крайней мере людьми, которые знали все о Роджере Крэторне, но не обращали на это внимания ради собственной выгоды. Но теперь, узнав Саймона немного лучше, почувствовав его поцелуй, услышав его честные и откровенные слова…

Лиллиан начинала понимать, что разрушит его мир, если осуществит планы, ради которых приехала сюда.

Может, она ошиблась. Может, стоит остановить это безумие, пока не поздно. Может…

Лиллиан не успела закончить свою мысль, как вдруг почувствовала резкий толчок в бок. Она испуганно повернулась и обнаружила, что на нее смотрит герцогиня, а ее длинный палец все еще находится там, куда она ткнула Лиллиан.

Их взгляды встретились, и герцогиня медленно покачала головой.

— Нет, мисс Мейхью. Не-ет, — пробормотала она тихим голосом, чтобы только Лиллиан слышала ее.

Лиллиан открыла рот от испуга и ярости, но тут же отвернулась от герцогини и стала смотреть вперед. Очевидно, его мать заметила, куда был направлен взгляд Лиллиан.

Интересно, насколько ей известно о лживости собственного мужа?

Лиллиан поджала губы. Завтра она поговорит с Саймоном. Она найдет справедливость, которую искал ее отец, и которую заслужила ее мать.

Она завершит поиски, которые привели ее сюда. Так или иначе.

Глава 10

Решительность Лиллиан отыскать источник беспокойства Саймона исчезла с восходом солнца, но она не обратила на это внимания. Она встала рано, умылась, оделась без помощи Мэгги. С тех пор как она осталась без служанки, у нее это хорошо получалось.

Вскоре Лиллиан уже осторожно шла по тихим коридорам особняка Биллингема в поисках Саймона. Она подозревала, что если вчера вечером он был так встревожен и расстроен, то вполне уже мог встать, продолжая размышлять над тем, что ввело его в такую печаль.

Но где он может быть?

Лиллиан решила начать с того места в доме, которое он обожал, и прокралась в библиотеку. Здесь было тихо и пусто, и даже огонь не горел в камине, только огромные окна пропускали свет утреннего солнца. Лиллиан осмотрелась вокруг, и на нее нахлынули воспоминания. Здесь они целовались. И этот поцелуй разбудил в ней что-то первобытное.

Что-то, чем она хотела пожертвовать ради последней воли отца и мести за мать.

— Прекрати, — пробормотала она себе, выходя из библиотеки и тихо прикрывая за собой дверь.

У нее не было времени на сожаления. Лиллиан решительно расправила плечи и продолжила осматривать основные комнаты. Гостиная оказалась пуста, как и библиотека. Наконец она подошла к двери комнаты, которую во время короткой экскурсии по дому несколько дней назад Саймон называл своим кабинетом. Она остановилась в нерешительности, слушая, как колотится сердце, потом, набравшись храбрости, постучала.

— Войдите, — послышался из комнаты голос Саймона, и Лиллиан отметила, что он звучал напряженно и устало.

Закусив губу, она вошла в кабинет. Когда глаза привыкли к тусклому свету, Лиллиан охнула и осмотрелась вокруг, потрясенная состоянием комнаты. Она вся была буквально завалена бумагами. Казалось, что здесь нет ни одного пустого угла, повсюду высились высокие горы беспорядочно сложенных бумажных стопок.

Саймон говорил, что отец хранил все, ничего не выбрасывая, но Лиллиан никогда не представляла себе такого беспорядка, как этот.

В центре этого хаоса она увидела Саймона, который сидел за огромным столом… или по крайней мере он показался Лиллиан огромным, настолько был завален бумагами. Склонив голову и нахмурив брови, Саймон читал. На стопке бумаг рядом с ним ненадежно стояла чашка чая.

Лиллиан вздрогнула. В этой комнате находилось прошлое герцога. Его правда. Возможно, все, ради чего она приехала сюда.

— Этот чайник можно забрать, и принесите свежий… — Саймон поднял глаза и замолчал. — О, Лиллиан, — он медленно встал и обошел вокруг стола, — прости, я решил, что это пришла служанка, чтобы принести мне свежий чай.

Лиллиан заставила себя улыбнуться, снова удивляясь неуловимой радости, которая вспыхнула в его глазах. Он был рад ее видеть, а она тайно строила планы против него.

— Доброе утро, Саймон, — выдохнула Лиллиан.

— Теперь, когда я увидел тебя, оно действительно доброе. — Саймон, улыбаясь, жестом пригласил ее сесть на один из пустых стульев в кабинете. — Что ты делаешь, проснувшись так рано?

Лиллиан вздернула подбородок, но не приняла приглашения присесть.

— В отличие от многих молодых леди здесь я никогда не чувствовала себя уютно, нежась в постели до обеда.

Лиллиан показалось, что во взгляде Саймона она заметила жаркие искры, но он только улыбнулся ей в ответ:

— Я понимаю. Чтобы удержать меня в постели после семи часов, надо иметь довольно серьезный повод.

У Лиллиан вспыхнули щеки, и она отвернулась. Она очень хорошо могла себе представить, какой повод он имел в виду. Лиллиан вдруг поняла, что слишком ясно представляет себе это, и громко откашлялась, чтобы избавиться от неуместных образов.

— На самом деле хочу признаться, что я из-за тебя встала так рано, — сказала Лиллиан, возвращаясь к действительности.

— Из-за меня? — Саймон сделал широкий шаг к ней навстречу. — Как интересно. Что же такое я сделал, чтобы заслужить твое внимание?

Лиллиан подняла на него глаза, и у нее сразу перехватило дыхание. Саймон пристально смотрел на нее, и она лишний раз убедилась, какие красивые у него глаза и каким страстным и сосредоточенным может быть его взгляд. Она с трудом сглотнула.

— Вчера на музыкальном вечере я заметила, что у тебя какой-то… встревоженный вид.

Саймон взглянул на нее из-под опущенных ресниц, и соблазнительный огонек в его глазах пропал, уступив место осторожности.

— Я подумала… То есть я надеялась, что смогу чем-то помочь тебе.

Он не ответил, только подошел еще ближе. Лиллиан наблюдала, как он приблизился, взял ее руку и поднес к губам. Она закрыла глаза и почувствовала, как подгибаются колени от охвативших ее неведомых раньше ощущений, затронувших все без исключения нервные окончания в теле. В это мгновение жаркая волна захлестнула ее, и Лиллиан испугалась, что мужчина, который разжег в ней такой пожар, возможно, единственный, кто может погасить его.

— Милая моя Лиллиан, — прошептал Саймон, крепче прижимая ее к себе.

Лиллиан открыла глаза. Его руки обвивались вокруг ее тела, и она прильнула к его груди практически против своей воли.

Она подняла голову, безмолвно предлагая ему свои губы, и он завладел ими с такой нежностью, что на глаза Лиллиан навернулись слезы.

Когда Лиллиан была обычной маленькой девочкой, она мечтала о мужчине, который будет целовать ее именно так. И пусть эти мечты угасли под влиянием не зависящих от нее обстоятельств, но они не умерли. Однако тот, кто в точности исполнял ее фантазии, оказался наверняка самым неподходящим выбором.

Эти мысли не остановили Лиллиан, она раскрыла губы, и ее язык сам скользнул ему навстречу. Она застонала от удовольствия, когда тонкая нить его самообладания лопнула и поцелуй из нежного превратился в страстный.

Внезапно Лиллиан поняла, что перемещается. Саймон повернул ее так, что она оказалась спиной к столу. Он приподнял ее, посадил на край и еще крепче прижал к себе. Как и за день до этого в библиотеке, Лиллиан почувствовала, как что-то изменилось в их объятиях, когда Саймон дал волю страсти.

Но на этот раз она ощутила кое-что еще. Безумие. Неистовую нужду замаскировать что-то неприятное.

Лиллиан было знакомо подобное состояние. Как часто ей самой хотелось любыми возможными способами заставить боль уйти!

Но странно, ей хотелось преподнести Саймону такой подарок. Ей хотелось заставить его забыть то, что не давало ему покоя, снять с него груз печали, подарив себя. И возможно, избавиться и от своих тяжких мыслей.

Наверное, в это мгновение в ней произошла какая-то перемена, которая позволила ему почувствовать ее капитуляцию, потому что из горла Саймона вырвался низкий протяжный стон удовольствия. Он выгнулся ей навстречу, сдвигая стопки бумаг на столе за ее спиной и сбрасывая их на пол. Но Лиллиан забыла обо всем на свете, когда почувствовала, как его твердая плоть уткнулась ей в живот.

У нее не было опыта плотских наслаждений, но она слышала об этом от замужних подруг и видела картинки в нескольких сомнительных книжках, которые кто-то из слуг случайно оставил на виду. В отличие от многих своих сверстниц Лиллиан никогда не ощущала страха при мысли о том, что мужская плоть проникнет в ее тело.

Волнение и робость — да. Но не страх, нет.

Именно эти эмоции охватили ее, когда она почувствовала желание Саймона. Она вдруг неожиданно для себя приподнялась, качнулась к нему, уцепившись пальцами за воротник его рубашки. Рука Саймона медленно заскользила по ее телу вверх, пока не накрыла грудь.

Лиллиан задохнулась, откинув голову назад, и все ее существо откликнулось на неведомый призыв. Его прикосновение было очень интимным, и она знала, что некоторые посчитают его неприличным, но по ее ощущениям это было правильно. Прекрасно. Особенно когда Саймон нежно сжал грудь, массируя мягкую плоть, чем вызвал дрожь внизу живота и скопление горячей влаги там, где пульсировало желание.

Но как раз в тот момент, когда она сладко замерла от возбуждения, Саймон, остановился. С безумным взглядом и тяжело дыша, он отступил назад.

— Прости. — Он положил свою теплую руку ей на плечо. — Уверяю, у меня нет привычки соблазнять своих гостей на краю стола.

Лиллиан смотрела на него во все глаза, не в состоянии встать на ноги, потому что не знала, сможет ли удержать свой вес на дрожащих ногах.

— Разве? — прошептала она, стараясь говорить беззаботно, хотя голос у нее дрожат. — А чем же я такая особенная?

Саймон долго смотрел на нее и молчал.

— Я не знаю, Лиллиан. Но по какой-то причине, находясь рядом с тобой, я забываю, что я джентльмен. Я забываю, что у меня есть обязательства и ответственность. Я забываю обо всем, помню только о том, что хочу прикоснуться к тебе.

Лиллиан совершенно растерялась от его слов. Похоже, он все-таки оставался джентльменом, потому что, словно боясь потерять контроль над собой, находясь рядом с ней, он сделал несколько шагов назад.

— Но ты леди, и я должен вести себя как джентльмен, — продолжал Саймон. — В нынешних обстоятельствах я вел себя неправильно. Даже если по ощущениям это было очень правильно.

Лиллиан кивнула, но это стоило ей больших усилий. Больше всего ей хотелось броситься к нему и требовать продолжать совершать с ней эти грешные, неправильные действия, к черту пристойности и ее собственные планы.

— Ты пришла сюда с самыми лучшими намерениями. — Саймон вздохнул и окинул взглядом комнату, словно вспомнил о своем нелегком долге. — Справиться о моем состоянии.

Лиллиан опять кивнула, на этот раз твердо встав на ноги. Если ему пришлось опомниться и взять себя в руки, то и она должна это сделать.

— Я… да. А ты не ответил мне. Тебя что-то беспокоит?

Саймон на секунду прикрыл глаза и закрыл руками лицо.

— Мы недавно говорили о моем желании разобрать бумаги отца, — сдавленным голосом сказал наконец он, — и ты спросила, обнаружил ли я уже что-нибудь. В тот момент твой вопрос показался мне странным. Я не верил, что там можно «обнаружить» что-то. Однако…

— Однако? — Лиллиан сделала шаг вперед, сердце подскочило к горлу.

— Я полагаю, — Саймон посмотрел на Лиллиан, — в этих бумагах могут быть такие подробности об отце, которых я не знаю. И меня тревожит, что я узнаю их и приду к пониманию, что ничто человеческое ему могло быть не чуждо и что за ним водились грехи.

У Лиллиан бешено колотилось сердце, когда они целовались, но сейчас оно снова было готово выпрыгнуть из груди. Только на этот раз не от удовольствия, а от предчувствия. Ей хотелось потребовать, чтобы Саймон все рассказал ей. Ей хотелось крикнуть, что его отец был чудовищем, маскировавшимся под святого, и ничто никогда не позволит ей забыть об этом.

Но Лиллиан не могла так поступить. Слишком сильный напор, от которого человек может замкнуться. Даже легкий намек на истинные намерения может все разрушить, и теперь, когда она так близка к возмездию, которого требовал отец, и заслуживала мать, как можно отступить? Даже если ей этого очень хочется?

— И что же ты обнаружил?

У Лиллиан вдруг пересохло в горле.

— В основном все это связано с его политической позицией, — пожал плечами Саймон, бросив рассеянный взгляд на бумаги.

У Лиллиан упало сердце. Она нисколько не сомневалась, что отец Саймона отличался двуличностью в своей политической карьере, но эти секреты ее не волновали. Нет, ей надо было узнать нечто порочное, личное и разрушительное. То, что никто не сможет оправдать или объяснить. Она должна перекрыть поток слов восхищения в адрес Роджера Крэторна и заменить их шепотом о скандале и пороке.

Ей нельзя сдаваться. Если есть один секрет, значит, есть и другие. Она чувствовала это так же отчетливо, как стук собственного сердца в груди.

— Может быть, я могу помочь, Саймон? — тихо сказала Лиллиан.

— Думаю, можешь, — прошептал он, покачав головой, словно пытался избавиться от тревоги. — Я хочу, чтобы ты помогла.

— Тогда скажи мне, что делать. — Лиллиан не смогла скрыть свое нетерпение. — Я сделаю все, что нужно.

Саймон закрыл глаза, издав низкий стон, который, казалось, заполнил пространство между ними и заставил комнату сжаться. Лиллиан поняла, что задержала дыхание, ожидая, когда он откроет глаза.

— Мне нужно еще несколько часов, чтобы поработать здесь, а потом, я уверен, мне захочется сбежать. — Саймон не сводил глаз с Лиллиан. — Мне нужно будет увидеть тебя. Я хочу поговорить с тобой о чем-то очень важном.

Когда до Лиллиан дошел смысл сказанного, она с трудом сглотнула. Человек, который ищет себе невесту, мог предложить обсудить только одну тему. Но неужели это правда? Неужели этот человек, герцог, который может заполучить в жены кого угодно, действительно хочет ее? Женщину с семейными проблемами в прошлом, без денег, — женщину, которую многие в его окружении станут открыто презирать?

— Лиллиан? — прошептал Саймон. — Ты слышишь меня? Ты встретишься со мной?

Она должна была сказать «нет». Она должна была сказать, что ничего обсуждать с ним не хочет, потому что они не могут быть вместе. Это невозможно по очень многим причинам, их даже трудно сосчитать.

— Да, — кивнула Лиллиан. — Я встречусь с тобой. Где?

— За конюшнями. Мы можем вместе прогуляться к озеру. Через два часа.

Лиллиан опять кивнула и повернулась к выходу. Если она не уйдет, то скажет или сделает что-нибудь, что потом никогда не исправишь. Например, признается, что она лгунья. Или станет просить его поговорить с ней сейчас.

— Я буду там, — прошептала она и вышла.

Глава 11

Саймон переминался с ноги на ногу, беспокойно глядя на извивающуюся тропинку, которая вела к главному дому. В любой момент на холме могла появиться Лиллиан, и они снова будут вместе.

От этой мысли по телу пробежала приятная дрожь, и он снова вспомнил о страстном свидании в кабинете сегодня утром. Он едва не уложил ее на пол и не овладел ею прямо там. Еще мгновение, и он бы сделал это, и все его благие намерения относиться к ней как к леди были бы перечеркнуты.

Он никогда прежде не испытывал такого страстного желания к женщине. Такой потребности в ней, которая, кажется, превосходила физическое желание; он сгорал от нетерпения прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус. В тот момент он понял, что должен овладеть ею. Одновременно с этим он решил просить ее руки. Будущее — последствия этого шага и все остальное— его уже не волновало. Как только она скажет «да», он сможет заявить о своих правах на нее и удовлетворить желание, которое, казалось, уже проникло в его кровь. Между ними существовало такое мощное влечение, его так тянуло к ней, что Саймон был уверен: у них сложится крепкий союз, даже если не будет любви.

Конечно, это будет немного хуже, чем любой другой сосватанный брак, воспеваемый светским обществом, но по крайней мере это будет его выбор, его замысел.

Если только она согласится.

Саймон затаил дыхание и позабыл свои мысли, когда заметил появившуюся вдалеке Лиллиан.

Сначала она его не видела, потому что ее взгляд был устремлен в землю под ногами. Она шла напряженной целеустремленной походкой, как будто впереди ее ожидало наказание, а не удовольствие. Несмотря на поцелуи и доверительные беседы, она относилась к нему настороженно. Это продолжало интриговать Саймона и одновременно пугать, когда он подумал, о чем собирается просить ее.

Лиллиан подошла ближе и подняла глаза, в них Саймон увидел блеск желания и волнение. Все его сомнения улетучились. Лиллиан Мейхью хочет его. И он найдет способ, чтобы они оба получили то, что так страстно желают. Он должен его найти, иначе если вскоре не почувствует ее под своим телом, то взорвется от напряженного желания.

— Добрый день, — заставил себя улыбнулся Саймон, когда Лиллиан остановилась перед ним.

Она кивнула в ответ и, сама не замечая, стала нервно перебирать пальцами. Саймон понял, что она волновалась сейчас не меньше его самого.

— Какой чудесный день, — запинаясь, сказала Лиллиан, видя, что Саймон молчит.

Он не смог сдержать улыбку. Получалось, что все их разговоры всегда возвращались к благоприятной теме погоды.

— Давай прогуляемся, — предложил он, жестом показывая в сторону заброшенного озера, примыкавшего к главной усадьбе.

Когда Саймон был ребенком, его мать, как, впрочем, и сестра, не выносила это место. Только отец тайно подводил Саймона к кромке воды и смотрел на плескавшиеся волны со странным и печальным выражением на лице, которого Саймон никогда не понимал, а герцог не объяснял.

Он вздрогнул и оттолкнул мысли об отце. Ему не хотелось думать о той лжи, которую он обнаружил за последние несколько дней, и изводить себя страхами о том, что ему еще предстоит открыть. Нет, ему хотелось, чтобы Лиллиан стала для него бальзамом за все страдания.

Она подала ему руку, ион, согнув свою в локте, взял ее себе под руку. Едва они прикоснулись друг к другу, тревожные мысли покинули Саймона, и его улыбка стала более естественной, когда они отправились на короткую прогулку к озеру.

Некоторое время они шли молча, потом Лиллиан вздохнула, почти с раздражением и, покосившись на Саймона, произнесла:

— Сегодня утром ты сказал, что хочешь поговорить со мной о чем-то важном. Должна признаться, после этого я пыталась гадать, что же ты хочешь мне сказать. Может, мы обсудим это, пока я не сошла с ума, обдумывая возможные варианты?

Саймон засмеялся. В этом доме совершенно точно не было другой женщины, которая бы так прямо предложила обсудить волнующий ее вопрос. И он в ответ должен быть не менее честным.

— Прости, что заставил тебя терзаться вопросами, — Саймон помог ей спуститься со склона, — но я больше не стану держать тебя в неведении.

Лиллиан чуть ближе прислонилась к нему. Почти неуловимое движение, которого он мог бы не заметить, если бы не был всецело настроен на нее, начиная от легкого дыхания и заканчивая крошечным вздохом.

— Лиллиан, — начал Саймон и резко откашлялся. Он не был до конца уверен, как это лучше сделать. — Ты… ты ведь знаешь, почему моя мать организовала этот прием сейчас. Смерть отца и принятие мною титула требуют, чтобы я женился.

Лиллиан кивнула. И этот отрывистый кивок свидетельствовал о ее волнении и замешательстве намного сильнее, чем если бы она сказала об этом вслух.

— Но я не гожусь для этого, ваша светлость. Мне кажется, эта тема нами исчерпана.

Саймон нахмурился, услышав очередной отказ обсудить хоть какие-то варианты, несмотря на очевидное влечение между ними.

— Да, ты говорила это, и мне известно, что тебе запретили проявлять ко мне интерес. Тебе постоянно твердят про обстоятельства, из-за которых мы должны держаться на расстоянии друг от друга.

На долю секунды на ее лице появилась растерянность, но потом черты лица стали твердыми.

— Обстоятельства, о которых ты говоришь, это самоубийство моей матери?

Саймон вздрогнул. Тон ее голоса был настолько холодным, что он уже ненавидел себя за то, что своими словами вызвал в ней такие эмоции.

— Что бы ни случилось с твоей матерью, Лиллиан, это не твоя вина. И то, что это бросает тень на тебя, просто несправедливо.

Лиллиан поджала губы и отвела взгляд. Саймон мог видеть только ее профиль. Она была так напряжена, что он испугался, а вдруг она сейчас сломается, и он не осмелился прикоснуться к ней.

— Тем не менее это действительно отражается на мне. Я не ребенок и знаю, как умеет обходиться с людьми высший свет.

Саймон нахмурился. Ему отчаянно хотелось сделать свое предложение и услышать ее ответ. Но в этот момент стало понятно, что она настроена поделиться с ним прошлым своей семьи, которое он пытался выведать у нее с самого первого мгновения, как только они встретились. Возможно, если она поделится с ним, если почувствует его участие и сострадание, то будет больше расположена к тому, чтобы принять его предложение.

— Лиллиан, расскажи мне о ней. Я слышал только слухи и домыслы. А мне хотелось бы знать правду.

Лиллиан вздернула подбородок и посмотрела в его сторону. В ее взгляде блеснул гнев, даже ненависть, потом она опустила глаза и сжала кулаки.

— Она никогда не была очень счастлива, — процедила сквозь зубы Лиллиан. — Похоже, что меланхолия была заложена в ней от природы. Но потом кое-то случилось… Кто-то сильно обидел ее.

Саймон нахмурился. Такие подробности он никогда не слышал. Тот факт, что кто-то еще сыграл роль в преждевременном уходе ее матери из жизни, сделал последствия еще более трагичными.

— Это довело ее до края пропасти, — продолжала Лиллиан. — Если ты хочешь знать, действительно ли она лишила себя жизни, как говорят все вокруг… — Лиллиан сделала глубокий вдох. — Да, ваша светлость, это так. Матери прописали настойку опия для хорошего сна. Однажды вечером она приняла ее ровно столько, чтобы уже никогда не проснуться.

Саймон наклонился к ней и коснулся руки. Она не отдернула руку, но застыла от этого прикосновения.

— Может быть, это был несчастный случай?

— Мне очень хотелось, чтобы так и было, — покачала головой Лиллиан. — Но все говорит о том, что она намеренно лишила себя жизни той ночью. Ее прощальные письма и объяснения отцу, брату и мне доказывают это.

Выдернув руку, Лиллиан сделала несколько шагов к берегу озера и долго молча смотрела на спокойную воду.

— Наша семья сделала все, чтобы скрыть правду и сохранить светлую память о ней. Нам даже удалось похоронить ее на кладбище, хотя мне кажется, что отцу пришлось продать украшения матери, чтобы заплатить викарию за эту «честь». Тем не менее пошли разговоры. Каким-то образом подробности случившегося стали достоянием общественности, и с тех пор стервятники высшего света постоянно цепляются за них.

Лиллиан повернула голову, и при виде ее лица у Саймона разбилось сердце. Она сжала зубы, стараясь сдерживать эмоции.

— Ты не первый мужчина, который разрывает со мной отношения из-за случившегося, Саймон. — У нее дрожали губы, но голос звучал твердо. — Я не строю иллюзий, что когда-нибудь выйду замуж за человека из того круга, в котором когда-то дебютировала. По правде говоря, мне кажется, что я и не захочу этого. Это будет жизнь, полная неприятностей.

Саймон вздрогнул. Она почти в точности повторяла слова Риса, высказанные им несколько дней назад. Его друг сдержанное поведение Лиллиан объяснял тем, что она не хочет быть герцогиней и переживать все те последствия, которые преподнесет ей этот титул.

— А теперь я вернусь в дом. — Лиллиан подняла голову, с притворной надменностью вздернув подбородок. — И пожалуйста, не волнуйся, я не стану устраивать сцен.

Саймон не сводил с нее глаз. Если он попросит ее выйти за него замуж, то услышит отказ. Но, Господи, как он хочет ее! Успокоить, исцелить ее и исцелиться самому. Эта перебранка между ними только сильнее распалила его желание прижаться к телу Лиллиан и почувствовать, как она уступает ему.

Если Рис прав и она не выйдет за него замуж, означает ли это, что он прав и в том, что она примет предложение Саймона о покровительстве? Станет ли она его любовницей? Достаточно ли сильное у нее желание?

Лиллиан обошла его, направляясь в сторону дома. Саймон в отчаянии схватил ее за руку и вернул к себе. Он не мог позволить ей уйти, во всяком случае, вот так. Даже не попытавшись найти последний способ удержать ее.

— Лиллиан, я совсем не хочу разрывать с тобой отношения.

У Лиллиан смягчились черты лица, но взгляд оставался настороженным.

— Ты… не хочешь? — В ее голосе сквозило недоверие. — Но я же сказала, что никогда не смогу быть…

Саймон покачал головой, останавливая ее. Последний всплеск благородства, джентльменского поведения кричал ему не делать этого, но его пересилила чувственная страсть и эгоистичное желание связать себя с этой женщиной интимной связью.

— Лиллиан… — Секундное замешательство, и потом он выпалил предложение, которое поклялся никогда не делать: — Я предлагаю тебе мое покровительство.

— Твое покровительство? — повторила она, приподняв брови, как будто ничего не поняла.

А может, действительно, не поняла. Если Лиллиан была невинна, то не слишком много знала из того, что выходило за пределы ее собственного мира.

— Э-э… да. Видишь ли, бывают времена, когда мужчина…

Лиллиан не дала ему договорить, отступив назад и пристально глядя ему в лицо, слегка приоткрыв губы.

— Ваша светлость, — она облизнула пересохшие губы, — вы просите меня стать вашей любовницей?

Саймон отшатнулся, услышав ее спокойный голос. Все шло совсем не так, как планировалось. Саймон испугался, что не сможет взять ситуацию в свои руки, но все же заставил себя попробовать.

— Да, Лиллиан, — признался он, — именно об этом я прошу тебя.

— Почему?

У нее задрожали губы, и она отвернулась.

Этого вопроса Саймон не ожидал, но найти ответ на него оказалось достаточно легко.

— Ты много раз твердила, что не подходишь для меня, что не планируешь или не хочешь выходить замуж за такого человека, как я. И все же всякий раз когда мы рядом друг с другом, между нами возникает напряженность и желание. Я предлагаю не сопротивляться и подчиниться этому.

— Понятно, — едва слышно откликнулась Лиллиан.

Саймон шагнул вперед, страстно желая прикоснуться к ней, хотя знал, что это не ответ. Он прикоснется, но не раньше чем она все поймет.

— Пожалуйста, не подумай, что я просто предлагаю стать любовниками на время. Я не собираюсь лишить тебя невинности и избавиться от тебя. Мне бы хотелось более постоянных отношений. Я уже много раз говорил, что ты меня увлекла. И я считаю, что мы отлично подходим друг другу.

Лиллиан ничего не говорила и не смотрела на него.

— Подумай об этом, Лиллиан, — продолжал Саймон. — Я обеспечу тебя средствами к существованию и домом в городе. Я стану сопровождать тебя в чудесные места. Ты будешь хозяйкой вечеров для моих самых близких друзей. Многие примут тебя, даже зная характер наших отношений. Тебе больше не придется жить, рассчитывая на доброту друзей.

— Только на твою доброту, — метнула на него взгляд Лиллиан. — И на ненадежный фактор твоей привязанности и желания.

— Если мы придем к выводу, что надо расстаться, — поджал губы Саймон, — я, не скупясь, обеспечу твое существование. Ты не окажешься на улице.

Лиллиан вдруг улыбнулась, хотя улыбка получилась какой-то хрупкой.

— Значит, ты говоришь, что будешь делать это ради меня, ради моего благополучия.

— Ты ведешь себя так, как будто я предлагаю тебе милостыню, — в отчаянии всплеснул руками Саймон.

— А разве нет? — выпалила Лиллиан и взволнованно повернулась к нему.

— Нет! — крикнул Саймон. — Господи, женщина, разве не понятно, что я хочу тебя? Это предложение я делаю из корыстных побуждений. Мне ужасно хочется почувствовать твое тело рядом с моим в одной постели. Если не получится так, я стану умолять о каком-нибудь другом способе.

Саймон схватил ее за плечи, и Лиллиан задохнулась, но не оттолкнула его, когда он потянул ее к себе.

— Я делаю это предложение, потому что хочу насладиться тобой, заполнить собой твое тело, слышать твои вздохи и стоны, когда ты станешь моей. Вот почему я прошу тебя стать моей любовницей. Все остальное — второстепенно.

Лиллиан не успела ответить, как Саймон наклонился и поцеловал ее. Несмотря на дурное настроение и едкие слова, в тот момент, когда их губы слились в поцелуе, руки Лиллиан сами обвились вокруг тела Саймона, пальцы вцепились в сюртук, и она придвинулась к нему ближе. Он помог ей, обхватив за ягодицы и прижав к себе, чтобы она могла почувствовать, как одно только ее прикосновение возбуждает его.

— Вот видишь, — пробормотал он, оторвавшись от ее губ и целуя шею, — мы оба хотим этого, Лиллиан.

Услышав эти слова, Лиллиан замерла и, оттолкнув его, сделала несколько шагов назад. Саймон заметил боль и ярость в ее глазах. Очень правильная реакция леди, которой только что сделали предложение, которое можно рассматривать как оскорбительное. Но где-то в глубине этих постоянно меняющих оттенок карих глаз он успел заметить желание. Намек, что его предложение ей небезразлично.

Хотя она настойчиво стремилась отказать ему.

— Я всю жизнь живу с обманутой надеждой, ваша светлость, — выпалила Лиллиан, приглаживая юбки. — Вы тоже научитесь жить с этим.

— Лиллиан…

— Нет. — Это слово вырвалось у нее так резко, что Саймон замолчал. — Нет, Саймон. Я не могу согласиться на это. То, о чем ты просишь, невозможно по очень многим причинам.

Лиллиан повернулась и пошла к холму, направляясь в дом. Она ушла, не сказав больше ни слова, не объяснив и не оставив надежды, что он когда-нибудь снова будет держать ее в своих объятиях.

Саймон повернулся к воде, чтобы не видеть, как она скрывается за холмом. Когда он решил, что она ушла достаточно далеко, он сжал кулаки и пробормотал:

— Проклятие.

Лиллиан так расстроилась, что едва видела тропинку перед собой, когда возвращалась под крышу главного дома. Какая она глупая! Она шла на встречу с Саймоном и думала, что он хочет просить ее руки. Мысль о том, что ей придется отказать ему, все утро не давала ей покоя.

Но он хотел вовсе не этого. Как и все остальные вокруг, Саймон не считал, что она подходит на место жены или его герцогини. На место шлюхи она подходит больше.

Ну, хорошо, на место любовницы. Хотя в чем между ними разница? Разодетая в пух и прах шлюха — все равно шлюха.

Неприятно то, что она действительно расстроилась, после того как Саймон не предложил ей выйти за него замуж. Но ведь она не хотела входить в его семью. Даже если ее необъяснимо влекло к сыну, она презирала умершего герцога и не собиралась отказываться от мести за мать. Это точно не предвещало ничего хорошего для счастливого брака.

Но больше всего ее расстроило то, что какая-то частичка ее души, та, которую она отчаянно пыталась задавить, считала оскорбительное предложение Саймона заманчивым.

Когда он сказал, что хочет видеть ее в своей постели, и довольно откровенно описал, что это значит, Лиллиан вдруг представила, как великолепно это могло бы быть. Она не сомневалась, что он будет замечательным любовником. Она таяла от его поцелуев, а если он пойдет дальше, она просто воспламенится от его ласк.

— Глупая девчонка, — ругала себя Лиллиан, минуя дом и сворачивая в парк.

Она была не готова встретиться с другими гостями или, что еще хуже, столкнуться с Саймоном, когда он вернется домой. В настоящий момент ей казалось, что она не вынесет этого.

Она на самом деле испугалась, что бросится в его объятия и примет предложение. В конце концов, сколько у нее еще будет шансов в жизни? Ей уже за двадцать пять, засиделась. Добавить к этому отсутствие денег, сбившегося с пути брата и несчастье с матерью, и она вряд ли когда-нибудь удачно выйдет замуж. Именно это она имела в виду, когда говорила, что больше даже не считает такое замужество возможным или допустимым.

Лиллиан признавала, что в прошлом она обдумывала вариант стать чьей-то любовницей. Оказавшись на этом месте, можно было обрести какую-то уверенность в завтрашнем дне. Только еще ни один мужчина не вдохновил ее на то, чтобы превратить эту мысль из фантазии в реальность.

До настоящего момента. Несмотря ни на что, Лиллиан могла четко представить, какой стала бы ее жизнь в качестве любовницы Саймона — совсем неплохой.

Лиллиан понимала, что Саймон — настоящий сын своего отца, но это, похоже, уже не имело никакого значения. Несмотря на свое фальшивое благородство, он хотел затащить в постель женщину в качестве любовницы, чтобы удовлетворить свое желание, не думая о последствиях. И все же она не испытывала отвращения. Она по-прежнему хотела его. Так чем она лучше Саймона?

Лиллиан покачала головой. Она бродила по парку и даже не замечала распустившихся цветов и свежей зеленой листвы вокруг. В нынешней ситуации все, о чем она могла думать, на чем могла сосредоточиться, был Саймон. Его прекрасное лицо. Его обворожительный поцелуй. Его удивительное предложение, от одной мысли о котором по телу пробегала дрожь.

Она должна сделать то, ради чего приехала сюда, в этом не могло быть никаких сомнений. Она обязана выполнить свое обещание ради семьи. Но теперь стало совершенно понятно, что сделать это надо как можно скорее.

Пока она полностью не подчинилась чарам Саймона. Пока она не приняла его соблазнительное предложение и не оказалась в его постели.

Глава 12

Наступил новый день, который принес с собой новые дела и новые встречи, но Саймон никак не мог сосредоточиться ни на чае, ни на дружеской беседе с леди, которые окружали его. В голове беспорядочно металось слишком много мыслей.

И прежде всего о Лиллиан.

После вчерашней встречи у озера она скрывалась. Вечером, сославшись на головную боль, она отказалась ужинать и играть в карты. Саймону ужасно хотелось броситься к ней в комнату и увидеть ее, как это произошло в день пикника, но он смог преодолеть свое желание. В конце концов, не может же она прятаться в своей комнате вечно?

Или может?

Сегодня она забрала поднос с завтраком к себе в комнату, не пожелав присоединиться к остальным гостям. Точно так же поступила с ленчем. Саймон был на пределе, он уже был готов нарушить ее уединение и потребовать объяснений о том, что происходит между ними.

К счастью, ему не пришлось этого делать. Леди Габриэле каким-то образом удалось уговорить Лиллиан выйти к чаю, но она старалась держаться от Саймона как можно дальше. Она ни разу не посмотрела в его сторону, не подавала виду, что чувствует его взгляд, когда он смотрел на нее через всю комнату, сгорая от нетерпения поговорить, прикоснуться к ней, как-то объясниться и снова вызвать у нее улыбку на лице. Поразительно, как за такой короткий промежуток времени все это стало важным для него.

Может быть, все пошло прахом. Саймон вздохнул и рассеянно помешал чай. Как глупо, что он послушал совет Риса. Он предложил ей стать его любовницей, и теперь уже ничего не вернуть назад. Она отказала ему, и это тоже нельзя изменить.

Умный человек умыл бы руки и вернулся бы к поиску подходящей невесты. Умный человек забыл бы Лиллиан навсегда.

Очевидно, Саймон значительно переоценил свои умственные способности.

Нет, он должен думать о других вещах. Надо выбросить из головы волнующую и соблазнительную мисс Мейхью. Но к сожалению, если он не думал о ней, то в голову лезли другие, более неприятные мысли.

Мысли о его отце.

Он всегда верил той видимости, которую, оказывается, создавал отец. Они были необыкновенно близки друг к другу, и Саймон никогда даже изъяна в маске отца, которую он надевал для общества, не замечал. Но сейчас чем глубже он вникал во все, тем больше ему казалось, что покойный герцог действительно «нацепил» на себя маску, маску лжи.

Отец много раз позволял политике развратить себя. Он боролся за добро и при этом давал деньги и брал их от тех, кто выступал против тех самых дел, которые он отстаивал.

Но Саймон боялся, что в огромных бумажных завалах его ждет нечто более страшное. Там явно были намеки на шантаж, ложь и грязные секреты.

Саймон встал, сконфуженно улыбаясь всем леди, которые обступили его, пока он пребывал в задумчивости. Они, несомненно, прибыли сюда, ожидая увидеть внимательного хозяина, и Саймону было искренне жаль их.

Но у него были дела. Неотложные обязательства, которые он вынужден выполнить.

— Я должен извиниться, — объявил гостям Саймон. — Мне очень приятно находиться среди вас, но есть дела, которым я должен уделить время, прежде чем мы соберемся к ужину. Надеюсь, вы поймете меня. Желаю вамхорошо провести время.

Не ожидая ответа и видя недовольные, разочарованные и даже злые лица вокруг, Саймон развернулся и, сделав несколько длинных шагов, вышел из комнаты.

В коридоре он почувствовал себя менее напряженным и ускорил шаги в сторону кабинета отца. Но как только он вошел туда и собрался закрыть за собой дверь, чья-то рука толкнула ее.

Саймон в изумлении отступил назад, когда увидел, что следом за ним в комнату вошла мать. На ее лице совершенно четко отражались гнев и разочарование.

— Мадам, — вздохнув, сказал Саймон, — чем я могу быть полезен?

Мать захлопнула дверь и повернулась к Саймону. Он едва не сделал шаг назад, потому что в этот неосторожный момент, кроме гнева и разочарования, заметил в глазах матери что-то еще. Ненависть. И она была направлена прямо на него.

— Чем ты можешь быть полезен? — яростно накинулась она на него.

Ненависть в глазах пропала, но голос звучал напряженно.

— Ты можешь прекратить разрушать все, что я спланировала для тебя. Все, что тебе было дано!

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, мама.

Саймон повернулся и, обойдя нагромождения папок с бумагами, подошел к окну.

— Ты очень хорошо знаешь, что я имею в виду. — Мать, не оставляя его в покое, прошла следом. — Ты повел себя отвратительно грубо, когда ушел в середине чаепития. Ты даже порог комнаты не успел переступить, а некоторые дуэньи уже заговорили о возвращении в Лондон, потому что стало очевидно, что оставаться здесь им нет никакого смысла.

Саймон повернулся к матери. Она права. Действительно образовалась проблема. Ему надо найти жену, и сейчас меньше всего надо, чтобы распространялись слухи, которые затруднят поиск. Но почему-то его это не тревожило.

— Мне правда очень жаль, если другим кажется, что я отнимаю у них драгоценное время… — начал Саймон, но мать тут же его перебила.

— Ты действительно отнимаешь у них время! — всплеснула руками герцогиня. — Ты не замечаешь никого из гостей, за исключением самой неподходящей, ты украдкой исчезаешь…

Саймон поднял брови. Сейчас она испытывала его тонкое, как бумага, терпение.

— Пожалуйста, не смей меня обвинять в этом, когда ты сама исчезаешь на часы, а иногда на целые дни, насколько я помню, — даже не старался сдерживаться Саймон.

К его удивлению, гнев и разочарование матери, похоже, иссякли, обнаружив под собой панический страх, которого Саймон никогда прежде не видел.

— Это… это мое дело, Саймон, — тише, чем прежде, ответила герцогиня.

— А это — мое, мама, — пожал плечами Саймон. У него совершенно не было сил давить на нее. — Ты должна понимать, что у меня есть и другие обязанности, помимо этого приема, помимо моего брака. Я обнаружил здесь обстоятельства, с которыми должен разобраться.

— Обстоятельства? — прищурилась герцогиня. — О каких обстоятельствах ты говоришь?

Саймон сжал кулаки за спиной. Мать презирала отца. Если он расскажет о его секретах, то это будет похоже на предательство, а Саймону не хотелось давать ей дополнительные козыри в ее борьбе против, пусть уже мертвого, человека.

Но он довольно хорошо знал мать. Больше всего на свете она ненавидит скандалы. Может быть, если немного приоткрыть ей тайну своих находок, она оставит его в покое и позволит выполнить свой долг.

— Отец, возможно, был не совсем таким, каким казался, — тихим голосом признался Саймон.

— Правда?

Легкая улыбка с оттенком горечи появилась на губах герцогини.

Саймон не стал обращать внимания на сарказм, который источал каждый слог матери.

— Он выступал с поддержкой одного закона, и тут открылось кое-какое несоответствие, — продолжал он. — Разница между его общественной позицией и личными связями.

— Меня это не удивляет. Но на это можно теперь не обращать внимания, Саймон. Никто, кроме тебя, об этом не знает, очевидно. Зачем раздувать историю? Оставь как есть.

— Но может открыться не только это, — всплеснул руками Саймон, словно умоляя понять его. — Там все намного серьезнее, и этому есть доказательства. Что-то глубоко личное, чем отца, возможно, шантажировали.

— Саймон, — поджала губы герцогиня, — ты не понимаешь. — Она сделал шаг вперед, уткнув палец в его грудь. — Оставь это. Отложи и забудь. Лучше не ворошить прошлое ради всех нас.

Саймон открыл рот, чтобы ответить, но она прикрыла его своей ладонью. Потом она медленно повернулась и вышла из комнаты, оставив его в полном изумлении.

Он никогда не знал, что его мать такая эмоциональная дама. Обычно она сохраняла ледяное спокойствие. Но когда он обвинил ее в исчезновениях, он увидел страх в ее глазах. И этот же страх появился у нее на лице, когда он упомянул о шантаже, о котором подозревал.

Могло быть так, что его мать знала обо всем? Что она знала о секретах отца? Станет ли она искренне защищать человека, которого открыто презирала?

Саймон нахмурился. В прошлом герцога было что-то мерзкое, что обязательно объяснит, почему мать ненавидела его.

Но не заставит ли это в конечном счете и Саймона ненавидеть своего отца?

* * *

— Спасибо тебе за помощь, — сказал Саймон, не поднимая головы от бумаг, которые он сортировал.

— Ты же знаешь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, — послышалось бормотание Риса, которое заглушали кучи бумаг, лежавшие между ними.

Саймон кивнул. Кроме всего прочего, он знал, что на Риса можно положиться, он очень благоразумен. Он доверял ему как брату и именно поэтому несколько часов назад опять пригласил его сюда, чтобы продолжить то, что можно было назвать безуспешным поиском информации о прошлом отца Саймона.

— Это совершенно бесполезно, — простонал Саймон, сгребая ненужные бумаги в корзину для мусора, чтобы потом сжечь. — Наверно, здесь больше нечего искать.

— Саймон…

Голос Риса был незнакомым и напряженным.

Саймон медленно встал. Рис не называл его по имени с тех пор, как несколько лет назад унаследовал свой титул. И это, и странный тон Риса вызвали спазмы в желудке Саймона.

— Что там такое? — Саймон обошел вокруг стола и направился к Рису.

Рис встал. В одной руке он держал бухгалтерскую книгу, а в другой — пожелтевшее помятое письмо.

— Я кое-что нашел, — тихо сказал он, протягивая Саймону конверт.

— Что это?

Саймон взял конверт дрожащими руками. Ему вдруг расхотелось открывать его.

— Я еще раньше обратил на это внимание, когда просматривал книги с записями. — Голос Риса по-прежнему звучал напряженно. — Если твой отец покупал овцу, то часто рядом с ценами записывал в книгу подробности сделки.

— Это письмо о покупке овец?

Саймон посмотрел на друга, и голос у него оборвался, когда он встретился с его взглядом.

— Нет, — отвел глаза Рис. — Но в этом письме речь действительно идет о платеже, сделанном для кого-то. Тебе следует взглянуть.

Саймон смотрел на письмо. Да, друг прав, он должен открыть его и посмотреть, что еще ужасного сделал его отец. Но Саймон вдруг понял, что ему тяжело сделать это, практически невозможно.

Наконец он открыл древний конверт и развернул ветхие листки, лежавшие внутри. Прочитав их, он поднял глаза на Риса.

— Это о его первенце, — прошептал он. — Но это не я.

— Судя по дате, — кивнул Рис, — ребенок родился всего за несколько месяцев до твоего рождения.

— Внебрачный ребенок, — тупо повторил Саймон. — А герцог так открыто высказывался о безответственном поведении своих коллег. Он так громко выступал за то, что нельзя плодить безотцовщину, и стыдил за это весь высший свет.

— Надо отдать должное герцогу, он как раз позаботился о содержании ребенка, — заметил Рис. — Поэтому письмо и лежит в этой книге. На имя мальчика была выплачена крупная сумма.

— «Генри Айвз», — прочел Саймон.

— Никогда о таком не слышал, — откликнулся Рис. — Значит, он не из нашего круга.

Саймон молча смотрел на имя, написанное ровным, аккуратным почерком отца. Все так просто, как будто это был всего лишь еще один платеж очередному лицу. Письмо не содержало никаких подробностей, никаких свидетельств того, что отец заботился о малыше, который никогда не будет носить его имя. Имя матери ребенка тоже не упоминалось.

Хуже всего было то, что отец написал, что, отправив деньги, считает дело закрытым. У него явно не было намерения снова вспоминать о ребенке и его матери.

— Биллингем, на этой книге стоит год твоего рождения. Это произошло более тридцати лет назад.

— Да? — Саймон с трудом сосредоточился и посмотрел на Риса.

— Судя по тому, как равнодушно твой отец сообщает подробности, я начинаю думать, что он делал это не в первый раз. И…

— И поскольку он потом еще жил тридцать лет, то и не последний. — Саймон сел в глубокое кресло. — Ты считаешь, что есть и другие внебрачные дети.

Рис коснулся его плеча, словно хотел успокоить Друга.

— Я думаю, можно предположить, что это так.

Саймон вновь посмотрел на листок с именем. Генри Айвз.

Заброшенный брат, который живет бог знает как. Он мог быть торговцем, приходским священником или обыкновенным бандитом.

А может, умер уже.

От этой мысли стало больно в груди. У Саймона закружилась голова, когда он подумал, что в этом мире у него могут быть и другие братья и сестры. Дети его отца, от которых он откупился деньгами, возместив таким образом то, чего они никогда не получат из-за обстоятельств своего рождения.

— Если она знала… — задумчиво пробормотал Саймон, больше самому себе, чем Рису. — Неудивительно, что она ненавидела его.

— Что, прости? — поднял голову Рис.

— Нет, ничего, — махнул рукой Саймон, глядя себе под ноги. — Мне бы хотелось побыть одному.

— Я понимаю.

Рис, опустив голову, направился к двери.

Но как только его друг вышел, Саймон осмотрелся вокруг. Его начинало тошнить от пребывания в этом кабинете. Ему хотелось кричать, встряхнуть отца, напиться.

Ему хотелось любым способом вычеркнуть из головы все, что он теперь узнал.

* * *

— Посмотри, — прошептала Лиллиан, толкая локтем Габби и наблюдая за матерью Саймона. — Она явно чем-то расстроена.

— Да, дорогая, — Габби потерла бок, — ты уже несколько раз сказала это. Понятно, что леди Биллингем расстроена исчезновением сына.

У Лиллиан все сжалось внутри.

— Не говори «исчезновение», — с тревогой в голосе заметила она. — Это подразумевает, что он может не вернуться.

— Тебя это так волнует? — покосилась на нее Габби.

Лиллиан хотелось сказать, что ее это совсем не волнует, но Габби слишком хорошо знала подругу, чтобы поверить в эту ложь. Конечно, это волнует ее. Она забеспокоилась, когда в середине чайной церемонии Саймон покинул гостиную. Она волновалась, когда его мать с гневным лицом пошла следом за ним, а он потом не появился ни к ужину, ни после него.

Короче говоря, она беспокоилась, хотя и старалась не подавать виду. Саймона явно тревожит что-то тайное и серьезное, что, вероятно, как-то связано с его отцом. В их последнем разговоре он обмолвился об этом. Лиллиан пыталась сказать себе, что именно этим и объясняется ее интерес.

Но конечно, это была ложь.

— Я пойду поищу его, — пробормотала она.

— Лиллиан! — шумно выдохнула Габби.

— Но я же не могу упустить этот шанс узнать что-нибудь о старом герцоге, — пожала плечами Лиллиан.

— Это не имеет никакого отношения к твоему желанию найти Саймона, и ты знаешь это, — прошептала подруга. — Это связано с твоими чувствами к нему. Признайся.

От этих слов Габби у Лиллиан замерло все внутри.

— С ч-чувствами? К Саймону? Ты с ума сошла.

— Я бы сошла с ума, если бы не видела этого. — Габби сделала глоток и спокойно посмотрела на Лиллиан. — Не важно, какими были твои мотивы, когда ты ехала сюда, не важно, что внимание Саймона вызывает у тебя опасения. Важно то, что ты стала проявлять интерес к нему. И твое чувство, кажется, с каждым днем растет.

— Он предложил мне стать его любовницей, — покачала головой Лиллиан, — это значит, что он ничем не лучше своего отца.

— Ой, пожалуйста, не надо, — фыркнула Габби. — Тебе хочется обидеться, и, возможно, какая-то небольшая частичка тебя действительно уязвлена предложением Саймона. Но у тебя горят глаза, когда ты думаешь о своем присутствии в жизни этого человека, пусть даже таким скандальным способом.

У Лиллиан открылся рот, хотя она вынуждена была признаться себе, что каждое слово, сказанное подругой, правда. Только она никогда не скажет этого вслух.

— Я никогда… — Лиллиан замолчала, заметив, как недоверчиво поползли вверх брови подруги. — Думай что хочешь, — фыркнула Лиллиан немного громче, чем хотелось. — Я все равно пойду поищу его. Извинись за меня, если кто-нибудь спросит.

— Хорошо, — вздохнула Габби. — Только не думай, что тебе удалось одурачить меня.

Лиллиан не обратила внимания на уколы подруги и выскользнула из комнаты, стараясь сделать это незаметно.

Уже в коридоре она перевела дыхание. В голове все отчетливее стучали слова Габби. Неужели она права?

Нет. Лиллиан отказывалась принимать, что у нее могут быть чувства к этому человеку. Саймон был средством для достижения ее цели, она не могла забыть об этом.

Никогда.

Лиллиан решительно расправила плечи и стала медленно бродить по коридорам его дома, заглядывая в комнаты и прислушиваясь у дверей в надежде отыскать Саймона. Она не знала, что станет делать потом, но подумала, что решит на месте.

Лиллиан уже была готова покинуть первый этаж, когда добралась до последней комнаты здесь, толкнула дверь и заглянула внутрь. Это была бильярдная, которую Саймон показывал ей в день приезда. Лиллиан осмотрела комнату, ей показалось, что она пуста. Но, уже собираясь закрыть дверь, она заметила вьющийся дымок над креслом, которое стояло высокой спинкой к двери.

Сердце едва не выпрыгнуло из груди, и Лиллиан была готова сбежать, но заставила себя сделать шаг в комнату.

— С-саймон?

Повисла долгая пауза, прежде чем из кресла послышался низкий чувственный смех. Лиллиан ощутила прокатившуюся по позвоночнику дрожь и напряжение, охватившее все тело.

— Так это ты нашла меня, — пробормотал он, встав и повернувшись к ней.

Лиллиан затаила дыхание. Всякий раз, когда она встречалась с Саймоном, он был безупречно одет и подтянут. Но не сегодня. Сегодня шейный платок отсутствовал, воротник рубашки расстегнут. Похоже, он с утра не брился, на подбородке и щеках темнела щетина. Он выглядел так, словно только что встал с постели.

Забавное зрелище.

— Почему ты здесь, Лиллиан? — спросил Саймон, но, несмотря на грубоватый вопрос, злости в голосе не было.

Прежде чем ответить, Лиллиан осмотрелась. Ее взгляд — скользнул по маленькому столику рядом с креслом, в котором он сидел. Там в пепельнице тлел остаток сигары, стояла пустая бутылка из-под виски и наполовину пустой стакан.

Она опять посмотрела на Саймона. У него был стеклянный взгляд, наполненный такой печалью и болью, что она едва не вздрогнула, почувствовав силу эмоций, которые он даже не пытался скрывать.

— Ты пьян? — прошептала она.

— Недостаточно.

Саймон пожал плечами и шагнул в ее сторону.

— А когда будет достаточно? — дрогнувшим голосом поинтересовалась Лиллиан.

— Я пока не знаю. — С его губ слетел смешок. — Спроси еще через несколько часов.

— Саймон…

Он протянул руку и поймал локон ее волос. Когда он вытащил его из затейливой прически, у Лиллиан слова застряли в горле.

— Ты не ответила на мой вопрос, — мягко сказал Саймон.

Лиллиан с трудом сглотнула. Он опять стоял очень близко, и все, что она видела или чувствовала в этот момент, это был только он. Все остальное вокруг исчезло.

— Какой вопрос?

— Я думаю, ты знаешь какой, — улыбнулся Саймон. — Почему ты здесь?

— Ты… ты исчез, — объяснила Лиллиан, понимая, что ей надо отступить назад, но почему-то никак не могла это сделать.

Скорее всего не хотела.

— И тебя назначили поисковой командой? — с важным видом спросил Саймон. — Ты привела с собой собак, чтобы искали меня по запаху?

— Саймон…

— Я обожаю, когда ты называешь меня по имени.

Он на мгновение закрыл глаза и стал наклоняться к ней.

Лиллиан задохнулась от волнения. Она нашла в себе силы, чтобы отступить на шаг назад, хотя сердце продолжало колотиться в груди, как крылья бабочки.

— С тобой явно что-то не так. Пожалуйста, расскажи мне, что случилось.

— Зачем? — резко спросил Саймон, взял стакан со столика и опрокинул в рот остатки виски.

— Может быть, я смогу помочь, — прошептала Лиллиан, ненавидя себя за то, что использовала его в своих целях, и за то, что действительно хотела ему помочь.

— Как ты можешь мне помочь?

Саймон поставил пустой стакан.

Она несколько раз открывала и закрывала рот. По правде говоря, у нее не было плана. Она думала только о том, чтобы найти Саймона, и никогда не предполагала, что найдет его в таком состоянии — потерянным, нуждающимся в помощи и соблазнительным одновременно.

— Я не знаю, — призналась Лиллиан.

И снова он стал приближаться, остановившись в каком-то дюйме от нее. Тепло его тела проникало даже сквозь ткань платья, волнуя и распаляя ее. Это разжигало в ней нетерпение и желание.

— А мне кажется, ты знаешь, — пробормотал Саймон. — Мне кажется, ты смотришь на меня и знаешь, что мне нужно. Так скажи мне, Лиллиан, как ты поможешь мне?

Лиллиан задрожала, почувствовав его дыхание на своей щеке. Он был прав. Глубоко внутри, в самых темных и потаенных уголках сознания, она знала, как заставить его несчастье уйти, хотя бы на время. Она знала, как уничтожить боль, как заставить из обоих забыть все.

И, как недавно обвинила ее Габби, Лиллиан хотела именно этого. На своих собственных условиях. Это был ее час, и больше ничей. О своем долге она подумает позже.

Лиллиан подняла руки и запустила дрожащие пальцы в кудрявые темные волосы Саймона. Он не сопротивлялся ее прикосновениям, только шумно выдохнул, как будто ждал этого мгновения целую вечность и теперь был готов подчиниться ему. Лиллиан задрожала, осторожно наклоняя его голову и прижимаясь к его губам.

Глава 13

Когда их губы встретились, Лиллиан уже знала, что это свидание не закончится до тех пор, пока они не займутся любовью. Но, несмотря на собственную невинность, несмотря на отказ стать любовницей Саймона, несмотря на обязательства, ради которых она появилась в этом имении, она не чувствовала страха и не считала происходящее неправильным.

Нет, когда их губы слились в поцелуе, ею овладела только одна эмоция — волнение. Выбор был за ней, и он был сделан, в этом не было сомнений. Назад пути нет.

Она жадно впитывала каждое мгновение, запоминая собственные ощущения. От Саймона пахло виски и сладким дымом сигар. Но за всем этим скрывался пронзительный поток мужского желания. Она чувствовала жаркий мускусный запах его кожи, который, взывал к ее телу и заставлял истекать горячей влагой пульсирующее лоно.

Между поцелуями его прерывистое дыхание отдавалось в ушах Лиллиан и, сливаясь с ее собственным, было единственным звуком, нарушавшим тишину комнаты. Но для нее это совместное дыхание звучало как прекрасная симфония. Оно наполняло ее чувствами, Которые невозможно было передать словами, даже, если кто-то предложил бы ей все золото мира за эти слова.

Саймон обнял ее и прижал к своему телу. Лиллиан почувствовала его крепкие руки и силу желания. От мысли о том, что это она разожгла в нем огонь желания, Лиллиан вздрогнула.

С хриплым стоном Саймон подтолкнул ее назад, не отрываясь от губ, пока ее бедра не оказались прижатыми к краю бильярдного стола. Потом он наклонился к ней, протолкнув ногу ей между бедер. Лиллиан вдруг поняла, что двигается ему навстречу. Она получала удовольствие, которое создавали эти развратные действия. Это было безрассудством, всепоглощающим порывом отдаться страсти, грешным, но таким правильным сейчас.

Ей показалось, что в комнате стало жарче, и что она сжалась в размерах, пока он продолжал сладко мучить ее жаркими прикосновениями губ и языка. Саймон, казалось, еще теснее прижался к ней всем телом, и Лиллиан выгнулась ему навстречу. В конце концов он повалил ее на бильярдный стол, накрыв своим напряженным телом.

Лиллиан никогда не испытывала такого наслаждения. Она горела как в огне, воспламенившись от его страсти. Грудь налилась сладкой болью желания, соски напряглись, по телу пробежала дрожь, а жаркое лоно пылало и молило о близости.

В сладких муках, казалось, прошла целая вечность, когда руки Саймона пришли в движение. Ладонь легла на ключицу, задержавшись там в нерешительности, чувствуя, как поднимается и опускается ее грудь. Саймон не мигая посмотрел в глаза Лиллиан. На таком коротком расстоянии цвет его зеленых глаз был настолько глубоким, что у Лиллиан возникло желание отвести взгляд, но она не смогла, даже когда его пальцы скользнули вниз, остановившись в ложбинке на груди.

— Саймон, — простонала она, чувствуя, что должна возмутиться интимностью его действий, но у нее так ничего и не получилось.

Подобные прикосновения казались естественными. Ее захватило ощущение того, что она все делает правильно, позволяя ему заявить о своих правах на нее так, как ни один мужчина прежде не делал и, возможно, никогда больше не сделает.

Саймон улыбнулся, но ничего не ответил. Вместо этого его рука накрыла грудь Лиллиан. Она беспомощно выгнулась навстречу, удивляясь, какой горячей и страстной делают ее эти прикосновения. Тонкий шелк платья не защищал от тепла руки. Лиллиан вздрогнула, представив, как было бы замечательно, если бы на ней не было платья. Если бы его рука касалась обнаженного тела.

— Холодно? — пробормотал Саймон, уткнувшись в ее шею.

— Жарко, — умудрилась покачать головой Лиллиан и задохнулась, почувствовав, что его губы нашли пульсирующую жилку у основания шеи. — Очень жарко.

Саймон поднял голову. Его глаза горели желанием.

— Я могу помочь.

Он отступил назад и мягко потянул за собой Лиллиан, усаживая ее на столе. Она не сопротивлялась. Не могла сопротивляться, даже когда он расстегнул одну крошечную пуговицу на ее платье спереди. Лиллиан с удивлением смотрела на него, а он прижался губами к обнаженной коже и стал целовать ее.

— Саймон, — выдохнула Лиллиан, впиваясь пальцами в его плечи, когда его язык прошелся по кружевной кромке рубашки.

— Так прохладнее? — прошептал он, обжигая своим дыханием ее кожу.

— Н-нет.

— Тогда придется действовать дальше.

Он усмехнулся, потянув платье вниз к талии, освобождая ее руки. Лиллиан приподняла бедра, и платье наконец с тихим шуршанием упало на пол.

— Ты прекрасна, — низким, с нотками благоговения голосом сказал Саймон.

С этими словами он сунул пальцы под тонкие бретельки рубашки и спустил их вниз. Лиллиан оказалась до пояса обнаженной.

Скромность предписывала смущение, она должна была прикрыться. Но Лиллиан не сделала этого. Она не хотела прикрываться. Ей нравилось, как Саймон смотрит на нее, как горят страстью его глаза. Он смотрел на нее так, словно перед ним было самое изысканное создание, которое ему когда-либо приходилось видеть. Лиллиан никогда не испытывала ничего подобного.

— А т-тебе не жарко? — заикаясь, спросила она, совершенно не умея флиртовать и соблазнять.

Ей казалось, что она ведет себя неуместно и глупо, пытаясь играть в игру, в которой он хозяин.

— О да, — губы Саймона расплылись в чувственной полуулыбке.

Лиллиан протянула руку, дрожа всем телом, нашла ворот его измятой рубашки и коснулась пальцами обнаженной кожи. Она никогда прежде не прикасалась так к другому человеку. Она никогда раньше не ощущала напряженной неподвижности мужского тела. Ей нравилось это, но хотелось большего. Она хотела видеть его, прикасаться к нему и познать его на вкус так же сладострастно, как это делал он. Где-то в глубине души ей хотелось заявить о своих правах на него, независимо от того, насколько кратким будет это право владения.

Неповоротливыми, словно окаменевшими пальцами Лиллиан попыталась расстегнуть его рубашку. Саймон не пытался помочь ей или помешать, просто наблюдал за ее действиями горящим взглядом. Лиллиан наконец справилась с задачей и сбросила рубашку с его плеч.

У нее пересохло во рту. Она никогда раньше не видела обнаженное тело мужчины, но что-то подсказывало ей, что сейчас перед ней стоял образец мужской красоты. Широкий разворот плеч, напряженная неподвижность мускулатуры, жесткие завитки волос на груди.

Ей доставляло удовольствие смотреть на него. Он совершенно не соответствовал нынешнему образу ленивой аристократии, потому что на плоском животе отчетливо выделялись планки мышц. А волосы на груди продолжались тонкой линией вниз и исчезали за поясом.

— Лиллиан, — пробормотал он.

— Да?

Она смущенно взглянула на него.

— Дыши, дорогая.

С этими словами Саймон обнял ее за шею и потянулся к ней губами.

Лиллиан успела вздохнуть, когда его губы снова прижались к ее губам. Теперь, когда на ней не было нескольких слоев одежды, ей легче быть активным участником танца желаний. Рубашка доходила ей только до середины бедра, это означало, что она сможет раздвинуть ноги и обхватить его бедра, чтобы быть еще ближе к нему. Саймон застонал, когда они вновь оказались на столе.

— Что ты делаешь со мной, — прошептал он, хотя эти слова, похоже, больше предназначались ему самому, чем Лиллиан.

Он склонил голову к груди Лиллиан, и она выгнулась всем телом, страстно вскрикнув от наслаждения, когда его губы жадно сомкнулись вокруг затвердевшего соска. Его рот был горячим и влажным, когда он ласкал чувствительную плоть, заставляя ее задыхаться от наслаждения и затопляя ощущениями волшебной силы и остроты, которые пронзали все тело.

Саймон принялся ласкать вторую грудь, проделывая с ней все то же самое, что и с первой. На этот раз Лиллиан извивалась всем телом, вцепившись пальцами в его плечи, ногами прижимая его к себе и выгибаясь навстречу движениям его языка со стонами и криками.

— Такая удивительно чувственная, — прошептал Саймон, подтягивая ее поближе к себе.

Тонкая рубашка скользила по телу. Саймон стал целовать ее живот, бедра и, наконец, внутреннюю сторону бедра.

Лиллиан задрожала, немного приподнявшись, чтобы посмотреть, что он станет делать дальше. Она с изумлением наблюдала, как он задрал ее рубашку, и она превратилась в бесполезный клочок шелка у нее на животе. Потом он еще шире развел ей ноги, теплая рука накрыла шелковистый холмик, а потом коснулась нежной плоти.

На щеках Лиллиан заполыхал румянец, когда Саймон поднял голову и взгляды их встретились. Здесь больше не было ни герцога, ни вежливого джентльмена. В глазах Саймона плескалось дикое желание овладеть ею полностью. Лиллиан затрепетала.

— Тебе будет приятно, — пообещал Саймон и коснулся губами влажных лепестков плоти.

Лиллиан вскрикнула, почувствовав его горячее дыхание на самой интимной части тела, и сжала кулаки на сукне бильярдного стола. Что это было за ощущение? Что-то очень мощное и очень приятное, сосредоточенное в одном месте, но при этом импульсами расходящееся по всему телу, как будто все ее существо превратилось теперь в чувственный инструмент.

Волны ошеломляющего блаженства затопили ее целиком. Лиллиан жадно выгнулась навстречу его ласкам, безмолвно требуя большего. И когда Саймон тихо засмеялся рядом, она вскрикнула снова.

Его ласки становились все настойчивее, все интимнее. Лиллиан закрыла глаза и судорожно вздохнула, когда новая волна удовольствия накрыла ее с головой. Она оказалась настолько мощной, что Лиллиан поняла, что дрожит всем телом против собственной воли, а волны чувственности накатывают одна за другой. Она стонала и извившись, сдавалась под их натиском.

Наконец все утихло, и Лиллиан открыла глаза только для того, чтобы увидеть, что Саймон все еще находится у нее между ног и наблюдает за ней.

— Изумительно, — прошептал он, выпрямляясь.

Нащупав пояс, он расстегнул брюки. Они упали на пол, и Лиллиан замерла от восхищения.

Ее впечатлила верхняя часть его тела, а теперь она была очарована нижней. Конечно, он был великолепно сложен: узкие бедра, крепкие стройные ноги, и Лиллиан была уверена, что в будущем она будет восторгаться их совершенством.

Но сейчас ее внимание было приковано к горделиво восставшей плоти Саймона. В другое время, в другой день она, возможно, испугалась бы. В конце концов, она была невинной, и расставание с невинностью сопровождалось не только болью, о которой Лиллиан была наслышана от других, но и потерей любого шанса в будущем, о котором мечтала.

Тем не менее сегодня, в это мгновение, у нее не было страха. Она не думала о последствиях. Был только этот мужчина, и она хотела его. Хотела этого.

Поэтому Лиллиан, лежа на бильярдном столе, потянула его к себе, открываясь ему навстречу, пока он не накрыл ее своим телом. Его твердая плоть коснулась набухшего лона, но дальше Саймон не двигался.

— Как только мы начнем, назад пути нет, — прошептал он.

— Я знаю, — кивнула Лиллиан. — Саймон, прошу тебя…

Услышав эту мольбу, он закрыл глаза и стал медленно погружаться в ее горящее от желания тело, давая ей возможность привыкнуть к новым ощущениям. К удивлению и удовольствию Лиллиан, она не почувствовала боли, хотя готовилась к этому, потому что ей много раз говорили о том, как это бывает. Вместо этого ее переполняли другие ощущения.

Да, ей было непривычно ощущать внутри себя мужскую плоть, и она чувствовала легкий дискомфорт, когда он продвигался вперед. Но сильнее всего ею овладел пронзительный восторг слияния двух тел, каждая клеточка тела была пронизана невыносимым наслаждением.

Саймон вдруг остановился и внимательно посмотрел на Лиллиан своими зелеными глазами.

— Сейчас будет немного больно. Расслабься.

— Не останавливайся… — выдохнула Лиллиан.

Из его груди вырвался сотрясающий все тело глубокий вздох, и он одним мощным движением вошел в нее до конца.

И опять у Лиллиан не было ощущения боли. Всего лишь секундное неудобство, словно внутри у нее все привыкало к тому, чего она так долго ждала.

Она медленно задвигалась под тяжестью его тела, и Саймон с хриплым стоном закрыл глаза.

— Подожди, дорогая, — пробормотал он, сжав челюсти. — Иначе это произойдет раньше времени.

У Лиллиан расширились глаза. Она никогда не думала, что может контролировать его с помощью своего тела. От этой мысли ее затопило ощущение пьянящей власти, но, прежде чем она смогла опробовать ее, тело Саймона пришло в движение, и Лиллиан забыла обо всем, кроме острого ощущения тех движений, которые он совершал.

То, что он делал с ней до этого, вызывая в теле сладостную дрожь, и то, что происходило сейчас, нельзя было сравнивать. Сейчас все было намного ярче и интенсивнее, потому что они смотрели друг другу в глаза, отдаваясь мощному ритму движений.

Саймон прижался к ее губам, и Лиллиан растворилась в чувственном наслаждении, позволив желанию и страсти закружить ее в своем вихре. Его медленные ритмичные движения быстро подвели ее к пику блаженства.

На этот раз Лиллиан знала, чего ждать, когда какая-то поднимающаяся изнутри огненная волна медленно прокатилась по всему телу и подбросила ее в бескрайнюю высь. Ока вскрикнула и приподняла бедра, по ее телу пробежала судорога наслаждения.

Ее восторг подогрел страсть Саймона, потому что, — пока она дрожала и вздыхала в чувственном забытьи, его тело стало двигаться в нарастающем ритме, дыхание участилось. Все его тело напряглось, и в последний момент он вышел из ее лона. А она вдруг почувствовала себя необыкновенно опустошенной, потому что они не пережили этот последний момент вместе.

Она прекрасно понимала, почему он это сделал. Саймон ясно дал ей понять, что готов только к роману с ней. Ребенок все осложнит и совершенно погубит ее.

Грубая реальность вырвала ее из тумана наслаждения. Лиллиан медленно села, впервые осознав, что только что подарила свою девственность, развалившись на бильярдном столе, как шлюха. И подарила она ее человеку, который, возможно, принял ее капитуляцию за согласие стать его любовницей.

С залитым краской лицом Лиллиан поправила рубашку и поискала на полу измятое платье.

Она чувствовала, что Саймон наблюдает за ней, поэтому подняла на него глаза, стеснительно улыбаясь.

Он протянул к ней руки и прижал к своему обнаженному телу. Когда она почувствовала силу его объятий, желание вспыхнуло в ней с новой силой, и платье выпало из рук.

— Пойдем со мной наверх, — прошептал Саймон, уткнувшись ей в волосы. — Останься со мной на ночь, Лиллиан.

Лиллиан колебалась, она подняла голову, чтобы посмотреть на него. На его лице читалось такое искреннее желание, что она не могла отказать ему. По правде говоря, ей вовсе не хотелось говорить «нет». Ну и что из того, что, когда они расстанутся, волшебство этой ночи исчезнет? Это просто неизбежно, учитывая то, зачем она приехала сюда, но Лиллиан вдруг поняла, что очень неохотно думает об этом.

Саймон, очевидно, истолковал ее нерешительность по-своему.

— Я обещаю тебе, — он взял ее за подбородок, — что прослежу, чтобы никто ничего не увидел. Я не позволю публично погубить тебя.

— Но это не означает, что я стану твоей любовницей, — нерешительно прошептала Лиллиан дрожащим голосом.

— Тогда просто будь моей возлюбленной, — после секундного молчания кивнул Саймон. — Сегодня.

Вместо ответа Лиллиан поднялась на цыпочки и прижалась губами к его губам. Их поцелуй дышал такой же страстью, как и тогда, когда они занимались любовью. Лиллиан потребовалось приложить усилия, чтобы оторваться от его губ.

— Да, Саймон. Возьми меня с собой. Я, как и ты, не готова закончить на этом.

Глава 14

У Саймона было много планов в отношении Лиллиан и их связи. Он хотел, чтобы она присутствовала в его жизни, поэтому, естественно, думал, что они станут заниматься любовью. И где-то глубоко в душе он догадывался, что это будет так же захватывающе и волшебно, как в первый раз.

Однако он никогда не собирался лишать ее невинности в незапертой комнате собственного дома, когда всего в нескольких шагах от них находились другие гости. Ему следовало проявить осторожность и быть осмотрительнее, и не только потому, что, если их застанут, они вынуждены будут пожениться, а этого, похоже, никто из них не желает.

Ну и уж конечно, в первый раз он не собирался делать этого на бильярдном столе, хотя и был в полупьяном состоянии. Она заслуживала другого отношения.

И все же теперь, когда, занявшись любовью во второй раз, они лежали на его кровати и отдыхали, и Лиллиан тесно прижалась к нему обнаженным телом и положила голову на плечо, Саймон забыл о своих сожалениях. Он забыл обо всем и думал только о том, как ему хорошо рядом с ней.

Лиллиан рассеянно водила кончиками пальцев по его груди, не осознавая, насколько эти легкие, дразнящие прикосновения возбуждали его. И тот невинный вид, с которым она проделывала это, только усиливал воздействие. Через несколько мгновений он опять будет готов продемонстрировать ей силу своего желания.

Лиллиан подняла на него взгляд. В карих глазах плясали золотистые отблески догорающего камина.

— Теперь ты не хочешь рассказать, что тебя так беспокоило, когда я нашла тебя в бильярдной?

Саймон напрягся, его мысли мгновенно вернулись к тем проблемам, с которыми он столкнулся. Оказалось, что его отец был совсем не таким человеком, как о нем думал Саймон. И у него есть по крайней мере один незнакомый ему брат в этом мире, а может, и не один.

Глядя на Лиллиан, Саймон обдумывал ее вопрос. В том, чтобы что-то рассказать этой женщине, был риск. Саймон чувствовал, что она очень близка ему, но ведь они знакомы всего неделю. Ему хотелось верить, что она никогда намеренно не раскроет секреты его семьи, но даже если она случайно шепнет правду не тому… осуждения общества им не избежать.

И хотя сам Саймон не считал пока возможным дать миру узнать истинное лицо своего отца, ему не хотелось, чтобы кто-то посторонний отнял у него эту возможность.

Однако острое желание поделиться своей болью не покидало его. Особенно с женщиной, которая доставила ему столько удовольствия.

— Я начинаю думать, что совершенно не знал своего отца, — тяжело вздохнул Саймон, еще крепче прижимая к себе Лиллиан.

Тепло ее тела немного успокоило волнение от тех ужасных фактов, которые он обнаружил.

— Как же так? — тихо спросила Лиллиан, отводя взгляд.

Саймон долго смотрел в потолок, потом покачал головой и продолжил:

— Ну а что ты знаешь о нем?

— Немногое, — неуверенно ответила Лиллиан. — Его все знали.

— Да, — нахмурился Саймон, — его репутация как общественного деятеля была известна всем. Его очень уважали за поддержку иногда спорных законов в парламенте и яростную защиту бедных. Но кроме этого, он был наделен выдающимися личными качествами. Люди считали его порядочным человеком, безупречным во всех отношениях. Даже праведным. Это давало ему силы в справедливой борьбе. Но теперь…

Саймон замолчал, чувствуя, как подступает горечь к горлу. Каким лживым было все это…

Лиллиан приподнялась на локте и посмотрела на Саймона. В ее взгляде читался неприкрытый интерес.

— Но теперь?..

Саймон задумался. Раскрывать правду было не только опасно, но в какой-то степени это все еще было похоже на предательство отца. Он вздохнул. Похоже, ему по-прежнему хотелось защитить старика.

— Теперь… — Он пожал плечами. — Теперь я сомневаюсь, была ли правда в том, чему он учил меня. И если бы я знал его истинное лицо, не знаю, полюбил бы я его когда-нибудь.

Лиллиан медленно кивнула, в ее взгляде промелькнуло сильное волнение, и осторожно легла рядом с Саймоном.

— Дети всегда думают, что родители не могут совершать неправильные поступки, — произнесла Лиллиан после долгого молчания. — Но, взрослея, мы осознаем, что у них есть сложности и им присущи разные человеческие качества. Это не очень утешительно, правда?

— Нет, — покачал головой Саймон, — совсем неутешительно.

Теперь Лиллиан смотрела куда-то вверх, взгляд стал рассеянным, словно она утонула в воспоминаниях.

— Я считала свою мать безупречной женщиной. Отец защищал нас с братом от ее многочисленных приступов тоски, поэтому я не замечала, какой беспокойной она была на самом деле. До тех пор пока мать не свела счеты с жизнью.

Саймон вздрогнул. Ему трудно было представить, какую утрату понесла эта замечательная женщина, сначала лишившись матери, а потом, испытав на себе жестокость людей, когда они стали подозревать правду и избегать ее.

— Самое ужасное заключалось в том, — продолжала Лиллиан, — что сначала я ненавидела мать за то, что она сделала. Я чувствовала себя обманутой, потому что она свела счеты с жизнью, вместо того чтобы мужественно встретить проблемы. Я считала ее поступок эгоистичным, потому что она оставила мужа без жены, а детей — без матери. Я много лет обвиняла ее.

Саймон отодвинулся и приподнялся на локте, чтобы посмотреть на Лиллиан. И хотя ее голос звучал ровно, в глазах, где царил тонкий эмоциональный мир, блестели слезы. Ранимость делала Лиллиан еще привлекательнее для него, потому что Саймон понимал: этой стороной своей жизни она редко с кем делилась. Лиллиан воздвигла стену, чтобы защитить себя, и точно так же повела себя с ним, когда они встретились впервые. Теперь он понимал ее нежелание знакомиться с ним и признать их влечение друг к другу.

Слава Богу, она все-таки сделала это.

— И как ты преодолела свой гнев?

Саймон взял ее за руку и смотрел на их переплетенные пальцы.

— Что ты имеешь в виду?

— Ни ты, ни я не можем просто поговорить с нашими родителями и разрешить проблему, которая причинила нам столько боли. Их нет в живых, и это осложняет дело.

— Все правильно, — медленно кивнула Лиллиан. — Разрешение проблемы ушло вместе с ними, оставив нам только боль.

Повисла долгая пауза, пока Лиллиан с хмурым лицом обдумывала его вопрос.

— Я совсем недавно преодолела свой гнев, — прошептала она наконец, — когда узнала настоящую причину, по которой она ушла из жизни. Мне кажется, я перенесла свой гнев на… на кого-то еще… На кого-то, кого я виню в ее смерти.

Саймон нахмурился. На ее лице появилось тревожное, даже виноватое выражение. Ему вдруг захотелось сделать все, чтобы оно пропало. Но это невозможно, как невозможно забыть собственную боль.

— Сомневаюсь, что в моей ситуации это поможет, — вздохнул Саймон. — Я считаю, что никто другой не несет ответственности за поступки моего отца. Но возможно, настанет день, когда я пойму их, и это ослабит мой гнев и ощущение предательства, которые я чувствую сейчас.

— Наверно, это так, Саймон, — прошептала Лиллиан, отвернувшись, и по ее голосу Саймон не мог понять чувств, которые овладели ею. — Уже очень поздно, Я должна вернуться к себе в комнату. Габби заподозрит что-нибудь.

Лиллиан повернулась, чтобы встать с кровати.

Саймон понимал, что она права, но тем не менее взял ее за руку и потянул к себе. Она не сопротивлялась, когда он накрыл ее своим телом и прижался к губам. Вздохнув, Лиллиан ответила на его поцелуй.

— Не уходи пока, — пробормотал Саймон, целуя ее  шею. — Останься еще на часок.

Его рука обхватила ее грудь, и Лиллиан застонала от удовольствия:

— О-один часок.

* * *

Еще раз оглядев тихий пустой коридор, Лиллиан повернула ручку и толкнула дверь, поморщившись, когда она со скрипом открылась, впуская ее в спальню. Там было тихо и темно, и Лиллиан с облегчением вздохнула, закрыв дверь и привалившись к стене. Она была в безопасности и вполне уверена в том, что никто ее не видел. Теперь надо только молиться, чтобы она смогла убедить Габби в том, что…

Лиллиан не успела закончить мысль, как из угла спальни послышалось неприятное царапанье по кремню и тут же загорелась свеча. Габби в халате, держа свечу, встала из мягкого кресла в гардеробной.

— Лиллиан, — покачала она головой и пошла ей навстречу. — Лиллиан!

Больше ничего говорить не надо было. Она с таким осуждением произнесла ее имя, что Лиллиан сразу поняла — Габби давно ждала ее. Она вздрогнула, когда подруга подняла свечу и стала рассматривать Лиллиан в тусклом свете.

— Лиллиан… Что ты делала? — широко раскрыв глаза, прошептала Габби, поставив свечу на ближайший столик.

Все волнения, чувство вины и смущение, которые одолевали Лиллиан последние дни, вспыхнули в ней с новой силой. В глазах появились нежданные слезы, и она упала в объятия подруги.

— Мы занимались любовью, — призналась она глухим голосом, уткнувшись в плечоГабби.

— О, Лиллиан, — выдохнула Габби, направляя подругу к канапе, куда они рухнули вместе. — Ты отдала ему свое тело?

Лиллиан кивнула, ожидая, что краска смущения сейчас зальет ее щеки. К ее удивлению, этого не произошло. Даже когда она думала о страстном вечере, который она провела в объятиях Саймона, она не чувствовала стыда. Вместо этого она дрожала от удовольствия и вновь пробуждающегося желания.

Стараясь справиться со своими эмоциями, Лиллиан посмотрела на Габби.

— Мне кажется, что все намного хуже, — выдохнула она. — Боюсь, что твои упреки оказались справедливыми. Я начала увлекаться этим человеком.

Подруга только резко вздохнула, но не прерывала Лиллиан.

— Сегодня я забыла о его отце, я забыла о своем долге перед собственным отцом и матерью, я забыла обо всем, кроме него. Я растворилась в нем. И это было… хорошо, это было великолепно.

— В любых других обстоятельствах я бы с трепетом выслушала эту новость. — Габби мягко прикрыла ее руку своей рукой. — Только не в этот раз. Лиллиан, так не может продолжаться. Это несправедливо — заниматься любовью с мужчиной, питать к нему глубокие чувства, если ты по-прежнему намерена предать его и его семью.

Лиллиан выдернула руку, чувство вины грозило накрыть ее с головой. Она понимала, что подруга права. Вскочив на ноги, Лиллиан принялась ходить по комнате, мысли вертелись вокруг всех событий вечера и касались не только их любви с Саймоном и его нежности.

— Я… я не уверена, возможно ли теперь предать его, — покачала головой Лиллиан. — Его отец уже сделал это.

— Не понимаю, — вздрогнула Габби.

— У меня не было возможности узнать все подробно, — прошептала Лиллиан. — Но Саймон был очень расстроен, когда я нашла его. Я уверена, ему стали известны какие-то секреты отца, выходившие за рамки политических интриг.

— И это что-то меняет в твоем плане?

Лиллиан закрыла глаза, и расстроенное лицо Саймона вновь предстало перед ней. Она понимала его чувства, потому что переживала то же самое: боль, жестокое предательство.

— Меняет. Я приехала сюда, потому что отец Саймона разрушил мою семью, не думая о последствиях. Я хотела разоблачить его истинное лицо и все то зло, которое он совершил. Но если я сделаю это, единственный, кто пострадает, будет Саймон. В таком случае чем я лучше его отца? Разве этим я не причиню боль невинным людям, как это делал его отец?

— Никогда не сравнивай себя с этим человеком!

— Надо сравнивать. Если я ничем не лучше своего врага, значит, он победил, правда?

— Я с самого начала говорила, — вздохнула Габби, — что у меня были опасения в отношении твоего плана, поэтому я не хочу препятствовать происходящим в тебе переменам. Но я должна знать, почему это вдруг приобрело для тебя такое значение? Еще несколько часов назад у тебя не было уверенности, что Саймон не является таким же лжецом, как и его отец.

Лиллиан вздрогнула. Ведь она обвиняла его в этом. Медленно повернувшись к Габби, Лиллиан встретилась с ее взглядом.

— Когда я нашла его вечером, невозможно было ошибиться в том, что он искренне переживал боль. А когда он заговорил о своем отце… я… я поверила ему, Габби. Возможно, это глупость или принятие желаемого за действительное, но мне кажется, он ничего не знает, кроме того, во что его отец хотел, чтобы он верил. И теперь, когда правда выплывает наружу, она убивает его.

Вдруг совершенно неожиданно ее глаза наполнились слезами, когда в голову пришла мысль о том, сколько еще неприятной информации предстоит узнать Саймону. Включая тот факт, что она сама появилась здесь с целью разоблачения и мести.

— Но ты действительно можешь забыть, зачем приехала сюда? — тихо спросила Габби. — Предсмертная просьба отца, печальная кончина матери… Ты можешь забыть все это?

Лиллиан закрыла глаза. Это было единственным, что вызывало в ней нерешительность. Много месяцев ею управляло желание отомстить и выполнить долг, который не смог выполнить ее брат. Это заставляло ее двигаться вперед, даже когда сил уже не было.

— Не знаю, — призналась Лиллиан. — Я только чувствую, что моя мать все же заслуживает справедливости, просто я не понимаю, как это сделать.

— Ты потеряла все. — Габби взяла ее за руку. — Вполне понятно, что тебе хочется вернуть хоть что-то.

— Утром я пойду к Саймону, — с дрожью в голосе сказала Лиллиан. — При свете дня, думаю, мне многое станет понятнее.

— И что ты ему скажешь? Признаешься, зачем приехала сюда?

Лиллиан содрогнулась при одной мысли об этом. Господи, если он узнает, что она приехала сюда и занималась с ним любовью с единственной целью — уничтожить уважаемое имя его семьи, можно только догадываться, какой будет его реакция.

— Нет, — нахмурилась Лиллиан, понимая, что это трусость с ее стороны, — пока нет. Посмотрю, может, мне удастся узнать что-нибудь еще о том, что его так расстроило. Может быть, если я узнаю правду, мне станет легче. Если мне станет известно, что любимый сын Роджера Крэторна презирает своего отца, то это станет лучшей местью за содеянное им, даже если я не совершу ее лично.

Габби кивнула, и Лиллиан прочла в ее глазах полный покой. Удивительно, но она сама чувствовала то же самое. Мысль о мести никогда не доставляла Лиллиан удовольствия. Это была только необходимость. Долг, который она должна была взвалить на себя, потому что больше его выполнить было некому.

От мысли о том, что можно оставить все как есть, ей стало так легко, как не было уже много лет.

— А как же Саймон?

Тихий вопрос Габби заставил Лиллиан вздрогнуть.

— А что Саймон? — вопросом на вопрос ответила Лиллиан, хотя прекрасно понимала, что имела в виду подруга.

— Вы занимались любовью сегодня, и совершенно очевидно, что тебя связывает с ним нечто гораздо большее, чем просто физическое влечение. — Габби склонила голову набок. — Что ты с этим собираешься делать?

— Не знаю. Я по-прежнему думаю, что прошлое наших семей не позволит нам быть вместе. Кроме того, если он узнает, зачем я приехала сюда, как отношусь к его отцу… Вероятнее всего, он возненавидит меня.

— И тем не менее ты по-прежнему хочешь большего, да? — прошептала Габби.

Лиллиан повернулась к подруге спиной и направилась в спальню.

— Я много чего хочу, Габриэла, но большую часть желаемого я не получу никогда.

Глава 15

Прошло всего два часа после того, как Лиллиан вернулась к себе в комнату, но теперь, неожиданно для себя, она снова покидала ее. Наступил рассвет, пришло время поискать Саймона. Ей хотелось как можно раньше поговорить с ним, во-первых, чтобы никто не помешал, а во-вторых, она боялась, что струсит и не сделает этого.

Прежде чем она полностью откажется от идеи мести, надо убедиться, что это правильное решение. Для этого, казалось ей, вполне достаточно поговорить с Саймоном и выяснить, что беспокоит его. Она цеплялась за последнюю надежду, что этот разговор освободит ее от исполнения предсмертной просьбы отца.

Лиллиан осторожно шла по тихим коридорам. Остальные гости еще долго будут спать, а слуги, даже если уже встали, будут слишком заняты домашними делами, чтобы обращать на нее внимание, если она будет вести себя тихо и осторожно.

Спустившись по винтовой лестнице в холл первого этажа, Лиллиан зевнула. Она не спала прошедшую ночь. Даже забравшись под одеяло, она беспокойно крутилась и вертелась, вспоминая прикосновения Саймона. Вероятно, она никогда не почувствует их вновь. Слишком многое стоит между ними: и то, что уже известно, и то, о чем Саймон даже не подозревает.

Лиллиан, вздохнув, взялась за ручку двери кабинета Саймона. После короткой молитвы о мужестве она толкнула дверь и вошла в комнату.

К ужасу Лиллиан, в кабинете оказалось темно и пусто. Очевидно, Саймону все-таки удалось уснуть после совместно проведенной ночи. И теперь он вряд ли встанет раньше остальных гостей. А ей придется ждать, чтобы обсудить с ним очень личные вопросы. Лиллиан уже собралась уходить, но тут ей в голову пришла одна мысль. Ей не придется ждать, если она сама сможет понять, что его беспокоит.

Она окинула взглядом комнату, в которой царил беспорядок. Если Саймон еще не проснулся, у нее есть несколько часов, чтобы все здесь осмотреть. Он наверняка отложил найденные бумаги, поэтому если она их обнаружит, то сможет спокойно просмотреть.

От мысли о том, что она будет осматривать этот кабинет, у нее загорелись щеки. Какая ирония! Она наконец получила свободу сделать это, но теперь была не уверена, хочет ли этого.

— Разве тебе не хочется узнать правду? — пробормотала Лиллиан самой себе. — Разве тебе не хочется так или иначе покончить с этим?

Короткий разговор с собой помог. То, что она может найти доказательства, на поиски которых потратила много месяцев, вовсе не означает, что она воспользуется ими. Но ей необходимо увидеть их. Она чувствовала, что это отобьет у нее стремление отомстить за мать. Даже если она никогда не доведет дело до конца, сам факт, что она хотя бы могла это сделать, должен помочь.

Ну разве не так?

Лиллиан двинулась вперед. Она обошла стол и, отдернув занавески, чтобы впустить в комнату поток утреннего света, села изучать огромное количество бумаг, возвышавшихся в стопках перед ней. Одна стопка была сдвинута в сторону, и к ней Лиллиан обратилась в первую очередь. Судя по тому, как были сложены в ней бумаги, похоже, их уже отсортировали. Значит, здесь могла содержаться информация, которая так расстроила Саймона.

Взяв из стопки первый лист, Лиллиан приступила к чтению. Она не знала, сколько времени она читала вот так документ за документом. Многие из них имели отношение к законодательству, и, как ей уже сознался Саймон, общественная поддержка законов его отцом часто была обусловлена деньгами, которые он платил оппозиции, выступающей против.

Лиллиан фыркнула с отвращением. Это лишь доказывало, что герцог не был честным человеком, но никак не являлось тем ошеломительным секретом, который она вознамерилась найти. Даже теперь, когда Лиллиан почти отказалась от идеи мести, ей хотелось открыть о старом герцоге что-нибудь личное и унизительное.

Лиллиан стала дальше просматривать бухгалтерские книги и письма, стараясь запомнить то, что она увидела. Она просмотрела уже почти половину, стопок и заинтересовалась одной бумагой, которая, похоже, намекала, что у герцога был какой-то секрет, как вдруг дверь в кабинет распахнулась.

Лиллиан быстро бросила бумагу на стол и вскочила на ноги, когда тот, кто открыл дверь, вошел в кабинет. Лиллиан задохнулась, когда увидела, что это пришел Саймон.

Через мгновение он заметил Лиллиан, стоявшую у стола с виноватым и испуганным видом. А она воспользовалась этим мгновением, чтобы внимательно рассмотреть его. У него был такой же измученный вид, как и у нее, и она догадалась, что он тоже провел бессонную ночь. У обоих был встревоженный вид, несмотря на полученное удовольствие друг от друга.

— Лиллиан, — удивленно произнес Саймон и устремился к ней, словно не мог управлять своим поведением.

Ей хотелось броситься в его объятия, успокоить поцелуями, но Лиллиан сдержалась.

— Д-доброе утро, Саймон.

Он осмотрелся вокруг, словно вспоминая, где они находятся.

— Подожди, что… Что ты здесь делаешь, Лиллиан?

Она оказалась совершенно не готова к этому вопросу и несколько мгновений открывала и закрывала рот, судорожно соображая, что ответить. Саймон пристально смотрел на нее, на усталом лице застыло замешательство.

На короткое мгновение Лиллиан вдруг подумала, Не рассказать ли ему все. Признаться в том, что действительно случилось с ее матерью, рассказать о предсмертном желании отца отомстить, о ее решении взять это на себя, потому что на брата надежды нет. Рассказать все и ждать его реакции, какой бы она ни была.

Но Саймон смотрел на нее с такой теплотой и обожанием, что у Лиллиан перехватило горло. Если она все расскажет ему, он никогда больше так не посмотрит на нее. Он перестанет считать ее интересной загадкой и станет смотреть на нее так, как она того заслуживает: как на врага.

Поскольку у них нет совместного будущего, зачем ему знать все это? Зачем разрушать настоящее, какое у них есть, ведь осталось всего несколько скоротечных дней?

— Я не могла уснуть, потому что думала о нашей общей проблеме.

Лиллиан глубоко вздохнула. И это не было абсолютной ложью.

— О нашей общей проблеме? — вскинув голову, повторил Саймон.

— Д-да, — кивнула Лиллиан, и в желудке все перевернулось. — Вчера вечером мы говорили о наших родителях и пытались найти способ смириться с тем, кем они были и что делали. Вряд ли я смогу смириться с тем, что сделала моя мать, но я…

Лиллиан замолчала в нерешительности. Еще не поздно остановиться. Забыть о поисках правды, прекратить врать и просто уйти. Но она не могла.

— Я надеюсь, что, возможно, смогу помочь тебе, — прошептала Лиллиан.

У нее надломился голос и задрожали руки.

Саймон шагнул вперед, закрывая за собой дверь.

— Ты пришла сюда, чтобы помочь мне?

— Ты так и не сказал, что же сделал твой отец, чтобы так сильно расстроить тебя. Я надеялась, что смогу понять, если найду хоть какую-то информацию.

Теперь Лиллиан еще больше ненавидела себя, потому что заметила, как смягчились черты лица Саймона, и он направился прямо к ней. Он крепко прижал ее к своей груди, вдыхая запах волос.

— Спасибо, Лиллиан, — прошептал он. — Спасибо тебе за это.

Лиллиан заморгала, чтобы не проронить закипающие слезы, и кивнула, освобождаясь из его объятий.

— Мне не следовало без разрешения приходить сюда. Прости. Просто… Я очень волновалась. Ты простишь меня?

— Да, — после долгой паузы ответил Саймон.

Лиллиан ждала, пока уляжется внутреннее волнение. Ведь она почти открыла грязную правду о человеке, которого считала своим заклятым врагом, даже если никогда не использует ее.

Даже если она не осуществит свои планы. Внутри с новой силой зрело отвращение. Она воспользовалась прошлым, чтобы заставить Саймона поделиться своими секретами, и поступила так же мерзко, как и его отец.

Саймон взял ее за руку и повел к окну, где стояли два стула. Поджав губы, он убрал лежавшие на них стопки бумаг и предложил ей сесть.

Они присели, соприкасаясь коленями. Саймон накрыл ее руки своими и так пристально смотрел на Лиллиан, что ей казалось, его взгляд проникал в самую душу.

— Я говорил, что мой отец был не слишком честен в том, что касалось поддержки его законопроектов.

Лиллиан кивнула, вспоминая, какая боль была у Саймона на лице в тот день, когда он признался в этом. Тогда она впервые по-настоящему сопереживала ему.

— Я знаю, для тебя это было сродни предательству, — прошептала она, когда пауза затянулась.

— Ты права, — кивнул Саймон. — Я воспитывался в благоговейном отношении к его честности и великодушию, и вдруг я сталкиваюсь с тем, что ему эти качества не присущи вовсе. Но есть кое-что похуже. То, что я собираюсь рассказать тебе, легко может уничтожить его репутацию… и, возможно, мою тоже, если ты кому-нибудь расскажешь услышанное. Поэтому я надеюсь, что могу рассчитывать на твое благоразумие.

Лиллиан сглотнула, почувствовав, как пересохло в горле. После многих месяцев поисков наступил момент истины. Сейчас она получит то, что так хотела отыскать.

Ее молчание, похоже, успокоило Саймона, и он продолжил:

— Я нашел свидетельство того, что у моего отца не только есть по крайней мере один внебрачный ребенок, но и что он заплатил его матери деньги, а потом бросил их обоих.

Лиллиан глубоко вздохнула, мгновенно осознав важность этой информации. У многих мужчин в светском обществе были внебрачные дети, но у немногих из них была такая благородная репутация, как у герцога, который публично выступал за заботу, поддержку внебрачных детей и за уважение к ним.

Такие заявления приводили аристократию в гнев, позорили ее. Если есть доказательство лицемерия герцога, свидетельство того, что он бросил собственного внебрачного сына, то это здорово подорвет репутацию, которую он создал себе. Кто тогда станет устанавливать статую в память о нем? Или произносить хвалебные оды в его честь на светских раутах?

— Но я думаю, что у него есть и другие внебрачные дети, кроме этого ребенка, о котором я нашел информацию, — сказал Саймон и закрыл руками лицо.

Лиллиан во все глаза смотрела на Саймона. Он, ссутулясь, сидел на стуле, потирая виски. На лице застыла такая боль разочарования, что у Лиллиан заныло сердце. Саймон уже никогда не сможет относиться к отцу как к идеалу мужчины. Он никогда не сможет забыть то, что узнал о нем и в чем подозревает.

Именно в этот момент Лиллиан поняла, что ей надо отпустить прошлое. Даже если ей удастся убедить общество, что Роджер Крэторн был величайшим лицемером на земле или ужасным чудовищем, маскировавшимся под святого… это не вернет ее мать. Это не ослабит боль, которую этот человек причинил ее семье.

Победа будет ложной. Этим она лишь разрушит еще одну семью, причинив боль Саймону и его сестре, которую никогда не знала, но которая, похоже, очень добрый человек.

Лиллиан подумала о матери. Не о том, что происходило с ней несколько лет назад, не о самоубийстве, а о женщине, которую помнила сама Лиллиан. Она была доброй и хорошей. Если во имя матери Лиллиан разрушит жизнь другого человека, вряд ли мать одобрила бы ее поступок. Она часто заморгала, чтобы не заплакать. Все закончилось.

— Я обидел тебя? — Саймон убрал руки от лица. — Прости, если так.

— Нет, конечно, нет. Я знаю, что тебе было трудно поделиться этим со мной. Я вижу, как тебе больно. Но… — Лиллиан замолчала. Она могла предложить ему лишь свое утешение. Искупление вины за себя и… за его отца. — Но герцог передал деньги для сына. Это все же лучше, чем то, как поступают другие мужчины.

Лиллиан поджала губы. Ей было неприятно защищать герцога, но она знала, что Саймону необходимо было услышать это.

— Сумма была приличная, — покачал головой Саймон, — но к ней не прилагалось никаких условий расходования денег, никакого контроля. Одному Богу известно, видел ли этот мальчишка хоть фартинг, не говоря уже о том, хватило ли ему денег для взрослой жизни. Ведь он мог оказаться на улице, Лиллиан, или умереть. И мой отец не знал этого, его это даже не волновало.

— Но мать ребенка вполне могла быть разумной и экономной, — ухватилась за соломинку Лиллиан. — Она могла отложить значительную сумму на будущее. И парень имел возможность поправить свое материальное положение.

— Надеюсь, что все так, — после долгого молчания ответил Саймон. — Не знаю, какая у него мать. Наверно, где-то здесь есть записи о ней, но мне еще надо найти их.

— Но все это в прошлом, дело сделано, — настаивала Лиллиан.

— И все же я хочу знать, что с ним произошло, — задумчиво сказал Саймон.

— Знаешь, существует один способ, как это сделать, — нерешительно произнесла Лиллиан.

— Как?

— Ты можешь найти его.

Саймон удивленно раскрыл глаза и медленно покачал головой:

— Никаких других данных, кроме его имени и суммы платежа его матери, у меня нет. Я не имею представления, в каком городе она жила, у меня вообще нет никаких сведений о ней.

— После твоего отца осталось так много бумаг, — Лиллиан окинула взглядом кабинет, — здесь, несомненно, есть книги или другие записи, из которых можно подробнее узнать о случившемся. Я могу помочь тебе в этом, если хочешь.

Лиллиан не могла поверить, что эти слова сорвались с ее губ. Но раз уж так случилось, у нее не было желания забрать их назад. Если она сможет помочь Саймону найти его сводного брата, то планам Крэторна, который так отчаянно стремился держать детей порознь, суждено провалиться.

— Найти брата, — пробормотал Саймон.

Он встал и посмотрел в окно, где разгорался яркий безоблачный день.

— Признаюсь, я об этом не думал.

— Потому что он может быть из другого круга, не твоего сословия?

— Это Рис так думает, а не я, — отмахнулся Саймон. — В отличие от отца я на самом деле верю в идеалы, за которые мы боремся. Мне совершенно безразлично, бедняк мой брат или, например, известный политик.

Лиллиан отвернулась. Похоже, классовая принадлежность важна для Саймона только в отношении брака. Впрочем, это не имеет значения. Он не знает истинного положения вещей, а Лиллиан знает. У них не может быть будущего, несмотря на ее желание утешить его и несмотря на страсть, которая вспыхнула между ними вчера вечером.

— Нет, я не думал об этом, потому что мне кажется, это значительно усложнит ситуацию, — пробормотал Саймон.

— Существует риск, что и другим станет известно об истинном лице твоего отца, — тихо сказала Лиллиан, внимательно наблюдая за его реакцией.

— В данный момент, — Саймон повернулся к ней, слегка раздувая ноздри, — меня это не заботит. Я должен знать своего брата, если он еще жив. А он должен узнать обо мне и о нашей сестре Наоми.

— Ты говоришь, что тебя не волновало бы, если бы вероломные поступки твоего отца стали известны всему миру? — удивленно спросила Лиллиан.

Саймон помолчал в нерешительности.

— Я рассердился на него за двуличность, но я не хочу, чтобы об этом узнали все, — покачал он головой, — по крайней мере пока. Возможно, когда-нибудь…

Лиллиан удивленно заморгала. Это означало, что однажды он раскроет правду, только на своих условиях. И она еще больше утвердилась в своем решении отказаться от собственного стремления к мести.

— Когда я думаю о раскрытии правды, я думаю о Наоми, и о ее детях, и о матери, да и о себе тоже, хотя, наверно, это, эгоистично.

— Это не эгоистично, Саймон, — прошептала Лиллиан, глядя себе под ноги. — Ты ничего плохого не сделал. И ты не должен страдать из-за поступков собственного отца. Это несправедливо.

— В этой жизни так много несправедливости. — нахмурился Саймон. — Я думаю о тех людях, кому он причинил боль… Разве они не заслуживают возмездия?

Лиллиан вскинула на него взгляд. Он снова предлагал ей отличную возможность раскрыть правду о себе, о своей матери. Она могла признаться, почему приехала сюда и чего хотела от него в самом начале. Может быть, в этот ответственный момент он поймет ее? Или не поймет. И теперь, когда она позволила ему поделиться с ней величайшим секретом-, он возненавидит ее еще больше.

Может ли она так рисковать?

Она не успела ответить себе на этот вопрос, потому что услышала тяжелый вздох Саймона.

— Теперь ты понимаешь, почему я все переживаю внутри. Но нельзя хвататься за все сразу. Если я действительно буду искать этого человека, брата, которого никогда не знал, я должен буду делать это с величайшей осторожностью, чтобы не раскрыть своих истинных целей.

Саймон посмотрел на Лиллиан. На фоне солнечного окна он был похож на темного падшего ангела: чувственного, прекрасного и соблазнительного. Несмотря на все свои опасения, Лиллиан хотела его сильнее, чем прежде.

Однако она пообещала избегать соблазнов. Особенно после такого разговора, какой состоялся у них только что, прикасаться к нему, целовать его, заниматься с ним любовью… было неправильно. Она не могла повторить это, независимо от того, насколько велико было ее желание.

— Я должна идти. Тебе нужно многое обдумать и спланировать.

С этими словами Лиллиан встала и собралась уходить.

— Пожалуйста, не уходи, Лиллиан, — взял ее за руку Саймон.

Он осторожно потянул ее к себе, и она не стала противиться. Похоже, у нее не оставалось сил бороться.

— Саймон, — беспомощно прошептала она.

Он наклонил голову и прижался к ее губам. Она не могла сопротивляться ему. Она обняла его за шею, прильнула к груди. Желание, с которым она пыталась бороться, захватило ее целиком, и Лиллиан забыла обо всем.

— Спасибо, — прошептал Саймон, прижимая ее к стене. Он обхватил руками ее голову и не сводил с нее зеленых глаз. — Спасибо, что выслушала меня и не осуждала.

В глазах Лиллиан блеснули слезы, и она отвернулась в надежде, что он не заметил покатившейся по щеке слезинки. Но он, конечно, заметил и вытер ее кончиком пальца.

— Не плачь, Лиллиан, — пробормотал Саймон, уткнувшись в ее шею. — Никаких слез. Только радость, смех и все хорошее. Вот что я хочу дарить тебе. И хочу, чтобы ты дарила мне то же самое.

Лиллиан закрыла глаза, и Саймон стал целовать ее шею. Если и было в сложившейся ситуации что-то действительно хорошее, так это Саймон. Его теплые глаза и нежные руки. Его удивительная способность заставлять ее чувствовать себя хорошо и уютно, даже несмотря на то что она совсем не пара ему.

А он не знает этого, но почему-то дал ей разрешение забыть прошлое, забыть свой гнев.

Она хотела, чтобы у нее были силы сопротивляться этому соблазну, делать то, что нужно, но не могла их найти. Она сдалась и сказала себе, что это случилось в последний раз.

Лиллиан выгнулась ему навстречу, его руки скользнули к ее бедрам, и он еще крепче прижал ее к себе. Она застонала, уткнувшись в его плечо и вдыхая мужской запах, который был присущ только ему.

Если они должны расстаться, если она должна найти силы отпустить его, то пусть это последнее свидание станет запоминающимся, идеальным, чтобы потом было что вспомнить в мельчайших подробностях и без сожаления.

Лиллиан откинулась к стене и стала снимать с него сюртук. Справившись с задачей, она отбросила его в сторону.

— Здесь? — тяжело дыша, спросил Саймон и прижался к ее телу так, что Лиллиан едва дышала.

— Да, — выдохнула она, отвечая и на его действия, и на его вопрос.

Саймон больше ничего не спрашивал. Вместо этого, пока Лиллиан расстегивала его рубашку, он задрал ее юбки и, удерживая их в одной руке, второй рукой коснулся ее бедра.

Когда рука скользнула выше, отыскивая влажную плоть, Лиллиан закрыла глаза, и с губ сорвался хриплый вздох. Она еще не остыла от проведенной ночи, но это только помогало ей еще острее чувствовать его нежные прикосновения. Ее тело отреагировало почти мгновенно, готовясь принять его плоть.

Прежде чем снять с него рубашку, Лиллиан раздвинула ноги, словно приглашала его к себе. Она с улыбкой смотрела на его крепкую грудь. Боже, как он прекрасен, само совершенство!

Она прижалась губами к его плечу, пробуя его на вкус, дразня его кончиком языка. Когда ее поцелуи опустились ниже, настал черед Саймона стонать от удовольствия.

— Осторожно, — прошептал он, его голос прозвучал хрипло и соблазнительно. — Не играй с огнем.

— Мне нравится огонь.

После этих слов губы Лиллиан обхватили его сосок.

— Достаточно, — прорычал Саймон, и Лиллиан вдруг почувствовала, что ее ноги оторвались от земли.

Саймон целовал ее, прижимая своим телом к стене, и Лиллиан чувствовала его выступающую плоть. Потом она вдруг ощутила, что он высвободил ее, хотя не видела, чтобы он расстегивал брюки. Его тело выгнулось, и плоть проникла в ее разгоряченное лоно.

Лиллиан затаила дыхание, ожидая большего, а именно абсолютного удовольствия и полного проникновения. Когда Саймон начал осторожно двигаться, она задохнулась от ощущения радости.

Они застонали одновременно, и Лиллиан еще теснее прижалась к нему, когда его ритмичные движения очень быстро привели к пику наслаждения. Она откинула голову назад, задыхаясь от удовольствия, которое охватило все ее тело. Она потеряла контроль, простонав его имя, и ее тело содрогнулось от сладостных ощущений.

Саймон не отставал. Его движения стали быстрее и ритмичнее. В какой-то момент его тело напряглось, приближаясь к точке наслаждения, он застонал, и Лиллиан впервые почувствовала, как изливается в нее его живительная влага. Она покрепче обхватила ногами его дрожащее тело и растворилась в ощущении их единения, их дыхания в унисон.

Это были превосходные мгновения.

Но они вскоре были нарушены. Дверь в кабинет Саймона распахнулась, и вошли три самые бесцеремонные из приглашенных гостей леди, любящие посплетничать. Следом за ними появился дворецкий Саймона.

Глава 16

Что началось настоящее светопреставление, — это не сказать ничего. И все же Саймон чувствовал себя удивительно спокойно, когда три вошедшие дамы начали пронзительно кричать, дворецкий стал просить их уйти, Лиллиан отскочила в сторону, отворачиваясь и пытаясь пригладить юбки.

Все это должно было быть воспринято Саймоном как настоящая катастрофа, и он ждал, когда это понимание настигнет его и поселит в нем панику. Но ничего подобного так и не случилось. Вместо этого он спокойно натянул брюки, застегнул их и повернулся к нарушившим их уединение дамам.

— Разве никто никогда не слышал, что, прежде чем войти, нужно стучать? — спросил он, обращаясь к своему дворецкому Вейлу.

Потом наклонился, поднял с пола рубашку и спокойно надел ее.

— Простите, ваша светлость. Леди были очень настойчивы в своем желании увидеть вас, — ответил дворецкий, взяв себя в руки, когда понял, что Лиллиан привела себя в порядок, хотя так и не повернулась к ним лицом.

Она продолжала смотреть в окно, словно надеялась, что если будет долго так стоять, то все о ней забудут.

Ее унижение было единственным, что беспокоило Саймона в этот момент. Он по-прежнему удивлялся самому себе.

— Я понял, Вейл. Ты можешь идти.

Он перевел взгляд на дам, в которых узнал маркизу Пиддлфорд, графиню Ковингтон и виконтессу Роджерс. Все трое слыли известными сплетницами и пришли сюда с очевидным намерением женить его на чьей-нибудь дочери.

— Леди, вы прервали меня с моей невестой на самом интимном месте.

Услышав эти слова, Лиллиан круто повернулась к Саймону. Она смотрела на него широко раскрытыми и испуганными глазами, открыв рот, но не могла произнести ни одного членораздельного звука. Саймон посмотрел на нее и опять перевел взгляд на незваных гостей.

Удивительно, но у всех троих был такой же вид, что и у Лиллиан. Потрясенные, шокированные… онемевшие. Глядя на них, Саймон испытывал истинное удовольствие.

Правда, длилось оно недолго, потому что первой в себя пришла маркиза Пиддлфорд.

— Вы женитесь на этой маленькой мышке? — удивилась она, качая головой.

— Женюсь, миледи, — подтвердил Саймон. — Я полагаю, вы хотите поздравить меня с этим счастливым событием.

Они долго смотрели друг на друга.

— Мои поздравления, ваша светлость, — сквозь зубы процедила наконец маркиза. — И вам, мисс Мейхью.

Графиня Ковингтон последовала примеру подруги, но виконтесса Роджерс была вне себя.

— Зачем вы вынудили нас впустую потратить время, пригласив сюда? Мы могли бы принять приглашение на многочисленные приемы в другие дома. Вместо этого вы, ваша светлость, играли с нашими дочерьми! — фыркнула она, не обращая внимания на подруг, которые взмахами рук и тихими мольбами предпринимали вялые попытки успокоить ее.

— Я пригласил сюда большое количество гостей, чтобы выбрать себе невесту. Все они оказались очаровательными, но меня заинтересовала мисс Мейхью. В моих действиях не было ни обмана, ни намерения поиграть с теми, кого я пригласил, миледи. Я никогда не встречал мисс Мейхью до ее приезда сюда, если в этом смысл вашего беспокойства.

— Я хочу сказать, что вы выбрали даму намного ниже вас по положению, и почему? — Лицо виконтессы стало красным. — Потому что она захотела раздвинуть ноги для вас?

Саймон мгновенно оказался рядом с ней.

— Осторожно, леди Роджерс. Вы клевещете на мою будущую жену. Сомневаюсь, что вы захотите отгородиться от нее или от меня в будущем.

Леди Роджерс поджала губы, и в комнате надолго повисло молчание. Потом она развернулась и вышла из кабинета, две ее подруги последовали за ней.

Сделав глубокий вдох, Саймон посмотрел на Лиллиан. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых плескалась тревога, поднятые к груди руки мелко дрожали. Она по-прежнему не произнесла ни слова.

— Через двадцать минут эта новость обязательно станет известна всем гостям, — задумчиво сказал Саймон и пристально посмотрел на Лиллиан. Его тревожило выражение ее лица. — Какого черта эти склочницы встали в такую рань?

Лиллиан ничего не ответила, только шагнула вперед.

— Почему? Почему ты сделал это? — бледными и дрожащими губами произнесла она.

— Защитил тебя? Потому что никто не будет говорить о тебе такие слова. Никогда. Я не позволю.

— Нет, я не об этом. — В ее голосе теперь звучали истеричные нотки. — Почему ты сказал им, что мы собираемся пожениться?

Саймон приблизился к ней и взял за руки. Они были бледными и холодными. Саймон улыбнулся Лиллиан, надеясь подбодрить ее, успокоить.

— Потому что, моя дорогая, три самые известные в лондонском обществе сплетницы застали нас с тобой в самом скандальном положении. Брак наш единственный выбор, и я подумал, что будет лучше, если я намекну, что мы уже обо всем договорились.

Лиллиан вырвала руки и вновь пристально посмотрела на Саймона. Потом ее взгляд прошелся по комнате, по стопкам бумаг, беспорядочно разложенных повсюду. Она покачала головой:

— Я не могу выйти за тебя замуж. Не могу.

— Из-за поступков моего отца?

С ее губ сорвался смех, но в нем не было веселья.

— Саймон, ты же сам сказал, что хочешь видеть меня только своей любовницей.

— Там все было бы иначе, — покачал головой Саймон. — Если бы ты приехала в Лондон, я бы снял для, тебя жилье и мы бы продолжили наш роман, все происходило бы с величайшей осторожностью. И компания сплетниц не застала бы нас в скандальной ситуации. Когда наш роман подошел бы к концу, у тебя по-прежнему была бы возможность выйти замуж за другого человека или жить так, как тебе захочется. Теперь…

Лиллиан смотрела на него, хлопая ресницами, и смысл того, что случилось, похоже, стал доходить до нее.

— Теперь это невозможно.

— Невозможно, Лиллиан.

— Значит, — она наклонила голову, — ты пытаешься спасти меня. И поэтому вынужден пойти на неравный брак, чтобы я осталась цела и невредима.

Саймон взял ее за руку и потянул к себе.

— Я не поэтому женюсь на тебе.

В это мгновение Саймон понял, что говорит правду.

— Мне кажется… — Он замолчал, осторожно подбирая слова. — Я думаю, мне самому хотелось раскрыть карты. Я хотел оказаться в том положении, откуда нет пути назад. Сегодня я был неосторожен, когда мы занимались любовью.

— Ты сделал это специально? — расширила глаза Лиллиан.

— Нет, — пожал плечами Саймон, — но мне кажется, какая-то часть меня позволила этому случиться. Если будет ребенок, это все меняет. Даже если бы никто не потревожил нас, я бы просил твоей руки.

— Но ты мог бы и не делать этого, Саймон, ты мог бы…

— Поступить как отец? — прервал ее Саймон.

Лиллиан долго смотрела на него.

— Ты совсем не похож на отца, — покачала она головой.

— Тогда ты знаешь, что я не смог бы отказаться от ребенка, даже от намека на него. — Саймон вздохнул. — Но кроме этого, есть кое-что еще.

Лиллиан удивленно посмотрела на него, и ужас, который царил у нее на лице все это время, стал исчезать.

— Еще?

— Лиллиан… с того момента как мы встретились, мы чувствуем влечение друг к другу.

Лиллиан помолчала в нерешительности, потом наклонила голову в знак согласия.

— Какая восторженная реакция с твоей стороны, — не смог сдержать улыбку Саймон и остался доволен, когда она засмеялась в ответ.

В этот момент он знал, что все будет хорошо, даже если для этого потребуется время.

— Я действительно смотрел на других женщин, собравшихся здесь. Я старался найти в них что-то интересное для себя, но, по моему мнению, они все легкомысленные и пустые. И когда думал о том, чтобы связать себя с одной из них, единственное, что я мог представить себе, — такую же пустую жизнь. Но когда мы были с тобой, все было совершенно иначе.

Лиллиан заморгала, и в глубине постоянно меняющих оттенки глаз блеснули слезы. Сейчас ее глаза были темными, почти черными.

— Между нами была; вернее, есть какая-то связь. И для меня это изменило все. Я пытался преуменьшить ее значение, пытался говорить себе, что, если ты станешь моей любовницей и окажешься в моей постели, этого будет достаточно. Но я думаю, что этого было бы недостаточно.

— У нас на пути будет так много препятствий, Саймон, — прошептала Лиллиан. — Возможно, даже больше, чем ты предполагаешь.

— Ты считаешь, что их породит сплетня, что нас застали вместе? — нахмурился Саймон. — Так мы не станем тянуть и оглашать наши имена в церкви. Я договорюсь о разрешении на венчание без церковного оглашения, поэтому мы сможем пожениться, как только вернемся в Лондон.

— Дело не только в этом, — начала Лиллиан, но Саймон поднял руку, прерывая ее.

— Ты о прошлом своей семьи? Не обращай внимания на людей. Ситуация с моим отцом научила меня тому, что даже у самых «безупречных» граждан есть секреты. И те, кто говорит о тебе, скорее всего стараются скрыть свои собственные тайны.

— Твои слова значат для меня намного больше, чем ты думаешь. Но я должна сказать тебе, что…

— Здесь нечего больше говорить. — Саймон приложил пальцы к ее губам. — Мы сделаем это. Я не заставляю тебя давать фальшивые обещания, вряд ли сейчас может идти речь о любви друг к другу, но она может со временем прийти. И мне кажется, мы сможем быть счастливы.

Саймон заключил Лиллиан в свои объятия и прижался к ее губам. На мгновение он почувствовал сопротивление, потом ее тело стало мягким и податливым. Она обняла его за шею, раскрывая губы навстречу поцелую. Она не могла говорить, но ее тело говорило «да».

И Саймон ощутил необыкновенный покой в душе, которого до сих пор еще не знал.

Саймон испустил стон, выскользнув в коридор, и тихо прикрыл за собой дверь. С самого утра к нему шли разъяренные мамаши и дуэньи, которые приехали в его имение неделю назад. На него визжали, кричали, он едва избежал парочки дуэлей. Теперь у него раскалывалась голова и свело от напряжения скулы.

Больше всего на свете ему хотелось опрокинуть большой бокал бренди и принять теплую ванну. А еще больше ему хотелось Лиллиан, если только он сможет убедить ее разделить с ним приятные моменты наедине.

Саймон открыл дверь в библиотеку, собираясь позвать ее. Сделав шаг в комнату, он остановился и обнаружил сидящих у камина Риса и Энн. На лице лучшего друга застыло печальное выражение, а Энн приветствовала Саймона искренней улыбкой.

— Привет, мне не говорили, что вы меня ждете, — сказал Саймон, закрывая дверь за спиной. Когда пара промолчала в ответ, он обратил свой пристальный взгляд на Риса. — Вы ведь ждете меня, да?

Энн встала и, вытянув руки вперед, пошла навстречу Саймону и расцеловала его в обе щеки.

— Ну конечно, ждем, Саймон. Мы хотели поздравить тебя с помолвкой.

— Энн.

Резкий голос Риса заставил ее вздрогнуть.

— Не надо ничего усложнять, — тихо ответила она, поворачиваясь к жениху. — Саймон твой лучший друг.

— Именно поэтому, — Рис вскочил на ноги, — я не стану спокойно смотреть, как разыгрывается эта комедия. Я обязан предложить свою помощь.

Он приблизился к Саймону, не сводя с него глаз.

— Ты не должен этого делать, — тихо сказал он.

— Я сделаю это, — улыбнулся Саймон и похлопал Риса по плечу. — И не надо меня спасать, хотя я благодарен тебе за предложение помощи. Я знаю, оно от чистого сердца. Но я надеюсь, ты никогда не повторишь его снова.

— В самом деле? — поднял брови Рис.

— Посмотри на него, Уэверли, — приблизилась к ним Энн. — Мне кажется, что он говорит это не из чувства долга. Пусть все будет как есть.

Рис поджал губы, и по его лицу Саймон понял, что Рис сдался.

— Спасибо, — мягко сказал он.

— Мы с Энн уезжаем сегодня днем, как и планировали, — недоверчиво покачав головой, напомнил Рис.

— Да-да. — Саймон был благодарен за напоминание. — У вас совсем скоро свадьба. Кто бы мог подумать, что я могу обойти вас у алтаря!

— Ты женишься после возвращения в Лондон, да? — улыбнулась Энн.

— Как только будет получено разрешение на венчание, мы дадим свои клятвы друг другу, — кивнул Саймон.

— Мы можем отложить свой отъезд, — встрял Рис, — если требуется мое присутствие.

— Боже милостивый, нет! — засмеялся Саймон. — Я даже не стану мечтать, чтобы задерживать тебя здесь, ведь тебе так много предстоит сделать. Я пришлю записку, когда мы вернемся в Лондон. Возможно, ты будешь стоять со мной рядом у алтаря, так же как и я надеюсь постоять на твоей свадьбе рядом с тобой.

— Я все сделаю. — Рис наклонил голову, словно мысль о том, что может быть по-другому, даже не посещала его. — Теперь мы должны спешить, если хотим уехать вместе с большой толпой расстроенных невест, — вздохнул Рис и направился к двери, но Энн на мгновение задержалась.

Она взяла Саймона за руки и сжала их.

— Будь счастлив, — прошептала она, убедившись, что Рис не слышит ее. — У нас так мало шансов найти любовь. Ты заслуживаешь ее, если ты можешь ее найти.

Энн отпустила его руки и пошла следом за женихом, но Саймон успел заметить ее печальный взгляд. Он понял, что Энн любит его друга, человека, стремящегося жениться ради положения, а не ради страсти.

Он нахмурился, потому что не ожидал, что будет так встревожен прощанием с Рисом и Энн. В душе остался печальный осадок и решимость сделать так, как посоветовала Энн: попытаться радоваться будущему, открывшемуся перед ним.

* * *

Из окна Лиллиан наблюдала, как экипажи один за другим покидали имение Саймона. Она не только поразительным образом положила конец грандиозному приему, но и уничтожила репутацию Саймона. Не говоря уже о своей собственной, которая и так держалась на тоненьком волоске.

И все же когда она думала о браке с этим человеком, ее не охватывал ужас. И ее не заполняло чувство вины, хотя такое ощущение затаилось где-то глубоко в душе, потому что Саймону до сих пор неизвестна истинная цель ее визита сюда.

Нет, когда она представляла, что всегда будет рядом с Саймоном… ее заполняла радость, ощущение тихого счастья, которое она отпихивала изо всех сил.  Какое, там счастье!

— Внизу царит такая суета! — влетела в комнату Габби.

Лиллиан повернулась к подруге и едва сдержала желание обнять ее, за то что вернула ее к реальности происходящего сейчас в имении. Здесь не до веселья. Надо смотреть правде в глаза.

— Да, это не то, что я планировала, — очень медленно произнесла Лиллиан.

— Хочется думать, Лиллиан, что нет! Мне бы хотелось надеяться, что ты не способна на такое предательство, на такую двуличность, чтобы соблазнить мужчину, память об отце которого ты вознамерилась уничтожить. Выйти замуж за сына, чтобы получить доступ к секретам, которые даже не принадлежат ему.

Лиллиан раскрыла рот, когда поняла, что Габби не приняла ее сторону. Она задавала вопрос, она хотела знать, действительно лиЛиллиан поступила так низко.

— Не думай, что я такая подлая, — взмолилась Лиллиан, подавшись вперед и схватив Габби за руки. — Пожалуйста, ты одна из моих немногочисленных подруг, и я не вынесу, если ты будешь так думать обо мне. Сегодня я решила… возмездия не будет.

— Потому что ты выходишь за него замуж?

— Нет, я решила это раньше. Ты во всем была права, Габби. Мне следовало послушаться тебя.

Улыбка подруги была короткой, но триумфальной, однако Лиллиан не улыбнулась в ответ.

— Мы разговаривали сегодня, и я хорошо понимаю, с чем сталкивается сейчас Саймон. Я понимаю, что не могу заставлять его страдать за то, что сделал его отец. По крайней мере страдать больше, чем он уже страдает. Это никому из нас не принесет ничего хорошего и не изменит сложившихся обстоятельств.

— Я так рада. — Габби сжала ее руки. — Но Лиллиан… ты… ты думаешь, что будешь счастлива?

— Я не знаю. — Лиллиан замерла. — Я надеюсь, но все еще боюсь будущего. Одно дело скрывать мотивы моего стремления попасть сюда, когда знаешь, что через несколько дней мы расстанемся и никогда не встретимся вновь. Но теперь я стану его женой. Я должна рассказать Саймону правду, зачем приехала сюда. Я должна все ему раскрыть, иначе это будет висеть над нами, как гильотина, отбрасывая тень на все, что мы говорим и делаем. И когда правда откроется, будет только хуже.

Лицо Габби смягчилось, и она обняла Лиллиан. Так они стояли очень долго.

— Что мне делать, Габби? — вздохнула Лиллиан.

Габби подошла к окну.

— Я нечаянно слышала, как герцогиня разговаривала с моей тетушкой, когда была внизу.

— Она, наверно, готова убить меня, — вздрогнула Лиллиан.

— Могу с уверенностью тебе сказать, что она была недовольна, — грустно кивнула Габби. — Но после всего, что уже произошло, она мало что может сделать. Очевидно, мы должны остаться здесь до тех пор, пока Саймон не получит разрешение на брак. Это займет несколько дней. Потом мы все поедем в Лондон, и там ты выйдешь замуж. Кажется, все Биллингемы венчаются в одной и той же церкви, и леди Биллингем ничего не хочет менять, боясь дать лишний повод для разговоров.

Лиллиан задрожала всем телом и опустилась в ближайшее кресло.

— Все это хорошо, Габби, но я не это имела в виду, когда спросила, что мне делать.

— Я знаю, — грустно улыбнулась Габби. — Но поскольку свадьба состоится так быстро, может быть, не стоит спешить рассказывать Саймону правду. Ты же знаешь, ему и так есть о чем подумать, а теперь еще этот скандал с вашей помолвкой. Со временем ты подберешь правильные слова, чтобы рассказать ему все.

Лиллиан задумалась над словами подруги. Они были как спасительная соломинка для нее. Надо немного подождать, а потом ока найдет способ, как открыть правду и при этом причинить как можно меньше боли.

— Наверно, ты права, Габби. За несколько недель ничего не изменится, правда?

Габби кивнула в ответ, но Лиллиан успела заметить в ее глазах сомнение, которое и ей не давало покоя.

— Мне надо возвращаться. Моя бедная тетушка весьма озадачена случившимся, я должна ее успокоить и поддержать.

Лиллиан молча смотрела, как Габби вышла из спальни и оставила ее одну. Потом она повернулась к своему отражению в зеркале и тяжело вздохнула, увидев свое осунувшееся лицо.

— Как много лжи, — прошептала она. — Как много секретов, и моих, и его отца. Может ли брак, построенный на этом, выдержать испытание временем?

Лиллиан не знала ответа, но впервые призналась самой себе, что ей очень этого хочется. Так отчаянно и страстно хочется, что ее это пугало.

Глава 17

Если прежде Лиллиан думала, что герцогиня холодна и неприветлива, то теперь, когда Лиллиан и те, с кем она приехала, оказались единственными гостями ее светлости, напряжение между ними возросло еще больше. После того как было «объявлено» о помолвке, мать Саймона отсутствовала на завтраке и весь день до вечера, предоставив возможность оставшимся гостям самим заботиться о себе. Когда она наконец появилась на ужине, то сказала едва ли пару слов и не отрывала глаз от тарелки.

Лиллиан в душе смутно надеялась, что новый день, возможно, улучшит настроение герцогини. В конце концов, теперь помолвка была неизбежна, и она когда-то должна принять ее.

Но новый день начался только с незначительного улучшения настроения вдовы. Лиллиан решила, что Саймон что-то наверняка сказал матери, потому что теперь она по крайней мере изредка разговаривала с тетушкой Габриэлы, а что касается Лиллиан… Леди вела себя так, словно ее вообще не было в комнате. Разве что время от времени бросала на нее мрачные, полные ненависти взгляды.

А еще она бросала взгляды в сторону двери, и они были гораздо менее суровыми, скорее — выжидательными. Сегодня должна была приехать сестра Саймона и единственная дочь герцогини — леди Уэстфорд, и, похоже, ее светлость действительно волновалась перед предстоящей встречей.

Это удивляло Лиллиан. Когда она смотрела на герцогиню, то видела перед собой лишь холодную женщину, которая была настолько озлоблена жизнью, что даже по отношению к сыну не могла проявить ни любви, ни дружелюбия. А сейчас она едва не подпрыгивала от удовольствия всякий раз, когда смотрела на дверь, через которую скоро должна была войти ее дочь.

Неожиданно в дверях появился дворецкий. Он еще ничего не успел сказать, а герцогиня уже вскочила на ноги, сцепив руки перед собой.

— Приехала леди Уэстфорд, — объявил он, отступая в сторону и позволяя очень симпатичной женщине пройти в комнату.

Лиллиан тоже встала, наблюдая, как гостья прошла через комнату и заключила герцогиню в объятия.

— Мама!

Ее голос был наполнен радостными нотками.

Герцогиня совершенно преобразилась, ее улыбка стала широкой и искренней, руки, обнимавшие дочь, заметно дрожали.

— Дорогая моя, — выдохнула герцогиня, прижимаясь к своему ребенку, — как я рада, что ты здесь наконец.

От увиденной сцены у Лиллиан сжалось все внутри, и она отвернулась, не желая быть нечаянным свидетелем любви матери и дочери.

Господи, как ей хотелось, чтобы и у нее была возможность обнять мать и прижаться к ней! И как она ненавидела это мгновение за то, что у нее никогда не будет такой возможности.

Словно почувствовав ее настроение, рядом с ней вдруг оказался Саймон. Она вздрогнула, когда он положил ей руку на талию, пока они ждали окончания церемонии встречи двух женщин. Казалось, он читал язык ее тела. Слава Богу, что он не мог читать ее мысли, иначе узнал бы, какую ненависть к его отцу она испытывала в данный момент.

Лиллиан заставила себя улыбнуться ему.

— Не нервничай, — прошептал Саймон, когда его сестра оторвалась от матери и повернулась к ним. — Она столь же добра, сколь и красива.

Выбросив из головы мрачные мысли, Лиллиан смотрела на леди, которая приближалась к ним. Если слова Саймона справедливы, тогда Наоми — само сострадание.

Несмотря на то что она была на шесть лет старше брата и уже имела двоих детей, леди Уэстфорд легко можно было принять за девушку, которая впервые выходила в свет. В ее каштановых волосах не было ни единой седой пряди, они были живыми и блестящими. Теплые карие глаза, больше похожие на глаза матери, а не на поразительные зеленые глаза Саймона, наполняло добродушие и сообразительность. А ее кожа… Лиллиан знала некоторых женщин в их кругу, которые были вполне способны убить за такое безупречное совершенство.

Она выглядела как настоящая леди, и Лиллиан не смогла справиться с напряжением, охватившим ее, когда Наоми остановилась прямо перед ними. Неужели она возненавидит Лиллиан точно так же, как возненавидела ее мать Саймона? Неужели она обвинит Лиллиан в том, что она «заманила» брата в такой неравный брак?

Но она, похоже, не собиралась делать ни того, ни другого. После моментального оценивающего взгляда Наоми бросилась к брату, с любовью обнимая его, так что Лиллиан не смогла сдержать улыбку. Она испытала облегчение, видя, что Саймон не всеми в семье был отвергнут.

— Дорогой, — Наоми отошла от брата, чтобы еще раз посмотреть на него, — выглядишь замечательно. Таким счастливым я не видела тебя целую вечность.

Потом она повернулась к Лиллиан, и та протянула ей дрожащую руку. Но Наоми не обратила никакого внимания на протянутую руку и крепко и тепло, точно так же, как собственного брата, обняла Лиллиан. Лиллиан на мгновение опешила, а потом обняла в ответ свою будущую невестку.

— Я полагаю, что у брата такой счастливый вид благодаря вам. Мама прямо в дороге сообщила мне, что вы женитесь. Самый удачный союз. Я очень рада за вас.

Она отступила на шаг назад, и в ее глазах не было даже намека на осуждение или сарказм, пока она переводила взгляд с Саймона на Лиллиан и обратно, хотя Лиллиан не сомневалась, что герцогиня расписала ей все в мельчайших подробностях. И все же леди Уэстфорд похожа на Саймона. Она не встала немедленно на сторону матери, а пожелала дать Лиллиан шанс показать себя.

Лиллиан стало стыдно.

— Спасибо, миледи, — пробормотала она.

— Отлично, — леди Уэстфорд коснулась щеки Лиллиан, — мы должны стать сестрами. Ты станешь называть меня Наоми, а я буду звать тебя Лиллиан. У моего мужа нет сестер, поэтому ты у меня — первая, и я в восторге от подобной перспективы. Я убеждена, что вместе мы создадим кучу проблем.

Лиллиан не смогла сдержаться и рассмеялась вместе с Наоми.

— Я думаю, что сейчас нам надо стараться обходиться без проблем. Мне кажется, я уже больше не вынесу сюрпризов, — сказал Саймон, подмигнув Лиллиан, отчего у нее сжалось все внутри. Потом он взял сестру за руку. — Позволь мне представить тебя остальным гостям.

Наоми разочарованно вздохнула и сжала руку Лиллиан.

— У тебя будет полно времени поближе познакомиться с моей невестой, — засмеялся Саймон. — Пошли.

Наоми отпустила руку Лиллиан и позволила брату увести себя. Лиллиан смотрела им вслед, и с каждой улыбкой, которую ее будущая невестка дарила Габби и ее тетушке, на сердце у нее становилось все тяжелее.

Габби поймала ее взгляд. На мгновение на ее лице промелькнула тревога. Она тихо извинилась, подошла к Лиллиан и взяла ее под руку.

— Что-то ты не в духе. Но ты ведь нравишься леди Уэстфорд, она совершенно не похожа на свою мать.

— Да, — резко кивнула Лиллиан, — она больше похожа на Саймона, и признаюсь, что моей первой реакцией было обожание. Только, знаешь, меня все больше начинает беспокоить собственное нечестное поведение по отношению к этой семье. Наоми приглашает меня в свою жизнь, а я…

Лиллиан замолчала на полуслове, заметив, что герцогиня смотрит на нее прищуренными глазами. Эдакий многозначительный взгляд, словно она уличила Лиллиан в обмане и просто ждала подходящего момента доказать это.

Лиллиан, вздрогнув, отвернулась. Габби бросила взгляд на леди Биллингем и погладила подругу по плечу.

— Саймон уже начинает все больше и больше понимать правду об отце. И то, что ты скажешь ему позже, не станет для него полным шоком.

— Шоком для него станет ложь, — пробормотала Лиллиан.

— Возможно, потребуется время, но, я думаю, они все в конечном счете поймут причины твоего молчания, — прошептала Габби.

— Надеюсь, — ответила Лиллиан, чувствуя спиной взгляд леди Биллингем. — В любом случае по крайней мере его мать будет довольна. Я докажу ее правоту, что недостойна ее сына. Как она будет злорадствовать при этом!

Лиллиан могла только молиться, что Саймон все поймет, как сказала Габби. Ей все тяжелее было думать о том, какой будет его реакция в ответ на то, что она должна будет ему рассказать.

Как только Саймон закрыл дверь в гостиную и они с Наоми остались одни, она с озорством улыбнулась брату.

— Боже милостивый, Саймон, ты знаешь, как сделать поездку увлекательной! — звонко зазвенел ее смех, который всегда вызывал улыбку на лице Саймона, даже в самые трудные времена.

— Не могу поверить, что мать прямо в дороге сообщила тебе об этом, — простонал Саймон. — Могу себе представить, что она написала тебе в своем письме.

— Признаю, хорошего там было мало. — Наоми села и, когда Саймон взял бутылку хереса, кивнула. — Но я должна сказать, мне понравилась Лиллиан, хотя я совсем мало видела ее. Когда смотрю на нее, я вижу, как она напугана, как мышка при встрече с кошкой. Но я думаю, как только она преодолеет этот страх, она прекрасно впишется в нашу семью.

Саймон передал сестре бокал с вином. Он тоже заметил волнение и подавленное настроение Лиллиан. Даже несмотря на всю доброту Наоми, Лиллиан, когда думала, что никто не видит, вздрагивала и вела себя беспокойно.

— Если она и выглядит напуганной, так это только потому, что мать относится к ней с презрением, — тяжело вздохнул Саймон.

— Это еще один плюс в пользу Лиллиан, — дерзко подмигнула Наоми.

Оба рассмеялись, но смех Саймона быстро затих. У него с матерью никогда не было близких отношений, и в детстве это причиняло ему огромную боль. Эта боль становилась острее, когда он видел, что с Наоми мать вела себя совершенно иначе. Она души не чаяла в дочери и практически полностью игнорировала сына. Другая на месте Наоми могла бы взять с нее пример и плохо относиться к брату.

Но Наоми никогда так не делала. Она всегда любила брата, ограждала его от плохого настроения матери и иногда даже пыталась заботиться о нем, хотя сама еще была ребенком. Часто он видел, как она смотрела на него, виновато и печально. Это были самые страшные времена.

— Послушай, Саймон, — прервала его мысли сестра, теперь она была очень серьезной, — я никогда бы не смогла придраться к человеку, которого ты полюбил. В конце концов, у тебя безупречный вкус.

— Мне кажется, я никогда не говорил о любви, — заметил Саймон, поставив свой бокал и чувствуя неловкость. — Это в какой-то степени вынужденный брак.

Наоми прикрыла глаза и выставила вперед обе руки наподобие щита.

— Я знаю, мама писала что-то про кабинет отца и что вас там застали. Но пожалуйста, поделись подробностями. Я все еще представляю тебя в коротких штанишках, когда не вижу воочию. И мне не хочется разрушать этот образ, заменив его другим, более неприглядным.

— Прости, — рассмеялся Саймон. — Я невинен как ягненок, если это поможет тебе спокойно спать по ночам.

— Немного поможет. — Наоми подмигнула и озорно показала брату язык. Потом она отставила свой бокал в сторону. — Значит, ты ее не любишь, Саймон. Ты просто встретил подходящую девушку, и это не так уж плохо, по-моему. Но как ты думаешь, ты сможешь? Жизнь такая долгая, чтобы делить ее с тем, кого ты не любишь.

Саймон долго размышлял над этим вопросом, думая о Лиллиан. Он хотел ее с того самого мгновения, когда она вышла из экипажа, и она ответила на его желание, хотя и сдержанно. И все же не похоже, что только это чувство приковывало его интерес. Он не был развратником, подчинявшимся желаниям собственной плоти, как делали некоторые из его сверстников. У него было немало не подходящих его титулу женщин, но он никогда не испытывал такого страстного желания.

Нет, что-то другое, помимо физического влечения, поддерживало его интерес к Лиллиан.

— С самого первого мгновения, — задумчиво сказал Саймон, — она была загадкой для меня, ребусом, который невозможно разгадать мгновенно. То она открытая и дружелюбная, то в следующее мгновение закрывается так, словно видеть меня не может. Но всякий раз, когда мы разговаривали, меня поражала не только ее красота, но и ум. Она очень сообразительная и способна отстаивать свое мнение в дискуссиях.

— Я понимаю, как это интересно. — Брови Наоми слегка поползли вверх. — Многие из сегодняшних дебютанток сезона кажутся пресными, как обыкновенный тост, подрумяненный на огне. Девушка, умеющая думать и спорить, конечно, будет выделяться в общей массе. Но это не ответ на мой вопрос, Саймон. Как думаешь, ты смог бы полюбить ее?

Саймон прикрыл глаза, мысленно перебирая в памяти их короткие встречи. Временами. Лиллиан была сдержанна, но были моменты, когда она была необыкновенно добра. Когда Саймон раскрыл секрет о своем брате, внебрачном сыне отца, она прониклась болью, которую он испытал, узнав об этом. Она поддержала его, успокоила, и когда он начал свой рассказ, его сомнения относительно того, стоит ли ей раскрывать секрет, мгновенно исчезли, сменившись значительным облегчением, что теперь был человек, с которым он мог разделить свою боль.

— Да, — тихо произнес Саймон, открыв глаза, — думаю, со временем я смог бы полюбить ее.

Сногсшибательное открытие, но Саймон вдруг понял, что улыбается. Идея влюбиться в свою будущую жену оказалась действительно приятной. Впереди у них годы для того, чтобы ухаживать, при этом они будут делить одну постель. Это непременно будет интересным занятием.

— Вот и хорошо, — улыбнулась Наоми. — Я счастлива. По крайней мере это лучше, чем было у матери с отцом.

При упоминании о родителях и их очень несчастливом браке все приятные мысли о Лиллиан улетучились. Теперь Саймон понимал все намного лучше. Правда обладает непонятной способностью объяснять необъяснимое.

— Да, отец… — пробормотал Саймон, покосившись в сторону Наоми.

Должен ли он рассказать ей то, что узнал? Старинная мудрость гласит, что ее, как женщину, необходимо защищать от подобных нетактичных тем. Но с другой стороны, как-то неправильно хранить такое в секрете. Если ему суждено узнать истинное лицо отца, почему Наоми не должна знать это? Они оба любили и уважали его.

— Почему ты так смотришь на меня? — спросила Наоми и нервно поерзала на стуле. — Саймон, что происходит?

— Ты знаешь, что я приехал сюда из-за приема, на проведении которого так настаивала мать. Но, кроме этого, было кое-что еще, что привело меня в имение, — медленно начал говорить Саймон.

Он все еще не был уверен, хочет ли раскрывать Наоми то, что узнал сам.

— Я так и думала, — кивнула Наоми. — Отец занимал важный пост, и, поскольку скоро начнется светский сезон, я подумала, что ты поехал сюда, чтобы разобрать некоторые его бумаги.

— Именно поэтому я сюда и приехал. Ты помнишь, какой беспорядок всегда царил в его кабинете?

— Боже мой, ну конечно, — мгновенно улыбнулась Наоми. — Этот беспорядок был и здесь, и в других домах. В Лондоне мать настояла, чтобы он оборудовал себе второй кабинет, где можно было встречать людей, потому что ее смущала его неорганизованность.

Саймон встал и подошел к окну.

— Первое, что я должен сделать, — сказал он, выглянув в парк, — привести в порядок его бумаги. Я думал просмотреть их сам, прежде чем другие работники сделают все остальное. Вообще я думал, что можно будет написать воспоминания о нем.

— Понятно. Однако, судя по твоему лицу, похоже, ты не рад тому, что нашел, пока разбирал его бумаги и письма.

— Что ты знала об отце, помимо того лица, с которым он представал перед публикой?

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду под словом «лицо», Саймон, — пожала плечами Наоми, и в ней уже не было прежнего спокойствия.

— Я… я хотел спросить, что ты знала о нем как о реальном человеке? О таком, который не всегда бывает хорошим, порядочным или честным.

Теперь настал черед Наоми встать.

— Что ты хочешь сказать, Саймон? Ты в чем-то обвиняешь отца?

Саймон отпрянул назад. Ему непривычно было видеть гневное лицо сестры и дрожащие руки. Обычно Наоми была спокойной и собранной, ею владели счастливые эмоции, а не страх и огорчение. Однако при простом упоминании об отце и о его возможных секретах она впала в панику.

Неужели она уже что-то знала?

— Наоми, — начал Саймон, подходя к ней, — я лишь спросил…

— Ты намекал, — поправила она, отступая назад. — Намекал, что отец сделал что-то плохое. Я не хочу это слышать, Саймон. Прошлое лучше оставить в прошлом. Оставь его в покое.

С этими словами она повернулась и практически выбежала из комнаты, оставив Саймона смотреть ей вслед и размышлять, что же знает его сестра, что заставило ее так, испугаться.

Может быть, это что-то намного хуже того, что он сам уже раскопал.

Глава 18

Лиллиан сидела в библиотеке в кресле, стоявшем у камина. Ноги она поджала под себя, рядом стояла дымящаяся чашка чая. Это был рай.

Библиотека быстро становилась ее любимым пристанищем, потому что здесь были не только книги, питавшие ее любовь к печатному слову, но и воспоминания. Воспоминания о Саймоне, о страсти.

Когда она находилась здесь, она почти забывала настоящую причину своего приезда в имение и к человеку, за которого теперь собиралась замуж. Она почти забывала, что лгала ему и вводила в заблуждение во имя мести, забывала, что ей еще придется рассказать ему всю правду.

Почти забывала.

Лиллиан уже была готова отбросить в сторону беспокойные мысли и вернуться к книге. Но в этот момент дверь в библиотеку распахнулась и в комнату поспешно вошла леди Уэстфорд. Лиллиан встала, но Наоми, похоже, даже не заметила ее сначала. Она закрыла дверь и поднесла руку к губам, тяжело дыша, словно боролась со слезами.

— Миледи, с вами все в порядке? — шагнула вперед Лиллиан.

Наоми подскочила, поворачиваясь в сторону Лиллиан. В ее глазах Лиллиан успела заметить боль, огорчение и даже страх, но уже через секунду все исчезло, спряталось.

— О, я тебя не заметила, ты меня напугала, — рассмеялась Наоми, но это были лишь фальшивые отголоски ее приятного смеха.

— Ты была поглощена собственными мыслями, когда вошла, — ответила Лиллиан, положив книгу и направляясь к ней ближе. — Что-то не так?

— Нет-нет, — поспешно ответила Наоми, явно избегая взгляда Лиллиан и скользя своим взглядом по верхним полкам с книгами. — Я обожаю эту библиотеку!

Лиллиан долго смотрела на нее. Было понятно, что ее будущая невестка не хотела говорить с ней о том, что ее расстроило, но поскольку Наоми провела некоторое время наедине с Саймоном, Лиллиан чувствовала необыкновенный интерес…

Но она решила пока помолчать об этом и присоединилась к Наоми, разглядывавшей книжные полки.

— Библиотека чудесная. Совершенно точно, что это и моя любимая комната в доме, — поддержала она Наоми.

Библиотека, а еще бильярдная, о которой она не сказала Наоми, хотя от этой мысли у нее загорелись щеки.

— И у меня такие же ощущения. И Саймон ее тоже любит. — Лицо Наоми стало грустным, голос звучал приглушенно. — Он прятался здесь, когда был мальчишкой, иногда часами.

— А ты? — наклонила голову Лиллиан. — Ты здесь пряталась?

— Мне не очень надо было прятаться, — резко посмотрела на нее Наоми. — Думаю, для тебя не секрет, насколько напряженные отношения у моего брата с матерью?

— От меня не укрылось, что у них нет таких близких отношений, как у вас с герцогиней. — Лиллиан вздрогнула, ощущая неловкость.

— У матери есть на то свои причины, — смягчилась Наоми, — но Саймон страдал от этого.

— Но ведь вы очень близки, как только могут быть близки брат и сестра, — нахмурилась Лиллиан. — Значит, ее равнодушие не оказало на тебя пагубного влияния.

— Нет, — кивнула Наоми, — я сделала все, чтобы дать ему то, чего не смогла дать мать: любовь, привязанность и защиту.

— Защиту? — переспросила Лиллиан, задумавшись, что имела в виду Наоми.

Только гнев матери или что-то еще? Ее взгляд был таким отсутствующим и печальным, что скорее всего она имела в виду что-то более глубокое.

— Да, — кивнула Наоми. — Есть вещи, которые лучше скрывать. Правда только причинит боль, если ее раскрыть. У Саймона была достаточно трудная жизнь, так зачем делать его ношу еще тяжелее?

Лиллиан сделала шаг назад. Значит, Наоми говорила о чем-то более веском, чем простое отчуждение между матерью и сыном. Похоже, ей известны секреты, и, возможно, тот самый, который Саймон сам узнал о своем отце.

— Но Саймона больше не надо защищать, — тихо заметила Лиллиан и вздрогнула, потому что сама поступала точно так же, храня от него свои секреты. — Он мужчина и заслуживает знать правду. Он стремится узнать эту правду, даже если она причинит ему боль.

Наоми повернула к ней бледное и напряженное лицо.

— Он сказал, что разбирает бумаги отца.

Лиллиан медленно кивнула в ответ.

— Что ему известно?

Лиллиан колебалась. Ей казалось неправильным встревать в личные дела и обиды брата с сестрой. Если Наоми известно что-то новое об их отце, то будет нечестно, если Лиллиан услышит об этом раньше Саймона. Даже если ей очень любопытно знать это.

— Думаю, тебе лучше поговорить с Саймоном о том, что ему известно, — вздохнула Лиллиан.

— Да, полагаю, надо сделать именно так, — вздрогнула Наоми и села в ближайшее кресло. — Просто мне трудно перестать думать о нем как о ребенке, которого я поклялась защищать от всего плохого.

Лиллиан наморщила лоб, представляя себе эту картину. Вот только Саймона, который не может позаботиться о себе, ребенка, которому нужен защитник… трудно было представить. Она видела только умного, сильного Саймона, который увлек ее вопреки ее воле.

— Но ты же видишь, он больше не ребенок, — напористо сказала Лиллиан.

— Да, — Наоми встала и улыбнулась, — он уже не тот ребенок, просто я иногда забываю об этом. Хорошо, что ты напомнила. Я поговорю с ним снова, возможно, после ужина.

Лиллиан кивнула, но продолжала ощущать странное беспокойство. Несмотря на то что Саймон хотел знать правду, ей казалось, что она где-то повела себя нечестно по отношению к нему.

— А теперь, — Наоми с озорным видом посмотрела на Лиллиан, — хватит говорить о Саймоне, поговорим о тебе.

— Обо мне?

Лиллиан замерла, чувствуя, как тревога заполняет ее душу.

— Ну да. — Наоми обошла комнату. — Какая книга твоя любимая? Имей в виду, я буду судить о тебе исключительно по выбранной книге.

— Тогда я буду подходить к выбору очень внимательно, — засмеялась Лиллиан и направилась к полкам, чтобы впечатлить и позабавить будущую невестку.

Но даже когда они смеялись, Лиллиан не могла избавиться от тревожного чувства. Храня свои секреты от Саймона, она удерживала при себе одну деталь головоломки, которую ему очень хотелось разрешить. Делала ли она это ради собственной защиты или ради защиты Саймона, ее поведение ничем не отличалось от поведения его отца.

Несмотря на все произошедшие в этот день события, за ужином было оживленно. Лиллиан посадили по правую руку от Саймона, Наоми села напротив. Габби сидела рядом с Лиллиан, а ее глухая тетушка — рядом с Наоми. На противоположном конце стола сидела мать Саймона. Она была единственной, кто не смеялся за этим столом, не рассказывал интересные истории — словом, не получал никакого удовольствия. Даже тетушка Изабель ударилась в воспоминания и рассказала несколько забавных историй из своей молодости.

Но Лиллиан чувствовала сохраняющееся между братом и сестрой напряжение. Время от времени их взгляды пересекались, и между ними шла молчаливая борьба. Лиллиан понимала, что, кроме короткого разговора, какой произошел у нее с Наоми, она ничего не может сделать, ее по-прежнему интересовал исход этой борьбы.

И Наоми словно прочла ее мысли. Она наклонилась к Саймону, и Лиллиан услышала, как она пробормотала:

— Сегодня после ужина я бы хотела поговорить с тобой.

— Поговорить?

Наоми кивнула, и на ее лице отразилась боль, которая заставила Лиллиан переживать за нее. В ее взгляде Лиллиан увидела решительную покорность. Словно сестра Саймона знала, что, как только она поговорит с ним, в их жизни уже ничего не останется по-прежнему, и все же хотела столкнуться лицом к лицу с будущим.

— Мы начали этот разговор раньше, — вздохнула Наоми, — но тогда я слишком устала, чтобы закончить его. Однако теперь я готова сделать это.

— Хорошо, — после долгого молчания откликнулся Саймон. — Могу я спросить, что заставило тебя изменить мнение на сей счет?

Ни слова не говоря, Наоми решительно перевела взгляд на Лиллиан. Саймон вслед за сестрой тоже посмотрел на Лиллиан, и она вдруг поняла, что весь мир куда-то исчез. Остался только он — ни лжи, ни решений, ни боли.

Только он. И это крайне испугало ее. Она уже была готова отвернуться, как вдруг на другом конце стола со своего места встала герцогиня.

— Мы отправляемся в гостиную в западном крыле, — объявила она.

Когда все, кто сидел за столом, встали и направились к выходу, Саймон подошел к Лиллиан, отодвинул для нее стул и предложил свою руку. Она вздрогнула. С тех пор как они были вместе, прошел всего день, но в этот момент ей показалось, что прошла целая вечность. Она истосковалась по нему, по его прикосновениям, по его дыханию на своей коже.

Похоже, он переживал то же самое, потому что наклонился и осторожно вдохнул ее запах.

— Не знаю, что ты сказала моей сестре, но я благодарен тебе за это, — прошептал он.

— Подожди благодарить меня, пока не поговорил с ней, — закрыв глаза, возразила Лиллиан. — Может быть, исход разговора тебе не понравится.

— Это не имеет значения, — пожал плечами Саймон. — Правду я начинаю ценить больше, чем защитную силу лжи.

Лиллиан быстро посмотрела в его лицо. Оно было практически спокойным, хотя Саймон понимал, что сестра может сказать то, что ему не понравится, то, что причинит ему боль и навсегда изменит его. Тем не менее он этого хотел.

— Сегодня я расскажу ей все, что знаю, — вздохнул Саймон, — и, возможно, что-то услышу от нее. И мы будем жить дальше. В конце концов, это все, что нам остается.

Лиллиан кивнула, не обращая внимания на блеснувшие в глазах слезы. Она должна сказать Саймону правду, и сделать это до того, как они поженятся. Понимание этого причинило ей такую боль, что она физически почти почувствовала ее.

— Мне бы хотелось побыть с тобой, — приглушенным голосом пробормотал Саймон, когда они вышли в коридор. — Мне необходимо быть с тобой.

Лиллиан почувствовала, как пробежала по телу дрожь, потому что в его голосе слышались нотки желания, которым наполнились все его слова. Это же чувство отразилось в ее сердце, в ее теле.

— Мне тоже хочется этого, — признала Лиллиан, подняв на него глаза и восхищаясь совершенством черт его лица.

Саймон улыбнулся, и эта улыбка смягчила его лицо.

— Тогда в полночь жди в моей спальне.

Лиллиан тяжело сглотнула. Это будет хорошее время и место, чтобы во всем признаться ему. Сегодня, когда они останутся одни и никто не помешает им, она сможет сказать ему правду, которую он заслужил. Без последствий не обойтись, она это знала, но, как сказал Саймон, они должны жить дальше, другого выхода у них нет.

— Лиллиан, — тихо сказал Саймон, — жди меня, пожалуйста.

Она успела кивнуть до того, как они вошли в гостиную и уже больше не могли говорить об этом. Но когда Лиллиан отошла от Саймона, чтобы поговорить с Габби, она не могла унять дрожь в теле при мысли о том, что будет происходить, как только они останутся вдвоем.

Саймон не мог объяснить нервозность, которую он испытывал, пока ждал сестру в кабинете отца. Когда сегодня днем она выбежала из комнаты, он заподозрил, что ей что-то известно о герцоге. Но теперь его терзали сомнения. Почему она должна знать что-то, чего он не знает?

Это глупо, просто его уставший и разочарованный разум играл с ним злую шутку, выискивая угрозы там, где их нет.

Он услышал шаги сестры в коридоре и выпрямился. Когда она вошла, его поразила ее бледность. Она в смятении окинула взглядом кабинет и покачала головой.

— Ах, папа, — пробормотала она, скорее для себя, чем для Саймона. Потом повернулась к брату с печальной улыбкой на губах. — Тебе пришлось пройти через все это в одиночестве?

— Нет, — признался Саймон, подвигая два стула, которые он освободил от бумаг. Они присели. — Рис присутствовал на приеме.

Улыбка Наоми погасла. Она никогда не была в близких отношениях с его другом.

— Ах да, Рис. Я уже давно не видела его. Как он?

— Собирается жениться. Даже если бы моя собственная внезапная помолвка не заставила всех гостей вернуться в Лондон, он все равно не собирался здесь задерживаться надолго. Он вернулся в Лондон, чтобы отдать последние распоряжения перед свадьбой с Энн. Когда я вернусь, у нас состоится венчание с Лиллиан, а через несколько дней я намерен выступить шафером на его свадьбе.

— Я желаю ему счастья, — кивнула Наоми. — А ты говоришь, он помогал тебе просматривать бумаги отца?

Ее обеспокоенный голос заставил Саймона нахмуриться.

— Можно думать о нем все, что угодно, но он заслуживает доверия, Наоми.

— Уверена, — медленно кивнула она.

— И… кое-что мне помогла просматривать Лиллиан, — немного поколебавшись, признался Саймон.

— Должно быть, твои чувства к ней гораздо сильнее, чем ты хочешь представить нам, если доверил ей такое деликатное дело.

Саймон долго смотрел на сестру, к нему вернулись все его прежние сомнения, когда он увидел ее побледневшее лицо и услышал таинственные слова. Он наклонился вперед и не отпускал ее взгляд.

— Что тебе известно, Наоми? — хрипло прошептал он.

Она вздрогнула, и у Саймона все сжалось внутри.

— Саймон, почему бы тебе не начать с того, что ты знаешь, а я дополню пробелы.

В голосе Наоми слышались сострадание и боль. Саймону показалось, что нож, который уже торчал в его сердце, теперь повернули.

Он спокойно рассказал ей о найденных свидетельствах двуличности отца в политике. Его закулисные игры, похоже, нисколько не удивили сестру.

Потом Саймон подошел к теме брошенного сына.

— Генри Айвз, — тихо сказала Наоми.

— Тебе знакомо это имя? — напрягся Саймон.

— Как мое собственное. — Наоми закрыла глаза, а когда открыла, они были полны слез. — А что тебе известно о других?

Саймон откинулся на спинку стула, из легких со свистом вырвался воздух. Сбылись его самые большие подозрения и самый глубокий страх.

— А были и другие?

Наоми медленно кивнула.

— Ты давно знаешь об этом? — резко спросил Саймон.

После этих слов Наоми встала и начала ходить среди стопок бумаг. Вряд ли она видела, куда идет, но каким-то образом умудрялась не натыкаться на них и обходить.

— Ты не понимаешь, что это было, — пробормотала Наоми. — У тебя с матерью складывались напряженные отношения, но быть ее любимицей тоже оказалось нелегко.

Когда Наоми взглянула на брата, у него сердце сжалось от боли за нее.

— Она рассказывала тебе свои секреты, его секреты, — закончил за сестру Саймон, когда ему вдруг показалось, что сама она не может говорить.

После долгого молчания Наоми кивнула, потом послышался ее тяжелый вздох.

— Я была ее доверенным лицом, соучастницей, иногда я чувствовала себя заложницей ее ненависти. Я с презрением слушала ее бесконечные рассказы о грехах нашего отца. Но если бы отвернулась от нее, ей бы не с кем было поделиться собственной болью. Я боялась, что это сведет ее с ума, и тогда кто знает, что она могла сделать.

— То, что она делала с тобой, нечестно! — воскликнул Саймон, вскакивая на ноги.

— Ты не знаешь, как она жила, Саймон, — взмолилась Наоми. — Что ей пришлось выдержать!

— Так расскажи мне, — ответил Саймон, проведя рукой по волосам. — Раскрой секреты, которые еще не раскрыты. Сколько детей бросил наш отец? Сколько лжи мне было рассказано?

— Я так долго хранила эти секреты. — Сестра со стоном закатила глаза к потолку. — Я знаю, ты заслуживаешь знать правду, которую я всю жизнь носила в себе, и все же мысль о том, чтобы стать той, кто расскажет тебе… кто причинит тебе боль…

Она умолкла, прижала руки к лицу и тихонько заплакала. Саймон смотрел на нее, борясь с гневом и жалостью. Наконец он пересек комнату и обнял сестру. Она еще несколько минут плакала у него на плече, а он гладил ее по голове, утешая.

— Она поставила тебя меж двух огней, — утешал ее Саймон. — А сейчас я веду себя точно также. Это нечестно, я понимаю.

Наоми взглянула на брата, подавив последние рыдания:

— Здесь все нечестно.

— Ты можешь хотя бы указать мне правильное направление? — прошептал Саймон, вытирая тыльной стороной ладони ее слезы. — Если тебе самой слишком больно говорить, сделай для меня хотя бы это.

— Я могу дать тебе два ключа, которые непременно помогут завершить твои поиски, — прошептала в ответ Наоми. — Во-первых, посмотри, куда исчезает мать. В этом месте ты найдешь правду.

— Это больше похоже на загадку, чем на ключ, — подавив разочарование, заметил Саймон.

— И вот еще что, — тихим голосом продолжала сестра. — У отца были спрятаны бумаги, о которых, он думал, никто не знает. Они спрятаны под половицей под его столом. Когда ты прочтешь их, ты разгадаешь загадку.

Саймон повернулся и посмотрел на стол, потом перевел взгляд на сестру:

— Откуда ты знаешь?

Наоми нахмурилась, и по лицу промелькнула гримаса боли.

— Потому что однажды я спряталась в этой комнате, когда он складывал бумаги туда. Через несколько лет, когда я стала больше понимать в этой жизни и захотела хоть что-то узнать, я пришла сюда и прочла их. — Наоми коснулась руки Саймона. — В этих бумагах находятся ответы, которые ты ищешь. Мне остается лишь надеяться, что ты сможешь вынести это.

Наоми последний раз коснулась его щеки и тихо вышла из комнаты, оставив его наедине с той мыслью, что все, что он хотел знать, находилось буквально у него под ногами.

Саймон развернулся и прошел к столу. Отодвинув стул, он опустился на колени, и его ладони заскользили по блестящему дереву. Он ощупывал пол, пытаясь отыскать незакрепленную доску или другой указатель на тайник, где его отец хранил свои секреты.

И вот он нашел то, что искал.

Кусок доски, явно отличающийся от других, с зарубкой в углу, чтобы можно было просунуть палец под край. Саймон потянул, и доска сдвинулась. В тусклом свете он увидел коробку, спрятанную в укромном местечке. У Саймона задрожали руки, когда он вытащил ее на свет и встал.

Он перенес коробку к камину и опустился в стоявшее рядом кресло. Сама коробка не представляла никакого интереса, простой сосновый ящичек, похожий на крошечный гроб. От этой мысли Саймон вздрогнул. Отец похоронил свои секреты.

А теперь Саймон был готов извлечь их из небытия. Ему оставалось только поднять крышку и посмотреть, что ждало его там.

Глава 19

Лиллиан лежала на кровати Саймона и смотрела на дверь, ожидая его прихода. Он сказал, что будет ждать ее в полночь, но уже была четверть первого. Лиллиан нервно оглядывалась на часы, потом опять переводила взгляд на дверь.

Где он мог быть?

Она встала и принялась беспокойно ходить по комнате, повертела в руках книжку, лежавшую на столе, рассеянно коснулась букета весенних цветов на камине.

Чем дольше она ждала, тем больше ее терзали предчувствия, что его разговор с Наоми закончился плохо. Лиллиан подозревала, что у Наоми была новая информация об их отце. Если так, то она даже думать боялась, что та могла сказать Саймону, потому что ничего хорошего в том, что уже стало известно, не было.

Она представила, как страдал Саймон, когда обнаружил, что у него есть брат, которого бросил его отец. Если информация Наоми была еще хуже…

Лиллиан решительно направилась к двери. Она должна найти его и убедиться, что с ним все в порядке. Она уже была готова взяться за ручку, как дверь вдруг сама открылась. Лиллиан отступила назад, ожидая увидеть Саймона.

Но вместо него вошла Наоми.

Лиллиан замерла на месте. Пусть ее репутация уже погублена, все-таки унизительно быть застигнутой в спальне Саймона.

Но если Наоми и подумала о ней что-то плохое, то это никак не отразилось на ее бледном, взволнованном лице.

— Хорошо, что я нашла тебя, — сказала она, задыхаясь, словно бежала бегом.

Лиллиан шагнула вперед и, увидев встревоженное лицо Наоми, мгновенно забыла о своем смущении.

— Что-то случилось?

— Мой брат… — Наоми замолчала, сжав кулаки и стараясь дышать глубже.

— Что-то с Саймоном? — Лиллиан схватила ее за плечи. — Его обидели?

— Нет! — воскликнула Наоми. — Не в этом смысле. Но… Ты будешь нужна ему сегодня. Ему будет нужен кто-то, а я не смогу помочь ему сейчас.

Лиллиан отступила назад, смутившись. Ей не хотелось уходить, ничего не узнав, хотя ее сердце рвалось к Саймону.

— Что это значит? Что произошло?

— Я знаю, что ты была посвящена в поиски Саймона по поводу некоторых не совсем достойных дел отца. Он сказал, что ты помогала ему.

— Д-да, — запинаясь, подтвердила Лиллиан.

Ей стало стыдно, потому что настоящая причина ее участия в разборе бумаг крылась совсем в другом.

— Так вот, то, что он обнаружил, это еще не все, и я подсказала ему направление, где следует искать. То, что он узнает сегодня… — Наоми опять замолчала, тяжело дыша, словно пыталась подавить подступающие к горлу рыдания. — Ты будешь нужна ему, вот и все. Пожалуйста, иди к нему. Он в кабинете отца.

Лиллиан не надо было больше уговаривать. Не сказав ни слова и не взглянув на Наоми, она выбежала из комнаты и бросилась вниз по лестнице. Впервые за все это время ее не волновало, кто увидит ее бегущей по лестнице ночью. Ее не беспокоило мнение окружающих.

Она думала только о том, чтобы найти человека, за которого она собралась замуж. Ее единственной заботой было помочь ему любым способом.

Она быстро добежала до кабинета и дрожащей рукой взялась за ручку двери. Что бы ни случилось, она должна увидеть человека, которому нужна сейчас. И она его не подведет.

В комнате было холодно и темно, только несколько слабо горящих ламп отбрасывали на стены мрачные тени и догорали угли в камине. Лиллиан осмотрелась вокруг, но не увидела Саймона.

— Саймон? — тихо окликнула она.

В комнате так остро ощущалась печаль, что Лиллиан не осмелилась повысить голос. Это казалось совершенно неуместным.

Ответа не последовало, и Лиллиан прошла дальше.

— Саймон?

Тишина. Неужели Наоми ошиблась? Неужели ее брат уже покинул эту комнату? Если так, то куда он направился? Ведь Лиллиан нигде не встретила его, когда бежала сюда.

Она сжала кулаки и теперь уже осмелилась сказать громким голосом:

— Саймон!

— Это не мое имя, — послышался глухой, болезненный голос из темного угла комнаты, и Лиллиан, ни секунды не мешкая, поспешила туда.

Когда глаза совсем привыкли к темноте, она увидела Саймона, сидевшего на полу практически под столом отца. Вокруг него валялись письма, бухгалтерские книги, другие документы.

Он поднял голову. Его прекрасные зеленые глаза блестели в тусклом свете. Лиллиан никогда не видела такого несчастного лица. Она мгновенно вспомнила своего отца в тот день, когда не стало матери.

— О, дорогой, — выдохнула она, протянула к нему руку, но тут же отдернула ее. Он был настолько напряжен, что она испугалась, а вдруг он разрушится, если она к нему прикоснется. — Позволь мне сделать лампы поярче.

Черезнесколько мгновений в комнате стало светлее, и Лиллиан призвала на помощь все свои силы, чтобы не отшатнуться при виде лица Саймона.

У него был… вид сломленного человека.

Больше всего ей сейчас хотелось хоть как-то помочь ему.

Отодвинув лампу в сторону, она опустилась на колени и медленно поползла к нему.

— Что случилось, Саймон? — прошептала она так, словно разговаривала с капризным ребенком.

— Я сказал тебе, что это не мое имя, — вытянув ноги и отвернувшись от нее, ответил Саймон.

— Не понимаю, — прошептала она, глядя со слезами на глазах на его застывшую фигуру.

— Ты не захочешь выйти за меня замуж, Лиллиан.

— О чем ты говоришь, Саймон? — Лиллиан встала с колен. — Что ты имеешь в виду?

Саймон повернулся и посмотрел на нее ясным взглядом. Он не был пьян, но производил впечатление человека, разбитого глубокими переживаниями. Всем своим видом он буквально излучал боль.

— Я совсем не тот человек, за которого ты меня принимаешь. Я даже не знаю, кто я и что я.

Лиллиан все-таки решилась прикоснуться к нему, настроившись не потеряться в его загадках.

— Расскажи мне, что случилось, — прошептала она, взяв его за плечо. — Объясни, почему ты в таком состоянии.

— Да-да, — рассеянно пробормотал Саймон, посмотрев на ее пальцы на своем плече как на некий неизвестный объект. — Ты должна знать правду. Ты не должна быть обманутой, как это случилось со мной.

Лиллиан заставила себя промолчать. Саймон освободился от ее руки и взял несколько валявшихся рядом бумаг.

— Вечером сестра рассказала мне о спрятанных в этом кабинете бумагах. Она сказала, что они объяснят мое прошлое и прошлое моего отца. — Саймон прижал бумаги к груди и спокойно посмотрел на Лиллиан. — Но я никогда не думал, что здесь будет такое.

— Но что? Что это, Саймон?

— Все дело в том, моя дорогая, — Саймон вздрогнул, — что я не Саймон Крэторн. Я вовсе не герцог Биллингем. Мое настоящее имя — Генри Айвз, я внебрачный сын самого большого лжеца во всей Англии.

Саймон не спускал с нее глаз, пока Лиллиан читала все, что он нашел в спрятанном под столом ящичке. Она сидела в кресле у камина, который он разжег опять около часа назад. Но, несмотря на уютное кресло, Лиллиан ощущала какую-то неустойчивость, отсутствие равновесия.

Саймон ощущал то же самое. За такое короткое время весь его мир переменился. Никогда уже не будет все как прежде.

Лиллиан дочитала последний документ и осторожно отодвинула бумаги в сторону, словно боялась, что слова, которые она прочла, могут укусить ее.

— Хочу убедиться, что правильно все поняла, — тихо сказала она, сложив руки на коленях.

Когда она подняла глаза и спокойно посмотрела на Саймона, он почувствовал облегчение от того, что она не убежала. Господи, какая она сильная… Она оказалась сильнее, чем он сам в этот момент.

— С настоящим Саймоном Крэторном произошел несчастный случай тридцать лет назад, здесь, на озере, в имении, когда ему было два года.

Саймон кивнул. Теперь он понимал, почему мать с отцом так ненавидели это место и не пускали туда Саймона.

— Вероятно, он едва не утонул. Его привели в сознание, но в голове уже произошли какие-то изменения, — сдавленным голосом сказал Саймон.

— Твой отец, не желая терять шанс обрести следующего герцога Биллингема своей же крови, приехал в Лондон, разыскал твою настоящую мать и, по существу, купил тебя и ее молчание. Вы с настоящим наследником были примерно одного возраста и довольно похожи друг на друга, поэтому через несколько месяцев твой отец и герцогиня достаточно спокойно представили тебя гостям как настоящего Саймона. Никто ничего не узнал, и ты тоже, потому что был слишком мал.

У Саймона перехватило дух, когда всю эту историю Лиллиан повторила вслух. Ему было неприятно думать о той лжи, которой была пронизана его жизнь. И все ради чего? Ради отцовского тщеславия?

— Но почему твои родители не родили еще одного ребенка? — спросила Лиллиан. — Зачем прибегать к такому ухищрению?

— Она всегда говорила, что мое… — Саймон покачал головой, запнувшись на полуслове. — Рождение Саймона прошло для нее не совсем удачно. Ей сказали, что она не сможет больше рожать.

— Поэтому он просто заменил одного ребенка другим. — Лиллиан прикрыла глаза. — Не подумав при этом ни о тебе, ни о других людях, окружавших его.

— Да, — кивнул Саймон, — они воспитали меня как своего родного сына. И наверно, думали, что я никогда не узнаю и никаких вопросов не будет.

— А как же бумаги, которые ты нашел раньше? — нахмурилась Лиллиан. — В них указано, что у твоего отца есть внебрачный сын… Ты… Зачем он оставил их, чтобы ты нашел?

— Думаю, это не входило в его планы, — вздохнул Саймон. — Все другие бумаги, касающиеся внебрачных детей, были спрятаны в этом ящичке под столом, чтобы их никогда не нашли. Я думаю, то письмо, которое я нашел, попало в бухгалтерскую книгу случайно. Он стал жертвой собственной неорганизованности.

Это было бы весьма иронично, если бы не было так ужасно грустно и горько.

— Даже если он знал, что есть свидетельства, которые я могу найти, — продолжил Саймон, — он не мог ничего спрятать, потому что его смерть была внезапной. Он не успел навести порядок в своих делах.

Лиллиан медленно встала и пошла к Саймону. Ему хотелось одновременно и отпрянуть от нее, и найти покой в ее объятиях. В ее взгляде он не увидел ни жалости, ни отвращения, иначе этого он бы просто не вынес.

Лиллиан коснулась рукой его лица, и от печали, застывшей в ее глазах, у Саймона блеснули слезы.

— Саймон…

— Нет. Это не мое имя, — отшатнувшись, сказал он.

— Это имя твое. — Лиллиан уцепилась за него довольно крепко для такой хрупкой женщины. — Эти бумаги… они меняют известные тебе факты, но они не меняют тебя.

— Черт возьми, меняют, Лиллиан! — вырываясь от нее, крикнул Саймон и отошел в сторону.

— Нет! — Лиллиан последовала за ним, цепкая, как бульдог. — Жизнь состоит из опыта, возможности выбора, дружбы… Твои отец и мать… — Она остановилась и поправила сама себя: — Может быть, твой отец и герцогиня отняли твое имя, незаметно втиснули тебя в рамки жизни своего сына, но они не отняли у тебя тот опыт, возможность выбора или дружбу. Поскольку тебе было два года, ты был Саймоном Крэторном.

— Но ведь где-то есть еще настоящий Саймон Крэторн, — заспорил он, сжимая кулаки от разочарования. — Он же не умер, просто после того несчастного случая на озере пострадал его мозг. Я живу его жизнью, Лиллиан. Я украл его жизнь. А этот титул, если настоящий Саймон не способен носить его, должен перейти к нашему кузену, хочет он того или нет. Я украл титул у того человека.

— Ты ничего не украл! — крикнула Лиллиан, и в ее голосе было столько страсти, что Саймон замолчал.

Он смотрел, как она приближается к нему, словно страстная Валькирия, готовая сражаться за него, вступая в дуэль с ним самим или с целым миром.

— Тебе навязали то, что ты не выбирал, — тихо сказала Лиллиан.

У нее был такой вид, как будто она все поняла, хотя это было невозможно. Как она могла?

— И что мне теперь делать с этим? — Саймон рухнул на ближайший стул. — Что мне делать, Лиллиан?

Она опустилась перед ним на колени, чтобы их глаза были на одном уровне. Взяв его за руки, она глубоко вздохнула, обдумывая его вопрос.

— Когда ты передал мне найденные бумаги, ты признался, что сестра сказала: если ты узнаешь, куда исчезает твоя мать, ты узнаешь все. Что она имела в виду?

Саймон вздрогнул, пытаясь привести мысли в порядок.

— Насколько я помню, моя мать… герцогиня исчезала на длительное время, когда мы приезжали в это имение. Иногда — на несколько часов, однажды — на несколько дней. Отец никогда не говорил об этом. Однажды, когда мне было восемь лет, я попытался последовать за ней. Но она поймала меня, ударила хлыстом и после этого была осторожнее.

От этих слов Лиллиан вздрогнула, но промолчала.

— Еще твоя сестра сказала, что, как только ты прочтешь бумаги, ты разгадаешь загадку.

Саймон кивнул. Но сейчас в его голове все так запуталось, что он ничего не понимал. Ему было больно, очень больно. Вокруг оказалось так много лжи.

Лиллиан задумалась, размышляя над словами Наоми. Потом она вдруг округлила глаза и шумно вздохнула.

— Что такое, Лиллиан?

— Саймон, если герцогиня отправлялась куда-то и при этом не хотела, чтобы ты знал… — Лиллиан пристально посмотрела на Саймона. — Может быть, твой брат, настоящий наследник, где-то здесь, в имении? Может быть, она навещала своего ребенка?

Саймон, прищурившись, посмотрел на нее. Он был настолько ошеломлен открывшимися фактами своей биографии и тем, что он вовсе не тот, кем себя считал… Он даже не подумал об этом. А ведь это вполне логично. Если прятать увечного ребенка в имении, то это уменьшало шанс быть пойманными на лжи.

Пока Саймон смотрел на нее, Лиллиан быстро схватила отброшенные бумаги, которые она только что прочла. Она быстро пробежала их глазами, время от времени останавливаясь и читая отдельные строчки. Наконец она протянула их Саймону:

— Вот.

Здесь была строка цифр и черновой набросок карты, на которую Саймон не обратил внимания, когда читал другие, более важные бумаги из тайника отца.

— Здесь говорится, что в тот год, когда тебя привезли в имение, в отдаленном уголке лесистой зоны был построен маленький домик. Туда даже дороги нет, чтобы добраться. — Лиллиан наклонила голову. — Может быть, там они держат… его.

— Саймона, — глухо сказал он.

Это место находилось примерно в пяти милях от главного дома среди кустов ежевики и густого леса. Расположение отличное, чтобы спрятать что-то или кого-то.

Лиллиан нежно обхватила руками лицо Саймона.

— Я думаю, нам надо пойти туда.

Саймон вздрогнул, но Лиллиан не отступила.

— Мы должны пойти, хотя бы только посмотреть, там ли он.

Саймон хрипло вздохнул. Сама идея казалась ему неприятной. Если Лиллиан права и Саймон… настоящий Саймон… там, как он посмотрит в лицо человеку, у которого он отнял его жизнь? Как он сможет посмотреть на брата, которого никогда не знал?

— Я не знаю… — Он хотел отвернуться, но Лиллиан не позволила.

— Саймон, — прошептала она, — тебе нужно сделать это. Только увидев его, ты поймешь, как быть дальше. А я буду с тобой. Я не оставлю тебя, пока ты сам не попросишь меня об этом.

Конечно, она права. Он начал с разоблачения лжи отца и должен довести дело до конца. И если Лиллиан будет рядом, этот долг уже не казался ему таким страшным.

— Да, давай сходим туда завтра, — согласился Саймон.

— А сейчас пойдем со мной наверх, — прошептала Лиллиан. — Я останусь с тобой.

Саймон внимательно посмотрел на нее. Она предлагала ему утешение, которое нужно было ему сейчас как воздух. Поэтому он встал и медленно последовал за ней в свою спальню, зная, что впереди у него — бессонная ночь.

Лиллиан смотрела на Саймона. Он долго вертелся и крутился в постели и наконец погрузился в прерывистый, беспокойный сон. Его голова покоилась у нее на плече, уголки рта опустились, придавая лицу хмурый вид. Изредка он стонал и беспокойно вздрагивал.

Лиллиан нежно погладила его по волосам, и это прикосновение, похоже, успокоило его, потому что черты лица стали менее напряженными, а дыхание — ровнее. Лиллиан вздохнула. По крайней мере она могла подарить ему этот мимолетный покой.

Больше она практически ничего не могла ему дать.

Вглядываясь в темноту спальни, Лиллиан боролась со слезами. События сегодняшней ночи бесконечной каруселью вертелись в ее голове.

Саймон положил к ее ногам самый сокровенный и самый разрушительный секрет, на который она вряд ли могла надеяться, когда приехала сюда. Если светскому обществу станет известно, что добропорядочный, по общему мнению, герцог Биллингем на самом деле подменил своего ущербного сына незаконнорожденным… Если все узнают, что он лгал всю свою жизнь… Это будет грандиозный скандал. Он выплеснется во все газеты Лондона и распространится по всей стране. В ближайшие десять лет он не будет сходить с губ на всех светских раутах или балах.

Но Лиллиан это не доставляло никакого удовольствия. Она сама отказалась от своего решения показать людям истинное лицо герцога, и поэтому теперь, когда она узнала, каким жестоким он был, ничего, кроме тошнотворного ощущения в желудке, не чувствовала. Сейчас она думала о том, сколько боли причинил этот человек Саймону.

За время их знакомства его боль стала ее болью, его разочарования ранили ее, его будущее стало ее будущим. И теперь, лежа рядом с ним в постели, Лиллиан понимала, что любит его.

Это открытие нисколько не потрясло ее. Любить его казалось так естественно, так правильно, так справедливо.

Даже несмотря на то что он не знал, кто она такая и зачем приехала сюда. Она хотела рассказать ему все сегодня, но не смогла. На него и так уже свалилось слишком много проблем. Позже. Она признается во всем позже. Сейчас ей необходимо помочь ему.

Итак, завтра она отправится вместе с ним, чтобы принять самый трудный вызов судьбы. Она будет стоять рядом, поддерживая его со всей любовью и силой.

А потом она выйдет за него замуж. Лиллиан надеялась, что в той жизни, которую ей предстоит строить с Саймоном, она найдет способ компенсировать свои первоначальные намерения и быть достойной человека, который заставил ее забыть о гневе и разбудил в ней любовь такой силы, что она стала для Лиллиан важнее всего на свете.

Глава 20

Утренняя заря была холодной, моросил мелкий дождь, над холмистой местностью поднимался туман. Саймон помогал Лиллиан сесть в экипаж, который доставит их как можно ближе к спрятанному домику, и размышлял о безупречном совершенстве мрачных окрестностей, абсолютно точно отражавших его внутреннее состояние.

Они долго и медленно ехали по давно заброшенной дороге, пока экипаж не остановился. Коляска покачнулась, кучер спрыгнул и открыл дверцу. Пока Саймон помогал Лиллиан спуститься на землю, слуга с недоумением осмотрелся вокруг.

— Дальше проехать невозможно, да здесь и нет ничего, ваша светлость, — сказал он. — Вы уверены, что именно здесь хотели оказаться?

— Уверен, — кивнул Саймон. — Пожалуйста, подожди нас здесь, пока мы с невестой погуляем. Мы вернемся, хотя пока не знаю, как долго будем отсутствовать.

Слуга еще раз оглянулся вокруг, пожал плечами и надвинул шляпу пониже на лоб, чтобы защититься от дождя.

— Как пожелаете, ваша светлость.

Лиллиан посмотрела на Саймона. Она была так же печальна, как и он сам. Он взял ее за руку, и они пошли вперед.

Когда экипаж остался далеко, позади и кучер уже не видел их, Лиллиан открыла сумочку и вынула карту, которую нарисовал отец Саймона почти тридцать лет назад. Чернила выцвели, бумага пожелтела от времени, но большая часть рисунка все же сохранилась.

Однако Саймону не нужна была карта. Его будто звал кто-то, направлял к нужному месту, где мог находиться его брат. Там — его прошлое, бывшее теперь таким туманным, но оно могло хоть немного проясниться. Возможно, встреча с человеком, жизнью которого он жил,  придаст его собственной жизни какую-то целенаправленность.

Они прошли почти две мили через дикие поля, вошли в небольшую рощицу и вдруг у подножия низкого холма увидели домик. Саймон остановился. Домик был совсем небольшим, веселым, с белоснежными стенами и большим количеством ярких цветов перед входом.

Саймон не знал, сколько он так простоял, пока Лиллиан не потащила его вперед.

— Пойдем, любовь моя. Давай покончим с этим и пройдем весь путь до конца.

Саймон глубоко вздохнул и посмотрел на Лиллиан. Он был совершенно не уверен в своем прошлом, но, когда смотрел на нее, будущее не казалось таким унылым.

— Я рад, что ты здесь, — пробормотал он, когда они подошли к двери.

Потом он поднял руку и осторожно постучал. Изнутри послышались какие-то звуки, дверь открылась, и на пороге появилась круглолицая веселая служанка. Как только она увидела Саймона, улыбка пропала с ее лица, глаза округлились.

— Что… в-ваша светлость, — заикаясь, произнесла она, незаметно пытаясь перекрыть вход. — Что вы здесь делаете?

— Я пришел увидеть его.

— Нет! — воскликнула женщина и резко покачала головой. — Герцогиня говорила, что его никто не должен видеть. Она сказала, что его нужно защищать. Она сказала — никогда…

— У ее светлости нет никакой власти над теми, кто проживает на моих землях, — сказал Саймон повелительным тоном, который он всегда ненавидел.

Однако, сейчас этот тон возымел действие, и служанка прекратила перечислять причины, по которым она не могла позволить ему пройти.

— Она будет очень сердиться, — прошептала она, и ее глаза наполнились слезами.

— Я всю ответственность возьму на себя, — дотронулся до ее руки Саймон. — Как вас зовут?

— Миссис Уайт, я экономка, — ответила женщина, сделав реверанс сначала Саймону, а потом — Лиллиан.

— Миссис Уайт, я обещаю, что ее светлость обрушит свой гнев на меня, а не на вас. А теперь, пожалуйста, скажите, где он?

Женщина отступила в сторону и позволила им войти. Она молча закрыла за ними дверь и пошла по узкому, но хорошо освещенному коридору. Они подошли к двери, перед которой экономка в нерешительности остановилась.

— Он там, — прошептала она.

— Один? — спросил Саймон.

— Нет, у него есть компаньонка, которая заботится о нем. Она находится с ним все эти годы, с того самого дня, как произошел несчастный случай, — прошептала экономка. — Ее зовут мисс Льюистон.

— Спасибо. — Саймон повернулся к двери. — Вы можете идти.

Экономка кивнула и буквально убежала, оставив их с Лиллиан одних перед дверью. Долгое время Саймон просто смотрел на дверь.

— А если я не могу это сделать? — процедил он сквозь сжатые зубы.

— Можешь.

Лиллиан тихонько погладила его по плечу, и это движение немного успокоило его.

Саймон кивнул и толкнул дверь. Комната оказалась большой и просторной, залитая отблесками пламени от горевшего камина. В яркие дни сквозь многочисленные окна будет проникать солнечный свет и она станет еще светлее. Приятный, спокойный цвет стен, удобная и большая, хотя уже не новая мебель.

Саймон, едва дыша, переступил порог комнаты и осмотрелся вокруг. Сначала он увидел женщину. Мисс Льюистон, как назвала ее экономка. Это была немолодая женщина высокого роста, худая, но нисколько не строгая, судя по внешнему виду. Заметив их появление, она бросилась к двери, всплеснув руками.

— Кто вы? Что вы здесь делаете? — отрывисто спросила она.

— Я Саймон Крэторн, герцог Биллингем, — смерил ее взглядом Саймон. — Я пришел увидеть своего брата.

Прежде чем побледневшая мисс Льюистон успела ответить, за ее спиной раздался низкий голос:

— Саймон? Меня тоже зовут Саймон!

Саймон, словно загипнотизированный, наблюдал, как из-за укрытия в виде небольшого дивана встал с пола высокий, крупного телосложения мужчина. Он выглядел абсолютно нормальным, как любой другой тридцатидвухлетний человек, только волосы были взъерошены, а взгляд перескакивал с одного на другое, как у легко возбудимого ребенка.

Он неуклюже прошел через комнату, застенчиво улыбаясь Саймону и Лиллиан.

— У него мое имя, мисс Льюистон, — сказал он.

— Действительно, — мягко улыбнулась ему женщина и бросила хмурый взгляд на Саймона, нервно теребя пальцы. — Замечательно, что у нас гости, правда?

Мужчина кивнул, и мисс Льюистон снова посмотрела на Саймона и Лиллиан.

— Вы намерены причинить ему вред? — спросила она сквозь сжатые зубы.

— Конечно, нет, — отшатнулся Саймон. — Я пришел сюда, чтобы познакомиться с ним. Попытаться понять… это.

Еще раз окинув их внимательным взглядом, мисс Льюистон кивнула и отступила назад, давая возможность Саймону и Лиллиан пройти в комнату.

— Это очень важный человек, — обратилась она к своему подопечному. — Он герцог. Как нужно обращаться к герцогу?

— Ваша светлость, — с гордостью ответил брат, как отвечает ребенок в школе, когда его спрашивают.

Саймон закрыл глаза. Перед ним стоял втиснутый в тело мужчины мальчишка, мозг которого перестал развиваться после несчастного случая, произошедшего много лет назад. Он выглядел как взрослый мужчина, но в реальности по своему развитию соответствовал ребенку пяти-шести лет.

— Ты можешь называть меня… — Саймон засомневался. — Генри, если нравится.

— Хорошо, Генри. Ты пришел поиграть?

— Поиграть? — повторил Саймон.

Он сделал шаг вперед, и Лиллиан отпустила его руку. Он оглянулся на нее через плечо, но она только улыбнулась ему в ответ, отпуская его, давая ему возможность пообщаться с братом, сама не вмешиваясь в ситуацию.

— Саймон обожает играть, — тихо заметила мисс Льюистон. — Когда холодно или дождливо, вот как сегодня, мы играем дома. Его любимая игра — «Найди меня». Мы как раз играли, когда вы вошли, поэтому он спрятался за диваном.

— А у тебя, похоже, здорово получается, — сказал Саймон и пошел к брату. — Я не знал, что ты там, когда вошел.

Брат ухмыльнулся, и эта кривая улыбка сделала его похожим на ребенка, каким он был по своему развитию.

— Я очень хорошо умею играть. Когда мама приходит, она никогда не может меня найти.

Саймон едва сдержал болезненный стон. Господи, его мать… или женщина, которая называлась его матерью. Она приходила сюда три десятилетия, любила этого мальчика и ненавидела его самого. Теперь все встало на свои места.

— У меня есть солдатики. Хочешь посмотреть? — сказал брат, отрывая Саймона от его мыслей.

Саймон опять бросил взгляд через плечо на Лиллиан. Она вытирала слезы, но все же нашла в себе силы улыбнуться ему. Ее присутствие поддерживало его, и Саймон приблизился к брату.

— Мне очень хочется посмотреть на твоих солдатиков, — тихо сказал он.

Брат повел его в укромный уголок, где в коробках аккуратно были расставлены детские игрушки.

— Мы можем играть вместе и дружить.

Саймон смотрел, как его брат опустился на пол и стал вытаскивать игрушки.

— Я обещаю тебе, Саймон, — он потянулся и взлохматил уже и без того взъерошенные волосы брата, — что стану для тебя самым лучшим другом. Я стану защищать тебя. И не важно, сколько сил для этого потребуется.

С этими словами Саймон Крэторн, а на самом деле Генри Айвз, сел на пол рядом с братом и стал играть в солдатиков.

Лиллиан сунула ладонь в руку Саймона, когда они шли по узкой тропинке от домика, где провели последние три часа. Она истерзалась, была истощена эмоционально и могла только догадываться, что пережил Саймон. Он безупречно вел себя с братом, играл с ним и спрашивал, как тот живет. Немного погодя, когда мисс Льюистон убедилась, что у них нет дурных намерений по отношению к ее подопечному, она стала более открытой. Они узнали о жизни настоящего Саймона и о повседневных заботах, а также о том, что говорят врачи о способностях брата и его умственном развитии.

Лиллиан бросила взгляд на Саймона. Он смотрел прямо перед собой, погрузившись в собственные мысли, пока они медленно шли к экипажу, чтобы вернуться в то место, которое он всю свою жизнь называл домом.

— Саймон, ты хочешь поговорить об этом? — тихо спросила Лиллиан.

Эти слова заставили его остановиться. Он посмотрел на Лиллиан, потом бросил взгляд через плечо на домик. Теперь была видна только крыша, потому что они миновали невысокий холм. Еще несколько шагов, и он совсем исчезнет из виду, как будто его и не было.

Только он был, и настало время разобраться с этим раз и навсегда.

— Саймон, — повторил он, потом рассмеялся, хотя смех был невеселым, в нем слышались утомленные нотки. — Саймон — это его имя. Стоит ли и меня называть также?

Лиллиан прижала его руку к своему сердцу и держала ее там переживая за него и по своему горькому опыту понимая, что она ничего не может сделать, чтобы уменьшить его боль. Она может только поддержать его, выслушать и любить.

— Стоит, Саймон. Обстоятельства, которые привели тебя на это место, в эту семью, в эту жизнь, от тебя не зависели. Это не твоя вина. Ты не можешь винить себя за то, что сделали с тобой… Или за то, что случилось с ним.

— Я забрал его жизнь! — взорвался Саймон и, вырвав свою руку, беспокойно пошел вперед.

Его слова прозвучали настолько грубо, что у Лиллиан слезы навернулись на глаза, похоже, уже в сотый раз за этот день.

— Нет, — настаивала она, схватив его за плечо и разворачивая к себе. — Тебе дали его жизнь. И это — подарок. Более того, ты прожил эту жизнь с честью и достоинством. Ты представлял его и его имя и все, что должен был представлять он, потому что он сам не мог этого сделать. Я уверена, если бы он понимал все обстоятельства, он был бы доволен. Он любил бы тебя за то, что ты сделал и какой ты есть.

Саймон долго думал над ее словами, потом тяжело вздохнул.

— Похоже, он доволен своей жизнью здесь, — прошептал он.

Лиллиан кивнула, подумав о счастливом доме, который был построен для ребенка. Она могла думать о нем только как о ребенке, несмотря на его высокий рост и крупную фигуру. Чем дольше они находились с ним рядом, тем больше Саймон-ребенок рассказывал им о том, как весело проводит время, как он обожает приезды мамы и что у него даже есть собака, с которой он играет.

— Он счастлив, Саймон. Твой брат, возможно, намного… проще, чем окружающие его люди, но зато у него есть огромная способность любить. Экономка и мисс Льюистон обожают его, с твоей матерью их связывают крепкие узы, а теперь… — Она потянулась и дотронулась до его лица. — У него есть ты и я.

Саймон кивнул, но Лиллиан заметила, как в его глазах блеснули слезы.

— Ты действительно права. И я собираюсь приезжать сюда, видеться с ним всякий раз, как только смогу. Когда я отправился сюда, я не знал, что найду, что буду чувствовать.

— Я понимаю.

— Но в тот момент, когда я увидел его… — Саймон замолчал, и на лице вдруг появилась теплая и искренняя улыбка. — Я полюбил его. Я знаю, что никогда никому не позволю его обидеть. Я сделаю все, чтобы предотвратить это. Все.

Лиллиан вздрогнула. В его словах было столько страсти. Если он когда-нибудь узнает, что главной целью ее приезда сюда было именно это: раскрыть секрет, который она теперь знала, и потом распространить его по всем уголкам светского общества, чтобы уничтожить доброе имя его отца…

Он наверняка никогда не протянет ей руку. Он будет презирать ее. Он справедливо будет смотреть на нее как на угрозу собственному брату, угрозу своему будущему.

Саймон переплел пальцы с ее пальцами, и тревога Лиллиан ушла вместе с этим прикосновением.

— Есть ведь и другие братья, ты знаешь, — произнес Саймон. — Доказательства этому я нашел в том же тайнике, где отец хранил сведения обо мне. Мое имя было указано единственным, но есть имя адвоката, который позаботился по крайней мере об одной из выплат матери другого его сына.

Лиллиан покачала головой. Она чувствовала отвращение к содеянному его отцом. Теперь Саймону придется разбираться во всей этой путанице, которую оставил после себя старый герцог из-за собственного эгоизма и алчности.

— Сколько? — тихо спросила она.

— Еще двое. По крайней мере столько было указано в бумагах, найденных здесь, в этом имении. Но у отца были другие имения в разных сельских районах. Кто знает, что он там спрятал?

Вдалеке показался оставленный ими экипаж, и они оба замешкались. Похоже, они испытывали одинаковые чувства и были не готовы возвращаться в дом, не готовы столкнуться с последствиями того, о чем они узнали и что пережили сегодня.

— Я хочу найти их, Лиллиан, — повернулся к ней Саймон. — Всю жизнь я знал только ложь, но ведь где-то есть и для меня настоящая семья, расколовшаяся, но настоящая. Я имею право знать всех, и они заслуживают знать правду.

Лиллиан наморщила лоб. План Саймона скрывал в себе много боли.

— Даже если правда ранит их? Ты даже представления не имеешь, кем могут быть эти люди.

Саймон задумался на мгновение, но потом решительно кивнул:

— Все имеют право знать, кто они такие, даже если это причиняет боль. Никто не заслуживает жить среди лжи.

Лиллиан на мгновение прикрыла глаза. Когда они поженятся, не на такую ли жизнь она обречет его снова? Еще одна жизнь, полная лжи, потому что он пока еще не знал правды о том, что связывало ее семью с его отцом?

Но сейчас это не главное. Она нужна Саймону, и Лиллиан была решительно настроена помочь ему любыми возможными способами. Она обхватила руками его лицо и, притянув к себе, поцеловала. Она чувствовала, как напряжение покидает его плечи. Он обнял ее, и его жаждущий рот припал к ее губам.

Когда они наконец оторвались друг от друга, Лиллиан улыбнулась:

— Ты прав, Саймон. Все заслуживают знать правду. И мы найдем твоих братьев. Когда вернемся в Лондон, сразу отправимся к адвокату и узнаем имена других братьев.

— Только после того, как поженимся, — улыбнулся Саймон, и впервые за все это время в его улыбке не было боли. — И если ты будешь рядом, я уверен, мы сделаем  все, что надо.

Они снова взялись за руки и направились к экипажу. Слуга открыл дверцу, и Саймон помог Лиллиан сесть. Она откинулась на удобную спинку сиденья и вздохнула. День был очень утомительным, и сейчас больше всего ей хотелось принять горячую ванну и поспать.

Но когда рядом сел Саймон, по его виду она поняла, что он думает совсем о другом. Улыбка с его лица исчезла, он снова хмурился.

— Что такое? — Лиллиан положила руку на его колено. — Мне кажется, тебя что-то тревожит.

— День выдался тяжелый, — тихо ответил Саймон, — но мне надо сделать кое-что еще.

Лиллиан долго смотрела на него. Она все поняла. В этом мире в живых оставался еще один человек, который сотворил эту ложь, человек, который мог ответить на некоторые вопросы Саймона.

— Ты хочешь встретиться с матерью, — прошептала она.

— Моя мать, — медленно сказал Саймон, как будто это слово было для него неродным. — Знаешь, всю жизнь во сне я видел женщину, которая была моей матерью. Я никогда не знал, что это она, но теперь, похоже, совершенно очевидно, что героиня моего сна — это она.

— И теперь ты мог бы найти ее, — нахмурилась Лиллиан. Лицо Саймона исказилось от боли, и в этот момент до нее дошла горькая правда. — О Боже, Саймон, она…

— Сегодня утром я зашел в кабинет отца и в книге нашел запись о ней. По-видимому, она умерла через четыре года после того, как он забрал меня. Ее нет, и я никогда не узнаю ее.

Лиллиан закрыла глаза, чувствуя, как волна боли накрыла ее с головой. Она ужасно скучала по своей матери, но у нее остались счастливые воспоминания, которые являлись опорой для нее. Саймон. У Саймона не было ничего, кроме вопросов.

— Мне очень жаль, любовь моя, — прошептала она. — Но почему ты не сказал мне?

— Мне показалось, что это слишком жестоко, — пожал плечами Саймон. — И потом, голова была слишком занята мыслями о том, чтобы приехать сюда и найти… его, моего брата. Мне не хотелось обременять тебя еще одной проблемой, тебе и так тяжело.

Как же его оправдания были похожи на ее собственные! Чтобы защитить его, она скрывала от него правду. Он делал то же самое, чтобы защитить ее.

— Во всяком случае, герцогиня — все, что у меня осталось. — Саймон откашлялся, и Лиллиан показалось, что ему хотелось хотя бы на время отойти от этой болезненной темы. — И сейчас самое время разобраться с этим раз и навсегда. — Саймон коснулся руки Лиллиан, все еще лежавшей у него на колене. — Пожалуйста, будь со мной рядом в этот момент.

Лиллиан отшатнулась, удивившись его просьбе.

— Разве это не тот вопрос, решить который должны только вы двое?

— Ты моя будущая жена, — покачал головой Саймон, — и, к сожалению, с титулом герцогини тебе придется унаследовать целый ворох проблем.

— Но она ненавидит меня, Саймон. Если я буду рядом, она может ничего не рассказать тебе. — Лиллиан ощутила внутреннюю дрожь, когда вспомнила холодные взгляды герцогини и злобные комментарии, которые она позволила себе за короткое время их знакомства.

Саймон скрестил руки на груди, и на лице появилось высокомерное выражение герцога, человека, с которым нельзя шутить. Было ли это врожденным или его так воспитали, но Лиллиан была вынуждена признать, что вид у него был вполне грозный.

— После всего, что она сделала, свое мнение о тебе пусть держит при себе, — резко сказал Саймон, но потом его гнев пропал. — Я хотел бы, чтобы ты была рядом.

— Значит, я буду рядом, Саймон, что бы ни случилось.

Глава 21

Саймон зашел в небольшую гостиную при спальне матери и осмотрелся вокруг. Герцогиня сидела у камина с дымящейся чашкой чая и читала книгу. Ее всегда окружала аура королевского величия, которое сейчас проявлялось в прямой линии спины и в том, как изящно она держала чашку.

Но Саймон впервые в жизни заметил кое-что еще. Приметы, которые он не замечал, будучи ребенком. У нее был усталый вид. В глазах поселилась непроходящая грусть. И теперь он знал почему.

— Ты пришел поговорить со мной, Саймон, или просто постоять и поглазеть на меня? — спросила герцогиня, даже не удосужившись посмотреть в его сторону.

Саймон прошел вперед, рядом с ним шла Лиллиан. Не было никакого смысла ходить вокруг да около, особенно когда его мать… нет, герцогиня, пребывала в раздраженном состоянии.

— Ты не пришел к чаю сегодня, — бросила она, — и я была вынуждена одна развлекать гостей мисс Мейхью.

Она бросила взгляд на Лиллиан, и этот взгляд красноречивее всяких слов говорил, что это занятие она считала ниже собственного достоинства и сама Лиллиан недостойна ее. Ее высокомерие мгновенно развеяло сомнения Саймона.

— Меня не было дома, ваша светлость, я уезжал.

— Уезжал? Куда, к кому? — фыркнула она, отложив книгу и посмотрев в его сторону, хотя Саймон заметил, что она избегала его взгляда. — Мне не сообщали. Ты мог бы быть любезен сообщить…

— Я ездил в тот маленький домик, который стоит в лесу, — холодным тоном сообщил Саймон.

Он видел, как вздрогнула герцогиня, потом, пошатываясь, встала и отступила назад.

— Что ты сказал?

— Ты слышала меня, — сдержанно и тихо сказал Саймон. — Думаю, ты знаешь, что я там увидел.

Герцогиня страшно побледнела, ее руки дрожали, как осенние листья на ветру. Саймон никогда не видел ее такой прежде — хрупкой, испуганной. И такой естественной.

— Ты видел его? — едва слышно спросила герцогиня.

Она бросила взгляд через его плечо на Лиллиан.

— Она видела его?

Саймон молча кивнул.

— Что ты сделал? — пронзительно взвизгнула герцогиня и, сделав несколько длинных шагов, оказалась перед Саймоном с широко распахнутыми, дикими глазами и поднятыми, словно бесполезное оружие, руками. — Что ты сделал с моим ребенком?

Саймон с раскрытым от ужаса ртом смотрел на женщину, которую всю свою жизнь называл матерью. Впервые в жизни он чувствовал ее отчаяние, страх и боль, которые сейчас пульсировали вокруг них, как биение разбитого сердца. Как он мог не замечать этого раньше?

Саймон ничего не успел сказать, как вперед вышла Лиллиан.

— Ваша светлость, вы должны лучше знать Саймона. Он не способен на такое. Он лишь разговаривал с вашим сыном. Он бы никогда не причинил ему вреда и не смутил его. Он бы не смог этого сделать.

Герцогиня прищурилась, словно впитывала укоризненное замечание Лиллиан. Потом ужас в ее глазах медленно стал пропадать. Через несколько мгновений она вцепилась в кресло, с которого только что встала, и с тяжелым вздохом рухнула в него.

— Нет, ты не сделал бы этого, — выдохнула герцогиня.

Саймон во все глаза смотрел на нее. Она казалась ему такой маленькой, такой слабой сейчас. Как будто из нее откачали воздух и ненависть, оставив только тень от нее. Саймон почти пожалел ее.

— Я должен знать правду, — тихо сказал он.

Герцогиня подняла на него глаза, беспокойно теребя дрожащими руками край рукава.

— Думаю, да. Похоже, теперь уже слишком поздно любой ценой скрывать от тебя правду.

Саймон взглянул на Лиллиан, и она села рядом с ним на небольшой диванчик напротив герцогини. Та посмотрела на Лиллиан, но была слишком измучена сейчас, чтобы продемонстрировать свое обычное презрение к будущей невестке.

— Она остается слушать это? — только и спросила герцогиня.

— Она моя будущая жена, — кивнул Саймон, сжимая руку Лиллиан. — Я думаю, она тоже должна послушать это, чтобы знать, в какую семью она вступает.

Если у герцогини и были возражения, на этот раз она оставила их при себе.

— Хорошо, — пробормотала она, вздохнув.

— Расскажи мне, — тихо попросил Саймон, — расскажи все с самого начала.

— Семья собралась у озера на пикник, — начала герцогиня. — Твоей сестре было восемь, а брату только исполнилось два года. Он обожал воду, и мы много времени проводили там, у озера, пока он играл на берегу.

Саймон не сдержал легкой улыбки. Он тоже всегда любил воду, несмотря на то что родители не пускали его туда.

— Мы ссорились с твоим отцом, — продолжала герцогиня, но теперь ее голос дрожал. — Я только что узнала, что у него есть еще один ребенок, ты, который родился на несколько месяцев раньше Саймона. Наша последняя ссора была слишком громкой, поэтому мы поднялись на холм, чтобы дети не слышали нас. Тогда все и случилось.

— Он упал в воду, — напрягся Саймон, и Лиллиан сжала его руку, успокаивая.

Герцогиня кивнула и некоторое время не могла продолжать рассказ, пытаясь справиться с волнением.

— Потребовалось всего мгновение, чтобы заметить это, — прошептала наконец герцогиня. — Наоми, когда увидела его в воде, закричала, и мы услышали. Она бросилась в воду, пытаясь вытащить брата. — Но она была слишком мала, а он был слишком тяжелым для нее. К тому времени, когда мы прибежали к озеру, он уже не дышал. Твоему отцу удалось привести его в чувство, но мы сразу поняли, что с ним что-то не так.

— Вы обращались к врачам? — подал голос Саймон.

— К самым лучшим, в течение многих недель. Но они все говорили одно и то же. Мой ребенок был… — ее дыхание граничило с рвущимися из горла рыданиями, — «травмирован», и ничего нельзя было сделать. Они говорили, что он скорее всего никогда не восстановится в умственном развитии, даже если останется жив.

Лиллиан вздрогнула, но промолчала, не спуская глаз с герцогини. Саймон знал, о чем она думала, потому что сам не мог выбросить это из головы. Он думал о своем брате, ребенке, заключенном в тело мужчины, не способном позаботиться о себе, не способном жить жизнью взрослого человека за пределами спрятанного в лесу домика.

— Некоторые врачи советовали нам сдать его в приют и родить другого ребенка. — Герцогиня как-то неестественно рассмеялась. — Но я не смогла. Роды сына проходили тяжело, я едва не умерла. Мы предпринимали попытки, но безуспешно. Стало понятно, что родить другого ребенка я не смогу, а значит, не обеспечу твоего отца наследником.

— Но почему нельзя было сказать об этом другим членам семьи? — спросил Саймон. — Дядя Чарлз был бы прекрасным герцогом, и кузен Эндрю — хороший человек, насколько мне известно.

— Я бы так и поступила, но твой отец настаивал, что произошедшее мы должны хранить в секрете.

— Но почему? — не успокаивался Саймон.

— Он был герцогом, и только его сын должен был стать следующим герцогом. Для него не имело значения, что он нарушает закон о праве на наследование титула, он хотел, чтобы его кровь унаследовала этот титул, и был готов лгать и ловчить, чтобы это случилось. Мы спорили, но я была слишком слаба и убита горем, чтобы бороться с ним. В конце концов твой отец исчез на несколько дней, а когда вернулся…

— Он привез с собой Саймона… этого Саймона, — прикрыв рукой рот, сказала Лиллиан, видя, что герцогиня запнулась, — чтобы заменить им вашего сына.

Герцогиня бросила резкий взгляд в сторону Лиллиан.

— Да, — надломленным голосом, наполненным горечью многолетней лжи и горя, подтвердила она. — Он привез в мой дом этого мальчика и сказал, что мне придется вести себя так, как будто он мой сын Саймон. Если мы выждем несколько месяцев, сказал он, то никто ни о чем не догадается. Дети так быстро меняются, а эти два мальчика были очень похожи друг на друга.

— Мне очень жаль, ваша светлость, — прошептала Лиллиан.

Саймон видел, что ей хотелось дотронуться до его матери, утешить ее, хотя герцогиня никогда не была добра к Лиллиан. И его мать, словно тоже почувствовав это, немного отвернулась от нее.

— Это было ужасно, — выдавила она. — Притворяться, что внебрачный сын моего мужа — мой драгоценный Саймон. — Она перевела взгляд на Саймона. — И смотреть на тебя, целого и невредимого, когда мой мальчик чах, неизвестно где, когда ему даже не позволено было жить в доме со мной, где я могла видеть его и обнимать, когда мне хотелось этого.

Саймон покачал головой, пораженный жестокостью собственного отца. Он с трудом мог представить, насколько ужасным было то время для его матери.

— Вот почему ты так ненавидела меня, — без осуждения в голосе сказал он.

— Да.

Голос герцогини был холодным, как сталь, но ее мужество длилось всего лишь мгновение.

Как только признание сорвалось с ее губ, она закрыла лицо руками и заплакала. Саймон никогда не видел и не слышал такого плача раньше. Несколько минут ее рыдания буквально сотрясали комнату. Потом герцогине удалось взять себя в руки и она продолжила:

— Я действительно ненавидела тебя. Но больше всего я ненавидела себя. Понимаешь, были моменты, когда я… я любила тебя. И всякий раз я воспринимала это как предательство. Как будто я забывала собственного сына, позволяя тебе заменить его, как и хотел мой муж. Поэтому я отталкивала тебя, держала на расстоянии, насколько это было возможно.

Для Саймона это признание было своего рода облегчением. Он так много времени провел, теряясь в догадках, почему она не обращала на него внимания. Теперь он знал, и ему было легче.

— Но почему ты ничего не рассказала? — спросил он. — Ты могла покончить с этим много лет назад.

— Твой отец никогда не запугивал меня, — тихо сказала герцогиня. — Однако он дал понять, что, если я когда-либо открою тайну, последует стремительное и ужасное возмездие. Я испугалась последствий, но не из-за себя, а из-за наших детей. Твой отец мог бы поместить нашего сына в приют или даже причинить ему страдания, если бы я рассказала кому-нибудь о том, что мы сделали. Он мог бы забрать мою дочь и сделать так, чтобы я никогда ее больше не увидела. Я так много потеряла уже, что у меня было недостаточно сил, чтобы рисковать еще. Поэтому я хранила молчание. Я позволила ему делать так, как он хотел.

— Ну а когда герцог умер? — подала голос Лиллиан. — Вы могли бы все рассказать, не опасаясь страшныхпоследствий.

— Могла бы? — В голосе герцогини прозвучал сарказм. — Вы видели моего ребенка, мисс Мейхью. Он жив, да, но он абсолютно не приспособлен к жизни. Если бы я раскрыла секрет, рассказала бы правду теперь, много лет спустя, непременно назначили бы следствие о том, как все случилось. Все участники этого дела предстали бы перед судьями, включая моего сына. Его бы обследовали на предмет того, может ли он унаследовать титул герцога. Думаете, он смог бы это перенести?

Саймон покачал головой, подумав о своем брате. Он жил в уединенном домике, полностью изолированный и защищенный от жизни. Саймон не мог представить, как бы он отреагировал на шумные улицы Лондона, не говоря уже о допросах людей, которых он никогда прежде не видел и которые могли вовсе не отличаться деликатностью и добротой.

— Он не смог бы перенести это, — откликнулся Саймон. — Хуже того, над ним могли бы насмехаться и воспринимать как участника циркового представления.

Герцогиня кивнула, и по ее щекам потекли слезы.

— И ради чего? Твой дядя Чарлз уже десять лет как умер, а кузен Эндрю давным-давно жизни пэра предпочел жизнь священника. Ты не хуже меня знаешь, что он не потерпел бы, если бы его вытащили в свет, особенно когда появились бы слухи об обстоятельствах принятия титула.

Саймон задумался. Герцогиня была права. Каждый раз, когда он видел кузена, Эндрю, шутя, благодарил его за то, что Саймон принял на себя такой тяжелый труд в семье. Он бы зачах в роли герцога, потерял бы интерес к жизни и работу священника, которую обожал.

— Хотя мне и противно продолжать весь этот фарс, — вздохнув, прошептал Саймон, — но мне кажется, я должен это делать. Ради всех, кто имеет к этому отношение, и больше всего — ради брата.

Герцогиня встала и сделала несколько шагов в сторону. Плечи у нее расправились, словно с них свалился тяжелый груз.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Хорошо.

Саймон пребывал в нерешительности. Одна проблема решилась, но у него по-прежнему оставались вопросы. Стоит ли ему надеяться, что герцогиня расскажет ему то, что он хотел знать?

— Что тебе известно о моей жизни до того, как я появился здесь?

— Ничего.

Герцогиня повернулась и посмотрела на Саймона.

Саймон вздрогнул, и она, похоже, поняла его мысли.

— Надеюсь, ты поверишь мне, что это правда. Я даже никогда не знала твоего настоящего имени, твой отец не говорил мне, настаивая, чтобы я думала о тебе только как о Саймоне. Мне неизвестно, откуда ты появился.

Саймон кивнул. Он считал, что довольно хорошо разбирается в людях, и чувствовал, что его мать… женщина, которую он считал своей матерью… не лжет. Во всяком случае, не теперь, когда так много раскрыто.

— Меня зовут Генри Айвз, ваша светлость, — подойдя к ней, протянул руку Саймон.

Герцогиня долго смотрела на него, потом — на протянутую руку. Наконец взяла ее.

— Генри, — медленно произнесла она, словно пытаясь осмыслить сказанное. — Это имя не подходит тебе, ты — Саймон, — покачала она головой.

Он закрыл глаза, когда она мягко убрала свою руку. Это было самое большое признание, которое он когда-либо получал от этой женщины. Но теперь, когда ему стало известно все, этого было достаточно.

— А что насчет других? — спросил Саймон.

— Других внебрачных детей? — нерешительно переспросила герцогиня.

Саймон кивнул.

— Твой отец был занятым человеком, — отворачиваясь, прошептала герцогиня. — Неспособным контролировать себя, независимо от того, соблазнял ли он служанку или даму из высшего общества. Он считал это испытанием, а я думаю, он тайно обожал разбрасывать свое семя по всей Англии. Я знала о его победах, иногда я даже знала, что это заканчивалось рождением ребенка, но больше мне ничего не известно. Мы ведь почти не разговаривали, если ты помнишь.

Саймон знал, что это правда. Отец и герцогиня никогда не были близки. Будучи ребенком, он осуждал ее за холодность, а отца уважал за доброту.

Как сильно все изменилось теперь. Сейчас поведение отца он расценивал как лицемерную позу, а ответ герцогини — как сдержанную оценку того, через что ей пришлось пройти.

— Спасибо, что вы рассказали мне все, что знали, ваша светлость, — тихо сказал Саймон. — Я понимаю, насколько трудно вам было сделать это.

Герцогиня повернулась и долго смотрела на него.

— Я полагаю, — глухим голосом начала она, — что теперь ты выгонишь меня из этого дома и из других домов, которые тебе принадлежат. Ты захочешь наказать меня за ту роль, которую я сыграла в этом обмане. Я ведь не твоя мать. Ты ничего мне не должен.

Саймон смотрел на нее, не веря своим глазам. Прошло несколько мгновений, прежде чем он обрел способность говорить.

— Мадам, я вижу, вы плохо думаете обо мне. Я надеюсь, вы понимаете, что, поневоле или нет, воспитали меня гораздо лучше.

На лице герцогини появилось удивление и надежда. И этого хватило, чтобы разбить сердце Саймона. Она действительно не ждала доброты от него. И Саймон подумал, что в этом вина отца: герцог был не слишком добр к этой женщине.

— Это ваш дом, ваша светлость, — тихо сказал Саймон. — На этой земле живет ваш сын. Почему, скажите на милость, я должен отсылать вас подальше от него? Вы нужны моему брату, это стало понятно с первых же минут разговора с ним. Все время, пока я был там, он только о вас и говорил. Если бы вы уехали надолго, он бы пропал.

— Ты не станешь заставлять меня уехать от него?

От переполнявших ее эмоций у герцогини дрожали плечи.

— Если хотите, то поблизости с этим домиком я построю дом для вас, и вам не придется далеко ездить, чтобы увидеть сына. Со временем, может быть, вы даже перевезете его сюда, чтобы вы всегда могли быть вместе. Или мы расширим его нынешний дом, чтобы вы могли жить вместе с ним, если хотите. Мне кажется, вы слишком долго были разлучены друг с другом.

Герцогиня долго молчала, а потом подошла к Саймону и обняла его. Объятия длились всего несколько секунд, но за это время он успел почувствовать от нее тепла больше, чем за тридцать лет лжи, в которой они жили.

Герцогиня опустила руки и отошла от него. Это все, на что он мог рассчитывать, он не стал бы требовать большего.

— Спасибо, — обронила она, расправляя плечи. — А сейчас прошу простить меня, день был тяжелый. Думаю, что поужинаю здесь и лягу спать пораньше. А тебя с будущей женой оставляю позаботиться о гостях сегодня вечером.

Лиллиан и Саймон поняли, что пора уходить. Она коротко кивнула его матери, направляясь вместе с Саймоном к выходу, но герцогиня никак не отреагировала на это и поспешно закрыла дверь у них за спиной.

Они долго смотрели друг на друга, потом Лиллиан едва заметно улыбнулась Саймону.

— Если то, как твоя мать проводила меня, является хоть каким-то знаком, значит, все нормально.

— Да, — улыбнулся Саймон, несмотря на всю тяжесть переживаний, обрушившихся на него сегодня, — она по-прежнему презирает мой выбор, но мирится с ним. Я полагаю, это означает, что она каким-то удивительным образом принимает меня.

Но когда они вместе направились по коридору, Саймон не удержался и оглянулся назад, раздумывая, каким будет его будущее теперь, когда все секреты раскрыты.

Глава 22

Хотя Лиллиан ничего не сказала Габби о том, что ей было теперь известно, и не собиралась никогда этого делать, подруга заметила ее напряженное состояние, когда они вместе ужинали. Повисшая за столом атмосфера меланхолии, отсутствие герцогини и ее дочери, которая отправилась к матери, явно указывали на то, что что-то случилось. Даже тетушка Габби, похоже, почувствовала это, потому что ела молча.

— Вы все еще планируете пожениться, когда мы вернемся в Лондон? — нарушила тишину Габби.

Саймон оторван взгляд от тарелки, и Лиллиан была готова расцеловать подругу. Впервые за все это время попытка завязать беседу отвлекла Саймона от его мыслей.

— Конечно, — кивнул он. — Примерно час назад я получил письмо от своего адвоката, в котором он сообщает, что разрешение получено. Как только приедем в Лондон, мы можем пожениться.

Лиллиан с отсутствующим видом кивнула в ответ и почувствовала, что Габби смотрит на нее. Все это время она избегала взгляда подруги, потому что понимала, как интересно Габби, сказала ли она Саймону правду о цели своего приезда сюда. Лиллиан тяжело переживала, что до сих пор не сделала этого, но в такой суматохе она так и не нашла подходящего времени. Когда они поженятся, возможно, сделать это будет проще. Но даже от мысли о том, что придется ждать, все сжималось внутри.

— Я надеюсь, вы будете очень счастливы, — пробормотала Габби, улыбаясь Саймону.

— Полагаю, ты станешь нашей свидетельницей, — улыбнулся в ответ Саймон.

— Конечно, если Лиллиан пожелает, я с радостью засвидетельствую ваш брак.

— Ну кто же еще будет стоять со мной рядом? — Лиллиан взглянула на подругу. — Только ты и, может быть, Люсинда. Правда, я сомневаюсь, что она придет, она все еще в трауре.

— Люсинда? — нахмурился Саймон.

— Люсинда Стоунуорт, — пояснила Лиллиан. — Ее муж умер год назад, и она все еще в подавленном состоянии.

— Да, я вспомнил, — кивнул Саймон. — Теперь титул перешел к брату мужа, и это вызвало возмущение в обществе. — За столом вновь повисло молчание. — Но это заставляет задуматься, правда? — нарушил тишину Саймон.

— О чем? — удивилась Лиллиан.

— О быстротечности жизни. Случай может изменить все, ложь может поменять жизнь, раскрытый секрет может перестроить течение всей жизни. Если не воспользоваться моментом, он может ускользнуть.

Лиллиан смотрела на него, и душа ее наполнялась сочувствием. Она понимала, что сейчас они говорили не о трагедии подруги, а о трагедии Саймона. Неудивительно, что он будет думать об этом. Он до сих пор переживал все, что произошло. Возможно, ему потребуется не один год, чтобы определить свое место в этом мире.

А она будет рядом, чтобы помочь ему, и это немного успокаивало Лиллиан. Если ей не удалось уничтожить святой образ его отца, она по крайней мере смогла помочь вскрыть то, что натворил этот человек.

— Лиллиан, почему бы нам не поехать в Лондон завтра утром на рассвете? — спросил Саймон.

— Завтра? — вздрогнула Лиллиан. — Так скоро?

— Зачем ждать? — Саймон взял ее за руки, как будто в комнате никого, кроме них, не было. — Разве мы не видели, что может случиться, если упустить момент? По хорошим дорогам наше путешествие займет два дня. Если удача будет на нашей стороне, мы сможем пожениться до воскресного обеда. Возможно, моя мать решит не участвовать в этом, но у нас есть Габби, и я уверен, Рис и Энн придут, хотя у них у самих свадьба меньше чем через неделю. Что думаешь?

Лиллиан заморгала. Он был таким искренним, так хотел поскорее начать новую жизнь. И она понимала почему. Когда он женится на ней, это станет шагом в будущее — в будущее, где не будет так много лжи.

По крайней мере той лжи, о которой ему уже известно.

— Да, Саймон, если ты хочешь ехать завтра, я с радостью поеду с тобой, — тихо согласилась Лиллиан.

— Я отдам распоряжения прямо сейчас, — рассмеялся, вскакивая на ноги, Саймон.

Он поспешил из комнаты, а Лиллиан, даже не глядя на подругу, чувствовала на себе ее взгляд. Она посмотрела на Габби и сделала глоток вина.

— Что происходит? — слишком громким голосом спросила тетушка Изабель.

— Завтра мы едем домой, — ответила Габби. — Его светлость отдает распоряжения о подготовке к отъезду.

— Завтра? — воскликнула тетушка. — Я должна сказать об этом Мэгги.

Отбросив салфетку, она отправилась искать служанку. Как только они остались одни, Габби повернулась к Лиллиан.

— Он любит тебя.

Лиллиан поперхнулась вином и взглянула на подругу.

— Любит? — переспросила она.

— Я не знаю, что произошло между вами за эти последние несколько дней, и не стану спрашивать, потому что сомневаюсь, что ты захочешь со мной поделиться, но что-то изменилось.

Лиллиан нахмурилась. Отрицать слова подруги не было смысла. То, что они увидели, то, что им рассказали, то, что они обнаружили… Это связало их.

— Ты намерена рассказать ему правду? — тихо спросила Габби.

Лиллиан положила руки на стол и опустила на них голову.

— Да, — глухо пробормотала она. — Я должна это сделать, я знаю. Но я боюсь его реакции, Габби. По правде говоря, я боюсь потерять его навсегда.

По всеобщему согласию весь дом в этот вечер отправился спать рано, так как хозяин и гости готовились на рассвете уехать в Лондон. Но Лиллиан не пошла в свою комнату. Вместо этого Саймон взял ее за руку и повел в свою спальню, и она даже не попыталась сопротивляться. После такого тяжелого дня, после всего, что случилось, ей, так же как и ему, хотелось побыть с ним наедине.

И все же, когда за ними закрылась дверь, Лиллиан почувствовала робость. Раньше, когда они были вместе, их всегда охватывало ощущение ненасытной страсти и срочное желание удовлетворить ее. Сегодня, находясь в центре его спальни под его пристальным взглядом, Лиллиан не знала, как начать.

— Что я могу сделать для тебя, Саймон? — спросила наконец Лиллиан, неуклюже сложив руки перед собой. — Тебе что-нибудь нужно?

Саймон улыбнулся и направился к ней. У Лиллиан подпрыгнуло сердце, а тело заметно напряглось в предвкушении его прикосновений.

— Нужно, — пробормотал он, останавливаясь в нескольких дюймах от нее, но при этом пока не прикасаясь. — Нужно. Мне так много нужно сейчас после такого трудного дня, но, кажется, кое-что мне нужно больше, чем все остальное.

— И что же это? — наклонила голову Лиллиан.

Его пальцы нежно коснулись ее подбородка, и улыбка на лице стала шире.

— Ты, Лиллиан. Ты, чтобы смыть всю эту грязь, заставить меня забыть все, кроме тебя. Ты нужна мне.

У Лиллиан перехватило дыхание от глубокого смысла, который крылся в его словах. Одно дело — хотеть ее, мужчина может хотеть любую женщину, если он достаточно страстная натура.

Быть нужной — совершенно другое дело. Это означает более глубокую связь, доверие, порожденное чувствами. Для нее была большая честь, что своими переживаниями Саймон поделился с ней.

Лиллиан была не уверена в себе, но при этом полна решимости утешить его, насколько это было в ее силах, поэтому стала медленно расстегивать его сюртук. Саймон не принимал никакого участия, просто наблюдал из-под полуопущенных век, как ее пальцы скользили под тканью и касались его плеч.

Сюртук упал на пол за его спиной, и Лиллиан немедленно приступила к шейному платку. Он был завязан сложным узлом, но она, поколдовав немного, справилась и начала расстегивать пуговицу за пуговицей на рубашке. Потом она вытащила ее из-за пояса и распахнула, обнажив его широкую грудь.

— Ты… — прошептала она.

— Я?.. — приподняв бровь, поддразнил ее Саймон.

Лиллиан с улыбкой подняла на него глаза. Его лицо посветлело, как будто он действительно был способен в такие моменты забывать все неприятности. И если в ее силах было подарить ему такие мгновения, Лиллиан была счастлива.

— Ты неисправим.

Лиллиан рассмеялась, потом наклонилась и поцеловала выступающую ключицу, услышав, как он задохнулся от удовольствия.

— И великолепен, — добавила она.

Она целовала его грудь, дразнила языком соски, пробежалась кончиками пальцев по крепким мышцам живота.

Лиллиан чувствовала, что он реагирует на ее ласки. От ее прикосновений его тело напряглось, руки сжались в кулаки, пока он боролся с собой, чтобы не схватить и не овладеть ею. А когда она выпрямилась и прижалась к нему, то почувствовала, как напряженно выступающая мужская плоть упирается в ее живот.

Ее тело мгновенно отреагировало на это давление, на запах его кожи и тепло тела. Она чувствовала, как ее охватила жаркая волна, соски напряглись, а лоно было готово принять его. Она сдернула с него рубашку и потерлась о его обнаженную грудь. Сейчас ее движения  стали увереннее.

— Теперь позволь мне, — прошептал Саймон, касаясь губами самой чувствительной точки у нее за ухом.

Пока он целовал ее шею, пальцы расстегивали пуговицы на спине. Он быстро расправился с застежкой, и платье с еле слышным шорохом упало на пол к ее ногам. Саймон сделал шаг назад и окинул ее взглядом. На Лиллиан осталась короткая тонкая рубашка, до середины бедра открывавшая ноги в чулках.

— Так ты сказала, что я великолепен, — задумчиво произнес он, положив руки ей на талию.

Эти руки скользили вверх и вниз, притягивая ее ближе и ближе, пока их тела не оказались тесно прижатыми друг к другу. Лиллиан едва дышала, когда он поцеловал ее. Она откликнулась на его поцелуй, раскрыв навстречу губы и позволяя его жаркому языку проникнуть внутрь.

Та всепоглощающая страсть, которую она испытывала прежде, мгновенно зажгла ее тело, как только поцелуй стал глубже. Она чувствовала, что растворяется в нем, охваченная мощной волной чувств.

Но как только эта мысль заполнила мозг, Саймон отпустил ее. Он пристально смотрел на нее, его глаза горели страстью и желанием.

— Боюсь, что, как только я прикасаюсь к тебе, я теряю самообладание, — хрипло сказал Саймон. — Но сегодня я хочу проявить сдержанность, хочу все делать не спеша.

Лиллиан вздрогнула. Протянув руку, она скользнула дрожащими пальцами за пояс его брюк и потянула на себя. Саймон качнулся вперед, расширив от удивления глаза.

— Если только вы не попытаетесь лишить меня самообладания, мисс Мейхью, — прошептал Саймон, и горячее дыхание коснулось ее волос.

— Мне нравится идея, — улыбнулась, поднимая голову, Лиллиан. — Ты считаешь, я могла бы лишить тебя самообладания?

У Саймона зачастил пульс, его глаза цвета жадеита потемнели от страсти.

— М-м… Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься это сделать.

Вместо ответа Лиллиан расстегнула пуговицу на поясе его брюк. Она не спускала с него глаз, пока расстегивала остальные. Наконец пояс распахнулся. Лиллиан проследила за тонкой линией волос, спускавшейся по животу вниз, и увидела его напряженную плоть. Как загипнотизированная, она взяла ее в руку и освободила из плена одежды.

— Похоже, ты можешь лишить самообладания. — С этими словами Саймон закрыл глаза, чувствуя, как она ласкает его разгоряченную плоть. — О Боже, женщина…

Лиллиан улыбнулась, хотя была смущена своими действиями. Страх и неуверенность, которые она ощущала, когда они только вошли в спальню, теперь исчезли без следа. Им на смену пришла бесконечная уверенность, которая вселилась в нее благодаря страстным откликам Саймона на ее прикосновения.

Но ей хотелось большего. Она хотела теперь дать ему больше. Ее мысли перенеслись в тот день, когда они впервые занимались любовью. Прежде чем овладеть ею, он подготовил ее, лаская руками ее разгоряченное лоно, а потом творя нечто невообразимое языком. От столь интимных ласк ее тогда затопили волны ошеломляющего блаженства.

Понравится ли ему такое?

Лиллиан почувствовала себя грешной, скользя кончиком языка по его обнаженной груди и спускаясь к животу. Когда она опустилась на колени, Саймон замер.

— Лиллиан? — хрипло позвал он. — Что ты делаешь?

Она подняла голову и взяла в руку его напряженную плоть.

— Лишаю самообладания.

Саймон не успел ответить, как она обхватила губами его плоть, и едва сдержал крик. Он знал, что ему следовало остановить ее, что она еще слишком невинна для таких ласк, но почему-то не смог. События сегодняшнего дня принесли ему столько боли, а это чувственное наслаждение всю эту боль растворило и заставило весь его мир сосредоточиться вокруг губ Лиллиан и медленных движений ее языка.

Саймон откинул голову, испустив хриплый стон. Господи, как хорошо… Как она хороша и естественна в своем желании доставить ему удовольствие… Теперь она его. Навсегда. Он научит ее искусству любви и поучится у нее сам. Они каждый день смогут заниматься любовью так, как сегодня.

Он не мог больше ждать. Его плоть реагировала буквально на каждое движение ее губ. Саймон напрягся, волны блаженства затуманили его сознание, и тело пришло в движение. Ему хотелось, чтобы поскорее наступила мощная, сменяющаяся восторгом разрядка. Но больше всего ему хотелось слиться с Лиллиан воедино, раствориться в ней, заполнить собой не только все ее тело, но и мысли.

Он отшатнулся назад, и она подняла к нему разочарованное лицо.

— Что-то не так?

Он подхватил ее за руки и поднял с колен.

— Боже мой, все так. — Саймон поцеловал ее. — Все замечательно. Но еще немного, и я уже не смогу сдержаться.

Он подхватил ее на руки и, прижимаясь губами к ее губам, отнес на кровать и положил на мягкое одеяло. Она смотрела на него с абсолютным доверием и страстным желанием во взгляде.

Саймон вздрогнул. У него никогда не было женщины, которая бы так заводила его.

Раздвинув ей ноги, он накрыл ее своим телом, не проникая внутрь.

— Мы не сможем заняться этим снова, пока не окажемся в Лондоне, — пробормотал он, дразня ее губы своими. — В следующий раз, когда это произойдет, мы будем мужем и женой.

Лиллиан затрепетала под ним всем телом, и Саймон мгновенно лишился самообладания. Он с глухим рычанием скользнул в ее разгоряченное лоно. В этот момент Лиллиан выгнулась ему навстречу, и он полностью вошел в нее.

— Видишь, ты действительно способна без особых усилий лишить меня самообладания. — Саймон хохотнул, чувствуя себя сейчас намного легче, чем последние несколько недель. — По сути, я добровольно сдаю его тебе, как, впрочем, и все остальное.

И Лиллиан поняла значение его слов. Она потянулась к нему и, наклонив к себе его голову, прижалась к его  губам.

Саймон начал осторожно двигаться. В отличие от предыдущих встреч, когда он получал удовольствие от ее тела, сегодня он не позволил себе полностью раствориться в своих ощущениях. Страсть, несомненно, присутствовала, но теперь она была спокойнее, нежнее. Он наслаждался каждым движением своего тела внутри ее. Он дорожил каждым стоном и вздохом, который срывался с ее губ, когда их тела сплелись в медленном танце.

Саймон постепенно подводил ее к пику блаженного удовольствия. И она с готовностью отзывалась на его ласки, подстраиваясь под установленный им ритм движения. Саймон наблюдал за каждой ее реакцией, наслаждаясь проявлениями ее страсти.

Когда наконец наступил долгожданный момент, она судорожно обхватила его руками, и он почувствовал, как сокращаются ее внутренние мышцы. Она застонала, вцепилась в его плечи и приподняла бедра. И Саймон со сдавленным стоном рванулся вперед, наращивая темп движений и закрыв глаза, сдаваясь в плен блаженных ощущений. Из груди Саймона вырвался сотрясающий все тело глубокий вздох, и он достиг пика, изливая в нее свою влагу.

Он опустился на нее, удерживая свой вес на руках, чтобы не придавить ее. Она обвила руками его спину и шептала на ухо нежные слова, поглаживая обнаженную кожу.

— Никогда не думала, что у меня будет так, — прошептала Лиллиан, когда дыхание выровнялось.

Саймон лег рядом с ней и прижал ее к груди. Он смотрел на влажные и спутавшиеся пряди ее волос, на глаза, постоянно меняющие свои оттенки, которые сейчас стали янтарного цвета, как огонь в камине.

— Не представляю, почему, у тебя были такие мысли, — убирая волосы с ее лица, сказал Саймон.

— С постоянным клеймом на прошлом моей семьи я просто перестала верить в это, — вздохнула Лиллиан. — Самое большее, на что я могла надеяться, — это брак по расчету с человеком, которому нужна няня для его детей.

— Все эти люди — настоящие глупцы. И я ничем не отличался от них, когда раздумывал о прошлом твоей семьи, которое от тебя никак не зависело. Теперь это кажется настолько глупым, особенно когда мы столько нового узнали о моей жизни и о той лжи, которая окружала меня все эти годы.

Лиллиан молчала, отведя взгляд. Саймон вздохнул, откинулся на подушки и невидящим взглядом уставился в потолок.

— На самом деле мне кажется, я должен быть благодарен этим глупцам, у которых был шанс завоевать тебя, и они его упустили. Если бы кто-то из них смог увидеть чуть дальше, он бы женился на тебе, и ты бы никогда не оказалась рядом со мной. Возможно, это судьба, которая уберегла тебя от них. И та же судьба привела тебя сюда ко мне, когда ты была нужна мне.

— Саймон…

Лиллиан села, натягивая на себя одеяло.

— Нет, — Саймон тоже сел, теснее прижавшись к ней, — дай мне сказать это, Лиллиан.

Она открыла рот, словно хотела прервать его, но потом кивнула, и в ее глазах блеснули слезы.

— Когда начался этот прием, я никогда не думал, что узнаю о себе такое. — Саймон решил не останавливаться на подробностях, которые до сих пор жгли его душу. — Что вся моя жизнь — ложь, сотворенная человеком, которого я любил и уважал больше всех на свете.

По щеке Лиллиан покатилась слеза, и Саймон осторожно вытер ее.

— Но у меня нет тяжести на сердце. В конце концов, здесь я нашел свое будущее и узнал правду о прошлом. Здесь ты, которая так поддерживала и заботилась обо мне в этом испытании, как может заботиться и поддерживать жена. Ты никогда не осуждала меня и не сторонилась правды о том, что я внебрачный сын, маскирующийся под джентльмена. Честно говоря, без тебя я не знаю, смог бы я встретиться с братом, поговорить с матерью.

— Я рада, что смогла помочь.

— Ты сделала намного больше, — покачал головой Саймон. — Ты спасла меня. И я…

Саймон замолчал и посмотрел на женщину, которая находилась рядом с ним. В этот момент он понял, что хотел сказать, и считал это абсолютно справедливым и правильным.

— Лиллиан, ты единственная правда, которой я верю. Я люблю тебя.

Глава 23

Лиллиан в абсолютном потрясении смотрела на Саймона. Потом она ощутила необыкновенный прилив радости: он любит ее. И Бог тому свидетель, она тоже любит его, несмотря на все старания с самого начала держаться от него подальше.

Но те слова, которые он сказал первыми, звенели у нее в ушах громче, чем прозвучавшее потом признание в любви.

«Ты единственная правда, которой я верю».

Вот только она вовсе не является правдой. Она ложь, как и все в его жизни ложь. А он заслуживает лучшего. В конце концов, он имеет право выбирать.

Она должна сказать ему правду о том, почему она приехала сюда. И должна сделать это сейчас.

— Пожалуйста, скажи мне что-нибудь, — немного нервно улыбнулся Саймон. — Я не каждый день вот так открываю свое сердце.

— Саймон, — Лиллиан коснулась его щеки, — то, что ты сказал, значит для меня намного больше всего остального в этом мире. Ты никогда до конца и не поймешь, как много это значит для меня. Но я должна кое-что рассказать тебе.

— Кое-что рассказать? — Саймон наклонил голову, явно сбитый с толку. — И что же?

Лиллиан набрала в грудь воздуха и заставила себя встать с кровати. Она посчитала неправильным делать такое признание, лежа рядом с ним, нашла свое платье и оделась.

— Ты одеваешься, значит, я могу предположить, что тебе нужно рассказать мне что-то не слишком приятное, — нахмурился Саймон.

— Сомневаюсь, что ты обрадуешься, — покачала головой Лиллиан. — Хотя за последние несколько дней мы поняли, что иногда узнать правду больно, но она всегда лучше, чем ложь.

Саймон встал с кровати следом за ней, натянул брюки.

— В таком случае говори.

— Как бы мне хотелось сказать, — Лиллиан вздохнула, собираясь с силами, — что мой приезд сюда действительно судьба, которая свела нас вместе, как ты сам заметил. — У нее дрожал голос, но она постаралась справиться с волнением. — Однако это не так. Я приехала сюда намеренно, с определенной целью.

Саймон молчал с абсолютно непроницаемым лицом.

— С определенной целью, — повторил он бесцветным голосом.

Лиллиан кивнула. Ей трудно было сейчас подбирать слова, но она заставила себя продолжать:

— Понимаешь, еще до приезда сюда я… я уже знала, что твой отец был лжецом и развратником, несмотря на репутацию благородного человека.

Саймон во все глаза смотрел на нее, на лице застыло выражение шока, ему начинало казаться, что Лиллиан предала его. Он сделал несколько вдохов, чтобы успокоиться.

— И как ты это узнала? — хрипло спросил он, раздувая ноздри.

— Ты помнишь, я рассказывала тебе о моей матери? — Лиллиан закрыла глаза. — Что она была склонна к приступам меланхолии, но что к смерти ее подтолкнул другой человек.

— Помню, — кивнул Саймон. — Ты не делилась подробностями, а я тогда не хотел выпытывать до тех пор, пока ты не станешь больше доверять мне.

Лиллиан заметила, что он подчеркнул слово «доверять», и всхлипнула.

— Так вот, человек, который подтолкнул ее к этому, был… это был твой отец.

Саймон резко отвернулся и подошел к окну.

— Что он сделал? — спросил он после молчания, которое, казалось, тянулось целую вечность.

— Когда умирал мой отец шесть месяцев назад, он признался моему брату, что герцог Биллингем, твой отец… он… он пытался соблазнить нашу мать. Когда она отказалась принимать его знаки внимания, он… — Лиллиан заставила себя сказать это, — он изнасиловал ее. Не выдержав груза вины и позора, она свела счеты с жизнью.

Сдавленный возглас сорвался с губ Саймона, и он повернулся к Лиллиан.

— Он изнасиловал ее?

— Умирая, отец умолял брата отомстить за нее. В то время твой отец был еще жив. Я ждала, что мой брат, Джек, сделает то, о чем его просили, но он оказался слишком похож на нашего отца. Вместо того чтобы приехать сюда и встретиться с человеком, который толкнул мать на самоубийство, Джек стал пить, решив, что лучше одурманивать себя алкоголем, чем жить с такой болью.

— Точно так же поступил твой отец, когда узнал правду о матери, — сказал Саймон. — Он был слишком ослаблен пьянством, чтобы самому встретиться с моим отцом.

— Когда я поняла, что Джек не станет выполнять волю отца, оставалось только мне самой разработать план мести. Должна признать, что сама идея и мысли о том, что случилось с матерью, полностью овладели моим сознанием. — Лиллиан зажмурилась, борясь с подступившими слезами. Она не заплачет. Не сейчас. — Когда Габби была приглашена на этот прием к тебе в имение, мы сговорились, что я присоединюсь к ней в качестве гостьи.

— И что ты собиралась сделать, приехав сюда? Чего ты хотела добиться? Герцог мертв, его уже несколько месяцев нет на этой земле.

— Когда твой отец умер, — Лиллиан вздрогнула, — весь мир стал говорить о нем так, как будто он был святым, а о моей матери продолжали бродить грязные сплетни. Это приводило меня в еще большую ярость. Поэтому я приехала сюда, чтобы найти доказательства того, каким он был на самом деле. Я надеялась, что у меня будет возможность обыскать дом и найти что-нибудь, что можно будет предъявить обществу. Я хотела, чтобы люди ненавидели его, шептались о нем, как о моей матери. Я хотела уничтожить его образ честного человека.

Саймон очень долго пристально смотрел на нее. Она даже засомневалась, слышал ли он ее слова. Но вот он сделал несколько шагов и оказался совсем рядом.

— Ты приехала сюда в поисках его секретов?

— Да, Саймон, — прошептала она, видя, как вспыхнули его глаза.

Он расценивал ее действия как предательство. Она знала, что это случится, но когда увидела его взгляд, ей словно нож в сердце воткнули.

— Ну что ж, моя дорогая, — покачал головой Саймон. — Похоже, ты нашла все, что искала, и даже больше.

Саймон, содрогаясь от ужаса, отошел от Лиллиан. Ужас, что его отец совершил такой чудовищный акт по отношению к ее матери. Ужас, что Лиллиан притворялась, что любит его, а сама вынашивала планы против него и его семьи.

Теперь она знала все их секреты. Если она решит, она может уничтожить его, брата, разрушить все, что дорого ему.

— Саймон… — прозвучал за спиной ее голос, и Саймон услышал в нем слезы, даже не поворачиваясь к ней.

Она не двигалась, только протянула руки, словно умоляла его.

— Я хочу объяснить.

— Ты уже объяснила, — резко сказал Саймон. — Что тут еще сказать? Похоже, между нами ничего настоящего не было, какая-то подделка, которая помогла тебе отыскать то, ради чего ты приехала сюда.

— Начиналось все именно так, да, — призналась Лиллиан. — Но почти сразу я усомнилась в правильности своих намерений. Когда я встретила тебя, когда поняла, что ты за человек, я засомневалась, смогу ли причинить тебе вред. То, что произошло между нами, — настоящее, как и то, что я изо всех сил старалась противостоять этому, чтобы глубоко в душе не пришлось переживать свою вину.

Саймон фыркнул в ответ на ее слова, но она успела схватить его за руку, пока он не ушел.

— У меня ничего не вышло. В итоге я уже не могла отрицать мои чувства к тебе. И когда я увидела, какие страдания тебе причинили поступки отца, когда узнала, что твоя боль так же глубока, как и моя собственная, я поняла, что никогда не смогу причинить тебе вред. Даже если для этого потребуется отпустить мою боль.

— И когда к тебе пришло понимание этого? — Саймон выдернул свою руку. — Сегодня днем? Вечером? В это мгновение? Это оно подсказало тебе сделать подобное признание?

— Нет, — покачала головой Лиллиан. — Это случилось раньше.

— Когда?

Саймон мысленно молил, чтобы она сказала, что это случилось задолго до того, как все произошло между ними. Он не хотел, чтобы их близость была омрачена этим.

— В то утро, когда ты рассказал мне о внебрачных детях твоего отца, — призналась Лиллиан и густо покраснела. — До того как нас застали вместе и ты сказал, что мы должны пожениться.

Саймон закрыл глаза, его переполняло ощущение совершенного предательства. Но он нашел в себе силы открыть глаза и спокойно посмотреть на Лиллиан.

— Значит, пока мы любили друг друга, пока ты слушала мои откровения, ты все еще планировала использовать все, что я сказал, против меня, против моего умершего отца, не думая о последствиях для всех нас.

Лиллиан закрыла глаза, и Саймон заметил, как гримаса боли исказила черты ее лица. Какими бы ни были ее планы в самом начале, теперь ей по-настоящему было больно.

Но это было слабым утешением.

— Я знаю, что это звучит ужасно, — продолжала Лиллиан. — Ужасно было обдумывать месть для невинных людей, но ты должен понять, насколько горе и гнев ослепили меня, когда я принимала это решение. Я никогда не знала, что заставило мою мать уйти из жизни. Известие о том, что ее обидели и подтолкнули к краю, чего она совсем не заслуживала, словно заноза, застряло в моем сердце.

Саймон вздрогнул. Он не мог представить, каким ужасным должно было стать это открытие для Лиллиан. Он был уверен, что оно было таким же болезненным и тяжелым, как все то, что он услышал о себе за последние несколько дней.

— Я чувствовала, что должна сделать то, что мужчины в моей семье не могли сделать и не сделают. Я должна была отомстить за мать, пока не был забыт твой отец и пока то, что я узнала, не потеряло значения для общества.

— И из-за этой ситуации ты позволила себе манипулировать мной и обманывать меня, потому что отца в твоем распоряжении уже не было? — спросил Саймон ледяным тоном, который он даже не пытался скрывать.

— Нет, Саймон. То, что я планировала, ужасно. Я знаю это. Но я не хочу, чтобы ты думал, что мои чувства были частью какого-то плана. Я не жду, что ты поверишь мне, но моя любовь к тебе — настоящая.

Саймон потер рукой лицо. Почему-то ее признание в любви больше задело, чем помогло сейчас.

— Полчаса назад я был бы рад услышать от тебя эти слова. Но теперь… Я не знаю, чему верить. Это часть какого-то хитрого плана или же правда?

— Я понимаю твои сомнения.

Лиллиан опустила голову и ссутулилась.

Саймон вздрогнул. Честно говоря, финальный аккорд этого дня, понимание, что женщина, которой он доверял и которую любил, предала его… Это было самым ужасным, что ему пришлось пережить.

Саймон поднял с пола скомканную рубашку и натянул ее через голову.

— Я все равно женюсь на тебе, Лиллиан.

— Что? — вскинула она голову.

— Я не такой, как отец, я должен быть лучше, — вздохнул Саймон. — Нас застали вместе, у тебя может быть мой ребенок.

Саймон не обратил внимания на волну радости, возникшей у него от этой мысли, он проигнорировал ее и холодно продолжил:

— Однако я не уверен, что когда-нибудь смогу снова доверять тебе.

— Да, я понимаю, — медленно кивнула Лиллиан.

— А сейчас прости, мне нужно идти, потому что есть дела, которые я должен сделать до отъезда в Лондон. Увидимся утром в момент отъезда.

Лиллиан даже не пыталась остановить его, когда он стремительным шагом вышел из спальни. Саймон закрыл за собой дверь, прислонился к стене и выдохнул. Каким-то чудом ему удалось держаться и не терять самообладания во время разговора с Лиллиан, но теперь, когда ее не было рядом, ему было так пусто и одиноко, как никогда в жизни.

Лиллиан смотрела из окна, как на востоке появлялись первые лучи солнца. Наступил рассвет, а она уже была полностью одета. Она оделась еще три часа назад, потому что после встречи с Саймоном не ложилась спать. Она просто мерила шагами комнату и без конца снова и снова прокручивала в голове их последний разговор.

Ей хотелось броситься к Габби, выплакаться у нее на плече. Но она так и не сделала этого. Она не заслужила утешения, а Саймон не заслужил очередного предательства. Нет, она эту кашу заварила, и она станет ее расхлебывать.

Одна.

Это решение пришло к ней час назад, и теперь она была готова выполнить его.

Лиллиан вышла из комнаты, где скрывалась, когда ушел Саймон, и, глубоко вздохнув, осмотрелась вокруг.

Она сомневалась, что Саймон вернулся к себе в спальню, потому что видеть ее он явно не хотел.

Лиллиан направилась по коридору к лестнице и начала спускаться. Где-то вдалеке шумели слуги, которые уже проснулись, чтобы проводить гостей. Внизу Лиллиан остановилась на мгновение и закрыла глаза. Она должна быть сильной. Ей нельзя плакать или быть слабой. Саймон решит, что это очередная ложь, а она с этим покончила раз и навсегда.

Мысленно подготовив себя, она инстинктивно направилась туда, где, как она считала, Саймон мог провести остаток ночи. Лиллиан остановилась у кабинета его отца, открыла дверь и вошла.

Саймон стоял у окна, спиной к ней. В расправленных плечах чувствовалось напряжение.

— Я все думал, когда ты придешь, — не поворачиваясь, обронил он.

— Ты хорошо меня знаешь, — ответила Лиллиан, закрывая за собой дверь.

— Неужели?

Теперь Саймон повернулся к ней. Провалившиеся зеленые глаза стали такими темными, какими Лиллиан их никогда прежде не видела.

От его восклицания Лиллиан почувствовала острую боль, но постаралась не показывать ему это. Такое холодное отношение она заслужила, хотя ужасно страдала без его любви.

— Я пришла сказать тебе о нашей договоренности, — начала Лиллиан, стараясь говорить спокойно, без эмоций, как Саймон, хотя сомневалась, что справится с этим.

— О нашей договоренности? — повторил он, складывая руки на груди. — Ты имеешь в виду нашу помолвку?

— Я хотела сказать, что очень благодарна тебе за предложение выйти замуж, несмотря на все, что я намеревалась сделать, но я не могу его принять. Свадьбы не будет.

Саймон сделал шаг вперед, но тут же заставил себя остановиться и посмотрел на Лиллиан. Ее слова явно удивили Саймона, на его лице отразилась целая гамма чувств, среди которых можно было заметить растерянность.

— Что, прости?

Он едва удерживал себя на месте.

— Я не могу выйти за тебя замуж.

— Не будь глупой, женщина. Нас застали вместе, и мы объявили о нашей помолвке. Теперь уже весь свет знает об этом. Если ты вернешься в Лондон, но не выйдешь замуж, общество никогда не примет тебя снова. Учитывая историю твоей семьи, тебя будут избегать.

Лиллиан нервно облизнула губы, когда услышала от Саймона то, о чем сама думала всю ночь.

— Я понимаю, что все так и будет, ваша светлость, — дрожащими губами произнесла Лиллиан. — Но это не имеет значения.

— Не имеет значения? — выкрикнул Саймон, расхохотавшись. — Почему ты так считаешь?

— То, что я увидела вчера, Саймон… — Лиллиан вздрогнула. — Это все меняет.

Она шагнула ему навстречу и едва не коснулась его руки, но вовремя остановила себя. Ему не нужно ее утешение, а она уж точно не заслужила утешения от него.

— Ты живешь чужой жизнью и хранишь чужие секреты, потому что ты честный. У тебя столько забот, и я не хочу стать для тебя еще одной ношей, еще одним разочарованием, которое тебе придется переносить.

Саймон смотрел на нее, не проронив ни слова.

— Мне кажется, — Лиллиан зажмурила глаза, чтобы по щекам не покатились слезы, — ты заслуживаешь жену лучше той, которой ты не можешь доверять. Я слишком люблю тебя, чтобы обрекать на такие мучения.

— У тебя может быть ребенок, — резко сказал Саймон, и Лиллиан вздрогнула.

Ожидая ее прихода, Саймон решил, что он, конечно, сначала воспользуется этой причиной, прежде чем признается, что хочет идти по жизни с ней вместе. И хотя теперь он знал, что Лиллиан не винила его за неосторожное поведение, ему все равно было больно.

— Мы дважды проявили неосторожность, — тихо сказала Лиллиан. — Но ночью я произвела кое-какие подсчеты, и мне кажется, что вероятность зачатия ребенка очень мала. — Ей было очень больно произносить эти слова, но она держалась из последних сил. — Конечно, я сообщу тебе, если будут другие признаки. Я знаю, что это все изменит.

— Но как же ты? — покачал головой Саймон. — Тебе никогда не сделают другого предложения, Лиллиан. Тебя выставят на улицу, как только отец леди Габриэлы прознает, что ты расторгла нашу помолвку.

— Да, — с трудом сглотнула Лиллиан. — Но я лучше испорчу жизнь себе, чем тебе и твоей семье… Я лучше буду одинокой, но жить одна, чем с тобой, когда ты постоянно будешь подозревать меня, сомневаться, обижаться на меня из-за моего безрассудного поведения в прошлом. — Лиллиан на короткий миг коснулась ладонью его щеки и почувствовала, как он напрягся. — Это несправедливо и по отношению к тебе, и по отношению ко мне.

— Я не позволю, — схватил ее за запястье Саймон.

— Выбора нет, — ответила Лиллиан, вырывая свою руку. — Прощай, моя любовь.

Саймон смотрел ей вслед, когда она тихо выскользнула из кабинета. В холле она обнаружила, что Габби и ее тетушка уже ждали ее. Лиллиан молча прошла следом за ними к экипажу. Если они уверены, что Саймон поедет прямо за ними на лошади, как планировалось вчера, то кто она такая, чтобы выводить их из заблуждения? Они скоро сами узнают правду.

Лиллиан опустилась на сиденье экипажа и обернулась посмотреть на дом. В окне гостиной она увидела Саймона. Он наблюдал за ее отъездом.

Из ее души вырвался безмолвный крик, когда она поняла, что скорее всего видит его в последний раз.

Глава 24

Саймон смотрел из окна гостинойна то место, где три дня назад он в последний раз видел Лиллиан. Теперь она уже вернулась в Лондон. Человек, которого он нанял присмотреть за ней, доложил о ее благополучном возвращении. Если появятся признаки беременности, Саймон тоже будет знать.

Но если Лиллиан права и ребенка не будет, тогда Саймон полагал, что никогда не увидит ее снова.

— Перестань выглядывать из окна, как брошенная собака, — заметила герцогиня, тяжело и обиженно вздохнув. — Это неприлично для человека твоего положения.

Саймон закрыл глаза и проглотил грубый ответ. Потом он просто стал беспокойно расхаживать по комнате. После эмоционального разговора, который состоялся несколько дней назад, герцогиня вновь демонстрировала свое пренебрежение к нему, как будто никогда и не признавалась, что иногда чувствовала любовь к нему, будто и не жаловалась на прошлое. Саймон не знал, то ли ему радоваться, то ли злиться.

— Саймон, дорогой, — подала голос Наоми, тоже наблюдавшая за ним. — Присядь, пожалуйста, с нами, попробуй булочки. Ты ведь почти ничего не ел после отъезда Лиллиан.

Саймон взглянул на сестру и на герцогиню. Они обе смотрели на него с выражением не то беспокойства, не то едва прикрытого презрения на лицах. Саймон нахмурился и сел. Он считал, что они обе имеют право выражать свои чувства. Ему пришлось рассказать им о первоначальном намерении Лиллиан. Они обе имели право знать, что может им угрожать из-за того, что Лиллиан многое стало известно об их семье.

В конце концов, несмотря на ее признание в любви, у Саймона не было абсолютной уверенности, что она никому не раскроет правду. И его сомнения причиняли ему сильную боль.

— Я беспокоюсь за тебя, — тихо произнесла Наоми, прикрыв его руку своей и налив ему чашку свежего чая.

— Я знаю, — хмуро ответил Саймон, — и ценю это, но все напрасно. Ничего не поделаешь.

Он и сам постоянно думал о случившемся. Весь его мир перевернули с ног на голову, и единственным человеком, на которого он мог рассчитывать, была Лиллиан Мейхью. И даже это оказалось ложью.

Саймон все равно не переставал тосковать по ней. После ее отъезда он каждую ночь растерянно бродил по комнате, скучая по ней и по той жизни, которую он предвкушал разделить с ней.

— Хватит страдать! — фыркнула герцогиня, со стуком поставив на столик чашку с блюдцем. — Все к лучшему. Эта девчонка оказалась лгуньей, и хорошо, что ты от нее избавился. И даже если бы она не была такой, она бы только выиграла от брака с тобой, а тебе бы принесла только лишние расходы и слухи.

— Мама! — воскликнула Наоми, накрыв ладонью руку матери и осторожно посмотрев на Саймона.

Сестра понимала, что ситуация была намного сложнее. Она понимала, что Саймон был на грани сумасшествия от такого давления.

— Вы правы, мадам. — Саймон посмотрел в глаза женщине, которая вырастила его. — Лиллиан получила бы огромную выгоду от нашего брака. Она бы получила высокий титул, огромную сумму денег и дом для себя и для своего брата, если он согласится на это.

— Не говоря уже о том, — с энтузиазмом подхватила герцогиня, — что этот брак положил бы конец некоторым слухам, ну хотя бы о трагическом уходе из жизни ее матери.

— Мама, пожалуйста, — тихо сказала Наоми. — Теперь, когда нам стало известно, почему мать мисс Мейхью ушла из жизни, мы не можем судить ее.

— Не можем? — быстро повернулась к ней герцогиня. — Ты думаешь, твой отец не делал больно мне или огромному количеству людей вокруг? Никто из нас не прибегнул к таким ужасным мерам. Нет. Некоторые, между прочим, продолжали нести возложенную на них ответственность, нравилось им это или нет.

Саймон пристально смотрел на нее. Она, конечно, говорила сейчас о себе, о том, что растила его как родного сына и хранила секреты герцога. Ее горечь в одинаковой мере и печалила, и злила Саймона.

— Только ты почему-то забыла, что она сама отказалась от всех привилегий, в краже которых ты ее обвиняешь. — Саймон нетерпеливо покачал головой. — Я сказал, что женюсь на ней, чтобы спасти ее репутацию. Она предпочла отказаться и поставить под угрозу себя.

— Это правда, — сказала Наоми, посмотрев на брата.

— Она отказалась только лишь потому, — усмехнулась герцогиня, — что ты раскрыл истинную цель визита этой маленькой шарлатанки, которая приехала сюда, чтобы уничтожить нашу семью.

Саймон резко повернулся к ней, сжав кулаки и слыша, как гневно колотится сердце в груди.

— Давайте уточним это, мадам. Лиллиан сама рассказала мне, что она сначала собиралась сделать. Я бы никогда не узнал этого, если бы не ее признание.

Саймон прищурился, когда до него внезапно дошел смысл собственных слов. Он отвернулся от матери и сестры и подошел к окну, чтобы еще раз посмотреть на то место, где он в последний раз видел Лиллиан. Она садилась в экипаж, оставив его и все, что он предлагал ей, как некую расплату за намерения, какие она так никогда и не осуществила.

— Если бы она действительно хотела использовать меня или навредить мне, если бы ее желание мести было таким уж сильным, — задумчиво сказал Саймон, на этот раз больше для себя, чем для других в комнате, — она могла бы помолчать. Она могла бы выйти за меня замуж и претендовать на все, что могла извлечь из моих денег и влиятельного положения. В качестве моей жены она имела бы свободный доступ ко всем имениям отца, где, несомненно, могла бы найти нужную ей информацию, потому что я уверен, нам еще многое предстоит открыть.

Наоми печально вздохнула, но Саймон даже не повернулся к ней.

— А потом в подходящий момент она могла бы ужалить, как кобра. С сильных позиций герцогини она могла бы уничтожить нас всех с помощью того, что ей известно, когда сама оказалась бы надежно защищена. Но она не сделала этого.

Герцогиня встала и направилась к Саймону. Он повернулся и увидел ее красное лицо и сверкающие гневом глаза.

— Так ты хочешь за это провозгласить ее святой? Не будь глупцом. В этой девушке нет ничего хорошего, и тебе лучше от нее избавиться. С королем лжи я прожила почти сорок лет своей жизни. Поверь, лжеца я распознаю сразу, как только увижу.

Саймон молча смотрел на герцогиню. В какой-то мере ее слова были справедливыми. Но он все равно так не считал. Когда он думал о Лиллиан, то вспоминал не ложь, а ее нежную заботу. Он вспоминал ее слова о том, что она слишком любит его, чтобы стать еще одной ношей на шее против его воли. Он думал о том, как сильно сам любит ее.

— Прошу простить меня, — тихо сказал Саймон и вышел из комнаты.

— Не будь идиотом! — раздался ему вслед голос герцогини.

Саймон направился по коридору в другую комнату, но, прежде чем он успел войти туда и обдумать все, что он сказал в защиту Лиллиан, его догнала Наоми.

— Подожди, Саймон. Остановись, пожалуйста.

— Что такое? — сдержанно спросил он. — Или ты тоже хочешь убедить меня, чтобы я больше не вспоминал о Лиллиан?

— Ты знаешь, что я так не думаю, — печально покачала головой сестра. — Я понимаю, что ситуация намного сложнее, чем ее видит мать. Она озлоблена многими годами лжи, пренебрежения и многого другого, чего мы с тобой никогда не узнаем и не поймем.

— Как мне хотелось бы знать, справедливы ли ее слова, — отвернувшись, произнес Саймон.

Наоми подошла и остановилась прямо перед ним, так что он вынужден был посмотреть, ей в глаза.

— А что говорит твое сердце, Саймон? — Она взяла его за руки. — Ведь только это имеет значение сейчас.

Саймон задумался над ее вопросом. Он старался заглушить свое сердце, с тех пор как Лиллиан рассказала о своей истинной цели приезда сюда. Он не хотел слушать свое сердце, слишком больно ему было.

Теперь его сердце громко кричало. В нем стучали правда и желание, которое он больше не хотел подавлять. Теперь ему не хотелось успокаивать свое сердце.

— Мое сердце предупреждает меня, что я, возможно, отказываюсь от своего единственного шанса на счастье. Наверно, у Лиллиан были не самые лучшие намерения, когда она ехала сюда, но она ничего не сделала после своего прибытия. Она заинтриговала и восхитила меня. Ей стали известны многие нелицеприятные факты из жизни нашей семьи, но она ни разу не отвернулась от нас.

— Хотя у нее на это были все причины, учитывая, что сделал наш отец с ее матерью, — вздрогнув, заметила Наоми. — На ее месте я не знаю, как повела бы себя.

Последние несколько дней Саймон тоже думал об этом.

— Я старался забыть, что люблю ее. Я пытался остановить это. Но не могу.

— Тогда слушай свое сердце, Саймон, — улыбнулась Наоми. — Я поняла, что мое сердце редко обманывает меня в жизни.

— Думаю, пусть лучше я буду сожалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал, — с улыбкой посмотрел на нее Саймон.

— Да, и это я знаю из собственного опыта, — уже без улыбки на лице откликнулась Наоми.

— Наоми, — теперь настала очередь Саймона взять сестру за руки, — то, что случилось с нашим братом… Здесь нет твоей вины. Я вижу, что ты винишь себя, но ты была всего лишь слабым ребенком.

Глаза Наоми наполнились слезами, и в этот момент Саймон понял, насколько сильно она чувствовала свою ответственность за случившееся. Насколько она нуждалась в прощении от кого-нибудь… От любого.

— Я пыталась помочь ему, — дрогнувшим голосом прошептала Наоми, и у Саймона кольнуло в сердце. — Но он оказался таким тяжелым.

— Ты когда-нибудь навещала его потом?

Саймон поморгал, чтобы справиться с подступившими слезами, и коснулся щеки Наоми.

— Сначала мать запрещала, — покачала головой Наоми. — Думаю, они надеялись, что тогда я была слишком мала и просто забуду о случившемся. Но я, конечно, никогда не забывала, а потом слишком боялась встретиться с ним лицом к лицу.

— Тебе надо съездить туда. Он по-своему счастлив, Наоми. Вот увидишь его и, возможно, успокоишься. Кроме этого, я думаю, он захочет, чтобы у него появился еще один друг.

Наоми вытерла слезы и долго молчала, размышляя над его словами.

— Я заключу с тобой соглашение, — вздохнув, сказала Наоми. — Я поеду к брату, как ты просишь, но только если ты поедешь к Лиллиан.

— Договорились. — Саймон торжественно пожал ей руку. — Я уеду в Лондон, как только мы повидаем брата.

— Ты поедешь со мной?

— Конечно. Где бы и кем бы я ни был, когда родился, теперь это моя жизнь. И я был бы не очень хорошим братом или герцогом, если бы оставил тебя одну в этой ситуации.

Наоми крепко обняла брата, но Саймон в это мгновение думал о Лиллиан и о том, как через несколько дней он опять окажется рядом с ней.

* * *

Лиллиан аккуратно сворачивала одежду и складывала ее в дорожный сундук. За своей спиной она слышала, как всхлипывает Габби, но не осмеливалась взглянуть на подругу, боясь, что расплачется сама.

— Это несправедливо. Как мог отец выставить тебя?

Лиллиан вздохнула. Прошла неделя, как они покинули поместье и вернулись в Лондон. В это время отец Габби, граф Уотсенвейл, узнал, что репутация ее погублена, но замуж она не собирается.

— Твой отец всего лишь пытается защитить тебя, Габби. Мои поступки отразятся на тебе и на твоей семье, если я останусь здесь.

— Но…

— Я с самого начала знала, что все именно так и будет, — покачав головой, оборвала ее Лиллиан. — Эту ситуацию создала я сама, на кого мне теперь жаловаться? Кроме того, граф не выставляет меня, твой отец договорился о месте гувернантки для меня.

— В далекой Шотландии, — запричитала Габби.

Лиллиан содрогнулась, стараясь не думать об этом.

— Ну что ж, я слышала, что в Шотландии есть вполне симпатичные места.

— Только не это, — всплеснула руками Габби. — Это совершенно изолированное место, там холодно и тоскливо.

— Значит, я буду наслаждаться тишиной и покоем.

Лиллиан продолжала складывать вещи, чтобы хоть чем-то занять руки. В этот момент Габби взяла ее за плечи и развернула к себе.

— В этой семье, Лиллиан, восемь детей. Восемь. Я подслушала разговор слуг. Говорят, что это очень нет послушные дети. Упрямцы, которые двух женщин едва не свели с ума.

— Ты мне не поможешь, Габби. — Лиллиан освободилась из объятий подруги. — Теперь ничего нельзя поделать, поэтому я должна принять это как можно спокойнее.

Подруга немного поколебалась, потом обняла Лиллиан и крепко прижала ее к себе.

— Мне очень жаль, Лиллиан. Мне так грустно, что я, возможно, никогда не увижу тебя снова. Как мне это пережить?

Лиллиан обняла ее в ответ. Она старалась не думать о тех, кого оставит, уехав из Англии. Ей будет трудно без дружбы и поддержки Габби. Но еще оставался брат, с которым у нее пока не было возможности встретиться и сообщить о своем отъезде.

Но важнее всех… был Саймон, Если бы она осталась в Лондоне, всегда присутствовала бы хоть крошечная вероятность встретить его на улице или увидеть в магазине. И пусть для нее это было бы очень больно, но она хоть краем глаза посмотрела бы на него.

Но теперь такой возможности у нее нет.

Как она уже сказала Габби, она сама создала такую ситуацию. Поэтому разгребать все последствия тоже предстоит ей самой.

— Пожалуйста, обещай мне, что ты простишь твоего отца. — Лиллиан выпустила из объятий подругу и вытерла ей слезы. — Он поступил очень справедливо. Мог бы не раздумывая выставить меня на улицу. А так по крайней мере у меня будет крыша над головой и немного денет. Я и не могла просить о большем и очень благодарна ему за его доброту. И ты не должна обижаться на него.

Габби скривила губы, но потом все же кивнула.

— Ты должна писать мне. Обещай, что не забудешь!

— Забыть! — Лиллиан засмеялась. — Ты будешь единственным для меня развлечением в том диком месте. Я скорее всего буду писать два раза в день, и тебе быстро надоест читать о вереске и капризных детях.

Габби тоже засмеялась, но смех получился безрадостным.

— Экипаж будет здесь с минуты на минуту, я не могу видеть, как он увезет тебя, поэтому я прогуляюсь с тетушкой Изабель.

— Так будет лучше, — кивнула Лиллиан.

— До свидания, — сдавленным голосом произнесла Габби и выбежала из комнаты не оглянувшись.

Лиллиан вздохнула, но справилась с подступившими слезами. Она так много плакала в последние дни, что больше не хотела слез. Нет, она должна быть сильной.

Закрыв сундук, она окинула взглядом небольшую комнату, в которой жила несколько месяцев. Она никогда не была для нее по-настоящему домом. После смерти отца она чувствовала себя дома только с Саймоном. Но не в его доме, а в его объятиях.

— Стоп, — сказала Лиллиан, взяв перчатки и направляясь к двери.

Она еще не успела подойти, как дверь открылась и на пороге появилась одна из служанок графа Уотсенвейла.

— Экипаж готов? — с упавшим сердцем спросила Лиллиан.

Прибытие экипажа было финальным ударом колокола той жизни, которую она знала и которую кратко спланировала.

— Почти, мисс, — слегка присев, ответила девушка. — А в гостиной вас ждет посетитель.

— Посетитель? — повторила Лиллиан.

— Джентльмен, — пояснила служанка.

У Лиллиан перехватило дыхание. Может быть, брат? Она устремилась следом за служанкой вниз по лестнице. Открывая дверь, она надеялась увидеть высокую худощавую фигуру младшего брата, облокотившегося на каминную полку.

Но вместо этого человек стоял у окна. И это был не брат. Это был Саймон.

Глава 25

— Здравствуй, Лиллиан, — сказал Саймон, когда молчание затянулось.

Лиллиан заморгала. Это, наверное, сон. Скорее всего сон. Саймон не мог быть здесь.

— Ты скажешь мне что-нибудь? — вскинул голову Саймон.

Справившись с потрясением, Лиллиан вошла в комнату и тихо прикрыла за собой дверь, надеясь, что служанка воспримет это как сигнал, что ее нельзя беспокоить.

— Саймон, — выдохнула она, наслаждаясь звуком его имени, она никогда не думала, что снова произнесет его, — что ты здесь делаешь?

— В Лондоне? — прохладным и равнодушным голосом спросил он, словно они были не больше чем просто старые знакомые, которые столкнулись друг с другом на улице и разговаривали из вежливости. — Завтра женятся Рис с Энн. Я свидетель Риса в церкви.

У Лиллиан подпрыгнуло сердце, и она мысленно отругала себя. Какая-то крошечная часть ее души втайне надеялась, что он приехал из-за нее, но, конечно, она ошиблась.

— Да, я совсем забыла. — Лиллиан жестом пригласила его сесть, но поскольку он не принял приглашения, она тоже осталась стоять. — Пожалуйста, пожелай им счастья от моего имени, если думаешь, что они захотят услышать это.

- Хорошо, — согласился Саймон. — В передней стоят дорожные сундуки. Семья куда-то собирается ехать? — удивленно приподнял он брови.

— Нет. — Лиллиан отвела взгляд. — Это я уезжаю. Отец Габриэлы, лорд Уотсенвейл, договорился о месте гувернантки для меня. Я прямо сейчас уезжаю в Шотландию.

— В Шотландию? — воскликнул Саймон, шагнув вперед, и голос выдал его чувства.

— Так лучше, Саймон, — пожала плечами Лиллиан. — И тебя это должно успокоить. Если ты приехал сюда, чтобы убедиться, что я никому ничего не расскажу о твоей семье, то теперь ты можешь быть спокоен. Меня не будет в Лондоне, чтобы как-то навредить тебе. И я не стала бы этого делать, даже если бы осталась здесь.

— Я приехал в Лондон не из-за свадьбы Риса, — выпалил Саймон и быстрыми шагами направился через комнату к ней, за доли секунды сократив расстояние между ними.

Лиллиан замерла, когда он остановился в нескольких дюймах перед ней. Она чувствовала его запах, его тепло, его присутствие. Как ей хотелось прикоснуться к нему, спросить, как он приспособился к тому, что узнал и что ему было рассказано!

Но Лиллиан застыла в нерешительности.

— Я приехал из-за тебя, — закончил Саймон. — Я приехал сюда из-за моей невесты.

Лиллиан открыла рот, потрясенная его напором. Это было настолько неожиданно, что она не могла сообразить, как ответить.

— Я… я не твоя невеста, — выдавила она, ненавидя свой тихий и печальный голос. Она не хотела, чтобы он женился на ней и потом жалел бы об этом всю оставшуюся жизнь. — Мы говорили об этом.

— Ты говорила, — возразил Саймон. — А я был слишком потрясен всем тем, что узнал о своем отце, о тебе, чтобы ответить. Но я никогда не соглашался расторгнуть нашу помолвку.

— Ты должен понимать, что так лучше, — сдавленно повторила Лиллиан.

Она была абсолютно поражена его дикими глазами.

— Не лучше. — Саймон провел рукой по волосам. — Это совершенно неразумно и несправедливо. У меня достаточно власти, чтобы заставить тебя выйти за меня замуж, если я захочу это сделать.

— Заставить? — удивилась Лиллиан.

— Я мог бы доставить тебя в суд, — кивнул Саймон. — Черт, я мог бы притащить тебя в Гретна-Грин и заставить тебя согласиться на брак. Такие случаи известны.

У Лиллиан округлились глаза. Она шумно вздохнула и прошептала:

— И ты все это сделал бы?

Из взгляда Саймона исчез стальной блеск, когда он взял Лиллиан за плечи и притянул ее к себе.

— Только в случае крайней необходимости. Я пришел сюда, чтобы кое-что сказать, попросить тебя кое о чем, и надеюсь, ты меня выслушаешь. Пожалуйста, не оставляй меня, Лиллиан. Я прошу тебя, не оставляй меня.

Она подняла голову и обожгла его взглядом. Господи, каким сильным искушением он был для нее!

— Я не хочу оставлять тебя, — всхлипнув, призналась Лиллиан. — Ты должен знать, как мне больно. Но что я натворила! Ты сказал, что никогда не сможешь снова доверять мне, Саймон. И я не виню тебя за это. Но так жить нельзя.

— Неужели ты думаешь, что я не знаю этого, когда, сколько я себя помню, я видел, как мои родители ненавидели друг друга? — мрачно рассмеялся Саймон. — Но мы же не они.

— Но…

— Лиллиан, ты лгала мне, — перебил ее Саймон, — и я не стану говорить, что мне не было больно. Я думал, что ты единственный человек, которому я мог доверять.

— Прости, — прошептала она.

— За последнюю неделю я много думал. Я спрашивал себя, почему окружающие меня люди лгали мне. Одни лгали из алчности, другие — из чувства страха, третьи — из ошибочной попытки защитить меня.

Лиллиан кивнула.

— Но ты… Ты лгала мне вовсе не из-за меня, и я вдруг обнаружил, что понимаю причины твоей лжи. — Саймон смотрел прямо в глаза Лиллиан. — Мой отец разрушил твою семью самым ужасным способом. Я посмотрел на свою сестру и на брата и понял: если кто-то сделает им больно, я буду готов на все, чтобы отомстить за эту боль. На все.

Лиллиан поразилась, как легко он определил ее чувства, которые она испытывала в самом начале поиска доказательств.

— Саймон, то, что ты понимаешь мою ситуацию, очень важно для меня, — прошептала Лиллиан. — Но я все еще боюсь, что, глядя на меня, ты всегда будешь видеть только ложь.

Он коснулся рукой ее лица, и Лиллиан не удержалась и прильнула к его ладони с глубоким и радостным вздохом. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она ощущала его прикосновения, а на самом деле прошла всего неделя.

— Я не увижу лжи, Лиллиан. Глядя на тебя, я всегда буду видеть руку, которую ты доверчиво вложила в мою, перед тем как мы вошли в дом, где живет мой брат. Я буду видеть, как потом ты защищала меня перед моей матерью. Я буду видеть улыбку на твоих губах и буду слышать, как ты вздыхаешь, когда я покрываю поцелуями изгиб твоей шеи. Все это значит для меня намного больше, чем все остальное.

— Саймон… — выдохнула Лиллиан.

Он нежно обхватил руками ее лицо.

— Я не хочу, чтобы обман, который довел меня… который довел нас до этого, управлял моей жизнью. Я не позволю ему управлять нами.

Лиллиан закрыла глаза. Как она могла отказать ему, когда он предлагает ей прощение, любовь и признание? Как она могла отвернуться от человека, который расчистил свой путь от всех препятствий между ними и, несмотря ни на что, любит ее?

— Что же нам делать? — прошептала Лиллиан.

— Мы поклянемся с этого момента быть честными друг с другом — Саймон отступил на шаг назад и протянул ей руку: — Здравствуйте, мисс Мейхью. Меня зовут Генри Айвз, хотя вы никогда не сможете называть меня так, а только Саймон Крэторн, двенадцатый герцог Биллингем. Я вынужден жить жизнью другого человека, который в своем развитии навсегда останется ребенком. Это и честь, и проклятие для меня.

Лиллиан всхлипнула, вкладывая ладонь в протянутую ей руку.

— Мне казалось, что я знал своего отца, — продолжал Саймон дрожащим от волнения голосом. — А на самом деле он оказался незнакомцем для меня. И еще у меня есть по крайней мере два брата, которых он бросил. И я поклялся отыскать их и воссоединить с моей семьей.

— Это очень трудное дело, — пожала его руку Лиллиан.

— Нет, если у меня будет помощник, — улыбнулся Саймон. — Лиллиан, я больше не знаю, кто я. На самом деле единственное, что я знаю точно, так это то, что я люблю тебя. И я не могу окунуться в свое туманное прошлое и смотреть в будущее без тебя.

— Здравствуйте, ваша светлость, — вытирая слезы, улыбнулась Лиллиан. — Я Лиллиан Мейхью. Моя мать была страдавшей от перепадов настроения женщиной, которой воспользовался ваш отец. Она покончила жизнь самоубийством, и во всем этом я обвиняла вашего отца. Мне хотелось уничтожить его образ добропорядочного человека. Признаюсь, что я бы решилась на это… Пока не встретила вас и не почувствовала ваше благородство и любовь. — Лиллиан подошла ближе. — Я люблю тебя, Саймон, всем сердцем люблю.

Саймон опустился перед ней на колени, и у Лиллиан перехватило дыхание.

— Тогда выходи за меня замуж. И что бы ни случилось, мы встретим это вместе. Пожалуйста, Лиллиан, Я хочу тебя, ты нужна мне рядом.

У Лиллиан дрожали руки, когда она опустилась на колени перед ним. Она нежно коснулась руками его лица и внимательно посмотрела в его поразительные глаза цвета жадеита.

— Да, — прошептала она. — Для меня большая честь быть твоей невестой.

Саймон ничего не ответил, он просто наклонился и поцеловал ее. Она обвила руками его шею и прижалась к нему, когда поцелуй стал страстным, выражавшим всю глубину эмоций, всю любовь, которую они испытывали друг к другу. В это мгновение Лиллиан поняла, что они все преодолеют, абсолютно все.

— Рядом с тобой, — улыбнулся Саймон, — я стану тем, кто я есть на самом деле, а не мальчишкой, которого забрали у матери, и не воплощением лжи, которую отец придумал из-за собственной алчности.

— Мы будем меняться вместе, — кивнула Лиллиан.

— Навсегда, — пообещал Саймон, и их губы снова встретились.

Эпилог

Через неделю

Адвокат был американцем и очень нервничал, когда суетился в своем кабинете в поисках бумаг. Саймону не сиделось спокойно, он пристально смотрел на мужчину, пока не почувствовал, как рука Лиллиан легла ему на колено.

— Спасибо, что ты отправилась со мной, — впервые за этот день улыбнулся Саймон. — Я понимаю, что это не свадебное путешествие.

— Мне не нужно свадебное путешествие, любовь моя. Мне нужен только ты.

Саймон переключил свое внимание на шаркавшего по кабинету человека. Это был не тот адвокат, имя которого упоминалось в бумагах отца. Это был его родственник, к которому перешло дело.

— Ага, вот. Удивлен, что бумаги о работе, которую мой дядя выполнил так давно, еще сохранились, — сказал невысокий мужчина, повернувшись к ним с толстой папкой в руках.

— Спасибо, — сказал Саймон и пристально посмотрел на адвоката.

— Ну, — засуетился тот, — я, наверно, оставлю вас, пока вы посмотрите папку, и скоро вернусь.

— Мне кажется, он никогда не придет в себя от презрения такого властного человека, — улыбнулась Лиллиан, когда адвокат вышел из кабинета.

— Мне не хотелось, чтобы он присутствовал здесь, когда я буду читать эти бумаги.

— Не забывай, дорогой, что там может и не быть имен других братьев, — тихо обронила Лиллиан. — Но мы будем продолжать поиски до тех пор, пока не найдем их.

Саймон кивнул и медленно раскрыл папку.

Одни записи были сделаны рукой отца, другие — незнакомым почерком, возможно, их сделал старый адвокат отца. Саймон с растущим нетерпением просматривал имена, цифры, подробные отчеты.

— Похоже, что в этой папке содержится подробная информация только об одном из братьев, — заметила Лиллиан, заглянув Саймону через плечо.

— Мне кажется, так было задумано, в этом есть смысл, — кивнул Саймон. — Мой отец ни за что не позволил бы, чтобы один человек владел всеми его секретами. Скорее всего он использовал длинную цепочку хорошо подкупленных людей, чтобы делать свои «отвратительные дела», как он сам их здесь называет.

— И все же здесь нет имени ребенка, — со вздохом сказала Лиллиан.

Саймон разочарованно просмотрел до конца стопку бумаг и уже готов был закрыть папку и отложить ее в сторону, как вдруг его взгляд выхватил что-то в тексте. Он прочел строчку один раз, второй, протер глаза и прочел в третий раз.

— Лиллиан, — едва слышно произнес он, — ты видишь это?

Лиллиан с трудом сглотнула и встретилась с его взглядом.

— Вижу. Здесь написано, что он произвел на свет сына с герцогиней Уэверли. Это мать Риса. У него… есть брат?

Саймон покачал головой, снова и снова читая имя женщины.

— Нет, только сестры, с которыми ты познакомилась на свадьбе. Если это правда, и, судя по дате, у меня нет причин не верить, это означает… — Саймон колебался, не решаясь произнести эти непостижимые слова. — Это означает, что Рис мой брат.

У него в голове всплыл целый ряд картинок. Сначала отец не поощрял его дружбу с Рисом. Он вспомнил, как герцог наблюдал за их игрой. Отец никогда не предпринимал попыток поговорить с Рисом, как делал это с другими друзьями Саймона.

Вероятно, он делал так, потому что Рис его сын. Еще одно страшное напоминание о том, что старый герцог совсем не тот человек, которого он из себя изображал.

— Саймон, — выдохнула Лиллиан, — что ты будешь делать?

— Похоже, нам с Рисом предстоит разговор, когда он вернется из свадебного путешествия. — Саймон вновь посмотрел в бумагу. — Каждый должен знать, кто он есть на самом деле. Я надеюсь, мой друг сможет пережить эту правду.

Саймон закрыл папку и сунул ее под мышку. Он не собирался оставлять такую важную информацию в руках такого легкомысленного адвоката, как этот. Он помог Лиллиан встать, и они направились к выходу.

— Саймон, — сказала Лиллиан, когда через несколько мгновений они сели в экипаж, — что бы ни случилось, что это открытие ни повлекло бы за собой, я надеюсь, ты знаешь, что я люблю тебя.

Саймон посмотрел на Лиллиан, все еще поражаясь, что один только ее взгляд, одно лишь прикосновение могут успокоить самую страшную боль. Он улыбнулся.

— Это очень много значит для меня, Лиллиан. Когда ты рядом, я знаю, что вынесу все. — Он выглянул на оживленные улицы Лондона. — Даже это.

123

Примечания

1

Кухонная утварь, которая служит для поддержания в горячем состоянии вторых блюд, гарниров, соусов.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Эпилог

*** Примечания ***