Смерть беспозвоночным [Иоанна Хмелевская] (fb2) читать постранично

Смерть беспозвоночным

— …Мы с ней в одну школу ходили. Нет, не то чтобы вместе ходили, но учились в одной школе. Вместе, значит, учились… Нет, не вместе… О Езус, что я плету! Не вместе, потому как она на десяток лет моложе меня. Выходит, она только начинала учиться, а я уже школу заканчивала. Но одну и ту же школу. И я наткнулась на нее случайно, когда была уже в последнем классе… Худенькая малышка сидела в туалете и так ревела, так заливалась слезами, что вода в унитаз спускалась сама по себе. Да и зачем еще вода, ее слез вполне бы хватило… Видно, дошла до крайности, ее уже ничто не сдерживало, а надо было кому‑то выплакаться в жилетку, вот и пришлось мне выслушать исповедь.

Родители назвали ее Клотильдой, в школе обрадовались и иначе как Колодой ее не называли. А тут еще и фамилия дурацкая — Выстшик, только и слышишь все дни: «Глядите, Колода опять стшикает», брызгается, значит, потому что у бедняги глаза всегда были на мокром месте. А ведь девочке дали и второе имя — Эва, дома ее так и звали, а вот, отдавая в школу, записали Клотильдой. И она решила утопиться. А что ей еще оставалось?

Лялька сделала небольшую паузу, чтобы набрать воздуха и отхлебнуть глоточек вина. Я ждала с большим интересом.

И Лялька снова затараторила:

— А я сказала ей — зачем куда‑то бежать, она сейчас в собственных слезах утонет, и я вместе с ней. Но девчонку я от души пожалела, видела, что та и в самом деле на пределе, и решила помочь. Стану для нее эдаким добрым ангелом. В школе я была на хорошем счету, уже выпускница, училась отлично, так что со мной считались. Ну я и толкнулась к педагогам. Тогда еще были нормальные учителя, и я попросила их называть Клотильду Эвой и с учениками поговорить. И, представь, мне это удалось. Нет, погоди, это еще не конец.

Эва просто влюбилась в меня, я стала для нее божеством, кумиром, она не отступала от меня ни на шаг, вцепилась когтями и зубами, да и душевно предана была мне беспредельно. И я привязалась к девчонке — особенно когда поняла, как же она одинока. Чувствовала я, что у нее что‑то неладно дома: она временами являлась в школу чуть не в слезах, мест а себе не находила. Выяснилось, что все дело в драгоценном папочке. Похоже, военная косточка, дочь с малолетства слышала от него лишь команды. Собственно, одну команду: «Марш!»

Еще совсем маленькой, когда мамуля говорила, что Эвуне пора спать, папочка орал: «Эва, марш!» Мамуля просила подросшую дочку помочь ей убрать со стола, отец туг же: «Эва, марш!»; на мамулино: «Доченька, пошли погуляем» — он: «Эва марш!» Издевался над ребенком, как мог, кем только не обзывал, а уж от Колоды–идиотки стены дрожали. Не упускал ни одного промаха дочки, лишь бы унизить ее. Похоже, он из тех отцов, которые мечтали о сыне, а тут дочка, ну так давить ее! Возможно, именно поэтому, когда стала писательницей, она выбрала себе этот псевдоним — ЭВА МАРШ, назло папочке, чтобы знал — не удалось задавить дочь! Ну как, сможешь достать мне ее книги?

Всю эту речь Лялька произнесла на одном дыхании, не давая мне слова вставить и, похоже, совсем выдохлась.

Мы сидели с ней в знакомом мне парижском бистро, малопривлекательном, но расположенном чрезвычайно удачно в самом конце улочки у перекрестка. Кажется, даже успели проглотить что‑то совсем невкусное, и теперь наслаждались отличным вином и старались не упустить ни секунды имевшегося в нашем распоряжении времени. Когда‑то мы с Лялькой тоже учились в одной школе, а теперь она, парижская жительница и известный декоратор по интерьерам, должна была мчаться на презентацию ее холла, так что у нее оставалось лишь несколько минут. Я же утром чуть свет отправлялась в Варшаву, да еще по дороге собиралась заскочить в Копенгаген. Уж не знаю почему, с самых школьных лет мы встречались с нею в таких вот стесненных обстоятельствах, в самых идиотских местах и в жуткой спешке.

— Но ведь она перестала писать, — возразила я. — Уже несколько лет прошло, а ни одной ее книги не появилось. Написала всего семь штук — и привет.

— Видишь, а у меня только три. Я для Каськи хотела, а то, чего требует дочка…

— Твоя Каська читает по–польски?

— А как же! Я с самого ее рождения слежу за этим!

Эва Марш… Конечно же я знакома с замечательными книгами Эвы Марш. Прочтя только что вышедшую, я начинала ждать следующую. И вот… напрасно жду. Лялька должна знать, почему она перестала писать…

Лялька, однако, отрицательно покачала головой.

— Понятия не имею. Я потеряла с ней связь с той поры, как уехала во Францию. Ты представляешь, сколько лет прошло? Восемнадцать, скоро девятнадцать. И у меня такое неприятное чувство… словно вот бросила человека. Очень неприятное чувство, ругаю себя, хотя ведь она уже была взрослой. Ну, не совсем, но и не девчонка. Кажется, выходила замуж, тогда у нее может быть другая фамилия. А вообще‑то характер у девушки твердый, раз уж такой папочка ее не сломал… Так как же, сможешь достать для меня ее книги?

— Конечно. Разыщу где‑нибудь. Или даже саму Эву удастся найти…

Мы с Лялькой