Полное собрание сочинений в трех томах. Том 3 [Жан-Батист Мольер] (fb2) читать онлайн

- Полное собрание сочинений в трех томах. Том 3 (пер. Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, ...) 3.36 Мб, 498с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Жан-Батист Мольер

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

МОЛЬЕР ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В ТРЕХ ТОМАХ ТОМ ТРЕТИЙ

ЖОРЖ ДАНДЕН, или ОДУРАЧЕННЫЙ МУЖ




Комедия в трех действиях

Перевод В. Чернявского

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ЖОРЖ ДАНДЕН[1]

богатый крестьянин.

АНЖЕЛИКА

жена Жоржа Дандена, дочь г-на де Сотанвиля.

Г-Н ДЕ СОТАНВИЛЬ [2]

помещик, дворянин, отец Анжелики.

Г-ЖА ДЕ СОТАНВИЛЬ.

КЛИТАНДР

молодой человек, влюбленный в Анжелику.

КЛОДИНА

служанка Анжелики.

ЛЮБЕН

крестьянин, прислуживающий Клитандру.

КОЛЕН

слуга Жоржа Дандена.


Действие происходит перед домом Жоржа Дандена.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. Сколько хлопот с женой-дворянкой! И какой урок моя женитьба всем крестьянам, которые, вроде меня, захотели бы подняться выше своего звания и породниться с господами! Дворянство само по себе вещь неплохая, стоящая вещь, что и говорить, но неприятностей с дворянами не оберешься, с ними лучше не связывайся. Я это испытал на собственной шкуре и знаю, как ведут себя господа, когда они позволяют нам, простым людям, войти в свою семью. К нам самим они не особенно льнут, им важно повенчаться с нашим добром. Я человек зажиточный, вот бы мне и жениться на доброй, честной крестьянке, а я взял жену, которая смотрит на меня свысока, стыдится носить мое имя и думает, что я при всем своем богатстве не могу окупить честь быть ее мужем. Жорж Данден, Жорж Данден, какую же ты сделал глупость! Теперь я собственного дома боюсь. Как ни придешь — вечно одни огорчения.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Жорж Данден, Любен.

Жорж Данден (заметив, что из его дома выходит Любен). Что нужно в моем доме этому чертову прощелыге?

Любен (заметив Жоржа Дандена, про себя). Какой-то человек меня разглядывает.

Жорж Данден (про себя). Он не знает, кто я такой.

Любен (про себя). Он что-то подозревает.

Жорж Данден (про себя). Эге! Ему как будто неловко мне поклониться.

Любен (про себя). Боюсь, не разболтал бы он, что видел, как я отсюда выходил.

Жорж Данден. Здравствуйте!

Любен. Мое почтение!

Жорж Данден. Вы, должно быть, не здешний?

Любен. Нет, я пришел посмотреть на завтрашний праздник.

Жорж Данден. Гм!.. Скажите, пожалуйста, вы вышли вот из этого дома?

Любен. Тсс!

Жорж Данден. Что такое?

Любен. Молчок!

Жорж Данден. Да что случилось?

Любен. Ни гугу! Никому не говорите, что вы видели, как я отсюда вышел.

Жорж Данден. Почему?

Любен. Ах ты, господи! Да потому!..

Жорж Данден. А все-таки?

Любен. Тише! Как бы нас не подслушали!

Жорж Данден. Нет-нет!

Любен. Дело в том, что я сейчас говорил с хозяйкой этого дома по поручению одного господина, который строит ей глазки. Так вот об этом никто не должен знать, понимаете?

Жорж Данден. Понимаю.

Любен. Ну вот и все. Мне сказали, чтобы я никому не попадался на глаза, и я прошу вас не болтать, что вы меня видели.

Жорж Данден. И не подумаю.

Любен. Раз мне так велено, то я бы хотел проделать все это незаметно.

Жорж Данден. Отлично.

Любен. Муж-то, говорят, ревнивец, он не желает, чтобы за его женой волочились, и, если это до него дойдет, сам черт тогда с ним не сладит. Вам это ясно?

Жорж Данден. Еще бы не ясно!

Любен. Он ничего не должен знать.

Жорж Данден. Конечно.

Любен. Его собираются так одурачить, чтобы он ни о чем не догадывался. Вы меня понимаете?

Жорж Данден. Как нельзя лучше.

Любен. Если вы кому-нибудь расскажете, что видели, как я выходил из его дома, вы испортите все дело. Поняли?

Жорж Данден. Вполне. Гм! А как зовут господина, который вас сюда послал?

Любен. Это сеньор из нашего селения — виконт… как его? Тьфу ты! Никак не могу запомнить, уж больно чудное имя. Господин Кли… Клитандр.

Жорж Данден. Не тот ли это молодой придворный?

Любен. Около вон той рощи.

Жорж Данден (в сторону). Так вот почему этот лощеный франт поселился против моего дома! У меня хороший нюх, это соседство мне давно уже кажется подозрительным.

Любен. Провались я на этом самом месте, такого порядочного человека днем с огнем не найдешь. Он дал мне целых три золотых только за то, чтоб я сказал этой женщине, что он в нее влюблен и что он мечтает с ней поговорить. Подумайте сами: будто это уж такой большой труд, чтобы столько за него платить! А за свою работу я получаю всего лишь десять су!

Жорж Данден. Ну и что же? Исполнили вы его поручение?

Любен. Да. Ко мне вышла какая-то Клодина; она с первого слова поняла, чего мне надо, и помогла переговорить с ее госпожой.

Жорж Данден (в сторону). Ах, подлая служанка!

Любен. Черт побери, а ведь эта Клодина прехорошенькая! Мы с ней подружились, и теперь только за ней дело, чтобы мы стали мужем и женой.

Жорж Данден. А какой ответ дала ее хозяйка придворному?

Любен. Она велела ему сказать… Постойте, я уж теперь всего и не припомню… Велела сказать, что она ему очень благодарна за его любовь, но что муж у нее с придурью, его надо остерегаться, надо скрывать свои чувства и придется, мол, ему подумать, как им безопаснее всего видеться с глазу на глаз.

Жорж Данден (в сторону). Ах, мерзавка!

Любен. Потеха, истинный бог! Ведь муж-то и не догадывается об этой интрижке, вот здорово! И останется наш ревнивец с носом, верно?

Жорж Данден. Вы совершенно правы.

Любен. Ну, прощайте! Главное, держите язык за зубами. Не проговоритесь, а то как бы муж не узнал.

Жорж Данден. Ладно, ладно!

Любен. А я будто ни при чем. Я — хитрая бестия, на меня никто и не подумает. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. Ну что, Жорж Данден? Теперь ты видишь, как поступает с тобой твоя супруга? Вот что значит жениться на дворянке! Терпи все и не смей слова сказать — дворянские приличия сковывают тебя по рукам и ногам. Если муж и жена — одного звания, то муж по крайней мере имеет право посчитаться с женой. Будь у тебя жена крестьянка, ты бы мог без всякого стеснения поучить ее здоровенной палкой. Но тебе захотелось попробовать, какое бывает дворянство, тебе наскучило быть хозяином у себя в доме! Ах, как я зол на себя, впору оплеух себе надавать! Каково! Выслушивать без всякого стыда любовные признания какого-то дворянчика и обещать ему взаимность! Нет, черта с два! Я этого так не оставлю. Пойду пожалуюсь отцу с матерью — пусть узнают, какие обиды я терплю от их дочки, и рассудят нас. А, вот и они! Как раз кстати!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, г-жа де Сотанвиль.

Г-н де Сотанвиль. Что случилось, любезный зять? У вас такой расстроенный вид!

Жорж Данден. Будешь тут расстроен…

Г-жа де Сотанвиль. Боже! Как вы плохо воспитаны, дорогой зять! Вы даже не здороваетесь!

Жорж Данден. Честное слово, уважаемая теща, у меня сейчас совсем не то на уме…

Г-жа де Сотанвиль. Час от часу не легче! Неужели вы не понимаете, в каком обществе вы находитесь? Когда вы наконец научитесь обхождению с людьми высшего круга?

Жорж Данден. Да что такое?

Г-жа де Сотанвиль. Когда вы перестанете в разговоре со мной употреблять простонародное слово «теща» и привыкнете называть меня «сударыня»?

Жорж Данден. Вот тебе раз! Если вы зовете меня зятем, так, мне думается, я тоже могу называть вас тещей?

Г-жа де Сотанвиль. Сравнили! Это совсем не одно и то же. Потрудитесь запомнить, что вам не пристало обращаться так к особам моего звания. Хоть вы и наш зять, а все-таки между нами огромная разница, и вы должны знать свое место.

Г-н де Сотанвиль. Полно, душенька, оставим это!

Г-жа де Сотанвиль. Ах, господин де Сотанвиль, ну можно ли быть таким скромным! Вы никогда никому не покажете, как себя нужно с вами вести!

Г-н де Сотанвиль. Нет, черт побери, этому меня учить не надо! Я неоднократно доказывал, и притом самым решительным образом, что я за себя постоять умею. Но на этот раз достаточно вашего внушения. А теперь скажите нам, почтенный зять, что у вас такое.

Жорж Данден. Если говорить начистоту, то, господин и госпожа де Сотанвиль, у меня есть причины для…

Г-н де Сотанвиль. Позвольте, любезный зять! Запомните, что называть людей по фамилии невежливо, — тем, кто выше нас по положению, мы должны говорить «сударь», и только.

Жорж Данден. Так вот, сударь, и только, а не господин де Сотанвиль, я хочу сказать, что жена моя подает мне…

Г-н де Сотанвиль. Постойте! Запомните также, что вы не должны говорить «моя жена», когда речь идет о нашей дочери.

Жорж Данден. Сил моих нет! Как так? Моя жена — не моя жена?

Г-жа де Сотанвиль. Да, любезный зять, она ваша жена, но вам нельзя ее так называть. Вот если б вы были женаты на ровне, тогда другое дело.

Жорж Данден (в сторону). Ах, Жорж Данден, куда ты попал! (Громко.) Да забудьте вы, ради бога, хоть на минуту ваши дворянские замашки и позвольте мне говорить с вами, как я умею! (В сторону.) Послать бы к черту эту кабалу и все их выкрутасы! (Г-ну де Сотанвилю.) Да, так вот: я недоволен своей женитьбой.

Г-н де Сотанвиль. А что за причина, любезный зять?

Г-жа де Сотанвиль. Вот новости! Да ведь вас же облагодетельствовали!

Жорж Данден. Какое же это благодеяние, сударыня, если на то пошло? Для вас это была выгодная сделка: до меня ваши обстоятельства были, извините, в сильном расстройстве, и моими деньгами вы заткнули изрядные дыры. Ну, а я-то что на этом выгадал, скажите на милость, кроме разве того, что фамилия моя стала длиннее и что вместо «Жоржа Дандена» меня теперь благодаря вам титулуют «господин де ла Дандиньер»?

Г-н де Сотанвиль. А что вы стали членом семьи де Сотанвилей — это вы не считаете, любезный зять?

Г-жа де Сотанвиль. А также семьи де ла Прюдотри,[3] к которой я имею честь принадлежать? Моя семья передает дворянское звание по материнской линии — благодаря этой ценной привилегии ваши дети тоже станут дворянами.

Жорж Данден. Да, это хорошо: дети мои будут дворянами, а я, если не навести порядка в доме, буду носить рога.

Г-н де Сотанвиль. Что это значит, любезный зять?

Жорж Данден. Это значит, что ваша дочь ведет себя не так, подобает порядочной женщине, она не блюдет своей чести.

Г-жа де Сотанвиль. Довольно! Как вы смеете говорить такие вещи? Моя дочь происходит из столь добродетельного рода, что она не может совершить поступок, оскорбляющий нравственность, — в семье де ла Прюдотри за триста лет не было, слава богу, ни одной женщины, о которой кто-нибудь сказал дурное слово.

Г-н де Сотанвиль. Клянусь честью, в роду де Сотанвилей никогда не было развратниц. Целомудрие женщин, так же как и храбрость мужчин, — это у нас в роду.

Г-жа де Сотанвиль. Жаклина де ла Прюдотри так и не согласилась быть любовницей герцога и пэра, губернатора нашей провинции.

Г-н де Сотанвиль. Матюрина де Сотанвиль отвергла двадцать тысяч экю, которые ей предложил фаворит короля только за то, чтобы она в виде особой милости побеседовала с ним.

Жорж Данден. Вот как? Ну а дочка ваша не так недоступна — уж очень она большую волю себе забрала в моем доме.

Г-н де Сотанвиль. Говорите яснее, любезный зять. Мы ей потворствовать не станем, мы — ее родители, и мы вам поможем ее проучить.

Г-жа де Сотанвиль. Мы хорошо знаем, что с честью шутить нельзя, мы воспитали нашу дочь в самых строгих правилах.

Жорж Данден. Вот что я вам скажу: тут поблизости живет один придворный, — наверно, вы его видели, — и он под самым моим носом влюбился в нее и объясняется ей в любви, а она милостиво его выслушивает.

Г-жа де Сотанвиль. Праведное небо! Если она отступила от правил чести своей матери, я задушу ее своими руками.

Г-н де Сотанвиль. Проклятие! Если она покрыла себя позором, я проколю своей шпагой сердце и ей и ее любовнику.

Жорж Данден. Ну так вот, я вам принес на нее жалобу, а уж вы рассудите нас.

Г-н де Сотанвиль. Не беспокойтесь, я рассужу вас по справедливости. Я вам кого угодно скручу. Ну а сами-то вы вполне уверены в том, что это именно так?

Жорж Данден. Вполне.

Г-н де Сотанвиль. Смотрите, будьте осторожны! Для дворянина это вопрос щекотливый, иначе можете попасть впросак.

Жорж Данден. Все истинная правда, от первого до последнего слова.

Г-н де Сотанвиль. Душенька, поговорите с дочерью! А мы с зятем побеседуем с этим господином.

Г-жа де Сотанвиль. Ах, дружочек, неужто она в самом деле так забылась? Вы же знаете, что я всегда служила ей благим примером. (Входит в дом к Жоржу Дандену.)

Г-н де Сотанвиль. Мы прольем свет. Следуйте за мной, любезный зять, и не падайте духом. Сейчас вы увидите, какого звону мы задаем тем, кто оскорбляет лиц, имеющих отношение к нашей семье.

Жорж Данден. Он сам идет нам навстречу.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, Клитандр.

Г-н де Сотанвиль. Вы меня не знаете, сударь?

Клитандр. Кажется, нет, сударь.

Г-н де Сотанвиль. Меня зовут барон де Сотанвиль.

Клитандр. Очень приятно.

Г-н де Сотанвиль. Меня знают при дворе. В молодости я имел честь сражаться в первых рядах ополчения при Нанси.[4]

Клитандр. Рад за вас.

Г-н де Сотанвиль. Мой отец, барон Жан-Жиль де Сотанвиль, отличился при знаменитой осаде Монтобана.

Клитандр. Я в восторге.

Г-н де Сотанвиль. Кроме того, у меня был предок Бертран де Сотанвиль, который пользовался таким уважением, что ему позволили распродать все его имущество для поездки в святую землю.

Клитандр. Охотно верю.

Г-н де Сотанвиль. Мне сообщили, сударь, что вы преследуете своей любовью молодую женщину, мою дочь, а между тем ее интересы касаются меня так же близко, как и интересы вот этого человека, имеющего честь быть моим зятем.

Клитандр. Кто? Я преследую?

Г-н де Сотанвиль. Да, вы. И сейчас я пользуюсь случаем, чтобы попросить у вас объяснений.

Клитандр. Это клевета! Кто вам сказал, сударь?

Г-н де Сотанвиль. Некто, считающий себя хорошо осведомленным.

Клитандр. Этот «некто» солгал. Я человек честный. Неужели вы, сударь, считаете меня способным на такую низость? Чтобы я вдруг полюбил молодую прекрасную особу, которая имеет честь быть дочерью барона де Сотанвиля! Я слишком вас для этого уважаю и слишком вам предан. Вам это сказал какой-нибудь дурак…

Г-н де Сотанвиль. Ну, держитесь, любезный зять!

Клитандр. Негодяй, мошенник!

Г-н де Сотанвиль (Жоржу Дандену). Отвечайте же!

Жорж Данден. Отвечайте сами.

Клитандр. Если бы я знал, кто это, я бы в вашем присутствии проткнул ему шпагой живот.

Г-н де Сотанвиль (Жоржу Дандену). Поддержите же свое обвинение!

Жорж Данден. Оно и так держится, все это сущая правда.

Клитандр. Так это ваш зять, сударь?

Г-н де Сотанвиль. Да, он явился ко мне с жалобой.

Клитандр. В таком случае пусть он благодарит судьбу, что он ваш родственник, а то бы я ему показал, как распускать обо мне сплетни.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, г-жа де Сотанвиль, Анжелика и Клодина.

Г-жа де Сотанвиль. Ох уж эти ревнивцы! Я нарочно привела сюда свою дочь, чтобы все знали, как обстоит дело.

Клитандр (Анжелике). Это вы, сударыня, сказали вашему супругу, что я в вас влюблен?

Анжелика. Я? Как я могла ему это сказать? Да разве вы в меня влюблены? Попробуйте в меня влюбиться! Прошу вас, притворитесь, будто вы правда в меня влюблены, — увидите, что вам за это будет. Я вам очень советую! Пустите в ход все уловки влюбленных: начните, шутки ради, засылать ко мне гонцов, тайно писать мне любовные записки, ловите минуты, когда моего мужа нет дома или когда я выхожу гулять, и говорите мне о своей любви. Вы только начните — обещаю вам, что вы будете вознаграждены.

Клитандр. Ну-ну! Не горячитесь, сударыня! Вам нет надобности поучать меня и приходить в такое негодование. Кто вам сказал, что мне вздумалось полюбить вас?

Анжелика. А почем я знаю, что тут на меня наговорили?

Клитандр. Наговорить можно все что угодно, но вы-то знаете, признавался я вам хоть раз в любви с тех пор, как встретил вас впервые, или нет.

Анжелика. Попробуйте — вас примут с честью.

Клитандр. Меня вам нечего бояться, уверяю вас. Я неспособен причинить горе такой красавице, как вы, я слишком уважаю вас и ваших почтенных родителей, мне и в голову не могло бы прийти влюбиться в вас.

Г-жа де Сотанвиль (Жоржу Дандену). Ну что? Видите?

Г-н де Сотанвиль. Теперь вы удовлетворены, любезный зять? Что скажете?

Жорж Данден. Скажу, что все это сказки для малых ребят. Я знаю, что знаю, и если уж говорить начистоту, так она только что принимала его посланца.

Анжелика. Что? Я принимала посланца?

Клитандр. Посланца от меня?

Анжелика. Клодина!

Клитандр (Клодине). Это правда?

Клодина. Честное слово, враки!

Жорж Данден. Молчи, потаскушка! Я о тебе кое-что знаю: это ты впустила посланца.

Клодина. Кто? Я?

Жорж Данден. Да, ты. Нечего притворяться овечкой!

Клодина. Господи, какие нынче люди пошли! Подозревать меня в таких вещах! Да ведь я — сама невинность!

Жорж Данден. Молчи, дрянь! Строишь из себя тихоню, но я-то давно тебя знаю: ты мошенница!

Клодина (Анжелике). Сударыня! Неужели я…

Жорж Данден. Молчи, тебе говорят! Хорошо бы расквитаться с тобой за всех прочих — у тебя ведь нет папаши-дворянина.

Анжелика. Это наглая ложь! Я до того возмущена, что у меня нет даже сил возражать. Как это ужасно — тебя порочит муж, которому ты ничего дурного не сделала! Увы! Если и можно меня осуждать, так только за то, что я слишком хорошо с ним обращалась.

Клодина. Конечно.

Анжелика. Все мое несчастье в том, что я слишком его уважала. Если б небу угодно было, чтобы я откликнулась на чье-либо нежное чувство, как это утверждает мой муж, мне было бы сейчас легче. Прощайте, я ухожу! Выслушивать подобные оскорбления — это выше моих сил. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, Клитандр, г-жа де Сотанвиль, Клодина.

Г-жа де Сотанвиль (Жоржу Дандену). Ах, вы не стоите такой честной жены!

Клодина. Хорошо, если б она в самом деле ему это устроила! Будь я на ее месте, право, я бы не задумалась. (Клитандру.) Да, сударь, чтобы его наказать, вы должны поухаживать за моей госпожой. Попробуйте, и я вам ручаюсь: дело пойдет на лад. Я обещаю вам помочь — все равно он в этом меня обвиняет. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, Клитандр, г-жа де Сотанвиль.

Г-н де Сотанвиль. Вы сами, любезный зять, повинны в том, что вам говорят в лицо такие вещи. Ваше поведение всех против вас восстановило.

Г-жа де Сотанвиль. Подумайте о том, как следует обращаться с женой, которая происходит от благородных родителей, и постарайтесь вперед не делать таких ошибок. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, Клитандр.

Жорж Данден (про себя). С ума можно сойти! Оказаться виновным, когда ты прав!

Клитандр (г-ну де Сотанвилю). Сударь! Видите, как меня оклеветали? Вы знаете законы чести, и я жду вашего приговора по поводу нанесенного мне оскорбления.

Г-н де Сотанвиль. Верно! Таков порядок. (Жоржу Дандену.) Послушайте, любезный зять: вам придется дать удовлетворение этому господину.

Жорж Данден. Какое удовлетворение?

Г-н де Сотанвиль. Да, так полагается, раз вы возвели на него ложное обвинение.

Жорж Данден. А я не согласен, что я его ложно обвинил. Я остаюсь при своем мнении.

Г-н де Сотанвиль. Это не важно. Мнение свое вы оставьте при себе, а он все опроверг и должен получить удовлетворение. Никто не имеет права обвинять человека, если он говорит, что этого не было.

Жорж Данден. Стало быть, если я застану его в постели с моей женой, ему стоит сказать, что этого не было, — и мы в расчете?

Г-н де Сотанвиль. Никаких разговоров. Вам сказано: извинитесь перед ним.

Жорж Данден. Мне же еще перед ним извиняться?

Г-н де Сотанвиль. Да ну же, говорят вам, нечего раздумывать! Не бойтесь сказать что-нибудь лишнее: вами руковожу я.

Жорж Данден. Да я не знаю…

Г-н де Сотанвиль. Черт побери! Не раздражайте меня, любезный зять, или я приму его сторону. Извольте слушать, что вам говорят.

Жорж Данден (про себя). Эх, Жорж Данден!

Г-н де Сотанвиль. Во-первых, снимите шляпу: он дворянин, а вы нет.

Жорж Данден (со шляпой в руке, про себя). Я в бешенстве!

Г-н де Сотанвиль. Повторяйте за мной: «Сударь…»

Жорж Данден. «Сударь…».

Г-н де Сотанвиль. «Я прошу у вас прощения…» (Видя, Жорж Данден медлит.) Ну?

Жорж Данден. «Я прошу у вас прощения…»

Г-н де Сотанвиль. «…за то, что я подумал о вас дурно».

Жорж Данден. «…за то, что я подумал о вас дурно».

Г-н де Сотанвиль. «Это потому, что я не имел чести вас знать».

Жорж Данден. «Это потому, что я не имел чести вас знать».

Г-н де Сотанвиль. «И я прошу вас верить…»

Жорж Данден. «И я прошу вас верить…»

Г-н де Сотанвиль. «…что я ваш покорный слуга».

Жорж Данден. Вы хотите, чтобы я назвал себя слугой человека, который хочет наставить мне рога?

Г-н де Сотанвиль (снова угрожающим тоном). Ну?

Клитандр. Довольно, сударь!

Г-н де Сотанвиль. Нет, я хочу, чтобы он докончил, чтобы все было по форме, «…что я ваш покорный слуга».

Жорж Данден. «…что я ваш покорный слуга».

Клитандр (Жоржу Дандену). А я — ваш, сударь, от всей души, и я готов забыть о том, что произошло. (Г-ну де Сотанвилю.) А вас, сударь, я приветствую и выражаю сожаление, что причинил вам маленькую неприятность.

Г-н де Сотанвиль. Мое нижайшее почтение! Когда вам будет угодно, я с удовольствием позабавлю вас травлей зайцев.

Клитандр. Вы очень любезны. (Уходит.)

Г-н де Сотанвиль. Вот, милый зять, как надо улаживать дела. Прощайте! Помните, что вы вошли в семью, которая всегда вас поддержит и никому не позволит оскорбить. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. Ах, как я… Ты сам этого хотел, ты сам этого хотел, Жорж Данден, ты сам этого хотел, так тебе и надо, вот тебя и обвели вокруг пальца! Ты получил по заслугам! А все-таки надо раскрыть глаза папеньке и маменьке. Может, я и сумею этого добиться!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клодина, Любен.

Клодина. Да, уж я догадалась, что это из-за тебя. Ты кому-нибудь все рассказал, а тот передал нашему господину.

Любен. Честное слово, я только шепнул какому-то человеку словечко, чтоб он никому не говорил, что видел, как я выходил из дома. Уж очень в этом селе народ болтливый!

Клодина. Хорошо же виконт разбирается в людях, коли выбрал тебя посланцем! Нечего сказать, удачный выбор!

Любен. Ладно, в следующий раз буду похитрее и поосторожнее.

Клодина. Да, не мешает.

Любен. Ну, довольно об этом! Послушай!

Клодина. Что мне слушать?

Любен. Повернись ко мне лицом.

Клодина. Ну? Что тебе?

Любен. Клодина!

Клодина. Что?

Любен. Будто ты не знаешь, что я хочу сказать?

Клодина. Не знаю.

Любен. А, черт! Я тебя люблю!

Клодина. В самом деле?

Любен. Да, черт меня побери! Можешь мне верить, если уж я клянусь.

Клодина. Желаю тебе удачи!

Любен. У меня сердце так вот и прыгает, когда я на тебя гляжу.

Клодина. Очень рада.

Любен. Что ты делаешь, чтобы быть такой красивой?

Клодина. То же, что и все.

Любен. Знаешь, нечего тут долго размазывать: если хочешь, будь моей женой, а я стану твоим мужем, и будем мы муж и жена.

Клодина. Ты, пожалуй, будешь таким же ревнивым, как наш хозяин.

Любен. Ну что ты!

Клодина. А я терпеть не могу недоверчивых мужей. Мне нужен такой, чтоб он не сходил с ума из-за всякого пустяка, чтоб он мне верил во всем, чтоб он всецело полагался на мою честность. Пусть около меня хоть три десятка мужчин — это не должно его беспокоить.

Любен. Отлично! Вот я как раз таким и буду.

Клодина. Не доверять женщине, мучить ее — это глупее глупого. В конце концов ничего хорошего из этого не получается. Это только наводит нас на грешные мысли. Часто бывает так: мужья поднимут шум неизвестно из-за чего — глядь, и накликали беду.

Любен. Отлично! Я тебе дам полную волю.

Клодина. И тогда никто тебя не обманет. Если мужья полагаются на нашу скромность, мы пользуемся свободой лишь настолько, насколько она нам необходима. Это все равно что открыть кошелек и сказать: «Бери!» Тогда мы тратим честно и довольны немногим. А тех, кто нас прижимает, мы стараемся обобрать до нитки и нисколько их не жалеем.

Любен. Ну что ж, я буду открывать кошелек, только выходи за меня.

Клодина. Ладно, ладно, там посмотрим!

Любен. Поди-ка сюда, Клодина.

Клодина. Что тебе надо?

Любен. Поди сюда, тебе говорят!

Клодина. Ну ну, потише! Я не люблю, когда меня так хватают.

Любен. Будь со мной поласковее!

Клодина. Пусти, говорят тебе! Без глупостей!

Любен. Клодина!

Клодина. Ну тебя!

Любен. Экая недотрога! Отталкивать человека невежливо! Как же тебе не стыдно: такая красотка — и не даешь себя погладить! Вот так!

Клодина. Я тебе нос разобью!

Любен. Злюка! Бешеная! Тьфу, чтоб тебя! Бессердечная, право, бессердечная!

Клодина. Чересчур разошелся!

Любен. Ну что тебе стоит? Ведь это такой пустяк!

Клодина. Надо иметь терпение.

Любен. Один поцелуйчик — в счет будущих, законных!

Клодина. Нет уж, увольте!

Любен. Клодина! Ну прошу тебя: взаймы до свадьбы!

Клодина. Ни-ни! Меня уже так один раз поймали. Прощай! Поди скажи виконту, что я постараюсь передать его письмо.

Любен. Ну прощай, жесткокожая красавица!

Клодина. Вот так любезность!

Любен. Прощай, камень, каменная глыба, могильная плита и все, что ни есть твердого на свете! (Уходит.)

Клодина. Пойду передам моей госпоже… Да вот и она вместе с мужем. Отойду и дождусь, когда она останется одна. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Жорж Данден, Анжелика, потом Клитандр.

Жорж Данден. Нет-нет, меня не проведешь! Я уверен, что все это правда. Глаза у меня на месте, ваши россказни меня не ослепили.

Входит Клитандр и останавливается в глубине сцены.

Клитандр (про себя). Ах, вот она! Но с ней муж!

Жорж Данден (не замечая Клитандра). Как бы вы ни выворачивались, я стою на своем. Мне сказали правду: те узы, которыми мы с вами связаны, вы не уважаете.

Клитандр и Анжелика кланяются друг другу.

Ах ты, господи, перестаньте кланяться! Я не о таком уважении говорю. Вы все время издеваетесь надо мной!

Анжелика. Я? Издеваюсь? Вовсе нет.

Жорж Данден. Я угадываю все ваши мысли, я знаю…

Клитандр и Анжелика снова кланяются.

Опять? Да оставьте вы наконец эти фокусы! Я знаю, что вы кичитесь своим благородством и смотрите на меня сверху вниз. Но когда я говорю об уважении, я не имею в виду себя самого — я говорю об уважении к священным узам брака.

Анжелика делает знак Клитандру.

Нечего пожимать плечами! Я с вами не шучу.

Анжелика. Никто и не думает пожимать плечами.

Жорж Данден. Ах ты, господи! Я все прекрасно вижу! Еще раз вам говорю: брак — это узы, к которым надо относиться со всяческим уважением, нехорошо с вашей стороны так поступать.

Анжелика кивает головой Клитандру.

Да-да, нехорошо это с вашей стороны. Можете сколько угодно мотать головой и строить мне гримасы.

Анжелика. Какие гримасы? Не понимаю, что вы хотите сказать.

Жорж Данден. Я-то хорошо понимаю! И эти ваши усмешки мне знакомы. Хоть я и не дворянин, но род мой ничем не запятнан, семья Данденов…

Клитандр (позади Анжелики, не замечаемый Жоржем Данденом). Одно словечко!

Жорж Данден (не видя Клитандра). А?

Анжелика. Что? Я ничего не сказала.

Клитандр уходит, отвесив Жоржу Дандену низкий поклон.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Жорж Данден, Анжелика.

Жорж Данден. А он все вокруг вас увивается.

Анжелика. Я-то чем виновата? Что я должна, по-вашему, делать?

Жорж Данден. Я хочу, чтобы вы сделали то, что делает всякая женщина, которая желает нравиться только мужу. Что бы там ни говорили, а никакой любезник не добьется своего, если женщина сама к тому не стремится. Есть такой сладкий душок, который их притягивает, как мух к меду, но честные женщины умеют их отшить.

Анжелика. Отшить? А с какой стати? Мне вовсе не обидно, что меня находят красивой, мне это доставляет удовольствие.

Жорж Данден. Так! А какую роль, по-вашему, должен играть в этих шашнях муж?

Анжелика. Роль порядочного человека, которому приятно видеть, что на его жену обратили внимание.

Жорж Данден. Слуга покорный! В мои расчеты это не входит, Дандены к такой моде не привыкли.

Анжелика. О, и Дандены к ней привыкнут, если захотят! Я вам прямо скажу: я не намерена уходить от мира и хоронить себя заживо подле своего супруга. Как вам это понравится! Только из-за того, что кому-то заблагорассудилось на нас жениться, все для нас должно быть кончено и мы обязаны порвать всякую связь с живыми людьми? До чего доходит тиранство господ мужей, просто удивительно! Это, конечно, очень мило с их стороны — желать, чтобы жены их умерли для светских развлечений и жили только для них, ну, а по-моему, это смешно. Я вовсе не собираюсь умирать такой молодой.

Жорж Данден. Так вот как вы исполняете обет верности, который вы дали мне при свидетелях?

Анжелика. Я? Я дала его вам вовсе не по доброй воле, вы у меня вырвали его силой. Спросили вы меня перед свадьбой, согласна я за вас выйти или нет? Вы говорили об этом только с моим отцом и с матерью, — это они, собственно говоря, с вами поженились, к ним вы и обращайтесь по поводу всяких неприятностей. А я — я никогда не предлагала вам на мне жениться. Вы меня взяли, ничего не спросив о моих собственных чувствах, и я не считаю себя обязанной рабски подчиняться вашей воле. Если вам угодно знать, я хочу наслаждаться счастьем молодости, радостью свободы, на которую мне дает право мой возраст. Я хочу бывать в обществе, хочу испытать, как приятно выслушивать нежные признания. Будьте к этому готовы — это вам послужит наказанием. Благодарите небо, что я неспособна на что-нибудь худшее.

Жорж Данден. Ах вот вы как? Я — ваш муж, и я вам говорю, что этого не будет.

Анжелика. А я — ваша жена, и говорю вам, что так будет.

Жорж Данден (про себя). У меня чешутся руки рожу ей растворожить; я бы так ее отделал, чтоб она сразу опротивела всем этим медоточивым болтунам. Крепись, Жорж Данден! Нет, пожалуй, не удержусь, лучше уйти от греха. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Анжелика, Клодина.

Клодина. Сударыня! Никак я не могла дождаться его ухода. Мне нужно передать вам записочку, сами знаете от кого.

Анжелика. Посмотрим.

Клодина (про себя). Судя по ее виду, записка не очень ее огорчила.

Анжелика. Ах, Клодина! В каких изысканных выражениях изъясняет он свои чувства! Эти придворные умеют быть очаровательными в каждом своем слове, в каждом поступке! Что такое рядом с ними наши провинциалы?

Клодина. После знакомства с ними Дандены, кажется, вам совсем разонравились.

Анжелика. Побудь здесь. Я пойду напишу ему ответ. (Уходит.)

Клодина. Я думаю, мне нет нужды советовать ей ответить поласковее. Но вот…

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Клодина, Клитандр, Любен.

Клодина. Какого, однако, толкового посланца вы нашли себе, сударь!

Клитандр. Я не решился послать кого-нибудь из своих слуг. А теперь, милая Клодина, мне надо отблагодарить тебя за все услуги, которые, по моим сведениям, ты мне оказывала. (Шарит в карманах.)

Клодина. Э, сударь, это не важно! Сударь! Я для вас стараюсь потому, что вы этого стоите, потому, что я чувствую к вам расположение.

Клитандр (давая Клодине деньги). Очень тебе обязан.

Любен (Клодине). Раз уж мы все равно поженимся, дай-ка я спрячу их вместе с моими.

Клодина. Я приберегу их для тебя вместе с поцелуем.

Клитандр (Клодине). Ты передала мою записку своей прекрасной госпоже?

Клодина. Да, она пошла отвечать вам.

Клитандр. А нельзя ли с ней поговорить, Клодина?

Клодина. Можно. Пойдемте со мной, я вам это устрою.

Клитандр. А вдруг она будет недовольна? Не опасно ли это?

Клодина. Нет-нет. Мужа нет дома. Кроме того, она считается не с ним, а со своими родителями. И если вы расположили их в свою пользу, то вам бояться нечего.

Клитандр. Я полагаюсь на тебя.

Клитандр и Клодина уходят.

Любен (один). Черт побери! Ну и ловкая будет у меня жена! Ума у нее — на четверых хватит.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Любен, Жорж Данден.

Жорж Данден (про себя). Вот он, мой недавний знакомый! Эх, кабы он согласился подтвердить родителям моей жены, а иначе они мне ни за что не поверят!

Любен. А, вот и вы, господин сплетник! Ведь я же вас просил никому ничего не говорить, и вы мне обещали. Видно, это у вас такая страсть — молоть языком и разбалтывать все, что вам сообщают по секрету!

Жорж Данден. У кого? У меня?

Любен. Да, у вас! Это вы обо всем доложили мужу, и из-за вас он поднял бучу. Я очень рад, что узнал, какой у вас длинный язык, больше я вам ничего не стану рассказывать.

Жорж Данден. Послушай, приятель…

Любен. Если б вы не сплетничали, я бы вам рассказал, что сейчас происходит, но в наказание вы ничего не узнаете.

Жорж Данден. А что происходит?

Любен. Ничего не происходит! Вот что значит болтать: ничего вы теперь не пронюхаете! Хоть лопните от любопытства!

Жорж Данден. Погоди минутку!

Любен. Ни секунды!

Жорж Данден. Только два слова!

Любен. Ни-ни-ни! Вам, наверно, очень хочется из меня кое-что вытянуть.

Жорж Данден. Нет, совсем не то.

Любен. Нашли дурака! Я вижу, куда вы гнете.

Жорж Данден. Да я совсем о другом… Послушай!..

Любен. Держите карман шире. Вам, конечно, хотелось бы узнать, как виконт дал Клодине денег и как она провела его к своей хозяйке? Но я не так глуп!

Жорж Данден. Ради бога!

Любен. Нет!

Жорж Данден. Я тебе заплачу…

Любен. Дудки! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. Я напрасно надеялся на помощь этого болвана. Однако он сейчас тут проболтался, и это мне тоже может пригодиться. Если вертопрах сейчас у меня в доме, это будет для отца и матери достаточной уликой — они увидят, какая у них бесстыдница дочка. Да вот беда: не знаю я, как мне лучше поступить, чтобы из этой улики вышло побольше толку. Если я войду в дом, негодяй улизнет, и, сколько бы я ни клялся, что собственными глазами видел свой позор, мне никогда не поверят и будут говорить, что все это мне приснилось. А если я пойду за тестем и тещей, не зная наверное, застану я любовника на месте или нет, может выйти то же самое и я опять попаду впросак. Нельзя ли как-нибудь осторожно подглядеть, там ли он еще? (Подсматривает в замочную скважину.) Силы небесные! Никаких сомнений! Я только что сам его видел в замочную скважину. Сама судьба посылает мне случай осрамить мою дражайшую половину, и в довершение всего она же приводит сюда тех судей, которые мне нужны.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, г-жа де Сотанвиль.

Жорж Данден. Давеча вы мне не поверили, и ваша дочь осталась права, ну а теперь я вам покажу, что она вытворяет. Слава богу, мой позор так очевиден, что вы не станете больше сомневаться.

Г-н де Сотанвиль. Как, любезный зять, вы все еще об этом толкуете?

Жорж Данден. Да, все об этом, и теперь у меня есть самые веские доказательства.

Г-жа де Сотанвиль. Опять будете морочить нам голову?

Жорж Данден. С моей головой обращаются куда хуже.

Г-н де Сотанвиль. Не надоело вам приставать к нам?

Жорж Данден. Мне надоело быть в дураках.

Г-жа де Сотанвиль. Когда вы наконец отделаетесь от своих нелепых подозрений?

Жорж Данден. Я хочу отделаться от жены, которая меня так бесчестит.

Г-жа де Сотанвиль. Праведное небо! Что у вас за язык!

Г-н де Сотанвиль. Черт побери! Выбирайте по крайней мере менее обидные выражения!

Жорж Данден. Обворованному купцу не до смеха.

Г-жа де Сотанвиль. Помните, что вы женились на дворянке.

Жорж Данден. Я и так помню, до самой смерти не забуду.

Г-н де Сотанвиль. А если помните, потрудитесь говорить о ней почтительно.

Жорж Данден. А почему бы ей самой не потрудиться вести себя со мной, как подобает честной жене? Что это такое? Если она дворянская дочь, значит, она вольна делать со мной, что ей вздумается, а я и пикнуть не смей?

Г-н де Сотанвиль. Да что с вами? На что вы жалуетесь? Ведь вы сами слышали сегодня утром, что она отрицала знакомство с человеком, на которого вы мне указали.

Жорж Данден. Да, слышал. А что вы скажете, если я вам докажу, что этот волокита сидит сейчас у нее?

Г-н де Сотанвиль. У нее?

Жорж Данден. Да, у нее, в моем доме!

Г-жа де Сотанвиль. В вашем доме?

Жорж Данден. Да, в моем собственном доме!

Г-жа де Сотанвиль. Если это так, мы всецело будем на вашей стороне.

Г-н де Сотанвиль. Да, честь нашей семьи нам дороже всего. Если вы сказали правду, мы от дочери отступимся и отдадим ее вам на расправу.

Жорж Данден. Ну так пойдемте со мной!

Г-жа де Сотанвиль. Смотрите, как бы не вышло ошибки!

Г-н де Сотанвиль. Не повторите того, что было!

Жорж Данден. Ах ты, господи, увидите сами! (Указывая на Клитандра, который выходит с Анжеликой.) Ну, что я вам говорил?

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, Анжелика, Клитандр и Клодина (все трое в глубине сцены и не замечают остальных.)

Анжелика (Клитандру). Прощайте! Я боюсь, как бы вас здесь не застали, надо быть осторожнее.

Клитандр. Обещайте же мне, сударыня, что я увижу вас нынче ночью.

Анжелика. Я сделаю все, что могу.

Жорж Данден (г-ну и г-же де Сотанвиль). Пойдемте потихоньку сзади, так, чтоб нас не заметили!

Клодина (Анжелике, тихо). Ах, сударыня, все погибло! Вот ваш отец и ваша мать вместе с вашим мужем!

Клитандр (про себя). О небо!

Анжелика (Клитандру и Клодине, тихо). Не подавайте виду, что вы их заметили, предоставьте все мне. (Клитандру, громко.) И вы смеете так поступать после того, что было утром? Так-то вы скрываете свои чувства? Мне говорят, что вы в меня влюблены и намерены добиваться взаимности. Я выражаю свое негодование и объясняюсь с вами при всех. Вы отрицаете свою вину и даете мне слово, что у вас и в мыслях не было меня оскорбить. И, несмотря на это, в тот же день вы осмеливаетесь явиться ко мне с визитом, говорите мне о своей любви и рассказываете сотни глупых басен для того, чтобы я отнеслась благосклонно к вашим безумствам, как будто я могу нарушить обет, данный мужу, и изменить добродетели, в которой меня воспитали отец и мать! Если бы про это знал мой отец, он живо заставил вас прекратить домогательства. Но порядочные женщины не любят огласки. Я ничего не стану ему говорить (делает знак Клодине, чтобы та принесла палку), я вам докажу, что, хоть я и женщина, у меня хватит смелости оградить себя от оскорблений. Ваше поведение недостойно дворянина, и расправлюсь я с вами тоже не по-дворянски. (Берет палку и замахивается на Клитандра, тот увертывается, и удары сыплются на подвернувшегося Жоржа Дандена.)

Клитандр (кричит так, как будто его бьют). Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Перестаньте!

Клодина. Бейте его, сударыня! Так его! Так его!

Анжелика. Если у вас еще остались какие-нибудь чувства, я готова на них ответить.

Клодина. Будете знать, с кем имеете дело!

Клитандр убегает.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, г-жа де Сотанвиль, Анжелика, Клодина.

Анжелика. Ах, батюшка! Вы здесь?

Г-н де Сотанвиль. Да, дочь моя. Я вижу, ты достойный отпрыск рода Сотанвилей, твоя добродетель и твое мужество приводят меня в восхищение. Иди ко мне, я тебя поцелую.

Г-жа де Сотанвиль. Поцелуй меня, дитя мое! Ах, я плачу от радости! Я узнаю свою кровь!

Г-н де Сотанвиль. Любезный зять, в каком вы должны быть восторге! Какое радостное для вас событие! Прежде вы имели основания сокрушаться, но все ваши подозрения благополучнейшим образом рассеялись.

Г-жа де Сотанвиль. Разумеется, любезный зять, теперь вы счастливейший человек на свете.

Клодина. Еще бы! Вот это жена так жена! Вы ее недостойны, вы должны целовать следы ее ног.

Жорж Данден (про себя). У, злодейка!

Г-н де Сотанвиль. Что же, любезный зять, неужели вы не поблагодарите свою жену за привязанность к вам, которую она проявила на ваших глазах?

Анжелика. Нет-нет, батюшка, не нужно! Он мне ничем не обязан, я поступила так из уважения к самой себе.

Г-н де Сотанвиль. Куда же ты уходишь, дочь моя?

Анжелика. Я удаляюсь, батюшка, чтобы не слушать его похвал.

Клодина(Жоржу Дандену). Она вправе на вас сердиться. Эту женщину нужно обожать, вы не умеете с ней обращаться.

Жорж Данден (про себя). Подлая тварь!

Анжелика и Клодина уходят.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, г-жа де Сотанвиль.

Г-н де Сотанвиль. Это обида, оставшаяся от недавней ссоры, но вы приласкайте ее — и все пройдет. Прощайте, любезный зять, вам не о чем больше тревожиться. Ступайте помиритесь и постарайтесь ее успокоить, попросите прощения за свою вспыльчивость.

Г-жа де Сотанвиль. Примите наконец в соображение, что девушка воспитана в добродетели, она не привыкла, чтобы ее подозревали в дурных поступках. До свиданья! Я в восторге от того, что ваши неурядицы кончились, теперь вы можете только восхищаться ее поведением.

Г-н де Сотанвиль и г-жа де Сотанвиль уходят.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. Я молчу, все равно мои слова ни к чему не приведут. Вот незадача! Что же я за несчастный, и до чего же ловка моя потаскушка жена: всегда-то она суха из воды выйдет и меня же еще во всем обвинит! Неужто она всякий раз будет праздновать победу надо мной, все улики будут против меня и я так и не разоблачу мою обидчицу? Господи, помоги мне! Пусть все увидят воочию, как она меня бесчестит!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клитандр, Любен.

Клитандр. Уже ночь. Боюсь, не опоздал ли я. Совсем не вижу дороги. Любен!

Любен. Я, сударь!

Клитандр. Туда ли мы идем?

Любен. Как будто бы туда. Тьфу ты пропасть! Вот дурацкая ночь, черным-черна!

Клитандр. Это, конечно, плохо с ее стороны. Но зато, мешая нам видеть, она мешает увидеть и нас самих.

Любен. Ваша правда, это с ее стороны неплохо. А хотел бы я знать, сударь, — ведь вы человек ученый, — отчего ночью не бывает солнца?

Клитандр. Вопрос серьезный, ответить на него не так-то просто. А ты, однако, любознателен, Любен!

Любен. Да. Будь я человеком ученым, я бы думал о таких вещах, о которых никто еще не думал.

Клитандр. Охотно верю. По лицу видно, что у тебя тонкий и проницательный ум.

Любен. Это правда. Да вот вам: я понимаю латынь, хотя никогда ее не изучал. Намедни вижу на больших воротах надпись: Collegium, и сразу угадал, что это значит — коллегия.

Клитандр. Удивительно! Так ты умеешь читать?

Любен. Да, по-печатному, а вот по-писаному никак не могу научиться.

Клитандр. Ну вот мы и у самого дома. (Хлопает в ладоши.) Это условный знак для Клодины.

Любен. Вот, ей-богу, золотая девка! И люблю же я ее изо всех сил!

Клитандр. Я и привел тебя сюда, чтобы ты с ней повидался.

Любен. Сударь! Я вам за это…

Клитандр. Тише! Я слышу какой-то шум.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Анжелика и Клодина.

Анжелика. Клодина!

Клодина. Что вам угодно?

Анжелика. Не затворяй дверь.

Клодина. Я так и сделала.

Клитандр (Любену). Это они! Тсс!

Анжелика. Тсс!

Любен. Тсс!

Клодина. Тсс!

Клитандр (Клодине, принимая ее за Анжелику). Сударыня!

Анжелика (Любену, принимая его за Клитандра). Это я!

Любен (Анжелике, принимая ее за Клодину). Клодина!

Клодина (Клитандру, принимая его за Любена). Это ты?

Клитандр (Клодине, думая, что говорит с Анжеликой). Ах, сударыня, как я счастлив!

Любен (Анжелике, думая, что говорит с Клодиной). Клодина, милая ты моя Клодина!

Клодина (Клитандру). Полно, сударь!

Анжелика (Любену). Опомнись, Любен!

Клитандр. Это ты, Клодина?

Клодина. Я.

Любен. Это вы, сударыня?

Анжелика. Я.

Клодина (Клитандру). Вы приняли меня за госпожу.

Любен (Анжелике). Виновата ночь: ни зги не видать!

Анжелика. Вы ли это, Клитандр?

Клитандр. Да, сударыня.

Анжелика. Мой муж храпит вовсю, и я пользуюсь этим, чтобы побыть с вами.

Клитандр. Поищем, где бы нам присесть.

Клодина. Счастливая мысль!

Анжелика, Клитандр и Клодина садятся в глубине сцены.

Любен. Клодина! Где же ты?

Жорж Данден, полуодетый, выходит из дома.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Жорж Данден.

Жорж Данден (про себя). Я слышал, как жена сошла вниз, и поскорее оделся, чтобы идти за ней. Куда она могла деться? Неужели ушла из дома?

Любен (ища Клодину). Клодина! Да где же ты? (Принимая Жоржа Дандена за Клодину.) А, вот ты где! Ну и ловко же, ей-богу, одурачили твоего хозяина! Пожалуй, это не хуже, чем в тот раз, когда его, говорят, отколотили палкой. Твоя хозяйка сказала, что он храпит сейчас во все носовые завертки. Ему и в голову не приходит, что, пока он спит, она тут беседует с виконтом. Хотел бы я знать, что ему в эту минуту снится? Потеха, право, потеха! И что это он выдумал ревновать свою жену и требовать, чтобы она любила его одного? Он просто нахал, виконт великую честь ему оказывает. Да что же ты словечка не вымолвишь, Клодина? Давай сделаем, как они: ты мне дашь свою лапку, а я ее поцелую. Ах, как сладко! Точно варенье ем. (Целует руку Дандену, Данден тычет ею Любену в лицо.) А, черт! Вот так так! Лапочка-то довольно тяжелая!

Жорж Данден. Кто это?

Любен. Никто.

Жорж Данден. Сообщил мне о новом предательстве моей мерзавки — и удрал! Ну, теперь надо, не теряя времени, послать за родителями. Авось этот случай поможет мне избавиться от нее навсегда. Эй, Колен! Колен!

Колен (у окна). Что вам угодно, сударь?

Жорж Данден. Скорей сойди сюда!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Колен.

Колен (прыгает из окна). Вот и я! Скорей сойти невозможно!

Жорж Данден. Ты здесь?

Колен. Здесь, сударь.

Пока Жорж Данден ищет Колена на той стороне сцены, где слышался его голос, Колен переходит на другую.

Жорж Данден (обращаясь в ту сторону, где, по его мнению, должен находиться Колен). Не шуми! Говори тише! Слушай! Ступай к моим тестю и теще и скажи, что я убедительно прошу их сейчас же прийти сюда. Ты слышишь? Колен! Эй, Колен!

Колен успел было заснуть, но тут он просыпается.

Колен (на другой стороне сцены). Что угодно, сударь?

Жорж Данден. Куда ты, черт побери, девался?

Колен. Я здесь.

Жорж Данден. Чтоб ты сдох, мерзавец! Куда ты ушел?

Жорж Данден идет туда, где, по его мнению, должен находиться Колен, а в это время полусонный Колен переходит на другую сторону сцены.

Я тебе говорю, чтобы ты мигом слетал к моему тестю и теще и сказал им, что я умоляю их сию же минуту прийти сюда. Ты хорошо меня понял? Отвечай! Колен! Колен!

Колен опять заснул, но тут он снова просыпается.

Колен. Что вам, сударь?

Жорж Данден. С ума меня сведет этот висельник! Иди ко мне!

Оба натыкаются друг на друга и падают.

Ах, злодей! Он меня искалечил! Да где же ты? Поди сюда, я тебе надаю колотушек. Да он удирает от меня!

Колен. Как же не удирать?

Жорж Данден. Подойдешь ты ко мне или нет?

Колен. Ей-богу, не подойду!

Жорж Данден. Говорят тебе, подойди!

Колен. Ни за что! Вы хотите меня прибить.

Жорж Данден. Да нет же! Ничего я тебе не сделаю.

Колен. Наверно?

Жорж Данден. Наверно. Подойди. Ну вот. (Держа Колена за руку.) Твое счастье, что я в тебе сейчас нуждаюсь. Ступай скорей, попроси от моего имени тестя и тещу как можно скорей прийти сюда, скажи, что это дело первейшей важности, и, если они станут отговариваться поздним часом, ты настаивай, объясни им толком, что это необходимо; в каком бы виде они ни были, все равно пусть приходят. Теперь ты хорошо меня понял?

Колен. Да, сударь.

Жорж Данден. Ну, беги живей и сейчас же возвращайся.

Колен уходит.

А я пойду домой и буду ждать, пока… Но тут кто-то есть! Уж не жена ли? Воспользуюсь-ка я темнотой да послушаю. (Становится у дверей своего дома.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Клитандр, Любен, Анжелика, Клодина, Жорж Данден.

Анжелика (Клитандру). Прощайте! Мне пора.

Клитандр. Что вы! Так скоро!

Анжелика. Мы уже наговорились.

Клитандр. Ах, сударыня, разве я могу с вами наговориться? Разве можно в такой короткий срок найти все слова, которые жаждешь сказать? Чтобы выразить все, что я чувствую, мне нужно было бы несколько дней, я не высказал вам и ничтожной доли того, что хотел.

Анжелика. В другой раз побеседуем подольше.

Клитандр. О, какой удар наносите вы моему сердцу, говоря о разлуке! В какой печали вы меня оставляете!

Анжелика. Мы найдем случай увидеться снова.

Клитандр. Да. Но я думаю о том, что, покидая меня, вы идете к мужу. Эта мысль меня убивает. Привилегия мужей ужасна для пламенно влюбленного.

Анжелика. Неужели это вас беспокоит? Неужели вы думаете, что женщина способна любить такого мужа, как мой? Выходишь замуж потому, что не можешь отказаться, потому, что зависишь от родителей, которые думают только о деньгах. Но зато цена таким мужьям не велика, смешно было бы с ними носиться.

Жорж Данден (про себя). Бывают же такие стервы!

Клитандр. Надо сказать правду: тот, кто достался вам в мужья, не заслуживает этой чести. Ваш союз с ним просто нелеп.

Жорж Данден (про себя). Бедные мужья! Вот как вас костят!

Клитандр. Разумеется, вы достойны лучшей участи — небо создало вас не для того, чтобы вы были женой мужика.

Жорж Данден (про себя). Дал бы бог ее тебе — ты бы не так заговорил. Пойду-ка я домой, с меня довольно! (Входит в дом и запирает дверь изнутри.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Клитандр, Любен, Анжелика, Клодина.

Клодина. Сударыня! Если вы хотите еще позлословить о своем муже, то торопитесь — уж поздно.

Клитандр. Ах, Клодина, какая ты жестокая!

Анжелика. Она права. Расстанемтесь!

Клитандр. Если вы этого требуете, я подчиняюсь. Но умоляю вас: пожалейте меня, мне предстоят такие горькие минуты!

Анжелика. Прощайте!

Любен. Где же ты, Клодина? Дай мне хоть пожелать тебе спокойной ночи.

Клодина. Ладно, ладно, это можно и издали! Желаю тебе того же.

Клитандр и Любен уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Анжелика, Клодина.

Анжелика. Войдем как можно тише.

Клодина. Дверь заперта.

Анжелика. У меня есть ключ.

Клодина. Только отпирайте потихоньку.

Анжелика. Заперто изнутри! Что же нам делать?

Клодина. Кликните слугу, который там спит.

Анжелика. Колен! Колен! Колен!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и Жорж Данден.

Жорж Данден (высовываясь из окна). «Колен! Колен!» Ага, наконец-то вы попались, любезная супруга! Пока я сплю, вы устраиваете ночные прогулки? Очень рад видеть вас ночью на улице!

Анжелика. А что же тут такого — выйти подышать свежим воздухом?

Жорж Данден. Вот-вот! Самый подходящий час, чтоб освежиться! А вернее сказать — погреться, негодяйка вы этакая! Мы знаем все ваши шашни с этим вертопрахом. Мы слышали, как мило вы тут беседовали, какие славные куплеты сочиняли в мою честь. Но я утешаюсь тем, что сейчас отплачу вам и что ваши родители убедятся теперь в справедливости моих жалоб и в вашем распутстве. Я уже послал за ними, они сейчас придут.

Анжелика (в сторону). О небо!

Клодина. Сударыня!

Жорж Данден. Вы, конечно, не ожидали такого удара? Уж теперь-то победа за мной! Теперь я сумею сбить вашу спесь и разрушить ваши затеи. До сих пор вы надо мной насмехались, вы отводили глаза своим родителям, всякий раз прятали концы в воду. Что бы я ни видел, что бы я ни говорил, ваша хитрость всегда брала верх над моей правотой, всегда вам удавалось выпутаться. Но на этот раз, слава богу, все станет ясно, ваше бесстыдство всплывет наружу.

Анжелика. Откройте, пожалуйста!

Жорж Данден. Нет-нет! Подождите, пока ваши родители придут, — я хочу, чтобы они застали вас в такой час на улице. А тем временем пораскиньте умом, как бы вам и на сей раз вывернуться. Найдите какое-нибудь средство замести следы, придумайте какую-нибудь уловку, чтобы всех обморочить, а самой чтоб остаться чистенькой, придумайте какой-нибудь хитроумный предлог для вашего ночного странствия: например, будто ваша подруга рожает, а вы ходили ей помочь.

Анжелика. Нет, я ничего не стану от вас скрывать. Раз вам и так все известно, я не буду оправдываться и отрицать свою вину.

Жорж Данден. Да, все пути отрезаны — что бы вы теперь ни говорили в свое оправдание, я вас изобличу.

Анжелика. Каюсь, я виновата, у вас есть повод быть мною недовольным. Смилуйтесь, однако, надо мной: не выдавайте меня моим родителям, отоприте мне дверь!

Жорж Данден. Нет уж, извините!

Анжелика. Миленький мой муженек, умоляю вас!

Жорж Данден. А, «миленький муженек»! Теперь, когда вы попались, я для вас «миленький муженек»? Очень рад! Раньше вам и в голову не приходило обращаться ко мне с такими нежностями.

Анжелика. Послушайте: я обещаю никогда больше вас не огорчать, никогда не…

Жорж Данден. Это вам не поможет. Я ни за что не упущу такого случая, я хочу, чтобы все наконец удостоверились, какая вы распутница.

Анжелика. Умоляю вас, позвольте мне вам ответить! Минуту внимания!

Жорж Данден. Ну, что еще?

Анжелика. Да, я поступила дурно, еще раз повторяю: вы рассердились на меня за дело — я воспользовалась вашим сном и вышла на свиданье к известному вам человеку. Но ведь все это простительно в моем возрасте: это увлечение молодой женщины, которая так мало видела в жизни, которая едва успела вступить в свет; это одна из тех вольностей, которые позволяешь себе без злого умысла, в которых нет ничего такого, чтобы…

Жорж Данден. Так я вам и поверил!

Анжелика. Я вовсе не собираюсь оправдываться. Я только прошу вас забыть мой проступок, в котором я искренне раскаиваюсь, прошу вас избавить меня от встречи с моими родителями и от тяжелой обязанности выслушивать их суровые упреки. Если вы будете настолько великодушны, что окажете мне эту милость, то ваш благородный поступок, ваша доброта покорят меня окончательно. Они тронут мое сердце и зародят в нем такое чувство к вам, какого не могли в него вселить ни воля родителей, ни узы брака. Одним словом, я отвергну любые ухаживания, я буду привязана к вам и больше ни к кому. Да, я даю вам слово, что отныне вы найдете во мне прекрасную жену, я буду с вами так нежна, я искуплю свою вину перед вами!

Жорж Данден. У, крокодил! Подлизывается, а потом проглотит!

Анжелика. Окажите мне эту милость!

Жорж Данден. Довольно разговоров! Я непреклонен.

Анжелика. Будьте великодушны!

Жорж Данден. Нет!

Анжелика. Ради бога!

Жорж Данден. Ни за что.

Анжелика. Заклинаю вас!

Жорж Данден. Нет, нет, нет! Я хочу, чтобы все поняли, кто вы такая, я хочу опозорить вас перед всеми.

Анжелика. Ну что ж, если вы доводите меня до отчаяния, то я вас предупреждаю, что женщина в таком состоянии способна на все. Сейчас я над собой что-нибудь сделаю. Спохватитесь, да поздно будет.

Жорж Данден. Что же именно вы сделаете, позвольте узнать?

Анжелика. Я могу в исступлении решиться на крайнее средство — я могу убить себя на месте вот этим ножом.

Жорж Данден. Ха-ха! В добрый час!

Анжелика. Для вас это будет час не такой уж добрый. Все кругом знают о наших ссорах, знают, что вы давным-давно точите на меня зубы. Если меня найдут мертвой, то ни у кого не будет сомнения, что меня убили вы, а мои родители, конечно, так этого не оставят: они обрушат на вас все кары, которые только могут изобрести правосудие и лютый их гнев. Вот когда я вам отплачу! Многие женщины еще до меня прибегали к такому роду мщения и, не колеблясь, кончали с собой, чтобы погубить тех, чья жестокость доводит нас до последней крайности.

Жорж Данден. Сделайте одолжение! Теперь никто себя не убивает, эта мода давно прошла.

Анжелика. Можете быть уверены, что я это сделаю. И если вы наотрез мне откажете, если вы не отопрете мне дверь, клянусь, я сию же минуту покажу вам, на что способна женщина, доведенная до отчаяния.

Жорж Данден. Пустяки, пустяки! Вы просто хотите меня запугать.

Анжелика. Ну что ж! Если так — вот что нас рассудит и покажет, шутила ли я. (Делает вид, что убивает себя.) А! Кончено! Дай бог, чтобы смерть моя была отомщена так, как я того желаю, и чтобы виновник получил справедливое возмездие за свою жестокость!

Жорж Данден. Вот тебе раз! Неужели она такая злая, неужели она зарезалась только для того, чтобы меня повесили? Возьму-ка я огарок и пойду посмотрю. (Отходит от окна.)

Анжелика (Клодине). Тсс! Тише! Давай скорей станем по обе стороны двери!

Жорж Данден с огарком в руке выходит из дома. Анжелика и Клодина тотчас же прокрадываются в дом и запирают дверь изнутри.

Жорж Данден. Неужели женская злоба может до этого дойти? (Оглядывается по сторонам.) Никого нет. Так я и знал. Негодяйка увидела, что от меня ни просьбами, ни угрозами ничего не добьешься, и ушла. Ну и прекрасно! Теперь ее положение еще хуже: когда придут отец с матерью, они сразу увидят ее преступление. (Подходит к двери.) Ай-ай! Дверь захлопнулась! Эй, кто-нибудь! Откройте мне сейчас же!

Анжелика (показывается с Клодиной в окне). Как! Это ты? Где ты пропадал, разбойник? Статочное ли это дело — возвращаться домой на рассвете? Разве так должен вести себя порядочный муж?

Клодина. Не стыдно ли всю ночь пьянствовать, а бедную молодую жену оставлять дома одну-одинешеньку?

Жорж Данден. Что такое? Да вы…

Анжелика. Прочь, прочь, негодяй, мне надоело твое беспутство, я сейчас пожалуюсь отцу с матерью!

Жорж Данден. Как! Вы еще смеете…

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, г-н и г-жа де Сотанвиль в ночном одеянии и Колен с фонарем.

Анжелика (г-ну и г-же де Сотанвиль). Идите сюда, ради бога! Защитите меня скорей от этого чудовищного наглеца, оградите меня от моего мужа! От пьянства и от ревности у него в голове помутилось, и он уж не знает, что говорит, что делает: сам послал за вами, чтобы вы были свидетелями этого безобразного поступка. Я прождала его целую ночь, он только сию минуту изволил вернуться, а послушать его, так он расскажет вам про меня всякие небылицы, будто я тайком убежала от него и где-то шаталась и еще невесть что, хотя все это ему приснилось.

Жорж Данден (про себя). Вот зловредная шлюха!

Клодина. Да-да, он уверял нас, будто он сам был дома, а мы на улице. Уперся на своем — и ни с места.

Г-н де Сотанвиль. Как! Что это значит?

Г-жа де Сотанвиль. И он еще имел наглость посылать за нами!

Жорж Данден. Я никогда…

Анжелика. Нет, батюшка, я не могу больше выносить такого мужа, терпению моему пришел конец. Он мне сейчас наговорил таких грубостей!

Г-н де Сотанвиль (Жоржу Дандену) Вы бесчестный человек, черт побери!

Клодина. Я не могу видеть, как он обращается с несчастной молодой женщиной! Вопиющее безобразие!

Жорж Данден. Как можно…

Г-жа де Сотанвиль. Перестаньте! Я бы на вашем месте сгорела со стыда.

Жорж Данден. Дайте мне сказать…

Анжелика. Вы только послушайте его, он вам бог знает что расскажет!

Жорж Данден (про себя). У меня руки опускаются!

Клодина. Он так напился, что рядом с ним стоять невозможно. Даже до нас винный запах доносится.

Жорж Данден. Почтенный тесть! Умоляю вас…

Г-н де Сотанвиль. Отойдите! От вас перегаром разит.

Жорж Данден. Сударыня! Прошу вас…

Г-жа де Сотанвиль. Фу! Не подходите! Ваше дыхание отравляет воздух.

Жорж Данден. Позвольте мне вам…

Г-н де Сотанвиль. Отойдите! Кому сказано? Вам ничего нельзя позволить.

Жорж Данден (г-же де Сотанвиль). Ради бога, разрешите мне…

Г-жа де Сотанвиль. Фу! Меня тошнит! Говорите издали, если вам так хочется.

Жорж Данден. Ну что ж, издали так издали. Клянусь вам, что я ни на секунду не отлучался из дома, это она уходила.

Анжелика. Слышите, слышите?

Клодина. Сами видите, как это похоже на правду.

Г-н де Сотанвиль. Да вы издеваетесь над нами! Сойди, дочь моя, поди сюда!

Жорж Данден. Бог свидетель, я был дома и…

Г-жа де Сотанвиль. Замолчите! Не могу я больше слушать эту чушь.

Жорж Данден. Разрази меня гром, если я…

Г-н де Сотанвиль. Перестаньте морочить нам голову, лучше попросите прощения у своей жены.

Жорж Данден. Это мне-то просить у нее прощения?

Г-н де Сотанвиль. Да, сию же минуту!

Жорж Данден. Чтобы я…

Г-н де Сотанвиль. Молчать, черт побери, со мной шутки плохи!

Жорж Данден (про себя). Эх, Жорж Данден!

Г-н де Сотанвиль. Иди, иди, дочь моя, твой муж будет просить у тебя прощения.

Анжелика (выйдя из дома). Как! Простить ему все, что он мне наговорил? Нет-нет, батюшка, я не могу себя заставить. Прошу вас избавить меня от моего мужа, я не в силах с ним больше жить.

Клодина. Да разве это возможно?

Г-н де Сотанвиль. Дочь моя! Разрыв никогда не обходится без большого скандала. Ты должна быть благоразумнее его, еще раз наберись терпения.

Анжелика. Опять терпеть, после таких оскорблений! Нет, батюшка, я на это не согласна.

Г-н де Сотанвиль. Так надо, дочь моя, я тебе приказываю.

Анжелика. Ваше слово для меня закон, я вся в вашей власти.

Клодина. Какая кротость!

Анжелика. Нелегко заставить себя забыть такую обиду, но, как бы я ни страдала, я должна быть вам послушна.

Клодина. Бедная овечка!

Г-н де Сотанвиль (Анжелике). Подойди поближе.

Анжелика. Но только все это бесполезно. Вот увидите: завтра будет то же самое.

Г-н де Сотанвиль. Ничего, мы наведем порядок. (Жоржу Дандену.) Становитесь на колени![5]

Жорж Данден. На колени?

Г-н де Сотанвиль. Да, на колени, живо!

Жорж Данден (на коленях; про себя). О господи! (Г-ну де Сотанвилю.) Что я должен говорить?

Г-н де Сотанвиль. «Сударыня, простите меня, пожалуйста…»

Жорж Данден. «Сударыня, простите меня, пожалуйста…»

Г-н де Сотанвиль. «…за то, что я такой сумасброд».

Жорж Данден. «…за то, что я такой сумасброд…» (про себя) вздумал на вас жениться.

Г-н де Сотанвиль. «Я обещаю вам исправиться».

Жорж Данден. «Я обещаю вам исправиться».

Г-н де Сотанвиль. Ну смотрите! Да будет вам известно, что мы в последний раз терпим ваши грубости.

Г-жа де Сотанвиль. Упаси боже! Если это повторится еще раз, мы вас научим, как дóлжно уважать вашу жену и тех, от кого она происходит.

Г-н де Сотанвиль. Уже светает. Прощайте! (Жоржу Дандену.) Идите домой и подумайте о своем поведении. (Г-же де Сотанвиль.) А мы, душенька, скорей в постельку!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. А мне уже не до постели! Моему горю ничем нельзя помочь. Кто, как я, женился на скверной бабе, тому остается одно: камень на шею — и в воду.

СКУПОЙ


Комедия в пяти действиях

Перевод В. С. Лихачева

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ГАРПАГОН[6]

отец Клеанта и Элизы, влюбленный в Мариану.

КЛЕАНТ

сын Гарпагона, возлюбленный Марианы.

ЭЛИЗА

дочь Гарпагона, возлюбленная Валера.

АНСЕЛЬМ

отец Валера и Марианы.

ВАЛЕР

сын Ансельма.

МАРИАНА

дочь Ансельма.

ФРОЗИНА

посредница в сердечных делах.

СИМОН

маклер.

ЖАК

повар и кучер Гарпагона.

КЛОД

служанка Гарпагона.

БРЕНДАВУАН, ЛАМЕРЛУШ

слуги Гарпагона.

ЛАФЛЕШ

слуга Клеанта.

КОМИССАР.

ПИСАРЬ.


Действие происходит в Париже, в доме Гарпагона.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Элиза, Валер.

Валер. Элиза, милая, что ж это? Вы только что уверяли, что никогда не измените мне, а теперь задумались? Я в восторге, а вы вздыхаете? Уж не жалеете ли вы, что меня осчастливили? Или вы раскаиваетесь в том, что уступили моим пламенным чувствам и дали слово?

Элиза. Мне не в чем раскаиваться, Валер. Власть любви так отрадна! У меня не хватило бы сил ей противиться. Но если уж говорить правду, я тревожусь за будущее. Я боюсь, что люблю вас больше, чем следует.

Валер. Чего бояться, Элиза, когда делаешь доброе дело?

Элиза. Ах, многого можно бояться: рассердится отец, станет упрекать семья, осудит свет… Но больше всего боюсь я, Валер, что изменится ваше сердце, что вы станете платить мне преступной холодностью, как это часто бывает, если мы уж очень пылко и доверчиво любим.

Валер. О, не обижайте меня, не судите обо мне по другим! Подозревайте меня во всем, Элиза, но только не в том, чтобы я мог изменить своему долгу. Я слишком сильно люблю вас и буду любить, пока жив.

Элиза. Ах, Валер, не вы один это говорите! Послушать — все мужчины одинаковы, а на деле какая между ними разница!

Валер. Ну так и судите меня по моим делам, а не по мнимым проступкам, — это все ни на чем не основанные опасения, плод докучливого воображения. Умоляю вас: будьте справедливы, не добивайте меня чувствительными ударами оскорбительных подозрений, дайте мне время привести вам бесчисленное множество доказательств моей любви.

Элиза. Когда любишь, так охотно веришь! Да, Валер, я думаю, что вы не способны обмануть меня. Я верю, что вы меня действительно любите и никогда мне не измените, я ни в чем не хочу сомневаться, но что обо мне скажут? Вот чего я страшусь.

Валер. Да что же могут сказать?

Элиза. Я бы ничего не боялась, если бы все знали вас так, как знаю я. Вы служите оправданием моим поступкам. Защитой мне служат ваши достоинства, а также признательность к вам, которую внушает мне само небо. Я никогда не забуду этого ужасного случая, благодаря которому мы с вами познакомились, никогда не забуду, с каким удивительным самоотвержением бросились вы за мной в воду и спасли от ярости бурных волн, с какой нежной заботливостью привели меня в чувство, как потом вы были почтительны и терпеливы в своей горячей любви ко мне, которую ни препятствия, ни время не сумели охладить, как ради меня вы забыли своих родных, забыли родные края, остались здесь и, чтоб не расставаться со мной, под чужим именем поступили в услужение к моему отцу. Все это произвело на меня неизгладимое впечатление, иначе я не дала бы вам согласия. Но, быть может, в глазах других людей это не оправдание, я не уверена, что меня поймут.

Валер. Единственная моя заслуга перед вами — это моя любовь. Ваш отец — вот ваше оправдание, если уж оно вам так необходимо. При его страшной скупости, при его строгости к детям и не то еще извинить можно. Простите меня, дорогая Элиза, но тут ничего другого и не скажешь. Как только мне удастся найти отца и мать, нам легко будет с ним сладить. Я с нетерпением жду известий, и, если мои родители запоздают, я сам за ними отправлюсь.

Элиза. Ах, Валер, не оставляйте меня, прошу вас! Старайтесь понравиться отцу — только это сейчас и нужно.

Валер. Я и то стараюсь. Вам известно, к каким я должен был прибегнуть уловкам, чтобы попасть к нему в услужение, как я к нему подлаживаюсь, как я к нему подольщаюсь, чтобы войти в доверие, какую комедию я ломаю перед ним ежедневно, чтобы заслужить его любовь. И я уже вижу большие успехи. Подражай людям в их склонностях, следуй их правилам, потворствуй их слабостям, восторгайся каждым их поступком — и делай из них что хочешь; это самый лучший путь, можно смело играть в открытую, теперь я в этом убежден. Пересаливать не бойся, тут и самый умный человек поймается, как последний дурак, явный вздор, явную нелепость проглотит и не поморщится, если только это кушанье приправлено лестью. Нельзя сказать, чтобы это было честно, но к нужным людям необходимо применяться. Раз другого средства нет, виноват уж не тот, кто льстит, а тот, кто желает, чтобы ему льстили.

Элиза. Хорошо бы вам и с братом подружиться, а то на служанку полагаться опасно — вдруг она вздумает выдать нас?

Валер. С обоими я, пожалуй, не слажу. Они так друг на друга не похожи, что к ним сразу не подделаешься. Лучше уж вы воздействуйте на брата — ведь вы же с ним дружны… Да вот и он. Я ухожу. Поговорите-ка с ним теперь же, только не очень откровенничайте.

Элиза. Не знаю, хватит ли у меня храбрости.

Валер уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Элиза, Клеант.

Клеант. Ты одна, Элиза? Как я рад! Слушай: я должен открыть тебе тайну.

Элиза. Я слушаю тебя внимательно. Что скажешь?

Клеант. Многое скажу, сестра, но в двух словах: я влюблен.

Элиза. Влюблен?

Клеант. Да, влюблен. Но погоди! Я знаю, что завишу от отца и не смею выходить из его воли. Без согласия родителей мы не вправе давать какие бы то ни было обязательства, их желания должны быть нашими желаниями, других мы иметь не можем — так уж судили небеса. Они застрахованы от всяких безумств, а потому у них и ошибок меньше, чем у нас, им виднее, что нам пригодно, что — нет. Благоразумие просвещает, а страсть ослепляет. Увлечения молодости толкают нас к пропасти… Все это я говорю тебе, сестра, для того, чтобы ты мне этого уже не говорила: моя любовь ничего не желает слушать, разуверять меня бесполезно.

Элиза. Ты посватался, Клеант?

Клеант. Нет еще, но это решено. Еще раз прошу тебя: не отговаривай меня.

Элиза. Ты считаешь меня способной на это?

Клеант. Нет, Элиза, но ты не влюблена: ты не знаешь, какую отрадную власть имеет пылкая любовь над сердцами, я боюсь твоей рассудительности.

Элиза. Ах, не будем говорить о моей рассудительности, Клеант! Кто хоть раз в жизни не терял рассудка? Открой я тебе свое сердце, ты, быть может, увидел бы, что я гораздо менее рассудительна, чем ты.

Клеант. О, если бы и твое сердце…

Элиза. Поговорим сначала о тебе. В кого ты влюблен?

Клеант. В молодую девушку, она недавно поселилась неподалеку от нас. Ее достаточно увидеть, чтобы полюбить. Никогда еще природа не создавала ничего более прелестного, с первой же встречи я пришел в восхищение. Зовут ее Марианой, живет она с больной матерью и трогательно заботится о ней, как истинно любящая дочь. Что бы она ни делала, все у нее выходит так мило! Это само очарование, сама нежность, подкупающая доброта, изумительная душевная чистота… Ах, если б ты увидела ее, Элиза!

Элиза. А я и так ее вижу. Ты ее любишь — этого с меня довольно.

Клеант. Я узнал стороной, что они очень небогаты и при всей своей бережливости еле-еле сводят концы с концами. Представь себе, Элиза, как был бы я рад облегчить нужду любимой девушки и незаметно помочь скромным, хорошим людям. Представь и пойми, каково это мне, что из-за скупости отца я принужден лишить себя этой радости и ничем не могу доказать свою любовь!

Элиза. Да, я понимаю, Клеант, как тебе должно быть горько.

Клеант. То есть так горько, сестра, что и сказать нельзя. В самом деле, что может быть ужаснее этой черствости, этой непонятной скаредности отца? На что нам богатство в будущем, если мы не можем воспользоваться им теперь, пока молоды, если я весь в долгу, оттого что мне жить не на что, если нам с тобой приходится, чтобы мало-мальски прилично одеваться, брать в долг у купцов? Выведай у отца, как он отнесется к моему решению. Коли заупрямится, я уеду с Марианой, бог даст, как-нибудь да проживем. Перехвачу где-нибудь деньжонок. Знаешь что, Элиза, если и ты в таком же положении, как и я, если отец будет нам мешать, уедем оба, бросим его, освободимся наконец от невыносимого гнета его скупости.

Элиза. Да, с каждым днем нам все тяжелее становится жить без матушки и…

Клеант. Я слышу его голос. Уйдем, докончим наш разговор и попробуем совместными усилиями сломить его нрав.

Элиза и Клеант уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Гарпагон, Лафлеш.

Гарпагон. Вон сию же минуту, без всяких разговоров! Убирайся, мошенник! Прочь с глаз моих, висельник!

Лафлеш (про себя). Отродясь не видал я такого злого старикашку. Бес в него вселился, прости, господи, мое согрешение.

Гарпагон. Что ты там бормочешь?

Лафлеш. За что вы меня гоните?

Гарпагон. И ты еще спрашиваешь, негодяй? Вон, пока я тебя не исколотил!

Лафлеш. Что я вам сделал?

Гарпагон. Я хочу, чтоб ты убрался, — вот что!

Лафлеш. Ваш сын, сударь, приказал мне дожидаться его.

Гарпагон. Дожидайся на улице, а не у меня в доме. Нечего тебе здесь торчать, высматривать да вынюхивать. Соглядатай! Предатель! Так и следит, так и шарит своими проклятыми глазами, что я делаю, где что плохо лежит, нельзя ли что-нибудь стянуть, — мне это надоело.

Лафлеш. Черта с два у вас что-нибудь стянешь, когда вы все под замком держите да еще день и ночь сторожите!

Гарпагон. Держу под замком — значит, нахожу нужным; сторожу — значит, мне так нравится. Сыщик тоже выискался, до всего ему дело! (Про себя.) А что, если он проведал о моих деньгах? (Громко.) Уж не вздумал ли ты рассказать где-нибудь, что я деньги прячу?

Лафлеш. А вы таки прячете?

Гарпагон. Я этого не говорил, бездельник! (Про себя.) Как он меня бесит! (Громко.) Я спрашиваю: не дернула ли тебя нелегкая рассказывать, что у меня есть деньги?

Лафлеш. Э, что нам за дело — есть у вас деньги, нет ли! Нам от этого ни тепло ни холодно.

Гарпагон (замахнувшись, чтобы дать ему пощечину). Ты еще рассуждаешь? Я тебя отучу рассуждать… Убирайся вон, в последний раз говорю тебе!

Лафлеш. Хорошо, я уйду.

Гарпагон. Постой! Ты ничего не стащил?

Лафлеш. Что у вас тащить-то?

Гарпагон. Не верю. Покажи руки![7]

Лафлеш. Вот вам руки.

Гарпагон. Другие!

Лафлеш. Другие?!

Гарпагон. Другие.

Лафлеш. Вот вам другие!

Гарпагон (показывая на его штаны). А туда ничего не спрятал?

Лафлеш. Посмотрите!

Гарпагон (ощупывая его). Эти широкие штаны как раз для того и придуманы, чтоб прятать краденое. Вешать бы тех надо, кто такие штаны носит!

Лафлеш (про себя). Вот он-то как раз и заслуживает того, чего боится, вот бы кого я с радостью обокрал!

Гарпагон. А?

Лафлеш. Что?

Гарпагон. Что это ты говоришь: обокрал?

Лафлеш. Я говорю, что вы меня обыскиваете — думаете, что я вас обокрал.

Гарпагон. Вот-вот! (Шарит у Лафлеша в карманах.)

Лафлеш (про себя). Будь прокляты все скряги со всем их скряжничеством!

Гарпагон. Как? Что ты говоришь?

Лафлеш. Что я говорю?

Гарпагон. Ну да! Что ты говоришь о скрягах и о скряжничестве?

Лафлеш. Я говорю: будь они прокляты.

Гарпагон. Кто?

Лафлеш. Скряги.

Гарпагон. А кто они, эти скряги?

Лафлеш. Пакостники и сквернавцы.

Гарпагон. Кто ж они такие?

Лафлеш. Да вы-то из-за чего беспокоитесь?

Гарпагон. Это уж мое дело.

Лафлеш. Вы, может, думаете, что я говорю про вас?

Гарпагон. Я думаю то, что думаю, но ты мне должен сказать, кому ты это говоришь.

Лафлеш. Я говорю… Я говорю моей шапке.

Гарпагон. Вот тебе по шапке-то и попадет за это.

Лафлеш. Не можете же вы запретить мне бранить скряг!

Гарпагон. Не могу, но зато я могу заткнуть тебе глотку, чтоб не слышать твоих дерзостей. Молчать!

Лафлеш. Я никого не назвал.

Гарпагон. Я тебя отдую, если ты еще хоть слово скажешь.

Лафлеш. Знает кошка, чье мясо съела!

Гарпагон. Ты замолчишь?

Лафлеш. Замолчу — поневоле.

Гарпагон. А-а!

Лафлеш (показывает Гарпагону карман своего камзола). Смотрите, вот еще карман. Теперь вы довольны?

Гарпагон. Ну-ну, отдай сам!

Лафлеш. Да что отдать-то?

Гарпагон. То, что ты взял.

Лафлеш. Я у вас ничего не брал.

Гарпагон. Наверно?

Лафлеш. Наверно.

Гарпагон. Прощай! Пошел ко всем чертям!

Лафлеш (про себя). Вот так расчет!

Гарпагон. Грех на твоей душе, ежели что…

Лафлеш уходит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гарпагон один.

Гарпагон. Этот бездельник вывел меня из себя, видеть не могу хромого пса![8] Да, немалая забота — хранить у себя много денег. Счастлив тот, кто может держать капитал в надежном месте, а в кармане иметь только на необходимые расходы. Куда их спрячешь? Сундукам я решительно не доверяю; это приманка для воров — на сундуки-то они первым делом и кидаются.

Входят Клеант и Элиза и тихо говорят между собой.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Гарпагон, Клеант, Элиза.

Гарпагон (думая, что он один). Не знаю, хорошо ли я сделал, что зарыл в саду десять тысяч экю, которые мне вчера вернули. Держать десять тысяч экю золотом — это я вам скажу… (Заметив Клеанта и Элизу.) Боже! Я сам себя выдаю! Я увлекся и, кажется, начал думать вслух. (Клеанту и Элизе.) Что такое?

Клеант. Ничего, батюшка.

Гарпагон. Вы давно здесь?

Элиза. Только что вошли.

Гарпагон. Вы слышали?

Клеант. Что, батюшка?

Гарпагон. Да вот…

Клеант. Что?

Гарпагон. Что я сказал…

Клеант. Нет.

Гарпагон. Врешь! Врешь!

Элиза. Простите, но…

Гарпагон. Вы кое-что слышали, дело ясное. Это я сам с собой рассуждал, как трудно теперь наживать деньги, говорил, что, мол, счастлив тот, у кого есть десять тысяч экю.

Клеант. Мы боялись подойти, чтобы не помешать вам.

Гарпагон. Я очень рад, что разъяснил вам, а то вы, чего доброго, не так поняли бы меня — вообразили бы, что это я про себя говорю, будто у меня десять тысяч экю.

Клеант. Мы в ваши дела не вмешиваемся.

Гарпагон. Ах, если б у меня было десять тысяч экю!

Клеант. Я не думаю…

Гарпагон. Уж как бы они мне пригодились!

Элиза. Это такое дело…

Гарпагон. Они мне очень нужны.

Клеант. Я полагаю…

Гарпагон. Это бы сильно поправило мои дела.

Элиза. Да вы…

Гарпагон. Я бы тогда не плакался на худые времена.

Клеант. Батюшка! Вам ли плакаться? Всем известно, что вы человек богатый.

Гарпагон. Кто? Я богатый? Врут! Вот уж напраслина! Одни мошенники могут распускать такие слухи.

Элиза. Не сердитесь, батюшка.

Гарпагон. Не диво ли, что родные дети предают меня и становятся моими врагами?

Клеант. Разве сказать, что вы богаты, значит быть вашим врагом?

Гарпагон. Да. Такие разговоры и твое мотовство приведут к тому, что меня скоро зарежут — в надежде, что у меня денег куры не клюют.

Клеант. Какое ж такое мотовство?

Гарпагон. Какое? Да что может быть неприличнее того роскошного костюма, в котором ты шатаешься по городу? Вчера я бранил твою сестру, но это еще хуже. Как тебя еще земля носит? Ты только посмотри на себя — на тебе все с иголочки. Двадцать раз говорил я тебе, Клеант: не нравится мне твое поведение. Строишь из себя маркиза. Чтобы так одеваться, ты должен обкрадывать меня, не иначе.

Клеант. То есть как — обкрадывать?

Гарпагон. А я почем знаю! Ну где ты берешь деньги, чтобы жить так, как ты живешь?

Клеант. Где? Я играю, мне обыкновенно везет, весь выигрыш я на себя и трачу.

Гарпагон. Это очень дурно. Если тебе везет в игре, ты должен этим пользоваться и отдавать деньги в рост, чтобы сберечь их на черный день. Не говоря о чем другом, хотелось бы мне знать, на кой черт все эти ленты, которыми ты увешан с ног до головы? Разве недостаточно полдюжины шнурков, чтобы штаны держались? Зачем тратить деньги на парики, когда можно даром носить свои волосы? Я готов об заклад биться, что твои парики и ленты стоят по крайней мере двадцать пистолей, а двадцать пистолей приносят в год восемнадцать ливров шесть су восемь денье — и это только из восьми процентов![9]

Клеант. Вы правы.

Гарпагон. Оставим это, однако, и поговорим о другом. (Заметив, что Клеант и Элиза обмениваются знаками.) Э! (Про себя.) Мне сдается, что они замышляют обокрасть меня. (Громко.) Что вы там? А?

Элиза. Мы с ним торгуемся, кому первому говорить: мы оба хотим вам кое-что сказать.

Гарпагон. И я вам тоже хочу кое-что сказать.

Клеант. Мы насчет брака, батюшка.

Гарпагон. И я тоже насчет брака.

Элиза. Ах, батюшка!

Гарпагон. Почему «ах»! Что тебя так испугало: слово или самый брак?

Клеант. Брак может испугать нас обоих оттого, что мы не знаем, как вы на него смотрите. Мы боимся, что наши чувства, пожалуй, будут не согласны с вашим выбором.

Гарпагон. Имейте терпение. Беспокоиться вам решительно не о чем. Я знаю, что для вас обоих нужно, вам не придется сетовать на то, как я намерен поступить. Итак… (Клеанту.) Скажи: ты видел молодую особу по имени Мариана, что живет недалеко отсюда?

Клеант. Видел, батюшка.

Гарпагон (Элизе). А ты?

Элиза. Я об ней слыхала.

Гарпагон. Как ты находишь, Клеант, эту девушку?

Клеант. Прелестная девушка!

Гарпагон. Какова она?

Клеант. Сама скромность, а уж какая умница!..

Гарпагон. А наружность? Обращение?

Клеант. У нее все хорошо!

Гарпагон. Не правда ли, о такой девушке стоит подумать?

Клеант. О да, батюшка!

Гарпагон. Не правда ли, лучшей жены и желать не надо?

Клеант. Конечно, не надо.

Гарпагон. Не правда ли, из нее выйдет отличная хозяйка?

Клеант. Еще бы!

Гарпагон. И муж будет вполне ею доволен?

Клеант. Вполне.

Гарпагон. Есть, однако, маленькая помеха: боюсь я, что она вся тут, со всем ее приданым.

Клеант. Ах, батюшка, что значит приданое, когда женишься на такой девушке!

Гарпагон. Напрасно ты так говоришь, напрасно! Лучше мы скажем так: нетприданого? Что делать! При умении можно его возместить.

Клеант. Само собой разумеется.

Гарпагон. Ну, я очень рад, что мы сошлись. Ее скромность и кротость очаровали меня, и я решил жениться на ней, лишь бы нашлось у нее хоть что-нибудь в приданое.

Клеант. Ах!

Гарпагон. Ты что?

Клеант. Вы решили?..

Гарпагон. Жениться на Мариане.

Клеант. Кто? Вы? Вы?

Гарпагон. Ну да, я! я! я! Что с тобой?

Клеант. Мне дурно, я должен уйти.

Гарпагон. Это ничего. Ступай на кухню и выпей стакан холодной воды.

Клеант уходит.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Гарпагон, Элиза.

Гарпагон. Вот она, нынешняя молодежь! Мокрые куры! Итак, Элиза, насчет себя я решил твердо. Твоего брата я женю на вдове, о которой мне говорили утром, а тебя я выдаю за господина Ансельма.

Элиза. За господина Ансельма?

Гарпагон. Да. Это человек степенный, благоразумный, толковый, ему не больше пятидесяти лет, о богатстве же его всем известно.

Элиза (приседая). Смею вас уверить, батюшка, что я вовсе не хочу идти замуж.

Гарпагон (передразнивая). Смею вас уверить, милая дочка, что вы замуж выйдете.

Элиза (приседая). Не взыщите, батюшка.

Гарпагон (передразнивая ее). Не взыщите, дочка.

Элиза. Я очень уважаю господина Ансельма, но (приседая), как вам будет угодно, я за него не выйду.

Гарпагон. Я ваш покорный слуга, но (передразнивая ее), как вам будет угодно, а вы за него выйдете сегодня вечером.

Элиза. Сегодня вечером?

Гарпагон. Сегодня вечером.

Элиза (приседая). Этого не будет, батюшка.

Гарпагон (передразнивая ее). Будет, дочка.

Элиза. Нет!

Гарпагон. Да!

Элиза. Говорят вам — нет!

Гарпагон. Говорят вам — да!

Элиза. Вы меня не заставите!

Гарпагон. Нет, заставлю!

Элиза. Я скорей руки на себя наложу, чем выйду за него.

Гарпагон. Рук ты на себя не наложишь, а за него выйдешь. Нет, какова дерзость! Слыхано ли, чтобы дочь так разговаривала с отцом?

Элиза. А видано ли, чтобы отец так выдавал дочь замуж?

Гарпагон. Против такой партии ничего не скажешь: всякий одобрит мой выбор, хоть сейчас об заклад.

Элиза. Хоть сейчас об заклад, что ни один умный человек вашего выбора не одобрит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Валер.

Гарпагон (заметив в глубине сцены Валера). Вот Валер. Хочешь, отдадимся на его суд?

Элиза. Я согласна.

Гарпагон. И ты подчинишься его решению?

Элиза. Да, что он скажет — тому и быть.

Гарпагон. Чего лучше! Поди сюда, Валер! Мы тебя выбрали судьей, чтобы ты решил, кто из нас прав — она или я.

Валер. Конечно, вы, и толковать не об чем.

Гарпагон. Да ты знаешь ли, о чем у нас речь?

Валер. Нет, но вы не можете быть не правы: вы — олицетворенный разум.

Гарпагон. Я хочу нынче же вечером выдать ее за человека и богатого и степенного, а она, бездельница, смеется мне в глаза и говорит, что не хочет. Что ты на это скажешь?

Валер. Что я на это скажу?

Гарпагон. Да.

Валер. Гм! Гм!

Гарпагон. Что?

Валер. Я скажу, что, в сущности, я на вашей стороне, вы не можете ошибаться, но и у нее, вероятно, есть какие-нибудь основания, так что…

Гарпагон. Господин Ансельм — это ли не партия? Человек благородный, благонравный, положительный, разумный и с большими средствами. От первого брака детей у него нет. Это ли не сокровище?

Валер. Так-то оно так, но она может сказать вам: к чему такая спешка? Нужно хоть немного времени, чтобы проверить свои чувства…

Гарпагон. Случай надо хватать за вихор. Упустишь — другого не дождешься: Ансельм-то ведь берет ее без приданого.

Валер. Без приданого?

Гарпагон. Да.

Валер. А! Ну, тогда другое дело. Это, видите ли, такой убедительный довод… тут уж нечего…

Гарпагон. Что я сберегаю-то при этом!

Валер. Понятно! Какие уж тут возражения? Правда, ваша дочь может сказать, что брак — великое дело. Выйти замуж — значит, быть ей счастливой или несчастной на всю жизнь, так что, прежде чем заключить союз до могилы, нужно крепко подумать.

Гарпагон. Без приданого!

Валер. Вы правы. Это решает все, кончено дело. Кто-нибудь, пожалуй, станет убеждать вас, что в подобных случаях нельзя не считаться с сердцем девушки и что слишком большая разница в возрасте, наклонностях и чувствах крайне опасна для супружества.

Гарпагон. Без приданого!

Валер. Да, тут уж ничего не скажешь, дело ясное, тут сам черт рта не разинет. Хотя опять-таки есть немало родителей, которым счастье их дочерей дороже денег; они ни за что не пожертвовали бы этим счастьем ради собственной выгоды и прежде всего позаботились бы о том, чтобы супруги жили ладно, дружно, в радости и в спокойствии, были верны друг другу и чтобы…

Гарпагон. Без приданого!

Валер. Да, правда, молчу! Без приданого! Этим все сказано!

Гарпагон (про себя, поглядывая в сторону сада). Ой! Кажется, собака лает. Не добираются ли до моих денег? (Валеру.) Не уходи. Я сейчас вернусь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Элиза, Валер.

Элиза. Что за шутки, Валер?

Валер. Это для того, чтобы не раздражать его и добиться, чего нам надо. Противоречить ему — значит, все испортить. Есть такие упрямцы, люди, неуступчивые от природы: на них можно действовать только окольными путями, они не терпят ни малейшего сопротивления, всякая правда ожесточает их, прямым доводам рассудка они не внемлют, им необходимо потакать. Делайте вид, что во всем соглашаетесь с ним, и будет по вашему, а иначе…

Элиза. Но этот брак, Валер!..

Валер. Подумаем, как бы его расстроить.

Элиза. Думать уже поздно — много ли времени до вечера?

Валер. Попросите отсрочки, притворитесь больной.

Элиза. Я притворюсь, а врач меня выдаст!

Валер. Тоже сказали! Что они понимают, врачи-то? Притворяйтесь смело, какую хотите болезнь выдумывайте — они всему поверят и всему дадут объяснение.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и Гарпагон.

Гарпагон (в глубине сцены, про себя). Все слава богу.

Валер (не видя Гарпагона). Наконец, у нас есть спасение в бегстве. И если ваша любовь, дорогая Элиза, способна устоять… (Заметив Гарпагона.) Да, дочь должна повиноваться отцу. Разбирать женихов — не ее дело, а если еще без приданого, так уж тут и рассуждать нечего: бери что дают.

Гарпагон. Так! Отлично сказано!

Валер. Простите, сударь, я погорячился и позволил себе взять неподобающий тон.

Гарпагон. Что ты! Да я в восторге, даю тебе над ней полную власть! (Элизе.) Теперь уж ты не отвертишься. Ту власть над тобой, которой меня облекло небо, отныне я передаю ему и требую, чтобы ты из его воли не выходила.

Валер (Элизе). Попробуйте теперь меня ослушаться!

Элиза уходит.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Валер, Гарпагон.

Валер. Я пойду за ней, сударь, и буду продолжать наставлять ее.

Гарпагон. Ты меня очень этим обяжешь…

Валер. Ее надо держать в ежовых рукавицах.

Гарпагон. Это верно. Тем более что…

Валер. Не беспокойтесь. Я уверен в успехе.

Гарпагон. С богом, с богом! А мне необходимо отлучиться ненадолго.

Валер (направляется к выходу и, дойдя до двери, как бы обращается к Элизе). Да, деньги важнее всего на свете. Вы должны бога благодарить за то, что у вас такой отец. Он знает жизнь. Когда предлагают взять девушку без приданого, вперед заглядывать нечего. Без приданого — это все, это заменяет красоту, молодость, знатное происхождение, честь, благоразумие, скромность.

Гарпагон. Славный малый! Что ни слово, то перл. Хорошо, что у меня такой слуга!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клеант, Лафлеш.

Клеант. Негодяй ты этакий! Где ты пропадаешь? Ведь я приказал тебе…

Лафлеш. Точно так, сударь, я хотел вас дождаться во что бы то ни стало, но ваш батюшка — неучтивый он человек, доложу я вам, — прямо-таки выгнал меня и едва не прибил.

Клеант. Как наше дело? Обстоятельства нас торопят: отец — мой соперник.

Лафлеш. Ваш батюшка влюбился?

Клеант. Да. И чего мне стоило скрыть от него мое волнение, когда я узнал об этом!

Лафлеш. Ему влюбляться? Что за блажь! Уж не лукавый ли его попутал? Издевается он над добрыми людьми, что ли? Таким ли, как он, влюбляться!

Клеант. За грехи мои, должно быть, пришло это ему в голову.

Лафлеш. Что же вы не открылись ему?

Клеант. Не хотел возбуждать в нем подозрений, иначе мне трудно будет расстроить этот брак… Ну, какой ответ?

Лафлеш. Ей-богу, сударь, занимать деньги — чистая беда: попадешь в лапы к ростовщикам, как вы, например, — всего натерпишься.

Клеант. Полный отказ, стало быть?

Лафлеш. Нет, почему? Наш Симон — это, я вам доложу, маклер, каких мало, — говорит, что он для вас все вверх дном перевернул. Уверяет, что вы одним своим видом пленили его.

Клеант. Так я получу пятнадцать тысяч франков?

Лафлеш. Да, но только в том случае, если вы согласитесь на некоторые условия.

Клеант. Посылал он тебя к заимодавцу?

Лафлеш. Что вы! Да разве так дела делаются? Тот еще старательнее прячется, чем вы: здесь такая таинственность, что вы и представить себе не можете. Он ни за что не откроет своего имени. А сегодня вас сведут с ним в чужом доме, и вы скажете ему про ваше состояние и семейное положение. Ну, конечно, как только он узнает, кто ваш отец, — дело устроится.

Клеант. Тем более что мое состояние — материнское, оттягать его нельзя.

Лафлеш. А вот его условия — он сам продиктовал их Симону, чтобы тот предъявил вам их, прежде чем вести дальнейшие переговоры: «Если заимодавец сочтет себя в достаточной мере обеспеченным, заемщик же достиг совершеннолетия и принадлежит к семейству, обладающему изрядным, прочным, верным, чистым и свободным от долгов состоянием, надлежащей точности обязательство будет подписано у благонадежного нотариуса, по выбору заимодавца, для которого в особенности важно, чтобы настоящий договор соответствовал всем требованиям закона…»

Клеант. Против этого ничего нельзя сказать.

Лафлеш. «Заимодавец, дабы не испытывать ни малейших угрызений совести, желает ссудить требуемую сумму лишь из пяти процентов…».

Клеант. Из пяти процентов? Это по-божески. Грех жаловаться.

Лафлеш. Что верно, то верно. «Но так как вышеупомянутый заимодавец не располагает требуемой суммой и для удовлетворения заемщика вынужден занять таковую у другого лица из двадцати процентов, то эти последние — само собой разумеется — должны быть уплачены тем же заемщиком ввиду того, что вышеупомянутый заимодавец совершает заем единственно из одолжения…».

Клеант. Ах, черт возьми! Да ведь это жид, да ведь это арап! Ведь это уж выходит из двадцати пяти!

Лафлеш. Совершенно верно, я так и говорил. Подумайте.

Клеант. Да что тут думать! Мне деньги нужны, поневоле согласишься.

Лафлеш. Я так и сказал.

Клеант. Еще что-нибудь есть?

Лафлеш. Еще одно маленькое условие: «Из требуемой суммы в пятнадцать тысяч франков заимодавец может выдать наличными деньгами лишь двенадцать тысяч; остальные три тысячи заемщик обязуется принять вещами, поименованными в прилагаемой описи, по произведенной вышеупомянутым заимодавцем умеренной и добросовестной оценке…».

Клеант. Что это значит?

Лафлеш. «Во-первых, кровать на четырех ножках — покрывало оливкового цвета, весьма искусно отделано венгерским кружевом, — стеганое одеяло и полдюжины стульев. Все в полной исправности, одеяло и покрывало подбиты легкой тафтой красного и голубого цвета. Далее, полог из добротной омальской саржи[10] цвета засохшей розы, с позументами и шелковой бахромой…».

Клеант. Куда мне это, на что?

Лафлеш. Постойте. «Далее, тканые обои с узорами, изображающими приключения двух любовников — Гомбо и Масеи.[11] Далее, большой раздвигающийся стол орехового дерева на двенадцати точеных ножках; к нему шесть табуретов…».

Клеант. На кой мне это черт!

Лафлеш. Имейте терпение. «Далее, три мушкета крупного калибра, выложенные перламутром; к ним три сошки.[12] Далее, кирпичная перегонная печь с двумя колбами и тремя ретортами — вещь необходимая для любителей перегонки…».

Клеант. Сил моих нет!

Лафлеш. Не волнуйтесь. «Далее, болонская лютня с почти полным комплектом струн. Далее, бильярд, шашечница, а также гусек, игра древних греков, ныне снова вошедшая в моду, — во все эти игры приятно поиграть от нечего делать. Далее, чучело ящерицы, длиной в три с половиной фута, — эту диковину можно привесить к потолку для украшения комнаты. Все вышепоименованные предметы, стоящие никак не менее четырех с половиной тысяч ливров, заимодавец из любезности готов уступить за тысячу экю».

Клеант. Провались он со своей готовностью, кровопийца гнусный! Слыхано ли что-нибудь подобное? Мало ему чудовищных процентов — он еще хочет навязать мне хламу всякого вместо трех тысяч ливров! Да я и двухсот экю за него не выручу!.. И все-таки приходится согласиться: разбойник приставил мне нож к горлу и дохнуть не дает.

Лафлеш. Не прогневайтесь, сударь, но залезать в долги, дорого покупать, дешево продавать, съедать хлеб на корню — это прямой путь к разорению: вспомните Панурга!

Клеант. А что прикажешь делать? Вот до чего наши отцы доводят нас своей проклятой скупостью! Можно ли после этого удивляться, что мы желаем их смерти?

Лафлеш. По правде говоря, скаредность вашего батюшки хоть кого выведет из терпения. Я, благодаря бога, к мошенническим проделкам не очень склонен, и хоть наш брат не прочь поживиться где можно, но я знаю меру и умею увертываться от всего, что мало-мальски пахнет виселицей, однако, глядя на вашего батюшку, меня, сознаюсь, так и подмывает обокрасть его, и я даже думаю, что это было бы доброе дело.

Клеант. Покажи-ка мне опись…

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Гарпагон и Симон.

Клеант и Лафлеш в глубине сцены.

Симон. Да, сударь, этот молодой человек нуждается в деньгах. Обстоятельства его таковы, что он заранее согласен на все ваши условия.

Гарпагон. А вы уверены, Симон, что это дело безопасное? Известно ли вам имя, имущество и семейное положение того, о ком вы говорите?

Симон. Нет. Мне известно о нем очень мало — меня случайно указали ему. Но вам-то он, конечно, все расскажет, его человек уверял меня, что вы останетесь им довольны. Знаю только, что он из богатой семьи, что его мать умерла и что он ждет смерти отца не позже как через восемь месяцев, в чем готов даже выдать вам расписку.

Гарпагон. Все это похоже на дело. Любовь к ближнему, Симон, обязывает нас по мере возможности оказывать помощь.

Симон. Разумеется.

Лафлеш (узнав Симона, Клеанту, тихо). Что это? Наш Симон говорит с вашим батюшкой.

Клеант (Лафлешу, тихо). Неужто Симон узнал, кто я такой? Не ты ли меня выдал?

Симон (Клеанту и Лафлешу). Э, вы поторопились! Кто вам сказал, что это здесь? (Гарпагону.) Они явились сюда не по моей вине, сударь, — я им не говорил, как вас зовут и где вы живете. Но я думаю, что большой беды в этом нет: я уверен в их скромности. Вам остается только объясниться с ними.

Гарпагон. Как!

Симон (указывая на Клеанта). Вот он, молодой человек, который желает занять у вас пятнадцать тысяч ливров.

Гарпагон. Бездельник! Так это ты дошел до такого безобразия?

Клеант. Батюшка! Так это вы занимаетесь такими нехорошими делами?

Симон убегает, Лафлеш прячется.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Клеант, Гарпагон.

Гарпагон. Так это ты намерен разорить себя постыдными займами?

Клеант. Так это вы наживаетесь на предосудительном ростовщичестве?

Гарпагон. И после этого ты осмеливаешься показываться мне на глаза?

Клеант. И после этого вы осмеливаетесь смотреть в глаза добрым людям?

Гарпагон. Дойти до такого беспутства, влезть в неоплатные долги, бессовестно размотать состояние, в поте лица скопленное родителями, — да где у тебя стыд?

Клеант. Опозорить себя подобного рода сделками, пожертвовать добрым именем ради наживы, превзойти в утонченном лихоимстве самых отъявленных кровопийц, — и вы не краснеете?

Гарпагон. С глаз долой, негодяй! С глаз долой!

Клеант. Кто, по-вашему, хуже: тот ли, кто нуждается в деньгах и достает их за деньги, или тот, кто их грабит и не знает, что с ними делать?

Гарпагон. Убирайся, говорят тебе! Не выводи меня из терпения!

Клеант уходит.

Нет худа без добра, теперь уж я буду глядеть за ним в оба!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гарпагон, Фрозина.

Фрозина. Сударь!

Гарпагон. Подожди. Я сейчас вернусь и поговорю с тобой. (Про себя.) Посмотрю, что-то мои денежки! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Фрозина, Лафлеш.

Лафлеш (не видя Фрозины). Вот так приключение! Должно быть, у него целый склад всякой рухляди, в описи нет ни одной знакомой вещи.

Фрозина. А, это ты, Лафлеш! Как ты сюда попал?

Лафлеш. Батюшки! Фрозина! Ты здесь зачем?

Фрозина. Все за тем же: устраиваю делишки, оказываю услуги, насколько хватает умения. Без этого теперь и на свете не прожить, сам знаешь: такие люди, как я, только ловкостью да пронырством и сыты.

Лафлеш. У тебя какие-нибудь дела с хозяином этого дома?

Фрозина. Да, есть у нас с ним дельце, надеюсь поживиться.

Лафлеш. От него-то? Ну уж… Честь тебе и слава будет, если ты хоть что-нибудь из него вытянешь! Должен тебя предупредить, что здесь деньги в большой цене.

Фрозина. Услуга услуге рознь.

Лафлеш. Как бы не так! Ты, видно, еще не знаешь господина Гарпагона. Господин Гарпагон из всех человеческих существ существо самое бесчеловечное, это не простой смертный, а смертный грех. Нет такой услуги, которая бы заставила его из благодарности раскошелиться. Насчет похвалы, знаков уважения, благосклонности на словах, дружбы — это сколько угодно, а вот насчет денег — ни-ни! Его любезности и ласки сухи и бесплодны. Нет для него хуже слова, чем дать; он никогда не скажет — дам, а непременно — ссужу.

Фрозина. Господи боже мой! Меня-то уж не учить, как людей выдаивать. Я кого хочешь разжалоблю, до любого сердца достучусь, ни одного слабого местечка без внимания не оставлю.

Лафлеш. Все это здесь ни к чему. Посмотрю я, как ты его разжалобишь по части денег! Это чистый турок, да и турок-то из самых безжалостных. Околевай на его глазах — он и не пошевельнется. Одним словом, деньги для него дороже славы, дороже чести, дороже добродетели. Один вид просящего вызывает у него судороги. Попросить у него — это значит бить его по больному месту, пронзить ему сердце, вытянуть из него внутренности, и если… Идет! Прощай! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Фрозина, Гарпагон.

Гарпагон (про себя). Все в порядке. (Громко.) Ну что, Фрозина?

Фрозина. Ах, как вы прекрасно выглядите! Сразу видно, что вы вполне здоровы!

Гарпагон. Кто? Я?

Фрозина. Я еще никогда не видала вас таким свежим и бодрым.

Гарпагон. В самом деле?

Фрозина. Я думаю, во всю свою жизнь вы не были таким молодцом, как теперь; я знаю двадцатипятилетних — старики перед вами!

Гарпагон. Однако, Фрозина, мне уже шестьдесят.

Фрозина. Ну и что же? Шестьдесят лет! Подумаешь, как много! Самый что ни на есть цветущий возраст, лучшая пора для мужчины.

Гарпагон. Пожалуй. А все-таки лет двадцать с плеч долой, было бы не худо.

Фрозина. Полно! Никакой вам в этом надобности нет: вы и так сто лет проживете.

Гарпагон. Ты думаешь?

Фрозина. Непременно. По всем приметам. Покажитесь-ка!.. Ну так и есть: между бровей складка — это к долголетию.

Гарпагон. Ты в этом что-нибудь смыслишь?

Фрозина. Еще бы не смыслить! Дайте руку… Господи боже мой, и конца-то не найдешь!

Гарпагон. Чему?

Фрозина. Видите, до какого места эта линия доходит?

Гарпагон. А что это означает?

Фрозина. Хотите — верьте, хотите — нет, я сказала — сто, так еще двадцать накиньте!

Гарпагон. Врешь!

Фрозина. На вас и смерти нет, прямо вам скажу. Вы еще детей и внуков похороните.

Гарпагон. Тем лучше! Как наши дела?

Фрозина. И спрашивать нечего. Когда-нибудь я не исполняла, за что бралась? А уж где сватовство, там на меня смело положитесь. Нет такой свадьбы на свете, какой бы я живо не состряпала. Кажется, приди мне только в голову — турецкого султана женила бы на республике венецианской.[13] Наше-то дело, конечно, полегче. И мать и дочь хорошо меня знают, и я наговорила им о вас с три короба. Матери успела шепнуть, что вы не раз видели Мариану на улице и у окна и какие у вас на ее счет намерения.

Гарпагон. Что ж она?

Фрозина. Обрадовалась. А когда я ей сказала, что вы хотите сегодня же вечером свадебный контракт подписать, — понятно, чтоб и невеста тут же была, — она сейчас же согласилась и дочку мне поручила.

Гарпагон. Видишь ли, Фрозина, мне пришлось позвать сегодня на ужин господина Ансельма, так вот хорошо бы заодно и Мариану угостить…

Фрозина. Это правда. После обеда она сделает визит вашей дочери, потом хотела побывать на ярмарке, а оттуда и на ужин.

Гарпагон. Так они вместе поедут — я могу ссудить им свою карету.

Фрозина. Вот и прекрасно!

Гарпагон. А насчет приданого, Фрозина, был у вас разговор с матерью? Ты ей сказала, что для такого случая она должна хоть что-нибудь придумать, хоть как-нибудь изловчиться, извернуться? Нельзя же, в самом деле, чтобы девушка так-таки ровно ни с чем замуж выходила!

Фрозина. Как — ни с чем? Да она вам принесет двенадцать тысяч ливров годового дохода.

Гарпагон. Двенадцать тысяч ливров годового дохода?

Фрозина. Ну да. Во-первых, выращена и воспитана она в большой воздержанности: салат, молоко, сыр, яблоки — вот и вся ее пища, а разных там закусок да пирожных, всяких разносолов, как другие привыкли, для нее хоть бы и не было; стоит же все это немало — уж три тысячи франков в год кладите. Кроме того, она любит ходить опрятно, но без всякой роскоши, не надо ей ни платьев нарядных, ни уборов драгоценных, ни мебели великолепной, до чего все женщины такие охотницы, а ведь эта статья принесет вам более четырех тысяч ливров в год. Наконец, никакой игры она не выносит, а возьмите-ка нынешних барынь и барышень! Я знаю одну из здешних: в этом году двадцать тысяч проиграла. Но мы меньше положим, вчетверо меньше. Выходит, стало быть, пять тысяч франков на игру, четыре тысячи франков на наряды и уборы — это девять, да тысячу экю на стол… Двенадцать тысяч франков ровнехонько!

Гарпагон. Да, это, конечно, недурно, но существенного-то я здесь ничего не вижу.

Фрозина. Скажите на милость! Какую же вам еще жену надо? Не щеголиха, не мотовка, не картежница — это все несущественно, по-вашему?

Гарпагон. Ты говоришь, что она на то-то и то-то не будет тратиться — и вот, мол, ее приданое. Да это насмешка, а не приданое. Не могу я выдать расписку в том, чего не получал; ты мне в руки дай, чтоб я чувствовал!

Фрозина. Господи, да вы почувствуете! Они мне еще говорили, что у них имение где-то есть — вам же достанется.

Гарпагон. Это надо проверить. И еще одно меня, Фрозина, беспокоит: Мариана молода, как ты знаешь, а молодежь льнет к молодежи. Боюсь я, не стар ли я для нее и не завела бы она у меня в доме новых порядков, от которых мне, пожалуй, плохо придется.

Фрозина. Ах, как мало вы ее знаете! Она и тут на других не похожа. Вот что я вам скажу: молодых людей она терпеть не может, а стариков обожает.

Гарпагон. Кто? Она?

Фрозина. Да-да. Послушали бы вы ее! На молокососов, говорит, и смотреть, говорит, мне противно, а уж как увижу старика с почтенной бородой — так сама не своя. Чем старее, тем для нее лучше, так что вы своих лет перед ней не скрывайте. Ей подавай шестидесятилетнего. Четыре месяца назад совсем было уж замуж вышла, да жених сказал, что ему пятьдесят шесть, и контракт без очков стал подписывать — ну и расстроилось дело.

Гарпагон. Только из-за этого?

Фрозина. Только из-за этого. Мне, говорит, пятидесяти шести мало, да и что, говорит, за нос, когда на нем очков нет!

Гарпагон. Поди ж ты! Сколько на свете живу — в первый раз такое слышу.

Фрозина. Да это еще что! В комнате у нее висят картины и гравюры. Вы думаете небось: Адонисы да Кефалы, Парисы да Аполлоны? Нет-с, извините, прекрасные изображения Сатурна, царя Приама, престарелого Нестора, добродетельного Анхиза, спящего на плечах у своего сына.

Гарпагон. Поразительно! Вот уж никогда бы не подумал. Я очень рад, что у нее такой вкус. В самом деле, будь я женщина, я бы тоже не любил молокососов.

Фрозина. Понятно! А за что их и любить-то, дрянь такую? Кто на них, на сопляков да на мотов, польстится? И чем, собственно, они могут нравиться, желала бы я знать?

Гарпагон. Я по крайней мере решительно этого не понимаю и удивляюсь, за что их женщины так любят.

Фрозина. Дуры, одно слово. Разве здравомыслящая девушка польстится на молодость? Все эти красавчики — да разве это мужчины? Что в них привлекательного?

Гарпагон. Я каждый день твержу то же самое. Петушиные голоса, кошачьи усики, парики из пакли, штаны чуть держатся, живот наружу…

Фрозина. Да, уж хороши, особенно как с вами сравнишь! Вот это мужчина, есть на что посмотреть! Вот как надо одеваться, чтобы нравиться!

Гарпагон. Так, по-твоему, я ничего?

Фрозина. Просто прелесть! На картину проситесь! Повернитесь, пожалуйста… Лучше не надо! Пройдитесь… Телосложение изящное, осанка молодецкая, движения свободные, и никаких болезней не заметно.

Гарпагон. Да я никаких особенных болезней, слава богу, и не знаю. По временам только одышка одолевает.

Фрозина. Это пустяки. Одышка вас не портит: когда вы кашляете, так оно даже как-то мило выходит.

Гарпагон. Скажи ты мне вот что: Мариана никогда не видала меня? Хоть мельком?

Фрозина. Никогда. Но мы много говорили с ней о вас. Я уж вас как следует расписала и на все лады расхвалила: такого, мол, мужа днем с огнем поискать.

Гарпагон. Умница! Спасибо тебе.

Фрозина. У меня к вам, сударь, небольшая просьба. Я веду тяжбу и могу проиграть ее — деньжонок не хватает.

Гарпагон хмурится.

А я бы легко ее выиграла, если б только вы были так добры… Вы не поверите, как она рада будет вас видеть!

Гарпагон снова принимает веселый вид.

Ах, как вы ей понравитесь! Ваши старомодные брыжи произведут на нее неотразимое впечатление. А про штаны, привязанные шнурками к камзолу, и говорить нечего: она с ума сойдет от восторга. Жених в штанах со шнурками! Да она будет на седьмом небе!

Гарпагон. Отрадно слышать.

Фрозина. Так вот, сударь, эта тяжба очень для меня важна.

Гарпагон хмурится.

Если проиграю — вконец разорюсь, а не бог весть сколько мне и нужно-то… Если б вы видели, с каким восторгом она меня слушала, когда я говорила о вас!

Гарпагон снова принимает веселый вид.

Глазки так и сверкали, а уж я-то старалась!.. И довела ее наконец до того, что сейчас, говорит, хочу за него замуж, сию минуту!

Гарпагон. Разодолжила ты меня, Фрозина! Так разодолжила, что не знаю, чем и отблагодарить тебя.

Фрозина. Так вот вы, сударь, мне и помогите.

Гарпагон хмурится.

Тогда я поправлюсь и век буду за вас бога молить.

Гарпагон. Прощай! Мне нужно дописать письма.

Фрозина. Клянусь вам, сударь, что вы меня выручили бы из большой беды.

Гарпагон. Я велю заложить карету, чтобы везти вас на ярмарку.

Фрозина. Если б не крайность, я бы не докучала вам.

Гарпагон. А ужин закажу пораньше — на ночь есть вредно.

Фрозина. Не откажите, будьте благодетелем!.. Ах, сударь! Если б вы знали, какая радость…

Гарпагон. Мне надо идти. Меня зовут. До скорого свидания! (Уходит.)

Фрозина (одна). А, чтоб тебя, старый пес! Ничем не проймешь его, скареда. Ну да я этого дела не оставлю. Не с этого, так с другого конца, а уж я свое возьму!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гарпагон, Клеант, Элиза, Валер, Клод, Жак, Брендавуан, Ламерлуш.

Гарпагон. Ну, все сюда! Я вам отдам приказания на сегодня и распределю обязанности. Подойди, Клод! Начнем с тебя.

В руках у Клод половая щетка.

Ты уже во всеоружии, это хорошо. Твое дело — позаботиться, чтобы везде было чисто, но как можно осторожнее обращайся с мебелью, не три ее очень — испортишь. Кроме того, во время ужина ты должна смотреть за бутылками: пропадет ли какая, разобьется ли — ты жалованьем своим отвечаешь.

Жак (про себя). Хитро придумано.

Гарпагон (к Клод). Ступай.

Клод уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Гарпагон, Клеант, Элиза, Валер, Жак, Брендавуан, Ламерлуш.

Гарпагон. Брендавуан и Ламерлуш! Вы будете полоскать рюмки и подавать вино, но только в случае надобности; не берите примера с тех болванов слуг, которые сами навязываются, когда иной, может быть, и думать забыл о вине. Ждите, пока попросит раз-другой, да чтоб воды побольше на столе было.

Жак (про себя). Ну еще бы! С чистого-то вина сразу охмелеешь.

Ламерлуш. Кафтаны снять, сударь?

Гарпагон. Да, когда начнут съезжаться гости, но смотрите, не запачкайте платья.

Брендавуан. Вам известно, сударь, что у меня на камзоле спереди жирное пятно.

Ламерлуш. А у меня, сударь, сзади штаны разорваны, так что, извините за выражение, видна…

Гарпагон. Довольно! Поворачивайся к гостям больше передом, а задом к стене. (Брендавуану, показывая, как нужно держать шляпу, чтобы прикрыть пятно.) А ты, когда будешь прислуживать, держи шляпу вот так.

Брендавуан и Ламерлуш уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Гарпагон, Клеант, Элиза, Валер, Жак.

Гарпагон. Ты, Элиза, наблюдай за тем, как будут убирать со стола — чтобы все цело было. Это как раз занятие для девушки. А пока что приготовься достойно принять мою невесту и поезжай с ней на ярмарку. Слышишь, что я говорю?

Элиза. Слышу, батюшка. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гарпагон, Клеант, Валер, Жак.

Гарпагон. А ты, сынок бесценный, — я простил тебе сегодняшний случай, так ты и подавно не вздумай встретить ее с кислой миной.

Клеант. С кислой миной? Да из-за чего?

Гарпагон. Боже ты мой! Известно, как ведут себя дети, когда их отцы вторично женятся, и как они смотрят на свою мачеху. Если ты хочешь, чтоб я забыл твою выходку, то изволь быть как можно любезнее и предупредительнее.

Клеант. Откровенно говоря, батюшка, я вовсе не рад тому, что она будет моей мачехой, что ж мне вас обманывать! А что касается любезности и предупредительности, то это я вам обещаю.

Гарпагон. Да уж, постарайся.

Клеант. Останетесь довольны.

Гарпагон. Ну и хорошо.

Клеант уходит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Гарпагон, Валер, Жак.

Гарпагон. Ты мне нужен, Валер. Поди-ка сюда, Жак, теперь и до тебя очередь дошла.

Жак. С кем вы желаете говорить, сударь: с кучером или с поваром? Я ведь у вас и то и другое.

Гарпагон. И с тем и с другим.

Жак. А с кем сначала?

Гарпагон. С поваром.

Жак. Сию минуту. (Снимает кучерской кафтан и остается в одежде повара.)

Гарпагон. На кой черт это переодевание?

Жак. Что прикажете?

Гарпагон. Сегодня, Жак, у меня будет ужин.

Жак (про себя). Что за чудеса!

Гарпагон. Можешь расстараться?

Жак. За хорошие деньги.

Гарпагон. Провались ты! Опять деньги! Только и слышишь от них: «Деньги! Деньги! Деньги!» Привязались: давай им денег. Все о деньгах! Ни шагу без денег!

Валер. Глупее этого ответа я ничего не слыхал. Эко диво — приготовить хороший ужин за хорошие деньги! Это легче легкого, так-то всякий дурак справится. Нет, уж коли ты мастер своего дела, так давай говорить о хорошем ужине, но подешевле.

Жак. О хорошем ужине, но подешевле?

Валер. Да.

Жак. Сделайте милость, господин дворецкий, откройте нам секрет. Возьмите уж на себя и мои обязанности, благо вы здесь все в свои руки забрали.

Гарпагон. Перестань! Так что же тебе требуется?

Жак. Да вот, дворецкий приготовит вам хороший ужин подешевле.

Гарпагон. Я спрашиваю не его, а тебя.

Жак. На сколько персон?

Гарпагон. Будет человек восемь-десять, но готовить надо не больше как на восемь. Где сыты восемь, там сыты и десять.

Валер. Понятно.

Жак. Ну, стало быть, четыре перемены. Пять сортов закусок, суп, заливное…

Гарпагон. Да ты что, черт тебя побери, намерен целый город накормить?

Жак. Жаркое…

Гарпагон (зажимает ему рот). Изверг! Хочешь по миру меня пустить?

Жак. Еще одно легкое блюдо…

Гарпагон. Еще что?

Валер (Жаку). Да что ты, в самом деле, закормить всех хочешь? Гостей-то разве наш господин на убой созвал? Почитай-ка правила здоровья да спроси врачей: что может быть вреднее обжорства?

Гарпагон. Так, так!

Валер. Заруби у себя на носу, любезный, и всей своей родне внуши, что кто подает у себя за столом много мяса, тот прямой душегуб; если хозяин любит своих гостей, он должен соблюдать умеренность. Есть даже такое древнее изречение: мы для того едим, чтобы жить, а не для того живем, чтобы есть.[14]

Гарпагон. Отлично сказано! Подойди, я тебя поцелую. Отроду ничего умнее не слыхал: мы для того живем, чтобы есть, а не для того едим… Нет, что-то не то. Как бишь ты сказал?

Валер. Мы для того едим, чтобы жить, а не для того живем, чтобы есть.

Гарпагон (Жаку). Вот. Слыхал? (Валеру.) Какой великий человек изрек это?

Валер. Забыл.

Гарпагон. Напомни мне записать эти слова. Я прикажу золотыми буквами вырезать их над камином в зале.

Валер. Непременно. А насчет ужина позвольте распорядиться мне — я все устрою в лучшем виде.

Гарпагон. Устраивай.

Жак. Вот и прекрасно. Меньше забот.

Гарпагон (Валеру). Нужно что-нибудь такое, чего много не съешь: рагу из барашка, например, пожирнее, паштет с каштанами…

Валер. Положитесь на меня.

Гарпагон. Затем, Жак, нужно почистить карету.

Жак. Простите. Это уже относится к кучеру. (Надевает кучерской кафтан.) Так вы изволили сказать…

Гарпагон. Нужно почистить карету и заложить лошадей — поедешь на ярмарку.

Жак. Лошадей, сударь? Да они с места не сдвинутся. Не стану лгать: они валяются не на подстилке — подстилки у бедных животных никакой нет. А постятся они у вас так, что и на лошадей не похожи — одна тень от них осталась.

Гарпагон. Ах, бедненькие! Да им же ничего не приходится делать!

Жак. Можно и ничего не делать, сударь, а есть-то все-таки надо? Да они, бедняги, на какую угодно работу пойдут, лишь бы сытыми быть. Сердце надрывается глядеть, как они тощают. Я ведь люблю лошадок, мне за них больно. Каким жестоким человеком надо быть, сударь, чтобы не жалеть ближних!

Гарпагон. Довезти до ярмарки — не бог весь какой труд.

Жак. Нет, сударь, у меня и духу на это не хватит. Понадобится стегнуть — рука не поднимется. Как вы хотите, чтобы они сволокли карету, когда они сами ног не волочат?

Валер. Я попрошу, сударь, соседа Пикара сесть за кучера, а Жак пусть остается и готовит ужин.

Жак. Ладно. Подохнут, так по крайней мере не из-за меня.

Валер. Уж больно ты умничаешь, Жак.

Жак. Уж очень ты подлизываешься, дворецкий!

Гарпагон. Молчать!

Жак. Я не выношу льстецов, сударь. Я же его насквозь вижу: вечно усчитывает хлеб, вино, дрова, соль, свечи, и все это для того только, чтобы к вам подмазаться и подольститься. Меня это бесит. А послушать, что о вас говорят каждый день, — право, досада возьмет. Как-никак я же вас люблю после лошадей больше всех на свете.

Гарпагон. А нельзя ли узнать, Жак, что обо мне говорят?

Жак. Можно, сударь, если б только я был уверен, что вы не рассердитесь.

Гарпагон. Нисколько не рассержусь.

Жак. Ох, рассердитесь! Непременно рассердитесь!

Гарпагон. Да нет же! Напротив, это доставит мне удовольствие, мне очень любопытно это знать.

Жак. Раз уж вы сами желаете, сударь, так я вам должен сказать по чистой совести, что над вами везде смеются, всячески на ваш счет прохаживаются, перемывают вам все косточки — рассказов про вашу скаредность не оберешься. Одни говорят, что вы заказали особые календари, где постных дней вдвое больше, чем надо, — это для того, чтобы ваша прислуга почаще постилась; другие — что у вас прислуга никогда не получает ни подарков к праздникам, ни жалованья при расчете, потому что вы всегда сыщете, к чему придраться. Один рассказывает, что как-то вы притянули к суду соседскую кошку за то, что она съела у вас остатки баранины; другой — что раз ночью вас накрыли, как вы у своих же лошадей овес воровали, и что кучер, который до меня был, отдул вас палкой в темноте, только вы промолчали об этом. Словом сказать, вас на все корки отделывают, куда ни сунься. Вы — посмешище всего города, на каждом перекрестке клянут вас, и нет вам иных имен, как скряга, скаред, сквалыга и скупердяй.

Гарпагон (бьет его). А ты дурак, негодяй, мошенник и нахал!

Жак. Ну вот, разве я был не прав? А вы мне не верили. Я же вас предупреждал, что вы рассердитесь, если я вам правду скажу.

Гарпагон. А ты сначала выучись разговаривать со мной! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Валер, Жак.

Валер (смеясь). Насколько я могу судить, Жак, тебе плохо платят за твое прямодушие.

Жак. Не твое дело, выскочка! Напустил на себя важность! Смейся, когда тебя самого поколотят, а надо мной смеяться нечего.

Валер. Не сердись, многоуважаемый!

Жак (про себя). Ага! Поджал хвост! Нагоню-ка я на него страху! Если он будет так глуп, что испугается меня, то и бока намну. (Громко.) Советую вам помнить, господин зубоскал, что я зубоскалить с вами не намерен, а выведете меня из терпения, так я заставлю вас иначе зубы скалить. (Грозит Валеру и загоняет его в глубину сцены.)

Валер. Ну-ну, потише!

Жак. Да что там потише! Я не хочу потише!

Валер. Ну пожалуйста!

Жак. Невежа, вот ты кто!

Валер. Господин Жак!..

Жак. Я тебе дам «господин Жак»! Вот как возьму палку, так всю важность из тебя выколочу.

Валер. Что? Палку? (Наступает на Жака.)

Жак. Да я ничего…

Валер. Советую помнить вам, господин Жак, что я еще лучше могу вас оттузить!

Жак. Не смею спорить.

Валер. Жалкий поваришка!

Жак. Конечно, конечно!

Валер. Ты еще меня узнаешь.

Жак. Прошу прощения!

Валер. Ну? Что ж ты меня не бьешь?

Жак. Да это я пошутил!

Валер. Мне твои шутки не нравятся. (Бьет его палкой.) Плохой ты шутник, так и знай! (Уходит.)

Жак (один). Вот я и поплатился за свое прямодушие! Невыгодное это занятие — говорить правду, зарекаюсь. Хозяин прибьет — куда ни шло, но дворецкий… Погоди, я тебе отплачу!

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Жак, Мариана, Фрозина.

Фрозина. Ты не знаешь, Жак, хозяин дома?

Жак. Дома, дома. Кому-кому, а мне-то это хорошо известно.

Фрозина. Так скажи ему, пожалуйста, что мы здесь.

Жак уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Мариана, Фрозина.

Мариана. Ах, Фрозина, какое странное чувство я испытываю! Я так боюсь того, что меня ожидает!

Фрозина. Да отчего же? Что ж тут такого?

Мариана. И ты еще спрашиваешь! Представь себя на моем месте: ведь я все равно что на казнь иду.

Фрозина. Я вижу ясно, что от такой казни, как Гарпагон, умереть вам не очень-то приятно. И еще я знаю, что молодчик, о котором вы мне говорили, не выходит у вас из головы, меня не обманешь.

Мариана. Я и не собираюсь обманывать тебя, Фрозина. Он так прекрасно держал себя, когда бывал у нас, что, сознаюсь, я не могла остаться к нему равнодушной.

Фрозина. Да вы знаете, кто он такой?

Мариана. Нет. Знаю только, что полюбить его не трудно. Если б мне позволили выбирать, конечно, я бы не задумалась, но меня принуждают выйти за другого, и это для меня пытка.

Фрозина. Да уж, эти молодчики умеют вкрасться в душу, разливаются соловьем, но ведь почти каждый из них гол как сокол, а вам прямой расчет выйти хоть за старого, да за богатого. Конечно, о любви тут не может быть и речи, жить с таким мужем — радость не велика. Да ведь это ненадолго. Поверьте, жить ему не много осталось, и тогда выбирайте любого: он вас за все вознаградит.

Мариана. Бог с тобой, Фрозина! Думать о счастье — и желать или ожидать чужой смерти! И когда еще он умрет!

Фрозина. Вона! Да вы с тем за него и выходите, чтобы как можно скорей овдоветь, об этом следует и в контракте упомянуть. Свинья он будет, если через три месяца не помрет. А вот и он.

Мариана. Ах, Фрозина, какой урод!

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и Гарпагон.

Гарпагон (Мариане). Не прогневайтесь, красавица, что принимаю вас в очках. Я знаю, что ваши прелести бросаются в глаза, их нельзя не увидать, никаких увеличительных стекол для них не надо, но ведь на звезды мы смотрим в увеличительные стекла, а я утверждаю и удостоверяю, что вы — звезда, да еще какая! Самая что ни на есть прекрасная… Фрозина! Она молчит и как будто не рада, что видит меня.

Фрозина. Она еще не оправилась от смущения. Девушки стыдятся сразу показывать, чтó у них на сердце.

Гарпагон. Это верно.(Мариане.) Вот, милое дитя, позвольте вам представить мою дочь.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и Элиза.

Мариана. Простите, сударыня, что я так поздно выбралась к вам.

Элиза. А вы меня простите, что я вас не опередила — это была моя обязанность.

Гарпагон. Видите, какая она у меня большая? Дурная трава в рост идет.

Мариана (Фрозине, тихо) Какой противный!

Гарпагон (Фрозине). Что наша красавица говорит?

Фрозина. Она в восторге от вас.

Гарпагон. Слишком много чести, очаровательница.

Мариана (про себя). Отвратительное существо!

Гарпагон. Я вам несказанно благодарен за ваше лестное мнение обо мне.

Мариана (про себя). Нет сил терпеть!

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Те же, Клеант, Валер и Брендавуан.

Гарпагон. А это мой сын, пришел засвидетельствовать вам свое почтение.

Мариана (Фрозине, тихо). Ах, Фрозина, какая встреча! Ведь это я о нем тебе говорила!

Фрозина (Мариане, тихо). Вот так случай!

Гарпагон. Вы, я вижу, удивлены, что у меня такие взрослые дети, но я скоро от них обоих отделаюсь.

Клеант (Мариане). По правде говоря, сударыня, я не ожидал ничего подобного. Батюшка привел меня в немалое изумление, когда объявил о своем намерении.

Мариана. Я могу сказать вам то же самое. Эта неожиданная встреча удивила меня не меньше, чем вас, — я совсем не была подготовлена.

Клеант. Само собой разумеется, сударыня, лучшего выбора батюшка сделать не мог: видеть вас — это большое счастье для меня, но я не стану уверять, будто я мечтаю о том, чтобы вы были моей мачехой. Я не умею говорить любезности и сознаюсь откровенно, что не хотел бы вас так называть. Кое-кому, пожалуй, мои слова покажутся грубыми, но вы — я убежден — поймете их как должно. Вам нетрудно представить себе, что я теперь испытываю; зная меня, вы поймете, что радоваться мне тут нечему, и я считаю своей обязанностью, с позволения батюшки, объявить вам, что, если бы моя воля, не бывать бы этому браку никогда!

Гарпагон. Отличился! Наговорил любезностей!

Мариана. Я вам отвечу тем же: как вы не хотите называть меня мачехой, так и я, конечно, не хочу называть вас пасынком. Пожалуйста, не считайте меня виновницей вашего огорчения. Я никогда не решилась бы по своей воле причинить вам какую-нибудь неприятность. Даю вам слово, что — не будь надо мною власти — я бы никогда не огорчила вас этим браком.

Гарпагон. Разумно! На дурацкую речь и ответ должен быть такой же. Не взыщите с него, грубияна, красавица: по молодости и по глупости он сам не знает, что говорит.

Мариана. Я нисколько не обижена, уверяю вас. Напротив, я очень благодарна ему за откровенность, я довольна его признанием. Если бы он говорил иначе, я бы его не уважала.

Гарпагон. Вы чересчур снисходительны к нему. Со временем, однако, он поумнеет и чувства у него изменятся.

Клеант. Нет, батюшка, я никогда не изменюсь, — прошу вас, сударыня, мне верить.

Гарпагон. Какое сумасбродство! Продолжает стоять на своем!

Клеант. А вам угодно, чтобы я кривил душой?

Гарпагон. Он все свое! Нельзя ли о чем-нибудь другом?

Клеант. Хорошо. О другом так о другом. Позвольте мне, сударыня, заменить батюшку и высказать вам, что в жизни я не встречал никого прелестнее вас, что нет для меня высшего счастья, как нравиться вам, и что назваться вашим мужем — такая честь, такое блаженство, которые я не променял бы на жребий величайшего из земных царей. Да, сударыня, обладать вами — заветная мечта моя, предел моей гордости. Всем бы я пожертвовал ради такой победы, ни перед чем бы не остановился…

Гарпагон. Полегче, брат, не увлекайся!

Клеант. Это я говорю от вашего имени.

Гарпагон. У меня у самого, слава богу, язык есть, поверенных мне не надо… Дайте-ка нам кресла!

Фрозина. А не лучше ли нам на ярмарку отправиться? Пораньше бы вернулись — и побеседовать время осталось бы.

Гарпагон (Брендавуану). Карету заложить!

Брендавуан уходит.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Мариана, Фрозина, Гарпагон, Элиза, Клеант, Валер.

Гарпагон (Мариане). Простите, красавица, что я позабыл угостить вас чем-нибудь перед прогулкой.

Клеант. Я уж об этом позаботился, батюшка: сейчас должны принести мандаринов, апельсинов и варенье — я распорядился от вашего имени.

Гарпагон (тихо). Валер!

Валер (тихо). Он с ума сошел!

Клеант. Вы полагаете, батюшка, что этого будет мало? В таком случае прошу извинения у нашей гостьи.

Мариана. Мне никакого угощения не надо.

Клеант. Случалось ли вам, сударыня, видеть такой дивный брильянт, как вот у батюшки на перстне?

Мариана. Какой он яркий!

Клеант (снимает перстень с пальца Гарпагона и протягивает его Мариане). Посмотрите получше.

Мариана. Чудный брильянт! Как он сверкает! (Хочет возвратить перстень.)

Клеант (загораживает ей дорогу). Нет-нет, сударыня, он еще ярче заиграет на вашей прелестной ручке. Батюшка вам его дарит.

Гарпагон. Я? Дарю?

Клеант. Ведь правда, батюшка, вы желаете, чтобы Мариана приняла от вас этот перстень как залог вашей любви?

Гарпагон (Клеанту, тихо). Это еще что такое?

Клеант (Мариане). Да что я спрашиваю! Видите, он делает мне знаки, чтобы я уговорил вас?

Мариана. Я ни за что…

Клеант. Полноте! Назад он не возьмет.

Гарпагон (про себя). Что мне с ним делать?

Мариана. Это было бы…

Клеант (не дает вернуть перстень). Нет-нет, вы его обидите.

Мариана. Пожалуйста!

Клеант. Ни в коем случае!

Гарпагон (Клеанту, тихо). А, чтоб тебя!

Клеант. Видите? Видите? Это его ваш отказ так огорчил.

Гарпагон (Клеанту, тихо). Злодей!

Клеант (Мариане). Он в отчаянии.

Гарпагон (Клеанту, тихо, с угрозой). Кровопийца!

Клеант. Батюшка! Я не виноват. Я уговариваю Мариану принять ваш подарок, а она не хочет.

Гарпагон (Клеанту, тихо, в ярости). Висельник!

Клеант. Из-за вас, сударыня, батюшка бранит меня.

Гарпагон (Клеанту, тихо, грозя ему). Грабитель!

Клеант (Мариане). Он захворает. Не отказывайтесь, сударыня!

Фрозина (Мариане). Да что вы ломаетесь! Возьмите, коли уж так просят.

Мариана (Гарпагону). Чтоб вас не сердить, я оставлю перстень у себя — до той поры, когда можно будет возвратить его.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же и Брендавуан.

Брендавуан (Гарпагону). Какой-то человек, сударь, спрашивает вас.

Гарпагон. Скажи, что я занят; пусть в другой раз зайдет.

Брендавуан. Он говорит, что принес вам деньги. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Мариана, Фрозина, Гарпагон, Элиза, Клеант, Валер.

Гарпагон (Мариане). Прошу меня извинить. Я сейчас вернусь.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Те же и Ламерлуш.

Ламерлуш (вбегает и сбивает с ног Гарпагона). Сударь!

Гарпагон. Смерть моя!

Клеант. Что, батюшка, вы не ушиблись?

Гарпагон. Этот злодей, наверно, подкуплен моими должниками, чтобы шею мне сломить.

Валер (Гарпагону). Успокойтесь!

Ламерлуш. Простите, сударь, я думал вам угодить…

Гарпагон. Что тебе нужно, разбойник?

Ламерлуш. Обе лошади расковались.

Гарпагон. Так пусть отведут их в кузницу.

Клеант. А пока, батюшка, я возьму на себя роль хозяина, провожу Мариану в сад и туда же велю подать лакомства.

Все, кроме Гарпагона и Валера, уходят.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Гарпагон, Валер.

Гарпагон. Валер! Присмотри за тем, как он будет угощать, спаси, что только можно, и отошли обратно купцу.

Валер. Будет исполнено. (Уходит.)

Гарпагон (один). Чадушко! Разорить меня задумал?

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клеант, Элиза, Мариана, Фрозина.

Клеант. Войдемте сюда, здесь гораздо лучше: никто нас не станет подслушивать, мы можем говорить свободно.

Элиза. Да, Мариана, брат мне во всем признался. Я знаю, какие неприятности и огорчения чинят такого рода помехи, и, поверьте, принимаю искреннее участие в вашем деле.

Мариана. Ваше участие — великое для меня утешение. Я так несчастна, Элиза, не отнимайте же у меня вашей дружбы!

Фрозина. Бедные вы мои детки! Что же вы мне раньше не сказали? Я бы все повернула иначе — не на горе вам, а на радость.

Клеант. Что поделаешь! Такова уж, видно, судьба моя. На что же вы решаетесь, прелестная Мариана?

Мариана. Ах, мне ли на что-нибудь решаться? В моем зависимом положении я могу только желать.

Клеант. Желать — и ничего больше? И ничем не помочь мне? Ничем не выразить сочувствия, не проявить доброты, ничем не доказать свою любовь?

Мариана. Что мне вам на это сказать? Поставьте себя на мое место и рассудите, что я могу сделать. Придумывайте, приказывайте — я на все согласна. Надеюсь, вы будете благоразумны и ничего нескромного, неблагопристойного не потребуете от меня?

Клеант. Покорно благодарю! Придумывай, приказывай да еще заботься о том, чтобы не нарушить ни скромности, ни благопристойности!

Мариана. Как же мне быть? Положим, я бы пренебрегла многим из того, к чему обязывает наша девичья честь, но ведь у меня есть и обязанности дочери. Матушка так любит меня, что я ни за какие блага не решусь ее опечалить. Приложите все усилия, чтобы заслужить ее расположение. Я позволяю вам сказать ей все, вообще действуйте, как найдете нужным, а когда она спросит меня, тут уж я, конечно, таиться от нее не стану.

Клеант. Фрозина, голубушка Фрозина! Ты нам поможешь?

Фрозина. Про это и спрашивать нечего: я всей душой готова помочь. По природе-то я жалостлива, сердце у меня не каменное, я всегда рада услужить, когда вижу такую любовь — честную, благородную. Что бы такое предпринять?

Клеант. Подумай хорошенько!

Мариана. Научи нас!

Элиза. Распутай все, что сама напутала.

Фрозина. Трудновато. (Мариане.) Матушку-то вашу, я думаю, можно будет уговорить: отец ли, сын ли — ей все равно. (Клеанту.) Да беда в том, что отец-то этот — ваш отец.

Клеант. Ты права.

Фрозина. Я хочу сказать, что, если ему откажут, он с досады и против вашего брака упрется. Не лучше ли будет устроить так, чтобы он сам отказался? (Мариане.) А для этого надо, чтобы вы ему перестали нравиться.

Клеант. Верно!

Фрозина. Сама знаю, что верно. Мысль хорошая, а вот как ее, черт возьми, осуществить?.. Постойте! Найти бы женщину в летах да половчее, вроде меня, мы бы ей имя почуднее придумали, свитой бы ее снабдили, и пусть бы она знатную даму разыграла, маркизу там какую-нибудь либо виконтессу, из Нижней Бретани, что ли. Я бы уж сумела уверить вашего родителя, что она пребогатая — сто тысяч капиталу имеет, не считая домов; без памяти влюблена в него, желает выйти за него замуж и все свое состояние готова ему по брачному контракту отписать. Будьте уверены, он этого мимо ушей не пропустит. (Мариане.) Любить-то он вас любит, что и говорить, но денежки любит чуточку побольше. А когда он поймается на эту удочку да согласится на ваш брак, так нам и горя мало: пусть разделывается со своей маркизой как знает.

Клеант. Отлично придумано.

Фрозина. Я сама все оборудую. Я вспомнила одну свою приятельницу — она как раз для этой роли хороша.

Клеант. Отблагодарю же я тебя, Фрозина, если только наше дело выгорит! А тем временем, Мариана, нужно все-таки воздействовать на вашу матушку. Только бы нам этот брак расстроить! Напрягите все силы, играйте на ее любви к вам, воспользуйтесь неотразимым очарованием ваших взоров и ваших речей, расточайте нежные слова, умоляйте ее, ласкайтесь — и я убежден, что она не устоит.

Мариана. Я сделаю все, что могу, ничего не забуду.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Гарпагон.

Гарпагон (никем не замеченный, про себя). Э, мой сын целует руку у будущей мачехи, а будущая мачеха не очень-то противится! Нет ли тут какого подвоха?

Элиза. А вот и батюшка!

Гарпагон. Карета готова. Если угодно, можете ехать.

Клеант. Раз вы не едете, батюшка, то я их провожу.

Гарпагон. Нет, останься. Они без тебя обойдутся, а мне ты нужен.

Элиза, Мариана и Фрозина уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Клеант, Гарпагон.

Гарпагон. Ну так вот, если забыть о том, что она твоя будущая мачеха, как ты ее находишь?

Клеант. Как я ее нахожу?

Гарпагон. Да, каково ее обращение, сложение, наружность, ум?

Клеант. Так себе.

Гарпагон. Только-то?

Клеант. Откровенно говоря, я воображал ее не такой. Обращение у нее жеманное, сложение неуклюжее, наружность весьма посредственная, ум самый заурядный. Не думайте, батюшка, что я хочу расхолодить вас: она ли, другая будет мне мачехой — мне решительно все равно.

Гарпагон. Давеча ты говорил ей, однако…

Клеант. Говорил пустые любезности от вашего имени и вам в угоду.

Гарпагон. Так что у тебя нет никакого влечения к ней?

Клеант. У меня? Ни малейшего.

Гарпагон. Досадно! А мне пришла было в голову хорошая мысль. Смотря на нее, я поразмыслил о своем возрасте и подумал: что скажут люди, если я женюсь на молоденькой? И я решил бросить эту затею, а так как я уже сделал ей предложение и связан с ней словом, то, если б она не была тебе противна, уступил бы ее тебе.

Клеант. Мне?

Гарпагон. Тебе.

Клеант. В жены?

Гарпагон. В жены.

Клеант. Послушайте… Это верно, что она мне не очень по вкусу, но, чтобы доставить вам удовольствие, батюшка, я на ней женюсь, если вам угодно.

Гарпагон. Я гораздо благоразумнее, чем ты полагаешь, приневоливать тебя я вовсе не намерен.

Клеант. Я сам себя готов приневолить — из любви к вам.

Гарпагон. Нет-нет. Где нет влечения, там нет и счастья.

Клеант. Влечение может явиться потом, батюшка. Недаром говорят: стерпится — слюбится.

Гарпагон. Нет, мужчина не должен действовать очертя голову: последствия могут быть очень прискорбные, брать на себя ответственность за них я не хочу. Если бы ты чувствовал к ней хоть какую-нибудь склонность — в добрый час: я женил бы тебя на ней вместо себя; но раз этого нет — я остаюсь при своем первоначальном намерении и женюсь на ней сам.

Клеант. Ну, если так, батюшка, то я не стану перед вами таиться: узнайте всю правду. Я люблю ее с того дня, как увидел на прогулке. Тогда же я хотел просить вашего благословения и только потому воздержался, что узнал о вашем намерении и побоялся прогневать вас.

Гарпагон. Ты был у нее?

Клеант. Да, батюшка.

Гарпагон. И не один раз?

Клеант. Не один.

Гарпагон. И хорошо тебя принимали?

Клеант. Очень хорошо, но они не знали, кто я такой, оттого-то Мариана и растерялась, когда увидела меня здесь.

Гарпагон. Ты с ней объяснился и просил ее руки?

Клеант. Конечно. Я даже и матери намекнул.

Гарпагон. Как же она к этому отнеслась?

Клеант. Весьма любезно.

Гарпагон. А дочка отвечает тебе взаимностью?

Клеант. Судя по некоторым признакам, можно думать, батюшка, что я ей не противен.

Гарпагон (про себя). Прекрасно! Я только этого и добивался. (Громко.) Ну-с, так вот что я тебе скажу, сынок: ты должен об этой любви забыть, оставить в покое мою невесту и в ближайшее время жениться на той, кого я для тебя предназначил.

Клеант. Ловкую вы со мной сыграли штуку, батюшка! Так знайте же и вы, коли на то пошло, что от Марианы я никогда не откажусь и вам ее ни за что не уступлю; вы заручились согласием ее матери, а я, быть может, другие пути найду.

Гарпагон. Как, бездельник! Ты смеешь со мной соперничать?

Клеант. Это вы со мной соперничаете! Я раньше вас с ней познакомился.

Гарпагон. Я твой отец, ты обязан почитать меня.

Клеант. В таком деле что отец, что сын — все равно: любовь ничего этого знать не хочет.

Гарпагон. А вот я возьму палку, так ты узнаешь!

Клеант. Напрасны все ваши угрозы.

Гарпагон. Ты откажешься от Марианы?

Клеант. Ни за что на свете!

Гарпагон Палку мне! Палку!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Жак.

Жак. Э! э! э! Что такое, господа? Что это вы вздумали?

Клеант. А мне наплевать!

Жак (Клеанту). Полегче, сударь!

Гарпагон. Я выучу тебя, нахал, как разговаривать со мной!

Жак (Гарпагону). Сударь! Ради бога!

Клеант. Я от своего не отступлюсь!

Жак (Клеанту). На родного-то отца?

Гарпагон. Пусти меня!

Жак (Гарпагону). На родного-то сына? Ведь это вам не я!

Гарпагон. Жак! Рассуди, кто из нас прав.

Жак. Извольте. (Клеанту.) Отойдите в сторонку.

Гарпагон. Я люблю одну девушку и хочу на ней жениться, а этот висельник имел наглость тоже ее полюбить и тоже хочет на ней жениться, несмотря на то, что я ему запрещаю. Какова наглость?

Жак. Нет, он не прав.

Гарпагон. Какой ужас! Сын затеял соперничество с отцом! Он из уважения ко мне должен отказаться от всяких посягательств.

Жак. Вы правы. Постойте здесь, я с ним поговорю. (Подходит к Клеанту.)

Клеант. Если уж он выбрал тебя судьей, пусть будет так, мне все равно — ты ли, другой ли. Суди нас, Жак, я готов.

Жак. Вы мне оказываете большую честь.

Клеант. Я влюблен в одну девушку; она мне отвечает взаимностью и охотно принимает мое предложение, а батюшке пришло в голову разлучить нас и жениться на ней самому.

Жак. Понятно, он не прав.

Клеант. Не стыдно ли в его годы думать о женитьбе? Пристало ли ему влюбляться? Пусть предоставит это тем, кто помоложе.

Жак. Вы правы. Он пошутил. Дайте мне сказать ему пару слов. (Гарпагону.) Ну, ваш сын совсем не такой уж сумасброд, он одумался. Вот что он мне сказал: я, говорит, сознаю, что обязан уважать батюшку, я, говорит, просто погорячился и готов исполнить его волю, лишь бы он, говорит, стал со мной поласковей и выбрал мне невесту по моему вкусу.

Гарпагон. А! Так ты скажи ему, Жак, что при таких условиях он может на меня надеяться. Кроме Марианы, я разрешаю ему жениться на ком он хочет.

Жак. Погодите. (Клеанту.) Ну, ваш батюшка совсем уж не так безрассуден. Он меня уверил, что его рассердила ваша горячность, но что у него и в мыслях не было идти вам наперекор: я, говорит, согласен на все, чего бы он ни пожелал, лишь бы он, говорит, не бесновался, а выказал уступчивость, сыновнюю покорность и уважение.

Клеант. А, так и ты уверь его, Жак, что если он отдаст мне Мариану, то увидит во мне самого покорного сына, и уж тогда я из его воли ни в чем не выйду.

Жак (Гарпагону). Конец делу. Он на все согласен.

Гарпагон. Так-то лучше.

Жак (Клеанту). Наша взяла. Он удовлетворен.

Клеант. Слава богу!

Жак. Можете продолжать беседу, господа. Теперь у вас пошло дело на лад, да и поссорились вы только оттого, что один другого не понял.

Клеант. Жак, голубчик! Я тебе всю жизнь буду благодарен.

Жак. Не за что, сударь.

Гарпагон. Ты меня порадовал, Жак, и заслужил награду. (Шарит в кармане. Жак протягивает руку, но Гарпагон вынимает носовой платок.) Ступай! Я этого не забуду, можешь быть уверен.

Жак. Низко вам кланяюсь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Клеант, Гарпагон.

Клеант. Простите, батюшка, что я так погорячился.

Гарпагон. Ничего!

Клеант. Уверяю вас, что я глубоко раскаиваюсь.

Гарпагон. А я глубоко радуюсь твоему благоразумию.

Клеант. Как вы добры, что так скоро забыли мою вину!

Гарпагон. Когда дети становятся послушны, их вины легко забываются.

Клеант. У вас не осталось ни малейшей досады на мое сумасбродство?

Гарпагон. Ты меня обезоружил своей покорностью и почтительностью.

Клеант. Обещаю вам, батюшка, что до гроба не забуду вашей доброты.

Гарпагон. А я тебе обещаю, что от меня ни в чем тебе отказа не будет.

Клеант. Ах, батюшка, мне ничего больше от вас не надо: вы мне дали все, потому что дали Мариану.

Гарпагон. Что?

Клеант. Я говорю, батюшка, что я вполне удовлетворен: вы были так добры, что отдали мне Мариану, чего же мне еще?

Гарпагон. Кто сказал, что я отдал тебе Мариану?

Клеант. Вы, батюшка.

Гарпагон. Я?

Клеант. Ну да!

Гарпагон. Как! Да ведь ты же обещал от нее отступиться?

Клеант. Я? От нее отступиться?

Гарпагон. Конечно!

Клеант. Ни за что!

Гарпагон. Так ты не передумал?

Клеант. Напротив, я думаю о ней больше, чем когда-либо.

Гарпагон. Негодяй! Ты опять за свое?

Клеант. Я слова на ветер не бросаю.

Гарпагон. Пеняй же на себя, негодный мальчишка!

Клеант. Как вам будет угодно.

Гарпагон. Я запрещаю тебе показываться мне на глаза!

Клеант. Дело ваше.

Гарпагон. Я от тебя отрекаюсь.

Клеант. Отрекайтесь.

Гарпагон. Ты мне больше не сын!

Клеант. Пусть будет так.

Гарпагон. Я лишаю тебя наследства.

Клеант. Всего, чего хотите.

Гарпагон. И проклинаю тебя!

Клеант. Сколько милостей сразу!

Гарпагон уходит.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Клеант, Лафлеш.

Лафлеш (выходит из сада, держа шкатулку в руках). Ах, сударь, как хорошо, что я вас встретил! Идите скорей за мной.

Клеант. Что такое?

Лафлеш. Идите за мной, говорят вам! Нам повезло.

Клеант. В чем повезло?

Лафлеш. Вот оно, наше счастье!

Клеант. Что это такое?

Лафлеш. То, к чему я давно подбирался.

Клеант. Да что же это?

Лафлеш. Казна вашего батюшки — я ее подтибрил.

Клеант. Как это ты сделал?

Лафлеш. Все узнаете. Бежать надо — он уж там кричит.

Клеант и Лафлеш убегают.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Гарпагон один.

Гарпагон (кричит еще в саду, затем вбегает). Воры! Воры![15] Разбойники! Убийцы! Смилуйтесь, силы небесные! Я погиб, убит, зарезали меня, деньги мои украли! Кто бы это мог быть? Что с ним сталось? Где он? Куда спрятался? Как мне найти его? Куда бежать? Или не надо бежать? Не там ли он? Не здесь ли он? Кто это? Стой! Отдай мои деньги, мошенник!.. (Сам себя ловит за руку.) Ах, это я!.. Я потерял голову — не пойму, где я, кто я и что я делаю. Ох, бедные мои денежки, бедные мои денежки, друзья мои милые, отняли вас у меня! Отняли мою опору, мою утеху, мою радость! Все для меня кончено, нечего мне больше делать на этом свете! Не могу я без вас жить. В глазах потемнело, дух захватило, умираю, умер, похоронен. Кто воскресит меня? Кто отдаст мне мои милые денежки или скажет, кто их у меня взял? А? Что?.. Никого нет. Кто бы ни был этот вор, но ведь нужно же было ему выследить, выждать, и время-то как раз выбрал такое, когда я с мошенником сыном препирался… Пойду позову полицию — пусть весь дом допрашивают… слуг, служанок, сына, дочь, меня самого. Что это? Сколько народу! И всех-то я подозреваю, в каждом вижу вора!.. А? О чем это они говорят? Не о том ли, кто меня ограбил?.. Что это за шум там, наверху? Не вор ли там?.. Сжальтесь надо мной: если знаете что о моем воре, не таите, скажите! Может, он среди вас прячется?.. Смотрят, смеются… Так-так! Все они там были, все воровали! Скорее за комиссарами, за сержантами, за приставами, за судьями, пытать, вешать, колесовать! Всех до одного перевешаю, а не найду денег — сам повешусь.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гарпагон, комиссар, писарь.

Комиссар. Предоставьте действовать мне — я свое ремесло, благодарение богу, разумею. Не с нынешнего дня открываю кражи. Хотел бы я иметь столько мешочков по тысяче франков, сколько я отправил народу на виселицу.

Гарпагон. Все власти должны вмешаться в это дело. Если я не отыщу моих денег, я пойду дальше.

Комиссар. Необходимо произвести самое тщательное дознание и расследование. Вы говорите, что в шкатулке было…

Гарпагон. Ровно десять тысяч.

Комиссар. Десять тысяч экю?

Гарпагон. Десять тысяч экю.

Комиссар. Кража значительная.

Гарпагон. Нет той казни, которая была бы достаточна за такое преступление, и, если оно останется безнаказанным, значит, нет у нас ничего священного.

Комиссар. В какой монете была эта сумма?

Гарпагон. В новеньких полновесных луидорах и пистолях.

Комиссар. Кого подозреваете в краже?

Гарпагон. Всех! Весь город и все предместья — под стражу, не иначе!

Комиссар. Поверьте мне: никого понапрасну тревожить не следует, нужно постараться исподтишка добыть улики и тогда со всей строгостью приступить к обнаружению похищенного.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Жак.

Жак (обращаясь за сцену). Я сейчас вернусь, а без меня его зарезать, опалить ножки, окунуть в кипяток и подвесить к потолку.

Гарпагон (Жаку). Кого? Моего вора?

Жак. Я говорю о поросенке, которого прислал мне ваш дворецкий: будет приготовлен по новому способу.

Гарпагон. Не об этом речь. Вот этому господину (показывает на комиссара) желательно знать кое-что другое.

Комиссар (Жаку). Не бойтесь: я вас не обижу, все обойдется тихо.

Жак. Вы гость, сударь?

Комиссар. Вы не должны, любезный друг, ничего скрывать от вашего господина.

Жак. Будьте спокойны, сударь, я все свое искусство покажу и так угощу вас, что останетесь довольны.

Гарпагон. Не в этом дело.

Жак. Если ужин выйдет не такой, как я хотел, так уж это вина вашего дворецкого: он меня своей бережливостью по рукам и ногам связал.

Гарпагон. Негодяй! Тут дело поважней твоего ужина. Ты мне говори про деньги, которые у меня украли.

Жак. У вас деньги украли?

Гарпагон. Да, разбойник! И тебя повесят, если ты их не отдашь.

Комиссар (Гарпагону). Послушайте: зачем вы так на него нападаете? Я по его лицу вижу, что он честный малый, его не надо сажать в тюрьму, он и так все расскажет. (Жаку.) Да, мой друг, если вы сознаетесь, вам худа не сделают, а ваш господин щедро вознаградит вас. У него сегодня украли деньги. Не может быть, чтобы вы об этом не знали.

Жак (про себя). Вот когда я отплачу дворецкому! Стоило ему сюда поступить — и он стал любимчиком, хозяин только с ним и советуется. Да и палку его я еще хорошо помню.

Гарпагон. О чем задумался?

Комиссар (Гарпагону). Не троньте его. Он собирается с духом и сейчас все расскажет. Повторяю: он честный малый.

Жак (Гарпагону). Коли хотите знать правду, сударь, так это ваш дворецкий.

Гарпагон. Валер?

Жак. Он самый.

Гарпагон. Валер, которому я так верил?

Жак. Он, он. По-моему, это он вас обокрал.

Гарпагон. Почему ты так думаешь?

Жак. Почему?

Гарпагон. Да, почему?

Жак. Потому что… Думаю — и все тут.

Комиссар. Нам нужны улики.

Гарпагон. Ты видел, как он бродил вокруг того места, где были спрятаны деньги?

Жак. Видел, как же… А где у вас деньги были?

Гарпагон. В саду.

Жак. Ну, так и есть! Я видел, как он по саду кружил. А в чем были деньги?

Гарпагон. В шкатулке.

Жак. Вот-вот! Я у него и шкатулку видел.

Гарпагон. Какая же она? Я сейчас узнаю, моя ли.

Жак. Какая?

Гарпагон. Да.

Жак. Такая… вроде шкатулки.

Комиссар. Само собой разумеется, но вы опишите нам ее.

Жак. Большая шкатулка.

Гарпагон. А моя небольшая.

Жак. Правда, сама по себе она небольшая. Я сказал — большая, потому что в ней денег много.

Комиссар. А какого она цвета?

Жак. Какого цвета?

Комиссар. Да.

Жак. Цвета она… этого, знаете ли… Ну вот, вертится на языке…

Гарпагон. Ну?

Жак. Не красного ли?

Гарпагон. Нет, серого.

Жак. Да-да, красновато-серого. Я это и хотел сказать.

Гарпагон. Нет никакого сомнения: это она. Запишите, сударь, запишите его показание! Господи! На кого теперь положиться можно? После этого я ни за кого не поручусь — не поручусь даже, что я сам себя не обворую.

Жак (Гарпагону). Вот он идет, сударь. Только вы не говорите ему, что это я его выдал.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Валер.

Гарпагон. Поди-ка сюда! Признавайся в самом грязном поступке, в самом ужасном злодеянии, какого еще не видывал свет!

Валер. Что вам угодно, сударь?

Гарпагон. Как, мерзавец! И ты не краснеешь, совершив такое преступление?

Валер. О каком преступлении вы говорите?

Гарпагон. О каком преступлении я говорю? Бесстыжий! Как будто не знает, о чем речь! Напрасно будешь отпираться: дело раскрыто, мне известно все. Отплатил за мою доброту, нечего сказать! Нарочно втерся ко мне, чтобы сыграть со мной такую штуку!

Валер. Раз уж вам все известно, сударь, я ни увертываться, ни отпираться не буду.

Жак (про себя). Ого! Стало быть, нечаянно угадал!

Валер. Я и без того намерен был сознаться вам, ждал только удобного случая. Но уж если вы сами узнали, так прошу вас не сердиться и выслушать мои оправдания.

Гарпагон. Какие еще там оправдания, гнусный воришка?

Валер. Нет, сударь, я не заслужил такого названия. Я, конечно, провинился перед вами, но мою вину, воля ваша, можно простить.

Гарпагон. То есть как — простить? Такое-то злодейство, такое-то смертоубийство простить?

Валер. Ради бога, успокойтесь! Когда вы меня выслушаете, вы увидите, что зло не так велико, как вам кажется.

Гарпагон. Зло не так велико, как мне кажется! Кровь моя, нутро мое — вот ведь это что, висельник!

Валер. Ваша кровь, сударь, нисколько здесь не пострадала, да и не могла пострадать. Дело легко поправить.

Гарпагон. Я этого и добиваюсь. Отдай то, что украл.

Валер. Ваша честь, сударь, получит полное удовлетворение.

Гарпагон. Не о чести речь. Ты мне лучше скажи, кто тебя подтолкнул на это?

Валер. Ах, сударь, и вы еще спрашиваете?

Гарпагон. Да-да, спрашиваю!

Валер. Меня подтолкнуло то чувство, которое все оправдывает: любовь.

Гарпагон. Любовь?

Валер. Да, любовь.

Гарпагон. Нечего сказать, хороша любовь, хороша любовь! Любовь к моим луидорам.

Валер. Нет, сударь, не богатство ваше привлекло меня, и не оно меня обольстило: я заранее отказываюсь ото всех ваших денег, оставьте мне только то, что уже есть у меня.

Гарпагон. Черта с два! Так я тебе и оставил, дожидайся! Оставь ему то, что он у меня украл, — наглость-то какая!

Валер. Вы называете это кражей?

Гарпагон. Еще бы не кража! Этакое-то сокровище!

Валер. Да, правда, сокровище и притом самое драгоценное из ваших сокровищ, но отдать его мне — еще не значит потерять. На коленях умоляю вас: не отнимайте у меня это прелестное сокровище! Отдайте его мне, сделайте доброе дело!

Гарпагон. Да ты что? Ошалел?

Валер. Мы дали друг другу слово, поклялись никогда не расставаться.

Гарпагон. Хорошо слово, хороша клятва!

Валер. Да, мы связаны навеки.

Гарпагон. Я сумею вас развязать, не беспокойтесь!

Валер. Одна только смерть может разлучить нас.

Гарпагон. Околдовали его мои денежки!

Валер. Я уже сказал вам, сударь, что поступил так не по расчету. У меня и в мыслях не было того, что вы подозреваете: я действовал по благородному побуждению.

Гарпагон. Слышите? Он еще скажет, что норовит завладеть моим добром из христианского милосердия. Но знай, висельник, знай, разбойник: я приму меры, закон не попустит несправедливости.

Валер. Вы властны поступать, как вам угодно, я все готов снести, но прошу вас верить одному: если тут и есть чья-нибудь вина, то разве только моя, дочь же ваша ни в чем не виновата.

Гарпагон. Я думаю! Странно было бы, если бы она тебе пособляла! Но к делу, однако: признавайся, куда ты ее спрятал?

Валер. Никуда я ее не прятал, она у вас в доме.

Гарпагон (про себя). Милая моя шкатулочка! (Громко.) Так она дома?

Валер. Да, сударь.

Гарпагон. А скажи, ты ее не тронул?

Валер. Я? Тронул? Вы нас обоих обижаете. Я пылал к ней чистой, почтительной любовью.

Гарпагон (про себя). Пылал к моей шкатулке!

Валер. Я предпочел бы умереть, чем оскорбить ее даже намеком, она для этого слишком благоразумна и добродетельна.

Гарпагон (про себя). Моя шкатулка слишком добродетельна!

Валер. Единственное наслаждение, которое я себе позволял, — это любоваться ею. Ни одна преступная мысль не осквернила той любви, какую мне внушили ее прекрасные глаза.

Гарпагон (про себя). Прекрасные глаза моей шкатулки! Он говорит о ней, как о возлюбленной.

Валер. Клод знает всю правду, сударь, она может вам засвидетельствовать…

Гарпагон. Как! И моя служанка тут замешана?

Валер. Да, сударь, она была свидетельницей нашей клятвы, и только после того, как ей стало ясно, что у меня честные намерения, — только после этого она согласилась убедить вашу дочь дать мне слово.

Гарпагон. А? (Про себя.) От страха он, кажется, заговариваться начал. (Валеру.) С чего ты мою дочь сюда приплетаешь?

Валер. Я говорю, что мне стоило огромных усилий победить ее стыдливость силой моей любви.

Гарпагон. Чью стыдливость?

Валер. Вашей дочери. Только вчера решилась она подписать брачное обязательство.

Гарпагон. Моя дочь подписала брачное обязательство?

Валер. Да, и я тоже.

Гарпагон. Господи! Новая напасть!

Жак (комиссару). Пишите, сударь, пишите!

Гарпагон. Мало мне горя! Этого еще недоставало! (Комиссару.) Исполните ваш долг, сударь, передайте его дело в суд — он вор и соблазнитель.

Валер. Я ни то, ни другое. Когда вы узнаете, кто я…

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, Элиза, Мариана и Фрозина.

Гарпагон. А, мерзкая девчонка, недостойная дочь! Нечего сказать, впрок пошли тебе мои наставления! Ты позволяешь себя увлечь проходимцу, вору, ты даешь ему слово без моего согласия! Но вы оба промахнулись! (Элизе.) Будешь сидеть в четырех стенах. (Валеру.) А по тебе за твою наглость виселица плачет.

Валер. Ваша запальчивость — плохой судья, и судить меня не вам, а кто будет судить, те прежде выслушают.

Гарпагон. Я оговорился: тебя не повесят, нет, тебя колесовать будут живого.

Элиза (на коленях). Батюшка, не будьте так суровы, умоляю вас! Не злоупотребляйте родительской властью! Не поддавайтесь первому порыву гнева — сначала обдумайте все хладнокровно! Постарайтесь поближе узнать человека, которого вы осыпаете оскорблениями. Он совсем не тот, за кого вы его принимаете. Вы станете ко мне снисходительнее, когда узнаете, что без него меня давно бы уж не было на свете. Да, батюшка, это он спас меня, когда я тонула, ему вы обязаны тем, что не потеряли дочь — ту самую дочь…

Гарпагон. Все это меня не касается. Лучше бы он тебя тогда не спас, только бы не учинял такого злодеяния.

Элиза. Батюшка! Заклинаю вас родительской любовью…

Гарпагон. Нет-нет, и слышать ничего не хочу. Да совершится правосудие!

Жак (про себя). Это тебе за побои!

Фрозина (про себя). Все перепуталось!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Ансельм.

Ансельм. Что это, господин Гарпагон? Вы так взволнованы…

Гарпагон. Ах, господин Ансельм, перед вами несчастнейший человек в мире! Как раз, когда нужно подписывать с вами контракт, у меня столько неприятностей, столько тревог! Меня всего обворовали — отняли имущество, отняли честь. Вот этот злодей, этот изверг посягнул на священнейшие права, прокрался ко мне под видом слуги, стащил у меня деньги и соблазнил мою дочь.

Валер. Да никто о ваших деньгах и не помышляет! Перестаньте вы чушь городить.

Гарпагон. Да, они обручились. Это уж прямо вас касается, господин Ансельм; ваша святая обязанность — подать на него в суд, преследовать его судебным порядком и выместить на нем всю нанесенную вам обиду.

Ансельм. Насильно я ни за что не женюсь. Сердца, отданного другому, мне не надо, но из участия к вам я готов взяться за ваше дело, как за свое собственное.

Гарпагон. Вот комиссар, он — честный комиссар, он ничего не упустит, все исполнит, что по долгу службы следует. (Комиссару, указывая на Валера.) Сударь! Прошу составить обвинительный акт таким образом, чтобы все его злодеяния были выставлены в самом черном свете.

Валер. Какое преступление в том, что я полюбил вашу дочь? Почему я должен нести кару за то, что мы обручились? Когда вы узнаете, кто я такой…

Гарпагон. Слыхал я эти сказки. Много развелось теперь воров благородного звания и всяких обманщиков, что в мутной воде рыбу ловят и прикрываются первым попавшимся именем, лишь бы оно было известно.

Валер. Смею вас уверить, я слишком честен для того, чтобы присваивать себе чужие имена. Весь Неаполь может засвидетельствовать мое происхождение.

Ансельм. Осторожнее! Сначала подумайте, а потом уже говорите. Вы можете попасть впросак: перед вами человек, которому знаком весь Неаполь. Я вас выведу на чистую воду.

Валер (с гордым видом надевая шляпу). Я ничего не боюсь. Если вам знаком Неаполь, то должен быть знаком и дон Томазо д’Альбурчи.

Ансельм. Конечно, знаком. Мне ли его не знать?

Гарпагон. Дон Томазо, дон Мартино — мне-то какое до них дело? (Увидав, что горят две свечи, одну из них задувает.)[16]

Ансельм. Пожалуйста, не перебивайте. Послушаем, что он скажет.

Валер. Я хочу сказать, что он — мой отец.

Ансельм. Дон Томазо?

Валер. Да.

Ансельм. Полноте! Придумайте что-нибудь поудачнее, а этим нас не обманете и себя не спасете.

Валер. Прошу вас быть осторожнее в выражениях. Я вас не обманываю и могу это доказать.

Ансельм. Как! Вы осмеливаетесь утверждать, что вы — сын дона Томазо д’Альбурчи?

Валер. Да, осмеливаюсь и готов подтвердить это где угодно.

Ансельм. Неслыханная дерзость! Так знайте же — и да будет вам стыдно, — что шестнадцать лет назад, если не больше, этот человек погиб в море с женой и детьми, когда бежал из Неаполя от беспорядков[17] и преследований вместе с другими благородными семействами.

Валер. Да. Но знайте же и вы — и да будет вам стыдно, — что его семилетнего сына и одного из слуг подобрал испанский корабль, и этот спасенный сын — я! Капитан корабля пожалел меня, приютил и воспитал, как родного сына. Потом я вступил в военную службу. Вскоре я узнал, что мой отец, которого я считал умершим, жив. Я отправился на поиски, и здесь небо уготовало мне встречу с прекрасной Элизой. Ее красота пленила меня. Моя страстная любовь, а также суровость ее отца вынудили меня проникнуть под чужим именем в этот дом, а на поиски родителей я отправил другого человека.

Ансельм. Но чем вы докажете, что это не сказка, а быль?

Валер. Доказательства и свидетели налицо: капитан корабля, рубиновая печать моего отца, агатовый браслет, который мать надела мне на руку, и старик Пьетро — тот самый слуга, который спасся вместе со мной во время кораблекрушения.

Мариана. Ах, теперь и я могу подтвердить, что вы не обманщик! Из ваших слов явствует, что вы — мой брат.

Валер. Я — ваш брат?

Мариана. Да. Сердце мое забилось при первых же твоих словах. А как матушка-то будет рада! Она часто рассказывала мне о наших злоключениях. Бог не попустил и нашей гибели при кораблекрушении, но мы променяли смерть на неволю: нас спасли корсары. Через десять лет, и то случайно, мы вырвались на свободу и вернулись в Неаполь. Оказалось, что все наше имущество продано, а об отце ни слуху ни духу. Тогда мы перебрались в Геную — там матушке удалось собрать жалкие крохи, оставшиеся от расхищенного наследства, но ее родня дурно обошлась с нею; она приехала сюда и здесь еле-еле сводит концы с концами.

Ансельм. О небо! Нет предела твоему могуществу. Обнимите меня, дети, и порадуйтесь вместе с вашим отцом.

Валер. Так вы — наш отец?

Мариана. А матушка вас оплакивала!

Ансельм. Да, дочь моя, да, сын мой, я дон Томазо д’Альбурчи. Небо спасло меня от гибели в морской пучине и от разорения: все деньги были при мне. Шестнадцать с лишком лет считал я вас всех погибшими и наконец, после долгих скитаний, вздумал искать счастья в новом браке, в новой семье, вздумал жениться на кроткой и благородной девушке. Возвращаться в Неаполь я не рискнул и решил покинуть его навсегда. Мне удалось заглазно продать имущество, и я поселился здесь под именем Ансельма, чтобы прежнее мое имя не напоминало мне о былых невзгодах.

Гарпагон. Так это ваш сын?

Ансельм. Да.

Гарпагон. В таком случае потрудитесь уплатить мне десять тысяч экю, которые он у меня украл.

Ансельм. Он? У вас украл?

Гарпагон. Да, он.

Валер. Кто это вам сказал?

Гарпагон. Жак.

Валер (Жаку). Ты это говорил?

Жак. Вы же видите, что я молчу.

Гарпагон. Комиссар записал его показания.

Валер. И вы думаете, что я способен на такую подлость?

Гарпагон. Там уж способен ли, нет ли, а денежки мои отдай!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, Клеант и Лафлеш.

Клеант. Успокойтесь, батюшка, и никого не обвиняйте. Я кое-что узнал о вашей пропаже и пришел вам сказать, что если вы позволите мне жениться на Мариане, то деньги будут вам возвращены.

Гарпагон. Где они?

Клеант. Не тревожьтесь: они в надежном месте, я за них отвечаю, и вообще все зависит от меня. Я только жду вашего решения. Предоставляю вам на выбор — или отдать мне Мариану, или проститься со шкатулкой.

Гарпагон. Ты ничего из нее не вынул?

Клеант. Ничего. Матушка Марианы ужеобъявила, что ей все равно, вы или я, — как сама Мариана хочет. Итак, дело за вами.

Мариана (Клеанту). Вы еще не знаете, что теперь этого согласия уже недостаточно: небо возвратило мне не только брата (указывает на Валера), но и отца. (Указывает на Ансельма.) Что-то он скажет?

Ансельм. Неужто я вернулся к вам, дети мои, для того, чтобы противиться вашим желаниям? Сознайтесь, господин Гарпагон, что для молодой девушки сын всегда будет больше по сердцу, чем отец. Не заставляйте же меня тратить лишние слова, возьмите пример с меня и соглашайтесь на обе свадьбы.

Гарпагон. Пока я не увижу моей шкатулки, я ничего не скажу.

Клеант. Она цела и невредима.

Гарпагон. На приданое денег у меня нет.

Ансельм. У меня найдутся. Об этом не беспокойтесь.

Гарпагон. Вы принимаете на себя все расходы по обеим свадьбам?

Ансельм. Да, принимаю. Вы удовлетворены?

Гарпагон. Да, но вы должны сшить мне к этим свадьбам новое платье.

Ансельм. Идет. А теперь можно и повеселиться.

Комиссар. Стойте, господа, стойте, не торопитесь. А кто мне заплатит за составление акта?

Гарпагон. На что нам ваш акт?

Комиссар. Выходит, я даром трудился?

Гарпагон (указывая на Жака). Вот вам вместо платы: можете его повесить.

Жак. Как же после этого жить на свете? Скажешь правду — бьют палкой, солжешь — хотят повесить.

Ансельм. Уж вы его простите, господин Гарпагон!

Гарпагон. А комиссару заплатите?

Ансельм. Так и быть. Ну, детки, поспешим обрадовать вашу матушку.

Гарпагон. А я поспешу к моей милой шкатулочке!

ГОСПОДИН ДЕ ПУРСОНЬЯК


Комедия в трех действиях

Перевод Н. Аверьяновой. Стихи в переводе В. Левика

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ГОСПОДИН ДЕ ПУРСОНЬЯК.[18]

ОРОНТ.

ЖЮЛИ

дочь Оронта.

ЭРАСТ

молодой человек, влюбленный в Жюли.

СБРИГАНИ

неаполитанец, посредник в сердечных делах.

НЕРИНА

посредница в сердечных делах.

ЛЮСЕТTA

мнимая гасконка.

ДЕТИ.

ПЕРВЫЙ ДОКТОР.

ВТОРОЙ ДОКТОР.

АПТЕКАРЬ.

КРЕСТЬЯНИН.

КРЕСТЬЯНКА.

ПЕРВЫЙ СОЛДАТ ШВЕЙЦАРСКОЙ ГВАРДИИ.

ВТОРОЙ СОЛДАТ ШВЕЙЦАРСКОЙ ГВАРДИИ.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ ОФИЦЕР.

ПЕРВЫЙ СТРАЖ.

ВТОРОЙ СТРАЖ.

ЛАКЕИ.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА БАЛЕТА

ПЕВИЦА.

ДВА ПЕВЦА.

МУЗЫКАНТЫ.

ТАНЦОРЫ.

ДВА БАЛЕТМЕЙСТЕРА.

ДВА ПАЖА,

танцующие.

ЧЕТВЕРО ЛЮБОПЫТНЫХ,

танцующие.

ДВА СОЛДАТА ШВЕЙЦАРСКОЙ ГВАРДИИ,

танцующие.

ДВА СМЕШНЫХ МЕДИКА.

ШУТЫ.

ДВА АДВОКАТА,

поющие.

ДВА ПРОКУРОРА,

танцующие.

ДВОЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ.

ЦЫГАНКА,

поющая.

ЦЫГАН,

поющий.

МАСКИ,

поющие и танцующие.


Действие происходит в Париже.

ПРОЛОГ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Эраст, певица, два певца, музыканты, танцоры.

Эраст (музыкантам и танцорам). Исполняйте в точности мои распоряжения, касающиеся серенады, а я уйду и больше здесь уже не покажусь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Певица, два певца, музыканты, танцоры.

Серенада состоит из пения, музыки и танцев. Слова намекают на отношения между Эрастом и Жюли и выражают чувства двух влюбленных, которым препятствуют их упрямые родители.

Певица.

О ночь! На все глаза целительной рукою
Накинь покров волшебный сна
И лишь того не принуждай к покою,
Кого избрал Амур своим слугою.
О ночь! Твой мрак и тишина
Желаннее, чем день прекрасный,
Для ласковых речей, для вздохов неги страстной.
Первый певец.

Как хорошо в полночный час
Вздыхать и таять в неге страстной,
Когда в сердцах горит огонь согласный,
Когда враждебных не боишься глаз,
Когда дневной тиран настичь не может нас!
Как хорошо в полночный час
Вздыхать и таять в неге страстной,
Когда в сердцах горит огонь согласный!
Второй певец.

Пусть разлучить стремятся нас,
Пускай сердцам поставлена преграда —
Верь: совершенную любовь нельзя убить.
Мы победим, и только надо
По-настоящему любить.
Все трое вместе.

Так будем же любить до гроба:
Гонение людей, слепой Фортуны злоба,
Родительский запрет, разлука, тяжкий труд
Усилят нашу страсть и твердость нам дадут.
Так будем же любить до гроба!
Когда любовь воистину сильна,
Все в мире победит она.
Первый балетный выход
Танец двух балетмейстеров.

Второй балетный выход
Танец двух пажей.

Третий балетный выход
Четверо любопытных поссорились между собой во время танца пажей и теперь сами танцуют и одновременно дерутся на шпагах.

Четвертый балетный выход
Два солдата швейцарской гвардии разнимают дерущихся и, помирив их, начинают танцевать вместе с ними.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Жюли, Эраст, Нерина.

Жюли. Ах, Эраст, будем осторожны, иначе нас застанут врасплох! Я так боюсь, что нас увидят вместе: ведь тогда все погибло — мне же запрещено встречаться с вами.

Эраст. Я смотрю кругом и никого не вижу.

Жюли (Нерине). Будь и ты, Нерина, начеку. Смотри в оба, не идет ли кто-нибудь.

Нерина (отходя в глубину сцены). Положитесь на меня и смело говорите все, что вам нужно сказать друг другу.

Жюли. Ну что, Эраст, придумали вы, как помочь нашему горю? У вас есть надежда расстроить эту злополучную свадьбу, которую затеял мой отец?

Эраст. По крайней мере мы трудимся над этим изо всех сил и уже приготовили немало боевых снарядов, чтобы разрушить эту нелепую затею.

Нерина (подбегает к Жюли). Сюда идет ваш батюшка, слово!

Жюли. Ах, разойдемся скорее в разные стороны!

Нерина. Нет-нет, стойте спокойно: мне показалось.

Жюли. Боже, как ты глупа, Нерина! Ну можно ли так пугать?

Эраст. Да, прелестная Жюли, мы придумали тьму всяких ухищрений и, с вашего соизволения, решимся все пустить в ход. Не спрашивайте, какие мы для этого нажмем пружины. Вас это позабавит: мы, как в комедиях, усладим вас прелестью нежданного, заранее не открывая, что вам предстоит увидеть. Достаточно сказать, что у нас в запасе есть несколько совершенно готовых планов военных действий и что за это дело берутся находчивая Нерина и ловкий Сбригани.

Нерина. Конечно! Ваш батюшка совсем с ума сошел: вздумал навязать вам лиможского адвоката,[19] сроду его и не видав, — этого господина де Пурсоньяка, который тащится сюда в почтовом дилижансе, чтобы выкрасть вас из-под самого нашего носа. Из-за каких-нибудь лишних трех-четырех тысяч экю по одному лишь слову вашего дядюшки дать отставку жениху, который вам нравится! Ну пара ли такая девушка какому-то лиможцу? Уж если ему не терпится жениться, почему же он не возьмет какую-нибудь свою, лиможскую, а добрых людей не оставит в покое? Одно имя господина де Пурсоньяка приводит меня в неописуемую ярость. Меня бесит господин де Пурсоньяк! Из-за одного этого имени «Пурсоньяк» я себя не пожалею, а уж расстрою эту свадьбу! Не бывать вам госпожой де Пурсоньяк! Пурсоньяк! Разве можно с этим примириться? Нет, меня мутит от Пурсоньяка. Мы так его одурачим, столько шуток с ним сыграем, что наш господин де Пурсоньяк живо уберется к себе в Лимож!

Эраст. Вот наш хитроумный неаполитанец и, верно, с новостями.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Сбригани.

Сбригани. Сударь! Ваш недруг сейчас прибудет. Я видел его в трех милях отсюда, там, где дилижанс останавливается на ночлег. На кухне, куда он явился позавтракать, я наблюдал за ним добрых полчаса и могу сказать, что знаю его теперь вдоль и поперек. О его наружности я ничего вам говорить не стану. Вы сами увидите, каким нарисовала его природа и соответствует ли облику его убранство. Что же касается ума, то предупреждаю вас заранее: тупица, каких мало, а это нам и на руку. Словом сказать, этот человек попадется в любые сети, какие бы ему ни расставили.

Эраст. Это правда?

Сбригани. Истинная правда, если только я мало-мальски разбираюсь в людях.

Нерина. Сударыня! Вы имеете дело со знаменитостью: в лучшие руки ваше дело просто не могло попасть. Он истинный герой нашего века, для подвигов, какие нам предстоят, равного ему не найти. Перед вами человек, который раз двадцать, только чтобы помочь друзьям, великодушно рисковал угодить на каторгу, который с опасностью для жизни добросовестно доводит до конца самые отчаянные предприятия и которого все же изгнали из родной страны за множество честных дел, а ведь он брал их на себя исключительно по своему благородству.

Сбригани. Такие похвалы хоть кого могли бы смутить. Однако с еще большим правом я мог бы воздать хвалу вам за те чудеса, которые совершали вы. Особенно мне бы хотелось напомнить вам о том, какую славу вы себе стяжали, когда столь честным образом обжулили в игре на двенадцать тысяч экю молодого знатного иностранца, которого ввели к вам в дом; или же когда вы столь искусно составили фальшивый договор и разорили целую семью; или же когда вы, обнаружив несравненное величие духа, сумели отпереться, будто вы в глаза не видели ценностей, которые вам были сданы на хранение; или же когда вы своим лжесвидетельством столь самоотверженно отправили на виселицу двух ни в чем не повинных людей.

Нерина. Право, это такие мелочи, о которых не стоит говорить. Я краснею от ваших комплиментов.

Сбригани. Я готов пощадить вашу скромность. Оставим этот разговор и примемся за дело. Начнем с того, что немедленно отправимся к нашему провинциалу. А вы держите наготове прочих актеров нашей комедии.

Эраст (к Жюли). Во всяком случае, сударыня, помните вашу роль и, чтобы лучше скрыть нашу игру, притворитесь, как мы уговорились, что вы чрезвычайно довольны решением вашего отца.

Жюли. Если дело только за этим, все выйдет чудесно.

Эраст. А что, если, прелестная Жюли, из всех наших ухищрений ничего не получится?

Жюли. Тогда я откроюсь отцу в моих истинных чувствах.

Эраст. А если он не поглядит на ваши чувства и будет стоять на своем?

Жюли. Я пригрожу ему, что уйду в монастырь.

Эраст. А если и это его не остановит и он будет принуждать вас к браку?

Жюли. Что мне вам на это ответить?

Эраст. Что ответить?

Жюли. Да.

Эраст. То, что говорят, когда любят.

Жюли. Что же именно?

Эраст. Что никакая сила не может вас к этому принудить и что, несмотря на все старания отца, вы обещаете мне быть моею.

Жюли. Ай, боже мой, Эраст! Довольствуйтесь тем, что я делаю сейчас, и не выпытывайте заранее решений моего сердца. Не насилуйте моего дочернего долга и не предлагайте мне тех ужасных крайностей, в которых, может быть, и не встретится нужды. А если мне и придется к ним прибегнуть, то лишь поневоле, если так сложатся обстоятельства.

Эраст. Ну что ж…

Сбригани. А, да вот и он! Приготовимся!

Нерина. Вот так фигура!

Эраст, Жюли и Нерина уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Сбригани, господин де Пурсоньяк.

Господин де Пурсоньяк (глядя в ту сторону, откуда он появился, и обращаясь к людям, которые, видимо, шли за ним следом). Ну что? Что случилось? В чем дело? Черт бы побрал этот дурацкий город со всеми дуралеями, которые здесь живут! Шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на болванов, которые пялят на тебя глаза и хохочут! Эй, ротозеи! Займитесь своими делами, дайте человеку пройти и не гогочите ему в лицо! Черт меня возьми, если я не тресну кулаком по роже первого, кто засмеется!

Сбригани. Что ж это такое, господа? Что это значит? К кому вы пристаете? Разве можно так издеваться над честными провинциалами, которые к нам приезжают?

Господин де Пурсоньяк. Вот это, сразу видно, человек разумный.

Сбригани. Как вы себя ведете? И что вас так распотешило?

Господин де Пурсоньяк. Правильно!

Сбригани. Что в этом господине такого смешного?

Господин де Пурсоньяк. Вот-вот!

Сбригани. Разве он не такой, как все люди?

Господин де Пурсоньяк. Кривобокий я, что ли, или горбатый?

Сбригани. Учитесь распознавать людей!

Господин де Пурсоньяк. Прекрасно сказано!

Сбригани. Лицо этого господина внушает уважение.

Господин де Пурсоньяк. Совершенно справедливо.

Сбригани. Он человек знатный…

Господин де Пурсоньяк. Да, лиможский дворянин.

Сбригани. …умный…

Господин де Пурсоньяк. Окончивший курс юридических наук.

Сбригани. Он оказал нам слишком много чести тем, что посетил наш город.

Господин де Пурсоньяк. Несомненно!

Сбригани. В нем нет ничего такого, что могло бы вызвать насмешку.

Господин де Пурсоньяк. Разумеется!

Сбригани. И тот, кто позволит себе над ним смеяться, будет иметь дело со мной!

Господин де Пурсоньяк. Милостивый государь! Я чрезвычайно вам обязан.

Сбригани. Мне крайне прискорбно, сударь, что столь достойной особе, как вы, оказан такой прием, и я прошу у вас прощения за наш город.

Господин де Пурсоньяк. Я ваш покорный слуга.

Сбригани. Я видел вас еще утром, сударь, во время остановки дилижанса: вы изволили завтракать, и, глядя, как изящно вы кушали хлеб, я сразу почувствовал к вам симпатию. Я знаю, вы здесь в первый раз, совсем новый здесь человек, и очень рад, что встретился с вами и могу предложить вам свои услуги на время вашего приезда. Я вам объясню, как надо вести себя с местными жителями, ведь они не всегда относятся с должным уважением к порядочным людям.

Господин де Пурсоньяк. Вы слишком любезны.

Сбригани. Я уже говорил вам, что с первого взгляда почувствовал к вам расположение.

Господин де Пурсоньяк. Крайне вам признателен.

Сбригани. Мне очень понравилось ваше лицо.

Господин де Пурсоньяк. Чрезвычайно польщен.

Сбригани. Я сразу увидел в нем нечто весьма достойное…

Господин де Пурсоньяк. Покорно вас благодарю.

Сбригани. …нечто приятное…

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. …привлекательное…

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. …кроткое…

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. …величавое…

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. …искреннее…

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. …и задушевное.

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. Поверьте, что я весь к вашим услугам.

Господин де Пурсоньяк. Моей признательности нет границ.

Сбригани. Говорю от чистого сердца.

Господин де Пурсоньяк. Охотно верю.

Сбригани. Если б я имел честь быть вашим знакомым, вы убедились бы, что я человек в высшей степени искренний…

Господин де Пурсоньяк. Нисколько не сомневаюсь.

Сбригани. …враг всякого притворства…

Господин де Пурсоньяк. Твердо в этом уверен.

Сбригани. …неспособный скрывать свои чувства.

Господин де Пурсоньяк. Я так и думал.

Сбригани. Я вижу, вы обратили внимание, что на мне платье другого покроя, чем у местных жителей, но дело в том, что ваш покорный слуга родом из Неаполя,[20] и я решил хотя бы отчасти сохранить манеру одеваться, а также искренность, присущую моим землякам.

Господин де Пурсоньяк. Прекрасно сделали. А мне вот захотелось одеться так, как одеваются придворные, когда отправляются в путешествие.

Сбригани. Клянусь честью, наряд этот вам более к лицу, нежели всем нашим придворным.

Господин де Пурсоньяк. То же самое говорил мне мой портной. Костюм изящный, роскошный, он наделает в Париже много шуму.

Сбригани. Вне всякого сомнения. Вы, конечно, побываете в Лувре?

Господин де Пурсоньяк. Пожалуй, мне придется представиться ко двору.

Сбригани. Король будет в восторге от вашего посещения.

Господин де Пурсоньяк. Надо полагать.

Сбригани. Вы уже наняли квартиру?

Господин де Пурсоньяк. Нет, только еще собирался искать.

Сбригани. Вы доставили бы мне огромное удовольствие, если бы разрешили помочь вам; мне здесь знакома каждая улица, каждый дом.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Эраст.

Эраст. Что это? Кого я вижу? Какая приятная встреча! Господин де Пурсоньяк! Как я рад вас видеть! Но что это? Вы как будто меня не узнаете?

Господин де Пурсоньяк. Доброго здоровья, сударь.

Эраст. Неужели каких-нибудь пять-шесть лет настолько изгладили меня из вашей памяти, что вы не узнаете лучшего друга семьи Пурсоньяков?

Господин де Пурсоньяк. Прошу прощения. (К Сбригани.) Честное слово, я его не знаю.

Эраст. В Лиможе я знаю всех Пурсоньяков от мала до велика. Когда я жил там, я только у них и бывал и почти каждый день имел честь видеть вас.

Господин де Пурсоньяк. Это я имел честь, сударь…

Эраст. Неужели мое лицо вам не знакомо?

Господин де Пурсоньяк. Да, правда. (К Сбригани.) Знать его не знаю.

Эраст. Разве вы не помните, сколько раз я имел счастье с вами выпивать?

Господин де Пурсоньяк. Простите! (К Сбригани.) Не понимаю, что он говорит.

Эраст. Как зовут того трактирщика в Лиможе, который всегда так вкусно кормит?

Господин де Пурсоньяк. Пти-Жан?

Эраст. Он самый. К нему-то мы с вами чаще всего и хаживали, чтобы подзакусить. А как у вас в Лиможе называется место для прогулок?

Господин де Пурсоньяк. Аренское кладбище?

Эраст. Вот-вот. Сколько приятных часов я провел там в беседах с вами! Неужели не помните?

Господин де Пурсоньяк. Простите… Припоминаю… (К Сбригани.) Черт меня возьми, если я помню что-нибудь подобное.

Сбригани (господину де Пурсоньяку). Такие вещи часто выпадают из памяти.

Эраст. Обнимемся же и вновь скрепим узы нашей старинной дружбы!

Сбригани (господину де Пурсоньяку). По-видимому, этот человек вас очень любит.

Эраст. Скажите, пожалуйста, как поживают ваши родные? Как чувствует себя ваш… ну, этот самый… такой почтенный человек…

Господин де Пурсоньяк. Мой брат, консул?

Эраст. Да-да.

Господин де Пурсоньяк. Великолепно себя чувствует.

Эраст. Как я рад! А этот весельчак? Ну, этот ваш…

Господин де Пурсоньяк. Мой двоюродный брат, асессор?

Эраст. Правильно.

Господин де Пурсоньяк. Все такой же веселый и бодрый.

Эраст. Ах, как меня это радует! Ну а ваш дядюшка, которого я…

Господин де Пурсоньяк. У меня нет никакого дядюшки.

Эраст. В те времена как будто бы был…

Господин де Пурсоньяк. У меня была тетка.

Эраст. Тетушку-то я и имел в виду. Ну как она поживает?

Господин де Пурсоньяк. Уже полгода, как умерла.

Эраст. Как жаль! Бедная женщина! Такая прекрасная особа!

Господин де Пурсоньяк. Мой племянник, каноник, тоже чуть было не умер от оспы.

Эраст. Вот было бы жалко!

Господин де Пурсоньяк. Разве вы и его знаете?

Эраст. Что за вопрос! Высокий, статный молодой человек.

Господин де Пурсоньяк. Ну, не такой уж он высокий.

Эраст. Да, но хорошо сложен.

Господин де Пурсоньяк. Вот это верно.

Эраст. Он ведь ваш племянник?

Господин де Пурсоньяк. Да.

Эраст. Сын вашего брата или сестры?

Господин де Пурсоньяк. Правильно.

Эраст. Каноник церкви святого… как его…

Господин де Пурсоньяк. Святого Стефана.

Эраст. Вот-вот, о нем я и говорю.

Господин де Пурсоньяк (к Сбригани). Он перечислил всю мою родню.

Сбригани. Он знает вас великолепно.

Господин де Пурсоньяк. По-видимому, вы долго жили в нашем городе?

Эраст. Целых два года.

Господин де Пурсоньяк. Стало быть, вы были у нас, когда губернатор крестил ребенка у моего кузена, асессора?[21]

Эраст. Конечно, я был одним из первых приглашенных.

Господин де Пурсоньяк. Это было торжественно.

Эраст. Очень торжественно.

Господин де Пурсоньяк. Обед был на славу.

Эраст. Еще бы!

Господин де Пурсоньяк. Значит, вы были свидетелем моей ссоры с перигорским дворянином?[22]

Эраст. Был.

Господин де Пурсоньяк. Черт возьми! Нашел с кем связываться!

Эраст. Ха-ха!

Господин де Пурсоньяк. Он, правда, влепил мне пощечину, зато и я в долгу не остался.

Эраст. Разумеется. Итак, я совершенно уверен, что вы остановитесь у меня.

Господин де Пурсоньяк. Я боюсь…

Эраст. Помилуйте! Я не допущу, чтобы мой лучший друг поселился не у меня.

Господин де Пурсоньяк. Это вас…

Эраст. Нет, черт возьми, вы остановитесь у меня!

Сбригани (господину де Пурсоньяку). Раз он так настаивает, мой совет — воспользоваться его приглашением.

Эраст. Где ваши вещи?

Господин де Пурсоньяк. Я оставил их на попечение слуги в гостинице.

Эраст. Мы пошлем кого-нибудь за ними.

Господин де Пурсоньяк. Нет. Я наказал ему не отходить от них, пока сам за ними не приду, а то ведь могут и обокрасть.

Сбригани. Весьма разумная предосторожность.

Господин де Пурсоньяк. В этом городе надо держать ухо востро!

Эраст. Сразу видно умного человека.

Сбригани. Я схожу за вещами вместе с господином де Пурсоньяком, а затем приведу его, куда вы укажете.

Эраст. Отлично. Я пока отдам кое-какие распоряжения, а вы пожалуйте прямо в этот дом.

Сбригани. Мы скоро будем у вас.

Эраст (господину де Пурсоньяку). Жду с нетерпением.

Господин де Пурсоньяк (к Сбригани). Право, я никак не рассчитывал на такое знакомство.

Сбригани. Он производит впечатление порядочного человека.

Господин де Пурсоньяк и Сбригани уходят.

Эраст (один). Ну, господин де Пурсоньяк, теперь вы у нас запляшете! Все готово, остается только постучать в эту дверь. Отворите!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Эраст, аптекарь.

Эраст. Если я не ошибаюсь, сударь, вы тот доктор, с которым на днях говорили от моего имени?

Аптекарь. Нет, сударь, я не доктор, мне эта честь не принадлежит; я всего лишь аптекарь, скромный аптекарь, готовый к вашим услугам.

Эраст. А доктор дома?

Аптекарь. Да, принимает больных. Пойду скажу ему, пожаловали.

Эраст. Не нужно, не ходите. Я подожду, пока он освободится. Его заботам я собираюсь поручить одного моего родственника, о котором с ним уже говорили. Он слегка поврежден в уме, и мы, его родные, хотели бы сначала вылечить его, а потом женить.

Аптекарь. Знаю, знаю, о ком идет речь. Я был у доктора, когда с ним об этом говорили. По чести скажу, по чести скажу, искуснее врача вам не найти! Он знает медицину, как я — «Отче наш», и ни на йоту не отступит от правил, предписанных древними, хотя бы из-за этого больной отправился на тот свет. Да, он всегда идет проторенной дорогой, проторенной дорогой и не станет плутать по нехоженым тропам. Ни за какие блага не согласился бы он лечить больного средствами, которых не предписывают медицинские светила.

Эраст. Правильно делает. Больной не должен хотеть выздороветь, если нет на то соизволения медицинских светил.

Аптекарь. Я так хвалю его не потому, что мы с ним большие друзья. Но, право, одно удовольствие, одно удовольствие быть его пациентом. Я предпочел бы умереть от его лекарств, чем выздороветь от лекарств другого врача. Что бы ни случилось, с ним всегда можно быть уверенным, что все протекает как должно, и, если даже вы с его врачебной помощью умрете, вашим наследникам не в чем будет вас упрекнуть.

Эраст. Да, это большое утешение для покойника!

Аптекарь. Конечно! По крайней мере знаешь, что умер по всем правилам. К тому же он не из тех врачей, у которых больные залеживаются, как товар на полке. Он человек проворный, проворный, любит поторапливать больного, и если кому-либо суждено умереть, то он содействует тому, чтобы это случилось как можно скорее.

Эраст. В самом деле, чем скорее, тем лучше.

Аптекарь. Совершенно справедливо. К чему мешкать и ходить вокруг да около? Нужно только сразу определить, долго или не долго протянется болезнь.

Эраст. Вы правы.

Аптекарь. На мою долю выпала особая честь: он лечил у меня троих детей, и в какие-нибудь три дня они уже убрались, а попади они к другому, так мучились бы еще месяца три.

Эраст. Какое счастье иметь таких друзей!

Аптекарь. Еще бы! У меня теперь осталось двое детей, и заботится он о них, как о своих собственных: лечит и распоряжается ими, как ему вздумается, я уж ни во что не вмешиваюсь. Часто бывает так: возвращаюсь домой и с удивлением узнаю, что им пустили кровь или дали слабительные по его предписанию.

Эраст. Поистине дружеские попечения!

Аптекарь. Вот он и сам, вот он и сам, вот он и сам идет!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, первый доктор, крестьянин и крестьянка.

Крестьянин. Сударь! Ему невтерпеж. Очень уж, говорит, сильно болит голова.

Первый доктор. Ваш больной — дурак, тем более что, по Галену,[23] при болезни, которой он страдает, должна болеть не голова, а селезенка.

Крестьянин. Что вы говорите, сударь, а у него вдобавок уже шестой месяц как не проходит понос.

Первый доктор. Прекрасно. Это симптом, что внутренности прочищаются. Я навещу его дня через два. Но если он умрет за это время, вы не преминете известить меня об этом, ибо не приличествует врачу посещать мертвеца.

Крестьянин уходит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Эраст, аптекарь, первый доктор, крестьянка.

Крестьянка (доктору). Сударь! Моему отцу все хуже да хуже.

Первый доктор. Я в этом не виноват. Я пользую его всевозможными средствами, что ж он не выздоравливает? Сколько раз ему отворяли кровь?

Крестьянка. За двадцать дней, сударь, пятнадцать раз.

Первый доктор. Пятнадцать раз?

Крестьянка. Да.

Первый доктор. И он все не выздоравливает?

Крестьянка. Нет.

Первый доктор. Это доказывает, что болезнь не в крови. Мы столько же раз дадим ему слабительное и проверим, не в соках ли она. А если и это не поможет, пропишем ему ванны.

Аптекарь. Вот оно, искусство, вот оно, искусство медицины!

Крестьянка уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Эраст, аптекарь, первый доктор.

Эраст (доктору). Я, сударь, посылал к вам на днях для переговоров об одном моем родственнике, у которого слегка помутился рассудок. Мне было бы желательно поместить его у вас: так и лечить его будет удобнее и он меньше будет мозолить людям глаза.

Первый доктор. Да, сударь, я уже распорядился и могу ручаться, что уход за ним будет самый тщательный.

Эраст. А вот и он.

Первый доктор. По счастливому стечению обстоятельств у меня сейчас гостит мой старый приятель; мне было бы весьма любопытно посоветоваться с ним по поводу вашего больного.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и господин де Пурсоньяк.

Эраст (господину де Пурсоньяку). Мне нужно будет отлучиться по делу (указывая на доктора), но я оставлю вас на попечение этого господина; ради меня он сделает для вас все, что от него зависит.

Первый доктор. Это мой долг. Постараюсь оправдать ваше доверие.

Господин де Пурсоньяк (в сторону). Это его дворецкий. Видно, мой хозяин — человек знатный.

Первый доктор. Да, обещаю вам заботиться о вашем госте методически, по всем правилам нашей науки.

Господин де Пурсоньяк. Ради бога, к чему столько церемоний? Я никому не хочу причинять беспокойство.

Первый доктор. Такая обязанность — для меня одно удовольствие.

Эраст (доктору). Вот вам пока шесть пистолей в счет обещанного.

Господин де Пурсоньяк. Нет-нет, прошу вас! Я не допущу, чтобы вы на меня тратились и посылали за покупками.

Эраст. Ради бога, не беспокойтесь! Деньги я дал совсем не на то.

Господин де Пурсоньяк. Прошу вас, будьте со мной запросто.

Эраст. Я этого и хочу. (Доктору, тихо.) Самое главное, не отпускайте его от себя ни на шаг: временами он порывается бежать.

Первый доктор. Насчет этого не беспокойтесь.

Эраст (господину де Пурсоньяку). Простите, что я так невежлив…

Господин де Пурсоньяк. Помилуйте! Вы и так ко мне слишком внимательны.

Эраст уходит.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Аптекарь, первый доктор, господин де Пурсоньяк, второй доктор.

Первый доктор. Это большая честь для меня, сударь, что именно мне поручили за вами ухаживать.

Господин де Пурсоньяк. Очень вам признателен.

Первый доктор. Рекомендую вам моего собрата, ученейшего человека. Я с ним сейчас посоветуюсь, какой нам режим установить для вас.

Господин де Пурсоньяк. Еще раз повторяю: к чему такие церемонии? Я довольствуюсь малым.

Первый доктор. Эй, принесите сюда кресла!

Появляются лакеи, подают кресла и уходят.

Господин де Пурсоньяк. Однако какая мрачная прислуга у такого молодого человека!

Первый доктор. Прошу вас, сударь, садитесь.

Доктора сажают его между собой.

Господин де Пурсоньяк (садится). Очень благодарен.

Доктора щупают ему пульс.

Что это значит?

Первый доктор. Хорошо ли вы кушаете, сударь?

Господин де Пурсоньяк. Да, а пью еще лучше.

Первый доктор. Вот это-то и плохо. Такая сильная потребность в холодном и влажном указывает на внутренний жар и сухость. Хорошо ли вы спите?

Господин де Пурсоньяк. Да, особенно когда поужинаю.

Первый доктор. Видите сны?

Господин де Пурсоньяк. Случается.

Первый доктор. Какого рода?

Господин де Пурсоньяк. Сны как сны… Что это за разговор, черт возьми?

Первый доктор. Каков у вас стул?

Господин де Пурсоньяк. Честное слово, не понимаю, к чему эти вопросы? Лучше бы пропустить стаканчик-другой.

Первый доктор. Немного терпения! Мы при вас же обсудим, как с вами быть, а чтобы вы нас поняли, будем говорить не по-латыни.

Господин де Пурсоньяк. Да какие же особые обсуждения требуются для того, чтобы закусить?

Первый доктор. Поелику известно, что нельзя вылечить болезнь, не изучив ее досконально, а досконально изучить ее невозможно, в точности не определив, на основании диагностических и прогностических данных, ее особой идеи и подлинной сущности, то позвольте мне, наш уважаемый старейшина, войти в рассмотрение оной болезни, а затем уже коснуться терапии и лечебных средств, к коим нам должно будет прибегнуть для совершенного ее излечения. Итак, милостивый государь, с вашего позволения я утверждаю, что пациент наш, здесь присутствующий, имеет несчастье быть пораженным, одержимым, охваченным, измученным тем видом умственного расстройства, каковой мы весьма удачно именуем ипохондрическою меланхолией, формой помешательства весьма тяжелой, для излечения которой требуется такой эскулап, как вы, непревзойденный мастер, поседевший, как говорится, в боях, через руки коего прошло великое множество всякого рода больных. Сей недуг именуется мною ипохондрической меланхолией, в отличие от двух других его форм, поелику достославный Гален научным, как это ему свойственно, способом установил три вида сего недуга, каковой мы именуем меланхолией и именуемый подобным образом не только римлянами, но и греками, что в сем случае особое имеет значение. Первый вид его зависит от болезни мозга как таковой; второй зависит от общей порчи крови, наполнившейся и пропитавшейся желчью; третий же, именуемый ипохондрическим, каковой мы в сем случае и наблюдаем, происходит от расстройства в нижней части внутренностей, главным образом селезенки, коей воспаление засоряет мозг нашего больного изрядным количеством густой и грязной копоти, испарения каковой, черные и зловредные, нарушают функции важнейшей нашей способности, чем и вызывается, по нашему разумению, данный недуг, коим наш больной столь явно поражен и терзаем. Дабы удостовериться в безошибочности диагноза, мною поставленного, достаточно взглянуть на это сосредоточенное выражение лица, заметить на этом лице печаль в сочетании со страхом и подозрительностью, заметить признаки патогномонические[24] и индивидуальные, столь точно указанные божественным старцем Гиппократом, обратить внимание на эту физиономию, на эти глаза, красные и блуждающие, на эти длинные усы, на сложение этого тела, хилого, тщедушного, смуглого и волосатого, каковые признаки свидетельствуют о крайней пораженности оного субъекта сим недугом, от ипохондрического расстройства происходящим, каковой недуг, с течением времени укрепившись, укоренившись, угнездившись, обретя, так сказать, права гражданства, легко может перейти в манию, в чахотку, в апоплексию, даже в буйное помешательство. Исходя из этого, поелику правильно распознанный недуг уже наполовину исцелен, ибо ignoti nulla est curatio morbi,[25] вам нетрудно будет со мной согласиться касательно врачебных мер, которые к больному применить должно. Во-первых, дабы сие чрезмерное полнокровие и вместе с тем худосочие, по всему телу распространившееся, остановить, предлагаю подвергнуть больного усиленной флеботомии,[26] иными словами — кровопусканиям частым и обильным, сперва из плечевой вены, засим из головной и даже, буде болезнь окажется упорной, вскрыть лобную вену с широким отверстием в оной, дабы сгустившаяся кровь могла выйти наружу. В то же время необходимо очистить, освободить и опорожнить его внутренности надлежащими и соответственными слабительными, колагогическими, меланогогическими[27] и прочими. А поелику истинной причиной всякого недуга являются загрязненные и замутненные соки, иначе говоря — черные, плотные испарения, затемняющие, заражающие и отравляющие животные силы, то я почитаю за благо на будущее время назначить больному ванну из чистой и свежей воды с большим количеством сыворотки, дабы вода изгнала муть из соков, а сыворотка рассеяла черноту испарений. Но прежде всего я почитаю необходимым развлечь больного приятною беседою, пением и игрой на музыкальных инструментах, к коим я не почел бы неуместным добавить и пляску, дабы танцоры движениями своими, легкостью и проворством оживили больного и вывели его из оцепенения, вызванного застоем в крови, а застой в крови и есть источник его недуга. Таковы предлагаемые мною меры, к которым наш старейший и ученейший собрат благодаря своему опыту, мудрости и познаниям, кои он приобрел в нашей науке, волен присовокупить другие, более действительные. Dixi.[28]

Второй доктор. Я далек от мысли, милостивый государь, что-либо прибавлять к только что вами сказанному. Вы так подробно остановились на признаках, симптомах и причинах недуга и рассуждение ваше представляется мне столь ученым, столь прекрасным, что больного нельзя не признать помешанным, меланхоликом-ипохондриком, а если бы даже он и не был таковым, то он должен им стать ради красоты речей ваших и справедливости вашего суждения. Да, милостивый государь, вы поистине графически, graphice depinxisti, изобразили все, что оного недуга касается. Большей учености, мудрости и находчивости невозможно было высказать в постижении, обдумывании и осмысливании всего того, что вы изволили сказать по поводу этой болезни, как по части диагноза, так и по части прогноза, а равно и терапии. И мне остается лишь поздравить пациента, что он попал в ваши руки, и объявить ему, что это великое для него счастье, что он помешался, ибо это дает ему возможность испытать на себе целебную силу тех мягких врачебных средств, которые вы имели полное основание ему назначить. Я все их одобряю вполне: manibus et pedibus descendo in tuam sententiam.[29] Я бы только предложил, помимо всего прочего, делать больному нечетное число кровопусканий и промываний желудка, ибо numero Deus impari gaudet;[30] сыворотку давать больному внутрь перед ванной; на лоб ему надеть повязку с солью, ибо соль есть символ мудрости; выбелить стены его комнаты, дабы рассеять мрачные его мысли: album est disgregativum visus,[31] и, не откладывая, сделать легкое промывательное, каковое послужило бы прологом и введением к тем разумным мерам лечения, кои, если только больному суждено выздороветь, должны принести ему облегчение. Дай бог, чтобы ваше желание, милостивый государь, исполнилось и предписанные вами меры пошли больному на пользу!

Господин де Пурсоньяк. Господа! Я вас слушаю целый час. Мы что, комедию здесь играем?

Первый доктор. Нет, сударь, мы совсем не играем.

Господин де Пурсоньяк. Что же все это значит? К чему тогда вся эта галиматья и все эти глупости?

Первый доктор. Ага, уже начал бросать оскорбления! Только этого симптома нам и не хватало для окончательного определения его болезни. Болезнь легко может превратиться в манию.

Господин де Пурсоньяк (в сторону). С кем это меня тут посадили? (Плюет несколько раз.)

Первый доктор. Еще симптом: обильное слюнотечение.

Господин де Пурсоньяк. Сейчас все брошу и уйду.

Первый доктор. Еще симптом: безудержное стремление к перемене места.

Господин де Пурсоньяк. Да что же это такое? Чего вы от меня хотите?

Первый доктор. Вылечить вас, как нам было приказано.

Господин де Пурсоньяк. Вылечить меня?

Первый доктор. Да.

Господин де Пурсоньяк. Черт возьми, я же совершенно здоров!

Первый доктор. Нехороший признак, когда больной не ощущает своей болезни.

Господин де Пурсоньяк. Уверяю вас, я отлично себя чувствую.

Первый доктор. Нам лучше знать, как вы себя чувствуете. Мы медики, и нам виднее, в каком вы состоянии.

Господин де Пурсоньяк. Если вы медики, то на что же вы мне нужны? Плевать я хотел на медицину!

Первый доктор. Ого! Ого! Да он еще более невменяем, чем мы предполагали.

Господин де Пурсоньяк. Мои родители не принимали никаких лекарств и оба скончались без помощи врачей.

Первый доктор. Тогда неудивительно, что сын, которого они произвели на свет, безумен. (Второму доктору.) Итак, приступим к лечению и сладостною гармонией, веселящей душу, смягчим, утешим и укротим возмущенный его дух, готовый, как видно, разъяриться.

Аптекарь и оба доктора уходят.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

[32]

Господин де Пурсоньяк один.

Господин де Пурсоньяк. Что за дьявольщина! Или все в этом городе рехнулись? Никогда еще я ничего подобного не видел и ничего не могу понять.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Господин де Пурсоньяк, два смешных медика, которых изображают итальянские певцы.

Все трое усаживаются. Медики несколько раз встают и кланяются господину де Пурсоньяку, который тоже всякий раз встает и отвечает им поклоном.

Оба медика.

Господь здоровья вам пошли!
Вы заболели от печали.
Она влечет недуг тяжелый.
Чтоб вы опять веселым стали,
Пришли мы с песнею веселой.
Мы лишь затем сюда пришли,
Чтоб вы, как прежде, расцвели.
Господь здоровья вам пошли,
Вас от печали исцели!
Первый медик.

Грусть, унылость и кручина —
Вот болезней всех причина.
Так рассмейтесь, и тотчас
От поветрий, и зараз,
И от всех недугов враз
Исцелит веселье вас.
Второй медик.

Танцуйте, смейтесь, веселитесь —
И вы мгновенно исцелитесь.
А если вдруг начнется бред,
Вина хлебните, лучше средства нет,
И временами нюхайте табак.
Ну, веселей, мосье де Пурсоньяк!

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Господин де Пурсоньяк, два смешных медика, шуты.

Балетный выход
Пляска шутов вокруг господина де Пурсоньяка.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Господин де Пурсоньяк, аптекарь с клистирной трубкой.

Аптекарь. Милостивый государь! Вот легонькое средство, легонькое средство; пожалуйста, примите, пожалуйста, примите!

Господин де Пурсоньяк. Что? Этого еще только недоставало!

Аптекарь. Его вам прописали, его вам прописали!

Господин де Пурсоньяк. Совсем оглушил!

Аптекарь. Примите же, примите; оно не повредит, оно не повредит!

Господин де Пурсоньяк. Ох!

Аптекарь. Легонький клистирчик, легонький клистирчик, нежный-пренежный, да-да, он очень нежный! Вам надобно его поставить, сударь, чтоб вас прочистило, прочистило, прочистило!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Господин де Пурсоньяк, аптекарь, два смешных медика, шуты.

Медики с клистирными трубками и шуты пляшут вокруг господина де Пурсоньяка, затем останавливаются перед ним и поют.

Оба медика.

Поставь сие,
Синьор мосье,
Поставь, поставь, поставь сие!
Клистир вернее, чем любое зелье:
Не повредит и возвратит веселье.
Поставь сие,
Синьор мосье,
Поставь, поставь, поставь сие!
Господин деПурсоньяк. Идите вы ко всем чертям! (Отбивается шляпой от клистирных трубок и, преследуемый медиками и шутами, бежит в глубину сцены, затем возвращается на прежнее место и садится в кресло, возле которого его поджидает аптекарь; медики и шуты возвращаются следом за ним.)

Оба медика.

Поставь сие,
Синьор мосье,
Поставь, поставь, поставь сие!
Клистир вернее, чем любое зелье:
Не повредит и возвратит веселье.
Поставь сие,
Синьор мосье,
Поставь, поставь, поставь сие!
Господин де Пурсоньяк убегает вместе с креслом, аптекарь бежит за ним и приставляет клистирную трубку к креслу; медики и шуты устремляются вслед за ними.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Первый доктор, Сбригани.

Первый доктор. Он преодолел все воздвигнутые мною преграды и убежал от лечения, которое я начал было к нему применять.

Сбригани. Надо быть самому себе врагом, чтобы спасаться от столь целительных лекарств, как ваши.

Первый доктор. Нежелание выздороветь есть признак больного мозга и помраченного рассудка.

Сбригани. Вы бы его мигом вылечили.

Первый доктор. Несомненно, даже при наличии двенадцати осложнений.

Сбригани. Однако по его милости вы теряете пятьдесят пистолей, которые вы заработали честным трудом.

Первый доктор. Я вовсе не намерен их терять: хочет он или не хочет, а я его вылечу. Он привязан и прикован к моим лекарствам, и, где бы я его ни нашел, я велю схватить его, как дезертира медицины и нарушителя моих предписаний.

Сбригани. Вы правы. Ваши снадобья — дело верное, эти деньги он все равно что у вас из кармана вытащил.

Первый доктор. Где бы мне узнать о нем?

Сбригани. У милейшего Оронта, конечно: это ведь на его дочери он собирается жениться. Боюсь только, как бы тот, ничего не зная о болезни будущего зятя, не вздумал поспешить со свадьбой.

Первый доктор. Сейчас же пойду к нему.

Сбригани. Хорошо сделаете.

Первый доктор. Мне его отдали под залог моей лечебной помощи. Больному нельзя позволять издеваться над врачом.

Сбригани. Правильно. Послушайтесь вы моего совета: не давайте ему жениться до тех пор, пока досыта не напичкаете его своими снадобьями.

Первый доктор. Положитесь на меня.

Сбригани (вполголоса). А я, со своей стороны, придумаю какую-нибудь другую махинацию и оставлю в дураках и тестя и зятя. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Первый доктор, Оронт.

Первый доктор. Милостивый государь! Правда ли, что некий господин де Пурсоньяк женится на вашей дочери?

Оронт. Да, он должен приехать из Лиможа. Вероятно, уже здесь.

Первый доктор. Да он уже приехал, его поместили ко мне, а он сбежал. Именем медицины я запрещаю вам заключать брачный договор, пока я должным образом не подготовлю жениха, дабы он был в состоянии производить здоровое и телом и душой потомство.

Оронт. Как понять ваши слова?

Первый доктор. Ваш будущий зять был вверен моим попечениям в качестве пациента. Его недуг — это моя собственность, входящая в состав моего движимого имущества. Так вот, я заявляю вам, что не допущу этого брака, прежде чем он не возместит убытков, нанесенных медицине, и не примет всех лекарств, которые я ему назначу.

Оронт. Он болен чем-нибудь?

Первый доктор. Да.

Оронт. Чем же именно, позвольте спросить?

Первый доктор. Не трудитесь расспрашивать…

Оронт. Разве это такая болезнь, что…

Первый доктор. Мы, медики, обязаны соблюдать тайну. Достаточно того, что я приказываю вам и вашей дочери без моего согласия не заключать с ним брачного договора, дабы не навлечь на себя гнев медицинского факультета и не пасть жертвой болезней, которые нам угодно будет на вас наслать.

Оронт. В таком случае я не настаиваю на этом браке.

Первый доктор. Мне его поручили, и он обязан быть моим пациентом.

Оронт. Совершенно справедливо.

Первый доктор. Сколько бы он ни убегал, я по суду заставлю его у меня лечиться.

Оронт. Вполне с вами согласен.

Первый доктор. Пускай он сдохнет, а я его вылечу.

Оронт. От всей души этого желаю.

Первый доктор. А если я его не разыщу, то примусь за вас и стану вместо него лечить вас.

Оронт. Я совершенно здоров.

Первый доктор. Меня это не касается. Мне нужен больной, возьму первого попавшегося.

Оронт. Берите кого хотите, только не меня.

Первый доктор уходит.

Вот так рассуждение!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Оронт, Сбригани, одетый фламандским купцом.

Сбригани. Мосье! Разрешайте порекомендоваться: я иностранная фламандская купца, и я очень желательна поспрашивать у вас небольшая сведения.

Оронт. Что вы говорите, сударь?

Сбригани. Наденьте ваша шляпа на ваша голова, мосье, попрошу вас.

Оронт. Что вы хотите мне сказать, сударь?

Сбригани. Я ничего не сказал, мосье, если вы не надевал ваша шляпа на ваша голова.

Оронт. Пусть будет по-вашему. Так в чем же дело, сударь?

Сбригани. Знакомая ли вам в этот город некая господин Оронт?

Оронт. Да, я его знаю.

Сбригани. Какая она человек, мосье, разрешайте спросить?

Оронт. Человек как человек.

Сбригани. Я вас спросить, мосье, богатая ли она ли состояние?

Оронт. Да.

Сбригани. Очень сильно богатая, мосье?

Оронт. Да.

Сбригани. Мой очень рад, мосье.

Оронт. Что же вас так радует?

Сбригани. На это есть небольшой причина, очень важный для нас.

Оронт. В чем же все-таки дело?

Сбригани. Дело то, мосье, что эта господин Оронт отдаст своя дочь замуж за некая господин де Пурсоньяк.

Оронт. Ну и что же?

Сбригани. А эта господин де Пурсоньяк, мосье, очень много задолжала десять или двенадцать фламандская купца, которая сюда приехала.

Оронт. Господин де Пурсоньяк много задолжал десяти-двенадцати купцам?

Сбригани. Да, мосье, и восемь месяц уже, как мы получили исполнительная лист, а она отложила расплата со свой кредиторы из приданая, что господин Оронт будет давать за своя дочь.

Оронт. Гм-гм! Он отсрочил свою расплату с кредиторами до этого времени?

Сбригани. Да, мосье. И мы все с большая нетерпения ожидаем эта свадьба.

Оронт (в сторону). Недурное известие! (Громко.) Желаю вам всего доброго.

Сбригани. Я благодарна мосье за большая любезность.

Оронт. Ваш покорный слуга.

Сбригани. Я, мосье, больший чем обязан вам за добрая известия.

Оронт уходит. Сбригани снимает накладную бороду и фламандский костюм, надетый поверх обыкновенного.

Дела идут недурно. Скинем наш фламандский наряд и подумаем о новых кознях. Постараемся посеять между тестем и зятем столько розни, столько подозрений, что затеянная свадьба расстроится. Оба они готовы клюнуть на любую удочку, какую им ни закинь, так что для нашего брата, первостатейного мошенника, поймать такую легкую добычу — это детская игра, не больше.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Сбригани, господин де Пурсоньяк.

Господин де Пурсоньяк. «Поставь сие, синьор мосье, поставь, поставь, поставь сие!» Что за белиберда? (Увидев Сбригани.) Ой!

Сбригани. Что такое, сударь? Что с вами?

Господин де Пурсоньяк. Куда ни взгляну, мне всюду мерещится промывательное.

Сбригани. Как так?

Господин де Пурсоньяк. Вы не знаете, что со мной случилось в том доме, к которому вы меня подвели?

Сбригани. Понятия не имею. А что?

Господин де Пурсоньяк. Я надеялся, что меня там как следует угостят.

Сбригани. Ну и что же?

Господин де Пурсоньяк. «Я вас оставляю на попечение этого господина…» Лекари в черном… Усаживают в кресло… Щупают пульс… «Сомнений нет: он помешан». Двое каких-то толстомордых… в широкополых шляпах… «Добрый день, добрый день…» Шестеро шутов… «Та-ра-та-та, та-ра-та-та… Не унывайте, мосье Пурсоньяк!..» Аптекарь… Клистир… «Вам надобно его поставить, сударь, легонький клистирчик, нежный-пренежный. Чтоб вас прочистило, прочистило, прочистило! Поставь сие, синьор мосье, поставь, поставь, поставь сие!» Никогда в жизни мне не приходилось слышать столько глупостей.

Сбригани. Что же все это значит?

Господин де Пурсоньяк. Это значит, что человек, который лез ко мне обниматься, просто обманщик: он пригласил меня к себе, чтобы посмеяться надо мной и устроить мне гадость.

Сбригани. Так ли это?

Господин де Пурсоньяк. Я в этом не сомневаюсь. За мною по пятам гнались человек десять полоумных, и мне стоило огромного труда вырваться из их лап.

Сбригани. Подумайте только, до чего наружность обманчива! Я был уверен, что это один из самых близких ваших друзей. Неужели на свете могут быть такие мошенники? Мне это представляется невероятным.

Господин де Пурсоньяк. Скажите, пожалуйста, от меня не пахнет промывательным?

Сбригани. Гм! Немножко припахивает.

Господин де Пурсоньяк. У меня и обоняние и воображение полны этим запахом. Мне все чудится, что в меня нацеливаются десятки клистирных трубок.

Сбригани. До чего доходит людская злоба! Бывают же такие мерзавцы, такие злодеи!

Господин де Пурсоньяк. Укажите мне, ради бога, дом господина Оронта: я хочу прямо сейчас пойти к нему.

Сбригани. Эге, да вы, оказывается, влюбчивы? Слышали, должно быть, что у господина Оронта есть дочка?

Господин де Пурсоньяк. Да. Я собираюсь на ней жениться.

Сбригани. Же… жениться?

Господин де Пурсоньяк. Да.

Сбригани. Законным браком?

Господин де Пурсоньяк. А как же еще?

Сбригани. А, тогда другое дело, прошу прощения.

Господин де Пурсоньяк. Что вы этим хотите сказать?

Сбригани. Ничего.

Господин де Пурсоньяк. Нет, все-таки?

Сбригани. Право, ничего. Это я так, не подумав.

Господин де Пурсоньяк. Я вас очень прошу мне сказать, что за этим кроется.

Сбригани. Уверяю вас, в этом нет необходимости.

Господин де Пурсоньяк. Ради бога!

Сбригани. Нет-нет. Умоляю вас, увольте меня от этого!

Господин де Пурсоньяк. Значит, вы мне не друг?

Сбригани. Напротив, самый преданный друг.

Господин де Пурсоньяк. В таком случае вы ничего не должны от меня скрывать.

Сбригани. Здесь затронуты интересы другого лица.

Господин де Пурсоньяк. Вот перстенек, я прошу вас принять его в знак любви ко мне; быть может, он побудит вас быть со мною откровенным.

Сбригани. Дайте мне немного подумать, не иду ли я против совести. (Отходит на несколько шагов от господина де Пурсоньяка и говорит вполголоса, но так, что тот его слышит.) Вот, например, человек устраивает свои дела, старается как можно выгоднее пристроить дочь, но ведь вредить-то никому не следует. Дела эти, по правде сказать, ни для кого здесь не тайна, но я-то их собираюсь открыть человеку, который о них не знает, а порочить своего ближнего возбраняется. Все это так, но, с другой стороны, представьте себе приезжего человека, которого хотят поймать, а он по простоте душевной собирается жениться на девушке, не зная ее и сроду в глаза не видав. К тому же он дворянин, хороший человек, я к нему расположен, он считает меня другом и тем оказывает мне особую честь, доверяет мне и в знак любви дарит перстень. (Господину де Пурсоньяку.) Да, я считаю, что вправе сказать вам все — совесть мне это позволяет. Постараюсь, однако, быть как можно мягче, чтобы по возможности не обижать людей. Сказать, что эта девушка ведет себя недостойно, было бы, пожалуй, слишком сильно. Поищем выражения помягче. Слова «легкомысленная» недостаточно. «Прожженная кокетка» точней всего, мне кажется, выразит нашу мысль, и я осмеливаюсь воспользоваться этим определением, чтобы честно вам сказать, кто она такая.

Господин де Пурсоньяк. Что же, меня хотят обвести вокруг пальца?

Сбригани. Видите ли, возможно, что, в сущности, она не так уж порочна, как о ней думают. К тому же, на худой конец, найдутся ведь люди, которые стоят выше этого и не считают, что их честь зависит…

Господин де Пурсоньяк. Слуга покорный, я отнюдь не питаю пристрастия к подобного рода головным уборам. Пурсоньяки привыкли ни перед кем не опускать глаз.

Сбригани. А вот и ее отец.

Господин де Пурсоньяк. Этот старик?

Сбригани. Да. Я удаляюсь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Господин де Пурсоньяк, Оронт.

Господин де Пурсоньяк. Здравствуйте, сударь, здравствуйте!

Оронт. Честь имею кланяться, сударь.

Господин де Пурсоньяк. Вы господин Оронт, не так ли?

Оронт. Он самый.

Господин де Пурсоньяк. А я господин де Пурсоньяк.

Оронт. Очень приятно.

Господин де Пурсоньяк. Вы думаете, господин Оронт, что лиможцы — глупцы?

Оронт. А вы думаете, господин де Пурсоньяк, что парижане дураки?

Господин де Пурсоньяк. Уж не воображаете ли вы, господин Оронт, что такой мужчина, как я, возьмет в жены первую попавшуюся девушку?

Оронт. Уж не воображаете ли вы, господин де Пурсоньяк, что такая девушка, как моя дочь, возьмет в мужья первого попавшегося мужчину?

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Жюли.

Жюли. Мне сказали, батюшка, что господин де Пурсоньяк приехал. Ну конечно, это он — мне подсказало сердце! Как он сложен! Как хорош собой! Как я довольна, что у меня будет такой супруг! Позвольте мне обнять его и засвидетельствовать ему…

Оронт. Спокойней, дочь моя, спокойней!

Господин де Пурсоньяк (в сторону). Батюшки, как влюбчива! Так сразу и загорелась!

Оронт. Желал бы я знать, господин де Пурсоньяк, на каком основании вы являетесь…

Жюли (приближается к господину де Пурсоньяку, смотрит на него томным взглядом и хочет взять за руку). Как я счастлива вас видеть, и как я горю нетерпением…

Оронт. Ах, дочь моя, отойди, говорят тебе!

Господин де Пурсоньяк. Ого, какая бойкая девица!

Оронт. Желал бы я знать, повторяю, на каком основании, позвольте вас спросить, вы берете на себя смелость…

Жюли продолжает ту же игру.

Господин де Пурсоньяк (в сторону). Господи, пошли мне сил!

Оронт (к Жюли). Опять? Да что же это такое, наконец!

Жюли. А почему мне нельзя ласкать супруга, которого вы сами для меня выбрали?

Оронт. Нельзя. Ступай к себе.

Жюли. Дайте же мне на него наглядеться!

Оронт. Иди, говорят тебе!

Жюли. Позвольте мне остаться здесь!

Оронт. Нет, не позволю, и если ты сию минуту не уйдешь…

Жюли. Ничего не поделаешь, ухожу.

Оронт. Моя дочь — дура: она ничего не понимает.

Господин де Пурсоньяк (в сторону). До чего я ей понравился!

Оронт (к Жюли, которая сделала несколько шагов и остановилась). Уйдешь ты или нет?

Жюли. Когда же вы наконец обвенчаете меня с господином де Пурсоньяком?

Оронт. Никогда! Он тебе не пара.

Жюли. А я мечтаю за него выйти, да вы и сами этого хотели.

Оронт. Прежде хотел, а теперь расхотел.

Господин де Пурсоньяк (в сторону). Как ей не терпится прибрать меня к рукам!

Жюли. Сколько бы вы ни противились, а мы с ним наперекор всему свету непременно поженимся.

Оронт. Ничего, я сумею вас обоих приструнить, можете мне поверить! Вот нашла на девчонку блажь!

Жюли уходит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Господин де Пурсоньяк, Оронт.

Господин де Пурсоньяк. Ах, боже мой, нареченный тестюшка, не волнуйтесь! Никто не собирается похищать вашу дочь, своими уловками вы никого не проведете!

Оронт. А ваши тоже ни к чему не приведут.

Господин де Пурсоньяк. Как вы могли подумать, что Леонард де Пурсоньяк купит кота в мешке, что у него не найдется и крупицы разума, чтобы осмотреться, порасспросить людей и удостовериться, что, вступая в брак, он не порочит своей чести?

Оронт. Не знаю, что вы этим хотите сказать. Но вы-то как могли подумать, что человек в шестьдесят три года может быть таким безмозглым и так мало уважает свою дочь, что выдаст ее за человека, который вы сами знаете чем болен и отдан доктору на излечение?

Господин де Пурсоньяк. Это подвох, я решительно ничем не болен.

Оронт. Да мне сам врач сказал!

Господин де Пурсоньяк. Врач вам солгал. Я дворянин и готов с ним встретиться со шпагой в руке.

Оронт. Я знаю, чему мне должно верить, и обмануть меня вам не удастся, так же как и по части долгов, которые вы собирались покрыть приданым моей дочери.

Господин де Пурсоньяк. Каких долгов?

Оронт. Перестаньте притворяться. Я виделся с фламандским купцом: он вместе с прочими кредиторами восемь месяцев назад получил на вас исполнительный лист.

Господин де Пурсоньяк. Какой фламандский купец? Какие кредиторы? Какой исполнительный лист?

Оронт. Вы отлично понимаете, о чем я говорю.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и Люсетта.

Люсетта (господину де Пурсоньяку). А, вот ты где? Наконец-то я тебя разыскала. Что, негодяй, можешь ты мне в глаза смотреть?

Господин де Пурсоньяк. Что этой женщине от меня нужно?

Люсетта. Что надо, бессовестный? Ты еще притворяешься, будто меня не знаешь, и не краснеешь, бесстыжий, на меня глядя? (Оронту.) Не знаю, господин хороший, о вас ли идет молва, будто выдаете вы за него свою дочку, только смею вас уверить, что я ему жена, что семь лет назад он проездом через Пезенас сумел ко мне подольститься, и уж не знаю, как это ему удалось, только покорил он мое сердечко, и стала я его женушкой!

Оронт. Вот так так!

Господин де Пурсоньяк. Что за черт!

Люсетта. А через три года бросил меня, подлец! Наплел, будто едет по каким-то делам на свою сторону, и с той поры о нем ни слуху ни духу. Вдруг добрые люди говорят, будто объявился он в нашем городе и собирается жениться на другой, а родители ее отдают, потому что не знают про его первый брак. Как услышала я, все бросила и кинулась сюда, чтоб помешать этому незаконному браку и осрамить перед всем честным народом этого неслыханного злодея.

Господин де Пурсоньяк. Удивительная нахалка!

Люсетта. Бессовестный, и не грех тебе меня обижать? Неужто тебя совесть не мучает?

Господин де Пурсоньяк. Я — ваш муж?

Люсетта. А то, скажешь, нет, низкий ты человек? Ты сам хорошо знаешь, что все это истинная правда. Уж как же я жалею, что все это так вышло: была бы я теперь невинной девушкой, жила бы себе спокойно, горюшка не зная, — на беду мою ты мне подвернулся, улестил, да и обманул меня. Если б не ты, не терпела бы я сейчас такого срама, не пришлось бы мне смотреть, как злодей муж гнушается моей любовью. Вся душа у меня изныла из-за его коварной измены, а ему меня нисколечко не жаль.

Оронт. Не могу удержаться от слез! (Господину де Пурсоньяку.) Какой же вы злой человек!

Господин де Пурсоньяк. Ничего не могу понять.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и Нерина, одетая пикардийкой.

Нерина. Ой, мочи нет! Совсем запыхалась! Ах, обманщик, заставил же ты меня побегать! Теперь уж ты от меня не уйдешь! Правосудия, правосудия требую! Этой свадьбы нельзя допускать! (Оронту.) Это мой муж, сударь, и я не я буду, коли его не повесят, висельника этого!

Господин де Пурсоньяк. Как, еще одна?

Оронт (в сторону). Ну и молодчик!

Люсетта. Что это ты тут наговорила: не допускать, повесить? Этот человек — твой муж?

Нерина. Да, сударыня, а я его жена.

Люсетта. Врешь ты, это я его жена, и коли быть ему на виселице, так уж повешу его я и никто другой.

Нерина. Не разберу, что ты там городишь.

Люсетта. Я про то толкую, что я ему супружница.

Нерина. Супруга?

Люсетта. Ну да.

Нерина. А я тебе повторяю, что его жена я.

Люсетта. А я говорю — я.

Нерина. Четыре года, как он на мне женат.

Люсетта. А мы с ним лет уж семь как поженились.

Нерина. Я приведу очевидцев — они подтвердят.

Люсетта. У нас в округе все про это знают.

Нерина. Весь наш город тому свидетель.

Люсетта. Весь Пезенас был на нашей свадьбе.

Нерина. Весь Сен-Кентен присутствовал на нашем венчании.

Люсетта. Я говорю истинную правду.

Нерина. Я говорю сущую правду.

Люсетта (господину де Пурсоньяку). Что, окаянный, посмеешь ты отрицать?

Нерина (господину де Пурсоньяку). Откажешься ты от меня, злодей?

Господин де Пурсоньяк. Обе вы одинаково правы.

Люсетта. Ну и бессовестный! Неужто ты, мерзавец, забыл про бедненькую Фаншон и про несчастного Жане, которые у нас родились?

Нерина. Посмотрите на этого подлеца! Как! Ты не помнишь наше бедное дитя, крошку Мадлену, которую ты мне оставил в залог своей верности?

Господин де Пурсоньяк. Бессовестные нахалки!

Люсетта. Поди сюда, Фаншон, поди и ты, Жане, подите сюда оба, подите, поглядите на этого зверя отца, которому не жаль своих детищ!

Нерина. Подойди, Мадлена, подойди, дитятко, пристыди своего бессовестного отца!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и дети.

Дети. Ах, папа! Папа! Папа!

Господин де Пурсоньяк. Подите прочь, потаскушкины отродья!

Люсетта. Ты что, изменник, последней совести лишился: не признаешь своих детей? И в тебе не говорит отцовская любовь? Нет, ты от меня так не отделаешься, негодяй! Я от тебя не отстану, буду попрекать тебя твоим злодейством, пока тебя не повесят, изверг, пока тебя не повесят!

Нерина. И не стыдно тебе говорить мне такие слова и быть таким бесчувственным к ласкам этого несчастного ребенка? Нет, ты не уйдешь из моих рук! Как ни вертись, а я докажу, что я твоя жена, и добьюсь, что тебя повесят.

Дети. Папа! Папа! Папа!

Господин де Пурсоньяк. Караул! Караул! Куда мне бежать? Не могу больше!

Оронт (Люсетте и Нерине). Вы действительно хорошо сделаете, если его накажете. Он заслуживает, чтобы его повесили.

Все уходят. Входит Сбригани.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Сбригани один.

Сбригани. Я слежу за всем издали: дела идут недурно. Мы так доймем нашего провинциала, что он, честное слово, рад будет унести отсюда ноги.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Сбригани, господин де Пурсоньяк.

Господин де Пурсоньяк. Ах, я совсем разбит! Что за мучение! Вот проклятый город! Напали со всех сторон!

Сбригани. Что с вами, сударь? Опять что-нибудь стряслось?

Господин де Пурсоньяк. Да. В этом городе хоть пруд пруди женами и клистирами.

Сбригани. Как так?

Господин де Пурсоньяк. Две мерзкие трещотки явились ко мне с обвинением, будто я женат на обеих, и грозят судом.

Сбригани. Скверно ваше дело! Местный суд дьявольски строг по части таких преступлений.

Господин де Пурсоньяк. Да, но если б даже и состоялось следствие, разбор дела, предварительное решение и вступление его в силу по неявке одной из сторон, то у меня остается еще возможность обжаловать приговор, приостановить его действие и отменить ввиду нарушения процессуальных норм.

Сбригани. Вот что значит изъясняться на языке чисто юридическом! Сразу видно, что вы с этим делом знакомы.

Господин де Пурсоньяк. Я? Ничего подобного. Я дворянин.

Сбригани. Чтобы так изъясняться, нужно иметь опыт.

Господин де Пурсоньяк. Ничего подобного. Просто здравый смысл подсказывает мне, что мои доводы не могут не быть приняты во внимание и что меня не осудят по одному лишь голословному обвинению, без проверки свидетельских показаний и без очной ставки.

Сбригани. Какое знание всех юридических тонкостей!

Господин де Пурсоньяк. Эти слова сами так и срываются у меня с языка, но значения их я не понимаю.

Сбригани. Мне думается, что здравый смысл может помочь дворянину разобраться в вопросах права и судопроизводства, но не в крючкотворном языке.

Господин де Пурсоньяк. Слова эти встречались мне в романах, и я их запомнил.

Сбригани. Ах вот оно что!

Господин де Пурсоньяк. В доказательство того, что крючкотворство мне чуждо, я попрошу вас направить меня к какому-нибудь адвокату, чтобы посоветоваться с ним о моем деле.

Сбригани. Извольте, я вас познакомлю с двумя опытными адвокатами. Но предупреждаю вас, чтобы вы не удивлялись их манере говорить: они усвоили в суде привычку говорить нараспев, так что можно подумать, будто они поют. Вы примете их разговор за пение.

Господин де Пурсоньяк. Не все ли мне равно, как они говорят? Лишь бы сказали то, что мне важно от них услышать.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же, два адвоката, из которых первый тянет слова, а второй говорит скороговоркой, два прокурора и двое полицейских.

Первый адвокат.

Многоженство, без сомненья, —
Смертный грех и преступленье.
Второй адвокат.

Ваш вопрос
Ясен, прост.
Любой защитник прав,
Суть дела разобрав,
Всецело будет прав.
Так скажет любой цивилист,[33]
Глоссатор, законник, юрист,
Юстиниан, Папиньян,[34] Ульпиан,
Бартоло, Имола и Трибоньян,
Альчиа, Кастр, Ребюф, Фернан,
Жазон, Кюжас и Юлиан.
Пишут все, без расхожденья,
Одного держась сужденья:
Многоженство, без сомненья, —
Смертный грех и преступленье.
Балетный выход
Танец двух прокуроров и двух полицейских, а второй адвокат между тем продолжает.

Все просвещенные народы
Высоконравственной природы:
Французы, немцы и британцы,
Датчане, шведы и голландцы,
Испанцы, венгры, итальянцы,
Поляки и фламандцы —
Все приняли один закон,
Непререкаемый и ясный:
Да, многоженство — грех ужасный,
И петлей наказуем он.
Господин де Пурсоньяк, выйдя из терпения, прогоняет их.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Эраст, Сбригани.

Сбригани. Да, все складывается так, как мы того желаем. Человек он совершенно необразованный, очень недалекий, и мне так удалось запугать его строгостью здешних законов и приготовлениями к его казни, что он не чает, как отсюда выбраться. А чтобы легче ускользнуть от стражей, которые, как я его уверил, поставлены у городских ворот с целью его задержать, он решил переодеться и при этом — в женское платье.

Эраст. Хотелось бы мне на него посмотреть в этом наряде!

Сбригани. Постарайтесь же и вы довести комедию до конца, и, пока я буду разыгрывать с ним мои сцены, пойдите… (Шепчет ему на ухо.) Понимаете?

Эраст. Понимаю.

Сбригани. А после того, как я его сплавлю… (Шепчет ему на ухо.)

Эраст. Отлично!

Сбригани. И когда я уведомлю отца… (Снова шепчет ему на ухо.)

Эраст. Лучше и придумать нельзя!

Сбригани. Вон идет наша барышня. Уходите скорее, он не должен видеть нас вместе.

Эраст уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Сбригани, господин де Пурсоньяк, переодетый женщиной.

Сбригани. Я твердо уверен, что в этом наряде ни одна душа вас не узнает. Вид у вас, как у знатной дамы.

Господин де Пурсоньяк. Меня удивляет, что у вас совершенно не соблюдаются судебные формальности.

Сбригани. Я уже вам говорил: здесь человека сначала вешают, а судят потом.

Господин де Пурсоньяк. Вот уж поистине неправосудное правосудие!

Сбригани. Суд здесь чертовски строг, особенно по части такого рода преступлений.

Господин де Пурсоньяк. Но если человек не виновен?

Сбригани. Это безразлично. К тому же местные жители терпеть не могут ваших земляков, для них нет большего удовольствия, чем когда вешают лиможца.

Господин де Пурсоньяк. Да что им сделали лиможцы?

Сбригани. Этим грубиянам ненавистны учтивость и добродетели не-парижан. Должен вам сознаться, что я очень за вас боюсь. Если вы попадете на виселицу, это будет для меня неутешное горе.

Господин де Пурсоньяк. Меня заставляет бежать отсюда не столько страх смерти, сколько позорная для дворянина казнь через повешение: подобный случай может бросить тень на все дворянское звание.

Сбригани. Да, конечно, после этого у вас стали бы оспаривать право на звание кавалера. Ну а пока что я поведу вас под руку, вы же старайтесь подражать походке, речи и манерам знатной дамы.

Господин де Пурсоньяк. Тут я вас не подведу: мне случалось видеть великосветских дам. Одно меня смущает — мои усы.

Сбригани. Пустое! Бывают и женщины с такими же усиками, как у вас. Давайте посмотрим, как это у вас получится.

Господин де Пурсоньяк прохаживается, подражая манерам дамы из высшего общества.

Хорошо!

Господин де Пурсоньяк. Эй, карету мне! Где ж это моя карета? Боже мой, какое несчастье иметь таких слуг! Неужели меня заставят ждать целый день на улице и так и не подадут кареты?

Сбригани. Превосходно!

Господин де Пурсоньяк. Эй, вы там, кучер, лакей! Ну, негодник, получишь ты у меня сегодня кнута! Лакей! Лакей! Куда же запропал мой лакей? Сквозь землю он провалился, что ли? Да есть у меня, наконец, лакей или нет?

Сбригани. Прелесть как хорошо! Одно только: у вашего чепчика немножко не сходятся концы. Я схожу принесу другой, потуже, чтобы, в случае если мы с вами кого-нибудь встретим, вы могли бы лучше закрыть лицо.

Господин де Пурсоньяк. А что мне пока делать?

Сбригани. Подождите меня здесь. Я сейчас приду. А вы немножко пройдитесь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Господин де Пурсоньяк, два солдата швейцарской гвардии.

Первый солдат (не замечая господина де Пурсоньяка). Шифей, шифей, камрад! Итем скорей, штопы поспеть на Гревскую площадь, а то не уфитим, как путут каснить этофо каспатина те Пурсоньяка, которофо прикофорили к пофешению са шею.

Второй солдат (не замечая господина де Пурсоньяка). Лучше пыло пы снять окошко, штоп поклятеть, как путут ушинять нат ним распрафу.

Первый солдат. Кофорят, там уше постафили польшую фиселицу, софсем нофенькую, штопы утафить на ней этофо Пурсоньяка.

Второй солдат. Шестное слофо, путет польшое утофольствие фитеть, как фстернут этофо лимошца.

Первый солдат. Та, фитеть, как он затрыкает ноками наферху перет всем наротом!

Второй солдат. Сапафный плут! Кофорят, он шенился зрасу на трех!

Первый солдат. Шатный шорт! Сакотелось отному трех шен. Мало ему отной!

Второй солдат (заметив господина де Пурсоньяка). А, топрый тень, мамсель!

Первый солдат. Што вы тут телаете в одиношестве?

Господин де Пурсоньяк. Дожидаюсь своих слуг, господа.

Первый солдат. Та она красотка, ей-погу!

Господин де Пурсоньяк. Полно, господа!

Второй солдат. Мамсель! Не укотно ли фам пофеселиться с нами на Гревской площати? Мы фам покашем отно маленькое, но прекорошенькое пофешение.

Господин де Пурсоньяк. Премного вам благодарна.

Второй солдат. Там отнофо лимошскофо тфорянина лофким опрасом фстернут на фысокую переклатину.

Господин де Пурсоньяк. Я не любопытна.

Первый солдат. Какая у фас пышная груть!

Господин де Пурсоньяк. Руки прочь!

Первый солдат. Шестное слофо, я пы с утофольствием с вами поресфился!

Господин де Пурсоньяк. Нет, это слишком! Таких непристойностей не говорят женщинам моего звания!

Второй солдат. Отфяшись, я сам хочу с ней поресфиться!

Первый солдат. А я не посфолю!

Второй солдат. А я тебя не спрошу!

Оба тянут господина де Пурсоньяка в разные стороны.

Первый солдат. Ты нишефо со мной не стелаешь!

Второй солдат. Фрешь!

Первый солдат. Сам ты фрешь!

Господин де Пурсоньяк. Помогите! Караул!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, полицейский офицер и два стража.

Полицейский офицер. Что такое? Что за безобразие? Чего вы пристали к этой даме? Живо проваливайте отсюда, не то я сейчас же отправлю вас в тюрьму!

Первый солдат. Латно, я пошел. Што, не тосталась она тепе?

Второй солдат. Латно, я тоше пошел. И тепе она не тосталась!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Господин де Пурсоньяк, полицейский офицер, два стража.

Господин де Пурсоньяк. Я вам чрезвычайно признательна, сударь, за то, что вы спасли меня от этих наглецов.

Полицейский офицер. Что я вижу! Этот человек очень похож лицом на того, которого мне описывали.

Господин де Пурсоньяк. Уверяю вас, это не я!

Полицейский офицер. Эге! Стало быть, вы…

Господин де Пурсоньяк. Я ничего не знаю.

Полицейский офицер. Почему же вы так сказали?

Господин де Пурсоньяк. Просто так.

Полицейский офицер. Нет, за вашими словами что-то кроется, и я вас сейчас арестую.

Господин де Пурсоньяк. Ах, сударь, помилуйте!

Полицейский офицер. Нет-нет! Судя по вашему лицу и по вашим словам, вы тот самый господин де Пурсоньяк, которого мы ищем, — вы только переоделись. Вы немедленно отправитесь в тюрьму.

Господин де Пурсоньяк. Какой ужас!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Сбригани.

Сбригани (господину де Пурсоньяку). Боже! Что это значит?

Господин де Пурсоньяк. Они меня узнали!

Полицейский офицер. Да-да, как я рад!

Сбригани (офицеру). Ах, сударь, ради меня! Мы же с вами давнишние друзья. Заклинаю вас, не уводите его в тюрьму!

Полицейский офицер. Нет, это невозможно.

Сбригани. Вы человек сговорчивый. Нельзя ли уладить дело за несколько пистолей?

Полицейский офицер (страже). Уйдите отсюда на минутку.

Стражи уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Господин де Пурсоньяк, полицейский офицер, Сбригани.

Сбригани (господину де Пурсоньяку). Ему надо дать денег, чтобы он вас отпустил. Скорее!

Господин де Пурсоньяк (дает Сбригани денег). У, проклятый город!

Сбригани. Вот, сударь.

Полицейский офицер. Сколько здесь?

Сбригани. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.

Полицейский офицер. Нет-нет, мне дан слишком строгий приказ.

Сбригани (полицейскому офицеру, который собирается уходить). Ах, боже мой, погодите! (Господину де Пурсоньяку.) Скорее дайте ему еще столько же!

Господин де Пурсоньяк. Но…

Сбригани. Скорее, говорят вам, не теряйте времени! Быть вздернутым — удовольствие не из приятных!

Господин де Пурсоньяк. Ай! (Дает Сбригани еще денег.)

Сбригани (полицейскому офицеру). Получите, сударь.

Полицейский офицер (к Сбригани). Мне придется бежать вместе с ним. Оставаться тут теперь и для меня небезопасно. Позвольте, я его провожу, а вы останьтесь здесь.

Сбригани. Пожалуйста, позаботьтесь о нем хорошенько!

Полицейский офицер. Обещаю вам не покидать его, пока не доставлю в надежное место.

Господин де Пурсоньяк (к Сбригани). Прощайте! Вы единственный честный человек, которого я встретил в этом городе.

Сбригани. Не теряйте времени! Я вас так люблю, что мне хочется, чтобы вы были уже как можно дальше отсюда. (Один.) Скатертью дорога! Ну и простофиля! Но вот…

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Сбригани, Оронт.

Сбригани (делает вид, что не замечает Оронта). Ах, какой ужасный случай! Какая печальная весть для отца! Бедный Оронт, как мне тебя жалко! Как ты это перенесешь, как справишься с таким ужасным горем?

Оронт. Что случилось? Какое несчастье ты мне предвещаешь?

Сбригани. Ох, сударь! Этот коварный лиможец, этот вероломный господин де Пурсоньяк похитил вашу дочь!

Оронт. Похитил мою дочь?

Сбригани. Да! Она так обезумела от любви к нему, что покинула вас и последовала за ним. Говорят, в нем есть что-то такое, от чего все женщины сходят с ума.

Оронт. Скорее обратимся к правосудию! Стражу за ним в погоню!

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, Эраст и Жюли.

Эраст (к Жюли). Идите же, не упирайтесь: я должен возвратить вас отцу. (Оронту.) Сударь! Вот ваша дочь, я силой вырвал ее из рук человека, с которым она бежала. И сделал я это не из любви к ней, а только из уважения к вам, ибо после поступка, совершенного ею, я должен презирать ее и окончательно исцелиться от любви, которую прежде питал к ней.

Оронт. Ах, негодница!

Эраст (к Жюли). Возможно ли? Так поступить со мной после всех доказательств моей сердечной склонности? Я не корю вас за то, что вы подчинились воле вашего отца. Он мудр и справедлив во всех своих действиях, и я нисколько не в обиде на него, что он отверг меня ради другого. Если он не сдержал данного мне слова, значит, у него есть на то свои причины Его уверили, что другой богаче меня не то на четыре, не то на пять тысяч экю, а это сумма немалая и стоит того, чтобы ради нее человек нарушил свое слово. Но в одно мгновение забыть мой сердечный пламень, загореться страстью к первому встречному и позорно, не спросив согласия отца, последовать за ним после всех преступлений, в которых его обвиняют, — о, за этот поступок вас осудит весь мир, сердце мое не находит для вас достаточно горьких упреков!

Жюли. А что же тут такого? Да, я полюбила его и решила за ним последовать, потому что мой отец избрал его мне в супруги. Что бы вы ни говорили, он очень честный человек, и все преступления, которые ему приписывают, — это гнусная клевета.

Оронт. Молчи, бесстыдница, я лучше знаю, кто он такой!

Жюли. С ним, конечно, сыграли злую шутку, и, может быть (указывает на Эраста), он и подстроил ему эту каверзу, чтобы отвратить вас от него.

Эраст. Вы считаете, что я на это способен?

Жюли. Считаю.

Оронт. Молчать, тебе говорят! Ты дура!

Эраст. Нет-нет, не думайте, что мною руководило желание расстроить вашу свадьбу и что бежать за вами меня принудила страсть! Нет! Повторяю: я сделал это только из уважения к вашему отцу. Я не мог допустить, чтобы ваш низкий поступок покрыл позором почтенные седины этого достойного человека.

Оронт. Я бесконечно вам обязан, господин Эраст.

Эраст. Прощайте, сударь. Я был исполнен самого горячего желания войти в вашу семью, я сделал все, чтобы добиться этой чести, но мне не посчастливилось: вы не сочли меня достойным такой милости. Это не помешает мне сохранить к вам чувство глубокого уважения и беззаветной преданности. И если мне не суждено стать вашим зятем, по крайней мере я всегда буду вашим покорным слугой.

Оронт. Постойте, господин Эраст! Ваше поведение тронуло меня до глубины души, и я даю согласие на ваш брак с моей дочерью.

Жюли. Я не хочу другого мужа, кроме господина де Пурсоньяка.

Оронт. А я хочу, чтобы ты сейчас же вышла замуж за господина Эраста. Давай сюда руку.

Жюли. Нет, ни за что!

Оронт. Я тебе сейчас влеплю такую затрещину!

Эраст. Нет-нет, сударь, не прибегайте к насилию, умоляю вас!

Оронт. Она должна меня слушаться! Я ей покажу, кто тут из нас хозяин!

Эраст. Разве вы не видите, как она любит этого человека? И вы хотите, чтобы я обладал ее телом в то время как ее душа будет принадлежать другому?

Оронт Он приворожил ее, — вот увидите, что ее чувства скоро изменятся. Дайте-ка мне вашу руку. Ну же!

Жюли. Я не…

Оронт. Ах, сколько лишних разговоров! Дай руку, говорят тебе! Давай, давай, давай!

Эраст (к Жюли). Не думайте, что это из любви к вам я отдаю вам свою руку; я влюблен в вашего батюшку, на нем я и женюсь.

Оронт. Очень вам благодарен. К приданому моей дочери я прибавлю еще десять тысяч экю. Позовите нотариуса для составления брачного договора!

Эраст. А до его прихода можно и повеселиться. Пусть войдут все маски, которых привлекла сюда со всех концов города молва о свадьбе господина де Пурсоньяка!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Цыганка, цыган, маски, поющие и танцующие.

Цыганка.

Подите прочь, подите прочь,
Печаль, унынье и усталость!
Пускай придут на эту ночь
Любовь, игра, веселье, шалость.
Пари над всем, беспечный смех!
Кто весел, тот сильнее всех.
Хор масок.

Пари над всем, беспечный смех!
Кто весел, тот сильнее всех.
Цыганка.

За мной спешили вы сюда
Наперекор любым помехам,
И вы, бесспорно, господа,
Удивлены своим успехом.
Умейте каждый миг любить —
Вот средство век счастливым быть.
Цыган.

Амура в спутники зови —
И в сердце не проникнет скука.
Когда бы не было любви,
Была бы жизнь — пустая штука.
Пусть лучше смерть подкосит нас,
Чем без любви прожить хоть час.
Богатство…
Цыганка.

Слава…
Цыган.

И почет…
Цыганка.

Величье, скипетр и держава…
Цыган.

Все эти радости, коль нет любви, — не в счет.
Цыганка.

Ах, без любви нет жизни, право!
Оба вместе.

Умейте каждый миг любить —
Вот средство век счастливым быть.
Хор.

Пора за игры приниматься.
На сцену, пляска, песнь и смех!
Маска (изображающая Панталоне).[35]

Когда сошлись мы, чтоб смеяться,
Имеет право мудрым зваться
Лишь тот, кто безрассудней всех.
Все.

Умейте каждый миг любить —
Вот средство век счастливым быть!
Первый балетный выход
Пляска дикарей.

Второй балетный выход
Пляска бискайцев.[36]

БЛИСТАТЕЛЬНЫЕ ЛЮБОВНИКИ


Комедия в пяти действиях

Перевод Н. Я. Брянского

ПРЕДИСЛОВИЕ

Король, любящий все необычайное, задумал устроить для двора развлечение, которое было бы составлено из всего, что только может дать сцена. Чтобы осуществить этот обширный замысел и связать столько разнородных предметов, его величество избрал сюжетом историю двух принцев-соперников, которые, проводя летнее время в Темпейской долине, где должны состояться пифийские игры, оказывают юной принцессе и ее матери всевозможные знаки внимания.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ПРОЛОГА

ЭОЛ.

ЧЕТЫРЕ РЕЧНЫХ БОЖЕСТВА.

ДВЕНАДЦАТЬ ТРИТОНОВ,

поющие.

РУЧЬИ,

поющие.

ЧЕТЫРЕ АМУРА,

поющие.

ВОСЕМЬ РЫБАКОВ,

танцующие.

НЕПТУН.

ШЕСТЬ МОРСКИХ БОЖКОВ,

танцующие.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА КОМЕДИИ

АРИСТИОНА

принцесса.

ЭРИФИЛА

ее дочь.

ИФИКРАТ, ТИМОКЛ

принцы, женихи Эрифилы.

СОСТРАТ

влюбленный в Эрифилу.

КЛЕОНИСА

наперсница Эрифилы.

АНАКСАРХ

астролог.

КЛЕОН

его сын.

ХОРЕБ

из свиты Аристионы.

КЛИТИД

шут из свиты Эрифилы.

МНИМАЯ ВЕНЕРА

сообщница Анаксарха.

ЧЕТЫРЕ МНИМЫХ АМУРЧИКА.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ИНТЕРМЕДИИ

В первом действии
ТРИ ПАНТОМИМА.

Во втором действии
НИМФА ТЕМПЕЙСКОЙ ДОЛИНЫ.

ТИРСИС, ЛИКАСТ, МЕНАНДР

пастухи.

КАЛИСТА

пастушка.

ДВА САТИРА.

ШЕСТЬ ДРИАД И ФАВНОВ.

КЛИМЕНА

пастушка.

ФИЛИНТ

пастух.

ТРИ МАЛЕНЬКИХ ФАВНА. ТРИ МАЛЕНЬКИЕ ДРИАДЫ.

В третьем действии
ВОСЕМЬ СТАТУЙ.

В четвертом действии
ЧЕТЫРЕ ПАНТОМИМА.

В пятом действии
ЖРИЦА.

ДВОЕ ЖРЕЦОВ,

танцующие.

СВИТА.

ШЕСТЬ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ,

танцующие.

ХОР НАРОДОВ.

ШЕСТЬ ВОЛЬТИЖЕРОВ.

ЧЕТЫРЕ НАДСМОТРЩИКА,

танцующие.

ДВЕНАДЦАТЬ РАБОВ,

танцующие.

ЧЕТВЕРО МУЖЧИН,

вооруженных по-гречески.

ЧЕТЫРЕ ЖЕНЩИНЫ,

вооруженные по-гречески.

ГЕРОЛЬД.

ШЕСТЬ ТРУБАЧЕЙ.

ЛИТАВРЩИК.

АПОЛЛОН.

ШЕСТЬ ЮНОШЕЙ — СПУТНИКОВ АПОЛЛОНА,

танцующие.

ПЕВЦЫ И МУЗЫКАНТЫ.


Действие происходит в Фессалии, среди живописной Темпейской долины.

ПРОЛОГ

Занавес поднимается под мелодичные звуки оркестра. Сцена представляет морскую гавань. Слева и справа — по четыре скалы; на вершине каждой скалы — речное божество, у подошвы — двенадцать тритонов. В море — четыре амура на дельфинах, за ними бог ветров Эол восседает на небольшом облаке. Эол велит ветрам удалиться. Море утихает, всплывает остров. Восемь рыбаков с жемчужницами и коралловыми ветвями выходят из морских глубин и, исполнив изящный танец, располагаются на скалах над речными божествами. Оркестр возвещает появление Нептуна. Нептун танцует со своей свитой — шестью морскими божками. Рыбаки, тритоны и речные божества сопровождают его танец различными жестами и стуком раковин. Этим великолепным зрелищем один из принцев услаждает принцесс во время их морской прогулки.

Первый балетный выход
Восемь рыбаков.

Второй балетный выход
Нептун и шесть морских божков.

Эол.

Ветра с туманами и мглой,
Сокройтесь в глубине ущелья!
Пусть реет спутником веселья
Зефиров и амуров рой.
Тритон.

Чьи взоры светятся в обители Фетиды?
Сюда, тритоны все! Сокройтесь, нереиды!
Тритоны.

Навстречу божествам все вместе поспешим
И пением хвалу красе их воздадим.
Первый амур.

Их прелесть — прелесть неземная.
Второй амур.

Чье сердце перед ними устоит?
Третий амур.

Венера, наша мать родная,
Все ж менее красот таит.
Хор.

Навстречу божествам все вместе поспешим
И пением хвалу красе их воздадим.
Тритон.

Какой величественный вид!
Сейчас великий бог Нептун с блестящей свитой
Наш берег, волнами омытый,
Своим присутствием почтит.
Хор.

Раздайся ж, пенье, снова,
И пусть среди пространств эфира голубого
Восторгом песнь звучит!
Нептун.

По воле неба власть мне грозная дана,
Почтен и славен я меж светлыми богами,
Огромна мощь моя, для всех она страшна,
Владыка я и царь над синими волнами.
Без исключенья все подлунные края
Должны в смирении дрожать передо мною,
И в мире не найти земель, которых я
Не мог бы затопить бурливою волною.
Никто и никогда не в силах задержать
Моих могучих вод свободного разлива.
Ряды тройных плотин напрасно воздвигать:
Размыв их, путь себе волна откроет живо!
Но ярость вод моих, коль захочу, я сам
Умею сдерживать искусными браздами,
И позволяю я свободно по морям
Куда угодно плыть под всеми парусами.
Хоть рифы есть в морях и тонут корабли,
Гонимы бурею, но — я тому свидетель —
Не ропщут на меня владетели земли:
Средь бурных волн моих не гибнет добродетель.
Первый морской божок.

У нас сокровищ тьма сокрыта под водой.
На берег смертные сбегаются толпой,
И тотчас наградит их благами Фортуна,
Лишь стоит заслужить им милости Нептуна.
Второй морской божок.

Доверясь полностью владыке волн седых,
Бестрепетно плыви, моряк, отваги полный.
Пускай непостоянны волны —
Правитель постоянен их!
Третий морской божок.

Пусть к плаванью у всех живее будет рвенье —
За то окажет нам Нептун благоволенье.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Сострат, Клитид.

Клитид (про себя). Он погружен в свои мысли.

Сострат (полагая, что он один). Нет, Сострат, я не вижу для тебя никакого выхода, тебе не избавиться от мук.

Клитид (про себя). Он говорит сам с собой.

Сострат (полагая, что он один). Увы!

Клитид (про себя). Многозначительные вздохи! Моя догадка верна.

Сострат (полагая, что он один). Какие несбыточные мечты заронили в твое сердце надежду? Чего можешь ты ждать впереди, кроме томительных дней, полных тоски и горя, кроме страданий, от которых тебя избавит лишь смерть?

Клитид (про себя). Он в несравненно большем затруднении, нежели я.

Сострат (полагая, что он один). Сердце мое, сердце мое! Куда ты меня завело?

Клитид (громко). Мое почтение, господин Сострат!

Сострат Ты куда, Клитид?

Клитид. А вы что тут делаете? Видно, тайная грусть, мрачное расположение духа удерживают вас в лесу, между тем как все спешат на великолепное празднество, которым любовь принца Ификрата увеселяет морскую прогулку принцесс, между тем как их слух и зрение услаждаются чудной музыкой и танцами, а прибрежные скалы и воды украшены фигурами разнообразных божеств в честь прекрасных виновниц торжества.

Сострат. Я и не видя достаточно ясно представляю себе это великолепие. Обыкновенно на празднествах бывает такая толчея, что я счел благоразумным не увеличивать собой числа докучных зевак.

Клитид. Вы знаете, что ваше присутствие ничего не может испортить, вы нигде не можете быть лишним. Вы всюду желанный гость, вы не принадлежите к разряду тех обиженных природою людей, которых никогда не встретит приветливый взгляд монарха. К вам благоволят обе принцессы. И мать и дочь столь явно к вам расположены, что вам нечего бояться наскучить им. Нет-нет, не это опасение удерживает вас здесь.

Сострат. Признаюсь, я не большой охотник до такого рода зрелищ.

Клитид. Пусть даже вас не интересует само зрелище, но ведь всегда любопытно посмотреть на людей. Как бы то ни было, странно забираться во время торжеств в лесную глушь. У вас что-то есть на уме.

Сострат. Что же именно?

Клитид. Гм! Не знаю от кого, но здесь пахнет любовью. Нет, это не от меня… Ба! Да это же от вас!

Сострат. Ты с ума сошел, Клитид!

Клитид. Нет, я в здравом уме. Вы влюблены. У меня тонкое обоняние, я сразу почувствовал.

Сострат. Откуда ты взял?

Клитид. Откуда?.. А что, если я вам еще вдобавок скажу, в кого вы влюблены?

Сострат. Я?

Клитид. Да. Бьюсь об заклад, что я сейчас отгадаю имя вашей возлюбленной. Я умею угадывать не хуже нашего астролога, который так обворожил принцессу Аристиону. Он умеет человеческую судьбу читать в звездах, а я умею читать в глазах людей имена тех красавиц, в которых эти люди влюблены. А ну-ка откройте глаза. Первая буква — Э; затем — р, и — Эри; ф, и — Эрифи; л, а — Эрифила. Вы влюблены в принцессу Эрифилу.

Сострат. Ах, Клитид! Признаюсь, я не могу скрыть мое смущение. Ты меня поразил как громом.

Клитид. Видите? Я тоже человек ученый.

Сострат. Если тебе случайно стала известна тайна моего сердца, то заклинаю тебя: не открывай ее никому, а главное, храни эту тайну от несравненной принцессы, имя которой ты только что произнес.

Клитид. Но если, следя за вашими поступками, легко удалось раскрыть таимую вами страсть мне, постороннему человеку, то как могла ее не заметить принцесса Эрифила? Уж вы мне поверьте: красавицы отличаются особой проницательностью по части того сердечного жара, который они вызывают; язык взглядов и вздохов лучше всего понятен той, к которой они относятся.

Сострат. О, пусть, Клитид, пусть она читает в моих вздохах и взглядах ту любовь, которую внушают мне ее чары, но будем настороже, чтобы никто другой не мог сообщить ей об этом.

Клитид. Чего вы боитесь? Ужели тот самый Сострат, который не побоялся ни Бренна, ни всех его галлов,[37] длань которого так блестяще содействовала нашему освобождению от потока варваров, опустошавших Грецию, — ужели этот человек, храбрый в бою, робок в любви, ужели он дрожит от самого слова «люблю»?

Сострат. Ах, Клитид, я дрожу недаром! Все галлы, вместе взятые, не так страшны, как прекрасные глаза, исполненные очарования.

Клитид. А вот я другого мнения: я знаю наверное, что один галл с мечом в руке заставил бы меня задрожать гораздо сильнее, чем пятьдесят самых очаровательных глаз, вместе взятых. Так что же вы намерены делать?

Сострат. Умереть, так и не открыв моей страсти.

Клитид. Нечего сказать, утешительно! Да вы что, шутите? Смелость всегда приносит успех влюбленным, проигрывают застенчивые. Я бы признался в моей страсти самой богине, если бы влюбился в нее.

Сострат. Увы! Многое обрекает мою любовь на вечное молчание.

Клитид. А именно?

Сострат. Во-первых, ничтожество моего происхождения, разбивающее мои честолюбивые мечты; во-вторых, высокое положение принцессы, создающее между нею и мною целую пропасть; наконец, соперничество двух принцев, любовный пламень которых поддерживается их пышными титулами, двух принцев, которые непрерывными дарами оспаривают друг у друга славу победы над принцессой и которым она не сегодня-завтра должна объявить свою волю. Но более всего удерживает меня, Клитид, то безграничное уважение, которому подчиняют ее дивные глаза всю силу моей страсти.

Клитид. Уважению весьма часто предпочитают любовь. Быть может, я заблуждаюсь, но, по-моему, юная принцесса узнала про вашу страсть и… к ней небезучастна.

Сострат. Ах, не старайся льстить из жалости к скорбящему!

Клитид. Мое предположение имеет свои основания. Я вижу, как она откладывает выбор супруга, и постараюсь выяснить, в чем тут дело. Вы знаете, что я некоторым образом у нее в милости, имею к ней свободный доступ и благодаря моей ловкости приобрел право вмешиваться в разговоры и толковать с ней о всевозможных вещах. Иной раз мне это удается, иной раз нет. Предоставьте все мне. Ведь я ваш друг, я принимаю близко к сердцу дела людей достойных, и я непременно выберу время, чтобы побеседовать с принцессой насчет…

Сострат. Молю тебя: если ты хоть сколько-нибудь мне сочувствуешь, ничего не говори ей о моей любви. Лучше умереть, чем дать ей возможность обвинить меня хотя бы в малейшей дерзости. То глубокое уважение, которое ее божественная красота…

Клитид. Тише! Сюда идут.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Аристиона, Ификрат, Тимокл, Анаксарх и Клеон.

Аристиона (Ификрату). Принц! Я не нахожу слов, чтобы выразить вам, как я восхищена всем виденным и слышанным. Нет на свете такого зрелища, которое могло бы поспорить своим великолепием с тем, что нам сейчас показали. Живые картины — это нечто из ряду вон выходящее. Кажется, само небо не могло бы явить нашему взору ничего более высокого и величественного. Я убеждена, что с этим ничто не может сравниться.

Тимокл. Подобные картины нельзя показать на всех празднествах. Я трепещу, принцесса, за судьбу того небольшого и незамысловатого развлечения, которое я намерен предложить вашему вниманию в роще Дианы.

Аристиона. Я уверена, что это будет что-нибудь необыкновенно приятное. Признаюсь, эта местность мне очень нравится, у нас нет времени скучать в этом прелестном уголке, прославленном под именем Темпеи всеми поэтами.[38] Не говоря уже об удовольствиях, доставляемых нам охотой, и о торжественности готовящихся пифийских игр,[39] вы оба берете на себя труд беспрерывно услаждать нас всевозможными развлечениями, способными рассеять самую глубокую грусть… Сострат! Почему вы не пошли с нами на прогулку?

Сострат. Легкое нездоровье, принцесса, помешало мне принять в ней участие.

Ификрат. Сострат полагает, принцесса, что не следует быть любопытным. И в самом деле: приятно делать вид, что ты не бежишь туда, куда бегут все.

Сострат. Принц! Я никогда не притворяюсь. Не желая делать вам комплиментов, должен, однако, заметить, что на этом празднестве много для меня привлекательного, но одно обстоятельство меня удержало.

Аристиона. А Клитид все видел?

Клитид. Да, принцесса, но только с берега.

Аристиона. Почему же с берега?

Клитид. Признаюсь, принцесса, я опасался несчастного случая, какие обыкновенно бывают в такой сумятице. Ночью мне снились дохлая рыба и разбитые яйца, а господин Анаксарх мне сказал, что разбитые яйца и дохлая рыба — это к несчастью.

Анаксарх. Я замечаю, что Клитиду не о чем было бы говорить, если бы он не говорил обо мне.

Клитид. Это потому, что о вас можно сказать так много! Сколько ни говори — никогда не кончишь.

Анаксарх. Вы могли бы найти другую тему — я же вас просил.

Клитид. Каким образом? Не вы ли утверждаете, что предрасположение сильнее всего? И если начертано в светилах, что я предрасположен говорить о вас, то разве я в силах изменить мою судьбу?

Анаксарх. При всем моем уважении к вам, принцесса, я должен признаться, что при вашем дворе есть один пренеприятный обычай: здесь всякий волен говорить, наичестнейший человек не защищен от насмешек первого попавшегося злого шутника.

Клитид. Благодарю за лестное мнение обо мне.

Аристиона (Анаксарху). Стоит ли на него обижаться!

Клитид. При всем уважении, которое я питаю к принцессе, я должен признаться, что есть одна вещь, удивляющая меня в астрологии: неужели те, что постигли все тайны богов и обладают познаниями, благодаря которым они далеко превосходят всех прочих людей, — неужели они должны угождать кому-либо и о чем-либо просить?

Анаксарх. Вам бы следовало развлекать принцессу более удачными остротами, а то вы только зря получаете деньги.

Клитид. Я шучу как умею. Вы вот говорите что придется, а ремесло шутника — это не ремесло астролога. Уметь хорошо лгать и уметь хорошо шутить — две вещи разные: гораздо легче обманывать людей, чем их смешить.

Аристиона. Что ты хочешь этим сказать?

Клитид (про себя). Молчать! Экий ты дерзкий! Разве ты не знаешь, что астрология — государственное дело и что на этой струнке играть нельзя? Тебе сколько раз было говорено, а ты забываешься, ты разрешаешь себе такие вольности, которые, вот увидишь, окажут тебе плохую услугу. Не сегодня-завтра тебе дадут пинок в зад и прогонят за глупость. Если ты умен, так молчи.

Аристиона. А где моя дочь?

Тимокл. Она покинула нас. Я предлагал проводить ее, но она отказалась.

Аристиона. Принцы! Вы согласились подчинить ваше чувство к Эрифиле моим требованиям, мне удалось добиться от вас, чтобы вы оставались соперниками, не становясь врагами, вы вполне подчиняетесь воле моей дочери и ждете ее выбора, в котором я ей предоставила полную свободу, — откройте же мне свою душу и скажите мне чистосердечно, насколько каждый из вас, как ему кажется, завладел ее сердцем.

Тимокл. Принцесса! Я не люблю хвастаться. Я сделал все, что мог, чтобы тронуть сердце принцессы Эрифилы, и, как мне представляется, сделал это с величайшей осторожностью, которая только доступна влюбленному. Я благоговейно приносил к ее ногам мои мольбы, я выказывал ей всевозможные знаки внимания, каждый день старался услужить ей, изливал мою страсть в самых нежных стихах, сетовал на мои мученья в самых страстных выражениях, изъявлял взглядами и устами безнадежность моей любви, испускал у ее ног томные вздохи, более того — проливал слезы, и все напрасно: мне так и не удалось вызвать в душе принцессы сочувственный отклик на мою пламенную страсть.

Аристиона (Ификрату). Ну а вы, принц?

Ификрат. Я, принцесса, зная равнодушие и безразличие вашей дочери к выказываемым ей чувствам, решил не расточать напрасно перед нею ни жалоб, ни вздохов, ни слез. Мне известно, что она всецело подчиняется вашей воле и что иначе как из ваших рук не пожелает взять супруга. Так вот, чтобы добиться ее расположения, я обращаюсь к вам и не столько ей, сколько вам свидетельствую мою готовность служить и выражаю мое глубочайшее почтение. Как было бы хорошо, принцесса, если бы вы заняли ее место, если бы вы пожелали воспользоваться плодами тех побед, которые вы одерживаете для нее, и выслушать те признания, с которыми вы отсылаете к ней!

Аристиона. Принц! Это комплимент ловкого любовника. Вы, вероятно, от кого-нибудь слыхали, что для того, чтобы найти доступ к сердцу дочери, надо ухаживать за матерью, но в данном случае, к сожалению, это бесполезно. Я решила всецело предоставить выбор моей дочери.

Ификрат. Какую бы власть вы ей ни предоставили, то, что я сейчас сказал вам, вовсе не комплимент. Я ищу руки принцессы Эрифилы только потому, что она — ваша дочь. Я нахожу ее привлекательной лишь постольку, поскольку она на вас похожа, в ней я обожаю вас.

Аристиона. Вот так так!

Ификрат. Да, принцесса, всем известно, как вы прелестны, как вы очаровательны…

Аристиона. Оставим, принц, разговор о прелести и очаровании. Вы знаете, что я вычеркиваю эти слова из комплиментов. Я терплю, если меня хвалят за искренность, если говорят, что я добрая принцесса, что у меня для каждого находится приветливое слово, что я люблю своих друзей, уважаю заслуги и доблесть, — все это я еще выношу. Что же касается прелести и очарования, то я предпочитаю не выслушивать этих нежностей. Сколько бы правды в них ни заключалось, все-таки, согласитесь, мать такой дочери, как моя, должна подвергать сомнению подобные похвалы.

Ификрат. Принцесса! Вы решили непременно оставаться матерью, и только матерью, вопреки желаниям всех. Нет человека, который не противился бы этому решению. Вам стоит лишь захотеть — и принцесса Эрифила будет вам сестрой.

Аристиона. Ах, боже мой, принц! Все эти глупости, до которых так падки многие женщины, меня не занимают. Я хочу оставаться матерью, потому что я на самом деле мать и напрасно старалась бы не быть ею. В слове «мать» для меня нет ничего неприятного — я стала матерью по собственному желанию. В этом — слабость нашего пола, и слава богам, что я представляю собой пример именно такой слабости. Для меня не существует столь неприятного для многих вопроса о возрасте, а ведь на этом помешано столько женщин!.. Возвратимся, однако, к нашему разговору. Неужели вы так до сих пор и не узнали, кого предпочитает Эрифила?

Ификрат. Это для меня загадка.

Тимокл. Это для меня непроницаемая тайна.

Аристиона. Быть может, застенчивость мешает ей признаться в этом вам и мне. Воспользуемся кем-нибудь другим, чтобы открыть тайну ее сердца. Сострат! Я поручаю это вам. Окажите принцам услугу, постарайтесь выведать у моей дочери, к кому из двух принцев она питает расположение.

Сострат. Принцесса! У вас столько придворных, на которых вы могли бы с большим успехом возложить честь подобного поручения! Боюсь, что я не сумею его выполнить.

Аристиона. Ваши заслуги, Сострат, не ограничиваются одними ратными подвигами. У вас есть ум, ловкость, уменье себя держать, моя дочь питает к вам доверие.

Сострат. Лучше кто-нибудь другой, принцесса…

Аристиона. Нет-нет, вы напрасно отказываетесь.

Сострат. Раз вы настаиваете, принцесса, мое дело — повиноваться. Но клянусь вам, что любой ваш придворный сумел бы гораздо лучше выполнить ваше приказание.

Аристиона. Вы слишком скромны. Вы всегда отлично справляетесь с любыми поручениями. Осторожно выпытайте чувства Эрифилы и напомните ей, что в роще Дианы надо быть как можно раньше.

Аристиона, Анаксарх и Клеон уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Сострат, Клитид, Ификрат, Тимокл.

Ификрат (Сострату). Можете быть уверены, что я отношусь к вам с не меньшим уважением, чем принцесса.

Тимокл (Сострату). Поверьте, что я восхищен ее выбором.

Ификрат. Теперь вы можете оказать услугу вашим друзьям.

Тимокл. У вас есть полная возможность оказать благодеяние кому вы захотите.

Ификрат. Я вовсе не прошу вас поддерживать именно мои притязания.

Тимокл. Я не прошу вас хлопотать только за меня.

Сострат. Да это было бы бесполезно! Я не имею права переходить границы данного мне поручения. Вам же лучше, если я не буду говорить в чью-либо пользу.

Ификрат. Я предоставляю вам полную свободу действий.

Тимокл. Действуйте как вам заблагорассудится.

Сострат уходит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Клитид, Ификрат, Тимокл.

Ификрат (Клитиду, тихо). Помните, что вы — мой друг. Я вам усиленно советую защищать мои интересы в ущерб моему сопернику.

Клитид (Ификрату, тихо). Положитесь на меня. Какое может быть сравнение между ним и вами! Что вам какой-то захудалый принц!

Ификрат. Я отплачу вам за эту услугу. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Клитид, Тимокл.

Тимокл. Мой соперник увивается вокруг вас, Клитид, но ведь вы же хорошо помните свое обещание поддержать меня.

Клитид. Конечно! Куда ему против вас, этакому сопляку!

Тимокл. Я все для вас готов сделать. (Уходит.)

Клитид (один). Все меня ублажают… Но вот и принцесса. Подождем удобного случая. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Эрифила, Клеониса.

Клеониса. Может показаться странным, принцесса, что вы удалились от общества.

Эрифила. Для таких лиц, как мы, вечно осаждаемых толпой придворных, приятно побыть немного в уединении, отрадно после бесконечных утомительных разговоров отдаться своим собственным мыслям. Я хочу погулять здесь одна!

Клеониса. Не угодно ли вам, принцесса, взглянуть на испытание блестящих дарований, горящих желанием вступить в ряды ваших артистов? Вы увидите комедиантов, которые своими жестами и движениями могут изобразить все. Их называют пантомимами. Я боялась сказать вам про них раньше[40] — при дворе найдутся люди, которые мне этого не простят.

Эрифила. Я вижу, Клеониса, что вы намерены угостить меня плохим развлечением. Вы не упускаете случая рекомендовать всякого, кто бы к вам ни обратился, вы так добры, что никем не пренебрегаете. У вас находят убежище все нуждающиеся музы, вы великая покровительница непризнанных талантов, люди добродетельные и вместе с тем неимущие находят пристанище у вас.

Клеониса. Если у вас нет желания на них посмотреть, мы не станем их звать.

Эрифила. Нет-нет, отчего же, пусть придут.

Клеониса. А вдруг они будут танцевать скверно?

Эрифила. Все равно посмотрим. К чему откладывать? Отделаемся — и к стороне.

Клеониса. Это будет, принцесса, обыкновенный танец, в другой раз…

Эрифила. Не надо никаких предисловий, Клеониса! Пусть танцуют.

ПЕРВАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Приближенная юной принцессы приводит ей трех танцоров, так называемых пантомимов, все выражающих жестами. Принцесса, посмотрев танец, берет их к себе на службу.

Балетный выход
Танец трех пантомимов.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Эрифила, Клеониса.

Эрифила. Прекрасно! Лучше нельзя! Я рада, что они будут теперь у меня.

Клеониса. А я была рада доказать вам, что у меня не такой уж плохой вкус.

Эрифила. Рано торжествуете! Я уверена, что вы не замедлите подвести меня в чем-нибудь другом. Оставьте меня здесь одну.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Клитид.

Клеониса (идя навстречу Клитиду). Я должна вас предупредить, Клитид, что принцесса желает быть одна.

Клитид. Не беспокойтесь! Я знаю, что делаю.

Клеониса уходит.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Эрифила, Клитид.

Клитид (поет). Ла-ла-ла-ла! (Прикидываясь изумленным при виде Эрифилы.) Ах! (Хочет уйти.)

Эрифила. Клитид!

Клитид. Я вас не видел, принцесса.

Эрифила. Поди сюда. Ты откуда?

Клитид. Я только что имел честь находиться при вашей матушке: она направлялась к храму Аполлона в сопровождении большой свиты.

Эрифила. Как здесь хорошо, не правда ли?

Клитид. Совершенно верно. Влюбленные в вас принцы тоже были там.

Эрифила. Какие красивые излучины образует река Пеней!

Клитид. Очень красивые. Сострат тоже был там.

Эрифила. Почему он не участвовал в прогулке?

Клитид. У него в голове что-то засело, что мешает ему принимать участие в торжествах. Он хотел поговорить со мной, но вы мне так решительно запретили вмешиваться в ваши дела, что я не уделил ему внимания. Я ему так и сказал, что не расположен его слушать.

Эрифила. Напрасно, ты должен был его выслушать.

Клитид. Я сначала так и сказал, а потом все-таки выслушал.

Эрифила. И хорошо сделал.

Клитид. В самом деле, он мне очень нравится. Он из тех людей, которые мне по душе: он не развязен, не крикун, умен, положителен, говорит все только кстати, нетороплив в решениях, в высшей степени тактичен. Какие бы прекрасные стихи ему ни читали наши поэты, я никогда не слыхал, чтобы он сказал: «Это выше Гомера». Одним словом, я питаю к нему расположение. Будь я принцесса, он не был бы несчастлив.

Эрифила. Да, без сомнения, это человек с большими достоинствами. О чем же он с тобой говорил?

Клитид. Он меня спрашивал, привело ли вас в восторг дивное зрелище, которое было устроено в вашу честь, говорил мне о вас с восхищением, превознес выше небес, восхвалял вас так, как только можно восхвалять совершеннейшую из принцесс, и сопровождал свою речь глубокими вздохами, говорившими больше, чем он хотел. Я всячески пытался вызнать причину его глубокой грусти, которую заметил уже весь двор, и в конце концов Сострат был принужден сознаться, что он влюблен.

Эрифила. То есть, как — влюблен? Какова дерзость! Да я такого сумасброда никогда больше на глаза к себе не пущу!

Клитид. Чем вы, собственно, недовольны, принцесса?

Эрифила. Как! Иметь смелость влюбиться в меня! Более того — иметь смелость говорить об этом!

Клитид. Но он не в вас влюблен, принцесса.

Эрифила. Не в меня?

Клитид. Нет, принцесса, он слишком вас уважает, и он слишком умен, чтобы даже подумать об этом.

Эрифила. Но в кого же, Клитид?

Клитид. В одну из ваших приближенных — в юную Арсиною.

Эрифила. Что же в ней такого привлекательного? Почему он именно ее счел достойной его любви?

Клитид. Он ее любит безумно и молит вас о покровительстве.

Эрифила. Меня?

Клитид. Нет-нет, принцесса, я вижу, что это вам не нравится! Это ваш гнев заставил меня пойти на такой маневр. Сказать по правде, он любит до безумия вас.

Эрифила. Ты, однако, наглец! Прибегать к подобным приемам, чтобы поймать меня врасплох! Ступай! Ты суешься читать в сердцах, хочешь проникнуть в тайны сердца принцессы… Прочь с глаз моих, Клитид, чтобы я никогда тебя больше не видела!

Клитид. Принцесса!..

Эрифила. Постой! Я тебя прощаю.

Клитид. Как вы добры, принцесса!

Эрифила. Но с условием: хорошенько запомни то, что я тебе скажу, и под страхом смерти никому об этом ни слова.

Клитид. Будет исполнено.

Эрифила. Так Сострат сказал тебе, что он меня любит?

Клитид. Нет, принцесса. Я вам скажу всю правду. Я хитростью вырвал у него из сердца тайну, которую он хотел скрыть от всех, которую он решил унести с собою в гроб. Он был в отчаянье, когда я вырвал у него эту тайну. Он не только не поручал мне открыть ее вам, но, напротив, заклинал, молил меня и не заикаться вам об этом. Я его предал.

Эрифила. Тем лучше! Сострат может мне понравиться только благодаря тому уважению, которое он ко мне питает. Если бы он дерзнул открыть мне свою любовь, он навсегда утратил бы мое расположение и навсегда лишился бы возможности меня видеть.

Клитид. Вы можете быть уверены, принцесса…

Эрифила. А вот и он. Взываю к твоему благоразумию: помни о наложенном мною запрете.

Клитид. Не беспокойтесь, принцесса. Придворному не подобает быть нескромным. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Эрифила, Сострат.

Сострат. Простите, принцесса, что я осмеливаюсь нарушить ваше уединение, но у меня есть поручение к вам от вашей матушки, и это должно извинить мою дерзость.

Эрифила. Какое поручение, Сострат?

Сострат. Постараться узнать, к которому из двух принцев склоняется ваше сердце.

Эрифила. Моя матушка поступила благоразумно, что выбрала вас для такого поручения. Вам оно было, без сомнения, приятно, Сострат, и вы приняли его с радостью?

Сострат. Я принял его, принцесса, в силу необходимости, по долгу повиновения, но, если бы вашей матушке было угодно принять мой отказ, я охотно предоставил бы эту честь другому.

Эрифила. Какая же причина, Сострат, побуждала вас отказываться?

Сострат. Боязнь плохо выполнить возложенное на меня поручение.

Эрифила. Вы думаете, что я недостаточно вас уважаю для того, чтобы открыть вам мое сердце и сказать все, что вы желали бы знать относительно принцев?

Сострат. После того, что вы сказали, принцесса, мне уже нечего больше желать. Сделайте милость, прибавьте к этому только то, что сами найдете нужным.

Эрифила. До сих пор я уклонялась от объяснений. Моя матушка была так добра, что позволяла мне откладывать выбор, которым я буду связана навсегда, но мне будет приятно показать всем, что я готова сделать многое из расположения к вам, и, если вы настаиваете, я сообщу наконец столь долгожданное решение.

Сострат. Это дело такого рода, принцесса, что я не стану надоедать вам, я не стану проявлять настойчивость — вы сами прекрасно знаете, как лучше поступить.

Эрифила. Но ведь моя матушка желает, чтобы именно вы узнали о моем решении.

Сострат. Я ведь и ее предупреждал, что не справлюсь с поручением.

Эрифила. Вы, Сострат, человек проницательный, ничто не ускользнет от вашей наблюдательности. Вы не догадываетесь о том, что всех приводит в недоумение? Не подметили ли вы чего-нибудь, что выдало бы мою сердечную склонность? Вы видите, как принцы за мной ухаживают, как стараются мне угодить. К кому из принцев, по вашему мнению, я более благосклонна?

Сострат. Подобного рода сомнения зависят обыкновенно от того, насколько близко те или иные обстоятельства принимаются к сердцу.

Эрифила. А вы, Сострат, кого бы предпочли? Скажите, кого вы прочите мне в супруги?

Сострат. Принцесса! Здесь все зависит не от моих желаний, а только от вашей склонности.

Эрифила. А если бы я с вами посоветовалась?

Сострат. Если бы вы со мной посоветовались, я был бы в большом затруднении.

Эрифила. Вы не могли бы мне сказать, который из двух вам кажется более достойным предпочтения?

Сострат. Если вам угодно знать мое мнение, то нет никого, кто был бы достоин такой чести. Все принцы в мире слишком ничтожны, чтобы мечтать о вас. Только боги могли бы на это притязать, а от людей вам следует принимать лишь фимиам и жертвоприношения.

Эрифила. Как это любезно с вашей стороны! Вы — мой истинный друг. Но мне бы хотелось знать, к кому из принцев вы питаете особое расположение, кого из них вы охотнее избрали бы своим другом.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Хореб.

Хореб (Эрифиле). Сюда идет ваша матушка, а затем вместе с вами отправится в рощу Дианы.

Сострат (про себя). Как ты вовремя пришел, мой мальчик!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, Аристиона, Ификрат, Тимокл, Анаксарх и Клитид.

Аристиона. Про тебя спрашивали, дочь моя. Некоторых весьма огорчает твое отсутствие.

Эрифила. Я думаю, матушка, что обо мне спрашивали только из вежливости.

Аристиона. Нам готовят столько развлечений, что все наше время занято. Если мы не хотим пропустить что-нибудь, то нам нельзя терять ни минуты. Пойдем в лес и посмотрим, что нас там ожидает. Здесь очень красиво. Итак, займем места.

ВТОРАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Сцена представляет лес, куда приглашена принцесса. Нимфа приветствует ее пением. Для развлечения принцессы перед ней разыгрывают маленькую пьесу с пением следующего содержания: один пастух жалуется двум своим товарищам на холодность любимой им пастушки; товарищи его утешают; в это время является сама пастушка; все трое прячутся и начинают наблюдать за ней. Пастушка поет жалобную песню о любви, потом ложится на лугу и засыпает. Влюбленный пастух приближается со своими друзьями, чтобы полюбоваться красотой пастушки, но всячески стараются не разбудить ее. Пастушка, проснувшись и увидев у своих ног пастуха, жалуется на его преследования, но, наконец уверившись в его постоянстве, соглашается в присутствии двух его товарищей стать его возлюбленной. Прибегают два сатира, сетуют на решение пастушки и ищут утешения в вине.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Нимфа Темпейской долины.

Нимфа.

Принцесса! К нам сюда, под своды рощ, спешите,
На наши скромные забавы посмотрите —
Мы их для вас готовим тут.
Но пышностью они придворной не блистают:
Здесь о любви лишь все вздыхают
И о любви лишь все поют.
(Скрывается.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Тирсис один.

Тирсис.

Вы поете под листвою,
Соловьи, певцы любви!
Вдохновляясь песнью тою,
Отвечают вам чредою
Рощ соседних соловьи.
О птички милые, увы!
Будь вы несчастны так, как я, не пели б вы!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Тирсис, Ликаст, Менандр.

Ликаст.

По-прежнему ты бродишь угнетенный?
Менандр.

Все плачешь, плачешь ты, скорбь давнюю тая?
Тирсис.

Ах, Калистой восхищенный,
Как всегда, несчастен я!
Ликаст.

Преодолей, пастух, преодолей томленье.
Тирсис.

Но как?
Менандр.

А воля нам на что, скажи, дана?
Тирсис.

Ах, где же мне! Ведь слишком страсть сильна…
Ликаст.

Найдется, верь мне, исцеленье.
Тирсис.

Да! Разве только смерть одна!
Ликаст и Менандр.

Тирсис!
Тирсис.

Друзья мои!
Ликаст и Менандр.

Тирсис, владей собою!
Тирсис.

Нет, страсти мне не одолеть!
Ликаст и Менандр.

Не будь уступчив так!
Тирсис.

Ах, я убит тоскою…
Ликаст и Менандр.

О слабость!
Тирсис.

Силы нет терпеть!
Ликаст и Менандр.

Будь мужествен, Тирсис!
Тирсис.

Нет, лучше умереть!
Ликаст.

На свете нет прекрасной
Пастушки, столь бесстрастной,
В которой бы любовь
Настойчивостью страстной
Не взволновала кровь.
Менандр.

В делах любви игривой
Бывает столь счастливый,
Нежданный нами миг,
Что, смотришь, у строптивой
Взаимности достиг.
Тирсис.

Но вот, с тоской во взоре,
Жестокая идет.
Боюсь, что, нам на горе,
Завидя нас, уйдет.
Войдем-ка в этот грот!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Калиста одна.

Калиста.

Ах-ах! Над нашими сердцами
Висит тяжелыми цепями
Девичьей скромности закон!
Из-за меня Тирсис влачит ярмо страданья,
Меж тем мне дороги любви его признанья,
Я втайне плачу, что страдает он.
Хочу я облегчить его мученья,
Хочу признаться, что люблю его…
Деревья! Вам одним вверяю я волненья,
Не выдайте вы сердца моего!..
Коль пылкая душа дана нам небесами,
За что же так жестоко нам велят
Не испивать любви чудесный яд?
Зачем свершается жестокий суд над нами,
Коль мы решимся полюбить
Того, кто нас сумел пленить?
О, как блаженны вы,
Вы, пташки милые, среди густой листвы!
Свободные в любви, вы все без опасенья
Послушны голосу сердечного влеченья.
Но очи мне смежает сладкий сон,
Ему предамся всею я душою —
Ведь предаваться сладкому покою
Нам не препятствует безжалостный закон.
(Засыпает.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Калиста, Тирсис, Ликаст, Менандр.

Тирсис.

К красавице жестокой
Тихонько подойдем,
Но сон ее глубокий
В тиши побережем.
Все трое.

Спи, спи, красавица, вкушай покой отрадный,
Которого других лишаешь беспощадно.
Да, спи, красотка, спи!
Тирсис.

Вы, пташки, замолчите!
Пусть лист не шелестит!
Потоки, не журчите!
В лесу Калиста спит.
Все трое.

Спи, спи, красавица, вкушай покой отрадный.
Которого других лишаешь беспощадно.
Да, спи, красотка, спи!
Калиста (проснувшись, Тирсису).

О горе мне! За мною
Ты ходишь по пятам.
Тирсис.

Как быть любви иною?
Запрета нет мечтам.
Калиста.

Но хочешь ты чегоже?
Тирсис.

О, пусть у этих ног
Найду я смерти ложе —
Конец моих тревог!
Коль суждено кому весь век вздыхать напрасно
Так лучше пусть умрет несчастный!
Калиста.

Тирсис, Тирсис, уйди! Боюсь, что жалость мне
Вселит к тебе любовь… Я вся горю в огне…
Ликаст.

Будь то любовь иль жалость —
Нежней быть надо вам.
Довольно защищаться,
Пора, пора сдаваться
Влюбленного мольбам.
Будь то любовь иль жалость —
Нежней быть надо вам!
Менандр

Будь то любовь иль жалость —
Нежней быть надо вам.
Довольно защищаться,
Пора, пора сдаваться
Влюбленного мольбам.
Будь то любовь иль жалость —
Нежней быть надо вам!
Калиста (Тирсису).

Ах, слишком я жестоко
Терзаю страсть твою!
Тебя люблю глубоко.
Тирсис! По воле рока
Себя я отдаю.
Тирсис.

О боги! Дивная, нежданная отрада!
Едва не умер я, я весь похолодел.
Ликаст.

Достойная тебя награда!
Менандр.

Достойный зависти удел!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и два сатира.

Первый сатир (Калисте).

Неблагодарная! Пренебрегла ты мной,
Другому отдаешь ты ныне предпочтенье!
Второй сатир.

Не тронули тебя моей любви мученья,
А с томным пастушком ты стала вдруг иной!
Калиста.

Так мне велено судьбой,
Ваш удел — терпенье.
Первый сатир.

Пусть влюбленные всечасно
В горе плачутся своем.
Лить не будем слез напрасно —
Мы в вине себе прекрасно
Утешение найдем.
Второй сатир.

Не всегда любовь балует
Нас желательным концом,
Но сатир не негодует,
И, смеясь, свой пыл врачует
Он искрящимся винцом.
Все.

Эй, вы, фавны и дриады![41]
Выходите для услады
Из глуши своей лесной,
Пляску весело начните,
Ваши песенки чертите
На муравке луговой.
Первый балетный выход
Шесть дриад и фавнов выходят из своих жилищ и начинают красивый танец. Затем появляются Климена и Филинт и разыгрывают небольшую сценку любовной размолвки.

Любовная размолвка.
Климена, Филинт.

Филинт.

Ах, я был любим тобою.
И доволен был судьбою,
Не был завистью томим
Даже и к богам самим!
Климена.

Как же ты, в меня влюбленный,
Сердце отдал вмиг другой?
Мне не надо и короны,
Лишь бы быть всегда с тобой.
Филинт.

Да! Другая исцелила
Страсть, что я к тебе питал.
Климена.

Я другого полюбила,
Раз неверен ты мне стал.
Филинт.

Несравненной красотою
Хлора славится моя.
Пожелай она — с душою
Жизнь отдам охотно я.
Климена.

Больше счастия любима
Я Миртилием моим.
Страстью я к нему палима,
Умереть готова с ним.
Филинт.

Ах, когда б, на радость взору,
Возрожденная любовь
Вдруг смогла мою мне Хлору
Заменить тобою вновь!
Климена.

Пусть Миртил, пленившись мною,
Будет страстию гореть,
Но признаюсь: лишь с тобою
Жить хочу и умереть!
Климена и Филинт.

Как страстно мы теперь друг в друга влюблены!
Мы жить и умереть влюбленными должны.
Все.

Как милы теперь вы оба,
Побранившись меж собой,
Чувству верные до гроба
И невинные душой!
Чаще, милые, бранитесь,
А затем опять миритесь!
Второй балетный выход
Фавны и дриады возобновляют свой танец, пастухи и пастушки поют. В глубине сцены три маленьких фавна и три маленькие дриады повторяют все происходящее на авансцене.

Пастухи и пастушки.

Любовь! О ключ живой невинных наслаждений!
Тебя, тебя поем в тиши уединений.
Пусть слава не прельщает нам сердца,
Все эти почести смущают лишь напрасно,
В их поисках кончают жизнь злосчастно,
Мы лишь в любви жить будем до конца!
Коль любишь — в жизни все приветливо и мило,
Двум любящим сердцам не страшен сон могилы.
Когда в нас страсть отрадно зажжена,
Вся жизнь для нас — веселая весна.
Любовь! О ключ живой невинных наслаждений!
Тебя, тебя поем в тиши уединений.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Аристиона, Эрифила, Ификрат, Тимокл, Сострат, Анаксарх, Клитид.

Аристиона. Невольно повторяешь одно и то же: «Восхитительно! Восхитительно! Неподражаемо! Бесподобно!»

Тимокл. Вы преувеличиваете, принцесса, это все пустяки.

Аристиона. Такие «пустяки» могут развлечь самых серьезных людей. В самом деле, дочь моя, ты очень обязана этим принцам, едва ли тебе удастся в должной мере отблагодарить их за все их старания и хлопоты.

Эрифила. Я все это чувствую, матушка.

Аристиона. А между тем заставляешь их так долго томиться в ожидании ответа. Я обещала не принуждать тебя, но их любовь обязывает поспешить с ответом и не откладывать награду за их усердие. Я поручила Сострату выведать тайну твоего сердца, но не знаю, приступил ли он к выполнению этого поручения.

Эрифила. Приступил. Но мне кажется, что я, напротив, спешу с этим выбором, меня за него непременно станут порицать. Я себя чувствую в равной степени обязанной обоим принцам и за их любовь, и за их рвение, и за их услуги. Я поступлю очень несправедливо, если проявлю неблагодарность к одному из них, отказав ему в моей руке и предпочтя его соперника.

Ификрат. Это значит, принцесса, сказать весьма лестный комплимент, с тем чтобы отказать нам обоим.

Аристиона. Подобного рода сомнения, дочь моя, не должны тебя тревожить. Оба принца заранее подчиняются тому предпочтению, которое окажет одному из них твоя склонность.

Эрифила. В склонности, матушка, можно легко ошибиться. Несравненно легче сделать правильный выбор лицу постороннему, незаинтересованному.

Аристиона. Ты знаешь, что я дала слово ничего не высказывать по этому поводу. Твоей склонности нельзя ошибиться, твой выбор между двумя принцами не может быть дурным.

Эрифила. Чтобы не нарушить данного вами слова и чтобы и мне не идти против совести, примем, матушка, решение, которое я сейчас позволю себе предложить.

Аристиона. Какое решение, дочь моя?

Эрифила. Пусть этот вопрос решит Сострат. Вы его выбрали, чтобы он открыл тайну моего сердца, позвольте же и мне обратиться к нему, чтобы выйти из того затруднения, в котором я нахожусь.

Аристиона. Я настолько уважаю Сострата, что захочешь ли ты через его посредство выразить свои чувства или же вполне положиться на его выбор — повторяю: я так ценю его достоинства и так уважаю его мнение, что охотно принимаю твое предложение.

Ификрат. Это значит, принцесса, что нам придется ублажать Сострата?

Сострат. Нет, принц, вам не придется меня ублажать: при всем том уважении, какое я питаю к принцессам, я отказываюсь от предлагаемой мне чести.

Аристиона. Но почему же, Сострат?

Сострат. У меня есть на то свои соображения, принцесса.

Ификрат. Уж не боитесь ли вы, Сострат, нажить себе врага?

Сострат. Что мне, принц, бояться врагов, которых я себе наживу, повинуясь моим повелительницам?

Тимокл. По какой же причине вы отказываетесь принять предлагаемые вам полномочия и приобрести дружбу принца, который будет вам обязан своим счастьем?

Сострат. По той причине, что я не в состоянии даровать принцу то, что он желал бы от меня получить.

Ификрат. Какая же это причина?

Сострат. Зачем вы так настоятельно добиваетесь от меня ответа? Быть может, у меня есть тайные мысли, которые противятся притязаниям вашей любви. Быть может, у меня есть друг, пылающий почтительной страстью к пленившим вас неотразимым чарам принцессы, но не смеющий это высказать. Быть может, этот друг ежедневно поверяет мне свои горести, ежедневно жалуется на жестокость своей участи и смотрит на брак принцессы как на грозный, как на смертный приговор самому себе. И вот если бы это было так, скажите, принц, разумно ли было бы с моей стороны нанести ему своей рукой смертельный удар?

Ификрат. Похоже на то, Сострат, что вы и есть тот друг, интересы которого вы так близко принимаете к сердцу.

Сострат. Не говорите об этом, прошу вас, иначе меня могут возненавидеть лица, которые вас слушают. Я знаю свое место, принц. Такие обездоленные люди, как я, явственно различают предел своих мечтаний.

Аристиона. Ну хорошо, мы найдем другой способ покончить с нерешительностью моей дочери.

Анаксарх. Лучший способ решить дело ко всеобщему удовольствию — это обратиться за ответом к небу. Я уже говорил вам, что начал набрасывать таинственные фигуры, которым учит нас наше искусство, и надеюсь в скором времени показать вам, что сулит будущее столь желанному союзу. Тогда уже не может быть места колебаниям. Счастья и благополучия, которые небо пообещает тому или иному выбору, будет достаточно, чтобы на нем и остановиться. Тот, кто будет отвергнут, не может быть в обиде, коль скоро так судили небеса.

Ификрат. И я всецело этому подчиняюсь. Этот путь представляется мне наиболее благоразумным.

Тимокл. Я того же мнения. Под любым решением неба я подписался бы не задумываясь.

Эрифила. Но, Анаксарх, так ли ясно читаете вы в судьбах человечества, что ошибка с вашей стороны невозможна? Кто нам поручится, что небо сулит счастье и благополучие тому, а не этому союзу?

Аристиона. Дочь моя! Ты склонна ко всему питать недоверие.

Анаксарх. Многократные испытания моих предсказаний, произведенные у всех на глазах, принцесса, служат непреложным доказательством их безошибочности. Наконец, когда я вам раскрою то, что готовит вам небо в обоих случаях, вы вольны поступить как вам заблагорассудится, от вас будет зависеть выбрать то или другое.

Эрифила. Так вы утверждаете, Анаксарх, что небо укажет, что меня ожидает в обоих случаях?

Анаксарх. Да, принцесса, вам откроются и те блага, которые посыплются на вас, если вы выйдете за одного, и те неприятности, которые с вами случатся, если вы выйдете за другого.

Эрифила. Но раз я не могу выйти замуж за обоих, то, следовательно, на небе будет начертано не только то, что должно случиться, но также и то, чего не может произойти?

Клитид (в сторону). Кажется, астрологу приходится туго.

Анаксарх. Чтобы понять это, вам пришлось бы выслушать, принцесса, пространное изложение основ астрологии.

Клитид. Остроумный ответ. Принцесса! Я не собираюсь говорить ничего дурного об астрологии. Астрология — прекрасная вещь, а господин Анаксарх — великий человек.

Ификрат. Астрология неопровержима, никто не в состоянии оспорить верность ее предсказаний.

Клитид. Разумеется.

Тимокл. Я человек по натуре недоверчивый, но что касается астрологии, то нет ничего более верного и более надежного, чем ее гороскопы.

Клитид. Нет ничего на свете более ясного.

Ификрат. Ежедневно совершается множество предсказанных ими происшествий, и это убеждает самых недоверчивых.

Клитид. Совершенно верно.

Тимокл. Кто станет отрицать всем известные события, которые вошли в историю?

Клитид. Только те, кто лишен здравого смысла. Как можно оспаривать то, что признано всеми?

Аристиона. Сострат молчит. Какого он на этот счет мнения?

Сострат. Принцесса! Не всякий ум способен понять тонкости этих благодетельных, так называемых таинственных наук. Существуют умы настолько грубые, что они никак не могут постигнуть то, что другие умы познают с чрезвычайной легкостью. Нет ничего отраднее, принцесса, великих посулов этих блистательных наук. Все превращать в золото; продлевать жизнь до бесконечности; исцелять словами; заставить кого угодно полюбить вас; знать все тайны будущего; по желанию низводить с неба на металлы чудодейственные отпечатки;[42] повелевать демонами; создавать невидимые полчища неуязвимых воинов — все это, без сомнения, прекрасно, и есть люди, для которых не составляет никакого труда все это уразуметь: усвоение подобных истин для них легче легкого. Но, признаюсь, моему грубому уму трудновато понять это и в это поверить. Мне всегда казалось, что это неосуществимо именно потому, что уж очень все это заманчиво. Все эти веские доводы относительно существования сокровенных свойств симпатии и магнетической силы так тонки и неуловимы, что они ускользают от моего земного рассудка. Не говоря о чем-нибудь другом, я никогда не мог поверить, что на небе начертано все до мельчайших подробностей, касающееся судьбы самого ничтожного человека. Какое соотношение, какая связь и какое сродство может быть между нами и между мирами, которые находятся на таком громадном расстоянии от нашей земли? И наконец, каким путем эта чудесная наука досталась человечеству? Открыл ли ее кто-нибудь из богов? Или она родилась из опыта, из наблюдений над несметным числом светил, которых никому еще не удавалось видеть дважды в одном и том же расположении?

Анаксарх. Я вам сейчас объясню.

Сострат. Значит, вы искуснее других.

Клитид (Сострату). Он вам прочтет целую лекцию.

Ификрат (Сострату). Если вы этого не понимаете, то по крайней мере можете поверить тому, что мы видим ежедневно.

Сострат. Мой рассудок до того туп, что ничего не в состоянии понять, да и глаза мои столь же несчастливы — они никогда ничего подобного не видели.

Ификрат. А я, например, видел, и меня это убедило.

Тимокл. И я тоже.

Сострат. Ну, раз вы видели, то вам ничего иного не остается, как верить. Должно быть, ваши глаза устроены иначе, чем мои.

Ификрат. Наконец, сама принцесса верит в астрологию, следовательно, и нам надлежит поверить. Как, по-вашему, Сострат: разве у принцессы нет ни разума, ни здравого смысла?

Сострат. Вопрос неуместный. Ум принцессы — не пример для моего, ее понимание может возвышаться до познаний, недоступных моему рассудку.

Аристиона. Я, Сострат, тоже многому не верю. Что же касается астрологии, то мне рассказывали и показывали вещи столь непреложные, что я не могу в ней сомневаться.

Сострат. На это мне нечего ответить, принцесса.

Аристиона. Прекратим этот разговор. Пусть нас оставят одних. Зайдем, дочь моя, вот в этот красивый грот — я обещала туда заглянуть… Что ни шаг, то новое развлечение.

ТРЕТЬЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Сцена представляет грот. Принцессы идут туда. В это время восемь статуй, держа в каждой руке по факелу, выходят из своих ниш и начинают танец с разными фигурами и красивыми положениями.

Балетный выход
Танец восьми статуй.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Аристиона, Эрифила.

Аристиона. Кто бы нам это ни устроил, нельзя себе вообразить ничего более изящного и более удачного. Дочь моя! Я уединилась от общества, чтобы поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты сказала мне всю правду. Не скрываешь ли ты в своем сердце какой-нибудь тайной привязанности, в которой не хочешь нам признаться?

Эрифила. Я, матушка?

Аристиона. Будь со мной откровенна, дочь моя. Я это заслужила — ведь я так много для тебя сделала! Я думаю только о тебе, ты для меня дороже всего на свете, я отвращаю свой слух от всех предложений, которые бы на моем месте благосклонно выслушали многие, — все это, казалось бы, должно тебя убедить, что я хорошая мать и что я не способна отнестись сурово к твоим признаниям.

Эрифила. Если бы я не следовала вашему примеру, матушка, и открыла бы доступ в свое сердцу такому чувству, которое имела бы причины скрывать, то все же у меня нашлись бы силы, чтобы заставить замолчать эту страсть и не совершить ничего такого, что могло бы быть недостойно вашей наследницы.

Аристиона. Нет-нет, дочь моя, ты можешь без всякого стеснения открыть мне свои чувства. Я вовсе не ограничиваю влечения твоего сердца выбором между этими принцами. Ты можешь распространить их на кого угодно: душевные качества имеют для меня такое же значение, как и все остальное. И если ты мне откровенно признаешься, ты увидишь, что я без всяких возражений признаю избранника твоего сердца.

Эрифила. Вы так добры ко мне, матушка, что я просто не могу нарадоваться. Но на этом испытывать вашу доброту я не стану. У меня к вам единственная просьба: не торопить меня с браком, я сама еще не пришла к определенному решению.

Аристиона. До сих пор я представляла тебе полную свободу действий, однако нетерпение влюбленных в тебя принцев… Но что это за шум? Ах, дочь моя! Посмотри, какое зрелище открывается перед нами! К нам спускается богиня… Да это сама Венера! Кажется, она хочет что-то сказать нам.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и мнимая Венера в колеснице; ее сопровождают четыре мнимых амурчика.

Венера (Аристионе).

Пред дочерью, о мать, ясна твоя заслуга,
И быть увенчана бессмертными должна.
Чтоб дочь твоя нашла достойного супруга,
Из рук самих богов возьмет его она.
Их сонм через меня все это объявляет,
При выборе таком и славу и почет
Семейству твоему навеки обещает…
Конец сомнению! Окончен круг забот!
Пусть дочь твоя того супругом избирает,
Кто жизнь тебе спасет.
(Исчезает вместе с амурчиками.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Аристиона, Эрифила.

Аристиона. Дочь моя! Сами боги полагают конец всем нашим колебаниям. Теперь нам ничего не остается, как только принять из их рук то, что они намерены нам дать, — ты ясно слышала их волю. Пойдем в ближайший храм уверить их в нашем послушании и поблагодарить за их доброту.

Аристиона и Эрифила уходят.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Анаксарх, Клеон.

Клеон. Принцесса уходит. Вам не угодно поговорить с ней?

Анаксарх. Подождем, когда она будет одна. Я слегка побаиваюсь сметливости ее дочери — Эрифилу не так-то просто обойти, как ее мать. Во всяком случае, сын мой, мы с тобой все видели через эту щелку — хитрость удалась вполне. Наша Венера натворила чудес. Наш восхитительный изобретатель, взявшийся за устройство этой ловушки, так умело все расположил, так искусно разъединил потолок грота, так тщательно прикрыл проволоку и все прочие приспособления, так хорошо наладил освещение и вырядил актеров, что тут всякий обманулся бы. А так как принцесса Аристиона очень суеверна, то не подлежит сомнению, что она далась в обман. Я, сын мой, давно готовил эту западню и вот наконец достиг своей цели.

Клеон. Но для которого же из принцев вы затеяли все это хитросплетение?

Анаксарх. Они оба просили меня о содействии, и я обещал прийти к ним обоим на помощь со своим искусством. Но подарки принца Ификрата и его обещания превосходят во много раз все, что мог сделать другой, потому-то на его долю и придутся наиболее благоприятные указания всех моих волхвований, и так как своим успехом он будет всецело обязан мне, то мы с тобой разбогатеем. Я постараюсь укрепить принцессу в ее заблуждении, указав ей на связь между словами Венеры и предсказаниями моих астрологических фигур. А теперь помоги мне довести дело до конца — распорядись, чтобы шесть человек хорошенько спрятались в лодке за скалою, выждали бы, когда принцесса Аристиона под вечер выйдет, по обыкновению, одна погулять на берегу; чтобы они, улучив подходящую минуту, набросились на нее, как разбойники, и дали возможность принцу Ификрату прийти ей на помощь. Так он, согласно указанию свыше, станет обладателем принцессы Эрифилы. Я предупредил принца — он должен спрятаться в прибрежной рощице. Однако выйдем из грота. Я тебе скажу по дороге, о чем еще надо позаботиться… Вон идет принцесса Эрифила. Нам необходимо избежать этой встречи!

Анаксарх и Клеон уходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Эрифила одна.

Эрифила. Увы! Как тяжела моя участь! Чем я прогневала богов, чем вызваны их заботы обо мне?

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Эрифила, Клеониса.

Клеониса. Принцесса! Сострат к вашим услугам. Услышав ваше приказание, он немедленно последовал за мной.

Эрифила. Пусть подойдет, а ты, Клеониса, оставь нас на минуту одних.

Клеониса уходит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Эрифила, Сострат.

Эрифила. Сострат! Вы меня любите?

Сострат. Кто? Я, принцесса?

Эрифила. Перестаньте отнекиваться, Сострат. Мне все известно, я вас одобряю и позволяю вам объясниться. Я уверилась в истинности вашего чувства, и, кроме радости, оно мне ничего доставить не может. Если бы я не принадлежала к высшему кругу, ваша любовь не была бы несчастной. Я много раз мечтала о том, чтобы судьба даровала вам такое положение в свете, которое позволило бы мне обнаружить мою тайную склонность. Не подумайте, Сострат, что душевные качества человека сами по себе не имеют в моих глазах никакой цены и что я не предпочла бы ваши достоинства блестящим титулам, коим украшены другие. Моя мать не стесняет моей воли, и, по правде говоря, я нисколько не сомневаюсь, что она пойдет мне навстречу. Но в известных обстоятельствах, Сострат, предел мечтаний недостижим. Нелегко стать выше всех предрассудков — злословие заставляет платить слишком дорого за то блаженство, которое нам доставляет удовлетворение наших желаний. На это, Сострат, я пойти не могу, — мне кажется, я и так уже сделала немало, отвергнув предложения принцев. Но наконец сами боги позаботились о том, чтобы дать мне супруга. Все эти длительные отсрочки, при помощи которых я откладывала мое замужество и на которые по своей доброте соглашалась моя мать, — эти отсрочки теперь уже невозможны, я должна покориться велению небес. Поверьте, Сострат, что этот брак вызывает во мне величайшее отвращение. Если бы я могла распорядиться собой по своему усмотрению, я принадлежала бы или вам, или никому. Вот что я считала себя обязанной сообщить вам, Сострат, из уважения к вашим достоинствам, вот те слова утешения, какие я считала нужным сказать нам, зная вашу любовь ко мне, на которую я отвечаю глубокой нежностью.

Сострат. О принцесса! Этого слишком много для такого несчастного человека, как я. Я не готовился умереть с подобными почестями. С этой минуты я перестаю сетовать на судьбу. Мне суждена доля, гораздо более низкая, чем предмет моих желаний, зато я родился настолько счастливым, что вызвал сострадание такой принцессы, как вы. Это возвышающее сострадание стоит скипетров и короны, стоит доли могущественнейших государей. Да, принцесса, как только я дерзнул вас полюбить (вы сами вызываете меня на то, чтобы я употребил это нескромное слово), я тотчас же и осудил дерзновенность моих мечтаний, я сам себе уготовал неизбежную участь. Час моей смерти, принцесса, не будет для меня неожиданным — я готов к этому исходу, но ваша доброта увенчивает меня такой славой, на которую я не смел надеяться. Я умру счастливейшим и славнейшим из людей. Я дерзаю испросить у вас, принцесса, всего лишь две милости. Молю вас коленопреклоненно, во-первых, не прогонять меня до вашего счастливого брака, который должен положить конец моей жизни, а во-вторых, утопая в неге и нескончаемом блаженстве, которое небо сулит вашему браку, хотя бы изредка вспоминать о любившем вас Сострате. Могу ли я, небесное созданье, надеяться на такое сверхблагодеяние?

Эрифила. Уходите, Сострат, уходите! Если вы хотите, чтобы я вспоминала о вас, значит, вы не дорожите моим покоем.

Сострат. Ах, принцесса, если ваш покой…

Эрифила. Говорят вам, уйдите, Сострат, пощадите мою слабость, не вынуждайте меня изменить мое решение.

Сострат удаляется.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Эрифила, Клеониса.

Клеониса. Принцесса! Я вижу, вы чем-то опечалены. Хотите, ваши танцоры, так хорошо умеющие передавать все движения души, покажут вам сейчас свое искусство?

Эрифила. Я согласна, Клеониса. Пусть они изображают что им угодно, а меня оставят с моими мыслями.

ЧЕТВЕРТАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Четыре пантомима, чтобы показать свое искусство, жестами и телодвижениями изображают душевную тревогу юной принцессы Эрифилы.

Балетный выход
Танец четырех пантомимов.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клитид, потом Эрифила.

Клитид. Куда направить стопы? Куда пойти? Где бы я сейчас мог найти принцессу Эрифилу? Ведь это немалое преимущество первому принести подобную весть… А, вот и она!.. Принцесса! Имею честь объявить вам, что небо только что даровало вам супруга.

Эрифила. Не мешай мне, Клитид, предаваться моей злой кручине.

Клитид. Простите, принцесса, но я думал услужить вам сообщением, что небо назначило вам в супруги Сострата. Но, я вижу, вам это неприятно, а потому я беру свои слова назад и немедленно удаляюсь.

Эрифила. Клитид! Полно тебе, Клитид!

Клитид. Я не хочу мешать вам, принцесса, предаваться вашей злой тоске.

Эрифила. Постой, говорят тебе, иди сюда! Что ты хотел мне сказать?

Клитид. Ничего, принцесса. Иной раз торопишься что-нибудь сообщить великим мира сего, а им, оказывается, это безразлично. Прошу меня извинить.

Эрифила. Как ты жесток!

Клитид. В другой раз буду осторожнее, а то как бы не помешать вам.

Эрифила. Ты меня пугаешь. Что ты хочешь сообщить мне?

Клитид. Пустяки, принцесса, это насчет Сострата, я вам расскажу в другой раз, когда вы будете не так озабочены.

Эрифила. Да не мучь же ты меня, поведай мне свою весть!

Клитид. Вам очень хочется узнать ее, принцесса?

Эрифила. Да, и как можно скорее! Что ты можешь сообщить мне о Сострате?

Клитид. Необычайное приключение, которого никто не ожидал!

Эрифила. Да говори же, в чем дело!

Клитид. А это не помешает вам, принцесса, предаваться вашей злой кручине?

Эрифила. Да ну же!

Клитид. Вот что я хотел вам сказать, принцесса. Ваша матушка шла с небольшой свитой в лесу, по одной из тех тропинок, которые столь приятны для прогулок, как вдруг страшный кабан (эти противные кабаны причиняют много хлопот, их следовало бы изгнать из охраняемых лесов), как вдруг страшный кабан, преследуемый, вероятно, охотниками, выбежал на дорогу, по которой мы шли. Быть может, для украшения моего рассказа мне бы следовало подробно описать кабана, но я думаю, что дело обойдется и без этого, — скажу лишь, что это было преотвратительное животное. Он перебегал нам дорогу. Благоразумнее всего было бы ему в этом не препятствовать и не искать с ним столкновений, но принцесса пожелала выказать меткость, пустила в него дротик, не в обиду ей будет сказано — не очень удачно, и слегка ранила его чуть повыше уха. Кабан, очевидно, плохо воспитанный, имел наглость на нас броситься. Нас, несчастных, тут было двое, не то трое, и мы побледнели от страха. Каждый бросился к ближайшему дереву, беззащитная принцесса осталась одна перед разъяренным зверем, но в это мгновение явился Сострат, как будто его послали боги.

Эрифила. И что же, Клитид?

Клитид. Не надоел ли я вам, принцесса? А то ведь можно отложить до другого раза.

Эрифила. Скорей досказывай!

Клитид. А мне и правда не много осталось досказать. Я маленько струсил, и потому не все подробности боя мне известны. Одно могу вам сказать наверное: когда мы вышли, то увидели, что мертвый кабан с распоротым брюхом лежит в луже крови. Ликующая принцесса называла Сострата своим спасителем, а вашим достойным и счастливым супругом, которого вам судили небеса. Услышав эти слова, я решил, что этого достаточно, и поспешил первым принести вам радостную весть.

Эрифила. Ах, Клитид, ничего более приятного ты не мог мне сообщить!

Клитид. За вами идут, принцесса.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Аристиона и Сострат.

Аристиона. Я вижу, дочь моя, что ты уже знаешь все. Боги произнесли свое слово гораздо раньше, чем мы могли бы ожидать. Грозившая мне опасность не замедлила открыть нам их волю. Они несомненно приняли участие в этом выборе, так как предпочтение оказано личным достоинствам и заслугам. Ты ничего не имеешь против, дочь моя, в награду за спасение моей жизни отдать свое сердце, ты не откажешься выйти замуж за Сострата?

Эрифила. Из рук богов и из ваших рук, матушка, я могу получить только нечто весьма мне приятное.

Сострат. О небо! Не сон ли это, волшебный сон, которым боги хотят меня утешить? Не настанет ли ужасное пробуждение, которое вновь обнаружит все мое злополучие?

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Клеониса.

Клеониса. Принцесса! Спешу сообщить вам, что принцы, которых Анаксарх до последней минуты тешил надеждой, что они станут наконец избранниками принцессы, услышав о случившемся с вами, обрушили всю свою ярость на него. Слово за слово, страсти разгорелись, и принцы нанесли ему несколько ран. Оправится ли он от них — неизвестно… А вот и они…

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, Ификрат и Тимокл.

Аристиона. Принцы! Вы прибегаете к непозволительному насилию. Если Анаксарх вас оскорбил, то я сумела бы в этом разобраться.

Ификрат. Скажите, принцесса: можно ли ожидать от вас справедливости по отношению к Анаксарху, если вы так несправедливы по отношению к нам?

Аристиона. Но вы же сами решили подчиниться или велению неба, или склонности моей дочери?

Тимокл. Да, принцесса, мы подчинились бы выбору между принцем Ификратом и мною, но мы не потерпим отказа нам обоим.

Аристиона. Но если каждый из вас мирился с тем, что его могут предпочесть сопернику, что же может быть для вас неожиданного в том, что произошло? И много ли значат для каждого из вас интересы соперника?

Ификрат. Да, принцесса, много. Когда предпочитают равного тебе человека, в этом есть все-таки нечто утешительное. А ваше ослепление просто невероятно.

Аристиона. Принц! Я не желаю ссориться с человеком, который оказал мне столько услуг. Покорнейше прошу вас укротить свой гнев. Благоволите вспомнить, что о заслугах Сострата знает вся Греция, а то высокое положение, до которого его ныне возносит небо, уравнивает его с вами.

Ификрат. Да-да, принцесса, мы будем это помнить, но, быть может, и вы когда-нибудь вспомните, что два оскорбленных принца — противники опасные.

Тимокл. Быть может, принцесса, вам недолго придется злорадствовать.

Аристиона. Я прощаю вам эти угрозы, так как их порождает любовь, считающая себя оскорбленной. Мы же будем спокойно любоваться пифийскими играми. Пойдемте туда, дабы увенчать торжественным зрелищем этот необыкновенный день.

ПЯТАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Пифийские игры.

Сцена представляет нечто вроде огромного амфитеатра с высоким сводом в глубине; наверху — занавешенная трибуна; вдали — жертвенник. Через портик входят под звуки скрипок шесть полунагих исполнителей жертвоприношения с секирами на плечах; их сопровождают два жреца и жрица со свитой.

Жрица.

Народы, пойте гимн! Его вы вознесете
В честь бога нашего и всех его чудес.
Для слуха ничего вы слаще не найдете,
Прекрасней песни не споете.
Пусть внемлют вам земля и синий свод небес.
Гречанка.

Колена всякий преклоняет
Пред богом, полным сил, пред богом, полным чар.
Грек.

Всех на земле обогащает
Его лучей могучий дар.
Другой грек.

Когда он небо покидает,
Мрак стелется кругом.
Хор.

Туда, в обитель Феба,
Мы гимны вознесем —
Он нам внимает с неба
В величии своем.
Первый балетный выход
Шесть человек, вооруженных секирами, начинают танец, сопровождаемый всевозможными телодвижениями, которые должны показать мускульную силу танцующих; затем они уступают место шести вольтижерам.

Второй балетный выход
Шесть вольтижеров показывают свою ловкость на деревянных конях, которых приносят рабы.

Третий балетный выход
Четыре надсмотрщика выводят двенадцать рабов. Рабы танцуют, выражая в танце радость своего освобождения.

Четвертый балетный выход
Четверо мужчин и четыре женщины, вооруженные, как греческие воины, затевают нечто вроде военной игры. Трибуна открывается. Герольд, шесть трубачей и литаврщик при участии других инструментов шумно возвещают появление Аполлона.

Хор.

Сияйте, чертоги!
Грядет наш владыка.
Черты его лика
Прекрасны и строги,
Полны вдохновенья.
Ах, есть ли где боги
Такого сложенья?
Аполлон под звуки труб и скрипок входит через портик. Впереди идут шесть юношей и несут в виде трофея увитый лаврами жезл и золотое солнце с царственным девизом. Шесть юношей передают свои трофеи шести секироносцам и начинают с Аполлоном героический танец, к которому затем присоединяются шесть секироносцев, четыре вооруженные женщины с колокольчиками и четверо вооруженных мужчин с барабанами, а шесть трубачей, литаврщик, жрица, певцы и музыканты играют и поют. Этим заканчиваются пифийские игры.

Пятый балетный выход
Аполлон, шесть юношей, шесть секироносцев, четыре вооруженные женщины, четверо вооруженных мужчин, шесть трубачей, литаврщик, жрица, певцы и музыканты.

Реплика короля, изображающего солнце.

Источник я сиянья дня,
И все светила вкруг меня
Так ярко оттого блистают,
Что, веру в мощь мою храня,
Мой блеск покорно отражают.
С престола ясно мне видна
Вся страстно ждущая страна,
Чтоб стал царем я мирозданья.
У них надежда лишь одна —
Ждать благ от моего сиянья.
И блага к подданным текут
Неиссякаемым потоком,
Как только оживлю их труд
Моим животворящим оком.
Реплика господина Ле Грана.

Хоть в солнечных лучах и всякий блеск тускнеет,
От солнца все ж никто не хочет отходить,
И хоть сравниться с ним никто не смеет,
Все ж к солнцу хочется как можно ближе быть.
Реплика маркиза Вильруа.

О наш владыка несравненный!
Его я спутник неизменный,
Его желания всего священней мне,
Я следую за ним и в водах и в огне.
Реплика маркиза де Рассана.

Не будет похвальбой уверенность моя:
Никто не может быть столь преданным, как я.

МЕЩАНИН ВО ДВОРЯНСТВЕ


Комедия в пяти действиях

Перевод Н. Любимова. Стихи в переводе Арго

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА КОМЕДИИ

Г-Н ЖУРДЕН

мещанин.

Г-ЖА ЖУРДЕН

его жена.

ЛЮСИЛЬ

их дочь.

КЛЕОНТ

молодой человек, влюбленный в Люсиль.

ДОРИМЕНА

маркиза.

ДОРАНТ

граф, влюбленный в Доримену.

НИКОЛЬ

служанка в доме г-на Журдена.

КОВЬЕЛЬ

слуга Клеонта.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ.

УЧЕНИК УЧИТЕЛЯ МУЗЫКИ.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ.

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ.

МУЗЫКАНТЫ.

ПОРТНОЙ.

ПОДМАСТЕРЬЕ ПОРТНОГО.

ДВА ЛАКЕЯ.

ТРИ ПАЖА.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА БАЛЕТА

В первом действии
ПЕВИЦА.

ДВА ПЕВЦА.

ТАНЦОВЩИКИ.

Во втором действии
ПОРТНОВСКИЕ ПОДМАСТЕРЬЯ

(танцуют).

В третьем действии
ПОВАРА

(танцуют).

В четвертом действии
МУФТИЙ.[43]

ТУРКИ, СВИТА МУФТИЯ

(поют).

ДЕРВИШИ

(поют).

ТУРКИ

(танцуют).


Действие происходит в Париже, в доме г-на Журдена.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Увертюра исполняется множеством инструментов; посреди сцены за столом ученик учителя музыки сочиняет мелодию для серенады, заказанной г-ном Журденом.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Учитель музыки, учитель танцев, два певца, певица, два скрипача, четыре танцовщика.

Учитель музыки (певцам и музыкантам). Пожалуйте сюда, вот в эту залу, отдохните до его прихода.

Учитель танцев (танцовщикам). И вы тоже, станьте с этой стороны.

Учитель музыки (ученику). Готово?

Ученик. Готово.

Учитель музыки. Посмотрим… Очень недурно.

Учитель танцев. Что-нибудь новенькое?

Учитель музыки. Да, я велел ученику, пока наш чудак проснется, сочинить музыку для серенады.

Учитель танцев. Можно посмотреть?

Учитель музыки. Вы это услышите вместе с диалогом, как только явится хозяин. Он скоро выйдет.

Учитель танцев. Теперь у нас с вами дела выше головы.

Учитель музыки. Еще бы! Мы нашли именно такого человека, какой нам нужен. Господин Журден с его помешательством на дворянстве и на светском обхождении — это для нас просто клад. Если б все на него сделались похожи, то вашим танцам и моей музыке больше и желать было бы нечего.

Учитель танцев. Ну, не совсем. Мне бы хотелось, для его же блага, чтоб он лучше разбирался в тех вещах, о которых мы ему толкуем.

Учитель музыки. Разбирается-то он в них плохо, да зато хорошо платит, а наши искусства ни в чем сейчас так не нуждаются, как именно в этом.

Учитель танцев. Признаюсь, я слегка неравнодушен к славе. Аплодисменты доставляют мне удовольствие, расточать же свое искусство глупцам, выносить свои творения на варварский суд болвана — это, на мой взгляд, для всякого артиста несносная пытка. Что ни говорите, приятно трудиться для людей, способных чувствовать тонкости того или иного искусства, умеющих ценить красоты произведений и лестными знаками одобрения вознаграждать вас за труд. Да, самая приятная награда — видеть, что творение ваше признано, что вас чествуют за него рукоплесканиями. По-моему, это наилучшее воздаяние за все наши тяготы, — похвала просвещенного человека доставляет наслаждение неизъяснимое.

Учитель музыки. Я с этим согласен, я тоже люблю похвалы. В самом деле, нет ничего более лестного, чем рукоплескания, но ведь на фимиам не проживешь. Одних похвал человеку недостаточно, ему давай чего-нибудь посущественнее. Лучший способ поощрения — это вложить вам что-нибудь в руку. Откровенно говоря, познания нашего хозяина невелики, судит он обо всем вкривь и вкось и рукоплещет там, где не следует, однако ж деньги выпрямляют кривизну его суждений, его здравый смысл находится в кошельке, его похвалы отчеканены в виде монет, так что от невежественного этого мещанина нам, как видите, куда больше пользы, чем от того просвещенного вельможи, который нас сюда ввел.

Учитель танцев. В ваших словах есть некоторая доля истины, но только, мне кажется, вы придаете деньгам слишком большое значение; между тем корысть есть нечто до такой степени низменное, что человеку порядочному не должно выказывать к ней особой склонности.

Учитель музыки. Однако у нашего чудака вы преспокойно берете деньги.

Учитель танцев. Конечно, беру, но деньги для меня не главное. Если б к его богатству да еще хоть немного хорошего вкуса — вот чего бы я желал.

Учитель музыки. Я тоже, ведь мы оба по мере сил этого добиваемся. Но, как бы то ни было, благодаря ему на нас стали обращать внимание в обществе, а что другие будут хвалить, то он оплатит.

Учитель танцев. А вот и он.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, г-н Журден, в халате и ночном колпаке, и два лакея.

Г-н Журден. Ну, господа? Как там у вас? Покажете вы мне нынче вашу безделку?

Учитель танцев. Что? Какую безделку?

Г-н Журден. Ну, эту самую… Как это у вас называется? Не то пролог, не то диалог с песнями и пляской.

Учитель танцев. О! О!

Учитель музыки. Как видите, мы готовы.

Г-н Журден. Янемного замешкался, но дело вот в чем: одеваюсь я теперь, как одевается знать, и мой портной прислал мне шелковые чулки, до того узкие — право, я уж думал, что мне их так никогда и не натянуть.

Учитель музыки. Мы всецело к вашим услугам.

Г-н Журден. Я прошу вас обоих не уходить, пока мне не принесут мой новый костюм: я хочу, чтоб вы на меня поглядели.

Учитель танцев. Как вам будет угодно.

Г-н Журден. Вы увидите, что теперь я с ног до головы одет как должно.

Учитель музыки. Мы в этом нисколько не сомневаемся.

Г-н Журден. Я сделал себе из индийской ткани халат.[44]

Учитель танцев. Отличный халат.

Г-н Журден. Мой портной уверяет, что вся знать по утрам носит такие халаты.

Учитель музыки. Он вам удивительно идет.

Г-н Журден. Лакей! Эй, два моих лакея!

Первый лакей. Что прикажете, сударь?

Г-н Журден. Ничего не прикажу. Я только хотел проверить, как вы меня слушаетесь. (Учителю музыки и учителю танцев.) Как вам нравятся их ливреи?

Учитель танцев. Великолепные ливреи.

Г-н Журден (распахивает халат; под ним у него узкие красного бархата штаны и зеленого бархата камзол). А вот мой домашний костюмчик для утренних упражнений.

Учитель музыки. Бездна вкуса!

Г-н Журден. Лакей!

Первый лакей. Что угодно, сударь?

Г-н Журден. Другой лакей!

Второй лакей. Что угодно, сударь?

Г-н Журден (снимает халат). Держите. (Учителю музыки и учителю танцев.) Ну что, хорош я в этом наряде?

Учитель танцев. Очень хороши. Лучше нельзя.

Г-н Журден. Теперь займемся с вами.

Учитель музыки. Прежде всего мне бы хотелось, чтобы вы прослушали музыку, которую вот он (указывает на ученика) написал для заказанной вам серенады. Это мой ученик, у него к таким вещам изумительные способности.

Г-н Журден. Очень может быть, но все-таки не следовало поручать это ученику. Еще неизвестно, годитесь ли вы сами для такого дела, а не то что ученик.

Учитель музыки. Слово «ученик» не должно вас смущать, сударь. Подобного рода ученики смыслят в музыке не меньше великих мастеров. В самом деле, чудеснее мотива не придумаешь. Вы только послушайте.

Г-н Журден (лакеям). Дайте халат, так удобней слушать… Впрочем, постойте, пожалуй, лучше без халата. Нет, подайте халат, так будет лучше.

Певица.

Ирида! Я томлюсь, меня страданье губит,
Меня ваш строгий взгляд пронзил, как острый меч.
Когда вы мучите того, кто вас так любит,
Сколь вы страшны тому, кто гнев ваш смел навлечь!
Г-н Журден. По моему, это довольно заунывная песня, от нее ко сну клонит. Я бы вас попросил сделать ее чуть-чуть веселее.

Учитель музыки. Мотив должен соответствовать словам, сударь.

Г-н Журден. Меня недавно обучили премилой песенке. Погодите… сейчас-сейчас… Как же она начинается?

Учитель танцев. Право, не знаю.

Г-н Журден. Там еще про овечку говорится.

Учитель танцев. Про овечку?

Г-н Журден. Да-да. Ах, вот! (Поет.)

Жанетту я считал
И доброй и прекрасной,
Жанетту я считал овечкою, но — ах! —
Она коварна и опасна,
Как львица в девственных лесах!
Правда, славная песенка?[45]

Учитель музыки. Еще бы не славная!

Учитель танцев. И вы хорошо ее поете.

Г-н Журден. А ведь я музыке не учился.

Учитель музыки. Вам бы хорошо, сударь, поучиться не только танцам, но и музыке. Эти два рода искусства связаны между собой неразрывно.

Учитель танцев. Они развивают в человеке чувство изящного.

Г-н Журден. А что, знатные господа тоже учатся музыке?

Учитель музыки. Конечно, сударь.

Г-н Журден. Ну так и я стану учиться. Вот только не знаю когда: ведь, кроме учителя фехтования, я еще нанял учителя философии — он должен нынче утром начать со мной заниматься.

Учитель музыки. Философия — материя важная, но музыка, сударь, музыка…

Учитель танцев. Музыка и танцы… Музыка и танцы — это все, что нужно человеку.

Учитель музыки. Нет ничего более полезного для государства, чем музыка.

Учитель танцев. Нет ничего более необходимого человеку, чем танцы.

Учитель музыки. Без музыки государство не может существовать.

Учитель танцев. Без танцев человек ничего не умел бы делать.

Учитель музыки. Все распри, все войны на земле происходят единственно от незнания музыки.

Учитель танцев. Все людские невзгоды, все злоключения, коими полна история, оплошности государственных деятелей, ошибки великих полководцев — все это проистекает единственно от неумения танцевать.

Г-н Журден. Как так?

Учитель музыки. Война возникает из-за несогласия между людьми, не правда ли?

Г-н Журден. Верно.

Учитель музыки. А если бы все учились музыке, разве это не настроило бы людей на мирный лад и не способствовало бы воцарению на земле всеобщего мира?

Г-н Журден. И то правда.

Учитель танцев. Когда человек поступает не так, как должно, будь то просто отец семейства, или же государственный деятель, или же военачальник, про него обыкновенно говорят, что он сделал неверный шаг, не правда ли?

Г-н Журден. Да, так говорят.

Учитель танцев. А чем еще может быть вызван неверный шаг, как не неумением танцевать?

Г-н Журден. Да, с этим я тоже согласен. Вы оба правы.

Учитель танцев. Все это мы говорим для того, чтобы вы себе уяснили преимущества и пользу танцев и музыки.

Г-н Журден. Теперь я понимаю.

Учитель музыки. Угодно вам ознакомиться с нашими сочинениями?

Г-н Журден. Угодно.

Учитель музыки. Как я вам уже говорил, это давнишняя моя попытка выразить все страсти, какие только способна передать музыка.

Г-н Журден. Прекрасно.

Учитель музыки (певцам). Пожалуйте сюда. (Г-ну Журдену.) Вы должны вообразить, что они одеты пастушками.

Г-н Журден. И что это всегда пастушки? Вечно одно и то же.

Учитель танцев. Когда говорят под музыку, то для большего правдоподобия приходится обращаться к пасторали. Пастухам испокон веку приписывали любовь к пению; с другой стороны, было бы весьма ненатурально, если бы принцы или мещане стали выражать свои чувства в пении.

Г-н Журден. Ладно, ладно. Посмотрим.

Музыкальный диалог.

Певица и два певца.

Певица.

Сердца в любовном упоенье
Всегда встречают тысячи помех.
Любовь приносит нам и счастье и томленье.
Недаром есть такое мненье,
Что нам милей всего — не знать любви утех.
Первый певец.

Нет, нам всего милей та радость без конца,
Которая сердца
Любовников сливает.
Блаженству на земле без страсти не бывать.
Любовью кто пренебрегает,
Тому и счастья не знавать.
Второй певец.

О, кто бы не хотел любви изведать власть,
Когда бы не была обманчивою страсть!
Но — ах! — как быть со злой судьбиной?
Здесь верной нет пастушки ни единой,
И недостойный пол, позоря белый свет,
Свидетельствует нам, что верности уж нет.
Первый певец.

О сердца дрожь!
Певица.

О страсть во взорах!
Второй певец.

Сплошная ложь!
Первый певец.

Тот миг мне дорог!
Певица.

Они полны утех!
Второй певец.

Я презираю всех!
Первый певец.

О, не сердись, забудь свой гнев безмерный!
Певица.

Мы приведем тебя сейчас
К пастушке любящей и верной.
Второй певец.

Увы! Достойных нет средь вас!
Певица.

Я иду на испытанье —
Вот тебе моя любовь.
Второй певец.

Кто поручится заране,
Что не быть обману вновь?
Певица.

Тот, кто верен, пусть докажет
Свой сердечный нежный пыл.
Второй певец.

Небо пусть того накажет,
Кто постыдно изменил.
Все трое вместе.

Над нами, пламенея,
Любви горит венец.
Слиянье двух сердец —
Что может быть милее?
Г-н Журден. И это все?

Учитель музыки. Все.

Г-н Журден. По-моему, ловко закручено. Кое-где попадаются очень занятные словечки.

Учитель танцев. А теперь моя очередь: я вам предложу небольшой образчик самых изящных телодвижений и самых изящных поз, из каких только может состоять танец.

Г-н Журден. Опять пастухи?

Учитель танцев. Это уж как вам будет угодно. (Танцовщикам.) Начинайте.

БАЛЕТ

Четыре танцовщика по указаниям учителя танцев делают различные движения и исполняют всевозможные па.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Г-н Журден, учитель музыки, учитель танцев.

Г-н Журден. Очень даже здорово: танцоры откалывают лихо.

Учитель танцев. А когда танец идет под музыку, то впечатление еще сильнее. Мы сочинили для вас балет, вы увидите, сколь это очаровательно.

Г-н Журден. Он понадобится мне сегодня же: особа, в честь которой я все это устраиваю, должна пожаловать ко мне на обед.

Учитель танцев. Все готово.

Учитель музыки. Одного, сударь, недостает: такой особе, как вы, со всем вашим великолепием, с вашей склонностью к изящным искусствам, непременно нужно давать у себя концерты по средам или по четвергам.

Г-н Журден. А у знатных господ бывают концерты?

Учитель музыки. Разумеется, сударь.

Г-н Журден. Тогда и я начну давать. И хорошо это получится?

Учитель музыки. Не сомневаюсь. Вам потребуется три голоса: сопрано, контральто и бас, а для аккомпанемента — альт, лютня и, для басовых партий, клавесин, а для ритурнелей[46] — две скрипки.

Г-н Журден. Хорошо бы еще морскую трубу.[47] Я ее очень люблю, она приятна для слуха.

Учитель музыки. Предоставьте все нам.

Г-н Журден. Смотрите не забудьте прислать певцов, чтоб было кому петь во время обеда.

Учитель музыки. У вас ни в чем недостатка не будет.

Г-н Журден. Главное, чтоб хорош был балет.

Учитель музыки. Останетесь довольны, особенно некоторыми менуэтами.

Г-н Журден. А, менуэт — это мой любимый танец! Поглядите, я его танцую. Ну-ка, господин учитель!

Учитель танцев. Извольте, сударь, надеть шляпу.

Г-н Журден берет шляпу своего лакея и надевает ее поверх колпака. Учитель танцев берет г-на Журдена за руку и, напевая менуэт, танцует вместе с ним.

Ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла. Пожалуйста, в такт. Ла-ла-ла, ла-ла. Колени не гнуть. Ла-ла-ла. Плечами не дергать. Ла-ла, ла-ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла. Не растопыривать рук. Ла-ла-ла, ла-ла. Голову выше. Носки держать врозь. Ла-ла-ла. Корпус прямей.

Г-н Журден. Ну как?

Учитель танцев. Лучше нельзя.

Г-н Журден. Кстати, научите меня кланяться маркизе, мне это скоро понадобится.

Учитель танцев. Кланяться маркизе?

Г-н Журден. Да. Ее зовут Дорименой.

Учитель танцев. Позвольте вашу руку.

Г-н Журден. Не нужно. Вы только покажите, а я запомню.

Учитель танцев. Если вы желаете, чтоб это был поклон весьма почтительный, то прежде отступите назад и поклонитесь один раз, затем подойдите к ней с тремя поклонами и в конце концов склонитесь к ее ногам.

Г-н Журден. А ну покажите!

Учитель танцев показывает.

Понятно.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и лакей.

Лакей. Сударь! Учитель фехтования пришел.

Г-н Журден. Скажи, пусть войдет и начинает урок. (Учителю музыки и учителю танцев.) А вы поглядите, как это у меня выходит.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же, учитель фехтования и лакей с двумя рапирами.

Учитель фехтования (берет у лакея две рапиры и одну из них подает г-ну Журдену). Прошу вас, сударь, — поклон. Корпус — прямо. Легкий упор на левое бедро. Не надо так расставлять ноги. Обе ступни — на одной линии. Кисть руки — на уровне бедра. Конец рапиры прямо против плеча. Не надо так вытягивать руку. Кисть левой руки на высоте глаза. Левое плечо — назад. Голову — прямо. Взгляд уверенный. Выпад. Корпус неподвижен. Парируйте квартой и отходите с тем же парадом.[48] Раз, два. В позицию. Уверенно начинайте снова. Шаг назад. Когда делаете выпад, нужно, чтобы рапира выносилась вперед, а тело, сколько можно, было защищено от удара. Раз, два. Прошу вас: парируйте терсом и отходите с тем же парадом. Выпад. Корпус неподвижен. Выпад. Становитесь в позицию. Раз, два. Начинайте сызнова. Шаг назад. Защищайтесь, сударь, защищайтесь! (С криком: «Защищайтесь!» — несколько раз колет г-на Журдена.)

Г-н Журден. Ну как?

Учитель музыки. Вы делаете чудеса.

Учитель фехтования. Как я вам уже говорил, весь секрет фехтования заключается в том, чтобы, во-первых, наносить противнику удары, а во-вторых, чтобы самому таковых не получать, и вы никогда их не получите, если, как я это вам прошлый раз доказал путем наглядного примера, научитесь отводить шпагу противника от своего тела, а для этого нужно только легкое движение кисти руки — к себе или от себя.

Г-н Журден. Стало быть, эдаким манером каждый человек, даже и не из храбрых, может наверняка убить другого, а сам останется цел?

Учитель фехтования. Конечно. Разве я вам это не доказал наглядно?

Г-н Журден. Доказали.

Учитель фехтования. Отсюда ясно, какое высокое положение мы, учителя фехтования, должны занимать в государстве и насколько наука фехтования выше всех прочих бесполезных наук, как, например, танцы, музыка и…

Учитель танцев. Но-но, господин фехтмейстер! Отзывайтесь о танцах почтительно.

Учитель музыки. Будьте любезны, научитесь уважать достоинства музыки.

Учитель фехтования. Да вы просто забавники! Как можно ставить ваши науки на одну доску с моей?

Учитель музыки. Подумаешь, важная птица!

Учитель танцев. Напялил нагрудник, чучело!

Учитель фехтования. Берегитесь, плясунишка, вы у меня запляшете не как-нибудь, а вы, музыкантишка, запоете ангельским голоском.

Учитель танцев. А я, господин драчунишка, научу вас, как нужно драться.

Г-н Журден (учителю танцев). Да вы спятили! Затевать ссору с человеком, который все терсы и кварты знает как свои пять пальцев и может убить противника путем наглядного примера?

Учитель танцев. Плевать я хотел на его наглядный пример и на все его терсы и кварты.

Г-н Журден (учителю танцев). Полно, говорят вам!

Учитель фехтования (учителю танцев). Ах, вы вот как, нахальная пигалица!

Г-н Журден. Успокойтесь, любезный фехтмейстер!

Учитель танцев (учителю фехтования). Ах, вы вот как, лошадь ломовая!

Г-н Журден. Успокойтесь, любезный танцмейстер!

Учитель фехтования. Мне только до вас добраться…

Г-н Журден (учителю фехтования). Потише!

Учитель танцев. Мне только до вас дотянуться…

Г-н Журден (учителю танцев). Будет вам!

Учитель фехтования. Я уж вас отколошмачу!

Г-н Журден (учителю фехтования). Ради бога!

Учитель танцев. Я вас так вздую…

Г-н Журден (учителю танцев.) Умоляю!

Учитель музыки. Нет уж, позвольте, мы его выучим хорошему тону.

Г-н Журден (учителю музыки). Боже мой! Да перестаньте!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и учитель философии.

Г-н Журден. А, господин философ! Вы как раз вовремя подоспели с вашей философией. Помирите как-нибудь этих господ.

Учитель философии. В чем дело? Что случилось, господа?

Г-н Журден. Повздорили из-за того, чье ремесло лучше, переругались и чуть было не подрались.

Учитель философии. Полноте, господа! Как можно доводить себя до такой крайности? Разве вы не читали ученого трактата Сенеки о гневе? Что может быть более низкого и более постыдного, чем эта страсть, которая превращает человека в дикого зверя? Все движения нашего сердца должны быть подчинены разуму, не так ли?

Учитель танцев. Помилуйте, сударь! Я преподаю танцы, мой товарищ занимается музыкой, а он с презрением отозвался о наших занятиях и оскорбил нас обоих!

Учитель философии. Мудрец стоит выше любых оскорблений. Лучший ответ на издевательства — это сдержанность и терпение.

Учитель фехтования. Они имеют наглость сравнивать свое ремесло с моим!

Учитель философии. Это ли повод для волнения? Из-за суетной славы и из-за положения в обществе люди не должны вступать между собою в соперничество: чем мы резко отличаемся друг от друга, так это мудростью и добродетелью.

Учитель танцев. Я утверждаю, что танцы — это наука, заслуживающая всяческого преклонения.

Учитель музыки. А я стою на том, что музыку чтили во все века.

Учитель фехтования. А я им доказываю, что наука владеть оружием — это самая прекрасная и самая полезная из всех наук.

Учитель философии. Позвольте, а что же тогда философия? Вы все трое — изрядные нахалы, как я погляжу: смеете говорить в моем присутствии такие дерзости и без зазрения совести называете науками занятия, которые недостойны чести именоваться даже искусствами и которые могут быть приравнены лишь к жалким ремеслам уличных борцов, певцов и плясунов!

Учитель фехтования. Молчать, собачий философ!

Учитель музыки. Молчать, педант тупоголовый!

Учитель танцев. Молчать, ученый сухарь!

Учитель философии. Ах вы, твари эдакие!.. (Бросается на них, они осыпают его ударами.)

Г-н Журден. Господин философ!

Учитель философии. Мерзавцы, подлецы, нахалы!

Г-н Журден. Господин философ!

Учитель фехтования. Гадина! Скотина!

Г-н Журден. Господа!

Учитель философии. Наглецы!

Г-н Журден. Господин философ!

Учитель танцев. Ослиная голова!

Г-н Журден. Господа!

Учитель философии. Негодяи!

Г-н Журден. Господин философ!

Учитель музыки. Убирайся к черту, нахал!

Г-н Журден. Господа!

Учитель философии. Жулики, прощелыги, продувные бестии, проходимцы!

Г-н Журден. Господин философ! Господа! Господин философ! Господа! Господин философ!

Все учителя уходят, продолжая драться.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Г-н Журден, лакей.

Г-н Журден. Э, да ладно, деритесь сколько хотите! Мое дело — сторона, я разнимать вас не стану, а то еще халат с вами разорвешь. Набитым дураком надо быть, чтобы с ними связываться: неровен час, так огреют, что своих не узнаешь.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и учитель философии.

Учитель философии (оправляя воротник). Приступим к уроку.

Г-н Журден. Ах, господин учитель, как мне досадно, что они вас побили!

Учитель философии. Пустяки. Философ должен ко всему относиться спокойно. Я сочиню на них сатиру в духе Ювенала, и эта сатира их совершенно уничтожит. Но довольно об этом. Итак, чему же вы хотите учиться?

Г-н Журден. Чему только смогу, ведь я смерть как хочу стать ученым, и такое зло меня берет на отца и мать, что меня с малолетства не обучали всем наукам!

Учитель философии. Это понятное чувство, nam sine doctrina vita est quasi mortis imago. Вам это должно быть ясно, потому что вы уж, верно, знаете латынь.

Г-н Журден. Да, но вы все-таки говорите так, как будто я ее не знаю. Объясните мне, что это значит.

Учитель философии. Это значит: без науки жизнь есть как бы подобие смерти.

Г-н Журден. Латынь говорит дело.

Учитель философии. У вас есть основы, начатки каких-либо познаний?

Г-н Журден. А как же, я умею читать и писать.

Учитель философии. С чего вам угодно будет начать? Хотите, я обучу вас логике?

Г-н Журден. А что это за штука — логика?

Учитель философии. Это наука, которая учит нас трем процессам мышления.

Г-н Журден. Кто же они такие, эти три процесса мышления?

Учитель философии. Первый, второй и третий. Первый заключается в том, чтобы составлять себе правильное представление о вещах при посредстве универсалий,[49] второй — в том, чтобы верно о них судить при посредстве категорий, и, наконец, третий — в том, чтобы делать правильное умозаключение при посредстве фигур: Barbara, Celarent, Darii, Ferio, Baralipton и так далее.[50]

Г-н Журден. Уж больно слова-то заковыристые. Нет, логика мне не подходит. Лучше что-нибудь позавлекательнее.

Учитель философии. Хотите, займемся этикой?

Г-н Журден. Этикой?

Учитель философии. Да.

Г-н Журден. А про что она, эта самая этика?

Учитель философии. Она трактует о счастье жизни, учит людей умерять свои страсти и…

Г-н Журден. Нет, не надо. Я вспыльчив как сто чертей, и никакая этика меня не удержит: когда меня разбирает злость, я желаю беситься сколько влезет.

Учитель философии. Может быть, вас прельщает физика?

Г-н Журден. А физика — это насчет чего?

Учитель философии. Физика изучает законы внешнего мира и свойства тел, толкует о природе стихий, о признаках металлов, минералов, камней, растений, животных и объясняет причины всевозможных атмосферных явлений, как-то: радуги, блуждающих огней, комет, зарниц, грома, молнии, дождя, снега, града, ветров и вихрей.

Г-н Журден. Слишком много трескотни, слишком много всего наворочено.

Учитель философии. Так чем же вы хотите заняться?

Г-н Журден. Займитесь со мной правописанием.

Учитель философии. С удовольствием.

Г-н Журден. Потом научите меня узнавать по календарю, когда бывает луна, а когда нет.

Учитель философии. Хорошо. Если рассматривать этот предмет с философской точки зрения, то, дабы вполне удовлетворить ваше желание, надлежит, как того требует порядок, начать с точного понятия о природе букв и о различных способах их произнесения. Прежде всего я должен вам сообщить, что буквы делятся на гласные, названные так потому, что они обозначают звуки голоса, и на согласные, названные так потому, что произносятся с помощью гласных и служат лишь для обозначения различных изменений голоса. Существует пять гласных букв, или, иначе, голосовых звуков: А, Е, И, О, У.

Г-н Журден. Это мне все понятно.

Учитель философии. Чтобы произнести звук А, нужно широко раскрыть рот: А.

Г-н Журден. А, А. Так!

Учитель философии. Чтобы произнести звук Е, нужно приблизить нижнюю челюсть к верхней: А, Е.

Г-н Журден. А, Е, А, Е. В самом деле! Вот здорово!

Учитель философии. Чтобы произнести звук И, нужно еще больше сблизить челюсти, а углы рта оттянуть к ушам: А, Е, И.

Г-н Журден. А, Е, И, И, И. Верно! Да здравствует наука!

Учитель философии. Чтобы произнести звук О, нужно раздвинуть челюсти, а углы губ сблизить: О.

Г-н Журден. О, О. Истинная правда! А, Е, И, О, И, О. Удивительное дело! И, О, И, О.

Учитель философии. Отверстие рта принимает форму того самого кружка, посредством коего изображается звук О.

Г-н Журден. О, О, О. Вы правы. О. Как приятно знать, что ты что-то узнал!

Учитель философии. Чтобы произнести звук У, нужно приблизить верхние зубы к нижним, не стискивая их, однако ж, а губы вытянуть и тоже сблизить, но так, чтобы они не были плотно сжаты: У.

Г-н Журден. У, У. Совершенно справедливо! У.

Учитель философии. Ваши губы при этом вытягиваются, как будто вы гримасничаете. Вот почему, если вы пожелаете в насмешку над кем-либо состроить рожу, вам стоит только сказать: У.

Г-н Журден. У, У. Верно! Эх, зачем я не учился прежде! Я бы все это уже знал.

Учитель философии. Завтра мы разберем другие буквы, так называемые согласные.

Г-н Журден. А они такие же занятные, как и эти?

Учитель философии. Разумеется. Когда вы произносите звук Д, например, нужно, чтобы кончик языка уперся в верхнюю часть верхних зубов: ДА.

Г-н Журден. ДА, ДА. Так! Ах, до чего же здорово, до чего же здорово!

Учитель философии. Чтобы произнести Ф, нужно прижать верхние зубы к нижней губе: ФА.

Г-н Журден. ФА, ФА. И то правда! Эх, батюшка с матушкой, ну как тут не помянуть вас лихом!

Учитель философии. А чтобы произнести звук Р, нужно приставить кончик языка к верхнему нёбу, однако ж под напором воздуха, с силою вырывающегося из груди, язык беспрестанно возвращается на прежнее место, отчего происходит некоторое дрожание: Р-РА.

Г-н Журден. Р-Р-Р-РА, Р-Р-Р-Р-Р-РА. Какой же вы молодчина! А я-то сколько времени потерял даром! Р-Р-Р-РА.

Учитель философии. Все эти любопытные вещи я объясню вам до тонкостей.

Г-н Журден. Будьте настолько любезны! А теперь я должен открыть вам секрет. Я влюблен в одну великосветскую даму, и мне бы хотелось, чтобы вы помогли мне написать ей записочку, которую я собираюсь уронить к ее ногам.

Учитель философии. Отлично.

Г-н Журден. Ведь правда это будет учтиво?

Учитель философии. Конечно. Вы хотите написать ей стихи?

Г-н Журден. Нет-нет, только не стихи.

Учитель философии. Вы предпочитаете прозу?

Г-н Журден. Нет, я не хочу ни прозы, ни стихов.

Учитель философии. Так нельзя: или то, или другое.

Г-н Журден. Почему?

Учитель философии. По той причине, сударь, что мы можем излагать свои мысли не иначе как прозой или стихами.

Г-н Журден. Не иначе как прозой или стихами?

Учитель философии. Не иначе, сударь. Все, что не проза, то стихи, а что не стихи, то проза.

Г-н Журден. А когда мы разговариваем, это что же такое будет?

Учитель философии. Проза.

Г-н Журден. Что? Когда я говорю: «Николь! Принеси мне туфли и ночной колпак», это проза?

Учитель философии. Да, сударь.

Г-н Журден. Честное слово, я и не подозревал, что вот уже более сорока лет говорю прозой. Большое вам спасибо, что сказали. Так вот что я хочу ей написать: «Прекрасная маркиза! Ваши прекрасные глаза сулят мне смерть от любви», но только нельзя ли это же самое сказать полюбезнее, как-нибудь этак покрасивее выразиться?

Учитель философии. Напишите, что пламя ее очей испепелило вам сердце, что вы день и ночь терпите из-за нее столь тяжкие…

Г-н Журден. Нет-нет-нет, это все ненужно. Я хочу написать ей только то, что я вам сказал: «Прекрасная маркиза! Ваши прекрасные глаза сулят мне смерть от любви».

Учитель философии. Следовало бы чуть-чуть подлиннее.

Г-н Журден. Да нет, говорят вам! Я не хочу, чтобы в записке было что-нибудь, кроме этих слов, но только их нужно расставить как следует, как нынче принято. Приведите мне, пожалуйста, несколько примеров, чтобы мне знать, какого порядка лучше придерживаться.

Учитель философии. Порядок может быть, во-первых, тот, который вы установили сами: «Прекрасная маркиза! Ваши прекрасные глаза сулят мне смерть от любви». Или: «От любви смерть мне сулят, прекрасная маркиза, ваши прекрасные глаза». Или: «Прекрасные ваши глаза от любви мне сулят, прекрасная маркиза, смерть». Или: «Смерть ваши прекрасные глаза, прекрасная маркиза, от любви мне сулят». Или: «Сулят мне прекрасные глаза ваши, прекрасная маркиза, смерть».

Г-н Журден. Какой же из всех этих способов наилучший?

Учитель философии. Тот, который вы избрали сами: «Прекрасная маркиза! Ваши прекрасные глаза сулят мне смерть от любви».

Г-н Журден. А ведь я ничему не учился и вот все ж таки придумал в один миг. Покорно вас благодарю. Приходите, пожалуйста, завтра пораньше.

Учитель философии. Не премину. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Г-н Журден, лакей.

Г-н Журден (лакею). Неужели мне еще не принесли костюма?

Лакей. Никак нет, сударь.

Г-н Журден. Окаянный портной заставляет меня дожидаться, когда у меня и без того дела по горло. Как я зол! Чтоб его лихорадка замучила, этого разбойника портного! Чтоб его черт подрал, этого портного! Чума, его возьми, этого портного! Попадись он мне сейчас, пакостный портной, собака портной, злодей портной, я б его…

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же, портной и подмастерье с костюмом для г-на Журдена.

Г-н Журден. А, наконец-то! Я уж начал было на тебя сердиться.

Портной. Раньше поспеть не мог, и так уж двадцать подмастерьев засадил за ваш костюм.

Г-н Журден. Ты мне прислал такие узкие чулки, что я насилу их натянул. И уже две петли спустились.

Портной. Они еще как растянутся!

Г-н Журден. Да, только не раньше, чем лопнут все петли. К тому же еще башмаки, которые ты для меня заказал, жмут невыносимо.

Портной. Нисколько, сударь.

Г-н Журден. То есть как — нисколько?

Портной. Нет-нет, они вам не тесны.

Г-н Журден. А я говорю — тесны.

Портной. Это вам так кажется.

Г-н Журден. Оттого и кажется, что мне больно. Иначе бы не казалось!

Портной. Вот, извольте взглянуть: не у каждого придворного бывает такой красивый костюм, и сделан он с отменным вкусом. Тут с моей стороны требовалось особое искусство, чтобы получился строгий костюм, хотя и не черного цвета. Самому лучшему портному не сшить такого костюма — это уж я вам ручаюсь.

Г-н Журден. А это еще что такое? Ты пустил цветочки головками вниз?

Портной. Вы мне не говорили, что хотите вверх.

Г-н Журден. Разве об этом надо говорить особо?

Портной. Непременно. Все господа так носят.

Г-н Журден. Господа носят головками вниз?

Портной. Да, сударь.

Г-н Журден. Гм! А ведь и правда красиво.

Портной. Если угодно, я могу и вверх пустить.

Г-н Журден. Нет-нет.

Портной. Вы только скажите.

Г-н Журден. Говорят тебе, не надо. У тебя хорошо получилось. А сидеть-то он на мне будет ладно, как по-твоему?

Портной. Что за вопрос! Живописец кистью так не выведет, как я подогнал к вашей фигуре. У меня есть один подмастерье: по части штанов — это просто гений, а другой по части камзола — краса и гордость нашего времени.

Г-н Журден. Парик и перья — как, ничего?

Портной. Все в надлежащем порядке.

Г-н Журден (приглядываясь к портному). Эге-ге, господин портной, а ведь материя-то на вас от моего камзола, того самого, что вы мне шили прошлый раз! Я ее сразу узнал.

Портной. Мне, изволите ли видеть, так понравилась материя, что я и себе выкроил на кафтан.

Г-н Журден. Ну и выкраивал бы, только не из моего куска.

Портной. Не угодно ли примерить?

Г-н Журден. Давай.

Портной. Погодите. Это так не делается. Я привел людей, чтобы они вас облачили под музыку: такие костюмы надеваются с особыми церемониями. Эй, войдите!

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и подмастерья, танцующие.

Портной (подмастерьям). Наденьте этот костюм на господина Журдена так, как вы всегда одеваете знатных господ.

Первый балетный выход
Четверо танцующих подмастерьев приближаются к г-ну Журдену. Двое снимают с него штаны, двое других — камзол, а затем, все время двигаясь в такт, они надевают на него новый костюм. Г-н Журден прохаживается между ними, а они смотрят, хорошо ли сидит костюм.

Подмастерье. Ваша милость! Пожалуйте сколько-нибудь подмастерьям, чтоб они выпили за ваше здоровье.

Г-н Журден. Как ты меня назвал?

Подмастерье. Ваша милость.

Г-н Журден. «Ваша милость»! Вот что значит одеться по-господски! А будете ходить в мещанском платье — никто вам не скажет: «Ваша милость». (Дает деньги.) На, вот тебе за «вашу милость».

Подмастерье. Премного довольны, ваше сиятельство.

Г-н Журден. «Сиятельство»? Ого! «Сиятельство»! Погоди, дружок. «Сиятельство» чего-нибудь да стоит, это не простое слово — «сиятельство»! На, вот тебе от его сиятельства!

Подмастерье. Ваше сиятельство! Мы все как один выпьем за здоровье вашей светлости.

Г-н Журден. «Вашей светлости»? О-го-го! Погоди, не уходи. Это мне-то — «ваша светлость»! (В сторону.) Если дело дойдет до «высочества», честное слово, ему достанется весь кошелек. (Подмастерью.) На, вот тебе за «вашу светлость».

Подмастерье. Покорнейше благодарим, ваше сиятельство, за ваши милости.

Г-н Журден (в сторону). Вовремя остановился, а то бы я все ему отдал.

Второй балетный выход
Четверо подмастерьев танцуют, радуясь щедрости г-на Журдена.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Г-н Журден, два лакея.

Г-н Журден. Идите за мной: я хочу пройтись по городу в новом костюме, да только смотрите не отставайте ни на шаг, чтоб все видели, что вы мои лакеи.

Лакей. Слушаем, сударь.

Г-н Журден. Позовите сюда Николь — мне нужно отдать ей кое-какие распоряжения. Стойте, она сама идет.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Николь.

Г-н Журден. Николь!

Николь. Что угодно?

Г-н Журден. Послушай…

Николь (хохочет). Хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н Журден. Чего ты смеешься?

Николь. Хи-хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н Журден. Что с тобой, бесстыдница?

Николь. Хи-хи-хи! На кого вы похожи! Хи-хи-хи!

Г-н Журден. Что такое?

Николь. Ах, боже мой! Хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н Журден. Экая нахалка! Ты это надо мной смеешься?

Николь. Ни-ни, сударь, даже не думала. Хи-хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н Журден. Посмей-ка еще — уж и влетит тебе от меня!

Николь. Ничего не могу с собой поделать, сударь. Хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н Журден. Перестанешь ты или нет?

Николь. Извините, сударь, но вы такой уморительный, что я не могу удержаться от смеха. Хи-хи-хи!

Г-н Журден. Нет, вы подумайте, какая наглость!

Николь. До чего ж вы сейчас смешной! Хи-хи!

Г-н Журден. Я тебя…

Николь. Извините, пожалуйста. Хи-хи-хи-хи!

Г-н Журден. Послушай: если ты сию секунду не перестанешь, клянусь, я закачу тебе такую оплеуху, какой еще никто на свете не получал.

Николь. Коли так, сударь, можете быть спокойны: не буду больше смеяться.

Г-н Журден. Ну смотри! Сейчас ты мне уберешь…

Николь. Хи-хи!

Г-н Журден. Уберешь как следует…

Николь. Хи-хи!

Г-н Журден. Уберешь, говорю, как следует залу и…

Николь. Хи-хи!

Г-н Журден. Ты опять?

Николь (валится от хохота). Нет уж, сударь, лучше побейте меня, но только дайте посмеяться вдоволь — так мне будет легче. Хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н Журден. Ты меня доведешь!

Николь. Смилуйтесь, сударь, дайте мне посмеяться. Хи-хи-хи!

Г-н Журден. Вот я тебя сейчас…

Николь. Су… ударь… я лоп… лопну, если не похохочу. Хи-хи-хи!

Г-н Журден. Видали вы такую подлянку? Вместо того чтобы выслушать мои приказания, нагло смеется мне в лицо!

Николь. Что же вам угодно, сударь?

Г-н Журден. Мне угодно, чтобы ты, мошенница, потрудилась навести в доме чистоту: ко мне скоро гости будут.

Николь (встает). Вот мне уже и не до смеху, честное слово! Ваши гости наделают всегда такого беспорядку, что при одной мысли о них на меня нападает тоска.

Г-н Журден. Что ж, мне из-за тебя держать дверь на запоре от всех моих знакомых?

Николь. По крайней мере от некоторых.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и г-жа Журден.

Г-жа Журден. Ах, ах! Это еще что за новости? Что это на тебе, муженек, за наряд? Верно, вздумал посмешить людей, коли вырядился таким шутом? Хочешь, чтобы все на тебя пальцем показывали?

Г-н Журден. Разве одни дураки да дуры станут на меня показывать пальцем.

Г-жа Журден. Да уж и показывают: твои повадки давно всех смешат.

Г-н Журден. Кого это «всех», позволь тебя спросить?

Г-жа Журден. Всех благоразумных людей, всех, которые поумнее тебя. А мне так совестно глядеть, какую ты моду завел. Собственного дома не узнать. Можно подумать, что у нас каждый день праздник: с самого утра то и знай пиликают на скрипках, песни орут, — соседям и тем покою нет.

Николь. И то правда, сударыня. Мне не под силу будет поддерживать в доме чистоту, коли вы, сударь, будете водить к себе такую пропасть народу. Грязи наносят прямо со всего города. Бедная Франсуаза вконец измучилась: любезные ваши учителя наследят, а она каждый божий день мой после них полы.

Г-н Журден. Ого! Вот так служанка Николь! Простая мужичка, а ведь до чего же языкастая!

Г-жа Журден. Николь права: ума-то у нее побольше, чем у тебя. Хотела бы я знать, на что тебе, в твои годы, понадобился учитель танцев?

Николь. И еще этот верзила фехтовальщик — он так топочет, что весь дом трясется, а в зале, того и гляди, весь паркет повыворотит.

Г-н Журден. Молчать, и ты, служанка, и ты, жена!

Г-жа Журден. Стало быть, ты задумал учиться танцевать? Нашел когда: у самого скоро ноги отнимутся.

Николь. Может статься, вам припала охота кого-нибудь убить?

Г-н Журден. Молчать, говорят вам! Обе вы невежды. Вам невдомек, какие это мне дает пре-ро-га-тивы.

Г-жа Журден. Лучше бы подумал, как дочку пристроить: ведь она уж на выданье.

Г-н Журден. Подумаю я об этом, когда представится подходящая партия. А пока что я хочу думать о том, как бы мне разным хорошим вещам научиться.

Николь. Я еще слыхала, сударыня, что нынче в довершение всего хозяин нанял учителя философии.

Г-н Журден. Совершенно верно. Хочу понабраться ума-разума, чтоб мог я о чем угодно беседовать с порядочными людьми.

Г-жа Журден. Не поступить ли тебе в один прекрасный день в школу, чтоб тебя там розгами драли на старости лет?

Г-н Журден. А что ж тут такого? Пусть меня выдерут хоть сейчас, при всех, лишь бы знать все то, чему учат в школе!

Николь. Да, это бы вам пошло на пользу.

Г-н Журден. Без сомнения.

Г-жа Журден. В хозяйстве тебе все это вот как пригодится!

Г-н Журден. Непременно пригодится. Обе вы несете дичь, мне стыдно, что вы такие необразованные. (Г-же Журден.) Вот, например, знаешь ли ты, как ты сейчас говоришь?

Г-жа Журден. Конечно. Я знаю, что говорю дело и что тебе надо начать жить по-другому.

Г-н Журден. Я не о том толкую. Я спрашиваю: что такое эти слова, которые ты сейчас сказала?

Г-жа Журден. Слова-то мои разумные, а вот поведение твое очень даже неразумное.

Г-н Журден. Говорят тебе, я не о том толкую. Я вот о чем спрашиваю: то, что я тебе говорю, вот то, что я тебе сказал сейчас, — что это такое?

Г-жа Журден. Глупости.

Г-н Журден. Да нет, ты меня не понимаешь. То, что мы оба говорим, вся наша с тобой речь?

Г-жа Журден. Ну?

Г-н Журден. Как это называется?

Г-жа Журден. Все равно, как ни назвать.

Г-н Журден. Невежда, это проза!

Г-жа Журден. Проза?

Г-н Журден. Да, проза. Все, что проза, то не стихи, а все, что не стихи, то проза. Видала? Вот что значит ученость! (К Николь.) Ну а ты? Тебе известно, как произносится У?

Николь. Как произносится?

Г-н Журден. Да. Что ты делаешь, когда говоришь У?

Николь. Чего?

Г-н Журден. Попробуй сказать У.

Николь. Ну, У.

Г-н Журден. Что же ты делаешь?

Николь. Говорю: У.

Г-н Журден. Да, но, когда ты говоришь У, что ты в это время делаешь?

Николь. То и делаю, что вы велели.

Г-н Журден. Вот поговори-ка с дурами. Ты вытягиваешь губы и приближаешь верхнюю челюсть к нижней: У. Видишь? Я корчу рожу: У.

Николь. Да, нечего сказать, ловко.

Г-жа Журден. И впрямь чудеса!

Г-н Журден. Вы бы еще не то сказали, ежели б увидали О, ДА-ДА и ФА-ФА!

Г-жа Журден. Что это за галиматья?

Николь. На что это все нужно?

Г-н Журден. Эти дуры хоть кого выведут из себя.

Г-жа Журден. Вот что, гони-ка ты своих учителей в шею и со всей их тарабарщиной.

Николь. А главное, эту громадину — учителя фехтования: от него только пыль столбом.

Г-н Журден. Скажи на милость! Дался вам учитель фехтования! Вот я тебе сейчас докажу, что ты ничего в этом не смыслишь. (Велит подать рапиры и одну из них протягивает Николь.) Вот, смотри: наглядный пример, линия тела. Когда тебя колют квартой, то надо делать так, а когда терсом, то вот так. Тогда тебя никто уж не убьет, а во время драки это самое важное — знать, что ты в безопасности. А ну попробуй, кольни меня разок!

Николь. Что ж, и кольну! (Несколько раз колет г-на Журдена.)

Г-н Журден. Да тише ты! Эй, эй! Осторожней! Черт бы тебя побрал, скверная девчонка!

Николь. Вы же сами велели вас колоть.

Г-н Журден. Да, но ты сперва колешь терсом, вместо того чтобы квартой, и у тебя не хватает терпения подождать, пока я отпарирую.

Г-жа Журден. Ты помешался на всех этих причудах, муженек. И началось это у тебя с тех пор, как ты вздумал водиться с важными господами.

Г-н Журден. В том, что я вожусь с важными господами, виден мой здравый смысл: это не в пример лучше, чем водиться с твоими мещанами.

Г-жа Журден. Да уж, нечего сказать: прок от того, что ты подружился с дворянами, ох как велик! Взять хоть этого распрекрасного графа, от которого ты без ума: до чего же выгодное знакомство!

Г-н Журден. Молчать! Думай сначала, а потом давай волю языку. Знаешь ли ты, жена, что ты не знаешь, о ком говоришь, когда говоришь о нем? Ты себе непредставляешь, какое это значительное лицо: он настоящий вельможа, вхож во дворец, с самим королем разговаривает, вот как я с тобой. Разве это не великая для меня честь, что такая высокопоставленная особа постоянно бывает в моем доме, называет меня любезным другом и держится со мной на равной ноге? Никому и в голову не придет, какие услуги оказывает мне граф, а при всех он до того бывает со мною ласков, что мне, право, становится неловко.

Г-жа Журден. Да, он оказывает тебе услуги, он с тобою ласков, но и денежки у тебя занимает.

Г-н Журден. Ну и что ж? Разве это для меня не честь — дать взаймы такому знатному господину? Могу ли я вельможе, который называет меня любезным другом, отказать в таком пустяке?

Г-жа Журден. А какие такие одолжения делает этот вельможа тебе?

Г-н Журден. Такие, что, кому сказать, никто не поверит.

Г-жа Журден. Например?

Г-н Журден. Ну уж этого я тебе не скажу. Будь довольна тем, что свой долг он мне уплатит сполна, и очень даже скоро.

Г-жа Журден. Как же, дожидайся!

Г-н Журден. Наверняка. Он сам мне говорил!

Г-жа Журден. Держи карман шире.

Г-н Журден. Он дал мне честное слово дворянина.

Г-жа Журден. Враки!

Г-н Журден. Ух! Ну и упрямая ты, жена! А я тебе говорю, что он свое слово сдержит, я в этом уверен.

Г-жа Журден. А я уверена, что не сдержит и что все его любезности — один обман и ничего более.

Г-н Журден. Замолчи! Вот как раз и он.

Г-жа Журден. Этого только недоставало! Верно, опять пришел просить у тебя в долг. Глядеть на него тошно.

Г-н Журден. Молчать, тебе говорят!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Дорант.

Дорант. Здравствуйте, господин Журден! Как поживаете, любезный друг?

Г-н Журден. Отлично, ваше сиятельство. Милости прошу.

Дорант. А госпожа Журден как поживает?

Г-жа Журден. Госпожа Журден живет помаленьку.

Дорант. Однако, господин Журден, каким вы сегодня франтом!

Г-н Журден. Вот, поглядите.

Дорант. Вид у вас в этом костюме безукоризненный. У нас при дворе нет ни одного молодого человека, который был бы так же хорошо сложен, как вы.

Г-н Журден. Хе-хе!

Г-жа Журден (в сторону). Знает, как в душу влезть.

Дорант. Повернитесь. Верх изящества.

Г-жа Журден (в сторону). Да, сзади такой же дурак, как и спереди.

Дорант. Даю вам слово, господин Журден, у меня было необычайно сильное желание с вами повидаться. Я питаю к вам совершенно особое уважение: не далее как сегодня утром я говорил о вас в королевской опочивальне.

Г-н Журден. Много чести для меня, ваше сиятельство. (Г-же Журден.) В королевской опочивальне!

Дорант. Наденьте же шляпу.

Г-н Журден. Я вас слишком уважаю, ваше сиятельство.

Дорант. Боже мой, да наденьте же! Пожалуйста, без церемоний.

Г-н Журден. Ваше сиятельство…

Дорант. Говорят вам, наденьте, господин Журден: ведь вы мой друг.

Г-н Журден. Ваше сиятельство! Я ваш покорный слуга.

Дорант. Если вы не наденете шляпу, тогда и я не надену.

Г-н Журден (надевая шляпу). Лучше показаться неучтивым, чем несговорчивым.

Дорант. Как вам известно, я ваш должник.

Г-жа Журден (в сторону). Да, нам это слишком хорошо известно.

Дорант. Вы были так великодушны, что неоднократно давали мне в долг и, надо заметить, выказывали при этом величайшую деликатность.

Г-н Журден. Шутить изволите, ваше сиятельство.

Дорант. Однако ж я почитаю непременною своею обязанностью платить долги и умею ценить оказываемые мне любезности.

Г-н Журден. Я в этом не сомневаюсь.

Дорант. Я намерен с вами расквитаться. Давайте вместе подсчитаем, сколько я вам всего должен.

Г-н Журден (г-же Журден, тихо). Ну что, жена? Видишь, какую ты на него взвела напраслину?

Дорант. Я люблю расплачиваться как можно скорее.

Г-н Журден (г-же Журден, тихо). А что я тебе говорил?

Дорант. Итак, посмотрим, сколько же я вам должен.

Г-н Журден (г-же Журден, тихо). Вот они, твои нелепые подозрения!

Дорант. Вы хорошо помните, сколько вы мне ссудили?

Г-н Журден. По-моему, да. Я записал для памяти. Вот она, эта самая запись. В первый раз выдано вам двести луидоров.

Дорант. Верно.

Г-н Журден. Еще выдано вам сто двадцать.

Дорант. Так.

Г-н Журден. Еще выдано вам сто сорок.

Дорант. Вы правы.

Г-н Журден. Все вместе составляет четыреста шестьдесят луидоров, или пять тысяч шестьдесят ливров.

Дорант. Подсчет вполне верен. Пять тысяч шестьдесят ливров.

Г-н Журден. Тысячу восемьсот тридцать два ливра — вашему поставщику перьев для шляп.

Дорант. Совершенно точно.

Г-н Журден. Две тысячи семьсот восемьдесят ливров — вашему портному.

Дорант. Правильно.

Г-н Журден. Четыре тысячи триста семьдесят девять ливров двенадцать су восемь денье — вашему лавочнику.

Дорант. Отлично. Двенадцать су восемь денье — подсчет верен.

Г-н Журден. И еще тысячу семьсот сорок восемь ливров семь су четыреста денье — вашему седельнику.

Дорант. Все это соответствует истине. Сколько же всего?

Г-н Журден. Итого пятнадцать тысяч восемьсот ливров.

Дорант. Итог верен. Пятнадцать тысяч восемьсот ливров. Дайте мне еще двести пистолей и прибавьте их к общей сумме — получится ровно восемнадцать тысяч франков, каковые я вам возвращу в самое ближайшее время.

Г-жа Журден (г-ну Журдену, тихо). Ну что, права я была?

Г-н Журден (г-же Журден, тихо). Отстань!

Дорант. Вас не затруднит моя просьба?

Г-н Журден. Помилуйте!

Г-жа Журден (г-ну Журдену, тихо). Ты для него дойная корова.

Г-н Журден (г-же Журден, тихо). Молчи!

Дорант. Если вам неудобно, я обращусь к кому-нибудь другому.

Г-н Журден. Нет-нет, ваше сиятельство.

Г-жа Журден (г-ну Журдену, тихо). Он не успокоится, пока тебя не разорит.

Г-н Журден (г-же Журден, тихо). Говорят тебе, молчи!

Дорант. Скажите прямо, не стесняйтесь.

Г-н Журден. Нисколько, ваше сиятельство.

Г-жа Журден (г-ну Журдену, тихо). Это настоящий проходимец.

Г-н Журден (г-же Журден, тихо). Да замолчи ты!

Г-жа Журден (г-ну Журдену, тихо). Он высосет из тебя все до последнего су.

Г-н Журден (г-же Журден, тихо). Да замолчишь ты?

Дорант. Многие с радостью дали бы мне взаймы, но вы мой лучший друг, и я боялся, что обижу вас, если попрошу у кого-нибудь еще.

Г-н Журден. Слишком много чести для меня, ваше сиятельство. Сейчас схожу за деньгами.

Г-жа Журден (г-ну Журдену, тихо). Что? Ты ему еще хочешь дать?

Г-н Журден (г-же Журден, тихо). А как же быть? Разве я могу отказать такой важной особе, которая еще нынче утром говорила обо мне в королевской опочивальне?

Г-жа Журден (г-ну Журдену, тихо). А, да ну тебя, дурак набитый!

Г-н Журден и два лакея уходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Николь, г-жа Журден, Дорант.

Дорант. Вы как будто не в духе. Что с вами, госпожа Журден?

Г-жа Журден. Голова у меня кругом идет.

Дорант. А где же ваша уважаемая дочка? Что-то ее не видно.

Г-жа Журден. Моя уважаемая дочка находится именно там, где она сейчас находится.

Дорант. Как она себя чувствует?

Г-жа Журден. Обыкновенно — вот как она себя чувствует.

Дорант. Не угодно ли вам как-нибудь на днях посмотреть вместе с дочкой придворный балет и комедию?

Г-жа Журден. Вот-вот, нам теперь как раз до смеха, как раз до смеха нам теперь!

Дорант. Уж верно, госпожа Журден, в молодости вы славились красотою, приятностью в обхождении и у вас была тьма поклонников.

Г-жа Журден. Хорош, сударь, нечего сказать! А что ж теперь, по-вашему, госпожа Журден — совсем развалина и голова у нее трясется?

Дорант. Ах, боже мой, госпожа Журден, простите! Я совсем забыл, что вы еще молоды, это моя всегдашняя рассеянность виновата. Прошу извинить невольную мою дерзость.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и г-н Журден.

Г-н Журден (Доранту). Вот вам ровно двести луидоров.

Дорант. Поверьте, господин Журден, что я искренне вам предан и мечтаю быть вам чем-нибудь полезным при дворе.

Г-н Журден. Я вам очень обязан.

Дорант. Если госпожа Журден желает посмотреть придворный спектакль, я велю оставить для нее лучшие места.

Г-жа Журден. Госпожа Журден покорно вас благодарит.

Дорант (г-ну Журдену, тихо). Прелестная наша маркиза, как я уже известил вас запиской, сейчас пожалует к вам отобедать и посмотреть балет. В конце концов мне все же удалось уговорить ее побывать на представлении, которое вы для нее устраиваете.

Г-н Журден. Отойдемте на всякий случай подальше.

Дорант. Мы с вами не виделись целую неделю, и до сих пор я ничего вам не мог сказать о брильянте, который я должен был передать от вас маркизе, но все дело в том, что побороть ее щепетильность мне стоило величайшего труда: она согласилась его принять только сегодня.

Г-н Журден. Как он ей понравился?

Дорант. Она от него в восхищении. Я почти уверен, что красота этого брильянта необычайно поднимет вас в ее глазах.

Г-н Журден. Дай-то бог!

Г-жа Журден (к Николь). Стоит им сойтись вместе, мой муженек так к нему и прилипнет.

Дорант. Я приложил все старания, чтобы она составила себе верное понятие как о ценности вашего подарка, так и о силе вашей любви.

Г-н Журден. Не знаю, как вас и благодарить. До чего мне неловко, что такая важная особа, как вы, утруждает себя ради меня!

Дорант. Что вы! Разве можно друзьям быть такими щепетильными? И разве вы в подобном случае не сделали бы для меня того же самого?

Г-н Журден. Ну конечно! С великой охотой.

Г-жа Журден (к Николь). Когда он здесь, мне просто невмоготу.

Дорант. Я по крайней мере, когда нужно услужить другу, на все готов решиться. Как скоро вы мне признались, что пылаете страстью к очаровательной маркизе, моей хорошей знакомой, я сам вызвался быть посредником в ваших сердечных делах.

Г-н Журден. Сущая правда. Благодеяния ваши приводят меня в смущение.

Г-жа Журден (к Николь). Когда же он наконец уйдет?

Николь. Их водой не разольешь.

Дорант. Вам удалось найти кратчайший путь к ее сердцу. Женщины больше всего любят, когда на них тратятся, и ваши беспрестанные серенады, ваши бесчисленные букеты, изумительный фейерверк, который вы устроили для нее на реке, брильянт, который вы ей подарили, представление, которое вы для нее готовите, — все это красноречивее говорит о вашей любви, чем все те слова, какие вы могли бы сказать ей лично.

Г-н Журден. Я не остановлюсь ни перед какими затратами, если только они проложат мне дорогу к ее сердцу. Светская дама имеет для меня ни с чем не сравнимую прелесть, подобную честь я готов купить любою ценой.

Г-жа Журден (к Николь, тихо). О чем это они столько времени шепчутся? Подойди-ка тихонько да послушай.

Дорант. Скоро вы ею вволю налюбуетесь, ваш взор насладится ею вполне.

Г-н Журден. Чтобы нам не помешали, я устроил так, что моя жена отправится обедать к сестре и пробудет у нее до самого вечера.

Дорант. Вы поступили благоразумно, а то ваша супруга могла бы нас стеснить. Я от вашего имени отдал распоряжения повару, а также велел все приготовить для балета. Я сам его сочинил, и если только исполнение будет соответствовать замыслу, то я уверен, что от него…

Г-н Журден (заметив, что Николь подслушивает, дает ей пощечину). Это еще что? Ну и нахалка! (Доранту.) Придется нам уйти.

Г-н Журден и Дорант уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Николь, г-жа Журден.

Николь. Однако, сударыня, любопытство мне кое-чего стоило. А все-таки тут дело нечисто: они что-то держат от вас в секрете.

Г-жа Журден. Мой муженек давно у меня на подозрении, Николь. Голову даю на отсечение, что он за кем-то приударяет, вот я и стараюсь проведать — за кем. Подумаем, однако ж, о моей дочери. Ты знаешь, что Клеонт влюблен в нее без памяти, мне он тоже пришелся по душе, и я хочу ему посодействовать и, если только удастся, выдать за него Люсиль..

Николь. По правде вам скажу, сударыня, я просто в восторге, что вы так решили: ведь если вам по душе хозяин, то мне по душе слуга, и уж как бы я хотела, чтобы вслед за их свадьбой сыграли и нашу!

Г-жа Журден. Ступай к Клеонту и скажи, что я его зову: мы вместе пойдем к мужу просить руки моей дочери.

Николь. С удовольствием, сударыня. Бегу! Такого приятного поручения я еще никогда не исполняла.

Г-жа Журден уходит.

То-то, наверно, обрадуются!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Николь, Клеонт, Ковьель.

Николь (Клеонту). Ах, как вы вовремя! Я вестница вашего счастья и хочу вам…

Клеонт. Прочь, коварная, не смей обольщать меня лживыми своими речами!

Николь. Так-то вы меня встречаете?

Клеонт. Прочь, говорят тебе, сей же час ступай к неверной своей госпоже и объяви, что ей больше не удастся обмануть простодушного Клеонта.

Николь. Это еще что за вздор? Миленький мой Ковьель! Скажи хоть ты: что все это значит?

Ковьель. «Миленький мой Ковьель», негодная девчонка! А ну, прочь с глаз моих, дрянь ты этакая, оставь меня в покое!

Николь. Как? И ты туда же?..

Ковьель. Прочь с глаз моих, говорят тебе, не смей больше со мной заговаривать!

Николь (про себя). Вот тебе раз! Какая муха укусила их обоих? Пойду расскажу барышне об этом милом происшествии. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Клеонт, Ковьель.

Клеонт. Как! Поступать таким образом со своим поклонником, да еще с самым верным и самым страстным из поклонников!

Ковьель. Ужас как с нами обоими здесь обошлись!

Клеонт. Я расточаю ей весь пыл и всю нежность, на какие я только способен. Ее одну люблю я в целом свете и помышляю лишь о ней. Она одна предмет всех дум моих и всех желаний, она моя единственная радость. Я говорю лишь о ней, думаю только о ней, вижу во сне лишь ее, сердце мое бьется только ради нее, я дышу только ею. И вот достойная награда за эту преданность мою! Два дня не виделись мы с нею, они тянулись для меня, как два мучительных столетья; вот наконец негаданная встреча, душа моя возликовала, румянцем счастья залилось лицо, в восторженном порыве я устремляюсь к ней — и что же? Неверная не смотрит на меня, она проходит мимо, как будто мы совсем, совсем чужие!

Ковьель. Я то же самое готов сказать.

Клеонт. Так что же сравнится, Ковьель, с коварством бессердечной Люсиль?

Ковьель. А что сравнится, сударь, с коварством подлой Николь?

Клеонт. И это после такого пламенного самопожертвования, после стольких вздохов и клятв, которые исторгла у меня ее прелесть!

Ковьель. После такого упорного ухаживания, после стольких знаков внимания и услуг, которые я оказал ей на кухне!

Клеонт. Стольких слез, которые я пролил у ее ног!

Ковьель. Стольких ведер воды, которые я перетаскал за нее из колодца!

Клеонт. Как пылко я ее любил — любил до полного самозабвения!

Ковьель. Как жарко было мне, когда я за нее возился с вертелом, — жарко до полного изнеможения!

Клеонт. А теперь она проходит мимо, явно пренебрегая мной!

Ковьель. А теперь она пренагло поворачивается ко мне спиной!

Клеонт. Это коварство заслуживает того, чтобы на нее обрушились кары.

Ковьель. Это вероломство заслуживает того, чтобы на нее посыпались оплеухи.

Клеонт. Смотри ты у меня, не вздумай за нее заступаться!

Ковьель. Я, сударь? Заступаться? Избави бог!

Клеонт. Не смей оправдывать поступок этой изменницы.

Ковьель. Не беспокойтесь.

Клеонт. Не пытайся защищать ее — напрасный труд.

Ковьель. Да у меня и в мыслях этого нет!

Клеонт. Я ей этого не прощу и порву с ней всякие отношения.

Ковьель. Хорошо сделаете.

Клеонт. Ей, по-видимому, вскружил голову этот граф, который бывает у них в доме; я убежден, что она польстилась на его знатность. Однако из чувства чести я не могу допустить, чтобы она первая объявила о своей неверности. Я вижу, что она стремится к разрыву, и намерен опередить ее: я не хочу уступать ей пальму первенства.

Ковьель. Отлично сказано. Я, со своей стороны, вполне разделяю ваши чувства.

Клеонт. Так подогрей же мою досаду и поддержи меня в решительной битве с остатками любви к ней, дабы они не подавали голоса в ее защиту. Пожалуйста, говори мне о ней как можно больше дурного. Выставь мне ее в самом черном свете и, чтобы вызвать во мне отвращение, старательно оттени все ее недостатки.[51]

Ковьель. Ее недостатки, сударь? Да ведь это же ломака, смазливая вертихвостка, — нашли, право, в кого влюбиться! Ничего особенного я в ней не вижу, есть сотни девушек гораздо лучше ее. Во-первых, глазки у нее маленькие.

Клеонт. Верно, глаза у нее небольшие, но зато это единственные в мире глаза: столько в них огня, так они блестят, пронизывают, умиляют.

Ковьель. Рот у нее большой.

Клеонт. Да, но он таит в себе особую прелесть: этот ротик невольно волнует, в нем столько пленительного, чарующего, что с ним никакой другой не сравнится.

Ковьель. Ростом она невелика.

Клеонт. Да, но зато изящна и хорошо сложена.

Ковьель. В речах и в движениях умышленно небрежна.

Клеонт. Верно, но это придает ей своеобразное очарование. Держит она себя обворожительно, в ней так много обаяния, что не покориться ей невозможно.

Ковьель. Что касается ума…

Клеонт. Ах, Ковьель, какой у нее тонкий, какой живой ум!

Ковьель. Говорит она…

Клеонт. Говорит она чудесно.

Ковьель. Она всегда серьезна.

Клеонт. А тебе надо, чтоб она была смешливой, чтоб она была хохотуньей? Что же может быть несноснее женщины, которая всегда готова смеяться?

Ковьель. Но ведь она самая капризная женщина в мире.

Клеонт. Да, она с капризами, тут я с тобой согласен, но красавица все может себе позволить, красавице все можно простить.

Ковьель. Ну, значит, вы ее, как видно, никогда не разлюбите.

Клеонт. Не разлюблю? Нет, лучше смерть. Я буду ненавидеть ее с такой же силой, с какою прежде любил.

Ковьель. Как же это вам удастся, если она, по-вашему, верх совершенства?

Клеонт. В том-то именно и скажется потрясающая сила моей мести, в том-то именно и скажется твердость моего духа, что я возненавижу и покину ее, несмотря на всю ее красоту, несмотря на всю ее привлекательность для меня, несмотря на все ее очарование… Но вот и она.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же, Люсиль и Николь.

Николь (к Люсиль). Я по крайней мере была глубоко возмущена.

Люсиль. Все это, Николь, из-за того, о чем я тебе сейчас напомнила… А, он здесь!

Клеонт (Ковьелю). Я и говорить с ней не желаю.

Ковьель. А я последую вашему примеру.

Люсиль. Что это значит, Клеонт? Что с вами сталось?

Николь. Да что с тобой, Ковьель?

Люсиль. Отчего вы такой грустный?

Николь. Что это ты надулся?

Люсиль. Вы утратили дар речи, Клеонт?

Николь. У тебя язык отнялся, Ковьель?

Клеонт. Вот злодейка!

Ковьель. Вот Иуда!

Люсиль. Я вижу, вас расстроила наша сегодняшняя встреча.

Клеонт (Ковьелю). Ага! Поняли, что натворили.

Николь. Наверно, тебя задело за живое то, как нынче утром мы с вами себя держали.

Ковьель (Клеонту). Знают кошки, чье мясо съели.

Люсиль. Ведь это единственная причина вашей досады, не правда ли, Клеонт?

Клеонт. Да, коварная, если вам угодно знать, так именно это. Но только я вас предупреждаю, что ваша измена не доставит вам радости: я сам намерен порвать с вами, я лишу вас права считать, что это вы меня оттолкнули. Разумеется, мне будет нелегко побороть мое чувство, меня охватит тоска, некоторое время я буду страдать, но я себя пересилю, и лучше я вырву из груди сердце, чем поддамся слабости и возвращусь к вам.

Ковьель (к Николь). А куда он, туда и я.

Люсиль. Вот уж много шуму из ничего! Я вам сейчас объясню, Клеонт, почему я сегодня утром уклонилась от встречи с вами.

Клеонт (пытается уйти от Люсиль). Ничего не желаю слушать.

Николь (Ковьелю). Я тебе сейчас скажу, почему мы так быстро прошли мимо.

Ковьель (пытается уйти от Николь). Знать ничего не желаю.

Люсиль (идет за Клеонтом). Итак, сегодня утром…

Клеонт (не глядя на Люсиль, направляется к выходу). Еще раз…

Николь (идет за Ковьелем). Было бы тебе известно…

Ковьель (не глядя на Николь, направляется к выходу). Притворщица, отстань!

Люсиль. Послушайте!

Клеонт. Конец всему.

Николь. Дай мне сказать!

Ковьель. Я глух.

Люсиль. Клеонт!

Клеонт. Нет-нет!

Николь. Ковьель!

Ковьель. Ни-ни!

Люсиль. Постойте!

Клеонт. Басни!

Николь. Послушай!

Ковьель. Вздор!

Люсиль. Минутку!

Клеонт. Ни за что!

Николь. Чуть-чуть терпенья!

Ковьель. Чепуха.

Люсиль. Два только слова!

Клеонт. Все кончено, нет-нет!

Николь. Одно словечко!

Ковьель. Мы незнакомы.

Люсиль (останавливается). Ну что ж, раз вы не хотите меня выслушать, то оставайтесь при своем мнении и поступайте как вам заблагорассудится.

Николь (тоже останавливается). Коли так, поступай как тебе вздумается.

Клеонт (поворачивается к Люсиль). Любопытно, однако ж, знать причину вашего прелестного поведения.

Люсиль (пытается уйти от Клеонта). У меня пропало всякое желание об этом с вами говорить.

Ковьель (поворачивается к Николь). Послушаем, однако ж, в чем тут дело.

Николь (хочет уйти от Ковьеля). У меня пропала всякая охота тебе это объяснять.

Клеонт (идет за Люсиль). Расскажите же мне…

Люсиль (не глядя на Клеонта, направляется к выходу). Ничего не стану рассказывать.

Ковьель (идет за Николь). Растолкуй же мне…

Николь (не глядя на Ковьеля, направляется к выходу). Ничего не стану растолковывать.

Клеонт. О, пощадите!

Люсиль. Еще раз: нет!

Ковьель. Будь так любезна!

Николь. Конец всему.

Клеонт. Я вас молю!

Люсиль. Подите прочь!

Ковьель. Прошу тебя!

Николь. Ступай-ка вон!

Клеонт. Люсиль!

Люсиль. Нет-нет!

Ковьель. Николь!

Николь. Ни-ни!

Клеонт. Ради бога!

Люсиль. Не желаю!

Ковьель. Ну скажи!

Николь. Ни за что.

Клеонт. Пролейте свет!

Люсиль. И не подумаю.

Ковьель. Открой ты мне глаза!

Николь. Была охота.

Клеонт. Ну что ж, коль скоро вы не хотите взять на себя труд разуверить меня и объяснить ваше поведение, которого любовный пламень мой не заслужил, то, неблагодарная, вы видите меня в последний раз: я ухожу, и в разлуке с вами я умру от горя и от любви.

Ковьель (к Николь). А я — следом за ним.

Люсиль (Клеонту, который собирается уходить). Клеонт!

Николь (Ковьелю, который идет за своим господином). Ковьель!

Клеонт (останавливается). Что?

Ковьель (тоже останавливается). Ну?

Люсиль. Куда же вы?

Клеонт. Я вам сказал.

Люсиль. Как! Вы хотите умереть?

Клеонт. О да, жестокая, вы сами этого хотите.

Ковьель. Мы помирать пошли.

Люсиль. Я? Я хочу вашей смерти?

Клеонт. Да, хотите.

Люсиль. Кто вам сказал?

Клеонт (подходит к Люсиль). Как же не хотите, когда вы не хотите разрешить мои сомнения?

Люсиль. Да я-то тут при чем? Если б вы с самого начала соблаговолили меня выслушать, я бы вам сказала, что повинна в утреннем происшествии, причинившем вам такую обиду, моя старая тетка, с которой мы вместе шли: она твердо убеждена, что, если мужчина, не дай бог, подошел к девушке, тем самым он ее уже обесчестил, вечно читает нам об этом проповеди и старается внушить, что мужчины — это бесы и что от них нужно бежать без оглядки.

Николь (Ковьелю). Вот и весь секрет.

Клеонт. А вы не обманываете меня, Люсиль?

Ковьель (к Николь). А ты меня не дурачишь?

Люсиль (Клеонту). Все это истинная правда.

Николь (Ковьелю). Все так и было.

Ковьель (Клеонту). Ну что ж, поверить им?

Клеонт. Ах, Люсиль, вам стоит сказать одно только слово — и волнения души моей тотчас же утихают! Как легко убеждают нас те, кого мы любим!

Ковьель. Ну и ловки же умасливать нашего брата эти чертовы куклы!

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Те же и г-жа Журден.

Г-жа Журден. Очень рада вас видеть, Клеонт, вы как раз вовремя. Сейчас придет мой муж; воспользуйтесь случаем и просите у него руки Люсиль.

Клеонт. Ах, сударыня, как отрадно мне слышать ваши слова, и как сходятся они с моими желаниями! Что может быть для меня приятнее этого приказа, что может быть для меня дороже этого благодеяния?

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Те же и г-н Журден.

Клеонт. Господин Журден! Я решил не прибегать ни к чьему посредничеству, чтобы обратиться к вам с просьбой, которая касается давнишней моей мечты. Это слишком важная для меня просьба и я почел за нужное сам изложить вам ее. Итак, скажу вам не обинуясь, что честь быть вашим зятем явилась бы для меня наивысшей милостью, и вот эту именно милость я и прошу вас мне оказать.

Г-н Журден. Прежде чем дать вам ответ, сударь, я попрошу вас сказать: дворянин вы или нет?

Клеонт. Сударь! Большинство, не задумываясь, ответило бы на этот вопрос утвердительно. Слова нынче дешевы. Люди без зазрения совести присваивают себе дворянское звание — подобный род воровства, по-видимому, вошел в обычай. Но я на этот счет, признаюсь, более щепетилен. Я полагаю, что всякий обман бросает тень на порядочного человека. Стыдиться тех, от кого тебе небо судило родиться на свет, блистать в обществе вымышленным титулом, выдавать себя не за то, что ты есть на самом деле, — это, на мой взгляд, признак душевной низости. Разумеется, мои предки занимали почетные должности, сам я с честью прослужил шесть лет в армии, и состояние мое таково, что я надеюсь занять не последнее место в свете, но, со всем тем, я не намерен присваивать себе дворянское звание, несмотря на то, что многие на моем месте сочли бы себя вправе это сделать, и я вам скажу напрямик: я — не дворянин.

Г-н Журден. Кончено, сударь: моя дочь — не для вас.

Клеонт. Как?

Г-н Журден. Вы — не дворянин, дочку мою вы не получите.

Г-жа Журден. Да при чем тут — дворянин, не дворянин! Мы-то с тобой от ребра Людовика Святого, что ли, происходим?

Г-н Журден. Молчи, жена, я вижу, к чему ты клонишь.

Г-жа Журден. Сами-то мы с тобой не из честных мещанских семей?

Г-н Журден. Вот язык-то без костей у тебя, жена!

Г-жа Журден. Разве наши родители не были купцами?

Г-н Журден. Уж эти бабы! Слова сказать не дадут. Коли твой родитель был купцом, тем хуже для него, а про моего родителя так могут сказать только злые языки. Одним словом, я хочу, чтобы зять у меня был дворянин.

Г-жа Журден. Твоей дочке нужен муж подходящий: лучше ей выйти за человека честного, богатого да статного, чем за дворянина нищего да нескладного.

Николь. Вот уж верно! В нашей деревне господский сынок такой увалень и такой оболтус, какого я отроду не видывала.

Г-н Журден (к Николь). Замолчи, нахалка! Вечно вмешиваешься в разговор. Добра для дочки у меня припасено довольно, недостает только почета, вот я и хочу, чтоб она была маркизой.

Г-жа Журден. Маркизой?

Г-н Журден. Да, маркизой.

Г-жа Журден. Сохрани господи и помилуй!

Г-н Журден. Это дело решенное.

Г-жа Журден. А я на это никак не согласна. От неравного брака ничего хорошего не жди. Не желаю я, чтоб мой зять стал попрекать мою дочь родителями и чтоб их дети стыдились называть меня бабушкой. Случится ей в один прекрасный день прикатить ко мне в карете, и вот ежели она ненароком кому-нибудь из соседей забудет поклониться, так чего только про нее не наговорят! «Поглядите, скажут, на госпожу маркизу! Видите, как чванится! Это дочка господина Журдена, в детстве она почитала за великое счастье поиграть с нами. Прежде она не была такой спесивой, ведь оба ее деда торговали сукном подле Ворот святого Иннокентия.[52] Нажили детям добра, а теперь, поди, на том свете ох как за это расплачиваются, потому честному человеку никогда так не разбогатеть». Терпеть не могу я этих пересудов. Коротко говоря, я хочу, чтоб мой зять был мне благодарен за дочку и чтоб я могла сказать ему попросту: «Садись-ка, зять, пообедай с нами».

Г-н Журден. Вот тут-то вся твоя мелочная душонка и сказалась: тебе бы весь век прозябать в ничтожестве. Довольно разговоров! Наперекор всем дочь моя будет маркизой, а разозлишь меня еще пуще, так я ее герцогиней сделаю. (Уходит).

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Клеонт, Ковьель, Люсиль, Николь, г-жа Журден.

Г-жа Журден. Не унывайте, Клеонт. (К Люсиль.) Пойдем-ка, дочка. Ты прямо так отцу и скажи: если не за Клеонта, так ни за кого, мол, не выйду.

Г-жа Журден, Люсиль и Николь уходят.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Клеонт, Ковьель.

Ковьель. Много вам помогло ваше благородство!

Клеонт. Что поделаешь! Я на этот счет необычайно щепетилен, и переломить себя — это выше моих сил.

Ковьель. А кто вам велел относиться к такому человеку серьезно? Разве вы не видите, что он помешался? Ну что вам стоило снизойти к его слабости?

Клеонт. Твоя правда, но я никак не мог предполагать, что для того, чтобы стать зятем господина Журдена, требуется предъявить дворянские грамоты.

Ковьель (хохочет). Ха-ха-ха!

Клеонт. Чего ты смеешься?

Ковьель. Я надумал сыграть с нашим умником одну шутку, благодаря которой вы добьетесь своего.

Клеонт. Что такое?

Ковьель. Преуморительная штучка!

Клеонт. Да что же именно?

Ковьель. Тут у нас недавно был маскарад, и для моей затеи это как раз то, что нужно: я думаю воспользоваться этим, чтобы обвести вокруг пальца нашего простофилю. Придется, конечно, разыграть комедию, но с таким человеком все можно себе позволить, и раздумывать тут особенно нечего: он свою роль сыграет чудесно и, каких бы небылиц ему ни наплели, ко всему отнесется с полным доверием. У меня и актеры и костюмы готовы, дайте мне только полную волю.

Клеонт. Но научи же меня…

Ковьель. Сейчас я вам все растолкую… Уйдемте-ка отсюда: вон он опять.

Клеонт и Ковьель уходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Г-н Журден один.

Г-н Журден. Что за черт! То и дело колют мне глаза моим знакомством с вельможами, а для меня нет на свете ничего приятнее таких знакомых. От них один только почет и уважение. Я бы позволил отрубить себе два пальца на руке, лишь бы мне родиться графом или же маркизом.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Г-н Журден, лакей.

Лакей. Сударь! Там его сиятельство под руку с какой-то дамой.

Г-н Журден. Ах, боже мой! Мне нужно еще отдать кое-какие распоряжения. Скажи, что я сейчас. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Лакей, Доримена, Дорант.

Лакей. Барин велели сказать, что сейчас выйдут.

Дорант. Очень хорошо.

Лакей уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Доримена, Дорант.

Доримена. Не знаю, Дорант, по-моему, я все же поступила опрометчиво, что позволила вам привезти меня в незнакомый дом.

Дорант. Где же в таком случае, маркиза, моя любовь могла бы вас приветствовать, коль скоро вы во избежание огласки не желаете со мной встречаться ни у себя, ни у меня?

Доримена. Да, но вы не хотите сознаться, что я незаметно для себя привыкаю к ежедневным и слишком сильным доказательствам вашей любви ко мне. Сколько бы я ни отказывалась, в конце концов я все же сдаюсь на ваши уговоры: своею деликатною настойчивостью вы добиваетесь от меня того, что я готова исполнить любое ваше желание. Началось с частых посещений, за ними последовали признания, признания повлекли за собой серенады и представления, а там уж пошли подарки. Я всему этому противилась, но вы неисправимы, и всякий раз вам удается сломить мое упорство. Теперь я уже ни за что не отвечаю: боюсь, что вы все же склоните меня на брак, хотя я всячески этого избегала.

Дорант. Давно пора, маркиза, уверяю вас. Вы вдова, вы ни от кого не зависите. Я тоже сам себе господин и люблю вас больше жизни. Отчего бы вам сегодня же не составить мое счастье?

Доримена. Ах, боже мой, Дорант, для того чтобы совместная жизнь была счастливой, от обеих сторон требуется слишком много! Как часто благоразумнейшим супругам не удается создать союз, который бы их удовлетворял!

Дорант. Помилуйте, маркиза, вы явно преувеличиваете трудности, а ваш собственный опыт еще ничего не доказывает.

Доримена. Как бы там ни было, я возвращаюсь к тому же. Я ввожу вас в расходы, и это меня беспокоит: во-первых, они к слишком многому меня обязывают, а во-вторых, простите за откровенность, я уверена, что они не могут вас не обременять, а мне это неприятно.

Дорант. Ах, маркиза, это сущие пустяки, вас это не должно…

Доримена. Я знаю, что говорю. Между прочим, брильянт, который вы заставили меня принять, — такая дорогая вещь…

Дорант. Маркиза, умоляю: не переоценивайте вещицы, которую моя любовь считает недостойною вас! Позвольте… Но вот и хозяин дома.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Те же и г-н Журден.

Г-н Журден (сделав два поклона, оказывается на слишком близком расстоянии от Доримены). Чуть-чуть назад, сударыня.

Доримена. Что?

Г-н Журден. Если можно, на один шаг.

Доримена. Что такое?

Г-н Журден. Отступите немного, а то я не могу сделать третий поклон.

Дорант. Господин Журден любит изысканное обхождение.

Г-н Журден. Сударыня! Это величайшая для меня радость, что я оказался таким баловнем судьбы и таким, можно сказать, счастливцем, что имею такое счастье и вы были так добры, что сделали мне милость и пожелали почтить меня почетом благосклонного своего присутствия, и если б только я был достоин удостоиться таких достоинств, каковы ваши… и небо… завидующее моему блаженству… предоставило мне… преимущество заслужить… заслужить…

Дорант. Довольно, господин Журден! Маркиза не любит длинных комплиментов. Она и так уже наслышана о необычайной остроте вашего ума. (Доримене, тихо.) Как видите, у этого славного мещанина забавные манеры.

Доримена (Доранту, тихо). Это нетрудно заметить.

Дорант. Позвольте вам представить, маркиза, лучшего моего друга…

Г-н Журден. Это для меня слишком много чести.

Дорант. …человека вполне светского.

Доримена. Я испытываю к нему глубокое уважение.

Г-н Журден. Я еще ничего не сделал, сударыня, чтобы заслужить такую милость.

Дорант (г-ну Журдену, тихо). Смотрите не проговоритесь о брильянте, который вы ей подарили.

Г-н Журден (Доранту, тихо). Можно только спросить, как он ей понравился?

Дорант (г-ну Журдену, тихо). Что вы! Боже вас сохрани! Это было бы с вашей стороны неучтиво. Если желаете походить на вполне светского человека, то, наоборот, сделайте вид, будто это не вы ей подарили. (Доримене.) Господин Журден говорит, что он вам несказанно рад.

Доримена. Я очень тронута.

Г-н Журден (Доранту, тихо). Как я вам признателен, что вы замолвили за меня словечко перед маркизой!

Дорант (г-ну Журдену, тихо). Я еле уговорил ее поехать к вам.

Г-н Журден (Доранту, тихо). Не знаю, чем мне вас отблагодарить.

Дорант. Он говорит, маркиза, что вы первая в мире красавица.

Доримена. Мне это очень лестно.

Г-н Журден. Это мне, сударыня, лестно, что вы…

Дорант. А не пора ли обедать?

ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ

Те же и лакей.

Лакей (г-ну Журдену). Все готово, сударь.

Дорант. В таком случае пойдемте к столу, пусть позовут певцов.

БАЛЕТ

Шесть поваров, приготовивших парадный обед, танцуют вместе, что и составляет третью интермедию; затем они вносят уставленный блюдами стол.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Г-н Журден, Доримена, Дорант, трое певцов, лакеи.

Доримена. Дорант! Что я вижу? Да это же роскошный пир!

Г-н Журден. Полноте, сударыня, я бы хотел предложить вашему вниманию что-нибудь более великолепное.

Доримена, г-н Журден, Дорант и трое певцов садятся за стол.

Дорант. Господин Журден совершенно прав, маркиза. Я ему весьма признателен за то, что он вам оказывает столь радушный прием. Я с ним согласен, что обед недостаточно для вас великолепен. Я его заказывал сам, но в этой области я не такой тонкий знаток, как некоторые наши друзья, а потому и трапеза получилась не очень изысканная, так что вы найдете здесь прямые нарушения правил поваренного искусства и отклонения от строгого вкуса. Вот если б это взял на себя Дамис, тогда уж ни к чему нельзя было бы придраться: во всем было бы видно изящество и знание дела, он сам расхваливал бы каждое кушанье и в конце концов вынудил бы вас признать его незаурядные способности к науке чревоугодия. Он рассказал бы вам о поджаренных хлебцах со сплошной золотистой корочкой, нежно похрустывающей на зубах, о бархатистом, в меру терпком вине, о бараньей лопатке, нашпигованной петрушкой, о затылке нормандского теленка, вот этаком длинном, белом, нежном, который так и тает во рту, о дивно пахнущих куропатках и, как о венце творения, о бульоне с блестками жира, за которым следует молоденькая упитанная индейка, обложенная голубями и украшенная белыми луковками вперемешку с цикорием. А что касается меня, то я принужден сознаться в собственном невежестве и, пользуясь удачным выражением господина Журдена, хотел бы предложить вашему вниманию что-нибудь более великолепное.

Доримена. Я ем с большим аппетитом — вот как я отвечаю на ваш комплимент.

Г-н Журден. Ах, какие прелестные ручки!

Доримена. Руки обыкновенные, господин Журден, но вы, вероятно, имеете в виду брильянт, — вот он действительно очень хорош.

Г-н Журден. Что вы, сударыня, боже меня сохрани, это было бы недостойно светского человека, да к тому же сам брильянт — сущая безделица.

Доримена. Вы слишком требовательны.

Г-н Журден. А вы чересчур снисходительны.

Дорант (делает знак г-ну Журдену; лакею). Налейте вина господину Журдену и вот этим господам, а они будут так любезны, что споют нам застольную песню.

Доримена. Музыка — чудесная приправа к хорошему обеду. Должна заметить, что угощают меня здесь на славу.

Г-н Журден. Сударыня! Не мне…

Дорант. Господин Журден! Послушаем наших певцов: то, что они нам скажут, куда лучше всего того, что можем сказать мы.

Первый и второй певцы (поют с бокалами в руках).

Филида! Сделай знак мне пальчиком своим, —
Вино в твоих руках так искристо сверкает!
Твоя краса меня одушевляет,
И страстию двойной я ныне одержим.
Вино, и ты, и я — отныне быть должны мы
Навек неразделимы.
Вино в твоих устах горит живым огнем,
Твои уста вину окраску сообщают.
О, как они друг друга дополняют!
Я опьянен вдвойне — тобою и вином.
Вино, и ты, и я — отныне быть должны мы
Навек неразделимы!
Второй и третий певцы.

Будем, будем пить вино, —
Время слишком быстролетно:
Надо, надо беззаботно
Брать, что в жизни суждено!
Темны реки забвенья волны:
Там нет ни страсти, ни вина,
А здесь бокалы полны —
Так пей, так пей до дна!
Пусть разумники порой
Речи мудрые заводят,
Наша мудрость к нам приходит
Лишь с бутылкой и едой.
Богатство, знание и слава
Не избавляют от забот.
Кто пьян — имеет право
Сказать, что он живет!
Все трое вместе.

Лей, мальчик, лей, полнее наливай,
Пока не перельется через край!
Доримена. Лучше спеть невозможно. Просто прекрасно!

Г-н Журден. А я вижу перед собой, сударыня, нечто более прекрасное.

Доримена. Что я слышу? Я и не думала, что господин Журден может быть так любезен.

Дорант. Помилуйте, маркиза! За кого же вы принимаете господина Журдена?

Г-н Журден. Я хочу, чтоб она меня принимала за чистую монету.

Доримена. Опять?

Дорант. Вы его еще не знаете.

Г-н Журден. Она меня узнает, как только пожелает.

Доримена. Да он неистощим!

Дорант. Господин Журден за словом в карман не лезет. Но вы даже не замечаете, маркиза, что он доедает все кусочки, до которых вы дотрагиваетесь.

Доримена. Господин Журден приводит меня в восхищение.

Г-н Журден. Вот если б я мог надеяться на похищение вашего сердца, я был бы…

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и г-жа Журден.

Г-жа Журден. Ба! Ба! Да здесь приятная компания, и, как видно, меня не ждали! Так вот почему тебе не терпелось, любезный мой супруг, спровадить меня на обед к моей сестре? Сначала представление, а потом и пир горой! Нечего сказать, нашел куда девать денежки: потчуешь в мое отсутствие дам, нанимаешь для них певцов и комедиантов, а меня — со двора долой.

Дорант. Что вы говорите, госпожа Журден? Что это у вас за фантазия? Откуда вы взяли, что ваш муж тратит деньгии что это он дает в честь дамы обед? Да будет вам известно, что обед устраиваю я, а он только предоставил для этого свой дом, — советую вам прежде подумать хорошенько, а потом уже говорить.

Г-н Журден. Вот то-то, глупая: обед устраивает его сиятельство в честь этой знатной дамы. Он оказал мне особую милость тем, что избрал для этого мой дом и пригласил и меня.

Г-жа Журден. Всё враки. Я знаю, что знаю.

Дорант. Наденьте, госпожа Журден, очки получше.

Г-жа Журден. Мне очки не нужны, сударь, я и так хорошо вижу. Я давно уже чую недоброе, напрасно вы думаете, что я такая дура. Стыдно вам, благородному господину, потакать дурачествам моего мужа. И вам, сударыня, такой важной даме, не к лицу и негоже вносить в семью раздор и позволять моему мужу за вами волочиться.

Доримена. Что все это значит? Послушайте, Дорант, вы издеваетесь надо мной? Заставить меня выслушивать нелепые бредни этой вздорной женщины? (Уходит.)

Дорант (бежит за Дорименой). Маркиза, погодите! Маркиза, куда же вы?

Г-н Журден. Сударыня!.. Ваше сиятельство! Извинитесь перед ней за меня и уговорите ее вернуться!

Певцы уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Г-н Журден, лакеи, г-жа Журден.

Г-н Журден. Ах ты дура этакая, вот что ты натворила! Осрамила меня перед всем светом! Ведь это же надо: выгнать из моего дома знатных особ!

Г-жа Журден. Плевать мне на их знатность.

Г-н Журден. Вот я тебе сейчас, окаянная, разобью голову тарелкой за то, что ты расстроила наш обед!

Лакеи выносят стол.

Г-жа Журден (уходя). Испугалась я тебя, как же! Я свои права защищаю, все женщины будут на моей стороне.

Г-н Журден. Счастье твое, что ты скорей от меня наутек!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Г-н Журден один.

Г-н Журден. Вот уж не вовремя явилась! Я как нарочно был в ударе, блистал остроумием… А это еще что такое?

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Г-н Журден, Ковьель, переодетый.

Ковьель. Не знаю, сударь, имею ли я честь быть вам знакомым.

Г-н Журден. Нет, сударь.

Ковьель (показывает рукой на фут от полу). А я знал вас еще вот этаким.

Г-н Журден. Меня?

Ковьель. Да. Вы были прелестным ребенком, и все дамы брали вас на руки и целовали.

Г-н Журден. Меня? Целовали?

Ковьель. Да. Я был близким другом вашего покойного батюшки.

Г-н Журден. Моего покойного батюшки?

Ковьель. Да. Это был настоящий дворянин.

Г-н Журден. Как вы сказали?

Ковьель. Я сказал, что это был настоящий дворянин.

Г-н Журден. Кто, мой отец?

Ковьель. Да.

Г-н Журден. Вы его хорошо знали?

Ковьель. Ну еще бы!

Г-н Журден. И вы его знали за дворянина?

Ковьель. Разумеется.

Г-н Журден. Вот после этого и верь людям!

Ковьель. А что?

Г-н Журден. Есть же такие олухи, которые уверяют, что он был купцом!

Ковьель. Купцом? Да это явный поклеп, он никогда не был купцом. Видите ли, он был человек на редкость обходительный, на редкость услужливый, а так как он отлично разбирался в тканях, то постоянно ходил по лавкам, выбирал, какие ему нравились, приказывал отнести их к себе в дом, а потом раздавал друзьям за деньги.

Г-н Журден. Я очень рад, что с вами познакомился: вы, я думаю, не откажетесь засвидетельствовать, что мой отец был дворянин.

Ковьель. Я готов подтвердить это перед всеми.

Г-н Журден. Вы чрезвычайно меня обяжете. Чем же могу вам служить?

Ковьель. С той поры, когда я водил дружбу с покойным вашим батюшкой, как я вам уже сказал, с этим настоящим дворянином, я успел объехать весь свет.

Г-н Журден. Весь свет?

Ковьель. Да.

Г-н Журден. Должно полагать, это очень далеко.

Ковьель. Конечно. Всего четыре дня, как я возвратился из длительного путешествия, и так как я принимаю близкое участие во всем, что касается вас, то почел своим долгом прийти сообщить вам в высшей степени приятную для вас новость.

Г-н Журден. Какую?

Ковьель. Известно ли вам, что сын турецкого султана находится здесь?

Г-н Журден. Нет, неизвестно.

Ковьель. Как же так? У него блестящая свита, все сбегаются на него смотреть, его принимают у нас как чрезвычайно важное лицо.

Г-н Журден. Ей-богу, ничего не знаю.

Ковьель. Для вас тут существенно то, что он влюблен в вашу дочь.

Г-н Журден. Сын турецкого султана?

Ковьель. Да. И он метит к вам в зятья.

Г-н Журден. Ко мне в зятья? Сын турецкого султана?

Ковьель. Сын турецкого султана — к вам в зятья. Я посетил его, турецкий язык я знаю в совершенстве, мы с ним разговорились, и между прочим он мне сказал: «Аксям крок солер онш алла мустаф гиделум аманахем варахини уссерэ карбулат?» — то есть: «Не видал ли ты молодой красивой девушки, дочери господина Журдена, парижского дворянина?»

Г-н Журден. Сын турецкого султана так про меня сказал?

Ковьель. Да. Я ответил, что знаю вас хорошо и дочку вашу видел, а он мне на это: «Ах, марабаба сахем!» — то есть: «Ах, как я люблю ее!»

Г-н Журден. «Марабаба сахем» значит: «Ах, как я люблю ее?»

Ковьель. Да.

Г-н Журден. Хорошо, что вы сказали, сам бы я нипочем не догадался, что «марабаба сахем» значит: «Ах, как я люблю ее». Какой изумительный язык!

Ковьель. Еще какой изумительный! Вы знаете, что значит «какаракамушен»?

Г-н Журден. «Какаракамушен»? Нет.

Ковьель. Это значит «душенька моя».

Г-н Журден. «Какаракамушен» значит «душенька моя»?

Ковьель. Да.

Г-н Журден. Чудеса! «Какаракамушен» — «душенька моя»! Кто бы мог подумать! Просто поразительно!

Ковьель. Так вот, исполняя его поручение, я довожу до вашего сведения, что он прибыл сюда просить руки вашей дочери, а чтобы будущий тесть по своему положению был достоин его, он вознамерился произвести вас в «мамамуши»[53] — это у них такое высокое звание.

Г-н Журден. В «мамамуши»?

Ковьель. Да. «Мамамуши», по-нашему, все равно что паладин. Паладин — это у древних… одним словом, паладин. Это самый почетный сан, какой только есть в мире, — вы станете в один ряд с наизнатнейшими вельможами.

Г-н Журден. Сын турецкого султана делает мне великую честь. Пожалуйста, проводите меня к нему: я хочу его поблагодарить.

Ковьель. Зачем? Он сам к вам приедет.

Г-н Журден. Он ко мне приедет?

Ковьель. Да, и привезет с собой все, что нужно для церемонии вашего посвящения.

Г-н Журден. Уж больно он скор.

Ковьель. Его любовь не терпит промедления.

Г-н Журден. Меня смущает одно: моя дочь упряма — влюбилась по уши в некоего Клеонта и клянется, что выйдет только за него.

Ковьель. Она передумает, как скоро увидит сына турецкого султана. Кроме того, тут есть одно необычайное совпадение: дело в том, что сын турецкого султана и Клеонт похожи друг на друга как две капли воды. Я видел этого Клеонта, мне его показали… Так что чувство, которое она питает к одному, легко может перейти на другого, и тогда… Однако я слышу шаги турка. Вот и он.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Клеонт, одетый турком; три пажа несут полы его кафтана.

Клеонт. Амбусахим оки бораф, Джиурдина, селям алейкюм.

Ковьель (г-ну Журдену). Это значит: «Господин Журден! Да цветет сердце ваше круглый год, будто розовый куст». Это у них так изысканно выражаются.

Г-н Журден. Я покорнейший слуга его турецкого высочества.

Ковьель. Карпгар камбото устип мораф.

Клеонт. Устип йок катамалеки басум басэ алла морап.

Ковьель. Он говорит: «Да ниспошлет вам небо силу льва и мудрость змеи».

Г-н Журден. Его турецкое высочество оказывает мне слишком большую честь, я же, со своей стороны, желаю ему всяческого благополучия.

Ковьель. Осса бинамен садок бабалли оракаф урам.

Клеонт. Ни бель мес.

Ковьель. Он говорит, чтобы вы сей же час шли с ним готовиться к церемонии, а затем отвели его к дочке на предмет заключения брачного союза.

Г-н Журден. Это он столько выразил в трех словах?

Ковьель. Да. Таков турецкий язык: всего несколько слов, а сказано много. Идите же с ним скорей.

Г-н Журден, Клеонт и три пажа уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Ковьель один.

Ковьель. Ха-ха-ха! Потеха, право, потеха! Этакий дурачина! Выучи он свою роль заранее, все равно лучше бы не сыграл. Ха-ха-ха!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Ковьель, Дорант.

Ковьель. Сударь! Помогите нам, пожалуйста, в одном дельце, которое мы затеяли в этом доме.

Дорант. Ха-ха-ха! Это ты, Ковьель? Тебя просто не узнать. Как это ты так вырядился?

Ковьель. Как видите. Ха-ха-ха!

Дорант. Чего ты смеешься?

Ковьель. Уж очень забавная, сударь, история, оттого и смеюсь.

Дорант. Что же это такое?

Ковьель. Бьюсь об заклад, сударь, что вы не догадаетесь, какую ловушку приготовили мы для господина Журдена, чтобы он согласился на брак своей дочери с моим господином.

Дорант. Я не догадываюсь, какая именно это ловушка, но зато догадываюсь, что успех ей обеспечен, коль скоро за дело берешься ты.

Ковьель. Вам, конечно, сударь, известно, на какого зверя мы охотимся.

Дорант. Расскажи мне, что вы задумали.

Ковьель. Потрудитесь отойти в сторонку, а то вот уже сюда идут, надо пропустить. Вы увидите часть комедии, остальное я вам доскажу.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Турецкая церемония.

Муфтий, поющие дервиши, танцующие турки, свита муфтия.

Первый балетный выход[54]
Шестеро турок под музыку торжественно идут парами. Они несут три ковра и, протанцевав несколько фигур, поднимают ковры над головой. Поющие турки проходят под этими коврами, а затем выстраиваются по обе стороны сцены. Муфтий с дервишами замыкают шествие. Далее турки расстилают ковры и становятся на колени, муфтий и дервиши стоят посредине. Муфтий разными ужимками и гримасами, но без слов призывает Магомета, а в это время турки, составляющие его свиту, простираются ниц и поют «Алла», затем воздевают руки к небу и снова поют «Алла», и так до конца муфтиевой молитвы, после чего все они поднимаются с пола и поют «Алла экбер»,[55] а двое дервишей идут за г-ном Журденом.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и г-н Журден, одетый турком, с бритой головой, без тюрбана и без сабли.

Муфтий (г-ну Журдену).

Когда ты знай,
То отвечай.
Когда не знай,
Тогда молчай.
Я муфтий здесь,
А ты кто есь?
Не понимай?
Молчай, молчай!
Двое дервишей уводят г-на Журдена.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Муфтий, дервиши, турки, свита муфтия.

Муфтий. Сказать мне, турки, кто он иста. Анабаптиста? Анабаптиста?[56]

Турки. Йок.[57]

Муфтий. Цвинглиста?

Турки. Йок.

Муфтий. Коффиста?

Турки. Йок.

Муфтий. Гусита? Мориста? Фрониста?

Турки. Йок. Йок. Йок.

Муфтий. Йок. Йок. Йок. Язычникана?

Турки. Йок.

Муфтий. Лютерана?

Турки. Йок.

Муфтий. Пуритана?

Турки. Йок.

Муфтий. Брамина? Моффина? Зурина?

Турки. Йок. Йок. Йок.

Муфтий. Йок. Йок. Йок. Магометана? Магометана?

Турки. Эй валла! Эй валла!

Муфтий. Как прозваньо? Как прозваньо?

Турки. Джиурдина. Джиурдина.

Муфтий (подпрыгивая). Джиурдина. Джиурдина.

Турки. Джиурдина. Джиурдина.

Муфтий.

Магомета господина!
Я просить за Джиурдина
Его сделать паладина,
Дать ему алебардина
И отправить Палестина
На галера бригантина
И со всеми сарацина
Воевать христианина.
Магомета господина!
Я просить за Джиурдина.
(Туркам.)

Карош турка Джиурдина?

Турки. Эй валла! Эй валла!

Муфтий (поет и пляшет). Ха-ла-ба, ба-ла-шу, ба-ла-ба, ба-ла-да.

Турки. Ха-ла-ба, ба-ла-шу, ба-ла-ба, ба-ла-да.

Муфтий и дервиши уходят.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Турки поющие и танцующие.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же, муфтий, дервиши и г-н Журден.

Второй балетный выход
Впереди идет муфтий; на голове у муфтия — невероятной величины парадный тюрбан, к которому в несколько рядов прикреплены зажженные свечи; за ним двое дервишей в остроконечных шапках, на которых тоже красуются зажженные свечи, несут Коран. Двое других дервишей вводят г-на Журдена и ставят его на колени, так чтобы руки касались земли, а спина служила подставкой для Корана; муфтий кладет ему на спину Коран и снова начинает, паясничая, призывать Магомета: сдвигает брови, время от времени ударяет рукой по Корану и быстро-быстро его перелистывает, затем воздевает руки к небу и восклицает: «Гу!» Во время этой второй церемонии турки, составляющие его свиту, то наклоняются, то выпрямляются и тоже восклицают: «Гу! Гу! Гу!»

Г-н Журден (после того как у него со спины сняли Коран). Ух!

Муфтий (г-ну Журдену).

Твой не обманос?
Турки.

Нет, нет, нет.
Муфтий.

Не шарлатанос?
Турки.

Нет, нет, нет.
Муфтий (туркам).

Дать ему тюрбанос!
Турки.

Твой не обманос?
Нет, нет, нет.
Не шарлатанос?
Нет, нет, нет.
Дать ему тюрбанос!
Третий балетный выход
Танцующие турки под музыку надевают на г-на Журдена тюрбан.

Муфтий (подавая г-ну Журдену саблю).

Твой — дворян. Не вру ни капля.
Вот тебе сабля.
Турки (обнажая сабли).

Твой — дворян. Не вру ни капля.
Вот тебе сабля.
Четвертый балетный выход
Танцующие турки в такт музыке наносят г-ну Журдену удары саблями плашмя.

Муфтий.

Палка, палка,
Бей — не жалка.
Турки.

Палка, палка,
Бей — не жалка.
Пятый балетный выход
Танцующие турки в такт музыке бьют г-на Журдена палками.

Муфтий.

Не бояться,
Не стыдиться,
Если хочешь
Посвятиться!
Турки.

Не бояться,
Не стыдиться,
Если хочешь
Посвятиться!
Муфтий в третий раз начинает призывать Магомета. Дервиши почтительно поддерживают его под руки; затем турки, и поющие и танцующие, начинают прыгать вокруг муфтия и, наконец, удаляются вместе с ним и уводят с собой г-на Журдена.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Г-жа Журден, г-н Журден.

Г-жа Журден. Господи помилуй! Это еще что такое? На кого ты похож? Что это ты на себя напялил? Рядиться вздумал? Да говори же наконец, что все это значит? Кто это тебя таким шутом гороховым вырядил?

Г-н Журден. Вот дура! Так разговаривать с мамамуши!

Г-жа Журден. Что такое?

Г-н Журден. Да-да, теперь все должны быть со мною почтительны. Меня только что произвели в мамамуши.

Г-жа Журден. Как это понять — мамамуши?

Г-н Журден. Говорят тебе — мамамуши. Я теперь мамамуши.

Г-жа Журден. Это еще что за зверь?

Г-н Журден. Мамамуши — по-нашему паладин.

Г-жа Журден. Балдин? Балда ты и есть. Вздумал на старости лет в пляс пускаться.

Г-н Журден. Вот темнота! Это такой сан, в который меня сейчас посвятили.

Г-жа Журден. Как так посвятили?

Г-н Журден. Магомета господина! Я молить за Джиурдина.

Г-жа Журден. Что это значит?

Г-н Журден. «Джиурдина» — значит Журден.

Г-жа Журден. Ну, Журден, а дальше?

Г-н Журден. Его сделать паладина.

Г-жа Журден. Как?

Г-н Журден. И отправить в Палестина на галера бригантина.

Г-жа Журден. Это зачем же?

Г-н Журден. И со всеми сарацина воевать христианина.

Г-жа Журден. Да что ты несешь?

Г-н Журден. Палка, палка, бей — не жалка.

Г-жа Журден. Что за тарабарщина!

Г-н Журден. Не бояться, не стыдиться, если хочешь посвятиться.

Г-жа Журден. Да что же это такое?

Г-н Журден (приплясывает и поет). Ула-ла-ба, ба-ла-шу, ба-ла-ба, ба-ла-да. (Падает.)

Г-жа Журден. Боже милосердный! Мой муж совсем с ума сошел!

Г-н Журден (встает и направляется к выходу). Перестань, грубиянка! Относись с уважением к господину мамамуши. (Уходит.)

Г-жа Журден (одна). Когда же это он успел рехнуться? Скорей за ним, а то еще убежит из дому! (Увидев Доримену и Доранта.) A-а, вас здесь только не хватало! Час от часу не легче. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Дорант, Доримена.

Дорант. Да, маркиза, вас ожидает презабавное зрелище. Могу ручаться, что такого сумасброда, каков наш Журден, вы нигде не найдете. Затем наш долг — принять участие в сердечных делах Клеонта и поддержать его затею с маскарадом. Он премилый человек, ему стоит помочь.

Доримена. Я о нем очень высокого мнения. Он вполне достоин счастья.

Дорант. Помимо всего этого нам не следует пропускать балет, который, собственно говоря, для нас же и устраивается. Посмотрим, насколько удачен мой замысел.

Доримена. Я заметила здесь грандиозные приготовления. Вот что, Дорант: больше я этого не потерплю. Да-да, я хочу положить конец вашей расточительности: чтобы вы больше на меня не тратились, я решила выйти за вас замуж не откладывая. Это единственное средство — со свадьбой все эти безумства обычно кончаются.

Дорант. Неужели вы и правда намерены принять столь отрадное для меня решение?

Доримена. Это только для того, чтобы вы не разорились, иначе, я убеждена, недалек тот час, когда вы останетесь без гроша.

Дорант. О, как я признателен вам за ваши заботы о моем состоянии! Оно всецело принадлежит вам, так же точно, как и мое сердце; распоряжайтесь ими по своему благоусмотрению.

Доримена. Я сумею распорядиться и тем и другим… Но вот и наш чудак. Вид у него обворожительный!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и г-н Журден.

Дорант. Милостивый государь! Мы с маркизой явились поздравить вас с новым званием и разделить вашу радость по поводу предстоящего бракосочетания вашей дочери с сыном турецкого султана.

Г-н Журден (кланяется им по-турецки). Желаю вам, ваше сиятельство, силу змеи и мудрость льва.

Доримена. Я имею счастье одною из первых приветствовать вас по случаю того, что вы взошли на высшую ступень славы.

Г-н Журден. Желаю вам, сударыня, чтоб ваш розовый куст цвел круглый год. Я вам бесконечно благодарен за то, что вы пришли меня чествовать, и весьма рад, что вы снова здесь и что я могу принести вам искренние извинения за дикую выходку моей жены.

Доримена. Пустое! Я охотно прощаю ей этот невольный порыв. Вы ей, разумеется, дороги, и нет ничего удивительного, что, обладая таким сокровищем, она испытывает некоторые опасения.

Г-н Журден. Все права на обладание моим сердцем принадлежат вам.

Дорант. Вы видите, маркиза, что господин Журден не из тех людей, которых ослепляет благополучие: он и в счастье не забывает своих друзей.

Доримена. Это признак души истинно благородной.

Дорант. А где же его турецкое высочество? Мы хотели бы в качестве ваших друзей засвидетельствовать ему свое почтение.

Г-н Журден. Вот он идет. Я уж послал за дочерью, чтоб она отдала ему руку и сердце.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Клеонт, одетый турком.

Дорант (Клеонту). Ваше высочество! В качестве друзей вашего почтенного тестя мы явились засвидетельствовать вам глубочайшее наше уважение и всепокорнейше принести уверения в совершенной нашей преданности.

Г-н Журден. Где же это толмач? Он бы вас ему представил и растолковал, чтó вы хотите сказать. Вот увидите, он вам непременно ответит: он прекрасно говорит по-турецки. Эй! Эй! Куда же это его унесло? (Клеонту.) Струф, стриф, строф, страф. Этот каспатин балшой велмош, балшой велмош, а эта каспаша — ух какой снатна тама, ух какой снатна тама! (Видя, что тот ничего не понимает.) Ага! (Указывая на Доранта.) Он французский мамамуши, она французская мамамушиня. Яснее выразиться не могу… Вот, слава богу, и переводчик.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и переодетый Ковьель.

Г-н Журден. Где же вы? Мы без вас как без рук. (Указывая на Клеонта.) Скажите ему, пожалуйста, что этот господин и эта дама — особы из высшего общества и что они в качестве моих друзей явились засвидетельствовать ему свое почтение и принести уверения в преданности. (Доримене и Доранту.) Послушайте, он ответит.

Ковьель. Алабала кросьям якши борам алабамен.

Клеонт. Каталеки тубал урин сотер амалушаи.

Г-н Журден (Доранту и Доримене). Слышите?

Ковьель. Он желает, чтобы дождь благоденствия во всякое время орошал вертоград вашего семейства.

Г-н Журден. Я вам не зря сказал, что он говорит по-турецки!

Дорант. Поразительно!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Люсиль.

Г-н Журден. Иди сюда, дочь моя, подойди поближе и дай руку этому господину — он делает тебе честь, что сватается за тебя.

Люсиль. Что с вами, батюшка? Что вы с собой сделали? Или вы комедию играете?

Г-н Журден. Нет-нет, это вовсе не комедия, это дело очень даже серьезное и такое для тебя почетное, что лучше не придумаешь. (Указав на Клеонта.) Вот кого я даю тебе в мужья.

Люсиль. Мне, батюшка?

Г-н Журден. Ну да, тебе. Скорей подай ему руку и благодари бога за такое счастье.

Люсиль. Я не желаю выходить замуж.

Г-н Журден. А я, твой отец, этого желаю.

Люсиль. Ни за что.

Г-н Журден. Без всяких разговоров! Поживей, тебе говорят! Ну, давай же руку!

Люсиль. Нет, батюшка, я уже вам сказала, что нет такой силы, которая принудила бы меня выйти замуж за кого-нибудь, кроме Клеонта. Я скорей решусь на любую крайность, чем… (Узнает Клеонта.) Конечно, вы — мой отец, я должна вам беспрекословно повиноваться, устраивайте мою судьбу как вам будет угодно.

Г-н Журден. Ах, как я рад, что сознание долга так скоро к тебе вернулось! Хорошо иметь послушную дочь!

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и г-жа Журден.

Г-жа Журден. Это что такое? Что это еще за новости? Говорят, ты собрался выдать свою дочь за какого-то шута?

Г-н Журден. Да замолчишь ли ты, нахалка? Надоели мне твои дикие выходки, ничем тебя не вразумишь!

Г-жа Журден. Это тебя никакими силами не приведешь в разум, так и жди какого-нибудь нового сумасбродства. Что это ты задумал и к чему это сборище?

Г-н Журден. Я хочу выдать нашу дочь за сына турецкого султана.

Г-жа Журден. За сына турецкого султана?

Г-н Журден. Да. (Указывая на Ковьеля.) Засвидетельствуй ему свое почтение вот через этого толмача.

Г-жа Журден. Не нужно мне никакого толмача, я сама скажу ему прямо в глаза, что дочки моей ему не видать.

Г-н Журден. Да замолчишь ли ты наконец?

Дорант. Помилуйте, госпожа Журден, неужели вы отказываетесь от такой чести? Вы не хотите, чтобы вашим зятем был его турецкое высочество?

Г-жа Журден. Ради бога, сударь, не вмешивайтесь вы в чужие дела.

Доримена. Таким великим счастьем пренебрегать не следует.

Г-жа Журден. И вас, сударыня, я тоже попрошу не лезть куда не спрашивают.

Дорант. Мы о вас же заботимся единственно из дружеского к вам расположения.

Г-жа Журден. Не нуждаюсь я в вашем дружеском расположении.

Дорант. Но ведь и ваша дочь согласна подчиниться воле родителя.

Г-жа Журден. Моя дочь согласна выйти за турка?

Дорант. Вне всякого сомнения.

Г-жа Журден. Она может забыть Клеонта?

Дорант. Чем только не поступаются ради того, чтобы знатною дамой!

Г-жа Журден. Если она выкинула такую штуку, я ее своими руками задушу.

Г-н Журден. Ну, поехала! Я тебе говорю, что свадьба состоится.

Г-жа Журден. А я тебе говорю, что не состоится.

Г-н Журден. Довольно разговоров!

Люсиль. Матушка!

Г-жа Журден. А, да ну тебя, скверная девчонка!

Г-н Журден (жене). Ты что же это, бранишь ее за повиновение отцу?

Г-жа Журден. Да. Она столько же моя дочь, сколько и твоя.

Ковьель (г-же Журден). Сударыня!

Г-жа Журден. А вы-то что собираетесь мне сказать?

Ковьель. Только одно слово.

Г-жа Журден. Очень мне нужно ваше слово!

Ковьель (г-ну Журдену). Сударь! Если только ваша супруга захочет поговорить со мной наедине, то я вам ручаюсь, что она изъявит свое согласие.

Г-н Журден. Ни за что не соглашусь.

Ковьель. Да вы только выслушайте меня!

Г-жа Журден. Не выслушаю.

Г-н Журден (жене). Выслушай его!

Г-жа Журден. Не желаю я его слушать.

Г-н Журден. Он тебе растолкует…

Г-жа Журден. Не желаю я, чтоб он мне растолковывал.

Г-н Журден. До чего же все женщины упрямы! Что, тебя от этого убудет, что ли?

Ковьель. Вам надо только выслушать меня, а дальше поступайте как вам заблагорассудится.

Г-жа Журден. Ну, что у вас такое?

Ковьель (г-же Журден, тихо). Битый час, сударыня, мы делаем вам знаки. Неужели вы не видите, что все это мы затеяли только для того, чтобы подделаться под господина Журдена с его вечными причудами? Мы дурачим его этим маскарадом: ведь сын турецкого султана — не кто иной, как Клеонт.

Г-жа Журден (Ковьелю, тихо). Ах, вот в чем дело!

Ковьель (г-же Журден, тихо). А я, Ковьель, при нем переводчиком.

Г-жа Журден (Ковьелю, тихо). Ну, коли так, то я сдаюсь.

Ковьель (г-же Журден, тихо). Только не подавайте виду.

Г-жа Журден (громко). Да. Все уладилось. Я согласна на брак.

Г-н Журден. Ну вот все и образумились! (Жене.) А ты еще не хотела его выслушать! Я был уверен, что он сумеет тебе объяснить, что значит сын турецкого султана.

Г-жа Журден. Он мне все толком объяснил, и теперь я довольна. Надо послать за нотариусом.

Дорант. Похвальное намерение. А чтобы вы, госпожа Журден, могли быть совершенно спокойны и с нынешнего дня перестали ревновать почтенного вашего супруга, я вам объявляю, что мы с маркизой воспользуемся услугами того же самого нотариуса и заключим брачный союз.

Г-жа Журден. Я и на это согласна.

Г-н Журден (Доранту, тихо). Это вы для отвода глаз?

Дорант (г-ну Журдену, тихо). Пусть себе тешится этой басней.

Г-н Журден (тихо). Отлично, отлично! (Громко.) Пошлите за нотариусом!

Дорант. А пока он придет и составит брачные договоры, давайте посмотрим балет — это послужит развлечением и для его турецкого высочества.

Г-н Журден. Прекрасная мысль. Пойдемте занимать места.

Г-жа Журден. А как же Николь?

Г-н Журден. Николь я отдаю толмачу, а мою супругу — кому угодно.

Ковьель. Благодарю вас, сударь. (В сторону.) Ну уж другого такого сумасброда на всем свете не сыщешь!

Комедия заканчивается балетом.[58]

ПСИХЕЯ

[59]

Трагедия-балет в пяти действиях

Перевод Всеволода Рождественского

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В ПРОЛОГЕ
ФЛОРА.

ВЕРТУМН.

ПАЛЕМОН.

ДРИАДЫ.

СИЛЬВАНЫ.

РЕЧНЫЕ БОЖЕСТВА.

НАЯДЫ.

НИМФЫ.

ВЕНЕРА.

АМУР.

ЭГИАЛА, ФАЭНА

грации.

В ТРАГЕДИИ
ЮПИТЕР.

ВЕНЕРА.

АМУР.

ПСИХЕЯ.

КОРОЛЬ

ее отец.

АГЛАВРА, КИДИППА

ее сестры.

КЛЕОМЕН, АГЕНОР

принцы, влюбленные в Психею.

ЛИКАС

начальник стражи.

СВИТА КОРОЛЯ.

ЗЕФИРЫ.

РЕЧНОЙ БОГ.

В ИНТЕРМЕДИЯХ
В первом действии
ТОЛПА ОПЕЧАЛЕННЫХ.

Во втором действии
ШЕСТЬ ЦИКЛОПОВ.

ЧЕТЫРЕ ФЕИ.

ВУЛКАН.

В третьем действии
ЧЕТЫРЕ АМУРЧИКА.

ЧЕТЫРЕ ЗЕФИРА.

В четвертом действии
ВОСЕМЬ ФУРИЙ.

БЕСЕНОК.

ПСИХЕЯ.

В пятом действии
ВЕНЕРА.

СВИТА ВЕНЕРЫ.

АМУР.

ПСИХЕЯ.

БОЖЕСТВА.

АПОЛЛОН.

ДВЕ МУЗЫ.

ВАКХ.

ДВЕ МЕНАДЫ.

ДВА САТИРА.

МОМ.

ЧЕТЫРЕ ПОЛИШИНЕЛЯ.

ДВА ШУТА.

МАРС.

СВИТА МАРСА.

ПЕВЦЫ.

МУЗЫКАНТЫ.

ПРОЛОГ

Авансцена представляет сельскую местность. В глубине — скала с расселиной, сквозь которую вдали видно море. Появляется Флора в сопровождении Вертумна, бога деревьев и плодов, и Палемона, бога вод. За каждым из этих богов следует целый ряд низших божеств: один ведет за собой дриад и сильванов, а другой — речных божеств и наяд. Флора поет стихи, призывающие Венеру сойти на землю.

Флора.

Пора сражений миновала.
Король, что всех сильней,
Уж славы чужд своей
И мир вернул земле усталой.[60]
Сойди на землю, мать любви,
И нас весельем оживи!
Вертумн и Палемон вместе с божествами, их сопровождающими, присоединяют свои голоса к пению Флоры и поют нижеследующее.

Хор.

Даны нам игры и затеи,
Все предадимся мирным дням.
Дарует этот отдых нам
Король, который всех славнее.
Сойди на землю, мать любви,
И нас весельем оживи!
За этим следует балетный выход, в котором принимают участие две дриады, четыре сильвана, два речных божества и две наяды, после чего Вертумн и Палемон поют дуэт.

Вертумн.

Веселитесь вместе с нами,
Отдохните в свой черед.
Палемон.

Вот царица над богами
К нам любовь в сердца несет.
Вертумн.

Богини строгое явленье
Порывы сердца леденит.
Палемон.

Нас красота приводит в восхищенье,
Но только нежность с сердцем говорит.
Все божества вместе.

Нас красота приводит в восхищенье,
Но только нежность с сердцем говорит.
Вертумн.

Священны нам любви веленья,
Мы им покорны до конца.
Палемон.

Без нежности нет наслажденья,
Не ею ли живут сердца?
Вертумн.

Богини строгое явленье
Порывы сердца леденит.
Палемон.

Нас красота приводит в восхищенье,
Но только нежность с сердцем говорит.
Вертумн и Палемон вместе.

Нас красота приводит в восхищенье,
Но только нежность с сердцем говорит.
Флора (отвечает на дуэт Вертумна и Палемона менуэтом, а в это время другие божества танцуют под музыку).

Неужели
В дни веселий
Неужели
Не любить?
Все спешите,
Все ловите
Дни, чтобы любовью жить.
Всем упиться,
Насладиться
Надо в юности спешить.
Все во власти
Нежной страсти:
В мире власти
Нет сильней.
С ней, прекрасной,
Спорить напрасно —
Будем все покорны ей.
Для влюбленных
Страсти законы,
Нежные цепи — свободы милей.
Венера торжественно спускается вместе со своим сыном Амуром и двумя юными грациями — Эгиалой и Фаэной. Небесные и водяные божества составляют хор и продолжают выражать в танцах свой восторг по случаю прибытия богини.

Хор небесных и водяных божеств.

Даны нам игры и затеи, —
Все предадимся мирным дням.
Дарует этот отдых нам
Король, который всех славнее,
Сойди на землю, мать любви,
И всех весельем оживи!
Венера (в воздухе).

Прервите наконец восторженное пенье!
Вам незачем меня чтить похвалой своей.
От сердца доброты несите восхищенье
Той, чья краса сейчас моложе и милей.
Уже обычай на исходе —
Венере воздавать почет.
Всему на свете свой черед:
Венера более не в моде.
Другие в этом мире есть,
Которым подобает честь.
Психея нежная — вот кто на первом месте,
Кто заменил меня, кому дивится свет.
И так уж слишком много чести,
Когда я слышу ваш привет.
Кто, кто из нас двоих достоин предпочтенья?
За мною не бегут восторженной толпой!
Из граций, мне всегда даривших восхищенье
И свитой бывших мне, почтительной, живой,
Две самых молодых — и то из сожаленья —
Остались в эти дни со мной.
Пускай же мрачная дубрава
Уединением мне сердце утолит,
И среди рощи величавой
Я позабуду боль и стыд.
Флора и другие божества удаляются. Венера со своей свитой сходит на землю.

Эгиала.

Богиня! Мы в недоуменье:
Чем в горе вам помочь? И как теперь нам быть?
Молчать — советует почтенье,
А преданность — все говорить.
Венера.

Так говорите же, но без похвал и лести,
Мне не нужны сейчас подобные слова.
Уж если говорить о мести,
То лишь затем, что я права.
Нет-нет, я большего не знаю оскорбленья,
Которое бы мне могло на долю пасть.
Я не забуду об отмщенье,
Коль у богов осталась власть!
Фаэна.

Ведь вы мудрее нас, и знаете вы сами,
Как поступить сейчас приличествует вам.
Но меж великими — я думаю — богами
Нет места яростным словам.
Венера.

Вот потому-то я и гневаюсь жестоко:
Высок мой сан, и тем острее боль моя.
Когда б я не была так взнесена высоко,
Такой бы ярости не предавалась я.
Я, дочь Юпитера, бросающего грозы,
Мать бога, что внушает страсть,
Я, давшая земле и радости и слезы,
Несущая с собой великой страсти власть,
Я, видевшая пред собою
Великий жар молитв и пламя алтарей,
Тысячелетьями пленявшая людей
Непобедимою, бессмертной красотою,
Я, в споре трех богинь пред юным пастухом
Верх одержавшая своей красою тонкой,[61]
Оскорблена сейчас в величии своем
Ничтожной смертною девчонкой!
Дошло до дерзости, до глупости такой,
Что ей оказывают предпочтенье.
Сравненья слышу я меж нею и собой
И обнаглевший суд людской.
С небес, столь полных восхищенья,
Я смертных похвалы выслушивать должна:
Венеру превзошла она!
Эгиала.

Я узнаю людей. Как прежде, в человеке,
В сравнениях его нам дерзость лишь видна.
Фаэна.

Своею похвалой в несчастном нашем веке
Он лишь великие позорит имена.
Венера.

Ах, как трех этих слов жестокая отрава
За двух богинь мне злобно мстит!
Могли ль забыть они, что мне досталась слава,
Что яблоко лишь мне принадлежит?
Я вижу, как они хохочут в исступленье;
Коварный слышу смех, когда в порыве злом
Им хочется найти с упорностью отмщенья
Смущение в лице моем.
Их радость дерзкая за это оскорбленье
Стремится душу мне ужалить побольней:
«Венера! Ты горда красы твоей цветеньем.
Один пастух сказал, что ты других милей,
Но, по сужденью всех людей,
Простая смертная достойней предпочтенья».
Какой удар! Увы! Он сердце мне пронзил,
Я не могу сносить подобные страданья.
Ах! Мне терзают грудь, меня лишают сил
Моих соперниц ликованья!
О сын мой! Коль тебя мой тронуть может вид,
Коль сердцу все еще мила я
И в состоянье ты не забывать обид,
Какие вынесло, страдая,
То сердце, что к тебе всегда любовь хранит, —
Свое могущество яви, яви скорее
И защити меня от них.
Пускай в твоей стреле Психея
Узнает мщенье стрел моих!
Чтоб горе ей изведать в полноте,
Возьми одну из стрел, что мне всегда по нраву.
Всего опасней стрелы те,
Какие окунул ты в гнев свой, как в отраву.
Из смертных выбери урода: пусть она,
До гнева доходя, терзаясь пыткой страстной,
Мучительно в него вдруг станет влюблена,
Но безответно и напрасно.
Амур.

И так уж от любви мир плачется, стеня,
Во всяком зле меня сурово обвиняя.
Вы не поверите, как часто злость людская
Чернит проклятьями меня.
И если стану вам послушен…
Венера.

К желаньям матери ты, видно, равнодушен?
Не нужно больше рассуждать.
Ты должен способ отыскать,
Как лучше отомстить за злое оскорбленье.
Лети, не вынуждай меня просить опять.
Я жду, Амур, когда настанет час отмщенья.
Амур улетает. Венера удаляется в сопровождении граций. Сцена превращается в большой город. Видна улица с двумя рядами дворцов и домов различной архитектуры.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Аглавра, Кидиппа.

Аглавра.

Молчание, сестра, всегда со злом дружит.
Пусть ваша и моя найдет язык досада, —
Друг другу высказать нам надо
Все то, что сердце тяготит.
Теперь мы обе — сестры по страданью,
Одно и вы и я в мучении своем,
И наши горести слились в одно дыханье.
По справедливости, вдвоем
Мы можем пережить сердечные терзанья
И их друг другу изольем.
Мне очень больно — я не скрою, —
Что восхищенья все полны
Пред нашей младшею сестрою.
И принцы, что сюда судьбой занесены,
Дивятся ей, а в нас с тобою
Совсем, сестра, не влюблены.
Как! Видеть каждый час, что ей здесь все послушно,
Что каждый сердце дать ей рад,
А мимо нас с тобой проходят равнодушно
И не желают бросить взгляд!
Иль наша красота не стоит преклоненья?
Богов ли мы прогневали сейчас,
Что наш удел — пренебреженье;
Что юноши не замечают нас,
Оказывая предпочтенье
Огню прекрасных глаз?
Скажите мне, сестра: найдется ль доля злее,
Чем предназначенная нам,
Когда приходится смотреть, как за Психеей
Толпой влюбленные влекутся по пятам?
Кидиппа.

Сестрица! От такой напасти
Рассудок можно потерять.
Сравнения с таким несчастьем
Я не взялась бы подобрать.
Аглавра.

А я от этого порой рыдать готова,
Покоя, отдыха сейчас я лишена.
Нет, я не вынесу несчастия такого,
Я каждый день обречена
Вдруг вспоминать о том, как к нам судьба сурова
И как горда красой она.
Меня и по ночам преследуют мученья.
Не в силах думать ни о чем,
Я отдана во власть ужасного виденья.
И если принесет мне сон успокоенье,
В моем сознании ночном
Она проходит в сновиденье —
И просыпаюсь я потом.
Кидиппа.

Сестра! В том и мои печали.
Мы с вами родственны судьбой.
Все, что вы здесь мне рассказали,
Бывает часто и со мной.
Аглавра.

Давайте разберем: откуда в ней все это?
Какие качества пленительные в ней?
Не в силах я понять великого секрета,
Дающего ей власть над душами людей.
Кто создал ей такую славу
И чем она внушает страсть?
Над сердцем по какому праву
Она всегда имеет власть?
В ней есть изящество и юности цветенье,
Что может нравиться, не спорю я о том,
Но зрелая краса достойней, без сомненья,
Во здравом мнении людском.
Иль нам досталось все, что только раздражает?
Иль нет приятностей у нас в чертах лица,
В улыбке и в глазах, в походке, что пленяет
И может покорить влюбленныесердца?
Сестра! Скажите, дорогая,
Но лишь со всею прямотой:
Ужели мало я блистаю красотой,
Во всех достоинствах ей место уступая?
Убранством, прелестью какой
Милей Психея молодая?
Кидиппа.

Как! Вас милей, сестра моя?
Когда охотились вы вместе,
Вас долго сравнивала я
И, ничего не утая,
Милее вы — скажу по чести.
Скажите мне и вы, но искренне вполне:
Ужели у меня одно предубежденье,
Когда я думаю, что что-то есть во мне,
Способное внушать порою восхищенье?
Аглавра.

Вы, милая сестра, — я в том убеждена —
Могли бы вызвать страсть своею красотою.
Достоинств всяческих у вас душа полна.
Я к вам пристрастна, и, не скрою,
Я в вас была бы влюблена,
Не будь я вашею сестрою.
Кидиппа.

Но почему ж ее предпочитают нам,
И почему сердца сдаются ей без боя,
Желаний, вздохов дань нам не несут к ногам,
Влюбленной нас не чтут хвалою?
Аглавра.

Все женщины согласны в том,
Что уж не так она прелестна,
И если юноши горят пред ней огнем,
Причина этому известна.
Кидиппа.

Она и мне ясна. Могу предполагать,
Что скрыто нечто здесь, и это не случайно.
Способность всех воспламенять
Мне свойством кажется весьма необычайным.
Нет, фессалийские есть в этом деле тайны:[62]
Ей кто-то должен был способность даровать
Сердца всех юношей пленять.
Аглавра.

О нет, сестрица, я держусь иного мненья:
То, что влечет сердца неотразимо к ней, —
Лишь тонкая игра изменчивых очей,
Лишь видимость девичьего смущенья.
Улыбкой нежною своей
Она сулит благоволенье
Почти любому из людей.
Да, славу мы свою, конечно, потеряли.
Теперь не те уж времена,
Когда привязанность любви была дана
И в девах строгий нрав пороком не считали.
От этой гордости, что нам к лицу была,
В наш столь презренный век спустились мы в низины.
Судьба уж ничего нам больше не дала,
Как только хитростью тревожить ум мужчины.
Кидиппа.

Да, в этом весь секрет. И вы, должна сказать,
Его скорей меня могли понять.
Благопристойности у нас уж слишком много.
К нам юноши, сестра, боятся подойти —
Привыкли с ними мы блюсти
Честь пола нашего и честь рожденья строго.
Мужчины ценят смех, их более сейчас
Надежда, чем любовь, конечно, привлекает;
Вот почему, сестра, от нас
Психея всех влюбленных похищает.
Поступим, как она. Что с веком спорить нам?
Мы тоже можем быть смелее.
Забудем чопорность былую поскорее,
Что к молодым так не идет годам!
Аглавра.

Согласна я, и цель для испытанья
Я выбрала достойную вниманья.
Два принца прибыли из стран чужих,
И оба так милы, так полны обаянья,
Что я… Но видели вы их?
Кидиппа.

Ах, милая сестра, без указанья
В них принцев чувствуешь прямых!
Аглавра.

Мне кажется, сестра, себя не унижая,
На чувства их мы властны отвечать.
Кидиппа.

Принцесса без стыда полюбит их любая
И сердце может им отдать.
Аглавра.

Ах, вот они! Я в восхищенье!
Какая поступь! Вид какой!
Кидиппа.

Все то, о чем болтали мы с тобой,
В них получает подтвержденье.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Клеомен и Агенор.

Аглавра.

Что заставляет вас, о принцы, так спешить?
Вы нас ли избегаете, робея?
Клеомен.

Сказали нам, что, может быть,
Здесь явится сама Психея.
Аглавра.

Ужели в сих местах отрады нет для вас
И вы ее лишь ждете появленья?
Агенор.

Места приятны нам, но ищем мы сейчас
Одну Психею в нетерпенье.
Кидиппа.

Наверно, спешные дела
Влекут вас, если вы полны такого рвенья?
Клеомен.

О, если бы она скорей пришла!
Зависит от нее желаний всех свершенье.
Аглавра.

Конечно, было бы нескромностью считать,
Что тайну эту нам вы можете сказать…
Клеомен.

Нам не к чему пред вами здесь таиться.
Как ни скрывай ее, нет тайны той ясней.
Сударыня! Не долго тайне длиться,
Когда любовь сокрыта в ней.
Кидиппа.

Короче говоря, вам надобно сознаться,
Что оба вы в Психею влюблены?
Агенор.

Нам чувству этому приятно подчиняться;
Мы оба сердце ей сейчас открыть должны.
Аглавра.

Довольно странно нам услышать речи эти —
Прямых соперников в согласии найти.
Клеомен.

Нет невозможного на этом свете,
Для истинных друзей другого нет пути.
Кидиппа.

Ужели нет другой здесь девушки прекрасной
И чувство в вас зажечь способна лишь одна?
Аглавра.

Ужель других искать ваш стал бы взор напрасно
И вас достойна лишь она?
Клеомен.

А разве для любви нужны нам рассужденья
И выбираем мы умом?
Мы сердце отдаем в порыве упоенья
И думать в этот миг не можем ни о чем.
Агенор.

Ума презревши указанья,
Мы все с волнением в крови
Летим, куда влекут желанья,
И сердцу в сладкий миг любви
Прилично только послушанье.
Аглавра.

Ну что же, я могу лишь пожалеть о том,
Что вы узнаете сердечные печали.
У той, что вас пленит приветливым лицом,
Себе сочувствия дождетесь вы едва ли:
В ней сердце в легкомыслии своем
Не сдержит ничего, что взоры обещали…
Кидиппа.

Надежда, что сейчас вас привлекает к ней,
За обещаньями найдет обман, конечно.
Вам много испытать придется грустных дней
От всех непостоянств ее души беспечной.
Аглавра.

То, что идете вы по ложному пути
В порыве чувств слепых, достойно сожаленья,
По качествам своим могли бы вы найти
Подруг и равных ей и лучших, без сомненья
Кидиппа.

Стараясь взор к другой, достойной, устремить,
Вы дружбу от любви спасли бы, может быть.
Полны вы оба свойств прекрасных.
Я вас из жалости хочу предупредить
О вашей участи несчастной.
Клеомен.

Конечно, тронуты мы вашей добротой
И благодарны вам за нежное участье,
Но оба мы должны, сударыня, к несчастью,
Отвергнуть ваш совет прямой.
Агенор.

О нашем тщетно вы старались бы спасенье
От страсти, что сейчас страшна и нам самим.
Когда и дружбой мы себя не оградим,
То не поможет нам и это сожаленье.
Кидиппа.

Так нужно, чтобы власть Психеи… Вот она!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Психея.

Кидиппа.

Вам новые, сестра, приятности готовы.
Аглавра.

Вы насладитесь здесь, сестра моя, сполна
Триумфом радостным своей победы новой.
Кидиппа.

Так принцы влюблены, что должно вам сейчас
Из уст их услыхать признанье роковое.
Психея.

Я не могла понять, зачем они средь нас
Лишаются всегда душевного покоя,
Но я подумала совсем другое,
Когда увидела их возле вас.
Аглавра.

Нет, ни рождением, ни красоты сияньем
Не в силах мы к себе вниманье их склонить.
Они решили нас почтить
Одним доверием признанья.
Клеомен (Психее).

То, в чем готовы мы сейчас признаться вам,
Сударыня, — безумье, без сомненья:
Ведь стольким вы внушали страсть сердцам,
И мы боимся вашего презренья.
Но вы не гневайтесь и к страстным сим словам
Имейте все же сожаленье.
Вы видите в нас двух друзей,
Которых с детских лет любовь соединяла;
От уважения взаимного сильней
С годами это чувство стало.
В превратностях судеб, в жестокие года
Выказывали мы бесстрашье в испытанье,
И сердца дружеского пониманье —
Вот чем гордиться мы могли всегда.
Немало в прошлом дружба выносила,
Но высоты она достигла лишь сейчас,
И вам теперь ее понятна сила,
Коль и любовь не разделила нас,
И, чувствам вопреки, у нас одно стремленье,
Законам дружества, как прежде, мы верны.
Кому-нибудь из нас свободно предпочтенье
Вы оказать сейчас должны.
Чтоб спору большее придать значенье —
А от него зависят и владенья, —
Во имя дружбы, единящей нас,
В руках избранника соединить именья
Без всякой зависти решили мы сейчас.
Агенор.

О да, сударыня! Наследственные страны,
Чтоб к вашим пасть ногам, сливаются в одно,
И, может быть, нам цели долгожданной
Достичь хоть этим будет суждено.
Мы это сделать твердо обещали
Для короля, для вашего отца, —
Всем жертвуют легко влюбленные сердца,
С богатством расстаются без печали.
Лишившегося вас едва ли
Утешит пышность царского венца.
Психея.

Тот выбор, что стоит теперь передо мной,
Способен утолить надменное желанье:
Вы предлагаете мне достоянье,
Какому равного не знают под луной.
Ваш пыл, и дружество, и чувства, что таятся
В душевной вашей глубине,
Прекрасны, спору нет, но лучше отказаться
Самой от этой чести мне.
Чтоб подчиниться столь прекрасной доле,
Нет у меня свободы до сих пор:
Покорна я в судьбе одной отцовской воле,
И больше прав на брак есть у моих сестер.
И если б от меня зависело решенье,
То примирить ваш спор бессильна б я была,
И никому из двух, о принцы, предпочтенья
Я, к сожаленью, оказать бы не могла.
На ваши чувства я всегда готова
Ответить словом сердца моего,
Но совершенства вы исполнены такого!..
Мне много двух сердец, вам мало одного.
При всем желании для вашей дружбы нежной
Мне стать преградой было б жаль —
Ведь одному из вас тогда б я неизбежно
Большую принесла печаль.
О принцы! Приходя к решению такому,
Из всех поклонников вас выбрала бы я,
Но может ли душа моя,
Обидев одного, отдать себя другому?
Тому, кто будет избран мной,
Я в жертву принесу другой души страданье —
На бессердечные терзанья
Мной будет обречен другой.
Вы оба блещете столь пылким благородством,
Что причинить я вам не в состоянье зла.
Чтоб быть счастливыми такого чувства сходством,
Любовь единое пыланье в вас зажгла.
Но если только вы согласны
Прислушаться сейчас к моим словам,
Вот две мои сестры — они прекрасны,
Ответит чувство их достойнейшим сердцам,
А из того, что я люблю их, ясно,
Что лучших жен желать не стоит вам.
Клеомен.

Ах, сердце вовсе по согласно
Другой принадлежать по воле той,
Кого оно так любит страстно!
Сударыня! Над нашею судьбой
Вы, словно повелительница, властны —
Располагайте нашею душой,
Но, отдавая нас красавице другой,
Вы с нами поступаете ужасно.
Агенор.

Для ваших же сестер то было б оскорбленьем:
Они не назовут достойным подношеньем
Остаток чувств, для них чужих.
Нужна им чистота первоначальной страсти,
И дать усладу сердцу их,
Как ни хотели б вы, не в нашей власти —
Ведь каждая душа в мечтах своих
О собственном вздыхает счастье.
Аглавра.

О принцы! Прежде чем сейчас
От этой доли отрекаться,
Должны б вы были постараться
Узнать, чтó думают о вас.
Ужели мы должны вам сердцем подчиняться?
Нет, если здесь вам прочат в жены нас,
Прямым отказом мы ответим, может статься.
Кидиппа.

Мне кажется, наш дух достаточно высок,
Чтоб отказать порой и самой высшей доле.
Мы обе предпочтем, чтоб по своей лишь воле
У наших преклонялись ног.
Психея.

Я, сестры, думала, что славу предвещает
Союз вам этот, и притом…

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Ликас.

Ликас (Психее).

Сударыня!
Психея.

Ну что?
Ликас.

Король…
Психея.

Что?
Ликас.

Ожидает…
Психея.

Не знаешь ли, зачем меня он призывает?
Ликас.

Об этом вы узнаете потом.
Психея.

Скажи, что с королем? От страха цепенею.
Ликас.

Страшитесь за себя. Ах, как я вас жалею!
Психея.

Благодарю богов! Спокойна я вполне,
Когда лишь за себя бояться должно мне.
Но что с тобой, Ликас? Весь полон ты печали…
Ликас.

От короля должны узнать вы самого,
Зачем меня за вами посылали,
А с тем — причину горя моего.
Психея.

Спешу, дрожа, узнать судьбы решенье строгой.
Психея, Клеомен и Агенор уходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Аглавра, Кидиппа, Ликас.

Аглавра.

Коль тайну нам открыть тебе запрета нет,
Скажи нам, что тебя исполнило тревогой?
Ликас.

Таких мы при дворе не видывали бед,
И говорят об этом очень много, —
Оракул королю столь страшный дал ответ.
Вот вам его слова — о, как они ужасны! —
Я их запечатлел в душе своей несчастной:
«Не следует, чтоб кто-нибудь мечтал,
Что будет замуж выдана Психея.
Пусть возведут ее скорей на гребень скал
Невестой, плача и жалея,
Чтоб там она одна на праздник Гименея
Супруга ждать могла. Вот брачный час настал —
Пред нею чудище, которого нет злее,
Пред ней стоит дракон и льет свой страшный яд,
Дракон, воздвигнувший во всей вселенной ад».
Жестокое поведав повеленье,
От вас я ухожу, и сами вы сейчас
Решите, почему карают боги нас
И в чем пред ними наше преступленье.
(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Аглавра, Кидиппа.

Кидиппа.

Как думаете вы, сестра, о горе злом,
Что для Психеи в этот час настало?
Аглавра.

Что сами вы, сестра, подумали о том?
Кидиппа.

Сознаюсь вам, сестра, в бесчувствии своем:
Меня ее беда сейчас печалит мало.
Аглавра.

То, что я чувствую в душе своей,
Блаженство мне напоминает…
Идем! Судьба нам посылает
Несчастье, что всех радостей милей.

ПЕРВАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Сцена представляет мрачное скалистое ущелье, в глубине которого виднеется пещера, внушающая ужас. В эти пустынные места должна быть приведена Психея, чтобы исполнить волю оракула. Толпа опечаленных людей пришла сюда оплакать ее злую участь. Одни из них высказывают свое сочувствие в трогательных жалобах и заунывном пении, другие проявляют свои горестные чувства в танцах, выражающих бесконечное отчаяние. Далее следует жалобная песнь на итальянском языке, исполняемая безутешной женщиной и двумя опечаленными мужчинами.

Безутешная женщина.

Горе плакать мне велит,
Как не плакала вовеки,
Плачьте, звери, камни, реки, —
Смерть красавице грозит!
Первый мужчина.

О несчастье!
Второй мужчина.

Ах, бедняжка!
Первый мужчина.

Смерть жестока!
Второй мужчина.

Зло — от рока!
Все вместе.

Невинная красавица в беде!
Где ж справедливость? Где?
Второй мужчина.

Как может тот, кто в этом виноват,
О боги, находиться между вами?
В жестокости сравниться с небесами
Отныне не сумеет даже ад.
Первый мужчина.

Бог губитель!
Второй мужчина.

Вседержитель!
Все вместе.

За что удел такой
Невинности самой?
Неслыханно! Ужасно!
Отнять у жизни ту, что столь прекрасна!
Безутешная женщина.

О горе! Все впустую!
Бессильны пред богами просьбы смертных:
Хоть разорвись на части,
Отступишь перед силой высшей власти!
Первый мужчина.

О несчастье!
Второй мужчина.

Ах, бедняжка!
Первый мужчина.

Смерть жестока!
Второй мужчина.

Зло — от рока!
Все вместе.

Невинная красавица в беде!
Где ж справедливость? Где?[63]
Балетный выход
Восемь опечаленных.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Король, Психея, Аглавра, Кидиппа, Ликас, свита короля.

Психея.

Вы обо мне сейчас печалитесь так много,
Рыданий ваших недостойна я.
Конечно, мне мила отцовская тревога,
Горящая в очах такого короля.
Но, проливая слез потоки,
Вы унижаете свой сан высокий,
И отказаться я должна от них.
Рассудка голосу пусть подчинится эта
Печаль стенаний, горьких и живых.
Не лейте больше слез о горестях моих:
Для сердца короля в них слабости примета.
Король.

О, не мешай мне, дочь, и плакать и рыдать!
Печаль моя права и вовсе не чрезмерна.[64]
Когда б рассудок мог, как я, все потерять,
В таких бы сам слезах он изошел, наверно.
Сознанье власти уж не в силах
Заставить горести забыть,
Напрасно разум хочет отвратить
Мой взор ото всего, что было мне так мило,
Я не хочу бесчувственным прослыть
И не стыжусь, что я теряю силы.
Быть пред несчастьем не хочу таким
Благоразумным и глухим:
От скорби не уйду великой.
Тщеславия во мне уж не увидишь ты,
И этой твердости, столь дикой,
Обманные не покажу черты.
Печаль, которую ношу в душе моей,
От своего таить я не хотел бы века:
Пусть будет явлено пред взором всех людей,
Что сердце короля — все ж сердце человека.
Психея.

О нет, я этих слез не стою, мой отец,
И оказать должны вы им сопротивленье!
Грусть не должна смущать покоя тех сердец,
Которым вверены заботы управленья.
Как! Для меня забыть готовы вы о том,
Как царственно всегда хранили гордость
И в испытаниях, не преклонясь челом,
Высокую выказывали твердость?
Король.

Легко нам твердым быть в делах иных,
В превратностях, в невзгодах роковых,
Которые мы терпим век свой целый.
Погибель доблестных, преследованье злых,
Яд зависти и ненависти стрелы
Не так уж нам страшны, и есть у них пределы,
И побеждает скоро их
Душа, где ум еще владычествует смелый.
Но нам удар страшнее тот,
Который сердце разобьет
И ляжет тяжестью печали,
Когда судьбы жестоких стрел
Мы вовсе и не ожидали,
Когда земной покинули предел
Все те, кого мы сердцем обожали.
Перед такой судьбой готов
И разум горестно смириться,
Едва ужасный гнев богов
Над нами громом разразится,
Столь беспощаден и суров.
Психея.

Родитель мой! Для вас возможно утешенье:
Ваш брак благословлен богами был не раз.
Мое свершая похищенье,
Они не захотят во всем обидеть вас —
Оставят вам потери возмещенье.
Осушит пусть слезу ваш омраченный взор.
Закон небес, что вы жестоким называли,
Вам оставляет двух моих сестер
Для утешения родительской печали, —
Не так уже судьбы вам страшен приговор.
Король.

Ничто тоски моей сейчас не уничтожит,
Ничто, ничто тебя мне заменить не может,
Лишь горю отдана душа моя.
Такая участь всем внушает жалость:
Я вижу только то, что здесь теряю я,
И забываю то, что мне осталось.
Психея.

Отец! Вы знаете, что рок сильнее нас,
Что спорить нам нельзя с богами.
Я не могу сказать в прощальный этот час
Иного, что бы вы им ни сказали сами.
Они властны во всех земных делах,
Они дарами нас порою оделяют;
Пока им нравится, они у нас в руках
Дары охотно оставляют.
Но если вздумают все отобрать,
Не вправе мы на них роптать
За то, что нам они не длят благодеяний.
Отец мой! Я — лишь дар, богами данный вам,
И коль они берут дарованное ране,
То, значит, этот дар принадлежит богам
И должно вам меня вернуть им без стенаний.
Король.

Ах! От тебя я ждать хотел бы слов иных,
Других для сердца утешений.
Волнением речей пустых
Не отягчай, о дочь, моих
Всечасных горестных мучений —
И без того мне тягостно от них.
Ты думаешь, быть может, что возможно
Не жаловаться мне на гнев богов?
Что всем доволен я и что готов
Поступок славить их безбожный
И в скромности признать, столь ложной,
Что этот гнев уже не так суров?
Сравни разлуку, вставшую пред нами,
С отцовства радостью, ушедшей так давно,
И ты поймешь, что отнято богами
Гораздо больше, чем дано.
В тебе я получил, о дочка дорогая,
Дар, о котором вовсе не просил,
И не совсем доволен был,
Твое рождение встречая.
Но сердце и глаза из года в год
Приятным этот дар считать учили;
Он стал бесценен тем, что связаны с ним были
Пятнадцать лет волнений и забот.
Я украшал его — весь мир об этом знает —
Богатством, добродетелью, умом.
Всечасным рвением соединял я в нем
Все то, чем мудрость душу украшает,
И с той поры любовь к нему живая,
Очарованием, веселостью пленяя,
Пылает в сердце старческом моем
И стынущие чувства согревает.
И этого богами я лишен!
Ты хочешь, чтоб без горестных рыданий
Я слушал голос страшных приказаний.
Ах, так безжалостен богов закон
И так терзает наши чувства он!
Зачем им отнимать подарок милый,
Когда я жизнь в него успел вложить?
И если надо взять, то лучше б было
Его и вовсе раньше не дарить!
Психея.

Страшитесь речью рассердить такою
Богов, когда их гнев еще не стих.
Король.

Что можно сделать большего со мною?
Теперь мне нечего страшиться их.
Психея.

Ах, мой отец! Во всем я виновата —
Вас побудила я к речам таким.
Король.

Стенания мои — богам за все расплата.
Довольно уж того, что повинуюсь им.
Так пусть молчат они, увидев, как страдаю,
Как мне разлука тяжела с тобой.
Пускай не множат скорбь, с которой я встречаю
Удар, мне посланный жестокою судьбой.
В своем отчаянье я не могу смириться,
Печаль свою хочу я сохранять всегда;
Пускай живет весь век со мной моя беда,
И мой упрек богам пускай всю жизнь продлится!
Хочу, пока земной не кончится мой путь,
Рыдать над тем, чего я не могу вернуть.
Психея.

О, сжальтесь над моей слабеющей душою!
В минуту горести мне надо твердой стать,
А вы меня заставили страдать
Своею нежностью и добротою.
Но я глубоко в сердце затаю
И ваше горе и печаль свою.
Король.

Не должен был тебе мучения такого
Я причинять, о дочь, но близок страшный час.
О, как произнести решительное слово?
Пора! Исполним все. Торопят боги нас.
Мне нужно в этой местности суровой
Оставить дочь свою. Скорее дай
Тебя обнять! Я ухожу. Прощай!
Король, Ликас и свита уходят.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Психея, Аглавра, Кидиппа.

Психея.

Идите за отцом, его слезу с участьем
Спешите осушить, вернуть ему покой.
Он счел бы горьким для себя несчастьем,
Коль с вами то же бы случилось, что со мной.
Храните для него последние отрады —
Ведь змей, кого я жду, не даст и вам пощады,
А видеть, что и вы судьбою мне равны —
Такой бы я никак не вынесла вины.
Одна осуждена я небом беспощадным
Стать скорой жертвою его желаньям жадным.
Неотвратимая мне гибель суждена,
А если это так, пусть я умру одна.
Аглавра.

О, не завидуйте такому предпочтенью!
Над вашей участью мы плачем в этот час.
Мы с вами быть хотим, — примите же от нас
Нежнейшей нашей дружбы выраженье.
Психея.

Зачем же так напрасно гибнуть вам?
Кидиппа.

Чудесного мы ждем для вас спасенья
Или пойдем за вами по пятам.
Психея.

Оракула вам ведомо сужденье.
Аглавра.

Оракулы в словах своих темны,
И часто их не так, как должно, понимают.
Быть может, счастье вас и слава ожидают
И радоваться вы должны.
Позвольте видеть нам, как следом за бедою
К вам счастье подойдет нежданной чередою,
Иль вместе умереть позвольте нам,
Когда угодно будет то богам.
Психея.

Внимайте, о сестра, лишь голосу природы,
Который вас зовет быть возле короля.
Вы слишком любите меня. Но в час невзгоды
Вас слушать не должна душа моя.
Дороже должен быть отец для вас, чем я.
Для старости его должны вы стать опорой,
Дать зятя старику, родить ему внучат.
С вас короли давно уже не сводят взора,
Вам руку предложить давно они хотят.
Оракул обо мне сказал, и я должна
Погибнуть, не смутясь душою.
Оставьте же меня. Пусть я умру одна.
Зачем вам быть со мной пред гибелью такою?
Аглавра.

Быть с вами — значит ли во всем вам докучать?
Кидиппа.

Ужель не по душе вам наше сожаленье?
Психея.

О нет! Но стало бы оно меня стеснять,
И навлечет оно богов ожесточенье.
Аглавра.

Вы так хотите? Мы уйдем.
Пускай же небо вам свою окажет милость!
Мы снисхождение богов к вам призовем.
Что б там оракулом ни говорилось,
Мы не хотим, чтоб злое приключилось.
Психея.

Спасибо, сестры, вам. Прощайте! Никогда
Меня не минет страшная беда.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Психея одна.

Психея.

Я наконец одна, могу сама с собою
Обдумать я судьбу ужасную свою.
Была высоко я вознесена судьбою —
И вот стою сейчас у смерти на краю.
Сравненья у моей не находилось славы,
Весь мир был полон ею, величавой,
Все короли земли мечтали обо мне,
А слуги их, меня богинею считая,
Привыкли в каждой чтить меня стране,
Хваленья беспрестанно воссылая.
Восторги каждый шаг сопровождали мой,
Но я, пленив других, всегда была свободной
И, слушая хвалы пыланье всенародной,
Царица всех сердец, была сама собой.
О боги! Неужель вы чтите преступленьем
То, что всегда спокойной я была,
И причиняете мне столько зла
За то, что к вам всегда являла я почтенье?
Готова ваш закон исполнить я вполне.
Но коль должна была из страха перед вами
Я мужа обрести, то почему же сами
Супруга не назначили вы мне?
Не вы ль виновны в том, что чувства не лелею
Я свойственного всем?.. Ах, кто передо мной?

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Психея, Клеомен, Агенор.

Клеомен.

Два друга — два врага, с заботою одной —
Чтоб вашу жизнь спасти, пожертвовав своею.
Психея.

Могу ли слушать вас, презрев сестер моих!
Хотите вы богов переменить решенье,
Со змеем встретиться для моего спасенья
В покорности сердец простых
И умереть, как я, средь скал глухих?
Вы тем удвоили б души моей мученье,
А у нее и так довольно мук своих!
Агенор.

Победу одержать возможно нам над змеем.
Кадм,[65] что не знал любви, дракона победил,
Мы ж любим, и Амур тому, кем он лелеем,
Дает обычно много сил
И стрелы бы охотно предложил.
Психея.

Ужель победу даст он ради равнодушной,
Кого он никогда не мог задеть стрелой,
Забудет месть свою и, только вам послушный,
Спасет несчастную от доли роковой?
Коль вправду моего хотите вы спасенья
От страшной гибели, то что в вознагражденье
Вам может сердце дать, любви в котором нет?
Клеомен.

Не к этому сейчас у нас сердец стремленье,
Не в чаянье наград горит в нас чувства свет, —
В душевной глубине живет лишь восхищенье,
И каждый лишь одной надеждою согрет,
Что, может быть, придет прекрасное мгновенье —
И сердце ваше явит снисхожденье
На чувство страстное в ответ.
Живите, милая, живите для другого!
Пусть ревность наши мучает сердца, —
Уж лучше нам погибнуть, чем конца
Дождаться вашего, ужасного и злого.
А если не умрем и с пламенем в крови
Другому скажете вы ласковое слово,
Тогда погибнем мы от горя и любви!
Психея.

Вам, принцы, жить: моей судьбы жестокой
Должны избегнуть вы — лишить сиянья дня
Судьба решила лишь одну меня,
И я должна погибнуть одиноко.
Мне кажется, что слышу я сейчас
Чудовища ужасного дыханье.
Его моя боязнь рисует каждый час,
И, так как страх всегда сильнее нас,
Я на скале его уж вижу очертанья.
От страха вся дрожу, и только честь моя
Твердит мне, что пред ним должна быть твердой я.
Бегите, принцы, прочь! Уж близок змей опасный.
Агенор.

Его не видим мы, страшитесь вы напрасно.
Коль приближение вы слышите конца
И ваше сердце замирает,
У нас есть руки и сердца,
Которые надежда вдохновляет.
Соперником подкуплен был, наверно,
Оракул, чтобы он подсказанное рек:
Ведь случаи совсем не беспримерны,
Когда не бог немой вещал, а человек.
Примеров множество иные знают страны,
И в храмах иногда свершаются обманы.
Клеомен.

Позвольте злому змею доказать,
Что, если вас ему вручает святотатство,
У нас есть чувства к вам великое богатство
И красоту Амур умеет защищать.
А если уж нельзя признать нам вашу власть,
В опасный этот час сердец прямое братство
Укажет путь, куда ведут нас долг и страсть.
Психея.

Другие пусть, по крови мне родные,
Изведают всю пылкость чувств таких.
Не мне бы слушать речи столь живые,
Пусть радуют они сестер моих.
Когда умру, живите лишь для них,
Оплакав час моих мучений злых,
И пусть счастливее их будет доля.
Моя последняя лишь в этом воля.
Ведь чтут обычно, как закон,
Желанье тех, кто на смерть обречен.
Клеомен.

Принцесса!..
Психея.

Я хочу, чтоб лишь для них вы жили.
Коль любите меня, то слушайтесь во всем.
Ужели мне гореть к вам ярости огнем,
А вы, которые верны мне были,
Все чувства прежние забыли?
Оставьте же меня одну здесь умирать.
Я не имею сил, чтоб вам «прости» сказать.
На воздух поднята таинственной я силой,
И голос мой едва доносится до вас…
О принцы! Шлю вам свой привет в последний раз —
Вы сами видите конец судьбы унылой.
Два зефира поднимают ее на воздух.

Агенор.

Не видно уж ее. Скорее, принц, идем
Искать на выступе крутом
Дорогу, чтоб бежать вслед за Психеей!
Клеомен.

Что жизнь нам без нее? Идем, идем скорее!
Агенор и Клеомен уходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Амур в воздухе.

Амур.

Соперники мои! Должны вы оба пасть
За то, что с божеством делить посмели страсть
К Психее, к девушке, что всех других милее.
Спеши, спеши, Вулкан, божественный кузнец,
Скорей укрась ты мой дворец,
Где слезы осушить мог бы Амур Психее,
В ее объятьях пламенея!

ВТОРАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Сцена превращена в великолепный двор, украшенный колоннами из ляпис-лазури, с золотыми фигурами. Это двор пышного и роскошного дворца, предназначенного Амуром для Психеи.

Балетный выход
Шесть циклопов и четыре феи. Ритмическими движениями циклопы заканчивают чеканку четырех больших серебряных ваз, которые им принесли феи. Этот балетный выход два раза прерывается ариями Вулкана.

Первая ария Вулкана.

Торопитесь, готовьте дворец
Для богов, для влюбленных сердец!
Каждый трудится пусть неустанно.
Ставьте больше и ваз и фигур
И не бойтесь, что кончите рано, —
Нас сегодня торопит Амур.
Не потерпит Амур запозданья.
Торопитесь, чтоб кончить скорей!
Каждый занят работой своей.
Пусть спешит, пусть удвоит старанья,
Чтоб достойнее встретить гостей!
Вторая ария Вулкана.

Чтоб доволен был встречею бог,
Торопитесь украсить чертог.
Каждый трудится пусть неустанно.
Ставьте больше и ваз и фигур
И не бойтесь, что кончите рано, —
Нас сегодня торопит Амур.
Не потерпит Амур запозданья.
Торопитесь, чтоб кончить скорей!
Каждый занят работой своей.
Пусть спешит, пусть удвоит старанья,
Чтоб достойнее встретить гостей!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Амур, зефир.

Зефир.

Я вам служить всегда готов,
И ваше я исполнил порученье:
Красавицу с утеса меж холмов
По воздуху пронес без промедленья
В дворец волшебный, лучший из дворцов,
Где можете без дальних слов
Вы показать ей все ее владенья.
Но удивленью моему — ни края, ни конца:
Скажите, что вы сделали с собою?
Одежды ваши, рост, черты лица —
Все изменилось в вас нежданной чередою.
Я думаю, узнать никто б не мог,
Что перед ним Амур, крылатый бог Амур.
Амур.

Я не хочу быть узнанным Психеей.
Лишь сердце я открою ей,
Лишь чувства, что в душе моей
С тех пор, как увидал ее, лелею.
И чтоб любовь мне выразить полней,
Я поступаюсь красотой своею.
Пред той, кого душа боготворит,
Совсем простой я принимаю вид.
Зефир.

Высокую я вижу в том затею,
И замысел божественный в ней скрыт.
Под разным видом, в разных одеяньях
Не раз влюбленных видели богов,
Желавших сердца облегчить страданья,
Когда от ваших стрел их жребий был суров.
Но вы их превзошли, и вид ваш очень нов.
Перед таким очарованьем
Смирится каждая, когда сам бог готов
Нести ей пылкость чувств и нежных слов.
Вам сильно превращение поможет.
И если званье, ум оставить в стороне,
Тот, кто так поступил, конечно, может
Достичь, чегожелает он, вполне.
Амур.

Таким навеки оставаться
Я порешил, о мой зефир!
Амуром взрослым я назваться
Могу с тех пор, как создан мир.
Младенчество достойно сожаленья,
Меня оно выводит из терпенья,
И уж пришла пора мне стать большим.
Зефир.

Тут нечего вам возразить. Вы правы:
Пора оставить детские забавы
И сердце чувством оживить иным.
Амур.

Рассердит мать мою такая перемена.
Зефир.

Она разгневается несомненно.
Хотя отсчет годов и дней
Иметь не может места меж богами,
Венера — женщина, а знаете вы сами:
Не любят взрослых женщины детей.
Большое ей наносит оскорбленье
Поступок ваш, и можно утверждать,
Что лучшего нельзя придумать мщенья,
Как чувство к той, кого не любит мать.
Ей хочется, чтоб за обиды эти
Отмстил бы сам Амур, что страшен и богам.
Амур.

Что говорить о том? Зефир! Ты видишь сам —
Психея всех милее и чудесней.
На небе, на земле, скажи, известна ль нам
Краса, которая приятнее очам,
Краса, которая казалась бы прелестней?
Мой дорогой зефир! Я вижу — там Психея,
Богатством этих мест она ослеплена.
Зефир.

Чтоб прекратить ее томление, скорее
Явитесь перед ней. Узнает пусть она,
Что ваше сердце прячет, пламенея,
А вздохи, взор, уста все скажут ей сполна.
Но чтобы скромным быть, я удалюсь заране
И ваше не смущу любовное признанье.
Амур и зефир удаляются.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Психея одна.

Психея.

Где я? Средь диких мест, в глухом уединенье
Умелою рукой построенный дворец.
Природа с мастерством свое явила рвенье,
Чтобы создать все эти украшенья
Для удивленья вечного сердец.
Все здесь сверкает, блещет и смеется
В просторных залах и садах.
От этой роскоши во всех углах
В восторге, в удивленье сердце бьется.
Куда меня сейчас ни гонит страх,
Все в золоте я вижу и в цветах.
Зачем ужасному жилищу змея
Так много небом роскоши дано?
Иль, может быть, за мной следит оно
И, мне сочувствуя, меня жалея,
Откладывает то, что суждено?
Нет-нет! То ненависть, то злоба, без сомненья,
То гнев, которого на свете нет черней,
И небо здесь для большего мученья,
В неистовой жестокости своей,
Пленило роскошью мое воображенье,
Чтоб было трудно мне расстаться с ней.
Я льщу себя надеждою пустою,
Что этим мне конец хотели облегчить.
Да, отступает смерть все дальше предо мною,
Но мне становится труднее ждать и жить.
Чем медлить так, уж лучше мертвой быть.
Не заставляй страдать, терзай меня скорее,
Чудовище, спеши меня пожрать!
Коль гибнуть я должна, ужель сама я змея
Должна для этого искать?
Вот жизнь моя, — возьми же, не жалея,
То сердце, что ты должен растерзать.
Уже устала я рыдать
Над бедной участью моею,
Уже устала умирать —
Теряю силы и бледнею.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Психея, Амур, зефир.

Амур.

Вот этот змей, чудовище столь злое,
Оракулом предсказанное вам.
Оно, как видите, совсем уж не такое,
Каким могло предстать испуганным очам.
Психея.

Как! Это вы — чудовище, которым
Оракул жизни угрожал моей?
Вы богом кажетесь с горящим, ясным взором,
Вступиться за меня хотелось вам скорей?
Амур.

Вам помощь не нужна среди моих владений,
Где все ждет ваших повелений,
Где ваша речь — закон, где все покорно вам
И где чудовищем для вас я буду сам.
Психея.

Подобный змей внушать не может опасенья,
И если вы таите яд,
То можно молвить наугад:
Не страшно ваше мне прикосновенье —
Укусы ваши, без сомненья,
Опасностью мне не грозят.
Я тотчас, видя вас, совсем спокойной стала,
Забыла о конце своем,
Моей былой тоски как будто не бывало,
И холод жил моих согрела кровь огнем.
Уже я чувствую к вам уваженье,
Признательность, расположенье.
Я вижу, что вам близок жребий мой,
И благодарна я, и так полна смущенья!..
Но я не понимаю, что со мной.
Еще не ясно мне, что сердце восхищает,
Но чувствую: беда ему не угрожает.
Гляжу — и хочется мне с вами дольше быть,
Такая в вас живет очарованья сила.
И я могла б сказать, что я вас полюбила,
Когда бы знала я, что значит полюбить.
Не отвращайте взор: он сердце мне пронзает,
Он полон нежности, горяч он и влюблен,
Зажженный им огонь и сам он разделяет.
Увы! Чем более опасен он,
Тем взор мой собственный все более смущен.
Как это вышло, я понять не в силах,
Вам говорю я больше, чем должна.
Мне стыд молчать велит, а я его забыла.
В моих вопросах к вам настойчивость видна.
И ваше, как мое, порывисто дыханье,
Вы в чувствах смущены, как я сейчас в своих.
Мне нужно бы молчать, а вам — твердить признанья,
Но все же первая я говорю о них.
Амур.

Так были сухи вы и так тверды душою,
Что не должно вас удивлять,
Коль пред несправедливостью такою
Амуру захотелось взять с лихвою
Все то, что надлежит ему от сердца брать.
День наступил, когда своими же устами
Вам надо высказать таимое давно,
От слепоты своей вы пробудились сами,
В порыве чувств неведомых дано
И вам зажечься страстными мечтами,
Чтобы изведать, радостью дыша,
Все то, что до сих пор не слышала душа.
Психея.

Не знать любви — большое преступленье?
Амур.

Расплатой искупается вина.
Психея.

Мне кажется, расплата так нежна…
Амур.

За это долгое к любви пренебреженье
Вы будете наказаны одним —
Вас пробуждающим порывом чувств живым.
Психея.

Что ж раньше не несла я наказанья?
В него вложила бы я всей души пыланье!
Мне надо бы краснеть, должна смутиться я,
Но так сладка мне казнь моя,
Что вслух мне хочется сказать — и без смущенья,
Сто раз о том сказать, признанья не тая.
То говорю не я; сейчас у вас во власти,
В повиновении какой-то чудной страсти,
Звучит признанием нежданным голос мой,
И хоть смущается душа от речи страстной,
Мой стыд девический противится напрасно
Запретам мудрости самой.
Ваш ум в моих словах найдет ответ прямой,
Над речью я своей теперь уже не властна,
И то, что долг велит, уже забыто мной.
Амур.

Психея милая! Поверьте всем признаньям
К вам нежно обращенных глаз:
Ваш взор ответным я сейчас зажег пыланьем
И чувством, что волнует вас.
Поверьте сердцу, что по вас вздыхает,
И, так как вы ему хотите возражать,
Оно вам будет вздохом отвечать,
Который большее, чем взгляды, выражает.
Язык его, и нежный и простой,
Всех лучше языков вам скажет, что со мной.
Психея.

Сердца нам пониманье подсказали,
И тот язык стал ясен нам вполне.
Вздохнула я — и вздох мой услыхали,
Вздохнули вы — и вздох ваш слышен мне.
Не оставляйте же меня с моей тревогой!
Скажите: вас такою же дорогой,
Как и меня, зефир привел сейчас,
Чтоб нежных слов от вас услышала я много?
Скажите: кто-нибудь уж ожидал здесь вас?
Всегда ль ваш исполнять готов зефир приказ?
Амур.

Я полный властелин представшего вам мира,
А вы владеете сейчас душой моей.
Амур хорош со мной. По милости своей
Через Эола мне он подчинил зефира.
Чтоб увенчать любовь мою, он сам
Внушил оракулу такое предсказанье,
И об опасности, грозящей вам,
Известно стало вашим женихам.
Тем самым он меня освободил заране
От нежных вздохов их, столь родственных слезам,
Которым я позорить вас не дам.
Мое вы узнавать не тщитесь имя, званье
И края этого названье —
Все это вы узнаете потом.
Хочу, чтоб были вы моей, но лишь ценою
Забот, что в сердце вы обрящете моем.
Я жертвовать готов вам всей душою,
Всем тем, что есть во мне, что вечно будет жить,
Всем тем, что мог бы я свершить.
Да не смущает вас мое, Психея, званье,
Что часто привлекает к нам вниманье.
Хотя всех этих мест властитель я,
Пусть склонит вас ко мне одна любовь моя.
Пойдемте, покажу я вам свои владенья —
Они, увидите, достойны удивленья
И вас, наверно, поразят.
Там взор увидит ваш леса, луга с цветами,
Что золото своей красой затмят,
Поспорят с драгоценными камнями.
Везде услышите вы нежных звуков строй.
Прекрасных много дев я дам вам в услуженье,
Что будут к вам всегда исполнены почтенья:
Вы будете для них любимой госпожой,
И, полные пред вами восхищенья,
Они почтут за честь служить вам всей душой.
Психея.

За вами следовать — вот вся моя отрада;
Других желаний мне не надо.
Но ваш оракул разлучил меня
С отцом и сестрами, которых я любила,
А им уж видится моя могила,
И слезы льют они, мою судьбу кляня.
Чтобы рассеять страх, который их терзает
При мысли, что меня погибель ожидает,
Пускай увидят сестры мой почет
И нежность ваших обо мне забот.
Доставьте помощь им зефира легких крылий,
Чтоб можно было без усилий
Им в ваши прилететь края, —
Хочу, чтобы они свидетельницы были
Того, что невредима я.
Амур.

Вы всей души своей мне не дали, Психея.
О сестрах и отце вы вспомнили, и вот
Мысль эта у меня блаженства часть крадет,
Делиться ж не хочу я, счастьем пламенея.
Я к вам, а вы ко мне должны взор обращать,
Любите лишь меня, живите только мною,
И коль посмеет кто заботою иною…
Психея.

Ужель к родителям возможно ревновать?
Амур.

Психея! Вас ко всей природе я ревную.
Покуда солнца луч целует вас в висок
И ваши волосы ласкает ветерок
С такою нежностью — я негодую.
Мне ненавистен воздух сам,
Который вы вдохнули с наслажденьем.
Ревную я к одежд прикосновеньям
И к воздыхающим устам,
И доставляет мне мученье
Мысль, что вы преданы неведомым мечтам…
Но сестры нам нужны… Зефир, лети скорее!
Психея хочет так — я спорить не посмею.
Зефир улетает.

Едва увидите вы их в моей стране,
Ее сокровища им щедро покажите,
Ласкайте нежно их, про все им расскажите,
Чувств родственных запас в беседе истощите,
Чтоб остальное все досталось только мне.
Мое присутствие вам будет бесполезно,
Но не по нраву мне вся эта болтовня:
Когда беседу вы ведете так любезно,
То этим отнято и что-то от меня.
Психея.

Вам благодарна я и не хочу обидеть
Любовь, рожденную столь нежною душой.
Амур.

Что все сады, дворцы пред вашей красотой?..
Но все ж пойдем туда — вы их должны увидеть.
Зефиры юные, амурчики, скорей!
В невинной юности и нежности своей,
Восхищены присутствием Психеи,
Явите нам веселые затеи.

ТРЕТЬЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Балетный выход четырех амурчиков и четырех зефиров, дважды прерываемый диалогом между одним из амурчиков и одним из зефиров.

ПЕРВЫЙ ДИАЛОГ

Зефир.

О юности нежность,
Любви неизбежность!
Настала пора,
Когда нас волнует амуров игра.
Не надо смущаться,
Не надо бояться
И прятать не надо лица,
Любовь нас ведет до конца.
С амурами будем смеяться,
Амурам доверим сердца.
Зефир и Амурчик.

Влюбляться всем нам суждено,
Едва придет наш час.
Чем чаще нам пленять дано,
Тем больше спросят с нас.
Зефир.

Нам в юности нежной
Любить неизбежно,
Чтоб чувства мятежный
Огонь не погас.
Зефир и Амурчик.

Влюбляться всем нам суждено,
Едва придет наш час.
Чем чаще нам пленять дано,
Тем больше спросят с нас.
Зефир.

К чему колебаться
И чувства бояться?
Утраченный час
Потерян для нас.
Зефир и Амурчик

Влюбляться всем нам суждено,
Едва придет наш час,
Чем чаще нам пленять дано,
Тем больше спросят с нас.

ВТОРОЙ ДИАЛОГ

Зефир.

Любовь так прекрасна!
С ней спорить опасно,
С ней даже печаль
Покинуть нам жаль.
Ее обаянье
Сильнее страданья.
Нам часто, чтоб счастье вкусить
Приходится боль выносить,
Но вечно нас манят желанья,
И нам без любви не прожить.
Зефир и Амурчик.

Приходит с любовью печаль,
Заботы преследуют нас,
Но горем платить нам не жаль
За счастья промчавшийся час.
Зефир.

О, сколько мучений, страданий
В любви мы предвидим заране,
И все же мы платим ей дани,
Ведь даром ее не добыть!
Зефир и Амурчик.

Приходит с любовью печаль,
Заботы преследуют нас,
Но горем платить нам не жаль
За счастья промчавшийся час.
Амурчик.

Но есть ли прекраснее участь —
Любить и волнуясь и мучась?
На свете блаженством зови
Одно лишь блаженство любви!
Зефир и Амурчик.

Приходит с любовью печаль,
Заботы преследуют нас,
Но горем платить нам не жаль
За счастья промчавшийся час.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Аглавра, Кидиппа.

Аглавра.

О милая сестра! Чудес здесь слишком много,
И сосчитать я не могла бы их.
Еще не видело богатств таких
И солнце, что скользит своей дорогой.
Но все это не радует меня.
Сверкающий дворец и украшенья
Меня приводят в возмущенье.
На них с досадой я смотрю, судьбу кляня.
О, как же к нам судьба несправедлива злая!
С нескромной щедростью богатства расточая,
Природа много здесь чудес произвела,
Чтоб тотчас же забрать их все могла
Себе сестра меньшая.
Кидиппа.

О, как я понимаю вас!
Среди таких красот и я грущу сейчас.
Все то, что сердит вас, меня здесь оскорбляет;
Все, что нам явлено в прекрасных сих местах,
Меня, как вас, гнетет и тотчас оставляет
Осадок на душе, румянец на щеках.
Аглавра.

Не знаю, есть ли где подобная царица,
Перед которой все спешило бы склониться,
Как перед нашею сестрой.
Ей повинуются с угодливостью льстивой,
Ее желаний ждать готовы терпеливо
И ловят каждый взгляд живой.
Служанки здесь одна другой подобострастней
И будто говорят огнем ревнивых глаз:
«Как вы ни хороши, Психея все ж прекрасней,
И мы, ее рабыни, лучше вас».
Она прикажет — все готово,
Не прекословят ей, не возразят ни слова.
Скользит за нею Флора по пятам
И сыплет вкруг нее даров своих цветенье,
Всходящее столь щедро по лугам;
Зефир спешит ее исполнить повеленье
И расстается с милою своей,
Чтобы Психее услужить скорей.
Кидиппа.

Здесь даже боги ей подвластны!
Здесь скоро алтари воздвигнут ей!
А мы простых лишь покорим людей,
Которым верить было бы напрасно —
Затем, что нашим нежностям в ответ
Они в душе противятся, и нет
Конца их дерзостям и хитрости всечасной.
Аглавра.

Ей мало, что в безумии своем
Поклонники ее предпочитают
И, нас совсем забыв, все больше день за днем
Влюбленною толпою окружают!
В тот час, когда приятней было б нам
Увидеть сбывшимся оракула реченье,
Ей нашим хочется явить очам
Иной судьбы счастливое теченье,
Чтоб нам пришлось увидеть здесь самим
То, что мы вовсе видеть не хотим.
Кидиппа.

И оттого себя я чувствую несчастной,
Что у нее есть друг, в нее влюбленный страстно,
Во всем покорный слепо ей.
Когда бы выбирать мы стали меж царями,
То вряд ли бы могли найти знатней
И больше наделенного дарами.
Конечно, обладать богатством свыше мер
Прекрасно, но порой и так еще бывает,
Что в нем мы можем зреть превратности пример
И дверь свою дворец для горя раскрывает.
Но если у кого такой любовник есть,
Который полон нежного почтенья,
То это счастье высшее и честь.
Которым мы найти не можем и сравненья.
Аглавра.

Молчите, или мы от зависти умрем!
Не должно медлить нам: настало время мести.
Давайте лучше мы подумаем о том,
Как сделать, чтобы впредь они не жили вместе.
О, средство знаю я! Что лучшего желать?
Удара этого нельзя им избежать.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Психея.

Психея.

Прощаюсь с вами я. Мой муж вас отсылает.
Несносным кажется ему,
Что ваша жизнь у нас тех благ его лишает,
Каких вкусить со мной приятно одному.
Покуда с вами я, простое слово даже
Или невинный, беглый взор —
Все кажется ему мучением и кражей,
Что совершаю я в угоду двух сестер.
Аглавра.

Да, ревность хитрою бывает,
А то, как он отдался ей,
Предполагать нас заставляет,
Что ради вас в горячности своей
Он многих превзойти готов мужей.
Но вы, столь верная его подруга,
Вы даже имени не знаете супруга!
Мы этим так огорчены!
Конечно, знатен он, и власть его безмерна,
Средь принцев никого сильнее нет, наверно,
И вам он отдал все сокровища страны,
С ним состязаться в щедрости напрасно,
Вы любите его, и он вас любит страстно,
Вам мил он, вы ему милее всех сейчас,
И ваше счастье было бы прекрасно,
Когда б вы знать могли того, кто любит вас.
Психея.

Не все ль равно, кто он? Ко мне он полн вниманья;
Чем дольше он со мной, тем больше он влюблен;
Готов предупреждать он все мои желанья,
И прихоти мои — ему закон.
Мне непонятны ваших душ терзанья,
Когда мне весь дворец прекрасный подчинен.
Аглавра.

Что толку, что во всем вы зрите подчиненье,
Когда любовник ваш скрывается от вас?
Столь горький ваш удел весьма тревожит нас.
Пусть все смеется здесь и радует ваш глаз —
Страсть, истинная страсть не знает уклоненья.
Ведь если что-нибудь сказать нам не хотят,
То, значит, на душе недоброе таят.
Что если сердце в нем уже вам изменило?
В любви пленяемся мы часто новизной.
И я должна признать: он так хорош собой,
Так знатен, так другим казаться может милым,
Что деве тотчас же понравится любой.
Наверное, его другая покорила.
Ведь вы в его руках — поймите наконец!
Вы беззащитны здесь, достойны сожаленья.
Ведь если нанесут вам оскорбленье,
Кому бы должен был отмстить за вас отец,
Чью злобу наказать, чье дерзкое глумленье?
Психея.

Сестра моя! Зачем мне душу так терзать?
Я вся уже дрожу, от ужаса слабея.
Кидиппа.

Кто знает, может быть, он узы Гименея…
Психея.

Убьете вы меня! Не надо продолжать!
Аглавра.

Мне остается вам сказать уже немного:
Тот, кто вас любит так, кто царь для всех ветров,
Чьей волею зефир унес и нас в дорогу,
Ваш муж, который вам служить всегда готов, —
Раз он природы строй мог изменить так странно,
То от него и вам нельзя не ждать обмана.
Наверное, дворец воздвигло колдовство.
Весь этот шитый шелк и роскоши сплетенье,
Которыми он, без сомненья,
Купил и вашу страсть и восхищенье,
Исчезнут, не оставив ничего.
Вам колдовства, как нам, теперь известна сила.
Психея.

Пришел и мой черед! Мне горе грудь сдавило.
Аглавра.

Но мы сейчас желаем вам добра.
Психея.

Окончен разговор. Проститься нам пора.
Я все ж его люблю, хоть сердцу очень больно.
Идите. Завтра же, коль хватит сил моих,
Меня найдете вы спокойной и довольной —
Иль погибающей среди сомнений злых.
Аглавра.

Мы королю спешим сказать о славе вашей,
О том, как одарить судьба сумела вас.
Кидиппа.

Пускай услышит он скорее наш рассказ
О превращении, какого нету краше.
Психея.

Сомнения свои вы скройте перед ним.
Пусть он узнает лишь, каким владею краем.
Аглавра.

Скрывать иль все сказать — мы это лучше знаем,
Учить нас нечего, советов не хотим.
К ногам сестер спускается облако, и зефир стремительно уносит их на нем.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Психея, Амур.

Амур.

Вы наконец одна! Услышьте же признанье,
Без ваших, надоевших мне, сестер,
В том, что отраду льет мне ваших глаз сиянье,
Что к вам, Психея, с этих пор
Любовной страсти чувствую пыланье
И сердце мне живит ваш нежный взор.
Могу я наконец души своей влюбленной
Вам все терзания открыть
И клятвенно сказать, что, вами вдохновленный,
Я лишь одним мечтаю жить —
Надеждой, что теперь я с вами буду вместе.
Я для себя не вижу большей чести,
Чем волю исполнять возлюбленной моей
И этим счастьем жить еще, еще полней.
Но почему же облако печали
У вас в темнеющих глазах плывет?
Чего-нибудь вам здесь недостает?
Иль вы уже повелевать устали?
Психея.

Нет.
Амур.

Почему, скажите, грустно вам?
Вы, о любви забыв, близки теперь к слезам?
Вы смотрите печальными глазами
И стал ланит у вас бледнее цвет!
Едва простились ваши сестры с вами,
Вы им уже вздыхаете вослед.
Психея милая! Коль сердца два согласны,
Единым вздохом будут вздохи их.
Вдвоем с возлюбленным, когда полюбишь страстно,
Возможно ль думать столько о родных?
Психея.

Меня совсем не это огорчает.
Амур.

Иль о сопернике вы вспомнили сейчас,
Который у меня вас дерзко отнимает?
Психея.

О, не срывайте зла на той, что любит вас!
Я вас люблю, и эти подозренья
Мою любовь способны оскорбить.
Не знаете себя вы, без сомненья,
Коль страшно вам, что вас не смогут полюбить.
Я вас люблю. С тех пор как вижу свет вселенной,
Была достаточно я гордой и надменной,
От самых королей любовь свою храня,
Но с вами я сейчас хочу быть откровенной:
Лишь в вас я обрела достойного меня.
Но все-таки печальна я немного
И не могу печали этой скрыть.
Ведь к нежности моей примешана тревога,
Которую я не могу забыть.
Не спрашивайте, что это такое.
Когда б узнали вы, ваш гнев меня б сразил.
И если я стремлюсь к чему-нибудь душою,
То знаю — все равно достичь не станет сил.
Амур.

И в свой черед могу на вас я рассердиться.
Достоинства свои снижать вам не годится.
Не притворяйтесь же, что неизвестно вам,
Как вашим я готов покорствовать мечтам.
Коль сомневаетесь вы в том, скажите сразу,
Чего хотите вы.
Психея.

Но я боюсь отказа.
Амур.

Речам моим поверить вы должны,
И вы жалеть не будете ни разу.
Все слуги вам мои подчинены.
И если клятвы все-таки нужны,
Я клясться вашими готов глазами,
Зажегшими в душе великой страсти пламя.
А если мало этих клятв, готов
Поклясться Стиксом я, залогом всех богов.
Психея.

Почти спокойна я — меня вы убедили.
О, всюду здесь богатство, изобилье;
Вы любите меня, я обожаю вас;
Вы сердце мне зажгли, душа полна сейчас;
Блаженство высшее вдыхаю,
Но, к горю своему, кого люблю — не знаю.
Так сжальтесь над моею слепотой —
Скажите наконец, кто вы, избранник мой?
Амур.

Что этими сказать хотите вы речами?
Психея.

Что счастлива сейчас я с вами,
Но что, упорство странное храня…
Амур.

Дав клятву, я уже не властен над собою,
Но бойтесь этой тайны как огня.
Оставьте мне ее. Коль вам я все открою,
Утрачу вас, а вы утратите меня.
От вашей прихоти должны вы отказаться.
Психея.

Мне так хотите вы повиноваться?
Амур.

Здесь все подвластно вам, я буду вам слугой,
Но если страсть мою вы приняли душой,
То ставить не должны преград ее теченью:
Ведь это привести нас может к разлученью,
И это меньшим надо злом считать,
Возникшим от опасного решенья.
Психея.

Меня хотите вы, как видно, испытать, —
Я это сознаю отлично!
Но сделайте меня счастливой безгранично —
Откройте мне, кто стал мечтой души моей,
Отвергла для кого я столько королей.
Амур.

Вам это нужно знать?
Психея.

Готова вас заклясть я.
Амур.

Когда б подозревать могли вы о несчастьях,
Какие на себя готовитесь навлечь!
Психея.

Любезной не могу назвать я вашу речь.
Амур.

Подумайте о том. Смолчать еще возможно.
Психея.

Что ж, значит, клятву вы сейчас мне дали ложно?
Амур.

Так слушайте. Я бог, сильнейший из богов,
Властитель на земле и царь средь облаков.
И воздух и вода в моей единой власти.
Ну, словом, я — Амур, я — бог любовной страсти.
Влюбленный в вас, своей уколот я стрелой.
И если бы не ваши настоянья,
Что мукой сделали любовный пламень мой,
Я был бы вам супруг, вы были б мне женой.
Я ваше выполнил, как видите, желанье —
Теперь вы знаете того, кто любит вас,
Кто очарован был сияньем ваших глаз.
Узнайте же, что ждет вас в воздаянье:
Вы заставляете меня покинуть вас,
Вы заставляете меня отнять сейчас
Победы вашей достиженья.
Меня уж никогда ваш не увидит взор.
Дворец и все сады исчезнут с этих пор,
Оставит счастье вас без сожаленья.
Вы не хотели слушать уверенья —
И вот уже, за дерзость вас виня,
Судьба, что правит небесами,
Любовью и бессмертными богами,
Наказывает вас и гонит прочь меня.
Амур улетает, и в то же мгновение исчезает великолепный сад. Психея остается одна в пустынной местности, на диком берегу широкой реки, и хочет в нее броситься. Показывается речной бог — он сидит на груде тростников, облокотившись на высокую урну, из которой бежит обильная струя воды.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Психея, речной бог.

Психея.

Жестокая судьба! Несчастное стремленье
Быть любопытной до конца —
И горестно рыдать потом в уединенье
Вдали от родины и от отца!
Любила бога я и им была любима,
Минутам радости уже теряла счет,
И вот я мучаюсь невыносимо
Средь этих диких скал, и, чуя скорби гнет,
В отчаянье тоской томима,
Хоть мужа больше нет, любовь моя растет.
Воспоминание мне сердце отравляет,
Я нежности его не в силах позабыть.
О, сколько я должна мучений пережить!
Когда Амур Психею оставляет,
Зачем он страсть ее жестоко хочет длить?
Источник всех блаженств, вовек неистощимых,
Богов владыка и людей,
Виновник зол моих, что так невыносимы, —
Ужель тебя вовек не зреть душе моей?
Быть может, я сама была тому виною:
В порыве нежных чувств, блаженствуя душою,
Я подозрению посмела волю дать.
Неблагодарная! Теперь тебе страдать.
Иного, чем супруг, столь ласковый с тобою,
Не надо было и желать.
Одно осталось мне: сойти с земной дороги,
Утратив друга моего.
Скажите, для кого существовать мне, боги,
И жар души беречь мне для кого?
Река, средь этих мест струящая теченье!
Укрой меня своей волной
И, чтобы кончить все мои мученья,
Дай мне на дне своем забвенье и покой.
Речной бог.

Ты б гибелью мне воды замутила,
И небо запрещает смерть тебе.
Быть может, пережив все, что с тобою было,
Иной ты отдана судьбе.
Беги Венеры гневного отмщенья —
Ей хочется тебя построже наказать.
Страсть сына в матери рождает возмущенье.
Беги! Сумею я богиню задержать.
(Скрывается.)

Психея.

Что может худшего со мной случиться,
Когда и так сгораю я в огне?
Кто ищет смерть себе, богов уж не боится, —
Венеры гнев совсем не страшен мне.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Психея, Венера.

Венера.

Вы ждете здесь меня и дерзко и упрямо,
Похитив на земле власть красоты моей?
С моих возносятся к вам алтарей
Моления жрецов и волны фимиама,
Мои же храмы все пусты.
Людей пленяли вы сияньем красоты,
И к вам уже устремлена их вера.
Вам воздают они неслыханный почет,
Как будто новая Венера
Сердца их к поклонению зовет.
Я чувствую в вас дерзкое стремленье,
Бесстрашия и гордости печать.
Вы на меня глядите без смущенья,
Как будто бы я вас не в силах наказать.
Психея.

Скажите: разве есть в том преступленье,
Что кое-кто с меня не сводит глаз
И на красу мою взирает с восхищеньем
Лишь потому, что он не видел вас?
Я — только то, что создано богами,
Лишь им обязана я красотой,
И если трудно вам мириться с похвалами,
Что люди воздают не вам, а мне одной, —
В красе своей божественной, живой
Пред ними поскорей предстаньте сами;
Чтоб стали почести вам снова воздавать,
Достаточно явиться к ним опять.
Венера.

Не должно принимать вам было преклоненье,
Отречься надо вам от почестей таких.
Чтоб поскорей рассеять их,
При всех обязаны вы мне воздать почтенье.
Расстаться трудно вам с ошибкою людей,
А между тем для вас одна лишь гибель в ней.
Вы далее пошли. С гордыней неизменной
Не отвечая даже королям,
К самим посмели небесам
Вы обратить свой вызов дерзновенный.
Психея.

Мой вызов небеса тревожить был готов?
Венера.

Вы мне отнюдь не кажетесь смиренной.
Так отвергать всех королей вселенной —
Не значит ли стремиться в сонм богов?
Психея.

Коль мне Амур внушал ко всем им отвращенье,
Себя любить заставив одного,
Виновна ли я в том? Ужели оттого
Сулите вы моей любви уединенье
В местах, где все кругом мертво?
Венера.

Вам нужно было сознавать, Психея,
Кто вы и кто всесильный этот бог.
Психея.

Узнать я не могла в короткий этот срок,
Одной своей любовью пламенея.
Венера.

Приятно стало вам ему столь милой быть,
Любить его, едва в нем сердце запылало.
Психея.

Я божество любви могла ль не полюбить,
Особенно когда об этом мне сказал он?
Он сын ваш. Власть его давно известна вам,
Он вашим же наследством обладает.
Венера.

Да, он мой сын. Но он меня так возмущает,
Когда мои дела вершить он хочет сам!
Ведь я из-за него лишилась поклоненья.
С тех пор как в вас влюблен мой сын, стрелой своей
Не ранит он сердец, и в жажде исцеленья
Никто уже моих не ищет алтарей.
Он слишком дерзким стал, со мною в спор вступая,
Но я — я буду мстить! Для вас настанет срок,
Поймете скоро вы, что смертная простая
Не вправе ждать, чтоб ей в любви признался бог.
Идемте, чтоб узнать ценою испытанья,
Куда вас завели безумные желанья,
Чем вы обязаны надменности своей.
Идемте! За свои дерзанья
Терпенье вы должны явить на много дней.

ЧЕТВЕРТАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Сцена представляет Аид. Видно огненное море, волны которого непрерывно бушуют. Это ужасное море окружено горящими развалинами. Среди бушующих волн виден сквозь грозное жерло подземный дворец Плутона. Из него выходят восемь фурий и в балетном выходе выражают свою радость по поводу того, что им удалось вызвать ярость в самой нежной из богинь. Шаловливый бесенок проделывает во время танца отчаянные прыжки, а Психея, отосланная по приказанию Венеры в Аид, возвращается в ладье Харона с ларцом, который она получила от Прозерпины для Венеры.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Психея одна.

Психея.

Морей подземных волны и пещеры,
Где, ненависть питая к свету дня,
Мегера с сестрами живет, лишь зло храня,
Где Иксион,[66] где Тантал, где виперы,
Где мук ужасных явлены примеры,
В местах, где все терзаются, стеня, —
Найдется ль боль, которою Венера
Наказывает за любовь меня?
Но этого уже ей мало:
С тех пор как я ее рабою стала,
С тех пор как мстить она мне начала,
Я много вынесла упреков, зла,
И жизни бы мне целой недостало,
Чтоб все веления исполнить я могла.
Я с радостью несла бы наказанье,
Когда бы среди злобы и страданья
Мои глаза могли бы хоть на миг
Увидеть милый сердцу лик.
Я имени назвать любимого не смею,
О чем-нибудь просить его
Я недостойна, нет. И горя моего
Мне тяжесть тем сейчас сильнее
И тем мученье нелегко,
Что от меня он далеко.
Ах, если он продлит свое ожесточенье,
Я не найду границ несчастью своему!
Но кару я свою снесу без возраженья.
Коль сжалиться захочется ему
И если он забудет все упреки,
Несчастия меня не устрашат.
Чтоб вынести гнев матери жестокий,
Ее мне сына нужен взгляд.
Мои мученья он, наверно, разделяет;
Узнав тоску мою, и сам страдает он;
Мое волнение его смущает;
Любви законам сам он, верно, подчинен.
Пусть виновата я и пусть Венера злится —
Опора мне лишь он, к нему душа стремится.
Среди опасностей, сужденных мне опять,
Он верен нежности, что страсть ему внушила,
И жизнь мне возвращает с новой силой,
Когда приходится мне умирать…
Но что я вижу там? О, кто же эти двое,
Идущие ко мне? Намеренье какое
Приводит их ко мне сейчас?

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Психея, Клеомен, Агенор.

Психея.

Как! Вижу, Клеомен и Агенор, я вас?
Но как же вы сюда попали?
Клеомен.

Нас привело сюда отчаянье в тот час,
Когда мы вашу гибель увидали,
Когда, пред тем как скрыться вдруг из глаз,
Вы страшного чего-то ожидали —
Несправедливости какой-то и печали.
Мы на скале, где с яростью такой
Вам небо приговор явило свой
И вместо мужа обрекло вас змею,
Готовы были, жребий ваш жалея,
Вас защитить иль смертью пасть одной.
Когда же вас неведомая сила
По воздуху от наших глаз сокрыла,
За красотою, столь желанной нам,
Охваченные лишь одним стремленьем
Отдать себя за вас злодею на съеденье,
Верны своей любви, страданью и мечтам, —
Мы бросились за вами по пятам.
Клеомен.

По счастью, вопреки оракула сужденью,
Увидели мычудо в изумленье:
Узнали мы, что змей, готовый вас пожрать,
Есть бог, который страсть сердцам земным внушает,
Что, богом будучи, он сам вас обожает
И не желает допускать,
Чтобы осмелился вас смертный обожать.
Агенор.

Была нам легкой смерть — должно быть, в воздаянье
За то, что вам вослед пошли мы в страшный час.
К чему нам было длить свое существованье,
Когда уж не могли мы больше видеть вас?
А здесь любуемся мы вашей красотою,
Которой на земле мы были б лишены,
И, вашей счастливы малейшею слезою,
Несчастия свои за благо счесть должны.
Психея.

О, если б у меня хоть были слезы!
Но я уж истощила их давно.
Лишь вздохом можем мы встречать судьбы угрозы,
И вместе воздыхать нам вечно суждено.
Неблагодарной вы стенанья расточали,
Из-за меня и смерть была вам не страшна!
Но если я сейчас и гибну от печали —
Она, увы, не к вам обращена!
Клеомен.

Не стоим мы ее, и жалобой такою
Мы не хотим смущать душевный ваш покой.
Психея.

Была бы с вами я, о принцы, всей душою,
Когда б оставили вы спор между собой.
Тот иль другой достойней — бесполезно
Мне было бы решать сейчас.
Равно вы оба здесь душе моей любезны,
Ни одного презреть я б не могла из вас.
Агенор.

Вы не могли бы стать неправой иль жестокой,
Нам в чувствах отказав, что богу отданы…
Но вас Венера ждет. Верны веленью рока,
Проститься с вами мы должны.
Психея.

Душа моя узнать желает,
Как вы живете посреди теней.
Клеомен.

В лесах живем, где все любовь вдыхают,
Кто жизнью ей пожертвовал своей.
Любовью там полны, ее блаженство знают
И помыслы свои ей посвящают.
Ночь вечная затмить не может тех лучей,
Которыми она сияет
И наши тени согревает.
В Аиде сумрачном мы все покорны ей.
Агенор.

Аид взял и сестер-завистниц вслед за нами.
Желая вас сгубить, они погибли сами.
Та и другая в свой черед
Осуждены богов законом.
Здесь, рядом с Титием[67] и Иксионом,
Терзает коршун их и колесо их рвет.
Амур с зефирами принес им воздаянье
За зависть злобную и злодеянья,
Своим крылатым слугам дав приказ
Сказать им, что к сестре их унесут сейчас,
И в пропасть по пути низвергнуть в наказанье.
Их тел растерзанных ужасен вид глазам.
Но это только первые мученья
За их советы, наставленья,
Которые они давать посмели вам.
Психея.

О, как мне жалко их!
Клеомен.

Они достойны казни…
Но вам мы долее не смеем докучать.
Прощайте! Если б вы могли нас вспоминать,
И если б вам в душе уже не знать боязни!
Пусть в небеса Амур скорей вас унесет,
Пусть там, среди богов, найдете вы почет,
Пусть не лишает вас он ввек своей приязни
И сумрачный Аида свод
Ваш не погасит взор и в бездну не сведет!
Клеомен и Агенор уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Психея одна.

Психея.

Несчастные! Любовь в их сердце все пылает,
И каждый, хоть и мертв, Психею обожает,
Хотя она их страсть так строго приняла…
Но поступить со мной не сможешь так сурово
Ты, для кого я жизнь сто раз отдать готова
И кто, уйдя навек, принес мне столько зла!
Нет, не беги меня, дай жить мне в упованье,
Что сможешь на меня ты с нежностью взирать,
Что радость я тебе несу, а не страданье,
Что ты поверишь мне опять.
Но я красу свою, страдая, потеряла
И обрести ее надежды лишена.
Я грустною, отчаявшейся стала,
Я вся увяла и устала
И на забвение теперь обречена,
Коль чудо мне не возвратит сполна
Красы, которою тебя я зажигала.
Та сила, что красу дает, заключена
В шкатулочке совсем невинной,
Что послана со мной Венере Прозерпиной,
И взять ее себе — не страшная вина.
Блеск тайны, скрытой здесь, наверно, ослепляет,
Когда богиня красоты желает,
Чтоб ей была скорей доставлена она.
Немножко приоткрыть ужели преступленье,
Лишь для того, чтоб сердце возвратил
Психее бог, который ей так мил, —
Чтоб прекратить свои мученья?..
Открою! Голову мне этот дым кружит:
Из ящика, клубясь, выходят испаренья.
Амур! Коль ты ко мне не явишь сожаленья…
Чтоб более не жить, я нисхожу в Аид.
(Лишается чувств.)


Прилетает Амур и опускается возле нее.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Психея без чувств, Амур.

Амур.

Я, сострадая вам, забыл свой гнев, Психея,
И в сердце пламень чувств, всем милых, не угас.
Пускай о вашем я поступке сожалею,
Хотел бы поскорее вас
Я защитить пред матерью моею.
Я видел вашу боль и горе слышал сам,
И стонами я вашим отвечал слезам.
Взгляните на меня. Все тот же я, Психея,
Все так же вас люблю, душою пламенея.
Вы ж не твердите мне, что любите меня.
Боюсь, из ваших глаз уйдет сиянье дня
И вы измените земной своей отчизне.
О смерть! Зачем разишь преступною стрелой?
Иль для тебя ничто бессмертный облик мой
И ты уже моей грозить готова жизни?
Неблагодарная! Скажи мне: сколько раз
Я увеличивал твои владенья,
Внушая гнев или презренье
Чертам красавицы и блеску гордых глаз,
И сколько отправлял без сожаленья
К тебе влюбленных, чьи сердца
Желали смертного конца?
Теперь уже не раню никого я,
Ничьих сердец уж не пролью я кровь;
Разносят стрелы пусть одну любовь,
Одно блаженство неземное!
И если уж разить, то пред тобой готов
Влюбленных сделать я достойными богов.
Вы, мать, не знающая сожаленья,
Отнять желающая у меня
То, что душе моей дороже дня,
Страшитесь! Я готовлю вам отмщенье.
Как! Вы желаете мне предписать закон,
Меж тем как вам самой всего опасней он?
Вы, как и все, чувствительны душою
И с завистью ко мне относитесь такою!
Чтоб защитить себя, я приготовлю вам
Удар — в отмщение завистливым мечтам,
Вам неожиданный, позорный брошу вызов
И всюду выберу для ваших жадных глаз
Тех Адонисов и Анхизов,
Что только ненавистью встретят вас.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Венера.

Венера.

Ты угрожаешь мне высокомерно?
У вздорного ребенка этот пыл —
Свидетельство опасности, наверно?
Амур.

Я больше не дитя, хоть им так долго был,
И справедлив мой гнев, хоть и горяч безмерно.
Венера.

Горячность вы должны сдержать.
Ужели не хотите вы признать,
Что мне обязаны рожденьем?
Амур.

Ужели вы хотите позабыть,
Что красотой, способностью любить
Моим обязаны веленьям,
Что вам не обойтись без лука моего,
Что ваша красота — ничто без стрел его,
И коль вы властвуете над сердцами,
Которые покорны вам во всем,
Вы их бы не могли иметь рабами,
Когда б я не заботился о том?
Не говорите ж о правах рожденья,
Препятствующих радости моей.
И если вам нужна признательность людей,
Вы были бы должны мне выказать почтенье
Затем, что лишь моим покорны вы веленьям
И славой мне обязаны своей.
Венера.

Вы разве эту славу защитили,
Которая лишь мне принадлежит?
Нет, вы о ней совсем забыли:
У алтарей моих давно печальный вид;
Мой храм поверженный лежит,
И уж никто меня не чтит;
Вступиться за мое вы медлите бесчестье,
И уж не верю я, что гнев ваш правой местью
Коварную Психею поразит.
Велела завладеть я вам ее мечтами
И в худшего ее влюбить из всех людей,
Который бы отверг ее желаний пламя
Всечасной грубостью своей
И холодом презрительных речей,
А вы в нее влюбились сами,
Богов поссорили вы с матерью своей.
Для вас ведь от меня ее зефиры скрыли,
Для вас ее сам хитрый Аполлон,
Которого оракул — всем закон,
От гнева моего сокрыл бы без усилий.
Когда б не любопытства жар,
Владеющий ее слепой душою,
Она, не настигаемая мною,
Легко бы отвела возмездия удар.
Вот из-за вас в каком Психея состоянье:
Ей скорая погибель суждена.
Примите же ее последнее дыханье,
Коль жалость вызывает в вас она.
Браните же меня — за дело, может статься, —
Кляните мать свою — таков уж мой удел;
Всему, что скажете, должна я подчиняться —
Я силы лишена без ваших, сын мой, стрел.
Амур.

Вы все еще сильны, жестокая богиня,
И гневу вашему Психею рок обрек.
Так сжальтесь же над ней! Вы видите, что ныне
Вас молит сын о том, в слезах, у ваших ног.
Торжествовать вы можете сейчас:
Вы видите Психею без движенья
И сына вашего, что к вам несет моленья
О счастии своем, зависящем от вас.
Верните мне ее во всем красы сиянье,
Верните, вняв моим моленьям и рыданьям,
Верните для любви, для радости моей
Отраду глаз моих, мечту унылых дней!
Венера.

Коль любит вас Психея всей душою,
Ее невзгод я не прерву поток.
Пусть я покинута судьбою,
И с ней жестоким будет рок.
Напрасны все мольбы! Пускай она узнает,
Чтó без Венеры ей приходится терпеть.
Амур.

Увы! Не стал бы я просить, рыдая,
Когда бы мог я умереть.
Венера.

Какие странные желанья —
Бессмертный смерть к себе зовет!
Амур.

Увидев чувств моих полет,
Ужель вы не найдете состраданья?
Венера.

Должна признаться я: подобная любовь
Растрогала меня, во мне смирила кровь.
Увидит снова свет Психея.
Амур.

Повсюду я теперь вас буду прославлять!
Венера.

Воспрянет ото сна она еще свежее.
Но, прежде чем свою признательность являть,
Должны проникнуться вы волею моею:
Желаю я, чтоб мне скорей
Подруги выбор вы доверили своей.
Амур.

Я снисхожденья не желал такого
И дерзость прежнюю я обретаю снова.
Психею я хочу, о ней мечту храня;
Пускай живет она, но только для меня.
Мне безразлично то, что, мщением пылая,
Хотите вы, чтоб мне понравилась другая…
Юпитер к нам идет. Пусть будет он судьей,
Кто прав: ваш злобный гнев иль дерзкий вызов мой.
После нескольких вспышек молний и раскатов грома в воздухе появляется Юпитер на своем орле.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Юпитер.

Амур.

О тот, кто может все, о властелин вселенной,
Отец богов и смертных царь!
Сломите гордость матери надменной,
Которой без меня не ставили б алтарь.
Я плакал, я молил, вздыхал и слал угрозы,
Но тщетно расточал я просьбы перед ней.
Она не хочет знать, что от тоски моей
Зависит жизнь земли, и смех ее, и слезы.
Ах, если кончит дни любимая моя,
Амуром, божеством уже не буду я.
Я разломаю лук и стрелы из колчана,
Я погашу светильник свой,
Весь мир окутаю я ночью гробовой.
А если захочу нанесть сердцам я раны
Стрел золотых послушным острием,
В сердцах богов земной любви зажегши пламя,
Тупыми дев земных я поражу стрелами,
Которые их грудь наполнят только злом,
Неблагодарностью, ожесточеньем
И к чувству вашему презреньем.
Какой безжалостный закон
Меня служить вам вечно принуждает?
Тот, кто побед вам столько доставляет,
Тот должен быть хоть раз вознагражден.
Юпитер (Венере).

О дочь моя, не будь такой суровой!
Судьбу Психеи держишь ты в руках,
И Парка каждый миг тебе служить готова —
Пусть сердцу матери шепнет незлое слово.
Забудь свой гнев — он мне внушает страх.
Ужели мир отдашь ты во владенье
Смятенью, злобе, власти темных сил,
Чтоб тот, кто единению служил,
Был богом радости и наслажденья,
Отныне лишь раздора богом был?
Подумай и о нашей чести!
Страсть не должна богами управлять.
Чем больше люди думают о мести,
Тем более прилично нам прощать.
Венера.

Я сына милостью дарю своею,
Но вправе я его была бы упрекать
За то, что смертную Психею,
Которую так ненавидит мать,
Считает он всех дев других милее,
Готовится назвать своей женой,
Тем оскорбив меня и сан роняя свой.
Юпитер.

Ну что ж! Я дам бессмертие Психее:
Она с Амуром станет наравне.
Венера.

Я примиряюсь с ней, и к жизни поскорее
Ее вернуть приятно будет мне.
Пусть навсегда, Психея, дня цветенье
Коснется ваших нежных глаз!
Юпитер благосклонен к вам сейчас.
Я забываю злобу и презренье,
Которыми так мучила я вас.
Психея (приходя в себя).

Так это вы, великая богиня,
Невинным возвратили свет глазам?
Венера.

Вас пожалел Юпитер, — гнев мой стынет;
Жить и любить я разрешаю вам!
Психея (Амуру).

Вновь с вами мне судьбой даровано свиданье!
Амур (Психее).

Вы наконец моя, души моей желанье!
Юпитер.

Влюбленные! Превыше облаков
Спешите вознестись достойною четою.
Психея! Новой вы отмечены судьбою,
И место должно вам занять среди богов.

ПЯТАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

В то время как Юпитер произносит последние стихи, по обе стороны от него с неба спускаются две колесницы. На одну из них восходит Венера со своей свитой, на другую — Амур с Психеей, и обе они поднимаются на небо.

Божества, из которых одни были на стороне Венеры, а другие на стороне ее сына, видя их примирение, соединяются и все вместе празднуют свадебное торжество Амура музыкой, пением и танцами.

Первым появляется Аполлон. Как бог гармонии, он начинает петь, приглашая других богов радоваться и веселиться.

Ария Аполлона.

Сойдемся все бессмертною семьею!
Сам бог любви отныне полюбил,
Венера снова блещет добротою
Для сына своего, который всем нам мил.
Мученья минули, и час пробил
Бессмертной насладиться тишиною.
Все божества (поют).

Прославим день великий сей,
Прославим праздник столь прекрасный!
Пусть всюду весть о нем разносится согласно
И пенье в небесах звучит еще дружней.
Давайте петь и повторим скорей,
Что даже гнев души и злой и самовластной
Амур смиряет нежностью своей.
Аполлон.

Тот бог, что приглашенье
Нам всем на праздник шлет,
Не любит размышленья
И к радости зовет,
Чтоб зол дневных волненья
Сменил наш хоровод.
Он ночь для наслажденья,
Для счастья нам дает.
Так прочь же все сомненья,
Нет места для забот!
И музыке и пенью
Уже настал черед,
И зол дневных волненья
Наш сменит хоровод.
Всю ночь для наслажденья
Бог счастья нам дает.
Две музы, которые всегда избегали власти Амура, советуют красавицам, еще не знавшим чувства любви, не поддаваться ему, следуя их примеру.

Песня муз.

Себя храните строго:
В любви волнений много,
От зол ее старайтесь сердце скрыть.
Всем суждено влюбляться.
Не так уж горестно влюбленным быть,
И, может статься,
В том признаться
Гораздо нам трудней, чем полюбить.
Любовь несет волненья,
Неволю и мученья;
Порой своей тревоги нам не скрыть.
Всем суждено влюбляться.
Не так уж горестно влюбленным быть,
И, может статься,
В том признаться
Гораздо нам трудней, чем полюбить.
Ария Вакха.

Когда порой,
Пленен воображения игрой,
Рассудок в пустоту забвенья погрузится,
Безумие, что от вина родится,
Живет единый час.
Но если пыл любви охватит нас,
Всю жизнь безумье это может длиться.
Балетный выход двух менад и двух маленьких сатиров, сопровождающих Вакха.

Ария Мома.

Я все был в этом мире
Оклеветать готов,
Но не хочу во власть сатире
Отдать прекраснейшего из богов.
К Амуру одному я полон уваженья
И пощадить готов того,
Кто, рассылая стрелы наслажденья,
Сам не щадил бы никого.
Балетный выход четырех полишинелей и двух шутов, сопровождающих Мома и присоединяющих свои шутки и остроты к развлечениям этого праздника.

Ария Вакха.

Восславим сок лозы курчавой,
Всегда отрадное вино.
В дни мира тешит нас оно
И дух бодрит в войне кровавой.
Коль ты влюблен, его зови
Прямым союзником любви.
Ария Мома.

Повеселиться нам пора,
И пошутить, и посмеяться.
Ведь шутка — все должны признаться —
Едва ль не лучшая игра.
Злословить каждому приятно,
И скучно без словечек злых.
Смеяться, право, презанятно
Над недостатками других.
Итак, давайте зло шутить,
Пускай от нас не ждут пощады.
Куда ни глянь, не так уж рады
Добро о людях говорить.
Злословить каждому приятно,
И скучно без словечек злых.
Смеяться, право, презанятно
Над недостатками других.
На сцене появляется Марс в сопровождении свиты из воинов, которых он убеждает насладиться досугом и принять участие в развлечениях.

Ария Марса.

Пусть воцарится мир на свете —
Нам игры нежные нужны;
Мы уподобим игры эти
Забавам радостной войны.
Балетный выход спутников Марса, которые со знаменами в руках проделывают нечто вроде военных упражнений.

Последний балетный выход
Группы, состоящие из свиты Аполлона, Вакха, Мома и Марса, объединяются и танцуют заключительный танец.

Хор певцов и музыкантов, состоящий из сорока человек, заканчивает свадебное торжество Амура и Психеи.

Последний хор.

Прославим радостный конец,
Соединенье двух сердец!
Пусть небо чтит их поздравленьем,
Пусть с ними весь ликует мир.
Прославим этот брачный пир
Веселой музыкой и пеньем,
Прославим этот брачный пир
Весельем песен, звоном лир!

ПЛУТНИ СКАПЕНА


Комедия в трех действиях

Перевод Н. Дарузес

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

АРГАНТ.

ЖЕРОНТ.

ОКТАВ

сын Арганта, влюбленный в Гиацинту.

ЛЕАНДР

сын Жеронта, влюбленный в Зербинетту.

ЗЕРБИНЕТТА

мнимая цыганка, на самом деле дочь Арганта, влюбленная в Леандра.

ГИАЦИНТА

дочь Жеронта, влюбленная в Октава.

СКАПЕН[68]

слуга Леандра, плут.

СИЛЬВЕСТР

слуга Октава.

НЕРИНА

кормилица Гиацинты.

КАРЛ

плут.

ДВА НОСИЛЬЩИКА.


Действие происходит в Неаполе.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Октав, Сильвестр.

Октав. Плохие вести для влюбленного! Я в отчаянном положении! Так ты, Сильвестр, слышал на пристани, что мой отец возвращается?

Сильвестр. Да.

Октав. Что он приезжает нынче утром?

Сильвестр. Нынче утром.

Октав. И что он намерен меня женить?

Сильвестр. Да.

Октав. На дочери господина Жеронта?

Сильвестр. Господина Жеронта.

Октав. И что его дочь вызвали для этого из Тарента?[69]

Сильвестр. Да.

Октав. И все это ты узнал от моего дядюшки?

Сильвестр. От вашего дядюшки.

Октав. А ему отец написал письмо?

Сильвестр. Письмо.

Октав. И дядюшке, говоришь ты, известны все наши дела?

Сильвестр. Все наши дела.

Октав. Ах, да говори же ты, ради бога, толком! Что это из тебя каждое слово клещами тянуть приходится?

Сильвестр. А что же мне еще говорить? Вы и сами все помните: все и рассказываете, как оно есть.

Октав. Посоветуй же мне по крайней мере, скажи, что делать в таких трудных обстоятельствах.

Сильвестр. Ей-богу, я и сам не хуже вашего растерялся, мне и самому впору просить у добрых людей совета.

Октав. Меня просто убил этот его приезд, черт бы его взял.

Сильвестр. Да и меня тоже.

Октав. А как батюшка узнает, не миновать грозы: попреки посыплются градом.

Сильвестр. Попреки — еще ничего, дай-то бог, чтобы я так дешево отделался. Сдается мне, что я куда дороже заплачу за ваши глупости. Отсюда вижу: собирается грозовая туча и посыплются из нее палки на мою спину.

Октав. Господи! Как же мне быть теперь?

Сильвестр. Вот об этом вам и надо было прежде подумать.

Октав. Ах, ты меня уморишь! Нашел время для поучений.

Сильвестр. Вы, сударь, скорей меня уморите своим легкомыслием.

Октав. Что мне делать? Какое принять решение? Чем помочь беде?

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Скапен.

Скапен. В чем дело, господин Октав? Что с вами? Что такое случилось? Какая стряслась беда? Вы, я вижу, совсем расстроены.

Октав. Ах, милый мой Скапен, я пропал, я в отчаянии, я самый несчастный человек на свете!

Скапен. Как так?

Октав. Ты разве ничего не знаешь?

Скапен. Нет.

Октав. Приезжает мой отец с господином Жеронтом, они хотят меня женить.

Скапен. Ну так что ж тут плачевного?

Октав. Ах, ты не знаешь, что меня тревожит!

Скапен. Не знаю, да ведь это от вас зависит: скажете, так буду знать. А у меня душа добрая, отчего же и не помочь молодым людям?

Октав. Ах, Скапен, если б ты что-нибудь придумал, ухитрился бы как-нибудь выручить меня из беды, я бы тебе жизнью был обязан и даже более того!

Скапен. Сказать вам по правде, если уж я возьмусь за дело, так для меня невозможного почти что не бывает. Видно, это от бога у меня такой талант на всякие выдумки, на всякие тонкости и хитрости, которые неучи зовут плутнями. Могу сказать без хвастовства, что еще не родился на свет такой человек, который перещеголял бы меня в уменье вести подкопы, строить каверзы и стяжал бы больше славы в этом почтенном занятии. Да только вот заслуг нынче совсем не ценят, ей-богу. Я больше уж ни за что не берусь, после того как мне не повезло с одним дельцем.

Октав. Не повезло? С каким же это, Скапен?

Скапен. Вышел такой случай: я поссорился с правосудием.

Октав. С правосудием?

Скапен. Да. Мы с ним немножко не поладили.

Октав. Ты с правосудием?

Скапен. Ну да, оно со мной плохо обошлось, и я так рассердился на нынешнюю неблагодарность, что решил ни во что больше не мешаться. Ну и довольно! Лучше доскажите до конца вашу историю.

Октав. Ты знаешь, Скапен, вот уже два месяца, как господин Жеронт с моим батюшкой уехали вместе по своим торговым делам.

Скапен. Это я знаю.

Октав. А нас с Леандром оставили под присмотром: меня поручили Сильвестру, а Леандра — тебе.

Скапен. Ну да. С этим поручением я справился неплохо.

Октав. Не так давно Леандр встретился с одной молоденькой цыганкой и влюбился в нее.

Скапен. Это я тоже знаю.

Октав. Мы с ним очень дружны, и он мне тотчас же признался в своей любви. Он познакомил меня с этой девушкой, и я согласился, что она красавица, хотя и не такая, как казалось ему. Он только о ней и говорил целыми днями, ежеминутно восхвалял ее красоту и грацию, превозносил ее ум, с восторгом говорил о прелести ее разговора, пересказывал мне все до последнего слова и заставлял восхищаться ее остроумием. Не раз он мне выговаривал за то, что я невнимательно слушаю его рассказы, бранил меня за равнодушие к его нежной страсти.

Скапен. Я пока не вижу, к чему все это клонится.

Октав. Как-то раз я провожал его к тем людям, у которых скрывается его возлюбленная, и вдруг из одного маленького домика в глухом переулке слышим стоны и громкие рыдания. Спрашиваем, что случилось. Какая-то женщина отвечает со вздохом, что там мы увидим большое горе, и, хотя горюют люди нам чужие, оно должно нас растрогать, если мы не совсем без сердца.

Скапен. Но к чему же все это ведет?

Октав. Из любопытства я уговорил Леандра пойти и посмотреть, в чем дело. Входим, видим умирающую старушку, а возле нее разливается-плачет служанка, тут же и молоденькая девушка вся в слезах, такой редкой, трогательной красоты, какой нигде не встретишь.

Скапен. Ага!

Октав. Другая на ее месте показалась бы просто уродом: на ней была какая-то дрянная юбчонка и ночная кофточка из простой бумазеи; желтый чепчик сбился набок, и волосы в беспорядке падали из-под него на плечи. Но и в таком наряде она блистала красотой, вся она была прелесть, вся — восторг.

Скапен. Вот теперь я понимаю.

Октав. Если бы ты, Скапен, видел ее тогда, ты бы и сам был восхищен.

Скапен. Да я и не сомневаюсь. Я, и не видав ее, вижу, что это одно очарование.

Октав. И слезы у нее были совсем не те обыкновенные слезы, от которых девушки дурнеют: она и плакала трогательно, грациозно и была необычайно мила в своем горе.

Скапен. Да уж вижу, все вижу.

Октав. Всякий на моем месте заплакал бы: ведь с какой любовью обнимала она умирающую и называла ее милой матушкой! Да и кого бы не тронула такая доброта ее сердца!

Скапен. И вправду трогательно. Я уж вижу, что вы влюбились в ее доброе сердце.

Октав. Ах, Скапен, в нее влюбился бы даже варвар!

Скапен. Ну конечно! Где тут устоять!

Октав. Я, как мог, постарался утешить прелестную девушку в ее горести, и мы вышли. Я спросил у Леандра, как ему понравилась незнакомка, а он мне ответил холодно, что она недурна собою. Меня раздосадовала его холодность, и я не захотел открыться ему, не сказал, как я поражен ее красотою.

Сильвестр (Октаву). Нельзя ли покороче, сударь, не то мы и до завтра не кончим. Позвольте, я в двух словах доскажу. (Скапену.) С той самой минуты господин Октав влюбился без памяти, ему только бы утешать свою любезную, а без того ему и жизнь не мила. Он бы и чаще туда заглядывал, да служанка была против этого — она после смерти матери вела весь дом. Вот он и дошел до отчаяния: клянется, просит, молит, а толку никакого. Ему говорят, что эта девушка — дочь благородных родителей, хотя бедная и одинокая, так что искательства его напрасны, если он не намерен жениться. От таких препятствий страсть его разгорелась пуще. Господин Октав ломает себе голову, бьется, раскидывает и так и эдак и наконец решается: вот уже три дня, как он женат.

Скапен. Понимаю.

Сильвестр. Теперь прибавь к этому, что отец возвращается нынче, а ждали его только через два месяца, да еще дядюшка узнал про нашу женитьбу, да тут еще хотят женить его на дочери господина Жеронта от второй жены, которая, говорят, у него из Тарента.

Октав. Да ко всему этому прибавь нищету моей любезной и то, что я не в силах ничем ей помочь.

Скапен. И только-то? Что же вы оба растерялись из-за таких пустяков? О чем тут говорить? Ну не стыдно ли тебе, Сильвестр? Не справишься с такой малостью. Ведь этакая дубина! Перерос отца с матерью, а не можешь пошевелить мозгами, придумать какую-нибудь ловкую штуку, вполне позволительную хитрость для поправки ваших дел. Эх, досада берет на дурака! Да если бы мне, в мое время, привелось околпачить наших стариков, уж я бы их обвел вокруг пальца! Бывало, еще мальчишка, от земли не видать, а сколько я выкидывал всяких фокусов!

Сильвестр. Признаться, господь не наградил меня такими талантами. Где уж мне ссориться с правосудием!

Октав. А вот и любезная моя Гиацинта.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Гиацинта.

Гиацинта. Ах, Октав! Правду ли сказал Сильвестр Нерине, будто отец твой приехал и хочет тебя женить?

Октав. Да, прекрасная Гиацинта, и эта весть нанесла мне жестокий удар… Но что я вижу? Ты плачешь! Зачем эти слезы? Скажи: ты подозреваешь меня в измене? Ужели ты не уверена в моей любви к тебе?

Гиацинта. Да, Октав, я верю, что ты меня любишь, но не знаю, всегда ли ты будешь любить меня.

Октав. Да как же можно тебя полюбить не на всю жизнь?

Гиацинта. Говорят, будто вы, мужчины, неспособны любить так долго, как женщины, и будто самая сильная страсть у мужчин угасает так же легко, как и возгорается.

Октав. Значит, мое сердце устроено не так, как у других, дорогая Гиацинта: я уверен, что буду любить тебя до могилы.

Гиацинта. Мне хочется верить, что ты чувствуешь то, что говоришь, в искренности твоих слов я ничуть не сомневаюсь. Я боюсь только, чтобы родительская власть не заглушила в твоем сердце нежных чувств, которые ты, быть может, питаешь ко мне. Ты зависишь от отца, который хочет женить тебя на другой, а я твердо знаю, что умру, если со мной случится такое несчастье.

Октав. Нет, прекрасная Гиацинта, никакой отец не заставит меня изменить тебе, я скорее расстанусь с родиной и даже с самой жизнью, нежели покину тебя. Еще не видев той, которую мне предназначают, я питаю к ней сильнейшее отвращение, и, отнюдь не будучи жестоким, я все же хотел бы, чтоб море навсегда преградило ей путь ко мне. Умоляю тебя: не плачь, любезная моя Гиацинта! Меня убивают твои слезы, я не могу их видеть без душевной боли.

Гиацинта. Если ты так хочешь, я постараюсь не плакать и вынесу все, что небо ни пошлет мне на долю.

Октав. Небо не оставит нас.

Гиацинта. Я ничего не боюсь, если ты будешь мне верен.

Октав. Не бойся, я никогда не изменю тебе.

Гиацинта. Значит, я буду счастлива.

Скапен (в сторону). Ей-богу, она не так глупа, да и собой недурна, на мой вкус!

Октав (указывая на Скапена). Вот кто отлично мог бы нам помочь, если б захотел.

Скапен. Я поклялся ни во что больше не мешаться, но если вы оба хорошенько меня попросите, тогда, может быть…

Октав. Ну, если надо только попросить хорошенько, чтоб ты нам помог, заклинаю тебя всеми силами души: возьмись за наше дело!

Скапен (Гиацинте). А вы ничего не скажете?

Гиацинта. И я тоже заклинаю вас всем, что для вас дорого: помогите нашей любви.

Скапен. Придется уступить, по человечеству жалко. Так и быть, уж постараюсь для вас.

Октав. Будь уверен, что…

Скапен (Октаву). Помалкивайте. (Гиацинте.) А вы ступайте-ка отсюда и не беспокойтесь ни о чем.

Гиацинта уходит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Октав, Сильвестр, Скапен.

Скапен (Октаву). А вы будьте потверже и приготовьтесь выдержать встречу с вашим батюшкой.

Октав. Признаюсь, я заранее трепещу при мысли об этой встрече, я чувствую, что мне не побороть врожденной моей робости.

Скапен. И все же вам надобно выказать твердость, хотя бы в первую минуту, а не то батюшка заметит вашу слабость и начнет помыкать вами, как мальчишкой. Давайте попробуем. Будьте посмелей, старайтесь отвечать как можно решительнее на все, что он вам будет говорить.

Октав. Буду стараться, сколько могу.

Скапен. Так попробуем, надо же привыкать. Посмотрим, как пойдет у вас эта роль. Извольте начинать: держитесь смелей, смотрите уверенней, голову выше!

Октав. Вот так?

Скапен. Да, только еще смелей.

Октав. Этак?

Скапен. Хорошо! Вообразите, будто я ваш батюшка, и отвечайте мне потверже, как будто ему самому. «Ах ты, висельник, негодяй, мошенник, недостойный сын такого почтенного отца, ты еще смеешь являться ко мне на глаза после всех твоих мерзостей, после всего, что ты натворил тут без меня! Так вот плоды моих забот о тебе, вот они каковы! Вот как ты меня почитаешь, вот как уважаешь меня!..» Ну? Что же вы? «Достало же у тебя наглости, плут эдакий, обручиться без отцовского согласия да еще обвенчаться тайно! Отвечай же, негодяй, отвечай! Посмотрим, какие такие у тебя оправдания…». Да что же вы молчите как пень, какого черта?

Октав. Мне показалось, будто сам батюшка со мной говорит.

Скапен. Ну да, вот потому-то и нечего стоять дурак дураком.

Октав. Погоди, сейчас соберусь с духом и буду отвечать твердо.

Скапен. Наверно?

Октав. Наверно.

Сильвестр. Ваш батюшка идет!

Октав. Боже мой, я пропал! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Сильвестр, Скапен.

Скапен. Куда же вы, господин Октав? Постойте!.. Убежал! Вот оно, малодушие!.. Однако поспешим навстречу старику.

Сильвестр. Что я ему скажу?

Скапен. Говорить буду я, а ты повторяй за мной.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Сильвестр и Скапен в глубине сцены; Аргант.

Аргант (думая, что он один). Слыхано ли! Этакая наглость!

Скапен (Сильвестру). Видно, узнал. Ишь как ему это в голову засело, даже сам с собой разговаривает!

Аргант (думая, что он один). Этакая дерзость!

Скапен (Сильвестру). Ну-ка, послушаем!

Аргант (думая, что он один). Любопытно, что-то они мне скажут про эту женитьбу!

Скапен (в сторону). Да уж найдем, что сказать.

Аргант (думая, что он один). Может, станут отпираться?

Скапен (в сторону). И не подумаем.

Аргант (думая, что он один). Или начнут оправдываться?

Скапен (в сторону). Вот это возможно.

Аргант (думая, что он один). Уж не вздумают ли плести небылицы?

Скапен (в сторону). Все может быть.

Аргант (думая, что он один). Только вся их болтовня будет ни к чему.

Скапен (в сторону). Там увидим.

Аргант (думая, что он один). Им меня не провести.

Скапен (в сторону). Напрасно хвастаетесь.

Аргант (думая, что он один). Любезного сынка я сумею упрятать понадежнее.

Скапен (в сторону). Этого мы не допустим.

Аргант (думая, что он один). А уж для мерзавца Сильвестра не пожалею палок.

Сильвестр (Скапену). Ну, само собой, и меня не забыл.

Аргант (увидев Сильвестра). А, ты здесь, мудрый домашний наставник, образцовый воспитатель молодых людей?

Скапен. Сударь! Как я рад, что вы изволили вернуться!

Аргант. Здравствуй, Скапен. (Сильвестру.) Хорошо же ты выполнил мои приказания! Нечего сказать, умно вел себя мой сынок, покуда я был в отъезде!

Скапен. Здоровье ваше, сударь, кажется, хорошо?

Аргант. Да, ничего себе. (Сильвестру.) Что же ты молчишь, мошенник, слова не скажешь?

Скапен. Как изволили съездить?

Аргант. Слава богу. Отстань от меня, дай пробрать его хорошенько.

Скапен. Желаете браниться?

Аргант. Да, желаю.

Скапен. А кого же вам угодно бранить, сударь?

Аргант (указывая на Сильвестра). Вот этого мошенника.

Скапен. Да за что же?

Аргант. Ты разве не слыхал, что они тут без меня натворили?

Скапен. Кое-что слышал. Так, пустяки.

Аргант. Хороши пустяки! Этакая наглость!

Скапен. Отчасти вы правы, сударь.

Аргант. Такая дерзость!

Скапен. Ваша правда.

Аргант. Женитьба без отцовского согласия!

Скапен. Что и говорить, нехорошо! Только, по-моему, надо бы с этим делом покончить без шума.

Аргант. По-твоему, так, а по-моему, иначе: я такой шум подниму, что небу жарко будет. Ты еще, чего доброго, скажешь, что мне и сердиться не на что?

Скапен. Что вы, сударь! Да я, как только узнал, сам рассердился, сейчас же принял вашу сторону, сгоряча даже побранил вашего сына. Спросите сами, чего только я ему не наговорил, уж мылил-мылил голову, внушал, какое почтение он должен выказывать отцу, просто, мол, следы его ног целовать обязан. Вы и сами, сударь, не лучше бы его пробрали. Да что там! Теперь-то я образумился и вижу, что, ежели разобраться, он вовсе не так уж виноват.

Аргант. Что ты мне сказки рассказываешь? Женился очертя голову бог знает на ком, да еще не так виноват!

Скапен. Как же быть, сударь, значит, судьба его заставила.

Аргант. Нечего сказать, хорош резон! Да после этого все, что хочешь, делай: мошенничай, воруй, убивай, а в оправдание говори, что судьба тебя заставила.

Скапен. Ах ты господи! Уж очень вы мудрено толкуете мои слова. Я одно хочу сказать: что он не по своей воле в это дело впутался.

Аргант. А зачем было путаться?

Скапен. Уж не хотите ли вы, сударь, чтобы он вел себя по-стариковски? Молодежь — она и есть молодежь, где же ей набраться осторожности и рассудительности? Да вот вам пример — наш Леандр: сколько я его ни учил, сколько ни выговаривал, а он взял да и выкинул фокус почище вашего сынка. Да разве вы сами не были молоды и не проказили в свое время, как все прочие? Говорят, сударь, что вы в свое время были весьма любезный кавалер, волочились за первыми красавицами и промаху не давали.

Аргант. Что правда, то правда, не буду спорить. Только любезничать я любезничал, а до таких крайностей не доходил.

Скапен. А что же ему было делать? Он видит молодую девушку, та к нему благосклонна (это у него от вас — все женщины его любят), она ему нравится, он ее навещает, ухаживает за ней, нежно вздыхает, ведет себя, как влюбленный. Она ему уступает, он пользуется случаем. Родные застают их вместе и силой заставляют его жениться.

Сильвестр (в сторону). До чего же ловок, пройдоха!

Скапен. Разве вам хотелось бы, чтоб его убили? Все-таки лучше жениться, чем помереть.

Аргант. Мне никто не говорил, что это именно так вышло.

Скапен (указывая на Сильвестра). Да спросите у него, он вам то же самое скажет.

Аргант (Сильвестру). Так его заставили жениться?

Сильвестр. Да, сударь.

Скапен. Разве я стану вам лгать?

Аргант. Так ему надо было сейчас же идти к нотариусу и заявить, что его женили насильно.

Скапен. А он как раз этого и не захотел.

Аргант. Тогда мне легче было бы расторгнуть этот брак.

Скапен. Расторгнуть брак?

Аргант. Ну да.

Скапен. Вы его не расторгнете.

Аргант. Не расторгну?

Скапен. Нет.

Аргант. Как так? Ведь на моей стороне все отцовские права да еще тот резон, что сына моего женили насильно.

Скапен. Сын ваш на это не согласится.

Аргант. Не согласится?

Скапен. Нет.

Аргант. Мой сын?

Скапен. Да, ваш сын. Как, по-вашему: легко ему будет сознаться, что он испугался, что его силой заставили жениться? Он ни за что не сознается: это значило бы показать себя в черном свете, показать себя недостойным такого отца, как вы.

Аргант. Мне на это наплевать.

Скапен. Спасая вашу честь и свою собственную, он должен всем говорить, что женился по доброй воле.

Аргант. А по-моему, ради спасения моей и его чести он должен говорить как раз наоборот.

Скапен. Да нет, он этого ни за что не скажет.

Аргант. Так я же его заставлю!

Скапен. Не скажет, уверяю вас.

Аргант. Скажет, а не то лишу наследства.

Скапен. Вы, сударь?

Аргант. Да, я.

Скапен. Ладно!

Аргант. То есть, как это — ладно?

Скапен. Вы его не лишите наследства.

Аргант. Не лишу его наследства?

Скапен. Нет.

Аргант. Нет?

Скапен. Нет.

Аргант. Вот это мило! Своего родного сына я не лишу наследства?

Скапен. Говорят вам, не лишите.

Аргант. Кто же мне помешает?

Скапен. Да вы сами.

Аргант. Я сам?

Скапен. Да. У вас не хватит духу.

Аргант. Хватит.

Скапен. Шутить изволите, сударь!

Аргант. Нисколько не шучу.

Скапен. Родительская любовь скажется.

Аргант. Ничуть она не скажется.

Скапен. Да-да, сударь!

Аргант. А я тебе говорю, что так и будет.

Скапен. Пустяки, сударь!

Аргант. Никакие не пустяки.

Скапен. Господи, да знаю я вас, ведь сердце у вас доброе, сударь!

Аргант. Вовсе не доброе, а захочу, так и разозлюсь… Ну, довольно болтать, не серди меня. (Сильвестру.) Ступай, висельник, отыщи моего негодяя сына, а я пойду к господину Жеронту, расскажу ему, какое у меня несчастье.

Скапен. Сударь! Ежели вам что потребуется, так только прикажите.

Аргант. Благодарю. (Про себя.) И надо же, что он у меня единственный сын! Была бы жива моя дочь, я бы ее сделал наследницей! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Сильвестр, Скапен.

Сильвестр. Ну, признаюсь, ты ловкач, теперь уж дело пойдет на лад. Только денег у нас совсем нет, жить нечем, а кредиторы за нами так и гоняются.

Скапен. Не беспокойся, и тут все налажено. Теперь только бы найти верного человека, чтобы он нам разыграл что требуется, — вот над чем я ломаю голову… Погоди-ка. Стань вот так, нахлобучь шапку по-злодейски, отставь ногу, подбоченься, сделай зверские глаза и пройдись, как король на сцене[70]… Вот и ладно. Пойдем. Есть у меня такой секрет: переймешь — никто тебя не узнает ни в лицо, ни по голосу.

Сильвестр. Смотри только, чтобы мне с правосудием не поссориться, честью тебя прошу.

Скапен. Ну-ну, страх и риск мы разделим по-братски, а какие-нибудь три года каторги благородного человека не остановят.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Жеронт, Аргант.

Жеронт. Да, конечно, при такой погоде наши должны приехать еще сегодня, а один матрос из Тарента говорил мне, что видел моего доверенного перед самым его отплытием. Однако к приезду моей дочери все сложилось далеко не так, как мы с вами предполагали: то, что вы рассказываете о вашем сыне, самым неожиданным образом расстраивает наши планы.

Аргант. Не беспокойтесь: я вам обещаю устранить все препятствия и сейчас же примусь за дело.

Жеронт. Право, господин Аргант, воспитание детей — такая важная вещь, что этим нужно заниматься серьезно.

Аргант. Само собой. А что?

Жеронт. А то, что молодые люди дурно себя ведут чаще всего потому, что отцы их плохо воспитывают.

Аргант. Да, это бывает. Но что вы хотите этим сказать?

Жеронт. Что я хочу сказать?

Аргант. Да.

Жеронт. Что ежели бы вы держали вашего сына в строгости, как полагается хорошему отцу, он бы с вами не сыграл такой шутки.

Аргант. Вот именно. Значит, своего вы держали куда строже?

Жеронт. Ну еще бы! Да если бы мой сын выкинул хоть что-нибудь похожее, я бы ему показал!

Аргант. А что если этот сын, которого вы держали строго, как полагается хорошему отцу, напроказил еще почище моего? Ну-ка?

Жеронт. Как так?

Аргант. То-то — как!

Жеронт. Что это значит?

Аргант. То и значит, господин Жеронт, что не надо сплеча рубить. Прежде чем других осуждать, надо посмотреть хорошенько, все ли у вас самого слава богу.

Жеронт. Не понимаю этой загадки.

Аргант. Я вам ее отгадаю.

Жеронт. Вы что-нибудь слышали про моего сына?

Аргант. Может быть, и слышал.

Жеронт. А что именно?

Аргант. Ваш Скапен намекал мне вскользь на что-то такое, да я тогда был очень сердит, но вы можете узнать подробности от него или от кого-нибудь другого. А я скорее побегу к адвокату — авось посоветует, как мне вывернуться. Всего хорошего! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Жеронт один.

Жеронт. Что бы такое могло случиться? Напроказил похуже его сына! Не знаю, что может быть хуже, как жениться без отцовского позволения. Ничего хуже просто и придумать невозможно.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Жеронт, Леандр.

Жеронт. А, наконец-то ты!

Леандр (подбегает к Жеронту и хочет обнять его). Батюшка! Как я рад, что вы вернулись!

Жеронт (уклоняется от его объятий). Погоди. Сначала поговорим о деле.

Леандр. Дайте же обнять вас и…

Жеронт (отталкивает его). Говорят тебе, погоди!

Леандр. Как, батюшка? Вы даже не позволяете обнять вас на радостях?

Жеронт. Нет. Нам с тобой надо сначала объясниться.

Леандр. А что такое?

Жеронт. Стань так, чтобы я видел твое лицо.

Леандр. Зачем?

Жеронт. Посмотри мне прямо в глаза.

Леандр. Ну?

Жеронт. Что тут у вас случилось?

Леандр. Как — что случилось?

Жеронт. Так. Что ты без меня натворил?

Леандр. Да что вам от меня угодно, батюшка?

Жеронт. Ничего мне не угодно, а я тебя спрашиваю: что ты тут натворил?

Леандр. Я, батюшка, ровно ничего такого не сделал, что могло бы вас прогневать.

Жеронт. Ровно ничего?

Леандр. Да.

Жеронт. Что-то ты смело заговорил.

Леандр. Я же знаю, что ни в чем не виноват.

Жеронт. Однако Скапен кое-что про тебя рассказал.

Леандр. Скапен?

Жеронт. Ага, вот ты и покраснел!

Леандр. Он вам про меня рассказывал?

Жеронт. Здесь не место разговаривать о таком деле, мы с тобой объяснимся дома. Изволь отправляться, я тоже скоро приду. Ну, предатель, если только ты меня опозорил, я от тебя отрекусь: ты мне больше не сын, ступай с глаз долой! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Леандр один.

Леандр. Как, выдать меня! Мерзавец! Ему самому по многим причинам надо было бы все скрывать от отца, а он первый все ему выложил. Богом клянусь, я этого так не оставлю, накажу его за предательство!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Леандр, Октав, Скапен.

Октав. Любезный Скапен! Я так тебе обязан за твои хлопоты! Какой ты молодец! Как хорошо, что небо послало тебя на помощь!

Леандр. А, вот ты где! Очень, очень рад, что ты мне попался, негодяй этакий!

Скапен. К вашим услугам, сударь. Слишком много чести.

Леандр (хватаясь за шпагу). Со мной шутки плохи. Уж я тебя и проучу!

Скапен (падая на колени). Сударь!

Октав (становясь между ними и удерживая Леандра). Оставь, Леандр!

Леандр. Нет, Октав, пусти меня, не мешай!

Скапен (Леандру). Ах, сударь!

Октав (удерживая Леандра). Ради бога!

Леандр (замахиваясь на Скапена). Дай мне отвести душу!

Октав. Ради нашей дружбы, не бей его, Леандр!

Скапен. Что я вам сделал, сударь?

Леандр (замахиваясь на Скапена). Что ты мне сделал, предатель?

Октав (удерживая Леандра). Да будет тебе!

Леандр. Нет, Октав, я хочу, чтобы он сам сознался в своем вероломстве, сию минуту! Да, мошенник, я знаю, какую шутку ты со мной сыграл, мне передали, а ты, верно, думал, что мне никто ничего не скажет. Но я хочу, чтобы ты сам во всем сознался, а не то сейчас проткну тебя шпагой.

Скапен. Ах, сударь, да неужто рука у вас поднимется?

Леандр. Ну, говори!

Скапен. Что же я вам сделал, сударь?

Леандр. Ах ты мошенник, твоя же совесть тебе скажет, что ты сделал!

Скапен. Право, сударь, не знаю.

Леандр (бросаясь на него). Не знаешь?

Октав (удерживая Леандра). Леандр!

Скапен. Ну что ж, сударь, если уж вам так хочется, извольте, сознаюсь: это я распил с приятелем бочонок испанского вина, что вам на днях подарили, я же и провертел дырку в бочонке, а потом налил кругом воды, будто бы вино само вытекло.

Леандр. Так это ты, висельник, выпил испанское вино, это я из-за тебя так бранил служанку, думая, что это ее штуки?

Скапен. Да, сударь, виноват.

Леандр. Очень приятно слышать, да только сейчас не о том речь.

Скапен. Не о том, сударь?

Леандр. Да, тут другое дело, поважнее, и я хочу, чтобы ты сам сознался.

Скапен. А больше я что-то ничего не помню, сударь.

Леандр (замахиваясь на Скапена). Не хочешь говорить?

Скапен. Ой!

Октав (удерживая Леандра). Полегче!

Скапен. Ну что ж, сударь, ваша правда: недели три назад, вечером, вы послали меня отнести часики вашей цыганке, а я вернулся весь в грязи, с расквашенной рожей и соврал вам, будто меня избили воры и отняли часы. А часики-то, сударь, остались у меня.

Леандр. Так это ты стянул мои часы?

Скапен. Да, сударь, надо же мне знать, который час.

Леандр. Однако хорош же ты, голубчик, вот уж верный слуга! И все-таки я не про то спрашиваю.

Скапен. Опять не про то?

Леандр. Нет, подлец, мне надо, чтобы ты в другом сознался.

Скапен (в сторону). Черт возьми!

Леандр. Говори живей, мне некогда.

Скапен. Да это, сударь, и все.

Леандр (замахиваясь на Скапена). Все?

Октав (становясь между ними). Перестань!

Скапен. Ну, так и быть, сударь: не припомните ли вы того оборотня, что побил вас палкой с полгода назад? Дело было ночью, еще вы тогда упали в погреб, убегая от него, и чуть себе шею не сломали.

Леандр. Ну и что же?

Скапен. Ведь это я, сударь, прикинулся оборотнем.

Леандр. Так это ты, предатель, разыграл оборотня?

Скапен. Да, сударь, так только, чтобы вас попугать, а то была у вас такая привычка гонять нас ночью по всяким делам.

Леандр. Ну, хорошо, в другое время я тебе все припомню. А теперь к делу, мне надо от тебя добиться, что ты рассказал отцу.

Скапен. Вашему батюшке?

Леандр. Да, мошенник, моему батюшке.

Скапен. Я его после приезда и в глаза не видал.

Леандр. Не видал?

Скапен. Нет, сударь.

Леандр. Да так ли?

Скапен. Так, сударь. Он и сам не откажется это подтвердить.

Леандр. Однако я от него же и слышал.

Скапен. С вашего позволения, сударь, ваш батюшка сказал вам неправду.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Карл.

Карл. Сударь! Я к вам пришел с дурной вестью.

Леандр. Что случилось?

Карл. Эти ваши цыгане увозят с собой Зербинетту. Она слезами так и заливается и просила поскорее сказать вам, что если вы через два часа не пришлете им денег на выкуп, то навсегда ее потеряете.

Леандр. Через два часа?

Карл. Да, сударь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Леандр, Октав, Скапен.

Леандр. Ах милый Скапен, помоги мне, ради бога!

Скапен (гордо проходит мимо Леандра). Ага, милый Скапен! Теперь, когда понадобился, так и милый Скапен!

Леандр. Слушай: я тебе все прощаю. Если что и хуже есть, все прощу.

Скапен. Да нет, зачем же меня прощать? Уж лучше проткните меня шпагой. Убейте, буду очень рад.

Леандр. Нет, умоляю тебя: спаси мне жизнь, освободи мою Зербинетту.

Скапен. Ни-ни, лучше убейте.

Леандр. Я тобой слишком дорожу. Умоляю тебя: помоги мне, ведь ты все можешь, тебе стоит только захотеть.

Скапен. Да нет же, говорят вам: лучше убейте.

Леандр. Ради бога, забудь мои слова! Прошу тебя: подумай, как бы помочь мне.

Октав. Скапен! Надо для него что-то сделать.

Скапен. Как же это можно после такой обиды?

Леандр. Умоляю: забудь все, что я наговорил тебе сгоряча, и помоги мне, пусти в ход всю свою ловкость.

Октав. И я прошу о том же.

Скапен. Нет, не могу забыть такое оскорбление.

Октав. Ну не будь злопамятен!

Леандр. Неужели ты бросишь меня, Скапен, когда моей любви грозит такая беда?

Скапен. Вдруг взять да и разобидеть ни за что ни про что!..

Леандр. Я не прав, сознаюсь.

Скапен. Обругать мошенником, плутом, подлецом!..

Леандр. Ах, как я в этом раскаиваюсь!

Скапен. Да еще чуть шпагой не проткнули!..

Леандр. От всего сердца прошу у тебя прощения, а если хочешь, то и на колени стану. Смотри, Скапен: я на коленях и еще раз прошу — не бросай меня.

Октав. Право, Скапен, теперь уж надо бы уступить.

Скапен. Встаньте, сударь. В другой раз не будьте так вспыльчивы.

Леандр. Обещаешь меня выручить?

Скапен. Надо подумать.

Леандр. Да ведь время не терпит.

Скапен. Не беспокойтесь. Вам сколько нужно?

Леандр. Пятьсот экю.

Скапен (Октаву). А вам?

Октав. Двести пистолей.

Скапен. Я вытяну эти денежки у ваших родителей. (Октаву.) С вашим батюшкой дело уж совсем налажено. (Леандру.) А с вашим, хоть он и скуп до крайности, еще проще столковаться. Сами знаете: умом его бог обидел, это уж такой человек — чему угодно поверит. Вам, сударь, тут никакой обиды нет, вы на него ни капельки не похожи. Кого угодно спросите, всякий скажет, что он вам отец только по имени.

Леандр. Ну-ну, довольно, Скапен!

Скапен. Ладно, ладно, нашли чего стесняться! Да будет вам!.. Смотрите! Идет батюшка господина Октава. Начнем с него, благо он явился первым. Уходите-ка отсюда оба. (Октаву.) А вы скажите вашему Сильвестру, чтобы шел поскорей играть комедию.

Леандр и Октав уходят.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Скапен, Аргант.

Скапен (про себя). Ишь ты, задумался!

Аргант (не видя Скапена). Так дурно, так безрассудно вести себя! Как это можно жениться на ком попало! Ах, безрассудная молодость!

Скапен. Доброго здоровья, ваша честь!

Аргант. Здравствуй, Скапен.

Скапен. Все думаете о женитьбе вашего сына?

Аргант. Признаюсь, меня это сильно удручает.

Скапен. В жизни, сударь, каждый день можно нарваться на неприятности, надо всегда быть к этому готовым. Я когда-то слыхал изречение одного древнего мудреца и до сих пор его помню.

Аргант. Какое же это?

Скапен. Такое, что отцу семейства, ежели он уехал из дому, непременно надо ждать всяких несчастий по возвращении: или дом сгорит, или деньги украдут, или жена помрет, или сына кто-нибудь изувечит, или дочь обольстят. А ежели ничего этого не случится, так он должен почитать себя счастливцем. Я и сам всю жизнь стараюсь не забывать этого правила, насколько хватает разума, и, когда возвращаюсь домой, наперед готовлюсь встретить господский гнев, выговоры, брань, побои, палки, плети, а ежели чего недостанет, радуюсь, что мне повезло.

Аргант. И хорошо делаешь, только я-то не намерен мириться с этой дурацкой женитьбой, которая мешает нам распорядиться судьбой Октава. Я только что советовался с адвокатом, как бы мне расторгнуть брак.

Скапен. Ей-богу, сударь, если только вы мне верите, тут надо бы уладить дело по-другому. Сами знаете, что значит у нас судиться: попадете в такую трясину, что и не выберетесь.

Аргант. Твоя правда, сам вижу. А как же по-другому?

Скапен. Как будто бы я нашел выход. Вашему горю я сочувствую, мне вас жалко, вот я и ломаю голову, как бы это вас избавить от забот. Я не могу видеть, как дети огорчают таких почтенных родителей, а к вам, сударь, я всегда был особенно привязан.

Аргант. Очень тебе благодарен.

Скапен. Вот я и пошел к брату этой девицы, что вышла за Октава замуж. Он сущий головорез, лихой рубака, только и разговору, что про убийства, такое уж ремесло; человека убить — это ему все равно что стакан вина выпить. Завел я с ним разговор насчет этого брака и доказал, что расторгнуть его ничего не стоит: раз женили молодца насильно, на вашей стороне, мол, и отцовские права и поддержка закона, который примет во внимание и ваши права, и ваши деньги, и ваши знакомства. В конце концов я его так обработал, что он меня послушался и не прочь за деньги пойти на мировую. Не пожалейте денег, и он согласится расторгнуть брак.

Аргант. Сколько же он хочет?

Скапен. Да сперва заломил бог знает сколько.

Аргант. Ну все-таки?

Скапен. Несообразную цену.

Аргант. Сколько же?

Скапен. Меньше чем за пятьсот-шестьсот пистолей и слышать не хочет.

Аргант. Шестьсот лихорадок ему в бок! Смеется он, что ли, над нами?

Скапен. Я ему так и сказал. Даже и не подумал согласиться, а дал понять, что не так-то вы просты: ни пятисот, ни шестисот пистолей ни за что не дадите. Не один раз мы с ним толковали и наконец пришли вот к чему. Ему, говорит он, пора отправляться в армию, нужны деньги на обмундирование, и потому он волей-неволей должен согласиться на ваше предложение. Надо, говорит, лошадь, а мало-мальски подходящую нельзя купить дешевле, чем за шестьдесят пистолей.

Аргант. Ну, шестьдесят пистолей — еще туда-сюда, это я дам.

Скапен. Надо еще сбрую и пистолеты — тоже пистолей двадцать.

Аргант. Двадцать да шестьдесят — это будет восемьдесят пистолей.

Скапен. Совершенно верно.

Аргант. Многовато, ну да ладно, я и на это согласен.

Скапен. И для слуги тоже, говорит, надо лошадь, пистолей хоть в тридцать.

Аргант. Еще чего! Пусть убирается к черту, ничего не дам.

Скапен. Сударь!

Аргант. Нет-нет. Наглец какой!

Скапен. Вы хотите, чтобы слуга шел пешком?

Аргант. Как ему угодно, и с господином вместе.

Скапен. Неужели вас останавливает такой пустяк? Не судитесь вы, ради бога, лучше все отдать, да не связываться с правосудием.

Аргант. Ну ладно, так и быть. Еще тридцать пистолей дам.

Скапен. А еще, говорит, ему нужен мул…

Аргант. Пусть убирается к черту со своим мулом! Это уж слишком, лучше будем судиться.

Скапен. Ну пожалуйста!..

Аргант. Ничего больше не дам.

Скапен. Сударь! Хоть самого плохонького мула!

Аргант. Даже осла не дам.

Скапен. Подумайте…

Аргант. Нет, уж лучше подам в суд.

Скапен. Что вы это говорите, на что решаетесь! Да вы посмотрите, что в судах делается! Сколько там апелляций, разных инстанций и всякой волокиты, у каких только хищных зверей не придется вам побывать в когтях: приставы, поверенные, адвокаты, секретари, их помощники, докладчики, судьи со своими писцами! И ни один не задумается повернуть закон по-своему, даже за небольшую мзду. Подсунет пристав фальшивый протокол, вот вас и засудили, а вы и знать ничего не знаете. Поверенный стакнется с противной стороной и продаст вас ни за грош. Адвоката тоже подкупят, он и в суд не явится, когда будут разбирать ваше дело, или начнет плести всякую чепуху, а до сути так и не доберется. Секретарь прочтет вам заочно обвинительный приговор. Писец докладчика утаит документы, а не то и сам докладчик скажет, будто бы он их не видал. А если вам с великим трудом удастся всего этого избежать, то и тогда окажется, к вашему удивлению, что судей уже настроили против вас их любовницы или какие-нибудь ханжи. Нет, сударь, если можете, держитесь подальше от этой преисподней. Судиться — это все равно что в аду гореть. Да я бы, кажется, от суда на край света сбежал.

Аргант. Сколько ему надо на мула?

Скапен. Сударь! На мула, на строевую лошадь, на лошадь для слуги, на сбрую и пистолеты и на уплату пустячного долга хозяйке он просит всего-навсего двести пистолей.

Аргант. Двести пистолей?

Скапен. Да, сударь.

Аргант (в гневе расхаживая взад и вперед). Ну нет, ну нет, будем судиться.

Скапен. Подумайте…

Аргант. Я подаю в суд.

Скапен. Не бросайтесь очертя голову…

Аргант. Желаю судиться!

Скапен. Да ведь чтобы судиться, тоже нужны деньги. За составление протокола нужно платить, засвидетельствовать подпись — тоже, за доверенность — платить, за подачу прошения — тоже, адвокату за совет — платить, суточные поверенному — платить. Надо платить и за консультацию, и адвокатам за речи, и за снятие копии. Надо платить и докладчикам, и за определение, и за внесение в реестр, и за ускорение дела, и за подписи, и за выписки, и за отправку, да еще взяток сколько раздадите. Отдайте вы ему эти деньги — и дело с концом.

Аргант. Как! Двести пистолей?

Скапен. Да, это куда выгоднее. Я в уме уже подсчитал все судебные издержки, и выходит, что если вы этому молодчику заплатите двести пистолей, то сбережете самое меньшее сто пятьдесят да еще избавитесь от уймы хлопот, мучений и неприятностей. Я бы не пожалел и трехсот пистолей, лишь бы не судиться и не слушать всех глупостей, какие говорят при публике эти шуты гороховые — адвокаты.

Аргант. Мне на это наплевать, пускай говорят что хотят.

Скапен. Это как вам будет угодно, а я на вашем месте не доводил бы до суда.

Аргант. Ни за что не дам двухсот пистолей.

Скапен. А вот и он, о ком мы говорили.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и Сильвестр, переодетый наемным убийцей.

Сильвестр. Скапен! Покажи-ка мне этого Арганта, отца Октава.

Скапен. Зачем вам?

Сильвестр. Я узнал, что он подает на меня в суд, хочет расторгнуть брак моей сестры.

Скапен. Не знаю, есть ли у него такое намерение, а вот двухсот пистолей он вам платить не соглашается, говорит, не много ли будет.

Сильвестр. Чума ему в глотку! Сто чертей и одна ведьма! Попадись он мне только, убью на месте, пусть потом хоть колесуют!

Аргант, весь дрожа, прячется за Скапена.

Скапен. Отец Октава — человек храбрый; может, он вас и не побоится.

Сильвестр. Как так не побоится, черт его возьми? Подать его сюда, сию минуту проткну его шпагой! (Увидев Арганта.) А это кто такой?

Скапен. Это не он, сударь, это не он.[71]

Сильвестр. Может, его приятель?

Скапен. Нет, сударь, напротив: его смертельный враг.

Сильвестр. Смертельный враг?

Скапен. Да, сударь.

Сильвестр. Ах, черт! Очень рад. (Арганту.) Так вы враг этому подлецу Арганту?

Скапен. Да-да, я вам ручаюсь.

Сильвестр (трясет руку Арганту). Вашу руку! Вашу руку! А я даю вам слово и клянусь честью, клянусь моей шпагой и всем, чем хотите, что нынче же избавлю вас от этого мошенника, от этого подлеца Арганта. Можете на меня положиться.

Скапен. Сударь! У нас такой расправы не допустят.

Сильвестр. Я на это плюю, мне терять нечего.

Скапен. Господин Аргант, верно, примет меры. У него есть и друзья, и слуги, и родные, они защитят его от вас.

Сильвестр. Вот этого-то мне и надо, черт возьми! Этого-то мне и надо! (Хватаясь за шпагу.) Ах, черт! Ах, дьявол! Давай его сюда со всеми помощниками, давай его сюда со всеми разом! Где ж они? Пускай попробуют напасть! (Становясь в позицию.) Ах, мерзавцы, да как вы смеете? Ну-ка, черт возьми, попробуйте! (Колет во все стороны, словно перед ним несколько противников.) Пощады не ждите! Начнем. Стой! Коли! Бей, не жалей! А, мошенники, канальи, много взяли? Я вас! Вы у меня узнаете! Стойте, подлецы, стойте! Вот, получите! Ну-ка раз! Еще раз! (Повертываясь к Арганту и Скапену.) Еще удар! И еще один! Ага, отступаете! Стой, черт возьми, стой на месте!

Скапен. Эй-эй, сударь! Мы же вас не трогаем.

Сильвестр. Вперед вам наука — со мной не шутите. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Скапен, Аргант.

Скапен. Вот видите: сколько народу уложил из-за двухсот пистолей! Ну, давай вам бог удачи!

Аргант (дрожа от страха). Скапен!

Скапен. Что угодно, сударь?

Аргант. Я решил дать ему двести пистолей.

Скапен. Очень рад за вас, сударь.

Аргант. Пойдем к нему, деньги со мной.

Скапен. Да вы лучше отдайте их мне. Что же вам самому лезть на глаза? Это будет урон вашей чести: ведь вы ему сказали, что вы не господин Аргант. Да, кроме того, боюсь, как бы он еще больше не заломил, узнав, кто вы такой.

Аргант. Так-то оно так, только мне хотелось бы видеть, как я отдаю свои денежки.

Скапен. Значит, вы мне не доверяете?

Аргант. Не то чтобы не доверял, а все-таки…

Скапен. Ей-богу, сударь, либо я плут, либо честный человек, одно из двух. С какой стати мне вас обманывать? Разве я хлопочу для кого другого, а не для вас да для моего господина, с которым вы хотите породниться? Коли вы мне не верите, я и вмешиваться ни во что не стану, поищите себе другого, пусть он вам и улаживает ваши дела.

Аргант. На, возьми!

Скапен. Нет, сударь, не доверяйте мне ваши деньги. Мне же лучше, если вы найдете кого другого.

Аргант. Ах ты господи! Да возьми же!

Скапен. Нет, сударь, не верите — и не надо. Кто знает, может, я вас обокрасть хочу.

Аргант. Возьми, говорят тебе! Долго ли мне еще с тобою препираться? Только смотри, будь с ним поосторожней.

Скапен. Это уж мое дело, он не на дурака напал.

Аргант. Я тебя подожду дома.

Скапен. Приду непременно. (Один.) С одним покончено. Теперь только другого найти… Да вот и он! Как будто само небо посылает их ко мне в сети.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Скапен, Жеронт.

Скапен (делая вид, что не замечает Жеронта). Господи! Вот еще беда, нежданно-негаданно! Несчастный отец! Бедняга Жеронт, как ему теперь быть?

Жеронт (про себя). Что он там про меня говорит? И лицо такое расстроенное!

Скапен. Неужели никто мне так и не скажет, где господин Жеронт?

Жеронт. Что такое, Скапен?

Скапен (бегает по сцене, будто не видя и не слыша Жеронта). Где бы его найти? Надо же ему сказать про такое несчастье!

Жеронт (бегая за Скапеном). Да что случилось?

Скапен. Бегаю, бегаю и нигде его не найду!

Жеронт. Да вот он я!

Скапен. Прячется он, что ли, и никак не угадаешь где!

Жеронт (останавливая Скапена). Стой же! Ослеп ты разве? Как же ты меня не видишь?

Скапен. Ах, сударь, никак вас не найду!

Жеронт. Я целый час за тобой хожу. Ну? Что случилось?

Скапен. Сударь!..

Жеронт. Ну что?

Скапен. Ваш сын…

Жеронт. Ну, ну? Мой сын, а дальше?

Скапен. С ним несчастье, да такое, что из ряду вон.

Жеронт. Да какое же?

Скапен. Я его недавно повстречал, он был очень расстроен. Не знаю, что вы там ему говорили, только меня-то уж совсем напрасно сюда припутали. Вот мы и пошли прогуляться на пристань, чтобы хоть сколько-нибудь рассеяться. Посмотрели там кое-что, и, между прочим, понравилась нам одна отлично оснащенная турецкая галера. Вдруг молодой турок приятной наружности приглашает нас на эту галеру, подает нам руку. Мы пошли. Он нас принимает очень вежливо, угощает самыми лучшими фруктами, отличным вином — мы такого отроду не пивали.

Жеронт. Что же тут такого прискорбного?

Скапен. Погодите, сударь, сейчас скажу. Пока мы угощались, турок вывел галеру в море, а когда отплыли подальше от пристани, посадил меня в лодку и велел вам сказать, что если не пришлете ему со мной пятьсот экю сей же час, то он увезет вашего сына в Алжир.

Жеронт. Черт знает что! Пятьсот экю?

Скапен. Да, сударь, а главное, он дал мне два часа сроку.

Жеронт. Ах он разбойник! Без ножа зарезал!

Скапен. Теперь вам, сударь, надо скорей думать, как спасти от рабских цепей сына, которого вы так нежно любите.

Жеронт. Кой черт понес его на эту галеру?[72]

Скапен. Почем же он знал, что так выйдет?

Жеронт. Беги, Скапен, беги скорей, скажи этому турку, что я подам на него в суд.

Скапен. Помилуйте! Какой же суд в открытом море?

Жеронт. Кой черт понес его на эту галеру?

Скапен. Бывает, что и злой рок доводит человека до беды.

Жеронт. Ну, Скапен, теперь докажи, что ты верный слуга.

Скапен. Как так, сударь?

Жеронт. Ступай к этому турку и скажи ему, чтобы он вернул мне сына, а ты останешься у него заложником, пока я не соберу денег.

Скапен. Эх, сударь, подумайте, что вы такое говорите! Неужели турок, по-вашему, до того глуп, что примет такого бедняка вместо вашего сына?

Жеронт. Кой черт понес его на эту галеру?

Скапен. Он никак не ожидал такого несчастья. Сударь! Не забудьте: мне дано всего два часа сроку.

Жеронт. Так ты говоришь, он требует…

Скапен. Пятьсот экю.

Жеронт. Пятьсот экю! Да есть ли у него совесть?

Скапен. Ну какая уж там совесть у турка!

Жеронт. Да знает ли он, что такое пятьсот экю?

Скапен. Как же, сударь, знает, что это полторы тысячи ливров.

Жеронт. Что же он, мошенник, думает, что полторы тысячи ливров на дороге валяются?

Скапен. Этому народу хоть кол на голове теши, ничего не втолкуешь.

Жеронт. Кой черт понес его на эту галеру?

Скапен. Ваша правда, сударь, да ведь наперед никак не угадаешь. Ради бога, поторопитесь, сударь!

Жеронт. На, вот тебе ключи от моего шкафа.

Скапен. Так, сударь.

Жеронт. Ты его отопрешь.

Скапен. Понимаю.

Жеронт. Налево висит большой ключ, он от чердака.

Скапен. Так, сударь.

Жеронт. Возьми там все старье из большой корзины и продай его ветошнику, а потом ступай и выкупи моего сына.

Скапен (отдает ему ключ). Эх, сударь, вы точно бредите! Да мне и ста франков за это не дадут, а главное, времени у меня не хватит, сами знаете.

Жеронт. Кой черт понес его на эту галеру?

Скапен. Теперь уж поздно об этом толковать. Бросьте вы галеру, подумайте лучше, что время не терпит, как бы вам совсем не потерять сына. Ах, бедный мой господин! Верно, мне больше тебя не видать! Может, тебя уж заковали и в Алжир увезли, пока я тут болтаю попусту! Небо мне свидетель, я сделал для тебя все, что мог, и, если тебя не выкупили, виной тому единственно отцовское нерадение.

Жеронт. Постой, Скапен, я схожу за деньгами.

Скапен. Скорей, сударь, я и то боюсь, как бы не опоздать.

Жеронт. Так ты сказал, четыреста экю?

Скапен. Пятьсот, сударь.

Жеронт. Пятьсот экю!

Скапен. Да, сударь.

Жеронт. Кой черт понес его на эту галеру?

Скапен. Ваша правда, только поторопитесь.

Жеронт. Неужели другого места для прогулки не нашлось?

Скапен. Оно верно, только нельзя ли поскорей?

Жеронт. Проклятая галера!

Скапен (в сторону). Далась же ему эта галера!

Жеронт. Послушай, Скапен, у меня совсем из головы вон: ведь я только что получил ровно пятьсот экю золотом. Вот уж никак не ожидал, что их у меня так скоро отберут! (Протягивает Скапену кошелек, но тут же крепко зажимает его в кулаке и отводит руку, а Скапен напрасно старается поймать ее.) Вот тебе. Ступай и выкупи моего сына.

Скапен (ловит его руку). Слушаюсь, сударь.

Жеронт (с тем же движением). А все-таки скажи этому турку, что он злодей…

Скапен (с тем же движением). Да.

Жеронт (с тем же движением). Без совести…

Скапен (с тем же движением). Да.

Жеронт (с тем же движением). И без чести, вор этакий…

Скапен (с тем же движением). Да уж не беспокойтесь.

Жеронт (с тем же движением). Что он отнимает у меня пятьсот экю, не имея на то никакого права…

Скапен (с тем же движением). Да.

Жеронт (с тем же движением). Что, будь моя воля, я бы их никогда ему не дал…

Скапен (с тем же движением). Очень хорошо.

Жеронт (с тем же движением). И что, попадись он мне под руку, я ему не спущу.

Скапен. Слушаюсь.

Жеронт (кладет кошелек в карман и направляется к выходу). Так ступай же скорей и выкупи сына.

Скапен (бежит за Жеронтом). Погодите, сударь!

Жеронт (оборачивается). Чего тебе еще?

Скапен. А где же деньги?

Жеронт. Разве я тебе не отдал?

Скапен. Да нет же, вы их опять положили в карман.

Жеронт. Это у меня от горя ум помутился.

Скапен. Оно и видно.

Жеронт. Кой черт понес его на эту галеру? Проклятая галера! Разбойник турок, чтоб его черт побрал! (Уходит.)

Скапен (один). Ишь ты, как ему жалко с деньгами расставаться! Только это еще не все: он мне еще поплатится за то, что насплетничал на меня сыну.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Скапен. Октав, Леандр.

Октав. Ну что, Скапен? Выхлопотал ты чего-нибудь для меня?

Леандр. Сделал ты что-нибудь, поправил ты мои сердечные обстоятельства?

Скапен (Октаву). Вот вам двести пистолей: достал у вашего батюшки.

Октав. Ах, как ты меня обрадовал!

Скапен (Леандру). А для вас, сударь, я ничего не мог сделать.

Леандр (хочет уйти). Мне остается только умереть. К чему мне жить, когда у меня отняли Зербинетту?

Скапен. Постойте, постойте, не так скоро! Куда вы спешите?

Леандр (возвращается). Что же мне делать, по-твоему?

Скапен. Да будет вам! Вот они, все улажено!

Леандр. Ах, ты меня воскресил!

Скапен. Только с условием, что вы мне позволите как-нибудь отомстить вашему батюшке за его выходку со мной.

Леандр. Делай все, что хочешь!

Скапен. Вы это обещаете при свидетеле?

Леандр. Да, конечно.

Скапен. Возьмите, вот ваши пятьсот экю.

Леандр. Скорей идем выкупать мою возлюбленную Зербинетту!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Зербинетта, Гиацинта, Скапен, Сильвестр.

Сильвестр. Да, наши молодые люди так и решили, чтобы вы были вместе, вот мы и исполняем их распоряжение.

Гиацинта (Зербинетте). Что может быть приятнее такого приказания? Я могу только радоваться такой подруге, от вас одной зависит, чтобы нас с вами связала столь же тесная дружба, как наших Октава и Леандра.

Зербинетта. Я согласна: я всегда готова откликнуться на зов дружбы.

Скапен. А на зов любви?

Зербинетта. Любовь — совсем другое дело: там гораздо больше опасности, а я не такая уж смелая.

Скапен. Мне думается, вы решительно несправедливы к моему господину: он столько для вас сделал, а у вас не хватит духу ответить на его чувство?

Зербинетта. Я не совсем верю в его чувство. Того, что он для меня сделал, еще мало, я все еще не могу на него положиться. У меня веселый нрав, я смешлива, но это не значит, что я ко всему отношусь легко, и твой господин напрасно думает, что довольно было меня выкупить, чтобы добиться моей любви. Тут мало одних денег: чтобы я могла отвечать на его любовь так, как он того желает, он должен поклясться мне в верности, подкрепив эту клятву какими полагается церемониями.

Скапен. Он и сам того же мнения. У него на ваш счет самые благородные намерения, да я бы и не стал ему помогать, будь у него на уме другое.

Зербинетта. Я готова этому поверить, коли ты так говоришь, но отец Леандра, пожалуй, будет против.

Скапен. Ну, это мы сумеем уладить.

Гиацинта (Зербинетте). Сходство нашей судьбы должно укрепить дружбу между нами: у нас обеих одни и те же печали, нас обеих постигло одно и то же несчастье.

Зербинетта. Вам все-таки легче: вы знаете, кто ваши родители, можете указать, кто ваши родные, и их поддержка может все уладить, может устроить ваше счастье: она заставит всех признать ваш брак. А мне не от кого ждать помощи, мое положение не смягчит его отца, которому нужно только богатство.

Гиацинта. И все-таки вам легче, потому что вашего Леандра не собираются женить на другой.

Зербинетта. Не измена любимого нас страшит. Сознавая свои достоинства, мы можем быть уверены в победе. Я боюсь только отцовской власти, перед ней любые достоинства ничего не значат.

Гиацинта. Ах, зачем самая чистая любовь всегда встречает преграды! Как хорошо любить, когда двум сердцам ничего не препятствует соединиться нежнейшими узами!

Скапен. Ах, что вы, сударыня! Самое несносное в любви — это спокойствие. Безоблачное счастье может наскучить, в жизни никак нельзя обойтись без приливов и отливов: с препятствиями и любовь разгорается сильней и наслаждение ценится больше.

Зербинетта. Послушай, Скапен: расскажи-ка нам, как ты выманил деньги у твоего скупого старика, — я слышала, что это презабавная история. Ты же знаешь, что рассказывать мне всякие веселые истории — не напрасный труд, я щедро плачу за них смехом.

Скапен. Сильвестр вам сумеет рассказать не хуже моего. А у меня на уме совсем не то: хочу кое-кому отомстить, мечтаю доставить себе это удовольствие!

Сильвестр. Зачем тебе лезть на рожон ни с того ни с сего?

Скапен. Люблю всякие опасные затеи.

Сильвестр. Который раз тебе говорю: послушайся меня, брось это дело!

Скапен. Нет уж, лучше я самого себя буду слушаться.

Сильвестр. Ну чего ради ты это затеял?

Скапен. А ты чего ради меня отговариваешь?

Сильвестр. Того ради, чтобы тебя не отколотили палками без всякой нужды.

Скапен. Ну так что ж, ведь я своей спиной плачусь, не твоей.

Сильвестр. И то правда: своей спине ты хозяин, делай с ней что хочешь.

Скапен. Палок я никогда не боялся, а вот таких трусов терпеть не могу: всё дрожат, как бы не попасться, за все им страшно взяться.

Зербинетта (Скапену). Ты нам скоро понадобишься.

Скапен. Идите, я сейчас. Я ему покажу, что я себе не изменил и не выдал тайн, которых никто знать не должен.

Зербинетта, Гиацинта и Сильвестр уходят.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Скапен, Жеронт.

Жеронт. Ну, Скапен, как идут дела моего сына?

Скапен. Сын ваш теперь в безопасности, а вот вам, сударь, грозит такая беда, что я, кажется, все бы отдал, лишь бы вы сидели у себя дома.

Жеронт. Что такое?

Скапен. Вот мы с вами разговариваем, а вас везде ищут, хотят убить.

Жеронт. Меня?

Скапен. Да, вас.

Жеронт. Кто же это?

Скапен. Брат той девицы, на которой женился Октав. Он думает: вы для того и хотите их развести, чтобы Октав женился на вашей дочке вместо его сестры. Вот он и решил выместить на вас свою обиду: убьет вас и тем восстановит свою честь. Его приятели всё люди военные, везде вас разыскивают, спрашивают про вас. Я сам видел солдат из его роты: они всех встречных опрашивают и заняли повзводно все дороги к вашему дому, так что вы теперь и к себе не пройдете — куда ни поверни, везде на них наткнетесь.

Жеронт. Что же мне делать, любезный Скапен?

Скапен. Право, не знаю, сударь: уж очень трудное дело. Меня так в дрожь и бросило… Погодите-ка. (Идет в глубину сцены, будто высматривая, нет ли там кого.)

Жеронт (дрожа от страха). Ну что?

Скапен (возвращаясь). Нет-нет, никого.

Жеронт. Не придумаешь ли ты чего-нибудь, чтобы меня спасти?

Скапен. Я уж придумал одну штуку, да боюсь, как бы меня самого не ухлопали.

Жеронт. Ну, Скапен, докажи, что ты верный слуга! Не покинь меня в беде, прошу тебя!

Скапен. Как можно, сударь! Ведь я к вам всей душой, разве я вас оставлю без помощи?

Жеронт. А я тебя за это награжу, так и знай. Подарю тебе вот это платье, когда износится.

Скапен. Погодите, сударь. Вот кстати попался на дороге мешок. Полезайте в него, а там…

Жеронт (вообразив, что кто-то идет). Ой!

Скапен. Нет-нет, никого. Я говорю, полезайте вот в этот мешок,[73] да боже вас сохрани пошевелиться. Я вас взвалю на спину, будто бы узел, да так и пронесу в дом мимо ваших врагов, а там мы сейчас же запремся и пошлем за подкреплением.

Жеронт. Неплохо придумано!

Скапен. Уж чего лучше. Сами увидите. (В сторону.) Ты мне поплатишься за свою клевету!

Жеронт. Что ты говоришь?

Скапен. Я говорю: вот как славно мы их проведем, ваших врагов! Залезайте поглубже в мешок, да не высовывайтесь, а главное, не шевелитесь, что бы ни случилось.

Жеронт. Не беспокойся, я знаю, что мне делать.

Скапен. Прячьтесь: вон уж идет один молодчик. (Изменив голос.) «Неужели мне не удастся убить этого Жеронта?[74] Хоть бы какой добрый человек показал, где он прячется!» (Жеронту, своим голосом.) Не шевелитесь! «Нет, черт возьми, я тебя найду, хоть сквозь землю провались!» (Жеронту, своим голосом.) Не высовывайтесь! «Эй, ты с мешком!» Что угодно, сударь? «Вот тебе золотой, покажи мне, где этот Жеронт». Вы ищете господина Жеронта? «Да, черт возьми, ищу». А зачем он вам, сударь? «Зачем?» Да. «Хочу угостить его палками». Таких людей, как господин Жеронт, не бьют палками: с ними нельзя так обращаться. «Как — нельзя? С этим болваном, с этим мошенником, с этой мразью?» Господин Жеронт не болван, не мошенник и не мразь, будьте любезны так о нем не отзываться. «Что? Да как ты смеешь со мной так разговаривать?» Должен же я заступиться за почтенного человека, раз его оскорбляют. «А ты разве друг этому Жеронту?» Да, сударь, я ему друг. «А, черт возьми, друг, тем лучше! (Бьет палкой по мешку.) На, получи за него!» (Кричит, будто бы от боли.) Ай-яй-яй, сударь! Ай-яй-яй, послушайте! Ай-яй-яй, полегче! Ай-яй-яй! «Вот, передай ему это от меня! Всего наилучшего!» Ох, проклятый гасконец! Ох!

Жеронт (высовывается из мешка). Ох, Скапен, не могу больше!

Скапен. Меня тоже, сударь, всего измолотили, до спины дотронуться нельзя.

Жеронт. Что ты это? Ведь он по моей спине колотил.

Скапен. Нет, сударь, все больше мне попадало.

Жеронт. Что ты врешь? Я же чувствовал удары, да и теперь еще больно.

Скапен. Да нет же, говорят вам, это он только концом палки вас задевал.

Жеронт. Так тебе надо было отойти в сторону, чтобы меня совсем не задело.

Скапен (засовывая голову Жеронта в мешок). Спрячьтесь: вон еще какой-то, на иностранца похож.[75] «Шерт возьми, бегай, как циган, и цела день не найти эта сатана Жеронт». Прячьтесь хорошенько! «Скажить мне, каспадин, ви не знайт, где эта Жеронт? Я ее искаль». Нет, сударь, не могу вам сказать. «Говориль правда, мне нушна от эта Жеронт один маленький пустяки: дюжина палок на его спина и колоть ему насквозь раза четыре эта шпага». Да, право же, сударь, не знаю, где он. «Как будто в эта мешок немножка зашевелилась». Извините, сударь, выошиблись. «В эта мешок что-то есть». Ровно ничего, сударь. «Я хотель немножка колоть шпага эта мешок». Нет, сударь, лучше не надо. «Ви дольжен показаль, что у вас в эта мешок». Нельзя, сударь. «По какой причине нельзя?» Вам вовсе не нужно знать, что я несу. «А я хотель узнать!» Ничего вы не узнаете. «Как вы смей шутиль!» Это мои вещи, старье всякое. «Показаль без разговор!» И не подумаю. «Не подумай?» Нет. «А вот мой колотиль палькой твой спина!» Не посмеете. «А, твой дурака валять!» (Бьет палкой по мешку и кричит, будто его самого колотят.) Ай-яй-яй, сударь, ай-яй-яй! «До свиданья, эта маленький урок тебе научиль грубить!» Ах, черт бы его побрал! Болтает неведомо по-каковски! Ох!

Жеронт (высовывая голову из мешка). Ох, меня всего избили!

Скапен. Ох, умираю!

Жеронт. Какого черта они всё по моей спине молотят?

Скапен (засовывая голову Жеронта в мешок). Спрячьтесь! Вон солдаты идут, целых шестеро! (Разными голосами.) «Идем, надо же найти этого Жеронта. Мы все как есть обыщем. С ног собьемся, а весь город обойдем. Всюду заглянем. Ничего не забудем. Все обшарим. В какую сторону идти? Вот сюда! Нет, вон туда! Налево! Направо! Да нет! Сюда, сюда!» (Жеронту, своим голосом.) Спрячьтесь хорошенько. «Э, да вон его слуга! Ну, мошенник, говори, где твой хозяин!» Не троньте меня, господа. «Ну, живей! Говори, что ли! Идем, пошевеливайся! Поскорей, не задерживай нас». Полегче, господа!

Жеронт осторожно высовывается из мешка и видит проделку Скапена.

«Сейчас же отыщи нам твоего хозяина, не то мы тебя изобьем до полусмерти!» Я все перенесу, а своего господина ни за что не выдам. «Мы тебя прикончим». Как вам будет угодно. «Ага, палок захотелось!» Своего господина я не выдам. «Сам захотел попробовать? Вот тебе!» Ай! (Как только он замахивается палкой, Жеронт выскакивает из мешка, а Скапен убегает.)

Жеронт (один). Ах ты мерзавец! Ах ты злодей! Ах ты разбойник! Так это ты меня чуть не убил!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Жеронт, Зербинетта.

Зербинетта (не видя Жеронта). Ха-ха-ха! Нет, надо отдышаться.

Жеронт (не видя Зербинетты). Ты мне за это поплатишься, даю слово.

Зербинетта (не видя Жеронта). Ха-ха-ха! Вот забавная история! Как славно одурачили старика!

Жеронт (увидев Зербинетту). Ничего тут нет забавного, и вовсе не над чем так смеяться.

Зербинетта. Как это? Что вы говорите, сударь?

Жеронт. Говорю: напрасно вы надо мной смеетесь.

Зербинетта. Над вами?

Жеронт. Ну да.

Зербинетта. Что вы! Никто и не думал над вами смеяться!

Жеронт. А почему же вы хохочете прямо мне в лицо?

Зербинетта. Вы тут вовсе ни при чем, я смеюсь тому, что мне сейчас рассказали, — презабавная история. Не знаю, почему мне она показалась так смешна, может потому, что я сама в ней замешана. Но, право же, я не слыхала ничего смешнее той шутки, которую сыграл сын с отцом, чтобы выманить у него деньги.

Жеронт. Сын с отцом, чтобы выманить у него деньги?

Зербинетта. Да-да. Хоть вы меня и не просите, а я бы вам с удовольствием рассказала. Я, надо вам сказать, большая охотница рассказывать всякие истории.

Жеронт. Сделайте милость, расскажите.

Зербинетта. С наслаждением. Большой нескромности тут не будет, все равно и без меня этот случай недолго продержится в тайне. Волею судьбы я попала к тем людям, которые зовутся цыганами и, скитаясь из провинции в провинцию, промышляют гаданьем, а иногда и кое-чем другим. Здесь, в городе, меня увидел один молодой человек и влюбился в меня. С этой минуты он не отстает от меня ни на шаг. Сначала, как и все молодые люди, он думал, что стоит ему сказать слово — и я не смогу устоять перед ним. Однако он столкнулся с моей гордостью, и моя гордость заставила его переменить мнение. Тогда он признался в своей страсти тем людям, от которых я зависела, и они согласились за выкуп уступить меня ему. К несчастью, обстоятельства у моего возлюбленного были плохи, как у всякого молодого человека из хорошей семьи, то есть денег у него было мало. У него есть отец, человек богатый, зато скаред, каких свет не создавал… Погодите! Как же это его зовут? Не подскажете ли вы мне? Да вы, верно, знаете, кто у вас в городе считается первым скрягой?

Жеронт. Нет, не знаю.

Зербинетта. Еще имя у него кончается не то на «рон»… не то на «ронт»… О… Оронт? Нет, не так. Же… Жеронт? Да, верно, Жеронт! Вспомнила, это он и есть, Жеронтом зовут этого сквалыгу. Так вот какая история: наши цыгане собирались сегодня уходить из города, и моему молодому человеку из-за безденежья пришлось бы со мной расстаться, если бы не ловкость его слуги, который сумел вытянуть деньги у его же отца. Как зовут слугу, я отлично помню: Скапен. Это такой необыкновенный человек, им просто нельзя нахвалиться!

Жеронт (в сторону). Ах он мошенник!

Зербинетта. Вот на какую хитрость он пустился, чтобы обмануть старого дурака! Ха-ха-ха! Не могу вспомнить без смеха. Право, не могу! Ха-ха-ха! Скапен пошел к этому скареду… Ха-ха-ха!.. и рассказал ему, будто они с его сыном гуляли на пристани… хи-хи… и там увидели турецкую галеру, их будто бы пригласили на нее, и какой-то молодой турок их угостил… ха-ха!.. и пока они угощались, галера ушла в море, и турок послал Скапена в лодке на берег и велел сказать старику, что увезет его сына в Алжир, ежели ему не пришлют сию минуту пятьсот экю. Ха-ха-ха! Вот тут мой скряга, мой скаред вконец растревожился: и сына ему жалко и денег отдавать не хочется. Эти пятьсот экю для него все равно что нож в сердце. Ха-ха-ха! Он никак не может с ними расстаться, ломает голову, как ему вернуть сына, придумывает всякие глупости. Ха-ха-ха! Собирается посылать в море полицию за турецкой галерой. Ха-ха-ха! Просит слугу остаться заложником вместо сына, пока он соберет деньги, а сам и не думает их платить. Ха-ха-ха! Хочет продать старое платье за пятьсот экю, а оно и тридцати не стоит. Ха-ха-ха! Слуга толкует ему, что все это никуда не годится, а он на все его доводы приговаривает жалобно: «Кой черт понес его на эту галеру? Проклятая галера! Разбойник этот турок!» В конце концов, после всяких уверток, со стонами и вздохами… Но вам как будто вовсе не смешна эта история? Что вы на это скажете?

Жеронт. Скажу, что молодой человек — негодяй, висельник, что отец накажет его за такую проделку, а эта цыганка — дрянная, наглая девчонка, ежели говорит такие дерзости почтенному человеку, он ей покажет, как завлекать порядочных молодых людей, а слуга — просто разбойник, которого господин Жеронт сегодня же отправит на виселицу! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Зербинетта, Сильвестр.

Сильвестр. Куда это вы убежали? Да знаете ли вы, с кем вы сейчас разговаривали? Ведь это отец господина Леандра!

Зербинетта. Я только сейчас поняла. И надо же, чтобы я, ничего не подозревая, рассказала ему его же собственную историю!

Сильвестр. Что такое? Какую историю?

Зербинетта. Ну да, ту самую. Мне она так понравилась, что просто не терпелось кому-нибудь рассказать. Но что за важность? Ему же хуже, а нам, по-моему, от этого ни тепло ни холодно.

Сильвестр. Вот пришла охота болтать! Экий длинный язык! О своих делах и то помолчать не можете.

Зербинетта. А разве он от других не услышит?

Аргант (за сценой). Эй, Сильвестр!

Сильвестр (Зербинетте). Идите домой. Меня зовет мой господин.

Зербинетта уходит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Сильвестр, Аргант.

Аргант. Так вы сговорились, мошенники! Ты, Скапен и мой сын сговорились обмануть меня! И вы думаете, я это потерплю?

Сильвестр. Ей-богу, сударь, если Скапен вас обманывает, так я тут ни при чем, я знать ничего не знаю.

Аргант. Мы разберем это дело, негодяй, разберем! Я не позволю втирать мне очки.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Жеронт.

Жеронт. Ах, господин Аргант, у меня такое несчастье!

Аргант. И у меня тоже большое горе, господин Жеронт.

Жеронт. Мошенник Скапен обманом вытянул у меня пятьсот экю.

Аргант. Тот же мошенник Скапен и тоже обманом нагрел меня на двести пистолей.

Жеронт. Мало того, что выманил пятьсот экю, он меня еще так угостил, что рассказывать совестно. Ну да он за это поплатится!

Аргант. Пускай ответит, как он посмел сыграть со мной такую шутку!

Жеронт. Я хочу его наказать примерно!

Сильвестр (в сторону). Дай только бог, чтобы мне за все это не попало!

Жеронт. Но это еще не все, господин Аргант: одна беда пришла — жди и другую. Сегодня я питал надежду увидеть дочь, единственное мое утешение, и вдруг узнаю от моего доверенного, что она давно уже уехала из Тарента. Думают, что корабль потонул и она погибла.

Аргант. Да зачем же вы оставили дочь в Таренте? Для чего лишили себя радости всегда видеть ее перед собой?

Жеронт. На то были свои причины: семейные обстоятельства заставили меня скрыть мой второй брак… Но кого я вижу!

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Нерина.

Жеронт. А, это ты, кормилица?

Нерина (бросаясь на колени перед Жеронтом). Ах, господин Пандольф!..

Жеронт. Ты это брось, зови меня Жеронтом. Мне больше незачем называться тем именем, которое я носил у вас в Таренте.

Нерина. Ах, сударь, сколько хлопот и волнений было нам с этой переменой имени, когда мы вас искали здесь!

Жеронт. Где же мои дочь и жена?

Нерина. Дочь ваша недалеко отсюда. Только, прежде чем вы ее увидите, я должна выпросить у вас прощение: ведь я, оставшись с ней без всякой помощи и не зная, где вас искать, выдала ее замуж.

Жеронт. Моя дочь замужем?

Нерина. Да, сударь.

Жеронт. За кем же?

Нерина. За молодым человеком, которого зовут Октавом, — он сын господина Арганта.

Жеронт. Боже мой!

Аргант. Какое необыкновенное совпадение!

Жеронт. Веди же нас, веди скорее к ней!

Нерина. Вам остается только войти в этот дом.

Жеронт. Ступай вперед. Идемте, идемте, господин Аргант!

Сильвестр (один). Вот уж, можно сказать, удивительный случай!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Сильвестр, Скапен.

Скапен. Ну, Сильвестр, что у наших делается?

Сильвестр. Я тебе сообщу две новости. Во-первых, дело Октава улажено, наша Гиацинта оказалась дочерью господина Жеронта, случай помог тому, что задумали благоразумные родители. А во-вторых, оба старика грозятся с тобой разделаться, особенно господин Жеронт.

Скапен. Это пустяки. Угрозы мне не повредят, авось тучу пронесет мимо.

Сильвестр. Смотри, как бы сыновья не помирились с отцами, попадешь тогда впросак.

Скапен. Не беспокойся, уж я сумею их умилостивить…

Сильвестр. Беги скорей! Вон они идут.

Скапен убегает.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Сильвестр, Жеронт, Аргант, Гиацинта, Зербинетта, Нерина.

Жеронт. Ну, дочь моя, подойди ко мне! Я был бы совершенно счастлив, ежели бы и матушка твоя была здесь!

Аргант. А вот как раз и Октав.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и Октав.

Аргант. Иди, сын мой, порадуйся вместе с нами тому, как счастливо все обернулось с твоей женитьбой. Сам бог…

Октав. Нет, батюшка, на ком бы вы ни предложили мне жениться, все будет напрасно. К чему перед вами скрываться? Ведь вам уже известно, что я женат.

Аргант. Ну да, но ты не знаешь…

Октав. Я знаю все, что мне нужно знать.

Аргант. Я хочу тебе сказать, что дочь господина Жеронта…

Октав. Какое мне дело до дочери господина Жеронта!

Жеронт. Да ведь это она…

Октав (Жеронту). Нет, сударь, прошу меня простить: я не изменю своего решения.

Сильвестр (Октаву). Да послушайте…

Октав. Молчи, я ничего не желаю слушать.

Аргант (Октаву). Твоя жена…

Октав. Нет, батюшка, я скорей умру, чем покину любезную мою Гиацинту. Делайте что хотите, но вот та, которой я поклялся в верности. (Переходит на противоположную сторону сцены и становится рядом с Гиацинтой.) Я полюбил ее на всю жизнь, и другой жены мне не нужно.

Аргант. Да ведь ее-то тебе и отдают! Вот бестолковый! Заладил свое — и ни с места!

Гиацинта (указывая на Жеронта). Да, Октав, вот мой батюшка, я нашла его, и теперь всем нашим несчастьям конец.

Жеронт. Идемте ко мне, там нам будет удобнее беседовать.

Гиацинта (указывая на Зербинетту). Батюшка! Прошу у вас как милости: не разлучайте меня с моей милой подругой. У нее столько достоинств, что вы, верно, полюбите ее, когда узнаете ближе.

Жеронт. Ты хочешь, чтобы я взял к себе в дом возлюбленную твоего брата, которая только что наговорила мне дерзостей?

Зербинетта. Простите, сударь, я бы не стала так говорить, если бы знала, что это вы. Ведь вы мне были знакомы только понаслышке.

Жеронт. Как это — только понаслышке?

Гиацинта. Батюшка! Я ручаюсь за ее добродетель, в чувствах брата к ней нет ничего худого.

Жеронт. Вот это мило! Уж не женить ли мне сына на этой девчонке? Бог знает кто она такая. Верно, обыкновенная потаскушка!

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Те же и Леандр.

Леандр. Батюшка! Не огорчайтесь тем, что я люблю девушку бедную и незнатного происхождения. Цыгане, у которых я ее выкупил, только сейчас рассказали мне, что она дочь благородных родителей, уроженка нашего города, они ее украли четырехлетним ребенком. Вот и браслет они мне дали: он поможет нам отыскать ее семью.

Аргант. Боже! Это моя дочь, я узнал ее по браслету. Все правда, я потерял ее четырех лет от роду.

Жеронт. Это ваша дочь?

Аргант. Да, это она, сходство во всех чертах убеждает меня.

Гиацинта. Боже, какое необычайное стечение обстоятельств!

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Те же и Карл.

Карл. Ах, господа, только что произошел несчастный случай!

Жеронт. Что такое?

Карл. Бедняга Скапен…

Жеронт. Мошенник! Вот я велю его повесить!

Карл. Нет, сударь, вам не придется больше насчет этого беспокоиться. Он проходил мимо постройки, вдруг сверху упал молоток и пробил ему череп насквозь, так что мозг видно. Он умирает и просил принести его сюда, чтобы перед смертью сказать вам несколько слов.

Аргант. Где же он?

Карл. Вот его несут.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же и Скапен.

Скапен (с обвязанной головой, будто бы ранен; его вносят два носильщика). Ах, ах! Видите, господа… видите, в каком я положении! Ах! Мне не хотелось умирать, не попросив прощения у всех, кого я обидел. Ах! Господа! Прежде чем испустить последний вздох, заклинаю вас: простите меня за все, что я вам сделал, особенно вы, господин Аргант, и вы, господин Жеронт. Ах!

Аргант. Я тебя прощаю, можешь умереть спокойно.

Скапен (Жеронту). Вас, господин Жеронт, я еще больше обидел… Эти палочные удары…

Жеронт. Не стоит об этом говорить, я тебя тоже прощаю.

Скапен. Такая дерзость с моей стороны эти самые палки…

Жеронт. Оставим это!

Скапен. Перед смертью совесть не дает мне покоя из-за этих палок…

Жеронт. Господи, да перестань!

Скапен. …из-за этих злополучных палок, которыми я вас…

Жеронт. Говорят тебе, перестань, я все забыл!

Скапен. Ах, как вы добры, сударь! Но от чистого ли сердца вы прощаете мне эти палки?

Жеронт. Ну да, прощаю, замолчи только. Прощаю все — и дело с концом.

Скапен. Ах, сударь, мне много легче стало после ваших слов!

Жеронт. Ну нет, простить-то я тебя простил, только с условием, что ты умер.

Скапен. Как же так, сударь?

Жеронт. Если ты выздоровеешь, я от своих слов отрекусь.

Скапен. Ох, ох! Мне опять хуже!

Аргант. Уж простили бы вы его на радостях без всяких условий, господин Жеронт!

Жеронт. Так и быть.

Аргант. Идемте, отужинаем вместе и повеселимся как следует.

Скапен. А меня пусть поднесут поближе к столу, пока я еще не умер!

ГРАФИНЯ д’ЭСКАРБАНЬЯС


Комедия в одном действии

Перевод К. Ксаниной

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ГРАФИНЯ Д’ЭСКАРБАНЬЯС.

ГРАФ

ее сын.

ВИКОНТ

возлюбленный Жюли.

ЖЮЛИ

возлюбленная виконта.

Г-Н ТИБОДЬЕ

член суда; влюблен в графиню.

Г-Н ГАРПЕН

сборщик податей; тоже влюблен в графиню.

БОБИНЕ

наставник графа.

АНДРЕ

служанка графини.

КРИКЕ

лакей графини.

ЖАННО

лакей г-на Тибодье.


Действие происходит в Ангулеме.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Жюли, виконт.

Виконт. Как! Вы уже здесь, сударыня?

Жюли. Да. Вы бы постыдились, Клеант, — влюбленному неприлично являться на свидание последним.

Виконт. Если бы на свете перевелись докучливые люди, я был бы здесь уже час назад. По дороге сюда меня остановил один старый знатный болтун и нарочно стал расспрашивать о придворных новостях, чтобы иметь возможность в свою очередь сообщить мне новости самые нелепые. Вы знаете, какой бич маленьких городов эти вестовщики, которые всюду ищут повода посплетничать. Сначала этот господин показал мне два листа бумаги, сплошь заполненные небылицами, исходящими, по его словам, из самого надежного источника. Затем под великим секретом утомительно долго излагал мне как нечто весьма любопытное весь тот вздор, что несет голландская газета,[76] взгляды которой он разделяет. Он утверждает, будто перо этого писаки подрывает могущество Франции и будто достаточно одного этого остроумца, чтобы разбить наголову все наши войска. Потом начал обсуждать действия нашего министерства; как пошел его разносить — я уж думал, он никогда не кончит. Послушать его — он знает тайны кабинета лучше, чем сам кабинет. Политика государства видна ему насквозь, он проник во все его замыслы. Он обнажает скрытые пружины всего, что совершается, указывает, какие меры предосторожности принимают наши соседи, и по воле своего воображения вершит всеми делами Европы. Его осведомленность простирается даже на Африку и Азию: ему известно все, что обсуждается в верховном совете пресвитера Иоанна и Великого Могола.[77]

Жюли. Вы нарочно пускаете в ход все свое красноречие, чтобы вас благосклонно выслушали и простили.

Виконт. Нет, прелестная Жюли, такова истинная причина моего опоздания. Если бы я хотел оправдываться, я бы мог сказать вам следующее. Затеянное вами свидание таково, что оно извиняет медлительность, за которую вы меня браните: вы заставляете меня разыгрывать влюбленного в хозяйку этого дома — вот почему я боюсь прийти сюда первым. Я заставляю себя притворяться в угоду вам, но с условием, что это насилие я буду чинить над собою лишь на глазах той, кого это забавляет. Я избегаю оставаться наедине с этой смешной графиней, которую вы мне навязываете. Короче говоря, я бываю здесь только ради вас и имею все основания надеяться, что вы явитесь первая.

Жюли. Знаю, знаю: вы всегда сухим из воды выйдете. Однако, если б вы пришли на полчаса раньше, это время оказалось бы в нашем распоряжении. Когда я сюда приехала, графини не было дома. Я уверена, что она отправилась трубить по всему городу о том представлении, которое вы будто бы устраиваете для нее, хотя на самом деле для меня.

Виконт. Нет, сударыня, когда же мы наконец перестанем себя приневоливать и мне не придется покупать столь дорогой ценой счастье видеть вас?

Жюли. Когда наши родители примирятся, на что я не смею надеяться. Вы знаете не хуже меня, что раздоры между нашими семьями не позволяют нам видеться в другом месте, — мои братья и ваш отец настолько безрассудны, что никак не могут примириться с нашей взаимной привязанностью.

Виконт. Вражда родителей не может воспрепятствовать нашим свиданиям, так почему бы нам не проводить это время как можно лучше? Для чего вы заставляете меня терять на глупое притворство те минуты, когда мы вместе?

Жюли. Чтобы скрывать нашу любовь. К тому же, по правде сказать, это притворство, эта комедия доставляет мне большое удовольствие, я даже не знаю, больше ли меня позабавит то представление, которое вы сегодня устраиваете. Нашу графиню д’Эскарбаньяс с ее помешательством на знатности отлично можно было бы вывести на сцене. Побыв немного в Париже, она вернулась в Ангулем уже окончательно помешанной. После того как она понюхала придворного воздуха, ее чудачества стали еще очаровательнее, а ее глупость день ото дня распускается все более пышным цветом.

Виконт. Да, но вы не думаете о том, что эта развлекающая вас игра терзает мое сердце. Когда душа пылает страстью, долго притворяться нельзя. Это жестоко, прелестная Жюли: своей забавой вы отнимаете у моей любви время, которое ей хотелось бы употребить на то, чтобы излить вам свой пламень. Сегодня ночью я сочинил по этому поводу стихи и сейчас, не дожидаясь вашей просьбы, прочту их вам, ибо жажда читать другим свои произведения — это порок, неразлучный со званием поэта.

О, ты чрезмерно длишь, Ирида, казнь мою!..
Как видите, вместо «Жюли» я поставил имя «Ирида».

О, ты чрезмерно длишь, Ирида, казнь мою!
Твоих желаний раб, в душе на них пеняю
За то, что должен я молчать, когда люблю,
И о любви твердить, когда любви не знаю.
Ужели зрелищем моих притворных мук
Я веселю твой взор, столь искрение любимый?
Доныне я страдал, лишь красотой томимый, —
Для прихоти твоей страдать твой должен друг.
Нет, не по силам мне мучение двойное!
Молчанье жгучее, признанье ледяное
Огнем и холодом равно терзают грудь.
Любовь царит в душе, и ложь властна над нею,
И если не спасешь меня ты как-нибудь,
От правды я сгорю, от лжи окоченею.[78]
Жюли. Вы изобразили себя тут слишком уж несчастным. Впрочем, господа поэты разрешают себе вольность намеренно лгать и приписывать своим возлюбленным несвойственные им жестокости, чтобы искуснее выразить мысли, какие приходят им в голову. Тем не менее я буду очень рада, если вы подарите мне эти стихи.

Виконт. Довольно того, что я их вам прочел, на этом следует поставить точку. Быть иногда настолько безумным, чтобы сочинять стихи, — это еще простительно, но показывать их другим — это уже непростительно.

Жюли. Напрасно вы прикрываетесь ложной скромностью. Свет знает, что вы даровиты, так что я не вижу причины, зачем вам скрывать свое дарование.

Виконт. Полноте, сударыня! Будем осторожны: в свете опасно притязать на даровитость. Тут есть опасность показаться смешным — пример некоторых моих друзей меня пугает.

Жюли. Полноте, Клеант! Что бы вы ни говорили, я все-таки вижу, что вам ужасно хочется дать мне эти стихи, и я бы вас огорчила, если бы сделала вид, что не интересуюсь ими.

Виконт. Огорчили? Да что вы! Я не настолько поэт, как вы думаете, и не… Но вот и графиня д’Эскарбаньяс. Чтобы с нею не встретиться, я уйду в другую дверь и сейчас же соберу всех участвующих в представлении, которое я вам обещал. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Жюли, графиня, Андре и Крике в глубине сцены.

Графиня. Ах, боже мой! Вы одна? Какая жалость! Одна! Если я не ошибаюсь, слуги сказали мне, что здесь виконт…

Жюли. Это правда, виконт приходил, но как только узнал, что вас нет дома, так сейчас же ушел.

Графиня. Как! Он видел вас?

Жюли. Да.

Графиня. И он с вами не говорил?

Жюли. Нет, графиня. Этим он хотел показать, что всецело очарован вами.

Графиня. Я его пожурю, даю вам слово. Какую бы ни питали ко мне любовь, я желаю, чтобы любящие меня воздавали должное нашему полу. Я не из тех несправедливых женщин, которые радуются тому, что их возлюбленные неучтивы с другими красавицами.

Жюли. Его поведение, графиня, не должно удивлять вас. Вы ему внушаете такую страстную любовь, что она сквозит во всех его поступках и мешает ему видеть кого-либо, кроме вас.

Графиня. Я знаю, что могу возбудить к себе довольно сильную любовь. Слава богу, для этого я достаточно молода, красива и знатна. Но одно другому не мешает: с чувствами ко мне должны совмещаться учтивость и любезность с другими людьми. (Заметив Крике.) Лакей! Что вы тут делаете? Вам полагается сидеть в передней и ждать, пока вас позовут. Удивительное дело: в провинции нельзя найти лакея, который умел бы себя вести! Кому я говорю? Извольте выйти вон, негодный мальчишка!

Крике уходит.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Жюли, графиня, Андре.

Графиня (к Андре). Служанка! Подите сюда!

Андре. Что вам угодно, сударыня?

Графиня. Снимите с меня чепец. Осторожней! Какая вы неуклюжая! Вы мне голову оторвете своими ручищами!

Андре. Я стараюсь снять как можно осторожнее, сударыня.

Графиня. Да, но что по-вашему легко, то очень тяжело для моей головы, вы мне ее совсем свернули. Возьмите и муфту. Не бросайте куда попало, а отнесите ко мне в уборную… Что такое? Куда она пошла? Куда она пошла? Что эта дура делает?

Андре. Я хочу, сударыня, отнести это, как вы велели, в уборную.

Графиня. Ах, боже мой, какая бестолковая! (К Жюли.) Простите, сударыня! (К Андре.) Я велела вам, дурища, отнести все это ко мне в уборную, то есть туда, где находятся мои уборы.

Андре. Разве при дворе, сударыня, это помещение называется уборной?

Графиня. Да, безмозглая, так называется место, где хранят одежду.

Андре. Запомню, сударыня. И еще я запомню, что ваш чердак надо называть кладовой для хранения мебели. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Жюли, графиня.

Графиня. Сколько надо положить труда на то, чтобы обучить этих скотов!

Жюли. Я думаю, графиня, они счастливы, что находятся под вашим началом.

Графиня. Это дочь моей кормилицы, я взяла ее прислуживать в комнатах, но она еще не совсем обтесалась.

Жюли. Это доказывает благородство вашей души, графиня. Воспитывать таким образом людей весьма похвально.

Графиня. Подайте стулья! Эй, лакей, лакей, лакей! Просто возмутительно: не дозовешься лакея, чтобы он подал стулья! Служанки, лакей, лакей, служанки! Эй, кто-нибудь! Должно быть, все мои слуги умерли, нам придется самим подать себе стулья.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Андре.

Андре. Чего изволите, сударыня?

Графиня. Охрипнешь, пока вас дозовешься!

Андре. Я убирала муфту и чепец в ваш шка… то бишь в вашу уборную.

Графиня. Позовите мне этого бездельника лакея.

Андре. Крике!

Графиня. Не смейте называть его «Крике», дура неотесанная! Зовите его «лакей».

Андре. Лакей, стало быть, а не Крике, иди к нашей госпоже! Да он оглох, что ли? Кри… лакей, лакей!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Крике.

Графиня. Где это вы были, негодяй?

Крике. На улице, сударыня.

Графиня. Что вы там делали?

Крике. Вы мне велели выйти вон.

Графиня. Вы болван, мой друг. Вы должны знать, что на языке благородных особ выйти вон значит выйти в переднюю. Андре! Распорядитесь, чтобы мой конюший высек этого негодного мальчишку. Он неисправим.

Андре. А кто ваш конюший, сударыня? Вы так называете дядюшку Шарля?

Графиня. Замолчите, дура вы этакая! Вы не можете раскрыть рта, чтобы не сказать чего-нибудь неуместного. (К Крике.) Подайте стулья! (К Андре.) А вы зажгите две восковые свечи в серебряных подсвечниках — уже темнеет. Ну? Что вы смотрите на меня с таким растерянным видом?

Андре. Сударыня!..

Графиня. Ну что «сударыня»? Что случилось?

Андре. Дело в том…

Графиня. В чем же?

Андре. В том, что у меня нет восковых свечей.

Графиня. Как так нет?

Андре. Нет, сударыня, есть только сальные.

Графиня. Вот дурища! А где же восковые? Ведь я велела их купить.

Андре. Я их в глаза не видела.

Графиня. Подите прочь, дерзкая! Я отошлю вас к вашим родителям. Принесите мне стакан воды.

Андре и Крике уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Жюли, графиня.

Графиня д'Эскарбаньяс и Жюли со всевозможными церемониями просят друг друга сесть.

Графиня. Сударыня!

Жюли. Сударыня!

Графиня. Ах, сударыня!

Жюли. Ах, сударыня!

Графиня. Полноте, сударыня!

Жюли. Полноте, сударыня!

Графиня. О, сударыня!

Жюли. О, сударыня!

Графиня. Прошу вас, сударыня!

Жюли. Прошу вас, сударыня.

Графиня. Ну пожалуйста, сударыня!

Жюли. Ну пожалуйста, сударыня!

Графиня. Я у себя дома, сударыня, вряд ли вы станете это отрицать. Так неужели же вы принимаете меня за провинциалку?

Жюли. Боже меня упаси, сударыня!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же, Андре со стаканом воды и Крике.

Графиня (к Андре). Что вы делаете, дурища? Я пью из стакана с блюдечком.[79] Сейчас же принесите мне блюдечко!

Андре. Крике! А что такое блюдечко!

Крике. Блюдечко?

Андре. Да.

Крике. Не знаю.

Графиня (к Андре). Ну, пошевеливайтесь!

Андре. Мы оба не знаем, что такое блюдечко.

Графиня. Запомните, что это тарелка, на которую ставят стакан.

Андре и Крике уходят.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Жюли, графиня.

Графиня. Да здравствует Париж! Там вас понимают с первого взгляда.

Входит Андре и приносит стакан воды, накрытый тарелкой; за ней идет Крике.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же, Андре и Крике.

Графиня (к Андре). Ну вот! Я вам что говорила, тупица? Тарелка должна быть снизу.

Андре. Я сейчас сделаю. (Хочет поставить стакан на тарелку и разбивает его.)

Графиня. Ну вот! Что за безголовая! Я с вас взыщу за стакан.

Андре. Ладно, сударыня, я вам заплачу.

Графиня. Видали вы такую дурищу, такую разиню, такую идиотку, такую…

Андре (уходя). Раз я вам заплачу за него, сударыня, так нечего браниться.

Графиня. Уйдите с глаз долой!

Андре и Крике уходят.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Жюли, графиня.

Графиня. Ох, сударыня, уж эти провинциальные городишки! Здесь совершенно не умеют себя вести. Я только что побывала в двух-трех домах и должна сказать, что хозяева привели меня в отчаяние — так мало уважают они мое звание.

Жюли. Где же им было научиться приличиям? Они ведь не ездили в Париж.

Графиня. Они бы все же научились, если бы слушали сведущих людей. По-моему, вся беда в том, что они думают, будто знают светское обхождение не хуже меня, а ведь я прожила в Париже два месяца и видела весь двор.

Жюли. Вот глупые люди!

Графиня. В своей дерзости они доходят до того, что со всеми держат себя одинаково, — нет, это невыносимо! Ведь должна же существовать известная субординация! Я просто из себя выхожу,[80] когда какой-нибудь проживающий в городке беспоместный дворянин двухдневной, то бишь двухсотлетней, давности нагло утверждает, что он такой же дворянин, как мой покойный супруг, который жил у себя в имении, держал свору гончих и во всех бумагах, которые он подписывал, именовал себя графом.

Жюли. Насколько же приятнее жить в Париже! Одно воспоминание о нем должно быть отрадно. Отель Луи, Лионский отель, Голландский[81] — как там, наверное, хорошо!

Графиня. Да, в самом деле, разница большая. Там вы встречаетесь с людьми из высшего общества, и они наперебой оказывают вам всевозможные почести. Вы можете принимать их, не вставая с кресел, а если вам захочется посмотреть военный парад или балет Психею,[82] всё тотчас же к вашим услугам.

Жюли. Я думаю, графиня, что за время вашего пребывания в Париже вы одержали в высших сферах немало побед.

Графиня. Поверьте, сударыня, что все те, кого называют придворными любезниками, обивали мои пороги и ухаживали за мною. Я храню в шкатулке их письма, из которых видно, какие я отвергла предложения. Нет нужды называть их имена: всем известно, кто принадлежит к числу придворных любезников.

Жюли. Меня удивляет, графиня, как это после всех громких имен, о которых я могу догадываться, вы снизошли до какого-то господина Тибодье, члена суда, или господина Гарпена, сборщика податей. Признаюсь, это падение. Виконт — он все-таки виконт, хотя и провинциальный, он может съездить в Париж, если он еще там не был, но член суда и сборщик податей — это слишком ничтожные поклонники для такой знатной дамы, как вы.

Графиня. В провинции таких людей не худо держать около себя на всякий случай: они могут пригодиться — ну хотя бы для того, чтобы заполнить брешь в рядах любезников, увеличить собою число вздыхателей. А кроме того, если влюбленный пользуется единоличной властью, то это ведь опасно: отсутствие соперников обыкновенно развивает в нем самоуверенность, и его чувство может остыть.

Жюли. Признаюсь, графиня, из беседы с вами можно извлечь большую пользу; это настоящая школа, я каждый день чему-нибудь от вас научаюсь.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Те же, Крике и Андре.

Крике (графине). Вас там, сударыня, спрашивает Жанно, слуга господина Тибодье.

Графиня. Ну вот! Опять ты наглупил, негодный мальчишка! Лакей, знающий светские приличия, сказал бы об этом тихо служанке, а та пришла бы и доложила на ухо госпоже: «Сударыня! Там лакей господина такого-то просит позволения кое-что сказать вам», на что госпожа ответила бы: «Пусть войдет».

Крике (стоя около графини, кричит). Войди, Жанно!

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же и Жанно.

Графиня. Опять неучтивость! (К Жанно.) Что тебе нужно, лакей? Что там у тебя?

Жанно. Господин Тибодье кланяется вам, сударыня. Он скоро сам придет сюда, а пока что посылает вам груши из своего сада и вот эту записку.

Графиня. Этот сорт груш называется «добрый христианин», отменные груши. Андре! Велите отнести их в буфетную.

Андре уходит и сейчас же возвращается.

(Дает деньги Жанно.) На, мальчуган, это тебе.

Жанно. Нет, что вы, сударыня!

Графиня. Говорят тебе, бери!

Жанно. Мой господин велел мне, сударыня, ничего от вас не брать.

Графиня. Это ничего не значит.

Жанно. Извините, сударыня.

Крике. Да ну, Жанно, бери! Если тебе не нужны деньги, так отдай мне.

Графиня. Поблагодари своего господина.

Крике (к Жанно, который направляется к выходу). Ну, давай деньги!

Жанно. Вот еще! Нашел дурака!

Крике. Да ведь это я велел тебе взять!

Жанно. Я бы и без тебя взял. (Уходит.)

Графиня. Мне нравится господин Тибодье: он знает, как должно обходиться с особами моего звания, он очень почтителен.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Жюли, графиня, Крике, Андре, виконт.

Виконт. Я пришел сообщить вам, графиня, что представление скоро будет готово — через четверть часа мы сможем перейти в зал.

Графиня. Только чтобы не было большого сборища! (К Крике.) Скажи швейцару, чтобы он никого не впускал.

Виконт. В таком случае, графиня, я отменяю представление. Если зрителей будет мало, то оно никакого удовольствия мне не доставит. Поверьте мне: если вы в самом деле хотите позабавиться, прикажите слугам впустить весь город.

Графиня. Лакей, подайте стул!

Виконт садится.

Вы пришли весьма кстати: я решила оказать вам честь. Вот записка господина Тибодье, он прислал мне ее вместе с грушами. Позволю вам прочесть ее вслух: я ее еще не читала.

Виконт (прочитав записку про себя). Записка написана изящным слогом, графиня, ее стоит прочесть внимательно. (Читает вслух.) «Милостивая государыня! Я бы не послал Вам этого подарка, если бы мой сад не приносил мне больше плодов, нежели моя любовь…»

Графиня (виконту). Теперь вы видите, что между нами любви нет.

Виконт (продолжает читать). «Груши еще не вполне созрели, но в таком виде они более соответствуют жестокости Вашей души, которая своим вечным пренебрежением не сулит мне мягких груш.[83] Позвольте мне, милостивая государыня, не входя в подробное перечисление Ваших совершенств и прелестей, о коих мне пришлось бы распространяться до бесконечности, в заключение этого послания уверить Вас, что я такой же истинный христианин, как и посылаемые Вам груши, ибо воздаю добром за зло, то есть, выражаясь яснее, я подношу Вам, милостивая государыня, груши „добрый христианин“ за те „груши мучения“,[84] которые ежедневно заставляет меня вкушать Ваша жестокость. Ваш недостойный раб Тибодье». Эту записку, графиня, следует сохранить.

Графиня. Может быть, кое-что в этой записке и грешит против правил академии, но ее почтительный тон мне очень нравится.

Жюли. Я с вами согласна, графиня. Не в обиду будь сказано виконту, я бы могла полюбить человека за такие письма.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Те же и г-н Тибодье.

Графиня. Пожалуйте, господин Тибодье, входите смело! Ваша записка была принята благосклонно, так же как и ваши груши, а вот эта дама только что говорила о том, какие у вас преимущества перед вашим соперником.

Г-н Тибодье. Я премного ей благодарен, графиня, и, если у нее когда-нибудь будет процесс в нашем суде, она убедится, что я не забуду той чести, которую она мне оказала, выступив перед вашей красотой адвокатом моей пламенной страсти.

Жюли. Вы, сударь, не нуждаетесь в адвокате — ваше дело правое.

Г-н Тибодье. Тем не менее, сударыня, и правое дело нуждается в поддержке: я имею основание опасаться, что соперник вытеснит меня и что графиня не устоит перед титулом виконта.

Виконт. До вашей записки я еще питал кое-какие надежды, господин Тибодье, но теперь я боюсь за мою любовь.

Г-н Тибодье. Вот, графиня, еще два стишка, или, вернее, куплета, которые я сочинил в вашу честь.

Виконт. А я и не подозревал, что господин Тибодье поэт! Он решил доконать меня своими двумя стишками.

Графиня. Он имел в виду строфы. (К Крике.) Лакей! Подайте господину Тибодье стул! (К Крике, тихо.) Складной, скотина!..[85] Господин Тибодье! Садитесь и прочтите нам ваши строфы.

Г-н Тибодье.

Одна придворная и знатная особа
Меня прельстила.
Друг друга восполняем мы:
В ней — красота, во мне — желанья сила.
Мы были б счастливы до гроба,
Но гордость душу в ней затмила.
Виконт. Ну, я погиб!

Графиня. Прекрасен первый стих: «Одна придворная и знатная особа».

Жюли. Мне кажется, он длинноват. Впрочем, чтобы выразить прекрасную мысль, можно допустить некоторую вольность.

Графиня (г-ну Тибодье). Послушаем другую строфу.

Г-н Тибодье.

Не знаю, верите ль моей любви иль нет,
Но сердце, знаю, каждое мгновенье
Стремится тесное покинуть помещенье,
Чтоб, к вашему помчась, отнесть любви привет.
А после этого, в мою вы страстность веря,
Графини титулом довольствуйтесь вполне
И, грозного в себе смиривши зверя,
Отдайте кротко сердце мне.
Виконт. Вот господин Тибодье меня и вытеснил!

Графиня. Не вздумайте насмехаться! Для провинции эти строфы очень хороши.

Виконт. Помилуйте, графиня, разве я насмехаюсь? Хотя мы и соперники, однако я нахожу, что эти стихи достойны удивления: это не просто две строфы, это две эпиграммы, и они ни в чем не уступают Марциаловым.

Графиня. Как! Разве Марциал сочиняет стихи? Я думала, он делает перчатки.[86]

Г-н Тибодье. Это другой Марциал, сударыня: это писатель, живший лет тридцать-сорок назад.

Виконт. Господин Тибодье, как видите, человек начитанный. Посмотрим, однако, графиня, не смогут ли моя музыка и моя комедия с балетными выходами затмить в ваших глазах две строфы и записку, которую мы только что прочитали.

Графиня. Я хочу, чтобы граф, мой сын, присоединился к нашему обществу — он приехал сегодня утром из моего замка вместе с наставником. А вот, кстати, и наставник!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Те же и г-н Бобине.

Графиня. Господин Бобине, господин Бобине! Пожалуйте к нам!

Г-н Бобине. Желаю здравствовать всему почтенному собранию. Что угодно графине д’Эскарбаньяс от ее покорнейшего слуги Бобине?

Графиня. В котором часу, господин Бобине, выехали вы с моим сыном, графом, из Эскарбаньяса?

Г-н Бобине. Как вы изволили приказать, ваше сиятельство, без четверти девять.

Графиня. Как поживают два других моих сына — маркиз и командор?

Г-н Бобине. Слава богу, в добром здоровье, ваше сиятельство.

Графиня. Где же граф?

Г-н Бобине. В вашей прекрасной комнате с альковом, ваше сиятельство.

Графиня. Что он там делает, господин Бобине?

Г-н Бобине. Он переводит на латинский язык послание Цицерона, которое я продиктовал ему по-французски.

Графиня. Позовите его сюда, господин Бобине.

Г-н Бобине. Будет исполнено, ваше сиятельство. (Уходит и сейчас же возвращается вместе с графом.)

Виконт (графине). У этого Бобине весьма благонравный вид, сударыня. По-моему, он неглуп.

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Жюли, графиня, Крике, Андре, виконт, г-н Тибодье, г-н Бобине, граф.

Г-н Бобине (графу). А ну-ка, ваше сиятельство, покажите, что вам идут на пользу мудрые правила, которые вам преподаются! Поклонитесь почтенному собранию!

Графиня (показывая на Жюли). Граф! Приветствуйте эту даму. Поклонитесьвиконту. Поздоровайтесь с господином Тибодье.

Г-н Тибодье. Я в восторге, графиня, что вы милостиво разрешили мне поцеловать вашего сына. Кто любит ствол, тот любит и ветви.

Графиня. Боже мой, господин Тибодье, что это за сравнение!

Жюли. Должна сказать, сударыня, что у графа вполне светские манеры.

Виконт. Этот молодой дворянин несомненно будет иметь успех в обществе.

Жюли. Кто бы мог подумать, графиня, что у вас такой взрослый сын?

Графиня. Ах! Когда я произвела его на свет, я была еще так молода, что играла в куклы.

Жюли. Его скорей можно принять за вашего брата, чем за сына.

Графиня. Я прошу вас, господин Бобине, позаботиться о его воспитании.

Г-н Бобине. Я, ваше сиятельство, сделаю все от меня зависящее, чтобы взлелеять это юное растение, которое вы милостиво соблаговолили вверить моему надзору, и постараюсь внедрить в него семена добродетели.

Графиня. Господин Бобине! Велите ему сказать что-нибудь занимательное из того, чему вы его обучаете.

Г-н Бобине. Расскажите, ваше сиятельство, ваш вчерашний урок.

Граф. Omno viro soli quod conuenit esto virile. Omne viri…[87]

Графиня. Фи, господин Бобине![88] Каким глупостям вы его обучаете!

Г-н Бобине. Это латынь, сударыня, первое правило Жана Депотера.[89]

Графиня. Ах, боже мой, этот Жан Депотер наглец! Я вас попрошу обучать графа более приличной латыни.

Г-н Бобине. Если вы разрешите вашему сыну докончить, то комментарий пояснит, что это значит.

Графиня. Нет-нет, и без того все ясно.

Крике (который перед этим уходил, возвращается). Актеры прислали сказать, что они готовы.

Графиня. Что ж, займем места. (Показывая на Жюли.) Господин Тибодье! Предложите даме руку.

Крике расставляет все стулья на одной стороне сцены.

Графиня, Жюли и виконт садятся. Г-н Тибодье садится у ног графини.

Виконт. Надобно заметить, что комедия эта была написана только для того, чтобы связать воедино музыкальные отрывки и танцы, из которых предполагалось составить это увеселение, и…

Графиня. Ах, боже мой, мы все увидим сами! Уж как-нибудь своим умом дойдем.

Виконт. Итак, мы начинаем! Надо только смотреть в оба за тем, чтобы какой-нибудь докучливый человек не помешал нашему увеселению.

Скрипки играют вступление.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Те же и г-н Гарпен.

Г-н Гарпен. Славная, черт возьми, штука! С удовольствием посмотрю.

Графиня. Господин сборщик! Как вы себя ведете? Разве можно прерывать представление?

Г-н Гарпен. Черт побери, графиня, я в восторге от этого приключения! Теперь я знаю, что мне о вас думать и как можно верить вашей сердечной склонности и вашим клятвам верности.

Графиня. Но нельзя же врываться во время представления и перебивать актера!

Г-н Гарпен. К черту! Комедию разыгрываете вы, и если я вам мешаю, то меня это мало беспокоит.

Графиня. Вы сами не знаете, что говорите.

Г-н Гарпен. Нет, тысяча чертей, отлично знаю! Отлично знаю, тысяча чертей! Я…

Г-н Бобине в ужасе хватает графа за руку и убегает с ним; Крике бежит за ними.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Жюли, графиня, Андре, виконт, г-н Тибодье, г-н Гарпен.

Графиня (г-ну Гарпену). Фи, сударь! Как вам не стыдно браниться? Ведь это же отвратительно!

Г-н Гарпен. А, черт, отвратительна не моя брань, а ваши поступки! Лучше бы вы поминали и черта и дьявола, чем делать то, что делаете вы и виконт.

Виконт. Я не понимаю, господин сборщик, чем вы, собственно, недовольны. Если…

Г-н Гарпен (виконту). Против вас, сударь, я ничего не имею: вы упорно добиваетесь своего, это естественно, я этому не удивляюсь и прошу извинить меня, если прервал ваше представление, но и вы не должны удивляться, что я недоволен поведением графини. Мы оба вправе действовать каждый по-своему.

Виконт. Мне на это возразить нечего. Непонятно только, какие у вас основания быть недовольным графиней д’Эскарбаньяс.

Графиня. Кто испытывает муки ревности, тот их так не выражает, а тихо изливает скорбь своей любимой.

Г-н Гарпен. Чтобы я стал изливать скорбь?

Графиня. Да. Нельзя кричать на весь театр о том, что должно быть сказано наедине.[90]

Г-н Гарпен. А я, черт возьми, нарочно пришел сюда: это самое для меня подходящее место! Я бы даже предпочел, чтобы это был театр публичный, где я мог бы во всеуслышание сказать вам всю правду.

Графиня. Стоит ли поднимать такой шум из-за представления, которое устроил для меня виконт? Вы видите, что господин Тибодье, который меня любит, ведет себя лучше, чем вы.

Г-н Гарпен. Пусть господин Тибодье ведет себя как ему угодно. Я не знаю, в каких отношениях состоит с вами господин Тибодье. Господин Тибодье мне не указ, а я не собираюсь платить за музыку, когда пляшут другие.

Графиня. Право, господин сборщик, вы совсем не думаете о том, что говорите. Со знатными дамами так не обращаются. Можно предположить, что между нами какие-то странные отношения.

Г-н Гарпен. Э, черт побери, графиня, не морочьте мне голову!

Графиня. Что вы этим хотите сказать?

Г-н Гарпен. А вот что: меня не удивляет, что вы пленились достоинствами виконта. Не вы первая ведете такую игру: держите подле себя какого-нибудь сборщика податей, принимаете его ухаживания и деньги, а сами изменяете ему с первым, кто вам только приглянулся. Но и вы не удивляйтесь. Я вовсе не такой дурак, как вы думаете, ваше непостоянство, за которым прячутся все нынешние кокетки, для меня не тайна. Я пришел объявить вам в присутствии всех этих почтенных особ, что порываю с вами всякие отношения и что господин сборщик податей не будет для вас больше господином плательщиком.

Графиня. Как нынче входят в моду вспыльчивые поклонники! Только и слышишь. Полно, господин сборщик, успокойтесь! Садитесь смотреть комедию.

Г-н Гарпен. Нет, черт возьми, не сяду. (Указывая на г-на Тибодье.) Поищите таких простаков у ваших ног. Я уступаю вас виконту, ему я отошлю ваши письма. Моя сцена кончена, моя роль сыграна. Разрешите откланяться.

Г-н Тибодье. Господин сборщик! Мы с вами встретимся в другом месте, и тогда я вам покажу, что я способен на все.

Г-н Гарпен (уходя). Оно и видно, Тибодье.

Графиня. Неслыханная дерзость!

Виконт. Ревнивцы, графиня, подобны людям, проигравшим в суде процесс: им дозволено говорить все. А теперь послушаем комедию.

ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ

Жюли, графиня, Андре, виконт, г-н Тибодье, графиня, г-н Бобине, Крике, Жанно.

Жанно (виконту). Мне, сударь, велели передать вам эту записку.

Виконт (читает). «На случай, если Вы собираетесь принять кое-какие меры, спешу сообщить Вам новость. Ссора Ваших родителей с родителями Жюли улажена, и условием примирения является Ваш брак с ней. Всего наилучшего». (К Жюли.) Сударыня, вот и наша комедия окончена!

Виконт, графиня, Жюли и г-н Тибодье встают.

Жюли (виконту). Ах, Клеант, какое счастье! Могла ли наша любовь надеяться на столь благоприятный исход?

Графиня. Как! Что это значит?

Виконт. Это значит, графиня, что я женюсь на Жюли. Послушайтесь моего совета и поставьте в нашей комедии последнюю точку: выходите замуж за господина Тибодье, а мадемуазель Андре выдайте за его лакея, которого он сделает своим камердинером.

Графиня. Сыграть подобную шутку с такой знатной особой, как я?

Виконт. Мы не хотели оскорбить вас, графиня, — в комедиях такие приемы дозволены.

Графиня. Хорошо! Господин Тибодье! Я выхожу замуж за вас — только для того, чтобы всех взбесить.

Г-н Тибодье. Это большая честь для меня, сударыня.

Виконт (графине). Хоть мы и взбесились, а все же, графиня, позвольте нам досмотреть представление.[91]

УЧЕНЫЕ ЖЕНЩИНЫ


Комедия в пяти действиях

Перевод М. М. Тумповской

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

КРИЗАЛЬ

состоятельный горожанин.

ФИЛАМИНТА

его жена.

АРМАНДА, ГЕНРИЕТТА

их дочери.

АРИСТ

брат Кризаля.

БЕЛИЗА

сестра Кризаля.

КЛИТАНДР

возлюбленный Генриетты.

ТРИССОТЕН[92]

остроумец.

ВАДИУС[93]

ученый.

МАРТИНА

кухарка.

ЛЕПИН

лакей.

ЖЮЛЬЕН

слуга Вадиуса.

НОТАРИУС.


Действие происходит в Париже, в доме Кризаля.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Арманда, Генриетта.

Арманда.

Ужель девичества вас не прельщает честь?
Что званью нежному могли вы предпочесть?
Возможно ль, чтобы брак вас побуждал к веселью
И вы увлечены такою пошлой целью?
Генриетта.

Да, милая сестра.
Арманда.

Снесу ль такой ответ?
Услышать это «да» без боли силы нет.
Генриетта.

Что в браке за печаль, сестра, чтоб, так горюя,
Как вы…
Арманда.

Ах, боже! Фи!..
Генриетта.

Что?
Арманда.

Фи, вам говорю я!
Вы к слову этому прислушайтесь, мой друг:
В нем отвратителен сознанью самый звук.
Он оскорбляет мысль картиной безобразной
И раскрывает вам весь этот образ грязный.
Вас не бросает в дрожь? Ужель готов ваш ум
Последствия его принять без дальних дум?
Генриетта.

Нет, в них я повода не вижу для испуга:
Они мне говорят про дом, детей, супруга…
Другого ничего я в них не вижу. Что ж
Тут оскорбляет мысль или бросает в дрожь?
Арманда.

Вас могут радовать привязанности эти?
Генриетта.

Но что в мои лета есть лучшего на свете,
Чем привязать к себе согласием своим
Того, кто любит сам и мной в ответ любим,
И знать, что на любви, столь сладкой нам обоим,
Мы жизнь невинную и дружную построим?
Иль прелести в таких согласных узах нет?
Арманда.

О мысли низменной ваш говорит ответ.
Каким ничтожеством вы в мире слыть хотите,
Чтоб замыкаться так в своем семейном быте!
И в мире ничего ваш не находит взгляд
Вне мужа-идола и пачкунов ребят?
Оставьте пошлякам, чьи грубы вкус и нравы,
Искать в таких вещах услады и забавы,
К тончайшим радостям свой поднимите взор,
Изысканней ища утех, чем до сих пор.
Презрев материю и чувственное тело,
Отдайте разуму себя, как мы, всецело.
Вам собственная мать примером быть должна,
Что всюду именем ученой почтена.
Старайтесь же, ее заветы соблюдая,
Стезею разума идти, как шла всегда я,
И сладость находить лишь в том, подобно нам,
Что подобает лишь возвышенным умам.
Чем мужу, как раба, смиренно покориться,
Вы с философией вступите в брак, сестрица.
Над человечеством подъемлет нас она,
И разуму дает владычество сполна,
Склоняя перед ним животное начало,
Что грубостью страстей к зверям нас приравняло.
Вот дивный пламень тот, та нежная любовь,
Что каждый миг должна нам заполнять все вновь.
Коль женщина живет заботою пустою,
Мне это кажется великой нищетою.
Генриетта.

Даруя жизнь, нас всех приспособляет бог,
Чтоб каждый роль свою исполнить в мире мог.
У каждого ли ум из той кроится ткани,
Чтобы философом мог стать он при желаньи?
Пусть вашему уму туда доступен взлет,
Куда мышленье лишь ученого ведет, —
Мой создан выполнять житейскую задачу,
Я на заботы дня его с охотой трачу.
Не будем же менять, что небом решено,
Влеченью своему последуем равно.
Пускай возносит вас ваш философский гений
В края прекрасные возвышенных парений,
В то время как мой дух, земных желая благ,
Оставшись здесь, внизу, земной вкушает брак.
Итак, различные себе поставив цели,
Мы обе с матери пример бы взять сумели:
Вы — высотой души, огнем стремлений тех,
Я — плотью чувственной и грубостью утех,
Вы — проявлением духовности и света,
Я — проявлением того, что в плоть одето.
Арманда.

Уж если вздумаем кому мы подражать,
То лишь хорошее в пример должны мы брать.
Больших успехов вы достигли бы едва ли,
Когда бы кашляли, как кто-то, иль плевали.
Генриетта.

Но вы не стали б тем, чем удалось вам стать,
Когда бы слабостей не знала наша мать,
И счастье, что она с возвышенной душою
Не философией тогда жила одною.
Простите же, сестра, но мы стерпеть должны
То низменное, чем на свет мы рождены.
Ведь может мудрецом дитя мое родиться,
Так вам ли свой запрет на это класть, сестрица?
Арманда.

Не исцелиться вам, я вижу. На беду ж
Внушили вы себе, что вам потребен муж!
Но не мешало бы, чтоб вы мне рассказали:
Уж не Клитандра ли супругом вы избрали?
Генриетта.

А почему б не так? Иль нет достоинств в нем?
Что в этом выборе мы низкого найдем?
Арманда.

Пусть так, но отбивать поклонника бесчестно.
А в свете между тем достаточно известно,
Что это сердце мной вполне покорено,
Что обо мне Клитандр вздыхает уж давно.
Генриетта.

Но что вам до него? Вздыхает он напрасно!
Вы к слабостям людским вполне ведь безучастны,
И, к философии душой взлетая ввысь,
Вы от супружества навеки отреклись.
Раз в сердце вашем нет к нему любви, какое
Вам дело до того, что он любим другою?
Арманда.

Хоть мысль сильнее чувств, но все ж приятно нам,
Коль услаждает нас любовный фимиам.
Поклонник не всегда угоден нам для брака,
Но в свите рады мы его хранить, однако.
Генриетта.

Мешала разве я, чтоб свой любовный пыл
Он вашим прелестям, как прежде, приносил?
Я приняла лишь то, что вы отвергли сами
И что он мне принес как поклоненья пламя.
Арманда.

Его отвергла я — он вам принес обет.
И в верности его у вас сомнений нет?
Иль склонность новая в нем так уже окрепла,
Что я в душе его теперь лишь груда пепла?
Генриетта.

Он это мне сказал, и как не верить мне?
Арманда.

Совет мой вам, сестра: вверяйтесь не вполне.
Он лжет, лжет сам себе — то вижу без труда я, —
Вам принося любовь, меня же покидая.
Генриетта.

Не знаю. Если вам угодно, то всегда
Сомненье разрешить мы можем без труда…
Я вижу: он идет. Он все в вопросе этом
Сумеет озарить прямым и ярким светом.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Клитандр.

Генриетта.

Сестра в сомнение меня ввела сейчас.
Скажите нам, Клитандр: что на душе у вас?
Раскройте сердце нам. Узнать бы мы хотели,
Которую из нас вы любите на деле.
Арманда.

Нет, я не требую, чтоб ваш любовный пыл
Немедленно себя в признании излил.
Я к людям бережна и не хочу смущенья,
Что вызовет у вас прямое объясненье.
Клитандр.

О нет, правдивости моя душа верна,
Мне искренняя речь не может быть трудна.
Смущаться этим я не вижу основанья,
И здесь открыто, вслух я делаю признанье,
Что узы нежные, столь сладостные мне
(указывая на Генриетту),

Любовь моя и страсть — на этой стороне.
Пусть не волнует вас ничуть мое признанье:
Коль все случилось так, не ваше ль то желанье?
Я вами был пленен, и вздохи без числа
Могли вам показать, как страсть во мне росла.
Бессмертным пламенем душа для вас пылала, —
Вы чести видели в победе этой мало.
Я долго был в плену прекрасных ваших глаз,
И тиранией их унижен был не раз,
И стал искать, уйдя от стольких мук суровых,
Владыку подобрей и понежней оковы.
(Указывая на Генриетту.)

Мне их, сударыня, дарует этот взор,
И дороги они навек мне с этих пор.
Мне слезы горькие здесь осушили нежно,
Приняв того, кого отвергли вы небрежно.
Так этой редкостной я тронут добротой,
Что не расстаться мне с нежнейшей цепью той,
И я, почтительно склоняясь перед вами,
Прошу не посягать вовек на это пламя
И не пытаться вновь тем сердцем овладеть,
Что, лишь ее любя, решило умереть.
Арманда.

Кто, сударь, вам сказал, что я б того хотела?
Кто вам сказал, что мне до вас так много дела?
Смешно, сударь, что вы подумать так могли,
Но дерзки вы вдвойне, что так вы речь вели.
Генриетта.

Постой, сестра, постой! Куда мораль пропала,
Что подчиняет в нас животное начало
И удержать всегда умеет гнев в узде?
Арманда.

Не вам бы говорить! А ваша, ваша где,
Когда на эту страсть согласье уж готово,
А тем, кто дал вам жизнь, не сказано ни слова?
Ведь вы подвластны им, и требует ваш долг,
Чтоб голос чувства в вас пред их решеньем смолк.
Запомните, что вы во власти их верховной
И сердцем вам своим располагать греховно.
Генриетта.

За вашу доброту благодарю я вас.
Мой долг прекрасно мне был разъяснен сейчас.
Урокам вашим я последовать согласна:
Они — увидите — не пропадут напрасно…
Клитандр! Попробуйте ж добиться, если так,
У тех, кто дал мне жизнь, согласия на брак.
Законно власть любви вам передать желая,
Хочу, чтобы любить вас без греха могла я.
Клитандр.

На это все труды я положить готов.
Чтоб действовать, я ждал лишь ваших милых слов.
Арманда (Генриетте).

Вы торжествуете и вид себе придали
Такой, как будто я от этого в печали.
Генриетта.

Как! Я, сестра? Ничуть. Давно известно мне,
Что властен разум ваш над чувствами вполне,
Что ум ваш мудрости впивал в себя уроки.
От слабости такой, конечно, вы далеки.
Не мыслю встретить в вас досаду я, но жду,
Что в вашем голосе поддержку я найду.
Когда б желаниям Клитандра стал он вторить,
То свадьбы нашей час могли бы вы ускорить.
Я вас о том прошу, и чтобы нам помочь…
Арманда.

Хоть ум ваш невелик, он поязвить не прочь.
Вам сердце бросили — и вы горды немало!..
Генриетта.

Но нравиться оно и вам не перестало.
И если б только мог ваш взор его поднять,
Вы этот взор к нему склонили бы опять.
Арманда.

О, я не снизойду, конечно, до ответа —
Уж слишком режет слух мне вся нелепость эта!
Генриетта.

Разумности вы нам являете пример:
Вы сдержанны, сестра, превыше всяких мер.
Арманда уходит.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Генриетта, Клитандр.

Генриетта.

Признанья искренность Арманду поразила.
Клитандр.

Она вполне мою правдивость заслужила.
Меня измучила надменных чувств игра,
И правду от меня ей выслушать пора…
Так, значит, к вашему отцу теперь явясь, я
Могу сказать…
Генриетта.

Важней нам матери согласье:
Уступчивость во всем — в характере отца,
Но не доходит он в решеньях до конца.
От неба награжден он добротой сердечной,
Что уступать жене его склоняет вечно.
Она тут правит всем и твердо, как закон,
Диктует каждый шаг, что ею был решен.
От вас не скрою я: нам было бы полезней,
Чтоб с ней и с тетушкой держались вы любезней,
Чтоб, льстя мечтаньям их, сумела ваша речь
Их уваженье к вам глубокое привлечь.
Клитандр.

Я, даже и любя, не мог хвалой неправой
В лице Арманды льстить всем сторонам их нрава.
Признаться, не люблю я женщин-докторов.
Незнанья право дать я женщине готов,
Лишь не видать бы в ней мне страсти исступленной
Ученой делаться лишь с тем, чтоб быть ученой.
Пусть на вопрос она порой замнет ответ,
Сказав, что у нее подобных знаний нет;
Пусть сведенья свои скрывает перед светом;
Пусть ищет знания, но не трубит об этом,
Без громких слов, цитат, не думая о том,
Чтоб в каждом пустяке блеснуть своим умом.
Мне ваша матушка внушает лишь почтенье,
Но для ее химер найду ли одобренье?
Как эхом вторить ей и всем ее речам,
Герою-разуму жечь вместе фимиам?
Нет, Триссотен меня печалит, оскорбляет,
Мне больно, что она бездарность почитает,
Что ею вознесен, как мысли образец,
За пачкотню свою освистанный глупец,
Педант, который рад пером, хотя бы даром,
Строчить прошения по рынкам и базарам.
Генриетта.

Его писанья, речь скучны и мне равно,
Согласна с вами я, я с вами заодно,
Но он над матерью имеет много власти.
Себя любезным быть заставьте хоть отчасти.
Влюбленный трудится для тех, кто сердцу мил,
Он хочет, чтоб ему весь мир благоволил,
Чтоб пламени его никто не стал преградой,
Ему с домашним псом и с тем сдружиться б надо.
Клитандр.

Согласен с вами я, но господин поэт
Наводит на меня тоску — терпенья нет!
Содействие его не в силах приобресть я,
Хвалить его труды я счел бы за бесчестье.
Он в них так явственно предстал глазам моим,
Что я его узнал еще до встречи с ним.
Я увидал в его галиматье словесной
Все то, что наш педант являет повсеместно:
Самовлюбленности надменную печать,
Упорство в том, чтоб зла кругом не замечать,
И пребывание в доверии беспечном,
Что держит дух его в самодовольстве вечном,
Из-за чего он горд значением своим
И в каждом слове так самим собой ценим!
Поэтому свою он славу ценит втрое,
Превыше почестей военного героя.
Генриетта.

У вас хороший глаз — он много увидал.
Клитандр.

Вплоть до наружности его я разгадал.
Докучный стих его мне с точностью портрета
Открыл доподлинно и внешний вид поэта.
Я угадал его так верно, что, когда
Вдруг увидал его у здания суда,
Я бился об заклад, его не знав доселе,
Что это Триссотен, и выиграл на деле.
Генриетта.

Не сказка ль это?
Клитандр.

Нет, одна лишь правда тут…
Вот ваша тетушка. На несколько минут,
Прошу, оставьте нас. Ей вверю наше счастье
И попрошу у ней поддержки и участья.
Генриетта уходит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Клитандр, Белиза.

Клитандр.

Сударыня, прошу: возможность дайте мне,
Раз волей случая мы здесь наедине,
Открыть вам истину про пламень мой правдивый…
Белиза.

Но открывать мне душу не должны вы.
В ряды поклонников моих сумев попасть,
Старайтесь, чтобы взор лишь выражал мне страсть.
Прошу иначе мне не изъяснять желаний:
Их оскорбленьем я готова счесть заране.
Сгорайте для меня на сладостном огне,
Но так, чтобы о том не знать, не ведать мне.
Могу закрыть глаза на тайное я пламя,
Коль будут взоры вам немыми толмачами.
Но раз решитесь вы сюда язык вмешать,
Навеки с глаз моих я вас должна изгнать.
Клитандр.

Пускай, сударыня, вас не тревожит это!
Предмет любви моей и вздохов — Генриетта.
Так помогите же, прошу, по доброте
Вы сердцу, что к ее пылает красоте!
Белиза.

Такой обход умен, признать и я готова.
Уловка так тонка, и все в ней так мне ново…
Не попадалось мне романа до сих пор,
Где б я нашла прием, что был бы так остер.
Клитандр.

О нет, игра ума тут ни при чем, конечно.
В заботе просто я вам признаюсь сердечной.
Да, с Генриеттой чувств непреходящий пыл
Велением небес меня соединил.
Над сердцем признаю лишь Генриетты власть я.
Брак с Генриеттой — вот моя мечта и счастье.
Тут многое от вас зависит. Я молю
Помочь жениться мне на той, кого люблю.
Белиза.

Другую ищете вы чувствами своими —
Я знаю, чье у вас в душе таится имя.
Игра находчива и очень кстати нам,
Я под прикрытием ее ответ вам дам.
Итак, скажу, что брак противен Генриетте,
И должно к ней пылать, не грезя об ответе.
Клитандр.

К чему запутывать все это? И зачем
Выдумывать вам то, чего и нет совсем?
Белиза.

Ах, не притворствуйте! К чему увертки, споры?
Мне правду выдали давно уж ваши взоры.
Довольно с вас того, что мною понят был
Прием, которым свой вы изъяснили пыл,
И что, одобрив путь, внушенный вам почтеньем,
Здесь примиряются с подобным восхищеньем,
Но с тем, чтоб доблестью проникнутый восторг
Лишь чистых чувств обет на мой алтарь исторг.
Клитандр.

Но я…
Белиза.

Прощайте же! Довольно я сказала.
На первый раз для вас и этого немало.
Клитандр.

Вы в заблуждении!
Белиза.

Нет-нет… Я смущена.
Свою стыдливость так терзать я не должна.
Клитандр.

Быть мне повешенным, коль я люблю вас! Ясно…
Белиза.

Нет-нет, я больше вас и слушать не согласна!
(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Клитандр один.

Клитандр.

Чтоб черт побрал ее и с ней весь этот бред!
Подобной выдумке на свете равной нет.
Но раз уж действовать теперь дано мне право,
Пойду просить того, кто может мыслить здраво.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Арист, Клитандр.

Клитандр направляется к выходу.

Арист.

Уж я потороплюсь ответ доставить вам,
Нажму, ускорю все, как только можно, там.
Клитандр уходит.

Как много нам всегда спешит сказать влюбленный,
Как к цели он своей стремится исступленно!
Ведь никогда…

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Арист, Кризаль.

Арист.

Мой брат, храни вас бог!
Кризаль.

И вас,
Мой брат.
Арист.

Вы знаете, зачем я здесь сейчас?
Кризаль.

Нет, но готов узнать, согласно вашей воле.
Арист.

С Клитандром, милый брат, знакомы вы давно ли?
Кризаль.

Довольно уж давно. Он часто ходит к нам.
Арист.

Дозвольте вас спросить: как нравится он вам?
Кризаль.

Он благороден, смел, умен и очень честен.
Достойнее его мне мало кто известен.
Арист.

Я по желанию его пришел, мой брат.
Так цените его высоко вы? Я рад.
Кризаль.

Мне в Риме был знаком его отец покойный.
Арист.

Прекрасно.
Кризаль.

Дворянин он был весьма достойный.
Арист.

Я слышал.
Кризаль.

Было нам по двадцать восемь лет,
Мы были молодцы, сомненья в этом нет.
Арист.

Ну да…
Кризаль.

Успех у дам имели мы немалый,
О наших шалостях молва не умолкала.
Ревнивцев тьма была…
Кризаль.

Отлично, в добрый час.
Но к делу перейдем, ведь дело есть у нас.
Входит Белиза и, оставшись незамеченной, подслушивает разговор Ариста и Кризаля.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Белиза.

Арист.

Так о Клитандре речь: пленен он Генриеттой,
И он меня просил вам рассказать про это.
Кризаль.

Как! Дочерью моей?
Арист.

Да, он в нее влюблен.
Я не видал еще, кто б так пылал, как он.
Белиза (Аристу).

Нет-нет, послушайте — совсем не в этом дело!
Могла б я все сказать, когда бы захотела.
Арист.

Что вы, сестра?
Белиза.

Клитандр запутывает след.
Он для любви избрал совсем иной предмет.
Арист.

Смеетесь вы! Так он не ею очарован?
Белиза.

Да, я уверена.
Арист.

Мне клясться был готов он!
Белиза.

Ну да!..
Арист.

Меня молил упорно он о том,
Чтоб я поговорил сейчас с ее отцом.
Белиза.

Отлично.
Арист.

Он просил, исполнен нетерпенья,
Чтоб свадьбы радостной помог приблизить день я.
Белиза.

Мой бог! Кто обмануть изящнее бы мог?
Ведь Генриетта тут, не скрою, лишь предлог —
Покровом ей пришлось, игрушкой стать случайной
Желаний пламенных, а я владею тайной,
И тайну эту я открыть согласна вам.
Арист.

Раз вы все знаете, то объявите нам,
Скажите, кто его избранница прямая?
Белиза.

Так вы хотите знать?
Арист.

Да. Кто?
Белиза.

Я.
Арист.

Вы?
Белиза.

Одна я.
Арист.

Э, милая сестра!
Белиза.

Что значит это «э»?
Что тут нелепого сказать случилось мне?
Как! Глядя на меня, вы отрицать могли бы,
Что множество сердец здесь смерть свою нашли бы?
Дорант, Дамис, Клеонт и юный Лисидас —
Живой пример тому, что скрыта прелесть в нас.
Арист.

Они вас любят?
Белиза.

Да, с невероятной силой.
Арист.

Они признались вам?
Белиза.

Дерзанья не хватило,
Но в сердце чтут меня так сильно до сих пор,
Что о любви начать не смеют разговор.
Чтоб высказать свои любовные желанья,
Они пускают в ход безмолвные признанья.
Арист.

Однако здесь Дамис уж не был много дней.
Белиза.

Чтобы почтительность свою явить полней.
Арист.

Дорант повсюду вас язвит словами злыми.
Белиза.

Из ревности мое преследует он имя.
Арист.

Уже Клеонт женат, а Лисидас — жених.
Белиза.

Все от отчаянья, что я вселила в них.
Арист.

Нет, бредням этаким видал ли кто примеры?
Кризаль (Белизе).

Химерам вы, сестра, давайте меньше веры.
Белиза.

Химеры! Значит, я химерами полна?
Химеры! От химер лечиться я должна?
Химерам этим всем я радуюсь без меры,
Да мне и невдомек, что у меня химеры!
(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Арист, Кризаль.

Кризаль.

Сестра сошла с ума!
Арист.

Безумней с каждым днем!..
Но к делу, милый брат, прошу вас, перейдем.
Клитандр согласья ждет на брак свой с Генриеттой.
Какого может ждать его любовь ответа?
Кризаль.

Ах, что тут спрашивать? Да я сердечно рад!
Такой союз за честь считаю я, мой брат.
Арист.

Вы знаете, что он не многим лишь владеет,
Но…
Кризаль.

Эта сторона значенья не имеет.
Его достоинства дороже во сто крат.
К тому ж отец его мне был и друг и брат.
Арист.

Поговорить теперь вам следует с женою,
Расположить ее…
Кризаль.

Все решено уж мною.
Арист.

Да, но, чтоб вам свое решенье утвердить,
Ее согласие не худо б получить,
И…
Кризаль.

Полно! На себя беру я это дело.
Не бойтесь — за жену я отвечаю смело.
Арист.

Но…
Кризаль.

Предоставьте мне. Бояться нет причин:
Ее расположить берусь я в миг один.
Арист.

Ну что ж… Я расспросить отправлюсь Генриетту
И возвращусь узнать…
Кризаль.

Тут и сомнений нету!
Немедленно про все скажу моей жене.
Арист уходит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Кризаль, Мартина.

Мартина.

Ну, повезло! Ведь вот говаривали мне:
Кто хочет пса убить, кричит, что пес тот бешен.
Ах, вряд ли службой кто господской был утешен!
Кризаль.

Что с вами? Речь о чем, Мартина?
Мартина.

Речь идет…
Кризаль.

О чем?
Мартина.

…чтоб получить сегодня мне расчет.
Кризаль.

Расчет?
Мартина.

Так вашей мне объявлено женою.
Кризаль.

Но как? За что?
Мартина.

Грозит расправиться со мною,
Сто палок всыпать мне, коль мешкать стану я.
Кризаль.

Решает сгоряча подчас жена моя.
Вы здесь останетесь. Терять вас было б жалко,
Доволен вами я, и…

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, Филаминта и Белиза.

Филаминта (увидев Мартину).

Как! Вы здесь, нахалка?
Вы здесь, негодница? Прочь из дому сейчас!
Вас навсегда с моих я прогоняю глаз!
Кризаль.

Потише!
Филаминта.

Кончено!
Кризаль.

Но…
Филаминта.

Пусть уходит, живо!
Кризаль.

Что сделала она, чтоб так нетерпеливо…
Филаминта.

Как? Вы… вы за нее?
Кризаль.

Как думать бы я мог!..
Филаминта.

Против меня вы с ней, я вижу?
Кризаль.

Нет, мой бог!
Но знать желал бы я, в чем все же грех Мартины?
Филаминта.

Ужели б прогнала так просто, без причины?
Кризаль.

Кто говорит! Но слуг нельзя — таков мой взгляд…
Филаминта.

Она немедленно уйдет, вам говорят!
Кризаль.

Ну да, не спорю. Кто вам возразит хоть слово?
Филаминта.

Препятствия себе я не стерплю такого.
Кризаль.

Согласен.
Филаминта.

Как супруг разумный, вы должны
Разгневаться и быть на стороне жены.
Кризаль.

Я так и делаю. Жена права в решенье.
Мартина — дрянь. Простить нельзя вам преступленье.
Мартина.

Да что я сделала?
Кризаль.

Откуда же мне знать?
Филаминта.

Она свою вину дерзает отрицать!
Кризаль.

Но чем она могла вас так разгневать сразу?
Разбилазеркало иль дорогую вазу?
Филаминта.

Ужели пустяка такого не стерпев,
Ее гнала бы я иль проявляла гнев?
Кризаль.

Вот как! И вред она наделала изрядный?
Филаминта.

Ну да! Иль действую я слепо и неладно?
Кризаль.

Про ковш серебряный или про блюдо речь,
Что ей не удалось от кражи уберечь?
Филаминта.

И это б ничего!
Кризаль.

Ах, черт возьми! Ужели
В предательстве ее вы уличить успели?
Филаминта.

Нет, хуже во сто раз.
Кризаль.

Как! Хуже?
Филаминта.

Хуже, да!
Кризаль.

Ах, черт возьми, вот дрянь! Ну, если так, тогда…
Филаминта.

Она осмелилась с бесстыдством беспримерным,
Уроков тридцать взяв, мне словом диким, скверным
Нахально ранить слух — одним из тех как раз,
Что запрещает нам строжайше Вожелас.[94]
Кризаль.

И это…
Филаминта.

Несмотря на наши указанья,
Так дерзко подрывать науки основанье —
Грамматику, чью власть любой приемлет трон,
Что даже королям диктует свой закон!
Кризаль.

Ее подозревал я в большем преступленье.
Филаминта.

Как! Для вины такой вы ищете прощенья?
Кризаль.

Ну да!
Филаминта.

Недостает, чтоб он ее простил!
Кризаль.

Да нет же!
Белиза.

Право, с ней уж не хватает сил.
Законы речи ей твердим мы многократно,
А фразы все у ней построены превратно.
Мартина.

Хоть вашу проповедь послушать я не прочь,
Но только ваш жаргон мне перенять невмочь.
Филаминта.

Бесстыдная! Назвать вы смеете жаргоном
То, что обычаем и разумом дано нам?
Мартина.

По мне, та речь ладна, какую я пойму,
А эти все словца — они для ни к чему.
Филаминта.

Так! Снова разговор мы в прежнем слышим стиле.
«Они для ни к чему»!
Белиза.

Строптивый ум! Не мы ли
Усердно правила тебе преподаем?
И все же правильность вам в речи нипочем.
Как сочетать вам «для», что цель обозначает,
С понятьем «ни к чему», что цель ту отрицает?
Мартина.

Прости мне, господи! Росли мы без наук…
Мы говорим, как все у нас, без этих штук.
Филаминта.

Ах, можно ль выдержать?
Белиза.

О солецизм безбожный![95]
Филаминта.

Мой слух чувствительный он ранит невозможно.
Белиза.

Как эти темные несносны нам умы!
Ведь о себе сказать должны вы «я», не «мы»!
Трудна грамматика для грубого сознанья…
Мартина.

Вот на! «Хромайте-ка»! Вот это пожеланье!..
Филаминта.

О!..
Белиза.

Слово данное вы поняли не так.
Откуда к нам оно явилось…
Мартина.

Вот пустяк!
Откуда? Из Шальо, Отейля, Понтуазы —
Что мне до этого?
Белиза.

Для построенья фразы
Грамматика, глагол нам строго изъяснив,
Его инфинитив, имен номинатив,
Законы нам дает…
Мартина.

Имен таких, признаться,
И не слыхала я.
Филаминта.

Тут можно разрыдаться!
Белиза.

Ведь то названья слов, и должно понимать,
Когда и где и как их все согласовать.
Мартина.

Пусть согласуются, дерутся — что за горе?
Филаминта (Белизе).

Довольно, я прошу! Нет смысла в этом споре.
(Кризалю.)

Что ж, вы прогоните ее отсюда прочь?
Кризаль (про себя).

Я злобы на нее не в силах превозмочь.
(Мартине.)

Ну не сердитесь же, Мартина, уходите!
Филаминта.

Уж слишком ласково вы с нею говорите,
Нахалку оскорбить боитесь не шутя.
Кризаль.

Кто? Я? Ничуть!
(Твердо.)

Ступай!
(Мягче.)

Иди, мое дитя!
Мартина уходит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Кризаль, Филаминта, Белиза.

Кризаль.

Она ушла, и вы довольны, без сомненья,
Но только моего не ждите одобренья:
Она в своих делах проворна и ловка,
У вас же началось все это с пустяка.
Филаминта.

Так нужно, чтоб ее я близ себя терпела,
Чтоб подвергала слух я пытке то и дело,
Чтоб сокрушал закон и логику поток
Ошибок варварских, коверкающих слог,
Слов искалеченных и — что для слуха хуже —
Пословиц, найденных в базарной грязной луже?
Белиза.

Бесспорно, речь ее вгоняет в пот подчас.
Как ею оскорблен несчастный Вожелас!
В ошибках грубых тех находим каждый раз мы
И какофонию и даже плеоназмы.[96]
Кризаль.

Пусть Вожеласом бы она пренебрегла,
Лишь помнила б закон здорового стола.
Пусть, чистя овощи или возясь с рассолом,
Ей существительных не сочетать с глаголом,
На слово грубое пускай и я нарвусь,
Лишь не прокис бы суп и не сгорел бы гусь.
Живу не стилем я — порядочным обедом,
А Вожелас — ему рецепт супов неведом.
Как ни был бы учен Малерб или Бальзак,[97]
А все ж любой из них в делах стряпни дурак.
Филаминта.

Как можно так погрязть в заботах матерьяльных,
Не думая ничуть о сферах идеальных!
Для человека речь подобная — позор.
Как тяжко выносить весь этот грубый вздор!
Как плоти — ветоши — такое дать значенье,
Чтоб мысль ей подарить хотя бы на мгновенье?
Да стоит ли она волнений и забот?
Кризаль.

Нет, плоть моя есть я, и нужен ей уход.
Пусть ветошь, все равно — ценна мне эта ветошь.
Белиза.

В согласованье плоть и дух — ведь ясно это ж!
Ведь вы же верите ученым, милый брат?
За духом плоть идет всегда на шаг назад,
И в виде первого, важнейшего заданья
Должны насытить дух мы соками познанья.
Кризаль.

Ну, коль надеетесь насытить вы свой дух,
То пищей постною, насколько верен слух.
Но ни забот от вас не видно, ни раденья,
И…
Филаминта.

Ах, мне ранит слух такое выраженье!
«Раденья»! Ветхостью от слов таких разит.
Белиза.

Да, правда, чопорный оно имеет вид.
Кризаль.

Хотите ль правду знать? Ведь впору мне взорваться,
Чтоб печень разрядить, — невмочь мне представляться!
За сумасшедших вас считают. Бедный я!
Филаминта.

Как так?
Кризаль.

Я говорю о вас, сестра моя.
Вас солецизм гневит, как грех недопустимый,
А в ваших действиях могли б их тьму найти мы.
Всё книги вечные — на кой они нам бес?
Плутарх — ну, тот хоть толст, для брыжей славный пресс.
Давно пора вам сжечь весь этот скарб ученый,
Науку завещав профессорам Сорбонны,
И, образумившись, освободить чердак
От длинной той трубы, что всех пугает так,
От сотни разных штук (смотреть на них досада!) —
В дела Луны совсем мешаться вам не надо.
Заботить должен вас хотя б немного дом,
Где все давным-давно уже идет вверх дном.
Не принято у нас (тому причин немало),
Чтоб девушка росла, учась, и много знала.
В привычках честности воспитывать детей,
Прислугой управлять и кухнею своей
И с экономией сводить свои расходы —
Такой науки ей должно хватить на годы.
«Суть в том, что женщины достаточно умны,
Коль могут различить, где куртка, где штаны» —
Так наши в старину говаривали предки,
А их суждения, по мне, довольно метки.
Их жены жили век отлично и без книг,
Хозяйство — вот и все, что разум их постиг.
Наперсток, нить, игла им вместо книг служили,
Приданое они с усердьем дочкам шили.
Как жены далеки теперь от нравов тех!
Они писатели, им надобен успех.
Науки, чем трудней, тем больше им желанны, —
Мы превосходим в том все остальные страны.
Все тайны мира им понятны и ясны,
Но знаний нет лишь тех, что в доме нам нужны.
Известны вам Луна, созвездье Козерога,
Сатурн, Венера, Марс — в том пользы мне не много.
Вы знанья ищете в небесной вышине,
А здесь забыт мой суп, который нужен мне.
В угоду вам взялись и слуги за науки,
А к делу нужному не прилагают руки.
Здесь рассуждают все — таков уж в доме тон, —
И рассуждением рассудок выгнан вон.
Один жаркое сжег в писательском наитье,
Тот чтеньем увлечен, когда желаю пить я.
Все с вас берут пример, всем дело до наук,
И не обслужен я, хоть и имею слуг.
Служанка бедная одна мне оставалась —
Зараза та ее доселе не касалась, —
И с шумом гонят прочь несчастную от нас
За то, что говорит не так, как Вожелас.
Не скрою я, сестра: я этим возмущаюсь
(Как я уже сказал, лишь к вам я обращаюсь).
Латинским умникам нисколько я не рад,
А Триссотен мне всех противней во сто крат.
На всех его стихах лежит печать позора,
И есть ли что в речах его помимо вздора?
Все смысла ищут там, где смысла вовсе нет,
А я так думаю, что спятил ваш поэт.
Филаминта.

Что низменней — душа или язык, о боже?
Белиза.

Как! К этой же крови принадлежу я тоже?
Да видан ли когда такой конгломерат
Мещанских атомов, как разум ваш, мой брат?
Не мука ль, что одно у нас происхожденье?
Уйду я — вы меня приводите в смятенье!.. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Кризаль, Филаминта.

Филаминта.

Осталось выпустить еще вам много стрел?
Кризаль.

Со ссорой кончено. Положим ей предел.
Речь о другом сейчас: о дочках. Все яснее,
Что в старшей склонности нет к узам Гименея.
Она философ — пусть, не стану возражать.
Что ж, дочь вам удалось прекрасно воспитать.
Но младшая совсем в ином все видит свете.
Не худо б предложить, пожалуй, Генриетте
Супруга подыскать.
Филаминта.

Я думала о том
И о намеренье вам сообщу моем.
Тот Триссотен, что вас приводит в возмущенье,
Кому не повезло так сильно в вашем мненье, —
Его-то именно я ей в мужья и дам.
Ну а судить о нем пристало мне, не вам.
Излишне поднимать вам голос для протеста —
Все твердо решено, нет возраженьям места.
Ни слова дочери о выборе моем!
Я с ней поговорить хочу до вас о нем.
Принять мой план у вас есть много оснований,
Но с нею говорить не вздумайте заране! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Кризаль, Арист.

Арист.

Ну что? Жена ушла, мой брат, и ясно мне,
Что обо всем сказать успели вы жене.
Кризаль.

Да-да!
Арист.

А результат? Как с нашей Генриеттой?
Согласье есть у вас? И решено ль все это?
Кризаль.

Ну, не совсем еще…
Арист.

Отказ?
Кризаль.

Нет, не отказ…
Арист.

В сомнении она?
Кризаль.

Сомненья нет как раз.
Арист.

Что ж?
Кризаль.

Дочери она нашла другого мужа.
Арист.

Другого мужа? Ей?
Кризаль.

Да-да, другого.
Арист.

Ну же,
Кто он?
Кризаль.

Да Триссотен!
Арист.

Как, Триссотен? О нет!
Кризаль.

Он, этот латинист и заодно поэт.
Арист.

Вы согласились?
Кризаль.

Я? О боже! Нет, конечно!
Арист.

Каков был ваш ответ?
Кризаль.

Ответ? Я рад сердечно,
Что промолчал, и вот не связан я никак!
Арист.

Да, довод ваш блестящ: серьезный сделан шаг.
А о Клитандре вы словцо ввернули кстати?
Кризаль.

Нет, раз уж речь зашла об этом новом зяте,
Я думал, что молчать всего умней пока.
Арист.

Да, осмотрительность отменно велика!
Вам с вашей мягкостью разделаться пора бы.
Мужчина ль вы? И как могли вы стать так слабы,
Чтоб, полную во всем жене давая власть,
Так под ярмо ее безропотно подпасть?
Кризаль.

Мой бог! Легко вам, брат, твердить урок свой строгий,
Мне ж тяжелей всего домашние тревоги.
Ведь я миролюбив, и дорог мне покой,
Но у моей жены характер не такой.
Хотя она у нас философ пресловутый,
Но поминутно в гнев она впадает лютый,
И пусть ее мораль земных не знает благ —
Разлитьем желчи ей грозит любой пустяк,
А если кто ее не подчинится дури,
Неделю целую подряд бушуют бури.
Меня кидает в дрожь, чуть слышу этот тон.
Деваться некуда: не женщина — дракон!
И вот ее, с такой чертовскою ухваткой,
Голубкой, душечкой я называю сладко!
Арист.

Э, вздор все! Из жены — я прямо вам скажу —
Трусливо создали себе вы госпожу.
Своею слабостью вы власть ее взрастили.
Кто в сан владычицы ее возвел? Не вы ли?
Вы уступать во всем готовы ей сполна,
И за нос водит вас, как дурака, она.
Как! Вы не можете, хотя бы раз единый,
Решиться до конца явить себя мужчиной,
Набраться мужества, достоинства и сил,
Чтоб твердо женщине сказать: «Я так решил!»?
И не стыдитесь дочь отдать вы на съеденье
Безумию семьи, где властвуют виденья,
Бездельника своим обогатить добром
За шесть латинских слов и весь их лживый гром,
Педанта этого, арбитра всех вопросов,
Что вашею женой увенчан как философ,
Как ум блистательный, изящнейший поэт,
Меж тем как он — ничто, и это не секрет?
Ведь это просто стыд! Решиться не пора ли?
Вы трус и стоите, чтоб все вас осмеяли.
Кризаль.

Согласен с вами я и вижу, что не прав.
Пускай же мужеством мой закалится нрав.
Арист.

Прекрасно сказано!
Кризаль.

Ведь это униженье —
Быть у своей жены в таком порабощенье!
Арист.

Ну да!
Кризаль.

Все дело тут лишь в кротости моей!
Арист.

Да-да!
Кризаль.

Легко со мной справляться было ей!
Арист.

Вы правы.
Кризаль.

Разъясню, чтоб все уразумели,
Что дочь — мне дочь и мне подчинена на деле,
Что мужа для нее я выбираю сам.
Арист.

Вот это правильно! Я рад таким словам.
Кризаль.

Вам дом Клитандра, брат, известен, без сомненья.
Скажите, чтоб сюда он шел без промедленья.
Арист.

Лечу на крыльях я.
Кризаль.

Терпеть так долго — грех.
Мужчиной наконец я сделаюсь для всех!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Филаминта, Арманда, Белиза, Триссотен, Лепин.

Филаминта.

Нам слушать здесь стихи удобно и спокойно,
В них слово каждое раздумия достойно.
Арманда.

Я жажду слышать их.
Белиза.

Томимся мы по ним.
Филаминта (Триссотену).

Ах, для меня любой ваш стих неотразим!
Арманда.

Восторг сладчайший мне досель еще неведом.
Белиза.

Мой вкус насытите вы лакомым обедом.
Филаминта.

Желаний столь живых вы не томите в нас!
Арманда.

Спешите!
Белиза.

Ах, мы ждем! Приблизьте дивный час!
Филаминта.

Да. Эпиграммы ждем от вас мы напряженно.
Триссотен (Филаминте).

Увы, сударыня! Она — новорожденный,
И вам ее судьба близка, сомненья нет:
При вашем же дворе она пришла на свет.
Филаминта.

Раз вы ее отец, мне дорога малютка.
Триссотен.

Ей мать подарите вы похвалою чуткой.
Белиза.

Как он умен!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Генриетта.

Филаминта (Генриетте, которая хочет удалиться).

Ну-ну! Зачем же убегать?
Генриетта.

Боюсь беседе я столь сладкой помешать.
Филаминта.

Приблизьтесь, дочь моя, обоими ушами
Отдайтесь радости упиться чудесами.
Генриетта.

В стихах не смыслю я и признаю сама,
Что не способна я ценить игру ума.
Филаминта.

Побудьте все же здесь. А после буду рада
Я вам сказать секрет, который знать вам надо.
Триссотен (Генриетте).

К науке не горит в вас вдохновенный жар.
Я вижу: вы горды лишь силой ваших чар.
Генриетта.

Ничуть. Мне чаровать здесь было бы некстати.
Белиза.

Ах, я прошу скорей подумать о дитяти!
Филаминта (Лепину).

Эй, стулья нам подай! Мы сядем все кругом!
Лепин падает.

Вот глупость! Как! Упасть! Иль ты забыл о том,
Что выучил на днях про силы равновесья?
Белиза.

Невежество твое усматриваю здесь я.
Ведь при паденье то смещается, пойми,
Что центром тяжести зовется меж людьми.
Лепин.

Все это понял я, когда уже свалился.
(Направляется к выходу.)

Филаминта (вслед Лепину).

Мужлан!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Филаминта, Арманда, Белиза, Триссотен, Генриетта.

Триссотен.

На счастье, он стеклянным не родился.
Арманда.

Ум так и бьет ключом!
Белиза.

Ему предела нет!
Филаминта.

Подайте ж нам скорей чудесный ваш обед!
Триссотен.

Ваш голод так силен (он выражен так мило!),
Что блюда в восемь строк ему бы не хватило,
И думается мне, что я не оплошал:
Ту эпиграмму я — вернее, мадригал —
Сонетом замешал. Столь тонко он построен,
Что у принцессы был хвалою удостоен.
Его аттической приправил солью я,
Чтоб вам по вкусу был он, милые друзья.
Арманда.

Ах, в том сомненья нет!
Филаминта.

Начнем скорее чтенье.
Белиза (прерывает Триссотена всякий раз, как он собирается начать чтение).

Я чувствую: душа дрожит от нетерпенья!
Люблю поэзию я с самых давних пор,
Особенно коль стих изящен и остер.
Филаминта.

Наш долгий разговор ему начать мешает.
Триссотен.

Со…
Белиза (Генриетте).

Тсс, племянница!
Арманда.

Пускай же он читает!
Триссотен.

Сонет принцессе Урании на ее лихорадку[98]
Зачем неосторожно так
В покое, убранном прелестно,
Обласкан вами столь чудесно
Был самый ваш жестокий враг?
Белиза.

Что за вступление!
Арманда.

Что за изящный стих!
Филаминта.

Ах, этой легкости не встретишь у других!
Арманда.

«Неосторожно так»… Сдаюсь без промедленья.
Белиза.

Ну а «обласкан враг»? Я просто в восхищенье.
Филаминта.

Кто б мог наречия изящней подобрать?
К «прелестно» этому «чудесно» так под стать!
Белиза.

Насторожим же слух.
Триссотен.

Зачем неосторожно так
В покое, убранном прелестно,
Обласкан вами столь чудесно
Был самый ваш жестокий враг?
Арманда.

«Неосторожно так»!
Белиза.

«Обласкан враг»!
Филаминта.

«Прелестно» и «чудесно»!
Триссотен.

Пусть люди судят так и сяк —
Расстаньтесь с гостьей неуместной.
Она старается бесчестно,
Чтоб жизни дивной сок иссяк.
Белиза.

Мгновенье!.. Дайте же перевести мне дух!
Арманда.

Ах! Дайте время нам излить восторги вслух!
Филаминта.

От этого стиха чудеснейшим елеем
Облита вся душа, и мы невольно млеем.
Арманда.

«Пусть люди судят так и сяк —
Расстаньтесь с гостьей неуместной».
Про гостью этот стих — как он красив и мил!
Метафору он здесь искусно применил.
Филаминта.

«Пусть люди судят так и сяк…».
Ах! Это «так и сяк» звучит неотразимо!
На вкус мой, эта вся строка неоценима.
Арманда.

О, ваше «так и сяк» пленило сердце мне!
Белиза.

Да, это «так и сяк» вам удалось вполне.
Арманда.

Завидная строка!..
Белиза.

Поэмы стоит целой!..
Филаминта.

Поймет ли это кто, как я понять сумела?
Арманда и Белиза.

О! О!
Филаминта.

«Пусть люди судят так и сяк…»
Пусть с лихорадкою в сообществе они —
Осмеивайте их, что вам до болтовни?
«Пусть люди судят так и сяк…».
О, в этом «так и сяк» глубокий смысл на деле!
Не знаю, мнение мое разделят все ли,
Но слов мне слышится за этим миллион.
Белиза.

Как полон смысла стих, хоть необъемист он!
Филаминта.

Когда вы «так и сяк» прелестное писали,
Все действие его могли вы знать едва ли…
Вам ясно ль было все, что скажет нам оно,
Все остроумие, каким оно полно?
Триссотен.

Э! Э!
Арманда.

Бесчестная и злая лихорадка,
Что людям за приют отплачивает гадко…
«Бесчестно» — трогает до глубины души!
Филаминта.

Катрены, спору нет, отменно хороши…
Но дальше! Мы так ждем терцетных ваших строчек![99]
Арманда.

Ах, «так и сяк» еще прочтите хоть разочек!
Триссотен.

Пусть люди судят так и сяк…
Филаминта, Белиза и Арманда.

О, «так и сяк»!
Триссотен.

Расстаньтесь с гостьей неуместной…
Филаминта, Белиза и Арманда.

Ах, с «гостьей неуместной»!
Триссотен.

Она старается бесчестно…
Филаминта, Белиза и Арманда.

«Бесчестно» это, да!
Триссотен.

Чтоб жизни дивной сок иссяк.
Филаминта.

О! «Жизни дивной»!
Арманда и Белиза.

О!
Триссотен.

Как! Титула не признавая,
Кровь точит лихорадка злая…
Филаминта, Белиза и Арманда.

О!
Триссотен.

И день и ночь — исчез покой!
Без дальних слов — скорей на воды,
И там виновницу невзгоды
Топите собственной рукой!
Филаминта.

Изнемогаю! Ах!
Белиза.

Восторг!
Арманда.

Умру!.. Нет сил.
Филаминта.

Блаженный трепет мне стократно грудь пронзил.
Арманда.

«Скорей на воды»!
Белиза.

«Топите собственной рукой»!
Филаминта.

«Без дальних слов»!
Арманда.

Здесь, что ни шаг, в стихах прелестные места.
Белиза.

Прогулка по таким стихам — одна мечта.
Филаминта.

Лишь по изящному ступают наши ноги.
Арманда.

В них розами везде усеяны дороги.
Триссотен.

Так, значит, вам сонет…
Филаминта.

Он свеж, прекрасен, нов.
Никто не сочинял еще таких стихов.
Белиза (Генриетте).

Подобные стихи прослушать без волненья!
Мне странным кажется такое поведенье.
Генриетта.

Ах, всякий кажется тем, что ему под стать!
Не всем же, тетушка, дано умом блистать.
Триссотен.

Не надоел ли вам я этими стихами?
Генриетта.

Ведь я не слушаю.
Филаминта.

Скорее к эпиграмме!
Триссотен.

О карете цвета сливы, подаренной одной из моих знакомых дам.[100]
Филаминта.

Как удивителен он в выборе заглавий!
Арманда.

Ждать искр его ума по ним одним мы вправе.
Триссотен.

Амур столь дорого мне узы продает…
Филаминта, Арманда и Белиза.

Ах!
Триссотен.

Что третью средств моих его оплачен счет.
Вот вам карета: даже спица
И та от золота лоснится,
И ей дивится вся страна —
Лаисе на триумф мной куплена она…
Филаминта.

О эрудиция! «Лаиса» — пишет он!
Белиза.

Да, внешность хороша и стоит миллион.
Триссотен.

Вот вам карета: даже спица
И та от золота лоснится,
И ей дивится вся страна —
Лаисе на триумф мной куплена она.
Не говорите: цвета сливы,
Но — сколько за нее внесли вы?
Арманда.

О! О! Какой конец! Кто ждать его бы мог?
Филаминта.

В подобном жанре он бесспорно одинок.
Белиза.

«Не говорите: цвета сливы,
Но — сколько за нее внесли вы?»
Игрой созвучий тут: и сливы и внесли вы.
Филаминта.

Не знаю почему, но с первого же дня —
Как будто кто вперед расположил меня —
Я вашей прозою любуюсь и стихами…
Триссотен (Филаминте).

Когда б свои стихи вы прочитали сами,
То с восхищеньем мы прослушали бы вас.
Филаминта.

Нет у меня стихов, но вот теперь как раз
План Академии я нашей написала.
Хотите, глав шесть-семь я вам прочту сначала?
Когда Республику свою писал Платон,[101]
Оставил от нее набросок только он,
Я ж до конца хочу свою развить идею,
И в прозе справиться я постараюсь с нею.
На ум клевещут наш — вот что меня гневит.
Мне это кажется тягчайшей из обид
И я отмщу за нас, за всех без исключенья,
Мужчинам, что хотят держать нас в униженье,
Чтоб жалким мелочам весь наш талант обречь
И к знанью высшему дорогу нам пресечь.
Арманда.

Ах! Оскорблять наш пол такой обидой злобной,
Сознанью нашему кладя предел подобный!
Что ж, юбку или шарф ценить нам по плечу
Иль прелесть кружева да новую парчу?
Белиза.

На рабство гнусное восстать должны мы разом,
Чтоб показать, на что способен женский разум.
Триссотен.

Известно, что весьма я почитаю дам,
Я блеску их очей хвалу всегда воздам,
Но также рад признать, что ум их полон света.
Филаминта.

Наш пол усердно вас благодарит за это.
А тем, что придавать нам не хотят цены,
Кичливым умникам, мы показать должны,
Что знаньем женщины подчас их всех богаче,
Что можем мы решать не меньшие задачи,
В ученых обществах сплотясь, подобно им.
То, что раздельно там, мы здесь объединим —
С изящным стилем слов высокое познанье,
Мы в сотнях опытов изучим мирозданье,
Все школы к диспуту допустим мы равно,
Но думать ни с одной не станем заодно.
Триссотен.

Считаю первенство за перипатетизмом.[102]
Филаминта.

Я — за абстракции пленилась платонизмом.
Арманда.

Мне дорог Эпикур: как мысль его смела!
Белиза.

Мой ум насытили б мельчайшие тела,
Но мысль о пустоте лишь смутно мне понятна.
Зато в материи тончайшей все приятно.[103]
Триссотен.

Магнит Декарта я принять душой готов.
Арманда.

А я, я — вихри.
Филаминта.

Я — падение миров.
Арманда.

Когда ж в собрании открытом возвестить я
Смогу про первое научное открытье?
Триссотен.

Мы ждем, чтó в мир внесут столь светлые умы.
Для вас почти уж нет в природе тайн и тьмы.
Филаминта.

Одно открытье есть: себе не льстя нимало,
Скажу вам, что людей я на Луне видала.
Белиза.

Людей мне видеть там не удалось как раз,
Но колокольни — да, совсем как вижу вас.
Арманда.

С грамматикой бы мы и физикой желали
Историю, стихи, ученье о морали,
Число, политику — все углубить до дна.
Филаминта.

Ах, вместе с древними в мораль я влюблена!
Но стоикам я дам пред всеми предпочтенье,
Пред их учителем полна я восхищенья.
Арманда.

По нашим правилам очистится язык;
Надеюсь я, что в нем произведем мы сдвиг.
Да! К ряду слов горим мы гневом справедливым.
Чем ни были б они — глаголом, субстантивом, —
Мы, их преследуя смертельною враждой,
Распределить хотим взаимно меж собой,
И на ученейшем собранье нашем скоро
Обрушим мы на них всю тяжесть приговора,
Дабы и в будущем заранее пресечь
Внедренье этих слов в стихи и в нашу речь.
Филаминта.

Для академии задуманной имеем
Еще один мы план, что мной давно лелеем,
Славнейший замысел! Он будет вознесен
Умами лучшими в потомстве всех времен.
Готовит он конец слогам тем неприличным,
Что могут грязный смысл придать словам различным,
Что тешат всех тупиц в течение веков,
Рождая пошлости — отраду остряков,
Двусмысленностям всем, чья низкая игривость
Стремится женскую в нас оскорбить стыдливость.
Триссотен.

Уверен я: проект отличным все сочтут.
Белиза.

Когда мы завершим, покажем вам статут.
Триссотен.

Конечно, будет он прекрасным и ученым.
Арманда.

Мы станем всех судить по нашим же законам.
Все подчинятся нам: прозаик иль поэт —
Раз он не наш, то в нем ума, конечно, нет.
Мы ко всему всегда найдем предлог придраться,
Чтоб мы одни могли талантами считаться.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Лепин.

Лепин (Триссотену).

Пришел тут человек, и вас он, сударь, ждет.
Он в черное одет и сладко речь ведет. (Уходит.)
Триссотен.

То мой ученый друг — давно он ищет чести
Представленным вам быть, придя со мною вместе.
Филаминта.

За вами все права ввести его в наш дом.
Триссотен идет навстречу Вадиусу.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Филаминта, Арманда, Белиза, Генриетта.

Филаминта (Арманде и Белизе).

Гостеприимство нам велит блеснуть умом.
Генриетта хочет уйти.

Куда? Не ясно ль? Вам остаться я велела.
Вы мне еще нужны.
Генриетта.

Но для какого дела?
Филаминта.

Терпенье! Вскоре все вам скажет ваша мать.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, Триссотен и Вадиус.

Триссотен (представляя Вадиуса).

Вот гость! Сгорает он желаньем вас узнать.
Вводя его в ваш дом, я утверждаю рьяно,
Сударыня, что к вам я не ввожу профана.
Его признал своим ученой мысли цвет.
Филаминта.

Раз вами он введен, сомненья в этом нет.
Триссотен.

Во Франции никто не знал того вовеки,
Что знает он, — ему известны даже греки.
Филаминта.

Ах, греки! Греки, ах! Ах, греки, дочь моя!
Белиза.

Сестра, ах, греки!
Арманда.

Ах, как грекам рада я!
Филаминта.

Вы греков знаете? О, вам раскрыв объятья,
За греков, сударь, вас хочу расцеловать я!
Вадиус целует Филаминту, Белизу и Арманду.

Генриетта (уклоняется от его поцелуя).

Простите! Незнаком мне греческий язык.
Филаминта.

Немало греческих я сохраняю книг.
Вадиус.

Не помешал ли я? Боюсь, в горячем рвенье,
Сударыня, мое вам изъявить почтенье,
Увы, прервал я нить ученейших бесед!..
Филаминта.

Могли ль вы с греческим нам помешать? О нет!
Триссотен.

Творит он чудеса и прозой и стихами.
Проверьте хоть сейчас, коль вам угодно, сами.
Вадиус.

Писатель (к каждому мой применим укор!)
Привык уверенно вторгаться в разговор.
В суде, за ужином, в садах, в толпе салонной
Томительных стихов он чтец неугомонный.
Что довелось когда глупее встретить вам,
Чем автор, что везде свой клянчит фимиам,
Что встречных за уши стремительно хватает
И в жертв бессонницы своей их превращает?
Упрямых тех безумств я не знавал вовек,
И образцом тому мне служит некий грек,
Что всем ученикам в числе строжайших правил
Запрет читать другим свои труды оставил…
Вот написал стишки я на любовный лад,
И ваше мнение узнать я был бы рад.
Триссотен.

Ваш стих в себе таит красоты без примера.
Вадиус.

Ах, Грации у вас в твореньях и Венера!
Триссотен.

Изящен слог у вас, отменен выбор слов.
Вадиус.

Как этос с пафосом сквозят в любой из строф![104]
Триссотен.

Эклоги дали вы в столь бесподобном стиле,
Что Феокрит им в тень отброшен и Вергилий.
Вадиус.

Как в одах ваших дух и нежен и высок!
Кто стих Горация сравнить бы с вашим мог?
Триссотен.

Что нежит сладостней, чем ваши канцонетты?
Вадиус.

С чем сопоставить бы я ваши мог сонеты?
Триссотен.

Изящней, чем у вас, рондо я не читал!
Вадиус.

А кто острее вас напишет мадригал?
Триссотен.

Великолепнее всего у вас баллада.
Вадиус.

А ваши буриме читать одна отрада.[105]
Триссотен.

Пойми лишь Франция, что вы за человек…
Вадиус.

Когда бы должное воздал уму наш век…
Триссотен.

Вы ездили б всегда в карете золоченой.
Вадиус.

Вам статуи народ воздвиг бы восхищенный.
Гм! Вот баллада вам, и я на сей предмет
Желал бы, чтобы вы…
Триссотен.

Известен вам сонет
К Урании, чья жизнь подточена недугом?
Вадиус.

Вчера он в обществе моим прочтен был другом.
Триссотен.

Вам автор незнаком?
Вадиус.

Нет, но, оставя лесть,
Сонет за дикий вздор я лишь могу почесть.
Триссотен.

Немало лиц его почтило восхищеньем.
Вадиус.

И все ж к нему должны мы отнестись с презреньем,
И вы сказали б так — я знаю наперед.
Триссотен.

Иного мненья я держусь на этот счет.
Так в силах написать лишь редкостный писатель.
Вадиус.

Так написать сонет?.. Храни меня создатель!
Триссотен.

Прекрасней не создать, в том клясться я готов.
Причина налицо: я — автор этих строф.
Вадиус.

Вы?
Триссотен.

Я.
Вадиус.

Ошибка тут произошла, как видно.
Триссотен.

Я вам не угодил. Как это мне обидно!
Вадиус.

Я, верно, слушая, измучен был вконец,
Иль чтением своим сонет испортил чтец…
Однако ж перейдем теперь к моей балладе.
Триссотен.

Слащавость вижу я в отжившем этом ладе.
Не в моде это все — баллада отжила.
Вадиус.

Но множество есть лиц, кому она мила.
Триссотен.

И все ж баллада мне не нравится нимало.
Вадиус.

Но хуже все ж она от этого не стала.
Триссотен.

Педанты от баллад в восторге и сейчас.
Вадиус.

Но отчего ж тогда к ней вкуса нет у вас?
Триссотен.

Своими свойствами вы всех снабдить готовы.
Вадиус.

Нахально мне свои кидаете в лицо вы.
Триссотен.

Стихокропатель вы, литературный вор!
Вадиус.

Вы рыночный рифмач, поэзии позор!
Триссотен.

Тряпичник вы, пачкун, копист чужой тетради!
Вадиус.

Болван!
Филаминта.

Но, господа, уймитесь, бога ради!
Триссотен.

Скорее римлянам и грекам ты верни
Все то, что ты у них накрал в былые дни.
Вадиус.

Отправься на Парнас и там проси прощенья,
Что внес в Горация такие искаженья.
Триссотен.

Припомни книг твоих сомнительный успех.
Вадиус.

Не заболел ли твой издатель, всем на смех?
Триссотен.

Я признан, и меня напрасно ты порочишь.
Вадиус.

Иль автора Сатир припомнить ты не хочешь?[106]
Триссотен.

Припомни сам его.
Вадиус.

Пусть так. А все же он
Со мною сохранил повежливее тон.
Меня попутно он затронул в общем счете
Средь многих авторов, что при дворе в почете,
А вот тебя-то где он только не задел!
Повсюду ты мишень его колючих стрел.
Триссотен.

Тем самым он явил, что многого я стою,
Меж тем как он тебя с толпой смешал пустою.
Тебе достаточно один удар нанесть,
А повторять его — к чему такая честь?
О, видит он во мне противника недаром!
Он нанести спешит удар мне за ударом.
Сосредоточив все усилия на мне,
В победе все же он не убежден вполне.
Вадиус.

Тебе понять, кто я, мои помогут строки.
Триссотен.

Ты почерпнешь в моих покорности уроки.
Вадиус.

Тебе я вызов шлю и прозой и стихом.
Триссотен.

Что ж, у Барбена[107] мы поговорим вдвоем!
Вадиус уходит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Филаминта, Арманда, Белиза, Генриетта, Триссотен.

Триссотен.

Прошу не порицать меня за раздраженье:
Я ваше защищал, сударыня, сужденье
О том сонете, что посмел он очернить.
Филаминта.

Я вам спокойствие желала б возвратить…
Но перейдем к делам. Приблизьтесь, Генриетта!
Мой ум встревоженный давно искал ответа,
Как пробудить ваш ум, о дорогая дочь,
И вот нашла я путь, как этому помочь.
Генриетта.

Поверьте, это все излишние заботы:
К ученым спорам я не чувствую охоты.
Люблю я жить легко, а лишь большим трудом
Дается мастерство всегда блистать умом.
Мне честолюбие такое непонятно,
И дурочкой себя мне чувствовать приятно.
Предпочитаю я вести простую речь,
Чем биться, чтоб словцо блестящее изречь.
Филаминта.

Ах, я оскорблена! Смогу ли перенесть я,
Чтобы семья несла подобное бесчестье?
Пригожество лица живет недолгий срок —
Игрушка хрупкая, полуденный цветок,
Оно покоится лишь в оболочке кожной.
Лишь красота ума прочна в нас и надежна.
Давно ищу я средств, чтоб наделить вас той
Не убиваемой годами красотой.
Я пробудить у вас хотела бы желанье
Науки познавать, вкушать плоды познанья.
Мой ум с желаньями сошелся на одном:
Вам надобен супруг, блистающий умом.
(Указывая на Триссотена.)

Его я нахожу вот в этом господине.
Он — тот супруг, что мной вам присужден отныне.
Генриетта.

Мне, матушка?
Филаминта.

Да, вам, и не вступайте в спор.
Белиза (Триссотену).

О разрешении меня ваш просит взор
Ей сердце то отдать, что мне одной подвластно.
Что ж, браку этому я уступить согласна:
Благополучие устроит ваше он.
Триссотен (Генриетте).

Не знаю, что сказать: я слишком восхищен!
Сей брак, которым здесь меня почтить готовы,
Мне…
Генриетта.

Как! Заходите уж слишком далеко вы!
Он не свершен еще.
Филаминта.

Как дерзок ваш ответ!
Да знаете ль… Конец! Тут места спорам нет.
(Триссотену.)

Она опомнится. Оставим Генриетту.
Филаминта, Белиза и Триссотен уходят.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Арманда, Генриетта.

Арманда.

Вот так заботливость! На зависть всему свету!
Супруга лучшего навряд ли где найдешь.
Генриетта.

Берите ж вы его, коль выбор так хорош.
Арманда.

Не за меня — за вас ему дано согласье.
Генриетта.

Как старшей младшая, вам уступлю тотчас я.
Арманда.

Вы браком грезите. Пленяй меня он так —
Я тут же приняла б с восторгом этот брак.
Генриетта.

Когда б мой ум, как ваш, педанты занимали,
Я брака лучшего желала бы едва ли.
Арманда.

Хоть вкусы разные судьбою нам даны,
Мы обе слушаться родителей должны.
Что непреложнее, чем матери веленье?
Не думайте ж, что вы ценой сопротивленья…

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, Кризаль, Арист и Клитандр.

Кризаль (Генриетте, представляя ей Клитандра).

Должны согласье дать вы, дорогая дочь.
Возьмитесь за руки (с руки перчатку прочь!)
И думайте теперь об этом человеке
Как о супруге, мной врученном вам навеки.
Арманда.

Теперь довольны вы от сердца глубины?
Генриетта.

Мы слушаться, сестра, родителей должны.
Что непреложнее отцовского веленья?
Арманда.

Но вправе мать от вас ждать тоже подчиненья.
Кризаль.

В чем дело?
Арманда.

Очень жаль, но можно ожидать,
Что с вашим мнением не согласится мать.
Ведь есть другой жених…
Кризаль.

Молчите вы, сорока!
С ней философствуйте без отдыха и срока,
А в действия мои мешаться вам не след.
Про все скажите ей и дайте ей совет
Меня не доводить до белого каленья.
Ступайте ж!
Арманда уходит.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Генриетта, Кризаль, Арист, Клитандр.

Арист.

Хорошо! Я просто в восхищенье!
Клитандр.

О радость! О восторг! Меня блаженство ждет!
Кризаль (Клитандру).

Возьмитесь за руки, ступайте-ка вперед.
Идем к ней в комнату… Как эти ласки милы!
(Аристу.)

От их любви меня волненье охватило…
Возрадовался дух, трепещет сердце вновь,
И вспоминается мне юных дней любовь.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Филаминта, Арманда.

Арманда.

Да, ни мгновения она не колебалась,
Покорностью своей как будто похвалялась,
И сердце отдала она свое тотчас,
Едва услышала родителя приказ.
Не так ей дорого ее отца веленье,
Как сладко матери явить сопротивленье.
Филаминта.

О, я ей покажу, кому на деле тут
Законы разума над ней права дают —
Мать иль отец должны здесь управлять всецело,
Дух иль материя, сознание иль тело!
Арманда.

Учтиво должен был спросить он вас, как мать.
Возможно ль зятем так, без вашей воли стать?
По мне, сей господин ведет себя престранно.
Филаминта.

И он весьма далек от цели столь желанной.
Наружность нравилась мне в нем и чувство к вам,
Поступки же — ничуть. В том виноват он сам.
Он знал, что я пишу и, кажется, немало,
И не просил, чтоб я хоть строчку прочитала!
Входит Клитандр. Филаминта и Арманда его не замечают.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Клитандр.

Арманда.

На вашем месте я, поверьте мне, никак
Ему бы не дала вступить с сестрою в брак.
Надеюсь, мне никто не нанесет обиды,
Решив, что я свои преследую здесь виды
И что, предательством его возмущена,
Я в глубине души моей оскорблена.
Сумеет справиться душа с таким ударом:
Я философией защищена недаром,
Над миром высоко возносит нас она.
Но отношенье к вам — вот в чем его вина!
Ему согласье дать противно вашей чести.
Не мог бы нравиться он мне на вашем месте.
Вглядевшись пристально — я правду вам скажу, —
Почтенья у него я к вам не нахожу.
Филаминта.

Глупец он!
Арманда.

Славой вы увенчаны бесспорной,
Лишь он не хвалит вас, всегда молчит упорно.
Филаминта.

Нахал!
Арманда.

Ему прочла поэм я ваших тьму,
И ни одна из них не нравится ему.
Филаминта.

Наглец!
Арманда.

Случалось нам с ним доходить до спора.
Вы не поверите, какую уйму вздора…
Клитандр (Арманде).

Молю, сударыня: немножко доброты
Или, по крайности, хоть честной прямоты!
Чем вас обидел я? Чем мог ваш гнев навлечь я,
Чтоб вас, во вред себе, исполнить красноречья
И жажды погубить меня во мненье тех,
В чьей власти даровать моей любви успех?
Так что ж наполнило вас гневом столь ужасным?
Пусть будет ваша мать судьею беспристрастным.
Арманда.

Когда действительно кипел бы гнев во мне,
Законен был бы он, мне кажется, вполне.
Его достойны вы: ведь первой страсти пламя
Имеет столько прав возвышенных над нами,
Что лучше нищим стать, утратить жизни свет,
Чем для него себе избрать другой предмет.
Что отвратительней такой любви непрочной?
Душа неверная есть выродок порочный.
Клитандр.

Ужели заслужил в измене я укор,
Исполнив вашей же гордыни приговор?
Ее — не чье-нибудь исполнил я веленье,
Вините же ее, коль есть тут оскорбленье.
Всем сердцем отдался я власти ваших чар,
Два года в нем пылал непреходящий жар,
Вниманье, нежный пыл, услуги и заботы
На вас, любовью полн, я изливал без счета,
Но я бессилен был пленить и тронуть вас.
Желанья скромные встречали лишь отказ.
Пыл, вами презренный, другой был явлен мною.
Что ж, я, сударыня, иль вы тому виною?
Я ль изменился к вам иль вами брошен был?
Вы ль гоните меня иль сам я к вам остыл?
Арманда.

О нет, не назовешь отказом устремленья
Облагородить так меж нами отношенья,
Старанье им придать такую чистоту,
Что истинной любви явила б красоту!
Но, видимо, для вас куда как трудно было
Мысль вырвать у страстей, отнять у низкой силы.
Ужели чистая вам близость не мила,
Когда сливаются в нас души — не тела?
Любовь доступна вам лишь в этой форме грубой,
Чьи узы вас влекут телесностью сугубой,
И, чтоб поддерживать огонь, что в вас зажжен,
Вам нужен брак со всем, что нам приносит он.
Вот жалкая любовь! О, над душой прекрасной
Таких земных страстей пылание не властно!
Ей чувственность чужда, огонь ее силен,
Но лишь одни сердца венчать желает он.
Все прочее ему — придаток неуместный.
Огонь тот чист и свят, как свят огонь небесный.
Под пламенем его желания чисты,
В нем мыслью грязною не смущены мечты,
Всему нечистому его стремленья чужды,
Он любит, чтоб любить, — до прочего нет нужды.
Он духу отдаст чистейший свой экстаз,
И позабыто им, что тело есть у нас.
Клитандр.

Во мне, сударыня, — я вам скажу по чести —
И тело и душа сосуществуют вместе.
Как тело мне забыть? Его огромна власть,
И не могу ее заставить я отпасть.
Мне небо даровать ту мудрость не хотело,
И об руку идут моя душа и тело.
Прекрасней в мире нет — так вы сказали мне —
Тех чувств, что к духу лишь стремятся в вышине,
И единенья душ, что нежность окрылила,
Очистив от страстей и чувственной их силы.
Но я такой любви утонченной не рад.
Упрек ваш справедлив: слегка я грубоват.
Люблю я целостно, и чувство столь живое
Велит, чтоб от любви своей желал всего я.
Но можно ли меня за это наказать?
О нет, сударыня! По совести сказать,
Всем светом признана скорей моя метода:
Мы видим, что на брак не ослабела мода.
Что может быть честней и слаще этих уз?
Решив вам предложить супружеский союз,
Как мог подумать я, что даже мысли эти
В обидном для себя увидите вы свете?
Арманда.

Что ж, если, не придав моим словам цены,
Желанья грубые насытить вы должны,
Раз могут сохранить в вас верность без предела
Лишь узы плотские, одни лишь путы тела, —
Заставлю я мой дух, коль разрешит мне мать,
На это ради вас свое согласье дать.
Клитандр.

Нет, сроки минули для моего возврата:
Люблю другую я. Могу ль такой отплатой
Вознаградить приют, где я нашел покой
От ран, что нанесли вы гордою рукой?
Филаминта.

Вы, видно, на мое надеетесь согласье,
Коль слышу без конца про этот брак от вас я.
Иль неизвестно вам, мечтателю, что мной
Для Генриетты муж определен иной?
Клитандр.

Увы, сударыня, я вас прошу покорно
Не обрекать меня такой судьбе позорной!
Своим соперником мне Триссотена счесть?
Проверьте выбор свой. За что пятнать мне честь?
Искали вы ума, моим пренебрегая,
Но недостойнее не встретил бы врага я.
Есть несколько таких. Безвкусья произвол
Их в светлые умы почтительно возвел,
Но в пору ли молву дурачить Триссотену?
Его писаньям все отлично знают цену.
Да, по заслугам он отныне оценен,
И, признаюсь, не раз бывал я поражен,
Что восторгались вы без меры пустяками,
Какие вы б сожгли, коль сочинили сами.
Филаминта.

О нем вы судите иначе оттого,
Что видим в свете мы совсем ином его.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Триссотен.

Триссотен (Филаминте).

Какую весть я вам принес, когда б вы знали!
Опасности во сне мы грозной избежали.
Совсем вблизи от нас светило пронеслось;
Оно рассыпалось, пронзив наш вихрь насквозь.
Столкнись оно с землей на линии орбиты,
Земля бы, как стекло, была в куски разбита.
Филаминта.

Ну, этот разговор продолжим мы потом.
Наш гость приятности совсем не видит в нем —
В невежестве привык он находить усладу,
И вызывает в нем наука лишь досаду.
Клитандр.

Смягчить бы я хотел суровость этих слов.
Я ненавидеть лишь, сударыня, готов
Тот дух, те знания, что вносят развращенье,
А истинного я поборник просвещенья.
Скорее предпочту в рядах невежд я быть,
Чем так, как некие, ученым вдруг прослыть.
Триссотен.

Нет, не могу никак я согласиться с этим —
Мы от науки вред едва ли где заметим.
Клитандр.

Но видно нам из слов и некоторых дел,
Что дураков плодить — порой ее удел.
Триссотен.

Отменный парадокс!
Клитандр.

Хоть я не ловок в спорах,
Но доказательств я нашел бы целый ворох.
Не хватит доводов, так вместо них всегда
Примеры славные найду я без труда.
Триссотен.

Навряд ли бы они нас очень убедили.
Клитандр.

Неоспоримые найду я без усилий.
Триссотен.

Примеры славные? Не видит их мой взгляд.
Клитандр.

А у меня от них уже глаза болят.
Триссотен.

Не знанье дураков плодит на самом деле,
А лишь невежество — так думал я доселе.
Клитандр.

О, коль ученый глуп — скажу наверняка,
Что он куда глупей простого дурака!
Триссотен.

Но вашим принципам противен смысл обычный:
«Невежда» и «дурак» вполне синонимичны.
Клитандр.

Употребленье слов твердит скорей о том,
Что неразрывна связь педанта с дураком.
Триссотен.

В невежде глупость мы увидим обнаженной.
Клитандр.

Наука глупости прибавит к прирожденной.
Триссотен.

Таятся в знании заслуги без конца.
Клитандр.

Но знанье в хвастуне рождает наглеца.
Триссотен.

Должно невежество вам быть уж очень милым,
Коль защищаете его с таким вы пылом.
Клитандр.

Да, мило мне весьма невежество с тех пор,
Как разглядел иных ученых я в упор.
Триссотен.

Сии ученые, коль рассудить толково,
Ценнее выскочки, мне кажется, иного.
Клитандр.

Да, ежели о том спросить ученых сих,
Но что до выскочек, то взгляд другой у них.
Филаминта (Клитандру).

Мне, сударь, кажется…
Клитандр.

Сударыня, простите!
Ужель противник мой нуждается в защите?
Он в натиске силен, я сам борьбе не рад,
И защищаюсь я, но отхожу назад.
Арманда.

Но каждый выпад ваш, что с остротой обидной…
Клитандр.

Еще защитник? Что ж! Пора кончать, как видно.
Филаминта.

Словесный спор такой в беседе допустим,
Но с тем, чтоб не была задета личность им.
Клитандр.

Э, право, это все его не оскорбляет!
Он, как любой француз, насмешку понимает.
Еще и худших стрел уколы знает он;
На них не отвечал он, славой защищен.
Триссотен.

Я слушал, право же, без тени удивленья,
Что здесь подобное отстаивалось мненье.
Все ясно: при дворе усердны вы весьма,
Двору ж, известно всем, нет дела до ума.
Да, там невежеству благотворят открыто,
И как придворный вы невежеству защитой.
Клитандр.

Вы очень сердитесь на этот бедный двор.
Несчастный! Каждый день ему терпеть укор,
Умов блистательных перенося тирады,
Стремящихся на нем сорвать свою досаду
И, на него ворча за вкус его дурной,
Готовых счесть его всех бед своих виной.
Дозвольте ж, сударь мой, подать вам откровенно,
При всем почтении к талантам Триссотена,
Совет: вам, господа, давно уже пора
Смягчить ваш резкий тон по адресу двора.
И, право, двор не так уж глуп на самом деле,
Как все вы, господа, себе внушить сумели, —
В нем хватит разума, чтоб толк понять во всем.
Мы там хороший вкус себе и создаем,
И просто светский ум ценней (скажу без лести)
Педантства темного всех вас, ученых, вместе.
Триссотен.

О вкусе их судить мы можем по плодам.
Клитандр.

Но, сударь, чем так плох он показался вам?
Триссотен.

Чем? К славе Франции не приложили ль руки
Великий Разиус и Бальдус, честь науки?
И хоть заслуги их заметит каждый взор,
Вниманья и даров не уделил им двор.
Клитандр.

Я вижу вашу скорбь. Ведь скромности лишь ради
Вы скрыли, что и вас тут обошли в награде,
Так умолчим о вас. Но так ли уж нужны
Те два великие героя для страны?
Иль их писания несут столь важный дар нам,
Что двор им кажется таким неблагодарным,
И сетуют они, что их до этих пор
Потоком милостей не заливает двор?
Как Франции нужны, подумать, их познанья!
Не обойтись никак двору без их писанья!
И каждый из троих несчастных этих ждет —
Раз напечатан он и втиснут в переплет, —
Что будут на него смотреть как на персону,
Что сможет он пером решать судьбу короны,
Что на малейший шум вокруг их новых книг
К ним пенсии должны слетаться в тот же миг…
Вселенная на них взирает непрерывно,
И имя каждого увито славой дивной:
В науке он теперь светило из светил,
Он знает, кто о чем когда-то говорил,
Он хлопал тридцать лет глазами и ушами,
Он девять тысяч раз просиживал ночами,
Латынь и греческий стараясь в мозг впихнуть
И погрузив свой ум в ученейшую муть
Всей ветхой чепухи, что лишь вмещают книги;
Он знаньем пьян своим во все часы и миги.
Те люди годны лишь для болтовни пустой,
Лишь в ней они сильны, и чужд им смысл простой.
Вселенной всей на смех, а также на докуку
Кричат они везде про разум и науку.
Филаминта.

Ваш пыл весьма велик, и гневный ваш порыв,
Движенье сильное природы в вас явив,
Соперничеством здесь, как побужденьем скрытым…

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Жюльен.

Жюльен (Филаминте).

Ученый, что у вас недавно был с визитом
И у кого слугой быть я имею честь,
Усердно просит вас письмо его прочесть.
Филаминта.

Какую важность бы письмо ни представляло,
Я все-таки, мой друг, скажу: учтивости в том мало,
Чтоб нашу речь прервать вот так, ворвавшись вдруг.
Вам следовало бы спросить домашних слуг,
Коль действовали б вы со знаньем правил света.
Жюльен.

Себе, сударыня, я запишу все это.
Филаминта (читает). «Сударыня! Триссотен хвастается тем, что женится на Вашей дочери. Предупреждаю Вас, что его философия домогается лишь Вашего богатства. С Вашей стороны было бы осторожнее не заключать этого брака до тех пор, пока Вы не прочтете поэмы, которую я сочиняю против него. В ожидании этого портрета, в котором я намерен добиться полного сходства, посылаю Вам Горация, Вергилия, Теренция и Катулла, где Вы найдете отмеченными все те места, которые он украл у них».

Я брак замыслила — и вот со всех сторон
Избранник доблестный врагами осажден.
Их происки ясны. Не допущу уступок!
Должна я совершить решительный поступок!
Пускай поймут, к чему старанье их ведет.
Ускорить могут лишь они событий ход.
(Жюльену.)

Так отправляйтесь же скорее вы с ответом,
И пусть ваш господин узнает все об этом:
Настолько мненьями его мы дорожим
И так не терпится последовать мне им
(указывая на Триссотена),

Что нынче ж станет ей сей господин супругом.
Триссотен и Жюльен уходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Филаминта, Арманда, Клитандр.

Филаминта (Клитандру).

Вас наша вся семья считает верным другом.
Прошу вас вечером пожаловать опять,
Чтоб брачный договор при вас нам подписать.
Нотариуса вы, Арманда, пригласите
И обо всем сестру немедля известите.
Арманда.

Мне извещать сестру нужда едва ли есть
(указывая на Клитандра):

Вот тот, кто с радостью снесет ей эту весть.
Он новость передать ей поспешит проворно
И убедит ее остаться непокорной.
Филаминта.

Посмотрим, кто над ней имеет больше прав
И укрощу ли я ее строптивый нрав! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Арманда, Клитандр.

Арманда.

Мне, право, очень жаль: как посмотреть на деле,
Вы, сударь, далеки от столь желанной цели.
Клитандр.

Я силы все свои, сударыня, отдам,
И верьте: горевать — увы! — не долго вам.
Арманда.

Боюсь я за исход таких больших усилий.
Клитандр.

Пожалуй, вы с своей боязнью поспешили.
Арманда.

Я рада, если так.
Клитандр.

Я верю вам вполне,
И верю, что во всем поможете вы мне.
Арманда.

Да, я вам помогу по силе разуменья.
Клитандр.

Я вас благодарю. Примите уверенья…
Арманда уходит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Клитандр, Кризаль, Арист, Генриетта.

Клитандр (Кризалю).

В моем несчастье я надеюсь лишь на вас —
Супруга ваша мне дала прямой отказ.
Лишь в Триссотене ей угодно видеть зятя.
Кризаль.

Что за фантазия! С какой, скажите, стати?
Ну что нам Триссотен? Что этот брак нам даст?
Арист.

Латинские стихи он сочинять горазд,
Вот этим и сумел успеха он добиться.
Клитандр.

Сегодня ж вечером их должен брак свершиться.
Кризаль.

Сегодня?
Клитандр.

Вечером.
Кризаль.

Так я в тот самый час
Ей в пику поженить хочу обоих вас.
Клитандр.

Чтоб написать контракт, нотариус прибудет.
Кризаль.

Но так, как я велю, контракт составлен будет.
Клитандр (Генриетте).

Вам старшая сестра велела передать,
Что сердце надо вам немилому отдать.
Кризаль.

А я ей прикажу своей отцовской властью
Вступить в другой союз, ведущий только к счастью.
Добьюсь, чтоб в доме, здесь (о, я им дам урок!),
Никто, кроме меня, повелевать не мог.
(Генриетте.)

Вернемся вскоре мы, побудь же здесь немного.
Ты, брат, и вы, мой зять, — нам общая дорога.
Генриетта (Аристу, тихо).

Следите, чтобы в нем сей пламень не угас.
Арист (Генриетте, тихо).

Не беспокойся — я все сделаю для вас.
Арист и Кризаль уходят.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Клитандр, Генриетта.

Клитандр.

Мне помощь сильная обещана, нет спора,
Но ваши чувства мне вернейшая опора.
Генриетта.

Да, сердце верность вам, поверьте, сохранит.
Клитандр.

Я счастлив, раз оно защиту мне дарит.
Генриетта.

Когда грозит ему опасность уз немилых…
Клитандр.

Оно со мной — ничто меня смутить не в силах.
Генриетта.

Для счастья нашего все, все я предприму!
Когда ж не приведут усилья ни к чему,
Душа моя найдет убежище иное,
И там уж никому не стану я женою.
Клитандр.

Что слышу я, увы!.. Да не попустит бог,
Чтоб принял я от вас такой любви залог!

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Генриетта, Триссотен.

Генриетта.

Вам без свидетелей я все сказать желала
Про этот брак, что мать вам, сударь, обещала.
Среди домашних бурь пришлось решиться мне
Вам слово твердое сказать наедине.
Известно, сударь, вам, что, взяв меня женою,
Большие средства вы получите за мною.
Но ведь в сокровищах, что люди ценят так,
Философ истинный больших не видит благ.
Раз деньги и почет вы презирать готовы,
Пусть это явствует из дела — не из слова.
Триссотен.

Нет, не они меня очаровали в вас,
Владычица моя! Я пленник ваших глаз.
Прелестный облик — вот тот клад, то достоянье,
Что привлекли мои к вам страстные желанья,
Вот те сокровища, что в вас я полюбил.
Генриетта.

Благодарю за столь великодушный пыл.
Мое смущение, конечно, вам заметно —
Мне, сударь, жаль, что нет во мне любви ответной.
Я почитаю вас, как только можно чтить,
Но есть препятствие, чтоб вас мне полюбить:
Ведь сердцем обладать зараз не могут двое.
Клитандру — что скрывать? — уж отдала его я.
Пусть меньше вашего имеет он заслуг,
Пусть выбором слепым указан мне супруг,
Пусть сто талантов в вас, что я любить могла бы,
Пусть ошибаюсь я, но если силы слабы…
Одно лишь делают все доводы ума —
Что я за слепоту браню себя сама.
Триссотен.

Раз вашу руку мне навек отдать согласны,
Клитандру сердце в вас не будет уж подвластно.
Заботу нежную являя вновь и вновь,
Сумею пробудить я в вас к себе любовь.
Генриетта.

Нет, я не откажусь от первого обета,
Заботливость во мне не вызовет ответа.
Свободно все хочу я объяснить вам тут;
Мои признания обид вам не несут.
Ту страсть любовную, что в сердце возникает,
Не добродетели ее ведь порождают!..
Тут прихоть действует, и, если кто нам мил,
Нам часто невдомек, чем он нас так пленил.
Когда бы выбором руководил наш разум,
Любовь и сердце вам я подарила б разом.
Но, сударь, ведьлюбовь идет своей тропой,
Так пусть останусь я по-прежнему слепой!
Меня на этот брак толкает принужденье,
Не пользуйтесь моим печальным положеньем!
Возможно ль, чтоб вполне достойный человек
За помощью в любви к родителям прибег?
Кто станет подвергать любимую страданью,
Чтоб сердцем овладеть наперекор желанью?
Не понуждайте мать, мою любовь поправ,
Испытывать на мне всю силу тяжких прав!
Другой отдайте вы — я вас прошу смиренно —
Пыл трепетный души, для всех столь драгоценной!
Триссотен.

Как сердцу моему любезным стать для вас?
Не в силах ведь оно исполнить ваш приказ.
Как можно требовать, чтоб к вам оно остыло,
Раз вы по-прежнему пленительны и милы,
Раз ваши прелести еще вкушает взор?..
Генриетта.

Ах, сударь, лучше вам оставить этот вздор!
Ириды ваши все, Филиды, Амаранты,
Кому вы посвятить стремитесь блеск таланта,
К кому любовным вы пылаете огнем…
Триссотен.

То говорит мой ум, тут сердце ни при чем.
Я в них влюбляюсь так, как свойственно поэту,
Но искренне люблю одну лишь Генриетту.
Генриетта.

Помилосердствуйте!
Триссотен.

Коль тут обида есть,
Придется вам ее еще и дале несть.
Любовь, что вам была доселе незаметна,
Обеты вечные дает вам беззаветно.
Кто сдержит чувства жар? И хоть ваш дивный взор
Усилиям моим и вынес приговор,
Но помощь матери, что пламень нежной страсти
Готова наградить, я отклонить не властен.
Лишь счастьем тем владеть мне было бы дано,
Лишь вас мне получить, а как — мне все равно.
Генриетта.

Известно ль вам, что все ж отнюдь не безопасно
Так сердце подвергать насилью своевластно?
Я напрямик скажу: ведь вовсе не пустяк
Без воли девушки желать вступить с ней в брак.
Раз муж на то идет, ему бояться надо
Последствий, что могла б тут породить досада.
Триссотен.

О нет, меня смутить не может ваша речь!
Мудрец несчастьями умеет пренебречь.
В нем разум слабости людские исцеляет,
Над мелочами ввысь подняться побуждает.
Тень горести ему чела не обовьет,
Когда не от него зависит жизни ход.
Генриетта.

В восторге, сударь, я, скажу вам откровенно!
Да, философия прекрасней несравненно,
Чем полагала я, раз может дать совет
Сносить безропотно печаль и тяжесть бед.
О, ваша преданность заслуживает явно,
Чтоб повод был ей дан для проявленья славный,
И вы достойны быть награждены женой,
Что в блеске вывела б ее на свет дневной!
В себе же смелости не чувствую я, право,
Такой, чтоб увенчать ее достойной славой.
Другой — такая честь, а я — клянусь я вам,
Что никогда своей руки вам не отдам!
Триссотен (уходя).

Еще посмотрим, как все сложится на деле.
Нотариуса к вам позвали не без цели.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Генриетта, Кризаль, Клитандр, Мартина.

Кризаль.

А, дочка! Вы-то мне тут и нужны как раз…
Ну-с, долг свой выполнить я призываю вас:
Вы подчинить отцу свои должны желанья.
Я вашей матери готовлю назиданье,
И для того, чтоб был пожестче мой отпор,
Мартина здесь, грызне ее наперекор.
Генриетта.

Намеренья хвалы достойны, я им рада,
Но уж решенье вам менять теперь не надо.
Останьтесь тверды вы в стремлениях своих,
И пусть вас доброта уж не сбивает с них.
Да, будьте до конца за них стоять готовы,
Чтоб мать над вами верх не одержала снова.
Кризаль.

Как! Видно, вы меня считаете ослом?
Генриетта.

Храни меня господь!
Кризаль.

Так, значит, хвастуном?
Генриетта.

Того и в мыслях нет.
Кризаль.

Вы убедились точно,
Что нет ни разума во мне, ни воли прочной?
Генриетта.

О нет!
Кризаль.

Мне, в возрасте моем, не по уму
Быть, значит, у себя хозяином в дому?
Генриетта.

О нет!
Кризаль.

Я соглашусь (так это сердце слабо),
Чтоб надо мною верх взяла пустая баба?
Генриетта.

Ах, нет, отец мой, нет!
Кризаль.

Мне ваша речь странна.
Не знаю, для чего мне сказана она.
Генриетта.

Я оскорбила вас? Поверьте, без желанья!
Кризаль.

Во всем потребую теперь я послушанья.
Генриетта.

Прекрасно, мой отец.
Кризаль.

Да, я один глава
Теперь в своей семье.
Генриетта.

Разумные слова.
Кризаль.

Никто, кроме меня, не властен в доме боле…
Генриетта.

О да!
Кризаль.

И дочь моей подчинена лишь воле.
Генриетта.

Так.
Кризаль.

Бог дает мне власть над вами до конца.
Генриетта.

Не спорю я.
Кризаль.

Ваш брак зависит от отца.
Я вправе ждать один от вас повиновенья,
В том убедить хочу вас в этот самый день я.
Генриетта.

Так верить я могу заветнейшим мечтам?..
Позвольте мне, отец, повиноваться вам!
Кризаль.

Посмотрим, как жена, моим противясь взглядам…
Клитандр.

Вот и она идет. Нотариус с ней рядом.
Кризаль.

Все помогайте мне.
Мартина.

Коль нужно будет вам,
Так я вам помогу и бодрости придам.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же, Филаминта, Белиза, Арманда, Триссотен и нотариус.

Филаминта (нотариусу).

Вот если б дикий свой язык вы изменили,
Составили б контракт в изысканнейшем стиле!
Нотариус.

Наш стиль весьма хорош, и был бы я дурак,
Когда б в нем изменить старался хоть пустяк.
Белиза.

Ах, в центре Франции как варварски мы грубы!
Науки ради все ж, мой сударь, почему бы,
Экю, и ливр, и франк отбросив наперед,
В талантах, в минах нам не свесть в приданом счет?
Календы с идами нам даты б заменили[108]
Нотариус.

Когда б я сделал то, о чем вы попросили,
От всех друзей моих я свист бы заслужил.
Филаминта.

Бороться с варварством мне не хватает сил!..
Вот, сударь мой, вам стол. Ну, примемся за дело!
(Заметив Мартину.)

Ах, подлая! Прийти она сюда посмела!..
Зачем приводите ее ко мне вы в дом?
Кризаль.

Вам будет это все разъяснено потом.
Об этом спорить здесь не время и не место.
Нотариус.

Итак, пишу контракт. Однако где невеста?
Филаминта.

Невеста — младшая.
Нотариус.

Так.
Кризаль (указывая на Генриетту).

Да, невеста тут.
То Генриетта — так меньшую дочь зовут.
Нотариус.

Прекрасно. А жених?
Филаминта (указывая на Триссотена).

Вот тот, кого избрала
Я ей в мужья.
Кризаль (указывая на Клитандра).

А я во что бы то ни стало
Хочу, чтоб мужем был ей этот.
Нотариус.

Целых два!
А как с законом быть?
Филаминта (нотариусу).

Ну что ж? К чему слова?
Впишите мне в зятья скорее Триссотена.
Кризаль.

В зятья Клитандра мне впишите непременно.
Нотариус.

Так согласитесь же во мнениях своих,
Чтоб знал я в точности, какой из двух — жених.
Филаминта.

Как я сказала вам, так и пишите сразу.
Кризаль.

Пишите, сударь мой, по моему приказу.
Нотариус.

Но чьим обязан я последовать словам?
Филаминта (Кризалю).

С моим решением угодно спорить вам?
Кризаль.

Ему не дочь мила. Не помирюсь я с браком,
Где до приданого жених уж больно лаком.
Филаминта.

Ах да, действительно, тут о приданом речь,
Как будто мудреца оно могло привлечь!
Кризаль.

Клитандра выбрал я, ему дано мной слово.
Филаминта (указывая на Триссотена).

А я в супруги ей назначила другого.
Пишите же его, вопрос вполне решен.
Кризаль.

Ого! Какой же вы, однако, взяли тон.
Мартина.

Не женщинам решать, и правила даны нам
Такие, чтоб во всем нам уступать мужчинам.
Кризаль.

Так, верно.
Мартина.

Хоть сто раз давайте мне расчет,
Беда, коль курица пред петухом поет.
Кризаль.

Да, дело ясное.
Мартина.

Смотреть смешно мне вчуже,
Как под башмак жена упрятывает мужа.
Кризаль.

Так! Так!
Мартина.

Дала б совет я мужу своему
(Коль у меня б он был) быть головой в дому.
Жокрисса мне в мужья, пожалуйста, не надо![109]
Коль начала б ему перечить я с досады
И голос подняла, вполне бы прав был он,
Коль парой оплеух мне сбил бы этот тон.
Кризаль.

Вот, вот!
Мартина.

Хозяин прав. Он рассудил отлично,
Решив, что дочери потребен муж приличный.
Кризаль.

Так, так!
Мартина.

Зачем ее Клитандру не отдать?
Он молод и хорош. И что за благодать
Всучать ей умника, что рассуждает много?
Ей мужа надобно, совсем не педагога.
И раз латынь и гречь ей не нужны никак,
То незачем вступать ей с Триссотеном в брак.
Кризаль.

Отлично!
Филаминта.

Ей болтать дозволено свободно!
Мартина.

Для проповедей лишь ученые пригодны,
А что насчет мужей, твержу на все лады:
Не вижу в умнике я никакой нужды.
В хозяйстве, право, ум не нужен нам в излишке,
И с браком вяжутся довольно плохо книжки.
Пусть тот, кто назовет меня своей женой,
Кроме меня, из книг не знает ни одной,
И даже азбуки. Не нужно ничего нам.
Лишь для жены своей пусть будет он ученым.
Филаминта (Кризалю).

Что? Все ли досказал премудрые слова
Достойный ваш толмач?
Кризаль.

Она во всем права.
Филаминта.

Ну, споры кончены, ведь есть всему граница!
Желание мое должно осуществиться.
(Указывая на Триссотена.)

Он с Генриеттою немедля вступит в брак.
Я этого хочу. Не спорьте — будет так!
А если вы уже Клитандру дали слово,
То старшую ему я в жены дать готова.
Кризаль.

Нашли вы неплохой, мне кажется, исход!
(Генриетте и Клитандру.)

Не согласитесь ли? Как вы на этот счет?
Генриетта.

Возможно ль, батюшка!
Клитандр.

Как, сударь!
Белиза.

Нет сомненья,
Что он бы предпочел другое предложенье,
Но водворить хотим мы власть любви такой,
Чтоб, как светило дня, сияла чистотой.
Мы лишь мыслительной субстанции причастны,
А протяженную принять мы не согласны.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Арист.

Арист.

Мне больно, что печаль я должен вам принесть,
Что радостный обряд нарушит злая весть.
Я эти два письма принес, как вестник горя —
Какой удар они на вас обрушат вскоре!
(Филаминте.)

От стряпчего та весть для вас ко мне пришла.
(Кризалю.)

Вам — из Лиона весть.
Филаминта.

Чтоб нам прервать дела,
Какая весть была б достаточно серьезной?
Арист.

Письмо в себе таит удар жестокий, грозный.
Филаминта (читает). «Сударыня! Я просил Вашего брата передать Вам это письмо, из которого Вы узнаете то, что я не осмелился сообщить лично. Большая небрежность Ваша в делах была причиной того, что писец Вашего поверенного не известил меня вовремя и Вы проиграли процесс, который должны были выиграть».

Кризаль (Филаминте).

Проигран ваш процесс!
Филаминта.

В волненье вы большом?
Для сердца моего удар сей нипочем.
Высокую свою явите душу людям —
Удар судьбы сносить мы стойко вместе будем.
(Читает.)

«Беспечность Ваша обойдется Вам в сорок тысяч экю, ибо суд приговорил Вас к уплате таковой суммы вместе с судебными издержками».

Приговорил меня! Грубейшее из слов!
Иль я преступница?
Арист.

Да, я признать готов:
Он виноват, и вы — в законном возмущенье.
«В кратчайший срок, ввиду законного решенья,
Вас просят уплатить, — так написать он мог, —
Все сорок тысяч — ваш, с издержками, итог».
Филаминта.

Посмотрим, что в другом.
Кризаль (читает). «Сударь! Дружба, которая связывает меня с Вашим братом, заставляет меня относиться с участием ко всему, что касается Вас. Мне известно, что Вы доверили свое состояние Арганту и Дамону. Сообщаю Вам, что оба они в один и тот же день обанкротились».

О небо! Потерять весь капитал зараз!
Филаминта (Кризалю).

Фи! Как не стыдно вам! Пустяк волнует вас!
Нет, истинный мудрец не ведает злосчастья:
Теряя все, собой пребыть имею власть я.
Оставьте ж грусть. Дела закончить нам пора.
(Указывая на Триссотена.)

Ему и нам должно хватить его добра.
Триссотен.

О нет, я не хочу от вас таких усилий!
Мы этим браком всем, я вижу, досадили,
А принуждать людей — не в правилах моих.
Филаминта.

Что за слова! От вас впервые слышу их,
Как раз за новостью о нашем разоренье.
Триссотен.

Я наконец устал. Кругом сопротивленье…
Нет, лучше покорюсь печальной я судьбе:
Насильно сердце брать не стану я себе.
Филаминта.

Так верить мне тому — совсем не к вашей славе, —
Чему, казалось мне, поверить я не вправе?..
Триссотен.

Как вздумается вам, на мой судите счет.
Мне, право, дела нет, чтó вам на ум придет.
Мне ль этот стыд терпеть? Уж лучше кончить разом
С бесчестием, что мне чинят таким отказом.
Я стою большего. Почтительный поклон
Отвешиваю тем, кем я не оценен! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же, кроме Триссотена.

Филаминта.

Как свой корыстный дух он нам раскрыл постыдно!
Совсем в его делах философа не видно.
Клитандр.

Я не философ, нет, но с вашею судьбой
Хочу себя связать, и, заодно с собой,
Осмелюсь предложить я вам в распоряженье
Все, чем, сударыня, владел по этот день я.
Филаминта.

Меня пленяет ваш великодушный шаг.
Я рада увенчать ваш пламень, если так:
Я отдаю вам дочь, и раз вы столько пыла…
Генриетта.

Нет, матушка, свои я мысли изменила.
Я к исполнению приказ ваш не приму.
Клитандр.

Ужель противитесь вы счастью моему?
Когда согласье все мне дать сочли возможным…
Генриетта.

Вы состоянием владеете ничтожным.
Хотела мужем вас увидеть я своим,
Надеясь, что мечты свои осуществим,
Что в браке будет вам со мною жизнь отрадна.
Но если к нам судьба так нынче беспощадна,
Смогу в себе любви довольно я найти,
Чтоб вас не сманивать на трудные пути.
Клитандр.

Ах! Всякий жребий мне, коль вы со мной, прекрасен,
Без вас он нестерпим, несносен и ужасен.
Генриетта.

Вы говорите чувств обычным языком,
Тоска, раскаянье, увы, придут потом!
Ничто огня любви так угасить не в силах,
Как вечная нужда и гнет забот постылых,
Когда один готов другого упрекнуть
Во всех несчастиях, что омрачат их путь.
Арист (Генриетте).

И мы иных причин у вас не обнаружим
Отказу вашему назвать Клитандра мужем?
Генриетта.

Без этого ему б я предалась тотчас.
Нет, только лишь любовь рождает мой отказ.
Арист.

Соединитесь же нежнейшими цепями!
Вас всех смутил сейчас я ложными вестями.
То был лишь вымысел, обдуманный расчет,
Который, я считал, вас к счастью приведет.
Хотел я показать сестре моей наглядно,
Какой ее мудрец до денег падкий, жадный.
Кризаль.

Вот счастье, боже мой!
Филаминта.

Верх радости моей,
Что будет вне себя бессовестный злодей,
Увидев свадьбы блеск, и пышной и парадной.
Вот наказание его душонке жадной!
Кризаль (Клитандру).

Я знал: вам суждено ее супругом стать.
Арманда (Филаминте).

Вы в жертву их любви меня могли отдать!
Филаминта.

Нет, вас я в жертву им отнюдь не приносила,
А философия пусть укрепит в вас силы,
Чтоб радовало вас любви их торжество.
Белиза.

Остерегайтесь все ж: я — в сердце у него.
Отчаянье порой доводит и до брака,
Бедняк потом себя казнит всю жизнь, однако.
Кризаль (нотариусу).

Ну, сударь, делайте, что я вам предписал:
Составьте нам контракт, как я вам указал.

МНИМЫЙ БОЛЬНОЙ


Комедия в трех действиях

Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В ПЕРВОМ ПРОЛОГЕ
ФЛОРА.

КЛИМЕНА.

ДАФНА.

ТИРСИС

предводитель группы пастухов, влюбленный в Климену.

ДОРИЛАС

предводитель группы пастухов, влюбленный в Дафну.

ДВА ЗЕФИРА.

ПАСТУХИ И ПАСТУШКИ.

ПАН.

ШЕСТЬ ФАВНОВ.

ВО ВТОРОМ ПРОЛОГЕ
ПАСТУШКА.

ФАВНЫ И ЭГИПАНЫ.

В КОМЕДИИ

АРГАН

мнимый больной.

БЕЛИНА

вторая жена Аргана.

АНЖЕЛИКА

дочь Аргана, влюбленная в Клеанта.

ЛУИЗОН

маленькая дочка Аргана, сестра Анжелики.

БЕРАЛЬД

брат Аргана.

КЛЕАНТ

молодой человек, влюбленный в Анжелику.

Г-Н ДИАФУАРУС

врач.

ТОМА ДИАФУАРУС

его сын, влюбленный в Анжелику.

Г-Н ПУРГОН[110]

врач, лечащий Аргана.

Г-Н ФЛЕРАН

аптекарь.

Г-Н ДЕ БОНФУА[111]

нотариус.

ТУАНЕТА

служанка.

ЛАКЕИ.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ИНТЕРМЕДИЙ

В первом действии
ПОЛИШИНЕЛЬ.[112]

СТАРУХА.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ,

поющие и танцующие.

Во втором действии
ЦЫГАНЕ И ЦЫГАНКИ,

поющие и танцующие.

В третьем действии
ОБОЙЩИКИ,

танцующие.

ПРЕЗИДЕНТ СОБРАНИЯ МЕДИКОВ.

АРГАН

бакалавр.

ДОКТОРА.

АПТЕКАРИ СО СТУПКАМИ И ПЕСТИКАМИ.

КЛИСТИРОНОСЦЫ.

ХИРУРГИ.


Действие происходит в Париже.

ПЕРВЫЙ ПРОЛОГ

[113]

После славных трудов и победоносных подвигов нашего августейшего монарха справедливость требует, чтобы сочинители постарались либо прославить, либо развлечь его. Это мы и попробовали сделать. Настоящий пролог представляет собой попытку прославить государя, а следующая за прологом комедия о Мнимом больном задумана была с целью доставить королю отдых после понесенных им благородных трудов.

Сцена представляет приятную сельскую местность.

ЭКЛОГА С МУЗЫКОЙ И ТАНЦАМИ

Флора, Климена, Дафна, Тирсис, Дорилас, два зефира, пастухи и пастушки.

Флора.

Покиньте все свои стада!
Пастушки, пастухи, сюда!
Бегите все ко мне, в тень молодого вяза,
Узнайте с радостью из моего рассказа:
Настала счастья череда!
Покиньте все свои стада!
Пастушки, пастухи, сюда!
Бегите все ко мне, в тень молодого вяза.
Климена и Дафна.

Не до тебя мне, пастушок:
Смотри, нас призывает Флора!
Тирсис и Дорилас.

Пастушка, твой отказ жесток!
Тирсис.

Ужель ты на любовь ответишь мне не скоро?
Дорилас.

Ужели от меня блаженства час далек?
Климена (Дафне).

Смотри, нас призывает Флора!
Тирсис и Дорилас.

Скажи хоть слово мне. Ответь, молю, ответь!
Тирсис.

Ужель мне век страдать без ласкового взора?
Дорилас.

Могу ль надеяться тобою овладеть?
Климена (Дафне).

Смотри, нас призывает Флора!
Первый балетный выход
Пастухи и пастушки окружают Флору.

Климена.

Известьем радостным каким,
Богиня, подарит твое нас появленье?
Дафна.

От любопытства мы горим
Услышать это сообщенье.
Дорилас.

Наш дух волнением томим.
Все.

Вот-вот умрем от нетерпенья!
Флора.

Внимайте же в благоговенье:
Настал желанный миг — Людовик с нами вновь,
С собой он к нам вернул утехи и любовь.
Пускай смертельный страх вас больше не тревожит:
Величием он покорил весь свет;
Теперь оружье сложит:
Врагов уж больше нет.
Все.

Ах! Весть великая какая
Несется, радость предрекая!
Утехи, игры, смехи вслед за ней
И вереница ясных дней.
К нам небеса быть не могли добрей:
Ах! Весть великая какая
Несется, радость предрекая!
Второй балетный выход
Пастухи и пастушки выражают в танцах свою радость и восторг.

Флора.

Извлекайте из свирели
Самых сладких звуков рой:
Возвратился наш герой.
Петь его — нет выше цели.
Сто побед стяжав в бою,
Славу громкую свою
Мощной он схватил рукою,
Так устройте меж собой
Во сто крат приятней бой,
Чтоб воспеть хвалу герою!
Все.

Так устроим меж собой
Во сто крат приятней бой,
Чтоб воспеть хвалу герою!
Флора.

Дары из царства моего
Зефир в лесу в венки уж вяжет.
Награда ждет певца того,
Чей голос лучше нам расскажет
О том, кто выше и светлей
Всех величайших королей.
Климена.

О, будь твоей, Тирсис, награда…
Дафна.

О, победи ты, Дорилас…
Климена.

Тебя любить была б я рада.
Дафна.

Тебе навек я б отдалась.
Тирсис.

О дорогих надежд отрада!
Дорилас.

О сердцу сладостная речь!
Тирсис и Дорилас.

Прекрасней где предмет? Прекрасней где награда,
Чтоб вдохновение зажечь?
Скрипки играют мотив, воодушевляющий обоих пастухов на состязание. Флора занимает место судьи у подножья дерева, два зефира становятся по сторонам. Остальные в качестве зрителей становятся по обеим сторонам сцены.

Тирсис.

Когда снега, сбежав, вольются в мощь стремнины,
Напора грозного бушующей пучины
Не в силах удержать ничто:
Всё — люди, и стада, и дубы-исполины,
Дворцы, селенья, города, плотины —
Потоком грозным залито.
Так — но быстрей и величавей —
Стремит Людовик путь свой к славе!
Третий балетный выход
Пастухи и пастушки из группы Тирсиса под ритурнель танцуют вокруг него, выражая ему свое одобрение.

Дорилас.

Когда блеск молнии ужасный мрак пронзает,
Воспламенив пожар в зловещих облаках,
Невольно трепет возникает
И в самых доблестных сердцах.
Но во главе полков внушает
Врагам Людовик больший страх!
Четвертый балетный выход
Пастухи и пастушки из группы Дориласа танцуют, выражая ему свое одобрение.

Тирсис.

Сказанья древности, что нам известны были,
Теперь превзойдены делами чудной были,
Всю славу дней былых затмив.
Нас полубоги не прельщают:
Мы забываем древний миф,
Нас лишь Людовик восхищает.
Пятый балетный выход
Пастухи и пастушки из группы Тирсиса выражают ему свое одобрение.

Дорилас.

Возможность дали нам Людовика деянья
Поверить во все то, о чем гласят преданья
Давно исчезнувших годин.
А наших внуков ждет иное:
Им не докажут их герои,
Что столько мог свершить один.
Шестой балетный выход
Пастухи и пастушки из группы Дориласа выражают ему свое одобрение.

После этого обе группы пастухов и пастушек объединяются. Появляется Пан в сопровождении шести фавнов.

Пан.

Довольно, пастухи, затею прекратите.
Что делать вы хотите?
Пастушеской свирели стон
Старался б выразить напрасно
То, что не смел бы Аполлон
Воспеть на лире сладкогласной.
Вы слишком на свои надеетесь усилья:
Не хватит пламени, которое вас жжет.
Вы рветесь в небеса, но восковые крылья
Уронят вас в пучину вод.
Чтоб воспевать дела отваги беспримерной,
Судьба еще певца не создала;
Нет слов, чтоб описать монарха образ верно,
Молчанье — лучшая хвала,
Которой ждут его дела.
Его иным путем, ему угодным, славьте,
Готовьте для него иное торжество,
Его величие оставьте —
Утех ищите для него.
Флора.

Но хоть у вас и не хватило сил
Воспеть бессмертное величие как надо,
Награду каждый заслужил.
Да, вас обоих ждет награда.
Стремленье важно уж одно
К тому, что гордо и прекрасно.
Седьмой балетный выход
Два зефира танцуют с венками в руках, которые они потом возлагают на пастухов.

Климена и Дафна (подавая им руки).

Стремленье важно уж одно
К тому, что гордо и прекрасно.
Тирсис и Дорилас.

За смелый наш порыв как много нам дано!
Флора и Пан.

Служа Людовику, не трудятся напрасно.
Обе пары влюбленных.

Искать ему утех — отныне наш удел.
Флора и Пан.

Блажен, кто посвятить всю жизнь ему сумел!
Все.

Сливайте ж, юноши и девы,
Здесь в рощах пляски и напевы —
Так этот день нам повелел!
Пусть эхо сотни раз за нами возглашает:
Людовик выше всех, кто троны украшает.
Блажен, кто посвятить всю жизнь ему сумел!
Заключительный общий балетный выход
Фавны, пастухи и пастушки танцуют все вместе, а затем уходят, чтобы приготовиться к представлению комедии.

ВТОРОЙ ПРОЛОГ

Сцена представляет рощу.

Приятная музыка. Появляется пастушка и нежным голосом жалуется, что не может найти никакого средства против снедающего ее недуга. Несколько фавнов и эгипанов,[114] собравшихся для своих обычных игр, замечают пастушку. Они подслушивают ее жалобы и своими плясками сопровождают их.

Жалоба пастушки.

Все ваши знания — чистейшая химера,
Немудрый и тщеславный род врачей!
Не излечить меня латынью вашей всей —
Тоски моей безбрежна мера.
Увы, не смею страстный пыл
Тоски мучительной любовной
Открыть тому, кто безусловно
Меня один бы исцелил.
Не думайте придать мне сил.
В мое спасение была б напрасна вера:
Все ваши знания — чистейшая химера.
Лекарств сомнительных воздействие ценя,
Им верить в простоте невежество готово,
Но ими никогда не вылечить меня,
И может обмануть вся ваша болтовня
Лишь только Мнимого больного!
Все ваши знания — чистейшая химера,
Немудрый и тщеславный род врачей!
Не излечить меня латынью вашей всей —
Тоски моей безбрежна мера.
Все ваши знания — чистейшая химера.
Все уходят. Сцена превращается в комнату.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Арган один.

Арган (сидя за столом, проверяет посредством жетонов счета своего аптекаря). Три и два — пять, и пять — десять, и десять — двадцать; три и два — пять. «Сверх того, двадцать четвертого — легонький клистирчик, подготовительный и мягчительный, чтобы размягчить, увлажнить и освежить утробу вашей милости…» Что мне нравится в моем аптекаре, господине Флеране, так это то, что его счета составлены всегда необыкновенно учтиво: «…утробу вашей милости — тридцать су». Да, господин Флеран, однако недостаточно быть учтивым, надо также быть благоразумным и не драть шкуры с больных. Тридцать су за промывательное! Слуга покорный, я с вами об этом уже говорил, в других счетах вы ставили только двадцать су, а двадцать су на языке аптекарей значит десять су; вот вам десять су. «Сверх того, в означенный день хороший очистительный клистир из наицелебнейшего средства — ревеню, розового меда и прочего, согласно рецепту, чтобы облегчить, промыть и очистить кишечник вашей милости, — тридцать су». С вашего позволения, десять су. «Сверх того, вечером означенного дня успокоительное и снотворное прохладительное питье из настоя печеночной травы, чтобы заставить вашу милость уснуть, — тридцать пять су». Ну, на это я не жалуюсь, я хорошо спал благодаря этому питью. Десять, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать су и шесть денье. «Сверх того, двадцать пятого прием превосходного лекарства, послабляющего и укрепляющего, составленного из кассии,[115] александрийского листа и прочего, согласно предписанию господина Пургона, для прочистки и изгнания желчи у вашей милости — четыре ливра». Вы что, шутите, господин Флеран? Относитесь к больным по-человечески. Господин Пургон вам не предписывал ставить в счет четыре франка. Поставьте три ливра, сделайте милость! Двадцать и тридцать су. «Сверх того, в означенный день болеутоляющее вяжущее питье для успокоения вашей милости — тридцать су». Так, десять и пятнадцать су. «Сверх того, двадцать шестого ветрогонный клистир, чтобы удалить ветры вашей милости, — тридцать су». Десять су, господин Флеран! «Вечером повторение вышеупомянутого клистира — тридцать су». Десять су, господин Флеран! «Сверх того, двадцать седьмого отличное мочегонное, чтобы выгнать дурные соки вашей милости, — три ливра». Так, двадцать и тридцать су; очень рад, что вы стали благоразумны. «Сверх того, двадцать восьмого порция очищенной и подслащенной сыворотки, чтобы успокоить и освежить кровь вашей милости, — двадцать су». Так, десять су! «Сверх того, предохранительное и сердцеукрепляющее питье, составленное из двенадцати зернышек безоара,[116] лимонного и гранатового сиропа и прочего, согласно предписанию, — пять ливров». Легче, легче, сделайте милость, господин Флеран: если вы так будете действовать, никто не захочет болеть, довольно с вас и четырех франков; двадцать и сорок су. Три и два — пять, и пять — десять, и десять — двадцать. Шестьдесят три ливра четыре су шесть денье. Таким образом, за этот месяц я принял одно, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь лекарств и сделал одно, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать промывательных. А в прошлом месяце было двенадцать лекарств и двадцать промывательных. Неудивительно, что я чувствую себя хуже, чем в прошлом месяце. Надо сказать господину Пургону: пусть примет меры. Эй, уберите все это! (Видя, что никто не приходит и что в комнате нет никого из слуг.) Никого! Сколько ни говори, меня всегда оставляют одного, никакими силами их здесь не удержишь. (Звонит в колокольчик.) Никто не слышит, колокольчик никуда не годится! (Снова звонит.) Никакого толку! (Снова звонит.) Оглохли… Туанета! (Снова звонит.) Словно бы я и не звонил. Сукина дочь! Мерзавка! (Снова звонит.) С ума можно сойти! (Перестает звонить и кричит.) Динь-динь-динь! Чертова кукла! Разве можно оставлять бедного больного одного? Динь-динь-динь! Вот несчастье-то! Динь-динь-динь! Боже мой! Ведь так и умереть недолго. Динь-динь-динь!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Арган, Туанета.

Туанета (входя). Иду, иду!

Арган. Ах ты сукина дочь! Ах ты стерва!

Туанета (делает вид, что ударилась головой). А да ну вас, какой нетерпеливый! Вы так торопите людей, что я со всего маху ударилась головой об угол.

Арган (в бешенстве). Ах, злодейка!..

Туанета (прерывает Аргана). Ой-ой-ой!..

Арган. Вот уже…

Туанета. Ой-ой-ой!..

Арган. …целый час…

Туанета. Ой-ой-ой!..

Арган. …не могу тебя дозваться…

Туанета. Ой-ой-ой!..

Арган. Молчи, мерзавка, не мешай мне ругать тебя!

Туанета. Вот еще, только этого недоставало — за то, что я так расшиблась!

Арган. Я из-за тебя глотку надорвал, стерва!

Туанета. А я из-за вас голову разбила, одно другого стоит. Как вам будет угодно, а мы квиты.

Арган. Что, негодяйка?

Туанета. Если вы будете ругаться, я буду реветь.

Арган. Оставить меня одного, злодейка!..

Туанета (снова прерывает Аргана). Ой-ой-ой!..

Арган. Ты хочешь, сукина дочь…

Туанета. Ой-ой-ой!..

Арган. Значит, я не могу даже доставить себе удовольствие выругаться как следует?

Туанета. Ругайтесь вволю, сделайте одолжение.

Арган. Да ты же мне не даешь, подлюга, — каждую минуту прерываешь.

Туанета. Если вам доставляет удовольствие ругаться, то не лишайте меня удовольствия реветь: кому что. Ой-ой-ой!..

Арган. Видно, ничего с тобой не поделаешь. Убери все это, мерзавка, убери! (Встает.) Как подействовало мое сегодняшнее промывательное?

Туанета. Ваше промывательное?

Арган. Да. Много ли вышло желчи?

Туанета. Ну уж меня эти дела не касаются! Пусть господин Флеран сует в них свой нос — ему от этого прибыль.

Арган. Смотри, чтобы готов был отвар, а то мне скоро опять делать промывательное.

Туанета. Эти господин Флеран и господин Пургон просто издеваются над вами. Вы для них — хорошая дойная корова. Хотела бы я у них спросить, какая такая у вас болезнь, от которой вам дают столько лекарств.

Арган. Молчи, невежда! Не твое дело вмешиваться в предписания медицины. Позови мою дочь Анжелику, мне надо ей кое-что сказать.

Туанета. Вот она сама. Словно угадала ваше желание.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Анжелика.

Арган. Подойди ко мне, Анжелика. Ты пришла кстати — я хотел поговорить с тобой.

Анжелика. Я вас слушаю.

Арган. Погоди! (Туанете.) Подай мне палку. Я сейчас приду.

Туанета. Скорей,скорей, сударь! Господин Флеран заставляет вас трудиться!

Арган уходит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Туанета, Анжелика.

Анжелика. Туанета!

Туанета. Что?

Анжелика. Посмотри-ка!

Туанета. Смотрю.

Анжелика. Туанета!

Туанета. Ну что «Туанета»?

Анжелика. Ты не догадываешься, о чем я хочу с тобой говорить?

Туанета. Подозреваю: наверно, о нашем молодом влюбленном. Вот уже шесть дней, как мы с вами только о нем и беседуем. Вам становится просто не по себе, когда разговор переходит на другой предмет.

Анжелика. Раз ты это знаешь, отчего же ты первая не заговариваешь? И почему ты не избавляешь меня от необходимости наводить тебя на этот разговор?

Туанета. Да я не успеваю: вы обнаруживаете такое рвение, что за вами не угонишься.

Анжелика. Признаюсь, мне никогда не надоест говорить с тобой о нем, мое сердце пользуется каждым мгновением, чтобы открыться тебе. Но скажи, Туанета, разве ты осуждаешь мою склонность к нему?

Туанета. Нисколько.

Анжелика. Разве я дурно поступаю, отдаваясь этим сладостным чувствам?

Туанета. Я этого не говорю.

Анжелика. Неужели ты хотела бы, чтобы я оставалась нечувствительной к нежным излияниям пылкой его страсти?

Туанета. Сохрани меня бог!

Анжелика. Скажи, пожалуйста: разве ты со мной не согласна, что в случайной и неожиданной нашей встрече было некое указание свыше, было что-то роковое?

Туанета. Согласна.

Анжелика. Тебе не кажется, что вступиться за меня, совсем меня не зная, — это поступок истинно благородного человека?

Туанета. Кажется.

Анжелика. Что нельзя было поступить великодушнее?

Туанета. Верно.

Анжелика. И что все это вышло у него прелестно?

Туанета. О да!

Анжелика. Ты не находишь, Туанета, что он хорошо сложен?

Туанета. Без сомнения.

Анжелика. Что он необыкновенно хорош собой?

Туанета. Конечно.

Анжелика. Что во всех его словах, во всех его поступках есть что-то благородное?

Туанета. Совершенно верно.

Анжелика. Что когда он говорит со мной, все его речи дышат страстью?

Туанета. Истинная правда.

Анжелика. И что нет ничего несноснее надзора, под которым меня держат и который мешает всем нежным проявлениям взаимной склонности, внушенной нам самим небом?

Туанета. Вы правы.

Анжелика. Но, милая Туанета, ты думаешь, он действительно меня любит?

Туанета. Гм! Гм! Это еще надо проверить. В любви притворство очень похоже на правду, мне случалось видеть отличных актеров.

Анжелика. Ах, что ты, Туанета! Неужели это возможно, чтобы он — и вдруг говорил неправду?

Туанета. Во всяком случае, вы скоро это узнаете: ведь он написал вам вчера, что собирается просить вашей руки, — ну так это и есть самый короткий путь, чтобы узнать, правду он вам говорит или нет. Это будет лучшее доказательство.

Анжелика. Ах, Туанета, если он меня обманет, я больше не поверю ни одному мужчине!

Туанета. Вот ваш батюшка.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Арган.

Арган. Ну, дочь моя, я сообщу тебе такую новость, которой ты, наверно, не ожидаешь. Просят твоей руки… Что это значит? Ты смеешься? Да, правда, свадьба — слово веселое. Для девушек нет ничего забавнее. О природа, природа! Я вижу, дочь моя, что мне, в сущности, нечего спрашивать тебя, желаешь ли ты выйти замуж.

Анжелика. Я, батюшка, должна повиноваться во всем, что вам угодно будет мне приказать.

Арган. Отрадно иметь такую послушную дочь. Итак, вопрос решен: я дал согласие.

Анжелика. Мне надлежит, батюшка, беспрекословно исполнять все ваши желания.

Арган. Моей жене, твоей мачехе, хотелось, чтобы я отдал тебя и твою сестрицу Луизон в монастырь, она мне твердила об этом беспрестанно.

Туанета (в сторону). У голубушки есть на это свои причины.

Арган. Она ни за что не хотела соглашаться на этот брак, но я настоял на своем и дал слово.

Анжелика. Ах, батюшка, как я вам благодарна за вашу доброту!

Туанета (Аргану). Честное слово, я вас очень за это одобряю: умнее этого вы за всю жизнь ничего не сделали.

Арган. Я еще не видел твоего жениха, но мне говорили, что и я буду доволен и ты тоже.

Анжелика. Конечно, батюшка.

Арган. Как! Ты его видела?

Анжелика. Ваше согласие позволяет мне перед вами открыться, я притворяться не стану: шесть дней назад мы случайно познакомились, и предложение, которое вам сделали, есть следствие взаимного влечения, возникшего у нас с первого взгляда.

Арган. Мне ничего об этом не говорили, но я очень рад — тем лучше, если дело обстоит таким образом. Говорят, что это статный юноша, хорошо сложенный.

Анжелика. Да, батюшка.

Арган. Хорошего роста.

Анжелика. Несомненно.

Арган. Приятной наружности.

Анжелика. Разумеется.

Арган. У него славное лицо.

Анжелика. Очень славное.

Арган. Он человек воспитанный, благородного происхождения.

Анжелика. Вполне.

Арган. Очень порядочный.

Анжелика. Другого такого не найдешь в целом свете.

Арган. Свободно изъясняется по-гречески и по-латыни.

Анжелика. Вот этого я не знаю.

Арган. И через несколько дней получит докторский диплом.

Анжелика. Он, батюшка?

Арган. Да. Разве он не говорил тебе?

Анжелика. Право, нет. А кто вам сказал?

Арган. Господин Пургон.

Анжелика. Разве господин Пургон знает его?

Арган. Вот еще новости! Как же он может не знать его, раз молодой человек его племянник?

Анжелика. Клеант — племянник господина Пургона?

Арган. Какой Клеант? Мы говорим о том, кого тебе сватают.

Анжелика. Ну да!

Арган. Так вот, это племянник господина Пургона, сын его шурина доктора Диафуаруса, и зовут его Тома Диафуарус, а вовсе не Клеант. Мы порешили насчет этого брака сегодня утром: господин Пургон, господин Флеран и я, а завтра отец приведет ко мне моего будущего зятя… Что такое? Ты, кажется, изумлена?

Анжелика. Да, батюшка. Я думала, вы говорите об одном человеке, а оказалось, это совсем другой.

Туанета. Как, сударь! Неужели вам могла прийти в голову такая нелепость? Неужели при вашем богатстве вы отдадите дочь за какого-то лекаря?

Арган. Отдам. А ты что вмешиваешься не в свое дело, бесстыдница, мерзавка?

Туанета. Потише, потише! Вы прежде всего начинаете ругаться. Неужели нельзя разговаривать спокойно? Давайте все обсудим хладнокровно. Скажите на милость, почему вы склоняетесь на этот брак?

Арган. Потому что я, чувствуя себя больным и немощным, хочу, чтобы мой зять и его родня были докторами, чтобы они мне помогали, чтобы источники лекарств, которые мне нужны, необходимые мне консультации и назначения врачей находились в лоне моей семьи.

Туанета. Вот так причина! И до чего же приятно, когда люди так спокойно обмениваются мнениями! Но, сударь, положа руку на сердце, разве вы в самом деле больны?

Арган. Как, негодяйка! Ты еще спрашиваешь, болен ли я, бессовестная?

Туанета. Ну, хорошо, сударь, вы больны, не будем об этом спорить. Да, вы больны, я согласна, и даже серьезнее, чем вы думаете, — это правда. Но дочка-то ваша должна выйти замуж не для вас, а для себя, и она-то ведь не больна, так зачем же ей врач?

Арган. Врач нужен мне, а каждая послушная дочь должна быть счастлива, что выходит замуж за человека, который может быть полезен ее отцу.

Туанета. По чести, сударь, хотите, я вам дам дружеский совет?

Арган. Какой такой совет?

Туанета. Забудьте об этом браке.

Арган. Почему?

Туанета. Потому что ваша дочь ни за что на него не согласится.

Арган. Ни за что не согласится?

Туанета. Да.

Арган. Моя дочь?

Туанета. Да, ваша дочь. Она скажет вам, что ей нет дела ни до господина Диафуаруса, ни до его сына Тома Диафуаруса, ни до всех Диафуарусов на свете.

Арган. Но мне-то есть до них дело, не говоря уже о том, что этот брак очень даже выгоден. У господина Диафуаруса есть только один сын, его единственный наследник. Кроме того, господин Пургон, у которого нет ни жены, ни детей, отдает ему по случаю этого брака все свое состояние, а у господина Пургона добрых восемь тысяч ливров дохода.

Туанета. Верно, он много людей уморил, если так разбогател.

Арган. Восемь тысяч ливров дохода — это уже кое-что, не считая состояния его отца.

Туанета. Сударь, все это прекрасно, но вернемся к нашему разговору. Между нами говоря, я советую вам приискать дочери другого мужа: она господину Диафуарусу не пара.

Арган. А я хочу, чтобы она за него вышла!

Туанета. Ай, да перестаньте говорить такие вещи!

Арган. Как! Чтобы я перестал говорить?

Туанета. Ну да!

Арган. А почему мне нельзя это говорить?

Туанета. Скажут, что вы не думаете о том, что говорите.

Арган. Пусть говорят что хотят, а я скажу, что желаю, чтобы она поступила так, как я обещал.

Туанета. А я уверена, что она этого не сделает.

Арган. Я ее заставлю.

Туанета. А я вам говорю, что она этого не сделает.

Арган. Сделает, не то я отдам ее в монастырь.

Туанета. Вы отдадите?

Арган. Я.

Туанета. Ладно!

Арган. Что «ладно»?

Туанета. Вы не отдадите ее в монастырь.

Арган. Я не отдам ее в монастырь?

Туанета. Нет.

Арган. Нет?

Туанета. Нет.

Арган. Вот это забавно! Я не отдам свою дочь в монастырь, если захочу?

Туанета. Нет, я вам говорю.

Арган. Кто же мне помешает?

Туанета. Вы сами.

Арган. Я сам?

Туанета. Да. У вас не хватит духу.

Арган. Хватит.

Туанета. Вы шутите.

Арган. Вовсе не шучу.

Туанета. В вас заговорит отцовская любовь.

Арган. И не подумает заговорить.

Туанета. Одна-две слезинки, нежное объятие, «папочка, милый папочка», произнесенное нежным голосом, — этого будет достаточно, чтобы вас растрогать.

Арган. На меня это не подействует.

Туанета. Подействует!

Арган. Я тебе говорю, что я от своего не отступлюсь.

Туанета. Пустяки!

Арган. Не смей говорить — «пустяки»!

Туанета. Ведь я знаю вас: вы от природы человек добрый.

Арган (в сердцах). Вовсе я не добрый и могу быть очень даже злым, если захочу!

Туанета. Тише, сударь! Не забывайте, что вы больны.

Арган. Я ей приказываю выйти замуж за того, кого я ей назначил.

Туанета. А я ей приказываю за него не выходить.

Арган. Да что же это такое? Негодная служанка смеет так разговаривать со своим господином!

Туанета. Когда господин не думает о том, что делает, здравомыслящая служанка вправе его образумить.

Арган (бежит за Туанетой). Ах, нахалка! Я тебя убью!

Туанета (убегает от Аргана и ставит стул между ним и собой). Мой долг — помешать тому, что может вас обесчестить.

Арган (с палкой в руке бегает за Туанетой вокруг стола). Погоди, погоди, я тебя научу, как со мной разговаривать!

Туанета (бегает от него). Моя обязанность — не давать вам делать глупости.

Арган (бегает за ней). Собака!

Туанета (спасаясь от него). Нет, никогда я не соглашусь на этот брак!

Арган (бегает за ней). Бездельница!

Туанета (спасаясь от него). Я не хочу, чтобы она вышла за вашего Тома Диафуаруса.

Арган (бегает за ней). Мерзавка!

Туанета (спасаясь от него). И она послушается меня скорей, чем вас.

Арган (останавливается). Анжелика! Неужели ты не можешь унять эту каналью?

Анжелика. Ах, батюшка, смотрите, как бы вы не захворали!

Арган (Анжелике). Если ты ее не уймешь, я тебя прокляну!

Туанета (уходя). А я лишу ее наследства, если она вас послушается.

Арган (бросаясь на стул). Ах! Ах! Я больше не могу! Я сейчас умру!

Анжелика уходит.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Арган, Белина.

Арган. Ах, жена, моя, подойдите ко мне!

Белина. Что с вами, мой бедный муж?

Арган. Подите сюда, помогите мне.

Белина. Что с вами, голубчик?

Арган. Ангелочек мой!

Белина. Мой дружок!

Арган. Меня сейчас так рассердили!

Белина. Ах, бедный муженек! Как же это случилось, мой друг?

Арган. Ваша негодная Туанета стала так дерзка!

Белина. Не волнуйтесь!

Арган. Она взбесила меня, ангелочек.

Белина. Успокойтесь, ненаглядный мой.

Арган. Она битый час говорила мне наперекор.

Белина. Успокойтесь, успокойтесь!

Арган. Она имела наглость мне сказать, что я совсем здоров!

Белина. Какая дерзость!

Арган. Ведь вы-то знаете, душенька моя, как обстоит дело.

Белина. Да, мой бесценный, она ошибается.

Арган. Радость моя, эта мерзавка сведет меня в могилу!

Белина. Ну-ну! Ну-ну!

Арган. Это из-за нее у меня разливается желчь.

Белина. А вы не сердитесь так.

Арган. Я давно прошу вас ее прогнать!

Белина. Однако, мой миленький, все слуги и служанки имеют свои недостатки. Часто приходится терпеть их дурные свойства ради хороших. Туанета ловка, услужлива, проворна, а главное — она нам предана, а вы знаете, как надо теперь быть осторожным с людьми, которых нанимаешь. Эй, Туанета!

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Туанета.

Туанета. Что вам угодно, сударыня?

Белина. Зачем вы сердите моего мужа?

Туанета (вкрадчивым голосом). Я, сударыня? Ах, я даже не понимаю, о чем вы говорите! Я только и думаю, как бы угодить моему господину.

Арган. Ах, злодейка!

Туанета. Он сказал, что хочет отдать свою дочь за сына господина Диафуаруса. Я ответила, что это прекрасная для нее партия, но что лучше, по-моему, отдать ее в монастырь.

Белина. В этом нет ничего плохого, я нахожу, что она совершенно права.

Арган. Ах, душенька, и вы ей верите? Это такая негодяйка: наговорила мне кучу дерзостей!

Белина. Охотно верю вам, мой друг. Успокойтесь. Послушай, Туанета: если ты будешь раздражать моего мужа, я тебя выгоню вон. Подай мне меховой плащ господина Аргана и подушки — я усажу его поудобнее в кресле… Вы за собой не следите. Надвиньте хорошенько на уши колпак: легче всего простудиться, когда уши открыты.

Арган. Ах, моя дорогая, я вам так благодарен за все ваши заботы!

Белина (обкладывая Аргана подушками). Встаньте, я вам подложу подушечку. Эту мы положим так, чтобы вы могли опираться с одной стороны, а эту — с другой. Вот эту — под спину, а эту — под голову.

Туанета (закрывает ему подушкой лицо). А эта пусть вас защищает от сырости! (Убегает.)

Арган (вскакивает в гневе и швыряет подушку вдогонку Туанете). А, негодяйка, ты хочешь меня задушить!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Арган, Белина.

Белина. Ну-ну! Что такое?

Арган (падает в кресло). Ох-ох-ох! Не могу больше!

Белина. Зачем же так сердиться? Она ведь хотела услужить.

Арган. Душенька! Вы не представляете себе всей подлости этой бездельницы. Она вывела меня из себя. Теперь, чтобы успокоить меня, понадобится не менее десяти лекарств и двадцати промывательных.

Белина. Ну-ну, дружочек, успокойтесь!

Арган. Дорогая моя, вы — мое единственное утешение!

Белина. Бедный мой мальчик!

Арган. Душенька моя! Чтобы вознаградить вас за вашу любовь, я хочу, как я вам уже сказал, составить завещание.

Белина. Ах, мой друг, не будем говорить об этом! При одной мысли мне становится тяжело. От одного слова «завещание» я болезненно вздрагиваю.

Арган. Я вас просил пригласить нотариуса.

Белина. Я его пригласила, он дожидается.

Арган. Позовите же его, душенька.

Белина. Ах, мой друг! Когда так сильно любишь своего мужа, то думать о подобных вещах невыносимо.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и г-н де Бонфуа.

Арган. Подойдите поближе, господин де Бонфуа, подойдите поближе! Присядьте, пожалуйста. Моя жена сказала мне, что вы человек весьма почтенный и вполне ей преданный. Вот я и поручил ей переговорить с вами относительно завещания, которое я хочу составить.

Белина. Я не в состоянии говорить о таких вещах!

Г-н де Бонфуа. Ваша супруга изложила мне, сударь, что вы намерены для нее сделать. Однако я должен вам сказать, что вы ничего не можете оставить по завещанию вашей жене.

Арган. Но почему же?

Г-н де Бонфуа. Обычай не позволяет. Если бы вы жили в стране писаных законов,[117] это было бы возможно, но в Париже и в областях, где обычай всесилен, по крайней мере в большинстве из них, этого сделать нельзя, и подобное завещание было бы признано недействительным. Самое большее, что могут сделать мужчины и женщины, связанные узами брака, — это взаимный дар при жизни, да и это еще только в том случае, если у обоих супругов или же у одного из них не окажется детей в момент смерти того, кто первый умрет.

Арган. Вот нелепый обычай! Чтобы муж ничего не мог оставить жене, нежно его любящей и положившей на него так много забот! Я хотел бы посоветоваться с моим адвокатом, чтобы выяснить, что тут можно сделать.

Г-н де Бонфуа. Надо обращаться не к адвокатам, так как они обычно на этот счет очень строги и полагают, что обойти закон — это ужасное преступление. Они любят создавать всякие трудности и не понимают, что такое сделки с совестью. Лучше посоветоваться с другими людьми, более покладистыми, знающими способы незаметно обойти существующие установления и придать законный вид тому, что недозволено, умеющими устранять всякие затруднения и изобретать хитроумные способы нарушения обычаев. Без этого что бы с нами было? Всегда нужно облегчать ход дела, иначе мы не могли бы работать и я бы давным-давно бросил свою профессию.

Арган. Моя жена говорила мне, сударь, что вы очень искусный и почтенный человек. Будьте добры, скажите, что я могу сделать, чтобы передать ей мое имущество и лишить наследства моих детей?

Г-н де Бонфуа. Что вы можете сделать? Вы можете выбрать какого-нибудь близкого друга вашей жены и оставить ему формально по завещанию все, что у вас есть, а уж он потом передаст это ей. Или же вы можете выдать недвусмысленные расписки подставным кредиторам, которые в свою очередь на все эти суммы выдадут ей денежные обязательства. Наконец, вы еще при жизни можете передать ей наличные деньги или банковские векселя на предъявителя.

Белина. Боже мой, да не хлопочите вы об этом! Если с вами что-нибудь случится, мой ангел, я все равно вас не переживу.

Арган. Душенька моя!

Белина. Да, мой друг, если случится такое несчастье, что я потеряю вас…

Арган. О милая моя жена!

Белина. …жизнь утратит для меня всякую цену…

Арган. Любовь моя!

Белина. …и я последую за вами, чтобы вы знали, как нежно я люблю вас.

Арган. Бесценная моя, вы надрываете мне сердце! Умоляю вас, успокойтесь!

Г-н де Бонфуа (Белине). Ваши слезы несвоевременны: дело еще до этого не дошло.

Белина. Ах, сударь, вы не представляете себе, что значит иметь нежно любимого мужа!

Арган. Об одном только я буду жалеть, умирая, мой друг, что у меня нет от вас ребенка. Господин Пургон уверял меня, что он может сделать так, чтобы у нас был ребенок.

Г-н де Бонфуа. Это еще может случиться.

Арган. Одним словом, душенька, мне надо составить завещание так, как советует господин нотариус, однако из предосторожности я хочу выдать вам на руки двадцать тысяч франков золотом, которые спрятаны в потайном шкафчике моего алькова, и два векселя на предъявителя, которые я получил от господина Дамона и господина Жеранта.

Белина. Нет-нет, мне ничего не надо! Ах!.. Сколько, вы говорите, у вас в шкафчике?

Арган. Двадцать тысяч франков, душенька.

Белина. Не говорите мне о деньгах, пожалуйста. Ах!.. А эти два векселя на какую сумму?

Арган. Один, ангел мой, на четыре тысячи франков, а другой — на шесть.

Белина. Все сокровища мира, мой друг, для меня ничто, если вас не станет.

Г-н де Бонфуа (Аргану). Угодно вам приступить к составлению завещания?

Арган. Да, сударь, но нам будет удобнее в моем кабинетике. Проводите меня туда, душенька, прошу вас.

Белина. Пойдемте, мой бедненький!

Арган, Белина и г-н де Бонфуа уходят.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Анжелика, Туанета.

Туанета. Вот и нотариус тут, — я слышала, как говорили о завещании. Ваша мачеха не дремлет, и уж это, конечно, какой-нибудь заговор против ваших интересов, в который она втягивает вашего батюшку.

Анжелика. Пусть он распоряжается своим добром, как ему будет угодно, лишь бы не распоряжался моим сердцем! Ты видишь, Туанета, какая мне грозит опасность? Пожалуйста, не покидай меня в этой крайности!

Туанета. Чтобы я вас покинула? Да я лучше умру! Уж как ваша мачеха ни старается сделать меня своей наперсницей и сообщницей, нет у меня к ней никакого расположения, я всегда была на вашей стороне. Предоставьте мне только действовать, уж я сделаю все, чтобы услужить вам. Но чтобы услужить вам по-настоящему, я притворюсь перебежчицей: скрою свою привязанность к вам и сделаю вид, будто во всем сочувствую вашему батюшке и вашей мачехе.

Анжелика. Умоляю тебя: постарайся известить Клеанта, что меня сватают за другого.

Туанета. Могу поручить это только одному человеку — старому ростовщику Полишинелю, который в меня влюблен. Это будет стоить мне нескольких нежных слов, — ради вас я пойду на это охотно. Сегодня уже слишком поздно, но завтра рано утром я пошлю за ним, и он будет в восторге, что…

Белина (за сценой). Туанета!

Туанета (Анжелике). Меня зовут. Прощайте. Положитесь на меня.

ПЕРВАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Улица.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Полишинель приходит ночью, чтобы спеть серенаду своей возлюбленной. Сначала ему мешают скрипачи, на которых он сердится, потом ночной дозор, состоящий из музыкантов и танцоров.

Полишинель. О любовь, любовь, любовь, любовь! Бедный Полишинель! Какую дурацкую фантазию вбил ты себе в башку! Чем ты занимаешься, несчастный безумец? Ты забросил свое ремесло, и дела твои идут из рук вон плохо. Ты не ешь, почти не пьешь, утратил сон и покой, и все из-за кого? Из-за змеи, настоящей змеи, из-за чертовки, которая водит тебя за нос и издевается над всем, что ты ей говоришь. Но тут уж рассуждать не приходится. Ты хочешь этого, любовь, — и я вынужден безумствовать, подобно стольким другим! Конечно, это не очень-то легко для человека моих лет, но что поделаешь? Нельзя быть благоразумным по заказу. И старые мозги развинчиваются так же, как и молодые. Посмотрим, не смягчится ли моя тигрица от серенады. Иной раз ничто так не трогает, как серенада влюбленного перед запертой дверью его возлюбленной. (Берет лютню.) Вот на чем буду я себе аккомпанировать. О ночь! О милая ночь! Донеси мои любовные жалобы к ложу моей неумолимой! (Поет.)

Ночью и днем я тебя обожаю,
«Да» от тебя услыхать я мечтаю.
Если, жестокая, скажешь ты «нет»,
Я умру в цвете лет.
Надежды и муки
Сердце терзают,
В томленье разлуки
Часы проползают.
Но если, мечтаньем
О счастье дразня,
Мои ожиданья
Обманут меня —
Умру я, умру от тоски и страданья!
Ночью и днем я тебя обожаю,
«Да» от тебя услыхать я мечтаю.
Если, жестокая, скажешь ты «нет»,
Я умру в цвете лет.
О, если не спишь ты —
Подумай, как больно —
Мне сердце язвишь ты —
Игрой своевольной!
Но тщетны моленья,
Мне смерть суждена!
Свое преступленье
Признать ты должна —
И муки смягчит мне твое сожаленье.
Ночью и днем я тебя обожаю,
«Да» от тебя услыхать я мечтаю.
Если, жестокая, скажешь ты «нет»,
Я умру в цвете лет.
В окне появляется старуха.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Полишинель, старуха.

Старуха.

Любезники хитрые, что взорами лживыми,
Мольбами упорными,
Речами фальшивыми
Сплетают обман,
Меня никогда не поймать вам в капкан!
По опыту знаю — вам верность чужда:
Мужчина обманет
В любви без стыда…
Безумна бедняжка, что верить вам станет.
Но взоры бездонные
Меня не пленяют,
Но вздохи влюбленные
Меня не сжигают —
В том клятву я дам!
Любовник несчастный!
Лей слезы бесплодно:
Смешон пламень страстный,
Я сердцем свободна —
Верь этим словам.
По опыту знаю — вам верность чужда:
Мужчина обманет
В любви без стыда…
Безумна бедняжка, что верить вам станет.
(Скрывается.)

За сценой слышны скрипки.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Полишинель; скрипачи за сценой.

Полишинель. Что это за дерзкая музыка прерывает мое пение?

Скрипки играют.

Эй, вы там, скрипки! Замолчите! Не мешайте мне изливать жалобы на жестокость моей непреклонной!

Скрипки играют.

Да замолчите, говорят вам! Я хочу петь!

Скрипки играют.

Довольно!

Скрипки играют.

Да что же это такое!

Скрипки играют.

Сил нет!

Скрипки играют.

Вы смеетесь надо мной!

Скрипки играют.

В ушах звенит!

Скрипки играют.

Черт бы вас побрал!

Скрипки играют.

Я в бешенстве!

Скрипки играют.

Да замолчите вы или нет?.. Слава богу, наконец-то!

Скрипки играют.

Опять?

Скрипки играют.

Чертовы скрипачи!

Скрипки играют.

Вот дурацкая музыка!

Скрипки играют.

(Поет, передразнивая скрипку.) Ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Скрипки играют.

Ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Скрипки играют.

Ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Скрипки играют.

Ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Скрипки играют.

Ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Скрипки играют.

Право, мне это начинает нравиться! Продолжайте, любезные скрипачи, вы мне доставите этим удовольствие!

Скрипки перестают играть.

Ну продолжайте же, прошу вас! Вот верное средство заставить их замолчать. Музыканты привыкли делать не то, о чем их просят… Ну, теперь моя очередь. Перед серенадой необходима небольшая прелюдия; сыграю что-нибудь, чтобы задать себе тон. (Берет лютню и делает вид, что играет на ней, подражая губами и языком звукам инструмента.) План-план-план, плин-плин-плин! Плохая погода, никак не настраивается лютня. Плин-плин-плин, плин-тан-план! Струны не держат строй в такую погоду. Плин-план!.. Я слышу шум. Приставлю-ка я лютню к двери.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Полишинель; полицейские сбегаются на шум.

Полицейский (поет). Кто идет? Кто идет?

Полишинель. Это еще что за черт? Или теперь в моде говорить под музыку?

Полицейский. Кто идет? Кто идет? Кто идет?

Полишинель (в испуге). Я, я, я!

Полицейский. Кто идет? Кто идет? Отвечай!

Полишинель. Отвечаю: я, я, я!

Полицейский. Кто же ты? Кто же ты?

Полишинель. Я, я, я! Я, я, я!

Полицейский. Как зовут? Как зовут?

Говори сию минуту!
Полишинель (притворяясь очень смелым).

Меня зовут, меня зовут:
«Убирайся к шуту!»
Полицейский.

Сюда, товарищи, скорей!
Схватить зачинщика предерзостных речей!
Первый балетный выход
Стража ловит Полишинеля в темноте.

Скрипки и танцы.

Полишинель.

Кто идет?
Скрипки и танцы.

Что за нахалы тут шумят?
Скрипки и танцы.

Ну что же?
Скрипки и танцы.

Эй! Где весь мой штат?
Скрипки и танцы.

О смерть!
Скрипки и танцы.

О кровь!
Скрипки и танцы.

Сверну вам всем я шеи!
Скрипки и танцы.

Сюда, ко мне, мои лакеи!
Скрипки и танцы.

Эй, Баск, Пуатвен, Пикар, Шампань, Бретон!
Скрипки и танцы.

Подайте мне мой мушкетон!
Скрипки и танцы.

(Делает вид, что стреляет.) Пу!

Полицейские падают, потом встают и разбегаются.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Полишинель один.

Полишинель. Ха-ха-ха-ха! Здорово я их напугал! Вот дураки: боятся меня, между тем как я сам их боюсь! Право, все дело в том, чтобы ловко изворачиваться. Если бы я сразу не изобразил из себя важного господина и не прикинулся храбрецом, они бы меня непременно сцапали. Ха-ха-ха!

Полицейские приближаются и, услышав его слова, хватают его за воротник.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Полишинель, полицейские.

Полицейские (хватают Полишинеля и поют).

Ага! Попался наконец!
Сюда, товарищи! Эй, света, фонарей!
Сбегается весь ночной дозор с фонарями.

Полицейские.

Так это ты, негодный ты наглец?
Бездельник, висельник, нахал, подлец, мошенник,
Плут, жулик, негодяй, мерзавец, вор, изменник!
Ты смеешь нас пугать, болван?
Полишинель.

Простите, господа, я пьян.
Полицейские.

Нет-нет-нет, без рассуждений!
Надо дать урок ему.
Эй, в тюрьму его, в тюрьму!
Полишинель.

Господа, но я не вор!
Полицейские.

Нет, в тюрьму!
Полишинель.

Я почтенный гражданин!
Полицейские.

Нет, в тюрьму!
Полишинель.

Что я сделал?
Полицейские.

Нет, в тюрьму!
Полишинель.

Отпустите, господа!
Полицейские.

Нет!
Полишинель.

Я прошу вас!
Полицейские.

Нет и нет!
Полишинель.

Э, да что вы?
Полицейские.

Нет и нет!
Полишинель.

Ради бога!
Полицейские.

Нет и нет!
Полишинель.

Господа!
Полицейские.

Нет-нет-нет-нет!
Полишинель.

Отпустите!
Полицейские.

Нет и нет!
Полишинель.

Пощадите!
Полицейские.

Нет-нет-нет!
Полишинель.

Умоляю!
Полицейские.

Нет и нет!
Полишинель.

Заклинаю!
Полицейские.

Нет и нет!
Полишинель.

Ради неба!
Полицейские.

Нет и нет!
Полишинель.

Я прошу о снисхожденье!
Полицейские.

Нет-нет-нет, без рассуждений!
Надо дать урок ему.
Эй, в тюрьму его, в тюрьму!
Полишинель. Ах, господа, неужели ничто не может смягчить ваши сердца?

Полицейские.

О нет, добры мы по природе,
Растрогать нас легко, в нас человечность есть!
На водку дайте нам хотя б червонцев шесть —
И будете сейчас же на свободе.
Полишинель. Увы, господа, уверяю вас, у меня с собой ни гроша.

Полицейские.

Ну, если в деньгах недостаток,
Так что б избрали вы охотней:
Ударов палочных десяток
Иль просто в лоб щелчков полсотни?
Полишинель. Если уж так необходимо и без этого не обойдешься, я выбираю щелчки.

Полицейские.

Приготовься, подходи
Да точнее счет веди!
Второй балетный выход
Танцующие полицейские в такт щелкают Полишинеля.

Полишинель. Раз и два, три-четыре, пять и шесть, семь и восемь, девять-десять, одиннадцать-двенадцать, и тринадцать, и четырнадцать, и пятнадцать…

Полицейские.

Эй, со счета не сбивать!
Начинайте-ка опять!
Полишинель. Ах, господа, моя бедная голова больше не выдержит, вы превратили ее в печеное яблоко! Лучше уж палочные удары, чем опять щелчки.

Полицейские.

Ну что ж, когда тебе приятней палка —
Пожалуйста, ведь нам не жалко!
Третий балетный выход
Танцующие полицейские в такт бьют Полишинеля палками.

Полишинель. Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Ай-ай-ай! Больше не выдержу! Вот вам шесть червонцев, получите!

Полицейские.

Ах, славный человек! Вот в ком геройство есть!
Синьор Полишинель, синьор, имеем честь!..
Полишинель.

Спокойной ночи вам, примите пожеланья…
Полицейские.

Синьор Полишинель, синьор, имеем честь!..
Полишинель.

Всегда готов служить…
Полицейские.

Синьор Полишинель, синьор, имеем честь!..
Полишинель.

Слуга ваш…
Полицейские.

Синьор Полишинель, синьор, имеем честь!..
Полишинель.

До свиданья!
Четвертый балетный выход
Полицейские танцуют, выражая радость, что получили деньги. Сцена превращается в комнату Аргана.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клеант, Туанета.

Туанета (не узнает Клеанта). Что вам угодно, сударь?

Клеант. Что мне угодно?

Туанета. Ах, это вы! Вот неожиданно! Зачем вы пришли?

Клеант. Узнать мою судьбу, поговорить с любезной Анжеликой, увериться в ее чувствах и спросить о ее решении по поводу того рокового брака, о котором меня известили.

Туанета. Да, но нельзя же так, с места в карьер говорить с Анжеликой: надо действовать тайно. Вам же сказали, что за ней следят, никуда ее не пускают, не позволяют ни с кем разговаривать. Ведь это только случайно, благодаря тетке, охотнице до представлений, нам удалось попасть в театр, где и зародилась ваша страсть. Мы даже никому не сказали об этом приключении.

Клеант. Потому-то я и пришел сюда не как Клеант, влюбленный в Анжелику, а как друг ее учителя пения, который позволил мне сказать, что он посылает меня вместо себя.

Туанета. Вот ее батюшка. Выйдите на минутку, я скажу ему, что вы здесь.

Клеант уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Туанета, Арган.

Арган (думая, что он один, и не замечая Туанеты). Господин Пургон велел мне по утрам ходить по комнате двенадцать раз взад и вперед. Вот только я забыл спросить его, как надо ходить — вдоль или поперек.

Туанета. Сударь! Тут к вам…

Арган. Не ори, дрянь ты этакая! У меня сделается сотрясение мозга! Тебе мало заботы, что с больными так громко не разговаривают.

Туанета. Я хотела сказать, сударь…

Арган. Тише, говорят тебе!

Туанета. Сударь!.. (Делает вид, что говорит.)

Арган. Что?

Туанета. Я говорю… (Опять делает вид, что говорит.)

Арган. Что ты говоришь?

Туанета (громко). Я говорю, там один человек хочет вас видеть!

Арган. Пусть войдет.

Туанета делает знак Клеанту войти.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Клеант.

Клеант. Сударь…

Туанета. Не говорите так громко, не то у господина Аргана сделается сотрясение мозга.

Клеант. Сударь! Я очень рад, что вижу вас на ногах и что вы чувствуете себя лучше.

Туанета (с притворным гневом). Как это так «лучше»? Неправда! Господин Арган всегда чувствует себя плохо.

Клеант. А я слышал, что господину Аргану лучше, и я нахожу, что вид у него хороший!

Туанета. Хороший, по-вашему? Очень плохой. Только какие-то нахалы могли вам сказать, что ему лучше. Ему никогда не было так плохо, как сейчас.

Арган. Она совершенно права.

Туанета. Он ходит, спит, ест и пьет, как все люди, но тем не менее он очень болен.

Арган. Это верно.

Клеант. Сударь, я в отчаянии! Я пришел к вам но просьбе учителя пения вашей дочери: ему пришлось уехать на несколько дней в деревню, и он попросил меня, как своего близкого друга, продолжать с ней уроки — он боится, что в случае перерыва она забудет все, что уже выучила.

Арган. Очень хорошо. (Туанете.) Позови Анжелику.

Туанета. Не лучше ли, сударь, провести господина учителя к ней в комнату?

Арган. Нет. Пусть она придет сюда.

Туанета. Но он не сможет заниматься с нею как следует, если они не будут одни.

Арган. Ничего, ничего!

Туанета. Сударь! Это только растревожит вас, а ведь вас никак нельзя волновать в таком состоянии: всякое сотрясение вредно для вашего мозга.

Арган. Нисколько, нисколько: я люблю музыку и буду очень рад… А, вот и она! (Туанете.) Поди узнай, оделась ли моя жена.

Туанета уходит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Арган, Клеант, Анжелика.

Арган. Поди сюда, дочь моя. Твой учитель пения уехал в деревню, а вот молодой человек, которого он прислал вместо себя, чтобы с тобой заниматься.

Анжелика (узнает Клеанта). О небо!

Арган. Что такое? Почему ты так изумлена?

Анжелика. Дело в том…

Арган. Что тебя так поражает?

Анжелика. Тут, батюшка, удивительное совпадение…

Арган. Какое?

Анжелика. Мне сегодня приснилось, будто мне грозит великая опасность, и вдруг я вижу человека, похожего как две капли воды на этого господина. Я бросаюсь к нему с просьбой о помощи, и он спасает меня. Судите же сами, каково было мое удивление, когда я наяву увидела того, кто мне снился всю ночь.

Клеант. Счастлив тот, кто наяву или во сне занимает ваши мысли, и для меня было бы блаженством, если бы вы сочли меня достойным избавить вас от опасности, потому что нет ничего на свете, чего я не сделал бы ради…

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Туанета.

Туанета (Аргану). Право, сударь, я теперь на вашей стороне и отказываюсь от всего, что говорила вчера. К вам пришли с визитом господин Диафуарус-отец и господин Диафуарус-сын. Какой у вас будет прекрасный зять! Вы сейчас увидите такого красавчика, такого умницу! Он успел сказать всего два слова и уже привел меня в восторг! И ваша дочь тоже будет им очарована.

Арган (Клеанту, который делает вид, что хочет уйти). Не уходите, сударь. Дело в том, что я выдаю замуж мою дочь, и вот сейчас к ней пришел жених, а она его никогда еще не видела.

Клеант. Ваше желание, сударь, чтобы я присутствовал при таком приятном свидании, — это большая честь для меня.

Арган. Он сын известного врача. Свадьба состоится через четыре дня.

Клеант. Очень приятно.

Арган. Передайте это учителю пения, пусть он тоже придет на свадьбу.

Клеант. Непременно.

Арган. Вас также милости прошу.

Клеант. Чрезвычайно признателен.

Туанета. Посторонитесь! Вот они.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, г-н Диафуарус, Тома Диафуарус и лакеи.

Арган (прикладывая руку к своему колпаку, но не снимая его). Господин Пургон, сударь, запретил мне обнажать голову. Вы сами медики и должны понимать, как это может быть опасно.

Г-н Диафуарус. Наши посещения во всех случаях должны приносить только пользу, а не вред.

Арган и г-н Диафуарус говорят одновременно.

Арган. Я принимаю, сударь…

Г-н Диафуарус. Мы пришли к вам, сударь…

Арган. …с превеликим удовольствием…

Г-н Диафуарус. …мой сын Тома и я…

Арган. …ту честь, которую вы мне оказываете…

Г-н Диафуарус. …засвидетельствовать вам, сударь…

Арган. …и желал бы…

Г-нДиафуарус. …ту радость…

Арган. …иметь возможность посетить вас…

Г-н Диафуарус. …которую вы нам доставляете тем, что оказываете нам честь…

Арган. …чтобы уверить вас в этом…

Г-н Диафуарус. …изъявляя желание нас принять…

Арган. …но вы знаете, сударь…

Г-н Диафуарус. …в лоно вашей досточтимой…

Арган. …что такое бедный больной…

Г-н Диафуарус. …сударь, семьи…

Арган. …которому остается только…

Г-н Диафуарус. …и уверить вас…

Арган. …сказать вам…

Г-н Диафуарус. …что в любом деле, которое будет зависеть от нашей профессии…

Арган. …что он будет постоянно искать случая…

Г-н Диафуарус. …а также и во всех прочих..

Арган. …доказать вам, сударь…

Г-н Диафуарус. …мы будем всегда готовы, сударь…

Арган. …что он весь к вашим услугам!

Г-н Диафуарус. …выказать наше усердие. (Сыну.) Ну, Тома, подойди, засвидетельствуй свое почтение.

Тома Диафуарус (г-ну Диафуарусу). Начинать-то с отца?

Г-н Диафуарус. С отца.

Тома Диафуарус (Аргану). Сударь! Я пришел сюда, чтобы в вашем лице приветствовать, признать, полюбить и почтить второго отца, и притом такого второго отца, которому, смею сказать, я более обязан, чем первому. Первый произвел меня на свет, вы же меня избрали. Он принял меня в силу необходимости, вы же приняли меня по собственному желанию. То, что я получил от него, — это творение его плоти, то же, что я получил от вас, есть творение вашей воли. И чем выше духовные свойства телесных, тем более обязан я вам и тем драгоценнее для меня наша будущая родственная связь, ради которой я и пришел сегодня, дабы заранее выразить вам мои искреннейшие и почтительнейшие чувства.

Туанета. Да здравствует школа, из которой выходят такие искусники!

Тома Диафуарус (г-ну Диафуарусу). Я хорошо говорил, батюшка?

Г-н Диафуарус. Optime.[118]

Арган (Анжелике). Поздоровайся с господином Диафуарусом.

Тома Диафуарус. Мне можно ее поцеловать?

Г-н Диафуарус. Можно, можно.

Тома Диафуарус (Анжелике). Сударыня! Небо справедливо нарекло вас второй матерью прекрасной девицы, ибо…

Арган. Это не жена моя, а дочь.

Тома Диафуарус. Где же ваша супруга?

Арган. Она сейчас придет.

Тома Диафуарус. Мне подождать ее прихода, батюшка?

Г-н Диафуарус. Нет, приветствуй пока невесту.

Тома Диафуарус. Сударыня! Подобно тому как статуя Мемнона издавала гармоничный звук,[119] когда солнечные лучи озаряли ее, так и я преисполняюсь сладостного восторга, когда восходит солнце вашей красоты. И подобно тому как, по словам естествоиспытателей, цветок, именуемый гелиотропом, неизменно обращает лицо свое к дневному свету, так и сердце мое будет отныне всегда обращаться к лучезарным светочам обожаемых очей ваших, как к своему единственному полюсу. Дозвольте же мне, сударыня, возложить сегодня на алтарь ваших прелестей в виде жертвоприношения мое сердце, которое мечтает только об одном счастье: на всю жизнь, сударыня, стать вашим смиреннейшим, покорнейшим и преданнейшим слугой и супругом.

Туанета. Вот что значит наука! До чего же красиво говорят ученые люди!

Арган (Клеанту). Ну? Что вы на это скажете?

Клеант. Скажу, что это замечательно. Если господин Диафуарус такой же хороший врач, как и оратор, то быть его пациентом — одно удовольствие.

Туанета. Еще бы! Это просто чудо, если он так же прекрасно лечит, как и говорит.

Арган. Скорей сюда мое кресло и стулья всем гостям!

Лакеи приносят кресло и стулья.

Ты садись сюда, дочка. (Г-ну Диафуарусу.) Вы видите, сударь, что все в восторге от вашего сына. Это большое для вас счастье — быть отцом такого юноши.

Г-н Диафуарус. Могу смело сказать, сударь, и не потому, что я его отец: я имею основание быть им довольным, и все, кто его знает, находят, что он добрый юноша. Правда, он никогда не отличался ни пламенным воображением, ни блестящим умом, как некоторые другие юноши, но именно поэтому я ожидал, что у него непременно разовьется рассудительность — качество, необходимое в нашем деле. Он никогда не был резвым и бойким ребенком. Он всегда был кроток, спокоен, молчалив, никогда ни с кем не разговаривал и не играл в так называемые детские игры. Его еле-еле научили читать: в девять лет он толком не знал азбуки. «Ничего, — думал я, — деревья, которые поздно цветут, приносят наилучшие плоды. Чертить на мраморе гораздо труднее, чем на песке, но то, что на нем начертано, сохраняется несравненно дольше. Так и здесь: неспособность к ученью, вялость воображения — все это признак будущего здравомыслия». Когда я отдал его в школу, ему нелегко было учиться, но он мужественно боролся с трудностями, и его наставники всегда хвалили его за прилежание и усидчивость. В конце концов, в поте лица своего, он с честью получил степень, и я могу сказать, не хвастаясь, что в течение двух лет ни один кандидат не отличался на диспутах так, как он. Он на всех навел страх, не проходит ни одного заседания, на котором бы он с пеной у рта не защищал противоположного мнения. Он тверд в споре, непоколебим в своих взглядах, никогда не меняет своих суждений и отстаивает то или иное положение, пользуясь всеми изворотами логики. Но особенно нравится мне в нем то, что, по моему примеру, он слепо верит нашим древним учителям и не желает даже слушать о так называемых открытиях нашего века касательно кровообращения[120] и о прочем тому подобном.

Тома Диафуарус (вынимает из кармана длинный свиток и подает Анжелике). Против последователей теории кровообращения я написал трактат, который, с позволения вашего батюшки, я осмеливаюсь поднести вам, сударыня, как почтительное приношение первых плодов моего разумения.

Анжелика. Сударь! Для меня это совершенно бесполезная вещь, я ведь в этом ничего не понимаю.

Туанета (берет свиток). Давайте, давайте, это нам пригодится: повесим на стену вместо картины.

Тома Диафуарус (кланяется Аргану). Позвольте мне также, с разрешения вашего батюшки, доставить вам развлечение и пригласить вас, сударыня, на вскрытие женского трупа, которое состоится на днях, — я буду там давать объяснения.

Туанета. Нечего сказать, приятное развлечение! Обыкновенно люди водят своих возлюбленных в театр, но показать вскрытие трупа — это, конечно, гораздо более светское удовольствие.

Г-н Диафуарус. Затем, что касается до свойств, необходимых для супружества и для продолжения рода, то уверяю вас, что, по данным медицины, он всеми ими обладает в полной мере. Способность деторождения у него отлично развита, и темперамент у него как раз такой, какой требуется, чтобы потомство было вполне здоровым.

Арган. А вы не имеете намерения, сударь, представить его ко двору и там выхлопотать ему место врача?

Г-н Диафуарус. По правде говоря, должность врача, состоящего при великих мира сего, никогда не привлекала меня; мне всегда казалось, что лучше всего для нас, грешных, держаться простых смертных. С ними куда легче. Вы ни перед кем не отвечаете за свои действия: надо только следовать правилам науки, не заботясь о том, что из этого получается. А с великими мира сего это очень хлопотливо: когда они заболевают, они непременно хотят, чтобы врач вылечил их.

Туанета. Вот забавно! Какие чудаки! Хотят, чтобы ваш брат, доктор, их вылечивал! Но ведь вы совсем не для этого при них состоите! Ваше дело — получать от них вознаграждение и прописывать им лекарства, а уж они пускай сами выздоравливают как умеют.

Г-н Диафуарус. Это верно. Мы должны только соблюдать правила.

Арган (Клеанту). Сударь! Пусть дочь моя что-нибудь споет гостям.

Клеант. Я ждал ваших приказаний, сударь. Чтобы развлечь общество, я решил спеть с вашей дочерью одну сцену из новой оперы. (Анжелике, подавая ей ноты.) Вот ваша партия.

Анжелика. Моя партия?

Клеант (Анжелике, тихо). Пожалуйста, не отказывайтесь. Дайте мне возможность объяснить вам, что это за сцена, которую мы будем с вами петь. (Громко.) Голос у меня неважный, но на это хватит. Надеюсь, господа, вы меня извините: ведь я буду петь только для госпожи Анжелики.

Арган. А стихи хорошие?

Клеант. Это, в сущности, маленькая импровизация. Вы услышите размеренную прозу, нечто вроде вольных стихов, какие страсть и необходимость могут вложить в уста двух лиц, которые говорят о том, что их волнует, и при этом без всякой подготовки.

Арган. Прекрасно. Послушаем.

Клеант. Вот содержание сцены. Один пастух был поглощен приятным зрелищем, как вдруг его внимание привлек шум, раздавшийся поблизости. Он оборачивается и видит, что какой-то грубиян оскорбляет пастушку. Пастух тотчас же становится на защиту того пола, перед которым должны преклоняться все мужчины; затем, наказав грубияна за дерзость, он подходит к пастушке и видит, что из чудных очей этой молодой девушки струятся дивные слезы. «Ах, — сказал он себе, — возможно ли оскорблять такое прелестное существо? Кто тот бесчеловечный, тот варвар, которого не тронули бы ее слезы?» Он пытается остановить слезы, которые кажутся ему такими прекрасными, а любезная пастушка между тем старается отблагодарить его за небольшую услугу, и она делает это так очаровательно, так нежно и страстно, что пастух не в силах сопротивляться, и каждое ее слово, каждый взгляд — это пламенная стрела, пронзающая его сердце. «Что может быть достойно, — думает он, — таких милых слов благодарности? Какой услуги не оказал бы всякий, какой опасности не подверг бы он себя с радостью, чтобы только вызвать на мгновение трогательные чувства такой ласковой и признательной души?» Зрелище более не привлекает его, но он жалеет, что оно слишком кратко, потому что конец зрелища разлучает его с обожаемой пастушкой. И с первого же мига встречи, с первого взгляда в его сердце вселяется бурная страсть, какая обычно созревает лишь в течение долгих лет. Он уже ощущает всю боль разлуки, он уже страдает, не видя той, которую видел так мало. Он делает все возможное, чтобы еще раз увидеть ту, о ком днем и ночью лелеет сладостное воспоминание, но ему мешает неволя, в которой живет его пастушка. Сила страсти заставляет его решиться просить руки обожаемой красавицы, без которой он уже не может жить. Он ухитряется переслать ей записку и получает от нее согласие. Но в то же время его предупреждают, что отец красавицы хочет выдать ее за другого и что скоро должна состояться свадьба. Посудите сами, какой это жестокий удар для сердца бедного пастуха! Он охвачен смертельной тоской, он не может представить себе без ужаса, что его любимая находится в объятиях другого. Его любовь, доведенная до отчаяния, подсказывает ему средство проникнуть в дом пастушки, чтобы узнать о ее чувствах и услышать от нее приговор, которому он должен будет подчиниться. Там он наблюдает за приготовлениями к тому, что так страшит его. Он видит, как приходит его недостойный соперник, которого отцовская прихоть сделала помехой его любви. Он видит, как торжествует этот смешной соперник подле любезной пастушки, словно победа уже за ним. Все это рождает в нем гнев, с которым он едва может совладать. Он бросает горестные взгляды на ту, которую обожает: его уважение к ней и присутствие ее отца позволяют ему объясняться только взглядами. Но в конце концов порыв страсти преодолевает все препятствия, и он произносит такие слова. (Поет.)

Филида милая, страданий слишком много!
Молчанья разорвем мучительную сеть.
Откройте сердце мне, скажите, ради бога,
Жить мне иль умереть?
Анжелика (поет).

Вы видите, Тирсис, как грустно мне, как больно!
Перед супружеством немилым я дрожу,
Вздыхаю, как и вы, в тоске на вас гляжу.
Сказала я — довольно!
Арган. Ого! Я и не думал, что у меня дочка такая искусница: так и распевает с листа без ошибки.

Клеант.

Филида нежная! Ужели
Невыразимое судил мне счастье рок
И в вашем сердце уголок
Вы дать Тирсису захотели?
Анжелика.

В моем отчаянье я скромность преступлю:
Да-да, Тирсис, я вас люблю!
Клеант.

О, что за слово! Дивный миг!
Но верно ль я его постиг?
Скажите вновь его, чтоб отогнать сомненье.
Анжелика.

Да-да, Тирсис, я вас люблю!
Клеант.

Еще, молю!
Анжелика.

Я вас люблю!
Клеант.

Еще, еще сто раз, не зная утомленья!
Анжелика.

Я вас люблю, я вас люблю!
Да-да, Тирсис, я вас люблю!
Клеант.

Вы, боги, вы, цари, властители вселенной,
На мир у ног своих глядящие надменно, —
Все ваше счастие сравнится ли с моим?
Филидой я любим!
Но мысль одна страшней всего:
С отчаяньем соперника я вижу…
Анжелика.

Ах, я его смертельно ненавижу!
Мне пытка, как и вам, присутствие его.
Клеант.

Что если вас отец к замужеству принудит?
Анжелика.

Скорее я умру,
Но этого не будет!
Скорее я умру, скорей умру!
Арган. А что говорит на это отец?

Клеант. Ничего не говорит.

Арган. Ну и дурак же этот отец: терпит такие глупости и ничего не говорит!

Клеант (продолжает петь).

Любовь моя…
Арган. Нет-нет, довольно! Эта комедия подает очень дурной пример. Пастух Тирсис — нахал, а пастушка Филида — бесстыдница, раз она так говорит при отце. (Анжелике.) Покажи-ка мне ноты! Стой, стой, а где же слова, которые ты пела? Здесь только ноты.

Клеант. Разве вы не знаете, сударь, что недавно открыли способ писать слова нотными знаками?

Арган. Хорошо, хорошо. Будьте здоровы, сударь. До свиданья! Мы прекрасно обошлись бы и без вашей нелепой оперы.

Клеант. Я думал вас развлечь.

Арган. Глупости не развлекают… А вот и моя жена!

Клеант уходит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Арган, Анжелика, Туанета, г-н Диафуарус, Тома Диафуарус, Белина.

Арган. Душенька! Вот сын господина Диафуаруса.

Тома Диафуарус. Сударыня! Небо справедливо нарекло вас второй матерью прекрасной девицы, ибо на лице вашем…

Белина. Сударь! Я в восторге, что имею честь видеть вас у себя.

Тома Диафуарус. …ибо на лице вашем… ибо на лице вашем… Сударыня! Вы прервали меня на полуслове, и это меня сбило.

Г-н Диафуарус. Доскажешь в другой раз, Тома.

Арган. Я жалею, душа моя, что вас сейчас здесь не было.

Туанета. Ах, сударыня, вы много потеряли! Тут был и второй отец, и статуя Мемнона, и цветок, именуемый гелиотропом.

Арган. Ну, дочь моя, дай руку твоему нареченному и поклянись ему в верности, как твоему будущему мужу.

Анжелика. Батюшка!

Арган. Что «батюшка»? Что это значит?

Анжелика. Умоляю вас, не торопитесь! Дайте нам по крайней мере узнать друг друга. Пусть у нас возникнет взаимная склонность, которая так необходима для заключения счастливого союза.

Тома Диафуарус. Что касается меня, сударыня, то во мне она уже возникла, мне нечего дольше ждать.

Анжелика. Если вы так спешите, сударь, то я зато более медлительна. Признаюсь, ваши достоинства еще не произвели на меня достаточно сильного впечатления.

Арган. Ладно, ладно, это еще успеется, когда вы поженитесь.

Анжелика. Ах, батюшка, прошу вас, повремените! Брак — это такая цепь, которую нельзя налагать на сердце насильно, и, если господин Диафуарус — благородный человек, он, конечно, не согласится на брак с девушкой, которую отдают за него против ее воли.

Тома Диафуарус. Nego consequentiam,[121] сударыня. Я отлично могу быть благородным человеком и все-таки с благодарностью принять вас из рук вашего батюшки.

Анжелика. Насилие — дурной способ заставить полюбить себя.

Тома Диафуарус. Нам известно из книг, сударыня, что у древних существовал обычай насильно увозить невест из родительского дома, чтобы невесты не думали, что они по своей доброй воле попадают в объятия мужчин.

Анжелика. То были древние, сударь, а мы — люди современные. В наш век притворство не нужно, и, если брак нам по душе, мы отлично выходим замуж без всякого принуждения. Потерпите немного; если вы любите меня, сударь, вы должны желать всего, чего желаю и я.

Тома Диафуарус. Да, сударыня, но постольку, поскольку это не вредит интересам моей любви.

Анжелика. Однако высшее доказательство любви — это подчинение воле того, кого любишь.

Тома Диафуарус. Distinque,[122] сударыня. В том, что не касается обладания любимым существом, — concedo,[123] но в том, что касается, — nego.[124]

Туанета (Анжелике). Спорить бесполезно. Господин Диафуарус только что со школьной скамьи, вам за ним все равно не угнаться. И чего вы так упорствуете и отказываетесь от чести принадлежать к медицинскому сословию?

Белина. Не увлечена ли она кем-нибудь?

Анжелика. Если б я и увлеклась, сударыня, то, уж во всяком случае, не потеряла бы ни ума, ни чести.

Арган. Хорошенькую же роль я во всем этом играю!

Белина. На вашем месте, родной мой, я бы не стала принуждать ее выходить замуж. Уж я знаю, что бы я сделала.

Анжелика. Я знаю, сударыня, что вы хотите сказать, я знаю вашу доброту ко мне, но все же боюсь, что ваш совет будет не очень удачен.

Белина. Конечно, такие разумные и добродетельные девицы, как вы, презирают повиновение и покорность воле отца. Это в старину…

Анжелика. Долг дочери имеет свои пределы, сударыня; ни разум, ни законы не требуют от нас, чтобы мы распространяли его решительно на все.

Белина. Другими словами, вы только и думаете, что о замужестве, но вы желаете выбрать себе супруга по своему вкусу.

Анжелика. Если батюшка не хочет выдать меня замуж за того, кто мне нравится, то я буду умолять его по крайней мере не принуждать меня выходить за того, кого я не могу полюбить.

Арган. Я, господа, прошу у вас за все это прощения!

Анжелика. У каждого вступающего в брак есть свои цели. Так как я хочу иметь мужа только для того, чтобы любить его по-настоящему и быть верной ему до гроба, то, признаюсь вам, я отношусь к этому с некоторой осторожностью. Есть такие особы, которые выходят замуж только для того, чтобы избавиться от родительского гнета и получить возможность делать все, что им вздумается. Есть и такие, сударыня, которые смотрят на замужество как на чисто коммерческое предприятие, которые выходят замуж только в надежде на наследство, в надежде, что они разбогатеют, когда супруг умрет. Они без зазрения совести перебегают от одного мужа к другому, чтобы завладеть их наследством. Вот такие особы, по правде говоря, не очень разборчивы, им все равно, за кого выйти замуж.

Белина. Вы сегодня очень красноречивы. Мне только хотелось бы знать, что вы хотите всем этим сказать?

Анжелика. Я, сударыня? Что же я могу хотеть сказать, кроме того, что говорю?

Белина. Вы так глупы, душенька, просто невозможно!

Анжелика. Вам хочется, сударыня, вызвать меня на какую-нибудь дерзость, но я вас предупреждаю, что вы этого удовольствия не получите.

Белина. С вашей наглостью ничто не может сравниться.

Анжелика. Нет, сударыня, что бы вы ни говорили.

Белина. В вас столько нелепой гордости и глупейшей самонадеянности, что только руками разведешь.

Анжелика. Всем этим вы ничего не достигнете, сударыня. Наперекор вам я останусь благоразумной, а чтобы отнять у вас всякую надежду добиться того, чего вам хочется, я избавлю вас от своего присутствия. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Арган, Туанета, г-н Диафуарус, Тома Диафуарус, Белина.

Арган (вдогонку Анжелике). Слушай, ты! Выбирай одно из двух: или ты через четыре дня выйдешь за него замуж, или отправишься в монастырь. (Белине.) Не огорчайтесь, я ее приберу к рукам.

Белина. Мне жаль вас оставлять, деточка, но у меня неотложное дело в городе. Я скоро вернусь.

Арган. Идите, душенька. Да зайдите к вашему нотариусу: пусть он устроит то, о чем мы говорили.

Белина. Прощайте, дружочек мой!

Арган. Прощайте, моя милочка!

Белина уходит.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Арган, Туанета, г-н Диафуарус, Тома Диафуарус.

Арган. Вот эта женщина меня любит… просто на удивление!

Г-н Диафуарус. Разрешите откланяться, сударь.

Арган. Скажите, доктор, как вы меня находите?

Г-н Диафуарус (щупая Аргану пульс). Тома! Возьми другую руку господина Аргана: посмотрим, как ты умеешь разбираться в пульсе. Quid dicis?[125]

Тома Диафуарус. Dico,[126] что пульс господина Аргана — это пульс человека больного.

Г-н Диафуарус. Хорошо.

Тома Диафуарус. Пульс жестковатенький, чтобы не сказать — жесткий.

Г-н Диафуарус. Очень хорошо.

Тома Диафуарус. Непостоянный.

Г-н Диафуарус. Bene.[127]

Тома Диафуарус. И даже немного скачущий.

Г-н Диафуарус. Optime.

Тома Диафуарус. Что означает расстройство спланической паренхимы,[128] то есть селезенки.

Г-н Диафуарус. Прекрасно.

Арган. Нет, господин Пургон говорит, что у меня больная печень.

Г-н Диафуарус. Ну да. Говоря «паренхима», мы разумеем и то и другое, так как между ними осуществляется тесная связь посредством vas breve,[129] желудочного прохода и желчных протоков. Он вам, наверно, предписывает есть побольше жареного?

Арган. Нет, только вареное.

Г-н Диафуарус. Ну да, жареное или вареное — это одно и то же. Он вас лечит прекрасно, вы находитесь в хороших руках.

Арган. Доктор! А сколько крупинок соли нужно класть, когда ешь яйцо?

Г-н Диафуарус. Шесть, восемь, десять — чтобы всегда было четное число, а в лекарствах — всегда нечетные числа.

Арган. До свиданья, сударь!

Г-н Диафуарус и Тома Диафуарус уходят. Туанета провожает их.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Арган, Белина.

Белина. Деточка! Я зашла к вам перед уходом, чтобы сообщить вам об одной вещи, на которую вы должны обратить внимание. Проходя мимо комнаты Анжелики, я увидела у нее молодого человека, и как только он меня заметил, так сейчас же убежал.

Арган. Молодой человек у моей дочери?

Белина. Да. Ваша маленькая Луизон была там же, она может вам все рассказать.

Арган. Пошлите ее ко мне, душенька, пошлите ее ко мне (Один.) Ах, бесстыдница! Теперь мне понятно ее упорство.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Арган, Луизон.

Луизон. Что вам угодно, папочка? Мамаша сказала, что вы меня спрашивали.

Арган. Да. Поди-ка сюда. Поближе. Повернись. Подними глаза. Посмотри на меня. Ну?

Луизон. Что, папочка?

Арган. Да ну же!

Луизон. Что?

Арган. Тебе ничего не надо мне сказать?

Луизон. Если вам угодно, я, чтобы вас позабавить, расскажу вам сказку про ослиную кожу или прочту басню о вороне и лисице, которую я недавно выучила.

Арган. Это мне не нужно.

Луизон. А что же?

Арган. Плутовка! Ты отлично знаешь, что я хочу сказать!

Луизон. Простите, папенька.

Арган. Так-то ты слушаешься меня?

Луизон. А что?

Арган. Разве я тебе не велел рассказывать мне обо всем, что бы ты ни увидела?

Луизон. Да, папочка.

Арган. А ты исполнила это?

Луизон. Да, папочка. Я всегда рассказывала вам обо всем, что видела.

Арган. А сегодня ты ничего не видела?

Луизон. Ничего, папочка.

Арган. Ничего?

Луизон. Ничего, папочка.

Арган. Наверно?

Луизон. Наверно.

Арган. Вот как? Ну так я тебе кое-что покажу.

Луизон (видя, что Арган берет пучок розг). Ай, папочка!

Арган. Ага, лгунья, ты не пожелала рассказать мне о том, что видела мужчину в комнате твоей сестры?

Луизон (плача). Папочка!

Арган (берет ее за руку). Я тебя отучу врать.

Луизон (бросается на колени). Ах, папочка, простите! Сестрица велела ничего вам не говорить, но я вам все расскажу.

Арган. Сначала я тебя высеку за то, что ты солгала. А там посмотрим.

Луизон. Простите, папочка!

Арган. Нет-нет.

Луизон. Милый папочка, не секите меня!

Арган. Непременно высеку.

Луизон. Ради бога, папочка, не секите!

Арган (замахивается). Ну-ну!

Луизон. Ах, папочка, вы меня ранили! Погодите, я умираю. (Притворяется мертвой.)

Арган. Ай! Что такое? Луизон, Луизон! Ах, боже мой! Луизон! Ах, дочь моя! Ах я несчастный! Моя бедная дочь умерла! Что я наделал! Проклятые розги! Черт бы их побрал! Ах, бедная девочка, моя бедная Луизон!

Луизон. Ну-ну, папочка, не плачьте так: я еще не совсем умерла.

Арган. Какова плутовка! Ну ладно, на этот раз я тебя прощаю, но ты должна мне все, все говорить.

Луизон. О да, папочка!

Арган. Смотри, говори правду. Мой мизинчик все знает и скажет мне, если ты солжешь.

Луизон. Папочка! Только вы сестрице не говорите, что я вам сказала.

Арган. Нет-нет.

Луизон (посмотрев сначала, не подслушивает ли кто-нибудь). Ну вот, папочка: к сестрице в комнату приходил мужчина, когда я там была.

Арган. И что же?

Луизон. Я у него спросила, что ему надо, а он сказал, что он ее учитель пения.

Арган (в сторону). Так-так. Вот оно что! (К Луизон.) Ну и что же?

Луизон. Потом пришла сестрица.

Арган. Ну и что же?

Луизон. Она сказала ему: «Уходите, уходите, уходите! Боже мой, уходите! Что мне с вами делать?»

Арган. Ну и что же?

Луизон. А он не хотел уходить.

Арган. Что же он ей говорил?

Луизон. Много разных вещей.

Арган. Ну? Еще что?

Луизон. Он говорил ей и то и се, и что он очень ее любит, и что она красивее всех на свете.

Арган. А потом?

Луизон. А потом он стал перед ней на колени.

Арган. А потом?

Луизон. А потом начал целовать ей руки.

Арган. А потом?

Луизон. А потом к двери подошла мамаша, и он убежал.

Арган. И больше ничего не было?

Луизон. Ничего, папочка.

Арган. Однако мой мизинчик что-то шепчет. (Подносит мизинец к уху.) Постой! Что? Ого! Да? Ой-ой! Мой мизинчик говорит мне, что ты видела что-то такое, чего не хочешь мне рассказать.

Луизон. Значит, папочка, ваш мизинчик — лгун.

Арган. Смотри!

Луизон. Нет, папочка, не верьте ему: честное слово, он лгун.

Арган. Ну ладно, ладно, увидим. Ступай, да замечай все хорошенько. Ступай! (Один.) Ну и дети пошли! Ах, сколько забот! Даже о своей болезни подумать некогда. Право, у меня больше сил нет. (Падает в кресло.)

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Арган, Беральд.

Беральд. Ну, братец, как дела? Как вы себя чувствуете?

Арган. Ах, братец, очень плохо!

Беральд. Как — очень плохо!

Арган. Да, у меня ужасная слабость.

Беральд. Как это неприятно!

Арган. У меня даже сил нет говорить.

Беральд. А я пришел, братец, предложить вам хорошую партию для моей племянницы Анжелики.

Арган (с раздражением, встав с кресла). Не говорите мне, братец, об этой негоднице! Это негодяйка, нахалка, бесстыдница, которую я самое позднее через два дня отправлю в монастырь.

Беральд. Вот это хорошо! Я очень рад, что силы к вам понемногу возвращаются и мое посещение пошло вам на пользу. Ладно, мы поговорим о деле потом. А сейчас я хочу предложить вам одно развлечение: надеюсь, оно рассеет вашу печаль и вы придете в расположение духа более благоприятное для того дела, о котором я собираюсь с вами говорить. Когда я шел к вам, мне встретились цыгане, одетые маврами, они танцуют и поют. Я уверен, что это доставит вам удовольствие и принесет не меньше пользы, чем рецепты господина Пургона. Идемте!

ВТОРАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Брат Мнимого больного, чтобы развлечь его, приводит к нему цыган и цыганок, одетых маврами; они поют и танцуют.

Первая цыганка.

Пользуйся весной
Жизни молодой,
Юность быстролетная!
Счастьем наслаждайся,
Вся любви отдайся,
Юность беззаботная!
Все наслажденья света,
Что мы встречаем на пути,
Не могут счастьем расцвести,
Когда душа любовью не согрета.
Пользуйся весной
Жизни молодой,
Юность быстролетная!
Счастьем наслаждайся,
Вся любви отдайся,
Юность беззаботная!
Не теряйте счастливых минут:
Красота исчезает,
Ее время стирает,
Зимний холод сменяет,
Леденит, убивает —
И без радости дни настают.
Пользуйся весной
Жизни молодой,
Юность быстролетная!
Счастьем наслаждайся,
Вся любви отдайся,
Юность беззаботная!
Первый балетный выход
Цыгане и цыганки танцуют.

Вторая цыганка.

К чему же размышленья эти,
Когда любовь зовет?
Она сильней всего на свете
Нас в юности влечет.
Любовь так сладостно нас манит
В расцвете юных дней,
Что спорить с ней никто не станет —
Не в силах мы: нас так и тянет
Скорей отдаться ей.
Но услыхать довольно,
Как может ранить больно
Ее опасный дар, —
И мы бежим невольно
Любви волшебных чар.
Третья цыганка.

Как сладко в молодые лета
Любить того, кто мил,
Когда в ответ мы видим пыл
Любимого предмета!
Но если нам он изменил —
Ах, как ужасно это!
Четвертая цыганка.

Когда любовник изменяет,
Еще невелика беда,
Но сколько злобы и стыда
Невольно нас терзает,
Коль наше сердце и тогда
Неверный сохраняет!
Вторая цыганка.

Ах, так на что ж решаться
Неопытным сердцам?
Четвертая цыганка.

Ужели подчиняться
Тирана власти нам?
Все вместе.

О да! Признáем полновластье
Любви капризов, мук и счастья,
Томлений сладостного сна.
Хотя немало в ней мучений,
Но сколько милых наслаждений
В награду нам несет она!
Второй балетный выход
Все цыгане, одетые маврами, танцуют, заставляя прыгать обезьян, которых они привели с собой. Сцена превращается в комнату Аргана.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Арган, Беральд, Туанета.

Беральд. Ну как, братец? Что скажете? Разве это не лучше приема кассии?

Туанета. Гм… Хороший прием кассии — тоже недурная штучка…

Беральд. Так вот, не пора ли нам поговорить о нашем деле?

Арган. Одну минутку, братец, я сейчас приду.

Туанета. Что ж это, сударь, вы забыли, что не можете ходить без палки?

Арган. И то правда.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Беральд, Туанета.

Туанета. Уж вы, пожалуйста, защитите вашу племянницу.

Беральд. Изо всех сил постараюсь.

Туанета. Надо непременно помешать нелепому браку, который он вбил себе в голову. Я уж думала: хорошо бы ему подсунуть какого-нибудь лекаря, который был бы за нас и сумел бы отвратить его от Пургона, доказав, что его лечение никуда не годится. Но так как у нас нет для этого подходящего человека, то придется мне самой сыграть с ним одну шутку.

Беральд. Какую же?

Туанета. Выдумка забавная. Может быть, она и не очень умна, да, надеюсь, окажется удачной. Предоставьте это мне, а сами действуйте по своему усмотрению… Вот и наш голубчик. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Беральд, Арган.

Беральд. Прежде всего, братец, пожалуйста, не горячитесь во время нашего разговора…

Арган. Обещаю.

Беральд. Отвечайте без всякого гнева на то, что я намерен вам предложить…

Арган. Хорошо.

Беральд. И обсудите со мной спокойно и беспристрастно то дело, о котором я намерен вести с вами речь.

Арган. Ну ладно, ладно! Бог ты мой, какое длинное предисловие!

Беральд. Объясните мне, братец: как это при вашем богатстве, имея только одну дочь — маленькую Луизон я не считаю, — как это вы дошли до такой мысли, чтобы отдать ее в монастырь?

Арган. Объясните мне, братец: хозяин ли я у себя дома и могу ли делать все, что мне угодно?

Беральд. Это ваша жена уговаривает вас отделаться таким образом от дочерей. Я не сомневаюсь, что из чувства милосердия она была бы очень рада, если бы они обе стали благочестивыми монахинями.

Арган. А, вот оно что! Виновата во всем оказалась моя бедная жена! Она причина всякого зла! И все против нее!

Беральд. Нет, братец, оставим ее в покое. Я согласен, что эта женщина исполнена лучших намерений по отношению к вашей семье, что она совершенно бескорыстна, что с вами она поразительно нежна, а к вашим детям выказывает из ряду вон выходящую привязанность и доброту, — все это совершенно верно. Не будем о ней говорить и вернемся к вашей дочери. Какие соображения побуждают вас отдать ее за сына лекаря?

Арган. Те соображения, братец, что мне нужен именно такой зять.

Беральд. Да, но ей-то он совсем не нужен, а у меня как раз есть другой жених, который гораздо больше ей подходит.

Арган. Да, братец, но этот гораздо более подходит мне.

Беральд. Однако, братец, человек, которого она должна выбрать себе в мужья, предназначается для нее или для вас?

Арган. И для нее и для меня, братец. Я хочу иметь в своей семье таких людей, которые мне нужны.

Беральд. Значит, если бы ваша маленькая дочка была взрослой, вы отдали бы ее за аптекаря?

Арган. Почему же нет?

Беральд. Неужели вы всю жизнь будете возиться с докторами да аптекарями и не перестанете считать себя больным, наперекор мнению людей и самой природе?

Арган. Что вы хотите этим сказать, братец?

Беральд. Хочу сказать, что я не знаю человека, который был бы менее болен, чем вы, я хотел бы иметь такое здоровье, как у вас. Лучшим доказательством вашего здоровья и прекрасного состояния вашего организма является то, что при всем вашем старанье вы до сих пор умудрились не испортить вконец вашей здоровой натуры и не подохнуть от всех лекарств, которыми вас пичкают.

Арган. А знаете ли вы, братец, что только ими я и держусь? Господин Пургон прямо говорит, что без его забот обо мне я не прожил бы и трех дней.

Беральд. Смотрите, как бы его заботы не отправили вас на тот свет.

Арган. Поговорим, братец, серьезно. Значит, вы совсем не верите в медицину?

Беральд. Нет, братец, и не думаю, что для моего блага мне следовало в нее верить.

Арган. Как! Вы не верите в истину, установленную всем миром и почитаемую на протяжении многих веков?

Беральд. Я не только далек от того, чтобы верить в нее, но считаю, что это самая большая глупость, придуманная людьми. И если посмотреть на вещи с философской точки зрения, то я не знаю худшего лицемерия и большей нелепости, чем когда один человек берется вылечить другого.

Арган. Почему же вы не допускаете, братец, чтобы один человек мог вылечить другого?

Беральд. По той причине, братец, что пружины нашего механизма — это тайна, в которой до сих пор люди никак не могут разобраться: природа опустила перед нашими глазами слишком плотные завесы, чтобы можно было через них что-либо разглядеть.

Арган. Значит, по-вашему доктора ничего не знают?

Беральд. Знают, братец. Они знают гуманитарные науки, прекрасно говорят по-латыни, умеют назвать все болезни по-гречески, определить их и подразделить, но что касается того, чтобы вылечить их, — этого они не умеют.

Арган. Но все же нельзя не согласиться, что тут доктора знают больше других.

Беральд. Они знают, братец, то, что я вам уже сказал, а это не очень-то помогает лечению. Все их преимущество заключается в звонкой галиматье да в вычурной болтовне, которая выдает нам слова за дело и обещания за помощь.

Арган. Но в конце концов, братец, есть люди не менее умные и опытные, чем вы, и, однако, мы видим, что в болезни все они прибегают к помощи врачей.

Беральд. Это доказательство человеческой слабости, а вовсе не серьезности медицинской науки.

Арган. Но ведь ясно, что врачи верят в ее серьезность, раз они прибегают к ней сами.

Беральд. Да, потому что иные врачи разделяют общее заблуждение, из которого они извлекают пользу, а другие хоть и извлекают пользу, но сами не заблуждаются. Ваш господин Пургон, например, вполне чистосердечен: он лекарь с головы до ног, человек, который больше верит в свои правила, чем во все математические истины, и считает преступлением всякую попытку в них разобраться. Он не усматривает в медицине ничего неясного, ничего сомнительного, ничего затруднительного и со всем жаром предубеждения, со всем упорством веры, со всей прямолинейностью здравого смысла и рассудка прописывает направо и налево свои слабительные и кровопускания, ни с чем решительно не считаясь. На него нельзя даже сердиться за то зло, которое он способен причинить. Он отправит вас на тот свет, имея самые благие намерения, и уморит вас так же спокойно, как уморил свою жену и детей, да и самого себя уморил бы, если бы понадобилось.

Арган. У вас, братец, с давних пор зуб против него… Но к делу. Что же следует предпринять, когда человек заболевает?

Беральд. Ничего, братец.

Арган. Ничего?

Беральд. Ничего. Надо только оставаться спокойным. Природа сама, если ей не мешать, постепенно наводит порядок. Это только наше беспокойство, наше нетерпение все портят: люди почти всегда умирают от лекарств, а не от болезней.

Арган. Но ведь нельзя же отрицать, братец, что природе можно известным образом прийти на помощь!

Беральд. Ах, братец, это все выдумки, которыми мы любим себя тешить! Ведь во все времена у людей возникали досужие вымыслы, которым мы верим потому, что они нам приятны и нам хочется, чтобы они были истиной. Когда врач обещал помочь вашему организму, успокоить его, освободить его от того, что ему вредно, и дать то, чего ему не хватает, исцелить его, восстановить его деятельность, когда врач обещает вам очистить кровь, излечить внутренности и мозг, сократить селезенку, наладить работу легких, починить печень, укрепить сердце, сохранить нормальное количество внутреннего тепла в организме, когда он уверяет, что знает секрет продления жизни на долгие годы, он рассказывает вам медицинский роман. А как дойдет до проверки на опыте, то ничего у этого врача не выходит, и вы словно пробуждаетесь после волшебного сна с чувством досады, что поверили.

Арган. Другими словами, вся мудрость мира сосредоточена у вас в голове, и вы воображаете, что знаете больше, чем великие врачи нашего времени, сколько их ни есть?

Беральд. У ваших великих врачей слово расходится с делом. Послушать, что они говорят, — они умнейшие люди на свете, а посмотреть на деле, так они величайшие невежды.

Арган. Ого! Вы, я вижу, сами великий врач! Жаль, что здесь нет никого из докторов: они живо разбили бы все ваши доводы и заткнули вам рот.

Беральд. Братец! Я вовсе не ставлю своей задачей сражаться с медициной: пусть каждый человек на свой страх и риск верит во все, что ему вздумается. Наш разговор должен остаться между нами. Мне бы только очень хотелось вывести вас из заблуждения и ради забавы показать вам какую-нибудь комедию Мольера, затрагивающую этот предмет.

Арган. Ваш Мольер со своими комедиями — изрядный наглец! Хорош предмет для насмешек — такие почтенные люди, как доктора!

Беральд. Он осмеивает не докторов, он показывает смешные стороны медицины.

Арган. Его ли ума это дело — критиковать медицину? Этакий невежа, этакий наглец! Смеяться над советами и рецептами врачей, нападать на медицинское сословие, выводить на сцену таких достойных людей, как доктора!

Беральд. Что же ему и выводить на сцену, как не различные профессии? Выводят же там каждый день принцев и королей, которые уж, кажется, не ниже родом, чем доктора.

Арган. Черт возьми! Будь я доктор, я бы отомстил ему за его дерзость. А если бы он заболел, я бы оставил его без всякой помощи. Что бы с ним ни было, я не прописал бы ему ни единого клистиришки, ни единого кровопусканьишка, а сказал бы ему: «Подыхай, подыхай! В другой раз не будешь издеваться над медициной!»

Беральд. Однако вы на него очень сердиты!

Арган. Да, потому что он сумасброд; умные доктора непременно так с ним и поступят.

Беральд. Он окажется еще умнее ваших докторов и не обратится к ним за помощью.

Арган. Тем хуже для него, если он не прибегнет к лекарствам.

Беральд. У него есть причины отказываться от них: он уверяет, что лекарства хороши только для людей здоровых и крепких, у которыххватает сил выдержать одновременно и болезнь и лекарство; у него же самого ровно столько сил, сколько нужно, чтобы выдержать только болезнь.

Арган. Глупейшее рассуждение!.. Послушайте, братец, не будем больше говорить об этом человеке: это вызывает у меня разлитие желчи, я могу снова расхвораться.

Беральд. Пожалуйста, братец. Итак, переменим разговор. Теперь мне хочется вам сказать, что из-за упорства вашей дочери вам не следует прибегать к таким крайним мерам, как заключение ее в монастырь; при выборе зятя не должно слепо доверять своему вкусу — здесь необходимо до известной степени считаться со склонностью самой девушки, ибо дело идет о всей ее жизни, от этого зависит, будет ли она счастлива в супружестве.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и г-н Флеран с клистиром в руке.

Арган. Ах, братец, с вашего позволения…

Беральд. Как! Что вы хотите делать?

Арган. Небольшое промывательное — это очень быстро.

Беральд. Помилуйте! Неужели вы не можете побыть минутку без промывательных и без лекарств? Отложите до другого раза и посидите со мной спокойно.

Арган. Господин Флеран! Отложим до вечера или до завтрашнего утра.

Г-н Флеран (Беральду). Зачем вы вмешиваетесь не в свое дело, зачем вы спорите против предписаний врача и не даете господину Аргану поставить клистир? Вы слишком много на себя берете!

Беральд. Полно, сударь! Сразу видно, что вы не привыкли иметь дело с человеческими лицами.

Г-н Флеран. Нельзя так издеваться над лечением и заставлять меня даром терять время. Я пришел сюда только потому, что получил определенное предписание, и я расскажу господину Пургону, что вы помешали исполнить его приказание и мою обязанность. Вот увидите, вот увидите… (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Беральд, Арган.

Арган. Из-за вас, братец, может случиться несчастье.

Беральд. Большое несчастье — не поставить клистир, который прописал господин Пургон! Еще раз спрашиваю вас, братец: неужели нет средств вылечить вас от страсти к докторам и вы на всю жизнь так и погрязнете в их лекарствах?

Арган. Ах, братец, вы рассуждаете, как вполне здоровый человек! Будь вы на моем месте, вы бы заговорили по-иному. Легко бранить медицину, когда ты здоров как бык.

Беральд. Но какая же у вас болезнь?

Арган. Вы меня выводите из себя! Я желал бы, чтобы к вам привязалась та же болезнь, что и ко мне. Посмотрел бы я тогда, что бы вы запели… А вот и господин Пургон!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, г-н Пургон и Туанета.

Г-н Пургон. Мне сейчас рассказали, что у вас в доме творится бог знает что: оказывается, здесь смеются над моими назначениями и не желают исполнять мои предписания!

Арган. Сударь! Это не…

Г-н Пургон. Величайшая дерзость, неслыханный бунт больного против врача!

Туанета. Это ужасно!

Г-н Пургон. Клистир, который я имел удовольствие приготовить самолично…

Арган. Это не я…

Г-н Пургон. Клистир, придуманный и составленный по всем правилам науки…

Туанета. Какое безобразие!

Г-н Пургон. Клистир, который должен был произвести на внутренности чудесное действие…

Арган. Это мой брат…

Г-н Пургон. Такой клистир отвергается с презрением!

Арган (указывая на Беральда). Это он…

Г-н Пургон. Чудовищный поступок!

Туанета. Совершенно верно.

Г-н Пургон. Вопиющее покушение на достоинство медицины!

Арган (указывая на Беральда). Это он виноват…

Г-н Пургон. Преступление против медицинского сословия, преступление, которому нельзя придумать достаточно строгого наказания!

Туанета. Вы правы.

Г-н Пургон. Я заявляю вам, что отныне порываю с вами всякие отношения…

Арган. Но ведь это мой брат…

Г-н Пургон. …и что я не желаю больше иметь с вами ничего общего.

Туанета. Поделом господину Аргану.

Г-н Пургон. Чтобы доказать вам, что все кончено, я разрываю дарственную, которую я составил в пользу моего племянника на случай его женитьбы. (В бешенстве рвет бумагу на мелкие клочки.)

Арган. Это мой брат все наделал!

Г-н Пургон. Пренебречь моим клистиром!

Арган. Велите принести, я сейчас же его поставлю.

Г-н Пургон. Еще немного — и я бы окончательно вылечил вас.

Туанета. Он этого не заслуживает.

Г-н Пургон. Я собирался прочистить ваш организм, изгнать из него дурные соки…

Арган. Ах, братец!

Г-н Пургон. И мне бы потребовалось не более дюжины лекарств, чтобы довести прочистку до конца…

Туанета. Он не стоит ваших забот.

Г-н Пургон. Но раз вы не захотели, чтобы я вас вылечил…

Арган. Да я же не виноват!

Г-н Пургон. Раз вы вышли из повиновения, которого доктор вправе требовать от своего больного…

Туанета. Это вопиет к отмщению!

Г-н Пургон. Раз вы взбунтовались против лекарств, которые я вам назначил…

Арган. Да нисколько!

Г-н Пургон. Мне остается только вам сказать, что я покидаю вас и предоставляю вам страдать от вашего дурного организма, от расстройства ваших внутренних органов, от вашей испорченной крови, от горечи вашей желчи и от застоя ваших дурных соков.

Туанета. Правильно делаете!

Арган. Боже мой!

Г-н Пургон. Желаю вам, чтобы через несколько дней вы пришли в состояние полной неизлечимости.

Арган. Помилуйте!

Г-н Пургон. Пусть у вас сделается брадипепсия[130]

Арган. Господин Пургон!

Г-н Пургон. После брадипепсии — диспепсия…

Арган. Господин Пургон!

Г-н Пургон. После диспепсии — апепсия…

Арган. Господин Пургон!

Г-н Пургон. После апепсии — лиентерия…

Арган. Господин Пургон!

Г-н Пургон. После лиентерии — дизентерия…

Арган. Господин Пургон!

Г-н Пургон. После дизентерии — гидропизия…

Арган. Господин Пургон!

Г-н Пургон. А после гидропизии — смерть, как следствие вашего безумия.

Г-н Пургон уходит. Туанета провожает его.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Беральд, Арган.

Арган. Ах, боже мой, я умираю! Братец! Вы погубили меня.

Беральд. Что такое? Что с вами?

Арган. Я больше не могу… Я уже чувствую, как медицина мстит за себя.

Беральд. Да вы с ума сошли, братец! Я бы дорого дал, чтобы никто не видел, что с вами происходит. Ощупайте себя, прошу вас, придите в себя и не давайте воли своему воображению.

Арган. Вы слышали, братец, какими ужасными болезнями он мне грозил?

Беральд. Какой же вы простак!

Арган. Он сказал, что через несколько дней я буду неизлечим.

Беральд. А какое это имеет значение? Оракул он, что ли? Послушать вас, так можно подумать, что господин Пургон держит в своих руках нить вашей жизни и, облеченный высшей властью, укорачивает или удлиняет ее, как ему вздумается. Поймите, что основа вашей жизни заключена в вас самих, а гнев господина Пургона столь же мало способен вас умертвить, как его лекарство — исцелить. Вот вам удобный случай, если бы вы пожелали избавиться от докторов. А уж если вы не в состоянии без них обойтись, то нетрудно, братец, найти другого доктора, с которым было бы не так опасно иметь дело.

Арган. Ах, братец, он так хорошо изучил мою натуру, так умеет с ней обращаться!

Беральд. У вас, надо сознаться, тьма предрассудков, вы очень странно смотрите на вещи.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и Туанета.

Туанета (Аргану). Сударь! Пришел лекарь и желает вас видеть.

Арган. Какой лекарь?

Туанета. Такой, который лечит.

Арган. Я тебя спрашиваю, кто он такой?

Туанета. Не знаю, только он похож на меня как две капли воды. Если бы я не была уверена, что моя мать честная женщина, я бы подумала, что это мой братец, которого она произвела на свет после смерти моего батюшки.

Арган. Пусть войдет.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Беральд, Арган.

Беральд. Вам повезло: один врач вас покинул, другой явился на смену.

Арган. Боюсь я, как бы из-за вас не случилось несчастья.

Беральд. Опять вы за свое!

Арган. Видите ли, у меня из головы не выходят все эти неизвестные мне болезни, эти…

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и Туанета, одетая доктором.

Туанета. Разрешите, сударь, вам представиться и предложить свои услуги по части всевозможных кровопусканий и слабительных, которые могут вам понадобиться.

Арган. Я вам очень обязан, сударь. (Беральду.) Вылитая Туанета, честное слово!

Туанета. Прошу прощения, сударь: я забыл отдать одно распоряжение моему слуге, я сейчас возвращусь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Беральд, Арган.

Арган. Вам не кажется, что это и есть Туанета?

Беральд. Сходство, правда, очень большое. Но такие вещи случаются, история полна примеров подобной игры природы.

Арган. Меня это очень удивляет, и…

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Те же и Туанета.

Туанета. Что вам угодно, сударь?

Арган. Что такое?

Туанета. Разве вы меня не звали?

Арган. Я? Нет!

Туанета. Верно, у меня в ушах зазвенело.

Арган. Побудь-ка здесь, я хочу посмотреть, насколько велико сходство у этого доктора с тобой.

Туанета. Да, как же, есть мне время! Я на него и так нагляделась! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Беральд, Арган.

Арган. Если бы я не видел их обоих, я подумал бы, что это одно и то же лицо.

Беральд. Мне приходилось читать удивительные вещи о подобного рода сходстве, и даже в наши дни произошел один такой случай, когда все были обмануты.

Арган. Я бы, наверно, ошибся и готов был бы присягнуть, что это одно и то же лицо.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Те же и Туанета, одетая доктором.

Туанета. Покорнейше прошу извинить меня, сударь.

Арган (Беральду, тихо). Удивительно!

Туанета. Не сочтите, пожалуйста, за нескромность мое желание повидать такого знаменитого больного, как вы: о вас всюду идет молва, и это может послужить оправданием моей смелости.

Арган. Я к вашим услугам, сударь.

Туанета. Я замечаю, сударь, что вы пристально на меня смотрите. Как вы полагаете, сколько мне лет?

Арган. Мне кажется, самое большее лет двадцать шесть — двадцать семь.

Туанета. Ха-ха-ха-ха-ха! Мне девяносто!

Арган. Девяносто?

Туанета. Да. Вы видите перед собой результат секретов моего искусства, которые дают мне возможность сохранять себя бодрым и свежим.

Арган. Вот это да! Прекрасный молодой старик для своих девяноста лет!

Туанета. Я странствующий доктор: переезжаю из города в город, из провинции в провинцию, из королевства в королевство и разыскиваю достойный моего дарования материал — разыскиваю заслуживающих моего внимания больных, на которых можно было бы применить все те великие и прекрасные открытия, которые я сделал в медицине. Я презираю возню с обычными ничтожными болезнями, всеми этими пустячными ревматизмами, воспалениями, всякими там лихорадочками, истериками, мигреньками. Я ищу серьезных болезней: хороших длительных горячек с мозговыми явлениями, хорошего пятнистого тифа, хорошей чумы, хорошей водяночки, хорошего плеврита с воспалением легких — вот это мне по душе, вот тут я могу развернуться вовсю. Я хотел бы, сударь, чтобы у вас были все эти болезни, которые я назвал, чтобы все доктора от вас отступились, чтобы вы утратили всякую надежду и дошли до агонии, тогда я доказал бы вам превосходство моих средств, а равно и мое желание быть вам полезным.

Арган. Я бесконечно признателен вам, сударь, за вашу доброту.

Туанета. Дайте-ка ваш пульс. Ну-ну, бейся как следует! О, я тебя приведу в порядок! Вот дерзкий пульс! Сразу видно, что он еще со мной не знаком. Кто ваш доктор?

Арган. Господин Пургон.

Туанета. В моем списке знаменитых докторов этого имени нет. Какую болезнь он у вас нашел?

Арган. Он говорит, что у меня болезнь печени, а другие думают — что селезенки.

Туанета. Все они невежды! У вас больные легкие.

Арган. Легкие?

Туанета. Да. Что вы чувствуете?

Арган. У меня время от времени болит голова.

Туанета. Ну конечно, легкие!

Арган. Иногда кажется, что глаза застилает.

Туанета. Легкие!

Арган. Иногда болит сердце.

Туанета. Легкие!

Арган. Иногда я чувствую слабость во всем теле.

Туанета. Легкие!

Арган. А иногда бывает боль в животе, как будто бы колики.

Туанета. Легкие! Аппетит у вас есть?

Арган. Есть, сударь.

Туанета. Легкие! Вы любите винцо?

Арган. Люблю, сударь.

Туанета. Легкие! Вас слегка клонит ко сну после обеда? Вам приятно бывает поспать?

Арган. Да, сударь.

Туанета. Легкие, легкие, говорят вам! Какое питание назначил вам доктор?

Арган. Он позволил мне есть суп.

Туанета. Невежда!

Арган. Домашнюю птицу.

Туанета. Невежда!

Арган. Телятину.

Туанета. Невежда!

Арган. Разные бульоны.

Туанета. Невежда!

Арган. Свежие яйца.

Туанета. Невежда!

Арган. На ночь — чернослив, для облегчения желудка.

Туанета. Невежда!

Арган. А главное, велит сильно разбавлять вино водой.

Туанета. Ignorantus, ignoganta, ignogantum![131] Вы должны пить чистое вино. А для того чтобы сгустить вашу кровь, которая слишком жидка, вам надо есть жирную говядину, жирную свинину, каштаны, хороший голландский сыр, рисовую и всякую другую кашу и непременно желе, чтобы пища склеивалась и обволакивалась. Ваш доктор — олух. Я пришлю вам моего помощника, а сам, пока я здесь, в городе, буду время от времени навещать вас.

Арган. Вы очень меня обяжете.

Туанета. На кой черт вам эта рука?

Арган. Что?

Туанета. Я бы на вашем месте сейчас же ее отрезал.

Арган. Почему?

Туанета. Разве вы не видите, что она оттягивает к себе всю пищу и мешает той стороне получать питание?

Арган. Да, но мне нужна эта рука.

Туанета. Точно так же, будь я на вашем месте, я выколол бы себе правый глаз.

Арган. Выколоть глаз?

Туанета. Разве вы не видите, что он мешает другому глазу и отнимает у него питание? Послушайте меня, выколите его как можно скорее, и тогда у вас левый глаз будет гораздо лучше видеть.

Арган. Это ведь не к спеху.

Туанета. Ну, прощайте! Мне жаль так скоро от вас уходить, но я тороплюсь на один весьма важный консилиум по поводу мужчины, который вчера умер.

Арган. Мужчины, который вчера умер?

Туанета. Да. Необходимо обсудить и решить, что надо было делать, чтобы вылечить его. До свиданья!

Арган. Больные, как вы знаете, никогда не провожают.

Туанета уходит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Беральд, Арган.

Беральд. Это, кажется, действительно очень хороший доктор.

Арган. Да, только уж очень он скор.

Беральд. Все великие доктора таковы.

Арган. Отрезать руку, выколоть глаз для того, чтобы другой лучше видел? Нет, уж пусть лучше он не так хорошо видит. Вот так операция, после которой сделаешься кривым и безруким!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Те же и Туанета.

Туанета (делая вид, что с кем-то разговаривает). Хорошо, хорошо, покорно благодарю! Некогда мне шутки шутить.

Арган. Что там такое?

Туанета. Да вот ваш доктор хотел пощупать мне пульс.

Арган. Кто бы мог подумать: в девяносто лет!

Беральд. Ну, братец, раз господин Пургон с вами теперь в ссоре, не поговорим ли мы о том женихе, которого я имею в виду для моей племянницы?

Арган. Нет, братец. Я решил отдать ее в монастырь, раз она противится моей воле. Я прекрасно вижу, что тут завелись любовные делишки. Я проведал об одном тайном свидании, хотя никто еще не подозревает, что оно мне стало известно.

Беральд. Ну что же, братец, если даже тут и есть легкое увлечение, разве оно уж так преступно? Может ли это вас опозорить, если все клонится к такому честному делу, как брак?

Арган. Как хотите, братец, а она станет монахиней — это решено.

Беральд. Вы думаете кому-то угодить.

Арган. Я понимаю, куда вы все клоните: моя жена не дает вам покоя.

Беральд. Да, братец, уж если говорить начистоту, так действительно я имею в виду вашу супругу. Мне так же несносно ваше помешательство на медицине, как ваша безумная любовь к этой женщине: я не могу видеть, как вы попадаете во все ловушки, которые она вам расставляет.

Туанета. Ах, сударь, не говорите так о моей госпоже! Право, о ней ничего дурного сказать нельзя: это женщина бесхитростная, и уж любит она господина Аргана, так любит… невозможно сказать, до чего любит.

Арган. Спросите у Туанеты, как она со мной ласкова…

Туанета. Истинная правда.

Арган. Как ее тревожит моя болезнь…

Туанета. В самом деле!

Арган. Какими заботами и попечениями она меня окружает.

Туанета. Все верно. (Беральду.) Хотите, я вам сейчас покажу, и вы сможете воочию убедиться, до чего она любит господина Аргана! (Аргану.) Позвольте мне, сударь, раскрыть ему глаза и рассеять его заблуждение.

Арган. Каким образом?

Туанета. Ваша жена сейчас придет сюда. Вытянитесь в кресле и притворитесь, что вы умерли. Вы увидите, как она будет горевать, когда я объявлю ей об этом.

Арган. Отлично.

Туанета. Только не давайте ей слишком долго предаваться отчаянию, а то она может умереть с горя.

Арган. Я сам знаю, что мне надо делать.

Туанета (Беральду). А вы спрячьтесь пока в этот угол.

Арган. А не опасно притворяться мертвым?

Туанета. О нет! Какая же может быть в этом опасность? Скорее вытягивайтесь! (Тихо.) То-то посмеемся над вашим братцем!.. А вот и ваша жена. Лежите смирно.

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Беральд, Арган, вытянувшийся в кресле, Туанета, Белина.

Туанета (делает вид, что не замечает Белину). Ах, боже мой, вот беда! Что же это за напасть такая!

Белина. Что с тобой, Туанета?

Туанета. Ах, сударыня!

Белина. Что случилось?

Туанета. Ваш муж скончался!

Белина. Мой муж скончался?

Туанета. Увы, да! Приказал долго жить!

Белина. Наверно?

Туанета. Наверно! Об этом еще никто не знает. Я была около него одна, и он тихо испустил дух на моих руках. Вот он, вытянулся в кресле.

Белина. Слава тебе господи! Наконец-то я освободилась от этой обузы! Какая ты глупая, Туанета, что так огорчаешься!

Туанета. Я думала, сударыня, что следует поплакать.

Белина. Полно, не стоит! Подумаешь, какая потеря! Кому он был нужен? Человек, всех стеснявший, неопрятный, противный, вечно возившийся со своими клистирами и лекарствами, постоянно сморкавшийся, кашлявший, плевавший, человек глупый, надоедливый, ворчливый, всех изводивший, день и ночь ругавший служанок и лакеев!..

Туанета. Вот чудное надгробное слово!

Белина. Помоги мне, Туанета, привести в исполнение мой план, — можешь быть уверена, что без награды не останешься. Так как, по счастью, никто еще ничего не знает, перенесем его на кровать и скроем, что он умер, пока я не улажу свои дела. Я хочу захватить бумаги и деньги: было бы просто несправедливо не вознаградить себя за то, что я провела около него свои лучшие годы. Пойдем, Туанета, возьмем сначала все ключи.

Арган (внезапно встает). Не торопитесь!

Белина. Ай!

Арган. А, любезная супруга, так-то вы меня любите?

Туанета. Ай-ай, покойник не умер!

Арган (вдогонку Белине). Я очень рад, что узнал вашу любовь ко мне и услышал прекрасное похвальное слово, которое вы произнесли в мою честь. Это мне наука: вперед буду умнее и осмотрительнее.

Беральд (выходит из засады). Ну что, братец, теперь вы убедились?

Туанета. По чести, ничего подобного я не ожидала!.. Но я слышу, идет ваша дочь. Лягте еще разок — посмотрим, как она примет весть о вашей кончине. Ее тоже не мешает проверить: раз уж вы на это пошли, то вот так вы и узнаете, какие чувства питают к вам все ваши близкие.

Беральд снова прячется.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Беральд, Арган, Туанета, Анжелика.

Туанета (делает вид, что не замечает Анжелику). Ах, боже мой! Вот горе-то! Какой ужасный день!

Анжелика. Что с тобой, Туанета? О чем ты плачешь?

Туанета. Увы, я должна сообщить вам печальную весть!

Анжелика. Что такое?

Туанета. Ваш батюшка скончался.

Анжелика. Мой отец скончался, Туанета?

Туанета. Да, посмотрите сами. Он только что умер от разрыва сердца.

Анжелика. О боже! Какое несчастье! Жестокая моя судьба! Увы! Неужели я потеряла отца, единственное, что было у меня в жизни, и, к довершению всего, потеряла в ту минуту, когда он на меня гневался? Что будет со мной, несчастной? Где найду я утешение в таком великом горе?

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Те же и Клеант.

Клеант. Что с вами, прелестная Анжелика? О чем вы так плачете?

Анжелика. Увы! Я оплакиваю потерю самого дорогого и любимого существа: я оплакиваю смерть моего отца!

Клеант. О боже! Какое несчастье! Какой неожиданный удар! А ведь я только что упросил вашего дядю сделать за меня предложение и теперь явился к вашему батюшке, чтобы представиться ему лично и попытаться своими мольбами и изъявлениями своей преданности склонить его на то, чтобы вы стали моею.

Анжелика. Ах, Клеант! Не будем больше об этом говорить. Оставим все мечты о браке. После смерти отца свет потерял для меня всю свою привлекательность, я отрекаюсь от него навсегда. Да, батюшка, если раньше я прекословила вам, то теперь я исполню по крайней мере одно ваше желание и тем искуплю свою вину перед вами. (Бросается на колени перед Арганом.) Позвольте мне, батюшка, дать вам этот обет и в знак раскаянья поцеловать вас.

Арган (встает и обнимает Анжелику). Ах, дочь моя!

Анжелика. Ай!

Арган. Подойди ко мне, не бойся, я не умер. Ты моя кровь и плоть, ты моя истинная дочь. Я счастлив тем, что увидел твою прекрасную душу.

Анжелика. Ах, какая радостная неожиданность!.. Батюшка! Раз, к моему великому счастью, небо возвращает вас мне, позвольте мне броситься к вашим ногам и умолять вас об одном: если вы не сочувствуете влечению моего сердца, если вы несогласны выдать меня замуж за Клеанта, то заклинаю вас — не заставляйте меня по крайней мере выходить за другого. Вот единственная милость, о которой я вас прошу.

Клеант (бросается к ногам Аргана). Пусть наши мольбы тронут вас! Не противьтесь порыву того прекрасного чувства, которое мы испытываем друг к другу.

Беральд. Брат! Неужели вы можете перед этим устоять?

Туанета. Сударь! Неужто вас не трогает такая любовь?

Арган. Пусть он сделается доктором, тогда я соглашусь на их брак. (Клеанту). Да, сделайтесь доктором — и я отдам за вас мою дочь.

Клеант. С восторгом, сударь! Если нужно только это, чтобы стать вашим зятем, я готов сделаться доктором, даже аптекарем, если вам угодно. Это пустяки, ради прелестной Анжелики я готов на все.

Беральд. А знаете, что мне пришло в голову, братец? Сделайтесь вы сами доктором! Тогда будет еще удобнее: вы найдете в самом себе все, что вам требуется.

Туанета. И то правда! Это самый лучший способ скоро вылечиться: ни одна болезнь не посмеет привязаться к доктору.

Арган. Видно, братец, вы надо мной смеетесь. Разве в моем возрасте начинают учиться?

Беральд. Вот еще — учиться! Вы и так достаточно образованы — многие доктора знают не больше вашего.

Арган. Но ведь надо уметь хорошо говорить по-латыни, распознавать болезни и знать средства от них.

Беральд. Как только получите докторскую мантию и шапочку, сразу же все узнаете и станете великим искусником.

Арган. Что? Стоит надеть мантию — и ты уже можешь рассуждать о болезнях?

Беральд. Ну да! Когда говорит человек в мантии и шапочке, всякая галиматья становится ученостью, а всякая глупость — разумной речью.

Туанета. Право, сударь, одна ваша борода уже много значит:[132] у кого есть борода, тот уже наполовину доктор.

Клеант. Я, во всяком случае, согласен на все.

Беральд (Аргану). Хотите, мы это устроим сейчас?

Арган. Как — сейчас?

Беральд. Да, сейчас, у вас в доме.

Арган. У меня в доме?

Беральд. Да. У меня есть много друзей среди медиков, они сейчас же сюда явятся и проделают эту церемонию у вас в зале. И это вам ничего не будет стоить.

Арган. Ну а мне-то что же говорить? Что отвечать?

Беральд. Вам все объяснят в двух словах и напишут на бумаге, что вам надо будет говорить. Идите оденьтесь понаряднее, а я пошлю за ними.

Арган. Что ж, попробуем. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ

Беральд, Туанета, Анжелика, Клеант.

Клеант. Что все это значит? Кто эти ваши знакомые медики?

Туанета. Что вы собираетесь делать?

Беральд. Собираюсь немного позабавиться сегодня вечером. Актеры сочинили маленькую интермедию, изображающую получение докторского звания, с танцами и музыкой. Вот я и хочу, чтобы мы все ее посмотрели и чтобы мой брат исполнил в ней главную роль.

Анжелика. Однако, дядюшка, мне кажется, вы слишком уж потешаетесь над моим отцом.

Беральд. Нет, милая племянница, я хочу не столько над ним потешиться, сколько снизойти к его слабости. Это все останется между нами. Каждый из нас тоже может взять на себя какую-нибудь роль и принять участие в комедии. Во время карнавала это разрешается. Пойдем скорее и приготовим все, что нужно.

Клеант (Анжелике). Вы согласны?

Анжелика. Да, если дядюшка будет нами руководить.

ТРЕТЬЯ ИНТЕРМЕДИЯ

[133]

Она представляет собой шуточную церемонию присвоения докторского звания бакалавру, которого изображает Арган, — церемонию с музыкой, пением и танцами.

Первый балетный выход. Являются обойщики; они украшают зал и расставляют скамьи. Затем собрание, состоящее из восьми клистироносцев, шести аптекарей, двадцати двух докторов, одного бакалавра, восьми хирургов танцующих и двух поющих, входит и занимает места согласно рангу каждого.

Президент.

Вам, мудриссими доктóрес,
Медицине профессóрес,
Аткве и другим месьóрес,
Истинным экзекутóрес,
Всех прескрипций факультáтис,
Квихик ныне собирáтис, —
Апотикарии, хирургиани, —
Вам, всей честной компании, —
Чести, денег за визитум,
Атква бонум аппетитум.
Коллеги! Я нон пóссум сáтис
Удивлятис, восторгатис,
Квáлис нам дана концессия —
Медицинская профессия
Бен тровáта прекрасниссима,
Медицина иллюстриссима!
Лишь одним своим названием,
Сиречь наименованием,
Совершáнтур чудесóрум,
Позволентур народóрум
Всевозможнейших родóрум,
В ус не дуя, жить годóрум.
Уби сумус — мы видéмус,
Сколько славы намус всéмус
В целом мире: стáрус, мáлус
Видят в нас свой идеалус.
Все лекарств у нас искáрунт,
Как богов нас обожáрунт,
Перед нашей компетенцией
Князь и царь склонят главенции.
Эрго, нам велит сапьенция,
Здравус смыслус эт пруденция:
Не жалея сил, стараре,
Чтоб из рук не упускаре
Славу, гонор, привилегию,
Чтоб в доктриссиму коллегию
Проникать не допускаре
Лиц, достойных уважения
Эт способных занимаре
Нóструм бóнум положение.
Нунк, затем вы конвокати,
Чтоб в учебном докторате
Сей ученый муж, котóрис
Ищет звания доктóрис,
Здесь пройдя экзаменацию,
Получил квалификацию.
Первый доктор.

Если дóмине президéнтус
И тóтус кворум извинéнтус,
Бакалавра эго пóссум
Затруднить одним вопросом:
Кáуза и резóнус — квáре
Опиум фéцит засыпаре?
Бакалавр.

Почтенный доктор инквит: кваре
Опиум фецит засыпаре?
Респондэс на кое:
Хáбет свойство такое —
Виртус снотвóрус,
Котóрус
Пóте силу храпира
Натуру усыпира.
Хор.

Бене, бене, бене, превосходно:
Дигнус он войти свободно
В ностро славное сословие,
Респондендо всем условиям.
Второй доктор.

С санкции дóмини президента
И достойниссиме факультета
Прошу у бакалавра ответа:
Какие медикаменты
И назначения какие
Подлежат гидропизии?
Бакалавр.

Клистериум вставляре,
Постéа кровь пускáре,
А затем — пургáре.
Хор.

Бене, бене, бене, превосходно:
Дигнус он войти свободно
В ностро славное сословие,
Респондендо всем условиям.
Третий доктор.

С санкции домини президента,
Докториссими собрания
И всей ученой компании,
Бакалавра, если поссум,
Затрудню одним вопросом:
Как лечить диабетиков,
Астматиков и табетиков?
Бакалавр.

Клистериум вставляре,
Постеа кровь пускаре,
А затем — пургаре.
Хор.

Бене, бене, бене, превосходно:
Дигнус он войти свободно
В ностро славное сословие,
Респондендо всем условиям.
Четвертый доктор.

Бакалавр силен, как немногие,
В медицине и патологии.
Да позволит мне домине президентус
И доктриссиме собрание инквире
И спросире, как поступире:
Иéри пришел ко мне пациентус,
Горячка не покидает его ни на моментус,
Голова у него болидит,
Бокус у него колидит,
Кум гранде трудом дышéбат,
Кум пéна распирéбат, —
Благоволите сказаре:
Как илло поступаре?
Бакалавр.

Клистериум вставляре,
Постеа кровь пускаре,
А затем — идем пургаре.
Пятый доктор.

Но если недугус — самус
Пéссимус, упрямус,
Но вульт уступаре:
Квид илло поступаре?
Бакалавр.

Клистериум вставляре,
Постеа кровь пускаре,
А затем — идем пургаре.
Хор.

Бене, бене, бене, превосходно:
Дигнус он войти свободно
В ностро славное сословие,
Респондендо всем условиям.
Президент.

Юрас: дашь ли с сей минуты
Клятву соблюдать статуты,
Медицины все прескрипции,
Не меняя их транскрипции?
Бакалавр.

Юро.
Президент.

Юрас ты ин омнибус
Консультационибус
Быть того же сéмпер мнения,
Как и древнее учение?
Бакалавр.

Юро.
Президент.

Не давать пациентóрум
Новых медикаментóрум
И ничем не пользовáтис,
Кроме средств от факультáтис,
Хоть больной бы издыхáнтур,
И совсем в ящик сыгрáнтур?
Бакалавр.

Юро.
Президент.

Эго кум берéто исто
Доно тиби право клинициста,
Санкциам и разрешениам
На всякого рода лечениам:
Медиканди,
Пурганди,
Кровопусканди,
Вскрыванди,
Резанди,
Секанди
И убиванди
Безнаказанно всяким манером
Пер тóтам тéррам.
Второй балетный выход
Все хирурги и аптекари в такт кланяются бакалавру.

Бакалавр.

Мудриссиме профессора доктрины,
Ревеню, кассии и рицины!
Было бы безумиéнзис,
Смешиéнзис и нелепиéнзис,
Если б я осмелибáтур
Вас хвалами лаудáтор,
Прибавляндо сóлнциусу светáрис,
Небосклониусу — звездáрис,
Волнам — океанус космáтус,
Весне — роз аромáтус.
Вместо всех словáбилес,
Коллеги венерáбилес,
Позвольте мне апелляре
И вóбис сик сказаре:
Вы дали мне, михи, юро,
Мáгис, чем отец и натура:
Натурой и отцом
Я создан был человеком,
Вы ж были добрее мéкум,
Сделав меня врачом,
И за это, доктриссиме квóрум,
В этом сердце живут к вам, кви
Ин сэкула сэкулóрум —
Чувства благодарности и любви.
Хор.

Виват, виват,
Виват ему стократ!
Виват, доктóрус нóвус,
Славный краснослóвус!
Тысячу лет ему кушáре,
Милле аннис попивáре,
Кровь пускáре и убивáре!
Третий балетный выход
Все хирурги и аптекари танцуют под пение и музыку, бьют в ладоши и в такт стучат пестиками.

Хирурги.

Да узрит он скоро
Свой рецептóрум
У всех хирургóрум
И апотикáрум
Ходким товаром!
Хор.

Виват, виват,
Виват ему стократ!
Виват, докторус новус,
Славный краснословус!
Тысячу лет ему кушаре,
Милле аннис попиваре,
Кровь пускаре и убиваре!
Хирурги.

Будь за áннум áнно
К нему постоянно
Судьба благосклóнис
Своими дóнис!
Пусть не знает иных он бóлес,
Кроме пéсты, верóлес,
Рéзис, кóликас, воспалéниас
И кровотечéниас!
Хор.

Виват, виват,
Виват ему стократ!
Виват, докторус новус,
Славный краснословус!
Тысячу лет ему кушаре,
Милле аннис попиваре,
Кровь пускаре и убиваре!
Четвертый балетный выход
Доктора, хирурги и аптекари торжественно уходят в том же порядке, в каком вошли.

СТИХОТВОРЕНИЯ

Перевод А. Эфрон

БЛАГОДАРНОСТЬ КОРОЛЮ

[134]

Довольно, Муза, я начну сердиться!
Вы, право, лени образец…
К монарху на поклон явиться
Давно пора вам наконец!
Извольте посетить дворец
С утра, немедля — вот мое веленье!
За августейшее благоволенье
Где ваша благодарность королю?
Скорее в Лувр! Но только, вас молю,
Свое перемените облаченье:
Не всяк вас любит в нем, как я люблю…
Увы нам! При дворе не ко двору Камена:[135]
Ее простой наряд — иным укор…
Там ценят только то, что услаждает взор.
Свой облик изменить всенепременно
Вам надлежит; надев мужской убор,
Маркизом станьте, дерзко и надменно
Взирающим на ближних сверху вниз.
Вы помните, как выглядит маркиз?
Над париком, струящимся волнами
(Мотовки моды дорогой каприз!),
Увенчанная перьев облаками,
Пусть шляпа выдается, словно мыс;
Пусть брыжей низвергаются каскады
На куцый дóнельзя камзол,
И, в довершенье маскарада,
Подкладкою плаща чаруйте взгляды,
Наружу вывернув его подол.
Теперь вы стали, изменив обличье
И нацепив всю эту ерунду,
Воистину персоной на виду…
Пройдите же, как здесь велит обычай,
Причесываясь на ходу,
Гвардейский зал от края и до края,
Показывая всем, что тут вы — свой,
Кому кивнув, кому махнув рукой,
По имени вельможных окликая,
Чтó придает, по мнению повес,
Им в свете обаяние и вес.
Не прячьте гребешок: он пригодится
В дверь спальни королевской поскрестись.
Что за толпа! Откуда все взялись?
Не протолкаться, не пробиться…
Вам остается только влезть
На подоконник с ловкостью завидной,
Так, чтоб любому стало видно,
Что вы и шляпа ваша тоже здесь.
Тут, сверху, как моряк, узревший брег,
Кричите: «Доложить, что прибыл имярек!»
Не помогло? Тогда, как дьявол сущий,
Кидайтесь сквозь толпу к дверям, на абордаж!
Вонзайтесь топором в людскую гущу:
Быть всюду первым — козырь ваш!
И если даже грозный страж
Вас отпихнет, как стражам всем присуще,
Работайте, мой друг, локтями пуще,
Не отступая ни на шаг.
Заняв позицию, расположитесь так,
Чтоб тот, кто сей порог перешагнет по праву
И в королевский попадет покой,
Был вынужден и вас увлечь с собой,
По нраву то ему иль не по нраву.
Пробравшись, проскользнув ужом в дверную щель,
Вперед стремитесь вновь, как делали досель:
На лаврах почивать не время.
К монарху подойти поближе — ваша цель.
Но вьется вкруг него придворных карусель,
Любезных царедворцев племя.
Быть может, осадить тихонечко назад
И, не сливаясь с этим хороводом,
Дождаться, чтоб король, пусть мимоходом
Остановив на Музе взгляд,
Ее признал пред всем народом,
Не обессудив за наряд?
Вот тут-то, не теряя ни мгновенья,
Пока бы государь на вас взирал,
Смогли бы вы в обширный мадригал
Облечь души своей благодаренье…
И прозвучали бы, как флейта и кимвал,
Слова признательности, клятвы, уверенья
В готовности его величеству служить,
Сил не щадя за все благодеянья,
Которыми решил он одарить
Столь недостойное таких щедрот созданье,
Чей разум, жизнь, искусство, дарованье
Отныне и навек ему посвящены,
Чтоб славу воспевать и чаровать досуги…
Превозносить свои грядущие заслуги,
Как Музы прочие, и вы уметь должны…
Но речи долгие не манят
Их слышащих сто раз на дню,
И слишком важными делами занят
Монарх, чтоб вникнуть в вашу болтовню.
Вам стоит лишь начать затейливую фразу,
Как существо ее он угадает сразу,
И, вас прервав с чарующей сердца
Улыбкой мудрою и благосклонной,
Пройдет, блестящей свитой окруженный,
Оставив вас, не молвившей словца,
Не доигравшей роли до конца…
Ну что ж, сочтите речь произнесенной
И — удалитесь из дворца!

СОНЕТ

господину Ла Моту Ле Вайе[136] на смерть его сына

Дай горю своему слезами изойти!
Оправдывает их безмерное страданье…
Когда сгорает жизнь, что призвана цвести,
И мудрости самой не удержать рыданья.
Какие тщимся мы приличия блюсти,
Когда, предав земле любимое созданье,
Бесстрастно говорим последнее «прости»?..
Ведь это — лучших чувств жестокое попранье!
Ушедшего никто и никогда не смог
Слезами воскресить… И это ль не предлог
Их влагой омочить иссушенные вежды?
Сокровища ума и сердца своего
Унес с собой твой сын и все твои надежды…
Оплакивай же их, оплакивай его!
Вы видите, милостивый государь, что я сильно уклонился пути, коим обыкновенно следуют в таких случаях: сонет, который я Вам посылаю, меньше всего может служить утешением. Но мне казалось, что по отношению к Вам я должен поступить именно так и что оправдать слезы философа, дать выход его страданиям значит утешить его. Если, однако ж, я не сумел найти достаточно веских доказательств, чтобы защитить Ваше чувство от суровых наставлений философии и чтобы убедить Вас в том, что Вы вольны плакать без всякого стеснения, то объясняется это недостатком красноречия: значит, я бессилен убедить других в том, чему сам следую неукоснительно.

МОЛЬЕР

ЧЕТВЕРОСТИШИЯ,

помещенные под эстампом Ледуайена с картины Ф. Шово, изображающей Братство Милосердия, учрежденное при церкви ордена Милосердия его святейшеством папой Александром VII в 1665 году[137]

О вы, кого гнетет греха порабощенье!
Низвергните его и груз его желез.
Вас призывает долг великогослуженья
Царице всеблагой, владычице небес.
Под игом одного ты — раб страстей презренный,
Под скипетром другой ты правишь ими сам.
Здесь уготован рай, там — вечный мрак геенны…
Пред выбором таким как сомневаться вам?

БУРИМЕ

(конец 60-х гг.)

Я, право, стал втупик пред вашею… лягушкой,
Тем более что вслед за ней идет… вино.
Мне легче было б прясть, крутя… веретено,
Чем, знаясь с буриме, закуковать… кукушкой!
Здесь каждый норовит блеснуть друг перед… дружкой
И в играх и всерьез; мне это не… дано.
Счастливцы, под Кутрá погибшие… давно,[138]
Не видят, как стихи становятся… игрушкой.
Нет, лучше было б мне терпеть святоши… гнев
(Пусть на меня рычит, как кровожадный… лев!),
Чем выжимать из уст подобие… сонета!
Вот вам и буриме. Окончилась… напасть.
Могу теперь сбежать — куда? Хоть на край… света!
Прощайте, славный принц,[139] и забавляйтесь… всласть!

СОНЕТ

Королю на победу над Франш-Конте[140]

Рассудком не объять одержанных тобою
Неслыханных побед, великий государь!
Подобных не узреть грядущему герою,
Герои давних битв таких не знали встарь.
Лавина? Вихрь? Огонь? Никчемные сравненья…
Как громовержец Зевс исполнен дивных сил,
Ты целый новый край призвал к повиновенью
И с Францией родной его объединил.
О нет, не ожидай, вернувшись с поля брани,
От наших робких Муз тебя достойной дани:
От твоего меча отстала лира их,
И времени тебе понадобилось мéне,
Чтоб одолеть врага, чем преданной Камене
На славящий победу стих!

СТАНСЫ

[141]

Сумеет ли тебя сегодня добудиться
Крылатый бог Амур, тобою восхищен?
Ты слишком долго спишь, души моей царица!
Проснись! Жизнь без любви — не более чем сон.
Не бойся ничего; в стране очарований,
Где властвует Любовь, печали не страшны.
Ведь даже и в тисках сомнений и страданий
Возносят ей хвалу сердца, что влюблены.
В себе ее таить — нет тяжелее казни…
К чему казнить себя? Да будет жизнь легка!
Стеснения отбрось и мне в своей приязни
Признайся, не страшась лукавого стрелка.
Красавица моя! Расплата неизбежна.
Ты, бравшая, смеясь, за сердцем сердце в плен,
Любым из них шутя игравшая небрежно,
Должна — таков закон! — отдать свое взамен.
Так сдайся на мольбы — к чему сопротивленье?
Доверься мне во всем, как требует Любовь…
Ведь красота цветет не долее мгновенья,
А молодость пройдет и не вернется вновь!

КУПОЛ ВАЛЬ-ДЕ-ГРАС

[142]

Двадцатилетний труд вершащая краса,[143]
Величественный храм, вознесший в небеса
Державную главу, чтоб к солнцу быть поближе,
Ты, первый средь чудес, рассеянных в Париже,
Пришельцев и гостей притягиваешь взгляд!..
Недаром о тебе немолчно говорят.
Да светит сквозь века звездою путеводной
Благочестивый дар принцессы благородной,[144]
Возвышенной души исполненный обет,
Что в мрамор воплощен и через сотни лет —
Обитель красоты, нетленная святыня —
Пленит сердца людей, как их пленяет ныне!
Но пуще всех богатств сокровищницы сей
Да сохранит господь от разрушенья дней,
От ржавчины времен венец сооруженья,
Вершину мастерства — художника творенье!
Ему лишь одному нет меры и цены
Среди всего, чем здесь глаза восхищены.
О, как же ты сумел, Миньяр, на радость нашу,
Наполнить купол сей — божественную чашу —
Плодами светлых дум, и знаний, и трудов,
Таланта, что возрос у тибрских берегов![145]
Кто подсказал тебе, какой нездешний гений
В многообразье форм, и в блеск изображений,
И в цвет, и в светотень облечь свои мечты?
Где черпаешь, в каком сосуде красоты
Все замыслы свои? Какой огонь священный
Твой озаряет путь, необщий и явленный
Из живописцев всех тебе лишь одному?
Кто крылья дал уму и дару твоему
И кисти наделил магическою силой
Вселенные творить из охры и белила,
Былые времена сегодня воскрешать,
Давать и камню жизнь, а дух — овеществлять?..
Но ты молчишь, Миньяр, нам не раскрыв секрета.
Художник неспроста его таит от света:
Делиться хочет он лишь с собственным холстом
Доставшимся ему великим мастерством —
Он за него платил безмерною ценою!
Но холст предаст тебя; своею же рукою
Волшебника на нем распишешься, Миньяр,
В том, что для всех людей открыт твой щедрый дар.
Так каменный шатер, простершийся над нами,
Стал школой мастерства, а мы — учениками,
И ты, наставник наш, читаешь нам урок
По книге, в коей нет ни букв, ни слов, ни строк,
Лишь образы, чей вид являет нам законы
Искусства твоего и все его каноны.
Они вещают нам, что истинных высот
В столь дивном ремесле достигнет только тот,
Кто в творчестве своем добьется сочетанья
Всех трех его основ[146] с бесспорным дарованьем.
Первейшая из сих незыблемых основ —
Воображенья дар; оно — дитя богов,
Лишь избранным творцам дается во владенье,
Его не обретет бескрылое корпенье!
Доныне бы ползком передвигались мы,
Когда бы не оно, влекущее умы
Превыше круч и туч; когда бы не умело
Влечь, двигать, созидать, распоряжаться смело
Мирами наших чувств и, не терпя преград,
Искусством управлять на свой высокий лад.
Рисунок, колорит — другие две основы,
Фантазии творца всегда служить готовы,
И замыслу его несут они вдвоем
Гармонию и цвет, пространство и объем.
Так живописца кисть, как и перо поэта,
В плоть облекают мысль, а наготу сюжета —
В сверкающий наряд такого образца,
Который бы привлек и взоры и сердца.
Но боже упаси забыть творцу картины
О том, что и сюжет и фон ее едины!
Меж фреской и стеной разрыв всегда нелеп;
Нельзя, чтоб, как театр, расписывали склеп,
Меняли ад и рай исконными местами,
Чтоб не взыграл Содом у нас над головами.
Мир образов благих, что высоко вознес
Над нами ты, Миньяр, — живой апофеоз
Гармонии фигур, в пространстве размещенных,
Не знающем пустот, ни мест, отягощенных
Докучных мелочей назойливой чредой.
Ничто не бьет в глаза, и сладостен покой,
Который нам несет твое произведенье,
Где так соблюдено частей соотношенье!
На твой изящный труд, как легкое крыло,
Античной простоты сияние легло,
Не варварских красот готического строя
Чудовищная тень, покрывшая собою
Искусство, не волна, низвергнувшая Рим
С величием его — невежеством своим.
Как вольно меж фигур блистательного хора
Главнейшая парит! Средь светлого простора
Ты место ей избрал — славнейшее из мест,
Дабы предстала нам луною в свите звезд.
И это ль не пример высокого уменья
В картине размещать по степени значенья
Все образы, чтоб тот, кто самый главный в ней,
Всем — благородством черт, осанкою своей —
Других превосходил, отнюдь не попирая,
Но оттеняя их? На купол сей взирая,
Подробностей пустых иль немощных прикрас,
Как ни искал бы их, нигде не встретит глаз.
Здесь замысел един, и все ему подвластно;
Его осуществил рисунок твой, согласно
Бессмертным образцам. Благословен стократ
На эллинский манер и на латинский лад
Творящий, ибо он — заветов тех носитель,
Гармонии самой питомец и учитель.
Он обучает нас производить отбор:
И красоту, что нам всегда пленяет взор,
И правду, что всегда душе необходима,
Объединять лишь в том, что в них объединимо.
Недаром Рим-отец, не зря Эллада-мать
Искусством нам велят натуру поверять
И, чтоб в веках ее среди живых оставить,
Где мужества в чертах, где грации добавить.
В том, что мы видим здесь, ничто не чересчур,
Ничто не смещено в строении фигур;
Пропорции верны, и соразмерны члены,
И каждый поворот и поза совершенны.
На мускулах тугих натянутая вплоть,
И дышит и живет божественная плоть,
Прекрасные тела сильны и величавы,
И левая рука с рукой не спорит правой —
Едва ли сможет жить ошибка, затаясь
Там, где соблюдена частей взаимосвязь!
Здесь, право, места нет просчетам и промерам,
Любого маляра роднящим с изувером,
Способным божество иль гения порой
В калеку превратить, чужою головой
Иль торсом наделив, как видывали сами…
Здесь контуры точны, но, гибкие как пламя,
И нежные как шелк, и цепкие как хмель,
Они вдыхают жизнь в недвижную модель
И подлинную мысль в начертанные лица,
Из коих ни одно не смеет повториться,
Сколь ни было бы их Миньяром рождено.
У истинных творцов в закон возведено
Искать и созидать, себя не повторяя,
Богатством новизны картины одаряя.
(Но не таков, увы, собрат бездарный их,
С однообразьем тем и образов своих,
Влюбленный без конца в одни и те ж предметы!
Мозолят нам глаза его автопортреты!)
Художника рука! Божественная длань!
С каким искусством ты набрасываешь ткань
На то, что быть должно от взоров наших скрыто!
Стыдливости покров, невинности защита,
Подруга наготы, убежище ее,
Стремящая вдоль тел струение свое
Как бы потоками вниз прядающих складок,
Трепещущая ткань, хранилище загадок,
Ласкающая взор, дразнящая его,
И ты в картине сей — рисунка торжество!
Но с чем сравним твое, художник, мастерство,
С которым ты явил фигур твоих движенья,
Желаний, мыслей, чувств безмолвных выраженье,
Их ропот, смех и плач, их песню, стон и крик?
Не так ли внятен нам глухонемых язык,
Природою, увы, звучания лишенный,
Как живопись сама, и так же наделенный
Способностью взывать и к душам и к сердцам,
Не к слуху обратясь — к внимательным очам?
Твоей рукой, Миньяр, раздвинута завеса
Над третьей из основ, той, славу Апеллеса[147]
Создавшей на века, как в наши дни — твою.
Наследника его в тебе я узнаю,
Когда нас вводишь в мир контрастов и слияний
Оттенков и цветов, их ссор и сочетаний,
Их блеска, их теней, поверхностей, глубин,
Венчающих собой художника почин
И образам его не только плоть дарящих,
Но также душу их бессмертную творящих.
Наглядно кисть твоя показывает нам,
Как, взяв с палитры свет и подчинив мазкам,
Распределять его от края и до края
Картины; как его рассеивать, смягчая,
Чтоб в воздух обратить, в пространство и в простор,
И как его сгущать, чтобы отметил взор
Все в целом, близь и даль, как и любую частность;
Как с дымкой сочетать отточенность и ясность;
Как, свет мешая с мглой, являть любой предмет,
Его приблизив к нам или сведя на нет;
Как, с помощью какой уловки и приема,
Из плоскости лепить подобие объема
И форму извлекать из глади полотна,
Отпор преодолев любого волокна
Льняного, что в себе вотще замкнуть стремится
И замысел и то, во что он претворится.
О чудо мастерства! О чудо рук твоих!
Не гневайся, Миньяр, не упрекай же их
За то, что, твоего не слушаясь запрета,
Они открыли нам связь ласкового света
И горделивой тьмы, и сговор потайной
Коричневых тонов с прозрачной белизной,
И многое еще… Все, что теперь мы знаем,
Останется твоим — ведь ты неподражаем.
Кому б ни поверял своих открытий суть,
Соперникам твоим сей заповедан путь.
Ни знаньем ремесла, ни чтеньем фолиантов,
Ни изученьем тайн не подменить талантов.
Три качества тебе дарованы судьбой —
Ты носишь их в себе: страстей высокий строй,
Изящный, строгий вкус и чувство колорита.
Не часто это все в душе бывает слито
Художника, и век проходит не один,
Не обнаружив их средь множества картин.
Вот почему, Миньяр, сколь ни был бы неистов
Разбуженных твоим талантом копиистов
Пыл — не добиться им того, что ты сумел.
Божественный твой труд — вершина и предел
Искусства наших дней. Как богомольцы к чуду,
Ученые мужи сойдутся отовсюду,
Со всех концов земли, чтоб постигать его…
Но можно ли постичь таланта существо?
О вы, предмет забот,[148] опеки неустанной
Славнейшей из принцесс, благочестивой Анны,
Что посвятила храм великолепный сей
Рождению Христа, спасителя людей,
Вы, чистые сердца, всем искушеньям света
Сказавшие «прости», уйдя в обитель эту,
Отринувшие мир с бессменной суетой!
Сколь сладостно вам зреть всегда перед собой,
Затворницам благим, сие изображенье
Того, к кому свои возносите моленья
И помыслов, и чувств, и вздохов фимиам!
Сей светоч ваших душ стал светом и очам,
Он разжигает в вас блаженной веры пламя.
Вы к образам святым, овеянным лучами,
Приникните душой — они попрали грех!
Бессмертье — их удел, и вера — их доспех.
От прелестей мирских, от лжи и зла земного
Свободу вам несут их раны и оковы.
А ты, великий Рим, ты, всех искусств престол,
Создавший некогда славнейшую из школ,
Чьи дивные труды восстали днесь из праха,
Из бездны темноты, невежества и страха,
Где их держала власть полуночных племен,
Ты, красоты родник, из глубины времен
Притекший к нам, — тебе несем благодаренье,
О баснословный Рим, за то, что, в обученье
Художника приняв, его усыновил!
Он возвратился к нам, твоих исполнен сил,
И, новое найдя в богатстве древних правил,
Отечество свое украсил и прославил
Твореньями; в них кисть волшебная его
Явила мастерства и дара торжество,
Представила во всем неугасимом блеске
Неведомое здесь досель искусство фрески.
Чтоб красота ее продлилась на века,
Сколь быстрой быть должна художника рука,
Сколь твердой и притом сколь бережной и гибкой!
Сей живописи род несовместим с ошибкой,
Неверия в себя, исканий без конца,
Неспешного ума не терпит у творца.
Кто маслом пишет, тот раздумывает много
И ленится подчас… Но фреска-недотрога
Боится вялых рук, и тот художник плох,
Кто, взявшись за нее, не взял ее врасплох.
Она не разрешит ему к себе вернуться,
Чтоб что-то изменить, чтоб кистью прикоснуться
К поверхности своей; ее строптивый нрав
Художнику, увы, не даст на это прав!
Он должен посему не упускать мгновений,
Дарованных ему. Лишь вдохновенный гений
Всю быстротечность их сумеет обуздать
И, знания свои успев к себе призвать
На помощь, нанесет на фон из влажной глины
Все формы, все цвета, все контуры картины,
Насытивши ее особой красотой,
Что заставляет нас не живописи той,
А фреске отдавать любовь и предпочтенье
За смелость, полноту, свободу выраженья
Таланта, в ней себя явившего очам.
Недаром Аннибал,[149] и Рафаэль, и сам,
Сам Микеланджело искуснейший — Миньяры
Времен своих — ее испытывали чары
И в перечень своих прославленных работ
Вписали навсегда сей живописи род.
Сегодня, фреска, ты француженкою стала
И, в светлой вышине торжественного зала
Являя свой досель невиданный убор,
Не только знатока приковываешь взор.
Тобою увлечен не только просвещенной
Дворцовой знати круг. Не только мир ученый
И древностью твоей и новизной пленен,
Но и пустой юнец, придворный ветрогон
Внушенья твоего не избежал, влекомый
Искусства красотой, невежде незнакомой.
Твой вид в нем породил движенье чувств и дум,
От спячки пробудил нелюбопытный ум
И дал ему на час иное устремленье.
Но более всего монаршьим одобреньем
Успех твой утвержден: великий государь
Людовик, чья душа — прекрасного алтарь,
Не любит мишуры, и с красотою ложной
Не дружит вкус его, в сужденьях осторожный.
Вникает в суть вещей взор пристальный орла,
Бесценна мудрых уст скупая похвала —
Прими ее, Миньяр, она идет от сердца!
Прославленный Кольбер,[150] опора самодержца,
Отечества слуга, прославленный герой,
Торговли и искусств бессменный рулевой,
Все помыслы свои, все силы, ум и знанья
На службе короля отдавший процветанью
Страны, — и он тобой гордится, о творец,
Искусство фрески нам вернувший наконец!
Кто, как не сам Кольбер, талантов покровитель,
Под чьей опекой днесь возводится обитель,[151]
Достойная молитв и чаяний людей,
Взлелеял мысль — руке божественной твоей,
Уменью твоему, благому вдохновенью
Доверить этих стен священных украшенье?
И вновь в перстах твоих бежит огонь — не кровь,
И труженица кисть, касаясь красок, вновь
Свершает чудеса и стелет торопливо
Мазки на влажный грунт. Оттенков переливы
Рождают тень и свет, пространство и объем,
И фреска предстает в величии своем,
Являя нам собой три дивные картины:[152]
В них дарованье, мысль и чувство триедины.
Ряд образов святых перед собой мы зрим,
Но ни один из них не может быть сравним
С фигурою Христа, столь кротко-величавой
В обличии земном, в лучах небесной славы!
Чтоб рассказать о нем, где отыскать слова?
В нем каждая черта достойна божества,
Он весь — добро, любовь, терпенье, состраданье,
В нем милосердья свет и мудрости сиянье.
То, что умом людским едва ль объять дано,
Здесь в образе одном для нас воплощено.
Так продолжай, Кольбер, содействовать расцвету
Искусств во Франции и устремленье это
Художнику дозволь с тобою разделить,
Дабы труды его в твои свершенья влить!
Продли остаток дней великого Миньяра
Работами, его возвышенного дара
Достойными. Не так уж часто небеса
Ниспосылают нам талантов чудеса,
Чтоб мы, беспечные, не пользовались ими.
Деяния творца твое прославят имя,
Коль скоро, просьб его не ожидая, ты
Сам вложишь кисть в его искусные персты.
Те, что в своих трудах великих — чудотворцы,
Никчемные льстецы, плохие царедворцы,
И совмещать, увы, они не мастера
Законы творчества с порядками двора,
Со щедростью — расчет, с угодничеством — чувство.
Кто к светской жизни льнет — потерян для искусства:
Оно не признает служенья двум богам.
Плохой художник тот, кто рвется пополам
Меж мастерской своей и барскою прихожей,
Где должен льстить слуге, чтоб встретиться с вельможей
Иль с кем-нибудь из тех властителей судеб,
Чью вынужден хвалу выпрашивать, как хлеб.
Нет, истинный талант лишь творчеству подвластен,
А к прочему всему ленив и безучастен…
Так пусть же создает то, для чего рожден!
Пусть творчеством своим доказывает он
Насущность дел своих, не тратя сил последних
На толчею в стенах гостиных и передних!
Твой вкус тебе, Кольбер, подсказывает сам,
Кому доверишь ты дворец, обитель, храм
Украсить на века твореньями благими,
Чтоб донести твое прославленное имя
И наших мастеров великих имена
До тех, кто будет жить в иные времена.

ПРИЛОЖЕНИЕ

БРАК ПОНЕВОЛЕ БАЛЕТ

[153]

СОДЕРЖАНИЕ

Так как нет на свете ничего обыкновеннее брака и так как тут люди оказываются в более смешном положении, чем когда-либо, то неудивительно, что о браке написано больше всего комедий и балетов, которые суть не что иное, как комедии без речей. Вот что послужило поводом к сочинению этой маскарадной комедии.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Сганарель спрашивает совета у Жеронимо, следует ему жениться или нет. Жеронимо откровенно говорит ему, что женитьба — дело не подходящее для пятидесятилетнего мужчины, на что Сганарель отвечает, что он твердо решил жениться. Тогда тот, поняв, что перед ним чудак, который сначала принимает решение, а потом обращается за советом, советует ему жениться и уходит смеясь.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Приходит возлюбленная Сганареля и говорит ему, что она в восторге от предстоящего брака с ним, потому что это сразу избавит ее от опеки отца и позволит делать все, что ей вздумается. Она простодушно рассказывает ему, каким образом она собирается жить с ним. Ясно, что это настоящая кокетка. Сганарель, ошеломленный, остается один. Он жалуется на ужасную головную боль. Вздремнув в углу сцены, он видит во сне женщину, роль которой исполняет г-жа Илер. Она поет следующее:

Красота (поет).

Пусть, если уж любви жестокой мы подвластны,
Лишь обольстительный предмет внушит вам страсть;
Пусть будут цепи хоть прекрасны,
Коль в сладостном плену вам суждено пропасть.
Но если та, кого вы любите напрасно,
Вас недостойна, — прочь скорей гоните страсть.
Пусть будут цепи хоть прекрасны,
Коль в сладостном плену вам суждено пропасть.
Первый балетный выход
Ревность, Печали и Подозрения.

Второй балетный выход
Четыре Забавника или Насмешника.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Жеронимо разбудил Сганареля; тот хочет рассказать ему сон, но Жеронимо говорит, что он ничего не понимает в снах; пусть лучше Сганарель обратится к двум ученым, из которых один — последователь философии Аристотеля, а другой — пирронианец.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Первый философ оглушает Сганареля болтовней и не дает ему сказать ни слова; в конце концов Сганарель колотит его.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Второй философ, согласно своей доктрине, употребляет выражения, которые ничего не объясняют. Сганарель, рассердившись, прогоняет его, и тут появляются два цыгана и четыре цыганки.

Третий балетный выход
Два цыгана и четыре цыганки.

Сганарель хочет, чтобы ему погадали. Встретив двух цыганок, он спрашивает у них, будет ли он счастлив в браке. Вместо ответа они начинают плясать и насмехаться над ним. Тогда он обращается к Волшебнику.

Волшебник (поет).

Эй! Эй!
Поскорей!
Отвечай, что за нужда
Привела тебя сюда?
Сганарель.

Брак!

Волшебник.

Не тайна ли природы
Дела такого рода?
Сганарель.

Судьба!

Волшебник.

Четыре демона, покинув ада тьму,
Придут по слову моему.
Сганарель.

Эти особы…

Волшебник.

Отбросьте всякий страх, прошу:
Я безобразья их лишу.
Сганарель.

Не пугайте!

Волшебник.

Издавна силою небесной
Поражены навек все бесы немотой,
Но знаком демон бессловесный
Ответит на вопрос любой.
Четвертый балетный выход
На зов Волшебника являются четыре демона. Сганарель вопрошает их. Они отвечают ему знаками и уходят, показывая пальцами рога.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Сганарель, испуганный предсказанием, решается пойти к отцу невесты и отказаться от брака. Тот, выслушав его, заявляет, что сейчас ничего ему не скажет, но что вскоре пришлет ответ.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Ответ этот — приятнейший в обхождении головорез, его сынок, который вежливо подходит к Сганарелю и любезно предлагает, чтобы он и Сганарель перерезали друг другу горло. Сганарель отказывается, сынок наивежливейшим образом бьет его палкой; палочные удары заставляют Сганареля вступить с девицей в брак.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Сганарель пожимает руки девице.

Пятый балетный выход
Учитель танцев, роль которого исполняет г-н Доливе, обучает Сганареля куранте.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Жеронимо радуется вместе со своим другом и сообщает ему, что городская молодежь устроила маскарад в честь его свадьбы.

Испанский концерт[154]

Ослеплен тобой, Белиса,
Но твою холодность вижу:
Ты мной так пренебрегаешь,
Что уходит и слепой.
Хоть любовь моя безмерна,
Но тоска моя не меньше,
И едва любовь утихнет —
Пробуждается тоска.
Про любовь мою, Белиса,
Никому б я не поведал,
Но с своей тоскою сладить
И хочу, да не могу.
Шестой балетный выход
Два испанца и две испанки.

Седьмой балетный выход
Шутовская потеха.

Восьмой балетный выход
Четверо поклонников, ухаживающих за женой Сганареля.

МЕЩАНИН ВО ДВОРЯНСТВЕ БАЛЕТ НАРОДОВ

Перевод А. Эфрон

Первый выход
На сцену выходит раздающий программы; его осаждает толпа желающих их получить; все эти люди, одетые в национальные костюмы, кричат под музыку. Раздающего преследуют также трое докучных; они все время вертятся у него под ногами.

Диалог людей, под музыку требующих программы.

Все вместе.

Прошу, любезный, мне! И мне! Одну сюда!
Не откажите мне! Пустите, господа!
Важный господин.

Ах, как они галдят!.. И нам две-три программы
Прошу вас уделить — об этом просят дамы.
Второй важный господин.

Явите доброту! Эй, сударь, как вас там!
Хоть парочку подкиньте нам!
Важная дама.

Нет, не дождаться уваженья
Здесь к чистой публике, друзья!
Вторая важная дама.

Лишь для гризеток, вижу я,
Есть и программы и сиденья.
Первый гасконец.

Эй! Челобек! Сюда! Вниманье!
Я с бами глотку надорбал!
Я тут бам что, на посмеянье?
Нет, это, право же, скандал!
Сует программы бсякой рбани,
А я стою, как и стоял!
Второй гасконец.

Иль бы не бидите, почтенный, кто пред бами?
Пора бам различать, кто кучер, кто барон!
Бросайте-ка считать борон
И позаботьтесь о программе!
Швейцарец.

Эй, фы, гдо растаёт лисдки!
Мне сгоро фыдафят печенку!
Мы сдолько штать не тураки!
Фам не с руки
Швейцарцу протянуть книшонку?
Я фижу — прилошились фы к бочонку?
Старый болтун.

Не театр, а чистый бред!
Как тут, скажи, сосед.
Выводить девицу в свет?
Дочка у меня невеста —
Нет невесте в зале места!
Да и книжки про балет,
Где, как его… сюжет,
Ей не досталось, нет!
А ведь жена и дочка вроде
Наряжены по лучшей моде —
Недешев каждый туалет!
И сам неплохо я одет,
Так что любой нам смотрит вслед.
Неуваженьем я задет:
Так обижать людей не след!
Не театр, а чистый бред…
Как тут, скажи, сосед,
Вывозить девицу в свет?
Старая болтунья.

Да тут не оберешься сраму,
Пытаясь раздобыть программу!
Он нашей дочке ни одной не дал!
Каков, видал?
Наглец, нахал,
Верблюд, шакал,
Чтоб он пропал!
Верно, эдакому хаму
И невдомек, что нашу дочку весь квартал
Так уважает, а квартал не мал!
Недавно пригласил ее на драму
Граф настоящий, а потом на бал…
А тут — видал?
Наглец, нахал,
Верблюд, шакал,
Чтоб он пропал!
Важные господа и дамы.

А что за шум!
За гам!
Базар!
Столпотворенье!
Кого здесь только нет!
Да, светопреставленье!
Вот кавардак!
Вот суета!
Вот давка!
Что за духота!
Первый гасконец.

Я, прабо, бесь бспотел!
Второй гасконец.

Нет, я в негодобанье!
Швейцарец.

В турацкий этот сал сам шорт меня санес!
Первый гасконец.

Бот блип!
Второй гасконец.

Сбирает мне дыханье!
Швейцарец.

О, господи прости, как фыйти, фот фопрос!
Старый болтун.

Идем быстрее,
Жена, домой!
Ступай, смелее
Шагай за мной!
Им наплевать на нас с тобой.
Я чуть живой.
Пусть кто другой
Найдет здесь отдых и покой,
А мне — на кой!
Сюда я больше ни ногой!
Все балеты — ахинея!
Пусть я лучше околею,
Чем хоть раз еще затею
Сунуться в театр такой!
Идем быстрее,
Жена, домой!
Ступай, смелее
Шагай за мной!
Им наплевать на нас с тобой.
Старая болтунья.

Да уж, коль на нас плюют,
Нечего нам делать тут,
Где порядка не блюдут
И присесть-то не дадут!
Поскорее в свой закут
Пусть нас ноги унесут —
Увидят господа, что не на тех напали!
На ярмарке кота, в субботний день, едва ли
Такой же тарарам и гвалт, как в этом зале.
Сюда я не ходок, хоть пусть меня убьют!
Да уж, коль на нас плюют,
Нечего нам делать тут,
Где порядка не блюдут
И присесть-то не дадут!
Все вместе.

Прошу, любезный, мне! И мне! Одну сюда!
Не откажите мне! Подвиньтесь, господа!
Второй выход
Танец трех докучных.

Третий выход[155]
Три испанца (поют).

Я гибну от любви — ну что ж!
Мне мил пронзивший сердце нож…
Сгораю от любви давно,
А все мне мало этой боли…
Хочу сгорать и гибнуть боле,
Чем мне судьбою суждено.
Любить, страдать — не все ль равно?
Лишь новой болью боль уймешь.
Я гибну от любви — ну что ж!
Мне мил пронзивший сердце нож…
Моя судьба? Она покуда
Являет мне свое участье.
Между страданием и страстью
Я жив еще, и это — чудо.
Что впереди? Добро иль худо?
Душа моя! Чего ты ждешь?
Я гибну от любви — ну что ж!
Мне мил пронзивший сердце нож…
Шесть испанцев танцуют.

Три испанца (поют).

Безумец лишь станет винить не шутя
Амура-дитя
В сердечных страданьях.
Ведь это созданье —
Само утешенье,
Само упованье!
Первый испанец.

Кто стремится к бедам, тот
Не избегнет их тенет.
Кто не ищет наслажденья,
Тот отшельником умрет.
Второй и третий испанцы вместе.

Лишь взаимная любовь
Прямиком ведет нас в рай.
Не стони, не унывай
И не порть влюбленным кровь!
Первый испанец.

Пусть влюбленный не томится,
А торопится найти
Столь желанные пути
К сердцу избранной девицы.
Все трое вместе.

Торжествуйте и ликуйте,
Пойте и танцуйте!
Празднуйте услады и отрады,
Прочь любовные невзгоды и досады!
Четвертый выход[156]
Итальянцы.

Итальянка (поет).

Любовь отринув в своей гордыне,
Я был повержен в одно мгновенье
Единым взглядом твоим, отныне
Я весь у милой в повиновенье…
Ах, очи дивные, пред вами
Лед сердца превратился в пламя!
Но столь мне сладко мое мученье
И столь я рану свою лелею,
Что не мечтаю об исцеленье
И о плененье не жалею…
Ах, чем любовь сильней, тем боле
Я рад благой ее неволе!
Два шута, два паяца и арлекин исполняют ритмическую пантомиму на манер итальянских комедиантов, после чего к итальянке присоединяется итальянец.

Итальянец.

Не замедлит полета
Дней крылатое племя —
Так учись у Эрота
Выгадывать время!
Итальянка.

Юные лета!
Скоро, увы,
В унылую Лету
Канете вы…
Итальянка и итальянец вместе.

Будем смеяться
И наслаждаться,
Покуда не увял наш цвет…
Что потерял — к тому возврата нет!
Итальянец.

Когда милые взгляды
Вас избрали мишенью,
Будьте стрелам их рады:
В них — любви упоенье.
Итальянка.

Юность златая
Быстро пройдет,
В груди не растает
Старости лед…
Итальянка и итальянец вместе.

Будем смеяться
И наслаждаться,
Покуда не увял наш цвет…
Что потерял — к тому возврата нет!
Шуты и паяцы исполняют веселый танец.

Пятый выход
Французы.

Первый менуэт
Два певца из провинции Пуату танцуют и поют.

Первый певец.

Сколь светел над лесною сенью
Раскинулся небесный свод!
Второй певец.

И соловей в листве весенней,
Зарю приветствуя, поет.
Закат, восход,
И это пенье,
Весны приход —
Все к любви нас зовет.
Второй менуэт.
Первый и второй певцы вместе.

Взгляни, о Климена,
Сколь самозабвенно
На ветке милуются два голубка!
Как любовь их сладка,
Откровенна!
Ветвь под ними крепка,
Не грозит им тоска,
Ни измена.
Будем друг для дружка
Жить, как два голубка,
О Климена!
На сцене появляются в сопровождении восьми музыкантов с гобоями и флейтами три пары французов и француженок и танцуют менуэт.

Шестой выход
Балет заканчивается общим танцем и общим весельем. К итальянцам, испанцам и французам, рукоплеща им, присоединяются зрители и поют:

Этих зрелищ прелестных заслужен успех:
Не знавали и боги подобных утех!

РЕВНОСТЬ БАРБУЛЬЕ

Перевод Г. Бояджиева

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

[157]

БАРБУЛЬЕ.

АНЖЕЛИКА

его жена.

ГОРЖИБЮС

отец Анжелики.

ВАЛЕР

возлюбленный Анжелики.

ДОКТОР.[158]

ВИЛЬБРЕКЕН.

ЛАВАЛЛЕ.

КАТО

служанка Анжелики.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Барбулье один.

Барбулье. Надо сознаться, что я самый разнесчастный человек на свете. У меня имеется супружница, и до чего ж она меня бесит: вместо того чтоб услаждать мне жизнь и делать все, что я пожелаю, она двадцать раз на день посылает меня к черту; вместо того чтоб сидеть дома — гоняет по улицам, объедается всякими вкусностями и путается невесть с кем. Эх, бедняга Барбулье, до чего ж ты жалкий человек!.. Однако ее надо проучить. Взять да пристукнуть… Нет, так не годится — поди, тебя самого за это вздернут. А что если засадить в тюрьму? Стерва повернет своей отмычкой и выскочит. Как же, черт возьми, поступить?.. А вот кстати идет сюда высокочтимый доктор — посоветуюсь-ка я с ним.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Барбулье, доктор.

Барбулье. Я как раз шел к вам, чтоб попросить совета по одному важному делу.

Доктор. До чего ж, голубчик, нужно быть необразованным, неотесанным и дурно воспитанным человеком, чтобы, приближаясь к моей особе, не снять шляпу и не соблюсти rationem loci, temporis et persona![159] Жевать кашу, вместо того чтоб сказать: «Salve, vel salvus sic, doctor, doctorum, eruditissime!»[160] За кого ты меня, голубчик, принимаешь?

Барбулье. Прошу меня извинить, но в голове у меня все перепуталось, сам не знаю, что делаю, но я вижу ясно: вы человек галантный.

Доктор. А знаешь ли ты, откуда появилось это выражение: галантный человек?

Барбулье. Да хоть из Вильфюжа или Обервиля — мне что за дело?

Доктор. Так вот знай, что слово галантный происходит от слова элегантный. Берутся г и а из предпоследнего слога, и готово га; затем берется л, к нему добавляется а и другие буквы, получается галантный, к нему прибавляется человек, и выходит галантный человек… Но за кого ты меня все-таки принимаешь?

Барбулье. Я принимаю вас за доктора. Так вот, поговорим о деле. Должен вам сказать, что…

Доктор. Знай прежде всего, что я не просто доктор, а единожды, дважды, трижды, четырежды, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять раз доктор. Единожды — ибо единица есть фундамент, основа и первейшее из всех чисел, а я и есть первейший из всех докторов, я, так сказать, самая большая дока среди докторов. Дважды — ибо необходимы две способности для совершенного знания всех вещей: рассудок и разумение, а так как во мне собраны весь рассудок и все разумение, то, значит, я дважды доктор.

Барбулье. Согласен. Так вот…

Доктор. Трижды — ибо число «три», по Аристотелю, — это само совершенство, я же, как и все мои творения, наисовершенен — вот я уже трижды доктор.

Барбулье. Итак, господин доктор…

Доктор. Четырежды — ибо философия имеет четыре раздела: логику, мораль, физику и метафизику, а так как я овладел всеми четырьмя разделами, изучив их доскональнейшим образом, то я четырежды доктор.

Барбулье. Черт возьми, никто в этом не сомневается! Выслушайте же меня наконец…

Доктор. Пять раз — ибо существует пять обобщенных понятий: род, вид, различия, субстанция и акциденция, без знания которых невозможно сделать ни одного толкового рассуждения, а так как я могу с пользой их применить, то я пять раз доктор.

Барбулье. Терпение же надо иметь с вами!

Доктор. Шесть раз — ибо «шесть» есть число труда, а я без устали тружусь ради своей славы; значит, я шесть раз доктор.

Барбулье. А да ну тебя, мели что хочешь!..

Доктор. Семь раз — ибо число «семь» есть число блаженства, а так как я владею совершенным знанием того, что может принести счастье, и так как я сам счастлив благодаря своим талантам, то чувствую себя обязанным сказать о самом себе: «О ter, quaterique beatum!»[161] Восемь раз — ибо число «восемь» есть число справедливости, по причине свойственного ему равенства двух половин, а справедливость и благоразумие, с помощью которых я измеряю и взвешиваю все мои действия, делают меня восемь раз доктором. Девять раз — ибо существует девять Муз, и все они одинаково ко мне благоволят. И наконец, десять раз — ибо как нельзя сосчитать до десяти, не повторив всех предыдущих чисел, так как оно есть число универсальное, так же точно, отыскав меня, находят универсального доктора: именно я содержу в себе достоинства всех остальных докторов. Итак, ты видишь, в силу доказательств непреложных, истинных, очевидных и убедительных, что я единожды, дважды, трижды, четырежды, пять, шесть, семь, восемь, девять и десять раз доктор.

Барбулье. Что за чертовщина! А я-то думал, что отыскал ученого человека и он даст мне добрый совет, а нашел угорелого, который, вместо того чтоб потолковать со мной, забавляется игрой в считалочку! Раз, два, три, четыре, пять… Ха-ха-ха! Ну, довольно об этом. Выслушайте же меня, прошу вас. Поверьте: я не такой человек, чтоб не отблагодарить вас за ваши старания. Если я получу толковый совет, то дам вам все, что вы пожелаете. Даже денег.

Доктор. Что? Денег?

Барбулье. Да, денег. Вообще всего, что вашей душе угодно.

Доктор. Значит, ты принимаешь меня за человека, для которого деньги — это все, за корыстолюбца, за продажную душонку? Так знай, приятель, что предложи ты мне кошелек, наполненный пистолями, и будь этот кошелек в роскошной шкатулке, а шкатулка в драгоценном футляре, а футляр в великолепном сундучке, а сундучок в редкостном поставце, а поставец в великолепной комнате, а комната в приятнейших апартаментах, а апартаменты в дивном замке, а замок в несравненной крепости, а крепость в знаменитом городе, а город на плодоносном острове, а остров в богатейшей провинции, а провинция в цветущей монархии, а монархия в целом мире, — так вот, если б ты предложил мне весь мир, где была бы эта цветущая монархия, этот плодоносный остров, этот знаменитый город, эта несравненная крепость, этот дивный замок, эти приятнейшие апартаменты, эта превосходная комната, этот редкостный поставец, этот прекрасный сундучок, этот драгоценный футляр, эта роскошная шкатулка, в которой лежал бы кошелек, наполненный пистолями, то меня это так же мало интересовало бы, как твои деньги и как ты сам. (Уходит.)

Барбулье. Эх, и влип же я! Вижу, одет доктором, ну и решил предложить ему денег, а раз он их не хочет, то сговориться с ним проще простого. Пойду догоню его. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Анжелика, Валер, Като.

Анжелика. Уверяю вас, сударь, вы меня чрезвычайно обяжете, если составите иной раз мне компанию: мой муж так дурно воспитан, он такой гуляка и пьяница, что жить с ним — настоящее мучение. Посудите сами, какое удовольствие может доставить такой мужлан.

Валер. Сударыня! Вы оказываете мне честь уже одним тем, что не гоните от себя. Обещаю приложить все усилия, чтобы развлечь вас. А раз вы признались мне, что мое общество вам не противно, то я своей преданностью докажу, как обрадовали меня ваши лестные слова.

Като (Анжелике). Поговорите о чем-нибудь другом. Ваш надсмотрщик идет.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Барбулье.

Валер. Сударыня! Я в отчаянии, что принес вам дурную весть, но ведь все равно ее сообщил бы вам кто-нибудь другой. Ваш брат тяжело болен…

Анжелика. Ах, не продолжайте!.. Я вам очень признательна и благодарна за труд, который вы на себя взяли.

Барбулье. Бог ты мой! Зачем ходить за нотариусом, когда вот оно, свидетельство о моих рогах? Ага, госпожа потаскушка! Вы с мужчиной, невзирая на все запреты. Стало быть, вам желательно переправить меня из созвездия Близнецов в созвездие Козерога.[162]

Анжелика. Что же вы сердитесь? Этот господин сообщил мне, что мой брат тяжело болен. Где же тут повод для ссоры?

Като. А, вот он, явился! А я и то диву даюсь, что это у нас в доме так тихо.

Барбулье. Клянусь, госпожи потаскушки: вы обе у меня дошутитесь. Это ты, Като, развращаешь мою жену. С тех пор как ты начала ей прислуживать, она стала вдвое хуже.

Като. Да что вы нам сказки рассказываете?

Анжелика. Не связывайся ты с этим пьяницей! Разве не видишь? Он насосался и сам не знает, что говорит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же, Горжибюс и Вильбрекен.

Горжибюс. Никак, это мой милый зятек опять бранит мою дочь?

Вильбрекен. Надо узнать, в чем дело.

Горжибюс (к Барбулье). Опять вы ссоритесь? Когда же наконец в вашем доме воцарится мир?

Барбулье. Эта негодяйка обозвала меня пьяницей! (Анжелике.) Вот я сейчас в присутствии твоих родственников выдам тебе всей пятерней такую сдачу…

Горжибюс. Только попробуйте — ни черта не получите из моего кошелька.

Анжелика. Он всегда начинает первый…

Като. Будь проклят час, когда вы согласились выдать дочь за этого сквалыгу!

Вильбрекен. Да замолчите вы, довольно!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и доктор.

Доктор. Что тут такое? Что за беспорядок, что за ссора, что за скандал, что за шум, что за разлад, что за переполох? В чем дело, господа? В чем дело? В чем дело? Не могу ли я помирить вас, не могу ли я стать миротворцем, который внесет в вашу семью согласие?

Горжибюс. Мой зять и моя дочь вечно ссорятся между собой.

Доктор. Так в чем же дело? Объясните мне коротко причину их разногласия.

Горжибюс. Сударь!..

Доктор. Но только в немногих словах.

Горжибюс. Конечно. Наденьте ваш берет.

Доктор. А знаете ли вы, откуда происходит слово берет?

Горжибюс. Нет, не знаю.

Доктор. Берет происходит от слова берёт, а берёт — от бережет, ибо бережет от бронхитов и флюсов.

Горжибюс. Ей-богу, не знал!

Доктор. Ну, говорите же, из-за чего вышла ссора.

Горжибюс. Произошло вот что…

Доктор. Я думаю, вы не станете меня задерживать. Очень вас прошу — поскорее! У меня в городе срочные дела, но, чтобы водворить мир в вашем доме, я готов задержаться.

Горжибюс. Я все расскажу в одну минуту.

Доктор. Будьте кратки.

Горжибюс. Сейчас, сейчас!

Доктор. Должен вам сказать, господин Горжибюс, что это прекрасное свойство — излагать дело в немногих словах. Великие говоруны, вместо того чтобы заставить себя слушать, так надоедают, что их никто не слушает. Virtutem primam esse puto compescere linguam.[163] Да-да, самое большое достоинство порядочного человека — это быть немногословным.

Горжибюс. Было бы вам известно…

Доктор. Сократ самым настоятельным образом советовал своим ученикам проявлять сдержанность в поступках, умеренность в еде и уменье излагать истины в немногих словах… Итак, начинайте, господин Горжибюс.

Горжибюс. Я и собираюсь начать.

Доктор. В коротких словах, без всяких выкрутасов, не услаждая себя обильными словоизлияниями, рубите с плеча, выражайтесь с помощью сжатых афоризмов. Ну, скорей, скорей, господин Горжибюс, не мешкайте, а главное, избегайте многословия!

Горжибюс. Дайте же мне сказать!

Доктор. Господин Горжибюс! Прошу прощения, но вы слишком много говорите. Придется кому-нибудь другому изложить мне причину ссоры.

Вильбрекен. Вы знаете, господин доктор, что…

Доктор. Вы невежда, неуч, личность, не сведущая ни в одной почтенной науке, а если выразиться яснее, то вы просто осел. Как можно начать рассказ безо всякого вступления? Нет, пусть кто-нибудь другой расскажет мне об этой размолвке. (Анжелике.) Сударыня! Расскажите мне вы, из-за чего у вас вышла неприятность, но только в самых общих чертах.

Анжелика. Вы видите этого моего толстого негодяя, этот бурдюк с вином, то есть моего мужа?

Доктор. Осторожней, прошу вас! Отзывайтесь почтительно о своем супруге в присутствии такого ученого, как я.

Анжелика. Ученый, скажите пожалуйста! Плевать я хотела на вас и на вашу ученость! Я сама доктор, когда захочу.

Доктор. Ты доктор, когда захочешь, но, наверное, очень забавный доктор. По лицу твоему вижу, что ты существо капризное. Из всех частей речи ты предпочитаешь союз, из родов — мужской, из падежей — родительный, в синтаксисе mobile cum fixo,[164] а из стихотворных размеров — дактиль, quia constat ex ипа longa et duabus brevibus.[165](К Барбулье.) Расскажите хоть вы, в чем дело, в чем причина вашей перепалки.

Барбулье. Господин доктор!..

Доктор. Прекрасное начало. «Господин доктор!» Слово доктор необычайно приятно для слуха, звучит торжественно — «Господин доктор!»

Барбулье. Будь моя воля…

Доктор. Прекрасно сказано! «Будь моя воля…» Воля предполагает желание, желание предполагает средства для достижения цели, цель предполагает предмет. Нет, это просто замечательно… «Будь моя воля…»!

Барбулье. Я в бешенстве.

Доктор. Избавьте меня от таких выражений: «Я в бешенстве». Это выражение грубое, простонародное.

Барбулье. Да будет вам, господин доктор! Выслушайте меня, ради бога!

Доктор. Audi, quaeso,[166] — сказал бы Цицерон.

Барбулье. Пусть он лопнет, пусть он треснет, этот Цыц-Нерон, мне его ничуть не жалко… А ты меня все-таки выслушаешь, иначе я разобью твою ученую рожу! Какого черта, в самом деле!

Барбулье, Анжелика, Горжибюс, Като и Вильбрекен, желая объяснить причину ссоры, говорят все сразу. Одновременно доктор утверждает, что согласие — прекрасная вещь. Стоит гул голосов. Воспользовавшись этой неразберихой, Барбулье привязывает доктора за ногу и валит его наземь; доктор падает на спину. Барбулье тянет его за веревку, а доктор, лежа на земле, продолжает говорить и пересчитывает по пальцам свои доводы.

Горжибюс. Ну, дочка, иди домой и живи с мужем в ладу.

Вильбрекен. Прощайте! Будьте здоровы! Спокойной ночи!

Все, кроме Валера, уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Валер, Лавалле.

Валер. Премного вам обязан, сударь, за предостережение. Ровно через час не премину быть по указанному адресу.

Лавалле. Дело не терпит отлагательств. Если вы опоздаете хоть на четверть часа, бал кончится и вы упустите удобный случай повидаться с вашей возлюбленной. Идите немедленно.

Валер. В таком случае идемте вместе.

Валер и Лавалле уходят.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Анжелика одна.

Анжелика. Пока мужа нет дома, сбегаю-ка я на танцы к соседке! А вернусь до него: ведь он, конечно, сидит сейчас в кабаке и не заметит, что я уходила. Этот негодяй оставляет меня одну-одинешеньку, будто я его собака, а не жена. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Барбулье один.

Барбулье. Очень умно я поступил с этим чертовым доктором и с его дурацкими доктринами! К черту этого неуча! Я наземь опрокинул всю его науку… Пойду погляжу, что моя хозяйка приготовила на ужин. (Входит в дом.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Анжелика одна.

Анжелика. До чего ж мне не везет! Я опоздала — вечеринка уже кончилась. Пришла, когда все расходились. Ну да ладно, потанцую как-нибудь в другой раз. Зато я уже дома, как будто никуда не уходила… Вот те на! Дверь закрыта. Като! Като!

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Анжелика, Барбулье в окне.

Барбулье. Като, Като! На что тебе сдалась Като? И откуда вы сами пожаловали, госпожа потаскушка, в такой час и в такую погоду?

Анжелика. Откуда я пришла? Сперва отвори, а потом я тебе скажу.

Барбулье. Ишь ты какая хитрая! Можешь отправляться спать туда, откуда явилась, или, если тебе это больше нравится, ночуй на улице. Ни за что не открою такой гулящей девке, как ты. Какого черта ты шляешься одна в такой поздний час? Может, мне это только кажется, но я чувствую, что лоб мой уже наполовину покрыт роговым веществом.

Анжелика. Да, я одна, — что ты этим хочешь сказать? Ты же сам меня ругаешь, когда я бываю с кем-нибудь. Как же мне, в конце концов, себя вести?

Барбулье. Тебе надо сидеть дома, готовить ужин, заботиться о хозяйстве и о детях… Но к чему эти пустые разговоры? Прощай, спокойной ночи, иди ко всем чертям и не приставай ко мне.

Анжелика. Ты мне не откроешь?

Барбулье. Нет, не открою.

Анжелика. Ах, мой миленький муженек! Открой, открой, голубчик!

Барбулье. У, крокодил, змея подколодная! Ты меня ласкаешь, чтоб тут же ужалить!

Анжелика. Открой! Ну открой!

Барбулье. Прощай! Vade retro, Satanas![167]

Анжелика. Ах так? Значит, ты не откроешь?

Барбулье. Нет.

Анжелика. И у тебя нет никакой жалости к женушке, которая так тебя любит?

Барбулье. Нет, я непреклонен. Ты меня оскорбила, а я мстителен, как тысяча чертей, значит, очень мстителен. Я неумолим!

Анжелика. Ну так знай же: если ты разозлишь меня и доведешь до крайности, я такого натворю, что ты потом всю жизнь будешь каяться.

Барбулье. Что же ты, моська, сделаешь?

Анжелика. А вот что: если ты мне не откроешь, я убью себя на пороге дома. Мои родители, конечно, придут сюда перед сном, чтобы убедиться, помирились ли мы, найдут меня мертвой, и тебя повесят!

Барбулье. Ха-ха-ха! Вот дурища! Кто же из нас больше пострадает? Нет-нет, ты не так глупа, чтобы отмочить такую штуку.

Анжелика. Значит, ты мне не веришь? Смотри, смотри: вот я подняла нож. Если ты мне не откроешь — я вонжу его себе в сердце.

Барбулье. Эй, осторожней! Он острый!

Анжелика. Не откроешь?

Барбулье. Я тебе двадцать раз сказал: ни в коем случае. Убивай себя, подыхай, убирайся к черту — мне все равно.

Анжелика (делает вид, что наносит себе удар). Ну, прощай… Ах! Я умираю!

Барбулье. Неужели она так глупа, что и вправду пырнула себя ножом? Надо взять свечу и посмотреть.

Анжелика (сама с собой). Сейчас я тебя проучу. Если только мне удастся шмыгнуть в дом, пока он будет здесь меня искать, — мы квиты.

Барбулье выходит из дома. Анжелика вбегает в дом.

Барбулье. Ну, не говорил ли я, что она не такая дура? Покойница, а бегает рысью. А все-таки она здорово меня напугала. Хорошо сделала, что улепетнула: найди я ее здесь живой, то после всех страхов, которые я из-за нее вытерпел, я поставил бы ей пять-шесть пиночных клистиров, чтобы отбить охоту к подобным глупостям… Однако надо идти спать… Что это? Ветер захлопнул дверь. Эй, Като, Като!.. Отвори!

Анжелика. Като, Като! Что тебе нужно от Като? И откуда ты взялся, господин пропойца? Вот сейчас мои родители придут и узнают про тебя всю правду. Бурдюк с прокисшим вином, негодяй! Не вылезаешь из кабака, оставляешь жену с малыми детьми, не заботишься о них, а они день-деньской ждут тебя не дождутся.

Барбулье. Открой, чертова кукла, а не то я голову тебе разобью!

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Те же, Горжибюс и Вильбрекен.

Горжибюс. Что тут такое? Опять споры, ссоры и раздоры?

Вильбрекен. Что ж, вы так никогда и не помиритесь?

Анжелика. Нет, вы полюбуйтесь на него! Он на ногах не стоит. Только что заявился, поднял крик, грозит мне…

Горжибюс. Да, правда, поздновато вы домой возвращаетесь. Вам, как доброму отцу семейства, подобает приходить домой пораньше и жить со своей женой в мире и согласии.

Барбулье. Пусть меня черти унесут, если я выходил из дому! Спросите вот у этих господ, которые сидят в партере. Это она только что вернулась. О, сколь угнетена невинность!

Вильбрекен (к Барбулье). Полно, полно! Помиритесь! Попросите у нее прощения.

Барбулье. Мне — извиняться? Да ну ее к черту! Я вне себя от бешенства.

Горжибюс. Подойди, дочь моя, поцелуй своего мужа, и будьте добрыми друзьями.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же и доктор.

Доктор в ночном колпаке и ночной сорочке высовывается в окно.

Доктор. В чем дело? Вечно шум, гам, ссоры, споры, раздоры, перепалки и препирательства! В чем дело, что случилось? Покоя от вас нет.

Вильбрекен. Пустяки, господин доктор! Все пришли к согласию.

Доктор. Кстати, о согласии. Хотите, я вам прочту главу из Аристотеля, где он доказывает, что все части вселенной зиждутся на существующем между ними согласии?

Вильбрекен. А это очень длинно?

Доктор. Нет. Страниц шестьдесят-восемьдесят — не больше.

Вильбрекен. Прощайте, спокойной ночи, премного вам благодарны!

Горжибюс. Обойдемся и без этого.

Доктор. Не хотите?

Горжибюс. Нет.

Доктор. Ну, прощайте, иными словами — спокойной ночи! Latine, bona nox.[168]

Вильбрекен. А мы давайте вместе поужинаем.

ЛЕТАЮЩИЙ ДОКТОР

Перевод Г. Бояджиева

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ГОРЖИБЮС.

ЛЮСИЛЬ

его дочь.

ВАЛЕР

возлюбленный Люсиль.

САБИНА

двоюродная сестра Люсиль.

АДВОКАТ.

ГРО-РЕНЕ[169]

слуга Горжибюса.

СГАНАРЕЛЬ

слуга Валера.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Валер, Сабина.

Валер. Ну что ж, Сабина, какой совет ты мне дашь?

Сабина. У меня для вас много новостей. Дядя решительно настаивает, чтобы моя кузина вышла замуж за Вильбрекена. Дело зашло так далеко, что их поженили бы хоть сегодня, если бы она не любила вас. Но так как кузина открылась мне в своей любви к вам да к тому же мы доведены до крайности скупостью моего противного дядюшки, то, чтобы отложить свадьбу, мы решились вот на какую затею. Кузина притворилась больной, а старикашка, которого не так уж трудно обмануть, послал меня за лекарем. Хорошо было бы направить к Люсиль кого-нибудь из ваших верных друзей, предварительно растолковав ему суть дела, — пусть он посоветует больной дышать свежим воздухом. Простофиля не преминет поселить ее в домике на краю сада. Таким образом, вы могли бы сговориться за его спиной, пожениться и предоставить ему ругаться до хрипоты вместе с его Вильбрекеном.

Валер. Трудно найти так быстро надежного лекаря, да еще чтобы он согласился рисковать ради меня! Я такого не знаю.

Сабина. Я придумала. Что если вы нарядите лекарем своего слугу? Одурачить нашего простофилю легче легкого.

Валер. Боюсь, что этот олух все испортит. Но раз никого другого нет, придется обратиться к нему. Прощайте! Пойду поищу его.

Сабина уходит.

Где сейчас околачивается этот чертов висельник?.. А, да вот и он!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Валер, Сганарель.

Валер. Ах, мой милый Сганарель, как я рад тебя видеть! Ты мне нужен для одного очень важного дела. Но только я не знаю, что ты умеешь…

Сганарель. Что я умею, сударь? Доверьте мне ваше важное дело или какое-нибудь другое серьезное поручение: например, пошлите меня посмотреть, который час на башенных часах, узнать, сколько стоит масло на базаре, напоить лошадь, — тогда вы узнаете, что я умею делать.

Валер. Это все не то. Мне надо, чтобы ты изобразил доктора.

Сганарель. Доктора, сударь? Я готов сделать все, что вам угодно, но изображать лекаря? Слуга покорный! Вот уж это нет! С какого конца здесь подступиться-то, господи? Право, сударь, вы смеетесь надо мной.

Валер. Если согласишься, я дам тебе десять пистолей.

Сганарель. Ну, за десять пистолей я не откажусь быть даже лекарем. Хотя, видите ли, сударь, не такой уж у меня ловкий умишко, по правде говоря. А когда я стану лекарем? Куда же мне идти?

Валер. К старикашке Горжибюсу — осмотреть его больную дочь. Но ведь ты олух — вместо того чтобы сделать, как велено, такого натворишь…

Сганарель. Боже избави, сударь! Не беспокойтесь. Ручаюсь вам, что сумею уморить любого не хуже лекаря. Пословица говорит: «После смерти — лекарь». А если я возьмусь за дело, все станут говорить: «После лекаря — смерть!» Все это так, но если подумать хорошенько, нелегкое это дело — лекаря изображать, А что если у меня ничего не выйдет?

Валер. Это случай легкий: Горжибюс — человек простой, неотесанный, его ничего не стоит обморочить громкими словами. Рассуждай о Гиппократе и Галене и будь понахальнее.

Сганарель. Значит, с ним надо будет говорить о философии, о математике… Предоставьте мне это дело. Если он человек несообразительный, как вы говорите, то я ручаюсь за успех. Достаньте мне только докторское платье, научите, что надо делать, и дайте диплом в виде десяти обещанных пистолей.

Валер и Сганарель уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Горжибюс, Гро-Рене.

Горжибюс. Беги за лекарем! Моя дочь очень больна. Скорей, скорей!

Гро-Рене. Какого дьявола! Что это вам втемяшилось отдавать дочь за старика? Вы думаете, ей не хочется порезвиться с молодым человеком? Видите ли, координация, имеющаяся, так сказать… (Говорит всякий вздор.)

Горжибюс. Убирайся! Чует мое сердце, что из-за ее болезни придется отложить свадьбу.

Гро-Рене. Вот это меня и бесит. Я надеялся набить себе пузо, и на тебе — прямо изо рта вынули ужин. Пойду искать лекаря не только для вашей дочери, но и для себя. Ух, как я зол! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Горжибюс, Сабина, Сганарель.

Сабина. Хорошо, что я вас встретила, дядюшка, у меня для вас приятная новость. Я веду к вам самого знающего доктора на свете. Он приехал из-за границы, знает самые лучшие средства и, конечно, вылечит мою кузину. Это такое счастье, что мне на него указали, а я его привела к вам. Он такой ученый, что мне самой захотелось заболеть, чтобы он меня вылечил.

Горжибюс. Где же он?

Сабина. Идет следом за мной. Да вот он!

Горжибюс. Ваш покорный слуга, господин доктор. Я посылал за вами, чтобы вы посмотрели мою больную дочь. Я возлагаю на вас все мои надежды.

Сганарель. Гиппократ говорит, а Гален самым убедительным образом доказывает, что человеку нехорошо, когда ему плохо. Вы правы, что возлагаете надежды на меня — я самый великий, самый искусный, самый ученый доктор на факультете произрастания, чувствительности и минералов.

Горжибюс. Я в восторге.

Сганарель. Не думайте, что я обыкновенный доктор, какой-нибудь там захудалый лекарь. Все остальные доктора рядом со мной — всего лишь лекари-недоноски. Я обладаю особыми талантами и секретами. Селям-алейкюм! «Родриго, храбр ли ты?» — «Signor, si, signor, no.[170] Der omnia saecula saeculorum».[171] Ну а теперь давайте посмотрим. (Щупает пульс у Горжибюса.)

Сабина. Да не он же болен, а его дочь!

Сганарель. Это не имеет значения: кровь отца и дочери — это одно и то же. По испорченной крови отца я могу узнать болезнь дочери… Господин Горжибюс! Можно посмотреть мочу больной?

Горжибюс. Отчего же нельзя? Сабина! Принеси ее мочу.

Сабина уходит.

Я, господин лекарь, боюсь, как бы она не умерла.

Сганарель. Пусть не умирает. Что это за баловство — умереть без предписания врача!

Сабина возвращается.

Моча указывает на сильный жар, на воспаление кишечника. Но все-таки это не плохая моча.

Горжибюс. Как, сударь? Вы пьете мочу?

Сганарель. Не удивляйтесь. Доктора обычно довольствуются тем, что разглядывают ее, но я, доктор необыкновенный, пью мочу, потому что на вкус я лучше распознаю причину и следствие болезни. Сказать по правде, вы принесли слишком мало мочи для того, чтобы я мог вынести верное суждение. Пусть-ка она еще помочится.

Сабина уходит и сейчас же возвращается.

Сабина. С трудом и этого-то от нее добилась.

Сганарель. Всего-навсего? Заставьте ее нацедить еще. Побольше, побольше! Если б все больные так скупились, я был бы непрочь до конца моих дней оставаться лекарем.

Сабина уходит и сейчас же возвращается.

Сабина. Вот все, что мне удалось получить. Больше она не может.

Сганарель. Как, господин Горжибюс? Ваша дочь мочится по капельке? Бедная, бедная ваша дочь! Надо будет прописать ей мочегонное средство. Нельзя ли мне посмотреть больную?

Сабина. Она встала. Если хотите, я ее приведу.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Люсиль.

Сганарель. Так, значит, сударыня, вы больны?

Люсиль. Да, сударь.

Сганарель. Очень жаль! Это значит, что вы чувствуете себя плохо. Ощущаете ли вы сильные боли в голове, в почках?

Люсиль. Да, сударь.

Сганарель. Вот и прекрасно. Один великий доктор в главе, посвященной природе животных, говорит… говорит множество прекрасных вещей. А так как соки в организме находятся в многочисленных взаимосвязях — например, меланхолия является врагом радости, — и так как от разлития желчи мы становимся желтыми, и ничто так не противоположно здоровью, как болезнь, то мы можем вместе с этим великим человеком сказать, что ваша дочь очень больна. Сейчас я вам выпишу рецепт.

Горжибюс. Скорее стол, бумаги, чернил!

Сганарель. Кто здесь умеет писать?

Горжибюс. А вы разве не умеете?

Сганарель. Умел, да забыл. У меня столько дел, что я половину забываю… Вашей дочери необходим деревенский воздух.

Горжибюс. У нас прекрасный сад, а в саду домик, в домике несколько комнат. Если вы ничего не имеете против, я там ее и поселю.

Сганарель. Пойдемте посмотрим.

Все уходят.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Адвокат один.

Адвокат. Я слышал, что дочь господина Горжибюса больна. Надо справиться о ее здоровье и в качестве друга дома предложить свои услуги. Эй! Эй! Господин Горжибюс дома?

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Адвокат, Горжибюс.

Горжибюс. К вашим услугам, сударь.

Адвокат. Узнав о болезни вашей дочери, я пришел засвидетельствовать вам свое сочувствие и предложить услуги во всем, что от меня зависит.

Горжибюс. Здесь только что был самый ученый человек на свете.

Адвокат. Нельзя ли мне с ним поговорить?

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и Сганарель.

Горжибюс (Сганарелю). Сударь! Перед вами один из самых образованных моих друзей. Ему хотелось бы с вами поговорить и потолковать.

Сганарель. У меня нет свободного времени, господин Горжибюс, — мне к больным надо идти. Этак ни гроша не заработаешь, сударь.

Адвокат. Сударь! После того как господин Горжибюс рассказал мне о ваших достоинствах и познаниях, мне страсть как захотелось познакомиться с вами, и я позволил себе приветствовать вас именно с этим намерением. Надеюсь, вы меня за это не осудите. По моему разумению, люди, постигшие какую-либо науку, достойны великой похвалы, особенно те, кто изучил науку медицинскую, и не только вследствие пользы, которую она приносит, но и потому, что она включает в себя и другие науки, что делает совершенствование в ней особенно затруднительным. Об этом прекрасно сказано в первом афоризме Гиппократа: «Vita brevis, ars vero longa, occasio autem praeceps, experimentum periculosum, judicium difficile».[172]

Сганарель (Горжибюсу). Ficile[173] tantina pota daril cambustibus.

Адвокат. Вы не из тех медиков, которые занимаются только так называемой рациональной, или догматической, медициной. Я полагаю, что вы практикуете каждодневно и с большим успехом — experientia magistra rerum.[174] Первые люди, которые занялись медициной, пользовались таким уважением благодаря этой прекрасной науке, что их причислили к богам за великолепное лечение, которое они применяли ежедневно. Нельзя презирать медика, который не смог вернуть здоровье больному, так как это здоровье не всегда зависит от его лекарств и познаний: interdum docta plus valet arte malum.[175] Сударь! Я боюсь показаться вам слишком назойливым и прощаюсь с вами в надежде, что при первой же встрече буду иметь честь побеседовать с вами на досуге. Вам время дорого… (Уходит.)

Горжибюс. Как вам понравился этот человек?

Сганарель. Он кое-что знает. Если бы он остался здесь подольше, я бы мог поговорить с ним о тонких и возвышенных материях… Однако мне пора.

Горжибюс дает ему деньги.

Сганарель. Что это?

Горжибюс. Я же знаю, как я вам обязан!

Сганарель. Что вы, господин Горжибюс! Я ничего не возьму, я человек не корыстолюбивый. (Берет деньги.) Будьте здоровы!

Сганарель уходит. Горжибюс входит к себе в дом.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Валер один.

Валер. Не знаю, как идут дела у Сганареля. О нем ни слуху ни духу. Никак я его не найду — меня это очень беспокоит.

Возвращается Сганарель; он одет как слуга.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Валер, Сганарель.

Валер. А, вот и он! Прекрасно!.. Ну, Сганарель, как ты преуспел за это время?

Сганарель. Чудеса из чудес: я так преуспел, что Горжибюс принял меня за искуснейшего лекаря. Я проник к нему, посоветовал дать возможность дочери подышать воздухом, и она сейчас в домике, в конце сада, причем настолько далеко от старика, что вы можете преспокойно повидаться с ней.

Валер. Ах, какая радостная новость!.. Не буду терять время, сейчас же пойду к ней. (Уходит.)

Сганарель (один). Признаюсь, этот простофиля Горжибюс — настоящий олух: так позволить себя надуть! (Заметив Горжибюса.) Ах, боже мой, все пропало! Одним ударом разрушена вся моя медицина… Нет, я все-таки проведу его!

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Сганарель, Горжибюс.

Горжибюс. Здравствуйте, сударь!

Сганарель. Доброго здоровья! Перед вами несчастный человек. Не знаете ли вы доктора, который прибыл в наш город совсем недавно и великолепно лечит?

Горжибюс. Знаю. Он только что был у меня.

Сганарель. Я его брат, сударь; мы близнецы; мы так похожи, что нас часто путают.

Горжибюс. Черт возьми, я бы тоже, наверно, ошибся! А как вас зовут?

Сганарель. Нарцисс, с вашего позволения, сударь. Надо вам сказать, что я опрокинул в его кабинете две склянки с микстурами, которые стояли на краю стола, и он так рассердился, что выгнал меня из дому. Он знать меня больше не хочет, и вот я, несчастный, остался без поддержки, без опоры и без всяких знакомств.

Горжибюс. Хорошо, я помирю вас. Я его друг, и я вам обещаю все уладить. Я поговорю с ним при первой же встрече.

Сганарель. Я буду вам так обязан, господин Горжибюс! (Уходит и тотчас возвращается в платье доктора.) Когда больные не желают следовать советам медиков, когда они распускаются…

Горжибюс. Здравствуйте, господин доктор! Я хочу попросить вас об одном одолжении.

Сганарель. В чем дело, сударь? Чем могу служить?

Горжибюс. Сударь! Я только что встретил вашего брата — он в таком отчаянии…

Сганарель. Он негодяй, господин Горжибюс.

Горжибюс. Уверяю вас: он раскаивается в том, что разгневал вас.

Сганарель. Он пьяница, господин Горжибюс.

Горжибюс. Что ж, сударь, вы хотите довести бедного малого до последней крайности?

Сганарель. Не говорите больше мне о нем! Нет, вы только подумайте, какое бесстыдство! Этот негодяй разыскивает вас, чтобы вы улаживали его дела! Прошу вас: не говорите больше мне о нем.

Горжибюс. Ради бога, господин доктор, помиритесь с ним из любви ко мне! Если я со своей стороны смогу оказать вам какую-либо услугу, я это сделаю от чистого сердца. Я ему обещал и…

Сганарель. Вы просите меня так настойчиво, что хотя я и поклялся не прощать его… ну да ладно, пусть будет по-вашему, я его прощаю. Уверяю вас, что я делаю над собой большое усилие — уж очень я расположен к вам. Прощайте, господин Горжибюс!

Горжибюс. Сударь, я ваш покорнейший слуга! Пойду поищу беднягу и сообщу ему эту приятную новость.

Сганарель уходит. Горжибюс входит к себе в дом.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Валер один.

Валер. Никогда бы я не подумал, что Сганарель так хорошо справится с моим поручением.

Сганарель возвращается; он одет как слуга.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Валер, Сганарель.

Валер. Ах, мой милый, как я тебе благодарен! Какая у меня радость! Как…

Сганарель. Вам легко говорить. А вот меня встретил Горжибюс, и, если бы не уловка, которая пришла мне в голову, вся затея была бы раскрыта. (Заметив Горжибюса.) Вот он, бегите!

Валер уходит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Сганарель, Горжибюс.

Горжибюс. Я всюду искал вас — хотел сообщить, что я поговорил с вашим братом и он меня заверил, что прощает вас. Но для полного моего спокойствия я хочу, чтобы он обнял вас в моем присутствии. Зайдите ко мне, а я пойду за ним.

Сганарель. Я не думаю, господин Горжибюс, чтобы вам удалось его разыскать, да и я у вас не останусь: я его боюсь.

Горжибюс. Нет, останетесь, потому что я вас запру… Ну, так я иду за вашим братом. Не бойтесь — я ручаюсь, что он больше не сердится. (Запирает Сганареля в своем доме и уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Сганарель один.

Сганарель (в окне). Ну на этот раз я попался — бежать некуда. Туча — грозовая. Боюсь, что если она и рассеется, то не раньше, чем обрушит на меня град палочных ударов или предпишет мне что-нибудь посильнее, чем все рецепты лекарей: не выжгли бы на моем плече клеймо каторжника? Плохи мои дела… Но отчаиваться рано. Раз уж я столько натворил, доведем дело до конца. Да-да, надо найти выход и доказать всем, что Сганарель — король плутов. (Прыгает из окна.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Горжибюс, Гро-Рене.

Гро-Рене. Странно! Черт возьми! Здесь, я вижу, ловко прыгают из окон! Придется остаться — посмотрим, чем все это кончится.

Горжибюс. Никак не могу найти доктора — черт знает где он прячется. (Заметив Сганареля, который возвращается в одежде лекаря.) Да вот и он!

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Те же и Сганарель.

Горжибюс. Сударь! Вы простили вашего брата, но этого мало. Для полного моего удовлетворения прошу вас — обнимите его. Он сейчас у меня, я ищу вас, чтоб попросить вас примириться с ним в моем присутствии.

Сганарель. Помилуйте, господин Горжибюс! Неужели этого мало, что я прощаю его? Я не хочу его больше видеть.

Горжибюс. Сударь! Из любви ко мне!..

Сганарель. Я не могу ни в чем отказать вам. Позовите его.

Горжибюс входит к себе в дом, а в это время Сганарель влезает в окно; он в одежде слуги.

Горжибюс (в окне). Ваш брат ждет вас внизу — он обещал мне исполнить вашу просьбу.

Сганарель (в окне). Господин Горжибюс, прошу вас: пусть лучше он зайдет сюда. Умоляю вас: позвольте мне попросить у него прощения наедине! Я не сомневаюсь, что он примется всячески оскорблять и позорить меня перед всеми!

Горжибюс выходит из дома, Сганарель вылезает в окно; он в одежде доктора.

Горжибюс. Хорошо, я ему скажу… Сударь! Он говорит, что ему стыдно, и просит вас войти в дом, чтобы он мог попросить у вас прощения наедине. Вот ключ, можете войти. Умоляю вас: не отказывайтесь, доставьте мне это удовольствие!

Сганарель. Нет ничего такого, чего бы я не сделал ради вашего удовольствия. Вы сейчас услышите, как я его отделаю. (В окне.) Так вот ты где, негодяй! — Брат мой! Я прошу у тебя прощения. Клянусь, что это не моя вина. — То есть, как это — не твоя вина, разгильдяй, бездельник? Вот я проучу тебя за твою наглость: надоедать господину Горжибюсу, морочить ему голову своими глупостями! — Брат!.. — Замолчи, говорят тебе! — Я не причиню тебе больше… — Замолчи, негодяй!

Гро-Рене. Что за дьявол там у вас, как вы думаете?

Горжибюс. Это лекарь и его брат Нарцисс. Между ними вышло недоразумение, и теперь они мирятся.

Гро-Рене. Черт возьми, да там один человек!

Сганарель (в окне). Пьяница, я проучу тебя! Ишь, потупил глаза! Понимаешь, что виноват, висельник! Ах ты лицемер! И еще праведника из себя корчил.

Гро-Рене. Сударь! Скажите ему: пусть он будет столь любезен и подведет брата к окошку.

Горжибюс. Хорошо… Господин доктор! Покажите, пожалуйста, вашего брата в окошко.

Сганарель (в окне). Он не достоин показываться на глаза честным людям, да и мне негоже стоять рядом с ним.

Горжибюс. Сударь! Не откажите мне в этой любезности после всего, что вы уже для меня сделали!

Сганарель. Поистине господин Горжибюс, вы имеете такую власть надо мной, что я ни в чем не могу отказать вам!.. Покажись, покажись, негодяй. (Исчезает на секунду и тотчас появляется в одежде слуги.) Господин Горжибюс, я так вам обязан! (Снова исчезает и тотчас появляется в одежде доктора.) Ну как, нагляделись вы на эту наглую образину?

Гро-Рене. Даю вам слово, там только один человек. Скажите, что вам желательно хоть на секунду увидеть их обоих вместе, и тогда вы сами в этом убедитесь.

Горжибюс (Сганарелю). Сделайте милость, покажитесь в окне вместе и обнимитесь с ним при мне.

Сганарель (в окне). Вот на что бы я не пошел ни для кого, кроме вас! Но дабы доказать, что из любви к вам я готов на все, я решаюсь и на это, хотя и через силу. Только прежде я хочу, чтобы он попросил у вас прощения за все хлопоты, которые он вам причинил. — Да, господин Горжибюс, я прошу у вас прощения за мою наглость. А тебе, брат, обещаю в присутствии господина Горжибюса, что буду теперь таким хорошим, что тебе не придется больше жаловаться на меня. Забудь же о том, что между нами произошло. (Обнимает шляпу и брыжи, которые он надел себе на локоть.)

Горжибюс. Ну что? Разве их не двое?

Гро-Рене. Честное слово, он колдун!

Сганарель (выходит из дома в одежде доктора). Вот ключ от дома. Мне неприятно выходить вместе с этим негодяем — он позорит меня. Я не хочу, чтобы его видели в городе, где я пользуюсь известной репутацией. Можете выпустить его, когда вам будет угодно. Прощайте, ваш слуга!.. (Делает вид, что уходит, затем, сбросив платье доктора, влезает в окно.)

Горжибюс. Пойти выпустить бедного малого! Хоть он и простил его, но после изрядной взбучки. (Входит к себе в дом и возвращается со Сганарелем, который одет как слуга.)

Сганарель. Благодарю вас, сударь, за хлопоты и за всю вашу доброту. Всю жизнь буду помнить…

Гро-Рене. Как вы думаете, где сейчас лекарь?

Горжибюс. Ушел.

Гро-Рене (поднимает платье Сганареля). Он у меня под мышкой. Этот негодяй изображал лекаря и морочил вас. А пока он вас обманывал и разыгрывал перед вами комедию, Валер и ваша дочь уже встретились, и как бы их не попутал бес.

Горжибюс. Вот несчастье! (Сганарелю.) Тебя повесят, плут, негодяй!

Сганарель. Сударь! Что вам от того, что меня повесят? Выслушайте меня. Это правда, что благодаря моей выдумке мой хозяин сейчас у вашей дочери, но, услужив ему, я не сделал вам ничего дурного. Мой господин как по происхождению, так и по достатку приличная для нее партия. Послушайтесь вы меня: не устраивайте скандала — вам же от этого будет хуже — и пошлите ко всем чертям мерзавца Вильбрекена… Но вот и наши влюбленные.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Те же, Валер и Люсиль.

Валер (Горжибюсу). Мы у ваших ног.

Горжибюс. Я вас прощаю. Сганарель обманул меня на мое счастье, благодаря этому у меня такой славный зять! Идемте сыграем свадьбу и выпьем за здоровье всей нашей компании.

ХРОНОЛОГИЯ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА МОЛЬЕРА

1621. 27 апреля. Венчание родителей Мольера: Жана Поклена и Мари Крессе.

1622. 15 января. Жана-Батиста Поклена (будущего Мольера) крестят в церкви святого Евстахия.

1623. Рождение Луи Поклена, брата Мольера.

1624. Рождение Жана Поклена, брата Мольера.

1625. Рождение Мари Поклен, сестры Мольера.

1626. 13 апреля. Смерть Жана Поклена, деда и крестного отца Мольера.

1627. Рождение Никола Поклена, брата Мольера.

1628. Рождение Мари-Мадлены Поклен, сестры Мольера.

1630. Смерть Мари Поклен, сестры Мольера.

1631. Жан Поклен, отец Мольера, выкупает у своего брата Никола должность придворного обойщика и камердинера короля.

1632. Смерть Мари Крессе, матери Мольера; ее хоронят 11 мая.

1633. Смерть Луи Поклена, брата Мольера. 30 мая Жан Поклен, их отец, женится второй раз — на Катрине Флёретт.

1634. Рождение Катрины Поклен, единокровной сестры Мольера.

1635. Жан-Батист Поклен (Мольер) поступает в Клермонский коллеж (ныне лицей Людовика Великого).

1636. Катрина Флёретт, вторая жена Жана Поклена, умирает в родах.

1637. Жан-Батист Поклен, еще учась в Клермонском коллеже, вступает в цех обойщиков как преемник дела своего отца и его должности королевского камердинера.

1638. Смерть Луи Крессе, деда Мольера с материнской стороны.

1639. Жан-Батист Поклен заканчивает ученье в Клермонском коллеже.

1640–1641. Жан-Батист Поклен изучает право и получает звание адвоката.

1642. Жан-Батист Поклен в качестве королевского обойщика сопровождает Людовика XIII в Нарбонну.

Вероятно, рождение Арманды Бежар, будущей супруги Мольера; однако эта дата до сих пор окончательно не установлена.

1643. Поворотный год в судьбе Жана-Батиста Поклена. 6 января он отказывается от должности королевского обойщика в пользу брата Жана. Жан-Батист получает свою долю материнского наследства — 630 ливров — и поселяется в квартале Маре, рядом с Мадленой Бежар. 30 июня он вместе с Бежарами и пятью другими актерами подписывает контракт об основании Блистательного театра. 12 сентября труппа снимает зал для игры в мяч у Нельских ворот и на время работ поперестройке помещения отправляется в Руан, где в октябре Жан-Батист знакомится с Пьером Корнелем и его братом Тома.

1644. 1 января на улице Мазарини открывается Блистательный театр. Его ждет провал за провалом. 28 июня Жан-Батист впервые подписывается: Мольер.

1645. Крах Блистательного театра. Мольер за долги попадает на несколько дней в тюрьму Шатле. Те из актеров, кто не покинул Мольера, уезжают вместе с ним в провинцию и присоединяются к бродячей труппе Дюфрена, которой покровительствует герцог д'Эпернон.

1646. Мольер с труппой Дюфрена играет в Бордо, Ажане и Тулузе.

1647. Труппа Дюфрена в Тулузе, затем в Альби и Каркассоне.

1648. Мольер ездит с труппой Дюфрена: Нант, Пуатье, Ангулем, Шатору и Лимож.

1649. Мольер в Тулузе, Монпелье, Нарбонне, Кагоре и Пуатье.

1650. Мольер в Тулузе, Ажане и Нарбонне. Он становится главой труппы, которая теряет покровительство герцога д’Эпернона.

1651. Труппа Мольера путешествует, ездит по Провансу.

1652. Труппа Мольера играет в Гренобле. Ее пополняют Луи Бежар и Дебри.

1653. Актер Дюпарк женится на Маркизе де Горль, которая вступает в труппу Мольера. Принц де Конти берет труппу под свое покровительство. Актеры Мольера играют в Монпелье и Пезенасе.

1654. Труппа Мольера ставит пьесы «Летающий доктор», «Ревность Барбулье».

1655. Мольер встречается в Лионе с итальянскими актерами. Премьера комедии «Шалый, или Все невпопад». Мольер выступает в роли Маскариля. В феврале он со своей труппой в Нарбонне; в марте — в Монпелье; в апреле — в Лионе и в октябре — в Пезенасе.

1656. Труппа Мольера в феврале играет в Нарбонне; в августе — в Бордо, в декабре — в Безье, где ставит «Любовную досаду».

1657. Труппа Мольера играет в Лионе и Дижоне.

Принц де Конти лишает Мольера своего покровительства. Труппа возвращается под покровительство герцога д’Эпернона.

В Авиньоне Мольер знакомится с художником Пьером Миньяром, который напишет с него несколько портретов.

1658. Мольеровская труппа, чья слава непрестанно растет, выступает в Лионе, Гренобле, Руане. Но главное событие года для Мольера, Мадлены Бежар и их товарищей — возвращение в Париж. Подготавливая его, Мадлена снимает 12 июля на полтора года зал театра Маре; Мольер несколько раз ездит в столицу и добивается покровительства Месье, единственного брата короля. Актеры Мольера теперь называются Труппой Месье. 24 октября — «день удачи» для Мольера: его труппа играет в Гвардейском зале Лувра перед королем и придворными. Ставят трагедию Корнеля «Никомед» и мольеровского «Влюбленного доктора». Совершенно покоренный, Людовик XIV отдает Мольеру зал дворца Пти-Бурбон, где Труппа Месье будет играть в очередь с Итальянцами.

2 ноября — открытие театра комедией «Шалый, или Все невпопад» в Большом зале дворца Пти-Бурбон. 9 декабря — «Любовная досада».

1659. Когда Труппа Месье играет трагедии, успех весьма скромный; зато в комедийном репертуаре («Шалый», «Любовная досада») она неизменно нравится публике. В труппе происходят изменения: чета Дюпарк переходит в театр Маре. Апрель. Популярный комик Жодле и актер Л’Эпи вступают в труппу Мольера. Появляются новые лица — Лагранж и Дюкруази.

28 апреля Лагранж начинает вести свой «Реестр» — дневник труппы, документ поистине бесценный для мольеристов.

25 мая. Смерть Жозефа Бежара.

5 июля. После отъезда Итальянцев труппа Мольера — единственный хозяин театрального зала Пти-Бурбон.

18 ноября. Премьера «Смешных жеманниц» — полный триумф. Мольер исполняет роль «маркиза» Маскариля.

1660. Март. Супруги Дюпарк возвращаются в мольеровскую труппу.

26 марта. Смерть актера Жодле.

Первое издание комедии Мольера «Смешные жеманницы». Ожесточенные нападки на пьесу.

Смерть Жана Поклена, брата Мольера. Мольер снова вступает (по крайней мере формально) в должность королевского обойщика.

30 мая. Премьера комедии «Сганарель, или Мнимый рогоносец». Мольер — Сганарель.

11 октября. Суперинтендант королевских строительных работ господин де Ратабон велит снести Пти-Бурбон, мешающий постройке луврской колоннады. Труппа Мольера по указанию короля переходит во дворец Пале-Рояль, построенный Ришелье.

1661. 4 февраля. Премьера «Дона Гарсии Наваррского, или Ревнивого принца». Провал. Мольер — Дон Гарсия.

24 июня. Постановка «Урока мужьям». Блестящий успех. Мольер — Сганарель.

17 августа. Премьера «Докучных» на празднестве в замке Во, данном суперинтендантом финансов Фуке в честь короля. Мольер — исполнитель нескольких ролей. 14 сентября. Постановка «Вязальщика хвороста» — первой версии «Лекаря поневоле».

1662. 23 января. Мольер подписывает брачный контракт с Армандой Бежар. 20 февраля их венчают в церкви Сен-Жермен-л’Осеруа.

Май. Труппа играет при дворе.

26 декабря. Премьера «Урока женам». Огромный успех. Мольер — Арнольф.

В труппу вступают Брекур и Латорильер.

1663. Спор об «Уроке женам». Людовик XIV назначает Мольеру ежегодную пенсию в 1000 ливров. Мольер пишет стихотворение «Благодарность королю».

1 июня. Постановка «Критики „Урока женам“».

Труппа Мольера играет в Версале и в замке принца Конде.

13 октября. Постановка «Версальского экспромта». Выходят «Сочинения» Мольера в двух томах.

1664. 19 января. Рождение Луи Поклена, первенца Мольера и Арманды.

29 января. В Лувре ставят «Брак поневоле», комедию с балетом (на музыку Люлли), в котором танцует король.

28 февраля. Крещение Луи Поклена в церкви Сан-Жермен-л’Осеруа. Крестный отец — Людовик XIV, крестная мать — супруга Месье, Генриетта Английская.

30 апреля — 22 мая. В Версале устраивается празднество под названием «Увеселения волшебного острова». Мольер — его ответственный постановщик (главный режиссер). Первый день: шествие четырех веков человечества и четырех времен года. Второй день (8 мая): «Принцесса Элиды». Третий день: балет «Дворец Альчины» и «Докучные». Шестой день (12 мая): постановка трех первых актов «Тартюфа». Мольер — Оргон. Запрещение пьесы. Седьмой день: «Брак поневоле».

17 мая. «Газет» восхваляет короля за то, что он запретил публичные представления «Тартюфа».

20 июня. Постановка труппой Мольера «Фиваид» — первой трагедии Расина.

4 августа. Чтение «Тартюфа» папскому легату, кардиналу Киджи, в Фонтенбло. Памфлет священника Пьера Руле, в котором он призывает предать Мольера огню.

31 августа. Первое послание Мольера к королю по поводу «Тартюфа».

25 сентября. Показ первых трех актов «Тартюфа» перед братом короля.

9 ноября. Премьера «Принцессы Элиды» в Пале-Рояле.

10 ноября. Смерть Луи Поклена; ребенок прожил только десять месяцев.

29 ноября. Представление «Тартюфа» в пяти актах у курфюстины Пфальцской по указанию принца Конде. Между Армандой и Мольером начинаются раздоры.

1665. 15 февраля. Премьера «Дон Жуана». Успех. Пьеса снята с репертуара после пятнадцати представлений.

18 апреля. Памфлет Рошмона «Замечания о комедии „Дон Жуан“».

18 мая. Смерть Мари-Мадлены, сестры Мольера.

1 (или 3) августа. Рождение Эспри-Мадлены, дочери Мольера и Арманды. Ее крестят в церкви святого Евстахия; крестный отец — граф Эспри де Моден, крестная мать — Мадлена Бежар.

Эспри-Мадлена — единственная из детей Мольера и Арманды доживет до зрелости, но умрет бездетной.

14 августа. Труппа получает привилегию именоваться Труппой Короля. Людовик XIV назначает актерам пенсию в 6000 ливров.

14 сентября. Премьера «Любви-целительницы» в Версале.

4 декабря. Труппа Короля играет «Александра Великого» Расина, но 18 декабря Расин, не предупредив Мольера, ставит эту трагедию на сцене Бургундского отеля. Ссора Мольера и Расина.

1666. Отношения Мольера и Арманды ухудшились настолько, что супруги решают жить раздельно.

Мольер снимает загородный дом в Отейле.

4 июня. Премьера «Мизантропа». Мольер — Альцест.

6 августа. Премьера «Лекаря поневоле». Мольер — Сганарель.

2 декабря. Премьера «Мелисерты» в Сен-Жерменском дворце во время празднества «Балет Муз».

Выходят Сочинения Мольера в двух томах с гравюрами Франсуа Шово.

1667. 5 января. Премьера «Комической пасторали».

Январь — февраль. Труппа — в Сен-Жермен-ан-Лэ, загородной резиденции короля.

14 февраля. «Сицилиец, или Амур-живописец».

4 марта. Премьера «Аттилы» Корнеля, которого Мольер сумел уговорить не отдавать пьесу в Бургундский отель.

29 марта. Актриса Дюпарк покидает труппу Мольера и переходит в Бургундский отель.

Мольер болен и пользуется этими двумя месяцами вынужденного бездействия, чтобы переработать «Тартюфа», который все еще под запретом.

5 августа. Представление «Обманщика» — смягченной версии «Тартюфа». Огромный успех.

6 августа. Президент Парижского парламента Ламуаньон запрещает пьесу.

8 августа. Лагранж и Латорильер отправляются в лагерь французских войск под Лиллем, чтобы вручить королю второе послание Мольера по поводу «Тартюфа».

11 августа. Архиепископ Парижский Ардуэн де Перефикс запрещает публичные чтения и представления «Тартюфа» под страхом отлучения от церкви.

Мольер, совершенно больной, уезжает в свой домик в Отейле.

1668. 13 января. Премьера «Амфитриона» в Пале-Рояле.

Мольер — Созий.

18 июля. Премьера «Жоржа Дандена» в Версале.

Жорж Данден — Мольер.

9 сентября. Премьера «Скупого»; публика принимает комедию холодно. Гарпагон — Мольер.

9 ноября. Первое представление «Жоржа Дандена» в Пале- Рояле.

11 декабря. Смерть Маркизы Дюпарк.

1669. 5 февраля. Постановка «Тартюфа» в его нынешней версии (единственной, которая нам известна). Успех триумфальный.

25 февраля. Смерть отца Мольера.

15 марта. Получение права на печатание «Тартюфа».

23 марта. Публикация поэмы Мольера «Купол Валь-де-Грас».

17 сентября — 20 октября. Труппа в королевском замке Шамбор.

7 октября. Представление «Господина де Пурсоньяка» в Шамборе. Пурсоньяк — Мольер. 15 ноября пьесу переносят на сцену Пале-Рояля, где она идет с большим успехом.

1670. Январь. Публикация «Эломира-ипохондрика», сатиры Ле Буланже де Шалюссе против Мольера.

30 января — 10 февраля. Празднества в Сен-Жермен-ан-Лэ. Их постановщик — Мольер.

4 февраля. Представление в Сен-Жермен «Блистательных любовников».

23 марта. Луи Бежар выходит из труппы и удаляется на покой; товарищи будут выплачивать ему ежегодную пенсию в 1000 ливров.

14 октября. Премьера «Мещанина во дворянстве» в Шамборе.

23 ноября. Постановка пьесы в Париже. Журден — Мольер. В труппу Мольера вступают супруги Боваль.

1671. 17 января. Представление «Психеи» в Тюильри. Огромный успех.

Март — апрель. Большие работы по перестройке зала Пале-Рояля.

24 мая. Представление «Плутней Скапена». Мольер — Скапен.

2 декабря. Представление «Графини д’Эскарбаньяс» в Сен-Жермен; 8 июля 1672 г. пьеса будет поставлена в Париже.

1672. 17 февраля. Смерть Мадлены Бежар.

11 марта. Первое представление «Ученых женщин».

Март — апрель. Столкновения Мольера с Люлли из-за привилегий, дарованных композитору Людовиком XIV. Мольер не пользуется больше благоволением короля, очарованного Люлли.

Здоровье Мольера ухудшается.

17 сентября. Рождение Пьера-Жана-Армана Поклена, третьего ребенка Мольера и Арманды. Мальчик умирает 10 октября.

23 сентября. Мольер переселяется на улицу Ришелье.

1673. 10 февраля. Премьера «Мнимого больного» в Пале-Рояле (а не при дворе, как предполагалось). Шумный успех. Мольер — Арган.

17 февраля. Во время четвертого представления «Мнимого больного» у Мольера начинается кровохарканье. Его относят домой, на улицу Ришелье. Он умирает в 10 часов вечера, не дождавшись священника.

18—21 февраля. Арманда добивается у архиепископа Парижского и короля разрешения похоронить Мольера по обряду.

21 февраля. В девять часов вечера гроб Мольера, покрытый знаменем цеха обойщиков, отнесен на кладбище святого Иосифа.

24 февраля. В Пале-Рояле возобновляются спектакли. Идет «Мизантроп».

21 марта. Людовик XIV отдает зал Пале-Рояля Люлли. Труппа Мольера, которую теперь возглавляют Арманда и Лагранж и в которую влились актеры театра Маре, перебирается в помещение на улице Генего.

Выходят Сочинения господина Мольера в 17-ти томах, с гравюрами Шово.

1674. По Парижу ползут слухи, что останки Мольера эксгумированы и брошены в общую могилу для некрещеных и отлученных от церкви.

1677. 29 мая. Арманда выходит замуж второй раз — за актера Генера д’Этрише.

1680. 21 октября. Специальным указом Людовика XIV труппа Мольера сливается с труппой Бургундского отеля. Объединенная труппа играет на улице Генего. Так рождается Комеди Франсез.

1682. Первое Полное собрание сочинений Мольера с рисунками П. Бриссара.

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

В книге использованы гравюры П. Бриссара к изданию Собрания сочинений Мольера 1682 года.

«ЖОРЖ ДАНДЕН, ИЛИ ОДУРАЧЕННЫЙ МУЖ».

«СКУПОЙ».

«ГОСПОДИН ДЕ ПУРСОНЬЯК».

«БЛИСТАТЕЛЬНЫЕ ЛЮБОВНИКИ».

«МЕЩАНИН ВО ДВОРЯНСТВЕ».

«ПСИХЕЯ».

«ПЛУТНИ СКАПЕНА».

«ГРАФИНЯ Д’ЭСКАРБАНЬЯС».

«УЧЕНЫЕ ЖЕНЩИНЫ».

«МНИМЫЙ БОЛЬНОЙ».

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ ПРОИЗВЕДЕНИЙ МОЛЬЕРА, ВОШЕДШИХ В ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

Амфитрион — том 2

Блистательные любовники — том 3

Брак поневоле — том 1

Версальский экспромт — том 1

Господин де Пурсоньяк — том 3

Графиня д’Эскарбаньяс — том 3

Докучные — том 1

Дон Гарсия Наваррский, или Ревнивый принц — том 1

Дон Жуан, или Каменный гость — том 2

Жорж Данден, или Одураченный муж — том 3

Комическая пастораль — том 2

Критика «Урока женам» — том 1

Лекарь поневоле — том 2

Летающий доктор — том 3

Любовная досада — том 1

Любовь-целительница — том 2

Мелисерта — том 2

Мещанин во дворянстве — том 3

Мизантроп — том 2

Мнимый больной — том 3

Плутни Скапена — том 3

Принцесса Элиды — том 1

Психея — том 3

Ревность Барбулье — том 3

Сганарель, или Мнимый рогоносец — том 1

Сицилиец, или Амур-живописец — том 2

Скупой — том 3

Смешные жеманницы — том 1

Стихотворения — том 3

Тартюф, или Обманщик — том 2

Урок женам — том 1

Урок мужьям — том 1

Ученые женщины — том 3

Шалый, или Все невпопад — том 1



Примечания

1

Фамилия Данден заимствована Мольером из романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». В дословном переводе «le dandin» — увалень, олух.

(обратно)

2

Сотанвиль — дословно: дурак в городе (sot en ville).

(обратно)

3

А также семьи де ла Прюдотри… — Фамилия «ла Прюдотри» производна от слова «la pruderie», что означает чопорность, неприступность — черты, явно чуждые юной представительнице этого рода Анжелике.

(обратно)

4

В молодости я имел честь сражаться в первых рядах ополчения при Нанси. — Созыв ополчения в Нанси относится к 1635 г. Осада Монтобана, упоминаемая в следующей реплике, имела место в 1621 г. Слова о поездке в «Святую землю» должны служить доказательством участия в крестовом походе одного из представителей рода Сотанвилей.

(обратно)

5

Становитесь на колени! — Во французском законодательстве вплоть до революции 1791 г. существовал ритуал наказания, когда виновный должен был каяться в своем грехе, стоя на коленях.

(обратно)

6

Имя Гарпагон происходит от латинского слова «harpago» — гарпун. Так назывались якоря, которыми во время морского боя подтягивали вражеские корабли. В переносном смысле — хапун, загребущие руки.

(обратно)

7

Покажи руки!.. Другие! — Эта комическая сцена восходит к пьесе Плавта «Горшок», где скупой Эвклион, осмотрев обе руки слуги, велит ему показать еще «третью».

(обратно)

8

видеть не могу хромого пса! — Роль Лафлеша исполнял Луи Бежар (младший), который прихрамывал.

(обратно)

9

Пистоль — старинная золотая монета ценностью около десяти франков.

Ливр, су, денье — старинные французские монеты, приблизительно соответствующие современному франку, су и сантиму.

и это только из восьми процентов! — Этот процент значительно выше установленного в те времена законом.

(обратно)

10

Омальская саржа — ткань, вырабатываемая в алжирском городе Омале.

(обратно)

11

приключения двух любовников — Гомбо и Масеи — старинная любовная популярная повесть, часто служившая сюжетом для рисунков на гобеленах и обойных тканях.

(обратно)

12

Сошки — подставки для мушкета при стрельбе в упор.

(обратно)

13

турецкого султана женила бы на республике венецианской. — С XV в. Турция и венецианская республика находились во враждебных отношениях. Само выражение — перифраз из романа Рабле: «…достигнуть мира между великим королем и венецианцами… замирить султана с шахом персидским» (кн. III, гл. XI).

(обратно)

14

Есть даже такое древнее изречение: мы для того едим, чтобы жить, а не для того живем, чтобы есть. — Выражение, известное еще в Древней Греции, приписывалось Плутархом Сократу. Бытовало оно и в латинском языке: «Ede ut vivas, ne vivas ut edas».

(обратно)

15

Воры! Воры!.. — Знаменитый монолог Гарпагона довольно близок к монологам в пьесе Плавта «Горшок» (акт IV, сцена IX) и в пьесе Лариве «Духи» (акт III, сцена VI).

(обратно)

16

Гарпагон… увидав, что горят две свечи, одну из них задувает… — Эта ремарка, отсутствовавшая в прижизненном издании комедии Мольера, появилась в первом полном издании Собрания сочинений Мольера (1682). На французской сцене этот комический эпизод получил дальнейшее развитие: Жак вновь зажигает свечку, Гарпагон тушит ее и берет в руки, Жак зажигает свечку через спину хозяина, который снова ее тушит и прячет в карман, но конец свечи торчит из кармана, и Жак опять ее зажигает. Гарпагон обжигает руку.

(обратно)

17

бежал из Неаполя от беспорядков… — Можно предположить, что речь идет о неаполитанском восстании 1647–1648 гг., руководимом Мозаниелло.

(обратно)

18

Фамилия Пурсоньяк происходит от французского слова «le pourceau» — свинья, боров. Имя Сбригани — восходит к итальянскому слову «il sbricco» — разбойник.

(обратно)

19

Лиможский адвокат. — Уроженцы Лиможа в романе Рабле были изображены тупоумными и чванливыми.

(обратно)

20

ваш покорный слуга родом из Неаполя… — Неаполитанцы часто слыли плутами и мошенниками.

(обратно)

21

Ассессор — судебная должность.

(обратно)

22

Перигорский дворянин. — Перигор — область в средневековой Франции.

(обратно)

23

Гален (131–201) — знаменитый древнеримский врач.

(обратно)

24

Признаки патогномические. — Патогномия — старинный термин, замененный в современной медицине термином «диагностика».

(обратно)

25

Нельзя лечить болезнь неизвестную (латин.).

(обратно)

26

Флеботомия — вскрытие кровеносных сосудов.

(обратно)

27

Колагогические, меланогогические — средневековые медицинские термины.

(обратно)

28

Вот и все (латин.).

(обратно)

29

Я всецело разделяю твое мнение (латин.).

(обратно)

30

Бог любит нечетные числа (латин.).

(обратно)

31

Белый цвет проясняет зрение (латин.).

(обратно)

32

Явления одиннадцатое — пятнадцатое. — В оригинале медики поют эти куплеты по-итальянски.

(обратно)

33

Цивилист — юрист по гражданским делам.

(обратно)

34

Юстиниан, Папиньян… — забавное перечисление имен известных юристов различных стран.

(обратно)

35

Панталоне — комическая маска старого венецианского купца из итальянской комедии масок.

(обратно)

36

Пляска бискайцев. — Бискаец — комический персонаж испанской народной комедии XVI в.

(обратно)

37

который не побоялся ни Бренна, ни всех его галлов… — В 279 г. до н. э. галлы под предводительством Бренна вторглись в северную Грецию и достигли Дельф, но затем были изгнаны.

(обратно)

38

в этом прелестном уголке, прославленном под именем Темпеи всеми поэтами. — Темпейская долина находилась в Фессалии между Олимпом и Оссой.

(обратно)

39

Пифийские игры устраивались в честь Аполлона в Дельфах, а не в Темпейской долине. Во время игр состязались в пении, силе, ловкости и различных упражнениях. Происходили каждые четыре года и были прекращены в конце IV в. н. э.

(обратно)

40

Их называют пантомимами. Я боялась сказать вам про них раньше… — Пантомима только что начинала завоевывать сцену и не всем была по вкусу.

(обратно)

41

Дриады и фавны — лесные нимфы и сельские божества, считавшиеся покровителями животных (миф.).

(обратно)

42

низводить с неба на металлы чудодейственные отпечатки… — Речь идет о металлических пластинках, на которых гравировался тот или иной знак «зодиака»; они считались талисманами.

(обратно)

43

Муфтий — у мусульман ученый юрист, знаток богословия.

(обратно)

44

Я сделал себе из индийской ткани халат. — Индийская ткань — старинное наименование ситца, который привозился в XVII в. из Индии и был предметом роскоши.

(обратно)

45

Правда, славная песенка? — Господин Журден поет народную песенку. Существуют еще три куплета этой песни.

(обратно)

46

Ритурнель — повторяющаяся в аккомпанементе музыкальная фраза.

(обратно)

47

Морская труба — музыкальный инструмент с очень резким и сильным звуком.

(обратно)

48

Кварта, парад, терс — фехтовальные приемы.

(обратно)

49

Универсалии — от universalis (латин.) — всеобщий. Синоним общих понятий, широко употреблявшихся в средневековой философии.

(обратно)

50

Barbara, Celarent… — условные термины схоластической логики (латин.).

(обратно)

51

оттени все ее недостатки. — Во французской мольеристике существует предположение, что описание внешности и характера Люсиль соответствует образу Арманды Бежар-Мольер, первой исполнительницы этой роли.

(обратно)

52

подле Ворот святого Иннокентия. — Речь идет о рыночном квартале Парижа, районе, в котором проходило детство Мольера.

(обратно)

53

Мамамуши — мнимотурецкое слово, сочиненное Мольером и ставшее нарицательным для обозначения чванных вельмож.

(обратно)

54

Первый балетный выход — Ломаный русский язык перевода передает колорит речи арабов, жителей средиземноморского побережья, которые в беседе с европейцами используют итальянские, французские и турецкие слова.

(обратно)

55

Алла экбер — бог велик (араб.).

(обратно)

56

Перечисляя различные вероисповедания, Мольер добавляет к ним и несколько вымышленных: «мориста», «фрониста», «моффина», «зурина».

(обратно)

57

Йок — нет (турецк.).

(обратно)

58

Комедия заканчивается балетом. — Следовало музыкально-танцевальное представление под музыку Ж.-Б. Люлли (1632–1687) — известного французского композитора, неоднократно писавшего музыку для комедий Мольера.

(обратно)

59

«Издатель к читателю

Настоящее произведение не принадлежит перу одного автора. Г-н Кино сочинил слова, предназначенные для пения, за исключением „Итальянской жалобы“. Г-н де Мольер составил общий план пьесы и привел в порядок отдельные ее части, заботясь больше о красоте и пышности спектакля, чем о точном соблюдении правил. Что же касается стихотворного изложения, у г-на де Мольера не было времени выполнять его целиком. Приближался карнавал, и настоятельные требования короля, желающего видеть этот великолепный спектакль несколько раз до наступления поста, заставили автора прибегнуть к чужой помощи. Ему принадлежат только стихи пролога, первого действия, первой сцены второго действия и первой сцены третьего действия. Г-н Корнель в две недели написал остальное, и благодаря этому его величество имело возможность увидеть пьесу вполне законченной в тот срок, какой оно указало».

Данное обращение было помещено перед текстом пьесы при ее первом издании в 1671 г.

Есть основание предполагать, что оно написано Мольером. Не будучи вполне уверенными, мы не сочли возможным поместить его в начале пьесы, как это обычно делается.

Г-н Кино сочинил слова, предназначенные для пения, за исключением «Итальянской жалобы». — Кино Филипп (1635–1688) — французский драматург и либреттист. Текст «Итальянской жалобы» принадлежит Ж.-Б. Люлли.

Пьер Корнель (1606–1684) — великий французский драматург, работавший с Мольером по подготовке текста пьесы.

(обратно)

60

и мир вернул земле усталой. — Речь идет об Ахенском мире, заключенном 2 мая 1668 г.

(обратно)

61

Я, в споре трех богинь… — Венера вспоминает о своей победе над Юноной и Палладой и гневается, что нынче ей предпочли, на радость соперницам, Психею (миф.).

(обратно)

62

Нет, фессалийские есть в этом деле тайны. — Фессалия считалась в древности страной колдунов и прорицателей.

(обратно)

63

Все стихи в первой интермедии перевел с итальянского Евг. Солонович.

(обратно)

64

Печаль моя права и вовсе не чрезмерна. — Эта и следующие строки напоминают стихи из сонета Мольера «Господину Ла Моту ле Вайе по поводу смерти его сына», написанного в 1664 г.

(обратно)

65

Кадм — мифологический герой, легендарный основатель Фив; известен многочисленными подвигами, наибольшую славу принесла ему победа над драконом.

(обратно)

66

Иксион — легендарный греческий царь, совершивший немало преступлений и покусившийся на честь Геры. В наказание был низвергнут в подземное царство и прикован к вечно вращающемуся огненному колесу.

(обратно)

67

Титий — легендарный великан, внебрачный сын Зевса. Был сражен стрелами Аполлона и Артемиды. В подземном царстве два коршуна беспрестанно терзали его печень.

(обратно)

68

Скапен — французская форма от «Скапино» (имени слуги из комедии дель арте), происшедшего от глагола «scappare» — удирать, убегать.

(обратно)

69

Тарент — приморский город в Италии.

(обратно)

70

пройдись, как король на сцене. — Игравший роль Сильвестра актер Латорильер пародировал напыщенную манеру игры трагиков из «Бургундского отеля».

(обратно)

71

Это не он. — Согласно французской сценической традиции обычно Аргант восклицает: «Нет, сударь, это не я!»

(обратно)

72

Кой черт понес его на эту галеру? — фраза, заимствованная Мольером из комедии Сирано де Бержерака «Обманутый педант».

(обратно)

73

полезайте вот в этот мешок. — Сцена с мешком взята Мольером из арсенала комедийных приемов площадных актеров.

(обратно)

74

Неужели мне не удастся убить этого Жеронта? — Скапен, изображая второго «убийцу», в подлиннике говорит на гасконском диалекте.

(обратно)

75

вон еще какой-то, на иностранца похож. — Та же игра, Скапен использует швейцарский диалект.

(обратно)

76

вздор, что несет голландская газета. — «La Gazette d’Amsterdam» издавалась в Амстердаме и была популярна во Франции. В газете нередко печатались статьи, проникнутые враждебным отношением к французам, что было особенно характерно в канун войны между Францией и Голландией (1672–1678).

(обратно)

77

в верховном совете пресвитера Иоанна и Великого Могола. — Пресвитер Иоанн — легендарный христианский правитель одной из областей Индии. Великий Могол — правитель Индии; династия Моголов была основана тюркским султаном Бабуром в 1526 г.

(обратно)

78

Перевод стихов в комедии принадлежит Н. Минскому.

(обратно)

79

Я пью из стакана с блюдечком. — Блюдца только входили в употребление и были предметом роскоши.

(обратно)

80

Я просто из себя выхожу. — Графиня третирует дворян, получивших свое звание в результате государственной (муниципальной) службы, противопоставляя им родовое дворянство, издавна владеющее землями.

(обратно)

81

Отель Луи, Лионский отель, Голландский… — второразрядные парижские гостиницы.

(обратно)

82

балет Психею. — Мольер упоминает пьесу, написанную им совместно с Пьером Корнелем и поставленную в Париже незадолго до премьеры «Графини д’Эскарбаньяс».

(обратно)

83

своим вечным пренебрежением не сулит мне мягких груш. — Выражение «Ne pas promettre poires molles á quelqu’une» означает: «Не обещает ничего хорошего».

(обратно)

84

груши мучения — сорт терпких груш (Les poires d’anqoisse). Фигурально — кляп в форме груши, которыми во время пытки затыкали рот жертве, чтобы воспрепятствовать крику.

(обратно)

85

Складной… — В высшем свете при приеме незначительным лицам подавали складные стулья и табуреты.

(обратно)

86

Разве Марциал сочиняет стихи? Я думала, он делает перчатки. — Графиня путает римского поэта Марциала (II в. до н. э.) с модным парижским перчаточником и парфюмером Марсиалем.

(обратно)

87

Всякое имя существительное, которое имеет отношение только к мужчине, должно быть мужского рода. Все, чему придается мужское обличье… <именуется соответственно> (латин.).

(обратно)

88

Фи, господин Бобине… — Невежественной графине в некоторых латинских созвучиях слышатся непристойные французские слова.

(обратно)

89

Жан Депотер (1460–1520) — автор устарелого труда по латинской грамматике.

(обратно)

90

Нельзя кричать на весь театр. — Господин Гарпен произносит свои слова с эстрады, приготовленной для участников дивертисмента, которых собираются слушать гости графини.

(обратно)

91

Хоть мы и взбесились, а все же, графиня, позвольте нам досмотреть представление. — Речь идет о дивертисменте, подготовленном виконтом. Это был один из номеров «Балета балетов», в композицию которого входила и сама комедия «Графиня д’Эскарбаньяс» (при ее первом показе 2 декабря 1671 г. — в придворном театре в Сен-Жермене).

(обратно)

92

Триссотен — в первоначальной редакции — Трикотен. Карикатура на жеманного поэта Котена. Триссотен (trissot-in) — дословно «трижды дурак».

(обратно)

93

Вадиус — карикатура на прециозного поэта и ученого педанта Менажа.

(обратно)

94

Что запрещает нам строжайше Вожелас. — Вожелас (Вожла) — французский писатель и лингвист, автор книги «Замечания о французском языке» (1647), который призывал учиться языку и стилю у «наиболее рассудительной части придворных» и у «наиболее рассудительных авторов».

(обратно)

95

О солецизм безбожный… — Солецизм — неправильный в синтаксическом отношении оборот речи.

(обратно)

96

Плеоназмы — употребление в речи излишних слов, прибавляющих к уже сказанному.

(обратно)

97

Как ни был бы учен Малерб или Бальзак. — Поэт Франсуа Малерб (1555–1628) и прозаик Гед де Бальзак (1594–1654) были реформаторами поэтического языка и стиля на раннем этане развития классицистской литературы.

(обратно)

98

Сонет принцессе Урании на ее лихорадку. — Сонет был взят (и чуть изменен) Мольером из сборника галантных стихов аббата Котена.

(обратно)

99

Катрен — четверостишие. Терцет — трехстишие.

(обратно)

100

О карете цвета сливы… — эпиграмма, взятая Мольером из сборника стихов Котена.

(обратно)

101

Когда «Республику» свою писал Платон. — Платон в «Республике» устанавливает общий уровень образованности мужчин и женщин.

(обратно)

102

Считаю первенство за перипатетизмом… — Перипатетики — последователи Аристотеля.

(обратно)

103

Мой ум насытили б мельчайшие тела, но мысль о пустоте лишь смутно мне понятна. Зато в материи тончайшей все приятно. — «Мельчайшие тела» — атомы, о которых говорил Эпикур. Белизу смущает, однако, что учение о строении материи из атомов допускает пустоту между атомами, тогда как Аристотель утверждал, что «природа боится пустоты». Принимая это учение об отсутствии пустоты, французский философ Декарт видоизменил атомическую теорию, выдвинул положение, что мельчайшие частицы, на которые разделяется материя, — элементы трех родов: земли, воздуха и огня. Элементы огня — «тончайшая материя», заполняющая все промежутки и поры между частицами земли и воздуха. Учение об этой «тончайшей материи», не имеющей определенной формы и в этом смысле почти нематериальной, и привлекает Белизу, явно тяготеющую к идеализму. Мольер здесь тонко высмеивает слабые стороны философии Декарта.

(обратно)

104

Как этос с пафосом сквозят в любой из строф. — Этос и пафос — категории (греч.) моральной философии; этос — нравы (нравственный склад), пафос — страсти.

(обратно)

105

А ваши буриме читать одна отрада. — Буриме — стихи на заданные рифмы.

(обратно)

106

Иль автора «Сатир» припомнить ты не хочешь? — Автор сатир, Буало, неоднократно высмеивал в своих «Сатирах» прециозных поэтов Менажа и Котена.

(обратно)

107

Барбен — известный парижский издатель, выпускавший книги Мольера и Буало.

(обратно)

108

В талантах, в минах нам не свесть в приданом счет? Календы с идами нам даты б заменили… — Мина и талант — древнегреческие весовые денежные единицы. Календы — у древних римлян первый день каждого месяца. Иды — день в середине каждого месяца.

(обратно)

109

Жокрисса мне в мужья, пожалуйста, не надо. — Жокрисс — персонаж народного театра, глупый слуга.

(обратно)

110

Пургон — врач, фамилия образована от французского «púrger» — очищать желудок.

(обратно)

111

Бонфуа — фамилия образована от слов «bonne foi» — добросовестность.

(обратно)

112

Полишинель — комический герой французского народного кукольного театра, связанный своим происхождением с итальянским Пульчинеллой. Свою арию Полишинель поет по-итальянски.

(обратно)

113

Первый пролог — Речь идет о победе французского оружия в Голландии и триумфальном возвращении Людовика XIV в Париж 1 августа 1672 г.

(обратно)

114

Эгипаны — мифологические существа, разновидность сатиров.

(обратно)

115

Кассия — слабительное средство.

(обратно)

116

Безоар — восточное снадобье, употребляемое как противоядие.

(обратно)

117

Обычай не позволяет. Если б вы жили в стране писаных законов… — В северных и центральных провинциях Франции сохранялись еще юридические нормы, определявшиеся древнегерманскими обычаями, в то время как на юге страны придерживались «писаных законов», то есть римского права.

(обратно)

118

Отлично (латин.).

(обратно)

119

статуя Мемнона издавала гармоничный звук. — Мемнон — один из мифологических героев Троянской битвы, сын Эос и Титана, царь эфиопов, погибший от руки Ахилла. Именем Мемнона греки назвали статую египетского фараона Аменхотепа III, которая при восходе солнца издавала жалобные звуки, напоминавшие человеческий голос; говорили, что Мемнон приветствует свою мать Эос (зарю).

(обратно)

120

открытиях нашего века касательно кровообращения. — Речь идет о знаменитом открытии Гервея (1619), вызвавшем яростные нападки со стороны схоластической медицины.

(обратно)

121

Не вижу в ваших словах никакой последовательности (латин.).

(обратно)

122

Тут надо различать (латин.).

(обратно)

123

Согласен (латин.).

(обратно)

124

Возражаю (латин.).

(обратно)

125

Что скажешь? (латин.).

(обратно)

126

Скажу… (латин.).

(обратно)

127

Хорошо (латин.).

(обратно)

128

Паренхима — мнимонаучная диагностика, данная в терминах средневековой медицины.

(обратно)

129

Малого сосуда (латин.).

(обратно) class='book'> 130 Брадипепсия, диспепсия, апепсия, лиентерия — старинные наименования желудочных заболеваний. Гидропизия — водянка желудка.

(обратно)

131

Невежественный, невежественная, невежественное (искаженное латин.).

(обратно)

132

одна ваша борода уже много значит. — У Аргана — Мольера, судя по рисунку Бриссара, были густые усы и эспаньолка, которые Туанета называет «бородой».

(обратно)

133

При всей своей пародийности интермедия посвящения в доктора заключала в себе некоторые моменты подлинного церемониала XVII в., связанного с присвоением докторского звания. Текст интермедии написан на смеси латыни и французского языка с добавлением отдельных итальянских слов. Существует предположение, что в составлении этого текста принимал участие Буало.

Даем перевод этого текста, сделанный А. А. Смирновым.

«Президент. Вам, мудрейшие доктора, профессора медицины, а также и другим господам, истинным исполнителям всех предписаний факультета, которые ныне здесь собрались, — аптекари, хирурги, — вам и всей честной компании я желаю денег за визиты и доброго аппетита.

Коллеги! Я не могу достаточно надивиться и восхититься, какая нам дана концессия — медицинская профессия, желанная, прекраснейшая, славнейшая медицина! Лишь одним своим названием (иначе говоря, наименованием) она совершает чудеса, позволяя всякого рода людям долгие годы жить припеваючи, ничего не делая.

Где бы мы ни находились, мы всюду видим, какой славой мы пользуемся во всем мире: старый и малый видят в нас свой идеал. Все добиваются от нас лекарств, поклоняются нам, как богам; перед нашим авторитетом склоняют голову короли и князья.

Итак, нам велят мудрость, здравый смысл и благоразумие — стараться не выпускать из своих рук славу, почет и привилегии, стараться не допускать в нашу теснейшую коллегию лиц, достойных уважения и способных занять наше хорошее положение.

Сейчас вы созваны для того, чтобы в ученом собрании докторов сей муж, который ищет звания доктора, сдавши здесь экзамены, получил квалификацию.

Первый доктор. Если господин президент и все собрание разрешит мне, я хотел бы затруднить бакалавра одним вопросом: какова причина и основание того, что опиум усыпляет?

Бакалавр. Почтенный доктор спрашивает, почему усыпляет опиум? На это я отвечу: он имеет такое свойство — снотворную способность, которая может содержать в себе силу усыплять организм.

Хор. Хорошо, хорошо, хорошо, превосходно: достоин свободно вступить в наше славное сословие, поскольку он отвечает всем условиям.

Второй доктор. С разрешения президента и достойнейшего факультета я прошу бакалавра ответить мне: какие лекарства и предписания уместны при водянке?

Бакалавр. Поставить клистир, затем пустить кровь, затем прочистить желудок.

Хор. Хорошо, хорошо, хорошо, превосходно…

Третий доктор. С разрешения господина президента, ученейшего собрания и всей ученой комиссии я желал бы затруднить бакалавра одним вопросом: как лечить лиц, страдающих диабетом, астмой и табесом?

Бакалавр. Поставить клистир…

Хор. Хорошо, хорошо, хорошо, превосходно…

Четвертый доктор. Бакалавр силен, как немногие, в медицине и патологии; да позволит мне господин президент и ученейшее собрание взять слово и спросить, как надо поступить. Вчера пришел ко мне пациент; горячка не оставляет его ни на минуту, у него болит голова, колет в боку, он с большим трудом дышал и выпускал воздух с пеной. Будьте добры ответить: как поступить с ним?

Бакалавр. Поставить клистир…

Пятый доктор. Но если недуг тягчайший, упорный — не хочет уступать, то как поступить с ним?

Бакалавр. Поставить клистир…

Хор. Хорошо, хорошо, хорошо, превосходно…

Президент. Клянись: дашь ли немедленно клятву соблюдать устав и все предписания факультета, не меняя в них ни одной буквы?

Бакалавр. Клянусь.

Президент. Клянешься ли ты на всех консультациях быть всегда того же мнения, что и древние ученые?

Бакалавр. Клянусь.

Президент. Клянешься ли ты не давать пациентам новых лекарств и не пользоваться ничем, кроме средств, одобренных факультетом, хотя бы больной был при последнем издыхании и готов был умереть?

Бакалавр. Клянусь.

Президент. Вместе с этой докторской шапочкой я даю тебе право клинициста, полномочие и привилегию на всякого рода лечение — посредством лекарств, очищения желудка, кровопускания, вскрытия, надрезов, рассечения и убивания безнаказанно любым способом всюду на земле.

Бакалавр. Мудрейшие профессора системы, основанной на ревене, александрийском листе и касторке! Было бы безумием, глупостью и нелепостью, если бы я вздумал воздать вам хвалу, пытаясь солнцу прибавить света, небу — звезд, косматому океану — волн, весне — аромата роз. Вместо всяких слов, почтенные коллеги, позвольте мне обратиться к вам и сказать так: вы дали мне, клянусь вам, больше, чем отец и природа: природа и отец создали меня человеком, а вы были еще добрее ко мне, сделав меня врачом! И за это, ученейшее собрание, в моем сердце живут к вам на веки веков чувства благодарности и любви!

Хор. Привет ему, привет, стократный привет! Привет, новый доктор! Славный вития! Тысячу лет ему есть, тысячу лет попивать, пускать кровь и убивать!

Хирургия. Да узрит он в скором времени свои рецепты у всех хирургов и аптекарей как ходкий товар!

Хор. Привет ему, привет…

Хирургия. Да будет судьба к нему постоянно, из года в год, благосклонна своими дарами! Да не испытает он иных болезней, кроме чумы, оспы, резей, колик, воспаления и кровотечений!

Хор. Привет ему, привет…».

(обратно)

134

Стихотворение написано Мольером в связи с получением им королевской пенсии, незначительной по сумме, но важной как знак поддержки Мольера в борьбе с его противниками и признания в нем «прекрасного комического поэта».

(обратно)

135

Камена — древнеримское наименование музы.

(обратно)

136

Ла Мот Ле Вайе (1583–1672) — французский мыслитель-скептик, автор ряда философских сочинений. Его сын, аббат ле Вайе, был большим почитателем Мольера и другом Буало. В последних строках прозаической приписки содержится намек на собственное отцовское горе Мольера, потерявшего незадолго до этого малолетнего сына.

(обратно)

137

Четверостишия были написаны, по всей вероятности, по просьбе художника Ф. Шово, неоднократно рисовавшего фронтисписы для комедий Мольера (см. настоящее издание, т. 1, с. 532). На гравюре Шово, находящейся в кабинете эстампов Парижской Национальной библиотеки, изображен религиозный сюжет с богоматерью, младенцем Иисусом, праведниками, монахами ордена Братства милосердия и грешниками, горящими в аду.

(обратно)

138

Счастливцы, под Кутра. — Битва под Кутра (1587) — битва, во время которой Генрих Наваррский одержал победу над герцогом Жуайезом.

(обратно)

139

Прощайте, славный принц — слова, обращенные к принцу Конде, поддерживавшему Мольера в его борьбе за «Тартюфа».

(обратно)

140

Сонет написан в связи с победой французской армии над австрийскими войсками и захватом провинции Франш-Конте (1668).

(обратно)

141

Впервые напечатаны в антологии «Услады галантной поэзии знаменитейших авторов нашего времени» («Les Délices la poésie galante des plus célèbres auteurs de ce temps». Paris, Iean Ribou, 1666).

(обратно)

142

Поэма посвящена живописному плафону, исполненному художником Пьером Миньяром в соборе монастыря Валь-де-Грас в Париже.

Ряд теоретических суждений об искусстве, имеющихся в поэме, Мольер заимствовал из латинского стихотворного трактата «О живописном искусстве» («De arte graphica») художника Дюфренуа, друга Миньяра и его помощника в работе над фреской собора Валь-де-Грас.

(обратно)

143

Двадцатилетний труд вершащая краса… — Начатый в 1645 г., собор Валь-де-Грас был завершен в 1665-м.

(обратно)

144

Благочестивый дар принцессы благородной… — На фреске, изображавшей евангельских и библейских персонажей, созерцавших святую троицу, была также помещена Анна Австрийская (мать Людовика XIV), подносящая богу модель собора. Сам собор был построен по обету, данному Анной Австрийской в связи с рождением дофина, будущего Людовика XIV, после многолетнего бесплодного брака.

(обратно)

145

Таланта, что возрос у тибрских берегов. — Пьер Миньяр долгие годы занимался живописью в Риме.

(обратно)

146

Воображение, рисунок, колорит (примеч. Мольера).

(обратно)

147

Апеллес — знаменитый древнегреческий живописец (вторая половина IV в. до н. э.).

(обратно)

148

О вы, предмет забот… — обращение к монахиням монастыря Валь-де-Грас.

(обратно)

149

Недаром Аннибал… — Аннибал Карраччи — знаменитый итальянский живописец (1560–1609).

(обратно)

150

Прославленный Кольбер… — Жан-Батист Кольбер (1619–1683) — министр Людовика XIV, генеральный контролер финансов, бывший также главным управителем всех дворцовых зданий.

(обратно)

151

Храм св. Евстафия (примеч. Мольера).

(обратно)

152

Являя нам собой три дивные картины… — Речь идет о трех картинах, написанных Пьером Миньяром по заказу Кольбера для церкви св. Евстахия, прихожанином которой был министр.

(обратно)

153

Здесь дан сценарий комедии-балета, указаны танцевальные выходы и приведен текст песенок. Издавая пьесу, Мольер переработал ее из трехактного представления в одноактную комедию. Третье антре цыган было заменено диалогом Сганареля с гадалками, сцена с кудесниками и демонами была изъята. В новом варианте Сганарель говорит: «А, пожалуй, зачем мне ходить к чародею, сейчас я и так увижу все, о чем собирался его расспросить». Была введена новая сцена — встреча Доримены с Ликастом и сцена подслушивания их разговора Сганарелем.

(обратно)

154

Текст заключительных куплетов в подлиннике написан на испанском языке.

(обратно)

155

Третий выход — в оригинале испанцы-певцы и испанцы-музыканты поют куплеты по-испански.

(обратно)

156

Четвертый выход — в оригинале итальянские певцы поют дуэт по-итальянски.

(обратно)

157

Действующие лица. — В манускрипте первого издания значится — «актеры», а не «действующие лица». Имя «Барбулье» происходит от глагола «barbouiller» — пачкать, синоним «enfariner» — запачкать, осыпать мукой. Комики во французских фарсах выступали не в масках, а покрыв лицо густым слоем муки.

(обратно)

158

Доктор — персонаж из комедии дель арте.

(обратно)

159

Уважения к месту, времени и лицу (латин.).

(обратно)

160

Здравствуй или будь здоров, доктор, наиученейший из всех докторов! (латин.).

(обратно)

161

О трижды, четырежды блаженный! (латин.).

(обратно)

162

вам желательно переправить меня из созвездия Близнецов в созвездие Козерога. — Созвездие Близнецов считалось эмблемой согласия, а созвездие Козерога в устах Барбулье означает его опасение стать «рогатым» мужем.

(обратно)

163

Наивысшим достоинством человека я считаю уменье обуздывать свой язык (латин.).

(обратно)

164

Подвижное с неподвижным (латин.).

(обратно)

165

Потому что он состоит из одного долгого слога и двух кратких (латин.).

(обратно)

166

Прошу тебя, выслушай (латин.).

(обратно)

167

Изыди, сатана! (латин.)

(обратно)

168

По-латыни — доброй ночи (латин.).

(обратно)

169

Гро-Рене — яркий комический персонаж, созданный актером Дюпарком и введенный Мольером в ранние, не дошедшие до нас фарсы («Гро-Рене — школьник», «Ревность Гро-Рене»).

(обратно)

170

Да, синьор; нет, синьор (итал.).

(обратно)

171

Во веки веков (латин.).

(обратно)

172

Жизнь коротка, наука долга, случай стремителен, опыт опасен, суждение затруднительно (латин.).

(обратно)

173

Fiсile — легко (латин.). Продолжение фразы Сганареля представляет собой набор нелепых звукосочетаний.

(обратно)

174

Опыт всему научает (латин.).

(обратно)

175

В иных случаях болезнь оказывается сильнее врачевательного искусства (латин.).

(обратно)

Оглавление

  • ЖОРЖ ДАНДЕН, или ОДУРАЧЕННЫЙ МУЖ
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  • СКУПОЙ
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  • ГОСПОДИН ДЕ ПУРСОНЬЯК
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА БАЛЕТА
  •   ПРОЛОГ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  • БЛИСТАТЕЛЬНЫЕ ЛЮБОВНИКИ
  •   ПРЕДИСЛОВИЕ
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ПРОЛОГА
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА КОМЕДИИ
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ИНТЕРМЕДИИ
  •   ПРОЛОГ
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •   ПЕРВАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •   ВТОРАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •   ТРЕТЬЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  •   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •   ЧЕТВЕРТАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •   ПЯТАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  • МЕЩАНИН ВО ДВОРЯНСТВЕ
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА КОМЕДИИ
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА БАЛЕТА
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     БАЛЕТ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
  •     БАЛЕТ
  •   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  • ПСИХЕЯ
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •   ПРОЛОГ
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •   ПЕРВАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •   ВТОРАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  •   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •   ТРЕТЬЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  •     ПЕРВЫЙ ДИАЛОГ
  •     ВТОРОЙ ДИАЛОГ
  •   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •   ЧЕТВЕРТАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •   ПЯТАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  • ПЛУТНИ СКАПЕНА
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  • ГРАФИНЯ д’ЭСКАРБАНЬЯС
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
  •   ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
  • УЧЕНЫЕ ЖЕНЩИНЫ
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  • МНИМЫЙ БОЛЬНОЙ
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •   В КОМЕДИИ
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ИНТЕРМЕДИЙ
  •   ПЕРВЫЙ ПРОЛОГ
  •   ЭКЛОГА С МУЗЫКОЙ И ТАНЦАМИ
  •   ВТОРОЙ ПРОЛОГ
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ПЕРВАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •     ВТОРАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  •   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
  •     ТРЕТЬЯ ИНТЕРМЕДИЯ
  • СТИХОТВОРЕНИЯ
  •   БЛАГОДАРНОСТЬ КОРОЛЮ
  •   СОНЕТ
  •   ЧЕТВЕРОСТИШИЯ,
  •   БУРИМЕ
  •   СОНЕТ
  •   СТАНСЫ
  •   КУПОЛ ВАЛЬ-ДЕ-ГРАС
  • ПРИЛОЖЕНИЕ
  •   БРАК ПОНЕВОЛЕ БАЛЕТ
  •     СОДЕРЖАНИЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •   МЕЩАНИН ВО ДВОРЯНСТВЕ БАЛЕТ НАРОДОВ
  •   РЕВНОСТЬ БАРБУЛЬЕ
  •     ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •   ЛЕТАЮЩИЙ ДОКТОР
  •     ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •     ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
  • ХРОНОЛОГИЯ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА МОЛЬЕРА
  • СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
  • АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ ПРОИЗВЕДЕНИЙ МОЛЬЕРА, ВОШЕДШИХ В ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
  • *** Примечания ***