Нина Горланова в Журнальном зале 2001-2003 [Нина Горланова, Вячеслав Букур] (fb2) читать постранично

Saturday, April 7th, 2012

Нина Горланова в Журнальном зале 2001-2003

Журнальный зал | Новый Мир, 2001 N2 | НИНА ГОРЛАНОВА, ВЯЧЕСЛАВ БУКУР

НИНА ГОРЛАНОВА, ВЯЧЕСЛАВ БУКУР

*

ДАМА, МЭР И ДРУГИЕ

Рассказ

Вобщем, собака была в последние годы ее единственной настоящей любовью. Дочь с мужем уехали в Америку, а сын вырос, его защищать не надо, а любовь требует, чтобы кого-то защищать... можно было! (Примечание авторов: когда мы взяли приемную дочь, то Ирина Владимировна нам говорила: “Накакает она вам, вот увидите — накакает!” Конечно, так и случилось, но потом, через шесть лет, а эти годы счастья стоят того, чтобы рискнуть!.. Собака, безусловно, не предаст, но это облегченный вид любви. С другой стороны, всякая любовь нужна миру!)

В свои семьдесят Ирина Владимировна — темноволосая валькирия, успешно дающая бои своему возрасту, робко наступающему. Красота избрала ее местом своего проживания, поселилась в ней несмотря на то, что лицо ее имело к красоте весьма слабое отношение. Нос был горбатый, цвет кожи очень смуглый, но зато рост, стать, взгляд, блеск ума! И муж звал ее только: “Паничка, паничка!” Он был полуполяк, муж ее. В Перми работал главным инженером главного завода! Но вот оба вышли на пенсию и вслед за сыном перебрались в Москву, не исключая, однако, что столица у них будет проездом (в Америку).

Собака во дворе появилась грязная, но какая-то требовательная, словно говорила своим взглядом: зачем ты с фашистами воевала, если никакого гуманизма не проявляешь и меня не берешь! Много лет ты билась за здоровье, ездила по курортам, а сейчас ты его получишь даром — будешь со мной гулять рано утром по свежему воздуху. Мне много не надо! Мы, собаки, гораздо прочнее человека. Вон лежит знакомый бомж Афанасий, и лужа вокруг его тела расплывается. А я такой не буду, клянусь! Когда я жила у Единственной, еще до того, как ее, холодную, вынесли в ящике, мне разрезали живот и вынули все, откуда получаются щенки. У Единственной был родственник — ветеринар, тоже не из последних. Я звала его Вторым. Собаки ведь умеют считать до десяти. Потом, когда все зашили, я — в отличие от этого бомжа — подползла к двери и уперлась лбом. А Единственная долго уговаривала меня оправиться дома, журчала водой из чайника, но я твердо проскулила: нет! И Единственная сволокла меня со второго этажа (вместе с соседом). Мне и жаль ее было, но все равно ведь нельзя опускаться.

Изложив все это движениями глаз, ушей, хвоста, носа, собака подошла к Ирине Владимировне и уперлась лбом в ногу. “Машка, пошли!” — ответила дама. “Ладно, я была Сильвой, побуду Машкой, если ты будешь хоть на кончик хвоста так же себя вести, как Единственная...”

Через десять лет Ирина Владимировна стояла у окна и смотрела на свежую могилу Машки. За все эти годы Машка трижды подчистую сгрызала угол стены в прихожей (а квартира Ирины Владимировны — ухоженная, вся в драпировках!), но это была единственная неприятность за десять лет. Правда, Ирина Владимировна и не подвергала свою любовь испытаниям, как соседки. Одни (нусоседи) заставляли своего пса смотреть сеансы Кашпировского, и на счете десять он раздулся, раскрыл рот, зевнул и умер. Другие (ососеди) накормили свою Нару сладким, и у нее заболели все зубы сразу. Правда, один раз Ирина Владимировна поссорилась с мужем, когда тот сказал, что она тратит на Машку слишком много денег. Ничего не ответила Ирина Владимировна, но взяла в руки телефонную книгу и стала звонить: в прачечную, в химчистку, в Дом быта. Узнала, сколько стоит помыть окна, постирать, почистить. И тогда заявила: “Вот сколько денег я заработала своими руками!” — “Паничка, паничка! Что ты! Я же молчу...”

И вот смотрит Ирина Владимировна на могилу Машки и видит: комбинезоны, комбинезоны! Гордые молодые люди несут деревянный циркуль, разворачивают чертежи с умудренным видом. Они двигаются и смотрят так, словно без них тут все пропадало. И даже горечь какая-то проскальзывала в матюках: не слышно оваций, ничего не подносят, не ценят. И вдруг они остановились над самой могилой Машки и воткнули в нее длинную ногу циркуля.

— Что? Вы!.. Почему? Что здесь будет?

С каждым вопросом она впрыгивала в глаза всем стоящим, не помня, как выбежала в халате. (Нусоседи потом говорили: “Ты так лупанула — только успевала новые ноги подставлять под старую задницу!”)

Таких вечных красавиц, как Ирина Владимировна, мы (соавторы) видели, включая ее, всего три раза. Это одна известная балетмейстер и одна профессор зарубежной литературы. В лицах всех трех дам была та же горечь, как сейчас у молодых комбинезонов, попирающих могилу Машки. Они словно ждали, что их красота весь мир к ногам положит, а вот жизнь постепенно уходит, не прощаясь, а красота, выходит, предатель и не спасла их даже от болезней...

При взгляде на ее