Турне [Кнут Гамсун] (fb2) читать постранично

Турне

Я хотел прочесть доклад о новой литературе в Драммене^[1]. Я решил именно этим способом добыть себе в высокой степени желательный доход, ибо это не требовало от меня никаких особенных усилий. В один прекрасный летний день сел я в поезд, идущий в этот славный город. Это было в 1886 году.

Я никого не знал в Драммене, и никто меня. Объявление о докладе в газеты я не помещал; но я напечатал раньше летом, будучи при деньгах, пятьсот визитных карточек, и теперь хотел их разослать по отелям, гостиницам и большим магазинам с целью заставить публику обратить внимание на событие. Карточки не совсем удовлетворили моему вкусу, моё имя было напечатано с ошибкой, но при некотором желании можно было признать это моим именем. И, кроме того, моё имя было абсолютно неизвестно, и какая-то ошибка ничего не значила.

Сидя в поезде, я считал своё состояние. Это вовсе не уменьшало моей решимости. Я привык преодолевать затруднения с небольшим количеством денег или совсем без денег. Конечно, я не был настолько богат, чтоб устроить достойное моего тонкого эстетического замысла выступление, но при известной бережливости я мог осуществить его. Только никаких излишеств! Поесть я мог бы, в сумерках пробравшись в какой-нибудь погребок, а остановиться в «номерах для приезжающих» вместо отеля. И какие же ещё у меня расходы?

Я сидел в вагоне и штудировал свой доклад. Я хотел читать об Александре Хьелланне^[2].

Мои попутчики, весёлые мужики, ехавшие из Христиании, пили круговую из бутылки; предложили также и мне, но я отказался. Потом они, как подобает пьяному и добродушному народу, делали разные попытки к сближению, но я отклонил и это. Наконец они, по-видимому, поняли из моего поведения и по многочисленным заметкам, которые я делал, что я учёный человек и что голова моя занята, и оставили меня в покое.

Прибыв в Драммен, я вышел из вагона и положил свой саквояж на скамейку. Я хотел оправиться перед городом. Этот саквояж я взял с собой без нужды; я взял его с собой, слыхав, что легче въехать в номера и выехать из них, имея «багаж».

Этот несчастный саквояж из ковровой материи настолько всё-таки обветшал от старости и употребления, что не был достоин даже путешествующего литератора, тем более, что мой тёмно-синий костюм был значительно приличней.

Слуга какого-то отеля с буквами на фуражке подошёл взять мой саквояж.

Я отстранил его. Я объяснил ему, что ещё не выбрал отеля, что в городе мне нужно разыскать некоторых редакторов; что я хочу прочесть доклад о литературе.

Хорошо, но ведь отель мне нужен всё-таки, мне нужно место, где жить? Его отель, без всяких сомнений, лучше всех. Электрические звонки, ванна, кабинет для чтения. Он совсем тут близко, вот по этой улице и потом налево.

Он взял мой саквояж за ручку.

Я не дал его.

Я сам хочу нести свой багаж в отель?

Конечно. Случайно, мне надо идти той же дорогой, как и моему багажу, достаточно повесить его на мизинец, чтоб он следовал за мной.

Тогда слуга посмотрел на меня и понял, что я не из настоящих господ. И пошёл опять к поезду смотреть других пассажиров; но, не найдя никого, вернулся ко мне и снова начал переговоры. В конце концов, он сказал мне, что собственно из-за меня прибыл он на станцию.

Это меняло дело. Он мог быть послан каким-либо комитетом, узнавшим о моём прибытии, может — быть, Союзом рабочих. По-видимому, в Драммене высокая умственная жизнь, сильная потребность в хороших лекциях, весь город в лихорадочном ожидании. Я не мог поручиться, не выше ли стоит в этом отношении Драммен, чем Христиания.

— В таком случае берите, конечно, мой багаж, — сказал я слуге. И мне приходит в голову, что ведь в отеле есть вино. Вино к обеду?

— Вино? Лучших сортов вино.

— Хорошо, можете идти. Я приду позже. Я должен посетить несколько редакций.

Слуга показался мне осведомлённым и в этом, и я спросил его совета:

— Кого из редакторов вы рекомендуете мне? Я не хочу ходить по всем.

— Аренцен самый главный. Приличный господин, все к нему ходят.

Редактора Аренцена, естественно, не оказалось в редакции, но я застал его дома. Я сообщил ему о своём намерении: это литературное предприятие.

Да, но здесь мало восприимчивы к этому. Один шведский студент был здесь в прошлом году и трактовал о вечном мире, но он заплатил свои деньги за это.

— Я хочу говорить о литературе, — сказал я.

— Да, я вполне понял вас, — ответил редактор. — Но я предупреждаю, что и вы заплатите.

Заплачу я! Господин Аренцен был великолепен. Он, быть может, думал, что я путешествую от какой-либо фирмы. Я сказал коротко и ясно:

— Вы не знаете, свободна ли большая зала Союза рабочих?

— Нет, — ответил редактор, — помещение Союза рабочих занято завтра вечером. Под антиспиритические сеансы. Кроме того, там будут обезьяны и дикие звери. Из других помещений могу указать павильон в парке.

— Вы рекомендуете это помещение?

— Это