Ожерелье из звезд [Барбара Картленд] (fb2) читать онлайн

БАРБАРА КАРТЛЕНД ОЖЕРЕЛЬЕ ИЗ ЗВЕЗД

Глава первая

1869 год

Пассажиры парохода, совершавшего рейсы между Кале и Дувром, поспешно спускались на пристань английского порта.

Шел небольшой дождь, но на лицах пассажиров было написано чувство облегчения, если не сказать радости: ведь плавание через Ла-Манш осталось позади, и их ноги опять ступали по твердой земле!

По трапу медленно спускалась странная пара, задерживая движение остальных. Старая женщина шла с большим трудом, тяжело опираясь на плечо юной девушки, огромные серые глаза которой выражали тревогу.

Для того чтобы сойти на пристань, женщинам понадобилось гораздо больше времени, чем остальным, — и девушка остро ощущала недовольство других пассажиров, которые шли за ними. Самые нетерпеливые из них выражали недовольство по поводу их медлительности, тем самым стараясь ускорить их продвижение.

Наконец они ступили на каменные плиты пристани — и тут пожилая женщина пошатнулась, Девушка с трудом довела свою спутницу до пустой тележки носильщика, чтобы та смогла присесть.

Женщина застонала и закрыла лицо ладонями.

— Je suis malade, tres malade ^{note 1}

— Да, я вижу, мадемуазель, — отозвалась девушка, — но вам надо сделать еще одно усилие. Нам надо сесть на поезд — и тогда вы сможете отдыхать, пока мы не приедем в Лондон.

В ответ француженка только застонала.

— Ну, пойдемте же! — уговаривала ее девушка. — Вокзал совсем недалеко. Обопритесь на меня, мадемуазель. Или давайте я буду поддерживать вас.

Она попыталась поднять немолодую женщину на ноги, но та не захотела встать.

— Non, e'est impossible! ^{note 2} — чуть слышно пробормотала она.

— Но мы же опоздаем на поезд! Это ужасно! — не отступала девушка. — Ну, пожалуйста, мадемуазель, вы должны постараться!

Она помогла француженке встать — но та вдруг обмякла, упала на землю и осталась лежать без движения.

Девушка в ужасе воззрилась на нее.

Теперь она осознала, что жалобы мадемуазель на плохое самочувствие не были вызваны просто морской болезнью, как она решила во время плавания. Нет, ее немолодая спутница оказалась серьезно больна!

Плавание было весьма нелегким: пароход сильно качало, и большинство пассажиров начали страдать от морской болезни еще до выхода из гавани Кале. А мадемуазель Бовэ заранее предупредила ее, что совершенно не выносит моря.

Но Беттина не представляла себе, насколько все будет трудно, пока они не отплыли. В открытых водах пароход начал заваливаться из стороны в сторону, задирать

то корму, то нос — и только что не переворачивался кверху днищем. И так продолжалось до прибытия в гавань Дувра, где царило относительное затишье.

Теперь девушка снова подумала про себя — как думала уже не раз во время плавания, — что безумием было давать ей в сопровождающие настолько немолодую женщину. Но, конечно, дело было в том, что в пансионе легче всего было обойтись именно без мадемуазель Бовэ.

Беттина осмотрелась, пытаясь найти помощь, но спешащие мимо них пассажиры и носильщики не обращали ни малейшего внимания на упавшую женщину.

Придя в отчаяние, она попыталась обратиться к пожилой даме, которая показалась ей достаточно доброй с виду.

— Извините, вы не могли бы мне помочь? — спросила она. — Моя спутница…

В ответ ее весьма бесцеремонно оттолкнули в сторону, и дама, шурша шелковыми юбками, закутанная в теплое меховое манто, поспешно проплыла мимо нее к стоявшему у платформы поезду.

— Носильщик! Носильщик! — позвала Беттина.

Но все носильщики уже были разобраны. На их тележках громоздились груды багажа, а владельцы вещей сообщали им свои пожелания относительно того, какие места они предпочитают занять.

«Первый класс, лицом по ходу… Угловое место, второй класс… Только для дам… Вагон-ресторан…» — доносилось со всех сторон.

— Что мне делать? — растерянно проговорила Беттина.

Снова посмотрев на мадемуазель Бовэ, она заметила, что глаза у нее по-прежнему закрыты, а лицо приобрело мертвенно-серый оттенок.

Ей вдруг показалось, что француженка умерла, и девушка уже с полным отчаянием окликнула джентльмена, который в эту минуту проходил мимо них.

— Вы должны мне помочь! — воскликнула она. — Эта леди или умерла, или умирает — и никто не хочет ей оказать помощь!

Джентльмен остановился, посмотрел на Беттину, потом на мадемуазель, лежащую на грязной каменной пристани. Дождь уже успел насквозь промочить ее шляпку, и седые волосы тонкими прядями прилипли к лицу.

Не говоря ни слова, он наклонился, подхватил француженку на руки и отнес ее под навес.

— О, спасибо вам, огромное спасибо! — сказала Беттина. — Ей было ужасно плохо, пока мы плыли через Ла-Манш, и теперь я боюсь, что у нее не выдержало сердце.

— По-моему, это весьма вероятно, — отозвался джентльмен. — Если дело обстоит так, очень важно, чтобы она немедленно получила врачебную помощь.

— Вы хотите сказать — здесь, в Дувре? — спросила Беттина.

— Здесь должна быть больница, — сказал незнакомец. — Подождите немного, я наведу справки.

В этот момент они подошли к двери зала ожидания, и Беттина поспешно открыла ее, чтобы он мог зайти со своей ношей в помещение.

Мадемуазель Бовэ казалась очень жалкой и беспомощной, Беттине показалось, что в лице ее не осталось ни кровинки, а кожа стала бледной и так обтянула кости, что она за короткое время изменилась до неузнаваемости.

Любезный незнакомец уложил пожилую француженку на черную кожаную банкетку у стены, он приложил палец к ее запястью и спустя несколько мгновений тихо проговорил:

— Она жива.

— Слава богу! — прошептала Беттина. — Мне было страшно… Так страшно!

— Ваши чувства вполне понятны, — отозвался джентльмен. — Ведь леди весьма немолода, а путешествие через Ла-Манш столь утомительно…

— Других учителей отправить со мной в Лондон не смогли. Они нужны были в пансионе.

Ее бесхитростное объяснение заставило джентльмена чуть заметно улыбнуться. Потом он сказал:

— Подождите меня здесь. Я попробую узнать относительно врача и больницы.

С этими словами их спаситель ушел, а Беттина поправила юбку своей спутнице, чтобы не видно было ее высоких ботинок на пуговицах, а потом развязала ленты ее шляпки.

Пожилая француженка казалась такой неподвижной и безжизненной, что Беттина почувствовала потребность удостовериться в том, что она услышала от этого джентльмена, и приложила пальцы к запястью больной.

Пульс был настолько слабый, что поначалу девушке показалось, что она себя обманывает.

К счастью, в зале ожидания было тепло: в камине горел огонь. И народу в нем не оказалось — прибывшие на пароходе пассажиры спешили покинуть Дувр.

Беттина слышала шум и голоса на платформе, догадываясь, что приближается время отправления лондонского поезда.

Наверное, к этому времени их собственный носильщик уже отвез их вещи в багажное отделение и теперь искал пассажирок, чтобы получить чаевые. Когда они начали медленный спуск по трапу, он увез вещи к поезду, нисколько не усомнившись в том, что их владелицы последуют за ним.

Беттина подумала, что если отец придет ее встречать на вокзал, то будет тревожиться, не обнаружив дочери среди прибывших пассажиров. Однако она сказала себе, что это еще не самая главная ее забота. Ей прежде всего надо позаботиться о мадемуазель и, если это возможно, спасти ей жизнь.

Она вдруг испугалась, что джентльмен, который был к ним так добр, бросил их, чтобы не опоздать на поезд, и предоставил воле судьбы.

В эту минуту Беттина услышала свисток и поняла, что поезд-экспресс отошел от платформы. Дверь зала ожидания открылась.

Со вздохом облегчения Беттина увидела, что джентльмен вернулся, а с ним пришел немолодой мужчина, как она догадалась — врач.

Доктор деловито направился через зал ожидания прямо к мадемуазель.

Заглянув ей под веки и пощупав пульс, он вытащил из черного саквояжа, с которыми обычно не расстаются доктора, стетоскоп и послушал ей сердце.

Беттина молча наблюдала за ним, в тревоге ожидая его приговора.

— Кажется, вы были правы, милорд, — наконец сказал доктор. — У нее сердечный приступ, вызванный сильной морской болезнью. Могу вас уверить, что это случается не так уж редко.

— Мы можем отправить ее в больницу? — спросил джентльмен.

— Конечно, милорд. Тут никаких проблем нет. Если позволите, я прямо сейчас отправлю кого-нибудь за каретой «Скорой помощи».

— Спасибо, доктор. Вы очень добры.

Тут врач впервые посмотрел на Беттину.

— Насколько я понял со слов его милости, эта дама — учительница и сопровождала вас в поездке, — сказал он.

— Да, — кивнула Беттина. — Ее зовут мадемуазель Бовэ. Ей очень не хотелось ехать со мной. Она говорила мне, что всегда плохо переносит морскую качку.

Доктор кивнул, словно ожидал услышать нечто в этом роде.

— Я попрошу вас рассказать мне все подробнее, когда мы приедем в больницу, — сказал он.

Вежливо поклонившись джентльмену, которого он величал «вашей милостью», доктор поспешно удалился.

— Боюсь, вы опоздали из-за нас на поезд, — тихо проговорила Беттина. — Но я вам благодарна… Я всей душой благодарна вам за помощь.

— Я рад, что смог быть вам полезен. А после того, как вы благополучно доставите мадемуазель Бовэ в больницу, что вы намерены делать?

— Наверное, мне надо будет сесть на следующий поезд до Лондона, — ответила Беттина. — Отец, конечно, будет волноваться из-за того, что я не приехала на этом дуврском экспрессе.

— Как ваше имя? — поинтересовался джентльмен.

— Беттина Чарлвуд.

— А я — Юстес Вестон. Лорд Юстес Вестон.

— Большое вам спасибо! Вы были так добры! Кроме вас, никто меня даже не слушал.

— Очень мало, кто готов сыграть роль доброго самаритянина на железнодорожном вокзале, — ответил лорд Юстес.

— Это так, — согласилась Беттина. — Наверное, это потому, что люди на вокзале охвачены суетой и спешкой и думают только о себе. Честно говоря, я побаиваюсь поездов, — призналась она. — Они такие огромные и шумные. По-моему, немного страшно на них ездить.

— Я пойду справиться, когда отходит следующий поезд до Лондона, — сказал лорд Юстес. — Наверное, ваш багаж уже уехал с дуврским экспрессом?

— Наверное, — ответила Беттина. — Что же делать? Мне надо будет как-то вернуть мадемуазель ее вещи.

— Думаю, вам не стоит об этом тревожиться, — успокоил он. — В больнице ее обеспечат всем необходимым.

С этими словами он снова взглянул на француженку, а потом наклонился и сжал пальцами ее запястье. Беттина, заметив, что лорд Юстес снова проверяет се пульс, затаила дыхание, понимая, чего именно он опасается.

Ей показалось, что он очень долго стоял, сжимая худенькое запястье с просвечивающими голубыми венами, выглядевшее неестественно белым, по сравнению с черной тканью далеко не нового платья из тафты.

Потом лорд Юстес осторожно выпустил руку, выпрямился и посмотрел на Беттину.

— Мне очень жаль, — негромко сказал он, — но, боюсь, никакая помощь ей больше не нужна.

— О, нет!

Это восклицание вырвалось у Беттины, помимо ее воли. Она опустилась на колени рядом с француженкой и заглянула ей в лицо, словно ожидая, что пожилая учительница откроет глаза — что лорд Юстес ошибся.

— Не может быть, чтобы она умерла!.. Не может быть! — повторяла девушка.

— Она не страдала, — попытался утешить ее лорд Юстес, — и не знала, что происходит. По-моему, такую смерть выбрали бы для себя многие люди.

— Да… конечно, — согласилась Беттина.

Ее не оставляло чувство, что она должна бы испытывать гораздо большее огорчение, но единственной ее мыслью была та, что мадемуазель действительно казалась очень старой и что жизненные силы, которые ее сегодня покинули, уже давно должны были быть на исходе.

«Мне следовало бы помолиться», — сказала себе Беттина и в то же время смутилась из-за того, что стоит на коленях на полу в зале ожидания в присутствии джентльмена, с которым практически не знакома.

«Покойтесь в мире», — прошептала она едва слышно, а потом неловко встала с колен.

— Вы больше ничего не можете теперь сделать, — сказал лорд Юстес. — Когда врач вернется, я узнаю время отправления следующего поезда на Лондон.

— Но разве я не должна… остаться с ней? — спросила Беттина. — И как же похороны? Она — католичка.

— Я так и решил, — ответил лорд Юстес, — и, думаю, мы вполне можем предоставить все врачу: он показался мне человеком разумным. Насколько я понял, у него в Дувре большая практика.

Беттина продолжала взволнованно смотреть на него, и он добавил:

— Положитесь на меня. Я уверен, что ваш отец пожелал бы, чтобы вы как можно скорее вернулись домой.

— Он поймет, что я в некотором смысле… отвечаю за мадемуазель Бовэ, — проговорила Беттина.

— Но это она должна была отвечать за ваше благополучие! — возразил лорд Юстес.

Беттину охватила нервная дрожь. Никогда еще она не сталкивалась со смертью. Лорд Юстес заметил это и сказал:

— Пройдите поближе к огню и присядьте. Такое событие наверняка стало для вас потрясением. Не поискать ли мне вам чашку чая?

— Нет, большое спасибо. Не беспокойтесь, мне ничего не нужно. Вы уже были так добры — мне не хотелось бы еще затруднять вас.

— Как я уже сказал, буду рад, что смог вам помочь, — ответил лорд Юстес.

Она прошла к камину и протянула к пламени вдруг озябшие руки.

— Как вы думаете, на оплату врачу и похороны нужно много денег? — спросила она. — Боюсь, что у меня с собой почти ничего нет, — но я уверена, что папа пришлет чек, как только я приеду в Лондон.

— Я объясню это врачу, — пообещал лорд Юстес. — И, по-моему, вам лучше сесть. Мне кажется, что вы очень расстроены.

— Все было бы гораздо хуже, если бы вас не оказалось рядом, — сказала Беттина.

Однако она послушно села, вдруг почувствовав, что ноги вот-вот откажутся держать ее.

Ей еще не приходилось видеть умерших — и сейчас она думала о том, как пугающе быстро может умереть человек. Казалось, только что мадемуазель стонала и жаловалась на свою морскую болезнь и, как и все француженки, выражала свое недовольство весьма многословно — и вот она молчит… Не шевелится…

Почему-то старая учительница вдруг показалась ей маленькой и жалкой, так что приходилось только удивляться тому, что дети вообще ее слушались и она могла как-то поддерживать дисциплину в пансионе.

Смерть!

«Какое это ужасное слово, — думала Беттина. — В нем есть что-то такое неотвратимое и бесповоротное! И в эту минуту трудно было верить, подобно католикам, что душа мадемуазель отлетела в рай и пред ней откроются небесные врата».

— Я пойду найду вам чашку чая, — сказал лорд Юстес, и его голос прервал ход печальных мыслей Беттины.

Он ушел из зала ожидания, и сидевшая у огня Беттина посмотрела туда, где на банкетке лежала мадемуазель Бовэ.

«Я должна молиться за нее, потому что больше некому это сделать», — подумала она.

Сейчас ей стало казаться, что во время плавания она была недостаточно добра и снисходительна к своей спутнице. Но, по правде говоря, мадемуазель была из числа тех женщин, по отношению к которым очень трудно проявлять доброту и снисходительность. А уж чувство симпатии или любви она просто неспособна была внушить.

Ни одной ученице пансиона она не нравилась и, возможно из-за своего очень низкого роста, всегда держалась агрессивно и жестко, отдавая направо и налево совершенно ненужные приказы, и неизменно была всем недовольна.

«Бедная мадемуазель», — подумала Беттина. Ей пришло в голову, что, возможно, сейчас та счастливее, чем во время ее долгой и неинтересной работы в пансионе.

Остальных учительниц всегда окружали полные обожания ученицы, готовые услужить им ради одной только поощряющей улыбки или доброго слова. Хозяйка пансиона, мадам Везари, очень тщательно отбирала своих служащих. Они все делали честь знаменитой школе, которая была всеми признана как лучший во всей Франции пансион для молодых девиц.

По правде говоря, мадам любила повторять, что и во всей Европе не нашлось бы равного пансиона.

Мадемуазель Бовэ работала в пансионе очень давно — настолько давно, что знала его историю даже лучше, чем сама мадам. Именно поэтому, наверное, она продолжала работать, даже когда стала уже слишком стара для этого и вполне заслужила уход на отдых.

Беттина знала, что смерть старой учительницы для пансиона и мадам Везари практически ничего не изменят.

Пансионеркам печальное известие сообщат после утренней молитвы, и все опустятся на колени, чтобы помолиться о душе мадемуазель. А потом о ней забудут.

Почему-то было ужасно думать, что долгая жизнь закончится одной молитвой и забвением. Беттине хотелось бы, чтобы пришли слезы и принесли облегчение, ведь случилось несчастье — мадемуазель умерла,

Но уже в следующую минуту девушка решительно подняла голову и сказала себе:

— Я не стану плакать! Я ведь на самом деле совсем не любила ее, когда она была жива. Зачем мне притворяться сейчас, когда она умерла?

Беттина вспомнила, как очень давно в ее присутствии кто-то — кажется, отец — сказал о похоронах какой-то женщины:

— Теперь, когда она умерла, гроб завалили дорогими цветами. А ведь пока она была жива, никто не принес ей даже полуувядшей ромашки!

«Как это неправильно, — подумала Беттина. — Нам надо быть добрее к живым, а не устраивать спектакли тогда, когда они уже не могут это увидеть».

Она вспомнила цветы, которые наполняли церковь во время похорон матери. Многие венки прислали люди, которых ее мама не любила и которых отказывалась принимать у себя.

Тогда Беттина спрашивала себя, зачем они присылали свои цветы.

Ее мать это бы страшно позабавило, потому что она сразу бы поняла, хоть и не стала бы говорить вслух, что эти люди хотели наладить отношения с ее мужем — ведь тот часто бывал в обществе принца Уэльского и имел много влиятельных и знатных друзей.

Вернувшись мыслями к похоронам матери, Беттина вспомнила, как был убит горем ее отец — и как быстро он оправился.

— Жизнь должна продолжаться, Беттина, — сказал он дочери, у которой глаза еще не высохли от слез.

Ей так мучительно не хватало матери, что она даже думать не могла о ней, не расплакавшись.

— Да, я понимаю, папа, — с трудом смогла сказать она, почувствовав, что он ждет ее ответа.

— Я теперь сделаю одно, — рассуждал отец вслух, — это отправлюсь к твоей крестной матери, леди Бакстон. Она всегда относилась к тебе с симпатией. У меня такое чувство, что она — единственная, кто сможет нам сейчас помочь.

— Чем, папа?

— Я толком не знаю, — ответил ее отец. — Но я уверен: Шила Бакстон подскажет нам, что надо делать.

И леди Бакстон действительно знала, что надо делать: не успела Беттина опомниться, как ее уже отправили во Францию, в пансион мадам Везари, где ей предстояло пробыть следующие три года.

Этим летом ей исполнилось восемнадцать, и она считала, что ей разрешат выйти из пансиона в апреле и дебютировать в светском обществе, как это предстояло сделать всем ее ровесницам.

Однако, когда она написала об этом отцу, он сообщил ей, что леди Бакстон серьезно больна и приезд дочери несвоевременен.

«Останься пока в пансионе, — написал ей отец. — Я сейчас не могу беспокоить твою крестную. И, если говорить честно и откровенно, нет никакой надежды, что она «введет тебя в свет», пока прикована к постели».

Неприятно было оказаться самой старшей девушкой в пансионе и получать от подруг письма с рассказами о балах, театральных спектаклях и других увеселениях, на которые их возят, пока сама она вынуждена была заниматься в одиночку, поскольку обогнала всех других учениц старшего класса.

А потом, совершенно неожиданно, две недели тому назад Беттина узнала, что ее крестная умерла и она немедленно должна возвращаться домой.

— Я немного удивлена, Беттина, что ваш отец не пожелал, чтобы вы хотя бы закончили семестр, — заметила мадам.

— Да, мне тоже кажется это немного странным, — согласилась Беттина.

— Пожалуйста, напомните ему, что мы еще не получили от него оплаты, которую обычно вносят вперед. Конечно, мы можем немного ее сократить, но, пожалуйста, скажите ему, что семестр начался первого сентября.

— Да, мадам.

Беттина без всяких объяснений знала, почему ее вызывают домой.

Оплату за ее обучение в пансионе всегда вносила ее крестная, а с ее смертью этот финансовый вопрос решать было некому.

Сколько она себя помнила, у отца с матерью всегда было плохо с деньгами, но ничто не мешало отцу встречаться с его богатыми друзьями и принимать участие в их развлечениях, каких бы затрат они ни требовали.

Он охотился верхом на лис и оленей и пешком — на уток и куропаток, он участвовал в бегах и проводил вечера за карточным столом — словом, во всех развлечениях «Общества Мальборо-Хауз», центром которого были принц и принцесса Уэльские.

Беттина печально подумала, что для нее денег скорее всего не найдется — и теперь, после смерти леди Бакстон, у нее даже не будет нового модного платья, в котором можно было пойти на бал — если ее пригласят.

Ее мысли улетели так далеко, что Беттина невольно вздрогнула, когда в зал ожидания вернулся лорд Юстес. На этот раз его сопровождал официант из буфета с подносом, на котором стоял чайник, необходимая посуда и тарелка с толстыми сандвичами с ветчиной.

Официант поставил поднос на стул рядом с Беттиной, поблагодарил лорда Юстеса, чьи чаевые, видимо, оказались более чем щедрыми, и поспешно ушел.

— Вы почувствуете себя лучше, если выпьете чаю и что-нибудь съедите, — сказал лорд Юстес.

— Вы очень добры, — отозвалась Беттина.

— Поезд отойдет через полчаса, — сообщил он ей. — Я сказал, чтобы вам приготовили в дорогу корзинку с едой, и забронировал место в дамском купе.

Беттина снова поблагодарила его и налила себе чаю.

Лорд Юстес оказался прав: после чая она действительно почувствовала себя лучше — настолько лучше, что даже ощутила голод и взяла сандвич с ветчиной. На пароходе все страдали от морской болезни и не хотели есть, — а она слишком робела, чтобы есть одной.

Сандвич показался ей необычайно вкусным, и, покончив с ним, она взялась за второй. Однако не успела откусить от него и кусочек, как вернулся врач. Поспешно положив сандвич на тарелку, Беттина встала.

— Садитесь, — сказал ей лорд Юстес, — и предоставьте все мне.

Он отвел врача в дальний угол зала, и они начали тихо о чем-то совещаться. Беттина не могла расслышать ни единого их слова.

Ей казалось неудобным продолжать есть и пить, и она снова остро ощутила присутствие в зале ожидания мертвого тела мадемуазель.

Вошедшие следом за врачом санитары положили труп на носилки и с головой накрыли его одеялом.

Беттина подумала, что ей следовало бы попрощаться с мадемуазель Бовэ, но санитары действовали очень быстро и деловито, так что не успела она опомниться, как они уже унесли носилки и дверь за ними закрылась.

Врач продолжал разговаривать с лордом Юстесом, и теперь Беттина заметила, что они держат в руках документы мадемуазель, которые, видимо, достали из ее сумочки. Тут разговор закончился: врач направился к Беттине.

— Здесь имеется адрес пансиона мадам Везари, — сказал он. — Это именно туда нам следует послать уведомление о смерти этой дамы?

— Да, это так, — ответила Беттина. — Если у нее и был дом или родственники, то я об этом ничего не знаю.

— Вполне понятно, — согласился врач. — Можете не сомневаться, мисс Чарлвуд, что для нее будет сделано все, что скажет священник. Перед тем, как выехать сюда, я попросил уведомить католического священника, что женщина его вероисповедания находится в критическом положении. Он должен был прибыть, чтобы исповедать ее и дать ей последнее причастие, так что он, конечно, займется ее похоронами на католическом кладбище.

— Большое вам спасибо, — сказала Беттина. — Я глубоко благодарна за то, что вы взяли на себя столько хлопот.

— Мне остается только сожалеть, что я не сумел спасти ее, — отозвался врач.

Он пожал Беттине руку. Она колебалась, не зная, должна ли сказать что-то относительно платы, но потом вспомнила, что лорд Юстес пообещал ей обо всем позаботиться.

«Надо, чтобы папа ему вернул деньги», — сказала она себе, а потом подумала, что скорее всего лорд Юстес знаком с ее отцом — тот ведь, казалось, знал всю аристократию Англии.

Когда врач удалился, лорд Юстес сел в кресло у камина.

— Мне, наверное, надо дать вам адрес моего отца, — сказала Беттина. — Вы с ним не знакомы?

Лорд Юстес не ответил ей сразу, и она добавила:

— Мой отец — сэр Чарльз Чарлвуд, друг принца Уэльского.

К великому изумлению Беттины, ее собеседник чопорно выпрямился, а потом сказал:

— Я слышал о вашем отце, но мы с ним не принадлежим к одному кругу.

— Да? — озадаченно спросила Беттина.

— Если хотите знать правду, — сказал лорд Юстес, — то мне не нравится принц и большинство людей, которыми он себя окружил.

Тут он словно почувствовал, что говорит слишком резко, и быстро добавил:

— Пожалуйста, только не подумайте, будто я осуждаю вашего отца, с которым я незнаком. Но поведение принца вызывает массу прискорбных пересудов, о которых остается только жалеть в это время, когда в стране столько горя и страданий.

— Во Франции Его Королевское Высочество очень популярен, — сказала Беттина, — Знаете, французы всегда отзываются о нем так, словно очень его любят.

— Насколько я понял, Его Королевское Высочество произвел в Париже хорошее впечатление, — согласился с ней лорд Юстес. — И в то же время его транжирство, и мотовство его друзей, и роскошные празднества, которые они устраивают, являются неприятным контрастом с недоеданием и безработицей, от которых сейчас так страдает простой народ,

— Все… так плохо? — робко спросила Беттина.

— Просто ужасно! — горячо заявил лорд Юстес. — И я поражаюсь — просто поражаюсь, мисс Чарлвуд, тому равнодушию и безразличию, с какими те, кому следовало бы быть первыми радетелями о благе народа, относятся к ужасающему положению, которое можно наблюдать во всех крупных городах Британии.

В его голосе звучала неподдельная искренность. Помолчав несколько секунд, Беттина сказала:

— Мне кажется, вы так близко принимаете к сердцу чужие страдания. Вы отзывчивый человек и, наверное, пытаетесь помочь бедным.

— Да, стараюсь сделать хоть что-нибудь, — подтвердил лорд Юстес, — но это очень нелегко. Уверяю вас, мисс Чарлвуд, тут приходится иметь дело не только с апатией, но и с упрямым невежеством со стороны тех, кому следовало бы разбираться в положении дел.

— Бедным посчастливилось, что у них есть такой защитник, как вы, — улыбнулась Беттина.

— Мне хотелось бы когда-нибудь показать вам, что я пытаюсь сделать, чтобы помочь обездоленным членам общества, — сказал лорд Юстес. — Но это всего лишь капля в море — в море отчаяния, горя и страданий.

Ом говорил с почти театральной патетикой, и Беттина смотрела на него с новым интересом. Испуганная тем, что случилось с мадемуазель Бовэ, она едва успела рассмотреть человека, который так ей помог.

Теперь она отметила, что внешность у него очень интересная, черты лица — четкие, а лоб — высокий и чистый. В то же время ее спаситель показался ей человеком серьезным, может быть, далее мрачным.

Лорд Юстес был одет по моде, но очень строго. Хоть костюм его явно был от одного из лучших портных, но выбран он был явно с тем расчетом, чтобы не привлекать к себе внимания.

«Он всегда готов прийти на помощь тем, кто попал в беду, — решила про себя Беттина, — вот почему он помог мне».

Лорд Юстес посмотрел на часы.

— Наш поезд вот-вот подойдет к платформе, — сказал он. — Подождите здесь, я сейчас найду носильщика, чтобы тот проводил нас к нашим вагонам.

Он направился к выходу из зала ожидания, и Беттина впервые заметила, что у него широкие плечи и что лорд Юстес очень хорошо сложен, хоть и не особенно высок,

«Он явно незаурядный человек, — сказала она себе. — Совершенно не такой, как все те мужчины, которых мне довелось встречать».

Она вспомнила, какими веселыми и беззаботными казались ей друзья отца, которые всегда рады были посмеяться какой-нибудь шутке, когда курили сигары. И, казалось, у них в руках всегда были рюмки. Задним числом Беттина вспомнила, что в них всегда было нечто, заставлявшее их казаться пустыми, эгоистичными, думающими только о собственных удовольствиях.

Да, они очень отличались от этого серьезного молодого человека, которого так беспокоила жизнь бедных и обездоленных!

«Какое счастье, что он оказался рядом в такую минуту! — подумала она, а потом, чуть вздохнув, призналась себе: — Жаль, что мы не едем в Лондон в. одном купе: мы могли бы еще поговорить!»

Порыв ветра пронесся по Парк-лейн и подхватил цилиндр джентльмена, выходившего из своего ландо у Элвестон-Хауза. Тот едва успел поймать его и поспешил во внушительные парадные двери особняка, вручив шляпу слуге в ливрее и белом парике.

— Очень ветрено сегодня, милорд, — заметил дворецкий, помогая ему снять пальто.

— И холодает к тому же, — ответил лорд Милторп. — Но для октября это нормально.

— Да, конечно, милорд, — почтительно подтвердил дворецкий.

Пройдя вперед, он распахнул тяжелые двери красного дерева в дальнем конце выложенного мрамором холла и объявил:

— Лорд Милторп, ваша светлость!

Герцог, который сидел в конце гостиной у камина, повернулся к гостю с приветливой улыбкой.

— Вы припозднились, Джордж! — заметил он. — Мы с Чарльзом гадали, что вас могло задержать.

— Меня задержал принц Уэльский, — ответил лорд Милторп. — Наш Берти и минуту не может провести в одиночестве, вы же знаете сами.

Он устроился в удобном глубоком кресле рядом с остальными двумя джентльменами и взял рюмку хереса, которую лакей подал ему на серебряном подносике.

— Я так и подумал, что дело в этом, — сказал герцог. — И как Его Королевское Высочество?

— Весьма недовольны, — ответил лорд Милторп. — И весьма раздражены.

— А что случилось на этот раз? — поинтересовался сэр Чарльз Чарлвуд.

Лакей как раз налил ему еще рюмку хереса, и, беря ее с подносика, тот добавил:

— Но у бедняги Берти вечно все дело в одном. Наверное, королева-мать запретила еще что-нибудь, чего ему захотелось сделать.

— Угадали с первого раза! — воскликнул лорд Милторп.

— Ну это не та игра, в которой я предлагал бы призы, — проговорил герцог Элвестон.

— Знаете, Вэриен, положение действительно пренеприятное, — откликнулся лорд Милторп. — По правде говоря, я считаю просто неприличным, что на открытии Суэцкого канала страну будет представлять только наш посол в Константинополе.

— Боже правый! — воскликнул сэр Чарльз. — Принц был уверен, что сможет туда поехать! Он так предвкушал празднества — после того приема, который оказал им с принцессой в прошлом году хедив Египта.

— Эдикт из Букингемского дворца однозначно означает «нет», — сказал лорд Милторп.

— Да, это, и правда, стыд! — воскликнул сэр Чарльз. — Я как раз недавно читал в «Тайме» об открытии канала. Почетной гостьей там будет императрица Евгения, должны присутствовать австрийский император и кронпринц Пруссии! Господи, как же жалко будет выглядеть Британия, если в таком блестящем собрании она будет представлена всего лишь каким-то послом!

— Королева думает только о том, чтобы не допустить принца ни к каким, хоть сколько бы то ни было важным делам, — отозвался лорд Милторп. — Она хочет, чтобы он все время находился во дворце и был у нее на побегушках. Готов поклясться, что, если в какой-нибудь газете вдруг напишут о нем что-то хорошее — что бывает так редко! — она в ярости рвет ее на части!

— Можно ли после этого винить Берти в том, что он пытается найти хоть какие-то развлечения? — вопросил сэр Чарльз.

— Конечно, нельзя! — согласился лорд Милторп.

— Решение относительно открытия канала действительно кажется странным, — медленно проговорил герцог.

Он был моложе обоих своих собеседников, но держался с такой властностью и уверенностью, что казался гораздо старше своих лет. Будучи необычайно привлекательным мужчиной, он выделялся в любом обществе.

В то же время его репутация обожателя женщин, как и репутация самого принца Уэльского, все время была под сомнением.

Но герцога это не беспокоило.

Герцог не прислушивался ни к кому и ни перед кем не отчитывался. Поскольку он был чрезвычайно богат, являлся одним из самых крупных землевладельцев страны, а титул его уходил корнями далеко в историю Англии, никто не решался с ним спорить, какие бы сумасбродные идеи ни приходили ему в голову.

Он был близким другом наследника престола, но в то же время не считал, что принадлежит к «Обществу Мальборо-Хауз», — по той простой причине, что «Общество Элвестон-Хауз» могло бы поспорить с окружением принца и, по правде сказать, превосходило его во всех отношениях. Сам принц всегда сетовал на то, что самые красивые женщины, самые хорошие обеды, самые удачные развлечения и самые роскошные приемы устраивались в Элвестон-Хаузе.

— Черт подери, Элвестон! — не раз говорил принц. — Дело ведь не только в том, что у вас есть деньги на всяческие экстравагантности: я подозреваю, что дело в том, что у вас вкус лучше, чем у других, и идеи у вас всегда оригинальные!

— Вы льстите мне, сир! — отвечал ему герцог.

Но хоть он и говорил вежливо, губы его цинично изгибались.

Он часто находил, что бурные развлечения принца, в которые тот бросался только потому, что скучал и раздражался из-за тех ограничений и запретов, которые накладывала на его жизнь царственная мать, слишком надуманны и утомительны, а потому лишены непринужденности, которую так ценил сам герцог.

— Знаете, кто мы такие, Вэриен? — однажды добродушно спросил принц, — Мы — короли общества, но я вас люблю и не сержусь, что мне приходится делить свой трон с вами.

Герцог тогда пробормотал что-то любезное, но в то же время подумал, что он не имеет намерений делить этот трон с кем бы то ни было.

Он прекрасно знал, что большинство современников ему завидуют и что по малейшему его знаку они готовы будут рабски перед ним пресмыкаться.

Герцог Элвестон был настолько богат, что мог потакать всем своим прихотям, и настолько щедр, что его друзья никогда не нуждались ни в чем — если только он знал, что им что-то нужно. В то же время он держался более отчужденно и — как сказал бы любой посторонний наблюдатель — более величественно, чем сам принц Уэльский. В нем чувствовалась врожденная властность — нечто, заставлявшее даже тех, кто его любил, держаться на почтительном расстоянии.

Конечно, у него были женщины, но никто из них не мог похвастать сколь-нибудь серьезным романом с ним. Герцогу достаточно было появиться на любом балу, чтобы все женские сердца начинали трепетать от волнения и сотни зовущих глаз устремлялись на него, обещая взаимность.

— Он красив, как греческий бог! — шептала одна светская красавица другой.

— А вы с кем-нибудь из них знакомы, милочка? — насмешливо отзывалась та.

— Одного достаточно! — был ответ. — Вот только я очень хотела бы познакомиться с ним поближе!

— По правде говоря, — говорил тем временем сэр Чарльз, — когда я три месяца назад разговаривал с великим князем Михаилом из России, он сказал мне, что имеет твердое намерение присутствовать на открытии канала, так что вот вам еще один член царствующей семьи, который там будет!

— Наверное, все дело в том, — сказал лорд Милторп, — Британия таким способом собирается продемонстрировать свою обиду по поводу того, что с самого начала не поддержали проект строительства. Пальмерстон был против него, а Стратфорд де Редклиф, естественно, приложил все усилия к тому, чтобы помешать де Лессепсу начать осуществление его планов.

— Этим человеком нельзя не восхищаться! — воскликнул сэр Чарльз. — Он три года бился понапрасну, прежде чем удалось собрать хотя бы немного денег, чтобы начать землекопные работы.

— Ну, теперь канал уже стал реальностью, — заключил лорд Милторп, — а Британия твердо намерена не принимать участия в его триумфе.

— Не вижу, почему всем британцам надо игнорировать такое важное событие, — медленно, почти лениво проговорил герцог.

Двое его друзей с удивленным видом повернулись к нему.

— Что вы хотите этим сказать, Вэриен? — осведомился сэр Чарльз.

— Очень простую вещь: то, что не может сделать принц, можем сделать мы! — ответил герцог.

— Вы имеете в виду — поехать на открытие?

— Конечно! А почему бы и нет?

— Действительно, почему бы и нет? — воскликнул лорд Милторп. — Господи, Вэриен, вы всегда обладали прекрасным пониманием того, что по-настоящему важно! Конечно, вы должны туда поехать! Герцог — это всегда герцог, и к тому же вам не хуже меня известно, что с императрицей у вас всегда были прекрасные отношения.

— У Вэриена всегда прекрасные отношения со всеми представительницами прекрасного пола, а тем более с красивыми, — подхватил сэр Чарльз. — Всякий раз, как бывает в Париже, он оставляет после себя множество разбитых сердец!

— Ну, сердце императрицы в полной сохранности, — отозвался герцог. — Но в то же время, по-моему, она будет рада, если мы окажем поддержку де Лессепсу, который женат на ее двоюродной сестре. И хотя Франца-Иосифа я нахожу скучным, но с великим князем Михаилом увидеться всегда приятно.

— Значит, вы едете! — вскричал лорд Милторп. — И, право, Вэриен, если вы меня оставите здесь, то я просто застрелюсь с досады!

— Конечно, я не имею намерения оставить вас здесь, Джордж, — отозвался герцог. — Сейчас за ленчем мы поразмыслим и решим, кого стоит пригласить. «Юпитер» достаточно велик, на нем найдется место для всех наших близких друзей.

— А я чуть не забыл, что у вас новая яхта на паровом ходу, — сказал лорд Милторп. — Можно ли придумать более удачное первое плавание, чем к Суэцкому каналу!

— Принц умрет от зависти, — заметил сэр Чарльз. — Я слышал, что египетский хедив устраивает просто фантастические приемы!

— Определение «фантастические» подходит для них как нельзя лучше, — улыбнулся лорд Милторп. — Это просто сцены из арабских сказок.

— Ну, решено, — сказал герцог, и в его голосе прозвучали едва заметные нотки скуки, словно он не разделял энтузиазма друзей. — Вы оба должны сказать мне, кого вам особенно хотелось бы пригласить, и мой секретарь сразу же отправит приглашения.

Он говорил так, словно все уже было решено, но тут сэр Чарльз с явной досадой произнес:

— Я только что вспомнил одну вещь, Вэриен. Боюсь, что не смогу поехать.

— Не сможете, Чарльз? Но почему же? Уж не хотите ли вы сказать, что предпочтете поездке в Египет охоту? А потом, наверное, я мог бы устроить вам охоту на газелей: это довольно забавно — если вы не принимали в ней участия прежде.

— Для меня не может быть ничего заманчивее плавания на борту «Юпитера», и вы это прекрасно знаете, Вэриен, — горячо возразил сэр Чарльз.

— Тогда в чем же дело? — осведомился герцог.

После недолгого молчания сэр Чарльз сказал:

— Завтра из Франции приезжает моя дочь, а я еще не нашел ей компаньонки. Не могу же я оставить ее в Лондоне одну!

— Ваша дочь? — воскликнул лорд Милторп. — А я почти забыл, что она у вас была!

— Беттина училась во французском пансионе, — объяснил сэр Чарльз. — На самом деле ее следовало бы в этом году вывозить в свет, но ее крестная, Шила Бакстон, болела, а теперь она умерла.

— Да, конечно, — отозвался лорд Милторп. — Прекрасная была женщина. Мне она всегда нравилась.

— Так что у вас на руках, оказывается, ваша дочь, Чарльз, — медленно проговорил герцог.

— Вот именно, — невесело согласился сэр Чарльз.

— Тогда она должна ехать с нами, — сказал герцог. — Потому что, скажу вам откровенно, Чарльз: мы без вас обойтись не сможем. Благодаря вам всем всегда весело и хорошо.

Глаза сэра Чарльза радостно вспыхнули:

— Вы это серьезно?

— Ну конечно! Кому помешает еще один человек? Вот что я сделаю: я приглашу для вашей дочери какого-нибудь молодого человека! Почему бы не моего наследника? По-моему, он вполне способен составить пару девушке, только что покинувшей стены пансиона.

— Вы имеете в виду Юстеса? — изумился лорд Милторп.

— Конечно, я имею в виду Юстеса, — с некоторым нетерпением ответил герцог. — Моему единокровному брату было бы полезно отвлечься от своих вечных проповедей и агитации среди моих друзей в палате лордов. Они постоянно на него жалуются: говорят, что он пытается навести на них ужас и в то же время шантажом опустошает им карманы.

Его собеседники ничего на это не ответили.

Герцог понимал, что его друзья промолчали потому, что не хотели плохо отзываться о его брате, а сказать что-то хорошее о нем тоже не могли.

— Вы очень добры, что приглашаете Беттину, Вэриен, — сказал спустя несколько секунд сэр Чарльз, нарушая ставшее неловким молчание. — Остается только надеяться, что девочка не будет никому обузой. Прежде она за словом в карман не лезла.

— Если она пошла в отца, то, несомненно, будет душой общества, — любезно сказал лорд Милторп.

— Благодарю вас, Джордж, — кивнул сэр Чарльз. — Я прилагаю все силы к тому, чтобы отработать свой хлеб.

Герцог рассмеялся.

— И у вас это очень хорошо получается, Чарльз. Вы не хуже меня знаете, что без вашего присутствия ни один вечер не будет по-настоящему удачным.

Сэр Чарльз собирался что-то на это ответить, но в это мгновение вошедший в гостиную дворецкий объявил:

— Леди Дейзи Шеридан, ваша светлость, и достопочтенная миссис Димсдейл!

В комнату вошли две леди — обе необычайно красивые. Герцог направился к ним навстречу, чтобы поздороваться со своими гостьями.

Взгляд леди Дейзи и выражение глаз герцога сказали бы каждому, что между этими двумя людьми — особые отношения. Она протянула ему обе руки, затянутые в перчатки, и он поднес их к своим губам.

— Извините, что мы опоздали, — сказала леди Дейзи, — но Китти почему-то вдруг понадобилось накупить массу шляпок, на которые у нас обеих не было денег. Но выглядеть мы в них будем просто ослепительно!

— Неужели еще лучше, чем сейчас? — спросил герцог.

Но губы его изгибались в ироничной улыбке, а в голосе звучала нотка циничной насмешки. Ему было прекрасно известно, кто именно должен будет заплатить за эти шляпки. Леди Дейзи и Китти не могли бы прийти к нему на ленч без какой-нибудь просьбы, в результате которой ему не пришлось бы доставать кошелек.

Он слишком хорошо знал повадки прекрасной ледиДейзи.

Молодая красавица была замужем за отпетым игроком и не могла бы поддерживать свою репутацию одной из самых прекрасно одетых светских дам, если бы ее астрономические счета из модных лавок не оплачивали ее любовники. Однако герцог был готов делать то, чего от него ожидали, — что не мешало ему в который уже раз пожалеть о том, что Дейзи действует настолько прямолинейно.

Он почувствовал, как она на мгновение сжала его пальцы — словно, не сомневаясь в его согласии, уже благодарила за подарок. А в следующую секунду она уже протягивала руку лорду Милторпу, подойдя к нему со свойственной ей грацией. Недаром льстецы сравнивали ее движения с плывущим по озеру лебедем.

— Милый Джордж, — проговорила она, — я так и знала, что увижу вас здесь! Какая приятная встреча!

— Надеюсь, вы не бросили Китти в бездны транжирства, — сказал он. — Я только что купил двух просто великолепных лошадей и еще за них не заплатил.

— Глупости! — парировала леди Дейзи. — Вы богаты, как Крез. Беда только в том, что вы совершенно не считаете денег!

— Вот уж обо мне этого никто не скажет! — улыбнулся сэр Чарльз.

— Конечно, никто! — отозвалась леди Дейзи. — Ведь мы все знаем, как много вы дали бы нам, если бы могли.

— Кажется, — через секунду проговорил сэр Чарльз, — что это один из самых чудесных комплиментов, какие мне приходилось слышать в мой адрес.

— Вы его заслужили, Чарльз, — ответила леди Дейзи. — А теперь рассказывайте, что вы, словно три заговорщика, обсуждали, когда мы пришли?

— Ответ должен был бы оказаться очевидным, но не будет, — ответил сэр Чарльз.

— Вы не говорили о нас? — обиженно поджала губки леди Дейзи. — Я такого безобразия еще не слышала! Вэриен, вы мне изменили? Я этого не перенесу!

— Наоборот, — успокоил ее герцог, — мы задумали нечто, что развлечет вас сильнее, чем охотничьи балы, отстрел фазанов и скучная череда поездок по загородным поместьям, которыми сейчас полон ваш ежедневник.

— Что же вы можете предложить? — оживленно спросила леди Дейзи.

— Я предлагаю, чтобы мы все отправились на открытие Суэцкого канала! — ответил герцог, готовясь услышать возгласы восторга, которые непременно должны были последовать за его словами.

Глава вторая

Когда поезд подошел к платформе, Беттина, с нетерпением выглядывавшая из окна, сразу увидела отца — и решила, что его нельзя было бы не заметить даже в самой огромной толпе.

Никто другой не мог бы выглядеть настолько элегантно и щегольски! Недаром друзья называли сэра Чарльза франтом, а некоторые завидовали его вкусу и умению одеваться и пытались ему подражать.

Сейчас цилиндр у него был чуть сдвинут набок, в петлицу вдета гвоздика. Он опирался на модную трость из ротанга и с некоторым беспокойством смотрел на прибывший поезд.

Беттина открыла дверцу купе и, соскочив на платформу, бросилась к отцу, которого так давно не видела.

— Папа! Папа! — восклицала она. — Я знала, что вы придете меня встретить!

Она обхватила его руками за шею. Подставляя щеки ее радостным поцелуям, сэр Чарльз спросил:

— Но что, к дьяволу, случилось? Я уже начал волноваться.

— Я очень боялась, что вы станете тревожиться, — отозвалась Беттина.

— Когда прибыл твой багаж, а ты не приехала, мне начало видеться множество самых ужасных вещей! — подтвердил сэр Чарльз, но в глазах его светилась улыбка.

Вглядевшись в дочь, он воскликнул:

— Боже правый, да ты стала настоящей красавицей! Я ожидал увидеть маленькую девочку, которую помнил все это время, а не девушку, похожую на твою мать, какой я ее впервые увидел.

— Спасибо вам, папа! — засмеялась Беттина. — И мне бы хотелось, чтобы вы поблагодарили джентльмена, который был ко мне очень добр. Необычайно добр! Учительница, которой было поручено сопровождать меня в Англию, заболела. У нее случился в Дувре сердечный приступ — и она умерла.

— Так вот почему ты опоздала! — воскликнул сэр Чарльз.

— Можете себе представить, как это было ужасно! — сказала Беттина. — Я бы совершенно не знала, что мне делать, если бы не лорд Юстес Вестон.

Говоря это, она оглянулась и увидела, что к ним по платформе приближается молодой человек, о котором она только что начала рассказывать отцу.

— Вот он идет, папа, — добавила она, прежде чем сэр Чарльз успел что-нибудь ответить. — Пожалуйста, скажите, как вы ему благодарны!

Сэр Чарльз охотно выразил самую искреннюю благодарность, так что серьезное лицо лорда Юстеса немного посветлело. Он любезно принял благодарность и рассказал отцу Беттины, какие решения принял относительно умершей женщины.

— Я был счастлив помочь вашей дочери, сэр Чарльз, — заключил он свой рассказ. — И позвольте мне сказать, что она держалась необычайно мужественно и с большим достоинством, а ведь обстоятельства были в высшей степени неприятные!

— Рад это слышать, — отозвался сэр Чарльз, а потом, словно ему больше нечего было сказать лорду Юстесу, обратился к Беттине, добавив: — Нам надо разыскать твой багаж, Беттина. Я велел носильщику присмотреть за ним, пока не прибудет следующий поезд.

— Какой вы умный, папа, что догадались дождаться следующего поезда! — улыбнулась Беттина. Девушка протянула руку лорду Юстесу.

— Еще раз — огромное вам спасибо, — тихо проговорила она. — Не знаю, что бы я делала, если бы не ваша помощь.

— Я рад, что вы встретились с отцом и что теперь вы находитесь в надёжных руках, — сказал лорд Юстес.

Он пожал ей руку, приподнял шляпу, прощаясь с ее отцом, и направился к стоянке экипажей.

Беттина проводила его немного печальным взглядом. Почему-то она надеялась услышать от своего нового знакомого обещание, что они встретятся снова. Но вскоре радость от встречи с отцом заставила ее забыть обо всем, кроме того, как приятно снова оказаться дома — после стольких лет!

Ей надо было рассказать отцу так много — и расспросить его о стольких вещах, что только у самого дома на Итон-плейс она с болью подумала о том, что мамы нет — она не встретит ее радостными восклицаниями и поцелуями.

Как только Беттина вошла в небольшую прихожую, она поразилась тому, как изменилась вся атмосфера дома. Он совершенно не походил на тот, откуда она уехала!

Исчезли все те мелочи и безделушки, с помощью которых леди Чарлвуд удавалось сделать их жилище таким очаровательным. Прежде дом казался естественным и идеальным фоном для нее и ее счастья…

А теперь в доме не стало цветов, которые когда-то наполняли его ароматами и радостными красками. Кружевные занавески на окнах давно не стирались, обивка мебели в гостиной поблекла и вытерлась.

Беттина решила, что у отца вид все такой же преуспевающий, как прежде. Одежда сидела на нем просто идеально, без единой морщинки. Фасон, естественно, был самым последним — его совсем недавно ввел в моду принц Уэльский. Сэр Чарльз женился очень рано, и сейчас ему только-только исполнилось сорок, но фигура и внешность его могли бы сделать честь любому гораздо более молодому человеку.

— Может, я и выросла, папа, — импульсивно воскликнула Беттина, — а вот вы не постарели ни на один день! По правде говоря, вы даже стали моложе!

— Ты мне льстишь! — запротестовал сэр Чарльз, но по его лицу было заметно, что он доволен ее словами.

— И что вы делали, папа? — продолжила она свои расспросы. — У каких интересных людей вы гостили? Принц Уэльский по-прежнему ваш самый близкий друг?

Сэр Чарльз рассмеялся.

— Какое множество вопросов! Да, принц Уэльский по-прежнему делает мне честь, называя своим другом, и я много времени провожу в Мальборо-Хаусе. Но, возможно, еще приятнее мне бывать в обществе герцога Элвестона.

Беттина наморщила лоб.

- Кажется, я помню, как вы про него рассказывали. Да, конечно, я помню, что маме он не нравился.

— Твоей матери не нравились многие мои друзья, — отозвался сэр Чарльз. — Элвестон очень хороший человек, хотя, конечно, репутация у него того же порядка, что и у принца.

Он немного помолчал, а потом, глядя на Беттину, добавил:

— Ты, наверное, не знаешь, что герцог Элвестон — единокровный брат твоего нового знакомого.

— Моего нового знакомого? — недоумевающе переспросила Беттина.

— Лорда Юстеса Вестона.

— Так вот кто он! — воскликнула Беттина, — А тогда почему он сказал, будто никогда с вами не встречался?

Сэр Чарльз налил себе рюмку хереса из графина, приготовленного на подносе, не предложив вина дочери.

— Герцог и его брат плохо ладят, — ответил он. — Но Элвестон намерен пригласить его в поездку, куда я возьму тебя. Я считаю большой удачей, что ты уже познакомилась с ним — и при таких романтических обстоятельствах.

— Что это за поездка? — с любопытством спросила Беттина.

Торжественно сэр Чарльз объявил ей:

— Беттина, ты приглашена присоединиться к обществу, которое герцог собирается взять на борт своей яхты, отправляющейся на открытие Суэцкого канала!

Секунду Беттина изумленно смотрела на отца, а потом с трудом выговорила:

— Вы… говорите серьезно, папа?

— Конечно, серьезно! — ответил сэр Чарльз. — Когда я сказал герцогу, что ты приезжаешь из Франции, он предложил мне захватить тебя с собой.

— Поверить не могу! — воскликнула Беттина. — Вы ведь понимаете — во Франции все только об этом и говорят! Как это поразительно, как чудесно! Там будет сама императрица!

— И множество других важных персон, — отозвался сэр Чарльз, — в том числе и мы с тобой!

С этими словами он удобно устроился в кресле, закинув ногу на ногу. Стоявшей перед ним Беттине вдруг показалось, что отец осматривает ее с ног до головы, оценивая, словно чистокровную лошадь.

— У тебя остается ровно три дня, — сказал наконец сэр Чарльз, — на то, чтобы составить себе гардероб, подобающий светской леди.

— Папа!

Восклицание Беттины выражало неподдельный ужас.

— Это немыслимо! — сказала она. — У меня ничего нет… Абсолютно никаких нарядов. Я рассчитывала, что вы разрешите мне вернуться в апреле, к лондонскому сезону, и поэтому старалась донашивать свои старые школьные платья.

Немного помолчав, она вздохнула поглубже и продолжила неприятное объяснение:

— Когда вы сказали, что это невозможно из-за болезни крестной, я решила, что неразумно тратить деньги на покупку новых платьев, оставаясь еще несколько месяцев в школе. Так что все мои вещи вышли из моды и выглядят довольно жалко.

— Я ожидал чего-нибудь в этом духе, — сказал сэр Чарльз. — Хорошо зная женщин, я был уверен, что стоит тебе переступить порог дома — и ты сразу же потребуешь приданое.

— Не приданое, папа, — чуть обиженно возразила Беттина, — а всего несколько вечерних платьев — и, конечно, несколько дневных.

— Времени очень мало, — уступил сэр Чарльз, — но тебе придется купить, что сможешь. Платья твоей матери все висят наверху. Конечно, фасоны устарели — да и по возрасту они тебе не подойдут, — но, может, в том салоне, где она всегда одевалась, их перешьют на тебя — особенно если ты закажешь вдобавок несколько новых. Как же назывался тот салон?..

Глаза у Беттины радостно вспыхнули, но она неуверенно спросила:

— А… мы можем… себе это позволить, папа?

— Нет, — признался сэр Чарльз, — мы этого себе позволить не можем. Сказать по правде, Беттина, сейчас у меня пет ни гроша — одни долги, черт бы их подрал!

Беттина печально вздохнула.

— Тогда, папа, мне, наверное, лучше не принимать приглашения герцога. Я не вынесу, если вам придется… меня стыдиться.

Сэр Чарльз решительно поднялся из кресла.

— Не глупи, девочка! — сказал он. — Это же великолепный шанс устроить твою жизнь! В обществе Элвестона ты встретишь больше возможных женихов, чем если бы тебя вывозили на балы вместе с остальными дебютантками. — Он немного помолчал и добавил: — А потом, можно ли найти более завидного жениха, чем Юстес Вестон?

Беттина изумленно посмотрела на отца.

— Но… вы же не думаете, папа…

— А почему бы и нет? — возразил сэр Чарльз. — Конечно, лорд Юстес не герцог и, по моему мнению, вряд ли унаследует титул и состояние своего сводного брата. Но в то же время у него есть собственные средства — и немалые. А более знатной семьи тебе во всей Англии не отыскать.

Беттина отвернулась от отца и, пройдя через гостиную, остановилась у кресла, на котором обыкновенно сидела ее мать. Сжав руками его спинку, она чуть слышно проговорила:

— Я… не думала… так быстро… выйти замуж.

— Тебе уже больше восемнадцати, — ответил сэр Чарльз, — и чем быстрее у тебя на пальце появится обручальное кольцо — тем лучше! И, кроме того, если говорить совершенно честно, то я просто не могу тебя содержать.

— О… Папа!

Беттина произнесла эти слова необычайно тихо, но отец их услышал.

— Дело не в том, что я этого не хочу, — поспешно объяснил он. — Ты ведь это знаешь! Я очень рад, что ты приехала и будешь со мной. Мы с тобой всегда были друзьями. Но уж если быть откровенным до конца, то я и себя не могу содержать, если не выиграю. Вот только в последнее время карты мне не шли.

— Вы помните как огорчалась мама, когда вы играли с большими ставками! — сказала Беттина.

— В том обществе, где я бываю, по-другому не играют, — ответил сэр Чарльз. — И, честно говоря, Беттина, мне нравится рисковать. В то же время…

Он замолчал, и Беттина поняла, что отец думает о тех неприятных минутах в конце месяца, когда приходят счета от торговцев и слуги ожидают выплаты жалованья. И прежние времена мать, бывало, с тревогой глядела на мужа, зная, что денег на все никогда не хватает. Сэр Чарльз нервно прошелся по комнате.

— Вот как обстоят дела, Беттина, — сказал он. — Я не скучаю ни дня. Я получаю столько приглашений, что всех даже не могу принять; такие люди, как принц и герцог Элвестон, делают мне честь, называя своим другом. Они всегда говорят, что без меня не может удаться ни один прием.

В его голосе звучали нотки нескрываемой гордости — даже хвастовства.

— Но на все это нужны деньги. Разъезжая по гостям, я, конечно, имею крышу над головой, ем и пью, сколько мне угодно, — и даже получаю лошадей, если хочу поохотиться. Но мне нужна одежда, чтобы появляться в обществе, и личный камердинер, который бы обо мне заботился.

Видя, что Беттина внимательно его слушает, сэр Чарльз продолжил:

— А еще мне необходимо, чтобы у меня оставался этот дом, куда я мог бы возвращаться, когда я в Лондоне. О какой-то экономии просто не может идти речи.

— Я могу это понять, папа.

Тогда ты должна понять и то, что я не из жестокости говорю: как бы мне ни хотелось, я не могу себе позволить расходов на содержание дочери. Беттина тихо вздохнула.

— Я намеревалась быть очень экономной, чтобы вам не приходилось много на меня тратить.

— А ты считаешь, что я захотел бы, чтобы ты сидела дома, в роли бесплатной прислуги, вместо того чтобы занять подобающее тебе место в обществе? — едва сдерживая гнев, спросил сэр Чарльз. — Я горжусь тобой, Беттина, особенно теперь, когда увидел, какой ты стала красавицей. Если тебя одеть как следует, то ты вызовешь в обществе настоящий фурор! И, черт подери, именно этого я для тебя и хочу!

— Но как, папа? Как мы можем это сделать?

Беттине показалось, что ее отцу трудно подобрать подходящие слова. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он ответил:

— Когда твоя мать умерла, мне пришлось продать ее драгоценности, чтобы оплатить похороны, счета врачей и еще кое-какие расходы.

Беттина напряженно застыла.

Не признаваясь себе, она все-таки надеялась, что жемчуг, который всегда носила ее мама, и серьги с бриллиантами и бирюзой, которые она помнила с детства, так же как и кольцо к ним, когда-нибудь будут принадлежать ей.

— Ничего другого я тогда сделать не мог, — продолжал тем временем оправдываться сэр Чарльз. — Но одну вещь я сохранил: бриллиантовую звезду. Она специально просила, чтобы эта вещь осталась тебе.

— Я так люблю эту звезду! — воскликнула Беттина. — Когда мама прикалывала ее к волосам, мне всегда казалось, что она похожа на фею с рождественской елки.

— Я продал ее сегодня утром! — резко сказал сэр Чарльз.

— Вы… продали ее… Папа?

— Чтобы можно было купить платья, которые тебе понадобятся в качестве гостьи герцога.

Какую-то секунду Беттине хотелось сказать отцу, что он не имел права продавать драгоценность, которую оставила ей мать. Но она любила отца — и заставила себя промолчать.

— Наверное… мама захотела бы… чтобы вы именно так и сделали, — прошептала она после недолгого молчания. — Я понимаю… Вы хотите мной гордиться.

Она почувствовала, как отец глубоко вздохнул и расслабился — словно он боялся, что она будет на него сердиться. Потом у него снова весело заблестели глаза, и он сказал:

— Ну, я-то всегда буду тобой гордиться, но не забудь: главное — надо, чтобы тобой восхищался лорд Юстес!

Личный поезд герцога вез их в Саутгемптон. Глядя на своих спутниц, Беттина решила, что, если бы ей хотелось понравиться лорду Юстесу, она надела бы совсем другое платье — непохожее на то, которое было на ней сейчас. За тс годы, которые она провела в пансионе мадам Везари, считавшемся модным и престижным, подруги, следившие за модой, делились с ней знаниями о том, как надо одеваться. Врожденный вкус позволял Беттине приспосабливать моду к тому, что требовала ее необычная внешность.

Красота ее очень светлых волос — настолько светлых, что при некотором освещении они казались белыми, — терялась в сочетании с яркими цветами, которые предпочитали дамы, приглашенные герцогом на его яхту.

Светские красавицы были в алых, ярко-синих и изумрудно-зеленых нарядах, И на их маленьких шляпках покачивались пышные страусовые перья в тон платьям. Турнюры их буквально щетинились от оборок и гигантских атласных бантов, которыми они были щедро разукрашены. По подолу юбок, вокруг шеи и па запястьях тоже были оборки. Вся эта многоцветная роскошь в соединении с блеском дорогостоящих ювелирных украшений заставляла собрание дам походить на клетку с попугаями.

В отличие от них, на Беттине было бледно-голубое платье, такого мягкого, нежного цвета, что оно служило превосходным фоном для ее светлых волос. Ленты шляпки, завязанные под подбородком, заставляли ее кожу казаться необычайно нежной — почти прозрачной.

Поскольку до отъезда оставалось совсем немного времени, Беттина смогла купить всего несколько платьев — да и те только потому, что фигурка у нее оказалась настолько миниатюрной, что ей подошли туалеты, сшитые не на обычных покупательниц, а для изящных манекенов, выставленных в витринах. Как это ни странно, их почти не понадобилось переделывать.

Летние платья купить было вообще невозможно — а ведь отец предупредил ее, что, когда они приплывут в Исмаилию, ей нужны будут летние наряды. К счастью, в гардеробе ее матери нашлось несколько платьев из легких, тонких тканей, как раз тех мягких, пастельных тонов, которые так шли Беттине.

Как приятно было надеть красивую новую одежду! Беттине казалось, что после многих лет, когда она носила темные и скучные школьные платья, она превратилась в бабочку, только-только выходящую, из кокона.

По лицу отца было видно, что она выглядит именно так, как ему хотелось. Надо было быть очень глупой, чтобы, глядя в зеркало, не увидеть, что она действительно очень привлекательна.

И все же, когда они ехали в наемном экипаже на вокзал, Беттина робко вложила в руку отца свои дрожащие пальцы.

— Вы совершенно уверены, что я выгляжу как надо, папа? — спросила она. — И вы поможете мне не делать ошибок в обществе? Я боюсь, что в присутствии герцога оробею и стану неловкой и стеснительной. А все ваши аристократические друзья, которые вас так любят, найдут меня ужасно скучной.

— Ничего подобного не произойдет, — поспешил успокоить ее сэр Чарльз. — Но сосредоточься на лорде Юстесе, моя девочка. Он будет чувствовать себя не в своей тарелке — я в этом уверен.

— А почему он не ладит со своим братом-герцогом? Ведь вы говорите, что он такой любезный! — поинтересовалась Беттина.

— Покойный герцог, отец моего друга, женился во второй раз, будучи уже очень немолодым человеком, — ответил сэр Чарльз. — Никто не мог понять, в чем дело, но он выбрал себе в жены скучную ханжу, которая занималась благотворительностью и осуждала светскую жизнь, всегда нравившуюся ее мужу.

Беттина решила, что теперь понимает, откуда у лорда Юстеса такой интерес к страданиям неимущих людей и неприязнь к образу жизни принца Уэльского и его друзей.

— Внешность у нее была недурная, — продолжал тем временем рассказывать ее отец. — И происходила она из хорошей семьи, но, когда герцог умер, она отказалась общаться со своим пасынком. Она со своим сыном, Юстесом, предпочитала жить вдали от света в одном из северных поместий Элвестонов.

— Похоже на то, что у лорда Юстеса не было возможности радоваться жизни, — заметила Беттина.

— Он не умеет этого делать и пытается добиться, чтобы остальные тоже не имели в жизни никаких удовольствий, — проворчал сэр Чарльз, но потом, казалось, опомнился и, пожалев, что представил лорда Юстеса в дурном свете, поспешно добавил: — Но в то же время, насколько я знаю, он человек хороший, серьезный. А в наше время для молодого честолюбивого человека это ценные качества.

— В каком смысле честолюбивого, папа?

— Полагаю, он хочет оставить свой след в истории, как лорд Шефтсбери, защищая угнетенных, вставая на защиту несправедливо обиженных, и тому подобное.

— Ну, это, безусловно, звучит очень достойно, — сказала Беттина.

— Конечно. Конечно, так оно и есть! — подтвердил сэр Чарльз. — Попроси лорда Юстеса поделиться с тобой его интересами, Беттина. Так легче всего завоевать сердце мужчины.

Когда Беттина встретилась с лордом Юстесом в личном поезде герцога Элвестона, ей показалось, что на лице молодого человека промелькнуло довольное выражение.

— Мы с вами снова, встретились, мисс Чарлвуд, — приветливо сказал он.

— Но совсем при других обстоятельствах, милорд, — отозвалась она, делая реверанс.

— Да, конечно, — согласился лорд Юстес.

Ей показалось, что он бросил презрительный взгляд в сторону других гостей, которые весело переговаривались между собой и смеялись.

Когда все уселись в удобные кресла и лакеи в ливреях цветов герцога Элвестона начали сновать с подносами, уставленными напитками и изысканными закусками, Беттина вспомнила совет отца и сказала:

— Милорд, я очень надеялась, что мы сможем встретиться снова — и вы расскажете мне о своей деятельности во благо бедных. Я помню, как вы говорили мне об этом в Дувре.

— Я захватил с собой несколько памфлетов, которые уже опубликованы, — ответил лорд Юстес, — и несколько еще неоконченных — я сейчас над ними работаю. И буду рад прочитать их вам, мисс Чарлвуд. Я уверен, что, пока мы будем в море, у нас найдется свободное время.

— Это будет чудесно! — воскликнула Беттина.

В то же время она невольно с любопытством подумала: чем будут заниматься остальные гости герцога.

Девушка надеялась, что никто — даже лорд Юстес — не помешает ей любоваться берегами, когда они поплывут по Средиземному морю. Она предвкушала и возможность насладиться солнечным теплом.

Ей казалось, что она находится в чудесном сне, который вдруг стал реальностью: она попадет на открытие Суэцкого канала, о котором уже так давно говорили во Франции!

Поскольку мадам Везари очень интересовало семейство де Лессепсов, с которым у нее было далее дальнее знакомство, ее ученицам пришлось по нескольку раз выслушивать все подробности отчаянной борьбы Фердинанда де Лессепса, который поставил себе целью прорыть канал через перешеек, соединив тем самым два моря.

Беттина узнала, что первым о возможности изменить географию мира серьезно задумался Наполеон Бонапарт. Мадам Везари подробно живописала им, как в 1798 году Наполеон стоял над Суэцем, на плоском болотистом участке, и как он нашел там то, что искал: следы древнего канала фараонов, который был построен много веков назад.

В то лето войска Наполеона вторглись в Египет и оккупировали его. Каир был захвачен победоносной французской армией. Незадолго до этого великий полководец объявил:

— Чтобы уничтожить Англию, нам надо взять в свои руки Египет.

Именно Египет был ключом к Средиземноморью, и через него же шла дорога в Индию. Так что Наполеон действительно нанес удар по своему противнику не в его родной стране, а через восточные страны Британской империи.

Однако после Ватерлоо мысль о канале была забыта, пока Фердинанд де Лессепс не понял, что его создание вполне реально. Как образно выразилась мадам Везари, де Лессепс решил стать «Васко да Гамой Суэца».

Воспитанницы завороженно слушали о том, какие чудовищные трудности вставали на пути французского вице-консула в Египте.

Прежде всего ему надо было убедить в необходимости строительства канала Мохаммеда Али, правителя Египта. К счастью, правитель был стар, и вскоре к власти пришел его сын, принц Мохаммед Сайд. Беттину очень заинтересовал рассказ о том, почему принц подружился с Фердинандом де Лессепсом.

Оказывается, когда наследному принцу было всего одиннадцать лет, его отец, стремясь создать собственный военно-морской флот, решил сделать из него моряка. Однако мальчик был чудовищно толст, и хотя его заставляли прыгать, обегать стены Александрии, грести и карабкаться по мачтам по два часа в день, он никак не худел.

Тогда отец посадил его на жесткую диету, ограничивая почти во всем. Ему было приказано каждую неделю взвешиваться — и о результатах сообщалось отцу в Каир.

Это был слишком тяжелый образ жизни для такого маленького мальчика, у которого к тому же было какое-то хроническое заболевание. И вот Мохаммед Сайд стал каждый день навещать де Лессепса. В личных помещениях консульства усталый и голодный наследный принц падал на диван, и слуги приносили ему тарелки со спагетти и пирожными, чтобы он мог хоть немного утолить свой голод.

Доброта Фердинанда де Лессепса заставила юного принца искренне привязаться к нему. Кроме того, его старший друг брал подростка в верховые поездки по пустыне, учил его фехтованию и другим европейским занятиям и развлечениям. И, став вице-королем Египта, принц Сайд начал поддерживать Фердинанда де Лессепса и финансировать его смелый проект, когда тот в 1854 году развернул кампанию по соединению вод Средиземного и Красного морей.

— А почему у него было так много трудностей? — спросила Беттина, когда мадам Везари прервала свой рассказ, чтобы немного отдышаться.

— Англичане выступали против этого и делали все, что могли, чтобы не дать ему осуществить свою мечту, — резко ответила мадам. — В особенности премьер-министр Великобритании, лорд Пальмерстон: он опасался, как бы торговые и морские позиции Британии в мире не пострадали из-за открытия нового маршрута.

Голос мадам звучал все более пронзительно и возмущенно:

— И более того, лорд Пальмерстон прямо сказал, что это — самая крупная финансовая афера, какую когда-либо пытались навязать доверчивым и глупым жителям Великобритании.

— До чего он был близорук! — воскликнула Беттина.

— Это часто свойственно англичанам, — отрезала мадам.

— Но если Англия была против, как ему вообще удалось начать строительство? — спросила какая-то ученица.

Мадам улыбнулась.

— Месье де Лессепс вспомнил, как отец принца Сайда, Мохаммед Али, сказал много лет тому назад: «Никогда не забывайте, мой юный Друг: если вы планируете какое-то важное дело, то полагайтесь только на себя одного».

— И он так и сделал? — спросила другая девушка.

— Он полагался только на себя, даже когда собирал деньги для того, чтобы начать земляные работы. Он сделал это, открыв широкую подписку на акции Компании по строительству канала, и только от французов получил больше ста миллионов франков — это четыре миллиона фунтов!

Ученицы восторженно ахнули.

— Они поверили в него! — сказала хорошенькая пансионерка-француженка.

— Конечно, — подтвердила мадам. — Мы всегда доверяем своим соотечественникам и верим в них — особенно когда они правы.

Однако ее ликование сменилось печальным вздохом.

— К несчастью, этих денег было недостаточно, но месье де Лессепс понял это уже после того, как 25 апреля 1859 года сам взял в руки лопату и вонзил ее в песок неподалеку от Пелузийского залива.

— И что было потом? — спросила Беттина.

— Он передал лопату своим инженерам и каждому из ста рабочих, собравшихся на месте начала строительства. Каждый из них по очереди поднял лопату песка — и так спокойно, без особой помпы, началось создание Суэцкого канала!

Мадам рассказывала это не один раз, добавляя все новые подробности. Вместе со всеми французами Беттина следила за теми трудностями, проблемами и горькими разочарованиями, которые сопровождали грандиозное строительство, затеянное одним французом-идеалистом. Ему приходилось преодолевать массу препятствий. В какой-то момент строительство вообще прекратилось, и все египетские рабочие были отозваны.

Потом, благодаря помощи императора Наполеона III, строительство удалось возобновить. Можно даже сказать, что на этот раз оно перешло в другую фазу. Время примитивных лопат и мотыг миновало, и в следующие четыре года на канале начали работать современные механизмы. Строительство приближалось к концу.

К несчастью, умер принц Мохаммед Сайд, и на троне его сменил его племянник Исмаил-паша, новый хедив Египта.

15 августа сего года французские газеты огромными буквами напечатали радостные сообщения о том, что воды Красного моря прошли по каналу от Суэца к Горьким озерам, чтобы соединиться с водами Средиземного моря. Два моря соединились, Запад и Восток встретились друг с другом!

Беттина настолько горячо интересовалась всем ходом строительства, была так рада его успешному завершению, что теперь ей казалось вполне естественным, что какое-то неожиданное волшебство позволило ей присутствовать на самой церемонии открытия канала. Эта мысль настолько ее волновала, что в первый вечер она почти не слышала болтовни и сплетен остальных леди — и даже серьезные слова лорда Юстеса пролетали мимо нее.

Не говоря о том, что ей предстоит поездка в Египет, она вступила в мир, который после строгого режима пансиона мог показаться настоящей сказкой. Беттина даже не подозревала о существовании такой роскоши, такого комфорта — и не ожидала, что существа, населяющие этот аристократический мир, окажутся такими красивыми и элегантными. Они совершенно не походили на других людей, с которыми ей приходилось встречаться, — если не считать ее отца.

Беттине было удивительно видеть отца в окружении его друзей, которые весело смеялись над его остротами, хлопали по плечу, аплодировали ему, поздравляли и вообще всячески поощряли.

Она решила, что теперь может понять его нежелание отказаться от этого мира, в котором он так блещет. Конечно, отец должен остаться в нем — чего бы это ей ни стоило. Видимо, прежде так же считала и ее мать.

Теперь ей стало понятно многое, с чем прежде трудно было примириться — и в первую очередь: почему ее мама всегда настаивала, чтобы вся одежда отца была самой лучшей. Только Беттина знала, как часто мать экономила на себе, чтобы у ее мужа были новые костюмы, модные галстуки, лучшая обувь, какую только создавали сапожники, и бесконечные белоснежные шарфы, которые белизной превосходили первый снег.

Беттина подумала, что создается впечатление, будто ее отец находится на сцене и приковывает к себе внимание зрителей, которых он может по собственной воле заставить смеяться и плакать.

«Неудивительно, что папу так любят приглашать в гости!» — решила она про себя, когда вечер подходил к концу. Сэр Чарльз явно был душой общества.

Беттина ожидала, что герцог присоединится к своим гостям за обедом, который был подан в соседнем вагоне. За столом прислуживали лакеи, двигавшиеся с необычайной ловкостью, несмотря на то что вагон качало. В меню были такие вкусные и изысканные блюда, что Беттина сочла повара настоящим гением: ведь готовить тому пришлось наверняка в очень стесненных условиях.

Несомненно, герцог все делал на высшем уровне: на столе стояли серебряные канделябры, к обеду было подано полдюжины разных вин, не считая шампанского. У тарелки каждой дамы лежал букетик орхидей.

Это были первые орхидеи, которые получила Беттина, — и она подумала, не были ли они специально выбраны для нее: белые, в форме звездочек. Но она сказала себе, что это, наверное, просто обман воображения: скорее всего такие подходящие цветы достались ей по чистой случайности. Леди Дейзи Шеридан получила экзотические розовато-лиловые цветы, удивительно удачно сочетавшиеся с ее изысканным нарядом и яркими аметистами.

— А где Вэриен? — спросила одна из гостий, когда появилась леди Дейзи. — Ведь он же придет пообедать с нами сегодня вечером? Или вы запретили ему приходить и не намерены делиться с нами его обществом?

В голосе спрашивающей слышались нотки злости, так что Беттина решила, что у леди Дейзи с герцогом какие-то особые отношения, которые неприятны второй гостье.

— Вэриен устал и сегодня хочет побыть один, — ответила леди Дейзи.

— Один? — переспросила какая-то другая красавица. — Но ведь к вам это, конечно, не относится, милочка?

Послышался смех, но, казалось, леди Дейзи нисколько не смутилась.

— Нам всем стоит разойтись пораньше, — сказала она. — Когда мы выйдем из гавани, наверняка будет сильная качка. И вообще, я ненавижу море!

Однако, отправляясь в спальный вагон, Беттина не сомневалась в том, что по крайней мере джентльмены не намерены были последовать совету леди Дейзи. Ее отец устроился за одним из карточных столов, которые слуги расставили в гостиной, пока гости сидели за обедом.

Поезд перевели на запасные рельсы, чтобы ночь все могли проспать спокойно, а утром продолжить путешествие.

Когда Беттина подошла попрощаться с отцом, он поднял голову и сказал:

— Надеюсь, ты не собираешься смотреть, как я играю, милочка. Это меня нервировало бы.

— Вот уж ни за что не поверю, Чарли! — шутливо заметил кто-то из сидевших напротив. — Я еще никогда не видел, чтобы тебя нервировало присутствие хорошенькой женщины!

— Но если это — моя дочь, то положение меняется, — ответил сэр Чарльз.

— Тогда выпьем за новое положение! — предложил один из игроков, — Она — прелестное создание. Именно такую дочку вам и надо иметь, Чарльз.

— С удовольствием за это выпью! — улыбнулся сэр Чарльз. — Ты идешь спать, дорогая?

— Да, папа.

Беттина наклонилась и поцеловала отца в щеку. — А я тоже получу поцелуй? — спросил его партнер. Беттина улыбнулась ему и сделала реверанс.

— Я берегу свои поцелуи для отца, — ответила она. Все громко расхохотались, словно девушка сказала нечто невероятно остроумное.

— Пройдет год — и вы перестанете так говорить, — заметил кто-то ей вслед.

Леди, которая была очень любезна с Беттиной, отправилась вместе с ней в соседний вагон, где находились спальные купе. Каждое было великолепно обставлено и оборудовано: удобные кровати, масса зеркал, умывальники, оправленные в красный сафьян. Беттина мысленно сравнила купе с кукольными домиками. Укладываясь спать, девушка еще раз подумала о том, как все интересно и как она счастлива, что герцог пригласил ее участвовать в таком увлекательном путешествии.

Уходя спать, она не попрощалась с лордом Юстесом: он ушел в дальний угол гостиной и там устроился в кресле с какой-то толстой книгой в руках.

«Почему он не хочет присоединиться к остальным?» — удивилась она про себя.

За обедом лорд Юстес сидел рядом с Беттиной; но после того, как она обменялась с ним несколькими фразами, ее внимание невольно привлекли остроумные и занимательные разговоры других гостей. Особенно интересно было слушать отца. Конечно, довольно многое в разговорах Беттине было неясно: речь шла о других людях, а она понятия не имела, кто они такие.

Но все равно, ей показалось, что все гости блистают, словно шампанское, которое они пили за обедом, — и только лорд Юстес сидел, плотно сжав губы, и не пытался даже быть просто вежливым.

«Он специально отделяется от остальных!» — решила Беттина.

Беттина хотела не пропустить ни единой минуты из своего необычайного путешествия и поэтому проснулась сразу же, как поезд плавно тронулся в путь к Саутгемптону. Раздвинув занавески на окне, она увидела, что на улице все еще темно. Девушка заставила себя снова лечь в постель, но, когда начался рассвет, не выдержала и встала.

Она умылась и оделась. Орхидеи, которые Беттина накануне приколола к платью, она поставила в стакан с водой на умывальнике. Они оставались настолько свежими и выглядели так привлекательно, что она отделила один цветок и приколола к вырезу утреннего платья.

— Может, у меня больше никогда не будет возможности выглядеть так шикарно! — с улыбкой сказала Беттина своему отражению в зеркале.

Войдя в гостиную, она увидела, что слуги убрали карточные столы и разложили утренние газеты для тех, кто пожелает их прочесть. В тяжелых стаканах, закрепленных в специальных подставках, чтобы они не опрокидывались от движения поезда, стояли свежие цветы. В удобных креслах и на обтянутых дамасским шелком диванах были разложены атласные подушки. На стенах висели картины, украшавшие окна занавески из ярко-красного бархата были необычайно нарядными.

Беттина осмотрелась.

«До чего приятно быть настолько богатым! — подумала она. — Тогда можно иметь все, что только пожелаешь!»

Был в гостиной и письменный стол. Беттина подошла к нему, чтобы посмотреть на массу вещей, приготовленных для тех, кому может вздуматься написать письмо. Пресс-папье, ручки, нож для бумаги, увеличительное стекло, коробочка с марками и все другие принадлежности были украшены гербом Элвестонов. Здесь же стояла сафьяновая шкатулка с бумагой и конвертами, на которых был выгравирован тот же герб: грифон со снопом пшеницы в одной лапе и короной на голове.

«Кто-то заботливо продумал каждую мелочь!» — сказала себе Беттина.

Позади нее раздался стук закрываемой двери, и она обернулась. Секунду она могла только молча смотреть на мужчину, который вошел в гостиную. Если она считала внешность отца внушительной, то теперь поняла, что та меркнет по сравнению с великолепием незнакомца.

Он был высок — выше всех остальных джентльменов, ехавших в поезде, и плечи у него были необычайно широкими. А его лицо показалось ей просто потрясающим — настолько удивительного лица ей еще не приходилось видеть.

В нем ощущалось нечто, внушавшее почти благоговейный трепет.

Он держался с таким достоинством, так уверенно и величественно, что его окружала особая атмосфера власти и аристократизма. Даже если бы в комнате находилось множество других мужчин, он все равно привлекал бы к себе взгляды.

Беттине показалось, что в первую секунду мужчина удивился, увидев ее, но потом он сказал;

— По-моему, вы — Беттина Чарлвуд. Беттина чуть запоздало присела в реверансе. — Да… ваша светлость.

Она ни на секунду не усомнилась в том, кто именно появился в гостиной.

— Тогда разрешите мне поблагодарить вас за то, что вы приняли приглашение присоединиться к моим гостям, — сказал герцог. — Наверное, я догадался бы, что вы — дочь вашего отца, даже если бы не встречался с вашей матерью и не восхищался ею,

— Спасибо, — ответила Беттина.

— Вы очень рано встали. Я не ожидал, что в этот час увижу здесь кого-то из моих гостей.

— Я была слишком взволнована, чтобы спать, — объяснила Беттина. — Я восхищалась обстановкой. Вчера, когда здесь было так много народу, я не смогла как следует все рассмотреть и оценить по достоинству.

— Несомненно, люди были более интересны, — проговорил герцог.

Он говорил немного суховато, с оттенком иронии и цинизма. Беттина вопросительно посмотрела на него.

— Насколько я понимаю, это — ваше первое появление в обществе после выхода из пансиона, — сказал он.

— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы меня пригласили, — отозвалась Беттина. — Я даже не мечтала, не могла надеяться, что буду иметь счастье присутствовать при открытии Суэцкого канала.

— Неужели это вас интересует? — осведомился герцог.

— Я ведь жила во Франции, ваша светлость.

— О, конечно! — сказал он. — Надо полагать, они очень гордятся своим достижением.

— Да, они очень горды — и торжествуют особенно потому, что при этом им удалось доказать, что англичане ошибались! — ответила Беттина.

Герцог рассмеялся.

— Мы можем только признать, что в данном случае мы ошиблись, — сказал он, — целиком и полностью. Но лично я всегда полагал, что Суэцкий канал может быть построен.

— А вы отважились сказать это лорду Пальмерстону? — спросила Беттина.

Герцог пристально посмотрел на нее, словно его удивило то, что эта юная девушка знает, как прежний премьер-министр противился созданию канала. Потом он сказал:

— По правде говоря, я года четыре тому назад, или даже пять, произнес в палате лордов речь в защиту планов строительства. Не приходится удивляться, что никто не стал меня слушать.

Беттина подумала, что, наоборот, приходится удивляться, как это никто не стал слушать столь значительного человека — но не решилась высказать это вслух.

Герцог выбрал себе газету, и она поняла, что он пришел в гостиную именно за ней. Решив, что не должна мешать человеку, когда ему хочется прочесть новости, она решительно уселась за письменный стол.

Единственным человеком, которому она могла написать и кому интересно было бы услышать о том, что ей предстоит побывать па открытии канала, была мадам Везари. Приняв решение написать владелице пансиона, Беттина взяла листок бумаги и ручку, но, даже пока писала, она не могла забыть о мужчине, который был рядом.

Удобно устроившись в кресле, герцог читал «Таймс».

«До чего приятно на него смотреть!» — подумала Беттина, решив про себя, что, возможно, лорд Юстес отчасти недолюбливал своего сводного брата потому, что тот так легко затмевал его не только своим положением и богатством, но и внешностью.

Беттина как раз закончила письмо, когда в вагон вошел лорд Юстес.

— Доброе утро, Вэриен! — сказал он, и в голове его звучал нескрываемый холод.

— Доброе утро, Юстес, — ответил герцог. — Надеюсь, вы хорошо спали.

— Очень хорошо, спасибо. Это заставило меня вспомнить об одном из дел, которое я хотел бы обсудить с вами, когда у вас найдется немного свободного времени.

— Если вы намерены досаждать мне вашими душераздирающими историями об «обездоленных» или о сброде, которыйспит под пролетами мостов, то можете не трудиться, — резко ответил герцог. — Я даю деньги благотворительным организациям по моему собственному выбору, и сейчас лишних средств у меня нет.

— Как вы можете говорить такое! — презрительно воскликнул лорд Юстес. — Да ведь то, что вы потратите на эту поездку в Египет, — или, если хотите, только то, что было съедено и выпито вчера за обедом, хватит на жизнь сотне человек на целый год!

— Надеюсь, Юстес, — устало сказал герцог, — вы не собираетесь жалеть каждый кусок, который я или мои гости положим себе в рот, и каждую каплю вина, которую мы поднесем к губам. И если вы полагаете, что я готов довести себя до такого разорения, до какого довел себя Шефтсбери, отдавая все, что ему принадлежит, бедным, то вы глубоко ошибаетесь!

— Вы заставляете меня стыдиться! — запальчиво воскликнул лорд Юстес. — Стыдиться того, что такая семья, как наша, так мало делает для тех, кто безвинно страдает!

— Мало? — громовым голосом спросил герцог. — Если вы называете…

Он замолчал и после недолгой паузы уже спокойно сказал:

— Послушайте, Юстес, я не намерен выходить из себя из-за ваших обвинений. Не стану я еще раз повторять то, что говорил вам уже неоднократно: благотворительность не должна идти для всех, кто только стоит с протянутой рукой, без разбора, и деньги нельзя бросать на ветер.

Достаточно резко герцог заключил:

— Вы у меня в гостях, и по отношению ко мне и моим друзьям будете вести себя благопристойно! Я не желаю видеть вас пристающим к моим гостям с кружкой для подаяния и не хочу слышать ханжеских проповедей. Вы меня поняли?

В ответ лорд Юстес молча вышел из салона. Не оборачиваясь, по шороху бумаги Беттина поняла, что герцог снова развернул газету.

Сердце у нее отчаянно колотилось: она была ужасно смущена тем, что вынуждена была присутствовать при ссоре братьев. Почему-то эта сцена оставила после себя чувство странной напряженности, хотя сама Беттина не смогла бы объяснить, почему она так сильно на нее подействовала.

В пансионе ей часто приходилось присутствовать при ссорах других учениц, но она впервые слышала, чтобы двое мужчин говорили друг с другом настолько резко и с такой горечью. По атмосфере враждебности, которая царила в тот момент в вагоне, чувствовалось, что братья не любят друг друга.

Тут, к величайшему облегчению Беттины, в вагон-гостиную вошел ее отец.

— Доброе утро, Вэриен! — поздоровался он с герцогом и, проходя мимо письменного стола, наклонился, чтобы поцеловать Беттину в щечку.

— Ты рано встала, куколка! Не сомневаюсь, что ты не спала из-за приятного волнения.

— Это так, папа, — ответила Беттина. — Я проснулась, как только поезд тронулся.

— И я тоже, — сказал сэр Чарльз, — а ведь я-то лег очень поздно.

— Опять играли, Чарльз? — спросил герцог. — Вы же знаете, что не можете себе этого позволить.

— Вчерашнюю ночь — очень даже могу, — с удовлетворением заявил сэр Чарльз. — Крупно выиграл у Дауншира.

— Ну, уж он-то точно может себе это позволить, — улыбнулся герцог. — Но ведь Дауншир не успокоится, пока не отыграет все обратно.

— Я приложу все силы, чтобы не допустить такого, — пообещал сэр Чарльз, и оба мужчины рассмеялись.

— Пойдемте позавтракаем, — предложил герцог. — Чувствую, что мне это просто необходимо.

В его тоне было нечто, заставившее сэра Чарльза пристально на него взглянуть.

— Вас что-то расстроило? — спросил он.

— Всего лишь Юстес, — ответил герцог.

— А, Юстес! — отозвался сэр Чарльз, а потом, посмотрев на Беттину, добавил: — Молодой человек явно нуждается во вдохновляющем прикосновении хорошенькой женщины.

Беттина не сомневалась, что эта фраза была сказана исключительно ради нее.

Она не заметила, что, говоря эти слова, ее отец подмигнул герцогу.

Глава третья

Беттина с трудом пробралась по вздымающейся палубе в укромное местечко, которое она сумела отыскать: там она могла побыть одна. Похоже, больше никто из пассажиров ее убежище для себя не открыл.

Ей с трудом удавалось сохранять равновесие: «Юпитер» оказался в очень неспокойных водах.

Сквозь облака время от времени проглядывало солнце, так что штормовой погоду назвать было нельзя, но яхту довольно сильно подбрасывало на волнах и кренило с одного борта на другой. Опытный моряк пришел бы в восторг от устойчивости этого сравнительно небольшого судна и сказал бы, что ход у него просто превосходный.

Беттина даже не представляла себе, что яхта может оказаться настолько комфортабельной и роскошной.

«Юпитер» был построен совсем недавно. Это было паровое судно с винтами — такие только недавно были введены в моду самыми популярными трансатлантическими компаниями: «Кунард», «Пенинсулар» и «Ориентал». Эта последняя компания заказала судно «Гималаи», которое оказалось самым крупным кораблем такого типа. Его двигатели во время испытаний развили скорость почти в четырнадцать узлов.

При отплытии из Саутгемптона герцог объявил всем о своем намерении превзойти этот рекорд по крайней мере на два-три узла. Его слова заставили гостей моментально начать делать ставки на результаты каждого дня. Беттина вскоре поняла, что джентльмены готовы спорить по любому поводу, лишь бы была возможность делать ставки и соперничать друг с другом.

Когда яхта вышла в море, Беттина начала понемногу узнавать остальных пассажиров, но поначалу больше всего ее интересовал сам «Юпитер».

Кто-то сказал ей, что герцог лично выбирал всю обстановку и отделку интерьера, так что они целиком отвечают его вкусу. Беттина была поражена тем, что у мужчины могли оказаться такие великолепные и оригинальные идеи относительно цвета, пространства и текстуры.

Ни в салоне, ни в удивительно удобных каютах не было ничего чрезмерно вычурного, не чувствовалось никаких излишеств — и в то же время все было необычайно красиво и роскошно. Беттина восхищалась приятным зеленым топом, в котором был выдержан салон, бело-золотой столовой, позади которой находилась красная игорная комната, где могли курить и развлекаться азартными играми.

Был на яхте и небольшой кабинет, где можно было посидеть в тишине просто для того, чтобы предаться размышлениям или чтобы написать письмо, — но, что еще важнее, там оказались полки с книгами, которые принесли Беттине невыразимую радость.

Она обожала чтение, и когда остальные леди принимались сплетничать — иногда довольно зло, — девушка рада была незаметно ускользнуть, чтобы погрузиться в чтение. Беттина чувствовала, что эти книги открывают перед ней новые горизонты, о существовании которых она прежде даже не подозревала.

Хотя она получила неплохую подготовку в английской и французской классической литературе, но современных книг читала мало: мадам Везари очень придирчиво относилась к романам, которые попадали в руки ее учениц. И вот теперь Беттина была совершенно зачарована Александром Дюма я Гюставом Флобером, а также другими писателями.

Однако этим утром, хотя Беттина и прятала под своим плащом книгу, она шла в свой укромный уголок прежде всего потому, что ей хотелось подумать.

Она надеялась, что ее никто не заметит, потому что вид у нее был сейчас достаточно странный. Поверх платья девушка надела толстое теплое пальто матери, потому что ветер в Бискайском заливе был, как и полагается в ноябре, довольно холодным. А сверху этого пальто она накинула мужской водоотталкивающий плащ.

Беттине нелегко было его раздобыть, но она решила, что такая одежда больше всего подошла бы для ненастной погоды, поэтому спросила горничную, которая за ней ухаживала, можно ли найти на яхте такую вещь.

— Я в этом уверена, мисс, — ответила Роза. — И все здесь совсем новое, так что вам не будет неприятно его надеть.

— Да я бы могла надеть и плащ, который уже кто-то носил, — отозвалась Беттина.

Но она понимала, что Роза пришла бы в ужас от одной мысли о том, что пассажирка наденет какую-нибудь вещь, которую уже надевал «простой матрос».

На борту «Юпитера» находилось двенадцать гостей — и их обслуживали столько же личных слуг. Все джентльмены взяли с собой своих камердинеров, так что, если бы Роза не смогла найти плаща, Беттина обратилась бы к слуге отца, Хиггинсу, который обладал необычайным даром доставать все, что только ни потребуется, какой бы неожиданной ни была просьба.

Но Роза, которая, как узнала Беттина, раньше работала в фамильном поместье герцога, принесла ей новехонький плащ, который еще даже не вынули из упаковки.

— Вот то, что вы просили, мисс, — сказала она. — И странный же у вас будет в нем вид!

— Но лучше выглядеть странно, чем вымокнуть до нитки, — улыбнулась Беттина.

— Вам не следовало бы выходить сегодня на палубу, мисс. С тех пор как начался шторм, никто из остальных дам не выходил из своих кают.

У них у всех морская болезнь? — поинтересовалась Беттина.

— Они в этом не хотят признаваться, мисс!

Беттина рассмеялась.

— Да, это не слишком солидно — и совершенно не романтично! — сказала она. — Я рада, что меня никогда не укачивает.

— Вот это правда, мисс! — с удовлетворением подтвердила Роза. — Вы — единственная сегодня утром позавтракали. А некоторым горничным пришлось не спать всю ночь и ухаживать за дамами.

Беттина почувствовала себя немного виноватой: она сладко спала, несмотря на шторм. А сейчас ей очень хотелось выйти на свежий воздух, а не сидеть одной в салоне или тем более в каюте.

И до чего же приятно будет отдохнуть от драмы, которая разыгрывалась между леди Дейзи и леди Тэтем.

Пока они ехали на поезде и во время первого дня плавания, Беттина была настолько ослеплена яркой красотой леди Дейзи и еще двух других дам, что не обратила особого внимания на леди Тэтем. Но потом она поняла, что эта аристократка была не менее, а, может быть, даже более красива, чем леди Дейзи.

Их красота была совершенно разная. У леди Дейзи были золотые волосы, голубые глаза и статная фигура: она могла служить идеалом «английской розы», которую на все лады восхваляли журналы мод. Беттина была уверена, что большинство мужчин предпочитают именно такой тип женщины.

У леди Тэтем, которую друзьям разрешалось называть по имени Инид, волосы были иссиня-черные, а глаза — ярко-зеленые, со странно приподнятыми кверху уголками. Они придавали ей таинственный, загадочный вид, послуживший причиной того, что ей дали прозвище Сфинкс. Ее губы, казавшиеся особенно алыми на фоне ослепительно-белой кожи, напоминавшей лепестки магнолии, изгибались в манящей улыбке. Двигалась она с кошачьей грацией.

Рядом с этой экзотической женщиной бело-розовое лицо леди Дейзи начинало казаться кукольно-скучным.

Общество еще не успело отплыть из Саутгемптона, как всем стало ясно, что эти две прекрасные леди стали соперницами: обе добивались нераздельного внимания герцога.

В столовой они сидели по обе стороны от него и наперебой старались заинтересовать или рассмешить герцога. Но когда после обеда леди оставляли джентльменов пить портвейн и вести сугубо мужские разговоры, а сами удалялись в салон, то между леди Дейзи и Инид Тэтем начинались настоящие поединки, и в голосах обеих красавиц звучала сталь.

Беттина узнала, что леди Тэтем замужем, но ее муж предпочитает круглый год оставаться в поместье. Она же проносилась по светскому обществу Лондона, подобно комете, и ее всегда сопровождала толпа поклонников, но человека, чье имя она носила, рядом с ней не было.

Остальных леди только забавляло соперничество светских красавиц: казалось, их вполне устраивали те джентльмены, с которыми они явно составили пары — по крайней мере на время этого путешествия.

Самой милой из них, как решила Беттина, была достопочтенная миссис Димсдейл, которая с первой минуты была необычайно добра к юной девушке.

— Я обожаю вашего отца, Беттина, — призналась она. — Честно говоря, Чарльза Чарлвуда любят абсолютно все. И мы все старались, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким после того, как потерял вашу маму.

— Вы очень добры! — воскликнула Беттина.

— Когда мы вернемся в Лондон, я постараюсь быть доброй и к вам, — добавила миссис Димсдейл. — У меня есть племянница примерно ваших лет. Я уверена, что моя сестра будет только рада вывозить вас вместе с собственной дочерью этой зимой на балы.

— Огромное вам спасибо! — сказала Беттина.

Она чувствовала бы себя немного «не в своей тарелке», если бы миссис Димсдейл всякий раз не встречала ее приветливой улыбкой, когда она выходила с остальными дамами в салон после обеда. Она подзывала Беттину к ceбе и разговаривала с ней, пока леди Дейзи и леди Тэтем шипели п показывали когти, словно две кошки.

Накануне вечером уже начали подниматься волны, так что, как решила Беттина, нервы у всех были напряжены — поэтому дело дошло до настоящего взрыва.

Возможно, джентльмены тоже опасались приступов морской болезни и, похоже, уделили слишком большое внимание превосходным винам, поданным к столу. Беттине показалось, что, когда джентльмены вышли в салон, по крайней мере лорд Милторп держался на ногах не слишком уверенно.

Конечно, не исключено, что главным образом дело было в качке… Но в то же время все джентльмены, за исключением ее отца, герцога и, конечно, лорда Юстеса, казались немного раскрасневшимися, а в глазах их появилась поволока, отчего они казались немного туповатыми.

Но в чем бы ни заключалась причина, а лорд Айвен Уолшем решительно направился к леди Дейзи и обнял ее за талию.

— Ты сегодня дьявольски хороша, Дейзи, — воскликнул он. — Давай выйдем на палубу, полюбуемся на луну, а потом я тебя буду любить и целовать.

Леди Дейзи с привычной ловкостью выскользнула из его объятий и шутливо ответила:

— Не смей ко мне прикасаться, Айвен! Ты же знаешь, что я принадлежу Вэриену, а он принадлежит мне!

— Вы в этом уверены? — ледяным голосом осведомилась леди Тэтем.

В голосе светской дамы прозвучал вызов — да и смысл ее взгляда был совершенно понятен.

Возможно, если бы за обедом вина было выпито меньше, леди Дейзи смогла бы найти остроумный ответ. Сейчас же она только яростно проговорила:

— Могу я узнать, что вы хотите этим сказать?

— Вы действительно хотите, чтобы я вам ответила — при всех? — уточнила леди Тэтем.

Теперь ее глаза загадочно сощурились, а губы изогнулись в явно вызывающей улыбке.

— Вы мне ответите, на что пытались намекать, — гневно сказала леди Дейзи, — или я из вас вытрясу ответ!

Тут в салон вошел герцог, который шел немного позади остальных джентльменов. Леди Тэтем кинулась к нему в притворном испуге.

— Спасите меня! Спасите меня, Вэриен! — воскликнула она, припадая к его груди. — Спасите от этой… от этой медузы со змеями вместо волос!

Герцог, который не слышал всего, что только что было сказано, казался изумленным. Поскольку корабль довольно сильно качало, любезность заставила его обхватить леди Тэтем рукой за талию, иначе она упала бы. И тут леди Дейзи дала своей сопернице звонкую пощечину, а сама впала в истерику.

Все присутствующие дамы захлопотали вокруг нее, а герцог, ничуть не смутившись происшедшим, тем временем уселся за карточный стол и пригласил сэра Чарльза и еще двоих джентльменов присоединиться к нему.

И леди Дейзи, и леди Тэтем поспешно удалились к себе в каюты. Беттина, которую ужасно смутила разыгравшаяся в салоне сцена, тоже сочла за лучшее уйти.

Час спустя она уже лежала в постели с книгой, когда в ее дверь постучали. Беттина подала голос, приглашая войти, — и в ее каюту заглянул отец.

— Что-нибудь случилось, папа? — спросила она, удивившись его появлению.

— Дело не в этом, — ответил сэр Чарльз. — Я хотел с тобой поговорить.

Он уселся на край се кровати и при этом вынужден был уцепитьсяза медную спинку — «Юпитер» уже довольно сильно бросало на волнах. Беттина отложила книгу и, широко раскрыв глаза, смотрела на отца.

— Я решил, что после того неприятного эпизода, который тебе пришлось сегодня вечером увидеть, нам надо кое о чем переговорить, — начал сэр Чарльз.

— Я нехорошо поступила, что ушла из салона? — быстро спросила Беттина.

— Нет, наоборот — очень разумно, — ответил сэр Чарльз. — Но я только сейчас, когда эти две дуры устроили сцену, понял, что ты слишком юна для подобных вещей.

Помолчав, он негромко добавил:

— Твоя мать не одобрила бы твоего участия в этом плавании. Ты это понимаешь?

Беттина ничего не ответила, поскольку ей трудно было понять, чего от нее ждет отец.

— Видишь ли, девочка, — продолжил сэр Чарльз после недолгого молчания, — я ведь, кажется, говорил тебе, что у герцога не очень хорошая репутация. Подобных ему людей называли повесами.

— Он просто великолепен, папа! — не согласилась Беттина.

— Слишком хорош собой, слишком богат, слишком привлекателен для женщин, — отозвался ее отец. — И в этом, Беттина, все дело.

— Вы хотите сказать, что рядом с ним женщины всегда ведут себя таким образом? — изумленно раскрыла глаза Беттина.

— Боюсь, что довольно часто, — признался сэр Чарльз. — Не могу понять, зачем ему понадобилось приглашать одновременно и Дейзи, и Инид Тэтем. Разве только из желания позабавиться, наблюдая за их войной.

— А в которую из них он влюблен, папа?

Немного помолчав, сэр Чарльз ответил:

— Видишь ли, тут вообще не следует вести речь о любви. По-моему, Вэриен уже много лет ни в кого не влюблялся. Я даже не уверен, любил ли он в своей жизни кого-нибудь по-настоящему.

— Тогда… я не понимаю…

— Ну, тебе и не положено понимать такие вещи, — сказал сэр Чарльз. — Я осознаю, что мне не следовало вводить тебя в подобное общество прямо со школьной скамьи, но у меня не было выбора. Иначе я сам не смог бы поехать на открытие канала — а мне очень хотелось на нем присутствовать.

— Вы же знаете, как я счастлива, что тоже смогу его увидеть! — воскликнула Беттина.

Ее отец улыбнулся.

— Если бы не щедрость Элвестона, мы бы никогда не попали в Египет.

Беттина ответила ему улыбкой,

— Конечно, нет, папа. Так что мы не должны критиковать герцога, правда?

— Ты — очень разумная девочка, Беттина, — отозвался сэр Чарльз и ласково похлопал ее по руке. — Я тобой горжусь. И в то же время я не могу не чувствовать себя немного виноватым во всем, что происходит сейчас,

— Пожалуйста, не надо так говорить, папа! — умоляюще прошептала Беттина. — Все очень ко мне добры, и я наслаждаюсь каждой минутой нашего плавания. Если никто не будет ссориться со мной и давать мне пощечины, то я могу не обращать внимания, как они ведут себя друг с другом.

— Но это дурно! Тебе не следовало бы видеть подобные вещи, — с тяжелым вздохом проговорил сэр Чарльз. — Дейзи следовало бы вести себя разумнее. Но, с другой стороны, Инид Тэтем из кожи лезет, чтобы устроить неприятности.

— А она очень сильно влюблена в герцога? — спросила Беттина, вдруг почувствовав жалость к экзотической красавице.

— Несомненно, он нравится ей как мужчина, но еще сильнее ей нравятся его герцогский титул и деньги, — откровенно ответил отец.

— Вы хотите сказать, что если герцог будет считаться ее поклонником, то это прибавит ей веса в обществе? — спросила Беттина. — Но… я не понимаю… одной вещи, папа.

Она замолчала.

— Ну, так чего же ты не понимаешь, моя разумница? — поторопил ее сэр Чарльз.

— Я не понимаю, что они в конце концов рассчитывают получить, если сумеют добиться благосклонности герцога. Ведь в конце концов и леди Дейзи, и леди Тэтем замужем — у них есть мужья. Он не может жениться ни на одной, ни на другой!

Сэр Чарльз несколько секунд не отвечал. Беттине показалось, что он тщательно подыскивает слова, чтобы объяснить ей, в чем дело,

— Конечно, Вэриен не может жениться ни на одной из этих леди, — проговорил он после довольно долгого молчания. — Откровенно говоря, я сомневаюсь, чтобы он вообще когда-нибудь женился. Он много раз заявлял, что намерен остаться холостяком, и его не волнует, если после его смерти он не оставит наследника — пусть титул достается Юстесу. Ему все равно.

— Он не хочет иметь сына? — переспросила Беттина.

— Не настолько, чтобы ради этого пожертвовать своей свободой, — ответил сэр Чарльз. — Ведь, если уж на то пошло, он уже был один раз женат.

— Правда? — изумленно воскликнула Беттина. — Никто ни разу об этом не упоминал!

— Это было так давно, что все успели позабыть. Но вот сам Вэриен, наверное, никогда не забудет, что произошло.

— Расскажите мне, папа! — взмолилась Беттина, сгорая от любопытства.

— Он женился, когда ему было двадцать один год — задолго до того, как я с ним тесно подружился, — начал свой рассказ сэр Чарльз. — Но я помню, как все газеты были полны описаний торжеств, устроенных в честь его свадьбы и совершеннолетия: был дан настоящий пир для всех арендаторов поместий Элвестонов, фейерверк и тому подобное.

— И что случилось? — с любопытством спросила Беттина.

— Невеста Элвестона была примерно одного с ним возраста. Конечно, брак был заключен на основе расчета: отцы договорились между собой. Их поместья имели общую границу, и они решили, что для обоих семейств будет очень выгодно, если их земли, как и их дети, соединятся.

Беттина слушала, не спуская глаз с отца.

— К несчастью, — продолжил сэр Чарльз, — человеческая природа — штука капризная. Жених с невестой чуть ли не с первого взгляда возненавидели друг друга.

— Тогда почему же они все-таки поженились? — изумилась Беттина.

— Наверное, родители слишком сильно настаивали на этом. Ведь среди аристократов большинство браков основано на старом надежном расчете. Финансовые соображения тут обычно решают все! — напомнил ей отец.

— Пожалуйста, продолжайте, папа.

— Они были женаты уже почти год, и жена Вэриена ждала ребенка. Сам он никогда не рассказывал, что именно произошло, но если верить слухам, то они страшно поссорились. Они постоянно ругались — чуть ли не с первого дня после свадьбы, но эта ссора была очень бурной. И жена наперекор его воле отправилась верхом на охоту, упала с лошади, убив и себя, и своего неродившегося ребенка.

Беттина тихо вскрикнула:

— Папа! Как это все ужасно!

— Естественно, после этого Вэриен не может хорошо относиться к институту брака, — сказал сэр Чарльз. — Когда он несколько лет назад стал герцогом, то делал все, что ему заблагорассудится. Он не чужд того, что французы называют «affaires de coeur ^{note 3}», но объекты его внимания — это всегда замужние дамы.

— А… мужья не возражают? И… совсем не ревнуют? — неуверенно спросила Беттина.

Она толком не знала, что подразумевает выражение «affaires de coeur», однако, живя во Франции, девушка не могла не заметить, сколько пересудов и волнений вызвали газетные публикации, сообщившие об отношениях принца Уэльского с актрисой Гортензией Шнейдер. Два года назад это вызвало настоящую сенсацию.

Воспитанницы пансиона вернулись с каникул, хихикая и сплетничая про принца и Гортензию. А потом не меньшее количество разговоров было вызвано отношениями принца с принцессой де Саган.

Во время одного из своих визитов за границу принц Уэльский — а он всегда выезжал «по-холостяцки», когда принцесса Александра навещала родителей в Копенгагене, — остановился в Шато де Саган. Предполагалось, что именно там и завязались его отношения с принцессой де Саган.

Француженки-пансионерки обсуждали сердечные дела принца Уэльского, которого они называли «prince de Galles», без злобы. Наоборот, похоже было, что именно это их восхищает больше всего. Поскольку сама Беттина была англичанкой, а ее отец считался близким другом принца, то она была объектом интереса и даже легкой зависти. Можно было подумать, что слава, окружающая принца, отбрасывает свой отблеск и на нее.

Поэтому Беттина не удивилась, услышав, что у герцога, как и у принца, есть любовные связи. Смущало девушку то, что поведение двух женщин, к которым он испытывал интерес, выглядело совсем не романтичным. Она ожидала чего-то гораздо более утонченного и красивого.

У нее было чувство, что герцог настолько внушителен и хорош собой, что женщины, на которых он обращает свое внимание, должны быть достойны его.

Пока Беттина пыталась осознать то, что рассказал ей отец, тот не спускал глаз с ее задумчивого личика. Заметив на себе его взгляд и догадавшись, что он искренне встревожен, она сжала его пальцы обеими руками и сказала:

— Вы не должны за меня тревожиться, папа. Я так счастлива тем, что могу быть с вами и увижу Египет, что все остальное не имеет никакого значения… Ровно никакого!

Сэр Чарльз облегченно вздохнул, а потом спросил, словно этот вопрос постоянно присутствовал в его подсознании:

— А как твои отношения с лордом Юстесом?

— Он прочел мне два своих памфлета, папа.

— Поощряй его! — посоветовал ей отец. — Пусть он рассказывает тебе о своих планах на будущее. Ты могла бы ему помочь, Беттина. Если быть откровенным, то, по-моему, ему совсем не помешало бы благотворное женское влияние!

— Он настолько серьезен, папа! И, боюсь, он очень не любит герцога, — призналась Беттина.

— Ты должна постараться убедить его смягчить свой взгляд на вещи, — небрежно бросил сэр Чарльз. — Научи его радоваться жизни. Ну а теперь мне пора идти.

— Вы сегодня опять играете в карты, папа?

— Да. Меня сменил Уолшем, на то время, пока я буду с тобой говорить, но меня ждут обратно.

— Думаю, вас уже заждались, — с улыбкой сказала Беттина. — Все так вас любят, папа! Вы никогда и ни с кем не ссоритесь.

— Я такой роскоши просто не могу себе позволить, — участливо объяснил сэр Чарльз.

Оба рассмеялись, а потом он нагнулся и поцеловал дочь в щечку.

— Спокойной ночи, Беттина. Ты очень хороша собой, так что если Вэриен сдержит свою клятву оставаться холостяком, я еще смогу увидеть тебя в роли герцогини!

Беттина ничего не ответила. Она проводила взглядом отца, который с осторожностью добрался до двери, цепляясь за что попало, а потом слушала, как его шаги удаляются по коридору.

Еще долго девушка сидела, глядя перед собой невидящими глазами, — и думала о герцоге и его неудавшемся браке.

Сейчас, подставляя лицо свежему морскому ветру, Беттина снова невольно вспомнила то, что говорил ей отец. Она понимала, что если бы она послушно выполняла его указания, то в эту минуту ей следовало бы сидеть в салоне на тот случай, если бы лорду Юстесу вдруг захотелось с ней поговорить.

Ода уже выслушала два его памфлета относительно тяжелого положения простого народа. Кроме того, он довольно подробно объяснил ей то, в чем состоит его работа с обездоленными обитателями лондонских трущоб.

Ей никак не удавалось попять, каким образом он рассчитывает их спасти или хотя бы просто облегчить жизнь несчастным.

Конечно, было весьма похвально, что молодой человек так много времени тратит на тех, кого, несомненно, большинство людей назвали бы «сбродом» и считали бы не заслуживающими никакого внимания. Однако ей искренне хотелось бы, чтобы лорд Юстес не смотрел на все настолько мрачно и серьезно!

— Но ведь что-то же, конечно, делается? — спросила она его в каком-то из разговоров.

— Постыдно мало, — ответил он. — Правительство не хочет тратить деньги на впавших в нищету людей.

— А почему вы не становитесь членом парламента? Может быть, тогда вам удалось бы достичь большего?

Лорд Юстес несколько секунд ничего ей не отвечал, но потом все-таки сказал:

— Надеюсь, что в один прекрасный день я стану членом палаты лордов!

Беттина поняла, что он имеет в виду: он думал о том дне, когда сменит своего единокровного брата и станет герцогом Элвестоном.

Как младший сын герцога, он не имел права заседать в палате лордов, но он мог бы стать членом палаты общин, пройдя через процедуру выборов.

Беттина прикинула, что разница в возрасте между братьями не могла превышать одиннадцати-двенадцати лет, и рассчитывать на раннюю смерть нынешнего герцога у лорда Юстеса никаких оснований не было. Но в таком случае он станет членом палаты лордов уже в таком преклонном возрасте, когда ему поздно будет начинать политическую карьеру! Однако она постеснялась задавать лорду Юстесу новые вопросы на ту же тему и заставила себя внимательно слушать, пока он читал ей наброски, которые должны были превратиться в очередной памфлет.

На этот раз речь шла о расчистке трущоб. Памфлет должен был попасть в руки членов парламента и всех состоятельных людей, от которых лорд Юстес мог рассчитывать получить деньги на благотворительные мероприятия.

Беттине не хотелось говорить об этом лорду Юстесу, но ее не оставляло чувство, что памфлеты написаны резким диктаторским тоном, который скорее оттолкнет возможных благотворителей, чем подвигнет их на сочувственное отношение к тем вещам, которые в них затрагивались.

Она подумала было, не стоит ли ей попробовать подсказать автору, что более примирительный тон будет способствовать скорейшему получению денег, которые ему, очевидно, были срочно необходимы. Однако она сказала себе, что, хотя лорд Юстес рад получить в ее лице внимательную аудиторию, советов у нее он не спрашивал.

Беттина добралась наконец до своего любимого места на корме яхты. Хотя по дороге до нее долетали брызги от разбивавшихся о борт волн, но вода скатывалась с плаща, так что она ничуть не промокла.

Девушка села, уютно закутавшись в пальто и плащ, но книги открывать не стала.

Ее взгляд привлекло бурное море со вспененными волнами, на которые сквозь разрывы между облаками падали потоки солнечного света. Зрелище было настолько живописным, словно сошло с картины Тернера. Пребывание посреди открытого моря дарило ей прежде не испытанное чувство полной свободы.

Беттине тяжело достались несколько лет постоянного пребывания в пансионе, откуда ее не забирали даже на каникулы. Отец ни разу не предложил, чтобы во время перерывов в учебе она вернулась в Англию, и ей приходилось либо оставаться в школе, либо принимать приглашения от учениц-француженок, которые иногда приглашали ее к себе домой.

Ей было интересно увидеть, как живут люди во Франции, Гостя у одной из подруг, она могла ездить верхом, у другой — посетить несколько оперных спектаклей в Париже, а также музеи и картинные галереи.

Французских девушек держали в строгости: они могли выходить из дома только под чьим-нибудь наблюдением. Кроме того, пока они не станут совсем взрослыми, им запрещалось принимать участие в развлечениях родителей. Временами Беттина ужасно тосковала по отцу и матери, которые не ограничивали ее свободу.

А вот теперь, когда все могло бы пойти по-другому, она вынуждена будет променять прежнее отшельничество на новое!

Если она выйдет замуж — а отец говорит, что это совершенно необходимо, — то вынуждена будет во всем подчиняться мужу, который, как она имела все основания опасаться, может оказаться еще строже и суровее, чем была мадам Везари!

Мысли о подобном будущем заставили ее тяжело вздохнуть — и тут рядом с ней чей-то голос произнес:

— Так вот где вы прячетесь! Мне показалось, что кто-то пробирался по палубе. А из моих гостий только вы одна могли рискнуть на такое приключение!

Подняв голову, Беттина увидела, что перед ней стоит герцог. Она невольно подумала, что его морское пальто с бронзовыми пуговицами и головной убор с козырьком, наподобие того, какой носили капитан и офицеры яхты, удивительно ему идут — как, впрочем, шло ему все, что бы он ни надевал.

Герцог сел рядом с ней, и она потеснилась, чтобы он смог устроиться на сиденье, которое на самом деле было рассчитано только на одного человека.

Усаживаясь, Беттина не стала снимать плащ, а только скинула с головы капюшон, и волосы ее были ничем не покрыты: ветер трепал светлые пряди, то прижимая их к щекам девушки, то игриво отбрасывая назад. Она не делала никаких попыток поправить прическу, и герцог с изумлением подумал, что его юная гостья явно не подозревает, насколько она хороша: настоящая морская нимфа!

— Почему вы здесь спрятались? — спросил он.

— Я хотела полюбоваться на море, — ответила Беттина. — Оно настолько величественно!

— Вы явно не боитесь морской болезни!

— Мне очень повезло, — улыбнулась Беттина.

— Но все-таки, когда вы идете по палубе во время такой сильной качки, надо быть осторожнее! — предостерег ее герцог. — Иначе вы можете упасть за борт.

— О! Только не до того, как я увижу открытие Суэцкого канала! — воскликнула Беттина.

Он рассмеялся.

— Но ведь это падение за борт и в другое время было бы ни к чему?

— Я пытаюсь… предоставить завтрашнему дню… самому заботиться о себе, — неосторожно сказала Беттина.

— Пытаетесь?

— Ничего другого мне не остается.

В ее голосе послышались нотки отчаяния, которые не укрылись от герцога. Немного помолчав, он спросил:

— Вам нравится это плавание?

— Я в жизни ничем так не наслаждалась! — искренне воскликнула Беттина. — Ваша яхта просто чудесная, и можно многое увидеть, путешествуя на ней! И так хорошо размышлять, глядя на бесконечные волны!

— И о чем же вы размышляете?

Беттина не ожидала, что герцог может заинтересоваться ее словами.

— Сегодня утром, — сказала она наконец, увидев, что герцог ждет ее ответа, — я думала о радуге, которую видел Фердинанд де Лессепс. Он решил, что она появилась в самый счастливый день его жизни.

— Я не помню такой истории, — признался герцог. — Расскажите мне ее.

— Это случилось, когда он вернулся в Египет через двадцать лет после того, как впервые начал мечтать о создании канала, — начала Беттина. — К этому времени его друг, принц Сайд, стал вице-королем и был рад принять его в качестве своего гостя.

Герцог кивнул, подтверждая, что этот факт ему известен, и Беттина продолжила свой рассказ:

— 15 ноября 1854 года месье де Лессепс принял решение поговорить с вице-королем относительно строительства Суэцкого канала. Они расположились лагерем под Александрией. В пять утра де Лессепс встал и вышел из своей палатки.

Герцог с интересом слушал ее рассказ, и Беттина, польщенная его вниманием, продолжила:

— Первые лучи солнца уже озаряли горизонт, но день обещал быть пасмурным. И вдруг произошло нечто необычайное!

— Что же именно? — невольно спросил герцог, заинтригованный ее рассказом.

— На небе вдруг появилась ярчайшая радуга, протянувшаяся с востока на запад, — ответила Беттина.

Улыбнувшись, она стала рассказывать дальше.

— Именно появление этой радуги и убедило месье де Лессепса в том, что этот день будет самым счастливым днем его жизни. Он быстро оделся и в пять часов утра сел

на своего арабского скакуна и помчался к палатке вице-короля!

Глаза у Беттины оживленно блестели. Она рассказывала так увлеченно и живо, словно сама присутствовала при этих событиях.

— Перед палаткой вице-короля была устроена настоящая баррикада, но Фердинанд де Лессепс, который всегда был превосходным наездником, легко ее преодолел. Вице-король видел это — как и его генералы, — и все они восхищенно закричали и захлопали в ладоши.

— Арабы всегда очень высоко ценили хорошую верховую езду, — заметил герцог.

— Наверное, он это знал, — откликнулась Беттина. — Когда он спешился и прошел в палатку вице-короля, сердце его переполняло чувство уверенности.

— Интересная история, — проговорил герцог. — А вы верите в приметы и знамения?

— Да, конечно же!

Посмотрев на герцога, Беттина решила, что легкий цинизм, не покидающий его лица, немного портит впечатление.

— В истории их было так много, — попыталась объяснить она свое утверждение. — Например, Вифлеемская звезда.

Герцог улыбнулся, и из его взгляда исчез весь цинизм.

— Я как-то думала об этом, — добавила Беттина, — и пришла к выводу, что в большинстве случаев то, что вы назвали «приметами и знамениями», представляло собой некий свет: звезда, пылающий куст, радуга, свет, исходивший от самих людей, который потом превратился в нимб на христианских изображениях…

Наступило недолгое молчание, а потом герцог очень тихо сказал:

— Может быть, мы все ищем именно этот свет.

А потом он поднялся на ноги и, не сказав больше ни слова, оставил ее.

Только когда герцог уже ушел, Беттина вдруг поняла, каким странным получился их разговор. Она никогда не думала, что сможет настолько доверительно говорить с мужчиной — тем более с таким, как герцог.

Ей вдруг показалось, что ему было скучно ее слушать… Но потом она почувствовала непонятно откуда взявшуюся уверенность в том, что заблуждается, думая таким образом. Просто он держался с ней совсем не так, как с остальными женщинами, приглашенными на его яхту.

Беттина была достаточно сообразительна для того, чтобы понять, что, окажись герцог наедине с леди Дейзи или леди Тэтем — или, наверное, с любой другой своей гостьей, — они начали бы говорить ему комплименты и флиртовать с ним, бросая на него кокетливые взгляды.

«Но я на такое неспособна, — сказала она себе, — и говорю я только то, что думаю. Может, мне не следовало этого делать?»

Она была не уверена в себе — и в то же время понимала, что неспособна ни к какому притворству и может быть только собой. Настанет ли когда-нибудь такое время, когда она будет такой же утонченной и многоопытной, как леди Дейзи, или такой намеренно-вызывающей, как леди Тэтем?

Но тут Беттина напомнила себе, что ее мать никогда не была похожа на этих двух светских красавиц. Мать была милой, нежной, очаровательной… И, когда у них было достаточно денег, чтобы принимать гостей, она была идеальной хозяйкой дома.

Беттина ни минуты не сомневалась в том, что ее мать никогда не стала бы открыто флиртовать с каким-то мужчиной, как делали эти две леди.

«Они не понравились бы маме», — с уверенностью решила она.

А это значило, что в разговоре с герцогом она держалась правильно.

Во время ленча Беттина, единственная из дам, пришла в столовую, хотя волнение было уже совсем не таким сильным, как ночью и утром.

— Ветер стихает, — сообщил герцог. — Капитан говорит, что худшее уже позади, и мы скоро окажемся в спокойных водах.

— Я в это не поверю, пока мы не пройдем Гибралтар, — заявил лорд Милторп. — Честно признаюсь вам, Вэриен: на море я всегда боюсь упасть и сломать себе ногу.

— Не беспокойтесь: на борту есть человек, который сможет наложить на нее фиксирующую повязку, — отозвался герцог, и остальные джентльмены расхохотались.

— Вы всегда готовы ко всяким неожиданностям и поворотам судьбы, Вэриен, — воскликнул сэр Чарльз.

— По крайней мере стараюсь быть готовым, — ответил герцог. — Но чтобы ноге Джорджа ничего не угрожало, я предлагаю вам не выходить из-за карточных столов. По-моему, никто, кроме мисс Чарлвуд, не готов бросить вызов стихии.

— Мисс Чарлвуд? — с любопытством переспросил кто-то.

Почувствовав, что вес взгляды устремились на нее, Беттина покраснела.

— Мне… нравится… выходить на палубу, — проговорила она, глядя на отца и ища его поддержки.

Сэр Чарльз улыбнулся.

— В этом нет ничего дурного, если ты держишься на ногах увереннее, чем Джордж.

— Я ни за что не выйду из салона! — решительно заявил лорд Милторп.

Сразу после ленча джентльмены отправились играть в карты. Беттине оставалось только надеяться, что отец не проиграет слишком крупной суммы.

Она уже собралась вернуться к себе в каюту за пальто, когда герцог остановил ее у дверей салона вопросом:

— Мисс Чарлвуд, вам было бы интересно подняться на капитанский мостик?

— Невероятно интересно! — отозвалась Беттина. — А вы, и правда, меня туда возьмете?

— Мой капитан будет рад с вами познакомиться, — ответил герцог. — Но только оденьтесь потеплее. На палубе очень холодно.

— Да, конечно, — согласилась Беттина. — Я не заставлю вас долго ждать.

Она стремительно бросилась к себе в каюту, чтобы надеть — не теплое пальто, как утром, а ротонду, которая тоже когда-то принадлежала ее матери. Капюшон ротонды был отделан пушистым мехом.

Лицо ее матери казалось удивительно красивым в обрамлении меха — и Беттина надеялась, что она сама тоже покажется герцогу привлекательной.

Она постаралась одеться как можно быстрее, зная, что мужчины терпеть не могут, чтобы их заставляли дожидаться, однако, когда она вышла к герцогу, дожидавшемуся ее у двери на палубу, тот уже был не один.

С ним стоял лорд Юстес — и Беттина почувствовала, как у нее упало сердце.

Ей показалось, что, если она станет свидетельницей очередной ссоры между братьями, это испортит очарование дня, не омраченного напряжением и перебранками между соперницами — леди Дейзи и леди Тэтем. Хотя Беттина убеждала себя, что их отношения никоим образом ее не касаются, но тем не менее они мешали ей наслаждаться прелестью и новизной морского плавания.

Однако, к ее глубочайшему облегчению, оказалось, что герцог и его сводный брат не ссорятся. Они молча стояли рядом друг с другом, и у Беттины создалось странное впечатление, будто они оба ее ждут.

— Я вас искал, мисс Чарлвуд, — заговорил лорд Юстес прежде, чем герцог успел что-нибудь сказать. — Я думал, вам будет интересно услышать то, что я написал этим утром.

Беттина взглянула на герцога, но его лицо казалось совершенно непроницаемым. Поскольку он ничего не сказал, то, помолчав секунду, она ответила:

— Конечно, я буду очень рада вас послушать, но только, может быть, попозже? Его светлость обещал отвести меня на мостик — а мне очень хотелось там побывать.

— Может, вы захотите к нам присоединиться, Юстес? — предложил герцог.

— Нет, спасибо, — недружелюбно ответил лорд Юстес. — Я буду ждать мисс Чарлвуд в кабинете.

Именно там он и прежде читал ей свои памфлеты. Беттина пообещала:

— Я присоединюсь к вам, как только освобожусь. Когда лорд Юстес отошел, она быстро повернулась к герцогу со словами:

— Я готова. Раз волны стали меньше, плащ мне уже не понадобится.

— Я все гадал, откуда он у вас, — заметил герцог.

— По правде говоря, он принадлежит вам, — призналась Беттина.

— Мне он показался знакомым.

— То, что я смогла его получить, — еще один пример вашего неистощимого гостеприимства, — кротко проговорила она, озорно блеснув глазами.

— Я вижу, вы постараетесь меня на чем-нибудь поймать, — сказал герцог. — Но я всегда смогу отговориться тем, что это — самое первое плавание, так что в его конце я надеюсь составить длинный список вещей, которые надо будет предусмотреть на следующий раз.

Выходя на палубу, Беттина невольно подумала, будет ли этот «следующий раз» относиться и к ней тоже.

Ей казалось, что если она выполнит пожелание отца и выйдетзамуж за лорда Юстеса, то в будущем ей практически не придется встречаться с герцогом. Она почти не сомневалась в том, что и сегодня лорд Юстес предложил ей послушать свой памфлет потому, что ему хотелось пометать ей видеться с его братом.

Всякий раз, когда эти двое аристократов встречались, было видно, что у них нет ничего общего. Беттина подозревала, что лорд Юстес обиделся ее решению пойти на мостик, а не с ним, чтобы слушать его чтение, — и что он еще даст ей почувствовать свое недовольство.

«Но я пока что не его собственность!» — решительно сказала она себе.

И тут Беттина живо представила себе, что всю оставшуюся жизнь должна будет выслушивать его гневные тирады по поводу транжирства и роскоши и заниматься почти исключительно теми людьми, которые живут в отчаянии и бедности, — и ей стало не по себе.

«Нехорошо так думать, — укорила она себя. — Мне надо постараться относиться к его интересам с сочувствием».

Но тут они поднялись на мостик, и Беттина заставила себя забыть о лорде Юстесе и его проблемах.

Все, что показывал ей герцог, было новым, интересным и волнующим. Все ей предстояло увидеть впервые!

Словно ощутив ее радостное нетерпение, герцог посмотрел на нее с доброй улыбкой — как смотрят на ребенка, которого первый раз взяли в цирк.

«Он просто чудесный! — решила Беттина. — Он сам — такой же необыкновенный человек, как все, что ему принадлежит».

Глава четвертая

Беттина проснулась очень рано с таким чувством, будто должно произойти нечто необыкновенное.

Была среда — семнадцатое ноября. Невозможно было поверить, что в эту минуту в Лондоне стоит туман или, может быть, идет первый зимний снег: ведь за стеклом иллюминатора все было залито ослепительным золотым солнцем!

«Юпитер» уже давно вошел в Средиземное море, и с каждым днем они подплывали все ближе и ближе к Суэцу. И с каждым днем Беттина испытывала все более радостное и нетерпеливое предвкушение того, что ждет впереди.

Она почти не обращала внимания на то, чем заняты остальные гости герцога. Ей больше всего хотелось любоваться морем — таким ярко-синим, каким изображают одежды Богоматери живописцы.

Иногда вдали можно было увидеть линию берега. На днях герцог опять пригласил ее на капитанский мостик, и через подзорную трубу ей удалось увидеть Африку.

Все было так интересно и увлекательно, что лицо ее сияло от радостного волнения. Большинство пассажиров яхты смотрели на нее с нежностью во взглядах: так обычно смотрят на ожидающего праздник ребенка.

Беттине все труднее становилось выслушивать сетования лорда Юстеса на тяжелую жизнь обитателей трущоб и ужасаться его леденящим кровь рассказам о том, как плохо обращаются со стариками и какими невежественными растут дети.

Девушка мысленно укоряла себя за то, что половину того, что он ей читал и говорил, она попросту не слышала, потому что внимание ее в это время занимали совершенно другие мысли.

«Мне следовало бы относиться к этим вещам серьезнее», — постоянно напоминала она себе.

Но просто невозможно было сосредоточиться на таких неприятных вещах, когда какая-то неистребимая радость переполняла ее сердце и она готова была петь и танцевать, простирать руки к кружащим вокруг мачт чайкам и дельфинам, чьи блестящие спины ей порой удавалось разглядеть среди гребней волн.

У нее не было больше возможности еще раз остаться с герцогом наедине и поговорить с ним — леди Дейзи была очень бдительна и не выпускала его из виду — до вечера третьего дня, когда Беттина незаметно выскользнула на палубу после того, как дамы разошлись в свои каюты готовиться ко сну, а джентльмены задержались за карточными столами.

Беттина опасалась, что лорд Юстес заметит ее и выйдет следом, поэтому она старалась держаться в тени надстройки, пока не добралась до своего любимого места на корме.

Там она перегнулась через перила, любуясь фосфоресцирующей водой, свечение которой казалось настоящим волшебством, и звездами над головой, такими необыкновенно яркими в этот вечер, что небеса представились ей огромным куполом, затканным золотом. Беттина стояла так довольно долго, наслаждаясь тихой теплой ночью. Она была глубоко потрясена открывшейся ей красотой и решила, что в этом есть какое-то знамение лично для нее.

И тут знакомый голос рядом с ней проговорил:

— Почему-то я был уверен, что вы не устоите и придете сюда.

Беттина не стала оборачиваться, но она остро почувствовала присутствие герцога, который облокотился на перила так, что его плечо оказалось совсем рядом.

— Какая необычайная красота! — тихо сказала она.

— И что она для вас значит?

Беттина не ответила, и спустя несколько секунд он добавил:

— Большинство людей сказали бы, что это зрелище заставляет их чувствовать себя жалкими и одинокими в этом величественном царстве природы.

В его голосе прозвучали циничные нотки, но Беттина не могла знать, что с помощью такой стереотипной фразы женщины неизменно приглашали его утешить их в своих объятиях и поцелуями прогнать одиночество.

— Нет, я так себя не чувствую, — ответила Беттина.

— Неужели?

— Меня эта красота, — медленно проговорила она, — заставляет радоваться и благодарить Бога за счастье быть в живых и все это видеть!

Ей показалось, что герцог не сможет ее понять, и она поспешно пояснила:

— Ученые говорят, что, возможно, у каждой из звезд есть другой мир, другие планеты. И когда я смотрю на небо, я думаю, как это чудесно, что я здесь и что я живу!

Говоря это, она подняла лицо, и ее нежные черты осветились небесным светом, а звездное сияние посеребрило ей волосы.

Герцог не шевелился, пристально глядя на нее.

— И такое бесчисленное множество людей, заселяющих планету, не заставляет вас остро ощущать собственную малозначимость? — спросил он.

Беттина покачала головой.

— Нет, это заставляет меня вспомнить историю о том человеке, который спросил Будду, сколько раз ему предстоит родиться заново… Вы помните этот рассказ?

— Нет. Расскажите мне его, — попросил герцог.

— Будда, — начала свой рассказ Беттина, — сидел однажды под огромным баньяном. Вы, наверное, знаете, что на баньяне листьев больше, чем на других деревьях. К нему подошел некий мужчина, который спросил:

— Скажите мне, мой господин, сколько жизней предстоит мне прожить, прежде чем я достигну вечной мудрости?

Будда немного подумал, а потом ответил:

— Столько, сколько листьев на этом баньяне!

— Так мало? — воскликнул человек с нескрываемой радостью. — Какое счастье!

Герцог негромко засмеялся.

— Так, значит, вы рассчитываете прожить еще очень много жизней?

— Я как-то не задумывалась об этом. Я наслаждаюсь сегодняшним днем и не перестаю благодарить Бога за то, что он даровал мне это счастье, — отозвалась Беттина. — По мнению буддистов, проживая множество жизней, человек может приближаться к настоящей истине.

— Вы настоящий философ, — сказал герцог. — Желаю вам приятных сновидений.

С этими словами он повернулся и направился в каюту, но Беттина не стала провожать его взглядом. Она по-прежнему смотрела только на звезды.

Этим долгожданным утром Беттина первым делом бросилась к иллюминатору. Она немного опасалась, как бы празднества в честь открытия канала не были испорчены плохой погодой. Но, к ее большой радости, день выдался солнечный и ясный. Под ярко-голубым небом все буквально сияло.

Накануне вечером «Юпитер» на всех парах вошел в Порт-Саид, где уже покачивались на рейде другие суда, прибывшие на праздник открытия Суэцкого канала. Самый новый портовый город Египта был расположен на Средиземном море у начала канала — и всю его акваторию сейчас заполняли всевозможные корабли.

Их на якоре стояло около восьмидесяти, и все мачты были украшены флагами расцвечивания. Легкий бриз играл полотнищами государственных флагов чуть ли не всех морских держав.

Беттина поспешно оделась и выбежала, на палубу, намереваясь не пропустить ни минуты зрелища, которое, как она не сомневалась, захватит всех присутствующих — даже лорда Юстеса, как бы твердо тот ни намеревался ничему не удивляться и ничем не восхищаться.

Вскоре к ней присоединились остальные пассажиры яхты, с интересом наблюдавшие за происходящим.

За несколько секунд до восьми часов изящная яхта с флагом Франции вошла в гавань. Беттина не сомневалась в том, что это «Орел».

На мостике стояла женщина, — конечно же, это была императрица Евгения! А пожилой мужчина в черном фраке, стоявший рядом с ней, — это месье Фердинанд де Лессепс!

Они проплыли мимо остальных кораблей под приветственные залпы пушек с береговых батарей. Салютовали и военные корабли, стоявшие на якоре в гавани. Императрица улыбалась и приветственно махала платочком, довольная радушным приемом.

Заслонив ладонью глаза от ослепительного египетского солнца, императрица посмотрела на берег, где собралась толпа радостных зрителей. Там стояли египетские землекопы и солдаты, бедуины и знатные турки. Среди зрителей были негры из Судана и представители разных национальностей из многих стран Европы. Матросы-греки стояли бок о бок с инженерами-французами, и тут же находились закрывавшие лица туареги из самого сердца пустыни, усатые украинцы, люди в многоцветных кафтанах, мусульманские шейхи в зеленых тюрбанах…

А потом воздух вдруг наполнился басовитыми пароходными гудками и протяжным воем сирен.

Снова и снова ударили пушки. Оркестры на военных кораблях заиграли марш.

«Орел» двинулся вперед — и вошел в начало Суэцкого канала.

Беттина почувствовала, что у нее отчаянно бьется сердце: зрелище получилось необычайно впечатляющим.

Перед караваном судов, который двинулся следом за «Орлом», лежала сотня миль безмолвной пустыни, которая покрывала Суэцкий перешеек, но теперь в нем была открыта новая дверь, которая вела к Индии и богатствам Дальнего Востока.

С пятнадцатиминутным интервалом все суда из гавани начали заходить в канал. Капитанам было приказано поддерживать скорость в пять узлов в час, а расстояние между судами должно было равняться трем четвертям мили.

За кораблем императрицы один за другим шли «Гриф», на котором находился император Австро-Венгрии, потом — фрегат кронпринца Пруссии, следом — яхта с принцем и принцессой Голландии.

Герцог, стоявший на мостике «Юпитера», знал каждый корабль и мог сказать, кто именно на нем находится.

Он указал своим гостям на русский корабль с великим князем Михаилом на борту, который представлял царя, и с некоторым презрением указал на «Психею», где находился мистер Генри Эллиотт — посол Британии в Константинополе.

Вскоре после этого «Юпитер» присоединился к каравану судов, и наконец Беттина смогла увидеть волшебное зрелище, которое ожидала с таким волнением.

Она решила, что это больше всего похоже на сказочный мираж: бесшумные корабли, казалось, плыли по пустыне, а с берегов канала за ними наблюдали облаченные в белые одежды бедуины.

Ей трудно было бы выразить словами то, что она чувствовала в тот момент, — и она могла только радоваться тому, что все остальные гости герцога были заняты разговорами друг с другом и никто не обращал на нее внимания.

Незадолго до шести часов вечера паровая яхта, на борту которой находились императрица и месье де Лессепс, вошла в озеро Тимсах.

Герцог рассказал своим гостям, что, пока создавался канал, рабочие построили на озерах северо-западного берега новый город. Они назвали его Исмаилией, в честь хедива Египта, — так что это, несомненно, было самым подходящим местом для празднества в честь открытия Суэцкого канала.

Глядя на город с борта яхты, Беттина видела на фоне заката причудливые ярко расцвеченные здания, цветы, флаги… Весь город был украшен огнями, напоминавшими упавшие с неба звезды, так что он походил на фантастическую сцену из арабских сказок «Тысяча и одна ночь».

— Наверное, хедиву пришлось потратить на все это целое состояние! — заметил лорд Милторп.

— Кажется, затраты на один только торжественный прием достигли полутора миллионов фунтов! — отозвался герцог.

Беттина услышала, что лорд Юстес издал возглас отвращения, услышав эту цифру, и поспешила отойти от него подальше. Все было настолько красиво и празднично, что ей не хотелось портить настроение разговорами о том, сколько на это потрачено денег. Она не сомневалась, что лорд Юстес собирался сказать ей, что тысячи египтян голодают и что потраченные на пышные торжества средства следовало бы направить на помощь беднякам…

Этой ночью все корабли, которые прошли по каналу, встали на якоре в озере.

Беттине трудно было заставить себя оторваться от великолепного зрелища, которое представляли многочисленные яхты и военные корабли. Ей хотелось оставаться на палубе, слушая доносившуюся с других судов музыку и разноязычный говор собравшихся на берегу людей. Но в конце концов она все-таки пошла спать, потому что знала, что назавтра ей предстоит полный событий день.

Поскольку яхта герцога отплыла из Англии слишком поздно и прибыла в Порт-Саид только семнадцатого — в тот день, когда кораблям и яхтам предстояло войти в канал, — то, как узнала Беттина, они не смогли присутствовать на религиозной церемонии, которая состоялась накануне на берегу. Там присутствовала императрица Евгения.

Поднявшийся на борт яхты друг герцога, побывавший там, рассказал им:

— Это была церемония, подобной которой не знала еще ни одна страна Востока!

Он объяснил, что после ружейного салюта стоящий на возвышении Великий улем прочел небольшую проповедь, после которой был совершен намаз.

— Должно быть, он выглядел весьма внушительно, — заметил герцог.

— О, да! — подтвердил его друг. — На такой же платформе, справа от него, католический епископ Александрийский в полном облачении отслужил торжественную мессу.

— Очень жаль, что мы не успели на церемонию, — отозвался герцог, — но, по правде говоря, я решил ехать в Египет только тогда, когда узнал, что принцу Уэльскому было запрещено присутствовать на торжествах.

— Хедив был сильно разочарован его отсутствием. Но он с нетерпением ожидает встречи с вами.

— Рад это слышать, — сказал герцог. — Хорошо, что мы хотя бы успели на само празднование!

На следующее утро небо опять было безоблачным и ярким. Когда Беттина поспешно вышла на палубу, она увидела, что гавань Исмаилии выглядит еще более живописно, чем гавань Порт-Саида накануне.

Новый дворец хедива был построен у самого берега и приковывал к себе все взгляды. Казалось, он возвышается над остальными строениями города.

Военные корабли опять начали стрелять из пушек, и воздух снова был полон звуками гудков и сирен.

Герцог предупредил своих гостей, чтобы все были готовы сойти на берег вскоре после завтрака, так что за утренним столом на этот раз собрались все — даже те, кто обычно предпочитал обедать у себя в каюте.

Сойдя на берег, они повсюду увидели цветы: ими были усеяны деревья, из них были составлены триумфальные арки… Герцог был принят хедивом, а незадолго до полудня на катере прибыли Фердинанд де Лессепс и императрица, с почестями препровожденные во дворец. После ленча высокие гости отправились осматривать новый город.

Беттина решила, что одетая в желтое платье и изящную соломенную шляпу с вуалью императрица выглядит просто очаровательно.

Длинная вереница карет провезла гостей хедива по усаженным деревьями бульварам, где в два ряда выстроилась египетская кавалерия. Один ряд был на белых лошадях, второй — на гнедых. Проехав через город, кортеж оказался в пустыне, которая начиналась сразу за городской чертой.

Здесь, к вящей радости Беттины, раскинулся огромный лагерь арабов-кочевников, потому что хедив пригласил на свое празднество не только европейцев, но и тридцать тысяч гостей-арабов, разбивших в пустыне свои шатры в яркую полоску. Они прихватили с собой своих жен, детей, верблюдов и овец, поэтому жизнь этого временного поселения протекала в шуме и сутолоке.

Гости герцога присоединились к императрице, Фердинанду де Лессепсу и императору Францу-Иосифу, которые вместе с другими представителями царствующих фамилий сидели под пологом роскошной палатки.

Казалось, герцог близко знаком практически со всеми присутствующими. Императрица Евгения очень мило поздоровалась с ним. Беттине показалось, что, когда он целовал императрице руку, у той чуть потеплел взгляд.

— У меня было предчувствие, что я встречу здесь вашу светлость, — проговорила она со своей чарующей улыбкой.

— Как я мог усидеть в Англии, когда услышал, что Ваше Величество будет здесь почетной гостьей! ~ галантно отозвался герцог.

Императрица весело рассмеялась. Немного поговорив с ней, герцог вернулся к своим гостям, которых усадили неподалеку от голландской принцессы Софии и кронпринца Пруссии Фридриха.

Высокие гости оживленно разговаривали с герцогом и сэром Чарльзом, а Беттина, воспользовавшись этим, молча любовалась роскошными коврами, которые были постланы на песке у них под ногами, и бронзовыми подносами с кофе, финиками и всевозможными восточными сладостями.

Ей было любопытно наблюдать за арабскими вождями, одетыми в длинные, широкие одежды из белой шерстяной ткани. У всех на поясах висели кинжалы, украшенные драгоценными камнями.

Внезапно один из вождей поднял руку, подавая какой-то сигнал, — и площадка перед палаткой почетных гостей заполнилась всадниками-арабами. Они мчались во весь опор, и их белые одежды развевались на ветру, словно крылья. На скаку они стреляли из ружей. Их необычайно красивые и резвые скакуны подняли тучи пыли — и не успела она осесть, как начались шестимильные гонки на верблюдах-дромадерах. Сидевшие на их горбах погонщики пронзительными криками подгоняли своих животных.

Потом гостей хедива развлекали дервиши из Судана. Некоторые их них держали между зубами раскаленные угли, другие глотали живых скорпионов…

Потом дервишей сменили факиры, и их магические трюки заставили Беттину затаить дыхание: она и не подозревала, что люди способны на такие чудеса!

Было очень трудно заставить себя оторваться от необычайного представления, но им необходимо было вернуться на яхту, чтобы переодеться для торжественного приема, который должен был состояться во дворце хедива.

Ко времени их возвращения в гавань над городом в небо взлетали огни фейерверка: высоко поднимались ракеты, рассыпая в небе многоцветные звезды.

Беттину дожидалась ее горничная, Роза, чтобы помочь ей принять ванну перед тем, как надеть самое нарядное белое платье. Ванна была как нельзя кстати: пыль и песок покрывали все ее тело.

Беттина со вздохом посмотрела на милое и довольно простое платье, которое она купила в Лондоне. Она не сомневалась в том, что леди Дейзи да и другие дамы будут похожи на ярких райских птиц, и опасалась, что по контрасту с ними покажется отцу — и, может быть, герцогу — недостаточно нарядной.

— Наверное, все леди наденут драгоценности, — сказала она, обращаясь к Розе.

— Да, конечно, мисс, — ответила та. — Его светлость дали леди Дейзи фамильную тиару Элвестонов, а она ничем не хуже короны!

После недолгой паузы она с чуть заметной улыбкой добавила:

— А на леди Тэтем будут изумруды Элвестонов.

«А у меня не осталось даже маминой бриллиантовой звезды!» — печально подумала Беттина.

В дверь постучали. Роза на минуту выглянула в коридор и вернулась, держа что-то в руке. Всмотревшись, Беттина увидела несколько звездчатых орхидей — как те, что она приколола к своему платью в первый день плавания.

— Это мне? — удивленно спросила она.

— Это прислал герцог, мисс.

— Как чудесно! — радостно воскликнула Беттина. — Это именно то, что мне было нужно! Роза, вы не могли бы приколоть их к моим волосам?

Орхидей было так много, что их хватило не только для украшения прически. Приколов веточку к платью, Беттина решила, что они служат более удачным украшением, чем любые драгоценности. Благодаря цветам ее наряд обрел законченность.

Войдя в салон, где должны были собраться все гости перед отъездом во дворец хедива, она сразу же почувствовала на себе взгляд герцога и направилась к нему поблагодарить за внимание.

— Большое вам спасибо за орхидеи, — сказала она. — Вы очень добры, что вспомнили обо мне. И благодаря вашим цветам я выгляжу гораздо лучше.

— Они похожи на вас, — негромко проговорил герцог. — Но не думайте, что вы нуждаетесь в украшении, когда ваши глаза напоминают те звезды, которыми мы любовались.

Беттина изумленно посмотрела на герцога, не веря, что он серьезно мог адресовать ей подобный комплимент. Но тут в салон вошла леди Дейзи, украшенная сверкающими бриллиантами, и Беттина отошла и встала рядом с отцом.

— Довольна, что оказалась здесь, девочка? — спросил он.

Ей не было нужды отвечать на этот вопрос. Да, по правде говоря, она и не нашла бы слов, чтобы выразить свои чувства. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она испытывает.

Дворец, построенный хедивом меньше чем за шесть месяцев, был окружен утопавшими в цветах садами. В них был воздвигнут павильон, где за столы могли усесться одновременнотысячи человек. На высоких пальмах виселикитайские фонарики, а во всех помещениях дворца глаза слепили хрустальные люстры, выписанные из Парижа. Повсюду стояли позолоченные кресла и столики с мраморными столешницами, а висевшие на стенах картины тоже были привезены из Франции.

Гостей обслуживала целая армия официантов в алых ливреях и напудренных париках. Сэр Чарльз сказал Беттине, что в помещениях кухни к пиршеству готовились пятьсот поваров.

Каретам, в которых ехали гости, было трудно пробраться ко дворцу, потому что улицы были запружены толпами народа, собравшегося поглазеть на танцоров, жонглеров и музыкантов.

В самом дворце царила суматоха. Залы были переполнены: в них было трудно дышать, а о том, чтобы перейти с места на место, вообще не могло быть и речи.

Поначалу Беттина решила, что орденские звезды на фраке герцога просто ослепительны, но она поняла, что ошиблась, когда увидела дипломатов, буквально увешанных наградами, и вождей с усеянными драгоценными камнями рукоятками кривых сабель.

Была уже почти полночь, когда приехала императрица Евгения, показавшаяся всем еще более обворожительной в платье из вишневого атласа, расшитом бриллиантами. На ее темных волосах сверкала небольшая корона.

К счастью, герцог со своими гостями был приглашен в столовую для царственных особ, иначе им вряд ли бы удалось что-нибудь поесть или выпить: в павильоне буквально яблоку негде было упасть.

Несомненно, главной фигурой торжества был человек, с которым всем хотелось поговорить, — Фердинанд де Лессепс. Беттина подумала: в какой бы восторг пришла мадам Везари, если бы ей представилась возможность пожать герою вечера руку и поздравить его с тем, что ему удалось осуществить, — как это делали все, пришедшие на торжественный прием.

— Merci, merci, — все время повторял он. — Merci, mille fois. ^{note 4}

В свои шестьдесят четыре года он, со своими совершенно седыми волосами, больше походил на доброго дедушку, и, глядя на него, трудно было себе представить, сколько ему пришлось перестрадать и вытерпеть для того, чтобы его мечта осуществилась.

— Он почти всю свою жизнь отдал строительству канала! — негромко сказала Беттина.

Она говорила сама с собой и невольно вздрогнула от неожиданности, когда сидевший рядом с ней за столом лорд Юстес ответил ей:

— Конечно, это немалое достижение. Но, на мой взгляд, оно совершенно погублено всей этой экстравагантной роскошью. Вы знаете, что на сегодняшнем банкете было подано двадцать четыре перемены блюд? И это при том, что по крайней мере четверть всех подданных хедива страдают от недоедания!

— Да, я знаю — и это ужасно! — отозвалась Беттина, — Но только, пожалуйста, не говорите мне об этом сегодня! Я хочу запомнить, как все было красиво, полюбоваться на изумительное убранство столов, на драгоценности и наряды дам, на море цветов. А еще я хотела бы запомнить счастливое выражение, которое читается на лице месье де Лессепса!

— Хедиву будет не до улыбок, когда он поймет, что довел страну до банкротства, — жестко проговорил лорд Юстес.

Беттине было невыносимо слышать его полные желчи слова, и она повернулась к сидевшему по другую ее руку джентльмену, который осыпал ее цветистыми комплиментами и был готов соглашаться со всем, что бы она ни говорила.

Когда вечер подошел к концу — Беттине показалось, что это произошло слишком быстро, — и все вернулись на яхту, герцог сообщил, что «Юпитер» возвращается в Англию и не поплывет с тем караваном, который направится по каналу до самого Красного моря.

— В будущем нам предстоит плавать тут довольно часто, — объяснил он свое решение. — А вы уже поняли, что теперь из Англии до Индии можно будет доплыть всего за семнадцать дней, а не за четыре месяца, как раньше?

— Звучит просто фантастически! — согласился лорд Милторп. — И в то же время, боюсь, мир покажется нам очень маленьким и все это очень скоро наскучит!

— Вы пессимист, Джордж! — шутливо укорил его герцог. — Или, может, все дело в том, что вы человек ленивый и любите все делать медленно?

На это все рассмеялись. Похоже, гости герцога были рады возвратиться домой, но, когда яхта герцога повернула к Порт-Саиду, Беттина продолжала жадно смотреть на пустыню. Она молила судьбу, чтобы ей дарована была возможность еще раз вернуться в эти необыкновенные края.

На следующий день все чувствовали себя довольно усталыми, поскольку спать легли уже на рассвете. Несомненно, этим надо было объяснить то, что леди Дейзи и леди Тэтем снова начали бурно ссориться.

Скандал разразился из-за каких-то малозначащих слов, которые потом никто даже не смог вспомнить, но светские красавицы рычали друг на друга, словно две тигрицы.

После обеда Беттина незаметно выскользнула из гостиной, чтобы постоять на палубе, любуясь гаванью Суэца, в которой их яхта стояла на якоре, Теперь кораблей в ней было не так много, как в день открытия канала, но все-таки оставалось пять британских морских кораблей, которые тогда стреляли из пушек, приветствуя появление яхты императрицы Евгении.

Корабли смотрелись необычайно красиво — их огни отражались в спокойной воде гавани, но и эти огни, и огни портового города меркли по сравнению с ярким светом звезд и молодого месяца, показавшихся на небе. Картина была необычайно романтической, и Беттина пыталась представить себе, каково было бы любоваться этим зрелищем в обществе любимого человека.

«Какая она — любовь?» — гадала девушка. Та любовь, которая когда-то связывала ее родителей, та, которую она мечтала когда-нибудь найти и для себя?

Но тут она невольно содрогнулась.

Беттина понимала, что если выйдет замуж за лорда Юстеса, как того хочет ее отец, то никогда не узнает той восторженной, одухотворенной любви, которую ищет, того экстаза, который, как она была уверена, должны испытывать мужчина и женщина, прежде чем заключить брак.

«Но как я могу найти это с ним?» — безнадежно спрашивала она себя.

Сидя рядом с лордом Юстесом, пока он читал ей свои памфлеты, она испытывала инстинктивное желание отодвинуться подальше. А если он случайно дотрагивался до ее руки, она чувствовала дрожь отвращения. Как ни пыталась она подавить свою неприязнь к лорду Юстесу, все равноэто чувство не проходило.

«Как я могу выйти за него замуж? Ох, мама, как мне быть?» — мысленно спрашивала она у звезд.

Теперь их свет показался ей очень далеким, и, несмотря на то что ночь была теплой, Беттина ощутила озноб. Она ушла с палубы, испытывая печаль и тревогу.

«Я просто устала, — пыталась успокоить она себя. — Только и всего. Завтра я на все буду смотреть совсем иначе».

Но ей не удалось убедить себя в том, что завтра что-то может измениться. Она все равно не любит лорда Юстеса — и никогда его не полюбит!

Беттина вошла в свою каюту, и спустя несколько секунд туда пришла Роза, чтобы помочь ей приготовиться ко сну. Одного взгляда на горничную было достаточно, чтобы попять, что девушка недавно плакала. Глаза у нее покраснели и опухли, а на обычно улыбающемся личике теперь застыло выражение безнадежного отчаяния.

— Что случилось, Роза? — встревоженно спросила Беттина.

— Ничего… мисс.

— Это неправда, — возразила Беттина. — Вы очень расстроены. Я хочу знать, в чем дело.

— Я не могу сказать… вам, мисс, — ответила Роза, а потом горько разрыдалась, спрятав лицо в носовой платок, который поспешно выдернула из кармашка передника.

— Мне очень тяжело видеть вас в таком состоянии, — начала уговаривать горничную Беттина. — Ну, пожалуйста, Роза, скажите мне, что случилось. Бы получили известие о смерти кого-то из близких?

— Все равно что получила, — пробормотала Роза.

— Но ведь почты из Англии не было, — вспомнила

105

Беттина. — Герцог говорил об этом только сегодня утром. Так что вы не могли получить дурных вестей из дома.

— Дело не в этом, мисс, и вы не можете… мне помочь! — прорыдала Роза. — Никто мне теперь не поможет!

Беттина проверила, хорошо ли закрыта дверь ее каюты, и, убедившись, что это так, сказала:

— Послушайте, Роза, все, что бы вы мне ни рассказали, будет нашим с вами секретом. Я вас никому не выдам. Но не хочу, чтобы вы чувствовали себя такой несчастной. Рассказывайте мне, что у вас случилось.

— Это… его милость, мисс, — продолжая рыдать, призналась Роза.

— Его милость? — переспросила Беттина.

— Лорд Юстес.

— Что он сделал? Как он мог так вас расстроить? — недоумевала Беттина.

— Он увидел нас с Джеком, мисс. Вы… просто не поверите… что он нам наговорил!

— А кто такой Джек? — осведомилась Беттина.

— Ох, мисс, я его люблю, и он хочет на мне жениться. Он мне так и сказал. Мы собирались заключить помолвку, как только вернемся домой и расскажем родителям, но теперь этого уже не будет… никогда!

— Ничего не понимаю, ~ сказала Беттина. — Начните с самого начала, Роза, и расскажите мне все по порядку.

Роза попыталась успокоиться и начала вытирать глаза, но слезы продолжали течь по ее щекам.

— Мне Джек с самого начала понравился, мисс, как только я познакомилась с ним здесь, на яхте.

— А кто он?

— Он — один из матросов, мисс. И такой добрый, такой обходительный! Он сказал, что я ему с первого взгляда приглянулась. Как… и он… мне!

У Розы опять из-за рыданий прервался голос. Подождав минуту, Беттина сказала:

— Продолжайте! Рассказывайте мне все!

— Ну, мы каждый вечер встречались и разговаривали, но он ни разу не делал чего-то… дурного. Даже… целовать меня не пытался. Вел себя как настоящий джентльмен, правда!

Еще немного помолчав, Роза продолжала свой рассказ, не переставая всхлипывать:

— A вот сегодня… Я… я стояла с ним… на палубе, и мы любовались звездами… и он… он мне говорит: «Ты ведь выйдешь за меня, Роза, как только мы накопим денег?» А я говорю: «Ох, Джек!» Ведь я именно это так хотела от него услышать! Даже Богу молилась, чтобы он такое сказал!

С глубоким вздохом Роза добавила:

— Он меня обнял и поцеловал. Это он в первый раз сделал, мисс! Клянусь!

— Я вам верю, — успокоила горничную Беттина, — И нет ничего дурного в том, что он поцеловал вас, раз вы помолвлены.

— Я так и подумала, мисс, но лорд Юстес… он нас увидел… Я вам даже повторить не могу, что он говорил! Он обвинил Джека в ужасных вещах и пообещал, что скажет утром капитану и, когда мы вернемся в Англию, Джека уволят!

Роза снова разрыдалась, бормоча:

— И… он сказал… что пожалуется на меня… домоправительнице герцога… к-когда мы вернемся… И меня выгонят без рекомендательных писем!

Роза снова всхлипнула и добавила:

— А это значит… что м-меня никто не в-возьмет на работу! И т-теперь Джек не сможет на мне жениться.

— Никогда не слышала ничего столь возмутительного! — воскликнула Беттина. — А вы сообщили его светлости о своей помолвке? Сказали, что собираетесь пожениться?

— Он ничего не желал слышать, мисс. Он только кричал и ругался на Джека, а со мной говорил, словно я… дурная женщина. А я не такая, мисс! Клянусь вам!

Роза закрыла лицо руками. Все ее тело сотрясалось от бурных рыданий.

Беттина ласково обняла ее.

— Ничего страшного не произошло, Роза, — мягко сказала она, пытаясь успокоить девушку. — Не надо плакать. Я все улажу — даю вам слово.

— С его милостью говорить бесполезно, мисс. Если он чего решает сделать — так делает, и все!

— Что вы хотите этим сказать? — изумленно спросила Беттина.

— Он переселил мою бабушку из ее дома в поместье Элвестонов, в Кенсел Грин. Она прожила в нем всю жизнь. И очень его любила, конечно. И кругом были ее подруги. Но лорд Юстес сказал, что в доме эта… антисанитария… и приказал его снести.

— Но ведь он же не мог насильно ее выдворить?

— Сумел, мисс. Привел какие-то власти, и ее прямо так взяли и вышвырнули.

— Но не на улицу же! — ужаснулась Беттина.

— О, нет, мисс! Не настолько жестоко. Он нашел для нее новый дом в поместье. Но она так к нему и не смогла привыкнуть. Очень скучает по подругам и знакомым магазинам. Она просто тает на глазах. Не удивлюсь, если приеду — а она уже умерла.

Роза еще немного помолчала, а потом, снова горько расплакавшись, сказала:

— И я бы тоже хотела умереть! Лучше вообще не жить, если я не смогу выйти за Джека! А если меня выгонят и он тоже потеряет работу, так на что нам тогда можно надеяться? Не на что! Никакой надежды у нас не осталось!

— Обещаю вам, Роза, этого не случится, — твердо сказала Беттина не имея еще четкого плана, что она сможет сделать.

Девушке пришло только в голову, что в самом крайнем случае она попросит отца взять Розу ей в горничные и найти какую-нибудь работу в доме для Джека, но она прекрасно знала, что платить за их услуги будет нечем. Необходимо было придумать что-то еще.

— Обещаю вам что-нибудь сделать, — заверила она. — Ничего плохого с вами не случится. Даю вам слово!

— Не думаю, чтобы вы сумели мне помочь, мисс, но вы очень добры. Спасибо, что выслушали меня. Но вам не хуже меня известно, что негоже мне было говорить о своих бедах такой леди, как вы.

— Такой леди, как я, следует вам помочь! — еще более решительно сказала Беттина. — И я намерена это сделать.

Роза помогла ей раздеться. Когда горничная уходила, Беттина сказала:

— Обещайте мне, Роза, что сейчас ляжете и постараетесь заснуть. Если сможете, то попробуйте передать Джеку, что я постараюсь все для вас уладить. Надо полагать, что он сейчас тоже чувствует себя очень невесело.

При одном только упоминании о Джеке Роза пришла в такое волнение, что ничего не смогла ответить.

Когда дверь за горничной закрылась, Беттина легла в постель и стала размышлять над тем, о чем только что услышала. Ей трудно было поверить в то, чтобы лорд Юстес со всеми его разговорами о помощи бедным и обездоленным, всем тем, «кому в жизни посчастливилось меньше, чем ему», мог проявить такое бездушие.

С другой стороны, ей приходилось выслушивать его памфлеты, тон которых казался ей безапелляционным и порой просто диктаторским, так что она могла представить себе, как он не стал даже слушать объяснений Розы и Джека, которые, несомненно, испуганные и взволнованные, говорили не слишком грамотно и связно.

Было вполне обычным делом — практически повсеместным, — что служанкам запрещалось иметь «ухажеров». Однако хорошие господа, к которым относилась и ее мать, всегда готовы были сделать исключение для тех, что были помолвлены или, как выражалась прислуга, «были сговорены» и действительно собирались создать семью.

«Наверное, лорд Юстес просто решил, что это — временное увлечение», — подумала Беттина, пытаясь найти ему какие-то оправдания.

Зная Розу и вполне доверяя этой милой девушке, она была уверена, что лорд Юстес ошибся в своих предположениях, решив, будто та ведет себя распущенно. Роза была девушкой скромной и добропорядочной. Ее отец служил одним из лесников в поместье Элвестона.

Роза в первый же день сообщила Беттине, что очень гордится тем, что ее включили в число горничных, которым предстояло обслуживать гостий герцога во время этого плавания. Но при этом она откровенно добавила, что она попала на заметку только потому, что более опытные горничные были или слишком старыми, или боялись далекого плавания.

«Она могла бы этого не говорить», — подумала Беттина, вспоминая их разговор. Именно такие мелочи убедили ее в том, что Роза привыкла быть правдивой.

Беттину так огорчило услышанное, что она долго не могла заснуть. Задремала она только перед самым рассветом и поэтому проснулась позже обычного. К этому времени «Юпитер» уже покинул гавань и вышел в Средиземное море.

На свежую голову к ней пришло решение, что лучше всего она сможет помочь Розе, если обратится непосредственно к герцогу.

«Я скажу ему все, как было, — решила Беттина, — и я уверена, что он не допустит такой несправедливости по отношению к людям, которые па него работают».

Она тщательно оделась, выбрав одно из летних платьев, которые достались ей от матери. Очень светлая зеленая материя делала ее необычайно юной и свежей, напоминал о весне.

Чувствуя необходимость придать себе побольше уверенности, девушка взяла одну из орхидей, которые накануне украшали ее наряд, а всю ночь провели в чашке с водой, приколола ее к вырезу платья, как в то самое первое утро на «Юпитере».

Как Беттина и ожидала, никто из дам еще не выходил из своих кают, но она услышала голоса джентльменов, которые завтракали в столовой. Почему-то она не сомневалась в том, что герцога среди них не окажется. Она знала, что по утрам он обычно один прохаживался по палубе, поскольку явно не любил подолгу быть без движения.

Она отправилась его разыскивать и вскоре нашла его на корме, где он быстро шел вокруг корабельной надстройки. Подхватив одной рукой подол платья, она поспешила следом за ним.

Беттина ожидала, что герцог пойдет вокруг палубы, но он шел обратно, и, завернув за угол, она неожиданно налетела на него.

Девушка изумленно вскрикнула, а герцог удержал ее обеими руками, не дав упасть, и спросил:

— Похоже, вы куда-то торопитесь, мисс Чарлвуд. Или вы от кого-то убегаете?

— Я искала вас, ваша светлость, — проговорила она, тяжело дыша.

— Тогда вы меня нашли, — улыбнулся герцог.

— Я хотела с вами поговорить.

Она чувствовала, что сердце у нее отчаянно колотится, но решила, что дело просто в том, что слишком быстро бежала. Герцог секунду внимательно смотрел на нее: от него не укрылась тревога, отражавшаяся в ее серых глазах.

— Я готов вас выслушать, — сказал он.

Беттина осмотрелась. Позади них у надстройки была деревянная скамья, где можно было укрыться от ветра и полюбоваться пенной струей, вырывавшейся из-под винтов.

— Может быть, мы сядем? — спросила она.

— Почему бы и нет? — откликнулся герцог.

Они уселись, и Беттина повернулась к своему собеседнику, судорожно стиснув руки.

— Вы, наверное… сочтете странным, — неуверенно начала она, — что я обращаюсь к вам… по делу… которое вы можете счесть… столь тривиальным.

— Я не могу счесть тривиальным то, что касается лично вас, мисс Чарлвуд.

Герцог говорил очень снисходительно, даже тепло. И в то же время он казался Беттине таким величественным, что она не удивилась бы, если бы он посмеялся над ее рассказом о Розе и Джеке и посчитал бы страшным нахальством то, что она посмела заговорить с ним о подобных мелочах.

Еще сильнее стиснув руки, она секунду помолчала, а потом чуть слышно сказала:

— Вчера вечером… Роза… это горничная… которая мне прислуживает… была очень сильно расстроена.

Она сделала секундную паузу, опасаясь, что герцог воспользуется ею, чтобы заявить, что чувства какой-то служанки его ничуть не интересуют, но он ничего не сказал, а, напротив, казалось, внимательно ее слушал. Немного успокоившись, Беттина продолжила свой рассказ:

— Она была в слезах, и я заставила рассказать мне, что ее так сильно расстроило. Роза сказала, что причина в том, что… сделал лорд Юстес.

— Юстес!

Герцог повторил его имя с ноткой недоверчивого изумления в голосе. Чувствовалось, что он совершенно не ожидал услышать подобных слов. С некоторым опозданием Беттина поняла, что ее слова могли создать у герцога совершенно превратное впечатление о том, в чем заключается суть дела.

— Нет-нет, — поспешила пояснить она. — Дело не в том, что лорд Юстес сделал что-то дурное лично Розе. Все… совсем иначе.

— Тогда что же он сделал?

Беттине показалось, что она слишком сумбурно и сбивчиво излагает герцогу то, что говорила ей Роза. Подойдя к концу истории, она не решилась посмотреть ему в лицо, а только добавила — страстно и искренне:

— Я верю Розе. Я знаю, что она… не такая, а хорошая девушка. Когда она помогала мне одеваться, мы говорили с ней о множестве самых разных вещей. Если бы она была такая… как подумал лорд Юстес… я бы это давно почувствовала.

Герцог по-прежнему молчал. Он сурово стиснул губы, так что было видно: он страшно недоволен.

— Я вас огорчила! — горестно вскрикнула она. — Пожалуйста, не надо сердиться. Извините, если я не должна была обращаться к вам, но мне не хотелось говорить с капитаном. И нехорошо, чтобы Роза мучилась всю дорогу до Англии, считая, что ее выгонят с позором и все ее надежды рухнули.

— Вы правильно сделали, что рассказали мне обо всем, — сказал герцог. — И я сержусь не на вас и не на Розу с ее поклонником.

Беттина глубоко вздохнула от облегчения.

— Вы все поняли! Я надеялась… что так и будет.

— А почему вы решили, что я все пойму? — спросил герцог.

— Потому что в вас нет нетерпимости и деспотизма, как в…

Беттина замолчала, почувствовав, что нехорошо было бы так резко отзываться о лорде Юстесе.

— Все эти «благодетели человечества», — после короткой паузы заметил герцог, — часто причиняют другим массу хлопот и неприятностей.

— Но намерения у них самые лучшие, — поспешно вставила Беттина, которой почему-то показалось, что она должна заступиться за лорда Юстеса.

— Ну, это вряд ли можно считать оправданием, — с улыбкой сказал герцог.

Беттина тихо вздохнула.

— По-моему, дело в том, что некоторые люди пытаются навязать другим свои понятия о том, что хорошо и что плохо, не принимая во внимание их чувства и личные склонности.

Говоря это, она думала о бабушке Розы, которую так бесцеремонно выселил лорд Юстес — пусть даже и движимый самыми благими намерениями. Герцог отозвался:

— Я сам думаю точно так же, мисс Чарлвуд. Немного помолчав, он добавил:

— Вы разрешите мне самому заняться этим вопросом? Я обещаю вам, что все улажу, и ваши протеже, Роза и Джек, получат возможность вступить в брак, если им действительно этого хочется.

Беттина посмотрела на него сияющими от радости глазами.

— Вы и правда намерены все уладить? Ваша светлость, я так вам благодарна! Я не сомневалась, что вы все поймете… И так осчастливите этих двоих молодых людей!

Герцог посмотрел на нее и нежно накрыл ее стиснутые руки своей ладонью.

— Предоставьте все мне, — повторил он, вставая со скамьи.

Беттина летела к себе в каюту, словно у нее на ногах были крылатые сандалии. Вбежав туда, она застала там Розу, которая настилала постель. Бросившись к горничной, девушке крепко обняла ее.

— Все в порядке, Роза! — воскликнула она. — Все будет хорошо, и вы сможете выйти замуж за Джека, как и хотели!

— Что вы говорите, мисс? — не поверила Роза.

— Я разговаривала с герцогом, и он пообещал мне лично заняться вашим делом. Ах, Роза, он был так добр, так внимателен! Какой он необыкновенный человек!

— Вы это… серьезно, мисс?

— Это правда! Вы можете больше ни о чем не тревожиться, — ответила Беттина.

— Ох, мисс!

Роза снова расплакалась — но на этот раз она проливала слезы радости.

Расставшись с Беттиной, герцог зашел в курительную комнату, надеясь застать там своего сводного брата, но там оказался один только сэр Чарльз, который казался непривычно подавленным.

— Что случилось, Чарльз? — спросил герцог. — На тебе лица нет.

— Я вчера вечером заключил с Даунширом дьявольски глупое пари, — ответил сэр Чарльз. — И сегодня утром оказалось, что я проиграл.

— Я ведь советовал вам с ним не связываться, — сказал герцог. — Он из тех людей, которые в конце концов всегда оказываются в выигрыше.

— Вы были правы, Вэриен. Как обычно, — со вздохом согласился сэр Чарльз.

— Вы не видели Юстеса?

— Кажется, он сейчас завтракает.

В комнату вошел стюард, который принес чистые серебряные пепельницы.

— Попросите лорда Юстеса зайти сюда, — приказал герцог, — а сами не возвращайтесь, пока я за вами не пошлю.

— Слушаю, ваше сиятельство.

— Если вы хотите поговорить с Юстесом наедине, ямогу уйти, — предложил сэр Чарльз.

— Нет, Чарльз, останьтесь, — ответил герцог. — Я хочу, чтобы вы присутствовали при нашем разговоре.

— А я бы предпочел не присутствовать, — признался сэр Чарльз, глядя на явно мрачное лицо герцога.

— Мне нужен бесстрастный свидетель, Чарльз, — объяснил свою просьбу герцог.

Сэр Чарльз снова уселся, являя собой образ человека, готового к неприятностям.

Спустя несколько секунд в курительную комнату явился лорд Юстес.

— Вы просили меня прийти, Вэриен?

— Да, — подтвердил герцог и добавил: — Закройте дверь.

Лорд Юстес выполнил его просьбу и остановился, вопросительно глядя на своего сводного брата.

— Насколько я понимаю, — медленно проговорил герцог, — вчера вечером вы обвинили двух служащих у меня людей в дурном поведении.

— Это действительно так, — подтвердил лорд Юстес. — Я счел их поведение в высшей степени возмутительным.

— Нам не пришло в голову, что правила требовали бы, чтобы вы сообщили о том, что они, по-вашему мнению, делали, в первую очередь мне самому?

— Я намеревался этим утром увидеться с капитаном и сказать ему, что этот матрос ведет себя непристойно и что по прибытии в Англию его следует немедленно уволить, — заявил лорд Юстес.

— Как вы смеете! — возмутился герцог. — Как вы смеете вмешиваться в дела моих служащих, в распорядок дел намоем корабле?! И более того — какое вы имеете право угрожать моим слугам наказанием, которое не в вашей власти им назначать?

— Когда капитан услышит то, что я имею ему сказать, он не захочет оставить в числе ваших служащих человека столь безнравственного и аморального, — ответил лорд Юстес. — А что до женщины, то она, несомненно, подражала поведению кое-кого из ваших гостий. Но это ее не извиняет.

— Если вы еще раз посмеете сказать подобное, — гневно загремел герцог, — я брошу вас за борт — и буду надеяться, что вы не выплывете!

— А вот этому я охотно верю, — презрительно усмехнулся лорд Юстес. — Ведь вам редко приходится слышать от окружающих правду, Вэриен, поэтому-то вам это так неприятно! Поведение ваших гостей позорит всю нашу аристократию и славное имя нашей семьи. Неудивительно, если, имея перед собой такой пример, слуги ведут себя не менее распутно, чем их господин!

Герцог сжал кулаки и, несомненно, ударил бы лорда Юстеса, если бы сэр Чарльз не поспешил вмешаться. Быстро вскочив, он встал между братьями.

— Вам не следует терять самообладание, Вэриен, — сказал он. — А вы, Юстес, не имеете права так разговаривать со старшим братом.

— Я имею на это полное право! — возразил лорд Юстес, — Вы даже не можете себе представить, сэр Чарльз, насколько мучительно мне не вмешиваться и молча смотреть, как он тратит свои деньги на женщин, которые ничем не лучше проституток, и на мужчин, которых он поощряет в их изменах женам!

Перейдя почти на крик, он добавил:

— Его не волнует то, что поместья Элвестонов приходят в беспорядок, — его заботит только то, чтобы можно было прожигать жизнь и дальше, словно новому Казанове!

Лорд Юстес буквально бросал свои гневные обвинения в лицо сэру Чарльзу, но когда тот собрался что-то сказать в ответ, его прервал вопрос герцога:

— То, что вы говорите, — ложь, но даже если бы я вел себя именно так, как вы говорите, то какое вам до этого дело? Я — глава семьи и буду поступать так, как считаю нужным!

— Но вы забываете о том, что я ваш наследник! — парировал лорд Юстес. — И когда вы умрете, это мне придется пытаться восстановить хоть какой-то порядок и благопристойность в том, что вы сейчас портите!

Эти слова он уже выкрикнул, не пытаясь сдерживаться, а потом повернулся и ушел из курительной комнаты, громко хлопнув дверью.

— Мой наследник! — вполголоса проговорил герцог, словно обращаясь к самому себе.

В комнате наступила тишина: оба оставшихся в ней мужчины смотрели на захлопнувшуюся дверь. Молчание прервал герцог, который очень тихо сказал:

— Мой наследник, как же! Я прошу вашего согласия на мой брак с вашей дочерью, Чарльз!

Глава пятая

После того как счастливая Роза ушла из каюты, Беттина вспомнила, что на одном из ее платьев порвался кружевной воротник, и решила его починить. Роза была так переполнена собственными тревогами, что Беттине не хотелось давать ей какие-то дополнительные поручения. Кроме того, на девушке лежала обязанность ухаживать еще за несколькими пассажирками яхты.

Беттина отыскала небольшую рабочую шкатулку, оставшуюся ей от матери. Там хранились хлопчатые и шелковые нитки и все остальное, что может понадобиться для штопки и починки одежды.

Она надела на палец серебряный наперсток и принялась подбирать шелковую нитку, которая подошла бы к ее кружеву — старинному и очень тонкому. Найдя наконец ту, которая не выделялась на фоне ниток кружева, Беттина вдела ее в иголку и начала штопку, накладывая мелкие аккуратные стежки.

За этим занятием она невольно вспомнила, сколько времени ей пришлось потратить в пансионе, обучаясь вышиванию. Уроки рукоделия вела монахиня-француженка, которую специально пригласили из монастыря, славившегося своими белошвейками.

Мадам Везари зорко следила за тем, чтобы ее воспитанницы научились всему, чего ожидают от светских дам. Их обучали игре на фортепиано, рисованию углем и акварелью и вышивке старинными швами, которые передавались веками из поколения поколению.

Более старшим девушкам разрешалось знакомиться с кулинарным искусством, чтобы, вернувшись в свои наследственные поместья, они умели бы правильно составить меню званых обедов, имели представление об изящной сервировке стола, разбирались бы в винах и тонких кушаньях.

Поскольку Беттина провела во Франции очень много времени, она научилась всему, что только преподавали в пансионе для благородных девиц мадам Везари.

Сейчас она с печалью подумала, что если ей придется выйти замуж за лорда Юстеса, то скорее всего надо будет все время работать не с тонкими и красивыми материями, а, в целях благотворительности, шить грубую одежду для бедных. И, поскольку неимущие не могут позволить себе следовать моде и уделять много внимания своей внешности, то эта одежда, несомненно, будет чрезвычайно уродливой.

Она поймала себя на том, что пытается понять, почему люди, подобные лорду Юстесу., всегда заставляют бедняков чувствовать себя униженными и получают удовольствие, когда заставляют перед собой пресмыкаться, не признавая за ними никакого права на собственные желания и чувства. Нет — они ожидают, что те, кого они решили облагодетельствовать, будут, безусловно, рады любой подачке. Ей казалось, что рассказанная Розой история ее угасающей от горя бабушки типична для того, что, судя по газетам и речам лорда Юстеса, хотят сделать реформисты.

Она решила, что эти люди выбрали правильные цели, но добиваются их не так, как следовало бы. Они слишком давят на других, слишком безжалостно заставляют их делать то, что власть имущие сочли за благо. А надо было бы побольше прибегать к убеждениям.

Беттина тихо вздохнула.

Она не сомневалась в том, что, даже если бы она попыталась высказать эти мысли лорду Юстесу, он не стал бы ее слушать!

Тут неожиданно открылась дверь, и в каюту вошел ее отец. Беттина встретила его приветливой улыбкой, а потом, разглядев его взволнованное лицо, тревожно спросила:

— Что случилось?

Сэр Чарльз осторожно закрыл дверь и прошел через маленькую каюту к иллюминатору, словно он задыхался и ему нужен был свежий воздух. Там он несколько мгновений стоял, глядя на синие спокойные воды, а потом объявил:

— Мне надо кое-что тебе сказать, Беттина!

— Что, папа? — спросила она.

Снова наступило молчание, а потом сэр Чарльз торжественно проговорил:

— Я только что говорил с герцогом.

— С герцогом? — переспросила Беттина.

Ей вдруг стало страшно: вдруг герцог изменил свое решение относительно Розы и Джека! А что, если лорду Юстесу удалось убедить его в том, что молодые люди вели себя предосудительно, и он решил не вмешиваться, а предоставить своему сводному брату наказывать их, как тот сочтет нужным?

От этой мысли у нее больно сжалось сердце. Она сидела совершенно неподвижно, встревоженно глядя на отца, но тут сэр Чарльз повернулся к ней и сказал:

— Герцог попросил меня сказать тебе, Беттина, что он желает на тебе жениться!

На секунду Беттине показалось, что она ослышалась. Потом платье, которое она чинила, выскользнуло из ее ослабевших рук, и она бессознательно прижала их к груди, словно для того, чтобы сдержать внезапно поднявшуюся там бурю чувств.

Тихим голосом, который сэр Чарльз едва смог расслышать, она спросила:

— Это… какая-то… шутка, папа?

— Нет, Беттина, — успокоил ее отец. — Герцог определенно сказал, что хотел бы, чтобы ты стала его женой. Конечно, он сам сделает тебе предложение, но он обратился сначала за моим разрешением, которое я, естественно, с радостью ему дал.

Казалось, известие ошеломило и самого сэра Чарльза: он довольно опустился на кровать рядом с дочерью.

— Я и сам с трудом верю случившемуся, — сказал он. — Даже в самых своих смелых мечтах я не рисовал тебя замужем за Вэриеном!

Беттина молчала, и спустя несколько мгновений ее отец продолжил:

— Чтобы в наши дни обыкновенная девушка, вроде тебя, получила возможность стать герцогиней Элвестон! Да с тем же успехом можно было бы мечтать улететь на Луну!

Он глубоко вздохнул.

— Если Вэриен действительно женится на тебе, как сказал, то я могу только считать тебя, Беттина, самой везучей девушкой на целом свете!

И тут сэр Чарльз впервые с момента своего появления в каюте посмотрел на свою дочь. Та сидела неподвижно, словно оцепенев от изумления, а ее огромные серые глаза, казалось, заняли чуть ли не все ее бледное личико.

— Ты очень похожа на мать, — сказал сэр Чарльз, — а я за всю свою жизнь не встречал ни одной женщины, которая могла бы красотой сравняться с ней.

В его голосе ликование, смешанное с немалой долей удивления, сменилось нотами искренней привязанности. Беттина давно не слышала от него столь открытого выражения чувств.

Заметив наконец, что отец ждет ее ответа, она медленно и внятно спросила:

— А почему, интересно, герцог захотел вдруг на мне… жениться?

Сэр Чарльз снова стал смотреть в иллюминатор.

— Думаю, ты и сама сможешь ответить на этот вопрос, — сказал он. — Он хочет иметь наследника, а Юстеса он терпеть не может! И можно ли его винить за это?

— Мне казалось, вы говорили, что он… не собирался снова жениться… после того, как его первый брак… оказался таким несчастливым?

— Людям свойственно менять решения, милочка, — ответил сэр Чарльз. — А нам с тобой остается только благодарить счастливый поворот судьбы, который заставил герцога это сделать.

— Я могу понять, почему вы хотите… чтобы я вышла за него замуж, папа.

— Конечно, я хочу, чтобы ты вышла за него замуж! — решительно подтвердил сэр Чарльз. — Тут не может быть никаких сомнений. Да ты представляешь себе, что это значит — быть хозяйкой особняка Элвестонов на Парк-лейн, который уступает одному только Мальборо-Хаузу?! Принимать гостей в одном из самых величественных замков во всей Англии?! И одному Богу известно, сколько у Вэриена других владений!

Он посмотрел на дочь и уже совсем другим тоном, негромко, с оттенком лести, продолжил:

— Но я думаю не только о состоянии и положении герцога. Ты же знаешь, что я очень к нему привязан. Он значительно моложе меня, но я всегда считал его одним из моих лучших друзей. Он нравится людям — а это очень валено.

Беттина ничего не ответила, и сэр Чарльз, словно читая ее мысли, добавил:

— Конечно, в его жизни были женщины — и даже немало. Они падали ему в объятия, словно перезрелые персики, и чтобы отказываться от того, что они предлагали, надо быть или святым, или полным дурнем! Но в одном я уверен: Вэриен всегда будет относиться к жене с уважением и вниманием.

Беттина снова не ответила, но чуть заметно пошевелилась, меняя позу, и сэр Чарльз возразил, словно приняв ее движение за протест:

— В этом ты можешь не сомневаться. Я знаю, о чем говорю. Что бы Вэриен ни делал в прошлом, как бы о нем ни отзывались окружающие, он — джентльмен и по отношению к тебе всегда останется джентльменом.

Беттина чуть слышно вздохнула и нагнулась поднять платье, починкой которого она была занята в момент столь неожиданного появления отца.

— Герцог тебя ждет, Беттина, — поторопил ее сэр Чарльз. — Ты найдешь Элвестона в его личной гостиной на другом конце яхты.

— Что м-мне ему… сказать, папа?

— Что тебе сказать? — эхом откликнулся сэр Чарльз. — Поскорее прими его предложение! А потом становись на колени и благодари Бога за дарованное тебе счастье.

Он глубоко вздохнул, не скрывая своей глубокой радости.

— Я все еще едва верю случившемуся, — признался он. — По правде говоря, должен тебе признаться о том, что сегодня утром я был просто в отчаянии, Беттина. Вчера вечером я проиграл крупную сумму.

— О, папа!

— Я просто проклинал себя, — продолжал откровенничать сэр Чарльз. — Но теперь это не имеет значения — это не имеет ни малейшего значения!

Ему не надо было ничего объяснять Беттине: она и так понимала, что, как тесть герцога Элвестона, ее отец везде будет иметь неисчерпаемый кредит. И, кроме того, хотя он и прежде был желанным гостем во всех домах, принадлежавших герцогу, теперь он сможет находиться в них по праву.

Говоря все также тихо, она сказала:

— Я пойду и… поговорю с герцогом, папа. Но… вы должны мне объяснить, как его найти. Я не знаю, где его гостиная.

— Пройдешь мимо курительной комнаты, — ответил сэр Чарльз. — Личные апартаменты герцога начинаются за ней. В той части яхты, кроме него, никто не живет. И можно ли винить его в том, что иногда ему хочется побыть одному?

Беттина ничего не ответила отцу. Даже не взглянув в зеркало на свое отражение, она повернулась и вышла из каюты, тихо закрыв за собой дверь.

Она прошла по коридору, моля Бога, чтобы ей не встретился никто из других пассажиров. Голова у нее кружилась, мысли путались. Двигалась девушка механически, послушно выполняя то, что ей было приказано сделать. У нее было такое чувство, что она превратилась в бездушную марионетку. Ее воля куда-то исчезла, а в душе царило такое смятение, что она сейчас совершенно не могла бы сказать, как относится к предложению герцога.

Услышав голос лорда Милторпа и смех остальных джентльменов, она постаралась как можно тише проскользнуть мимо столовой. Потом она прошла мимо игрального салона и оказалась в той части яхты, где прежде еще не бывала.

В конце коридора была открыта дверь, и за ней Беттина увидела большую каюту, в центре которой стояла большая кровать из красного дерева. Беттина приостановилась: она была уверена, что герцог не собирался разговаривать с ней в спальне.

Тут из соседней каюты вышел камердинер герцога, немолодой человек с добрым выражением лица, которого Беттина прежде уже видела.

— Доброе утро, мисс, — сказал он. — Его светлость вас ждет.

Он открыл ей дверь, и Беттина вошла в небольшую каюту, золотую от солнечного света, врывавшегося в иллюминаторы. Она успела заметить книжный шкаф у одной из стен, два глубоких кожаных кресла, обтянутых красной кожей, и гравюры со сценами охоты и скачек на стенах.

А потом она уже не могла оторвать взгляда от герцога, который перед ее приходом сидел за письменным столом. При ее появлении он сразу же встал, и Беттине показалось, что он смотрит на нее необычайно пытливым взглядом.

И в эту минуту оцепенение, заставившее ее чувствовать себя марионеткой, вдруг прошло: ее сердце начало отчаянно колотиться — словно от страха, — и она почувствовала, что ей трудно дышать от вставшего в горле кома.

Беттина не могла произнести ни звука — и, казалось, герцог тоже не находит подходящих слов. Они молча стояли, глядя друг на друга, и заливающее кабинет солнце превратило волосы Беттины в филигранное золото.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил наконец герцог.

Его низкий голос поражал сейчас несвойственной ему мягкостью. Беттина рада была опуститься в красное кожаное кресло: ноги у нее вдруг так ослабели, что ей трудно было стоять.

— Папа… прислал меня… к вам, — чуть слышно проговорила она. Ей казалось, что она слышит свои собственные слова откуда-то издали.

— Он, должно быть, сказал вам, Беттина, что я хотел бы, чтобы вы стали моей женой?

— Да… он это сказал.

— Если вы выйдете за меня замуж, — сказал герцог, — я приложу все силы, чтобы вы были счастливы.

— Спасибо… — отозвалась Беттина почти шепотом, а потом добавила: — Мне… можно… попросить вас… об одной вещи?

— Конечно, — сразу же ответил герцог.

— Просто… нельзя ли… чтобы это оставалось секретом… пока мы не вернемся в Англию?

— Это очень разумная мысль, — ответил герцог. — И, по правде говоря, ваш отец уже ее высказывал.

Он не стал передавать Беттине, что на самом деле сказал сэр Чарльз.

«Ради Бога, Вэриен, только не говорите, что собираетесь жениться на Беттине, пока мы не доберемся до дома. Дейзи и Инид разорвут крошку на части1»

Увидев облегчение, отразившееся на лице Беттины, он негромко добавил:

— Конечно, мы не станем ничего делать, предварительно не обсудив это между собой. И, думаю, что, когда мы вернемся домой, вы захотите приехать на Рождество в замок Элвестон. Ваш отец наверняка будет рад возможности пользоваться конюшней. И чутье подсказывает мне, что вам мои лошади тоже должны понравиться.

— Это было бы… очень приятно, — тихо согласилась Беттина.

— Значит, решено, — отозвался герцог, — Мы оба будем вести себя друг с другом, как обычно, пока не встретимся в замке. А тогда можно будет начать строить планы.

— Спасибо, — сказала Беттина, — большое вам, спасибо.

Она на мгновение встретилась взглядом с герцогом, но уже в следующую секунду смущенно опустила глаза, так что темные ресницы легли на ее бледные щеки.

Словно заметив ее смущение, герцог встал и совсем другим голосом сказал:

— Сейчас я пойду повидаться с капитаном. Я намерен сказать ему, что Джек Саттон — так, насколько я понимаю, зовут молодого человека вашей горничной — должен получить несколько дней отпуска, как только мы придем в Саутгемптон, чтобы встретиться с родителями своей будущей жены.

— Вы… очень добры, — сказала Беттина. — Когда я сказала Розе, как вы необыкновенно чутко отнеслись к моему рассказу, она расплакалась от радости. Но слезы счастья так не походили на те, что она проливала вчера!

— Тогда вы можете сказать ей, — улыбнулся герцог, — о том, что я намереваюсь сделать. И, полагаю, нам следует подумать о подарке им на свадьбу, — наверное, небольшую сумму, чтобы они могли обставить свой будущий дом.

— Я была бы очень рада… это сделать, — откликнулась Беттина, — вот только…

Герцог ждал, чтобы она договорила.

— … боюсь, у меня очень мало денег, — призналась девушка, смущенно краснея. — Если уж… говорить честно, то их… совсем нет!

— Но у меня достаточно средств, — ответил герцог. — А разве вы забыли, что во время свадебной церемонии я скажу: «Всеми моими благами земными я одаряю тебя»?

Беттина решила, что он над ней подшучивает, и, чувствуя, что серьезность их разговора должна быть ему так же неприятна, как и напыщенная манера говорить, которой придерживался лорд Юстес, она проговорила с улыбкой:

— Вы оказались бы в очень… затруднительном положении, если бы я действительно взяла все… что вы пообещаете!

Герцог рассмеялся, а потом сказал:

— Думаю, вы скоро убедитесь в том, что у меня хватит средств, чтобы выполнить самые смелые ваши фантазии!

В эту минуту Беттина услышала сигнал корабельного колокола и поспешно сказала:

— Ваша светлость, я думаю, что мне следует поскорее покинуть эту часть яхты. Если кто-то увидит, что я была в вашей… личной гостиной, он решит, что это очень… странно. А я не смогу объяснить причину своего появления здесь.

— Да, конечно, — согласился с ней герцог. — И мы будем хранить наш секрет, Беттина, пока не приедем в мой замок.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила его Беттина.

Она направилась к двери, не заметив, что герцог идет следом, намереваясь ее открыть. Протянув руку, она случайно прикоснулась к его пальцам, уже лежавшим на ручке двери, — и почувствовала странное ощущение: словно по ее телу пробежал ток. Она не могла бы сказать, что случилось, зная только одно: ничего подобного она еще не испытывала.

Не поднимая глаз на герцога, Беттина поспешно вышла в коридор и направилась обратно тем же путем, каким недавно пришла сюда. Она уже почти дошла до столовой, когда вышедший оттуда человек преградил ей дорогу. Погруженная в свои мысли, Беттина, пытавшаяся как-то понять и объяснить то странное чувство, которое она испытала, когда их руки соприкоснулись, не замечала препятствия, пока почти не натолкнулась на стоявшего у нее на пути джентльмена.

Только тогда она подняла глаза — и встретилась с возмущенным взглядом лорда Юстеса.

— Где вы были? Почему вы оказались здесь? — резко спросил он.

Беттина не ответила, и он взял ее за руку, до боли крепко сжав предплечье, выше локтя, и начал тянуть ее за собой.

— Что вы делаете! — вскрикнула Беттина, — Отпустите меня!

— Я хочу с вами поговорить! — только и сказал лорд Юстес.

Он силком довел ее до библиотеки и затащил в дверь. Все это время она безрезультатно пыталась высвободиться, возмущенная и немного испуганная вольностью, которую он себе позволил. В комнате никого не оказалось, и, впустив ее, он закрыл дверь и заслонил ее спиной.

— Как вы оказались в личных покоях Вэриена? — сурово осведомился он.

Беттина гордо подняла голову. Ее рассердил тон, которым лорд Юстес позволил себе говорить с ней, — и, кроме того, девушка была разгневана его бесцеремонным поведением.

— Герцог хотел со мной поговорить, — сказала она. — А что — в этом есть что-то дурное?

— В поведении Вэриена всегда есть что-то дурное! — с неприятной улыбкой проговорил лорд Юстес.

Беттина промолчала, и, подождав секунду, он продолжил:

— Надо полагать, вы умоляли его проявить милосердие к этой развращенной горничной. Ну, так знайте: что бы ни говорил Вэриен, я твердо намерен сообщить домоправительнице замка о ее поведении и добиться того, чтобы эту легкомысленную особу выгнали.

— Как вы можете быть таким жестоким! — воскликнула Беттина. — Роза — честная хорошая девушка. Она помолвлена со своим матросом, и никто в мире, кроме вас, не нашел бы ничего дурного в том, что девушка целует человека, который скоро станет ее мужем!

— Может, эта женщина и попыталась так объяснить вам свое поведение, — возразил лорд Юстес, — но я верю тому, что говорят мне мои собственные глаза, по правде говоря, меня поведение этой парочки ничуть не удивило. Эта яхта стала настоящим прибежищем разврата, и я не допущу, чтобы вы были им запятнаны!

— Я уверена… что вы преувеличиваете! — запротестовала Беттина.

По правде говоря, она не могла не думать, что поведение леди Дейзи и леди Тэтем в какой-то степени оправдывают подобные слова лорда Юстеса. А тот, словно угадав по ее лицу направление мыслей, с гадкой улыбкой сказал:

— Вот именно! И как вы считаете: будь ваша мать жива, она допустила бы, чтобы вы имели близкое знакомство с этими двумя так называемыми «леди», которые на самом деле не что иное, как пара шлюх!

Беттина вздрогнула.

Она никогда не слышала, чтобы кто-то позволял себе произносить подобные слова. Ее поразило то, что лорд Юстес счел возможным настолько нарушить все правила приличия. Кроме того, говорил он, на удивление, неприятным тоном.

— Я… не желаю говорить… на эту тему, — сказала ома. — Мне надо увидеться с отцом. Пожалуйста, дайте мне пройти.

Она шагнула к двери, но лорд Юстес не сдвинулся с места.

— Выслушайте меня, Беттина, — сказал он. — Вы очень юны и наивны, и я считаю, что ваш отец поступил в высшей степени дурно, взяв вас с собой на яхту. Но теперь, когда вы узнали, до каких бездн разврата готовы опуститься представители так называемого высшего общества, вы должны принять решение — никогда не иметь ничего общего со столь дурными людьми.

— Я не намерена позволять вам критиковать моего отца! — возмущенно ответила Беттина.

— Возраст сэра Чарльза позволяет ему поступать так, как он хочет, — сказал лорд Юстес, — но вы молоды и к тому же очень хороши собой.

Его слова совершенно не походили на комплимент, и Беттина только повторила:

— Дайте мне пройти. Меня ждет отец.

— Вы пойдете, когда я вам это позволю, — заявил лорд Юстес, — но сначала вы меня выслушаете.

— Я не хочу вас слушать! — воскликнула Беттина. — И если хотите знать мое мнение, то я считаю, что очень непорядочно есть хлеб человека, а потом говорить у него за спиной такие гадости о нем и его гостях!

— В отношении моего сводного брата никакие правила рыцарского поведения не применимы, — возразил лорд Юстес. — Я согласился на эту поездку, хотя и представлял, какое это будет для меня тяжелое испытание, только когда узнал, что вы будете в числе гостей.

Беттина удивленно посмотрела на него, и он добавил:

— Когда я помогал вам в Дувре, я понял, что вы — чистое и невинное создание, дитя, которое не знает света и той его части, в которой царит мой знаменитый братец!

Слова, относящиеся к герцогу, опять прозвучали с издевкой. Потом, немного сбавив свой агрессивный тон, он проговорил:

— Я принял его приглашение потому, что увидел возможность спасти вас. Спасти от того, чтобы вас не запятнали и не совратили гадкие женщины, с которыми имеет дело Элвестон, и аморальные хлыщи, которыми он окружил себя и которых называет своими друзьями.

— Это, конечно… очень похвально с вашей стороны, — с трудом сказала Беттина, чувствуя себя крайне неловко от того, какое направление принял этот неприятный разговор, — но мой папа… И он заботится обо мне… как заботился всегда.

— Ваш отец не может защитить вас от того, что вы видите вокруг вас и о чем говорят рядом с вами! — возразил лорд Юстес. — А если вы готовы искать извинений людям, с которыми имели знакомство во время этого плавания, то я могу только сказать, что вы уже запятнаны, уже скатываетесь в грязь и нечистоты, которыми все они так наслаждаются!

Беттине вдруг подумалось, что лорд Юстес положительно свихнулся на почве ненависти к своему сводному брату и к жизни аристократического общества. Случись этот разговор только накануне — и она была бы не только изумлена, но и немало испугалась бы. Но теперь с необычайным ощущением свободы она поняла, что ей можно не тревожиться по поводу того, что думает лорд Юстес и что ему нравится или не нравится.

Теперь же ее страх исчез, как исчезает ночная тьма при первом луче солнца.

Пусть себе лорд Юстес ненавидит, порицает и издевается, сколько ему вздумается! Скоро они вернутся в Англию — и она сможет больше никогда с ним не встречаться, не разговаривать, не слушать его напыщенно-узколобых памфлетов! Благодаря тому, что эта мысль наполнила ее счастьем, ей удалось очень спокойно и примирительно сказать:

— Напрасно вы так расстраиваетесь, милорд. Все не так плохо, как вам кажется. Я очень благодарна вам за ваши попытки защитить меня и оградить от нехороших влияний. Но хочу вас заверить, что мне ничто не угрожает. И, как папа, я никогда не вспоминаю о неприятных происшествиях — только о хорошем.

Улыбнувшись лорду Юстесу, она добавила:

— Но мне действительно надо идти. Папа будет недоумевать, куда я пропала.

— Вашему отцу придется подождать, — твердо сказал лорд Юстес. — У меня есть к вам разговор, Беттина, хотя я не намерен был начинать его до нашего возвращения в Англию.

Беттина поняла, что он собирается ей сказать, и почувствовала, что ей надо его остановить прежде, чем он произнесет хотя бы одно слово.

— Мы поговорим позже, милорд, — быстро пообещала она, — а сейчас я, и правда, не могу задерживаться.

— Вы выслушаете меня сейчас! — ответил он упрямым тоном, который она успела уже очень хорошо узнать.

Он стоял, прислонившись к двери, и у Беттины не было возможности заставить его отойти. Она тревожно ждала продолжения разговора. Ее не покидала уверенность в том, что каким-то образом надо обязательно помешать ему произнести те слова, которые она ожидала услышать, но в то же время девушка понимала, что не в состоянии это сделать.

— Я хочу, чтобы вы вышли за меня замуж, — торжественно объявил лорд Юстес. — Я сам научу вас всему, что вы должны знать о жизни. И больше не будет разговора о том, чтобы вы вступали в контакт с худшими представителями распутной аристократии.

Беттина судорожно вздохнула. Роковые слова были произнесены — и она не смогла этому помешать. Теперь ей придется на них отвечать!

— Я… я очень польщена, — неуверенно и тихо проговорила она, — н-но… я должна быть честной… и сказать… что, хотя я и благодарна вам за то… что вы так добры ко мне… я не смогу… выйти за вас замуж.

— Не глупите, пожалуйста! — резко сказал лорд Юстес. — Вы за меня выйдете — и не только потому, что я этого хочу, но и потому, что таково желание вашего отца. Он уже в начале плавания ясно дал мне понять, что видит во мне подходящего мужа для своей дочери. И, действительно, на более удачную партию для вас он не мог бы рассчитывать.

— Мне… жаль, очень жаль вас расстраивать, но я… я хотела бы, чтобы вы поняли уже сейчас… с самого начала… что я никогда не смогу… стать вашей женой, — дрожащим голосом повторила Беттина.

К ее изумлению, на тонких губах лорда Юстеса появилась улыбка.

— Вы очень молоды, — сказал он, — и я могу понять, что первое предложение, которое вы получили, стало для вас не просто неожиданностью, а настоящим потрясением. Беттина, вы должны привыкать к мысли о том, что вскоре станете моей женой. Наша свадьба состоится вскоре после Нового года: мне надо будет успеть сделать кое-какие приготовления.

— Нет! — воскликнула Беттина. — Нет!

Лорд Юстес снова улыбнулся.

— Пойдите и поговорите с отцом. Он объяснит вам, что на лучшую партию вам рассчитывать не приходится.

Помолчав несколько мгновений, он прибавил, не спуская глаз с ее лица:

— Я понимаю, что вы смущены, поскольку, в отличие от большинства женщин, не строили планов выйти за меня замуж. И это делает вам честь. Но я не сомневаюсь, Беттина, что смогу научить вас быть такой женой, какая мне нужна. Вы сможете в будущем во многом помогать мне в осуществлении моих планов.

После многозначительной паузы он продолжил:

— Конечно, для этого потребуется время — и немало усилий с вашей стороны, но вы очень быстро поймете и осознаете, что битва, которой я отдал себя целиком, — дело достойное.

Он говорил напыщенно и самоуверенно и, как показалось Беттине, не ожидал от нее никакого ответа. Для нее было огромным облегчением, когда он наконец посторонился и открыл ей дверь.

— Пойдите к отцу, — приказал он, — и вы убедитесь в том, что он придет в восторг от вашей новости.

Не сказав больше ни слова, Беттина поспешила уйти. Ей казалось, что она оказалась за бортом во время сильного шторма и волны бросали ее до тех пор, пока она не начала терять сознание. Беттина стремительно бросилась в свою каюту и, вбежав в нее, с облегчением увидела, что отец решил ее дождаться. Он сидел на кровати и читал газету. Забыв обо всем, она бросилась к нему и отчаянно обхватила руками его шею.

— Ох, папа! Папа! — воскликнула она.

Сэр Чарльз увидел, что дочь страшно взволнована, но неправильно истолковал причину этого волнения. Уронив газету, он поспешно обнял Беттину и успокаивающе проговорил:

— Это, и правда, было довольно неожиданно, куколка. Но не тревожься, ты быстро привыкнешь к мысли о том, что тебе предстоит стать герцогиней. И Господь свидетель — я очень тобой горжусь.

— Дело… не в герцоге… — ответила Беттина. Она вся дрожала. — Это лорд Юстес! Папа, он говорит… что я должна выйти за него замуж… и что вы будете… просто счастливы!

Несколько секунд сэр Чарльз изумленно взирал на дочь, а потом громко расхохотался.

— Так Юстес все-таки решился сделать тебе предложение! И опоздал, а? Ничего смешнее я еще в жизни не слыхивал! Ну, так ему и надо! Этот нахальный ханжа, этот чванливый щенок — да он заслуживает того, чтобы получить по носу!

Беттина разжала руки, судорожно сжимавшие шею отца.

— Он сказал… папа… вы же хотели… чтобы я вышла за него замуж!

— Только пока не догадывался, что ты можешь рассчитывать на нечто гораздо большее! — ответил сэр Чарльз, нисколько не смутившись.

— Мне, и правда, кажется, — чуть слышно проговорила Беттина, — что в словах лорда Юстеса… о вас и ваших друзьях… была доля правды.

— Можешь мне его слова не пересказывать! — презрительно пожал плечами сэр Чарльз. — Я и без того слишком хорошо знаю взгляды Юстеса. Забудь о нем! Нас теперь интересует только Вэриен.

— Да, я понимаю… Но лорд Юстес… очень своевольный и властный. И если он принял какое-то решение, то… бывает очень… упрям.

В ее словах прозвучали нотки испуга, которые сэр Чарльз сумел расслышать.

— Забудь о нем, — еще раз повторил он. — Сейчас Юстес не сможет сделать тебе ничего дурного, а когда ты выйдешь замуж за Элвестона, то почти не будешь с ним встречаться. Он очень редко принимает приглашения своего брата.

— Он сказал, будто поехал на открытие Суэцкого канала только потому, что знал — я буду на борту яхты.

— Так вот в чем причина! — изумленно проговорил сэр Чарльз. — Ну что ж, это показывает, что хоть в чем-то он разбирается. Ты уж, конечно, не похожа на пропитанное джином отребье, на которое он обычно тратит все свое время!

— Я как раз этим утром думала, что намерения у него хорошие, только он неправильно пытается их осуществить, — призналась отцу Беттина.

— Я даже не вполне уверен относительно его намерений, — ответил сэр Чарльз. — Он вечно ругает своего сводного брата, тогда как я лучше всех знаю, насколько щедро Вэриен помогает людям. Если уж на то пошло, то поместья Элвестонов — это просто образец рачительного хозяйствования и снисходительного отношения к наемным работникам!

— В каком отношении? — заинтересованно спросила Беттина.

— Ну, об этом тебе лучше будет спросить Вэриена, — признался сэр Чарльз. — Я только знаю, что ни один владелец поместья не строил столько приютов и богаделен. Он дает деньги нескольким больницам, а если попытаться перечислить все благотворительные организации, которые он поддерживает, то не хватит и целого гроссбуха!

— Тогда почему лорд Юстес говорит о нем… такие ужасные вещи?

Сэр Чарльз цинично улыбнулся.

— Милое мое дитя, ты, похоже, не читала, что говорится в девятой — или это десятая? — заповеди насчет зависти по отношению к своему соседу.

— Вы хотите сказать, что лорд Юстес просто завистник?

— Ну конечно! Он ненавидит своего брата за то, что тот — герцог. Его мать ненавидела Вэриена, потому что, когда родился Юстес, наследник у герцога уже был — Вэриен. И тут она ничего сделать не могла — если не считать того, что вредничала, злилась и постоянно пыталась настроить отца против сына. К счастью, у нее ничего не получилось.

— Теперь… мне стало понятно… очень многое, — медленно проговорила Беттина.

— А раз Вэриену нравится жить на широкую ногу, в окружении приятелей, охотиться и ездить верхом, раз он друг принцу Уэльскому и необычайно популярен в обществе, то Юстес ударился в другую крайность!

Сэр Чарльз немного помолчал и добавил;

— Он стал водить дружбу с обнищавшей швалью, которая всегда всем недовольна. По крайней мере среди них он может выделяться — как его брат выделяется среди людей совсем другого склада.

— Мне его жаль, — сказала Беттина.

— Не надо его жалеть, — возразил ее отец, — Он полон любви к себе и чванства. Могу сказать тебе честно — ему и в голову не придет, что ты могла бы не принять его предложения!

Вспоминая то, что говорил ей лорд Юстес, Беттина

поняла, что ее отец не ошибся.

— Вам надо будет… поговорить с ним, папа!

— Поговорю непременно, — пообещал сэр Чарльз. — Но только когда мы окажемся в Англии.

— Да, конечно! — сразу же согласилась Беттина. — Герцог сказал, что мы будем вести себя, как прежде, пока не приедем в родовой замок Элвестонов. Я не смогла бы разговаривать с остальными гостями, если бы они заподозрили…

Ее голос оборвался.

— Я тоже так решил, — сказал сэр Чарльз. — Но у них нет причин что-то подозревать. Как, бывало, говорила моя старая няня: «Держи свое при себе». До конца плавания. И в том числе — если возможно — держись подальше от Юстеса.

— Я буду стараться делать именно так, — пообещала Беттина.

Однако такое обещание было легче дать, чем выполнить.

По мере приближения «Юпитера» к Гибралтару она стала замечать, что лорд Юстес все время пытается остаться с ней наедине — и все сильнее раздражается из-за того, что ему не удается осуществить свое желание. Самой Беттине избегать встреч с ним было нелегко: на яхте не так много мест, где можно спрятаться, а находиться все время в обществе других гостей она не любила.

Пока они плыли из Англии, Беттина старалась по возможности избегать контакта с леди Дейзи и леди Тэтем. Не желая лгать себе самой, она признавала, что эти женщины вызывают у нее неприязнь, — может, не такую сильную, какую выражал лорд Юстес, но тем не менее… Ей казалось, что по отношению к герцогу обе ведут себя чересчур вольно, а порой даже вульгарно.

Теперь же ей было вдвойне неприятно видеть, как они льстят ему за столом, слышать обращенные к нему слова, в которых всегда ощущался какой-то скрытый смысл… К ее слегка брезгливому отношению начало примешиваться новое чувство, которому она никак не могла найти названия.

Кроме того, эти дамы заставляли Беттину остро чувствовать ее собственную незначительность. Беттина спрашивала себя, неужели она сможет хоть когда-нибудь стать похожей на этих светских красавиц? Как она сможет стать такой искушенной и остроумной — и в то же время такой демонстративно, вызывающе привлекательной?

Вечерами, оставшись в своей каюте, она пыталась обдумать все, что с ней произошло на борту яхты, разобраться в своих чувствах, осмыслить все, что она узнала о хозяине яхты.

Герцог недолюбливает своего сводного брата, который выказывает по отношению к нему такое нескрываемое презрение. Поэтому, вопреки собственным склонностям и желаниям, он принял решение, что должен снова жениться и иметь сына, чтобы досадить лорду Юс-тесу и лишить его долгожданного наследства. Возможно, при иных обстоятельствах выбор герцога не пал бы на нее — но, поскольку она оказалась рядом в тот момент, когда он был так разгневан на Юстеса, когда Элвестона вывели из себя неловкие попытки брата вмешаться в его дела и наказать его слуг, он решил, что она подходит ему не хуже, чем кто-то другой.

Картина получалась не слишком радостной, и, обдумывая происшедшее, Беттина почувствовала, что совсем падает духом.

Вечером, накануне того дня, когда им предстояло выйти из Средиземного моря и, проплыв через Гибралтарский пролив, оставить позади теплую погоду и штиль, а затем вступить в бурные воды Бискайского залива, она, стараясь не привлекать ничьего внимания, выскользнула на палубу.

На ней была ее теплая ротонда с отделанным мехом капюшоном, который обрамлял ее личико.

В воздухе ощущались первые дуновения холода, но звезды над головой были по-прежнему яркими. Глядя на них, Беттина могла вспоминать, как смотрела на звезды вместе с герцогом. Тогда он показался ей совсем непохожим на скучающего аристократа: серьезным, внимательным, готовым выслушать ее мысли, которые, как смущенно решила она, должны были показаться ему по-детски наивными и неинтересными.

И вдруг она поняла, как сильно жаждет того, чтобы их брак оказался удачным и счастливым.

Ей хотелось подарить герцогу счастье, возможно, такое счастье, какого он еще не знал. В их браке не будет места ссорам и обидам, которые ему пришлось выносить от первой жены!

Беттине показалось, что только мать могла бы сейчас понять ее чувства и мысли. Глядя на звезды, она обратилась к ней с мольбой:

«Мама, помоги мне! Помоги мне делать то, что ему понравится! Научи меня заботиться о нем!»

Тут же ей пришло в голову, что еемольба звучит очень странно: ведь она думала о герцоге, у которого есть сотни слуг, готовых выполнять все его малейшие прихоти! И в то же время ей почему-то показалось, что наступит день, когда она будет ему нужна.

Если бы только ее мать была жива и можно было бы обо всем с ней поговорить! Если бы только кто-то объяснил ей, чего такой человек, как герцог, может требовать от своей жены — от матери своих детей!

Беттина почувствовала, что дрожит: мысли о будущем пугали ее своей полной неопределенностью. Бросив последний взгляд на яркие южные звезды, которые она успела так полюбить, девушка тихо ушла к себе в каюту, где ей предстояло еще долго лежать без сна.

Как только «Юпитер» вошел в бурные воды Бискайского залива, Беттина с глубоким облегчением услышала, что и леди Дейзи, и леди Тэтем снова стали жертвами морской болезни и будут оставаться у себя в каютах до тех пор, пока не прекратится качка. В первый день миссис Димсдейл еще попыталась остаться на ногах, но вскоре сдалась и она, и Беттина снова оказывалась за обеденным столом единственной женщиной.

Джентльмены поддразнивали ее, осыпали комплиментами и вообще обращались с нею скорее как с не по годам развитым ребенком, чем с дамой. Беттина получала от этого немалое удовольствие, но иногда с некоторой опаской посматривала на сидевшего во главе стола герцога: она боялась, как бы он не счел ее поведение недостаточно сдержанным и несерьезным. А ей было так важно заслужить его одобрение!

Она постоянно чувствовала присутствие лорда Юстеса, который негодующе смотрел на нее и осуждал каждую ее улыбку. А уж когда она начинала искренне чему-то смеяться, он буквально источал возмущение.

Остальные джентльмены подшучивали и над ним тоже.

— Ну же, Юстес! — говорили они. — Не надо так жадничать! Теперь, когда у нас не осталось ни одной дамы, кроме мисс Чарлвуд, вы должны делиться с нами ее вниманием! Перестаньте так хмуриться!

Но лорд Юстес ничего не отвечал и становился только еще более мрачным и нелюбезным.

Поскольку Беттине казалось, что лорд Юстес должен страдать от происходящего, она, испытывая угрызение совести, согласилась выслушать его очередной памфлет — но только не в уединенной библиотеке, а в салоне. Правда, там не было других пассажиров «Юпитера», но туда то и дело по разным делам заходили слуги.

Лорд Юстес вынул мелко исписанные листки с текстом памфлета, который собирался ей читать, но потом со злобой проговорил:

— Вы меня избегаете!

Беттина не стала отрицать очевидного факта.

— Вы… испугали меня… когда говорили со мной в прошлый раз… Я не ожидала, что вы станете применять силу, чтобы удержать меня…

— Я не хотел этого, — сказал он. — Но в то же время вам надо привыкать повиноваться мне, Беттина.

Беттина ничего не ответила, и он добавил:

— Чтобы брак был счастливым, жена всегда должна подчиняться мужу, во всем его слушаться. И я хочу, чтобы вы с самого начала знали совершенно определенно: мы не будем вращаться в тех кругах, где никто не удивляется, когда равнодушные мужья, вроде тех, что имеют леди Дейзи и леди Тэтем, спокойно сидят дома, пока их жены совершенно открыто появляются повсюду со своими любовниками.

— Пожалуйста, лорд Юстес, давайте не будем говорить ни о чем, кроме той работы, которой вы посвятили себя! — взмолилась Беттина.

— Меня, конечно, волнует моя деятельность, направленная на помощь обездоленным, но я не могу не думать и о тех людях, с которыми мы в настоящее время вынуждены иметь дело, — чопорно возразил он.

— Как я уже вам говорила, — отважно возразила Беттина, — я считаю непорядочным, что вы так плохо говорите о своем сводном брате и его гостях.

— Я его ненавижу! Слышите меня, Беттина? Я его ненавижу! — не сдерживаясь, закричал лорд Юстес. — И когда мы поженимся, оба никогда больше не будем с ним видеться!

Он мрачно посмотрел на нее пылающими черными глазами, выясняя, собирается ли она спорить. Увидев, что Беттина сжала губы, он помолчал, а потом сказал немного спокойнее:

— Слава богу, у меня есть собственные средства, так что я могу не зависеть от милостыни этого расточителя!

— Вы не должны так говорить, — отозвалась Беттина. — Ненависть еще никогда не приносила пользы. Если вы будете ей поддаваться, она отравит ваш характер и принесет вам немало вреда.

Лорд Юстес гадко усмехнулся.

— Милое мое дитя, — насмешливо сказал он, — что вы можете знать о таком чувстве, как ненависть? И что вы вообще можете знать о мужчинах? Наверное, вам тоже вскружило голову красивое лицо Вэриена — как и то, что он — герцог и на гербе у него корона!

Он снова скривился в недоброй усмешке.

— Все женщины одинаковы — и вы не исключение! Но я научу вас ценить в жизни настоящие вещи, реальные ценности и людей, которые не лицемерят и не скрывают под маской любезности свои порочные склонности.

Беттина вздохнула. Ей так хотелось поскорее отделаться от своего странного собеседника.

— Я жду, когда вы прочтете мне ваш памфлет, — напомнила она.

— Вы его услышите тогда, когда я буду готов его прочесть! — рявкнул лорд Юстес. — Извольте с самого начала понять одну вещь, Беттина: я ваш господин! Это я решаю, что будет делаться, а что — нет, а вам подобает мне повиноваться.

Беттине больше всего хотелось встать и молча уйти. Лорд Юстес позволил себе нарушить все правила приличия. Но в эту минуту в салоне никого не было, и она боялась, что он силой станет ее удерживать, а ей невыносима была даже мысль о том, что он прикоснется к ней. Какое счастье, что ей нет необходимости выходить замуж за этого озлобленного эгоиста!

Она ушла при первой же удобной возможности, а на следующее утро была неимоверно рада услышать, что лорд Юстес и еще два джентльмена чувствуют себя так плохо, что не могут выходить из кают. Спасибо морской болезни!

«Юпитер» снова попал в шторм, и на этот раз качка была килевая, так что ходить было труднее, чем в первый раз, когда корабль бросало с борта на борт. Тем не менее Беттина была полна решимости выйти на палубу.

Она надела теплое пальто, а поверх него — водоотталкивающий плащ, как и в первый раз. Ее ничуть не тревожило то, что плащ был рассчитан на матросов и поэтому был ей велик. Аккуратно завязав белые тесемки плаща под подбородком, девушка осторожно пробралась на палубу.

Море действительно было очень бурным. Волны перехлестывали через борта, и каждая следующая казалась еще выше и величественнее предыдущей. Беттина прошла немного вдаль: вид корабля, несущегося вперед в столь суровых условиях, почему-то наполнил ее восторгом. Сердце у нее отчаянно билось, дыхание перехватывало. Зеленые волны с изогнутыми пенными гребнями вставали перед кораблем, словно сказочные драконы, а «Юпитер» отважно мчался вперед, бросая вызов все новым и новым чудовищам.

Беттине яхта представилась отважным рыцарем, который прокладывает себе путь среди яростно сражающихся врагов, всегда выходя победителем.

Ветер крепчал, а море становилось все более бурным. Беттина заметила, что по ее плащу стекают настоящие потоки воды — настолько много брызг было в воздухе. Кроме того, она почувствовала, что начала замерзать. Никакая, пусть самая теплая, одежда не могла защитить от промозглой сырости. Она повернулась, собираясь вернуться обратно, и в эту минуту поскользнулась на мокрой палубе.

Она вскрикнула — и упала бы, но вокруг нее сомкнулись две сильные руки, удержавшие ее.

С чувством облегчения Беттина поняла, что позади нее стоял герцог, однако за шумом ветра и волн и скрипом такелажа ома не заметила его присутствия. Он прижал се к своей груди, и она с улыбкой заглянула ему в лицо.

Их взгляды встретились — и тут ей вдруг показалось, что с ее сердцем произошло нечто странное: оно на мгновение замерло, а потом затрепетало и забилось с неистовой силой. Весь мир словно застыл или исчез куда-то — остались только его глаза, заглядывавшие в самую ее душу.

А потом их обоих снова обдало брызгами, но Беттина ничего не замечала. Она вдруг поняла, что любит его…

Глава шестая

Беттина вышла на палубу чтобы полюбоваться, как «Юпитер» будет подходить к саутгемптонскому порту. Она была рада, что их плавание заканчивается.

Когда они попали в более спокойные воды и леди Дейзи и леди Тэтем перестали страдать от морской болезни и снова вышли из своих кают, обе тут же принялись ссориться друг с другом и откровенно соблазнять герцога. Напряженную атмосферу ощущали все пассажиры яхты — передалась она даже экипажу. Беттина не подозревала — а сэр Чарльз не счел нужным ей объяснять, — что теперь враждебные отношения обеих дам объяснялись тем, что каждая из них была уверена в том, что герцог отдал предпочтение ее сопернице.

На самом деле герцог большую часть времени проводил на мостике в обществе капитана своей яхты или в личных покоях. Не подозревая истинного положения дел, обе светские красавицы были переполнены ревностью и подозрениями. Их бесконечное соперничество настолько отравляло всем жизнь, что Беттина с нетерпением ждала, когда же закончится путешествие, сама удивляясь тому, насколько поблек тот восторг, с которым она встретила известие о том, что сможет побывать в таких экзотических местах и присутствовать на историческом открытии Суэцкого канала.

Кроме того, ей не давал покоя лорд Юстес, который пользовался каждой минутой, когда она оставалась с ним наедине, чтобы снова повторять ей, что они поженятся и вместе займутся благотворительностью и борьбой с несправедливостью, царящей в мире. Он и слушать не хотел ее уверений в обратном!

«Папе придется все рассказать ему, как только мы окажемся в Англии», — подумала Беттина.

И в то же время ей невольно было стыдно из-за того, что ее отец ясно давал лорду Юстесу понять, что считает его подходящим мужем для своей дочери.

С того дня, как Беттина поняла, что любит герцога, она еженощно возносила благодарную молитву Богу: ей не надо будет становиться женой лорда Юстеса! Каждый раз, когда девушка смотрела в его мрачное, нахмуренное лицо и слышала его презрительные высказывания в адрес брата и его друзей, она думала о том, что небеса спасли ее от очень печальной участи.

Она спрашивала себя, как смогла бы перенести долгие годы жизни с таким человеком. И в то же время Беттина не обманывала себя: если бы лорд Юстес сделал ей предложение раньше, чем герцог, она вынуждена была бы принять это предложение, какую бы глубокую антипатию она ни питала к своему будущему мужу.

Но теперь все было иначе — и, несмотря на то что небо у них над головами было темным и хмурым, ей казалось, что Англия залита солнечным светом.

Как только они попрощаются с остальными пассажирами яхты, она останется с герцогом и отцом. Беттина ждала этой минуты с радостным нетерпением, которое усиливалось с каждым часом.

«Я люблю его! Люблю!» — повторяла она себе, ложась спать у себя в каюте.

Теперь она понимала, что, сама того не замечая, полюбила герцога чуть ли не с той минуты, как впервые увидела его. И в то же время поначалу он даже внушал ей некоторый страх. Но когда они разговаривали, стоя под яркими южными звездами, и она необычайно остро ощущала его присутствие, Беттина уже испытывала любовь. Только ее наивность и неопытность не позволили ей раньше понять свои чувства.

«Юпитер» уже подходил к причалу — и тут у нее за спиной прозвучал резкий голос, заставивший ее вздрогнуть от неожиданности:

— Так вот где вы прятались!

Ей не надо было поворачивать голову, чтобы знать: позади нее стоит лорд Юстес все с таким же недовольным и угрюмым лицом. Не приходилось сомневаться и в том, что он даст ей почувствовать свое раздражение из-за того, что она сумела так долго избегать его общества.

— Вот мы и дома! — сказала Беттина.

— От вашего отца я услышал, что вы намерены провести Рождество в замке.

— Да.

— Я считал, что вы возвращаетесь в Лондон. И намеревался завтра утром нанести вам визит.

— Мы едем в замок.

— Л не желаю, чтобы вы туда ехали! Слова лорда Юстеса прозвучали весьма безапелляционно.

— Все уже решено, — быстро ответила Беттина.

— Тогда я поговорю в поезде с вашим отцом и сумею убедить его изменить решение. Нам надо очень многое обсудить, Беттина, и чем скорее мы назначим день нашей свадьбы, тем будет лучше.

Беттина изо всех сил стиснула руками перила.

Она знала, что все гости герцога поедут в Лондон на его личном поезде, но он сам, ее отец и она сойдут в Гилдфорде и оттуда направятся в замок в экипаже.

Она вдруг почувствовала, что не вынесет, если лорд Юстес устроит сцену в присутствии леди Дейзи и леди Тэтем, и поняла, что должна действовать решительно. Сделав глубокий вдох, она сказала:

— Я должна сообщить вам одну вещь. Но пока это секрет, и вы должны пообещать мне, что не будете говорить о нем в присутствии остальных гостей.

— Я не имею намерения разговаривать с ними без крайней на то необходимости, — презрительно скривил губы лорд Юстес. — И могу уверить вас, что в будущем ни вы, ни я не будем встречаться с друзьями Вэриена, если только этого можно будет хоть как-то избежать.

— Значит, вы обещаете мне, что мои слова останутся между нами? — спросила Беттина.

— Не могу себе представить, какое ваше сообщение может заслуживать такого отношения. Но раз вы настаиваете, я даю вам слово.

Беттина снова глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду.

— Я не могу… выйти за вас замуж, потому что я выхожу замуж… за герцога!

Решительные слова были произнесены — и теперь она ждала реакции лорда Юстеса. Зная его несдержанность, она была настолько напугана, что даже дрожала.

Несколько секунд царила полная тишина, а потом лорд Юстес проговорил:

— Вы что, серьезно говорите мне, что Вэриен просил вас стать его женой и вы ответили ему согласием?

— Да.

— Я не могу поверить, что вы могли быть настолько… — яростно начал было лорд Юстес, но потом вдруг резко оборвал свою возмущенную тираду. — Не думаю, чтобы вашего мнения кто-то спрашивал, — произнес он, словно размышляя вслух. — Ваш отец, конечно, хотел бы именно этого. А Вэриен готов на все, чтобы только лишить меня роли его наследника.

Беттина ничего не ответила. Она была настолько испугана, что не могла не только говорить, но даже думать, и лишь смотрела прямо перед собой.

Потом лорд Юстес добавил:

— Мне следовало бы догадаться, что случится нечто подобное!

В его словах снова прозвучала нескрываемая ярость. Резко повернувшись, он ушел, оставив Беттину одну.

Чуть позже она увидела, как он сошел по трапу на берег, опередив остальных гостей герцога. Когда все собрались у поезда, лорда Юстеса там не оказалось. Она услышала, как герцог спрашивает:

— Мы готовы ехать. Лорд Юстес уже в поезде?

— Он сообщил мне, ваша светлость, что не поедет с нами, — ответил кто-то из слуг.

Герцог с некоторым удивлением поднял брови, но ничего не сказал, а Беттина почувствовала, как напряжение и тревога покидают ее. У нее даже закружилась голова, такое облегчение она испытала при мысли о том, что ей больше не придется разговаривать с лордом Юстесом.

Слуги подали шампанское. Леди Дейзи уселась в одно из кресел поближе к герцогу и сказала:

— Я надеюсь, милый Вэриен, что вы собираетесь пригласить в замок гостей на Рождество? И надеюсь быть среди приглашенных…

Она говорила таким тоном, словно иначе и быть не могло, но герцог ответил:

— Я еще не решил, что именно буду делать на Рождество. Прежде чем строить планы, я хочу сначала попасть домой и узнать, что там происходило во время моего отсутствия.

— Если вы ожидаете получить приглашение от принца, — сказала леди Дейзи, — то могу уверить вас, что он будет встречать Рождество очень по-семейному, в Сэндрингеме, и вы не хуже меня знаете, что когда там собираются все члены королевской фамилии, то для других гостей места просто не остается!

Немного помолчав, она с улыбкой добавила:

— Вы счастливец, что обладаете таким прекрасным замком!

Герцог поднялся, не удостоив ее ответом.

— Полагаю, мой секретарь приготовил кое-какие срочные письма, — сказал он. — Так что, если собираетесь играть в бридж, на меня не рассчитывайте.

Он ушел. Беттина заметила, что леди Дейзи проводила его озадаченным взглядом, плотно сжав губы. Сэр Чарльз поспешил тактично подхватить намек герцога и начал усаживать всех за бридж. Вскоре были составлены два стола, и Беттина смогла спокойно почитать.

Однако она очень быстро поняла, что не сможет ни на чем сосредоточиться: все ее мысли были о том, что ждало ее впереди. Теперь она сможет разговаривать с герцогом, не опасаясь, что их кто-то увидит. Теперь они смогут решить, когда именно состоится их свадьба. От этой мысли у Беттины сильнее забилось сердце.

Герцог снова присоединился к своим гостям, когда настало время ленча. Часы летели незаметно, и вскоре поезд подошел к вокзалу Гилдфорда.

— А я и не знала, что Чарльз поедет с вами в замок! — заметила леди Дейзи.

Беттина поняла, что гостья герцога ничего не говорит о ней потому, что считает ее слишком незаметной, чтобы о ней стоило упоминать.

— Чарльз едет, чтобы помочь мне с лошадьми, — с улыбкой объяснил герцог. — Я не сомневаюсь, что за время моего отсутствия они все растолстели и обленились.

— Думаю, земля сильно промерзла, так что охотиться все равно будет нельзя, — не скрывая злости, проговорила леди Дейзи.

— Сейчас снега больше, чем льда, — оптимистически отозвался герцог.

— Вы должны как можно скорее приехать в Лондон, — настойчиво сказала леди Дейзи. — И не забудьте прислать мне приглашение на Рождество!

Леди Тэтем, похоже, решила, что ее соперница совершает крупную ошибку, досаждая герцогу требованиями, и поэтому выбрала совершенно другую линию поведения.

— Плавание получилось просто дивным, Вэриен! — проворковала она. — Не знаю, как вас и благодарить за то, что вы дали возможность увидеть историческое событие, которое навсегда останется в моей памяти! — Глядя ему в лицо своими чуть раскосыми зелеными глазами, она тихо добавила: — Я намерена подарить вам нечто необычайное в память о тех счастливых минутах, которые мы провели вместе!

Беттина увидела, что лицо леди Дейзи исказилось от ярости — но, к счастью, в эту минуту поезд остановился, так что у герцога были все основания поскорее распроститься с остальными своими гостями.

Сэр Чарльз и Беттина тоже со всеми попрощались. А потом, не дожидаясь, пока поезд снова тронется, они прошли туда, где уже находились экипажи герцога. Дорожный кабриолет с герцогским гербом на дверцах был запряжен четырьмя великолепными лошадьми. Беттина даже представить себе не могла, что на свете существуют столь комфортабельные экипажи! А еще у станции стояло ландо для прислуги и багажа, так что ничто не задерживало их.

Когда город остался позади, кабриолет понесся по дороге с невероятной скоростью.

Теперь Беттина увидела, что повсюду лежит снег, делая окрестности по-зимнему прекрасными.

— Неплохая получилась поездка, Вэриен, — проговорил сэр Чарльз, раскуривая сигару, — только, как это свойственно всем поездкам, под конец она немного наскучила.

— Я с вами согласен, — отозвался герцог. — Потом мне уже пришло в голову, что следовало причалить в Марселе и отправить остальных в Англию через материк. По-моему, никто, кроме вас с Беттиной, не получил удовольствия от плавания по Бискайскому заливу.

— Беттина оказалась такой же стойкой к качке, как вы, Вэриен, — гордо сказал сэр Чарльз.

— Да, вот и еще одно свидетельство того, что между нами немало общего, — согласился герцог.

Беттина с любопытством подумала о том, что, по его мнению, еще он находит у них общего — и что это за общее. Но она чувствовала себя слишком неуверенно, чтобы задать герцогу такой вопрос, и потому молча сидела с ним рядом. А вот ее отцу, сидевшему напротив них, было что сказать.

— Интересно, может, Дейзи права, и земля действительно настолько промерзла, что охотиться будет нельзя? — спросил он.

— Надеюсь, что она ошиблась, — ответил герцог. — Но как только приедем в замок, это можно будет выяснить наверняка. Удивительно, насколько женщины ревниво относятся к тому, что доставляет мужчинам удовольствие. Охота — прекрасный тому пример.

Беттина мысленно пообещала себе, что никогда не позволит себе такого. Она живо вспомнила разговор с матерью на эту тему — хоть с тех пор и прошло уже много лет.

Ее мать сказала тогда:

— Я всегда так радуюсь, когда твой папа может бывать на открытом воздухе! Это гораздо лучше, чем сидеть за картами — на что у него нет денег — и курить бесконечные сигары, которые так вредно действуют на грудь!

— Но он не берет тебя с собой, мама! — удивленно возразила Беттина.

Ее мать улыбнулась.

— Он возвращается ко мне, милочка, чтобы рассказать о своих триумфах. А это — самое главное.

«Как бы мне хотелось помнить все то, что говорила мама!» — подумала Беттина, утешая себя надеждой на то, что ее любовь и чутье подскажут ей, как правильно поступать.

Они ехали почти три четверти часа, когда впереди неожиданно показался замок. Беттина уже немало о нем слышала и была готова к тому, что он покажется ей внушительным, — но оказалось, что реальность превзошла ее ожидания. Замок герцогов Элвестонов показался ей гораздо больше и красивее, чем представлялся ей, — и вызвал в ней настоящий трепет.

Над громадной крышей с башенками, куполами, статуями и множеством труб трепетал штандарт герцога. Окрестности замка были весьма живописны — его окружали спускающиеся террасами цветники, фруктовый сад и живописный парк, по которому протекала небольшая речка. Никакие слова не могли бы отдать должного этому поразительному зрелищу, и Беттина только молча смотрела на него, широко раскрыв глаза.

Когда они вошли в замок, то в огромном вестибюле, отделанном мрамором, с изогнутой дубовой лестницей их встретила чуть ли не целая армия слуг в ливреях. Оказавшись в салоне, размерами больше напоминавшем бальную залу, Беттина вдруг испытала настоящий страх. Одно дело было думать о том, что она станет женой герцога, находясь в уже ставшей привычной обстановке его яхты — хоть та и была роскошной и достаточно большой по обычным меркам. И совсем другое дело было увидеть, что ей предстоит стать хозяйкой этого внушительного строения со множеством прислуги, огромными угодьями… А о скольких владениях герцога она еще не имеет представления!

«Я тут потеряюсь… Я тут просто не смогу дышать!» — подумала Беттина, поддаваясь приступу паники.

Но тут она почувствовала, как герцог взял ее за руку и негромко произнес своим низким голосом:

— Добро пожаловать в мой дом, Беттина! Я надеюсь, что со временем вы полюбите его так же сильно, как люблю его я!

Прикосновение его руки и звук его ласкового голоса заставили Беттину затрепетать. Она подумала, что, если в эту секунду он попросил бы ее поселиться в доме размером с армейские бараки или на вершине Гималаев, она с радостью согласилась бы на любую его просьбу.

— Надо думать, вы захотите чего-нибудь выпить, Чарльз, — сказал герцог, — но Беттина наверняка предпочтет чай. Он будет готов через несколько минут.

Улыбнувшись оробевшей девушке, он предложил:

— Почему бы вам не подняться наверх и не снять шляпку и ротонду? Так вам будет гораздо удобнее.

— Да, конечно, — послушно согласилась Беттина. Герцог вышел с ней обратно в вестибюль и отдал дворецкому распоряжение:

— Передайте миссис Кингдом, что я желал бы, чтобы мисс Чарлвуд отвели Садовую комнату, а сэру Чарльзу— комнату рядом с ней.

Дворецкий проводил Беттину до конца лестницы, где уже ждала домоправительница в шуршащем черном платье с серебряной цепочкой для ключей у пояса.

— Мисс Чарлвуд приказано отвести Садовую комнату, миссис Кингдом, — сообщил ей дворецкий.

Домоправительница приветствовала ее поклоном, и Беттина протянула ей руку.

— Замок просто потрясает, миссис Кингдом!

— Совершенно согласна с вами. Домоправительница деловито провела Беттину по длинному коридору, ка стенах которого в золоченых рамах висели многочисленные портреты. Беттине очень хотелось приостановиться и рассмотреть картины, на которых, она не сомневалась, были изображены предки герцога, но она напомнила себе, что у нее впереди еще будет немало времени, чтобы осмотреть весь замок.

Наконец миссис Кингдом открыла дверь в комнату, которая оказалась не такой большой и пугающе-роскошной, как опасалась Беттина. Наоборот, в спальне было очень уютно. Стены комнаты, покрытые китайскими обоями с цветочным рисунком, радовали глаз. Полог кровати тоже был украшен вышивкой с цветами. Мебель светлого дерева — удобная и изящная — была обита тканью с цветочным орнаментом.

— Какая красота! — воскликнула Беттина.

— Это — елизаветинское крыло, мисс. Его светлость совсем недавно тут поменяли всю обстановку.

— Просто прелесть! — сказала Беттина, осматриваясь. Помимо цветочного мотива, в комнате повсюду были живые цветы. Беттине показалось, что она поняла, почему герцог выбрал для нее именно эту комнату.

— А летом тут еще красивее, мисс, — с гордостью заявила миссис Кингдом. — Вот эти стеклянные двери выходят на балкон, а оттуда по лестнице можно спуститься в отдельный маленький сад, где все стены заросли глициниями.

— Звучит просто удивительно!

— Конечно, сейчас там один только снег.

— Я уже заметила, как необыкновенно тепло во всем доме, — сказала Беттина.

Домоправительница улыбнулась.

— Его светлость настаивают, чтобы в это время года камины топились во всех комнатах.

— Во всех? — изумленно переспросила Беттина.

— Да, мисс. Благодаря этому во время зимы во всем доме поддерживается высокая температура, и ни у кого из нас не бывает простуд, насморка и кашля, не то что в других поместьях.

— Это и правда, настоящая роскошь.

— Нам всем было бы стыдно, если бы нашим гостям не предоставлялись всевозможные удобства, — ответила домоправительница.

Беттина прекрасно знала, что когда прислуга говорит о доме «наш», а не приписывает его одному только хозяину, то это свидетельствует о том, что тут царит атмосфера согласия и довольства.

Снимая шляпку и ротонду, она думала о том, что выбор этой комнаты для нее свидетельствует о необыкновенном внимании герцога. Он выбрал для нее такую комнату, которую, как он знал, она оценит по достоинству благодаря своей любви к цветам. И только тут она заметила на туалетном столике две вазы, полные звездчатыми орхидеями.

Герцог должен был специально распорядиться по телеграфу, чтобы ей поставили именно эти цветы! Не веря в то, что ее скромная персона могла стать предметом такого внимания, Беттина поспешила сказать себе, что это — только случайное совпадение.

В комнату заглянула горничная, спросив, не нужна ли ей помощь, но Беттина уже готова была снова спуститься вниз.

Отыскав дорогу обратно в салон, она обнаружила, что там у камина ее ждет просто поразительный чайный стол. Сервированный редкой красоты серебром, он был уставлен вазочками со всевозможными сладостями.

— Мы дожидались, чтобы чай налили нам вы, — сказал герцог. — Вам надо привыкать к роли хозяйки дома.

Усаживаясь за стол, Беттина зарделась. Сэр Чарльз от чая отказался, но герцог попросил налить ему чашку. Потом Беттина налила чая и себе.

— Кажется, вы собираетесь что-то сказать, — заметил сэр Чарльз, когда герцог встал у камина спиной к огню.

— Я знаю, о чем хотите поговорить вы, Чарльз, — с легкой улыбкой ответил герцог, — но я намерен обсуждать нашу свадьбу только с Беттиной. Потом скажем вам, что мы решили.

— Вы ведете себя весьма бесцеремонно, — улыбнулся сэр Чарльз.

— А почему бы и нет? — осведомился герцог. — Это ведь Беттина будет выходить замуж, а раз она самая главная персона этого события, то все должно согласовываться с ее пожеланиями, а не с чьими-то еще.

— Да я не в обиде, — ответил сэр Чарльз. — Делайте, что хотите. Я просто счастлив тем, что двое людей, которых я люблю сильнее всего на свете, будут вместе.

— Думаю, Беттина захочет отдохнуть до обеда, — сказал герцог, — но я сам хотел бы показать ей замок, а сегодня будет уже слишком поздно.

— Естественно, — согласился сэр Чарльз. — Но это можно будет сделать завтра — если у вас нет других планов.

— Именно об этом я и собирался вам сказать! — с досадой проговорил герцог. — Мне придется уехать в Лондон. Всего на один день — я вернусь поздно вечером, но обязательно успею к ужину.

— Так что вы пас оставляете, — сказал сэр Чарльз.

— Надо полагать, вы найдете, чем заняться. Моя конюшня в вашем распоряжении. Вы ездите верхом, Беттина?

— Когда бывает возможность взять у кого-нибудь лошадь, — ответила она.

— Ну, вы увидите, что тут для вас будет достаточно широкий выбор, — сказал герцог и, обращаясь к сэру Чарльзу, добавил: — Завтра охотиться еще не стоит, Чарльз, но если не ударит особо сильный мороз, то, как мне сказали, в четверг будет уже можно.

— Тогда я завтра проедусь верхом вместе с Беттиной и проверю, не позабыла ли она все то, чему я ее учил, — отозвался сэр Чарльз.

— Очень жаль, что я не смогу поехать с вами, — сказал герцог, — но мне действительно необходимо побывать в Лондоне.

Беттина невольно подумала, не едет ли он туда для того, чтобы повидаться с леди Дейзи, и не намерен ли он сообщить и ей, и леди Тэтем о своем намерении жениться. А потом ей пришло в голову, что даже после того, как женится, он может продолжать поддерживать близкие отношения с этими женщинами.

Мысль об этом пронзила ее болью, и Беттина поняла, что ревнует. Прежде она не подозревала о том, что душевная боль может ощущаться так же остро, как физическая.

«Но что я могу поделать, раз так сильно его люблю? — спросила она себя. — Он так красив и привлекателен… Разве можно удивляться тому, что женщины, вроде леди Дейзи и леди Тэтем, пытаются привлечь к себе его внимание? Боюсь, что так будет всегда!»

Внезапно огромный замок и собственная незначительность показались Беттине невыносимыми, так что ей захотелось убежать и забиться куда-нибудь в уголок.

«Он вскоре разочаруется во мне», — горестно подумала она.

Однако, когда Беттина спустилась к обеду и внизу, в салоне, ее встретил герцог, показавшийся ей необычайно великолепным в модном фраке, она отбросила свои сомнения. Любые душевные муки показались ей пустячной платой за возможность любить его и быть его женой! На ней было одно из простых вечерних платьев, которые она носила и на яхте: одна из горничных успела его выгладить, когда все вещи были распакованы. Из вазы орхидей со своего туалетного столика Беттина взяла два цветка, которые и были приколоты к лифу ее платья. Приседая перед герцогом, она увидела, что его взгляд устремлен на цветы, и, прикасаясь к ним своими тонкими пальцами, сказала:

— Они стояли в моей комнате и заставили меня вспомнить те цветы, которые вы прислали мне, когда мы собирались во дворец хедива. Я была так рада их получить: ведь у меня не было драгоценностей!

— Я их помню, — отозвался герцог, — и сегодня вечером тоже прислал бы вам цветы к вашему туалету, если бы уже не решил подарить вам нечто другое.

С этими словами он взял со столика у камина небольшую коробочку и протянул ее Беттине.

— Эта вещь из числа фамильных драгоценностей Элвестонов, — пояснил он, но я подумал, что вам будет приятно ее носить, пока я не куплю украшений, которые будут принадлежать вам лично,

Беттина открыла футляр и негромко вскрикнула от восторга: на бархатной подушечке лежала брошь — веточка бриллиантовых цветов, изготовленных настолько искусно, что их можно было принять за настоящие.

— Какая прелесть! — ахнула она.

— Я не сомневался в том, что эта брошь вам понравится, — сказал герцог. — Ее сделал в прошлом веке выдающийся мастер-ювелир. Мне показалось, что она очень вам пойдет, Беттина.

— Спасибо, огромное вам спасибо! — воскликнула Беттина. — Мне можно ее носить?

— Я был бы глубоко разочарован, если бы вам не захотелось сделать это.

Беттина отколола орхидеи, которые украшали лиф ее платья, но когда она собралась приколоть чудесное украшение сама, герцог подошел, чтобы помочь ей. Он сделал это быстро и очень ловко, но на секунду Беттина ощутила прикосновение его теплых пальцев к коже — и по ее телу пробежал чуть заметный трепет.

Казалось, от герцога это не укрылось: он посмотрел ей в лицо, и когда их взгляды встретились, Беттина залилась краской.

Но они оба не успели больше ничего сказать: в салоне появился сэр Чарльз, и вскоре они втроем пошли обедать.

На следующий день Беттина в сопровождении отца осмотрела конюшни, а потом они вдвоем проехались верхом по парку.

Беттина уже довольно давно не сидела в седле, и ей еще никогда не приходилось ездить на таких великолепных лошадях, каких держал в своей конюшне герцог. Лошадь, которую ей выбрал старший конюх герцога, была просто чудесной.

К счастью, Беттина захватила с собой в плавание и амазонку, подаренную ей одной из ее подруг-француженок, когда ее собственная пришла в полную негодность. Амазонка была ей к лицу, но фасон у нее был слишком вычурный, совсем не такой, какой был в это время в моде в Англии. Критически осмотрев ее, сэр Чарльз сказал:

— Тебе надо бы заказать несколько самых модных амазонок в каком-нибудь салоне… «Басвейнс», наверное… Их амазонки считаются лучшими. Во время охоты не годится щеголять своими нарядами.

— Но, папа, насколько я знаю, «Басвейнс» — очень дорогой салон,

— Ну и что? — пожал плечами сэр Чарльз. — Какое тебе до этого дело?

Беттина вопросительно посмотрела на него, и после недолгого молчания он пояснил:

— Вэриен уже сказал мне, что оплатит твое приданое.

— Ох, папа! Но это же… нехорошо!

— Очень может быть, — ответил сэр Чарльз, — но нельзя же тебе являться на собственную свадьбу одетой, как Золушка. А доброй крестной у тебя нет. Как тебе хорошо известно, Вэриен привык видеть вокруг себя прекрасно одетых женщин.

Беттина ничего не сказала.

Она испытывала неловкость из-за того, что герцог будет платить за ее одежду прежде, чем она станет его женой, — но сэр Чарльз был готов принимать от него все, что только можно.

Судя по разговорам леди Дейзи и леди Тэтем, Беттина подозревала, что герцог преподносил им многочисленные подарки и оплачивал кое-какие их счета. Она понимала, что отец не поймет ее нежелания вести себя так же, как вели все женщины, окружавшие герцога. Но, как бы ей ни хотелось самой заплатить за собственную одежду, она знала, что они с отцом не могли бы себе этого позволить. И в то же время ее очень тревожил вопрос: что она может сделать или по крайней мере сказать, чтобы герцог понял, что Беттина не пытается жадно схватить все, что он только может ей дать.

Накануне вечером, когда она собралась ложиться и отколола брошь, которую он ей дал, ей показалось, что это нежное украшение, переливавшееся в свете, который заливал ее спальню, является каким-то особым знаком. Ей очень хотелось бы в это верить, но она попыталась убедить себя, что это пустые фантазии. Просто герцог был, как всегда, добр и внимателен, а брошь уже давно составляла часть коллекции драгоценностей Элвестонов…

В конце концов герцог ведь дал леди Дейзи и леди Тэтем те драгоценности, в которых они появились на приеме во дворце хедива!

Вспомнив об этом, Беттина решила, что все-таки предпочла бы орхидеи: это было чем-то личным, и до нее их не надевал кто-то другой!

Тут ей пришлось одернуть себя, что она проявляет неблагодарность к великодушному человеку. И тем не менее, когда Беттина легла в постель и ее комната погрузилась в темноту, которую немного разгонял только горевший в камине огонь, отбрасывавший неровные блики на прекрасные цветы на обоях, она чувствовала мучительную тоску по чему-то, чего не могла облечь в слова.

— Я должна была бы чувствовать себя самой счастливой девушкой в мире! — произнесла она вслух.

И все-таки чего-то ей не хватало!

Во второй половине дня пошел снег, и пока сэр Чарльз дремал в салоне у камина, Беттина ходила по огромной комнате, любуясь картинами, драгоценными вещицами и инкрустированными столешницами. Ей очень хотелось бы увидеть и другие помещения замка, но герцог сказал, что сам проведет ее по своему дому… Беттина поймала себя на том, что считает часы, оставшиеся до его возвращения.

— Я хочу говорить с ним, хочу быть с ним рядом, — чуть слышно прошептала она, гадая, какие планы строит герцог относительно их свадьбы.

«Возможно, он захочет, чтобы помолвка была продолжительной, — подумала она. — Так он сможет привыкнуть к мысли, что снова будет женат».

Ей было больно думать о том, что у него позади уже был брак, принесший ему столько неприятных переживаний.

«Я буду стараться выполнять все его желания», — мысленно пообещала себе Беттина, а потом стала молить Бога, чтобы его желания не включали в себя других женщин.

От этой мысли ее стало мучить сильнейшее беспокойство, она не могла усидеть на месте и разбудила отца, встревожив его своим поведением.

— Что это ты мечешься из угла в угол? — озабоченно спросил сэр Чарльз. — Что-то хочешь найти?

— Здесь можно найти бесчисленные сокровища, — улыбнулась Беттина. — Я еще никогда не видела, чтобы в одной комнате было столько прекрасных вещей!

— Подожди, вот увидишь остальной замок! — пообещал ей сэр Чарльз. — Его строило много поколений Элвестонов — и все они были коллекционерами… Каждый в своем роде.

Видя интерес Беттины к истории рода Элвестонов, он продолжил:

— В саду ты увидишь древние колонны и статуи, вывезенные из Греции, а в оружейном зале есть оружие, купленное в Индии и Турции. Коллекция французской мебели этого замка не имеет себе равных, и живопись просто превосходна!

— Папа, я хотела бы задать вам один вопрос, — сказала Беттина, усаживаясь рядом с отцом.

— Спрашивай, — разрешил сэр Чарльз.

— Как вы считаете, я смогу сделать герцога… счастливым?

Сэр Чарльз минуту молчал, а потом произнес совсем другим тоном, который был не похож на полный энтузиазма рассказ о сокровищах замка Элвестонов:

— Я понял, о чем ты хочешь меня спросить, Беттина. И я собираюсь быть с тобой честным. Не знаю!

— Я очень боялась, что вы так скажете, папа.

— Я люблю Вэриена, он превосходный человек, просто великолепный: щедрый, добрый и порядочный. И все-таки он словно окружил себя стеной, за которую не пускает никого, даже своих лучших друзей.

— Мне тоже так показалось, — согласилась Беттина.

— Это сдержанность — а может, отчужденность, которая появилась в нем после первого отвратительного брака, — пояснил сэр Чарльз. — Но что бы это ни было, к нему не подступишься.

Он поднялся с дивана и перешел к камину, где встал спиной к огню, и продолжил:

— Ты очень молода, Беттина. Твоему возрасту свойствен идеализм. Я знаю: на самом деле ты спрашиваешь меня, сможет ли Вэриен тебя полюбить. Ты хочешь счастливого конца, какие всегда бывают в сказках. Да и какой женщине этого не хочется?

Беттина молчала, не спуская глаз с лица отца.

— Я могу только надеяться на то, что ты найдешь то, что когда-то нашли мы с твоей матерью, — говорил сэр Чарльз, — подлинное счастье, которое бывает, возможно, только тогда, когда двое по-настоящему любят друг друга. Но в том, что касается Вэриена, я совершенно не могу предсказать, удастся ли тебе преодолеть тот барьер, который он воздвиг между собой и теми, кто пытается завладеть его сердцем.

Тут сэр Чарльз с досадой швырнул в камин мед окуренную сигару.

— Будь все проклято! — воскликнул он. — Мне следовало бы ответить тебе как-то по-другому. И надо было уверить тебя в том, что это возможно — и что у тебя это должно получиться!

— Я предпочитаю знать… правду, папа.

— Тогда я могу только сказать, что интуиция подсказывает мне, что шансы у тебя все-таки есть, — сказал сэр Чарльз. — На скачках мне не раз случалось ставить на какую-нибудь никому не известную лошадь, полагаясь только на чутье, и видеть, как она приходит к финишу первой. Конечно, это не сопоставимые вещи, но я привык доверять своей интуиции.

Беттина встала и, подойдя к отцу, поцеловала его в щеку.

— Спасибо вам, папа.

Она покинула салон, не зная, что сэр Чарльз проводил ее полным боли взглядом. Он остро чувствовал, что после смерти жены был ей плохим отцом — но что он мог поделать!

Они рано отправились спать: сэр Чарльз объявил, что для него это будет приятным разнообразием после того, как он чуть ли не каждый вечер допоздна играл в карты на «Юпитере». Кроме того, в снегопад его всегда клонит ко сну.

Всю вторую половину дня действительно шел снег, но когда Беттина выглянула из окна своей спальни, то из-за облаков уже выходила полная луна и кое-где на небе показались звезды. Конечно, этим северным звездам далеко было до светивших над пустыней ярких и огромных звезд, которыми она любовалась вместе с герцогом, но они все равно напомнили ей о нем. Как Беттине хотелось, чтобы поскорее настало завтра — тогда они с герцогом снова встретятся!

— Я люблю его! — прошептала она, глядя в небеса и моля их о том, чтобы наступил день, когда и он ее полюбит. — Хоть немного, Господи! — молила Беттина. — Хоть совсем чуть-чуть! Я не прошу о таком чудесном чувстве, которое было между папой и мамой, — только о капельке любви! Только чтобы ему хотелось быть со мной, только чтобы я не казалась ему скучной.

Свет луны заливал покрытый снегом небольшой сад, окруженный стеной, — именно по этому саду и была названа отведенная ей комната. Вдалеке Беттина видела деревья, голые ветви которых сгибались под тяжестью снега.

«Это — сказочная страна, — сказала она себе, — и хотя герцог, конечно, прекрасный принц, я не могу надеяться на то, что я — это принцесса, которую он искал всю свою жизнь».

От этой мысли девушка совсем упала духом. Отпустив тяжелую штору, она прошла к кровати и легла.

Пламя камина высвечивало цветы на китайских обоях, играло на орхидеях, стоявших на се туалетном столике, на пологе, который много веков назад чьи-то ловкие пальцы расшили незабудками, розами и ландышами…

«Все здесь удивительно прекрасно, но дому не хватает любви», — вдруг подумала Беттина.

Глаза у нее начали закрываться, и страна снов уже открывалась перед ней, когда она вдруг услышала какой-то тихий звук, донесшийся со стороны окна.

Поначалу она его едва заметила, а потом решила, что, наверное, по стеклу стучит ветка плюща. Во время ветра такое случалось часто, и во время пребывания в пансионе ей не раз приходилось просыпаться по ночам,потому что стены школьного здания были опутаны вьющимися растениями.

Звук повторился — и теперь Беттина явственно услышала, как открылась стеклянная дверь ее балкона. Она села в кровати — пока еще не испугавшись, а только удивившись. Шторы раздвинулись — и в ее спальню вошел… лорд Юстес!

Света от камина было достаточно, чтобы явственно разглядеть его лицо. Несколько секунд она смотрела на него в полном изумлении, а потом воскликнула:

— Лорд Юстес! Что вы здесь делаете?

Он решительно направился к ней, даже не сняв шляпы. И почему-то выглядел угрожающе в темном длинном дорожном пальто.

— Зачем вы приехали в замок? — спросила она.

— Я приехал за тобой!

— Что… вы хотите этим сказать?

— Именно то, что сказал.

Он подошел к кровати. Беттина смотрела на него, с трудом веря в происходящее. Ей даже показалось, что это дурной сон, но, увы, лорд Юстес резким, полным гнева голосом вернул ее к действительности.

— Я же говорил тебе, что намерен на тебе жениться, — сказал он. — И поскольку я понимаю, что сама ты не в состоянии принять такого решения, я принял это решение за тебя.

— Не понимаю, о чем вы говорите! — воскликнула Беттина. — Вы должны уйти отсюда — уйти сейчас же! Вы не имеете права находиться здесь, в моей спальне, — и вы прекрасно это знаете!

— Я и собираюсь уйти, — ответил он, — но ты уйдешь вместе со мной.

Тут он занес над ней руку, и Беттина увидела, что в его пальцах зажат носовой платок. Она испуганно отодвинулась, насколько позволяла постель, и, закрываясь руками, вскрикнула:

— Что вы… делаете? Уходите! Не прикасайтесь…

Не успела она договорить, как лорд Юстес набросил платок ей на лицо, лишив возможности говорить. Он завязал платок у нее на затылке, хотя она пыталась помешать ему, оттолкнуть руками… Ей не удавалось издать ни звука.

Беттина не могла толком сопротивляться; ей мешало одеяло. Она не успела вырваться от него и спрыгнуть с другой стороны кровати: лорд Юстес достал у себя из кармана широкую полосу ткани и, заставив ее прижать руки к бокам, крепко примотал их ей к телу. Он действовал настолько быстро и уверенно, что не успела Беттина понять, что происходит, как уже полностью лишилась способности двигаться.

Тогда лорд Юстес сорвал с нее одеяло, перетянул ей щиколотки второй полосой ткани, а потом завернул ее в одеяло, не обращая внимания на беспомощные попытки девушки освободиться.

Беттина поняла, что ей нечего надеяться на чью-то помощь, оставалось рассчитывать только на себя. В следующую минуту лорд Юстес замотал ее в одеяло так, что закрыл даже лицо, и подхватил на руки.

Тут Беттина поняла, что он намерен увезти ее с собой.

Она с отчаянием, подумала, что если ему удастся это сделать, то ни герцог, ни отец не смогут ее отыскать — и она будет целиком во власти лорда Юстеса, чего тот и добивался.

Ей хотелось кричать, молить о помощи — но ока не могла издать ни звука.

Девушка догадалась, что лорд Юстес вышел с ней через стеклянные двери на балкон, а потом начал спускаться по каменным ступеням лестницы, которая вела с балкона в обнесенный стеной сад.

Придя в полное отчаяние, Беттина стала мысленно звать герцога. Сердце говорило ей, что ее любовь заставит его услышать ее зов, заставит почувствовать, что она находится в опасности и нуждается в его помощи.

«Спаси меня! Спаси меня! Помоги мне! О, Боже — сделай так, чтобы он мне помог!» — мысленно молила она.

Лорд Юстес спустился в сад и направился по снегу к чугунной калитке, через которую из сада можно было попасть на лужайку перед замком. Трава была покрыта толстым слоем снега, заглушавшего его шаги. Беттине, которая была закутана с головой и не видела ничего вокруг, казалось, что темнота, обступившая ее, никогда уже не разожмет свои цепкие пальцы.

«Помоги мне! Помоги! — мысленно звала она герцога. — Он… увозит меня… и ты уже… никогда не сможешь… меня найти!»

И тут, словно небо действительно откликнулось на ее мольбу, она услышала знакомый голос. Герцог спрашивал:

— Что тут, к черту, происходит? Кто это? Раздался возглас — резкий, как пистолетный выстрел.

— Боже правый! Это вы, Юстес? Что вы здесь делаете?

— Забираю то, что по праву должно принадлежать мне, — грубо бросил лорд Юстес.

Беттина испугалась: вдруг герцог не поймет, что именно уносит лорд Юстес. Ей хотелось закричать, что опасность грозит ей, что он должен ее спасти… Но она не могла даже пошевелиться: руки лорда Юстеса сжимали ее, словно тисками.

— Что вы несете? — требовательно спросил герцог.

Беттина подумала, что, наверное, они оказались в тени стены, и поэтому, несмотря на яркую луну, герцог не может разглядеть странный сверток, который несет его брат.

— Это касается меня одного! — ответил лорд Юстес. — Дайте мне пройти, Вэриен!

— Не дам, пока не увижу, что именно вы решили украсть из моего дома, — ответил герцог.

— Я не имею намерения вам это показывать.

— Я настаиваю! Вы от меня так легко не отделаетесь!

Видимо, герцог сделал шаг к лорду Юстесу, потому что Беттина вдруг была бесцеремонно брошена на землю. Только благодаря толстому слою свежевыпавшего снега ее падение оказалось не слишком болезненным.

От резкого движения закрывавшее ей лицо одеяло откинулось, и теперь она увидела, что лорд Юстес, избавившись от нее, бросился на герцога с кулаками. Нападение сводного брата застало герцога врасплох, и он резко отдернул назад голову, чтобы избежать удара. От этого движения с его головы слетела шляпа. Лорду Юстесу все-таки удалось ударить герцога, и он пошатнулся, но уже в следующую секунду начал отвечать ударом на удар.

Беттина поняла, что драка идет жестокая: видимо, ненависть, которую годами копил лорд Юстес, нашла выражение в той ярости, с которой он наносил теперь удары. Однако герцог был выше и сильнее своего противника и — как предстояло потом узнать Беттине — был опытным боксером-любителем. Драка оказалась достаточно короткой: несколько молниеносных движений, глухие звуки ударов — и в следующее мгновение все уже было кончено.

Герцог нанес лорду Юстесу настолько мощный апперкот, что тот буквально подлетел в воздух — и только потом рухнул без чувств на снег. Однако герцог даже не стал смотреть в его сторону, а мгновенно обернулся к Беттине.

Он не стал развязывать платка, который закрывал ей рот, а подхватил на руки и, крепко прижимая к себе, понес ее обратно через сад, а оттуда поднялся по каменной лестнице на балкон и через стеклянные двери вошел в ее спальню.

Герцог приблизился к камину и опустил девушку на пол — полагая, видимо, что она сможет стоять на ногах. Но когда Беттина зашаталась и привалилась к нему, он понял, что она не может двигаться. Прижимая ее к себе одной рукой, другой он развязал узел платка, не дававшего ей говорить.

Беттина дрожала — и от пережитого страха, и от холода. Уткнувшись лицом ему в плечо, она разрыдалась.

— Ничего, ничего, — начал успокаивать ее герцог, — все в порядке. Вы в безопасности.

Одеяло скользнуло на пол, и он увидел путы, стягивавшие ее руки. Поспешно развязав ее, он снова поднял Беттину, чтобы отнести в постель, но она изо всех сил уцепилась за него и с трудом проговорила сквозь рыдания:

— Н-нет! Я н-не смогу здесь… спать! Он… в-вернется. Он меня… увезет!

Герцог не стал с ней спорить. Неся ее на руках, одетую в одну только ночную сорочку, он открыл дверь и пошел по длинному коридору. Почти все огни были потушены, но кое-где свет еще оставался, так что он двигался не в полной темноте. Он шагал довольно долго. Беттина тихо плакала, уткнувшись ему в плечо.

Когда он наконец открыл дверь какой-то комнаты, Беттина поняла, что они оказались в противоположном конце замка.

— Здесь вам ничто не угрожает, — произнес герцог. Это были его первые слова, обращенные к Беттине. — Вы в соседней со мной комнате, Беттина, и я обещаю, что никто больше не сможет причинить вам вреда.

Он уложил ее на кровать и развязал ей щиколотки.

Потом герцог укрыл ее одеялом и, выпрямившись, остался стоять у кровати — сильный и надежный. Беттина видела его силуэт на фоне пламени камина, но слезы слепили ей глаза, и она не смогла разглядеть выражения его лица. Она умоляюще протянула к нему руки.

— Не оставляйте меня… пожалуйста! — взмолилась она. — Не уходите… прошу вас!

— Я хотел бы поговорить с вами, Беттина, если вы в состоянии это сделать, — отозвался он. — Вы должны рассказать мне, что произошло. Но если я не закрою двери, вы разрешите мне выйти в соседнюю комнату и привести себя в порядок?

С этими словами он немного повернулся, и Беттина заметила, что воротник у него разорван, а на щеке — настоящая рана, из которой сочится кровь.

— Вы в крови! — встревоженно воскликнула она. — Лорд Юстес вас ранил!

Герцог прижал пальцы к щеке.

— По-моему, он просто рассек мне щеку своим кольцом с печаткой, — сказал он. — Это не страшно.

Он улыбнулся Беттине, а потом вышел — но не через ту дверь, в которую внес ее из коридора. Беттина догадалась, что эта дверь ведет в его спальню. Герцог оставил ее широко открытой, и она услышала, что он с кем-то переговаривается: видимо, это был камердинер, который не ложился, дожидаясь его возвращения.

«Я… рядом с ним. Он совсем близко, и лорд Юстес не сможет… причинить мне… никакого зла», — говорила себе Беттина, но сердце ее продолжало отчаянно колотиться, и она никакие могла поверить в то, что сегодняшний кошмар уже закончился.

У нее очень замерзли ноги и руки, но в комнате было тепло, и постепенно она начала отогреваться. В свете пламени Беттина смогла разглядеть, что оказалась в очень большой и красивой комнате с огромной кроватью с пологом, на которой она лежала. И полог, и шторы на трех высоких окнах были из синего узорчатого атласа. Но, по правде говоря, Беттине не слишком хотелось смотреть на обстановку — даже самую прекрасную. Взгляд ее почти сразу же устремился в сторону открытой двери, откуда к ней должен был вернуться герцог.

Как ему удалось вовремя оказаться на пути лорда Юстеса? Неужели ее мольбы о спасении долетели до него?

Ей показалось, что она ждала очень долго — но на самом деле прошло всего несколько минут, когда герцог снова вернулся в ее комнату и закрыл за собой дверь.

Он нагнулся, чтобы подложить в камин еще несколько поленьев, и когда пламя взметнулось вверх, залив всю комнату золотистым светом, она увидела, что он переоделся в бархатную куртку, такую же, как та, которую он иногда надевал на яхте. На шее у него был завязан белый шелковый шарф. Кровь со щеки он успел смыть.

Герцог показался Беттине таким привлекательным и надежным, что она невольно протянула к нему руки. Он уселся на край ее кровати лицом к ней.

— Даже не понимаю, как я мог догадаться, что вы оказались в такой прискорбной ситуации? — медленно проговорил он.

Беттина уцепилась за его руки, словно утопающий за спасательный круг.

— Я звала вас… — призналась она. — Я всем сердцем взывала к вам…,и вдруг вы… пришли!

— Видимо, инстинктивно я почувствовал, что с вами случилось что-то нехорошее, — сказал герцог. — Вернувшись из Лондона, я вдруг начал тревожиться за вас, хотя никак не мог понять, почему мне так неспокойно.

Улыбнувшись, он добавил:

— Я думал о вас, пока ехал в поезде, а когда оказался в замке, почему-то почувствовал уверенность в том, что я вам нужен.

— Вы… и правда, были мне… нужны! — прошептала Беттина. — Я… молила вас прийти как можно скорее!

— Я не решился зайти к вам в спальню, — сказал герцог, — поэтому отправился в это крыло, чтобы посмотреть на ваши окна. Я даже себе не могу объяснить, какая сила вынудила меня поступить именно так.

— Наверное… мой ангел-хранитель привел вас ко мне, — чуть слышно проговорила Беттина.

— И как раз, когда я говорил себе, что веду себя ужасно глупо, — отозвался герцог, — я вдруг заметил на снегу чьи-то следы и понял, что должен проверить, откуда они взялись.

— Я не могла кричать… но я молилась… чтобы вы пришли.

— Наверное, я это чувствовал, — ответил герцог. — А когда я увидел Юстеса, то у меня не осталось никаких сомнений относительно того, что случилось что-то очень нехорошее.

— Вы… догадались… что он несет меня? — спросила Беттина.

— Не сразу, — признался герцог. — Мне не приходило в голову, что он может нести человека. Я подумал, что мой братец решил забрать один из гобеленов. Они очень ценные, и он часто заявлял, что их следует продать, а деньги раздать бедным — по его выбору, естественно!

Герцог немного помолчал, а потом сказал:

— Только когда он бросил свою ношу на снег и накинулся на меня с кулаками, я начал догадываться, что происходит.

Тут Беттина с новой остротой ощутила весь пережитый ужас и, подавшись вперед, спрятала лицо на плече у герцога, как делала уже этим вечером, пока он нес ее сюда на руках.

— Я подумала… что он увезет меня из замка… и я больше никогда… вас не увижу! — чуть слышно прошептала она.

Он обхватил ее обеими руками и прижал к себе.

— А это вас очень огорчило бы? — спросил герцог. — Я часто задумывался над тем, не предпочли ли вы Юстеса. Он гораздо ближе вам по возрасту.

— Я… его ненавижу! — сказала Беттина. — Я давно чувствовала, что он… отвратительный… ужасный… но теперь я убедилась в том, что он просто… з-злодей!

— Ну, нет ничего злодейского в том, что он хотел на вас жениться, — сказал герцог.

— А что, если он… снова попробует? — очень тихо спросила Беттина.

Герцог взял ее за плечи и заставил откинуться на подушки. Глядя в ее широко открытые испуганные глаза, такие глубокие в теплом свете пламени, он сказал:

— Если хотите, то мы легко можем сделать так, чтобы у лорда Юстеса навсегда пропала охота повторять подобные попытки.

— Как мы можем это сделать?

— Поженившись как можно скорее.

Беттина чуть слышно ахнула, а герцог добавил:

— Как только вы станете моей женой, Беттина, больше никто не сможет вас похитить или оскорбить.

— Я чувствовала бы себя тогда спокойнее, — призналась она.

— И это единственное, что вы чувствовали бы?

Беттина молча смотрела на него, не понимая, к чему он клонит. Подождав секунду, герцог сказал:

— Я хочу, чтобы вы сказали мне, почему звали именно меня, когда вас так напугал Юстес. Ведь ваш отец при этом был совсем рядом!

Когда он договорил, наступило молчание, Беттина смущенно опустила глаза, но герцог нежно взял ее за подбородок и заставил смотреть ему в лицо.

— Не отводи глаз, Беттина! — сказал он. — Я хочу услышать ответ на мой вопрос.

— Я… я знала, что вы… вы бы меня спасли.

— Если бы я оказался рядом, — согласился герцог. — Но как вы могли знать, что я услышу ваш безмолвный зов, зов, который исходил из вашего сердца?

Беттина почувствовала, что не может отвести взгляда. Что-то настоятельно приказывало ей сказать правду, и она прошептала:

— Я была уверена… что вы услышите меня… потому что я… вас люблю!

Еще не договорив, она поняла, что ее признание в любви может оказаться для герцога не слишком приятным и поспешно добавила:

— Я… я не стану вам досаждать, как… те, другие женщины. Я не буду вас тревожить или устраивать сцены… Но я не могу вас не любить!

— Как и я не могу не любить тебя! — отозвался герцог. И в следующую секунду его губы прижались к ее губам,

Беттина была настолько изумлена, что на какое-то мгновение даже перестала, дышать. А потом она поняла, что именно об этом она так мечтала, именно этого так жаждала с той минуты, как впервые увидела герцога.

Она почувствовала, как по ее телу разливается необычайно сладкий жар, который окончательно прогнал остатки страха. С ним исчезли и неуверенность, и ревность, терзавшие ее при мысли о других женщинах, которые его любили.

А потом поцелуй заставил ее испытать такое счастье и блаженство, каких она еще никогда не знала. Казалось, те звезды, которыми они любовались вместе, и само волшебство пустыни стали частью этого поцелуя и удивительного ощущения близости с любимым человеком. Он слился с красотой замка… В поцелуе были музыка, и цветы, и восторг, который пронизал ее, словно луч лунного света, так что все тело ее трепетало.

Когда герцог наконец прервал поцелуй и приподнял голову, лицо Беттины, освещенное пламенем камина, сияло, а глаза блестели, словно звезды.

— Я люблю вас! Люблю! — восторженно повторила она. — Я не знала, что любовь может быть такой… чудесной!

— Я тоже не знал, — сказал герцог. Беттина мгновение молча смотрела на него, а потом робко спросила:

— Вы… говорите, что вы… немножко… меня любите?

— Я люблю тебя так сильно, как еще никогда и никого не любил! — ответил герцог. — До этой минуты я просто не знал, что такое любовь.

— Это правда?

— Правда. И я сам едва могу этому поверить. Теперь мне кажется, что я полюбил тебя с первой минуты нашей встречи, но только не желал в этом признаваться — даже себе.

— С первой минуты? — переспросила Беттина.

Она вспомнила, как герцог вошел в гостиную поезда рано утром, когда, кроме нее, там никого не было.

— Когда я увидел тебя у письменного стола с орхидеями на плече, — сказал герцог, — мне показалось, будто тебя окружает какое-то сияние.

— Вы говорите о том свете, который, как мы говорили… знаменует что-то необычайное? — спросила Беттина.

— В этом случае свет стал знамением любви, — отозвался герцог. — Любви, которой я прежде не знал, дорогая.

— Я не смею… этому верить! Вы такой необыкновенный… такой великолепный… Понятно, что я не могу… вас не любить. Но за что вам… любить меня?

Герцог улыбнулся.

— Может быть, за то, что ты так не похожа на всех женщин, с которыми мне приходилось встречаться прежде.

С этими словами он осторожно коснулся светлой волны волос, упавшей ей на плечи.

— Мне встречалось так мало хороших женщин, — сказал он. — А ты, моя любимая, очень хорошая, очень чистая и добрая.

— Мне хотелось быть хорошей… для вас, — призналась Беттина. — Я молилась, чтобы это было так, но не надеялась на то, что вы действительно… меня полюбите. Папа говорил, что, как ему кажется, вы никогда… не любили по-настоящему.

— Твой отец не ошибся, — согласился герцог. — Я считал, что любовь — это иллюзия, нечто неестественное и надуманное, вроде романтичных историй, которые так любят женщины. Но когда я увидел тебя, дорогая, я понял, что любовь — это сама жизнь. Жизнь, которой я никогда не знал и которой мне всегда так не хватало!

— Неужели я действительно… вызываю такие чувства? — удивленно спросила Беттина.

— Я испытывал такие чувства с той минуты, как узнал тебя, — подтвердил герцог. — И когда мы вместе любовались звездами, я с трудом удержался, чтобы не обнять и не поцеловать тебя — и не сказать тебе, как много ты для меня значишь.

— Почему вы этого не сделали?

— Я решил, что для этого не место и не время. И я был связан с людьми, которых такому чистому существу, как ты, следовало бы не знать.

Беттина сразу поняла, что он имел в виду леди Дейзи и леди Тэтем.

— Лорд Юстес тоже так говорил.

Герцог сокрушенно вздохнул.

— Юстес был прав. И ты даже представить себе не можешь, как я к нему ревновал!

— Ревновали? — воскликнула Беттина.

— Я же знал, что твой отец хочет, чтобы ты вышла за него замуж. Он уже говорил мне о своих планах, и поначалу я решил, что это был бы удачный брак. Он мог бы сделать из Юстеса не чудовище, в которое он себя превратил, а нормального человека. Но потом….

Герцог замолчал.

— Расскажите мне! — настоятельно прошептала Беттина.

— Я понял, что сам хочу на тебе жениться.

Он снова вздохнул.

— Я говорил себе, что слишком стар для тебя и что ты никогда не сможешь принять ту жизнь, которую веду я.

— Я… тоже очень этого боюсь, — призналась Беттина.

— Дело в том, что поначалу я просто не понял: то, что я называл своей жизнью, кончилось. Ее просто больше не существовало! — решительно ответил герцог. — С каждым годом она все сильнее мне надоедала: бесконечные однообразные увеселения и… да, дорогая, сменявшие друг друга женщины.

Герцог увидел, как в ее глазах промелькнула боль, и наклонился, чтобы снова ее поцеловать. Поначалу его губы были нежными, но потом, когда он ощутил ее робкий, неуверенный ответ, его поцелуй стал более властным и настойчивым.

Отстранившись от Беттины, он сказал:

— Нам с тобой предстоит сделать множество разных дел — таких, каких прежде я не предпринимал. И все они будут захватывающе интересными, словно мы вместе пустимся в новое приключение.

— Кажется, мне все это просто снится, — тревожно проговорила Беттина. — Я так мечтала услышать от вас именно такие слова. И в то же время я была уверена, что никогда их не услышу.

— Нам предстоит так много узнать друг о друге, — сказал герцог. — И мы начнем с кругосветного плавания на «Юпитере». Так мы увидим много новых мест и найдем новых друзей.

Беттине не было необходимости ничего ему отвечать, такой радостью осветилось ее выразительное личико. Прерывающимся голосом она спросила:

— А что, если… вам со мной наскучит?

— Если это случится, — ответил герцог, — или если я наскучу тебе, то это будет означать, что мы не любим друг друга по-настоящему. Но я почему-то уверен, дорогая Беттина, что нас связала очень сильная любовь. По-моему, наши сердца знали это еще тогда, когда мы вдвоем любовались звездами на борту яхты.

— Я поняла, что люблю вас… только когда вы не дали мне упасть за борт, — призналась Беттина.

— Мне невыносимо даже думать о том, что такое могло случиться! — снова ужаснулся герцог.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее глаза, щеки, нежную шею.

— Я люблю тебя! Боже, как я люблю тебя! — воскликнул он. — Но, дорогая, сегодня тебе пришлось пережить такой ужас, что мне следует поскорее уйти и дать тебе отдохнуть.

— Я… не хочу… чтобы вы уходили.

Беттина была слишком наивной, чтобы понять, что именно она сказала. С необычайно нежным выражением лица герцог сказал ей:

— Очень скоро настанет такая минута, когда я больше не буду с тобой расставаться. Мы будем вместе дни и ночи, мое сокровище, так что я смогу оберегать тебя. В моих объятиях ты всегда будешь в безопасности. — Еще раз поцеловав ее, он добавил: — Я не стану закрывать двери между нашими комнатами, на тот случай, если тебе вдруг станет страшно. Если ты меня окликнешь, я сразу же услышу и приду.

— Вы не могли бы проверить… заперты ли окна? — прошептала Беттина.

— За этими окнами — отвесная стена в тридцать футов, — успокоил ее герцог. — Уверяю тебя, что Юстесу сюда не добраться — если только он не превратится в паука!

Эти слова рассмешили Беттину — на что он и рассчитывал. Пройдя через комнату к окнам, он убедился в том, что все три окна действительно заперты. Возвращаясь обратно к кровати, он проговорил:

— Завтра мы обсудим планы относительно нашей свадьбы. Давай не будем откладывать это событие.

Беттина кивнула и нерешительно обратилась к нему: — А мне можно попросить вас об одной вещи?

— О какой? — спросил он.

— Вы не станете сердиться?

— Я обещаю, что никогда не буду на тебя сердиться.

— Тогда, пожалуйста… можно, чтобы церемония была очень скромной? — спросила Беттина.

Герцог ничего не ответил, и, подождав секунду, она добавила:

— Мне невыносимо было бы чувствовать, что ваши друзья… ненавидят меня за то, что я — ваша жена. И еще…

— Говори!

— Мне не хотелось бы в день нашей свадьбы думать о том, что вы, влиятельный герцог, не пара такой девушке, как я. Я хочу, чтобы вы были просто мужчиной. Мужчиной, которого я люблю и которого Господь дал мне в мужья!

Герцог молчал. Беттина испугалась, что ее просьба показалась ему оскорбительной, и она поспешно сказала:

— Но, конечно, если вы желаете чего-то другого… Я не стану возражать и сделаю все, как вы хотите!

Герцог взял ее руку и прижался к ней губами.

— Я не ответил тебе сразу, чудесное ты создание, потому что был потрясен тем, как мне повезло. Я просто счастливейший из смертных! Именно такое отношение мне и хотелось бы видеть от моей жены. Относись ко мне просто, как к Вэриену Вестону. И как Вэриен Вестон я еще раз повторю, что люблю тебя всем сердцем.

— Ох… Вэриен!

Беттина обвила руками его шею. И когда его губы снова взяли ее в плен, она поняла, что Бог исполнил все се молитвы.

Глава седьмая

Проснувшись, Беттина несколько секунд не могла сообразить, где она находится. Но потом расслышала удары волн о корпус судна и ощутила, как раскачивается яхта.

Вчера бушевал шторм, и герцог настоял на том, чтобы она оставалась в постели, но сегодня ей показалось, что море стало менее бурным.

Она сладко потянулась.

Поперек ее тела лежало что-то довольно тяжелое.

Беттина, не открывая глаз, протянула руку и дотронулась до чего-то мягкого. По-прежнему не глядя, она попыталась определить, что это такое. В эту минуту рядом с ней раздался голос ее мужа:

— С Рождеством тебя, дорогая!

Ощутив прилив несказанного восторга, она открыла глаза и заглянула в лицо герцогу, низко склонившемуся над ней, так что его губы были совсем близко.-

— С Рождеством! Ох, Вэриен! Я собиралась поздравить тебя первой!

— Ты очень крепко спала, — ответил он. — И казалась, как всегда, прекрасной!

Она продолжала попытки на ощупь определить, что лежит у нее на одеяле, — и вдруг радостно вскрикнула:

— Чулок! Ты приготовил мне к Рождеству чулок!

Она быстро села в постели, полная по-детски радостного нетерпения и любопытства.

— Мне не дарили чулка с двенадцати лет! — сказала она. — Я так огорчилась, когда мама и папа сказали, что я стала слишком взрослой для таких подарков.

— А по моему, ты все еще достаточно юная, чтобы его получить, — ответил герцог.

Белокурые волосы Беттины рассыпались у нее по плечам, и она действительно казалась в эту минуту очень юной и необычайно очаровательной. Взгляд ее был устремлен на рождественский чулок, лежавший у нее поперек кровати. Из него высовывалось с полдюжины красно-золотых хлопушек с сюрпризами.

Полулежа в кровати, опираясь на локоть, герцог смотрел на нее нежным взглядом, которого прежде не видел на его лице никто.

Беттина быстро вытащила хлопушки и разложила их на кровати.

— Мы их скоро откроем, — сказала она, — но сначала я хочу посмотреть, что там есть еще.

С этими словами она извлекла из чулка то, что сначала показалось ей просто красиво украшенной коробочкой, но, когда она открыла ее, оттуда раздалась музыка.

— Я давно мечтала о музыкальной шкатулке! — воскликнула Беттина. — Судя по виду, она старинная.

— Ты не ошибаешься, дорогая, — подтвердил герцог. — Сделана во Франции в восемнадцатом веке. Я так и подумал, что она тебе понравится.

— Как ты догадался?

— Я обратил внимание на то, что тебе доставляло самое большое удовольствие, когда мы вместе осматривали замок.

Беттина улыбнулась ему счастливой улыбкой, а про себя подумала, что прежде никто не наблюдал за ней так внимательно, понимая при этом все, что она чувствует.

— Это так чудесно! — сказала она. — Но я считала, что наши подарки лежат под елкой в салоне.

— В чулке — особые подарки, — ответил герцог.

— Как интересно! — воскликнула она. — Жалко только, что я не придумала для тебя особых подарков.

— Я получил его от тебя вчера, — тихо проговорил он, и Беттина зарделась.

Нежная мелодия музыкальной шкатулки подошла к концу, и, поставив коробочку на кровать, она снова запустила руку в чулок. Оттуда появилась обезьяна на палочке. Это была детская игрушка: у нее была такая, когда она была еще очень маленькой.

— Где это тебе удалось ее купить? — изумленно спросила она.

— По правде говоря, их продавал уличный торговец у двери моего клуба, — улыбнулся герцог.

— Просто чудо! — восхитилась Беттина, дергая за бечевку, чтобы заставить обезьяну карабкаться вниз и вверх по палочке.

Снова отложив подарок, она стала исследовать содержимое чулка.

На этот раз оттуда были извлечены яблоко, апельсин, коробочка с дорогими конфетами и еще одна старинная коробочка, относящаяся к георгианскому периоду: в таких хранились крошечные черные кусочки ткани — мушки, которые дамы в напудренных париках наклеивали себе на лицо.

— Какая славная! — воскликнула Беттина. — Она всегда будет стоять у меня на туалетном столике!

Следующая коробочка оказалась бархатной и явно предназначалась для ювелирных изделий. Беттина хотела было сразу же ее открыть, но герцог положил руку поверх ее и сказал:

— Попробуй угадать, что там.

— Не могу даже представить себе.

— Тогда посмотри и реши, понравится ли тебе такая вещица.

Беттина открыла коробочку. Внутри оказался золотой браслет, к которому были прикреплены буквы из многоцветных драгоценных камней. Беттина вслух прочла надпись:

— «Я люблю Беттину».

Она тихо вскрикнула от радости.

— Как тебе удалось придумать такое оригинальное украшение?!

— Мне показалось, тебе приятно будет носить его на яхте: бриллианты Элвестонов слишком торжественны и для такой обстановки не подходят.

— Я буду носить его каждый день! Пожалуйста, Вэриен, милый, помоги мне его надеть!

Он поцеловал ей запястье, а потом застегнул браслет.

Беттина подняла руку повыше, и падающий сквозь иллюминатор свет заставил сверкать разноцветные драгоценные камни.

Она решила было, что чулок уже опустел, но внутри оказалось что-то еще. Вытащив небольшую кожаную коробочку, она с любопытством посмотрела на нее: в ней было что-то знакомое. А потом, открыв крышку, она вскрикнула от радости, потому что внутри оказалась небольшая бриллиантовая звезда, которую оставила ей мать и которую продал отец, когда она должна была вернуться из пансиона.

— Как тебе удалось ее найти? Как ты сумел сделать мне такой подарок, которому я рада больше всего на свете? Какой ты молодец, Вэриен! Я так счастлива ее получить!

— Твой отец рассказал мне, как должен был ее продать, чтобы купить тебе платья для поездки в Египет, — сказал герцог. — Я отправился в магазин — и, к счастью, она еще была там.

Беттина смотрела на мужа подозрительно влажными глазами: звезда живо напомнила ей о матери.

— Спасибо тебе… спасибо за чудесные подарки, — проговорила она. — Но ты и без того дал мне так много! Мне не следовало бы брать что-то еще.

— Это все — знаки моей любви, — ответил он. — И я намерен дарить тебе еще очень и очень много всего, моя очаровательная жена.

Беттина подумала, что с момента их свадьбы он может выражать свое чувство, только делая ей подарки.

Во время скромного обряда в домашней церкви замка, на котором присутствовал один только сэр Чарльз, когда они стояли на коленях у алтаря, она горячо молилась. Беттина молила Бога помочь ей сломать стену, которую герцог воздвиг вокруг своего сердца, и добиться того, чтобы он любил ее так же сильно, как любит его она.

Ей казалось, что любить сильнее, чем она уже любит, просто невозможно, но оказалось, что с каждым днем, с каждой минутой, которую они проводили вместе, ее чувство все растет и крепнет. Она решила, что она попала в какой-то дивный сон, такой ослепительно прекрасный, что он не может быть реальностью. И в то же время она была полна одухотворенной радостью, такой сильной, какой прежде никогда не знала.

Ей достаточно было только посмотреть на герцога, и все ее тело начинало трепетать и петь, словно тонко настроенный музыкальный инструмент. Когда он прикасался к ней, по ее телу разливался жар, и ее наполняли новые, невыразимо сладкие чувства.

В день свадьбы, спускаясь по лестнице замка в тончайшей кружевной фате, которая служила уже нескольким поколениям невест Элвестонов, и надетой поверх нее тиаре, она чувствовала, что входит в сказочный мир. Можно было подумать, что та сказка, о которой ей не советовал мечтать отец, все-таки становится реальностью.

Герцог сказал ей, что она на самом деле та сказочная принцесса, которую он искал всю жизнь, — и она поверила ему.

В то же время Беттина сознавала, что та отчужденность, к которой он себя, приучил за долгие годы, не может исчезнуть без следа по мановению волшебной палочки. Стена, окружающая его сердце, может разрушиться только постепенно, благодаря чуду их любви. Ей одной предстояло найти сердце, которое он с таким успехом прятал от окружающих все эти годы.

Еще несколько дней тому назад ей было страшно. Но теперь, когда поцелуи герцога сказали ей, как она ему нужна, Беттина твердо уверилась в том, что его любовь — это не просто физическая страсть, а чувство духовное, святое.

Беттина бесстрашно смотрела вперед, на ожидающие ее трудности.

И все-таки, когда он надел ей на палец кольцо и она услышала, как его красивый низкий голос повторяет слова брачного обета, девушка почувствовала, что они действительно становятся одним целым.

«Наша любовь дарована Богом, — думала она, — и выстоит, какие бы испытания нам ни пришлось перенести».

Герцог сам решил, когда именно должно произойти их бракосочетание, и определил, как они проведут медовый месяц. Он действовал так стремительно, что не только у Беттины, но и у сэра Чарльза дух захватывало.

— Неужели вы действительно собираетесь так быстро уехать за границу! — изумленно запротестовал сэр Чарльз.

— Беттине хочется посмотреть остальную часть Суэцкого канала, — ответил герцог, — и попасть в Красное море.

Озорно поблескивая глазами, он спросил у Беттины:

— Разве не так?

— А мы, и правда, можем скова туда поехать? — спросила Беттина, вспоминая, как ей было грустно при мысли 0 том, что она может больше никогда не вернуться в эти места. Это было тогда, когда они вернулись на яхту после празднества в Исмаилии.

— Свадебное путешествие у нас будет очень длинное, — сказал герцог, — так что, когда вернемся, мы уже будем давным-давно женаты, и такая старая супружеская чета ни для кого не будет представлять интереса.

Беттина решила, что знает, почему он решил скрыться от общества сразу после своей женитьбы. И в то же время более удивительного и чудесного плана она себе и представить не могла!

— Я приветствую вашу идею как в высшей степени разумную, — негромко сказал сэр Чарльз.

— Я так и знал, что вы меня поймете, Чарльз, — отозвался герцог, встречаясь взглядом со своим будущим тестем.

Оба они думали о том, как защитить Беттину. Если ее не будет в Англии, значит, ей не придется выслушивать всех гадостей, которые непременно станут говорить все прежние возлюбленные герцога при известии о том, что он женился. К тому же за длительное путешествие пока они будут наслаждаться южным теплом и посещать самые отдаленные уголки света, Беттина успеет привыкнуть к мысли о том, что она стала герцогиней, и будет лучше готова взять на себя неизбежные для женщины столь высокого положения обязанности.

— Так что тебе остается только снова уложить свои вещи, — сказал герцог Беттине, а потом добавил, снова обращаясь к сэру Чарльзу: — Мне неприятно было бы думать о том, что в Рождество вам будет одиноко, Чарльз. Поэтому я хотел бы предложить, чтобы вы остались в замке и пригласили для компании кого-нибудь из своих друзей. Вы сможете выезжать на моих лошадях, и мои погреба тоже будут в полном вашем распоряжении.

— Вы это серьезно предлагаете, Вэриен? — переспросил изумленный и тронутый сэр Чарльз.

Беттина вложила свои пальцы в его руку.

— Вы должны согласиться, папа, и тогда нам не будет стыдно за то, что мы уезжаем, оставляя вас на рождественские праздники одного. Когда я была маленькая, Рождество было для нас совершенно особым праздником, помните?

Сэр Чарльз принял приглашение герцога с нескрываемым удовольствием, и когда в день свадьбы Беттина и герцог уезжали по свежевыпавшему снегу, она сказала:

— Вы были так добры к моему отцу! Не могу представить себе, что бы могло доставить ему большее удовольствие, чем возможность выступить в роли хозяина замка!

— Он позаботится о том, чтобы лошади не застаивались, — отозвался герцог, и она поняла, что он немного стесняется собственной щедрости.

Накануне свадьбы, оставшись с герцогом наедине, Беттина неуверенно спросила:

— А что стало с лордом Юстесом?

— Ты можешь не вспоминать о нем по крайней мере еще несколько лет.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я отправил его заниматься владениями нашей семьи в Западной Африке. Он найдет там для себя обширное поле деятельности. И, несомненно, там найдется множество несправедливостей, с которыми он с наслаждением будет бороться.

— Он согласился уехать?

— У него не было выбора, — ответил герцог. Голос его прозвучал очень сурово, и Беттина укоризненно сказала:

— Вы заставили его повиноваться вам!

— Да. Я не допущу, чтобы тебе пришлось бояться или беспокоиться из-за того, что он находится в Англии.

Беттина хотела было сказать, что больше его не боится, но не успела, потому что герцог начал ее целовать. Охвативший ее восторг заставил совершенно забыть о лорде Юстесе: она могла думать только о герцоге и о том, как сильно она его любит.

До того, как состоялась их свадьба, ей казалось, что она еще очень плохо знает своего будущего мужа — и это немного пугало ее. Однако, когда они снова очутились на «Юпитере», он перестал казаться ей таким пугающе далеким, как в освященном столетиями и полном роскоши огромном замке Элвестонов.

Теперь, когда атмосферу яхты не отравляли бесконечные склоки двух ревнивых и бесцеремонных особ и хмурые взгляды вечно недовольного всем лорда Юстеса, казалось, что она полна безмятежного счастья. Проводившей каждую минуту рядом с герцогом или в его объятиях Беттиие казалось, что они находятся на волшебном корабле, который плывет к таинственной цели полного блаженства, где никто не сможет нарушить их счастье.

Благодаря зоркости, которую дарила ей любовь, она видела, что стена, которой он окружил свое сердце, начинает исчезать. Из его голоса исчезли сухие интонации, во взгляде больше не было суровости, губы больше не складывались в циничную улыбку. Теперь его глаза, как и его слова, говорили ей о любви, и Беттина часто замечала на его лице такую нежность, что у нее сжималось сердце.

Она не знала, что в мыслях герцога она отождествилась с нежным цветком, с которым он впервые ее увидел. Человеку с его жизненным опытом было понятно, что юная и невинная девушка не знает еще очень многих вещей, которым ему предстояло ее научить, — но сердце подсказывало, что он должен быть осторожным и мягким, чтобы не испугать ее.

Беттина даже не представляла себе, каким усилием воли он сдерживал себя, добиваясь ее расположения и любви так, как не добивался еще ни одной женщины. И наградой за его внимание и нежность стала уверенность в том, что он будит в ней восторг, который делал для нее их близость поистине божественной. Она действительно стала цветком, который открывал свои лепестки навстречу лучам солнца.

С каждым днем ее страсть пробуждалась все сильнее — и наконец, накануне ночью, он разжег в ней то пламя, которого добивался, которое было таким же жарким, как пламя страсти, бушевавшее в нем самом. Их близость оказалась настолько удивительной, что он и сам испытал трепет восторга, равного которому не знал ни в одной из своих многочисленных любовных связей. Засыпая, он подумал, что нашел магический алмаз любви, который хотят найти все мужчины — но находят только немногие счастливцы.

— Я люблю тебя! Ах, Вэриен, как я тебя люблю! — говорила сейчас ему Беттина.

Он поцеловал ее глаза, а потом приник к губам, притянув к себе. Ее тело казалось еще нежнее по контрасту с его мужественным, атлетически развитым телом.

— Мне просто не верится, что сегодня Рождество! — сказала она. — А мы с тобой тут только вдвоем. Я боялась, что в замке будет огромный… и довольно пугающий торжественный прием.

— А я его вовсе не собирался устраивать, — отозвался герцог. Он догадался, что Беттина вспомнила о леди Дейзи, которая пыталась напроситься к нему в гости.

— Я так рада, что встречаю Рождество с тобой наедине, — сказала Беттина.

— Будет еще немало встреч Рождества, на которые тебе захочется созвать гостей, — улыбнулся герцог.

— Это зависит от того… кто будут эти гости.

— Мы будем выбирать, кого приглашать, вместе — как вместе будем делать и все остальное, — пообещал он. — Я не сомневаюсь, что ты станешь прекрасной хозяйкой на этих приемах. Должна же ты попробовать все, что наш главный повар традиционно готовит на Рождество: плам-пудинг и другие не менее трудно перевариваемые блюда.

— А стены замка будут украшены ветками омелы — чтобы, по традиции, целоваться под ними?

— Я могу целовать тебя и без них, — ответил герцог.

С этими словами он снова нашел ее губы и почувствовал, как затрепетало ее тело.

— Я по-прежнему могу будить в тебе желание, любимая?

Щеки у нее заалели. Вдруг снова смутившись, она спрятала лицо у него на плече.

— Прошлая ночь была такая удивительная! — прошептала она. — Мне показалось, что ты… увлек меня к звездам… тем ярким звездам, которые мы увидим над Суэцем.

— Мы будем стоять и любоваться ими, как в ту первую ночь, — отозвался он. — И ты сможешь снова сказать мне, какое это счастье — жить!

— И еще большее счастье — быть твоей женой, — страстно сказала Беттина. — И еще большее — знать, что и ты немного меня любишь.

— Ты, и правда, считаешь, что только немного? — спросил герцог.

— Я люблю тебя всей душой и всем сердцем — всем моим существом! И, может быть, когда-нибудь ты тоже будешь любить меня так же.

— Я не стану утверждать, что люблю тебя так сильно, как только могу любить, — сказал герцог, — по той простой причине, что с каждым днем я вижу, что мое чувство к тебе обретает все большую глубину, о существовании которой я прежде даже не подозревал.

Он поднял голову, любуясь Беттиной — ее вспыхнувшими краской щеками, первым огнем страсти, загоревшимся в ее глазах, чуть приоткрывшимися губами, из которых вырывалось неровное дыхание, вздымающейся и опадающей грудью под тонким шелком ночной сорочки.

— Я все хочу понять — что в тебе есть такое, отчего ты не походишь на всех остальных, — признался он. Нежно отведя пряди волос с ее лба, он добавил: — Ты прекрасна, но это только малая часть твоего очарования. Может быть, сокровище мое, все дело в чистоте твоей души, которая сияет в твоих глазах. Она взывает прямо к моей душе, а ведь до встречи с тобой я успел забыть о том, что она у меня есть!

Беттина широко распахнула глаза: он еще никогда так не разговаривал с ней! Она обвила руками его шею и притянула к себе его голову, чтобы их губы снова сблизились.

— Мы принадлежим другдругу! — страстно сказала она. — Теперь я не сомневаюсь в том, что мы — единое целое. Но, любимый мой муж, ты — самая главная часть… А я считаю себя счастливой составлять… небольшую долю тебя.

— Может, она и небольшая, но самая главная, — отозвался герцог. — Ведь это ты нашла для нас обоих секрет счастья.

— И это… любовь? — спросила Беттина.

— Конечно, — подтвердил он. — Та любовь, которую я уже давно не надеялся найти и которая — что неудивительно — совершенно отсутствовала там, где я пытался ее искать.

Беттина понимала, что он думает о веселых и в то же время совершенно бессмысленных и пустых развлечениях тех, кто собирался в Мальборо-Хаусе и в его собственном лондонском доме. Потом он проговорил, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней:

— Но у нас все равно остаются обязательства, прекрасная моя женушка, по отношению к месту, где мы родились, и в связи с тем общественным положением, которое изволил определить нам Бог.

Беттина поняла, что он хочет ей сказать, и тихо проговорила:

— Ты должен помочь мне избегать ошибок. Я понимаю, что очень невежественна во многих вопросах… Но если ты будешь рядом со мной, я постараюсь делать все, что ты будешь мне говорить.

— Ты еще очень юная, — сказал герцог, — но в твоей прекрасной головке немало мудрости.

Поцеловав ее в лоб, он добавил:

— Сегодня мы не станем говорить о том, что ждет нас в будущем, а будем только наслаждаться нашим счастьем: ведь это — наш медовый месяц, и мы встретили наше первое Рождество.

— Мне хочется именно этого. Но я хочу сказать тебе одну вещь.

— Что же ты хочешь мне сказать?

Она положила голову ему на плечо и едва слышно прошептала:

— Прошлой ночью, перед тем как заснуть, я думала о том, какой ты необыкновенный и какое… невероятное, невыразимое счастье ты мне подарил.

Герцог крепче обнял ее и поцеловал в макушку. Беттина продолжала говорить все так же тихо:

— И еще я думала о тех подарках, которые ты мне сделал: великолепное обручальное кольцо, меховая шуба, платья, которые нам предстоит получить в Ницце… А теперь к ним прибавилась еще и мамочкина бриллиантовая звезда! Ах, Вэриен, ты столько всего мне подарил!

— А хотел бы подарить еще гораздо больше, — отозвался он. — Я так сильно тебя люблю, дорогая, что хотел бы достать с неба звезды и ожерельем обвить их вокруг твоей шеи.

— Ты именно это и сделал, — прошептала Беттина, — но только эти звезды оказались… у меня в сердце.

— Как и у меня.

— Но я еще не договорила то, что собиралась.

— Я тебя слушаю.

— Так вот, мне было больно думать о том, что я ничего не могу дать тебе взамен.

Герцог хотел что-то сказать, но она прижала пальцы к его губам, и он только молча поцеловал их.

— Мне очень хотелось дать тебе что-нибудь в знак моей любви: что-то, чего не купишь за деньги, — потому что денег у меня нет, — но что сказало бы тебе, как сильно я тебя люблю и как я благодарна судьбе за тебя.

Наступило короткое молчание, а потом Беттина еще теснее прижалась к своему мужу и, крепко сжимая его пальцы, сказала:

— И тут словно какой-то голос сказал мне, как я должна буду выразить тебе мою любовь.

— Скажи мне, — нежно попросил ее герцог.

— Я постараюсь… родить тебе сыновей, и чтобы все они были похожи на тебя.

— А я бы хотел и много дочерей, похожих на тебя, мое счастье.

Его голос чуть дрогнул, и Беттина поняла, что он глубоко тронут ее словами. Одновременно в глазах его вспыхнул огонь страсти.

— Если у нас будут дети, — добавила она, — замок не будет казаться мне… таким пугающим.

— Тебе ничего не надо бояться, пока рядом с тобой буду я, — отозвался герцог.

— А если тебя… не будет?

Он понял, как много таится за этим простым вопросом, и склонил голову, чтобы коснуться губами ее губ.

— Там, где буду я, будешь и ты, — пообещал он. — Ты принадлежишь мне, Беттина, и я не смогу без тебя жить, Мое тело принадлежит тебе, также как твое — мне, но это относится и к нашим мыслям, чувствам и мечтам. Моя жизнь нерасторжимо слилась с твоей, и теперь, и до скончания веков мы будем вместе.

Эти слова уверения прогнали последнюю неуверенность и сомнения, которые еще оставались в ее душе. Подставляя ему губы, трепетавшие в ожидании его поцелуя, она поняла, что последняя стена, которая окружала его сердце, рухнула.

Он принадлежал ей — целиком и полностью — так же, как она — ему.

А в следующую секунду он уже целовал ее — страстно, жадно, властно, и она отдалась восторгу любви, который опять увлекал ее к звездам.

1

Мне плохо, очень плохо (фр.)

(обратно)

2

Нет, это невозможно (фр.)

(обратно)

3

Сердечные дела (фр.)

(обратно)

4

Спасибо, тысячу раз спасибо (фр.)

(обратно)

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

*** Примечания ***