Шли последние минуты старого года. Николай Гаврилов, хозяин дома, разливал шампанское по бокалам гостей. Гаврилов-младший застыл у «феерического» аппарата собственной системы. В двадцать четыре ноль-ноль аппарат должен был произвести салют небывалой силы. Гаврилова-младшая приготовилась по сигналу брата погасить верхний свет.
В комнате стоял запах хвои и апельсинов. И стояла тишина: стрелки часов подвигались к двенадцати. Телевидение вот-вот должно было донести со Спасской башни двенадцать ударов. В этот момент раздался дверной звонок. Отставив бокал, хозяин бросился в переднюю. Он не дал раздеться гостям, а едва узнав дочь своего старого товарища Гнатюка, сидевшего тут же, потащил их к столу. Куранты пробили торжественную минуту. Комната погрузилась во мрак, раздался угрожающий треск, и все осветилось огнем фейерверка. Под нестройное «ура» зазвенели бокалы...
Появление молодых людей, церемония представления внесли в застолье еще большее оживление. Дочь Гнатюка Елену многие знали, а вот спутник ее действительно оказался «новеньким». Имя и фамилия у него были русские — Иван Черных, а внешность несколько необычная. Большой рост, гладкие черные волосы, раскосые глаза, заметные скулы. «Мой муж», — сказала Елена и, улыбаясь, добавила, что прежде всего должна познакомить его с отцом, который пока знает зятя лишь по письмам.
Первые часы Нового года прошли отлично. Покончив с праздничным ужином, гости танцевали, пели, вспоминали забытые детские игры. В четвертом часу отправились к университету посмотреть на Москву. Около пяти вернулись и потребовали чая с обещанными пирогами. За чаем Гаврилов предложил послушать новогодние, или, как в старину говорили, святочные, рассказы.
И сами хозяева и большинство гостей принадлежали к бродячему племени строителей. Ветераном среди них был Василий Егорович Потанин. Он составлял когда-то чертежи Днепрогэса, сооружал Беломорско-Балтийский канал, а потом канал Москва — Волга, строил сибирские гидростанции. Он приближался к восьмидесяти, но продолжал работать консультантом.
— Тебе первому слово, — обратился к нему хозяин. — Ты старший, подай пример!
— Что бы такое припомнить... — задумался Потанин. — Впрочем, расскажу вам, как летел из Казани в Куйбышев. Было это... неважно, когда было, важен случай. В Казань я приехал по нашим строительным делам и, закончив их тридцать первого декабря, решил попасть на Новый год к своим.
Привезли меня к вечеру на аэродром, а он закрыт. Метет ужасно, ни посадок, ни взлетов. Мой провожатый уговаривает меня остаться в Казани, приглашает к себе, но я и в мыслях не держу отложить возвращение домой. Правда, дежурная по аэропорту ничего определенного не обещает. Дескать, погоду заказываем не мы, прогноз неутешительный. Ну-с, жду. Время ползет. Пять часов, шесть, семь... Будто потише стало, а вылетов не дают. Снова иду к дежурной. Не знаю почему, за какие мои качества, она мне посочувствовала и сказала, что сейчас к ней подойдет пилот, который везет в Куйбышев срочный груз и попытается пробиться. «Попроситесь к нему, — говорит, — он человек добрый, может и вас взять». Так и вышло. Через какие-нибудь полчаса я оказался в хвосте забитого тюками ИЛа, в обществе трех молодых и веселых летчиков. А надо сказать, за день набегался да поужинал с коньячком в аэропорту: не успели мы взлететь, я уже спал. Проснулся свежий, отдохнувший. Поразила тишина. Моторов не слышу, ничего не слышу, и темно, словно ночью в Крыму. «Где я? — думаю. — В Казани? Или в Куйбышеве?» Взглянул на стрелки часов: двадцать минут одиннадцатого. По времени — Куйбышев. «Какого черта, — думаю, — они меня не будят? Ну и народ, эти летчики. Похоже, забыли обо мне». В темноте пробираюсь вперед и, к превеликой радости, нахожу дверь самолета открытой. Выглянул — ни огней, ни строений. А слева у лесенки стоят летчики и курят. «Хороши типы, — мысленно ругаю их, — курят себе, видно, действительно забыли про меня. Этак и Новый год прозевать недолго, а мне женой обещана индейка». Скатываюсь вниз и подхожу к пилотам с обидой и претензией.
— Так что же было? — нетерпеливо спросил кто-то из гостей.
— Отказали один за другим оба мотора, и пока я спал, экипаж успел и с жизнью на всякий случай попрощаться и чудом, как принято говорить, посадить тяжелую машину на заснеженное поле. Я спустился к ребятам, когда они докуривали первую сигарету и собирались будить пассажира, то есть меня.
— А как же Новый год? — торопил рассказ нетерпеливый гость.
— Прекрасный был Новый год. Мы не дотянули до аэродрома каких-нибудь десяти километров. Вышли на шоссе, проголосовали. Через час я добрался до дома. К сожалению, не мог привезти к себе летчиков. Они спешили в аэропорт.
— Занимательная история, — раздалось рядом с
Шли последние минуты старого года. Николай Гаврилов, хозяин дома, разливал шампанское по бокалам гостей. Гаврилов-младший застыл у «феерического» аппарата собственной системы. В двадцать четыре ноль-ноль аппарат должен был произвести салют небывалой силы. Гаврилова-младшая приготовилась по сигналу брата погасить верхний свет.
В комнате стоял запах хвои и апельсинов. И стояла тишина: стрелки часов подвигались к двенадцати. Телевидение вот-вот должно было донести со Спасской башни двенадцать ударов. В этот момент раздался дверной звонок. Отставив бокал, хозяин бросился в переднюю. Он не дал раздеться гостям, а едва узнав дочь своего старого товарища Гнатюка, сидевшего тут же, потащил их к столу. Куранты пробили торжественную минуту. Комната погрузилась во мрак, раздался угрожающий треск, и все осветилось огнем фейерверка. Под нестройное «ура» зазвенели бокалы...
Появление молодых людей, церемония представления внесли в застолье еще большее оживление. Дочь Гнатюка Елену многие знали, а вот спутник ее действительно оказался «новеньким». Имя и фамилия у него были русские — Иван Черных, а внешность несколько необычная. Большой рост, гладкие черные волосы, раскосые глаза, заметные скулы. «Мой муж», — сказала Елена и, улыбаясь, добавила, что прежде всего должна познакомить его с отцом, который пока знает зятя лишь по письмам.
Первые часы Нового года прошли отлично. Покончив с праздничным ужином, гости танцевали, пели, вспоминали забытые детские игры. В четвертом часу отправились к университету посмотреть на Москву. Около пяти вернулись и потребовали чая с обещанными пирогами. За чаем Гаврилов предложил послушать новогодние, или, как в старину говорили, святочные, рассказы.
И сами хозяева и большинство гостей принадлежали к бродячему племени строителей. Ветераном среди них был Василий Егорович Потанин. Он составлял когда-то чертежи Днепрогэса, сооружал Беломорско-Балтийский канал, а потом канал Москва — Волга, строил сибирские гидростанции. Он приближался к восьмидесяти, но продолжал работать консультантом.
— Тебе первому слово, — обратился к нему хозяин. — Ты старший, подай пример!
— Что бы такое припомнить... — задумался Потанин. — Впрочем, расскажу вам, как летел из Казани в Куйбышев. Было это... неважно, когда было, важен случай. В Казань я приехал по нашим строительным делам и, закончив их тридцать первого декабря, решил попасть на Новый год к своим.
Привезли меня к вечеру на аэродром, а он закрыт. Метет ужасно, ни посадок, ни взлетов. Мой провожатый уговаривает меня остаться в Казани, приглашает к себе, но я и в мыслях не держу отложить возвращение домой. Правда, дежурная по аэропорту ничего определенного не обещает. Дескать, погоду заказываем не мы, прогноз неутешительный. Ну-с, жду. Время ползет. Пять часов, шесть, семь... Будто потише стало, а вылетов не дают. Снова иду к дежурной. Не знаю почему, за какие мои качества, она мне посочувствовала и сказала, что сейчас к ней подойдет пилот, который везет в Куйбышев срочный груз и попытается пробиться. «Попроситесь к нему, — говорит, — он человек добрый, может и вас взять». Так и вышло. Через какие-нибудь полчаса я оказался в хвосте забитого тюками ИЛа, в обществе трех молодых и веселых летчиков. А надо сказать, за день набегался да поужинал с коньячком в аэропорту: не успели мы взлететь, я уже спал. Проснулся свежий, отдохнувший. Поразила тишина. Моторов не слышу, ничего не слышу, и темно, словно ночью в Крыму. «Где я? — думаю. — В Казани? Или в Куйбышеве?» Взглянул на стрелки часов: двадцать минут одиннадцатого. По времени — Куйбышев. «Какого черта, — думаю, — они меня не будят? Ну и народ, эти летчики. Похоже, забыли обо мне». В темноте пробираюсь вперед и, к превеликой радости, нахожу дверь самолета открытой. Выглянул — ни огней, ни строений. А слева у лесенки стоят летчики и курят. «Хороши типы, — мысленно ругаю их, — курят себе, видно, действительно забыли про меня. Этак и Новый год прозевать недолго, а мне женой обещана индейка». Скатываюсь вниз и подхожу к пилотам с обидой и претензией.
— Так что же было? — нетерпеливо спросил кто-то из гостей.
— Отказали один за другим оба мотора, и пока я спал, экипаж успел и с жизнью на всякий случай попрощаться и чудом, как принято говорить, посадить тяжелую машину на заснеженное поле. Я спустился к ребятам, когда они докуривали первую сигарету и собирались будить пассажира, то есть меня.
— А как же Новый год? — торопил рассказ нетерпеливый гость.
— Прекрасный был Новый год. Мы не дотянули до аэродрома каких-нибудь десяти километров. Вышли на шоссе, проголосовали. Через час я добрался до дома. К сожалению, не мог привезти к себе летчиков. Они спешили в аэропорт.
— Занимательная история, — раздалось рядом с
Последние комментарии
5 часов 2 минут назад
5 часов 15 минут назад
5 часов 48 минут назад
6 часов 21 минут назад
21 часов 51 минут назад
22 часов 36 секунд назад