Спящите трубочистики [Уолтер Деламар] (fb2) читать постранично

Уолтер ДЕЛАМАР

СПЯЩИЕ ТРУБОЧИСТИКИ

Walter De La Mare

THE THREE SLEEPING BOYS OF WARWICKSHIRE

Эта таинственная и поучительная история случилась во времена шекспировской Англии с ненасытным скрягой

и его учениками–трубочистиками.

Сочинил ее один из лучших английских детских

поэтов и сказочников 20 века.

В длинной низкой белёной комнате на верхнем этаже краснокирпичного дома, что на Плезант–стрит в Черитоне, разместилась в стеклянных шкафах поразительная коллекция простых и витых раковин, морских водорослей и цветов, кораллов, окаменелых останков, пучеглазых рыбин, птичьих чучел и «русалок». Ещё были здесь ящики и якоря, пушки и куски янтаря, кварца и разных руд, заморские редкости и диковины, и всякий хлам.

И долгие, долгие годы — озаряемые светом, лившимся сквозь узкие окна с резными каменными плодами и соцветиями, со старинными свинцовыми желобами — долгие, долгие годы лежали здесь в непробудном сне в просторном стеклянном ящике Три Спящих Мальчика из Уорикшира. История эта ведется издавна, но ведь какую историю ни возьми, хоть грустную, хоть весёлую, уведёт она нас далеко–далеко назад. Году примерно в 1600, когда Королеве Елизавете исполнилось шестьдесят семь лет, а Уильям Шекспир написал «Юлия Цезаря», в двадцати четырёх милях от Стратфорда–на–Эвоне умер богатый мельник по имени Джон Джеймс Нолликинс. Мельница у него была отменная — самая лучшая во всём Уорикшире, но никто из соседей, во всяком случае из тех, кто победнее, видеть его не мог. Это был угрюмый жестокосердый старик с жадно сжатыми кулаками. Он обманывал крестьян и никогда не имел жалости к тем, кто попадал в его клещи.

Старея, он становился ещё злей и скаредней, так что под конец стал морить голодом даже своих лошадей. Умер он богачом, но мало кто из соседей скорбел о его кончине. Со смертью же стали таять и его денежки. Три сына мигом заграбастали всё наследство и, как шакалы, стали раздирать на куски то, что осталось от трапезы льва. Богатства уплывали из их рук, как песок утекает сквозь сито. Они бражничали, играли в кости и карты, ставя на кон, сколько на ум взбредёт, веселились, кутили и пировали, но не могли бы отличить отрубей от доброго зерна.

Скоро они проиграли не только дело отца, но и все его сбережения. Крестьяне говорили, что в муке' теперь попадались пыль и даже камни, а иногда и плевелы, и шёл от неё затхлый мышиный запах. Но сынам‑то что за дело? Они устраивали крысиную охоту с терьерами, но не чтоб крыс прогнать и муку спасти, а забавы ради. Всё на мельнице ветшало, обращалось в прах и руины. Крылья были в заплатах и стучали на ветру, крыша прохудилась, а где раньше была лишь кристальная вода, ручей и запруда обросли водорослями. Если же кто‑то из бедных крестьян пытался пожаловаться, в ответ они слышали лишь пьяную ругань и насмешки.

Так, года через три–четыре, когда околела с голоду последняя кобыла мельника, его сыновья разорились вконец, и было это неизбежно, даже если бы в одну промозглую ветреную ночь, когда они бражничали и горланили на мельнице, младший не опрокинул бы чадящую лампу на стол и не спалил бы всё до основания. Старший, похватав что можно, подался в море, в иноземные края, где помер от жёлтой лихорадки в Тобаго. Второго сына взял к себе дядюшка, златокузнец из Лондона, только оказался этот сын таким ленивым и непонятливым, что больше ломал, чем чинил. Наконец, когда он проглотил китайскую персиковую косточку с затейливой резьбой, которую привёз в Италию сам Марко Поло, хозяин так разгневался, что тут же прогнал его раз и навсегда. Он поехал на Восток и стал рыбным торговцем на Ратклифской дороге, где была у него лавка вроде сарая, а перед ней — длинная скамья. Но и тут он оказался нерадивым, а вскоре стал делать, что ни попросят (да так, чтоб вовсе не просили) в саутуоркском театре «Глобус», где видел своими глазами Шекспира, одетого привидением в «Гамлете», и где в сцене из «Гамлета» его чуть не убили.

А младший сын, которого тоже звали Джереми, женился на богатой вдове седельника. У неё был островерхий дом на Хай–стрит в цветущем городе Черитоне в восьми милях от Бишоп Хитчингсуорта. Вернувшись домой после медового месяца, он первым делом пририсовал к портрету седельника большой красный нос. Вторым делом, он утопил в дождевой кадке хозяйскую кошку за то, что оголодавшая бедняжка своровала сыр. Третьим делом, он сжёг нарядный воскресный чепчик своей супруги вместе с её париком. И как только она с ним уживалась, остаётся для нас тайной, но уживалась как‑то.

Было у этого Джереми три сына: Джоб, Джон и ещё один Джереми. Нельзя сказать, что семейство это процветало, а можно сказать, что спускалось оно по лестнице ступенька за ступенькой до самого низу. Но потом вдруг опять стало подниматься. У детей Джереми дела пошли лучше. Его младшая дочка вышла за состоятельного скупщика, и уже