Болтунья [Вернор Стефан Виндж] (fb2) читать постранично

Вернор Виндж
Болтунья

Бывают мечты, которые умирают долго. У некоторых из них случается предсмертная ремиссия… и это, быть может, самое худшее.

От концерта «Возрождение Элвиса» до центра кампуса было два километра. Хамид Томпсон выбрал обходной путь, через поля Баркера и Старую Секцию. Болтунье эта дорога явно нравилась больше. Она бегала туда-сюда по тропе и пряталась в старые тараканьи норы, исподтишка скрадывая

птиц, которых подманивала голосом. Как всегда, охотилась она больше для удовольствия, чем для еды. Когда птица подлетала поближе, голова Болтуньи взлетала, тыкалась в птицу носом и разражалась человеческим смехом. Ей давно не приходилось этого делать: птицы на ее обычных путях поумнели, и с ними уже было не позабавиться.

Когда начались скальные обрывы за Старой Секцией, норы кончились и птицы стали осторожнее. Теперь Болтунья шла рядом, жужжа про себя: обрывки из Элвиса пополам с обзорами новостей месячной давности. Минуту-другую она могла идти молча… прислушиваясь, что ли? Что бы ни говорили злопыхатели, она вполне могла не спать и молчать часами - но даже тогда Хамид иногда чувствовал в голове жужжание или прилив боли. Мембраны Болтуньи могли излучать в диапазоне двести килогерц, а это значит, что почти все ее подражание для человеческих ушей было недоступно.

Они вышли на край обрыва.

- Сядь, Болтунья. Я хочу перевести дыхание.

«И полюбоваться видом… И решить, что же мне, ради всего святого, с тобой делать»,

Обрывы были самой высокой точкой обзора в провинции Нью-Мичиган. Расстилавшиеся вокруг равнины пестрели прудами и были исчерчены ручьями и реками - лучшая пахотная земля на всем континенте. С орбиты первые колонисты ничего лучше не могли найти. Легче было сесть на воду, но колонисты искали наилучшие шансы на долговременное выживание. В тридцати километрах от Хамида, полускрытое серым туманом, виднелось место посадки, отмеченное стеклистыми полосами. Учебники истории сообщали, что три года ушло на спуск всех людей и того, что удалось спасти от огромного корабля. Даже сейчас еще стекло слабо излучало - добавочная причина миграции с перешейка на Уэстленд.

Если не считать леса возле посадочных полос да старого университетского городка под самым обрывом, во все стороны расстилались поля - бесконечные квадраты черного, коричневого и зеленого. Осень уже давно вступила в свои права, и последние земные деревья сбросили цветные листья. Тянувший из долин ветерок- нес холод, обещавший в ближайшем времени снег. До Хэллоуина было меньше недели. Да уж, Хэллоуин. Интересно, был ли за сорок тысяч лет истории Человека хоть один Хэллоуин, отмеченный так, как будет на той неделе. Хамид подавил желание обернуться на Маркетт. Обычно это было его любимое место: столица планеты, население четыреста тысяч - настоящий город. В детстве поездка в Маркетт заменяла путешествие к дальним звездам. Но сейчас мечту сменила реальность, а звезды так близко… Даже не оборачиваясь, Хамид знал, где сейчас баржи Туристов. Они плавали разноцветными шарами над городом, хотя каждая весила не меньше тысячи тонн. А это все - их шаттлы. После «Возрождения Элвиса» Хэллоуин - последняя достопримечательность туристского маршрута в Маркетте. Потом Туристы летят дальше, к наполовину поддельным пикам Американы.

Хамид откинулся на сухой мох, покрывавший камень.

- Ну, так что мне с тобой делать, Болтунья? Продать тебя? Тогда мы оба отсюда выбрались бы.

Болтунья насторожила ушки.

- Говорить? Разговаривать? Спорить?

Она устроила свои сорок килограммов рядом с Хамидом и ткнулась головой ему в грудь. Из передних мембран зазвучало мурлыканье, как от кошки вселенского масштаба. Это был розовый шум, пронизывающий грудь Хамида гудением, и камень, на котором они с Болтуньей лежали, резонировал. Мало что ей так нравилось, как хороший разговор на равных. Хамид погладил черную с белым шерсть.

- Я говорю, надо ли тебя продавать?

Мурлыканье стихло, и казалось, что Болтунья действительно думает над вопросом. Она вертела головой туда-сюда, кивала ею - отличная имитация одного профессора из университета. Потом она подняла большие темные глаза:

- Не торопите меня! Я думаю. Ду-ма-ю.

Она стала вылизывать гладкую шерсть у горла. Насколько знал Хамид, она действительно пыталась понять, и иногда говорила даже почти осмысленно. Наконец она закрыла пасть и заговорила:

- Надо ли тебя продавать? Надо ли тебя продавать?

Интонации были Хамида, но голос не его. В таких разговорах она обычно говорила голосом взрослой женщины (и Очень красивой, как казалось Хамиду). Это не всю жизнь так было. Когда она была щенком, а Хамид - мальчишкой, она говорила мальчишеским голосом. Цель была ясной: она знала, какой голос ему будет приятнее всего услышать. Животная хитрость, что ли?

- Ну, - сказала она наконец, - я знаю, что я думаю. Покупай, а не продавай. И всегда по самой лучшей цене.

Она часто высказывалась в стиле оракула. Но Хамид