Эмигранты [Анатолий Владимирович Софронов] (fb2) читать онлайн

Анатолий Софронов Эмигранты ^{Драма в двух действиях}

Действующие лица

Курбатов.

Белодед.

Афанасьев.

Ряжских.

Нелли.

Виккерс.

Джеф.

Терри.

Николова.

Николов.

Джеймс.

Дама в сером.

Линкс.

Дзюбин.

Глазырин.

Ирина.

Елисеев.

Неизвестный.

Рейсборн.

Бой.

Посетители ресторана.

Медицинские работники.

Официанты.

Участники ансамбля.

Действие первое

Картина первая

Больница. Комната рядом с операционной. Белый стол, белые стулья. В комнате — капитан корабля Белодед и врач Афанасьев, они прислушиваются к тому, что происходит за стеной. Афанасьев поднимается, подходит к двери, прислушивается. Входит Джеймс.

Афанасьев (Джеймсу). Операция кончилась?

Джеймс. Да.

Афанасьев. Аппендицит?

Джеймс. Да, гнойный.

Афанасьев. Операция была тяжелой?

Джеймс. Еще час-полтора, и было бы поздно.

Афанасьев. Удастся остановить перитонит?

Джеймс. Положение тяжелое. Прошу заполнить карту на пациента. (Передает Афанасьеву бланк.)

Афанасьев присаживается к столу, пишет. За дверью шум, голоса: «Сюда нельзя. Это закрытая клиника». Входят Виккерс и Николова.

Виккерс. Здравствуйте...

Джеймс. Кто вы, господа? К кому?

Виккерс. Мы из Общества австралийско-советской дружбы... Извините... (Представляя.) Миссис Елена Николова, а я Фрэнк Виккерс, докер.

Белодед. Очень рад... Я капитан корабля «Ондатра», а это товарищ Афанасьев, наш врач.

Николова. Мы пришли сказать, что хотели бы помочь нашему советскому другу. Постараемся, чтобы он не чувствовал себя одиноким.

Белодед (недоверчиво). Благодарим вас, но мы уже известили наше посольство...

Николова. Ваше посольство у Тихого океана, а здесь Индийский. Мы ближе к больному, мы постараемся быть с ним, помогать ему.

Белодед. Простите, но почему мы должны верить вам?

Николова. Я болгарка... Во время войны боролась против фашизма. Была в лагере смерти... В Освенциме. (Показывая руку.) Вот мой лагерный номер... Бежала... Оказалась в Австралии.. У нас с вами одни и те же друзья и те же враги, товарищ капитан...

Белодед. Извините меня, но я не хотел...

Открывается дверь. Люди в белых халатах везут спящего Курбатова. Каталка скрывается. Ряжских и Джеймс остаются в комнате. Ряжских раздраженно смотрит на Николову и Виккерса.

Ряжских. В чем дело, господа?

Николова. Господин доктор, мы хотели хотя бы изредка посещать советского моряка.

Ряжских. Пожалуйста...

Виккерс. Понимаете, мы из Общества австралийско-советской дружбы.

Ряжских. Понятно...

Николова. А он один в чужой стране.

Ряжских. Он не в чужой стране, он в больнице.

Николова. Мы надеемся на вас, профессор... Мы знаем, вы ведь русский.

Ряжских (вспылил). Я? Я австралийский подданный! Понимаете? Прошу вас покинуть клинику.

Виккерс. Хорошо. Елена, не будем беспокоить доктора. До свидания, профессор.

Николова (Афанасьеву и Белодеду). До свидания. (Уходит вместе с Виккерсом.)

Ряжских (Джеймсу). Очень прошу вас следить за порядком в клинике.

Джеймс. Хорошо, шеф.

Афанасьев. Как состояние больного, коллега?

Ряжских. Положение крайне тяжелое, но будем надеяться.

Афанасьев. Я заполнил карту на Курбатова. (Подает бланк Джеймсу.)

Ряжских (сам берет бланк, читает). Курбатов, Василий Тихонович, русский, место рождения — Смоленск. (Глядя на Афанасьева.) Курбатов?

Белодед. Да, Курбатов.

Ряжских (продолжает читать. После молчания). Я могу быть еще чем-нибудь вам полезен?

Белодед. Мы хотели бы до ухода корабля еще раз повидать Курбатова.

Ряжских. Вам препятствовать не будут.

Белодед (несколько торжественно). Благодарю вас от имени моей страны... Вы спасли жизнь советскому гражданину и нашему товарищу.

Ряжских. Мой долг врача.

Афанасьев. До свидания, коллега.

Ряжских. До свидания.

Афанасьев и Белодед уходят. Ряжских берет в руки медицинскую карту Курбатова. Входит Нелли.

Нелли. Кто будет вести русского?

Ряжских. Джеймс...

Нелли. Папа, что с тобой? Ты чем-то расстроен?

Ряжских. Нет, ничего. Была трудная операция.

Нелли. Неправда. Что случилось, папа? Я чувствую, что-то случилось.

Ряжских. Так, вспомнил... одну историю...

Нелли. Что вспомнил? Скажи мне!..

Ряжских. Все этот русский моряк... Я никогда не говорил тебе... Мой отец, а твой дед, был ветеринарным врачом в Смоленской области. Я тогда учился в Смоленске. В конце тридцатых годов отец был арестован. Обвинен в контрреволюции, будто отравлял скот... Так в жизнь нашей семьи вошел человек по имени Курбатов...

Нелли. Курбатов?

Ряжских. Да. Следствие вел Тихон Васильевич Курбатов... А этот моряк Василий Тихонович Курбатов. Вдруг все нахлынуло... Когда немцы захватили Смоленск, я работал хирургом в районной больнице... А потом... Я не остался на родине. Оказался перемещенным лицом. Трудно, очень трудно все вспоминать по порядку. Все причины и следствия... В Западной Германии встретил русскую женщину, твою маму. Там ты и родилась. Я оперировал пленных, стал настоящим хирургом... Но немцы русского врача не признавали... Сколько может испытать человек? Все было... Унижения, страдания... Нет крыши... Нет дома... Нет родной земли. Вокруг стеклянные глаза и холод недоверия... Тогда мы с мамой решили уехать из Европы как можно дальше — от ненависти и от разрушенных городов. Хотелось тишины, спокойной работы. Так мы оказались здесь, в Австралии... На краю света. Здесь я могу работать наконец в полную меру своих сил, своих способностей.

Нелли. Бедный мой папа... Я очень тебя люблю! (Обнимает отца.)

Линкс (входя с Неизвестным). Профессор Ряжских?

Ряжских. Да.

Линкс. Разрешите?

Ряжских. У меня была тяжелая операция.

Линкс. Я не задержу вас... Всего несколько слов. (Выжидающе смотрит на Нелли.)

Ряжских. Нелли, собирайся. Мы скоро поедем домой.

Нелли уходит.

Линкс. Я хотел бы знать, как чувствует себя больной. Советский матрос Курбатов.

Ряжских. Кто вы такой?

Линкс. Я Линкс... Эдвард Линкс... Мое имя, конечно, ничего вам не говорит. Но я представляю некую организацию, обязанность которой наблюдать за некоторыми жителями нашей страны. Уточняю, некоторыми, не всеми. Вас это устраивает? Итак, каково состояние советского моряка?

Ряжских. Состояние больного тяжелое.

Линкс. Нас интересует, можете ли вы, в зависимости от ситуации, ухудшить или улучшить самочувствие больного?

Ряжских. Врачи призваны улучшать здоровье пациентов.

Линкс. Вы полагаете, всех пациентов? Это слишком щедро для нашего сложного века. Насколько нам известно, вы живете хорошо. Вы хозяин образцовой клиники. У вас обширная практика. Вы нашли в Австралии то, чего не имели нигде, и прежде всего в своей стране. Не забывайте о чувстве благодарности тем, кто помог вам стать профессором, известным хирургом. (Помолчав.) А вот ваши бывшие соотечественники отправили вашего отца на тот свет. Не так ли?

Ряжских. Я не знаю, при каких обстоятельствах умер мой отец.

Линкс. При первом удобном случае я дам вам кое-какие справки по этому вопросу. Кстати, вы помните, как вы появились в Австралии?

Ряжских. Приехал из Германии.

Линкс. Из Западной Германии, где вы работали простым врачом.

Ряжских. Я работал в лагере для перемещенных лиц.

Линкс. Но все-таки работали у немцев?!

Ряжских. Я нужен был больным людям и не интересовался перед операциями их анкетой.

Линкс. И все же вы работали у фашистов. Такие пятна, как вам известно, не отмываются.

Ряжских. Но я живу в Австралии уже пятнадцатый год. В чем вы можете меня упрекнуть?

Линкс. Насколько нам известно, вы еще не получили официальные права называться гражданином Австралии. Вы еще «перемещенное лицо». Или я ошибаюсь?

Ряжских (после молчания). Нет, вы не ошибаетесь.

Линкс. Тогда сделайте кое-какие выводы. Мой совет: тщательно охраняйте своего пациента. Изолируйте его от всех посторонних. Матрос Курбатов может нам понадобиться. Кстати, при благоприятных обстоятельствах вы можете ускорить то, чего так добивались в последние годы — прав австралийского гражданства. Но это — между прочим... Я обещал вас задержать на короткий срок. Выполнять свои обещания — мое неизменное правило. Покидаю вас. Я мог бы подвезти вас к вашему коттеджу, но у вас собственный автомобиль. Кажется, «форд» прошлогоднего выпуска? Я не ошибаюсь, доктор?

Ряжских. По-моему, вы никогда не ошибаетесь.

Линкс. Благодарю вас за взаимопонимание. Это то, чего так не хватает в современном мире. Гуд бай! (Уходит. За ним — Неизвестный.)

Ряжских устало садится. Входят Нелли и Джеймс.

Ряжских. Да... Сейчас, Нелли. Где Джеймс?

Джеймс. Я здесь, господин профессор.

Ряжских. Как больной?

Джеймс. Спит.

Ряжских. Я еще вернусь. Вот что, Джеймс, вы сами будете сегодня дежурить?

Джеймс. Да, шеф.

Ряжских. Следите за пульсом и температурой. Никого к нему не пускайте. Чтобы никто, никакие друзья здесь не появлялись. Вы меня поняли?

Джеймс. Конечно, шеф. По-моему, вас я всегда понимаю.

Ряжских (подавая ему бланк). Почему вы оставили здесь карту?

Джеймс. Собирался привести все в порядок после вашего ухода.

Ряжских. Это документ...

Джеймс. Я прошу вас не беспокоиться, профессор.

Ряжских. Мы едем, Джеймс.

Джеймс. И, пожалуйста, отдохните.

Ряжских. Я еще вернусь сегодня, хотя и надеюсь на вас. (Уходит с Нелли.)

Джеймс (берет бланк в руки, читает). Василий Курбатов... Город Смоленск.

Картина вторая

Ресторан «Балалайка». Радиола играет «Цыпленок жареный». За разными столиками сидят: Глазырин, Джеф, Терри, Виккерс, Николовы, Ряжских, Нелли, у стойки — Елисеев. Среди столиков бродит ошалевший от водки Дзюбин.

Дзюбин (подходя к Глазырину). Власовцев здесь нет! Эх!.. Нету, нет! (Глазырину.) Не приходил еще?

Глазырин. Нет еще. Ждем.

Дзюбин. Ждем-пождем, да еще попьем. (Елисееву.) Давай сюда.

Елисеев (подходя к столику). Слушаю, господин Дзюбин.

Дзюбин. Водки!

Елисеев. Могу предложить настоящую «Столичную», непосредственно из Москвы.

Дзюбин. «Смирновская» для тебя плоха стала?

Елисеев. Не тот букет.

Дзюбин. Без Москвы не можете обойтись, господин Елисеев.

Елисеев. У «Столичной» вкусовые качества, одобренные всем цивилизованным миром.

Дзюбин. Красную пропаганду разводишь?

Елисеев. Помилуй бог, господин Дзюбин.

Дзюбин. И вообще смени название заведения! Опять пропаганда!

Елисеев. Что вы, балалайка — народный русский инструмент. Символ России...

Дзюбин. Символ? А ты видел, что делалось, когда эти символы в Австралию приезжали? В театре был, когда эти девки в сарафанах танцевали, юбками трясли?

Елисеев. Признаться, любовался... Красавицы, одна другой лучше...

Дзюбин. Ты брось свою агитацию... Это красные засылают диверсантов, да еще в юбках. Думай!

Елисеев. Какие ж они диверсанты? Ансамбль «Березка». Плавно танцуют, пе правда ли, господин Глазырин?

Глазырин. Истинная правда. Я не согласен с тобой, Федор Прокофьевич. Они танцевали, а я плакал.

Дзюбин (передразнивая). «Плакал»!

Глазырин. Представь себе... Вспомнил орловские просторы. Березки белые, с детства родные...

Дзюбин. Во! Во! На это бьют. На чувствительность! Думай! Читай про большевистские зверства, и о шпионах тоже пишут во всех газетах. Они тебе танцами мозги туманят. А ты смотришь и слюни пускаешь. Не желаю «Столичной», давай «Смирновскую».

Елисеев. Пожалуйста... Вам по сто или по двести грамм?

Дзюбин. И это тоже их обозначение — сто грамм. Было же хорошее слово — рюмочка или там стопочка... Так нет — и здесь это по-ихнему. Сто грамм... Что я — мальчишка, молокосос?

Глазырин. Много пьешь, Федор Прокофьевич.

Дзюбин. Власов на водку не скупился. Какого человека вздернули?! Да я б за него каждого порешил... Со-страдальцы... Матросика с корабля привезли... Нянчаются с ним... Операцию делали. И кто? Русский называется! Ряжских! Самый удобный момент был прирезать. Ищи-свищи... Со святыми упокой.

Глазырин. Не гуманно.

Дзюбин. А это гуманно? Мы здесь, в забытых богом местах, околачиваемся, а они там правят... В первопрестольной... Да я б каждого из них вот этими руками передушил!

Глазырин. Ты же в церковь ходишь, Федор Прокофьевич.

Дзюбин. А куда еще ходить — в церковь да в кабак.. Прирезать бы гада... Читал в газете? Шпионаж? А его выхаживают. Прирезать! Одно решение!

Глазырин. От полиции неприятностей не оберешься.

Дзюбин (махнув рукой). А-а, полиция.

Глазырин. Ты не акай... Их двести сорок миллионов.

Дзюбин. Если б не я, было бы больше. Не одну жизнь порешил.

Глазырин. Чужую.

Дзюбин. А ты хочешь, чтобы свою? Смерть видел в лицо. Расстрелян, закопан, бежал... Четыре пули (показывает) ношу. Разуваться на ночь научился только за границей. Каждая минута — днем ли, ночью — была как последняя. Здесь только и отдышался. А позовут — опять готов.

Глазырин. А я вот думаю — умру скоро. А что сказать перед смертью? Какие последние слова произнести? Шампанского попросить, что ли, как Чехов?

Дзюбин. Меня подождите укладывать, я еще кусну кого-нибудь!

Глазырин. Ты меня прости, когда пью — раскисаю, И мышка памяти моей грызет сухарики воспоминаний... Как вспомню. Рябина... Леденцовые красные петушки на базаре...

Дзюбин. О чем, сволочь, скучаешь?

Глазырин. Ведь я говорил тебе — «прости». Иногда мне до того бывает грустно, так устанут нервы, что я только бога молю: господи, господи!., А что попросить — не знаю... Чего мы хотим?!

Дзюбин. Кто?..

Глазырин. Ну я, к примеру.

Дзюбин. Водки.

Глазырин. Жизнь моя медленно кончается... Одна моя привязанность, одна надежда — дочь моя... Ириночка моя... И живу, как собака, для нее. Мы потеряли родину, а она есть. Если бы пустили меня в Россию... Не пустят! Живет без нас, как жила и при нас. Шумят реки, зеленеют леса, цветут поля, и страшно, что мы для нее — все равно что мертвецы!

Дзюбин. А мне никакой России не надо. Мне надо морду бить — хоть кому-нибудь. Эх, гуляй душа! (Пускается в пляс.)

Глазырин. Что вы, Федор Прокофьевым? Остановитесь да подумайте. Ведь никто из нас, Федор Прокофьевич, присяге своей не изменял, а вы, пардоне муа, изменили...

Дзюбин. Присяге? Я боюсь сам себе изменить. Смутно у меня на душе, Глазырин. Чувствую в себе множество разных людей, и все они — сволочи.

Глазырин. Пьете неумеренно. За ваше здоровье, Федор Прокофьевич!

Дзюбин. Здоровье? Где оно? Когда меня выносили из родильного дома, навстречу волокли гроб — похороны шли какие-то... Примета. Вроде и не жил.

Глазырин. А я пожил. Любил, дарил цветы, носил на руках, как ласковый червь, разлагал. Крупно играл. Проигрывал, конечно, друзья окружали. Отзывчивые такие. Спаивали. А мне много нельзя. У меня тонкие фибры. Раз, раз, еще раз... еще много, много раз, бьет двенадцатый час, тай рай тари-та-ра-рай... То во хмелю, то возвышен до святости. Жизнь мелькнула, и вот я здесь... Божественное провидение...

Дзюбин. Божественного не знаю. А судьбу — и свою и чужую — вот этой рукой решал! Тихо. (Указывая на Виккерса.) Посмотри, Виккерс там... Я его знаю, коммунист, зараза.

Глазырин. Не трогай их. Не затем мы пришли сюда.

Дзюбин. Давно до него добираюсь. (Поднявшись, идет неверными шагами к столу Виккерса.) Слушай, Виккерс, ты чего здесь в нашей «Балалайке» со своими коммунистами собрался?

Виккерс. Что вам надо?

Дзюбин. Я тебя спрашиваю, ты чего сюда пришел?

Виккерс. А вам какое дело?

Дзюбин. Мне до всего дело... Мне все про тебя известно!

Виккерс. Отойдите! У вас своя компания, у меня — своя.

Дзюбин. Я тебя по глазам вижу: красный...

Виккерс (поднимаясь). Я повторяю, уйдите прочь!

За Виккерсом поднимаются Джеф и Терри.

Дзюбин. Сам катись к чертовой матери!

Джеф. Фрэнк, дай я ему отпущу одну штуку!

Терри. Спокойствие, Джеф.

Дзюбин. Как гляну на ваши морды... Как вас только держат на этой земле?

Джеф. Фрэнк, ну, разреши одну штуку?!

Виккерс. Тихо, Джеф. (Дзюбину.) Вы забываете, что находитесь на нашей австралийской земле, а не во власовской армии.

Дзюбин. А тебе какое дело, в какой я армии был?! Ты кто такой?

Виккерс. Уйди, Дзюбин!

Дзюбин (Виккерсу). Ты красный? Ты скажи! Кто ты?

Виккерс. Во всяком случае, не предатель, бежавший от справедливого суда. Я летчик союзной авиации, которая громила таких ублюдков, как ты!

Дзюбин. Я ублюдок? Ах ты!.. (Полез с кулаками на Виккерса.)

Виккерс отталкивает Дзюбина — тот падает навзничь. Виккерс стоит. Рядом с ним — Джеф и Терри, готовые к бою. Глазырин пытается поднять Дзюбина. Но это ему не удается.

Николова. Остановитесь! Попадем в полицию.

Джеф. Давай, Терри, поднимем эту падаль.

Терри. Давай. (Поднимает Дзюбина, отводит к его столику.)

Глазырин, Не обижайтесь, господин Дзюбин в нетрезвом состоянии.

Джеф. Я б его протрезвил на всю жизнь.

Терри. У нас еще будет время привести его в сознание!

Джеф (Дзюбину). Я запомнил твою фотографию... Остерегайся, падаль!

Идут к своему столику. Появляется Елисеев.

Елисеев. Господа, господа!.. Непорядок... Неровен час, полиция... Неприятности... Господин Дзюбин, нехорошо себя держите... Господин Глазырин, как вы разрешаете?

Глазырин. Все как-то мгновенно произошло... Федор Прокофьевич, мы же человека ждем... А вы себе позволяете...

Дзюбин (заплакав). За что он меня ударил?

Глазырин. Не он вас, вы на него с кулаками... Это же докеры. С ними шутки знаете какие... У них кулаки каждый по пуду. Поднесет — забудете, как папу с мамой звали.

Дзюбин. Он у меня еще поплачет кровавой юшкой.

Глазырин. Успокойтесь. Человека ждем... Понимаете, человека? От шефа. Невоздержанный вы человек. Вам доверять перестанут.

Дзюбин. Наливай!

Глазырин. Вам достаточно, Федор Прокофьевич.

Дзюбин. Мне никогда не бывает достаточно. Наливай, говорю. Нервы расшатались.

Николова. Не обращайте внимания, Фрэнк, на всякую мразь.

Виккерс. Это один из самых подлых людей среди местных эмигрантов. Они что-то замышляют против русского моряка.

Николова. Но что замышляют?

Виккерс. Пока не знаю... Любую провокацию. Разве они упустят такой случай?!

Николова. Они кого-то ждут. Этот, другой, все время смотрит на часы.

Виккерс. Я думаю, что нам с Джефом и Терри лучше покинуть сейчас заведение... А вы с Борисом еще потанцуете здесь... И посмотрите за ними... Как думаешь, Борис?

Николов. Думаю — так.

Виккерс. Не будем мозолить глаза. (Отсчитывает деньги.)

В это время в дверях появляется Линкс. За ним, на некотором расстоянии — Неизвестный. Минуя танцующих, направляется к столику Глазырина. Дзюбин поднимается с места. Неизвестный садится в стороне.

Глазырин. Сидите, не привлекайте внимания.

Линкс. Добрый вечер, господа!

Дзюбин (приподнимаясь). Здравствуйте, господин...

Линкс. Не будем столь официальны...

Глазырин. Ждем вас давно.

Линкс (подзывает Елисеева). Дабл-виски...

Елисеев. Сию минуту. (Уходит.)

Виккерс. О, да это Линкс!

Джеф. Падаль...

Терри. Тихо, Джеф.

Виккерс, сейчас нам время уйти. (Оставляет деньги Николовым.) Благодарим за компанию. (Уходит. За ним — Джеф и Терри.)

Николовы уходят танцевать.

Линкс. Вижу, сидите здесь давно! (Рассматривая бутылку.) Надеюсь, вы не принесли ее сюда пустой?

Дзюбин. Я враг пустых бутылок.

Линкс. По-моему, вы враг полных бутылок.

Дзюбин. Точно, господин...

Линкс (перебивая Дзюбина, хлопает его по плечу). Я знаю, вы добрый малый. (Глазырину.) А где же ваша дочь?

Глазырин. Она подойдет... Подойдет, чуть позже. (Линксу.) Слушаем вас.

Линкс. Матроса надо оставить здесь.

Дзюбин. Здесь? А на что он здесь?

Глазырин. Федор Прокофьевич, давайте послушаем.

Линкс. Имеется приказ. Скоро десять лет, как здесь никто из ваших земляков не оставался. Нам нужно, чтобы этот матрос сделал заявление в газетах. Выступил по радио. Нужен его живой голос. Его фотографии на пресс-конференциях. Нужны свежие люди оттуда. Он молодой... электрик... Рабочий класс. Ему поверят.

Глазырин. Трудно...

Линкс. Попробуем через доктора Ряжских воздействовать на него.

Дзюбин. Ряжских — гад... Играет интеллигента... Не желает с нами знаться.

Глазырин. Через него действительно трудно. Он от нас в стороне.

Линкс. Самое лучшее — добровольный отказ Курбатова вернуться в родную страну... Он должен попросить политическое убежище... Больному после операции требуется отдых, ну, например, на какой-либо ферме... Недели две, пока мы с ним поработаем. Добровольно откажется возвращаться, попросит политического убежища... Как вам нравится такая мысль?

Глазырин. Мне нравится...

Линкс. Я вас понимаю... (Глазырину.) Ваша дочь учится?

Глазырин. Да, на медицинском.

Линкс. По-моему, она недурна собой. Возможно, найдет способ завладеть его сердцем...

Глазырин. Несколько неожиданно...

Дзюбин. Дочь у него первого класса... Можно сказать, люкс, а не девушка... Любой морячок клюнет.

Глазырин. Моя дочь в ваших рекомендациях не нуждается, Федор Прокофьевич.

Линкс. Сделаем так, чтобы доктор Ряжских предложил ей дежурить. Приносить больному цветы... Подарки... Ведь вы состоятельный человек! Агент по продаже лучшей в мире австралийской шерсти, можете себе это разрешить?

Глазырин. Мне бы совсем не хотелось, чтобы дочь участвовала в этой истории.

Линкс. Что делать, господин Глазырин?! Каждое дело требует жертв.

Глазырин. У меня одна дочь.

Линкс. А у меня нет ни одной.

Глазырин. Я не могу сразу вам ответить...

Линкс. Это вопрос решенный. Вы понимаете меня, господин Глазырин?

Глазырин молчит.

Кажется, русская пословица: молчание — знак согласия? Итак, господа, за ваше здоровье. И за наше согласие.

Дзюбин. Нам и выпить уже нечего.

Линкс. Это я пью за ваше здоровье, а вы за мое можете не пить.

У входа появляется Ирина.

Ирина (подходя к столику). Извини, папа... Я не могла раньше.

Глазырин (Линксу). Моя дочь... Ирина.

Линкс (рассматривая Ирину). Очень рад... Очень рад. (Глазырину.) У вас красивая дочь... (Поднявшись, Ирине.) Если не возражаете, мы продолжим вечер в другом месте.

Ирина. Да, пожалуй... Здесь мне не очень нравится...

Линкс. Мне тоже. (Уходит с Ириной.)

За ними — Неизвестный.

Дзюбин. Вот и дочь твоя в дело пойдет.

Глазырин. Ну, мы это еще посмотрим! (После паузы, поднявшись.) Идем, Федор Прокофьевич.

Дзюбин (тупо). Куда?

Глазырин. Домой.

Дзюбин. Зачем? Что я буду там делать?

Глазырин (отрывая Дзюбина от стола). Пора, пора. (Поддерживая нетвердо идущего Дзюбина, уходит с ним.)

Звучит песенка «Цыпленок жареный». Официантка убирает посуду. Танцуют пары, Николовы возвращаются к своему столику.

Николова. Ты все слышал, Борис?

Николов. Не все. Но что-то вокруг русского матроса вертелось... (Подзывая Елисеева.) Получите.

Елисеев. Надеюсь, вам у нас понравилось?

Николов. Да, очень уютно.

Елисеев. Бывает, конечно... Перебирают некоторые... Мы их уже по фамилиям знаем... Как господин Дзюбин... Несчастный человек... До сих пор жену себе не нашел... От одиночества пьет.

Николова. А кто это был другой, элегантный?

Елисеев. Иногда бывает у нас... очень вежливый, культурный. Линкс... Господин Линкс...

Николова (Елисееву). Да, симпатичный. (Николову, торопливо.) Нам пора.

Николов. Да-да. (Елисееву.) Извините.

Быстро уходят. Звучит музыка. Танцы продолжаются.

Елисеев (подходит к автомату. Набирает номер). Говорит Елисеев. Болгары ушли...

Появляется Неизвестный. Пальцем подзывает к себе Елисеева. Что-то говорит ему.

Картина третья

Больничная палата. Тумбочка. Окно, за которым синеет небо, виден силуэт пальмы. На постели — Курбатов. Тяжело дышит. Входят Джеймс и Нелли. Прислушиваются. Джеймс подходит к Курбатову. Нелли стоит чуть в сторонке. Джеймс берет у Курбатова термометр, смотрит и стряхивает его.

Курбатов (шевельнувшись). Сколько?

Джеймс. Меньше, меньше.

Курбатов. Сколько?

Джеймс. Все идет нормально.

Курбатов. Но все-таки сколько?

Джеймс. Лежите и молчите. У вас была тяжелая операция.

Курбатов. Дайте воды.

Джеймс (подает стакан с водой, смотрит, как Курбатов пьет большими глотками).

Спокойней, Васья. У вас была тяжелая операция.

Курбатов. Я уже выучил эту фразу наизусть. Что у меня было?

Джеймс. Гнойный аппендицит.

Курбатов. Почему гнойный?

Нелли. А что, у советских людей может быть только обыкновенный? Какой привезли с собой, такой и был.

Курбатов (помолчав). Кто это?

Джеймс. Сестра Нелли. Ее отец делал вам операцию.

Курбатов (Нелли). Подойдите, пожалуйста, поближе. Не вижу вашего лица.

Нелли подходит ближе.

Извините... Хочется знать, кто рядом со мной. Меня все-таки усыпляли?

Нелли. Я вам давала наркоз.

Джеймс, сделав рукой знак Нелли, уходит.

Курбатов. Как ваше имя?

Нелли. Нелли.

Курбатов. А фамилия?

Нелли. Фамилия моя Ряжских.

Курбатов. Нелли Ряжских? Непонятно.

Нелли. Почему ж непонятно? Я русская.

Курбатов. А-а... Русская... Все равно непонятно.

Нелли. Лежите спокойно, Курбатов...

Курбатов (помолчав). Мне что-то снилось. Мама снилась. Она плакала. Потом было море... Солнечный день. Я в Сухуми, у Черного моря...

Нелли. Надо лежать спокойно и не разговаривать.

Курбатов. Мне кажется, где-то шелестит пальма.

Нелли. Это здесь, за окном.

Курбатов (приподнявшись). В самом деле. (Застонав, опускается на подушку.)

Нелли. Вы не хотите поправиться?

Курбатов. После аппендицита, как мне говорили, сразу надо ходить. Это, кажется, новый метод лечения.

Нелли. По нашему методу вам надо пока лежать.

Курбатов (помолчав). Наш корабль еще здесь? (Приподнимается.) Я хочу видеть своих.

Нелли. Вам нельзя делать резкие движения.

Джеймс (входя с цветами). Вот какие цветы прислали вам друзья!

Курбатов (рванувшись с постели). А сами не придут?

Джеймс. Я буду с вами драться, Васья. Немедленно ложитесь.

Курбатов. А где они?

Джеймс. Передали цветы и ушли. (Читает записку.) «Советскому товарищу Василию Курбатову от австралийских друзей. Желаем скорейшего выздоровления. Ваши друзья».

Курбатов (подымаясь). Что вы тут придумываете? Откуда у меня здесь друзья? Дайте письмо.

Джеймс. Цветы доставила незнакомая женщина. А с корабля только что звонили. Ваш капитан скоро будет здесь. Нелли, если больной будет плохо себя вести, мы пожалуемся его начальникам.

Курбатов. Тогда заведите жалобную книгу, чтобы я мог пожаловаться на вас.

Джеймс. Имейте в виду, Васья, я не шучу. Нам деньги платят за то, чтобы мы за вами смотрели.

Курбатов. Все у вас тут измеряется деньгами.

Джеймс. К сожалению, люди без денег не могут жить, Васья. Даже у вас. (Уходит.)

Курбатов. Сколько времени я буду здесь?

Нелли. Ровно столько, сколько нужно для выздоровления.

Курбатов (помолчав). Что же они не едут?

Нелли молчит.

Какой же вы медицинский работник, если не можете успокоить больного?

Входят Джеймс, Белодед, Афанасьев.

Джеймс. Пожалуйста, господа, только недолго.

Курбатов пытается подняться.

Больной, прошу вас лежать.

Джеймс и Нелли уходят.

Белодед. Как дела, Вася?

Курбатов. Нормально, товарищ капитан.

Белодед. Ну, и молодец. Как больница, спокойно здесь?

Курбатов. Ничего, стерильно.

Афанасьев. У тебя уже цветы? Небось друзья постарались?

Курбатов. И записку прислали. Верить им?

Белодед (взглянув на записку). Думаю, можно верить. Через два часа мы поднимем якорь. Но ты не волнуйся. Мы связались с нашим посольством. Они в курсе. Закажут билет на самолет до Москвы, а принесут его друзья, которые прислали цветы. Их, полагаю, к тебе пускать не будут... Но они проводят тебя на аэродром и посадят в самолет. Полетишь маршрутом Дарвин — Рангун — Бомбей — Дели. А в Дели, считай, почти дома. Пересядешь на другой самолет и через шесть с половиной часов в Москве... Английский ты знаешь, пока лежишь здесь — попрактикуйся. Тебе это полезно. Если вдруг возникнут какие-либо трудности, тоже помогут друзья. Их здесь больше, чем ты думаешь.

Афанасьев. С врачом я говорил, он обещал сделать все возможное... Его фамилия Ряжских, Николай Викентьевич... Он русский. Хочешь скорей поправиться — занимайся лечебной гимнастикой.

Белодед. Весь экипаж шлет тебе горячие приветы. (Смотрит на часы.) Через час закончим погрузку горючего и снимемся. Кстати, запомни фамилии: Виккерс, Николова — это и есть друзья. Костюм, плащ твой с чемоданчиком мы оставили здесь, в больнице. Выйдешь, надень форму, чтобы видели — советский моряк.

Входит Ряжских, здоровается с Белодедом и Афанасьевым.

Ряжских. Извините, господа, больному трудно разговаривать так долго...

Белодед. Мы уже закончили... Благодарю вас, доктор... Мы все очень тронуты, и вашей помощью, и вашим хирургическим мастерством.

Ряжских. Мой долг.

Белодед. Долг без человечности не дорого стоит. Ну, будь здоров, старик. (Нагнувшись, поцеловал Курбатова.) До скорой встречи на родной земле.

Афанасьев. Операция прошла хорошо. Так что не сердись. (Целует Курбатова.) Еще раз большое спасибо, Николай Викентьевич.

Ряжских. Я сделал, что мог.

Белодед. Ну, в путь. До свидания, Василий.

Курбатов. Привет товарищам, родине... Маме не сообщайте.

Белодед, Афанасьев и Ряжских выходят из палаты. Курбатов откидывается на подушку. Молча лежит. Слышен гудок парохода. Курбатов, поднявшись, прислушивается. Еще протяжней гудок. Входит Джеймс.

(Не видит его, шепчет). Ничего... Спокойствие... Выдержка. Главное — выдержка.

Джеймс. Что с вами?

Курбатов. Так, ничего... Вспомнил Есенина.

Джеймс. Кто это?

Курбатов. Есенин? Поэт. Вы не знаете?

Джеймс. Нет.

Курбатов. Тогда вы ничего не знаете.

Входит Нелли.

Джеймс. А вы расскажите — я и узнаю.

Курбатов (после паузы). Хорошо... Слушайте.

Джеймс. Я мало понимаю, но похоже на песню.

Курбатов. Верно, похоже...

Джеймс. Это Есенин?

Курбатов. Есенин. Жаль, что не понимаете. Это и есть Россия.

Джеймс. У вас красивый язык, но это так далеко — Россия.

Курбатов. Для меня она всегда рядом.

Джеймс. Сейчас рядом с вами будем только мы с Нелли. После ухода корабля ближе нас никого у вас не будет.

Курбатов. У меня здесь друзья!

Джеймс. Вы их не будете видеть.

Курбатов. Почему?

Джеймс. У нас такие правила. Хотите вы или не хотите, Курбатов, но в больнице будете иметь дело только с нами!

Курбатов. Это что — тюрьма?

Нелли. Нет, Курбатов, это больница. Частная больница в Австралии. Больница, принадлежащая моему отцу, профессору Ряжских. И он сам устанавливает здесь порядки. И не вам их менять.

Картина четвертая

Двор дома Ряжских. Стена, увитая диким виноградом. Дверь, ведущая в дом. Зеленый газон. Нелли поправляет кусты роз. Около изгороди появляется Николова. Нелли не замечает ее. Николова входит во двор.

Николова. Разрешите?

Нелли (удивленно). Пожалуйста.

Николова. Вы Нелли Ряжских?

Нелли. Да, я... Вам нужен папа? Он отдыхает.

Николова. Не надо его беспокоить... Я к вам, Нелли.

Нелли (еще более удивлена). Ко мне?

Николова. Да. Нам кажется, именно вы можете помочь благородному делу. Речь идет о советском моряке, который лежит в клинике вашего отца. Почему нас не допускают к нему? В каком состоянии сейчас Курбатов?

Нелли. Курбатов поправляется...

Николова. Речь идет не о здоровье. Нам стало известно, что враги его родины хотят любыми средствами задержать его здесь.

Нелли. Но чем же я могу помочь?

Николова. Надо сделать все, чтобы он остался в клинике до самого отъезда в аэропорт.

Нелли. Это может решить только отец. Я не могу за него...

Николова. Неужели ваш отец не сделает того, что вы попросите?

Нелли. Для отца существуют только объективные данные о ходе болезни.

Николова. Но ведь речь идет о жизни и смерти человека!

Нелли. О жизни и смерти?!

Николова. Если заговор Линкса и его компании удастся — разве это не равносильно смерти?

Нелли. А кто такой Линкс?

Николова. А вы спросите у вашего отца, кто такой Линкс.

Нелли. Хорошо, я спрошу, но почему вы думаете, что я должна помогать вам?

Николова. Мы знаем местных русских. Ваш отец никогда не участвовал в антисоветских акциях.

Нелли. Папа всегда стоял в стороне от политики.

Николова. Но вы все же любите Россию? Свою родину?

Нелли. Я ее не знаю. Могу только сказать, что Курбатов хороший человек. И Россию любит.

Николова. Помогите нам, Нелли. Вы ведь тоже русская.

Нелли. Что же я могу сделать?

Николова. Уговорите отца оставить Курбатова в клинике до самого отлета.

Нелли. Боюсь, что вы переоцениваете мои силы.

Николова. Они у вас есть, важно желание, воля. Курбатов должен вернуться на родину. И вы ему поможете, как всякий честный русский человек.

Нелли. А вы тоже русская?

Николова. Я болгарка... Но мы давно живем здесь, Я люблю свою Болгарию. И люблю Россию. Помогите Курбатову.

Нелли. Вы мне не назвали свое имя.

Николова. Елена Николова. А проще — Елена. Ведь вы тоже Елена, если по-русски. Так? До свидания! (Подает руку.)

Нелли. До свидания.

Слышен звук подъезжающей машины.

Николова (останавливается, выглядывает за забор, отшатывается). Этот человек не должен нас видеть вместе. У вас есть другой выход?

Нелли. Сюда. (Провожает Николову в другую сторону и возвращается.)

Входит Линкс, за ним — Неизвестный.

Линкс. Здравствуйте, милая девушка.

Нелли. Здравствуйте.

Линкс. Профессор дома?

Нелли. Он отдыхает.

Линкс. Какая жалость...

Нелли. Он назначил вам это время?

Линкс. Я должен видеть его срочно...

Нелли. Когда профессор отдыхает, его никто не тревожит.

На пороге дома появляется Ряжских.

Линкс. Извините, господин доктор, я несколько неожиданно. Решил вас проведать дома.

Ряжских. У меня приемные часы в поликлинике.

Линкс. Я обычно занят в эти часы...

Нелли уходит.

Она у вас дикарка, профессор.

Ряжских. Чем могу быть полезен?

Линкс. У вас уютный двор... Можем поговорить и здесь. Мне не хотелось снова появляться в клинике... (Садится.) Не найдется ли немного виски?

Ряжских. Нелли! Принеси виски.

Линкс. У вас красивый дом, господин профессор.

Нелли приносит на подносе бутылку виски, сифон, стаканы. Уходит.

(Наливает себе и Ряжских.) Симпатичная дикарка. Вы воспитываете в ней недоверие к людям?

Ряжских. Я слушаю вас.

Линкс. Вы торопитесь?

Ряжских. Да.

Линкс. Тогда перейдем к делу. Как здоровье вашего русского моряка?

Ряжских. Вчера чувствовал себя прилично.

Линкс. Профессор, я буду говорить прямо. У нас к вам есть просьба.

Ряжских. Я вас слушаю.

Линкс (вздохнув). С детства страдаю отсутствием таланта выражать собственные мысли. Нам надо, чтобы советский моряк остался здесь.

Ряжских. Но я-то при чем? Вы и говорите с ним. В круг моих обязанностей такие процедуры не входят.

Линкс. Поэтому я к вам и пришел...

Ряжских. Не вижу логики в ваших словах.

Линкс. В мире сейчас так мало логики... Например, ваша родина — Россия, а вы живете здесь? Согласитесь, это не очень логично. Вам нужно получить права австралийского гражданства, а вы отказываете нам в небольшом одолжении. Ведь правда, это тоже не очень логично, доктор?

Ряжских. Я хотел бы знать более конкретно, что вам от меня надо?

Линкс. Ведите с Курбатовым беседы о преимуществах жизни в свободном мире. Займитесь психотерапией... пообещайте кое-что... Ну, некоторые материальные блага.

Ряжских. Он по профессии электрик... Что он может иметь здесь?

Линкс. Это будет зависеть от него... От его способностей. Он может выгодно жениться...

Ряжских. На ком?

Линкс. Хотя бы на вашей дочери!

Ряжских. Я надеюсь, это одна из ваших очередных шуток?

Линкс. Вас эта партия не устраивает?

Ряжских. Меня не очень устраивает весь разговор.

Линкс. Тогда у меня есть к вам две весьма конкретные просьбы...

Ряжских. Какие?

Линкс. Чувствую, я не приношу вам удовольствия своими появлениями. Но я тоже человек, и, когда меня о чем-либо просят или поручают, — я не всегда могу отказать. У вас есть студентка Глазырина? По-моему, ее зовут Ирэн или по-русски Ирина?

Ряжских. Я не знаю, как ее зовут.

Линкс. Со мной говорил ее отец. Агент по продаже шерсти. Вы, может быть, слышали? Господин Глазырин.

Ряжских. Я бы хотел знать, в чем состоит ваша просьба?

Линкс. Пусть она немного поработает сиделкой у русского моряка... Это первая и, как видите, весьма незначительная просьба...

Ряжских (нервно). А вторая просьба?

Линкс. Не держать моряка долго в клинике. Пусть поживет в отеле. Он нам нужен всего на два-три дня. Отпустите его побыстрее. Я думаю, он будет доволен. К тому же совет врача, спасшего больному жизнь... Да и вас это устроит... Вы успокоитесь, все станет на свои места. Итак, можете выполнить вторую просьбу?

Ряжских (глухо). Постараюсь.

Линкс. Таким образом, и первую и вторую?

Ряжских (после молчания). Да.

Линкс. Вы делаете успехи, профессор... Поздравляю вас. (Поднявшись.) Почтительно кланяюсь.

Появляется Нелли.

До свидания. (Уходит, за ним — Неизвестный.)

Нелли. Папа!

Ряжских. Что, Нелли?

Нелли. Что это за человек? Почему он все время тебя посещает?

Ряжских. Зачем приходят больные к врачу?

Нелли. Но ты его даже не смотришь.

Ряжских. Вполне достаточно, что я его выслушиваю.

Нелли. Скажи мне, папа, кто такой Линкс?

Ряжских. Это еще что за допрос?

Нелли. Ты что-то от меня скрываешь! Я бы хотела, чтобы ты отнесся серьезно к тому, что я скажу. Над Василием Курбатовым собираются тучи. Его враги хотят лишить его родины, оставить здесь.

Ряжских. Кто может его оставить, если он сам не пожелает?

Нелли. Меня предупредили об этом.

Ряжских. Кто тебя предупредил?

Нелли. Люди. Ты не для того вернул ему жизнь, чтобы здесь ее искалечили!

Ряжских. Почему это тебя волнует?

Нелли. Он русский. Ты не ответил на мои вопросы.

Ряжских. Я еще не забыл, почему мы оказались здесь с тобой и твоей мамой.

Нелли. Мама умерла оттого, что не могла здесь жить.

Ряжских. Она болела...

Нелли. Да, болела... Но у нас с тобой все-таки есть родина. Далекая, но все-таки родина.

Ряжских. А я хочу, Нелли, чтобы для тебя родиной стала эта страна. Нельзя все время плыть без парусов. Надо жить, как живут все люди вокруг нас. Я уже не хочу тешить себя никакими иллюзиями. Кто он тебе, этот Курбатов? Человек, отец которого лишил твоего деда жизни! Ты для него стараешься? Чего ради? Я хочу бороться теперь не за его жизнь, а за свою! И за твою, Нелли! Моя обязанность — думать о нашем будущем. Я профессор, хирург. Спасаю людям жизнь. Многим людям... Очень многим... Но однажды я хочу спасти жизнь себе... И тебе... Нельзя все время жить иллюзиями.

Нелли. Папа...

Ряжских. Молчи! Кто я? Перекати-поле. Человек без родины. Ты полагаешь, я не думал о родине? Я много думал о родине. О той, о которой ты вдруг сегодня заговорила. Я хотел вернуться. Вот. (Достает из внутреннего кармана пиджака свернутый лист бумаги.) Вот! Здесь написано... Написано, что я доктор... Профессор Ряжских хочет вернуться на родину. Но кто меня туда пустит? Кто откроет двери человеку, который столько лет назад, и причем по своему желанию, бросил ее... Ушел, убежал. Мог вернуться и — не вернулся?! Тешил себя мыслью — проживу... Проживу и без нее... Не я один здесь... Тысячи. И все живут... Изворачиваются... Подличают. Но живут... Надо выбирать... Надо спасать свою жизнь... Ее и так уже немного осталось... Тебя предупредили и меня тоже предупредили! Твоя жизнь...

Нелли. Моя?

Ряжских. Молчи! Довольно... Человек не может жить на канате. Не может все время хвататься за воздух. Я уже не могу. И не хочу! Слышишь, не хочу! Я десять лет носил это у сердца. Хватит. Все! Все! (Рвет бумагу, бросает обрывки на землю.) Все! Видишь, теперь все?

Нелли. Нет, папа, не все! Я прошу тебя задержать Курбатова в клинике до отлета. Если ты меня любишь, думаешь о моей жизни! (Уходит.)

Ряжских медленно идет к забору. Но у забора появляется Неизвестный. Ряжских смотрит на него, пятится и опускается на скамью.

Занавес

Действие второе

Картина пятая

Больничная палата. Курбатов делает гимнастические упражнения. Легкий стук в дверь.

Курбатов. Войдите.

Входит Ирина, в белом халате, с букетом цветов, снебольшим пакетом.

Ирина. Здравствуйте.

Курбатов. Здравствуйте.

Ирина. Давайте знакомиться... Я ваша новая сестра. Ирина... (Подавая цветы.) Это вам, господин...

Курбатов. Я не господин...

Ирина. Извините, мы здесь привыкли так говорить. Меня просили передать это ваши друзья... Николова и Виккерс.

Курбатов разворачивает пакет. Пауза.

Вы видели раньше кенгуру?

Курбатов. Имел счастье.

Ирина. Где?

Курбатов. У нас в зоопарке.

Ирина. У нас можно увидеть сотни кенгуру на свободе.

Курбатов. Да что вы?!

Ирина. Да... Почему вы не лежите?

Курбатов. Надоело.

Ирина. Скоро кончится ваше заточение, и мы вам покажем наш город.

Курбатов. С удовольствием посмотрел бы, да не могу.

Ирина. Почему?

Курбатов. Домой надо.

Ирина. Вы еще не окрепли. Вам предстоит большой путь... Надо отдохнуть.

Курбатов. Отдыхать буду дома.

Ирина (вздохнув). Дома... Я вам так завидую...

Курбатов. Чему же вы завидуете?

Ирина. Россия... А я могу только мечтать о своей родине. Я ведь тоже русская... Извините, что так говорю. (Оглядывается.) Нас могут услышать. Я студентка и учусь в этой клинике.

Курбатов. Пусть слушают.

Ирина. Вы уедете... А для меня это может плохо кончиться.

Курбатов. Да? Тогда будьте осторожнее.

Ирина. Я хотя и выросла здесь, но мечтаю только о России. А мой отец места себе здесь не находит.

Курбатов. Безработный?

Ирина. Не в том смысле... Он работает... Агент по продаже шерсти.

Курбатов. Значит, зарабатывает прилично?

Ирина. Разве это жизнь? Чужая земля... Чужие люди... Все чужое... Как будто и говорим на одном языке, но друг друга не понимаем... Ну, как бы вам сказать... Инородное тело... Мы... Взаимно не растворяемся... Дело не в том, что они нас в свою скорлупу не пускают... Совсем не в том... Психологически мы взаимно не понимаем... Я, кажется, говорю очень смутно?

Курбатов. Нет, ничего.

Ирина. Чужие мы здесь... (Вздохнув.) Простите меня за лирическое отступление.

Курбатов. Нет... Ничего...

Ирина. Я студентка... А дальше что будет со мной? Извините, пожалуйста...

Курбатов. За что ж мне вас извинять?

Ирина. Извините, вырвалось, что наболело... Как вы себя чувствуете?

Курбатов. Нормально.

Ирина. Вы все-таки прилягте... Скоро обход. Профессор очень строгий человек. Вы, вероятно, заметили?

Курбатов. Заметил.

Ирина. Мы все боимся его. Вам не повезло, что попали в его больницу.

Курбатов. Но он спас меня...

Ирина. Он хирург... Хороший хирург. Но вот ваши друзья... прислали вам цветы... А их не пускают к вам? Почему?

Курбатов. Говорят, здесь порядки такие,

Ирина. Мне, например, с трудом удалось устроиться сюда.

Курбатов. А на меня профессор производит хорошее впечатление.

Ирина (оглядываясь). Я боюсь здесь говорить... Вы думаете, здесь порядки такие? Здесь частная клиника... И профессор при таких обстоятельствах распоряжается не только вашим здоровьем, но и вашей судьбой. Не доверяйте ему... Здесь что-то замышляют против вас...

Курбатов. Не может быть! Зачем я им нужен?

Ирина. Выйдем в сад... Вас выпускают из палаты?

Курбатов. Да.

Ирина (решительно). Тогда идемте. (Нажимает кнопку звонка.)

Входит Джеймс.

Джеймс (Курбатову). Вы звонили?

Курбатов. Да... Я бы хотел погулять.

Джеймс. Пятнадцать минут. Не больше. Скоро обход. Профессор будет вас смотреть.

Курбатов. Спасибо, доктор. (Уходит с Ириной.)

Джеймс остается в палате. Смотрит температурный лист. Входит Нелли.

Нелли. Где Курбатов?

Джеймс. Отпустил его подышать чистым воздухом.

Нелли. Я не понимаю, почему отец освободил меня и назначил Глазырину.

Джеймс. Нелли, так распорядился профессор.

Нелли. С папой происходит что-то странное. Он очень изменился за последние дни. Неужели вы не видите?

Джеймс. Вижу.

Нелли. Я могу быть с вами откровенна?

Джеймс. О, конечно, Нелли.

Нелли. Дело в том... Дело в том... Мне кажется... Джеймс, мне кажется, что вокруг Курбатова плетется какая-то гнусная интрига.

Джеймс. Интрига?

Нелли. Я, конечно, не знаю всего... Но странно, что его почему-то изолировали от людей, которые симпатизируют России. Вы же знаете, здесь есть такие.

Джеймс. Да, знаю.

Нелли. Я открываю вам, Джеймс, чужую тайну. Мне ее доверили... Доверили люди, которым я не могу не верить... Но я знаю, как вы относитесь к отцу.

Джеймс молчит.

Простите меня... Во всяком случае, мне так казалось...

Джеймс. Вы не ошибаетесь, Нелли, не ошибаетесь... И не только к нему.

Нелли. Извините меня, Джеймс, но мне кажется, что вам также будет неприятно, если отца втянут в бесчестный поступок... Если на его имя ляжет пятно...

Джеймс. Я не верю, что профессор может совершить необдуманный поступок. Вы очень мнительны, Нелли.

Нелли. К сожалению, я перестала его понимать.

Джеймс (после молчания). Что я должен сделать? Говорите, Нелли.

Нелли. Очень мало и очень много. Повлияйте на отца. Я не знаю — как, каким образом... Но вы должны убедить отца, что Курбатова следует оставить в клинике до его отлета на родину. Сейчас будет обход. Все будет зависеть от вас.

Джеймс. А если... если профессор не послушает меня?

Нелли. Тогда... Я не знаю, Джеймс... Не знаю... Но вы-то сами не можете поступиться совестью?

Джеймс. Я очень верю профессору. Но я очень верю и вам, Нелли... И я попробую... Хорошо...

Нелли. Вы должны сделать все. Не для меня и не для Курбатова... Для отца.

Входит Ряжских.

Ряжских (Нелли). Ты? Почему ты здесь?

Нелли. Шла мимо и решила проведать Курбатова,

Ряжских (Джеймсу). А где больной?

Джеймс. Я отпустил его погулять.

Ряжских. Одного?

Джеймс, С сестрой... С новой сестрой.

Ряжских. Значит, он совсем здоров?

Джеймс. Нет, он, по-моему, еще плохо себя чувствует... Храбрится... Ему очень хочется домой...

Ряжских. Вот и хорошо... Очень хорошо. Где же он? Нелли, позови Курбатова.

Нелли уходит.

Так вы считаете, что Курбатов плохо себя чувствует?

Джеймс. Да, профессор... Мне так кажется.

Ряжских. В медицине не может казаться... Или вы думаете иначе?

Джеймс. Здесь был тяжелый случай.

Ряжских. Был... Но уже все кончилось. Кончилось,

Джеймс. (Берет в руки температурный лист. Смотрит.) Температура нормальная...

Джеймс. Меня беспокоит шов...

Ряжских. Шов?.. Шов посмотрим... Но если вы помните, шов был положен великолепно?

Джеймс. Очень большая дорога, профессор...

Открывается дверь. Входит Курбатов, за ним — Ирина и Нелли.

Курбатов. Извините, профессор.

Ряжских. Тяжелобольным полагается во время обхода находиться в палате.

Курбатов. Профессор, какой же я тяжелобольной? Я уже вполне здоровый.

Ряжских. Это мы сейчас увидим.

Курбатов. Всегда готов. (Ложится в постель.)

Ряжских (осматривая вместе с Джеймсом Курбатова). Джеймс, как вы думаете?

Джеймс. Профессор, я думаю... Я считаю...

Ряжских. Что вы считаете? Вы же видите?

Джеймс. По-моему, рубец еще очень непрочный.

Курбатов. Да что вы говорите, доктор? У меня отличный шрам. Ажурная работа.

Ряжских. Вы слышите, Джеймс, как нас Курбатов хвалит?!

Джеймс. Мне кажется, профессор, отпускать больного из клиники опасно. Он слишком экспансивен и не может сам судить о своих возможностях.

Курбатов. Да что вы говорите! Я чувствую себя абсолютно здоровым.

Джеймс. Вы, Курбатов, голоса в данном случае не имеете.

Ряжских (Джеймсу). В чем дело, Джеймс?

Джеймс. Профессор, если мы отпустим больного из клиники и предоставим его самому себе, с ним может случиться все что угодно.

Ряжских. Например?

Джеймс. Ну... может разойтись шов.

Ряжских (раздраженно). Я вас не понимаю. Что вы предлагаете?

Джеймс. Я хочу сказать, что больной мог бы побыть еще в клинике два-три дня. Под нашим присмотром. А потом...

Ряжских (раздраженно). Что — потом?

Джеймс. А потом... Потом прямо отправиться в аэропорт.

Ряжских (смотря на Джеймса). Джеймс, мы перестали понимать друг друга. Раньше вы меня понимали с полуслова, особенно в медицине. (Курбатову.) Итак, вы чувствуете себя здоровым?

Курбатов. Вполне, профессор.

Ряжских (Курбатову). Вам оставлен номер в отеле «Тасмания».

Курбатов. Прекрасно! Можно заказать билет на самолет?

Нелли. Но, папа...

Ряжских. До отлета вы можете использовать время для знакомства с нашим прекрасным городом.

Курбатов. Я так вам благодарен, профессор, за все, что вы сделали для меня.

Ряжских (Курбатову). Да, еще один вопрос...

Курбатов. Слушаю, профессор.

Ряжских. Вы родились в Смоленске?

Курбатов. В Смоленске.

Ряжских. А скажите, ваш отец тоже жил в Смоленске?

Курбатов. Да.

Ряжских. Он жив?

Курбатов. Нет... Погиб, обороняя Смоленск от фашистов.

Ряжских. Если не секрет, кто он был по профессии?

Курбатов. Секрета нет... Я горжусь своим отцом. Он был чекистом. К сожалению, я никогда его не видел... Я и родился в оккупированном немцами Смоленске. После войны мама со мной уехала на Дальний Восток к родным... Там я и живу теперь.

Долгая пауза.

Ряжских. Так... Вы гордитесь своим отцом? Какой молодец! Я выписываю вас, Курбатов.

Курбатов. Спасибо, профессор. Большое спасибо.

Ряжских. Нелли, Джеймс, наша миссия закончена.

(Уходит.)

Нелли стоит на месте, затем быстро уходит. За ней — Джеймс.

Курбатов. Ах, какая красота! Какая красота! Ирина, понимаете, что это значит?! Скоро я уеду домой!

Ирина. Понимаю, Вася, понимаю... Завтра вы выйдете на волю... Повидаетесь с вашими друзьями... Они с нетерпением ждут вас.

Картина шестая

Номер в отеле «Тасмания». Открывается дверь. Входят Курбатов, Ирина с цветами, за ними — с чемоданчиком бой. Бой ставит чемодан и смотрит выжидательно на Курбатова.

Ирина (вынимает монету, отдает ее бою). Спасибо.

Бой кланяется и уходит.

Курбатов. Да что ж вы деньги тратите?

Ирина. Что вы, Вася... Ну, как вам нравится номер?

Курбатов. Нормально... Ничего комнатушка.

Ирина. Комнатушка?

Курбатов. Забот вам со мной...

Ирина. Какие там заботы... (Ставит в вазочку маленький букет цветов.)

Курбатов. Вот уж это совсем лишнее..,.

Ирина. Я очень люблю цветы...

Курбатов. Да что ж мы стоим? Присаживайтесь, Ирина.

Ирина (садясь). Вам устраиваться нужно.

Курбатов. Что тут мне устраиваться? (Оглядывает номер.) Простите, Ирина... А кто платить будет за номер?

Ирина. За комнатушку?

Курбатов. Ишь вы, запомнили...

Ирина. Клиника оплатит, а потом представит счет вашему посольству. Так мне сказал профессор, когда поручил сопровождать вас.

Курбатов. Ну тогда ничего. (Молчит.)

Ирина. Ну, мне пора... Как жаль, что мне надо уходить.

Курбатов. Я вам очень благодарен.

Молчание.

Ирина (протягивая руку). До свидания, Вася.

Курбатов. До свидания.

Ирина. Если разрешите, я вам позвоню.

Курбатов. Буду очень рад...

Ирина. Вот так, Вася... (Направляется к двери.)

Курбатов. Нормально.

Ирина уходит.

(Ставит чемодан на место. Открывает его, достает кенгуру, рассматривает, качает головой, улыбается. Ставит кенгуру на стол. Стук в дверь.) Да-да, прошу вас. Пожалуйста.

Входит дама в сером. Пауза. Курбатов недоумевающе смотрит на даму.

Дама в сером. Господин Курбатов... Я не стану называть своего имени, оно слишком древнее, чтобы о нем мог теперь кто-нибудь вспомнить, но я русская. Я родилась и жила в России. Обстоятельства недавнего прошлого вынудили меня покинуть все, чем раньше я могла гордиться... И вот прожила свои годы здесь, вдали от всего, что могло бы меня утешить теперь, когда старость сломала мои силы и здоровье. Да-да... Теперь осталось недолго. Час мой настанет скоро. Именно поэтому я разрешила себе найти вас, чтобы обратиться к вам лично с глубокой просьбой, в которой, надеюсь, господин Курбатов, вы, как истинный патриот некогда общей для нас родины, не откажете мне? Я понимаю, вас это смущает, но я прошу о немногом. Господин Курбатов, я знаю, что скоро умру. Я могу себе в этом признаться. Я человек без будущего. Я хотела просить вас, если это не слишком сложно, прислать мне из России... Я прошу вас прислать мне горсть русской земли. Я велю посыпать ее на мою могилу. В этой просьбе моя единственная надежда умереть спокойно, мое раскаяние в том, чего теперь уже не вернуть, не исправить, не пережить вновь. Горсть родной земли утешит меня в последний час, умиротворит мое сердце, и пусть бог нас рассудит с судьбой... Вы не откажете мне, господин Курбатов? Я душевно, искренне прошу вас...

Курбатов. Хорошо, я вышлю вам... Обязательно...

Дама в сером. Вы благородный человек, господин Курбатов. Извините меня, я позволю себе пожелать вам самого полного счастья в жизни, счастья, которое возможно у родного очага. У каждого человека есть священные места его детства, его первых шагов на этой грешной земле, у каждого свой Вифлеем, свой священный камень, свой цветущий сад души, своя Нагорная проповедь, которую он несет людям. Если потерять эти священные очаги, в жизни остается лишь пустота и ее не заполнить ничем, разве лишь собственной смертью... Извините меня... Прощайте, господин Курбатов, я с благодарностью буду думать о вас. (Протягивает визитную карточку.) Это мой адрес...

Курбатов. Всего доброго...

Дама в сером (крестит Курбатова). Дай вам бог... (Уходит.)

Курбатов с недоумением рассматривает визитную карточку. Телефонный звонок.

Курбатов (снимая трубку). Нелли?.. Здравствуйте, Нелли... Да, честно говоря, не ожидал вашего звонка. Очень рад. Очень рад... Нормально, вот устраиваюсь... Нет, никто не был... Впрочем, была одна дама... Не знаю... Эмигрантка русская... Странная какая-то... А что мне остерегаться? Кому я нужен? Думаю, что не представляю интереса... Приедете? Прекрасно, Нелли... С отцом? Очень буду тронут. Хорошо... Через час? Отлично. Я буду в номере... Нет-нет, никуда не собираюсь уходить... Да что вы так беспокоитесь? Я буду ждать вас в номере. (Вешает трубку.)

Стук в дверь.

Войдите.

Глазырин (входя). Извините, господин Курбатов.

Курбатов. Что вам угодно?

Глазырин (волнуясь). Меня привела к вам необходимость сказать вам правду...

Курбатов. Какую правду? О чем вы?

Глазырин. Я русский...

Курбатов. Ну и что? Я тоже русский.

Глазырин. Судьба так сложилась, что я давно живу здесь... Здесь, в этом городе. (Садится.) Вы не возражаете?

Курбатов. Пожалуйста.

Глазырин. Разрешите закурить.

Курбатов. Курите.

Глазырин (предлагая сигарету). Прошу.

Курбатов. Спасибо, не курю.

Глазырин. Очень волнуюсь, господин Курбатов... Очень волнуюсь... Вы человек оттуда... С родины... С далекой моей родины... Так хочется все, что камнем ношу на сердце, сказать вам...

Курбатов. Так что же...

Глазырин. Хоть в конце жизни, а взглянуть на нее... На землицу мою родную... (Тяжело вздыхает.)

Курбатов. Может, вам воды?

Глазырин. Да нет... Я соберусь... Я свое заканчиваю... Как может человек испортить... Да что испортить? Искалечить... Сломать себе жизнь. Испугаться. Бросить родину. Покинуть ее. И неотвратимо покатиться по страшной наклонной вниз.. Вниз, вниз... Неотвратимо. И совсем молодым... Неразумным. Сначала в Болгарию. Обжился немного... Война кончилась... Куда? Во Францию... А там уже набито... Там своих хватает... Швейцаром был, двери открывал... Кому я был нужен?.. Кому, скажите? Уехал в Алжир... И там настигли.

Курбатов. Кто настиг?

Глазырин. Разве было время разбираться — кто? Бросился в Африку. На экватор... Жарко... Влажность... Климат изнуряющий. Тогда сюда. Последняя земля... Кинул якорь... Мне что? Доживаю... Но решился. Решился все же. Хватит. И вот пришел к вам. Помогите.

Курбатов. Чем же я могу вам помочь?

Глазырин. Можете... Совсем малая просьба. Подал я прошение. Вернуться хочу.

Курбатов. И хорошо....

Глазырин. Боюсь... Один боюсь... Вы возвращаетесь на родину... Обождите. Со дня на день жду решения... Мне обещают... Прошу вас, вместе. Я, дочь и вы...

Курбатов. Так вы с дочерью?

Глазырин. Да, с дочерью... Из-за нее все. На родину. Дочь единственная... Ради дочери... Да вы ее знаете.

Курбатов. Я?

Глазырин. Глазырин я...

Курбатов. Не знаю...

Глазырин. Сестра.

Курбатов. Чья сестра?

Глазырин. Ирина... Дочь моя... У вас дежурила. Медицинская сестра.

Курбатов. Ах. Ирина! Что ж вы сразу не сказали?

Глазырин. Вы ничего не заметили?

Курбатов. А что я мог заметить?

Глазырин. Она же к вам... Бедная девочка... Неужели вы не заметили?

Стук в дверь.

Курбатов (нервно). Войдите! Войдите!..

Входит Дзюбин, он в форме агента авиакомпании.

Дзюбин. Господин Курбатов?

Курбатов. Я Курбатов...

Дзюбин. Я из авиакомпании...

Курбатов. Правда? Как хорошо... Извините, господин Глазырин, видите... (Дзюбину.) А билет где?

Дзюбин. Вам придется отправиться со мной за билетом.

Глазырин (поднявшись). Извините, господин Курбатов! Не думайте обо мне плохо.

Курбатов. Да что вы, что вы?!

Глазырин уходит.

Я готов... Что надо взять с собой?

Дзюбин. Паспорт, господин Курбатов.

Курбатов. Паспорт внизу, у портье.

Дзюбин (уступая дорогу Курбатову). Вот как у нас, господин Курбатов. Со всем уважением.

Курбатов (останавливаясь на пороге номера). Погодите. Я не могу уйти. Ко мне должны прийти. Знаете что... привезите билет сюда.

Дзюбин. Если б мог, я бы привез его уже сейчас. Нужна ваша подпись. Паспорт.

Курбатов (мучительно раздумывая). У вас есть документ, что вы являетесь агентом этой компании?

Дзюбин (вынимая удостоверение). Я понимаю, конечно, русские должны проявлять бдительность в капиталистическом окружении. Пожалуйста.

Курбатов (взглянув на удостоверение). Ладно. За тридцать минут управимся?

Дзюбин. Управимся. Пять минут туда, пять — обратно.

Курбатов. Едемте.

Дзюбин. Прошу, господин Курбатов! (Открывает дверь.)

Курбатов, за ним Дзюбин выходят из номера. Телефонные звонки. Входят Джеф и Терри. Осматривают номер. Телефон звонит.

Терри. Кажется, мы опоздали.

Джеф. Зацапали парня.

Терри. Надо звонить Виккерсу.

Джеф. Звони.

Телефонный звонок.

Терри. Снять трубку?

Джеф. Снимай.

Терри (снимает трубку). Алло! Алло! Кто это?.. Боб? Я... Я... Терри... А, это ты все звонишь? Его здесь нет. Вещи?.. (Оглядывая номер.) Чемодан в номере... У портье? Сейчас узнаю. Будут новости — позвоню. (Вешает трубку. Набирает номер.) Портье? Скажите, пожалуйста, господин Курбатов ничего не передавал вам?.. Нет... Взял паспорт? Спасибо. (Вешает трубку.) Вместе с агентом уехал в компанию «Пан-америкен».

Джеф. А что, если он с ними снюхался?

Входят Ряжских и Нелли.

Нелли. Извините... Здесь должен быть господин Курбатов.

Терри. Нет его здесь.

Нелли. Он должен был ждать нас.

Джеф. Кого это — вас?

Нелли. Профессора Ряжских и меня.

Джеф. А вы кто?

Нелли. А я дочь профессора.

Терри. Курбатова увезли...

Нелли. Кто увез? Куда?

Терри. Портье утверждает — в авиакомпанию «Пан-америкен».

Ряжских. Извините, я бы хотел знать, кто вы?

Джеф. Какая разница — кто мы.

Терри. Мы друзья Курбатова... Вы спасли ему жизнь, профессор... Ну, мы тоже в некотором роде охраняем его...

Входит бой.

Бой. Господину Курбатову билет!

Терри. Какой билет?

Джеф (взяв боя за грудки). Какой билет? Куда?

Бой. На Дели.

Терри. Отпусти парня...

Джеф (еще держа боя). Кто тебе дал билет?

Ряжских (Джефу). Отпустите, пожалуйста, юношу.

Бой. Привезли билет из авиакомпании. Но я должен вручить его лично...

Джеф (вырывает билет). Мы передадим. Отправляйся...

Бой. Но я...

Терри. Иди, парень, не беспокойся.

Бой (Ряжских). Вы, господин...

Ряжских. Не беспокойтесь.

Вой уходит.

Джеф (передавая билет Терри). Нормальный билет...

Терри. Билет нормальный... Но нет Курбатова. (Джефу.) Отправляемся к Виккерсу.

Нелли. Вот видишь, папа, а ты мне не верил?!

Ряжских. Да, теперь вижу.

Нелли (Терри). Я бы хотела быть вам полезной.

Терри. Вы не знаете Елену Николову?

Нелли. Знаю.

Терри. Отправляйтесь к ней.

Нелли. Адрес?

Терри. Вот адрес. Она знает, что делать. (Передает, карточку. Джефу.) Едем.

Оба уходят.

Ряжских. Кто такая Николова?

Нелли. Одна женщина... Посиди здесь, папа... Вдруг... Вдруг Курбатов вернется... Жди меня здесь.

Ряжских. Наверно, это не очень удобно.

Нелли. Я прошу тебя, папа.

Ряжских. Хорошо, Нелли... Я буду тебя ждать здесь.

Нелли. Я буду звонить. {Выбегает из комнаты.)

Ряжских (остается один. Подходит к окну. Возвращается к столу. Набирает номер телефона). Мне нужно полицейского комиссара... Здравствуйте, господин полицейский комиссар. Говорит профессор Ряжских. Мне необходимо срочно вас повидать... Да, очень срочно.

Картина седьмая

Веранда на австралийской ферме. С двух сторон кусты ярко цветущих роз. Стволы изогнутых эвкалиптов. В глубине веранды — широкая раздвижная дверь. Виден бар с высокой стойкой. На веранде — грубый современный стол и такие же стулья. Линкс — у стойки бара с бокалом виски. Возле него — Глазырин. Здесь же Ирина.

Линкс (раздраженно). Ну и что? Что? Что же вы молчите?!

Глазырин. Они другие люди, господин Линкс, совсем другие...

Линкс. Другие? Такие же, как и все. Едят, пьют, спят с бабами!

Глазырин. Возможно, господин Линкс, возможно... Но они, наверно, тщательно маскируются... Я сделал все, что мог.

Линкс. Вы сделали все, что могли... Ваша дочь сделала все, что могла. А чего вы добились?..

Глазырин. Но я подготовил почву для Дзюбина.

Линкс. Подготовил почву?.. Нашелся земледелец! А где они? Я спрашиваю, где они?

Глазырин. Дзюбин так натурально изображал агента авиакомпании.

Линкс. Изображал? Натурально? Гнать вас всех надо!

Глазырин. Прилагал все душевные усилия... Все душевные усилия... Всю свою жизнь многострадальную изложил.

Линкс. А вам он поверил, Ирэн?

Ирина. Я сделала все, чтобы он поверил. Была смиренна, как голубица.

Линкс. Голубица... (Смотрит на часы.) Исчезли.

Глазырин. У господина Дзюбина не сорвется.

Входит Неизвестный.

Неизвестный. Едут.

Линкс (Неизвестному). Смотрите, чтобы никаких посторонних людей на ферме не было. Отвечаете головой.

Неизвестный. Будьте спокойны, шеф. (Уходит.)

Слышен шум подходящей автомашины.

Линкс. Щи готовы? Огурцы? Черный хлеб?

Глазырин. Все готово... И селедочка и черная икра... Только щей-то он у себя хлебал не мало? Разве их на щи возьмешь?

Линкс. Кто вы такой, Глазырин! Вы отщепенец... Обломок прошлого... Начнем со щей, с черного хлеба... С водки... А там хор свое дело сделает... Вы меня не учите, Глазырин. Чтоб все у меня было но первому классу.

Глазырин. Не извольте беспокоиться.

Ирина. Как нам вас именовать?

Линкс. Шеф... Просто шеф...

На веранде появляется Курбатов, за ним — Дзюбин.

Дзюбин. Пожалуйста, господин Курбатов.

Курбатов (оглядывая веранду). Куда меня привезли?

Линкс. Здравствуйте, господин Курбатов.

Курбатов. Мне сказали, мы едем за билетом...

Линкс. Мы решили дать вам возможность отдохнуть.

Курбатов. Отдохнуть я мог бы и в отеле... В городе у меня друзья.

Линкс (указывая на Глазырина и Ирину). Здесь тоже ваши друзья.

Курбатов. Я очень рад, но хотел бы вернуться в отель.

Линкс (предельно задушевно). В отель вернуться никогда не поздно. А здесь вы можете познакомиться с жизнью фермеров.

Курбатов. Ах, это ферма?

Линкс. Обыкновенная австралийская ферма. Желаете выпить? Виски? Бренди? Русская водка? Мы приготовили ее специально для вас. Я вам налью виски. (Наливает.) Я, правда, не очень воспринимаю вашу водку. Мы приготовили специально для вас русский обед. Господин Глазырин постарался. (Глазырину.) Какое меню?

Глазырин. Наше, русское... Селедочка с вареной картошкой. Соленые огурчики... Черная икра. Настоящие русские щи.

Линкс (Курбатову). Как видите, друзья заботятся о вас. Вы пообедали?

Курбатов. Не обедал.

Линкс Превосходно... Пообедаем вместе... Если не возражаете?

Курбатов. А чего ж мне возражать. Человек должен где-то обедать.

Линкс. Ирина, будьте хозяйкой.

Ирина уходит.

У нас еще кое-какие сюрпризы приготовлены для дорогого гостя.

Курбатов (Линксу). А вы и есть фермер?

Линкс. Земледелец... Потомственный...

Курбатов. Большое хозяйство?

Линкс. Не очень... Но пока держимся...

Ирина на тележке катит блюда.

Ирина (расставляя еду на столе). Прошу. Пока щи горячие...

Глазырин. Подожди, Ирина... Мы еще по рюмочке. (Курбатову.) Можно?

Курбатов. Пожалуйста.

Глазырин наливает всем. За стол садятся Линкс, Курбатов, Глазырин и Ирина.

Линкс. Думаю, что самый подходящий тост, господин Курбатов, за ваше здоровье.

Курбатов. Спасибо. (пьет. Ставит рюмку. Линксу.) А что же вы?

Линкс. Какой вы наблюдательный. (Пьет до дна.)

Глазырин. Ну, как огурчики?

Курбатов. Прекрасный засол.

Глазырин. Именно... Мы свое русское нигде не теряем... (Наливает водку.) Конечно, есть и здесь добрые люди, но я бы хотел за Россию, за матушку нашу. Не возражаете?

Курбатов. Не возражаю.

Глазырин. До дна! (Пьет.)

Линкс (Курбатову). А вы что же это, половиночку?

Курбатов. А вы, оказывается, тоже наблюдательный, (Допивает.) Я бы щей хотел... Соскучился, знаете.

Линкс. Ирина, что же вы?

Ирина. Только, Вася, полную тарелку...

Глазырин. Еще рюмочку?

Курбатов. К первому у нас не полагается.

Глазырин. Да что вы?! По старому русскому обычаю.

Линкс. Господин Курбатов не хочет... Насильно не надо. Мы лучше сюрприз начнем. Зовите, Глазырин...

Глазырин. Сию минуту... (Уходит.)

Линкс. Тут у нас есть коллектив один, хор, правда, с божественным оттенком... Исполняют псалмы и песни... Для вас любопытно будет... Узнали, что русский здесь, пожелали показать искусство. Не возражаете?

Курбатов. А чего ж возражать.

Ирина. Может, еще щей?

Курбатов. Антракт, Ирина... Устроим антракт.

Ирина. Да, конечно, Вася. (Садится рядом с Курбатовым.)

Глазырин входит с группой одетых в псевдорусскую одежду пожилых людей, среди которых два-три юноши.

Глазырин. А вот и мы. (Хору.) Прошу, господа.

Хор (выстроившись полукругом, поет на мотив «И кто его знает»).

Хор замолкает. Курбатов с трудом сдерживает смех.

Глазырин. Не забывают веру христианскую...

Курбатов. Это ценно, конечно... Только мотив такой, житейский...

Глазырин. По радио из России слышали... А слова свои подобрали.

Курбатов. Музыкальные люди...

Глазырин. Чрезвычайно.

Линкс. Хватит псалмов... Несовременно. Давайте русские песни.

Глазырин (взмахнув рукой). Давайте русские песни.

Начинается дивертисмент из современных псевдорусских песен, к концу которого появляются два парня и две девушки и пляшут что-то среднее между русским танцем и чечеткой. Девушки танцуют перед Курбатовым и выхватывают его на круг. Курбатов делает несколько затрудненных движений и останавливается перед Линксом.

Курбатов. Давай, господин фермер. Тряхни нашу русскую.

Линкс. Для хорошего гостя — пожалуйста.

Идет короткий танец, во время которого Глазырин выпивает несколько рюмок. Ирина его удерживает, но безрезультатно. Курбатов возвращается к столу, за ним — Линкс.

Глазырин (хору). Спасибо, господа... Спасибо, люди русские... Все, финиш...

Хор уходит.

Линкс (Курбатову). Как вам нравится хоровой коллектив?

Курбатов. Нафталином от него попахивает, а так — нормально.

Глазырин. Господин Курбатов, выпьем еще?

Курбатов. Не возражаю.

Глазырин (налив рюмки). За веру, царя и отечество.

Ирина. Отец!

Курбатов. Стоп! (Отставив рюмку.) За веру готов выпить. Маму мою зовут Верой... А за царя — это как же? У вас-то царя в голове нет? И отечества нет? За что вы будете пить?

Глазырин. Господин Курбатов...

Линкс. Вы свободны, Глазырин. (Ирине.) И вы.

Глазырин и Ирина уходят.

Курбатов. Как я понимаю, представление окончено?

Линкс. Не обращайте внимания на идиотов.

Курбатов. Обращаю. Что вам от меня надо?

Линкс. Говоря откровенно, нам бы хотелось сделать вам предложение...

Курбатов. Быть вашим шпионом?

Линкс. Зачем так примитивно, господин Курбатов? Шпионов у нас достаточно.

Курбатов. Чего же вы хотите? Зачем все это представление?

Линкс. Это жизнь, а не представление, Курбатов... Нам бы хотелось, чтобы вы пожили у нас, посмотрели, как у нас идут дела. Слушайте, Курбатов, вы не пожалеете. Вы рабочий, электрик. Останьтесь, посмотрите, как живут наши рабочие. Как они веселятся... И вообще, что такое свободный мир.

Курбатов. Ваши рабочие живут за наш счет.

Линкс (засмеялся). Это как же — за ваш счет? Что-то новое в экономике?

Курбатов. Слушайте, если у вас черепок немного работает, вы ж должны понимать, что существование нашего государства заставляет вас идти на уступки вашим рабочим. Разве не так? Мы-то довольны этим.

Линкс. Кто это мы?

Курбатов. Советский Союз, другие социалистические страны... У нас же это каждый пионер понимает... Отстали вы в своем политическом развитии, господин фермер. Разве это порядок? Мне лететь надо — на какую-то ферму затащили.

Линкс. Посмотрите, как живет свободный мир.

Курбатов. Да бросьте вы, — свободный?! Повторяете, как попка, одно и то же. Свободный? Завезли меня и пытаетесь обработать? Девчонку вовлекли в грязное дело? Свободный мир? Сколько вы ей заплатили, господин шеф?

Линкс. О, да вы, оказывается, политик?!

Курбатов. А вы думали — мальчишка, морячок слюнявый. Тридцать сребреников предложите — он и лапки кверху поднимет?

Линкс. Зачем тридцать? Мы вам больше дадим. Хотя некоторые бесплатно остаются.

Курбатов. Это гнилой товар, а вам нужны чистенькие.

Линкс. А мы можем сделать вас грязненьким! Объявим, что попросил политического убежища. А? Как вам это нравится? Объявим, а вас спрячем. И скажем — не хочет бывший советский моряк видеть никого, в том числе и ваших представителей. Не отмоетесь!

Дзюбин (входя). Да что вы с ним?

Линкс. Спокойно, Дзюбин.

Курбатов. Ах, Дзюбин. Еще одна сволочь у вас служит?

Дзюбин. Я тебе покажу — сволочь!

Линкс. Да вот — живет господин Дзюбин. Неплохо живет. Дом имеет, автомобиль, свой участок.

Курбатов. Все имеет, кроме совести.

Дзюбин. Шеф, дайте мне закончить разговор.

Курбатов. А я так считаю, мы закончим нашу беседу. Каждый при своих... Вы меня сейчас отправите в отель. И на этом закроем вопрос.

Линкс. Туда вы уже не вернетесь. Вы исчезнете. Отныне никто и никогда в мире человека под именем Василий Курбатов не увидит.

Курбатов. Пугаете?

Линкс. Предупреждаю. Кто заметит ваше исчезновение?

Курбатов. Кому надо, заметят.

Линкс. И вам не жалко вашей молодой жизни?

Курбатов. Жалко. Только вы от меня ничего не добьетесь. Кроме этого! (Показывает дулю.)

Линкс. Ладно. Займитесь им, Дзюбин... Но так, чтоб я мог с ним еще поговорить. (Уходит.)

Курбатов медленно обходит стол, стараясь занять выгодную позицию.

Дзюбин. Я б тебя, гада, сразу придушил!

Курбатов. А ты попробуй!

Дзюбин. У-у, большевистское отродье! (Отпивает из бокала виски.) Я б каждого из вас придушил. Ты знаешь, к кому ты в руки попал? К власовцу в руки попал! Мне хоть по одному, но чтобы вас меньше было. (Выхватывает финский нож.) И я сей момент из тебя двух сделаю!

Курбатов. Попробуй, гадина! Попробуй!

Дзюбин. Я таких комсомолов, как ты, несчетное количество на тот свет пустил. Голыми руками... (Рывком отбрасывает в сторону стул.)

Курбатов, схватив скамейку, пятится к двери, пытается открыть ее ногой, но дверь закрыта.

Дзюбин (прикрываясь скамейкой, приближается к Курбатову). Тебя Василием звали?

Схватка. Дзюбин, изловчившись, бьет Курбатова. Тот падает, но поднимается и наносит удар Дзюбину. Тот стоит оглушенный, но в это время появляется Глазырин и стулом наносит удар Курбатову. Появляется Линкс. Выламывая двери, врываются Джеф, Терри и Виккерс. И опять схватка.

Терри (нанося удар Дзюбину). Получай, гад!

Виккерс. И от красного Виккерса!

Джеф. Дай, я ему еще одну штуку поднесу!

Терри. Не будь эгоистом, дай мне! (Бьет Линкса.)

Линкс летит к Виккерсу.

Виккерс. А теперь от летчика союзной авиации!

Линкс летит к дверям. Падает. Входит Глазырин.

Глазырин (над лежащим Дзюбиным). В Иордании крещенный, вечная память, анафема.

Линкс поднимается.

Джеф. Слушай, ты, зачем русского матроса сюда затащил?

Линкс. По его личной просьбе.

Курбатов. Он лжет!

Терри. У него профессия такая!

Виккерс (Джефу и Терри). Доставьте сюда другого.

Терри и Джефф уходят.

Линкс (тронув ногой лежащего Дзюбина). Вставайте, Дзюбин, неловко лежать, когда гости стоят.

Дзюбин стонет. Джеф и Терри вносят Неизвестного, кладут рядом с Дзюбиным. Он в том же состоянии, что и Дзюбин.

Джеф. Принимай свою падаль.

Виккерс (Курбатову). Вы в состоянии ехать?

Курбатов. Да. Спасибо вам.

Линкс (Виккерсу). Как вы сюда попали?

Виккерс. Той же дорогой, что и вы.

Слышен шум автомашины.

Терри. Еще кого-то несет!

Джеф. Что ж, придется занять круговую оборону.

Входят Рейсборн, Нелли, Николова, чуть позже — Ряжских.

Нелли (бросаясь к Курбатову). Вася, я так боялась за вас!

Курбатов. Спасибо, Нелли... Я знал, что вы не оставите меня в беде! Спасибо, профессор... Спасибо вам за все!

Линкс. Итак, господин полицейский комиссар, и вас вовлекли в это дело?

Рейсборн (Линксу). Имею указание сопровождать господина Курбатова к самолету.

Линкс. Господин Курбатов уже обзавелся почетным эскортом. Что касается нас, то мы, как могли, скрасили его свободное время. (Рейсборну.) Желаете выпить?

Рейсборн. Я не против. (Указывая на Дзюбина и Неизвестного.) Господа нездоровы?

Линкс. Дорожное происшествие. Укачало. (Глазырину.) Уберите их в ванную.

Дзюбин и Неизвестный тяжело поднимаются и, поддерживая друг друга, уходят в сопровождении Глазырина. Линкс наливает виски Рейсборну.

Виккерс (оттягивая Джефа от Линкса). Спокойно, Джеф, еще надо успеть в отель.

Рейсборн (чокается с Линксом. Пьет). Прошу, господин Ряжских.

Линкс. Господин комиссар, разрешите мне сказать профессору несколько слов наедине.

Рейсборн. Пожалуйста. (Уходит.)

Ряжских (Нелли). Идите, я сейчас.

Нелли. Нет, папа, мы тебя не оставим!

Ряжских. Слушаю вас, господин Линкс.

Линкс. Итак, вы сами заявили полицейскому комиссару?

Ряжских. Да.

Линкс. И сами решили все перечеркнуть?

Ряжских. Да.

Линкс. Вы пожалеете об этом! Мы вас сотрем в порошок!

Ряжских. Опоздали, господии Линкс!

Линкс. Не видать вам прав гражданства!

Ряжских (гневно). Опоздали, господин Линкс! Опоздали! Уже не растопчете. Права гражданства?! Плюю я на вас и на ваши права! Слышите, плюю! Мне дороже называться честным человеком! Русским человеком. Идемте, Курбатов, я сам провожу вас на самолет!

Все уходят.

Занавес

1967

«ЭМИГРАНТЫ»

Пьеса « Эмигранты» напечатана впервые в журнале «Октябрь» в 1967 году, № 8.

В этом же году она была поставлена в театре Ростова-на-Дону. Первую постановку спектакля осуществил режиссер В.Молчанов, художник — А.Ханамиров.

Осповные роли исполняли: Курбатов — Э.Демченко, Ряжских — П.Лобода, Линкс — М.Бушнов и другие.

В 1970 году пьеса поставлена на сцене Малого театра в Москве. Режиссер — В.Цыганков.

Оглавление

Действие первое

Действие второе