уединенный образ жизни, пока их не разыскала одна пожилая дама, по имени госпожа Корнуйе, сент-омерская помещица, жившая в своей усадьбе «Услада», в пяти лье от города, − как выяснилось, двоюродная бабушка нашей матери. На правах родства она стала требовать, чтобы наши отец и мать каждое воскресенье приезжали к ней в «Усладу» обедать, а им там было ужасно скучно. Она говорила, что у всех порядочных людей принято обедать по воскресеньям в семейном кругу и что только люди низкого происхождения не соблюдают этот ста– старинный обычая. В «Усладе» отец просто изнывал от скуки. Жалко было смотреть на него. Но госпожа Корнуйе этого не замечала. Она вообще ничего не замечала. Мама была более мужественной; страдала она не меньше, чем отец, может быть даже больше, но все– таки улыбалась.
− Женщины созданы для страдания, − заметила Зоя.
− Все живое обречено на страдание, Зоя. Тщетно наши родители отказывались от этих тягостных приглашений. Каждое воскресенье, после полудня, за ними приезжал экипаж госпожи Корнуйе. Приходилось ехать в «Усладу»; уклониться от этой повинности было совершенно невозможно. Это был твердо установленный порядок, нарушить который мог только бунт. Отец наконец взбунтовался и дал клятву не принимать больше ни одного приглашения госпожи Корнуйе, а матери предоставил изыскивать благовидные предлоги и различные оправдания для отказа − как раз то, к чему она менее всего была способна. Наша мама притворяться не умела.
− Вернее, Люсьен, не хотела. Она могла бы солгать не хуже других, − сказала Зоя.
− Да, но надо признаться, что она охотнее опиралась на факты, чем прибегала к выдумкам.
− Помнишь, сестра, как она сказала раз за обедом: «К счастью, у Зои коклюш; теперь мы не скоро поедем в «Усладу».
− Правда, так было, − согласилась Зоя.
− Ты выздоровела. И госпожа Корнуйе приехала к нашей маме. «Теперь, милочка,− сказала она,− я рассчитываю, что вы с мужем приедете в воскресенье обедать в «Усладу». Отец требовал во что бы то ни стало найти уважительную причину для отказа, и, в такой крайности, мать прибегла к выдумке: «Очень сожалею, дорогая бабушка, но это невозможно. В воскресенье я жду садовника».
Услышав это, госпожа Корнуйе посмотрела через стеклянную дверь гостиной на наш запущенный садик; там росли бересклет и сирень, но, казалось, они никогда не знали садовых ножниц, да и не собирались с ними знакомиться. «Вы ждете садовника! Для чего?» − «Чтобы поработал в саду».
И невольно окинув взглядом буйно растущую траву и несколько почти одичавших кустов, столь громко наименованные садом, мама просто ужаснулась неправдоподобию своей выдумки. «Этот человек, − сказала госпожа Корнуйе − прекрасно может прийти в ваш… сад в понедельник или во вторник. Так будет гораздо лучше. Не следует работать по воскресеньям». − «Он всю неделю занят».
Я нередко замечал, что самые невероятные, самые нелепые доводы почти не вызывают возражений: они попросту сбивают противника с толку. Госпожа Корнуйе настаивала меньше, чем можно было ожидать от такой цепкой особы. Поднявшись с кресла, она спросила: «Как зовут, милочка, вашего садовника?» −
«Пютуа», − не колеблясь, ответила мама.
Пютуа получил имя. С этих пор он существовал. Госпожа Корнуйе ушла, приговаривая: «Пютуа! Кажется, знаю. Пютуа? Пютуа! Знаю, знаю. Только не припомню… Где он живет-то−» − «Он работает поденно. Когда в нем есть надобность, его зовут через знакомых». − «Ну, так я и думала: лодырь, проходимец какой-то… нестоящий человек. Поосторожнее с ним, милочка».
Теперь у Пютуа был уже и характер.
II
Пришли г-н Губен и Шан Марто. Г-н Бержере объяснил им, о чем идет разговор:
− Мы вспоминаем, как моя мать когда-то выдумала в Сент-Омере садовника и дала ему имя. И он стал жить.
− Дорогой учитель, не будете ли вы добры повторить−− сказал г-н Губен, протирая очки.
− Пожалуйста, − ответил г-н Бержере. − Этого садовника не было. Этот садовник не существовал. Мать сказала: «Я жду садовника». И − садовник возник и начал действовать.
− Дорогой учитель, но как же он действовал, если не существовал? − спросил г-н Губен.
− Он существовал особым образом.
− Вы хотите сказать, это было воображаемое существование, − несколько пренебрежительно сказал г-н Губен.
− А разве воображаемое существование − это ничто? − воскликнул г-н Бержере. − А разве герои мифов не могут оказывать влияние на людей? Вдумайтесь как следует в мифологию, господин Губен, и вы заметите, что самое глубокое и длительное воздействие на души производят не столько реальные, сколько воображаемые существа. Всегда и везде существа, не более реальные, чем Пютуа, внушали народам ненависть и любовь, ужас и надежду, толкали на преступления, принимали жертвы, создавали законы и нравы. Господин Губен, поразмыслите об извечной мифологии. Пютуа − мифическое лицо, правда,
Последние комментарии
4 часов 8 минут назад
9 часов 53 минут назад
11 часов 1 секунда назад
11 часов 57 минут назад
12 часов 12 минут назад
21 часов 22 минут назад