Стихи [Эмиль Верхарн] (fb2) читать постранично, страница - 2

столяра, мельника, могильщика символизируют ненужность, бессмысленность человеческих усилий, их сращенность с уходящим прошлым, господство изживших себя предрассудков. Сама деревенская природа с ее нетихнущим, томительным дождем и «свирепым ветром ноябрей» дышит грустью и обреченностью. Как не похожи эти призрачные деревни с их истомленными людьми, с их нищими и безумными, с их темным фоном на дышащее изобилием и полнотой жизни село «Фламандских стихов»!

Но вчитаемся глубже: какое богатство-реального жизненного содержания просвечивает сквозь эту мрачную символику, с какой силой и остротой раскрыта социальная и человеческая трагедия жалкого деревенского люда в таких, например, поэмах, как «Тот, кто дает дурные советы» или «Исход»!

«Поля в бреду» открываются поэмой «Город», в которой показана стихия, губящая деревню, разоряющая и развращающая ее людей. Это — город-спрут:

О том же, об уничтожении городом всей живой красоты, рассказано в поэме «Равнина»; ею и начинается книга «Города-спруты» (1896):

Образ города — обычно туманно-расплывчатый — появлялся у Верхарна и раньше («Лондон», «Города», «Женщина в черном»). Но именно в «Городах-спрутах» Верхарн вырастает в крупнейшего поэта-урбаниста, ищущего новые пути поэтического воплощения нового содержания жизни. В гигантских символических образах этой книги возникают пестрые лики, кричащие контрасты и уродства капиталистического города с его «чудовищами» («Биржа», «Заводы», «Порт», «Торжище», «Мясная лавка»), с его утратившим человечность продажным искусством («Зрелища»); эпический размах и монументальность этих образов заставляют вспомнить грандиозные фрески городской жизни, созданные в романах Э. Золя.

Но город для поэта не только средоточие алчности, похоти, жестокой и тупой власти собственников («Статуя буржуа»), — вопреки громадам вещей, порабощающим человека, здесь рождается смелая мечта, зреют идеи, трудятся умелые руки и пытливая мысль; это котел, «где ныне бродит зло», но где куется будущее. И Верхарн вдохновенно воспевает энергию толпы, способной подняться в могучем порыве, «чтобы сотворить и воскресить» («Восстание»), чтобы изменить лик судьбы и прорваться «к будущему», — так гласит подзаголовок прекрасной поэмы «Города и поле», завершающей цикл «Города-спруты». В эти же годы Верхарн создал и свою знаменитую романтическую драму «Зори» (1898), полную драматизма и провидческого пафоса картину побеждающей народной революции.

Так итогом эпопеи о гибели патриархального прошлого стал поистине выстраданный бельгийским поэтом оптимизм, широкое приятие жизни в ее вечном развитии, постоянном отвержении старого, в ее обновлении и неудержимом движении вперед. Верхарн идет к еще более широким поэтическим обобщениям. Книги «Лики жизни», «Буйные силы», «Многоцветное сиянье», «Державные ритмы» (1899–1910) поражают эпической мощью, смелостью фантазии и философской глубиной, ощущением обретенного поэтом душевного равновесия и просветленности. В поэмах этих циклов предстают различные моменты всемирно-исторической судьбы человечества, идущего мучительным, подлинно тернистым путем — через тяжелую борьбу с природой, через страдания и бедствия, войны и революции, через заблуждения и свершения — к лучшему будущему. Вот верхарновские полководец, трибун, банкир, тиран («Буйные силы») — колоссальные фигуры, олицетворяющие целые этапы истории. Трибун, своим пламенным пророческим словом поднимающий массы на штурм «фасадов золотых»; банкир — новый хозяин мира, решающий «за своим заваленным столом» «судьбы царств и участь королей»; тиран, поработивший волю миллионов и все же трагически одинокий на вершине своей славы… Воссозданные с настоящей психологической проникновенностью и мощью поэтического обобщения, они знаменуют собой звенья многострадального исторического опыта народов. И рядом другие образы, мифические и исторические: Геракл и Персей, Лютер и Микеланджело — героизм, борьба с духовным гнетом, муки творческих свершений — силы, прокладывающие для человечества крутые дороги прогресса.

Верхарн поет гимны дерзкой человеческой мысли, познающей «действительности смысл, что выпускаем мы из заточения, как духа из бутылки» («Наука»); он уверен, что знание победит заблуждения, «циркуль победит церковные кресты» («Утопия»); он славит самоотверженных апостолов истины, готовых на жертвы ради ее торжества («Остроги»). «Жить — значит жечь себя огнем борьбы, исканий и тревоги», — провозглашает поэт («Невозможное»). Он горячо любит