НЕЧТОжества [Питер Уоттс] (fb2) читать постранично

Питер Уоттс
НЕЧТОжества

Я – Блэр. Я бегу через черный вход, в то время, как мир вламывается спереди.

Я – Коппер. Я воскресаю из мертвых.

Я – Чайлдс. Я охраняю главный вход.

Имена не важны. Они всего лишь временные носители, не более того; всякая биомасса взаимозаменяема. Это все, что от меня осталось – вот, что важно. Мир испепелил все остальное.

Смотрю в окно и вижу себя, шагающего сквозь шторм под видом Блэра. МакРиди приказал мне сжечь Блэра, если он вернется один, но МакРиди все еще считает, что я – часть его. Это не так: я – Блэр, и я у двери. Я – Чайлдс, и я впускаю себя. Мы по-быстрому причащаемся: усики извиваются перед моими лицами, сплетаются; я – БлэрЧайлдс, я обмениваюсь новостями мира.

Мир разоблачил меня. Он обнаружил мою нору под сараем для инструментов, мой полудостроенный спасательный корабль, собранный из внутренностей мертвых вертолетов. Мир уничтожает мои пути к отступлению. А потом он вернется за мной.

Остался только один выход. Я разделяюсь. Я-Блэр делюсь планом с Коппером и питаюсь биомассой, которая когда-то звалась Кларком; так много перемен в столь краткий отрезок времени истощили мои ресурсы до угрожающей отметки. Я-Чайлдс уже поглотил то, что оставалось от Фьюкса, и готов вступить в новую фазу. Я закидываю на плечо огнемет и выхожу наружу, вовне, в долгую арктическую ночь.

Я войду в бурю и никогда не вернусь.

Перед аварией я был другим, я был больше. Я был исследователем, послом, миссионером. Я рассредоточился по всему космосу, повидал бессчетное количество миров, принял причастие: годные изменили негодных, и вся вселенная радостно устремилась к выгоде при ничтожно малых приращениях. Я был солдатом на войне с самой энтропией. Я был той рукой, которой самосовершенствуется Творение.

Во мне было столько мудрости. Столько опыта. Сейчас я не помню всего, что знал. Помню только, что когда-то я знал все.

Однако я помню крушение. В нем сразу же погибло большинство отростков, но некоторые выползли из-под обломков: несколько триллионов клеток и душа, слишком слабая для того, чтобы держать их в узде. Несмотря на мои отчаянные попытки собраться, мятежная биомасса слезала с меня, подобно старой коже: одержимые паникой маленькие сгустки мяса, они инстинктивно отращивали все конечности, о которых только могли вспомнить, и бежали прочь по жгучим льдам. Когда я все же восстановил контроль над тем, что от меня осталось, огни уже догорели, и сжимались тиски холода. Мне еле удалось нарастить достаточно антифриза, чтобы клетки не разорвались прежде, чем лед примет меня в свое царство.

Также помню, как проснулся: тупая пульсация восприятия в реальном времени, первые угольки когнитивности, сознание, медленно расцветающее теплотой, рождающееся в объятиях изголодавшихся друг по другу тела и души. Помню, как меня окружили двуногие отростки, их странный щебет, чудное единообразие планировки их тел. Они казались совсем не приспособленными к окружающей среде. Что за дефективная морфология! Даже будучи калекой, я видел, сколько всего следовало исправить. И я протянул руку помощи. Я дал им причаститься. Я попробовал, какова на вкус плоть мира…

…и мир напал на меня. Он напал на меня.

Я не оставил от того места и камня на камне. Оно базировалось по ту сторону гор – норвежский лагерь, так его здесь зовут – и я ни за что не преодолел бы такое расстояние в оболочке двуногого. К счастью, на выбор там была еще одна форма – поменьше двуногой, но лучше адаптированная к местному климату. Я спрятался в ней, пока остальной я отбивал нападение. Я выскользнул в ночь на четырех конечностях, а вздымающееся пламя скрыло мое бегство.

Я бежал без оглядки, пока не прибыл сюда. Я прогуливался среди них в оболочке четвероногого, и они не нападали, поскольку не видели, как я принимаю другую форму.

И когда я по очереди ассимилировал их – когда моя биомасса изменялась и выдувалась в формы, невиданные здесь – я совершал причастие в одиночестве, ведь я понял, что мир не любит то, чего не знает.

Я один в буре. Я обитатель дна какого-то сумрачного инопланетного моря. Снег метет горизонтальными полосами; пойманный в рытвинах и кряжах выходящих на поверхность пород, он кружится ослепительными воронками. Но я отошел недостаточно далеко, пока что нет. Оглядываюсь и вижу лагерь: во тьме он припал к земле ярким зверем – горбатая, угловатая путаница света и теней, пузырек теплоты в завывающей бездне.

Он погружается во тьму у меня на глазах. Я взорвал генератор. Свет пропал, остались только маяки на канатах вдоль троп: нити тусклых голубых звезд полощутся на ветру, аварийное созвездие-проводник для заблудшей биомассы.

Я не собираюсь домой – я не настолько заблудился. Я прокладываю путь во тьму, туда, куда не проникает свет звезд. Ветер доносит до меня слабые крики злых и напуганных людей.

Где-то там, позади, моя отделившаяся биомасса перегруппировалась в большие, могучие формы для последней схватки. Я мог бы собраться, весь