За великое дело любви [Зиновий Исаакович Фазин] (fb2) читать постранично

З. И. Фазин

За великое дело любви

О тех, кто первым ступил на неизведанные земли,

О мужественных людях-революционерах.

Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.

О тех, кто проторил пути в науке и искусстве,

Кто с детства был настойчивым в стремленьях

И беззаветно к цели шел своей.

Глава первая ОТКРЫТИЕ ЯШИ ПОТАПОВА

1

Необычайное событие поразило Санкт-Петербург в тот давний студеный декабрьский день. Но для Яши Потапова все началось, пожалуй, еще накануне ночью.

Скажите: мысль, вдруг крепко захватившая вас, тоже есть событие? У Яши Потапова не было сомнений на этот счет. Он, сколько себя помнил, с самых ранних лет склонен был к раздумью и все старался сам уяснить себе и понять: откуда, например, пошла русская земля и как стала быть; отчего в небе и в природе все так удивительно разумно устроено, а люди никак не устроят свою жизнь на земле, все терпят, а со злом и несправедливостью никак не покончат.

А важно было Яше все это постигнуть особенно потому, что все свое образование он получил от чтения при лучине или коптилке, иной возможности не было крестьянского парнишки. Вот почему каждая новая мысль и найденное решение трудной задачи были для Яши не меньшим событием, чем для путешественника — открытие неведомого досель материка или для астронома — обнаружение еще никому не известной кометы.

В ночь накануне того самого студентов дня, с которого все началось, ярко светила луна и в ветхом маленьком домике на окраинной улочке Петербурга, где ночевал Яша, тихо потрескивали стены от мороза, — звук, хорошо знакомый каждому, кто родился и вырос в бревенчатой избе и не одну зиму провел в ней. Вот под это тихое потрескивание Яша то ненадолго задремлет на тюфячке, постеленном прямо на полу, то вскинется, поглядит в окошко на белоснежное сверкание зимней ночи и снова вернется к засевшей в мозгу мысли: может ли человек оказаться сильнее своего времени?

В самом деле, может ли? А время трудное, тяжелое.

Задумался Яша еще с вечера под влиянием шумного разговора за перегородкой, в соседней комнате. Не затихали там голоса и сейчас.

В домике помещалась сапожная артель, и жили в ней коммуной пятеро студентов из тех, кого в народе называли «сицилистами». Артелями и «коммунным» жильем увлекалось немало подобных им молодых людей обоего пола. И ничего особенного не было в том, что среди спорящих голосов за стенкой слышались и голоса двух девушек — Яша знал их, как и остальных троих мужчин; забредал Яша сюда, в артель, нередко и, случалось, тут и заночует. Эти спорщики собирались поутру отправиться на Казанскую площадь, где предстояло большое и важное дело, и лучше поспали бы, неугомонные.

Одна из девушек не то шутя, не то всерьез предлагала:

— Господа! Выйдем все завтра во фригийских колпаках, согласны? Красный колпак на Казанской площади, на виду городовых и назло всей императорской власти, каково, а? Берусь пошить к утру всем нам эти колпаки.

Девушке отвечает густой, но еще не окрепший ломкий бас:

— Полно шутить, сударушка, не во Франции мы, а сами знаете где! В некотором царстве, в некотором государстве, где фельдфебели в Вольтерах ходят, а один из них даже на троне сидит.

— Позвольте! — подхватил другой мужской голос. — А который уж год он у нас царствует? Стоп, господа! Да, славной музой Клио так и будет записано на скрижалях истории: на двадцать первом году восседания на троне его величества государя императора всероссийского Александра Второго, а точнее: 6 декабря 1876 года со рождества Христова в день зимнего Николы на Казанской площади великой столицы земли русской Санкт-Петербурга произошло…

— Что там произойдет, еще поглядим, господа. Оставим эти шутки, право, не до них! Кому еще чаю налить, самовар остывает!

Были не одни только шутки, разговор за стенкой шел и о серьезном; и хотя Яша не знал еще, кто такая муза Клио и что означают скрижали, кто Вольтер и почему красные колпаки называются фригийскими, он все же многое понимал. Услышав о чем-то новом, потом старался разобраться сам и только в крайнем случае спрашивал у взрослых. Докопаться хотелось своим умом; чужой своего не заменит.

Для своих юных лет он мог считаться достаточно толковым и уже немало знающим о жизни.

Знал — есть столица Петербург и есть Тмутаракань, есть дворцы и есть хижины, есть богатство, и есть такая нищета, не приведи господь. И хотя Яша мог убедиться: все это вместе увидишь в Петербурге — как свет и тьма, так и здесь одно без другого не существует, а все равно любил «Петра творенье». Сам-то вырос в деревенской глуши, а вот нравилась ему каменная прочность и живость городской жизни, хотя и хлебнул здесь немало лиха с того дня, когда его впервые оглушил грохот ткацких машин и втянула в себя и стала