Вход в систему

Что такое OpenID?

Последние комментарии

Последние публикации

Новые стихи [Иностранная литература] [Тед Хьюз] (fb2) читать онлайн

- Новые стихи [Иностранная литература] (пер. Андрей Андреевич Кистяковский) 72 Кб, 6с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Тед Хьюз

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Посвящение

Шесть лет воскресает утрами мама
В дядюшкином лице, когда он говорит,
Что да, мол, он выпил бы чашечку чая.
Я вижу перед собою матушкино лицо
Под дядиной плешью. Ее пухлые руки,
Дрожащие чуть заметней, чем шесть лет назад,
Негромко постукивают его чашкой по блюдцу.
Восьмидесятилетние, живые и любящие —
Все те же: непостижимые, живые и любящие.
Дядюшка, возрождающий то, что ушло,
Пока его клетки пытаются возродиться,
И воздух, снабжающий легкие кислородом,
Вынужденный к тому же еще и звучать,
Исподволь пробуждают уснувший ландшафт:
Ясное небо и дымные трубы,
Бессмертие смертных, радостный ад
И светлые гимны над чернью пашен, —
Наследие памяти,
сокровище языка,
Бесследно меркнущее при свете дня:
Баснословная рыба — раз в жизни поймаешь,
У поверхности, выдохлась, глаз как стекло,
Но леска тонюсенька и почти перетерлась…
В любое мгновение — резкий рывок —
И все утонет в темном потоке…

Новогоднее возбуждение

на третий день
Обретает погоду себе под стать.
Давление подымается. Льдистое небо
Выметено буранами. Тонкие ветки —
Те, что не крепко прильнули к стволам, —
Взвихриваются в небо. Опавшие листья
Мчатся по снегу, как отважные мыши.
Скрипят суставами на ветру дома,
Тая и серебрясь. Багровеют поля.
Все взбудоражено. Блещут окна.
Грузно ворочаясь под прессом воздуха,
Тщатся приникнуть к луне моря.
В искристой круговерти тонет земля.
Каждый обломанный бурями сук
Чертит свой собственный круг. Холмы
Нежатся в солнечной свежести ветра.
Слитно гудит плотинами речка,
Словно старинная фабрика. Люди
Так осторожно шагают по снегу,
Будто под настом — гулкая бездна,
В которой ярится свирепый ветер.
— Ну и ветрище! Ведь он, проклятый,
Чуть не втянул меня ночью в трубу! —
И звонкое эхо веселого смеха
Катится по хрусткому насту,
Как шляпа.

Память

Твоя твердокаменная, в ветхой майке спина —
Мускулистая и мосластая, как у старого жеребца, —
Низко склоненная над тюком овцы
Во время стрижки,
То потела, то подсыхала,
Когда ее обдували промозглые сквозняки
В темной пещере овечьего хлева,
А ты, с раскаленно-багровым лицом,
С барабанно-гортанным фейерверком проклятий,
С тлеющей сигаретой, прилипшей к губе,
Так что на ней сохранялся пепел,
Уверенно управлялся с живым тюком —
То нежно и бережно, то яростно или резко.
Ты работал споро — как матерый шахтер,
Который,
Не думая о своих ладонях,
Рушит переднюю стенку забоя, —
Лысый склонившийся над шерстистой овцой
И уютной искоркой тлеющей сигареты.
А потом, распрямившись с усталым «ох!»
И отпустивши овцу на покой,
Ты отрывал от губы бычок
Лопатообразной, засалившейся рукой
И прикуривал от него свою новую сигарету.

Март, необыкновенное утро

Пчелы в безмолвной голубеющей мгле.
Пчелы на солнечном языке летка.
Блёстки подснежников. Коршуны в вышине,
Словно бы намертво скрепленные магнетизмом,
Сонно замерли с распростертыми крыльями
На необозримой парной орбите.
Светлая тишина. Пригревшийся скот.
У подножия пологого холма, на дубу,
Изредка и негромко каркает ворон.
Бережно вспарывает синеву самолет.
У овечьих кормушек подсохла грязь.
И отпущены дуреть на волю ягнята.
Вспухшая, больная водянкой земля
Медленно выкатывается к целебному солнцу
После опасной и мучительной операции, —
Голая, с обнаженными ранами,
Заслоненная от холодного ветра
Солнечным светом, она
Дремлет, обессиленно улыбаясь.
Пока мы живем, и смеемся, и ждем,
И знаем —
Она не умрет.

Мотоцикл

Он стоял всю войну в сарае —
Ржавый, под бельевой веревкой,
В грохоте бомбежек, пришибленный
Превосходством военных машин.
А потом бои завершились,
И солдаты, сдавши оружие,
Разбрелись по родным городишкам,
Чтобы каторжно налаживать жизнь
В камерах своих мирных комнат
И карцерах служебных контор,
В летнем содоме курортов
И субботнем бедламе танцзалов.
Автобус казался им тряским грузовиком,
А начальник конторы — эсэсовским палачом;
Пыль дорог и дым городов,
Безвкусное пиво и безвкусица магазинов
Осточертели им хуже боев:
Войной они были сыты по горло,
А мизерной мирной жизнью — до подбородка.
И вот к нам пришел молодой человек.
Он купил мотоцикл за двенадцать фунтов,
Тут же завел его, покопавшись в моторе, —
Пробудил от бессмысленной шестилетней спячки,
Послушал, как он работает, и остался доволен.
А ровно через неделю,
Туманным утром,
Он спасся:
Вмазался в телеграфный столб
На прямом участке шоссе у Свинтона.

Кедр

Пастырь из чужедальних земель
С грозным неистовством проклинал
Реки, равнины и вереск.
Предрекал бездонную тьму
Омутам торфяных болот.
Обличал облака и ветер.
Яростно громил небосвод
Ослиной челюстью пустоты.
А когда он переводил дух —
Когда лишь прозрачные капли
Защищали его, —
В этот миг
Он, замолчав, ощутил,
Что земля и небеса содрогнулись.
Молниеносно преображенный
На мгновение
новый пророк
Громоподобно вскрикнул.

Краунпойнтские пенсионеры

Старые лица, древние корни.
Местная память.
Плоские кепки, темные трости,
Блестящие кругляши набалдашников.
А над ними жаворонок в бескрайней голубизне.
Карта их жизни, как равнинный пейзаж,
Уходит в седую даль.
Их беседа струится словно река,
Медленно текущая вспять.
Церкви и фабрики на ее берегах
Одна за другой исчезают.
И только их родовая память
Неподвластна всесильному разрушителю.
Арфисты умолкшего царства —
Мощи их ссохшихся ликов,
Созвучные друг другу, как струны,
Завораживают, словно древняя музыка.
Дикарские, прихотливые вариации,
Отзвуки позабытых мелодий,
Доставшихся им по наследству, —
Песнопения здешних земель,
Озвученных их праотцами.
Трудно струится ручей.
Дремотно ткет паутинку
Летящий в Америку самолет.
Беседу лелеет ветер.

Утес венчальный

Святая святых — вершинный храм:
Корона из скал — глубинный костяк —
Обнаженный хребет земли.
Суетливая паства небес.
Недвижимая паства холмов.
Ни единой случайной черты.
Наэлектризованы шорохами
Обручальные камни,
И брак утвержден
Восклицательным знаком —
Темным перстом
Скалы.
Ты стоишь на холме
С многоцветным венцом,
С венцом облаков
И звезд
Над челом.
И отныне впредь
Ярко-черная тень
Перста, вознесенного ввысь,
Указует на тебя небесам.
Отныне впредь
Твой череп открыт
Пристальному взгляду луны.

Футбол в Слеке

По просторному лугу овальной долины
Снуют упругие, в ярких майках парни
И упруго прыгает кожаный шар.
Вот шар взлетел, и цветастые парни
Брызнули вверх, чтоб достать его головами,
Но он улетел под напором ветра,
И парни пружинисто устремились вслед.
Вот шар завис над зеленым лугом,
И ввысь взметнулся призывный вопль,
И шар покорно ринулся вниз.
Ветер из огненных прорех в небесах
Сгрудил над лугом темные горы,
Смешал сумасшедшие краски,
И вскоре
Долину залил бранчливый дождь.
Волосы слипались; быстрые ноги
Стали дробить луговое море,
А звонкие, радостные, умытые крики
Весело заглушили брюзжащий дождь.
Истово-синие склоны долины
Бессильно сникли под прессом Атлантики,
Однако неистово-рьяные нападающие
Рванулись к летящему вдоль ворот вратарю.
А пылающий глаз, приоткрывши тучи,
Вперился в луг слепящим зрачком.

Крылатые на рассвете

Две крылатые тени под рассветной звездой.
Внизу, как угли, мерцают тетерева.
Роса дробит розоватый свет.
И в пригоршне пенится петушиное пенье.
Крылатые силуэты летят к земле,
Скользя навстречу своим теням.
Дрыгаются у зайцев лапы.
И ограбленно тускнеют бекасы.
Говорливый поток прорицает им изобилием
А солнечный свет заливает землю.
Крылатые силуэты скользнули к земле.
Мелькнули скрюченные вороньи когти.
И грянула война —
пронзительный вскрик
Рикошетной дробью раскатился по крышам.
Лежит безжизненный темный комок
Под черной, взметнувшейся к небу тенью.
С головы упало перо.
Полная пригоршня опустела.
В горле засохла песня.

Стихотворения из цикла «Прометей над пропастью»

I

Он висит над пропастью,
Успокоившись,
Потому что это случилось.
Сквозь ребра вклинивается в скалу синева —
И гордость не отгородит, и мольба не отмолит.
Глаза — безрассудные стражники,
А рассудок — всего лишь глаз.
Однако он радуется — словно орел
В бескрайних просторах под кровавой зарей, —
Потому что
Иначе не будет,
Не было
И быть не могло.
Впервые,
спокойный,
беспомощный,
Титан ощутил свою мощь.

VII

Прометей,
Схваченный в середине пути
И повешенный меж землею и небом,
Проглотил украденный дар.
Цепи — или цепкие корни, —
Протянувшиеся с холодной земли,
Всасываются в раскаленную плоть,
Пробуя горящие кости.
А ограбленное, обозленное солнце
Вырастило яростного стервятника.
Но вскоре солнце, насытившись, расцвело,
А земля обагрилась шафраном.
Прометей, утратив свободу,
Украсился цветами блаженства —
Стенаниями земли и солнца, —
Взращенными холодеющим человечеством.

XI

Прометей над пропастью
Вспоминал свой сон —
Он спеленут цепями в безопасном убежище,
А космические пифоны, Море и Небо,
Бьются за Землю — всесильную драгоценность,
И расклепанная молотом шляпка гвоздя,
Которым он пригвожден к скале, —
Лишь трепетный мотылек у него на груди.
Его руки и ноги не должны рвать цепей,
Однако он опасается глянуть на мотылька —
Опасается утратить страданье блаженства.
Дивное сновидение —
блаженный мир,
Где печени дано исцелиться.
Но сейчас он вернулся в реальную жизнь
С цепями,
небом,
землей
и стервятником.

XVI

Прометей прикован,
Потому что украл, —
Но он далек от людей и не может им рассказать,
У земли перегной, а у неба огонь.
Он жертвует свою плоть —
Ежедневная дань, —
Чтоб людей миновала чаша сия.
Он висит на цепях,
Распятый
под небесами,
Вдалеке от людей и не может сказать им,
Что они ничего не должны.

XVII

Не бог — лишь ветер в цветах.
Не цепи — лишь нервы и сухожилия.
Не стервятник — лишь багровое пламя,
Слово —
Ошметок солнца, —
Схороненное навеки неизреченным,
Пожизненная, бессмертная рана,
Кровоточащий безмолвием звук.

Оглавление

  • Посвящение
  • Новогоднее возбуждение
  • Память
  • Март, необыкновенное утро
  • Мотоцикл
  • Кедр
  • Краунпойнтские пенсионеры
  • Утес венчальный
  • Футбол в Слеке
  • Крылатые на рассвете
  • Стихотворения из цикла «Прометей над пропастью»
  •   I
  •   VII
  •   XI
  •   XVI
  •   XVII