Записки о будущей японо-американской войне [Кёскэ Фукунага] (fb2) читать онлайн

Киосукэ Фукунага, капитан запаса японского флота ЗАПИСКИ О БУДУЩЕЙ ЯПОНО-АМЕРИКАНСКОЙ ВОЙНЕ

Роман

Перевод с японского

Вступительная статья К. Радека.

Предисловия: члена военного совета адмирала Като Кандзи и командующего об’единенной эскадрой адмирала Суэцугу Нобумаса.

О РОМАНЕ ФУКУНАГА

В давние времена военная легенда возникала только после войны, когда появлялись патриотические сочинения, восхваляющие отечественных героев и доблесть национального оружия.

Кто поблагороднее, тот признавал, что и враг не лыком был шит, кто погрубее, тот брал сразу целые враждебные армии в плен, не давая им даже пикнуть. В ПЕРИОД ИМПЕРИАЛИЗМА ВОЕННАЯ ЛЕГЕНДА СОЗДАЕТСЯ ПЕРЕД ВОЙНОЙ. Она служит средством империалистической пропаганды, она имеет задачу обратить внимание на слабые стороны вооружения страны. Достаточно указать на нашумевший перед войной 1914–1918 гг. немецкий роман «Морская звезда», который должен был внушить германской мелкой буржуазии убеждение в неминуемости победы германского империализма в войне с Англией. После войны перед лицом нового обострения международных отношений такие романы появляются во всех странах. Достаточно вспомнить роман, написанный известным английским морским писателем Байуотером в войне на Дальнем востоке, или недавно изданный роман немецкого штальгельмовца, в котором описывается, как Германия освобождается от версальского ига в союзе с СССР, «предварительно помогши» Советскому Союзу потерять Украину. Подготовляясь к доблестным подвигам на мировой арене, ЯПОНСКАЯ ВОЕНЩИНА понятно пользуется формой романа для своей империалистической пропаганды.

Предлагаемый нашим читателям роман Киосукэ Фукунага, японского морского волка в отставке, посвящен японо-американской войне. Он, как полагается, получил поощрение японский военных властей и был конфискован американскими военными властями, которые увидели в нем подстрекательство японцев, проживающих на Гавайских островах и в Америке, к подготовке антиамериканских заговоров на случай японо-американской войны. Командующий объединенной эскадрой, адмирал Суэцугу Нобумасе, прочитав эту книгу, сказал, что очень приятно победить ТАКИМ ОБРАЗОМ, т. е. таким образом, как это представляет автор книги. Присмотримся поэтому, каким образом начинает автор книги войну.

Он ее начинает тем, что «командир японского миноносца совершенно безо всякого повода топит американский корабль». Автор хорошо знает, что о таких вещах не очень-то удобно говорить вслух, и поэтому он спешит предупредить, что не думает, «чтобы в японском флоте нашлись офицеры, осмелившиеся на такие безрассудные поступки. Я оговариваю это, — говорит г-н Фукунага, — чтобы не уронить честь офицеров имперского флота. ЕСЛИ БЫ РЕЧЬ ШЛА ОБО МНЕ, ТО ВОЗМОЖНО, ЧТО Я СДЕЛАЛ БЫ ЭТО, однако имеющих такие мысли на действительной службе нет, так что это ничего не значит.»

Мы не можем согласиться с автором, что «это ничего не значит», ибо трудно допустить, что чем старше офицер, тем более безрассудные у него мысли и менее чувство чести. Оговорка г-на Фукунага должна только затруднить общественное мнение мира обвинять японскую военщину в плохой привычке воевать без объявления войны. Но г-н Фукунага, находясь в отставке, немножко отстал от исторического развития. НАПАДЕНИЕ БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ ПРИНЯТО ТЕПЕРЬ ЕГО СОБРАТЬЯМИ ПО ПРОФЕССИИ ВО ВСЕХ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКИХ СТРАНАХ КАК АКСИОМА.

Мы позволим себе привести немного длинную цитату из книги отставного итальянского морского офицера, коменданта Улисса Гаудагнини, который в книге «Будущая война» (Рим, 1925 г.) пишет, что будущая война будет войной внезапного нападения: «БЕССМЫСЛЕННЫЕ ФОРМАЛЬНОСТИ ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ, ОТЗЫВА ПОСЛОВ, СОЗДАВАНИЯ ПОГРАНИЧНЫХ ИЛИ МОРСКИХ ИНЦЕДЕНТОВ, КАК ВСТУПЛЕНИЯ К ВОЙНЕ — ВСЕ ЭТО ДОЛЖНО В БУДУЩЕМ ОТПАСТЬ. Надо бросить все эти действия, при помощи которых в прошлом противнику предоставляли достаточно времени перед началом военных действий для его вооружения. НАДО ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ВСЕХ РЕЧЕЙ, УЛЬТИМАТУМОВ, ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ПЕРЕГОВОРОВ, АГИТАЦИИ В ПРЕССЕ, КОТОРАЯ СОЗДАВАЛА АТМОСФЕРУ ПОДОЗРЕНИЙ, НЕДОВЕРИЯ. Все это находится в полном противоречии с идеей внезапного нападения, являющейся основным принципом современного ведения войны. Война должна начаться неожиданно, вспыхнуть, как буря в горах, как землетрясение, которому предшествовали только подземные толчки. Народ, армия, флот должны перейти в самое короткое время из состояния скрытой энергии в состояние открытой, как взрывается снаряд. СКАЖУТ, ДАЖЕ БУДУТ КРИЧАТЬ, ЧТО ЭТО НЕ ВОЙНА, А ПРЕДАТЕЛЬСТВО, УБИЙСТВО И КАК ЕЩЕ ХОТИТЕ. Подождите, такие суждения может быть правильны в гражданской жизни, где существуют права, которые предупреждают или наказывают подобные злодеяния, но в жизни народов нет прав, которые бы мешали более сильному или более подготовленному напасть на противника и уничтожить его».

Для подкрепления своих взглядов итальянский моряк вспоминает «славный ПОДВИГ» ЯПОНИИ, НАЧАВШЕЙ В 1904 ГОДУ ТАКИМ ИМЕННО ОБРАЗОМ ВОЙНУ С РОССИЕЙ: «БЕЗО ВСЯКОГО ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ, БЕЗ ОТЗЫВА ПОСЛОВ, БЕЗ КАКОГО БЫ ТО НИ БЫЛО СОБЫТИЯ, ПОЗВОЛЯЮЩЕГО ДОПУСКАТЬ ПРЕДСТОЯЩЙ РАЗРЫВ, ВОСЕМ ЯПОНСКИХ ЭСМИНЦЕВ, ПЕРЕХОДЯ ИЗ СОСТОЯНИЯ ПОЛНОГО МИРА В СОСТОЯНИЕ ВОЙНЫ НАПАЛИ НА РУССКИЙ ФЛОТ, СТОЯВШИЙ НА ЯКОРЯХ В Порт-Артуре и Чемульпо. Они торпедировали восемь кораблей, потопили пять, нанесли другим тяжелые повреждения. Часть русских офицеров и солдат находилась преспокойно на берегу, корабли не были подготовлены к бою, не ожидали никакого нападения, форты не были подготовлены к действиям».

Но итальянский империалист не считает японского примера идеальным.

«Этот набег не был полным, — пишет он, — Этот элемент, имеющий громадное значение, НЕ БЫЛ ИСПОЛЬЗОВАН ДО КОНЦА ЯПОНЦАМИ В ТОЙ МЕРЕ, как это будет делаться в будущем. Не надо было нападать ночью, надо было нападать днем, утром, с достаточным количеством эсминцев, с резервами, и тогда, вероятно, удалось бы все русские корабли — и малые, и большие — потопить…. Господа морские критики могут сказать, что это было бы невозможно, но флот, лишенный подозрений ночью, — он ведь не имел никаких причин к подозрению, — не имеет подозрений и днем. Офицеры, находящиеся на страже, и командиры русских кораблей, наверное, были бы удивлены, увидев перед Порт-Артуром и Чемульпо японские эсминцы, но они бы пальцем не двинули, чтобы защищаться, ибо это было бы практически невозможно. В полчаса русский флот был бы уничтожен».

Переходя к будущей войне, Гуадагнини пишет: «Для того, чтобы использовать до конца решающий элемент победы, нападающий должен в определенный день, в определенный час, давно избранный, с величайшей старательностью подготовленный, о котором не должен иметь даже понятия подвергшийся нападению, УДАРИТЬ СРАЗУ ВСЕМИ МОРСКИМИ, СУХОПУТНЫМИ, ВОЗДУШНЫМИ СИЛАМИ. Он должен на границах, если они совместные, ударить всеми материальными силами, которые он может заранее собрать под предлогом маневров и упражнений. Он должен атаковать всеми воздушными силами железнодорожные узлы противник, электрические стоянки воздушного флота, военные депо, водопроводы, крупные заводы и, где он это считает целесообразным, наиболее густо заселенные местности, дабы неожиданно вызвать замешательство и дикую панику. Он должен своими морскими силами напасть на доки, гавани, находящиеся в пути корабли противника, вооружены ли они или безоружны, должен их топить и уничтожать при помощи торпед, гранат и мин. Он ДОЛЖЕН ЧЕРЕЗ СВОИХ АГЕНТОВ, ГОТОВЫХ НА ВСЕ, НО НЕ ЗНАЮЩИХ ДНЯ НАПАДЕНИЯ, ПРИ ПОМОЩИ АДСКИХ МАШИН, БОМБ, ГАЗОВ, НАПАСТЬ НА ПРОТИВНИКА В ТЫЛУ. Объектом являются казармы, железнодорожные станции, министерства, телеграфные станции, мосты, тоннели. Одним словом, он должен раньше, чем противник узнает причину этого бешенного нападения, нанести ему смертельный удар или, по крайней мере, такие раны, чтобы позже не приходилось говорить ни о какой мести». Кончая, Гуадагнини говорит: «Во всяком случае руководство не должно дать себя связать правилами, которые во время мира проповедуются лицемерами, но которые они во время войны без колебания нарушат».

Цитированное место не представляет собой бреда сорвавшегося с цепи зверя. Военный итальянский писатель, полковник Рокко Моретта, дающий в своей книге о будущей войне (1933 г.) обозрение современных стратегических теорий, цитирует это высказывание и комментирует его следующими словами: «Автор не занимается мрачными предсказываниями, не блуждает в безграничном пространстве фантазии, а грубым, открытым, сильным языком, свойственным морскому солдату, прошедшему испытания, говорит, ДЕРЖАСЬ ПОЧВЫ ВЕРОЯТНОГО РАЗВИТИЯ».

«Умеренный» полковник Моретта, не увлекающийся ни теориями Дуэ, ни теориями Фуллера, выступающий в качестве человека «реальности», принимает полностью разбойничью теорию своего морского коллеги. Если г-н Фукунага, развертывая свою картину войны, считает, что надо замести следы, то он это делает зря, — незачем делать ненужных вещей. Зачем божиться, когда никто не поверит.

Но внимательный читатель скажет, что Фукунага не предвидит нападения по образцу 1904 г, а тем более по рецептам Гуадагнини. Ведь внезапно нападает не правительство, а герой романа, командир миноносца Маки Эйтаро, самовольно торпедирует флагманское судно, для того, чтобы заставить правительство объявить войну с Америкой в момент, который он считает наиболее подходящим для войны. Правительство же, по рассказу г-на Фукунага, приговаривает бравого офицера к расстрелу, но солдаты, «видя сияние», исходящее из его лица, не попадают в цель троекратно, после чего он, в силу японского обычая, запрещающего расстреливать человека, оставшегося в живых после трех залпов, остается цел и невредим, что вызывает в Америке антияпонские эксцессы, приводящие к войне. Ну, что ж, и такой ВАРИАНТ ВОЗМОЖЕН в современной войне, если противник очень отдаленный, когда, следовательно, элемент неожиданного набега не может играть решающей роли, и если вдобавок японский империализм захочет замаскировать свою роль как инициатора войны. Но так как этот вариант устраняет элемент внезапности, то вряд ли им господа японские военные захотят воспользоваться в условиях, где внезапность дает, по их мнению, большие шансы. При оценке конкретных возможностей надо принять в расчет еще один момент, а именно — БОРЬБУ В ЛАГЕРЕ ЯПОНСКОГО ИМПЕРИАЛИЗМА и роль, которую в этой борьбе играют японские военнофашистские организации.

Такие храбрые офицерики, которые могут начать войну по собственному почину, чтобы устранить противодействие более осторожных военных или бюрократических элементов, существуют не только в фантазии Фукунага, они существуют в японской действительности. УБИЙЦЫ ИНУКАЯ ПЛАВАЮТ ПО СУНГАРИ — видно и у них «сияло» лицо — и нет никаких причин, которые могли бы кого-нибудь заставить думать, что ЭТИ МОЛОДЦЫ В ОБЛАСТИ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ МЕНЕЕ АВАНТЮРИСТСКИ НАСТРОЕНЫ, чем в области внутренней политики. Эти авантюристы расселись прочно в кое-каких аппаратах Японии и могут начать внезапно действия довольно широким фронтом.

Мы видим, что вариант начала войны путем авантюры, организованной военнофашистскими элементами Японии, немногим отличается от варианта 1904 г., если подойти к делу не с точки зрения чисто тактической, а с точки зрения развертывания войны. Тот факт, что автор предлагаемого романа исходит из убеждения, ЧТО ОФИЦИАЛЬНОЕ ЯПОНСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО МОЖЕТ БЫТЬ ВТЯНУТО В ВОЙНУ, ДАЖЕ ЕСЛИ ОНО ЭТОЙ ВОЙНЫ В ДАННЫЙ МОМЕНТ НЕ ХОЧЕТ, И ЧТО ЭТОЙ ВОЗМОЖНОСТИ ПОКРОВИТЕЛИ Г-НА ФУКУНАГА НЕ ОТРИЦАЮТ, ДОСТАТОЧЕН, ЧТОБЫ ПРИДАТЬ КНИГЕ ФУКУНАГА ЗНАЧЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО ДОКУМЕНТА, БРОСАЮЩЕГО ЯРЧАЙШИЙ СВЕТ НА ПОЛОЖЕНИЕ В ЯПОНИИ И НА ОПАСНОСТИ, КОТОРЫЕ ОНО СКРЫВАЕТ ДЛЯ ДРУГИХ СТРАН. Но пойдем дальше по стопам автора.

Он, видимо, принадлежит к тем кругам японского милитаризма, которые считают американско-японскую войну главным условием победы японского империализма, и поэтому оставляя за Сиссаку Хиротой фантазирование, как будет выглядеть война Японии против СССР, он дает картину войны с Америкой, центральной фигурой которой является флот. Развертывая свою картину, он принужден раскрыть кое-какие мечты японской военщины. Наиболее характерной в этом смысле является идея об использовании японцев, живущих в Америке, для актов саботажа против АМЕРИКАНСКОГО ВОЗДУШНОГО ФЛОТА и использования негров для ВЗРЫВА ПАНАМСКОГО КАНАЛА, что сразу должно разделить американский флот и усилить японский. Характерно тоже, что он играет с мыслью использования СОСЕДНИХ С ПАНАМСКИМ КАНАЛОМ ОБЛАСТЕЙ, как базы для японских самолетов, могущих действовать против Панамского канала. Что в действительности эти вещи не будут так легко делаться, как это представляет г-н Фукунага, это уже другой вопрос, — это вопрос о его литературном таланте, который равен музыкальным способностям полковых барабанщиков.

Эта литературная манера Фукунага отражается на всем его повествовании. Американский флот позволяет себя бить по кускам, японские подлодки действуют великолепно, японская авиация имеет полный перевес, внешних затруднений у Японии нет, в Манчжурии и Китае японо-американская война не развязывает никаких сил, направленных против Японии. Одним словом, гром победы раздавайся! Не менее просто выглядят дела внутри Японии. Никаких классовых противоречий нет, единственный солдат, которого выводит на сцену г-н Фукунага, хотя и дезертирует из-за личной обиды, но возвращается в ряды флота добровольно в момент войны, оказывается настоящим героем, спасает двукратно свой корабль, топит враждебные корабли, за что в награду после войны… отсиживает положенное ему за дезертирство время в тюрьме, ибо, что справедливо, то справедливо, — за дезертирство наказание полагается. Из войны Япония выходит победительницей вовне, внутри ничего не меняется, у власти остается тот же самый «японский дух», т. е. блок господ японских полуфеодальных помещиков и биржевых акул. Одним словом, г-н Фукунага предается сладким мечтам.

Читатель не должен сетовать на Военгиз за издание такого литературно-бездарного сочинения. Военгиз вряд ли руководился литературными качествами сочинения при его издании. Как образчик агитационной литературы японской военщины книга г-на Фукунага несомненно заслуживает внимания.

Карл Радек.

«Перо Фукунага действительно хорошо описывает будущую войну. Пусть эта книга поможет понять, насколько важно в настоящее время для обороны страны господство в воздухе».

Член военного совета адмирал КАТО КАНДЗИ. Ноябрь 1933 г.

«Книга Фукунага Киосукэ „Будущая японо-американская война“ очень заинтересовала меня уже потому, что автором ее является военный офицер. Я прочел ее в один присест. Книга безусловно интересна как повесть, но особенной похвалы заслуживает то, что, хотя автор уже несколько лет как оставил службу, он тем не менее великолепно осведомлен о военноморском флоте, прогрессирующем с каждым днем. Поэтому его книга представляет большой интерес не только для широкого читателя, но и для военноморских специалистов. Она вызывает много различных мыслей. К величайшему сожалению мне, как командующему эскадрой имперского флота, нельзя говорить по поводу содержания данного произведения более глубоко по соображениям военной тайны.

Могу сказать только, что победить таким образом — очень приятно. Кроме того как командующий эскадрой я был бы очень доволен, если бы имел начальником штаба такого человека как Фукунага».

Командующий соединенной эскадрой адмирал СУЭЦУГУ НОБУМАСА.

ОТ АВТОРА

— Вы говорите, что американский флот намерен оставить Тихий океан и японо-американской войны не будет?

— Оставьте шутки!

— Вы думаете, что флот Америки, перейдя в Атлантический океан, останется там до 1936 года?

— Флот не крепость!

Вопрос о будущей войне очень сложный. На эту тему написано до настоящего времени много книг, но все они без исключения неудачны. В большинстве из них авторы занимаются переливанием из пустого в порожнее, увлекаются сложными стратегическими рассуждениями и искажают факты, стремясь совместить это с пропагандой. Они уже надоели читателям своей нелепостью и глупостью.

Таким образом это очень трудная тема. Читателя нельзя ввести в реальный мир одной только фантазией. Для того чтобы увлечь читателя, нужна большая сила.

Несмотря на это я попытался взяться за эту трудную тему. О качестве моей книги пусть скажут читатели. Во всяком случае я хочу, чтобы читатели прочли несколько страниц этой книги.

Заранее предупреждаю:

Действие в моей повести начинается тем, что командир японского миноносца без всякого повода топит американский корабль. Не думаю, чтобы в японском флоте нашлись офицеры, осмелившиеся на такие безрассудные поступки. Я оговариваю это, чтобы не уронить честь офицеров имперского флота. Если бы речь шла обо мне, то возможно, что я сделал бы это, однако имеющих такие мысли на действительной службе нет, так что это ничего не значит.

Шанхайский пролог

Был разгар второй половины дня 15 мая 1936 года.

Почти тропическое солнце изрядно разогрело воздух в помещениях корабля.

Лейтенант королевского флота Уотерс допил кофе, промокнул губы салфеткой и, благодарно кивнув старшине-буфетчику, покинул кают-компанию крейсера Кумберленд.

Настроение у Уотерса было хорошим. До заступления на вахту оставалось ещё целых полчаса — уйма времени по меркам знающего цену каждой свободной минутке морского офицера.

Уотерс легко взбежал по нескольким трапам и оказался на носовой надстройке, откуда открывался великолепный вид на рейд порта Усун и устье Хуанпу. Кумберленд, представляющий интересы Великобритании в китайских водах, стоял на якоре всего в тысяче метров от берега.

Ближе к полуразрушенному в событиях четырехлетней давности форту, был виден белоснежный колосс Хаустон — 10000-тонный флагманский крейсер американской эскадры в Азии. На его мачте развевался хорошо различимый флаг командующего эскадрой адмирала Нокса.

Уотерс достал из кармана кителя блокнот, из другого — карандаш, вырвал из блокнота лист, оперся локтем об ограждение надстройки и задумался.

Лейтенант прибыл на место службы два месяца тому назад прямо из Лондона. Дома осталась молодая жена, которую Уотерс очень любил и по которой очень скучал. Чтобы скрасить тоску, Уотерс взял за правило каждый день писать своей далёкой супруге письма. И хотя отсылать их часто на Родину не было никакой возможности, каждый раз, когда молодой муж брался за карандаш, ему казалось, что он в вживе беседует со своей ненаглядной Катрин.

Уотерс поудобнее взялся за карандаш и написал:

«Моя дорогая жена. Я очень о тебе тоскую. Моя служба на крейсере слишком спокойна и размеренна, чтобы я мог за ее тяготами забыть о горести расставания с тобой… День за днем проходят, а вокруг ничего не меняется. Меня окружают одни и те же люди.

Единственным мало-мальски заметным развлечением можно считать посещение Шанхая.

Вчера я и мой товарищ лейтенант Асквит сопровождали наших матросов в их отпуске на берег. Прогулку можно было б считать славной, если бы мы не стали свидетелями самой разнузданной драки, какую мне только доводилось видеть. Прости, мне наверно не стоит писать об этом в послании, адресованном тебе, сердце мое, но это зрелище меня действительно потрясло. На улице квартала Хонгку два десятка американских матросов отчаянно бились на кулаках с оказавшимися здесь же японскими солдатами. Что меня, дорогая, потрясло больше всего, так это то, что рядом стояло несколько американских офицеров и не один из них не делал ничего, чтобы пресечь это безобразие! Представляешь? В итоге, к дерущимся американцам присоединились, привлечённые дракой товарищи и японцы были вынуждены ретироваться в самом жалком виде.

Японцы держат свои войска в Шанхае для охраны проживающих тут граждан японской национальности со времени подавления китайских беспорядков в 1932 году. Примерно столько же здесь пребывает и американская эскадра. И всё время отношения японцев и американцев были достаточно ровными и предупредительными. Но в последние месяцы, очевидно в связи с ухудшением отношений между двумя крупнейшими тихоокеанскими державами, в Шанхае всё чаще и чаще происходят стычки между янки и японцами. И хорошо, что дело пока ограничивается кулаками…»

Тут Уотерс вынужден был прерваться, так как на надстройку быстро поднялся его хороший знакомый и сослуживец лейтенант Асквит:

— Оторвись, дружище, от письма своему прекрасному, но далекому ангелу. Нас ожидает презабавнейшее зрелище! Сигнальщик сообщил, что из устья Хуанпу идёт японский боевой корабль. Следуя по фарватеру, он неминуемо пройдёт между нами и Хаустоном.

— И что из того?

— А то, что адмирал Нокс является старшим на рейде. Согласно принятым морским обычаям, японцы должны будут первыми отсалютовать американскому кораблю. Но вот вопрос, захотят ли они это сделать после полученных от янки вчера в Хонгку побоев?

— Я думаю, что командир японского корабля — человек чести и дисциплины. Он отсалютует первым.

— Ха-ха. А я считаю, что этим азиатам слова «дисциплина» и «честность» вовсе не известны! Японец молча пройдёт мимо американского адмирала и глазом не моргнет.

Тем временем стало видно, что идущий корабль — небольшой миноносец.

Оставляя за собой длинный шлейф дыма, японский корабль ходко шел в сторону открытого моря. Между трубами миноносца был натянут большой брезентовый тент, который не только защищал команду корабля от жгучих лучей солнца, но и прятал ее от глаз посторонних наблюдателей.

По мере того, как японский миноносец подходил все ближе и ближе, на палубе Хаустона скапливалось все больше и больше праздных американских матросов. Кое-кто из них показывал в сторону корабля императорского флота кулаки, кто-то громко разражался нецензурной бранью.

Наконец, эсминец оказался в не более, чем в трехстах метрах от белоснежного борта Хаустона. Перекрывая все прочие звуки, с американского корабля донесся дружный презрительный свист.

— Хотите пари, Асквит? Ставлю фунт на японского командира.

— Ставлю два на то, что японцы салютовать не будут.

Уотерс протянул руку. Асквит было сделал движение пожать ее, но не успел.

— Мой бог!… - рука Асквита повисла в воздухе.

Потрясенные английские офицеры увидели, как прямо из-под тента японцев в воду вылетели два металлических болида. Словно зачарованные, Уотерс и Асквит следили за тем, как торпеды с плеском рухнули в волны и рванулись к борту Хаустона.

Все, кто это видел, окаменели от ужаса.

Оставив за собой хорошо различимый пенный след, два смертоносных снаряда угодили в борт Хаустона прямо под носовыми восьмидюймовыми башнями.

Взрыв торпед был ужасен. За ними прогремел ещё один взрыв — намного более мощный. Это взорвались пороховые погреба американского крейсера. Во все стороны полетели куски разорванных человеческих тел и раскалённые обломки корабля. Сила взрыва была такова, что те американцы, что не погибли от пламени и осколков, молниеносно погибли от удара взрывной волны.

Хаустон полностью исчез в громадном облаке дыма и пара.

Когда спустя минуту ветер разорвал этот занавес в клочья, стало видно, что носовая часть американского крейсера уничтожена напрочь.

Хаустон почти перевернулся вверх килем, упёршись левым бортом в неглубокое дно. С обнажившихся громадных гребных винтов погибшего корабля шумным потоком стекала обратно в море вода.

Убийца же, к невыразимому удивлению зрителей, вовсе не торопился сбежать с места преступления. Японский миноносец застопорил ход. Его команда спешно спускала шлюпки.

Тут Кумберленд содрогнулся от звука колоколов громкого боя.

Ошеломлённый произошедшим не меньше других, вахтенный офицер английского крейсера наконец-то вспомнил о необходимости объявить боевую тревогу.

Отсеки корабля наполнились топотом матросов.

Уотерс и Асквит оторопело переглянулись и тоже бросились бегом к своим постам.

Тот самый ветер, что чуть раньше так беззастенчиво явил взглядам людей агонизирующий американский корабль, легко подхватил и унёс за борт уже позабытое, так и не дописанное письмо лейтенанта королевского флота…

Так неожиданно все началось.

Но о всех последствиях этого никто еще не смел догадываться.

ГЛАВА 1. Наступило то, что должно было наступить

1

Вернувшись домой, хозяин зашел в комнату, где были разбросаны плоскогубцы, наждачная бумага, изоляционная лента и т. п., и расположился в удобном кресле.

— Ну, как радист, все что ли исправил?

Названный радистом мужчина лет 25–26 ответил:

— Да, был испорчен трансформатор, и не годились три лампы, заменил новыми, да и контакты здорово поржавели.

— Еще бы, как никак уже пять лет!

Хозяин вспомнил, что когда он купил это радио с электрическим граммофоном, то узнал о происшествии 15 мая раньше остальных служащих правления и сказал:

— Я купил его у Хасимура. В то время передача из Японии была хорошо слышна.

— Опять будет слышно.

Радист посмотрел на ручные часы.

— Подождите, ведь уже шесть часов, начинается передача.

Здесь в Дайрэне в доме Южноманчжурской железной дороги на улице Фусими разница во времени с Японией на час, и в шесть часов слышна семичасовая передача из Японии.

Прокричал голубь на часах, висевших над головой. Радист стал настраивать приемник. Когда из рупора послышалось «говорит Хирасима», он сказал:

— Есть небольшое замирание, но этого избежать нельзя.

Хозяин кивнул головой:

— Очень хорошо, так же было, когда я его купил.

Оба слушателя, уставившись глазами в приемник, обтянутый материей, прислушивались к голосу диктора. Приемник запищал и снова заговорил чисто.

— Повторяю, еще раз повторяю. Экстренные сообщения…. Сегодня в четыре часа пятнадцать минут корабль американской эскадры в Азии Хаустон, стоявший на якоре у Усуна, потоплен японским миноносцем Нара. Причины совершенно неизвестны. Сообщают, что японская и американская эскадры в Шанхае сохраняют спокойствие…. Сообщения продолжают поступать, ждите новых сообщений с нашей станции….

Голос диктора передавал об удивительном деле.

В настоящее время в момент чрезвычайного напряжения потоплено американское военное судно! И к тому же японским миноносцем.

— Потоплен американский корабль? Что такое, в чем дело!?

Хозяин был поражен еще более, чем пять лет тому назад, когда этот же приемник сообщил о нападении на резиденцию премьера.

Молодой радист, хотевший что-то сказать, поднял руку:

— Тсс…. Тише.

— Поступило новое сообщение, — заговорил приемник, — сообщение морского министерства. По донесению командующего третьей эскадрой, вышедшей сегодня из Шанхая в Ханькоу, миноносец имперского флота Нара, в три часа сорок пять минут дня, достигнув форта Усун, по инициативе командира — лейтенанта Маки Эйтаро, выпустил в стоявший на якоре флагманский корабль американской эскадры в Азии — Хаустон две торпеды. Торпеды, попавшие в цель, вызвали взрыв порохового погреба на Хаустоне, который немедленно пошел ко дну. Вследствие незначительной глубины моря, корабль не погрузился весь в воду. Миноносец Нара немедленно спустил шлюпки для спасения команды. Командующий эскадрой адмирал Нокс и четыреста человек команды погибли. Командующий третьей эскадрой имел совещание со старшим из командиров военных судов Соединенных штатов в Шанхае и прилагает все усилия к недопущению военных действий. Виновник инцидента лейтенант Маки находится под арестом в штабе третьей эскадры. Сейчас идет его допрос….

Ход событий этого дела был ясен, но в данном случае эта ясность еще более взволновала обоих слушателей. Было получено известие о таком событии, серьезность которого чувствовалось ясно не только ими, но и всем японским народом.

— О, это серьезное дело. Знаешь, произошло важное событие…. Японский флот…, - тихо проговорил хозяин, и вдруг вспомнив, что во время передачи молодой радист бессознательно воскликнул: «Нара… Командир Маки», — громко спросил:

— Ты разве знаешь этого сумасбродного командира Маки?

— Нет, — замявшись ответил радист. — Это имя я так слышал.

— Во всяком случае, ты почему-то смутился.

Не допуская однако, чтобы радист имел какое-то отношение к командиру миноносца, хозяин продолжал:

— Потоплен иностранный корабль с командующим эскадрой…. Это война!

— Но ведь стараются избежать войны.

— Как ни стараются, Америка не согласится. Разве не так началась война Америки с Испанией? Поводом тогда также послужило потопление какого-то американского военного корабля.

Хозяин вспомнил, что несколько дней тому назад газеты много писали о возникновении беспорядков на Кубе.

После некоторого раздумья, он с беспокойством сказал:

— Давно уже говорили, что Японии угрожает опасность в 1936 году, но я не думал, чтобы она была ускорена таким образом. Пойду схожу в контору и разузнаю о положении.

Хозяин встал. Радист сложил инструменты в чемодан и вышел.

Вошедшая в комнату хозяйка спросила:

— Слышал? Что это, разве война будет?

— Пожалуй. Во всяком случае пойду в правлении и узнаю о положении, — ответил хозяин, надевая шляпу.

— Откуда этот радист?

— Из радиомагазина Ямано с улицы Токива. Он — владелец этого магазина.

2

Япония была охвачена тревогой. Учитывая влияние усунского события на международные отношения, министерство иностранных дел и военное министерство запретили всякие сообщения о происшествии.

Это еще более укрепило опасения населения.

Всюду ходили различные слухи и сплетни.

Люди собирались группами в семь-восемь человек в парках, на перекрестках улиц, в углах кафе и непрерывно говорили:

— Как будто Америка требует компенсацию в 200 миллионов долларов.

— Если перевести в иены, то это составит 700 миллионов иен.

— Говорят, Америка требует выдачи лейтенанта Маки?

— Если его выдать, то они, вероятно, расправятся с ним судом Линча, который там часто практикуется.

— Однако правительство как будто принесло извинения?

— Говорят, американские газеты требуют немедленной посылки флота, чтобы наказать «джаппов».

— Как раньше в деле 15 мая, так и теперь военные совершают очень необдуманные вещи.

— В первом случае, это было внутреннее дело, это еще ничего, но ведь теперь вопрос касается внешней политики.

Были и другие мнения.

Некоторые энергичные люди, собираясь, упрекали правительство в слабости.

— Говорят, до этого происшествия японский и американский флоты в Шанхае были не в ладах. Наши солдаты и моряки постоянно дрались с американцами.

— Все время японское начальство их удерживало. В данном случае лейтенант Маки не вытерпел.

— Лейтенант Маки не вытерпел и шарахнул торпедой в корабль, на котором находился американский адмирал, и был удовлетворен.

— Нечего с ними разговаривать. Послать флот и начать войну. Нет никакой необходимости уступать им.

Эти разговоры, в которых правда была перемешана с ложью, прекратились, как только лейтенанта Маки перевезли на военном корабле из Шанхая в Иокосука и открылся военный суд.

Хотя протоколов предварительного следствия никто не видел, тем не менее большинство считало, что если суд начался так быстро, то все уже стало совершенно ясным.

Из боязни ли международных осложнений, очевидности вины или отсутствия сообщников у преступника, во всяком случае следствие было проведено быстро и уже через месяц после события в Иокосука начался военный суд. Из того факта, что председателем суда был специально назначен начальник одного из бюро министерства, а судьи были тщательно подобраны, было видно, что и соответствующие органы считали дело очень серьезным.

Когда начался суд, народ был еще раз сильно удивлен смелыми речами обвиняемого. Бывший обычно молчаливым обвиняемый произнес длинную речь, длившуюся два дня. Главные пункты этой речи сводились к следующему.

Всем известно, что благодаря несогласиям в пропорции военного флота Японии и Америки и вследствие предложения Америки о передаче управления Манчжурией и Южноокеанскими островами, принадлежавшими раньше Германии, четырем странам, вторая Вашингтонская конференция, состоявшаяся в прошлом 1935 году, в конце концов кончилась неизбежным провалом. Посмотрите теперь, что же делается в Америке после этого провала? Под руководством самого президента ведется работа по созданию большого флота. Кроме этого, на чрезвычайном конгрессе быстро проводят четырехмиллиардные ассигнования на военный флот и за следующее пятилетие строят 16 линейных кораблей. Америкой проводится также план крупных оборонительных сооружений в Гуаме и Филиппинах. Целью всего этого является подчинение нашей страны. Много об этом распространяться не приходится. Однако, какую же позицию заняла Япония по отношению к этому?

Уже вследствие усиления вооружения со времени манчжурских событий источники финансов иссякли, поэтому был выставлен прежний план 8 и 8, который привел к тому, что мы не конкурировали с Америкой в постройке военного флота. Ясно, как день, что при таком положении наш флот не только не будет составлять 50 процентов американского, а опустится до 40–30 процентов. И я думаю, что лучший план — нанести им удар теперь, пока их военная подготовка не закончилась, и обеспечить этим мир на будущее столетие. Но англо-саксонская нация всегда очень осторожна. У нее имеются достаточные шансы на победу. Другими словами, эта нация может спокойно ждать победы в течение нескольких лет. Поэтому поскольку сейчас ведется обычная политика и войны не будет, я решил предпринять чрезвычайные меры, чтобы вызвать войну. Я осмелился применить насилие. По нашим законам, самовольное применение оружия на корабле его величества карается смертью. Я знал это, и убедительно прошу о самом строгом наказании согласно военным законам. В заключение я добавлю следующее. Если камень, который я бросил, упадет удачно и приведет к войне, то это естественно вызовет отрицательное отношение к нашей стране со стороны других держав. Но это ничего. Дурная слава со временем забудется. Я верю, что хладнокровный историк скажет в будущем свое беспристрастное слово о том, кто в действительности вызвал эту войну.

3

— Как же это, говорили, что сегодня в три часа будет вынесен приговор, а в вечерних газетах об этом ничего не сказано.

— Я думаю, приговорят к смертной казни, как требовал обвинитель.

— Обвинитель требовал смертной казни, адвокат настаивал принять во внимание обстоятельства, так что, вероятно, дадут бессрочную каторгу.

— Нет, не дадут. В тридцатой статье кодекса военно-морского флота написано: «Командир, начавший безо всякого повода военные действия против другого государства, наказывается смертной казнью».

— Что это за книга, по которой вы сейчас прочли?

— Это? Сборник законов. Здесь все законы…. Но вот тридцать третья статья, она гласит: «Лицо, начавшее без приказания и без причин военные действия, наказывается смертной казнью, или же бессрочным или семилетним тюремным заключением».

— В таком случае, к чему же приговорят?

— По словам прокурора, командир миноносца подходит под тридцатую статью.

— Но как же это, ведь и на этот раз проведена большая кампания за смягчение наказания….

— Все это пустяки. Линия правительства — насколько возможно избегать войны с Америкой.

— Если лейтенанта приговорят к смертной казни только для того, чтобы избежать войны с Америкой, я не согласен.

— Вот когда я был еще молодым, полицейский Цунта Сандзо ранил русского наследника. Господин Ито не пожелал воевать с Россией, и хотел, чтобы Цута приговорили к смертной казни, но смелые судьи пошли против и спасли его.

Так по-своему думал каждый посетитель парикмахерской около парка Хибия в столице. Разговор мгновенно прекратился, как только в зеркалах отразился новый посетитель, вошедший с экстренным выпуском газеты в руках.

— Конечно, смертная казнь, — проговорил он, как бы отвечая устремленным на него взглядам.

Все почувствовали какой-то удар.

4

Отряд морской пехоты из 12 человек под командой начальника конвоя Иокосукского экипажа лейтенанта Вакида, выйдя на рассвете из Касуга Ура, шел по Урагской дороге к месту расстрела в Оцу. Улицы Иокосука от Отаки до Хирасака еще спали, но по дороге, спускаясь с холма, уже спешили, подняв воротники, рабочие военного арсенала.

— Что это? Куда они в такую рань?

— Опять какие-нибудь маневры.

Ничего не знавшие рабочие добродушно смотрели вслед морякам в белых гетрах с ружьями и штыками. Шаги отряда были как-то унылы. Не видно было никогда, чтобы величественно маршировавшие обычно матросы императорского флота армии имели такой вид.

Позади отряда плелся лейтенант Вакида. На его побледневшем лице наблюдательный человек мог бы заметить оттенок страдания. Во время пути лейтенанту все время приходила в голову одна и та же мысль:

— Я чувствую, что раз есть приказ, то я должен броситься в огонь и в воду, но какое несчастье дать команду о расстреле самого близкого школьного товарища.

Отряд морской пехоты под начальством лейтенанта Вакида шел для приведения в исполнение смертного приговора над важным преступником, потопившим американский корабль, лейтенантом Маки Эйтаро. Когда над полуостровом Босо выплыла заря, отряд подошел к широкому плацу, расположенному близ побережья Оцу. Над стрельбищем, оборудованным около рощи, в глубине плаца клубился утренний туман.

Когда Вакида доложил о прибытии отряда начальнику штаба, прибывшему сюда, последний пошептал на ухо лейтенанту:

— Командующий тоже здесь, он ведь близкий друг его отца.

За четверть столетия до этого в Майдзуру был расстрелян за грабеж и убийство боцман Фурида Сэнкити, после чего это было первое исполнение смертного приговора. Ввиду важности события на стрельбище собрался ряд высших чинов министерства.

Товарищ морского министра, начальник штаба, начальник юридического бюро, помощник начальника штаба и начальники отделов прибыли в морской клуб частью с вечера, а некоторые уже по прибытии отряда. Горожане Оцу, быстро заметившие сбор таких необычных лиц, не умывшись, прибежали к плацу. После стычки с полицией и жандармской охраной они в несколько рядов окружили плац.

— Что же, убьют?

— Неужели нет никакого способа спасти его?

— Если оставить его в живых, Америка объявит войну.

— Ничего не сделаешь! Он сам убил четыреста американцев.

— Расстреливать будет отряд?

— Конечно! Убьют с одного залпа….

Быстро подкатил черный автомобиль оцуской тюрьмы с опущенными шторами. Все знали, что в нем находится тот, который будет сегодня казнен. Толпа молчала. Все провожали взглядами автомобиль, опустив голову. Через десять минут перед валом стрельбища стоял, расставив ноги, лейтенант Маки. Отказавшись от повязки, которую ему предложил конвоир, он повернулся к присутствующим и на его лице показалась спокойная улыбка. В десяти шагах перед ним выстроился в две шеренги по шесть человек отряд лейтенанта Вакида.

Сверкнула на солнце, показавшемся между облаками, вытянутая с лязгом из ножен сабля лейтенанта Вакида и, нарушая, тишину, раздался его громкий голос:

— По три заряжай!

Защелкали затворы двенадцати винтовок. Одна за другой последовали команды:

— Стоя… Пальба.

— Целься….

Около пятидесяти пар глаз собравшихся одновременно впились в осужденного. Он стоял не шевелясь.

Все ждали с замиранием сердца. Наконец у лейтенанта Вакида вырвалась последняя команда:

— Пли…..

Когда в уши ударил громкий залп, многие невольно закрыли глаза, но когда они затем со страхом посмотрели на место в десяти шагах вперед, то увидели, что лейтенант, который должен был лежать мертвым на земле, по-прежнему стоял прямо, овеваемый утренним ветром.

— Что такое?

Никто не верил своим глазам, все смотрели перед собой и затем обводили присутствующих недоумевающим взглядом. Командир отряда снова громко скомандовал:

— Целься….. Пли!..

И когда раздался второй залп, никто уже не закрывал глаз. Пули подняли желтый песок на насыпи.

Маки по-прежнему стоял на месте:

— Командир! Эй, командир!…

Начальник штаба бросился к командиру отряда. Лейтенант Вакида подал команду в третий раз:

— Целься…. Пли…..

Все опять напрягли зрение.

Но что это? Расстреливаемый стоял живой, освещаемый лучами солнца.

Все остолбенели от изумления и не могли ничего сказать, только начальник штаба закричал командиру:

— В чем дело?

— Не знаю, — ответил лейтенант, — удивительно.

— Стрелять еще раз!

— Но нет патронов.

Начальник эскадры проговорил:

— Нет, больше трех раз не стреляют.

Присутствовавшие терялись в догадках.

— Совершенно ничего не понимаю. Отряд в 12 человек сделал залп и ни одна пуля не попала….

— Три залпа.

— Вероятно, холостыми патронами.

— Ничего подобного. Пули попали в насыпь и подняли песок.

— Тогда — чудо.

— Вероятно. Есть рассказ о том, как в древности чиновник правительства Ходзио собрался убить служителя секты Ничирэн и его меч разлетелся в куски. Это то же самое.

— Действительно, кажется в мире есть необъяснимые вещи.

Начальник штаба произвел подробный допрос подозреваемого им лейтенанта Вакида, который был одноклассником преступника, но это был прямой, бесхитростный офицер. Выяснилось также, что он не давал предварительно никаких особых приказаний своим подчиненным. Все матросы, бывшие на расстреле, были поодиночке допрошены, как они целились при стрельбе.

Большинство из них ответило, что когда они целили в лоб лейтенанта, то им показалось, что от лица этого человека, которого они все уважали и о котором много слышали, как будто исходило сияние. И даже те, которые не думали этого, все же в глубине души верили, что целиться в этого человека нельзя. К тому же каждый из матросов в данном случае надеялся, что, поскольку их много, он одинможет спокойно промахнуться. Если все двенадцать думали так, то они могли стрелять сотни раз, и все равно лейтенант остался бы жив. Это было возможно, но все-таки оставляло сомнение. Верившие в таинственное, причисляли это к разряду чудес.

5

У военных существует обычай, по которому расстреливаемый отпускается на свободу, если он останется жив после трех залпов. Каковы бы ни были причины, но лейтенант Маки остался невредимым и власти, правда с неохотой, освободили его. Он подвергся крупному административному взысканию и был исключен с военной службы.

При таком неожиданном результате правительство растерялось. Погиб командующий эскадрой иностранной державы. Преступник оставлен в живых. Если бы дело шло о каком-нибудь небольшом государстве, вроде Панамы или Коста Рика — ничего, но ведь это были могущественные Соединенные Штаты.

Вопрос остался неразрешимым. Однако поставить лейтенанта еще раз под расстрел нельзя было, так как это противоречило обычаю и с этим не согласилось бы общественное мнение.

Вскоре всю Японию облетело сообщение о том, что когда в Америке узнали о спасении лейтенанта, в Сан-Франциско толпа схватила около десяти японцев и расправилась с ними судом Линча. Положение в Японии и Америке быстро изменялось. В Японии все более росло число людей, одобряющих поступок лейтенанта. В Америке всюду раздавались голоса о нерешительности правительства и о необходимости проучить Японию.

Под давлением общественного мнения в Японии произошла смена кабинета. В Америке представители военной группировки заняли посты государственного секретаря, военного и морского министров и начальника морского генерального штаба. Словом, события развивались так, как этого хотелось лейтенанту Маки.

Инициативу в данном случае взяла в свои руки Япония. События нарастали очень быстро: новый японский кабинет немедленно отозвал посла из Америки. Через пять дней после сформирования кабинета последовал императорский рескрипт о войне.

- ---------

— Началась война.

Проговорив это, голый мужчина лет пятидесяти, читавший другим экстренное сообщение о начале войны, бултыхнулся в бассейн: в бане было шумно.

Некоторые горевали о том, что с началом войны поднимутся цены на товары, были пессимисты, жаловавшиеся, что теперь будет трудно крестьянам, так как некуда будет сбывать коконы, не большинство оставалось спокойным. Они не удивлялись, не кричали.

— Наступило то, что должно было наступить.

Поднялся разговор о войне и международном положении.

— Важно, на чьей стороне будут Англия, Россия, Китай. Я думаю, что Англия долго не вступит в войну. В Европе беспорядок, так что едва ли они пойдут в Тихий океан.

— Россия за последнее время как будто спокойна.

— Россия? Ведь с позапрошлого года наша армия приведена в полный порядок, так что Россия теперь боится. А если она забудется и протянет руку, то захватим все Приморье.

— Ну, а Китай?

Красный, как вареный осьминог, человек, от головы которого шел пар, ответил:

— Китай? Китай, конечно, наш враг, но если он станет на сторону Америки, то японская армия отберет все его четыреста с лишним провинций.

— Американские самолеты, пожалуй, будут иметь в Китае базу и смогут совершать полеты на Кюсю.

— Тогда наша армия захватит эту базу.

— Во всяком случае, это будет исключительно морская война. В случае победы флота армия не найдет себе применения, да если флот и будет побежден, все равно армия ничего не может сделать.

— Это другой разговор. Мой брат уже давно мобилизован, не знаю, куда его отправят.

— Начинать с Филиппин. Прежде всего, нужно взять их. Таков план наших военных операций.

— Прежде всего, взять Филиппины, затем, как его… Гом.

— Не Гом, а Гуам. Это американский остров, расположенный на юг от острова Саипана в Южном море. Его тоже нужно скорее получить.

— А после этого, что же, Америку забирать?

— Нет, так просто нельзя, ведь на пути в Америку лежат Гавайские острова.

— Гаваи?… А, знаю… Там растут бананы, ананасы и изготовляют много сахара. Больше всего туда едет на заработки японцев….

— Тогда чего же беспокоиться. Нужно поднять живущих там японцев и бить американцев и изнутри и извне.

— Напрасно вы так думаете. Что могут сделать там японцы, ведь они не имеют оружие.

— Оружие?… — говоривший вначале как будто бы замялся, но он был токиосец. — Нет оружия, взять бамбуковые пики, да и колоть их в брюхо пиками. Я бы им показал….

— К сожалению, этих пик на островах нет, — сказал один. — Сахарного тростника сколько угодно, а бамбука там нет…. Ха, ха, ха…

— Тогда там, где есть.

— Ну, с пустыми руками против пулеметов, аэропланов, ядовитых газов и танков не пойдешь. Во всяком случае, теперь будет война техники и науки.

Все эти разговоры представляют собой пересказ газетных и журнальных статей. Но пренебрегать такими разговорами нельзя. Кроме того, они были вызваны той пропагандой, которую вели последние пять-шесть лет работники отделов пропаганды военного и морского министерств в печати, устно и выставками.

ГЛАВА 2. Дезертир

1

Вернемся еще раз к началу.

В магазине радиопринадлежностей, Тиэко, жена Ямано, обняв мужа, провела его вглубь помещения и спросила:

— Слышал сообщение, которое только что передавали? Потоплен американский военный корабль….

— Да, слышал по приемнику, который я починял у одного заказчика.

— А я слышала по радио здесь, в магазине, — и вдруг она понизила голос. — Командир, потопивший американский корабль, не тот ли лейтенант Маки?

Ямано невольно оглянулся по сторонам.

— Да, и корабль называется Нара. Когда я это услышал, то растерялся так, что даже заказчик как будто заметил.

— Но он поступает очень безрассудно — как и тогда по отношению к тебе, так и теперь.

— Да, а все-таки Маки неплохой человек, особенно, в данном случае, и мне кажется, что он спасет Японию. Он — вроде Жанны Д’Арк.

— Нет, нет, — возразила Тиэко. — Я недостаточно все понимаю, но и смерть твоей дорогой мамы, и то, что ты ушел из флота и боишься теперь людей, — всему этому виновен этот безжалостный офицер.

Ямано молчал. Воспоминания давили его грудь. Это было весной прошлого года, когда он плавал на приписанном в Иокосука миноносце Нара под своим настоящим именем — матрос 1-ого класса Кавано Цуиоси. Он получил известие, что его мать, жившая в ветхом домике в Токио, на улице Он, заболела. Как раз на этот день пришелся отпуск на берег, в баню, получаемый через каждые четыре дня, и Кавано поехал в Токио. Дверь в хижину, где помещалась конфетная мастерская, была закрыта. В маленькой комнате, держась за живот, стонала мать. Так как состояние ее было плохое, матрос нанял на последние деньги автомобиль, и отвез мать в бесплатную больницу Пукидзи, где осмотр производится врачами военно-морского флота.

Врач, осмотревший мать матроса, сказал:

— Вероятно, саркома, если так, то необходима операция. Сколько ей лет?

— Ровно пятьдесят.

— Ну, еще молодая, в таком случае, операция пройдет вероятно хорошо. Просите отпуск на берег, и завтра в десять часов утра приезжайте. Нужно будет сделать переливание крови.

Когда произвели исследование крови Кавано, нужной для переливания, он решил возвратиться на корабль с тем, чтобы вернуться сюда на следующий день утром.

— Я вас очень прошу и буду очень вам признателен, — и он почтительно пропустил доктора вперед, и прошептал на ухо матери:

— Я поеду ночью в Иокосука, попрошу отпуск и завтра утром пораньше приеду сюда.

Мать печально кивнула головой. Ее грустное лицо стояло перед глазами матроса и не покидало его, даже когда он вошел в трамвай.

Ему было стыдно, что он, живя так близко, редко навещал мать.

В ночном трамвае он упрекал себя.

Как матрос 1-ого класса, он получал жалование 16 иен в месяц. Большую часть своего жалования он высылал матери. Конечно, Он не мог бывать часто в Токио, но за последнее время не видел мать и по другим причинам. Ему казалось, что он сделала что-то плохое.

— Я увлекся Тиэко и забыл о матери. Любовь и Тиэко невольно подавила во мне чувства сына.

В эту ночь он совершенно не спал и беспокойно ворочался в узкой постели на миноносце, ожидая возвращения ротного командира. Но офицер, выслушав на следующее утро подробный рассказ матроса, ответил:

— Говоришь, мать больна? Врешь! Во-первых, в твоем формуляре никакой матери по имени Ямомура Тисэ не значится. Действительно, Если переделать Ямамура в Умемура и Тисэ в Тие, то получится мама лет так в девятнадцать. Ха, ха, ха. Вот так родня!

— Никак нет, господин офицер.

(Кто же это мог насказать офицеру?) Он усиленно объяснял ротному.

— По некоторым обстоятельствам моя мать была исключена из списков семьи Кавано.

— Ну, как бы там ни было, а я, как ротный командир, доложу командиру корабля.

Матрос не терял надежды и ждал распоряжения командира корабля. Но это был человек, на которого совершенно нельзя было надеяться.

— Корабль должен сейчас идти в плавание, — сообщил ротный по возвращении. — Кроме того, командир сказал, что он не может отпускать со службы из-за матери, не внесенной в формуляр.

В такое неблагополучное время сделать было ничего нельзя. Прошедшей ночью во время бури в открытом море у острова Иисима в Изуно потерпели аварию несколько рыболовных судов и управлением военного порта команде миноносца Нара было приказано выйти в море на помощь потерпевшим бедствие судам. Когда на следующий день оказавший помощь потерпевшим бедствие корабль возвратился, на имя матроса Кавано пришла телеграмма: «Процесс после операции Ямамура Тисэ неблагополучен, умерла пять часов утра».

Время похорон совпало со стоянкой на берегу, и Кавано смог поехать в Токио. По окончании похорон он посетил симпатичного военного врача, чтобы поблагодарить его. При уходе сестра милосердия сказала ему:

— Вы не приехали, и поэтому нельзя было произвести переливание крови. Она очень ждала….

Он выслушал ее и ушел.

2

— Нии, запри дверь и иди домой.

Отослав прислуживающего в магазине мальчика, Тиэко вошла в комнату и постлала постель.

Несмотря на весну в Манчжурии, все еще было холодно.

Ударяясь в окно, шуршал снег. Тиэко спросила с беспокойством:

— Ты как будто думаешь что-то невеселое?

Муж молчал. Она переменила разговор.

— Я сегодня слышала от соседей, что Дайрэн строит четыре аэроплана, чтобы подарить их морскому министерству. Разве уже собирают по 2 иены с дома?

Но и разговор о самолетах не вызвал никакого интереса у мужа. Он по-прежнему молчал, как камень.

— Да что с тобой? — со слезами спросила молодая женщина. — Ведь в этой далекой стороне у меня нет больше близких людей.

— Я плохо сделал, — промолвил, наконец, муж. — Для тебя это действительно дальняя сторона, тебе, вероятно, хочется повидаться с матерью в Иокосука. Ведь нельзя даже послать письмо!

— Я этого не говорила, я пойду вместе с тобой хоть в Манчжурию, хоть в Сибирь.

— Куда бы мы ни поехали, я нигде не могу носить свое настоящее имя, а жить, скрываясь, как вор, мне надоело. Вот сегодня я исправлял радио в школе и очень напугался, когда бывший там офицер спросил меня: — Эй, радист, хорошая у тебя фигура, что, еще не мобилизован? При каком полку?

— Манчжурия велика. А вспомни, когда ты был в Японии, как ты метался по огромному Токио. Ведь ты сам говорил об этом.

— Да, когда я убежал после похорон матери, я снял военную форму, сел на пароход и уехал в Осака.

— Что же ты думал делать в Осака?

— У меня не было никакой цели. Я боялся жить в Токио и Иокосука. Когда я взял на станции Умеда билет и только что отошел от кассы, станционный служащий окликнул меня: «Извиняюсь, подожди немного». Я решил, что пропал….

Он вздрогнул, вспомнив о своем тогдашнем страхе.

— А зачем он тебя остановил? — шепотом спросила жена.

— Я забыл второпях передать билет. Ха-ха-ха!

Только в Дайрэне он почувствовал себя спокойнее.

Из Осака он опять вернулся в Токио, скрываясь там, как бродячая собака. Он дрожал, вспоминая об этом.

— Меня спасло знание радио, полученное во флоте, и вот, открыв здесь магазин, я кое-как живу, но моя жизнь хуже, чем у нищего.

— Да и я, когда незнакомый человек пришел ко мне в Иокосука и передал письмо с чеком от тебя, ничего не понимала.

— Я убежал сюда не из боязни военного суда и каторги. Мне стал ненавистен флот, который принес смерть самому близкому мне человеку — моей матери.

— Это сделал тот лейтенант Маки.

— И я так думал, по крайней мере, пока не вышел рескрипт о войне. Но теперь я чувствую, что моя ненависть к нему исчезла.

— Что ж, ты хочешь явиться?

— Да, это меня и мучает. Сегодня в школе офицер задел меня за живое. Так дальше продолжаться не может.

Тиэко молчала. Он продолжал:

— Эта война будет нелегкая для страны. Сейчас решается вопрос о том — погибнет Япония, существующая уже три тысячи лет, или она будет процветать. От кого зависит исход войны? Конечно, не от народа, не от правительства и не от армии. Вся ответственность лежит на флоте.

Тиэко покачала головой, но он продолжал:

— Но что бы то ни было, я явлюсь. Каторгу отсрочат, и я попаду на корабль. А ты….

— Хочешь сказать, возвращусь на родину? — прервала Тиэко, — хорошо, я возвращусь на родину. Я всюду буду Кавано Тиэко.

И когда муж хотел что-то сказать, молодая женщина, как будто стесняясь, промолвила:

— У меня будет ребенок.

3

Поезд Токандосской железной дороги был переполнен матросами, одетыми в помятую форму. На всех были фуражки с одинаковыми надписями: «Иокосукский флотский экипаж». У многих головы были причесаны на пробор. Обросшие их лица казались старыми по сравнению с числом знаков различий на рукавах. Отсюда можно было заключить, что они находятся не на действительной службе.

Один из пассажиров спросил:

— И флот мобилизован?

— Да, это будет великая война. И на заградителях и на миноносцах одними служащими на действительной службе не обойдешься. Говорят реквизировано много тральщиков.

— А зачем тральщики?

— Они очищают море от мин и применяются для борьбы с подводными лодками.

— Разве могут прийти в Японию подводные лодки неприятеля?

— Придут или не придут, мы этого не знаем, но во всяком случае в Америке имеются так называемые подводные крейсера, которые могут пройти двадцать пять тысяч морских миль без пополнения топливом.

Собеседник удивился:

— Вот как? Значит, от Америки до Японии двадцать пять тысяч миль?

— Нет, от нас до Америки четыре тысячи пятьсот сорок пять миль, но если округлить эту цифру, то выйдет два с половиной хода туда и обратно.

— Если они и пройдут четыре тысячи пятьсот сорок пять миль, то, вероятно, не будут ходить несколько раз туда и обратно.

— Подводные лодки имеются и в более близком месте, в Маниле в тысяча семьсот четырнадцати милях от Иокосука. Эти подводные лодки поменьше.

— Ну, это большая разница.

Когда поезд подошел к Офуна, после пересадки в поезд электрической дороги, число одетых в матросскую форму еще более увеличилось. Несколько матросов, очевидно, сослуживцев, столпившись в дверях вагона, громко шумели.

— Э, ты жив еще?

— Смотри-ка, этот дурень отрастил усы! Ты что делал-то после службы?

— Я-то? Я на машине ездил.

— Где же, на паровозе или автомобиле? Военный должен говорить ясно.

— Верно, верно. На автомобиле шофером.

— А усы там обязательно нужны?

— Я был шофером полицейского конвойного автомобиля, там нужно поддерживать свое достоинство.

Поезд подошел к Иокосука и несколько сот матросов вышли из грязноватой станции. Старые матросы, забившие всю дорогу к Касугаура, удивленно осматривали совершенно изменившийся военный порт.

В Иокосукском экипаже от главных ворот до первого барака в два ряда располагались палатки, каждая из которых могла вместить по несколько десятков мобилизованных. В самой большой палатке за столом сидел с папиросой начальник отдела личного состава управления порта.

— По четыре!

Унтерофицер, стоявший у ворот, наводил порядок.

Старые матросы, разбившись по четыре, входили по одному, отдавали честь офицеру и называли фамилии и имена.

— Момма Китаро…..

Фельдфебель мобилизационного отдела, стоявший возле офицера, отмечал в алфавитном списке и громко кричал.

— Есть, следующий!

— Онадера Кенкити.

— Есть, следующий.

В критический для страны момент старые матросы съехались со всех сторон: с запада из префектуры Миэ, с севера с Хокайдо, с Сахалина.

Как местные, так и затребованные на помощь из соседнего морского госпиталя врачи производили в бараке медицинский осмотр мобилизованных.

Шел уже третий день призыва.

Сравнительно молодой для запасного матрос Кавано Цуиоси выступил на шаг вперед при командре «следующий».

— Кавано Цуиоси?… Нет такого…

— Кавано… Здесь нет.

Зауряд-офицер удивленно посмотрел на матроса.

— У него на фуражке совсем другая надпись.

Фуражку подошедшего опоясывала лента с надписью «15-ый дивизион миноносцев».

— Что такое, — спросил офицер. — Ты — запасной?

— Нет, я на действительной службе, — подавленно ответил матрос. — Я — матрос 1-ого класса Кавано Цуиоси, год тому назад дезертировавший с миноносца 15-ого дивизиона Нара.

— Ты — дезертир? — изумленно посмотрел на него офицер.

— Так точно, прошу отправить меня на корабль вместе с другими.

4

Группа газетных работников пила кофе в столовой на пятом этаже редакции близ Сукиябаси в Токио и тихо разговаривала.

— Нет никаких сообщений?

— Получена телеграмма из Лондона.

Один из них вынул из кармана смятый кусочек бумаги и показали остальным.

— Америка переоборудует в арсеналах Нью-Йорка Леф Айланд, учебный корабль Вайоминг (26 000 тонн) и корабль-мишень — Юта (22 000 тонн) в боевые корабли. Работа производится непрерывно, круглые сутки.

— Учебный корабль и корабль-мишень? — воскликнул читавший.

— Эти корабли были исключены на предыдущей Лондонской конференции. В результате решения всех государств с них сняли пушки, паровые котлы и броню и превратили в учебные.

— В Японии Хией тоже учебный корабль.

— Значит, они увеличивают число боевых линейных кораблей с пятнадцати до семнадцати.

— Не ложь ли это?

— Нет, это так, поскольку для четырехмиллиардного строительства военного флота не готовы еще даже чертежи, они спешат переделать старые корабли, — ответил шепотом корреспондент морского министерства. — То же самое происходит в Японии: вот теперь переделывают Хией.

— Значит, семнадцать против десяти. Ничего себе?

— Нет, не так. Линейные корабли имеют крупные орудия. Вот, сравним их по числу этих крупных орудий, — морской корреспондент вынул записную книжку. — У Америки их сто восемьдесят два, у нас — девяносто шесть.

— Не пугайте, верно ли это?

— Конечно, верно. Я слышал об этом недавно в отделе пропаганды морского министерства.

— Немного рискованно. Можно ли вообще победить при девяносто шести орудиях.

Более твердый духом собеседник заявил:

— Это ничего. Главное в победе — это тактические принципы. Нападающая сторона должна иметь большее количество военных сил. Япония же предполагает защищать с запада Тихий океан, так что больших военных сил, в данном случае военных кораблей, здесь не нужно.

— О, как хорошо вы все знаете. Вы кто? Ито Манасори или Хирата Синсаку?

Его перебил «тактик»:

— Слушайте спокойно. Если взять исторические примеры, то мы увидим, что экспедиционные армии никогда не побеждали. Наполеон потерпел поражение в Москве, балтийская эскадра погибла в Японском море — это хороший урок.

Морской корреспондент возразил:

— Нет, такое рассуждение равносильно тому, что если потерпела неудачу экспедиция к южному полюсу генерала-лейтенанта Сирасэ, то такая же участь постигнет генерал-майора Веела.

— Я также видел кинокартину, посвященную этой экспедиции…. Успех ожидает того, кто сумеет лучше подготовиться….

— Вот и американское морское командование придерживается такого мнения. Они хорошо подготовились для борьбы на Дальнем Востоке.

— Ничего подобного, именно достаточных приготовлений-то и нет. У них даже не хватило смелости начать войну. Удар лейтенанта Маки как раз и был рассчитан на это.

— Это верно. Ты зря споришь, они не готовы по вспомогательным кораблям. Но поскольку линейных кораблей приходится три на пять, приготовления к нападению на Японию сделаны. Все зависит от линейных кораблей.

— Значит?

— Оставьте пустые разговоры. Загляните в книгу «Японо-русская война» Мидзуно Котоку. У эскадры Того было пятьдесят восемь орудий крупного калибра свыше восьмидюймовых. Такое же количество орудий имела эскадра Рождественского.

— Это не верно. Нападающая армия превосходит обороняющуюся по крайней мере на пятьдесят процентов, — вставил самозванный тактик. — Между тем американский флот имеет сто восемьдесят два орудия, это против наших девяносто шести пушек.

— Значит, это рискованная война? — спросил беспокоящийся.

— Я думаю, нужно прямо сказать, что если флот и население думают, что эта война похожа на русско-японскую, то они жестоко ошибаются. Японо-американская война более ужасная вещь. Дело не только в количестве военных кораблей и артиллерии, но и в другом. Американский флот не является наспех подобранной эскадрой, похожей на русский балтийский флот. Начиная с 1907 года, американские военные моряки крейсировали по всему миру на шестнадцати боевых кораблях и в течение тридцати лет они великолепно изучили дальневосточный театр военных действий.

— Я ни в коем случае не недооцениваю этого, — сказал «выдающийся» тактик. — Но морская война не в коем случае не ведется одними только линейными кораблями: и крейсера, и миноносцы, и подводные лодки имеют огромное значение. Подобно пешкам, которые опытный шахматист использует для того, чтобы ловко запереть врага, в морском деле им соответствуют вспомогательные корабли, имеющие огромное значение. Однако имеет ли Япония преимущество в этих вспомогательных кораблях?

— Нет, не имеет. Но вспомогательные корабли не так сильны, как линейные.

5

Действительно, Америка переделала в линейные корабли Вайоминг (26 тыс. тонн) и Юта (22 тыс. тонн), а Япония учебный корабль Хией (26 300 тонн). Кроме того, обе страны совершенно переоборудовали палубы лучших пассажирских судов, превратив их в настоящих авианосцев. Но какие именно эти суда, было неизвестно. Однако, поскольку на всех судостроительных заводах враждебных стран находится много шпионов, то названия этих кораблей не могли долго оставаться в тайне.

С началом войны обе страны начали строить много крейсеров и подводных лодок, увеличили число тральщиков и построили истребителей подводных лодок. Единственное, в чем американские военно-морские круги встретили наибольшие затруднения, — это в укомплектовании команды этих новых кораблей.

Соединенные штаты почти целиком подчинили интересам флота тяжелую индустрию страны, все народное хозяйство. Однако в вопросе о личном составе они, как и предполагалось, очутились в тупике.

На всех углах улиц, в ресторанах, на вокзалах, в театрах, в кинематографах — везде были расклеены яркие декоративные плакаты. Был использован и давно умерший Джордж Вашингтон, портреты которого вывешивались на видных местах. На плакатах жирным шрифтом было написано: «САСШ нуждаются в Вас!» Знаменитая киноактриса Клара Боу обменивалась поцелуем с матросом в белой фуражке. По улицам ежедневно проходили демонстрации, сопровождавшиеся военно-морскими оркестрами, исполнявшими походные марши. Демонстранты несли знамена, на которых было написано: «Американский флот нуждается в Вас!»

Молодежь, которая хорошо понимала государственную политику страны в отношении Дальнего Востока, видя подобную суматоху по вербовке матросов, смеялась.

— Эти неустрашимые япошки не знают, что они затевают. Я не хочу ехать на Тихий Океан, чтобы умирать вместе с этими япошками. Но мы должны вернуть китайцам Манчжурию.

Сказать, что подобная вербовка матросов ни к чему не привела, нельзя. Наоборот, число завербованных по всей стране достигло 200 тысяч человек, что в 5 раз превышало число необходимых матросов.

Однако эти наскоро испеченные моряки были похожи на рыбаков, которых заставили выполнять работу деревенских дровосеков.

Было сообщено по радио о том, что «в виду многочисленных случаев дезертирства на военных кораблях морякам запрещается сходить на берег». Одна из этих телеграмм, посланных из Мексики, была перехвачена Японией. Хотя и неизвестно, насколько эти телеграммы были достоверными, все же нельзя считать их сплошной ложью.

Конечно, по сравнению с Америкой Япония находилась в более выгодном положении. Но Япония ввела в строй 20–30 новых кораблей, и японскому военно-морскому министерству для укомплектования команд этих кораблей пришлось брать всякую дрянь.

[Япония обладает хорошо обученным и ежегодно призываемым для переподготовки резервом личного состава, численность которого вполне обеспечивает нужды японского флота, так что «брать всякую дрянь» ей не придется. Ред.]

Кроме того, пришлось мобилизовать несколько сот офицеров из резерва, которые должны были достать свою помятую военную форму со дна своих чемоданов.

В связи с этим какой-то неизвестный человек крикнул перед мобилизационным отделом военно-морского министерства: «Имеются же такие дураки, которые не используют таких людей, как Маки Эйтаро, который может быть прекрасным командиров миноносца!» Уже через день появилось официальное извещение о том, что «Маки Эйтаро зачисляется лейтенантом японского флота» и что «командиром миноносца Куруми назначается лейтенант Маки Эйтаро».

На следующий день лейтенант Маки, находившийся в военно-морской базе Иокосуко, при помощи командира вспомогательного отряда начал подыскивать команду для вновь выстроенного миноносца Куруми.

— Я хочу, чтобы все торпедисты были исключительно моряками действительной службы, потому что у меня имеется много торпед новой конструкции, — так говорил командир вновь построенного миноносца, перелистывая именной список.

— Это неважно, что на твоем судне много торпед, — смеясь, ответил ему его собеседник офицер, — потому, что все равно наши торпеды уже топили корабли противника.

— Нет, я говорю серьезно, — возразил неустрашимый капитан, который при этом чуть покраснел. — Можешь ли ты мне сказать, где имеются свободные опытные торпедисты?

— Свободных торпедистов нет ни одного. Во-первых, вошли в строй миноносцы, построенные на заводах Исикавадзима и на иокогамских доках, и я туда посылаю одного человека — старшего торпедиста из неофицерского состава.

— Если ты наберешь людей на носовые торпедные аппараты, то как же быть с кормовыми?

— К кормовым аппаратам придется поставить неопытных матросов, или же торпедистов из резерва.

— Полно тебе, не говори жалких слов. Если ты возьмешь из резерва «героев», участвовавших во взятии Икасей во время японо-китайской войны, и заставишь их обращаться с 25-тидюймовыми торпедами, то от этого заплачут даже торпеды.

— Ну что же поделаешь, — раз нет людей, то придется набрать таких моряков и срочно их обучить.

— Так мы и сделаем. Там имеется один свободный старший минер. Кроме того, имеется еще один, хотя он и палубный, — матрос 1-ого класса.

— Это ничего, что он — палубный матрос. Однако, кто этот человек, и что это за «Там»?

— Там? Это тюрьма Оцу, ты тоже однажды был там. Фамилия его Кавано Цуиоси. Он — дезертир.

— Что, Кавано? — удивленно спросил капитан, — Разве Кавано пойман?

— Он пришел сам. Я видел его во время приема мобилизованных резервистов. — Офицер задумался.

— Вот как? Значит, он дезертировал с вашего корабля!

— Да. В его дезертирстве отчасти виновен и я, — проговорил командир миноносца Нара. — Хорошо, давай сюда этого Кавано.

— Подожди. Ведь он находится в настоящее время в тюрьме, и доставить его сразу на корабль не так легко.

— Правильно. Однако мы переживаем такое время, когда даже я, отставной офицер, стал командиром такого миноносца, и если попросить начальника тюрьмы об освобождении матроса 1-ого класса, то, пожалуй, он сделает исключение.

ГЛАВА 3. О том, что скрывалось в теле льва

1

Когда Соединенные штаты, следуя голосу возбужденной толпы, кричавшей «долой зарвавшихся японцев», наконец, поднялись, часть их военных сил, которая должна была оперировать в районе Тихоокеанского побережья, медленно двинулась в направлении к Панамскому каналу, что было выгодно для Японии. По мнению американцев потопление Хаустона японским морским офицером имело в виду именно такую обстановку, хотя лейтенант Маки, судя по его показаниям на военном суде, до этого еще не додумался.

Так или иначе — факт таков, что вследствие восстания на Кубе, вспыхнувшего за 3–4 дня до Усунского инцидента, Соединенные штаты как раз были вынуждены отправить военный флот из Тихого океана на Кубу для обследования положения. Предполагалось, что революционные волнения на Кубе улягутся, как обычно бывало, в течение 10 дней, самое большое — в течение 2 недель. Но они не улеглись ни в течение 20 дней, ни даже в течение месяца; огонь восстания становился все более и более грозным, и опасность стала угрожать жизни и имуществу американцев. Поэтому флот был послан не только для обследования. Он должен был усилить сухопутные военные части и защищать права и интересы соотечественников. Американское правительство не решилось сразу занять из-за Усунского инцидента антияпонскую позицию именно потому, что в этот важный момент оно было озабочено другими делами. Однако, после того, как американский конгресс в конце концов объявил войну Японии, посланная на Кубу эскадра должна была, не теряя ни минуты времени, соединиться с главными силами. Это было необходимо для военных действий против Японии. Если бы что-нибудь случилось в Панамском канале, который связывает Атлантический океан с Тихим, то эта эскадра смогла бы соединиться с главными силами, находящимися у Сан-Франциско, не иначе как проделав огромный путь в 13 000 миль — вокруг Южной Америки.

У побережья разместились подводные лодки, были расставлены мины; в крепостях устанавливались большие 14- и 16-тидюймовые орудия. Кроме того, были присланы воздушная эскадра и различные сухопутные военные части. Предполагалось, что при таких условиях никакие японские военные силы ничего не смогут предпринять против укрепленной зоны канала. Однако, — рассуждали американцы, — японцы хитры, во всяком случае, воспользовавшись услугами какого-нибудь шпиона, они могут причинить какую-нибудь крупную неприятность; поэтому надо поскорее пройти канал.

— Завтра в 1 час дня сюда прибудут сухопутные войска, и, сменившись, мы отправимся дальше, — так сообщил старший из командиров, капитан 1-ого ранга Вуд, командирам, собравшимся на линкоре Оклахома, стоявшем на рейде в Гаване.

— Через три часа после прибытия сухопутных частей, т. е. завтра в четыре часа пополудни, эскадра выйдет в море, и, идя со скоростью пятнадцать узлов, на третий день в восемь часов утра прибудет в Корон. Здесь изложен порядок прохождения кораблей по каналу, — с этими словами капитан Вуд раздал командирам кораблей напечатанный лиловыми буквами приказ: «Охрана кораблей при прохождении канала возлагается на сухопутные войска, но, желательно, чтобы каждый военный корабль держал наготове зенитные орудия и принял меры защиты против воздушного нападения. Не исключено нападение неприятельских самолетов на шлюзы канала или на корабли во время движения. Это требует тщательного наблюдения за каналом».

Даже такие хитрецы, как японцы не подумали о том, чтобы к началу войны двинуть поскорее авианосцы к Панамскому каналу! Но ведь не исключена возможность, что в соседних государствах — в Коста Рика, в Колумбии и в самой нейтральной Панаме — тайным образом скрыты японские самолеты и запасы бомб. Естественно, поэтому, что для наблюдения за каналом нужны были разведывательные и бомбардировочные военные самолеты. Но военные корабли и сами должны были себя защищать.

На следующий день в 4 часа согласно расписанию из Гаванской гавани вышли линкоры Оклахома и Невада, крейсера Пенсакола, Сальт-Лейксити и 8 миноносцев. Эскадра из 12 военных кораблей покинула знакомую Гавану, где они стояли 40 дней, и направились через Мексиканский залив в Караибское море. На головном линкоре Оклахома развевался флаг старшего командира — капитана 1-ого ранга Вуда.

— У нас убежал один человек, — доложил капитану Вуду помощник командира после выхода в море. — Это дезертир негр — бой командира корабля.

— Беспримерная сволочь, — сказал старший командир, — может быть, он прельстился девчонкой.

Дезертирство было обычным явлением.

— Да, Гавана, дурное место с точки зрения нравов, — заметил помощник командира.

Никто не обратил внимания на то, как смеялся вчера черный бой, найдя в каюте командира забытый на столе листок бумаги, как впился он глазами в лиловые буквы, читая: «Прохождение шлюза Гатан…. Оклахома — 10.30 минут утра».

Ведь лицо негра всегда совершенно черно, горюет ли он, гневен ли он, или объявят стыдом — все равно….

2

Солнце медленно поднималось вдали, когда маленькая эскадра, вышедшая из Гаваны, обогнула маяк у входа их Карибского моря в канал и вошла в Лиманский залив.

Матросы в белых костюмах сновали по палубе, занятые подготовкой зенитных орудий, приготовлением предохранительных решеток и др.

Так как обо всем предварительно передавалось по беспроволочному телеграфу, на канале были сделаны все приготовления. С самого утра прекратилось всякое движение судов по каналу. Военные корабли должны были, не теряя ни часу времени, выйти в Тихий океан, преодолев 18-тимильный водный путь.

Около 9 часов утра первым двинулся в путь Оклахома. На мостике под тентом стоял румяный от теплого ветра капитан 1-ого ранга Вуд и говорил лоцману:

— Я прохожу этот канал тринадцатый раз, но только теперь я понял важность Панамского канала.

— Тринадцатый раз? Пожалуй, это плохой знак, — хотел сказать лоцман, услышав от капитана ненавистное морякам число «тринадцать», но промолчал.

— Говорят, что канал построен как раз для такого случая, как сегодня….

— Гм, да, — сказал капитан. — Когда мы были еще ребятишками, и наша страна воевала с Испанией, тогда 10 300-тонный военный корабль Орегон стоял в Сан-Франциско. Для того, чтобы выйти в район боевых действий Тихого Океана, он должен был обогнуть Южную Америку и проделать путь в 15 000 миль. На это надо было потратить шестьдесят дней. — Теперь же путь от Панамы до Сан-Франциско продолжается восемь или девять дней.

В этих словах не было преувеличения. Именно потому, что канал приносит такую большую пользу, Америка потратила на его сооружение 8 лет и вложила в это дело круглую сумму в 500 миллионов долларов.

— Канал — благодеяние только для друзей. Для врагов это — мишень, которую они прежде всего имеют в виду, — сказал капитан.

— Нет ли каких-нибудь новостей о движении неприятельского флота? Циркулируют слухи, что японские подводные лодки, для того, чтобы напакостить в канале, вошли в море Бальбоа.

— Это вранье. 5,5-дюймовые пушки японских подводных лодок не достанут до канала. А если лодки войдут в пределы досягаемости, то они взлетят на воздух от расставленных мин.

— Это так, но все боятся, что с японскими подводными лодками появятся и самолеты, которые обязательно взорвут шлюзы бомбардировкой с воздуха, — сказал лоцман, указывая на три военных самолета, летевших над гаванью Гатан, подобно диким гусям.

— Это — армейские самолеты производства фирмы Кертисс. Они охраняют с воздуха… А для того, чтобы уберечься от вражеских самолетов, у нас есть кое-что и на корабле, — сказал капитан, указывая на зенитные орудия. — Если даже предположить, что где-нибудь скрываются неприятельские бомбардировщики, мы не беззащитны.

От входа в канал до шлюза Гатан, в общей сложности 8 миль, корабль прошел не останавливаясь. Он вошел в шлюзы Гатан незадолго до 10 часов.

Шлюзы эти устроены так, что для того, чтобы пропускать суда, входящие из Тихого Океана, воду поднимают на высоту 85 футов над уровнем воды канала (или наоборот — для пропуска судов, идущих на север, вода опускается на 85 футов ниже уровня воды Тихого Океана). Эти шлюзы являются важнейшей частью канала.

По середине шлюзов, в длину, проходит толстая бетонная стена, которая разделяет шлюзы на правый и левый водные пути. Когда Оклахома вошел в правый водный путь, задние шлюзы плотно закрылись, и начала работать насосная станция. Корабль, движимый водой, медленно продвигался вперед. Когда вода во втором шлюзе достигала такой же высоты, открывался следующий шлюз, и корабль подтягивался электровозами, которые двигались по рельсам, проложенным по обоим берегам.

Между берегом и бортом корабля был промежуток в 6 футов, а часто почти совсем не было промежутка.

Лоцман, который доверил все дело насосам и электровозам, сказал капитану:

— Не предполагается ли, что, как только эта эскадра прибудет в Сан-Франциско, флот Соединенных Штатов, наконец, двинется к Жемчужной гавани и приступит….

— О действиях флота совершенно запрещается говорить, — смеясь сказал капитан. — А что, если вы окажетесь японским шпионом?

— Не шутите, — обиженно ответил лоцман. — Мои предки — настоящие американцы, и обо мне нельзя и подумать как о японском шпионе.

— Да, я пошутил. Но такая страна, как Соединенные Штаты Америки, должна быть настороже. Во время прошлой мировой войны американские немцы успешно проводили тайные действия….

Дзынь-дзынь-дзынь — зазвенело надо командирским мостиком.

— Десять с половиной, — сказал лоцман, внимательно посмотрев на наручные часы. — Вот ведь здесь триста пятьдесят тысяч японцев, но они что-то притихли. Может быть, что-либо и замышляют, но в Америке за ними очень зорко наблюдают. Вот негры, те по сравнению с японцами здорово расшумелись.

— Негры? — образ дезертировавшего в Гаване негра всплыл перед глазами капитана.

— Да, негр на этом корабле…. Что такое? — капитан, прервав разговор, насторожился. Где-то в кормовой части корабля послышался глухой взрыв.

— Кажется, на корме… Я немедленно пойду посмотреть, — и артиллерийский офицер быстро спустился по железной лестнице. Взрыв был слышен под нижней палубой в кормовой части корабля.

— Порох, — крикнул Вуд артиллерийскому офицеру. — Скорее топите пороховой погреб!

Густой желтый дым поднимался из заднего трюма, из бортовых отверстий и люков. В дыму с криками бежали матросы в белых костюмах. Корма корабля мгновенно скрылась в густом дыму. Пламя охватило нижнюю палубу.

Если бы пламя распространилось до порохового погреба 36-тисантиметровых орудийных башен, расположенных на корме, то судьба корабля была бы решена.

Все зависело от того, успеет ли артиллерийский офицер вовремя спустить воду.

Командир, старший штурман, лоцман, да и вся команда с трепетом ждали сообщения артиллерийского офицера. Наконец, из черного дыма появилась белая фигура артиллерийского офицера и раздался его громкий голос:

— Клапан открыт!

Все надеялись, что уже вырвались из объятий смерти, но в это время в передней орудийной башне раздался оглушительный взрыв, перевернувший, казалось, небо и землю.

Прежде, чем люди успели вскрикнуть, командирская рубка, палуба, дымовые трубы, шлюпки, мачты — все взлетело на воздух.

Страшный взрыв разрушил не только верхнюю часть корабля, но и все судно разлетелось на куски. Бесследно исчезли также электровозы и насосная станция. Но не только это. Шлюзы канала были уничтожены.

— Несчастье, несчастье! — кричали сбегавшиеся служащие канала. — Вода из озера Гатан вытекает!

Так как дамба была разрушена, вода из озера Гатан стала падать с высоты 85 футов, как водопад.

— Сюда, сюда, люди!

Обломки разбитого корабля вместе с десятками людей уносились течением. Спасать их было невозможно.

Получив сообщение о случившемся, отряд саперов из охраны поспешил на автобусах к месту происшествия, но был бессилен что-либо сделал. Вода продолжала убывать из озера в течение всего дня, ночи и следующего дня. В конце концов стало видно дно озера.

Разрушения одного шлюза было достаточно, чтобы великий канал сразу потерял все свое значение.

Когда вода спала, на дне шлюза стали видны жалкие остатки линкора Оклахома: разбитые и разорванные в клочья железные листы, искривленные части. А еще три дня тому назад никто в мире не мог себе представить линкор Оклахома потерявшим свою мощь.

Из тысячной команды осталось в живых лишь несколько человек, тяжело раненных и искалеченных.

Сообщение о потоплении Оклахома немедленно было передано линкору Невада, который находился в пути в Лиманской гавани, а также и другим кораблям. Опасались, не запрятаны ли и на них в пороховых складах и орудийных башнях адские машины.

«Заговор японцев!»

«Дело рук шпиона!»

Офицеры усиленно проверяли каждого человека из команды. Но не удалось обнаружить ничего похожего на японский заговор. Был только один заслуживавший внимания факт — побег негра во время стоянки в порту Гаваны.

В связи с этим, через неделю президент, получивший диктаторские полномочия, опубликовал закон: «Негры не могут находиться в рядах армии и флота Соединенных Штатов», В результате недостаточные силы американской армии и флота были еще более ослаблены.

3

В 3 000 морских милях от Панамского канала находилась военная гавань Мэй-Айленд в бухте Сан-Франциско, которая была базой американского соединенного флота, действующего против Японии. Боевой отряд из линкоров Мериланд, Колорадо, Вест-Вирджиния, вооруженных 16-тидюймовыми (40-сантиметровыми) орудиями и Калифорния, Теннеси и Айдахо с 14-тидюймовым вооружением, т. е. почти половина флота Соединенных Штатов, сосредоточился в порту, ускоренным порядком забирая нефть.

В небольшом удалении ототряда в открытом море покачивались огромные зловещие корпуса авианосцев Лэксингтон и Саратога. Из парка Золотых ворот можно было увидеть вблизи от них авианосец Патока и на его причальной мачте громадный дирижабль Мэйкон.

Еще мористее, охраняя корабли от возможного нападения подводных лодок, мелькали стремительные тени миноносцев.

— Послушай-ка, видно, готовятся нападать на страну Фудзияма?

— Черт побери! Все равно сейчас ничего нельзя сделать!

Это было сказано на чистом английском языке. Но говорившие были японцы. Так называемые «американские японцы»: Франк Кодама, Джордж Такахаси, Генри Баба….

— Неосторожно так болтать даже с «Мэрикэн Джап», — заметил самый старший из них Франк Кодама. — Сегодня Джими Токата говорил, что Америка наша вторая родина и нужно быть ей преданными, как все американские граждане. Он прибавил, что если увидит среди нас кого-либо, кто замышляет недоброе против Америки, немедленно сообщит в полицию.

— Сволочь, — буркнул Генри Баба.

— Так или иначе, нам нужно что-нибудь предпринять! Ведь даже негров уже выбросили из Панамы и флота! Нам, чистокровным японцам, нельзя действовать. Кро….

В это время послышался скрип сапог полицейского, и Франк Кодама проглотил слюну.

Полицейский, увидев три фигуры, внимательно осмотрел их и повернулся в другую сторону.

Младший из говоривших, Джордж Такахаси, показав пальцем на авианосец, произнес:

— Я бы этот корабль…

— А я бы хотел расправиться с Мэйконом. Посмотрите, экая громада! Сколько бомб он при случае может обрушить вниз — страшно подумать. А ведь он, говорят, имеет ещё и самолеты…

— Гм….. — Кодама сжал руки. — Одному ничего нельзя сделать. Но Япония тоже имеет одну такую штуку.

— Нельзя? А если как-нибудь поджечь, она взорвется?

— Не будь глупым, Генри, — засмеялся младший. — Разве на американских дирижаблях не найдется галлона водорода?

— Нет, там гелий.

— Я думаю, что дирижабль можно уничтожить с воздуха, но нам это не под силу.

Трое людей с гневными лицами впились глазами в дирижабль, покачивавшийся вблизи от них над морем на высоте 100 футов.

Вторично полицейский, выступивший из тени гималайского кедра, прошелся мимо японцев.

Проводя его взглядом, Франк Кодама вымолвил серьезным тоном:

— А не сделать ли нам то, что предложил Джордж? Один самолет есть у Чарли Азума. Что касается бомбардировки, то, если обратиться к старику Те-сан, громившему китайцев, он с этим прекрасно справится.

— А кто будет управлять мотором? — спросил Баба.

— Сам Чарли.

— А получим?

— Деньги все сделают, — сказал Кодама. — Я — специалист по денежным делам, а ты, Генри, сходи к Адзума. Ты же, Джордж, пойдешь со мной к Те-сану.

Когда Генри Баба скрылся из глаз, Франк прошептал что-то на ухо Джорджу.

Джордж отскочил:

— Такое дело! Можно ли его осуществить? Нужно соблюдать осторожность.

— Разве ты, Джордж, не читал о таких вещах? Помнишь историю итальянского офицера, который во время мировой войны пробрался в неприятельский порт и потопил боевой корабль?

— Вот как? — с изумлением спросил Джордж. — Не врешь ли ты все, Франк?

— Конечно, — засмеялся старший. — Самолет Адзума взять нельзя…. Во-первых, Адзума не поедет, как это мы говорили….

— А зачем же Генри пошел?

— Я решил, что нужно его от нас удалить: кажется, этот негодяй — шпион!

4

Когда Франк и Джордж благополучно отделились в моторной шлюпке от берега, незамеченные никем, они облегченно вздохнули. На небе не было видно ни луны, ни звезд. Черные облака плыли низко, казалось, готовые разразиться слезами…..

— Надо потерпеть. Погодка будет серьезная! Это для нас кстати. Заглушит шум мотора.

Рассуждая таким образом, они оба радовались хорошему началу. Но не все было так хорошо. Тьма на море скрывала от чьих бы то ни было взоров бот с двумя людьми, но в то же время мешала разглядеть воздушный корабль, и даже авианосец Патока был окутан мглой.

— Я думаю, он должен быть вот в этом направлении, — сказал Франк с беспокойством, спустя немногим более часа после того, как они отделились от берега.

Джордж оглянулся назад.

— А не правее ли, Франк?

Говоря так, Джордж ориентировался по огням стоявшего на холме отеля, видного с моря здания пароходства и по свету, излучавшемуся побережьем Окленда. Но он не чувствовал полной уверенности.

— Эх, дождь пошел!

Заметив это, Джордж еще раз посмотрел кругом. Огни Сан-Франциско окончательно потонули в тумане.

— Прохладно, — процедил, дрожа, Франк Кодама, когда дождь стал падать крупными каплями.

Дождь усиливался, и поле зрения все более суживалось. Вскоре уже ничего нельзя было разглядеть.

Слева появились два ярких луча прожектора, соединившиеся над заливом Золотых ворот. Это были сигналы порта Президио.

— О, уже три с половиной часа, — промолвил сидевший за рулем Кодама, взглянув на светящийся циферблат часов.

Прошел еще час.

— Когда нет компаса, нужно иметь бинокль, приспособленный для темноты.

— Все это будет, когда придем в другой раз, — сказал Джордж, упавший духом.

— Сегодня ночью вернемся?

— Хоть это и жаль, но ничего не поделаешь. Если бы рассвело….

Кодама взял направление на сигнальные огни Президио.

Когда им казалось, что шлюпка приблизилась к молу Сан-Франциско, Джордж вдруг приглушенно закричал с носа:

— Ой, Франк! Стоп!

Кодама резко повернул руль и глянул в темноту. Что-то колоссальное, подобное замку, чернело перед глазами.

— Авианосец!

Когда черная тень исчезла позади, Джордж прошептал:

— Значит, мы находимся возле авианосца Патока.

Вспомнив место расположения Патока, который он наблюдал днем из парка Золотых ворот, Кодама почувствовал близость дичи и воспрянул духом. Но он по-прежнему не мог преодолеть сильной дрожи.

Через 10 минут они уже увидели огромную черную тень дирижабля и сейчас же остановились.

Спрятали под дождевые плащи по железному молотку, засунули в сапоги какие-то инструменты небольших размеров. Правая рука каждого сжимала револьвер. Напряжение вызвало прилив необыкновенной энергии.

Молча заглушили мотор и пришвартовались.

Изумились тому, что у кормы авианосца была привязана моторная шлюпка и свисал шторм-трап.

Заглянув под брезент шлюпки, они при помощи ночного фонарика увидели рядом двух матросов, закутанных в шерстяные одеяла.

Франк прошептал на ухо Джорджу:

— Смотри, как бы они не поднялись!

— Ладно, пойдем!

Франк Кодама по шторм-трапу поднялся на палубу.

Вахтенный, вероятно, охранял сходни, а сигнальщик находился, по-видимому, в рубке. Усиливавшийся дождь не давал возможности никого разглядеть.

(Действительно, благодатный дождь! Спасибо! Спасибо!)

Благодаря небо за удачу, Франк стал решительно подниматься по скоб-трапу на причальную мачту, на которой был закреплен воздушный корабль.

Поднимаясь, неожиданно для себя почувствовал, что мачта действительно высока. Он должен был дважды передохнуть. Отдыхая, он снова и снова всматривался в палубу и в командирский мостик, но за исключением шума ветра и дождя ничего не было слышно, — на корабле царило полное спокойствие.

Когда он поднялся наверх, дирижабль, как огромный призрак, колебался от ветра.

Еще до отплытия они навели справки, и узнали, что дирижабль прикрепляется к причальной мачте своей узкой носовой частью. Эти сведения оказались весьма ценными.

— Вот он какой, — бормотал Франк, ощупывая холодное от дождя закрепление стального троса, удерживавшее дирижабль. — Совсем, как сцепка у поездов.

При помощи молотка Франк с громадными усилиями принялся разбивать сцепление, удерживавшее воздушный корабль. Спустя некоторое время он почувствовал, что силы его оставляют, но он представил себе погружающийся в пучину воздушный корабль, и с удвоенной энергией принялся за работу.

Вдруг со стороны шлюпки послышались 2–3 ружейных выстрела. Франк подумал, что еще не истекло время, которое они наметили. Сильным ударом он разбил сцепление. Громадный корпус Мэйкона дрогнул и стал удаляться.

Когда его огромная круглая тень исчезла во мгле в юго-западном направлении, Франк решил, что нужно спускаться.

Он был опьянен успехом, хотя это было еще преждевременно. Когда он спустился на 3–4 скобы, по всему кораблю уже гремели выстрелы, и сигнал горниста прозвучал из командирской рубки. Люди со всех сторон сбегались на палубу.

Пять минут спустя Франк Кодама и Джордж Такахаси были схвачены и избиты до полусмерти. Но исправить ситуацию это не помогло.

Весь военный порт пришел в движение. Разнесся слух о нападении японских подводных лодок. Когда истина разъяснилась, несколько десятков прожекторов устремилось в небо. С соседнего авианосца, несмотря на непогоду, вылетел разведывательный самолет Хоук. Из бухты Золотых ворот вышел миноносец с прожектором, но никто не смог разыскать следов воздушного корабля.

ГЛАВА 4. Старший и младший братья

1

Как только с открытием тоннеля Танна-Токайдосская железная дорога соединилась с железной дорогой Атами, цены на землю вдоль линии в местах, где имеются теплые источники, часто посещаемые туристами, и где было только несколько сдающихся в наймы домов, сейчас же поднялись. Имеется однако одно место вдоль этой линии, чья ценность, вероятно, из-за отсутствия теплых источников, считается высокой. Это место называется Манадзуру. Большинство пассажирских поездов проходит мимо него, не останавливаясь.

И все же нужно сказать, что эта местность по своей особой красоте является вероятно единственной во всей Японии. Красотой своих ландшафтов Япония знаменита среди всех прекраснейших стран мира, в ней имеется немало издавна широко известных достопримечательных мест. Однако виды этих достопримечательных мест весьма тривиальны и не могут, думается нам, возбуждать восхищение. Своей величественностью издавна славится бухта Кантан в Беппу. Здесь, правда, виды не столь обычны. Цвет моря, форма бухты, очертания гор — постоянно меняются.

Среди лиц, знакомивших мир с красотами Манадзуру, находится художник Мияги. Маэстро утверждал, что красота этой местности подобна Ривьере на Средиземном море и поэтому назвал ее «Японской Ривьерой».

Понравилось это место с первого взгляда и одному молодому любителю радио — г. Ягинума, пораженному великолепием видов «Японской Ривьеры». Расспросив знакомых солдат-связистов из радиостанции военной школы связи, расположенной здесь на горе, он быстро сам подыскал подходящее место и на невысоком холме соорудил частную радиостанцию УКД.

Оставленное ему родителями состояние было велико, а потому он мог полностью отдаваться одному какому-либо делу. Однако больше всего он любил возиться с радиоаппаратурой. Всегда ленившийся Ягинума, когда едло касалось радио, проявлял такое рвение, что готов был ночью вскакивать и слушать свои приборы.

— Разве не прекрасно? Пожалуй, мне можно будет здесь и остаться, не правда ли?

Товарищ его, солдат-связист, уже долго не бывавший в горах, услышал, что часы бьют 11 и уже собрался встать, но замедлил. Молодой начальник станции УКД говорил:

— Что скажешь на это? Я хочу еще поговорить.

— Сегодня вечером я свободен, — прервал его моряк. — Но о чем будем говорить?

— Давай поговорим о войне, — сказал Ягинума. — Скоро уже месяц, как началась война, а между тем события этой войны совершенно непонятны. Где сейчас может находиться американская эскадра? И как будет вести себя японский флот?

— Разве ты не читал четыре-пять дней тому назад в газетах, что американская эскадра, выполнив все приготовления к походу в Сан-Франциско и Сан-Педро, направилась к Гавайям? Тебе хорошо известно также и то, что японские силы достигли Гуама и, кроме того, совместно с армией в настоящее время ведут наступление на Филипины.

— Все это я понимаю, но ведь Филиппины еще не окончательно пали. Так где же теперь находится японская эскадра и что она делает?

— Об этом я, конечно, тоже ничего не знаю, милый, — ответил связист. — Из боязни шпионов или еще чего-нибудь это, по-видимому, держится в секрете…Ба, где-то выстукивают, что ли?

Связист был специалистом своего дела, и его ухо не пропустило неясных звуков, исходивших из усилителя на столе.

— Слушай, это код. Где это выстукивают?

Услышав код, Ягинума с помощью детектора попробовал определить направление.

Источник радиограммы приходился в направлении на юго-восток.

— Отсюда на юго-восток имеется лишь весьма ограниченный участок суши; следовательно, радиограмма, вероятно, с моря.

В то время, как он бормотал эти слова себе под нос, снова послышался звук, но уже более отчетливый.

— Код такого же порядка, что и предыдущий, — сказал моряк. — А направление?

Хозяин станции еще раз определил направление волны с помощью детектора. Юг, прямо с юга. Не сообщение ли это со сторожевых катеров флота?

— Нет, — связист покачал головой. — Это несколько необычно.

Открыв стеклянную дверь, выходившую на юг, моряк вышел на балкон. Ягинума последовал за ним и стал всматриваться в темноту в направлении к морю.

В спокойном весеннем море виднелись два-три огонька, вероятно, с рыбачьих лодок.

Внезапно левее этих огоньков, в открытом море, они заметили какое-то мерцание — оранжевого цвета вспышки. Сначала они подумали, что это один из рыбаков зажигает свой факел. Вдруг со стороны открытого моря, нарушив тишину ночи, раздался далеко разнесшийся, неприятно нервирующий, режущий слух рев. Они не успели еще что-либо подумать, как на берегу близ Набугава, послышался оглушительный гром и блеснул огонь.

— Неприятельский корабль, — воскликнул моряк. — Это залп с неприятельской подводной лодки.

Ягинума побежал за биноклем. В тот момент, Когда он снова вышел на балкон со стороны открытого моря донесся дьявольский грохот второго залпа.

Снаряды упали неподалеку от того места, где ложились и первые снаряды. Но на этот раз видимо было попадание в какой-то небольшой дом на морском берегу. Оттуда взметнулось бушующее пламя. В бинокль можно было отчетливо разглядеть, как в свете пламени мечутся во все стороны рыбаки, женщины и дети. Несмотря на ночное время, голоса людей из-за дальности расстояния не достигали того места, где находились Ягинума и связист. Однако, когда они смотрели в бинокль, им казалось, что уши у них наполняются адским шумом голосов.

В это время ушей этих двух человек снова достиг звук репродуктора. Опять, так же, как и раньше, слышались слабые, но очень явственные звуки.

… … _ _ —- _ _

. . __ __ __ __ __ __ —- - — . . . __

__ __ __ __ __ __ —- -..

— Четыреста? — Ягинума повернул голову. — Что это? Какой смысл?

— «Short-400», т. е. в четырехстах ярдах недолет. Это — сообщение о недолете снаряда, — ответил связист. — Где-то какой-то суб’ект, наблюдая за пополнениями, сообщает об этом неприятелю.

В это время далеко в море снова блеснули два огня. Если бы измерять по часам, можно было бы заметить, что промежуток между вспышками равнялся 5 секундам и менее, чем через 30 секунд после вспышек, на этот раз вверху близ скалы, — два разрыва.

И снова звук репродуктора:

- -. - —- - __ — __ __ __ __ __ __ __ __

. -. __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __

. -. __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __

— «Over-100» — перелет 100 ярдов, — это черт знает что!

В третий раз оранжевый блеск далеко в море и мощное сотрясение воздуха Японской Ривьеры. И после того, как репродуктор выстукал «Ок-ок-ок», начались беспорядочные выстрелы и залпы. Земля загудела от взрывов.

На следующий день в токийских газетах появились корреспонденции об этом происшествии под заголовком: «Телеграмма из Одавара. Беседа с радиолюбителем г. Ягинума». Приведем некоторые выдержки:

— Этот артиллерийский обстрел длился свыше девяти минут, и снаряды ложились все в одно место. Сначала я не соображал, по какой цели они бьют и в бинокль усиленно разглядывал то место, куда ложились снаряды. Что-то похожее на экспресс показалось со стороны туннеля и направилось прямо, освещая путь фонарями. Поезд быстро летел к тому самому месту, где как раз в это время глухо рвались снаряды.

«Что-то будет?» — мелькнула мысль, и сердце сильно забилось… Но поезд сейчас же скрылся из виду….. «Странно, странно» — проносились мысли. В это время бывший со мной связист непрерывно твердил о том, нет ли где-либо поблизости дома, в котором оборудовано радио для связи отсюда в направлении юго-восток. Я вспомнил о том, как дней пять тому назад, вместе с г-ном Нияги, ходил на этюды. С ящиками красок за спиной мы бродили по окрестностями, высматривая интересные места, обращая взоры то на один, то на другой холм или долину. На склоне прибрежных гор, примерно на расстоянии более полукилометра от моего дома и как раз в юго-восточном направлении, скрытый среди сосновой рощи стоял европейского типа дом, крытый красной черепицей.

В этот день я сделал с него этюд и, заметив на крыше дома маленькую бим-антенну, подумал: «А и здесь видно есть наши! Однако интересно, что здесь делают. Может быть, держат связь с Австралией?»

Дом казался мне все же подозрительным, а потому, когда произошло это событие, мы вместе с связистом стали поспешно взбираться в гору по темной горной тропинке. Осмотрев дом, мы убедились, что так оно и было. Великолепная аппаратура радиотелеграфа, не хуже моей, валялась растоптанная сапогами или чем-то другим. Хозяина дома нигде не было. Судя по тому, что в доме имелись стулья, столы, кровати, было очевидно, что здесь жили европейцы. Вернувшись на полицейский пост, я стал расспрашивать о доме, и получил ответ: — Это дача одного из служащих Иокогамской граммофонной компании. А насчет того, что там жили европейцы, — нам неизвестно.

Газетные заметки сообщали, кроме того, что корабль противника, вышедший из Манилы, был, по-видимому, подводной лодкой и что поезд, замеченный Ягинума, упал в море со скал между Небугава и Манадзуру. Газета заключала: «Недальновидность властей, проложивших такую важную линию, как главная линия Токаидо, по месту, открытому для артиллерийского обстрела с моря, повсюду вызывает горячие порицания»,

Газета, однако, умалчивала о том, что этот поезд вез вновь сформированный штаб Манильской экспедиционной армии и находившийся в его распоряжении вспомогательный отряд и что командующий армией генерал Маки Эйю и свыше 700 человек офицеров и солдат бессмысленно погибли в водах Сагаминода.

2

— Что такое? Что это там повязано на левой руке командира? — сказал тихо один из матросов, сидевших у командирского мостика миноносца Куруми. Они курили, провожая взглядами лейтенанта Маки, поднявшегося на мостик.

— Это? Это, знаешь…, - ответил другой, — это траур!

— Да ну тебя, не валяй дурака, — сердито бросил первый и толкнул его локтем. — Вижу, что траур, да кто умер-то?

— У него-то? — дурашливым тоном спросил матрос, получивший толчок локтем. — Да ты что? Не слыхал, что ли? Отец у него убит.

— Отец?… Ты это про генерала Маки? Того, из армии?

— Ну, да. Про того, что недавно назначен был командующим Манильской армией. Ведь он убит огнем с американской подводной лодки.

— Ну, если брешешь, — берегись! Я тебе покажу, — пригрозил матрос, снова собираясь толкнуть его локтем.

— А где же потопили этот транспорт?

— Да не транспорт! Его убили, когда он ехал в поезде.

— Дурак ты! В каком же это флоте имеются такие подводные лодки, что пускают торпеды в поезда?

— Вот и видно, что у тебя самого винтиков не хватает! А разве на подводных лодках нет орудий? Разве не может она появиться в Сагаминода, да расстрелять поезд, идущий по Токаидской линии? Подумай хорошенько.

— Поди ж ты! Вот ведь как! — сказал матрос, широко открыв глаза.

— Должно быть он попал по д ту бомбардировку, тогда вечером…. Поезд генерала, говоришь?

— Да нет! Он попал не случайно! Все с самого начала было так подстроено, чтобы убить генерала. Они были прекрасно осведомлены шпионами с суши и знали, должно быть, все до точки, во сколько часов и минут поезд будет проходить то или иное место и так далее… Под Усуном наш командир убил одного американского адмирала. Так вот, они и хотели нам отомстить….

— В газетах не станут писать о том, что может уронить наш дух, — объяснил собеседник. — Мы узнали об этом от взводного. Верно, Кавано-сан?

Матрос Кавано, молча слушавший этот разговор, кивнул головой.

Некоторое время длилось молчание. Потом опять заговорил первый матрос:

— А ведь опасно здесь на море?

— А чего опасного?

— А можем она здесь где-нибудь прячется, подводная лодка-то?

— Может и прячется. Вот потому-то наш отряд и конвоирует транспорт.

Справа за кормой, на расстоянии 400 метров друг от друга шли в кильватер транспорты. Справа и слева от них шли по два 800-тонных миноносца, охраняя транспорты. Весь транспортный отряд шел мимо острова Осима с востока на юг.

В то же самое время на командирском мостике, несколькими ступеньками выше того места, где сидели матросы, врач, смотревший в сторону транспорта и ковырявший в зубах зубочисткой, обратился к старшему офицеру, лейтенанту.

— Ну, лейтенант, что мы на этот раз везем?

— Да, так, обычный груз, — безразлично ответил лейтенант. — Цемент, щебень, орудия и строительный материал для орудийных лафетов.

— Чего это они, армейские, так укрепляют этот остров?

— Если бы вы являлись начальником американского флота, то в первую очередь обратили бы свой взор на остров Огасавара, — пояснил лейтенант. — Ведь Огасавара, служа базой для наших воздушных сил и подводных лодок, является самым близким от солнца Японии и легко уязвимым местом.

— Не понимаю я, — сказал старший врач, на лице которого пробежало подозрение. — Почему же Огасавара, которая имеет такое огромное значение, не была надлежащим образом укреплена? Мы можем попасть в такое положение, что запрем конюшню, когда лошадь уже украдут.

— Но ведь к нашему большому сожалению в Вашингтонском соглашении имеются пункты, которые ограничивают средства нашей обороны. Там установлено, что до 31.12 текущего года мы не должны возводить новых крепостей в этом районе.

— Как глупы были наши армейские! — с упреком сказал врач. — К этому времени отдел управления крепостями должен был бесцеремонно развернуть строительство фортов и крепостей, иначе не успеет остыть железобетон, как появится противник.

— Так обстоит дело. Раз заключили соглашение, ничего не поделаешь!

— А по-моему, будь то договор или что другое, но раз он противоречит интересам государства, то нужно его аннулировать.

— Это нелегко. Но нужно вырезать нарыв, пока он еще не назрел, — сказал, смеясь, вахтенный офицер. — Там, в Америке люди, видимо, поступают так, как вы говорите. Нарушая соглашение, они строят новые крепости на Филипинских островах и Гуаме. Они превратили их в неприступные крепости, так что теперь Япония никак не может к ним подобраться.

— Но послушайте, — сказал собеседник, чувствуя себя побежденным и желая переменить тему разговора, — разве Филипинские острова абсолютно неприступны?

— Нет, в этом я также сомневаюсь. Я считаю, что если императорская армия проявит необходимую изобретательность, то не пройдет и месяца после начала войны, как над крепостями Манилы и Корехидор взовьется знамя восходящего солнца.

— Военный транспорт для перевозки сухопутных войск подвергается опасности нападения со стороны самолетов и подводных лодок и это, пожалуй, слабое место военно-морского ведомства.

— Не резонно, не резонно, — возразил офицер.

— Я считаю, что Американский флот появится раньше, чем мы захватим Маниллу.

— Но если мы разрушим Панамский канал, то флот не сможет быстро прийти из Атлантического океана.

— И это значительно облегчит нам взятие Манилы. Однако, даже те 13 кораблей, которые находятся в Тихом океане, и которые сейчас идут сюда….

Тут слова вахтенного офицера были прерваны громким криком, донесшимся с нижней палубы:

— Слева на крамболе, торпеда!

Вахтенный офицер, вскочив со складного стула, высунулся в иллюминатор и последовательно отдавал распоряжения.

«Лево на борт, обе машины полный вперед!»

«Эй, вахтенный, давай сирену».

«Сигнальщик, тревогу!»

Командир корабля, который в это время отдыхал в нижней штурманской рубке, немедля ни минуты поднялся на мостик.

— Молодец вахтенный офицер! — сказал он.

Внезапно появившаяся торпеда с шумом пронеслась на расстоянии каких-нибудь 20 метров вправо от миноносца, круто повернувшего влево благодаря выгодному склонению руля.

И когда вся команда облегченно вздохнула, послышался второй сигнал.

— Прямо по носу перископ подводной лодки!

Миноносец, повинуясь командиру, открыл огонь по подводной лодке. Носовое орудие так быстро дало два выстрела, что всплеск от первого снаряда ещё не успел опасть, как рядом взлетел в небо второй. Перископ сейчас же исчез из виду, а потому миноносцу не удалось врезаться носом в боевую рубку неприятельской подводной лодки.

Вместо этого с кормы миноносца были сброшены 4 глубинных бомбы. Погрузившись в воду на несколько метров, они взорвались и выбросили на поверхность гигантский столб воды.

Когда эта водяная гора рассеялась, на поверхности моря появились темные пятна нефти, что говорило о только что случившейся трагедии в морской глубине. Победа!

Когда бой был закончен, с мостика миноносца Куруми, направившегося к военным транспортам, сигнальщик, махая красным и белым флажками, передал на флагманской миноносец: «Неприятельская подводная лодка действительно потоплена. Торпеду и перископ неприятельской лодки обнаружил матрос 1-ого класса Кавано Цуиоси».

3

Капитану Маки Эйтаро было 33 года, когда во время железнодорожной катастрофы, погиб его отец — генерал. Он остался совершенно одиноким. Отец был женат второй раз и имел от второй жены двоих детей.

Но Эйтаро чувствовал себя чужим по отношению к мачехе и сводным брату и сестре.

Родной матери Эйтаро не знал совершенно. От раннего детства у него не сохранилось даже никакого воспоминания о ней. Он знал лишь то, что ее звали Тисэ, и что она очень давно покинула дом отца.

Воспитывался Эйтаро на руках у тетки. Когда он плакал и звал свою мамочку, отец чувствовал себя нехорошо. Он говорил сыну: «Не плачь! Завтра придет новая мамочка!»

Новая мамочка в молодости была красива, и ему сразу понравилась. Постепенно он стал забывать о своей настоящей матери.

Однажды мачеха сказала: «Первая мама Эйтаро была дурной человек!» Это заставило Эйтаро задуматься. Когда родились брат и сестра, у Эйтаро появилось желание увидеть свою настоящую мать. Но он думал, что если сказать об этом отцу, то он станет браниться, а сказать мачехе у него не хватало смелости.

Когда он подрос и спросил у воспитывавшей его тетки, где живет его мать, она ничего не могла сказать. Не только Эйтаро, но даже и его отец, вероятно, не знали о ней.

Когда отец умер, Эйтаро случайно обнаружил среди книг отца фотографию неизвестной женщины. Мачеха сказала ему: «Это ваша мать!» Он силился припомнить эти черты, но они не вызывали в нем никаких воспоминаний. Единственно, что он вспомнил — это большие глаза. Впечатление, которое у него осталось от этого образа, когда он сравнивал его с солнечны лицом мачехи, было впечатление глубокой грусти.

Вернувшись на корабль, Маки Эйтаро в своей капитанской каюте на столе поставил рядом с портретом отца в полной генеральской форме фотографию матери в серебряной оправе.

4

Матрос первого разряда Кавано Цуиоси постучался в двери капитанской каюты.

— Войдите, — послышался голос командира.

— Вы звали?… — спросил матрос.

— Гм… да, сегодня я хотел бы немного побеседовать с вами, — ответил лейтенант. — Прежде всего как командир я должен вас похвалить. Сегодня, благодаря тому, что вы вовремя заметили торпеду, корабль остался невредим. Мы смогли потопить подводную лодку.

— Есть, — кратко ответил матрос. — Разрешите поздравить с этим вас, как командира.

— Это заслуживает поздравления. Мы разбили врага наших предков. — Он пододвинул стул. — Присядьте. Я хочу поговорить с вами.

Двое людей как раз умещались в каюте командира миноносца.

— Много новой работы с механизмами корабля. Все не имел времени с вами спокойно поговорить, — продолжал командир. — Прежде всего, хочу поговорить о мотивах вашего дезертирства….

— Да?

— Я некоторое время считал вас предателем и даже лично ненавидел. Теперь мне кажется, что должны были быть какие-то обстоятельства, которые вынудили вас дезертировать.

Матрос Кавано сказал с гневом в голосе:

— Что и как, командир, — это вам известно.

— Гм…. Я слыхал от командира роты. Ваша любимая женщина….

— Нет! Не то, командир, — он был распален словами командира до пределов терпения. — В действительности дело было так. Моя родная мать умирала. Для спасения матери нужна была моя кровь. Но вы, командир, не разрешили мне внеочередной отпуск на берег.

— Было иначе! В то время вы мечтали о молодой девушке. Для того, чтобы встретиться с нею….

— Нет, нет! — вскричал матрос. — Правда, я в то время действительно грезил о Тиэко, но из-за этого Кавано не стал бы дезертировать из флота.

— Что же было с вашей матерью?

— Она умерла от недостатка крови. Об обстановке ее смерти я узнал от сиделки…. Я думаю, что вы не поймете моего состояния в этот момент.

— Вот что…. — Командир вздохнул. — Послушайте, Кавано, у вашего командира не было матери.

— Но ведь когда в газетах появилось сообщение о смерти вашего отца, я видел там фотографию вашей матери, снятой вместе с ним?

— Нет, то была моя мачеха. Вот моя родная мать…… - с этими словами командир протянул руку к фотографии, стоявшей на столе. — Я с ней расстался, когда мне было 4 года.

Когда матрос взглянул на фотографию, из груди его невольно вырвался легкий крик. Он сделал движение взять фотографию в руки. Страшное волнение отразилось на его лице.

— Что, что с вами, Кавано? — быстро спросил командир. — Эта фотография….

— Это моя мать! — кричал матрос. — Моя умершая мать!

— Ваша мать? Но это моя мать, которую звали Тисэ.

Кавано вытащил из внутреннего кармана конверт, в который была вложена небольшого формата фотографическая карточка.

— Да… Ее звали Тисэ. Это моя мать. Вот ее карточка.

На обороте фотографии офицер прочитал «Ямамура Тисэ, 42 лет». Сравнение фотографий не оставляло никаких сомнений относительно того, что это было одно и то же лицо. Печальное лицо и эти большие глаза…..

— Вот как!.. — Маки Эйтаро глубоко вздохнул. — До сегодняшнего дня я ничего не подозревал.

Тысяча чувств смешались…. Никто из собеседников не мог произнести ни слова.

Наконец, офицер первый поднялся.

— Да, мы — братья. Будем вместе бороться…..

Когда солдат, пожав теплую руку командира, вышел из каюты, туда входил лейтенат с телеграммой в руке.

— Командир, шифровка. «Часть боевой эскадры США (За исключением Невада, Вайоминг и Вэта) 25 числа благополучно прибыла в Жемчужную гавань на Гаваях. Главный штаб».

ГЛАВА 5. Быстрое решение в быстром бою

1

— Быстрее бы занять этот остров, — сказал офицер с биноклем. — Как хочется поесть бананов!

— А мне — ананасов, — ответил другой офицер в очках. — До сих пор не могу забыть вкуса свежих ананасов. Они такие сочные. Просто не справедливо, что такой дар богов не растёт у нас дома.

Дело происходило в командирской рубке на подводной лодке «И-44» японской подводной эскадры, осаждавшей остров Оаху, в группе Гавайских островов. Лодка находилась в открытом море к югу от этого острова, на расстоянии 3 379 морских миль от Иокогама и в 2 098 морских миль от Сан-Франциско. Прошло уже больше двадцати дней с тех пор, как они отправились из Иокосука. Свежие овощи и мясо уже с’едены, теперь утром консервы, днем — консервы, вечером — опять консервы. Затем к всеобщему удивлению перешли и на консервированный рис. Здесь кончалось терпение даже выносливой команды японской подводной лодки. Офицер, размечтавшийся о бананах, несколько лет назад, еще в бытность вольноопределяющимся (кандидатом в подпоручики) проходил этот район и хранил еще воспоминания о сочных фруктах, которых там было до отказу. Желание поесть бананов было так велико, что об острове мечталось как о райском месте. Противник же в целях обороны острова Оаху поставил не менее 50 000 мин для того, чтобы японская подводная эскадра не смогла приблизиться к острову ни на шаг.

— Вот в той стороне бухта Вайкики, — сказал офицер, любящий бананы.

— Там был прекрасный парк.

— Да, в этом парке аквариум, а в нем странного цвета тропические рыбы.

Продолжая свои воспоминания, офицер сказал:

— Когда мы находились в дальнем плавании в этих местах, японские рыбачьи суда, изображая отряд, выбросили японский флаг и направились вот к этому месту. На островах 150 000 японцев, — интересно, что-то с ними сейчас.

— Если японская эскадра, приблизится к острову, они может быть и хотели бы сделать все возможное, чтобы поднять наше знамя, но не имея оружия…

— Во всяком случае подойдем поближе, хочется посмотреть землю.

— Ты что, шутишь? Ведь о лодке № 19, которая ушла ставить мины за бухтой Жемчужной гавани, нет ни слуху, ни духу, бесспорно, что она погибла…

Говоривший офицер был привлечен окриками своего компаньона.

— Эй, эй, что там такое? Ты что-нибудь видишь? Как будто отряд рыбачьих судов с сетями?..

— Это не рыбаки, это тральщики.

— Да-а-а, — проговорили одновременно оба офицера, мечтавшие об ананасах и бананах, смотря в бинокли.

Появившиеся суда были тральщиками, которые пришли повидимому для того, чтобы очистить море от мин, поставленных японской подводной флотилией. Тральщики и миноносцы, снабжённые специальными механизмами, вылавливали мины, которые всплывали на поверхность воды. После этого в них стреляли издалека из винтовок и каждая мина с грохотом взрывалась… К концу дня громадное пространство уже было очищено от мин. С наступлением ночи подводная лодка, всплыв наполовину из воды, проводила наблюдение с командирской рубки. Здесь стояли только командир лодки, два офицера и сигнальщик. Сжимая в руках специальный ночной бинокль, ждали выступления эскадры противника.

Долгожданная неприятельская эскадра наконец появилась со стороны Жемчужной гавани. Это было около часа ночи.

Впереди шло несколько отрядов миноносцев эскадры, разрезая ночную мглу, пофыркивая подобно охотничьим собакам, бегущим по горам и долам. Вскоре повсеместно стали слышаться звуки — «пах», «пах» от взрывающихся мин.

За эсминцами шли крейсера, — повидимому это были крейсера в 10 000 тонн.

Благодаря эсминцам и минным заграждениям лодка «И-44» не могла подойти близко к противнику, поэтому не представлялось возможным определить точно количество кораблей. Было ясно только одно, что это не маленький отряд в 5–6 кораблей.

— Они идут с замечательной быстротой. Не так ли? — сказал один из офицеров, обращаясь к командиру корабля.

— Не меньше 24 узлов! — ответил командир.

После того как крейсера ушли, эсминцы, очищавшие море, вернулись обратно в залив, и на море водворилась прежняя тишина.

— Сегодня ночью вероятно на этом и кончится. Сейчас были отправлены авангардные части, которые составят первую линию боевого построения, — разъяснил командир.

— А что будет делать боевая эскадра?

— Так как ей надо идти следом на расстоянии приблизительно 400–500 морских миль, то она вероятно отправится только завтра вечером.

— Значит завтра мы будем иметь приятный вечер?

— Во всяком случае теперь достоверно известно, что противник ведет наступление на запад Великого океана.

— Наступает время быстрых решений в быстром бою. Они повидимому хотят использовать медлительность Японии на Филлипинах.

— Да-а, приходится опасаться за Филиппины, — проговорил молодой офицер. — Нельзя ли как-нибудь покончить с этим, пока они не вступят в западную часть Великого океана?

— Чем об этом беспокоиться, лучше подумать, как нам завтра в вечерней атаке покончить с двумя линейными кораблями, вооруженными 16-дюймовыми орудиями.

На следующий вечер, в полночь, 14 легких крейсеров, делая по 24 узла, и линейные корабли, поддерживая скорость в 18 узлов, вступили в протраленный проход из бухты Жемчужной гавани.

Снова послышались взрывы расстреливаемых тральщиками мин.

Три-четыре японские подводные лодки, то погружаясь, то всплывая на поверхность, приблизились к выходу протраленного прохода и напрягли все свое внимание, чтобы уловить наиболее выгодный момент. Однако смельчаки поплатились тем, что стали пищейц для снарядов и глубинных бомб.

— Вижу большой двухтрубный силуэт. — доложил сигнальщик.

— Да это же линейный корабль «Колорадо»! — воскликнул командир «И-44». — Отличная цель. Нам надо подойти поближе.

Подводная лодка, скрытая ночной темнотой, на 14 узлах в надводном положении устремилась к своей жертве. Но это быстрое решение командира подлодки оказалось ошибочным. Через считанные секунды луч боевого прожектора американцев упал на командирскую рубку и ослепил всех, кто был наверху.

— Полный вперёд! Ныряем!.. — закричал командир, однако было уже поздно.

Вокруг беззащитной лодки начали рваться вражеские снаряды.

Скоро, так и не успев полностью погрузиться, «И-44» оказалась поражена полудюжиной снарядов с приблизившегося эсминца. Имея большой крен на нос, лодка навсегда ушла под воду, так и не успев выпустить ни одной торпеды. Никто из экипажа «И-44» не спасся. Американцы не сразу поверили в гибель японского корабля и до самого утра два их миноносца бросали над местом последнего погружения «И-44» глубинные бомбы.

Главные силы американской эскадры в глубокую полночь без единого огня продвигались вперед зигзагообразно, меняя направление то на запад, то на юг. Что могут сделать обладающие небольшой скоростью подводные лодки, пропустив вперед такую искусно управляемую эскадру?

Если бы их было много, но японская флотилия подлодок, окружавшая остров Оаху, состояла всего из 12 лодок.

2

Обратимся к эскадре Соединенных штатов, вступившей в воды западной части Великого океана.

На пространстве 20 морских миль направо и налево от пункта, расположенного в 800 милях к западу от острова Медвей, расположились новейшего типа 10 000-тонные крейсера, вооруженные восьмидюймовыми орудиями, это — Нордгемптон, Честер, Луизвилль, Чикаго, Огуста, Портланд, Астория, Индианаполис, Нью-Орлеанс, Минеаполис. Эти крейсера, занимая громадное водное пространство и являясь как бы щупальцами эскадры, шарящими направо и налево, продвигались вперед в поисках японского флота. Так как американцы беспокоились, что в случае если на один край эскадры внезапно нападут восемь японских 10 000-тонных крейсеров [Япония обладает двенадцатью современными крейсерами с 8-дюймовой артиллерией. — Ред.], на другом краю трудно будет оказывать помощь своим разведывательным кораблям, то правому и левому краю были приданы первоклассные авианосцы по 14 000 тонн каждый: с правого фланга — Ренджер, с левого — Нью-Ланглей. Разведчики с этих авианосцев производили разведку на несколько сот морских миль вперед.

На 400 морских миль назад от главной линии разведки находилась вторая линия охранения. 10 легких крейсеров: Омаха, Мильвоки, Цинциннати, Ралей, Детройт, Ричмонд, Конконд, Трэнтон, Марбхэд, Мемфис, каждый по 7 050 тонн, вооруженные 6-дюймовыми пушками, соблюдая дистанцию в 10 морских миль, продвигаясь на запад. Приблизительно в центре этого окружения находились еще 4 больших крейсера, позади которых в две колонны по 1 000 ярдов шли 12 кораблей линейной эскадры. В правой колонне, состоящей из 6 кораблей, шли Мериланд, Колорадо, Вест-Вирджиния, вооруженные 16-дюймовыми орудиями, и Калифорния, Теннеси, Айдахо, вооруженные 14-дюймовыми орудиями. Левая колонна состояла также из 6 кораблей: Пенсильвания, Аризона, Нью-Мексико, Миссисипи, Нью-Йорк, вооруженные 14-дюймовыми орудиями, и Арканзас, вооруженный 12-дюймовыми орудиями. Адмиральский флаг командующего линейными силами эскадры высоко развивался на задней мачте идушего впереди правой колонны Мериланд. Флагманский корабль главнокомандующего всей эскадры Соединенных штатов адмирала Гордона следовал вместе с правой колонной линейных сил. Их окружало много эсминцев, готовых немедленно оказать помощь главным силам.

Большие авианосцы Саратога и Лексингтон и крейсер-авианосец Тахома, сформированные в отдельный отряд, продвигались позади главных сил. Разведчики с этих трех авианосцев производили разведку впереди эскадры, пытаясь обнаружить с воздуха японские подводные лодки.

Двигавшаяся вперед и время от времени молниеносно менявшая направление эскадра представляла величественное зрелише. Такой боевой порядок установился во время больших маневров в 1925 году, и обучение последующих десяти лет как видно не прошло даром для эскадры Соединенных штатов.

— Здесь вряд ли осмелиться выступить какая-нибудь японская подводная лодка, — проговорил адмирал Гордон, находившийся на командирском мостике флагманского корабля и с удовлетворением осматривавший движение эскадры.

— Японские подводные лодки не выдерживают никакой критики, — ответил командир флагманского корабля. — Доказательством этому служит то, что, когда мы отправились от острова Оаху, ни одна из них не смогла что-нибудь сделать против нашей эскадры.

— Да, это было сделано специально по моей инициативе, когда я для подавления неприятельских подводных лодок приказал поставить громадное количество противолодочных мин. И захватить большой запас глубинных бомб! — хвастливо сказал адмирал.

«Опять адмирал начал свой рассказ о способах подавления противника путем бесчисленного количества мин и бомб», — подумал командир корабля. Контрплан адмирала в отношении японских подводных лодок ограничивался тем, что, показывая финансовую мощность Соединенных штатов, он превращал море в горячую ванну из мин и глубинных бомб. Как много истратят эсминцы и того и другого — командир флагманского корабля не знал, но ему было известно, какое незначительное количество этихсмертоносных бочонков может быть погружено на маленький эсминец. В это же время стало известно о чудовищном приказе по эскадре: «Все линейные корабли и крейсера должны принять по 200 мин и бомб для нужд эсминцев». Услышав это, командир корабля раскрыл рот от удивления. На перегруженных кораблях не осталось другого места для погрузки, как только в каютах матросов на средней палубе. Мало кто в этот момент представлял, что случайный пожар при таких обстоятельствах способен нанести кораблю больший вред, чем любая японская подводная лодка.

Однако не было сомнений в том, что вера главнокомандующего в грозную силу мин и бомб непоколебима.

3

В главной японской ставке все было перевернуто вверх дном.

Штабной офицер с сжатым ртом торопливо бегал по коридору. Творилось что-то необычайное. Перед входом в зал совещания стоял часовой, который не пропускал по коридору одетого в штатское:

— Эй, ты, — журналистам сюда входить нельзя!

В зале совещания собрались: помощник начальника главного морского штаба, все начальники управлений, начальник отдела оперативного управления и три офицера главного штаба.

— Прежде всего прочтите эту телеграмму, — начал помощник начальника штаба вице-адмирал Мацукава.

— Есть, — ответил, вставая, начальник отдела оперативного управления и начал читать телеграмму:

«19-го числа. 5.10. В пункте 20,10 градусов восточной долготы, 166,20 градусов северной широты замечен противник. Силы его 13 линейных кораблей, 4 крейсера класса „А“, 3 авианосца, в том числе Лэксингтон, Саратога. За ними следуют транспорты с десантом и вспомогательные части — всего 8 кораблей. Скорость 16 узлов. Направление WSW. От Маршальских островов отправлены в разведку на большое расстояние большие самолеты».

— Место, где замечен противник, находится здесь.

Все обернулись в сторону карты, на которую показывал начальник отряда. Это место находилось как раз посредине линии, проведенной между Иокосука и Гаваями, немного южнее ее.

— Направление запад-юго-запад. Таким образом они намереваются взять курс отсюда на Филиппины. Не так ли? — тихо спросил офицер сидящего рядом с ним морского офицера.

— Нет, не так. Эскадра, для того, чтобы избежать поджидающего ее противника, идет зигзагообразно, поэтому по направлению кораблей в отдельный момент нельзя судить о курсе всей эскадры. Тем не менее, если провести черту от острова Оаху до указанного пункта, то можно все же сказать, что эскадра держит курс на запад в направлении острова Огасавара.

В это время начальник оперативного отдела, обращаясь к говорившему офицеру, спросил:

— Чтобы дойти до Филиппин, сколько еще дней потребуется?

— Во всяком случае недели две.

— Ничего не поделаешь, — сказал один из начальников отдела, — Конго и Харуна еще не вернулись из южной экспедиции и кроме того с восемью кораблями против тринадцати ведь не пойдешь.

— А что это за южная экспедиция? — спросил один из офицеров главного штаба.

Вице-адмирал Мацукава многозначительно прищурил глаза и усмехнулся:

— О, этот великолепный ход придумал командующий соединенной эскадрой адмирал Нагано. Это очень рискованный ход, но если нам будет сопутствовать удача, то мы разом обрушим весь левый фланг противника. Четыре дня назад Конго, Харуна и большая группа транспортных судов под охраной эсминцев направились якобы в Шанхай. На самом деле, они должны высадить императорские войска рядом с мысом Энгано. Мы захватим Манилу! Но эта затея оставляет нас с восемью кораблями против тринадцати американских. Это очень опасно.

— Восемь кораблей в отношении тринадцати это какой процент будет? — говоривший это офицер главного штаба взял карандаш и начал высчитывать.

— Шестьдесят процентов, — воскликнул он, — а нельзя ли победить и при таком соотношении сил?

Ответил другой офицер главного штаба:

— Будем исходить из предположения, что эта пропорция может быть еще сокращена, если будет отправлена в район Гаваи-Медвэй подводная эскадра. Я думаю поэтому, что до возвращения южной экспедиции мы не должны участвовать в решающем бою. На мой взгляд главные силы должны некоторое время избегать боя и находиться или во внутреннем Японском море или еще где-нибудь.

— Да ты пацифист, — ответил ему помощник начальника штаба.

— Нет, так не годится, — сказал начальник оперативного отдела, указывая на карте на внутреннее Японское море. — Если Япония будет избегать решительного боя, то американцы определенно займут остров Огасавара. Ведь в донесении указывается, что они идут в сопровождении десанта, значит им хорошо известно положение на острове Огасавара. Мы должны выйти навстречу и дать бой. Мы так сделали в 1905 году с русскими и мы так сделаем сейчас с американцами. Наша воля в этом должна быть едина и непреклонна.

— Да что говорить, — поддержал его помощник начальника штаба, — решение о том, что атака силами подводной эскадры вообще окончится неудачей — преждевременно. Во всяком случае, решив принять участие в решительном бою, имея 60 процентов мощности по сравнению с противником, приложим все усилия к выполнению своей задачи.

— Необходимо это решение немедленно передать командующему соединенной эскадрой, — сказал начальник оперативного отдела.

— Нет, подождите, нужно сначала доложить начальнику штаба, — с этими словами помощник начальника штаба вышел.

Начальник оперативного отдела продолжал:

— Я с самого начала сомневался в возможностях подводных лодок. На что они могут надеяться, имея такую небольшую подводную скорость? Если бы их тоннаж был восемьдесят — девяносто тысяч тонн и если бы их было больше, то они имели бы удобный случай для атаки, но ведь сейчас тоннаж японских подводных лодок сокращен по Лондонскому сообщению до пятидесяти тысяч тонн… [Общий тоннаж подводного флота Японии на 1 января 1934 г. равен 77 594 тонны. Кроме того сейчас строятся 9 подводных лодок и до 1936 г. предполагается построить 6 подводных лодок. — Ред.]

— Опять Лондонское соглашение! — засмеялся начальник оперативного отдела. — Это проповеди мирного времени, а теперь, когда мы стоим перед лицом большой эскадры противника, эти разговоры нужно отбросить.

Через час после этого совещания начальник штаба флота на основании высочайшего распоряжения отдал важный приказ командующему соединенным флотом адмиралу Нагано. На этом закончилась часть работы штаба. Однако у всех сердце сжималось от беспокойства.

«Очень трудно выполнимый приказ! Неужели считают возможным победить противника, намного превосходящего по силе?»

ГЛАВА 6. Действия по собственной инициативе

1

Шла вторая половина дня, когда в открытом океане в 200 морских милях восточнее острова Огасавара командующий разведывательной эскадрой контр-адмирал Такаги получил приказ установить положение противника. Стоя на мостике своего флагманского корабля Исигара, командующий протянул текст полученной радиограммы командиру крейсера и приказал:

— Просигнальте на Циокай, Мая, Атаго, Такао, Хагуро, Наци и Мийоко, чтобы они построились в шеренгу. Крейсерам немедленно поднять в воздух разведывательные самолёты.

Скоро катапультированный с Мийоко гидроплан заметил внизу быстро идущие на запад два корабля. Пилот снизился и второй член экипажа-наблюдатель различил в обнаруженных целях большие американские крейсера Астория и Индианаполис. Минутой позже сообщение об этом отправилось на Исигара, откуда немедленно было переправлено командующему соединенным флотом.

Адмирал Нагано, увеличив скорость главных сил до 20 узлов, быстро пошел на восток, однако и командующему соединенным флотом и контр-адмиралу Такаги было понятно, что до конца дня разведывательной эскадре придется сражаться одной.

На Индианаполисе тоже заметили японский самолет. Узнав об этом, командующий американским передовым отрядом улыбнулся:

— Сейчас мы сделаем япошкам неприятный сюрприз. Настало время наших авианосцев!

Тем временем, наблюдатель японского самолета разглядел в бинокль на горизонте еще один силуэт. Гидроплан направился к новому американскому крейсеру и не заметил, как снизу подкрались четыре истребителя, только что взлетевших с палубы авианосца Ренджер. Две точно выпущенные пулеметные очереди угодили в мотор. Японский самолет, так больше ничего и не успев сообщить своему командованию, упал в воду.

Меньше чем за час американские самолеты с Нью-Ланглэя и Ренджера покончили со всеми высланными японскими крейсерами самолетами. Контр-адмиралу Такаги донесли, что связь с разведывательными гидропланами неожиданно прервалась.

— Полагаю, что все они были уничтожены, — закончил свое донесение офицер связи.

— Сразу все? — удивился командир крейсера, — Быть такого не может.

— Может, если они сбиты не зенитным огнем, а авианосными самолетами. — подумал вслух адмирал.

— Быть может, послать новых разведчиков? Наши пилоты полны решимости обнаружить все силы противника.

— Если рядом с крейсерами имеются авианосцы, то мы без толку потеряем все свои самолеты… Нет, чтобы точно выяснить силы американцев, нам придется увидеть их своими глазами. Мы сблизимся с противником и вступим в бой.

Исигара, Циокай, Мая, Атаго, Такао, Хагуро, Наци и Мийоко перестроились в колонну и пошли на восток. Скоро над японскими кораблями появились американские самолеты, которые не подлетали близко, но издали вели тщательное наблюдение за кораблями разведывательной эскадры.

— Как жаль, что с нами нет ни одного авианосца. — печально вздохнул, глядя на американских разведчиков, вахтенный офицер японского крейсера.

— Да, действительно печально. Но ничего не поделаешь — будем драться без них. — ответил командир Такао, — У нас слишком мало авианосцев, чтобы они могли оказаться везде, где в них возникает необходимость. [Этими словами выражено то опасение, которое действительно имеет место в Японии из-за возможного отставания в авианосцах от Америки. Но Япония сейчас уже имеет 4 авианосца и предполагает построить до 1936 г. еще 2 по 10 000 тонн каждый. — Ред.] Сейчас авианосцы больше нужны в эскадре Нагано.

2

После получения сообщений от своих воздушных разведчиков, среди американских офицеров возникло оживление.

— Ах вот как? Их только восемь?.. Я соберу свои крейсера в кулак и раздавлю эту горстку обреченных. — воскликнул американский адмирал.

В 6 часов вечера наши сигнальщики наконец-то увидели врага. Прямо навстречу японским силам двигались десять мощных американских крейсеров. Силы были не равны, но адмирал Такаги приготовился к бою. На японских кораблях царило спокойствие, хотя каждый понимал, что схватка между восемью нашими 10 000-тонными крейсерами и десятью такими же кораблями противника, имевшего к тому же авианосцы, должна быть боем до последней капли крови.

В боевой рубке Индианаполиса, куда с мостика после об’явления тревоги спустился адмирал, было тихо, пока кто-то из офицеров крейсера не воскликнул:

— Вы только посмотрите! Эти япошки совсем с ума сошли — они не только идут нам навстречу, но и разделились на два отряда по четыре корабля. Теперь мы их легко разобьём по частям!..

— Так мы и сделаем. — решил адмирал, — Открыть огонь по северной колонне.

После того, как первые шесть американских снарядов упали рядом с бортом Исигара, японский командующий отдал новый приказ и две колонны крейсеров разошлись веером.

— Чорт, они берут нас в два огня!.. — вскричал командир американского Портланда, но было уже поздно. Когда дистанция до головного корабля противника сократилась до 16 000 метров, японские крейсера разом дали залп из всех своих восьмидюймовых орудий. Пять снарядов дали прямое попадание, а один из них, пробив палубу, разорвался в носовом пороховом погребе. Портленд погиб со всей командой за считанные секунды.

Обескураженный столь неожиданной потерей, американский адмирал приказал крейсерам отвернуть на север, а эсминцам выставить дымовую завесу. Пока американские эсминцы выполняли этот приказ, японцы подожгли крейсер Чикаго.

Потом наступил черед ответного удара американцев — в небе заревели моторы самолетов Нью-Ланглэя и Ренджера. Вражеские самолеты набросились на наши крейсера и тем пришлось спешно уклоняться от десятков бомб. Начали стрелять зенитные орудия и пулеметы. Несколько американских самолетов загорелись, но остальные продолжали раз за разом атаковать свои цели. Тем временем другие американские самолеты, пользуясь полной своей безнаказанностью, принялись сверху корректировать огонь своих крейсеров. Ответить на это японским артиллеристам было нечем — американцы пропали за дымовой завесой, как за ширмой. Стрельба врага становилась все более точной, все чаще американские снаряды поражали яростно отбивающиеся японские корабли. Сверкающий вспышками разрывов перевернулся и затонул Мая. С разбитыми артиллерийскими башнями и разрушенными надстройками навсегда погрузился Наци.

Начинало темнеть. Беспокоясь, что ночью его самолеты не смогут сесть на свои авианосцы, командующий американским передовым отрядом приказал прекратить воздушные атаки. Поскольку без помощи самолетов вести меткую стрельбу сквозь плотную дымовую завесу американские корабли не могли, им было приказано выйти из боя.

— Нам на помощь идут Саратога, Лэксингтон. Ночью они будут здесь. Тахома остается с главными силами. На рассвете все вместе мы добьем японские крейсера.

— …Их самолеты улетают! — прокричал командир флагманского корабля адмирала Такаги. От непрерывного грохота орудий во время боя все на борту крейсера настолько оглохли, что общались теперь друг с другом только криком. Адмирал кивнул в знак понимания. Теперь, когда американцы убрали свои самолеты, у уцелевших японских крейсеров появлялся шанс уйти. Но спасаться бегством японский адмирал не собирался — он понимал какая большая ответственность возложена на него императором и страной. И поэтому командир крейсера прочел по губам адмирала совсем другой приказ: «Полный вперед. Атакуем!»

Самолет американского лейтенанта Джонсона заходил на посадку одним из последних. Лейтенант очень устал — он сделал сегодня три вылета. Тем не менее, Джонсон был доволен. Одна из сброшенных им бомб уничтожила артиллерийскую башню на японском корабле. Правда, в ответ самолет лейтенанта получил пару осколков разорвавшегося рядом зенитного снаряда. Поскольку самолет сохранил управление, лейтенант не обратил на это особого внимания.

Джонсон нацелил свой летательный аппарат на корму авианосца Ланглэй. Поднявшийся к закату ветер увел нос самолета в сторону, но опытный пилот резким движением руки вернул машину на прежний курс. Сильного рывка хватило, чтобы поврежденные осколком рулевые тяги не выдержали и лопнули. К ужасу Джонсона самолет неожиданно клюнул носом вниз и, перевернувшись колесами вверх, потерял управление. Он упал на палубу авианосца и, высекая снопы искр, покатился вперед. Находившиеся наверху матросы, офицеры, пилоты и механики корабля-аэродрома даже не успели понять, что произошло, когда самолет лейтенанта перепрыгнул через посадочные тросы и врезался в ранее приземлившиеся самолеты. Мгновенно пожар охватил их и половину палубы. Когда же огонь добрался до шлангов, через которые из корабельных цистерн в самолеты заливали топливо, грянул страшный взрыв. Следом прогрохотал второй — это взорвались сложенные под палубой авиабомбы.

Авианосец застыл, весь об’ятый пламенем.

3

Меньше всего американский адмирал ожидал, что получившая хорошую трепку японская эскадра осмелится его атаковать. Поэтому, когда позади уходящих американских кораблей из дымовой завесы неожиданно вынырнули шесть японских крейсеров, бой между противниками вышел короткий, беспорядочный, но от этого не менее упорный. В наступающих сумерках снова замелькали вспышки выстрелов, а над потревоженными волнами стали рваться снаряды. Корабли Такаги оказались на фоне светлой стороны горизонта, американцы стреляли из тени. Вдобавок, многочисленные непотушенные пожары делали Циокай и Атаго похожими на видные издалека праздничные фонари…

Все это японский адмирал прекрасно понимал. Так зачем же он атаковал?

Контр-адмирал Такаги искал вражеские авианосцы.

На 30-узловом ходу наши крейсера ворвались в боевые порядки американского соединения.

Первый же снаряд с Исигара попал в радиостанцию крейсера Индианаполис и американский адмирал лишился возможности управлять своим отрядом. В наползающей с востока тьме и возникшей суматохе американские корабли открыли огонь не только по японцам, но и друг по другу.

Пораженный собственными собратьями, затонул несчастный Чикаго, которого из-за пожара посчитали японским крейсером. Потом американские снаряды взорвали Циокай и Такао. Столкнувшись с эсминцем противника, переломился пополам Атаго. Остальные американские миноносцы выпустили торпеды в Исигара, но, спасая флагманский корабль, Хагуро подставил под них свой борт. Зато Мийоко в упор расстрелял своими восьмидюймовыми снарядами случайно обнаруженный Ренджер, а упрямый Исигара добил ослепительно полыхающий Ланглэй. Только после этого Исигара и Мийоко вышли из боя и наконец-то наступившая ночь прервала кровопролитие. Контр-адмирал Такаги скончался от полученных ран в разрушенной рубке своего корабля. Он умер с мыслью, что выполнил свой долг.

Когда к месту сражения крейсеров подоспели линейные корабли адмирала Нагано, солнце уже зашло. На воде плясали огоньки горящего топлива, плавали обломки утонувших кораблей, жалобно кричали спасающиеся вплавь люди… Несколько эсминцев поспешили им на помощь, но большая часть кораблей продолжила движение на восток.

От одной из выдвинутых далеко вперед подводных лодок стало известно о приближении главных сил противника. В опустившейся на Южное море густой темноте, японский флот начал перестраиваться в боевой порядок.

В это же время в тот же район с востока вошли два больших американских авианосных корабля. Из-за уничтоженной на Индианаполисе радиостанции командующий американским передовым отрядом не смог вовремя известить Саратогу и Лэксингтон о новом положении своего отряда, а самое главное — о близости противника. В результате, в ночи два гиганта под охраной нескольких эсминцев прошли мимо своих крейсеров и, сами того не ведая, оказались между ними и главными силами японского флота…

Отряд из четырех эсминцев, во главе с эсминцем Куруми, посланный на помощь разведывательной эскадре, прибыл к месту боя. Это было уже после того, как прекратились выстрелы. Поэтому, в каком направлении отошли крейсера американцев и своих, в каком направлении будет проведен решающий бой завтра утром, — ничего не было известно. Отряду эсминцев в предвидении завтрашнего решающего боя поручалось во что бы то ни стало точно установить в ночной темноте место оставшихся американских авианосцев. Японские подводные лодки, расставленные во многих местах океана, получили задачу ослабить главные силы противника; таким образом на них была возложена часть задачи отряда эсминцев. Эту задачу совершенно необходимо было выполнить до начала решающего боя между главными силами сторон.

Наводчик кормового торпедного аппарата эсминца Куруми — Кавано Цуиоси готовился к завтрашнему бою. Бой и только бой стоял у него перед глазами. Он не имел времени для еды, однако нельзя сказать, что ему не хотелось есть. Весь промокший и голодный он даже и не думал о том, чтобы сменить одежду или пойти пообедать.

Перед всеми стоял вопрос о том, какой горячий бой должен произойти завтра. В результате произошедшего между передовыми отрядами поединка оба авианосца противника и два крейсера были разбиты. За это мы заплатили большой ценой — из восьми кораблей, составлявших разведывательную эскадру, осталось только два корабля. Однако это было еще только вступлением к настоящей морской битве.

Кавано, поднявшийся из-под палубы на правый борт эсминца, видел, как после нескольких выстрелов что-то взлетело вверх, как фейерверк. Спустя некоторое время появились два луча прожектора, которые, переплетаясь между собой, двигались то направо, то налево, как бы ища что-то. Внезапно они остановились на одной точке, и в ночной темноте резко бросились в глаза золотистого цвета искры. Немного спустя послышался звук, похожий на гул орудий, и высоко над водой поднялся огненный столб, осветивший все небо. Это в темноте чьи-то снаряды подорвали неизвестный корабль. Секунду спустя столб угас и наступила прежняя темнота и спокойствие.

— Ай больно, больно! — закричал вдруг, сжавшись на корточках, матрос, находившийся поблизости от Кавано, нарушая своим криком ночную тишину. — Кто это ходит и наступает на руки?

— Что, что такое? — раздался голос, привыкший к окрикам.

— Ой, больно. Кто это такой? Это вы, старший врач?!

— А, это ты, Тамура. Ничего не видно.

— Однако, старший врач, вы мне палец отдавили.

— Ха-ха-ха, — засмеялся врач, — час спустя ты весь взлетишь на воздух. Уж отложи пожалуйста свое лечение до этого времени.

Слышавший этот разговор Кавано засмеялся.

— Это правда, — спросил он старшего врача, — что противник близко?

— Точно сказать нельзя, — ответил офицер. — Я сейчас от командира корабля слышал, что там что-то взорвано, а что — не то это противник, не то свои.

4

— Ой, Тамура, вставай, вставай, — будил Кавано несколько часов спустя заснувшего матроса. — Разве можно так спать?

— Что, разве я заснул, — с беззаботным видом ответил матрос и продолжил, — господин Кавано, а как бы вы поступили, если бы перед вами очутились две красавицы и вам предстояло бы выбрать одну из них?

— О чем это ты говоришь? — подозрительно спросил Кавано.

— Предположите, что это происходит сейчас, на самом деле.

— Сейчас, на самом деле? Тогда бы я немедленно влюбился в них обеих.

— А я вот сейчас видел это во сне и выбирал их, а вы как раз в это время меня разбудили, — смеясь сказал матрос Тамура.

Кавано больше не ответил. Тамура же, не обращая на это внимания, продолжал по своей привычке болтать.

Кавано, стараясь что-нибудь разглядеть в ночной темноте в бинокль, вдруг заметил впереди какой-то странный свет.

— Что это там такое, что за свет?

— Сигнал. Определенно сигнал, но не наш!

— Так все-таки, кто же это там, противник или свои? — испуганно проговорил Тамура.

На корабле никто кроме находившихся на командирском мостике не мог ответить на этот вопрос.

— Приблизимся и пусть следующий за нами корабль осветит их, — решил капитан Маки.

Мгновение спустя ночную темноту прорезал зеленоватый луч прожектора с эсминца Камиказе. В ответ тишину разорвали артиллерийские залпы. Вода вокруг наших эсминцев вспенилась множеством разрывов. Случайный снаряд попал в носовой торпедный аппарат Камиказе, торпеда взорвалась и японский корабль разорвало на части.

— Противник! — прокричал Кавано, указывая влево и тут же зажмурился — в глаза ему ударили слепящие лучи вражеских прожекторов.

Замеченные Кавано корабли были низкими четырехтубными эсминцами — таких в японском флоте вроде бы не было… А за ними высились высокие борта двух гигантских кораблей. Палуба одного из них озарилась восемью яркими вспышками, на секунду высветившими высокий мостик и большую длинную трубу.

— Авианосец, он открыл по нам огонь!.. — прокричал кто-то на Куруми.

Но кричавший ошибался. Головной японский эсминец оказался слишком близко, да ещё и повернут носом. Не различив его силуэт, американцы в темноте приняли Куруми за своего. На остальные же наши корабли продолжал рушиться ливень снарядов. Американских кораблей было больше и два оставшихся японских эсминца начал с боем отступать.

Пока вокруг ночь озарялась сполохами выстрелов и разрывов, орудия Куруми почему-то не стреляли. Кавано нервничал и неотрывно смотрел в сторону командирского мостика. Матрос не знал, что пользуясь сложившимся положением, командир эсминца решил проскользнуть мимо американских кораблей охранения и попытаться потопить авианосец противника. К этому времени поблизости Куруми не упал ни один снаряд противника.

— Что такое? Это не наши ли авианосцы Кага и Акаги? — закричал один из матросов у кормовых орудий и, обращаясь в сторону кораблей противника, вдруг заорал как сумасшедший:

— Прекратите стрельбу, дураки! Вы же видите, что мы не стреляем. Что вы бьете по своим же кораблям?!

— Тамура, замолчи! — одернул оравшего матроса Кавано, замерший у торпедного прицела в ожидании приказа.

В прицеле промелькнули борта американских эсминцев, но команды на выстрел торпед не последовало. Может быть прав был Тамура? Может быть корабли впереди действительно наши?..

Так и не сделав ни одного выстрела, Куруми медленно повернул влево и, обогнув крайний эсминец противника, оказался перед авианосцем. Лейтенант Маки Эйтаро уже хотел отдать приказ о торпедной атаке, когда американцы наконец-то разобрался в происходящем. Лучи прожекторов сошлись на одиноком японском эсминце, а потом загрохотали страшные восьмидюймовые башни авианосца.

Пронесшийся с оглушительным шумом американский снаряд разорвался где-то в носу корабля. Куруми вздыбился и задрожал, как ударенная палкой лошадь.

— Вот болваны! — закричал Тамура, шлепнувшись задом на палубу, но никто на него даже не посмотрел.

Орудия эсминца продолжали молчать.

Кавано, находясь у торпедного аппарата, не имел времени думать ни о своей безопасности, ни о других. Держась за прицел, он изо всех сил вытягивал шею, стараясь разглядеть корабль противника. Высокий борт, гладкая палуба, большой мостик — определенно авианосец противника. Ни на одном из наших авианосцев, взять хотя бы Кага, Акаги, Хосио, Рюдзио или Банрю, не выдается над палубой такая высокая и длинная труба. Да, впереди противник. Теперь в этом нет никакого сомнения. Чего же ждут командир корабля и офицеры с командирского мостика? Разве они еще не приняли решения о торпедной атаке? Разве они не понимают, что еще минута и удобный момент будет упущен? Американцы пристреляются и в момент уничтожат эсминец своими тяжелыми орудиями…

В данный момент кто-то должен принять решение. Здесь медлить нельзя.

Кавано приник к прицелу. Вот он авианосец — прямо в перекрестии!

Рядом с бортом Куруми разорвался восьмидюймовый снаряд, перебив осколками всех на корме эсминца. Какой-то матрос сложился пополам, схватив себя руки за живот. Из-под пальцев на палубу потек ручеек крови. Матрос попытался устоять на ногах, но в следующий момент мертвый упал на спину.

Слева, спеша прикрыть авианосец, уже спешили два американских эсминца. Снаряды с них превратили воду вокруг Куруми в кипящий котел.

Приказа на выстрел все не было.

Тогда Кавано изо всех сил потянул рычаг и две 25-дюймовые торпеды вылетели из труб. Подняв высокие всплески воды, они упали в море и пропали из виду.

В следующее мгновение несколько американских снарядов разорвались в машинном отделении эсминца.

«Попали в котел», — подумал Кавано, решив, что теперь уже все потеряно. Густое облако белого пара не позволяло ему ничего видеть кругом. Однако через пару минут где-то рядом прогрохотал такой взрыв, что Куруми чуть не выскочил из воды.

«Ага, попал!» — обрадовался матрос-торпедист.

На несколько секунд темнота исчезла, сожженая большим огненным облаком. Над головой Кавано со свистом пронеслись раскаленные обломки. Авианосец противника встал на бекрень и носом вниз погрузился в воду. Второй большой корабль американцев, окруженный со всех сторон своими эсминцами, поспешно повернул вправо и ушел, оставляя позади черные клубы дыма. Понесший серьезные потери, отряд японских эсминцев не стал преследовать противника. Так закончился ночной бой.

На востоке из-за горизонта появился первый солнечный луч. Наступало утро.

Дымящийся многочисленными пробоинами, Куруми медленно садился носом в воду.

Передняя мачта и труба эсминца исчезли. Радиостанция была искорежена. Машины корабля разбило и помпы не работали.

Кавано с таким настроением, как будто все опустело кругом, оперся на торпедный аппарат. Только сейчас он заметил, что все у него болит. Ощупав себя, он почувствовал что-то мокрое: «Кровь. Да, я ведь ранен».

Ему совершенно не было больно. Если бы по его пальцу кто-нибудь ударил молотком, то было бы чувствительнее. Ему хотелось что-нибудь сказать, но вокруг валялись только трупы. «Что это значит? Неужели весь экипаж погиб? Неужели жив только он?»

— Тамура! Эй, Тамура!

Но на его голос никто не отзывался. Дойдя до камбуза [Камбуз — кухня. — Ред.], он встретил какого-то человека в лохмотьях изодранной одежды и с закопченым до неузнаваемости лицом. Это был врач.

— Жив ли командир корабля? — спросил Кавано.

— Командир? — устало переспросил врач, — В самом начале стычки американский снаряд попал прямо в мостик… Лейтенант Маки и все офицеры погибли.

ГЛАВА 7. Решительный бой при господстве в воздухе

1

Вернемся во времени на несколько часов назад.

В салоне японского корабля Муцу, вокруг большого металлического стола, усыпанного донесениями и бланками полученных телеграмм, сгрудились высшие офицеры соединенной эскадры. Среди них молча сидел на стуле командующий.

Адмирал Нагано с пепельно-седыми волосами и умным широким лбом погрузился в изучение морской карты. Его профиль выделялся в свете настольной электрической лампы резко, как барельеф. В его глазах горел острый ум, а плотно сжатый большой рот выражал непоколебимую решимость.

— Ну-с, — подняв голову, обратился начальник к стоявшему сбоку начальнику своего штаба, — так каково же соотношение воздушных сил?

— Что касается истребителей, то у американцев имеется по 54 штуки на Саратоге и на Лэксингтоне, плюс к этому 18 штук на крейсере-авианосце Тахома, всего 126. Против них мы имеем только 105 истребителей в авиаотряде нашей эскадры, — ответил начальник штаба, — если же с нашей стороны будут участвовать также и 45 самолетов с острова Титидзима, то мы будем иметь всего 150 самолетов.

— Ну а сможем ли мы рассчитывать на победу без огасаварских самолетов, имея только 105 машин, как вы думаете?

— Я уверен в победе, — почтительно ответил офицер штаба воздушных сил. — Все наши летчики прошли отличную трехгодичную подготовку в Иокосуке и Касумигаре. К тому же, как нам известно, противник лишился двух авианосцев — Ренджера и Ланглэя. Оставшееся превосходство американцев над нами в количестве машин, таким образом, составляет всего 20 самолетов. Для нас это совсем не страшно.

— Возможно, что противник ослаблен много более того, что мы предполагаем. До сих пор точно не известны результаты сегодняшней ночной атаки наших миноносцев. — присоединился начальник штаба.

— Хорошо, — поднявшись со стула, принял последнее решение командующий, — только надо действовать возможно скорее, наступление начнем незадолго до восхода солнца — часа в четыре с половиной. В нашем распоряжении еще два часа, — адмирал Нагано вынул старомодные карманные часы на цепочке. — Я немного вздремну, разбудите меня во-время.

Командующий кивнул на прощание своим подчиненным и отправился в запасную адмиральскую каюту. Нагано совершенно справедливо считал, что к серьезному делу нужно приступать со свежей головой. К тому же, молниеносно разлетевшийся по кораблям слух о том, что адмирал, как ни в чем ни бывало, пошел спать, здорово успокоил волнующиеся перед генеральным сражением экипажи.

Кто-то последовал примеру вице-адмирала, кто-то пошёл на мостик, но большинство прочих офицеров штаба, после ухода командующего, собрались в кают-компании и всю ночь напролет обсуждали, как нужно действовать, когда наступит утро. Необходимо было возможно быстрее сблизиться с противником и с рассветом нанести прежде всего сильный удар по воздушным силам американцев. Это должно положить начало победе. На этом сходилось мнение большинства офицеров штаба.

— Ну, — обводя всех взглядом, сказал начальник штаба, — идите спать, я вас разбужу вместе с командующим.

— Нет, этот трюк — спать перед решительным боем — мы уступаем командующему, — браво ответил офицер штаба воздушных сил. — Никто не хочет скоротать время до утра за партией в шашки?..

— Нет, мы лучше поднимемся наверх, надо немного освежиться, — и два капитана второго ранга вышли из кают-компании. У обоих на спинах насквозь промокли от пота кители, но не от духоты, а от тщательно скрываемого волнения.

На мостике Муцу около компасов стояли командир корабля, его помощник, штурман и несколько офицеров штаба эскадры. Все вместе они наблюдали за темным морем, изредка полушопотом перебрасываясь фразами. Внизу, примерно в ста метрах впереди, среди пенистых волн, несмотря на ночь, смутно виднелся нос корабля. Немного отступая, в тяжелом напряжении застыли две башни, из которых торчало по два 40-сантиметровых орудия, обмываемых брызгами волн, разрезаемых носом корабля. Позади возвышалась большая дымовая труба, похожая на гусеницу, а далеко за ней виднелся силуэт второго корабля, в молчании следовавшего на расстоянии 1 000 метров за первым.

— Опять! — прошептал помощник командира корабля офицерам штаба, когда откуда-то издалека донесся грохот, подобный раскатам грома. — Интересно, с каким противником пришлось нашим иметь дело во время сегодняшней ночной атаки?

— Странно, что за всю ночь ни один миноносец противника так и не попробовал приблизиться под покровом темноты к нашей эскадре… Похоже, американцам все ещё неизвестно о нашем присутствии… Но, однако, судя по тому, что мы не имеем донесений с высланного вперед миноносца Куруми, думается, что и мы не можем возлагать особенно больших надежд на наш сегодняшний ночной поиск, — ответил офицер штаба.

— Во всяком случае с рассветом придется здорово поработать.

— С рассветом? — удивился помощник командира корабля и посмотрел на ручные часы со светящимся циферблатом. — Ого, осталось не больше двух часов… Пока что не обойти ли нам корабль?

И помощник, оставив прохладный мостик, направился инспектировать душное, как баня, бронированное чрево корабля… Ничего не сделаешь, хоть это и трудно, но такова уж служба помощника командира корабля. Он должен лично проверять, правильно ли задраены двери водонепроницаемых переборок; есть ли в надлежащем месте запас осветительных средств на случай прекращения электрического тока; готовы ли к немедленному действию пожарные шланги; действуют ли пожарные помпы; в порядке ли противогазы и т. д., - все это ложится на его обязанности, когда ожидается бой.

Сбежав по нескольким трапам, помощник вошел прямо в артиллерийскую башню с 14-сантиметровыми орудиями. В ней было почти темно, так как боялись, чтобы снаружи не был виден свет корабля. Десяток свободных от вахты матросов уютно расположились на плетеных циновках прямо под казенными частями огромных артиллерийских стволов. Командир этой передней башни — молодой офицер, увидев помощника корабля, вытянувшись в струнку, отрапортовал:

— В передней башне без перемен!

Помощник командира корабля, осматривая орудие, станок, снаряды и подающий снаряды механизм одобрительно кивнул головой.

— Господин помощник, нет ли каких-либо новостей о противнике? — с взволнованным видом спросил молодой офицер.

— Волноваться нечего, — улыбаясь, ответил помощник, — вот, как рассветет, мы так ударим, что руки превратятся в палки.

— Спасибо, — радостно улыбнулся командир башни и отдал честь.

Покинув башню, помощник открыл броневую дверь и вошёл в следующее отделение.

«Славные ребята», подумал он, взглянув на веселых моряков в следующей башне. («Держитесь крепче»).

И он шел дальше из одного отделения в другое, из одной башни в другую. Пушки заряжены, настроение и у офицеров и у унтерофицеров и у матросов хорошее.

Однако в этом ничего особенного не было: ведь они, хотя и через узкие щели, но все же могли сражаясь видеть противника, — они были наиболее счастливой частью экипажа.

Но удел тех людей, к которым вслед за этим спустился помощник, не был таким счастливым: они были заперты в течение 4–6 часов в железной тюрьме ниже уровня воды. Они совершенно не могли знать, с каким противником борется их корабль; слыша звуки выстрелов, они не знали, стреляет ли это их корабль или же это взрываются снаряды противника, попавшие в их корабль. И если, несмотря на это, их верность и пыл не уступали людям, находящимся на верхней палубе, то это можно приписать только их героизму, а также вере в своего императора и в свое командование. Помощник командира не забыл посмотреть на них ласковым, полным благорасположения взглядом [Политико-моральное состояние личного состава флота Японии не такое «кроткое», как описывает автор. Случаи арестов среди команд кораблей и случаи неповиновения офицерству значительно участились. Все меньше и меньше японцев слепо верят в непогрешимость монархического строя, все более и более растет классовое сознание личного состава японского флота. — Ред.].

Поднимаясь снова вверх по трапу, он увидел доктора, стоявшего перед пустым операционным столом.

— Ну, как, скоро начнется? — спросил изголодавшийся по боям, вернее по операциям, поблескивая глазами, врач. — Руки чешутся, резать хочется. — и он сам нервно засмеялся над своей немудреной шуткой.

— Еще около часа, — ответил помощник, — ну, пока.

Выйдя из военной амбулатории, он опять то поднимался, то опускался по бесконечным трапам.

После всего он посетил боевую рубку, находившуюся ниже уровня воды в центральной части корабля. Сюда со всех сторон шли электрические звонки и переговорные трубки, получалось что-то похожее на телефонную станцию. В центре рубки перед большими циферблатами приборов сидел офицер. Он занимался тренировкой — передавал различные команды, касающиеся ведения огня. Его команды при помощи электрической аппаратуры передавал на мачты и в артиллерийские башни стоявший рядом вестовой.

— Все в порядке! — отрапортовал хозяин боевой рубки помощнику командира корабля. — Хоть у нас орудий и меньше, зато мы подавим янков быстротой огня.

— Да, все-таки последняя надежда — это пушки! — одобрил молодого офицера помощник — сам бывший артиллерист.

2

Капитан второго ранга — офицер штаба развернул и принялся читать телеграмму, только что полученную им по пневматической трубе из находившегося внизу помещения радиостанции.

«Донесение самолета разведчика с Акаги. В пункте 553 находятся 13 кораблей противника. Курс норд-вест. Строй — кильватер. Следую за авианосцем типа Саратоги и Тахомой. В 10 морских милях западнее их находятся 14 эсминцев. Курс норд-норд-вест, строй — двойная колонна. Конец».

— Вот здесь, — показал он на карте, — находятся главные силы противника; в 30 морских милях от нас с востока на север.

— Слава богу, — и офицер штаба воздушных сил вскочил, вырвав телеграмму из рук своего товарища. — У них за ночь стало меньше на один авианосец. Значит у них сейчас всего только семьдесят самолетов истребителей, так что мы со своими сто пятью самолетами имеем абсолютное преимущество.

— Не знаю, эсминцы или кто ещё это сделал, но получилось здорово, — сказал командующий также с довольным видом, — сейчас это имеет больше значения, чем если бы были потоплены один-два линейных корабля.

— Как же, господин командующий, — весело спросил начальник штаба, — покончим и с остальными авианосцами, как предполагалось ранее? И видя наклонившееся в знак согласия сильное лицо командующего, начальник штаба начал отдавать распоряжения.

— Офицер штаба воздушных сил, извольте сейчас же направить все силы первой и второй воздушных эскадр для атаки оставшихся авианосцев и Тахомы. — Капитан, — повернулся начальник штаба к командиру флагманского корабля, — курс норд-ост, скорость двадцать узлов.

Ветер стих, но волны все еще были высокие. Флагманский корабль Муцу, выпустив облако густого дыма из передней, похожей на громадный башмак, трубы, начал циркуляцию влево. Командующий вскинул бинокль, следя за построением кораблей. Даже 33 000-тонный гигант Нагато то вздымался вверх, то опускался на мертвой зыби. Тускло излучающая золотой свет хризантема на носу корабля, смотревшая на восток, казалось вот-вот будет поглощена набегающей волной, но в этот момент нос корабля вдруг поднимался, показывалась над водой красночерная полоса ватерлинии и из якорных клюзов бурным водопадом начинала низвергаться вода. В 1 000 метров от Нагато шел Хьюга, дальше опять на одинаковом расстоянии — Исэ, Кирисима, Хиэй, Ямасиро, Фусо.

Корабли следовали друг за другом, вытянувшись длинной змеей.

В 5 000 метров вправо от главных сил эскадры, выстроившись в одну линию, неслись пять авианосцев: Кага и Акаги из первой воздушной эскадры и Рюдзио, Хосио и Банрю — из второй воздушной эскадры.

Над мостиком Мутсу взлетел флажной сигнал. Как только он был разобран, авианосцы подняли боевые флаги и повернулись носом к ветру. С длинных палуб один за другим начали взлетать самолеты — скоро все небо над кораблями дрожало от рокота авиационных моторов. Лицо офицера штаба воздушных сил раскраснелось от удовольствия при виде этой впечатляющей картины. Один истребитель пронесся прямо над Муцу и покачал крыльями. Вахтенный офицер в ответ сорвал с головы фуражку и бешенно замахал ею.

— Удачи вам, удачи!

Построившись в группы по 9 машин, самолеты направились на восток; всего их было 105.

— Если даже каждая из машин встретится с одним противником, то все-таки у нас остается еще пятьдесят самолетов, — провожая взглядом удаляющуюся воздушную армию, с твердой уверенностью в голосе сказал начальник штаба, — как бы там не повернулись обстоятельства, но во всяком случае господство в воздухе — на нашей стороне.

В это время офицер штаба воздушных сил принес снизу телеграмму и подал ее начальнику штаба:

«Радио с острова Титидзима. Сейчас в направлении на пункт 553 вылетели 45 истребителей и 18 тяжелых бомбовозов».

Итак на помощь к 105 самолетам авианосцев с Огасаварских островов летели еще 63 самолета. При таком положении уже немогло быть места сомнению в победе в воздушном бою.

— Подавляющее превосходство сил! — с проясненным видом заключил командующий, — теперь и адмирал Гордон наверно поймет, как невыгодно бороться имея столь отдаленные базы.

В это время над эскадрой появились сначала один, затем другой самолеты — по-видимому, разведчики. Несомненно они прилетели для того, чтобы произвести разведку состава эскадры, ее курса, построения и т. д. и сообщить об этом командующему эскадрой противника, но сейчас уже некогда было связываться с каждым из этих самолетов в отдельности.

Собственные самолеты-разведчики также то улетали, то прилетали, с них то и дело проступали донесения о положении противника, и каждый раз офицер штаба наносил на морской карте положение противника и показывал его начальнику штаба.

В 3 часа 10 минут, когда небо на горизонте посветлело, с той стороны, куда шла эскадра, донеслись звуки артиллерийской стрельбы.

Офицеры насторожились

— Это наши крейсера открыли огонь, — вскричал лейтенант, — за тридцать девять тысяч метров! Ведь до головного корабля главных сил противника тридцать девять тысяч метров!

Начальник штаба, предполагавший открыть огонь с расстояния 30 тысяч метров, подумал, что хотя еще немного рано, но, пожалуй, уже стоит на каждом корабле поднять боевой флаг на грот-мачте. Но в тот момент, когда он уже готовился отдать приказ об этом капитану первого ранга, в тысяче метров со стороны правого борта с грохотом поднялись 10 громадных столбов воды, казалось состязавшихся по своей высоте с верхушками мачт кораблей.

— Черт возьми! — воскликнул начальник штаба. — Лево руля, поворот — все вдруг на шесть румбов.

И все восемь кораблей во главе с Муцу и Нагато сразу повернули и стали полным ходом уходить влево от этого ужасного сосредоточенного огня.

Вслед за первым со стороны невидимого противника последовал второй залп. На этот раз снаряды с диким воем упали в каких-нибудь 400 метров справа за кормой убегавшего флагманского корабля.

— Против такого огня сорокасантиметровых не устоять, — сказал начальник штаба.

— Это полная неожиданность, господин начальник штаба, — стискивая зубы, сказал флагманский артиллерист.

— Эта стрельба с дистанции в тридцать девять тысяч метров разнесет нас на куски, — тихо-тихо обронил вахтенный офицер.

Действительно эти пушки, имеющие такую громадную дальность огня, обладали поразительной силой по сравнению с орудиями японцев. Конечно, те суммы, которые были два года тому назад американцами затрачены на «восстановление промышленности», в действительности пошли на перевооружение кораблей 40-сантиметровыми орудиями. В секрете от всех угол возвышения их был увеличен до 45, а на некоторых кораблях и до 50 градусов.

Однако, противник, по-видимому учитывая, что даже и такими дальнобойными пушками нельзя поразить главные силы японской эскадры, которые, имея преимущество в узлах в скорости, будут постепенно уходить на запад, после третьего залпа прекратил огонь.

В этом сыграла свою роль большая скорость японских кораблей, достигающая 23 узлов, по сравнению со скоростью противника в 21 узел.

Чем же объясняется это уклонение от боя 8 японских кораблей во главе с Муцу?

По-видимому, и командующий и начальник штаба были уверены в том, что должны произойти какие-то изменения в обстановке, и отходили в ожидании этих, имеющих большое значение, перемен. А вопрос о том, произойдет или нет крупное изменение в боевой обстановке, зависел от другого вопроса — удастся или нет японскому воздушному флоту захватить в свои руки господство в воздухе в районе сражения.

3

Бой в воздухе закончился решительной победой японского воздушного флота.

Это произошло, конечно, не потому, что личный состав воздушного флота Америки был слабее японского. Нет, их боевой дух был на такой же высоте, как и дух японцев; в отношении искусства они не уступали первоклассным летчикам любой страны, даже больше того: в морском воздушном флоте Америки было много Ликкенбекергов, много Фонков, много Рихтгофенов. У них были такие превосходные самолеты, как Бойинг и Кэртис. Однако, несмотря на это, они не могли сопротивляться японскому воздушному флоту — это объясняется прежде всего тем, что у них в воздухе оказалось недостаточно самолетов.

— У американцев было мало самолетов? — Что за ерудна? — может быть усомнится читатель. Это вполне законное сомнение. Но фактически это было так, а против фактов не пойдешь. Нижеприводимый рассказ офицера штаба воздушных сил эскадры Соединенных штатов (после боя он был вместе с другими взят в плен и рассказал об излагаемом ниже офицеру штаба воздушных сил японской эскадры) дает совершенно ясное представление об этом факте.

«С самого начала войны мы приступили к переделке во вспомогательные авианосцы пяти превосходных пассажирских судов, однако, работа была сделана только еще наполовину и они не могли принять участие в бою. Таким образом, авианосная эскадра Соединенных Штатов смогла войти в западную часть Тихого Океана только в составе пяти настоящих авианосцев общим тоннажем 103,6 тыс. тонн: Саратога (33 тыс. тонн), Лэксингтон (такого же тоннажа), Ланглэй (13800 тонн), новый авианосец Ренджер (тоже) и авианосец — крейсер Тахому. Из них два — Ренджер и Ланглэй были потоплены в результате решительной атаки японских крейсеров вчера, кроме того, ночью у нас не стало также и большого авианосца Лэксингтона».

«Таким образом, у нас осталось только два авианосца: Саратога и Тахома. Какими бы героями ни были американские летчики, для 70 самолетов, находившихся на Саратоге и Тахоме, было совершенно невозможно захватить господство в воздухе, имея против себя свыше сотни истребителей с пяти японских авианосцев. Да, это было абсолютно невозможно. Саратога и Тахома подверглись жестокой атаке приблизительно 50 японских бомбовозов. Они защищались изо всех сил. Говорят, что оставшимися истребителями и зенитными пушками было сбито по меньшей мере 20 самолетов. Но в конце концов они не могли противостоять бешенным атакам бомбардировщиков, то и дело нападавших со всех сторон казалось в решимости сесть прямо на палубу. После 20-минутного боя, получив десяток попаданий в палубу и одну бомбу рикошетом от воды в борт, затонула Тахома. Палуба Саратоги была вся покрыта пробоинами — самолеты не могли ни взлетать, ни садиться на нее. Таким образом, мы оказались без аэродромов на море, и тем корабельным самолетам, которые сейчас находятся еще в воздухе, не остается ничего другого, как напиться морской воды».

«Японские авианосцы также по-видимому понесли значительные потери. „Банрю“ была потоплена сосредоточенным огнем американских крейсеров. Посадочную палубу „Кага“ также совершенно разбили, а один из наших самолётов даже врезался Каге в мостик. …Но кроме Банрю и Каги у вас оставалось еще три авианосца. В этом было ваше главное преимущество. Не только три, но даже два, даже один авианосец и то давал японскому флоту большой перевес: между нами и вами была такая же разница, как между черепахой и луной».

«Мы уже и так не могли равняться с вами, а тут еще поступили сведения о том, что к вам прибыли еще истребители, по-видимому, с островов Огасавара, и, опустившись на палубы трех уцелевших авианосцев, принимают горючее. В этот момент я решил: Ну, теперь мы уже ничего не сможем сделать. Все наши разведчики — гидропланы, производившие наблюдение за артогнем, были прогнаны прибывшими на помощь истребителями японцев. И воздух над местом боя остался в полной власти самолетов со знаком солнца на крыльях».

Так рассказывал пленный американский офицер к полному удовлетворению слушавших его японцев.

4

— …Пора начать сближение, — сказал начальник штаба адмиралу Нагано, который, кончив завтрак, поднялся на мостик. — Посмотрите, даже гидропланов-разведчиков уже не видно.

Противник мог обстрелять из своих 40-сантиметровых орудий японскую эскадру, благодаря тому, что он при помощи разведчиков мог корректировать артиллерийский огонь. Какой бы большой угол возвышения не имели пушки, как бы далеко они ни стреляли — все это оказалось бы бесполезным, если бы не было возможности следить за падением снарядов.

Наблюдение с мачты? — но об этом нельзя даже говорить серьезно. Даже если подняться вместе с боевым флагом на клотик самой высокой мачты, на которой устроен громоотвод, то даже и с него невозможно видеть корабли за 39 тысяч метров. Горизонт всегда в тумане, но если бы даже этого не было, то все равно корабли окажутся гораздо ниже за горизонтом благодаря шарообразной форме земли.

— Вправо…. 12 румбов…. Поворот — все вдруг, — отдал приказ всей эскадре начальник штаба.

И главные силы японской эскадры, шедшие до сих пор на запад, внезапно перестроились для атаки превосходных главных сил противника.

Лейтенант по морской карте, на которой было нанесено положение сторон, докладывал дистанцию, которая отделяла наш флот от противника.

«Сорок три тысячи ….»

«Сорок тысяч….»

«Тридцать восемь тысяч….»

Так как противник тоже шел на сближение с японской эскадрой, то расстояние между ними сокращалось на глазах.

И в тот момент, когда уже можно было ожидать, что противник будет виден с марса, флагманский артиллерист приказал приготовить главный калибр.

— Наконец-то показались… — прошептал адмирал Нагано, уже давно с напряженным беспокойством искавший биноклем противника, — один, два, три, четыре…десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать… кораблей. Ого, поразительное построение.

Тринадцать сильнейших в мире военных кораблей! Их светло-серые силуэты, появившиеся на восточном горизонте, были так величественны, что их смело можно было назвать «королями Тихого океана».

Когда на 3–4 кораблях противника блеснули вспышки выстрелов, начальник штаба посмотрел на них с состраданием и сказал:

— Последние выстрелы?

«Последние выстрелы? — странные вещи говорит начальник штаба», — подумал один из матросов-сигнальщиков. Но не прошло и двух минут, как ему стало понятно.

В то время, когда противник готовился к вторичным выстрелам, его глаза оказались закрытыми густым дымом. Сверху — белым дымом самолетов, снизу — черным дымом с эсминцев…..

Американская эскадра не могла продолжать обстрел японцев, так как у нее уже не было ни одного самолета, который мог бы корректировать артиллерийскую стрельбу, дымовая же завеса, поставленная японцами, не давала возможности стрельбы прямой наводкой.

Все время поддерживая завесу, японская флотилия приблизилась к противнику на расстояние 20 тысяч метров. Никогда еще командующий японским флотом не был, вероятно, так благодарен преимуществу в 2 узла в скорости хода, которое имел японский флот перед американским, как теперь.

Недаром морское ведомство придавало такое большое значение скорости при постройке военных кораблей.

На флагманском корабле Муцу взвился сигнал — «Огонь!» Как только сигнал спустился вниз, башни получили приказания.

«180, 1-ый корабль противника!»

«40-сантиметровыми пушками, залп…»

«Влево, 5, 19, 100 …»

«Выстрел!»

Рев гигантских орудий оглушил всех стоящих на мостике Муцу, а палуба больно ударила по ногам. Время, казавшееся нескончаемым и всплески падений выросли рядом с флагманским кораблем американцев.

«Уступ больше два!»

«Выстрел!»

Один из выпущенных снарядов попал в «Мериланд», взорвав на корме катапульту для запуска гидропланов.

«Передать данные для стрельбы на другие корабли…»

«Беглый огонь!»

— Противник совсем замолк, — сказал командир артиллерийской башни, опустив голову из наблюдательной башенки и смотря на своих подчиненных. И действительно бой в конце концов стал походить на стрельбу по мишеням, так как противник не отвечал.

Для японского флота это был легкий бой. Расстояние сокращалось, а со стороны противника не посылалось ни одного снаряда. А наши корабли, продолжая воздушное наблюдение, один за другим топили корабли противника.

Первым погиб флагманский «Мериланд», погубив вместе с собой и адмирала Гордона. Оставшись без командующего, корабли эскадры Соединенных штатов стали походить на пугливых овец, внезапно оставшихся без пастуха. В панике американцы ломали строй, стараясь увернуться, избежать смертоносно точного огня противника, но все было без толку. Через двадцать минут после гибели флагмана, разрываемый японскими снарядами, перевернулся «Колорадо». Спасти с него почти никого не удалось, да и некогда было прочим американским кораблям заниматься спасательными работами под сосредоточенным огнем всех японских линейных кораблей.

Потом, в ярком и молниеносном цветке взрыва пороховых погребов, разломился «Калифорния»…

— Может быть, прекратить огонь, предложить противнику сдаться? — обратился командующий к офицеру штаба, когда с самолетов-корректировщиков поступило донесение о том, что затонул третий линейный корабль противника.

Сигнал был послан и через каких-нибудь 10 минут на 117 оставшихся не разрушенными судами противника были подняты белые флаги.

В этот же день вечером соединенная эскадра Нагано направилась в Токио, конвоируя сдавшуюся в плен американскую эскадру.

Радость населения, которое вышло встречать возвращающуюся с триумфом эскадру, описывать незачем — воспоминания об этом еще свежи и живы в памяти читателей.

Хочется добавить еще несколько слов.

Моряк Кавано, раненный в ночной атаке, был обеспечен пособием после ранения. После трех месяцев в больнице его направили на поправку на курорт в Беппу и его здоровье совершенно восстановилось.

Заслуги — заслугами, а вина — виною…. Ему пришлось поэтому отбыть наказание — несколько месяцев при военно-морской тюрьме в Оцу.

Очень скоро по выходе из тюрьмы он встретился с женой Тиэко и у них родилась девочка с большими глазами, как у матери.

Полгода спустя, когда они наперебой нянчились с этой девочкой, они сели в Иокогаме на пароход Цицебу-мару, который направлялся в обретенное в качестве контрибуции Гонолулу.

Там в парке Вайкики воздвигнут памятник капитану Маки в ознаменование его воинской доблести.

ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКЦИИ

Обострение противоречий между Соединенными штатами Америки и Японией особенно ярко выявляется в развитии соперничества на море и росте морских вооружений, поскольку последние являются основным средством военного разрешения конфликта на таком обширном водном пространстве, как Тихий океан.

Соревнование в морских вооружениях кладет конец всяким разговорам о разоружении. Все более и более часто раздаются голоса в капиталистическом мире о том, что угроза войны возникает не из-за чрезмерного роста вооружений, а вследствие слабости этих вооружений и что следовательно усиление вооружений есть верный способ предотвратить назревающую опасность войны.

Японский империализм в этом отношении наиболее последователен. Япония открыто готовится к войне и морские бюджеты и кораблестроительные программы Японии обнаруживают ее настойчивое стремление иметь военноморкие силы, равные США и Англии.

По сравнению с другими капиталистическими странами военные расходы Японии составляют исключительно большой процент к общегосударственному бюджету. В частности морской бюджет составляет около 30 %.

Если в 1927/28 г. бюджет морского министерства составлял 255 426 625 иен, то уже в 1933/34 г. он вырос до 372 606 000 иен, а бюджет 1934/35 г., утвержденный в кабинете министров, составляет 487 871 000 иен.

По отдельным статьям бюджет 1934/35 г. распределяется следующим образом:

Как мы видим, чрезвычайные расходы, которые включают строительство новых кораблей, новых заводов, производящих военноморкое снаряжение, оборудование баз, введение нового вооружения и т. п., значительно превышают обычные расходы (содержание построенных кораблей, личного состава, обучение и т. п.) и это в достаточной степени характеризует нынешний размер и направление строительства морских сил Японии.

При распределении дополнительных ассигнований военное и особенно морское министерства также получили самые крупные суммы. Например из общей сумму 89 млн. иен военное министерство получило 30 млн., морское — 44 млн. иен, тогда как министерство земледелия — 3 700, остальные же министерства получили еще более мелкие суммы.

Если посмотреть на те колоссальные мероприятия в области строительства морских сил Японии, которые предприняты в настоящее время, то будет вполне понятно, почему морские бюджеты ее растут из года в год.

Морской министр Осуми заявил представителям печати, что «основной задачей настоящего времени является выполнение второго дополнительного плана кораблестроения, осуществление которого уже начато». Этот план был разработан в ответ на кораблестроительную программу США, об'явленную морским министром Свенсоном в 1933 г.

Как известно, в июне 1933 г. Свенсон заявил, что США должны и будут располагать таким флотом, который «не будет уступать никакому другому флоту» и что в задачу морской политики должно войти: «развитие боевой силы флота до максимальных размеров, обеспечение контроля на море для защиты страны и ее интересов, подготовка флота для операций на любом или обоих океанах».

Он указал, что в наличии уже имеется сумма в 238 000 000 долл. для нового кораблестроения, которое продолжится три года. В течение бюджетного 1934 г. предполагается израсходовать сумму в 46 млн. долл., в течение 1935 г. 105 млн. долл. и остальную сумму в течение 1936 г.

В соответствии с этим США был принят план кораблестроения, который предусматривает постройку следующих классов кораблей:

В начале же 1934 г. на военноморской флот США были произведены ассигнования: на 1934 г. — 281 115 200 долл., на 1935 г. — 310 180 300 долл.

Кроме этого в начале этого года конгресс должен рассмотреть план военноморского строительства, завершение которого рассчитано в 1939 г. Планом предусмотрена постройка 102 кораблей. Стоимость нового кораблестроения, включая вооружение и самолеты для авианосцев, определяется около 516 млн. долл. В эту программу входят 54 корабля, часть которых находится в настоящее время в постройке.

В свою очередь Япония, выполнив после лондонского морского соглашения первую трехгодичную программу 1930–1932 гг., разработала вторую — сроком на 4 года — 1933–1936 гг. Но в связи с об'явлением США новой программы морского строительства Япония пересмотрела свою вторую программу, увеличила ее и дала ей название «2-й дополнительный план кораблестроения». Вот цифры, показывающие наглядно, насколько изменилась вторая программа по сравнению с первым проектом:

А в общей сложности 2-й дополнительный план предусматривает постройку 48 кораблей с общим водоизмещением 111 000 т.

Одновременно японский империализм не забывает укреплять свои позиции на захваченной территории азиатского материка. В план включена постройка нескольких канонерских лодок и торпедных катеров для военноречных и морских сил Маньчжоу Го.

Строительство только кораблей еще не характеризует в полной мере размах строительства морских сил Японии. Известно, что уже ряд лет ведется оборудование портов Юки, Расин, Сейсин, расположенных в Сев. Корее, всего лишь в 93-100 мор. милях от Владивостока. Расширяется база флота Оминато на севере Главного острова и база Майдзуру на западном берегу того же острова. «Морское министерство, — указывает пресса, — занято сейчас вопросом усиления сообщений по Японскому морю». Кроме того надо ожидать, что скоро осуществится проект канала Нагойя-Цуруга, соединяющего Тихий океан с Японским морем и значительно сокращающего расстояние между западным и восточным берегом Японии.

Создание баз флота и авиации в портах Сев. Кореи, а равно и оборудование баз у себя на островах, наиболее близко расположенных к побережью СССР, иначе ничем нельзя об'яснить, как явной подготовкой условий действия флота и морской авиации в войне против Советского союза.

Одновременно Япония вооружается и на другом фронте против США. Создаются базы подводных лодок и авиации на Огасаварских островах, Бонинских и других, расположенных в Тихом океана на пути между Гавайями и Филиппинами. На острове Формоза также оборудуется опорный пункт — форт Келунг. Там же сооружаются и береговые укрепления.

В связи с большим развернутым строительством и значительно повышенными темпами усиления флота за последнее время наблюдается сильно возросшая активность морских сил в целом.

Ссылаясь на приближающийся «чрезвычайный момент 1935/36 г.», который характеризуется: окончанием действий морских соглашений, выходом Японии из Лиги наций, выполнением кораблестроительных программ всеми морскими державами, содержанием всего флота США в Тихом океане и рядом других обстоятельств, японское морское командование провело ряд организационных мероприятий по усилению мощи своих морских сил и расширению агитации «морских идей» среди населения и личного состава флота. К наиболее выдающимся мероприятиям относятся:

1. Значительное увеличение прав морского генштаба в области строительства флота.

2. Назначение на все высшие руководящие должности офицеров, сторонников большого флота, с твердыми националистическими убеждениями.

3. Создание из кораблей резерва при главных базах флота «охранных бригад» с целю усиления флота и повышения его готовности.

4. Организация при главных базах флота отделов пропаганды для распространения «морских идей» среди населения и моряков.

Наряду с ростом вооруженных сил и подготовкой к войне уделяется много внимания пропаганде будущей войны на море.

За последнее время кроме отдельных статей в газетах и журналах вышел в свет ряд книг, посвященных проблемам будущей войны Японии. К числу таких книг, наиболее заслуживающих внимания, следует отнести книги Хирота «Дальневосточная война и флот США», «Как мы будем воевать», «Записки о приближающейся русско-японской войне» и книги других авторов.

«Записки о будущей японо-американской войне» капитана запаса японского флота Киосукэ Фукунага представляют интерес в том отношении, что автор ее, бывший морской офицер, рисует картину войны с Америкой, вскрывая основные линии стратегического поведения Японии и отдельные операции японского флота на море.

В борьбе Японии с США «один на один» Фукунага рисует следующий план операций.

В первую очередь захватываются Филиппины и Гуам путем десантных операций, а затем после «победы» над главными силами американского флота во встречном бою — занимаются Гавайские острова.

Подобно тому, как господин Хирота в своих книгах легко «завоевывает» СССР, так и капитан Фукунага весьма легко «расправляется» с американским флотом.

Все же учитывая сложность борьбы с морскими силами Америки при нынешнем соотношении сил, автор агитирует за увеличение флота и господство в воздухе, высчитывая процентное соотношение отдельных классов кораблей и воздушных сил США и Японии.

Конечно война на море между Японией и США будет протекать далеко не так-то просто, как схематически представляет ее себе автор романа, т. е. в виде марш-маневра против американского флота, которому наносится решительный удар в генеральном бою в открытом океане путем предварительного обеспечения господства в воздухе.

Действительность, т. е. соотношение сил, которое будет даже к концу 1936 г., показывает, насколько не основательны радужные фантазии Фукунага, успевшего за одни сутки потопить американские авианосцы и захватить в плен 117 американских вымпелов.

По японским данным соотношение сил между Японией и США к концу 1936 г. будет выражаться в следующих показателях:

Рассматривая же современный состав флотов по отдельным классам кораблей, приходим к следующим выводам.

Линейные корабли. Против 15 линкоров США Япония имеет 9. Однако в составе японских линейных сил находится три линейных крейсера, обладающих скоростью хода 26–27 узлов, остальные же линкоры 22–23 узла, тогда как линкоры США имеют скорость 20–21 узел. Артиллерийское вооружение США — 3 линкора с 16'' арт.; 11 — с 14'' арт. и один с 12'' арт. («Арканзас» — перешедший договорный возраст); Япония — два линкора с 16'' арт., остальные с 14'' артиллерией.

Таким образом, несмотря на превосходство в скорости хода японских линейных сил, последние все же уступают линейному флоту США по своей боевой мощи.

Авианосцы. В количественном отношении кораблей, а также и по числу самолетов на авианосцах США будут обладать преимуществом над Японией. Что же касается скоростей хода имеющихся в настоящее время авианосцев, то два авианосца США имеют явно превышающую скорость против авианосцев Японии (33 узла против 23–28 узл.) Таким образом в этом классе кораблей полное преимущество на стороне США.

Крейсера А (с арт. свыше 155 мм). В отношении боевой мощи крейсеров вашингтонского типа в настоящее время Япония имеет явное преимущество. Нижеприведенная таблица характеризует крейсера США и Японии.

Таким образом крейсера вашингтонского типа Японии по своим тактическим элементам, а также и конструктивным особенностям имеют превосходство по сравнению с крейсерами США.

Крейсера Б (с арт. не свыше 155 мм). В количественном отношении в крейсерах этой категории Япония имеет преимущество, но при одних и тех же скоростях хода крейсера США как по количеству пушек, так и по их калибрам — превосходят. Таким образом 2 крейсера США могут с успехом сражаться с 3 крейсерами Японии.

Эсминцы. В количественном отношении кораблей этого класса преимущество на стороне США, однако по числу современных эсминцев превосходство имеет Япония. Превосходство тактических элементов эсминцев Японии можно видеть из следующей таблицы:

Подводные лодки. В строительстве подлодок Япония достигла больших успехов. Изучив опыт деятельности подлодок в империалистическую войну в 1914–1918 гг. и иностранную технику строительства подлодок, Япония приступила к созданию своего подводного флота, который в настоящее время не уступает передовым морским державам и занимает второе место в мире.

Таким образом из рассмотрения корабельного состава флотов США и Японии видно, что Япония имеет в настоящее время явное преимущество в крейсерах вашингтонского типа и подлодках, уступая флоту США в линейных силах. В отношении же легких крейсеров и эсминцев соотношение следующее: в классе легких крейсеров — по количеству преобладают японские, но уступают в вооружении американским; в классе эсминцев — по количеству преобладают американские, но по числу современных кораблей и по вооружению уступают японским.

В вопросе соотношения военноморских сил США и Японии следует учитывать также возможности базирования флотов на случай войны между этими державами. В этом отношении в более благоприятных условиях находится японский флот, однако за последнее время вопросу базирования на Тихом океане придается колоссальное внимание и в Соединенных штатах.

Следовательно соотношение сил делает борьбу на море между Японией и США совсем не так легкоразрешимой, как это кажется капитану Фукунага.

Следует учитывать также огромные пространства театра японо-американской морской войны которые крайне затрудняют возможность непосредственного столкновения между главными силами флотов противников.

Упомянутые автором операции по захвату Филиппинских островов и Гуама, благодаря географическому расположению Японии и сравнительно небольшим расстояниям при известных условиях могут иметь положительный результат. Что же касается захвата Гавайских островов, то движение флота с наличием большого количества десантных транспортов, вспомогательных и ремонтных средств на расстоянии около 3 400 миль, при наличии сильно укрепленной базы на Гавайских островах и сосредоточенного флота США в ней, представляется весьма рискованным мероприятием

То же надо сказать и в отношении флота США. Операции последнего в водах, непосредственно прилегающих к Японии, так же мало вероятны ввиду тех же условий протяженности театра и отсутствия близ расположенных баз и опорных пунктов флота.

При этих условиях весьма вероятными операциями флотов явятся крейсерские операции на коммуникациях противников.

Тем не менее было бы ошибочно предполагать, что операции морских сил крупного масштаба на Тихом океане не возможны. Наиболее вероятным районом развития операций морских сил может явиться северная часть Тихого океана, которая при сравнительно небольших расстояниях между владениями США и Японии позволяет ведение активных операций, преследующих решительные цели. Операциям в этом районе благоприятствуют также возрастающая дальность плавания кораблей и бурное развитие авиации.

Поскольку территория СССР расположена близко к этому театру морской войны и поскольку СССР граничит с территорией, занятой японским империализмом, упорно преследующим цель усиления своей позиции на азиатском материке, как плацдарме для нападения на СССР, — отсюда вытекает необходимость внимательного отношения ко всей выходящей литературе, затрагивающей вопросы будущей войны на Тихом океане.

Оглавление

О РОМАНЕ ФУКУНАГА

ОТ АВТОРА

Шанхайский пролог

ГЛАВА 1. Наступило то, что должно было наступить

  1

  2

  3

  4

  5

ГЛАВА 2. Дезертир

  1

  2

  3

  4

  5

ГЛАВА 3. О том, что скрывалось в теле льва

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА 4. Старший и младший братья

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА 5. Быстрое решение в быстром бою

  1

  2

  3

ГЛАВА 6. Действия по собственной инициативе

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА 7. Решительный бой при господстве в воздухе

  1

  2

  3

  4

ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКЦИИ