«Чур, морская змеюка!» [Карлос Фуэнтес] (fb2) читать постранично

Карлос Фуэнтес
«Чур, морская змеюка!»

Хулио Кортасару

Молодой английский моряк в белой форме протянул ей руки и сказал: «Добро пожаловать». Исабель вспыхнула, коснувшись этих рук, поросших мягкими волосками, и заглянула в его серьезное лицо. Моторная лодка с глухим ворчанием отошла от причала. Исабель опустилась на влажную скамью и стала смотреть на удаляющиеся огни центральных улиц Акапулько. И поняла, что ее путешествие наконец началось. Впереди, окруженный безмолвием гавани, белел пароход. Слабый ветерок перебирал концы шелковой косынки, которую Исабель повязала вокруг шеи. Пока лодка приближалась к пароходу, бросившему якорь в темном зеркале тропической ночи, Исабель снова увидела себя затерянной в припортовой толпе, среди горластых продавцов невкусного мороженого, черепаховых гребней и перламутровых пепельниц. Но ее лицо, чуть увлажненное солеными брызгами пены, оставалось бесстрастным. Потом она открыла сумочку, вынула оттуда очки и стала лихорадочно рыться в бумагах, приготовленных для путешествия. Ей стало страшно, что они могут потеряться, но в то же время подсознательно она хотела за этим занятием отвлечься от мыслей о береге, мерцающем и уже далеком. Паспорт. Имя: Исабель Вальес.

Цвет кожи: белый. Дата рождения: 14 февраля 1926 г. Особые приметы: никаких. Выдан в городе Мехико, Федеральный округ. Исабель спрятала паспорт и вытащила билет. Sailing on the 27th July 1963 from Acapulco to Balboa, Colon, Trinidad, Barbados, Miami, and Southampton.^[1] Она глубоко и освобождение вздохнула. Глаза ее последний раз посмотрели на берег. Моторная лодка остановилась у трапа, спущенного с борта «Родезии», и тот же самый моряк в белом снова протянул ей руки. Исабель сняла очки, сунула их в сумочку, потерла переносицу и, ступив на перекладину трапа, решительно отстранилась от молодого моряка.

— Лет сорок. Красотой не блещет. Какие будут указания?

— Dowdy, I guess.^[2]

— Нет, не скажи… В ней есть этакая старомодная элегантность…

— Ну ладно, за мой стол ее не сажать! Ясно?

— Разумеется, Джек! Уж я твои повадки знаю… Not а chance.^[3]

— Брось болтать! Я вот смотрю, должность старшего стюарда делает человека слишком подозрительным!

— При чем здесь подозрения, Джек? Дела давно известные!

— Улыбайся, улыбайся, старый дурак, может, я не поскуплюсь для тебя на чаевые.

— Что? А не хочешь, чтобы тебя выставили отсюда? Я ведь свое место знаю, а ты, по-моему, нет!

— Эх, Билли, не хочется мне задирать нос! Но вообще, если подумать… я впервые в жизни купил билет первого класса и теперь, после восьми рейсов на «Родезии» обыкновенным стюардом, могу измываться над всеми вами так, как раньше измывались надо мной наши пассажиры.

— Вот и давай! А мне и на моем месте неплохо!

Куда же ты ее пристроишь?

— Дай подумать… К кому-нибудь, кто подходит ей по возрасту… Говорит ли она по-английски? Ну ладно… посажу ее за столик для двоих к этой американке. Тоже старая дева… пусть и развлекают друг друга. Решено — двадцать третий столик! С мисс Дженкинс.

— Ты разрываешь мне сердце, Билли!

— Ну хватит, проваливай, артист!

— И выругай Лавджоя. Скажи ему, что когда я прошу по утрам чай, то имею в виду настоящий чай, горячий, а не эту бурду, которой моют тарелки!

— Ишь ты! Ну погоди, Джек! Мы еще встретимся с тобой на нижней палубе!

— You jolly well won't.^[4]

Лавджой, стюард, отдал Исабели ключи, и она стала распаковывать свои вещи. Но тут же бросила, охваченная мыслями о доме: Марилу, тетя Аделаида, завтраки в кафе «Санборн»…

Загрустив, Исабель села на кровать и равнодушно посмотрела на оба раскрытых чемодана. Поднялась и вышла из каюты. Почти все пассажиры сошли на берег, чтобы познакомиться с ночным Акапулько, и должны были вернуться не раньше трех утра. «Родезия» уходила в четыре. Исабель воспользовалась тем, что никого не было, и осмотрела все опустевшие салоны парохода. Она сразу ощутила новизну, непривычность окружавшей ее обстановки, но пока еще не понимала, в чем, собственно, суть этой новизны, вернее, не решалась думать, чем полнится этот экзотический плавучий мир, подвластный законам, совершенно не похожим на те, что определяют поведение людей на суше, в городах. По существу, салоны «Родезии» лишь воплощали британские понятия о комфорте, «а home away from home»,^[5] но все эти цветастые занавески и глубокие кресла, все эти морские пейзажи в золоченых рамах и диваны, обтянутые голландским набивным полотном, эти панели дорогого светлого дерева стали для Исабели откровением, несущим в себе что-то чуждое и ослепительное… Потом она попала на прогулочную палубу. И впервые уловила запах парохода — свежей побелки, мокрых канатов, дегтя, мазутного масла — и распознала в нем грозную, пугающую необычность морской жизни. Старые, потертые канаты кольцом, напоминающим огромный ошейник, опутали бассейн, на самом