Придорожная закусочная, или Они все так делают: Комедия [Эльфрида Елинек] (fb2) читать онлайн

Действующие лица:

Изольда и Курт (супружеская пара средних лет)

Клавдия и Герберт (супружеская пара помоложе)

Официант

Медведь

Лось

Четыре бойких жизнелюба

Двое мужчин, две женщины

Группа ряженых, в их числе дети

Два японских студента-философа (обязательно настоящие)

1

Закусочная на автостраде. Широкий стеклянный фасад выходит на парковку, в глубине сквозь стеклянные двери видны полки с товарами и касса. Внутри грязно и мрачно. Всюду мусор. На первый взгляд закусочная выглядит заброшенной. Полумрак. Снаружи к стеклянной стене придвигаются тупорылые передки машин, машины паркуются, через некоторое время отплывают, как корабли из гавани. Вбегают две женщины в подчеркнуто спортивной одежде, которая, надо думать, влетела им в копеечку, одна помоложе, Клавдия, другая постарше, Изольда. Та, что постарше, выглядит староватой и полной в своей спортивной одежде, да и молодой не очень подходит ее почти футуристический костюм. Они врываются в закусочную, оглядываются, вытирают бумажными салфетками стулья и т. д.

Клавдия. Не так-то просто было заставить их остановиться именно здесь.

Изольда. Они хотели проехать мимо. Как большие стройные парни, у которых впереди есть цель.

Клавдия. Но ведь в объявлении было четко сказано: придорожная закусочная «Спаренные вершины». Заросшие с головы до ног шерстью звери должны нас ждать именно здесь.

Изольда. Вот только наши мужья ужасно переживают, когда с ними случается что-то из ряда вон выходящее! Не такая уж большая проблема остановить свой «Мерседес», пусть даже и возле пригородной закусочной.

Клавдия. Но и не маленькая. К тому же они совершенно не понимают, как можно есть что-то из разноцветных бумажных пакетиков. Им кажется, что природа собирается совершить над ними насилие.

Изольда. Они слишком мало доверяют профессиональному чутью повара. Но звери совершенно точно указали нам, на каком километре находится закусочная «Спаренные вершины». И потребовали, чтобы мы назвались вымышленными именами.

Клавдия. Я все время забываю, что теперь меня зовут Карина. Надо выучить это имя наизусть.

Изольда. А я соврала насчет возраста. А то один из зверей написал, что женщина за сорок — уже не женщина. А мне так хотелось познакомиться с настоящим зверем.

Клавдия. У зверя на колесах не такой уж большой выбор, что жрать, а от чего нос воротить.

Изольда. Наверняка они умирают от любопытства, кто им будет поддавать жару. Я выбрала себе имя Эмма.

Клавдия. Надо же когда-нибудь вкусить всего. А то мы какие-то совсем уж пресные.

Изольда. А что мы будем делать, если звери не захотят вкусить наших тел?

Клавдия. В объявлении сказано, мы нужны им для того, чтобы их моторы заработали на полную мощность.

Изольда. Уж этого-то нам Курт и Герберт ни за что бы не позволили. Самое большее, что они нам разрешают, это уединяться в лесу.

Клавдия. Но тамошним зверям мы не по вкусу.

Изольда. Ты думаешь, они уже ждут нас возле туалетов, как и обещали?

Клавдия. Нет, еще рано. Мне как-то не по себе. А вдруг сейчас приедут наши мужья, вот делов-то будет.

Изольда. Не паникуй. Ты еще можешь вернуться.

Клавдия. Но тогда как я познаю зверя в себе, если меня трясет от страха перед чужим зверем?

Изольда. Возможно, они уже наблюдают за нами откуда-нибудь, смотрят, похожи, мы на те фотографии, которые им послали.

Обе осматриваются, заглядывают под столы, переворачивают валяющуюся на полу бумагу u m.п.

Клавдия. В таком случае они уже заметили, что ты послала им фотографию, сделанную в молодости. В объявлении было написано: ищем двух женщин из предместья.

Изольда. Послушай, Клавдия, пока не приехали наши мужья, — ты говоришь, будут через четверть часа, — тебе бы надо сходить туда, куда и царь пешком ходит.

Клавдия. У нас еще навалом времени, Изольда. Не надо нервничать!

Изольда. Но все надо планировать заранее. Кто отвергает боль, тому и удовольствие не в радость, написала я, когда передавала горячий привет в ответном письме. Вот только фотка была не моя, так я не выглядела даже в молодости. Как ты считаешь, зверь это сразу заметит? Или когда уже будет поздно?

Клавдия. Зверь, которого ты себе выбрала, сразу заметит, что тебе уже далеко не тридцать. Кто ищет себе женщину или просто пару исключительно в Каринтии, у того нет большого выбора. Ты только представь себе, как они там одеваются. Тогда тебе не будет стыдно за твой возраст.

Изольда. Когда я тебя слушаю, у меня все так и зудит под дорогой материей, из которой я сделана.

Клавдия. Ну что ж, посмотрим, из какой тревиры будут на них костюмы и как они сшиты.

Изольда. Тебе хорошо шутить. Твоя телесная квартирка еще ничего себе.

Клавдия. Зверь сказал, для него важнее всего открытость.

Изольда. Ко мне им не придется подыскивать ключик. Пусть постучат и вваливаются, дверь всегда открыта. Вот только в некоторых органах царит неясность.

Клавдия. Возраст тут ни при чем. Надо себя побаловать.

Изольда. Мы потребовали от зверей, чтобы они обеспечили стопроцентную секретность. Не хватало еще как-нибудь встретить этих существ в повседневной жизни! Было бы противно, словно в наши чувства влезло вредное насекомое.

Клавдия. Пустяки. Мы сможем спокойно вести прежний образ жизни.

Изольда. Я больше не хочу быть замкнутой. Хочу, чтобы меня испачкали! Хочу громко кудахтать, сидя в гнезде на яйцах!

Клавдия. Я думаю, мои бедра и зад хорошие и большие — есть что потрогать.

Изольда. Один зверь — кажется, джентльмен из Мурау, который любит дневные вылазки. У нас будет всего один день, не больше. В лучшем случае полчаса!

Клавдия. Другой зверь вроде тоже элегантный мужчина. Он признался, что хочет избавиться от груза накопившихся в нем желаний.

Изольда. И ты подчинишься его требованию.

Клавдия. Не забегай вперед, Изольда. Ты всегда была торопыгой.

Изольда. Я говорю то, что придумала: мое тело — это загон для него. Когда я открою дверь, он появится и захочет, чтобы его посадили на цепь. Если вдруг зверь пустится бежать, за ним побегут и другие. Даже если они еще не учуяли, что их хотят уничтожить.

К стеклянному фасаду придвигается тупорылый передок большого «Мерседеса». Из него выходят двое мужнин, один постарше, другой помоложе. Они выглядят точь-в-точь как Ники Лауда и Альберто Томба. На них тоже подчеркнуто спортивная одежда, не очень подходящая к их фигурам. Они несут гоночный велосипед без переднего колеса и сумку с клюшками для игры в гольф. Оба нагружены до предела и с трудом втискиваются в кафе.

Герберт. Вы уже сходили в туалет? Мы здесь не останемся, это точно. Отсюда не видна природа.

Клавдия. Присядь, милый. Нет, не сходили, пойдем через четверть часа.

Герберт. Но вы ведь так торопились. Вам приперло выйти именно здесь.

Курт. И что за люди здесь облегчаются! Вон там кого-то вырвало прямо на пол.

Герберт. А вот здесь на полу валяется что-то похожее на волоски с человеческого тела, оставленные каким-то мужчиной.

Курт. Ты годами впускаешь в свое тело только спорт, чтобы выиграть отборочные соревнования для выхода в следующий круг, и вдруг на тебе! — натыкаешься на отходы чужих тел.

Герберт. Я бросаю вызов собственному телу, потому что хочу быть быстрее его. А тут откуда ни возьмись выныривают какие-то подонки, оставляют отбросы, целые корзины отбросов, прилипших к полу. Они меня совсем не вдохновляют.

Курт. Сейчас выпьем чего-нибудь и тут же отправимся дальше.

Клавдия. Но я голодна.

Геберт. Не станешь же ты есть здесь. Достаточно того, что за это время по крайней мере человек пять хотели угнать наши машины или заразить нас своими дурно воспитанными сальмонеллами.

Мужчины один за другим украдкой выглядывают наружу, потом садятся на свои места.

Курт. Упадок и финансовые неудачи вынуждают людей выставлять свои проблемы на всеобщее обозрение. Они собираются в таких вот местах, чтобы оставить нас тут в расхристанном виде.

Герберт. Прежде чем разгонять их по конурам, надо бы показать им кузькину мать, этим бродячим псам.

Курт. Да они и сами разбегутся, только не на своих двоих! И будут хвастать проведенными с кем-то скучными ночами.

Клавдия. Да не выходи ты из себя!

Курт. Хотел бы я посмотреть на тебя, когда они угонят нашу машину!

Герберт. В принципе, дело обстоит так: мы ищем правду, и если находим, то из себя выходим. А эти бедолаги уже давно к нам подбираются.

Курт. Но сразу отваливают, когда видят, чего мы стоим.

Герберт. И эта грязь повсюду, даже на столах, за которыми они едят.

Курт. В этой забегаловке вид только из прозрачного окошка в маленькой, как конверт, рамке.

Клавдия. Курт, что ты несешь!

Герберт. Нам в самом деле надо здесь остаться?

Клавдия. Только пока мы не отдохнем.

Курт. Именно здесь? Я уже слышу их отговорки, когда они сопрут наши авто: мол, им они подходят лучше, чем нам. На нас, мол, ремни безопасности не сходятся.

Герберт. Во всяком случае, здесь не обслуживают.

Курт. На парковке они пялились на меня женскими глазами. Как будто могли что-то мне дать. Мы устилаем их постели кредитами, а они только и делают, что пачкают простыни, без особого напряга брызгая на них три-четыре раза подряд.

Изольда. Курт, ты здесь не у себя дома.

Курт. Ну и что?

Клавдия. Им бы купить что-то нужное в рассрочку, а они покупают телевизор, чтобы увидеть самих себя с детства до старости. Школа. Церковь. Больница.

Изольда. Куда девались простые радости?

Курт. Да вот они. Радуйтесь!

Внезапно вспыхивает яркий свет. На стене проецируются обнаженные до непристойности неоновые фигуры разных цветов и в различных позах. Проплывают, поднимаясь вверх, плакаты, огромные постеры обложек порнографических журналов, словно изображения святых в праздник Тела Христова. Наш квартет делает вид, что ничего не замечает.

Клавдия. Где-то поблизости должны быть Фадингенские источники. Совершенно невозможно купить бутылку минеральной воды без газа. Эти люди хотят наслаждаться до упаду. Потому и растрачивают себя так скоро.

Изольда. Я думаю, отсюда можно увидеть крестовидную вершину Хорнйоха.

Она вскакивает, следом вскакивают и выглядывают наружу мужчины.

Клавдия. Слишком плотный туман.

Курт. По-моему, этот ландшафт выглядит так, словно люди бросили его в беде. Слышно, как они стучат за стеной, эти люди. Им хочется заиметь новый автомобиль, чтобы на нем снова выехать на природу, потому что погибающая природа именно их зовет на помощь.

Герберт. Этим людям надо дать пинка под зад, только тогда они начнут что-то делать.

Курт. Я тоже так считаю.

Герберт. Мы тоже могли бы способствовать уничтожению природы, но мы, к счастью, выехали на поезде для автотуристов.

Курт. Почему люди так редко читают книги? Почему так редко пьют красное вино?

Изольда. Позже мы могли бы прогуляться пешком.

Все усердно вытирают бумажными салфетками столы и стулья.

Герберт. Вечно нужно убирать за этими людьми! Почему им не сидится дома?

Курт. Они, возможно, выиграли бы, если бы надевали привлекательное белье, как это делают женщины.

Герберт. Могу сказать только за себя, но вчера мы вдвоем с Клавдией ходили к себе в гости.

Клавдия. Правда. Отсидели в гостях у себя дома, пока не кончилось время визита.

Курт. Пожалуйста, издайте понятный всем крик о помощи, если кто-то попытается угнать нашу машину.

Выглядывает наружу, снова садится на место.

Изольда. Герберт и Клавдия, послушайте, ваша манера выражаться так и пестрит перлами. Каждое слово в золотой оправе. Мне это бросилось в глаза только сейчас, когда вы на виду у всех подносите к губам свои чашки.

Курт (вскакивает и снова садится). Нет, ложная тревога. Они все еще сидят на корточках, словно безвременно почившие, у своих перегруженных развалюх у входа, трутся о него, как коты о дверь, чтобы их впустили. Хотят всего лишь набрать в бутылки воды из-под крана. Ох уж эти мне иностранцы! Забавные, как животные, так и льнут к нам. А местные жители так и рвутся за границу.

Изольда. Не пора ли нам собираться в дорогу, Клавдия?

Клавдия (смотрит на часы). Сейчас, Изольда! Надо только взглянуть на карту и выбрать маршрут.

Курт. Что такое, собственно говоря, ненависть? Что такое любовь? Любовь и ненависть расширили эту страну, сделали ее больше других. Потому что люди здесь очень уж много из себя выдавливают. Чтобы привлекать и развлекать других Моцартом и всякой связанной с ним чепухой, дурацкими поделками из пластика.

Герберт. Да, они развлекают людей.

Курт. Извольте радоваться!

Изольда. Немного погодя, Курт, надо бы пойти и что-нибудь купить.

Курт. Что ты тут купишь? Лучшее, что здесь имеется, гора Крест Рупрехта, сделано не людьми, а природой.

Клавдия. Но может, мы заведем там новое знакомство, которое пригодится?

Изольда. И озарит, наконец, нашу жизнь светом.

Курт. То, что вы здесь видите, — всего лишь отблеск телеэкрана. Что ни мгновение, то возбуждающая картинка.

Герберт. Вон там телевизионная комната, на случай дождя. (Показывает на порнографический плакат.) В этом забытом Богом углу, где Иисус, скучая, проводит свою молодость.

Курт. Каждому по спортивному снаряду, в соответствии с комплекцией. Что прежде было богами, теперь обернулось телезвездами, чьи выступления без всякого толку крутят по всем каналам. Нами никто не интересуется.

Герберт. Да уж. Отбросы общества пялятся в ящик, увеличивающий их собственное отражение.

Изольда. Курт, ты что-то давненько не был со мной, не давал мне оснований для удовлетворения. Ты об этом подумал?

Курт. Ты соображаешь, что говоришь? Наверное, ты тоже заметил, Герберт, женщины все время хотят, чтобы их вытаскивали из грязного омута большой и верной любви. И чтобы делали это непременно мы! Они-то уж точно вычислили, сколько и чего мы им должны.

Герберт. Ты прав. Но нам-то какое дело.

Слышен гул, словно где-то рядом появился пчелиный рой. Все некоторое время прислушиваются. Пчелы гудят все злее.

Нечего вслушиваться в гул недовольных. Это животные, не люди!

Курт. Там что-то случилось. Люди вроде нас не дают повода для недовольства.

Герберт. Не надо отпускать повода. Их надо держать в узде, не то не оберешься беды.

Клавдия. Могу ли я рассчитывать, Герберт, что сегодня вечером найду у тебя понимание?

Герберт. Смех, да и только! Ей-богу! Клавдия, ты, видно, хочешь растранжирить весь запасец из своего колодца, до самого дна! А у меня любая мелочь идет в дело.

Курт. У меня тоже!

Герберт. С чего бы это я так тверд, Клавдия?

Клавдия. Что-то я не заметила у тебя твердости.

Слышен гул пчелиного роя.

Изольда (показывает на порнографический плакат). Ты только посмотри, разве это спортсменка? Хочет, чтобы ее продавали большими тиражами, эта, как ее? Ну да наплевать! Во всяком случае, все ее достижения — всего лишь жирное пятно на глянцевой бумаге.

Клавдия. У нее и между ног-то ничего нет, только едва заметная полость из пластика. Должно быть, ей неведомы никакие табу, кроме медицинских запретов — для охраны ее владений. Ах, если бы и с нами было все так просто! Принимать пилюли, отшивать разных субъектов, куда как славно!

Герберт. Ты ведь не хочешь быть такой, Клавдия?

Изольда. Ты что? Именно такой ей и хочется быть!

Герберт. Прямо из-под печатного станка, совсем как новенькой…

Клавдия (показывая на плакат; пчелиный гул). На плакате написано, что главная достопримечательность этих мест, наряду с крестовидной вершиной, — многокилометровое искусственное озеро, ежедневно дающее электрический ток.

Герберт. Веселенькое дельце! Без достопримечательностей все-таки не обошлось. И все за счет природы. Даже когда мы нежно прикасаемся к своему партнеру.

Курт. Это он все время протягивает руку из чащи волос и трогает нас! Ему просто надо заплатить.

Клавдия. Жадными пальцами-щупальцами партнер трогает и трогает нас, пока мы не разогреемся и наш мотор не заработает на полную мощность. Поэтому я так же нужна Герберту, как и он мне.

Герберт. Когда, наконец, мы сможем что-нибудь заказать?

Пчелиный гул.

Курт. В этом гуле слышится возбуждение. У меня такое чувство, будто я заглянул в самую глубину чьей-то души. Так уже было однажды, когда я увидел одну русалочку в бассейне. На ней были такие вызывающе дерзкие трусики!

Герберт. Да, наше гормональное хозяйство — надежный оплот. Слишком многое на нем строится.

Клавдия. Будь ты моим шефом, Герберт, у меня было бы весьма удобное место работы.

Изольда. Ты тоже всегда торчишь дома, Курт, боишься рисковать. Почему ты никогда никуда не уезжаешь? Или, по крайней мере, не гладишь время от времени мои нервные окончания?

Курт. Для этого у тебя есть крем. Он так тебя нежит, что мне за ним ни за что не угнаться.

Клавдия. Но во мне есть нечто такое, что хочет вырваться из-под макияжа.

Герберт. Зато ты усовершенствовала удар слева. Только когда видишь, как ты играешь в теннис, начинаешь понимать, сколько в тебе нерастраченной силы.

Клавдия. И как она хотела бы из меня вырваться. Да, Герберт, спорт — дело куда более сложное, чем ты, в нем сперва нужно выучить правила.

Курт. Вот, бери с нее пример, Изольда, а то возишься со своей классической музыкой! Под лаком для волос ты закрыта, как мотор под капотом. Отвыкай от упрямства.

Герберт. Говорят, источник в Фадинге оказывает омолаживающее действие. Помогает даже в трудных случаях. (Гудение пчел.)

Изольда. Иногда мне снится, что на меня обрушивается целая тонна спрея.

Клавдия. Что до меня, то столько нежности, сколько мне нужно, нет ни в одном препарате. Почему ты не бываешь нежен со мной, Герберт?

Герберт. Разве у меня есть такая возможность?

Курт. Вы всегда ждете, чтобы вас довели до экстаза другие.

Герберт. Вас сколько угодно можно сжимать и разжимать, воздух входит и выходит, но не раздается ни звука. Слышно только сопение.

Курт. Замечательные места здесь! Есть на что посмотреть.

Герберт. Чудесные сумрачные леса. Можно неделями кричать, чтобы кто-нибудь принес нам попить.

Изольда. А хорошо бы, Курт, иметь орган, который по размерам подходил бы нам обоим.

Курт. Ну да, орган из старой приходской церкви. В проспекте сказано, что зимой это озеро замерзает.

Изольда. Послушай, я серьезно!

Герберт. Здесь даже в сауну просто так не войдешь. Так и зырят оценивающими взглядами. Клавдия, и с чего это тебе взбрело в голову остановиться именно здесь?

Изольда. Курт, когда я ищу тебя в нашей обшитой панелями комнате, тебя там никогда не бывает. Я протягиваю руку — пустота. И меня там нет. Что дремлет во мне и восстает слишком поздно? Мое тело, которое я тащу за собой, чтобы посадить на цепь, как собаку.

Клавдия. Да, со мной такое тоже бывает. Тело поднимает голову, а потом начинает смотреть совсем в другую сторону.

Герберт. А не убраться ли нам отсюда? Куда-нибудь туда, где есть движение и жизнь.

Клавдия. Спорт! Только теннис! Там собираются вместе благонамеренные и благоразумные, я хотела сказать смелые и загорелые.

Курт. Ты этим летом участвуешь в ралли, Герберт? Наконец-то мы снова можем проведывать полузабытые народы.

Герберт. Да, железного занавеса больше нет. Разве это не повод доставить себе удовольствие? Только нужно смотреть в оба, чтобы в России тебя не заправили этилированным бензином.

Изольда. Я не хочу ждать и видеть, как без толку проходят мои зрелые годы. Я хочу, чтобы из меня выворачивались набухшие влагой губы.

Курт. Ты что несешь? Умом тронулась?

Изольда. А ты только брать горазд, ничего не давая взамен.

Курт. Нам остается альпийская флора — и только.

Клавдия. Вот теперь мне надо выйти. Ты закажешь мне сок, Герберт? Пока я буду отсутствовать, соки сами собой не появятся.

Герберт. Порой мне кажется, от общения с другим человеком никогда не станешь умнее, если все время держать глаза закрытыми.

Курт. Это долгая история. Чужаки лезут к нам со своими представлениями о культуре, выворачивают перед первым встречным душу, как мешок с грязным бельем. Омерзительно! Ты же не хочешь этого, Изольда?

Клавдия. Зато у нас внутри все так прекрасно и уютно. Так ты идешь, Изольда, точнее, Эмма?

Обе смотрят на часы, встают, достают гигиенические пакеты.

Изольда. Надо и о теле позаботиться, не так ли, Клавдия, я хотела сказать Карина?

Клавдия. Да. В нашем теле, там, куда нельзя заглянуть, царит страх, и если снаружи мрак, он становится еще сильнее.

Изольда. Видишь только себя, ничего больше. Но через секунду страх проходит, и мы снова можем смотреть свою развлекательную программу.

Клавдия. Да, мы, женщины, это здорово придумали!

Они делают друг другу знаки. Пчелиный гул усиливается до предела.

Изольда (едва слышно). Сейчас нам надо туда, где есть дыра для ненужного добра.

Клавдия. Вот именно. Кто боится боли, тот отрекается от себя. Так я написала в объявлении, когда передавала им горячий привет.

Женщины выходят. Пчелиный гул мгновенно прекращается. В глубине видны касса и полки с товарами. Женщины останавливаются, изучают ассортимент, покупают тенниски и т. п., их видно сквозь стеклянные двери. Совершенно беззвучно разворачивается маленькое представление, непритязательный телевизионный балет, все происходит за стеклянными дверьми. Женщины то взлетают вверх, то опускаются вниз. Певец беззвучно поет в микрофон и т. д.

Передний план: небрежно одетый официант подходит к столу и наклоняется к Герберту и Курту.

Официант. И что вы от меня хотите?

Герберт и Курт (вместе). Удовольствие от лыжных гонок на короткую и длинную дистанцию мы уже получили.

Официант. Из-за вашей податливости женщины от вас уйдут, вы и глазом моргнуть не успеете. Надо вовремя сказать нужное слово.

Герберт. Они не пойдут с чужими мужчинами.

Курт. Сейчас они размышляли над тем, под каким покровом их тела не выйдут из повиновения. Поэтому и купили себе тенниски.

Герберт. Покупают. Под их рабочей поверхностью так и рвутся прорасти цветы. На это потребуется пара месяцев.

Курт. Вот-вот, природа должна переработать то, что мы всей группой оставили на ее поверхности.

Герберт. Да, наша жизнь — главное, ради чего мы живем.

Официант. Так-то оно так, но Бог вложил ее в вас, словно бросил ядовитую таблетку в стакан. Пейте сладкий жизни сок! Ваше здоровье! Вам не терпится снова в путь, не так ли? Куда веселее видеть свое отражение в телевизоре и газете. Вы все время только о себе и думаете, окружаете себя людьми, как мебелью. Вам хочется как можно быстрее избавиться от этих женщин. И от времени, вы пытались убежать от него на своих лыжах.

Герберт. Лучше мы снимем себе новую особу в платье. И чтобы под ним ничего не было. Лица самых красивых, самых оборотистых фотомоделей меняются с неимоверной быстротой. Не люди, а привидения.

Официант. Вы только оглядитесь вокруг. Ваши женщины во все горло трубят о сексе, готовы растранжирить все, что в них заложено природой. Голод сильнее тогда, когда все сыты. Хочу напомнить: дика не только дичь в лесу. Каждое мгновение нечто выпирает из рейтуз велосипедистов, готовых давить людей. Скоро наступит ночь, время одержимости. Найдется ли отверстие, которое с удовольствием примет в себя наш член? В спортивной одежде мало места для наслаждения жизнью. В то же время спорт — единственный член, способный нас растрогать. Женщины раздеваются! Это же кучка пластита, гремучая смесь, которая толкает нас к чужим ляжкам. Да, замечательные женские формы только выигрывают от спорта! Они воссоздаются маленькими неопытными ручками искусственных молекул. И влекут почти так же, как трико. Под ним копилка привлекательной секретарши, которая держит свою щель открытой для выделяемых нами секретов и ждет, пока в ее мякоть упадет монетка. Они всегда так делают! Вот смотрите! Видите белые извилистые дорожки? Как только вы на них ступите, навстречу вам тут же, пританцовывая, двинется свежая дичь. Шагайте дальше! Тут все не так, как в природе, там дичь от нас убегает. Нам все время хочется разбудить зверя в других. Ох уж эти мне женщины! Они не выносят одиночества, ибо тогда они слышат, как часовая бомба тикает в них все громче. Скоро от них не останется ничего, кроме одежды, еще более эластичной, чем само время. Ну, идите же! Смотрите!

Курт. Мы на это дело смотрим спокойно. Они уже забыли, что такое сумасшествие молодости.

Герберт. Да, это относится и к Клавдии, и к Изольде. Над их горячими люками курчавятся волосы. Нам этого достаточно.

Официант. Вам бы взглянуть, куда так торопятся ваши дамы. Туда, где незнакомцы вставят им поучительную развлекательную программу, вставят бомбу, почти радиоактивную, до того она активна! Этих женщин там еще нет, но попасть туда они хотят постоянно! Возраст не помеха! Внешность не имеет значения!

Герберт. Вам не удастся заразить нас своими опасными речами.

Курт. Что касается Изольды: исключено! От необдуманных поступков она защищена плотной крышкой моего счета в банке. Он позволяет нам жить почти без затруднений.

Герберт. Скромного озерца между ног у Клавдии, которое она уже много лет старательно подпитывает эластаном, едва-едва хватает нам обоим. Рыбы ведь много не пьют. Изольда и Клавдия вообще стали такими ручными, что их можно выводить на поводке.

Курт. Я даже представить себе не могу, что им вдруг понадобится торпедный катер, чтобы выйти из себя. В их озерцах так мелко, что легко достать дно.

Официант. Хотите пари?

Курт. Каждый из нас — крепко сбитое гражданское транспортное средство. Это подтвердит всякий, кто увидит наш автомобиль, даже поднятая по тревоге полиция.

Герберт. Мы не верим вашим официозным сентенциям, официант.

Официант. Вы, должно быть, думаете, что как следует выскоблили их своими великанами-палицами?

Герберт. Ну, так далеко я бы не стал заходить. Во всяком случае, они — желанная цель наших вылазок, стоит лишь появиться желанию. Они поддают жару до тех пор, пока сами не спекутся, ни минутой больше.

Официант. Я думаю, займись вы этим делом при открытом занавесе, фиаско вам было бы обеспечено. С другими женщинами вам уже случалось ронять свой майонез в пустоту; то в штанишки под плащом, то в трусики, на этом вылазки, как правило, и заканчиваются, разве не так? Их смысл в том и заключается, что они долго не длятся, в лучшем случае до спортивного телеобозрения.

Курт. Нет уж, со мной так не бывает. Я с удовольствием доверяю своему напальчнику, но не с нашими женами, которые дрессировали его годами. С другими он держит фасон, одобрительно кивая.

Герберт. Если надо, мы даже выдвигаем претензии. Подавай нам нормальную французскую любовь. Или древнегреческую. Я с удовольствием оставляю то, что накопилось в штанах, где только можно, обильно разбрызгивая материал, из которого растут люди. Да-да, из этого материала вырастают даже чемпионы мира! Уж на это-то мы способны!

Курт. Герберт прав. Этого у нас не отнимешь. От нас не так-то просто отделаться и при дневном свете.

Герберт. Мы проскальзываем сквозь них, как пища по пищеводу.

Некто проходит мимо и незаметно, как бы между делом, уносит велосипед без переднего колеса. Собеседники не обращают на это внимания.

Официант. Если бы вы подошли к вашим дамам переодетыми и неузнанными, вы, господа, могли бы делать с ними то же самое!

Герберт. Возможно. Но не актуально. Невозможно. Одной свободной рукой их не схватишь.

Курт. С ними конкурируют те, что носят чулки на подвязках. Они это знают и ведут себя тише воды ниже травы.

Герберт. Они только с нами теряют голову. Да и мы свои головы не украли. Пришлось потрудиться, прежде чем они у нас заработали как надо.

Курт. Да, только так, не иначе!

Официант. Неважно, как они у вас работают. Вы уже вскрыли упаковку, в которой природа держит время. Теперь и вам надо узнать, что это такое. В ваших кассетах собраны всевозможные соблазны, они хватают вас за горло, играют с вашими членами. Видео, к примеру — импозантнейшая коллекция всего того, чего ждут от нас женщины и чего мы хотим от женщин. Аплодисменты! Аплодисменты! Каждый из вас, господа, маленький пруд со стоячей водой, а женщинам хочется вместе с вами образовать бурный поток, в котором их чувства снесут запруду, а ваши окончательно свихнутся. Мне жаль вас, господа! Вы увязли по самое некуда! И все время эти поскрипывающие, чавкающие звуки! Эти наигранные приступы страсти! А нужен всего лишь открытый кем-то водопроводный кран. Брызги взлетают вверх, женщинам это по нраву. Ну и возня начинается, когда в душе бушует буря! Благодарю покорно! Только души нам и не хватало! Нет, подождите, душой тут пока и не пахнет! Сперва от вас потребуют, чтобы вы лизали и мяли. При этом часто случается, что вы уже брызнули и обмякли, исчерпав запасы свои. Разве я не прав?

Герберт. Не знаю, не пробовал. У нас не дискуссия, а наказание какое-то.

Курт. А мне своей единственной свободной рукой не раз приходилось запускать прибор Изольды.

Официант. От деловых качеств и способностей ваших жен прямо-таки в дрожь бросает. Они всегда больше думают о жизни вообще, чем о конкретных тарелках да вилках. Ваши супруги однозначно относятся к тому типу женщин, которые из своего пола делают существо, не оставляющее рядом с собой места никому другому.

Герберт. Собственно говоря, они всегда отлично нас понимали. Поэтому нам ни к чему понимать их.

Курт. Изольда знает, что нужно делать. Но предпочитает не делать, а говорить об этом.

Герберт. Да, они за словом в карман не лезут, но что нам-то делать с их словами?

Курт. Они говорят так, будто собрались разобрать себя до основания, камешек за камешком.

Вбегают бойкие жизнелюбы, раздетые кто больше, кто меньше, и гоняются друг за другом. Один, в подштанниках, задыхаясь, едва слышно бормочет: «Ты предлагаешь им полюбоваться на свои по меньшей мере двадцать три целых и семь десятых сантиметра, а они убегают от меня, как дети от порки. У них голова болит. Они тяжело вздыхают. Всегда у них что-то не в порядке. Хоть бы раз подготовились как следует». Один из этой компании уносит сумку с клюшками для игры в гольф. Собеседники этого не замечают.

Официант. Рекомендую парочку небольших перемен! Хватит ли у вас мужества однажды стать другими, перемениться? Даже приклеенные бороды поднимают настроение ночных мечтателей по меньшей мере на полградуса. Вас не узнают глупые создания, которых ваши жены уже много лет пробуждают к жизни в своих норках. Так покажите же женам, чего вы стоите! Правда, они сперва быстренько, в телеграфном стиле, займутся на кухне своими тарелками и вилками, но потом станут послушно принимать те позитуры, которые предписала им природа. Вполне возможно, ими уже попользовались другие. Природа благоволит молодости. Она учит молодых рано вскакивать, чтобы успеть на концерт поп-музыки.

Герберт. Но что делать, если тебя сразу узнают по твоему славному, упругому и большому естеству? Есть вещи, которых не переоденешь! Они легко узнаваемы.

Курт. Меня тоже можно запросто узнать по моему крохотному мальчику-с-пальчику.

Официант. Тут все дело в настрое. Старайтесь вести себя не так, как обычно. Это не требует большого труда, ваши жены уже много лет не разглядывали вас вблизи. Когда в их органах пронзительно зазвенит тишина, они непременно снимут трубку. Причем ту самую, из которой изливается ваше чудесное настроение. И ваш привычный, до чертиков надоевший вид вдруг покажется женам незнакомым и новым или почти новым.

За соседний столик садятся две подвыпившие, полураздетые пары. Они смеются, слышны только обрывки реплик, так как в кафе играет убаюкивающая, как в универмагах, музыка. Официант склоняется над Куртом и Гербертом, кладет перед ними меню, что-то рекомендует, но они не сводят глаз с четверки за соседним столиком.

Первый мужчина. Где вы припарковались?

Вторая женщина. Прямо перед туалетом. Лучше бы сразу туда пойти. Всюду, где собираются люди группами, обычно не протолкнешься.

Первый мужчина. Это в тебя не протолкнешься! А вообще-то твой большой клитор, о котором ты толковала в машине, действительно подарок Венеры! Для меня он означает только одно: работу и работу.

Вторая женщина. Ты спрашиваешь так, словно я животное. Он вскакивает, только когда его как следует потреплют.

Второй мужчина. В мое тело уже встроены экстримы. Я заплатил за них больше номинальной стоимости, когда покупал свой автомобиль.

Первый мужчина. Экстрим! Я человек непритязательный, коллекционирую ношеные дамские трусики и колготки фирмы «Волльфорте».

Первая женщина. Можешь взять мои! (Снимает с себя под столом колготки и протягивает мужчине. Тот нюхает их и бросает в мусорную корзину.)

Первый мужчина. Не та фирма! Они не из геркулана!

Вторая женщина. Вы считаете, я должна покупать мужу насадку на его маленькое естество?

Первая женщина. Прошлый раз здесь был представитель фирмы, объяснял, как эта насадка функционирует. А не купить ли тебе для его пениса-недоросля вакуумный насос?

Вторая женщина. Это выведет его из себя быстрее, чем телепередача на политические темы.

Первый мужчина. Сюда все время приезжают женщины, которые не умеют ни по-древнегречески, ни по-среднегречески, так как не учились иностранным языкам. Но я тут же смываюсь, если никто не отвечает на мой стук, причем в любую дверь, уверяю вас. Тут же исчезаю в кустах. Меня могут иметь все, но только не избранные. Впрочем, вы к избранным не имеете никакого отношения.

Вторая женщина (обращаясь к первой). Величина и стойкость пениса не оптимальны. Смотришь на ствол и спрашиваешь себя, заряжен он или нет?

Первая женщина. Боюсь, обращение с этим аппаратиком не совсем безопасно.

Вторая женщина. Как и с любой вещью, о которой имеешь лишь приблизительное представление.

Первая женщина (обращаясь к первому мужчине). Должна вас сразу разочаровать. С греческим ко мне даже не суйтесь, я скорее сторонница игр, которые изобретаю сама.

Второй мужчина. Тогда зачем вам мы? Я ищу женщину, которая не будет долго стучать и спрашивать, кто там, когда мне придет охота как следует поработать моим мальчиком. Она должна любить моего малыша. Даже если взрослые упрекают его за то, что он испачкался. (Он достает из портфеля непромокаемые штанишки и светло-синие ползунки, разумеется, очень большого размера и с трудом натягивает их на свои рейтузы.) Кстати, на фото изображены не вы!

Первая женщина. Это моя сестра. Сегодня она не смогла приехать, у нее срочное дело.

Второй мужчина. Ваша сестра понравилась бы мне больше. Мне приснилось, что она моя мать.

Первая женщина. Мы могли бы взять с собой еще кого-нибудь.

Второй мужчина. Но с вами я бы никуда не поехал.

Вторая женщина. Меня вы могли бы пользовать только под тонкой пленкой, такой, под которой ваш не признающий партнера член дрожал бы, как от холода партии, за которую вы, я полагаю, многие годы отдаете свой голос! Вот так-то!

Первый мужчина. Ребенок — единственный эротический конкурент женщины. Вы правы, желая быть ребенком. Но не со мной.

Второй мужчина. Мне надоело кончать после первого же вбрызга. Ребенок визжит, когда его насадишь на копьецо. Я заранее этому радуюсь!

Первый мужчина. Подождите, пока я уже не смогу удерживать свои выделения, хотя я выступаю всего лишь в региональной лиге.

Вторая женщина. А у меня есть фото и видео. И специальное гнездо для них.

Первый мужчина. Ну-ка покажите, как вы выглядите на фотографиях. Посмотрим, соответствуют ли они реальности.

Вся четверка, сдвинув головы, разглядывает фотографии, время от времени поднимая диапозитивы к свету. Мужчина-грудничок уже облачился и ощупывает себя под ползунками, словно любитель оздоровительного бега. Они шепотом обмениваются фразами, потом встают и все вместе выходят.

Официант. Вы слышали? Видели, как славно они проводят свободное время? А ваши жены неделями не могут забыть, что переплатили парикмахеру, не так ли?

Герберт. Вы считаете, плоть должна вставать каждый день?

Курт. Вы считаете, что в чужом теле можно чувствовать себя по-божески? Что можно толкнуть дверь и войти в комнату, куда вход запрещен? И тело будет чувствовать себя лучше, чем в прошлый раз? Или ничего не будет чувствовать, потому что устало?

Официант. Не теряйте зря время! Ваши суперлегкие рейтузы, в которых вы влезаете на велосипед, скоро начнут сваливаться с вас, как старая штукатурка! То же самое произойдет и с вашими физиономиями. А эластичная пустота между ног ваших жен! Исчезнет, как не было! Всего-то двести шиллингов плюс бутылка вина или шампанского, и вы будто родитесь заново. Наша парковка очень скоро предоставит вам новые связи. Отдайте печальный долг памяти вашего автомобиля, но долго не задерживайтесь.

Курт. Что вы имеете в виду под памятью?

Официант. Узнаете, когда выйдете наружу.

Герберт. Попробуем. Но мы боимся, что с профи не захотят иметь дела.

Курт. Нам не нужны эксперименты с нашим вентилем. Они могут закончиться плачевно. Не лучше ли сначала проверить здесь, получится ли у нас что-нибудь там?

Официант. Это истинный дух, из которого вышли многие значительные фигуры прошлого. А сейчас освежитесь и подкрепитесь, господа! Симпатия — это всё! Ее не заменить банальной анальной игрой, запомните это!

Он быстрыми движениями вываливает на стол еду, поливает ее тугой желтой струей и уходит. Курт и Герберт склоняются над столиком и принимаются есть.

Курт. Но мы же приобрели проездной билет!

Герберт. Твоя узкоколейка ведет тебя прямо к женщине, и она вдруг возникает еще до того, как поднялся твой сигнал. Но мы-то к этому не привыкли! Она молчит, как рыба, и только потом, как это всегда бывает с женщинами, начинает рассказывать о своих увлечениях, которые полностью совпадают с твоими! Спорт. Культура. Искусство. Но ее половой орган никак не хочет заводиться. Отбушевал. Иссяк. Фиаско.

Герберт. Это мне знакомо. На моем фитиле еще скворчит жир, а она вдруг произносит мое имя. Говорит, что влюбилась в меня еще два дня тому назад, но мне об этом не сказала.

Курт. Просто женщины делают только то, что требуется именно им.

Герберт. И считают, что это для них главное. Потому что оттуда, из них, выходят люди.

Курт. Да, природе надо много влаги.

Некто проходит мимо и незаметно уносит оставшийся багаж. На него не обращают внимания.

Курт. Я проделываю это уже много лет. Изольда всякий раз входит в сумрачную деревню, о которой она целый час рассказывала накануне. Отпирается дверь, но Изольда, прислонившись к стене, застывает на месте. Отказывается принимать мое ружьецо. Неприятное чувство. Такое, будто официанта вдруг вырвало тебе на стол.

Герберт. А как они набрасываются на тебя в темноте! По крайней мере, о наших масштабах можно судить по нашим автомобилям.

Курт. Да, автомобиль — вот истинное мерило. Сразу видно, чего мы стоим. (Вскакивает, выглядывает наружу, снова садится за стол.)

Герберт. Да, он у нас действительно большой. Все еще стоит на месте?

Курт. Стоит. Или, к примеру, возьмем день стирки. Она не позволяет домработнице стирать мое белье, стирает сама. В доказательство своей любви. Но я все время слышу, как она спрашивает, какая вещь белая, а какая цветная. Не может разобраться сама, требуется руководство по применению. Зато она уверена, что знает меня, как свои пять пальцев.

Герберт. А когда мы оказываемся в сумрачной тишине наших чувств, вдруг обнаруживается, что они могут громко кричать.

Курт. Как-то раз в гостиничном номере одна женщина сказала мне по-английски, что это наверняка я нарушил своими криками тишину ночи.

Герберт. Давно пора нашему низу взять нас в свои объятия.

Курт. Такое чувство, будто кто-то фиксирует наши нарушения супружеской верности. Мы уже не верим самим себе!

Герберт. Или возьмем Нину и Барбару, с которыми я познакомился в фитнес-клубе. Между ними и мной уже целых два года ничего не происходит, так как мы каждый раз встречаемся не до, а после занятий спортом и чувствуем себя совершенно измотанными.

Наступает черед зверей. Два огромных зверя входят, словно тотемы, в закусочную. Все смотрят на них, только Курт и Герберт по-прежнему выглядывают наружу, проверяя, на месте ли их автомобили. Некоторое время спустя они достают карманные шахматы и начинают игру. Мужчины-звери весьма крупные, они ходят на каблуках-платформах. Медведь невероятно толст. Лось худ и высок. На вид они кажутся грозными, словно истуканы, но разговаривают в тоне легкой беседы. События за стеклянными дверьми становятся все более бурными.

Лось. Есть свободные места?

Медведь. Похоже, есть. Вам что, обещали наделить вас способностью говорить? И вы эту способность уже обрели?

Лось. Да. Я выражаю себя, так как во мне много чего накопилось. С помощью языка я создаю себя. Ужасная ситуация!

Медведь. Я считаю, вы создаете себя очень даже прилично.

Лось. Ты можешь назвать нам свою профессию? И сделать рукой соответствующий жест?

Медведь. Я представитель фирмы строительных машин, которые производит одна торгово-промышленная компания Европейского сообщества. Даже вообразить трудно, что кто-то возьмется делать такие машины! Чаще всего я бываю за границей, в Венгрии, Польше, других странах, названия которых я так и не смог запомнить. А также в новых землях старой Федеративной республики.

Лось. Прекрасно, что эти славные страны так долго ждали, причем именно нас.

Медведь. Они ждали, чтобы мы научили их радоваться жизни на их собственной земле.

Лось. Я тоже представитель, представляю фирму офисного оборудования. Развлекаться и трахаться! Развлекаться и трахаться!

Медведь. Если речь — достижение человека, тоэти удивительные машины — нечто сверхчеловеческое. И кто только их изобрел? Ведь прежде всего женщины входят в себя со своими речами, а выходят из себя с пустыми руками.

Лось. Да, с жизнью души не так-то просто окончательно справиться. Но с помощью офисной техники можно выйти за пределы человеческих возможностей!

Медведь. Просто замечательно, как вы выстроили свое тело!

Лось. Просто замечательно, как вы соорудили себя!

Медведь. Странам, в которые мы входим, не мешает оглянуться на свое гиблое прошлое. Кое-кто уже наловчился это делать: вспрыснул и тут же остановился.

Лось. Запад начал с игры языком. Это была ошибка.

Медведь. Потом они взяли свою судьбу в собственные руки. И теперь не знают удержу! Столько лишних телодвижений, и все для того, чтобы отдаться первому встречному.

Лось. А потом явились мы. Все как следует обдумав, с выгодными предложениями.

Медведь. Если они будут вести себя разумно, то так и останутся потребительским раем, каким являются сегодня. Раем, в котором каждая шутка свидетельствует об отличном состоянии духа.

Лось. Мороженое тутси-фрутси.

Медведь. Моя фирма поставляет им оборудование, которого у них никогда не было. С его помощью они могут выдавить из себя то последнее, что мы у них еще не взяли.

Лось. Новый, соответствующий их понятиям, зал ожидания. Сидят в привокзальных ресторанчиках, бросаются сами или позволяют другим бросать себя на мусорную свалку. Населенные пункты заново обмериваются, только бы этим злым существам нашлось местечко для душа.

Медведь. На радио приходят люди и несут несусветную чушь. В квартирах хрипят громкоговорители. Кто явится добровольно, того на время сунут в трубку — для сохранения. Или он сам превратится в трубку, настроенную на любимую радиопередачу. И все в этом принимают безучастное участие.

Лось. Мы вещаем! Мы вещаем!

Медведь. Звери отличаются от людей.

Лось. Я каждый день хочу заниматься сексом. Это всего лишь недоразумение или уже порок?

Медведь. Гром доносится издалека, потом отчасти захватывает нас и несется дальше. Иногда перепрыгивая через зверя.

Лось. Что происходит? Домашняя хозяйка существует для того, чтобы в супермаркете произвести впечатление на других домохозяек. Она попадает в эту яму и счастлива. К ней приходит зверь, звонит три раза. Она снимает трусы! Надо, чтобы все было как можно приятнее, ведь у нас столько поводов для воспроизводства людей, для размножения.

Медведь. В Чехии один человек предлагал мне свою тринадцатилетнюю дочь за бэушный матричный принтер. У нее было что-то с легкими. Эти люди разбазаривают то, что дала им природа, и делают это самым невероятным образом.

Лось. Самые прилежные из них теперь тянутся за границу, словно в кондитерскую. Чтобы там нажраться и еще больше умножить давление на местное население. А потом нализаться как следует, не сводя глаз со свежеиспеченных тортов.

Медведь. Займусь-ка я своим костюмом, подготовлюсь как можно скорее выйти из себя. (Расстегивает впереди молнию.)

Лось. Почему мы все время должны следовать новейшей моде? (Тоже расстегивает свою молнию.)

Медведь. Как почему? Чтобы не вымереть в лесной чащобе. А то в зоопарке будут плакать дети.

Лось. Заберемся-ка к себе в штаны. Кто там хочет, чтобы над ним сжалились?

Появляется стриптизерша-любительница и начинает танец с раздеванием. Лось и Медведь шуруют руками в нижней части своих костюмов и втихую мастурбируют.

Лось. Вопрос: почему я сегодня должен делать это всухую? Почему могу любоваться женщинами только с противоположной стороны улицы?

Медведь. Прокатитесь по мрачным заведениям в предместье, где женщины вредят самим себе.

Лось. Воздух, который люди вконец испортили своим прилежанием, усеял лица этих женщин морщинами. Зубные пломбы у них полны бактерий. При разговоре сразу чувствуешь их присутствие. Запах изо рта!

Медведь. Да уж, красотой там и не пахнет.

Лось. Супер! Мороженое тутси-фрутси! Снег и звонки в дверь по вечерам заставляют людей вспрыгивать друг на друга. Только в человеческом теле еще достаточно горючего, чтобы печь домашние пироги.

Медведь. Женатые мужчины ведут себя раскованно.

Лось. Особенно когда выходят из себя. Жуткая картина!

Медведь. Мужчины хотят поливать долго, как поливают цветы в саду. Но у них всего лишь однокомнатная квартира с одним-единственным филодендроном.

Лось. Как-то я подарил некой женщине электрическую зубную щетку. А она, чистя зубы, поскользнулась, и из нее вылетели мозги. Куда! Следом за ее криком.

Медведь. Зачем тебе было вот так сразу превращаться в убийцу?

Лось. Часто тело умирает, потому что из него вылетело нечто, без чего оно не может обойтись.

Медведь. Мне пару раз приходилось видеть, как женщина умирает, потому что в нее вселилось нечто, чему в ней не было места.

Лось. Супер!

Медведь. Некоторые современники со временем отвернутся и от вас, или вы так не думаете?

Лось. Чаще всего приходится влезать в чужую жизнь и навязывать свой огнетушитель человеку, который, к сожалению, не хочет иметь с вами дела. Мы провели в лесу не так много времени, чтобы отпугивать людей своим ревом.

Медведь. Супер! Влезать в ту, чьи глаза отвергают тебя в принципе!

Лось. Вот именно! Я готов платить больше, когда имею дело с детьми. Тогда так сливаешься со своей сутью, что вся нива покрывается кремом «Нивея»! Маленького безумства в палисаднике вполне хватает для жизни. А женщина приходит вся промокшая или вообще не приходит. Или не проходит.

Медведь. Пройдет и войдет, если сделает со мной все как надо!

Лось. У меня стоит, как штык.

Медведь. Женщины равнодушны даже к нашим размерам, потому что делают это чаще всего лежа. А мы парни невоспитанные и неотесанные, и в нашей шерсти таится смерть.

Лось. Случалось, мы звали женщин, а приходили мужчины.

Медведь. Супер!

Лось. Супер! Они не такие! Не такие, как мы! Нам не до них!

Курт и Герберт за соседним столиком уже давно только делают вид, что играют в шахматы, а сами тайком посматривают на зверей. Они о чем-то договариваются, встают и протискиваются к столику Лося и Медведя.

Герберт. Простите и позвольте. Можно ли вам задать вопрос сейчас, когда в вас проснулся ваш секрет?

Медведь. Давайте! Начинайте сразу со второй строфы.

Курт. Что такое, по-вашему, яд чувства, яд любви? Я очень в это верю!

Лось. Мы едва сдерживаем ярость.

Медведь. У вас вид человека, которой бродит с ободранной доходягой-гитарой за плечами. Но к инструменту никто не притрагивается.

Лось. Потому что люди, вон те, что сидят впереди, хотят понять, есть ли в мире еще хоть одна рожа, подобная вашей.

Медведь. Вы готовите на медленном огне, поэтому никто не замечает вашего варева. А надо, чтобы все кипело и бурлило.

Лось. Только тогда вы сможете замарать людей. Если хотите, облить их супом, а лапшу повесить на уши. Что до меня, то я пью только чистое, свежее молоко.

Курт. Чтобы победить, нашему телу требуется любовь.

Медведь. Сортирные игры! Сортирные игры!

Лось. Вы, стало быть, беспомощно повисли на ком-то, распустив когти и парусом раскинув крылья. Что ж, висите, пока не придут другие и не повесят вас рядышком! В этом деле нужна зверскость! Нужно переть напролом! Вот все, что можно сказать о любви! Бэ-э!

Медведь. Идите и выжимайте из себя сок, вы, гандон надутый!

Лось. За чувство нужно платить в той или иной маленькой форме, которая потом всегда будет носить ваш отпечаток. Даже если вы тем временем станете значительно крупнее.

Медведь. Только слалом, гигантский слалом, слалом-гигант! Вот где человек должен искать приключений!

Лось. Но не в нас! В необузданных раздражает то, что они сами не знают, чего хотят.

Курт. Мы с этим охотно согласились бы, если бы у наших жен — а они вправе распоряжаться собой и каждый день делать макияж — вдруг не сходило с рельсов чувство. Игрушечную железную дорогу мы терпеливо строили в них долгие годы.

Герберт. Мы тяжелые космические корабли, нас часто зовут снова поднять это чувство на еще дымящуюся колею, которую мы им наметили. Колея, должен признать, оказалась узковата.

Курт. Эту колею мы начертали им на земле и в космосе, я хотел сказать, везде, где только можно.

Герберт. И тут мы заметили, что их тела, прочно прикрепленные к нашим, вдруг начали опасно клониться в нашу сторону.

Курт. Притом что мы к ним отнюдь не проявляли склонности.

Лось. Технически невозможно. То, что друг с другом связано, всегда дает крен в одну сторону.

Медведь. Подтверждаю.

Лось. Если хотите, я их с удовольствием потопчу.

Медведь. Природа во мне требует того же, я бы их просто съел. Нежность в любой момент может вспыхнуть ярким пламенем. Лучше ее вовремя вырвать с корнем.

Курт. Что касается Изольды и Клавдии, то те два яблока, что выпирают из их ночных сорочек, мы слишком часто съедали до черенка. Вместе со всем гарниром. Но в конце они снова оказывались на месте.

Герберт. Могу подтвердить.

Курт. Мы люди, нам положено считаться со временем, а ведь уже скоро восемь.

Герберт. Знаете ли вы, мои дорогие зверюги, что делают любящие? Смотрят друг другу в глаза, проникая взглядом в душу и желая вызнать о партнере все, даже самое сокровенное, что он хотел бы унести с собой в могилу.

Курт. Наши дороги окаймляют билеты в кино, на концерты, театральные представления, мы обложены бумажными шницелями.

Герберт. Эта бумажная охота за звериным началом в нас требует больших расходов. Да и воздух для дыхания растрачивается впустую, когда мы раздеваемся друг перед другом якобы для того, чтобы заняться спортом. В любой купальне, где с каждой травинки капает крем от загара, можно увидеть больше.

Курт. Вы-то, по крайней мере, уже сейчас звери, дорогие приятели-пожиратели!

Медведь. А не лучше ли было стать пивным ларьком и затеряться в толпе себе подобных? Чтобы не чувствовать себя одиноким и униженным?

Курт. Разве зверь хочет, чтобы на его пути встречались только такие же звери?

Медведь. Мы не очень любим пожирать тех, кто слабее нас.

Герберт. Но ведь в любви каждый остается самим собой! И чувствует себя уютно в спортивной тесноте партнера.

Курт. А мне показалось, что в любви мы теряем свою сущность и распадаемся, погибаем.

Медведь. Путники стали нас бояться. Вот до чего дошло человечество.

Лось. В лесной чаще мы часто замечали, как люди, которые сами кормятся только отходами, на закруглениях и поворотах жизни и спортивной карьеры просто-напросто отбрасывают в сторону своих еще вполне закругленных жен. И мы, полицейские природы, должны их поедать. Хотя я предпочитаю ягоды.

Курт. Разве не прискорбно, что мы разорвали связь с природой?

Лось. Да, нам с природой надо держаться вместе.

Курт. Вы производите странное впечатление, которое следовало бы отлить в гипсе, чтобы увидеть, можем ли и мы существовать в звериной шкуре.

Герберт. Мы еще никогда не видели существ, подобных вам. Вы просто обязаны быть добрыми, иначе через десять минут вы стерли бы нас в порошок только потому, что вам захотелось бы встать со своих мест. Да уж, постарайтесь быть добрыми, по крайней мере с нами!

Медведь. Это начинает мне нравиться! Где бы мы, звери, ни появились, тут же собирается толпа любопытных, среди которых обязательно найдется один, жаждущий сделать из нас кровавое месиво.

Лось. Ну, и от него мы своевременно избавляемся.

Медведь. Он был для радости рожден — и сдох под колокольный звон.

Герберт. Все это звучит так, что лучше не придумаешь. Послушайте, а не обменяться ли нам с вами костюмами? Чтобы наши жены могли, наконец, взглянуть на нас вблизи?

Курт. То-то будет весело, когда мы станем необузданными разрушителями! И станем в кино пробираться к своим местам, топча и кусая всех подряд!

Герберт. Да, мы заплатим, если вы дадите нам на время свои классные, до жути прекрасные костюмы!

Курт. Да, заплатим за все и сразу.

Герберт. Дайте нам побыть Лосем и Медведем. Тогда мы сможем насытиться нашими женами не так, как всегда.

Курт. А как хищные звери.

Медведь. Мы договорились встретиться здесь с так называемой Кариной и некой Эммой. О нас можно сказать, что мы здесь в роли музыкальных озорников. Сначала издаем пронзительный визг. Это наша музыка! Потом хватаем и притягиваем к себе чужую плоть!

Лось. Нам не с руки отказываться от нашего нового замечательного свидания.

Медведь. Правда, есть одно обстоятельство, о котором следует сказать. Женщины, которых мы хотели встретить и сожрать, соврали насчет своего возраста.

Лось. Одна из присланных нам фотографий была сделана по меньшей мере лет двадцать тому назад. Хотя в мозгах зверя не так уж много извилин, нельзя же считать его полным идиотом.

Медведь. Что правда то правда.

Лось. Возможно, возраст потому и опасен, что люди, потерявшие над собой контроль, могут лишиться чего-то такого, что потом так и не сумеют найти.

Медведь. Хотя я не понимаю, для чего это «что-то» могло бы им понадобиться? Разве для того, чтобы засунуть себе в штаны.

Лось. Вы и впрямь хотите стать таким же благонравным зверем, как я? В своем нутре я приготовил нежные взгляды. Клади на картонную тарелочку безо всякой каемочки и подавай к столу.

Медведь. А я лучше поброжу вокруг и стащу кого-нибудь на десерт. Природа соединила во мне свои старые стратегии с новым боевым оружием.

Курт. Поступите однажды по-другому.

Герберт. А лучше дважды.

Лось. Мы здесь, в роли Медведя и Лося, договорились о свидании с двумя дамами. Одна из Брука на Муре, другая из Капфенберга. Так они представились, но это наверняка неправда.

Медведь. Они не хотят, чтобы мы следовали за ними до самого дома и там расправились с остатками их тел.

Лось. Они полагают, что смогут отхлестать нас, когда мы вспыхнем от любви, и погасить наше пламя. Знаем мы эти штучки.

Медведь. Вы хотите топтать нас вместо того чтобы еще сильнее разжигать. Хотите беспокойно ходить по комнате, вместо того чтобы чувствовать, как ваши когти впиваются в чужой затылок. Знакомая история.

Лось. Ну да ладно. Давайте-ка отправим себя ненадолго вперед! А потом опять догоним!

Оба зверя невозмутимо пожимают пленчми, расстегивают молнии и вылезают из своих костюмов. Правда, выясняется, что на каждом из них надет еще один такой же костюм — соответственно Лося и Медведя. Получается костюм в костюме. Рога Лося сделаны из губчатой резины, они выскакивают из-под маски, как черт из табакерки, и напоминают комнатную телеантенну. Курт и Герберт, похоже, уже ничему не удивляются. Они снимают свои спортивные костюмы и надевают звериные. Костюм Медведя слишком велик и мешковат, костюм Лося, наоборот, слишком длинен и узок! Курт и Герберт пытаются справиться со своим новым одеянием. В возникшей паузе разыгрывается маленький стриптиз. Спотыкаясь и почти падая в своих новых костюмах, Курт и Герберт выходят.

Занавес.

2

Вестибюль большого дамского туалета на автотрассе. Длинный ряд кабинок. Зеркала и т. п. Все запущено, грязно, на стенах следы спрея. Женщины сидят на унитазах в соседних кабинках. Двери кабинок распахнуты.

Голос официанта (из громкоговорителя, сопровождаемый легкой музыкой). Возможности выбора изнуряют ваших мужей, уважаемые дамы. Прошу вас, делайте выбор сами! Собственно говоря, эти бесчисленные возможности выбора и толкают людей на окраины маленьких городов. Рядом с вами, перед вами, позади вас стоят люди с готовыми излиться мужскими членами или набрякшими срамными губами — те, кого вы искали и нашли. Будьте стопроцентно тактичны и здоровы! Держите наготове бутылки, полученные в буфете, а также свои считаные-пересчитанные денежки! За зиму маленький сексуальный посланец, что стоит рядом с вами на своих лыжах, основательно подрос. Теперь он въезжает в себя и изливается в вас, уважаемые дамы. Все это хочет увидеть камера! Присядьте над бутылкой, которую вы получили! Откройте, пожалуйста, дверь еще шире (дамы так и делают), чтобы камера видела, как вы мочитесь перед отъездом. Позже, во время финального тура, наши игроки выпьют вашу мочу из бутылочек, в которые разливают натуральное шампанское. Рты разеваются, люди умом мешаются. Нас заливает волна счастья. Эта встреча подтверждает, до какой степени часы, отсчитывающие наш жизненный срок, поражены слепотой и безвкусицей.

Изольда. Хотя я с самого начала была настроена на острые ощущения, мне сейчас сложно пописать в это узкое бутылочное горлышко. Я ведь не спортсменка, могу и промахнуться.

Клавдия. Это же в порядке вещей, когда женщина замечает, что у нее что-то не в порядке. Замечает, как правило, тогда, когда ей надо излиться в какую-нибудь дырку.

Изольда. В нашей кондитерской головой в плаценту тычут такие крупные овощи, что аж брызги летят.

Клавдия. Обычно в этом помещении сидят рядышком вполне приличные люди, сплошь славные дамы. И прижимают к груди дамскую сумочку с небольшой суммой денег. У иностранца отмычка, а у нас привычка. Что делать, чтоб не остаться с носом? Ждать похотливых, жаждущих приложиться к специально созданным для этого частям тела. Сделай глоток еще разок!

Изольда. Сегодня наш черед выбирать. Мы подыскали себе в разделе объявлений Лося и Медведя. Они должны быть крупными, жизнерадостными и подходить для фотографирования.

Клавдия. Большинство женщин радуются, когда на них обращают внимание. Они уже сделали выбор. А наши мужья хотят иметь только то, что уже имеют.

Изольда. У этого Лося и этого Медведя довольно беспорядочный образ жизни. Прислали нам письмо. Спускай штаны, отбрасывай шкуру, и вот уже их штука в том самом тоннеле, где не слепит свет приближающихся фар.

Клавдия. Они могут взять нас сразу, вместе с нашими зияющими, готовыми принять в себя колбаску булочками.

Изольда. Мужчины должны сперва увидеть изображения наших машинок. Только потом они начинают понимать, что с ними делать.

Клавдия. Вот именно, сперва зрелище, дело потом. Они боятся, что мы возьмем над ними власть.

Изольда. Они звонят кому-нибудь, все равно кому, при этом штаны так и норовят пнуть их в подколенные впадины.

Клавдия. Но вдруг все побежали куда-то, словно обезумев. (Раздается вой сирены.)

Записанный на пленку голос официанта. Ничего не бойтесь! Сирена означает только то, что кто-то собирается украсть автомобиль, причем именно ваш. Это одна из наших услуг, приготовленных специально для вас.

Обе женщины вскакивают и, не подтянув штаны, устремляются к выходу, выглядывают наружу, пожимают плечами и возвращаются в кабинки. Там они подтягивают штаны, ставят свои бутылочки на полочку перед зеркалом и начинают краситься и поправлять прически.

Изольда. А не закрыть ли нам бутылочки пробками?

Клавдия. Думаю, так будет лучше. А то еще прольется.

Изольда. Мелким дождиком. Не стоило труда. Мои усталые лепестки больше не шлют сигналов инструменту. На воздухе я б зазвучала громче.

Клавдия. Сейчас мы возвысимся над собой. Не зря же куплены эти туфли победительниц.

Изольда. Остаться после бурно проведенной ночи красивой — куда уж там. Было да сплыло. Кто в могильнике моего тела увидит гладкую кожу, живущую по моде?

Клавдия. Надеюсь, мы правильно поняли объявление.

Изольда. И все же ты должна внимательно присмотреться к мужчине: пришит ли у него внутри фирменный знак.

Клавдия. У наших фирменный знак Лося и Медведя. Они писали, что их костюмы сделаны в Италии. Мы ответили: чем больше, тем приятнее.

Изольда. То, что лицо Курта сейчас придется проецировать на лицо совершенно чужого человека, теперь вызывает у меня почти неприятные ощущения. Обычно я бываю рада, когда его не вижу.

Клавдия. Но мы прочли столько объявлений, пока не решили, какой бензин выведет пятна с наших платьев. Выжжет ярким пламенем!

Изольда. Возможно, после этого мы сами будем валяться на полу!

Клавдия (выглядывает наружу). Еще никогда мимо наших кабинок не проходило столько открытых ширинок. Одиночество уйдет вместе с представителем фирмы и ляжет на стул гостиничного номера. Вопрос в том, на какой?

Изольда. Будет ли у меня с Лосем большая любовь?

Клавдия. Не успели мы убрать после завтрака посуду, не успела отзвучать выхлопная труба Герберта, как снова накрываем на стол.

Изольда. Словно только что кончили готовить. Медведь звонит в дверь.

Клавдия. И в печати появляется сенсационное сообщение!

Изольда. Но только если любовник еще не заглянул в журнал, который учит его жизни. Там все женщины выглядят почему-то совсем не так, как я.

Клавдия. Испить из лосиного копыта! Или корыта?

Изольда. Или взять в рот ружье Медведя и держать, пока оно не лопнет и не разрядится. Ну и работенка! Только потом замечаешь, сколько всякой гадости скрыто в человеке.

Клавдия. Сколько дикости, совсем как в животном! Скоро мы узнаем об этом точнее.

Изольда. Наконец-то! Курт давно уже играет передо мной роль бережливого хозяина. Но за его спиной таится алчность. Он отрабатывает на мне свой долг. Хорошо смазанным, готовым приступить к делу членом.

Клавдия. Ранним утром, когда мне надо ехать на работу, Герберт заставляет меня вернуться в мое лоно: я, дескать, забыла там одну штуку. Его штуку!

Изольда. Им достаточно одного взгляда, чтобы понять: нам от них никуда не деться. Никогда уже я не буду выглядеть так, чтобы меня можно было вывести в свет.

Клавдия. Мы превратились в предметы, прикованные цепью к домашнему хозяйству.

Изольда. Уже одно это позволяет им сесть в автомобиль и уехать. Какая крестьянка хотела бы иметь мужем моего Курта? Да никакая! И я ее понимаю.

Клавдия. Какая служащая, которой за тридцать, хотела бы иметь мужем моего Герберта? Да любая! Просто потому, что в сауна-клубе он оставил ложные сведения о своих параметрах.

Изольда. Лучше уж поискать новых контактов! Ты открываешь волосатый мешок для перезарядки кассеты, но стоит сделать один-единственный шаг к свету — и пленка безнадежно испорчена. Та самая, которую им непременно надо посмотреть, прежде чем приступить к делу.

Записанный на пленку голос официанта. Прошу подготовить реквизиты! Оставайтесь на местах! Соблюдайте гигиену!

Клавдия. Боюсь, тяготы этой поездки придется сносить нам одним.

Изольда. На этой пленке может испортиться только один кадр, одно изображение — то, как они представляют себе нас, да и себя тоже. Однажды я неожиданно предстану перед хозяином, и он не узнает своей собачонки.

Клавдия. Взгляни-ка на мой костюм! На туго натянутую ленту у меня между ног. Она говорит: секс — это спорт! В нашей творческой мастерской куется тайна, пока мы горячи.

Изольда. Да. Изображения женских половых органов — это в значительной мере образы спорта. Мой спорт в том, чтобы постоянно расставаться с самой собой. Моя борозда четко выделяется на этой шикарной спортивной ленте, поэтому я и купила трико. Его цвет — яд для глаз. Несите семя, и взойдет посев, господин Лось!

Клавдия. Секс — это сперва смотреть, а потом дело делать.

Изольда. Секс — это сперва смотреть, а потом поднимать свою собачку и выводить на прогулку.

Клавдия. Вчера все тело Герберта поднялось на цыпочки.

Изольда. Да, ты уже рассказывала. А потом он, пенясь, взял и вышел весь из себя.

Клавдия. Лучше бы судьба назначила кого-нибудь другого быть нашим дежурным блюдом.

Изольда. Нас вскрывают, как консервные банки. И никто не закрывает за нами дверь.

Кто-то тихонько стучит, женщины поворачивают головы на стук. Входят их мужья, переодетые соответственно Лосем и Медведем. Костюмы слишком велики для них, они в них путаются. Лось наступает на свою одежду и спотыкается. Медведь придерживает руками складки костюма на животе. Они говорят в контактные микрофоны, что делает их голоса несколько искусственными. Эхо! Скрип!

Герберт. К вам можно, уважаемые дамы?

Курт. Вы только не пугайтесь наших больших размеров!

Герберт. Мы созданы для ночи. Освещенные заведения убаюкивают нас. Да, мы парни ловкие, умеем дарить себя себе и другим.

Курт. Наши костюмы так обволакивают нас, что мы не видим собственных ног.

Герберт. Нам приходится поддерживать костюмы, поэтому мы пока не можем распрямить крылья.

Курт. Что бы вы нам посоветовали? Мы любим раздаривать себя! Вы опубликовали объявление, не так ли, Карина… и… (С угрожающим видом приближается к Клавдии.)

Герберт. Эмма! Кто любит смотреть гонки «Формулы-1»? Те, у кого нет водительских прав! (С угрожающим видом подступает к Изольде.) Что вы там написали в вашем объявлении?

Курт. Что хотите приготовить для нас настоящий праздник?

Герберт. Что выйдете из себя в последнюю очередь? Другие уже давно вышли.

Курт. Но мы не знаем, куда.

Герберт. И куда мы снова попали? К той же самой паре, которая ищет другую пару, точно такую же.

Они надвигаются на женщин, те немного отступают.

Изольда. Супер! Супер! Я Эмма!

Клавдия. Просто шик! Я Карина.

Изольда. Но в вашем объявлении написано, что вы значительно крупнее средних размеров.

Герберт. Это для того, чтобы потом съесть холодную курицу с маринованными огурчиками. Потому что не только ваши, но и наши запасы иссякнут.

Курт. Мы с удовольствием вложим кое-что в ваши пакетики, дорогие дамы! Посмотрим, что у вас там есть! Нас ничто не стесняет!

Герберт. Вы только подождите!

Изольда. Супер! Вы в самом деле хотите меня? Вы не ошиблись?

Клавдия. Просто шик, да и только!

Изольда. С ума сойти! В объявлении вы написали, что войдете в нас впритирку.

Клавдия. Суперстрасть! А как вы вошли в ваши костюмы! Словно в колыбель! Вы в ней себя убаюкали?

В дверь вползает переодетый грудничком мужчина, кричит: «Мама, мама!», повисает на Клавдии, которая стряхивает его с себя и пинком отталкивает в сторону. «Грудничок» ревет во весь голос.

Изольда. Похотлив, как обезьяна! Туземец!

«Грудничок» пробует приставать к ней, но тоже получает пинка.

Изольда. До чего нахальный сосунок-приставала! Просто класс! После такого уснешь, только приняв крепкое снотворное.

Курт. Наши тела готовы к расточительству. В свое оправдание должен сказать, что накануне я уже изрядно порасточал себя в кровати.

Изольда. С одной стороны я верю, что вы Лось, но, с другой, что-то не верится. Вы уверены, что вам нужна именно я?

«Грудничок» ползает вокруг, изображая маленького ребенка. Он хватает бутылочки и пытается пить. Их у него отнимают. Пантомима. С ним обходятся очень грубо, но это его, по всей видимости, только раззадоривает.

Клавдия. С одной стороны, я верю, что вы Медведь, но с другой — что-то не верится.

Изольда. Разве можно чувствовать себя уютно в шкуре, до которой не дорос?

Герберт. Я — опытный мастер обхаживать жизнелюбивых дам и знаю, что их может привести в крайнее возбуждение любая мелочь. Мы-то, во всяком случае, куда крупнее, чем кажемся. Вот, пожалуйста (Он распахивает дверь туалета и пытается втащить огромный кофр, оставленный им снаружи, но кофр не влезает в дверь, и Герберт снова выталкивает его наружу) — патентованный автомат из Мюнхена для повышения потенции. Стоит восемь марок и умещается в кармане брюк!

Курт. Обеспечивает стойкость и устойчивость, создает электромагнитное напряжение. Потом выскакивает такая вот груша и снимает напряжение. Остается только царапина на полированной крышке рояля. Приветствую тебя, спасительный прибор!

Герберт. Он не дает мужчине скиснуть. Заботится о приросте того, что ниже пояса.

Карина. Супер!

Изольда. Просто шик!

Герберт. Вам бы взглянуть на нас, девочки, когда мы пару часов пошуруем в ваших задницах и передницах. Как импозантно мы будем смотреться на фоне постельного белья.

Клавдия. Классно! Меньше двух раз не считается!

Изольда. Чтобы разум помутился и чувства отупели! Чтобы в пространстве моего тела не осталось человеческих эмоций!

Клавдия. Свихнуться можно! С лихим молодцом, который к тому ж и не совсем человек.

Изольда. Вы вроде бы сказали, что потом разделаете нас на столе с холодными закусками?

Герберт. Мы сказали, что после траханья порезвимся за столом с холодными закусками.

Изольда. Шик-модерн!

Курт. Только не надо рассказывать нам о своих домашних делах. И о том, чем вы любите заниматься, о спорте или искусстве. О ходьбе на лыжах! Ни в коем разе!

Герберт. Своим капиталом мы делимся только в исключительных случаях.

Курт. И сразу же сожалеем об этом. После вспрыска мы тут же начинаем подсчитывать, что мы в вас потеряли. Ничего? Позже это нам пригодилось бы, но оно куда-то испарилось.

Клавдия. Да. Чтобы однажды вылезти наружу.

Герберт. К сожалению, до сих пор лишь у немногих женщин находил понимание наш твердый, как камень, звериный прибор.

Клавдия. Просто класс! Супер! (Ликуя.) Супер! Супер! Супер!

Изольда. Экстра-класс! Но в объявлении вы писали, что он у вас встает сам, безо всяких приспособлений!

Клавдия. Ваши фото сказали нам больше, чем можно было выразить множеством слов. Это были не ваши фото?

Изольда. Не в бровь, а в глаз! Просто класс! На моем фото тоже была не я.

Клавдия. Ваши ноги кончаются значительно раньше, чем было сказано в объявлении.

Изольда. Если вы и Лось, то особой породы. Супер!

Клавдия. Да и Медведь, кажется, не особенно грозен. Просто класс! (Пинает Медведя так, что тот почти падает.)

Клавдия. А вас легко свалить. Просто шик!

Герберт. Это только начало! Вот я в оригинале! А какая у вас настоящая рожа, Карина?

Курт. Что до меня, то я, во всяком случае, гожусь для способа «по-алжирски». Это значит, в меня, кроме жратвы, влезает еще кое-что!

Герберт. Мы — настоящие оригиналы! То, что вы сейчас видите, всего лишь наши копии.

Клавдия. Супер! Шик-модерн! Высший класс! Ожившие штаны!

Курт. Реальное и сущее таит в себе нереальное и черт знает куда несущее. Под нашей шерстью скрыто то, что пока не стало реальностью.

Герберт. Во мне полно всего, что может подпереть мою шерсть.

Клавдия. Ах, как вы это сказали! Просто супер!

Герберт. Спрячьте свои тела в безопасном месте.

Курт. А мы тем временем приготовимся войти к вам. На это понадобится некоторое время. Подождите, пожалуйста, Эмма! Подождите, пожалуйста! Подождите, пожалуйста! (Голос звучит, словно записанный на пленку.)

Клавдия. Су-у-у-пер!

Изольда. Жжжуть! Прямо внутримышечно! (Все четверо демонстративно вскрикивают.)

Герберт. Мы не спрашиваем вас о вашей профессии, нам все равно скоро расставаться.

Курт. Все равно, Эмма.

Клавдия. Ну, просто обезьянья похоть.

Герберт. При новогреческом способе и нежных подмахиваниях все равно, считаете ли вы свою листву в садике. Не стало ли ее меньше, чем было.

Клавдия. Я совершенно вне себя.

Изольда. А я так вся рядом с собой. Я уже не я.

Мнимый Медведь и мнимый Лось начинают лапать женщин и тянуть их в отдельные кабинки. Женщины хихикают и визжат.

Изольда. Стоп! Надо проверить, совпадает ли написанное в объявлении с тем, что вы сейчас делаете!

Клавдия. Глядя на вас, думаешь, что вам, сколько бы вы ни сопели, даже травинку пошевелить не под силу.

Курт. Разве я мог писать о том, чего у меня и в мыслях не было? Ах ты, шлюха! Ты вырываешь из меня мои самые драгоценные воспоминания!

Изольда. Вы напоминаете мне клочок ваты в ухе.

Герберт. Я иду к своей цели, становлюсь реальностью. Вы оживаете, Карина?

Курт. До чего же здесь воздух тяжелый!

Обе женщины кричат одновременно, словно их посадили на кол, но крики их производят скорее комическое впечатление, в них не чувствуется испуга. Это своего рода демонстративные крики боли. В кабинках нечто вроде оргии с хихиканьем и стуком, время от времени из кабинок высовываются и снова исчезают ноги (лапы). В помещение входят люди, одетые, полуодетые или совсем нагишом, заглядывают в кабинки и фотографируют или быстро снимают происходящее на видеокамеры.

Герберт (тяжело дыша). Сперва неудобная поза, потом только и смотри, чтобы вы в ней оставались.

Изольда (тоже почти задыхается, как потом и другие). Ты выглядишь как на бумаге, просто шик, а вышло — только пшик. А я-то! Сколько ни давлю на тюбик, ничего из него не выходит.

Клавдия. А я все вобрала в себя, ничего не выбросила.

Изольда. Мы подберем горчицу, которую вы вбросили в наше лоно, подберем всю до капельки.

Клавдия. А не попробовать ли тебе делать это телодвижение более целенаправленно?

Герберт. Ой! Сам не знаю, откуда во мне эта тяжесть. Извините!

Курт. Слава богу, моя шерсть помогает мне оставаться неузнанным.

Клавдия. На помощь! Помогите! Медведь!

Изольда. Помогите! Помогите! Живой лось!

Обе кричат одновременно, как и раньше.

Герберт. Я жажду жизни! Дышу в холодные лапы.

Изольда. Подышите лучше в вымытые нами тарелки. Может, к ним что-то от нас и приклеилось. На помощь!

Клавдия. С вас станется. Конфузите нас своими вихляниями. На помощь!

Герберт. Сейчас тебе покажется, будто тебя обрызгали из брандспойта!

Изольда. Тогда покажи мне его! Посмотрим, что он собой представляет! Я вся вне себя.

Клавдия. Вы всегда живете в своем зверином домике? Или только летом?

Изольда. И что вы там делаете? Выгляните хоть разок из своей шерсти, тогда поймете, в каком блюде-сосуде выращивают культуру.

Клавдия. И вообще — в любой больнице больше всяких культур, чем у вас.

Изольда. Приятного аппетита! На помощь! НА ПОМОЩЬ! Лось, и все еще живой!

Клавдия. Ваше здоровье! На помощь! Живой медведь! До чего же тяжелый зверь!

Изольда. Попробуйте-ка посадить на себя медведя! Эта звериная шерсть всего лишь бутафория, прикрывающая то, что живет в вас или, по крайней мере, в вашей одежде, и чем вы хотите нас одарить. Могу ли я оставить ваш дар себе?

Клавдия. Мы не можем часами ждать, когда зверь войдет в нас со своей кровоточащей душой в зубах. А потом, вероятно, останется совсем без души. Он ведь из кого-то ее вынул.

Изольда. А нам теперь зашивать дыры в его шкуре.

Клавдия. Ой! На помощь! Настоящий медведь! Да, мы договаривались, но не о том, чтобы он вел себя как человек!

Изольда. На помощь! Настоящий лось! Мы его ждали, но не думали, что он действительно придет!

Клавдия. Нам такие костюмы ни к чему. Пусть мы не такие, как на фото, но вот же они — мы!

Обе снова начинают кричать, но в их криках больше комизма, чем ужаса или испуга.

Герберт. А сейчас, пожалуйста, суньте в карман костюма вашу часть понесенных нами расходов!

Курт. Раз уж мы нарушили табу, положите денежки вот сюда, под краешек костюма! (Возня за дверьми кабинок постепенно затихает, еще несколько любопытных делают снимки, потом все успокаивается.)

Курт (тяжело дыша, как и остальные, постепенно дыхание у всех восстанавливается). Не пойму, как эти костюмы застегиваются.

Герберт. Мы взяли их взаймы, и теперь они висят на нас тяжелым грузом.

Курт. В соответствии с нашим тяжелым весом, включая закачанный в нас воздух.

Клавдия. Вы были не очень искусны, не совсем молодая замужняя женщина так и не расцвела под вами.

Изольда. А вы, господин Лось, напомнили мне мужскую половину супружеской пары, ту, что неохотно и безуспешно чего-то ищет. Приходится искать и приносить самой.

Курт. Свинья паршивая!

Клавдия. Знаете, в чем единственная радость моего партнера? Доказать, что виновата именно я. Он бы и рад изменить свой взгляд, да что-то мешает.

Герберт. Старая корова!

Клавдия. Вы с нами вытащили свои части тела, которые скучали под вашей одеждой, как скучают люди в музее или в парке под дождем.

Изольда. Нам и в голову не приходило, что мы окажемся с такими, как вы. Вы даже не довели нас до экстаза. Ну да ничего не поделаешь!

Курт. Грязная свинья!

Клавдия. Такому, как вы, надо бы к своему зверю приложить еще что-то, а то я и не заметила, что там что-то было.

Герберт. Старая корова! Потаскуха!

Изольда. Пес, что хочет погулять, должен хорошо дорогу знать. По ней придется убегать, если на пути встретится более сильный зверь.

Герберт. Ах ты, старая корова! Как ты смеешь такое говорить?! И кому — нам!

Курт. Вам, видно, нужен только блеск нашего материального положения! И ничего больше. Шлюхи! Потаскухи! Имена себе придумали: Карина, Эмма!

Клавдия. На этот звонок мы не отвечаем. Оставьте нас в покое! Облачайтесь в свои лохмотья!

Изольда. Такое чувство, будто мы обрезали нашим парням телевизионную нить жизни.

Клавдия. И батареи, в которых висят их яйца, не заряжаются током, то бишь соком.

Курт. Свиньи! Свиньи! Свиньи!

Герберт. Исчезни из моей жизни! Ты всего меня измарала! Мой прекрасный костюм! Грязная свинья!

Клавдия. Мы глазам своим не верим. Животные, да и только!

Курт. Нам придется снять с себя звериный наряд. Вы нас вконец измарали!

Изольда. А вы нас обмочили. Не могли удержаться? Господь даже зверя наделил дыркой. Да забыл подсказать, где она.

Курт. Мне уже давно хотелось. Со своей женой я бы на такое не решился. Она тут же позвонила бы в службу спасения мебели.

Герберт. Вы не могли бы выстирать мой костюм? Он взят напрокат.

Курт. Это природа виновата, привыкла прокладывать себе пути. Да и вы не безвинны!

Клавдия. Что да то да, зверь не ведает стыда, где жрет, там и срет.

Герберт. Крупный зверь всегда встает над своим ведром и заливает тлеющие в нем угли.

Курт. Можно нарядиться крупным зверем, но не быть им.

Клавдия. Почему бы вам не откинуть вверх медвежью маску? Еще задохнетесь ненароком! И копыта откинете!

Изольда. Вот если бы поднялись вверх и другие штуки, не только маски! Смотрите! Вот так! О, не получается, ничего не поднимается.

Клавдия. У моего та же история. На помощь! Зверь! Огромный зверь!

Изольда. На помощь! Зверь! Настоящий твердый зверь под оболочкой из шерсти!

Клавдия. Да, зверь в оболочке!

Герберт. Когда женщины пускают в ход руки, им сам черт не брат.

Курт. Если речь о том, чтобы их воспламенить, то у меня, кажется, кончилось горючее.

Герберт. Слушай, ты, корова! Пришло время открыться. Но в данный момент мое естество не хочет выныривать из капюшона.

Курт. Мое тоже чувствует себя там вполне уютно и гримасничает в свое удовольствие.

Клавдия. Зверь! Помогите! Помогите!

Изольда. Настоящий зверь! На помощь!

Клавдия. Эх, вы, отвислые хвостики! Ваши рожи наверняка выглядят не лучше! Как и вы сами! Зверь!

Герберт. Если бы вы мне помогли, я предстал бы перед вами во всей своей серьезности.

Курт. Если бы вы хоть разок меня потеряли, то сразу завоевали бы мое расположение.

Герберт. Прошу не перечислять, что еще вы любите. Еще раз я не могу. Вы что, не удовлетворены?

Клавдия. Вот бы пришел кто-нибудь, кто делает это лучше.

Изольда. Зверь на унитазе. Уже кое-что, хотя наделал не так уж и много.

Клавдия. Зверь в клозете, такое не часто увидишь. Даже если он и мочится мимо дырки.

Изольда. Зверь, что не может попасть в унитаз, не попадет и еще кое-куда.

Клавдия. Мы ведь не верим, что они могут довести до точки то, что ждет их в нашем горшочке. Или все же?

Изольда. Хотя у зверя есть не только передняя, но и задняя часть тела, его не обучишь французской любви, той, что сразу и спереди, и сзади. Добродушие действует на нервы. А дикая ярость не каждому по плечу.

Клавдия. Но ведь и у них должны быть хорошие стороны.

Изольда. С ума сойти! Звери на унитазе!

Клавдия. Обалдеть можно! Звери в клозете!

Герберт. В объявлении вы писали совсем другое.

Курт. Неправда, будто кто-то может предложить все возможные способы. Тут требуется техника. А нам нужно расположение, чтобы войти в ваше положение.

Клавдия. Никогда не угадаешь, как выглядит тот или иной тип.

Изольда. Разве зверь может реалистически оценить свое отражение в зеркале?

Клавдия. Мы охотно тормозим, увидев перед собой на улице оленя.

Изольда. Если лось увидит наше соблазнительное нижнее белье, он тормознет и сам.

Клавдия. Если зверь в человеке похож на человека в человеке, то дело швах.

Изольда. Тело всего лишь кузов. Оно раскачивает людей до тех пор, пока они не успокоятся.

Записанный на пленку голос официанта. А сейчас бегом на нашу парковку! Наденьте что-нибудь веселенькое! Будьте на месте! Правда, некоторые из вас не найдут применения. Но даже для зрелых и полных у нас найдется контрастная программа, благодаря которой вы покажете себя с лучшей стороны. Даже их можно ткнуть камертоном и сразу найти отклик. Посмотрите на себя критическим взглядом! Другие будут смотреть на вас еще критичнее!

Полуодетые дамы выскакивают наружу, за ними, путаясь в костюмах, спотыкаясь и падая, следуют мужнины.

3

Парковка. На переднем плане автомобиль. Обычная ночная суета, какая бывает на парковках при автострадах: проносятся машины, мелькают лучи фар, рев моторов и т. п. Кустарник, уходящий вверх холм, переполненные мусорные контейнеры. Туда-сюда снуют люди, по-разному одетые и полуодетые. Средневековые домохозяйки в элегантном белье с кружевами — чтобы подстегнуть фантазию, вы можете призвать на помощь специальные журналы мод! Одна дама в костюме зайца-беляка. Фантазия не знает границ, как не знает их домашнее видео. Все вокруг должно быть непритязательно и убого: бетонная будка клозета и т. д. и т. п. Появляются обе дамы — Эмма и Карина, движения их напоминают скоростной бег на коньках, причем в паре, и производят впечатление упражнений в хореографии. Следом, двигаясь точно так же, выходят на сцену их мужья, Герберт и Курт. На них по-прежнему костюмы Лося и Медведя, но они наполовину откинули их за плечи, освободив головы. Коньковые движения доставляют им определенныетрудности. Время от времени они прерывают бег фигурами парного катания, подбрасывают своих партнерш, в прыжке отталкивают их от себя, характер движений целиком зависит от ловкости и силы актеров и актрис. Спустя некоторое время мужчины присаживаются.

На склоне, кое-где заросшем травой и обильно, как обычно бывает, усеянном мусором, два огромных настоящих зверя — Медведь и Лось. Медведь сидит на задних лапах и пожирает довольно большой труп, то ли животного, то ли человека. Лось уперся передними ногами в откос и ест траву, сорняки и побеги кустарников. Отбрасываемые ими тени увеличивают зверей до огромных, жутких размеров.

В ходе дальнейших диалогов происходит следующее: через неравномерные отрезки времени ряженые — или в обычной одежде — мужчины и женщины, тоже наполовину, а то и вовсе раздетые, набрасываются на разговаривающих, пытаются повалить их на пол или каким-нибудь другим образом демонстрируют свое желание соития, некоторое время липнут к своим избранникам, пока говорящие в этот момент мужчина или женщина не стряхивают их с себя. Прошу при воссоздании этой сцены использовать эстетику коммерческих порнофильмов. Как я уже сказала, на протяжении всей пьесы действие должно производить дешевое и немного жалкое впечатление. Кто смел, тот и съел, да как бы потом не пожалел.

Изольда. Даже если признать, что они слишком уж щедро наделили себя шерстью, все-таки это было сплошное разочарование.

Клавдия. Даже рыбы играют лучше. Ловить рыбу или читать о рыбной ловле — любимое занятие моего мужа. Но этот зверь даже не вспомнил, чего ему от меня надо. Мне бы следовало порекомендовать ему другой покрой покрытой шерстью кожи, тогда, возможно, он бы лучше к нам приспособился.

Изольда. Курт весьма необычный тип. И он ограничен необычным одеянием. Но твой Медведь мог бы, если бы захотел, пару раз перевернуться в своем облачении.

Клавдия. Мне показалось, у Лося на лбу вскочила шишка. Нельзя давать объявления, даже не рассчитывая получить то, чего и без того никогда не имел.

Изольда. На что еще может надеяться женщина — так это на убийцу. Пока его разыскивают газетчики, он будет вести себя все интереснее. Он предстает для осмотра в кожаном пальто, а такое пальто — опасное предзнаменование.

Клавдия. Раз уж выбираешь такой костюм, будь добр — заполни его собой.

Изольда. И приведи себя в порядок, если твое тело по какой-то причине изменилось в худшую сторону.

Клавдия. Герберт, по крайней мере, время от времени убирает за собой, прежде чем снова соберется меня замарать.

Изольда. Карина, и кто только обрек нас на такую жизнь? Кто снова и снова, без конца открывает нам эту улицу?

Клавдия. Чтобы мы стояли на ней и чего-то ждали. Ты сидишь в той же лодке, как и тот, кто думает, что он-то и есть эта лодка, и никак не может найти в ней дырок.

Изольда. Сплошное разочарование!

Она мимоходом толкает Лося в бок. Тот слегка качается, потом продолжает жевать траву.

Клавдия. Что они имели в виду, когда давали свое объявление: сладострастную женщину или похотливую свинью? Зверь в лесу нуждается в покое, это закон для всех любителей прогулок. Я уютно устраиваюсь на пледе, купленном к Рождеству для нашей кушетки. Квартира вычищена до блеска, чтобы Герберт мог использовать ее как болото, по которому он бродит раз в неделю. Постоит возле цветов. Люди, словно покупатели в универсаме, только того и ждут, чтобы запустить свои руки в других по самые локти. Чтобы им обглодали эти руки до костей! Словно я прибавок с товаром!

Изольда (обходит по большой дуге Медведя, тот любезно предлагает ей кусок падали). Я расстилаю свое тело, как простыню. Я вовсе не в наркотическом сне, но на меня набрасываются, наматывают кое-как мои колготки себе на руки. Вот что значит быть женщиной! На нас обращают внимание, только когда мы разденемся. Мы выглядим не так, как они. Нам не следовало бы этого делать!

Клавдия (рассеянно подразнивает медведя палочкой, тот не реагирует. Обращаясь к Медведю). Нас вы убить не решились, не так ли? Наверное, мы вам не понравились, да? Вам нравятся совсем юные девочки, у них можно взять на память кусок плоти и, словно восковую свечу, положить перед жертвенной кружкой, чтобы святой снова наделил вас таким же прилежным членом.

Изольда. Я женщина немолодая. Я-то ничто, из которого уже ничего не выйдет. Скоро я превращусь в пыль. Потому-то мы и хотели, чтобы на нас обратили внимание, но все кончилось слишком быстро.

Клавдия. Пойдем дальше, отпасуем свой мячик кому-нибудь еще, кто владеет техникой броска. Да так, чтобы мы наконец подпрыгнули и упали, нет, впали в этот, как его, экстаз.

Она рассеянно гладит Лося по спине, тот на мгновение поворачивает к ней голову и продолжает жевать траву.

Клавдия (обращаясь к Лосю). Вам уже приходилось набрасываться на добычу, а потом обнаруживать, что вы всего лишь травоядное? (Лось отвечает: «Часто!») Мой муж Герберт делает это так, что носки летят в угол, а из штанов выскакивает его посошок. Правда, сам он застревает в тине телевизора.

Изольда. Курт в таких ситуациях осторожно втягивает свой моторчик обратно под капот и пускает в ход другой инструмент.

Клавдия (предлагает Лосю съесть что-то в измятой упаковке, Лось нюхает, резко качает головой, обнюхивает подарок еще раз и продолжает жевать траву). Вы заявляете о себе в объявлении только для того, чтобы в расширенном формате появиться в газете. А потом вас просто выбраковывают.

Изольда (обращаясь к Лосю). Господин Лось, признавайтесь, почему он у вас оказался не такой длинный, как вы уверяли?

Клавдия (обращаясь к Медведю). Почему, господин хищник, он у вас вообще не встал? И почему вы потом утверждали, что мы испытали настоящий оргазм? Что-то мы этого не заметили.

Изольда. Это мы вьючные животные, не вы!

Хлопает Лося по спине сильнее, чем раньше, тот делает несколько шагов вперед и продолжает пастись.

Мужчины все еще сидят. Шествие ряженых в духе шекспировского «Сна в летнюю ночь» быстро пересекает сцену, все костюмированы кое-как, непрофессионально, это похоже на маскарад в детском саду, когда дети выступают в сделанных собственными руками убогих, плохо подогнанных нарядах, представляя цветы и животных. Среди участников шествия есть и дети.

Курт (присоединяясь к шествию). Пришли и конфетку принесли! Может, вы просто видения, плод воображения? Серые призраки, дети, попавшие в сети?

Герберт (присоединяясь к Курту). Или вас заколдовали? Вот и славно. Для полного счастья нам как раз недоставало деток-конфеток!

Курт. Вы и в самом деле так прекрасны? А не только тогда, когда ваши мамы видят, как вы проноситесь в горшке их тел со сверхзвуковой скоростью?

Ряженый. Мы сидим в своих гнездышках, мы — грозные предзнаменования!

Ряженые. Мы гуляем там и сям, чтобы вы видели: мы вас не боимся!

Ребенок. Мы бежим, учитель, мы бежим!

Ребенок. Не гоняйтесь за мной, не бегайте за мной по колючкам, по кустам, по болотам и лесам!

Ребенок. Не рядитесь в оборотней, не превращайтесь в огонь. Я ведь не сумасшедший, я ради вас готов воспламениться.

Ребенок. Я не хочу хрюкать, ржать, лаять, рычать. Я не подражаю чужим голосам. У меня собственный голос.

Ребенок. Не вспыхивать! Не ждать заначки! Не быть, как хряк, как конь, как пес или медведь, и не пороть горячку!

Ряженый. Могу я вставить словечко? Нет. Мне надо уйти и устранить причину шума. Я сейчас вернусь.

Ряженый. Если бы мне хватило ума уйти из этого леса, тогда мне хватало б и всего остального.

Ребенок (уворачивается от Герберта, который пытается его поймать). Берегитесь, не то вас проглотит жаркое из говядины!

Герберт (пытается притянуть к себе ребенка, тому удается вырваться и убежать вместе с остальными). Эй, малыш! Полезное животное! Ты должен относиться ко мне терпимо!

Курт. Изольда не позволила бы такому малышу терпеть мое большое тело!

Герберт. Потому что у него такая гладкая кожа, и он хочет бежать туда, куда покатился его мячик. В конце концов, таким, как мы, остаются только женщины. А с Клавдией так: она просто знать не хочет, что за человек лежит под ней.

Шествие освобождает сцену.

Курт. Они ушли. Изольда привыкла ко мне одному. Вот почему я не понравился ей в этом костюме.

Герберт. Мне бы только остаться самим собой! Это главное, что нужно владельцу недвижимости.

Курт. Останься они детьми, мы получили бы от них все, что хотели!

Герберт. И с какой стати им настаивать на том, чтобы предварительные ласки длились целых полчаса? Это много больше того, что им требуется.

Курт. Прежде чем брызнуть, ты суешь свой конец для промывки в ее чистилище, а она стягивает с него мешок для ног.

Герберт. Вот так и остаешься с холодными ногами, как ни старайся.

Курт. Должно быть, Изольда предложила себя одному из этих животин еще раньше, когда отбывала свой сольный номер. Бродяги! Стадо скотов!

Герберт. Ищут приключений на свою голову. Но они много темнее. Не такие, как мы.

Курт. Эти два зверя? Просто безобразие!

Герберт. Осаждают рейсовые автобусы! Побираются. Ничем не брезгают. Темношерстные.

Курт. Шпионы! Уроды!

Герберт. Просто скоты. Похотливые без желания. Приставалы без похоти.

Курт. Мертвецы, которым разрешили выкурить сигарету, прежде чем запустить в ад. Вот они и медлят. Сжимают в кулаке скомканную газету с объявлениями о работе, словно барсетку, в которой может оказаться смертельное оружие.

Герберт. Напрягшееся от залитой в него спермы.

Курт. Разглядывают мебель и текстиль, которые находят возле наших женщин. Водители фургонов с прицепами, только что вылетевшие из туннеля своих инстинктов и сорвавшиеся с цепи.

Герберт. Вероятно, ответили на чье-то объявление! Иначе и быть не могло.

Курт. Наши жены смотрят вокруг с большим интересом, чем мы могли предположить. Через минуту-другую из леса выйдет зверь и упадет на колени.

Герберт. А мы-то думали, что за все эти годы стерли своими крепкими пальцами выражение довольства с лиц наших жен.

Курт. Вот их клозеты! Вы, фанаты анальных отверстий! Марш на футбол! На стадионе вертят задницами быстрее!

Записанный на пленку голос официанта. А теперь разрывайте все сети и ломайте строения, в которых вам встретились животные! Тем временем мы приготовили для вас видео, оно с вами быстро разделается. Фильм будет показан в новеньком вишнево-красном «Ауди-60», что стоит справа. Специально для вас мы встроили монитор! Поднимите головы! Опустите козырьки! Собирайтесь в кучу, картинки еще совсем свежие! Подходите, сейчас вам высыплют этот корм! Если ваши попы нуждаются в воспитании, тогда вперед, мать вашу, хари немытые! Здесь ваше место встречи! Здесь вы у себя! На своем месте!

В названном выше автомобиле, неважно какой марки, это может быть и «БМВ» или что-нибудь в этом роде, перед сиденьем водителя вспыхивает экран монитора. Салон автомобиля, залитый призрачным светом, напоминает дарохранительницу. Ряженые толпятся перед освещенным автомобилем, заглядывают через окна и дверцы внутрь, на экран. Наш квартет тоже присоединяется к ним. Только животные на мгновение застывают в неподвижности, потом продолжают есть.

Изольда (протискиваясь вперед и обращаясь к Карине. Их мужья оказались проворнее и находятся уже в первых рядах). Да ведь это же мы!

Клавдия. А кто же еще! Свет сгущается, превращаясь в наши образы! Нас показывает телевидение!

Изольда. Но это частное телевидение.

Клавдия. Я смотрела в разинутую, орущую пасть зверя и хочу взглянуть туда еще разок.

Изольда. Они только и делают, что разевают рты, совсем как наши муженьки дома. Зря мы старались быть грациозными.

Клавдия. Цветущих сыновей уничтожает война, а нам не достается даже малой толики опасной жизни.

Изольда. Я уже испытала нечто подобное с Куртом, когда мой затылок хрустнул под его зубами. Меняю десять последних лет сытой жизни на новые, более упругие формы. Есть желающие? Ром-баба, которую слепила из меня жизнь, накатывает на меня, как лавина. Новая жизнь ждет Курта в кустах, и ждет не сказать чтобы так уж охотно.

Клавдия. Этот Медведь назвал страстью то, что изобразил. На полном серьезе.

Изольда. Трудно найти нечто более безжизненное, чем вжавшийся в сиденье Курт. Всю свою жидкость он теряет на скорости 180 километров в час.

Клавдия. Нам надо бы обтянуть сиденья синтетикой.

Изольда. Они даже собачке не дают из себя выскочить. Тут же свистом возвращают обратно. И собачка у них такая же покорная, как мы с тобой.

В машине мелькает свет, слышны стоны. Толпа плотно окружает автомобиль.

Клавдия. Быстрее вперед! А то ничего не увидим.

Изольда. Они кончили быстрее, чем хотели. Тоже мне, львы в овечьей шкуре.

Клавдия. А может, мы оказались чересчур скромными? Когда мы даем объявление, на него откликаются только старики, которым просто нечего делать в их домах отдыха.

Изольда. Овдовевшие пенсионеры, давно утратившие вкус к жизни. Их челюсти плавают в стакане с водой. Их зубочистки активнее, чем они сами. Скоро и я стану такой. Сегодня пока еще в силе, а завтра — в могиле.

Обе заглядывают в автомобиль. Они в восторге от увиденного.

Клавдия. Это же мы! С ума сойти!

Изольда. Да, это мы! Просто фантастика! Смотри, Карина! Смотри, голова зверя, показанная сзади, а под ней чей-то рот, должно быть, мой, повис между задними лапами, словно пакетик чая. Красота!

Клавдия. Если и чай, то из лекарственных трав. Просто сказка! Поза, какую нам жизнь до сих пор еще не дарила. Считаю, мы неплохо смотримся. Всё так по-домашнему, словно мы давно знаем друг друга. Обалдеть можно!

Изольда. А сейчас — вот это да! — он вытаскивает своего воробышка, чтобы взбодрить его рукой, но задумывается и предлагает сделать это тебе. Или мне? Просто шик! Рехнуться можно. Но мне знаком этот размер! Где же я его видела?

Клавдия. Да и мне откуда-то знакома эта штука. Следующий раз наша очередь проявлять активность!

Изольда. Но будем осторожнее, а то мужчины испугаются количеству предложенных возможностей и не откликнутся на объявление.

Клавдия. Эту штуку я часто видела. Но в другом состоянии. Висячем.

Изольда. Этот воробышек у нас частый гость, возхможно, он живет у нас дома.

Клавдия. Наша жизнь предстает перед нами, как на картинке.

Изольда. Герберт! Господи, Герберт! Значит тот, другой, это Курт! Тот, что так неохотно встает. Курт! Ты просто молодец! Супер! (Протискивается сквозь толпу к Курту.)

Клавдия. Если это Курт, то тот наверняка Герберт. Ты был великолепен, Герберт, таким я тебя еще не знала. Тебе просто надо было облачиться в этот костюм! Ты словно восстал из мертвых! Неповторимо! Да только мимо!

Изольда. А сейчас всмотрись в характер этого человека! Разве он не интернационален?

Клавдия. А ты всмотрись в этого Курта! Как он прет, я хотела сказать, как он руками трет! Скажи что-нибудь! Покажи мне его! Да-да, вот так!

Клавдия. Ты только представь, что во время отпуска на Платтензее к нам присоединились бы еще шесть персон, сплошь душевные люди! Грандиозно! Патентованные венгерские пары! Супер! И все они не верят собственным глазам и прибегают к помощи рук.

Записанные на пленку громкие стоны.

Изольда. Я спокойно отношусь к партнеру на этой картинке. Мне не грозит опасность его понять.

Клавдия. Внеземное ощущение, Герберт! То, как ты находишь женщину и каким представляешь себе ее образ!

Изольда. Не пожелай природа видеть тебя таким, Курт, мне вряд ли удалось бы вылепить из тебя нечто подобное!

Клавдия. Это было просто… просто… ну да, все было очень просто!

Изольда. Все было так, Курт, словно твои размеры и твоя необузданность были написаны на клочке бумаги и прикреплены к твоей спине. То, чего ты стоишь.

Клавдия. Не все женщины такие податливые и мобильные, как мы.

Изольда. Мы не мобильные, мы автомобильные!

Клавдия. Отпуск в поезде для автотуристов. Вот почему ты был так хорош, Герберт! Так важен и отважен. Ты хорошо отдохнул после сиденья за рулем.

Изольда. Ультра! Ультра! Контра! Ультра! Нет, все наоборот!

Женщины форменным образом набрасываются на своих мужей, виснут на них, те оскорбленно, с недовольным видом стряхивают их с себя. Разыгрывается маленькая борцовская схватка, за которой с интересом наблюдают присутствующие.

Изольда. А теперь слушай меня, Курт.

Клавдия. Теперь слушайся меня, слушайся в полном смысле этого слова, Герберт!

Герберт. Человек думает, что возвращается домой, а там уже прописались по объявлению пары со своими письками и тычинками. Их прописал туда полицейский. Прописал в тюремный блок жизни.

Курт. Секс как товар полностью подчинил человека, усадил его к себе на заднее сиденье. Ох, уж эти мне однопутные беспутные средства передвижения! Осторожно! Опасность! И человек тормозит собственным членом!

Герберт. Путешествие заканчивается, когда начинаешь осваиваться. Но мы не чувствуем себя как дома только потому, что слишком устаем от странствий.

Курт. Вы, должно быть, уже забыли, куда собирались ехать, Изольда и Клавдия?

Клавдия. В шкуре зверя мы видели только вас, наших неунывающих муженьков.

Изольда. Мы всегда знали, что человеком в звере можешь быть только ты, Курт, и ты, Герберт.

Клавдия. Мы гоняемся за зверьем, а находим только вас вдвоем!

Они липнут к мужьям, и те какое-то время волокут их за собой. Мужья, пыхтя и сердясь, спешат к символизирующим тотем зверям. Звери перестают есть и настораживаются. Мужчины сразу же, еще задыхаясь от спешки, начинают колотить зверей.

Медведь (вздрагивает под ударами и протягивает, словно в знак примирения, кусок падали). Пожалуйста, угощайтесь! Здесь хватит на всех!

Лось (миролюбиво). Давайте жить в мире! (Уклоняясь от ударов, отходит немного в сторону.) Травы здесь достаточно, ешьте на здоровье. Могу немного подвинуться. На земле много места, даже небо тянется к ней.

Медведь. Мой коллега кругом ирав. Еда нас, зверей, объединяет, потому что мы пожираем друг друга.

Лось. Я придерживаюсь травяной диеты, тут я вам не конкурент!

Курт (пинает Лося в бок, тот шатается). Проклятые иностранцы! Вам бы только испоганить то, что для нас свято.

Герберт. Мерзкие существа! Нет такого зверя, который постеснялся бы сесть за чужой стол.

Курт. Эти твари (пинает) с их пластичными формами сначала хотят только познакомиться с нами, а потом сжирают всё, что ни есть на столе.

Герберт. Уводят у нас наших жен.

Курт. Они всего лишь женщины, потому что мужчины — это мы. А потом наступает ночь. И чужак втискивает свой член между нами и богом.

Герберт. Вон! Вон отсюда!

Медведь. Пожалуйста, откушайте со мной. Еды вдоволь! (Шатается.)

Лось. Места всем хватит. (Шатается.)

Герберт. Вон из нас! Вы в нас только срамные части тела, только этим и занимаетесь!

Курт. Напоминаете о темных инстинктах, что в нас таятся. Вон! Вон отсюда!

Другие участники оргии тоже подбегают к зверям и бьют их.

Изольда. Бедные твари! Они не сделали нам ничего плохого! (Бьет.)

Клавдия. Символы трезвости! В отличие от человека. Они решительно ни в чем не виноваты. (Бьет.)

Изольда. Ваша прогулка заканчивается так только потому, что у вас нет хозяина. Довольно рыскать, все обнюхивать и мочиться где попало! Не шатайтесь без дела, уважайте людей! (Бьет.) Несчастные животные! Ни в чем не повинные!

Клавдия. На все глупые вопросы ответит природа. (Бьет.) Эй, ты, не шляйся по ночам, сам будь темным, как ночь! Темнее нас! Темнее нас!

Звери теряются в людской массе.

Курт. Дуйте прямо по равнине подальше отсюда. Здесь вам не место.

Герберт. Нечего мешать нам заниматься нудизмом. Здесь только мы сами хотим быть дикарями!

Медведь. Ох! Они забыли о нашем добром нраве. (У него подкашиваются ноги.)

Лось. Горе мне! А я-то хотел оказать вам высшее уважение. Кому тут нужна моя кротость? (Обессиленно падает. Оба зверя оказываются буквально погребенными под человеческими телами.)

Медведь (задыхается). Теперь моя пища достанется им.

Лось (задыхаясь). Теперь они присвоят мой клочок земли.

Курт. Вон! Нас скоро сварят в котле!

Герберт. Вот именно! И мы станем своей единственной диетой.

Вся группа ложится на пол. Они съедают мясо зверей и начинают обгладывать их кости. Вдруг из распростертых на полу пустых звериных шкур выползают на виду у всех два японских студента-философа, в хорошо подогнанных костюмах, при галстуках, становится ясно, что именно они были зверями. В руках у них Electronic Books фирмы Sony — такое впечатление, что они их рекламируют! — и они читают свои реплики, глядя на мониторы этих электронных книг. Без помех выбравшись из шкур, они отделяются от пирующей группы людей и выходят на авансцену. От мониторов на их лица падает голубоватый отблеск. Я называю студентов С1 и С2. За спиной у них продолжается оргия, пирующие бросают кости себе за спину. На мониторах теперь идут фильмы о животных, в которых медведи и лоси, невредимые и довольные, живут в природе и кормятся или сами становятся кормом. Речь студентов совершенно спокойна.

С1. В природе не размышляют, а делают. В этой огромной пустыне демонстрации и флуктуации мы, держа в руках волшебную палочку, призваны вычитать что-то полезное для себя.

С2. Да. Что-то такое, что было скрыто от нас. Или как раз то, что мы сами и сотворили? Выползло ли из формы насекомое под названием человек и отбросило свой панцирь или же человек сперва должен вернуться в эту поджидающую его форму?

С1. Обнажаются бреши, в которых заявляет о своем возвращении необъяснимое. Потом снова возникают странные реликты, еще сохраняющие форму чего-то, но чего именно?

С2. Мы до тех пор будем навязывать себя природе, пока после нас не останется только мусор да вонь.

С1. Почему природа, которая была когда-то такой прекрасной, должна теперь держать занавес поднятым, чтобы показать, к чему мы пришли?

С2. Потому что мы хотели быть чем-то большим, чем были на самом деле, и могли быть только такими, как предназначенная нам форма.

С1. Надо ли нам настаивать на своем дальнейшем существовании или лучше просто махнуть на все рукой?

С2. Если и настаивать, то лишь для того, чтобы в огромном пространстве природы заказать кое-что по каталогу фирмы посылочной торговли, которая предлагает нам только нас самих. Но сколько бы мы ни заплатили, нам присылают нас в неполном виде.

С1. И мы не можем стать самими собой.

С2. Зато мы везде оставляем свои следы.

С1. Возможно, то, что было скрыто от нас, уже произошло?

С2. Происходит только явное, не тайное. Мы все время смотрим себе под ноги, словно надеемся подобрать какую-то часть себя.

С1. Мы поступали весьма самонадеянно, когда пытались производить нечто соответствующее нашим притязаниям!

С2. Эта электроника — просто чудо техники. Система съемки, тут же уничтожающая объект съемки.

С1. Достаточно того, что мы друзья и можем пользоваться одной кинокамерой.

С2. Смотри! Вот стоят рядом две горы и совершенно ничего не делают.

С1. Если оставлен след, никто не может отрицать, что он здесь побывал.

С2. Нас гонят в лес, а мы эхом возвращаемся обратно. Но эхо уже потеряло память о крике.

С1. Здесь они собрали вместе все сущее. Это их добыча.

С2. К ней подбираются охотники.

С1. Они имеют право на свою добычу, на этот белый мягкий товар.

С2. Пустые коконы, из которых эти прожорливые грызуны уже давно выбрались на свободу.

С1. Они заняты только собой, ничто другое их не интересует.

С2. Судя по их виду, из них когда-нибудь может выйти нечто ужасное.

С1. Из них выйдут снова они же, их зловредная порода.

С2. Или сосуды, сохраняющие их форму, хотя они уже давно из них выбрались.

С1. Когда они туда вернутся, времени на то, чтобы еще раз обдумать их сотворение, уже не останется.

С2. Они вернутся и доведут до конца не ими начатое дело.

Занавес.

Оглавление

Действующие лица:

1

2

3