Школа призраков [Роман Николаевич Ким] (fb2) читать онлайн

- Школа призраков 367 Кб, 103с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Роман Николаевич Ким

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ким Роман Школа призраков

Ниндзюцу — искусство быть невидимым.

Словарь Кацумата

ПЕРВОЕ ДОНЕСЕНИЕ

а) Выполняю приказ
Никогда не забуду нашей прощальной беседы в ту тихую летнюю ночь в машине недалеко от мотеля, в котором повесился филиппинский морской атташе. Вы дали мне последние указания, предупредили обо всем и процитировали слова одного из персонажей Джона Баккана, вашего любимого писателя: «Впереди дни и ночи в полном одиночестве и в постоянном напряжении, подтачивающем нервы. Подобно одежде, тебя будет облекать смертельная опасность. Страшная работа, слишком бесчеловечная для человека».

Вы произнесли эти фразы с какой-то особой, я бы сказал, пророческой интонацией — они до сих пор звучат в моих ушах.

Затем вы сказали:

«Первое донесение пришлешь только тогда, когда твое учение вступит в финальную фазу. А до этого накапливай наблюдения и впечатления и ни в коем случае не торопись с выводами. Пиши донесения не в виде сухих официальных отчетов, они мне осточертели, а в форме писем самому близкому человеку, от которого нет никаких тайн, — в самой непринужденной манере, изливая на бумагу все, что в голове и на сердце. Пусть твои писания напоминают скорей беллетристические фрагменты, чем деловые доклады. Только смотри, ничего не выдумывай. Помни, ты посвящен в дело, теперь ты не простой смертный, а призрак. А первое правило призрака — не врать. Нарушишь этот запрет — не жди пощады. Донесения пиши симпатическими чернилами, наиболее деликатные места зашифровывай по системе де Виженера. Да хранит тебя небо!»

На прощанье вы подарили мне засушенную лапку хамелеона. Я берегу как зеницу ока этот амулет.

С той ночи, открывшей новую главу моей жизни, прошло ровно восемь месяцев. Выполняю ваш приказ — посылаю первое донесение.

Мое появление здесь не вызвало никаких подозрений — все прошло гладко. Рекомендательные письма, которыми меня снабдили, действовали в Стамбуле, Каире и Джидде безотказно, как идеальные отмычки, и вообще придуманная вами моя биография оказалась безупречной.

В Джидде мной занимался Тициан, он подверг меня нескольким тестам и перебросил сюда — устроил на работу в библиотеке христианского союза молодых людей. Под прикрытием этой работы я стал заниматься в школе. Никогда не думал, что так быстро привыкну к африканскому климату.

Занятия в школе идут к концу. Скоро я поступлю в распоряжение Командора — так мы именуем начальника школы. Я вспомнил ваши слова, когда увидел его впервые: он произвел на меня такое же впечатление, какое, наверное, производил на ацтеков грозный Уицилпочтли.

б) Что такое искусство общения!
Все студенты нашей школы делятся на команды. Сколько их, не знаю. Каждая находится в ведении того или иного профессора. Сколько их, тоже не знаю.

Наша команда подчинена профессору Веласкесу, состоит из восьми человек, разбитых на четыре пары. Я в паре с Даню, мы живем, учимся и действуем вместе (он довольно прилично говорит по-итальянски и по-испански, по-английски хуже).

Даню прибыл сюда за месяц до начала занятий и уже успел узнать кое-что (например, о том, что большинство студентов — из арабских стран и Черной Африки, выходцы из респектабельных фамилий, окончившие европейские учебные заведения).

Я быстро подружился с этим приветливым, стройным юношей из народности галла. Уголки его губ слегка загнуты вверх, и кажется, что он постоянно улыбается.

Он сообщил, что Веласкес будет преподавать нам искусство общения, одну из главных дисциплин (о всей программе школы я не буду говорить, она вам известна). Родом наш профессор из Канады, по специальности психолог, автор монографий о воздействии рекламы на психику человека и об особых методах изучения эмоциональной сферы человека. Настоящая фамилия профессора французская, он потомок знатных гугенотов.

Мы начали заниматься в загородном доме в лесу за сейсмологической станцией. В этом просторном одноэтажном доме, окруженном оградой из высоких кактусов, раньше жили члены энтомологической экспедиции из Бразилии.

Профессор мне понравился — невысокого роста, легкий в движениях, говорит быстро и энергично, жестикулируя, как фехтовальщик. Лицо тонкое, породистое, эффектная шевелюра с проседью, торчащие усики и изящная эспаньолка.

В вводной лекции он объяснил, чему будет учить нас.

Люди общаются между собой и в ходе этого общения добиваются поставленной ими цели, уговаривая других, подчиняя их своей воле и навязывая им свои желания.

Этим делом — оказыванием словесного воздействия друг на друга — люди стали заниматься еще со времен питекантропов. Многим удалось достичь большого мастерства, в частности знахарям, колдунам, жрецам, политикам, торговцам, ловеласам, аферистам и лазутчикам. Как правило, они применяли способы и приемы, придуманные ими самими, опираясь на природную хитрость и умение обхаживать людей. Но никто не делился с другими секретами своего искусства, не передавал опыта следующим поколениям. Сколько замечательных ухищрений, находок, открытий, шедевров выдумки безвозвратно кануло в Лету!

Но лучше поздно, чем никогда. Во второй половине двадцатого столетия люди одной страны, наконец, спохватились и решили путем методической регистрации и систематизации наиболее эффективных приемов уговаривания возвести технику в степень науки.

— Итак, — заключил свою первую лекцию Веласкес, грациозно взмахнув рукой с невидимой рапирой, — наш курс имеет несколько разделов: первый искусство знакомиться, второй — искусство развивать знакомство и третий искусство уговаривать. Наш курс ставит задачей вооружить вас исходными сведениями о технике общения с людьми.

(Излагая содержание лекций и рассказывая вообще о занятиях в школе, я знаю, что не сообщу ничего нового для вас, но помню ваши слова: «Мне надо знать, как ты будешь воспринимать школьную программу, как будут укладываться в твоей голове тайные знания. Поэтому пиши обо всем, не боясь наскучить мне».)

в) Как надо расшифровывать людей?
После вводной лекции я сказал Даню:

— Профессор намекает на то, что его курс будет носить элементарный характер, вроде арифметики. Мне кажется, что такой курс больше подходил бы для школы, где готовят рядовых призраков, а не для нашей.

— А мне кажется, — Даню показал свои ослепительно белые зубы, — что арифметика нужна призракам всех рангов.

Перед тем как приступить к изложению основ техники знакомства, Веласкес заставил нас проштудировать книги Шелдона «Изучение классификации характеров» и «Изучение классификации физических типов». В них говорится о том, что по внешности люди делятся на определенное количество типов и каждый тип связан с тем или иным психическим комплексом.

Дополнив и развив послевоенные исследования ряда френологов, физиономистов и психологов-бихевиористов, Веласкес создал теорию, подкрепленную многочисленными цифрами, о том, что по внешним данным человека — телосложению, форме головы, ушей, глаз, рта, носа и подбородка, их соотношению, по жестам, походке, манере смотреть, манере говорить и прочим внешним формам поведения — можно точно распознать характер человека, его способности, повадки и особенно слабые стороны его натуры.

Монография Веласкеса выглядит необычно: почти вся состоит из таблиц внешних данных и движений человека, с пояснительными текстами, рисунками и фотоснимками. Я узнал из этих таблиц, например, что существует 12 форм рта, в основу деления положены формы верхних и нижних губ, соотношение их, формы уголков рта, 18 форм глаз, 22 формы носа, 15 форм ноздрей, 24 вида походки и 27 манер говорить. И что человеческие физиономии делятся на 48 типов, каждый, в свою очередь, делится на несколько подтипов.

Я записал заключительную часть одной из лекций Веласкеса:

«С помощью моих таблиц, которые вы должны так же выгравировать в своем мозгу, как таблицу умножения, вы научитесь расшифровывать внешние данные человека, выяснять сущность его натуры и диагностировать недостатки, слабые струны, уязвимые места, которые можно использовать. По преданиям, кольцо царя Соломона наделяло человека способностью понимать язык животных. Вы тоже будете обладать даром, недоступным обычным людям, — уменьем расшифровывать людей».

Я предложил Даню проверить таблицы на себе. Мы сели перед зеркалом, разложив на столике наши тетради с записями.

Зеркало констатировало: Даню довольно смел, к цели идет непреклонно, довольно изобретателен, умеет вводить людей в заблуждение, может хорошо скрывать свои чувства, но иногда не умеет сдерживать себя, часто меняет отношение к людям. Главный недостаток: порывист, часто действует очертя голову, неосмотрителен (нос — Эй-8, рот — Би-5, походка — Си-5, манера поворачивать голову — Ди-3).

А я к людям отношусь недоверчиво, но, поверив кому-нибудь, совсем перестаю остерегаться, злопамятен, все время стараюсь контролировать себя, но это не всегда удается, наблюдательность не развита, большой недостаток: нерешителен, не верю в свои силы, не хватает храбрости (подбородок — Эй-9, лицо — Гамма-6, походка — Си-7, манера говорить — Эф-2). Насчет моего носа мы стали спорить — к какой форме его отнести по типу ноздрей — 9 или 12. И пришли к выводу: некоторые таблицы Веласкеса недостаточно детализовать надо разбить категории на большее количество подкатегорий.

Мы подвергли анализу внешние данные других студентов нашей команды и пришли к выводу:

а) суданец Мау очень неглуп, пойдет далеко, если не сломает голову раньше времени — слишком азартен,

б) самый умный и коварный в команде — это Гаиб аль-Ахмади из Саудовской Аравии — его надо опасаться.

Даню долго смотрел на мои записи, потом покрутил головой и почмокал губами.

— По твоему почерку, пожалуй, трудно определить характер. Ты, наверно, пишешь специально выработанным почерком.

Во время очередного визита к профессору Веласкесу мы спросили: как он относится к графологии? Я выразил сомнение — вряд ли можно определить характер по почерку.

Веласкес ответил:

— Почерк отличается от внешних данных человека и его движений тем, что не является врожденным свойством, а представляет собой навык, приобретенный в результате длительных упражнений и всецело зависящий от деятельности коры больших полушарий мозга, строения руки и состояния других органов, а также от уровня умственного развития человека. Поэтому считать, что в любом почерке непосредственно отражаются черты характера, — неправильно. Но… профессор провел мизинцем по эспаньолке, — все же некоторые свойства людей выражаются в их письме, этого отрицать никак нельзя. Например, почерк с претенциозными завитушками говорит о том, что обладатель его самодовольный дурак, открытые сверху гласные свидетельствуют о доверчивости и откровенности, открытые внизу гласные — о лицемерии и лживости, длинные петли в буквах — о болтливости и неумении логично мыслить, а округленность рисунков букв — об эмоциональности, возбудимости и отзывчивости. Такой человек, если его настойчиво попросить о чем-нибудь, уступит просьбе, но вскоре начнет жалеть об этом. А беглое, размашистое письмо, как у некоторых, — профессор показал мизинцем на Даню, — как правило, отражает активную, предприимчивую натуру… не отягощенную соображениями морали.

Даню громко рассмеялся.

— Придется изменить почерк.

— Не мешало бы, — согласился Веласкес. — Это совсем не трудно. Можно выработать любой.

Я сказал:

— Отсюда вывод: давать характеристики на основании только одного графологического анализа довольно рискованно. Надо сопоставлять и с другими данными.

Даню вскинул палец к губам и наклонил голову, подражая манере профессора.

— Можно также изменить жесты, походку и манеру говорить. Чтобы дезориентировать людей.

Веласкес кивнул головой.

— Я учу вас, как распознавать других. Но те сведения, которые вы почерпнете из моего курса, пригодятся вам для того, чтобы научиться камуфлировать себя.

Мы стояли у открытого окна и пили кофе, который подали нам две темнокожие девочки лет семи-восьми — служанки профессора. На той стороне узкой улицы, у югославского магазина обуви, толпились амхарки с кувшинами на голове и курчавые сомалийцы в цветастых юбках. Перед нами остановился спортивный седан «шевроле», которым правила католическая монашка в солнечных очках. Она высунула голову из машины и спросила о чем-то проходившего мимо солдата. У монашки было энергичное лицо — густые брови, короткий нос, усики.

Я начал:

— Лицо — Альфа-пять, брови — Би-четыре, нос — Эй-восемь, подбородок…

— Эй-шесть, — подхватил Даню. — Или нет… девять. Манера держать голову — пять.

Монашка захлопнула дверцу и быстро умчалась. Круто повернув в переулок, машина чуть не задела полуголого нищего, сидевшего на краю тротуара.

— А ведь недурна эта бенедиктинка, — профессор дернул эспаньолку. Итальянка с севера — из Пьемонта или Ломбардии. Практический склад ума, быстрая реакция, упрямая…

— Вспыльчивая и нетерпеливая, — добавил Даню. — А по типу жестикуляции…

— Привыкла считать деньги, — сказал профессор. — Вероятно, она ведает финансовой частью монастыря или сбывает продукцию этого заведения. И по-видимому, играет в бадминтон — по манере двигать правым плечом.

Даню широко улыбнулся.

— А это верно, что у опытных соблазнителей вырабатывается способность с первого взгляда определять женщину?

— Без этого они не могут действовать. Так же как и коммивояжеры, страховые агенты, карманные воры и врачи-шарлатаны. Эта способность вырабатывается в результате длительной практики и является одним из важнейших профессиональных навыков.

— Призракам тоже нужен этот навык, — заметил Даню.

Я уточнил:

— Тем призракам, которые непосредственно занимаются обработкой людей, а не тем, кто руководит этими призраками.

Профессор откинул голову назад и произнес строгим голосом:

— Эта способность нужна всем без исключения призракам. И тем, кто будет непосредственно обрабатывать людей, и тем, кто будет делать это через своих подручных.

Усвоив технику чтения людей, мы стали изучать технику знакомства. Но об этом в следующем донесении.

ВТОРОЕ ДОНЕСЕНИЕ

а) Наука о знакомствах
Вводную лекцию по теории и практике завязывания знакомств Веласкес начал так:

— Наша жизнь в обществе состоит из контактов с людьми. Мы должны строить контакты так, чтобы они приносили нам максимальную пользу. А для этого надо усвоить основные приемы общения, с помощью которых можно направлять контакты в нужную сторону, придавать им требуемый характер и обеспечивать их результативность. И так как большинство людей склонно составлять мнение о новых знакомых по первому впечатлению, очень важна научиться производить такое первое впечатление, какое вам необходимо для достижения поставленной цели.

Затем Веласкес стал говорить о том, как надо проводить акции завязывания знакомства.

Методы проведения этих акций варьируются в зависимости от пола, возраста, профессии, уровня культуры, социального положения, национальности, вероисповедания, характера, привычек, особенностей и прочих данных о. а. (объекта акции, то есть человека, с которым устанавливается знакомство).

Методы завязывания знакомства зависят также от места, где происходит данная акция. Нельзя применять одни и те же методы, например, на публичной лекции в университете и в казино, в госпитале и в клубе нудистов, на похоронах и в гостиной, у гадалки, на правительственном приеме и в веселом заведении.

В дальнейших лекциях говорилось о следующем:

1. Различные приемы для создания ситуации, удобной для завязывания знакомства с о. а. (например, симулирование падения на улице или вывиха ноги на теннисном корте — использование оказания вам помощи со стороны о. а. Прием «мизерикордиа» с вариациями).

Способы привлечения внимания к себе. Использование шуток, анекдотов, великосветских сплетен, сенсационных новостей, комнатных фокусов с зажигалками, платками, рюмками и другими предметами.

Методы завязывания знакомства через детей (в парках, поездах, самолетах, отелях) — прием «бамбино» с вариациями.

2. Методы развития знакомства.

Зондирование слабых сторон, уязвимых мест о. а. Трюки для углубления знакомства (классификация, описание и номенклатура).

Тестирование о. а. Образы пробных психоаналитических диалогов для выяснения интеллектуального уровня, привычек, наклонностей, любимых занятий о. а.

Зондирование слабых сторон, уязвимых мест о. а.

Как использовать разные виды маний у о. а. — коллекционерскую, рыболовную, охотничью, картежную, шахматную, садоводческую, спортивную, гурманство, любовь к музыке и живописи, к эротическим книжкам, винам, детективной литературе, интерес к чудодейственным препаратам, различным способам гаданья и забавам, щекочущим нервы, вроде русской рулетки стрельбе в темноте по живой мишени.

Трюки по части секса (легальные и нелегальные).

Изучение комплекса специальных махинаций с игральными картами, костяшками мачжонга и игральными костями (для выигрывания у о. а. или проигрывания ему, в зависимости от поставленной задачи).

3. Методы закрепления знакомства.

Способы воздействия на о. а. Овладение его волей, установление контроля над его психикой и сознанием (обзор трюков, описание, терминология).

Специальные трюки (ординарные и экстраординарные) — например, «Горячее ожерелье», «Покер на эшафоте», «Слалом королевы», «Цианистый епископ», «Улыбка Эйхмана» и другие.

(Мне особенно понравилась лекция о специальных трюках для форсирования развития знакомств — с приведением исторических примеров. В одном из них я узнал тот случай, о котором вы мне рассказывали, — о вашей операции в Мозамбике в прошлом году.)

б) Как надо уговаривать? Формула
После лекции по технике знакомства Веласкес перешел к самой важной части своего курса — технике уговаривания, то есть обработки о. а., с целью понуждения его к тому или иному действию. Без освоения этого искусства нельзя выполнять функции призрака, так же как нельзя играть в ватерполо, не умея плавать.

Прежде всего мы прослушали записанные на магнитофоне образцы уговаривания. Их было довольно много, приведу некоторые:

1. Коммивояжер уговаривает глуховатую старушку купить слуховой аппарат, а заодно и стереофон.

2. Представитель вновь возникшей секты убеждает полковника в отставке вступить в секту и внести членский взнос за год вперед.

3. Страховой агент доказывает бейсболисту-профессионалу необходимость страхования правой руки.

4. Молодой киноактер упрашивает богатую вдову купить для него лимузин цвета «готическое золото» с силовым управлением «ротомат» и поехать с ним на сафари (охоту на крупных зверей) в Центральную Африку.

5. Уполномоченный группы сторонников одного кандидата в конгресс договаривается с владельцем газеты прекратить поддержку другого кандидата и опубликовать сведения, компрометирующие последнего.

6. Агент фармакологической фирмы добивается у министра здравоохранения одного маленького африканского государства согласия на покупку большой партии таблеток против курения и мази для выпрямления волос.

Мы изучили основные приемы уговаривания — от А до М с цифровыми вариантами, 10 вспомогательных приемов и 15 комбинированных приемов, а также интонации и стили словесного воздействия — например, императивный, акцентрированно-логичный, эксцитативный, альтернативный, реитерационный и другие.

В результате всего этого мы научились, прослушивая диалог, сразу же определять — какой применяется прием уговаривания, номер интонации и стиля. Формула уговаривания наполнилась для нас конкретным содержанием.

Уговаривание (У) — это результат навязывания воли (В) объекту акции (о. а.) на основе избранного тактического рисунка, то есть метода (М) и применения трюков (Т).

Таким образом:

Но процесс уговаривания можно ускорить путем применения форсированного трюка.

Скорость уговаривания (СУ) — это воля плюс метод, умноженные на форсированный трюк (ФТ):

Под форсированными трюками подразумеваются различные экстраординарные меры, ставящие целью не только обеспечить успех уговаривания, но и сократить вообще процесс последнего — то есть сэкономить затрату энергии, требуемой для произнесения слов и для жестикуляции, и сократить время, расходуемое на уговаривание о. а.

К числу ФТ, в частности, относятся меры, способствующие приведению о. а. в такое психическое или физическое состояние, при котором его сопротивляемость резко понижается, например:

а) терроризирование о. а. телефонными звонками, анонимными письмами или прямыми физическими акциями,

б) в тех случаях, когда о. а. суеверен, — инсценирование таких случаев, которые будут выглядеть как приметы или предвестия,

в) воздействие на нервную, слуховую и зрительную систему о. а. с помощью возбуждающих сообщений, восклицаний, музыки и изображений,

г) введение под тем или иным замаскированным предлогом в организм о. а. средств, действующих на нейроны головного мозга и нервную систему: спиртных напитков, пентоталовых и амиталовых препаратов, наркотиков и прочих снадобий (сведения об использовании препаратов мы найдем в литературе по специальной фармакологии, с которой должны будем ознакомиться после того, как закончим слушание лекций).

Наряду с ФТ мы изучили все виды вспомогательных мер, то есть таких, которые обеспечивают создание обстановки, настроения и атмосферы, удобных для проведения уговаривания (выбор места для встречи, мебели, цвета стен, картин на стенах, книг на полках и в шкафах, средств воздействия на обоняние уговариваемого, музыкального фона, одежды уговаривателя и т. д.). Эти вспомогательные меры часто играют весьма важную роль, оказывая влияние на уговариваемого, — например, некоторые о. а. становятся сразу же более податливыми, увидев творения своих любимых писателей или художников в комнате, где происходит акция уговаривания. Также имеет немаловажное значение музыкальный фон — под какую музыку проходит воздействие на о. а.

Последнюю лекцию Веласкес прочитал с большим подъемом, жестикулируя больше обычного. В заключение он сказал:

— Итак, я приобщил вас к науке, касающейся словесной обработки отдельных людей. Но можно уговаривать также множество индивидуумов путем синхронного воздействия на их сознание и эмоции. Но такая массовая обработка людских контингентов связана с техникой пропаганды, искусством рекламы, психологической войной и новейшими прикладными науками о торговых операциях, в частности, с исследованием побудительных мотивов. С некоторыми аспектами массового уговаривания, имеющими близкое отношение к деятельности призраков, вы познакомитесь позже, когда будете изучать технику пускания слухов. На этом я кончаю лекцию по моему курсу. Теперь я проверю на живой практике, как вами усвоена теория. Желаю успеха. Разрешите… благословить вас жестом из магического ритуала японских самураев секретной службы.

Он эффектно тряхнул шевелюрой, закрыл глаза, сложил перед своим носом руки, соединив большие и средние пальцы обеих рук и слегка согнув остальные.

в) Шпионская беллетристика
Вечером я приводил в порядок свои записи, а Даню валялся на диване и читал шпионский роман — на обложке была изображена голая женщина в папахе с красной звездой и с револьвером в руке: она целилась в читателя.

Даню стал читать вслух:

— «Рука генерала потянулась к внутреннему телефону. Он приказал адъютанту: „Приготовьте смертный приговор“. Голос генерала охрип. „Зовут его Джеймз Бонд, категория — английский разведчик, враг нашей страны“. Положив трубку, генерал подался вперед, не вставая со стула. „На этот раз надо провести как следует тайную операцию. Ни в коем случае не допустить промаха“. Открылась дверь, вошел адъютант с желтым листом бумаги. Положив лист перед генералом, адъютант вышел. Генерал пробежал глазами документ и начертал на больших полях внизу…»

Даню фыркнул и с шумом захлопнул книжку. Потом взял другую и открыл последнюю страницу.

— Вот слушай. «Посол осторожно обнял ее, она вздрогнула и прильнула к нему. От золотистых волос Людмилы шел смешанный аромат русских духов „Белые ночи“ и коньяка „Арарат“. И вдруг посол почувствовал — в третью пуговицу его пижамы уперлось дуло пистолета — судя по всему, „Токарев“, калибр 0.22. „Шевельнетесь, нажму курок, — нежно промурлыкала Людмила. — Где пакет с условиями секретного договора с Западной Германией?“ — „Какими?“ пролепетал посол, стараясь не дышать. „Которые доставил вчерашний дипкурьер. Считаю: раз, два…“ Посол вздохнул и произнес сквозь зубы: „В третьем ящичке потайного сейфа за книжной полкой“. Людмила ткнула „Токаревым“ в пуговицу. „Полка большая. За какой книгой?“ — „За книгой стихов Роберта Браунинга“. Дуло пистолета соскользнуло с пуговицы и уперлось в живот посла. Он услышал шипящий шепот: „Браунинг стихов не пишет — это пистолет, а не поэт. Не крути“. В этот момент в дверь громко постучали и раздался голос майора Уайтхэда. Людмила произнесла древнерусское ругательство и нажала курок…»

Даню дернул головой и, размахнувшись, бросил книжку на мой стол. Я машинально подумал: жест 8.

— И все в таком же духе, — Даню закинул ногу на спинку дивана, пароли, зашифрованные директивы, украденные ученые, задушенные дипкурьеры, красотки с радиопередатчиками в бюстгальтерах…

— Унитазы с микрофонами, — подхватил я, — авторучки, стреляющие отравленными пулями, диверсанты под кроватью любовницы начальника отдела Си-Ай-Эй…

Даню встал с дивана и заглянул в мою тетрадь — я переписывал красными чернилами обозначения форсированных трюков, комбинированных приемов и формулы.

— Представляю себе, — Даню рассмеялся, — как обалдели бы сочинители шпионских романов, если б заглянули в наши тетради. Это так непохоже на их писания.

— Потому что они никогда в жизни не видели ни одного шпиона и знают о нашем деле столько же, сколько о футболе на Юпитере.

— Говорят, что двенадцать книжек Флеминга были изданы в количестве пятидесяти миллионов экземпляров. И это только на английском языке. А сколько еще на других! — Даню щелкнул языком. — Воображаю, какие сумасшедшие деньги он зарабатывал на своей белиберде.

— После его внезапной смерти в газетах много писали о его несметных богатствах. Его годовой доход равнялся в среднем одному миллиону долларов, он купил роскошный особняк как раз напротив Букингемского Дворца, на Флит-стрите завел контору, устланную драгоценнейшими коврами, а на Ямайке у него была вилла «Голден Айз», и он любил смотреть со скалы на акул и барракуд и придумывать сюжеты.

— Поработаю несколько лет, узнаю много интересного и накатаю… — Даню свистнул, — такой шпионский роман, что все эти писаки сдохнут от зависти….

Я покачал головой.

— Если напишешь правду, то сдохнешь раньше их. Тебя запихнут в нейлоновый мешок и опустят на дно моря. И какой-нибудь новый Флеминг будет смотреть со скалы, как тебя пожирают барракуды.

г) О. а. — 1, и о. а. — 2
На следующий день Веласкес повез нас в горный курортный городок — в двух часах езды на машине. Здесь находился бассейн для плавания, предназначенный для иностранной и туземной знати. Недалеко от бассейна дворец для загородных официальных приемов.

Мы сели у парапета нижней веранды и стали разглядывать купающихся. Было ниже тридцати градусов — в декабре в горах стоит умеренная жара. Народу было немного, через несколько дней рождество, европейцы готовились к празднику.

— Выбирайте сами, — тихо сказал Веласкес, — возраст: двадцать двадцать четыре, тип — бизнес-гёрл хорошего тона. Выбирая прием, на всякий случай готовьте варианты, чтобы сейчас же перейти к ним в случае осечки. Завтра доложите мне, проведем разбор. Составьте схему проведенной акции с указанием приемов и хронометража. Сейчас я уеду.

Он пошел в другой конец веранды к двум студентам нашей группы курчавому конголезцу Куанго и долговязому европейцу Бану, называвшему себя аргентинцем.

Очевидно, Куанго и Бан тоже приехали на практические занятия по технике знакомства.

Мы выбирали недолго — остановились на двух девицах, темной шатенке и платиновой блондинке. Они стояли на лесенке, разговаривая с седым важного вида господином в разрисованной спортивной рубашке и шортах. Блондинка смеялась, качая ногой, а шатенка вежливо улыбалась. Затем девицы спустились в воду, немного поплавали и поднялись на веранду. К этому времени мы закончили анализ их внешних данных, выбрали два приема по завязке знакомства (один — запасной) и наметили программу дебютного зондажного разговора.

Мы начали. Проходя мимо них, Даию сделал вид, будто кинокамера выскользнула из его руки — рассчитал так, чтобы блондинка подхватила аппарат. Он поблагодарил, попросил разрешения снять их, заставил сделать несколько движений, рассмешил их, показав, что еще не умеет снимать. На этой почве провел обмен фразами с шатенкой — в общем получился прием «лолита» с дополнением Ди-3. Затем он подозвал меня, представил. Завязка прошла гладко, мы сели за столик, взяли мягкие напитки, и через несколько минут я согласно плану направил разговор по темам групп 2 и 5 (выяснение образа жизни и интеллектуального уровня о. а.).

Мой внешний диагноз оказался правильным — роль старшей играла шатенка, блондинка следовала за ней. На одно замечание Даню с фривольным оттенком шатенка ответила поднятием левой брови и легким движением нижней губы — то есть моторной реакцией рта на 2 балла. Отсюда вывод: в отношении шатенки следует придерживаться тактики «модерато-4» без педалирования.

Выяснилось: шатенку зовут Гаянэ, она армянка, ее дед накануне первой мировой войны бежал из Смирны в Салоники, а после смерти отца Гаянэ с матерью переселились в Африку. Гаянэ служит в конторе авиакомпании «Эр Франс». Блондинка — Вильма, итальянка, родилась здесь, дядя ее адвокат, она работает у него, мечтает поехать в Японию — учиться у Тесигавары искусству аранжировки цветов (Гаянэ — о. а. — 1, Вильма — о. а. — 2).

Встреча в общей сложности продолжалась 80 минут, из них 65 за столиком, 15 — на верхней веранде и на площадке перед машинами. Разговор прошел в хорошем ритме, легкий перебой произошел только в конце беседы: Даню проявил тенденцию перейти на тон, рекомендуемый для второй стадии, но я, заметив ироническое прищуривание о. а. — 1, подал ему предостерегающий знак — поправил галстук двумя пальцами. Даню избрал с первой минуты манеру «гассман» — беззаботный весельчак, легкомысленный, с пробелами в воспитании, но без цинизма. А я действовал в манере «меллер» — сдержанный, рассудительный, скептик, но тактичный.

Концовка встречи в общем прошла удачно — без всякого акцентирования мы добились обещания встретиться в конце следующей недели. Девицы уехали первыми — за руль села о. а. — 2. Прощаясь, она задержала взгляд на Даню на какую-то долю секунды дольше, чем следовало.

Веласкес одобрил избранную нами форму проведения акции и тактическую линию, согласившись с тем, что надо особенно внимательно следить за речевыми реакциями о. а. — 1.

Набор тем, затронутых нами в ходе прощупывающего (зондажного) разговора, тоже удовлетворил Веласкеса. Даню говорил на следующие темы: стили плавания, фигуры белли-данса, то есть танца живота, применяемые в твисте; нашумевшие картины Дюшана «Невеста, раздетая холостяком» и японца Исибаси «Белые слезы обанкротившегося испанца», шедевры неореалистов Портера и Гудмана (Даню не признавал поп-артистов и старался совсем не упоминать их); концерт «активной музыки» в американском посольстве, во время которого были распилены рояль и две виолончели, и фильм Ингмара Бергмана «Молчание» со сценой, которую почти во всех странах вырезывают. Фривольные намеки не вызвали нужного реагирования, и Даню сделал быстрое переключение на злобу дня — таинственную автомобильную аварию на дороге Асмара — Массауа.

А я после разговора о музыке перешел к стихам Рембо и коснулся полемики вокруг его знаменитого стихотворения «Гласные», затем рассказал о том, как Рембо поставлял оружие Менелику Второму и бывал в этих местах. Остальная часть разговора не имела никакого целевого назначения.

В результате разбора акции завязки знакомства Веласкес отметил, что начальную стадию разговора мы должны были провести с упором на то, чтобы сильнее заинтересовать девиц своими персонами, можно было бы даже слегка заинтриговать их — в духе комбинированных приемов 16 и 19. Первый наверняка подействует на о. а. — 2. И кроме этого, мы упустили из виду вспомогательную меру — на верхней веранде, где менее людно и где музыка звучит глуше, легче было бы придать разговору более сосредоточенный и интимный характер.

— Даю вам неделю на составление общего плана обработки обеих особ, сказал Веласкес и, прищурив глаз, стал изучать снимки девиц с видом энтомолога, разглядывающего пришпиленных бабочек. — Конечная цель данной обработки — подчинить их полностью, установить абсолютный контроль над их волей. Вся операция должна занять полтора-два месяца, без форсирования. Немного труднее будет с о. а. — 1. Пока что наметим план трех ближайших парных встреч. После этого вы разделитесь и будете действовать порознь.

Веласкес начертал на развернутом листе бумаги: «1 в» (то есть 1-я встреча), провел черту и под ней написал название двух основных приемов и номер вспомогательных, затем указал интервал между 1в и 2в — пять дней, с двумя телефонными звонками.

— Когда кончите эту операцию, — сказал он, — приступите к новой. В ней в качестве о. а. будут фигурировать две дамы из дипломатического корпуса выше среднего возраста. Эта обработка будет иметь особо деликатный характер, так как придется проводить всю игру в плане адюльтера, зная, что мужья дам пользуются дипломатическим иммунитетом и имеют право, — он чуть заметно улыбнулся, — носить огнестрельное оружие.

д) ФТ с бандитами
Мы подъехали к конторе «Эр Франс» — рядом с филиалом компании кинопроката «Ампеа» — и, взяв наших о. а., направились к загородному отелю у озера — кратера потухшего вулкана. После прогулки вокруг озера потанцевали в дансхолле, поупражнялись в бросании металлических стрел и пообедали — все прошло по намеченному плану.

О. а. — 2 (Вильма) владела искусством разговора ни о чем — в плане легкого флирта, о. а. — 1 (Гаянэ) больше слушала. Когда вступала в разговор, то отвечала уклончиво, но ее большие глаза не умели хитрить говорили прямо: согласна с вами или нет, нравится или нет. И левая бровь ее тоже не скрытничала.

Даню на прошлой встрече израсходовал много шуток и острот из набора «денди-дебют», поэтому на этот раз был экономнее. Зато блеснул в дансхолле — он и Вильма оказались лучшей парой, и бразильская самба и ватусси вызвали аплодисменты всего зала, а мэдисон — даже овацию. В последнем им особенно удались фигуры «баскетбол» и «большой эм». Я спросил Гаянэ: «Здорово танцует мой друг?» Она губами ответила «да», но в ее глазах я прочел: «Мужчине неприлично танцевать слишком хорошо».

Уже темнело, когда мы собрались домой. Поляна перед рестораном была забита машинами, и нам пришлось оставить «оппель» в лесочке за кегельбаном. Мы подошли к машине, Даню осветил фонариком машину. И тут произошло то, что часто происходит в детективных рассказах о бандитах.

Из окошка машины высунулась рука с револьвером, раздался возглас: «Руки вверх!», из-за машины вышел человек в маске, отобрал сумочки у девиц, приказал им снять часики с рук, но вдруг Даню выхватил револьвер из руки, торчавшей из машины, ударом ноги повалил человека в маске, тот быстро поднялся и, швырнув сумки в траву, бросился к деревьям; хлопнула дверца машины, сидевший в ней побежал в другую сторону; Даню погнался за ним, но спустя несколько минут вернулся — в темноте было трудно преследовать.

Мы решили не поднимать шума здесь, а поехать в город и там заявить полиции. На обратном пути Вильма на все лады восторгалась отвагой и ловкостью Даню, сравнивая его с Бондом и Дюрелом — чудо-героями шпионских романов. Гаянэ тоже похвалила Даню, но я почувствовал, что это только дань вежливости. Меня, запомнившего на всю жизнь лекции Веласкеса об интонациях и манерах говорить, а также об их психоаналитической дешифровке, нельзя было обмануть. Я попытался заглянуть Гаянэ в глаза, но в машине было темно. Временами, когда мы проезжали мимо фонарей, глаза о. а. — 1 поблескивали, как у пантеры.

Вильма издали увидела крест, горящий в небе, и, сложив руки, возблагодарила святую деву за спасение. Это было действительно эффектно над темной громадой католического храма в вышине блистал неоновый крест, словно спущенный с неба. Я подумал: отцы церкви тоже придумывают трюки, интересно только — нумеруют их или дают названия?

Веласкес остался доволен докладом о проведенной встрече и одобрил ФТ с нападением бандитов (двум мойщикам машин из гаража отеля было уплачено по три доллара).

Профессор покрутил мизинцем в воздухе.

— Теперь будет достаточно двух-трех приемов в соответствующем темпе, и о. а. — 2 будет готова. Посмотрим, как вы будете работать в отдельности.

е) Практикум по шифроведению
На две недели мы были переданы в распоряжение профессора Рубенса криптолога, американца ирландского происхождения, бородатого, неопрятного, как францисканский монах. Он познакомил нас с различными способами кодирования путем использования музыкальных нот, диаграмм, чертежей, шахматных партий и кроссвордов.

Затем мы получили необходимые сведения о трех системах шифров на основе простых, параллельных и квадратных буквенных замен. Рубенс посоветовал нам обратить серьезное внимание на статистические подсчеты, произведенные шифроведами ряда стран. Я узнал, например, какие буквы чаще всего встречаются в документах политического характера на разных языках. По подсчету, сделанному Эдгаром По, в английском языке частота употребления букв располагается в следующем порядке: Е, А, О, I, D, R, S, Т, и во французском (подсчет Валерио) — Е, N. А, Т, I, R, S, U.

Рубенс предложил Даню провести такие же подсчеты на языках амхарском, тигре и данакильском, а мне — на языках банту.

В конце этого семинара мы изучили различные методы условной связи, в частности пальцевые и жестикуляционные коды жуликов на скачках, биржевых маклеров, карманных воров и шулеров в казино. Но особенно мне понравились способы, применяемые сыщиками, состоящими на службе в больших отелях, в таких, например, как «Крийон» и «Риц» в Париже, «Уолдорф Астория» и «Амбассадор» в Нью-Йорке и «Хасслер» и «Бернино Бристоль» в Риме. Кроме этого, мы изучили служебные коды сыщиков и барменов в отелях концерна Хилтона в Америке, Западном Берлине, Роттердаме, Каире, Стамбуле, Мадриде и в странах Латинской Америки.

А через неделю по окончании этого весьма полезного семинара нам объявили, что на днях вызовут к Командору. Об этом — в следующем донесении.

ТРЕТЬЕ ДОНЕСЕНИЕ

а) Дозволенные контакты
Я заметил, что Даню вовсю использует усвоенную им технику общения для развития контактов с другими студентами нашей группы.

Мы с Даню числимся в штате библиотеки местного филиала христианского союза молодых людей в качестве распространителей религиозной литературы.

В первую очередь Даню сблизился с Баном — долговязым парнем с одутловатым лицом и презрительно прищуренными глазами. Он родился в Аргентине, где его отец, украинский националист, обосновался еще до войны.

Бан стал приходить к нам на квартиру (мы снимаем две комнаты у итальянца — преподавателя дзюдо в школе). Затем Бан привел к нам ливанца Анвара Макери, красавца с лохматыми бровями, самого молчаливого в нашей группе. Он происходит из очень знатного и богатого рода. Состоит в штате рекламного бюро филиала компании Мишлен.

Даню успокоил меня — он получил от Веласкеса разрешение свободно общаться с товарищами по группе. Если бы имелось в виду изолировать нас друг от друга, то не учили бы всех вместе. Очевидно, мы будем работать в разных направлениях. Для обучения нас порознь потребовалось бы слишком много преподавателей.

Я узнал от Даню, что кое-кто из нашей группы уже начал готовить дипломную работу. Например, Гаиб из Саудовской Аравии — худощавый, изящный как девушка, с глубоко запавшими глазами, уже ездил в Южную Родезию для выполнения доверительного задания. Каждому из нас придется сдать дипломную работу, то есть принять участие в какой-нибудь операции под непосредственным руководством Командора.

б) Легендарный персонаж
Больше всего нас интересовал, конечно, наш повелитель — Командор. Я помнил ваши слова о том, что во главе школы стоит человек, уже вошедший в историю. Но не в ту, которую изучают историки, а в ту, которая пишется невидимыми чернилами и предназначается только для посвященных.

Кое-что нам сообщил Веласкес.

Во время второй мировой войны Командор проводил заброски специального назначения в антифашистские подпольные организации на Европейском континенте с целью освободить их из-под влияния коммунистов.

По ходу дела Командору приходилось устанавливать тайные контакты с нацистскими контрразведчиками, в частности с чинами секретной службы СС, чтобы обеспечивать успешность операций против красных в странах, оккупированных Германией. А к концу войны Командор был поставлен во главе специальной группы — «ноль-команды», выполнявшей особо деликатные задания. Она занималась замаскированной ликвидацией живых объектов путем организации аварий и прочих несчастных случаев, а также путем инсценировки самоубийств.

— А кого убирали? — поинтересовался я у Веласкеса.

Профессор ответил довольно туманно, но мы с Даню поняли, что в первую очередь закрыли навсегда рот тем, кто знал слишком много и мог бы выступить с нежелательными разоблачениями после войны.

Из слов Веласкеса выяснилось также, что после войны Командора стали посылать в некоторые страны для проведения специальных акций. Больше ничего выжать из профессора не удалось — в отношении него техника уговаривания не действовала. Все усвоенные нами приемы интонации и стили словесного воздействия отскакивали от него, как бумажные стрелы от танка.

Те сведения, которые добывал Даню изнеизвестных мне источников, смахивали на легенды, придававшие Командору очертания мифологического героя. Я сказал Даню, что после всех рассказов о похождениях нашего шефа за «железным занавесом», в Конго, Индонезии, Ираке, Йемене, Вьетнаме, на Кубе и на отрогах Гималаев, остается только признать, что Командор ничуть не уступает фольклорному сверхвеликану Полю Бэньяну или герою фантастических романов Бэрроуза — Джону Картеру, сражавшемуся на Марсе с четырехрукими чудовищами. И очень напоминает выдуманного одним американским дипломатом гениального разведчика Роберта Линкольна, который проник в Атомград и выкрал у русских водородную бомбу, нашел живого Гитлера в Патагонии, в горной пещере, и совершил ряд необыкновенных подвигов в Афганистане, Иране, на Тихом океане и в остальных частях планеты.

Моя критика заставила Даню относиться более осторожно к информаторам.

Однажды вечером к нам зашел Бан, и мы отправились в кино, где демонстрировалась картина «Восхитительная идиотка» с участием Бриджит Бардо и Перкинса о деятельности красных агентов в Лондоне. По ходу действия красные убивают друг друга, а Бриджит, играющая роль глупенькой модистки, флиртует, раздевается — действует в своем обычном стиле, но в самом конце фильма вдруг оказывается хитроумным офицером английской контрразведки, устроившим ловушку агентам Москвы.

Как только зажегся свет, Даню швырнул сигарету на пол и громко заявил:

— Абсолютно идиотская картина.

Я согласился с ним:

— Стопроцентная чушь.

Бан хмыкнул, посмотрел по сторонам и, скривив рот, процедил:

— Один эпизод в этой картине, кажется, взят из жизни нашего шефа.

— Какой? — спросил я.

Бан снова огляделся и облизнул губы:

— Этот разговор не для улицы. И у меня горло пересохло.

Даню подал мне знак, и мы затащили Бана к себе. От бутылки шведского аквавита он ничуть не опьянел, только стал еще более угрюмым и молчаливым, но после того, как я откупорил бутылку 86-градусного бурбон-виски, он вытащил из заднего кармана крохотный металлический флакончик, отсыпал из него на тыльную сторону ладони щепотку белого порошка и с шумом втянул это в нос. Впервые я увидел, как нюхают кокаин.

Бан несколько раз шмыгнул носом, лизнул то место руки, где был порошок, и выпил несколько рюмок подряд.

— Вы оба скоро начнете работать у главного, — сказал он, шумно втягивая воздух. — В его личной группе. Поэтому вам можно сказать. Помните случай около Джидды в прошлом году?

Мы читали в газетах об этом происшествии: во время подводной охоты был нечаянно застрелен итальянский дипломат, который должен был скоро уехать на родину и жениться на какой-то пожилой принцессе.

— Наш шеф приехал за несколько дней до этого в Джидду. — Бан выпил рюмку и лизнул руку. — И так каждый раз…

К тому моменту, когда он осушил всю бутылку бурбона, мы узнали о нескольких аналогичных случаях.

Командор прибывает в Рио-де-Жанейро. Через некоторое время бесследно исчезает местный журналист Озеас Феррейра, который собирался выступить с разоблачениями тайных махинаций иностранной державы. После долгих поисков труп с пулевыми и колотыми ранами на всем теле находят в лесу. Заключение полиции — самоубийство.

Командор прибывает в Ндолу за два дня до приезда комиссии ООН по расследованию обстоятельств катастрофы с самолетом Хаммаршельда. Перед самым прибытием комиссии единственный уцелевший из свиты генерального секретаря, шведский сержант Джулиан, лежавший в местном госпитале, вдруг умирает.

Через несколько месяцев Командор снова прибывает в Ндолу, и спустя три дня в результате автомобильной аварии погибает один из виднейших африканских лидеров, Лоуренс Катилунгу.

Спустя четыре дня после прилета Командора в Ньясаленд происходит автомобильная авария, жертвой которой оказывается руководитель национального движения ньясалендцев Дундуза Чисиза.

Командор прилетает в Бейрут. А через несколько дней происходит катастрофа с самолетом ливанского миллионера-нефтепромышленника Эмиля Бустани. Его самолет вскоре после взлета взрывается и падает в море.

На следующий день после появления Командора в Афинах в больнице скоропостижно умирает Андреадис, занимавший видный пост в министерстве иностранных дел Греции и ведавший секретными денежными фондами кабинета Караманлиса. У врача возникает подозрение, что Андреадису в вену ввели воздух. Заключение полиции: самоубийство по личным мотивам. Потом выяснилось, что из сейфов министерства исчезло несколько папок с секретными документами.

До этого Командор появлялся в Греции несколько раз — каждый раз накануне таких убийств, тайну которых полиции не удавалось раскрыть.

А спустя неделю после приезда Командора в Аддис-Абебу в двухстах километрах от столицы находят труп Карла Бабора, бывшего врача нацистского концлагеря. Незадолго до этого австрийское правительство узнало, что Бабор скрывается в Эфиопии, и потребовало его выдачи. Бабор знал очень многое о делах нацистов во время и после войны. Родственники Бабора объявили: самоубийство.

И каждый раз происходит именно так: в тот или иной пункт приезжает Командор, вскоре умирает человек, выясняется: несчастный случай или самоубийство; никаких подозрений ни на кого не падает, Командор уезжает.

— А почему он каждый раз приезжает сам? — спросил Даню.

Бан пожал плечами.

— Потому что исключительно добросовестно относится к делу. Не может доверить другим.

— А почему каждый раз появляется в натуральном виде? — спросил я. Ведь можно принять другой вид?

Бан скривил рот.

— Я сказал только, что он появляется, но в каком виде — натуральном или чужом, — не говорил.

— Все понятно, — сказал Даню, улыбаясь.

Перед тем как уйти, Бан принял еще одну порцию порошка и запил это содовой. Заперев за ним дверь, Даню ударил себя по голым ляжкам и расхохотался.

— Все прославленные герои космических романов, вроде Джона Картера и Бэка Роджерса, сверхразведчики вроде Роберта Линкольна и герои шпионских романов, даже самых залихватских, выглядят как котята перед нашим шефом! И все Лоуренсы, Мата Хари, Канарисы, Доихары, Шульмейстеры, Цицероны меркнут, как керосиновые лампы перед солнцем!

— Если только Бан не врет.

— Может быть, и привирает, но в основном рассказанное им правда.

Я кивнул головой и молча дал себе клятву — никогда не соединять 86-градусный бурбон с кокаином — эта смесь может развязать язык даже у мертвого.

в) Аудиенция
Рано утром в воскресенье к нам ввалился Бан. Он снял с книжной полки бутылку джина, не найдя рюмки, наполнил пластмассовый стаканчик для полоскания зубов и выпил одним духом. Понюхал руку и, скривив рот, произнес мрачным голосом:

— Вас обоих ждут. Быстро.

Он приехал за нами в «опеле». Мы выехали за город, промчались мимо мусульманского кладбища, коттеджа английского посла, радарной базы и направились в сторону гор.

Мы въехали в густой лес, по краям которого росли многовековые исполинские баобабы, и увидели за высокой каменной оградой небольшой особняк, окруженный зонтовидными акациями.

Бан подъехал к воротам, вылез из машины и нажал кнопку рядом с маленькой железной дверцей с глазком. Спустя несколько минут ворота открылись. Посреди ослепительно зеленой лужайки стоял двухэтажный темно-красный дом с белыми оконными рамами — таких домов много на окраинах Лондона. Мы остановились у бокового крыльца. Открыл нам старик суданец в красной феске и белых шароварах. Он показал нам на дверь в конце коридора и вместе с Баном пошел вниз в подвальный этаж.

Командор принял нас в небольшой комнате с обоями из искусственной кожи вишневого цвета. Письменный стол с интерфоном, несколькими телефонами разных цветов и магнитофонами разных размеров, дюралюминиевые книжные полки, на стене несколько фотографий композиций из велосипедных колес, чучел птиц и балалаек — очевидно, работы Курилова. В углу гипсовая статуя копия женской фигуры Архипенко.

В ответ на наш поклон Командор поднял руку и показал на диван под большой картой Африки. Движения у него были ровные, машинальные.

Внешность Командора меня разочаровала. Редковатые волосы на голове, белесые брови и ресницы, очки в прозрачной оправе, лицо гладкое, равнодушное, ничем не примечательное. И говорил он ровно и тихо, как будто за стеной — тяжелобольной.

Я подумал: голос у него тусклый, обесцвеченный, совершенно нейтральный. Таким голосом, наверно, говорят привидения, и то самые флегматичные.

Рост у него был средний — не высокий и не низкий, фигура самая обычная, такую не заметишь в толпе. Одет в спортивную рубашку и штаны из бумажной рогожки неопределенного цвета. Такое впечатление, как будто он принял защитную окраску, чтобы ничем не выделяться.

Совсем не верилось, что это подчеркнуто бесцветное существо с банальнейшей внешностью — легендарная личность.

Он задал нам несколько вопросов о занятиях, спросил, понравились ли нам лекции. Затем объявил нам, что мы поступаем в его распоряжение.

— Скоро вы начнете слушать лекции по ниндзюцу — японской старинной теории нашего дела. — Он сделал паузу и медленно повторил: — Ниндзюцу. Наука номер один для вас. Японские ниндзя, так именовались самураи, усвоившие эту науку, могут служить вам примером.

Я сказал:

— В газетах писали, что Ян Флеминг незадолго до своей неожиданной смерти ездил в Японию изучать ниндзюцу и заявил, что эта самурайская наука совсем устарела и утратила всякое значение.

— Он поторопился с выводом, — тихо сказал Командор.

Даню засмеялся, показав все зубы, и кивнул в мою сторону.

— Мы с ним читаем в свободное время шпионские романы разных сочинителей и поражаемся — как можно читать такую дикую чепуху?

— Шпионские романы могут читать только люди без мозговых извилин, сказал я.

Командор еле заметно мотнул головой и заговорил монотонным голосом:

— Эти книжки, к которым вы относитесь с таким презрением, приносят нам огромную пользу. Они продаются во всех частях света. И всюду — от Марокко до Окинавы и от Мельбурна до Рейкьявика — головы читателей начиняются страшными историями о похождениях красных агентов. Миллионы экземпляров шпионских романов — это миллионы громкоговорителей, орущих на весь мир о злодеяниях нашего главного противника. Это первая функция шпионской беллетристики. Понятно?

Мы оба кивнули.

— Эти книжки прославляют на весь мир — от Пусана до Стамбула и от Патагонии до Лабрадора — подвиги американских и английских рыцарей тайной войны, показывают, как они уничтожают коммунистических диверсантов и террористов и защищают безопасность цивилизованного мира. Сочинители шпионских романов — это менестрели, гомеры эпохи «холодной войны». Они прививают вкус у миллионов читателей во всех странах к нашему делу, заинтересовывают молодых людей нашим рискованным и увлекательным ремеслом. В свое время книги Жаколио, Хаггарда, Эмара и других возбуждали аппетит у молодежи к авантюрам в заморских странах, которые надлежало приобщить к белой цивилизации. А теперь Флеминг и Ааронз, Марло и Брюс, Лафорест и Кении и прочие авторы шпионских романов окружают ореолом нашу профессию и показывают, какими мы должны быть. Борьба идет беспощадная, враг коварен и свиреп, поэтому наши ниндзя должны подавить в себе все чувства, чтобы спокойно расправляться с вражескими лазутчиками. Шпионская беллетристика призвана сыграть важную роль в психологической мобилизации антикоммунистического лагеря. Такова ее вторая функция. Понятно?

— Да, — ответили мы.

Даню усмехнулся.

— Придется извиниться перед памятью Флеминга. Я считал его героя агента Ее Величества 007 просто гибридом гангстера с ковбоем, к которым еще подмешали главного персонажа детских книжек — дурацкого Супермена, а оказывается, 007 — идеальный герой…

Командор перебил Даню:

— Кстати, насчет Супермена. Третья функция шпионских романов заключается в том, чтобы формировать мировоззрение, философию людей нашего дела. Наша работа проходит в полнейшей тайне, она скрыта от человеческих глаз. Обычные люди измеряются их видимыми делами, видимыми качествами. Чем больше известны их дела, тем выше они оцениваются. А мы измеряемся нашими тайными делами, нашими тайными качествами. Чем меньше знают нас, тем выше нас надо оценивать. Наш удел быть незаметными, мы рыцари Ордена Незримых Дел, мы каста призраков, стоящих над простыми смертными. Мы подлинные супермены, ибо влияем на жизнь и дела людей, воздействуем на историю и двигаем ее. Она не может развиваться без нас. Так же как не может идти спектакль без машинистов сцены — они поднимают занавес, меняют задники, вертят сцену, открывают люки, из которых поднимаются и в которые проваливаются актеры, — всё делают машинисты сцены. И точно так же действуем мы за кулисами политики, в то время как на сцене перед публикой двигаются главы правительств, министры и генералы. О них пишут в газетах, их голоса передаются по радио, их дела записывают историки, а наш удел полная безвестность. Запомните слова из киплинговского «Кима»: «Мы, принимающие участие в игре, стоим вне защиты. Если мы умираем, то и дело с концом. Наши имена вычеркиваются из книг». Мы существа нулевого бытия, мы живем в плане У — это китайское слово означает Ничто, о нем говорится в учении буддийской секты цзен. Мы должны верить только в У — Ничто. Никакой романтики, никаких чувств, идеалов, патриотизма, кодекса морали, священных принципов — все это чепуха, для нас существует только Дело — борьба с врагом, которого мы должны победить любой ценой, даже ценой превращения всего мира в Великое У. По-испански понимаете? Nada y pues nada.

— Ничто, и только ничто, — благоговейно произнес Даню.

— Правильно. Вот это наша философия, философия профессиональных призраков, могущественных джиннов электронно-ядерно-ракетного века. И чтобы постичь эту философию, надо начинать с проникновения в миропонимание и психологию Джеймса Бонда, Сэма Дюрела, Поля Гонса, Жака Бревала, Чета Драма, Хью Норма и прочих популярных героев шпионских романов. Сочинители этих романов утверждают нашу философию. Такова их третья функция. И мы должны относиться к ним с надлежащим уважением, а не третировать их. — Он сделал паузу, потом добавил: — Хотя как литераторы они…

— Нулевые, — подсказал Даню.

Я посмотрел на часы на книжной полке и, поймав взгляд Даню, оттопырил мизинец левой руки и слегка приподнял носок правой ноги — у сыщиков из штата стамбульского отеля «Хилтон» это означает: «Пора уходить».

Командор нажал кнопку интерфона и приказал принести через пять минут лекарство. Я встал с дивана.

— Значит, Флеминг ошибался насчет ниндзюцу?

— Да, — ответил Командор. — Он ничего не понимал в нашем деле, хотя во время войны был офицером военно-морской разведки и действовал по русской линии. Однако на этой работе он продемонстрировал абсолютную бездарность и, после того как его уволили, занялся литературой. Если бы он был хорошим работником секретной службы, то вряд ли отозвался бы так о ниндзюцу. Это очень важная наука. Перед тем как приступить к ее изучению, японские самураи проходили специальную муштровку духа и тела, чтобы научиться в совершенстве владеть собой и в частности своим лицом. Лицо призрака должно быть свободно…

— От всякого выражения, — сказал я.

— Оно должно быть свободно и от выражения и от отсутствия выражения. Потому что каменное, неподвижное лицо, то есть отсутствие выражения… — он взглянул на меня, — то самое, что вы сейчас стараетесь изобразить… это ведь тоже выражение. Мы, ниндзя, должны маскировать все наши отличительные черты и видимые качества.

На интерфоне зажегся фиолетовый свет. Командор ткнул пальцем в одну из кнопок, поднес к уху наушник и, выслушав то, что ему сообщили, произнес:

— По второму делу продолжайте прежнюю манеру воздействия и готовьте условия для проведения приема «дунфын» с миттельшпилем типа Ди.

Положив наушник на стол, он кивнул нам в знак окончания аудиенции и слегка шевельнул щекой — это означало улыбку, но такую, в которой выражение сведено к минимуму.

Бан торопился в город — он гнал машину вовсю. Дорога была хорошая, можно было спокойно выжимать до ста километров. Я спросил Бана:

— У нашего шефа всегда такое… нейтральное лицо? И такой голос?

Бан кивнул головой:

— В обычное время такое. Сейчас он вроде актера без грима, отдыхающего между спектаклями. Но когда это надо, на его лицо можно положить любые краски. Он может надеть на лицо любое выражение и может говорить и двигаться по-разному. А сейчас…

Бан прищурил глаза и замолк, обгоняя машину. Я сказал:

— Сейчас у него все поставлено на нуль.

Даню рассмеялся.

— И мы должны научиться этому. Человека с таким лицом и манерой говорить и двигаться нельзя читать. Командор зашифровал себя.

— Да, — согласился я. — Он надежно защищен от всех таблиц Веласкеса.

г) Обработка о. а. — 1
Зато наши о. а. не имели никакой защиты от знаний, которыми мы были вооружены с головы до ног. Борьба была неравная — мы могли видеть все их карты насквозь и предугадывать их ходы, а они ничего не могли видеть.

Веласкес поставил перед нами цель: добиться полного подчинения о. а. 1 и о. а. — 2 нашей воле, установить полный контроль над их сознанием и психикой.

— На этом кончатся практические занятия с этими объектами, — сказал он, поглаживая двумя пальцами эспаньолку. — А там посмотрим. Может быть, начнем какую-нибудь акцию с участием обработанных вами объектов.

— Пустим в ход этих девиц? — спросил Даню.

Веласкес ответил изящным кивком головы и, скользнув взглядом по нашим лицам, заметил:

— Спешу предупредить вас, будущих ниндзя, чтобы не было неприятных недоразумений… Эти девицы должны для вас быть только объектами акции — и ничего больше.

— Вне зависимости от тех отношений, которые могут у нас установиться? — спросил я.

— То есть как «могут»? — Веласкес поднял палец. — Не «могут», а «должны». Между вами и объектами акции должны установиться близкие, интимные отношения — такова цель проводимой акции. Но повторяю, во всех случаях эти объекты должны остаться для вас только объектами акции — номер один и номер два, и ни на йоту больше. Таково правило, нарушать которое не советую.

Даню широко улыбнулся.

— Подопытные обезьянки — и только.

После трех общих встреч, проведенных в строгом соответствии с планом, мы разделились и стали встречаться отдельными парами. И стали отдельно друг от друга составлять планы встреч.

Но между нами образовался большой разрыв. Еще в ходе общих встреч Даню удалось успешно провести два комбинированных приема и форсированный трюк инсценировать во время игры в теннис падение и вывих ноги (ФТ-7б). Под этим предлогом он слег на несколько дней и залучил Вильму на нашу квартиру. Она стала приходить к нему одна, без подруги, но с условием, что буду присутствовать я.

Во всяком случае, благодаря этому ФТ Даню вырвался вперед. Веласкес признал, что обработка о. а. — 2 близится к финальной стадии.

— Я уже приучил ее к пощечинам, — сказал со смехом Даню. — Уже больше не плачет. А через три-четыре встречи начнет, как в одном французском фильме, целовать мне ноги.

Но у меня дело шло значительно хуже. Прежде всего сказывалась разница по части интеллектуального показателя (ИП), эмоционального строя (ЭС) и других данных, от которых зависит степень эффективности приемов и комбинаций, направленных на волю о. а.

На основании анализа внешних данных, манер и жестов Гаянэ я внес в ее формулярную карточку — в графу характеристики следующие пометки:

ИП (интеллектуальный показатель) — выше среднего. Сообразительна, реакция быстрая. Рассудительна. Хитрить не умеет. (У Веласкеса очень детально классифицированы движения бровей и машинальные жесты во время пауз и в минуты волнения. Благодаря этому удалось точно установить, что Гаянэ вспыльчива. А вспыльчивые не умеют последовательно хитрить.) Наблюдательна. Привычка: когда слушает, пристально смотрит вам в глаза.

Мои отчеты о встречах с о. а. — 1 не нравились Веласкесу, но он все же не требовал форсирования.

— Все дело в неточности исходного анализа, — решил он. — Тактику «модерато-4» продолжайте, только надо сменить манеру «меллер». Продолжайте осторожно прощупывать объект и проверяйте приемы.

И я продолжал то, что требовалось: проводил прелиминарные подходы, то есть подготовку удобной ситуации для осуществления того или иного приема, делал ходы для проверки защитных реакций (ЗР) объекта и для проверки амплитуды колебаний речевых реакций на разговоры по разным группам тем. Заполнял формулярную карточку соответствующими пометками и цифрами — о проведенных ординарных и комбинированных приемах и ходе обработки.

Даню утешал меня:

— Твоя обезьянка, судя по выражению глаз во время разговоров на темы «секси-эф», явно сублимирует свои эмоции, их надо развязать. По-моему, ты провел слишком медлительный, спокойный дебют и потерял темп.

Дела у моего друга шли так хорошо, что он уже стал поучать меня.

Обработка Гаянэ продвигалась медленно. Но это вовсе не означало, что таблицы Веласкеса плохи. Благодаря им я был в курсе ее настроений и мог угадывать ее отношение ко мне. Вначале она присматривалась ко мне, но вскоре ее защитные реакции, в первую очередь настороженность, пошли на понижение. Этому способствовал в значительной степени тот разговор, который произошел у нас во время долгой ночной прогулки после концерта в итальянском клубе: мы обменялись воспоминаниями о детстве.

Она рассказала, что провела детство в Греции, отец умер после войны, и мать перебралась сперва в Каир, потом сюда и стала работать корректором в типографии при ипподроме. Здесь живет дядя — старший брат отца, он лесничий в монастырском заповеднике. В прошлом году Гаянэ устроилась на работу, а старшая сестра недавно вышла замуж за дантиста и уехала с ним в Армению. Когда она рассказывала об этом, мы проходили мимо домиков с тростниковыми пологами на дверях. Оттуда выглядывали девочки-подростки с накрашенными губами и зазывали прохожих. Гаянэ сказала, что десятилетнюю девочку, жившую в их переулке, на днях продали в один из этих домов.

После этой встречи я поставил в формулярной карточке о. а. — 1 пометку о том, что обмен излияниями на автобиографические темы прошел успешно и создана почва для проведения разговоров на темы группы 7 (жалобы на духовное одиночество, разочарование в друзьях, мысли о бесцельности существования и т. д. — цель: вызов сочувствия). Когда в ходе разговора я крепко взял ее под руку — я почувствовал легкое дрожание ее левой руки (непроизвольный тремор степени 3). Я не занес только в карточку те слова, которые произнесла Гаянэ при прощании:

— Вы как-то странно говорите… Иногда совершенно нормально, а иногда так, как будто перед вами не я, а магнитофон. Но вы сами, наверно, не замечаете этого…

В темноте ее глаза опять блеснули, как у пантеры. И она так улыбнулась, что все таблицы Веласкеса вылетели у меня из головы.

Идя домой, я все время думал: нас научили тому, как следить за движениями, жестами, манерой говорить и мимикой других людей, но не тому, как следить за самим собой.

Я собирался пойти к Веласкесу с очередным отчетом, но он сам вызвал меня. У него сидели Даню и Бан. Веласкес объявил мне: я завтра утром должен пойти на встречу с одним человеком — мужчиной с фиолетовым шейным платком, он будет ждать меня напротив кафе «Нирвана», у входа в магазин похоронных принадлежностей с итальянской вывеской: «Pompe funebri». Но перед этим я должен зайти в кафе, сесть за столик и, убедившись в том, что никто не следит за мной, проследовать к месту встречи. Человек знает мои приметы он сам подойдет ко мне и передаст коробочку с пилюлями против курения. Я должен сейчас же сесть в машину — белый спортивный «седан» — и меня отвезут на аэродром, где я встречусь с другим человеком, уезжающим за границу.

На следующий день я вовремя пришел в кафе, и, как только сел за столик у входа, ко мне подскочила маленькая женщина в большущих солнечных очках, похожих на маску, и в замшевых джинсах и шепнула по-французски: «Бегите скорей, вас хотят продырявить». Посмотрев в окно, она толкнула меня боком и выскочила из кафе. Я бросился за ней. Она подбежала к маленькому кабриолету типа «импала» и умчалась.

Я остановил такси и поехал к Веласкесу, но, не застав его, направился домой. Даню тоже не было, я помчался снова к профессору, но, проехав полдороги, попросил шофера повернуть в сторону кафе. Меня встретил Бан и спросил: где я пропадал? Я объяснил. Он оглядел меня прищуренными глазами и произнес свистящим шепотом:

— Плохо придумали. Просто струсили и побоялись прийти вовремя — и все сорвалось.

К счастью, Веласкес не счел меня лжецом. Выслушав мои объяснения разговор происходил в присутствии Даню, — профессор постучал по столу кольцом на мизинце.

— Вместо того чтобы броситься за этой женщиной и схватить ее, или погнаться за ее машиной, или хотя бы запомнить номер машины, вы придумали только одно: поехали ко мне, потом стали метаться по городу, как… — он пошевелил пальцами, ища подходящее сравнение, — как курица без головы. Вот и вся ваша оперативная реакция.

Он сердито подергал кончики усов. Даню протянул мне листок бумаги:

— Против тебя был применен ФТ-9 с помощью женщины, прием заманивания под видом предупреждения об угрозе, темп — максимально стремительный. Цель акции — напугать тебя.

На листке была выведена формула акции: ФТ-9 ж., прием — «эпсилон», темп: престо 1, ц. а.: нап.

Веласкес мотнул головой и вернул Даню листок.

— Формула составлена неправильно. Цель акции неизвестна. Возможно, что путем похищения хотели добиться чего-то. Формула должна охватывать всю акцию в целом, а у вас речь идет только о дебютной стадии.

Я недоуменно пожал плечами.

— Вообще вся история какая-то неправдоподобная… Встреча у магазина похоронных принадлежностей, антиникотиновые пилюли, затем эта женщина в джинсах… Все как будто из самого вульгарного шпионского фильма.

Веласкес подошел к книжной полке, выбрал книгу и, найдя нужную страницу, откинул голову назад и медленно прочитал:

— «Методы, какими меня учили спасаться от слежки, тайные встречи с агентами в самых несусветных местах, шифрованные сообщения, передача сведений через границу — все это было, конечно, необходимо, но так напоминало мне дешевые детективные романы…»

Он захлопнул книгу и, взяв другую, прочитал:

— «Помнишь, ты всегда смеялась над книжками, которые читала мисс Севидж, — о шпионах, убийцах, насилиях, сумасшедших и погонях на автомобилях. Но, дорогая, ведь это и есть реальная жизнь…»

Поставив обе книги на место, Веласкес сказал:

— Первая книга «Подводя итоги», вторая — «Ведомство страха». Авторы этих книг — бывшие призраки. Первый — Сомерсет Моэм, работал в России во время первой мировой войны, а второй — Грэм Грин, действовал в Западной Африке во время последней войны. И оба они знают, что с нами… — он провел мизинцем по эспаньолке, — происходят именно такие вещи, какие фигурируют в самых низкопробных шпионских книжках.

д) Веласкес подозревает Бана
Перед тем как начать слушание лекций по ниндзюцу, нам надо было пройти практикумы по вспомогательным дисциплинам, вроде радиотехники, топографии, оперативной химии (как изготовлять чернила и проявители для тайнописи, токсические, взрывчатые и зажигательные средства), специальной дипломатики, изучающей виды документов и методы изготовления печатей и пломб.

Этих прикладных дисциплин было одиннадцать, но я и Даню преодолели все практикумы, как заправские барьерные бегуны. Мне помогло то, что некоторые из этих дисциплин я усвоил во время прохождения вводного курса под вашим руководством. Лишний раз убеждаюсь, как мне помогла эта подготовка у вас.

После этого мы прослушали цикл лекций по всеобщей истории тайной войны. Но этот цикл, по существу говоря, явился повторением того курса, который прочитал нам тогда ваш старший ассистент. Некоторый интерес представляли только лекции, в которых говорилось о том, как были организованы и почему провалились антиправительственные заговоры в Гвинее в 1960 году (план «Апперкот») и на Цейлоне в 1963 году (план «Томахоук»). Мы узнали любопытные подробности вербовки де Мела, занимавшего тогда пост командующего военно-морским флотом Цейлона. Мне думается, что эту вербовочную комбинацию следовало бы изучать на семинаре в качестве образца: комбинированная обработка о. а. на базе приема «слалом королевы» с тремя вариантами ординарного шантажа.

Я касаюсь только тех лекций, которые представили для меня особый интерес, и не останавливаюсь на тех предметах, которые фигурируют в программе обычных школ, выпускающих призраков (например, техника наблюдения, подрывная пропаганда, теория контрразведки, цикл технических дисциплин, начиная с радиотехники и фотографии и кончая техникой подслушивания). И чтобы не загромождать своих донесений и не отнимать у вас лишнего времени, я не буду говорить о тех предметах, которые дали мне только знание многих любопытных фактов, но не обогатили моего духовного мира. Поэтому я не буду касаться лекций по таким предметам, как «Религиозные секты всего мира», «Левые идеологии», «Тактика специальной войны (антипартизанской)», «Методика подпольной работы», «Контрабандные организации и техника их работы» и «Уголовное подполье во всем мире».

Помимо этих дисциплин, мы занимаемся (факультативно) африканскими языками. Я сперва хотел изучать нилотские языки — общее ознакомление с грамматикой и фонетикой, но потом решил остановиться на языках банту.

— На той неделе начнете изучать ниндзюцу, — сообщил нам Бан, когда мы ехали на футбольный матч. — Но этой чести удостоятся далеко не все.

Новость нас очень заинтересовала. Мы узнали, что часть студентов сочтена пригодной только для обычной агентурной работы, а часть — для мероприятий психологической войны. И только те, у кого наиболее высокие показатели оперативных качеств, будут заниматься дальше, чтобы стать призраками высшей категории. Их будущие функции — проведение политических акций особого характера. И к этой группе в числе немногих отнесены мы — я и Даню.

Даню высоко поднял брови и засмеялся.

— Значит, за нами незаметно наблюдали и ставили отметки?

Бан кивнул в мою сторону.

— За недавнюю историю ему снизили на несколько пунктов показатели оперативных качеств.

— Какие показатели? — спросил я.

— По храбрости, сообразительности и по находчивости в чрезвычайной ситуации.

— А кто следит за нами? — вкрадчиво спросил Даню.

Бан понюхал руку и заговорил о предстоящем матче между местной военной командой и сборной Ганы. По окончании матча мы поехали в сторону мужского монастыря, затем повернули обратно и устроили привал у бара около заправочной станции. Я купил в баре бутылку «олд парра» и протянул Бану, а Даню заявил, что дальше машину будет вести он.

Вечером перед сном я записал наиболее интересные сведения, вытянутые у Бана (я пользуюсь для записей изобретенным мной письмом — смесью уйгурского и согдийского алфавитов со стенографическими знаками системы Грэгга).

В группу избранных, кроме нас, зачислены ливанец Анвар Макери, которого мы знаем, Умар Кюеле из Мали и конголезец Куанго — все из команды Веласкеса. Что касается Гаиба аль-Ахмади из Саудовской Аравии, суданца Мауда и Фенимора Вайяримо из Кении, то они пройдут курс позже — сейчас они выполняют задание в одном районе Западной Африки.

На вопрос Даню — куда девался Поль Маунда из Родезии — Бан ответил, что о студентах из команды профессора Рубенса он знает мало.

Вести курс ниндзюцу будет профессор Утамаро, востоковед, знает китайский, японский и арабский. Во время войны работал в Африке и на Ближнем Востоке в качестве нацистского ниндзя и незадолго до капитуляции Германии очутился в Мадриде, где сменил подданство и фамилию. Преподает в нашей школе с прошлого года.

Прослушав курс по ниндзюцу, мы примем участие в одном деле под личным руководством Командора — это будет нашей дипломной работой.

После этого сдадим выпускные экзамены и сейчас же, получив задания, поедем куда надо.

Даню снова попытался узнать, кто незаметно следит за нами. Но Бан занялся чисткой трубки — отвинтил головку и стал прочищать ее лопаточкой и щеточкой, — дал понять, что на эту тему не стоит говорить.

Во время этой беседы Бан очень интересовался нашим прошлым. В пределах возможного пришлось удовлетворить его любопытство — иначе нельзя рассчитывать на его откровенность.

Даню сказал, что учился сперва во французской школе, потом в английской и по окончании университета в Италии стал профессиональным футболистом. Во время поездки в Лиссабон познакомился с одним тренером, сфера интересов которого была значительно шире футбола. И спустя некоторое время Даню оказался — уже под чужим именем — в Швейцарии, прошел начальную подготовку, затем прибыл сюда.

Я изложил биографию согласно утвержденной вами легенде. Из вопросов Бана (например, о том, бывал ли я в одном небольшом городе на берегу океана, где на холме стоят два особняка цвета «красное тампико» с французскими окнами) я понял, что ему известно, по чьей рекомендации я прибыл в Стамбул. Когда Бан расспрашивал меня, Даню, наклонившись к рулю, внимательно разглядывал дорогу, а его уши поворачивались, как звукоуловители.

Перед прощанием Бан сказал, что наши о. а. — 1 и 2 предназначены только для учебных занятий, а не для использования в той акции, которая будет нашей дипломной работой. Но мы должны до этой дипломной работы закончить обработку наших о. а. — полностью овладеть их волей. Иначе нас могут не допустить к участию в дипломной акции.

С Гаянэ дело у меня совсем застопорилось. Я изменил тактический план и стал применять вспомогательные меры, связанные с приемами цикла Т. Я тщательно регистрировал (по 20-балльной системе) психические и физические реакции о. а. и спустя две недели провел количественный анализ полученных данных. Увы, цифры показали, что переход на новую манеру психической обработки дает очень слабый эффект. И надеяться на то, что действенность применяемых мной приемов будет повышаться, тоже не приходилось.

Даню сказал мне:

— По глазам твоей обезьянки вижу, что ей не нравится, как я обращаюсь с Вильмой. Боюсь, что твоя начнет настраивать мою, и, если вся проделанная мной работа окажется под ударом, придется срочно провести форсированные трюки.

— Какие? — поинтересовался я.

— Или поссорить их, чтобы совсем не встречались, или мы поменяемся обезьянками, и я примусь за твою и выдрессирую как следует. Или… — он сделал движение ногой, как будто бил по мячу, — вышибить ее из игры.

Он засмеялся. Я вспомнил слова Гаянэ: «У вашего друга обаятельное лицо, когда он смеется, но у него смеются только губы, а сердце, наверно, никогда».

Мы пошли к Веласкесу. Он не согласился с Даню — никаких ФТ проводить не надо. Пусть он попробует начать настраивать свою обезьянку против моей, а я должен повлиять на свою — чтобы стала отходить от своей подруги.

Отпустив Даню, Веласкес попросил меня остаться. Он хлопнул в ладоши и приказал девочке — ей было не больше восьми лет — принести две бутылки содовой. Девочка принесла поднос с бутылками и стаканами и, сделав реверанс, ушла. Лицо Веласкеса стало вдруг очень строгим.

— Бан говорит, что вы растрещали ему насчет своего учения в Эс-семь, стажировке в Стамбуле и прочем. Неужели вы такой болтун? Вы не призрак, а уличный громкоговоритель.

— Я говорил только в пределах того, о чем сказано в моем личном формуляре, и ни слова больше. Даню был при этом разговоре и может подтвердить. Но мне кажется, что Бан кое о чем догадывается, против этого я ничего не могу сделать.

Веласкес вытер пальцем усики и тихо спросил:

— А о себе он говорил?

— Мы не спрашивали его. Но Даню как-то говорил мне, что Бан прошел специальный курс по особой технике в так называемой школе матадоров… убирать людей.

Веласкес кивнул головой.

— Это один из разделов ниндзюцу, называется «катакесино-дзюцу» искусство гасить облики. Отсюда термин «икс» от глагола «extinguish». Вот эту самурайскую икс-технику мы соединили с сицилианской, древнекитайской, чикагской, детройтской и лос-анжелесской техникой гашения людей. Вы, наверно, слышали о тридцати двух классических способах?

Я чуть не опрокинул стакан.

— Мы тоже будем проходить?

Веласкес покосился с улыбкой на мою руку.

— Даже когда вы со мной, помните о своих жестах, держите всегда себя под контролем. Могу вас успокоить. Тот раздел ниндзюцу, о котором идет речь, нужен для командоров, рейнджеров и диверсантов всех категорий, которые проникают в глубь вражеской территории и совершают икс-акции. Вам этот раздел не нужен, потому что вы предназначены для более деликатной работы. Вы будете призраками высшего ранга, функции которых проводить особо доверительные политические акции.

— Значит, Бан специалист по… икс-акциям? Даню мне говорил, что Бан до нашей школы имел большую практику по этой части.

— Да. Во время войны в Алжире Бан состоял при особой группе отряда парашютистов и принимал участие в специальных операциях, потом в Анголе работал в португальской контрразведке, а затем около восьми месяцев действовал по своей специальности в Сайгоне и там попал в поле зрения нашего шефа.

— Биография внушительная, — заметил я.

Веласкес стал разглядывать кольцо с опалом на левой руке.

— Биография внушительная, но… больше надо верить цифрам, линиям кривой его психики и фактам. Итоги наблюдения за его словами, движениями, комплексом поведения и психомоторными реакциями в течение пяти месяцев наводят на некоторые размышления. — Профессор посмотрел мне в глаза. — Я вам доверяю и поэтому говорю об этом. Бан внушает подозрения своими расспросами, осторожными, но в то же время настойчивыми, своим любопытством, услужливостью и стремлением опорочить других. Я начинаю думать: не выполняет ли он задания со стороны?

Мы были вдвоем в комнате, но я невольно понизил голос:

— Здешней контрразведки?

— Нет, более серьезного противника. Мне кажется… — Веласкес покрутил пальцем в воздухе и сделал быстрое движение — как будто проткнул рапирой невидимого врага, — что Бан получает задания… от другой разведки.

Я округлил глаза.

— Его перевербовали? Командор знает об этом?

— Пока нет. Мои подозрения еще не подкреплены как следует.

— Если подтвердится, что он оттуда, то…

— Его надо будет сейчас же погасить. — Веласкес тихо вздохнул. — А поручитель его — Командор. Молю небо о том, чтобы мои подозрения не оправдались.

Вечером, ложась спать, я сказал Даню:

— Веласкес полностью доверяет нам и очень хорошо относится. И вообще он добряк.

Даню громко зевнул.

— Я узнал, что он все время следил и следит за нами и ставит отметки в наших карточках. А что касается его доброты, то у него довольно оригинальное хобби: покупает в деревнях малолетних девочек, а когда они приедаются ему, продает их в веселые заведения и приобретает новых — все это делает через скупщиков.

После паузы я сказал:

— Веласкес подозревает Бана, говорит, что, может быть, его забросили к нам…

— Чепуха, — перебил меня Даню и зевнул. — Бан — лейб-осведомитель Командора, шпионит за нами. Спокойной ночи.

Сегодня нам объявили, что через четыре дня мы начнем слушать лекции профессора Утамаро.

Вот в общих чертах все, что произошло до сих пор. Следующее донесение пошлю, когда накопится достаточно новостей.

ЧЕТВЕРТОЕ ДОНЕСЕНИЕ

а) Искусство проникновения
И вот, наконец, мы начали изучать науку номер один, как сказал Командор.

Профессор Утамаро похож скорей на солидного промышленника: розовое, энергичное лицо, холодные зеленые глаза, гладкие седые волосы, плотная фигура. Говорит по-английски с баварским акцентом, очень быстро, глотая слова, — очевидно, привык к секретно-деловой, предельно торопливой речи, в которой обе стороны понимают друг друга с полуслова.

Во вступительной лекции он пояснил:

1. Ниндзюцу делится на три части: низший, средний и высший ниндзюцу. Низший — это комплекс знаний и навыков, нужных для войсковых разведчиков, диверсантов, террористов, солдат специальной, то есть антипартизанской, войны.

Средний — это наука об агентурной разведке в широком смысле слова: о методах вербовки, о типах агентуры, о видах агентурных комбинаций, о встречном использовании чужой агентуры и т. д.

Высший — наука об особых политических акциях: о том, как подготавливать и организовывать инциденты, столкновения, волнения, мятежи и перевороты, как создавать чрезвычайные ситуации для форсирования хода событий.

Мы будем изучать средний ниндзюцу (частично) и высший (полностью).

2. Ниндзюцу родилась в Японии во времена непрестанных феодальных войн. У каждого феодала имелись самураи особого назначения, которые создавали агентуру в других княжествах, засылая туда соглядатаев и вербуя их на месте, проводили различные подрывные мероприятия — поджоги, отравления, похищения и убийства, распространяя ложные слухи и подбрасывая фальшивые документы, чтобы сбивать с толку врагов и сеять между ними раздоры.

На этой основе сложилась специальная дисциплина, главной задачей которой было изучение и теоретическое обоснование наилучших способов незаметно, подобно призракам, проникать к врагу, выведывать его тайны и сокрушать его изнутри. И эта наука получила название ниндзюцу — искусство незаметного проникновения, искусство быть невидимым.

Первый период истории ниндзюцу охватывает время с XIV века до конца XIX. Затем начинается второй период. Япония приобщается к европейской цивилизации, знакомится с методами секретных служб Запада, усваивает достижения Шульмейстера, Видока, Штибера, Алана Пинкертона, Николаи и других — и в результате этого происходит модернизация самурайской науки о тайной войне.

Расцвет обновленного ниндзюцу происходит во второй половине 30-х и в начале 40-х годов нашего века. Он связан с деятельностью школы Накано, выпускники которой покрыли Азиатский материк густой паутиной агентов и приняли участие в подготовке различных событий, дававших Японии поводы для военных интервенций и создания марионеточных режимов. Японские службы призраков достигли высшего мастерства по части такого рода особых политических акций.

Третий период начинается после второй мировой войны.

ВГермании сотрудники американской, английской, канадской и австралийской секретных служб охотились за физиками, военно-техническими тайнами и лабораторным оборудованием. А в Японии офицеры оккупационных войск охотились за выпускниками школы Накано и за литературой по ниндзюцу.

В Германии союзникам удалось захватить около тысячи ученых, в том числе знаменитых физиков Вейтцзеккера, Гейзенберга, фон Лауэ, Гана и Йордана и 346 тысяч секретных патентов, а в Японии американцы взяли в плен несколько сот ниндзя высшей квалификации и много старинных секретных монографий чрезвычайной ценности.

Так, например, майор Мактаггарт обнаружил в одном монастыре секты цзен в горах Кисо древнейший трактат по ниндзюцу — «Бансен сюкай», где говорится об основных приемах внедрения агентуры к врагу, способах маскировки агентуры и дезориентации врага. Настоятель монастыря — потомок знаменитого ученого-ниндзюцуведа Ямасироноками Кунийоси — запросил 50 тысяч долларов за эту уникальную книгу, но после двух выстрелов из кольта в статую богини Авалокитешвары снизил цену до пяти консервных банок спаржи. А капитан Кук нашел у одной старушки библиофилки в Киото подлинник сочинения Натори Хьодзаэмона «Сейнинки», с приложением «Сокровенного наставления по возбуждению смут». Этот редчайший манускрипт XVII века, оцененный владелицей в 200 тысяч иен, достался капитану совсем бесплатно, так как старушка считала спаржу несъедобной.

Все лучшее, что есть в классическом и модернизованном ниндзюцу, было соединено с наиболее ценными достижениями секретных служб во время второй мировой войны — так появился ниндзюцу третьего, то есть послевоенного, периода.

Лекции Утамаро были до отказа набиты фактами, именами, датами, цифрами и ссылками — так ужасающе обстоятельно могут излагать свой предмет только немецкие профессора.

Я не буду приводить содержание лекций Утамаро: вам, главному попечителю нашей школы, лично утвердившему ее учебную программу, они хорошо известны. Отмечу только те лекции, которые были для меня особенно интересными.

Средний ниндзюцу особого впечатления на меня не произвел — мне достаточно хорошо известны основные виды агентурных мероприятий. А придуманные самурайскими теоретиками комплексы правил секретно-оперативной работы, сведенные к числовым формулам, которые звучат как магические заклинания, показались мне просто смешными.

Но что касается высшего ниндзюцу, то оно с самого начала захватило меня. Как только Утамаро заговорил о методах использования агентов для больших политических комбинаций, я понял, почему Командор считает эту старинную и беспрерывно обновляющуюся дисциплину первостепенно важной для нас.

Особенно интересны были для меня седьмая и восьмая лекции — о комбинациях высшего проникновения — «Вывернутый мешок», «Горное эхо», «Спускание тетивы», «Плевок в небо» и другие.

Классические примеры проведения этих комбинаций мы находим в истории древнего Китая и средневековой Японии. Например, комбинацию типа «Горное эхо» образцово провели Ди Сюн — глава княжества Шу, и его вассал Пу Тай. Ди Сюн обвинил Пу Тая в измене и избил его в присутствии всех приближенных; окровавленного вассала выволокли за ноги из замка. Спустя некоторое время Пу Тай установил тайную связь с соседним князем Ло Шаном, главой княжества Шу, и бежал к нему. Ло Шан поверил тому, что Пу Тай горит жаждой мести, и приблизил его к себе, но тот в нужный момент провел крупную диверсию, обеспечившую победу княжества Шу. Оказалось, что ссора между князем Ди Сюном и Пу Таем была хитростью, проведенной с целью внедрения Пу Тая в соседнее княжество.

А Хуан Гай успешно провел комбинацию типа «Спускание тетивы» — бежал от Чжоу И к Цао Цао, признался ему, что это бегство фиктивное, подстроенное Чжоу И, чтобы обмануть Цао Цао, но что сам Хуан Гай давно решил перебежать к Цао Цао, использовав эту комбинацию. Цао Цао поверил чистосердечному признанию Хуан Гая — и попался в ловушку. Японские феодалы Ода Нобунага, Мори Мотонари, Такеда Синген и другие неоднократно проводили мероприятия типа «Горное эхо» и «Спускание тетивы», чтобы обеспечить успех своих политических подрывных операций.

6) Шуйкэ и Цэши
Подробно изложив содержание нескольких остроумных военно-политических махинаций китайских и японских феодалов, Утамаро сказал в заключение:

— Все эти хитрости, придуманные много веков тому назад, сохранили практическое значение.

Прочитав на моем лице недоумение, Утамаро быстро спросил:

— Непонятно?

— По-моему, эти старинные комбинации интересны как факты истории. А для нашей практической работы вряд ли…

Утамаро поморщился.

— Вы ничего не поняли. Комбинации, о которых я рассказываю, проводились с успехом в Китае и Японии в эпоху феодальной раздробленности, когда в этих странах было много небольших княжеств. Между ними беспрерывно происходили горячие и холодные войны, проводились операции «плаща и кинжала», сопровождавшиеся икс-акциями, нападениями, похищениями и всякого рода интригами. Специалисты по ниндзюцу тщательно изучили и классифицировали все методы тайной войны, применявшиеся в те времена. И эти методы имеют для нас не только историческое значение, но и практическое. Посмотрите на карту мира. На Ближнем Востоке, в Юго-Восточной Азии, Латинской Америке и Африке множество малых государств. Такая же картина была в древнем Китае во времена феодальной раздробленности. Сколько было тогда государств?

Профессор посмотрел на Даню. Тот широко улыбнулся и, подражая Утамаро, торопливо заговорил:

— В начале эпохи Чуньцо было сто шестьдесят княжеств. Например, Лу, Вэй, Цин, Дай, Янь, Юэ, Чу…

Утамаро кивнул головой.

— Хватит. А теперь мысленно перечислите государства на территории Африки, начиная с Алжира и Бечуаналенда и кончая Угандой и Замбией. Налицо сходство ситуаций — в феодальном Китае и в нынешней Африке. Вот почему ниндзя второй половины двадцатого века должны внимательно изучать комбинации высшего ниндзюцу не как историки, а как практики. Понятно?

Я поблагодарил профессора за разъяснение, хотя оно не удовлетворило меня полностью.

После лекции Даню подошел к Утамаро и спросил о чем-то. Профессор вытащил из портфеля книгу большого формата — судя по иероглифам на обложке, китайскую — и показал какие-то таблицы. Даню поблагодарил Утамаро и пошел со мной домой. Я спросил:

— Когда ты успел изучить китайскую историю?

Даню засмеялся, но тут же сделал серьезное лицо.

— Я стал учить китайский в прошлом году, выучил несколько сот знаков. И попутно проштудировал «Троецарствие» на английском языке.

— Вот что, синьор китаевед, объясни мне одну вещь.

Даню изящно наклонил голову — в манере Веласкеса:

— К твоим услугам.

— Профессор сказал, что надо изучать те приемы, которые применялись в феодальном Китае, потому что они пригодятся нам в практической работе. И указал на сходство ситуаций тогда и теперь — обилие небольших государств, например, в Африке. Но ведь феодальные княжества воевали друг претив друга по своей инициативе. А африканские государства между собой войн не ведут. Где же тут сходство ситуаций? Если даже страны Африки и начнут действовать друг против друга, то это не будет касаться нас, так как мы не состоим в правительствах и штабах африканских государств.

Даню взял меня под руку.

— Ты не понял профессора. В древнем Китае феодальные княжества воевали отнюдь не по собственной инициативе. В те времена существовали так называемые шуйкэ — бродячие профессиональные консультанты по вопросам политики. Шуйкэ обходили княжества наподобие коммивояжеров и предлагали свои услуги. Все они были образованными, красноречивыми и предприимчивыми. Феодалы брали их на службу на тот или иной срок.

— Как футболистов в профессиональные клубы?

— Да. И они начинали давать советы по вопросам внешней политики. С хорошими консультантами возобновляли контракты, плохих выставляли или приканчивали. Некоторые шуйкэ приобретали известность, тогда их начинали переманивать, как это теперь делают такие футбольные клубы, как «Реал», «Бенфико» и «Ботафого». И благодаря усилиям этих шуйкэ феодальные княжества Китая беспрерывно интриговали друг против друга, заключали тайные союзы, натравливали одних на других, нападали, заключали сепаратный мир и снова готовились к войнам. Шуйкэ все время старались сохранять напряженную атмосферу, потому что, когда наступало спокойствие, спрос на них начинал падать.

— А они были причастны к тайной войне?

— Нет, подрывными махинациями всех видов занимались так называемые цэши — профессиональные призраки высшей категории. И они еще больше, чем шуйкэ, были заинтересованы в том, чтобы в воздухе постоянно пахло гарью.

— Но мы ведь не те и не другие.

— Сейчас в разных частях света много небольших государств, так же как в Китае и Японии во времена феодальных войн. Ситуация сходная, как сказал Утамаро. И эти азиатские, ближневосточные и африканские малые государства… — Даню поднял руку и заговорил торжественным голосом: — ждут современных шуйкэ и цэши, которые будут прибывать к ним, но не на арбах, сампанах и в паланкинах, а на «каравеллах», «констелейшенах» и «боингах». Функции древних цэши должны теперь выполнять мы, высококвалифицированные ниндзя ракетно-кибернетической эпохи! Теперь ты, наверно, понял, почему Утамаро говорит о практическом значении для нас приемов, применявшихся нашими далекими предшественниками на Дальнем Востоке.

Я чинно поклонился.

— Понял, мистер цэши.

После этой беседы с Даню я стал с еще большим почтением относиться к лекциям Утамаро.

в) Руморология
Очень интересной была лекция 12-я — о слухах.

— Человек обычно выполняет две функции — принимающего от кого-нибудь слух, то есть перципиента, и передающего слух кому-нибудь, то есть индуктора, — так начал лекцию Утамаро. — Что заставляет человека, приняв слух, заинтересоваться им и признать его достойным для передачи другому человеку? В данном случае играют роль врожденные черты человеческой психики — тяга к новостям, сенсациям, тайнам. А что заставляет перципиента превращаться в индуктора, то есть в человека, передающего слух другому человеку? Какие побудительные мотивы у индуктора? Желание похвастаться осведомленностью, поразить кого-нибудь сенсационной вестью, угодить кому-нибудь сообщением интересной новости или, наоборот, доставить неприятность. Психология изучает все процессы, происходящие в нервно-психической сфере индуктора и перципиента.

(Прошу извинить меня за нескладную запись — очень трудно записывать Утамаро, а пользование карманными магнитофонами запрещено.)

Далее Утамаро сказал, что социология изучает слухи как социальные явления, классифицируя их по генезису, содержанию, степени достоверности, степени охвата людских контингентов, то есть количества перципиентов, и по целевой направленности.

А социально-психологическое изучение ставит целью выяснить, как люди выполняют функции перципиентов-индукторов в зависимости от интеллектуального уровня, профессии, политических и религиозных убеждений, мировоззрения, степени осведомленности и т. д.

Для психологии, социологии и социальной психологии представляют интерес слухи как таковые — вне зависимости от их содержания и назначения.

Но к ниндзюцу имеют отношение только те слухи, которые пускаются с целью ввести в заблуждение людские массы, вызвать тревогу, панику, недовольство властями, толкнуть людей на прямые действия, эксцессы, то есть слухи подрывного характера. Американские социопсихологи употребляют в отношении таких слухов термин demagogism в отличие от обычных слухов rumours.

Мы начали с классиков. Познакомились с комментариями к трактату древнекитайского стратега Сунь-цзы и с наставлениями по пусканию подрывных слухов из секретных разделов старинных учебников по ниндзюцу «Комондзьо но дзюппо», «Синоби мондо» и «Ниндо кайтейрон».

После этого просмотрели сокращенные изложения работ виднейших европейских и американских исследователей слухов. Наиболее любопытными мне показались исследования «Расовые бунты» Ли и Хэмфри и «Полиция и группы национального меньшинства» Уэклера и Холла. Эти ученые детально изучили роковую роль слухов в негритянских демонстрациях и волнениях 1943 года.

Но самыми интересными были, разумеется, две брошюры (секретные издания нашей школы) из серии «Материалы по стратегии шепота». К брошюрам были приложены диаграммы, показывающие быстроту распространения слухов во время политических переворотов в различных странах.

Прочитав обе работы, Даню произнес с восхищением:

— За такие исследования надо давать Нобелевскую премию!

Утамаро холодно взглянул на Даню.

— Не разделяю вашего восторга. Эти работы носят чисто описательный характер. В них отсутствуют конкретные данные о процессах модификации политических слухов в ходе распространения и совсем нет количественных данных, характеризующих поведение советских перципиентов. А они, согласно классификации Левитта, делятся на две категории: rumour-prone — верящие слухам и rumour-resistant — относятся критически к слухам.

— А разве политические слухи не подчиняются общим законам? — спросил я.

Утамаро еле заметно кивнул головой.

— Разумеется, формулы Олпоста и Кораса о силе слухов и закон Хайяма о стадийности изменения слухов распространяются на слухи во всех странах, но Бауэр и Глейхер убедительно показали некоторые специфические особенности политических слухов и, в частности, довольно большую амплитуду колебаний процента достоверности в слухах. Поэтому необходимо собрать как можно больше данных о формах реагирования перципиентов в зависимости от их профессии, возраста и этнической принадлежности.

— Но такие данные очень трудно собирать. Сведения о них можно добыть только агентурным путем на месте. В этом заключается главная трудность.

— Надо собирать данные о политических слухах и как следует изучить поведение перципиентов в разных странах, чтобы сделать выводы для нашей серой и черной пропаганды и для практической работы наших призраков. История свидетельствует о том, что с помощью слухов можно легко вызывать массовые убийства и мятежи. Возьмите погром корейцев в Токио в 1923 году и ламаистское восстание в Лхасе в 1959 году — во всех этих случаях слухи сыграли роль запала.

— А для Африки, пожалуй, наиболее поучителен лхасский пример, — сказал Даню.

Утамаро кивнул головой.

— Лхасский пример, связанный с восстанием религиозных фанатиков, и пример с бунтом в Японии в 1876 году, когда всем японцам было приказано сбрить косичку на голове. Тогда пошел слух о том, что сгниют мозги, и начались эксцессы. Но ближе всего нам северородезийский пример, где бунтовали секты лумпа и апостолов. Возьмите в библиотеке брошюру об этих бунтах сектантов. А в прошлом году мы проводили специальные практические занятия по пусканию слухов в некоторых районах Центральной Африки путем использования колдунов. И нам удалось проследить кривую роста охвата людских контингентов слухами, быстроту движения этих слухов и процесс модификации их содержания и тональности. Этот эксперимент наглядно показал нам, что религиозные фанатики и контингента суеверных — самое удобное горючее для подрывных слухов. И еще отличное горючее — большие скопления женщин во время продовольственных затруднений. Идеальный материал.

Даню спросил:

— А вот интересно… Зорге ведь изучал японский язык, историю Японии и прочее.

— Да, — подтвердил Утамаро. — Когда его арестовали, дома у него нашли большую библиотеку, он изучал даже японские литературные памятники восьмого века начиная с «Кодзики». Недаром в своих записках, написанных в тюрьме, он писал, что если бы жил в обстановке мира, то стал бы ученым. Свою секретную работу он вел именно как ученый.

— Наверно, изучал ниндзюцу, — сказал Даню.

— Исходя из того, что он изучал основательно японскую литературу и историю Японии, можно полагать, что ему, конечно, было известно ниндзюцу хотя бы по книгам Ито Гингецу, Фудзита Сейко и других современных популяризаторов этой самурайской науки.

Даню произнес с льстивой улыбкой:

— К экзамену по ниндзюцу мы будем готовиться с удовольствием. Такой интересный предмет.

Утамаро шевельнул головой, и стекла его очков заблестели, скрыв глаза, — он умел поворачивать голову именно с таким расчетом.

— Насчет удовольствия не ручаюсь. Экзамен будет трудный. Я беспощаден и особенно буду гонять по двум разделам ниндзюцу — руморологии и кудеталогии.

И тут же пояснил:

— Руморология — это прикладная наука о слухах, а кудеталогия — о переворотах.

г) Кудеталогия
Лекции по ниндзюцу сильно выматывали нас. Надо было подробно записывать и сейчас же зашифровывать эти записи — я пользуюсь изобретенной мной системой, о которой уже писал вам во втором или третьем донесении, затем просматривать ту литературу, с которой Утамаро предлагал ознакомиться, делать нужные выписки и опять зашифровывать их.

А список литературы, которую надо просматривать, был довольно большой. В общем свободного времени оставалось мало — мы с Даню работали до поздней ночи.

Но Даню все-таки ухитрялся выкраивать время для развлечений — ходил в кегельбан при клубе деловых людей и в американский клуб — на закрытые просмотры фильмов, не предназначенных для проката, и еще встречался с о. а. — 2.

Несколько раз я видел их, когда возвращался из библиотеки домой. Она как будто повзрослела на пять лет — беспечное, игривое выражение лица сменилось серьезным, задумчивым. Даню шел на два-три шага впереди, подчеркивая пренебрежение к ней.

А с Гаянэ я в течение всего периода слушания лекций Утамаро встретился только один раз. Инициатива исходила от нее — она позвонила и сказала, что у нее есть экстренное дело ко мне. Мы встретились около ее конторы — в книжном магазине.

Впервые я увидел ее в очках — они придавали ей строгий, но элегантный вид. Я сказал, что у меня очень много работы, — прибыли партии экземпляров библии и евангелия на сомалийском, хаусском и канурском языках, надо распределять эту литературу по районам.

— У меня вот какое дело… — Гаянэ поднесла мизинец к переносице и поправила очки. — С Вильмой получается нехорошо, у нее сильная депрессия. Судя по всему, ваш друг вскружил ей голову… Не знаю, насколько далеко у них зашло дело…

Гаянэ слегка покраснела и нахмурилась — рассердилась сама на себя. Я осторожно коснулся ее руки.

— Я знаю, что у них только флирт. Значительно более активный, чем у нас, потому что…

Гаянэ быстро перебила меня:

— Ваш друг знает, что нравится Вильме, и явно издевается над ней. Я решила повлиять на нее — пусть порвет с вашим другом.

Я улыбнулся.

— А что требуется от меня? Найти для Даню другую?

Гаянэ посмотрела на меня — сквозь очки ее глаза казались ледяными.

— Очевидно, у вас в библиотечном складе, кроме библий… — она говорила, не разжимая зубов, — имеется много скучающих девиц. И для себя, наверно, тоже нашли. Поэтому некогда было даже позвонить мне.

Я рассмеялся. Гаянэ сердито отвернулась, но через некоторое время сняла очки — стала обычной. Я проводил ее до дома — по дороге мы зашли в магазин Родригиша и купили для ее мамы китайские домашние туфли. Гаянэ обратила внимание на то, что магазин португальца был заполнен китайскими товарами, начиная с фарфоровых сервизов и кончая бамбуковыми спиночесалками.

— Через недели две, — сказал я, — расправлюсь со всей священной литературой, которая помогает африканцам попасть в рай, и целый месяц подряд буду ходить с вами в кино или помогать вам покупать подарки маме.

— Кстати, надо купить подарок дяде Гургену. Завтра получу жалованье, а послезавтра день его рождения. Куплю ему стереофон.

— Это страшно дорого.

— Я очень люблю дядю. Он часто рассказывает мне о папе. А таких людей, каким был мой папа, нет на свете.

Перед тем как проститься со мной, Гаянэ опять надела очки и строгим тоном сказала мне:

— Мне все-таки не нравится Даню. И еще больше не нравится, что он ваш друг. Неужели у вас есть что-нибудь общее? Для меня вы… то есть мне…

Она не договорила и быстро юркнула в дом. Вернувшись к себе, я взял карточку «Ход обработки о. а. — 1» и сделал очередные пометки в графах поведения, интереса к темам разговоров, речевых реакций и смен интонаций и настроений. Но графу выводов я на этот раз оставил незаполненной — не стоит торопиться с заключением. Просто долго не виделись, и она немножко соскучилась. Во всяком случае, то, что она каждый раз говорит мне о своих родных и особенно об отце, — это хороший симптом.

Через несколько дней Даню с озабоченным видом сообщил, что последняя декадная диаграмма реакций о. а. — 2 ему очень не нравится — кривая ее сопротивляемости идет на повышение, и заметно изменилась манера слушать и говорить.

Даню высказал предположение:

— Это, очевидно, влияние твоего экземпляра. Ты совсем отпустил вожжи, и твоя стала портить мою. Зря мы тогда не провели ФТ, как я предлагал.

Я обещал Даню попробовать — без гарантии успеха — оказать воздействие на о. а. — 1, чтобы перестала вмешиваться в сердечные дела подруги.

Следующие две лекции (после лекции по руморологии) были посвящены комбинациям по введению неприятеля в заблуждение путем подброски по агентурным каналам дезинформационных данных — этот раздел хорошо разработан в ниндзюцу. После этого профессор перешел к теории переворотов и мятежей, то есть к кудеталогии (от coup d’etat).

Этому разделу были посвящены три лекции — ими заканчивался курс ниндзюцу.

В вводной части Утамаро рассказал о том, как в школе Накано японские теоретики дополнили и развили положения, фигурирующие в китайских и японских трактатах прошлых веков, о свержении власти в стане врага руками заговорщиков.

В классическом ниндзюцу имелся в виду только один тип переворота в стане противника — внезапное выступление заговорщиков, начинающееся с икс-акции против властителя и его главных приближенных. По существу говоря, речь шла о дворцовом перевороте.

Но современное ниндзюцу в большинстве случаев имеет дело с другими видами переворотов. Сделав подробный разбор нескольких наиболее характерных переворотов, Утамаро разделил их на четыре основные категории:

1) совершаемые в максимально короткий срок небольшим количеством военных на сравнительно небольшой территории (вроде багдадского переворота против Фейсала — 1958),

2) совершаемые путем широкой акции войсковых частей данной страны на большой территории (например, банкокский — 1958, равалпиндский — 1958, бразильский — 1964),

3) совершаемые в результате военного нажима извне (например, гватемальский — 1954),

4) совершаемые в ходе событий, возникших в связи с выступлениями широких контингентов населения или определенного контингента, вроде студентов (например, сеульский — 1961 и анкарский — 1961).

— В результате изучения всех видов переворотов, — сказал Утамаро, большинство исследователей переворотов (кудеталогов) пришло к выводу, что наилучший вид переворота — это переворот, наиболее близкий к дворцовому, то есть начинающийся с икс-акции против носителя власти — вроде дамасского 1949 (физическое устранение президента Хосни Заима) и багдадского — 1958 (ф/у короля Фейсала).

Целесообразно также для обеспечения успеха переворотов проводить некоторые форсированные мероприятия, отвлекающие внимание полиции и частей охраны резиденции верховной власти, как-то: руморные акции, то есть пускание панических слухов, и устройство уличных катастроф, пожаров и взрывов с большим количеством жертв.

В первую очередь такой вид блицпереворота пригоден для стран Ближнего Востока и Африки. Но в отношении стран Африки представляется особенно эффективным сочетание выступления военных с бунтом фанатиков, вызванным соответствующими тайными оперативники мероприятиями. Вот почему сегодняшние ниндзя, особенно те, кому предстоит работать в странах с цветным населением, должны особенно внимательно изучать стихийные волнения, которые возникают на почве суеверий, вроде бунта секты лумпа в Северной Родезии, возглавляемой Алисой Луленга-Леншиной. Я хочу надеяться, что в процессе работы на Ближнем Востоке, в Африке и других районах мира доблестные выпускники нашей школы внесут большой вклад в нашу древнюю, но непрестанно развивающуюся науку и особенно в один из важнейших ее разделов кудеталогию!

Так заключил Утамаро свою лекцию о технике переворотов.

Я задал вопрос:

— А перевороты, совершаемые в результате восстания широких масс, которые идут за революционерами, относятся тоже к четвертой категории?

Утамаро слегка повернул голову и, блеснув стеклами очков, спрятал глаза.

— Такой вид переворота, — быстро сказал он, — нас может интересовать только в негативном плане, то есть в плане предупреждения его или в плане специальных мероприятий, ставящих целью как можно скорее обезглавить мятеж. Понятно? — Не дожидаясь моего ответа, он продолжал: — Итак, вы прослушали лекции по ниндзюцу. Более подробные сведения сможете получить из той литературы, которую найдете в нашей библиотеке. Мой курс является заключительным в вашей учебной программе. Больше лекций у вас не будет. Впереди у вас только практические занятия, это вместо дипломной работы, затем экзамены, и после этого вы начнете трудный и опасный путь призрака. И да послужат вам полезным оружием знания, почерпнутые вами из прослушанных лекций!

д) Чудодейственные снадобья
— С лекциями вы покончили, — сказал нам Веласкес. — Вам остается еще немножко пошлифовать свои мозги. Просмотрите в нашей библиотеке кое-какую литературу, которую должен знать каждый уважающий себя призрак.

Он дал нам следующий список книг и брошюр:

1. Монографии

И. Тейлор — Стратегия страха.

Ф. Микше — Тайные силы (тактика подполья).

С. Зигель — Психология сект.

2. Издания школы

Сборник статей из серии «Подытоживание оперативного опыта»:

Методы вербовки агентуры (Ближний и Средний Восток).

Методы вербовки агентуры (Африка).

Использование суеверий в агентурных комбинациях.

Приложение. Дневник участника бунта паствы пророчицы Алисы Луленга.

Техника пускания слухов (социометрическое изучение).

Подготовка и проведение террористических актов. (Разбор икс-акций против египетского премьера Нокраши-паши, иранского премьера Размара, графа Бернадота, трансиорданского короля Абдулы, пакистанского премьер-министра Али-хана, цейлонского премьера Бандаранаике, доминиканского правителя Трухильо, лидера японских социалистов Асанума.)

Гогэн — Специальная фармакология.

Последняя книжка, собственно говоря, была тоненькой брошюркой, написанной очень трудным языком. Как только я начал читать ее, сразу же вспомнил лекции Веласкеса о форсированных трюках уговаривания — он говорил о том, что можно под замаскированным предлогом ввести в организм о. а. препараты, действующие на волю и сознание последнего.

В начале книжки говорилось о том, что самураи-призраки пользовались снотворными и дурманящими средствами. Но таких средств было не так много, и действовать они начинали не сразу.

Современные ниндзя располагают большим, разнообразным арсеналом быстродействующих снадобий, с помощью которых можно оказывать то или иное воздействие на различные стороны и даже оттенки психической деятельности человека.

Специальная фармакология — это наука о таких средствах, которые помогают обработке человека — или ослабляют его волю, делают его податливым и послушным, или возбуждают его, делают болтливым, легко опьяняющимся и приходящим в такое состояние, когда он совсем перестает владеть собой.

В брошюре перечислялись препараты, действующие на нейроны головного мозга — с описанием, с какой целью их надо употреблять и в какой дозировке. Я узнал, как действуют гарденаловые и пентоталовые препараты и стимуляторы, изобретенные после войны.

Даню раньше меня закончил штудирование брошюры.

— Здесь все-таки мало говорится о средствах, которые развязывают язык, — сказал он.

— Об амиталовой соде говорится довольно подробно, — возразил я. — С ее помощью развязывают языки у больных и у подследственных.

— Амиталовые препараты угнетают психику, вызывают депрессию вроде препарата «джокер», его использовали во время войны на Тихом океане, чтобы заставлять пленных японцев давать показания. А нам нужны такие средства, которые будут действовать как холинергические стимуляторы, поднимать тонус человека и в то же время будут заставлять его активно выбалтывать все, что он знает.

Я вспомнил, как подействовала на Бана смесь кокаина с бурбон-виски.

— Попробуй изобрести что-нибудь. Командор похвалит тебя.

Даню рассмеялся.

— Надо будет вообще попрактиковаться, испробовать на деле все снадобья.

Он позвонил Вильме и назначил ей встречу, но не пошел на нее. Вечером позвонила Вильма и спросила, где Даню. Оказывается, он не пришел в кафе, она прождала его полтора часа.

Даню не было четыре дня. Он явился поздно ночью со ссадинами и синяками на лице и сильно прихрамывал. Он объяснил, что ему предложили за хороший гонорар поехать в соседний город и принять участие в футбольном матче между двумя командами иностранцев. Игра была очень жестокая, и особенно досталось Даню, игравшему центрфорварда.

Через несколько дней он оправился от футбольных травм и пошел к Веласкесу.

В тот вечер я задержался в библиотеке и вернулся домой поздно. В столовой сидели три девочки с ярко накрашенными губами и высоко взбитыми курчавыми волосами. На лбу у каждой был проставлен чернилами номер.

Самой старшей было лет двенадцать — она шла под № 1. Остальным было не больше десяти. На столе перед ними было разложено угощение — шоколадные конфетки и земляные орехи. Девочка № 1 курила сигарету, № 2 и № 3 жадно ели конфетки и старательно разглаживали оберточные бумажки с рисунками.

Из кухни вошел Даню с подносом, на котором стояли ликерные рюмочки с вином. На бумажках, прикрепленных к рюмочкам, были написаны номера. Даню поставил перед каждой девочкой рюмку с ее номером.

— Это лолиты из ближайшего заведения, — сказал он мне на ухо. — Не говори со мной громко по-английски и по-итальянски, они понимают. Я их нанял на три часа для опытов.

Он приказал девочке № 1 на местном наречии:

— Телела, пей, это очень дорогое вино.

Девочка выпила, закусила орехом и снова закурила.

№ 2 и № 3 тоже выпили, поморщились и заели конфетками. Даню включил транзисторный приемник. Девочка № 1 стала танцевать с № 3, а № 2 отошла в угол и начала топтаться на месте, вертя бедрами и коленями — у нее получился чарльстон, твист и танец живота одновременно. Девочки танцевали старательно, с серьезными лицами — выполняли работу.

Я пошел в спальню и переоделся — надел пижаму. Потом записал в своей тетрадке краткое содержание статьи, прочитанной в библиотеке, — «Школа Накано», бывшего японского генерала Кавамата. Когда я вернулся в столовую, девочка № 1 сидела на полу, расставив ноги, и мотала головой — судя по глазам, совсем опьянела.

Даню сказал с восхищением:

— Подумай только, всего семь минут с момента приема! Эта девчонка славится на весь их переулок тем, что может спокойно выдуть целую пинту виски и остаться трезвой, а тут соскочила с рельсов от крохотной рюмочки разбавленного вермута.

— А ты что ей дал?

— Две пилюльки диамина. Потрясающее средство! Четыре пилюльки в рюмочку самого легкого вина, вроде рислинга, — и можно нокаутировать самого крепкого матроса.

— А этим что дал?

Девочка № 1 упала на пол и закрыла глаза. Даню подошел к ней и потрогал носком ботинка ее голову.

— Спит, как убитая. Ей можно теперь отпилить голову — не проснется. Интересно, через сколько минут диамин действует на взрослого.

В это время с девочкой № 2 стало твориться что-то странное. Она перестала танцевать, соскользнула на пол и пристально смотрела на нас остановившимися глазами.

Даню взмахнул рукой. Девочка сдавленно крикнула и закрыла голову руками.

— Препарат «тета», — сказал Даню. — В основе гарденал и сок мексиканского кактуса. Подавляет психику, доводит депрессию до максимума. Девчонка выполнит любое приказание, если пригрозить.

Он снял со стены кожаную мухобойку и крикнул что-то на местном наречии. Девочка съежилась и, всхлипывая, начала ползти на четвереньках.

— Ешь стул! — крикнул ей Даню по-английски. И добавил по-итальянски: А то ударю.

Девочка приподнялась, крепко обняла стул и стала грызть край спинки, косясь на Даню, державшего над головой мухобойку.

— А этой…

Я не успел договорить фразу — мимо моего уха пролетела тарелочка и ударилась о стену. Девочка № 3 отчаянно завизжала и, схватив рюмку, швырнула в Даню. Он бросился на нее и схватил за руки, — она продолжала дергаться и извиваться, как в эпилептическом припадке. Вдруг она вырвалась, отшвырнула стул и прыгнула к столику, на котором стояли часы и приемник. Даню успел схватить ее за волосы.

— Держи! — крикнул он мне.

Мы вдвоем с трудом справились с этой маленькой девочкой; она порвала на мне рубашку и прокусила Даню руку, он принес из кухни веревку и связал ее по рукам и ногам. Из ее рта шла пена, она отчаянно мотала головой и ругалась самыми грязными словами на нескольких языках — клиентура в их переулке была весьма разнообразная.

Наконец Даню догадался сунуть ей в рот пилюльки «тета», смешанные с хлоропромазином. Спустя минут пять девочка стала успокаиваться, дергаться все меньше и меньше и вскоре заснула. Даню положил ее рядом с № 1. А № 2 заползла под стол и, обхватив поваленный стул, грызла его ножку.

— Что ты дал третьей девочке? — спросил я.

Даню зализывал прокушенное место на руке.

— Лизергическую кислоту, смешанную еще с каким-то стимулятором типа симпамина, который дают велосипедистам перед гонками. Приводит человека вот в такое состояние, при котором ничего не помнит. И всего три пилюльки в рюмочку. Можно еще употреблять так называемый концентрированный сустаген. В небольших дозах его дают в Америке футболистам. Они буквально звереют от него.

Он вынул из кармана два пакетика и протянул мне.

— Возьми диамин и «тета». Испробуй на своей.

Пилюльки были телесного цвета, крохотные — величиной с зернистую икринку.

— В библиотеке есть еще две книжки по специальной фармакологии, я просмотрел их. Между прочим, в конце коридора есть другая читальная комната. Бан сказал мне, что там работают сейчас Умар Кюеле из Мали и Поль Маунд из Северной Родезии, они тоже прослушали уже все лекции и готовятся к практическим занятиям. Но их готовят к особой работе.

— Икс-акции?

Даню засмеялся:

— Пока нет. Сейчас они изучают материалы по мировому коммунистическому движению и по троцкизму. Они будут действовать в качестве ультралевых. Левый экстремизм — это многообещающий канал работы.

Я показал на лежащих девочек.

— Как быть с ними?

— Сейчас позвоню их хозяйке, и она пришлет кого-нибудь.

— А ничего, что они в таком состоянии?

— Я предупредил хозяйку, что у нас будет попойка. — Даню потянулся и зевнул. — Значит, поступаем в распоряжение Командора. Примем участие в настоящем деле. — Он подмигнул: — Может быть, придется… кого-нибудь…

Я заглянул под стол. Девочка № 2 сидела в неудобной позе, закрыв лицо руками, и издавала странные звуки, как будто мяукала. Даню сказал:

— Сейчас дам им всем понюхать нашатырный спирт. Сразу же очнутся. Они ведь живучи как кошки.

— А Командор нас испытывать не будет? Неужели сразу же пустит в ход?

— Веласкес, наверно, представил ему наши карточки со всеми показателями. Поэтому никаких тестов больше делать не надо. Мы уже проверены достаточно.

На следующий день я позвонил Гаянэ и пригласил ее пообедать во французском ресторанчике. Когда после обеда нам подали кофе и бутылочку шартреза, Гаянэ подошла к висевшей на стене репродукции Дюфи и стала разглядывать ее. Улучив момент, я бросил две пилюльки «тета» в ее рюмку и налил ликер.

Гаянэ вернулась к столу, положила сахар в кофе, помешала ложечкой, потом взяла свою рюмку с ликером и пододвинула ее ко мне.

— Поменяемся в знак дружбы, хорошо? — Она взяла мою рюмку и сделала из нее глоток. — Я узнала ваши мысли. А вы можете узнать мои.

Она показала глазами на стоявшую передо мной рюмку. Я протянул руку к сахарнице и, задев рюмку, опрокинул ее. Сейчас же подошел официант и вытер лужицу. Гаянэ сделала еще один глоток из своей рюмки, встала и пошла к телефону у вешалки.

Поговорив по телефону, она вернулась к столу и сказала:

— Я предупредила Вильму, чтобы тоже меняла рюмки и чашки кофе с Даню. Он, наверно, тоже попытается подсыпать что-нибудь, но сделает это более умело.

— Это любовный напиток, — объяснил я. — Купил на базаре у нубийца и хотел проверить.

Гаянэ посмотрела на меня в упор:

— Неуклюжая выдумка.

Я подумал, что придется в графу «наблюдательность» в ее карточке поставить отметку 95 — по стобалльной системе.

Я пригласил Гаянэ на следующий день в кино — идет картина с участием ее любимого Джеймса Мэсона, но она отказалась — завтра годовщина смерти ее отца.

Мы долго сидели в саду перед зданием министерства коммерции и индустрии, потом пошли переулками к дому Гаянэ. Она сказала, что выслушала исповедь Вильмы и отругала как следует — больше Вильма не будет позволять Даню издеваться над собой.

— Когда позвоните мне, отравитель? — спросила Гаянэ при прощании.

— В ближайшие дни опять придется отправлять литературу. Но на той неделе обязательно.

На обратном пути от Гаянэ я хотел зайти в библиотеку, но потом раздумал и решил побродить еще по городу. Уже темнело. Со стороны гор быстро спускалась прохлада. На торговых улицах уже загорелись неоновые вывески, над католическим храмом засверкал крест, перед кинотеатрами выстраивались маленькие автобусы — «шкода», их звали микробусами, и похожие на майских жуков «фольксвагены».

Задумавшись, я не заметил, как около меня появилась женщина. Это была та самая — в очках-маске и замшевых джинсах. Совсем близко от тротуара медленно шел черный микробус. Женщина дернула меня за рукав и шепнула что-то на каком-то языке — вероятно, русском, потом по-французски:

— Садитесь в машину, не оглядывайтесь, быстро!

Я хотел оглянуться, но в то же мгновение меня схватили за руки, толкнули в спину, ударили чем-то мягким по голове, и я очутился в машине. Машина рванула вперед. На меня нахлобучили большую шляпу, закрывшую оба глаза. Что-то щелкнуло за спиной — я понял, что на мои скрученные руки надели наручники.

Машина мчалась быстро. Страха я не ощущал — все произошло слишком стремительно, я не успел понять, в чем дело. Сидевшие в машине переговаривались на незнакомом мне языке. Я вспомнил какой-то рассказ кажется, Сарояна, — как мальчишки дурачились, говоря друг другу сочиненные ими бессмысленные слова.

Сидевший справа толкнул меня локтем и задал вопрос на непонятном языке. Я ответил:

— Брум гар гур.

Сидевший впереди быстро затараторил. Кто-то тихо засмеялся и произнес:

— Гад.

Я добавил:

— Пад мад зад.

Мне стало казаться, что все это не всерьез — какая-то дурацкая шутка.

Как бы угадав мои мысли, сидевший слева вдруг ударил меня кулаком по щеке и произнес по-английски — с акцентом:

— Думаете, что это шутка? К сожалению, ошибаетесь.

Меня ударили еще несколько раз по голове и лицу. Я почувствовал, как из разбитого носа течет кровь. В бок уперлось что-то твердое — кажется, дуло пистолета. Совсем как в шпионском романе — банальнейшая ситуация. Но мне стало понятно, что это не шутка. Куда же меня везут? И кто они?

Мы ехали около часа. Затем машина свернула с дороги, медленно стала спускаться вниз, делая все время зигзаги и часто проваливаясь в рытвины, но, наконец, выбралась на ровное место, поехала по траве. Послышался скрип ворот. Мы въехали во двор. Сидевший справа быстро произнес что-то и повторил: «Ту-да». Меня вытащили из машины и повели внутрь дома. Мы прошли по коридору с каменным полом, поднялись по деревянной лестнице, потом прошли комнату, устланную линолеумом, снова коридор, на этот раз с паркетным полом, и спустились вниз по каменной лестнице; открылась дверь, пахнуло сыростью, и в тот же момент я полетел вниз по ступенькам от сильного удара ногой в спину. Я упал на каменный пол и вскрикнул от боли.

С меня содрали шляпу, и я увидел продолговатую комнату без окон, освещаемую лампой дневного света над дверью. Мебели не было, если не считать нескольких табуретов в углу. В другом углу был установлен унитаз рядом с умывальником — из крана текла тоненькая струя воды.

Передо мной стояли двое в матерчатых масках, закрывавших всю голову. Третий, высокий, снял с меня наручники — он тоже был в маске. Мне было объявлено, что я изменил родине, перешел на сторону врагов и заслужил смерть за предательство. Я должен рассказать все: как меня завербовали, какие секреты я выдал врагам и какие задания получил. Если я не признаюсь, меня будут пытать до тех пор, пока я не превращусь в мешок с толчеными костями. Я могу сохранить себе жизнь только путем чистосердечного признания — тогда, может быть, мне предоставят возможность тем или иным путем искупить вину.

Я ответил, что, очевидно, произошло недоразумение, я не тот, за кого меня принимают, никому я не изменял, ничего не выдавал, служу в библиотеке филиала христианского союза молодых людей в качестве библиографа и ни к каким секретам не имею отношения.

С меня сняли рубашку, связали руки веревкой и… Я не буду описывать все то, что со мной стали проделывать. Тысячи и тысячи авторов приключенческих детективных и исторических книжек во всех странах изощрялись в описаниях всевозможных пыток, и мне не хочется повторять эти описания, похожие друг на друга. Скажу только, что самым ужасным оказалось вливание ледяной воды в ноздри, когда оно продолжается много часов подряд без передышки.

По ночам меня старательно лечили, прикладывали компрессы, смазывали раны йодом и вазелином, промывали спиртом и делали впрыскивания — вероятно, вводили амиталовую соду для подавления воли. А с утра снова начинали методично истязать. К концу третьего дня я уже не мог кричать, только хрипел. Не мог стоять на ногах и лежать на спине.

Меня мучили больше четырех суток. Самым продолжительным был последний допрос. Его проводили с помощьюдвух транзисторных полиграфов: на одном записывали мои реакции на вопросы — частоту пульса, дыхания, кровяное давление, мускульное напряжение и потоотделение, а с помощью другого, крохотного, приставленного к глазам, следили за их выражением. Потом повторили все виды пыток, начиная с «полета на Сатурн» и кончая «полосканием души», то есть вливанием воды в нос, чередуя это с уговариванием признаться в том, как меня завербовали империалисты. В отношении меня применялись все стили словесного воздействия и почти все приемы уговаривания — от А до М с вариантами.

Под конец я потерял сознание. Очутился я на улице — перед нашим домом, у самых дверей. Небо на востоке светлело — близился рассвет. Собравшись с силами, я встал и позвонил. Дверь открыл Даню. Он втащил меня в дом.

Я сказал ему, что попал в веселую компанию, мы кутили за городом.

— У тебя такой вид, как будто волочили тебя по земле лицом вниз несколько миль, — он засмеялся. — О тебе справлялся Веласкес, беспокоился.

Я, не раздеваясь, лег на кровать и застонал.

— Есть новость, — сказал Даню, — Вильма исчезла.

— Когда?

— Позавчера.

— Может быть, ты ее… икс?

Даню показал зубы.

— Я бы скорей твою… Она мне мешала.

Вечером я пошел к Веласкесу и рассказал обо всем, что случилось со мной. Он внимательно выслушал меня, изредка дергая эспаньолку, потом наклонил голову и тихо сказал:

— Никому ничего не говорите. Это либо красные, либо бандиты, выдающие себя за красных, — одно из двух. Если это красные, то они хотели что-нибудь выпытать у вас. В общем будем выяснять.

Он прикоснулся к моему плечу, я охнул от боли.

— Простите, дорогой. Полежите денька два, успокойтесь. А я пришлю вам через Даню таблетки обливона для поднятия тонуса. На днях примете участие в деле. Вас вызовут к…

Он придал лицу безразличное выражение и посмотрел на меня такими глазами, как будто я был прозрачный, — и сразу стал похож на Командора.

ПЯТОЕ ДОНЕСЕНИЕ

а) Две акции
Итак, все по порядку. За это время произошло столько событий, что будь на моем месте сочинитель типа Флеминга или Ааронза, он бы накатал объемистый шпионский роман. Но у меня нет времени для подробного рассказа обо всем случившемся. Буду предельно краток — прошу извинить за очень лапидарное, сухое изложение.

Начну с вызова к Командору. За нами опять приехал Бан, но на этот раз прошел вместе с нами к Командору. Шеф был в том же виде — спортивная рубашка и штаны неопределенного цвета. Без всяких предисловий он объяснил сюжет акции с кодовым названием «Санта Клоз».

Сюда привезены большие партии медикаментов — поливакцина и противодифтерийная сыворотка. Это дар общественности двух красных стран местным школам, детским садам и больницам. Удалось прибрать к рукам чиновника — заведующего складом медикаментов, и двух сторожей. К следующему вторнику будут готовы «копии» — контейнеры и их содержимое — ампулы с сывороткой и бутылочки с вакцинным сиропом, которые по внешнему виду ничем не отличаются от «оригиналов». Только действие медикаментных «копий» будет совсем иным ввиду их высокой токсичности. Результаты акции вызовут резонанс, сила которого будет прямо пропорциональна тому, сколько прибавится в раю цветных ангелят.

Мы с Даню в ночь на среду должны с помощью дежурного сторожа подменить привозные контейнеры нашими. Машиной, на которой доставят наши контейнеры и увезут контейнеры двух стран, будет править Бан.

За два дня до акции, в воскресенье, я увидел в библиотеке школы малийца Умара Кюеле — худощавого, большеголового юношу ученого вида, в больших очках. Я заговорил с Умаром. Меня поразило его оксфордское произношение — выяснилось, что он учился три года в Англии. На следующий день я сообщил Умару, что в итальянском книжном магазине остался только один экземпляр нашумевшей книги Ле Карре «Шпион, вернувшийся из страны холода». Мы вместе поехали в магазин. В то время когда Умар разглядывал книги на полке, я увидел в окно Бана. Он ходил на той стороне улицы перед бельгийским посольством. Оттуда вышла белокурая девица и стала разговаривать с Баном. Я обратил внимание Умара на эту картину — Бан завел интрижку с бельгийкой. Они беседовали недолго, девица пожала плечами и, небрежно кивнув головой, вошла в посольство, а Бан укатил на «опеле».

На следующий день нам объявили об отмене акции «Санта Клоз».

Даню сказал, что служащая одного посольства позвонила в министерство здравоохранения и предупредила о том, что готовится ограбление склада импортных медикаментов. Никаких сообщений в газетах по этому поводу не появилось — очевидно, были приняты соответствующие меры. Заведующий складом и оба сторожа бесследно исчезли. Из слов Даню я понял, что Бан выполнил особое поручение — закрыл им рот навсегда.

Гаянэ позвонила мне и пригласила пообедать в полюбившемся нам французском ресторанчике (она сказала, что хозяин ресторана, седой веселый француз, чем-то похож на ее отца; в медальончике, который она всегда носила на шее, был фотоснимок ее отца). На мой вопрос: куда делась Вильма? — Гаянэ ответила, что сообщила обо всем дяде Вильмы, и тот, чтобы спасти свою племянницу, сразу сплавил ее в Милан к своей сестре, директрисе школы.

Вместо «Санта Клоз» Командор решил провести новую акцию.

Сюда прибыл крупный нефтепромышленник из Кувейта, Юсуф ар-Русафи. Он тесно связан с ливанскими и йеменскими нефтепромышленниками и собирается заключить договоры с рядом африканских стран о совместной эксплуатации нефтяных месторождений, чтобы вытеснить крупнейшие международные нефтяные монополии — такие, как «Стандард ойл», «Галф ойл» и «Ройял Датч Шелл».

К кувейтцу уже подставлен агент Командора — личный секретарь главы здешнего правительства, его удалось завербовать, когда он был в Монако и проиграл слишком много. Агент предложил кувейтцу фотокопии секретных документов о переговорах правительства этой страны с американо-европейскими нефтяными компаниями. Кувейтец вначале колебался, зная, что покупка правительственных тайн — рискованная афера, но потом решился — его уговорила подставленная к нему миловидная европейка.

Сюжет акции — кодированное название «Ниндзя-I» — таков. Агент (секретарь министра) назначает кувейтцу встречу для передачи фотокопий. Место встречи — дом на окраине города, построенный недавно, но еще не заселенный из-за обвала потолка на верхнем этаже. Кувейтец подъедет к дому поздно ночью, отпустит машину, войдет во двор, откроет дверь первого подъезда и поднимется по лестнице на площадку второго этажа, где его в темноте должен ждать секретарь министра с документами. На самом деле его будет ждать не секретарь министра, а Бан с кастетом. После того как он проделает икс, в дом со двора войдет Командор, засунет в карман трупа документы о красном заговоре в странах Африки.

На следующий день полицию по телефону известят об убийстве в пустом доме. Полиция обнаружит на площадке лестницы убитого кувейтца, а в его карманах — страшные документы, которые вызовут сенсацию не только в Африке, но и во всем мире. Акция «Ниндзя-I» — это стрела, которая одновременно должна поразить кувейтского нефтепромышленника и скомпрометировать красных.

Даню получил следующую роль: неотступно следовать за кувейтцем в день акции — до тех пор, пока тот не подъедет к пустому дому. После этого Даню поставит машину недалеко от места действия и будет ждать Командора, Бана и меня.

Мне поручили встретить кувейтца во дворе и провести его к двери подъезда, открыть дверь и показать лестницу, по которой он должен подняться вверх — к Бану. Главное, что от меня требовалось, это не перепутать лестницы. Слева от двери — лестница, которая идет наверх. Справа от двери лестница, идущая вниз, в подвал.

Показав кувейтцу лестницу, я иду в другой конец двора, где меня ждет Командор. Спустя четыре минуты, в течение которых кувейтец должен подняться до площадки второго этажа и умереть, Командор войдет в дом, а я стану у ворот и, когда из дома выйдут Командор и Бан, направлюсь вместе с ними к машине. Мы поедем на север от города и вернемся через несколько часов в город по другой дороге.

Мы провели три репетиции на месте (это называлось «моделированием акции»), в ходе которых были хронометрированы все действия участников. Даню сказал, что план акции пропущен через вычислительную группу, состоящую при Командоре. Когда я спросил, в чем заключается работа этой группы, Даню рассмеялся и замотал головой.

— Я справлялся у Бана… но наш разговор происходил за бутылкой ирландского виски. Он, как всегда, не разбавлял виски, поэтому быстро опьянел и стал заплетающимся языком рассказывать о том, что при составлении общего плана акции из него выделили все факторы, поддающиеся измерению, и проверили все элементы акции на основе количественных подсчетов, причем учитывали те параметры, которые фигурировали при математическом анализе аналогичных акций, проведенных до сих пор. Затем Бан стал объяснять, как составляли математическую модель тактической ситуации, как изучали оптимальные альтернативные решения и проводили тщательную проверку вариантов противодействия кувейтцу, чтобы обеспечить возможно точное прогнозирование результатов акции путем суммирования всех плюсов и минусов… Понятно?

— Довольно смутно, — признался я.

— И говорил еще… о зависимости конечных результатов акции от различных уровней проведения вспомогательных акций…

— Вот это понятно. Нам обоим как раз поручено проведение вспомогательных акций, и от того, с какой степенью точности мы проведем нашу работу, зависит конечный результат акции.

Даню кивнул.

Бан сказал, что учтены даже такие факторы, которые не поддаются точному выражению в числах, неуловимые факторы, которые не были рассмотрены при анализе на модели. В общем в плане акции «Ниндзя-I» предусмотрены все элементы случайностей, вроде аварии машины объекта или внезапного заболевания того или иного участника акции, — и математически вычислены все шансы на удачный исход акции.

Затем Даню сообщил, что план всей акции изложен на шести страницах с перечнем всех приемов уговаривания, специальных и форсированных трюков, всех комбинированных приемов обработки и вспомогательных мер воздействия, специальных фармакологических мер, то есть использования амиталовой соды, диамина и прочих средств, с указанием точного расписания времени проведения всех непосредственных действий в отношении объекта. К этому плану приложены диаграммы, таблицы хронометража и подробные планы тех мест, где предположительно будет находиться объект в течение последних двенадцати часов до финала акции.

В ходе троекратного моделирования акции я убедился, что действительно на этот раз все подсчитано, взвешено, измерено и тщательно перепроверено. Успех акции обеспечен — никаких срывов не может быть.

Настал день акции. Командор, Бан и я прибыли на место точно по расписанию. Я стал у ворот. Кувейтец прибыл вовремя. Я поздоровался с ним, назвав его имя. Мы подошли к двери, он открыл ее, и я показал на лестницу, по которой он должен был подняться в полной темноте. Затем я пошел к Командору, и тот по прошествии четырех минут направился к дому, открыл дверь и закрыл ее за собой. Я стал ждать. Командор с Баном должны были выйти из дома во двор через шесть минут. Но они не вышли — прошло 10 минут, еще 10, еще 5 — их не было. Я стал беспокоиться — ломался весь график акции. Прошло еще 10 минут и еще 10 — их уже не было сорок пять минут.

Я подошел к дому, открыл дверь и прислушался — ни звука. Тогда я поднялся по лестнице до второй площадки. Затем спустился вниз, вышел на улицу и, подойдя к машине, в которой сидел Даню, сказал:

— Они не вышли. Уже прошло около пятидесяти минут.

— Может быть, ушли другим путем?

— Каким?

— Там есть другая лестница, ведет вниз…

— В подвал. Я знаю.

— А в дальнем углу подвала есть дверь, за ней коридор, он упирается в дверь, через которую можно выйти в соседний двор.

— А зачем же идти этим ходом? Ведь я их ждал согласно плану акции во дворе дома, и мы должны были вместе пройти к тебе.

— Они могли выйти в соседний двор и направиться в город.

— Если они направились в город, то должны были пройти мимо тебя по этой улице. Ты никого не видел?

— Ни одного прохожего не было. Только пробежали две собаки — возможно, что это были гиены.

— А ты случайно не заснул?

— Я проглотил пять таблеток антидормина и могу теперь не спать двое суток.

После недолгого раздумья Даню предложил пойти вместе в дом и подняться по лестнице. Я сказал, что уже поднимался до второй площадки и никого не нашел. Даню заявил, что пойдет сам, у него есть фонарик — надо выяснить, в чем дело. А я должен остаться здесь — на тот случай, если вдруг подойдут Командор и Бан.

Но Даню не пошел. Мы увидели вдали огни машин, они быстро шли в нашу сторону. Мы двинулись навстречу этим машинам. Мимо нас проехали два «бьюика» и остановились у пустого дома. Из машины вышли люди и проследовали во двор. Даню шепнул:

— Плохо дело. Это полиция. Кто-то уже сообщил им.

Мы помчались в город. Явились к Веласкесу, доложили обо всем. Он был так потрясен, что забыл даже щипать эспаньолку, и, почесав лоб, не заметил, что сдвинул набок парик. Мы просидели до утра у Веласкеса — он несколько раз звонил кому-то и говорил о шахматных партиях, перечислял ходы и объяснял расположение фигур на доске — разговор был кодированный. Но ничего выяснить не удалось.

Мы пошли к себе. В полдень Даню позвонил Веласкесу и получил приказание явиться немедленно — без меня. Даню вернулся поздно ночью, разбудил меня и сказал, что полиция нашла на лестнице труп, на ступеньках выше второй площадки, но это труп не кувейтца Юсуфа ар-Русафи, а другого человека. Не дожидаясь моего вопроса, Даню добавил: это труп Командора уже съездили в морг и точно установили. Где Бан и кувейтец — неизвестно.

Сев на мою кровать, Даню зажал руками голову.

— Ничего не понимаю… — прошептал он. — Может быть, это тоже какая-нибудь комбинация… какой-то экстраординарный ход. Хотя нет, — он хлопнул себя по голове кулаком, — что за ерунда. В общем какая-то страшная загадка.

Я вспомнил, как Даню говорил мне о том, что при составлении плана акции были предусмотрены все элементы случайностей, учтены даже неуловимые факторы и были скрупулезно подсчитаны все шансы и контршансы. Но теперь было видно, что в эти подсчеты все-таки вкрались неточности.

Через два дня в газетах появились краткие сообщения о том, что на окраине города в пустом доме найден труп неизвестного мужчины, лет 55, европейца, с признаками насильственной смерти. Начато расследование. О документах ничего не говорилось. О кувейтце и Бане тоже.

б) Кто убил?
Веласкес приказал мне, как непосредственному участнику акции, представить рапорт — описать все, что было в тот вечер, с того момента, как к месту действия прибыл Командор. Как он выглядел, что сказал, как вошел во двор кувейтец, как я провел его к двери и как Командор прошел в дом. И о том, что я увидел, поднявшись по лестнице.

— Я ничего не видел на площадке, — сказал я.

— У вас был электрический фонарик?

— Нет, только спички. Я зажигал их несколько раз, осматривал площадку.

— И трупа там не было?

— Не было. И вообще никого не было. Веласкес пристально посмотрел на меня и кивнул головой.

— Вы, наверно, не увидели ничего потому, что труп лежал на ступеньках выше второй площадки. А вы осветили только площадку.

— Возможно. А может быть, убийца, услышав, как я поднимаюсь, подтянул труп на площадку третьего этажа, а потом, после моего ухода, стащил труп вниз…

Веласкес подавил улыбку и провел двумя пальцами по серебряной пряди посередине парика.

— В конце рапорта изложите ваши предположения относительно того, как было совершено преступление, кто убийца и как он ушел оттуда. Только прошу вас не излагать таких… оригинальных мыслей, которыми вы поделились со мной, относительно таскания трупа вверх и вниз.

— Значит, мне приказывают провести расследование по делу об убийстве нашего шефа? Я правильно понял?

— Правильно, мой мальчик.

— Но для того чтобы проводить расследование, надо осмотреть место происшествия, поискать следы и вещественные доказательства, осмотреть труп…

Веласкес мотнул головой.

— Полиция уже все это сделала, и мы добыли все нужные данные: никаких следов на площадке не найдено, кроме крови. Командор был убит ударом по голове чем-то твердым: раздроблена черепная коробка. Больше никаких следов нигде — ни на площадке, ни на лестнице, ни в подвале. Убийцу надо искать логическим путем. От вас требуется расследование, которое вы проведете у себя дома.

Я вежливо улыбнулся.

— Такие расследования бывают только в детективной литературе. Например, у баронессы Орци фигурирует некий «Старик в углу», который раскрывает тайны преступления не сходя с места. Или Неро Вульф у Рекса Стаута…

Веласкес погладил меня по плечу.

— А чем же вы хуже этого толстого лентяя Вульфа? После прослушания моих лекций по технике общения вы должны были стать наблюдательным и проницательным.

— А с Даню можно говорить о расследовании? Обсуждать с ним вместе…

— Это ваше дело. Только имейте в виду, что он получил аналогичный приказ и может присвоить себе наиболее удачные из ваших догадок.

Вернувшись домой, я рассказал Даню о разговоре с Веласкесом и предложил вместе заняться детективным анализом. Даню согласился.

Кто же убил Командора?

Его могли убить два человека: Бан или кувейтец Юсуф ар-Русафи.

Если бы в этом фигурировали два человека — Командор и другой, то все было бы ясно. Этот другой убил Командора и убежал.

Но в этом деле фигурируют трое: Командор, Бан и кувейтец. Это усложняет расследование. Можно допустить следующие альтернативы:

1. Бан убил кувейтца и Командора и, взяв деньги у первого и документы у второго, убежал, утащив с собой труп кувейтца.

2. Бан, сговорившись с кувейтцем (и получив у него деньги), убил Командора и, взяв документы, убежал вместе с кувейтцем.

3. Кувейтец убил Бана, потом Командора и, взяв документы у последнего, утащил с собой труп Бана.

4. Кувейтец, отняв у Бана кастет, приказал ему сидеть и молчать, дождался появления Командора, убил его и убежал, за ним последовал и Бан.

Насчет того, каким путем убежали кувейтец и Бан, у нас сомнений не возникало.

Они прошли через подвал, потом по коридору и вышли в соседний двор, оттуда в переулок. Один конец этого переулка упирается в ворота особняка одного сановника. Эти ворота ночью плотно закрыты, а за ними бегают немецкие овчарки. Следовательно, через этот конец переулка бежать невозможно. Остается другой конец переулка. Он выходит на ту самую улицу, где стоит дом, в котором произошло убийство Командора. Но пойти направо по этой улице, то есть в направлении города, кувейтец и Бан не могли, потому что им пришлось бы пройти мимо машины Даню — Бан ведь знал, где будет стоять машина. Следовательно, они могли пойти только налево, в сторону индийского кладбища и леса, и кружным путем вернулись в город.

— Третья и четвертая альтернативы отпадают, — сказал Даню. — Кувейтцу шестьдесят пять лет, толстый, страдает одышкой, сугубо мирный субъект. Он никак не мог бы справиться с Баном, а потом прикончить Командора.

— А мне не нравится первая альтернатива: убив Командора и кувейтца, Бан почему-то бросает на лестнице труп шефа и утаскивает именно труп кувейтца. Чтобы получить деньги у родственников?

Даню захохотал, похлопывая себя по бедрам.

— Да, это ерунда. Значит, получается, что наиболее вероятная комбинация это такая: Бан получает от кувейтца деньги, убивает Командора, и они оба удирают… Каким путем?

— Ясно — каким. Выйдя на улицу, идут налево. — Подумав немного, я добавил: — Но есть еще одна альтернатива. А что, если был четвертый? Он мог пройти через подвал, подняться по лестнице, убить Бана, потом кувейтца, потом Командора и…

Даню замахал руками.

— Убить троих, оставить один труп на лестнице, а остальные два потащить через подвал? Дикий бред. Не советую говорить такую чушь Веласкесу, он наверняка решит, что африканский климат подействовал на нейроны твоего мозга.

— Минуточку. А что, если этот четвертый связан с кувейтцем? Кувейтец попросил четвертого пройти через подвал, подняться по лестнице и обработать Бана — подкупить, запугать или нокаутировать. Потом приходит кувейтец, поднимается на вторую площадку, вместе с четвертым ждет Командора, тот появляется, его убивают, и затем кувейтец и четвертый удаляются через подвал.

— А Бан?

— Если Бана подкупили или запугали, то он уходит с ними. А если его оглушили ударом, то он, очнувшись, видит около себя труп Командора и, решив, что его заподозрят в убийстве шефа, удирает через подвал.

Даню подумал и решительно покачал головой.

— Насчет возможности существования четвертого у нас нет абсолютно никаких данных. Голая, ничем не обоснованная гипотеза. Эта альтернатива совершенно беспредметна.

В результате обсуждения мы пришли к выводу — наиболее достоверна такая альтернатива. Бан, получив крупную сумму от кувейтца, убил Командора и удрал вместе с кувейтцем — через подвал, соседний двор и переулок. Выйдя на улицу, они пошли налево. Это предположение подкреплялось еще тем, что Бан набил руку по части икс и мог без труда раскроить череп шефа ударом кулака, оснащенного кастетом.

Пробежав глазами написанное мною, Веласкес удовлетворенно промычал:

— Можно считать, что мои подозрения в отношении Бана оправдались. Чутье меня не обмануло.

— Значит, можно не сомневаться в том, что именно Бан убил шефа?

— Никаких сомнений. Поэтому он и удрал вместе с кувейтцем. Бан был подослан к нам русскими, это тоже несомненно.

— Он, вероятно, был связан с теми, кто меня недавно похищал. Это наверняка были русские. Тараторили между собой…

Веласкес сделал легкую гримасу.

— Это не русские. Вас просто проверяли — тест Командора. И в числе проверявших был Бан, его приходилось все время сдерживать, а то бы он забил вас до смерти.

— От такого теста можно угодить на тот свет.

Веласкес щелкнул пальцем по моей записке.

— Вы считаете наиболее достоверной альтернативу, где фигурируют три действующих лица — Командор, Бан и кувейтец. А ваш друг Даню настаивает на том, что было четверо. И надо сказать, что выдвинутая им версия вполне обоснована. У кувейтца был телохранитель, частный детектив, голландец, здоровенный детина, имеющий высокую степень по дзюдо. Он часто сопровождал кувейтца, мог и на этот раз. И для него кокнуть Бана было таким же легким делом, как для нас высморкаться. Вопрос заключается только вот в чем… Они вышли в соседний двор, оттуда в переулок и на улицу. Так?

— Да.

— Ведь машины у них не было. Если они пошли налево, в сторону кладбища и леса, то это значит, что они обрекали себя на продолжительное ночное путешествие по безлюдным местам, где на каждом шагу проволочные заграждения, там ведь много огороженных пустырей. А им надо было скорей добраться до города, чтобы приготовиться к бегству из страны. Поэтому они, выйдя из переулка на улицу, могли пойти направо. А где стояла машина вашего друга?

— Примерно в двадцати ярдах от угла переулка.

— Они должны были пройти мимо вашего друга.

Я пожал плечами.

— Он говорит, что никого не видел… кроме нескольких гиен.

Веласкес удивленно уставился на меня:

— Гиен? В таком случае одно из двух: или ваш друг был пьян, или кувейтец, Бан и четвертый по примеру оборотней приняли вид гиен.

— Он был трезв и не засыпал в машине.

— Тогда придется допустить еще одну возможность. Догадываетесь?

— Да.

— Говорите, — приказал Веласкес.

Я нехотя произнес:

— Они подошли к машине, в которой сидел Даню…

Профессор вскинул палец к губам и наклонил голову набок.

— И одно из двух. Либо пригрозили ему, либо дали ему денег, чтобы он не говорил никому, что видел их, как они прошли по улице. Так?

Я неопределенно шевельнул головой — среднее между «да» и «нет». Профессор погладил эспаньолку.

— Между прочим, ваш друг допускает и такую возможность: кувейтец, Бан и четвертый, спустившись по лестнице со второй площадки, не идут вниз в подвал, а выходят через дверь в первый двор. Там они натыкаются на человека, который ждет выхода Командора и Бана. Трое быстро обрабатывают каким-то образом этого человека и, выйдя на улицу, идут налево, к индийскому кладбищу и, пройдя через него — Бан и четвертый помогают кувейтцу перелезать через каменные ограды, — попадают в другой район города, ловят такси и добираются до города. Эта версия тоже заслуживает внимания.

Я изобразил на своем лице улыбку.

— А как, по мнению Даню, обработали этого человека, который стоял во дворе?

— Одно из трех. Либо подкупили, либо запугали, либо нокаутировали. В том случае, если эта альтернатива подтвердится, на вопрос — как обработали этого человека? — наиболее точный ответ можно будет получить только у вас… — Веласкес улыбнулся и взглянул на меня так, что у меня сжались все внутренности. Профессор продолжал: — Расследование ведут наверху… те, кому подчинена наша школа. И там решат, какая из альтернатив наиболее вероятна. И докопаются до истины.

— А как с телом нашего шефа?

— Уже все сделано. Версия такая: в город недавно прибыл один канадский богач, дилетант-археолог. Его ночью затащили в пустой дом, ограбили и убили. Приехал его сын, забрал останки отца и уехал. Полиция ищет грабителей.

Судя по всему, те, кто был наверху, нажали на все кнопки. Спустя неделю мы узнали от Веласкеса, что через Бейрут проследовали в сторону Басры на самолете пассажиры, похожие на кувейтца и его охранника, а в аэропорту Касруп в Копенгагене видели в лифте, спускавшемся к мужской туалетной, человека, приметы которого совпадали с внешними данными Бана.

И окончательно подозрения в отношении его подтвердились тогда, когда выяснилось, что звонила в министерство здравоохранения и предупреждала о нападении на склад медикаментов и тем самым сорвала акцию «Санта Клоз» не кто иная, как машинистка бельгийского посольства, некая Ирен Тейтгат. И тогда я и Умар Кюеле сообщили Веласкесу о том, что видели своими глазами, как Бан разговаривал с женщиной, вышедшей из бельгийского посольства. Бан что-то сообщил ей и умчался на машине.

Веласкес сказал мне и Даню:

— Все говорит в пользу того, что Бан был перевербован вражеской разведкой, по ее приказу провалил две наши акции и погасил одного из крупнейших ниндзя современности. То, что провалились две акции, это, конечно, для нас удар, но в нашей работе такие неудачи неизбежны, и в генеральных планах наших мероприятий всегда предусматривается энное количество сорвавшихся акций. Но гибель Командора — это подлинная катастрофа.

— Невосполнимая потеря, — заметил Даню.

— Невосполнимая? — Веласкес пошевелил усиками. — Это гипербола. На смену погибшему появятся другие, брешь в нашей когорте будет заполнена. Но смерть Командора является для нас катастрофой в том отношении, что он держал нити многих других акций в своей голове, и только в голове, не записывая их на бумаге или магнитофонной пленке ввиду их сверхсекретности. И все эти тайны он унес с собой. Кроме того, те акции, которые сейчас находятся в стадии проведения, неизбежно повиснут в воздухе — без Командора нельзя будет продолжать их или развивать. А сколько акций он еще задумал, запланировал, подготовил в голове! И все это пропало безвозвратно. Вот почему его смерть — страшная катастрофа для нас.

— Гибель командующего армией в разгар сражения, — сказал я.

— Еще больше, — Веласкес сделал энергичный жест. — Гибель командующего со всем его штабом и со всеми секретнейшими бумагами, не имевшими копий.

Когда меня через несколько дней вызвали к Веласкесу, я понял, что события, связанные с гибелью шефа, стали развиваться дальше, подобно кругам на воде. У профессора я увидел еще одного человека — высокого блондина (182 сантиметра), лет 36, с почти бесцветными водянистыми глазами и тонкими губами.

— Скажите, как отнесся Даню к известию о внезапном отъезде о. а. — 2? — спросил блондин.

У него был очень низкий, ласковый голос. Манера говорить — Эй-3.

— Довольно спокойно, — сказал я.

— Спокойно? — прогудел блондин и, подняв брови, взглянул на Веласкеса. — Он, вероятно, реагировал так, потому что знал, что Вильма никуда не уехала. Скажите, ваш друг действительно крепко держал ее в своих руках?

— По-моему, он совсем подчинил ее своей воле, — сказал я. — Она его слушалась во всем.

Блондин подумал и тихо заговорил:

— Так вот… Стало известно, что Вильма одно время жила в одном доме с бельгийкой Ирен Тейтгат и, вероятно, была хорошо знакома с ней. И вполне возможно, что сообщила кое-что этой бельгийке. Новость была такого свойства, что передать ее она могла только по приказу того, кому была всецело подчинена. Ведь своей воли у нее уже не было. — Он снова посмотрел на Веласкеса. Тот кивнул головой. Блондин продолжал: — Короче говоря, Даню мог приказать Вильме сообщить бельгийке новость, чтобы та передала ее по телефону в министерство здравоохранения. И возможно, что Вильма инсценировала свой отъезд и осталась здесь для участия в следующем деле разумеется, по приказу того, кого она слушалась беспрекословно. И она могла предупредить обо всем кувейтского нефтепромышленника, чтобы провалить следующую акцию.

Веласкес закивал головой и сказал:

— Даню сидел в машине недалеко от места происшествия. И возможно, видел, как мимо него прошли кувейтец и Бан. Но об этом нам не говорит, потому что связан с ними. Бан — агент красных, это можно считать установленным. Кувейтец, очевидно, тоже. И вполне возможно, что их сообщниками являются также Даню и его девица.

Блондин совсем понизил голос:

— За Даню уже установлено наблюдение. И вы тоже следите, только ни в коем случае не дайте ему догадаться.

Приказ есть приказ, пришлось выполнять. Но наблюдение за ним было поручено не только мне, и Даню, вероятно, почувствовал что-то неладное. Он перестал выходить из дому и целыми днями валялся на кровати, курил одну за другой сигареты с марихуаной, потом лежал часами неподвижно с остекленевшими глазами.

Но все кончилось благополучно. Его вызвали куда-то — вероятно, к блондину с белесыми глазами, — и, вернувшись вскоре, он сообщил мне, что выяснилось, во-первых, что Вильма действительно находится в Милане у своей тети, и, во-вторых, она в прошлом году поссорилась с бельгийкой на балу во время конкурсного исполнения мэдисона, и с тех пор они ни разу не разговаривали.

Рассказав об этом, Даню спросил меня в упор:

— Ты получил приказ от Ренуара?

— От кого? — удивился я.

— От блондина. Он поручал тебе смотреть за мной?

— Нет. Я не принял бы такого поручения. За тобой, очевидно, следили другие. И хорошо, что все выяснилось. А то могли бы потащить опять в одно место для интенсивной проверки. И опять вернулся бы со ссадинами, как после того футбола.

Мы оба рассмеялись. И принялись со спокойной душой за работу — через две недели начинались экзамены.

в) Экзамены
Вопреки ожиданию экзамены оказались совсем не страшными. Большинство их носило характер коллоквиумов. Экзаменаторов больше интересовала степень нашей осведомленности в вопросах, связанных с курсом, чем наше умение вызубривать записи.

Первым долгом прошли экзамены по вспомогательным техническим дисциплинам начиная с радиотехники и тайнописи. Эти барьеры я преодолел без труда, только по специальной технике я не совсем точно описал аппарат, который улавливает световые волны с помощью свинцово-сульфитного элемента. Зато я уверенно объяснил устройство инфрафона, который передает звуки, в частности человеческую речь, с помощью инфракрасных лучей, и быстро набросал схему карманного транзисторного детектора лжи системы Такеи — для проверки выражения глаз испытуемого.

Так же гладко прошли экзамены по таким предметам, как общая история тайной войны, методология психологической войны, мировая экономика, религиозные секты, обзор уголовного подполья и этнография Африки и Арабского Востока.

По истории тайной войны преподаватель Тинторетто спросил меня: 1) о совещании, проведенном в Западной Германии в 1959 году по подготовке мятежа в Индонезии — с участием делегатов Дар-уль-Ислама и 2) о том, как было организовано в сентябре 1962 года агентурное наблюдение за советскими пароходами «Омск» и «Полтава», прибывшими в Гавану. Потом задал вопрос о том, как во время тихоокеанской войны японский орган «Эф» учредил марионеточное правительство Боса — на этой основе экзаменатор провел со мной беседу о некоторых политических комбинациях западных стран в Африке.

А по предмету «Левые идеологии» меня спросили о негритянской организации в Америке «РАМ» и о тактике Индонезийской компартии. Затем я рассказал экзаменатору о комбинации, проведенной в Конго в конце 1963 года, с фальшивым письмом, якобы посланным Советскому Союзу левыми элементами в Конго о плане финансовой диверсии.

Но не все экзамены были такими легкими. Утамаро сдержал свое обещание и заставил нас помучиться. Приведу для примера несколько вопросов, которые он задавал мне и Даню.


По кудеталогии

— Изложить ход переворота в Тегеране (1953).

(Надо было по порядку изложить все мероприятия, проведенные уполномоченным ЦРУ Кармитом Рузвельтом после его прибытия в Тегеран, особенно подробно остановившись на его мероприятиях, которые отвлекли внимание мосаддыковской полиции в сторону. Затем я рассказал о том, как Кармит Рузвельт со своими помощниками организовал 19 августа уличную демонстрацию, использовав атлетов и борцов — членов спортивного клуба, и как генерал Шварцкопф поднял воинские части под предлогом усмирения толпы.)

— Описать все этапы переворота против Нго Динь Дьема — по карте Сайгона.

(Пришлось подробно рассказать о плане переворота, перечислить заслоны, установленные переворотчиками между отелями «Мажестик» и «Каравелл», у базарной площади и в других пунктах города, и остановиться на основных мероприятиях, проведенных в самом начале переворота, — аресты приближенных Дьема, икс-акции против Као Ксуан Ви и других.)

— Тактический разбор сеульского переворота против правительства Чан Мена, проведенного в течение 80 минут. Сравнение с блицпереворотами, проведенными в странах Латинской Америки.

— Какой тип переворота наиболее рационален в странах Африки и Арабского Востока? Оценка дамасского переворота (1947), проведенного в течение 142 минут, и габонского переворота (1964), занявшего ровно 125 минут.


По руморологии

— Как сформулировать закон искажения слухов?

(На этот вопрос я ответил неправильно — стал говорить о постепенном искажении слухов в ходе передачи и о кривой роста слухов, но, оказывается, я спутал исследования Шактера и Бердика и наблюдения Додда и Киносита с выводами Хайяма и Фестингера относительно трех стадий модификации слуха выравнивания, обострения и ассимиляции.)

— Каким образом Крас дополнил формулу Олпорта?

Я правильно изложил формулу Олпорта (R~ixa) о значимости слухов, но не мог сформулировать дополнение Краса, которое показывает значение элемента критического отношения к слуху.

Утамаро экзаменовал нас по ниндзюцу — по общей части и важнейшим разделам — целых три часа — в присутствии Веласкеса и блондина — Ренуара. Последний тоже задал несколько вопросов по кудеталогии.

Экзамен по технике общения тоже был довольно продолжительным Веласкес хотел показать Ренуару, как мы хорошо усвоили его предмет.

Даню был задан вопрос о наводящем методе разговора, то есть активной тактике и о волнообразной манере вести беседу, и о способах незаметной подготовки поворота в разговоре при уговаривании, а меня спросили о способах подталкивания беседы и об обходных маневрах с целью вытягивания сведений.

Ренуар остался доволен нашими ответами и удовлетворенно кивнул Веласкесу.

Из остальных экзаменов некоторую трудность представляли экзамены по курсам «Молодежное движение» и «Тактика специальной (аитипартизанской) войны».

По первому предмету меня спросили о студенческих беспорядках в латиноамериканских странах и о международных молодежных организациях идеологических, спортивных и религиозных.

А по второму предмету в числе прочих были заданы вопросы о партизанской войне в Судане в конце прошлого столетия и о методах борьбы англичан после второй мировой войны против партизан в Малайе. Я не мог толково ответить на вопрос о деятельности английского управления специальных операций во время второй мировой войны, ведавшего вопросами связи с движением Сопротивления. Экзаменатор предложил мне ознакомиться с материалами Сэнт-Антони колледжа в Англии — исследовательского центра по партизанской войне.

Последним был экзамен по методам подпольной работы. Меня спрашивали об организации антинацистского подполья в Советском Союзе, Чехословакии и Франции, о методах использования нацистами провокаторов и о подпольной тактике мао-мао.

Когда был сдан последний экзамен, Веласкес пригласил меня и Даню на чашку кофе. Мы встретили у него мрачного ливанца Анвара Макери, маленького курчавого конголезца Куанго и малийца Умара Кюеле. Они тоже сдали все экзамены.

Прислуживали нам, как всегда, две девочки с накрашенными губами — одна из них была та самая, которая участвовала в эксперименте Даню под № 3 — ей тогда дали лизергическую кислоту с симпамином, и она стала буйствовать. На этот раз она вела себя очень тихо — разливала кофе по чашечкам, а другая наполняла наши рюмочки ликером.

В конце вечера Веласкес сообщил нам две новости. Первая — через три дня прилетит новый Командор. Вторая — неделю тому назад в Амстердаме нашли Бана. Заметив слежку за собой, он скрылся в одном из переулков около вокзала — в квартале веселых домов, но на следующий день был обнаружен на Принсен-грахт, побежал по узенькой улице вдоль канала и, увидев, что его окружают, успел проглотить пилюльку с цианистым калием и упал как раз перед высоким узким домом, который известен туристам как «дом Анны Франк».

— А как Юсуф ар-Русафи? — спросил Даню.

— С ним ничего не получится, — ответил Веласкес. — Сидит себе с Эль-Кувейте, завел охрану из детективов разных национальностей. Собирается поехать в Москву для ведения переговоров. До него не доберешься.

Даню блеснул зубами.

— А я бы добрался. И посвятил бы эту акцию памяти Командора.

г) Встреча с новым шефом
О новом Командоре имелось очень мало сведений. Стало известно только то, что он знает языки баконго и бабоа и что, несмотря на молодость, он уже был директором международного исследовательского центра по вопросам нефти, а после этого занимал видный пост в международном консорциуме по эксплуатации природных ресурсов Центральной Африки.

За нами приехал сам Ренуар и повез в тот самый темно-красный дом. Нас принял новый шеф. На вид ему было 32–33, худощавый, шатен, аккуратная прическа с пробором на боку, очки в роговой оправе почти квадратной формы, галстук-бабочка — банальная внешность молодого делового человека. Но эта внешность была обманчивой — на должность Командора могли назначить только заслуженного аса секретной службы — такого, каким был предыдущий. Или, может быть, новый шеф так богат, что это заменяет заслуги?

Вместо статуи Архипенко и репродукции абстрактной композиции Курилова теперь кабинет украшали карты разных районов Африки и ярко разрисованные кожаные маски и щиты с дырками от пуль.

Аудиенция была непродолжительной. Шеф объявил, что, хотя две акции, в которых мы участвовали, не удались, можно считать, что мы сдали дипломные работы.

Поздравив нас с окончанием экзаменов, он сказал:

— Вы оба немедленно начнете работу. Примете участие в большом деле. Одном из тех, что подталкивают историю. — Он подмигнул: — Эту старушку надо все время встряхивать. Не так ли?

— Ниндзя двигают историю, — торжественно произнес Даню.

Новый Командор улыбнулся, сузив глаза:

— Правильно, именно они. А не дряблые старикашки в правительствах и генеральных штабах. У японцев была Квантунская армия. Туда ссылали самых решительных, отчаянных капитанов и майоров. И эти квантунцы стали делать историю. Мы тоже должны играть решающую роль. Иначе, — он хлопнул ладонью по столу, — нас сожрут красные. — Он легким движением вскочил с кресла. Придется вас разлучить, будете работать отдельно. На днях получите конверты с заданиями. И сразу же направитесь куда надо. И помните всегда: настоящую историю пишем мы, но невидимыми чернилами. — Он помахал рукой: — Чао!

Мы поклонились и вышли из кабинета вслед за Ренуаром. Он посадил за руль Даню, а сам сел рядом со мной и сразу же заснул. Даню обернулся и засмеялся.

— Спит как ребенок. Вот что значит крепкие нервы.

Когда мы проезжали мимо эвкалиптовой рощи, на дорогу стали выбегать маленькие павианы и кувыркаться, как акробаты. Пришлось круто затормозить машину и прогнать обезьян. Ренуар проснулся и толкнул меня локтем.

— Какое впечатление от нового?

Я ответил:

— Похож на капитана университетской бейсбольной команды.

В водянистых глазах Ренуара мелькнула усмешка. Даню добавил:

— На капитана из богатого дома.

— Из очень-очень богатого дома, — низким, почтительным голосом произнес Ренуар.

д) Конверты с заданиями
Веласкес вызвал нас в три часа ночи. За эти дни он заметно сдал, перестал ухаживать за своими усиками и эспаньолкой и надевал парик как попало.

Он сообщил: Командор приказал сделать все, чтобы доискаться до причин наших провалов. Только что выяснилось, что бельгийка Ирен Тейтгат, которая недавно уехала в Каир, прислала письмо на имя Гаянэ. В нем она просит сходить к ней на квартиру, взять из ночного столика ключ от абонементного ящика на почтамте и, просмотрев всю корреспонденцию, переслать в Каир только те письма, которые заслуживают немедленного ответа.

Сейчас нет времени заниматься подробным расследованием. Ясно одно: если бельгийка доверяет Гаянэ тайну своей переписки — значит, они очень близкие подруги. А если это так, то весьма возможно, что Гаянэ в курсе других тайн своей подруги, в частности тайны телефонного звонка в министерство здравоохранения. И можно предположить, что Гаянэ систематически информировала свою подругу о встречах с нами.

Мы должны перебрать в памяти все разговоры с Гаянэ — вплоть до самых пустячных реплик. Ачто, если мы выдали себя каким-нибудь неосторожным замечанием или жестом?

Даню решительно возразил. Все разговоры с Вильмой и Гаянэ он проводил по заранее намеченному плану обработки, утвержденному профессором. Никаких импровизаций не допускал. Круг тем был строго определен и не имел никакого отношения к нашим служебным секретам.

Я сказал, что, разговаривая с о. а. — 1, ни на минуту не забывал, с кем имею дело. А с Вильмой обменивался репликами только в присутствии Даню.

— А между собой вы не вели неосторожных разговоров? — спросил Веласкес. И, не получив ответа, почесал затылок под париком. — Судя по всему, Гаянэ догадалась, кто вы такие.

Даню издал шипящий звук сквозь зубы:

— С самого начала она не нравилась мне. А теперь я уверен… она и бельгийка были связаны с Баном. И узнали от него о нашей акции.

— А как насчет самого Бана? — спросил я. — Выяснилось?

В этот момент в комнату вошел Ренуар.

— А что еще выяснять, — буркнул он. — Он уже в аду и выполняет поручения по своей специальности — пытает грешников.

— Я не об этом. Кем он был подослан к нам?

Веласкес вздохнул:

— Жалко, что не удалось допросить его перед смертью. Но сомневаться не приходится. Он не был с самого начала советским призраком… судя по его делам в Алжире, Анголе и Индокитае. Вряд ли Москва могла давать ему такие задания хотя бы для маскировки. Скорей всего его перевербовали здесь. Интересно только — на чем его взяли?

Ренуар усмехнулся и сказал ласковым басом:

— Давайте вернемся к… пока живым. Я доложил обо всем Командору, и он согласился с моими соображениями. Насчет девицы вопрос ясен, надо действовать немедленно. Кстати, выяснилось, что ее отец сражался против немцев в Греции, но погиб после войны.

В результате короткого обсуждения был составлен следующий план: завтра утром я звоню о. а. — 1 и назначаю встречу вечером, мы идем ужинать, потом я провожаю ее домой, уговорив пойти по переулку за французской школой. В конце аллеи к нам подкатит машина — и моя роль на этом закончится.

— Ее надо заставить исповедаться во всем, — сказал Даню. — Чтоб не унесла с собой ни одной тайны, чтоб ушла чистенькой, прозрачной, как стеклышко.

Ренуар погладил спинку кресла и ласково прогудел:

— Заставим разговориться. И вы оба примете участие в этом.

Веласкес поморщился:

— Откровенно говоря, не люблю, когда женщин… интервьюируют. Весьма неэстетичное зрелище.

Ренуар усмехнулся:

— Я помню вашу статью о статистическом изучении видов моторного беспокойства и эмоционального реагирования у женщин в экспериментальных ситуациях — по материалам лагеря усиленного режима в Мосамедише. Фундаментальное исследование.

— Мосамедиш? — Даню сморщил лоб. — Испанское Марокко?

— Нет, в Анголе, — сказал я.

— Вы тогда высчитали… — Ренуар посмотрел на потолок, — что предел выносливости по возрастным контингентам…

Веласкес приставил пальцы ко рту и зевнул.

— Давайте вернемся к живым. Мы должны запастись силами. Надо скорей лечь спать. — Он повернулся к нам: — Советую, мальчики, принять завтра перед делом двойную порцию сустагена — для поднятия тонуса.

Даню шепнул мне:

— Надо угостить Гаянэ штукой, о которой рассказывал мне Бан, — есть такой способ «пенальти». Его применяли бельгийцы из катангской жандармерии. Метод люкс. А ты чем угостишь ее? Не будешь жалеть?

— Она знала, на что идет. Скажу честно — особого удовольствия это мне не доставит, но щадить ее не буду.

Веласкес отпустил меня домой, а Даню остался для получения дополнительных указаний — ему поручалась наиболее серьезная часть акции захват и доставка объекта акции к месту экзекуции.

Я совершил длительную прогулку, и, когда вернулся домой, Даню уже лежал в постели. Он спросил меня, где я пропадал. Я ответил: провел репетицию завтрашней ночной прогулки — чтобы выбрать самый естественный, не могущий вызвать подозрений маршрут от ресторана «Сплендидо» к тому переулку.

На следующее утро я позвонил в контору «Эр Франс» и пригласил Гаянэ на ужин. Она сейчас же согласилась, и мы условились насчет времени, когда я подойду к конторе. Но она попросила еще раз на всякий случай позвонить в 6 часов — вдруг ей продиктуют что-нибудь срочное и надо будет сразу же перепечатать стенограмму.

Когда я позвонил в 6 часов в контору, подошла другая девица и сказала, что Гаянэ только что уехала домой, оттуда поедет в монастырский заповедник к дяде, он опасно заболел. Гаянэ потом должна вернуться в контору и закончить работу.

Я звонил еще несколько раз — Гаянэ не вернулась в контору до полуночи. Дома у нее никто не отвечал. Очевидно, она осталась с матерью в заповеднике. Акцию пришлось отменить — перенести на следующий день. Ровно в 10 часов утра я позвонил в контору. Мне ответил мужской голос: Гаянэ не явилась на работу. Такой же ответ я получал в течение всего дня — она так и не появилась до 11 часов ночи.

После полуночи я стал звонить Веласкесу — никто не отвечал. Дома у Гаянэ тоже не брали трубку. Даню ушел днем и не возвращался домой. Он пришел только около двух часов ночи — навеселе, пританцовывал и слегка пошатывался.

Я спросил его: где Веласкес? Надо сообщить профессору, что Гаянэ еще не вернулась в город. Даню свистнул и махнул рукой. С трудом стянув с себя одежду, он упал на кровать и заснул. На следующее утро, узнав, что Гаянэ опять не вышла на работу, я пошел к Веласкесу. Он сидел в пижаме на кровати и смотрел на дерущихся девочек, они катались по циновке, вцепившись друг другу в волосы. Наконец одной удалось укусить другую, та заплакала, и ей было зачтено поражение. Победительница получила сигаретку и монетку. Веласкес приказал девочкам пойти вымыться и приготовить для него завтрак.

Я доложил о том, что Гаянэ так и не вернулась в город. Веласкес кивнул головой.

— Мы проверяли в заповеднике. Лесничий сидит дома и играет на скрипке. И никого там больше нет.

Я покосился на профессора.

— Я два дня разыскиваю по телефону… а вы изменили план и провели все без меня. А я все время, как дурак…

Веласкес сделал удивленное лицо:

— О чем вы?

Я повторил. Веласкес поправил парик.

— К сожалению, вы ошибаетесь. Ничего мы с девицей не сделали. Просто ее нигде нет. И ее матери тоже.

Оказывается, уже вчера днем было установлено исчезновение Гаянэ с матерью. Полиции было сообщено о том, что Гаянэ украла деньги у одного араба-торговца, что она профессиональная аферистка и проститутка. Полицейские ищут ее со вчерашнего вечера. Я недоверчиво покачал головой. Вскоре пришли Ренуар и Даню. Ренуар повторил слово в слово то, что мне уже сообщил Веласкес. Мне оставалось только сделать вид, что я принимаю эту версию. Но, подходя к дому, я сказал Даню:

— А все-таки я уверен, что девица уже зарыта в землю. Представляю, как вы ее изукрасили…

Даню невесело рассмеялся.

— Верить или не верить — твое дело, но ее действительно нет. Не знаю, как Веласкес с Ренуаром будут докладывать шефу.

— Куда же она могла деться? Перешла в другое измерение? Вы думали, что я буду жалеть ее, и прикончили без меня.

Даню скривил рот и махнул рукой.

Спустя три дня он передал мне: решено продолжать поиски девицы, и я должен представить объяснительную записку. К этой записке я приложил все диаграммы и таблицы, касающиеся хода обработки о. а. — 1. А в конце написал, что в моем сводном количественном анализе реакций о. а., возможно, были допущены ошибки (хотя регистрацию я проводил по системе «Крамер-Пибоди»), и кроме того, комбинированные приемы цикла Т, которые я применял на базе реитерационного стиля словесного воздействия, очевидно, дали обратный эффект.

Даню стал выражать опасения: не отразится ли история с о. а. — 1 на моем участии в большом деле, о котором говорил новый Командор. Судя по аффектации, с которой Даню выражал свои опасения, а также по его подчеркнуто сочувственным интонации и мимике, я понял, что он представил новому шефу какие-то соображения — не в мою пользу.

Однако все обошлось благополучно. Наступил день, когда мне и Даню вручили конверты с заданиями.

Эти конверты мы должны были вскрыть накануне вылета, вынуть листки с текстом, написанным симпатическими чернилами. Спустя некоторое время текст должен был сам исчезнуть.

Мне было приказано лететь до Базеля (аэропорт Сен-Луи) и пересесть на первый самолет, направляющийся в Аяччо (аэропорт Кампо дель Оро), оттуда направиться в Ниццу (аэропорт Лазурный берег) и пересесть на самолет, идущий в Тананариве (аэропорт Аривонимамо). В самолете ко мне подсядет человек, сделает парольные жесты и произнесет парольную фразу. От него я получу указания относительно дальнейшего.

В самолете до Базеля я должен держать в левом кармане пиджака номер журнала «Плэйбой», сложив его пополам и отогнув угол обложки. Если стюардесса, предлагая карамельки, уронит две на пол, надо по прибытии в Кампо дель Оро сейчас же брать билет на Бастию (аэропорт Поретта).

Даню получил приказ лететь в другое место. Мы простились с Веласкесом, Утамаро и Ренуаром — распили четыре пинты коньяку.

Вернувшись домой, мы откупорили бутылку редерера. Наполняя мой бокал. Даню сказал:

— Мои подозрения в отношении Гаянэ не были напрасными. Честь и хвала моей наблюдательности. При виде ее я всегда чувствовал неладное. Сердце у меня начинало потрескивать, как счетчик Гейгера…

Я посмотрел ему в глаза.

— Мы посвящены теперь с тобой в большие дела, и они связали нас как родных братьев. Скажи мне прямо… как самому близкому человеку. Ты убил ее?

Даню вытер пену на губах и поставил бокал на стол. Спустя минуту он тихо произнес:

— По-видимому, это сделала группа по икс-акциям, состоящая при Командоре. Он не пожелал доверить это дело нам. Жалко все-таки, что она не нам досталась. — Даню повертел головой и простонал: — я бы такое ей устроил… такое, что она поседела бы от ужаса.

Я поднял бокал и сказал:

— Она была моим объектом, и расправиться с ней должен был я, и больше никто. — Я вздохнул. — Обидно только, что ускользнула от меня. С каким бы наслаждением ее… своими руками…

Бокал хрустнул в моих руках, я швырнул его на пол.

Через три часа я вылетаю. Следующее донесение, наверно, пошлю вам из Тананариве. А может быть, из другого места. Призрак никогда не знает, что будет с ним в течение ближайших часов. В этом прелесть нашей профессии.

ВМЕСТО ДОНЕСЕНИЯ

Я должен был послать вам шестое по счету донесение. Но заменяю донесение этим письмом сугубо приватного характера.

Прибыв в базельский аэропорт Сен-Луи, я сел на самолет, идущий не в Аяччо, как мне было предписано, а в Амстердам. Через несколько часов я оказался в аэропорту Скипхол. Я вошел в наружный холл и взял трубку телефона прямой связи с отелем «Амстель». На мой вопрос: есть ли записка на имя Рембрандта? — портье ответил утвердительно. Я попросил его прочитать, что там написано, он прочитал. Я сейчас же взял билет на самолет КЛМ, идущий в Стокгольм.

Спустя полчаса я снова прошел в наружный холл и увидел женщину в зеленом плаще с полосатым капюшоном, закрывающим голову. Она стояла у объявления, написанного на японском языке, — фирма Стрип предлагала приезжим японцам познакомиться с работой амстердамских гранильщиков алмаза.

Вскоре началась посадка, я поднялся в самолет. Как только машина поднялась в воздух, я пересел во второй ряд. Сидевшая у окна женщина в зеленом плаще опустила полосатый капюшон, сняла солнечные очки и повернула ко мне лицо. Губы улыбались, но в глазах стояли слезы. Это была Гаянэ.

Ее отец во время войны был связан с ЭЛАС — народно-освободительной армией Греции — и собирал пожертвования среди населения в пользу партизан. Собирал очень умело — под самым носом оккупантов, — очевидно, отлично владел техникой конспирации и техникой уговаривания. В 1947 году, когда греческим патриотам снова пришлось уйти в подполье, отец Гаянэ возобновил нелегальную работу, но был убит иностранцем, который, назвавшись корреспондентом прогрессивной газеты, проник к подпольщикам.

Я открылся Гаянэ на девятой встрече после длительного разговора на темы группы 7 и рассказал обо всем, в том числе и о Командоре. Гаянэ, знавшая из рассказов матери о приметах убийцы, попросила меня собрать уточняющие данные. Я собрал их и выяснил, что «иностранный корреспондент прогрессивной газеты» и Командор — одно и то же лицо.

Случай помог мне уничтожить палача. Когда ар-Русафи вошел во двор, я шепнул ему, что его хотят убить — так же, как итальянца Маттеи и других, осмелившихся выступить против могущественных монополий Запада. Выслушав меня, кувейтец вошел в дом и, как я ему посоветовал, проследовал через подвал в соседний двор, затем, выйдя в переулок, дошел до ворот особняка и позвонил. Сановника — владельца особняка — ар-Русафи знал лично. Он объяснил сановнику, в чем дело, и, как я просил его, спустя сорок минут позвонил в полицию.

Как только кувейтец вошел в дом, я направился в другой конец двора и доложил Командору о том, что пришлось долго объяснять кувейтцу, как подняться по лестнице вверх, и что кувейтец хотел зажечь электрический фонарик, но я сказал, что этого нельзя делать — могут увидеть огонек со двора.

Спустя пять минут Командор пересек двор и вошел в дом, чтобы подняться по лестнице, не зажигая фонарика, как было условленно.

Я волновался первые десять минут, но никто не выходил из дома. Когда прошло сорок пять минут, я, поняв, что все в порядке, вошел в дом, поднялся до второй площадки с зажженным фонариком, вынул из кармана Командора, валявшегося с раскроенным черепом, провокационные документы и прошел к машине, в которой сидел Даню. Через некоторое время показались полицейские «джипы».

Бан тоже должен был получить по заслугам — за свои злодеяния в Алжире, Анголе и Южном Вьетнаме.

Все прошло именно так, как было рассчитано. Ударив в темноте человека, поднявшегося на вторую площадку, Бан зажег спичку и увидел, кого он прикончил. Он понял, что этого ему не простят, и решил бежать — прошел подвал и, выйдя на улицу, свернул в сторону кладбища, откуда добрался кружным путем до западной окраины города и первым же самолетом улетел в Европу. Вскоре его нашли в Амстердаме, и он на Принсен-грахт проглотил пахнущую миндалем пилюльку.

Убийца понес наказание, но этого было мало. Надо было еще взвалить на него другие дела, чтобы запутать расследование.

Гаянэ часто рассказывала мне о своей подруге стенографистке-машинистке бельгийского посольства Ирен Тейтгат. Я послал ей письмо о готовящемся ограблении медицинского склада на французском языке и подписался: Эркюль Пуаро. Ирен, разумеется, показала это письмо Гаянэ, и та посоветовала сейчас же позвонить не только в министерство здравоохранения, но и в редакцию газет и иностранные посольства. Так была провалена акция «Санта Клоз».

Компрометация Бана была проведена очень просто. По моей, просьбе Гаянэ позвонила Бану и измененным голосом сказала, что ей надо встретиться с ним и передать привет от женщины, которая его давно любит. Затем я позвонил Ирен и измененным голосом сказал, что мне надо встретиться с ней и передать привет от одного человека, который ее давно любит. Бан и Ирен, одинаково заинтригованные, явились в назначенное время куда следует — к фонарному столбу перед служебным входом в бельгийское посольство, как раз напротив книжного магазина Монтелеоне. Между ними произошел разговор, в ходе которого они поняли, что кто-то подшутил над ними. А я залучил Умара Кюеле в книжный магазин — специально для того, чтобы он мог увидеть в окно Бана, разговаривающего с женщиной, вышедшей из бельгийского посольства. Когда началось расследование, Умар заявил Веласкесу о том, что видел за два дня до акции «Санта Клоз», как Бан секретничал с бельгийкой.

Несколько слов о себе. Природная скромность не позволяет мне пускаться в автобиографические подробности. Скажу только, что я поступил на частные курсы сыскного дела (компания Керриер) с одной целью: набраться нужных знаний для писания грамотных детективных книг. Но когда я узнал, что наиболее способных курсантов отбирают для дальнейших занятий и затем определяют на весьма доверительную работу и что я попал в число отобранных, у меня возникла мысль использовать этот дар фортуны: собрать нужные сведения для сочинения достоверных рассказов и повестей о действиях секретных служб.

А после встречи с вами, когда я понял, что вы поверили придуманной мною биографии и что я прошел (незаметно для себя) все тесты, я решил идти дальше. Будь что будет! Когда я учился в университете, профессора предрекали мне карьеру ученого, и я сам собирался стать историографом, но меня немного смущало то, что наряду с интересом к сугубо научным проблемам я ощущал неприличную для молодого ученого тягу к творениям таких классиков шпионской беллетристики, как Лекью, Оппенхайм и Уоллес. В знаменитом рассказе Стивенсона добропорядочный Джеккиль по ночам превращается в злодея Хайда. Во мне тоже боролись ученый Джеккиль и детективный Хайд, и, увы, победил последний и приволок меня к дверям сыщицких курсов.

Когда я узнал от вас, что вы решили послать меня на специальные курсы и затем в секретную школу «где-то в Африке», я решил последовать примеру Стетсона Кеннеди и Жана Ко. Первый — американский репортер — проник в Ку-клукс-клан, а потом на основе личных впечатлений написал книгу «Я был в Ку-клукс-клане». А второй — французский журналист — совершил одиссею по злачным местам, куда впускают только избранных, и потом опубликовал сенсационный репортаж о «сладкой жизни» парижской элиты.

Искренне благодарю вас за то, что дали мне возможность пройти курс учения в школе АФ-5. Теперь я обеспечен материалами для серии шпионских повестей и киносценариев.

За день до моего вылета в Базель я был принят новым Командором. Сказав напутственное слово, этот неофашист-миллиардер — генерал от секретной службы ввел меня в курс акции, перед которой «Санта Клоз» и «Ниндзя-I» кажутся детскими забавами.

В ближайшее время я созову пресс-конференцию и расскажу о том, что мне удалось узнать с того дня, как вы посвятили меня в тайные дела, до того дня, когда новый Командор дал мне последнее задание.

Пусть мир узнает о делах, творимых и замышляемых вами и вам подобными. Конспект, по которому я буду говорить, состоит из 45 страниц машинописного текста плюс несколько карт и диаграмм.

Но эту пресс-конференцию надо провести в таком месте, где будет гарантирована моя личная безопасность. Сперва я решил устроить встречу с журналистами в одном городе, в центре Европы, в традиционно нейтральной стране, но Гаянэ сказала, что лучше поехать в другой город, более северный и более пригодный для такого рода пресс-конференций. Я стал возражать, но Гаянэ сделала сердитые глаза (вспомогательный прием 5а) — и я согласился с ней.

Утамаро, конечно, будет неистовствовать, когда узнает, кто с таким усердием слушал его лекции. Но профессор должен быть доволен своим учеником. Я провел комбинацию по всем правилам, приводимым в трактате «Ниндзюцу-хидэн-сецунин-мокуроку» (верхний свиток, глава седьмая), — проник в замаскированном виде во вражеский лагерь, завоевал доверие и в нужный момент нанес удар. Ведь это комбинация «фукурокаэси» — «вывернутый мешок».

Простите меня за неряшливый слог и небрежный почерк: рядом стоит Гаянэ и дергает меня за рукав — скоро посадка. По прибытии в тот город мы сразу же дадим первый бой. За ним последуют второй, третий — и так далее. Мы решили посвятить все наши силы, наши жизни борьбе с такими, как вы, врагами человечества, врагами его светлого будущего!


____________________

РОМАН НИКОЛАЕВИЧ КИМ

Родился в 1899 году в городе Владивостоке. Детство и юность его прошли в Японии, где в 1907–1917 годах он учится в Токийском колледже. В 1917 году Ким возвращается в Россию, оканчивает в 1923 году восточный факультет Владивостокского университета и до 1930 года читает курсы лекций по китайской и японской литературе в московских вузах.

Литературную деятельность Роман Ким начал в 1923 году.

Основной жанр его произведений — политический детектив, основанный преимущественно на фактическом материале.

Наиболее известны повести Кима «Тетрадь, найденная в Сун-чоне» (1951 г), «Кобра под подушкой» и «По прочтении — сжечь» (1962 г.), а также повести-памфлеты «Кто украл Пуннакана?» и «Школа призраков» (1965 г.).


Оглавление

  • ПЕРВОЕ ДОНЕСЕНИЕ
  • ВТОРОЕ ДОНЕСЕНИЕ
  • ТРЕТЬЕ ДОНЕСЕНИЕ
  • ЧЕТВЕРТОЕ ДОНЕСЕНИЕ
  • ПЯТОЕ ДОНЕСЕНИЕ
  • ВМЕСТО ДОНЕСЕНИЯ