Лопе де Вега Собрание сочинений в шести томах. Том 4
УЛОВКИ ФЕНИСЫ
Перевод В. БУГАЕВСКОГО
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Альбано. Камило — его слуга. Фениса. Селья — ее служанка. Лусиндо. Тристан — его слуга. Динарда. Бернардо. Фабьо. Осорьо — капитан. Кампусано, Тривиньяно, Ороско — испанские солдаты. Дон Фелис. Донато — его слуга. Дворецкий Фенисы. Лисео, Эстасьо — лакеи Фенисы. Первый солдат. Второй солдат.Действие происходит в Палермо.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ГАВАНЬ В ПАЛЕРМОЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Альбано, Камило. Камило«Я их читаю, ибо я ревную!»
Сонет на этой оборву строке.
Ее следы! Не смерть ли отыщу я,
Читая их?
Вы тщитесь на песке
Найти следы своей Фенисы милой?
Но эти письмена моей тоске
Ее пренебреженье подарило.
Ищу, целую их, страшась, чтоб вдруг
Волною дерзкой море их не смыло.
Что ж пишут ножки эти?
О мой друг!
Историю, где каждая страница —
Напоминанье бесконечных мук.
Нет! И господь карающей десницей
Не в силах так несчастного терзать,
Как непреклонность гордой прихотницы.
Благоразумье может оправдать
Влюбленного ревнивца исступленье.
Любовь ведь боязлива, ей под стать
Всего страшиться, трепетать пред тенью;
Невольно в состоянии таком
Податлива душа на подозренья.
Но что сказать о том, кто стал рабом
Распутной, лживой, бессердечной твари,
Пусть даже с привлекательным лицом?..
Что помрачился ум его в угаре.
Я признаю, что можно полюбить,
Терзаться ревностью, души не старя,
Но ведь не там, где стольких обольстить
Спешат, что Александру этой рати
Хватило б, чтоб всю землю покорить.[1]
Один за дверь, другой уже в кровати,
Семь под балконом, десять за столом
Нетерпеливо ждут ее объятий.
Уж большим отличаются стыдом
Животные. Ведь и в пылу желаний
Сто кур с одним кудахчут петухом;
Олень победно средь полсотни ланей
Возносит острия своих рогов,—
Все ж не рогат он, против ожиданий.
И я скажу вам без обиняков:
Подальше прячьте от такой красотки
Свой кошелек: она — бездонный ров.
Бык кажется стоящим за решеткой
Ручным и смирным; книжники сочтут
Фламандца трусом, мавра — девой кроткой;[2]
Невежда думает, что легкий труд
Писать трактаты; снится солдафону,
Что вскоре кафедру ему дадут;
Студенту — что с волною разъяренной
Он сладил бы. Какой торгаш не мнил,
Что может проповедовать с амвона?
Зато мужлан охотно бы учил
Судейских красноречию. И, право,
Легко забыть тому, кто не любил!
Любовь — не спор, не прихоть, не забава,
Не победитель, в дом вошедший к нам,
Любовь не пиршество, не жажда славы,
Любовь — гармонии священный храм,
Божественное чудо мирозданья,
Что нашим открывается сердцам.
Будь я влюблен в картину, в изваянье,
В цветок иль птицу, ты тогда бы мог
Мне дать безумца наименованье,
Но женщину любить? Тут, видит бог,
Нет сумасбродства.
Отповедь такая
В безумстве вашем и берет исток.
В любви, конечно, чистота святая
Всего превыше — так учил Платон,[3]
Но без тебя давно я это знаю.
Все мудрецы твердят нам в унисон:
«Познает счастье только тот влюбленный,
Кто не красою женскою пленен,
А лишь душой, грехом не оскверненной».
Но кто из них полуночи не ждал
Под выступом заветного балкона?
«Разнузданность, — как нам Нерон сказал,[4]
И сдержанность равно любви присущи».
Ценю я первое из двух
Последние комментарии
4 часов 45 минут назад
13 часов 37 минут назад
13 часов 40 минут назад
2 дней 20 часов назад
3 дней 23 минут назад
3 дней 2 часов назад