Бахыт Кенжеев родился в 1950 году. Окончил химфак МГУ. Поэт, прозаик, эссеист. Живет в Канаде. Лауреат поэтической премии “Anthologia” (2005).* * *Мой земноводный Орион за облаками схоронен,и пусть. Оставшийся недолог.Еще сияет сквозь метель серебряная канительна иглах выброшенных ёлок,но рождество и новый год уже прошли, как все прейдет;знать, вечен разве представительахейских склочников-богов, читай — ремесел и торговголенокрылый покровитель.Шарф клетчатый, ушанка из Шанхая, взгляд — вперед и вниз,пищит в руке мобильник алый.Он счастлив: бойкое свистит, над мостовой легко летитна зависть лире и вокалу.Подумаешь! Я тоже пел, хоть и неточно; я скрипелжелезным перышком начальными будущее зрил насквозь; единственно — не довелосьцарить над городом случайным.Но страшно жить в стране теней, неспешно сращиваясь с ней,и елисейскими лугамибрести по снегу, торопя жизнь, повторяя про себя:я веровал, но мне солгали.Зима от робости бела. Стакан на краешке стола.Что было сила — стало слабость.Осклабясь, выпивший поэт твердит погибшему вослед:Лаос, Онега, Санта-Клаус.* * *A собраться вдруг, да накрыть на стол…Александр Сопровский1Голосит застолье, встает поэт, открывает рот (кто его просил?).Человек сгорел — бил тревогу Фет, но Марию Лазич не воскресил.Человек горит, испуская дым, пахнет жженым мясом, кричит, рычит.И, январским воздухом молодым не утешившись, плачет или молчит.Ложь, гитарный наигрыш, дорогой. Непременно выживем, вот те крест.Пусть других в геенне жует огонь и безглазый червь в мокрой глине ест.И всего-то есть: на устах — печать, на крючке — уклейка, зверь-воробейв обнаженном небе. Давай молчать. Серой лентой обмётанный рот заклей,ибо в оттепель всякий зверь-человек сознает, мудрец не хуже тебя,что еще вчера небогатый снег тоже падал, не ведая и скорбя,и кого от страсти господь упас, постепенно стал холостая тень,уберегшая свой золотой запас, а точнее — деньги на черный день.2Что есть вина, ma belle? Врожденный грех? Проступок?Рождественская ель? Игрушка? Хлипок, хрупок,вступает буквоед в уют невыносимый,над коим царствует хронограф некрасивый.Обряд застолья прост: лук репчатый с селедкойнорвежскою, груз звезд над охлажденной водкой,для юных нимф — портвейн, сыр угличский, томатыболгарские. Из вен не льется ничего, и мы не виноваты.О, главная вина — лишай на нежной коже —достаточно ясна. Мы отступаем тоже,отстреливаясь, но сквозь слезы понимая:кончается кино и музыка немаяостанется немой, и не твоей, не стоитстрашиться, милый мой. Базальтовый астероид,обломок прежних тризн, — и тот, объятый страхом,забыл про слово “жизн” с погибшим мягким знаком.Да! Мы забыли про соседку, тетю Клару,что каждый день в метро катается, гитаруна гвоздике храня. Одолжим и настроим.До-ре-ми-фа-соль-ля. Певец, не будь героем,взгрустнем, споем давай (бесхитростно и чинно) —есть песня про трамвай и песня про лучину,есть песня о бойце, парнишке из фабричных,и множество иных, печальных и приличных.* * *В сонной глине — казенная сила,в горле моря — безрогий агат,но отец, наставляющий сына,только опытом хищным богат.Обучился снимать лихорадку?Ведать меру любви и стыду?Хорошо — шаровидно и сладко,словно яблоку в райском саду.Пожилые живут по науке,апельсиновой водки не пьюти бесплатно в хорошие рукилупоглазых щенков отдают.Да и ты, несомненно, привыкнешь.Покаянной зимы не вернешь,смерть безликую робко окликнешь,липкий снег на губах облизнешь.Вот и мудрость, она же чреватачастным счастием, помощью отнеулыбчивого гомеопата,от его водянистых щедрот.И, под скрип оплывающих ставенпогружаясь в бездетную тьму,никому ты, бездельник, не равен,разве только себе самому.* * *Любовь моя, мороз под кожей!Стакан, ристалище, строка.Сны предрассветные похожина молодые облака.Там, уподобившийся Ноюи размышляя о родном,врач-инженер с живой женоюплывут в ковчеге ледяном,там, тая с каждою минутой,летит насупленный пиит,осиротевший, необутый,на землю смутную глядит —но аэронавт в лихой
Последние комментарии
10 часов 13 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 11 часов назад
3 дней 17 часов назад
3 дней 21 часов назад