ус,
что сильно обесцвечен никотином,укутанное пестрым шарфом горлои — желтые, тигриные глаза.Батумскую мы закурили “Приму”,вполне приличный, правильный табак.Я поглядел по сторонам, на стенкевисело два десятка фотографий:тбилисское “Динамо” перед матчем,Пайчадзе молодой и Метревелис ракеткой после сета, человекв фуражке капитанской у штурвала,жених с невестой где-то в местном загсе,красотка из индийского кинои Буба Кикабидзе с микрофоном.Последним на стене висело фототуманное и старое. Ономне сразу показалося особым,знакомым даже. Какая-то толпа, и впередис кустарным флагом молодой грузин,обмотанный под клифтом пестрым шарфом.Я наблюдателен, и я заметил,что шарф такой сейчас на ассистенте.Но мало ль одинаковых шарфов!Вдруг ассистент сказал: “Хозяин этойшашлычной — Нестор — давний мой приятель,и у него хороший есть коньяк,но для своих. Хотите закажу?” —“Ну да, конечно”. — “Можно двести грамм?” —“Зачем же двести, лучше взять бутылку”. —“А вы щедры”. — “А для чего нам деньги?Потратим эти — новые придут!” —“Вот это мудро, я вам отслужу”, —и он прикрикнул что-то по-грузински.И нам на стол поставили коньяк —совсем другое дело. Мы выпили,и побежал туман перед глазамии огонь по жилам…И я опять на это фото глянули убедился —онпередо мной.Не только шарф,онсам,тот желтый взор, тот низкий лоб,та меленькая оспа.Онсам передо мной коньяк мой пьет.“Так это ты?” — спросил я напрямик.“Да, это я, а как ты догадался?” —“А я внимателен, таков мой дар.Теперь по кофе?” — “Кофе два, как надо!” —он крикнул вдруг по-русски. Я подумал,чтоонвсегда хотел быть только русским.“Так для чего убил ты миллионы?Своих товарищей по партии убил?Народы выслал? Прозевал войну?” —“Ты хочешь, чтобы я сейчас ответил?” —“Конечно, больше случая не будет”. —“Ты знаешь, я — поэт, и я — артист,мне просто было интересно, как себявы поведете. Эх, люди, люди!С моим портретом вы пошли на казнь.Я ждал, что будет, — вы не огрызнулись даже.Баран и тот бушует, приближаясь к бойне”.Я захмелел и погрузился в сон.И кто-то по плечу меня похлопал,очнулся я, передо мной —фотограф высился и обаятельноглядел в глаза мне. “Ах, простите,задержался я.Как хорошо, что вы меня дождались.Дела я сделал — можно отдохнуть”.И он присел и ноги протянул,как понял я, натруженные ноги.Смеркалось, и зажгли в шашлычной свет,дождь наконец закончился, и людиушли, и до закрытия базара остался час.И вдруг фотограф мойсказал на неизвестном языкемне что-то справедливое по звуку,но я не знал, о чем он, и ответилему: “Переведи!” —“Нет, слишком я устал, — сказал фотограф, —ведь я брожу уже две тыщи лет”. —“Я догадался, кто ты, — я сказал. —Я заплатил за счет, где фотоснимки?” —“Они в альбоме”. — “Покажи альбом”.Он расстегнул клеенчатую сумку,и вытащил замызганный альбомчик,и протянул мне. Я его открыл.На первом снимке высилась Голгофа,вот поцелуй Иуды, вот ужелегионеры римские, и Он,не Агасфер, а Тот, Другой, Которыйотправил в странствие соседа моего.Вот крестоносцы в пышной Византии,вот ночь Варфоломея, вот Цусима,вот Робеспьер в Конвенте на трибуне,вот казнь Людовика,вот Данте и Вергилий,вот Черчилль с автоматом на линкоре,вот Чкалов, Байдуков и Беляков,вот Ленин в шалаше, Зиновьев рядом,вот Николай в Ипатьевском подвале,вот Николаев поднял парабеллум,Распутин и Юсупов, Мата Хари,Мерлин Монро и Кеннеди убитыйв лимузине, и Гитлер в “хорьхе”,а вот иассистентна Мавзолее.И я закрыл альбом.“А где же мой заказ?” — “Ты не спеши,заказ со мной, но ты его получишь,когда базар закроется”. — “Что так?” —“Ты распишись в квитанции сначала.У нас здесь бухгалтерия своя,мы чтим порядок”. Он полез в кармани вытащил измятую бумагу,и я ее расправил. Боже мой!Была написана она по-арамейски.“Что здесь написано?” —“А ты не догадался?” — “Нет покамест”. —“А здесь все то, что станется с тобой”. —“Что будет, если я не подпишу?” —“Тогда мы отвернемся от тебя,и ты сойдешь с тропы своей судьбы,и проживешь чужую жизнь, и будешьобманут ею”. И я допил коньяк.И я
Последние комментарии
15 минут 26 секунд назад
7 часов 38 минут назад
13 часов 23 минут назад
14 часов 29 минут назад
15 часов 27 минут назад
15 часов 42 минут назад