три
вам снимки он доставит на базар.Я подойду попозже, есть дела.Итак, до трех”.И дождь опять пошел,и резко потемнело, и валыс печальным грохотом обрушились на сушу.И в этом мареве исчез фотограф мой.Я глянул на часы — двенадцать двадцать.Как время мне до трех убить?Пойду и пошатаюсь по Батуму,по набережной, а затем и в город,зайду в галантерейный магазин,там продают изделия цехов подпольных —майки и носки нейлоновые,лжекашемир, лжекожу, лжевискозу,куплю чего-нибудь недорого совсеми кофе выпью, три часа пройдутза этим делом — все же развлеченье.И я потопал. И как раз за спускомот набережной к парку магазинчикуютный и убогий отыскал.Он тоже был безлюден, лишь кассиршадремала в уголке. Я выбрал майкус фальшивым лейблом, вынул кошелек,хотел пробить свой чек — и вдруг увидел,что к кассовому аппаратуприслонен портретего— знакомые усы,мундир знакомый и знакомый ежикнад низким лбом.Я как дурак спросил: “Зачемонздесь?Зачемонвам вообще?” —“Аон— великий человек, великий.Какое ваше дело? Покупайтетовар и уходите”. — “Но зачемвы любитеего?Онмиллионыубил невинных”. — “Онубил мерзавцев.Был дядя у меня, брат матери,он стал меньшевиком в двадцать втором,ионего убил.Зачем подался тот в меньшевики?Все по заслугам — расстреляли дядю.Оннемцев победил, чеченцев выслал,онцены всякий год вовсю снижал.И всеегобоялись. А теперь,что, лучше разве?” И ушел я с майкой.Опять на набережную я свернули в будочку сапожную уперся.Починка обуви и чистка, и — открыто.Я заглянул, дремала ассирийказа ящиком своим, я разбудил ее,сказал: “Почисти”. —“Давайте и простите — я заснула”.И я уселся в кресло, и онадостала гуталин. И вспомнил я:еговедь называли Гуталином.И за ее спиной увидел ядругой портрет —онс матерью и сыномВасилием, их кто-то написал,наверно, на клеенке.Он— в мундире,роскошном, маршальском,Василий — в пиджаке, а мама Катино —в одежде черной…И замелькали щетки ассирийки,и залоснились прахоря мои.“Зачемонвам?” — “А я кнемупривыкла,вся жизнь принемпрошла,вот безнегои скучно стало”. — “Боже,ваш народ древней, чем пирамиды и Эллада,ну чтоонвам?” — “Вам не понять. Без них,без Тамерлана и Аттилы, скучно!Вот изгнаны мы из родной земли,рассеяны по свету, чистим обувь,живем неплохо, только скучно нам.А снимзабавнее и веселее…С вас два рубля…” И расплатился я.И пролетело сумрачное время.Я поспешил на городской базар,а он еще как раз не разошелся:вот горы изабеллы, груши бэра,вот специи в мешочках и ткемали,аджика адская, домашнее вино,молочный ряд, мясной и трикотажный.Сменить носки промокшие — как славно!Вот будка лотерейщика, газеты,чурчхелы, вот коньячная бурдав бутылках липовых — подделка местнаяпод знаменитой маркой,наперсточники с грустными глазами,а вот и мне назначенное место —шашлычная “Эльбрус”. Убогий домикиз плит цементных с ленточным окном.И я вошел. И нет свободных мест,поскольку дождь еще не прекратился,и здесь его пережидают за хашем,лобио и шашлыком, ну и, конечно,за лучшей в мире чачей.И вдруг я слышу голос: “Эй! Сюда!”В углу я вижу человека в болоньетемно-красного, линялого оттенкаи в сванской шапочке. И он призывномашет мне. Я подошел и понял —ассистент. “Садитесь, я принесзаказы ваши”. — “Так познакомимся”, —и я назвал себя. Он что-то пробурчал —я не расслышал. Я крикнул: “Эй, батоно,закуску, два харчо, два лобио,потом два шашлыка,бутылку чачи и вина бутылку”.И скоро появилось это все.“Вы из Москвы?” — “Да, из Москвы, но раньшежил в Ленинграде”. — “Я тоже там бывал”.И вот мы выпили и закусили сыромсулугуни жареным — закуски лучше нет.Он жадно стал хлебать харчо, он, видно,проголодался, да и яне ел сегодня ничего с утра.И я спросил: “А что, хозяин ваш придет?” —“Придет хозяин, он опоздает, может, на часок”.Мы выпили еще по стопке чачи.Душа открылась, присмотрелся я,и облик ассистента стал мне ясен:кавказское лицо, загар, щетина,два зуба золотых и сивый
Последние комментарии
2 дней 3 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 9 часов назад
2 дней 10 часов назад
2 дней 11 часов назад
2 дней 12 часов назад