греха и скверны.
Но тебе мои игры без правил — нехороши,и признанья — приторны, и одежды — несоразмерны.Оттого навстречу воде, вздымающейся ребром,с инфракрасными искрами в зеленом стекле прибоя,ты глядишь набычась — как остров, как волнолом,ощутимо прям в желании быть собою,утвердиться в плоскости, выпустить якоря,финал, беззащитно открытый, сжимая в точку, —и, проникший мой свет сгустив до плотности янтаря,исключить утечку сквозь бренную оболочку.
(обратно)
Дизелятник
Огненно-рыжая шевелюра следователя в полумраке камеры, казалось, светилась даже сильнее, чем пыльная тусклая лампочка в углу потолка. Шершавые стены, выкрашенные темно-зеленой краской, сгущали сумрак. Пространство концентрировалось на листке дешевой желтой бумаги, которую он положил на стол.— Вот. Протокол о твоем задержании милицией. Подписывай.Больше всего следователь походил на клоуна Клепу из “АБВГДейки”. Маленькое треугольное лицо под копной различить было уже сложно.— Меня не задерживали, товарищ капитан. Я сам пришел.— Как не задерживали? Что ты мне втираешь, солдат? Вот: “Задержан нарядом милиции на Белорусском вокзале…”— Я не был на Белорусском вокзале. — Я пододвинул бумажку, прочитал. В ней стояла фамилия какого-то Денежкина, рядового.— Это не моя фамилия. Моя фамилия Бабченко. И я — старший сержант.— Да? — Он взял лист, уткнулся в него взглядом. — Да, правда…Не твоя.Взяли меня утром этого же дня, в комендатуре, куда я пришел отметить отпускной билет. Отпуск получил благодаря старшине — у меня умер отец, и он выбил мне десять дней. Сразу с самолета я поехал в крематорий, в кирзачах и форме. Успел как раз к моменту, когда гроб с отцом опускали в печь. От жара под китель заползали вши.Вечером обострилась дизентерия. В полку дристали все, но там постоянное напряжение не позволяло организму сломаться окончательно. Дома же открылось сильное кровотечение. Когда я в очередной раз забрызгал туалет кровью до потолка, мама вызвала “скорую”. Последняя стадия острой инфекционной дизентерии. На кишках уже образовались бутоны язв. Срочная госпитализация. Перемыть все с хлоркой и никого не впускать.В больнице я пролежал всего сутки. И хотя она больше походила на следственный изолятор — решетки на окнах, металлические двери, охрана, выход в город строго запрещен, инфекция и отдельный сортир на каждую палату, — но я умудрился сбежать по поддельному пропуску одного выздоравливающего. Прошел посты охраны, сиганул через забор и свинтил.У меня было всего десять дней, и провести их на больничной койке было бы глупо. О здоровье в такие моменты не думаешь. Просто не веришь, что оно тебе понадобится. Будущее определено, и кроме войны в нем ничего нет. Кровавая дристня по сравнению с этим — такая мелочь...Да и потом, лечиться — значит загадывать на будущее. А это опасно. Война очень тесно связана с метафизикой. Нельзя выигрывать постоянно. Лучше постоянно проигрывать. Чтобы в итоге выиграть один раз, но в главном. Поэтому — чем хуже, тем лучше.Хотя таблетки, которые прописали в больнице, я все-таки ел. Чтобы совсем уж не свернуться в трубочку.Отпуск я, конечно же, просрочил. Дней на десять. Из Моздока в 96-м вообще никого не отпускали, потому что назад не возвращался никто, а если и возвращался, то месяца через четыре, не раньше. Я же перегулял всего десять дней. Даже говорить не о чем.Но в комендатуре посчитали по-другому. Капитан, которому я протянул в окошечко отпускной билет, вместо того чтобы просто шлепнуть печать, спросил, почему я задержался.Я протянул справку о болезни — мне ее выписала наша участковая. Капитан взял документы и куда-то ушел.Вернулся он минут через двадцать.— Пойдем со мной.Мы прошли вглубь помещения, пересекли дворик и через черный вход вошли в другое здание. Длинные коридоры, кабинеты. Остановились в большом холле, с огромным красным ковром и дубовыми панелями. Все по-генеральски величественно. Всего одна дверь. На ней табличка “Комендант”.— Жди здесь, — сказал офицер и, постучавшись, вошел.Вышел он довольно быстро.— Все в порядке, товарищ капитан?— Да. Все в порядке. Пошли.Мы опять прошли длинными коридорами, но на улицу уже не вышли, а спустились в ярко освещенный подвал.За длинным бюро сидел еще один офицер спортивного телосложения, в парадной форме. За его спиной что-то записывал в тетрадку солдат.Капитан протянул офицеру мои документы:— Вот, держи. Еще одного лыжника поймали.Я все еще ничего не понимал. Ждал, когда они закончат свою бюрократию и отпустят меня наконец. Сразу из комендатуры я собирался на вокзал за билетом до Прохладного. Там пересадка на
Последние комментарии
6 часов 55 минут назад
22 часов 59 минут назад
1 день 7 часов назад
1 день 7 часов назад
3 дней 14 часов назад
3 дней 18 часов назад